Свободное падение
Лоуренс Гоуф


Уиллоус и Паркер #6


Лоуренс Гоуф – автор серии полицейских романов о детективах Джеке Уиллоусе и Клер Паркер, которые с блеском раскрывают самые запутанные и страшные преступления.

В романе «Свободное падение» население Ванкувера взбудоражено серией дерзких ограблений местных банков, причем полиция не исключает, что все преступления совершены одним и тем же на редкость ловким и удачливым злодеем. Во время последнего налета пролилась кровь, что заставляет детективов удвоить усилия по поимке грабителя, который не подозревает, что сам давно уже стал невольным и далеко не главным участником иной, гораздо более крупной, коварной и кровавой охоты за вожделенными миллионами.

Романы предлагаемого сборника публикуются на русском языке впервые.


Лоуренс Гоуф

Свободное падение


Сестрам Роуз – Габриелле и Вики


Влюбился не в тебя, моя детка,

Влюбился я в преступные глаза!

И пусть меня повесят здесь на ветке,

Но для души – ночная ты гроза[1 - Куплет из песни к роману «Свободное падение» публикуется с любезного разрешения «Уошер Браун и Линкольн Р. Пауэл», «Лонг эз Ейр Арм Рекордз» и «Апбит/Битап Мьюзик, Лтд.», 1948, 1991.].


Глава 1


Хрупкие планки жалюзи из тонкого пластика хрустнули у него в руке. Грег напряженно смотрел на бело-голубой автомобиль ванкуверской городской полиции, который почему-то запарковался неподалеку от его дома.

Грег твердил себе: расслабься, это ерунда. Он побежал в кухню, хватанул из холодильника банку пива и, не ощущая вкуса, пил, ловя возбужденным слухом шум работающего автомобильного двигателя. Боже, да что же им здесь нужно?

Чирикнула канарейка.

Грег зашипел по-змеиному, она спрыгнула на пол клетки и затаилась.

Он выпил еще банку пива, глотнул коки. Он уже не мог совладать с собой. Надо было что-то делать. Он схватил двустволку 12-го калибра и примотал ее к стулу липкой изоляционной лентой, объединив при этом спусковые крючки и привязав их к ручке двери. Лег на пол и, посмотрев в прицел, убедился, что наводка хороша. Потом, закурив, взвел оба курка и вернулся в спальню.

Фараоны стояли, двигатель работал. Он отпил еще немного коки – черт! – вместо вкуса выхлопные газы, с ума он сходит, что ли? На кровати валялись пистолеты. Он схватил кольт «магнум-357». Слишком тяжел, невозможно держать, а врезать таким посильнее – сам без руки останешься.

Он снова вцепился в жалюзи, сминая и выворачивая планки. Забытая сигарета обожгла ему губы. Выругавшись, он выплюнул окурок на ковер. Внутри патрульного автомобиля зажегся свет: двое в форме и кто-то еще на заднем сиденье.

Он поспешил в кухню, проверил ствол и, схватив в холодильнике еще банку пива, снова побежал в спальню. Фараоны были на месте.

Он повернулся к ним спиной и, прикрывая рукой пламя зажигалки, осторожно прикурил.

Когда он выглянул снова, их уже не было. Что теперь? Позвонить Хилари, напроситься к ней? Но, если он под колпаком, это вряд ли разумно.

Он сдвинул свой арсенал в ноги кровати, отыскав блок дистанционного управления, улегся и стал лениво шарить по каналам телевизора…

Часов через двенадцать сквозь отверстие в жалюзи прокрался солнечный луч и все утро бродил по комнате, а Грег спал, пока не вскочил, разбуженный взрывом безумного хохота.

Квадратное хохочущее лицо Шварценеггера занимало весь экран маленького «Хитачи». Став наконец серьезным, Шварценеггер принялся отрицать, что собирается участвовать в выборах на пост губернатора Калифорнии. Грег убрал его. По TSN передавали теннисный матч, на корте свирепствовала Мартина, ожесточенно, с деревянным стуком посылая мяч.

До Грега постепенно доходило, что в спальне жара и духота, а у него ужасная головная боль и нестерпимая жажда. Вырубив телевизор, он встал с постели и столь стремительно двинулся к холодильнику, что сразу же попал в ловушку и чуть не подстрелил себя.

Добравшись наконец до холодильника, он, достав оттуда литр свежего апельсинового сока, с жадностью присосался к нему и пил на ходу, потирая грудь, куда стекал с подбородка холодный сок.

Из ящика в холле он достал три утренние газеты, захлопнул и запер дверь и, войдя в кухню, принялся готовить кофе: шесть чашек воды, кофе строго по мерке – особый кенийский и французский темный – кофеварка включена.

В ванной он критически осмотрел себя в дешевое, в полный рост зеркало, привинченное к двери, и, включив горячую воду, отрегулировав температуру, встал в ванну.

Пока он чистил зубы и в зеркало яростно улыбался пенистой улыбкой, тепловые лампы высушили его тело. Хилари была без ума от его улыбки. Этим он ее и соблазнил. Он снова изобразил улыбку. Чудная девочка. Ужасно то, что он собирается с ней сделать. Она была типичной собственницей, как, впрочем, все они. Много говорила и все время задавала вопросы. Грег этого не любил: приходилось напрягаться, как на работе, все время помнить, что он ей налгал раньше. Он сказал ей, что был актером в Торонто, потом остался без работы – поверила, проглотила.

Он сушил феном свои черные кудрявые волосы, взбивая их пальцами, чтобы казались гуще. Перманент начинал развиваться, но это было не важно.

Не одеваясь, он вошел в кухню, смешал порцию корицы с сахаром, и, отрезав четыре толстых куска кислого хлеба, заложил их в тостер.

К тому времени, когда тосты были готовы, он уже выпил полчашки кофе и начинал чувствовать себя человеком. Он пил из своей любимой чашки с простым рисунком – черно-белые шашечки, слегка искаженные внизу, где чашка закруглялась. Совсем как люди: не слишком сложные и искаженные – всяк на свой лад.

Он подлил молока, помешивая ложечкой, неизменно по часовой стрелке, привычка, одна из многих. Человека выдают штампы, привычные жесты. В отношениях с фараонами куда лучше новизна, непредсказуемость, иначе – шашечки, клеточки, решетка…

Такие мысли бродили в его голове, пока он пил свой утренний кофе. В день ограбления он любил ходить по комнате обнаженным. Он был далеко не Шварценеггер, но гордился своим телом, плотной упругой мускулатурой и принимал меры, чтобы не терять формы. Нагота почему-то давала ему ощущение силы, в то же время усугубляя чувство уязвимости. В его квартире было много зеркал, они отливали серебром, куда ни повернись. Это было не тщеславие, а что-то более сложное – желание видеть себя в неожиданном ракурсе, в игре света и тени, как бы глазами постороннего, – он любил удивляться. Наполнив вторую чашку, он отправился с ней в гостиную, в полуденное солнце, позолотившее мебель. Растянувшись на софе, он просматривал газеты, читал сводки о преступлениях, раздел спорта, заглянул и в политический обзор.

Зазвонил и смолк телефон. Помолчал и зазвонил снова. Грег взял трубку.

– Грег? – Голос Хилари.

– Кто это?

– Я, Хилари. Минуту поговорим?

– О чем?

– О вечере.

– Ты свободна?

– Что? Не говори глупости, мы же условились? Я хотела посоветоваться, что мне надеть: черное атласное, которое я недавно купила, или красное, что я надевала в позапрошлый раз.

– Черное, – сказал Грег. – Надень черное.

– А не красное, ты уверен?

– Черное, – сказал Грег. – Оно подойдет к моему настроению.

– Грег! – позвала она. Голос у нее был низкий, словно приправленный мускусом и восточными пряностями.

– Что? Что?

– Может, придумать что-нибудь еще, надеть, скажем… – Она замолчала, чувствуя, что он не слушает, а Грег в это время пытался вникнуть в суть болтовни на параллельной линии. Наконец Хилари сказала: – А ты действительно ужасен, не находишь?

– Нет, нет, детка, только платье, и самое простое!

– Ты заедешь за мной в восемь, да?

– Да, около того, – буркнул он и быстренько извинился, чтобы она не бросила трубку. Он закурил, пуская дым к потолку и читая раздел юмора в «Глоб энд Мейл», пока она с воодушевлением рассказывала о новых духах, которые сведут его с ума. Потом ему надоело, он сказал, что в дверь звонят, и осторожно положил трубку.

Он снова закурил – пятую или шестую сигарету в этот день. Надо быть просто гадом, чтобы так с ней обращаться! И по какому праву? Она не виновата, что позвонила в то время, когда он пытался настроить себя на ограбление банка. Он схватил трубку, набрал номер. Ответила пожилая женщина, голос незнакомый. Он попросил Хилари и услышал, что мисс Флетчер, видимо, ушла на ленч.

Докурив сигарету, Грег лег на ковер посреди гостиной и сначала проделал девять отжиманий, потому что сегодня ему придется нести пистолет 9-го калибра, потом двадцать шесть приседаний, по числу своих лет, затем, перевернувшись на живот, весь в мыле, он одолел число отжиманий, равное трехзначному номеру его квартиры, блоками по десять штук.

Закончив, он взглянул на электрические часы над раковиной. Час тридцать. Великолепно. Ему понадобится около часа, чтобы пропылесосить, вымыть и натереть пол в кухне и ванной, помыть посуду. Потом придется принять душ. Час на гримировку, минут двадцать на выбор одежды и переодевание, еще десять минут, чтобы зарядить и почистить оружие, и он готов, как и намечено, выйти из дома в четыре.

Грег наклонился, чтобы достать из-под раковины моющее средство. Из углубления в полу для отвода воды торчало дуло полуавтоматического пистолета 25-го калибра и глядело ему прямо в глаза. Первая в этот день порция адреналина молнией пробежала по телу, согревая и щекоча плоть.

Он пылесосил с ветерком, и это ему почти нравилось. На пол в кухне понадобилось немного больше времени, чем он рассчитывал, но зато пол блестел, как полированный лед.

Снова приняв душ и чуть-чуть сбрызнув тело одеколоном, он оделся в просторные темно-зеленые брюки из саржи и такого же цвета рубашку. Всю одежду Грег выписывал по почте после одного случая, когда, покупая шелковый галстук у продавщицы в магазине Итона, которая в прошлом воплощении была кассиром в банке, Грег поймал на себе ее полный ужаса панический взгляд. К счастью, она, должно быть, решила, что это страшный сон, галлюцинация. И он, оплатив покупку, ушел.

Он включил взятый напрокат компьютер, нашел файл с названием «ЛИЦА». В бойцовском настроении, перед делом, он выбирал себе надлежащую маску, правдивую в своем роде. Грег знал правила игры и верил в них.

Он улыбнулся, вспомнив о классическом описании грабителя банка, которое он несколько лет тому назад вырезал из газеты. «У него был шрам на скуле, – сказал свидетель, – и пистолет». Две абсолютно бесполезные детали – это все, что полиция смогла вытянуть из человека, просидевшего с глазу на глаз с бандитом целых десять минут в украденном у него же автомобиле.

Пистолет и шрам.

Грег представил себе, как все полицейские отделения по борьбе с бандитизмом засыпают, перелистывая каталоги с харями.

А вот шрама на скуле как раз и не было, убедился он, нажимая на клавиши и просматривая файл. Чуть больше года назад он уже пользовался шрамом, когда грабанул коммерческий банк. Он работал тогда под китайца, почему, он припомнить не мог. Как звали кассира? Грегу пришлось взглянуть в компьютер. Беверли, она не была китаянкой. С бровями Брук Шильдс и носом Барбары Стрейзанд.

Шрам над глазом подошел бы, хотя нос всмятку тоже великолепен. С ушами труднее, они должны подходить к цвету кожи. Он мог сделать себе короткий диагональный шрам, скажем, от подбородка к углу рта. Если добавить к гриму немного красного, шрам может выглядеть отталкивающе. А еще немного тонкого, как бумага, латекса – и будет вид как после вторичной инфекции. Грег уже вошел в раж, И его врожденное естество тому не противилось.

Он просматривал файл, пристально вглядываясь в свои предыдущие маски, словно при левитации плывущие по экрану. Время от времени, нажав на клавишу, он оставлял какое-то лицо на экране и жадно вглядывался, стараясь запомнить каждую деталь, каждую черточку.

Просмотрев все лица и убедившись, что он их помнит и нет опасности повториться, он выключил компьютер, отправился в ванную и приступил к творческой работе.

За двадцать минут он успел прибавить себе лет пять жизни, полной лишений и ударов судьбы, успешно понизив свой интеллектуальный уровень процентов на двадцать. Ворча, он поднял кулаки, опустил плечи, сделал в сторону зеркала финт, затем боковой удар левой полусогнутой, голова его откинулась назад, казалось, он с трудом волочит ноги, морщась от боли. Он выглядел великолепно – копия парня из массовки на съемках фильма о Роки. Грег попробовал голос:

– Эй, это ограбление! Не сопротивляться! – Он расхохотался. Край ткани от шрама отклеился и червяком повис на нижней губе. Он приклеил его куда нужно, тщательно вминая в кожу клейкую пасту. Нет, это неубедительно, никто не примет всерьез. Он попытался еще раз, стараясь говорить медленно и весомо.

– Эй, это ограбление! – Нет, лучше грабеж.

Он сжал кулак, выбросив указательный палец к зеркалу, будто спуская курок.

– Ограбление! Давай деньги, а то голова отлетит! – Нет, слишком драматично.

Он попытался по-другому:

– Деньги, не то стреляю.

Да, это уже лучше. Он переждал минуту, принял стойку, и все пошло сначала: движение вразвалку, кулак-пистолет, холодный безжалостный взгляд.

– Давай деньги или стреляю! Ну и ну, как страшно.

Он обернул живот сложенным махровым полотенцем, подложил под рубашку поролоновые подплечики. Чего-то не хватало. На палец правой руки он надел дешевое серебряное колечко – с мертвой головой и красными стеклянными глазами, – купленное в магазинчике за десять долларов. Теперь это был настоящий скандалист с брюшком, начинающий полнеть хулиган, уже не первой молодости, но такой парень, с которым очень многие не захотят связываться.

Для пущей безопасности Грег засунул в боковой карман ветровки запасную обойму и свой любимый четырнадцатизарядный браунинг.

За все время своей карьеры грабителя банков ему только дважды пришлось угрожать оружием. Это не очень-то приятно, потому что тянет на вооруженное ограбление – тяжкое обвинение, большой срок, полная изоляция.

Однако не всегда получается, как задумано, вот и приходится угрожать, чтобы подчинить и добиться желаемого.

Даже если ты безоружен, обвинение всегда может уговорить жертву, и она «вспомнит», что видела оружие у тебя в руках. А если присяжные купятся на ее россказни, ты готов, испекся. Так что самое лучшее – не попадаться.

Секрет карьеры грабителя банков – НЕ ПОПАДИСЬ!

Временами Грег задумывался, а если он помашет браунингом перед носом какого-то чудика, а тот не остановится, сможет он спустить курок?

Если дойдет до дела, он смоется или станет убийцей?

Этого он не знал.


Глава 2


Было еще совсем рано, чуть больше четырех, до толчеи часа пик время еще оставалось. Передок «каприса» подпрыгнул, когда колесо наехало на бордюр. Уиллоус поддал газу и припарковался позади бело-голубого автомобиля.

– Ты все еще получаешь от этого удовольствие? – не без лукавства поинтересовалась Паркер.

Уиллоус выключил мигалку, заглушил мотор. Положив ключи в карман кожаной куртки, он вышел из машины и захлопнул дверцу.

– Получаю удовольствие от чего?

– От парковки на тротуаре, Джек. После стольких лет работы тебе все еще приятно запарковаться на тротуаре, да?

Уиллоус ухмыльнулся, но отрицать не стал.

Они находились против гостиницы «Риальто», кварталах в пяти от здания службы общественной безопасности по Мэйн-стрит, 312, которое около тысячи полицейских считали своим домом. Недалеко были станция подвесной железной дороги, выход из ресторана «Макдональдс», вокзал ужасающей архитектуры и выставка Центра науки и техники, которая сразу бросалась в глаза. Только очень неискренний агент по продаже недвижимости мог бы порекомендовать такое соседство, неприятное и беспокойное.

Под козырьком обшарпанного подъезда «Риальто» стоял полицейский в униформе. Он был очень юн и носил темные зеркальные очки – не по уставу, – в которых отражалось небо и мелькавшие мимо люди и автомобили. Он ловко жонглировал тремя пестрыми бумажными шариками. Увидев Уиллоуса и Паркер, он поспешно отбросил шарики в сторону, и Уиллоус понял, что свободные минуты парень проводит не в Центре науки и техники, а лакомится чипсами и чизбургерами, обертками которых он так по-детски забавлялся.

Парень уставился на Паркер, что было понятно, но удовольствия Уиллоусу не доставило. Он ногой отшвырнул шарики в кювет, молча прошел мимо полицейского и стал подниматься по внутренней лестнице облезлого отеля.

Идя следом, Паркер спросила:

– Здесь всего пять этажей, значит, тело на пятом?

– Что губит нашего брата, так это лестницы, – сказал Уиллоус. – Ты замечала, что детективы никогда не умирают, а просто когда им надоедает бегать по лестницам, они уходят в отставку.

Паркер расхохоталась. Собственно, ничего смешного, но за весь день ей не представился случай даже улыбнуться, и требовалась разрядка. Вот она и закатилась так, что не могла перевести дыхание. Уиллоус остановился и, глянув через плечо, улыбнулся ей.

– Ты в порядке?

Паркер прислонилась к стене, еле держась на ногах.

– Не беспокойся. Все хорошо.

Уиллоус нахмурился.

– Пойдем-ка поищем лифт.

Но лифт в этом ветхом офисе был не более вероятен, чем холодильник в аду, и Паркер снова рассмеялась. Уиллоус присоединился к ней.

Единственными автомобилями перед гостиницей по-прежнему были бело-голубой и «каприс» Уиллоуса. Ни перевозка трупов, ни техническая служба еще не показывались.

Две-три минуты тело могло подождать.


Глава 3


Ветер со стороны Тихоокеанского побережья слегка попахивал йодом. Облака, низкие и рваные, быстро проплывали по небу, и резкие лучи солнца то появлялись из-за них, то исчезали.

На Греге был дешевый – на выброс – плащ, но он жалел, что не захватил с собой зонтик – при дожде мог потечь макияж.

Позвонив из телефона-автомата перед рестораном «Сдобочка» в таксопарк Блек-Топ, он заказал такси, затем вошел внутрь и купил ветчину, ананасовый сок и кофе на вынос. Диспетчер автопарка пообещала автомобиль через пять минут, и Грег был наготове.

На такси он подъехал к четырехэтажному зданию какого-то медицинского учреждения с подземной стоянкой для автомобилей, всего в двух кварталах от банка. Заплатив за проезд, Грег прошел в холл и в лифте опустился на стоянку, расположенную на уровень ниже. Все было на месте: и коричневый фургон «форд-торус», и бумажный пакет с одеждой для переодевания, припрятанный им на полу заднего сиденья.

Грег немного послонялся по стоянке, связка ключей болталась у него в руках, он что-то насвистывал, делая вид, что забыл, где, черт подери, поставил автомобиль, потом снова подошел к украденному «торусу». Шины накачаны, бензин в бачке есть.

Открыв дверцу, он нажал на сигнал. Аккумулятор не сел. Грег улыбнулся, закрыл дверцу, бросил ключи в карман и вышел из здания.

Пора.

Одна из причин, по которой он выбрал этот банк, заключалась в том, что в здании напротив находился магазин. Грег околачивался около стойки с журналами и книгами, перелистывая страницы «Мотоцикла», но мысленно был в банке. Влипнуть было легче легкого: выбрать неподходящего кассира – опытного, с быстрой реакцией – либо замешкаться в самом начале, так сказать, во вступительной части. Грег знал, что ментам для приезда по вызову требуется что-то около трех минут. Сто восемьдесят секунд. Он никогда не позволял себе затянуть визит более чем наполовину этого времени. Девяносто секунд – предел. После этого, как бы ни была приятна встреча, аста ла виста, детка, он уходил.

Этот журнал «Мотоцикл» был довольно странным: больше фотографий обнаженных женщин, чем в среднем «Пентхаусе», и гораздо меньше мотоциклов. Двадцать семь минут пятого. Банки – как пончики – хороши в любое время, но он предпочитал начало ленча, а также между четырьмя и шестью часами вечера, когда улицы запружены автомобилями и фараоны приезжали позже – их сирены и красные мигалки не срабатывали.

К счастью, за Грегом никто никогда не гнался. Было бы достаточно одного случая, чтобы он спокойно и всерьез рассмотрел вопрос об изменении профессии – например, розничная торговля или что-то в этом роде.

Он прошел по узкому проходу в дальний конец магазина и начал копаться в отсеке с мороженым. Огромный выбор, и никакого аппетита. Он выбрал лимонное на палочке, потом передумал и взял последнюю порцию сливочного. По пути к кассе он так хромал и так приволакивал левую ногу, что на линолеуме оставались вмятины.

Молодой человек за прилавком выразительно посмотрел на него, словно хотел сказать: был бы ты человеком, узнал бы, почем фунт лиха.

Грегу неохотно разменяли сдачу, дав по его просьбе четыре двадцатипятицентовые монеты для телефона-автомата. Посапывая, он обошел магазин по кругу, вышел на улицу, потом зашел за магазин, где мог усесться на парапете и покусывать свое мороженое, продолжая видеть уличное движение.

В четыре тридцать пять он закурил, дохромал до телефонной будки и, набрав номера таксопарков в квартале Блек-Топ, потом Йеллоу и наконец Чекер-Кесб, заказал три такси ровно на пять часов. Такси из Блек-Топа должно было забрать его у банка, из Йеллоу прибудет к магазину напротив, а из Чекер подъедет к ресторану «Бино» неподалеку от этого квартала.

Он еще не пробовал использовать несколько такси, но надеялся, что это сработает. А если нет, он вышвырнет из седла какого-нибудь владельца и одолжит у него тачку, чтобы добраться до «торуса» на подземной стоянке. Он мог влезть в автобус, украсть тележку – любая мысль хороша, если приходит в голову вовремя. Потому что, если тебя заштопают внутри банка, можешь делать все, что угодно – выламывать дверь, биться об нее головой, – все кончено, это уж будьте спокойны.

С другой стороны, Грег был твердо убежден, что с той минуты, как он выскочил на улицу, – он свободен. В чем он был поистине мастер, так это в искусстве импровизации, в способности соображать на бегу.

Если у него есть хоть малейшее поле для маневра, они могут накрыть сетью весь этот проклятый город и все равно никогда его не поймают. Все дело в том, что они не знают, кого ищут и как он выглядит. И никогда не узнают.

Рукавом рубашки Грег стер отпечатки пальцев на телефоне и закурил еще одну сигарету. У него было такое чувство, словно он собирается жить вечно – настолько медленно текло время. В четыре пятьдесят одну он пересек стоянку магазина, тщательно отрабатывая хромоту, и в четыре пятьдесят четыре, локтем открыв стеклянную дверь банка, вошел. Внутри было три клиента: пожилая дама в розовом брючном костюме и недорогой соломенной шляпке, украшенной искусственными розами; худощавая блондинка лет двадцати с небольшим и невысокий толстячок чуть за сорок, с лысиной, одетый в форменный комбинезон с ярлыком местной компании кабельного телевидения.

Грег был неплохим физиономистом.

Блондинка, на его взгляд, представляла собой тип девушки весьма наблюдательной, все примечающей. Хороший свидетель. Она запомнит все детали ограбления, расскажет о них друзьям, но ни слова не произнесет перед ментами, чтобы не быть замешанной. Телевизионщик же на повременной оплате – и вряд ли захочет рисковать ради спасения средств корпорации.

Оставалась пожилая женщина, и чутье подсказывало ему, что именно этой женщины следовало опасаться. Она умела различать добро и зло и этим гордилась, жила достаточно долго, чтобы считать себя бессмертной и, возможно, располагала средним достатком.

Грег решил, что, если понадобится, он покажет ей браунинг. Если и это не охладит ее пыл, он всадит ей между глаз пулю, и эти искусственные розы пригодятся для ее могилы.

Грег улыбнулся телевизионщику, и тот неожиданно заинтересовался мозаикой на полу, избегая его взгляда. Застенчивый тип. Откуда у него такой загар? Без сомнения – Гавайи. Ежегодные каникулы, и никто не предупредил его о таких пустяках, как озоновые дыры или смертельный рак кожи?

Лишь две из пяти касс были открыты и работали. Блондинка стояла перед той, что у окна, а пожилая дама перед кассой в углу, где работала Хилари.

Телевизионщик переминался с ноги на ногу, казалось, улыбка Грега заставила его нервничать. Так, улыбки для этого и существуют. Грег слегка потрепал его по плечу. Парень подскочил. В руках у него был черный блестящий портфель, и Грегу показалось, что он крепче сжал ручку.

– Почему на семнадцатом канале плохой прием? – спросил Грег.

– Возможно, дело не в приеме, а в вас, – ответил он без запинки, но с сильным акцентом. Кубинец или мексиканец? Неожиданно парень перестал стесняться и уставился на Грега большими, карими, как у ротвейлера, глазами. Грег заскрипел зубами, подавляя искушение двинуть ему в морду правой полусогнутой. Телевизионщик довольно долго молчал, потом произнес слово, незнакомое Грегу, и повернулся к нему спиной. «Пута», кажется, он сказал «пута»? Ну разве приятно услышать от кого-то «пута»?

Он представил себе, как ввинчивает браунинг парню в ухо, взводит курок и видит, как у того разлетается башка.

Почувствовав у себя за спиной какое-то движение, Грег оглянулся и увидел, как женщина, слишком пожилая и выцветшая, чтобы иметь детей, вкатывала через дверь двойную коляску. Близнецы были рыженькие, совсем крошечные, но очень шумные. Один из них бросил бутылочку на пол, она покатилась по мраморному полу и остановилась в нескольких дюймах от Грега. Грег поддал ее ногой, отсылая обратно к колясочке. Женщина уставилась на него, потом наклонилась, подняла бутылочку и заткнула ею орущий рот младенца. Второе дитя тоже бросило бутылочку на пол, но Грегу эта игра уже наскучила.

Блондинка шевелила губами, считая деньги и медленно продвигаясь к двери.

Пута направился к кассе рядом с окном. Это давало надежду, что следующей освободится касса Хилари, и Грег сможет подойти и сказать ей – «привет». Если же так не получится, то Грег пропустит вперед мамочку.

Коляска двигалась взад и вперед, взад и вперед.

Грег был в напряжении. Сливочное мороженое в его животе превратилось в айсберг. Ему показалось, что он всю жизнь провел в этом проклятом банке. На часах без пяти пять. Он посмотрел на пожилую даму, как бы в ответ на его взгляд она с силой защелкнула кошелек, словно дверцу самого надежного в мире сейфа. Затем повернулась и прошла прямо мимо него.

Грег захромал к кассе Хилари. Она видела его своим холодным взглядом, но он ее не интересовал, да и мог ли интересовать? Грег улыбнулся ей, хриплым голосом боксера сказал «привет», потом внимательно, прищурив глаза, сверху вниз оглядел ее. На ней была белая шелковая блузка, а на юбке – больше складок, чем на аккордеоне. Ее не волновало, что верхняя пуговка ее блузки была расстегнута и клиенты могли увидеть кусочек ее розового белья с кружевами и золотую цепочку веревочкой, которую ей подарил Грег. Выглядела она просто потрясающе. Сочная, притягательная.

Грег передал ей записку, над которой целый час трудился предыдущим вечером. Записка была в стихах. Нужно отдать должное Грегу, он был очень застенчив. Он следил, как Хилари читает записку, видел, как она уже была готова улыбнуться и как улыбка исчезла, когда до нее дошел смысл. Прямо перед собой она видела пожилого верзилу с глазами-щелками, который собирался ее ограбить. Грегу показалось, что Хилари напряглась, но не испугалась и пыталась сообразить, что она должна делать.

Грег, схватив пластиковую дощечку, на которой было выгравировано: «ХИЛАРИ ФЛЕТЧЕР», ударил ею по прилавку с такой силой, что в дереве образовалась вмятина.

– Давай сюда деньги!

Хилари молча смотрела на него.

– Давай деньги, детка, иначе взорву этих славных близнецов, позвоню в газету и скажу: «Мне очень жаль, но именно Хилари заставила меня это сделать».

Она не двигалась, казалось, оцепенела и стала твердой, как глыба льда. И, хотя это было не совсем разумно, Грег направил на нее дуло браунинга. Ее голова откинулась, а рот раскрылся так широко, что он мог сосчитать все ее зубы. И вдруг она заорала таким истошным голосом, что даже близнецы смолкли.

Затем из кабинета управляющего показался человек лет шестидесяти в темном костюме и с таким выражением лица, будто кто-то слишком громко включил стерео; близнецы снова принялись верещать; блондинка, стоя в дверях с зажатыми в руке двадцатидолларовыми купюрами, сделала пируэт и, разинув рот, остановилась; пожилая дама притиснулась к окошку, и только. Пута даже не обернулся.

Грег, протянув через барьер руку, сгреб в кулак шелковую блузку Хилари и помахал у ее лба пистолетом. Она смолкла и стала судорожно совать ему деньги.

– Вот так-то лучше.

Отпустив ее, он поспешно набивал карманы деньгами.

Бледный, с каплями пота на лбу, управляющий так и стоял в дверях кабинета. Пута, очевидно, был не опасен, но он так прижимал к себе портфель, что Грегу захотелось его отобрать: ясно, что в нем был не сандвич с орешками.

Отступив назад, Грег ударил по портфелю, отпустил и снова ударил. Пута потерял равновесие, упал, но портфель не выпустил. Грег с силой наступил на запястье Путы, почувствовав, как хрустнула косточка. Высокого тона электронный звук бесшумной сигнализации, казалось, пронизал его. Он снова ударил ногой, каблук пришелся на шейный позвонок парня. В конце концов он отпустил портфель. Грег откинулся, свалился на коляску и почувствовал, как что-то теплое стекает по его ногам. Под ботинками хрустело стекло, а он топтался в луже молока. «Боже, – подумал он, – я чуть не убил малышей».

Сзади кто-то заорал: «Грабят!» Он снова был на ногах, и в его руке что-то блеснуло, точно маленькое зеркальце. С портфелем, крепко прижатым к груди, Грег начал продвигаться к двери. Хилари, благослови ее Господь, точно в трансе, продолжала швырять ему деньги, но он был уверен, что по сравнению с содержимым портфеля это была сущая ерунда.

Вдруг у Путы в руке оказался пистолет. Грег услышал звук выстрела, мимо просвистела пуля, вторая пуля попала ему в грудь, слева. Грег покачнулся, но удержался на ногах, взвел курок и стал поднимать браунинг. Три первые пули отскочили от мраморного пола, следующие, по диагонали, прошлись по зеркальной поверхности окна, последний раз он стрелял в упор.

Кровь брызнула фонтаном. Рыженькие близнецы будто размякли. Мамочка истерически вскрикнула и упала поперек коляски. Близнецы снова заверещали.

Обмякший, уже мертвый, Пута какие-то секунды еще стоял на ногах, а потом упал. И тут же закричали блондинка и пожилая дама в розовом костюме, присоединившаяся к ним Хилари кричала благим матом.

Пута лежал на полу, в его левой разжавшейся ладони было не зеркальце, а металлический жетон, Грег поднял его и, не веря своим глазам, увидел на нем слово «ДЕТЕКТИВ».

Он не хотел всего этого. Он намеревался только ограбить банк, украсть немного денег, а потом отправиться домой, расслабиться, принять душ, и вдруг, неожиданно для себя, он оказался в самом центре кровавого кошмара. Он убил мента. Вот он лежит, без всякого сомнения, мертвый, лежит в растекшейся луже свежей крови. А его собственный мозг словно превратился в осиное жужжащее гнездо. Сквозь жужжание пробилась мысль: «Бежать!» Он взглянул на часы. Пять ноль четыре. Вернуться бы обратно во времени. Бежать, а что толку бежать, если некуда возвращаться? Было только десятое, а квартиру он оплатил до конца месяца. Зря! Господи! О чем он думает? Куда возвращаться? Он мог бы укрыться у Хилари. Разве нет? Осы оставляли его мозг, и он сделал первый шаг к двери, но зацепился за что-то ногой. Господин управляющий… был легкой мишенью, но Грег больше не мог видеть крови.

Он делал отчаянные попытки освободить ногу, но в колено вдруг словно воткнулась раскаленная вилка. Он упал. Боль, пробежав по его телу, оказалась в голове и взорвалась там, словно шарик ослепительного яркого света.

Участники этой сцены словно окаменели, никто не пошевелился.


Глава 4


Виадук Джорджия находился так близко от гостиницы «Риальто», что любой мало-мальски сильный человек мог легко добросить до его кирпичной стены камень или, скажем, колпак от колеса. Окно было широко раскрыто, и от движения автомобилей в комнате стоял такой шум, что Уиллоусу с его негромким голосом приходилось почти кричать, чтобы его услышали.

Но как бы он ни старался, до лежавшего на гостиничной кровати парня было не докричаться.

Уиллоус осматривал вспухшее тело и видел, как потемневшая плоть выпирает у запястий, у щиколоток, на груди. Расстегнутая рубашка из ткани, похожей на шелк, с немодным широким воротником, украшенным белым кантиком и серебристыми треугольничками, была небрежно заправлена в черные вылинявшие джинсы. Лопнутые заклепки на черном кожаном поясе изображали стилизованную лошадь, которая пыталась сбросить седока. Ковбойский стиль прослеживался до самых ботинок, дорогих – разновидность змеиной кожи, – но сильно запущенных и с изношенными каблуками.

Дежурного попросили ни до чего не дотрагиваться, только открыть единственное окно как можно шире. И хотя перед окном лежала гора мусора, влетавший в окно ветерок был довольно свежим и приятным.

– Дня три-четыре? – спросил Уиллоус.

Паркер кивнула. Посмотрев на женщину, сидевшую у стены, Уиллоус подошел к окну. Там, внизу, двое мужчин, прячась от ветра под путепроводом, делили между собой содержимое коричневого пакета.

– Вы можете сказать, когда это случилось, Хани? – мягко спросила Паркер.

Женщина, замершая с глазами, устремленными в потолок, дважды моргнула, словно соображая.

Паркер ждала, стараясь не выказывать нетерпения. Женщина молчала, и Паркер уже сомневалась, что она когда-нибудь заговорит.

– Среда, думаю, что это было в среду, – наконец вымолвила Хани.

– А причина? Была ведь какая-то причина?

Хани кивнула, облизала губы.

– Он заставил меня выйти, хотя шел проливной дождь, и купить лотерейный билет. Он знал, что я промокну, но ему было наплевать. Он думал только об одном – как бы разбогатеть.

– Сколько вам лет, Хани?

– Девятнадцать.

– Нет, правда. Сколько вам лет?

Хани задумчиво улыбалась. Во рту не хватало переднего зуба, да и остальные выглядели не слишком надежно.

– Двадцать шесть, а в неудачный день – все тридцать.

– Хани – это ваше настоящее имя?

– Настоящие люди называют меня Хани. Закурим?

Паркер покачала головой – нет. Дешевая сумка из пластика лежала, словно мертвая ворона, на обшарпанном шифоньере слева от окна.

– Это ваша сумка?

– Какая сумка?

Паркер достала с шифоньера сумку и положила перед Хани, непроницаемой и отрешенной.

– Да, моя.

– Не возражаете, если я загляну внутрь? – спросила Паркер.

– Зачем?

– Сигареты.

Хани посмотрела в окно на хмурое, обложенное тучами небо. Казалось, проткни тучу, и вместо воды польется кровь.

– Да, делайте что хотите, – буркнула она.

Паркер заглянула внутрь, нашла помятую пачку «Экспорт Эз», спички и помогла Хани прикурить.

– Это мой самый любимый порок. – Она глубоко затянулась, плюнула на пол и вздохнула.

– Если бы мы могли поговорить с Четом, Хани, задать ему несколько вопросов!

– Например, какие?

– Об обстоятельствах его смерти. Как он умер?

– Да, ну… – сказала Хани.

Проходивший по виадуку грузовик наполнил комнату гулом и шумом. Хани скребла в голове и курила.

– Но мы прибыли слишком поздно – он уже давно умер.

Хани стряхнула с сигареты пепел себе на ладошку и сжала кулачок.

– Ты поможешь нам, Хани? Заменишь Чета?

– Вы хотите знать, что случилось?

Паркер кивнула.

– Ты не обязана говорить, если не хочешь. Но если бы ты рассказала, это очень бы нам помогло.

– Мне нужен адвокат?

– Я могу его тебе найти, – сказал Уиллоус.

– А зачем он мне нужен? Чтобы меня в это дело не впутали?

Уиллоус поднял руки ладонями к ней.

– Как ты захочешь, Хани!

– Я спрашиваю, вы-то не против?

– Прошу прощения…

Паркер подавила улыбку: никогда не поздно становиться учтивым, Джек явно делает успехи.

Не спуская глаз с Паркер, Хани сказала:

– Ладно, давайте. – Она взмахнула рукой, с сигареты посыпался пепел. – Нет, постойте, одну минуту. – Она протянула к ней руку: – Вас как зовут?

– Клер.

– Рада познакомиться, Клер.

Они пожали друг другу руки.

– Я хочу, чтобы была полная ясность, вы отказываетесь от адвоката?

– Конечно.

– Это просто формальность, но я обязана вас предупредить: все, что вы скажете, может быть использовано в суде против вас.

Паркер не хотела, чтобы она навредила себе.

– Удивительно, удивительно.

Паркер улыбнулась.

– Ну давайте, начинайте, – сказала Хани.

– Почему вы так долго не вызывали полицию?

– Потому что я хотела убедиться, что он умер. – Хани вытерла то место, где могла быть слеза. – Как только я увидела, что его зарезали, я сразу же подумала, что он безнадежен и я ничего для него не стану делать.

Паркер взглянула на Уиллоуса. Он передернул плечами. Она снова обратилась к Хани.

– Почему?

– Потому что, как только он бы вышел из госпиталя, он бы меня разыскал и забил до смерти.

– Расскажите мне, как было дело, хорошо? – попросила Паркер.

– Да вы сами осмотрите его хорошенько и увидите, в чем дело. У него нож в животе, вот он этого и не перенес.

Уиллоус отвернулся к окну, чтобы скрыть улыбку.

– Мне хотелось бы знать, почему Чета зарезали, – продолжала Паркер.

Хани закурила вторую сигарету. Руки ее не дрожали. Она выразительно улыбнулась Клер, и та подивилась: где она могла научиться так много вкладывать в свою улыбку. Конечно, не в Восточных кварталах, где занималась своим ремеслом.

– Хани… – поторопила Клер.

– …бил меня. Я хочу сказать, если бы я знала… Все это как-то не ясно…

Паркер выжидала.

– И все этот лотерейный билет, – наконец сказала Хани. – Я купила ему не тот, он хотел красный, а я купила синий, и он так взбеленился, как бывало, если он сильно напивался или что-то в этом роде. Ну и вот, он взорвался и принялся за меня.

– Что значит принялся за вас? – спросила Паркер.

– Схватил меня, хотел схватить. – Она протянула руку и осторожно дотронулась до краешка темно-синей юбки Паркер. – Хороший материальчик, где такой брали?

– Да где-то на распродаже.

– Знаете, есть такое место у Робсон… – Хани закрыла глаза, и Паркер подумала, что она сейчас задремлет. – Чет время от времени водил меня туда, когда дела шли хорошо. Он мне говорил, чтобы я выбрала себе, что мне понравится, или сам мне что-нибудь покупал. Потом мы приходили сюда, он заставлял меня переодеваться в обновку, а сам звал Уинделла, говорил ему, что хочет ему что-то показать.

– Уинделл, это ночной портье? – спросила Паркер.

– И я должна была делать такие позы, чтобы Уинделлу жарко стало, чтобы он загорелся, тогда он освобождал Чета от квартплаты на пару дней. А если я уж совсем ласково с ним обойдусь, то даже иногда на целую неделю.

– Сколько времени вы с Четом были вместе?

– Примерно с середины лета. Может, с конца июля – с начала августа. Что-то около этого.

– А когда он начал за вами приударять?

– С первого дня, – сказала Хани удивленным тоном, как будто иначе и быть не могло. – Он сразу решил жить со мной.

– А чем вы занимались до того, как встретили Чета?

– Да почти тем же самым, ну и другим еще. Тогда я была моложе.

– Значит, Чет послал вас за лотерейным билетом. Вы купили не тот билет, он вас избил, так все было?

– Да, вроде бы так.

– Это ваш нож торчит у него в животе?

– Не знаю. А какой там нож?

– Я вижу только рукоять. Она перламутровая. – Паркер медленно перекладывала фотографии, сделанные Мэлом Даттоном, нашла один крупный план, не очень четкий, и показала Хани.

– Это нож Чета, а не мой. У него и рубашки все с такими же пуговицами, как эта рукоятка. Вот как та, что на нем. Это пластик. Выньте из него нож, вы увидите, там есть кнопочка, нажмете – лезвие выскочит. А у меня обычный тесак, но очень острый. У него деревянная ручка, обмотанная медной проволокой.

– А где ваш нож, Хани? – спросила Паркер.

– Чет сказал, что отпечатки пальцев не пристают к проволоке, и, если я кого-нибудь зарежу, не надо будет волноваться.

– Вы знаете, где ваш нож? – снова спросила Паркер.

– В сумке, на самом дне, под карманом спрятан. Вы, должно быть, его не заметили, когда в первый раз смотрели. – Хани мастерски швырнула окурок в окно.

Паркер повернула сумку к свету, потом подошла к столу и осторожно вывалила содержимое сумки на его поверхность, о которую было потушено немало сигарет. Нож с лезвием в шесть дюймов был, как и сказала Хани, с деревянной ручкой, неплотно обмотанной медной проволокой. Чет, пожалуй, прав, на ней вряд ли остаются отпечатки.

Хани не сводила глаз с ножа.

– Мой лучший друг, – сказала она.

– Тебе надо всерьез позаботиться, чтобы уцелеть.

– Скажите это Чету. Да вы умрете при нем, а он все будет смеяться.

– Хани, вы можете подробно вспомнить, что произошло, когда вы принесли Чету не тот билет? Вы сказали, что он потерял терпение…

– И теперь его уже никогда не найдет. – Она опять улыбнулась той своей улыбкой.

– Думаю, что нет, – кивнула Паркер.

Хани украдкой положила один снимок в карман. Паркер сделала вид, что не заметила.

– Он ударил меня кулаком, ударил в грудь, и я заорала. – Она достала из пачки последнюю сигарету, Паркер бросила ей спички.

– Уинделл, наверное, услыхал шум и сразу вошел узнать, что происходит. Чет опять меня ударил и спросил, не хочет ли и Уинделл сделать несколько раундов? Уинделл сказал, что хочет.

– А в каком часу Уинделл пришел на дежурство?

– В полночь. Но если вы хотите поговорить с ним, то и думать забудьте.

– Что ты имеешь в виду? – спросил Уиллоус.

Хани махнула рукой в сторону открытого окна.

– Да он небольшой парень и летел уже очень быстро, а как хряснулся в эту кучу мусора, так сразу и исчез в ней.

Уиллоус и Паркер обменялись быстрыми взглядами. Уиллоус выглянул в окно. Два парня возились под виадуком с какой-то здоровенной коробкой. Куча была внушительной. Уинделла видно не было.

– Уинделл сам упал из окна или его толкнули? – спросила Паркер.

– Прыгнул. Чет боролся со мной, и, когда в него вошел нож, у Уинделла глаза вылезли на лоб. Может, он понял, что следующим будет он.

В коридоре послышались шаги – и на пороге появился инспектор Уиллоуса Гомер Бредли с десятидолларовой сигарой в зубах. Он подмигнул Уиллоусу, поманил его пальцем и исчез в коридоре.

– Хани, а в комнате был еще кто-нибудь, о ком вы нам не сказали? – поколебавшись, спросила Паркер.

Хани кивнула на шифоньер:

– Поищите в нижнем ящике. – Она улыбалась, дым струйкой вырывался из отверстия, где когда-то у нее был зуб. – Я шучу, – шепеляво сказала она.

В коридоре Бредли спросил:

– У вас что-то с сигналом, Джек?

– Видимо, сел аккумулятор. Я проверю в конце смены, – ответил Уиллоус.

В другом конце коридора приоткрылась дверь, выглянул невысокий лысый мужчина в желтой непромокаемой куртке.

– Закройте дверь. – Бредли махнул в его сторону рукой с сигарой.

– Я всю свою жизнь работал в лесах… Я валил деревья выше этого дома и никогда… – говорил мужчина.

– Это великолепно, но дверь все-таки закройте, – посоветовал ему Уиллоус.

– Вы не видели Бренду? – спросил инспектор.

Уиллоус покачал головой.

– Если увидите, скажите ей, что я ее искал, хорошо?

Уиллоус кивнул.

– А в чем дело, инспектор? – поинтересовался он.

– Да так, ничего, – улыбнулся тот. – Мне захотелось прогуляться, подышать свежим воздухом. Поскольку вы с Клер оказались по соседству, я и решил заскочить. Как у вас дела, работа продвигается?

– Составляем протокол. – Уиллоус, пропустив Бредли вперед, вернулся в комнату и осторожно закрыл за собой дверь.

– Помоги мне, Джек.

С их помощью Хани встала на ноги.

– Вы подозреваете меня? – спросила она.

– Выбор у нас небольшой, так ведь?

– Догадываюсь.

Когда они вышли, Уиллоус рассказал инспектору о куче мусора за отелем и об исчезнувшем в ней ночном портье Уинделле. Вместе они обошли отель. Бредли поглядел на кучу и рассмеялся.

– Что смешного, Гомер?

– А может, она наркоманка и просто у нее галлюцинации?

Бредли поддал ногой пластиковый пакет.

– Нам понадобится мусоровозка.

Он ковырнул ботинком и обнаружил угол обгоревшего матраса.

– В этой куче крысы ростом с добермана. – Паркер поежилась.

– Десятки, – сказал Бредли. – Надо вызвать санитарную команду, пусть потрудятся.

– Я позвоню, – сказала Паркер.

Уиллоус кивнул и стал пробираться по усеянной мусором площадке в сторону виадука. Из окна он видел, что те два парня приволокли откуда-то большую картонную коробку, вероятно, из-под холодильника или крупного морозильника, и прислонили ее к опоре виадука. Она могла служить им укрытием от дождя и ветра. Если бы Уиллоусу предложили выбирать между коробкой и комнатой в «Риальто», он, несомненно, предпочел бы коробку.

Парни увидали его и пошли навстречу. Молодые, высокие, худые и небритые, они были в грязных джинсах, спортивных куртках и тяжелых ботинках. Возможно, безработные лесорубы. Интересно, давно ли они здесь. Уиллоус достал из кармана десятидолларовую бумажку, сказал, что его интересует, и тут же в его ушах зазвучал их нестройный дуэт:

– Да, мы его видели. Столько крика было! Три дня назад, утром. Мы как раз выпивали за завтраком.

– Было довольно холодно, но окно было открыто.

– Было слышно, что там кричат…

– Вдруг этот парень взбирается на окно, будто садится…

– Странный мужик…

– И потом падает.

– Складывается калачиком и…

– И ударяется как раз в центр кучи, как ядро.

– Великолепно.

– И исчез. Просто-напросто исчез.

– Как будто ничего и не было, все стихло.

– А кто-нибудь еще был у окна, когда он выскочил? – спросил Уиллоус.

– Вы интересуетесь, толкал ли его кто? Нет, никого не было.

– Вылетел по собственному желанию.

– Да, сиганул. Закурите?

Уиллоус помотал головой.

– Мы глянули, а окно закрыто.

– Мы даже подумали, может, ничего и не было, может, приснилось?

– Да нет, не приснилось, теперь мы точно знаем, – сказал парень, который взял у Уиллоуса десятидолларовую бумажку и щелкнул по ней пальцем.

– Вы собираетесь его доставать? Уиллоус кивнул.

– Только там крысы, большие, как дьяволы.

Из муниципалитета прислали грузовик, мусоровоз, и четырех парней с лопатами. Начинался дождь. Бредли немного постоял и удалился. Те, двое, рассказав все, что знали, и сообщив свои имена и фамилии, скрылись в своем ящике. Паркер раскрыла над собой черный зонт, а Уиллоус, как заведенный, шагал взад-вперед под дождем.

Пробило пять, когда оператор мусоровоза добрался до тела Уинделла. Он осторожно опустил ковш и отставил его в сторону, освободив проход к телу.

