Дважды благословенная
Ли Бристол


Суровый отец юной Горн Мередит был готов абсолютно на все, только бы вырвать дочь из рук неотразимого и коварного дона Диего — своего давнего врага.

Но мог ли он предположить, что бесстрашный Итан Кантрелл, пообещавший вернуть беглянку под отчий кров, полюбит ее с первого взгляда всей силой души? Что не знавший слабости мужчина теперь мечтает только об одном — пробудить в Тори ответное пламя страсти?..


Ли Бристол

Дважды благословенная


Глава 1


Техас, 1878 год

Пустыня на рассвете выглядела мертвой, серой и плоской. Куда ни глянь — унылый однообразный пейзаж, и даже редкие тени, отбрасываемые чахлыми кустами, казались какими-то призрачными, нереальными. Это место идеально подходило для того, чтобы здесь умереть.

Под пыльным деревом стояли трое. Двое были пешие, третий — на коне. С одной из ветвей свешивалась петля. Фырканье лошадей ярдах в двадцати от дерева было единственным звуком, нарушавшим тишину. Костер давно потух, и даже дым от него уже не поднимался.

Наконец появился четвертый, которого все ждали. Под уздцы он вел лошадь с сидевшим на ней человеком. Лошадь была огромной, и всадник был ей под стать — высокий, широкоплечий, с загорелым и обветренным лицом, с мускулистыми руками и крепкими бедрами, явно привыкший к верховой езде. Он был без шляпы, и волосы цвета меди касались воротника. В глазах не было ни страха, ни отчаяния — они казались такими же бесцветно-серыми, как рассвет в пустыне, хотя на самом деле были зеленого цвета. Итан Кантрелл прямо сидел в седле, неподвижно глядя в одну точку. Его связанные руки болтались спереди. Сейчас он будет повешен.

Ведший лошадь под уздцы остановил ее в тени под деревом. По-прежнему не оборачиваясь, Итан боковым зрением видел, как капитан Лон Фоукс остановил свою лошадь рядом с ним.

Десять лет Итан служил этому человеку, сражался с ним плечом к плечу, не раз рисковал жизнью ради него. Теперь Итан сознательно не хотел встретиться с Лоном взглядом.

Протянув руку, капитан сорвал с груди Итана значок и бросил его на землю. Лишь сейчас, увидев эту эмблему — круг со звездой — в пыли, Итан, казалось, осознал, что она значит для него. Эмблема техасских рейнджеров[1 - Рейнджер — полицейский из специального конного патрульного подразделения в сельской местности, главным образом на Среднем Западе. — Примеч. пер.] — самых лучших, самых сильных, самых храбрых. Символ всей жизни Итана Кантрелла.

Резким движением словно не слушающихся его рук Фоукс набросил петлю на шею бывшего лейтенанта. Но Итан словно не почувствовал веревки. Его взгляд был по-прежнему прокован к валявшемуся в пыли значку.

Капитан отъехал на несколько шагов, и вперед выступил Кэл Бэнкс с Библией в руках. Узкое лицо Кэла было мрачным и напряженным, в глазах — скорбь и стыд. Те же чувства Итан читал во взглядах всех остальных — презрение, сожаление, гнев, смешанные с некоторой долей удивления. Все избегали взгляда Итана, словно чего-то нечистого.

— Итан Кантрелл, — откашлявшись, начал Кэл, — именем закона штата Техас и решением этих людей за преступления против упомянутого закона ты приговариваешься к смертной казни путем повешения… — Голос Кэла сорвался. Он опустил взгляд, отрешенно уставившись на Библию в руках. — Черт бы тебя побрал, Итан! — пробормотал он себе под нос и снова поднял глаза на ожидавшего казни: — Я давно тебя знаю, Итан Кантрелл, и всегда считал, что ты стоишь многих. Не думал я, что мне придется дожить до такого позора! Ты опозорил честь рейнджера, и по всем законам — божеским и человеческим — тебя следует повесить. И все равно мне тебя чертовски жалко!

Лицо Кэла напряглось еще сильнее, взгляд стал жестким.

— Да кончайте уж, что ли! — махнул он рукой.

Кэл отошел в сторону, и по сигналу капитана человек, державший лошадь под уздцы, рванул ее из-под Итана.

Но то, что произошло в следующий момент, было настолько неожиданным, что никто не успел ничего понять. Словно ниоткуда, прогремел выстрел, веревка лопнула в том самом месте, где она была привязана к дереву, и Итан упал лицом вниз. Затем — бешеный стук копыт и облако пыли, поднявшееся в один момент, казалось, до самого неба. Когда пыль улеглась, ни Итана, ни Лона не было.

Веревка по-прежнему была у Итана на шее, руки все еще связаны, но он не стал тратить время на то, чтобы освободиться от пут, как не думал и о погоне, которая, должно быть, уже шла за его спиной. Все его мысли и силы были заняты одним — пригибаться как можно ниже и неустанно торопить и без того несущегося на предельной скорости коня. Итан словно слился с конем воедино — от этого животного сейчас полностью зависела его жизнь, счет шел на секунды. Итан почти не слышал выстрелов сзади, хотя одна пуля просвистела у самого его уха. Прижав лицо к гриве мустанга, Итан вдыхал запах его кожи и пота, чувствовал стальное напряжение мускулов на кряжистой конской шее. Стук бешено колотившегося сердца всадника сливался со звуком летящих копыт.

Верный, испытанный скакун слушался каждого слова Итана, каждого касания шпор. Итан вел лошадь почти автоматически, минуя острые камни и другие опасности на пути. Наконец сквозь застилавший глаза пот Итан различил маячившие впереди ворота. Солнце уже успело подняться достаточно высоко, внося скудные краски в серый пейзаж.

И вот ворота остались позади. Не успел взмыленный мустанг остановиться, как Итан, напрягая последние силы, свалился с седла, успев лишь дернуть ногами, чтобы освободить их от стремян.

Всего одна секунда потребовалась Итану, чтобы вскочить на ноги. Он протер глаза тыльной стороной ладони — и прямо на него уставилось зияющее дуло «кольта».

Взгляд капитана Лона Фоукса был таким же смертельно-холодным, как и вороненая сталь его револьвера. С минуту Итан и капитан неподвижно смотрели друг на друга. Наконец Фоукс медленно опустил «кольт».

— Было трудно? — спросил его Итан.

— Все произошло точно по плану. — Лон шагнул к Итану и стал развязывать его руки. — По моим расчетам, десять минут у них ушло на то, чтобы оседлать лошадей, да еще двадцать минут .мы выиграли, запутав след. Черт побери, Итан, хотел бы я научиться так ловко запутывать следы, как умеешь это ты!

Освободившись наконец от веревок, Итан потер онемевшие запястья.

— Черт побери, — пробормотал он, снимая с шеи петлю, — слава Богу, выстрел Джо подоспел вовремя! Еще бы секунда — и я бы сейчас уже был на том свете!

— Надеюсь, ты хотя бы успел перед смертью помолиться? — усмехнулся Лон. — Это могло бы тебе пригодиться на тот случай, если бы мы не успели.

Лошадь Итана, отбежав на несколько ярдов, остановилась. Итан подошел к ней, чтобы снять седло. Закончив, он любовно потрепал мустанга по шее, словно благодаря за неоценимую услугу. Лон тем временем распаковал седельную сумку. Когда Итан вернулся, Фоукс протянул ему его шляпу, и Итан, наполнив ее водой из своей фляжки, напоил разгоряченного мустанга. Капитан отдал Итану ремень с кобурой, и тот немедленно определил его на место. Затем Фоукс извлек «винчестер», спрятанный в его скатанном походном одеяле, и передал его Итану. Тот улыбнулся, почувствовав привычную холодную тяжесть стали в руке.

Последним, что принял Итан от старого друга, была довольно увесистая пачка долларов. Итак, все было сделано. Теперь им не оставалось ничего, кроме как сесть на лошадей и попрощаться. Однако оба медлили, пристально глядя друг на друга.

— Дай Бог, — произнес наконец капитан, — чтобы ты оказался прав. Слишком многое от этого зависит.

Глаза Итана сузились.

— Я это знаю. Поэтому и действую в одиночку. Если я не прав, то никто об этом не узнает, и рейнджеры не будут в этом замешаны. — Лицо его напряглось, но взгляд оживился. — Но я верю, — твердо произнес он, — что я прав.

— Ты сильно рискуешь, Итан. Тот чуть заметно улыбнулся.

— Можно подумать, Лон, будто я впервые в жизни сильно рискую!

Лон тяжело вздохнул и рассеянно провел рукой по волосам. Взгляд его был устремлен куда-то за спину Итана.

— Черт побери, Итан. — Губы капитана исказила кривая улыбка. — Будь я поумнее, я бы, пожалуй, пристрелил тебя минуту назад! Это избавило бы нас обоих от многих неприятностей!

— Будь мы оба с тобой поумнее, ни я, ни ты не втянулись бы в это дело. — Нахлобучив шляпу, Итан занялся своей лошадью.

— Итан! — Кантрелл обернулся.

Взгляд капитана был мрачнее тучи:

— Я знаю, почему ты это делаешь. И вот что я тебе скажу: если бы дело касалось не Кэмпа Мередита, а кого-то другого, я бы точно тебя пристрелил. Дай только Бог, чтобы ты оказался прав. Твоя ошибка будет слишком дорого стоить.

— Я знаю, что делаю, — нетерпеливо произнес Итан.

— Мой тебе совет, — проговорил Фоукс, — забудь лучше о личной неприязни к этому человеку. Относись к этому просто как к работе.

На минуту что-то блеснуло в глазах Итана, но тут же угасло. Лицо его снова стало спокойным и решительным.

— Будь другом, Л он, позаботься о том, чтобы твои ребята не сидели у меня на хвосте. С остальным я и сам справлюсь. — Он посмотрел на Лона немного мягче. — Не волнуйся. Я буду осторожен.

Вдев ногу в стремя, Итан легко взобрался на лошадь.

— Пожалуй, без меня здесь будет скучновато. Так что я вернусь.

Отсалютовав капитану, он пришпорил лошадь.

Лон Фоукс смотрел ему вслед. Плечи его опустились, на лбу залегла глубокая складка. Когда же фигура Итана скрылась за облаком пыли, капитан распрямился, поправил ремешок шляпы и сел на коня. Его тоже ждала работа.


Викторию Мередит трудно было назвать самой красивой девушкой в Новом Орлеане и даже самой красивой в этом бальном зале — высокая, худощавая, с едва наметившейся грудью. Волосы цвета яркой моркови, а вместо загара безжалостное солнце Ныо-Мексико покрыло ее лицо и плечи густой сетью веснушек. Лицо казалось слишком узким, а нос, пожалуй, немного острым. Хороши были лишь огромные, выразительные глаза. Когда Виктория была в гневе, эти глаза могли метать такие молнии, что даже самым стойким мужчинам становилось не по себе. Но сейчас эти глаза горели не от гнева, а от возбуждения, а щеки, обычно довольно бледные, раскраснелись от танца. В белом газовом платье с шуршащими юбками, с волосами, уложенными в пышную прическу, Тори Мередит ощущала себя первой красавицей. Ей казалось, что она не ступает по полу, а порхает по воздуху.

Виктории было девятнадцать, но, пожалуй, сейчас она впервые была предоставлена самой себе — с тех самых пор как двенадцатилетней девочкой переехала к отцу в Ныо-Мексико после смерти матери. Сюда, в Новый Орлеан, она приехала месяц назад на свадьбу своей кузины Селии, и этот месяц оказался для нее нескончаемым водоворотом балов, приемов и вечеринок. Все это было так не похоже на однообразную жизнь на ранчо, что казалось Тори волшебным сном.

Не то чтобы дома ей чего-нибудь не хватало… Уже одно то, что она была дочерью Кэмпа Мередита, говорило о многом. Все до одного ковбои в городке были с ней подчеркнуто галантны, а торговки в лавках удивительно вежливы и из кожи вон лезли, чтобы ей угодить. Тори была частой гостьей в доме самого губернатора, и ей даже нередко приходилось встречать свое имя в местной газете. Парни на любой вечеринке буквально в очередь выстраивались, чтобы потанцевать с ней, даже зная, что завтра Тори снова сменит пышные шелка на более привычные ей кожаные ковбойские брюки и будет снова носиться по ранчо в пыльном седле, отдавая им приказания.

Впрочем, Тори отнюдь не собиралась прожить всю жизнь эдаким мужчиной в юбке, и иногда она все же тосковала по более подходящему для девушки образу жизни, который она вела, когда еще жила с матерью. Но Тори была из тех, кто при необходимости легко привыкал к любым условиям. Жизнь на ранчо волей-неволей требовала вещей, которые благородные дамы из Виргинии, где прошло детство Тори, нашли бы шокирующими, но Тори принимала это как неизбежность.

Однако сейчас, в Новом Орлеане, Тори чувствовала себя словно снова погруженной в тот мир, который окружал ее в детстве. Что ни говори, приятно все-таки понежиться в постели до полудня или пить шоколад из чашки на серебряном подносе. Приятно одеваться в роскошные, шелковые платья, сшитые по последней моде, носить перчатки и обмахиваться веером. Приятно, когда элегантные молодые люди при встрече с тобой на улице приподнимают шляпы или останавливают свои экипажи, чтобы поболтать. А какие изысканные светские разговоры они умеют вести! При этом ни дня не проходило без того, чтобы утром Тори не обнаружила бы в своей гостиной букета цветов или коробки конфет от кого-нибудь из новых знакомых.

Никто не мог похвастаться таким тонким умением светского обращения с дамами, как мужчины из Нового Орлеана, а те, в свою очередь, были без ума от рыжеволосой дикарки с Запада. Разумеется, Тори достаточно хорошо осознавала, что в какой-то степени столь пристальное внимание со стороны мужчин было обусловлено тем, что ее отец — известный и богатый плантатор, однако она старалась не думать об этом. Зачем, если все мужчины вокруг смотрят на тебя с таким восхищением? Здесь, в Новом Орлеане, Тори впервые начала понимать, что в том, чтобы быть женщиной, тоже есть определенные преимущества.

Впрочем, не странно ли, что из всех мужчин, с которыми Тори познакомилась в этом далеком городе, более всех ее привлекал тот, с кем она почти всю жизнь прожила по соседству и о ком знала с детства, но встретила впервые лишь здесь? Из того, что она привыкла слышать от отца об этом человеке, можно было заключить, что у того как минимум имеются рога и хвост. Реальный же дон Диего, Салинас де Ортега, как оказалось, не имел ничего общего с ужасным портретом, созданным ее отцом.

Реальный дон Диего смотрел сейчас на нее из своего угла с нескрываемым обожанием. Тори игриво помахала ему веером — этому она научилась у своих кузин — и, в свою очередь, бросила на него томно-кокетливый взгляд. Как мало, оказывается, нужно для счастья — быть девятнадцатилетней и чувствовать, что самый привлекательный мужчина на балу весь вечер смотрит только на тебя.

— Виктория Хелен Мередит! — послышался за ее спиной притворно-строгий голос. — Ведите себя прилично! Вашему папе это не понравилось бы!

Немного недовольная тем, что ей помешали переглядываться с доном Диего, но не в силах слишком сердиться на что бы то ни было в такой восхитительный вечер, Тори обернулась к своей кузине Джудит:

— Папы здесь нет, и он ничего не узнает.

Джудит, которая была на год моложе Тори, тем не менее считала, что преимущества ее воспитания дают ей право читать кузине нотации. Она поморщилась:

— Ты уже два раза за сегодняшний вечер танцевала с этим Диего! О тебе скоро начнут сплетничать!

— Мало того, — ехидно улыбнулась Тори, — я обещала ему еще и следующий танец! Не беспокойся, — добавила она, увидев, как глаза кузины тревожно округлились, — дон Ортега — давний знакомый моего отца. Его ранчо по соседству с нашим, мы даже пользуемся одним и тем же источником воды. — О том, что из-за этого самого источника у отца с доном Диего велась давняя, ни на день не прекращающаяся война, Тори упоминать не стала. Как и о том, что отец пришел бы в бешенство, если б узнал, что Тори осмелилась танцевать с его смертельным врагом. В некотором смысле Тори и танцевала-то с доном Диего Потому, что отца бы это разозлило.

Джудит немного успокоилась и снова перевела взгляд на дона Диего, который в этот момент разговаривал с группой мужчин.

— Какой он смуглый! — удивилась она. — Он что, мексиканец?

— Испанец, — поправила ее Тори. — Впрочем, можно считать его и мексиканцем: ранчо дона Диего по ту сторону границы от нас, на мексиканской территории. Вообще-то он из очень знатной кастильской фамилии — граф или герцог, точно не помню.

На Джудит, судя по всему, это произвело впечатление. Она слегка прищурилась:

— Осторожнее с ним, кузина. Он кажется мне опасным.

— Да, он опасен! — рассмеялась Тори. В этот момент ей было уже не до кузины: раздались первые звуки вальса, и Тори, конечно же, устремилась к тому, кто был предметом столь оживленного обсуждения между ней и Джудит.

Тори почувствовала, как краска приливает к ее щекам, когда дон Диего склонился, чтобы поцеловать ей руку.

— Я с нетерпением ждал этого момента, — произнес он своим бархатным баритоном, который казался Тори нежнейшей музыкой. — Мне уже начинает казаться, что я не танцевал с вами целую вечность!

— Прошел всего лишь час, — вежливо напомнила ему девушка. — Моя кузина, — добавила она, притворно поморщившись, — говорит, что вы пожираете меня глазами!

