Не совсем леди
Лоретта Чейз


Карсингтоны #4






Когда-то леди Шарлотта Хейуард была молоденькой наивной девушкой, страстно жаждущей любви. Однако вскоре ей пришлось убедиться в том, что мир жесток и даже самый близкий человек способен на предательство…

С тех пор она поклялась никогда не выходить замуж.

Но совершенно неожиданно в ее жизни появляется Дариус Карсингтон, и мир вокруг меняется. Шарлотта готова открыть ему душу и подарить свою любовь.






Лоретта Чейз

Не совсем леди





Пролог


Йоркшир, Англия

24 мая 1812 года

– Можно мне на него посмотреть? – жалобно спросила юная роженица. Отболи и усталости под ее огромными голубыми глазами залегли тени; эта молодая мать сама была еще почти девочка.

Две находившиеся рядом с роженицей женщины – леди и служанка – обменялись тревожными взглядами.

За год до этого леди стала маркизой Литби и мачехой девушки. Ее глаза были наполнены неподдельным сочувствием к падчерице и настоящей материнской теплотой, когда она склонилась над роженицей.

– Милая, не стоит тебе на него смотреть, – прошептала она. – Лучше отдыхай.

– Он не плачет… Почему он не плачет? – с беспокойством в голосе спросила девушка.

Леди Литби погладила ее по белокурой голове.

– Ребенок… очень слаб, Шарлотта.

– Он умрет? Неужели умрет? Ах, пожалуйста, дайте я взгляну на него хоть одним глазком! Дай мне его только на минуточку, Лиззи, прошу тебя! Мне так жаль, что я причиняю вам обеим столько беспокойства…

– Ты не виновата. – Леди Литби вздохнула. – Не забивай этим голову, глупышка.

– Слушайте, что вам говорит ее светлость, – сказала служанка. – Во всем виноват тот гадкий мужчина, а также никчемное создание, которое выдавало себя за гувернантку. Это в ее обязанности входило и на пушечный выстрел не подпускать к вам волков в овечьей шкуре. Она предоставила вам самой разбираться с этим фруктом. А откуда, скажите на милость, невинной девушке знать о том, что мужчины бывают порочны?

К этому времени того самого «волка в овечьей шкуре», о котором упоминала Молли, уже не было в живых, поскольку он был убит на дуэли. Леди Шарлотта Хейуард была не первой и не последней из женщин, которых за свою короткую, но бурную жизнь успел обмануть блестящий офицер Джорди Блейн, однако самой юной.

– Видишь, дорогая? – попыталась воодушевить упавшую духом девушку мачеха. – Молли за тебя. Я тоже на твоей стороне. – Она не заметила, как по щеке у нее покатилась слезинка и упала на подушку Шарлотты. – Не забывай это, милая. Ты всегда можешь обратиться ко мне за помощью или за советом.

«Жаль, что прошлым летом ты этого не сделала…» Леди Литби не произнесла это вслух, но фраза витала в воздухе, парила над погруженной в молчание комнатой, словно призрак.

– Я сожалею обо всем, что случилось, – тихо проговорила Шарлотта. – Господи, как я была глупа! Только, пожалуйста, Лиззи, можно я хоть на секундочку взгляну на него? Прошу тебя!

Шарлотта говорила задыхаясь, и обе женщины всерьез опасались за ее жизнь.

– Не хочу, чтобы она нервничала, – прошептала леди Литби на ухо служанке. – Дайте ей взглянуть на ребенка.

Молли вышла в соседнюю комнату, где под присмотром кормилицы находился младенец.

Все было организовано тщательно и наилучшим образом: повитуха, кормилица, экипаж, на котором ребенка отвезут приемным родителям. Были соблюдены все необходимые меры предосторожности, чтобы скрыть позор.

Через несколько минут служанка вернулась, держа на руках завернутого в пеленки новорожденного. Шарлотта, сияя от радости, приподнялась на подушках, и Молли вручила ей ребенка. Молодая мать приложила его к груди, но он был слишком слаб и не мог сосать.

– Ах, не умирай, прошу тебя! – в отчаянии проговорила Шарлотта и нежно погладила сына по головке, а потом бережно дотронулась до его носика, губ и подбородка. Она провела рукой по его ладони, и ребенок крепко ухватился за ее палец крошечными пальчиками. – Ты не должен умереть. Послушай свою мамочку. – Шарлотта что-то еще нашептывала новорожденному малышу, но так тихо, что нельзя было расслышать ни слова.

Затем она подняла глаза на мачеху:

– О нем будут хорошо заботиться?

– Он будет жить в замечательной семье, – заверила девушку леди Литби. – Они давно мечтали о ребенке, но Бог не дал им детей. Малыша окружат вниманием и заботой.

«Если только он выживет…»

Эти слова никто не произнес вслух, но все это подумали.

Не исключено, что в этот момент не одно это умалчивалось, но Шарлотта слишком хорошо осознавала грех, который совершила, и то уязвимое положение, в которое поставила мачеху, она прекрасно понимала, чем обязана этим двум женщинам, и поэтому не высказала вслух того, что беспокоило ее сердце. К тому же ее душевная боль была слишком велика, и Шарлотта не могла найти слов, чтобы ее выразить. Она молча смотрела на свое дитя, думая о том, что не представляла раньше, какими сильными будут страдания. Она смотрела на своего маленького сына – такого замечательного красавчика – и с горечью размышляла о том, какой непоправимый вред ему причинила.

До этого она считала, что Джорди Блейн разбил ей сердце, но боль от разбитого сердца не могла идти ни в какое сравнение с горечью, которую Шарлотта испытывала сейчас. Она произвела на свет невинное дитя, которое нуждается в матери, а мать должна отдать его чужим людям.

Любовь – вот из-за чего Шарлотта принесла всем, а главное, тому ни в чем не повинному маленькому существу, которого больше всего на свете ей хотелось лелеять и защищать, столько горя. Любовь не видит прошлого, настоящего и будущего, не видит никого и ничего. Страсть, влечение – высокие слова, прикрывающие обычные животные инстинкты. Теперь-то Шарлотта отлично понимала это, но было слишком поздно: чувства растаяли и осталась только невыносимая боль потери.

Шарлотта поцеловала младенца в лоб, а затем подняла полные слез глаза на служанку:

– Теперь вы можете его забрать. – Она отвернулась, чтобы не показывать своих слез.




Глава 1


У Дариуса Карсингтона имелся один, но очень существенный недостаток: у него не было сердца, и в этом заключалась его главная проблема.

Все члены его семьи сходились во мнении о том, что, когда младший сын графа Харгейта появился на свет, сердце у него все же имелось, и поначалу ничего не предвещало, что из пяти сыновей лорда Харгейта он станет самым большим источником беспокойства для своего отца. По крайней мере внешне он ничем не отличался от остальных детей.

Двое его старших братьев, Бенедикт и Руперт, пошли в мать – смуглую красавицу леди Харгейт, тогда как Алистэр и Джеффри своими золотисто-каштановыми волосами и глазами цвета янтаря больше походили на отца, лорда Харгейта. Как и братья, Дариус был высок, статен и так же хорош собой, но в отличие от остальных являлся настоящим грамотеем, жадным до любых новых знаний. Когда пришло время выбирать, Дариус настоял на том, чтобы его послали учиться в Кембридж, хотя все мужчины из их рода проходили обучение в Оксфорде.

Кембридж младший отпрыск лорда Харгейта окончил блестяще, но со временем развитие интеллекта превратилось для него в культ. Дариус Карсингтон начал ставить холодный рассудок выше человеческих чувств, привязанностей и даже выше морали и нравственных принципов.

Помимо этого, жизнь Дариуса после окончания университета составляли два занятия. Первое – изучение поведения представителей животного мира, особенно в период спаривания и размножения, второе – подражание этому поведению, чему он посвящал все свое свободное время, хотя с занятием под номером «два» были связаны определенные трудности.

Во всем, что касается женского пола, остальных сыновей лорда Харгейта тоже нельзя было назвать святошами, за исключением Джеффри, который, казалось, был моногамен с момента рождения. Однако по количеству попавших под его чары и соблазненных им женщин никто из молодых Харгейтов Дариуса переплюнуть не мог. Тем не менее, поскольку Дариус взял себе за правило никогда не совращать невинных девушек, родители не могли обвинить его в том, что он законченный негодяй. Ему хватало ума ограничить свои любовные похождения задворками высшего света, благодаря чему каждый раз удавалось благополучно избегать громких скандалов. Моральные нормы внутри этих социальных групп всегда отличались известной раскрепощенностью, подчас граничащей с распущенностью, что редко вызывало у людей удивление и поэтому почти не попадало на страницы газет.

Тем не менее всех членов его семьи раздражало то, с каким холодным равнодушием Дариус предавался распутству. Представители животного мира, повадки которых он изучал, значили для него гораздо больше, чем женщины, с которыми он делил постель. Дариус мог с легкостью перечислить все отличия одной породы овец от другой, и при этом с трудом припоминал имя последней пассии, не говоря уже о том, чтобы помнить, какого цвета у нее глаза.

В конце концов, так и не дождавшись от своего двадцативосьмилетнего сына достойного поведения, лорд Харгейт решил, что настала пора вмешаться и вызвал Дариуса к себе в кабинет.

Сыновья Харгейта прекрасно усвоили, что означал для них вызов в отцовский кабинет, где родитель обыкновенно набрасывался на них с бранью.

Тем не менее в кабинет, который Алистэр в шутку прозвал «камерой инквизиции», Дариус вошел гордой походкой, широко расправив плечи, и с высоко поднятой головой. Являя собой живое воплощение самоуверенности, он встал у письменного стола и посмотрел на отца прямым, открытым взглядом. Любой мало-мальски умный человек усвоил бы эту тактику, проведя детство и юность бок о бок с четырьмя старшими братьями, отличавшимися сильным характером.

Кроме того, Дариус постарался показать, что его теперешний внешний вид – не продукт титанических усилий и не продуман с изощренной тщательностью, дабы произвести на отца благоприятное впечатление. Идеи этих хитрых уловок рождались у него на лету, как бы сами собой. В любой момент он контролировал себя, следил за каждым своим движением, ни на минуту не забывая о впечатлении, которое производит на окружающих.

Однако от опытного взгляда не укрылось бы, что стрижка выгодно подчеркивает рыжевато-коричневый оттенок прядей, выгоревших на солнце после хождения их обладателя с непокрытой головой. Лицо Дариуса покрывал загар, а строгий, безукоризненно изысканный покрой костюма привлекал внимание к красивой фигуре.

Глядя на Дариуса Карсингтона, трудно было представить, что этот статный мужчина с приятными чертами – обычный книжный червь. Ничто в его облике не говорило об этом, и, более того, он даже не выглядел особенно интеллигентным. Дело было не только в хорошем физическом развитии – в этом молодом человеке чувствовалась какая-то дикая, неприрученная внутренняя энергия; вот почему многие наблюдатели – особы женского пола в первую очередь – видели в мистере Карсингтоне не джентльмена из хорошей семьи, а олицетворение необузданных сил природы. Женщины при встрече с Дариусом либо мгновенно теряли голову, либо желали приручить его, не понимая, что легче приручить ветер, дождь или холодное Северное море. Дариус милостиво брал от женщин то, что они ему в изобилии предлагали, и больше не вспоминал о них, считая такое поведение вполне разумным.

И вот теперь отец ясно давал ему понять, что не разделяет точку зрения младшего отпрыска по этим вопросам, заявив, что распутство банально, пошло и является признаком вульгарности. Еще он добавил, что по количеству любовниц Дариус всего лишь соревнуется с остальными праздными молодыми повесами, не способными делать в своей жизни хоть что-то заслуживающее внимания.

Чтение нотаций длилось довольно долго и протекало в свойственной лорду Харгейту резкой обличительной манере, имевшей своей целью моральное уничтожение собеседника. Именно за эту свою особенность лорд слыл незаурядным оратором, снискав в парламенте дурную славу самого опасного спорщика.

Разум подсказывал Дариусу, что лекция лорда Харгейта не особенно отягощена логикой, но в то же время эта речь задела его за живое. Однако, будучи человеком рассудка, Дариус не мог, поддавшись на провокацию, позволить эмоциям руководить его действиями. Он давным-давно усвоил, что логика и холодная беспристрастность представляют собой грозное оружие; они не позволяют властным членам его семьи подавлять друг друга силой и помогают избежать любого влияния, особенно женского.

В итоге Дариус отплатил лорду Харгейту той же монетой, ответив ему в самой возмутительной манере, которая могла только прийти ему в голову.

– При всем уважении, сэр, я решительно отказываюсь понимать, какое отношение ко всем этим вопросам имеют чувства. Речь идет всего лишь о естественном природном инстинкте самца спариваться с особями противоположного пола.

– Ты сам завел разговор о том, как логично все устроено в природе, и теперь послушай меня. Как ты сам заметил в нескольких своих статьях, посвященных брачным играм животных, у некоторых видов природой заложены выбор полового партнера и верность самке на протяжении всей жизни.

Дариус нахмурился. Так вот в чем дело! Впрочем, этого следовало ожидать.

– Скажи прямо, что ты хочешь меня женить! – воскликнул Дариус; он не видел никакого смысла в том, чтобы ходить вокруг да около, что прибавляло еще одну неприятную черту характера к длинному списку его недостатков.

– Ты решил отказаться от продолжения научной карьеры и покинул Кембридж, – холодно заметил граф. – Пойди ты стезей ученого, и никого не удивило бы то, что ты не собираешься жениться. Однако в данный момент у тебя нет никакой профессии.

Как это нет никакой профессии? В свои двадцать восемь Лет Дариус Карсингтон являлся весьма уважаемым членом философского общества.

– Сэр, позвольте возразить, моя работа…

– Э, брось! Кто в наше время не пописывает научные статейки, чтобы хорошо зарекомендовать себя в том или ином научном обществе, – отмахнулся лорд Харгейт. – Однако по большей части эти джентльмены имеют другие источники доходов, нежели кошельки их отцов.

Не зная, что возразить, Дариус невольно поморщился. Дело в том, что он просто не знал, чему посвятить себя. Единственное, чего ему хотелось, так это отличаться от всех остальных: от язычника и филантропа Бенедикта, от образцового семьянина Джеффри, от героя и неисправимого романтика Алистэра, от обаятельного пройдохи и дерзкого искателя приключений Руперта. Чем еще он мог выделиться на их фоне? Чем блеснуть? Конечно же, развитием своего единственного преимущества – незаурядных интеллектуальных способностей.

Дариус изобразил на лице легкое удивление, давая понять, что его забавляет такая постановка вопроса.

– Отец, может быть, ты найдешь мне невесту с хорошим приданым? Твой выбор выгодных партий для моих братьев оказался вполне удачным, и в итоге все остались довольны. Что до меня, мне абсолютно безразлично, на ком ты меня женишь.

Дариусу и в самом деле было все равно; разумеется, это не могло в глубине души не огорчать его отца, но лорд Харгейт умел скрывать свои чувства.

– У меня нет времени подыскивать для тебя невесту, – ответил он. – В любом случае разговор о женитьбе с твоими братьями зашел, только когда они достигли тридцатилетия. По логике вещей я должен дать тебе срок, чтобы ты мог решить свои дела, и я даю тебе один год. Как альтернативу женитьбе я предоставляю тебе прекрасную возможность проявить себя, точно так же как я давал этот шанс остальным моим сыновьям.

Бенедикту не пришлось выбирать профессию или искать богатую невесту, потому что он наследует все имущество и средства. Средние сыновья женились на богачках, но, разумеется, их браки основывались не только на расчете, но и на взаимной любви. Однако лорд Харгейт предпочел не упоминать об этом.

Дариус относил романтическую любовь к категории предрассудков, мифов и прочей поэтической чепухи. В отличие от полового влечения, похоти и родственных чувств, которые можно наблюдать даже в животном мире, романтическая любовь казалась ему чувством, созданным больным воображением. Однако сейчас он меньше всего думал о любви, мучительно стараясь понять, что задумал его отец.

– И что я должен сделать, чтобы проявить себя?

– Недавно в мою собственность перешла одна усадьба, – не спеша произнес лорд Харгейт. – Я даю тебе год на то, чтобы она начала приносить доход. Если это тебе удастся, ты освобождаешься от необходимости жениться.

Сердце Дариуса возликовало. Вот оно – то, чего он так долго ждал! Неужели отец наконец понял, что его младший сын на многое способен?

Но холодный ум подсказывал ему: нет, конечно же, нет. Это невозможно.

– Мне кажется, здесь что-то не так, – осторожно сказал он. – В чем подвох, хотелось бы мне знать?

– Нет, это будет совсем не просто, – ответил граф. – Имение заложено вот уже в течение десяти лет.

– Десять лет? – Дариус присвистнул. – Наверное, ты имеешь в виду дом сумасшедшей старухи в Чешире? Никак не вспомню, как он называется…

– Бичвуд.

«Сумасшедшей старухой» была двоюродная сестра лорда Харгейта, леди Маргарет Андовер, к моменту кончины не разговаривавшая ни с кем, кроме своего мопса Галахада, которому и оставила все наследство в одной из приписок к весьма пространному завещанию на двухстах восемнадцати страницах. В итоге собака скончалась, а из-за приписок к завещанию, которые одна другой противоречили, имение оказалось в Чансери.

Теперь Дариусу все стало ясно.

– Неужели дом все еще стоит? – удивился он.

– Едва ли.

– А земля?

– Как ты думаешь, в каком она находится состоянии после запустения в течение десяти лет?

Дариус кивнул:

– Понятно. Ты предлагаешь мне вычистить авгиевы конюшни.

– Совершенно верно.

– Наверное, ты уверен, что для того, чтобы привести усадьбу в порядок, требуется не год, а по меньшей мере несколько лет, – усмехнулся Дариус. – Ложка дегтя в бочке меда.

– Когда-то имение приносило неплохую прибыль, так что есть вероятность сделать его и в дальнейшем вполне доходным. – Граф пожал плечами. – Лорд Литби, с землями которого имение граничит на востоке, давно мечтает прибрать его к рукам, и если ты не сможешь справиться с этим поручением, он найдет необходимые лазейки в законе и отберет его у меня.

Лорд Харгейт прекрасно знал, чем можно купить Дариуса, и не сомневался, что его трюк сработает. Любой, даже самый блестящий интеллект не в состоянии одержать верх над обычным мужским тщеславием.

– Что ж, я не могу отказаться, раз ты так ставишь вопрос. – Дариус вздохнул. – Ты даешь мне год, и когда он начнется?

– Прямо сегодня, – спокойно ответил лорд Харгейт.




Чешир

Суббота, 15 июня 1822 года

Свинья по кличке Гиацинта довольно похрюкивала в свинарнике, терпеливо выкармливая свое многочисленное потомство. Это была самая жирная и плодовитая свиноматка во всем графстве, гордость хозяина – маркиза Литби и предмет зависти всех его соседей.

Лорд Литби прислонился к стене, любуясь своей красавицей, и стоящая рядом с ним молодая женщина подумала, что у нее есть много общего с этой холеной откормленной свиноматкой. Обе они – любимицы маркиза, в обеих старик души не чает.

Леди Шарлотта Хейуард, двадцати семи лет, была единственной дочерью лорда Литби и его гордостью. Оно и немудрено: во всем, что касалось ее внешности, даже самым строгим критикам из светского общества не к чему было придраться. Шарлотта не выглядела ни слишком высокой, ни чересчур низкорослой, ни слишком худой, ни чересчур пышной. Она была само совершенство. Золотистые волосы обрамляли лицо, которое отвечало всем нормам классической красоты, привлекая взгляд голубыми глазами, изящным носом и губками, изогнутыми, как лук Купидона, и фарфоровым цветом лица. Многие женщины завидовали Шарлотте, с раздражением отмечая про себя ее доброжелательность и великодушие.

Никому из них и в голову не приходило, как на самом деле трудно приходилось леди Шарлотте Хейуард; тем более они бы несказанно удивились, узнав, что она завидует свинье Гиацинте.

– Дочка, не пора ли тебе замуж? – услышала Шарлотта слова отца.

Внутри у нее все оборвалось, а потом возникло такое ощущение, словно она, стоя у края высокого обрыва, посмотрела вниз и увидела зияющую пропасть. Тем не менее Шарлотта и бровью не повела: она привыкла скрывать свои истинные чувства, практикуясь в этом ежедневно в течение многих лет.

Нежно улыбнувшись отцу, Шарлотта покачала головой; она знала, как горячо он ее любит, и уж конечно, он не собирался делать ее несчастной и ввергать в отчаяние. Но как она может выйти замуж, рискуя тем, что в первую же брачную ночь тайна, которую ей удавалось хранить столько лет, откроется? И как воспримет это мужчина, чьей собственностью она станет, когда узнает, что его невеста не девственница? Сможет ли она лгать достаточно убедительно, чтобы уверить жениха, что он ошибся в своих подозрениях?

Шарлотта уже не раз задавала себе эти и многие другие вопросы, и каждый раз воображение рисовало перед ней все новые варианты развития событий. В конце концов в результате всех этих размышлений она решила никогда не выходить замуж, однако признаться в этом отцу, разумеется, не могла.

Но конечно, Шарлотту не удивляло то, что отец завел с ней подобный разговор: другой на его месте сделал бы это уже много лет назад, и она должна быть ему благодарна за тот долгий период вольной жизни, которым так долго наслаждалась. Тем не менее ее снедало любопытство: почему именно сейчас? И еще она ломала голову над тем, почему отец вообще заговорил с ней об этом.

– Я знаю, папа: рано или поздно любая девушка должна выйти замуж…

– Вот именно. В заботах о своих близких ты позабыла о себе. – Лорд Литби слегка нахмурился. – Я знаю, ты откладывала собственное счастье, чтобы помогать мачехе, пока она производила на свет детишек, и ты очень любишь Лиззи, любишь своих маленьких братиков. Но теперь, дорогая моя, пора и тебе создать семью и завести своих собственных малышей.

Слова отца словно полоснули Шарлотту ножом по сердцу. Сам того не зная, он разбередил ее старую рану. Дети…

Маркиз даже не догадывался о том, что случилось с его дочерью десять лет назад, и не знал, как она сейчас страдает. Впрочем, он и не должен когда-либо узнать об этом.

– Я корю себя за одно, – продолжал лорд Литби, – мечтая о сыне, я всегда обращался с тобой как с мальчиком, и это вошло у меня в обычай. Это было эгоистично с моей стороны. Даже теперь, когда у меня четыре сына, мне трудно отказаться от этой пагубной привычки.

Мать Шарлотты умерла, когда девочке не исполнилось и пятнадцати, спустя год после ее смерти отец женился во второй раз. Мачеха, Лиззи, была всего на девять лет старше своей падчерицы и стала ей скорее старшей сестрой, чем матерью. Конечно же, сама Шарлотта тогда этого не осознавала. Господи, какой же глупой она была тогда!

– Наверное, все объясняется тем, что ты избаловала меня, – продолжал маркиз. – Ты ни разу не давала мне повода огорчаться из-за тебя, кроме того времени, когда была больна. И еще ты без остатка отдавала всю себя нашей семье.

После рождения ребенка, о котором отец ничего не знал, Шарлотта действительно долгое время была нездорова. После этого она поклялась, что никогда больше не принесет дорогим ей людям ни тревоги, ни печали. Она и так натворила много бед, и ей не хватит жизни, чтобы искупить свою вину.

– Возможно, никто из молодых людей, которые крутились возле тебя, не сумел оценить тебя по достоинству. – Маркиз, как всегда, постарался пояснить свою точку зрения. – Разумеется, ты одинаково добра ко всем своим воздыхателям и твое поведение с ними всегда безупречно, но почему-то ни одному из них не удалось завоевать твое сердце…

– Увы, никому, – согласилась Шарлотта. – Наверное, просто у меня такая судьба.

– Не стоит так уж сильно полагаться на судьбу. – Лорд Литби назидательно поднял палец. – Я готов признать, что ко мне самому судьба была весьма благосклонна, хотя после смерти твоей матери некоторое время я чувствовал себя очень одиноким и мог бы совершить большую ошибку.

После смерти матери Шарлотта тоже чувствовала себя одинокой, а когда отец женился во второй раз, она была на грани отчаяния. Острота ее переживаний со временем стерлась, но чувство незащищенности осталось: вот хваткий Джорди Блейн и не преминул этим воспользоваться.

Маркиз был слишком великодушен и не стал попрекать ее ошибкой, которую, по его разумению, она «чуть» не совершила; он думал, что отправил Блейна восвояси, прежде чем тот успел причинить вред его любимой дочери. К счастью, те двое, кому было известно истинное положение вещей, никогда не упрекали ее и не напоминали ей о совершенном грехе, но Шарлотте и не нужно было об этом напоминать, так как она никогда об этом не забывала.

Маркиз повернулся к дочери; на этот раз его серые глаза смотрели строго и серьезно, хотя лорд Литби был жизнерадостным человеком и чаще всего его глаза лучились добротой.

– Жизнь – штука непредсказуемая, дочка. Мы ничего не можем знать заранее наверняка, кроме того факта, что рано или поздно покинем этот мир.

Вспомнив, что несколько месяцев назад лорд Литби чуть не умер от лихорадки, Шарлотта крепче вцепилась руками в забор загона.

– Ах, папа, пожалуйста, не говори так!

– Смерть – это неизбежность, – подтвердил маркиз. – Зимой, когда меня свалил недуг, я думал о том, как много не успел сделать в своей жизни, но больше всего я тревожился о тебе. Кто станет заботиться о твоей судьбе, когда меня не будет?

«Слуги, – подумала Шарлотта. – А еще юристы и доверенные лица». Наследница всегда может заплатить за то, чтобы о ней заботились, и у нее никогда не будет отбоя от желающих добровольно взять на себя эту миссию. Так зачем же тогда богатой девушке нужен муж?

К счастью, она очень богата; согласно брачному контракту покойной матери, ее детям полагалось щедрое содержание. А так как Шарлотта была единственным ребенком, ее доля считалась внушительной даже для дочери маркиза.

– Извини, что тебе приходится беспокоиться из-за меня, – тихо сказала она.

Лорд Литби покачал головой:

– Так уж повелось, что отцы волнуются о своих детях, а я пока и не очень обеспокоен. Просто есть некоторые вопросы, которые нельзя откладывать. Честно говоря, раньше мне не приходилось никого выдавать замуж, и я впервые всерьез задумался об этом деле. Оправившись после болезни, я начал пристально следить затем, что происходило во время сезона.

Лондонский сезон, помимо всего прочего, – время, когда холостые аристократы подыскивают себе подходящие партии. Шарлотта из чувства долга исправно посещала все светские рауты и, как все незамужние барышни, выставляла себя напоказ на еженедельных благотворительных балах, куда допускались только сливки общества. По мнению Шарлотты, это делалось с похвальной целью предотвратить распространение в обществе крайней скуки и разочарования.

– Большинство девушек находят себе мужей во время сезона, – заметил лорд Литби. – Однако ты уже посетила десять сезонов, и никакого результата. Ты ведешь себя безупречно, а значит, ошибка кроется в чем-то другом. Досконально изучив этот вопрос, я сделал два вывода: первый – нельзя это дело пускать на самотек и предоставлять все на волю случая, и второй – в Лондоне слишком много соблазнов. Как видишь, я подошел к вопросу по-научному.

Лорд Литби был членом философского общества, постоянно читал брошюры, писал научные статьи по скотоводству и теперь, по привычке, стал объяснять Шарлотте, что некоторые из принципов, применяемых в сельском хозяйстве, могут быть с успехом перенесены на человеческие отношения с помощью системы, которую он разработал.

Он и представить не мог, какие титанические усилия приходилось прикладывать его дочери, чтобы не достигнуть результата. Он не догадывался, насколько серьезно и обстоятельно, почти также по-научному она подходила к вопросу о том, как не выйти замуж. Много лет назад Шарлотта разработала собственную систему отваживания женихов и совершенствовала ее до бесконечности. Однажды она слепо доверилась мужчине, и не совершить новое безрассудство отнюдь не входило в ее планы.

Из-за продолжительного недуга, последовавшего за родами и затронувшего не только ее тело, но и душу, Шарлотта начала выезжать в свет довольно поздно, когда ей уже исполнилось двадцать. Однако задолго до этого она тщательно изучила характеры молодых людей своего круга, оценивая их так же скрупулезно, как ее отец оценивал свойства растений, коров, овец и свиней. С не меньшим усердием юная красотка изощрялась в поиске способов, помогавших направлять интерес мужчин к ее персоне в другое русло.

В конце концов она научилась быть до безумия нудной с одним кавалером и вежливой до тошноты – с другим. Одного поклонника Шарлотта могла заговорить до смерти, не давая ему вставить хоть слово, с другим могла молчать весь вечер, как будто язык проглотила. Время от времени она притворялась рассеянной и делала вид, что потеряла нить разговора, что выводило ее воздыхателей из душевного равновесия. Иногда она отказывалась узнавать какого-нибудь молодого человека, которого не раз встречала раньше, и часто знакомила своего обожателя с какой-нибудь незамужней дамой, для чего требовались особенно тонкий подход, исключительный такт и виртуозное мастерство.

Впрочем, остальные маленькие увертки были не менее сложны для исполнения. Какую бы хитроумную тактику ни применяла Шарлотта, она всегда должна была выглядеть вежливой и милой, но если бы кто-нибудь знал, как трудно молодой богатой красавице остаться незамужней и при этом не быть уличенной в нежелании связать себя узами брака!

Шарлотте следовало бы устыдиться того, что она обманывает отца, но страх, что он узнает неприглядную правду о ней, был во много раз сильнее.

– Мы с Лиззи составили список молодых людей, которые, на наш взгляд, могут тебе понравиться; они привлекательны и любезны в общении. Через месяц эти джентльмены прибудут в Литби-Холл и будут гостить у нас две недели. Само собой разумеется, приглашены также твои двоюродные сестры и подружки. Таким образом, у тебя появится возможность поближе познакомиться с этими джентльменами, а у молодых людей будет больше шансов обратить на себя твое внимание. – Лорд Литби посмотрел на дочь, и его глаза победно засияли, показывая, что он явно гордится своим грандиозным замыслом.

В ответ Шарлотта ласково улыбнулась отцу. Как она могла не улыбнуться, видя, что он радуется своей задумке как ребенок. Маркиз так и сиял от радости, довольный идеей, которая Шарлотту, напротив, повергла в шок.

– Если с первого раза ничего не получится, мы повторим попытку, когда начнется охотничий сезон, – не унимался лорд Литби, – и, не сомневайся, мы всегда придумаем, чем развлечь гостей.

У Шарлотты тоскливо заныло под ложечкой. Похоже, отец взялся за нее всерьез и во что бы то ни стало решил найти ей мужа. Что бы там ни говорил сейчас лорд Литби о второй попытке, в глубине души он был уверен, что его замысел с первого раза увенчается победой. А если их ждет фиаско, он наверняка очень огорчится.

Шарлотте ужасно не хотелось разочаровывать добросердечного маркиза, но и сделать так, как он хочет, она тоже была не в силах.

– Не сомневаюсь, что все получится, папа, – ободряюще сказала она. – Разумеется, я полностью полагаюсь на твое мнение.

– Вот и умница! – Лорд Литби довольно похлопал Шарлотту по плечу.

Считая вопрос решенным и не догадываясь о том, какую бурю эмоций невольно поднял в душе дочери, маркиз перешел к рассказу о владении, которое граничит с усадьбой Литби, и о тяжбе, решенной в Чансери непривычно быстро, в то время как Шарлотта напрасно пыталась сосредоточиться: у нее гудело в голове и шумело в ушах. В памяти бесконечным калейдоскопом одни грустные воспоминания сменялись другими, не менее печальными. Она не сводила глаз с огромной свиньи и завидовала ее довольному виду. Внезапно Шарлотте захотелось, так же как Гиацинте, быть в этой жизни на своем месте и прилежно исполнять отведенную ей роль.

Когда лорд Литби обратился к главному лесничему и принялся обсуждать с ним какие-то вопросы, Шарлотта пошла домой, унося с собой свои тревожные мысли.

Так как Дариусу удавалось до сего времени избегать скандалов, а лорд Литби никогда не придавал значения сплетням, маркиз понятия не имел, что его новый сосед – бессовестный распутник, хотя, возможно, это не имело для него решающего значения. Самым важным было то, что младший отпрыск лорда Харгейта является членом научного философского общества, автором нескольких захватывающих научных работ о поведении животных и нескольких замечательных брошюр о животноводстве, одну из которых, посвященную выращиванию свиней, лорд Литби приобрел. Все эти брошюры до одной считал особенно важной. Он был просто в восторге оттого, что бесхозной землей на западной границе его имения будет заниматься такой блестящий ученый, как мистер Карсингтон.

Вскоре лорд Литби поведал дочери о старой судебной тяжбе в Чансери и о том, как после десятилетних судебных проволочек лорд Харгейт удивительным образом продвинулся с этим делом, казавшимся всем безнадежным. Маркиз с воодушевлением рассказывал дочери об изучении мистером Карсингтоном методов лечения заболевания копытной гнилью у овец и о его взглядах на применение соли при кормлении скота, а затем объявил, что сегодня же собирается зайти к новому соседу и пригласить его на обед.

Увы, с куда большим успехом лорд Литби мог бы изливать хвалебные речи и восторги в адрес мистера Карсингтона свиноматке Гиацинте; Шарлотта от них только еще больше приходила в уныние.

А тем временем Дариус, который избегал высшего общества, как только мог, и носа не казал на балы, ни сном ни духом не ведал о грандиозных планах лорда Литби. Источник вечного беспокойства для своего отца, лорда Харгейта, Дариус, прибыв из Лондона, провел ночь в гостинице «Единорог» в небольшом городке Олтринхем, всего в трех милях от своего имения. Он, разумеется, проигнорировал совет матери, которая настаивала на том, что сначала в Бичвуд-Хаус надо послать слуг, для того чтобы они если не подготовили дом к приезду молодого хозяина, то хотя бы сделали его хоть в какой-то степени пригодным для жилья.

Реставрацию здания Дариус считал неразумным решением: требующиеся на это немалые деньги вряд ли окупятся, и жить в гостинице будет куда проще и дешевле. Он также не собирается нанимать слуг, рассчитывая обойтись услугами своего камердинера Гудбоди. А еще он учел то, что контора их земельного агента Кейстеда находится в Олтринхеме; это было важно, поскольку Дариус прежде всего собирался заняться землей.

На следующий день утром Дариус с земельным агентом первым делом объехали имение. В общих чертах дела обстояли так, как он и ожидал. Юридически права собственности все еще являлись спорным вопросом, и с землей нельзя было проводить никаких сделок в течение десяти лет. Большинство надворных строений, которые находились на разных стадиях ветхости, облюбовали насекомые, птицы и мелкие грызуны, а сад был полностью заброшен, хотя там, где сорняки не задушили культурные растения, старые посадки пышно разрослись.

Одна лишь ферма вызвала у молодого человека большое удивление: она не лежала в руинах, как он предполагал, а содержалась в полном порядке.

Когда спустя несколько часов Кейстед уехал, он увез с собой длинный список поручений, большинство из которых касалось найма работников. Стараясь немного отдохнуть и развеяться после долгих и утомительных обсуждений, Дариус отправился погулять по непроходимым джунглям, которые когда-то являли собой образец садово-парковой архитектуры, и по заросшей тропинке пробирался к заброшенному пруду.

Один из членов философского общества в свое время написал статью о брачных играх стрекоз, которая тогда показалась Дариусу претенциозной. Что касается самого мистера Карсингтона, насекомые никогда не вызывали у него особого интереса, разве что за исключением гнуса, досаждавшего скоту; бабочек же и стрекоз он не удостаивал своим вниманием. Тем не менее сейчас его одолело любопытство, и он решил понаблюдать за стрекозами.

Улегшись в высокую траву, Дариус затих, следя за сказочными созданиями, скользившими по поверхности воды. Пытаясь отличить мужскую особь от женской, он так увлекся, что его внимание могло отвлечь разве что стадо ревущих быков, да и то если бы оно было достаточно многочисленным. Между тем до ушей Дариуса довольно долго доносилось чье-то невнятное бормотание, которое ускользало от его сознания, но наконец он явственно услышал, как хрустнула ветка дерева, и оглянулся.

Всего в десяти футах от него сидела девушка; когда из травы показалась голова Дариуса, она вскрикнула и вскочила с места. Земля вокруг была скользкой, и девушка, споткнувшись, заскользила прямо к грязной воде пруда.

Опасаясь, что она упадет в воду, Дариус поспешил ей на помощь. При этом птицы испуганно слетели с веток, и их щебетание слилось с жужжанием насекомых.

Дариус схватил незнакомку за талию в тот момент, когда от воды ее отделяло всего несколько дюймов, и тут она закричала еще громче, а затем пнула его каблуком ботинка так, что от удара он чуть не свалился в воду.

– Да успокойтесь вы, черт побери! – рявкнул Дариус. – Вы что, хотите утопить нас обоих?

– Не смейте тискать мою грудь! – Она с негодованием оттолкнула его руки, и они оба чуть не упали в воду.

– Но я же не…

– Довольно, отпустите меня сейчас же!

Дариус потянул изо всей силы, пытаясь вытащить строптивицу на твердую землю.

– Пустите же! – Девушка толкнула его локтем в живот, и когда Дариус отпустил ее, внезапно потеряла равновесие, а потому, чтобы не упасть, ухватилась за его руку. – Негодяй, вы сделали это нарочно! – задыхаясь, проговорила она, не отпуская его руку.

– Вы же сами сказали мне, чтобы я вас отпустил, – с невозмутимым видом заметил Дариус.

Девушка, подняв голову, посмотрела на него, и он сразу же попал в плен небесной синевы ее глаз. Стоило ему взглянуть в эти глаза, как в то же мгновение все исчезло вокруг; Дариус лишь отметил про себя безупречный овал ее совершенного, как камея, лица с изящно очерченными скулами, поражавшего красотой кожи цвета слоновой кости и нежно-розовым румянцем на щеках…

Глядя в голубые глаза красавицы, Дариус на мгновение позабыл, где он и как его зовут, но, к счастью, она тут же опустила ресницы. Только сейчас девушка осознала, что все еще держится за своего спасителя, и резко отдернула руку.

Теперь Дариус мог бы отступить от нее на шаг-другой, но он не сделал этого, решив проявить твердость и не сдавать позиций.

– Вот и спасай после этого несчастных дамочек, попавших в беду! Пусть это будет для меня уроком, – насмешливо сказал он.

– Скажите лучше, что вы прятались здесь, а потом выпрыгнули на меня из кустов, как… – Девушка провела рукой по роскошным волосам цвета шампанского и нахмурилась, а затем стала оглядываться по сторонам, словно что-то ища. – Моя шляпа! Где моя шляпа? О, только не это!

Улыбка Дариуса стала шире, когда он увидел, что головной убор незнакомки – кусок соломы с кружевами – плавает в пруду у самого берега.

В конце концов Дариус, пожав плечами, направился к воде.

– Нет, не утруждайте себя. – Шарлотта поспешила за ним, и в результате они нагнулись одновременно, но благодаря тому, что руки у Дариуса были длиннее, он схватил шляпу первым.

Выпрямляясь, они столкнулись лбами, и Шарлотта, отпрянув назад, схватилась за голову, но оступилась, после чего, взмахнув юбками, стала соскальзывать вниз. От пытливого взгляда опытного натуралиста не смогла укрыться изящная девичья лодыжка, на короткое мгновение мелькнувшая из-под нижней юбки.

Карсингтон твердо встал обеими ногами на склон берега, подхватил девушку под мышки, а затем стал пятиться вместе с ней по скользкой земле; при этом он чувствовал легкий и приятный аромат. Глядя на ее шею, он неожиданно поймал себя на мысли, что ему ужасно хочется прикоснуться к этой гладкой белой шейке губами.

Отпустив незнакомку, Дариус нарочито сурово проговорил:

– Если вы будете продолжать вести себя столь возмутительным образом, я буду вынужден позвать констебля.

Девушка обернулась:

– Констебля?

– Я могу выдвинуть против вас обвинение в незаконном вторжении в чужие владения, – заявил Карсингтон, – и в нападении.

– Вторжении? Нападении? Но вы сами дотронулись до моей… – Красавица показала пальцем на свою грудь, до которой Дариус и в самом деле дотронулся в пылу борьбы. Впрочем, возможно, это случилось не совсем случайно. – Вы трогали меня руками. – Сказав это, она стыдливо зарделась.

– Не исключено, что мне придется сделать это снова, – невозмутимо заметил Дариус. – Если вы и впредь будете нарушать покой этих мест.

Девушка удивленно округлила глаза:

– Нарушать?

– Я опасаюсь, что вы можете спугнуть стрекоз во время одного исключительно деликатного процесса, – проговорил Дариус елейным голоском. – Как раз в этот момент бедняжки спариваются. Может быть, вы не в курсе, но когда во время столь деликатного процесса самец пугается, это влияет на его половые функции неблагоприятным, а порой губительным образом.

Девушка смотрела на Дариуса словно загипнотизированная, она не могла вымолвить ни слова.

– Теперь мне становится ясно, почему в стаде остались только самые стойкие особи, – невозмутимо продолжал настойчивый естествоиспытатель. – Вероятно, вы регулярно распугиваете их, и в результате ухудшили их репродуктивные способности.

– Ухудшила их… что? Ну и чушь! – Взгляд девушки упал на шляпу, которую Дариус все еще держал в руках. – Отдайте мне это немедленно! – потребовала она.

Дариус повертел шляпу в руках, с любопытством разглядывая ее.

– В жизни не видел ничего более легкомысленного, – неожиданно вырвалось у него. Дариус и сам не знал, соответствует ли то, что он сказал, действительности. На самом деле он не имел ни малейшего понятия о том, какими должны быть женские шляпки, так как никогда не обращал внимания на женскую одежду: в его глазах любая одежда была всего лишь препятствием, от которого следовало как можно скорее избавиться. Тем не менее он воспринимал то, что держал в руках, как откровенную нелепость: кусок соломы, куски кружева, идиотские ленточки… – Для чего служит эта штука? Она не может защитить ни от солнца, ни от дождя…

– Это шляпа. – Незнакомка презрительно усмехнулась. – Она не должна ни от чего защищать.

– Тогда для чего же вы ее носите?

– Как для чего? Разумеется, для… – Она сосредоточенно сдвинула брови, видимо, не зная, что ответить, но Карсингтон не торопил ее. – Для красоты, разве не ясно? – произнесла она наконец. – Отдайте, мне надо идти.

– Скажите хотя бы «пожалуйста». Девушка гневно сверкнула глазами.

– Нет!

– Хорошо, я сам подам вам пример хороших манер. – Дариус спрятал шляпу за спину. – Мое имя – Карсингтон. – Он вежливо поклонился. – Дариус Карсингтон…

– Мне все равно.

– И Бичвуд передан мне во владение.

– Очень хорошо. Если хотите, можете добавить к нему мою шляпу, у меня полно других. – Незнакомка повернулась; она явно собиралась уходить.

Некоторое время Дариус смотрел на нее словно завороженный, затем сделал несколько шагов в ее сторону.

– Полагаю, вы живете неподалеку…

– К сожалению, не так далеко от вас, как хотелось бы. – Она также сделала несколько шагов, видимо, торопясь отделаться от него.

– Это место в течение многих лет было заброшенным. Наверное, вы ничего не знали о последних изменениях.

– Папа говорил мне, но я… просто забыла.

– Папа? – деревянным голосом повторил Карсингтон, и его хорошее настроение начало постепенно улетучиваться. – И кто же он?

– Лорд Литби, – сухо пояснила девушка. – Мы только вчера приехали из Лондона. Западной границей нашего владения служит ручей, и я привыкла приходить сюда…

Правильный выговор, одежда, манера держаться – все выдавало в ней благородную даму, леди. Разумеется, Дариус не имел ничего против благородных дам; в отличие от некоторых богатых молодых людей, его не слишком влекло к женщинам легкого поведения. К несчастью, эта красотка не слишком остроумна и, видимо, не отличается большим чувством юмора. Впрочем, ему-то какая разница? Этот факт не имел для Дариуса решающего значения, ум или отсутствие ума у женщины не играли для него никакой роли.

Но кажется, она упомянула о том, что с землей Дариуса граничит частное владение, принадлежащее ее отцу. Хорошо хоть не законному супругу! Из этого можно было заключить, что данная особа, вероятнее всего, незамужняя дочь маркиза Литби.

Как ни странно, на этот раз Дариус совершил промах, и это было ужасно досадно. Обычно его наметанный глаз распознавал девственницу на расстоянии пятидесяти шагов. Пойми он раньше, что прелестная незнакомка – незамужняя девица, а не почтенная мать семейства, он бы дал деру сразу после того, как поставил ее на твердую почву. Хотя он и не соблюдал глупые правила приличия, которых придерживались в высшем обществе, совращение невинных созданий шло вразрез с его нравственными принципами.

Дариус молча протянул девушке шляпу.

– Извините, что испугал вас, – сказал он на прощание. – Разумеется, вы можете гулять по моей земле сколько вашей душе угодно, я не имею ничего против. А теперь – всего хорошего. – С этими словами Дариус повернулся и, подойдя к берегу пруда, снова улегся в траву, рассчитывая продолжить наблюдение за стрекозами.




Глава 2


На протяжении многих лет его самым верным другом и неизменным компаньоном, строгим судьей и учителем была холодная, беспристрастная логика. Объективный и благоразумный до мозга костей, мистер Карсингтон привык все и вся подвергать анализу и очень быстро обнаружил брешь в цепочке своих рассуждений. Как ни старался он сосредоточиться на жизни стрекоз, его мысли снова и снова возвращались к случайной встрече. Словно бы какой-то невидимый коварный искуситель нашептывал ему на ухо, что у лорда Литби могут быть не только незамужние дочери, но и замужние. Может быть, как раз в эти дни у старика отца гостит его дочь, которую безмерно тяготит ее несчастливое замужество. Еще лучше молодая горемычная вдовушка, которая после смерти мужа вернулась в родительский дом.

В сердце Дариуса слабо затеплилась надежда. В конце концов, девушка и впрямь чудо как хороша; так почему ее сестры не могут походить на нее?

Вздохнув, Дариус поднялся на ноги, но незнакомка как сквозь землю провалилась.

– Чертовщина какая-то! – недовольно пробормотал он, проклиная себя за медлительность. Он столько времени пролежал здесь, в траве, поглощенный жизнью насекомых, прежде чем заметил гостью, а ведь мог бы среагировать и пораньше. Все ясно: он слишком долго прожил в пыльном Лондоне и теперь ему необходимо больше времени проводить на свежем деревенском воздухе.

Тем не менее девушка не могла уйти далеко, и Дариус не спеша пошел по той же тропинке, по которой пошла она, невольно чувствуя себя хищником, преследующим добычу.

Так он дошел до ручья, который отделял два владения друг от друга, но незнакомки нигде не было видно, поэтому, вконец раздосадованный, Дариус бросил камешек в ручей и, махнув на все рукой, направился домой, или, скорее сказать, в конюшню. Ему нужно было помыться и перекусить, для чего он должен был отправиться верхом в гостиницу. С первого же дня опытный сердцеед заприметил в гостинице пару смазливых служанок, которые, в свою очередь, также не скрывали своего желания поразвлечься, и он вовсе не желал упустить благоприятную возможность провести время в постели с одной из местных красоток.

Литби-Холл, некоторое время спустя

Поднимаясь по лестнице, Шарлотта столкнулась с мачехой.

– Боже милостивый, что случилось? – воскликнула Лиззи.

– Так, ничего особенного…

– Ничего? Неправда! Я же вижу: у тебя грязь на носу и платье перепачкано. А где твоя шляпка?

– Я подарила ее Гиацинте, – ответила Шарлотта с обидой в голосе. Она и в самом деле на обратном пути завернула в свинарник и выбросила шляпу, которую новый сосед подверг осмеянию. – Что?

– Гиацинта съела ее за милую душу. – К величайшему неудовольствию лорда Литби, его любимая свинья была неразборчива в пище и поедала все что ни попадя, причем до сих пор делала это без видимого вреда своему здоровью. Наверняка солома гораздо лучше переварится ее желудком, чем книга проповедей, которую назойливые родственники всучили Шарлотте в подарок и которую она недавно также скормила свинье.

Лиззи повернулась и молча пошла следом за Шарлоттой.

– Боже мой, ваша светлость, что случилось? – всплеснула руками служанка Шарлотты, Молли.

– Ничего не случилось, – невозмутимо ответила леди Литби. – Оставь нас ненадолго вдвоем, милая. Мы позвоним в колокольчик, когда ты нам понадобишься.

– Но барышня вся в грязи…

– Не важно, – сказала Шарлотта. – Тебе вовсе не обязательно стирать и чистить мою одежду. Можешь скормить ее… – Она осеклась. Да что с ней такое творится! Пожалуй, ей следует попридержать язык.

Ручей, отделявший Бичвуд от имения Шарлотты, находился примерно в двух милях от Литби-Холла, и во время прогулок она преодолевала это расстояние от двух до четырех раз за день, поскольку прогулки хорошо успокаивали нервы. Бывали дни, когда ей приходилось прилагать гораздо больше усилий, чем обычно, чтобы успокоиться и преодолеть душевный разлад.

Сейчас она тоже была охвачена смятением, и Молли, внимательно оглядев ее, укоризненно покачала головой.

– Не сейчас, Молли, – твердо сказала леди Литби. – Ступай и не забудь закрыть дверь.

Продолжая качать головой, служанка вышла из комнаты и плотно прикрыла за собой дверь.

– Ну, что с тобой, дорогая? – ласково спросила Лиззи.

– Ничего особенного, – ответила Шарлотта. – Я просто прогуливалась и случайно забрела на территорию соседнего владения, в Бичвуд. Там я встретилась с его новым обитателем.

– Ты имеешь в виду мистера Карсингтона? Мне все уши о нем прожужжали. Говорят, он только вчера приехал. – Лиззи окинула Шарлотту внимательным взглядом. – Ты столкнулась с ним до или после того, как упала в загон для свиней?

Шарлотта в детстве и в самом деле часто падала, подскользнувшись в загоне для свиней; так почему бы не воспользоваться удобным поводом и не солгать. Таким образом она могла бы избежать нежелательных расспросов. Загвоздка заключалась лишь в том, что мачеху невозможно было обмануть; она видела Шарлотту насквозь и всегда безошибочно определяла, когда падчерица говорит неправду.

– Он лежал в высокой траве, – сказала Шарлотта, – и сначала я его не заметила. Когда он поднял голову, я чуть на него не наступила, от неожиданности испугалась, споткнулась обо что-то и… упала.

Шарлотта посчитала неуместным подробно описывать, что случилось в отрезок времени между тем моментом, когда она споткнулась, и тем, когда она упала в грязь.

На протяжении десяти лет ее физический контакт с мужчинами не заходил дальше рукопожатий или ограничивался тем, что партнер по танцам держал ее за талию, кружа в вальсе. Обычно мужчины, которые к ней прикасались, были в перчатках, но на соседе перчаток не было, и она до сих пор чувствовала его сильные руки, их тепло, а еще испытывала странное, будоражащее душу чувство, похожее на смутное томление.

Впрочем, то, что с ней приключилось, было довольно просто объяснить: к тому моменту, когда Шарлотта наткнулась на мистера Карсингтона, она уже была до предела взвинчена и раздосадована, так что сосед застал ее врасплох, когда она пребывала в состоянии, близком к панике. Из-за волнения она на время утратила способность рассуждать здраво и не смогла понять простую вещь: этот человек просто опасался, что она свалится в декоративный пруд, превратившийся в болото.

Паника же ее была вызвана бредовой идеей отца выдать дочь замуж, тогда как Шарлотта боялась начинать брак с позора. Она не хотела из-за своего греха, совершенного в юности, разрушать счастье всех, кто ее любил: не только счастье отца, но и счастье, душевный покой Лиззи, которая из добрых побуждений, ради спасения Шарлотты, обманула своего супруга в самом начале замужества.

Неудивительно, что она повела себя как испуганный маленький зверек, пойманный в ловушку.

Под завораживающим взглядом золотистых глаз Карсингтона, при звуке его волнующего голоса, от которого по спине у нее побежали мурашки, она совсем потеряла разум. На мгновение ей даже показалось, как будто бог Аполлон сошел с небес и заговорил с ней.

– Что ж, понятно.

Услышав голос Лиззи, Шарлотта очнулась от мечтаний и тут же вспомнила, что мачеха имела опасную привычку видеть и понимать больше, чем ей этого хотелось. Темноволосая, небольшого роста, Лиззи внешне являлась полной противоположностью покойной матери Шарлотты и совсем не походила на классическую английскую розу, но все ценили ее за доброту души и за живость нрава. Лиззи была жизнерадостной, смешливой и не боялась подтрунивать над собой, а когда она смеялась – искренне и заразительно, – ее глаза зажигались огнем, а веселье передавалось окружающим.

В тот момент, когда лорд Литби познакомился с Элизабет Бентли, он еще не думал искать замену своей покойной супруге; которую нежно любил. Более того, в то время ему не верилось, что однажды кто-то сможет занять ее место. Однако он чувствовал себя слишком одиноким, и судьба улыбнулась ему, послав Лиззи, которая вскоре стала его женой.

Шарлотта отлично понимала, что если бы десять лет назад она не нашла поддержку и сочувствие у своей мачехи, репутация любимой дочери лорда Литби была бы запятнана, а семья – опозорена. Но на этот раз ей не хотелось, чтобы мачеха проникла в сокровенные тайны ее души и догадалась о том, в каком смятении она пребывает.

– Несомненно, ты предполагала, что укромные уголки природы еще долго останутся в твоем полном распоряжении. – Лиззи улыбнулась. – Однако странно, что отец не сообщил тебе о появлении нового соседа.

– Нет, он мне рассказал о нем, – призналась Шарлотта. – Но увы, я не обратила на это должного внимания. – Она тихонько вздохнула и стала стягивать с рук грязные перчатки.

– Наверное, маркиз сначала сообщил о хитроумном плане сосватать тебя, не так ли? – догадалась Лиззи. – Представляю, как тебе было трудно это переварить. Неудивительно, что после этого ничего другое не лезло тебе в голову.

– Да, его намерение застало меня врасплох. Хотя чему тут удивляться: папа, будучи здравомыслящим человеком и любящим отцом, хочет выдать меня замуж, и он прав. Все мои подруги давно уже замужем и многие имеют детей.

Сердце Шарлотты больно сжалось. Если бы ее ребенок выжил, ему было бы сейчас десять лет. Она до сих пор оплакивала свое дитя, когда оставалась одна. Узнав об этом, Лиззи непременно расстроилась бы, а Шарлотта еще много лет назад поклялась никогда не огорчать свою добрую и чувствительную мачеху.

– Я просила маркиза позволить мне самой рассказать тебе о его замысле, – сказала Лиззи, – но он заявил, что это его долг. Думаю, дорогая, маркиз прав: тебе давно пора создать собственную семью. Не век же горевать о прошлом, его все равно не воротишь. Когда ты была совсем юной, тебе пришлось пережить две тяжелые потери одну за другой, но теперь мы не должны позволить горю сломить твой дух.

– Да, я понимаю. – Шарлотта вздохнула. – Он умер, как и моя мать, но, несмотря ни на что, жизнь продолжается.

Лиззи улыбнулась:

– Кажется, Бог послал нам спасение в лице мистера Карсингтона. Сама знаешь, как твоего отца угнетал упадок, в который пришло соседнее владение. Нетрудно представить себе, в каком он был восторге, узнав, что теперь за Бичвудом будет следить специалист в области агрономии.

Шарлотта молча кивнула: ей нетрудно было представить, что чувствовал ее отец. Через несколько месяцев после рождения ребенка, когда она была нездорова и чувствовала себя подавленной, Лиззи увезла ее в Швейцарию. Длительные прогулки по горным тропам, по альпийским зеленым лугам, вдоль горных речушек, водопадов и озер с прозрачной водой наконец сделали свое дело: Шарлотта воспрянула духом, и потом, по возвращении в Англию, она восстанавливала душевное равновесие, гуляя среди заброшенных земель Бичвуда. При этом ее маршрут неизменно пролегал через ручей, который разделял два владения. Конюх, приставленный к Шарлотте, не решался переходить через ручей и смиренно ожидал ее возвращения на берегу, тогда как девушка продолжала свой путь по тропинке, ведущей к заброшенному пруду. Ей нравилось приходить туда, потому что ее никто не мог там увидеть и она могла ненадолго позабыть про правила, которые десять лет назад поклялась больше никогда не нарушать.

В Бичвуде она могла делать, что ее душе заблагорассудится: бесцельно шагать по тропинке или произносить обвинительные речи относительно всего, что ей досаждало или выводило ее из себя.

И вот прощай, свобода. Теперь с ее тайным убежищем покончено.

Подойдя к камину, Шарлотта бросила грязные перчатки на каминную решетку и только тут осознала, что пауза в разговоре затянулась. Так о чем только что говорила Лиззи? Ах да.

– Может быть, мистер Карсингтон и специалист в области агрономии, – наконец сказала Шарлотта. – Но вот насчет родственной души – это большое преувеличение. Я практически не знаю мистера Карсингтона и не могу пока об этом судить.

Лиззи кивнула:

– В таком случае забудем о том, что произошло сегодня, и не будем рассказывать об этом маркизу, тем более что он горит желанием познакомить всех со знаменитым мистером Карсингтоном и собирается представить его соседям на сегодняшнем вечере.

– Ничего удивительного, что папа желает оказать новому соседу радушный прием, дать ему понять, что он здесь желанный гость, – заметила Шарлотта.