Паркер стряхнула дождь с зонта. Лицо ее было бледным.

– Оставайся на месте, Клер. Будешь прикрывать меня сзади. Если крысы выйдут из-под контроля, стреляй.

Паркер устало улыбнулась – вечные его шуточки. Уинделл лежал на боку. Натянув резиновые перчатки, Уиллоус перевернул тело на спину.

Полицейский в форме, стоявший рядом с мусоровозом, крикнул:

– Эй, послушайте, что передают.

Уиллоус настороженно повернулся к нему, и они встретились взглядами.

«Произошла перестрелка в банке Монреаля у Кингсгейт-Мол. – Радио потрескивало. Полицейский увеличил громкость. – Один убит, возможно, и больше…»

Кингсгейт-Мол находился на Бродвее, всего в квартале от Мэйн, одна-две минуты пути. Паркер сложила зонтик и побежала к «капрису». Уиллоус сдернул перчатки и в несколько прыжков догнал ее.

Водитель закурил и устроился поудобнее на сиденье. Он не слышал радио, понятия не имел, куда девались менты, но его это не волновало: он получал сверхурочные в двойном размере и никуда не спешил.

Уинделл, по-видимому, тоже.


Глава 5


Грег поморгал, окружающее выплыло из тумана, обрело надлежащий фокус, и он обнаружил себя в обнимку с управляющим, распластанным на полу, словно в чудовищном горизонтальном танце. Грег пытался ослабить объятия, тем более что край запонки «партнера» впивался в его висок, нипочем не хотел расставаться с ним.

Грег понятия не имел, сколько раз он выстрелил в полицейского: девять, десять, что-то около того. Значит, в браунинге оставались еще две или три пули, да запасная обойма в заднем кармане. Так что нет проблем, одну он может истратить на банкира. А раз он уделал мента и его ждет неизбежный срок в четверть века без шанса на досрочное освобождение, терять ему нечего.

Он изловчился, приставил дуло браунинга к серебристой шевелюре банкира и отвернулся, чтобы не видеть того, что он будет потом безуспешно пытаться забыть.

Уже взведя курок, Грег вдруг ощутил, что на него смотрят близнецы. Перепуганные, они примолкли, но с необоримым детским любопытством таращились на все, что происходило вокруг.

Боже, какие огромные глаза у этих малышей!

Грег поднял пистолет, побарабанил им по голове банкира – тот совсем обмяк – и вскочил на ноги.

Он хитро взглянул на близнецов и сказал:

– Большие дяди отправляются бай-бай.

Он продрался к дверям и ступил на тротуар. Пять часов шесть минут сорок семь секунд. Такси напротив, у ресторана «Бино», как раз отъезжало. Грег помахал ему, то ли таксист не заметил этого, то ли был слишком зол, чтобы остановиться. По Бродвею уже мчалась пара бело-голубых автомобилей с красными мигалками, без сирен. До автомобилей оставался еще целый квартал, но рев моторов уже был слышен.

Включили зеленый свет. Грег перебежал улицу. Прямо перед ним затормозило такси. На ветровом стекле трудились дворники. Грег понял, что начался дождь.

Он резко открыл заднюю дверцу и плюхнулся на сиденье. Водитель был немолодой, лысоват и с брюшком.

– Это вы заказывали такси? – спросил он.

– Лучше бы реактивный самолет. Но мир таков, что приходится брать, что дают.

Такси тронулось, водитель включил счетчик.

– Сожалею, что заставил вас ждать. То такси, что должно было вас забрать, попало в аварию, ему двинули в зад.

– Да, эту заповедь я познал еще в ранней молодости – береги зад, иначе тебе врежут.

Таксист чертыхнулся и ударил по тормозам. Грега швырнуло, он обхватил себя руками. Водитель остановился, потому что на него мчались два полицейских автомобиля.

Красная мигалка первого крутилась, когда машина резко свернула к автостоянке, и продолжала крутиться, когда автомобиль встал на два правых колеса, а затем перевернулся, тормоза взвизгнули, все четыре шины дымились, передком он въехал в стоящий у обочины серебристый «БМВ». Второй автомобиль перестроился на другую полосу и пулей пролетел мимо.

– Господи, он не вписался в поворот, – сказал таксист. – Надо бы помочь, как назло, у меня нет съемника.

– Если мы не выберемся отсюда как можно скорее, можете распрощаться с целой сменой, – сказал Грег.

– Почему это?

– Опрос свидетелей, составление протокола, то да се.

Второй бело-голубой с визгом затормозил посредине пересечения Бродвея и Мэйн. Выла сирена, крутилась мигалка.

– Да, но если кто-то ранен, – колебался таксист.

До чего гуманный. Грег вложил в пистолет новую обойму, защелкнул магазин.

– Хуже всего, если это произойдет с тобой самим, – сказал он, и это показалось таксисту убедительным.

Коричневый «торус» был на своем месте. Грег заставил водителя въехать на второй ярус и запарковаться так, чтобы загородить проезд двум автомобилям, голубенькому «шеви нова» и черному «сааб».

– Тебе придется провести некоторое время в багажнике, – сказал Грег. – Идет? – Он указал на заблокированные автомобили. – Рано или поздно один из них захочет выехать. Как тебя зовут?

– Макс.

– Они поднимут тревогу, Макс, и тогда ты позовешь на помощь. Я оставлю фары зажженными, а ключ от багажника вставлю в замок зажигания. Мне нужно десять – пятнадцать минут.

– А мне нужно облегчиться, – сказал Макс, – иначе я лопну.

Он уставился на Грега, неуверенный, что тот предпочтет: чтобы он справил нужду или чтобы лопнул.

– Хорошо, давай, – сказал Грег.

Подтянув живот, Макс выбрался из-за рулевого колеса. Он отошел к бетонному столбу, отвернулся от Грега и расстегнул молнию. Грег распахнул багажник и ждал, стоя рядом с такси и стараясь не слышать звук мочи, льющейся на асфальт. Макс закурил сигарету и неуклюже влез в багажник.

– Брось сигарету, иначе задохнешься, – сказал, улыбнувшись, Грег.

Макс затянулся в последний раз и затушил сигарету. В багажнике было очень тесно.

– Может, вынуть запаску, будет просторнее? – предложил Грег.

– Ее украдут, а мне платить.

– Ты, кстати, напомнил мне… – Он прищелкнул пальцами. Макс посмотрел на него взглядом, которым пользовался всю жизнь: горьким взглядом отчаяния и безнадежности. Грег сунул руку глубоко в карман, дал ему пачку банкнот и захлопнул крышку багажника.

У него были правила, выработанные в течение его карьеры. Одно из первых – после ограбления день-два не приходить в свою квартиру. Если все происходило по плану, он оставался с жертвой последнего ограбления, утешая ее.

Хилари жила в высоком красно-голубом доме с плоской крышей, напоминающем тюбетейку. Грег запарковал свой «торус» в трех кварталах от него, на полосе, где парковаться не разрешалось.

Он уже отделался от плаща, поломанного носа, шрама. Пуленепробиваемый жилет был слишком большой ценностью, чтобы выбросить его в канаву, и он все еще был на нем. Дождь перестал, но тротуар еще не успел просохнуть.

Он посмотрел на часы. Половина шестого. В котором часу Хилари покинет банк, зависело от того, насколько глупым окажется отделение по расследованию банковских ограблений. Но Грег сомневался, что она придет домой раньше восьми.

Он не чувствовал голода, но возможно, еда успокоит его, и он решил, что самый лучший способ убить время – это пойти в ресторан. Он отправился в греческий ресторанчик, где они с Хилари два-три раза ужинали, зашел внутрь, и ему предложили столик на двоих у окна. Официантка помнила его и спросила, где его девушка. Грег пожал плечами и неопределенно улыбнулся, спросил, как идут дела, и несколько раз слегка коснулся ее, пока они обсуждали меню.

Он заказал порцию молодого барашка, пиво и зеленый салат. Он ел не спеша. В продолжение обеда официантка несколько раз появлялась – любезная и улыбающаяся. На десерт он заказал желе.

Он вышел из ресторана в половине восьмого и без четверти восемь подошел к дому Хилари.

Дом был на охранной сигнализации. Грег нажал на ее кнопку, несколько раз резко толкнул дверь. Никакой реакции. Его это не удивило. Менты собрались сейчас в кружок, заказали себе какую-нибудь пиццу и ели из бумажных тарелочек. Если наберется много свидетелей, сбор предварительных показаний мог занять всю ночь. Им было, разумеется, не до таких пустяков, как какие-то двери.

Грег знал Хилари почти шесть месяцев, но, когда он попросил у нее ключ от квартиры, она не была к этому готова. Поэтому однажды, оставшись без нее в кухне, он достал запасной ключ из кувшинчика, который стоял на мраморной полке, над газовой плитой.

Но от общей входной двери у него ключа не было. Он стоял и нажимал кнопки, пока какой-то доверчивый дурачок не впустил его, затем поднялся в лифте до девятого этажа, открыл квартиру Хилари, вошел внутрь и тихо прикрыл за собой дверь. Квартирка была крошечная: с одной спаленкой, кухней размером с небольшую отбивную и ванной настолько компактной, что каждый раз, смотрясь в зеркало, он удивлялся, как это здесь могли поместиться сразу два Грега.

Хилари не выключила ни единой лампочки, вся квартира была залита светом, и стояла такая тишина, что Грегу стало как-то не по себе. Затем в холодильнике щелкнуло, и этот обыденный звук отогнал страх и вернул ему самообладание.

Нервы, просто нервы. По пути на кухню он скинул с себя куртку и увидел, что браунинг, о котором он забыл, заткнут за пояс брюк. Курок был взведен, и если бы Грег случайно его задел, он вполне бы мог подстрелить себя.

Грег вынул пистолет, отпустил курок. Карманы куртки были набиты банкнотами. Он завернул пистолет в куртку и положил на столик рядом с мойкой.

Он посмотрел на часы. Семь пятьдесят три. В холодильнике он нашел водку и лед – на голубом пластиковом подносике в морозилке.

Он налил водки, добавил кубик льда и, войдя в гостиную, посмотрел через окно на балкон, где лежали разные вещи – велосипед Хилари, летние шины от ее «тойоты», пара алюминиевых стульев для балкона и несколько полузасохших растений в горшках. Балкон выходил на север, где постоянно была тень, и единственное, что могло бы здесь вырасти, – это мох, а возможно, грибы.

Грег уселся на стул, закурил сигарету. Огонек зажигалки вновь вернул его мысли к банку. Огонь извергается из браунинга, мент Пута получает в грудь пулю, еще одну и еще.

Теперь, сидя на балконе, Грег яснее видел последовательность происходившего. Он сделал тогда три выстрела. И орудие убийства, прямая улика здесь, на кухне. Ему непременно нужно избавиться от пистолета.

…Мент уже падал, когда из браунинга выскочила первая использованная обойма. Его тело согнулось, и серебристый диск, миниатюрный жетон, зеркально блеснул и ударился об пол.

Из кармана брюк Грег достал черное кожаное портмоне и, открыв его, ногтем сковырнул засохшую капельку крови с серебристой поверхности жетона. В маленьком отделеньице лежало пластиковое удостоверение личности. Гарсия Лорка Мендес, фас и профиль. «Policia Cuidad de Colon». Пижон был отлично упакован, достаточно взглянуть на его коричневые кожаные ремни. Грег нахмурился. Colon – что это такое? Повернув жетон к свету, падавшему на балкон из окна квартиры, он заметил, что слово «detective» было написано неправильно. Откуда он взялся, этот ярлык, из банки с крупой, что ли?

И вдруг на него нахлынула волна облегчения. Скорее всего этот Пута вовсе и не был ментом. А если и был, то, так сказать, в экспортном исполнении.

Грег вспоминал, в каких странах говорили по-испански. Мексика. А еще? Коста-Рика. Куба. Он погасил сигарету об ограждение балкончика, выпил еще водки и снова закурил. Боливия – когда-то он видел фильм «Кассиди и танцующий малыш». Перу. Колумбия.

Итак, что же именно мент из Колумбии делал в этом крупном канадском банке.

Он запомнил его взгляд, видел, как даже в смертной судороге он хватался за портфель. Пута мог быть кем угодно, но не пришел же он в отделение банка с портфелем, полным наркотиков, с тем, чтобы сдать его туда на хранение?!

Ну и дела. Минуту назад тебя ожидали двадцать пять лет исправительных работ, и вдруг густо запахло миллионами.

Или нет?

Где же портфель? Вероятно, он оставил его у двери. Нет, секунду, это невозможно, он запер дверь и вошел прямо в квартиру. Значит, портфель был в кухне? Он ясно помнил, что завернул пистолет в куртку и положил рядом с мойкой, но он не помнил, куда он дел портфель.

Грег встал, повернулся к раздвижной стеклянной двери и увидел, что прямо на него идет высокий, широкоплечий, хорошо загоревший молодой человек. Грег чуть не поднял руки, но вовремя заметил, что на парне ничего нет, кроме коричневых слаксов, и что от дверей спальни на него смотрит абсолютно нагая Хилари.

Сунув в карман портмоне и жетон, Грег взялся за ручку двери. Парень чуть не оторвал ему руку, с такой силой он захлопнул ее.

Какое-то время они стояли, разделенные только стеклом, и выжидательно смотрели друг на друга. Потом Грег взял цветочный горшочек и сделал вид, что собирается бросить его в стекло. Парень отпрянул в сторону. Грег поставил горшочек и сел. Сигарета у него во рту сгорела до фильтра, он сплюнул окурок в низенький, пузатый стаканчик, закурил снова и потом предложил пачку новоявленному сопернику. Он был поражен, но не хотел показать виду.

Молодой человек повернулся к Хилари и что-то сказал ей, потом, кивнув ей, пошел в спальню. Хилари отправилась следом за ним. Что, черт подери, происходит? Он предполагал, что Хилари будет в шоке, разбитая и несчастная. Она должна была упасть в его объятия, рыдая и прося утешения. Может быть, пока там все происходило, этот парень был здесь и уже успел поддержать ее и утешить?

Грег решил, что, если они закроют дверь в спальню, он разобьет стекло и пойдет за браунингом.

Однако дверь не закрыли, через несколько минут молодой человек вышел из спальни полностью одетым. Помимо коричневых слаксов, на нем были такого же цвета пиджак и куртка, белая рубашка с галстуком и блестящие коричневые ботинки.

Парень приоткрыл немного дверь и спросил:

– Собираетесь устроить скандал?

– Нет, конечно нет, – ответил Грег.

– Предупреждаю, у меня в карате черный пояс.

– А у меня красные подтяжки, так что маленькие девочки принимают меня за пожарника, – парировал Грег.

Парень любезно улыбнулся Грегу, распахнул дверь и отступил в сторону. Грег вошел в гостиную и прикрыл за собой дверь. Парень спросил:

– Вы давно знакомы с Хилари?

– Около шести месяцев.

– Так долго? А где вы с ней познакомились?

– Стою это я в очереди, а когда очередь подошла, как раз там она и стояла.

Парень расхохотался. Грег уселся на софе. Хилари вышла из спальни. На ней был шелковый халат, подаренный Грегом, который облегал ее в нужных местах. Она накрасила губы, но оставила в беспорядке волосы и была восхитительна. Грег глазами искал портфель, но его не было. Может быть, за стойкой?

Молодой человек представился – Ренди Люкас. Он посоветовал Грегу чувствовать себя как дома и пошел приготовить коктейли. Хилари села в кресло", как можно дальше от Грега. Он попытался улыбнуться ей, но она на него не смотрела.

В раскрытую дверь Грегу было видно, как Ренди работает с его курткой, не трогая ее, не подходя довольно близко.

Ренди кончил наконец возиться со своими коктейлями и принес их в гостиную. Он осторожно поставил поднос на кофейный столик и протянул один коктейль Хилари и другой – Грегу.

Грег отпил.

– Пока вы были на балконе, Хилари кратко рассказала мне о сложившейся ситуации. Хочу, чтобы вы знали, для меня это полная неожиданность.

– Да? – откликнулся Грег.

– Я уже объяснила Ренди, что мы встретились у общей знакомой, что нам пришлось выпить и вы настояли отвести меня домой, а потом были излишне активны. Я удивлялась, куда это задевался мой ключ, но теперь понятно, – заговорила Хилари.

– Дверь была открыта. Я позвонил тебе на работу, там сказали, что в банке ограбление и ты не можешь подойти к телефону. – Он нежно и тепло улыбнулся ей. – Ты в порядке?

– Да, Ренди позаботился обо мне.

– Она была в шоке, но теперь все прошло, – прибавил Ренди. Грег не обратил внимания на его слова.

– Ты помнишь, что сегодня у нас свидание? Мы условились на восемь.

– Что с тобой? Когда же ты от меня отстанешь?

Грег посмотрел на парня, заглатывал ли тот всю эту ложь. Похоже, тот принимал все за чистую монету.

– И все-таки у нас свидание, и ты это отлично знаешь.

– Но я же позвонила и отказалась сегодня после обеда. Тебя не было, и я записала это на твоем телефоне. Я не должна была соглашаться куда-то идти с тобой. Мне просто жаль было тебя обижать.

С точки зрения Грега, гардероб Ренди выглядел несколько консервативно – было похоже, что эта одежда не один год пролежала в сундуке. Но коктейли он смешивал прекрасно. Грег выпил свой стакан, налил еще и свободно откинулся на подушки софы.

– Как раз перед моим отъездом из города мы с Хилари обручились, – сообщил Ренди.

Грег улыбаясь кивнул.

– Чтобы пожениться, – пояснил Ренди.

– Да, я понял. Это великолепно, примите мои поздравления.

– Мы с Ренди давно знаем друг друга, – сказала Хилари.

– Мы работаем с Хилари в одном здании, я в фирме «Маквейд и Маквейд». Меня послали на шесть месяцев в Торонто, там был особенно сложный случай. Я вернулся только сегодня утром, – сказал с улыбкой Ренди.

Грег потирал себе подбородок, обдумывая ситуацию.

– Уголовное законодательство, – уточнил Ренди и сделал паузу, чтобы Грег это прочувствовал. – А кстати, чем занимаетесь вы?

– Актер, я актер.

– В самом деле? – Ренди заинтересованно подался вперед. – Телевидение, кино?..

– И то и другое, – сказал Грег. – Обычно то, что мой агент считает полезным для моей карьеры. Другими словами, что дает ему возможность заработать.

– А сейчас вы работаете над чем-нибудь?

– Меня пригласили на сериал коммерческих фильмов для «Тойоты». Это будет показываться на всю страну. Через пару дней об этом будет известно.

– Ну что ж… – сказал Ренди, вставая. – Пожелаем вам больших успехов. – Он поднял стакан для тоста, выпил и поставил пустой стакан на столик. Грег был уволен, и это было понятно всем троим.

Грег встал. Нащупывая мелочь в кармане брюк, он улыбнулся.

– Я только захвачу куртку и портфель и ухожу.

– Хорошо, – сказал Ренди и подмигнул Хилари.

Грег направился к кухне, Ренди надо было посторониться, чтобы пропустить его, но он, казалось, и не замечал, что Грег движется на него.

Обойдя Ренди, Грег вышел в кухню, взял куртку и крепко зажал ее в левой руке так, чтобы не выпал пистолет. Он думал, что портфель мог оказаться в кухне на полу около холодильника, но его там не было. Он оглянулся, куда, черт побери, он запропастился?

Ренди пристально наблюдал за ним, словно боялся, что тот украдет столовое серебро.

– Вы что-то потеряли?

Грег вернулся обратно в гостиную. Он чувствовал себя так, будто температура у него поднялась градусов на десять. Портфель был на балконе. Он быстро пошел туда, но на его глазах он превратился в шину.

Грег повернулся к Ренди.

– Послушайте, мне нужен мой портфель, и он нужен мне сейчас.

– Я думаю, приятель, сейчас тебе лучше уйти, – твердо, с ударением на слове «сейчас», сказал Ренди.

– С каким приятелем ты толкуешь, ты, придурок.

Ренди вспыхнул.

Грег направился к спальне, но Ренди загородил ему дорогу. Грег отступил в сторону, делая вид, что уступает ему, и внезапно изо всех сил ударил Ренди по колену.

Ренди скрючился, задел кофейный столик и упал вместе с ним на бок.

– Дорогой мой, ты ушибся? – вскрикнула Хилари. Грег подошел к ней, погладил по головке и успокоил:

– Не беспокойся, милая, он меня и пальцем не тронул.

– Да не ты, свинья!

Хилари оттолкнула его, подбежала к Ренди и, присев, положила его голову к себе на колени. Адвокат, с ненавистью глядя на Грега, лежал.

– Послушай моего совета, – сказал Грег, – и лежи где лежишь. И постарайся поступать не столько правильно, сколько разумно. – Он улыбнулся Хилари и снова повернулся к Ренди. – Иначе будешь побит.

Ренди смотрел на него, не мигая. Грег сказал:

– Я хотя никогда и не брал уроков мужества и самозащиты, но могу разделать тебя и не имея черного пояса.

По взгляду Ренди он понял, что достал его.

На ночной тумбочке в спальне он увидел фотоаппарат «Полароид», два пустых бокала и бутылку из-под шампанского в светлой пластиковой корзине со льдом. Мятые простыни в черно-белую полоску свешивались с кровати на пол, где валялись блестящие серебристые наручники. Десятка два фотографий были разложены на кровати, словно карты для игры в покер.

В бутылке оставался глоток, Грег допил шампанское, а бутылку швырнул на пол. «Надо бы – в зеркало», – мелькнула запоздалая мысль. Он исправил свою оплошность, запустив в зеркало «Полароидом». Фотографии и наручники он прихватил с собой. Он, разумеется, прекрасно помнил эту спаленку. Только кровать, тумбочка и туалетный столик с зеркалом. А клозет и вовсе был рассчитан на карлика. Портфеля не было. В кармане полосатого пиджака Грег нашел кожаный бумажник и воспользовался деньгами и кредитными карточками.

Ренди все еще не вышел из прострации, и Хилари изо всех сил давила на телефонные кнопки.

Грег вырвал из стены розетку телефона и пощупал у Ренди пульс.

– Можешь успокоиться, у него ничего страшного. Если кто спросит, объясни, что случилось: перепутала, мол, расписание, и двое оказались тут в одно время, они немного повздорили, а потом он споткнулся и разбился о столик.

– А ты, Грег, отправишься в тюрьму! Ты ворвался в мою квартиру и напал на моего жениха. Надеюсь, они посадят тебя надолго. Уж я постараюсь.

– Тебе сначала следует обсудить это с Ренди. Не повредило бы это его карьере. – Он улыбнулся. – А знаешь, я уверен, мы можем начать все сначала, и все будет хорошо.

Хилари швырнула в него телефоном, но промахнулась.

– Спасибо за ответ, – сказал Грег. – Значит, все кончено!

И в этот самый момент он вспомнил, где он оставил портфель. В зоне, где стоянка запрещена, на переднем сиденье оставленного и незапертого «торуса».


Глава 6


Бредли представил Уиллоуса и Паркер Мартину Россу. С момента ограбления банка прошло несколько часов, но только теперь Росс достаточно оправился от пережитого ужаса и мог давать показания. За это время все было зарисовано, замерено и сфотографировано. Собрали и пронумеровали все вещественные доказательства. Те места, где были обнаружены следы от беспорядочных выстрелов Грега, были соответствующим образом обработаны.

Сотрудников банка, прошедших процедуру предварительных показаний, отпустили домой.

Служба перевозки покойников – полицейские называют их «вампирами» – завернула изрешеченное пулями тело неизвестной жертвы в зеленый пластиковый пакет и увезла в морг.

Раны Росса были болезненны, но не опасны. Медики дали ему болеутоляющие и транквилизаторы, которые он, хотя и взял, но не проглотил. Он уверял детективов, что в состоянии потерпеть, а вот ясность ума, как они и сами понимают, сохранить необходимо.

Паркер улыбнулась ему, сочувствуя и благодаря. Помощник врача сказал, что у Росса небольшое сотрясение мозга, поэтому он так долго не приходил в себя.

Мартину Россу было под шестьдесят, и он всегда следил за своим здоровьем и весом. Он имел прекрасный цвет лица, серебристые густые волосы, проницательные, но добрые голубые глаза.

Росс открыто любовался Клер Паркер: к сожалению, молода и годится ему в дочери, но до чего хороша, просто кинозвезда! Отлично сложена, с прекрасными черными волосами и огромными карими глазами. Около глаз и рта уже пролегли легкие складочки: детектив по убийствам, она видывала виды. Ему хотелось сделать ей комплимент, который ей еще не приходилось слышать, он сознавал, что это безумно трудно, но его не оставляло чувство, что постараться стоит.

– Мой первый вопрос, мистер Росс, – насколько хорошо вы знали жертву? – спросил Уиллоус.

– Я вообще его практически не знал. В прошлом году он заходил в мой офис один-два раза, но я даже не уверен, что у него есть счет в нашем банке. Ему была нужна консультация по общим финансовым вопросам. Мне кажется, относительно тенденций по закладным ставкам. Между прочим, как себя чувствует Хилари? У нее все в порядке?

– Она отправилась домой довольно давно. Ее увез жених, – сказала Паркер.

Росс потирал себе лоб.

– Этого молодого человека зовут Грег. Очень приятный.

– Нам до сих пор не удалось идентифицировать жертву, – сказал Уиллоус. – Вы бы очень помогли, если бы вспомнили его имя, мистер Росс.

– Да, я понимаю. Хотелось бы мне вам помочь, но я просто не помню. – Мартин Росс посмотрел на свои раненые руки.

– А сколько времени вы работаете управляющим банком, мистер Росс?

– Семнадцать лет, – сразу же ответил Росс.

– А в этом отделении?

– Пять лет.

– А что было в портфеле? – спросил Уиллоус.

– Понятия не имею.

– Тогда почему вы из-за него рисковали жизнью?

Росс передернул плечами.

– Я пытался задержать убийцу, а не сохранить портфель. Наверно, это было не очень умно, но я как-то не думал об этом.

– Как вы думаете, в портфеле могло быть что-то такое ценное, из-за чего стоило так рисковать? – спросил Уиллоус.

Росс осторожно дотронулся до головы, она буквально раскалывалась, но он все еще медлил принять лекарство.

– Понятия не имею, что находилось в портфеле, – сказал он, – но, как я думаю, вам сообщили мои служащие, грабитель, он выглядел как боксер, стрелял первым. Или, по крайней мере, он первый выхватил пистолет, а покойник стрелял в целях самозащиты. Я могу ошибаться, но мне кажется, у боксера была цель ограбить мой банк. Он вообще не интересовался портфелем, пока тот не стал от него этот портфель прятать.

– Только одна ваша сотрудница заметила жертву до того, как началась стрельба, – сказал Уиллоус. – Она не уверена, стоял ли этот человек в очереди в кассу или ему нужны были вы.

– Он не просил о встрече, это я могу сказать точно.

– Это так, но дверь в ваш кабинет была открыта, и он стоял так, чтобы ему было вас видно. Ведь перед ограблением у вас был другой посетитель, это верно?

Росс кивнул. По тому, как сверкнули глаза банкира, Уиллоус понял, что тот вызывал кого-то по поводу займа.

– А стрелявший, вы когда-нибудь видели его раньше?

– Никогда. Я совершенно уверен.

– Мы спрашиваем потому, что это мог быть просто случайный человек, наркоман какой-нибудь. А возможно, он долгое время присматривался к банку, может быть, дни и недели, прежде чем предпринял попытку. У нас есть такое подозрение, – сказал Уиллоус.

– Такого человека давно бы кто-то заметил, – с сомнением в голосе ответил Росс.

– Я просто не могу понять, почему вы пошли на такой огромный риск, – мягко сказала Паркер.

– Мне и самому хотелось бы это знать. Обстановка была какой-то странной… Вероятно, я чувствовал ответственность за этот проклятый портфель. – Он взглянул на Бредли. – Я действовал инстинктивно, не думая о личной безопасности. Вряд ли это может служить причиной такого сурового допроса.

– Вы не хотели бы позвонить своему адвокату, мистер Росс? – спросил Бредли.

– Разумеется, нет.

– Нас это вполне устраивает.

– Может, я что-то упустил? – сказал Росс, обратив к Паркер свои яркие голубые глаза. – Может быть, подозреваемый – это я, так, ради Бога, скажите мне это?

– Нет, конечно нет, мистер Росс.

И Паркер тепло улыбнулась банкиру. Это был ее любимый прием. Уиллоус достал дешевенькую шариковую ручку и сшитый спиралью блокнот, открыл его на пустой странице и поставил дату и время.

– Давайте начнем с убийцы. Что вы можете о нем припомнить, мистер Росс?

Росс немного помедлил.

– Лучше всего я помню его пистолет. Автоматический. Старый, давно используемый.

Уиллоус записал это, подождал.

– А еще, – сказал Росс, – у него было то, что бывает у боксеров… – Он показал руками у головы.

– Уши вроде цветной капусты, – сказал Бредли, он был болельщиком.

– Да, да. Нос у него был разбит, свернут набок.

– Разбит недавно?

– Нет, не думаю. Я не то имел в виду.

– А как насчет шрама? – спросил Уиллоус. – Где у него был шрам?

Росс поднес было к подбородку раненую руку, но спохватился, в какой находится ситуации, и сказал:

– У вас ведь есть уже вся эта информация, зачем вы тратите мое и свое время?

Уиллоус почувствовал на себе хмурый взгляд Бредли. Игры со свидетелями не были такой уж находкой, но он пытался сбить Росса с панталыку, надеясь на какой-то его просчет. Пожав плечами, он вежливо улыбнулся и ответил на вопрос Росса:

– Вы можете оказаться лучшим свидетелем из всех, что у нас есть. Естественно, что меня интересуют ваши наблюдения и как вы припоминаете события.

«Сгладил», – подумала Паркер.

– Не возражаете, если я воспользуюсь вашим телефоном?

Банкир кивнул.

– Пожалуйста, наберите девятку, чтобы попасть в город.

Уиллоус прислонился к огромному столу с дубовым шпоном. Набрав девять, а затем телефон местного прогноза погоды, он взял шариковую ручку, а револьвер положил на записную книжку Росса, лежавшую на столе. Телефон дважды прозвонил, раздался щелчок и пошла записанная на ленту информация.

Паркер заканчивала допрос Росса об идентификации жертв. Росс занервничал – почему их больше интересует погибший, а не убийца.

Задавая банкиру вопросы, Паркер ходила взад и вперед по комнате. Она уронила блокнот и наклонилась, чтобы его поднять.

Росс уставился на нее как завороженный.

Уиллоус быстро положил трубку, поставил телефон на место и повернул записную книжку к себе. Росс был очень занятым человеком, а его расписание весьма плотным, но лишь до четырех тридцати.

От четырех тридцати страница была пуста, время свободно.

Паркер подняла свой блокнот, расправила юбку. Уиллоус поблагодарил Росса за телефон. Росс с креслом повернулся к нему:

– Вы дозвонились?

– Когда идет дождь, они обычно не ошибаются, – ответил Уиллоус. Паркер улыбнулась.

– Ваша секретарь сказала мне, что у вас весьма занятый день, мистер Росс.

– Ничего удивительного.

– …Но что вы специально сказали ей, чтобы она не назначала встреч с четырех тридцати до конца дня.

Росс среагировал на блеф Уиллоуса, он заметно смешался, когда же взял себя в руки, спросил:

– И что же вы предполагаете?

Уиллоус, не отвечая, безразлично смотрел на него.

– По возможности я часто оставляю в конце дня свободное время. Это дает мне возможность подбить итоги, что-то закончить, позвонить по срочным делам, принять решения. Уверен, вы меня понимаете. – Росс обращался к Бредли.

– Разумеется, – ответил он.

Уиллоус посмотрел на часы.

– Кто-нибудь из ваших сотрудников сегодня отсутствовал?

На столе у Росса затарахтел телефон. Красный свет то гас, то вспыхивал.

– Нет, все были на работе, – сказал он. Телефон продолжал звонить. Он взял трубку, взглянул на Уиллоуса: – Да, пожалуйста, – и передал ему трубку.

Уиллоус с минуту слушал, сказал:

– Прямо сейчас, – и положил трубку.

– Послушайте, – сказал Росс, – могу я сейчас пойти домой? В шестичасовых новостях было сообщение. Моя дочь знает о перестрелке и безумно беспокоится.

Уиллоус взглянул на Бредли, тот смотрел в сторону. Джек спросил домашний адрес Росса и, записав, повторил его вслух.

– Какой приятный район, – сказала Паркер.

Росс подумал, как-то неохотно согласился и – гораздо охотнее – ретировался.

Отложив перо, Уиллоус обратился к Бредли:

– Вы знаете, как он удрал?

– Виртуозно, – сказал Бредли.

– Правильно. Вам что-нибудь говорит имя Макс Циммерман?

Бредли отрицательно покачал головой.

– Макс отвез его, – сказал Уиллоус.

Паркер прислушивалась к стаккато своих каблучков по мраморному полу в пятнах крови и следах от пуль. Она сломала шаг и начала проделывать танцевальные па, которым ее обучали в детстве, она давно забыла их, но ноги, оказывается, помнили. Акустика была прекрасной, и звук ее каблучков раздавался резко и четко.


Сержант отделения дорожного движения послал новичка в лавку деликатесов, чтобы купить Максу горячего клубничного чая и пару рулетов с плавленым сыром. Макс поел и, развалившись на заднем сиденье бело-голубого полицейского автомобиля, наблюдал, как менты со всех сторон обнюхивают его автомобиль; одновременно он пытался сообразить, каким образом выжать из городской казны потери в доходах.

Его такси обратилось в призрак с помощью специальной пудры для получения отпечатков пальцев, которая сплошь покрывала автомобиль. Когда он понял, в чем дело, он подошел и сказал им, что тот парень дотрагивался только до ручки задней дверцы и больше ни до чего. Они будто и не слышали. Естественно. Он крутил баранку всю свою сознательную жизнь и давно привык, что к нему относились так, словно на лестнице эволюции он стоял на несколько ступенек ниже, чем медуза.

Но сегодня ему пожимали руки два мента: великолепная молодая женщина по имени Клер и парень Джек, у которого приятная улыбка и крепкая, но не очень сильная рука. На взгляд Макса, Джек был явно недокормлен и переутомлен. Женщина, казалось, хорошо подходила к партнеру, хотя Макс подумал, что он староват, особенно это заметно вот тут, у глаз.

Макс ожидал, что менты подойдут к нему, как грабители, и начнут кричать о парне, который сунул ему в нос пистолет и лишил его платы в три доллара. Вместо этого они внимательно спрашивали, хорошо ли он себя чувствует, оказана ли ему медицинская помощь, покушал ли он…

Приятно.

И когда наконец они подошли к делу, большую часть вопросов задавала Клер, Джек встревал только время от времени, а по большей части околачивался рядом, и они внимательно выслушивали каждое его слово и обращались к нему с уважением.

Он признал, что, пока парень не направил на него пистолет, он едва обратил на него внимание. А после этого он вообще старался на него не смотреть. Но он мог им дать общее описание, рост, вес, он помнил, что у парня нос был во все лицо, уши развесистые и на лице много шрамов.

Джек все это записал.

– Очень хорошо, Макс. Что-нибудь еще? – сказала Паркер.

– Вы имеете в виду, как он выглядел?

– Что-нибудь вообще.

– Ну вот, он был в сильном напряжении. Но у меня впечатление, что он не такой, как многие теперешние ребята, которые грабят просто из удовольствия.

– Мы еще увидимся, Макс, но если за это время вам случится о чем-то подумать… – На карточке кремового цвета она написала и передала ему свой домашний телефон.

– Он забрал мои денежки и, кроме того, не заплатил мне. Всего получается сто восемьдесят. Вы не могли бы мне помочь, поговорить с кем-нибудь в муниципалитете? – попросил Макс на прощание.

Да, он был прав насчет Джека. Несколько староват, особенно около глаз.


Уиндфельд, он же Ветер, сотрудник из отдела по борьбе с грабежами, высокий, очень полный, с бегающими глазами и сильно нафабренными усами, минут десять назад достал из кармана широкое металлическое кольцо для ключей и забавлялся тем, что, отведя ключ до верха кольца, пытался его там уравновесить. Когда же он отпускал ключ и тот неизбежно соскальзывал по кольцу, он недовольно сопел и начинал то же самое с другим ключом. Это жонглирование начинало действовать Джеку на нервы.

Партнер Ветра Шерман О'Нил по кличке Пожарный Кран получил повышение, когда понизили майора, который не мог больше отвечать высоким профессиональным требованиям, так как выступил за голосование по этническому признаку. Пожарный Кран был ростом пять футов и восемь дюймов и весил сто восемьдесят фунтов. Его взрывной темперамент стал легендой, а его любовь к ярко-красным рубашкам подтверждалась документально; Мэл Даттон фотографировал его в самых немыслимых ситуациях, правда, фотографий никто никогда не видел.

Они оба были недовольны, что расследование ограбления поручили Уиллоусу и Паркер. Посмотрев черно-белый фильм с крупой на пленке, отснятый кинокамерой охраны банка, оба детектива убедились, что парень, которого они прозвали Фокусник, увеличил счет.

А теперь, когда он впервые применил оружие, они действительно очень хотели его взять.

– Я все-таки не понимаю. Вы числите за ним столько ограблений, двенадцать или тринадцать? – спросила Паркер.

– Да, – ответил Ветер, – парень засветился больше раз, чем Уэйн Грецки.

– Или даже я, – сказал Пожарный Кран. – Однако никто не идентифицировал его, нет никаких улик, наружность каждый раз другая…

Пожарный Кран повернулся к Паркер.

– А у тебя когда-нибудь были такие сильные предчувствия, что волосы становились дыбом? – Он ухмыльнулся. – Нет, думаю, что нет. А у тебя, Джек?

Уиллоус без энтузиазма кивнул. Поздно, галлон кофе и слишком много пончиков после полуночи, кислый привкус во рту… Он чувствовал себя усталым и раздраженным.

«Какие же мазохисты эти менты, предчувствия у них…» – Паркер уставилась на монитор.

…Преступник подходил к кассе, и женщина Хилари Флетчер улыбнулась ему, потом на секунду замерла, широко раскрыла рот и заорала. Затем он, должно быть, что-то сказал ей, что заставило ее замолчать, резко открыть ящик кассы и начать пихать ему деньги через барьер… В показаниях свидетелей не говорится, что он ей что-то сказал. Возможно, это была первая реакция, страх, перешедший в шок, и она забыла наступить на беззвучный сигнал.

Кричала она отлично, жаль, фильм не звуковой.

Мартин Росс сказал, что он вышел из офиса на этот крик. Вот он здесь, входит в рамку внизу справа.

Жертва машет чем-то похожим на бляшку. У него тоже пистолет 32-го калибра. Теперь и преступник достает оружие. Девятимиллиметровый полуавтомат – браунинг. Паркер ясно видит, как палец нажимает на спуск, мускулы напрягаются, когда преступник сжимает пистолет.

Жертва и преступник обмениваются выстрелами. Жертва быстро стреляет два раза. Преступник одиннадцать. Паркер сосчитала использованные гильзы. Жертва поднимает руку, как будто хочет оградить себя от удара. Бляха – если это была она – выскальзывает у него из рук и падает на блестящий мраморный пол. Последний выстрел преступника попадает чуть выше его правого глаза. Внезапно он мягко оседает, как мешок с опилками.

Мертв.

Вторая камера. Хилари беззвучно кричит, барабаня по прилавку обеими руками. Шариковая ручка выскальзывает из держателя и катится, исчезает за пределами рамки. Глаза другой кассирши закрыты, руки воздеты в воздух.

Росс вцепляется в колено преступника, валит его. Преступник прижимает дуло пистолета к голове Росса, затем передумывает и использует пистолет как колотушку.

– Парень двигается, как мопс, да? – говорит Пожарный Кран. – Он виляет из стороны в сторону, плечи опустил…

– Вы думаете, что это один и тот же человек с разными лицами? Возможно, он актер?

– Или актриса, – говорит Уиндфельд. – Мы же не знаем.

– Если у него макияж, то его здесь действительно много. Можно проверить, не занимается ли он кинобизнесом, ТВ или соответствующей работой, Например моделированием… – Это предложение Паркер.

– Вы думаете, преступник может оказаться гримером-художником? – спросил Пожарный Кран.

– Сохрани Бог от такого варианта. – Паркер затрясла головой.

– Почему?

– Потому что мы износим по паре туфель, пока будем это проверять.

– Причем крепких туфель, – сказал Пожарный Кран.

Уиндфельд кивнул в знак согласия. Глаза его глубоко сидели в глазницах. Он обладал обаянием и притягательностью почтенного бассет-хаунда.

Через девяносто секунд – на пленке было время 5.06.42 – стрелок заторопился из офиса. В 5.06.59 банк уже был заполнен униформами. Видеопленка кончилась, и началась перемотка.

Паркер подавила зевок.

– Что, скучно? – посочувствовал Пожарный Кран. – У меня потрясающая запись ограбления ювелирного магазина на Чайнатаун в прошлом месяце, когда владелец действовал очень оперативно и ему оторвало ухо.

– Вы поймали этих ребят? – спросил Уиллоус.

– Нет. Но ухо ему пришили.

– Это отдел по борьбе с азиатской преступностью. Что вы делаете с этой записью? – спросила Паркер.

– Даем в прокат. У нас выбор получше, чем в видеопрокате, – сказал Пожарный Кран, – и мы денег не берем. Только чтобы перемотать не забывали, а то голову оторвем. – Он подмигнул Паркер. – Или что-нибудь еще.

– Спорю, что тебя это заботит меньше, чем других парней, – сказала Паркер.

Пожарный Кран наклонился к ней.

– Это почему?

– Меньше терять, – сказала Паркер.

Они снова перемотали фильм. Преступник шел к Хилари. Она склонила голову набок, волосы рассыпались по плечам. Потом заорала.

– Потрясающая фигура, – причмокнул Пожарный Кран. – По-настоящему великолепные волосы. К тому же натуральная блондинка.

В глубине комнаты на столе резко зазвонил телефон. Вначале Ветер и Пожарный Кран не обращали внимания, но скоро с удивлением уставились на Паркер.

– Тебя что, не учили в Академии отвечать на телефонный звонок? – спросил Пожарный Кран.

– Возможно, я это пропустила. Может быть, в это время я где-то обучалась мыть посуду.

Телефон смолк, потом зазвонил снова. Уиллоус отодвинул кресло, прошел через всю комнату и снял трубку. Выслушав, он взглянул на Пожарного Крана и сказал в трубку:

– Да, мы сейчас будем.

– Кто это звонил? – спросил Ветер. Уиллоус подошел к креслу, но не сел.

– Официальные полицейские дела, – сказал он.

– Не валяй дурака. Ты так посмотрел на Пожарного Крана…

– А как так?

– Ты знаешь, что я имею в виду, Джек. Уиллоус взял свой пиджак.

– Давай прощайся, Клер.

– Подожди минуту, – сказал Пожарный Кран. – Мне казалось, мы зайдем в китайский ресторанчик, выпьем чайку…

– Спорю, ты имел в виду даже что-то повкуснее, правда? – хитро улыбнулся Ветер.

– Правда, – сказал Уиллоус, отвечая ему улыбкой. Телефонный звонок был из морга. Две отстрелянные гильзы 38-го калибра и девять 9-го калибра были извлечены из стен и потолка банка. Теперь Уиллоус и Паркер звонили из морга, чтобы сказать, что они готовы искать две оставшиеся пули.


Городской морг, высокое четырехэтажное здание с фасадом из бледно-оранжевого кирпича, белыми окнами и стеклянной крышей, находился на Кордова-стрит, за углом от Мэйн-стрит, 312.

Патологоанатом Кристи Киркпатрик, крупный широкоплечий мужчина пятидесяти лет, взглянул поверх старого номера журнала «Сумасшедший», когда Уиллоус и Паркер вошли в комнату, и кивнул.

– Вы пришли как раз вовремя.

– Одиноко? – спросил Уиллоус.

Киркпатрик протянул им руку в конопушках.

– Рад вас видеть.

– Мы тоже, Кристи, – ответила Клер.

Киркпатрик показал на журнал.

– Я не читал этой вещи с самого детства – позабыл, как это хорошо. – Свернув журнал, он сунул его в карман белого хрустящего халата. – А Ветер с Пожарным Краном не могли прийти?

– Их не пригласили.

– Тогда начнем.

Киркпатрик надел маску и постучал по микрофону, который был укреплен над столом для вскрытий. Он отметил время и дату и осторожно потянул на себя бледно-голубую простыню. Складывая простыню, он сказал:

– Перед нами мужчина, очевидно, латиноамериканского происхождения, номер девять дробь семь. Все, что я могу о нем сказать, так это, что он не Элвис. – Киркпатрик улыбнулся Клер. – Вы знаете, почему мне известно, что это не Элвис?

– Нет. Почему?

– Потому что он мертв.

Киркпатрик замерил тело, взвесил его. Он немного опустил микрофон, прокашлялся и сказал:

– Я приступаю и делаю первый разрез.

Это было предупреждение, формальное заявление о намерении. Глаза Кристи над маской были радостные, озорные, ясные. Лезвие скальпеля на какое-то мгновенье замерло, затем опустилось и погрузилось в тело.

У Паркер пересохло во рту. Она взглянула на Уиллоуса, на Киркпатрика, на распростертое тело. Они были звездами еще одного немого кино.


Глава 7


Телефон был из прозрачного материала с голубыми и розовыми светящимися полосками и хорошо вписывался в стиль квартиры Хилари. Она купила его на базарчике неподалеку от Беллингхема и провезла через границу в багажнике автомобиля. Телефон стоил недешево – сорок девять долларов пятьдесят центов в американских деньгах. Чек она выбросила – продавец предупредил ее, что за границей гарантия не сохраняется.

Она сняла трубку, телефон молчал. У нее екнуло сердце. Так она и знала! Швырнув телефоном в Грега, она разбила сложную телефонную начинку, и тут же она вспомнила, что этот придурок выдрал из стены проводку.

Точно такой же телефон стоял в спальне, но ей было страшно туда идти – она боялась увидеть там что-то ужасное.

Ренди наконец открыл глаза. Он схватился за кофейный столик и чуть не опрокинул поднос.

– Бедный мой, – сказала Хилари. Она, казалось, очень расстроилась.

– Кончай звонить. Мне это надоело.

– Извини.

Ренди попытался выпрямиться. Все болело, но переломов, очевидно, не было.

– Кому ты звонила?

– В полицию, но вот телефон…

Ренди с трудом встал, плохо сгибались ноги, на голове он нащупал шишку величиной с орех. На накидке Хилари цвета слоновой кости было несколько темных пятен. Скорее всего ей придется выбросить эту накидку.

– Сколько времени я был в отключке?

– Ты ничего не пропустил, если именно это тебя волнует.

Хромая, Ренди прошел в спальню. Новенькие серебряные запонки исчезли. «Полароид» валялся среди осколков зеркала, разбитый всмятку. Новый костюм, слава Богу, висел на месте, но в бумажнике не оказалось кредитных карточек и двухсот пятидесяти баксов, которые он сегодня утром снял с текущего счета.

– Сукин сын!

Ренди так саданул дверцей шкафа, что закачались вешалки. Подбоченясь, Хилари встала в дверях спальни и сказала:

– Не отправиться ли тебе со своими истериками куда-нибудь в другое место?

– Шесть месяцев – это срок, и я вовсе не надеялся, что ты так долго способна хранить верность, но этот парень…

– Он не так уж и плох, и все бы обошлось, если бы ты дал ему поискать портфель.

– А на сегодня ты ему назначила свидание, да?

– Ты же знаешь, сколько я сегодня пережила, могла ли я думать о свиданиях.

– Где ты с ним познакомилась?

– Какая разница? Мне надоели твои вопросы.

– Он забрал снимки. Как ты думаешь, что он будет с ними делать?

– Порвет и спустил с туалет.

– А может, продаст их в журнал.

– Не думаю. Он очень славный парень, Ренди. Теплый, любящий, мягкий.

– Где он работает?

– Он актер, ты забыл?

Ренди поднял осколок фотоаппарата, согнул его пальцами, потом отпустил, и он, пролетев через всю комнату, упал за кроватью.

– Да, он сказал так. А где он выступает?

– Сейчас репетирует.

– А что за пьеса?

– Я не помню.

– Он когда-нибудь упоминал ее?

– Я не помню.

– Где он живет?

– Не знаю.

– Дерьмо собачье.

– Это правда.

Ренди выложил пять кусков плюс налог за обручальное кольцо с условием выплаты по триста пятьдесят баксов в месяц. А возвращать кольцо – дело сложное.

Он посмотрел на возлюбленную и спросил:

– Вы всегда встречались здесь? В твоей квартире?