Глаза испанца сверкнули:

— Если вам это не нравится, я…

— Я этого не говорила! — поспешила уверить его она. — Если бы мне это не нравилось, сеньор Ортега, я плеснула бы вам в лицо вином в первый же момент, как вы кивнули мне!

— Узнаю дочь моего давнего врага! — сверкнув глазами, весело рассмеялся дон Диего. — Впрочем, честно говоря, я представлял вас другой!..

— То же самое я могу сказать о вас, дон Диего. . Испанец прищурился:

— Так что же ваш отец говорил вам обо мне? Тори посмотрела на него:

— Что вы хитрый, коварный, безжалостный сущий дьявол.

Диего рассмеялся так, что обратил на себя внимание окружающих.

— И вы не боитесь, мисс Мередит, танцевать с этим дьяволом?

— Ничуть, — улыбнулась она в ответ, — если он танцует столь божественно, как вы.

Диего снова засмеялся, и уж слишком вольно прижал Тори к себе, но девушка не возразила.

— Как все-таки превратна порой бывает судьба! — слегка вздохнул испанец. — Так неожиданно нас свела… чтоб разлучить так жестоко! — Взгляд дона Диего горел таким огнем, что на минуту Тори показалось, что она для него — единственная женщина в мире. — Вы уверены, что вам непременно надо уезжать так скоро? Неужели нет способа хоть немного продлить ваше пребывание в Новом Орлеане?

— Я и так уж слишком задержалась, — грустно покачала головой Тори. — Я должна была уехать отсюда еще два дня назад. — Его рука сжала ее запястье. От каждого нового прикосновения этого горячего брюнета словно электрический разряд пробегал по всему телу Тори.

— Неужели, — с жаром произнес он, — неужели нам суждено вернуться домой лишь для того, чтобы продолжить эту старую войну между нашими семьями?

Тори даже не хотелось думать о возвращении домой. Вместо сверкающих паркетом бальных залов, роскошных платьев, вальсов, головокружительно красивых мужчин, бросающих на тебя возбуждающе-опасные взгляды, — снова пыль, стада коров, грубые мужланы с грязью под ногтями, приевшаяся рутина жизни на ранчо. Чтобы заставить себя забыть об этом, Тори одарила своего восхитительного кавалера еще одной улыбкой.

— Я думаю, — проговорила она, — у нас хотя бы останутся приятные воспоминания о волшебных днях, проведенных в далеком Новом Орлеане. Разве не так?

— И это все? — Диего был явно разочарован. — Что ж, — вздохнул он, — этого и следовало ожидать. В конце концов, вы еще ребенок и не знаете, какую страсть мужчина может испытывать к женщине.

Тори была возмущена тем, что Диего считает ее ребенком.

— Я знаю о жизни гораздо больше, чем вы думаете, сеньор! — обиженно выпалила она.

Диего изучающе посмотрел на нее:

— Что ж, если так… Могу ли я надеяться, что разлука для вас столь же тяжела, как и для меня?

— Разумеется! — поспешила уверить его Тори. Лицо ее светилось надеждой и возбуждением, и то же самое читала она в его лице. — Будь моя воля, сеньор, — добавила она, — я бы сделала так, чтобы этот вечер никогда не кончался!

Диего прижал ее к себе. У Тори кружилась голова от его близости.

— Уверяю тебя, — произнес он, — мы найдем способ продлить этот вечер. Обязательно найдем!

Они вышли на середину зала и закружились в танце. Взгляды всех присутствующих были обращены на них, но Тори сейчас не видела ничего, кроме жгучего взгляда дона Диего.


Глава 2


Драй-Уэллс был небольшим пыльным городишком на территории штата Нью-Мексико. Почтовые кареты, как и телеграфные линии, обходили его стороной. А ближайшая железнодорожная станция располагалась в ста милях к северу от городка. Чужие здесь попадались редко: мало кто специально поедет в этот забытый Богом и людьми городишко или станет случайно проезжать через него.

С юга и запада Драй-Уэллс был окружен горным хребтом Хатчет, а к северу и востоку от городка тянулась бесконечная пустыня. В городе были два постоялых двора, один магазин, салун, банк и католическая церковь, служба в которой велась лишь по праздникам, не считая венчаний и крещений. Население насчитывало чуть более двухсот человек. Около двадцати из них были индейцами, мексиканцами либо метисами, остальные жили вблизи Мейн-стрит, основной улицы городка, либо работали на ранчо Каса-Верде.

Ранчо было расположено на возвышенности, находившейся милях в пяти к югу от городка, откуда хорошо просматривался как сам городок, так и мексиканская граница. Из окон своего дома, который можно было назвать настоящей крепостью, Кэмп Мередит имел возможность обозревать окрестности на десять миль вокруг в любом направлении. Достаточно было одного взгляда на огромный каменный дом на вершине холма, чтобы любой работник ранчо сразу почувствовал, что за ним наблюдают день и ночь, где бы он ни находился. Работники ранчо, по сути дела, были такой же безраздельной собственностью Мередита, как и ранчо.

Несмотря на то что в последнее время у Кэмпа не было особых дел в городе, он почему-то зачастил в салун — должно быть, его огромный дом казался ему пустым без Тори. В салуне по крайней мере всегда чувствовалась жизнь. К тому же от местных сплетников Кэмп надеялся узнать хоть что-то о своей дочери. Даже невеселая правда лучше, чем полное неведение.

Кэмп сидел в углу, медленно потягивая виски. Сейчас, в самой середине дня, в салуне не происходило ничего необычного. Пара потрепанных ковбоев перекидывалась в карты, одна из девиц сидела за пианино, подбирая мелодию, несколько мужчин, прислонившись к стойке бара, говорили о женщинах. Но один человек, стоявший чуть поодаль от остальных со стаканом бурбона в руках, привлек внимание Кэмпа. Незнакомец выбрал это место явно не случайно — отсюда улица просматривалась так же хорошо, как и все помещение салуна. Но чаще всего жесткий взгляд останавливался на Кэмпе.

Однако когда из-за занавески, отделявшей зал от кухни, показалась Консуэло Гомес, внимание незнакомца, как, впрочем, и всех мужчин, переключилось на нее. Если хозяйка салуна и была польщена столь явным интересом к себе, виду она, во всяком случае, не подала. Консуэло всегда принимала подобное внимание как нечто естественное.

Консуэло было где-то между тридцатью и сорока — сколько точно, никто не знал. Черные как смоль волосы ниспадали на плечи великолепной волной. Темно-красное платье с рукавами и глухим воротом очень ей шло. Широкие скулы и чуть плоский нос Консуэло говорили о том, что в ней есть примесь индейской крови, но гордая посадка головы и уверенный взгляд глубоких черных глаз выдавали испанское происхождение. Трудно было не обратить внимания на ее безупречную фигуру и удивительно гладкую кожу.

Единственным недостатком безукоризненной внешности хозяйки салуна был шрам на левой щеке, тянувшийся ото рта к уху. Однако Консуэло не только не пыталась скрыть этот шрам, но, напротив, едва ли не гордилась им, словно боевым орденом. Впрочем, красота Консуэло настолько завораживала мужчин, что шрам для них был почти незаметен. Только один человек, глядя на Консуэло, видел сначала ее шрам, а лишь потом красоту. Это был Кэмп Мередит. С этим шрамом у него было связано одно не покидавшее его воспоминание.

Подойдя к бару, Консуэло налила в стакан виски и прошла к столику Мередита. Некоторое время оба молчали. Наконец Кэмп поднял голову.

— Это он? — Кэмп кивнул в сторону незнакомца за стойкой.

Консуэло утвердительно наклонила голову.

— И что, он так и торчит здесь весь день, пьет бурбон?

Темные глаза Консуэло пристально посмотрели на Кэмпа.

— И еще расспрашивает всех о тебе, — произнесла она. Кэмп не стал интересоваться, что именно незнакомцу удалось узнать о нем. В глазах владельца ранчо трудно было что-либо прочитать. Кэмп и Консуэло смотрели друг на друга, словно молча вели какой-то лишь им одним понятный диалог.

Внимание обоих привлек шум в противоположном конце зала. Одна из девиц яростно отбивалась от молодого симпатичного ковбоя, сгребшего ее медвежьей хваткой. По глазам продажной красотки было видно, что это не игра.

— Ничего страшного, — проворчала Консуэло, — милые бранятся — только тешатся. Дуреха вообразила, что она у этого красавчика единственная, а он был у Розы прошлой ночью. Молодая еще, скоро поймет, что к чему.

Кэмп пристально наблюдал за ходом событий. Уэлф Питерсои был молод и горяч. Как он поведет себя, трудно было предвидеть, но одно было ясно — заварушка затевалась нешуточная.

Кэмп подарил этот салун Консуэло много лет назад, и с тех пор не вмешивался в то, как идут в нем дела. Его даже не интересовало, какую прибыль он приносит. Кэмп был уверен в одном: что бы ни случилось, Консуэло справится и без него. Когда девица плюнула Уэлфу в лицо, а тот наотмашь ударил ее по щеке, Консуэло поднялась из-за стола. Кэмп знал, что Консуэло ни в коем случае не допустит грубого обращения со своими девушками. После сегодняшнего случая Уэлфу наверняка будет закрыт вход в салун не на один месяц.

Но когда Консуэло направилась было к дерущейся паре, Кэмп остановил ее, коснувшись руки. Обернувшись, хозяйка салуна с удивлением обнаружила, что к месту происшествия направляется незнакомец, которого они обсуждали несколько минут назад. Девица, рыдая, сидела на полу, а Уэлф как ни в чем не бывало допивал свой стакан, отставленный из-за драки. В глазах незнакомца не было ни симпатии к девушке, ни гнева по отношению к Уэлфу.

— Позвольте напомнить вам, сэр, — спокойно заметил он, — что с дамами так не обращаются.

Ни один мускул не дрогнул на лице Уэлфа. Рука его по-прежнему сжимала стакан.

— Это вы мне, сэр? — процедил он, едва взглянув на незнакомца.

— Поскольку вы здесь единственный, кто бьет дам, то нетрудно догадаться, что вам.

Консуэло снова направилась было к месту происшествия, но пальцы Кэмпа крепко сжали ее руку.

— Где вы тут видите даму? — усмехнулся Уэлф.

— Дама она или нет, обращаться с ней так я не позволю.

Уэлф медленно повернулся. Внешне он был совершенно спокоен, если не принимать во внимание глаз, горящих злобой. Оглядев незнакомца с ног до головы, он усмехнулся:

— Разве ваша мама не учила вас, сэр, что нехорошо совать нос не в свое дело?

Незнакомец невозмутимо засунул руки за пояс.

— Моя мама меня много чему учила. Слава Богу, я не всегда слушал.

На мгновение зал словно замер. Девица, уже переставшая всхлипывать, по-прежнему сидела на полу, и взгляд ее был устремлен на Уэлфа. Игроки отложили свои карты. Кэмп с деланным безразличием наблюдал за сценой из своего угла.

— Напрашиваешься на неприятности, сэр? — В тоне Уэлфа слышалась угроза.

— Нет, — спокойно возразил тот, неприятностей я бы не хотел. Ни себе, ни тем паче вам. Так что извинитесь перед дамой и забудем об этом.

Лицо Уэлфа потемнело, пальцы сжались в кулаки. Девица, отлично знавшая, что предвещает это выражение лица Питерсона, с надеждой и страхом смотрела на своего заступника. Пнув стоявший рядом стул, Уэлф одним рывком выхватил пистолет.

Что произошло дальше, никто из зрителей так толком и не понял. К концу дня, должно быть, по городку уже гуляло с полдюжины версий. Одно было ясно: стены салуна успели повидать многое, но такого здесь еще не случалось.

Рука незнакомца в одно мгновение перехватила запястье Уэлфа, заломив его руку чуть ли не до самого затылка. Лицо Питерсона побагровело, пальцы разжались, выронив пистолет. Собрав все силы, Уэлф предпринял было отчаянную попытку освободиться, но тут его живот ощутил дуло пистолета противника.

— Там, откуда я родом, — спокойно сообщил незнакомец, — мерзавцев пристреливают на месте. Надеюсь, вы не хотите, чтобы я считал вас мерзавцем, сэр?

Взгляды противников встретились. Весь салун замер в оцепенении; единственным движением был дым, поднимавшийся от забытой кем-то недокуренной сигары. Наконец Уэлф разрядил обстановку:

— Нет, сэр.

Незнакомец отпустил его руку и отошел на несколько шагов. Подняв свой пистолет с пола, Уэлф пальнул в воздух. То же самое сделал и его противник.

— Помогите девушке подняться, — потребовал незнакомец.

С минуту Уэлф колебался, но затем, скрипнув зубами, подошел к виновнице потасовки и поднял ее с пола, хотя и не очень вежливо. Плюнув на пол, Питерсон поспешно вышел из салуна.

— С вами все в порядке, мисс? — обратился незнакомец к девушке.

Рассеянно потирая все еще горевшую щеку, девица смотрела на своего спасителя с восхищением и некоторым недоверием.

— Спасибо, сэр, — поблагодарила она, приглаживая растрепавшиеся волосы. — Но не надо было вам вмешиваться. Теперь Уэлф вас убьет! — В последней фразе звучало даже некоторое торжество по поводу новой заварушки.

— Не беспокойтесь, мисс! — Незнакомец дотронулся до своей шляпы. — Не родился еще тот человек, который бы меня убил!

Он направился к выходу, но девица, опередив его, забежала вперед и преградила ему дорогу. Выражение ее лица заметно изменилось.

— Не могу ли я вам чем-нибудь услужить, сэр? — заискивающе спросила она. — Так сказать, в качестве благодарности за спасение…

Незнакомец посмотрел на нее. Возможно, в обычном своем состоянии эта девица и была привлекательна, но сейчас, растрепанная и заплаканная, она напоминала ребёнка, вздумавшего играть во взрослые игры.

— Спасибо, мисс, — проговорил он. — Как-нибудь в другой раз…

В глазах девицы отразилось разочарование.

— Может быть, я все-таки могу чем-то услужить вам…

— Налейте джентльмену еще бренди, Мэри, — раздался вдруг за их спинами спокойный, властный голос. — И проводите его за мой столик.

Рядом с ними стоял Кэмп Мередит.

Итан пристально разглядывал Кэмпа. Кэмп был на дюйм выше Итана и, несмотря на крепкое телосложение, выглядел стройным. Морщины, перерезавшие его лицо цвета меди, не портили его, а, напротив, даже придавали его облику благородство. Рыжие волосы и борода были сильно тронуты сединой. Зоркий взгляд, казалось, проникал в самую душу. С первого момента общения с Мередитом собеседник ощущал его ум, властность и хладнокровие.

Итана не удивило то, что Мередит подошел к нему: он, часто поглядывая на Мередита, не мог не заметить, что тот тоже не спускает с него глаз. Что удивило Итана, так это то, насколько изменился Мередит. Не только за эти десять лет — это было бы естественным, но даже по сравнению с той фотографией в газете, которую Итан видел всего шесть месяцев назад. Сейчас Кэмп казался ниже ростом и сильно постаревшим. И все-таки ошибки быть не могло: это был именно он, Кэмп Мередит. Овал лица, пронзительный холод во взгляде, гордо расправленные плечи, движения, характерный виргинский акцент — все это осталось тем же.

Итан отлично умел скрывать свои чувства и был уверен, что не дал Кэмпу почувствовать, что узнал его.

— Очень любезно с вашей стороны, сэр, — усмехнулся Итан. — Не хочу вас обидеть, но я привык пить на свои.

Губы Мередита дрогнули в чуть заметной улыбке:

— Неплохо, сынок. Только полный идиот станет пить с незнакомцем. Так что разрешите представиться: Кэмп Мередит.

— Итан Кантрелл. — Кэмп не протянул руки, и Итан тоже.

Кэмп жестом пригласил Итана сесть.

— Уэлф Питерсон работает на меня, — произнес он. — Он всегда доставлял мне много хлопот, так что ты молодец, сынок, что поставил его на место.

— Что ж, я рад, если так. — Пододвинув стул ногой, Итан сел. Консуэло молча удалилась, оставив мужчин одних.

Какое-то время они сидели молча, изучающе глядя друг на друга. Наконец, когда девушка принесла им два стакана, Кэмп заговорил:

— Насколько мне известно, вы зачем-то расспрашивали здесь всех обо мне.

— Хотелось бы побольше узнать о человеке, к которому я собираюсь устраиваться на работу. — Отпив маленький глоток из своего стакана, Итан оглядел зал. Тот выглядел так, словно ничего и не произошло: игроки снова метали карты, а девушка за пианино продолжала свою мелодию с той самой ноты, на которой прервалась. Кэмп Мередит умел добиваться дисциплины от своих людей — никто не обращал внимания на то, что происходит за его столиком.

— Я вижу, — улыбнулся Кэмп, — что вы понимаете толк в настоящем кентуккийском бурбоне. Во всяком случае, знаете, что пить его надо маленькими глоточками, а не лакать, как воду. Это выдает в вас джентльмена. Но, — продолжал он все тем же тоном, — должен признаться, мистер Кантрелл, не все мне в вас нравится. Точнее, кое-что вызывает вопросы. Я слышал, что вы были техасским рейнджером.

Итан молчал.

— И что вы убили шерифа в Уэйко. — Кэмп отпил виски, но взгляд его был все так же прикован к лицу Кантрелла. — К тому же одно время вы были связаны с шайкой грабителей из Эль-Пасо.

Итан мрачно улыбнулся:

— Послушать вас, я прожил бурную жизнь!

— Так кто же вы? — Кэмп посмотрел на своего собеседника еще пристальнее. — Грабитель, убийца или служитель порядка?