– Скажу тебе по секрету, дело тут не только в гостеприимстве, – замявшись, проговорила Лиззи. – Хотя этот джентльмен всего-навсего младший сын графа, но граф не кто иной, как лорд Харгейт, а это уже говорит о многом.

У Шарлотты заныло под ложечкой – слишком рано она решила, что благополучно отделалась от сыновей лорда Харгейта! В прошлом году ее пытались сосватать за вдовствующего наследника лорда Харгейта, лорда Ратборна, но тогда ей не составило большого труда отвадить жениха, поскольку лорд Ратборн был к ней совершенно равнодушен и не обращал на нее никакого внимания. Ей оставалось только сделать так, чтобы и впредь не возбуждать в нем интерес к себе, и в результате прошлой осенью он женился на другой.

– Также имей в виду, что мистер Карсингтон пользуется значительным авторитетом в философском обществе, – продолжала леди Литби. – Этот уважаемый джентльмен теперь распоряжается соседним имением, на которое всегда имел виды твой отец. Объединяет их родство душ или нет, но в глазах лорда Литби все, вместе взятое, делает мистера Карсингтона вполне приемлемым кандидатом в женихи, и мы не можем не добавить его в список выгодных партий. – Произнеся эти слова, Лиззи удалилась, оставив падчерицу одну.

Некоторое время Шарлотта стояла посреди комнаты, уставившись на дверь неподвижным взглядом, затем гордо вскинула голову и расправила плечи.

– Какая разница, подходит он мне или нет, – пробормотала она себе под нос. – До сих пор я всегда ухитрялась успешно избавляться от женихов; не сомневаюсь, что и на этот раз мне удастся благополучно избежать нежелательного развития событий.




Тем временем в Бичвуде

Иллюзии Дариуса по поводу соседки развеялись через несколько мгновений после того, как он добрался до конюшни, где столкнулся с ее отцом: тот пришел, чтобы поздороваться и пригласить его на праздничный ужин.

Вскоре из разговора Дариус понял, что у графа есть только одна дочь, и, к сожалению, она не замужем. Кроме нее, у лорда Литби имелось еще четверо сыновей, двое из которых находились в гостях у своих кузенов в Шропшире.

Дариус тут же постарался выбросить девушку из головы и сосредоточил внимание на ее отце. Будучи верным сторонником логики, прежде чем приехать в Чешир, Дариус две недели занимался анализом проблемы, которую необходимо было решить, и сбором полезных сведений. Так он узнал, что на много миль вокруг лорд Литби был единственным достойным человеком, с которым следовало поддерживать знакомство. Его семья жила в этих краях на протяжении нескольких поколений, маркиз был тут самым крупным землевладельцем, причем, так же как и Дариус, он увлекался агрономией и философией.

Но самым приятным было открытие, что, в отличие от отца Дариуса, лорд Литби высоко ценил научные труды мистера Карсингтона. Он даже процитировал написанную Дариусом брошюру о свиноводстве. Изрядная доля лести, на которую лорд Литби не поскупился, улучшила настроение Дариуса, и молодой человек с удовольствием принял приглашение на ужин.

Обычно Дариус избегал светского общества, предпочитая круг общения, в котором придерживались свободных нравов: там мужчине не приходилось впустую тратить время на неприступных женщин.

На этот раз, однако, Дариусу пришлось отступить от своих правил: маркиз мог служить важным источником информации и при случае дать любой необходимый совет. Кроме того, наверняка большинство приглашенных – сельские жители, а эту породу людей Дариус хорошо понимал и в их компании чувствовал себя непринужденно. Не исключено, среди этих деревенских людей он сможет найти привлекательную вдовушку или жену, несчастную в браке и не обремененную строгими моральными принципами.

Сев на лошадь, Дариус направился в гостиницу, но по дороге его мысли снова возвратились к красавице соседке. Как он мог дать маху и принять ее за замужнюю даму? Что сбило его с толку?

Карсингтон снова мысленно представил девушку: прелестное лицо, восхитительная фигура, правильный выговор и неожиданно враждебный тон. Эта враждебность не давала ему покоя. Разумеется, не все женщины мгновенно таяли в его объятиях, однако те, которые сначала сопротивлялись, делали это только для виду.

Какая странная девушка – такая же несуразная, как ее идиотская шляпка, и к тому же спотыкается на ровном месте. Она сбила его с толку, и теперь ее высокомерие словно подстегивало его. Забавно будет превратить все это в игру, сделать первый шаг на пути к обольщению.

В «Единороге», пока его слуга Гудбоди тяжело вздыхал по поводу пятен травы и грязи на брюках молодого хозяина, Дариус втянул в беседу пару непривлекательных служанок и узнал от них, что леди Шарлотте Хейуард двадцать семь лет, но, несмотря на столь солидный возраст, она до сих пор не замужем.

Дариусу это казалось непостижимым. Единственная дочь маркиза, хороша собой, и ее отец – вовсе не обедневший аристократ, а состоятельный, имеющий вес в обществе джентльмен. Любое семейство в Англии сочтет за честь породниться с ним, потому что всякий уважающий себя мужчина захочет получить потомство от особи такой высокосортной племенной породы. Так почему же до сих пор никто этого не сделал?

Дариус был так обескуражен и даже в некоторой степени раздражен, что забыл заманить в постель какую-нибудь из миловидных служанок. Вместо этого, вымытый, чисто выбритый, он сменил одежду и, оставив Гудбоди размышлять над тем, что делать с его ботинками, находящимися в ужасном состоянии, продолжил исследовать пивную «Единорога». Там-то он и познакомился со множеством предположений, или, скорее, слухов о том, почему леди Шарлотта Хейуард до сих пор не замужем.

– О, это была страшная трагедия, – сказала, закатив глаза, жена владельца гостиницы, подавая Дариусу пинту эля. – Сердце леди Шарлотты навеки отдано офицеру, которого разорвало на кусочки в бою под Ватерлоо.

– Ватерлоо тут совершенно ни при чем, – возразил кто-то. – Того офицера убили в Балтиморе во время войны с американцами.

– Да никакой он не офицер, – вмешался в спор третий. – На празднества, посвященные победе, вместе с русским царем к нам прибыл один граф и стал женихом леди Шарлотты, но потом подхватил лихорадку и умер.

В конюшне гостиницы преобладала менее романтичная точка зрения. Леди Шарлотте не разбивал сердце ни блестящий офицер, ни чужестранец благородных кровей: причина, по которой она не вышла замуж, оказалась проще – не нашлось никого, кто мог бы стать ей ровней.

– Понятно, – тут же решил Дариус. – Ее поклонники принадлежали к более низкому сословию.

– Что вы, сэр! – сказал один из конюхов. – За леди ухаживали попеременно герцог и маркиз.

– А в прошлом году – старший сын графа, – подхватил другой. – Отличный малый, просто безупречность.

Первый конюх толкнул второго локтем в бок и шепнул ему что-то на ухо, после чего его товарищ заметно смутился.

Дариус сразу догадался, в чем дело: речь шла о его старшем брате Бенедикте, лорде Ратборне, которого прозвали лордом Безупречность.

– Ну, раз уж сам лорд Безупречность недостаточно хорош для нее, возможно, все объясняется просто: леди слишком зазналась.

Вспоминая их встречу, Дариус сделал вывод о том, что леди Хейуард, несомненно, держалась с ним надменно, чем, возможно, задела его самолюбие.

– Нет-нет, она совсем не гордячка, сэр, – возразил первый конюх.

– Очень милая и приятная дама, – подхватил другой.

– У нее для всех найдется доброе слово.

– Улыбается и рассыпается в благодарностях за любой пустяк, который делаешь для нее.

– Все слуги в один голос это твердят, хвалят ее не нахвалятся.

Далее последовал подробный рассказ о том, какую неслыханную доброту проявляет леди Шарлотта Хейуард к ближним. При этом Дариус пытался совместить портрет Шарлотты, нарисованный слугами, с образом девушки, которую встретил сегодня у пруда, но совместить эти два образа оказалось невозможной задачей.

Снова и снова Дариус размышлял над этой загадкой, рассматривая ее то под одним углом зрения, то под другим, однако никак не мог ее разгадать, и это действовало ему на нервы, поскольку бросало вызов его интеллектуальным способностям.

– Мне уже начинает казаться, что эта дама – святая, – сказал он с раздражением в голосе.

Его собеседники переглянулись и ничего не сказали, очевидно, полагая, что Дариус недалек от истины.




Гостиная Литби-Холла, тем же самым вечером

В первый раз, когда они встретились, Карсингтон застал Шарлотту врасплох, но на этот раз она была во всеоружии. Дежурная улыбка и все восемьдесят три тысячи шестьсот пятьдесят семь правил приличия тоже были на месте. Тем не менее, когда в дверях появился ее новый знакомый, она почувствовала странное волнение.

Для других его приход тоже не остался незамеченным: все повернули головы в его сторону, и на большинстве лиц, особенно женских, отразилось нечто большее, чем обычное любопытство. Глаза у женщин заблестели, губы приоткрылись, щеки покрылись румянцем.

В таинственном мерцании свечей Карсингтон показался Шарлотте прекрасным златокудрым греческим богом, спустившимся с небес к простым смертным.

Прекрасный Аполлон! Это был именно он, вне всяких сомнений: весь в золотых лучах, сверкающий золотом. Как все боги, он был гораздо выше ростом, чем все смертные.

«И никакой он не бог!» – сердито напомнила себе Шарлотта. Просто обычный мужчина, да к тому же, если интуиция ей подсказывает верно, еще и заурядная и отвратительная его разновидность.

Распутник…

Человек, который разрушил ее жизнь, тоже был распутником. Самым главным уроком, который Шарлотта усвоила из своего горького опыта, было умение безошибочно распознавать этот тип представителей сильного пола. Такого мужчину она могла бы узнать с расстояния пятидесяти шагов.

Если бы Шарлотта не была так взвинчена после разговора с отцом, она с первой встречи приклеила бы мистеру Карсингтону ярлык распутника и мысленно положила его на соответствующую полочку в своей энциклопедии мужских типов. Однако у нее имелось время, чтобы спокойно подумать, и теперь, взяв себя в руки, она будет вести себя с ним, как он этого заслуживает.

Увидев Шарлотту, Карсингтон решительно направился к ней, отчего у нее учащенно забилось сердце; она даже чуть не сделала шаг назад, но тут услышала за спиной приветливый голос отца:

– Добро пожаловать, мистер Карсингтон! – Маркиз представил гостя своей жене, и Карсингтон грациозно поклонился. – Шарлотта, дорогая. – Маркиз обернулся к дочери. – Познакомься с нашим новым соседом, мистером Карсингтоном. Сэр, это моя дочь Шарлотта.

В душе Шарлотты бушевала буря. Ей пришлось собрать всю волю в кулак, чтобы не показывать своего волнения.

Карсингтон снова поклонился:

– Добрый вечер, леди Шарлотта.

– Добрый вечер, мистер Карсингтон. Наступила довольно неловкая пауза, и Карсингтон перевел взгляд на лорда Литби, затем снова взглянул на Шарлотту. На этот раз она уловила в его янтарных глазах такое же насмешливое выражение, которое было на его лице, когда он издевался над ее шляпкой.

– Как я помню, мы с вами уже встречались раньше, – произнес он вкрадчиво, словно это был их страшный секрет, которым они не должны ни с кем делиться.

По спине у Шарлотты побежали мурашки.

– Боюсь, вы ошибаетесь. – Шарлотта с вызовом посмотрела на него, и Дариус удивленно приподнял брови.

«Только попробуй сказать хоть слово о том, что случилось у пруда, – и я выцарапаю тебе глаза!» – подумала Шарлотта.

С лица Карсингтона исчезло насмешливое выражение, и он недоуменно захлопал ресницами, словно догадываясь, о чем она подумала. Затем его губы тронула едва заметная улыбка.

– Ошибаюсь? Разве?

Эти слова прозвучали так ласково, что душа Шарлотты готова была распуститься, словно лепестки цветка под лучами утреннего солнца, однако она поспешила напомнить себе, что таковы уж улыбки у всех распутников: этот сорт людей способен усыплять бдительность жертвы и делать женщин мягкими и податливыми.

– Вероятно, вам показалось, – быстро сказала она и бросила взгляд на отца.

– Тогда, возможно, у вас есть сестра-близнец, похожая на вас как две капли воды. – Дариус усмехнулся и окинул комнату выразительным взглядом.

– Нет, у меня нет сестры-близнеца.

– Странно…

– Ничего нет странного. Просто у меня действительно нет ни сестры, ни брата-близнеца, – с невозмутимым видом заметила Шарлотта. – И вообще близнецы не такое уж частое явление.

– Готов поклясться, что мы с вами встречались – всего несколько часов тому назад, возле пруда в Бичвуде, – продолжал настаивать Дариус. – На вас еще была довольно легкомысленная шляпка…

Он дразнил ее этой шляпкой как мальчишка, и на мгновение ей захотелось ему подыграть, но она тут же приструнила себя.

– Леди и джентльмен могут познакомиться только после того, как их должным образом представят друг другу – холодно проговорила Шарлотта. – Так как нас представили друг другу всего минуту назад, значит, мы с вами не могли видеться раньше.

– Но в этом нет никакой логики! – воскликнул Дариус.

– В этом и не должно быть никакой логики. Это общепринятое правило поведения, а правило может быть любым. Например, может быть правило, что правила поведения должны быть нелогичными.

Глаза Дариуса вспыхнули. Сначала Шарлотта решила, что в них появилось любопытство, и стала мысленно ругать себя за это: она меньше всего хотела возбуждать в нем интерес к своей персоне. Но затем его взгляд переместился с ее лица на шею и ниже, задержавшись чуть подольше на ее груди, а потом опустился к носкам ее шелковых туфелек. Когда Карсингтон вновь поднял глаза, Шарлотта не смогла скрыть волнение, и ее шея и плечи предательски покраснели.

Карсингтон с довольным видом наблюдал за ней; судя по всему, он ощущал себя хозяином положения.

В душе Шарлотты закипал гнев. Хоть один раз в жизни ей хотелось сделать что-то, а не стоять молча, терпя дерзость бессовестного нахала, откровенно рассматривающего ее. Однако леди должна делать вид, что не замечает, когда мужчина раздевает ее взглядом: ну разве это справедливо? Когда мужчину обижают, ему позволительно возмутиться, почувствовав себя задетым. Более того, окружающие ожидают от него такой реакции. Будь она мужчиной, обязательно поставила бы мистеру Карсингтону синяк под глазом или надавала ему по шее. Увы, она не мужчина и даже не может нанять кого-нибудь, чтобы он все это проделал вместо нее. Устроить сейчас сцену было бы по меньшей мере смешно, и к тому же губительно для репутации. Она не ребенок и сможет совладать со своими эмоциями. За ее спиной – восемь сезонов, и окружающие ждут от нее умения властвовать собой, умения разрешать трудные и неприятные ситуации с достоинством.

Но леди Шарлотта Хейуард была на редкость находчива. Даже в пылу гнева ее голова не переставала работать. За свою жизнь она имела дело со многими мужчинами и легко сумеет справиться с ситуацией.




Глава 3


«Ошибка, – думал Дариус. – Глупейшая, глупейшая ошибка!» Он поверить не мог в то, что совершил ее.

О девственницах не может быть и речи: старший брат Бенедикт внушал ему это с пятнадцати лет, вдалбливая эту мысль в его голову, при помощи кулаков требуя от него, чтобы Дариус запомнил это раз и навсегда.

Потом это правило прошло проверку логикой. Опыт подтвердил, что отношения с девственницами были напрасной тратой времени: они требовали большого труда, а вознаграждение не оправдывало затраченных усилий. Если девственница – дворянская дочка, цена мизерного количества удовольствия слишком велика – женитьба.

«Ступай своей дорогой, не обращая на нее внимания, – подсказывал ему разум. – Сейчас же».

Карсингтон всегда без колебаний следовал голосу разума, однако на этот раз он засомневался, и для этого имелось несколько причин.

Первая – девушка была не похожа на других и представляла собой загадку.

Вторая – для мужчины со здоровыми инстинктами было крайне трудно отвернуться от молодой особы в великолепной физической форме. Девушка в самом деле представляла собой любопытный образчик женской красоты.

Третья причина – это ее платье: оно сидело на ней так, что совсем не выглядело девственным. Дариус видел перед собой не девственную охотницу Диану, а пылкую богиню любви Венеру.

Эта мысль возродила в его памяти воспоминание об одном произведении искусства, которое он увидел во Флоренции. Много лет назад Бенедикт уговорил Дариуса поехать вместе с ним в путешествие по Европе, и эта картина оказалась единственной достопримечательностью, на которую стоило взглянуть во время долгой утомительной поездки.

Речь шла об известном полотне Боттичелли, изображавшем обнаженную Венеру на большой морской раковине.

Дариус представил леди Шарлотту обнаженной, рожденной из пены морской богиней любви, которую она так сильно ему напоминала. На его месте любой мужчина сделал бы то же самое, независимо от того, видел он это полотно или нет.

Но одно дело – мысленно представлять Шарлотту обнаженной и совсем другое – раздевать ее глазами. Даже он знал, что недопустимо смотреть с похотью на незамужнюю женщину на глазах у всех, да еще и в доме ее отца. Это было чревато походом к алтарю, ударами хлыста или дуэлью на пистолетах с двадцати шагов.

Драки из-за самок были частым явлением, и в этом не было ничего плохого, когда речь шла о животных. Тем не менее такое поведение среди существ разумных нелепо.

Дариус поспешил отвлечь свое внимание от нежной кожи, порозовевшей под его нескромным взглядом, но было уже слишком поздно. Холодные голубые глаза смотрели на него с нескрываемой ненавистью и возмущением.

Шарлотта точно так же посмотрела на него незадолго до этого, когда он начал дразнить ее, вспоминая их предыдущую встречу. «Она готова придушить меня», – пронеслось у него в голове, и ему хотелось посмотреть, что бы могло из этого получиться. Наверняка вышло бы что-то очень захватывающее.

Однако она не придушила его. Ни тогда, ни теперь. К удивлению Дариуса, Шарлотта улыбнулась ему, а затем пододвинулась к нему вплотную так, что стали видны ее округлые груди – большие и совсем не девственные.

Одновременно с основным инстинктом в Дариусе мгновенно пробудился инстинкт самозащиты. «Ловушка! Ловушка! – кричал разум. – Беги от нее прочь!»

– Итак, леди Шарлотта…

– Давайте обойдемся без церемоний, – спокойно сказала она. – Мои родители занимаются сейчас другими гостями.

Дариус знал, что сразу же после того, как его представили, он должен был подойти к другим гостям, чтобы засвидетельствовать им свое почтение. Он и повернулся было, чтобы поспешить к вновь прибывшим, однако Шарлотта слегка тронула его за руку.

Его сердце застучало быстрее, и Дариус внимательно посмотрел на ее руку в перчатке, которой она нежно его касалась. Затем он перевел взгляд на ее лицо – такое красивое, что дух захватывало, и увидел на нем все ту же заговорщическую улыбку.

– Я понимаю, что вы горите желанием скорее познакомиться со своими соседями. – Шарлотта чуть усмехнулась. – Буду рада помочь папе представить вас собравшимся. Я часто так делаю: наши встречи проходят в неофициальной обстановке, а папа, кажется, увлечен разговором со священником. – Она повела Дариуса на другой конец гостиной, где собралась небольшая группа гостей. Однако в последний момент Шарлотта вдруг передумала и Подвела его к рыжеволосой женщине, которая стояла возле фортепьяно, внимательно изучая лежащие на пюпитре ноты. Дариус знал, что женщину зовут Генриетта Стиплтон; она говорила, слегка задыхаясь, потому что редко делала паузы для выдоха.

Как только миссис Стиплтон начала говорить, леди Шарлотта, изобразив на лице ехидную улыбку, поспешила оставить Дариуса наедине со вдовой.




Гостиная Литби-Холла, три с половиной часа спустя

– Было бы гуманнее придушить меня, – пробормотал Карсингтон, и Шарлотта, в руках у которой была чашка чая, чуть не расплескала его. Она не слышала, как Карсингтон подошел к ней сзади, но, стоя к нему спиной, чувствовала на себе его взгляд.

– Это было бы неучтиво, – невозмутимо заметила она. Жена священника, миссис Бэджли, сидела на другом конце гостиной возле камина, который в этот теплый июньский день зажгли ради нее одной. Миссис Бэджли страдала от артрита, поэтому нужно было позаботиться о том, чтобы она хорошо себя чувствовала. К тому же миссис Бэджли приходилась графу двоюродной сестрой.

– Значит, по-вашему, придушить гостя неучтиво, – снова пробормотал Карсингтон. – Довольно любопытная точка зрения. Полагаю, я не могу обвинить вас в неучтивости из-за того, что вы оставили меня наедине с женщиной, которая чуть не заговорила меня до смерти.

– Глядя на вас, не скажешь, что вы хоть в малейшей степени пострадали от долгих разговоров с миссис Стиплтон: – Шарлотта искоса взглянула на совершенный профиль Карсингтона. Проклятие, до чего же этот повеса красив! Ей хотелось отыскать в его идеальной внешности хоть какой-нибудь изъян, но все было тщетно. Провидение недальновидно и несправедливо: порочных мужчин непременно следует как-то метить, оставлять на них несмываемый знак. Лучше всего – отметину красного цвета на лбу.

Между тем у Дариуса не было ни знаков, ни шрамов, ни других видимых недостатков, так что ей надо успокоиться и постараться дышать ровнее…

– И несмотря на то что своей бесконечной болтовней миссис Стиплтон меня чуть не уморила, я все выдержал, – гордо сказал Дариус. – Она начала говорить в ту же секунду, как вы подвели меня к ней, и продолжала молоть языком, пока не объявили ужин. А за ужином меня ждал еще один неприятный сюрприз: наши с ней места за столом оказались рядом. Хотя теперь я уже ничему не удивляюсь.

Во время обеда Шарлотта пыталась не смотреть в сторону Карсингтона, но это было трудно сделать, учитывая, что он сидел как раз напротив нее. Улучив Момент, когда миссис Стиплтон отвернулась, он поймал взгляд Шарлотты, и она, увидев страдальческое выражение в его глазах, чуть не прыснула со смеху. Тем не менее она изо всех сил старалась сохранять невозмутимое выражение на лице, но следить за ходом беседы за столом уже не могла.

– Она болтала без умолку весь ужин, – продолжал жаловаться ей Карсингтон, – и остановилась, только когда леди Литби дала знак дамам покинуть столовую.

– А вы взгляните на ситуацию с другой стороны, мистер Карсингтон. Только подумайте, от скольких забот она вас освободила, – спокойно сказала Шарлотта. – Вам оставалось только одно – притворяться, что вы ее внимательно слушаете.

– Я никогда не притворяюсь, леди Шарлотта, – обиженно возразил Дариус, – и имею обыкновение говорить искренне – это значительно облегчает жизнь.

– Вам – может быть, ведь вы – мужчина.

– А вы наблюдательны! – насмешливо заметил он.

– По-моему, мужчины любят прямоту и искренность только когда находятся среди представителей своего пола, – колко заметила Шарлотта. – А в женщинах вы отнюдь не жалуете эту черту.

– Может быть, но это справедливо только для узколобых мужчин.

Шарлотта улыбнулась. Если Карсингтон ценит искренность и прямоту в женщинах, это неплохо.

Они подошли к камину, рядом с которым примостилась жена священника. С милой улыбкой Шарлотта повернулась к старой карге, которую здесь боялись все без исключения.

– Ах, леди Шарлотта, вот вы где, – сказала высокая, дородная миссис Бэджли грудным голосом. – Я надеялась, что вы отвлеклись лишь ненадолго и не забудете обо мне окончательно. – Она чуть не просверлила Карсингтона придирчивым взглядом. – Похоже, я ошибалась и ваше внимание отвлек кое-кто другой. – Шарлотта подала миссис Бэджли чай.

– Было очень мило со стороны мистера Карсингтона составить мне компанию, – пояснила она. – Нетрудно догадаться, почему он желает продолжить с вами знакомство. Будучи очень наблюдательным человеком, мистер Карсингтон заметил, что вы болеете; само собой разумеется, он желает применить свои обширные познания на практике и облегчить ваши страдания. Но сперва вы должны предоставить ему все необходимые сведения. Я знаю, он желает, чтобы вы описали во всех подробностях все симптомы вашего заболевания. Расскажите ему в деталях, на что вы жалуетесь.

Миссис Бэджли просияла и с надеждой посмотрела на Дариуса.

Дариус сначала захлопал ресницами, потом прищурился, но отступать было поздно.

– Значит, вы разбираетесь и в человеческих недугах, мистер Карсингтон? – удивилась миссис Бэджли.

– Я знаю, как лечить артрит. – Дариус обреченно вздохнул, с опаской глядя на женщину, которая занимала большую часть кресла, предназначенного для двоих.

Он внимательно слушал миссис Бэджли, которая начала долго и нудно перечислять, что у нее болит и какое лечение она уже безуспешно применяла.

Шарлотта повернулась, собираясь уйти, но ее остановил неожиданный вопрос:

– А разве вам, леди Шарлотта, это неинтересно?

– Бедное дитя все это слышала много раз, но она слишком деликатна, чтобы признаться в этом, – добродушно заметила миссис Бэджли.

Хотя Шарлотта получила удобный предлог, чтобы улизнуть, тем не менее она колебалась: ей ужасно хотелось увидеть страдания Карсингтона, вынужденного выслушивать бесконечные излияния престарелой леди.

– Вы пробовали лечиться касторкой, миссис Бэджли? – спросил Дариус.

Касторкой? Он что, шутит? Шарлотта с подозрением посмотрела на молодого человека, однако не смогла прочесть хотя бы намек на насмешку на его лице.

– У меня проблема с суставами, а не с пищеварением, молодой человек, – строго заметила миссис Бэджли. – Что касается моего кишечника, он у меня в идеальном порядке, и я не собираюсь тревожить его, проводя очистительные процедуры и все такое прочее. Если хотите знать мое мнение, касторка – это не что иное, как шарлатанство.

– Полагаю, мне следовало более точно выразиться. – Дариус кашлянул. – Я хотел сказать, не попробовать ли вам втирать касторовое масло в больные суставы; недавно один врач представил научную работу, в которой описал свои эксперименты с применением этого средства. Я рекомендовал его своей бабушке. Хотя она меня терпеть не может, но тем не менее признала, что лечение на нее подействовало положительно.

– Ваша бабушка вас терпеть не может? – удивилась Шарлотта. Этот вопрос как-то сам собой сорвался у нее с языка, потому что удивление и любопытство одержали верх над правилами приличия. Лучше бы она помалкивала, потому что теперь Карсингтон переключил все свое внимание на нее.

– Да, это так, – спокойно сказал он.

– Вздор, – вмешалась миссис Бэджли. – Уверяю вас, молодой человек, хоть родители время от времени считают своих отпрысков несносными, но бабушки и дедушки в своих внуках души не чают; я знаю это из собственного опыта.

– Она на дух меня не выносит, – Дариус не сводил глаз с Шарлотты, – и недели две тому назад специально послала за мной, чтобы сообщить мне об этом.

– Если это правда, – Шарлотта была неприятно поражена, – то странно, что вы этим хвастаете.

– Я и не хвастаю. Я только хотел, чтобы миссис Бэджли поняла: даже скептик, который относится ко мне предвзято, убедился в том, что предложенное мной средство эффективно. Желаете знать, почему именно бабушка не жалует меня?

Шарлотте ужасно хотелось это узнать, но она была уверена, что Карсингтон не захочет ничего рассказывать. Скорее, он хочет, чтобы она сама угадала: имея за плечами восемь сезонов балов, Шарлотте не составило большого труда распознать приглашение пофлиртовать.

– По-моему, не слишком прилично обсуждать столь деликатный вопрос с посторонним человеком, – назидательно сказала она и не спеша удалилась.

Дариус смотрел ей вслед, любуясь грациозными линиями ее бедер. Даже здесь, среди толпы гостей он ловил себя на мысли о том, что не прочь прижаться губами к ее нежной шейке.

Тяжело вздохнув, он с тоской стал вспоминать те волшебные мгновения у пруда, когда его рука коснулась ее груди. Впредь ему следует обходить эту девушку стороной. Он не имел обыкновения сопротивляться искушениям и, напротив, привык им поддаваться. В этом заключалась его проблема.

– Я, кажется, знаю почему, – прервала его мысли миссис Бэджли, и Дариус обернулся; он словно только сейчас вспомнил о существовании миссис Бэджли, которую ни в коем случае не хотел обидеть. Очень часто жены священников обладают большим влиянием, и эта дама, похоже, всем здесь заправляла. К тому же она была двоюродной сестрой лорда Литби.

– Извините, что вы сказали?

– Ваша бабушка не может всерьез вас ненавидеть, но я легко могу предположить, почему она говорит вам подобные неприятные вещи. Оставим в стороне касторку. Я, разумеется, не должна напоминать вам о вашем долге как землевладельца. От вас зависит процветание вашей земли и тех людей, которые на ней трудятся.

– Если быть точным, в настоящее время я не являюсь в полном смысле этого слова законным владельцем земли, – заметил Дариус. – Видите ли, мой отец…

– Прошу вас, не морочьте мне голову всяким юридическим вздором, – оборвала его миссис Бэджли. – Вы несете ответственность за Бичвуд.

– Верно, и я собираюсь как можно скорее привести все в порядок.

– А дом? – Миссис Бэджли вскинула брови. – Я слыхала, вы остановились в «Единороге» в Олтринхеме, а в Бичвуде проживает только небольшая часть прислуги, и к тому же почти все они – лондонцы. Вы привезли лондонских слуг в деревенский дом, а местные жители, которые служили в Бичвуде на протяжении нескольких поколений, лишились работы. Представляете, сколько молодых людей были вынуждены оставить свой дом и свои семьи, чтобы заработать себе на жизнь, – и все из-за этой проволочки с тяжбой в Чансери…

Миссис Бэджли еще долго продолжала разглагольствовать о долге мистера Карсингтона по отношению к Бичвуду и его окрестностям. Она рассказала, что сделали другие, как они пытались сохранить собственность и найти работу, а также место проживания для тех, кто внезапно остался не у дел.

Не выдержав, Дариус стал возражать и попытался объяснить экономическую подоплеку вопроса. По его мнению, самое главное – земля, адом – дело второстепенное. Но миссис Бэджли была явно не в ладах с логикой, она и слушать ничего не желала.

Наконец Карсингтон бросил взгляд в сторону Шарлотты, которая стояла рядом с мачехой и полковником Мореллом. Полковник был статным привлекательным брюнетом одного возраста с Алистэром, третьим сыном лорда Харгейта. От миссис Бэджли Дариус узнал, что Мореллу принадлежало имение к югу от имения лорда Литби. Хотя семья полковника, как и семья Литби, проживала здесь на протяжении нескольких поколений, большую часть своей жизни полковник провел за границей и поселился здесь меньше года назад. Возможно, он не собирался задерживаться здесь надолго, потому что вскоре должен был унаследовать графство в Ланкашире от своего престарелого дядюшки. Нетрудно было заметить, что он наметил леди Шарлотту себе в графини. Хотя этот молодой человек не выказывал своих намерений слишком явно, Дариус видел его насквозь и не сомневался, что Морелл имел виды наледи Шарлотту.

– Вы прекрасно знаете, что случается, когда закладывают собственность, – не унималась миссис Бэджли. – Ни один нормальный человек не захочет таскаться по судам: все боятся быть втянутыми в тяжбу. Так можно погубить самые лучшие и благородные начинания. Даже лорд Литби оказался связан по рукам и ногам. Ему было сказано, чтобы он не вмешивался, так что все это просто возмутительно, сэр. Неужели вы настолько бессердечны, что готовы увековечить произвол?

Услышав слово «бессердечны», Дариус стиснул зубы – он едва сдерживал гнев. С него достаточно было однажды услышать это слово от отца, и бабушка Харгейт тоже так его называла! Лицемеры! Они говорят, что им взбредет в голову, немало не заботясь о чувствах других людей.

– У меня нет ни малейшего намерения увековечивать произвол. – Он вздохнул. – Однако ваша филантропия и добрые намерения не принимают в расчет определенные экономические законы. Этот дом стоит на земле, а не наоборот, поэтому логичнее начинать с земли и хозяйственных помещений, необходимых для скотоводства и земледелия.

– Чепуха! – Миссис Бэджли презрительно фыркнула. – Давайте выясним мнение леди Литби на этот счет.

Дариуса меньше всего интересовало, что думают женщины, большинство из которых постоянно находилось не в ладах с логикой, но он все же заставил себя успокоиться, решив, что неразумно обижаться на женскую нерациональность.

Дружелюбно улыбнувшись леди Литби, Дариус стал ждать дальнейшего развития событий, надеясь, что эта женщина не заговорит его до смерти, как миссис Стиплтон или миссис Бэджли.

Пока миссис Бэджли продолжила свою патетическую речь о доме в Бичвуде, леди Литби некоторое время терпеливо слушала, а затем сказала:

– Как и всех остальных мужчин, мистера Карсингтона никто не учил вести домашнее хозяйство. Неудивительно, что он не знает, с чего начать.

Дариус тут же подхватил брошенный ему спасательный круг.

– Я и впрямь не имею об этом ни малейшего понятия. Что я могу знать о кухарках, экономках и горничных или о том, как правильно меблировать комнаты? Когда я слышу, как женщины обсуждают подобные вопросы, это повергает меня в отчаяние. Задачи по тригонометрии кажутся мне куда менее сложными…

– Ну что ж, ваши трудности можно понять, – примирительно сказала леди Литби. – Бесполезно ожидать от мужчины, что он станет заниматься подобными вещами.

– Однако ими необходимо заниматься, – упрямо заявила миссис Бэджли. – Неужели мы обязаны извинять его только на том основании, что он – мужчина?

– Думаю, да. – Леди Литби улыбнулась.

– Благодарю вас. – Дариус с трудом преодолел мальчишеское искушение показать миссис Бэджли язык.

– Что касается меня, я буду счастлива помочь вам, – пообещала леди Литби, и Дариусу вдруг показалось, что перед ним разверзается глубокая пропасть. Маркиза Литби, привыкшая ни в чем себе не отказывать, будет заниматься ремонтом и внутренним убранством его дома!

Дариус мысленно представил длинные колонки цифр расходов, в сумме составляющие тысячи фунтов, и понял, что ему нужно как можно скорее добиться того, чтобы имение начало приносить доход. А как он может это сделать, если станет заниматься ремонтом дома? Тем не менее он был бы последним безумцем на свете, если бы завел с женщиной речь о деньгах. Во-первых, это вульгарно. Во-вторых, дамы высшего света не имеют никакого понятия об основных экономических законах. С равным успехом можно было попытаться объяснить амперовскую теорию электродинамики свиноматке лорда Литби.

В-третьих, гордость никогда не позволила бы Дариусу это сделать; он скорее умрет, чем во всеуслышание объявит, что ограничен в средствах.

– Я ни на секунду не могу допустить, чтобы к вашим многочисленным обязанностям добавилась еще и эта, – многозначительно сказал он. – Насколько я понял, в будущем месяце вы ожидаете большое количество гостей…

– Пустяки, развлекать гостей для меня не в тягость.

– Но управлять чужим домашним хозяйством, которое находится в ужасном беспорядке, где даже не имеется подходящей прислуги…

– На вашего агента Кейстеда можно целиком и полностью положиться, – заявила леди Литби. – Я поручу ему нанять прислугу. И пусть вас не беспокоит объем работы, который необходимо проделать, – работы я не боюсь. Недавно я полностью обновила убранство Литби-Холла, и сделала все одна. Кроме того, нам пришлось провести некоторые архитектурные изменения, так что лорд Литби остался доволен результатом перестройки. Тем не менее он попросил меня больше ничего не перестраивать, пока младшие дети не пойдут в университет, поэтому вы окажете мне услугу, доверив эту работу.

– Но дом в Бичвуде слишком в плачевном состоянии, – попытался отговорить леди Литби Карсингтон, хотя не имел ни малейшего представления о состоянии дома, потому что до сих пор даже не переступал его порога. – Кругом бегают крысы…

– Я приведу с собой малышку Дейзи, моего бульдога. Ей понравится ловить крыс. Шарлотту я тоже позову. – Лиззи жестом подозвала падчерицу.

– Ловить крыс? – ужаснулся Дариус. Леди Литби рассмеялась.

– Шарлотта – деревенская жительница и не боится грызунов. К тому же она очень любит решать трудные задачи, не правда ли, дорогая?

– Да, но сперва мне хотелось бы узнать, о чем речь… – Шарлотта насторожилась.

– Видишь ли, дорогая, мы собираемся привести в порядок дом в Бичвуде.

Леди Шарлотта бросила на мачеху изумленный взгляд.

– В самом деле? – недоверчиво переспросила она. – Сомневаюсь, что мистер Карсингтон горит желанием, чтобы две женщины, с которыми он едва знаком, суетились и мельтешили у него перед глазами. У него много работы, его голова занята уймой разных серьезных вещей, которые он должен спокойно обдумать. Мне кажется, ему нужен островок тишины и покоя, тихое место для уединения, и он не хочет, чтобы кто-то переворачивал его дом вверх дном. А мы приведем туда каменщиков и плотников, штукатуров и расклейщиков обоев. Вся эта орава будет шуметь и ходить по дому. Не говоря уже о том, что мы непременно станем докучать мистеру Карсингтону, постоянно спрашивая его мнение о том и о другом.

Шарлотта выразительно посмотрела на Дариуса, отчего он тут же погрузился в мечты и живо представил, как эта красивая девушка делает все, чтобы создать для него оазис тишины и покоя, настоящий островок уюта, его собственный мирок, где все устроится так, как он этого хочет.

Однако, когда Дариус заставил себя очнуться, в холодных голубых глазах Шарлотты он увидел смертельную угрозу. Ее выразительный взгляд как бы говорил ему: «Только попробуй согласиться, и я сотру тебя в порошок!»

Однако дело было не в том, что леди Шарлотта явно не горела желанием заниматься его домом; недавно она подложила ему свинью, оставив наедине с миссис Стиплтон, которая чуть не свела его с ума своей болтовней, и со сварливой каргой миссис Бэджли. Так могли он теперь уступить?

– Раз вы так ставите вопрос, леди Шарлотта, – усмехнувшись, сказал Дариус, – разве после этого я могу ответить «нет»?

Шарлотта и впрямь была готова растерзать Дариуса. Она прямо-таки кипела от негодования.

Тем не менее, мило улыбнувшись, она сказала:

– Если мистер Карсингтон не имеет ничего против того, что мы нарушим его покой, я буду рада ему помочь и уже представляю себе это весьма увлекательное занятие. Маловероятно, что леди Маргарет как положено ухаживала за домом, пока жила там.

– Да, дом весьма допотопный, – подтвердила миссис Бэджли, – там ничего не меняли со времен твоего прадедушки. Даже тогда этот дом походил на доисторическое ископаемое, но в то время он хотя бы не выглядел такой развалюхой.

– Что ж, пожалуй, здание немного старомодно, – нехотя согласилась леди Литби.

– И к тому же этот дом на редкость неудобный, – безжалостно добавила миссис Бэджли. – Когда я приехала сюда, даже жилище приходского священника выглядело более современным.

– Ну, я тоже не сразу провела у нас дома важные перемены… – заметила леди Литби.

В первые три года своего замужества Лиззи и в самом деле постоянно занималась Шарлоттой, спасая ее от самой себя, а потом одного за другим рожала лорду Литби четырех сыновей и занималась своими детьми.

– Не скромничай, – возразила Шарлотта. – С первого же дня, появившись здесь, ты внесла в нашу жизнь порядок и уют.

Хотя Шарлотта и вступилась за мачеху, все равно это было не очень хорошо со стороны Лиззи – не советуясь с ней и не спрашивая ее мнения, втянуть ее в явную авантюру с бичвудским домом.

– Уют – это очень хорошая вещь, но результат последних проведенных леди Литби работ просто великолепен, – заявила миссис Бэджли. – Очень жаль, что вы, мистер Карсингтон, не видели Литби-Холл три года назад и не можете сравнить его с тем, каким он стал сейчас.

Шарлотта подумала, что такой мужчина, как мистер Карсингтон, едва ли в состоянии понять, что именно в доме устроено не так или что там неудобно расположено. Разумеется, он находился в полном неведении относительно того, что его ожидало, когда Лиззи возьмет бразды правления в свои руки.

Возможно, в конце концов, Лиззи оказала Шарлотте услугу. Такой грандиозный проект, как этот, может хотя бы на время отвлечь от мрачных мыслей о кошмаре, который ее ожидал: о том, что скоро в их доме появится целая толпа кандидатов в женихи.

Что касается Карсингтона, то для него перестройка дома тоже послужит развлечением, хотя и весьма сомнительного свойства. Шарлотте не терпелось увидеть, какое у их соседа будет лицо, когда он осознает, во что ввязался.

Она приняла самый невинный вид, какой только смогла изобразить.

– Я делала небольшие зарисовки и чертежи во время перестройки дома и после нее. Еще у нас имеются чертежи, сделанные архитекторами, и рисунки художников – это наш старый дом и хозяйственные постройки. Папа хранит все чертежи и эскизы, связанные с имением; может быть, вам будет интересно взглянуть на эти бумаги?

Дариус поднял бровь.

– Они находятся в библиотеке, – ехидно прибавила Шарлотта. – Если вам любопытно, буду рада показать их вам.

Дариус бросил взгляд на миссис Бэджли.

– Вы и представить себе не можете, как я счастлив, – обреченно сказал он и быстро отвел глаза.




Глава 4


Следуя за леди Шарлоттой, которая вывела его из гостиной, Дариус размышлял о том, что для него куда лучше было бы провести время в обществе мужчин. Он словно чувствовал грядущие неприятности, тем более что ему уже дано было знать, какие еще задумки у леди Шарлотты на уме.

Через большой зал они прошли к библиотеке. Было очевидно, что этой большой и удобно устроенной комнатой пользовались достаточно часто. Дубовые полки располагались по всему пространству стен, а в центре помещения располагалась механическая модель Вселенной. Еще Дариус отметил пару глобусов и телескоп, а также несколько столов разного вида и лестницу-стремянку. Другими словами, здесь имелись все необходимые для библиотеки предметы. Возле камина, откинув голову на спинку дивана, спал, похрапывая, священник; перед ним на столике лежала открытая книга.

– Похоже, я не единственный, кто предпочел убежать от придирок миссис Бэджли, – пробормотал Дариус.

Шарлотта искоса посмотрела на него холодными голубыми глазами и быстро отвела взгляд.

– Папа всегда позволяет гостям свободно перемещаться по Литби-Холлу. Он хочет, чтобы они чувствовали себя здесь как дома.

Затем она подвела Дариуса к большому столу, который стоял у окна, выходившего на северную сторону. За окном долгий летний день клонился к закату. Небо было затянуто тяжелыми облаками, и Дариус почти тут же услышал, как дождь забарабанил по террасе.

У стены, между двумя темнеющими окнами, находилось трюмо, на котором стояла пара канделябров. Языки пламени свечей отражались в зеркалах, как и то, что было у них за спиной: открытая дверь библиотеки, а за ней слуги, снующие по большому залу.

Шарлотта раскрыла лежащую на столе пухлую папку, а Дариус тем временем стал прохаживаться по комнате и внимательно ее осматривать. Он даже заглянул под стол, потом обошел его кругом и посмотрел, что находится за столом, после чего подошел к окну.

– Эскизы и чертежи находятся здесь, мистер Карсингтон. – Шарлотта постучала пальцем по папке.

– Возможно, но мне интересно знать, где спрятана ловушка, – сказал Дариус тихо. – В чем подвох на этот раз? Сначала – миссис С, затем миссис Б., потом леди Д. Любопытно, что последует за всем этим? Может быть, сейчас прямо у меня под ногами обрушится пол и я провалюсь в подземелье, в яму с ядовитыми змеями?

Шарлотта, не выдержав, усмехнулась:

– В Литби-Холле нет змей.

– Отнюдь. Одна разновидность змей может заговорить вас до смерти, другая готова наброситься и изводить нападками и упреками или разорить, ремонтируя ваш дом.

У Шарлотты снова дрогнули губы, но она тут же заставила себя успокоиться.

– У нас есть рисунок, на котором показан Литби-Холл в конце семнадцатого века, – произнесла она тоном экскурсовода. – Есть также изображение Литби-Холла спустя полтора века – оно более или менее похоже на то, что моя мачеха застала, когда впервые приехала сюда.

Дариус подошел ближе.

– Это ров? – спросил он, беря со стола один из рисунков.

Шарлотта кивнула:

– Был. Сейчас от него уже ничего не осталось. Один из участков дедушка превратил в декоративное озеро. Там, где расположены кухни и комната слуг, когда-то находилась оранжерея. На этом рисунке видно, как выглядел кухонный двор. Лиззи добавила переднюю, вот здесь. – Шарлотта показала на рисунке, где именно. – Но самые большие перемены произошли внутри. Прежде дом выглядел мрачным, унылым, холодным и нагонял тоску; по крайней мере так мне казалось, когда я была ребенком. С появлением Лиззи дом наполнился теплом и светом.

Дариус повернулся и посмотрел на Шарлотту, удивленный тем, как потеплел у нее голос, когда она заговорила о том, как ее мачеха преобразила имение.

– Вижу, вы очень привязаны к ней, – заметил он.

– Да, – призналась Шарлотта. – Знаю, для большинства людей это звучит странно. Многие считают, что мачех всегда ненавидят.

– Это и вправду несколько необычно, – согласился Дариус. – Женские особи могут охранять свою территорию даже более рьяно, чем самцы.

– Правда? – Шарлотта подняла глаза, и у Дариуса появилось ощущение, что она его толи оценивает, толи проверяет. – Выходит, вы, мистер Карсингтон, проводили исследование женщин? Удивлена, что до сих пор ничего об этом не слышала. Папа вас цитирует столь часто, что вы невольно представлялись мне умудренным опытом старцем. – Она отвела взгляд и сдвинула брови. – Да-да, сутулый седовласый старец, который носит очки. Должно быть, ваши лекции производят на людей неизгладимое впечатление…

Ах, какая она умница – взяла и незаметно повернула русло беседы, переведя разговор с себя на него! Удивительно, что ей в ее возрасте так легко удается это делать.

Впрочем, напомнил себе Дариус, ему в его возрасте тоже кое-что известно.

– Я еще не читал лекции о семейных взаимоотношениях, – заметил Дариус. – Однако я их изучал. Ваш случай весьма занимателен и ставит меня в тупик. Когда ваш отец повторно женился, вы уже вышли из детского возраста и вам пришлось искать общий язык с женщиной, которая была всего на девять лет старше вас. Потом эта женщина родила вашему отцу четверых сыновей, старший из которых наследует титул и имущество. Тем не менее непохоже, чтобы вы негодовали по этому поводу.

– Верно, потому что для меня это все равно что иметь старшую сестру, – призналась Шарлотта.

– Однако многие злятся на своих сестер и братьев и ревнуют к ним родителей, – со знанием дела заметил Дариус.

– Беру на себя смелость предположить, что вам это известно из собственного опыта. Кажется, у вас четыре старших брата?

Проклятие, а она не промах! Пожалуй, даже чересчур сообразительная.

– Мне не придется до скончания века жить с ними под одной крышей, а женщинам очень часто приходится это делать. Поэтому они обычно стремятся завести собственную семью.

– Моя семья здесь, – уверенно сказала Шарлотта и тут же достала из папки несколько эскизов, явно стремясь показать, что тема закрыта.

Дариус пожал плечами. В конце концов, он не привык разговаривать с юными особами из высшего общества.

Хотя миссис Стиплтон болтала без умолку, ко всем известным ему слухам о леди Шарлотте она добавила всего один: он был связан с тем таинственным заболеванием, которое случилось с ней в юности. Тогда окружающие некоторое время даже думали, что леди Шарлотта вскоре последует за своей матушкой в могилу, однако после того, как мачеха отвезла ее на север Англии, а потом в швейцарские Альпы, где они пробыли довольно продолжительное время, Шарлотта полностью оправилась от своей болезни и впоследствии, в возрасте двадцати лет, впервые появилась в свете.

Именно из-за ее заболевания, как полагала миссис Стиплтон, лорд Литби предоставлял своей дочери гораздо больше свободы, чем это принято в обществе. И все равно это мало что объясняло. За семь сезонов у леди Шарлотты, конечно же, была возможность найти себе мужа.

– Не все перемены, которые произвела Лиззи, касаются внешнего вида дома, – заметила Шарлотта. – Внутри тоже были произведены необходимый ремонт и переустройство.

Дариус принялся внимательно разглядывать эскизы, а Шарлотта продолжала свой рассказ о новых колпаках для домовых труб, об окнах, о полах, выложенных плиткой, о туалетах со смывом, умывальниках, колокольчиках для вызова слуг, об окраске, штукатурке, побелке и прочих работах, так что вскоре у Дариуса отпали последние сомнения в том, что приведение в божеский вид Бичвуд-Хауса обойдется ему в кругленькую сумму. Между тем он не желал думать о деньгах, трубах и варочных панелях, когда рядом с ним уютно расположилась такая красавица. Он так близко подошел к ней, что почувствовал ее аромат. Леди Шарлотта говорила о вентиляции, а он мог думать только о витавшем вокруг нее легком запахе цветов и травы.

Дариус наклонил голову и вдохнул этот запах, при этом ее нежная шея оказалась всего в нескольких дюймах от его губ.

«Ты на волосок от своей погибели», – шепнул Дариусу голос разума, и он, сделав над собой усилие, выпрямился, но заставить себя думать о ремонте дома так и не смог. Пока Шарлотта говорила о хозяйственных вопросах, в мыслях у него было только одно: поскорее схватить ее на руки и бросить в постель.

И вдруг он увидел, как она хитро улыбнулась. Такая же довольная улыбка была на лице Шарлотты, когда она передавала его в распоряжение миссис Стиплтон.

«Смотри, она же играет с тобой! – не унимался голос разума. – Однако она совсем не так наивна, как тебе кажется».

– Похоже, работы впереди непочатый край, – заметил он. – Не представляю, как леди Литби со всем этим справится. Несмотря на то что у нее будут многочисленные помощники, ей придется руководить всем и вникать в каждую деталь.

– Нет, не придется, если вы наймете компетентного управляющего. – Склонив голову набок, Шарлотта внимательно изучала эскизы; при этом серьги у нее в ушах слегка покачивались. – Ваш земельный агент Кейстед наверняка сможет найти подходящего человека на эту должность.

– В настоящее время он как раз подыскивает мне управляющего земельными угодьями, – сообщил Дариус. – Полагаю, с таким же успехом управляющий сможет не только распоряжаться моей землей, но и руководить моим домашним хозяйством.

Шарлотта нахмурилась:

– Так было организовано дело у покойной леди Маргарет, и мой отец тоже так поступал. Однако эта система доказала свою неэффективность и вышла из моды. Никто сейчас не ведет дела по старинке.

– Бичвуд – это не Литби-Холл, – парировал Дариус, – и у меня более скромные нужды, чем у пэра-жизнелюба с многочисленным потомством и широким кругом знакомых.

Шарлотта пододвинулась, и Дариус оказался так близко, что почувствовал тепло, которое шло от ее тела. Он никуда не мог деться от ее чистого запаха. Его губы очутились всего в нескольких дюймах от ее губ, и тут Шарлотта вдруг спросила:

– Полковник, каково ваше мнение относительно управляющих имением?

Дариус был раздосадован, он посмотрел в ту же сторону, куда был обращен взор Шарлотты, и увидел полковника Морелла, который, стоя в дверях, внимательно слушал и наблюдал за происходящим.

– Мне кажется, для небольшого дома, особенно для такого, где обитает холостяк, будет вполне достаточно нанять дворецкого, – отозвался он. – Мы, солдаты, привыкли к спартанскому образу жизни. Я считаю разумным нанять экономку, камердинера и еще, возможно, нескольких слуг. Однако мне говорили, что в глазах света это ужасная скупость, позорящая человека и несоответствующая его положению в обществе. – Морелл подошел к столу и взглянул на рисунки. – Это ваша работа, леди Шарлотта? Все сделано очень профессионально.

Потянувшись за очередным наброском, Морелл пододвинулся ближе к Шарлотте, заставив ее отступить. При этом Шарлотта невольно прислонилась к Дариусу, отчего у нее перехватило дыхание.

Стараясь дышать ровнее, Дариус как ни чем не бывало потянулся за следующим рисунком.

– А вот и маслобойня, – удовлетворенно заметил он. – Одна из вещей, по которым я скучаю в Лондоне, – это парное молоко и свежее масло. Городское молоко на вкус совсем другое.

– Тогда вам не обойтись без коров. – Шарлотта наступила Дариусу на ногу и постаралась надавить посильнее, но Дариус не уступил.

– Я – деревенский житель, – сказал он, – и прекрасно знаю, откуда берутся молоко и сливки.

Шарлотта перенесла весь свой вес на ногу, и Дариусу стало больно. На этот раз он чуть не вскрикнул и сдался.

– Я думал, что вы – лондонец, – удивился полковник Морелл, внимательно разглядывая чертеж дома. – По-моему, вы там часто читаете лекции.

Следя затем, чтобы носки его туфель находились вне пределов досягаемости для Шарлотты, Дариус взял со стола еще один лист бумаги; при этом выполненный цветным карандашом рисунок, который был прикреплен сверху чертежа, упал на стол.

Шарлотта потянулась к рисунку, но Дариус ее опередил.

– В Лондоне я действительно читаю лекции, а в деревне я учусь. Это в Дербишире, недалеко отсюда. Скажите, кто это прелестное создание, леди Шарлотта? Никак не разберу надпись. На рисунке какая-то женщина сидела на крылечке домика, качая на руках маленького ребенка. Шарлотта вырвала рисунок у него из рук.

– Наверное, этот листок случайно упал на пол, – раздраженно объяснила она. – Скорее всего одна из служанок подняла его, когда убирала комнату, и по ошибке положила вместе с другими бумагами. Рисунок не имеет никакого отношения к этой папке. Здесь изображена одна жительница деревни со своим малышом: что-то наподобие деревенской пасторали. Итак, я оставляю вас, джентльмены, чтобы вы без помех обсудили все детали молочного скотоводства. – С этими словами Шарлотта поспешила прочь из библиотеки.

Все это как-то странно. Дариус задумчиво покрутил в руках карандаш.

Морелл, вероятно, подумал то же самое. Недоуменно сдвинув брови, он повернулся и посмотрел вслед удаляющейся Шарлотте, однако воздержался от каких-либо замечаний по этому поводу.

Подчеркнуто вежливо мужчины обменялись мнениями относительно маслобоен, пивоварен. Они дружно согласились, что двор кухни Литби-Холла расположен и организован очень удобно. Затем вошла миссис Бэджли и разбудила своего супруга, после чего они все вернулись в гостиную.

Теперь Дариус держался на значительном расстоянии от Шарлотты; он до сих пор не мог поверить, что пошел на огромный риск и позволил себе в библиотеке ужасные дерзости. Ему же не пятнадцать, и он отлично знал, как нужно себя вести с леди. Сейчас, как никогда, от него требовалось сохранять трезвую голову: он собирался возродить Бичвуд, а не влипнуть в историю с незамужней девицей благородного происхождения.

Однако его неприятности уже начались. Винить никого, кроме себя, в этом он не мог. Каким образом он собирается оплачивать ремонт и обновление интерьера дома, затеянное леди Литби, интересно узнать?

Пожалуй, ему пора как-то выпутываться из этой истории.

Пока Карсингтон обдумывал то, как именно он собирается отделаться от участия в делах леди Литби, вечер подошел к концу. Прощаясь с хозяевами, он все время мрачно размышлял о том, что сегодня его ждет ночь, полная бесконечных самообвинений, и тут ему неожиданно подвернулось решение проблемы.

– Супруга сообщила, что собирается заняться вашим домом, – добродушно сказал лорд Литби. – Я советую вам быть осмотрительным, сэр. Леди Литби выглядит утонченной и милой, однако, если вы потеряете бдительность, она станет помыкать вами.

– Надеюсь, на самом деле я не столь опасна! – смеясь, сказала Лиззи. – Я только желаю создать уютный дом для мистера Карсингтона – настоящий островок спокойствия, куда можно возвращаться после тяжелого дня.

– Боюсь, ваши с мистером Карсингтоном представления об уюте и удобстве кардинальным образом расходятся, – заметил лорд Литби. – Мистер Карсингтон – человек науки; не думаю, что он будет развлекать в своем доме многочисленных гостей, как это делаем мы. И, разумеется, он едва ли станет гнаться за модой. – Граф перевел взгляд на Дариуса: – Вы должны постоять за себя, молодой человек. Скажите моей жене прямо, чего вы хотите.

«Чтобы она не прикасалась к моему дому», – хотелось сказать Дариусу, но это было бы крайне невежливо.

– На сегодняшний момент немного: чтобы место, где я обитаю, стало мало-мальски пригодно для жилья. А уже потом можно подумать над внутренним убранством.

– Вот видишь, Лиззи: чистота и порядок – все, что нужно мистеру Карсингтону на данном этапе. – Лорд Литби довольно потер руки. – Надеюсь, ты позволишь молодому человеку продолжать заниматься своей работой, которая намного важнее для него, чем шторы на окнах.

Завидев приближающуюся Шарлотту, Дариус не стал больше медлить и, вежливо попрощавшись, решил, пока не поздно, спастись бегством.

Но убежать от мыслей о Шарлотте ему так и не удалось: он непрерывно думал о ней, возвращаясь в Олтринхем. Наряду с первой тайной возникла новая головоломка: странное поведение девушки при виде рисунка женщины с ребенком… На ее красивом лице он неожиданно увидел глубокую печаль.