– Я и видела-то его всего один или два раза. Не знаю, как он вошел, должно быть, украл ключ. Господи, ты так говоришь, будто он для меня что-то значит!

– Какой у него номер телефона?

– Я тебе его не дам, Ренди. Просто забудь об этом, хорошо?

– «Полароид» и запонки, пленка, наличность, которую он украл из бумажника, – все вместе составляет около пятисот баксов. И еще кредитные карточки! Проклятие.

Ренди воспользовался телефоном в спальне, чтобы предупредить компанию, что он потерял кредитные карточки. Он сказал, что выронил бумажник в баре. Да, да, разумеется, он позвонил в полицию.

– Пожалуйста, не бросай так резко трубку. Телефон не виноват, – сказала Хилари.

Пройдет три-четыре дня, прежде чем он получит по почте новые карточки. А до этого что он будет делать? Пользоваться наличностью?

– Так ты собираешься выследить его и заставить все вернуть? Тогда возьми сначала еще пару уроков дзюдо.

Не глядя на нее, Ренди, прихрамывая, отправился в кухню и вытряхнул из пакета хлеб. Потом вывернул пакет наизнанку и, взяв на балконе стакан, из которого пил Грег, положил его в пакет. Он посмотрел на свет. Отпечатков на стакане он не увидел, но это не значит, что их там не было.


Грег быстро, как только мог, шел по улице, стараясь не привлекать к себе внимания. Его «форд-торус» стоял там, где он его и запарковал, передком в аллею. Портфель лежал на самом виду – на переднем сиденье. Он прошел мимо автомобиля, затем вниз по аллее, обошел квартал. Ментов нет.

Бородатый молодой человек с золотыми колечками в ушах замешкался неподалеку в дверях книжного магазина и совсем не интересовался им.

Точно так же и полный паренек в темных очках, деловито вынимавший голубику из мороженого.

И он мог побиться об заклад, что девчонке с черным бантом, помадой «ядерный удар» и стрижкой под лемминга, которая стремительно катила коляску к крутому обрыву, не было до него ровным счетом никакого дела.

Оставались еще двое школьников и старичок, медленно передвигавшийся в коляске на батарейках, и Грег искренне сомневался, что кто-нибудь из них приставит к его виску пистолет и начнет выговаривать ему, как он был не прав.

Он резко открыл дверцу автомобиля, взял портфель, захлопнул дверцу и потерся бедром о ручку, чтобы стереть отпечатки пальцев.

Ментов все еще не было.

Он прошел два квартала до отеля и взял столик у окна с приятным видом на улицу и хорошим обзором. Единственное, что отличало этот бар от других, был его малый размер: пара четырехместных кабинок вдоль стены и не более двенадцати стульев. Это Грега устраивало, иначе он пошел бы туда, где полированные столы красного дерева с облицовкой из дубового шпона и прекрасные кожаные кресла.

Подошла официантка в облегающих черных брюках и белой накрахмаленной рубашке, галстук бантом был почти того же цвета, что и губная помада. Короткие каштановые волосы нелепо торчали на ее голове, но это странным образом шло ей. Грег заказал светлое пиво и, закурив сигарету, уселся поудобнее. Мысленно он все время возвращался к факту, что он убил человека и потом слинял. Он не мог решиться заглянуть в портфель: если в нем нет ничего ценного, убийство и вовсе окажется бессмысленным. Он приказал себе успокоиться, напомнил, что мент выхватил пистолет первым. Он уложил парня при самозащите, самой обыкновенной самозащите, хотя происшедшее оставалось ужасным, как себя не оправдывай. Но что действительно разрывало ему сердце, так это предательство Хилари. Он грабил банки скорее из куража, чем из-за денег. И поистине блистательной была его забота о пострадавших. Ему нравилось успокаивать в своих объятиях этих напуганных женщин, любовью прогонять ночные кошмары, быть сильным.

Но всякий раз его хватало ненадолго. Как только они начинали приходить в себя, он находил у них какие-то недостатки, давал им понять, в чем они состоят, и уходил. И все начиналось снова. Но сколько у него уходило на это времени! Обычно у него было две-три, а то и четыре женщины одновременно. Так и шло все своим чередом. Приведя в порядок одну потерпевшую даму, он находил в ней какой-то изъян, и, оставляя ее, выбирал себе из двух-трех оставшихся очередной объект ухаживания.

Но на сей раз – он и сам не знал почему, возможно, из-за кокаина – он сделал ставку на одну лошадь. Дни, недели и месяцы он тратил на Хилари, чтобы подготовить ее – к чему? – к тому, чтобы ее дурацкий дружок с черным поясом мог притащиться из Торонто и утереть ее слезы? И теперь, именно в этот момент, у него не было никого!

Ну и дела.

Грег выпил первый стакан пива, потом второй, почувствовал, что уже накачивается, и заказал имбирной водки. Выпивку принесли. Закурив, он взял в руку стакан и с удивлением увидел в его запотевшем стекле отражение кого-то, кто быстро приближался к нему. Женщина лет двадцати скользнула в кабинку, тепло улыбнулась ему и сказала:

– Привет, меня зовут Сильвия.

Грег кивнул.

– Послушай, извини, что я опоздала, но… – Ее глаза расширились. – Вы Уолтер Ирвинг или нет?

– Нет, и могу это доказать, – ответил Грег.

Женщина огляделась. За исключением трех японских туристов, бармена и официантки, в баре никого не было.

– Вы предполагали с кем-то встретиться, опоздали, и он не дождался? Извините меня, не подумайте, что я к вам пристаю, но я не понимаю, как он мог.

– В самом деле?

Грег представился и сказал ей, что никогда не встречал девушки по имени Сильвия, что это прекрасное имя, оно звучит словно текущая вода, что он поймет, если она отвергнет его, но что было бы очень мило, если бы она осталась и выпила вместе с ним.

У Сильвии были светлые кудрявые волосы и большие зеленые глаза, которые умели смеяться. Они поболтали о баре, о погоде. Затем Грег спросил, чем она зарабатывает на жизнь, и увидел, что ее глаза сразу стали серьезными. Он узнал, что она декоратор по интерьеру, получила степень в Карлтоне и приехала на Запад, чтобы нажить состояние.

Грег навострил уши. Он спросил об ее успехах, и она сказала, что в ее профессии нелегко пробиться, но что она потихоньку продвигается.

Они выпили еще по паре стаканчиков. Время бежало быстро.

Бар совсем опустел, остались только бармен и официантка.

Взглянув на часы, Сильвия сказала, что становится поздно.

Грег спросил, не хочет ли она выпить в последний раз. Секунду поколебавшись, она улыбнулась и ответила – да. Беседа каким-то образом опять вернулась к ее профессии. Грег сказал, что это слишком сложно.

Сильвия возразила, что ничего сложного, если знать, чего хочешь. Она полностью переделала свою квартиру, которая всего в двух кварталах отсюда. Не хочет ли он посмотреть, что она умеет делать?

Грег сказал, что считает эту мысль просто великолепной.

Квартира Сильвии находилась в четырехэтажном кирпичном доме довоенной постройки, который мог бы выдержать землетрясение в три балла по шкале Рихтера, но, если трясанет посильнее, он непременно развалится и погребет под своими обломками жильцов.

Грег поднимался за ней по лестнице, ждал, пока она откроет дверь. Она включила свет, и Грегу показалось, что он попал в сумасшедший дом. Комната была похожа на космический корабль из фильмов пятидесятых годов. Стены и потолок были покрыты блестящими полосками. Мебель из нержавеющей стали, стекла из литой пластмассы, сформованной под давлением, пол состоял из прикрепленных алюминиевых панелей в виде щетки. Жужжащие электрические моторчики приводили в движение прожектора пастельных тонов размером не более кулака, они беспорядочно передвигались вдоль блестящих стен, усеянных серебристыми блестками…

Он поднял руку, чтобы заслонить от света глаза.

– Ну, как вам все это?

– Фантастика, – ответил Грег.

– Правда? Вам нравится?

Один из прожекторов светил Грегу прямо в глаз, и ему казалось, что какой-то псих выворачивает ему череп наизнанку. Он заскрипел зубами.

– Это занятно, – сказал он. – Производит впечатление. – Он выкинул браунинг-убийцу в мусорный ящик в боковой аллее в квартале от дома Хилари. Колоссальная ошибка. Он представил себе, как стреляет во все эти прожектора и они взрываются.

Он обхватил Сильвию за талию, дотронулся до бедер. Она спросила, не хочет ли он увидеть всю квартиру?

Грег радостно кивнул, и его повели по холлу, обшитому гофрированным металлом, к двери из пластиковых панелей с рисунком в виде радуги. Затем они оказались в гигантской супнице, освещенной красным пульсирующим шаром, который смотрелся как луна в полнолуние после апоплексического удара, подвешенная над королевских размеров кроватью с водяным матрасом.

Желание запеть «Лунная река» переполняло Грега, но, к счастью, он забыл слова.

В три часа ночи тонкий незнакомый звук где-то в глубине квартиры вырвал Грега из тревожного сна. Как только Сильвия покончила с ним, он вырвал из розетки вилку от красного шара, и в комнате остался только свет от уличного освещения, пробивавшийся сквозь шторы.

Грег повернулся на бок, оперся на локоть. У него болела грудь в том месте, где выстрел этого Путы попал в бронежилет. Водяная постель мерно покачивалась. Сильвия смотрелась очень мило, совсем как пуговичка от ее ночной сорочки. Он перекинул ноги через край кровати, нашел сигареты и, голый, вышел в гостиную. Теперь, когда прожектора были выключены, квартира выглядела недурно, по-своему даже мирно. Подобно сумасшедшему дому во время сна, когда все связаны и рты заткнули.

Он побрел в кухню, нового дизайна здесь не было. Он открыл холодильник. Салаты. Слишком много разных йогуртов. Двухпроцентное молоко. Он заглянул в морозилку: пусто, только кубики льда и батон с морскими водорослями, твердый, как скала, и не намного вкуснее. Он посмотрел, что в шкафу. Банки с супом минестроне и пакеты печенья из твердой пшеницы. Как приятно. На стене висел телефон. Он набрал домашний номер и выслушал запись послания Хилари, гром и молния, и заверения, что она никогда больше не хочет его видеть, но лучше пусть он вернет поскорее фотографии, иначе Ренди позвонит в полицию – и никаких шуток.

Грег с ухмылкой повесил трубку. Он вошел в гостиную, открыл окно, в кармане пиджака нащупал маленькую пластмассовую бутылочку аспирина с завинчивающейся пробкой и вытряхнул из нее несколько таблеток и три щепотки кокаина на столик из тонированного стекла, похожего на ветровое стекло «Боинга-747» после переработки.

Отделив кокаин, он свернул из последней страницы романа «Унесенные ветром» козью ножку, поднес пакетик к носу и шумно и счастливо вдыхал, до полного исчезновения кокаина.

Черный портфель, казалось, весил целую тонну. Он открыл замки. Внутри было много карманчиков разных форм и размеров. Грег пальцами ощупывал их, минут десять копался в содержимом. Ничего интересного, кроме авторучки с золотым пером, пары дорогих темных очков и толстой пачки листков с рядами цифр, отпечатанными на компьютере.

Грег закурил еще одну сигарету. Его фантазия сыграла с ним злую шутку, пытаясь оправдать смерть Гарсия Лорки Мендеса призрачной мечтой о сказочном богатстве.

Но что все-таки переодетый в телевизионщика мент с другого континента делал в Кингсгейт-Мол? И почему он носил оружие и что давало ему право пытаться убить Грега?

Грег внимательно пригляделся к листкам с цифрами, в колонках содержались шестизначные цифры, напечатанные матричными точками.

В каждой колонке в верхнем левом углу страницы было семизначное число. В верхнем правом углу каждой из семнадцати страниц стояла шестизначная цифра, разделенная на три пары угловыми слэшами. Верхние левые цифры не были последовательными, страницы не имели нумерации. Он поскреб в волосах, хотелось кокаина.

Он успел выкурить до фильтра три сигареты и сжевать все таблетки аспирина, пока до него дошло, что семизначные цифры – это банковские счета, что три колонки на каждой странице представляют вклады, получение и баланс.

Он просмотрел страницу за страницей. Всего было сто восемнадцать счетов. Наименьший был восемьсот долларов, наибольший – девять тысяч пятьсот с мелочью. Насколько он мог видеть, было довольно много жонглирования, мелкие суммы переводились со счета на счет.

Он вошел в спальню, включил свет, нежно разбудил Сильвию. Она сказала:

– Что?..

Потом глаза ее открылись, зубы сверкнули, отражая свет красного шара.

– У тебя есть калькулятор? – спросил Грег.

Она потрясла головой – нет. Ее рука скользнула по его бедру. Она в самом деле была очень, очень мила. Глядя на нее, было не догадаться, какие она могла видеть кошмары. Грег натянул одеяло на ее голые плечи, нежно поцеловал в щеку и прошептал:

– Уже поздно, усни.

Сильвия закрыла глаза. Через минуту она уже дышала глубоко и ровно.

Грег присел на край кровати в спальне из нержавеющей стали, которая при ночном освещении была окрашена в цвет крови. Он вдыхал аромат ее духов, восхищался линией ее ресниц. В самом деле очень, очень мила.

Он не удержался и поцеловал ее в последний раз.

– Грег? – пробормотала она.

– Он самый, – сказал он и выключил свет.


Глава 8


Офис инспектора Бредли располагался на четвертом этаже по Мэйн-стрит, 312, и за соседним зданием с крышей, покрытой битумом с гравием, открывался потрясающий вид на горы за дальним концом залива. На одной из гор – Грауз – был подъемник с люльками для лыжников, а вершина горы была полого скошена для удобства лыжников, которые не могли позволить себе совершать путешествия на Уистлер. Другая местная горка – Сеймур – также безжалостно обезглавлена.

Однако ночные огоньки на вершине горы смотрелись красиво, особенно когда ее склоны покрывал снег. Была и другая причина, по которой Бредли любил смотреть на огни, она заключалась в том, что огни точно и резко определяли границу цивилизации: это была линия, за которой заканчивались мелкие кражи, поножовщина, нападения и побои, изнасилования и убийства. По другую сторону от этих ярких огней не было ничего, а только сотни и сотни квадратных миль безмолвия.

Весьма утешительная мысль – иногда. Бредли отвернулся от окна.

– Изредка нам удается вырваться на рыбалку, Джек. Обмануть несколько форелей.

Уиллоус уже об этом слышал. Он немного посильнее облокотился на стену, выкрашенную в плохонький цвет битого яблочка сорта «бабушка Смит».

– А как Пожарный Кран с Ветерком восприняли, что вы перехватили их дело? – спросил Бредли.

Уиллоус передернул плечами.

– Как вы и ожидали, – ответила Паркер.

– Если бы вам обоим платили за каждое сказанное слово, город, возможно, сбалансировал бы свой бюджет, – улыбнувшись Уиллоусу, сказал Бредли.

Разумеется, ответа не последовало.

– Они передали дела? – спросил Бредли.

Уиллоус кивнул.

– Уже прочитали?

– Работаем над этим. Мы почти до трех проторчали в морге, – сказала Паркер.

– Там что-то неожиданное?

Копия отчета лежала сверху в папке Бредли с надписью «входящие», но он, вероятно, так и не успел ее прочитать.

– Если бы его не убили, он все равно умер бы, – сказал Уиллоус.

– Рано или поздно?

– Рак простаты. Опухоль прогрессировала до такой степени, что была уже неоперабельна. Киркпатрик дал ему максимум шесть месяцев.

Бредли пожал плечами.

– Это не меняет дела.

– Вы все равно хотите, чтобы мы его поймали? – спросила Паркер.

– Если сможете. И что дальше?

– Мы ждем, пока будет готов фоторобот. Покажем его портрет, увидим, может, кто-то из местных его узнает.

– Не слышу оптимизма в голосе.

– Киркпатрик думает, что он не из города, – объяснила Паркер.

– По зубам?

Паркер улыбнулась, кивнула. Бредли был стар и умудрен.

– Вы разговаривали с людьми из кабельного телевидения?

– Мы распространили фотографии среди работников компании. Пока что его никто не узнал. Было бы проще, если бы мы располагали положительной идентификацией.

Бредли побарабанил пальцами по столу, откинулся к спинке своего старинного дубового, обтянутого кожей вращающегося кресла. С креслом он отвернулся от стола и стал смотреть в окно.

– Какой прекрасный день. Разве природа не великолепна?

– Для кого как, – сказала Паркер. – А может, это зависит от того, в каком лесу живешь?

Бредли вернул кресло в прежнее положение и водрузил ноги на стол, ботинки у него были черные и блестящие, а шнурки развязаны.

– Ну, а что убийца? – спросил он.

– Пожарный Кран и Ветерок охотятся за ним два года. Они числят за ним восемь банков, три кредитных союза и трастовую компанию. Очень хотят его поймать, – ответил Уиллоус.

– Разумеется, хотят. Но у них большая проблема, они не могут связать его с другими фактами. У них улик кот наплакал. – Бредли сбросил ботинок и начал массировать ногу. – Вы знаете, что у них есть?

– Что у них есть, инспектор?

– Предположения и головная боль, – сказал Бредли, – и это почти все.

– Мы хотим просмотреть запись всех предыдущих двенадцати ограблений, – сказала Паркер. – Может быть, нам повезет, и мы заметим что-то, что они пропустили.

– Следящая система для свидетелей запланирована?

– На послеобеденное время.

– Аудит в банке закончен?

– Убийца унес из банка тысячу сто шестьдесят восемь долларов, – сказал Уиллоус.

– И черный портфель. – Ботинки Бредли с глухим стуком упали со стола на ковер. – А имя управляющего Мартина Росса где-нибудь фигурировало?

– Пока что он чист.

– Пока что?

– Нас наводит на размышления пара фактов. То, что он рисковал жизнью, борясь за портфель, и в то же время утверждает, что не знает о его содержимом. И конечно, ничего особенного, но нас обоих поразило, как он себя вел, когда мы его допрашивали.

Бредли взглянул на Паркер, ожидая подтверждения.

– И еще одно: у него не было назначено ни одной встречи на время после четырех тридцати, – прибавил Уиллоус.

– Причина, которую он высказал, вполне правдоподобна.

– Разумеется, но как раз в это время парень слоняется вокруг с этим портфелем в руках, у него незарегистрированное оружие и милая блестящая бляшка, которую он демонстрирует перед тем, как вынимает пистолет и пытается убить боксера, когда почувствовал опасность.

– Его убили, но возможно, он гораздо более искусный стрелок, чем мы думали вначале.

– Вот как?

– Мы не смогли найти пули, но в записи видно, как боксер покачнулся за секунду до того, как выстрелил.

– Так в него попали?

– Возможно, мы этого не знаем. Нет ни следов крови, ни ткани…

– Возможно, на нем был полный защитный костюм? – Бредли наклонился вперед, открыл коробку из ливанского кедра. – Я надевал бы такой костюм, если бы занимался такими делами. – Он выбрал сигару, закрыл коробку. – Вы упоминали имя Росса у Берни?

– Они в «фискальном» отделе никогда о нем не слыхали. А если бы они знали о нем, он никогда бы не стал управляющим банком.

Бредли сбросил ботинок, наклонился вперед и начал массировать ногу. У него снова разыгрался ревматизм, болели кончики пальцев, а это значило, что погода ухудшится.

– Вы снова хотите взглянуть на Мартина?

– Мы поговорим с ним, – сказал Уиллоус.

– Меня беспокоит одна вещь…

– Тринадцать в ряду, слишком длинная линия, – продолжал Уиллоус. – но денег не много. Он уходил с суммами до полутора тысяч, может быть, до двух. Парень мог бы иметь больше денег, если бы грабил пацанов-газетчиков. Так вот я и спрашиваю, если он так умен, зачем он грабит банки?

– И ты еще не выяснил?

– Когда мы выясним, вы будете первым, кто об этом узнает.

– Совсем забыл спросить, Боб Конрой с вами говорил? – спросил Бредли.

– Нет.

– А с тобой, Клер?

– В последнее время – нет.

– Ограбление банка – это ограбление банка. Но убийство, черный портфель, мертвый мексиканец – или кто он там – это уже нечто горяченькое. Бобу хотелось бы что-то сочное для ненасытной публики, эдакий кусочек для новостей в одиннадцать часов. У вас есть для него что-нибудь?

– Как насчет кражи?

– Это неплохо, Джек. У тебя на примете какая-нибудь особая кража?

– Он узнает какая, – сказал Уиллоус.

Ферли Спирс посмотрел из-за стола на Уиллоуса, когда они с Паркер выходили из кабинета Бредли. Спирс выглядел ужасно. Три месяца назад его доктор сказал ему: или он бросит курить, или умрет. Спирс сократил норму до пачки в день и прибавил двадцать фунтов в весе. У него была назначена встреча с этим эскулапом через месяц, и он полагал, что тот скажет ему: или брось есть, или умрешь.

– Боб Конрой заходил и сказал, ему нужно что-нибудь о вчерашней перестрелке, иначе из него вытрясут душу. Я ему обещал передать это вам при первой возможности, – сказал Спирс.

– Ты уже это сделал, Ферли.

Они с Паркер прошли через кабинет взвода, мимо картотеки дел из металлических ящичков, окрашенных в серую краску, между рядами металлических столов с остатками сандвичей. Одна из секретарей в гражданском, сидевшая за первым столом, улыбнулась Джеку, но он, вероятно, не заметил. Он распахнул Дверь, прошел к лифту и нажал кнопку.

– А что насчет Конроя? – спросила Паркер.

– Если хочешь поговорить с ним, поговори. У меня нет времени.


Мартин Росс, казалось, полностью оправился от пережитого испытания. Тщательный зачес серебристой шевелюры, импортный загар, доверчивая улыбка, сверкающая белизной рубашка, тяжелые золотые запонки и безупречный покрой костюма за две тысячи долларов – все в нем выглядело ослепительно новым и нацеленным на бизнес.

Уиллоус расстегнул свой трехлетней давности пиджак, который стоил двести долларов, но в конце сезона распродажи продавался за половину этой цены.

– Я разговаривал с инспектором Бредли, – сказал Росс, – он лично уверил меня, что вам потребуется не более нескольких минут моего времени.

«Моего драгоценного времени», – подумала Паркер. Она взглянула на Уиллоуса и увидела, что он думает примерно так же.

– Ваш адрес в настоящее время: Огден, 1980, правильно? – уточнил Уиллоус.

– Я живу в этом доме с того момента, как он построен, детектив.

– А когда это было?

– Скоро восемь лет.

– Скажите, пожалуйста, сколько времени вам требуется, чтобы добраться до работы?

– Полчаса плюс-минус несколько минут.

– Вы все еще пользуетесь темно-голубым автомобилем марки «крайслер-империал», номер NST 4-9-9?

Росс кивнул.

– Как управляющий банком, я думаю, вы должны пользоваться именно таким автомобилем, у вас нет выбора, да?

– Вам не нравится «крайслер»?

– Нет, – сказал Уиллоус. – Я имею в виду, что вам все время нужно поддерживать свой имидж. – Он улыбнулся. – Вы арендовали его или купили?

– Я никому не рекомендую аренду. Я просто не вижу преимущества. Ежемесячная плата слишком высокая, а оплата при покупке просто нелепа.

Росс поиграл с ящиком стола. Уиллоус подумал, не была ли у него припрятана там и бутылка вместе с лупой и запасом мятных таблеток, которого может хватить до конца жизни.

– Скажите, детектив, а какой автомобиль водите вы?

– Тот, который есть в гараже. – Уиллоус поправил на поясе пистолет. – Теперь, когда у вас было время все продумать, что вы можете сказать об убитом?

В долю секунды Росс трансформировался из незаслуженно удрученного банкира в сочувствующего, симпатизирующего человека.

– Я понимаю: жертва являлась представителем закона?

– Не нашего закона, – ответил Уиллоус. – Но мы рассматриваем возможность…

Росс торжественно кивнул.

– Жаль, что не могу быть полезен, – сказал он. – Но я много думал об этом и боюсь, что мне нечего добавить к тому, что я сказал вам вчера. Этот человек заходил ко мне в офис один или два раза в течение прошедшего года. Я не припомню, что мы с ним обсуждали, но ничего необычного не было.

– Ничего, что могло запомниться?

– Абсолютно.

Паркер, пытаясь выбить Росса из колеи, сказала:

– А сколько стоит такой автомобиль, если вы не возражаете против такого вопроса?

Росс снял очки, посмотрел их на свет, очевидно не интересуясь тем, что увидит. Он достал из нагрудного кармана костюма шелковый платок, потер линзы, бросил платок на стол и опять надел очки.

– Вы хотите знать, сколько я заплатил за свой автомобиль?

– Это просто любопытно, – улыбаясь сказала Паркер.

– Точная цифра – тридцать две тысячи пятьсот восемь долларов и шестьдесят семь центов.

– А не могли они для вас округлить эту цифру?

– Я не просил.

– Вы заплатили наличными?

– Если память не изменяет, выписал чек.

– На другой стороне улицы против вашего дома – парк, а дальше – пляж? – снова вступил Уиллоус.

– Вы знаете окрестности, детектив?

– Мне случалось проезжать это место прошлой ночью, – сказал Уиллоус. Он закрыл блокнот. – А как ваша супруга перенесла все это, она держится?

– Моя супруга умерла довольно давно.

– О, весьма сожалею. – Уиллоус взглянул на Клер. – У тебя еще есть вопросы, Клер?

– В настоящее время – нет.


Бледный октябрьский свет проникал сквозь зеркальные стекла банка. Красный огонек мигал на всех четырех камерах безопасности. Флюоресцентное освещение высоко под потолком сияло бледным оттенком голубого. Огоньки вспыхивали на диске часов, на очках и на золотой цепочке кассирши.

На зеркальных стеклах уже не было дырочек от пуль – места дырочек были замерены, как и углы выстрелов, снаружи и внутри, затем стекла сфотографировали со всех сторон, в то время как стекольщики курили, наблюдали и пошучивали. Толстая меловая линия на черном гранитном полу, которую начертил детектив, была начисто смыта уборщиками, которым платили в двойном размере за сверхурочные. Кровь была собрана тряпкой, ее отполоскали в ведре и спустили в водосток. Остатки тщательно выскребли. Место преступления огородили желтой пластиковой лентой, точь-в-точь такой, что была наклеена крест-накрест на дверях спальни тринадцатилетнего сына дежурного полицейского. Черная толстая веревка убрана, и огни погашены. Револьвер, стреляные гильзы и другие улики были заперты в сейфе на Мэйн-стрит, 312.

Деньги так и остались деньгами.

Толстые серые бархатные веревки на медных стойках обозначали коридор, чтобы помочь клиентам соблюдать очередь.

По показаниям Хилари, кассирши, которую ограбили, убийца стоял именно там, где сейчас стоял Уиллоус.

Уиллоус пытался посмотреть на банк глазами убийцы. Если Пожарный Кран и Ветер были правы – и тот парень действительно грабанул чертову дюжину банков, он был или просто счастливчиком, или очень хитрым.

А может быть, то и другое сразу.

Уиллоус обернулся к Паркер.

– Ты считала, сколько вопросов мы задали Россу об автомобиле?

– Думаю – семь. Я ждала, что он взорвется.

– Ты и я, мы оба этого ждали. – Уиллоус улыбнулся.

– Тебя это удивляет, правда?

– Ты бы съела что-нибудь?

– Мне не очень хочется.


Уиллоус подавал автомобиль задом, пока он не коснулся зеленого деревянного забора стоянки.

Разносчик, балансируя пятью подносами на плече, пролетел мимо, на ветру колыхалась салфетка.

– Разносчик не примет у тебя заказа, пока ты не посигналишь ему фарами, Джек, – сказала Клер.

Уиллоус нажал кнопку, и мигалка включилась. Разносчик улыбнулся Паркер и пошел дальше.

– Включи фары, – сказала Паркер, но он, видимо, уже понял сигнал. Уиллоус изучал меню, вывешенное на большом листе картона сбоку ресторана. – Что будешь заказывать?

– Диетическую коку, половинку «Цезаря».

Разносчик уже бежал к ним с блокнотом для заказов наготове. Его блондинистые волосы были подстрижены под новенькую лужайку, и у него было слишком много веснушек, чтобы их можно было сосчитать даже при ярком снеге. Он нагнулся и заглянул в автомобиль, улыбнулся Паркер и спросил, готова ли она сделать заказ.

Паркер заказала мягкий напиток и салат. Уиллоус – чизбургер и кофе.

– Большая кока, мадам?

– Нет, маленькая.

Паренек кивнул, записал, снова посмотрел на Паркер.

– Сейчас же принесу.

Паркер улыбнулась, глядя в окно. Уиллоус держал свет включенным, пока разносчик не скрылся из виду, а затем сказал:

– Еще одно разбитое сердце.

– Возможно, это зависит от чаевых.

– У меня неважно на душе из-за этого типа. – Уиллоус взглянул на часы.

– Что ты имеешь в виду?

– Парень совершил тринадцать вооруженных ограблений, но ты смотрела дела: такое впечатление, что, когда он не разбойничает, он просто не существует.

– Он занят все время, рано или поздно мы его прихватим.

– Пожарный Кран и Ветер хорошо поработали – наизнанку вывернулись, опросили свидетелей, задавали правильные вопросы…

– Хорошо, – сказала Паркер. – Давай посмотрим, что мы можем узнать об этом парне из того, что у нас?

Уиллоус не успел ответить, как она продолжила:

– За последние два года парень ограбил тринадцать банков и оставил позади себя более сотни свидетелей. Но до сих пор ни один из них не мог узнать его на фотографии. Мы даже не пытались сделать идентификацию. Ни фотографии, ни фоторобота… Дело в том, что мы понятия не имеем, как он выглядит. Возможно, мы знаем, как он не выглядит?

Она отстегнула привязной ремень и изогнулась, чтобы помассировать себе спину.

– Какая-то путаница, да?

– Может быть, он не живет в городе? Или одиночка, умеет держать язык за зубами… Или, может, быть Пожарный Кран и Ветерок искали не там, где надо. – Теперь, когда дело было у Уиллоуса и Паркер, они могли показать, на что были способны.

Зеленый пластиковый поднос скользнул мимо лица Уиллоуса. Счет лежал под чашкой с кофе. Одиннадцать долларов сорок центов. Уиллоус положил двадцать и наблюдал, как ему на подносе отсчитывали сдачу.

Разносчик улыбнулся Паркер и сказал:

– Если вам что-то понадобится, просто посигнальте своей улыбкой. Уиллоус собрал мелочь, все до цента, и положил в карман.

– Не помню, упоминала ли я, что Рут Уркхарт сказала, что уже после того, как он убил Мендеса и запугал Росса, убийца пошутил с ее близнецами и вышел из банка.

– Да? – Уиллоус откусил еще кусочек чизбургера. Шустрый серый воробышек скакал по скользкой поверхности капота машины. – Так, значит, он сохранил хладнокровие – возможно, он стрелял не в первый раз. Может, добавить к его данным стрельбу и снова пропустить через компьютер? Игра стоит свеч, если нам дадут время.

Он добавил сливок в кофе. Воробей продолжал скакать за стеклом перед его носом. Уиллоус оторвал маленький кусочек мяса от своего чизбургера и бросил воробью.

– Они этого не едят, – сказала Паркер. Воробей схватил кусочек и тут же проглотил.

– Он грабит банки, и трастовые компании, и кредитные союзы по всему городу. Он что, передвигает по доске фишки? – вслух размышлял Уиллоус.

Паркер возилась со своим салатом. Воробей издал такой звук, как Майкл Джексон, когда он прочищает горло.

– Не думаю, – продолжал Уиллоус, – у него есть причина грабить именно их. Кажется, что у этих банков нет ничего общего, но на самом деле есть, просто мы пока не знаем что. – Уиллоус бросил воробью еще кусочек мяса. – Наживка. Вот что нужно – подходящая наживка. Если ее найти, убийца заглотнет ее, и тогда наступит наш день.


Глава 9


В ночь после перестрелки Грег несколько часов провел в размышлениях над таблицами, время от времени делая перерыв, чтобы наведаться в шкафчик с выпивкой. Солнце встало чуть позже семи. Пора было уходить. Грег позвонил по телефону – он выглядел крохотным космическим кораблем, – чтобы вызвать такси.

Сильвия звала его из спальни, но он быстро сбежал по лестнице, прямо навстречу такси, которое подруливало к тротуару.

Через пятнадцать минут в холле загородного мотеля – унылого пятиэтажного здания, без лифта, – он вписал чье-то имя в карточку регистрации и уплатил шестьдесят восемь долларов плюс налог за комнату с видом не дороже шестидесяти восьми центов. Паркинг находился позади мотеля. В регистрационной карточке Грег написал, что он водит «форд-торус» коричневого цвета и имеет разрешение на торговлю галантерейными товарами. Он попросил комнату с видом на паркинг, сказав при этом, что занимается торговлей белья, образцы которого находятся в машине, и поэтому ему хотелось бы держать ее в иоле зрения. Нет проблем.

Заинтересовался ли служащий хоть чем-нибудь?

Он улегся на кровать в своей комнате, на всякий пожарный случай чуть приоткрыв окно, вдруг придется броситься в него, очертя голову.

Бляшка в кожаном футляре лежала в нагрудном кармане пиджака, и он ощущал ее тяжким грузом каждый раз, как грудь его поднималась и опускалась при дыхании.

Он закурил сигарету, повернулся на бок. Истратив с фунт мелочи на газетные автоматы, он купил все местные газеты. В «Глоб энд Мейл» ничего не было. В «Сан» – одна колонка сбоку, слов пятьдесят. Хилари не упоминалась.

В «Провинс», ежедневной газетенке малого формата, на первой странице поместили цветную фотографию Гарсия Лорки Мендеса, лежащего в луже крови с широко открытыми глазами.

На ней Грег рассмотрел многое, что не заметил у Мендеса раньше: лохматые брови, дорогую стрижку, белую рубашку и цветастый галстук, очки, заткнутые в передний карман комбинезона… Грег был наблюдателен, но тогда все случилось так быстро – времени хватило лишь на то, чтобы спустить курок браунинга. В том-то все и дело.

Браунинг всегда нравился Грегу: и его залихватский вид, и прекрасная форма, и ощущение его весомости и надежности. Четырнадцатизарядный магазин был произведением искусства. Он любил вертеть его в руке и наблюдать за игрой света и тени на его гранях, любил тот хрустящий металлический звук, когда вручную он взводит курок – такая чистая музыка, словно пение сладкоголосой птицы.

В деле от него, конечно, было много шума. В ушах Грега, будто наяву, вновь возник звук разрываемого шелка, когда выстрелил Гарсия Лорка Мендес, а браунинг в руке Грега несколько раз подпрыгнул легко и счастливо, когда он ответил огнем, но почему-то промазал, и были отчаяние и страх, и тут второй выстрел Мендеса ударил ему в грудь, да так, что на какую-то долю секунды Грег забыл, что на нем пуленепробиваемый костюм.

Господи, до чего же все это было скверно, словно пуля прошила его насквозь.

Но он продолжал стрелять и мазать, стрелять и мазать, стрелять и мазать, пока, уже неожиданно, не увидел в глазах Мендеса нечто и рука его широко болтнулась, как рука тряпичной куклы в шутовском приветствии.

Коляска близнецов стояла в крови. Мендес упал рядом, и Грег не смог остановиться, пока не выстрелил еще раз.

Под фотографией в «Провинс» значилось: «Рассказ на странице тридцать два А».

Грег нашел страницу, пробежал статью. Коротко говоря: «Отсутствие новостей – тоже хорошая новость». Никто не знал, кто был жертвой. Никто не знал, что он делал в банке. О нем никто ничего не знал.

Было и краткое интервью с управляющим банком Мартином Россом. «Теперь вы знаете его имя», – подумал Грег. Но, кроме этого, много всякого гаданья, однако ничего, что можно твердо назвать новостью. Черный портфель вообще не упоминался, однако это ничего не значило.

Все утро Грег курил, смотрел телевизор и дремал. После часа он просмотрел справочные брошюрки, остановился на ближайшей пиццерии и заказал по телефону мелкие анчоусы, зеленый перец и грибы, а также упаковку из полдюжины диетической коки.

Он ел, стоя у окна и глядя на пустой паркинг. После анчоусов его мучила жажда, и он выпил подряд целых три коки. Пытался сосредоточиться, но легче было бы копать канавы.

Из шкафчика он достал потрепанный телефонный справочник. Россы заполнили собой три страницы. М. Россов было сорок три: от Марии до Мелвилла, но между ними не оказалось Мартина.

За телефонный звонок по местной линии мотель брал по пятьдесят центов, он мог прогореть на двадцать пять баксов. Он снял трубку, снова положил ее.

Что же он скажет? «Привет, это Грет, возможно, вы видели, что я вчера сотворил, я тот, который…»

Прежде чем позвонить, он должен решить, кем он собирался быть.

Ему на ум пришло имя Тод Эрикстад.

Грег вспомнил эту историю. Месяцев восемь-девять тому назад он много ездил по юго-восточному побережью. Ему хотелось тогда узнать наверняка, годится ли автомобиль «мустанг» для того, чтобы удрать. Он подозревал, что у него зад слишком легок, и оказался прав, поэтому со временем украл не его, а «ле барон».

Так вот, стояла середина февраля, сыро, холодно, ветер с моря, тучи, причем одна обещает дождь, другая грозит снегом, естественно, что в демонстрационном зале автомобилей «форда» присутствует только один человек, да и тот – продавец, по имени Тод Эрикстад. И вдруг он видит, что уже не один, в его зале ходит кругами, пиная шины, возможно, единственный покупатель во всем полушарии. И Тод явился ему, возбужденный, готовый к услугам, в коричневом костюме, стрижка по образцу кладбищенского газона, галстук полощется на ветру, голубые глаза выражают накопленную за всю жизнь глупость, а великолепная улыбка с успехом ее подтверждает, чтобы не оставалось уже ни малейшего сомнения в его неизбывном оптимизме и такой же доверчивости.

Итак. Грег сказал Тоду, что думает приобрести пятилитровый «мустанг» и вон тот, цвета зеленого мха, ему приглянулся. Какова цена?

Тод не назвал цифру, но заставил Грега обойти вокруг автомобиля, продемонстрировал салон, стереосистему, очистители стекол, все и во всем великолепии.

– Хотите проверить на опрокидывание?

– Конечно, – ответил Грег.

Тод поспешил за ключами, а Грег, надев пару черных перчаток из свиной кожи, отвернулся и проверил, заряжен ли его «магнум-357».

О, целых шесть зарядов.

Тод так спешил, что куртка его надулась парусом. Он отпер дверцу, сел и пригласил Грега. Грег сел за руль, и Тод напомнил ему о привязном ремне.

Они свернули на Морской бульвар, Тод спросил, куда тот собирается ехать.

– Коста-Рика, – ответил Грег, и Тод был в восторге, он смеялся, хлопая себя по бедрам. Грег предложил просто покататься по округе. Он закурил, Тод опустил окно, дул арктический ветер, и Грег на полную мощность врубил отопление. Он пошарил по радиостанциям, нашел реп и настроился на него.

Тод спросил, нравится ли ему реп. Ему пришлось кричать, чтобы было слышно.

Но Грег не ответил.

Через пару кварталов он свернул в боковую улицу и так резко затормозил, что задымились шины.

– Ну, хватит, – обеспокоенно сказал Тод. – Слишком уж быстро, ни с того ни с сего такая скорость.

Грег кивнул и перешел с четвертой передачи прямо на первую. Нос «мустанга» опустился, мотор взвыл, однако он удержался, и Грег резво выскочил на тротуар. Это был рабочий квартал старой постройки, глухие стены, гаражи, ни души вокруг. Грег ударил по крышке багажника, повернул зажигание и бросил Тоду ключи.

– Полезай в багажник, ты, придурок.

У Тода отвисла челюсть, но он не шелохнулся. Грег направил на него свой «магнум-357».

Наконец-то, прожив с четверть века, Тод узнал хоть что-то полезное. И детскости в глазах как не бывало.

Улыбаясь воспоминаниям, Грег набрал первый номер в телефонной книге. Женщине, снявшей трубку, он представился как детектив Тод Эрикстад из полиции Ванкувера и спросил, может ли он поговорить с Мартином Россом?

Ему ответили, что он набрал неправильный номер, и Грег молча повесил трубку.

Он набрал следующий номер. Затем еще.

Набрав третий номер, он слышал, как там дрались, кто-то бил стекло, слышались крики, трубку сняли, но ему не ответили. Четвертым номером был весьма требовательный автоответчик. Потом парень, который работал в ночную смену, – нет, он не управляющий банком. Пожилая женщина призналась, что несколько туга на ухо, а на самом деле была глуха как пень.

Грег закурил. Он набрал еще одиннадцать неправильных номеров. Удивительно, середина рабочего дня, но почти все дома. Безработица. Истеричная женщина ждала звонка ветеринара и обрадовалась ему, как родному: ставя машину в гараж, она наехала на кролика, любимца своей дочери, и вот наконец дождалась, скорее, ради Господа, скорее…

– Остановись, чертова кукла, – теряя терпение, завопил Грег. – Твой муж банкир или нет?

Женщина решила, что он сомневается в ее платежеспособности, и начала клясться всеми богами.

Грег подождал, пока стихнут стенания, и сказал:

– Я слышал от женщины, которая живет через дорогу, у нее черный пудель, Сирс должен захватить ваш холодильник.

– Что-о?

– А еще я слышал, что у вас нелады с головкой, леди. Но даже если это и так, я скажу вам совершенно бесплатно: если чудак умрет, ваша дочь беременна.

И повесил трубку. Он сделал одиннадцать звонков, отмечая крестиком М. Россов, которым позвонил. Оставалось еще двадцать семь звонков.

Грег снова закурил, глотнул теплой коки. Он подошел к окну и увидел черный «линкольн»; послеобеденное солнце играло на его боках, отражалось в стеклах. Задняя дверца резко открылась, и из автомобиля вывалилась блондинка с бутылкой шампанского в руке. Запрокинув голову, она стала пить, держа бутылку двумя руками, капли и пена весело стекали по ее груди.

Грег отпил коки и облокотился на подоконник, чтобы лучше видеть. Легкий ветерок играл дымом его сигареты.

Женщина, потеряв равновесие, упала на блестящий кузов автомобиля и наконец заметила, что Грег наблюдает за ней. Она улыбнулась, послала ему поцелуй и снова забралась в автомобиль. Он услыхал смех, и дверца захлопнулась.

Грег снова начал звонить, в голове вертелись – красотка с шампанским, расплющенный кролик, беспомощный Тод, когда Грег захлопывал крышку багажника…

Следующие три номера были заняты. У него кончились сигареты, подходили к концу и деньги для автомата. Он спустился в холл. Увидев, что все сигареты – американские, он спросил у служащего почему.

Служащий пожал плечами.

– Может быть, чтобы не платить налоги, кто-то по ночам время от времени перебегает границу, а?

Служащий углубился в бумаги.

Грег вскрыл мягкую пачку «Кэмел» и вернулся к себе в комнату. Он съел кусок холодной пиццы и набрал следующего М. Росса.

После третьего гудка трубку подняла женщина, и Грег сказал, что он детектив Тод Эрикстад и хотел бы поговорить с женой Мартина Росса, управляющего банком.

– Миссис Росс давно умерла, я его дочь Саманта. Могу я вам помочь?

Ее голос был нежен, как пуховая подушка, и сладок, как самый большой в мире леденец.

Грег спросил, удобно ли, если он на несколько минут заскочит, у него всего один-два вопроса по поводу вчерашнего ограбления. Через полчаса он уже был у парадной двери, и вот она, тоненькая блондинка с копной волос и фигурой с обложки журнала за пять долларов, с глазами цвета прибрежной волны и улыбкой, способной отвлечь от исполнения своих обязанностей даже собаку-поводыря у слепого.

– Детектив Эрикстад?

Он кивнул, она улыбнулась и впустила его в дом. Грег сказал, что он очень ценит ее доверие, блеснул ей в глаза не своей бляхой и с удовольствием заметил ее реакцию и то, как эти глубоководные глаза расширились от легкого шока. Идя вслед за ней, он ощущал запах ее духов.

Дом оказался больше, чем он предполагал, оглядев ею снаружи, в просторном холле располагались две симметричные лестницы, ведущие наверх.

Грег оглянулся.

– Мило.

– Это проект Поля Таблера. – Она заметила, что имя ничего не говорит Грегу, и добавила: – Когда дом строился, Поль был первым в проектировании жилищ. Но он требовал предоставления полной свободы, и только тогда получался дом, в котором можно жить.

– Кажется, это удалось, – заметил Грег.

Она снова улыбнулась ему одной из своих убийственных улыбок, и они вошли в гостиную с видом на парк или, скорее, на огромный бульвар с зеленой травой и кленами. За ним был невидимый отсюда спуск к пляжу, мост через улицу Баррард, пристань береговой охраны и причал для нескольких сотен частных яхт. Пляж Сансет и частокол башен Вест-Энда находились на другой стороне залива. Перед тем как запарковаться перед домом, Грег объехал квартал по дороге, идущей позади дома. Дом из красного кирпича был окружен кирпичной стеной с остроконечными пиками из чугунного литья, окрашенного в черный цвет, он нашел много ложных арок и разнообразных башенок, крутую остроконечную крышу из шифера и парадную дверь из лакированных деревянных плит. Двери с массивными чугунными запорами были оснащены охранной сигнализацией по последнему слову техники: тут и самая совершенная электроника, и волокнистая оптика, и двадцать четыре цифры набора, и красные и зеленые лучи, и код из девяти цифр, который за тридцать две секунды обеспечивал ответ, и прямая линия на высший уровень управления охраны помещений.

Грег удобно устроился на софе. На серебряном подносе был сервирован кофе на двоих. Он наблюдал ее совсем рядом, когда она наклонилась, чтобы налить ему кофе. Свою чашечку она отнесла к креслу с высокой спинкой, на другом конце комнаты. На подносе лежали и сладости, тоненькие вафельки с белой и шоколадной начинкой. Хрустя вафлями, он видел, как она смотрит на него широко открытыми глазами, и чуть не вытер пальцы о брюки, но вовремя вспомнил о салфетке.

– Я никогда раньше не видела полицейского, то есть детектива… – сказала она.

– Все дело в униформе, – улыбнулся Грег. – Предполагаю, вы частенько платите штрафы.

– Это что, случайная догадка?

– Я заметил во дворе белый блестящий «самураи», – ответил Грег в шутливо-официальном тоне.

Она склонила голову и улыбнулась, проведя рукой по густым волосам. Ярко-голубой огонь ее кольца сверкнул ему в глаза. На ней были замшевая юбка приятного зеленого цвета и шелковая блузка с холодным блеском, к этому наряду удивительно подходили бриллиантовые серьги и гонкая золотая цепочка. Ни нейлона, ни лосин. Грег неожиданно ощутил сухость во рту.

Он выпил кофе.

– Я знаю, о чем вы думаете – как управляющий банком смог выстроить себе такой дом? Я угадала?

Грег кивнул, хотя он думал совершенно не об этом.

– Папа удивительно умеет обращаться с деньгами, и со своими собственными, и с чужими, – продолжала Саманта. – Если бы вы видели его с калькулятором. Это почти эротика.

Грег торжественно кивнул.

– К тому же моя мама погибла – несчастный случай на яхте, – а она была застрахована на очень крупную сумму. Я была единственным ребенком. Папа так больше и не женился. Он сказал, что не видит смысла.

– Мне очень жаль… – сказал Грег.

– Мне тоже.

Она долго смотрела в окно на парк, потом спросила:

– Вы женаты, детектив Эрикстад?

– Называйте меня Тод.

– Вы женаты, Тод?

Он покачал головой.

– Разведены?

– Нет, моя жена погибла. В один прекрасный весенний вечер ей захотелось прогуляться, и она отправилась в угловой магазин.

Она сочувственно посмотрела на него.

– Какое несчастье для вас. Простите, не знала…

– Так бывает. – Грег пожал плечами. – Мы не очень ладили, откровенно говоря.

Саманта издала звук сострадания. Грег заколебался:

– Возможно, мне не следовало говорить вам об этом…

– О, пожалуйста…

– Дело в том, что се целью был винный магазин – водка, а не молоко. Она ехала в «мустанге» на красный свет. Бедняга, которого она сбила, был трезв как стеклышко, он прикован к коляске, парализован от пояса до ног, она же скончалась на месте.

– Боже мой…

– Дело не в том, что я стыдился ее. Я смирился с тем, какой она оказалась. Просто я устал от сочувствия. Вы понимаете, что я хочу сказать?

Саманта кивнула. Глаза ее увлажнились.

Грег немного приподнялся на софе.

– Это скучная тема, да мне еще в бок впивается пистолет, вы не возражаете, если я его выну?