Итан сделал еще глоток. Взгляд его не выражал ничего.

— Может быть, — проговорил он, — и то, и другое, и третье. А может, ни то, ни другое, ни третье.

Кэмп откинулся на стуле, вытянув свои длинные ноги под столом.

— Еще одна загадка, мистер Кантрелл. Почему такой, казалось бы, независимый человек, как вы, загорелся вдруг желанием поступить ко мне в услужение?

— По-моему, — откликнулся тот, — тут все ясно как день. Мне надоело всю жизнь быть в бегах, захотелось наконец осесть где-нибудь в тихой гавани и заниматься тем, о чем я всю жизнь мечтал.

— Что вы имеете в виду? — покосился на него Кэмп.

— Да вы и сами прекрасно понимаете, — отозвался Итан. — Иначе не тратили бы сейчас время на разговор со мной.

Где-то в глубине глаз Мередита блеснул довольный огонек.

— И вы решили, что Каса-Верде как раз то самое место, что вам нужно?

Итан не отводил от него взгляда.

— Ни для кого не секрет, что у вас в руках огромная власть, мистер Мередит. Во всяком случае, здесь вы, насколько можно судить, почти что царь и бог. У вас отличная команда работников. Почему бы мне, в конце концов, к ней не присоединиться?

Кэмп помрачнел.

— Я вижу, мистер Кантрелл, что либо вы не умеете задавать вопросы как следует, либо вас кто-то сильно дезинформировал. Иначе бы вы знали, что мое ранчо — не приют для бездельников, стоящих вне закона. Позвольте спросить вас, Итан: умеете ли вы забрасывать лассо? Или, может быть, вы вполне справляетесь со стадом в две тысячи голов, которое нужно перегнать за сто миль? Умеете ли вы клеймить скот, наконец? Нет? Может быть, вы все-таки потрудитесь сообщить, чем конкретно вы могли бы быть мне полезны?

Итан вдруг услышал спокойный и четкий внутренний голос: «Да пристрели ты наконец его прямо сейчас! Стоит ли церемониться? Тем более что и свидетелей-то здесь всего от силы человек шесть. Что ты, не сможешь от них уйти? Можно подумать, тебе это впервой… — Рука Итана инстинктивно потрогала пистолет, висевший за поясом. Он почувствовал, как в нем черной волной поднимается ненависть. — Десять лет…»

— Я ищу работу, — произнес Итан, стараясь, чтобы голос не выдавал волнения, — но не на ранчо.

Кэмп резко поднялся из-за стола.

— В таком случае наш разговор — пустая трата времени. Мой вам совет, сэр: убирайтесь-ка отсюда подобру-поздорову. Я думаю, вам опасно оставаться слишком долго в одном месте — за вашу голову наверняка уже назначена солидная сумма.

— Тогда, — спокойно продолжал Итан, — может быть, вас заинтересует то, что я старый солдат и прекрасно управляюсь с оружием? Да и след, если надо, могу отыскать неплохо. Я полагаю, такие люди вам нужны?

Глаза Кэмпа сузились. Он явно колебался.

— Что вы имеете в виду?

— Вы не скучаете по дочери, мистер Мередит? — напрямую спросил Итан.

На мгновение лицо Кэмпа исказилось словно от боли, но он сумел взять себя в руки. Мередит опустился в кресло.

— Что вы знаете об этом? — хрипло проговорил он. Итан пожал плечами и отпил еще глоток.

— Это ни для кого не секрет, мистер Мередит, — начал он. — Весь город только и говорит о том, что ваша дочь сбежала! С каким-то мексиканцем по фамилии, если не ошибаюсь, Ортега, и теперь он держит бедняжку в заложницах. Похоже, вы и раньше имели неприятности с этим типом, но это не мое дело. Вряд ли, думаю, вы собираетесь послать ей на выручку целую армию — здесь должен действовать всего один человек. Вы, кажется, уже посылали кого-то, но безрезультатно. Вы посылали не тех людей, — заключил Итан.

Мередит вдруг показался Итану постаревшим сразу лет на десять. Плечи старика опустились, в глазах появилась бесконечная усталость. Ничто в нем сейчас не напоминало того властного, безжалостного человека, чей образ привык носить в своем сознании Итан.

Наконец Кэмп заговорил, но голос его звучал так тихо, словно он разговаривал сам с собой:

— Прошло уже больше месяца, и все без толку. Чего только я не предпринимал! Но этот мерзавец словно заранее все предвидит. Знает, сволочь, что пока Тори в его руках, оружие я применять не буду! Пока Тори у него, можно сказать, что и я в его руках. И самое страшное — то, что я не могу здесь ничего поделать… — Кэмп посмотрел на Итана, и в глазах его мелькнул тот самый холодный огонь, который Итан помнил, словно вчера, хотя прошло целых десять лет. — Так что мой вам совет, приятель: если вам хочется строить из себя героя, делайте это где-нибудь в другом месте. Я не собираюсь рисковать своей дочерью ради ваших идиотских амбиций!

— Вам приходилось слышать о братьях Понтеро? — негромко поинтересовался Итан, глядя в свой бокал.

— Еще бы! — немедленно откликнулся Кэмп. — Лет пять-шесть назад они держали в страхе всю эту чертову границу. Скрывались в горах, но в конце концов их все-таки выследили рейнджеры. Точнее, один рейнджер. — Он вдруг пристальнее вгляделся в Итана: — Черт побери, это были вы?

— Я знаю эту местность вдоль и поперек. Плантацию Ортеги, правда, не знаю, но, что бы она собой ни представляла, не думаю, что проникнуть туда было бы сложнее, чем в логово братьев Понтеро. Если ваша дочь жива, мистер Мередит, обещаю вернуть ее вам в целости и сохранности.

Кэмп долго пристально смотрел на Итана.

— А что вы потребуете в награду?

— Я уже сказал. Спокойное место — и работу. Снова последовала долгая, напряженная пауза.

— Хорошо, — кивнул Мередит. — Вы мне — дочь, я вам — приют. По-моему, вполне справедливо.

Допив свой стакан, Итан поднялся.

— Если передумаете или получите лучшее предложение, сообщите мне. — Он направился к выходу.

— Куда вы? — всполошился Мередит.

— Мне пора, — не оборачиваясь, объяснил тот. — Спасибо за выпивку.

Итан вышел, а Кэмп еще долго смотрел ему вслед. На его лбу залегла глубокая складка. Наконец он почувствовал, как кто-то слегка дотронулся до его плеча.

— Ну как, — спросила Консуэло, — что ты думаешь об этом парне?

— По-моему, — покачал головой Кэмп, — парень горячий.

— Вот видишь! Разве плохо иметь такого в своем окружении?

Улыбнувшись, Кэмп слегка сжал ей руку. Этот жест и улыбка словно стирали годы, лежавшие между ними. Оба почувствовали себя теми молодыми любовниками, которыми когда-то были…

— Ты умная женщина, Конни. Если я и хотел бы кого-то видеть в своем окружении, так это тебя.

— Ты и держишь меня при себе, — улыбнулась она, — и именно по той же причине, по какой примешь а я знаю, что ты это сделаешь, — в свое окружение Итана Кантрелла. — Взяв стакан из рук Кэмпа, Консуэло отнесла его на стойку бара.

— Что ты делаешь? — нахмурился Кэмп.

— Не слишком ли много ты пьешь?

— Да я всегда столько пил!

Консуэло повернулась, пристально глядя ему в глаза:

— Сейчас — особый случай.

— Черт бы тебя побрал! — беззлобно проворчал Кэмп. Консуэло подошла к нему.

— Ты ему доверяешь? — спросила она, взглянув на дверь.

Кэмпу хотелось бы ответить «да», но он колебался.

— Посмотрим, — вздохнул он. На лбу его снова залегла глубокая складка. — Посмотрим.


Глава 3


— Не понимаю, — пожал плечами Гильберто Плейес, глядя в окно, — зачем тебе понадобилось разыгрывать этот спектакль? Эта женщина и так твоя. Живи с ней просто так! Нет, понадобилось зачем-то устраивать свадьбу, приглашать подставного священника… И все ради какой-то молоденькой дурочки, которая и подметки твоей не стоит!

Дон Диего подошел к зеркалу, поправляя галстук.

— Я не позволю так говорить о моей невесте! Взглянув на свое отражение, Диего, очевидно, остался доволен, так как поприветствовал самого себя белозубой улыбкой.

— Какая невеста? — не меняя выражения лица, процедил Гильберто. — Насколько я помню, у тебя есть жена!

— Мало ли кто у меня есть!

— Все равно не понимаю…

Диего посмотрел на Гильберто так, что тот замолчал на полуслове и стал молча наблюдать, как Диего старательно поправляет свои усы. Гильберто был его сводным братом — сыном второй жены отца от ее первого брака. Будучи на десять лет моложе, Гильберто боготворил Диего, а тот, в свою очередь, любил учить брата уму-разуму. Иногда, впрочем, юношеская горячность Гильберто раздражала Диего — так было и в этот раз.

— С возрастом, братишка, — Диего напустил на себя философский вид, — ты это поймешь и начнешь правильно оценивать. Женщина, которая отдается слишком легко, немногого стоит. Хочет свадьбу — будет ей свадьба. Нужно же все-таки уважать ее честь. Ведь, кроме чести, у бедняжки ничего не осталось.

Гильберто задумался. Обычно, когда он чего-то не понимал в поступках брата, он говорил себе, что это лишь потому, что тот старше и мудрее его. Но на этот раз, похоже, такое объяснение не годилось.

— Твоим слугам она не нравится, — раздумчиво произнес он. — Педро даже грозился уволиться, если она будет слишком совать свой нос в дела на кухне.

Диего рассмеялся:

— С Педро я поговорю. Что ему не нравится? Женщина должна интересоваться кухней.

— Дело не только в кухне, — продолжал настаивать Гильберто. — Она начинает командовать и работниками на ранчо. Уж они-то точно не потерпят, если ими будет командовать женщина!

Диего задумался. В первый раз с тех пор, как ему пришла в голову эта затея, он слегка усомнился, всем ли она хороша. Еще раз подправив усы, он наконец проговорил:

— Просто она еще молодая, горячая, ее не мешало бы немножко приручить… — Вынув часы из жилетного кармана, Диего кинул на них взгляд. — Да где же, наконец, этот чертов священник! Скорей бы уж отделаться…

— Воля твоя, Диего, — продолжал Гильберто, — но убей меня, если я хоть что-нибудь понимаю! Дочь твоего злейшего врага, который, поди, спит и видит, как бы поджечь твой дом или прирезать нас обоих, — и ты приводишь ее в свой дом? Мало того, одеваешь в шелка, окружаешь роскошью, угощаешь изысканной едой — и даже готов устроить свадьбу из-за ее каприза! Да в чем причина, объясни наконец!

Хмурое выражение Диего снова сменилось спокойной улыбкой.

— Неужели ты так ничего и не понял, братишка? Да в том-то и дело, что пока она у меня, он уж точно не станет ни поджигать нас, ни резать. Ради нее он готов будет пойти со мной на любую сделку. Да о такой власти над своим заклятым врагом можно только мечтать! А что касается свадьбы… — Губы Диего слегка дрогнули. — Если старик узнает, что его дочь пошла за меня по доброй воле, это его окончательно доконает. А что брак незаконен, так об этом знаем только ты и я. — Его глаза сверкнули холодным и в то же время страстным огнем. — Если б ты знал, братишка, как я доволен! Мне удалось отобрать у Мередита то, что ему всего дороже, — и он ничего не может с этим поделать.

Теперь Гильберто наконец понял, чем объяснялся столь странный, казалось бы, поступок его брата. Нет, он не осуждал Диего напротив, восхищался его умом…

— Да где же этот чертов священник? — снова покосился на часы Диего.

Итан, собираясь подойти к плантации Диего, был очень осторожен. Он несколько дней изучал территорию вокруг, прислушивался к различным слухам, приглядывался к повадкам вооруженных до зубов людей Диего, день и ночь охранявших границы его владения. Итан знал, что ему необходимо терпение — шанс у него был лишь один, любое неосторожное движение могло все испортить. Заняв удобное место в ложбине горы, возвышавшейся рядом с плантацией, он приглядывался к ее повседневной жизни и привычкам обитателей, стараясь тщательно запомнить любую, самую мелкую деталь. Умение терпеливо ждать своего часа было одним из главных качеств Итана.

Фальшивая свадьба предоставляла Итану идеальный шанс. Все складывалось даже как-то уж слишком просто. Слуги были заняты приготовлениями к грандиозному пиру, который должен был состояться сразу после венчания, охранники расслабились, а кое-кто из них уже успел хлебнуть вина. Ортега, торжествуя победу, был настроен слишком беспечно.

Подкупить старого пьяницу, который должен был исполнять роль священника, не составило ни малейшего труда. Старик так боялся этой роли, что был только рад отказаться от нее за бутылку виски и возможность скрыться в горах.

Притаившись в кустах ярдах в пятидесяти от дома, Итан рассматривал окрестности в бинокль. Уходить нужно было так же осторожно, как и проникать на плантацию. Главное — отойти им с Тори подальше от окон, а потом добраться до лошади, спрятанной в надежном месте в ста ярдах от дома, и на ней перевезти девушку через границу. Если все пройдет как надо, он успеет это сделать раньше, чем кто-нибудь его заметит.

Вокруг все было спокойно. Спрятав бинокль в сумку, Итан начал подползать к дому. Время ожидания закончилось, наступало время действия.

Гуляя по саду, буйно заросшему тропической растительностью, Тори пыталась уверить себя, что она самая счастливая девушка в мире. Через несколько часов она станет сеньорой Ортега. О чем еще можно мечтать?

Конечно, нельзя сказать, чтобы все складывалось так уж идеально. Вражда между ее отцом и Ортегой была слишком давней, чтобы прекратиться в одночасье. Началась она еще тогда, когда Кэмп Мередит основал свое ранчо и начал брать воду из одного источника с Ортегой. Обычно воды хватало на оба хозяйства, но в засушливые годы приходилось трудновато. Диего появился здесь первым, поэтому он воспринимал вторжение Мередита как незаконное и всегда мечтал отомстить ему. Тори была не так глупа, чтобы не понимать, что их свадьба походила на своеобразную месть Диего ее отцу. Впрочем, нельзя сказать, чтобы это ее очень волновало.

Ее похитил самый умный, самый смелый и самый красивый мужчина из всех, кого ей когда-либо приходилось видеть. Он окружил ее такой роскошью, о какой она не смела и мечтать. Все эти три недели, что прошли с момента их побега с бала, Диего только и делал, что исполнял все ее мельчайшие капризы, осыпал самыми изысканными комплиментами и смотрел на нее как на богиню. Эти взгляды вызывали в ней жажду новых, неизведанных наслаждении. Что ж, всего через несколько часов она их познает.

И тем не менее Тори не покидало подспудное чувство, что этот день все-таки нельзя назвать самым счастливым в ее жизни.

Несмотря на все ухаживания Диего, Тори постоянно находила причины, чтобы оттянуть этот день, хотя и понимала, что свадьба — единственный способ восстановить репутацию.

Пожалуй, она действовала все-таки слишком импульсивно. Когда Диего сделал ей предложение, она, ни минуты не раздумывая, сказала «да».

Но три недели, проведенные на плантации, дали ей время на размышление. Да, Диего красив, смел, обходителен. Она была уверена, что, став мужем, он будет все так же галантен и внимателен к ней и, разумеется, обеспечит ей роскошную, безоблачную жизнь. Это был отличный шанс выйти замуж за сильного, независимого мужчину и избавиться наконец от всевидящего ока отца. Разумеется, рано или поздно отец простит ее. Не сможет же он отказаться от родной дочери! А там, глядишь, примирится и с Диего, а это будет стоить всех жертв.

Жертв? Нахмурившись, Тори машинально сорвала алую розу. Откуда вдруг у нее возникла мысль об этой свадьбе как о жертве? Да Диего в ней души не чает… И все же свадьба будет не такой, как ей хотелось бы. Ни церкви с горящими свечами, ни родных, ни друзей рядом… даже отец не благословит ее в этот день… Она не выйдет из церкви с мужем под руку на виду у всех…

Может, она просто слишком романтична? Тори вспомнила свою мать — элегантную аристократку, которая всегда доверительно, ненавязчиво давала ей советы. «В жизни может быть лишь одна любовь, Тори, и одна свадьба. Запомни это!» Да, если свадьба — самый замечательный день в жизни женщины, быть женой — самая ответственная женская роль.

Тори слегка вздохнула, рассеянно теребя розу в руках. Красные лепестки падали на землю, словно капли крови. Да, мать вряд ли одобрила бы поступок Тори. Диего, правда, обещал, что позднее они обвенчаются как полагается, в церкви, но все равно это было уже не то. В жизни может быть лишь одна свадьба.

В характере Тори было гораздо больше от отца, чем от матери, что создавало порой серьезные проблемы. Романтичности, унаследованной от матери, редко удавалось одержать победу над решительностью и упорством, полученными от отца.

— Ой, мама, что я наделала… — прошептала она.

Тори вдруг поняла, что совершила ошибку. Бежать с бала с почти незнакомым мужчиной, согласиться на свадьбу, которую и свадьбой-то не назовешь… Но было уже поздно. Репутация ее уже погублена, и свадьба была единственным способом восстановить ее. Но свадьба должна быть настоящей. И дело здесь не в том, что сказала бы мать, если бы была жива, и что скажет отец. Виктория Мередит заслуживает самой роскошной свадьбы в главном соборе, с огромным количеством гостей. Пусть это будет проверкой. Проверкой для Диего — действительно ли он любит ее. Если он согласится подождать и устроить для нее настоящую свадьбу, а главное, помириться с ее отцом до свадьбы, значит. Тори не ошиблась в своем женихе. Тогда она будет уверена, что Диего действительно готов на все ради нее, и с чистой совестью сможет стать его женой.