Впрочем, что в этом удивительного? Она потеряла мать, и рисунок матери и дитя мог напомнить ей об этом скорбном событии. Наверняка Шарлотта до сих пор горюет о ней, несмотря на то что с тех пор прошло много лет.

Однако…

– Черт бы ее побрал, – пробормотал Дариус. – Какое мне до всего этого дело?

Но с другой стороны, эта шея… эта грудь… То, как Шарлотта нечаянно прикоснулась к нему…

– Ну все, хватит, – сказал Дариус вслух. – Из этого все равно ничего не выйдет. Она девственница, и нужно просто выбросить ее из головы.

Вот только как это сделать?

Неясность сбивала с толку, сводила с ума. Она красива, высокого происхождения, богата, ей уже двадцать семь лет, и она до сих пор не замужем… Это по меньшей мере ненормально. Такие вещи должны запрещаться законом.

Дариусу было уже не до гостиницы с ее удобной кроватью и даже не до двух служанок, готовых согреть ему постель. Всю ночь он провел в одиночестве, мучительно размышляя над столь неожиданно возникшей проблемой.




Истхем-Холл, окрестности Манчестера

Вечер воскресенья, 16 июня

Вернувшись из Лондона, полковник Морелл все выходные проводил с дядюшкой, графом Истхемом, который жил в окрестностях Лондона, в огромном доме, передававшемся по наследству из поколения в поколение.

Полковник прибыл утром, как раз вовремя, чтобы проводить сварливого старика в церковь. Он собирался пробыть в доме у дядюшки до позднего вечера или даже до утра понедельника и поступал так вовсе не из-за того, что питал к дядюшке большую и трогательную любовь; напротив, он на дух его не переносил. В его глазах единственным достоинством лорда Истхема было женоненавистничество, из-за которого он так и остался старым холостяком. Благодаря тому, что старик не произвел на свет собственное потомство, его старшему племяннику, полковнику Мореллу, после смерти графа предстояло унаследовать графский титул, несколько больших имений и огромное состояние.

Год назад лорд Истхем решил, что племянник должен оставить службу за границей и занять административную должность на родине, для того чтобы целиком сосредоточиться на поисках жены, а впоследствии – на продолжении рода. Он даже пустил в ход свои многочисленные связи для того, чтобы все это устроить.

Хотя полковник привык выполнять приказы вышестоящих начальников, он не был готов к тому, чтобы капризный и сварливый штатский старикашка перекраивал его жизнь на свой лад; вот почему Морелл прибыл в Англию в состоянии, близком к бешенству. И тут один из вышестоящих офицеров, благоволивший к его дядюшке, пригласил полковника на один бал в Лондоне, где Морелл впервые встретил леди Хейуард.

По-прежнему не пылая любовью к дядюшке, полковник все же смирился с тем, что ему придется скучать без дела в Англии в компании со скучными людьми.

Зато леди Шарлотта вовсе не показалась полковнику скучной особой; напротив, она была просто великолепна и сразу же покорила его сердце. Морелл восхищенно замирал, наблюдая за ней. Никогда еще он не видел, чтобы девушки так ловко обращались с мужчинами. Как ей это удавалось? Впрочем, это важно: полковник мгновенно сообразил, как может быть полезна такая жена честолюбивому солдату, обладающему ограниченным опытом общения с высшим светом. Старших сыновей дворян обычно специально готовили к тому, что однажды они унаследуют титул, тогда как полковник Морелл был новичком и в высшем обществе чувствовал себя, мягко говоря, не в своей тарелке. Шарлотта же, напротив, была там своей; казалось, она знала всех и вся и умела выйти победителем из любой ситуации. Такая женщина могла бы помочь полковнику стать своим в среде аристократов, облегчить переход от жизни солдата к жизни светского льва.

К тому же Шарлотта была красива, и Морелл был не прочь переспать с ней. Однако он не знал, как подступиться к женщине, которая так виртуозно умеет обращаться с мужчинами. Какого обхождения она требует? Как подчинить ее себе, если она так ловко вертит мужчинами?

Так как полковнику требовалось проводить больше времени с объектом своих желаний и семья Шарлотты обитала неподалеку от его старого фамильного дома, волей-неволей Мореллу пришлось сблизиться со своим дядюшкой, который, по счастью, проживал не более чем в десяти милях от дома Хейуардов. Старый придира ко всему прочему был невероятным сплетником, и Морелл жертвовал воскресными днями для того, чтобы разузнать все, что можно, обо всех мужчинах, входивших в круг общения леди Шарлотты.

В тот вечер лорд Истхем и его племянник встретились за воскресным ужином.

– Я слышал, что семья Хейуард уже приехала в Литби-Холл, – сказал дядюшка. – Думаю, скоро ты мне сообщишь о вашей помолвке с дочерью лорда Литби. Нерешительность тут ни к чему: ты весьма недурен собой, и если будешь медлить, найдутся другие – не такие разборчивые.

Полковник Морелл и впрямь был замечательным красавцем – высокий, статный, хорошо сложен. Его военной выправке завидовали многие мужчины, а женщины ею восхищались.

Лорд Истхем пригубил вино из бокала и нахмурился:

– Лучше попытать счастья с молоденькой девушкой, только-только из-за школьной парты – такие легче поддаются дрессировке и обучению.

Но Мореллу вовсе не хотелось иметь легко поддающуюся дрессировке жену: это навевало бы на него скуку, и только. Свою женщину ему хотелось завоевать.

– Что проку в этих красотках, у которых молоко на губах не обсохло? – заметил полковник. – Девичья красота быстро блекнет. Другое дело – ум, манеры и сила личности. Это непреходящие ценности, особенно для женщины, которая однажды станет леди Истхем. Леди Шарлотта – само совершенство, она со всеми неизменно обходительна и сердечна, мила и любезна с другими дамами, что в наше время редкость. Она всегда знает, что сказать и как сделать, чтобы человек почувствовал себя непринужденно в ее обществе. Даже если она когда-нибудь и бывает не в духе, то умело это скрывает.

«А еще она так ловко дает от ворот поворот своим многочисленным поклонникам, проделывая все это с таким умом и учтивостью, что они Уходят, даже не догадываясь, как им не повезло». Морелл сомневался, что был единственным, кто заметил ее хитрые уловки, и в любом случае не собирался разглашать ее секреты.

Если и был кто-то на этом свете, кто смог бы терпеть старого брюзгу, так это, несомненно, леди Шарлотта с ее ангельским характером. Она даже как-то умудрялась общаться с миссис Бэджли, которая славилась своим вздорным характером и отличалась вызывающими выходками и провокационными высказываниями, совсем как лорд Истхем.

– Мне нужна жена опытная и искушенная в житейских вопросах, – продолжал полковник Морелл. – Едва ли можно ожидать такого от юной девушки и вряд ли можно научить.

Что касается обучения леди Шарлотты, это казалось ему более интересным занятием, достойным затраченных усилий. Девушка привыкла к тому, что ей предоставляют слишком много свободы, и так просто она от этой свободы не откажется. Но полковник Морелл имел дело и с целым полком избалованных аристократов, и с представителями самых нижних слоев общества. Он, конечно же, в состоянии справиться с молодой леди, чьим капризам и желаниям всегда чрезмерно потакали. Какой бы умной ни была Шарлотта, полковник не сомневался в том, что впоследствии она сама скажет ему за это спасибо. С ее блестящим умом она обязательно оценит преимущество ситуации, когда есть человек, который тебя опекает, перекладывает на свои плечи все твои заботы и волнения и принимает за тебя решения.

– Если под словом «искушенная» ты подразумевал «старая», я согласен, – сказал лорд Истхем. – Шарлотте Харгейт уже давно пора быть замужем. – Нахмурившись, пожилой джентльмен пригубил вино. – Раз уж речь зашла о ложке дегтя в бочке с медом, я слыхал, что по соседству с ними поселился Дариус Карсингтон. Я бы на твоем месте смотрел в оба. Сыновья Харгейтов знают, как окрутить девушек с богатым приданым, а потом выгодно жениться.

– В самом деле? – Морелл сразу же вспомнил, что в тот вечер леди Шарлотта и мистер Карсингтон мило беседовали, когда он вошел в библиотеку. Тогда Шарлотта, казалось, была чем-то взволнована, а это не добрый знак. – Я встречался с двумя старшими сыновьями Харгейта во время лондонских балов, но об остальных братьях мне ничего не известно. Подозреваю, вы кое-что про них знаете.

Разумеется, лорд Истхем был в курсе всего и поделился с племянником сведениями о братьях Харгейт. Полковник Морелл слушал, отмечая про себя каждую подробность, для того чтобы в дальнейшем использовать ее в своих целях.

Обдумав все как следует, Дариус решил в воскресенье отправиться в Бичвуд-Хаус. Поскольку ему нельзя было пометить свою территорию, как это делают животные, он мог разместить вещи в стратегически важных местах, чтобы дамы знали, кто в этом доме хозяин.

Леди Литби, не теряя времени даром, приступила к работе. Они с Шарлоттой прибыли в Бичвуд-Хаус рано утром в понедельник, свежие, как две розы. Леди Литби спешно отослала лондонских слуг обратно к леди Харгейт и наняла местных жителей, которые скребли, чистили, вытирали пыль, полировали и ремонтировали, выгребая из дома груды мертвых насекомых.

Что касается грызунов, их не было обнаружено: либо их истребил кошачий дозор, патрулировавший дом все это время, либо они разбежались, испугавшись появления леди Литби.

Карсингтон старался не мешать леди Литби и ее многочисленным помощникам вплоть до второй половины дня пятницы: как раз в то время он находился возле домашней фермы и разговаривал с новым управляющим. Внезапно к нему вбежал Гудбоди, он тяжело дышал и с трудом выговаривал слова.

Этот слуга был на редкость спокойным и уравновешенным человеком, которого никто бы не смог упрекнуть в назойливости. Тем более странным казалось, что он так взволнован; вероятно, на это у него имелись веские основания.

– Что случилось? – поинтересовался Дариус. – В доме начался пожар или прачка положила слишком много крахмала в таз с моими воротничками?

– О, сэр… – пробормотал, задыхаясь, Гудбоди. – Ваши книги…

Дариус похолодел.

Из Лондона он привез с собой только те книги, которые могли понадобиться ему для неотложных консультаций. Книги он хранил в спальне, и туда было запрещено входить даже Гудбоди.

Неужели Дейзи незаметно прокралась в его спальню и…

– Объясните толком, что случилось с моими книгами, – спокойно попросил Дариус.

– Сегодня утром сюда доставили несколько ящиков книг, – взволнованно сообщил Гудбоди. – Мне ничего не сказали, сэр, иначе бы я дал вам об этом знать в ту же минуту. Я обнаружил все только что, когда случайно проходил мимо библиотеки: ящики открыты, и леди Шарлотта разбирает книги и расставляет их по полкам. – Он замолчал. – Я был не вправе делать замечания леди, сэр, но, боюсь, вы не успели рассказать ей о системе, которую применяете.

– Ящики книг? – У Дариуса засосало под ложечкой.

– Да, сэр. Судя по количеству томов, похоже, что прислали все ваши книги, – сказал Гудбоди.

Коллекция книг Дариуса включала в себя несколько сотен томов, многие из которых являлись раритетными изданиями.

– Но я не просил, чтобы их присылали. – Карсингтон пожал плечами. – Разве что мать… Точно, это ее рук дело!

Итак, мать решила прислать ему его книги, не спросив, нужно ли это делать.

Впрочем, все было как обычно, практически с рождения Дариусу приходилось отстаивать свои права, потому что его мать имела привычку решать за него, что для него хорошо, а что нет.

И вот теперь его книги, его бесценные сокровища, попали в руки женщины, которая явно считала, что у него слишком мало хлопот в жизни, и решила поправить дело.

В конце концов, решив, что сожалениями здесь не поможешь, Дариус вскочил на лошадь и галопом помчался к дому.




Глава 5


Ворвавшись в библиотеку, Дариус остановился на пороге как вкопанный: леди Шарлотта, покрытая пылью и паутиной, стояла на приставной библиотечной лесенке и держала в руках книгу; ее белокурые волосы выбились из-под чепца, а бретелька фартука спустилась сплеча. При этом плотно облегающие ногу ботинки подчеркивали изящную форму ее щиколотки, а когда Шарлотта потянулась вверх, чтобы поставить книгу на место, Дариус успел увидеть ее чулок.

Шарлотта удивленно взглянула на него.

– Что-то случилось, мистер Карсингтон? – вежливо спросила она. – Неужели загорелась пивоварня? Или, возможно, вы в конце концов вспомнили, куда спрятались орды крыс, которыми вы нас пытались запугать? Бедная Дейзи изнывает от скуки.

Дариус перевел взгляд с лодыжек леди Шарлотты на собаку, которая лежала на полу возле лесенки и что-то сосредоточенно грызла. Услышав свое имя, Дейзи подняла голову и с надеждой посмотрела на хозяйку.

Дариус уставился на то, что лежало у нее в лапах.

– То, что ваша собачка только что кушала, раньше было книгой?

– Это Нагорная проповедь, – невозмутимо сообщила Шарлотта.

Дариус с облегчением вздохнул, а затем, с трудом пробираясь через груду ящиков, прошел в глубь комнаты.

– Значит, это не моя книга. – Он стряхнул пыль с рукава. – В моей книжной коллекции таких нет.

– Даже не знаю, почему меня это ничуть не удивляет, – хмыкнула Шарлотта.

– Что, простите?

– Разумеется, эта книга не ваша, – сказала Шарлотта нарочито громко, словно он был глухим. – Я не позволила бы Дейзи сгрызть книгу, которая принадлежит вам, – это было бы крайне невежливо с моей стороны. Книга – моя, однако, по-моему, Дейзи извлечет из нее гораздо больше пользы, чем я.

В голове у Дариуса что-то щелкнуло, но женские прелести, находящиеся прямо перед его носом, слишком затрудняли мыслительный процесс.

– Означает ли это, что я могу быть спокоен и вы не позволите собачке писать на мои фолианты?

Шарлотта закашлялась.

– Никогда и ни за что, – с трудом проговорила она. Карсингтон перевел взгляд на ее лицо и заметил маленькие капельки пота у нее на лбу. Не то чтобы он никогда раньше не видел потных женщин благородного происхождения, но обычно в таком состоянии они находились в то время, когда занимались с ним любовью.

От этих мыслей Дариуса мгновенно бросило в жар.

«Не теряй времени даром», – шепнул ему ангел-искуситель. В его воображении уже рисовались картины разгоряченной в пылу страсти Шарлотты с растрепанными волосами, занимающейся с ним любовью на смятых простынях.

– Что вы там делаете на этих ступеньках? – раздраженно спросил он. – В доме полным-полно слуг. Разве не лучше сидеть в кресле, попивая лимонад и раздавая приказания?

– Я и руковожу, – спокойно ответила Шарлотта. – Лондонские слуги просто прошлись по комнате с тряпкой и назвали это уборкой; поэтому я заставила деревенских слуг сделать все как следует, а тем временем взялась разбирать ваши книги. Это совсем другое. Не все слуги умеют читать, и хотя некоторые читают, но очень плохо. Вот почему мне показалось проще сделать все самой. – Она вытерла лоб ладонью, после чего на лбу осталась грязная полоса.

– Но это тяжелая работа, – сочувственно заметил Дариус. – У вас все лицо красное, и вы вспотели.

– Джентльменам не подобает упоминать подобные вещи. – Шарлотта поджала губы.

– Кто вам это сказал? Как раз такие вещи мужчины замечают прежде всего.

– Я сказала «джентльмены», а не «мужчины».

– Какая разница! По-вашему, мне следует притвориться, будто я ничего не заметил? Но это всего лишь одно из нелепых правил поведения в обществе…

– А правила вы привыкли игнорировать, – с иронией прервала его Шарлотта.

– Не больше, чем вы. Разве настоящим леди позволено делать что-то своими нежными ручками? А вы тем не менее сами разбираете книги.

– Я только хотела, чтобы работа была выполнена как следует. – Держа в руках том «Илиады» Гомера, Шарлотта спустилась с лесенки на пол. Дариусу было любопытно, знает ли она, что это за книга, и он решил проверить свои подозрения, поскольку сомневался, что Шарлотту обучали греческому языку. За исключением редких случаев – таких, как с его снохой Дафни, – классические языки не были включены в программу обучения для барышень, а по своему опыту он знал, что чем выше стояла дама на социальной лестнице, тем меньше значили для нее ум и эрудиция.

Получить ответ на его вопрос было проще простого.

– Интересно, куда лучше всего будет поставить греческую эротическую поэзию? – спросил он.

Шарлотта опустила глаза на книгу; ее лицо и шея мгновенно покраснели. По ее реакции он догадался, что по-гречески она читает не лучше, чем он разбирается в египетских письменах.

На Шарлотте было платье с высоким вырезом и с большим количеством рюшек и оборок; несколько верхних пуговиц расстегнулись, выставляя на обозрение ее шею и верхнюю часть груди.

– Под буквой «и», – ответила Шарлотта.

– «И»… – задумчиво повторил мистер Карсингтон; в этот момент он мог думать только о ее нежной шейке и груди, ощущать слабый мускусный запах, который казался ему чертовски приятным. В мире животных нечто подобное – запах разгоряченной самки – заставляло самцов совершать подкопы под заборами и перепрыгивать через высокие стены. – Возможно, вы захотите вытереть… э-э… Боюсь оскорбить ваш слух, назвав это… это самое… – Дариус вынул носовой платок.

– Благодарю вас. – Шарлотта взяла из его руки платок и вытерла пот со лба, а Дариус тем временем перевел взгляд на полки у нее за спиной. Определенно там что-то было не так. Впрочем, сейчас Дариус находился в чересчур расслабленном состоянии и не мог сразу определить, в чем дело.

Ему пришлось собрать всю свою волю в кулак, чтобы сосредоточиться.

– «И»… – повторил он. – Что-то я не пойму: слово «греческий» начинается с буквы «г», «поэзия» – с «п», «эротика» – с «э».

– «И» означает «иностранная литература».

– Ах вот как, иностранная литература! Шарлотта кивнула.

Дариус недоуменно огляделся по сторонам, затем подошел к одной из полок и стал разглядывать корешки стоящих на ней книг.

– Вы расставили все в алфавитном порядке, – заметил он.

– Да. – Шарлотта явно гордилась собой.

– По названиям книг.

– Да, кроме произведений иностранных авторов. Я хотела расставить все остальные по фамилиям, но решила, что вам легче будет запомнить книги именно по их названиям.

Дариус продолжал внимательно разглядывать книги на полках.

– Я вижу, здесь очень много книг под буквой «о», – задумчиво заметил он. – «Основы законодательства», «Основы политики», «Основы сельского хозяйства», «Основы растениеводства», «Основы химии».

– Да я и сама удивилась, как много их тут оказалось, – беспечно согласилась Шарлотта. – Но под литерой «н» также оказалось немало книг: «Научные основы земледелия», «Научные основы скотоводства», «Научный анализ», «Наука и мораль», «Научный подход к лечению переломов у животных», «Научный метод в изучении природы». – Она показала рукой на другой стеллаж: – Вон там находится изрядное количество томов на букву «п» на самые разнообразные темы: это всевозможные практические пособия.

– Значит, под буквой «и» помешается иностранная литература?

– Да. – Шарлотта улыбнулась ему лучезарной улыбкой. – Но прошу вас, не благодарите меня: уверяю, это доставило мне истинное удовольствие. – Она вернула Дариусу носовой платок, положила томик Гомера на соседний стеллаж и с чувством хорошо исполненного долга направилась к двери.

Дариус молча смотрел, как она грациозно шествовала, покачивая бедрами.

Когда шаги Шарлотты стихли, он огляделся по сторонам. Кругом лежали открытые ящики; некоторые из них уже опустели, в других еще находились книги. Несколько пустых ящиков лежали вверх дном, а на них сверху громоздились большущие стопки, в любую минуту готовые упасть. Полки, где помешались разделы под буквами «о», «н» и «п», ломились под тяжестью громадного количества книг, зато другие полки оставались полупустыми.

– Да уж, хороша расстановочка! – с обреченным видом пробормотал Дариус. Дариус перевел растерянный взгляд на Дейзи, которая все еще оставалась в библиотеке. При звуке его голоса она перестала жевать книгу и подняла голову.

Дейзи нельзя было назвать симпатичной, если уместно вообще сказать такое о собаке. Бульдогов разводят и ценят не за их внешний вид, а за их жестокость и беспощадность. Глядя на ее приплюснутую морду, любой мог предположить, что когда-то, возможно, на охоте на медведей, огромный зверь сел на одного из предков Дейзи. Ее кривые клыки пугали, из ее пасти сочилась слюна. С другой стороны, коричневая с белым шерстка была гладкой и ухоженной, а нрав Дейзи – миролюбив и дружелюбен. Она казалась слишком мелкой даже для молодой самки.

Впрочем, разве ему надо думать об этом?

– «И» означает «иностранная литература», – повторил Дариус и перевел взгляд на носовой платок, который все еще держал в руке. – Черт побери! – печально сказал он и, поднеся платок клипу, вдохнул легкий аромат.

Глядя прямо перед собой, Шарлотта так торопилась, идя по коридору, что чуть не столкнулась с Лиззи.

Резко остановившись, она заставила себя успокоиться и попыталась привести в порядок свои чувства.

Лиззи удивленно поглядела на нее; от ее пристального взгляда не укрылись ни пыльные туфли Шарлотты, ни ее грязный чепец.

– Боюсь даже спрашивать, что с тобой приключилось на сей раз.

– Просто я расставляла книги мистера Карсингтона, – сказала Шарлотта.

– Сама? Она кивнула.

– Слуги были заняты более важными делами.

На самом деле Шарлотту одолело любопытство, и она не смогла устоять перед искушением: ей ужасно хотелось увидеть вещи, принадлежащие Карсингтону. Книги человека могут очень многое рассказать о нем. Правда, это правило действовало только в отношении тех людей, которые в самом деле читали книги, а не просто хранили их в личных библиотеках, чтобы поражать воображение гостей. Вряд ли Карсингтон относился к этой категории людей – выскочек, изо всех сил пытающихся пролезть наверх по социальной лестнице; его не заботило впечатление, которое он производил на окружающих. Вот почему Шарлотта надеялась, что книги прольют свет на его личность. Обычно ей без особого труда удавалось раскусить мужчину и понять, что он собой представляет, а затем направить его интерес в нужном ей направлении, и при этом не позволить уличить себя в хитрой уловке. Однако, судя по всему, Карсингтон был крепким орешком.

Шарлотта предполагала, что трудности с новым соседом возникли из-за того, что своим неожиданным появлением он застал ее врасплох и потом она все делала не так. Будучи неготовой к встрече, она вела себя необдуманно, и до сих пор ей не удалось выработать верный стиль общения с ним.

– Карсингтон – ученый, – сообщила она, – вот я и подумала, что для него важнее всего доступ к книгам.

– Я видела ящики в библиотеке, – сказала Лиззи. – У мистера Карсингтона очень много книг. Неудивительно, что ты вся взъерошенная и разгоряченная.

Шарлотта была сильной деревенской девушкой, и ее мачеха это прекрасно понимала. Каждый день Шарлотта проходила несколько километров, и едва ли ее так сильно перенапрягла расстановка книг по полкам в библиотеке в течение нескольких часов. Вынимать книги из ящиков, раскладывать их по полкам не такой уж большой труд, и это не могло подействовать на Шарлотту так, как повлияло на нее неожиданное появление на пороге библиотеки Карсингтона – без шляпы и с растрепанными золотистыми волосами. При одном взгляде на него Шарлотта вспотела, словно целый день носила камни под палящим солнцем.

– Господи! – пробормотала она. – Мне и правда нужно принять ванну!

И почему она не мальчишка? Тогда можно было бы скинуть с себя одежду и окунуться голышом в озеро, которое располагалось всего в двух шагах отсюда.

Наверное, Карсингтон, когда был мальчишкой, так и делал, и скорее всего он до сих пор купается нагишом.

Шарлотта представила его купающимся в озере – широкие плечи, узкие бедра, длинные, мускулистые ноги…

Она попыталась об этом не думать, но было слишком поздно. На нее нахлынула волна болезненной тоски и одиночества, и одновременно с ними пришло томление. Шарлотта вспомнила лицо Карсингтона, который неожиданно поверил, что она проделала трюк с книгами не нарочно. Ее шутка, похоже, удалась на славу. Шарлотта тогда еле-еле удержалась от смеха. Ей хотелось показать ему язык; а еще хотелось, чтобы он снял ее с лесенки и она угодила бы прямо в его объятия.

Ее переполняло целое половодье чувств… До боли знакомые, щемящие ощущения. А она-то думала, что давным-давно похоронила эти чувства. Ей бы лучше как можно быстрее убежать отсюда – убежать из этого дома, но разве это возможно?

– Я буду готова к отъезду через минуту. – Лиззи улыбнулась.

– Что ж, буду ждать тебя возле экипажа. – Шарлотта повернулась и отправилась к выходу.

– А где Дейзи? – внезапно поинтересовалась Лиззи. Только тут Шарлотта сообразила, что собака не пошла за ней следом.

– Наверное, все еще в библиотеке…

– Одна? – удивилась Лиззи. – Рядом с ценными книгами?

– Нет, не одна. С мистером Карсингтоном. – Шарлотта невольно замедлила шаг, но тут же снова заторопилась дальше.




Двадцать минут спустя

Проезжая мимо бичвудского озера, Шарлотта заметила, как что-то мелькнуло среди деревьев.

На озере в парке Литби имелись мостки, с которых ее маленькие кузены, приезжая в гости, прыгали нагишом в воду, что девочкам было категорически запрещено.

Шарлотта представила, что обнаженный мистер Карсингтон с разбегу бросается в воду, как это делали ее двоюродные братья, и вдруг услышала у самого уха голос Лиззи:

– Давай-ка лучше я стану управлять экипажем, ты не смотришь, куда едешь…




Два часа спустя

Оставшись один, Дариус предался гневу, а когда выпустил пар, дал Гудбоди задание восстановить порядок в библиотеке. При таком количестве слуг его камердинеру не составит большого труда быстро расставить книги так, как они должны стоять. Обычно среди слуг порядок соблюдался неукоснительно: у каждой горничной имелся свой круг обязанностей и свой участок дома, за уборку которого она отвечала. Распределение и соблюдение расписанного до мелочей графика уборок закрепили за Гудбоди, который знал толк в этих вещах и любил ими заниматься.

Дариус интересовался бы этими вещами больше, будь хоть кто-то из служанок посмазливее, но так как его глазу не на ком было остановиться, он возложил на своего камердинера обязанности по руководству армией слуг, а сам направился к конюшням, где его уже ждал конюх – Джоэл Роджерс. Вдвоем им предстояло решить, что делать с полом – менять его или ремонтировать старый. Кроме того, нужно было думать, как поступить с устаревшей канализацией.

Когда Дариус подходил к конюшне, навстречу ему выбежал взволнованный конюх:

– Полагаю, вы уже слышали, сэр? Я оседлал для вас кобылу – вы ведь все равно велели бы это сделать…

– Слышал о чем? – Дариус насторожился.

– О несчастном случае, разумеется. Там на дороге, которая ведет от вашего дома.

Дариус похолодел.

– Что ты несешь? – поспешно спросил он.

– Чистая правда, сэр, леди Шарлотта и леди Литби – такая незадача! Их экипаж угодил в рытвину на дороге, колесо сломалось и…

Дариус мысленно представил, как бездыханное искалеченное тело Шарлотты несут к дому, и тут же засыпал конюха вопросами, но тот больше ничего не мог ему сообщить. Сам он услыхал эту неприятную новость от кузнеца, который случайно проходил мимо и увидел на дороге сломанный экипаж.

Не в силах дольше медлить, Дариус вскочил на лошадь и вскоре уже был на месте.

Коляска завалилась набок на обочине дороги, ее колесо действительно было сломано, но разум подсказывал ему, что это еще не самое большое несчастье. Если бы произошла трагедия, страшная новость мгновенно распространилась бы по окрестностям и слуги барабанили бы ему в двери, чтобы сообщить о случившемся.

Однако сейчас Дариус был не в состоянии внимать голосу разума.

Переведя лошадь в галоп, он сломя голову помчался в Литби-Холл.

Подъехав к особняку Литби, Дариус обнаружил, что там все шло как обычно: работающие в усадьбе слуги не толпились возле дома, ожидая вестей, как было бы, если бы стряслось что-то страшное.

Мысленно представляя Шарлотту такой, какой он видел ее в последний раз, Дариус посмотрел в сторону окон второго этажа; воображение рисовало ему приятную картину: выходящую из ванны даму, обнаженную, как Венера Боттичелли. Длинные белокурые волосы струились по ее плечам, предзакатное солнце покрывало золотом нежную кожу.

«С ума, что ли, я сошел?» – спросил он себя. Теперь нужно думать о том, чтобы с ней не случилось ничего плохого, а не о том, как она купается в ванне. И молить Бога, чтобы она осталась целой и невредимой.

Подойдя к конюшне, Дариус услышал ругань и крики, и это не предвещало ничего хорошего. Один из конюхов стоял в дверях, принимая участие в оживленном споре; заметив Карсингтона, он повернулся и поспешил к нему.

Дариус спешился, передал ему лошадь и собирался уже справиться о последних новостях, как вдруг услышал знакомый женский голос.

– Нет, – громко заявила леди Шарлотта в ответ на недовольное ворчание слуг. – Ее нужно мыть теплой водой. Дайте вон ту тряпку, Дженкинс, а вы помолчите, мне надо подумать!

У Дариуса мгновенно отлегло от сердца, и он стал с интересом наблюдать за происходящим.

Двое мужчин в конюшне были поглощены спором: они стояли, выпятив вперед груди и исподлобья глядя друг на друга, старший, с рыжими волосами и красным лицом, наверняка был кучером, другой, поменьше ростом, жилистый и худощавый, – главным конюхом.

– Если вы сделаете так, как он говорит, ваша светлость, кобыле станет только хуже, – утверждал кучер. – Из-за раны силы ее покидают, и она теряет тепло. Чтобы поднять ее дух, вам нужно применить для лечения специальную черную мазь.

– Мазь на такую царапину? – с иронией в голосе произнес конюх. – Вот тогда у нее точно будет жар. Ей нужно поскорее поставить припарки, если только вы не хотите ее убить.

– Я работаю здесь с юных лет и ни разу не убил ни одной лошади…

– Просто они все умирали своей смертью, так?

– Но, ваша светлость…

– Ваша светлость знает, что припарки – это действенное средство…

Лицо кучера покраснело от гнева; всем своим видом он демонстрировал агрессию, но конюх не отступил.

– Почему бы тогда ей вдобавок ко всему еще и не пустить кровь? – язвительно спросил кучер. – Тогда она лишится последних сил, которые у нее остались. Вот что выходит, когда некоторые не знают свое дело. Я смотрю за лошадьми с юных лет, с тех пор, когда вы еще были маленькой девочкой, ваша светлость. Эта кобыла приписана к каретному сараю, и я за нее отвечаю.

– Если бы ее светлости нравилось то, как ты ухаживаешь за лошадью, разве она привела бы ее сейчас ко мне?

– Все, хватит! – прикрикнула Шарлотта. – Да что это с вами такое: Белинда повредила ногу, а вы только сильнее пугаете ее.

Дариус тихо кашлянул, и спорящие мгновенно повернули к нему головы. Шарлотта была явно ошеломлена: она даже не заметила, что вода капает с мокрой тряпки на ее платье.

Пройдя в конюшню, Дариус ощутил знакомые запахи лошадей и сена. Стойла выглядели просторными и аккуратными. Хотя его конюшня была гораздо меньше по размеру, чтобы довести ее до такого же порядка и чистоты, ему придется приложить немало усилий.

К счастью, непохоже было, что Шарлотта пострадала, и к тому же, судя по всему, она не потеряла присутствия духа.

– Мне сказали, что вы попали в аварию, – осторожно сказал Дариус. – Потом я увидел ваш экипаж на обочине дороги, и… Я волновался за вас.

– Колесо застряло в рытвине, и экипаж опрокинулся, – спокойно объяснила Шарлотта. – В общем, ничего страшного не произошло: просто Белинда испугалась, взбрыкнула и ушибла ногу об оглоблю.

– Надеюсь, вы и леди Литби не пострадали?

– О, с нами все в порядке. К нам на помощь подоспел полковник Морелл – и очень кстати.

При упоминании имени полковника Дариуса передернуло, но тут же он напомнил себе, что человек не животное, а существо, наделенное разумом. Неразумно смотреть на Морелла как на врага или соперника.

Тем не менее он с горечью осознавал, что где-то в темном, затаенном уголке его сознания примитивная собственническая часть его существа не находит себе места от смутного беспокойства.

– Морелл освободил Белинду от упряжи и отодвинул коляску с дороги, – продолжала Шарлотта. – Жаль только, что Белинда поранилась…

– И еще позвольте мне заметить, сэр, – вмешался кучер, – что кобыла находится в моем ведении. Просто ее светлость сейчас вне себя после пережитого волнения…

– Неужели? Ты хочешь сказать, что моя хозяйка после аварии потеряла разум и ничего не понимает? – воскликнул конюх, выставив вперед квадратный подбородок и надвигаясь на кучера. – Да она в сто раз лучше соображает, чем ты!

– Прекратите, Дженкинс, я не потерплю никаких перебранок, – твердо заявила Шарлотта, и конюх тут же остановился, но не успокоился.

– Черная мазь в таком случае, как этот… – буркнул он и с надеждой посмотрел на Дариуса: – Могу я спросить у вас, сэр…

– Я порекомендовал бы сначала применить припарки, – со знанием дела проговорил Дариус. – Мелкие отруби следует размешать в кипятке вместе с массой из льняного семени.

Дженкинс с видом триумфатора взглянул на кучера, лицо которого из красного стало пунцовым.

– Ваша светлость, не хочу проявлять неуважение к джентльмену, но мы всегда применяли черную мазь, – обиженно сказал он.

– Мы сделаем так, как посоветовал этот джентльмен, и поставим припарки. – Шарлотта снова перевела взгляд на кобылу. – Возможно, вы не знаете, Фьюкс, но перед вами сам знаменитый мистер Карсингтон, который написал научный трактат, посвященный разведению свиней. Всем нам известно, какого высокого мнения лорд Литби об этой брошюре, а значит, все, что ни скажет мистер Карсингтон по поводу скота, необходимо воспринимать как откровения из Святого Писания.

Фьюкс промямлил что-то нечленораздельное и, бросив на Дженкинса испепеляющий взгляд, гордо прошествовал к выходу.

– Может быть, после того как этот вопрос благополучно решился, джентльмен поможет мне объяснить простую истину: ее светлости будет куда лучше, если за больной кобылой буду ухаживать я, а не этот горе-знахарь? – Дженкинс расправил плечи.

Шарлотта бросила конюху сырую тряпку.

– На будущее я прошу вас вести свои споры вне пределов конюшни, там, где другие не смогут вас услышать. Своими пререканиями вы пугаете лошадей и подаете дурной пример остальным служащим.

Дженкинс извинился, поклонился, после чего Шарлотта гордой походкой вышла из конюшни. Дариус последовал за ней.

– Насколько я понял, сегодня кучер причинил вам много беспокойства…

Шарлотта свернула на посыпанную гравием дорожку.

– Ума не приложу, какая муха укусила Фьюкса, – пожаловалась она.

– Судя по его красному лицу и неуравновешенному поведению, этого господина одолел недуг пьянства, – заметил Дариус.

– Да? Но он никогда раньше не пил, – удивилась Шарлотта. – По крайней мере не так много, чтобы было особенно заметно. Он никогда не был таким воинственным, как сегодня. Впрочем, возможно, все дело в том, что раньше я не имела с ним дела напрямую. Сейчас отца нет дома, а я всего лишь молодая леди, которая куда лучше разбирается в нарядах и безделушках…

– Все равно кучер не должен оказывать давления на других слуг, – заявил Карсингтон.

– Просто я была недостаточно жесткой, – Шарлотта пожала плечами, – я совсем не знала, что делать. С одной стороны, мне необходимо прислушаться к мнению Фьюкса, потому что он очень долго работает здесь, но с другой – он…

– Не прав. – Дариус кивнул. – К тому же он пьян в стельку. Мой отец ни за что не стал бы терпеть подобное поведение: у него Фьюкс не успел бы и глазом моргнуть, как его выгнали бы взашей.

– Вы правы. Я должна поблагодарить вас за то, что вы вмешались.

– Ну что вы! Мне приятно было оказать вам поддержку. Ваши конюхи не воспринимают вас всерьез, а мой отец не воспринимает всерьез меня, точнее, мою работу. По его мнению, это не что иное, как бумагомарание. – Дариус вздохнул, вспоминая, с какой непростительной легкостью отнесся его отец к годам кропотливых исследований и сложных экспериментов, усилий, которые его сын потратил на то, чтобы облечь плоды своего труда в простую форму, понятную любому фермеру, а не только образованному человеку.

Хотя Дариус давно уже привык к тому, что отец его недооценивает, когда он снова об этом вспомнил, в его душе вспыхнуло негодование.

Впрочем, подумал он, зачем так волноваться? Совсем не дело давать волю чувствам и позволять им возобладать над разумом.

Последовало неловкое молчание, затем Шарлотта сказала:

– Возможно, отец не признает ваши заслуги, потому что ожидает от вас чего-то большего…

Карсингтон горько усмехнулся:

– Ничего он от меня не ожидает – просто старик уверен, что я ни на что не годен.

– Нет-нет, вы заблуждаетесь. Ваш батюшка ожидает от вас очень многого, – с жаром проговорила Шарлотта.

Дариус повернул голову и посмотрел на ее точеный профиль.

– А вы, оказывается, сентиментальны, – насмешливо заметил он.

– Я не член вашей семьи и сужу со стороны, а со стороны виднее. К тому же хорошо знакома с лордом Харгейтом…

Дариус словно услышал щелчок в сознании, он наконец понял, в чем дело. Это был ответ на вопрос, но он решил отложить его на время для того, чтобы при случае рассмотреть все более подробно.

– И что же такое вы увидели со стороны, интересно знать?

– Лорд Харгейт предъявляет к сыновьям более высокие требования, чем все остальные аристократы к своим детям, – убежденно сказала Шарлотта. – Если он недоволен вашими достижениями, то это происходит, потому что он верит: вы способны на большее. Согласна, он очень требователен; некоторые даже находят его деспотичным. Но если вы огорчили или разочаровали его, он так прямо и говорит вам об этом.

– Да, верно. Вот только речи весьма пространны и изобилуют подробностями. Если он услышит о состоянии моей дороги и об аварии, в которую вы попали, мне не поздоровится! – Дариус рассмеялся. – Собственно говоря, почему «если»? Слух об этом неприятном инциденте обязательно дойдет до его ушей. К тому же нельзя сбрасывать со счетов мою бабушку, которая знает все обо всем на свете: уж она-то всенепременно доложит ему о случившемся.

Шарлотта кивнула:

– Скорее всего так и будет, но вы не должны обращать внимание на то, что они скажут. В том, что произошла авария, виноваты не вы, а я. Я не в первый раз ехала по дороге, изрытой ухабами, и это сельская местность, в конце концов. Несчастье случилось, потому что я отвлеклась. – Шарлотта слегка покраснела, и на этот раз Дариус не удивился.

Вскоре она вновь сделалась бледна, ее губы сжались в тонкую линию.

– Вы расстроились из-за лошади, – догадался он.

– Да, очень! – В глазах Шарлотты стояли слезы. – Просто поверить не могу, что я была так глупа, беспечна и подвела ее, бедняжку. Наши животные доверяют нам, и мы несем за них ответственность. Белинда полагалась на меня, думала, что я ее не подведу, а я обманула ее доверие. Впрочем, могло получиться еще хуже, если бы этот ужасный Фьюкс причинил ей еще больший вред.

– С вашей кобылой не случилось ничего страшного, – утешил Шарлотту Дариус, – и вы не должны думать о том, что могло бы случиться, но не случилось, потому что это бессмысленно.

– Конечно, бессмысленно. – Шарлотта вытерла глаза и попыталась улыбнуться. – Не обращайте на меня внимания. Я чувствую себя сейчас как последняя идиотка, и мне это противно. – Она огляделась по сторонам. – Господи, да куда же это я иду, дом ведь совсем в другой стороне!

– Я и сам засомневался, но боялся спросить. В глубине души я надеялся, что вы ведете меня «налево».

– Налево? – удивилась Шарлотта.

– Ну да, так сказать, сбиваете с пути истинного на путь греха.

Шарлотта вопросительно смотрела на него, словно пытаясь понять, шутит он или нет.

– Любой мужчина втайне всегда на это надеется, – усмехнулся Карсингтон.

Щеки Шарлотты покрылись румянцем, и от этого она стала еще привлекательнее.

– Я так и знала, – с досадой сказала она.

– Что вы знали?

– Какая разница? Не обращайте внимания. – Она повернулась так резко, что, зацепившись каблуком за подол, порвала платье, да еще при этом чуть не упала.

Дариус бросился к ней, но наступил на юбку и еще сильнее порвал ее. Шарлотта вскрикнула, но Дариус, потеряв равновесие, все же сумел схватить ее. Они упали вместе, причем Шарлотта приземлилась прямо на него.

Именно в этот день после долгих уговоров Гудбоди Дариус в первый раз в жизни надел шляпу, которая, хотя и съехала набок, все же смягчила удар при падении и, возможно, спасла Дариуса если не от сотрясения мозга, то уж наверняка от шишки и синяка.

Шарлотта сразу же попыталась подняться, и в тот же момент Дариус услышал треск рвущейся материи.

– Вставайте же! – резко скомандовала она. – Вы лежите на моем платье.

– Нуда, платье подо мной, но вы-то на мне, – раздраженно отозвался Дариус.

– Приподнимите ногу, идиот! – Потеряв терпение, Шарлотта изо всей силы дернула за юбку как раз в тот момент, когда Карсингтон слегка сдвинулся с места, освобождая платье. В итоге она потеряла равновесие и опрокинулась головой вниз, смешно взмахнув ногами: подол ее платья соскользнул, и под ним обнаружились не только грязные ботинки, но и стройные ножки в тонких чулочках.

Хотя Шарлотта напоминала сейчас перевернутую вверх тормашками черепаху, у Дариуса не было времени на то, чтобы посмеяться или вдоволь полюбоваться открывшимися щиколотками, потому что ему пришлось защищаться от Шарлотты, которая попыталась его ударить. К счастью, он опередил ее, схватив за руку.

– Пустите! – Шарлотта ни на миг не прекращала сопротивление. – Не смейте меня трогать!

Дариус зажал ей рот рукой.

– А вы не орите! – прошипел он, понимая, что его в любой момент могут застукать с девицей в компрометирующем положении.

Однако Шарлотта не слушала его: она извивалась как змея, пинала его и махала руками во все стороны.

В конце концов Дариусу все это стало страшно надоедать, он, отпустив ее руку, попытался оттолкнуть Шарлотту.

Резко дернувшись, она попыталась встать на четвереньки, но вместо этого оказалась верхом на Дариусе, что ввергло ее в еще большую панику. Шарлотта засуетилась и, неловко пытаясь с него сползти, нечаянно угодила коленкой ему в пах.

Карсингтон взвыл, согнулся, и тут сквозь боль услышал:

– Извините, прошу вас! Извинить? Да он готов был убить ее!

С трудом выпутавшись из юбок, Дариус вскочил и, решив не дожидаться, пока Шарлотта поднимется сама, резко поставил ее на ноги, а потом схватил за плечи и стал трясти.

– Да угомонитесь вы наконец, черт возьми?! – в сердцах выкрикнул он.

Шарлотта сразу затихла, и только после этого Дариус убрал руки с ее плеч, однако лишь для того, чтобы закрыть ей рот поцелуем.

Затем, немного подумав, он снова поцеловал ее – уже по-настоящему.




Глава 6


В то самое мгновение, когда они оба упали на землю, перед мысленным взором Шарлотты промелькнула картинка из другой жизни. Она – такая юная, веселая и счастливая – в объятиях Джорди Блейна, и они, смеясь, падают в траву.

После этого все превратилось в хаос. Охваченная паникой, Шарлотта попыталась подняться и убежать, но все было тщетно.

Когда Карсингтон вошел в конюшню – прекрасный, как молодой бог, весь в золотом сиянии, весь мир вокруг словно вспыхнул яркими красками. При одном звуке его уверенного, чарующего голоса даже раненая лошадь успокоилась.

Однако Шарлотта не могла успокоиться. Как только она увидела Карсингтона, сердце затрепетало у нее в груди. Она сразу же почувствовала облегчение, потому что не сомневалась: этот человек знает, что делать.

Но к сожалению, сейчас Карсингтон был слишком близко от нее. От него пахло, как пахнет от мужчины, и от этого запаха можно было сойти с ума.

Шарлотте безумно захотелось ощутить его тело рядом со своим.

«Обнимите меня. Ласкайте меня…» – хотелось ей сказать, но…

Но все это было словно не всерьез, а в шутку. Карсингтон гладил ее лицо большими теплыми руками так, как не делал этого ни один мужчина.

«Отвернись от него».

Но разве она может отвернуться?

Когда он целовал ее, она чувствовала вкус лета, вкус свободы и прошедшей юности.

Шарлотта сжала пальцы, стараясь не касаться мистера Карсингтона руками, и почувствовала, что Дариус тоже начал успокаиваться. Казалось, он пребывал в растерянности, словно возникшие ощущения удивили его точно так же, как и ее.

Наконец Карсингтон убрал руки и начал отодвигаться от нее, но Шарлотта тут же крепко обняла его за плечи. Еще чуть-чуть. Еще одно мгновение. Так много времени прошло с тех пор, как это происходило с ней в последний раз. Она уже забыла, как сладок может быть поцелуй, забыла, каким прекрасным бывает начало, которое со временем превращается в холод и мрак.

Внезапно Шарлотта прижалась губами к губам Карсингтона.

«Вернитесь. Я хочу еще».

Она упрашивала его со всей лаской, которую только могла найти в себе, заклинала его своими мечтами, в которые уже перестала верить, своим безумным томлением, которое теснило ей грудь, своим нестерпимым одиночеством.

Десять лет…

Страсть нахлынула и выплеснулась из нее, словно внутри Шарлотты прорвалась плотина чувств.

Десять лет тоски, разочарования и безмолвного возмущения.

Десять лет лжи, уверток и хитрых тайных манипуляций.

Да, это был поцелуй, простой поцелуй, но Шарлотта целовала Карсингтона со всем пылом страсти, которая дремала в ней много лет.

Разумеется, Дариусу не оставалось ничего другого, как только ответить на ее молчаливый призыв. Он обнял Шарлотту и целовал ее так, словно она была единственной на всем свете и его поцелуй был последним поцелуем на земле. Рассудок Шарлотты словно бы помутился, мир задрожал и изменился до неузнаваемости. Поцелуй Дариуса смел все, что было до этого, и Шарлотте показалось, что она пропала окончательно.

Ее несло ветром, словно тонкую веточку во время бури.

Нельзя! Ей нельзя снова повторить ту же ошибку.

Шарлотта разомкнула объятия и, отстранившись от Карсингтона, положила ладони ему на грудь и попыталась оттолкнуть его, но он не двинулся с места и просто смотрел на нее, его грудь под ее ладонью тревожно вздымалась и снова опускалась.

– Вы сами это начали, – проговорил он хрипло.

– Нет, вы, – возразила Шарлотта.

– Но вы это не остановили. Я уже собирался, а вы… – Он не закончил фразу, и Шарлотта видела, что его лицо расплывается в улыбке. – Впрочем, целоваться вы умеете, этого у вас не отнимешь.

Как Шарлотта ни злилась, она понимала, что Дариус прав. С тех пор, когда это случилось с ней в первый раз, она стала старше на целых десять лет и, несмотря на это, осталась такой же простушкой, какой была тогда.

Не дождавшись ответа, Карсингтон пожал плечами как ни в чем не бывало и, оглядевшись по сторонам, поднял шляпу и повертел ее в руках, размышляя о том, как все-таки хорошо устроен мир.

Всего один поцелуй – и она сдалась. Казалось, еще минута, и он овладеет ею прямо здесь, задрав ей юбки, словно она дама полусвета.

Впрочем, никаких чудес Дариус в этом не усматривал. Разве можно противостоять его плутовской, развратной улыбке? Немудрено, что стены, которые Шарлотта не покладая рук заботливо возводила вокруг себя все эти годы, разрушились в одно мгновение.

В это время Шарлотта, по-видимому, окончательно пришла в себя и стремглав бросилась прочь, но Дариус не двинулся с места: ему тоже нужно было время, чтобы успокоиться.

Успокоиться? Но почему?

Какая нелепость! Из-за одного поцелуя? Он только поцеловал Шарлотту – и ничего больше. Он даже не пытался расстегнуть на ней одежду!

И все же…

Дариус закрыл глаза, но тут же открыл их снова. Этого не может быть! Он – ученый, превыше всего в этом мире ценящий разум, человек, на которого другие ученые смотрят с уважением, он впадает в панику, едва увидев сломанный экипаж, потом чуть не падает в обморок от счастья, узнав, что Шарлотта жива и невредима. Неслыханно и, в конце концов, нелепо.

– Олух, – пробормотал Дариус и, смахнув со шляпы грязь и листья, водрузил ее на голову. Всему виной – воздержание, попытался он внушить себе. С тех пор как он в последний раз спал с женщиной, прошло по крайней мере две недели, а может быть, месяц или даже больше. Конечно же, все объясняется длительным воздержанием.

И все же что-то подсказывало ему, что дело тут вовсе не в воздержании, а в отсутствии у него опыта общения с девственницами благородного происхождения, понимать которых у него никогда не возникало необходимости, из чего следовало, что ему лучше держаться подальше от Шарлотты Хейуард.

* * *


К тому времени как Шарлотта дошла до дома, она окончательно овладела собой и поэтому прошла мимо слуг с таким же спокойным и невозмутимым видом, с каким ходила всегда.

Когда Шарлотта вошла в спальню, Молли изумленно осмотрела хозяйку с ног до головы, и почти сразу в комнату вошла Лиззи. Она тоже с нескрываемым любопытством оглядела Шарлотту.

– Кажется, с тобой снова произошел несчастный случай?

– Да, я упала, – коротко объяснила Шарлотта. – Наступила на подол платья, порвала его, и мой каблук застрял в дыре.

– Ну вот, а я уж испугалась, что тебя лягнула Белинда. Впрочем, это вряд ли, ведь там был мистер Карсингтон, не так ли?

– Ну да, был. – Шарлотта отвела глаза и, чтобы скрыть смущение, обратилась к служанке: – Мне нужно принять ванну, Молли, и поскорее.

– А что, мистер Карсингтон ждет внизу? – поинтересовалась Лиззи.

– Нет. Просто услышал об аварии, в которую мы с тобой попали, и пришел справиться о нашем здоровье, а затем ушел. То есть он ушел после того, как разрешил один спор, который разгорелся в конюшне, по поводу того, как лечить Белинду.

Брови Лиззи поползли вверх.

– Спор? Так, значит, ты из-за этого задержалась?

– Вот именно. Как я могла уйти? – Шарлотта радовалась уже тому, что это по крайней мере было правдой. – Фьюкс вел себя просто возмутительно, и мистер Карсингтон сказал, что он пьян. Благодаря вмешательству мистера Карсингтона Фьюкс лишился последних аргументов, но он был вне себя от гнева, когда выходил из конюшни, и я беспокоюсь, что теперь он отыграется на конюхах или на лошадях. Как только папа приедет, я обязательно расскажу ему обо всем!

– Конечно, милая, а теперь иди прими ванну. Остальное предоставь мне – я расскажу обо всем твоему отцу. – С этими словами Лиззи удалилась, и Молли тут же отправилась распорядиться насчет ванны для Шарлотты.

Оставшись одна, Шарлотта подошла к зеркалу и сразу убедилась, что ее дела оказались куда хуже, чем она предполагала. Чепчик испачкан, кружево порвалось, лицо чумазое, как у лондонского беспризорника, волосы всклокочены, и из них торчало сено. Одна из застежек на лифе порвана, кружевные манжеты рукавов испачканы в земле, подол платья разорван в клочья. Жалкое зрелище и… комичное.

– Господи, – прошептала Шарлотта, – и он целовал… это? – Не в силах больше сдерживаться, она рассмеялась вслух.




Вечер воскресенья, 23 июня

Когда полковник Морелл вернулся домой после долгого вечера, проведенного в Истхем-Холле, его, как обычно, ждал слуга Кеннинг – верный помощник полковника, жилистый, сухопарый человечек небольшого роста. Его голова была такой же круглой и лишенной растительности, как пушечное ядро: он терпеть не мог свои растущие как попало пучки волос и поэтому тщательно сбривал их.

Морелл подал слуге шляпу и перчатки.

– Надеюсь, вы хорошо провели время, сэр, – почтительно сказал Кеннинг.

Надеяться на то, что он хорошо провел время, было излишне, но полковник не стал возражать своему верному солдату. Кеннинг служил у Морелла много лет, и между ними царило полное взаимопонимание.

– Я тревожусь за здоровье его светлости: у него подагра.

– Очень жаль. – На самом деле Кеннинг, как и сам полковник, сожалел только о том, что подагра до сих пор не свела упомянутое лицо в могилу.

Полковник Морелл начал подниматься по лестнице на второй этаж, и слуга последовал за ним.

– Говорят, сегодня после службы в церкви миссис Бэджли с похвалой отзывалась о совете мистера Карсингтона по поводу лечения артрита.

Морелл ничего не ответил, но, как обычно, взял на заметку то, что сказал Кеннинг. Похоже, этот Карсингтон сейчас из кожи вон лезет, стараясь втереться в доверие к соседям. Любой мало-мальски умный человек захочет подольститься к сварливой карге миссис Бэджли, иначе эта женщина может превратить твою жизнь в ад.

– Такое впечатление, что у молодого человека на все есть свое решение, – заметил Кеннинг. – Взять хотя бы то, что произошло в конюшне Литби-Холла.

Морелл оглянулся на слугу:

– Ты это о кучере?

– Да, сэр. Он положил глаз на служанку леди Шарлотты, Молли, но та дала ему от ворот поворот, да еще и влепила пощечину.

– Помню, помню, – хмыкнул полковник. – С тех пор он лечит раненое самолюбие изрядными дозами джина. Не плохо бы его выгнать перед тем, как они возвратятся обратно в Лондон.

Может быть, вечно сующая свой нос в чужие дела миссис Бэджли не обратила внимание лорда Литби на эту загвоздку или же, выслушав, тот никак не отреагировал на ее замечания. Придется найти способ, как избавиться от Фьюкса, пока будущая леди Истхем не сломала себе шею по вине пьяного кучера, решил Морелл. Хватит и того, что она чуть не погибла, когда ее экипаж перевернулся на ужасной дороге, которая находится в ведении Карсингтона. Не дамское это дело – управлять транспортными средствами; дам должны развозить мужчины. А вот лорд Литби распустил свою жену и дочь, и они совсем с ним не считаются.

– Фьюкс уже уволился, сэр, – сказал Кеннинг. – Когда в пятницу, после того как произошел несчастный случай с экипажем, в конюшне случилась перебранка, в спор вмешался мистер Карсингтон и сказал леди Шарлотте, что таких людей нужно выгонять. Леди Шарлотта сообщила леди Литби, а та все рассказала маркизу…

Черт, и здесь Карсингтон оказался на высоте. Впрочем, этот человек – обычный повеса и распутник, не более того. Полковник Морелл сразу раскусил этого прощелыгу, а дядюшка только подтвердил его подозрения. Ни для кого не секрет, что повесу возбуждает процесс завоевания женщины, а вот женитьба его не интересует. Распутник, который не хочет, чтобы ему прострелили голову, может сорвать украдкой поцелуй-другой или позволить себе вольности с девушкой благородного происхождения, но он никогда не зайдет слишком далеко, потому что боится женитьбы как черт ладана. Таких людей, как Карсингтон, вряд ли стоило всерьез опасаться, особенно когда речь идет о леди Шарлотте, на редкость проницательной во всем, что касается мужчин.

Тут на память полковнику пришли слова лорда Истхема о том, что младшие сыновья Харгейта ловко умеют обхаживать девушек с богатым приданым, чтобы окрутить их и выгодно жениться, и он нахмурился. Опытный офицер никогда не станет недооценивать противника, тем более посвятив много времени и сил завоеванию дамы сердца.

Войдя в спальню и облачившись с помощью Кеннинга в халат, Морелл задумчиво сказал:

– Полагаю, Фьюкс давно работает у них…

– Лет двадцать.

– Наверное, он считает, что его жестоко обидели, – проницательно заметил полковник, – и ему захочется кому-нибудь излить душу.

– Точно так, сэр. – Кеннинг сразу понял суть дела. – И я догадываюсь, кто может ему помочь.

В понедельник во время встречи с агентом Кейстедом Дариус узнал, что леди Литби наняла штукатуров, плотников, каменщиков, водопроводчиков, кровельщиков и еще черт знает кого.

Впрочем, все они могли пригодиться. В воскресенье с потолка спальни отвалился огромный кусок штукатурки и чудом не угодил Гудбоди в голову, а все из-за того, что в помещении для мытья посуды, находящемся рядом с кухней, протек потолок. Всю зиму с потолка капала вода, и доски в углу постепенно прогнили. Слава Богу, в Бичвуде произрастали богатые древесиной леса, что сулило немалую выгоду; вот только покроет ли даже эта сумма расходы на осуществление грандиозного замысла леди Литби?

Разумеется, Дариус не мог пожаловаться на недостаток опыта в делах, связанных с загородными имениями: он сталкивался с этим в отцовском доме, а также в усадьбе брата в Дербишире. Но раньше эксперименты в этой области всегда оплачивал не он, а кто-то другой. Теперь же он заключил сделку с отцом и не собирался расписываться в собственном бессилии.