– Нет, пожалуйста…

Грег полез рукой под пиджак и, вытащив свой нержавеющий, положил на кофейный столик так, чтобы дуло не было направлено на нее. Она уставилась на пистолет.

– Знаете, мне так неловко задавать вам вопросы об отце…

– Все в порядке, пожалуйста, задавайте.

– Вы заметили, что в последнее время он ведет себя по-другому?

– Что вы имеете в виду? – поколебавшись, спросила Саманта.

Грег пожал плечами, подождал. Обычно он находился по другую сторону от листа с вопросами и ответами, он знал, как молчание может затруднить человека и что давление, создаваемое молчанием, должно быть разрушено любой ценой.

– В последнее время он был нетерпелив. Но ведь…

И ее невысказанное признание, что отец был тем еще сукиным сыном и в самые лучшие времена, повисло в воздухе.

– В последнее время ему звонили в необычное время? Особенно поздно ночью?

Глаза ее расширились.

– А вы откуда знаете?

– И с иностранным акцентом? – спросил Грег улыбаясь, не скрывая, что получает удовольствие.

Она подалась вперед. Чашка застучала о блюдце.

– Мой отец втянут во что-то, во что не следовало, Тод?

Вопрос удивил Грега. Он видел, как опускается и поднимается шелк, когда она дышит, и как тонкая ткань поглощает и отражает свет. Она была взволнована, но глаза, эти прекрасные темно-зеленые глаза смотрели холодно и даже отстраненно.

Интересно, а как настоящий полицейский расправился бы с таким опасным преступником? Грег взял в руки свой 357-й и задумчиво вращал цилиндр.

Клик-клик-клик.

Ее духи, казалось, проникали ему прямо в мозг. Желание охватило его с головы до пяток. Потом комната вдруг снова оказалась в фокусе, и он увидел, что она сидит совсем рядом, наливает ему кофе, он слышит шелест шелка, ее светлые волосы прекрасны, как солнце, а замша скользит по золотистым бедрам. Она передает Грегу его чашку. Их пальцы на секунду соприкасаются, пробегает электрический ток.

– А человек с акцентом, вы не знаете, чего он хотел? – спросила она.

Грег прочистил горло.

– Это и интересно. Видимо, он немного срезал ему закладные. Это необязательно имеет отношение к ограблению, не следует делать таких предположений. – Он рискнул заглянуть в глубину этих бездонных зеленых глаз. На ее маленьком аккуратненьком носике к тому же были деликатно разбросаны несколько веснушек, черт возьми. Он спросил: – Человек с акцентом, он часто звонил?

– Не знаю. Обычно я не беру трубку, если телефон звонит поздно ночью.

– А почему?

– Папе так больше нравится.

– Разве у вас нет молодых друзей?

Саманта залилась румянцем. Она умеет краснеть?

Грег не верил своим глазам.

– Вы работаете?

– Я студентка.

Грег кивнул.

– Папе всегда звонят по ночам в первых числах месяца. Обычно от двенадцати до часу ночи. Он берет трубку после первого же звонка и произносит не более двух слов: только «привет» и «до свидания».

– Я не совсем понимаю…

– Иногда говорят по полчаса и больше, а он только слушает и записывает.

– Что записывает?

– Цифры.

– Цифры?

– Ряды и ряды цифр.

Грегу представился Мартин Росс, извивающийся на полу в банке, серебристые волосы в беспорядке, лицо потное, и красное, и все сморщенное, словно зад бабуина.

Саманта немного отодвинулась от него.

– Что вы думаете об этом, Тод? Почему у меня такое чувство, будто вы знаете гораздо больше, чем рассказываете?

В глубине ее зеленых глаз под густыми темными ресницами притаились золотистые искорки. Ей могло быть не более двадцати одного – двадцати двух? Теперь она пристально смотрела на что-то, чего Грег не мог видеть, а ее тонкие белые пальцы перебирали край юбки.

– Между нами говоря, будущее вашего отца не представляется мне очень блестящим. То, что произошло в банке, эти ночные звонки…

Она повернулась к нему, чтобы посмотреть ему прямо в лицо. Их колени соприкасались, она приподнялась и отодвинулась.

– Что я должна сделать?

– Думаю, с ним нужно поговорить. Нужно знать, сможете ли вы убедить его действовать правильно.

Она улыбнулась.

– Если он решится на сотрудничество, я сделаю все, чтобы ущерб был минимальным… – сказал Грег.

– Но если он втянут в мошенничество, его отправят в тюрьму?

Сколько бы она ни платила за свои духи, они стоили в два раза больше. Между ними пробежала искра, и они оба почувствовали ее, что-то происходило в этих живых глазах с золотистыми искорками – она была так близко от него, что он мог ее поцеловать, и она знала это. Ее губы ждали. Возможно ли или это ему только казалось?

Грег приподнялся на подушках, и теперь их колени снова касались друг друга, совсем слегка. По всему телу у него побежали мурашки, и в то же время он мучительно потел. Внезапно он сгреб пистолет, смел несколько крошек печенья и бросил их в кофейную чашку. Глаза Саманты захлопали, снова возвращаясь в фокус. Она казалась сбитой с толку, удивленной.

– Вам надо уходить?

– Я должен вернуться в офис.

Она взглянула на него очень прямо и спросила, совершенно открыто:

– Я еще увижусь с вами?

– Возможно.

– У вас есть визитная карточка?

Грег открыл партмоне Гарсия Лорки, заглянул и резко захлопнул его.

– Прошу прощения, они кончились.

Она поправила прядь волос.

– К тому же я редко бываю в офисе.

Теперь она смотрела на него взглядом, которым на него уже смотрели много раз: кипящая смесь из боли, грусти и замешательства с крохотным выражением гордости и гнева. Он узнал этот взгляд и решил воспользоваться случаем.

– Я, разумеется, не вправе это делать, – сказал он, – но если я дам свой домашний телефон, это поможет?

– К черту правила отдела.

Они оба были взволнованы. Она криво улыбнулась ему. У Грега не оказалось ни записной книжки, ни авторучки. Саманта исчезла в другой половине дома, он слышал, как открываются и закрываются ящики, и вот она вернулась, протягивает ему душистый блокнот с изображением ягнят, прыгающих через ограду, и массивную авторучку с золотым пером. Вместо своего мелкого, угловатого Грег научился писать размашисто-округлым почерком. Он написал номер на листке блокнота, приписав внизу «Тод», потом, завинтив крышкой солидное золотое перо, возвратил блокнот, а ручку незаметно положил в карман рубашки. Автоматический жест, вряд ли преднамеренный. Она складывала листок бумаги еще и еще, пока он не превратился в маленький листочек и поместился в ее ладони.

– А, еще одно! – сказал он, словно это только что пришло ему в голову.

Она ждала, глядя на него снизу вверх, готовая ко всему.

– В это дело вовлечены отделы мошенничества, грабежей, убийства, – пояснил Грег, – как раз сейчас идет несколько разборок. Я не люблю никому наступать на ноги…

– И вы бы не хотели, чтобы я упоминала, что вы заскочили к нам?

Грег потер подбородок.

– По крайней мере в течение некоторого времени.

– А как насчет папы?

– Думаю, это зависит от нас.

Она дотронулась до его руки.

– У папы всегда всякие секреты, а у меня – нет.

И она, как заговорщик, быстро и крепко пожала ему руку, давая понять, что отпускает его. Грег сказал:

– Ух!

И возвратил ей авторучку.

Она проводила его до двери и стояла там, пока он не дошел до ворот. В автомобиле, потянувшись рукой за привязным ремнем, он взглянул через улицу и уловил у окна ее силуэт, такой одинокий в этом огромном доме, похожем на тюрьму.


Глава 10


Уиллоус работал до полуночи и подъехал к дому в начале первого при полной луне. Почту бросили в щель двери с такой силой, что она разлетелась по всему холлу. Ничего интересного, кроме неожиданного письма от дочери. В нем был рисунок – вид из окна ее спальни и три страницы, исписанные детским почерком. В доме было очень холодно. Он включил обогреватель и пошел на кухню, налил немного виски на кубики льда и, с письмом и стаканом вернувшись в гостиную, устроился за столом, чтобы прочитать о новом учителе Энни, ее товарищах, погоде в Торонто и о том, как сильно она без него скучает. Он перечитал письмо и положил в конверт.

День был очень длинный. Он не ел с самого ленча, но есть не хотелось. Он приготовил себе еще стаканчик, вернулся в свою берлогу и включил телевизор. Последние известия о состоянии озонового слоя были неутешительны. Он уменьшил звук до еле слышного, растянулся на кушетке и погрузился в глубокий сон без сновидений.

Его разбудил телефон, когда было уже достаточно светло, чтобы различить на часах стрелки. Было одиннадцать минут восьмого. Потянувшись и ощутив боль в коленях, он вскочил и схватил трубку.

– Джек?

Голос Паркер был бодр и свеж, словно на ногах она уже давным-давно.

– Ты можешь прибыть в «Седжвик»?

– Смотря по обстоятельствам.

– Номер восемнадцать семьдесят четыре. А это на последнем этаже, стоимость – пятьсот за ночь.

– Я тронут, но как ты можешь позволить себе такую роскошь? – Уиллоус почти совсем проснулся.

– Не могу, – сказала Паркер, – разве что они согласятся на почасовую оплату? А Гарсия Лорка мог, и бьюсь об заклад, он платил наличными. Видимо, поэтому он держал под кроватью мачете, чтобы отбиваться от воров.

Уиллоусу надо было немного подумать. Парень из банка выглядел точно, как Гарсия Лорка Мендес.

– Ты все еще у телефона, Джек? – поинтересовалась Паркер.

– Дай мне полчаса.

Паркер перешла на низкий хриплый шепот:

– Я оставлю дверь не запертой, мой милый. – Она со смехом повесила трубку.

Уиллоус побрился и принял душ. Он надел черный свитер с вырезом уголком, черный кожаный пиджак и прочные черные ботинки.

Его специальный 38-й и рация лежали на «Сони». Револьвер и запасные обоймы он сунул в карман куртки.

С крыльца он увидел, как пушистая серая белочка легко перебежала лужайку и, пока он шел к автомобилю, выкопала ямку и что-то в ней спрятала.

Ветровое стекло «селебрити» было покрыто росой. Он включил щетки и обогреватель, потом настроился на радио полиции. Белочка все прыгала неподалеку, время от времени настороженно на него поглядывая.

Он ехал по тихой улице, покрытой бетонными плитами с черными волнистыми полосками битума. Раннее прохладное солнце светило на аккуратные, просторно стоящие домики, на клены, уже терявшие листья. Скоро обочины покроются ими сплошь, а осенний дождь превратит проезжую часть улицы в бесконечное длинное озеро.

Уиллоус выключил дворники. В конце квартала он притормозил около разносчика газеты «Ванкувер-Сан», тот пересекал улицу, волоча оранжевую двухколесную тележку. Все три городские газеты выходили утром, и в каждой было полно новостей о вчерашних событиях.

Уиллоус проехал по Десятой авеню, повернул налево и через пять кварталов свернул на Четвертую авеню. По мере того как он приближался к деловому центру, автомобилей становилось все больше. На автобусных остановках толпился народ – городской транспорт работал плохо.

В деловой центр можно проехать по одному из четырех основных мостов и нескольким небольшим виадукам. Уиллоус мог выбрать один из двух мостов, Баррард или Гренвилл. Последний мост сокращал дорогу, но у въезда на него стояла радарная ловушка. И лента блестящих быстроходных «вольво», «сааб» и «ягуаров» уже забила три полосы для движения в северном направлении на дальнем его конце.

Автомобиль Уиллоуса успел проскочить на зеленый свет по мосту Баррард в сторону Четвертой авеню, три следующих – на желтый; оставшийся проехал на красный.

На мосту Гренвилл автомобили мчались с умопомрачительной скоростью, в два раза превышающей допустимую. Уиллоус воспользовался сиреной и светом фар, чтобы втиснуться в поток. Не в первый раз ему пришло в голову, что реальная езда в автомобиле по городу сродни видеоиграм – сплошные неожиданности и опасные встречи. Цель игры была очевидна и бессмысленна – обогнать других и не дать обогнать себя. Игра для глупцов, но недостатка в них не было.

Уиллоус поехал по улице Сеймур, повернул направо и сразу же налево, на Тихоокеанский бульвар, на ту его извилистую часть, которая в День труда, приходящийся на выходной день конца августа, включается в маршрут автомобильных гонок по замкнутому кругу. В остальные триста шестьдесят два дня этот бульвар выходит на огромный паркинг, окружающий купальное здание стадиона и площадь выставки «Экспо-86» – экспонаты и аттракционы давно уже демонтированы, осталась пустынная разоренная территория, огражденная сеткой с колючей проволокой поверху.

Зато уродливая баржа «Макдональдс» наконец-то исчезла под давлением городских властей, раздраженных тем, что в море выбрасывались отходы из ресторана.

Прямо перед Уиллоусом находился стадион на шесть тысяч мест, слева – Угольная гавань и последний из островков Гренвилл, а справа – четырех– и пятиэтажные строения складов из красного кирпича. Он перестроился в крайний ряд, а по Кэмби-стрит выехал на пустующий паркинг, затем, объехав его кругом и повернув направо, оказался на Битти-стрит.

Отель из красного кирпича с металлической, крошечной, зеленого цвета отделкой вполне вписывался в окружающие складские помещения: сейсмоустойчивые и недавно отремонтированные и обновленные.

Уиллоус запарковался под куполом из полированного алюминия, освещенным голыми лампочками, и опустил противосолнечный щиток, чтобы можно было прочитать надпись: «ПОЛИЦЕЙСКИЙ АВТОМОБИЛЬ». Он расстегнул молнию кожаной куртки, сунул руки в карманы и прошел в отель.

Служащие в серой форменной одежде заметили его, когда он шел к лифтам. Один из них потянулся к телефонной трубке. Кто там наверху, Джимми Кани?

Из трех лифтов Уиллоус выбрал дальний и нажал кнопку девятнадцатого этажа. Через несколько секунд двери открылись в широкий, со вкусом отделанный холл в серо-голубых пастельных тонах, украшенный тропическими растениями.

Номер 1874 находился справа от него в дальнем конце коридора. У дверей, загораживая собой вход, стоял широкоплечий охранник в форме. Уиллоус блеснул ему в лицо своей бляхой и прошел мимо.

Из окон открывался великолепный вид на Угольную гавань. В номере было две ванных комнаты. В одной из них на краю ванны сидела Клер Паркер и обыскивала туалетный набор Мендеса.

– Доброе утро, Джек! – сказала она с улыбкой.

– Доброе утро, Клер!

– Pasta de di entes, как по-твоему, что это такое?

Уиллоус пожал плечами. Паркер держала в руках тюбик с пастой, белый в зеленую полоску.

– А как насчет hoya de afeitar? – Она мило улыбнулась. – Лезвия для бритья. Техники в спальне, ищут отпечатки пальцев. Паспорт Мендеса был под матрасом. Там же тысячи наличных, заряженная «беретта», запасные патроны, немного кокаина и мачете.

– Это, конечно, не мое дело, – сказал Уиллоус, – но просто поразительно, как Мендес умудрялся засыпать.

– В постели могут быть вещи и похуже.

– Поверю тебе на слово.

Паркер засунула лезвия и зубную пасту обратно в набор.

– В гостиной на столике было какао и с дюжину разных пончиков. А также карманный калькулятор. Какао прокисло, пончики зачерствели, а батарейки калькулятора как новенькие, хотя его не позаботились выключить.

– И что?

– И цифры на экране пять и пять нулей с точкой.

– Пятьсот тысяч.

– Правильно.

– Долларов?

– Или калорий, – сказала Паркер. – Между прочим, в машинке на кухне свежий кофе.

– Полный домашний уют. И даже больше.

Паркер встала и пошла к нему. Уиллоус посторонился. Паркер медленно мимо него прошла в спальню.

– Мы вызвали их или они нас? – спросил Уиллоус.

– Горничная нашла все это под матрасом, когда меняла простыни. Она вызвала коридорного, тот охрану. Охрана известила управляющего, остальное ты можешь себе представить.

– Кнопка сигнала тревоги подключается прямо на полицейских.

– Может, тебе лучше выпить кофе, прежде чем мы займемся всем этим?

– Я думал, ты не предложишь.

– Если хочешь, можно заказать завтрак.

Уиллоус уставился на нее.

– Ты всерьез?

Паркер кивнула.

– Как всегда.

– Да, правда, – улыбаясь сказал Уиллоус.

Он позвонил, заказал завтрак и начал расхаживать по роскошным апартаментам. Нашелся панамский паспорт Мендеса с его фотографией. В графе «род занятий» значилось – полиция. Паркер нашла еще небольшую дозу кокаина, спрятанную в запасном рулоне туалетной бумаги в ванной.

– Это что-то новенькое, – сказала она. – И кстати, весьма умно. Даже если весь рулон будет в отпечатках пальцев, никакой возможности передать дело в суд.

– Эта возможность не появилась бы, найди мы даже в кармане его брюк пару килограммов перуанской соломки, – сказал Уиллоус. – Ведь он мертв, забыла?

– Зачем он держал мачете под матрасом?

– Шинковать кокаин?

– А может, он заочно обучался на парикмахера?

Завтрак Уиллоусу принес мужчина лет пятидесяти с небольшим, в сером шелковом костюме-тройке, бледно-голубой рубашке и цветастом галстуке. Он поставил поднос на прикроватный столик и протянул Уиллоусу руку.

– Эдвард Малхолленд, управляющий отелем. Мне сообщили из охраны отеля, что у господина Мендеса были веские основания своевременно не оплатить проживание.

Уиллоус представился сам и представил Паркер.

– Скажите, пожалуйста, мистер Малхолленд, Мендес прежде останавливался в отеле?

– Он был постоянным клиентом. В последние три года он звонил из Панамы и каждые три месяца резервировал номер. Всегда этот, на одну-две ночи, самое большее на три.

– Что вы могли бы нам рассказать о нем?

– Не так уж много. В нашем деле не стоит быть слишком любопытным. – Малхолленд смотрел то на Уиллоуса, то на Паркер. – Мне кажется, мистер Мендес упоминал, что занимается покупкой сельскохозяйственного инвентаря. Что еще? Он хорошо одевался, хорошо говорил по-английски, он всегда приезжал на лимузине.

Уиллоус выпил стакан свежевыжатого апельсинового сока, налил себе чашку кофе, поперчил яичницу.

– Все в порядке? – Управляющего, казалось, это очень волновало.

– Мистер Мендес встречался с кем-нибудь здесь в отеле? – спросила Паркер.

– Что вы имеете в виду?

– Она имеет в виду, встречался ли Мендес с кем-нибудь в отеле? – уточнил Уиллоус.

– Нет, не встречался.

– Его кто-нибудь сюда сопровождал?

– Это очень крупный отель, детектив Уиллоус, люди поминутно входят и выходят. Мы просто не можем уследить за гостями, даже если бы и захотели.

Уиллоус и Паркер переглянулись.

– Но одна молодая женщина обычно всегда останавливалась с ним.

– Как ее зовут?

– Боюсь, что мне это не известно.

– А как она выглядит? – спросила Паркер.

– Так, дайте подумать. Молодая, чуть больше двадцати. Блондинка, очень привлекательная…

Паркер все записала, и к тому моменту, когда Малхолленд иссяк, у Паркер было довольно точное описание Саманты Росс, хотя она об этом и не догадывалась.

– Вы не знаете ее имени, не слышали, чтобы Мендес разговаривал с ней?

– Нет, боюсь, что нет, мистер Мендес не из тех, кто слоняется по холлу или болтает с прислугой.

– У вас ведь регистрируются все телефонные звонки из отеля?

– Он никогда не пользовался телефоном здесь, в номере. Возможно, он звонил из платных кабинок в холле, но я этого ни разу не видел.

– А сколько раз мистер Мендес останавливался у вас в гостинице? – спросила Паркер.

– Одиннадцать.

– И ваши записи показывают, что он никогда не пользовался телефоном?

– Да.

– А входящие звонки?

– К сожалению, мы не регистрируем звонки в отель, за исключением тех случаев, когда звонивший просит что-то передать.

– У тебя еще будут вопросы, Джек?

Уиллоус покачал головой, достал из бумажника визитную карточку и передал ее Малхолленду.

– Если вам вспомнится любой малозначительный факт, пожалуйста, позвоните прямо нам, хорошо? – попросила Паркер.

– Конечно, непременно.

Паркер взяла печенье-треугольничек с подноса Уиллоуса.

– Если не возражаешь, мы еще немного посмотрим и пойдем.

– Да, конечно.

– Ну, что ты об этом думаешь? – спросила она, как только Малхолленд вышел из номера.

– Безусловно, это лучший джем из черники, который я пробовал в своей жизни. Без консервантов. Угощайся, пока не кончился.

– Я имею в виду Малхолленда.

– К концу беседы он смотрел на тебя глазами коккер-снаниеля.

– Я имею в виду, что ты думаешь о нем как об источнике информации?

– Как источник информации он сама сдержанность. Хотя он и настоящий коридорный.

Паркер подошла к кровати. Она считала кроватью королевских размеров ту, что стояла у них в спальне, но эта раза в полтора больше. Холодильник забит литровыми бутылками шампанского. В гардеробе дюжина новеньких белоснежных льняных костюмов. Огромная сумка набита нераспечатанными подарками для женщин – коробками с нижним бельем. Квитанция к ним более чем на тысячу долларов.

Паркер заглянула в спальню и увидела, что мент углубился в один из бесплатных журналов, которые обычно лежат в гостиничных номерах, – «Ярмарка тщеславия». Она сбросила туфли и вытянулась на кровати, потом развела руки, пытаясь достать до краев – не смогла.

Уиллоус вытер рот льняной салфеткой.

– Ну как? – Она дерзко улыбнулась Уиллоусу и, прежде чем он успел ответить, добавила: – Я о Мендесе.

– Отмывал наркоденьги через Мартина Росса.

Уиллоус свернул салфетку и бросил ее на поднос.

– Мендес прилетает в город, избавляется от наличных. Вместе со своей девушкой они проводят здесь пару дней, празднуют – пьют шампанское, делают покупки. – Она положила небольшую подушечку себе под голову.

– Интересно, а где его обратный билет?

– Где-нибудь да есть, – ответила Паркер. – Могу сказать только, что здесь его нет.

Паркер закрыла глаза. Не успеешь сделать шаг, как ситуация уже другая. Если Мендес намеревался снять со счета полмиллиона долларов, Росс должен был об этом знать, если он в этом замешан. Возможно, Росс не хотел, чтобы Мендес снял деньги со всех счетов – а может быть, Росс злоупотреблял служебным положением и истратил деньги. И он устроил так, чтобы Мендеса убили. Нет, вряд ли. Скорее все-таки стечение обстоятельств.

Но пора снова поговорить с Россом. На сей раз, возможно, на Мэйн-стрит.

Кровать была очень удобной, а матрас ни слишком мягким, ни слишком жестким. Паркер открыла глаза. Уиллоус быстро отвел взгляд в сторону.


Глава 11


Мартин Росс нажал кнопку – и чугунные въездные ворота со скрипом распахнулись. Шумело радио, издавала настойчивые звуки система контроля температуры воздуха, которая при необходимости могла превратить автомобиль в рефрижератор, но не спасала от жары: носовой платок хоть выжимай.

Ворога захлопнулись за ним, дверь гаража открылась. Чтобы поставить свой большой автомобиль, он проехал мимо маленького «самураи» Саманты, ее мотоцикла – слава Богу, эта эпоха позади, ее сноубоарда – велосипеда для езды в горах за тысячу долларов, на котором в день покупки она проехала полтора квартала и никогда больше к нему не прикасалась. Все это скорее походило на отдел спортивных товаров универмага, чем на гараж.

Музыка, долетавшая изнутри дома, действовала на нервы, но, когда она внезапно смолкла, тишина оказалась не лучше. «Должно быть, она видела, как он подъезжал», – предположил Росс. Теперь он слышал тикающий звук из-под капота, какой бывает в последние несколько секунд перед взрывом бомбы. Он знал, что это просто остывает двигатель, и все равно ему понадобилось несколько минут, чтобы взять себя в руки.

Он включил сигнализацию, проверил, заперта ли дверь.

Саманта его встретила, помогла снять пиджак, ослабила галстук, спросила, как он себя чувствует. После ограбления прошло чуть больше суток, и она видела, что он напряжен и подавлен.

Он ободряюще улыбнулся ей, и она заботливо приложила ладонь к его лбу: нет ли у него температуры? Он сказал, что чувствует себя великолепно, она пригласила его ужинать, посоветовав предварительно принять душ.

Снова она была во всем черном: облегающая безрукавка, джинсы в обтяжку, широкий кожаный пояс, кроссовки. Он ненавидел, когда она одевалась в черное.

– Ты считаешь, мне необходим душ?

– Разумеется. Пустить тебе воду?

– Нет, дорогая, не нужно.

Идя за отцом на второй этаж, Саманта попыталась выяснить у него, кому же, собственно, верить: по радио сказали, что в банке был убит невиновный, случайно оказавшийся на месте преступления, а по телевизору, что между грабителем и жертвой была перестрелка. Но отец не пожелал об этом говорить, заявив, что он сам ничего не знает.

К ужину Саманта открыла бутылку красного вина. Она наполнила его бокал до краев, а себе налила совсем немного.

Росс ел молча.

– Тебе нравится? – спросила Саманта.

– Великолепно.

– Это говядина по-бургундски.

– Я заметил.

– Я приготовила это сама в микроволновой печи.

– Потрясающе.

– Подожди, еще будет десерт.

– Подожду.

Саманта забавлялась, приготовляя еду, сама же почти ни к чему не прикасалась. Вот и сейчас – только цедила вино, облизывая губы.

– Сегодня после обеда у пас был посетитель.

Росс уставился на нее.

– Это кто-то, кого я знаю?

– Возможно. Ты опять вспотел, ты действительно хорошо себя чувствуешь?

– Я же сказал, со мной все хорошо.

– Принести градусник?

Росс отодвинул блюдо.

– Кто это был? Саманта!

– Ты наконец расскажешь мне об ограблении? – вместо ответа спросила она.

Саманта уже спала, когда после ограбления он поздно ночью вернулся домой. И она еще спала, когда он утром уехал на работу.

Услышав по радио сообщение, она позвонила ему в офис, но он сказал, что занят, и положил трубку. И теперь он ответил уклончиво:

– К сожалению, я и сам толком ничего не знаю. Когда я понял, что что-то происходит, все уже кончилось.

– Так ты ничего не видел? Но самого грабителя ты видел?

– Полиция считает, что он был в какой-то маске или в театральном гриме.

Следующий вопрос дочери удивил Росса.

– А ты знаешь какого-нибудь полицейского детектива?

– Да, конечно, особенно вчера в них не было недостатка, – улыбнулся Росс.

– Этот был довольно высокий, с темными вьющимися волосами. Он сказал, что его зовут Эрикстад. Он показал бляху, но я ее не рассмотрела. Не знаю, что в нем такого было, но он был… – Саманта заколебалась, но потом выпалила: – Ненастоящий. И еще…

Росс отодвинул тарелку, наклонился вперед:

– Что ты имеешь в виду?

– …Когда он ушел, я позвонила в полицию и спросила, можно ли поговорить с ним, а они ответили, что у них нет работника с такой фамилией.

Росс налил себе еще вина.

– По телевизору сказали, что личность жертвы до сих пор не установлена, – сказала Саманта.

Росс почти допил вино, руки его дрожали, несколько капель пролились на стол.

– Но мы-то знаем, кто он, правда, отец?

Росс почувствовал себя так, словно он угодил в чертово колесо. Колесо вертелось все быстрее и примчало его к первой встрече с Гарсия Лоркой Мендесом, к той жуткой поездке с ним в лимузине через весь город к какому-то люку на восточной стороне виадука. Там панамец схватил какого-то бродягу, обитавшего в лачуге из картонных ящиков, волоком вытащил его вдоль откоса виадука, хотя тот кричал и вопил, и, прижав руку бродяги к бетонной опоре, взмахнул мачете…

Раздался жуткий крик…

– Muy bonita, – сказал Мендес. – Один удар, а? И ее нет.

Он осмотрел лезвие мачете, пальцами пощупал полированную сталь. Высоко над ними слышался шум автомобилей, мчащихся по виадуку. Мендес посмотрел на бродягу, тот лежал на бетонном откосе то ли в обмороке, то ли мертвый, и не иначе.

– Вот такая ситуация. Понятно? – Мендес похлопал банкира по щеке плоской стороной лезвия. Росс ощутил запах крови. – Посмотрите на него!

Росс быстро взглянул, отвернулся, и его стошнило. Глаза Мендеса сверкали, блестели зубы.

– Хотите его поздравить, пожать ему руку? – издевался он. – Не хотите. Что ж, может, вам захочется это сделать потом?

Скаля зубы, Мендес затолкал отрубленную руку банкиру в нагрудный карман пиджака.

Чертово колесо разбилось, отпустило его, и он остановился. Тогда они были вдвоем, он и Мендес. Потом Саманта узнала, что происходит, и захотела помочь…

Росс так резко поднялся на ноги, что уронил стул.

Прижав салфетку к лицу, он побежал в ванную в дальнем конце холла.


Глава 12


Темно-синий «понтиак» Грега последней модели с четырьмя дверцами, V-образным восьмицилиндровым двигателем, особо устойчивыми шинами и небольшими колпаками на колесах был зарегистрирован на имя покойника. «Понтиак» отдаленно напоминал немаркированные полицейские автомобили и в потоке машин вызывал к себе уважение, что было немаловажно.

В управление автомобилем Грег вкладывал такую же долю осторожности и серьезности, как в ограбление банков и покорение сердец. В остальном же он был довольно непредсказуем. Мать как-то сказала ему, что он – как изображение под микроскопом, то в фокусе, то не в фокусе. Он вел себя весьма эксцентрично уже в старших классах колледжа, а став взрослым, ощутил почти неограниченные возможности своевольничать. Однажды, например, он увидел в журнале снимок боксера-неудачника, который всю жизнь служил боксерской грушей. И тотчас же он почувствовал вдохновение.

Сыграв эту роль, он побывал в шкуре удалого рокера и даже почтальона. Как-то целый день он провел под маской известного писателя Нормана Мейлера, но знаменитость никто не опознал, и талант остался невостребованным. Он пробовал себя в роли однорукого, слепого, попрошайки и в роли человека, сплошь покрытого бородавками.

Не испытал он только одного: ни разу в жизни не испробовал личины мента. И он ощутил прилив счастья, когда ему удалось и это, стоило только помахать бляшкой да улыбнуться.

Как восхитительно загорелись глаза Саманты Росс, впрочем, это понятно: менты вечно вмешиваются в женские неприятности, так что ничего удивительного.

Было в поведении Саманты Росс нечто не совсем ему понятное: она рассказала о себе и об отце много такого, о чем он и не помышлял спрашивать. Может, она за что-то сердилась на отца?

Ссутулившись за рулем «понтиака», Грег кружил вокруг своего дома, и дальний свет фар выхватывал из темноты насаждения вдоль дороги, припаркованные автомобили, а парней из отряда по борьбе с преступностью, в черных плащах, с ручными гранатами и автоматическим оружием видно не было. Но не такие уж они простаки: должно быть, спрятались, чтобы выскочить, стоит ему появиться. Он подъехал к тротуару напротив своей квартиры и из машины позвонил домой. Телефон предложил ему передать, что нужно.

– Я знаю, ты слушаешь, Грег, – на всякий случай ответил он пустой квартире. – Перестань валять дурака, сними трубку, иначе приду и отлуплю тебя как следует!

Ответа не последовало, а, собственно, чего он ждал? Он повесил трубку и сделал круг, пока не нашел свободное место, достаточно большое, чтобы припарковать «понтиак». Затем он запер автомобиль и пошел к дому напрямик, через насаждения.

Ни в парке, ни на бульваре ментов не было.

Не было их в холле и в лифте тоже не было.

Грег приложил ухо к двери квартиры. Вот был бы номер: выхватить пистолет, прикрыться щитом и ворваться в квартиру, не зная, что там делается. У него появилось искушение взломать собственную квартиру только для того, чтобы проанализировать свои ощущения. Но, может быть, поберечь свою удаль для Хилари с ее непостоянным сердечком?

Он повернул ключ, распахнул дверь. Мэрилин подала голос и повернулась к нему хвостом; она имела основания быть недовольной: клетка не завешена, а какой сон при свете уличных фонарей? Он закрыл дверь на задвижку, пошел в кухню и открыл пачку соленых крекеров. Канарейка заволновалась: она была к тому же и голодна.

Грег оперся о кухонный прилавок и наблюдал, как канарейка прыгает с одной перекладины на другую. Потом, зажав крекер в зубах, он предложил его таким манером своей питомице.

Мэрилин сначала клюнула его в нос и только потом занялась крекером.

Потом он прослушал записи на автоответчике. Хилари сообщала ему, что, если он не вернет Ренди запонки, он непременно ему разобьет… больше слов не было, слышался только шорох бегущей ленты, после чего голос Ренди, довольно миролюбивый, стал уверять Грега, что их потасовка – пустячное дело, но он хотел бы получить обратно снимки на «Полароиде», поскольку это глубоко личное.

Грег перешел к следующему посланию: магазин, продающий корма для домашних животных, сообщал о семенах луговых трав, не будет ли это для него интересно.

Следующее послание.

Саманта. Проверка, действительно ли он дал ей домашний телефон.

Грег закурил, пошел в кухню, достал из холодильника пиво. За пивом он очистил две крупные картофелины, бросил их в кастрюльку из нержавейки со слегка подсоленной водой и прибавил огня. Затем соскоблил с куска говядины жир, растопил его на горячей сковороде и положил мясо. В пакете был кочан салата, большой помидор и зеленый перец. Он промыл и отжал салат, разрезал помидор на четыре части, а затем мелко нарезал перец, порубил пол-луковицы и положил все в салатницу, добавив ложку приправы. Потом взбил пюре, выпил еще пива и накрыл стол на одного, воспользовавшись украденными в отеле столовыми приборами.

Он ел и размышлял, как поступить с Мартином Россом. Если Росс отмывал деньги для Мендеса или для людей, на которых Мендес работал, то для ментов не составит труда разоблачить его. Тогда эти деньги пропащие – их проглотит правительство.

А сослуживцы Мендеса? Или это театр одного актера? Через сколько времени печальная весть дойдет до штаб-квартиры и что за сим последует? Он представлял себе наркобаронов весьма прагматичной бандой. Они примирятся с потерей, как личной, так и финансовой, и займутся чем-то еще. А что им еще остается?

Грег ел пюре и салат, тщательно обгладывал кости.

Что, если взять Саманту в заложницы, пока папа не отстегнет крупную сумму?

Он резал мясо квадратиками, складывал небольшой горкой и поддевал вилкой. Когда зубцы вилки царапнули тарелку, на звук откликнулась Мэрилин.

– Заткнись! – завопил Грег.

А это было бы забавно, поиграть в заложники с Самантой. У нее бывает такое выражение глаз…

С другой стороны, дать ей номер своего телефона – совершенно дурацкая шутка, финт слабоумного. Но, пока она верит, что он мент, все в порядке.

Пока не расскажет о нем другим ментам.

Да, но у них там больше тысячи сотрудников – не могут они все знать друг друга.

Грег проглотил еще кусок стейка, челюсти двигались механически вверх и вниз в первобытно-изящном ритме, и вскоре его тарелка была пуста. Пока он ел, Мэрилин чистила перышки, поглядывая на него блестящими неумными глазами.

«Нет, это не годится, – подумал Грег, доставая еще одно пиво из холодильника, – если ее папочка-банкир ценит свою собственную жизнь дороже ее жизни, ему стоит только набрать 911, и игра окончена. Менты, слезоточивый газ, слезы. Суд».

А если назначить ей свидание, пригласить в романтическую поездку за город на выходные, в какой-нибудь плохонький отель, и она не поймет, в чем дело? А похитив ее, он позвонит папочке и даст понять, что если он не выложит денежки Мендеса, то не видать ему родной дочери.

Слишком туманный план, Грег.

А сколько денег? Голова Грега была полна немыслимыми суммами, которые стояли стройными столбиками в тех таблицах. Ему хотелось пить, двоилось в глазах. И сколько бы он ни попросил, девять кусков или миллион, он не знал, как обеспечить безопасную доставку.

С банками все было просто, никаких проблем: ты входишь, хватаешь наличность, разворачиваешься и уходишь.

Грег помыл и высушил посуду. Он прошел в гостиную и включил телевизор, настроился на канал службы времени: 9.17.32. Перескочив через TSN на спортивную программу, Грег вытянулся на софе и наблюдал автомобильные гонки: они смотрелись так, словно игрушечные автомобильчики непрерывно двигались по кругу. Автомобили с рекламными наклейками были окрашены в яркие цвета, из выхлопных труб вырывалось пламя. Шины у них были широкими, а открытые кабинки маленькими. За ветровым стеклом ничего не было видно, за рулем мог сидеть кто угодно, хоть пудель. Такая скучища! Единственное развлечение, если водитель, не рассчитав скорость, врежется в другой автомобиль или в бетонную стену.

Глаза Грега начали стекленеть. Он принес еще пива и чистую пепельницу. Автомобили все крутились по замкнутому кольцу, и это могло бы стать отличным снотворным, но деньги не шли у него из головы – целые корзины наличных, которые понапрасну собирали пыль в неведомых подвалах и в действительности никому не принадлежали.

Возникло видение: он выходит из дома Росса, красного дома с чугунными воротами, черный портфель, набитый стодолларовыми купюрами, у него под мышкой. Саманта бежит следом, она хочет быть с ним…

Телевизор вскрикнул. Глаза Грега открылись вовремя, он увидел, как блестящий голубой автомобиль взлетел на воздух, ударился о стену и перевернулся, отвалилось колесо, затем автомобиль внезапно исчез в клубах высокого оранжевого с черным пламени…

– Черт подери! – сказал Грег.

И тут же он обнаружил на экране улыбающееся дитя, похожее на Хилари, она безумно любит своего приятеля, потому что он правильно выбрал лосьон после бритья.

Он выключил телевизор и снова пошел за пивом, оказалось, что он уже выпил все, тогда он достал бутылку виски и лед из морозилки. Автомобильные гонки «Формула один» и ограбление банков – оба эти занятия были рискованными. Однако блестящий голубой автомобиль не обратился бы в огненные обломки, если бы водитель не поторопился.

Грег прислонился к раковине. Может, ему лучше бросить ограбление банков? Может, лучше забыть о желании быстро разбогатеть? Может, самое умное вовремя уйти в отставку? Он выпил виски и вдруг вспомнил свой первый банк. Кассиршу звали Лесли. У нее были нежные карие глаза и волосы шатен с широкой седой прядью, которую она не могла объяснить. С первой встречи он узнал, что у нее слабость к ворожбе, черной магии. Он был новичком, ему недоставало уверенности в себе, и он смирился с ее фатализмом, несдержанностью и пентаграммами, а также воском от свечи на его лучших брюках.

Сначала он просто хотел уговорить ее вместе совершить крупное банковское мошенничество. А потом бы он хватанул деньги и покинул возлюбленную. Однако так не получилось. Первое ограбление было самой обыкновенной случайностью. Они собирались встретиться и пойти на ленч. Для смеха он появился с фальшивыми усами и в дешевом парике. Он подошел к ее окошку и сказал низким, угрожающим голосом.

– Ограбление.

Ее лицо побелело, как колдовская прядь в ее волосах. Безмолвно она вытащила все деньги из кассы и положила их на прилавок. Он стоял, потеряв дар речи, ожидая, что она взглянет на него, но оказалось, что она могла смотреть только сквозь него.

Тогда его поразил ее испуг, и он даже не сразу сообразил, что его снимают, что она может включить беззвучный сигнал тревоги и что ему лучше всего поскорее убираться.

Через десять минут усы и парик валялись в канаве, а наличность была заперта в багажнике его автомобиля. Он снова подъехал к банку с виноватым видом и извинениями за опоздание на ленч. Мент в форме остановил его в дверях, однако обещал передать его просьбу. Это первое ограбление принесло ему более двух тысяч долларов. Совсем не плохо, поскольку все, на что он надеялся за свои хлопоты, это испуганный вид и хохот.

Но истинным кайфом было выслушивать Лесли и заботливо осушать ее слезы, когда она описывала ему мельчайшие подробности ограбления и ее ужасного страха. В течение одной-двух недель она могла говорить только об этом, а он был весь внимание.

Но случилось так, что в это время он встретил женщину, которую звали Бобби, травленую блондинку с блестящими зелеными глазами. Она увлекалась лыжами, курила травку и, чтобы позволить себе это, работала в кассе кредитного союза.

Грег пожевал кубик льда, потом сообразил, что он делает это потому, что его стакан уже пуст. Он потянулся за бутылкой, чуть не уронил ее, отвинтил металлическую пробку и налил себе стаканчик покрепче.

Бобби была очень занятная, но в то же время очень энергичная и столь же резкая. Он вошел к ней в банк с лысиной из латекса, наклеенными густыми бровями, под глазами мешки, в очках, купленных за пару долларов у Армии спасения, у него был также совсем новенький нос. Между лопаток он положил хороший кусок пенопласта, туфли на платформе добавляли ему около трех дюймов роста и неуклюжую хромоту. Прихрамывая, он вошел в банк, осклабился, ощупал прыщавый подбородок, надеясь, что выглядит как Питер Лорр после того, как подрос.

Бобби выслушала его заявление, похлопала глазами и, открыв ящик кассы и вытащив двадцатку, сказала ему, чтобы он убирался, иначе она позовет ментов, вот уж действительно…

А когда он в тот же вечер заскочил к ней на квартиру, она посмотрела ему прямо в глаза и сказала то же самое, слово в слово, и тем же тоном:

– Убирайся, или я позову ментов, вот уж действительно…

Грег со стаканом в руке пошел в спальню и выдвинул верхний ящик. Где-то в нем была фотография Бобби, которую он сделал на пляже в Английском заливе. Бобби с мокрыми волосами, зачесанными назад и набок, добродушно щурилась на солнце, положив руки на бедра. На ней был розовый купальник, который и сейчас вызывал желание смотреть на все места сразу.

В поисках снимка Грег переложил пару серых носков, в них было что-то тяжелое – карманный пистолет 22-го калибра.

Он отпил виски, пытаясь припомнить, откуда у него этот пистолет. Бар Якима в Вашингтоне. Он пришел туда с женщиной…

Потом он вспомнил другой банк и другой головокружительный роман, другое ограбление и другое предательство. Что же именно было с ним не в порядке? Он сделал глоток, задумчиво посмотрел на уровень жидкости в стакане, стукнул стаканом по столу. Затем оттянув на полдюйма магазин, убедился, что пистолет заряжен.

Он засунул его в задний карман брюк и снова пошарил в ящике. Пальцы нащупали холодное стекло. Вот она, он знал, что она здесь. Он поставил серебряную рамку так, чтобы не отсвечивало. Бобби улыбалась ему, как будто у нее не было ни забот, ни сожалений.

– Эй, перестань так смотреть на меня!

Улыбка Бобби не дрогнула. Тогда, на пляже, она сдвинула очки высоко на лоб, на самые волосы. В стеклах, направленных прямо вверх, отражались два великолепных ярких солнца.

Грег потерял равновесие, завалился на бок, и так, полулежа, рассматривал, изучал ее глаза, ее волосы, линию губ, загорелую кожу, и плотно облегающее бикини, и то, что все эти пастельные тона и мягкие линии прекрасно сочетались и ускользали от него.

Он почувствовал вдруг, как горячие соленые слезы закипели в нем и потекли по щекам. Как он мог забыть о солнечных очках, о солнцах и многом другом, таком же важном и невыносимо драгоценном!

Самое печальное, что у него не было возможности даже узнать, что он потерял.

Зазвонил телефон, нежной мелодичной трелью ему вторила Мэрилин.

Он споткнулся, когда шел к неубранной постели, упал на нее, пружина скрипнула под тяжестью его тела. Он снял трубку.

– Это ты? – спросил кто-то.

Ему казалось, что он лежит лицом вверх на дне стоячего пруда, и внезапный порыв ветра прогоняет зеленую ряску с его поверхности, и вода становится ясной и чистой, и можно видеть далеко-далеко.

– Это ты, Бобби? – спросил он.

Но было уже поздно – трубку положили.


Глава 13


Эдди Оруэлл сначала вытянул мускулистую руку, потом, согнув ее в локте, тщательно прицелился и нажал кнопку. Тонкая струя чистящего средства покрыла застекленную фотографию в анодированной алюминиевой рамке. Он поставил флакон на стол и аккуратно протер стекло бумажным полотенцем, украденным в туалете.

На него, сияя беззубой, но определенно приятной улыбкой, радостно смотрел Эдди-младший.

Ферли Спирс, выглядывая из-за мощного плеча Оруэлла, одобрительно крякнул:

– Глаза у него посажены даже ближе, чем у тебя, Эдди. Ты должен гордиться, а?

– Отстань, – сказал Оруэлл, не удостоив его взглядом. На столе лежали пять снимков его новорожденного сына и еще два, где его жена и сын были изображены вместе. Теперь каждое утро в отделе начиналось с уксусного запаха, снадобья для чистки стекол. Ежедневный ритуал отнимал у Эдди, по крайней мере, минут пятнадцать. Сначала детективов забавляло его шутовство, но через несколько недель это его жизнерадостное постоянство стало действовать на нервы. Когда Спирс предложил кому-нибудь наполнить бутылочку мочой с голубым красителем, добровольцев правда не нашлось, но и против никто не высказался.

С любовью глядя на нее, Эдди взял очередную фотографию.

– Эдди, тебя не затруднит направить струю в другую сторону? – попросила Паркер.

– Тебе мешает?

– Немного.

– И тебе не стыдно?

Уиллоус, оторвавшись от бумаг, улыбнулся Паркер. Дэн Оикава перестал точить карандаш. Спирс поинтересовался:

– А почему, Эдди?

– Задай себе простой вопрос – что плохого, если отец гордится своей семьей?

– Дело же не в этом, – сказала Паркер.

– Да?

Голубые глаза Оруэлла уставились на стол Уиллоуса, где, воткнутые в одну рамку, стояли школьные снимки Шона и Энни, порядком запылившиеся.

– Эдди, мы говорим о загрязнении воздуха, а не о любви к детям, пояснил Оикава.

– Это твоя версия. Вот и придерживайся ее, хорошо?

Улыбаясь, Оикава доточил карандаш до остроты иглы.

Неожиданно вошла Линда, одна из двух гражданских секретарей, работавших во взводе, и протянула Уиллоусу связку факсов. Паркер смотрела на Уиллоуса.

– Наконец-то ответили из Колона. И даже по-английски, – буркнул он, принимаясь за чтение.

Факс сообщал, что Гарсия Лорка Мендес родился 18.11.1948 года. Работал в полиции Колона с 1970 года, последние пять лет служил сержантом в отделе по борьбе с наркотиками. За время работы в полиции постоянно получал повышение по службе, имеет три отличия за заслуги. Был ранен во время одного из рейдов. На момент смерти числился в отпуске. В Ванкувере находился в связи с похоронами своей сестры. После него остались жена и пятеро детей.

– А они указали фамилию и адрес сестры? – спросила Паркер.

– Да, конечно.

– Господи, пять детей, – вздохнул Оруэлл.

– У него, наверное, половина смены уходила, чтобы полить и почистить все рамочки, – сказал Спирс.

– И как только он находил время для работы? – подхватил Оикава.

Оруэлл кисло посмотрел на него.

– Она живет на улице Фрейзер, строение шестьсот тридцать пять. Фамилия по мужу Спрингвей, – прочитал Уиллоус.

– А телефон указан?

Уиллоус отрицательно покачал головой.

– Фамилия редкая. Их, должно быть, немного в телефонном справочнике.

– Да, наверное.

Это утро Паркер провела на телефоне, тщательно проверяя все пятьдесят служб, которые предоставляют клиентам лимузины. Теперь уху требовался отдых.

– Твоя очередь, Джек, – сказала она.

Уиллоус достал из ящика стола телефонный справочник.

Там были только три Спрингвей, и ни одна из них не жила на улице Фрейзер. Сестру покойного звали Мария. Уиллоус начал звонить. На первый звонок никто не ответил: второй и третий номера были неправильные. Он положил телефонную книгу в стол и сказал:

– Давай, Клер, лучше подскочим и посмотрим, есть ли кто дома.

– Или они все на похоронах? Есть какие-нибудь указания из Панамы, что делать с телом?

– Семья хочет, чтобы его отправили домой.

– А кто заплатит за перевозку?

– Только не я. Это я точно говорю.