Тори расправила складки своего бледно-желтого шелкового платья и поправила ожерелье. Она собиралась венчаться в этом платье, а на голове вместо привычной соломенной шляпы от солнца должна была быть фата, в которой когда-то шла под венец мать Диего. Но теперь все будет иначе.

Решительно вскинув голову, Тори побежала было к дому, но тут ее внимание привлек какой-то шум за спиной. Тори испуганно обернулась, но тут же успокоилась, увидев высокую фигуру в сутане, появившуюся из-за кустов.

— Добрый день, святой отец, — проговорила она. — Не ожидала, что вы появитесь так рано. Надеюсь, это не мой жених прислал вас за мной? Я Тори Мередит, та самая…

Священник шагнул ей навстречу, вытянув руки, словно собираясь благословить. Но вместо этого одна рука священника вдруг зажала ей рот, а другая, обхватив за талию, поволокла в заросли кустарника.


Глава 4


Итан уже почти затащил Тори в кустарник, прочь от посторонних глаз, как вдруг зубы девушки так сильно впились в его ладонь, что Итан поневоле отдернул руку. Но Тори отбивалась слишком сильно и к тому же, судя по всему, готова была завизжать, так что Итану ничего не оставалось, как снова зажать ей рот, на этот раз плотнее, чтобы она не могла снова укусить его.

— Спокойно! Я здесь, чтобы спасти вас. Меня послал ваш отец. Мы должны бежать отсюда!

Тори почти не слышала его слов и еще меньше понимала. Рука незнакомца зажимала ей рот и нос так, что трудно было дышать. Тори извивалась, как сумасшедшая, пинала своего похитителя ногами, но ничто не могло ослабить его железной хватки. Перед глазами ее плыли цветные круги, ясный солнечный день вдруг показался ночью. Тори охватил леденящий ужас. А вдруг она стала жертвой маньяка?

Итан никогда не страдал излишней сентиментальностью, и ему было, в сущности, все равно, что там думает или чувствует эта девица. Единственной его заботой было пробраться на плантацию так, чтобы никто ничего не заподозрил, и улизнуть с ней, не вызвав погони. Ему некогда было думать о том, что это существо, которое сейчас готово выцарапать ему глаза и поднять такой крик, который наверняка привлечет вооруженных охранников, — живой человек, способный мыслить и чувствовать. Во всяком случае, он не мог себе позволить остановиться и объяснить своей пленнице, в чем дело. И так уже все это заняло слишком много времени. В любой момент здесь мог оказаться кто-нибудь, привлеченный звуками борьбы, — и тогда все погибло. Все так же зажимая рот Тори одной рукой, а второй держа за талию, Итан потащил ее сквозь колючие кусты, а затем по каменистой земле, стараясь все-таки не слишком травмировать девушку — он обещал Мередиту привезти ее в целости и сохранности.

Дотащив Тори до места, где была спрятана лошадь, Итан задержался лишь на секунду, чтобы сбросить сутану. Он успел заметить, что глаза пленницы, и без того круглые от ужаса, округлились еще больше, когда она заметила у него на боку револьвер. Чтобы снять шейный платок, Итану понадобилось отнять руку от ее рта, но девушка была слишком измучена даже для того, чтобы закричать. Тори просто стояла, жадно глотая воздух, у Итана же не было времени, чтобы ее жалеть. Он закрыл рот девушки своим платком.

— Если бы вы не вели себя по-идиотски, — проворчал он, завязывая платок на ее затылке тугим узлом, — мне не пришлось бы этого делать. Но мне некогда сейчас с вами церемониться.

Подняв ее, словно пушинку, не обращая внимания на сопротивление, Итан понес ее к лошади. Для надежности не мешало бы связать ей также руки и ноги, но у Итана не было на это времени. Тори не была тяжелой, но она словно вся состояла из острых углов, локтей и коленок, и Итану было не так-то легко с ней справляться. Перекинув девушку через седло лицом вниз и не давая ей вырваться, Итан сел впереди нее и пришпорил лошадь. Огромный мустанг сразу же набрал приличную скорость. Теперь девушка уже не пыталась освободиться — падение с лошади на всем скаку не предвещало ничего хорошего. Пальцы Тори мертвой хваткой вцепились в шкуру мустанга.

Тори уже не видела перед собой ничего, кроме пыли, летящей из-под копыт, и не ощущала ничего, кроме потной спины мустанга. В какое-то мгновение ей захотелось спрыгнуть, но остатки здравого смысла удержали ее от этого сумасшедшего поступка. Было неизвестно, что ее ожидает, но вряд ли что-то еще худшее, чем смерть под копытами.

Тори не знала, сколько времени продолжалось это изнуряющее путешествие. Пыль душила и слепила ее, бешеная скачка лошади отдавалась, казалось, во всем теле, пальцы вцепившиеся в шерсть, онемели. Она не думала о том, кто этот человек, похитивший ее, и для чего он это сделал. Все ее мысли были заняты только тем, чтобы не свалиться с лошади.

Наконец бег лошади стал замедляться. До слуха Тори донеслось ржание другой лошади. Приподнявшись, Тори сумела разглядеть какой-то водоем, рядом с которым ожидала лошадь без всадника. Они остановились, и ее похититель спешился.

Тори была настолько измучена, что почти упала на руки незнакомца, когда он помогал ей слезть с лошади. Он развязал платок, стягивавший ее рот.

— Садитесь, — произнес мужчина. — Это ваша лошадь. Сжав кулак, Тори неожиданно ударила незнакомца.

Удар был настолько силен, что тот покачнулся, а Тори бросилась бежать.

Но не пробежала она и пары шагов, как рука незнакомца перехватила ее запястье, и уже через секунду обе руки Тори оказались заломленными за спину, а ноги крепко прижатыми ногой ее похитителя.

— Ну, ударь меня еще раз, маленькая волчица! — Незнакомец смотрел Тори прямо в лицо; глаза его горели.

Собрав все силы, Тори дернулась еще раз.

— Отпусти свои вонючие лапы, идиот!

— И это твоя благодарность за то, что я тебя спас?

— Спас? Да ты похитил меня! Ты обращался со мной хуже, чем со скотиной! За такое тебя мало повесить! Не думай, что я буду умолять о свободе! Делай со мной что хочешь, но знай: я буду визжать, кусаться, а если смогу, убыо тебя!

— Да помолчи хоть минуту, ради Бога! — Он резко встряхнул ее, словно пытаясь остановить начинавшуюся истерику, и на минуту она действительно замолчала. — Я же сказал, что не трону тебя. Меня послал твой отец, я работаю на него.

Тори, уже готовая было снова завизжать или выдать очередную порцию ругательств, вдруг замерла.

— Мой отец?

Итан медленно отпустил ее ноги, а затем и руки.

— Ты не ослышалась.

Тори медленно потирала болевшие запястья, пристально, с недоверием разглядывая своего похитителя — впервые она имела возможность внимательно его рассмотреть. Мужчина был явно американцем. Видимо, не глуп, если сумел, переодевшись священником, пробраться мимо охранников Диего. Конечно, если он действительно работает у ее отца, в этом нет ничего удивительного — отец всегда нанимал только лучших. Но Тори готова была поклясться, что никогда не видела его раньше — она знала всех мужчин не только на отцовском ранчо, но и на много миль вокруг.

— Не верю, — отрезала она.

— Не хочешь — не верь. — Резким движением подняв упавший в пыль платок и сунув его в карман, Итан направился к лошади. — Моя работа состояла в том, чтобы забрать тебя у мексиканца, который тебя похитил, и вернуть отцу. Садись на лошадь, у нас нет времени.

Глаза Тори округлились от удивления, а еще больше от ярости.

— Похитил? Диего собирался на мне жениться! Это ты меня похитил! Как ты посмел! Я не верю, что тебя послал мой отец! Вези меня обратно!

Итан пристально посмотрел на нее — впервые за все время. Эту девушку с лицом, покрытым пылью и искаженным сердитой гримасой, в измятом и разорванном платье, с оголенным плечом, уж никак нельзя было назвать красавицей. По всему чувствовалось, что для нее привычнее находиться на ферме, чем на балу.

— Везти тебя обратно? — фыркнул он. — И не подумаю! Меня наняли для того, чтобы доставить тебя к твоему отцу! Ты сядешь на лошадь или предпочтешь снова ехать перекинутой через седло?

На миг в глазах девушки сверкнула злоба, и Итан уже хотел было усадить ее на лошадь насильно, как вдруг Тори, подобрав юбки, решительно прошла мимо него. Взявшись за удила, она привычно и удивительно грациозно оседлала коня и, пришпорив его, отправилась в том направлении, откуда они приехали.

Схватив лассо, Итан кинул его. Первые пятнадцать лет своей жизни Итану пришлось провести на ранчо своего отца, и лассо он научился бросать превосходно. Мастерство и сейчас не подвело его — петля охватила плечи девушки, когда она была от него ярдах в двадцати. Итан дернул веревку, и Тори, вылетев из седла, приземлилась в пыль.

Итан поспешил к ней. Он был так взбешен, что готов был задушить эту девицу и оставить на растерзание койотам. Итан даже немного умерил шаг, чтобы поостыть.

Тори лежала на земле, согнувшись и держась за живот, и жадно глотала воздух. Почувствовав жалость к девушке, но тут же подавив ее, Итан помог ей подняться.

— Вставай, — проворчал он, — и не валяй дурака. Не думай, что я буду с тобой церемониться — ты еще не знаешь, на что я способен.

Тори вдруг плюнула ему в лицо и швырнула в него горстью песка.

Выругавшись себе под нос, Итан отпрянул, протирая глаза. Тори, все еще согнувшись, поднялась и ударила его головой в живот. Итан упал, и Тори рванулась к своей лошади. Но лассо все еще было на ее плечах, и Тори не пробежала и пары шагов, как снова упала на землю. Итан уже был рядом с ней, поднимая ее на ноги.

— Ты заплатишь за это, хорек вонючий! — вскричала она. — Диего наверняка уже отправился в погоню, и он пристрелит тебя как собаку!

— Еще одно слово, леди, — голос Итана был спокоен, но это спокойствие было пострашнее любого крика, — и я засуну свой платок тебе в глотку как можно глубже!

Вытерев глаза тыльной стороной ладони, Итан направился к водоему. Петля все еще была на плечах Тори, и ей ничего не оставалось, как семенить за ним.

— Ну вот, — Итан склонился над водой, и Тори поневоле пришлось опуститься на колени, — теперь пойдешь как миленькая, никуда не денешься. — Он с наслаждением погрузил лицо в воду, смывая грязь. — Выбирай сама — по-хорошему или по-плохому.

Тори молчала.

— Что ж, стало быть, по-плохому.

Неожиданно схватив Тори за волосы на затылке, Итан резко погрузил ее лицо в воду и так же резко поднял. Тори кашляла и отплевывалась, не в состоянии даже говорить, что бесило ее еще больше.

— Вот так-то лучше. — Итан посмотрел на нее. — А то с пыльным лицом ты только будешь привлекать мух.

Итан помог Тори встать, поднял ее шляпу, валявшуюся в пыли, и нахлобучил ей на голову.

— Надень, — посоветовал он. — Папе не понравится, если его девочке напечет головку. — Итан снова дернул за веревку. — Пошли. Нам пора.

Голову Тори все-таки напекло. Хотя день уже клонился к вечеру, они все время двигались навстречу солнцу, к тому же ветер постоянно срывал с нее шляпу. Поскольку руки у Тори были заняты поводьями, ей приходилось постоянно встряхивать головой, чтобы вернуть шляпу на место.

Тело Тори болело, жара казалась нестерпимой. С каждой милей Тори чувствовала себя все более уставшей и все более злой. Она была уверена, что Диего ее спасет, что он уже в пути и приближается с каждой минутой. Стараясь отвлечься от палящего солнца и от боли во всем теле, Тори тешила себя красочными картинами мести, которую Диего устроит ее похитителю. Он будет долго, не без наслаждения мучить его, а затем, наконец, безжалостно убьет.

Проблема, однако, была в том, что ее похититель не собирался ни на минуту останавливаться. Диего придется поторопиться, чтобы успеть догнать их засветло. К тому же они ехали по незнакомой однообразной и пустынной местности, где было трудно обнаружить их следы. В силе и ловкости Диего Тори не сомневалась: несмотря на всю нелюбовь к Ортеге, ее отец в этом отдавал должное своему врагу, красочно расписывая перед Тори эти его качества. Но сейчас ей начинало казаться, что спасение придет не так быстро, как бы ей хотелось.

Поскольку они проехали уже много миль, а похититель так и не предпринял попытки убить или изнасиловать ее, Тори уже начала понемногу верить, что его действительно послал ее отец. Во всяком случае, это было похоже на Кэмпа Мередита. Тори вдруг почувствовала некоторую жалость к отцу и досаду в отношении Диего. Почему, в самом деле, он не позволил ей написать письмо домой и все объяснить? Да, она взрослая женщина и имеет право выходить замуж за кого хочет, но волнение отца тоже можно понять. К тому же, зная отца, можно было предположить, что он не ограничится лишь волнениями, а попытается что-то предпринять. Опека отца порой раздражала Тори, но понять его она могла.

Однако ее удивлял выбор отца. Почему он послал за ней не какого-нибудь давно знакомого ей надежного человека, а этого неизвестно откуда взявшегося типа, который обращается с ней хуже, чем с неодушевленным предметом? Подобное отношение бесило Тори даже больше, чем сам факт похищения. Она уже поняла, что этого похитителя нельзя ни уговорить, ни приказать ему, ни заставить физически.

Но Тори не собиралась быть привезенной домой на веревочке, словно нашкодившая школьница. То, что сделал бы с ее похитителем Диего, бледнело даже по сравнению с тем, что придумывала для него она сама. Тори твердо решила, что первое, что она сделает освободившись, — проучит как следует этого нахала. Тори не терпела унижения, а этот тип унижал ее ежеминутно. Вернется ли она к отцу или предпочтет остаться с Диего — будет ее личным решением. Она не позволит тянуть себя на аркане, словно корову! Даже Диего она не разрешила бы такого.

Однако после четырех часов непрерывной езды Тори уже могла думать только о том, как бы удержаться в седле, и ни о чем больше. Ей неоднократно приходилось проводить в седле целый день — жизнь на ранчо весьма часто требовала этого, — и обычно Тори переносила это прекрасно. Но когда на тебе не кожаные брюки, а шелковое платье, к тому же пропотевшее до нитки, а на ногах вместо ковбойских сапог со шпорами шелковые же туфельки… Тори уже успела натереть мозоли на пятках, наглотаться пыли и чертовски проголодаться. Она уже почти хотела, чтобы Диего догнал их не раньше чем завтра — сегодня она уже настолько устала, что не смогла бы насладиться местью, которая полагалась ее похитителю.

Но когда они наконец остановились на ночлег и Итан хотел помочь ей слезть с лошади, Тори решительно отказалась от помощи. Спешившись, она подошла к нему и посмотрела ему прямо в лицо.

— Развяжи меня! — потребовала Тори. К ее удивлению, Итан развязал ее.

— Минут через пятнадцать, — заметил он, — стемнеет настолько, что невозможно будет видеть даже на расстоянии вытянутой руки. Посмотрим, как ты тогда сможешь убежать! К тому же считаю своим долгом предупредить тебя: единственные люди здесь на сто миль вокруг — индейцы. Что это означает, думаю, понятно даже такой дурочке, как ты.

Выждав, когда Итан отвернется, Тори огляделась вокруг. Неудивительно, что эта местность казалась ей незнакомой. Он вез ее через самое сердце индейской территории. И он назвал ее дурочкой!

Присев на камень, Тори массировала затекшие руки, пока ее похититель расседлывал лошадей.

— Как тебя зовут? — спросила она через некоторое время.

— Кантрелл, — ответил он, не оборачиваясь. — Итан Кантрелл.

Тори пристально рассматривала его в лучах заходящего солнца, следила за точными, спокойными движениями, которыми он расседлывал лошадь, за тем, как ходили мускулы его сильных плеч под кожаным жилетом. Ей казалось, будто что-то в нем изменилось, хотя она и не могла сказать, что именно.

Сейчас, когда последние лучи заходящего солнца бросали тени на его лицо, оно почему-то казалось моложе. И хотя Итан не был и вполовину так красив, как Диего, Тори должна была признать, что его можно было назвать по-своему привлекательным — при условии, что вам нравятся густые темно-рыжие волосы и несколько резкие черты лица. Тори поймала себя на том, что от Итана веет какой-то чистотой, несмотря па то что он — как, впрочем, и она сейчас — с ног до головы был покрыт дорожной пылью, а на его подбородке уже успела проступить рыжая щетина. Мужчины, с которыми Тори общалась на ранчо и в городке, обычно казались ей грязными и какими-то незаметными, даже если они были двухметрового роста. Если не считать Дока Джонса, который, как он говорил, одно время обучался в Гарварде и в подтверждение этого любил иногда вставить в свою речь парочку латинских фраз, ни один из них не был способен даже написать свое имя. Тори привыкла ощущать на себе их всегдашние похотливые взгляды, лица их были невыразительными, движения грубыми. Даже когда они в честь праздника облачались в свои лучшие костюмы, те казались на них взятыми напрокат.