Вторник и среду Дариус потратил на изучение возможности использовать усадьбу в качестве потенциального источника дохода. Это было бы намного легче сделать, если бы он смог забыть леди Шарлотту; но даже несмотря на то что сейчас ее не было рядом с ним, она не выходила у него из головы.

В среду, когда Дариус отправился в Олтринхем, чтобы переговорить с торговцами лесом, по пути ему повстречался полковник Морелл, и они обменялись обычными светскими любезностями.

– Я как раз направлялся к вам, – сказал полковник, – так как слышал, что вам нужны молочные коровы. Латтерсли как раз продает целое стадо, и в нем дюжина отборных коров. Я бы сам их купил, да мне они не нужны.

Дариус впервые узнал о том, что ему нужны молочные коровы, однако черта с два, если он признается в том, что осведомлен хуже, чем этот человек.

– Дюжина? – переспросил Дариус. – Ну-ну.

– Полагаю, вам это весьма кстати, – заметил Морелл с легкой усмешкой. – Леди Шарлотта не покладая рук трудится над вашей молочной фермой, не так ли?

Дариус с трудом мог представить, что Шарлотта может делать на его молочной ферме, если только она не расставляет там капканы и взрывные устройства, чтобы отомстить.

Выдержав паузу, он пожал плечами:

– Премного благодарен вам за эти ценные сведения; я пришлю Гудбоди похлопотать насчет тех коров.

– Он славный малый, – заметил Морелл. – Благодаря ему дорога от вашего дома с каждым днем становится все лучше и лучше.

Дариусу тут же захотелось выбить Морелла из седла и колошматить его до тех пор, пока тот не лишится чувств; однако, будучи человеком цивилизованным, он не мог позволить себе осуществить эти намерения.

И тем не менее никто не имел права указывать ему на то, что его дорога находится в плачевном состоянии.

Все же полковник Морелл не нанес ему прямого оскорбления, и Дариусу не оставалось ничего другого, как только спокойно и с достоинством ответить:

– Я сделаю все, что от меня зависит, чтобы неприятных инцидентов на моей дороге больше не происходило.

Морелл понимающе кивнул:

– Разумеется, а то леди Шарлотта ужасно расстроилась из-за своей кобылы. К счастью, рана, кажется, быстро заживает…

Неужели Шарлотта поделилась своей тревогой с Мореллом? Может быть даже, она вместе с ним рыдала над своей любимой лошадью, а славный герой войны ее всячески утешал… Хотя какое ему дело до всего этого?

– Рад слышать. – Дариус кивнул.

– Как же, как же – в конюшне Литби-Холла вы показали себя настоящим героем, – с усмешкой заметил полковник. – Не дожидаясь, пока лорд Литби его уволит, кучер уведомил о своем уходе. Все работники конюшни трубят в фанфары. – Он снова усмехнулся. – Прошел даже слух, что Фьюкс наломал дров из-за несчастливой любви: когда такое случается, мужчины порой как с цепи срываются.

Дариус напрягся. Интересно, к чему клонит этот полковник?

– Полагаю, все дело в злобном и раздражительном характере кучера, – заметил он. – И еще в его большой любви к спиртному.

– Может быть. – Морелл задумчиво кивнул. – Как бы то ни было, все это сплетни, которые разносят слуги. Смею заметить, мой камердинер Кеннинг хотя и не в меру болтлив, но он служил у меня ординарцем и привык держать ухо востро. Добытые им сведения не раз сослужили мне хорошую службу. Однако, боюсь, я задерживаю вас…

Дариус продолжил свой путь в сторону Олтринхема, по дороге пытаясь убедить себя в том, что несносный полковник никогда не сможет вывести его из душевного равновесия. Вот только узнать бы поскорее, что творит на его ферме Шарлотта на этот раз.

Прибыв на место, Дариус осторожно толкнул дверь коровника; к его удивлению, она открылась легко и без скрипа, тогда как прежде скрип настолько раздражал его, что он решил обойтись без молока, сливок, масла и сыра. Принимая во внимание состояние коровника, леди Маргарет именно так и делала. К тому же, когда он зашел сюда в первый раз, его неприветливо встретило что-то наподобие темного, мрачного склада, куда были свалены старая сломанная мебель и всякий хлам. Очевидно, с прошлого века туда не ступала нога человека.

На этот раз первым человеком, которого Карсингтон увидел в коровнике, оказалась леди Шарлотта Хейуард: она стояла в центре, сложив руки на груди, и внимательно осматривала помещение. Когда она повернулась в его сторону и увидела Дариуса, то от неожиданности негромко вскрикнула.

На мгновение Дариус застыл на месте, затем окинул помещение для служащих коровника изумленным взглядом.

– Господи! – с трудом выдавил он. – Что вы сделали?

Он всего на свете мог ожидать, только не этого, и вряд ли бы удивился сильнее, если бы увидел в коровнике стадо носорогов.

Теперь комната выглядела просторной и светлой, она сверкала безукоризненной чистотой. Выложенные белоснежной плиткой стены опоясывал бордюр с желто-зелеными цветочками, а мраморный, в черно-белую клетку пол освещал дневной свет, проникавший через витражные стекла окон. Цвета и рисунок стекла гармонировали с цветочным бордюром на стенах. По всему периметру помещение опоясывала широкая мраморная полка, а посредине стоял квадратный стол с мраморной столешницей в тон полке.

На столе Дариус увидел шляпку – она лежала на самом краю, и ленточки свисали со стола.

Все кругом было удивительно чисто: нигде ни пыли, ни грязи, ни пятнышка ржавчины.

– Что вы сделали с моим коровником? – не выдержав, воскликнул Карсингтон. – Какая участь постигла мою любимую Черную Дыру Калькутты, предназначенную служить в качестве декораций для пьесы готических ужасов, которую я собирался написать в ближайшее время? Где все мои пауки несравненной красоты? Где мои мрачные углы, откуда в любую минуту могли выскочить вурдалаки? Что вы наделали с шестью дюймами пыли и грязи на полу? Пыль и грязь были самого отменного качества; я столько лет их хранил и лелеял!

Губы Шарлотты изогнулись в улыбке, и с них сорвался непонятный звук, но она поспешила вернуть налицо равнодушное выражение, что ей удалось не сразу.

Он рассмешил ее!

«Она тоже рада», – с восторгом подумал Дариус. Теперь-то он видел не ту хитрую усмешку, которая была у нее на лице, когда Шарлотта подводила его к словоохотливой миссис Стиплтон или сварливой карге миссис Бэджли или когда она все перемешала в библиотеке. На этот раз Шарлотта, его добровольная помощница, была на самом деле довольна и так хороша, что от нее было невозможно отвести взгляд. Она вся так и сияла, как будто светилась изнутри.

– Я знаю, о чем вы сейчас думаете, – сказала Шарлотта.

– Вот как?

– Вы считаете, что вам не нужен коровник, потому что вам придется кормить только себя да еще нескольких слуг.

– У вас довольно странное понятие о том, что такое «несколько слуг», – заметил Дариус. – По моим скромным подсчетам, стараниями леди Литби у меня появилось шестнадцать миллионов слуг.

– Да, но пятнадцать миллионов девятьсот восемьдесят восемь человек из них работают на вас временно, – возразила Шарлотта.

– Я просто поражен: оказывается, вы умеете считать – прибавлять и вычитать. – Карсингтон приложил руку к виску. – У меня шумит в ушах и стучит в висках. Пожалуй, мне надо присесть.

Глаза Шарлотты потухли, и ее лицо приняло холодное, даже суровое выражение.

– Возможно, вам и вправду лучше присесть, – сказала она сухо. – А после объясню один важный практический вопрос, связанный с экономикой.

«Придержи язык», – приказал себе Дариус, но не смог удержаться, чтобы не поддеть Шарлотту.

– Практический вопрос, связанный с экономикой? – насмешливо переспросил он. – Вы действительно имеете хоть какое-то представление об экономике?

Шарлотта отвела взгляд.

– Ах, как любезно с вашей стороны! И как мне могло прийти в голову вам помогать?

– Так вы решили мне помогать? Скажите на милость. Это для меня новость!

Внезапно Шарлотта подняла глаза и усмехнулась:

– Вот тут вы правы: это и в самом деле новость. А теперь, может быть, вы позволите мне объяснить мою точку зрения?

– Прошу, я весь внимание.

Шарлотта подошла к окну, положила руку на мраморную полку и приняла позу лектора.

В другое время это рассмешило бы Карсингтона, но сейчас он лишь злился. Шарлотта волновала его, а он не привык к тому, чтобы женщины его волновали. Ему хотелось убежать, чтобы не находиться рядом с ней, чтобы не смотреть на ее нежное лицо, обрамленное локонами цвета шампанского, и на слои оборок, лент и кружев, скрывающие от взгляда ее фигуру и соблазнительное тело.

Боже, совсем недавно он обнимал ее, она нежно прижималась к нему! Невероятно!

Сейчас все выглядело так, будто между ними никогда ничего не было – ни объятия, ни поцелуя.

«Просто это не должно было случиться», – подсказывал ему голос разума.

– Не сомневаюсь, вы считаете, что покупать сельскохозяйственные продукты для вас и ваших слуг гораздо выгоднее, потому что это обойдется вам дешевле, – сказала Шарлотта.

– А по-вашему, отремонтировать разоренный коровник и нанять доярок – не такое уж дорогое удовольствие? – ехидно поинтересовался Дариус. – Не говоря уже о дюжине отборных коров, которые, как мне сказали, я, оказывается, собираюсь приобрести.

– Может быть, вы воздержитесь от ваших язвительных замечаний, перестанете перебивать и дадите мне высказаться?

Дариус махнул рукой. Разумеется, он не должен вести себя с Шарлоттой так же ужасно, как вел себя с ним его отец.

– Продолжайте.

От волнения щеки Шарлотты покрылись румянцем, но она взяла себя в руки и довольно уверенно стала отстаивать свою точку зрения.

– Я все предусмотрела и подсчитала расходы. Уверена, вы будете рады услышать, что большая часть оборудования находится в приличном состоянии; вам необходимо только заменить старые деревянные желоба. Чаны для молока, маслобойку, медный котел и все остальное нужно только немного подлатать. К тому времени, когда вы приобретете коров, все будет готово к тому, чтобы начать работу.

– Выходит, мне нужно еще нанимать доярок?

– У нас в имении пятнадцать коров, – сказала Шарлотта тоном, которым обычно говорят с маленькими детьми. – И когда собирается вся семья, нам требуется много молока и масла, так что на сливки и на изготовление сыра молока почти не остается. Поэтому чаще всего летом и осенью нам приходится покупать сливки и сыр у соседей. Мы закупаем эти продукты в больших количествах. Если вам это интересно, я могу выяснить точные цифры. Однако такому гению, как вы, будет очень просто прикинуть в уме. У меня есть четыре младших брата, двое из которых – очень маленькие, и мои родители любят приглашать гостей. Если мы все равно покупаем сыр и сливки, почему бы нам не покупать их у вас, как вы считаете?

Дариус нахмурился. Ни одной живой душе он не рассказывал о своих материальных проблемах, и вот эта барышня в рюшах, кружевах и бантиках, которые наверняка стоят как пятилетний заработок доярки, не моргнув глазом учит его, как заработать деньги, и читает ему лекции о финансах!

– Я вам искренне признателен, леди Шарлотта, что вы объяснили мне, как нужно вести дела, – насмешливо проговорил он. – Ума не приложу, зачем я нанял на работу земельного агента и управляющего имением, тогда как достаточно уловить момент между вашими визитами к модистке и спросить у вас совета. – Дариус перевел взгляд на шляпку Шарлотты, и его глаза злорадно блеснули. – Зря я не спросил вашего совета раньше, но виной всему – мое хорошее воспитание, которое сбило меня с курса. Видите ли, меня учили, что говорить о деньгах вульгарно и что вопросы, связанные с деньгами, пристало обсуждать только со своим поверенным.

На самом деле Дариусу было неловко из-за того, что он пребывал в полном неведении относительно стоимости содержания усадьбы, но тот факт, что Шарлотте пришлось столкнуться с его невежеством, бесил и раздражал его.

Брови Шарлотты поползли вверх.

– А я-то думала, вы презираете правила, – съязвила она. – Но теперь мне становится ясно, в чем тут дело. Похоже, я невольно задела ваше мужское самолюбие. Простите, это моя оплошность. Я и представить не могла, что вы настолько инфантильны и станете пренебрегать разумными советами, пусть даже из-за того, что они исходят от женщины. Было глупо с моей стороны не принять это во внимание…

– Инфантилен? – взорвался Карсингтон. – Это я инфантилен?

– Нуда, – спокойно ответила Шарлотта и повернулась к двери. – Прошу прощения зато, что отвлекла вас, потратив зря ваше драгоценное время и нарушив идеальный порядок вашей молочной фермы. Завтра я прикажу слугам вернуть всю грязь на место. – Она сделала несколько шагов по направлению к выходу.

Карсингтон схватил со стола шляпку и догнал Шарлотту.

– Не забудьте ваш головной убор!

Он протянул ей шляпку, и тут произошло нечто неожиданное: Шарлотта, взяв шляпку, гневно взглянула на него и вдруг запустила в него этой самой шляпкой.

Поймав шляпку, Дариус швырнул ее на мраморную полку, и Шарлотта отвернулась, а затем быстро направилась к двери.

Однако Дариус успел обогнать ее и закрыть дверь прямо у нее перед носом.

Щеки Шарлотты покрылись румянцем, и когда она оглянулась на него, в ее глазах светился вызов.

– Кажется, вы решили до конца проявить свою деспотичность, – сказала она, – но если вы надеетесь запугать меня, то вы ошибаетесь. Ни ваша физическая сила, ни ваше показное высокомерие не заставят меня задрожать от страха, зарубите это себе на носу. Советую вам подумать хорошенько, прежде чем действовать!

Но Дариус был сейчас не в состоянии думать. Логика, здравый смысл, расчет и все остальные составляющие разума, который он ценил превыше всего, смешались у него в голове в бесполезный спутанный клубок. Он стоял так близко от Шарлотты, что видел, как ее голубые глаза приобретают зеленоватый оттенок, как трепещут ее ресницы… Губы Шарлотты, мягкие, розовые и блестящие, чуть приоткрылись, она учащенно дышала. Дариусу невольно вспомнился тот поцелуй, от которого у него слабели колени, и тут он услышал, как она вздохнула.

«Беги от нее, – шепнул ему голос разума. – Сейчас же». Но вместо этого Карсингтон схватил Шарлотту за плечи и повернул к себе, а затем наклонился над ней.

– Нет-нет, не отворачивайтесь! – Он крепко обнял ее и поцеловал глубоким страстным поцелуем.




Глава 7


Шарлотта напряглась всем телом, ожидая, что будет дальше, и тогда Дариус снова поцеловал ее в уголок рта, словно говоря: «Пожалуйста, простите меня».

Шарлотта закрыла глаза, и Дариус едва тронул губами ее лоб.

– О! – едва слышно пролепетала Шарлотта, и Дариус легкими, как прикосновение перышка, поцелуями стал осыпать ее виски, уголки глаз, подбородок, шею…

Когда какой-то странный звук, похожий на хихиканье, сорвался с губ Шарлотты, Карсингтон как безумный стал осыпать ее лицо поцелуями, нежными, словно крылья бабочки, и ее холодность постепенно исчезла, а тело стало послушным и податливым. Он играл с ней, дразнил ее, пока наконец она не обхватила его руками за плечи. Когда их губы соединились, Дариус поцеловал Шарлотту так, словно он никогда никого не целовал раньше.

Губы Шарлотты трепетали, и все в нем затрепетало в ответ. На этот раз он обнял ее так нежно, как будто держал в руках горсть нежных соцветий, и с наслаждением вдохнул ее запах, который показался ему намного слаще и приятнее, чем аромат цветка. Дариус больше не хотел останавливаться: теплой волной на него нахлынуло желание, такое же неотвратимое, как морской прилив.

Их сердца бились в такт, и какое-то новое, странное и незнакомое, чувство стало подниматься откуда-то из глубины сердца Дариуса. Он испытывал такое сильное, такое страстное томление, что зашатался под его натиском. И тут же Дариус, крепче прижав Шарлотту к себе, принялся гладить ее спину, бедра, а Шарлотта, прильнув к нему всем телом, стала пылко отвечать на его ласки, становясь при этом все более податливой.

Дариус снова впился губами в ее губы, его поцелуй становился все более горячим и неистовым. Приподняв Шарлотту, он опустил ее на стол; затем его руки проникли под ее платье и нижние юбки и медленно заскользили по шелковому чулку, двигаясь вверх к округлому колену, а потом еще выше.

Теперь Дариус мог думать лишь о том, что хочет овладеть ею.

Его сердце стучало так сильно, что, казалось, все внутри у него вибрирует, сознание затуманилось от жара и возбуждения, восторга и желания. Он не был в состоянии рассуждать здраво и, забыв об осторожности, потянулся к пуговицам брюк, но Шарлотта стремительно ухватилась за его шейный платок, заставляя Дариуса поднять голову и посмотреть на нее.

Тяжело дыша, она прошептала:

– Ради Бога, одумайтесь! Посмотрите на меня, я ведь не одна из ваших проституток!

Эти слова ударили Дариуса, словно хлыст, и он резко отстранился от Шарлотты, после чего она поспешно опустила юбки.

– Просто поверить не могу, что вы… вы… – Она вздохнула. – Черт возьми, почему я обвиняю вас? Впрочем, возможно, все из-за того, что вы делаете женщин чересчур уступчивыми.

Дариуса словно окатили холодной водой; он был так потрясен, что не понимал ничего из того, что говорит Шарлотта. У него в голове все время вертелись ее слова: «Я ведь не одна из ваших проституток». Нежность, страстное стремление, восторг и наслаждение – все разом умерло от этих ледяных слов. Это верх глупости и бесчестный, презренный поступок с его стороны.

Но почему так случилось? Что произошло с ним? Он слуга логики, а не похоти. Никогда раньше физическое желание не могло заставить его позабыть самого себя и совершить то, что случилось с ним минуту назад.

Шарлотта соскользнула со стола и расправила юбки, а затем бросила в сторону Дариуса уничтожающий взгляд.

– Вы выглядите что-то уж слишком испуганным, – дерзко сказала она. – Не бойтесь, я никому не скажу.

Она застала его врасплох, но Дариус находился сейчас под слишком сильным впечатлением от собственного поведения и был так потрясен, что не заметил ее язвительного тона. Зато он отлично понял ее слова и с ужасом подумал, не потерял ли он вместе с разумом и чувством чести также и свое лицо.

– Испуганным? – переспросил он. – Я? Но кого мне бояться? Вас?

Шарлотта гордо вскинула голову.

– Отдайте мою шляпку! – приказала она таким же тоном, каким разговаривала со своими лакеями.

Дариус трясущейся рукой взял легкомысленную шляпку в оборках и подал Шарлотте, а затем широко открыл перед ней дверь.

– Я никому не скажу, что случилось. – Шарлотта презрительно скривила губы. – Хотя, если рассудить здраво, не произошло ничего такого, о чем стоит упоминать.

С этими словами она величаво проплыла мимо Дариуса и скрылась за дверью.

Когда дверь за ней захлопнулась, Шарлотта дала волю переполнявшим ее эмоциям.

– Проклятая идиотка! – громко воскликнула она. – Как я могла до такой степени потерять голову?

Впрочем, разве могло быть иначе? Сперва Карсингтон приводил ее в бешенство, но тогда Шарлотта чувствовала себя с ним вполне уверенно: она нисколько не сомневалась, что сумеет ему противостоять и сможет дать достойный отпор его несносному высокомерию, но потом…

Потом все пошло совсем не так, как она планировала, и окончательно вышло из-под контроля. Легкое прикосновение его горячих губ к ее коже, нежность, от которой у Шарлотты сладко защемило сердце.

Увы, все это было притворством – жалким притворством опытного обольстителя! И все равно она сдалась – мгновенно и без боя. На какое-то опасное мгновение все это показалось ей таким невозможно сладостным: она снова почувствовала себя юной девушкой с сердцем, готовым поверить в любовь и искренность мужчины. Словно росток надежды на счастье все это время прорастал в ее душе, а в тепле и ласке распустился нежными цветами.

«Тепло и ласка».

В реальной жизни эти слова ничего не значат, являясь всего лишь заменой неприятному слову «похоть».

Однако сейчас, на какое-то короткое время Шарлотта почувствовала, что ею дорожат, почувствовала себя спокойно, легко и надежно с этим человеком. И в этот миг из прекрасного цветка нежности родилось желание.

Но как она могла так заблуждаться? Легко, слишком уж легко все произошло. Шарлотта дотронулась до своих вспухших от поцелуев губ. Как страстно Дариус целовал ее, как нежно ласкал! Ей даже показалось, что его руки дрожали… На самом деле дрожала она, а не он. Какая же она глупая!

Шарлотте вдруг живо вспомнилось то далекое время, когда она была девушкой, и в памяти сразу всплыл трепет, охвативший ее при первом объятии мужчины. Позже она потратила много времени и сил, чтобы забыть о том, как безответственно вела себя когда-то. Ей было невыносимо об этом думать: слепая страсть, минутная слабость и последовавший за этим стыд. Она горько сожалела о случившемся, было бессмысленно и глупо отдать бесценный дар, который женщина может подарить мужчине, то, что каждая девушка должна хранить как зеницу ока. Стыд и раскаяние, которые она испытала тогда, были чересчур велики; она даже думала, что это ее убьет, и порой ей хотелось, чтобы так и случилось.

Шарлотта сомневалась в том, что у них с Джорди Блейном было время для нежности: несколько тайных встреч урывками проходили в чудовищной спешке. Она самозабвенно его любила – или ошибочно принимала свои чувства за любовь, – но была абсолютно невежественна в любовных делах и испытывала наслаждение от одной только возможности быть с ним вместе, и при этом становиться дерзкой и отчаянной до безумия.

«Вот, значит, как, папа? Так быстро позабыл маму? Снова женился, словно мамы никогда не было на свете? Словно меня нет на свете. Значит, меня ты тоже позабыл, я тебе тоже стала не нужна?» – таковы тогда были ее размышления над своей судьбой.

Гнев, одиночество, страх потерять отца точно так же, как она потеряла мать, – теперь ей было ясно, что подтолкнуло ее к грехопадению.

Однако со временем все забывается; к тому же прежние ощущения мало чем напоминали то, что она пережила несколько минут назад с Карсинггоном. Еще минута – и он овладел бы ею прямо на столе, то есть поступил как с распутной женщиной. К счастью, этого не случилось, но она до сих пор не могла понять, как ей удалось собраться с духом и остановить его. Странно, что Карсингтон вообще не вышвырнул ее из коровника, хотя с легкостью мог это сделать.

– О! – тихо простонала Шарлотта, она до сих пор чувствовала тепло его большого тела и силу мускулистых рук. Нет уж, теперь ей нужно уходить отсюда, и как можно быстрее! Подумав об этом, она торопливо зашагала по тропинке, на ходу завязывая ленты шляпки.

Отойдя от двери, Дариус подошел к столу, уселся на него и сидел некоторое время неподвижно, держась руками за голову. Странным образом боль, терзавшая его душу, в конце концов принесла ему облегчение.

Да, он чуть не вышел за грань дозволенного, слишком близко подошел к черте… Еще минута – и он бы изнасиловал Шарлотту, а тогда… О том, что случилось бы тогда, он не хотел даже думать.

У него перед глазами стояла одна и та же картина: он идет к алтарю с леди Шарлоттой Хейуард, и все знают, почему он это делает. Какими бы несправедливыми и нелогичными Дариус ни считал правила высшего общества, их не изменишь. Джентльмены хотят, чтобы их невесты были девственницами. Если они таковыми не являются, их ожидают либо публичный позор, либо вечное несчастье. К тому же невозможно изменить законы природы, а она распорядилась так, что женщины рожают детей.

Итак, волей-неволей ему пришлось бы на ней жениться, что неизбежно повлекло бы за собой то, что с этой минуты отец леди Шарлотты начал бы смотреть на Дариуса как на ловкого охотника за богатым приданым, не гнушающегося для этого никакими средствами, а его отец с этого времени стал бы видеть в нем ни на что не годного беспринципного ловеласа. Дариус словно уже слышал скрипучий голос отца: «Ну конечно, этого следовало ожидать. Вместо того чтобы добиваться всего в жизни своим трудом, ты соблазнил невинную девушку, чтобы жить на ее приданое!»

Братья тоже стали бы его презирать, и мать окончательно разочаровалась бы в нем. Что до бабушки – сгорела бы со стыда, а женщина, вынужденная идти с ним под венец, возненавидела бы его всей душой за то, что он загубил ее жизнь.

– Гм-м… Я как сумасшедший.

Дариус вцепился себе в волосы и тяжело вздохнул. Коровник был и вправду очень красив; он не просто сверкал чистотой, он был еще и идеально организован. Проклятие! Если бы его не захлестнули эмоции и он спокойно выслушал Шарлотту, все могло случиться совершенно по-другому.

В конце концов, она – дочь лорда Литби. Разве Шарлотта не говорила ему о том, что ее отец цитировал его работы? Несомненно, страсть лорда Литби к сельскому хозяйству разделяли также его жена и дочь. Разве леди Литби не упоминала о том, что леди Шарлотта – деревенская девушка? Ничего нет удивительно в том, что о молочных фермах ей известно все. Вот она и предположила, что Дариус, как и каждый нормальный землевладелец, заинтересован в увеличении дохода и продуктивности своего хозяйства.

– Кроме того, разве не ты сам намекнул ей об этом? – пробормотал Дариус. – Возможно, она догадалась о твоих проблемах.

Хотя какая разница, какие ею руководили мотивы? Шарлотта была права – и точка. Дариус взъерошил волосы. И что же ему теперь делать?

«Завтра я велю слугам вернуть грязь на место». Если бы другая женщина, а не Шарлотта, высказала ему эту угрозу, он бы только посмеялся, но теперь, после всего, что здесь происходило между ними, она наверняка исполнит все, что обещала.

Решив серьезно поразмыслить над этим, Дариус поднялся и начал мерить шагами комнату, потом посмотрел на одно окно из мозаичного стекла, затем на другое и забарабанил пальцами по мраморной полке. Тем временем его интеллект судорожно пытался найти пути решения данной проблемы, рассматривал ее в разных ракурсах й сравнивал различные подходы.

В конце концов, оставаясь верным слугой логики, он понял, что у него нет другого выхода. Ему не остается ничего другого, как только пойти к Шарлотте и стерпеть то, что стерпеть невозможно, сделать то, что хуже пытки, бубонной чумы, голода и даже смерти.

Он должен перед ней извиниться.

Когда Дариус вернулся в дом, ему сказали, что дамы давно уехали, и он стал обдумывать, следовать ли ему за ними в Литби-Холл или нет.

Какова вероятность того, что ему удастся поговорить с Шарлоттой с глазу на глаз? Еще неизвестно, захочет ли она с ним говорить! К тому же единственный раз, когда родители могут позволить джентльмену остаться наедине с их незамужней дочерью, – это когда они считают, что он собирается сделать предложение руки и сердца.

Итак, ему придется подождать до завтра и извиняться перед ней он будет в Бичвуде. Здесь, конечно, тоже трудно остаться наедине, но по крайней мере это его собственность, где он не зависит от милости чужих слуг. Теперь осталось только изобрести способ, как на тридцать секунд остаться с ней с глазу на глаз и сказать ей все, что нужно.

На следующее утро Дариус четыре раза менял костюм, чем несказанно удивил Гудбоди, и задолго до того, как должны были прибыть дамы, уже стоял возле двери коровника.

Он прождал полчаса, но никто так и не появился. Карсингтон подождал еще полчаса, но все было тщетно.

Следующие полчаса он провел, нервно дергая за шейный платок и попеременно то надевая, то снимая шляпу, затем вытер носовым платком пыль с ботинок, раздраженно осмотрел морщины на брюках и в конце концов, махнув рукой, пошел в дом. По дороге он все время оглядывался, пытаясь увидеть, не прибыл ли кто-нибудь, например слуги леди Шарлотты, которых она послала для того, чтобы вернуть грязь обратно в коровник.

В доме он нашел леди Литби – она разговаривала со штукатуром по фамилии Тайлер. Штукатур как раз собирался отойти, чтобы продолжить работу, и Дариус, после того как они с леди Литби обменялись обычными любезностями, сказал как бы между прочим:

– Скажите, леди Шарлотта здесь? Я хотел проконсультироваться насчет трубы в коровнике…

Леди Литби удивленно подняла темные брови:

– Трубы в коровнике? Так, значит, вы раскрыли ее секрет?

– Полагаю, этот секрет заключается в том, что леди Шарлотта гораздо умнее, чем желает казаться? Она знает столько об управлении усадьбой, сколько не знает ни один мужчина.

Лиззи рассмеялась.

– Мне следовало догадаться, что вы быстро поймете, что к чему, – сказала она с улыбкой. – Не всякий джентльмен смог бы так сразу сориентироваться: он поначалу относился бы к Шарлотте свысока и всячески опекал бы ее.

«Именно так я и поступал», – печально подумал Дариус.

– Бедняжка Шарлотта должна позволять другим говорить о сельском хозяйстве, никогда не отваживаясь вставить хоть слово, хотя осведомлена о нем ничуть не хуже.

– Да-да, она все же отважилась сделать мне пару-другую" замечаний, – подтвердил Дариус. – И я был… несколько удивлен.

– Боюсь, вам придется еще не раз удивляться. Довольно долго Шарлотта воспитывалась, как мальчишка…

– Ах вот как.

Внезапно Дариусу стала ясна вся картина. Благодаря словоохотливой миссис Стиплтон он же узнал, что леди Шарлотта была единственным ребенком, пока ей не исполнилось двадцать лет, потому что первая леди Литби не могла больше производить на свет детей. Очевидно, Шарлотта долгое время заменяла лорду Литби сына, когда он потерял надежду иметь наследника. Вот почему, обновляя недвижимое имущество Дариуса, она отнеслась к делу чисто по-мужски, все тщательно взвешивая, трезво оценивая ситуацию, сравнивая стоимость и предполагаемую прибыль.

Сквозь толстое слои пыли и кучи хлама она видела конечную цель и шла к ней, не сомневаясь в своих способностях, – поэтому и выглядела такой довольной. И она имела на это полное право, потому что все сделала правильно.

Дариус почувствовал угрызения совести, и даже хваленый разум не мог облегчить его страдания. Он – человек, который всегда гордился своим умом и объективностью, – вел себя как незрелый подросток. И может быть, именно это раздражало его отца – интеллектуальное тщеславие сына.

В этот момент к ним подбежал светловолосый мальчуган с кепкой в руке, судя по всему, подмастерье, и, поклонившись сначала леди Литби, потом Дариусу, с потерянным видом огляделся по сторонам. Очевидно, мальчик растерялся и у него не хватало смелости обратиться к господам без разрешения.

– Да, малыш, я тебя слушаю, – с ласковой улыбкой проговорила Лиззи.

Воодушевленный доброжелательностью леди Литби, мальчик заговорил скороговоркой, теребя в руках кепку:

– Извините, ваша светлость, я Пип, ученик мистера Тайлера. Мне сказали, что он искал меня. Говорят, он только что был здесь и разговаривал с вами.

– Минуту назад он поднялся на второй этаж, в спальню хозяина. – Лиззи стала терпели во объяснять, как туда попасть, а затем мальчик, снова отвесив поклон, побежал туда, куда она указала.

– В спальне хозяина? – Дариус поморщился. Он ведь распорядился, чтобы никто туда не входил. – А разве не…

– Знаю, знаю. – Лиззи снова улыбнулась. – Мы не должны были ее трогать, но вы не представляете, в каком состоянии там оказалась штукатурка.

Увы, Дариус прекрасно это представлял: он никак не мог позабыть о том, как кусок декоративной лепнины упал и чуть не убил Гудбоди.

– Ах да, это как-то вылетело у меня из головы. Разумеется, потолок требует ремонта.

– Ваш слуга убрал все вещи в южную спальню, – сообщила леди Литби. – Шарлотта тоже там, на втором этаже, в угловой комнате для гостей, она разбирает содержимое сундука.

Дариус не сразу понял, о чем идет речь.

– Какого сундука?

– Разве вам не сказали? Сундук обнаружили, когда расчищали коровник от завалов, под грудой сломанных столов и стульев.

Сверху в сундуке лежала целая коллекция причудливых масок, полдюжины изящных вееров, темно-синий шелковый плащ с капюшоном, льняной корсаж, вышитый райскими птицами, и старомодный корсет. Еще там находилось несколько писем и книги, включая томик Александра Поупа, между страницами которого лежали засушенные цветы – розы, фиалки, ромашки, анютины глазки и незабудки.

Уже на самом дне Шарлотта обнаружила небольшой шелковый мешочек, перевязанный ленточками, и теперь, озадаченная находкой, нахмурясь, смотрела на таинственный мешочек; сшитый из мягкой тонкой ткани, он едва ли мог служить кошельком для денег. Тогда что же в нем хранилось? Носовые платки? А может быть, раньше такие мешочки носили под юбками и они заменяли карманы? Но зачем тогда эти ленты?

– Вы смотрите на мешочек для парика. С тех пор как умер кузен Гектор, я ни разу не видел ни одной подобной вещицы, – раздался за спиной Шарлотты глубокий бас.

У нее сердце сразу же отчаянно забилось. Стараясь казаться спокойной, Шарлотта оглянулась и увидела Карсингтона, который, сложив руки на груди, стоял, прислонившись к дверному косяку.

Сколько времени он простоял так, наблюдая за ней, – этот надменный Аполлон с волосами, отливающими золотом, и золотистыми искорками в глазах, широкоплечий, с мускулистой грудью, тонкой талией и длинными ногами? Шарлотта представила, как он обнимает ее, она почти чувствовала тепло его тела, ощущала его губы на своей щеке. Поцелуи, которыми он осыпал ее и от которых ей снова хотелось смеяться, как это было в девичестве, приводили ее в восторг…

«Не забывай, как ты была близка к тому, чтобы повторить ошибку, которую уже однажды совершила», – напомнила себе Шарлотта.

– Мешочек для парика, – медленно повторила Шарлотта и спокойно поднялась с места, хотя сердце, казалось, готово было выпрыгнуть из ее груди.

– Джентльмены носили его, чтобы привязывать косичку, – пояснил Дариус Карсингтон. – Кузен Гектор, старомодный консерватор, придерживался закостенелых взглядов. – Он замолчал и нахмурился, а потом добавил, понизив голос: – Похоже, что в этом у нас с ним много общего.

– Так или иначе, – сказала Шарлотта, – мне надо с вами поговорить.

– А сейчас разве вы со мной не говорите? – Дариус оглянулся и плотно затворил за собой дверь.

– Нет-нет, дверь должна оставаться открытой! – воскликнула Шарлотта.

Дариус шумно вздохнул.

– Ну, если вы настаиваете на том, чтобы наш разговор прошел при свидетелях…

Шарлотта с недоумением взглянула на него:

– При свидетелях?

– Видите ли, я пришел поговорить с вами о том, что случилось вчера. – Дариус закашлялся.

От волнения Шарлотту бросило в жар.

– Вчера ничего не случилось, – поспешно сказала она.

– Боюсь, это не совсем так. Возможно, я и болван, но осознаю свой долг. – Дариус приблизился к ней и опустился на одно колено, чем, видимо, чрезвычайно напугал Шарлотту, и она в ужасе отпрянула назад.

– Сейчас же поднимитесь. Вставайте, я сказала!

– Если я поднимусь, то не буду выглядеть достаточно жалким и униженным. – Дариус вздохнул. – По сути, мне надо было бы вползти в комнату на животе.

– Ну что вы, мистер Карсингтон. – Шарлота, похоже, начала немного приходить в себя. – Времена Средневековья уже прошли.

– Времена Средневековья?

– Да. То было… Очень давно. Побойтесь Бога, мистер Карсингтон, мне двадцать семь лет, ну что вы, в самом деле? Вы должны встать. Поймите же, если вы не подниметесь с колен, я не стану вас слушать. – Шарлотта обошла его и с решительным видом направилась к двери.

– Нет, вы должны меня выслушать. – Дариус ударил кулаком по колену. – Я страдаю, как… как неизвестно кто, и это чертовски неприятно. Если хотите, ударьте меня. Бейте меня, пока я не упаду без чувств…

Шарлотта расширившимися глазами смотрела на него.

– Что вы такое говорите, черт возьми?

– Я пришел к вам, чтобы извиниться за мою глупость, неблагодарность и… и за узколобость. Вместо того чтобы носиться со всякими там занавесочками и обоями, вы предложили проект, который имеет громадное экономическое значение и представляет огромную ценность. Большинство мужчин за слоями грязи не разглядели бы в моей усадьбе перспективу, а вам это удалось. Я униженно прошу у вас прощения за мое по-детски глупое и неджентльменское поведение. Мне надо было на коленях и со слезами на глазах благодарить вас, а не отзываться насмешливо и презрительно о том, во что вы превратили мою молочную ферму.

Шарлотта облегченно вздохнула, ее глаза засветились радостью. Она чувствовала сейчас гораздо большее счастье, чем вчера, когда ушли слуги, а она осталась и просто молча наслаждалась, испытывая удовлетворение от выполненной работы и от того, что она потрудилась на славу. И чем сильнее она гордилась собой и достигнутым результатом, тем горше ей выслушивать насмешки Карсингтона.

Если бы у нее вчера хватило здравого смысла просто тихо уйти! Так нет же, она пыталась подробно объяснить ему, что и зачем делала. Ей очень хотелось завоевать его расположение, добиться признания своих успехов, она ждала от него одобрения…

Тем не менее Шарлотта хорошо усвоила этот урок. Отныне и впредь она будет держаться на подобающей дистанции от него.

– Ах молочная ферма, – протянула она. – Очень интересно.

Дариус поднялся.

– Да, молочная ферма. – Он впился в Шарлотту взглядом, как коршун впивается в свою добычу. – Как вы думаете, для чего я пришел тогда? Что еще я мог вам сказать?

Как что? Конечно же, только одно – «выходите за меня замуж». Само собой разумеется, ответ «да» полностью исключался. Тогда бы мистер Карсингтон сразу понял, что она не невинна, и возненавидел бы ее за то, что она обманула его. Но лучше бы он совсем не заводил этот проклятый разговор.

– Ничего страшного, – бодро проговорила Шарлотта. – Я принимаю ваши извинения. А теперь мне надо идти. – Она направилась к двери.

Дариус догнал ее и перегородил ей дорогу.

– Вы подумали, что речь идет о предложении руки и сердца, поэтому выглядели такой испуганной.

– И вовсе я не была испугана, – солгала Шарлотта. – Это вам показалось. Неужели я поверю, что человек с такими прогрессивными, как у вас, взглядами способен предложить женщине брак? – Почувствовав, что ей трудно говорить, Шарлотта проглотила комок в горле. – Вряд ли вам стоит так волноваться из-за одного незначительного инцидента…

– То есть из-за поцелуя, – сказал Дариус очень тихо.

– Ну да, из-за него. Я же говорила вам, что тот эпизод ровным счетом ничего не значит для меня.

– Вы имеете в виду тот случай, когда я поцеловал вас и задрал вам юбки?

– Я бы попросила об этом не упоминать, будьте так добры.

– Нет, я не так добр. – Дариус почувствовал, что все больше теряет терпение.

– В этом я уже имела удовольствие убедиться, – заметила Шарлотта. – А сейчас, если вы не станете загораживать мне дорогу, я постараюсь поскорее найти для себя место, где вас нет.

Дариус настежь открыл дверь комнаты, и Шарлотта прошествовала мимо, держа голову так высоко, что у нее заболела шея.

– Могу я уточнить у вас еще одну деталь? – крикнул Карсингтон ей вслед.

– Я вас слушаю. – Она не остановилась и не повернула головы.

– Вы не вернете грязь обратно в коровник? – спросил он.

– Ну конечно, нет: это было бы просто глупо. Всего хорошего, мистер Карсингтон. – Все с тем же горделивым видом Шарлотта двинулась дальше.

– Осторожно! – почти сразу послышался чей-то крик, но было уже слишком поздно: Шарлотта задела ногой ведро с водой и оно опрокинулось. Вода полилась на пол, и хотя Шарлотта остановилась, ее туфли с тонкими подошвами заскользили по мокрому полу. Пытаясь сохранить равновесие, она взмахнула руками и тут же почувствовала, что падает…

Затем чьи-то сильные руки подхватили ее и подняли. Все это случилось так быстро, что Шарлотта и моргнуть не успела. Но как только она поняла, что попала в объятия Дариуса, ее воля мгновенно окрепла и она стала энергично высвобождаться из его рук.

И тут она увидела мальчика, который смотрел на нее широко раскрытыми глазами.

При этом он что-то говорил, и Карсингтон тоже что-то говорил, но Шарлотта не могла понять ни слова: у нее зашумело в ушах, в глазах потемнело…

Она судорожно вздохнула и на мгновение закрыла глаза, а когда открыла их, мальчик все еще стоял на том же месте, и он не был сном, не был ее фантазией.

Буйные кудри светло-золотистого цвета, веселый вихор.

Ее, Шарлотты, волосы.

Только глаза не ее: один – голубой, другой – карий. Глаза Джорди.

«Только бы не упасть в обморок, – приказала она себе. – Все, что угодно, только не в обморок!»




Глава 8


Дариус был уверен, что Шарлотта с праведным негодованием оттолкнет его, однако она как-то странно затихла, замерла в его объятиях. Дразняще нежная кожа ее шеи была всего в нескольких дюймах от его губ, и еще ему ужасно хотелось провести ладонями по ее бокам – вверх и вниз, гладить ее еще и еще – везде. А потом уволочь ее обратно в комнату, запереть дверь и…

«Отпусти ее сейчас же и беги прочь. Беги как можно дальше!»

Но Дариус не успел ничего сделать, потому что почувствовал, как внезапно Шарлотту охватила сильная дрожь. Может быть, она подвернула лодыжку при падении или растянула ногу?

– Вы как, целы? – осторожно спросил он. В тот же момент он услышал тихий голос:

– Извините, ваша светлость, я видел это ведро, когда в первый раз сюда приходил, и знал, что оно здесь не на месте. – Мальчик беспомощно озирался по сторонам и, кажется, готов был вот-вот расплакаться.

– Ничего страшного, Пип, – тебя ведь, кажется, так зовут? – Карсингтон погладил мальчика по голове, и тот кивнул, не отрывая беспокойного взгляда от Шарлотты:

– На самом деле мое полное имя Филипп, ваша светлость. Филипп Огден. Просто здесь все зовут меня Пип. Меня позвал мистер Тайлер, когда я собирался убрать ведро, и вот…

– Ничего страшного не случилось, – успокоил его Дариус. – Леди Шарлотта не пострадала. Теперь нужно как можно быстрее найти горничную, чтобы она вытерла пол.

– Да сэр. – Мальчик тут же исчез.

– С вами все в порядке? – обернувшись к Шарлотте, с тревогой спросил Дариус.

– Да, со мной все хорошо.

– И вы в состоянии стоять на ногах? Может быть, вы растянули ногу?

– Нет.

Дариус убрал ладонь с ее талии, но Шарлотта снова схватила его за руку.

Только тут Дариус заметил, что ее лицо смертельно побледнело.

– Что-то случилось? – озабоченно спросил он. – У вас такой вид, словно вы только что увидели призрак.

– Да-да, мне нужен свежий воздух, и, пожалуйста, поскорее, – сдавленно проговорила Шарлотта.

Странно: на этот раз не было ни грозного сверкания глазами, ни резкого ответа. Не на шутку встревоженный, Дариус схватил Шарлотту на руки, и она не сопротивлялась, а лишь, закрыв глаза, положила голову ему на плечо.

– Мне нужен свежий воздух, – повторила она.

Дариус не мешкая отнес ее обратно в комнату и усадил на стул возле окна, затем распахнул окно. Шарлотта тут же оперлась на подоконник и повернула голову в сторону сада; глаза ее были закрыты.

Сев рядом с ней, Дариус смотрел на нее со все возрастающей тревогой, но, к счастью, бледность ее постепенно стала исчезать.

Наконец она открыла глаза и, повернув голову к Дариусу, встретилась с ним взглядом.

– Как странно… В какой-то момент я почувствовала головокружение, но это, должно быть, из-за того, что я слишком долго перебирала вещи в затхлом сундуке. И еще в комнате было очень душно: нужно было сразу велеть открыть окна и проветрить. А может быть, я себя плохо почувствовала из-за того, что испытала потрясение, увидев, как вы упали передо мной на одно колено, и разволновалась из-за ваших извинений…

– Да уж, поверите ли, я и сам разволновался из-за этого!

Лицо Шарлотты немного порозовело, но к ней еще не вернулся обычный румянец, а ее голос был слабым и дрожащим. Заметив страдание в ее глазах, Дариус торопливо произнес:

– Надо было послать мальчика за стаканом воды, но это легко исправить. Сейчас я вызову слугу. – Он огляделся по сторонам. – Надеюсь, колокольчик работает?

– Спасибо, мне не нужна вода, – остановила его Шарлотта. – Это было просто легкое головокружение, и сейчас я вполне хорошо себя чувствую.

Однако Дариус так не думал: он не забыл, что когда-то давным-давно Шарлотта очень долго болела. Неужели болезнь к ней вернулась?

– Наверное, вы плохо себя почувствовали, потому что на вас навалилось слишком много всего, – предположил он, стараясь, чтобы его голос звучал бодро. – Вы завершили крайне тяжелую работу, и я даже не спрашиваю вас, почему вы вздумали сами разбирать старый сундук. Поручили бы это горничной…

– Ну что тут непонятного? – Шарлотта усмехнулась. – Ужасно скучно, когда кто-то за тебя делает даже самую легкую и простую работу. Ничего не делать очень утомительно! Боюсь, вам этого не понять, потому что вы мужчина и ведете себя как абсолютно беспомощное и безмозглое существо.

– О, я вижу, вы совсем не в себе, – холодно заметил Дариус. – Может быть, все дело в месячном цикле? – И куда только девалось его недавнее волнение за нее?

Шарлотта бросила на него уничтожающий взгляд, и он тут же решил, что это хороший знак. Значит, она потихоньку начинает приходить в себя.

Некоторое время Шарлотта пристально смотрела на него, затем презрительно сказала:

– Разве вам не ясно, насколько вы надоедливы и несносны?

О, она определенно приходит в норму. У Дариуса отлегло от сердца.

– Да как же я могу это не понять, если домочадцы мне об этом все уши прожужжали? Особенно постаралась моя бабушка: она считает, что из всех мужчин в семье я самый несносный. По ее мнению, это единственное, чем я могу похвастаться.

Шарлотта вздохнула и сложила руки на коленях, а затем перевела взгляд на сундук.

– Я знаю, как умаслить вашу строгую бабушку. Достаточно будет подарить ей один из этих чудесных вееров, и все будет в порядке, поверьте.

– Бабушку Харгейтов невозможно умаслить, – уверенно заявил Карсингтон. – Легче расплавить гранит. Однако она действительно любит безделушки. – Он подошел к сундуку и, наклонившись, взял одну из масок. – Любопытная коллекция древностей. Леди Литби сказала, что вы нашли этот сундук не где-нибудь, а на молочной ферме.

Шарлотта встала и подошла к нему; Дариус краем глаза видел подол ее платья и мокрые туфли из мягкой кожи. Он вспомнил, как его рука поднималась выше и выше по ее ноге, как шуршали ее чулки у него под ладонью. А еще она трепетала всем телом, когда он к ней прикасался…

Внезапно Дариуса одолело странное чувство. Сожаление? Досада? Разочарование? Трудно сказать. Просто какое-то непонятное чувство. Только этого ему не хватало!

Он решительно отбросил ненужные мысли и, поставив их на самую дальнюю полку своей памяти, сосредоточился на содержимом сундука.

– Представления не имею, как этот сундук оказался в коровнике, – продолжала размышлять Шарлотта. – Мы нашли там массу всяких других вещей, помимо сломанной мебели и тому подобного хлама. Когда слуги открыли сундук, я боялась, что найду там мышиное гнездо и всякую гниль, но все было в превосходном состоянии.

– Этот сундук очень похож на сундук моряка, – задумчиво сказал Дариус. – Он не боится ни влаги, ни тряски. Смотрите, там какие-то письма… Может, это новые безумные завещания леди Маргарет?

– Не знаю. – Шарлотта вздохнула. – Не исключено, что у этого сундука есть своя история. Я оставляю вам возможность заняться ею и расследовать все досконально.

Сказав это, Шарлотта вышла, оставив Карсингтона наедине с загадочным сундуком.

«Не ищи его», – сказала себе Шарлотта, выйдя в коридор и закрыв за собой дверь.

Злополучное ведро уже унесли, пол вытерли, и горничная, которую позвал мальчик, сделав свою работу, удалилась.

«Не ищи его».

Разве мало в Соединенном Королевстве светловолосых женщин, с которыми Джорди переспал, а потом бросил? И скольких внебрачных детей он оставил после себя? К тому же где-то ведь у него есть семья, племянники, кузены. Такие глаза могут быть у кого угодно, даже у очень дальних родственников. Другие Блейны тоже могли оставить своих внебрачных детишек по всей Англии – по всему Уэльсу, по всей Шотландии и Ирландии. Ну кто признается в том, что этот ребенок – чей-то внебрачный сын, если известно только одно: у одного из его родителей были такие вот странные глаза?

Не факт также, что этому ребенку сейчас десять лет, один месяц и пятнадцать дней. Может быть, ему восемь или девять, а может, одиннадцать или двенадцать. Некоторые дети выглядят младше своего возраста, другие – наоборот, старше, и к тому же детей могут брать в подмастерья или на корабль юнгами даже в восьмилетнем возрасте.

«Не ищи его».

Шарлотта посмотрела на свои дрожащие руки. Ей стоило громадных усилий сделать так, чтобы Карсингтон не заметил этой дрожи. Она знала, что если сейчас же не успокоится, то сию же минуту побежит разыскивать мальчика.

А еще она не могла никому довериться.

Шарлотта заставила себя сосредоточить внимание на сундуке и странной коллекции сувениров, которая в нем хранилась. Ее ни на минуту не покидало ощущение, что все это неспроста. Она почти ничего не знала о леди Маргарет, кроме одного: эта дама была одной из многочисленных дочерей графа Уилмота, проигравшего в карты огромное состояние, и вышла замуж за сэра Уильяма Андовера, принадлежавшего к старинному и богатому чеширскому семейству.

Шарлотта напрягала память, пытаясь выудить из ее дальних уголков еще что-нибудь – какой-нибудь факт или даже сплетню о полоумной леди Маргарет. Возможно, лучше было бы остаться с Карсингтоном и рассказать ему все, что ей известно: возможно, они вместе попытались бы расставить все на свои места, – однако она не могла этого сделать, по крайней мере не сразу после того, как увидела мальчика. Как ни велико ее самообладание, Шарлотта сомневалась, что ей удалось бы тогда овладеть собой. Поразмышляв еще немного, она наконец приняла окончательное решение и, пройдя по коридору, спустилась на первый этаж, а затем вышла из дома, так и не став никого искать.

* * *


Хотя старый сундук со всем его содержимым напоминал о временах давно прошедших, его загадки не могли отвлечь Дариуса от мыслей о леди Шарлотте. И еще, у него из головы никак не выходит мальчуган по имени Пип.

Ведро в коридоре мог оставить кто угодно: дом был битком набит разными людьми, которые постоянно что-то скребли, прибивали, мыли, строгали… Одновременно со строителями по дому сновало множество слуг, и любой мог позабыть убрать ведро, а потом свалить свою вину на другого – например на мальчика, чей затравленный взгляд говорил о том, что ему много раз незаслуженно доставалось от старших.

Обеспокоенный судьбой мальчика, Дариус оставил на время таинственный сундук и отправился на поиски мастера, который мог бы дать ему необходимую информацию.

Пока остальные строители работали в хозяйской спальне, Дариус вызвал Тайлера к себе в кабинет и сурово посмотрел на него.

– Изволили вызывать меня, сэр? – спросил Тайлер, сжимая в руках кепку.

– Да. Я хочу поговорить с вами о мальчике по имени Пип. – Дариус прищурился.

– Ах да, конечно. Но теперь я запретил ему бегать по дому. – Тайлер вздохнул. – Надеюсь, леди Шарлотта не пострадала из-за этого мальчишки. Он никогда не желает никому ничего плохого, но для всех – словно ость поперек горла. Не знаю уж почему, но люди всегда видят в нем козла отпущения и считают, что он приносит несчастье.

Карсингтон выразительно поднял брови, как это делал его отец.

– Все из-за его глаз, сэр, – продолжал объяснять Тайлер. – Они у него странные какие-то: один одного цвета, другой – другого. Многие считают, что это не к добру. Говорят, леди Шарлотта упала в обморок, когда увидела его в первый раз.

Дариус с удивлением отметил про себя, насколько быстро распространяются сплетни. Едва ли кто-нибудь когда-нибудь изобретет средство передвижения, которое двигалось бы с такой же скоростью! Новости разносились среди слуг быстрее, чем артиллерийский снаряд достигает своей цели.

– Леди Шарлотта споткнулась о ведро, к которому мальчик не имеет никакого отношения. Более того, он пытался предупредить об опасности. Надеюсь, его не станут обвинять в этом маленьком происшествии.

– Вот уж не знаю. – Тайлер развел руками. – Из-за его странных глаз люди охотно обвиняют бедного малого во всех грехах.

– Но это же предрассудки. – Дариус поморщился.

– Уж и не знаю, сэр. Мне просто нужен был помощник, вот я и взял этого мальчишку. У нас с женой шесть дочек и ни одного сына, а Пип – здоровый мальчик и работает прилежно. Таких сейчас днем с огнем не сыщешь – хоть в работном доме, хоть где угодно.

– Так вы нашли его в работном доме? – удивился Дариус. – Но он не похож на испорченных детей, которых туда отправляют за плохое поведение.

– Мы с женой жили одно время в Манчестере, возле Салфорда, – охотно стал рассказывать Тайлер. – Я искал парнишку по всему Манчестеру и наконец нашел в салфордском работном доме – это был Пип, – он прожил там недолго, поэтому и не успел потерять здоровье. Священник, у которого он жил прежде, умер в позапрошлом году. Если вы разговаривали с мальчиком, сэр, то, возможно, заметили, что он очень грамотный.

Карсингтон кивнул, припоминая, что речь мальчика была правильной и в ней не было даже намека на местный диалект, а его вежливый поклон напоминал о джентльменских манерах.

– В тот день, когда я его выбрал, со мной не было моей прозорливой женушки, – продолжал Тайлер. – Она быстрехонько раскусила, что появление мальчика у нас грозит бедой, учитывая его странные глаза и господские замашки. Однако паренек был здоров, трудолюбив и имел веселый нрав, поэтому мне вовсе не хотелось возвращать его в работный дом.

– Странно, как это ребенок джентльмена оказался в работном доме, – задумчиво произнес Дариус.

– Уж и не знаю, кто его отец. – Тайлер выразительно пожал плечами. – Да и кто мать, тоже неизвестно. Что я могу сказать точно о нем, так это что он – незаконнорожденный и с младенчества жил в семье священника по фамилии Огден. Потом муж и жена померли, и он попал к другому священнику в Салфорде – Уэлтону. К несчастью, вскоре тот тоже отдал Богу душу.

Дариус кивнул. Подобная печальная история не являлась редкостью. Более того, все могло сложиться для мальчика еще более печально, если бы ему с самого начала не удалось попасть в хорошую семью. Многие нежеланные дети, попадая в приют, жили в гораздо худших условиях, чем те, которые находились в работном доме.

Дариусу остро захотелось чем-нибудь помочь Пипу, что-нибудь для него сделать.

– Происхождение – вовсе не вина, – твердо заявил он. – А то, что у мальчика глаза разного цвета, – это всего лишь причуда природы. Я не верю в предрассудки и не позволю, чтобы ребенка изводили из-за такой ерунды.

– Но, сэр…

– Кажется, я предельно ясно изложил мои пожелания, – грозно сдвинул брови Дариус. – Я никому не позволю и пальцем тронуть ребенка, который не делал ничего дурного. В том, что произошло сегодня с леди Шарлоттой, мальчик не виноват; напротив, он оказался на высоте и повел себя, как подобает действовать в подобных случаях. Я буду крайне разочарован, если кто-то убедит Пипа в обратном. Детей следует поощрять, когда они поступают правильно. Надеюсь, вы хорошо поняли меня, Тайлер?

– Да, сэр.

– Тогда это все, можете вернуться к работе.

Хотя инцидент был исчерпан, некоторое время после того, как Тайлер покинул кабинет, Дариус пребывал в смятении. Он никак не мог понять, с чего бы это леди Шарлотте падать в обморок из-за того, что у мальчика разные глаза. Хотя она довольно быстро пришла в себя, Дариус был уверен, что Шарлотта пребывала в состоянии шока даже тогда, когда вышла из комнаты.

Еще у него из головы не выходило то таинственное заболевание, о котором так часто говорили, – так называемый изнурительный недуг, которым Шарлотта серьезно страдала несколько лет назад. Это недомогание якобы было похоже на болезнь ее покойной матери, но такой термин мог быть отнесен к любой хвори.

Однако путем размышлений в кабинете нельзя было найти ответ на этот вопрос, и, кроме того, ему давно пора было ехать в Олтринхем.

Войдя в гостиную, Дариус увидел леди Лиззи, которая беседовала с дамой ничем не примечательной наружности, примерно такого же возраста, как она сама.