– Пойду выпишу автомобиль. Через десять минут встретимся у центрального входа, – сказала Паркер.

Уиллоус уже сосредоточился на бумагах и кивнул, не глядя на нее.

Оказалось, что следствие было готово признать за Карен (Хани) Велейс право на защиту, когда она вонзила нож в своего ухажера Чета Рассела. Вскрытие подтвердило, что ночной портье Уинделл Шарп умер от удушья, а травмы получены им от сопутствующих обстоятельств. Следствие определило, что он влез на окно «Риальто» по собственной воле. Хани отпустят на свободу.

Паркер выписала из гаража бледно-зеленый «форд». Она села за руль, направила автомобиль вверх по Мэйн-стрит в сторону улицы Короля Эдуарда, потом свернула налево.

– Куда ты едешь? – спросил Уиллоус, взглянув в окно.

– Улица Фрейзер, шестьсот тридцать пять, правильно?

– Так бы и ехала по Мэйн.

– Так я поверну налево по улице Фрейзер, мы запаркуемся около дома, и не нужно будет переходить улицу.

Уиллоус задумчиво кивнул:

– Для тебя это важно, да?

– Это очень напряженная улица, Джек. Четыре полосы движения, это магистраль в миниатюре, по ней можно пройти милю, прежде чем найдешь пешеходный переход.

– Почему это? – спросил Уиллоус.

– Из-за кладбища. Оно обнесено изгородью, туда можно попасть только через въезды, а их четыре или пять…

Они повернули за угол и ехали мимо прогала в изгороди из кипарисов, которая окружала кладбище. Черные чугунные ворота были раскрыты настежь, виднелась узкая асфальтированная дорожка, ведущая через коротко остриженный газон, и дальше – каменные плиты и редкие яркие пятна венков.

– Мы уже недалеко, – сказала Паркер, взглянув на номер углового дома.

– Пристройся за этим голубым пикапом.

Паркер убавила газ и подъехала к тротуару. Выключив зажигание, она бросила ключи в сумку, посмотрела в зеркало заднего вида и открыла дверцу.

Дом шестьсот тридцать пять по улице Фрейзер представлял собой приземистое здание из шлакобетона с плоской крышей из гравия и битума, запыленными зеркальными окнами с металлическими переплетами и ржавой металлической дверью. Небольшая вывеска выцветшими черными буквами по серому фону сообщила: «ИЗГОТОВЛЕНИЕ НАДГРОБИЙ ЛТД 1943».

– Пример кладбищенского юмора? – Уиллоус дернул дверь – она оказалась не запертой.

Внутри было прохладно и сыро, а слой пыли на окнах приглушал все цвета в длинной, узкой комнате.

Вдоль одной стены тянулся сплошной деревянный стол со станками и инструментами. Кроме высокого бурового пресса, здесь лежало множество ручного инструмента, о назначении которого можно было только догадываться. Слой пыли покрывал в этой комнате все, казалось, даже мужчину, сгорбившегося в кресле у задней двери.

Невысокий, лысеющий, он был одет в серый бумажный свитер, выцветшие, запыленные черные брюки, тяжелые ботинки. Изношенными каблуками он опирался о плиту полированного гранита. В уголке рта была зажата самокрутка, дымок медленно поднимался вдоль лица и таял в сером воздухе.

– Мистер Спрингвей? – окликнул Уиллоус.

Мужчина вскинул голову, кашлянул. С самокрутки на его грудь упал пепел. Они застали его, когда он дремал. У мужчины были мягкие голубые глаза.

– Мистер Спрингвей?

Мужчина потянулся, зевнул, почесал ногу.

– Кто этим интересуется?

Уиллоус показал Спрингвею бляху.

Плита полированного гранита, о которую он опирался, была заготовкой для каменного надгробия, а седая пыль, лежащая повсюду, в прошлом тоже была камнем, пока не превратилась в пыль.

– Вы женаты, мистер Спрингвей? – спросил Уиллоус.

В голубых глазах сохранилось спокойствие, только ярко вспыхнула самокрутка. Спрингвей вздохнул, кашлянул.

– Да, я женат. Можно сказать. – У него был мягкий, еле слышный голос, как будто ею легкие и горло тоже забиты серой пылью, которая покрывала здесь все.

– А девичья фамилия вашей жены – Мендес?

Спрингвей кивнул. Он снял очки и протер стекла краем свитера, затем снова надел их и снова взглянул на Паркер.

– А вы ведь тоже полицейский, да?

Паркер утвердительно кивнула.

– Вы хотите знать о ее брате, ведь так?

– О Гарсия Лорке Мендесе.

– Славный малый. Я видел по телевизору, что с ним случилось. Он был убит при ограблении банка. Ужасный случай.

– Почему вы нам не позвонили, мистер Спрингвей?

– Я слишком занят.

Уиллоус, показав рукой на рабочий стол и инструменты на нем, спросил:

– Вы изготавливаете надгробия и этим зарабатываете на жизнь?

Спрингвей горько засмеялся, выплюнул сигарету, кашлянул и плюнул на пол.

– Ручной работы больше нет. Раньше была… А теперь у меня контора на Коммерческой – альбом с образцами. Я только принимаю заказы и передаю их компании в Барнаби. У них плиты стандартных размеров, а механизмы, что и не поверишь – можно высечь надгробие за минуту. Все на компьютере. Они могут сделать все: сердечки, цветочки, обезьянок или золотых рыбок… – Он улыбнулся Паркер. – Но бывает и работа на заказ. Вы не поверите, до чего странные вещи люди пишут иной раз на могильных камнях. Например, имя любимой собачки. Время от времени попадается женщина, которая хочет отомстить. Неприятно, но приходится отказывать – не разрешают такое писать на могилах.

– Мы могли бы поговорить с вашей супругой?

Спрингвей уронил окурок на пол и наступил на него каблуком.

– Никоим образом.

Паркер подождала, пока Спрингвей скрутил себе сигарету, и спросила:

– Она дома?

Спрингвей хрипло засмеялся, затуманенные глаза увлажнились, заблестели.

– Ребята, у вас странное чувство юмора, позвольте вам заметить!

– Что вы имеете в виду? – спросил Уиллоус.

– Как вы думаете, что я имею в виду? Разумеется, она в доме. Где мне еще ее хранить? В своем дерьмовом автомобиле?

– Резонно, – сказала Паркер. – Нам бы хотелось поговорить с ней. С вашей помощью или без нее.

Спрингвей встал, ногой оттолкнул стул, стоявший у него на пути, и снял засов с двери на задней стене комнаты. Затем он провел их по облупленной каменной лестнице в дом, окруженный неухоженной, поросшей сорняками лужайкой.

Мария Спрингвей находилась в гостиной на нетопленом камине в бронзовой урне, выполненной в форме космического корабля. Спрингвей поднял урну и передал ее Уиллоусу. Потом отвернулся к окну, зажег спичку и, стоя с ним спиной, сказал:

– Вы что-то у нее хотели спросить? Давайте спрашивайте.

Паркер посмотрела на Уиллоуса.

Уиллоус, обращаясь к урне-кораблю, сказал:

– Скажите, ваш брат, он был бесчестным полицейским? Что он делал в банке? – Уиллоус немного повысил голос. – Скажите мне что-нибудь, Мария. Он отмывал панамские деньги?

Было тихо.

– Там ей, должно быть, не слышно. Думаю, надо ее вынуть. Как она открывается? Надо отвинтить?

Спрингвей вскочил и вырвал урну из рук Уиллоуса.

– Гарсия был у нас всего один раз, два года тому назад. Прибыл в роскошном лимузине с парой бутылок шампанского, с цветами. Семейная встреча. Пока был, все твердил, какой он герой, как он отловил плохих ребят, а напившись, вывернул нам все на софу. Я помогал Марии убрать и даже не заметил, как он ушел. Я уже сказал, это было около двух лет назад. С тех пор я ничего о нем не знаю.

– Он сообщил начальству в Панаме, что вылетел на похороны, – сказал Уиллоус:

– Нет, это не так.

– А откуда он узнал, что Мария умерла?

– Я позвонил по телефону.

– Вы разговаривали с ним?

– Нет, я попросил ему передать. – Спрингвей снова смотрел в окно. Над головой висел слоистый клуб дыма.

– А как умерла Мария, мистер Спрингвей? – спросила Паркер.

– На пешеходном переходе, какой-то парень сбил ее на украденном автомобиле. Она скончалась на месте.

Паркер произнесла что-то сочувственное.

– Парня поймали?

– Он врезался в автобус. Разбил автомобиль и даже царапины не получил, без привязного ремня – надувной матрас спас его бесполезную жизнь.

У космического корабля была широкая подставка. Спрингвей поставил его обратно на камин.

– Иногда мне кажется, что она где-то здесь, среди звезд. – Он показал на орнамент урны.

Паркер не нашла слов, только кивнула.

– Возможно, Гарсия и был в чем-то замешан, но я не знаю, чем он занимался. Я бы вам рассказал.

Он потушил в камине сигарету и заплакал.

Уиллоус положил визитную карточку на камин, подальше от урны.

– Ну и что теперь? – спросила Паркер, когда они шли к автомобилю.

– Все то же, а потом и мы умрем.

– Скорее раньше, чем позже, если ты не встряхнешься.

Уиллоус улыбнулся.

– На полный желудок я меньше склонен к фатализму.

– Значит, ты голоден все время.

Уиллоус смотрел, как Паркер искала в сумочке ключи от автомобиля.

– Хочешь, поведу я?

– Я не доверила бы тебе даже руль от своего катафалка, Джек.


Глава 14


Грег чувствовал себя так, словно сначала его отколотили, потом сутки напролет ходили по нему, топтали и долго били по голове. Он с трудом открыл глаза и снова зажмурился от сверкания розового кафеля, хромированных кранов и цепочек. Грег проморгался – и все наконец попало в фокус. Он, согнувшись вдвое, сидел в ванной, из крана капало на спину, а мокрое полотенце, скомканное на коленях, служило ему подушкой.

В голове стучало. Он встал, потерял равновесие; ухватился за пластиковую шторку ванной, и она рассыпалась на полоски. С трудом он уселся на край ванны.

Один ботинок, недорогой мокасин из замши, лежал в унитазе, наполовину залитый водой. Он подозревал, что его собрат нырнул еще глубже, отверстие это позволяло.

Минуту он сидел, пытаясь собраться с мыслями. Потом встал на ноги и направился к висящей над раковиной аптечке.

Он принял огромную дозу аспирина, ополоснул лицо. Голова болела так, словно ею всю ночь играли в футбол.

Он выловил из туалета туфлю, помочился и включил душ, залив при этом и линолеум, выругавшись, неуверенно и без убеждения. Вокруг валялись детали распавшейся шторки: на плотном голубом пластике обнаженные женщины с красными зонтиками.

Шторка стоила недешево, но была настолько безвкусна, что он давно, но вяло собирался с удовольствием найти ей замену.

Не спеша, двигаясь с осторожностью, Грег принял душ и побрился, надел свежую рубашку из сухой чистки и линялые джинсы. После третьей чашки кофе он снова стал чувствовать себя человеком, мир прояснился и заявил о своих проблемах.

Вчера, прежде чем погрузиться в запой, он подсчитал пачку баксов, спрятанных в морозильнике в коробке с вафлями. Там было меньше трех тысяч, две восемьсот пятьдесят, если уж быть точным. Да еще в бумажнике было столько, что хватит на целую неделю, если пореже выходить из дома.

Он налил еще чашку кофе, уселся на софе и начал листать черный блокнот с кожаной обложкой, скрепленной спиралью. Грег думал о нем, как об «энциклопедии возможностей». Здесь были имена всех женщин, которых он уговорил встречаться с ним за последние полтора года, их описание и имена, адреса трастовых компаний, банков и кредитных союзов, в которых они работали.

У Грега была карта города крупного масштаба. Каждый раз, начиная встречаться с какой-нибудь женщиной, он втыкал булавку с розовой головкой в то место на карте, где она жила. Другая булавка – с черной головкой – втыкалась на место преступления. Он тщательно следил за тем, чтобы линии никогда не образовывали прямых и не следовали в направлении, которые легко предусмотреть. Он знал, что шаблоны – смерть для преступников вообще, и в особенности для грабителей банков. Он всегда работал в одиночку, не имел друзей и оставался трезвым в незнакомой компании.

У него была своя теория неуязвимости: ментам приходится реагировать, то есть делать ответные шаги, которые всегда запаздывают, поскольку игру ведет он. Если на него не укажет перст судьбы, им не удастся его поймать, только в случае его глупейшей ошибки.

Хилари была блондинкой, та, что перед ней, – рыжей. Он отметил имена первой полудюжины брюнеток, перечисленных в кожаной тетради, булавками с зелеными головками, и обнаружил, что одна из зеленых булавок оказалась там же, где и розовая.

Грег сверился с «энциклопедией»: в феврале прошлого года он встречался с женщиной, которую звали Жанет Саттон, она работала в кредитном союзе на улице Западная. Она и была розовой булавкой. А зеленая булавка – Темми Либоу – работала в банке, до которого надо было проехать полгорода. Женщины не знали друг друга, но у них было много общею: их работа, место жительства и Грег. Он вынул булавку Темми Либоу, вычеркивая ее из своего прошлого, настоящего и будущего единым росчерком черной ручки с фетровым кончиком.

Следующая брюнетка в списке была Барбара Робинсон, кассирша из загородного отделения Банка Монреаля. Грег пытался вспомнить ее и не мог. Может, это та высокая с конским хвостом, которая любила проводить время на гонках? С памятью у Грега обстояло неважно. Было очень печально, что он не мог отметить ее на карте.

Одну минутку… У нее на подбородке была бородавка, она курила длинные ментоловые сигареты…

Грег набрал номер банка и попросил позвать мисс Робинсон. Голос на проводе был безразличным, совершенно безжизненным. Грег ждал, принудительно слушал серенаду Музака.

Он прислонился к спинке софы, отодвинул шторку и выглянул в окно. Мир казался бледным, бесцветным. В парке напротив двое юнцов в свитерах и джинсах играли в футбол, по очереди изображая защитника и вратаря в кожаных перчатках. Играющий за вратаря, пытаясь отбить сложный обманный пас, повернулся, чтобы принять мяч, и головой ударился о дерево. Удар был так силен, что с дерева полетели листья, кружась и падая на пацана. Он не шевелясь лежал на траве, видимо, без сознания.

Грег пошире раздвинул шторки. Защитник подбежал к приятелю, встал на колени и тут же резко вскочил и начал дико озираться вокруг.

Серенада Музака внезапно прервалась – как раз в середине темы из «Робин Гуда».

– Прошу прощения, что заставила вас ждать, привет!

– Вы, возможно, не помните меня, все это было довольно давно, мы столкнулись на базарчике. Я нес вазу… – начал Грег высоким голосом.

– Найл, как поживаешь?

Грег издал вздох облегчения. Он не пометил, как он ей назвал себя. Обман ставит тебя в рамки. Но это лучше, чем тюремное заключение.

– Все хорошо, – сказал он. – Я собирался позвонить тебе, но уезжал из города…

– Куда?

– На Юкон, – сказал Грег. – Откуда, черт подери, это взялось? Я говорил тебе, что я художник? И вот я рисовал там лося, леопарда, карибу…

Барбара знала три шутки о лосях. И очень забавные, Грег чуть не рассмеялся. Так они болтали несколько минут о пустяках, но потом Барбара сказала, что ее просят к другому телефону. Он не возражает подождать? И это тоже была игра, в которую она любила играть, – заставить его ждать. Он подбросил на софе телефонную трубку и, закурив сигарету, вспомнил о мальчике, который ударился о дерево. Он все еще лежал там, но его, приятеля не было. Грег выпускал дым сквозь тонкие планочки шторок.

– Найл, ты все еще здесь? – спросила Барбара.

– Да я бы всю жизнь ждал.

– Не означает ли это, что ты добился того, чего хотел?

– Мне сейчас представилось: немного свечей и много вина, – уклончиво ответил Грег.

Барбара захихикала. Теперь он начинал припоминать детали. Интонации речи Найла, как Найл себя держал, как он вскидывал голову, отбрасывая с глаз волосы, его застенчивая улыбка, как ловко он бросал окурки в водосток, его любовь к заграничным фильмам, интерес к спорту. Хорошая идея – быть художником: появлялась причина иметь темперамент, поступать из ряда вон.

– И хороший стейк, – сказал он Барбаре. – Ты любишь оленину? Я знаю небольшой ресторан, где держат диких животных в больших клетках, и подпале. Можно выбрать, кою хочешь, и его убьют без дополнительной платы.

– Найл, ты куришь наркотики? – спросила Барбара. – Я тоже не употребляю, но мне хотелось бы. Здесь такая тоска.

– Как можно скучать, пересчитывая деньги? – спросил Грег.

– Да, но изо дня в день считаешь деньги, улыбаешься и отдаешь их незнакомым… Вот это как раз и тоскливо.

– Я понял, тебе нужно провести ночь за городом, Барби.

– Захвати меня в семь, ладно?

– Хорошо.

Она быстро положила трубку.

На бульваре у парка уже стояла «скорая», и два крепких с виду парня укладывали звезду футбола на носилки. Грег удивился, что не слышал сирены. Он вошел в спальню, проверил свой гардероб: раз он художник, он должен одеваться соответственно.

Это Найл носил в ухе дешевую серьгу с алмазом? Нужно заглянуть в компьютер, проверить…

Грег разделся, оставив вещи там, где они упали. Он вошел в ванную и посмотрел в зеркало на свое тело.

Безусловно, он начинает полнеть. Пора поменьше есть пиццу. Кажется, Роберт Де Ниро играл главную роль в фильме «Разъяренный бык» и специально прибавил пятьдесят фунтов в весе, чтобы походить на своего героя? Грег восхищался преданностью актера своей профессии. Он поднял руки, напряг мускулы на плечах, немного потанцевал, сделал обманный удар левой полусогнутой, а потом ударил прямо в зеркало. «Хочешь еще, толстяк?» – и осколки полетели в лицо, осыпали умывальник.

Грег пососал порезанный палец. Ему нужно принять душ, по-новому зачесать волосы. Сколько времени понадобится, чтобы отрастить конский хвост? Он мягко заржал, убрал со лба волосы, поискал кусок зеркала, в который можно посмотреться. Да, хорошо, так глаза кажутся больше и темнее. Он был немного похож на известного актера Майкла Дугласа в фильме «Уолл-стрит». А как насчет усов? Грег пытался припомнить, когда он познакомился с Барбарой? Несколько месяцев назад – достаточно времени, чтобы отрастить любые усы. Но какие именно понравятся банковской служащей?

Грег вошел в спальню, включил «Макинтош» и на большом цветном экране компьютера нашел электронное изображение Найла. У него были большие бандитские усы, широкие, с концами вниз. Короткие волосы покрашены в темный цвет. Без пробора. Мохнатые ресницы и восхитительные голубые глаза. Должно быть, нелепо, но с голубыми глазами он чувствовал себя особенным.

С помощью компьютерной «мышки» он попытался подровнять усы, получилось криво. Он напоминал Адольфа Гитлера в неудачный день. Он поработал «мышью» и сделал себе чуб, добавил баки и пиратскую повязку на глаз, а также зачернил передний зуб.

Хватит дурачиться. Он стер изменения. Первоначальное изображение Найла заполнило экран. Он обратился к принтеру и вывел па печать цветное изображение в точках, затем очистил экран и вызвал файл Барбары.

Он встретил ее в пятницу, ровно четыре месяца назад. В банке в одном конце коридора был эскалатор, который выходил на небольшой базарчик. Сидя неподалеку на скамейке, Грег попивал теплую коку и рассматривал прохожих. Был ясный июньский день, и он подумал, что, возможно, она захочет съесть ленч на улице, чтобы побыть на солнышке. Но вместо этого она встала на эскалатор и успела исчезнуть, пока он перебегал улицу на красный свет и его чуть не сшиб таксист. Игра в догонялки превратилась таким образом в игру в прятки.

Сидя сейчас перед компьютером, он вспоминал, как метался по базару, проверяя магазинчики И рестораны, и нигде не мог ее найти. Она словно сквозь землю провалилась, испарилась. Он носился по базару три четверти часа, потом околачивался у эскалатора и наконец увидел, как она возвращается, не спеша, будто ей безразлично, опоздает она или нет.

Она шла прямо на него, а смотрела в сторону, на витрину магазинчика видеозаписи, где показывали какой-то безумный фильм, и ее каблучок остро вонзился ему в ногу. Он вскрикнул от боли и уронил недорогую вазу, которую купил в отделе уцененных товаров и носил с таким видом, словно в ней вся его жизнь.

Грег улыбался, вспоминая, как все это было. Женщина, продавшая вазу, спросила, берет он ее для себя или в подарок, может быть, у него званый вечер или даже свадьба? А он ответил, что покупает вазу, потому что хочет, чтобы что-нибудь разбилось. Когда она поняла, что он не шутит, ее глаза погасли, и она больше ни о чем не спросила.

Вазу он нес в пластиковой сумке, но все равно кругом было полно осколков.

Барбара очень смутилась, подхватила юбку и бросилась помогать собирать осколки. Он не помнил, обрезался ли он случайно или преднамеренно. К счастью, у Барбары всегда был с собой на всякий случай специальный пластырь. Они сидели на скамейке, и Грег наблюдал, как она заклеивает ему порез, беспокоясь, не больно ли ему. Он нагло улыбнулся и сказал, что, по правде говоря, он прекрасно себя чувствует. Она предложила заплатить за вазу. Он отказался: виноват он сам, и представился, сказав, что он художник. Слыхала ли она о нем? Она не знала точно, возможно, что да. Ей было пора возвращаться на работу, и чувствовалось, что ее это не радовало. Он спросил, чем она занимается, и она рассказала ему то, о чем он уже знал.

Он смотрел, как она уходила, как встала на эскалатор, обернулась и помахала ему.

Переждав неделю, он заскочил в банк и, пока она разменивала ему десятку, пригласил на ленч, она ответила, что ей очень хотелось бы пойти, но она не может. Грег сказал, что хочет ее нарисовать. Она вспыхнула, и он понял, что теперь она у него в руках. Но все, что она обещала, так это – может быть, в другой раз.

Грег никогда не напирал. И, вычеркнув вазу для пунша, сосредоточился на Хилари, самой многообещающей девушке, которую он соблазнил в том же году, но немного раньше. Сначала похитил ее сердце, потом очистил ее кассу, и в самый важный день удачный выстрел в мента испортил все для них обоих.

Но, идя тогда к квартире Хилари, он был уверен, что ей до отчаяния необходимы его помощь и ласка. И что из этого вышло? Всю работу проделал Грег, а Ренди воспользовался плодами и отнял Хилари. А то, что было с Барбарой, так это один туман…

Он снова и снова проигрывал в голове перестрелку. Сначала он был уверен, что первым выстрелил Мендес. Или они оба выстрелили одновременно? Мендес угодил в его пулезащитный костюм за двести пятьдесят долларов плюс почтовые расходы, когда он грабил банк? Или Мендес стрелял, защищаясь, после того как выстрелил Грег? Единственное, что он точно помнит, – это тяжелый мокрый звук, когда пуля попала в Мендеса, и как побелело его лицо, как он падал и, упав, умер.

Его душа была наполнена ужасом: вот так упасть и умереть, как это сделал Мендес, мог он сам. Душа противилась этому, он не должен допустить этого.

Если его поймают, его ждет обвинение в вооруженном ограблении, нападении с оружием в руках и, возможно, в убийстве. И еще захват таксиста. Это что? Похищение? Незаконное задержание? Как минимум, ему грозит пожизненное заключение.

Было бы разумно – избавиться от этих таблиц и бляхи, собрать все ценное в багажник и уехать из города. Но в этом случае он отказывается, может быть, от единственной в своей жизни возможности сорвать действительно большой куш.

Какой прок в смерти Мендеса, если он не воспользуется деньгами? Бедняга не должен быть умершим понапрасну, это было бы просто несправедливо.

Грег посмотрел на экран компьютера. Он закурил сигарету. Потом взял «мышку» и, использовав ее как резинку, стер свое изображение с экрана.


Глава 15


Уиллоус смотрел через ветровое стекло на солнце, которое быстро опускалось к горизонту. Кладбище вызвало в его душе много воспоминаний. Он думал о своем коллеге. Норм Барроуз умер после долгой и мучительной болезни, рак одолел его более пяти лет назад, и вместо него пришла Паркер. С тех пор изменилось очень много: от него ушла жена и забрала с собой Шона и Энни, а они с Паркер оказались рядом. Она прекрасно окончила Академию и сразу же стала агентом по борьбе с наркотиками, где ей очень помогала ее свежесть и невинность.

Она околачивалась возле уличного торговца, обслуживающего всякий, сброд в кварталах, прилегающих к Гренвилл-стрит, покупала грошовые мешочки марихуаны, крохотные дозы кокаина, смотрела, слушала, следила, прикидываясь своей. С ее помощью в руках у отдела наркотиков оказался оптовик-миллионер, а также владелец грузовика, обслуживающий уличных продавцов. Паркер была весьма убедительна в суде, отвечала спокойно и четко, несмотря на давление. Ее работа отлично ее рекомендовала, и Бредли ухватил Паркер в подотделе в Окридже и бросил в объятия Уиллоуса, когда Норм еще сражался за жизнь в раковом корпусе Королевского Колумбийского госпиталя. Естественно, безраздельно преданный Барроузу Уиллоус принял ее без всякого энтузиазма, и она оказалась без вины виноватой. Он срывал на ней боль за страдания Барроуза, за непоправимость ситуации – на ком же еще, раз она постоянно оказывалась под рукой? Он отнюдь не облегчил ей эти первые несколько недель работы.

Постепенно он смирился с обстоятельствами, тем более что Паркер оказалась умницей и даже спасла ему жизнь. Они отпраздновали это, немного выпили. Через неделю или чуть позже Норм умер, и, разумеется, они выпивали еще, поминая его, и немного сблизились.

Потом терпение Шейлы окончательно лопнуло: из-за вечной неопределенности, страха и всяких неприятностей, которые неизбежны, если человек женат прежде всего на своей работе. Она забрала детей и ушла.

Когда полицейский выбирает себе напарника, это почти равносильно выбору жены, исключая только дела постельные. Если же твоим партнером оказывается женщина, отпадает и это исключение. В течение долгого времени Клер и Джек то были любовниками, то не были. Чаще всего казалось, что их отношения закончатся ничем, временами было ощущение, что они идут к катастрофе. Уиллоус и сам не знал, чего же он хочет.

Пару месяцев назад, в конце лета, они с Паркер и двое его детей провели вместе ленивую неделю на Лонг-Бич, восточном побережье острова Ванкувер. Шон и Энни несколько раз встречались с Паркер еще до разъезда их родителей и ничем не давали понять, что считают положение необычным. Они привыкли к присутствию Паркер по соседству с ними настолько легко и просто, что Уиллоус подумал: а не в таком ли положении оказывались дети, когда оставались с матерью в Торонто.

Он не совсем понимал почему, по их отношения с Паркер за это время ухудшились. Возможно, это произошло оттого, что они оказались вместе с детьми в положении семьи, и эта реальность создала неосознанное, но ощутимое напряжение.

С самого лета они с Паркер почти все ночи проводили вместе, обычно у него в доме, а иногда в ее квартире. Но в последнее время Паркер все чаще предпочитала оставаться одна.

– Как тебе спалось? – спросила Паркер, нарушив его размышления.

– Не знаю. Значит, отлично. – Они стояли на углу улиц Короля Эдуарда и Мэйн в ожидании сигнала светофора. – Кажется, Билл Роджерс говорил: «Рад вздремнуть всегда и везде».

Паркер кивнула.

– Хочешь, заскочим к Алану Бернарду?

– Да, конечно.

Листая справочник, Паркер, к своему удивлению, обнаружила, что в городе существует пятьдесят фирм, сдающих внаем лимузины. «Белая тень» оказалась в самом низу страницы. Это было предприятие, состоящее из одного человека, Алана Бернарда. Он с оттенком сожаления сообщил, что работал на убитого панамца.

Светофор переключился с красного на зеленый, но Паркер пережидала отставшие автомобили, и не напрасно: фургон въехал на перекресток на красный свет. Она вцепилась в руль.

– Вот черт! – Она обернулась к Уиллоусу. – Ты помнишь время, когда было бы не опасно ездить по городу?

– Нет, не помню.

– А помнишь, как ты боролся с парнями, которые гоняют, как ковбои?

– Да, но это их ничуть не изменило. Поэтому я сдался.

Паркер повернула налево, поехала вдоль Мэйн-стрит.

– Чувствуется, ты не ждешь многого от разговора с Бернардом.

– Ты считаешь, что Мендес откровенничал со своим водителем? Такой парень, наверное, с собственным адвокатом лишний раз не поговорит.

Паркер снова затормозила на красный свет. Уиллоус наблюдал за парнишкой в рваных джинсах и черной кожаной куртке, который бочком приближался к блестящему черному «БМВ» пятой серии, стоимостью в семьдесят кусков. Мальчишка на что-то нацелился в автомобиле. Раздался звук отсоединяемой сигнализации. Парень открыл дверцу и, должно быть почувствовав, что за ним наблюдают, обернулся и, помахав ключами Уиллоусу, улыбнулся ему.

– Когда я начинала работать, я забирала таких мальчишек. Уиллоус кивнул. Она словно читала его мысли.

– Зеленый свет, – сказал он.

Паркер посмотрела влево и вправо, все свободно, и нажала на газ.

– Интересно, какой он, владелец лимузина?

В его зубах была потухшая сигарета, от босых ног, лежавших на столе, шел невероятный запах. На коленях у него лежала смятая газета, но он не читал ее – глаза были закрыты.

Паркер вошла вслед за Уиллоусом в контору и видела, как Алан Бернард вздрогнул, когда Уиллоус слегка шлепнул его по кончикам пальцев.

Открыв глаза, он поочередно посмотрел па них, задержав взгляд на Паркер.

– Не знаю, ходят ли поросята на рынок, но что они не покупают там мыла, это точно, – сказал Уиллоус.

Бернард улыбнулся.

– Пожалуй, вы – не семья, следовательно, менты. Угадал?

– Угадал.

– Вы насчет Гарсия Лорки Мендеса, угадал?

Паркер кивнула.

– Если вам кажется, что я нервничаю, так это оттого, что я действительно нервничаю. И поверьте, у меня на это масса причин, помимо той, что меня будут допрашивать о парне, на которого я работал и которого убили.

– Какие, например? – спросила Паркер.

– Пьянки в лимузине. Секс в лимузине. Слишком много пассажиров в лимузине. Выпивка в лимузине… Я повторяюсь? Неудивительно, потому что все это повторяется снова и снова. И ни я, ни кто-то другой не могут изменить. И знаете почему?

– Человеческая природа, – сказал. Уиллоус.

Бернард указал на него сигарой.

– У специалиста всегда готов ответ.

Он подался вперед, выдвинул верхний ящик стола. Носки были длинные и черные. Паркер смотрела в окно, пока он их надевал.

– Порядок, можешь обернуться, он уже приобрел приличный вид, – сказал Уиллоус.

– Не раньше, чем умру. – Бернард прикурил сигару от зажигалки, что была под рукой, и выпустил клуб дыма. – А может, и тогда нет.

– Вы с Мендесом отлично ладили, не так ли?

Бернард сощурился. Может быть, от дыма?

– Почему ты так говоришь, полицейский?

– У тебя есть чувство юмора. А я слышал, что Мендес был большой шутник.

– Друг мой, тебя неверно информировали.

– А что он был за человек?

Бернард улыбнулся Паркер.

– Застенчивый такой, с акцентом. Очень тихий.

– И никакого секса в лимузине?

– Ни секса, ни наркотиков, ни раздевания в лимузине. Он даже не курил. Но правда и то, что совершенных людей не бывает.

– Вы везли его из аэропорта в отель. А куда еще?

– Да всюду. А если было не по пути и Гарсия хотел заехать, ему стоило только сказать.

– Гарсия? – спросила Паркер.

– Он не любил официальности, ему нравилось, что его называют по имени. – Бернард наблюдал за пеплом на конце сигары. – Он позвонил мне из Колона за неделю до приезда. Сообщил рейс, на сколько останется в городе. Я встретил его в аэропорту. Он заплатил наличными вперед за весь срок.

– Вы были с ним везде все время? – спросил Уиллоус.

– Я ел в лимузине, спал в лимузине, читал в лимузине. Отрыгивал в лимузине, и самые сладкие сны тоже видел в лимузине. Если уж об этом зашла речь, пожалуй, есть только две или три вещи, которые и я не делал в лимузине.

– Куда еще ты возил Мендеса, кроме отеля?

– Вот, я составил список… – Бернард перебирал бумаги на столе. – Только что он был здесь…

Сигара вызывала у Паркер тошноту. Она спросила:

– Кто-нибудь пользовался лимузином после Мендеса?

– Не-а.

– И в банк его ты отвез?

Бернард протянул руки, будто ожидал, что на него наденут наручники.

– Кругом виноват. Так и пишите: виновен, виновен, виновен.

– Что произошло, ты ожидал на стоянке, услыхал выстрелы, нажал на газ?

– Ни в коем случае. Гарсия сказал, что я понадоблюсь через час, чтобы я забрал его в шесть. Думаю, когда его убивали, я как раз разделывался с третьей кружкой пива.

– Ты куда-то поехал, чтобы выпить пива?

– В Уолдорф.

– Кто-нибудь это подтвердит?

– Да, мой брат. Он официант и подавал мне пиво.

– А ты видел этого парня, который стрелял? – спросил Уиллоус.

– Боксера? Как же я мог, если в это время осаживал пену в Уолдорфе?

Бернард взглянул на Паркер, выкатив глаза.

– Кто-нибудь убирал в автомобиле с тех пор, как Мендес пользовался им?

– Не знаю. Есть такой человек, который регулярно приходит и убирает машину, но он не очень надежен. Поэтому может быть и так и эдак. А что, вы думаете, он мог оставить улику?

– Доказательство, – сказала Паркер.

Бернард залез рукой глубоко в карман брюк и бросил Паркер связку ключей.

– Золотистый овальный – от дверцы, с квадратным концом – от зажигания. А голубой – от дома на 29-й Восточной улице, мой адрес в справочнике. – Он подмигнул Уиллоусу. – Если найдете деньги, поделим поровну.

Вертя на пальце ключи, Паркер вышла из комнаты.

Бернард взглянул на Уиллоуса и, увидев выражение его глаз, проглотил вертевшуюся у него на языке остроту и начал деловито разгребать на столе бумаги.

– Куда я положил этот список? Где-то здесь…

– А это что – пробег?

– Все расстояние в километрах.

– Точное?

– Да, точное. У меня ведь есть спидометр. Иногда я забывал его включить, но не очень часто.

Если верить этому списку, то Спрингвей сказал правду, что Мендес не навещал их в последний приезд. Пока Уиллоус не заметил ничего, что могло бы представлять особый интерес.

Мендес питал слабость к базарам, магазинам, магазинчикам и ресторанам. Единственное место, которое он посетил несколько раз, был ресторан «Уайт-Спот» на Робсон-стрит – он был там три раза, причем два раза в первый день своего пребывания в городе.

– Он с кем-то встречался в «Уайт-Споте» на Робсон-стрит?

– Ни с кем.

– Ты уверен?

– Я ходил с ним туда. Обычно я ждал его в автомобиле на улице, но, как вы видите по времени, это был завтрак и ленч, оба раза он заказывал гамбургер. Он был неравнодушен к соусу, который подают к этому блюду.

– Ты сам догадался или кто-то тебе подсказал, что я идиот?

– Простите?

– Мендес обожал гамбургеры в «Уайт-Споте», и поэтому вы два раза в день ездили туда и еще утром того дня, когда он был убит?

– Да, правильно. – Бернард говорил с явным удовольствием. Он выплюнул окурок сигары в корзину с мусором и промахнулся.

– Вы с кем-нибудь разговаривали, когда были там?

– С официанткой. С официантками, потому что всякий раз были другие.

– А еще с кем?

– Еще с одним поваром. Два последних раза, когда мы там были, мы заходили на кухню. Первый раз Мендес и повар долго разговаривали. Я не мог слышать о чем, потому что стоял далеко, у сковороды. Но они пожали руки, когда мы уходили, поэтому я понял, что все было в порядке. А на следующее утро после завтрака мы снова пошли на кухню, и Мендес купил большую пластиковую канистру специального соуса. Десять галлонов. Заплатил повару тысячу баксов. Я видел, как он отдавал деньги. Потом мы поехали прямо в отель и поставили соус на кухню в холодильник, чтобы он не испортился.

Бернард посмотрел на выражение лица Уиллоуса и побожился:

– Нет, ей-богу, это действительно правда. Мендес съедал два гамбургера на завтрак и еще три на ленч. Пять за день. И поливал дополнительной порцией соуса. Они называли это «тройное О». У всего персонала глаза из орбит выкатывались, когда он это ел: все было размазано у него по рукам и по тарелке. Вот что я скажу: вы много потеряли, если не видели, как Мендес облизывал пальцы. Безобразно, абсолютно безобразно. Я возил его по всему городу, – продолжал Бернард. – Десять заведений. Плюс еще три в Барнаби. Он предлагал управляющему пять кусков за рецепт соуса, но ему отказали. Потому мы и купили десять галлонов. Мне пришлось поставить их в багажник автомобиля, вести в отель, звать людей с кухни и стоять там, словно влюбленный, с этим соусом, пока он заплатил шефу, чтобы тот освободил место в холодильнике.

Манера держать сигару напоминала Уиллоусу Бредли – сигара казалась то скипетром, то оружием.

– Теперь вы видите, детектив, что мы с вами абсолютно ни к чему не придем по этому пути: как Мендес любил проводить время, сколько съедал гамбургеров. Скука и пустота, он встречался только с официантами, продавцами. Он любил покушать и делать покупки, в этом все дело. Образцовый потребитель.

– А что из вещей он любил покупать, Ален?

– Одежду, массу одежды. Этот костюм – вам нравится?

– Приятный, – сказал Уиллоус. Он действительно был хорош. Или, вернее, мог быть.

– Мне его купил Гарсия. Тысяча баксов, и даже не положили запасную пару брюк. Но настоящей его слабостью были галстуки. Обычно я привозил его на какой-нибудь базарчик, Окридж или «Метротаун». Вы знаете, где он расслаблялся, думаете, дома? Нет, в дорогом магазине мужской одежды. Например, у Харри Розена или в другом подобном месте. Вы когда-нибудь делали покупки у Харри?

Уиллоус потряс головой – нет.

– Там, где он обычно делал покупки, стоило ему войти – продавец в его распоряжении. Мендес говорил парню, чтобы он вытянул руку и, как на вешалку, цеплял на нее пятнадцать или двадцать галстуков. Продавец стоял, с него лился пот и держал на вытянутой руке эти мили шелка по восемьдесят или даже сто баксов за ярд.

Бернард ухмыльнулся.

– Заметьте еще: он всегда покупал шелк, ничего кроме шелка, самых кричащих расцветок. Если вы остановились в отеле, а в соседнем номере у парня надет галстук, купленный Гарсия, поверьте, вам никогда не уснуть. Такой кричащий.

Сигара у Бернарда погасла.

– У продавца рука отламывалась, было видно по глазам. Ну и что? Он получает комиссионные, богатеет!

Он снова раскурил сигару, выпустил клуб дыма.

– А если Мендес выбирал галстук, а тебе он не нравился?

Бернард склонил голову к плечу, будто ему что-то попало в ухо и он надеется, что сейчас это что-то оттуда выпадет.

– Повторите, как вы сказали?

– Я спрашиваю – что случилось бы, если бы он выбрал некрасивый галстук, а ты бы ему отсоветовал его покупать?

– Дважды я пытался это сделать. В первый раз он не обратил внимания.

– А во второй раз?

– Он подошел ко мне сзади, обмотал мне шею галстуком, уперся коленом в поясницу. Я задыхался. Это было за вешалками с зимними пальто, и никто ничего не видел.

– А потом, уже отпустив меня, он сказал продавцу, что у нас полное взаимопонимание. Он вспомнил шутку о сельской девочке и осьминоге, они хохотали.

– И ты остался с ним?

– Да, теперь у нас действительно было взаимопонимание. К тому же – деньги.

– И еще кокаин, – сказал Уиллоус.

Глаза Бернарда расширились от ужаса.

– Постойте, минутку. Кокаин? Да нет, Гарсия любил гамбургеры, у него, возможно, проблемы с холестерином, но не это же.

– Хочешь прочитать медицинское заключение?

– Не очень.

– Мендес нюхал наркотики в тот день, когда его убили, Алан. И ты думаешь, я поверю, что, пока он ехал в лимузине, он не прикладывался к ним?

Бернард пожал плечами, посмотрел в сторону.

– Может, немного и нюхал. Я не обязан за ним следить, да и за другими тоже. Я не вмешиваюсь в чужие дела. Кто бы ни сидел за моей спиной, это человек, который платит деньги. Правильно?

– Где Мендес доставал продукт?

– Откуда мне знать?

– С какой стороны прилавка он стоял? Он покупал или продавал?

– Мне жаль, что я не могу помочь. Но я действительно не знаю.

– И ты никуда его не возил, кроме магазинов и ресторанов?

– Из аэропорта и обратно плюс еще к сестре один раз, это я вам говорил.

– А как насчет его девушки – кстати, как ее зовут?

– Он никогда ее не представлял.

– А сколько раз ты ее подвозил?

– Очень много раз. – Бернард осклабился. – Наверное, у нее тоже был какой-то соус.

– А куда ты за ней заезжал?

– Обычно в какое-нибудь приличное место в городе. Рамада, Байшоур и тому подобные места. Он заходил и через пару минут выходил.

– И что же, она проводила у него ночь?

– Никогда. Обычно он провожал ее еще днем. Иногда она проводила с ним вечер, но не часто. И она всегда уходила от него не позднее одиннадцати тридцати. Словно, если она вернется домой после полуночи, то превратится в тыкву.

– Расскажи мне, как она выглядит?

Бернард был наблюдателен. Он так подробно описал девушку, что Уиллоус надеялся узнать подружку Мендеса, как только ее увидит. Он задал Бернарду еще несколько вопросов и сказал:

– Если я узнаю, что ты солгал или что-то утаил… Бернард поднял к потолку пухлые коротенькие руки.

– Вы услыхали правду, только правду, одну только правду и ничего, кроме правды. Клянусь своей жизнью!

– Не думай, что так дешево от меня отделался, – сказал улыбаясь Уиллоус.

Паркер сидела за рулем черного «роллс-ройса», опустив затемненное стекло и забавляясь кнопками стереосистемы. Алан Бернард смотрел на нее, стоя в окне своей конторы, неподвижный, словно шкаф: он очень напоминал картинку «до» в рекламе средства для похудения.

– Ну, нашла улики? – подойдя, спросил Уиллоус.

– Не повезло. Проклятый автомобиль вычищен пылесосом до пылинки от бампера до бампера. До сих пор пахнет очищающей жидкостью.

Паркер оставила ключи Бернарда в замке зажигания. Они с Уиллоусом прошли по пятнистому от масла асфальту к своему полицейскому автомобилю. Паркер бросила Уиллоусу ключи.

– Не возражаешь порулить?

– Конечно нет. Как ты, в порядке?

Ветровое стекло запотело. Они сидели, ожидая, пока обогреватель высушит стекло и оно опять станет прозрачным. Уиллоус рассказал Паркер о склонности Мендеса к гамбургерам в «Уайт-Споте».

– Джек, от нас начинает ускользать нить. Особый соус. Ты напишешь в отчете, что Гарсия Лорка Мендес прилетал из Колона купить десять галлонов особого соуса? Нам будет стыдно перед панамскими полицейскими, а им будет неловко делать нам подсказки.

– Но они, возможно, и сами не знают. Если это было отмывание денег, ты думаешь, они пришлют кого-то, чтобы во всем разобраться? Мне кажется, Мартин Росс – единственный человек, который знает кое-что о бизнесе Мендеса в Ванкувере. Но Росс молчит.

– Он заговорит, если мы нажмем посильнее, – заверила Паркер. – Он бесхарактерный.

Уиллоус улыбался, глядя на нее. Паркер нахмурилась.

– Что смешного?

– Нет, ничего, абсолютно ничего.

– И все-таки?

– Посмотрела бы ты на себя – в тебе больше твердости, чем в стойке за три доллара.

– Не пытайся меня заговорить, Джек. Это может сработать, и что ты тогда будешь делать?

Уиллоус быстро взглянул на нее. Он не имел права заниматься расследованием, не сообщив Паркер, к чему он подбирается. Но у него уже был готов план провести ночь, свернувшись в автомобиле, запаркованном в тени Морского музея, напротив дома Мартина Росса. Он проведет время, попивая из термоса тепловатый кофе и слушая записи любимых певцов, в ожидании, когда человек, убивший Гарсия Лорку Мендеса, придет к Мартину Россу.

Частично его проблемы с Паркер заключались в том, что, когда Шейла ушла от него, он слишком быстро привык жить один. Он наслаждался отсутствием повседневности, свободный от бытовой ответственности. Но больше всего он ценил возможность встать с постели среди ночи, схватить бляху и пистолет и рыскать по улицам, сколько душе угодно.

Сладкий звук саксофонов, сирены звучал у него в ушах.


Глава 16


Грег вдыхал глубоко, с любовью втягивая в нос последний толстенький кусочек кокаина сквозь пушистый фильтр своих фальшивых усов. Он достал коробку с драгоценностями, поставил ее на стол и долго копался в ней, пока не нашел дешевую бриллиантовую серьгу, которую ему подарил черный гитарист Джереми. Он продел золотой стерженек в отверстие мочки левого уха, как тот певец, который красился в блондина, всегда ходил небритый и носил черную кожанку.

Грег порылся в шкафу, нашел свою черную кожанку – убийственная модель – с болтающимися лацканами и таким количеством молний, что и не сосчитать. Он надел куртку почти на голое тело и поежился от холодного прикосновения кожи. Неужели кокаин весь? Да, весь вышел.

Грег горделиво прошелся по квартире, злобно зашипел на свою тень, повалился, закатившись смехом, вскочил и внезапно лягнул стену.

– Что, Ренди, больно?

Грег еще раз прицелился в тень. Тень согнулась. Он ударил ее ногой.

– Проклятие!

В то время как он боролся и играл, он подсматривал за собой в зеркала, которые висели повсюду, и любовался своей фигурой. От утомился от игры, устал. Выпив холодного пива, он снова пошел в спальню, снял кожанку, надел шелковые боксерские шорты, украшенные маленькими красными чертенятами с крошечными вилами в руках, шелковые черные носки и такую же рубашку с отделкой в виде красного в голубую полоску окуня с огромной пастью, и однобортный черный шерстяной костюм с разрезом и пуговицами из оникса. Костюм был от итальянского кутюрье и стоил почти пять миллионов лир, или около двух тысяч баксов. Он еще тогда шутил с продавщицей, пытался заглянуть за пазуху, когда она поправляла складки на брюках, однако она носила одну из тех маленьких хитрых штучек, что плотно прилегали во всех нужных местах.

Он схватил зеркало для бритья, на котором крошил кокаин. Фу ты, да он весь кончился, никаких следов, но он все-таки чисто облизал зеркало. Усы не отклеились? Нет. Что еще? Нужен галстук, он выбрал темно-зеленый с рисунком в виде широко открытых челюстей акулы – одни челюсти и зубы.

Наконец он надел блестящие черные ботинки с узкими носками и толстыми каблуками, которые делали его рост выше шести футов.

Чуть позже семи, одетый и готовый к выходу, он вызвал такси и, ожидая его, выпил еще довольно много водки. Он ощущал беспокойство, раздражение и в то же время внутреннюю сконцентрированную энергию. Парк через улицу, освещенный фонарями, был по периметру отвратительного желтого цвета и черный там, где деревья росли густо.

Такси медленно двигалось вдоль улицы и остановилось напротив его дома. Грег видел лицо водителя, когда он, высунувшись из автомобиля, стал смотреть вверх на ряды окон. Встав поближе к стеклу, Грег помахал таксисту, допил водку, схватил свой тренч от Ральфа Лорена и захлопнул за собой дверь.

Барбара жила в одном из тех старых больших домов, которые давно уже были перестроены и лишились своего былого очарования. Внутри сделали перегородки, дома превратились в четырехквартирные, их сдавали внаем людям, согласным платить большие деньги, чтобы жить в старом доме, от прелести которого ничего не осталось. Барбара жила в блоке С-4 на первом этаже.

Он нажал кнопку, но звонка не услышал. Он постучал, снова ничего. Он постучал сильнее, из дома прозвучал слабый крик.