Итан же держался гордо и непринужденно. Взгляд его был прямым и открытым, движения — решительными. То, что отличало его от других, было почти неуловимым, и, однако, этого нельзя было не заметить.

— Где же мой отец нашел тебя? — спросила Тори, стараясь не показать своей заинтересованности.

— Я сам его нашел.

— Зачем?

— Мне нужна была работа, — просто объяснил Итан. — Эта оказалась единственной, которую мне удалось найти.

— Нет, как вам это нравится? — Тори сбросила шляпу и распустила волосы. — А ты не подумал о том, что, если ты не привезешь меня к отцу, за тобой будет охотиться не только Диего, но и он? Мой тебе совет: впредь не будь так неразборчив при поисках работы!

Итан посмотрел на нее, и Тори на миг показалось, что в его зеленых глазах мелькнул лукавый огонек.

— Я этого не боялся, — усмехнулся он. — Если уж я берусь за дело, то, будь уверена, всегда довожу его до конца. Не ради денег из принципа.

Итан развел костер, и Тори отправилась к расположенному неподалеку водоему за водой. Что ж, может быть, этот Итан действительно такой принципиальный, хотя ее отец уверяет, что нет на свете человека, который не был бы готов за определенную плату послать к черту любые принципы.

— И сколько же мой отец пообещал тебе? — поинтересовалась она, вернувшись.

— Это наш секрет, — усмехнулся он, высыпая в кофейник щепотку кофе и ставя его на огонь.

— Диего заплатит тебе больше, — пообещала она.

— Насколько я помню, — усмехнулся он, — ты утверждала, что Диего убьет меня!

— Он не станет этого делать, если я не захочу.

Итан снова рассмеялся и отошел от костра. Тори застыла на месте, глотая обиду. Никто не должен себе позволять смеяться над ней! Тем более этот придурок, который даже не имеет нормальной работы, а вынужден перебиваться крохами со стола ее отца.

— Я не буду просить Диего пощадить тебя, даже если ты станешь на коленях умолять его об этом! — выпалила она, сама понимая, что это глупо, но не в силах ничего с собой поделать. — Более того, я помогу ему пристрелить тебя!

Итан с невозмутимым видом высыпал в котелок горсть бобов и залил их водой. Казалось, все, что говорила Тори, его очень забавляло.

— А как же твой отец? — усмехнулся он. — Сколько усилий он приложил, чтобы вернуть тебя домой! Не кажется ли тебе, что ты могла бы быть и поблагодарнее?

— С чего ты взял, что я не испытываю к нему благодарности? — огрызнулась Тори, но вопрос этот заставил ее задуматься. Несмотря на то что ей не хотелось признаваться в этом Диего — а еще более самой себе, — Тори знала, как скучает она по отцу и как волнует ее то, что он беспокоится о ней. Тори любила отца и совсем не хотела его огорчать. Но должна же она когда-нибудь, в конце концов, перестать быть ребенком и начать жить своей жизнью!

— Отец не понимает, — начала она, пытаясь уверить не столько Итана, сколько себя, — что, когда я выйду замуж за Диего, сразу разрешатся все проблемы. Эта бессмысленная война из-за какого-то ручейка длится между ними уже много лет, и я боюсь, что когда-нибудь один из них убьет другого. Не думаю, что отец станет продолжать воевать с собственным зятем. Мы объединим наши плантации в одну, и все проблемы будут решены.

— Значит, — снова усмехнулся Итан, — ты идешь на этот брак ради того, чтобы примирить отца с Диего? Тоже мне Джульетта!

— Кто такая эта Джульетта? — не поняла Тори.

— Одна глупая девчонка, которая решила выйти замуж, чтобы примирить две враждующие семьи. В результате и она, и ее жених погибли.

— С чего ты взял, что я должна погибнуть? Если кто-то и должен здесь погибнуть, так это ты! И этот брак для меня не жертва! Я люблю Диего!

Итан фыркнул, переворачивая ножом мясо на сковороде.

— Послушай, — наклонилась вдруг к нему Тори, — пойми же наконец, что ты совершаешь большую ошибку! Отец думает, что Диего меня похитил, но я же сказала тебе, что убежала с ним по своей воле. Если бы папа знал это, он повел бы себя совсем по-другому. Отпусти меня! Если ты вернешь меня в Каса-Верде, за мной приедет Диего и начнется настоящая война, как ты не понимаешь! Это не нужно ни отцу, ни Диего, но именно так и произойдет, если ты меня сейчас же не отпустишь!

Итан посмотрел на нее. Блики от пламени костра делали его лицо задумчивым. Сейчас он выглядел сосредоточенным, казалось, что судьба девушки действительно заботит его, и Тори вдруг почувствовала симпатию к этому человеку. Но тут он, словно отогнав от себя ненужную сентиментальность, произнес:

— Мне нет дела ни до твоего отца, ни до Диего, ни до тебя. Я всего лишь выполняю работу, за которую мне платят.

Тори готова была застонать от отчаяния, но это означало бы выказать слабость. И она лишь молча сжала кулаки.

Пока готовился ужин, Тори молчала. Итан был рад этому. Слишком разговорчивые женщины действовали ему на нервы.

Итан абсолютно не знал, чего можно ожидать от дочери Кэмпа Мередита, но кое-что в ней его удивило. Например, вся эта романтическая ерунда — влюбиться в мексиканца по уши, убежать с ним… Да она просто еще ребенок! Неглупая, может быть, даже хитрая, но, в сущности, еще совсем ребенок. Итан не без разочарования отметил, что ожидал от нее другого.

Дочь Кэмпа Мередита. Итан смотрел на нее поверх пламени костра, горько усмехаясь про себя. У Кэмпа была хотя бы дочь. У Итана не было на этом свете никого. У Кэмпа была земля, деньги, власть, а что у Итана? Был значок рейнджера, и тот теперь валяется в пыли где-то в техасской пустыне. Но главным для Кэмпа все-таки была дочь. И вот теперь Итан один на один с нею… Казалось бы, более подходящего случая для мести и не представить…

Итан вспомнил, с какой болью Мередит говорил о дочери тогда, в салуне, и внутри у него похолодело. Что будет чувствовать Кэмп, если его дочь не вернется? Сколько дней будет страдать, сколько ночей будет просыпаться в холодном поту и рыдать в подушку от бессилия? Итану была хорошо знакома подобная боль… Такое наказание было бы в сто раз ужаснее, чем мгновенная смерть.

Но Мередит не будет просыпаться по ночам и плакать в подушку. Итан вернет ему дочь. Не потому, что тот этого ждет. И не потому, что это было бы справедливым. Просто Итан по-прежнему считал себя служителем закона и смотрел на то, что он делает, как на свою работу.

Принятое решение не принесло Итану облегчения.

Ужин наконец был готов, и, положив на тарелку кусок свинины и порцию бобов, Итан молча протянул тарелку девушке. Та так же, не сказав ни слова, взяла ее, всем видом показывая, что не собирается благодарить. Итан ел машинально, почти не чувствуя вкуса еды, пытаясь заставить себя не думать о Кэмпе Мередите и о той ненависти, которая жила в нем все эти годы.

Тори почти не притронулась к полусырой свинине и плохо уварившимся бобам. Перед глазами ее стоял вчерашний ужин в доме Диего в роскошной столовой, освещенной тремя огромными хрустальными люстрами, за длинным мраморным столом, хотя за ужином присутствовали лишь двое — она и Диего. Все в доме дона Ортеги было роскошным даже по сравнению с ее родным домом в Каса-Верде — шпалеры по стенам, широкая, причудливо изгибающаяся лестница, внутренние дворики с тихо журчащими фонтанами… Своей роскошью дом мог соперничать с любым дворцом. Если бы Тори сейчас была там, то лежала бы на огромной мягкой кровати под высоким балдахином, и одна служанка растирала бы ей виски лимонным соком, а другая готовила бы платье, которое она надела бы к ужину.

Тори резко вскочила и бросила тарелку на землю.

Итан посмотрел на нее без интереса:

— Вам не нравится ужин, мисс?

— И это ты называешь ужином? Да собак лучше кормят! — Отбежав на несколько шагов, она снова повернулась к нему: — Если бы не ты, сейчас я бы уже была замужем за Диего и ела бы нормальный ужин с моим мужем, а не помои в пустыне с тобой! Я люблю Диего, ты понимаешь, люблю! Я была с ним счастлива! Он одевал меня в шелка с ног до головы, окружил меня слугами, готовыми исполнить малейший мой каприз! Я не хочу возвращаться к отцу!

Тори поймала себя на том, что сейчас она действительно так думает, а не говорит все это лишь для того, чтобы позлить этого типа. Но ведь еще час назад она сомневалась, не был ли ее побег с Диего ошибкой? Где же правда? Но уж во всяком случае, она не собиралась рассказывать о своих колебаниях этому Итану.

— Я тебе не верю, — усмехнулся Итан.

Тори уже хотела было разразиться очередной гневной тирадой, но что-то ее остановило.

— Что ты имеешь в виду? — прищурилась она.

Взяв рукой со своей тарелки горсть бобов, Итан отправил их в рот.

— Достаточно посмотреть на тебя, чтобы понять, что ты вовсе не похожа на тех женщин, которых обычно любят все эти богатые мексиканцы. Все, чего они хотят от женщины, — это чтобы она сидела на балконе, лениво обмахиваясь веером, ничего не делала и толстела. Ты не сможешь так жить, ты просто устанешь от безделья. А красивые платья тебе рано или поздно приедятся.

— И это все? — фыркнула Тори.

— Нет, не все. Ты хотя бы знаешь, что твой Диего уже женат?

Тори недоверчиво уставилась на него.

Итан выдержал паузу. Он отодвинул пустую тарелку и вынул из кармана кисет с табаком.

— Это правда. Старый пьяница, у которого я выторговал сутану, такой же священник, как и я. Твоя «свадьба» с юридической точки зрения гроша ломаного бы не стоила. У Ортеги есть жена и двое детей где-то в Испании. Когда мальчишки окончат школу, он привезет их сюда. Откуда, по-твоему, у него все эти роскошные платья, в которые он тебя наряжал? Любой в округе сказал бы тебе это, если бы, конечно, Ортега отпускал тебя дальше своего дома.

— Я тебе не верю! — Тори хотелось крикнуть это во все горло, но сил хватило лишь на едва слышный шепот. Повернувшись, она поспешила прочь.

— Ты куда? — окликнул ее Итан.

Тори не оборачивалась. Насколько она могла слышать, Итан не преследовал ее, но ей было все равно. Пусть попробует ее поймать — живой она не дастся.

Разумеется, Итан солгал. Чего еще ожидать от такого никчемного типа? Он надеялся, что она ему поверит и это настроит ее против Диего. Не на такую напал!

Однако слова Итана заставили Тори задуматься. Ей ведь и в самом деле никогда не приходило в голову, откуда у Диего эти платья. Как не возникало и вопроса, почему Диего, который намного старше ее, до сих пор не женат. Не поспешила ли она слишком довериться этому красавцу, ведь она, в сущности, так мало знает о нем…

— Черт бы тебя побрал, Итан Кантрелл! — пробурчала она себе под нос, в сердцах пнув камень, о который чуть было не споткнулась.

Тори попыталась успокоить себя. Стоит ли слишком переживать из-за временных неприятностей? Все равно она рано или поздно выйдет за Диего, старой вражде между ним и ее отцом будет положен конец, а Итан Кантрелл еще очень пожалеет о своей лжи и о том, как он с ней обращался.

Тори остановилась. Она успела уже довольно далеко отбежать от костра. Тьма вокруг была такой, что почти невозможно было отличить небо от земли. Но тут глаза Тори вдруг заметили впереди едва различимое светящееся пятно — очевидно, костер.

— Диего! — воскликнула Тори. Нет, она не ошиблась: он приехал за ней, он любит ее…

— Может быть, и Диего, — послышался рядом насмешливый голос. — Но разумнее было бы предположить, что это апачи.

Тори обернулась. Рядом как ни в чем не бывало восседал на своем огромном мустанге Итан Кантрелл.

— Индейцы не стали бы разводить столь большой костер, — возразила она.

— А ты, оказывается, не так уж и глупа!

— Я знала, что он придет за мной! — Тори торжествовала. — Считай, что ты уже мертвец, Итан Кантрелл!

— Подождем до утра, — усмехнулся он. — А чтобы ты опять чего-нибудь не выкинула…

Не успела Тори понять, что к чему, как лассо Итана, пролетев над ее головой, стянулось на поясе. Тори отчаянно пыталась освободиться, но Итан спокойно намотал конец веревки себе на руку.

— Так-то лучше, — довольно заметил он. — Стоит тебе лишь пошевельнуться во сне, как я уже буду знать. — Не церемонясь, он потянул за веревку. — Пошли спать, завтра нам предстоит трудный день.

Сон Тори был прерывистым, и каждый раз, открывая глаза, она обнаруживала, что Итан тоже не спит. Впрочем, до этого ей было мало дела — бежать ночью было бы действительно глупо. Но днем можно попытаться. Отчаявшись заснуть, Тори лежала тихо, обдумывая план завтрашнего побега.

Поднялись они еще до рассвета. Завтрак, предложенный Тори Итаном, состоял лишь из ломтя хлеба грубого помола. Сам он вообще не стал есть, а начал заниматься лошадьми.

Итан освободил Тори от лассо, и та сразу же рванулась от него.

— Ты куда? — поймал он ее за руку.

— По нужде! — с вызовом откликнулась она. Итан, ничуть не смутившись, отпустил ее.

— Зайди за тот камень, — проговорил он, указывая рукой. — Даю тебе две минуты. Если через две минуты не выйдешь, я сам иду за тобой.

Но не прошло и двух минут, когда из-за камня вдруг раздался крик. Он был таким душераздирающим, что даже у Итана кровь похолодела в жилах.

— Господи! — прошептал он и с замирающим сердцем поспешил к Тори.

Та согнувшись лежала на земле, держалась за ногу и издавала какие-то нечленораздельные звуки.

— Тори! Что с тобой?

— Змея! — простонала она. — Меня укусила змея! Итан быстро огляделся вокруг, но никакой змеи не обнаружил. Он кинулся к Тори, пытаясь успокоить ее.

— Какая змея? Как она выглядела? Не запомнила? Дай посмотрю рану! — Итан склонился над ней, бросив револьвер на землю.

Тори только этого и ждала. В одно мгновение она вскочила и, схватив револьвер, направила его на Итана.

— Ни с места, приятель, — спокойно предупредила она, — если тебе дорога твоя шкура!

Итан мысленно ругал себя последними словами. Поддаться на такую дешевую уловку! Тори отходила от него, по-прежнему держа его на прицеле. Рассеянно проведя рукой по волосам, Итан поднялся.

— Не валяй дурака, девочка! — устало вздохнул он. — Брось эту игрушку!

— Я сказала, ни с места!

Итан шагнул ей навстречу. Тори отступила на шаг, но палец ее все так же лежал на курке. Итан колебался — дело принимало серьезный оборот.

Он поднял руку, как бы взывая к благоразумию Тори.

— Послушай, ты же знаешь, что я от своего не отступлюсь. Я уже не раз останавливал тебя, остановлю и сейчас. Брось револьвер.

Тори стояла футах в десяти от него. Лицо ее выражало непреклонность.

— Нет, — покачала она головой, — на этот раз ты меня не остановишь. А если бросишься за мной в погоню, тебе придется иметь дело с Диего. Так что на твоем месте, Итан, я бы села на коня и улепетывала бы отсюда восвояси как можно быстрее.

Итан начал терять терпение. Уже почти рассвело, а иметь дело с мексиканцем действительно не входило в его планы. Он двинулся к Тори.

Тори направила пистолет на него:

— Еще один шаг — и я стреляю!

— Испугала! — фыркнул он. — Кишка тонка! — Итан сделал еще шаг.

Тори спустила курок. Отдача была столь мощной, что девушка едва удержалась на ногах, но в последний момент все-таки сумела сбалансировать. Тори с минуту удовлетворенно смотрела, как корчится Итан, держась за ногу. Любоваться этим дольше у нее не было времени. Подобрав юбки, Тори побежала к лошади, даже не обернувшись, чтобы кинуть лишний взгляд на человека, в которого только что стреляла.


Глава 5


Необходимость участвовать в погоне за сбежавшей «невестой» совершенно не радовала Гильберто. Его мрачное лицо ясно говорило Диего, что брат отнюдь не в восторге как оттого, что сейчас они устраиваются на ночлег в пустыне, так и от перспективы провести еще один день в бешеной скачке по изнуряющей жаре. Но Гильберто оставалось лишь терпеливо ждать, пока все утрясется.

Впрочем, Диего и сам был не рад свалившемуся на его голову приключению, и наутро, похоже, решил выместить злость на брате.

— Ну что ты там копаешься? — ворчал он, глядя, как Гильберто приводит в порядок место стоянки, перед тем как покинуть его. — Если ты и дальше будешь действовать такими же темпами, то к полудню моя невеста уже будет пить чай на ранчо отца со своим похитителем. Что с тобой такое?

Было похоже, что Гильберто готов высказать наконец брату все, что у него накопилось.

— Говорил же я тебе, — начал он, — что это глупо! Почему мы поехали вдвоем, когда могли взять с собой целую армию людей? А если нам придется брать Каса-Верде приступом?

— Какая еще армия? Неужели нас двоих будет недостаточно против одного человека — я имею в виду похитителя моей невесты? — Скатав в рулон одеяло, на котором спал, Диего закинул его на коня.

— Прекрати называть ее невестой! Если бы ты обращался с ней как с пленницей, а не как с невестой, она бы не сбежала, и мы бы сейчас не искали ее как идиоты по всей пустыне!