– Ах, вот и вы, мистер Карсингтон. – Леди Литби приветливо улыбнулась. – Мне сказали, что вы разговариваете в кабинете со строительным рабочим, и я не хотела вас отвлекать.

– Не хотели меня отвлекать? – Дариус насторожился.

– На этот раз хорошими новостями. – Леди Литби улыбнулась. – Вот, познакомьтесь: миссис Эндикотт, ваша новая экономка.

Миссис Эндикотт была некрасива, худа, как щепка, но в ее карих глазах светился недюжинный ум, а вежливый реверанс был таким же аккуратным, как и ее платье.

– Она появилась как нельзя кстати, – продолжала леди Литби. – Через две недели к нам должны пожаловать гости, и мы с Шарлоттой не сможем так часто приезжать в Бичвуд и оставаться здесь надолго, как это происходило до сих пор. Но не волнуйтесь: у меня все под контролем, и к концу дня я полностью введу миссис Эндикотт в курс дела, после чего мы сможем передать в ее ведение основную часть вопросов.

В этот момент в гостиную стремительной походкой вошел Пип, бульдожка Дейзи не отставала от него ни на шаг.

– Боже мой, я совсем забыла про нее! – воскликнула Лиззи. – Надеюсь, она ничего плохого не натворила?

– Да, только хотела поиграть в хозяйской спальне, ваша светлость, – сказал мальчик. – Мистер Тайлер велел мне увести ее оттуда, чтобы с ней не случилось ничего плохого; он сказал, что там на нее может что-нибудь упасть. Мне он тоже не велел туда входить, пока не уберут старую штукатурку.

– Дейзи, тебе не разрешают входить в спальни, ты не забыла? – строго сказала Лиззи, но Дейзи как ни в чем не бывало посмотрела на хозяйку и высунула язык, что заставило всех улыбнуться. Глядя на нее, трудно было остаться равнодушным.

– Ругать ее бесполезно, – заметил Дариус. – Она ведь всего-навсего собака. Прошедшего времени для животных не существует, они не помнят про свои намерения и цели. Дейзи забрела в спальню, потому что ей было скучно – ведь ей пришлось преодолеть такое большое количество ступенек, прежде чем она туда добралась.

– Ах да, как же я могла забыть? – рассмеялась Лиззи. – Вы всеми признанный эксперт по повадкам животных, не так ли?

– Ну, здесь вряд ли требуется мнение эксперта, – хладнокровно заметил Карсингтон. – Просто не следует забывать, что они – собаки, а не дети.

И тут мальчик решительно выступил в защиту Дейзи.

– Славная собачка, сэр, – сообщил он. – Когда я скомандовал «ко мне», она сразу же вышла из спальни. – Пип наклонился и погладил Дейзи по голове.

Дариус мгновенно вспомнил, что сказал ему штукатур.

– Леди Литби сейчас занята, Пип. Раз твой мастер не хочет, чтобы ты путался у него под ногами, отведи-ка пока Дейзи на прогулку. Кстати, я как раз направляюсь в конюшню, вы можете составить мне компанию.

Погрузившись в печальные мысли, Шарлотта долго бродила по усадьбе, пока ноги сами не привели ее к конюшне, где уже начали заменять пол и ремонтировать оконные ставни.

Однако Шарлотта забрела сюда вовсе не для того, чтобы проверить, как продвигается дело; она пришла из-за лошадей.

Отец не раз говорил ей, что ни одно животное на свете не может так успокоить человека, как лошадь. Лицезрение свиней хорошо во время неторопливых размышлений и неспешных разговоров о важных вещах, а лошадь – самый лучший доктор для нервов, изобретенный самой природой. Многие объясняли это тем, что глаза столь удивительных животных излучают энергию, которая действует на человека умиротворяюще, и теперь Шарлотта в одиночестве испытывала на себе лечебный эффект от общения с лошадьми, потому что конюха в этот момент не было в конюшне.

Она стояла в дверях, опираясь на косяк, и вдыхала знакомый запах земли, с нетерпением ожидая, когда начнется целительное воздействие на ее растревоженную душу.

Нервы ее только-только начали успокаиваться, как вдруг знакомый глубокий голос, доносящийся снаружи, и следом детский дискант, который она мгновенно узнала, заставили сердце Шарлотты отчаянно забиться. Из конюшни был только один выход, она прошла дальше в помещение, где прислонилась к стене, ожидая, когда они пройдут мимо.

Однако голоса приближались, и вскоре они уже были слышны возле самой двери. Шарлотта прошла еще дальше, а потом притаилась в углу, где, как она надеялась, ее не заметят.

– Итак, ты ходил в школу, – отчетливо донесся до нее голос Карсингтона.

– Да, сэр, но это была не обычная школа, куда ходят дети. Мистер Уэлтон – господин, который забрал меня к себе после смерти моих родителей, – брал себе учеников и обучал меня вместе с ними.

– И этот джентльмен был очень образованным, верно? – Дариус прищурился. – Это у него ты научился говорить так складно и грамотно?

– Да, но миссис Тайлер этим недовольна. Она говорит, что это не доведет меня до добра. И все равно хуже работного дома ничего быть не может.

Шарлотта закусила кулак, чтобы не разрыдаться. Работный дом? Нет, это не ее сын. Но Боже, как это жестоко! Невинный ребенок был отправлен в работный дом, где жили совсем пропащие – бездомные, безработные, безнадежные люди.

– Насколько я понял, так ты в работном доме пробыл недолго? – Дариус с нетерпением ждал ответа.

«И одна минута там может показаться вечностью!» – хотелось крикнуть Шарлотте, но она приказала себе не вмешиваться.

– Да, но мне казалось, что я провел там очень много времени. – Мальчик вздохнул. – Хотя некоторые живут там гораздо дольше. Мистер Уэлтон умер зимой, а когда меня забрал мистер Тайлер, уже наступила весна.

– Мне жаль. – Карсингтон немного помолчал. – Но наверное, тебя некому было забрать и иначе бы ты попал в приют, а?

– Я слышал, что в некоторых приютах еще хуже, чем в работных домах, – объяснил Пип. – И даже хуже, чем в тюрьме. Так что мне очень повезло, сэр. К тому же я выбрался оттуда и теперь стараюсь думать об этом как о страшном сне, который мне приснился очень давно.

– Ты прав. Наверное, думать так лучше всего.

– Теперь мне только нужно делать все как можно лучше, стараться изо всех сил. Я многому научился от мистера Уэлтона, а значит, и от мистера Тайлера тоже могу чему-то научиться. Если я раньше учился по книгам, то теперь буду учиться что-то делать руками. Как вы думаете, я смогу?

Уловив тревогу в голосе мальчика, Дариус решил подбодрить его:

– Обязательно сможешь. И ты больше никогда не вернешься в работный дом. Если ты потеряешь работу у Тайлеров, то всегда можешь прийти ко мне, и я пристрою тебя куда-нибудь. Ты хорошо меня понял, Пип?

– Да, сэр, большое вам спасибо. – Пип облегченно вздохнул.

– Ну вот и отлично. Думаю, Дейзи хочет побегать – иди, составь ей компанию. К сожалению, элегантные леди не бегают и не играют с собаками; в результате собака толстеет, глупеет и становится все более ленивой и унылой. Мы ведь не можем с тобой этого допустить.

– Конечно, нет, сэр.

– В таком случае отныне и впредь я обязываю тебя бегать и играть с Дейзи, а заодно следить, чтобы она не вертелась под ногами у рабочих. Ты выполнишь мою просьбу?

Шарлотта не удержалась от улыбки: она и представить не могла, что Карсингтон способен позаботиться о хорошем самочувствии Дейзи, но еще и готов уделить внимание маленькому подмастерью. В его голосе она уловила нотки сочувствия и дружелюбия, что ее несказанно удивило. Из своего опыта она знала, что распутникам, такие чувства уж точно несвойственны.

– Да, сэр. Обещаю сделать все, как вы сказали. Это так любезно с вашей стороны, что вы мне все подробно объяснили. – Мальчик, похоже, был точно так же изумлен, как и Шарлотта. – Скажите, где мне лучше с ней поиграть?

– В саду или в парке. И смотри будь внимателен: здесь у нас еще не все обустроено и налажено, так что нужно смотреть под ноги, чтобы не сломать себе шею. И держись подальше от прудов, чтобы не упасть случайно в воду.

– Да, сэр. Благодарю вас, сэр.

Вскоре Шарлотта услышала удаляющиеся шаги мальчика и отрывистый лай Дейзи, а потом тяжелые шаги Дариуса, которые раздавались все ближе и ближе. Стараясь ничем не выдать свое присутствие, она замерла в темном углу конюшни.

– Если вы думаете, что можете спрятаться от меня даже в этом светлом платье, то вы самая наивная женщина на всем Северном полушарии, – усмехнулся Дариус. – Вы подслушивали, и это еще одна дурная привычка в придачу ко всем остальным.

Шарлотта, щурясь, вышла на свет.

– Я пришла сюда, потому что мне хотелось побыть одной, – тихо сказала она. – А потом мне показалось неуместным выйти и присоединиться к разговору. Или лучше сказать «к допросу»?

– Да, это было похоже на допрос, – признался Дариус. – Я не хочу, чтобы ребенка били за то, чего он не делал.

Шарлотта сжала кулаки.

– Надо было сначала сказать мне: я бы никогда этого не допустила.

– Да, но при вас Тайлер сделал бы вид, что стремится вам угодить, а позже побил бы мальчика.

– Не понимаю, почему вы считаете, что он не побьет мальчика позже, что бы вы ему ни сказали?

– Потому что тогда ему придется отвечать передо мной, а я способен побить его самого в случае, если он не выполнит мою просьбу.

Взгляд Шарлотты невольно опустился на руки Дариуса – его ладони не выглядели натруженными и мозолистыми, но зато были сильными и крепкими. Она не сомневалась, что в этих руках достаточно силы, чтобы ударить, и в то же время эти руки могут быть очень нежными.

Шарлотта вспомнила, как трепетала под его прикосновениями, и поспешила перевести взгляд налицо Карсингтона, но из-за того, что в конюшне царил полумрак, она так и не смогла ничего прочитать в его глазах.

– В таком случае благодарю вас, – примирительно сказала она. – С вашей стороны было так мило проявить заботу о незнакомом мальчике.

– Ну, теперь уже он, скорее, мой знакомый, – усмехнулся Карсингтон. – Достаточно было заглянуть в его глаза, чтобы понять: в жизни ему довелось хлебнуть немало горя.

Стараясь скрыть волнение, Шарлотта с трепетом спросила:

– В его глаза?

– Не сомневаюсь, что вы ничего не заметили, потому что тогда у вас кружилась голова, но дело в том, что у мальчика глаза разного цвета: один голубой, а другой зеленоватый. Необразованные люди имеют предубеждения насчет таких вещей: обычный природный казус они называют меткой дьявола, дьявольским знаком невезения, это в сочетании с остальными факторами делает положение Пипа весьма уязвимым.

– Да-да, кажется, Тайлеры считают, что мальчик слишком грамотен, – заметила Шарлотта.

– То, что с ним занимались и обучали его, теперь очень осложняет ему жизнь. – Дариус огорченно покачал головой. – У него есть и второй недостаток – сомнительное происхождение, – ведь мы не знаем, кто его родители.

Сердце Шарлотты сжалось, но все же ей с трудом удалось сохранить внешнее спокойствие.

– Люди иногда бывают такими злыми… Они плохо относятся к детям с физическими недостатками или к тем детям, у которых нет родителей, – проговорила она. – Можно подумать, дети в этом виноваты!

Дариус внимательно вгляделся в лицо Шарлотты.

– Боже, да вы плачете? Какой же сентиментальной особой вы временами становитесь, право!

– А вот и нет. – Шарлотта недовольно фыркнула. – А если бы и плакала, то что из этого? У вас ведь тоже сердце, а не камень: я слышала, как вы заверили мальчика, что он больше никогда не вернется в работный дом.

Дариус пожал плечами, и от его проницательного взгляда ей стало не по себе.

– Что-то не так, вы сами на себя не похожи и как-то странно себя ведете с того самого момента, как споткнулись о ведро с водой.

И тут Шарлотта представила лицо мальчика ясно и отчетливо, как будто он сейчас стоял перед ней, отчего на нее снова нахлынула печаль, бездонная, как море. Она почувствовала, что черная тоска грозит поглотить ее, как это было с ней десять лет назад.

Безысходность. Отчаяние. Темнота.

Нет, больше такого с ней не повторится. Если она снова погрузится в эту темную бездну, то уже никогда не сможет снова выбраться из нее.

В порыве охватившего ее отчаяния Шарлотта обвила руками шею Дариуса и привлекла его к себе, прижимаясь к нему с таким неистовством, словно была утопающим, хватающимся за брошенную ему веревку.

Она прижалась губами к его губам и поцеловала его так, словно теперь он оставался ее последней надеждой на жизнь.

«Заставь меня позабыть обо всем», – неслышно произнесли ее губы, И, словно читая ее мысли, Дариус поцеловал ее жадно, исступленно, так что ее печаль растворилась в тепле и ласке их объятий. Как во сне, Шарлотта гладила его руки, чувствуя рельефные мускулы. Потом положила свои ладони ему на грудь – такую широкую и твердую – и, на мгновение завладев ею, стала, словно слепая, изучать его тело тонкими пальцами. Даже холодок стыда не мог вытеснить тепло этих прикосновений и чувство, что он принадлежит ей, а она – ему, и вскоре и стыд, и страх, и печаль, и тоска окончательно исчезли, а с ними исчезло и прошлое со всеми его несчастьями.

Теперь с ними оставалось только настоящее, а все остальное не имело значения – только его нежные губы на ее шее, только теплые ладони, которые ласкали ее грудь так, словно Дариус старался запечатлеть в своей памяти их форму. Имело значение то, что он расстегивал сейчас ее лиф, то, как под слоями одежды ее кожа откликалась на его прикосновения.

Тепло разливалось по всему ее телу, проникая под кожу, опускаясь в низ живота. Только один миг. Только этот миг имел смысл. Это счастье. Счастье испытывать желание и чувствовать себя желанной.

Шарлотта запечатлела в своей памяти ту нежность, которую Дариус уже успел ей подарить, и теперь возвращала ему ее сторицей, осыпая поцелуями его лицо. Всеми своими ощущениями она откликалась на его мужественность – запах дорогого мыла и крахмала, легкий аромат лесных трав, – все это, смешанное вместе с властным запахом его кожи. Шарлотта купалась в этих ощущениях, прикосновениях, вкусе и запахе. Если она сейчас и чувствовала, что падает в бездну, это была не юдоль печали, а море наслаждения. Она словно бы окунулась в диковинное озеро с прозрачной водой в каком-то экзотическом месте, удаленном от цивилизации. Мрак, в который погружалось сознание, не страшил ее, а, напротив, ощущался сейчас ею как благостное чувство. Это была темнота летнего ночного неба, расцвеченного яркими звездами и освещенного полной луной.

Шарлотта просунула руки под сюртук Дариуса и ощутила под пальцами замысловатые узоры вышивки на его жилете. Его тело манило ее как магнитом. И ее руки вскоре оказались на его спине, под жилетом, а потом устремились ниже, к краю его поясного ремня. Руки Шарлотты пробрались под ремень, туда, где единственным барьером, отделявшим ее от его кожи, была тончайшая ткань.

Через эту материю тонкой выделки она ощущала пальцами форму его спины и тепло его кожи. Дариус был так красив и силен, его кожа так живо трепетала под ее прикосновениями!

Шарлотта потянула за рубашку, но ей показалось, что прошла целая вечность, прежде чем она высвободила рубашку из брюк. Она протянула руку, чтобы найти пуговицы, но вместо этого ее рука наткнулась на его мужское естество, которое раздулось и пульсировало.

Она не отдернула руку и стояла, замирая от волнения, с бешено колотящимся сердцем. Внизу ее живота поднималось желание – пульсирующее и сильное до боли.

Дариус застонал и накрыл ее руку своей ладонью, а затем сказал ей что-то, но его голос был таким глухим и хриплым, что Шарлотта не разобрала ни слова.

– Да? – робко переспросила она.

– Нам нужно остановиться. Сейчас же. Остановиться? Она не желала останавливаться и поймала только одно: что безумно хочет его.

– Скажи, почему?

С его губ слетел толи всхлип, то ли стон.

– Что? – переспросила Шарлотта.

– Если мы не остановимся сейчас, – проговорил Дариус очень медленно, – тогда вам придется выйти за меня замуж. – Он опять немного помолчал. – Я не верю, что вы этого на самом деле хотите.

И в самом деле, слова «выйти замуж» подействовали на Шарлотту как ушат холодной воды. Вздрогнув, она мгновенно очнулась от своего сумасшедшего рая, резко отдернула руку и отшатнулась от него.

– Ах, – пробормотала Шарлотта, не узнавая собственный голос, низкий и хриплый, похожий на голос какой-то незнакомой женщины. Она перевела взгляд на свои руки – гадкие и порочные, потом посмотрела на Карсингтона, прямо в его золотистые глаза. – Что я делаю? Как я могла!?

– Вот именно, – угрюмо согласился он. – Именно об этом я и собирался вас спросить.




Глава 9


Шарлотта отвернулась, ее взгляд блуждал по стенам конюшни, по окнам, по мощеному полу, по гладким бокам коней. Наконец Дариус увидел, как она расправила плечи, выпрямила спину и высоко подняла голову.

– Я просто попыталась вас отвлечь…

– И надо признаться, это вам удалось. – Дариус вздохнул. Никто еще так сильно не отвлекал его.

«Все это из-за нехватки практики», – подумал он. За исключением того кратковременного периода, когда он был более-менее невинным, Дариус никогда не имел дела с девственницами.

К сожалению, такое объяснение нельзя было назвать удовлетворительным. Как-никак он уже не мальчик, а поэтому не должен был чувствовать себя так плохо, как сейчас, – словно больной, медленно поправляющийся после лихорадки.

Дариус медленно отходил от любовной горячки, размышляя о том, что не должен был так долго ощущать запах ее тела и вкус губ, чувствовать ее прикосновения…

Кроме того, он не должен иметь такое чувство, словно они только что пережили вместе нечто большее, чем одно знойное объятие.

Как правило, Дариус в течение определенного времени испытывал желание к какой-то конкретной женщине, а когда его желание удовлетворялось, начинал желать другую, потом третью и так далее, без конца. Вожделение казалось ему разумной и вполне рациональной вещью. Стремление самца к спариванию и размножению являлось естественным и определялось природным инстинктом. Этот инстинкт лежал в основе поведения животных, которых он изучал. Все в природе должно воспроизводить себя, и нет ничего удивительного в том, что большую часть времени и львиную долю энергии мужские особи посвящают этому занятию.

Однако только что пережитое Дариусом не было разумным и рациональным. То, что с ним творилось, было слишком сложно и пугающе непонятно. Из женщин, которых он встречал за свою жизнь, Шарлотта раздражала его больше всех. Во-первых, она раздражала его уже тем, что до сих пор не была замужем, и это делало ее недоступной для него. А если еще принять во внимание ее капризный характер…

– Вам не следовало меня целовать, – негромко сказал он.

– Знаю. – Шарлотта кивнула. – Это был… порыв.

– Пожалуйста, никогда больше не делайте этого.

– О, поверьте, вам нечего опасаться. Это мне урок на всю жизнь! – Шарлотта стала отряхивать юбки с таким же энтузиазмом, с каким служанки вытряхивают пыль из ковров.

– Послушайте, что же вы делаете? Ваши юбки совершенно чистые.

– Просто пытаюсь хоть чем-нибудь занять руки, чтобы не дать вам пощечину.

– Но это же вопиющая несправедливость, – возмутился Дариус. – И потом, вы первая это начали. Кстати, хотелось бы знать, зачем вы это сделали.

– Я вам уже сказала зачем, – раздраженно ответила Шарлотта. – Чтобы отвлечь вас. И вы сами подтвердили, что у меня это отлично получилось.

– Но от чего вы пытались меня отвлечь? Шарлотта снова принялась стряхивать с юбки несуществующие пылинки.

– Я уже забыла. Наверное, это было не очень важно. Дариус скрипнул зубами.

– Когда-нибудь, может быть, даже на днях, я придушу вас, и когда меня спросят, зачем я это сделал, я расскажу всю правду. Не сомневаюсь, что тогда присяжные заседатели выкрикнут в один голос: «Невиновен!»

– И вовсе вы меня не придушите, – храбро заявила Шарлотта, – потому что я придушу вас первой.

– Интересно, как вы это сделаете. – Дариус усмехнулся. – В любом случае зрелище обещает быть весьма забавным.

– Да, и я буду смеяться, глядя на то, как вы корчитесь в предсмертных муках.

– Напрасно вы стараетесь сбить меня с толку и отвлечь от моей работы – все равно у вас ничего не выйдет. По вашим словам, забрели сюда от нечего делать. Вам было скучно. Может, по этой причине вы и поцеловали меня? От скуки?

Шарлотта пожала плечами:

– Уже не помню.

– Зато я помню. Это не было скучно ни для вас, ни для меня. Но у нас с вами есть одна проблема, и, если мы не объединим усилия по ее решению, ситуация может выйти из-под контроля, что приведет к исходу, которого никто из нас не желает.

– То есть к браку. Понимаю, вам тяжело произносить это слово…

Дариус хмыкнул.

– Как я заметил, вы также не в восторге от мысли о браке. Вам уже двадцать семь лет, и вы все еще не замужем – это по меньшей мере странно…

Шарлотта насторожилась.

– А сколько лет вам?

– Двадцать восемь.

– Вот видите! И вы тоже не женаты.

– Да, но я – мужчина!

Одна из лошадей фыркнула и затрясла головой.

– Не пугайте коней. – Презрительно прищурившись, Шарлотта направилась к двери, но вдруг резко остановилась и провела рукой по спине. – Нахал! Вы расстегнули мое платье!

– Да нет же, я его не расстегивал. – Дариус попытался скрыть улыбку.

– Интересно, кто, кроме вас, мог это сделать? – Шарлотта снова забилась в темный угол. – Когда я сюда вошла, платье было застегнуто. Может, вы хотите сказать, что платье мне расстегнула одна из лошадей?

Разрази его гром! Неужели он начал расстегивать ей платье, не отдавая себе в этом отчета?

«Только без паники», – приказал себе Дариус.

– О Боже мой! Сюда кто-то идет! – Шарлотта сделала еще шаг назад. – Скорее застегните мне платье!

Теперь Дариус тоже слышал голоса – мужской и женский, причем очень близко от них.

– Только этого мне не хватало! – Он стремительно направился к двери и, выйдя из конюшни, увидел влюбленную парочку, которая шла обнявшись. Завидев его, влюбленные поспешно отстранились друг от друга, повернулись и пошли в другую сторону.

Вернувшись в конюшню, Дариус подошел к Шарлотте.

– Повернитесь, – приказал он.

– Когда вы расстегивали мне платье, вы не требовали от меня, чтобы я поворачивалась.

– Тогда мы с вами стояли гораздо ближе друг к другу, не так ли? Или вы хотите снова все повторить? – Дариус язвительно усмехнулся.

Шарлотта нехотя повернулась, и Дариус сосредоточенно стал застегивать платье. Хотя пуговки, крючки, шпильки и ленточки были малы по размеру и имели порой мудреную конструкцию, однако дело понемногу продвигалось и он даже позволил себе с облегчением вздохнуть.

«А все проклятые эмоции, будь они неладны».

– Кстати, если уж вы заговорили о риске: что было бы, если бы они сюда вошли?

– Это они как раз и собирались сделать, – сказал Дариус. – Вы не подумали, почему я встал в дверях, на виду? Они увидели меня и были вынуждены искать другое укромное местечко для спаривания. – Наконец он закончил возиться с застёжкой и выпрямился.

– Для спаривания? Неужели вам трудно сказать «для занятий любовью»? Вовсе не обязательно употреблять такое холодное и рациональное слово – речь ведь не идет о свиньях.

– Ничего не поделаешь. – Дариус пожал плечами. – Я привык называть вещи своими именами и не люблю эвфемизмов. Возможно, это один из моих многочисленных недостатков, я мог бы употребить для этого процесса одно емкое и очень старое английское слово…

– Вы его уже однажды употребили, – поморщившись, напомнила Шарлотта. – На прошлой неделе, когда я нечаянно задела коленом ваши интимные части тела.

– Предполагается, что настоящая леди не должна знать такие слова, – холодно заметил Карсингтон. – Я всегда думал, что незамужние барышни вообще не имеют понятия о том, что у мужчин имеются интимные части тела.

– Вы, кажется, забыли, что у меня есть кузены и младшие братья, – спокойно сказала Шарлотта. – Они считают забавным говорить шокирующие слова и делать шокирующие веши, и их не может остановить даже неизбежно следующая за этим порка. А вот вам мало что известно о настоящих леди, не так ли?

– Да, и это меня вполне устраивает. – Дариус нахмурился и отошел от Шарлотты. – Ну вот, теперь ваше платье приведено в приличный вид. Надеюсь, вы усвоили уроки и больше никогда не станете кидаться на меня.

– Можете быть спокойны. В следующий раз, если вдруг захочу острых ощущений, я лучше застрелюсь. Это будет намного увлекательнее. – Шарлотта вскинула подбородок й с гордым видом прошла мимо него.

Дариус вдруг так разозлился на нее, что ему захотелось поставить ей подножку, чтобы она растянулась на полу у него на глазах, но это было бы совсем по-детски – все равно что говорить неприличные, шокирующие слова. Интересно, была ли она шокирована, впервые их услышав, или она тоже сочла их забавными, как ее младшие братья и кузены?

Дариус молча смотрел, как Шарлотта выходит из конюшни – с высоко поднятой головой, дразняще покачивая бедрами.

Она хочет, чтобы он думал, будто все это ничего для нее не значит, что это просто игра и ничего больше.

Он и сам охотно поверил бы в это, если бы не тот поцелуй… Едва ли простое сексуальное влечение могло объяснить то, что случилось между ними на этот раз. Загадка, еще одна загадка. Они уже успели ему надоесть, но в один прекрасный день он обязательно разгадает их все. Когда-нибудь, но не сейчас, потому что для этого нужна холодная голова.

Решив на время забыть о загадке, Дариус занялся более будничными делами: он оседлал коня и направился в Олтринхем. К тому времени, когда конюх вернулся со свидания, Дариус успел уже ускакать далеко, и ему было не до выяснений, где кто и с кем был.




Пятница, двадцать восьмое июня

На следующее утро, проснувшись у себя дома, Шарлотта подумала, что ей скорее всего лучше держаться подальше от Бичвуда, где она могла снова встретить мальчика, лицо которого все время стояло у нее перед глазами. Днем и ночью. Если она начнет искать встречи с ним, это до добра не доведет. Маловероятно, что это ее сын, но даже если он и вправду окажется ее сыном, что она может сделать? Сказать ему правду? Забрать его к себе? Все это невозможно до тех пор, пока она не скажет правду своему отцу.

Разумеется, он в конце концов простит ее, но она сама себя никогда не простит – за рану, которую ему нанесла, за то, что разрушила все надежды, которые он на нее возлагал. Однако еще хуже придется Лиззи, которой отец безгранично доверял. Ее признание разрушит его веру в нее, а вместе с этим разрушится и их семейное счастье.

И все же Шарлотта сомневалась, что сможет обходить мальчика стороной.

Она также не была уверена, что удержится от того, чтобы искать встреч с Карсингтоном. Сейчас она чувствовала себя слишком одинокой и чересчур взволнованной, слишком уязвимой для того, чтобы положиться на себя. Дариус дал ей возможность поверить в счастье, но, к несчастью, ее доверие к нему зашло слишком далеко. Она возбудила его любопытство, ион начал задавать вопросы, на которые ей лучше никогда не отвечать, и теперь неприятности подстерегали ее на каждом шагу.

Но и дома, где ей тоже не удалось бы избежать неприятностей, все были поглощены приготовлениями к предстоящему домашнему вечеру.

Сперва ей придется снова и снова выслушивать имена джентльменов, которые к ним приедут, выяснять, где они будут спать, где будут сидеть за столом…

Для того чтобы быстрее покончить со всей этой канителью, Шарлотта готова была решить вопрос о том, кто станет ее избранником, с помощью жребия – взять шляпу и вытянуть из нее наугад записку с именем джентльмена, но уже в следующий момент она пыталась убедить себя, что нужно как-то устроить дело так, чтобы все продолжалось как раньше и ей снова удавалось перенаправлять своих поклонников к кузинам и подругам.

В конце концов, она поехала в Бичвуд только затем, чтобы не видеть сияющее от предвкушения грядущей удачи лицо отца, и вскоре уже стояла в картинной галерее, которая помещалась в правом крыле второго этажа Бичвуд-Хауса. Теперь она руководила работой слуг, которые вновь вывешивали картины, убранные на время генеральной уборки. Галереей не пользовались четверть века, и замок на ее двери появился задолго до смерти леди Маргарет, но Шарлотта не знала почему.

Хотя дом в Бичвуде был довольно ветхим и нуждался в ремонте, обустройстве и оснащении некоторыми современными удобствами, здание было красивым, а галерея представляла собой одну из самых привлекательных комнат: она была ни слишком большой по размеру, ни слишком тесной и узкой. Проникая через стекла окон, мягкий свет нежно ласкал старинные портреты и смягчал очертания окружающих предметов.

Многочисленные полотна от этого только выигрывали, поскольку были написаны в неестественно официальной манере, отличавшей живопись прошлых веков. Тем не менее Шарлотта обнаружила несколько портретов, на которых персонажи выглядели почти живыми; вероятно, эти холсты относились ко временам ее бабушек и дедушек. К своему большому удивлению, она узнала, что поразительно красивая юная леди, одетая в богато украшенный шелковый наряд с длинным лифом и пышными юбками, не кто иная, как леди Маргарет до замужества.

Отвернувшись от картины, Шарлотта краем глаза заметила какое-то движение и подошла к окну.

Потому, что называлось раньше цветником, неслась Дейзи с палкой в зубах, а перед ней бежал мальчуган в кепке; весело смеясь, он прыгал и скакал по всему заброшенному саду, время от времени оглядываясь. Собака повсюду следовала за ним, а когда малыш, остановившись, наклонился и дернул за конец палки, Дейзи зарычала и затрясла головой, не желая отдавать добычу. Мальчик снова дернул, кепка слетела у него с головы, и Шарлотта увидела густые светлые локоны.

Ее охватило радостное возбуждение, и она чуть не вскрикнула, но вовремя удержалась: в галерее было полно слуг.

С замирающем сердцем Шарлотта смотрела, как Пип играет с собакой Лиззи, с трудом удерживая себя оттого, чтобы тут же помчаться в сад.

Ей ужасно хотелось подбежать к Пипу, взять в ладони его прелестное лицо и сказать: «Ах ты мой красавчик сыночек, как же ты потерялся так надолго?»

Но ей пришлось сдержать свой порыв. У нее не было никакого права тревожить покой ребенка, и даже если это был ее сын, он больше ей не принадлежал. Отдав свое дитя, она потеряла на него все права, а значит, подойти к нему и начать задавать вопросы – все равно что сознательно напрашиваться на неприятности. Даже если Пип – ее сын, открыв свою тайну, она разрушит жизнь всех, кого любит.

И все же Шарлотта так и не смогла убедить себя. Пробормотав несколько приказаний слугам, она вышла из галереи, с трудом удерживая себя оттого, чтобы не броситься бежать.

Спускаясь по лестнице на первый этаж, она услышала голос мачехи.

– Ты закончила заниматься галереей? – спросила ее Лиззи. Шарлотта сделала глубокий вдох, пытаясь успокоиться, затем остановилась и посмотрела на Лиззи с обычной приветливой улыбкой.

– Там осталось совсем немного, так что скоро все будет готово, – ответила она.

– Теперь тебе, наверное, хочется быстрее отправиться домой и заняться приготовлением к вечеру?

– Нет-нет, я не тороплюсь. А пока советую тебе заглянуть в галерею: после того как вымыли окна, проветрили и убрали вековой слой пыли, вид там стал просто восхитительный. Я ушла только потому, что мне захотелось прогуляться посаду…

– Ах, дорогая, я бы тоже этого хотела! – Лиззи вздохнула. – Жаль, что у меня нет времени…

– Уверена, мистер Карсингтон предпочел бы, чтобы ты больше гуляла по саду, а не занималась делами, – предположила Шарлотта.

– Возможно, ты права. – Лиззи рассмеялась и, повернувшись, направилась к галерее. Уходя, она еще что-то сказала, но Шарлотта уже не слушала и только прибавила шагу.

Вскоре через большие стеклянные двери оранжереи она вышла на террасу. Разросшийся кустарник закрывал вид на цветник, и Шарлотта поспешила пройти по заброшенной тропинке. Туда, откуда до нее доносился детский смех и отрывистый лай Дейзи.

Раздвинув ветки, Шарлотта увидела Дейзи и игравшего с ней Пипа: он то протягивал ей палку, то прятал палку за спиной и пятился назад.

Шарлотта собиралась задать Пипу несколько вопросов, но вдруг поняла, что она не в состоянии сейчас говорить: настолько сильным было волнение.

Заметив Шарлотту, мальчик хотел приветствовать ее, и только тут он обнаружил, что кепка на его голове отсутствует. Он стал озираться по сторонам, пытаясь найти ее, но Шарлотта обнаружила кепку первой почти у себя под ногами и, нагнувшись, быстро подняла ее, а затем стала задумчиво вертеть в руках.

Потом она перевела глаза на ребенка, словно спрашивая: «Ты мой?»

Она уже собралась заговорить с мальчиком, как вдруг услышала за спиной знакомый голос:

– Это не ваша шляпа. Думаю, вам нужна вот эта. Шарлотта оглянулась и увидела Карсингтона, который небрежно держал в руках ее шляпку.

– Леди Литби не желает, чтобы вы выходили на солнце без шляпы. Она послала к вам слугу, но я, обладая от природы неслыханным великодушием, решил принести вам шляпу лично. – Дариус перевел взгляд на кепку, которую Шарлотта все еще держала в руках. – Может быть, вы вернете Пипу его головной убор?

Но Шарлотта все еще медлила. Продолжая держать кепку в руке, она разглядела, что с изнанки к кепке прилипла пара светлых волос, и погладила рукой грубую ткань. При этом ей казалось, что она гладит белокурую голову мальчика, как если бы он и вправду был ее сыном. Ах, если бы только она могла повернуть все вспять и изменить то, что изменить нельзя…

– По-моему, леди Шарлотте очень понравилась твоя кепка, Пип, – весело заметил Карсингтон. – Бьюсь об заклад, у нее уже появились идеи, как ее можно обновить и переделать по последней моде.

Шарлотта перевела взгляд на мальчика: его странные глаза по-прежнему ставили ее в тупик и ввергали в смятение; тем не менее она нашла в себе силы улыбнуться.

– Да нет, я просто задумалась. – Она протянула кепку мальчику, и тот осторожно взял ее. – Мне нравится, как ты играешь с Дейзи, – проговорила Шарлотта непослушными губами.

– Очень умная собачка, ваша светлость. – Мальчик сразу оживился. – Мистер Тайлер не велел мне подходить к ней близко, он говорит, что если бульдог схватит тебя, то ни за что не отпустит. Но ведь Дейзи совсем не такая, правда?

– Дейзи – не комнатная собачка, – строго сказал Карсингтон. – Конечно, она еще молодая и поэтому добрее других бульдогов, но тем не менее дразнить ее или обижать я не рекомендую.

Мальчик замер, а потом горячо воскликнул:

– Что вы, мне бы и в голову такое не пришло! Мистер Уэлтон всегда говорил, что я и мухи не способен обидеть. Однажды я спросил его, что мне делать, если за мной побежит бешеная собака или я попаду в джунгли и на меня набросится дикое животное, а он ответил, что защищаться можно только в том случае, когда кто-то собирается на тебя напасть.

Дариус рассмеялся:

– Вижу, ты хорошо научился отстаивать свое мнение. Ладно, теперь можешь снова заниматься собакой. Можешь отвести ее на ферму: возможно, тогда вы сможете чем-нибудь помочь управляющему. Ну, например, на ферме завелись крысы, а за поимку одной такой твари я плачу полпенни.

Глаза мальчика заблестели.

– Конечно, сэр, благодарю вас, сэр. – Пип вежливо поклонился, потом обернулся к Шарлотте: – До свидания, ваша светлость. Пойдем, Дейзи, нам пора ловить крыс. – Мальчик стремглав бросился к ферме, и Дейзи побежала за ним.

Шарлотта грустно посмотрела им вслед.

– Надеюсь, Тайлер не накажет его за то, что он играет с собакой, – вздохнув, сказала она. – В такой прекрасный день очень трудно удержать детей взаперти. – Она медленно повернулась к Дариусу, от волнения ей было трудно говорить. – Вы, наверное, опять скажете, что я чересчур чувствительна и нерациональна. Только дети богатых родителей могут играть, наслаждаясь летними погожими деньками. Всем остальным приходится зарабатывать непосильным трудом на хлеб насущный.

– Пожалуйста, не путайте меня с моим старшим братом, – обиделся Дариус. – Главный филантроп у нас в семье – Ратборн: это он всегда заступается за бедных и преступников. Лучше скажите, нужна вам шляпка или нет, а то от солнца у вас уже вся шея красная. Если вы не будете беречься, дело кончится тем, что вы покроетесь веснушками.

Шарлотта взяла у него из рук шляпку и не спеша надела ее.

– У меня не бывает веснушек, – равнодушно сказала она, завязывая ленточки под подбородком и не отрываясь глядя на Карсингтона. Его кожа тоже имела золотистый оттенок, но он уж точно никогда не покроется ни веснушками, ни противными красными пятнами. Неудивительно, что его любит множество женщин – разве можно остаться равнодушной к прекрасной иллюзии, которую он умело создает вокруг себя? Каждой захочется унестись в мечтах на маленький островок счастья и вечной любви, и тут уж ничего не поделаешь.

Шарлотта с тоской смотрела в ту сторону, куда ушел мальчик, но его уже не было.

– У вас нет причин горевать о плачевном положении бедного ребенка, – мягко сказал Дариус. – Вчера в Олтринхеме я встретил вашего отца, и во время нашего разговора речь случайно зашла о бульдоге. Мы оба сошлись на том, что собака слишком растолстела и разленилась, она чересчур апатична. Я упомянул о том, как Пип хорошо с ней ладит, и лорд Литби сказал, что Тай-леру будут доплачивать, если он позволит мальчику заниматься с собакой.

Шарлотта с трудом оторвала взгляд от зарослей кустарника.

– Да, но с завтрашнего дня мы не сможем так часто приезжать в Бичвуд: нам нужно готовиться к приезду гостей.

– Ах да, парад женихов. – Дариус усмехнулся.

– И вовсе нет…

Шарлотта не стала продолжать. Слова Дариуса уже рисовали в ее воображении самые комичные картины, и от этого ей даже захотелось рассмеяться. Она живо представила важно расхаживающих самодовольных джентльменов, считающих себя бесконечно утонченными, а наделе недалеких и весьма заурядных. Сколько раз она все это наблюдала, сколько раз с трудом сдерживала смех, глядя на то, как они, важно выпятив грудь, слишком громко разговаривали и из кожи вон лезли, чтобы произвести благоприятное впечатление! Не лучше были и их дамы с ужасными манерами и непомерным аппетитом.

Не выдержав, Шарлотта захихикала, и Дариус тоже улыбнулся. При этом улыбка смягчила его черты и на мгновение сделала похожим на другого человека, не такого циничного и не такого холодного, каким он обычно выглядел.

– Ну вот, вы сами подтверждаете, что я прав, – уверенно заявил Дариус. – Это абсолютно то же самое, что делают с быками и конями, только в случае с людьми весь этот процесс сопровождают более замысловатые социальные ритуалы.

– Скорее всего такая точка зрения – результат общения с моим отцом, – сказала Шарлотта. – Представляю, как все происходило. Наверное, сначала вы обсуждали с ним особенности разведения определенных пород свиней, а затем плавно перешли к разговору о наших гостях? Я права?

– Ну, более-менее. – Дариус кивнул.

– По крайней мере мне он обрисовал этот вопрос приблизительно так. Видите ли, папа ко всем вопросам применяет строго научный подход и решает проблему методически.

– Да, и теперь он всерьез решил добиться цели и сбыть вас с рук.

Шарлотта потупилась:

– Думаю, одновременно он надеется сбыть с рук, как вы изволили выразиться, некоторых из моих кузин и убить одним выстрелом нескольких зайцев сразу. – Она невесело усмехнулась. – Тут уж ничего не поделаешь: когда папа что-то вбивает себе в голову, он отдается делу всей душой и готов горы свернуть.

– Кузины приблизительно такого же возраста, как вы? – поинтересовался Дариус.

– С чего вы взяли? Разумеется, нет. Таких древних невест не бывает. – Шарлотта энергично шла в направлении, противоположном тому, куда ушел Пип, и теперь Карсингтон с трудом поспевал за ней.

– Бросьте, не такая уж вы древняя, – на ходу пытался он утешить Шарлотту. – Для вас еще не все потеряно.

– Да, ну спасибо, так радостно узнать, что я еще не стою одной ногой в могиле.

– Если подойти к вопросу объективно, – не сдержавшись, возразил Дариус, – в отношении репродуктивности, то есть возможности родить, женщину двадцати семи лет следует считать чудовищно старой. Вы стремительно приближаетесь к концу вашего оптимального репродуктивного периода, а мужчины обычно выбирают себе в жены молодых женщин, которые только-только достигли детородного возраста и у которых впереди много возможностей для рождения потомства.

Шарлотта презрительно фыркнула:

– Ну и что? Какие основания у моего отца так беспокоиться? Я же его дочь, а не сын и в любом случае не смогу унаследовать титул или основную часть его имущества. Поэтому для него все равно, произведу я на свет много сыновей или ни одного – мои дети все равно не продолжат его род.

Тропинка привела их к одному из заросших прудов, который когда-то вместе с остальными водоемами служил украшением поместья. Шарлотта поискала поблизости следы ребенка или собаки, но тут же поняла, что это бесполезно – ферма находилась на слишком большом расстоянии отсюда.

– Всем родителям, независимо от их социального положения, свойственно мечтать о внуках, – сказал Дариус задумчиво. – Наверное, человеческие существа, являясь смертными, желают убедиться, что после того, как они оставят этот мир, какая-то их частичка будет продолжать жить на земле. В любом случае родители хотят увидеть, что их дети пристроены.

– Полагаю, ваши родители хотят того же самого, – холодно заметила Шарлотта. – Недаром, поняв, что вы не горите желанием жениться, они послали вас сюда заниматься усадьбой. По-моему, это разумное решение. Женить сына гораздо труднее, чем выдать замуж дочь: девушки не располагают достаточной свободой, чтобы понять, чего они на самом деле хотят и к чему стремится их душа. Они также не разбираются в мужчинах, поскольку их мнение основывается исключительно на внешних данных: на красоте и очаровании молодого человека, а также на величине состояния и общественном положении избранника.

Поскольку Дариус молчал, Шарлотта стала наблюдать за насекомыми, летавшими над водой и вокруг деревьев. В тишине позднего утра жужжание насекомых и щебетание птиц звучало словно музыка, так что на одно мгновение Шарлотта даже вообразила, что находится сейчас в Бичвуде одна, как это бывало раньше. Из забытья ее вывел голос Карсингтона:

– Хотя мне тяжело это признавать, но вы продолжаете меня удивлять, дорогая моя.

Шарлотта повернула голову и посмотрела на него: Дариус разглядывал насекомых с куда более заинтересованным видом, чем сама она минуту назад. Хотя поля шляпы отбрасывали на его лицо тень, она только подчеркивала изящество четких линий. Шарлотта тут же вспомнила, как его щека касалась ее щеки, какими сильными были его руки, когда Дариус ее обнимал, и как спокойно ей было в его объятиях, и вдруг испытала острую тоску по его большим и надежным рукам. Ей захотелось касаться его руки, как касаются руки верного друга в трудные минуты жизни, в те чудесные мгновения взаимопонимания, когда друзьям не нужны слова. Но разве такое возможно с мужчиной?

Шарлотта тут же попыталась заставить себя подавить опасную тоску, это далось ей довольно легко, потому что за долгие годы умение подавлять желания вошло у нее в привычку.

– Признаться, и вы меня удивили, – сказала она. – Вы умеете признавать свои ошибки, что является редким качеством как для мужчин, так и для женщин. Вы умеете извиняться, проявляете сочувствие к таким, как этот маленький подмастерье, вы…

– Но тут нет ничего такого, о чем следовало бы упоминать, – недоуменно заметил Дариус.

– Я только хотела подчеркнуть, что вы проявили доброту по отношению к мальчику.

– Я просто дал ему задание – вот и все. Нет ничего особенного в том, чтобы нанимать мальчишек, чтобы они помогли избавить усадьбу от вредителей. Кстати, ваш отец сам предложил это.

– Значит, вы с ним говорили о Пипе? – испуганно спросила Шарлотта.

– Я лишь спросил у лорда Литби совета, потому что хотел дать мальчику какое-нибудь занятие за пределами дома. Понимаете, рабочие вбили себе в головы, что этот паренек приносит несчастье, и каждый раз, когда случается что-нибудь плохое, валят вину на него, вместо того чтобы искать причину в собственной халатности или в простом стечении обстоятельств.

– Может быть, мы сможем найти для Пипа какую-нибудь работу в Литби-Холле? – с надеждой спросила Шарлотта, но тотчас же пожалела о том, что сказала. Ей не следовало допустить, чтобы мальчик находился около нее постоянно. Какой бы большой ни была усадьба отца, зная, что Пип находится где-то неподалеку, она постоянно будет искать встреч с ним.

– Усадьба вашего отца в идеальном порядке, и в услугах мальчика там не нуждаются. А мне в Бичвуде он может быть полезен, – возразил Карсингтон. – Мы с Пипом договорились, что каждый день рано утром, как только встанут слуги, он будет отправляться в Литби-Холл и забирать Дейзи на прогулку. Хорошенько позанимавшись с ней, он вернется к работе, а я тем временем буду следить за тем, как у него идут дела. Тайлер приметил, что у паренька есть талант придумывать узоры и некоторые из них он уже использует в работе. Если Пип годится для этого ремесла, было бы безумием отрывать его от обучения профессии. Позже мы увидим, что из этого получится.

– А если ничего не получится? – с тревогой спросила Шарлотта. – Помните, вы обещали найти ему работу? Надеюсь, вы не бросаете слов на ветер?

Дариус удивленно уставился на нее:

– Ну и ну! Поверить не могу! Неужели я приобретаю авторитет в ваших глазах?

Шарлотта кивнула:

– За великодушие и доброту к детям вы заслужили дополнительные сто очков.

– Так вы ведете счет моим очкам? – насмешливо спросил он.

– О да, я все записываю. – Шарлотта посмотрела на солнце как раз в тот момент, когда оно спряталось за облако. – В полдень мы с Лиззи договорились встретиться, так что мне пора возвращаться. – Она повернулась и пошла к дому.

На этот раз Дариус не следовал за ней, но, уходя, она чувствовала на себе его взгляд, и ей оставалось только гадать, улыбался ли он сейчас той самой, так удивившей ее, чудесной ласковой улыбкой.




Глава 10


В воскресенье вечером, 30 июня

– Похоже, у вас сегодня был трудный день, сэр? – участливо спросил Кеннинг хозяина, поднимаясь следом за ним по лестнице. – Вы пришли позже, чем обычно.

– Все из-за наставлений лорда Истхема по поводу предстоящей домашней вечеринки в Литби-Холле, – проворчал полковник Морелл, вспоминая о том, что среди приглашенных в Литби-Холл было полдюжины наиболее завидных в Англии женихов, которых леди Шарлотта еще не успела отвергнуть. Ничего, этих она тоже отвергнет, поскольку все совершают одну и ту же ошибку: идут к цели напролом, тогда как капризную красавицу следует завоевывать исподволь, так сказать, брать крепость осадой.

Разумеется, Морелл не стал объяснять дядюшке свою стратегию, как не счел нужным упоминать и о том, что единственным, кто всерьез беспокоил его в качестве соперника, был Дариус Карсингтон. Этот проныра тщательно скрывал, что имеет виды на Шарлотту, и к тому же имел преимущество перед полковником, проживая по соседству с Литби-Холлом.

– Начало вечера означает, что ежедневным визитам обеих леди в Бичвуд будет положен конец, – заявил полковник. – Похоже, в армии я отстал от жизни, а потому и представить не мог, что уважаемый джентльмен может позволить жене и незамужней дочери проводить так много времени в доме неженатого мужчины.

– Его светлость всегда предоставлял леди Шарлотте слишком много свободы, – заметил Кеннинг. – А все из-за того, что однажды, когда она заболела, он чуть ее не потерял.

– Ну, это было целых десять лет назад, так что не может служить достаточным оправданием. Будь я на месте лорда Литби, я бы проявил большую осмотрительность.

– Раз уж речь зашла о тех далеких временах, – осторожно сказал Кеннинг, когда они вошли в спальню, – то я кое-что слыхал об этом.

– Вот как?

– На днях я зашел в «Молот и наковальню», – заговорщическим шепотом сообщил Кеннинг.

Полковник знал, что речь шла о таверне в южной части Олтринхема; как и большинство таверн, там можно было узнать любую сплетню.

– Решил промочить горло? – усмехаясь, предположил Морелл.

– Ну что вы! Всего лишь хотел разузнать кое-что для вас, – сказал Кеннинг. – Конюх, который считал, что с ним несправедливо обошлись в доме Литби, нуждался в собеседнике, и я решил войти в его положение.

– Фьюкс?

Слуга кивнул лысой головой.

– Я угостил малого выпивкой, и спиртное развязало ему язык. Тогда-то он и рассказал мне, что с младых ногтей служил семье Литби и все про них знает.

Полковник молча облачился в свой любимый халат и уютно устроился в кресле, после чего Кеннинг, понизив голос, поведал ему все, что удалось выведать у конюха.

Возможно, это были всего лишь грязные сплетни, однако полковник знал, что порой даже маленькая сплетня может дать ключ к разгадке большой истины.




Бичвуд

Утро понедельника, 1 июля

В воскресенье вечером Дариус получил записку, в которой Лиззи сообщала, что ее младший сын, Стивен, захворал, но как только малыш поправится, она вернется к своим обязанностям в Бичвуде.

Разумеется, работы в доме продолжались и без дам Литби, но атмосфера, царившая вокруг, стала совсем другой. Дариус не мог отделаться от ощущения, что все идет как-то не так.

Сначала он решил, будто ему не по себе, оттого что все утро он провел в кабинете, занимаясь счетами и внимательно изучая длинные колонки цифр в графе «расходы», но потом понял, что это вряд ли могло служить удовлетворительным объяснением изменений, из-за которых он не находил себе места.

Так как Карсингтон был человеком недюжинного ума, ему не понадобилось много времени на то, чтобы добраться до истины.

Он без труда вспомнил волшебное превращение, которое произошло с его молочной фермой благодаря Шарлотте, и ее совет задобрить строгую бабушку, подарив ей старинный веер. В конце концов ему стало казаться, что невидимая стена отчуждения между ними постепенно начинает рушиться. Тогда, слушая Шарлотту, Дариус осознал, что она умна, восприимчива, с чувством юмора и хорошей деловой хваткой.

Такой была настоящая леди Шарлотта, и Дариус скучал по ней.

– Это уже совсем нехорошо, – бормотал он себе под нос, уставившись невидящим взглядом в колонки бухгалтерской книги. – Я так не могу…

– Ах ты, паршивый маленький щенок! – послышался чей-то грубый окрик из коридора. – Говорил же я вам, что этот паршивец приносит несчастье! Держи этого сына шлюхи, меченного дьяволом, подальше от нас – иначе я с него шкуру спущу!

Карсингтон бросился к двери.

– Что это за шум? – Он не повысил голоса, потому что в этом не было необходимости: никому из Карсингтонов не требовалось повышать голос для того, чтобы все, мгновенно притихнув, слушали, что он говорит.

Мужчины, находившиеся в коридоре, подняли на него глаза.

– Я слушаю!

Джоуэтт, бригадир плотников, как выяснилось, уже не в первый раз пытался пожаловаться: один из подчиненных уронил ему на ногу молоток, и хотя Пип в это время находился совсем в другом конце дома, плотник во всем винил мальчика со странными глазами.

Он даже отказывался продолжать работать, пока Пип находится на территории усадьбы, и заявил, что не может подвергать опасности своих подчиненных.

Дариуса так и подмывало выгнать болвана, однако он прекрасно понимал, что это только подольет масла в огонь и все станут говорить, что во всем опять виноват Пип, поэтому он велел Джоуэтту вернуться к работе, после чего вызвал в кабинет Тайлера.

Штукатур извинился за причиненное беспокойство, а затем решительно произнес:

– Придется мне все-таки избавиться от парня. Это моя вина, зря я его взял. Он приносит несчастье любому, к кому только приблизится.

Дариус нахмурился:

– Я не собираюсь мириться с глупыми предрассудками, и, кажется, уже говорил об этом.

– Но, сэр, не могу же я запретить людям верить в то, во что они верят?

С этим было трудно спорить. Дариус знал, что предрассудки и суеверия произрастают на почве невежества, а невежество – недуг, трудно поддающийся лечению. Люди, находящиеся под влиянием невежества, глухи к фактам и доводам разума.

– Все равно пока вы не можете избавиться от мальчика. – Дариус забарабанил пальцами по столу. – Он нужен лорду Литби, так как выгуливает его собаку.

А значит, придется действовать при помощи приказаний.

– Но, сэр…

– Я придумаю для него другую работу, а вы позаботьтесь о том, чтобы все поняли: теперь он находится под моей опекой.

Ну вот, этого ему только не хватало! Он сам взвалил на себя еще одну обязанность, а вместе с ней и риск всевозможных осложнений. Но не бросать же ребенка на произвол судьбы!

Карсингтон велел Тайлеру подготовить подробный отчет о том, сколько тот потратил на мальчика, после того как Пип нанялся к нему в ученики. Хотя едва ли количество израсходованных на ребенка денег было столь уж велико, для Дариуса это, тем не менее становилось очередной статьей расходов. Весьма вероятно, что ему вдобавок ко всему придется оплачивать и издержки, необходимые, чтобы уладить юридические формальности с договором о найме в ученики и с работным домом.

Так как Дариус был полным профаном в отношении правового статуса работных домов и сирот, а Бенедикт на этом деле собаку съел, Дариус решил поскорее написать брату; однако перед Тайлером он представил дело так, словно точно знал, что делает, и, подробно расспросив его о Пипе, записал все, что ему удалось узнать:

Имя – Филипп Огден.

Место рождения – Йоркшир, вероятнее всего, Уэст-Райдинг.

Дата рождения – прочерк, так как Тайлер не смог ее припомнить.

Мать – неизвестна. Отец – неизвестен.

Примечание. Предполагается, что оба родителя имеют благородное происхождение.

– По крайней мере все это твердили в один голос, – пояснил Тайлер.

Священник и его супруга, по фамилии Огден, из Шеффилда, графство Йоркшир, умерли около четырех лет назад.

Второй усыновитель – Сэмюел Уэлтон, вдовец, священник из Салфорда, графство Ланкашир, двоюродный брат миссис Огден, умер в декабре 1820 года.

Филипп Огден, отданный на попечение салфордского церковного работного дома в конце 1820-го или в начале 1821 года, заключил договор с Тайлером в качестве ученика в мае 1821 года.

Короткая грустная история. Дариуса мало утешал тот факт, что большинство незаконнорожденных детей имели еще более трудную и несчастливую судьбу.

После того как Тайлер ушел, Дариус, поразмыслив, решил съездить в Салфорд и найти работный дом. Необходимо было убедиться, что он не встретит бюрократических препон при расторжении договора, и, кроме того, он хотел разузнать о мальчике как можно больше.

Но сначала он зашел к Пипу и сообщил ему, что тот больше не работает у Тайлера в бригаде. Услышав эту новость, Пип был потрясен и, кажется, приготовился расплакаться. В этот миг что-то в выражении лица мальчика показалось Дариусу до боли знакомым, но ему некогда было размышлять над своими догадками.

– Успокойся, Пип, – ласково сказал он. – Помнишь, я обещал тебе, что найду место? Так вот, я выполню свое обещание, а пока мы съездим на ферму и навестим Перчиса, а заодно выясним, чем ты можешь быть ему полезен.

Пип всхлипнул, потом кивнул, но на лице у него все еще оставалось выражение испуга.

Дариус вздохнул. «Чувствовать себя нежеланным и нелюбимым – не самое приятное ощущение, – с горечью подумал он. – И не важно, происходит это по вине злого рока или по твоей вине».

В свое время Дариусу тоже приходилось нелегко, но Пипу – куда труднее. У него не было ни родных, ни семьи, а из-за его странных глаз посторонние питали к нему постоянную неприязнь.

Уже не в первый раз Дариус пожалел, что Шарлотты нет рядом. Она бы, несомненно, нашла что сказать, как приободрить ребенка – ведь до сих пор ей удавалось умело подобрать нужные слова, чтобы убедить в чем-либо его, Дариуса. Разве не благодаря ей он стал смотреть на своего отца другими глазами?

– Что ж, пойдем, Пип. А о работе не жалей: поверь, ты достоин лучшего. Наверное, мистер Уэлтон тоже так думал, иначе бы он не прилагал столько сил, чтобы выучить тебя.

Пип утер слезы грязным рукавом.

– Эти люди, – продолжал свои наставления Дариус, – просто ничего не понимают. Вильгельм Завоеватель был незаконнорожденным. Надеюсь, ты знаешь, кто это такой?

Мальчик кивнул.