Он открыл дверь и вошел. Слева была совмещенная кухня-столовая, справа – совмещенная спальня-гостиная – так называется свободная планировка. Через стеклянную дверь виднелся паркинг на другой стороне улицы. Грег прошел по недлинному коридору и заглянул в ванную.

Барбара, вытянув шею, смотрела на себя в зеркало: увидев Грега, она выразила удивление и, закрыв руками грудь, сказала, что она почти готова, ей осталось только одеться. Это было совершенно очевидно. Между прочим, что он здесь делает? Неужели она опять оставила дверь незапертой? Грег улыбнулся. Барбара попросила не смотреть на нее так. Грег сказал: хорошо – но и глазом не моргнул. Она велела ему пойти приготовить себе выпивку и помахала ему рукой, чтобы он ушел. Он бросил на нее долгий взгляд и отправился делать, что ему велено. В шкафу была неоткрытая бутылка, коробка с готовыми гренками, набитая до отказа, и пара банок помидорного супа.

Из встроенной мойки Грег достал довольно чистый стакан, налил солидную порцию виски, наполнил вазу гренками, затем вернулся в гостиную и растянулся на софе, готовой в любой момент превратиться в кровать.

Он услышал движения Барбары в ванной, чувствовал, что она довольна собой, а почему бы и нет с такой фигурой? Грег огляделся вокруг, мысль обшарить квартиру позабавила его. Лучший способ узнать девушку – это полазить по ее шкафам. Но что ему нужно знать о Барбаре?

Грег сунул в рот горсть гренок, запил их глотком шотландского виски. Он почувствовал, что начинает расслабляться, входить в роль Найла. Именно так Найл обращался с жизнью – черпал пригоршнями, пил большими глотками.

Он посмотрел на фотографии Шера в старом номере журнала «Пипл» с именем врача на адресной бирке, на этой фотографии он нюхал духи. Он уронил журнал и встал. На Барбаре было темное платье до колен и свитер с мягким, пушистым воротником, он выглядел как кашемир, наряд, в котором можно пойти устраиваться на работу, скажем, медсестрой. Грег тщательно осмотрел, как она одета и как держалась и не нашел ничего, чем она хотела бы спровоцировать его. Разве что вот духи. Они оказали на него странное воздействие: его нос, казалось, переместился в пах.

Смущенно улыбаясь, Барбара сказала:

– Ну, как у тебя с выпивкой, успеем махнуть еще по стаканчику?

– Да, конечно. – Грег посмотрел на часы.

Она придвинулась к нему, взяла стакан и спросила:

– Что случилось с твоими усами?

– Они отлетели?

Она улыбнулась, вполне доброжелательно.

– Ты правда художник, Найл?

– А что, не похож?

– Не знаю, так выглядят многие.

Пытаясь проявить свой артистический темперамент, Грег напустил на себя угрюмый вид и сказал:

– Не понимаю, почему для меня это должно быть проблемой?

– И ты зарабатываешь этим какие-то деньги?

– Больше, чем могу истратить, – сказал Грег. Он начинал чувствовать себя Найлом, влезать в его шкуру. Он импровизировал. – Я известен, и на меня спрос, потому что я рисую животных в среде их обитания в натуральную величину, такие картины лучше всего смотрятся в резных дубовых рамах стоимостью по триста баксов за линейный дюйм. Я все сдаю на комиссию. Корпорации, систематически разрушающие природную среду, нанимают меня, чтобы покрыть стены их офисов произведениями, которые успокаивали бы остатки их совести, а для их противников были бы отвлекающим маневром. Да, я – циник. Но я богат, и я занимаюсь тем, о чем всегда мечтал, я – художник.

Барбара поморгала и кивнула, затем подошла к кухонному прилавку, достала из мойки еще один стакан и налила себе и ему по хорошей порции. Она подошла к нему, но явно избегала встретиться с ним глазами, а ее бедра, словно отягощенные гироскопом, еле двигались. Она сидела рядом с ним на софе, то есть на кровати. Близко, но не слишком. И снова эти ее духи. В духах всегда заключалось что-то от каждой женщины. Как это получалось? Он сунул нос в свой стакан.

– Как тебе моя квартира? Слишком маленькая?

– Да я ее не видел. – Грег пожал плечами. – Ты же мне ее еще не показала. Я имею в виду, я еще не видел спальни…

– Ты сидишь в ней. – Барбара похлопала по софе.

– В самом деле? – Грег изобразил удивление. Он начал осматривать стены, украшенные копиями работ Сальвадора Дали без рам и странными подвесками, сделанными из желтых перьев, причудливых корней, ярко окрашенных деревянных бусинок.

– Мне нравится, как ты декорировала квартиру, – сказал он.

Она улыбнулась, захлопала глазами и посмотрела в сторону.

– Найл, не дразни меня.

– Нет, я серьезно. Гнездышко с перышками и всеми этими бусинками – это потрясающе.

– Подойди и взгляни.

Она переплела свои и его пальцы и подняла его на ноги.

Он угадал: это было гнездо – из перьев с кусочками колючей проволоки, а в нем лежали косточки и птичьи черепа.

– Боже… – проронил Грег.

– Нравится?

Грег медленно кивнул, раздумывая.

– Сильно, – сказал он наконец. – Это потрясает. – Ты говоришь это просто так?

– Конечно нет, ведь я профессионал.

Она, понемногу отпивая из стакана, взглянула на него снизу вверх.

– Я так заволновалась, когда ты позвонил. С прошлого лета я учусь в вечерней школе. Ты знаешь Питера Голограма?

– Имя, кажется, знакомо… – Грег пожал плечами.

– Он преподает в смешанных группах в школе Эмили Карр.

– Да, да, правильно. – Грег закивал так сильно, что могла отлететь голова.

– Я работаю с самого начала над гнездышком. Сначала птахи были игрушечными. Питеру они не понравились, он назвал их глупыми. Я пошла на ферму в деревню и купила цыплят.

– Живых?

– Да, целую дюжину. Я принесла их домой в коробке, в которой мы носили котенка к ветеринару. Питер мне одолжил.

– Вот как. И что дальше?

– Ну, я положила их в духовку и, не зажигая, включила газ.

– Чтобы они от газа сдохли?

– Это еще пустяки. – Барбара поставила стакан и подлила ему и себе. – А вот обдирать их и вычищать… Особенно головки, очистить череп. – Она улыбнулась. – Они такие крошечные, хрупкие. Я многие переломала, пока получилась хоть одна подвеска. Потом я собираюсь сделать несколько крошечных домиков, а в них гнезда.

– Домики из косточек?

– О, Найл, это потрясающая мысль.

– Ну что ж, ну что ж.

– Ты одобряешь? – Она подвела его опять к софе и села рядом на сей раз поближе. – Видел бы ты лицо у Питера, когда я сказала ему, что встречаюсь с тобой.

Грег кивнул и ждал.

– Я объяснила, что это никак не связано с искусством, но думаю, он мне не поверил. Я должна была понять, что он ревнует. Я имею в виду, он только обучает искусству, а ты действительно художник. Большая разница, правда?

– Просто громадная, – сказал Грег. – Питер знает мои работы, да?

– Конечно. – Барбара допила стакан. – Можно, я задам тебе вопрос?

– Конечно да. Думаю, что да.

– Ты постучался, когда вошел?

– Разумеется. Мне показалось, я слышал твой голос, и ты пригласила меня войти.

– Правда?

– Уверен, что слышал твой голос.

Барбара подняла глаза к потолку и сказала:

– Это, должно быть, тот ненормальный наверху.

– Да?

– Надеюсь, ты не думаешь, что я нарочно подстроила, чтобы ты застал меня в таком виде?

– Мне это и в голову не приходило.

– Потому что я правда не нарочно.

– Тебе не нужно было даже говорить об этом.

– Так что не думай ничего такого.

– О, я так много думаю, – сказал Грег. – Просто до тошноты. – Он улыбнулся. – Но иной раз мне удается держать себя в руках.

Оказалось, что у Барбары не было автомобиля: она работала на пути автобусного маршрута, так зачем возиться? Грег в таких случаях никогда не пользовался своим «понтиаком», ведь изменить вид автомобиля гораздо сложнее, чем внешность человека. К тому же люди почему-то лучше запоминают автомобили. Они могут забыть, как тебя зовут, что ты им наговорил и чем ты зарабатываешь на жизнь, но никогда в жизни и через тысячу лет они не забудут, что ты водишь «тойоту» или какой-то там автомобиль номер та-та-та.

Барбара налила ему еще виски, пока он вызывал такси по ее телефону. Начался Дождь – на паркинге, за стеклянной раздвижной дверью ее дома, стояли лужи. Диспетчер жизнерадостно сообщил, что такси прибудет через двадцать минут.

Барбара вздохнула.

– Ну, хорошо. Что поделаешь? Еще по стаканчику?

Как водится, такси прибыло через полчаса. Грег выпил еще пару стаканчиков, пока любовался коллекцией акварелей. До чего же быстро бежит время.

Они опоздали, и в ресторане их столик оказался занятым. Метрдотель был худощав, черные брюки висели на нем мешком, белая рубашка застегнута на все пуговицы, волосы лоснились вороновым крылом, и это при белой и гладкой, как рыбий живот, коже и хитрющих глазах. Он предложил посидеть в баре и выпить. Барбара улыбнулась и сказала, что это прекрасная мысль. Она заказала стакан «Шардонне», Грег был готов составить компанию, но Барбара передумала и заменила вино стаканом воды с соком лимона. Она так тяжело села на стул, что Грег понял – понадобится его помощь, она уже набралась.

К тому времени, когда им дали столик, Грег пил третий стакан вина и не только догнал Барбару, но и пару раз обошел.

Изучая меню размером с простыню, Барбара заметила:

– Когда ты заказывал столик, Найл, ты обратил внимание, какой это дорогой ресторан?

– Барбара, не все художники голодают.

– Я знаю, но…

– Мне хочется, чтобы ты заказала все, что твоей душе угодно.

Барбара остановилась на омаре. Грег заказал жареную утку и бутылку чего-то, что можно было пить стаканами. Принесли корзинку миниатюрных булочек, разных сортов. Грег принялся за дело, а Барбара заговорила об искусстве, употребляя слова, которых Грег никогда не слышал и ни малейшего представления не имел, что они означают: например, эклектичный или масс-медиа. Он вгрызался в хлеб, надеясь, что набитый рот спасет его от необходимости говорить.

Наконец Барбара выдохлась. Грег сказал, что, насколько он может судить, ее ждет светлое будущее. Он участливо расспрашивал ее об омаре, налил ей полный стакан, предложил попробовать утки. Сказал, что при свечах она очень красива.

Одним словом, льстил и угождал ей, как только мог.

Грег отлично знал женскую психологию. Он умел дать им почувствовать себя особенными, женственными. Умел убедить их, никогда не говоря об этом прямо, что, как им известно, они являются основой основ всей жизни, как чаша Святого Грааля, и только он может помочь им отыскать эту чашу.

Барбара перешла к десерту, поколебалась и неохотно согласилась выпить коньяку.

Теперь Грег перевел беседу с искусства на банковское дело. Он узнал, что уже шестой год она ежедневно тщательно пересчитывает деньги, которые принадлежат другим. Она пришла на работу прямо из школы, и это единственное, что она умеет делать. В то время как большая часть ее друзей долбит гранит наук в университетах или учится в Европе, она всего-навсего постигла калькулятор.

– Тебя когда-нибудь грабили?

– Хорошо бы.

– Ты этого хочешь? – улыбнулся Грег.

– Еще бы.

Грег наклонился к столу, взял ее за руку.

– Я хочу, чтобы ты мне кое-что пообещала, Барбара.

– Хорошо.

– Пообещай, что будешь осторожна, если это когда-нибудь случится.

– Что случится?

– Если тебя кто-нибудь ограбит.

Барбара наклонилась вперед и нахмурилась. Он понял, что она просто пытается увидеть его в фокусе.

– Сегодня мой день, – сказала она, хихикнув.

– В этом нет ничего смешного. Тебя могут ранить.

Барбара пролила немного коньяка на свой кашемировый джемпер. Грег предложил ей салфетку, думая, что бы такое умное сказать?

Он вдруг вспомнил, как застал ее голой перед зеркалом, и у него пересохло в горле.

– О чем ты думаешь, Найл? – пролепетала она.

Он улыбнулся, полез за бумажником. Проезд до ее дома, ресторан, обед, чаевые, опять такси. Это тянуло минимум на сто семьдесят баксов.

Он надеялся, что не понадобится много времени, чтобы Барбара влюбилась в пего. Обычно он увлекался, его подстегивал процесс преследования, волнение от того, что незнакомка превращается в возлюбленную, то, что женщина, какой бы она ни была, влюбилась в него, а не в другого.

А само предстоящее ограбление, оно было для него как мороз по коже. Способ оплатить расходы.

Но сейчас все было по-другому. Если за неделю он не разобьет сердце Барбары, он обанкротится.


Глава 17


Телефон Уиллоуса зазвонил. Он взял трубку.

– Джек, если готов, приходи. – Это был Мэл Даттон.

– Хорошо, Мэл, сейчас. – Уиллоус положил трубку. Паркер захлопнула папку и сунула ее в стол.

Уиллоус набрал телефон из трех цифр. Пожарный Кран отозвался:

– Да? – Голос у него был сырой и простуженный, он говорил так, словно одновременно чистил зубы.

– Мэл готов начать.

О'Нил пробормотал что-то нечленораздельное и отсоединился. Уиллоус набрал номер Пата Краутерса. Он передал в отдел по борьбе с мошенничеством то же сообщение и получил тот же ответ.

– Утром в кафетерии я столкнулся с Берни и Кейком. Кейк принял нашу встречу без энтузиазма.

– Он сказал, что я хватаюсь за соломинку?

– Слово в слово.

Берни Эдамс и Пат-Пэтти Кейк-Краутерс были старомодной парой полицейских, частью старого поколения детективов, которые приходили из высшей школы и работали, шаг за шагом поднимаясь по служебной лестнице, оставляя за собой хвост неоплаченных сверхурочных, а новое поколение получало степени по криминологии, социологии.

Уиллоус освободил стол, отодвинул стул.

Зазвонил телефон. Это был Бредли из своего кабинета на расстоянии меньше двадцати футов.

– Встреча все-таки состоится?

– Все готово, инспектор. Мы с Паркер как раз сейчас идем туда. – Уиллоус инстинктивно смотрел на дверь, за которой сидел Бредли, но она оставалась закрытой.

– Если окажется минута, загляни, когда закончите.

– Через час прибуду, инспектор.

– Попроси Паркер зайти вместе с тобой.

Мэл Даттон установил проектор в одной из аудиторий третьего этажа. Ряды школьных столов были обращены к подиуму и доске. Кто-то, явно не очень талантливый, но с богатым воображением, заполнил доску поразительно нескромными изображениями обнаженных женщин размером больше натуральной величины.

– Мило, да? – сказал Даттон.

– Весьма артистично, – отозвалась Паркер.

Даттон оделся в костюм-тройку горчичного цвета, с широкими лацканами и большими разрезами. На нем были желтая рубашка с воротником на потайных пуговицах и галстук с изображением яйца, раскрашенного от руки. Лысина его светилась и сияла. Он поймал взгляд Паркер и сразу принял позу павлина.

– Хорош?

– Классная вещь.

– Я просто прогуливался, а он висел в самом конце ряда с вешалками. Мне показалось, что рукава сами тянутся ко мне, чтобы обнять. Я подошел только пощупать материю, и вдруг ниоткуда появляется продавец. Часто ли случается – найти продавца, когда он нужен?

– Никогда, – сказала Паркер.

– Это был знак, предзнаменование. Когда я примерил, он оказался в самый раз, почти идеально.

– Восхитительно, – сказала Паркер.

Уинди Уиндфельд и О'Нил, Берни Эдамс и Кейк Краутерс, стоя у окна, ели пирожки с ветчиной и сыром из коричневого пакета с пятнами жира. Они разговаривали тихо, как заговорщики. Когда появились Уиллоус и Паркер, они замолчали. Краутерс и Уиндфельд переглянулись.

Уиллоус пожал всем руки, поблагодарил, что пришли.

– О, нет проблем, – сказал Уиндфельд. – Он смотрел на Паркер, которая энергично стирала с доски крупногабаритных обнаженных. – Да надень на них просто бикини и оставь, – посоветовал он.

– Мы благодарны, что нам предоставлена возможность помочь, Джек, – сказал О'Нил.

Паркер стерла с доски. О'Нил поинтересовался:

– Это кто-то, кого ты знаешь?

– Моя мама, – сказала Паркер. – Не могу вам передать, как я счастлива, что вы ее не узнали.

– Во-первых, мы посмотрим слайды, отпечатанные с фильмов, снятых во время каждого из тринадцати ограблений, которые, как мы подозреваем, совершил этот парень, – начал Уиллоус. – Слайды усилены компьютером, чтобы показать намного больше деталей, чем вы видели до сих пор. Давайте без предубеждений, идет?

– Пока у нас есть поп-корн, – вставил Эдамс.

– Берни… – укоризненно сказал Джек.

– Джек, успокойся. Наслаждайся фильмом.

Краутерс протянул коричневый пакет и предложил Паркер:

– Пирожок?

– Нет, благодарю.

– Следишь за фигурой? Не сказал бы, что осуждаю тебя.

– Кто-нибудь выключит свет? – пробурчал Даттон.

– Можно подумать, что нам и так недостаточно темно, – сказала Паркер. Эдамс захихикал. Краутерс покраснел от злости. Уиллоус подошел к двери и тыльной стороной руки выключил свет.

Проектор зажужжал. Цветное изображение заполнило экран. Мэл Даттон отрегулировал четкость.

Вот он, преступник. На нем парик, похожий на тот, в котором Джейн Фонда снималась в фильме «КЛЮТ». Масса, масса грима, безвкусные украшения из пластмассы. Грабитель из мультяшек.

– Славно, – сказал Уиндфельд. – Если бы я не знал, что это парень, я мог бы заснуть на его подушке.

– У тебя расстроенное воображение, коллега, – возразил О'Нил.

– Черт подери, ты прав.

На следующем снимке преступник выглядел весьма посредственно с торчащими, словно перья, волосами, вытравленными в белый цвет, убийственным загаром. На нем дешевая рубашка с пальцами и голубым небом, мешковатые белые брюки и дешевые мексиканские сандалии. Глаза спрятаны за зеркальными очками. От локтя до запястья идет сморщенный шрам, нарисованный чем-то красным, как от ожога.

– Парень смотрится как отходы медицинского учреждения, – заметил Даттон.

– А ты когда-нибудь пробовал туда попасть? – спросил у своего партнера Краутерс.

– Это первое, что я сделаю, как только мои дети закончат школу. Хотя нет, может, это будет второе, – сказал Эдамс.

– А что же первое?

– Выставлю этих неблагодарных недоносков за дверь и поменяю замок.

Даттон установил проектор на автоматический режим работы.

Вот преступник в кредитном союзе на Десятой Западной, в дурацкой кепке и свободном пуловере с рисунком всех цветов радуги. Густые мохнатые брови и усы, на голове – конский хвост. На шее слева – шишка, под самым подбородком, размером с шар для гольфа. Опухоль. На нем очки с металлической оправой без затенения. Компьютер решил, что глаза у него голубые.

Краутерс потерял терпение.

– Если правда, что это один и тот же парень, мы ничего не знаем о нем. Если вы ошибаетесь и это целая банда, мы опять-таки ничего о них не знаем. Чем же мы можем помочь?

– Кейк, будь любезен, повтори этот кадр, – попросил Эдамс.

Краутерс продолжал:

– Мы с Берни работаем в чертовом отделе по мошенничеству. Наши клиенты с мозгами, но они не убийцы.

Уиндфельд и О'Нил предложили повторить все на бис в замедленном темпе.

Они смотрели, как преступник хромает, волочит ногу и с гордо поднятой головой выходит из еще десяти банков, трастовых компаний и кредитных союзов.

– Если даже и окажется, что это один и тот же парень, мы никогда не сможем это доказать. Он чаще меняет цвет волос и глаз, чем я шорты.

– Или чистишь зубы, – сказал Уиндфельд. – Или говоришь своей жене, что любишь ее, или ставишь выпивку. Или принимаешь душ.

– Последнее – ложь, а ты лгун.

– Отмотай назад, Мэл, – попросил Уиллоус. Даттон мотал, пока Уиллоус не остановил: – Прекрасно, вот здесь.

Через минуту Уиндфельд и О'Нил перестали смеяться и спросили в один голос:

– А это еще кто?

– Это управляющий банком, Мартин Росс, – пояснил Берни Эдамс.

– Марта, – сказал Краутерс. – Ему нравится, когда его называют Марти.

– Вы что-нибудь понимаете? – спросил Уиллоус.

– Я понимаю, что мы напрасно тратим время, – сказал Эдамс. – Вот и все дела.

На экране появились несколько снимков Саманты Росс за рулем ее «самураи».

– Это снял Мэл? – спросила Паркер.

Даттон покачал головой.

Повернувшись к Уиллоусу, Паркер уставилась на него.

– Великолепная юная леди, – не удержался от комментариев Краутерс. – Она могла бы кусать от моего пирожка каждый раз, как проголодается, позвольте вам сказать. – Он улыбнулся Паркер. – Я грязный невыносимый поросенок, да?

– Абсолютно невыносимый.

– Так кто эта девочка?

– Саманта Росс.

– Вот это да. Жена Марти?

– Дочь.

Уиллоус снова включил свет.

– Как мы уже говорили, какой-то парень уделал с дюжину банков и вышел сухим из воды, и это не просто везунчик, – резюмировал Краутерс. – Конечно, он профессионал. Вся проблема в том, что мы не знаем, как он выглядит. Все это компьютерное усиление, вся эта ерунда – извини, Мэл, – дала нам возможность лишь получше рассмотреть его грим. Вы пытались отыскать его на ТВ, в среде киношников? Ваш преступник чертовски хорошо осведомлен о гриме. Шрамы ножевые и от ожога, опухоли… Шерман О'Нил кивнул.

– Первое, что мы сделали, прощупали ТВ, кино и всю околотеатральную публику.

– Подцепил какую-нибудь звездочку? – поинтересовался Эдамс.

– Дюжину. И лишь в целях самозащиты.

– Когда будут готовы эти снимки, Мэл? – спросил Уиллоус.

– Скоро, – сказал Даттон. – Возможно, к пяти. Позвони мне в шесть, если я не позвоню тебе раньше.

Уиллоус, он уже шел к дверям, на ходу кивнул и попрощался. Паркер последовала за ним.

Дверь в кабинет Бредли была открыта, и он знаком пригласил их войти.

– Закрой дверь, Джек. Садитесь оба.

Паркер села на стул. Уиллоус прислонился к косяку. Отодвинув в сторону стопку папок, Бредли откинулся в кресле.

– Как прошла встреча?

– Просто великолепно, – сказал Уиллоус.

– Вот как?

– Всем удалось немного вздремнуть, народ вышел из зала свежим и отдохнувшим, – пояснила Паркер.

– Что ж… – Бредли поиграл с папками, раскладывая их по порядку. – И никаких свежих идей?

– Завтра на десять утра я назначил пресс-конференцию. Мы с Паркер собираемся проанализировать все ограбления, а Мэл готовит серию черно-белых снимков по тринадцатому преступлению.

– О Мендесе что-нибудь поступило?

– Панама готовит документы. Не понимаю, что они там возятся. Думаю, скоро получим.

– Вы разговаривали с Гордоном Спрингвеем, как это прошло? – спросил Бредли.

– Он недавно овдовел и очень переживает, – ответила Паркер. – Было и еще кое-что… Алан Бернард, по аренде лимузинов.

– Да, правильно.

– Он любит сигары, которые вы курили ребенком, – вставил Уиллоус.

– Какой сорт?

– Дешевые.

Бредли подмигнул Паркер.

– Хорошо, что мы не платим ему за остроты: он бы разорил нас за неделю. – Зеленое кожаное кресло заскрипело под ним, когда он наклонился вперед. – Итак, какой же у вас план?

– Мы собираемся поговорить со служащими банков, – сказала Паркер, – еще раз вспомнить старое, может быть, всплывет что-нибудь новенькое.

– Надеюсь, Уиндфельд и О'Нил досконально завершили расследование. Бьюсь об заклад, они считают это потрясающей идеей.

– Мы установили, – сказала Паркер, – что каждый раз при ограблении банка преступник выбирает кассиршу двадцати с небольшим лет.

– Она не представляет физическую угрозу, и очевидно, еще не успела ощутить чувства преданности банку, – заметил Бредли.

– И еще, – продолжила она, – все женщины, за исключением одной, были незамужними.

– Это не обязательно что-то означает. Раз они Молоды, меньше шансов, что они уже успели выйти замуж. – Бредли посмотрел на часы. – А что эта единственная?

– Она старше остальных и первая в нашем списке. Джулия Вайл.

Бредли снова уставился на часы.

– Вы обедали?

– Еще нет, инспектор.

– Я тоже не обедал, – сказал Бредли. – И это следующий номер моей программы.

Когда Уиллоус и Паркер вернулись из кабинета Бредли, Эдди Оруэлл встал из-за стола, взял с него потрепанную картонную коробку и протянул Джеку.

– Что это, Эдди?

– Подарок, Джек. – Оруэлл слегка потряс коробку. – Раз он не хочет, может, ты возьмешь? – обратился он к Паркер.

– А что в ней?

– Рубашка, старая изношенная рубашка.

– Пока, Эдди.

– А в рубашке завернут браунинг девять-ноль с зарядом в дуле и еще двумя в магазине.

Оруэлл поставил коробку на стол Уиллоуса. Уиллоус быстро ее открыл.

– Представляешь, бродяга, копаясь в мусорном ящике около квартала пятьсот Альберни, находит пистолет, завернутый в рубашку, кладет его в коробку и останавливает патруль.

Паркер посмотрела на него с интересом.

– Только подумайте, – продолжал Оруэлл. – Парень роется в мусорке, ищет, что бы он мог съесть или продать. Браунинг стоит не меньше ста баксов, а ему приходится отдать его бесплатно. – Оруэлл хитро засмеялся. – Он спросил: а как же вознаграждение? Что я мог ему ответить? Извини, приятель. В другой раз.

– А как ты туда попал? – спросил Уиллоус.

– Счастливый случай. Уличный полицейский заметил, что курок взведен. Он понюхал порох, почесал в затылке и решил, что речь идет о самоубийстве.

– Когда это было?

– Пару часов назад. – Он поставил коробку обратно на стол. – Я вспомнил, что Мендес убит именно из девять-ноль. Гордон разрядил пистолет и положил пулю под микроскоп рядом с той, которую извлекли из тела. Господи!

– А где тот парень, который нашел пистолет?

– Где-то гуляет. – Оруэлл пожал плечами.

– Ты его отпустил?

– А что ты хочешь, чтобы я сделал? Чудак околачивается у мусорки в поисках пропитания. Его вселенная – стальная коробка четыре на десять. Он мог что-то учуять, но он, безусловно, ничего не видел. Господи, он сказал мне, что родился здесь, в городе, а сам с трудом говорит по-английски. Вот жизнь, даже в удачный день ему приходится трудно.

– На пистолете были отпечатки пальцев?

– Да, один получился отличный. Голдстайн думает, что это большой палец.

– Эдди, ты взял отпечатки пальцев у свидетеля? – спросила Паркер.

– Зачем? – спросил Оруэлл, и вдруг мгновенно побледнел. – Но записал его имя. Он сказал, что его зовут Тим.

– Значит – Тим?

– Это человек, который не может позволить себе даже оплату тележки для торговли. Парень без определенного местожительства.

– Суди сам, – сказал Уиллоус. – Предположим, мы поймали нашего преступника и собрали достаточно доказательств для возбуждения дела. Что скажет суд присяжных, если мы не сможем объяснить отпечаток пальца постороннего лица на орудии убийства?

– Господи, да откуда же я знал? – воскликнул Оруэлл. Он уставился на коробку с таким видом, словно сам хотел влезть в нее и скрыться от этих вопросов. – Так что мне теперь делать?

– Отправиться добровольцем патрулировать помойки, – предложила Паркер. – Ты потерял его, ты и найди. Организуй беседу с людьми, ходи из двери в дверь в этом районе. Может, кто-то видел, как преступник выбрасывал оружие.

– У Джудит прием сегодня вечером. Я должен сидеть с ребенком. И еще мне нужно прийти пораньше, чтобы она успела все приготовить.

– Прием? – Уиллоус похлопал Оруэлла по спине. – Это другое дело, Эдди. Почему ты сразу об этом не сказал?

Оруэлл уже с облегчением вздохнул, но тут заметил, как смотрит на него Паркер.

– Если Бредли узнает, как ты провалил такую возможность, тебе придется остаток своей карьеры провести за чисткой конюшни для конного патруля. Если тебе повезет, – сказал Уиллоус.


Паркер выехала из аллеи, повернула влево на Хастингс и быстро свернула вправо, на Мэйн-стрит. Небо затянули тяжелые тучи, и было так холодно, что на просторных гранитных ступенях Библиотеки Карнеги не было ни души, кроме местного добровольца, который, не сильно напрягаясь, работал метлой.

– Почему Эдди так невероятно туп?

– Генетика, – предположил Уиллоус.

Она улыбнулась и сделала поворот южнее Мэйн-стрит в сторону путепровода воздушной дороги. Слева осталась старая станция. Паркер подумала, как было бы приятно ехать куда-нибудь далеко-далеко, свернуться клубочком в спальном вагоне и мили и мили подряд смотреть в окно на пустынный канадский пейзаж – и пусть он проносится мимо. Но вместо этого, если она повернет шею, то за головой Уиллоуса увидит грязно-черные воды Фоле-Крик да замусоренный пустырь, оставшийся от бывшей территории выставки «Экспо-86». Паркер нажала на газ, перестроилась на крайнюю полосу и выключила левый поворот.

Уиллоус недоуменно спросил:

– Почему не поехать прямо в сторону Великого Северного пути? Свернула налево на улицу Кларк, и ты уже там.

– А зачем?

– Экономия времени.

– Хочешь порулить?

– Я люблю водить автомобиль. – Он пожал плечами.

– Великий Северный путь самая скучная улица в городе. А вот авеню Терминал – славная.

Уиллоус насмешливо посмотрел на нее.

– Это нужно объяснять? – удивилась она. – Кирпичные склады. Над головой грохочут поезда. Все время пытаешься обогнать большую тень, которая маячит над тобой… Приятно.

Серебристый «БМВ» с женщиной средних лет за рулем быстро промчался мимо них по крайней полосе.

– Вот она, – пробормотал Уиллоус.

– Кто?

– Мать, которая убегает от своих детей.

Паркер повернула по авеню Терминал в направлении Кларк, потом налево и по Кларк доехала до улицы Короля Эдуарда, сделала правый поворот и через два квартала въехала на стоянку Банка Монреаля. Они с Уиллоусом вышли из автомобиля, закрыли его, пересекли асфальтированную стоянку и вошли в банк.

Паркер подошла к стойке, назвала себя женщине в черном кожаном костюме и сказала, что пришла поговорить с Джулией Вайл.

Восемнадцать месяцев назад, когда ее ограбил преступник, Джулия Вайл работала кассиршей, но теперь она была главной служащей по займам, водила новенький «вольво», делала покупки за границей, в Нордстроме в Сиэтле. В ее кабинете с паркетным полом было достаточно места для небольших комнатных растений.

Высокая, стройная, тридцатичетырехлетняя, если ее данные в файле соответствовали действительности, она отлично держалась, носила темно-синюю юбку и серый кардиган поверх простой белой блузки. Модного покроя темно-синий жакет висел на вешалке позади двери кабинета. Удачная стрижка придавала ее каштановым волосам характер одновременно и молодежный, и консервативный.

Они представились, и Паркер сказала:

– Мы очень ценим, что вы уделяете нам время. У нас вопросов много, но мы займем как можно меньше времени.

– В момент ограбления вы были замужем – правильно? – начал Уиллоус.

– Да.

– А теперь нет?

– Я получила развод в прошлом месяце. Казалось, никогда не получу, да мой адвокат сказал, что, если бы муж опротестовал развод, я ходила бы в кандалах до конца своих дней.

– Вы, должны быть, удивляетесь, почему мы хотим поговорить с вами, по прошествии стольких месяцев? – спросила Паркер.

– Да, разумеется. – Джулия Вайл кивнула.

– Когда происходит серия подобных преступлений – таких, как ограбление банка, – совершаемых одним преступником, первым делом мы ищем шаблон. Естественно, чем длиннее нить преступлений, тем больше шансов, что он есть. В этом деле мы обнаружили единственный шаблон – из тринадцати жертв в момент совершения преступления двенадцать были незамужними.

– Все, кроме меня.

– Правильно.

Джулия Вайл с минуту изучала настольный календарь, затем улыбнулась и сказала:

– Вы, должно быть, знаете детективов Уиндфельда и О'Нила.

Паркер кивнула.

– Тогда вы хорошо понимаете, почему мне трудно обсуждать определенные аспекты своей личной жизни с ними…

– Я прекрасно понимаю. – Паркер быстро взглянула на Уиллоуса. Тот встал.

– Пожалуй, выпью чашку кофе. Где-нибудь поблизости есть ресторан, мисс Вайл?

– В конце следующего квартала, «У Вэлли». – Она мило улыбнулась Уиллоусу. – Когда выйдете на улицу, поверните налево – и сразу увидите вывеску.

Джулия Вайл подождала, пока за Уиллоусом закроется дверь, и сказала:

– Он и сам прошел через это, да?

– Прошел через что? – спросила Паркер.

– Через развод.

– Как вы наблюдательны.

– Он, кажется, довольно мил, но Уиндфельд и О'Нил навсегда восстановили меня против полицейских. Я имею в виду мужчин.

– Я прекрасно понимаю, что вы имеете в виду, – усмехнулась Паркер.

– Бьюсь об заклад, понимаете. Вы замужем?

– Нет.

– Не попадается подходящий человек?

– Он попадается и идет дальше.

– Моего мужа звали Деннис. Он был потрясающий, абсолютно великолепный парень. Приятной внешности. Умница. Чувствительный. Теплый и любящий. Хорошо одевался, любил театр, много читал. У него было удивительное чувство юмора. Он прекрасно бегал на лыжах, был яхтсменом. Какая женщина могла устоять перед ним? – Она улыбнулась. – Поверьте, ни одна не могла.

– Он был бабником?

– Это знали все, кроме меня. Я поняла, что происходит, только тогда, когда мне рассказал муж моей подруги. У Денниса с ней был роман в самом разгаре. Он мне все объяснил о Деннисе: что это тип самого настоящего самца. Он спросил меня, думаю ли я позволить Деннису и на этот раз получить полное удовольствие?

– Что же вы сделали?

– У меня был с Деннисом длинный разговор. Я дала ему понять, что, если он еще раз переспит с другой женщиной, между нами все кончено. Я наняла частного детектива, убедилась, что Деннис даже не притормозил, и ушла от него. Потом переспала с мужем моей подруги. И с целой кучей других парней. Их было очень, очень много.

– Но вы не упоминали об этом Уиндфельду и О'Нилу?

– А вы бы смогли?

– Разумеется, нет. Никогда.

– Это не могло длиться вечно. Слава Богу. Я начала думать о том, что я делаю и почему я делаю. Разрушаю сама себя…

Очень мягко Паркер сказала:

– Спасибо, что вы так разговариваете со мной. Я знаю, это нелегко.

– В течение какого-то времени я не хотела вообще видеть других мужчин. Казалось, до конца жизни. Затем я встретила Кристофера.

Он был поистине замечателен. Красивый, очаровательный, внимательный.

Джулия Вайл дотронулась до того места на пальце, где должно находиться кольцо.

– После ограбления я почти месяц не работала, у меня были классические симптомы – тошнота, обморочное состояние, постоянные мигрени. Не могла спать, а когда наконец засыпала, мне снились кошмары. Сначала Кристофер так заботился обо мне, так понимал меня. Но через некоторое время его отношение изменилось. Он стал намекать, что это была моя вина, сказал, что я, должно быть, сделала что-то, чтобы вызвать ограбление. Он все допытывался, почему грабитель выбрал именно меня, предполагал, что я дала повод, встречалась с ним глазами, флиртовала. Я стала чувствовать себя виноватой и действительно поверила, что все случилось по моей вине. Кристофер не только сам обернулся против меня, хуже того, он сумел и меня настроить против себя самой. А я была слишком беззащитна и напугана, чтобы послать его к черту.

Джулия Вайл приложила салфетку к глазам, скомкала ее и со злостью бросила в корзину.

– Наконец он сказал, что больше не может оставаться со мной, что я сама в этом виновата и ему опротивела. При банке есть консультация, но я не обращалась туда, пока Кристофер не бросил меня. Психолог посоветовал мне взять две недели отпуска и навестить родителей. – Она улыбнулась. – Мои родители жили тогда в Калгари. Я сразу же отправилась домой, упаковала чемодан и уехала.

– Сколько времени вас не было в городе?

– Две недели. Потом я продолжала встречаться с консультантом, это устраивал банк.

– Вы говорили о Кристофере?

– Один или два раза, но немного.

– А потом вы когда-нибудь встречали его?

– Нет, никогда.

– И не пытались увидеться с ним?

– Только один раз. Я хотела сказать ему, что о нем думаю. Он бросил трубку. Я не удивилась. Он ремонтировал универсальные компьютеры фирмы «ВМ». Он бывал в Ванкувере с месяц, а потом уезжал в Торонто, Халифакс, повсюду.

Джулия Вайл улыбалась, но в ее глазах жила тоска и неудовлетворенность.

– Мне хочется, чтобы вы рассказали мне о Кристофере все, – попросила Паркер.

Джулия Вайл кивнула, глубоко и судорожно вздохнула и посмотрела на Клер, и в глазах было все то же: потерянность, брошенность, беспомощное томление.

У Паркер болела душа: сколько же времени потребуется Джулии Вайл, чтобы выздороветь.


Глава 18


По пути от Барбары домой Грег заскочил в одно знакомое ему место и потратил пятьдесят баксов на небольшую кучку перуанской соломки. На последнюю двадцатку он на такси доехал до дома, понюхал кокаин, закрывшись в туалете, и потом всю ночь не спал, пытаясь придумать, как наложить руку на состояние Мендеса.

На следующее утро он встал примерно в то же время, когда Паркер заканчивала разговор с Джулией Вайл. На небе, затянутом облаками, низко висело солнце. Тонкие полоски бледно-серого света пробивались сквозь шторы. Простыни и подушки были запачканы гримом, краской для волос, клейкими кусочками латекса. Он чувствовал голод и жажду, а голова была такой тяжелой, словно ее использовали, как вместилище для отходов отравляющих веществ. Он направился к холодильнику. Молоко свернулось. Хуже того, срок хранения пиццы оказался гораздо короче, чем он предполагал. Он заметил, что коричневая картонная коробка для пиццы украшена универсальным символом вторичного использования материала – три стрелки, расположенные колечком. Интересно, кому это пришла в голову блестящая мысль, использовать для хранения продуктов картон после вторичной переработки? Возможно, потомки гениев, придумавших водопроводные трубы из свинца. Он приготовил кофе, проверил в глазок, нет ли кого в холле, открыл дверь и выбросил в мусоропровод молоко и пиццу.

Вернувшись в квартиру, он запер дверь, принял душ, причем долго стоял под очень горячей водой, затем надел старенькие джинсы, бледно-голубую рубашку из хлопка с потайными карманами и замшевый спортивный жакет почти такого же цвета, как туфли.

С чашкой кофе в руке он набрал номер Саманты. Она подняла трубку с третьего сигнала.

– Привет, это мент. На завтрак было пять таблеток аспирина и стакан воды. Может, поэтому я не могу дождаться обеда. А может, из-за вас? Заинтересовал?

– Я перезвоню через минуту. Клик.

Грег выкурил сигарету до самого фильтра, и только тогда зазвонил телефон. Мэрилин старалась петь изо всех сил. Грег швырнул на клетку зажигалку и засчитал себе прямое попадание. Канарейка упала с перекладины, как будто ее застрелили, потом сделала вид, что читает газету, которая лежала в самом низу ее маленького мирка.

Грег поднял трубку, поздоровался.

– Папа поздно вернулся домой. Мне пришлось пойти наверх, чтобы позвонить из своей комнаты, – виноватым тоном сказала Саманта.

Грег решил сразу перейти к делу; он спросил, не хочет ли она поужинать с ним.

– Какая прекрасная мысль!

– Да?

Саманта предложила ресторан, которого Грег не знал, на Сорок Первой авеню, недалеко от Данбар-стрит. Он спросил, заехать ли за ней или она предпочитает встретиться на месте.

Она сказала, что ей нужно время, чтобы собраться, несколько часов, хорошо? Да, все в порядке, сказал Грег, он будет на месте ровно в девять тридцать. Она сказала, что встретит его в ресторане, попрощалась и повесила трубку.

Времени оставалось много. Он пошел в спальню, включил компьютер, вызвал файл. Тод Эрикстад ухмылялся на него с экрана. Волосы зачесаны прямо назад, глаза зеленые, благодаря подкрашенным контактным линзам.

Грег поорудовал на клавиатуре – на экране появилась история жизни Тода. Грег вспомнил, что говорил Саманте о жене Тода, как ее сбил автомобиль и она из-за пьяного водителя превратилась в несчастную пиццу. Или он добавил немного остренького к трагическому рассказу и превратил ее в пьяницу?

В течение своей карьеры Грег лишился нескольких жен. Он сделал открытие, что бессмысленная смерть супруги – эффективное средство вызвать отзвук симпатии, пробуждался великолепный рефлекс, которым, кажется, снабжены все женщины. Одну из его жен убила огромная белая акула, жена тогда училась серфингу во время отпуска на Гавайях. Две других погибли после долгой и мучительной борьбы с раком. Еще одна умерла во время обычной процедуры по удалению из грудей капиллярных трубочек, а следующая покончила с собой, когда лопнуло крупное дело по операциям с недвижимостью и она потеряла работу. И так далее.

Пару часов он поиграл с компьютером, потом принял ванну, побрился и принялся за волосы, использовав гель, воду и тысячеваттный фен. Он вставил на место зеленые контактные линзы и, надев темно-зеленую шелковую рубашку, посмотрел на себя в зеркало. Как и ожидал, он выглядел великолепно.

Саманта Росс сидела за рулем белого с темно-голубыми полосками «самураи» с четырьмя ведущими колесами. Грег ждал ее, оставив свой «понтиак» за углом. «Самураи» стоял в остановочной зоне перед рестораном. В свете ресторанных огней он увидел, что она была в норковом манто и черных кожаных перчатках. Она выглядела оживленной и взволнованной и даже слегка подпрыгивала на сиденье, как жизнерадостный маленький ребенок.

Он безуспешно попытался открыть дверцу. Саманта улыбнулась, глядя на него, потом рассмеялась. Он вдруг подумал, что, возможно, она его просто разыгрывает. Он стоял на тротуаре, руки в карманы, на лице идиотская улыбка. У него была с собой бляха Мендеса и кольт 38-то калибра, в специальном кармане на плече, как в телефильмах у ментов. Более чем достаточно, чтобы посадить его за решетку на веки вечные плюс еще один день.

Саманта протянула руку, отперла и распахнула дверцу.

Грег не двигался.

– Ну, садись же ты!

Она запустила двигатель. «Самураи» качнулся и тихонько двинулся вдоль тротуара. Грег поставил ногу на подножку, ухватился за ручку дверцы и уселся на кресле. Он захлопнул дверцу и потянулся за привязным ремнем.

– Вас не беспокоит, как я вожу?

– Полный вперед! Таков закон.

– У вас ночная смена? Очень досадно. Я подумала, что вы свободны.

– Менты работают всегда, такова природа зверя. – Он выключил магнитофон.

– Вам не нравится музыка Лу? – Под манто на Саманте оказались линялые джинсы, заправленные в ковбойские сапоги, которые выглядели так, словно прошагали не одну милю.

– Нравится, Лу просто великолепен.

Саманта поставила ленту сначала, но убавила звук почти до шепота.

– Природа зверя. Это звучит! И очень мне нравится. Очень мужественно.

– Мы едем в какое-то определенное место?

– Разумеется.

Она направилась прямо по Данбар-стрит, через юго-западный Морской проспект к южным кварталам – равнинный малонаселенный район старых домов с большими участками земли, которые нравились владельцам лошадей. Грег решил, что, возможно, лучше сидеть спокойно, пусть она думает, что она главная. Дорога была ухабистой и узкой, с кюветами по обеим сторонам. Большинство домов стояло далеко от дороги, уличные фонари встречались нечасто, деревьев тоже было немного.

Саманта круто повернула на незамощенную улицу. «Самураи» раскачивался из стороны в сторону и подпрыгивал на ухабах, пока они ехали вдоль окрашенного в белый цвет ограждения железной дороги, мимо большого темного дома. Свет фар упал на длинное приземистое деревянное здание. Бампер уткнулся в стену, и «самураи» остановился. Саманта выключила двигатель, но фары оставила. Негромко заржала лошадь. Саманта вышла из автомобиля и пошла к зданию, которое оказалось конюшней. Ее сапоги чавкали по грязи. Она обернулась и призывно помахала ему. Он вышел из автомобиля и сразу понял, что его замшевые туфли уже никогда не станут прежними.

Грег с трудом тащился по грязи. Его ботинки на тонкой резиновой подошве предназначались для палубы яхты или помещений с ковром от стены до стены. Ему приходилось прилагать усилия, чтобы не шлепнуться в лужу. Воздух был сырой, пахло навозом.

Саманта ждала его под врезанным в середину здания козырьком. Светила голая низковольтовая лампочка, оставляя ее лицо в темноте. Норка отливала серебром и чернотой. При движении манто шелестело, как будто все эти дорогие животные все еще были живы и играли.

Она открыла широкую деревянную дверь, которая заслонила свет, и исчезла в конюшне. Дверь скрипела, раскачивалась на болтах.

Грег, осторожно ступая, где повыше и посуше, пошел следом.

Стойла располагались по обеим сторонам, справа и слева. Широкий бетонный проход освещался рядом лампочек, защищенных металлической сеткой, которая шла вдоль отлогой крыши.

Подковы скреблись о бетон. Грег заглянул в открытую дверь ближайшего стойла, но увидел только деревянный стояк, кормушку и охапку соломы. Если там и была лошадь, то она была невидимкой.

– Иди сюда, Тод! – позвала Саманта.

Он подошел к ней, взял в горсть Мех на ее рукаве и спросил:

– Что ты задумала?

– Взгляни.

В своих ковбойских сапогах она была почти одного с ним роста. С минуту он смотрел ей прямо в глаза, потом повернулся и заглянул за дверцу в стойло.

Огромными темными глазами на него смотрела лошадь. Она смотрела так, словно была одарена сверхъестественным умом и видела его душу. Ему стало не по себе, но, стараясь не показать этого, Грег сказал:

– Какое красивое животное!

Она потянула щеколду, дверь стойла подалась, лошадь снова заржала, раздувая ноздри, и Саманта вошла к ней.

– Ее зовут Панама, – сказала она.

– Панама?

Прежде чем Грег успел среагировать на это имечко, Саманта полезла в карман манто и достала самую большую морковь, которую Грег видел в жизни. Лошадь низко, приветливо заржала.

– Панама, малышка моя, ты голодная?

Лошадь пофыркала, тыкалась в нее мордой и крупом нежно прижимала ее к дощатой перегородке. Саманта дразнила лошадь, то пряча морковь за спину, то снова протягивая ее кобыле. Лошадь переступала тяжелыми подковами по бетону. Смеясь, Саманта ударила ее морковкой по храпу. Большие желтые зубы пытались схватить лакомство. Лошадь прижала ее в угол, виднелись только ковбойские сапоги Саманты. Она обняла лошадь за шею, прижалась к ней. Грегу послышалось, что она сказала:

– Ты хочешь, так иди и возьми.

Лошадь получила морковь и успокоилась, массивные челюсти мерно двигались, слышалось аппетитное хрумканье.

Саманта, тяжело дыша, схватила Грега за руку и потянула в соседнее стойло. Она сбросила свое длинное норковое манто на охапку сена, покрывающую бетонный пол. Словно это было простое солдатское одеяло.


Когда Грег соскребал грязь и навоз со своих испорченных туфель, Саманта сказала: – Они уже никогда не будут такими, как прежде, да?

– И я тоже, – сказал Грег.

Он сел в автомобиль и захлопнул дверцу. Саманта запустила двигатель. В свете задних огней белый забор казался тщательно уложенным костями большого скелета. Грег закурил сигарету. Фары «самураи» скользнули по обшитой части дома, и они уже ехали к дороге. Автомобиль подпрыгивал на рытвинах, и Саманта посмеивалась, глядя на попытки Грега удержаться в кресле.