Диего взглянул на брата так, что тот прикусил язык.

— Ты слишком горяч, братишка, — процедил Диего. — Может быть, все-таки немного умеришь свой пыл и предоставишь возможность вести дело тому, у кого более трезвый ум?

Лицо Гильберто вспыхнуло. Он уже готовил какой-нибудь гневный ответ, и неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы Диего не указал вдруг рукой на горизонт:

— Смотри, человек на лошади!

К ним действительно приближался какой-то всадник. Спрятавшись за поваленным деревом, Диего и Гильберто держали револьверы наготове. Нервы обоих были напряжены до предела. Когда же всадник приблизился, стало ясно, что он — точнее, она не представляла для них опасности.

— Виктория! — воскликнул Диего, узнав знакомую фигуру и с трудом приходя в себя от изумления. Он опустил револьвер.

Остановившись в нескольких шагах от потухшего костра, Тори спешилась и бросилась в объятия Диего.

— Диего! Слава Богу, я боялась, что мы с тобой разминемся… Ты приехал за мной… Спас меня… Я знала… — бормотала она, уткнувшись лицом ему в грудь.

— Виктория, любимая! — Диего осыпал ее поцелуями. — Ты здесь? Как тебе удалось сбежать?

Тори благодарно прижалась к нему. Грудь ее неровно вздымалась, голос срывался:

— Этот ужасный человек, которого послал мой отец… Я стреляла в него… — Она подняла глаза на Диего. — Я не могла позволить, чтобы он вернул меня отцу…

Диего смотрел на нее с восхищением.

— Разве я не говорил тебе, братишка, — обратился он к Гильберто, — что моя невеста — героическая девушка!

Гильберто разрядил револьвер в воздух и медленно приблизился к ним. Судя по выражению его лица, он не разделял восторженного настроения брата.

— Я не ошибся, — все с тем же энтузиазмом продолжал Диего, — такая женщина вполне достойна стать матерью сыновей Диего Ортеги!

Тори слушала Диего, пытаясь уловить в его словах, в его тоне хотя бы намек на неискренность — и не могла. Сомнений не было: она не ошибалась в Диего, и он любил ее. Она рисковала жизнью, чтобы вернуться к нему, — и поступила правильно. Они снова вместе, все невзгоды позади — чего, казалось бы. еще надо для полного счастья? Но слова, сказанные Итаном Кантреллом, не давали Тори покоя, снова и снова всплывая из глубин подсознания и словно дразня ее.

— Бедная моя! — Диего осторожно стер грязь с лица Тори. — Храбрая моя, сколько же тебе пришлось пережить! Но слава Богу, к вечеру мы уже будем дома, и никто больше не посмеет нас разлучить!

— И это все? — фыркнул Гильберто. — Кроме девушки, нам ничего не нужно? А как быть с этим мерзавцем, который опозорил твою честь? — Гильберто уже успел забыть, с какой неохотой он отправлялся в погоню — теперь он даже жалел, что ему не пришлось поучаствовать в увлекательном приключении.

— Да, — уверенно отчеканил Диего, — кроме девушки, нам ничего не нужно.

Гильберто буркнул что-то себе под нос и яростно ткнул каблуком в песок.

— Едем домой, любимая. — Диего взял Тори за руку.

Но Тори колебалась, раздираемая сомнениями. Она ненавидела эти сомнения, ей хотелось забыть о них, подавить их — но она не могла ничего с собой поделать. Что, в сущности, она знала о Диего? Вот он стоит перед ней — красивый сорокалетний мужчина, богатый, всеми уважаемый, с огромной властью…

Такой мужчина мог бы обладать любой женщиной, какую только пожелает. Почему его выбор вдруг пал на молоденькую, костлявую, веснушчатую, не бог весть какую красивую девушку? И почему раньше эти мысли никогда не приходили Тори в голову?

Сомнения Тори, должно быть, отразились на ее лице, так как глаза Диего удивленно округлились:

— В чем дело, Виктория? Что-то не так?

Тори попыталась непринужденно улыбнуться, но это у нее плохо получилось.

— Просто… подумала. Как случилось, что такой мужчина, как ты, до сих пор не женат?

Гильберто, который в этот момент был занят тем, что засыпал остатки костра, многозначительно посмотрел на брата. На мгновение потеряв контроль над собой, Диего кинул на него ответный взгляд — и этого мгновения было достаточно, чтобы Тори поняла, что сказанное Итаном — правда… Для Тори это вдруг стало так ясно, словно об этом было написано огненными буквами на небе.

Диего, однако, уже успел обрести контроль над собой.

— Я ждал, когда ко мне придет настоящая любовь, — улыбнулся он Тори.

Но эти слова не убедили Тори. Ледяной ужас сковал все ее существо.

«Господи, — как молотом, стучало у нее в мозгу, — только бы это оказалось неправдой… скажи что-нибудь, сделай что-нибудь, чтобы я убедилась, что это неправда…»

— А почему ты выбрал меня? — спросила она, сама удивляясь спокойствию, с каким прозвучал ее голос.

— Что за вопрос, родная! — снова улыбнулся Диего. — Ты красивая, умная, веселая… Когда ты смеешься, твой смех согревает мое сердце… Ты…

— Я дочь Кэмпа Мередита. — Тори сама не ожидала, что способна произнести это вслух. Внешне она казалась совершенно спокойной, но внутри у нее все кипело. Тори не могла бы объяснить, почему цветистые комплименты Диего ее больше не трогают.

Улыбка Диего слегка померкла, голос стал суше:

— Мы уже говорили об этом. Я надеюсь, что наш брак разрешит все проблемы.

— Твои проблемы, — подчеркнула Тори, глядя в землю. Сердце ее бешено колотилось. — А как насчет моих?

— О чем ты, родная? — Диего уже не сдерживал своей нервозности. — Ты, должно быть, просто устала…

Тори посмотрела на него.

— Человек, который меня похитил, — тихо проговорила она, — сказал, что свадьба, которую ты мне собирался устроить, ненастоящая, что священник тоже ненастоящий… и что ты уже женат.

В глазах Диего мелькнул ужас. Возможно, он был просто слишком взволнован, однако его реакция усилила подозрения Тори.

Впрочем, в следующую секунду мексиканец снова улыбался как ни в чем не бывало.

— И ты поверила? Поверила этому неизвестно откуда взявшемуся проходимцу? Кому ты больше веришь — ему или мне?

— Это правда, что ты уже женат? — настойчиво требовала ответа Тори, разрываясь между надеждой и отчаянием.

Неизвестно чем бы закончился их разговор, но в этот момент вдруг раздался голос Гильберто:

— Хватит валять дурака, Диего! Все равно она рано или поздно узнала бы…

Диего повернулся к брату, еле сдерживаясь, чтобы не наброситься на него. Наконец, взяв себя в руки, он повернулся к Тори.

— Пойми, дорогая, — начал он, — это еще ничего не значит… Люди часто вступают в брак по расчету, но настоящая любовь…

— Подлец! — Голос Тори был спокоен. Отчаяние ее было так велико, что у нее не было сил даже злиться. Она чувствовала лишь тупую боль в желудке, словно кто-то сильно ударил ее туда ногой.

Диего в растерянности смотрел на побледневшее лицо Тори.

— Это было давно, родная… — залепетал он. — Теперь это для меня уже ничего не значит… Какая разница?.. Мы все равно будем вместе…

Он протянул руку, чтобы коснуться ее щеки, но Тори отшатнулась от его руки, словно от мерзкой жабы.

— Не прикасайся ко мне! — Она отошла от Диего на шаг. — Ты лгал мне! Ты использовал меня! Ты никогда меня не любил!

— Виктория, ты еще молода, не знаешь жизни. Станешь старше — поймешь…

— Если знать жизнь означает интриговать, обманывать, предавать любовь, то я и не хочу знать такой жизни! — обреченно выкрикнула Тори и, не оглядываясь, побежала к своей лошади.

Диего схватил ее за руку:

— Виктория, подожди, я тебе все объясню…

— Отпусти меня!

— Да что ты с ней возишься? — сердито проворчал Гильберто. — Мы нашли ее, она в наших руках, так и вези ее домой! — Он направился к своей лошади и вынул из-под седла веревку. — Свяжем ее, кляп в рот, да и дело с концом! Не хватало еще церемониться с дочерью Кэмпа Мередита!

Тори яростно пыталась освободиться от державшего ее Диего, и, к ее удивлению, он вдруг отпустил ее.

— Я не увезу ее насильно, — решительно заявил он. Гильберто мигом оказался перед Тори, преграждая ей путь к лошади.

— Но почему, Диего? — не понял он.

— По двум причинам. — На губах Диего играла чуть заметная усмешка, взгляд был устремлен на Тори. — Во-первых, я никогда не овладеваю женщиной против ее воли. А во-вторых, и это главное, за тем камнем сидит человек, и он целится мне прямо в голову.

Гильберто посмотрел туда, куда показывал брат. Проследив за его взглядом, Тори действительно различила торчавшее из-за камня вороненое дуло, поблескивающее в лучах утреннего солнца.

— Бросьте оружие! — раздался знакомый голос. — Оба.

Отстегнув ремень с кобурой, Диего бросил его на землю на некотором расстоянии от себя. Гильберто последовал его примеру.

Из-за камня поднимался Итан Кантрелл. Нога его была перевязана окровавленным шейным платком, и он сильно хромал, направляясь к ним, но рука твердо сжимала револьвер.

Диего покосился на Тори и усмехнулся:

— Похоже, дорогая, ты не очень-то меткий стрелок! Тори была не в силах что-либо ответить. Ей казалось, что сердце перестало биться и поднялось к самому горлу. Итан, не сводя глаз с обоих мужчин, поднял брошенное ими оружие.

— Так-то лучше! — довольно заключил он.

— Ты не оставил мне выбора! — проворчал Диего. Вдруг Гильберто молниеносным движением выхватил из-за голенища небольшой пистолет. Но выстрел Итана опередил его. Гильберто не был даже ранен — пуля лишь взметнула пыль у его ног — но пальцы его, державшие пистолет, разжались. В глазах Гильберто стоял ужас.

— В следующий раз, — предупредил Итан, когда затихло эхо от выстрела, — я буду стрелять не столь осторожно.

— Похоже, — покосился Диего на брата, — этот джентльмен не собирается шутить!

Смуглое лицо Гильберто вспыхнуло. Он колебался между желанием поднять пистолет и необходимостью подчиниться решению брата, хотя мотивы этого решения были ему непонятны.

— Ты сдаешься без боя? — проворчал он, повернувшись к Диего. — Что-то это на тебя не похоже, братишка!

Лицо Диего было спокойно.

— Есть вещи, за которые не жалко умереть, — улыбнулся он. — Но это — не тот случай. — Диего повернулся к Итану: — Надеюсь, мы разойдемся с миром, сэр?

— В мои планы не входит убивать вас. Моя работа заключается лишь в том, чтобы вернуть девушку отцу.

Мексиканец недобро усмехнулся.

— Только и всего? Да ради Бога, сэр! Поздравляю вас с находкой! — Он обернулся к Тори: — Прощай, родная! Передай привет своему горячо любимому папочке! Мы свободны? — снова обратился он к Итану.

— Свободны, — пожал плечами тот.

Похлопав по спине Гильберто, Диего направился к своей лошади. Через минуту братья удалились, не проронив больше ни слова.

Тори не могла бы сказать, что терзало ее больше — чувство унижения или злость. Прошло уже несколько часов с тех пор, как она рассталась с Диего, а Итан за все это время не обронил ни слова, мало того — даже не посмотрел в ее сторону. Впрочем, теперь ему это было и не нужно — Тори и так покорно следовала за ним. Куда ей еще оставалось ехать, как не домой, к отцу — навстречу позору и унижению?

Тори безжалостно ругала себя. Надо было быть идиоткой, чтобы попасть в ловушку, которую сумел распознать даже этот Кантрелл. Подробности расставания с Диего не выходили у Тори из головы, и чем больше она об этом думала, тем сильнее становились чувство унижения и бессильная ярость. Больше всего Тори злилась на себя. Она должна была хоть что-то делать — ударить Диего, обругать его, но не стоять словно пень.

И ведь если бы не Итан Кантрелл, она оказалась бы добровольной жертвой коварного плана Диего. Итан, этот грубый мужлан, не испытывающий к ней ни малейшей симпатии, выполняющий лишь свою работу, отвратительно обращающийся с ней… стал, по сути дела, ее спасителем. Тори хотелось бы презирать его, но ведь он был прав насчет Диего и, во всяком случае, оказался более порядочным, чем он. А что он получил от нее в награду? Пулю в ногу, и сейчас везет ее домой, строя из себя благородного героя, пострадавшего за правое дело от неблагодарной девицы, что и есть на самом деле…

Тори посмотрела на ехавшего рядом с ней Итана, стараясь подавить в себе чувство вины. Рана его уже несколько раз переставала кровоточить и затем начинала снова; платок, которым она была перевязана, и ткань брюк насквозь пропитались кровью. Несмотря на тень, падавшую на лицо Итана от широких полей шляпы, нельзя было не заметить, что он был очень бледным.

— Остановимся, — выдавила из себя Тори. — Я обработаю твою рану.

Итан презрительно покосился на нее:

— Довериться тебе? Да я лучше сдохну!

Тори отвернулась, не столько испытывая раздражение, сколько пытаясь вызвать его в себе.

— Сдохнешь — туда тебе и дорога! — проворчала она, пришпоривая лошадь.

Прошло еще около часа. Солнце поднялось выше.

Итан понимал, что время работает против него. Ему становилось все хуже, он покрылся потом, однообразный пейзаж перед глазами начинал расплываться, ноющая боль в ноге усиливалась. Эта чертова девчонка была права — рану необходимо обработать, иначе он долго не протянет. Глаза Итана стали выискивать хоть какое-нибудь прикрытие, где можно было бы остановиться. Разумеется, если он займется своей раной, ему придется ослабить контроль за Тори. Возможно, она снова сбежит. Ну и черт с ней, в конце концов! Это лишь избавит его от хлопот.

Наконец на горизонте Итан заметил небольшую скалу, дававшую сносную тень. Он пришпорил коня — ему не терпелось поскорее добраться до этого места. Пожалуй, он отдохнет часок-другой, немного перекусит — и снова в путь. Тогда он сможет проехать до заката еще шесть-семь миль. Единственное, чем его не устраивал такой вариант, — придется терпеть эту девицу на пару часов дольше.

Доехав до места, Итан спешился, стараясь не опираться на раненую ногу. Но тут случилось то, чего Итан никак не ожидал — силы покинули его, в глазах потемнело, ноги подкосились, и он рухнул на землю, словно тряпичная кукла.

Тори, посмотрев на него, улыбнулась не без злорадства:

— Говорила же я тебе, что рану нужно обработать!

Но Итан уже не слышал ее. Тори спешилась — она сама была не прочь отдохнуть.

Привязав лошадей к какому-то чахлому кусту, росшему неподалеку, Тори вернулась к Итану. Тот уже успел прийти в сознание — по крайней мере настолько, чтобы отползти с помощью Тори поближе к скале. Там он лег на спину и закрыл глаза, тяжело дыша. Тори поднесла к его губам фляжку, и он жадно припал к ней, так и не произнеся за все время ни звука. Тори накинула на его голову влажный платок, но Итан сорвал его.

Тори начала расстегивать ремень его брюк. Итан резко остановил ее руку:

— Что ты делаешь?

— Собираюсь осмотреть рану. Для этого придется снять брюки.

Лицо Итана исказила гримаса:

— Убирайся прочь!

Вместо ответа Тори начала стаскивать с него сапоги.

— Я же сказал, убирайся!

Правый сапог удалось снять без труда, но когда Тори попыталась снять левый, Итан невольно застонал. Осторожно сняв и этот сапог, Тори снова потянулась к его ремню, и Итан снова попытался остановить ее. Тори вскочила на ноги.

— В чем дело, ковбой? Уж не стесняешься ли ты?

— С чего бы? Если уж женщины перестали стесняться…

— Не бойся, мне уже приходилось раньше лечить раны.

— Думаю, тебе приходилось и наносить их.

— Ну хватит! — вспыхнула она. — Что я, в конце концов, мужчин не видела?

— Да уж, наверно, видела, — усмехнулся он. — Диего, во всяком случае…

Тори готова была взорваться, хотя сама не могла бы сказать отчего — от оскорбления Итана или оттого, что он снова напомнил ей о Диего.

— Диего меня пальцем не тронул! — выпалила она. — Он, конечно, подлец, и все-таки…

В глазах Итана на миг мелькнуло удивление.

— Странно. Я думаю, у него просто не было такой возможности. Или он приберег это на закуску после «свадьбы».

— Ты дашь мне осмотреть твою рану или нет? Конечно, если ты такой стеснительный…

— Стеснительность тут ни при чем! Просто на ремне у меня револьвер, и я был бы идиотом, если бы позволил тебе снова завладеть им. Я все-таки хочу вернуться домой живым!

— Сэр, — заверила его Тори, — я стреляю без промаха. Если бы я хотела убить тебя тогда, то убила бы. Ты снимешь свои чертовы штаны, или мне их разрезать?

С минуту Итан еще колебался. Затем, сняв ремень с кобурой, он положил его себе под голову. Осторожно, стараясь не опираться на раненую ногу, Итан начал стягивать брюки. Тори не помогала ему, а лишь молча смотрела, присев на камень.

Стянув наконец брюки, Итан откинулся на спину. Глаза его застилал пот. Тори склонилась над ним, осматривая рану. Пуля проделала аккуратную дырку в кальсонах, и они были мокры от крови. Тори рванула ткань, чтобы расширить дыру, и Итан вскрикнул от боли.