– Среди главных людей общества найдется немало побочных детей, – сказал Дариус. – Если из палаты лордов удалить всех незаконнорожденных, она окажется полупустой, а оставшиеся лорды легко уместятся в шкаф для одежды.

Представив, как великие английские лорды втискиваются в тесное пространство, мальчик улыбнулся, видимо, он уже успокоился и забыл о своих неприятностях.

– Неужели такие великие люди могли быть зачаты во грехе, сэр?

Понятие греха никогда не имело для Дариуса особого значения, поэтому он поспешил обратиться за помощью к науке.

– Они были зачаты обычным способом. Ты знаешь, как это происходит?

Лицо Пипа покраснело, из его горла вырвался сдавленный смешок.

И тут на Дариуса снова нахлынуло смутное воспоминание. Где-то он уже это видел. Секунду-другую он мучительно старался понять, в чем дело, но потом махнул рукой, решив, что разберется с этим как-нибудь в другой раз, когда будет время.

– Ну вот, теперь ты сам видишь, что к тебе это не имеет никакого отношения. Также нет ничего плохого в том, что у тебя разный цвет глаз. Я уже встречал такое раньше, в Итоне, у одного из старших мальчиков, если не ошибаюсь. Никто из моих товарищей по школе не бежал от него прочь, никто не говорил глупости вроде той, что он отмечен дьяволом. Такие глаза – просто каприз природы и ничего больше. К тому же это весьма любопытное явление: когда один глаз одного цвета, а другой – другого, это всего лишь особенность, отличительная черта, понимаешь?

– Итон, – пробормотал мальчик. – Отличительная черта. Понимаю. – Он гордо расправил плечи.

– Ну вот, с этим мы покончили. – Дариус с облегчением вздохнул. – Теперь нам осталось решить еще один вопрос: я должен убедиться, что с твоим договором не возникнет больших осложнений. Для этого мне придется съездить в Салфорд.

При этом упоминании мальчик заметно встревожился, но, решив, что Дариусу можно доверять, кивнул:

– Да, сэр.

– Может, ты хочешь, чтобы я взял тебя с собой? Ты умеешь ездить верхом?

Пип снова кивнул; мистер Уэлтон научил его и этому. Радость от того, что он поедет на одной из лучших лошадей Карсингтона, мигом вытеснила из его сознания неприятные воспоминания о работном доме.

Не прошло и двадцати минут, как Пип и Дариус уже направились в Ланкашир.




Вечер вторника

Сидя у стола, полковник Морелл неторопливо потягивал виски из бокала.

– Джоуэтт… Интересно!

– Бригадир плотников из Бичвуда, сэр, – пояснил Кеннинг. – Он сказал, что мистер Карсингтон интересуется учеником штукатура – тем самым мальчиком, о котором я вам рассказывал. У него странные глаза, и он выгуливает собаку леди Литби.

– Странные глаза?

– Джоуэтт говорит, что один глаз у него голубой, а другой – темно-зеленого цвета.

Полковник надолго задумался.

– Когда-то я знавал человека с такими глазами, – наконец негромко произнес он. – Фредерик Блейн был одним из наших офицеров. Помнишь его, Кеннинг?

– Блейна? Разумеется, сэр, но я никогда не обращал внимания на то, какие у него глаза.

– Бедняга взлетел на воздух во время битвы при Ватерлоо. Младший братец Джорди был убит на дуэли, за несколько лет до этого, и у него совсем крышу снесло. Этот Джорди был отъявленным повесой. Гадкий тип, я тебе скажу. Местные жители жаловались, что он брюхатит их дочек. Будь он у меня в подчинении, уж я бы выписал ему взыскание. К сожалению, его командир смотрел на все эти похождения сквозь пальцы. Если память мне не изменяет, некоторое время его батальон был расквартирован где-то в этих местах.

Память и в самом деле редко подводила полковника Морелла, и даже, наоборот, не раз выручала его в военном деле.

– Полагаете, сэр, тот мальчишка – один из его ублюдков? А ведь верно: паренек-то незаконнорожденный.

Полковник молча пытался выстроить связь между информацией, полученной от кучера, и реальными событиями сегодняшнего дня.

– Сколько, говоришь, мальчику лет?

– Примерно лет десять.

– Десять лет… – Полковник глотнул виски. – Работный дом в Салфорде…

– Куда он попал из Шеффилда.

– Шеффилд, графство Йоркшир? А что, если… – У него постепенно стало зарождаться почти безумное предположение. Всего неделю тому назад такое ему и в голову не могло прийти. – Кеннинг, – он встал и быстро прошелся по комнате, – завтра ты едешь в Салфорд.




Бичвуд

Утро пятницы, 5 июля

– А я уже было испугался, что вы бросили меня, – усмехаясь, сказал Дариус, – так сказать, оставили на произвол судьбы, на растерзание ордам слуг и строительных рабочих.

Они с Шарлоттой стояли возле открытой двери угловой комнаты для гостей, и беседа их выглядела вполне непринужденной.

– Мы могли приехать раньше, – пожала плечами Шарлотта. – Горячка у Стивена продержалась недолго, но, после того как лихорадка спала, у него продолжалось недомогание, мальчик был капризен и раздражителен, и Лиззи решила немного побаловать его. Обычно она оставляет детей на попечение слуг, но, когда они болеют, она не отходит от них ни на шаг. Вот тогда-то они и становятся особенно несносными.

– Какими они становятся? Насколько я помню, близнецам нет еще и трех, а старшим – четыре года и пять лет. Неужели такие малыши могут быть «несносными»?

– Конечно, могут, особенно старшие. Лиззи запретила Ричарду и Уильяму ездить в Шропшир из-за того, что они начали задирать Джорджи. В Шропшире у них есть двоюродные братья, которые могут отплатить им той же монетой.

– Методы воспитания детей, применяемые вашей родственницей, во многом напоминают мне педагогические принципы моей матери, – заявил Карсингтон.

– Вообще то Лиззи с ними не слишком миндальничает, – Шарлотта усмехнулась. – И правильно делает, а вот папа, напротив, потворствует им во всем.

– А что Лиззи думает о вас? Она считает вас избалованной?

– Вот уж не знаю, что она обо мне думает. – Шарлотта снова пожала плечами. – Могу сказать только одно: с тех пор как Лиззи пришла в нашу семью, я не видела от нее ничего, кроме добра. И все-таки я полагаю, что вы позвали меня сюда не затем, чтобы обсуждать со мной вопросы воспитаний детей?

– Нет, конечно. Дело в том, что мне нужна ваша помощь.

Шарлотта не могла скрыть своего удивления.

– Помощь?

– Нуда, ваша помощь… Эти четыре слова – самые трудные слова, которые я когда-либо говорил в своей жизни. Как у меня только язык повернулся произнести их вслух!

– А я даже сначала подумала, что ослышалась. Из собственного опыта мне известно, что мужчина скорее даст отрезать себе руку, чем признается, что ему нужна помощь. А уж просить о помощи женщину – вообще вещь неслыханная.

Карсингтон улыбнулся:

– Вы правы. Невозможно описать словами те муки, которые я сейчас испытываю.

– Тем не менее вы дышите ровно и ваше лицо не исказила гримаса боли.

– Возможно, у меня просто запоздалая реакция. Как бы то ни было, должен сообщить вам, что я пребываю в полной растерянности. – Дариус кивнул в сторону комнаты, забитой мебелью. – Не знаю, с чего начать.

– Миссис Эндикотт и леди Литби заявляют, что не могут решать такие вопросы, а я не имею ни малейшего представления о том, как определить, что из мебели надо оставить, а что выбросить.

Взгляд Шарлотты невольно упал на сундук, по-прежнему стоявший у стены: его крышка была открыта, и, похоже, кто-то снова положил обратно в сундук все, что она оттуда вынула и аккуратно отсортировала.

Дариус тоже бросил взгляд на сундук и неуверенно произнес:

– Я до сих пор не выбрал веер для своей бабушки; так, может быть, мне стоит послать ей все сразу?

– Ни в коем случае: этим вы испортите весь эффект, – решительно заявила Шарлотта. – Вы должны послать ей лишь один предмет, но красивый и выбранный с любовью только для нее одной. Тогда ваша бабушка решит, что вы куда более заботливый и внимательный внук, чем она думала, потому что обладаете много большей чувствительностью и чуткостью, чем она предполагала.

– Что ж, это будет не очень трудно, – с иронией заметил Дариус. – До сих пор она предполагала, что у меня нет ни капли ни того ни другого.

– Неужели для вас настолько важно, что думает о вас ваша бабушка? – удивилась Шарлотта.

– Видите ли, она одинаково сурова со всеми и не щадит никого, даже моего уважаемого всеми отца. – Дариус улыбнулся. – Вот мне и хочется чем-то поразить ее, хотя бы раз в жизни произвести на нее впечатление.

Дариус редко улыбался, а с этой смущенной улыбкой был похож на мальчика, озабоченного тем, чтобы угодить своей вечно всем недовольной родственнице.

– Я имею честь знать вашу бабушку лично, – сообщила Шарлотта. – По сравнению со вдовствующей леди Харгейт миссис Бэджли – просто агнец Божий. Позвольте, я сама выберу для нее веер. Что же до всего остального… – Она сделала неопределенный жест рукой. – Сообщите мне, каких правил нужно придерживаться, и я составлю предварительный список.

– Если бы у меня имелись какие-нибудь правила, я не стал бы забивать вам всем этим голову, – усмехнулся Карсингтон. – Меня даже с сильной натяжкой нельзя назвать экспертом по мебели. Я бы предпочел положиться в этом вопросе на ваше авторитетное мнение. – Он немного помолчал, потом негромко сообщил: – Я хотел бы знать, нельзя ли за что-нибудь из этого выручить деньги.

– Ах вот что! – небрежно откликнулась Шарлотта, как будто речь шла о чем-то вполне естественном. – Оно и неудивительно: восстановление усадьбы такого размера требует больших вложений. – Она и раньше догадывалась, что финансы Карсингтона небезграничны, была уверена к тому же, что он ни за что не станет просить денег у отца. Уж если что-то ее и удивило, так это его смущение: до этого момента Дариус всегда вел себя самоуверенно.

– Отец желает, чтобы через год Бичвуд начал приносить доход, – признался Дариус. – И хотя в отношении сельского хозяйства наметились сдвиги, но ремонт дома… – Он замолчал.

Шарлотта изумленно уставилась на него:

– Через год?

– Да. Он хочет, чтобы я научился сам содержать себя.

– Ну, в этом нет ничего особенного, – заметила Шарлотта. – Младшие сыновья иногда склонны к расточительности. И все же дать вам всего один год…

– Альтернативой является женитьба, – упавшим голосом признался Дариус. – Тогда я смог бы жить на приданое жены…

– Нуда, а вы против женитьбы, – догадалась Шарлотта.

– Если быть точным, я не то чтобы против…

– Но пока не готовы к браку, так?

Дариус ответил не сразу; он подошел к окну, затем обернулся, бросил взгляд на пейзаж, который висел на стене, и снова посмотрел на Шарлотту.

– Я, разумеется, понимаю важность брака и его цели, – серьезно сказал он. – Брак – одно из наиболее разумных изобретений общества: он основывается на законе природы и имеет как экономическую, так и общественную значимость. Теоретически законный брак обеспечивает защиту женщины, которая производит на свет потомство и заботится о нем. Брак представляет собой средство закрепить за кем-либо собственность и обеспечивает то, что она перейдет потомкам по мужской линии. Даже в живой природе среди животных самцы применяют способы – иногда очень жестокие, – чтобы обеспечить продолжение рода.

– И так как моногамия для человеческих самцов не является обязательной, – продолжала Шарлотта, – поведение женатых мужчин не слишком отличается от поведения холостяков.

– Совершенно верно, – согласился Дариус. – Другими словами, в принципе брак сам по себе не внушает мне отвращения.

– Однако вместо того чтобы заключить брак, вы предпочли принять вызов и пытаться выполнить неосуществимую задачу.

– Неосуществимую? Но почему?

– Ну, возможно, она и не является совсем уж неосуществимой, однако очень близка к этому. – Шарлотта вздохнула. – Понимаете, это очень трудное дело.

– А кто сказал, что будет легко? Если бы это было легко, отец не предложил бы мне такой выбор.

– Это гораздо труднее, чем найти богатую невесту, – заметила Шарлотта. – При ваших талантах вы можете очаровать любую девушку и усыпить бдительность любых требовательных родителей.

Она и в самом деле так думала. Разве ее отец не считает их соседа подходящим кандидатом в женихи для своей дочери? Ее кузинам тоже польстило бы внимание такого обходительного и блестящего джентльмена, как мистер Карсингтон.

Даже Шарлотта, хотя разбиралась в мужчинах намного больше; чем они, не раз ловила себя на мысли, что рядом с этим мужчиной ей начинает казаться, что прошлое было дурным сном и она снова может попытаться завоевать чье-то сердце.

Вздохнув, Шарлотта заставила себя вернуться к расчетам.

– У вас есть превосходный лес, и ферма уже работает, – сказала она. – Молочная ферма может приносить неплохую прибыль. Заметьте: я не советую вам продать столовое серебро или пустить с молотка картины – это можно использовать только как крайнее средство. Однако нет никакого смысла хранить здесь всю эту мебель. Некоторые особо тяжелые экземпляры можно продать торговцу скобяными изделиями или тем людям, которые сейчас повсюду строят нелепые средневековые замки и изобретают собственные гербы. – Она огляделась по сторонам. – Вы могли бы сделать это, хотя я подозреваю, что предстоит очень утомительная, кропотливая работа.

– Да, конечно, понимаю, что легче жениться на богатой наследнице, – задумчиво сказал Карсингтон. – Но именно в этом и заключается загвоздка. Женитьба – слишком легкий выход. Если я сейчас провалю дело, то стану неудачником в глазах отца и в собственных глазах.

Шарлотта медленно кивнула:

– Наверное, вы правы. Я распоряжусь этими пожитками, учитывая экономический фактор, а не эстетический и не степень того, насколько вам дорога та или иная вещь.

– Исключая подарок для бабушки, – озабоченно сказал Дариус. – Для нее надо оставить все самое красивое и уникальное.

У него отлегло от сердца.

– Согласна. – Шарлотта опустила глаза.

Она слишком хорошо его понимала. Ее сердце было бы гораздо в большей безопасности, если бы она не позволила себе так приблизиться к Дариусу. Чем больше она узнавала о нем, тем больше ее к нему влекло и тем больше ей хотелось довериться ему, как он доверялся ей, тем более что события день ото дня становились все более странными и непонятными.

Домашний вечер… Мальчик… Этот мужчина…

Ей хотелось убежать куда-нибудь подальше от этой жизни и остаться одной хотя бы на короткое время, чтобы собраться с мыслями.

Увы, ей придется ограничиться сортировкой мебели.

– Ладно, предоставьте это дело мне, – решительно сказала Шарлотта. – А сами можете возвращаться к своим делам.

Конечно, ей следовало бы сначала заняться мебелью, но сундук с напоминаниями о минувших временах манил Шарлотту к себе как магнитом. Наверное, бабушка мистера Карсингтона и леди Маргарет были сверстницами. Бабушка Дариуса сохранила пристрастие к модам и стилю поведения своей юности. Она часто принимала гостей в своем будуаре, облаченная в халат, как делали знатные дамы во времена короля Георга II.

После того как Карсингтон ушел, Шарлотта бросила на пол подушечку, удобно устроилась на ней и стала заниматься делом. Она снова вынула все из сундука и стала сортировать содержимое. Когда она добралась до дна сундука, ее рука наткнулась на что-то странное. Приглядевшись повнимательнее, Шарлотта заметила петлю, сделанную из цветной ленты, и осторожно потянула за нее.

И тут она обнаружила, что сундук имел двойное дно! Под первым, фальшивым, дном лежали пачки писем, связанные выцветшей ленточкой, маленькая книжечка и миниатюрный портрет красавца мужчины в военной форме.

Шарлотта открыла книжечку и начала читать, переворачивая одну страницу за другой. И чем дальше она читала, тем больше ее глаза наполнялись слезами.

Дариус сидел за письменным столом, мрачно уставившись на колонки цифр в бухгалтерской книге, когда скрип двери заставил его поднять голову.

Он оглянулся: в дверях стояли Пип и Дейзи, при этом собака, как показалось Дариусу, с тревогой смотрела на мальчика.

– Что-то случилось? – спросил Дариус. – Может, кто-то упал со стремянки и опять обвинил тебя?

– Нет, сэр. Я пришел только потому, что Дейзи погналась за кошкой, а она вбежала в дом. Я испугался, как бы они чего-нибудь не свалили. Можно мне войти, сэр?

Дариус нехотя кивнул. Войдя вместе с Дейзи, Пип плотно закрыл за собой дверь и подошел к письменному столу.

– Сэр, – сказал он тихо. – Я только хотел сказать вам по поводу госпожи.

Сердце Дариуса учащенно забилось.

– Это она упала со стремянки?

– Нет, сэр, что вы! Но… Она плачет.

– Плачет? – удивленно переспросил Дариус, припоминая, что, когда они расстались, Шарлотта находилась в прекрасном расположении духа. Между ними произошла довольно странная беседа – это правда, но вряд ли Шарлотта лила слезы из-за его незавидного финансового положения. – Знаешь, Пип, с женщинами иногда это случается, – принялся объяснять он. – Дамы порой бывают очень чувствительны.

– Да, сэр, – охотно согласился Пип. – Но… Дейзи погналась за кошкой и побежала на второй этаж. Я бросился за ней, а кошка выпрыгнула в окно. Тогда Дейзи остановилась у той комнаты – помните, где госпожа споткнулась о ведро?

Дариус кивнул с мыслью, что все это определенно не к добру.

– Я услышал какой-то звук и осторожно заглянул в щелку. Вот тогда я и увидел госпожу: она сидела на полу и плакала. Вот я и решил пойти к вам: вы наверняка знаете, что нужно делать.

– Хорошо, – решительно сказал Дариус. – Я выясню, в чем тут дело. Ты правильно сделал, что пришел ко мне и не стал огорчать других женщин. Для женщин слезы – заразная болезнь. Одна заплачет, следом другая, и результат может быть ужасным.

Похлопав Пипа по плечу, Дариус поднялся и отправился выполнять так некстати подвернувшийся ему подвиг – утешать плачущую женщину.

Теперь, когда слишком поздно, я понимаю, какой глупой я была. Мы могли убежать вместе. Что мог сделать нам отец, у которого не было ни денег, чтобы броситься за нами в погоню, ни сил, чтобы нас уничтожить? Мы могли убежать и пожениться. Я могла отдаться Ричарду. Тогда бы у отца не оставалось выбора. Из любой ситуации всегда есть выход, как говорил Ричард, мне нужно было лишь решиться и не следовало позволять другим выбирать за меня.

Теперь отец сбыл меня с рук и получил ожидаемые деньги. Он их наверняка проиграет в карты, как это было прежде. А до меня просто никому нет дела. Никто не знает и не желает знать, что у меня была возможность быть счастливой.

Теперь все пропало навсегда. Ричарда больше нет. Хотелось бы мне иметь достаточно мужества, чтобы присоединиться к нему, но я всегда была труслива, позволяла запугивать себя и, взывая к моей совести, указывать мне на мой долг.

Ричарда больше нет, а я навсегда связана брачными узами с человеком, которого никогда не смогу полюбить. Я никогда не принадлежала любимому человеку, а теперь должна отдаваться снова и снова мужчине, к которому ничего не чувствую и никогда не буду чувствовать. Как хорошая девочка, я сохранила свою невинность для брачного ложа. И что я получила взамен? Такое никому не под силу выдержать, и я знаю, что скоро сойду с ума.

Строчки расплывались, слезы застилали Шарлотте глаза. Она снова и снова перечитывала этот отрывок от начала до конца, а слезы все струились у нее по щекам.

Оказывается, сумасшедшая старая женщина когда-то была девушкой – прекрасной и невинной, влюбленной в юношу, который ее обожал. Красивый молодой офицер, изображенный на миниатюре, писал ей самые восхитительные, восторженные письма.

– Я не боюсь, когда кто-то плачет, – неожиданно услышала Шарлотта и, подняв голову, посмотрела на дверь. – А вот мой брат Руперт не боится змей, скорпионов или крокодилов, но боится плачущих женщин, – проговорил Карсингтон, входя в комнату и осторожно прикрывая за собой дверь. – Это ужасающее зрелище, рассчитанное на то, чтобы лишить мужества любого обычного парня. Однако я не робкого десятка и явился не с пустыми руками. Я вооружен. Вот. – Он протянул Шарлотте носовой платок.

И тут она зарыдала еще сильнее.

Карсингтон вздохнул и спрятал платок.

– Ну-ну, полно. Не такой уж я плохой, чтобы так из-за этого расстраиваться. – Он неожиданно наклонился и поднял Шарлотту на руки так легко, словно она была тряпичной куклой.

Она положила голову ему на плечо и, всхлипнув, произнесла:

– Я совершенно не знаю, что делать…

– Делать с чем?

– Со всем. Как она терпела все эти годы? Я тоже, как она, сойду с ума и превращусь в старую сумасшедшую женщину, которая раз за разом пишет одно завещание за другим.

– Надеюсь все же, с вами этого не случится. – Не зная, что предпринять, Карсингтон погладил Шарлотту по голове.

– Вы просто не понимаете…

– Да, – согласился Дариус. – Я правда, ничего не понимаю.

«Я не могу жить этой жизнью. Мне нужно немного счастья, даже если оно продлится только один миг!» – хотелось крикнуть Шарлотте, но она не смела.

Подняв голову, она взглянула в золотистые глаза Дариуса, которые озадаченно смотрели на нее.

Потом она дотронулась до места между его бровями, где появилась чуть заметная морщинка, провела пальцем по его лбу, по щеке… и улыбнулась.

Дариус тоже улыбнулся. Теперь он смотрел на нее не так озадаченно, как раньше, и его взгляд выражал что-то похожее на глубокую привязанность и нежность.

Шарлотта снова ласково погладила Дариуса по щеке, затем встала на цыпочки и поцеловала его со всей нежностью, на которую только была способна.

Его рука легла на ее руку, и он вернул Шарлотте ее ласку таким же нежным и пылким способом, после чего все ее прошлое мгновенно превратилось в ничто, стало всего лишь дурным сном, от которого она наконец очнулась.

Теперь Дариус был для нее явью и правдой, сладостью, добротой и нежностью молодой любви. Больше ничего не имело значения – только они вдвоем, только миг бесконечного счастья.

И тут, ощущая этот блаженный миг всем своим существом, Шарлотта крепко обняла Дариуса, и ее сердце молчаливо сказало ему «да».




Глава 11


Легкое, как перышко, прикосновение ее руки к его лицу, нежный поцелуй. Возможно, ему следовало немедленно бежать от этого, отвернуться, отступить, сделать шаг в сторону…

Но он не смог.

Когда Шарлотта подняла голову, Дариус увидел слезинки, которые еще не высохли на ее длинных ресницах. Странная блаженная улыбка тронула ее губы, когда она бережно прикоснулась к его лицу рукой – точно так же, как он ласкал ее совсем недавно.

Теперь Дариус сам готов был вечно стоять здесь, купаясь в лучах ее нежности, упиваясь ее красотой, божественно прекрасным лицом, ласковой улыбкой, ощущая нежные прикосновения ее руки.

Шарлотта нуждалась в утешении – и он ее утешил. Она испытывала к нему благодарность, которую высказала в ласке, в поцелуе, – и теперь уже Дариус не мог оторваться от ее губ. Он целовал ладони Шарлотты, целовал ее пальцы. Затем он приложил ее руку к своему сердцу, которое билось сильно и мощно.

Ее запах – чистый, легкий, свежий аромат весенних цветов после дождя – окутывал его, ее шелковые локоны щекотали его лицо…

Шарлотта прильнула к нему еще сильнее, не убирая руки с того места, где билось его сердце, и Дариус начал покачивать ее на руках, как ребенка. Сейчас он готов был смотреть в бездонные глубины ее голубых глаз хоть целую вечность.

Однако у них не было вечности в запасе – только один краткий, но сладостный миг и этот островок тишины среди охваченного хаосом дома, переполненного толпами слуг и постоянно препирающихся строителей.

Наклонившись, Дариус нежно поцеловал Шарлотту в губы и почувствовал, как губы ее отозвались на его прикосновение. Он всегда считал, что у него холодное сердце, в котором нет места для нежности, однако в этот миг в груди у него что-то всколыхнулось – что-то похожее на настоящее чувство. Чтобы прекратить это, он поцеловал Шарлотту дерзко и уверенно, словно этим властным поцелуем пытался убедить себя в том, что на самом деле ничего не испытывает. Увы, это не сработало: ему по-прежнему хотелось длить и длить этот поцелуй, такой дивный, такой восхитительный; он купался в нем, упивался им до самозабвения.

В этот миг Шарлотта сильнее прильнула к нему, словно боялась упасть, и с ее губ сорвался слабый вздох. Дариус и не думал разжимать объятия; ему хотелось снова и снова узнавать Шарлотту, как узнают и раскрывают тайну. Каждый раз, когда он встречался с ней – сидела ли она на полу возле старого сундука, смотрела ли с тоской из окна, – он находил в ней что-то новое и неизвестное, тогда как в ее поцелуе сливались вместе невинность и порочность. В этом поцелуе были и сладость, подправленная каплей горечи, и соленый привкус недавних слез, и еще тысяча загадок. Дариусу казалось, что его увлекает неведомый поток, таящий в себе угрозу, несущий опасность и все же не позволяющий остановиться ни на миг.

Постепенно Дариуса охватило блаженное тепло: оно методично плавило его мысли вместе со всеми жгучими тайнами, которые ему хотелось раскрыть. Но вскоре и тайны отступили на второй план и осталось только желание.

– Нам нужно остановиться, – хрипло проговорил Дариус.

– Я знаю. Только еще одну минутку, всего одну…

Дариус гладил ее живот и бедра, ощущая под руками тонкую ткань ее платья.

– Нам нужно остановиться, – снова прошептал он.

– Да… – Это слово прозвучало как вздох.

Дариус уткнулся лицом в плечо Шарлотты и с наслаждением вдыхал запах ее кожи, а Шарлотта откинула голову, словно предлагая ему себя. От этого простого проявления согласия сердце Дариуса забилось быстрее, как будто сильный ливень забарабанил каплями по крыше. Словно во время грозы, все потемнело вокруг и весь окружающий мир вмиг исчез, а доводы рассудка и логики вмиг растворились в блаженстве и больше не имели значения.

Зато имели значение эта минута и этот мир, принадлежащий им двоим, где ей нужен он, а ему нужна она. И пока они оставались в объятиях друг друга, все на свете шло хорошо, просто отлично.

– Подожди еще чуть-чуть, – попросила Шарлотта. – Только не сейчас.

– Нет, не сейчас. Еще чуть-чуть. – Дариус отыскал застежки ее лифа и начал расстегивать их одну за другой. Когда лиф сполз вниз, он начал нежно гладить руками бархатистую кожу ее груди, а затем наклонился и стал ласкать грудь губами. От ее запаха, нежного, женственного, у него кружилась голова.

Пальцы Шарлотты словно заблудились в его волосах, а когда она прижала Дариуса к себе, он услышал учащенное биение ее сердца. Впрочем, возможно, это было его собственное сердце? Или это оба их сердца стучали в такт.

– Да! – хрипло прошептала Шарлотта.

Дариус поднял голову и попытался возразить, но Шарлотта закрыла ему рот страстным поцелуем. Ее руки дерзко завладели его телом – прокрались под жилет, потом под рубашку, опускаясь все ниже, к ягодицам.

Разум Дариуса окончательно померк: он властно привлек Шарлотту к себе, коленом раздвигая ей ноги, но вместо того, чтобы отпрянуть и отшатнуться, заставить его остановиться, Шарлотта теснее прижалась к его колену. Если до этого у Дариуса была еще самая последняя, отчаянная надежда сохранить контроль над собой, теперь она окончательно исчезла.

Застонав, Дариус поднял Шарлотту на руки и положил на стол. В эту минуту он с трудом отдавал себе отчет в своих действиях. Встав между ее ног, он обхватил Шарлотту за щиколотки, и его руки скользнули вверх по ее ногам.

С губ Шарлотты сорвался глухой стон.

– Ваши руки, – прошептала она. – Да-да, вот так, не останавливайтесь! – Она осыпала его лицо и шею горячими, торопливыми поцелуями, а затем откинулась назад; ее голубые глаза потемнели от желания. – Ласкайте меня, – прошептала Шарлотта и, взявшись за подол платья, задрала юбку до колен.

Дариус не заставил себя долго упрашивать: он и сам нетерпеливо хотел этого. Его рука дошла до ее подвязок, до шелковистой кожи над чулками, и Шарлотта, затрепетав от возбуждения, привлекла его к себе и жадно поцеловала. Он отвечал ей с такой же неистовой страстью, целиком отдавшись своему желанию, и ему казалось, что поцелуй никогда не кончится.

Пока Дариус целовал ее, Шарлотта расстегивала пуговицы на его брюках, а потом стала срывать с него одежду и нижнее белье. Ее рука скользнула вниз, и он едва не вскрикнул, когда она к нему прикоснулась.

– Шарлотта, прошу вас! – прохрипел он, на секунду оторвавшись от ее губ, но вместо ответа ее пальцы еще крепче сомкнулись вокруг его налившегося члена.

О, прекрасная Афродита и все божества, вместе взятые, – большие и малые! Когда ее тонкие пальцы заскользили вверх и вниз, словно желая исследовать всю длину, Дариус на минуту зажмурился и тут же решил довести Шарлотту до той же степени безумия, которой достиг сам.

Его рука скользнула к мягкому треугольнику внизу ее живота. Почувствовав, что она ждет продолжения, начал ее ласкать, и при его прикосновении она, судорожно вздохнув, стала извиваться под его рукой.

– Да-да. Я хочу вас!

В этот миг последние, тонкие нити, еще связывавшие Дариуса с сознательными мыслями и поступками, оборвались окончательно. Задрав ее ноги чуть ли не к потолку, он стремительно вошел в нее, и Шарлотта тихонько ахнула, а затем еще крепче прижалась к нему. Она была теплой и радостно приняла его. Ее сердце билось в унисон с его сердцем.

Это было все, чего он хотел от жизни. Она принадлежит ему, и он ее не отпустит; думая об этом, Дариус крепче прижимал к себе Шарлотту, пока они двигались в едином ритме, и наслаждение безостановочно пульсировало в них. Он вел ее через последний неистовый бросок – к пику ощущений, и когда был уже истощен, она все еще пульсировала рядом. А потом он продолжал также крепко прижимать ее к себе, пока она наконец не затихла и не опустилась на стол рядом с ним.

– Это было какое-то сумасшествие, – хрипло проговорил Дариус, в то время как Шарлотта все еще не пришла в себя и утопала в сладкой истоме.

Наконец она села, все еще слабо соображая, одурманенная счастьем, а Дариус поцеловал ее в висок. Затем он отодвинулся и своими чудесными руками стал застегивать лиф ее платья.

Заметив состояние возлюбленной, он негромко окликнул ее:

– Шарлотта!

Она посмотрела в его золотистые глаза и улыбнулась.

– Нам нужно одеваться.

– Да, конечно.

В этот миг Шарлотта словно, вернулась с небес на землю: она огляделась по сторонам, посмотрела на себя, потом перевела взгляд на Дариуса. Увидев, что он надевает брюки и заправляет в них свою рубашку, она опустила юбки. Ее лицо горело. Шарлотта тут же вспомнила, как задрала платье, предлагая себя, и потом вела себя как самая бесстыдная из распутниц.

– Этого не должно было случиться, – глухо сказал Дариус.

– Я знаю, но… – Шарлотта не могла продолжать, потому что в горле у нее встал комок. – Я не жалею о том, что это произошло. Это было… Это было… – Она безуспешно искала слова, чтобы выразить свои ощущения. – Я не представляла, что это может быть так.

– Я тоже.

Шарлотта подняла голову, боясь встретить его взгляд и зная, что ей все равно придется посмотреть ему в глаза.

– Правда? Нет, вы это говорите, чтобы успокоить меня. Но вам не обязательно лгать, потому что…

– Это другое, – объяснил он. – Вы и я. Это совсем другое. Я собирался остановиться, чтобы все не зашло слишком далеко, и не сомневался, что смогу вовремя сделать то, что необходимо. Однако я думаю… может быть… – Дариус нахмурился, и Шарлотта увидела, как его скулы покрываются румянцем. – Я… привязался к вам.

Ей хотелось немного счастья – и вот он ей его подарил. Шарлотта думала, что ей хотелось физического наслаждения – чтобы ее ласкали, целовали, как ласкают и целуют других женщин. А он подарил ей гораздо больше того, на что она могла надеяться. Все это случилось тайком, украдкой, и, возможно, произошло в такой же спешке, как до этого несколько торопливых встреч с Джорди Блейном, но теперь все было совсем по-другому.

– Я тоже привязалась к вам, – призналась Шарлотта. – Несмотря на то что это не входило в мои намерения.

– Вряд ли все могло случиться иначе.

– Наверное, нет.

– Теперь я должен поговорить с вашим отцом и сказать ему, что мы собираемся пожениться.

В тот же миг Шарлотту охватило безумное смятение. Непослушное сердце от радости бешено заколотилось, но тут же ее охватило чувство полной беспомощности.

– Вы не можете, – сказала она.

– Я обязан, – возразил он.

– А ваш отец? – напомнила Шарлотта. – Как же быть с вашим отцом? Вы намерены доказать ему, что способны на большее и не можете бросить все из-за меня.

– Раньше мне тоже так казалось, но теперь я знаю, что ваша честь для меня дороже моей гордости. – Дариус вскинул голову и расправил плечи.

– Моя честь… – пробормотала Шарлотта, и в ее голосе послышалась горечь.

– Вы были невинны, а я…

– Я не была невинной, – быстро возразила она. – Разве вы этого не заметили?

– Вы хотите сказать, что не были девственницей? Признаться, я не обратил внимания…

– Но это именно так. Я не была до вас невинной девушкой.

– Вам двадцать семь лет, – мягко сказал Карсингтон. – Я знаю, даже хорошо воспитанные девочки не всегда строго придерживаются правил – например, ездят верхом, садясь на лошадь по-мужски.

Шарлотта мгновенно поняла, что он предлагает ей выход, еще один шанс, но… Шанс для чего? Для того, чтобы снова солгать? Чтобы выйти замуж за мужчину, который согласен пожертвовать своей гордостью ради того, чтобы защитить ее так называемую честь? Но разве может быть счастливым брак, который с самого начала основывается на обмане?

Покачав головой, Шарлотта неуклюже слезла со стола.

– Я имела в виду, – проговорила она медленно, – что вы у меня не первый.

Дариус молчал. Приготовившись к приступу гнева и отвращения, склонив голову набок, он, прищурившись, смотрел на нее.

– Это случилось недавно? – спросил мистер Карсингтон.

– Н-нет. – Шарлотта принялась нервно барабанить пальцами по столу, но, заметив это, спрятала руки за спину. – Это было давно.

Снова наступила неловкая пауза.

– Так, значит, я второй? – спросил он.

– Что? – не поняла она. Я у вас – второй?

Шарлотта ничего не говорила и только моргала. Господи! Он еще что-то анализирует.

– Да, – наконец ответила она. – Вы у меня второй.

– И вы похоронили свое сердце вместе с вашим бывшим возлюбленным?

– Нет, разумеется, нет.

– Вы поклялись хранить ему вечную верность.

– С чего вы взяли?

– В таком случае нам лучше пожениться. Девственница вы или нет, в любом случае возможность забеременеть для вас остается.

Шарлотта невольно попятилась. Оказывается, как и в первый раз, она упустила кое-что. Правда, тогда она была на удивление невежественна, но сейчас совсем другое дело.

Дариус придвинулся к ней ближе, его взгляд выдавал напряженную работу его ума.

– Расскажите мне все. Я знаю: это что-то ужасное, иначе бы вы не сообщили мне правду. Разве мы с вами не взяли за правило говорить друг с другом начистоту? Сегодня я поделился с вами тем, что, кроме вас, никогда никому не рискну сказать.

Сердце Шарлотты учащенно забилось, глаза наполнились слезами. Ее захлестнула горячая волна стыда.

– У меня был ребенок, – с трудом выдавила она.

Никогда еще Дариусу не приходилось прилагать таких усилий, чтобы сохранить внешнее спокойствие. Даже во время трудных разговоров с отцом его сердце билось ровно. Но теперь он понял, что эта женщина нужна ему настолько, что он даже согласен предстать перед ее отцом. Но что он скажет? «Я обесчестил вашу прелестную дочь, и теперь ей придется выйти за меня замуж»? Ужасно. И все равно он пойдет на это. Он выдержит гнев лорда Литби, его разочарование, потерю его уважения, а также презрение собственного отца, иначе Шарлотта из-за него всю свою жизнь будет сожалеть о своей минутной слабости… А ведь она уже и так страдает.

«У меня был ребенок». Эти четыре слова как гром среди ясного неба обрушились на него. Не находя слов, Дариус привлек Шарлотту к себе и нежно обнял ее. Теперь ему все стало ясно. Когда он услышал эти четыре слова, все части головоломки мгновенно встали на свои места.

Для любой женщины потерять ребенка либо быть разлученной с ним – тяжкий груз, который она должна нести в одиночку. Разумеется, Шарлотте наверняка пришлось воспользоваться чьей-то помощью для того, чтобы скрыть случившееся, и ей это удалось: ни одна сплетня, ни один слух не вышли за пределы ее дома, и случившееся с Шарлоттой осталось только ее печалью, тайной, которую ей наверняка было нелегко хранить.

Дариус вспомнил рисунок, изображавший мать и дитя, и грусть, которая охватила Шарлотту, когда она его увидела.

– Мне очень жаль, – сказал он. – Очень. Шарлотта опустила голову, ее плечи вздрагивали от беззвучных рыданий. Прошло немало времени, прежде чем она стала успокаиваться.

– У меня нет чести. – Шарлотта уткнулась в его сюртук. – Выходит, я лицемерная, трусливая женщина. Я родила ребенка и сразу же отдала его чужим людям, чего никогда себе не прощу.

– Но ведь это было давно. – Дариус погладил Шарлотту по спине. – Тогда вы были еще совсем юной.

– Мне было тогда семнадцать. – Шарлотта всхлипнула, достала носовой платок из складок юбки и вытерла глаза. – Его звали Джорди Блейн, и он был офицером. Ему очень шла военная форма, и он казался мне таким добрым и чутким… Увы, я стала всего лишь очередной победой: добившись от меня того, чего хотел, он бросил меня, а вскоре его застрелили на дуэли. Я тогда была настолько глупа и наивна, что очень долго даже не подозревала о том, что меня ждет. Первой обо всем догадалась Молли и тут же сказала Лиззи. Я умоляла их ничего не рассказывать отцу, поэтому они забрали меня в Йоркшир, сказав всем, что я заболела и мне нужна перемена климата. Говорят, я чуть не умерла во время родов. Я же помню только одно: мне очень хотелось умереть, но, к несчастью, я не умерла и после этого еще долго болела.

Дариус бережно убрал непокорную прядь со щеки Шарлотты.

– Мы еще поговорим об этом, – ласково сказал он, – когда придет время для задушевных разговоров. А пока мы слишком долго находимся наедине за закрытыми дверями; гораздо дольше, чем это позволяют приличия. Сейчас я хочу только одно: прошлое мы не в силах исправить, зато можем постараться сделать лучше наше настоящее. И в этом настоящем лучший выход для нас с вами – пожениться.

– Но я не могу выйти за вас замуж, – грустно сказала Шарлотта. – Разве можно допустить, чтобы вы отказались от всего, что для вас важно, из-за случайной оплошности?

– Оплошность? О чем вы говорите? Сейчас для меня нет никого важнее вас, поверьте.

– Но я – богатая наследница. – Шарлотта печально вздохнула. – У меня куча денег. Вы сами раньше говорили…

– Вот именно, раньше.

– И тем не менее, я хочу, чтобы вы сделали все, что собирались. Я хочу, чтобы вы восстановили Бичвуд. Меня до глубины души взволновало то, какой серьезный вызов вы осмелились принять. Я… горжусь вами. Вы не можете жениться на мне, по крайней мере пока не завершите то, что начали.

– Но это же нелепо. А вдруг вы и вправду забеременели?

– Об этом мы узнаем через две недели. Если я…

Шарлотта замолчала и прислушалась, а потом и Дариус тоже услышал голоса, которые становились все громче.

Приоткрыв дверь, Дариус заговорил намеренно громко, чтобы его голос услышали в коридоре:

– Я хорошенько подумал и решил все же оставить этот письменный стол, леди Шарлотта, поскольку с ним у меня связаны дорогие моему сердцу воспоминания.

Дариус хотел непременно еще раз поговорить с Шарлоттой, но в Бичвуде такая возможность ему так и не представилась. После того как Эндикотт стала экономкой, леди Литби редко оставалась здесь после полудня; ей нужно было готовиться к домашнему вечеру, от которого зависела дальнейшая судьба Шарлотты.

Были приглашены самые богатые женихи Великобритании. До сего дня Дариус не придавал этому большого значения, тем более что внимание Шарлотты было целиком посвящено ему одному. Единственным соперником до сих пор выступал полковник Морелл, но Шарлотта, казалось, не обращала на него никакого внимания, а стало быть, и волноваться было не о чем.

И вот теперь… Не исключено, что Шарлотта забеременела и будет вынуждена выйти замуж – хочет она того или нет. Из этого факта следовало, что теперь ему предстоит сложная задача: сделать так, чтобы Шарлотта вышла замуж именно за него и чтобы она сама этого захотела. Он должен доказать ей, что брак с ним не будет ошибкой, и пока Шарлотта будет думать, не терять времени даром.

К тому времени, когда прибыл экипаж, Дариус уже разработал план действий.

Проводив леди Литби и Шарлотту до экипажа, перед тем как закрыть дверцу, он решительно произнес:

– Мне непременно нужно зайти к лорду Литби. Шарлотта удивленно посмотрела на него.

– Видите ли, все дело в козах… – не моргнув глазом объяснил Дариус. – Я хочу завести коз, но сперва должен посоветоваться по этому поводу с лордом Литби.

– В таком случае сегодня вечером приходите к нам на ужин, – любезно предложила Лиззи. – Лорд Литби будет рад отвлечься от бесконечных разговоров об этикете, а домашние животные – его любимый конек. Мистер и миссис Бэджли тоже прибудут, так что вы окажете лорду Литби неоценимую услугу.




Литби-Холл, вечер того же дня

Как вскоре выяснилось, леди Литби не шутила: ужин в Литби-Холле в тот вечер был определенно похож на пытку. Даже улыбка добродушного лорда Литби казалась натянутой. Мистер Бэджли нудно жужжал, рассказывая об одном из приглашенных на вечеринку – морском офицере, который служил с племянником мистера Бэджли. Его супруга была еще более надоедливой и замучила хозяев бесконечными советами о том, как следует правильно проводить домашние праздники.

Дариус с нетерпением ждал момента, когда можно будет пойти в гостиную, где отдыхали дамы; он даже не мог уделить должного внимания ценным наблюдениям лорда Литби, касающимся разведения коз.

Однако фортуна улыбнулась ему быстрее, чем он предполагал.

– Шарлотта, сыграй нам что-нибудь, пожалуйста, – предложила леди Литби. – Думаю, джентльмены устали от бесконечных разговоров о том, как украшать комнаты и составлять букеты.

– Охотно, – согласилась Шарлотта. – Мистер Карсингтон, может быть, вы поможете мне выбрать ноты?

– Разумеется. – Дариус поднялся, и Шарлотта села за фортепиано.

– Вы так долго были в столовой! – шепнула она, листая ноты. – Только не говорите мне, что мистер Бэджли заснул над своей рюмкой и вы воспользовались моментом, чтобы потолковать с папой о нас с вами.

– Что? Наверное, вы в самом деле переутомились, – хмыкнул Дариус. – Я размышлял над тем, что теперь делать, и в конце концов решил: пусть вечер все же состоится, как это и было запланировано.

Голубые глаза Шарлотты широко раскрылись. – Да? В самом деле?

– Да. Так будет лучше по двум причинам. Во-первых, к концу ее вы будете знать наверняка, произошло или нет… То есть произошло или нет зачатие. Во-вторых, я должен успеть убедить вас в том, что подхожу вам лучше, чем кто бы то ни было.

Шарлотта, прищурившись, посмотрела на него:

– Как точно вы все расставили по полочкам.

– Еще бы! Мы не должны давать волю эмоциям. По крайней мере один из нас должен оставаться спокойным и рассудительным.

– Когда же мы наконец дождемся музыки? – подала голос миссис Бэджли. – Неужели так трудно выбрать?

– Согласна с вами, мистер Карсингтон, – произнесла Шарлотта громче, чем обычно, – ведь ее должны были услышать все сидящие в гостиной. – Произведения Бетховена слишком… пафосны и не подходят для исполнения после ужина в небольшой компании. Тем более музыка Бетховена не позволит представить в выгодном свете мои музыкальные способности. Кстати, на нашем домашнем вечере будут выступать несколько прекрасных музыкантов из Лондона.

– На вашем месте, лорд Литби, я бы ни на минуту не спускала глаз с заезжих артистов, – заявила миссис Бэджли. – Поскольку в доме будет много впечатлительных молодых особ…

– Я старался также щадить чувства вашего отца, – продолжил Дариус шепотом. – Ему будет приятно сознавать, что его план удался. К тому же, когда мы с вами обручимся, помолвка не будет выглядеть подозрительно поспешной. В дальнейшем мне представится возможность ухаживать за вами, как того требуют правила приличия.

– Но не будет ли это выглядеть фальшиво? – усомнилась Шарлотта.

– Это наш последний решительный бой, – возразил Дариус. – Я уже не раз проходил через это, но все равно…

– Если вы остановите выбор на Генделе, вы не прогадаете. Гендель всегда к месту, – услышали они голос миссис Бэджли.

– Ненавижу Генделя, – в один голос пробормотали Шарлотта и Дариус, затем удивленно переглянулись и чуть не расхохотались.

– Благодарю вас, миссис Бэджли, – чопорно проговорила Шарлотта. – Великолепное предложение. Она обожает все, что напоминает церковную музыку, – шепнула Шарлотта Дариусу. – И дремлет во время исполнения, точно также как в церкви. Но стоит музыке стихнуть, у нее рот не закрывается.

Шарлотта тут же начала исполнять что-то из Генделя, и миссис Бэджли, словно в подтверждение ее слов, через некоторое время стала клевать носом, но как только Шарлотта доиграла этюд до конца, снова завладела разговором.

– Вы правы, – пробормотала Шарлотта, делая вид, что перебирает ноты, пытаясь найти следующую пьесу. – Один из нас должен сохранять здравый смысл. Что касается меня, то я… слишком эмоциональна. Благодарю, что вы так добры.

Однако Дариусу этой благодарности было недостаточно: ему так много нужно было сказать Шарлотте. К сожалению, он не мог сделать это сейчас, на глазах у всех, когда их то и дело прерывали, и поэтому с нетерпением ждал подходящего момента.




Воскресенье, 7 июля

– Поверить не могу, что вы это делаете, – призналась Шарлотта.

– Я и сам с трудом в это верю, – согласился Дариус. – Уж и не припомню, когда в последний раз переступал порог церкви. Я никогда до конца не понимал логику религии.

– Тем не менее вы все-таки сюда пришли.

– Да, потому что нам надо поговорить с глазу на глаз, и это первое место, которое пришло мне в голову.

Накануне Шарлотта и леди Литби не ездили в Бичвуд, потому что на субботу леди Литби запланировала разбор счетов вместе с экономкой, а также одобрение меню на следующую неделю и ведение корреспонденции.

Вот почему Шарлотта не надеялась встретиться с Дариусом раньше понедельника. До этого она провела без сна две долгие ночи, размышляя над тем, не лучше ли было бы просто сказать ему «да».

Но сейчас, когда он шагал рядом с ней, такой спокойный, такой уверенный, она убедилась в том, что поступила правильно.

В прошлую пятницу Шарлотта всю ночь не могла заснуть, вспоминая, каким добрым и великодушным оказался Дариус. А еще она думала о том, какой камень свалился с ее души, когда она ему во всем призналась.

И не в ее привычках платить людям за доброту черной неблагодарностью. Он не должен ради нее жертвовать гордостью и репутацией.

Если они поженятся в спешке, поползут слухи. Может быть, Дариусу это безразлично, но ей – нет. Она не вынесет, если кто-то будет думать, что Дариус Карсингтон – бессовестный охотник за богатым приданым.

Так как церковь находилась неподалеку от Литби-Холла, лорд и леди Литби обычно ходили туда пешком. Сейчас они шли впереди Шарлотты и Дариуса, поэтому не могли слышать их разговор.

– Надеюсь, вы понимаете, что предоставили отцу пищу для размышлений. – Шарлотта скосила на него глаза. – Надеюсь, вы также отдаете себе отчет в том, что все теперь будут о нас судачить.

– Еще как понимаю. – Дариус энергично кивнул. – Хотя мне не слишком часто приходилось вращаться в подобных кругах, я прекрасно осведомлен, как ухаживают за дамами. Мои родственники мне все уши прожужжали о том, как элегантно обхаживали леди во времена наших бабушек и дедушек.

– Почему же тогда вы не подождали встречи наедине, а не на глазах у всех?

– Потому что я не вижу никаких причин что-либо скрывать. Вчера вы сказали, что никогда не простите себе грех, совершенный когда-то; но разве можно казнить себя всю жизнь? Если вы сами не можете с этим справиться, значит, я должен помочь вам обрести душевный покой. Впредь я намерен ухаживать за вами по всем правилам и уже в ближайшие дни сумею найти способ облегчить вашу душу.

Шарлотта ответила не сразу.

– Вы удивительно хороший человек. – Она попыталась улыбнуться. – Может быть, мне лучше сказать «да» и разом покончить со всем этим? Раньше я без труда распознавала все расставленные мужчинами ловушки и всегда могла устоять перед мужскими чарами – этому научил меня первый горький опыт моей жизни, но теперь мне трудно устоять перед вашим золотым сердцем и вашей беспредельной добротой.

Дариус серьезно посмотрел на нее:

– Сейчас мне нужно именно ваше искреннее «да» – и ничего больше. Никаких вопросов, никаких сомнений! Я полон решимости сделать так, чтобы вы поверили: ваша жизнь без меня будет подобна бесплодной необитаемой пустыне.

Шарлотта невольно улыбнулась.

Она не видела, что как раз в этот момент ее отец оглянулся и они с Лиззи обменялись понимающими взглядами, зато хорошо видела идущего бок о бок с ней высокого сильного мужчину и понимала одно: когда он рядом, на душе у нее легко и спокойно.




Вечером в воскресенье

– Что он делал сегодня? – поинтересовался полковник Морелл, наливая виски из графина.

– Провожал леди Литби после обедни из церкви, – сообщил Кеннинг.

Полковник с размаху швырнул стакан, и тот вдребезги разбился о каминную решетку.

Кеннинг и глазом не моргнул.

– Принеси мне другой стакан, – спокойно приказал полковник.

Кеннинг кивнул.

– Я и сам не поверил своим ушам, когда услышал это, сэр, – сказал он, перед тем как выйти. – Все вокруг только и судачат об этом происшествии. Некоторые даже заключили из-за этого пари. Люди говорят, что в следующее воскресенье объявят о помолвке и вечер закончится свадьбой, если, конечно, он с нее и не начнется.

Почти год полковник Морелл, держась от леди Шарлотты на почтительном расстоянии, исподволь наблюдал за ней, изучал ее характер, тщательно обдумывал, как завоевать ее доверие. Все это время он терпеливо выносил критику и придирки своего старого дядюшки: «Что ты так долго? Какой-нибудь лоботряс – наглый, напористый и хитрый – уведет красотку прямо у тебя из-под носа. Лучше руби сук по себе и найди себе девчонку попроще, а эта девушка тебе не по зубам».

И вот теперь ситуация зашла так далеко, что, того и гляди, несравненная леди Шарлотта выйдет замуж за никчемного пройдоху, младшего сына лорда Харгейта.

Шарлотта, конечно же, ни в чем не виновата, это он ее окрутил. И она на время потеряла здравомыслие, вот и все.

Полковник не сердился на нее, просто он лицемерно считал, что Шарлотта в опасности, в очень большой опасности, и теперь ему придется спасти ее от самой себя.




Глава 12


Понедельник, 8 июля

Дариус уставился на аккуратно разлинованный листок бумаги, который держал в руках. Почерк выглядел четким и понятным, цифры – разборчивыми.

Это был список расходов на мальчика, которые он велел составить Тайлеру.

– Дешевле было бы послать ребенка учиться в Итон, не так ли? – с досадой проговорил он.

Тайлер повертел в руках фуражку.

– Моя хозяйка ведет учет по платежным чекам, сэр, – сообщил он. – Говорит, парень так быстро вырастает из старой одежды, что она едва поспевает шить для него новую. Девчонки донашивали вещи за старшими сестрами, поэтому одевать их всех стоило не намного дороже, чем одного парня. И с обувью прямо беда. А видели бы вы, сколько он ест. Хозяйка говорит: с таким аппетитом мальчик непременно вырастет очень быстро.

Слушая эту болтовню, Дариус подумал, что сумма не такая уж заоблачная. Дело было лишь в том, что он не знал, где достать наличные деньги прямо сейчас, как этого хотела жена Тайлера.

– А что с теми деньгами, которые Пип получает за ловлю крыс? Я слышал, мальчик зарабатывает по десять пенсов вдень.

– Это так, сэр, но пока он их ловит, учеба стоит, а значит, мне придется обучать ремеслу другого мальчика. Я искал нового ученика, но большинство из них никуда не годятся.

Дариус прекрасно знал, что сироты не отличаются хорошим здоровьем, к тому же не все из них трудолюбивы и старательны. Однако чутье ему подсказывало, что Тайлеры хитрят: они явно завышают расходы и хотят представить дело сложнее, чем оно есть на самом деле.

– Я поговорю наконец с управляющим, – сказал Дариус, решив, что по дороге непременно заглянет к миссис Тайлер.

В тот день Дариус вернулся в Бичвуд поздно, его голова раскалывалась. Совершенно неожиданно он расстроил миссис Тайлер, а когда она была чем-то огорчена, то непременно повышала голос до визгливого крика. Правда, Дариус был джентльменом, и к тому же являлся работодателем ее мужа, поэтому вместо мистера Карсингтона она кричала на своих дочерей:

– Опять ты кашляешь, Салли! Как ты режешь овощи, Энни? Ты же сейчас расплещешь ведро, Джоан! – И так далее и тому подобное, без конца и края.

Ее дочери огрызались и всячески защищались, но миссис Тайлер тут же снова кричала на них.

«Если такое в их семье происходит каждый день, то удивительно, как Тайлер до сих пор еще не оглох», – подумал Дариус.

Но несмотря на шум и крики, в целом дом Тайлеров был не самым плохим местом для бедного мальчика-сироты. Пипу разрешали садиться за стол вместе с членами семьи, а не заставляли дожидаться, когда все закончат обедать, чтобы подобрать остатки еды, как это обычно бывало в других семьях. Спал он на кухне, а не в сыром подвале и не одевался в лохмотья. Какие бы ни были недостатки у крикливой миссис Тайлер, она гордилась тем, что была хорошей хозяйкой. Все жившие с ней под одной крышей, включая мальчика, были обуты, одеты, сыты и знакомы с мылом.

Однако при этом мальчик больше не мог ходить в школу, и это его очень угнетало, хотя он старался не подавать виду.

Необходимо срочно отдать Пипа в школу, думал Дариус по дороге домой. А если это у него не получится, он, как и покойный мистер Уэлтон, будет обучать мальчика сам.

Конечно, школа лучше: Пип должен общаться с другими детьми. Трудность заключалась в том, что за школу опять пришлось платить, а Дариусу и так необходимы были деньги, чтобы компенсировать расходы Тайлеров на содержание Пипа. Пусть миссис Тайлер считает, что с мальчиком не везет, – она ни за что не согласится расторгнуть договор об ученичестве, пока ей не возместят убытки звонкой монетой.

Подходя к конюшне, Дариус в десятый раз обдумывал свое финансовое положение, когда его размышления прервали чьи-то крики и звуки борьбы. Он тут же поспешил туда, откуда они доносились.

Недалеко от конюшни двое мальчишек катались по земле, тузя друг друга кулаками.

– Ах ты, маленький ублюдок с уродливыми глазами!

– Когда я сломаю тебе нос, ты будешь выглядеть еще уродливее, чем я!

– Твоя мать – шлюха!

– А твой отец спит с мужиками!

Дариус спрыгнул с коня и, подбежав к драчунам, разнял их, но мальчики продолжали угрожать друг другу и обмениваться ругательствами, так что Дариусу пришлось по очереди встряхнуть обоих.

– Ну же, довольно! – строго проговорил он, и дети сразу же притихли.

Дариус вздохнул и посмотрел на Пипа: его нос был в крови, под глазом красовался синяк.

– Он не слышал о Вильгельме Завоевателе, – возмущенно сказал Пип. – Проклятый невежда и паршивая задница!

– Ну все, хватит. – Дариус перевел взгляд на другого мальчика: у того тоже текла кровь из носа. – Как тебя зовут?

– Роб Джоуэтт, сэр.

В драке Роб явно пострадал больше, и виду него был плачевный. На память о драке у него останутся громадный синяк под глазом и вспухшая щека.

– Ступай домой, Роб, – сказал Дариус, отпуская его.

– Разве в палате лордов все ублюдки, сэр? Правда же нет? А вот он так говорит! – Роб возмущенно ткнул пальцем в Пипа.

– Я не говорил, что там все до одного – внебрачные дети, – презрительно заявил Пип. – Я только сказал, что некоторые из них. Наверное, ты так же плохо слышишь, как и дерешься.