Они повернули на главную дорогу, выехали на Морской проспект и мчались мимо огромных уродливых домов, которые Грег хотел бы когда-нибудь ограбить, если он когда-нибудь изменит специализацию.

– Это твоя лошадь, ты ее владелица?

– Его.

– Я так и думал.

– Да она моя целиком и полностью.

– Подарок этого панамца, Мендеса?

– Умный ты мент, Тод.

– И очень голодный.

Вверх по Данбар-стрит дорога вела прямо к кирпичному зданию пиццерии. Семь или восемь столиков, плакаты Средиземного моря, голубые воды гавани с белыми яхтами. Огромная плита и слабенький огонь. Изогнутый дымоход аркой нависал над пароходом, который вел в кухню и туалеты. Был занят только один столик у окна – усталая пара с двумя маленькими детьми.

Вытирая руки бумажным полотенцем, к ним подошел парень в рубашке без рукавов и спросил, не хотят ли они чего-нибудь выпить. Грег заказал кокани лайт, а Саманта диетическую коку. Они сидели друг против друга, словно чужие, какими они, собственно, и были, молча изучая меню.

Через минуту Саманта бросила меню на стол и заявила:

– На самом деле я не голодна. Закажи себе что хочешь, как будто меня здесь нет.

– Хорошо, – сказал Грег, встретившись глазами с официантом. Он заказал перчики с грибами, салат ассорти и два прибора.

– А зачем два прибора? – спросила Саманта. – Вспомни, ты совсем один.

– Я подумал, может, когда принесут еду, у тебя появится аппетит.

– Нет, если я сказала, что у меня нет аппетита, значит, его нет, – сказала Саманта, глядя на огонь.

– Ну, хорошо. – Он выпил, потом закурил. Ребенок, сидевший у окна, сердито посмотрел на него, потом что-то сказал матери, та обернулась и открыто уставилась на Грега. Теперь на него уже смотрели все четверо. Некурящие. Грег не любил, когда на него смотрят. Он загасил сигарету о пепельницу.

Наконец принесли салат.

– Ты уверена, что не хочешь?

Саманта не ответила. Пицца для Грега была уже в духовке: он чувствовал ее запах. Он ковырнул вилкой салат, откладывая помидоры и лук на бортик тарелки, на случай, если у нее все-таки появится аппетит, а мысленно перебирал события вечера. Поездка в конюшню. Шлепанье по грязи. Лошадь. Любовь на манто из норки, которая стоит, может быть, двадцать кусков. Превосходно, но что все это значит?

Грег поднял голову и встретился глазами с Самантой. Она спросила его, о чем он думает?

– Что за три доллара девяносто пять центов могли бы дать и не одну оливку.

– Ты любишь оливки?

– Нет, не очень. Но люблю, чтобы мне за мои деньги давали, что положено.

– Что это значит – быть полицейским?

– В основном – скука.

Грег взял кусочек зеленого перца, просто чтобы чем-то занять рот.

– А какой у тебя был самый интересный случай?

– Тот, которым я занимаюсь сейчас.

– Нет, правда?

– Истинная правда, – сказал Грег.

– То, что случилось в конюшне, надеюсь, ты не думаешь, что я это запланировала?

Грег съел кусок огурца.

Ее руки лежали на столе, пальцы переплетены узлом.

– Это просто случилось – и все.

– Я того же мнения.

Она быстро посмотрела на него, захлопала ресницами.

– Ты смеешься надо мной?

– Никоим образом.

– Я хотела только показать тебе свою лошадь. Но показала гораздо больше, да?

Грег накрыл ее руки своими.

– Мендес и твой отец – друзья?

Она кивнула.

– Безусловно, ты показала мне больше, чем лошадь. Вы с отцом не очень ладите?

– Он хочет, чтобы я ему готовила, поддерживала чистоту в доме, стирала, гладила. Была бы дома, когда ему нужна компания, и уходила, когда он во мне не нуждается.

Принесли пиццу. У Грега потекли слюнки.

– А если окажется, что Марти в чем-то замешан, тебя бы устроило, если бы его на несколько лет убрали?

– Нет, конечно нет!

Что это значит – она подставила себя, чтобы спасти папочку? Грег взял с алюминиевой тарелки остывший кусок пиццы.

– Почему Мендес подарил тебе лошадь?

Саманта улыбнулась.

– Мы были на бегах. Там я и встретилась с ним в первый раз. Они были в баре. Папа напился. – Она деликатно покопалась в пицце, облизала пальчик. – Гарсия видел, как бежала лошадь, как она выиграла. Ему захотелось, и он купил ее. А потом не знал, что с ней делать. Это так для него типично. И когда мы познакомились, он спросил, хочу ли я иметь лошадь. Я сказала – да.

– А кто оплачивает ее содержание в конюшне?

– Гарсия платит за год вперед.

– Очень щедрый парень, не так ли?

– Чрезмерно. Деньги для него ничего не значат.

Грег впился в пиццу зубами. Жаль, что он не заказал анчоусы.

– А что Щедрейший Сеньор делал в банке со время ограбления?

– Думаю, он разговаривал с папой.

– О чем?

– Хотела бы я знать.

– Да? Ты и вправду не знаешь? – недоверчиво переспросил он. – Пока мы занимались любовью…

По лицу ее пробежала тень беспокойства.

– Господи, а сколько времени?

Грег посмотрел на часы. Одиннадцать.

– Мне нужно домой!

Она встала, схватила со стула норку, быстро поцеловала его и побежала к двери.

Грег помчался за ней, салфетка упала на пол.

– Еще один вопрос. Почему Мендес был одет как ремонтник кабельного телевидения?

– Именно таким образом он в первый раз проник в наш дом. Приехал на грузовике кабельного телевидения, вошел с лестницей. Дома никого не было. Папа сказал, что он вломился потому, что хотел порыться в шкафах. Он запарковался у дома, что-то сделал с системой сигнализации и по лестнице через окно забрался в спальню.

Взревел двигатель «самураи», вспыхнули фары, и автомобиль резко оторвался от тротуара, а колеса вездехода прошептали – прощай!

– Черт побери. – Он взглянул в угол на столик некурящего семейства, но там было пусто. Он вернулся к своему столику и тяжело опустился на стул. Она действительно влюблена в него – возможно ли, что это так просто?

Или она пытается обезвредить скоропалительного мента, чтобы прикрыть папочку? Он отрезал кусочек пиццы. Или она ненавидит отца за то, что он превратил ее в прислугу?

Грег допил кокани лайт и велел официанту упаковать остатки пиццы, он возьмет ее с собой. Было не поздно, однако он был утомлен. Пора было идти домой. Почти пора.


Глава 19


Джулия Вайл вспыхнула, сказав Паркер, что фамилия Кристофера – Смит. В ретроспективе она видела его насквозь, теперь его ложь казалось неуклюжей и явной. Однако в то время…

На следующее утро Паркер села за телефон и начала обзванивать потерпевших служащих банков, в то время как Уиллоус на компьютере работал над Кристофером Смитом. Разумеется, было много Смитов, и все они не имели отношения к делу. Но Кристофера Смита не оказалось – ни единого.

Уиллоус вернулся ни с чем.

К обеду у Паркер появилась новая догадка.

– Кто бы это ни был, похоже, что он был близок с ними со всеми, до единой, Джек.

Уиллоус выжидал, попивая из кружки тепловатый кофе. Ферли Спирс откровенно слушал их разговор, откинувшись на спинку стула.

– Я побеседовала с восемью из тринадцати кассирш, пострадавших при ограблениях, девятая Джулия Вайл. Все девять историй начинаются по-разному, но у них одинаковый конец. Обычно он вступал в первый контакт с жертвой во время ленча или когда она возвращалась с работы домой. Исключительно обаятельный, ни в коем случае не назойлив, на следующий день он появлялся в кафетерии, или на автобусной остановке, или где-то еще. У него был свой стиль: он подходил к жертве, такой застенчивый, но решительный – это его великая находка. Получается, что он делает усилие над собой, заставляет себя подойти к жертве, что ему не свойственно, не в силах противиться ее обаянию. Женщина начинает верить, что она действительно его привлекает.

– И заметь – с этого дня он становится хозяином положения, – добавил Уиллоус.

Паркер кивнула.

– Парень встречался с кассиршами банков, а потом грабил их? – спросил Спирс.

– Заставлял их влюбиться в него, – уточнила Паркер, – а после ограбления вскоре бросал. Он был весьма изворотлив. Ни одна из жертв не знала, где он живет. Они спрашивали, а он уклонялся: говорил, что скоро переезжает или что остановился у приятеля, или отшучивался, или менял тему для разговора. Если давал телефон, его никогда не оказывалось в справочнике. Когда они звонили, почти никогда не было прямого разговора с ним. Только перед самым разрывом, когда он готовился уже переехать на новую квартиру, обычно у них появлялся доступ к автоответчику. Похоже, он менял квартиры каждые два-три месяца.

– И ни одна из этих женщин не заподозрила, что их грабил тот самый парень, с которым они встречались?

– Он очень искусно изменял внешность, Ферли.

– Да, я видел некоторые пленки. А эти женщины, они знают, что у них общего?

– Еще нет.

– И что вы собираетесь сделать в первую очередь – разослать циркуляры во все банки и кредитные союзы? Пора вам дать его точное описание. Ведь не мог он с большим количеством грима ходить на свидания, ложиться с ними в постель…

– Когда они спрашивали, какого он роста или сколько весит, он всегда давал им разный ответ. Временами он носил туфли на платформе, иногда совсем плоские. Он носил волосы разной длины, красил их в разные цвета: шатен, черный, рыжий, белый или черный с седой прядью. Глаза у него могли быть темно-голубые, морской волны, бледно-зеленые, темно-зеленые или карие…

– А вы уверены, что имеете дело с одним и тем же человеком? Паркер продолжала:

– Он прихрамывал при ходьбе, потому что в детстве сломал ногу при аварии с мотоциклом. Или порвал хрящ в правой коленке, когда студентом играл в регби. Или страдал частичной потерей слуха, потому что в детстве его бил отец… Но вот что совершенно непостижимо. Одна женщина описывает его как человека с избыточным весом, две – как среднего веса, одна как пухленького, а остальные как худощавого и стройного.

– Вот как?

– Но не в каком-то логическом порядке, – продолжала Паркер. – Он прибавлял в весе и сбрасывал вес по желанию. Только что он толстый и вот уже – худой.

Спирс втянул живот. Он снова раздался, пояс застегивается на предпоследнюю дырочку. С каждым днем рубашка становилась все теснее. Может быть, пришла пора отказаться от пончиков с шоколадом, перейти на простые или с корицей?

Уиллоус набрал внутренний телефон Уиндфельда. Тот сразу же взял трубку. Уиллоус рассказал ему, что они узнали. Уиндфельд выругался длинно и выразительно. Когда он наконец выдохся, Уиллоус снова поднял трубку и дал Уиндфельду имена, и адреса, и домашние телефоны второй половины жертв из списка ограбленных банков и разбитых сердец.

Затем они с Паркер выписали из гаража автомобиль и отправились работать над первой половиной списка.

За исключением Джулии Вайл, все кассирши были одного покроя: молоды, привлекательны и немного неуверенны в себе.

Постепенно Паркер и Уиллоус узнавали все больше об этом человеке. Но чем больше узнавали, тем меньше знали.

Предполагаемый преступник любил джаз. Но также и классическую музыку. Особенно Моцарта. Или Бетховена? Он считал смерть Роя Орбисона ужасной трагедией. Он мог весь день слушать Долли-Партон.

Он никогда не обедал дома. Любил китайскую кухню. Итальянскую. Греческую. Вьетнамскую и тайскую. Или чаще всего покупал замороженную пищу в супермаркете своего квартала и умел запрограммировать микроволновую печку. Вот так.

Он был специалистом по калифорнийским винам, как свои пять пальцев знал долину Сономы. Был убежденным трезвенником и никогда не пил ничего крепче теплого молока.

Он регулярно ходил в церковь. Был христианином, исповедовал иудаизм, принял ислам, был агностиком, но сомневающимся.

Прилично зарабатывал, как механик по двигателям «порше», и с трудом держал ногти в приличном состоянии из-за своей работы. Но с удовольствием совершал ежегодное турне в Штутгарт.

Был продавцом, временно неработающим.

Или разъездным торговцем: он продавал колючую проволоку, пока однажды, демонстрируя, как можно ее сворачивать в любом направлении, не выколол себе глаз. Это случилось пять лет назад и с тех пор он носил черную повязку. Он немного похож на пирата, вы не находите?

Специалист-генетик.

Настройщик. Ксилофонист.

Несомненным было только одно: он был виртуозным специалистом по превращению самого себя в абсолютно любого мужчину. И именно в такого мужчину, которого хотела женщина, находящаяся с ним в это время.

Когда банки закрылись, они стали звонить жертвам домой. Только к одиннадцати они побеседовали со всеми семью женщинами из списка Уиллоуса.

Паркер зевала, прислонившись к полю ярко-оранжевой пшеницы на грязно-коричневом фоне. Канадские обои.

Уиллоус нажал кнопку, и загорелся зеленый люминесцентный свет. С двадцать третьего этажа был слышен глухой металлический звук движущегося лифта.

– Священник, – сказала Паркер. – Удивляюсь, почему он не попробовал стать священником.

– Может, и пробовал, и Ветерок с Пожарным Краном нам еще об этом расскажут.

– Утром, – сказала Паркер, прикрывая зевок ладошкой.

Двери лифта открылись. Они вошли.

– Надеюсь, ты не против отвезти меня домой? – сказала Паркер.

– С удовольствием.

Уиллоус нажал кнопку. Двери захлопнулись. Паркер прислонилась к стене и закрыла глаза, она буквально засыпала на ходу. Спуск был плавным, а остановка столь внезапной, что, если бы Уиллоус не поддержал ее, Паркер могла бы упасть.

В автомобиле Паркер заснула, но сразу проснулась, как только Уиллоус подъехал к ее дому и выключил мотор.

В неловком молчании она расстегивала привязной ремень. Пока Уиллоус судорожно взвешивал «за» и «против», напроситься к ней или нет, Паркер сказала:

– До завтра, Джек, – вышла и захлопнула дверцу.

Уиллоус поехал домой, запарковался на улице. Он с минуту сидел в автомобиле, прислушиваясь к спокойному звуку остывавшего двигателя. Утром бывало трудно, но ночью еще труднее. Было так тяжко возвращаться домой, где было темно и пусто.

Может, завести собаку?

Маленькую, которая не грызет мебель, не лает и не просится погулять.

Убедившись, что запер автомобиль, он пересек лужайку в направлении к дому. Свет на крыльце загорелся от действия сенсора. На ступеньках валялся номер «Курьера». Он собрал тонкие листы, поднимаясь по ступенькам.

Телефон зазвонил, как только он вошел.

– Ты ждал, что я приглашу тебя выпить рюмку?

– По крайней мере, меня всегда ждет мой дом.

– Слышишь, какой дождь?

– Пусть капает, капает, капает…

– Спокойной ночи, Джек.

– Спокойной ночи, Клер. – Уиллоус положил трубку, проверил, не оставил ли в двери ключи. Он прошел в кухню, включил верхний свет, достал пузатую рюмку, лед из морозилки. Взяв с полки бутылку виски, он налил себе хорошую двойную порцию, снова завинтил бутылку и поставил на полку. Зашумел холодильник.

На Уиллоусе все еще была куртка, он так и не снял ее. Почему ж?

Он встал на колени, достал из глубины буфета нержавеющий термос и вышел из дома. На углу Бродвея и Мепл был небольшой базарчик, где толкался самый разнообразный люд: дешевые парикмахеры, трудяги из видеопроката, разносчики пиццы, здесь продавали сорок три сорта мороженого и круглосуточно работал универмаг Мака. В магазинчике Уиллоус наполнил термос крепким черным кофе и купил пару сладких плиток и небольшой сандвич, нагретый до температуры плавления в микроволновой печке.

От Мепл до Огден был прямой и пустынный путь, он увидел всего два-три запаркованных автомобиля.

Широкие чугунные ворота перед домом Мартина Росса были закрыты, а двери гаража распахнуты. Флюоресцентный свет с потолка освещал пару горных велосипедов, кучу лыж, ярко-красную газонокосилку и блестящий темно-синий «крайслер-империал» Мартина Росса.

Уиллоус медленно проехал до конца квартала, завернул за угол и вверх по улице позади дома. «Самураи» нигде не было. Он ехал по полосе до улицы Честнат, потом свернул налево. Справа от него оказалось здание планетария Мак-Миллана, громадное строение в форме гриба. Огромный стилизованный краб из алюминиевых щеток стоял посредине пруда и опирался на задние ноги перед зданием, искусно залитым приглушенным светом.

Прямо перед ним дорога спускалась к воде и заканчивалась паркингом Морского музея размером с пол-акра, к которому примыкало здание каркасной конструкции, отделанное кедровой планкой и зеркальным стеклом, где хранилось историческое судно Сент-Рош.

Включив фары, Уиллоус медленно кружил вдоль паркинга. На дальнем конце стоянки, лицом к воде и стене света от огней Вест-Энда, был запаркован «форд-мустанг» шестидесятых годов с яркими пластинками и затененными стеклами. Кроме него, на стоянке дремал видавшей виды городской фургон с гребешком, нарисованным на дверце.

Уиллоус запарковался как можно дальше от «мустанга», но так, чтобы хорошо видеть дом Росса. Он выключил двигатель, и сразу стала слышна громкая ударная музыка стерео из «мустанга». Он установил зеркало заднего вида так, чтобы «мустанг» оказался в поле зрения. Если это просто пацан, который не может позволить себе мотель, то ничего. Но если в «мустанге» выпивают, стоит принять некоторые предосторожности на случай, если они захотят заглянуть, поболтать.

Он открыл термос, налил себе первую порцию кофе, добавил сливок.

На дальнем конце стоянки силуэт Сент-Роша, выкрашенный белой краской, купался в ореоле света и тени. Несколько лет назад они с Шейлой и детьми посетили корабль. Наклонная деревянная палуба заставлена ящиками с грузом, команда одета в кожу и мех. Упряжка собак, замороженный тюлень, на пропитание команде и животным во время путешествия. Он вспомнил, как Энни сказала, что если привидения действительно существуют, то они выбирают именно такие места, как этот корабль.

Уиллоус съел сандвич, остатки завернул в бумагу, завинтил крышку термоса.

Несмотря на кофе, после еды он почувствовал сонливость. Он немного опустил стекло, и в этот момент подъехал черный приземистый «камаро», который с выключенными фарами медленно кружил по стоянке.

Уиллоус сгорбился в кресле, опустил стекло и из-за холодного морского воздуха застегнул молнию куртки.

«Камаро» остановился рядом с «мустангом». Дверца пассажира у «мустанга» открылась, и мужчина с конским хвостом вышел из автомобиля и прислонился к крылу «камаро». Чиркнула спичка. Водитель «камаро» открыл дверцу и наклонился к рулю, чтобы дать возможность парню из «мустанга» пробраться на заднее сиденье.

Водитель «мустанга» завел мотор. Задние огни вспыхивали красным светом, когда водитель в такт музыке нажимал на педаль тормоза.

«Камаро» был наполнен огоньками. В него набилось, по крайней мере, человек шесть, и все курили, размахивая над головами сигаретами.

Прошло несколько минут. Уиллоус налил себе еще немного кофе.

Сперва он услыхал шаги. Четыре женщины, одетые в лайкру и свитеры, просеменили от планетария к воде. Молча они прошли через газон, затем по тропинке параллельно воде в направлении Баррард и Фоле-Крик.

Темнота быстро поглотила женщин, звук шагов по гравию замер и затих.

Из «камаро» кто-то выбросил окурок, огонек вспыхнул – закурили новую сигарету.

На дальнем конце Огден-стрит из-за угла появился автомобиль, свет фар пробивался между стволами деревьев небольшого парка, который вел к побережью Китсилано.

Уиллоус достал бинокль, навел на автомобиль, да, «самураи» Саманты Росс. Она была одна. Уиллоус подстраивал бинокль: вот она едет по улице, сворачивает на дорожку к дому, вот наклонилась вперед в направлении ворот, и они отворились как в сказке.

Саманта Росс завела автомобиль в гараж. Дверь опустилась, ворота закрылись. Через минуту в доме загорелся свет, сначала на кухне, потом в холле, а также на стеклянных панелях парадного входа. Саманта пошла наверх. Вот она в ванной, виден свет сквозь прямоугольник непрозрачного стекла.

Загорается свет в другом конце дома, наверху, со стороны фасада, откуда, должно быть, потрясающий вид на гавань. Спальня хозяина. Мартин Росс стоит перед окном, руки на бедрах, смотрит вниз на улицу. В бинокль он виден так хорошо, словно стоит перед самым ветровым стеклом, Уиллоус даже видит рисунок на его пижаме – кораблики.

Уиллоус просматривает остальную часть дома, крышу, лужайку.

Через минуту Мартин Росс отворачивается от окна. Он улыбается. Волосы на свету отливают серебром.

Уиллоус был уверен, что теперь он расстегивает пижаму.

Не пора ли выйти из автомобиля и пойти через парк. Не хочет ли он знать, что там происходит?

Может быть, и нет. Но определенно он не мог бы сказать. Он решил остаться, пока в доме не погаснут все огни.

Из «мустанга» донесся беспечный смех.

Из-за угла на дальнем конце Огден-стрит появился автомобиль темного цвета. Сделав широкий круг и включив фары, он подъехал к припаркованным автомобилям.

Уиллоус напрягся. Это был «понтиак» последней модели, черный или, возможно, темно-синий, с четырьмя дверцами. Казалось, водитель хотел убедиться, что все стоящие автомобили пусты. Уж не опасался ли он засады у дома Росса?

«Понтиак» медленно проезжает по улице, свет фар проникает внутрь припаркованных автомобилей.

Уиллоусу все время приходится подстраивать бинокль, поскольку «понтиак» все время движется. Водитель – белый мужчина, с усами и окладистой бородой. Нос большой, неестественно большой. На голове темная широкополая шляпа, у него шарф и очки. «Понтиак» забрызган грязью. Не понять, какого он цвета. Дощечка номерного знака загнута за бампер, номера не видно. Уиллоус прищурился против света, когда водитель широко развернулся и медленно поехал в обратную сторону.

Сзади автомобиль был еще грязнее, и освещение номера не работало. Неизвестно, местный это автомобиль или из провинции. И ничего, что могло бы помочь опознать эту машину: ни разбитого стекла, ни царапины, ни трещины – ничего.

«Понтиак» остановился на дальнем конце улицы, в тени кленов в пятидесяти футах от дома Росса. Огни автомобиля погасли. Водитель вышел и встал рядом; в облегающих черных джинсах и свободной кожаной куртке. Подстроив бинокль, Уиллоус ясно увидел оранжевую полосу на кроссовках «Найк».

Водитель стоял в настороженной позе, словно прислушиваясь, готовый удрать. Уиллоус навел бинокль на его лицо. Можно было увидеть не так уж много. Широкие поля шляпы затеняли его лицо, а шарф скрывал подбородок и шею.

Глядя через бинокль, Уиллоус наклонился вперед и проверил на ощупь, что ключ на месте, в замке зажигания.

Его подопечный медленно пошел через улицу, направляясь наискосок к дому Росса. Уиллоус видел, как он пересек бульвар и остановился в тени одной из кирпичных стоек у ворот дома.

Свет в спальне наверху все еще горел, по белому потолку двигалась тень. Джек только на секунду отвлекся на этот свет, а человек исчез. Он понял, что тот перемахнул через забор, и потянулся к ключу зажигания.

Позади него кто-то вскрикнул. Через мгновение раздался звук, похожий на щелчок лопнувшей на сковороде кукурузы и скрежет пули, ударившейся о металл, затем тупо простучал автомат со снятым прикладом.

Кофе пролился на приборную доску, когда Уиллоус распахнул дверцу, схватив из потайной кобуры пистолет 38-го калибра и электрический фонарь, и бросился из автомобиля.

За разорвавшими ночную тишину звуками стрельбы последовали шум осыпающегося на асфальт стекла, крики страха и ярости, быстрый обмен суматошными выстрелами из пистолета и автомата и наконец автоматная очередь, снова крик и – тишина.

Уиллоус пригнулся, перебегая трусцой через паркинг, правая рука вытянута, палец на спусковом крючке. Но в кого стрелять? Перестрелка оглушила его, а глаза после ярких вспышек выстрелов не могли адаптироваться к темноте.

Вдали залаяла собака, а над заливом, на Бич-авеню вспыхивали красные, белые и голубые огни. Он увидел два и еще три полицейских автомобиля на дальнем конце моста Баррард, которые выныривали из потока и снова ныряли в него, торопясь к месту разборки. Уиллоус подождал, пока глаза вновь привыкнут к темноте, потом, отведя мигалку подальше от тела, включил ее.

Белая куча мелкого стекла, дюжины стреляных гильз и куски металла сверкали в луче света. Тоненькая струйка дыма просачивалась через разбитое заднее окно «мустанга».

Развернувшись боком, Уиллоус осторожно приблизился на дюйм и направил луч фонарика внутрь «мустанга». Затем плавно перевел на «камаро».

В «мустанге» было трое – женщина и двое мужчин – все кавказцы. Небольшое возгорание произошло на заднем сиденье, где обивка была повреждена стрельбой.

В «камаро» находились пятеро вьетнамцев, одетых официантами, их белые рубашки и черные брюки были забрызганы кровью.

Бело-голубой автомобиль появился из-за угла Огден-стрит, выла сирена, фары прорезали ночь. Второй автомобиль шел следом за первым. Оба круто свернули влево и помчались по газону. Еще три автомобиля неслись к паркингу по Мепл-стрит. А еще один выезжал из боковой аллеи у ближнего конца Огден-стрит.

Уиллоус сунул в кобуру пистолет, выстрелить из которого ему так и не довелось. Подняв высоко над головой руки, он посветил лучом фонаря на щит детектива и, обернувшись, увидел, что дом Росса погружен в темноту, а «понтиак» испарился.


Глава 20


Когда Грег развернулся на Огден-стрит и увидел на стоянке три автомобиля, он ощутил изрядную порцию адреналина. Два автомобиля стояли лицом к воде: третий был запаркован в тени под углом к улице. Крутя руль, Грег пытался сообразить, виден ли дом Росса водителю третьего автомобиля? Он решил, что это маловероятно. Грег запарковался и осторожно посмотрел по сторонам, пока не почувствовал, что он в безопасности и его никто не видит. После этого он вышел из «понтиака» и быстро направился к дому.

Наверху горел свет, он слышал музыку, негромкую, но не мог понять, откуда она доносится.

Он перепрыгнул через низкую кирпичную стену и пошел к гаражу. Сначала он проверит, на месте ли автомобиль Росса и каковы его противоугонные секреты. Затем, возможно, он слегка вломится и немного войдет. Сначала в дом, потом к его обитателям.

Когда началась перестрелка, он шарил в «крайслере» Росса. Он быстро побежал обратно к «понтиаку». Запуская двигатель, он на секунду увидел обнаженную Саманту, она стояла у окна спальни. Свет тотчас же погас, и он не имел понятия, видела ли она его. К тому моменту, когда автомат без рукояти сделал свой последний выстрел в краткой, но смертельной схватке, Грега и след простыл.

Он стоял на углу улиц Сайпресс и Корнуэлл, ожидая сигнала светофора, когда мимо пронесся первый бело-голубой автомобиль, за рулем менты – одни глаза да челюсти. Ничего удивительного, если парень чувствовал себя напряженно. Его предупредили, что идет крупная перестрелка, он жалеет, что на нем нет пуленепробиваемого жилета, он молит Бога, чтобы не угодить под пули, сожалеет, что забыл поменять нож в кофемолке, и волнуется, увидит ли жену и детей…

Загорается зеленый. Грег отпустил было стиснутые руки, но тут же увидел, как на него несутся бело-голубые авто, пулями вылетая с моста. Он Подумал, что они не очень-то будут обращать внимание на сигналы светофора, и оказался прав – два автомобиля оставили после себя на перекрестке облако горелой резины, круто повернув на полной скорости и промчав мимо Грега на автомобилях с ведущими передними, причем крайний проскочил в нескольких дюймах от его заднего бампера. Третий автомобиль мчался, делая сто миль в час. Еще один бело-голубой автомобиль спускался под уклон Четвертой авеню, бешено подпрыгивая на ухабах.

Грегу было некуда податься, поэтому он налег на руль, влетел на стоянку мини-базарчика и запарковался напротив кафе-мороженое. Затем он заглушил двигатель, выключил фары и, откинувшись в кресле, крепко задумался.

Сорок семь сортов. Отлично, вот они. Ванильные. Черная вишня. Ореховое. Шоколадное. Что, если они устроят засаду? Он выкинул из окна шляпу, бросил шарф, отклеил фальшивые усы и густую бороду старателя, сорвал с носа красную шишку из латекса.

Проехал мент на мотоцикле, глядя строго мимо него.

Один пистолет лежал у Грега под передним сиденьем. Второй – в отделении для перчаток. Грег ухватил оба пистолета еще в дни далекой юности, но стрелять из них ему так и не пришлось. Он подождал, пока ближайший бело-голубой отъехал от него на два-три квартала, схватил пистолеты, выпрыгнул из автомобиля и, подхватив шляпу и шарф, запихнул свой маскарадный костюм и пистолеты поглубже в мусорный ящик. Он привернул лампочку над задними номерами, стер грязь с номерного знака и снова забрался в автомобиль. Затем включил фары и выехал со стоянки.

Какой-то ненормальный выскочил с моста и, бешено сигналя, промчался мимо по внешней полосе. Грег заметил у автомобиля черные шины и особую антенну.

Однако у автомобиля-призрака на Грега не было времени. С ревом он пронесся мимо него и дальше по улице Корнуэлл, мимо кирпичной начальной школы и скрылся из виду.

Грег сделал запрещенный поворот налево, пересек двойную сплошную желтую линию и направился к городскому мосту Баррард и деловому центру. Когда он приближался к перекрестку перед пивоварней, загорелся зеленый свет. Хорошее предзнаменование. Не спеша, на скорости тридцать миль в час, он поднимался по мосту с небольшим уклоном. На верхней точке движение замедлилось из-за карнавала света у Морского музея. Грег продвигался по мосту мимо электрических факелов, горящих ярко-красным и желтым светом. На Бич-авеню он снова проехал на зеленый.

Он включил радио, нажимал кнопки и скользил по шкале, пытаясь настроиться на полицейские станции с сообщением о стрельбе.

Он как раз въезжал на паркинг у своего дома, когда по радио сообщили, что на Китс-Пойнт была ожесточенная перестрелка и выездная бригада ведет прямой репортаж. Пожалуйста, слушайте наши дальнейшие сообщения.

Грег въехал в свою ячейку, выключил фары, но оставил двигатель работающим. Он узнал, что несколько членов местной вьетнамской группировки пытались продать крупную партию кокаина неизвестному покупателю, что произошла перестрелка и что имена убитых не установлены. Сообщения будут передаваться в двадцать минут и без двадцати каждого часа.

Грег заглушил мотор и, устало выбравшись из автомобиля, почувствовал вдруг запах алкоголя. Он обернулся и получил удар в живот. Грег согнулся. Ренди перевернул его и ударил снова, сунул головой в окно автомобиля. Посыпались осколки стекла. Обладатель черного пояса, Ренди схватил Грега за рубашку, вытащил его из автомобиля и вернул в реальный мир. Он врезал Грегу в живот левой полусогнутой, и у Грега подогнулись колени.

Ренди поднял его на ноги, ударил кулаком в пряжку кожаного ремня, ругнулся и пососал костяшки кулака.

Грег пытался ускользнуть, но терял почву. Он сильно ударился затылком о бетонный пол, раздался твердый мокрый звук, как при ударе животом о воду при прыжке с большой высоты. Боль расходилась по телу концентрическими кругами.

Ренди сидел перед ним на корточках, тело его было неподвижно, а голова то удалялась, то приближалась, постоянно оказываясь не в фокусе.

Губы Ренди двигались. Что он говорил? Ренди улыбнулся, белым пятном блеснули зубы.

– Я просто передохну… а потом с тобой разделаюсь, – услышал Грег.

Голова Грега гудела. Сотрясение. Он попытался залезть под «понтиак», но Ренди вытащил его обратно, сел на него верхом, придавил к земле и рычал, как безумный молокосос. Грег скорчился и согнулся, освободив руку, он ткнул пальцем Ренди в глаз. Он вдавил и второй глаз, Ренди упал, а Грег катался по нему, крепко вцепившись в его горло. Где-то внутри Ренди оборвалась тоненькая жилка, словно обломилась сухая веточка.

Грег с трудом встал на ноги.

Ренди лежал, глядя на серую пенопленовую изоляцию на потолке. Грег ударил его ногой в живот. Голова Ренди откинулась вбок. Грег ударил еще пару раз. Он спросил:

– Как ты узнал, где я живу? – и наступил Ренди на колено.

Но Ренди даже не моргнул.

– Извини, дружище, кажется, я задал тебе вопрос, – сказал Грег. Он поставил ногу на грудь Ренди, надавил каблуком. У Ренди открылся рот.

Грег обыскал его карманы и нашел бумажку телефонной станции со своим номером, не включенным в справочник, и с именем, под которым Грег обычно арендовал квартиру. Была там и личная приписка женщины, по имени Дебора, сообщавшая, что Ренди должен ей крупную сумму и лучше сразу отдать. Под ее подписью красовался поцелуй из помады.

А Ренди не шевелился. Как ни серьезно была повреждена голова Грега, догадка все же проникла в нее. Подбежав к старенькому «БМВ», он вырвал зеркало заднего вида, опустился перед Ренди на колени, приложил к его разинутому рту зеркало и очень хотел, чтобы зеркало запотело.

Но похоже, с дыханием у Ренди было покончено.

– Ну, тогда и черт с тобой, – сказал Грег. Он встал, закурил, потом подошел к «понтиаку» и отпер багажник. Ренди был довольно крупный, но, если его положить как пожарный шланг, он, пожалуй, мог бы уместиться… Грег ухватил Ренди за ремень. С трудом потащил. Каблуки Ренди оставляли на полу черные полосы.

Дюйм за дюймом Грег тащил обмякшее тело Ренди к «понтиаку», поднял и с трудом втолкнул в багажник. Замок багажника оставил большую рану на лбу Ренди, но она почти не кровоточила, наконец Грег захлопнул крышку багажника.

Через деловой центр, по мостовой парка Стенли, по мосту Львиные Ворота Грег направлялся в западную сторону Ванкувера и через Телор-Вей к скоростной дороге.

Он вел автомобиль на скорости, чуть выше допустимой, не имея в гудящей голове точного плана действий. Знал он, пожалуй, только одно: он не поедет в полицию, чтобы сдаться.

Город оставался внизу – яркое море огней, оно красиво уходило за горизонт и исчезло.

Прозвучал сигнал. Грег обнаружил, что движется одновременно по двум полосам. Он подался в сторону, и мимо проскочил красный спортивный автомобиль. На заднем сиденье «понтиака» кто-то запел. Вот только не было никого на заднем сиденье «понтиака».

Он проверил радио, повернул ручку, чтобы убедиться, что оно выключено, снова включил и выключил.

Пение продолжалось. Пели a capella песню «Помоги мне, Ронда».

Грег так крепко вцепился в руль, что побелели костяшки пальцев. Теперь он слышал не песню, а голос Ренди – помогите, помогите, помогите…

Грег не мог удержаться, он должен посмотреть. Он поправил зеркало заднего вида. Там, где салон автомобиля отделяется от багажника, в заднем сиденье была прорезана дыра, достаточно большая, чтобы в нее мог пролезть человек. Позади валялись обрезки обшивки и пенопласта, выскочила пружинка. Что за черт, удивился Грег и вдруг вспомнил, что забыл в багажнике мачете.

В зеркале Ренди хрюкал как поросенок, пытаясь пробраться вперед, стукаясь и напирая.

Грег нажал на педаль газа. Автомобиль рванул и выбросил облако искр, вылетев на бетонный островок, разделяющий полосы движения магистрали. Он чувствовал, как кончик ножа впивается в его сиденье, слышал, как рвется ткань. Он рискнул еще раз посмотреть в зеркало. Лицо Ренди и его руки по локоть были в крови. Он рычал, как большая собака, у которой отнимают такую близкую, такую вожделенную кость.

– Убирайся, откуда пришел, недоносок несчастный! – в ужасе завопил Грег.

И непостижимо: Ренди послушался, словно ручной медведь, он исчез, скрылся в своей дыре.

Затем он снова появился из ниоткуда, в зеркале он казался больше натуральной величины и в два раза тоньше. «Понтиак» затрясся от стремительного напора, когда у него вырвался душераздирающий крик такой силы и на такой высокой ноте, что Грегу показалось, что сейчас вылетит ветровое стекло.

Он почувствовал, как что-то теплое стекает у него по шее. Потрогал – кровь.

Но в зеркале заднего вида никого не было. Ничего, кроме дыры и проволоки.

Пение возобновилось. Помоги мне, помоги мне, помоги мне.

И внезапно раздался животный рев отчаяния и ярости, который лишил Грега способности думать.

«Понтиак» мчался, большой восьмицилиндровый двигатель работал на полную мощность, стрелку спидометра зашкалило, автомобиль вибрировал, будто собираясь взлететь.

Грег занимал всю проезжую часть, обе полосы, он едва удерживал руль, борясь с боковым ветром, ужас с такой силой охватил его, что кровь стыла в жилах.

Голосом, в котором не было ничего человеческого, повинуясь ритму, навязанному воспаленным мозгом, Грег вдруг запел: «Помоги мне, помоги мне, помоги мне…»

И снова появился Ренди, вернулся из своего металлического ящика, как будто и не исчезал. Зубы его стучали, вгрызаясь в стальную проволоку, он делал отчаянные попытки освободиться из металлической клетки. Он победно зарычал, когда опорная скобка погнулась и сиденье на дюйм или два наклонилось вперед. Он скрылся в темноте, а потом устремился на Грега, пытаясь убить его, оторвать ему голову, изрубить мачете. При этом он шипел, прямо в затылок Грегу:

«Помоги мне, помоги мне, помоги мне».

Они пели одну и ту же песню и были на одной дороге.

«Помоги мне, помоги мне, помоги мне».

«Понтиак» продолжал лететь, сотрясаясь и раскачиваясь, словно вот-вот взорвется.

Ренди уже минут десять молчал. Может быть, он себя заколол? Или у него начался сердечный приступ?

– Ну, как ты, Ренди, дружище?

Молчание, тягостное, тяжелое молчание, как кленовый клей.

– Ты не возражаешь, если я закурю? – Грег умудрился прикурить, глубоко вдохнул. – В чем дело – ты что, язык проглотил?

Ренди что-то промямлил. Грег даже не пытался понять что, какие-то звуки, комок звуков, пробка из звуков. Неожиданно он снова появился, разрывая окровавленными пальцами тонкие перекладины стальной клетки. Изо рта у него шла пена. Или из уха? Грег пытался припомнить, как предметы отражаются в зеркалах, какие играют шутки. Лицо Ренди было цвета мокрого цемента, заляпанного кровью, по нему струями лился пот. Он снова удалился в свою клетку.

Грег прикурил свежую сигарету от окурка прежней. Сквозь шум и гул мчащегося автомобиля Грег слышал глухие удары. Что теперь было нужно Ренди? Магистраль поворачивала вправо и вела к заливу Хорсшу. Здесь находился паром. Автомобили спускались к нему по двум рампам.

Грег перестроился в правый ряд, в сторону от терминала. Передние колеса «понтиака» ослабели и потеряли управление, он ехал теперь то по асфальту, то по обочине, посыпанной гравием. Дорога вдруг стала узкой и извилистой, справа появилась отвесная скала, а слева пологий откос. Ренди опять начал орать.

Грег резко крикнул: – Прекрати немедленно!

И почувствовал, как в спину ткнулось мачете.

– Я не это имел в виду! – завопил Грег.

Забавно.

Он захихикал, смахнул слезу и увидел наклонную стену за какую-то долю секунды до того, как в нее врезаться. Удар вырвал из его рук рулевое колесо. На капоте валялись щепки сокрушенного дерева. Автомобиль выскочил на обочину и снова въехал на дорогу, выписывая на асфальте дуги, чуть сбавив скорость, помчался по дороге, быстро приближаясь к крутому повороту.

Грег убрал ногу с педали газа, ударил по тормозам. Впереди, на противоположной стороне дороги, было надежное место – обзорная площадка для туристов, для безопасности обнесенная каменной стеной высотой в четыре фута.

«Понтиак» пулей перелетел через дорогу, его занесло, и он остановился, подняв облако пыли. Грег включил задний ход и со всей силы врезался в каменную стену. Он проехал вперед тридцать футов, остановился, включил заднюю передачу и снова врезался в стену. И еще раз. Задний бампер отлетел. Огни погасли. И еще раз. И опять.

Железо багажника смялось, крышка открылась. Однако Ренди не воспользовался случаем.

Грег вышел из автомобиля. Он закурил последнюю сигарету, выбросил пустую пачку, обошел автомобиль кругом и поднял повыше крышку багажника, чтобы лучше заглянуть внутрь. Ренди устало клацнул зубами.

Грег выволок его из багажника, с трудом перевалил через стену. В неясном свете, идущем от парома, он видел, как Ренди катился к океану, увлекая за собой камни. Он остановился очень далеко внизу, его тело легло поперек двух блестящих стальных полосок.

Железная дорога. Грег был в этом уверен, потому что вдали, примерно с полмили или больше от этого места, по рельсам катился маленький, игрушечный поезд.

Звук паровозного свистка разрезал ночной воздух. Свисток повторился, и Грег почувствовал, как у него под ногами ходуном заходил хорошо уплотненный гравий.

Грег насчитал восемьдесят семь вагонов. Без служебного.


Глава 21


– Джек, у меня есть сведения, что все происходило совсем не так, – возразил Гомер Бредли. – Я слышал совсем другое. Я слышал, что ты почти что позволил себя застрелить.

Уиллоус был измотан. Ночь была длинной, и она для него все еще продолжалась. И Бредли и Паркер думали, что Уиллоуса убили на стоянке у Морского музея. Бредли был сдержан, но возмущен. Паркер была скорее возмущена, чем сдержанна. Уиллоус, заложив руки глубоко в карманы кожаной куртки, прислонился к стене в кабинете Бредли, как будто она существовала именно для этого.

– В меня никто не целился, инспектор. – Уиллоус защищался, и это его раздражало. Бредли знал, что перестрелка произошла между вьетнамским банд-формированием и парой полоумных подростков из пригорода, пытавшихся купить пожизненный запас кокаина за двести пятьдесят тысяч долларов, отпечатанных на лазерном копировальном аппарате фирмы «Кенон».

– Сомневаюсь, что они вообще догадывались, что я был на стоянке.

– Я не имею в виду панков и дельцов, Джек, – перебил Бредли, – речь о выстреле женщины-офицера из службы по борьбе с наркотиками по твоей сигнализации. В момент упомянутого выстрела ты держал ее, надо сказать, очень остроумно – чуть ли не у себя на голове.

– И еще – она погасила мой фонарь. – Уиллоус улыбнулся, однако это не смягчило Бредли. – Она – из породы бойцов и подняла много шума из ничего. – Он умолчал о том, в каком бешенстве была борец с наркобизнесом, как прыгало у нее в руке дуло револьвера и какое выражение лица было у нее, когда она случайно в него выстрелила.

– Весьма забавно, Джек. А какой прекрасный заголовок для газеты: «Мент стреляет в мента». – Он открыл резную крышку коробки с сигарами, но даже это его не успокоило. – Прежде всего, какого черта ты там делал? Тебе никто не давал разрешения околачиваться на крыльце у Росса.

– Я работал в свободное время, инспектор.

– Разумеется. А если бы та дама убила тебя? Кто бы за это отвечал?

Уиллоус сильнее вдавился в стенку.

– Есть ребята, которые специально отслеживают таких сотрудников. Уже пять лет они заняты только одним – ждут повода нажать кнопку, чтобы вывести все на печать. Там будет все, Джек: каждая оплошность, любая самая незначительная деталь. Так что я тебе говорю, без разрешения не трать ни минуты времени на сверхурочные. Ты меня понял?

Уиллоус кивнул и, как будто это только что пришло ему в голову, сказал:

– Я чуть-чуть его не прихватил. – Он соединил указательный и большой пальцы.

Бредли холодно посмотрел на него.

– Чуть-чуть не прихватил кого?

Уиллоус рассказал ему, что «понтиак» появился из-за угла Огден-стрит перед самой перестрелкой.

– И ты видел парня, который пересек улицу и перепрыгнул ограду дома Росса?

Уиллоус кивнул. Паркер уставилась на него. Для нее это тоже было новостью.

– Тогда почему ты его не схватил?

– Потому что видел, что он этим не ограничится.

– Думаешь, он собирался вломиться в дом?

– Так это выглядело.

– Ты думаешь, выжидать было разумно? Ведь ты был один, тебя никто не прикрывал. У парня оружие, он убийца. Господи, да могла произойти история с заложниками…

Что мог сказать Уиллоус в свое оправдание? Бредли был прав, а он – нет.

– Ладно, стрельба его вспугнула, и он удрал. Что случилось, того не переделать. Он тебя видел?

– Нет.

– Ты уверен?

– Да, уверен.

– Теперь он уже знает, что перестрелка была связана с наркотиками и не имеет отношения к его скромным делам. Ты думаешь, он вернется?

– Да. – Уиллоус кивнул. – Парень грабанул по крайней мере тринадцать банков, тринадцать кассирш. И каждый раз – удача. Все, что он задумывает, – удается.

– Но он грабит банки, а не дома.

– До сих пор мы не выяснили, что Мендес делал в банке Росса. Однако отдел по мошенничеству уверен, что Росс не отмывал панамских наркодолларов. Не знаю, что было в портфеле у Мендеса – может быть, всего-навсего его ленч, – сказал Уиллоус.

Бредли вновь проверил содержимое своей коробки и улыбнулся Паркер.

– Сдается, что парень целится на дочку Росса, чтобы добраться до денег Росса через нее. Она подходит к его шаблону – не замужем, молода, загляденье, – продолжал Джек.

– Думаешь, он попытается ее захватить?

– Он не убивает, он разбивает сердца. Насилие – не его стиль, по крайней мере с женщинами.

– И что будет, когда он окажется в доме?

– Не знаю, инспектор.

Подумав немного, Бредли сказал:

– Ну хорошо, предположим, что парень, которого ты видел, и тот, за которым ты охотишься, – один и тот же человек. Если он снова там появится, что ты предполагаешь делать?

– Обезвредить Росса и устроить засаду.

– Ты думаешь, Росс согласится?

– У него нет выбора.

– С нашей точки зрения – нет. Будем надеяться, что он достаточно умен, чтобы встать на нашу точку зрения. Когда вы собираетесь поговорить с ним?

– Мы как раз сейчас туда отправляемся.

Бредли еще раз посмотрел в коробку и взял сигару, которую уже давно облюбовал.

– На сей раз позаботьтесь, чтобы у вас было соответствующее прикрытие.


Уиллоус вел бледно-зеленый «каприс», Паркер, сидевшая рядом с ним, наблюдала, как двухтонный фургон пытается обогнать шоколадного цвета «мерседес».

– Знаешь, Джек, чего я хочу?

– Обязательного телесного наказания для всех нарушителей дорожного движения.

– И этого тоже. А еще работать с партнером, который дает мне знать, чем он занимается.

– Послушай, извини. Тогда ночью дом был таким пустым. Я уже налил себе стаканчик, и тут мне пришло в голову… Ты знаешь, Клер, что это такое. Мне нужно было куда-то уйти, что-то делать.

– Найти где-нибудь паркинг, – сказала Клер, – побыть там.

Джек был прав – она знала, как бывает тяжко вернуться после смены в пустую квартиру. Она нечасто в этом признается, но она-то знала.

Уиллоус запарковался на стоянке для клиентов позади банка и опустил солнечный козырек, чтобы видна была надпись: «ПОЛИЦЕЙСКИЙ АВТОМОБИЛЬ».

– Как ты собираешься это проделать, Джек? – спросила Паркер.

– С тактом, дипломатично и непринужденно.

– А если не сработает?

– Остается откровенная угроза.

Мартин Росс был в кабинете. Сгорбившись над столом, заваленным бумагами, он сидел и смотрел в. окно. Уиллоус постучал костяшками пальцев в косяк двери. Банкир не слышал. Уиллоус постучал снова, на этот раз так сильно, что стало больно пальцам.

– Мистер Росс, – окликнула Паркер.

Росс глубоко вздохнул. Он повернулся и снова посмотрел в окно, как будто там за стеклом было что-то, что одновременно притягивало и пугало его.