— Осторожнее!

— Спокойно, ковбой! — Смочив платок водой из фляги, Тори начала промывать рану. Та, к счастью, оказалась неглубокой, и кость не была задета. Через пару дней рана, пожалуй, должна затянуться.

Взяв нож, Тори начала выковыривать пулю. Она понимала, что Итану очень больно, но он лежал неподвижно, лишь закусив губу. — С чего это ты вдруг стала такой заботливой? — спросил он, посмотрев на нее. — Еще утром ты хотела бросить меня, раненного, на произвол судьбы! Впрочем, у тебя и сейчас еще есть шанс…

Отбросив окровавленный платок, Тори начала отрывать полоску от своей нижней юбки, собираясь использовать ее в качестве бинта.

— Я просто не найду отсюда дорогу домой, — проворчала она.

Итан усмехнулся, а возможно, просто поморщился от боли:

— Дорогу к Диего, однако, ты хорошо знаешь! Почему бы тебе не вернуться к нему? Вы друг друга стоите!

Сжав губы, Тори в ярости завязала повязку более туго, чем следовало бы, и Итана вдруг пронзила такая боль, что он заскрипел зубами.

Тори не могла себе объяснить, почему она заботится о человеке, которого так презирает. Правда, как ни странно, она испытывала к нему и некое тайное уважение. Тори старалась не смотреть на Итана слишком часто, убеждая себя, что это всего лишь обычная рана, вроде тех, которые она помогала обрабатывать Розите, если кому-то из работников ранчо требовалась помощь.

Но сейчас в голову Тори приходили совсем другие мысли.

Как ни избегала Тори смотреть на Итана, она не могла забыть о том, что пальцы ее касаются мускулистого мужчины, сильного даже в его теперешнем состоянии. Рядом с Итаном Тори чувствовала себя маленькой и хрупкой. Так же как и рядом с Диего…

Воспоминание о несостоявшейся свадьбе вызвало у Тори приступ тоски. Усилием воли она заставила себя отогнать мрачные мысли и оторвала еще одну полоску от юбки.

— Сегодня мы никуда не поедем, — твердо заявила она, сама удивляясь собственному решению. — Я разведу костер и приготовлю нам что-нибудь поесть.

Тори быстро отошла от Итана, чтобы не слышать его возражений, но главной причиной было то, что она не хотела, чтобы он заметил ее едва сдерживаемые слезы.

Когда Тори вернулась, набрав достаточно веток, чтобы развести костер, Итан снова впал в забытье. Отвязав лошадей, Тори повела их к обнаруженному ею небольшому источнику, бьющему из скалы. Наполнив фляги, она дала напиться лошадям. Покопавшись в сумке Итана, Тори обнаружила бобы и сварила похлебку. Немного поев, Итан опять впал в забытье.

Днем у Итана появился жар, но, к счастью, к вечеру он прошел. Съев на ужин кусок сала и все тех же бобов, Итан уснул.

Тори расстелила одеяло и легла, но ей не спалось — мешали беспокойные мысли. Наконец, отчаявшись уснуть, она села, обхватив колени руками.

«Боже мой, — снова и снова проносилось у нее в голове. — Боже мой, что я наделала…»

Тори лишь сейчас полностью осознала, что произошло, и пришла от этого в ужас. Она привыкла считать, что всегда знает, чего хочет. Ее отец любил повторять, какая она разумная, спокойная девушка, и всякий раз, когда он это говорил, его глаза светились от гордости. Кэмп никогда не жалел, что Бог не послал ему сына, потому что в Тори словно воплотились все его надежды. Теперь он уже никогда не будет гордиться ею. Она поступила не просто неразумно — она предала отца. И ради чего? Ради нескольких недель, проведенных в роскоши! Поверив дешевым комплиментам Диего, она была готова связать свою жизнь с человеком, который всегда был и будет главным врагом ее отца. Нет, она никогда не простит себе этого! Никогда!

Она разбила свою жизнь. После того как она убежала с Диего, ни один порядочный мужчина не захочет жениться на ней. Ей никогда не почувствовать рядом сильное, надежное мужское плечо, никогда не испытать радость материнства. Ее ждет серая, унылая жизнь старой девы, но, даже понимая, что она заслуживает этого, Тори было трудно смириться с таким жестоким наказанием.

Она закрыла глаза, словно пытаясь отогнать чувство унижения, одиночества и пустоты. Слава Богу, что ее матери не суждено было дожить до такого позора своей дочери. Все, чему пыталась когда-то научить ее мать, оказалось бесполезным. Отныне вся жизнь Тори будет вечным позором. И самым ужасным было то, что ничего уже нельзя исправить.

Тори все-таки решила вернуться домой, к отцу. Пусть позор, но там она по крайней мере будет в безопасности. Возможно, это убережет ее от дальнейших ошибок. За свою жизнь Тори сделала всего одну ошибку — и та оказалась роковой.

Воспоминания снова и снова кружились перед ее мысленным взором, словно в калейдоскопе. Лицо Диего… Полнейшее отсутствие хоть какого-нибудь намека на смущение, когда он признался, что женат… Усмешка, с которой он расстался с ней… Его слова… «Есть вещи, за которые не жалко умереть. Но это — не тот случай». Тори, как оказалось, не стоила того, чтобы за нее умереть.

Но Итан Кантрелл… Итан шел за ней, сражался за нее, даже истекая кровью от раны, которую она же ему нанесла. Он был готов умереть за нее. Он считал, что она этого стоит.

— Господи, — прошептала Тори вслух, — какая же я дура… Какая же я идиотка…

Тори просидела без сна до самого утра, не меняя позы. Костер потух. Она ненавидела Диего, ненавидела себя и готова была все отдать, чтобы вернуть прошлое. Перед рассветом у нее не осталось уже никаких мыслей — их словно поглотила непроглядная черная пустота.


Глава 6


Итан проснулся от солнечных лучей, слепивших ему глаза даже во сне, и сразу ощутил острую, пульсирующую боль в ноге, отзывавшуюся такой же пронзительной болью в висках. Все его мускулы болели, словно его всю ночь пытали на дыбе. Во рту пересохло так, что сейчас он был бы рад и глотку даже самой грязной воды. Но жара, к счастью, не было, глаза видели все вокруг вполне отчетливо, и даже по характеру боли чувствовалось, что рана заживает и что заражения нет.

Тори уже хлопотала у костра, и Итан с наслаждением втянул ноздрями ароматный запах кофе. Запах успокаивал его, но присутствие девушки раздражало — Итан был уверен, что она снова попытается сбежать, а в глубине души даже хотел этого, и то, что она осталась, показалось ему подозрительным. Что у нее на уме?

Итан медленно поднялся. Это причинило ему новую боль, и, если бы не присутствие Тори, он разразился бы весьма цветистыми ругательствами, однако при женщине Итан не мог себе этого позволить.

— Доброе утро! — Девушка улыбалась ему приветливо, словно лучшему другу. — Сегодня тебе, кажется, немного получше.

Итан хотел было улыбнуться ей в ответ, но не смог, так как все его внимание было сконцентрировано на том, чтобы удержаться на ногах — он чувствовал себя еще очень слабым.

— Спасибо, — прохрипел Итан. От сухости во рту язык его еле ворочался. Это заставляло его еще больше злиться на Тори, хотя он и понимал, что это нелепо.

Тори налила ему кофе в кружку, и Итан молча, не поблагодарив, принял ее. Кофе был густым и крепким, как раз таким, как он любил, но он обжигал пересохшее горло, и Итан закашлялся.

— Ты, случайно, не простудился? — нахмурилась Тори. — Спать на голой земле все-таки опасно. Я должна была, конечно, что-нибудь тебе подстелить… Правда, от этого еще никто не умирал… Хотя как знать… Я знала парня, который умер от зубной боли — она обострилась настолько, что вызвала заболевание мозга. Зрелище было жуткое — он катался по земле, выл и истекал слюной, словно бешеная собака.

— Звучит обнадеживающе! — усмехнулся Итан. Он попытался сесть и тут же проклял себя, что не остался стоять: раненая нога одеревенела настолько, что почти не сгибалась.

— Вот что случается, — нравоучительно заметила Тори, — когда наплевательски относишься к собственному здоровью! Надеюсь, ты все-таки не собираешься пускаться в путь сегодня? — А может, — усмехнулся он, — нам вообще остаться здесь навсегда? Построим дом, разобьем какой-нибудь огородик…

— Хоронить тебя здесь я тоже не собираюсь, — усмехнулась Тори в ответ. — У меня нет лопаты, а без нее это было бы тяжеленько.

— Не беспокойтесь, мисс, — не остался в долгу Итан, — я отнюдь не собираюсь доставлять вам такое удовольствие.

Шутки шутками, но все же Итан понимал, что Тори права — один день как минимум переждать было надо, тем более что путь им предстоял нелегкий. Перспектива провести лишний день в компании с этой взбалмошной девицей, которая то стреляла в него, а теперь вдруг принялась за ним ухаживать, мало вдохновляла Итана, но тут уж никуда не денешься.

Взяв и себе кружку кофе, Тори примостилась на камне.

— Откуда ты? — спросила она вдруг у Итана.

Тот, не торопясь, отпил еще глоток. Теперь уже кофе не обжигал горло, и Итан мог им наслаждаться.

— Из Техаса.

— Техас большой.

Итан недоверчиво покосился на нее. Позавчера, когда он похитил Тори из сада мексиканца, она готова была выцарапать ему глаза; еще вчера у нее хватило дури, чтобы стрелять в него. А сегодня она вдруг ухаживает за ним, словно за родственником, нянчится, словно с ребенком. Итан не мог понять, чем вызвана такая перемена, не знал, как себя вести с Тори; чего еще от нее можно ожидать, и эта неизвестность бесила его.

Тори даже выглядела сегодня по-другому. Желтое платье, еще пару дней назад безумно роскошное, успело превратиться черт знает во что, но Тори, похоже, приложила все усилия, чтобы выглядеть в нем как можно более прилично. Девушка также постаралась, насколько возможно, привести в порядок прическу, хотя половина заколок и была потеряна. От бессонной ночи и пережитых волнений под глазами Тори обозначились круги, но это компенсировалось тем, что палящее солнце пустыни уже успело покрыть ее лицо ровным бронзовым загаром, на фоне которого ее веснушки выглядели весьма привлекательно. Сегодня Тори казалась доброжелательной, энергичной, уверенно-деловитой — ничего общего с той женщиной-пантерой, которая вчера стреляла в него. Сейчас она выглядела очень молодой и даже несколько хрупкой и вела себя так, словно ничего и не случилось. Итан поймал себя на мысли, что сегодняшняя Тори нравится ему гораздо больше вчерашней.

Как бы то ни было, Тори задала ему вопрос и ждала ответа.

— У моих родителей было ранчо на Бразосе, — ответил он.

Тори сделала еще один глоток.

— И чем же ты занимаешься, кроме того что возвращаешь отцам сбежавших дочерей?

Итан посмотрел на нее, прищурившись:

— А тебе зачем? Уж не досье ли ты на меня собираешь?

— Да нет, — пожала она плечами, — просто интересуюсь. Я ведь ничего не знаю о тебе…

«И слава Богу!» — подумал Итан.

— Когда чем, — сказал он вслух. — И прекрати задавать дурацкие вопросы.

Тори слегка покраснела, и Итан заметил, что в глазах ее мелькнула обида.

— Я просто пытаюсь завязать разговор. Я понимаю, тебе трудно в это поверить, но я сожалею, что стреляла в тебя. По-моему, нам вовсе ни к чему дуться друг на друга всю оставшуюся дорогу.

Итан выдавил из себя смешок:

— Сожалеешь, что стреляла? Какое благородство, черт возьми! Оказывается, ты и сожалеть о чем-то умеешь? Ну и ну! Только мой тебе совет: меня жалеть не надо. Найди себе для этой цели кого-нибудь другого.

Глаза Тори вспыхнули, и на мгновение Итану показалось, что она сейчас швырнет в него кружкой с кофе. Но вместо этого девушка подчеркнуто вежливо произнесла:

— Я хотела бы попросить об одном одолжении, мистер Кантрелл. — В последних словах слышалась явная ирония.

— О каком же, мисс Мередит? — в тон ей поинтересовался он.

— Прекрати называть меня «мисс». Это невежливо. От смеха Итан чуть не подавился кофе.

— Как же прикажешь тебя называть, чтобы это звучало достаточно вежливо для тебя?

Смех Итана, похоже, задел Тори.

— А тебе не приходило в голову, что у меня есть имя?

— По идее, должно быть, — откликнулся он.

— Так вот, меня зовут Тори. Сокращенное от Виктория. Итан молчал.

— А я буду называть тебя Итан. Так тебя, кажется, зовут? Он пожал плечами:

— Что ж, лучше Итан, чем то, как ты меня называла раньше. И где только такая воспитанная леди научилась таким словам?

Терпение Тори лопнуло. Брови ее сошлись на переносице.

— От таких, как ты! — фыркнула она и отбежала подальше от него.

Не успела она его оставить, как Итан уже пожалел, что так вышло. У него вдруг резко испортилось настроение, словно ее болтовня безумно веселила его. Но причина, видимо, была в другом. Слова Тори «я ведь ничего не знаю о тебе» снова и снова звучали в его ушах, напомнив ему, кто он и почему здесь. Много недель, даже месяцев, он пытался отгонять эти воспоминания, забыть их за текущими делами и планами, но от себя не убежишь…

…Кэтлин. С того момента, как он впервые увидел ее, Итан уже знал, что это именно та женщина, которая нужна ему. Все в ней было каким-то мягким, успокаивающим: лицо, фигура, голос, улыбка, пышная копна иссиня-чер-ных волос, бездонные глаза цвета неба на рассвете… Она пахла ромашками, горячим хлебом, свежевыстиранными льняными скатертями… Кэтлин никогда не спешила, хотя ни минуты не сидела без дела.

Всякий раз, когда он проходил мимо ее дома, она либо развешивала на веревках выстиранное белье, либо собирала в корзину цветы, либо с закатанными рукавами и с руками по локоть в муке месила у окна тесто. Когда он приходил к ней, они обычно сидели в гостиной. В руках у нее были пяльцы, и она склонялась над своим вышиванием, но при этом всегда внимательно слушала его рассказы, время от времени поднимая на него взгляд и вставляя фразу — всегда тактично и умно. В такие моменты Итан чувствовал себя самым сильным, самым умным и самым счастливым человеком в мире.

Тогда ему было девятнадцать. Они только что поженились и строили свой дом на небольшом участке земли, подаренном ему отцом к свадьбе. Дом был уже почти готов, и они решили съездить в город, чтобы купить еще кое-какой материал и взять немного денег в банке. Времени у них было в обрез, и на главной площади они расстались, решив, что Кэтлин пойдет за продуктами, а Итан — за материалами для дома, и договорились встретиться у банка. Кэтлин, как всегда, мягко, но настоятельно попросила его не задерживаться. Но Итан все-таки задержался в скобяной лавке, будучи не в силах не похвастаться перед встретившимися там дружками, какой замечательный дом он строит и какая у него замечательная жена. Когда вдруг раздались выстрелы, Итан выскочил из лавки и рванулся к банку. Но Кэтлин уже лежала у дверей в луже крови.

Тех двоих, что выбежали из банка с мешком денег — один из них еще отшвырнул с пути тело Кэтлин сапогом, — Итан не запомнил, да и не мог запомнить — их лица были закрыты платками до самых глаз. Но были еще двое, что ждали на улице. Люди шерифа открыли огонь, и один из бандитов — судя по всему, главный в четверке — едва не упал с лошади. Пытаясь обрести равновесие, грабитель потерял платок, закрывавший его лицо. Итан почти ничего не видел, прижимая к себе бездыханное тело жены и бормоча, словно в бреду, какие-то бессвязные слова, но лицо грабителя он запомнил хорошо. Этого лица он не забудет никогда…

Итан присоединился к людям шерифа, устроившим погоню за преступниками. Три недели они шли по следу, но затем потеряли его. Шериф повернул обратно и умолял Итана сделать то же самое. Но Итан чувствовал, что обратной дороги для него уже не существует.

Весь следующий год Итан проездил из города в город, из селения в селение, через пустыни, через реки вброд… Он словно не чувствовал ни испепеляющего зноя, ни проливного дождя. Он не знал, где остановится на ночлег и чем ему придется утолять голод. Мускулы его стали твердыми, словно сталь, кожа жесткой, как седло под ним, морщинки, смеявшиеся в ответ на заразительный смех Кэтлин, превратились в глубокие, никогда не разглаживающиеся складки. Он ехал вперед, задавал резкие, односложные вопросы и снова погонял верного мустанга. Тело его дышало и спало, пило и ело, но жило словно отдельно от сознания, целиком поглощенного одной идеей. Лишь память и жгучая жажда мести заставляли его жить и дышать.

Когда — случайно или нет — конь снова занес Итана в родные края, родители даже не узнали его. Боясь, что сын повредится умом, родители умоляли его оставить безумную затею и снова осесть дома.

Но дома у Итана уже не было. Тот, который так и остался недостроенным, уже начал приходить в упадок и разрушаться. Итан и сам был как этот дом — от него словно осталась одна внешняя оболочка. И когда в городке появился некто Лон Фоукс, заявивший, что ему нужен человек, который умеет хорошо стрелять, Итан, не раздумывая, снова покинул родные края — на этот раз уже навсегда.