– Ладно, иди домой, Роб, нам с Пипом надо поговорить.

На этот раз Роб послушался, но по дороге все время оглядывался и корчил рожи Пипу.

Когда он скрылся из виду, Дариус поинтересовался:

– Из-за чего вы затеяли драку?

– Роб – невежда, – убежденно сказал Пип. – Он заявил, что Дейзи – уродливая собака. – Мальчик вытер окровавленный нос рукавом куртки, и Дариус подумал, что миссис Тайлер явно не будет от этого в восторге.

– А где Дейзи?

– Я отвел ее обратно, в Литби-Холл. Они велят мне приводить Дейзи обратно, когда леди Литби возвращается домой, а вот уже несколько дней, как дамы уезжают из Бичвуда около полудня.

– Выходит, Роба ты ударил из-за собаки? – поинтересовался Дариус.

Пип покачал головой:

– Нет, сэр, сначала я пытался его образумить. Я сказал, что Дейзи – бульдог, и собаки этой породы всегда так выглядят. Кроме того, как можно говорить про животное, что оно уродливое, если только оно не искалечено? И еще Роб сказал, что я – урод, а я ему – что не урод, а просто у меня необычные глаза. А когда он заявил мне, что глаза у меня уродливые, потому что моя мать – шлюха, больная сифилисом, я хорошенько ему врезал. – Пип снова посмотрел в ту сторону, куда ушел Роб, и на его лице появилась довольная улыбка.

Та самая улыбка!

Только тут Дариус вдруг понял, откуда ему знакома эта улыбка.

Но… разве это может быть?

Как только мальчик перевел взгляд на Дариуса, улыбка мгновенно исчезла с его лица. Теперь Пип был сама серьезность.

– Разве я не должен был защитить ее честь, сэр? – спросил он, по-прежнему глядя на Дариуса, но тот, казалось, не слышал его.

Итак, малыш защищал честь своей матери, которую совсем не знает – ведь она бросила его, когда он был младенцем.

Или новорожденным младенцем? Может быть и так. Но ведь не обязательно это тот самый новорожденный младенец, скорее всего простое совпадение – вот и все.

– Сэр, – не отставал Пип, – кажется, я влип в неприятности, а?

Дариус покачал головой:

– У тебя точно будут неприятности, если ты вернешься к миссис Тайлер в таком виде. Пойди-ка умойся и вымой рукав куртки. Кстати, где твоя кепка?

Мальчик огляделся по сторонам и, увидев кепку, поднял ее.

Кепка!

Дариус вспомнил, как Шарлотта теребила в руках эту самую кепку и как странно смотрела на нее. В его памяти тут же всплыл эпизод, когда Шарлотта споткнулась о ведро, а Пип стоял перед ней с широко раскрытыми глазами и почти с таким же выражением лица, какое было у нее.

Может быть, в этот момент у нее в голове промелькнула та же мысль, которая возникла сейчас у него?

Когда Дариус смотрел на волосы мальчика – грязные и спутанные, – перед глазами его стояла леди Шарлотта во время потасовки, когда они вместе с ней упали на гравий. Она была тогда похожа на Венеру Боттичелли – только растрепанную и чумазую.

В этом мальчике ему бросилось в глаза то же самое противоречие – ангельская красота и упрямая воинственность.

Совпадение. Наверное, Шарлотта тоже так подумала. В конце концов, вероятность очень мала.

Вернувшись в дом, Дариус первым делом просмотрел свои записи о Филиппе Огдене, которые сделал в течение прошлой недели, и потом, даже когда он лежал в постели, мечтая о том времени, когда Шарлотта снова окажется в его объятиях, его мысли снова и снова возвращались к этой загадке.

В конце концов он решил, что на следующий день съездит в Йоркшир и попытается докопаться до истины, но прежде непременно поговорит с Шарлоттой.




Вторник, 9 июля

Дариус все еще делал записи в бухгалтерской книге, когда в дверях его кабинета появилась миссис Эндикотт.

– Извините сэр, к вам приехали дамы, – доложила она, – и леди Литби желает с вами поговорить.

Дариус еще не придумал, как завести с Шарлоттой разговор о Пипе и при этом не травмировать ее. Только бы ему сейчас не пришлось принимать очередное решение об обстановке комнат!

– Полагаю, леди Литби не собирается обсуждать со мной обои для стен? – с надеждой спросил он. – Она должна прекрасно знать, что ни об обоях, ни о шторах меня спрашивать нельзя.

– Не могу сказать, сэр. – Миссис Эндикотт помолчала. – Я только знаю, что…

– А я, мистер Карсингтон, не верю, что вас можно испугать разговорами о шторах, – весело сказала леди Литби, появляясь в дверях.

Миссис Эндикотт тут же вышла, и ее место заняли приехавшие дамы. Шарлотта была похожа на ангела в своем струящемся белом платье.

Вспомнив, как накануне она сидела на письменном столе, задрав юбки, разгоряченная страстью, необузданная и дерзкая, Дариус вздохнул и, чтобы успокоиться, поднялся со стула.

– Что вы! Я очень боюсь штор, – покаянным голосом сказал он. – Я говорю вам, что хочу красные шторы, а вы спрашиваете меня, какой именно оттенок красного мне больше нравится – алый, темно-красный или вишневый. Затем вы спрашиваете, какой материал для штор я предпочитаю: парчу или ткань с вышивкой, с бахромой или без бахромы. Для меня это прямой путь в психиатрическую лечебницу. Леди Литби рассмеялась.

– На этот раз вам нечего опасаться, – тут же заверила его Шарлотта, – поскольку речь пойдет о прачечной.

– Только этого мне не хватало! – Дариус вздохнул.

– Мы имеем в виду постройку на территории вашей усадьбы, где раньше стирали, – терпеливо объяснила Лиззи. – Туда сейчас складывают грязное белье.

Дариус нахмурился:

– А я думал, Гудбоди куда-то отсылает мои вещи, предназначенные для стирки…

– Ваши личные – возможно, но есть еще постельное белье, кухонные полотенца, спецодежда, фартуки и все такое прочее. Раньше, проживая один, вы могли сдавать белье в стирку в другом месте или раз в неделю приглашать прачку, однако, если ваши обстоятельства изменятся, вам наверняка придется нанять на постоянную работу прачек, которые будут проживать в доме.

Дариус вскипел. Да где же, черт возьми, он напасется денег, чтобы еще и прачкам платить? Прежде всего ему нужны деньги для Пипа!

Наверное, у него на лице отразилось отчаяние, потому что Шарлотта поспешила успокоить его:

– Ваша прачечная почти не требует ремонта, и мы уже приказали сделать там уборку. После этого прачки могу начать работать.

– У меня сейчас очень много дел, – стараясь сохранять спокойствие, сказал Дариус. – Как только я закончу их, обязательно загляну в прачечную.

– Что ж, тогда мы не будем больше отрывать вас от работы, мистер Карсингтон. – Лиззи повернулась и вышла из комнаты, а Дариус поспешил подойти к Шарлотте, которая собиралась последовать за мачехой.

Дотронувшись до ее руки, он негромко произнес:

– Давайте встретимся в прачечной через полчаса…

– Вот как? А что мне сказать Лиззи?

– Все, что угодно, кроме правды.

Прошло более получаса, прежде чем Шарлотте удалось незаметно ускользнуть из дома, потому что именно в этот день Молли решила поехать вместе с ней в Бичвуд, и Шарлотта не сразу догадалась послать ее к экономке узнать, куда девать ворохи платьев леди Маргарет, которые они обнаружили в комнате. Шарлотта прекрасно понимала, что консультация наверняка будет сопровождаться чаепитием, потому что миссис Эндикотт захочется завязать дружбу со слугами из большого дома по соседству. Будучи служанкой дочери лорда Литби, Молли стояла на высшей ступеньке иерархии слуг – так же как и служанка леди Литби.

Среди всей этой суеты – снующих туда-сюда бесчисленных строителей и слуг, постоянного стука и шума – улизнуть из дома было пустячным делом. Гораздо труднее оказалось незаметно прокрасться к прачечной, которая располагалась дальше от дома, чем остальные хозяйственные постройки.

К счастью, к этому времени Шарлотта успела освоиться на территории бичвудской усадьбы и нашла тропинку, откуда ее трудно было заметить. Она решила, что, если все же ее кто-нибудь увидит, она сумеет выкрутиться, придумав оправдание на ходу, тем более что у нее был очень большой опыт по части уверток и обмана.

Хорошо хотя бы, что не нужно больше ни лгать Карсингтону, ни притворяться, ни что-либо скрывать. С ним она может быть свободной, может оставаться самой собой.

От этой пьянящей мысли Шарлотта испытала легкое головокружение или, может, ее голова кружилась от счастья?

Наконец Шарлотта дошла до прачечной и взялась за ручку двери. В то же самое мгновение дверь распахнулась и чьи-то руки схватили ее.

Конечно, это был Дариус. Закрыв дверь, он привлек Шарлотту к себе и поцеловал, а она ответила на его поцелуй, целиком отдаваясь нахлынувшей страсти.

От Дариуса пахло свежестью, этот запах казался Шарлотте знакомым и родным. Его сюртук хранил тепло солнечного дня, и таким же теплым был его поцелуй. Шарлотта готова была вот так стоять с ним всю жизнь, прильнув к нему, целуясь с ним до головокружения, не думая и не заботясь ни о чем.

Однако поцелуй закончился так же резко, как и начался. Дариус оторвал губы от ее губ, и их объятия разомкнулись. Затем, отодвинувшись от Шарлотты, он неожиданно серьезно сказал:

– Нам нужно поговорить.

Оттого что он отстранился от Шарлотты и заговорил с ней таким серьезным тоном, вся теплота сразу куда-то исчезла.

И тут вдруг Шарлотта неожиданно вспомнила так ясно и отчетливо, словно это было вчера: голос Джорди в тот их последний день. Он точно так же внезапно стал серьезен. «Мы не можем видеться так часто, – сказал тогда Джорди. Люди будут судачить о нас. Мне лучше на время уехать».

– Возможно, мне придется кое-куда съездить, – неловко стал объяснять Дариус.

Шарлотта покачала головой – она отказывалась в это верить. В ушах у нее зашумело, сердце отчаянно забилось. Зачем тогда он ее целовал? Чтобы сообщить, что уезжает?

– Вам плохо? – услышала она сквозь шум в ушах.

– Пока еще нет. Нет. Вы уж лучше выложите все напрямик, и не надо меня щадить.

Дариус нахмурился:

– Что вы такое говорите? Возможно, вас что-то беспокоит?

– Не знаю, – едва слышно пролепетала Шарлотта. «Крепись и сохраняй здравый смысл, – приказала она себе. – Это не Джорди».

– Вот только… Ваше лицо… У вас такой серьезный вид. Не означает ли это, что вы переменили свое решение… насчет меня?

– А вам не было бы все равно, если бы я переменил решение? – Карсингтон наклонил голову и заглянул ей в глаза. – Вы бы сильно возражали, если бы я отпустил вас на все четыре стороны и позволил вам выйти замуж за сына блестящего герцога или за покрывшего себя неувядаемой славой офицера-героя, увешанного медалями? Или за любого из этих богачей, которых ваш отец пригласил на вечер, чтобы найти вам достойную и выгодную партию?

– Да, очень, очень сильно возражала бы, – призналась Шарлотта. – Мне кажется… – начала она и остановилась, потому что заметила, что уголки губ Дариуса тронула чуть заметная улыбка, а в глазах появились озорные искорки. – Мне кажется, – сказала она, подбадривая себя, – что если бы вы переменили свое решение, я бы выцарапала вам глаза. Я с таким нетерпением ждала, что вы будете ухаживать за мной как положено, по правилам – вы ведь именно это мне обещали, не так ли?

– Как положено по правилам? – Дариус приподнял бровь. – Вчера я провожал вас из церкви. Сколько еще вам от меня нужно ухаживаний?

– О, гораздо больше этого! – Шарлотта улыбнулась. – Я ожидала от вас, что вы будете ухаживать за мной долго и неторопливо, а вместо этого вы словно ринулись в бой. Хотя отец никогда мне не признается, я уверена, что он уже понял ваш намек.

– Еще бы он его не понял! Такой прозрачный намек поймет даже последний деревенский идиот. Не знаю уж, как можно с большей определенностью публично выказать свои намерения!

– Ах вы, плут! – Шарлотта наклонилась и шутливо толкнула Дариуса лбом в грудь, а когда он обнял ее, подняла голову и заглянула в его смеющиеся глаза. – Вы сплутовали, сэр. Я думала, вы сказали, что вечер по подбору кандидата в женихи пройдет, как было запланировано, и вы в это время станете убеждать меня в ваших неоспоримых достоинствах и в том, что моя жизнь без вас будет как бесплодная, выжженная солнцем пустыня.

– Нуда, я обещал вам, что буду участвовать в соревновании наравне со всеми и сделаю все от меня зависящее, чтобы… Ну, вы сами понимаете. Но разве я говорил, что намерен вести честную игру?

– Согласна, – Шарлотта кивнула, – вы и впрямь этого не говорили. А чего еще вы не говорили такого, что мне следует знать?

– Пожалуй, ничего. И вообще, если быть до конца точным, это не является мошенничеством в полном смысле слова.

– Так что же это в таком случае?

– Простоя стремлюсь опередить своих соперников, так сказать, совершаю тайный марш-бросок. Полковник Морелл определенно понял бы меня, хотя едва ли это пришлось бы ему по душе. Каждый воюет по-своему, а у меня нет щегольской военной формы, нет медалей, нет…

– Полковник Морелл? – удивилась Шарлотта. – А он какое к этому имеет отношение?

– Ах да. – Дариус испытующе посмотрел на Шарлотту. – Совсем забыл. Этот полковник не так-то прост, и он большая помеха на моем пути. Учитывая, что он весьма умен, держу пари…

– Да объясните наконец толком!

– Полковник хочет на вас жениться. – Дариус замолчал, не зная, какого ответа ему ожидать.

Шарлотта была готова рассмеяться, но, поняв, что Дариус не шутит, нахмурилась:

– Этого не может быть. Полковник – мой хороший друг, и не более того, так что не ищите себе соперников там, где их нет. Морелл действительно приглашен на праздник, но это только потому, что неудобно его не пригласить, ведь он наш сосед.

– Полковник большую часть жизни провел в армии, и он не такой дурак, чтобы сразу раскрыть свои карты и выдать свои истинные намерения. Будьте уверены, у этого стратега наверняка имеется хитроумный план. Беру на себя смелость предположить, что он изучал вас так же тщательно и скрупулезно, как изучают вражескую крепость, которую намерены захватить. Понаблюдав за вами, он сделал вывод о том, что умелая маскировка под верного друга принесет ему гарантированный успех.

Шарлотта пожала плечами:

– Возможно, мне следовало быть более внимательной…

– И что тогда?

– Тогда бы я что-нибудь придумала.

– Например?

– Ну, я бы убедила полковника расхотеть на мне жениться. В чем, в чем, а в этом я достаточно набила руку.

– В самом деле? А я-то терялся в догадках, как же вы сумели продержаться столь долго в незамужнем состоянии; признаюсь, мне было бы любопытно поближе ознакомиться с методами, к которым вам приходилось прибегать.

Шарлотта ответила не сразу: ее занимала совсем другая головоломка.

– Во время сезона полковник Морелл был в Лондоне, и мы с ним пересекались на многих светских раутах. Если он так пристально наблюдал за мной, должно быть, он меня раскусил. Тем не менее…

– Тем не менее не беспокойтесь о нем: ему не составит труда понять мою стратегию. Я – самый младший из сыновей дворянина, у меня нет профессии, нет других источников дохода, кроме доходов моего отца, и нет никакого имущества, кроме полуразвалившейся усадьбы. Моим главным преимуществом является то, что я нахожусь вблизи от объекта его вожделения, и мне сам Бог велел воспользоваться подвернувшейся возможностью. Будь он на моем месте, он бы сделал то же самое. В таких ситуациях для достижения цели мужчины способны на все и не слишком разборчивы в средствах.

Шарлотта прищурилась.

– Не чересчур ли вы критичны к себе?

– Просто я не заблуждаюсь. Согласитесь, я и правда не самый выгодный жених…

– Да, если не помнить о ваших достоинствах, например о вашем незаурядном уме.

– Ум не всегда является преимуществом, – заметил Дариус. – Многие женщины предпочитают выходить замуж за мужчин глупее себя, потому что болванами легко помыкать.

– Зато другие женщины обладают обостренным чувством прекрасного. А еще в них силен инстинкт, направленный на то, чтобы произвести на свет сильное и красивое потомство, – вот почему они предпочитают мужчин высоких, статных, сильных и красивых. Для полноты картины к списку ваших достоинств я бы добавила вашу привлекательность.

– И все же внешность – не единственное, чем мужчина может произвести впечатление на женщину, – упрямо продолжал твердить Дариус. – Привлекательной внешностью мало кого удивишь. Сегодня мужчины больше озабочены не своим внешним видом, а размером своего детородного органа.

– Но это просто безобразие! – возмутилась Шарлотта. – Мы все равно не видим эти органы у мужчин и поэтому не можем сравнивать их по этому принципу.

– И все же это правда. Все мы ведем себя так, словно любая молодая леди – с опытом или без всякого опыта – обязательно примет этот факт во внимание.

Шарлотта мгновенно представила своих юных кузин с портновскими лентами в руках, деловито оценивающих параметры джентльменов, и, прыснув со смеху, поспешно прикрыла рот ладонью. Однако Дариус по-прежнему оставался серьезным.

– Из-за вас я забыл, что собирался сказать. Нам нужно… – Он замолчал и вдруг поспешно закрыл Шарлотте рот ладонью.

Теперь и Шарлотта услышала голоса, доносящиеся снаружи. Затем Карсингтон потянул ее за руку и затолкал в дальний угол помещения, на ворох простыней, после чего поднял большую корзину белья и опрокинул на Шарлотту все содержимое корзины.

– Не двигайтесь, – прошептал он. – И не дышите слишком громко.

Прошло еще мгновение, и Шарлотта услышала его удаляющиеся шаги.

Дариус надеялся, что ничего страшного не случилось, просто слуги явились, чтобы оставить здесь грязное белье; однако, подойдя к двери, он услышал зычный голос миссис Бэджли и приятный голосок леди Литби.

Ему ничего не оставалось, как только открыть дверь.

– Ах вот вы где! – воскликнула миссис Бэджли. – Знаете, так дело не пойдет, сэр.

Стараясь не смотреть на груду белья в дальнем конце комнаты, Дариус вежливо посмотрел на миссис Бэджли.

– Мистер Карсингтон – одинокий мужчина, – принялась защищать его Лиззи. – Из тех, кто имеет обыкновение отправлять грязные вещи местной прачке.

– В апартаментах в Лондоне мистер Карсингтон живет не один, – возразила миссис Бэджли и повернулась к Дариусу: – Вы, сэр, солидный землевладелец, у вас в собственности находится усадьба внушительных размеров. Вы подадите окружающим дурной пример, допустив, что ваша прачечная будет стоять без дела. Поступая так, вы тем самым потворствуете аморальному поведению среди слуг: они то и дело тайно пробираются в конюшни, и этим постыдным и порочным проявлениям трудно противостоять.

«Возможно, но почему бы не оставить людей в покое? – подумал Дариус. – Это естественный инстинкт, заложенный самой природой, одна из двух радостей жизни, доступная нижним слоям общества».

В другое время он не постеснялся бы высказать свои мысли вслух, но, выразив открыто свое мнение, он потерял бы возможность быстро отделаться от миссис Бэджли – яростной поборницы чистоты нравов.

Нейтрализовать ее можно было, только прибегнув к методу семьи Литби: притвориться, что внимательно слушаешь, а затем поступить по-своему, поэтому Дариус вежливо сказал:

– Это очень ценные замечания, миссис Бэджли, и я обязательно приму их к сведению. Если вас это не слишком затруднит, может быть, вы подскажете мне наиболее удачную кандидатуру на должность прачки? Кроме вас, никто не знает досконально прихожан церкви. Миссис Эндикотт не знакома с местными семьями, и я уверен, что она будет признательна вам, если вы сможете дать ей совет.

– Вот-вот, – поддержала Дариуса Лиззи, – я и сама хотела попросить вас помочь нам в одном важном деле. Мы ломаем голову, что делать со старинными платьями леди Маргарет, которые совсем недавно нашлись. Думаю, мы можем оставить парочку для маскарада, но что делать с остальными – ума не приложу. К тому же сохранилось большое количество отрезов превосходных тканей, слишком изящных для слуг, не говоря уже о бедняках.

– Платья и отрезы тканей? Неужели? – Миссис Бэджли явно была заинтригована. – Леди Маргарет в свое время слыла в округе законодательницей мод.

Как бы ни была сварлива миссис Бэджли, она все равно оставалась женщиной, и Дариус видел, как загорелись ее глаза, когда зашла речь о платьях.

Через минуту обе женщины удалились, совершенно позабыв о прачечной, и Дариус, подождав, пока дамы уйдут достаточно далеко, быстро прикрыл дверь, а затем торопливо подошел к вороху грязного белья, лежащему в углу.

И тут же из дурно пахнущей кучи показалась голова Шарлотты: она запуталась в белье и энергично пыталась из него выбраться.

Наконец Шарлотта села поверх кучи.

– Вы… – с негодованием пробормотала она. – Вы…

Дариус закусил губу, пытаясь не рассмеяться, но в конце концов все же громко расхохотался. Шарлотта хмуро взглянула на него.

– Я боялась дышать, – сказала она, – и даже когда у меня начал чесаться нос, боялась шевельнуться, а потом… Впрочем, не важно. Теперь мне надо идти, иначе Молли может пойти меня разыскивать.

Шарлотта начала подниматься, но затем остановилась и озадаченно поглядела прямо перед собой. Затем она повернулась и, наклонявшись, начала ощупывать рукой белье.

– Ох, кажется, я потеряла туфлю… – В ее голосе звучала растерянность. Встав на четвереньки, она стала ползать по простыням и судорожно разгребать их, потом, внезапно повернув голову, раздраженно посмотрела на Дариуса. – Ну что вы стоите как истукан? Давайте, помогайте. Не могу же я идти домой в одной туфле!

Дариус опустился на колени и тоже начал перебирать белье; при этом он изо всех сил старался не смотреть на Шарлотту, хотя это и было очень нелегко.

– Поверить не могу, что я потеряла туфлю, – бормотала Шарлотта, и Дариус краем глаза увидел ее легкое муслиновое платье с пеной кружев и оборок. Он тут же отчетливо вспомнил, как в прошлую пятницу Шарлотта, сидя на письменном столе, задрала свои юбки до колен, желая, чтобы он ее ласкал.

– Вы сказали, что отсылаете белье в стирку, – раздраженно сказала Шарлотта. – Не могу поверить, что при этом все может валяться здесь вперемешку.

Дариус почти физически ощущал изящные щиколотки Шарлотты под своими руками.

– Послушайте, – поспешно сказал он. – Вам лучше встать и отойти от меня подальше, в другой конец прачечной.

Шарлотта удивленно взглянула на него:

– Это еще почему?

– Потому что миссис Бэджли была права: прачечные – средоточие греха.

Шарлотта начала подниматься, но тут же снова плюхнулась на кучу белья.

– Это миссис Бэджли навела вас на грешные мысли?

– Нет, вы. Так дело не пойдет. Я принял решение ухаживать за вами, как положено по правилам этикета, а значит, следующий раз, когда мы будем заниматься любовью, произойдет не раньше, чем мы поженимся. Тогда у нас будет уйма времени и нам не придется спешить. Я медленно раздену вас и не торопясь исследую каждый дюйм вашего тела.

Дариус услышал, как дыхание Шарлотты участилось. Она скрестила руки на груди, словно стараясь сдержать себя.

– Обожаю, когда вы ласкаете меня.

Дариус замер. Он тоже отлично помнил, как Шарлотта ласкала его, помнил ее нежные прикосновения.

– Нам нужно отыскать вашу туфлю, – хрипло сказал он.

– Да, – согласилась Шарлотта. – Вы правы.

Тем не менее она не двинулась с места и продолжала сидеть, пристально глядя на него, скрестив руки на груди.

И тут Дариус пополз к Шарлотте по скомканным простыням.

– Я все время думаю о вас, – снова заговорила она. – Прошлой ночью, лежа в постели, я никак не могла заснуть…

Дариус приложил палец к ее губам:

– Не надо, не говорите…

Однако Шарлотта решительно убрала его руку.

– Это дурно? Я законченная распутница? Я слишком бесстыдна?

– Конечно, нет! – воскликнул Дариус. – Мне совсем так не кажется.

– И хорошо, что не кажется. – Шарлотта взяла лицо Дариуса в ладони и приникла к его губам. Это был долгий и сладкий поцелуй.

Не в силах более сопротивляться, Дариус обнял ее. Шарлотта тут же прильнула к нему, и они оба повалились на груду белья, а когда она тихонько рассмеялась, он рассмеялся в ответ.

Руки Шарлотты скользнули под сюртук Дариуса, и везде, где они прикасались к нему, он чувствовал тепло. Постепенно в его груди стало рождаться непонятное чувство, которое накатывало на него волна за волной. Хотя Дариус не знал, что именно Шарлотта в нем пробуждала, и не мог найти этому подходящее название, ему это, похоже, вовсе не было нужно.

Дариус поцеловал ее шею и стал ласково гладить ее тело, а Шарлотта вздыхала и извивалась под его прикосновениями. Потом их тела переплелись. Они исступленно целовались, катаясь по грудам белья, пока Шарлотта не взгромоздилась на Дариуса верхом.

Его руки поползли под ее юбки, и она стала торопливо расстегивать пуговицы на его брюках; волосы Шарлотты распустились по плечам, глаза блестели, и вся она была похожа на прекрасную дикарку.

– Я хочу вас…

– И я…

Некоторое время они не могли оторвать взгляда друг от друга, а потом Шарлотта стала исступленно ласкать его.

– Так? – спрашивала она. – Правильно?

– Что бы вы ни делали, вы все делаете правильно, – шепнул Дариус, качаясь на горячих волнах наслаждения; затем он протянул руку к ее лону и коснулся теплого облака женского естества.

– Ваши руки! – воскликнула она. – Ваши руки! – Ее голос дрожал.

– Идите ко мне!

Шарлотта мгновенно поняла его, и когда она немного приподнялась, он вошел в нее.

– Ах! – выдохнула она. – Это так… хорошо!

– Да, очень… – Дариус потянулся к ней, привлек ее к себе, и их губы соединились в долгом сладостном поцелуе, тогда как тела двигались в простом и счастливом ритме.

Наконец по тому, как затрепетало ее тело, Дариус почувствовал, что она приближается к вершине. Не отрываясь от нее, он скатился вместе с ней на бок; с каждым движением ее тело пульсировало, без остатка отдаваясь ему и всей гамме охвативших их обоих ощущений.

Дариус прижался губами к ее шее, его тело пульсировало в унисон с ее телом. Он слышал ее приглушенные крики, когда Шарлотта вместе с ним двигалась к максимуму наслаждения, которое только в состоянии дать человеческое тело.

Когда наконец их страсть утихла, Дариус обнял Шарлотту и поцеловал ее, а потом засмеялся. Он был в восторге от нее, от них двоих, соединенных в единое целое. Теперь для него никакого труда не составляло понять то, что говорило ему сердце, и высказать это вслух.

– Я люблю вас. Люблю. Люблю.




Глава 13


Шарлотта с трудом верила своим ушам, но она отлично знала, что мудрая женщина не станет искать подтверждения этих слов: она придержит свой язык и не станет рисковать, боясь испортить волшебство момента и спугнуть сказку.

Но увы, Шарлотта не относилась к числу мудрых женщин.

– Скажите это еще раз, – попросила она. Дариус чуть отстранился от нее. – Что?

– То, что вы сказали.

– Но я ничего не говорил. – Его голос казался веселым и беззаботным.

– Нет, говорили, – настаивала Шарлотта.

– Да нет же, вам послышалось.

– Ничуть не послышалось. Вы точно говорили. Последовала долгая пауза, после которой Дариус мрачно спросил:

– Мне обязательно это повторять?

– Да.

– Я забыл, что сказал.

– Ну так вспомните.

Дариус вздохнул, затем тихо кашлянул и наконец, смущаясь, шепнул ей на ухо:

– Я люблю вас. Надеюсь, теперь вы довольны, несносная девчонка?

– Да. – Шарлотта хихикнула. – Очень довольна. То, как они занимались сегодня любовью, было еще лучше, чем в прошлый раз, и это казалось Шарлотте похожим на чудо. Она и предположить не могла, что можно быть такой счастливой. После того как Дариус произнес заветные слова, у нее словно камень с души свалился.

– А теперь ваша очередь.

– Очередь? – не поняла Шарлотта.

– Я знаю вас гораздо лучше, чем вы думаете. Вы живете, руководствуясь чувствами, и ни за что не стали бы заниматься любовью, если бы не испытывали ко мне никаких чувств.

– Может быть, мне признаться, что сегодня хорошая погода?

– Вы несносны: вам нравится меня дразнить.

– Да. – Она кивнула.

– Ну же, Шарлотта, – продолжал настаивать Дариус, – скажите мне что-нибудь.

Она тихо рассмеялась и слегка толкнула его кулаком в грудь, потом набрала в легкие воздуха и шумно выдохнула.

– Я люблю вас, – торжественно произнесла Шарлотта.

Дариус испытующе посмотрел на нее, и его золотистые глаза вспыхнули восторженным огнем.

– Правда любите?

– Ничего не могу с собой поделать: кажется, это сильнее меня. Вы стали моей дурной привычкой…

– Что ж, я не возражаю против того, чтобы стать одной из ваших привычек, – с облегчением сказал Дариус. – И я нахожу вас невероятно очаровательной. – Он крепко поцеловал ее. – Но сейчас нам нужно потихоньку разойтись: у нас слишком мало времени. Не уверен, что из моей идеи долгого ухаживания что-нибудь выйдет. – Дариус вздохнул. – Если мы и впредь будем продолжать в том же духе, дело может закончиться публичным скандалом. Удивительно, как нас с вами до сих пор еще не поймали с поличным.

– Боюсь, тут вы правы, – кивнула Шарлотта. – Так легко потерять голову и действовать неблагоразумно! Нет ничего удивительного в том, что длительные помолвки обычно не приветствуются. Если ты неравнодушен к человеку, очень трудно сохранять с ним дистанцию. К тому же миссис Бэджли была права, прачечные – это все равно что Содом и Гоморра: здесь столько соблазнов, а еще кипы мягкого белья, на которых можно лежать…

– Поэтому нам лучше забыть сюда дорогу, – заметил Дариус. – По крайней мере до свадьбы.

– Но сначала нам нужно найти прачек, – напомнила Шарлотта.

На лице Дариуса появилось страдальческое выражение.

– Не напоминайте мне о прачках. То прачки, то доярки. Впрочем, так и быть – я их найду.




Пока они говорили, Дариус привел в порядок свою одежду и помог одеться Шарлотте, проделав все без излишней суеты. Затем он помог Шарлотте подняться, что было нелишне, поскольку после бурных занятий любовью она чувствовала себя слабой и утомленной.

И тут в голове Шарлотты внезапно пронеслось: «Усадьба!» Как бы им не забыть о важном деле, из-за которого Дариус появился в Бичвуде!

– Послушайте, мистер Карсингтон, – официальным тоном сказала она.

– Дариус, – поправил он. – Учитывая ситуацию, думаю, мы можем обращаться друг к другу менее официально.

– Хорошо, пусть будет «Дариус», – произнесла Шарлотта, наслаждаясь звучанием его имени, и тут же покачала головой: – Боюсь, еще не время: я пока не готова, и так мне будет еще труднее сохранять с вами должную дистанцию. К тому же я обязательно попаду впросак и назову вас так на людях. Лучше не будем торопить события. Может быть, я стану вас так называть после того, как произойдет официальная помолвка, или даже после того, как мы поженимся. А что касается всех этих вещей – ухаживания, свадьбы…

– Что касается этих вещей – я не уверен, что мы сможем ждать целый год. С вами я с трудом сдерживаю себя.

– И возможно, я тоже виновата, потому что выступаю в качестве подстрекателя.

Дариус, не выдержав, снова улыбнулся:

– Мне очень нравится то, как вы меня подстрекаете…

– О Господи, моя туфля! – внезапно вспомнила Шарлотта. – Я о ней совсем забыла. Я не могу вернуться домой, обутая в одну туфлю. – Она опустилась на колени и стала ощупывать белье.

– Ну уж нет. Именно с этого все и началось в первый раз, когда вы искали вашу туфлю. Стойте на месте, а я буду ее искать. – Дариус наклонился и стал методично обшаривать белье, просматривая один предмет за другим и отбрасывая их в отдельную кучу.

Наконец туфелька нашлась; шнурок зацепился за пуговицу одной из его рубашек, лежащих в куче грязного белья, и Дариус быстро освободил его, после чего Шарлотта ухватилась за его плечо и сунула ногу в туфлю.

– Ну вот и отлично. – Дариус выпрямился. – Если бы эта туфля не потерялась, не случилось бы того, что случилось. – Он поднял глаза на Шарлотту. – Разумеется, это было крайне неосмотрительно, зато удивительно прекрасно.

С нежностью глядя Дариусу в глаза, Шарлотта ласково растрепала его густую, словно обласканную солнцем шевелюру.

– Да, это было чудесно.

– А теперь вам пора возвращаться. Нам придется найти время завтра, чтобы поговорить.

После занятий любовью Шарлотта постепенно возвращалась к реальности.

Дом. Ей нужно возвращаться.

Боже милостивый! Там же миссис Бэджли, и теперь она начнет куда подробнее, чем обычно, расспрашивать о том, где Шарлотта была и что делала.

– О Господи! Миссис Крокодил! – Шарлотта на прощание снова взъерошила волосы Дариуса, а затем прошмыгнула в дверь и по дороге стала обдумывать, как ей лучше объяснить свое отсутствие. Она даже не вспомнила о том, что не спросила Дариуса, куда ему нужно ехать и зачем.

К счастью для Шарлотты, великолепные старинные платья леди Маргарет настолько поразили воображение миссис Бэджли, что она даже не заметила столь длительного отсутствия дочери лорда Литби; однако Молли, которая не находила себе места в ожидании своей хозяйки, под каким-то предлогом увела Шарлотту в ту часть дома, где их никто не мог услышать.

– Ах, ваша светлость, что это с вашей прической? – воскликнула она и, усадив Шарлотту в кресло, принялась приводить ее волосы в порядок. – Я чуть в обморок не упала, когда увидела вас. Если бы миссис Бэджли подняла голову от этих старых платьев, я даже боюсь представить, что она могла подумать! У вас к тому же все платье измято. И что мне теперь прикажете с ним делать? Вид у вас хуже некуда, так что лучше уж вам срочно ехать домой.

– Но я не хочу беспокоить Лиззи, – упрямо сказала Шарлотта. – И… неужели я выгляжу настолько плохо?

– Просто ужасно. – Молли всплеснула руками. – Уверена, что леди Литби тоже это заметила, и подозреваю, что она скажет вам об этом позже. Тем более вам ни в коем случае нельзя возвращаться в комнату, где они сейчас находятся.

– Ну и ладно. Скажите Лиззи и миссис Бэджли, что у меня лопнула бретелька бюстгальтера, или придумайте какую-нибудь другую причину, требующую принятия срочных мер.

К счастью, Лиззи увлекла миссис Бэджли разговором о леди Маргарет, и Шарлотте удалось удалиться без лишних вопросов. Они с Молли вернулись в Литби-Холл, и, пока служанка снимала с Шарлотты мятое платье, она сообщила ей последнюю сплетню, которая ходит среди слуг: Пип ходит по дому с огромным фонарем под глазом.

Шарлотта замерла.

– Неужели его кто-то побил?

– Больше похоже на то, что он сам кого-то побил, – заявила Молли. – Я слыхала, что в Бичвуде мальчонка ввязался в драку с Робом Джоуэттом, сыном плотника. Хоть тот и крепче телосложением, но Пип его так отделал, что лицо у Роба вспухло, как воздушный шар. Все в один голос твердят, что Джоуэтт сам во всем виноват, потому что задирал Пипа, но Тайлеры решили, что с них хватит, и собираются вернуть мальчишку в работный дом.

– Но это невозможно, – с трудом проговорила Шарлотта, стараясь казаться спокойной. – Мистер Карсингтон этого не допустит. Он принимает участие в судьбе этого ребенка и уже один раз нашел для мальчика работу, когда строители проявляли недовольство из-за того, что он находится возле них.

– Ну, значит, мистеру Карсингтону придется снова забирать его из работного дома, – объяснила Молли. – Я не разбираюсь в этих делах, но говорят, мальчику сначала придется поехать обратно, а затем мистер Карсингтон должен сходить к адвокату и посоветоваться, как решить этот вопрос.

Шарлотта не была знакома с юридическими тонкостями, но она отлично понимала, что в любом случае все формальности должны быть улажены. Она вспомнила, с какой горечью Пип говорил о работном доме. Он не должен туда вернуться – ни надень, ни даже на час: ему и так немало досталось от жизни.

Когда Молли вынула из гардероба платье и предложила Шарлотте его надеть, она только покачала головой.

– Мне нужно срочно возвращаться в Бичвуд, – твердо заявила она. – Достань костюм для верховой езды и вели оседлать лошадь, да поживее!

К тому времени как Шарлотта оделась, лошадь уже была готова. Том Дженкинс, который теперь стал главным кучером, в ответ на ее вопросительный взгляд объяснил:

– Сейчас я свободен и готов сопровождать вас; заодно я бы хотел рассказать мистеру Карсингтону, как Джоуэтт и другие мальчишки все время обзывали и дразнили Пипа.

Шарлотта сомневалась, что Дариусу необходимы подобные показания, но она обрадовалась тому, что ей не придется ехать в Бичвуд в одиночестве.

Едва они миновали парк, как им повстречался полковник Морелл, и Шарлотте стоило немалых усилий держаться с ним приветливо.

– Извините, что не могу поговорить с вами подольше, – уже через минуту сказала она, – Но у меня есть дело в Бичвуде, которое не терпит отлагательства. К счастью, Лиззи сейчас дома, и она охотно примет вас.

– Но я хотел увидеться с вами, а не с ней, – сказал полковник. – Может быть, вы уделите мне немного времени и мы поговорим с глазу на глаз?

Шарлотта приуныла. «Господи, ну почему именно сейчас, в самый неподходящий момент?» – раздраженно подумала она. Разве нельзя было обойтись каким-нибудь намеком и избежать неприятного разговора? В конце концов она молча кивнула и выразительно посмотрела на Дженкинса, который хотя и недовольно нахмурился, но все же отстал на приличное расстояние, не позволяющее расслышать разговор.

– Не буду вас задерживать и перейду прямо к делу, – уверенно начал полковник. – По меркам общества я – простой неотесанный солдафон, лишенный лоска и утонченности, однако сердце простого солдата тоже способно на возвышенные чувства. Эти чувства живут во мне с той самой минуты, когда я впервые увидел вас…

Шарлотта молчала и слушала. Она сразу догадалась, что пылкая речь подготовлена заранее, и самым разумным в данной ситуации было сначала дать полковнику высказаться, а потом вежливо пообещать подумать. Тем не менее все это было довольно противно; ей вовсе не хотелось никого разочаровывать или обижать отказом.

– Я не умею произносить цветистые речи, – продолжал Морелл. – Было бы глупо с моей стороны делать вид, что я лучше, чем есть на самом деле. Не стану надоедать вам перечислением своих достоинств или строить планы на будущее. К этому моменту вы уже, как я догадываюсь, имеете обо мне представление и наверняка составили свое суждение. Вам известно, что в моих силах обеспечить вам тот уровень благосостояния, к которому вы привыкли: у меня неплохое материальное положение, которое со временем возрастет еще больше. Поэтому я просто хотел бы сказать вам, что бесконечно восхищаюсь вами, люблю вас и мечтаю лишь об одном – холить и лелеять вас всю оставшуюся жизнь. Надеюсь, вы предоставите мне эту возможность и окажете мне честь стать моей супругой.

Если бы полковник Морелл произнес напыщенную речь или начал хвастаться своими достижениями и блестящими видами на будущее, Шарлотте было бы намного легче, а сейчас у нее даже заныло под ложечкой – так ей не хотелось огорчать прямодушного солдата, только что так трогательно открывшего ей свое сердце, но, к несчастью, он не оставил ей другого выхода.

Шарлотта медлила с ответом: ей нужно было успокоиться, собраться с мыслями и подобрать верные слова. Наконец она глубоко вздохнула и проникновенно произнесла:

– Полковник, вы оказали мне большую честь. Я безмерно уважаю вас и признательна вам за вашу дружбу, но большего я не могу вам предложить, так как не могу принять ваше предложение.

К ее удивлению, Морелл ничуть не огорчился или по крайней мере не показал виду.

– Ну что ж, я так и думал. Мне не стоит больше вас задерживать и отвлекать от ваших дел, но, возможно, вы разрешите проводить вас хотя бы до ворот?

Шарлотта кивнула. Она поверить не могла, что полковник Морелл так легко принял ее отказ, и с легкой душой тронула лошадь.

– Как я полагаю, дело в Бичвуде и впрямь очень важное, раз вы снова решили туда поехать?

– Весьма важное, – подтвердила Шарлотта. – Понимаете, Пип – тот самый мальчик, который выгуливает собаку леди Литби, – подрался с другим мальчишкой, и за это его отсылают обратно в работный дом. Не знаю, в курсе ли мистер Карсингтон, но я хочу его предупредить.

– Ах да, тот мальчик-подмастерье, к которому мистер Карсингтон проявляет такое участие. – Полковник как-то странно усмехнулся. – И конечно, как я полагаю, ему уже известно, что Пип – ваш сын…

Сидя за письменным столом, Дариус, прищурившись, посмотрел на Тайлера.

– Не советую шутить со мной, – грозно сказал он. – Я не позволю, чтобы меня водили за нос!

– А я и не шучу, сэр. Пип действительно сбежал.

– Но это какая-то бессмыслица.

– Может, и так, но до полудня он отвел собаку в Литби-Холл, после чего должен был вернуться сюда; однако прошло два часа, а он так и не появлялся.

– Ну, – предположил Дариус, – может быть, его что-то отвлекло по пути… С чего вы решили, что он сбежал?

Тайлер переминался с ноги на ногу и прятал глаза.

– Да все из-за вчерашней драки с Джоуэттом. Моя хозяйка разошлась не на шутку из-за того, что ей пришлось стирать куртку Пипа и его брюки. Она ругала его на чем свет стоит и говорила, что он, неблагодарный, наверное, хочет, чтобы его отправили обратно в работный дом. Она же это в сердцах, сэр, а не то чтобы… Просто рассердилась на него, вот и все.

Но Дариусу по-прежнему не верилось, что Пип мог вот так просто взять и убежать. Мальчик не так глуп. Разве Дариус не говорил ему, что поможет, если он потеряет работу? Пип доверял ему и наверняка сделал бы так, как он ему велел. Что-то тут определенно не сходилось.

– Хорошо, я разыщу его, – сказал он после должной паузы. – Мальчик не мог далеко уйти.

«Ваш сын».

За долгие десять лет Шарлотта научилась скрывать свои чувства, поэтому ни один мускул не дрогнул на ее лице, когда она услышала слова, которые обрушились на нее как гром с ясного неба. И все же в этот момент ей показалось, что сердце у нее остановилось и она сейчас умрет.

– Ага, вижу, вы этого не знали, – усмехнулся полковник. – Видите ли, я и прежде не был в этом уверен. Извините, что расстроил вас, но скрывать это от вас было бы преступлением: как-никак другие ведь тоже могут узнать правду…

К этому моменту Шарлотта настолько овладела собой, что к ней вернулся дар речи.

– Должно быть, это какая-то злая шутка, – предположила она.

– Хотел бы я, чтобы все это оказалось шуткой, – Морелл вздохнул, – однако факты – вещь упрямая. Филипп Огден родился в 1812 году, двадцать четвертого мая, возле Галифакса, в Уэст-Райдинге, в графстве Йоркшир.

Галифакс. Двадцать четвертого мая. Родился в четыре часа утра. А через час он уже исчез из ее жизни.

– Его отцом был капитан Джордж Блейн, – спокойно продолжал полковник Морелл, – которого убили на дуэли в ноябре, за полгода до рождения мальчика. Считалось, что мать ребенка умерла при родах, однако на самом деле все обстояло не так. После родов эта женщина долго и серьезно болела, но ей удалось выжить. Имя матери ребенка – леди Шарлотта Хейуард.

О Боже! Пип, ее сын, сын, жив! Она знала. В тот же миг, едва увидев этого ребенка, она сразу поняла это. Все это время где-то в глубине души в ней жила уверенность, что ее сын жив.

С того момента, когда Шарлотта родила ребенка, главным содержанием ее жизни стало постоянное притворство: она все время пыталась следовать правилам и в любых ситуациях сохранять благоразумие, старалась быть хорошей девочкой.

Но она не хорошая девочка, никогда ею не была и теперь уже никогда не будет.

– Видите ли, я догадался обо всем, увидев его глаза, – не спеша принялся объяснять Морелл. – Брат отца ребенка, Фредерик Блейн, служил в моем полку и докладывал мне о сомнительной репутации Джорджа. За несколько месяцев до гибели Джорджа его полк был расквартирован где-то в этих краях; и как раз приблизительно в это же время, когда он был убит на дуэли, вы внезапно заболели и вас увезли в Йоркшир. Но вы тогда не были больны, вы были беременны – от Джорджа Блейна.

Полковник продолжал говорить, описывая ранние годы Пипа: смерть Огденов, жизнь мальчика у Уэлтона в течение двух последующих лет, кончину Уэлтона, за которой последовало помещение Пипа в работный дом.

– Фактов набралось достаточно, однако они были разрозненны. Оставалось только собрать их и связать одно с другим. – Морелл гордо выпятил грудь. – По странному стечению обстоятельств у меня в руках оказалось больше информации, чем у кого бы то ни было, благодаря чему мне удалось сравнительно легко сложить два и два и решить эту головоломку.

– И у вас нет никаких сомнений в том, что вы сложили ее правильно? – с замиранием сердца спросила Шарлотта.

– Никаких. На прошлой неделе я окончательно убедился в справедливости своих выводов, когда по пути в Олтринхем встретился с мистером Тайлером и его учеником. Тогда я увидел, что у мальчика – глаза Блейна. Ну а все остальное… – Он замолчал и улыбнулся. – Разве не заметно, что он – вылитая мать?

«"Вылитая мать", – пронеслось в голове у Шарлотты. – А ведь это я!»

– Возможно, мне не надо было все это вам говорить… – Морелл прищурился.

– Однако вы это сказали.

– Да, потому что в конце концов все тайное рано или поздно становится явным. Ваш бывший кучер распространяет туманные намеки о том, что в вашем благородном семействе не все ладно. Если мне удалось докопаться до правды, слушая его бессвязные бредни, другие могут сделать то же самое.

Фьюкс. Так вот оно что! Десять лет назад он тоже работал конюхом. Может быть, именно его и подкупил Джорди, чтобы подобраться поближе к юной дочери лорда Литби…

– Фьюкс находится сейчас на пути за границу, – продолжал полковник Морелл. – Это всего лишь одна из многих мер безопасности, которые необходимо было срочно предпринять. Я могу сделать для вас больше, намного больше. Конечно, и с мальчиком тоже нужно что-то решить. Разумеется, сперва необходимо выкупить договор об ученичестве, но при наличии денег в этом нет ничего сложного. Так как признать его официально невозможно, необходимо позаботиться о том, чтобы он воспитывался в хорошей семье, где ему дадут приличное образование, достойное джентльмена. Это лучше устроить без лишней огласки, чтобы защитить вашу честь и честь вашей семьи. Вашего отца тоже лучше в это не посвящать, и, конечно же, он не должен узнать о том, какую роль сыграла во всей этой истории ваша мачеха. Естественно, я сочту своим долгом позаботиться обо всем этом… ради моей жены. Шарлотта опустила голову.

– Что ж, понятно, – медленно проговорила она. Морелл широко улыбнулся:

– От вас требуется только одно: хорошенько подумать и пересмотреть ваш ответ на мое предложение руки и сердца, который выдали мне минуту назад. Всего лишь одно ваше слово, и я буду служить вам так же верно и преданно, как служу моему королю и моему отечеству, – не щадя живота своего.

«Всегда есть выход», – успела написать бедная леди Маргарет, до того как потеряла рассудок.

Однако теперь Шарлотта видела, что это было неправдой и выход существует отнюдь не всегда.




Глава 14


– Нет. – Шарлотта резко отвернулась от своего спутника.

Полковник Морелл был готов к любым неожиданностям: готовясь к встрече, он все рассчитал до мелочей; однако это короткое и твердое «нет» застало его врасплох. Он просто не мог поверить своим ушам.

– Извините, – удивленно проговорил он. – Мне показалось, вы только что сказали «нет»?

– Да, это именно так, – еще более твердо сказала Шарлотта. – Я готова снова и снова повторять вам то же самое. Просто поверить не могу, что вы способны шантажировать меня с помощью подобной тактики. Однако о чем это я? Разумеется, мужчины всегда неразборчивы в средствах, когда дело касается женщины.

Полковник нахмурился:

– Простите, леди Шарлотта, но мне кажется, сейчас вы позволяете своим эмоциям взять верх над здравым смыслом, однако позже…

– Поверьте, полковник, я так устала от этого вашего «здравого смысла»! – с жаром воскликнула Шарлотта. – За целых десять лет он не принес мне ничего, кроме горького разочарования.

Лицо полковника стало покрываться красными пятнами; он поверить не мог, что Шарлотта ускользает у него из рук. И это после стольких месяцев, которые он провел рядом с ней, стараясь сделать все, чтобы ей было с ним легко, чтобы она привыкла к мысли, что он – ее надежда и опора – всегда рядом! Он-то думал, что леди Шарлотта поймет и оценит его преданность. Узнав ее тайну, он не проронил ни слова упрека и был готов пойти на все, чтобы правда никогда не всплыла наружу. Он был ее рыцарем в сверкающих доспехах; так почему же теперь она этого не видит?

Ну конечно, конечно! Всему виной этот проклятый Карсингтон!

– Леди Шарлотта, как я слышал, мистер Карсингтон провожал вас из церкви, – немного помолчав, сказал полковник. – И вы наверняка думаете, что его намерения искренни и честны. Может быть, так оно и есть на данный момент, но поверьте, он принадлежит к тому сорту мужчин, для которых брак ровно ничего не значит.

Шарлотта поморщилась:

– Прошу вас, не трудитесь. Я сама разберусь, к какому сорту мужчин он принадлежит.

– Ради Бога, одумайтесь! – с жаром проговорил полковник. – Вы хотите поставить на карту ваше собственное честное имя, честь вашей семьи – и все это только ради того, чтобы бросить вашу жизнь к ногам человека, который не сможет вас защищать. Не совершайте во второй раз одну и ту же ошибку. Когда вы ее сделали в прошлый раз, вам было только семнадцать лет, но теперь…

– Это не одна и та же ошибка. – Шарлотта гордо вскинула голову. – Это совсем другая ошибка.

– Но помилуйте…

– Спасибо, что рассказали правду о моем сыне. А теперь позвольте попрощаться. – Шарлотта пришпорила лошадь, и вскоре и всадница, и сопровождающий ее конюх скрылись в облаке пыли.

Дариус оседлал коня и уже собирался отправиться в Олтринхем, когда увидел, что к нему приближаются два всадника, которыми при ближайшем рассмотрении оказались леди Шарлотта и Том Дженкинс.

На Шарлотте был надет голубой костюм для верховой езды – более простой и практичный, чем ее обычный наряд, и только с ее шляпы свисали легкомысленные ленточки. Вырез платья был украшен рюшами, поверх рукавов красовались пышные буфы, а манжеты были отделаны по краю тесьмой. Впереди костюм был зашнурован витой тесьмой по тогдашней моде – на манер военного мундира, и весь этот наряд выглядел чисто женской безделицей, кокетливой и легкомысленной. Однако когда Шарлотта подъехала ближе, Дариус не заметил и тени кокетства в том, как она держалась. Что-то здесь явно было не так.

С тревогой посмотрев в ее бледное, осунувшееся лицо, Дариус озабоченно спросил:

– В чем дело? У вас что-то случилось? Шарлотта бросила взгляд на Тома Дженкинса, который тут же удалился в другой конец двора.

– Пип, – только и сказала она.

– Я знаю: он сбежал. – Дариус нахмурился. – Но вам не стоит беспокоиться: он вряд ли мог далеко уйти.

– Да, конечно… – Ее глаза наполнились слезами. – Он – мой, и… – Она замолчала, потому что в горле у нее встал комок.

– И скоро навсегда будет с вами, конечно, – сказал Дариус, сожалея, что не может немедленно обнять Шарлотту. – Конечно, мы его вернем, но… Вы не поверите, сколько денег Тайлеры за него запросили! Ну ничего, деньги я найду, вам не стоит об этом беспокоиться.

– Тайлеры, – повторила Шарлотта. – Господи! Деньги! Договор на обучение! Вы сказали, что Пип пропал? Но ведь полковник… О Боже! Необходимо его срочно разыскать…

– Дорогая Шарлотта, постарайтесь успокоиться. – Дариус протянул ей носовой платок. – Так что там насчет полковника?

Шарлотта машинально вытерла глаза.

– Полковник Морелл все рассказал мне о Пипе. Ума не приложу, откуда он узнал и дату рождения моего ребенка, и где он родился, и какая семья его усыновила. Однако в глубине души я никогда не сомневалась, что Пип – мой сын; вот только я не позволяла себе в это поверить. Я боялась, потому что вся моя жизнь была сплошной ложью, карточным домиком, построенным на песке, и если бы я взглянула правде в глаза, все могло бы вмиг рассыпаться в прах.

Дариус мгновенно представил все, о чем она думает: скандал, разрушение репутации, потеря уважения окружающих, позор для семьи и близких… Разоблачение стало бы страшным ударом для лорда Литби и разрушило бы ее судьбу.

– Да, верно, вы стояли на пороге катастрофы…

– Но теперь я обязана пережить эту катастрофу, – твердо заявила Шарлотта. – К несчастью, я не знаю, что намерен предпринять полковник Морелл: он может рассердиться на меня до такой степени, что сообщит обо всем моему отцу. А еще я очень сильно опасаюсь, что он увезет Пипа отсюда и, возможно, уже куда-то его отослал. Кстати, он сказал, что ему удалось выкупить договор, а значит, Пип в его руках и он может сделать с ним что захочет.

Дариус сжал кулаки.

– Пусть только попробует!

– Я знала, что вы скажете именно это. – Шарлотта попыталась улыбнуться, но вместо этого ее губы задрожали, а по щеке побежала слезинка. – Просто ума не приложу, что теперь делать, – дрожащим голосом прошептала она. – Но все равно я не согласилась на предложение Морелла. Мне нужны вы, и мне нужен мой сын. Я надеялась и надеюсь сейчас, что вы сможете что-нибудь придумать…

Дариус молча кивнул: ради Шарлотты он готов был свернуть горы. Раньше ему и в голову не приходило, какое это прекрасное чувство – быть нужным и знать, что в тебя верят и на тебя надеются.

Для начала он предложил Шарлотте побывать в доме Тайлеров в Олтринхеме, куда как раз собирался отправиться. Ему не верилось, что Пипа можно так просто увезти куда-нибудь.

– В любом случае миссис Тайлер Пипа так просто не отдаст, – проговорил он, когда они выехали на дорогу. – Если она думает, что в нем заинтересованы две стороны, то, вероятнее всего, станет вести двойную игру, чтобы поднять цену. Кажется, она искренне убеждена, что у всех аристократов бездонные кошельки.

Однако когда Шарлотта и Карсингтон прибыли в дом Тайлеров, хозяйки дома не оказалось, а старшая дочь Энни сообщила, что мать утром уехала в Манчестер и не обещала вернуться раньше утра следующего дня. Она также сказала, что утром приходил какой-то лысый мужчина справиться насчет Пипа и долго беседовал с матерью. Сам Пип так и не приходил домой. Энни показалось, что лысый человек отправился на поиски Пипа, но точно она не могла сказать.

– А ты не помнишь, как звали того человека? – с надеждой спросила Шарлотта.

Девочка немного подумала, а потом пожала плечами:

– Нет, мадам, но я его видела раньше: он часто захаживает в нашу таверну, такой неприятный тип, вечно что-нибудь вынюхивает.

Энни казалась расстроенной из-за исчезновения Пипа, однако помочь чем-нибудь еще она вряд ли могла.

Когда они вышли из лачуги, Дариус не повел Шарлотту к лошадям, а отвел ее в тихий уголок церковного двора, который находился всего в нескольких шагах.

– Сказать по чести, мне не верится, что миссис Тайлер позволила увезти Пипа в Манчестер. – Он нахмурил брови. – В противном случае Энни так бы нам и сказала: она не похожа на любительницу хранить секреты.

– Но что, если Пип находится не у нее и сейчас он с Кеннингом? – предположила Шарлотта. – Может быть, Кеннинг предложил миссис Тайлер столько денег, что она не смогла устоять. И если Пип у Кеннинга, куда он мог его отвезти? Полковник Морелл сказал, что отправил Фьюкса за границу. Ближайший порт, Ливерпуль, находится всего в сорока милях отсюда; поездка туда займет всего несколько часов. Что, если Пип едет сейчас с Кеннингом в Ливерпуль?