– Мистер Росс, не могли бы вы с нами поговорить несколько минут, – попросила Паркер.

Росс рассеянно улыбнулся, когда они подошли к его столу. Он поправил узел голубого с золотыми полосками галстука, пригладил серебристые волосы. На расстоянии он выглядел неплохо. Но вблизи кожа оказалась бледной и дряблой, а глаза – красными. Росс плакал, и плакал недавно. В этом не было сомнений.

Уиллоус подошел прямо к столу банкира, оперся о него. Росс не возражал.

– По соседству с вами прошлой ночью была перестрелка, мистер Росс?

Банкир кивнул, но не поднял глаз от стола.

– Да, я читал об этом в утренних газетах.

– Вы, конечно, слышали выстрелы? Росс заколебался.

– Стрельба происходила в полквартале от крыльца вашего дома. Было сделано более ста выстрелов. Девять человек убито. И вы хотите, чтобы я поверил, что вы этого не слыхали.

– Куда вы клоните, что общего у меня со всем этим?

– Офицеры по борьбе с наркотиками находились в этом районе, когда началась перестрелка. Они были предупреждены и усиленно наблюдали за паркингом.

– Вы знаете кого-нибудь, кто водит синий или черный «понтиак» последней модели с четырьмя дверцами? – спросила Паркер.

Измученные глаза Росса переместились с Уиллоуса на Паркер и снова на Уиллоуса.

– Нет, не знаю, а почему вы об этом спрашиваете?

– Один из дежурных детективов видел, как автомобиль, соответствующий этому описанию, медленно проезжал мимо вашего дома, еще до начала перестрелки. В конце квартала водитель развернулся и запарковался напротив, через дорогу. Затем он вышел из автомобиля и пробрался к вам во двор. Было похоже, что он собирается вломиться в ваш дом.

– Я не знаю, о чем идет речь, – глухо сказал Росс.

– Скорее всего это касается вашей дочери Саманты, – сказала Паркер.

Ресницы Росса затрепетали. Кожа внезапно приобрела желтоватый оттенок. Уиллоусу показалось, что он едва держится и готов упасть.

Паркер и Уиллоус обменялись взглядами. Росс не отрываясь смотрел на свои бумаги.

– Думаю, на этот раз нам повезло – всем.

Росс передернул плечами и резко разогнулся.

– Вы не хотите рассказать нам об этом? – мягко спросил Уиллоус.

Капля пота упала с подбородка банкира на письменный стол, прямо на его подпись в конце отпечатанного документа. Росс стер ее голубым с золотым платком, слегка размазав подпись.

– Во всем виновата Саманта. Она еще совсем ребенок. А Мендес так умел очаровывать. Он сказал ей…

– Что он сказал? – спросил Уиллоус.

– Что он разведется с женой и что поэтому он копит деньги здесь, в Канаде, чтобы она не добралась до них.

– А сколько денег?

– Понятия не имею.

– А вы знали, что Мендес – офицер по борьбе с наркотиками у себя в Панаме?

– Нет, конечно, не знал.

– А как ваша дочь встретилась с Мендесом?

– Он пытался втянуть меня в свои дела. Я сделал ошибку, сказав ей об этом. Потом случайно они встретились. Но поверьте мне, это была чисто личная симпатия.

– Саманта помогала Мендесу отмывать деньги?

– Какие деньги? Все это не более, чем предположения, так ведь?

– В его комнате мы нашли квитанцию, – сказал Уиллоус. – Поверьте, мистер Росс, где-то здесь лежат очень крупные деньги.

– Саманта не имеет к этому отношения. Она очень упряма, но не глупа.

– Но если она занималась деньгами Мендеса, она должна стать очень богатой девушкой, не так ли?

Росс поднял голову. В глазах у него появилось бешенство. Впервые Паркер и Уиллоус заметили, что под этой мягкой личиной скрывается тигр.

– К чему вы подводите? Что она наняла убийцу, чтобы убрать Мендеса?

– Вовсе нет, – мягко сказала Паркер.

Уиллоус пояснил:

– Дело в том, что человек, который убил Мендеса и захватил портфель, возможно, считает, что вы или Саманта имеете доступ к деньгам. Я спросил вас, знаете ли вы кого-нибудь, кто водит темно-синий или черный «понтиак» последней модели. Мы полагаем, что автомобиль принадлежит человеку, который убил Мендеса.

– Вы думаете, вчера был он?

Уиллоус кивнул.

– Боже мой, она…

– За домом ведется наблюдение.

– Вы знаете, где сейчас ваша дочь, мистер Росс? – спросила Паркер.

– Нет, к сожалению, не имею понятия.

– Она не на занятиях?

– Она бросила их в первый же месяц. Сказала, что ей скучно.

– И с тех пор вы не знаете, как она распоряжается своим временем?

– Я боюсь спрашивать.

– Мы хотели бы вот что сделать, – заявила Паркер, – устроить засаду у вас дома. Вы с Самантой проведете одну-две ночи в загородном отеле за счет города. Как вы на это смотрите?

Росс мял в руках папку, потом отложил ее, кивнул:

– Я согласен. Согласен.

Маленькие каретные бронзовые часы на столе Росса пробили четверть. Паркер взглянула на свои и увидела, что они спешат. Она улыбнулась. Это лучше, чем опоздать.


Глава 22


На следующее утро после веселенькой поездки Грег спал долго и в ужасе проснулся, когда товарный поезд, вломившись через дверь спальни, с грохотом прокатился по нему тоннами стали и железа.

Он широко раскрыл глаза. Ух! Ночной кошмар. Но и явь была не намного лучше. Ренди основательно его уделал.

Он быстро встал и осмотрел себя в большое зеркало, врезанное в дверь спальни с другой стороны. Оказалось, что выглядел он еще хуже, чем предполагал: будто он всю ночь обнимался с мотком колючей проволоки. Спина в области почек опухла и была цвета перезревшей сливы. На затылке, там, где он вчера стукнулся о бетон, была огромная шишка. Страшно болела нога. Он был уверен, что ничего не сломал, и радовался этому, потому что меньше всего человеку в бегах нужна сломанная нога.

А что он скоро будет в бегах, сомнений у него не было.

Он долго, очень долго принимал ванну, надел мягкую фланелевую сорочку, черные кордовые брюки и черные спортивные туфли «Найк». Потом положил в тостер пару вафель, приготовил чашку кофе. Ко времени окончания завтрака он полагал, что уже совсем проснулся и в состоянии трезво соображать.

Но когда он налил себе третью чашку, на него из дымящегося носика кофейника полез Ренди, и Грег ударил его левой полусогнутой прямо между глаз, и кулаком так заехал ему в лоб, что кулак прошел сквозь его череп. Ренди исчез.

Грег понимал, что настоящего человека из крови и плоти невозможно дематериализовать левой полусогнутой, каким бы сильным ни был удар. К тому же он помнил, что вчера он сделал из него отбивную, видел, как он полетел с утеса, как его подмял локомотив, как его перемололи восемьдесят семь железнодорожных вагонов. Парень был мертв.

Собственно, и он, Грег, был мертв, хотя и стоял на ногах. Висячие часы над холодильником утверждали, что через несколько минут будет полдень. Может, разумней вздремнуть днем? Кто знал, что за дьявол мог вынырнуть в ночном сне? Он снова вернулся в спальню и лег. С помощью блока включил телевизор, взятый в аренду «Хитачи», который неуютно приткнулся на письменном столе. Новости. Игры. Мыльные оперы. Слегка порнографическая видеомузыка. Канал недвижимости. Канал купи-продай. Потом он слушал счастливого до одури парня на большой яхте, в объятиях женщины с большими грудями в бикини пастельных тонов, который уверял его, что он тоже может стать миллионером, если у него хватит силы духа.

Грегу требовалось предзнаменование, и он его получил. Он прибавил звук. Вместо яхты появился дом, достаточно большой, чтобы его назвать виллой. Перед выходом запаркован «роллс-ройс», а плавательный бассейн так велик, что можно припарковать яхту. Присутствовали и малышки, дружественно улыбались и молчали с таким видом, словно они и в голове не держали что-то там сказать. Бикини полны, головы пусты.

…Наличные, наличные, наличные, наличные. Только соберись с духом, чтобы не упустить случай. Случай, случай, случай!

Парень вел серию семинаров. Он верил в свободное предпринимательство, и ему хотелось распространить знания. Скоро, к счастью для Грега, он будет в Ванкувере. Название загородного отеля высветилось на экране большими, легко читаемыми буквами. Семинар продолжится три часа и будет бесплатным. Бесплатный, бесплатный, бесплатный!

Парень снова вернулся, ухмыляясь Грегу из-за руля «феррари» краснее адского пламени. Черный «порше» примостился рядом с «феррари». А с другой стороны – «роллс». Белый с поднимающимся верхом. Пальмы служили фоном, они были цвета денег и надежды, а небо – голубовато-чипсовое. А где же девочки? Да здесь же, дюжины девушек выглядывали из «роллсов», «порше», «феррари», и все смотрели на счастливого парня, ожидая, когда он закончит свои дела и вернется к ним, чтобы развлекаться, развлекаться, развлекаться.

Счастливчик снова был на яхте и говорил Грегу, что стать богатым совсем не сложно – нужно только собраться с духом, духом, духом!

Конечно, это было предзнаменование.

Грег проспал весь день и весь вечер, он проснулся, когда на часах было двадцать минут одиннадцатого. Он выключил ТВ. Красный сигнал на автоответчике вспыхивал в половину своей обычной силы.

Он какое-то время смотрел на него, а потом встал с постели, пошел на кухню и достал из холодильника последнее пиво.

Другое предзнаменование. Если кончается пиво, значит, пора шевелиться. Выпив половину бутылки, он прошел в гостиную. Ему пришло в голову, что, если появятся менты, он им скажет, что Ренди ворвался к нему в квартиру, избил и украл у него «понтиак».

Но вчера он оставил «понтиак» в нескольких кварталах отсюда, полил бензином и сжег до головешки. Так что встанет вопрос – каким образом Ренди добрался до залива Хорсшу?

Ну что ж, он продумал и это: Ренди приходил с приятелем, они избили его до полусмерти и украли автомобиль.

Другой вопрос – а как выглядит приятель Ренди?

Грег создал совершенно точный портрет Пола Ньюмана. Нет, так не пойдет… Он вообразил линялого типа на велосипеде, парня с редеющими волосами, бородой цвета кетчуп с солью, круглые очки в окрашенной металлической оправе, сидящие на курносом носу, чересчур волосатая грудь, кислая улыбка, короткие пальцы, мнущие сигарету «Кэмел». Великолепно, но менты тут же схватят управляющего дома, как только его увидят. Итак, как же все-таки выглядел приятель Ренди?

– Я видел только его кулак, господин офицер.

Грег выпил еще немного пива и закурил сигарету. У него было несколько граммов кокаина, спрятанных в квартире, но он не мог вспомнить где. Он начал рыться в гостиной, под подушками софы нашел пистолет, за стереосистемой – другой. Потом еще отыскался кольт 357-го калибра в вазе с искусственными цветами рядом с дурацким камином. Он заткнул один пистолет себе за пояс, потом встал у окна, взяв по пистолету в каждую руку, причем вес оружия так сильно тянул его руки к земле, что он сгибался. Не каждый может себе представить, как тяжело носить крупнокалиберный пистолет или как неудобно его иметь на себе – одежда протирается и рвется.

Он отпустил курки. Один из пистолетов был совсем новенький, и взвести курок было намного труднее, чем он предполагал: магазин начинал ползти, когда курок еще не схватился. Но он поставил его на место, выстрела не произошло. Он пошел в спальню, покопался там в поисках кокаина, пока его взгляд не упал на автоответчик. Красный огонек мигнул последовательно три раза, показывая, что его ожидают три звонка.

Первый был от Хилари. Сначала она говорила так, словно его избиение было ошибкой. Потом вдруг превратилась в судью и обвинителя и сказала, что уже ночь, а Ренди так и не вернулся. Потом снова впала в меланхолию, голос выражал сожаление, и она попрощалась. Перезвонить она не попросила.

Следующий звонок был из компании по чистке ковров. Могут также вымыть окна и почистить камины.

Третий звонок снова от Хилари. Она была вне себя. Ренди, конечно, отправился к нему забрать фотографии, она уверена. Где же ее красавец мальчик? Что Грег с ним сделал?

Неужели она так и сказала? Что ты сделал с моим красавцем мальчиком?

Грег перемотал ленту и прокрутил снова.

Да.

Он затянулся в последний раз и размял окурок по ковру каблуком.

Он снял трубку, набрал номер Хилари. Она ответила после пятнадцатого сигнала, голос ее был нечеткий, словно она, маясь бессонницей, считала бревна или пересчитывала овец.

– Я разбудил тебя? Что случилось с этим любителем острых ощущений, которого я так хорошо знал?

– Ренди? – В голосе надежда и ожидание.

– Ты ошиблась, дорогая.

– Грег? – Подавлена и разочарована, полностью разбита.

– Я просто звоню в ответ на твой звонок, – смиренно сказал Грег.

– Ты видел Ренди?

– Как тебе известно, однажды такое случилось, когда я захватил вас на месте. Но с тех пор – нет. Почему ты решила, что он может быть здесь?

– Не знаю.

Ух!

– Я обзваниваю всех подряд…

Голос Грега был тверд, как кожа у ковбоя, и гладок, как влажный шелк.

– О, детка, – сказал он. – Я так по тебе скучаю. Хилари глубоко вздохнула ему в ухо. И бросила трубку. Некоторое время Грег слонялся по квартире, поддавал ногами мебель и ругался. Потом он выдохся и повалился на софу.

В спальне трижды прозвонил телефон, и автоответчик начал запись.

Грег выкурил сигарету, проверил послание. Это была Саманта. Папа уехал за город по делам. Не мог бы он прийти, развлечься? Хорошо бы к полуночи.

Грег подытожил обыск квартиры и обнаружил одиннадцать заряженных пистолетов, а также автомат со снятым стволом. Он совсем забыл, что он у него есть, так же как и коробка с патронами и довольно много кокаина. Он упаковал в большую спортивную сумку весь грим, собрал все вещи, которые казались ему незаменимыми, и засунул все это, включая программы и файлы, а также проволочную складную вешалку и новенький рулон клейкой ленты в черный холщовый мешок, используемый при полетах.

За исключением новой одежды, все остальное, что он имел, арендовал или брал напрокат, пошло в мусоропровод или в мусорный ящик напротив технического лифта. Вскоре квартира опустела, если не считать крупной мебели: софы, кровати, кофейного столика и всех этих разбитых старых зеркал. Все это арендовалось на имя умершего парня, который официально был владельцем «понтиака». Сыщики из агентства по прокату найдут лишь кучу старого барахла.

Грег понюхал пару кусочков низкокалорийного кокаина и пропылесосил ковер, тщательно протер всю мебель, чтобы не осталось отпечатков пальцев. Он гонялся за каждой пылинкой. Это была обычная процедура, которую он проделывал десятки раз. Покончив с этим, он разделся и долго стоял под горячим душем. Затем принес в ванну мешок, налепил себе шрам длиной в восемь дюймов наискось по горлу, прилепил плоские уши, увеличил подбородок, сделал квадратный лоб, мохнатые брови, широкий нос и тщательно наклеил золотую фиксу на левый передний зуб.

Теперь, на кого бы он ни походил, это уже был кто-то другой. Лицо, которое улыбалось ему из глубины осколка зеркала, принадлежало кому-то другому, а не ему. Впрочем, разве так бывало не всегда?

Он надел костюм-тройку из черного шелка и повязал серый блестящий галстук, а поверх – тренч от Ива Сен-Лорана. Он любовался собой в зеркале холла, затем ударил зеркало каблуком и разбил изображение.

Через пятнадцать минут он подошел к уличному банку-автомату. В двадцати футах находилась автобусная остановка. Грег закурил и сделал вид, что ждет автобус. Прошло полчаса, к остановке подкатили два автобуса, и три клиента-мужчины воспользовались услугами банка-автомата.

Наконец у банка-автомата затормозила женщина в белой «тойоте».

Грег наблюдал, как она вышла из автомобиля и, не потрудившись выключить мотор, заспешила к автомату. Очевидно, она очень торопилась. Слишком торопилась, даже не оглянулась кругом, чтобы убедиться, что никто, как, например, Грег, не ждет, чтобы ее грабануть.

Она набрала четырехзначный код, пальцы танцевали по клавиатуре.

– Вы, должно быть, секретарь? Много печатаете? – сказал Грег. Пораженная, она взглянула через плечо и увидела франта в костюме от Сен-Лорана. Нервничая, она посмотрела по сторонам.

Грег подошел к ней вплотную, обнял за талию.

– Какая у тебя максимальная сумма, любимая?

– Уйди от меня! – Это был скорее шепот, чем возмущенный крик.

– Через минуту, идет? – Грег сказал автомату, что он хочет получить пятьсот долларов. Женщина пыталась вывернуться из его рук. – Ты хочешь меня оттолкнуть, дорогая?

Она затихла. Экран дал ему информацию, что пятьсот долларов превышают ее лимит. Он сделал попытку получить триста долларов, угрюмый стальной рот машины открылся и выплюнул пачку двадцаток.

Грег спросил у женщины, как ее зовут. Лорен Флавиани. Грег сказал, что рад познакомиться с ней. Он отложил пистолет, взял свой мешок и сумку и повел Лорен к автомобилю. Открыв дверцу водителя, он протолкнул ее на сиденье, забросил багаж назад за спинки кресел, а сам уселся за руль.

– Как у тебя регулируется сиденье, Лорен? Ничего, я уже понял.

Он оставил как можно больше места для ног. Затем переключил передачу и нажал на газ. Разгон маленького автомобильчика удивил его, голова откинулась назад. Ухмыляясь, он сказал:

– Ничего себе крошка, а?

Лорен смотрела прямо перед собой, стараясь не встретиться с ним глазами.

– Вы замужем?

Она покачала.

– Нет.

– Живете одна?

На этот раз она покачала головой в другом направлении. Волосы у нее были шатеновые с красноватым отливом.

– Где вы живете, Лорен? – спросил он.

Она резко распахнула дверцу. «Тойота» двигалась на допустимой скорости пятьдесят пять миль в час. Грег перестроился в другой ряд, с силой потянул ее за волосы и захлопнул дверцу. Она попыталась укусить его за руку.

Грег показал ей кольт.

– Вы когда-нибудь видели фильмы серии «Грязный Гарри»? У Клинта Иствуда три пистолета 57-го калибра, можно взорвать целое здание или самолет одним выстрелом.

Она кивнула, потерла ушибленное о дверцу плечо.

– Я предлагаю сделку, – сказал Грег. – Зачем мне причинять вам боль, если я вас даже не знаю. Мне нужен ваш автомобиль, всего на несколько часов, а вы мне не нужны. Так что же, мне привезти вас на пляж и закопать в песок? А не лучше ли для вас быть связанной, комфортно и безопасно, в вашем собственном доме, Лорен?

Она мигнула. Немного плакала, но в общем держалась очень хорошо, с умом. Да, сложные штучки эти секретарши.

– А у вас есть домофон?

Она кивнула, все еще глядя сквозь ветровое стекло, надеясь где-то там за поворотом увидеть свое будущее.

– Я поставлю вам фильм, возможно, вы заснете под него. – Он улыбнулся. – Если хотите, можете смотреть на меня. Вы полагаете, что сможете потом опознать меня? Расслабьтесь. На мне тонна латекса, парик. – Он взял ее руку. – Потрогайте пальцем кончик носа, Лорен. Ну, как? Теперь поняли?

Лорен жила на первом этаже в доме на Девятнадцатой Западной, чуть в стороне от Кэмби-стрит. Грег проверил ванну, разрешил ей освежиться, а затем потратил целый моток клейкой ленты, чтобы привязать ее к креслу-качалке. Сделав петлю из проволочной вешалки, он популярно объяснил, как она рискует, если захочет освободиться. Наконец он спросил, что еще может для нее сделать. Не хочет ли она стакан молока или пирожное… Кажется, нет.

Грег присел перед ней, положил руку ей на колено.

– Отношения строятся на доверии, Лорен. Вы обещаете, что не будете звать на помощь, как только я выйду?

Лорен с минуту молчала, возможно взвешивая риск, пытаясь его разгадать.

– Так, понятно, подумаете об этом еще, хорошо? – Остатком ленты он заклеил ей рот. Затем включил телевизор и отрегулировал звук.

Пока Лорен смотрела шоу, Грег пошел на кухню, высыпал на стол изрядную порцию кокаина и стал его вдыхать, втягивая, фильтруя ноздрями, потом наклонился и слизнул остаток.

Вернувшись к Лорен, он предложил ей поставить кассету на быструю перемотку, если ей это неинтересно, включить что-то другое.

Лорен не обратила на него внимания. Может, ее захватил сюжет. Может, внутренне она смеется? Он вышел из квартиры и закрыл за собой дверь. Итак, все устраивалось. У него куча двадцаток, «тойота» с полным баком, твердое сиденье и план.

Чего еще можно желать от жизни?


Глава 23


В шесть часов, когда банк закрылся, Мартин Росс передал Уиллоусу ключи от своего «крайслера», взял загородное такси, снял номер в отеле «Риц» и отправился прямо в бар. Чуть раньше Саманту Росс в нескольких кварталах от дома перехватила Паркер и вкратце объяснила ситуацию. В отличие от отца Саманта отказалась от предложения поселиться в загородном отеле. Она сказала, что у нее есть друзья в лыжном курорте Вислере, в полутора часах езды на север от города, которых она уже давно собиралась навестить.

Уиллоус подъехал к дому– Росса на «линкольне», уверенный в том, что любимчик женщин не сможет опознать его через затененные стекла, даже если он и наблюдает за домом. Уиллоус поставил автомобиль в гараж рядом с арендованным «самураи», на котором приехала Паркер. Уиллоус преднамеренно оставил автоматически закрывающиеся двери гаража открытыми.

Вместе с Паркер они обошли дом комната за комнатой, убедились, что все двери закрыты, что система сигнализации функционирует. Затем Паркер осмотрела холодильник и соорудила блюдо сандвичей из холодного ростбифа, в то время как Уиллоус приготовил кофе. На стоянке Морского музея Оруэлл и Оикава укрылись в кузове пикапа, принадлежавшего управлению парка, пригнувшись за бруствером из еловых веток. Через дорогу от дома Росса спрятался в соседнем гараже Ферли Спирс. И Оруэлл и Спирс сообщались с Уиллоусом и Паркер по радио.

Паркер и Уиллоус ели сандвичи. Телевизор работал, однако звук был отключен. Пистолет лежал на ручке кожаного кресла, в котором она сидела. Уиллоус читал журнал «Пипл». В доме было тихо. Паркер смотрела, как Уиллоус перелистывает страницы, как водит глазами по строкам, как свет и тень играют на его лице.

День был долгим и все еще не кончался. Сейчас ей не хватало только одного – неспешного горячего душа. Явится он, и скоро ли, или они понапрасну тратят время? Ванная, примыкавшая к спальне хозяина, была отделана роскошно: приглушенный свет, позолоченная арматура, позолоченное блюдо, наполненное душистым мылом в форме маленьких птичек и рыбок. Интересно, как Джек отнесется к тому, что ей хочется принять душ?

В кузове пикапа Оикава, кажется, уснул. Оруэлл надеялся, что он только дремлет, и по первому зову готов броситься в бой. Он застегнул молнию спальника. Ему было уютно и тепло в своем красном клетчатом коконе. Однако молнию заело, и он оказался в ловушке. Оикава, конечно, ему поможет с молнией, но потом будет вечно насмехаться над ним, что он сам себя поймал. Менты. У каждого из них были проблемы с деньгами и искаженное чувство юмора.

На дальнем конце аллеи, позади дома Росса, Ферли Спирс сидел на пачке газет, которые он нашел в глубине гаража и захватил с собой, чтобы усесться рядом с тропинкой. Он удобно устроился, докучал ему лишь приблудный кот, который пристал к нему и не хотел оставить его в покое. У Спирса была аллергия. С собаками все было в порядке, но кошки сводили его с ума. Он хватал кота и относил подальше в аллею. Однако через пару минут кот снова оказывался у него на коленях, терся об него и мурлыкал, водя твердым, как палка, хвостом по его лицу.

Слезы капали из глаз Спирса, а из носа так текло, что он едва успевал утираться мокрым платком. Каждый раз он забрасывал кота в аллею с большей и большей силой.

Животное оказалось очень игривым и весьма смышленым. Кот быстро принял условия игры и прибегал к нему с любого места. В последний раз он прыгнул на него с высоты восемь футов, прокравшись по стропилу над его головой. Спирс вышел из себя, схватил животное за заднюю лапу и, раскрутив, забросил высоко в темноту. Это было десять минут назад, а теперь задним умом Спирс раздумывал, стоило ли убивать из-за насморка. У него аллергия, большая трагедия. Кот всего-навсего пытался с ним подружиться. А теперь бедное беспомощное животное лежало где-то со сломанным хребтом или смертельными внутренними ранами, удивляясь, чем оно заслужило такую печальную участь.

Колени Спирса щелкнули, когда он вставал. Он высунулся из своего укрытия и позвал.

– Кис-кис-кис…

Кот был где-то позади него в гараже, он нежно мяукал, глаза его светились. Спирс взял фонарик и начал быстро шарить лучом по гаражу. Он сказал:

– Кис-кис-кис.

И животное бросилось ему прямо в лицо. Спирс поднял руки, чтобы перехватить его прыжок.

Грег ударил его прямо между глаз тяжелой рукояткой пистолета, и Спирс упал. Грег подхватил его в охапку и поволок по полу гаража. Котик играл с завязками на ботинках детектива, в то время как Грег обчищал его карманы, забрав револьвер, рацию, очень скромный багажник, авторучку с золотым пером «Монблан», которая, возможно, стоила несколько долларов.

Утомленный трудами, Грег опустился рядом с детективом, который не подавал признаков жизни. После ушиба о бетонный пол с головой Грега творилось что-то странное. Сейчас ему казалось, что внутри его мозга на огромной скорости несется моторная лодка и взбивает в бульон его серое вещество, поэтому сосредоточиться ему было трудно.

Он раскрыл бумажник, шесть долларов наличных денег да использованная карта с множеством пробитых дырок. А чего он ожидал? Разбогатеть?

Он попробовал фонарик. Свет от него был так ярок, что хоть операции делай. Эта мысль повлекла за собой другую. Он открыл молнию на своем мешке, покопался в нем и, найдя скальпель, разрезал пальто Спирса на полоски и связал полицейского. Потом, просто для смеха, он повозился с ним еще несколько минут, чтобы подшутить над ментом, лежащим без сознания, оставить о себе память.

Закончив, он сунут инструменты обратно в мешок. Этот выбыл на всю ночь. А тот мент, что спрятался в кузове пикапа, под еловыми ветками, не представлял опасности до тех пор, пока Грег не подвалит к парадному и не позвонит. Может, в доме есть еще менты и они ждут Грега? Со всеми этими моторными лодками, которые курсировали у него в голове, думать было трудно, но он соображал, что, возможно, они там были. Саманта не подставит его. Между ними пробежала искра, он был в этом уверен, а вот папочка – совсем другое дело. Папаша был таким человеком, который душу заложит, если цена подойдет. Поэтому, конечно, же, там должна быть пара ментов.

Грег понимал свое преимущество: он знал, где они, а они не знали, где он.

Элемент неожиданности – вот что всегда играло огромную роль. Плюс – неугомонная натура. И масса обаяния…

Грег знал, что он должен поцеловать Саманту, повернуться и уйти. Дело в том, что счастливчик знал – если хочешь разбогатеть, нужен кураж. И чувствуя, что ему не хватает времени и удачи, несмотря ни на что, он находился в жизнерадостном беспечном настроении, хотя и знал, что оно вряд ли ему поможет. Если бы сейчас он отступил, что бы он стал делать? Он себе не представлял. Он нашел пластиковую сумку со своей пайкой, высыпал содержимое на ладонь и глубоко вдохнул, заржав как лошадь.

В доме Уиллоус посмотрел на часы и пожал плечами. Он протянул руку, повернул к себе рацию и убедился, что свет от батарейки выключен.

– Который час, Клер?

– Уже четверть.

Уиллоус взял рацию, помедлил, потом нажал кнопку передатчика и мягко назвал имя Спирса.

– Ферли?

Шумы, потом тишина.

– Ферли? Ты на месте, Ферли?

Тишина.

– Попытайся поднять Оикаву, – посоветовала Паркер.

Уиллоус нажал передатчик.

– Дэн, ты меня слышишь?

Оикава откликнулся немедленно.

– Громко и четко. Хочешь, чтобы я взглянул?

– Я сам посмотрю.

Уиллоус подождал, пока стрелка «Сейко» отобьет очередные десять секунд, потом попробовал еще раз вызвать Спирса. Опять тишина.

Уиллоус вынул пистолет 38-го калибра. Он выдвинул магазин и проверил, заряжен ли он. Паркер последовала за ним и попросила:

– Джек, не торопись.

Уиллоус кивнул, левой рукой открыл дверь. С пистолетом в правой руке, направленным вперед и вниз, он сказал:

– Сейчас вернусь, – нашел ее руку и слегка пожал ее. И ушел.


Гараж на два автомобиля, примыкающий к дому Росса, был такой широкий, что его внешняя стена выпирала за соседскую ограду. Грег взобрался на ограду, подождал, пока у него прояснится в мозгах, затем перелез на отлогую крышу гаража, покрытую кедровой дранкой. Он постоял, широко расставив ноги, на краю крыши и начал потихоньку пробираться к окну с матовым стеклом, которое, как он решил, ведет в ванную комнату второго этажа. Он пересек крышу и прислонился к водостоку, у него начался приступ.

Он сидел на крыше, прислонившись к стене дома и держа на коленях сумку и мешок. Потом слегка повернул голову и посмотрел в сторону города. Наверно, был сильный ветер, раз высокие дома поднимались и раскачивались, словно в танце.

Танцующие дома.

Грег внезапно припомнил, почему он грабанул мента, который принял его за котенка.

Все из-за того, что у него кончились сигареты. Он с интересом посмотрел на танцующие дома и восторженно открыл рот, когда двестифутовый домина неожиданно отделился от земли и поднялся выше неба, сначала медленно, а потом, обретя неимоверное ускорение, превратился в пятно света, которое растворилось в темноте и исчезло.

Грег сидел на крыше, глаза – сплошные зрачки, рот открыт. Что это – кокаин или ушиб головы, неужели у него начались галлюцинации? Возможно, но он как-то сомневался в этом.

Внизу, в аллее, Уиллоус чуть не наступил на кота, когда тот подбежал к нему из темноты гаража. Доверчивое животное пыталось потереться о его ноги.

Уиллоус медленно продвигался в глубь гаража. У него был карманный фонарик, он не хотел рисковать и выдавать свое присутствие. Кот шел рядом и мурлыкал так громко, что можно было разбудить мертвеца. Нога Джека коснулась чего-то мягкого. Он посветил фонариком. Ферли Спирс лежал с закрытыми глазами. Кожа его была изжелта-бледной, из головы в ухо стекала струйка крови. Уиллоус передвинул луч света чуть ниже. Горло Ферли было перерезано от уха до уха, разорванная ткань съежилась по периметру канавки, переполненной кровью.

В доме Паркер свернулась клубочком в кожаном кресле. Рация, ее второй лучший друг, лежала у нее на коленях, палец легко касался триггера.

Окошко в ванной комнате было с двойным остеклением в алюминиевой раме. Грег открыл свою сумку. Отложил в сторону электронные таблицы, нашел скальпель, годный на все случаи жизни, и начал ковырять окно, пока не почувствовал язычок замка, затем надавил вверх, Постепенно усиливая нажим. Металлический стержень начал скользить, потом неожиданно вывалился из гнезда. Он отворил окно как можно шире, забросил сумку и мешок внутрь. Еще одно здание решило полетать в небесах. Впечатляет, но отвлекает. Он набрал воздуха и то ли нырнул, то ли упал через окно внутрь дома.

Первое, что он обнаружил, – дверь ванной комнаты была заперта. Хорошо, отлично. Он поднялся на ноги, немного подождал и захлопнул окно, затем включил свет. Ванная была теплой и приятной, как станция железной дороги. Эта мысль привела Грега в раздумье. Может, лучше оставить эти планы и уехать? Где-то должно быть более зеленое пастбище. А если уж говорить горькую правду, он даже не мог вспомнить, что он здесь делал, какие у него были планы. Схватить Саманту и деньги и бежать? Так? Грег заглянул в бронзовое зеркало над умывальником. Он прекрасно выглядел для напичканного наркотиками убийцы с сотрясением мозга.

Он открыл дверцу аптечки. Аспирин-222С.

Бутылочка маленьких желтых таблеток, бутылочка поменьше с красными и голубыми таблетками, бутылочка среднего размера с оранжевыми и черными в полоску таблетками.

Он принял по четыре-пять каждого вида. Запил глотком воды из-под крана. Затем, пошатываясь, в раскачку, принялся работать над лицом.

Борец, боксер. Норман Мейлер. Почтальон, нищий, слепой. Мент, художник, водитель автобуса. Продавец напитков. Мотогонщик. Парень, работающий на газовой станции, у которого лицо как мостовая: покрыта бородавками размером с гальку. Лихорадочно работая, Грег пробовал все эти лица и не мог получить ни одного.

Он стянул каштановый парик с головы, сорвал с лица пузырьки латекса, снял голубые контактные линзы. Латекс, искусственная кровь и дюжина париков лежали на полу в ванной. Похоже было на бойню для мелких животных. Грег вырвал клок волос с головы. Скальп жгло. Кокаин наполнял его демонической энергией. Аспирин и горсть разноцветных таблеток притупили боль, вызвали оцепенение.

Он похлопал себя по лицу. Его ли это лицо? Принадлежит ли оно ему? Он не мог припомнить, как именно он должен выглядеть. Он пытался набросать свой портрет. В зеркале проплывали обрывки разных принятых им персонажей и имиджей. Какое странное ощущение. Он вспомнил, что хотел деньги Мендеса, Саманту и сигарету.

И вовсе не обязательно в этом порядке. Он ударил кулаком в зеркало, головой ударил серебристую поверхность стекла, пока оно не разлетелось по кафельному полу.

Уиллоус поднял голову и услыхал, как разбилось зеркало. Он был уверен, что звук донесся из дома. Выключив фонарик, он вышел из гаража и пошел через аллею.

Не торопись, не суетись.

Он остановился рядом с оградой и заметил узкую, слабо освещенную полоску между домом Росса и соседним. Он осторожно обошел гараж. Окно в ванной верхнего этажа, разве оно было освещено? Кажется, нет. Целую вечность он отыскивал то место, где Грег взобрался на крышу гаража, под его весом алюминиевый водосток погнулся.

Уиллоус окликнул Оикаву и Оруэлла. Оикава выхватил револьвер и побежал к дому.

Услыхав, как открылась дверь в ванную, Паркер сначала подумала, что это возвратился Уиллоус, но потом вспомнила, что дверь заперта, а у Уиллоуса нет ключей. Через минуту раздался такой звук, словно кто-то упал с лестницы и затем выругался.

На крыльце Оикава бросился на дверь и застонал от боли. Уиллоус помчался за пикапом. Он запустил мотор и задом подал автомобиль по дорожке, затем развернулся на лужайке, Оруэлл, оказавшийся в западне спального мешка, беспомощно скатился с грузовика на клумбу.

В доме Паркер приподнялась в кресле, когда в проеме двери неожиданно показался Грег. Обеими руками он держался за косяки, словно иначе упал бы. Паркер подняла револьвер на уровень его груди.

– Привет, Саманта! – сказал Грег.

– Что? – переспросила Паркер.

Было не понять, слова сливались, и ничего удивительного – выглядел он как покойник.

– Дорогая, я хочу деньги.

– Какие деньги?

Грег пожал плечами, поскреб в голове. Под ногтями была кровь. Он все хорошо продумал, но теперь забыл. Наконец вспомнил:

– Твой папочка работал, отмывал панамские наркодоллары. Мендес заходил как-то ночью в ваш дом, да?

Оикава отпрыгнул от крыльца, когда Уиллоус направил автомобиль на дверь, выжав педаль газа до предела. Дерево раскололось, но дверь устояла.

Дом затрясся. Грег взглянул через плечо, снова обернулся к Паркер.

Она ждала.

– Потом он встретил папину крошку и решил, пусть лучше она стирает.

Грег тяжело оперся о стену. Он вытер нос тыльной стороной ладони, и хлынула кровь или что-то похожее на кровь.

– Я тебе вот что скажу.

– Что? – спросила Паркер.

– Дай сигарету, и мы квиты.

– Я не курю. – Паркер покачала головой.

– Будь человеком, Саманта! – Грег, пошатываясь, подошел к ней. Его левое ухо висело на ниточке. Теперь оно отвалилось и лежало на ковре.

Паркер смотрела на ухо.

– Да дай же мне сигарету, черт подери? – Он топтался на ухе, оно размазалось по ковру.

– Я не Саманта, – сказала Паркер.

– О, конечно.

– Что с вами случилось?

Грег улыбнулся.

– Я подрался с товарным поездом.

Паркер поверила ему. Она готова была поверить всему.

– Восемьдесят семь вагонов, – хвастал Грег.

Он плохо видел. Изображение было расплывчатым и нечетким: он слишком грубо содрал линзы, один глаз был совсем красный. Он прикрыл его ладонью, с удивлением уставился на нее, затем спросил:

– Да кто вы, черт подери? – и полез за своим пистолетом под разодранные одежды.

– Не смей! – завопила Паркер.

– Мой пистолет больше твоего, – хвастливо сказал он.

Дом снова затрясся, как от удара гигантского кулака. Дерево раскололось, и стекла задрожали. Грег снова опасливо оглянулся. Серьезный на вид парень бежал к нему через холл. Парень направил на него пистолет и заорал:

– Стоять на месте!

Грег полез под куртку за своим «магнумом-357». Он пытался спустить курок, когда Уиллоус и Паркер схватили его и сбили с ног.

На лужайке перед домом Оруэлл справился наконец со своей сломанной молнией и побежал к дому. Из темноты вышел Ферли Спирс. У Оруэлла от изумления открылся рот.

– Все в порядке, это я, – сказал Спирс.

– Господи, что это у тебя с горлом? – уставившись на него, спросил Оруэлл.

– Ничего, а в чем дело? – Он дотронулся до шеи, там действительно что-то мешало. – Это еще что за аллергия? – Он осторожно ощупал шею, потом с силой потянул.

Раздался резиновый хлюпающий звук, и что-то оторвалось.

– Это что, какой-то пластырь? – спросил Оруэлл.

При свете, падающем от разбитой двери, Спирс рассматривал растягивающуюся резинку.

– Что с тобой, Эдди? Неужели не узнал, когда увидел, как раскрывается рана?


Уиллоус зачитал Грегу его права, пока Оикава обыскивал его и надевал на него наручники. Паркер вызвала «скорую». Спирс и Оруэлл присоединились к остальным. Спирсу возвратили пистолет и бумажник. Грег рассказал ему о домах, о том, как они летают и как это бывает здорово.

Встретившись глазами с Паркер, Грег сказал ей, что она исключительно красива. Она поблагодарила его за комплимент и нежно улыбнулась Уиллоусу.

Грег спросил ее, не работает ли она случайно в банке, кредитном союзе или трастовой компании.


Глава 24


Бар закрывался в час. Мартин Росс опрокинул свой шестой или седьмой мартини, поискал в кармане ключ от комнаты, проверил на нем номер, подписал счет за выпивку и оставил невероятно щедрые чаевые. Он вошел в лифт, доехал до своего этажа и остановился около морозилки. Никакой коробки не было, поэтому он взял в горсть с полдюжины кубиков льда и понес к себе в номер. Здесь он открыл бар-холодильник и, опрокинув в стакан бутылочку водки в две унции, положил лед.

Он думал о Гарсия Лорке Мендесе, а потом о бродяге и его нечеловеческом крике, когда ему отрубили руку.

Он думал о том, как быстро умер панамец, о животном страхе в его глазах.

Он думал о своих карточных долгах, как Мендес сумел позаботиться о них и в то же время сделал так, что он увязал в долгах все глубже и глубже.

Он долго думал о том, как жадно, голодными глазами смотрел тот на Саманту, когда встретил ее в первый раз.

Он думал, как его дочь смотрела на панамца.

Потом, когда Саманта ушла, Мендес тяжело упал на колени, взял Росса за руку и просил разрешения выйти вслед за ней. Мартин Росс не хотел, чтобы ему отрубили руку, поэтому он не сказал – нет. Вскоре ему уже не было нужды отмывать панамские деньги, этим занялась Саманта.

Когда Мендеса убили и портфель с ежемесячным отчетом был похищен, Росс запаниковал, а Саманта осталась спокойной. Она уверяла его, что листы с электронными таблицами совершенно бесполезны. Просто колонки. Она сказала, что теперь все деньги принадлежат ей.

Он рассказал ей о мачете. О том, что Мендес – мелкая сошка, а машина огромна, что скоро появится замена и деньги должны быть на месте.

Саманта посмеялась над ним: для банкира у него слишком богатое воображение.

Саманта, видимо, была уверена, что Мендес был единственным панамцем на всем белом свете.

Ко времени, когда раздался телефонный звонок, Росс кончал третью по счету бутылочку водки, а потеря координации движений замедлила быстроту, с которой он пил. Он упал на кровать королевских размеров, дотянулся до трубки и промямлил:

– Хэлло.

– Папа, это ты?

Росс подтвердил.

– Ты пьешь? – спросила Саманта.

– Немного.

– Я должна была поехать в Вислер навестить друзей, но не поехала.

Росс пытался переваривать информацию, угадать, что это означало.

– Я решила все рассказать полиции.

– О чем, дорогая?

Неожиданно у Саманты изменился голос. Может быть, впервые в жизни она была неуверенной в себе, уязвимой и совсем иной.

– Ты знаешь. Обо всем…

– Детка, ты обещала…

– Обо всем, что ты сделал. – Она плакала. Ему казалось, он видит, как слезы скатываются по щекам, оставляя следы, лицо ее покраснело и опухло. Некрасиво. – Посмотри, что ты наделал. Я была твоей маленькой девочкой, и вот…

– Детка, послушай…

Она резко бросила на рычаг трубку.

Встав на колени перед баром, Росс выпил оставшуюся водку. Потом прошел в ванную, расчесал волосы, поправил галстук, надел пиджак. Со стаканом в руке вышел из комнаты и направился к двери, на которой было написано:


«ПОЖАРНЫЙ ВЫХОД. НЕ ОТКРЫВАЙТЕ – РАЗДАСТСЯ СИГНАЛ».


Он резко открыл дверь. Прямо над ним вспыхивал красный свет и пронзительно звонил колокольчик. Он вступил на ржавую решетку лестницы, двенадцатый этаж, высота около ста тридцати футов. Воздух был холодный и влажный. Он услыхал голоса и обернулся. Пожилой мужчина в пижаме в красно-белую полоску сказал:

– Ради Бога, не делайте этого.

Росс перешагнул через ограждение, поскользнулся на ржавой ступеньке. Потеряв равновесие, он упал, перевернулся в черноте, а все эти крики и звуки сигнала отдалялись и замирали, пока он, беспомощный, летел в пустоту. И ударился об асфальт.


Глава 25


Бредли распахнул окно и закурил сигару. Бросив спичку в окно, сказал:

– Любимца женщин ждет обвинение по тринадцати статьям: вооруженное ограбление, убийство Мендеса, похищение, оскорбление действием, хранение незарегистрированного оружия, поджог, вторжение без разрешения, гибель парня под товарняком… Это все или я что-то пропустил?

– Четырнадцатая статья – вооруженное ограбление, – сказала Паркер. – Вы забыли Лорен Флавиани.

– Правильно, правильно. – Бредли пожевал сигару, выпустил дым в окошко. – Как выглядит предсмертная записка?

– Подлинно, – сказал Уиллоус. Записка без даты была найдена в письменном столе в кабинете Росса.

– Скажем так, Росс пишет и подписывает записку о самоубийстве, в которой он просит прощения за грехи и все оставляет дочери. Затем бросается вниз головой перед небольшой, но избранной группой свидетелей в пятизвездочном отеле. Что за грехи? – размышлял вслух Бредли.

– Мы не знаем, – сказал Уиллоус.

Бредли выглянул из окна, посмотрел вниз, стряхнул пепел на улицу.

– С чем же осталась дочь Росса?

– Ей достался дом, закладная застрахована плюс около двухсот тысяч в ценных бумагах и акциях, шестьсот тысяч – страховка Росса.

– Удачливая девушка. Что она вам сказала, когда вы спросили ее о телефонном звонке за несколько минут до самоубийства отца?

– Что он был пьян и в депрессии.

– Ах так!

Паркер кивнула.

– А сколько времени вы провели с ней?

– Столько, сколько разрешил ее адвокат.

– Она подавлена, сломлена?

– Нет, совсем нет, – сказала Паркер. – Жена Росса умерла, когда ей было одиннадцать лет. Росс больше не женился. Мы с Джеком обсуждали это. У нас нет никаких свидетельств, и мы не можем ничего доказать, но мы пришли к выводу, что там было больше одного разбивателя сердец.

Бредли пристально смотрел на кончик сигары, раздумывая над возможными вариантами.

– Это просто догадка, но я бы не удивился, если бы узнал, что между Самантой и Мендесом что-то было. Для нее это способ отомстить папе. Сейчас она остановилась в многоквартирном доме стоимостью четыреста тысяч долларов, которым владеют многие компании. Было бы интересно узнать, что скрыто за цифрами, – сказал Уиллоус.

– Раз уж заговорили о цифрах, кто-нибудь пытался расшифровать электронные таблицы? – вспомнил Бредли.

Уиллоус покачал головой. Отдел мошенничества смотрел. Джо Чонг сказал, нет возможности узнать, что представляют собой цифры. Это может быть и баланс банковского счета, и цифровой код соуса для шашлыка. Без названия отделения банка и номера счета им понадобятся месяцы, чтобы понять.

– Если у них будет время. А у них его никогда нет. А к тому времени счета – если это действительно счета – уже могут быть ликвидированы. Правильно? – Бредли повернулся к Паркер. – Клер, ты что-нибудь добавишь?

– Мартина Росса никто не толкал – по крайней мере в юридическом смысле. Давайте назовем это случайностью.

Бредли выглянул в окно. Его подбородок опускался и поднимался по мере того, как он все больше и больше втягивался в сигару.

– А какие новости из Панамы?

– Интересные, – ответил Уиллоус. – Мендес был асом среди ментов и вроде бы никак не мог заниматься отмыванием денег.

– Такова их версия, и они ее придерживаются.

– Пока что. Они упоминают, что, возможно, пришлют пару коллег Мендеса по взводу, чтобы посмотреть внимательно и убедиться, что он не замешан в чем-то, чего они не знали.

Бредли задумчиво качал головой, продолжая смотреть в окно. Наконец спросил:

– Итак, что же Мендес делал в банке? Почему на нем был костюм фирмы кабельного телевидения?

– Мы поговорили с соседями Росса, – начала рассказывать Паркер. – За день до ограбления банка перед его домом был запаркован грузовик кабельного телевидения. Видели, что человек, чья наружность совпадает с описанием Мендеса, входил в дом. Мы думаем, что он оказывал давление на Росса, возможно, шантажировал его. Пытался вовлечь его в свои проекты отмывания денег. Если Саманта была замешана в деле Мендеса и Росс знал об этом, тогда понятно, почему Росс пошел на такой риск – пытался удержать портфель во время ограбления.

– Ну что ж, – сказал Бредли, – принимаю. И что у вас впереди?

– Ленч, – сказал Уиллоус.


Паркер хотела испробовать новый венгерский ресторан на Бродвее в стороне от Мэйн-стрит, который ей кто-то рекомендовал. Она резко затормозила на углу Мэйн и Восьмой и поставила немаркированный «каприс» у тротуара. Уиллоус опустил стекло, и тоненькая блондинка в чулках «рыбья сеть» и красных кожаных шортах взглянула на него и хитро улыбнулась.

Уиллоус помахал ей:

– Как поживаешь, Хани?

Подбоченясь, Хани ответила:

– По правде сказать, хорошо, пока хорошо.

Уиллоус хмыкнул и спросил, прямо глядя на Паркер:

– Ты не знаешь, почему только то и не меняется, что должно меняться?

– Может, потому, Джек, что мы этого хотим. Мы все, даже ты и я.


notes


Примечания


1


Куплет из песни к роману «Свободное падение» публикуется с любезного разрешения «Уошер Браун и Линкольн Р. Пауэл», «Лонг эз Ейр Арм Рекордз» и «Апбит/Битап Мьюзик, Лтд.», 1948, 1991.