– Где бы он ни находился, мы с вами его обязательно разыщем, – уверенно произнес Дариус. – Хотя, если дело принимает такой оборот, нам потребуется больше средств, чем я предполагал. – Он неожиданно вздохнул. – Нам давно пора поговорить с вашим отцом: час настал. Теперь он должен наконец узнать всю правду, и будет лучше, если он узнает ее от вас, а не от полковника Морелла.

Шарлотта отвела глаза.

– Может быть, полковник уже все ему рассказал.

– Возможно. С другой стороны, Морелл наверняка пожелает дать вам возможность переменить ваше решение и одуматься. Почему бы не предположить, что он выжидает? Мужчины часто так поступают: в надежде, что эмоции улягутся и женщина взглянет на вещи более трезво и разумно.

– Пожалуй, это не исключено, – согласилась Шарлотта. – Когда я отказала ему, мне не показалось, что он убит горем. Тогда мне стало ясно, что, по его мнению, он спасает меня от самой себя.

– Что ж, в любом случае нам лучше поспешить в Литби-Холл. – Дариус по-прежнему стоял на своем. – Чем скорее состоится разговор с вашим отцом, тем лучше.

– Да, я знаю. – Шарлотта в отчаянии кусала губы. Хотя она была полностью согласна с Карейнгтоном, все ее существо сопротивлялось этому решению.

– Поверьте, он не отвергнет вас. – Дариус ласково погладил ее по плечу. – Он вас очень любит, и вам нечего бояться.

– Знаю, что любит! – Шарлотта всхлипнула. – Но почему из-за меня он должен страдать? Надеюсь, он не станет любить меня меньше, но это так трудно – узнать, что я совсем не такая, как он привык обо мне думать. Я недостойна его любви – вот настоящая правда!

– Тогда, может быть, нам поменяться отцами? – шутливо предложил Дариус. – Ваш отец считает свою дочь ходячим совершенством, а мой думает, что его сын – отъявленный шалопай.

– Мне и правда было бы легче предстать перед судом вашего отца, чем моего, – вздохнула Шарлотта. – Лорд Харгейт сказал бы мне, что мое поведение бесчестное и в крайней степени безответственное. Он заявил бы, что ему стыдно за меня, и потому мое поведение позорит честное имя нашей семьи. Мне кажется, услышав все эти упреки, я бы почувствовала громадное облегчение.

– А вот я в этом не уверен. Вы вряд ли представляете себе, что значит провести целый час в камере инквизиции, где вас постоянно смешивают с грязью, пытаясь уничтожить ваш характер, ваши привычки, вкусы, жизненные принципы, взгляды, ваши умственные способности и труд всей вашей жизни. А после этого то, что осталось, развевают по ветру одним взмахом руки.

– Думаю, это стало бы для меня облегчением, – твердо заявила Шарлотта, – но обсуждать фантазии нет смысла. Мне надо взять себя в руки и сохранять хладнокровие а я сейчас слишком напугана, чтобы суметь сделать это. К тому же я предам Лиззи, это после всего, что она сделала для меня. Разве это не ужасно?

Дариус взял Шарлотту за руку.

– Я понимаю, родная, это будет нелегко, но теперь вы не одни, потому что я всегда и всюду буду с вами.

Лорда Литби и Лиззи они застали в библиотеке. Отец Шарлотты сразу направился к ним навстречу и, пожав руку Дариусу Карсингтону, вернулся к жене, после чего они понимающе переглянулись и замерли в нетерпеливом ожидании. Шарлотта могла только догадываться, что они рассчитывали услышать, но скорее всего в этот момент у них в ушах звучал перезвон свадебных колоколов.

Единственным, о чем они вряд ли догадывались, было то, что им предстояло сейчас услышать.

– Что ж, кажется, нам пора ввести леди и лорда Литби в курс дела. – Дариус вопросительно взглянул на свою спутницу.

– Лучше уж сама все скажу. – Чувствуя, что руки ее дрожат, Шарлотта скрестила их на груди.

– Что с тобой, дорогая?! – воскликнула Лиззи. – Ты бледна как мел! Что стряслось? Молли сказала, что с Пипом случились какие-то неприятности, и я очень надеюсь, что ребенок не пострадал и эти ужасные Тайлеры не отослали его обратно в работный дом.

– Позвольте мне, прежде чем ответить, обратиться к лорду Литби, – попросил Дариус. – Сэр, леди Шарлотта и я обращаемся к вам за позволением пожениться.

– Ах, мистер Карсингтон! – быстро сказала Шарлотта. – Я ценю ваше стремление смягчить удар…

– Ничего я не собирался смягчать. Просто в первую очередь нам надо решить наиболее важные вопросы и прежде всего объяснить, почему я сейчас здесь. Видите ли, как только я разобрался в своих чувствах к леди Шарлотте и убедился в том, что они являются взаимными, я начал ухаживать за леди Шарлоттой, соблюдая все правила, которые требуются от джентльмена в высшем обществе. Однако в последние дни мне стало ясно…

– Довольно! – прервала его Шарлотта. – Остановитесь! Отец, Лиззи, мне нужно сообщить вам кое-что.

– Боже милосердный, ты и в самом деле выглядишь нездоровой, детка! – воскликнул лорд Литби, не на шутку встревоженный. – Думаю, тебе лучше присесть.

– Дело не в этом, отец. Я не заболела. Просто я сожалею, ужасно сожалею.

– Дорогая, если ты желаешь сообщить мне о том, что помолвлена и скоро вы собираетесь пожениться, то здесь не о чем сожалеть. Я высоко ценю и уважаю того джентльмена, который стоит сейчас рядом с тобой. Разумеется, мне будет очень жаль с тобой расстаться, что вполне естественно для любящего отца; и все же мне совсем не боязно передавать тебя на попечение мистера Карсингтона и вверять тебя его заботе.

Шарлотта тяжело вздохнула. Ее первая попытка провалилась, и теперь ей надо было начинать все сначала.

– Однажды я совершила огромную ошибку, отец, – печально сказала она. – Это было очень давно и… – Шарлотта перевела взгляд на мачеху, которая при этих словах притихла и замерла. – Прости меня, Лиззи, ты пошла ради меня на все и спасла мою жизнь. А еще ты сделала меня сильной, сильнее, чем я была раньше. Я очень люблю тебя, и я бы все отдала за то, чтобы мне не пришлось доставлять тебе неприятности. И все же я… – Она замолчала, стараясь собраться с мыслями.

– О, моя дорогая!.. – начала Лиззи.

– Нет, пожалуйста, ничего не говори сейчас! – Шарлотта взяла мачеху за руку. – Позволь мне сделать признание самой. – Она снова сложила руки на груди. – Ты спросила меня насчет Пипа. Он… Он и есть тот самый ребенок, которого мы когда-то отдали в чужие руки. Теперь он нашел меня и вернулся ко мне. – Шарлотта с трудом заставила себя посмотреть на отца. – Это мой ребенок папа.

Наступила гробовая тишина.

– Пип? – Лиззи всплеснула руками. – Это точно он? Может быть, ты что-то путаешь?

– Что она путает? – Лорд Литби был откровенно растерян. – Какой еще ребенок? Объясните наконец, о чем речь и о каком ребенке ты говоришь, Шарлотта? Похоже, ты просто бредишь – не было у тебя никакого ребенка!

– Ребенок был, папа. – Шарлотта опустила голову, но тут же снова вскинула ее. – Он родился у меня десять лет назад.

Лорд Литби вцепился в спинку стула и медленно перевел взгляд на супругу, а она не мигая смотрела на мужа.

– О чем это толкует моя дочь, дорогая?

Лиззи коснулась его руки.

– Десять лет назад, когда я увезла Шарлотту в Йоркшир, она была беременна, и это правда.

– Нет, я не верю! – воскликнул лорд Литби. – Не могу поверить. Как мне помнится, ты тогда говорила, что она больна.

– Но Шарлотта и в самом деле была больна: ее состояние казалось мне близким к помешательству, и я боялась, что она сделает с собой что-нибудь ужасное…

– Лиззи не посмела рассказать тебе об этом, папа, – добавила Шарлотта.

– Не посмела? Что значит «не посмела»?

– Пожалуйста, папа, не обвиняй ее, – взмолилась Шарлотта. – Я одна во всем виновата. Мне было так стыдно, я чувствовала себя мерзкой, гадкой и, если бы не Лиззи, наложила бы на себя руки. Лиззи спасла мне жизнь, папа, и я никогда не забуду об этом.

– Боже мой, Шарлотта! Почему ты тогда не поделилась своим горем со мной? Как ты могла так поступить? Неужели я в твоих глазах – настоящее чудовище?

– Конечно, нет, папа, но мне просто было ужасно стыдно. И я не хотела, чтобы ты узнал, что я натворила; сама мысль об этом была мне невыносима.

– Тебе не нужно было беспокоиться: ведь я – твой отец. – Лорд Литби сокрушенно вздохнул. – Впредь, когда тебе становится тяжело, ты должна немедленно являться ко мне и все рассказывать. И помни: я всегда готов тебе помочь!

– Я знаю, папа, но мне тогда было всего семнадцать лет, – Шарлотта всхлипнула, – и ты был для меня всем на свете. Когда ты женился на Лиззи, у меня появилась мачеха и я очень сильно испугалась, что ты отвернешься от меня. Вот почему я совершила эту ужасную глупость. А когда я осознала, что наделала, было уже слишком поздно. Не сомневаюсь, ты обязательно простил бы меня, если бы обо всем узнал, но… Понимаешь, мне хотелось оставаться все той замечательной дочерью, какой я была в твоих глазах прежде, и только теперь я поняла, что поступала неправильно. Целых десять лет я думала так же, как думает семнадцатилетняя девушка, и не хотела взрослеть, и все эти десять лет мой сын рос без меня.

В этот момент Шарлотте показалось, что ее сердце вот-вот разорвется. Все ее желания и чаяния, все чудесные истории, которые она придумывала о своем малыше, разлетелись в прах.

Когда горячие слезы полились по ее щекам, Шарлотта беспомощно повернулась к Дариусу, и он прижал ее к себе и крепко обнял. Хотя он не говорил ей ни слова, Шарлотта слышала, как гулко бьется его сердце.

– Все хорошо, – принялся он нежно успокаивать Шарлотту. – Одно из двух главных дел мы уже сделали.

Между тем лорд Литби продолжал стоять неподвижно, вцепившись в спинку стула так, словно хотел раздавить ее, и в итоге леди Литби пришлось заговорить первой.

– Никто не должен никого обвинять в том, что случилось, – примирительно сказала она. – Хватит казнить себя: сделанное все равно не воротишь. Мне жаль лишь, что ты так долго хранила все это в себе. Если бы я знала… – Она покачала головой. – Как бы там ни было, сейчас не время говорить «если бы». В то время мы сделали то, что считали правильным, а сейчас должны исправить ситуацию, устроив все наилучшим образом.

– Исправить ситуацию? Пожалуй. – Лорд Литби медленно кивнул; его глаза потухли, плечи опустились, и он внезапно стал выглядеть гораздо старше своих лет.

– А по-моему, для начала необходимо разыскать Пипа, – вмешался в разговор Дариус и тут же в общих чертах описал сложившуюся ситуацию с пропажей мальчика и с поисками Морелла. – Поскольку Пип исчез где-то между Литби-Холлом и Бичвудом, нам следует начинать поиски именно там и сперва подробно расспросить работников усадьбы о том, когда они в последний раз видели мальчика. Затем мы должны организовать поисковую партию, и было бы лучше, если бы вы, сэр, взяли это дело на себя.

– Да-да, конечно. – Лорд Литби рассеянно кивнул. – Я готов сделать все, что только от меня потребуется. Ребенок… Да-да, разумеется… Пип – так, кажется, его зовут? Мальчик, который гуляет с Дейзи. Один раз, когда он забирал собаку, я увидел его из окна. Это… Господи, просто поверить не могу! Как я раньше обо всем не догадался? Моя дочь… Мой внук… – Лорд Литби приложил ладонь ко лбу, словно хотел заслонить глаза от болезненно яркого света. – Прости меня, Шарлотта, но я… Сам не знаю, кто я. Десять лет! – Его лицо потемнело. – Ну разумеется, это был Блейн. Кто же еще, кроме него?

– Да, это он, – с болью в голосе сказала Шарлотта.

– А я тогда думал, что сумею отделаться от него, устроив так, чтобы его выслали за границу. Однако он все же успел подобраться к тебе, проклятый мерзавец. И все это время ты винила во всем себя. А ведь я прекрасно знал, что он за человек.

– Мне очень жаль, папа…

Сделав над собой усилие, лорд Литби взял себя в руки.

– Ладно, довольно хныкать. Как совершенно справедливо заметил мистер Карсингтон, прежде всего нам надо разыскать мальчика. Я, разумеется, тоже готов присоединиться к этим усилиям, но сперва мне нужен глоток свежего воздуха. – Лорд Литби подошел к стеклянной двери и вышел на террасу, откуда направился в сад.

Шарлотта хотела высвободиться из объятий Карсингтона и последовать за отцом, но Дариус удержал ее:

– Не надо. Сейчас ему лучше побыть одному.

– Мистер Карсингтон прав, дорогая, – поддержала его леди Литби. – Твой отец хочет побыть один, чтобы собраться с мыслями. Как ты знаешь, он всегда старался оградить тебя от огорчений, и поэтому сейчас крайне расстроен тем, что не смог уберечь тебя от беды. Дай ему время, милая, ведь даже я еще не пришла в себя. Я каждый день видела этого мальчика, но мне и в голову не могло прийти, что он твой сын.

– А вот я знала. – Шарлотта снова всхлипнула. – Знала с того самого момента, как только его увидела, посмотрела в его глаза. Увы, я не позволила себе поверить в то, что мои предчувствия – правда.

– Я тоже обратила внимание на его необычные глаза, – задумчиво проговорила леди Литби, – но это мне ровным счетом ни о чем не говорило. Я никогда не встречалась с капитаном Блейном, но даже если бы и встречалась, не уверена, что догадалась бы обо всем. Ну да ладно, теперь нам нужно как можно скорее начать поиски Пипа, поэтому расскажите мне еще раз, что именно сказал полковник Морелл.

Некоторое время лорд Литби, не разбирая дороги, шел по саду, даже не замечая, что при этом безжалостно топчет цветочный бордюр. Наконец он замедлил шаги и, подойдя к скамье на одной из тенистых аллей, тяжело опустился на нее и долго сидел неподвижно, обхватив голову руками.

Трудно сказать, сколько времени он провел, сидя на этой скамье, думал о своей бедной дочери и проклиная себя за то, что вовремя не сумел доискаться до истины.

Только услышав поблизости какой-то звук, он поднял голову. Перед ним стояла Дейзи, держала в зубах нечто похожее на кусок дерева.

– Ах ты, глупая смешная собачонка, – ласково проговорил лорд Литби. – Кто тебе разрешил портить мой сад? А может, ты пришла, чтобы предложить мне сделать это вместе?

Собака энергично затрясла головой.

– Это Лиззи подослала тебя, да? Напрасно. Я не могу с тобой сейчас играть, глупое животное, мне нужно собраться с мыслями и успокоиться. Моя семья, как никогда, нуждается в моей помощи, и первым делом я должен найти своего внука, Пипа…

Громко тявкнув, Дейзи выронила из пасти кусок дерева и тут же куда-то убежала, но вскоре вернулась и повторила представление.

– Ах вот что: ты хочешь мне сказать, что Пип – твой дружок, не так ли? – Лорд Литби снова задумался, и тут Дейзи снова нетерпеливо залаяла. – Да что с тобой такое? – Лорд Литби нахмурился, и вдруг его брови поползли вверх. – Может, ты знаешь, где Пип? – неуверенно спросил он.

Взвизгнув, Дейзи отбежала от него немного, затем остановилась и повернула к нему голову.

Лорд Литби медленно поднялся с каменной скамейки.

– Ну хорошо, я пойду за тобой, раз ты так этого хочешь. Только, пожалуйста, не веди меня к ближайшей крысиной норе.




Тем временем в библиотеке

Подробно расспросив Дариуса и Шарлотту о том, что произошло в этот день, леди Литби на время удалилась, а когда она вернулась, на голове у нее уже была надета шляпка.

Именно этого Дариус и боялся: если все разойдутся в разные стороны, им не удастся организовать поиски по единому плану. – По-моему, нам лучше разыскивать Пипа методично и организованно, – осторожно заметил он.

– Полностью с этим согласна, – заверила леди Литби. – Если полковник Морелл знает, где Пип, я заставлю его все рассказать нам.

– Нет уж, лучше я! – воскликнул Дариус. – Говоря по правде, заставить полковника отпустить Пипа – мое самое горячее желание.

– Если вы даже разорвете полковника Морелла на куски, – хладнокровно заметила леди Литби, – это ни к чему не приведет и вы только заставите его отвернуться от нас. А со мной он станет вести себя совсем по-другому. В любом случае я должна поговорить с Мореллом, и – нравится вам это или нет – вы позволите мне это сделать.

– А что тогда будем делать мы, Лиззи? – поинтересовалась Шарлотта.

Леди Литби на мгновение задумалась.

– Поищите Дейзи, – сказала она наконец. – Я выпустила ее без поводка, рассчитывая, что если Пип находится где-нибудь неподалеку, она его обязательно найдет.

По дороге домой полковник Морелл снова и снова анализировал все, что сказал леди Шарлотте, пытаясь понять, где именно он допустил оплошность. Конечно же, прежде всего не стоило называть выходку Шарлотты глупой: ее отповедь выбила у него почву из-под ног, и полковник сгоряча наговорил лишнего.

«С женщинами настоящая морока, и это совсем не то что армия, – с досадой думал он. – Там все намного проще: воинские звания, устав, приказы и предписания. Начальник дает приказы – подчиненный выполняет, и если кто-то заартачится, последствия не заставят себя ждать».

Вот почему он охотнее согласился бы подставить себя под артиллерийский огонь, чем еще раз объясняться с женщиной.

– Пропади все пропадом, – в сердцах бормотал полковник. – Жаль, что я не могу оставить все как есть, иначе она подумает… Одному Богу известно, что она подумает.

Придя к этому загадочному заключению, Морелл повернул коня и снова направился в Литби-Холл. Каково же было его удивление, когда он увидел, что ему навстречу направляется экипаж леди Литби!

Едва коляска поравнялась с ним, Морелл приветливо помахал леди Литби рукой, и экипаж, проехав еще немного, замедлил ход, а потом и вовсе остановился. Выглянув из открытого окна, леди Литби жестом пригласила полковника подойти.

«О нет!» – с тоской подумалось Мореллу, но все же нехотя он подъехал к экипажу.

– Надо же, как мне повезло, – весело сказала Лиззи, после того как они обменялись обычными любезностями. – Я как раз ехала, чтобы поговорить с вами об одном важном деле. Может быть, вы уделите мне минутку-другую?

«Не к добру все это», – подумал полковник, однако, поскольку выбора у него все равно не оставалось, он спрыгнул с лошади, открыл дверь экипажа и подал руку даме.

Они с леди Литби прошли немного вперед, чтобы их не могли услышать служанка и кучер.

– Я хотела поговорить с вами по поводу того разговора с Шарлоттой, – без предисловий начала леди Литби.

– Ну конечно, я так и думал. – В голосе Морелла звучала откровенная досада. – Уверяю вас, миледи, этот разговор получился совсем не таким, каким я его себе представлял, и теперь я собираюсь извиниться перед леди Шарлоттой зато, что наговорил лишнего.

– Рада это слышать. – Лиззи одобрительно кивнула. – Я так и знала, что леди Шарлотта увидела угрозу там, где ее и в помине не было.

– Угрозу? – Морелл выглядел крайне удивленным. – Надеюсь, вы не хотите сказать, что леди Шарлотта решила, будто я хочу ее разоблачить? Странно, очень странно: я весьма ясно дал ей понять, что имею прямо противоположные намерения.

– Шарлотта считает, что ваши уверения в верности имеют силу только при условии, что она станет вашей женой. Это так?

Полковник недовольно пожал плечами.

– Я не ставил ей никаких условий, – сказал он сухо. – Это было бы недостойно джентльмена. Если она так превратно истолковала мои слова, я могу винить в этом только мою горячность и то, что из-за волнения я плохо выразил свою мысль. Все дело в том, что я солдат и не умею говорить гладко.

– Вот поэтому-то я бы хотела внести ясность, – быстро сказала Лиззи. – Некоторые сделанные вами высказывания могли быть неверно истолкованы. Например, меня обеспокоило то, что, демонстрируя ваше рвение оградить от неприятностей Шарлотту, вы устроили кое-что в отношении ребенка.

– Ну да, устроил, – расстроено сказал полковник Морелл. – Сегодня утром я послал моего слугу Кеннинга, чтобы он освободил мальчика от юридических обязательств, наложенных на него договором об ученичестве. Я знаю, что это результат несчастливого стечения обстоятельств, но сегодняшняя ситуация, в которой оказался ребенок, просто нетерпима. Хотя мальчик всего лишь внебрачный сын, но он является джентльменом по рождению и должен жить в хорошей семье, получить хорошее образование, соответствующее его положению. Вы можете не беспокоиться об этом.

– Ну нет, я должна беспокоиться, – не допускающим возражения тоном заявила Лиззи. – Нам нужен этот ребенок.

Морелл пожал плечами:

– Должно быть, вы шутите. Если мальчик будет оставаться поблизости, вам не удастся скрыть правду.

– Но Шарлотта больше не хочет ничего скрывать…

Уже во второй раз за этот день полковник не мог поверить своим ушам. Неужели, пока он находился за границей, в высшем обществе все посходили с ума или сумасшествие коснулось только семейства Хейуардов?

– Она не может публично признаться, что родила внебрачного ребенка, – буркнул он. – Поверить не могу, что вы ей это позволите. Все двери в один миг закроются перед ней, к ней будут относиться как к парии. Женщины, стоящие во всех отношениях ниже ее, будут смотреть на Шарлотту сверху вниз. Пожалуй, мало кто решится в открытую оскорбить ее, но не мне вам говорить, что в обществе существует тысяча способов, как нанести удар, сохраняя вежливую улыбку на лице. Я.не допущу, чтобы леди Шарлотту подвергли публичному унижению, и ваш, леди Литби, долг – отговорить вашу родственницу от такого опрометчивого шага.

– Прежде всего ей нужен ее сын, – терпеливо пояснила леди Литби. – Поэтому вы должны отменить поручение, которое дали вашему слуге.

Полковник угрюмо посмотрел на нее:

– Даже если бы я и согласился с вами, я при всем желании не могу вернуть дело назад. Получив от меня распоряжения, Кеннинг все устроил, и сейчас мальчик, должно быть, уже в Ливерпуле или даже находится на пути в Ирландию.




Глава 15


Против ожидания лорда Литби Дейзи повела его не к ближайшей крысиной норе, а к свинарнику, и когда они приблизились, он еще издали заметил маленькую одинокую фигурку мальчика, сидящего на ограде загона для свиней. Люди, работавшие во дворе фермы, время от времени поглядывали в его сторону, но ничего не предпринимали: очевидно, они уже привыкли к такой картине.

Лорд Литби вспомнил, что еще до того, как у него появилась замечательная свиноматка Гиацинта, он сажал Шарлотту на то самое ограждение, где сидел сейчас мальчик, и они, вместе наблюдая за свиньями, вели задушевные разговоры.

Когда он посмотрел на мальчика, у него сжалось сердце.

Тем временем собака подбежала к ребенку; Пип, почувствовав ее присутствие, повернулся и посмотрел в ее сторону.

Взяв себя в руки, лорд Литби расправил плечи и подошел к загону. Мальчик сразу перевел взгляд на него, и тут лорд Литби обнаружил, что под глазом Пипа красуется здоровенный синяк.

Не спеша подойдя к мальчику, маркиз встал рядом с ним и облокотился на ограду, как делал это много раз, беседуя с дочерью.

– Полагаю, ты – друг Дейзи, это так, Пип? – добродушно спросил он.

Мальчик кивнул:

– Так, сэр.

– Ну а я – лорд Литби.

Пип удивленно округлил глаза.

– Прошу прощения, ваша светлость. – Он торопливым движением стянул с головы кепку и собрался уже слезть с забора, но лорд Литби остановил его движением руки.

– Нет-нет, сиди. Ты ведь наблюдал за Гиацинтой, верно? Ну разве она не красавица? – Лорд Литби произнес это непринужденным тоном, как если бы обращался к любому, кто решил полюбоваться на его любимую свинью.

– В жизни не видел более замечательного животного, ваша светлость, – подтвердил Пип. – Все в один голос твердят, что Гиацинта – самая крупная в мире свинья. Вот только мне непонятно, как они это узнали: многие из них никогда не ездили дальше Манчестера и считают, что Манчестер – это уже край света, а Салфорд расположен на другой стороне Луны. На самом деле это очень близко. Мы с мистером Карсинггоном легким галопом доехали туда всего за несколько часов.

Маркиз вспомнил, что Карсингтон действительно что-то рассказывал о салфордском работном доме. Выходит, его внук жил там! Немыслимо!

– Ну и фонарь у тебя! – Лорд Литби невольно усмехнулся.

– Просто я подрался, – признался Пип.

– И часто ты лезешь в драку?

– Нет, потому что миссис Тайлер очень расстраивается из-за этого.

– Это немудрено – женщины часто поднимают шум из-за мелочей.

– Но миссис Тайлер пригрозила, что пошлет меня обратно в работный дом, хотя мне кажется, она просто погорячилась. К тому же мистер Карсингтон обещал, что не допустит ничего такого. Он даже дал мне слово джентльмена, а это кое-что да значит.

– Пожалуй, тут ты прав, – охотно согласился лорд Литби, после чего они некоторое время помолчали.

– Я знаю, что не должен сейчас находиться здесь, ваша светлость, – произнес наконец Пип. – Миссис Тайлер наверняка уже ждет меня, но мне очень нужно было немного побыть одному и подумать.

– Понимаю. Я тоже часто сюда прихожу, когда хочу подумать, – признался лорд Литби.

Пип удивленно посмотрел на него:

– Наверное, у вас это хорошо получается, а вот я так и не понял, как мне поступать, чтобы все делать правильно. Миссис Тайлер все время учит меня, что драться нельзя, но если моя мать умерла, разве я не должен вступиться за нее, когда ее оскорбляют? О мертвых нужно говорить либо хорошо, либо ничего, не так ли? Вот я и спросил миссис Тайлер: разве ее сын не бросился бы в драку, чтобы защитить ее честь? А она заявила на это, что честь существует только для господ; простым людям некогда забивать голову подобными глупостями. А еще она сказала, что я мог сломать себе руку или ногу и тогда не смог бы работать.

– В какой-то степени эта миссис Тайлер права, – осторожно заметил лорд Литби.

– В какой-то степени? Я не могу спокойно стоять и слушать, как говорят гадости о моей маме. – Пип взволнованно произнес: – Защитить ее – мой долг.

– И это тоже верно. Просто женщины иногда смотрят на вещи не так, как мы, мужчины. Тем не менее то, что ты хотел защитить честь матери, в любом случае похвально. – Он дружески протянул руку и похлопал Пипа по плечу.

Когда работавшие в саду слуги сообщили Карсингтону, что Дейзи разыскала отца Шарлотты, они все вместе направились на ферму.

– Разумеется, мы найдем его здесь, – с надеждой произнесла Шарлотта, когда они дошли до конца двора и приблизились к загону. – Папа всегда сюда приходит, когда…

Она замолчала, потому что в этот момент они обогнули здание и сразу заметили обоих – отца и Пипа. Лорд Литби, по своему обыкновению, стоял, опершись на ограду, а Пип, судя по его жестам, разыгрывал в лицах сцену драки с Робом Джоуэттом.

– Похоже, Пип нашел не только вас, мадам, но и своего дедушку, – довольно заметил Карсингтон.

Хотя Шарлотте очень хотелось броситься к ним обоим, она все же сдержала себя и лишь не отрываясь смотрела на сына. В этот момент сердце Шарлотты дрогнуло. Интересно, догадывается ли он о чем-нибудь? Чувствует ли он ее так же, как она чувствует его? Мог ли ее голос, который он слышал, когда был младенцем, остаться в его памяти навсегда? Она надеялась, что он жил в глубинах его сознания все эти годы, хотя сам мальчик этого не понимал.

«Я люблю тебя. Я всегда буду тебя любить. Пожалуйста, прости меня».

Внезапно Пип повернул голову и, взглянув на Шарлотту, улыбнулся.

Глаза Шарлотты наполнились слезами.

– Я так и знал, что это случится, – озабоченно сказал Дариус. – Теперь мне придется приводить вас в чувство.

– Его глаз! Ах, бедненький!

– А по-моему, Пип очень гордится таким роскошным фонарем под глазом. – Дариус усмехнулся. – Он ведь получил этот синяк, защищая вашу честь!

– Вот именно. – Шарлотта вздохнула. – Защищая мать, которая бросила его!

Дариус пристально посмотрел на Шарлотту:

– Надеюсь, эта полная пафоса тирада осушила ваши слезы и вернула вам присутствие духа.

– Пожалуй. – Шарлотта попыталась улыбнуться. – Но это труднее, чем я себе представляла.

– А теперь подумайте, каково сейчас вашему сыну. Вы собираетесь перевернуть вверх дном его мир, и хотя это счастливый поворот событий, к нему нужно привыкнуть. Ради Пипа мы оба должны держаться спокойно и уравновешенно. Берите пример с вашего отца: не сомневаюсь, ему тоже очень хочется схватить малыша в охапку и отнести его домой, но он сдерживает свои порывы.

Шарлотта посмотрела на отца: он ласково улыбался Пипу спокойной, доброй улыбкой, которая была ей очень хорошо знакома.

– Папа ни за что не станет это делать: он хочет, чтобы я сама сообщила Пипу радостную новость.

– Тогда я забираю назад все, что говорил раньше о вашем отце. Мой отец выводит меня из себя, но ваш держится молодцом, и, глядя на него, я испытываю стыд.

– Поверьте, ваш отец не виноват, он ведет себя так не нарочно. Просто по-другому он не может, – предположила Шарлотта. – Не существует математической формулы, помогающей стать хорошими родителями. Мне кажется, как мой, так и ваш отец стараются изо всех сил и делают все, на что способны.

– Возможно, но теперь настала наша очередь сделать все от нас зависящее. Ну что, вы готовы?

– Да, благодаря вам. – Шарлотта поднялась на цыпочки и быстро поцеловала Дариуса в щеку.

– Только договорились: никаких слез. – Дариус прищурился. – Рыдать будете позже. А сейчас ради блага вашего сына вам надо быть сильной и стойкой.

– Хорошо, я постараюсь.

– Тогда пошли.

Взяв Шарлотту за руку, Дариус направился к загону.

– Дорогой лорд Литби, вы не будете возражать, – вежливо спросил Карсингтон, – если ваша дочь немного поговорит с мальчиком наедине?

Лорд Литби кивнул, и Пип, спрыгнув с забора, подошел к Шарлотте, крепко сжимая в руках свою кепку.

Шарлотта вытерла глаза краем перчатки, тихонько вздохнула, расправила плечи, улыбнулась и вдруг, не сдержавшись, воскликнула:

– Боже, какой ужасный синяк!

– Я подрался, ваша светлость, – объяснил Пип.

– В самом деле? Мистер Карсингтон уверен, что ты защищал честь своей матери.

– Да, и лорд Литби говорит, что в этом нет ничего плохого, вот только женщины этого не понимают.

– Нет. Я понимаю. – Шарлотта снова улыбнулась. – И очень-очень тобой горжусь.

Она наклонилась, заглянула мальчику в глаза, чувствуя, как ее сердце переполняется счастьем, а потом тихо проговорила:

– Потому что я – твоя мать.




Глава 16


Библиотека Литби-Холла, вечер того же дня

После обеда все присутствующие собирались вместе обсудить свадебное торжество, но к этому времени Дариус уже решил, что и как нужно делать.

– Когда мы будем венчаться в церкви, там должна присутствовать вся моя семья, – заявил он, – и бабушка тоже.

– Господи милостивый, только не это! – Шарлотта всплеснула руками.

– Только так мы сможем добиться хорошего отношения окружающих, – принялся объяснять Дариус. – Люди не захотят обидеть лорда и леди Литби или упустить возможность воспользоваться их гостеприимством. Также очень многие не захотят обидеть моих родителей, а присутствие моей бабушки – верный способ вселить страх в мелкие душонки лицемеров и фанатичных блюстителей ханжеской морали. Если бабушка возглавит наш сплоченный единый фронт, победа будет за нами.

– Если тебе кажется, что чьи-то косые взгляды могут меня задеть, то ты глубоко заблуждаешься, – гордо заявила Шарлотта. – У меня есть мои родные, и это самое главное. Меня даже не страшит то, что я потеряю положение в обществе: временами атмосфера высшего света кажется мне удушающей, так что, думаю, я вполне смогу прожить и без него.

– Я тоже. – Дариус согласно кивнул. – Во всяком случае, по компании надоедливой миссис Бэджли я точно скучать не буду. Но главное не в этом. Родился ли твой ребенок в браке или вне брака, это не должно повлиять на отношение людей к тебе.

– Полагаю, это все же радикальная точка зрения, мистер Карсингтон, – вступил в разговор лорд Литби. – Я не уверен, что будет хорошо, если женщины станут вести себя так же, как мужчины; боюсь, как бы нам тогда не вернуться обратно к варварству.

– Тогда давайте рассматривать мою бабушку как важный фактор облагораживающего воздействия, – предложил Дариус. – И не будем больше фиксировать на этом внимание, дабы избежать ночных кошмаров.

Хотя Дариус сомневался, что Пипу ночью будут сниться кошмары, он все же поднялся на второй этаж, чтобы перед отъездом в Бичвуд пожелать мальчику спокойной ночи.

Когда он вошел, Пип читал книгу в постели. Отложив книгу в сторону, он с серьезным видом посмотрел на Дариуса.

– Все уже перестали плакать? – спросил мальчик.

– Да. – Дариус кивнул. – Теперь они спорят о свадебном обеде.

– А после свадьбы я буду жить в Бичвуде?

– Да. Тебе здесь нравится? Пип огляделся по сторонам.

– Здесь… просторно, очень много слуг и никто не кричит на меня. – Подумав, он добавил: – Но все равно здесь мне как-то не по себе.

– Этот день был очень трудным для тебя, – заметил Дариус. – Не каждый день находишь мать и в придачу – бабушку с дедушкой. Но ты держался молодцом, хвалю.

– Сначала я подумал, что леди Шарлотта шутит. – Пип нахмурился. – И даже не совсем поверил, что я ее сын.

– Ничего, она на тебя не в обиде, – успокоил его Дариус.

Пип немного помолчал, потом мечтательно проговорил:

– Она такая красивая…

– Да, правда.

– Вот я и подумал: раз уж этой леди так хочется называться моей матерью, мне лучше с ней не спорить.

– Разумеется, потому что она на самом деле твоя мать.

– Наверное, да. Но я привык думать, что ее нет в живых, – грустно сказал Пип. – Я, конечно, знал, что моей матерью была благородная леди, но думал, что она умерла. Теперь мне трудно поверить, что она такая красавица. И еще: вы заметили, сколько ленточек у нее на шляпке? Я никогда не видел столько. Интересно, для чего так много ленточек на такой малюсенькой шляпке?

Дариус сразу вспомнил легкомысленную шляпку, которую заметил в руках Шарлотты вдень их первой встречи, и улыбнулся.

– Полагаю, это для красоты, Пип, – спокойно объяснил он.

Сразу же после разговора с леди Литби, полковник Морелл поскакал в Олтринхем, в дом Тайлеров. Старшая девочка тут же доложила ему, что ее отец еще не вернулся с работы, а миссис Тайлер уехала в Манчестер.

– Пип, – требовательно сказал полковник. – Где он? Девочка пожала плечами:

– Ума не приложу, куда он делся. Сегодня он пошел с папой на работу, но так и не вернулся.

Полковник Морелл тут же поскакал обратно и, по дороге встретив Тайлера, спросил его, не видел ли он Пипа.

– Да, когда он отводил собаку в Литби-Холл. То же самое я сказал и мистеру Карсингтону – он тоже спрашивал меня о мальчике. Бьюсь об заклад, что этот негодник сбежал, сэр.

Решив, что Кеннинг сделал то, что ему приказано, полковник наконец успокоился, полагая, что ему удалось-таки спасти леди Шарлотту от бесчестья и от самой себя. Теперь ему оставалось только надеяться, что, воспользовавшись передышкой, Шарлотта поймет всю глупость своего решения и насчет мальчика, и насчет Карсингтона.

Однако спокойствие продлилось недолго – до конца вечера – когда Кеннинг вернулся домой.

– Очень сожалею, сэр, – начал он издалека. – Я обо всем договорился с миссис Тайлер, и она дала мальчику несколько поручений, чтобы в поместье его не хватились раньше времени. Сперва он отвел пса, но потом куда-то исчез. Я искал его везде, но оказалось, что он не покидал территорию Литби-Холла. Не знаю, что на него нашло: то ли он испугался, то ли тут что-то другое. Завтра я непременно еще раз попытаюсь провернуть это дело, сэр.

– Нет. – Полковник Морелл опустил голову и устало прикрыл глаза. – Слишком поздно…

После того как Карсингтон ушел, Шарлотта поднялась в комнату сына. Она уже пожелала ему спокойной ночи и поцеловала его перед сном, но ноги сами снова привели ее к нему.

Хотя свеча была потушена, лунный свет, струящийся из окна, достаточно ярко освещал его милое личико, и Шарлотта, наклонившись над ним, нежно погладила его лоб. Слезинка побежала у нее по щеке, и Шарлотта подумала, что хотя она целых десять лет плакала о своем сыне, наверное, все равно будет еще долго плакать о потерянных без него годах.

Ее слезинка упала на его щеку, и Пип, смахнув ее рукой, проснулся и недоуменно заморгал.

– Извини, родной, – прошептала Шарлотта. – Я не хотела тебя будить.

– Ничего, – сказал мальчик. – Ты только не плачь, пожалуйста. Мистер Карсингтон говорит, что ты очень чувствительная, но ты не кричишь. Хорошо, когда мать на тебя не кричит.

– Значит, ты наконец поверил, что я – твоя мать? – осторожно спросила Шарлотта.

Теперь Пип кивнул, потом пристально посмотрел на нее:

– Я верю, но только скажи: зачем? Зачем ты меня тогда отдала? Почему не захотела оставить себе? Из-за моих глаз?

«Почему?» Именно этого вопроса Шарлотта ожидала, и этого вопроса она боялась. Слово «зачем» жгло ей сердце даже сильнее, чем она предполагала.

Она не знала, как ответить на этот вопрос, но решила попытаться.

– Видишь ли, милый, у девушек не должно быть детей, если они не замужем, – попыталась она объяснить. – Я боялась неприятностей, боялась, что люди разочаруются во мне, будут обижать меня и…

– …и тебе придется много плакать. – Пип кивнул. – Теперь мне все ясно.

– Потом я горько сожалела о том, что отдала тебя, и очень долго болела…

– Главное, ты не умерла. – Пип вздохнул, но тут же постарался улыбнуться. – Я ужасно этому рад.

Шарлотта нежно убрала со лба сына непокорный вихор.

– Я не умерла и к тому времени, когда поправилась, стала горько сожалеть о том, что сделала, но тогда ты уже находился у мистера и миссис Огден. Даже если бы я осмелилась снова забрать тебя, это было бы несправедливо по отношению к ним, потому что они считали тебя своим ребенком и успели горячо полюбить. И все же мне жаль, что я струсила.

Пип помолчал, обдумывая ее слова.

– Не знаю, – наконец сказал он. – Я не помню себя, когда был маленьким. Зато я хорошо помню миссис Уэлтон и ее мужа: с ними мне жилось очень хорошо.

– Зато в работном доме тебе пришлось несладко. – Шарлотта вздохнула.

– Я стараюсь не вспоминать об этом, как будто это был плохой сон.

– С сегодняшнего дня у тебя будут прекрасные сны, – пообещала Шарлотта.

– Я знаю. – Пип откинулся на подушки. – Может быть, тебе лучше тоже притвориться, что все плохое было только сном?

Шарлотта улыбнулась и погладила Пипа по щеке.

– Ты прав, малыш, – тихо проговорила она. – Я попытаюсь.

– Тогда поцелуй меня сейчас и пожелай мне спокойной ночи. – Мальчик улыбнулся счастливой улыбкой. – Мне это очень нравится.

Шарлотта вытерла слезы, рассмеялась и крепко поцеловала сына, легким движением поправив его подушку.

Дариус отправился в имение отца, чтобы пригласить всех своих родственников на свадьбу. Как он и предполагал, все они находились сейчас за городом: в Харгейт-Холле, в Дербишире, кроме Руперта и его жены, которые до сих пор пребывали в Египте вместе с племянником Бенедикта, Перегрином.

Однако чего Дариус не ожидал, так это застать в Харгейт-Холле свою бабушку, которая редко покидала Лондон, где круглый год жили ее друзья. Даже летом бабушка не скучала в Лондоне, зато говорила, что деревня доводит ее до сумасшествия.

Этим летом она все же приехала в Харгейт-Холл. Однако в тот момент, когда Дариус объявил о своей помолвке, ее не было в гостиной; зато там присутствовали его родители и остальные родственники. Весть о предстоящей женитьбе Дариуса они встретили с вытянувшимися лицами, но Дариус как ни в чем не бывало объяснил, почему он собирается связать себя с женщиной, имеющей десятилетнего сына.

Эту шокирующую новость его родственники также выдержали стоически; никто из присутствующих дам не упал без чувств, никто из его братьев не высказался неодобрительно по этому поводу, однако все устремили свои взгляды на лорда Харгейта, ожидая, что он скажет.

Наконец, пожевав губами, граф сухо проговорил:

– Через четверть часа я жду тебя в своем кабинете.

Ровно через пятнадцать минут Дариус стоял в кабинете отца – точной копии камеры инквизиции в доме Харгейтов в Лондоне.

– Вижу, с усадьбой у тебя ничего не получилось, – презрительно начал граф.

– Срок, который ты мне дал, еще не истек, – спокойно ответил Дариус, изо всех сил стараясь сохранять видимость самообладания.

– Понимаю. Но теперь, кажется, это уже не имеет большого значения, не так ли? Судя по всему, ты с таким рвением взялся за это дело только для того, чтобы избежать женитьбы, но теперь ты помолвлен, у тебя скоро свадьба…

– И все равно, если в моих силах возродить Бичвуд, я это сделаю, – упрямо заявил Дариус. – Благодаря солидному приданому жены у меня появятся средства, чтобы сделать все быстро, а значит, в течение назначенного срока вложения в усадьбу окупятся и она станет приносить прибыль.

Граф кивнул:

– Я полагаю, тебе это удастся.

– Да? – Дариус удивленно посмотрел на него.

– Леди Шарлотта – хорошая девушка, хорошая и смелая. Я рад, что у тебя хватило мудрости оценить ее достоинства, и горжусь тобой.

Дариусу показалось, что он находится на грани обморока; он пытался что-то сказать, но язык его не слушался.

– Ну вот, а сейчас тебе пора повидаться с твоей бабушкой, – твердо сказал лорд Харгейт.

Дариус подходил к комнатам своей строптивой родственницы с таким же ощущением, с каким, вероятно, король Людовик XVI поднимался на гильотину.

Бабушка, по своему обыкновению, находилась в будуаре, считалось, что эта комната, как и ее спальня в Лондоне, украшена в стиле ее юности, однако Дариус всегда считал ее похожей на бордель.

Сама бабушка, одетая в стиле, который был моден много лет назад, важно восседала среди многочисленных подушек.

Дариус вежливо поцеловал ее в сморщенную щеку, затем торжественно вручил ей веер.

– Что это – взятка? – подозрительно спросила она. – Кажется, ты хочешь, чтобы я обеспечила моральную поддержку твоему падшему ангелу?

Хотя догадливая пожилая дама не присутствовала в гостиной, когда Дариус делал свое объявление, он не удивился, что до нее так быстро дошли последние новости. Он даже не исключал возможности, что ей все время была известна тайна, которую Шарлотта скрывала от всех столь тщательно.

– Считайте как хотите, но моя невеста вовсе не падший ангел. И вообще, не лучше ли вам обратить взгляд на себя – боюсь, вы уже потеряли счет своим любовникам.

– Я – другое дело, и хотя позволяла себе многое, но только после того, как стала вдовой.

– Это ложь! – воскликнул Дариус. – Вы завели любовников сразу же после вашего замужества, а Шарлотта согрешила до брака. Разница небольшая, и вы сами прекрасно это знаете. Ну же, бабушка, приходите на мою свадьбу, не огорчайте своего любимого внука!

– Ну ладно. Если это действительно так уж необходимо, я приду. Хотя кто станет слушать немощную старуху в таких вопросах?

Дариус округлил глаза, внимательно следя за тем, как величественная старуха с интересом разглядывает веер.

– Думаю, это веер леди Маргарет. Один из них. Маргарет всегда отличалась утонченным вкусом и в свое время слыла известной щеголихой, бедняжка. Я точно так же, как она, вышла замуж совсем юной за человека, который был старше меня на двадцать лет, но Харгейт знал, как сделать женщину счастливой. Не забудьте об этом, сэр. Сделайте вашу даму счастливой – и вы об этом не пожалеете. А теперь ступайте: мне нужно написать кое-какие письма и выбрать, что надеть на вашу свадьбу.




Девятнадцатого июля в десять часов утра леди Шарлотта Хейуард и Дариус Карсингтон обвенчались в присутствии многочисленных свидетелей.

Вел церемонию бракосочетания мистер Бэджли. Миссис Бэджли тоже присутствовала на этом торжественном мероприятии, что стало возможным после тяжелой внутренней борьбы. Естественно, она не могла позволить себе смотреть сквозь пальцы на рождение внебрачных детей и не была уверена, что в этом отношении можно было делать какие-нибудь скидки, даже для кузин, но, по правде говоря, ей в последнее время нечасто удавалось бывать в Лондоне, поскольку все ее дочери давно повыходили замуж. К тому же она не смогла найти никакой уважительной причины для того, чтобы не пойти на свадьбу. И еще ей ужасно хотелось познакомиться с последней модой, по которой наверняка будут сшиты наряды лондонских дам. В конце концов, после мучительных размышлений, старушка подавила угрызения совести, отбросила сомнения и решила насладиться вечером, о котором, как она знала, будут говорить даже спустя годы.

Среди других членов семьи Карсингтон, которые пришли на свадьбу, была правнучка вдовствующей леди Харгейт, Оливия Уингейт-Карсингтон, тринадцати лет от роду.

После торжественной церемонии Пип повел Оливию любоваться чудо-свиноматкой Гиацинтой и нечаянно упал в загон для свиней. Оливия помогла ему подняться, после чего, дурно пахнущие и грязные, дети вернулись в Литби-Холл, где им пришлось выслушать немало неприятных слов от своей прабабки. Только после чего детей помыли и переодели, и они перешли в учебную комнату, где Оливия научила Пипа некоторым хитрым фокусам при игре в карты и в наперсток. Затем пришла ее мать, леди Ратборн, и положила этому конец.

– Но, мама, как же Пип поймет, что его обманывают? Он должен знать, как делаются эти хитрые трюки, – заявила Оливия, глядя на мать невинными глазами.

– А чему ты научишь его потом? Как заложить мамины фамильные драгоценности? – усмехнулась леди Ратборн. – Сейчас же перестань, Оливия, иначе я не разрешу тебе смотреть фейерверк.

Стоя в тихом уголке сада, новобрачные любовались фейерверком, устроенным в честь их свадьбы. При этом Дариус нежно обнимал Шарлотту.

– Полагаю, ты думаешь о том же, о чем думаю я? – спросил он.

– Нет, я ни о чем не думаю, – ответила она. – Я просто счастлива.

– Грандиозное зрелище, – снова попытался завязать разговор Дариус. – Достойное самых важных событий, например коронации короля или совершеннолетия сына.

– Или долгожданной свадьбы единственной дочери.

– Или свадьбы – не менее долгожданной – младшего сына, вызывавшего опасения у всей семьи.

– Папа и Лиззи обожают устраивать праздники, – заметила Шарлотта. – Когда дело доходит до праздников, они веселятся как дети.

– А по-моему, они совсем не похожи на детей. Я подозреваю, что против нас существует тайный семейный сговор. Никто даже бровью не повел и ничуть не удивился, когда я объявил, что мы собираемся пожениться. Я также до сих пор не могу понять, что привело мою бабушку в Дербишир: она терпеть не может деревню.

– В прошлом году все хотели, чтобы я вышла замуж за лорда Ратборна, – вспомнила Шарлотта.

– Но это же смешно. – Дариус пожал плечами. – Любой человек, имеющий хоть каплю здравого смысла, поймет, что вы абсолютно не подходите друг другу. Ты для него недостаточно скандальная особа, и хотя леди Ратборн происходит из рода ужасных Делюсиусов, по сравнению с ними ты – образец чистоты и целомудрия.

– В любом случае твой брат, вероятно, решил, что я настоящая зануда. Бьюсь об заклад, что папа и Лиззи впали в отчаяние, потому и остановили свой выбор на тебе. В конце концов, их можно понять. – Шарлотта рассмеялась.

– Конечно, им было отчего впасть в отчаяние, – прищурился Дариус. – Ты ведь практически уже старуха, и хотя еще не вышла из возраста, подходящего для рождения детей, но находишься в конце этого периода – Он крепче обнял Шарлотту. – А посему, может быть, нам не стоит терять время и следует начать производить на свет детей как можно скорее.

– Но, кажется, мы уже начали…

– Я имел в виду занятия этим на регулярной основе, – объяснил Дариус.

– Прямо сейчас? – удивилась Шарлотта – Здесь? Боже, какая… прелесть!

– Ну нет, все-таки не здесь. – На этот раз даже Дариус был смущен. – И не сейчас, не скрытно и в спешке, как мы делали это раньше. На этот раз все произойдет на удобной постели и так, как положено.

– Методично, да? – съязвила Шарлотта.

– Не смейся над методичностью, пока не опробуешь этот подход на деле. Итак, домой!

«Домой… Теперь это и мой дом», – думала Шарлотта, пока Дариус вел ее в спальню Бичвуд-Хауса.

Она приложила немало сил к тому, чтобы создать уют в запущенном доме леди Маргарет, но впереди ее ждало еще немало работы. Однако, несмотря на то что время от времени в доме можно было наткнутся на леса или стремянки, Лиззи позаботилась о том, чтобы хозяйская спальня перед свадьбой была завершена и молодожены могли провести здесь свою первую брачную ночь, не опасаясь, что им на головы обрушится кусок потолка.

Сегодня, когда слуги находились в имении Литби, вместе с гостями, они могли вдоволь насладиться роскошью полного уединения. Пип находился с бабушкой и дедушкой, знакомясь со своими новыми родственниками, и в последний раз Шарлотта видела его в обществе вдовствующей леди Харгейт и ее кузины Оливии, которые учили его играть в вист.

В Бичвуд-Хаусе было тихо, и шаги Шарлотты и Дариуса отчетливо раздавались в тишине опустевшего дома. Шум фейерверка стих, и только птицы продолжали свой ночной концерт.

Большая комната, роскошно убранная, выглядела чистой и удобной.

– Какой замечательный дом! – воскликнула Шарлотта. – Мне кажется, что он просто мечтает о том, чтобы здесь поселилось счастье. – Она повернулась к Дариусу: – Я уже говорила тебе, что ты сделал меня счастливой?

– Да, по-моему. – Дариус развязал шейный платок и швырнул его на стул. – Но мне бы хотелось сделать тебя еще счастливее, дорогая. Бабушка сказала, что если я не исправлюсь, мне придется жестоко за это поплатиться.

Шарлотта погладила Дариуса по щеке, и он, задержав ее ладонь, нежно поцеловал каждый палец. А затем повел возлюбленную к брачному ложу.

Кровать, огромная, с витиеватой отделкой, видимо, сохранилась еще с со времен Стюартов. Дариус поднял Шарлотту на руки, словно она была невесомой, как перышко, и бросил ее на середину постели, отчего Шарлотта рассмеялась.

– Я мечтал об этом моменте еще тогда, в библиотеке Литби-Холла…

– Помню. Вот почему ты слушал меня не слишком внимательно.

– Верно. – Дариус снял сюртук – щегольской, изысканный в своей простоте, но вместе с тем мастерски сшитый. За сюртуком последовал жилет, и Шарлотта залюбовалась сильным, красивым телом Дариуса, которое просвечивало сквозь тонкую рубашку. Хотя они уже занимались любовью, она ни разу не видела его полностью обнаженным и чувствовала, что эта их первая брачная ночь обещает ей захватывающие открытия. Они будут узнавать друг друга, словно впервые.

Как ей все-таки повезло! Все совершают ошибки, и подчас эти ошибки ужасные, но не всем судьба дает шанс начать все сначала.

Дариус опустился на колени на постели и, наклонившись, приблизил свои губы к ее губам так близко, что она ощущала его дыхание.

– Я хочу прильнуть к твоим губам и не отрываться – как пчела прилипает к цветку, когда пьет нектар. – Он поцеловал ее так нежно, словно губы Шарлотты и впрямь были нежнейшими лепестками диковинного цветка.

– Я помню, – призналась Шарлотта. – Ты стоял до неприличия близко.

– Я чуть не поцеловал тебя. – Он слегка коснулся губами ее губ.

– Я чуть не поцеловала тебя в ответ. – Она ответила на его поцелуй, стремясь выразить всю силу любви, которую он в ней пробудил.

Отдавая любовь и нежность, Шарлотта чувствовала, что они возвращаются к ней сторицей. Волной тепла и ощущением счастья, которое переполняло ее душу.

– Я хочу видеть тебя, – сказал Дариус. – Всю тебя целиком.

– Да, я тоже хочу видеть тебя. Дариус поднял голову и улыбнулся:

– Откуда мне начать развертывать этот чудесный подарок?

– Откуда тебе больше нравится. Безропотно отдаю себя в твои руки – они такие большие и ловкие…

Одно долгое мгновение Дариус смотрел на нее так, как умел смотреть только он, затем наклонился, взял лицо Шарлотты в ладони и поцеловал ее. Его руки заскользили по ее обнаженным плечам, отчего Шарлотту бросило в дрожь. Нащупав застежку на лифе, Дариус расстегнул ее и благоговейно прикоснулся губами к нежной коже.

Потом, рассмотрев местоположение завязок и крючков, он под хихиканье Шарлотты стал снимать с нее платье. Она поднялась, чтобы ему помочь, и когда он отшвырнул платье в сторону, то по ее лицу заметил, что ей интересно за ним наблюдать.

Через мгновение Дариус снова стал серьезен, изучая ее нижнее белье, вероятно, с такой же абсолютной сосредоточенностью, с какой демонстрировал результат своих научных экспериментов. Шарлотта не сводила с него глаз и чувствовала, что от одного его взгляда ее бросает в жар.

Затем Дариус стал ласкать Шарлотту через тонкую ткань ее белья, словно все, что к ней прикасалось – даже ее белье, – было для него священно. Именно это Шарлотта видела у него на лице, читала в его глазах, слышала в его голосе.

Она закрыла глаза и позволила себе беззаботно купаться в его теплоте и нежности. Ее нижняя юбка полетела прочь, а за ней – короткий корсет. Когда распахнулась сорочка, Шарлотта издала долгий, судорожный вздох. Она ощутила его губы на своем плече, потом на груди… Движения Дариуса были медленными и очень естественными. Когда он снял с Шарлотты всю одежду, то принялся ласкать ее бережно и неторопливо, словно она была самой большой драгоценностью на свете, а Шарлотта смотрела на него с нежностью и робким удивлением. Когда он расстегнул рубашку и, сняв, отбросил ее, Шарлотта затаила дыхание. Ей казалось, что Дариус мог бы стать моделью для величественных изваяний древнегреческих атлетов и языческих богов, которые она видела когда-то. Но сейчас, рядом с ней, он был настоящим, живым и теплым на ощупь, а его изумительная кожа при свете свечи казалась золотистой.

Шарлотта положила руку ему на грудь и слушала, как гулко и ровно бьется у нее под ладонью его сердце.

Неожиданно Дариус поднес ее руку к губам.

– Я не могу больше ждать, – неторопливо сказал он, – я не могу откладывать этот момент. Но теперь я должен добраться до этих смешных малюток из шелка, которые ты называешь туфельками.

Он расшнуровал одну ее туфлю, снял ее с ноги Шарлотты и бросил туда же, куда швырнул остальные ее вещи, после чего его рука скользнула вверх, туда, где заканчивался чулок. Развязав подвязки, Дариус немного спустил чулок и покрыл поцелуями кожу, которую только что обнажил.

Шарлотта затрепетала, а он продолжал опускаться все ниже, к ее щиколоткам и наконец снял чулок окончательно, после чего так же медленно и неторопливо повторил все с другим чулком.

К этому моменту все тело Шарлотты изнывало от любовного томления.

– Надеюсь, ты счастлива? – тихо спросил Дариус, и для Шарлотты его голос прозвучал словно звук виолончели.

– Да, – выдохнула она.

Отойдя от Шарлотты, Дариус снял с себя остатки одежды, после чего он снова приблизился к ней и их губы встретились. Поцелуй длился так долго, словно это был последний поцелуй на земле.

Затем он ласкал ее и занимался с ней любовью – неспешно, словно впереди их ждала целая вечность. Так же медленно он подвел ее к самому прекрасному мгновению, когда больше не существовало «я» или «ты», а была только одна любовь, и она возносила их туда, где жила волшебная радость. Тело Шарлотты вибрировало, наслаждение охватило ее всю, и в этот миг ей уже трудно было понять, где он, а где она.

Впрочем, теперь это было не так уж и важно, и Шарлотта, спрятав лицо на груди любимого, отдалась бесконечному и не нарушаемому ничем покою.