Время смягчило боль от потери Кэтлин, стерло из памяти ее лицо. Но ненависть осталась все такой же острой, как и в первый день. До последнего времени у этой ненависти не было имени. Лишь полгода назад Итану удалось наконец узнать имя человека, стрелявшего в Кэтлин. Кэмп Мередит.

Итан понимал, что теперь, по прошествии десяти лет, почти невозможно будет доказать причастность Мередита к давнему ограблению и убийству. Но он был уверен, что не только от этого преступления, но и от многих других тянется тайная нить к дому Кэмпа Мередита. Лон тоже имел достаточные основания для подозрений, но неопровержимыми доказательствами все-таки не располагал. Раздобыть их должен был Итан. Именно для этого Итану и необходимо было проникнуть в закрытую для посторонних организацию Мередита. И помочь ему в этом могла только Тори. От того, вернет ли Итан Кэмпу его ненаглядную дочь, зависело все. Мередит должен увериться в его надежности. Без этого все десятилетние усилия Итана пойдут насмарку.

Так что, нравилось ему это или нет, на последующие несколько дней Тори Мередит должна была стать его единственной заботой. «Главное, — решил Итан, — это добиться ее расположения». Для него это было не особенно сложно, а услугу могло бы оказать очень большую.

Итан уже успел заметить, что Тори не то чтобы очень обидчива, но лучше все-таки было ее не задевать.

Впрочем, большую часть этого дня Тори держалась от него на некотором расстоянии. Итана это вполне устраивало — чтобы нога быстрее зажила, ему нужен был покой. Но лежать весь день неподвижно тоже не следовало — чтобы разрабатывать ногу, Итан медленно прохаживался взад и вперед, превозмогая боль. Тори же весь день была занята. Она водила лошадей на водопой к обнаруженному неподалеку ручью, собирала хворост для костра. Когда в середине дня жара стала нестерпимой, Тори, расстелив одеяло в тени, немного подремала.

Наблюдая за девушкой, Итан обратил внимание, что любую работу Тори выполняет с удовольствием, спокойно и без излишней суетливости. Итан поймал себя на том, что ему это в ней нравится.

«Впрочем, — подумал он, — чем здесь особо восхищаться? Так, в сущности, и должно быть! Хватит с меня уже той нервотрепки, что она успела мне причинить!»

Лишь перед ужином к Итану наконец вернулась его разговорчивость — очевидно, она пришла вместе с аппетитом.

— Может, ужином займусь я? — дружески предложил он Тори. — Тебе уже, наверное, надоело готовить.

— Ну нет, — усмехнулась она, — спасибо! Я уже имела «удовольствие» пробовать твою стряпню! Впрочем, если хочешь, помоги мне резать свинину. Остальное я сделаю сама!

Итан не мог не рассмеяться:

— Я был прав — на роль толстой сеньоры ты действительно не годишься. Ты не из тех, кто может целый день сидеть сложа руки. Удивительно, что ты нашла в этом мексиканце? Да у тебя с ним ничего общего!

Тори молчала, и Итан, пожалев, что, по-видимому, снова разбередил ее рану, поспешил переменить тему.

— Мне уже лучше, — сообщил он. — И горло, слава Богу, перестало болеть.

Тори посмотрела на него с недоумением: что это он вдруг заговорил об этом?

— Слава Богу, — откликнулась она, не зная, что еще сказать.

Насыпав в котелок бобов, она залила их водой.

— Завтра, я думаю, уже можно будет отправляться в путь. — Пристроившись на камне, Итан достал оселок и начал точить затупившийся нож.

Тори молчала. Поскольку она стояла к Итану спиной, нельзя было угадать, как она отреагировала на его последние слова.

— Знаешь, — проронил вдруг Итан, — ты оказалась не совсем такой, какой я тебя себе представлял.

Она быстро повернулась к нему:

— Вот как?

Итан искоса посмотрел на Тори, совсем незаметно для нее. Не то чтобы это было для чего-то необходимо — просто смотреть так на людей давно стало привычкой Итана, от которой он никак не мог отделаться.

— Кэмп Мередит очень богатый человек, — объяснил он, — и я, признаться, думал, что его дочь — изнеженная, избалованная девица, у которой в голове лишь моды да сплетни…

— Что ж, — фыркнула Тори, поддевая ножом шипящую на сковородке свинину, — извини, если я тебя разочаровала!

— Разве я сказал, что ты меня разочаровала? Напротив, я был бы разочарован, если бы ты действительно оказалась ленивой и пустоголовой!

Тори пристально посмотрела на него, не зная, насколько серьезен этот неожиданный комплимент. Но Итан, похоже, был вполне искренен.

— Ничего удивительного, — призналась она, — что здешняя жизнь не вырастит из тебя лентяя — здесь приходится каждый день работать так, что уж не до балов и развлечений. Кстати, если хочешь знать, отец хотел было отправить меня куда-нибудь, где я могла бы окончить школу. Но я отказалась — я знала, что нужна ему здесь, на ранчо. Тем более что всему необходимому он и сам мог меня обучить. И как видишь, обучил, — добавила она не без гордости.

— А что случилось с твоей матерью?

Тори присела на камень рядом с костром и обхватила колени руками. Итан невольно залюбовался ею — в этой позе она казалась совсем девочкой.

— Мама умерла в Виргинии от тифа, когда мне было двенадцать. После этого я переехала к отцу.

Итан посмотрел на нее с интересом:

— Значит, ты не всегда жила здесь? Тори покачала головой:

— Папа приехал сюда после войны — он искал для нас с мамой подходящее место. Но все кругом было совершенно диким, и он решил хотя бы немного пообжиться, прежде чем перевозить сюда нас. Время от времени он приезжал навестить нас, и каждый раз говорил, что осталось уже совсем немного… Наконец мы уже собрались ехать, но тут мама заболела… — Глаза Тори затуманились. — Короче, в результате я приехала одна.

Итан долго молча смотрел на нее.

— Значит, — заговорил он наконец, — ты не знаешь, каким образом твой отец нажил деньги?

Тори удивленно посмотрела на него:

— Как не знаю?'Разумеется, знаю! Он торговал скотом.

— Да, разумеется, — пробормотал себе под нос Итан и, чтобы Тори не успела ничего прочитать в его глазах, отвернулся и снова стал точить нож.

Что ж, в том, что Тори не знала, каким образом ее отец наживал деньги, не было ничего удивительного — какой отец станет признаваться дочери, что промышляет грабежом и разбоем? Тори могла прожить всю жизнь, так и не узнав об этом — ранчо старика было для него неплохим прикрытием. Если Кэмпу столько лет удавалось водить за нос власти, то что уж говорить о молоденькой, неискушенной девушке? Если, конечно, Кэмп и теперь этим промышляет… Впрочем, Итан был уверен, что промышляет.

Было совершенно очевидно, что Тори не пытается скрыть от Итана, чем на самом деле занимается ее отец, а сама этого не знает. А раз так, то и не несет за это ответственности — ее нельзя даже обвинить в том, что она не осуждает отца. Итан не мог решить, нравится ли ему такая наивность Тори или нет.

— Ты, должно быть, очень гордишься отцом?

— Еще бы! — В глазах Тори тем не менее не было энтузиазма. — А вот он, — вздохнула она, — не может гордиться мной после того, что я сделала. Я думаю, ни одна дочь так не оскорбляла отца! Я не удивлюсь, если он теперь не захочет даже видеть меня до конца своих дней!

Это удивило Итана, но, поразмыслив, он решил, что Тори, пожалуй, права. Ему захотелось как-то ободрить ее:

— Твой отец, как ты знаешь, послал меня за тобой. Вряд ли это говорит о том, что он не хочет тебя видеть!

Тори покачала головой. Голос ее звучал совсем подавленно:

— Я все разрушила, все! Я думала, что моя свадьба с Диего решит все проблемы, но в результате я лишь все испортила так, что уже не исправишь. Какой же я оказалась идиоткой!

— Значит, — заключил Итан, — Ортега все-таки признался, что женат!

Теперь Итан понял, почему Тори покорно вернулась вдруг к нему, Итану, почему так заботилась о нем. Итан не привык к сантиментам, однако не мог не признать, что начинает испытывать симпатию к этой девушке.

Тори посмотрела ему прямо в глаза. Итан выдержал ее взгляд.

— Ты был прав, — горько признала она, — Диего просто использовал меня. — Она передернула плечами. — Я это заслужила — нельзя быть такой дурой. Нужно было понять, что я совершенно не та женщина, которая могла бы понравиться Диего.

— Почему? — удивился Итан.

— Как почему? — Лицо Тори исказила гримаса. — Да на меня без смеха смотреть нельзя! Тощая, нескладная, вся в веснушках настоящая уродина… Да и манерами ты верно подметил — не блещу. Да еще, как оказалось, полнейшая дура! Какой мужчина в здравом уме прельстится такой?

Слушая эту исповедь, Итан чувствовал себя неловко. Он знал, что плохо подходит на роль утешителя — а именно этого, по-видимому, хотела от него Тори. Все, о чем он мечтал, — поскорее вернуть ее отцу и сбыть наконец с рук. Но, отложив нож и точило, Итан неожиданно для себя сказал:

— Не говори так о себе! Я уверен, что когда-нибудь ты найдешь мужчину, который сможет оценить тебя по достоинству. К тому же, — добавил он, совершенно не собираясь этого делать, — ты вовсе не уродина!

Тори посмотрела на него с удивлением и надеждой:

— Серьезно?

Итан почувствовал себя еще более неловко.

— Абсолютно, — поспешил уверить ее он. — И с чего ты взяла, что на тебя смешно смотреть? Я, как видишь, не смеюсь!

На мгновение в глазах Тори мелькнуло что-то детское, но тут же погасло.

— По-моему, ты вообще не из тех, кто много смеется! Итан отвел глаза — ему совсем не хотелось переводить разговор на его собственную персону.

Тори перевела дыхание, словно собираясь сказать что-то важное.

— Знаешь, — начала она мягко и немного нерешительно, — я должна перед тобой извиниться. После того как я стреляла в тебя… ты имел полное право меня бросить. Но ты вернулся за мной! Спасибо, — добавила она совсем тихо.

Итан внимательно посмотрел на Тори. В глазах ее он прочитал искреннее сожаление, благодарность и — боль. Итан вдруг и сам ощутил чувство вины. Он сделал попытку отогнать это чувство, но оно упорно не уходило. Если бы Тори знала действительную причину, по которой он вызвался вызволять ее, она бы не смотрела на него с такой благодарностью, не изливала бы перед ним сейчас душу. Хотя Итан и не испытывал желания выслушивать ее исповедь, правду он ей, разумеется, сказать не мог.

— Не стоит благодарности, — сухо ответил ей он. — Я просто делал свою работу.

Итан поднялся и отошел подальше от костра, прежде чем Тори успела перехватить его взгляд.


Глава 7


На следующее утро, как и рассчитывали, они отправились в путь. Тори почти все время молчала — она была слишком подавлена. Каждый шаг приближал ее к дому, к отцу, но вместо радости она испытывала щемящее чувство безысходности. А при воспоминании о Диего Тори просто бросало в жар от ненависти к этому человеку. И снова мысли ее возвращались к тому, с чего, собственно, все и началось — перед ней вставал Новый Орлеан с его роскошными бальными залами, с праздничным блеском свечей; элегантные мужчины смотрели на нее горящими глазами… Неужели это не повторится никогда, никогда?..

Да, она уже больше не вернется к той жизни, где главная забота состоит в том, какое платье надеть на очередной бал. Тори понимала, что такой беззаботный период в жизни девушки бывает только раз, что он прошел так бездарно. И винить в этом она могла только себя одну.

Тори знала, что отцу хотелось выдать ее замуж за достойного человека, хотя он редко говорил с ней на эту тему. Кое-кто у него уже был на примете — политики, владельцы ранчо, банкиры, — но ни один из них не проявлял к ней повышенного внимания, да и самой Тори они казались какими-то скучными и неинтересными. Может быть, это было и наивно, но Тори не желала расставаться с мечтой о сказочном принце. Отправляясь в Новый Орлеан, она втайне надеялась, что там наконец ее мечта сбудется. Теперь же она окончательно убедилась, что сказочных принцев просто не бывает.

Мерный стук копыт, продолжавшийся уже не один час, словно отсчитывал последние минуты ее юности. Однообразная, бесконечно тянувшаяся пустыня казалась ей слепком с ее души, в которой уже не оставалось ни желаний, ни чувств.

Тори пыталась уверить себя, что ей вообще не нужен никакой мужчина. Она сама даст сто очков вперед кому угодно, кроме разве что отца, — в стрельбе из ружья или езде на лошади да и в смысле ума не уступит. Она знала женщин, которые прожили жизнь без мужчин и при этом прекрасно себя чувствовали. Взять хотя бы Энни по прозвищу Бизониха — да ее ловкости и смелости хватило бы на десятерых мужчин. Огромная, как бык, с голосом, подобным звуку медной трубы, Энни носила по пистолету на каждом боку и лассо на плече. Когда она проезжала мимо на своем горячем, как она сама, мустанге, мужчины невольно уступали ей дорогу. А чем Тори хуже, почему, собственно, она не может быть такой, как Энни? Такой и старость не страшна — она и при жизни уже стала живой легендой.

Но перспектива стать живой легендой почему-то не привлекала Тори. Ей хотелось совсем другого — оставаться молодой и быть любимой сильным, надежным мужчиной…

Солнце поднималось все выше. Вокруг Тори клубились тучи насекомых, немилосердно жаля, нестерпимая жара заставляла ее обливаться соленым потом, который тут же высыхал, отчего ее платье сделалось жестким, словно панцирь, корсет не давал дышать, нижние юбки липли к ногам. Тори готова была возненавидеть Итана за то, что, отправляясь спасать ее, он не подумал захватить какую-нибудь одежду для нее, а теперь еще заставлял ее гнать лошадь по самой жаре. Тори уже начинала жалеть, что целилась ему в ногу, а не в сердце. Возвращение к отцу в этом случае было бы для нее неизбежным, но тогда оно хотя бы состоялось не так скоро.

К полудню наконец стало ясно, что хотя бы небольшой отдых им просто необходим. Увидев впереди какие-то скалы, Итан решительно направился к ним. Найдя в скалах узкую, едва заметную расселину, он заставил Тори протиснуться в нее. Тори уже готова была воскликнуть: «Куда ты меня завел?!» — но тут впереди замаячила водная гладь, и Тори облегченно вздохнула.

Лежавшее в ложбине, окруженной со всех сторон горами, озеро идеально подходило для того, чтобы в нем искупаться. Тори уже слезала с коня, когда Итан заявил:

— Купаться не будем. Только наполним фляги и напоим лошадей. Оставаться здесь надолго опасно — в любой момент могут объявиться дикие звери или индейцы.

— Я так хотела искупаться… — протянула Тори.

— Дома искупаешься.

— Нравится тебе это или нет, — вдруг решительно заявила она, — но я искупаюсь! Ты можешь делать что хочешь.

С минуту они пристально смотрели друг на друга, словно два барана, столкнувшихся на узкой тропинке. Наконец Итан вздохнул:

— Сначала напоим лошадей. Лошади довольно сильно взбаламутили воду, но Тори даже не стала ждать, когда та успокоится — так не терпелось ей искупаться. Освободившись от платья, оставшись в корсете и нижней юбке, Тори с удовольствием вошла в воду. На Итана она не обращала внимания, почти забыв о нем и с наслаждением поливая себя пригоршнями свежей, прохладной воды, ласкавшей ее разгоряченную кожу. Тори испытывала ни с чем не сравнимое блаженство. Неужели достаточно было проехать три дня по раскаленной, пыльной пустыне, чтобы простое купание показалось раем?

Сначала и Итан мало интересовался плескавшейся в воде девушкой. Ему было не до этого — больная нога не давала покоя. Итан решил было, что нога болит оттого, что затекла от долгого сидения в седле. Он попробовал немного походить, чтобы размять ногу, но от этого она разболелась лишь еще сильней. Тогда Итан опустился на песок и неторопливо развязал кисет.

Взгляд его невольно устремился к озеру. Итан и сам не прочь был плюнуть на все и искупаться, но кто-то должен же был находиться на страже, пока Виктория Мередит беспечно плещется в воде. К тому же ему из-за раны пока лучше не купаться. Впрочем, Итан поймал себя на том, что даже созерцание водной глади несколько успокаивает его и уменьшает боль.

Итан видел Тори лишь краем глаза, почти не беспокоясь о ней, — как вдруг она исчезла. Итан было забеспокоился, но тут же девушка снова показалась над поверхностью воды, с наслаждением встряхивая волосами и отплевываясь. Судя по ее виду, она явно сделала это нарочно, чтобы попугать его. Уж не соблазняет ли она его таким образом? Отогнав эту бог весть откуда взявшуюся мысль, Итан с удовольствием закурил.

Тори запрокинула голову, отчего ее волосы разметались медно-золотым каскадом по воде, а намокшая ткань корсета обрисовала небольшую грудь. Итан поморщился, подумав, что она не должна была вести себя так бесстыдно, а ему не следовало на нее смотреть, но отвернулся не сразу. Нет, вряд ли она все-таки соблазняет его — для этого она слишком неопытна и наивна, — это простое невинное бесстыдство молодой, радующейся жизни девушки. Впрочем, если бы и соблазняла, Итан не прельстился бы ею: как женщина она его совершенно не интересовала.

Впрочем, нельзя было сказать, что эта девушка совсем уж непривлекательна… Конечно, руки и шея ее слишком тонки и длинны — но это придает ей своеобразную грацию. Нельзя также не заметить, как хороши ее огненно-рыжие волосы, рассыпавшиеся по плечам и отливавшие на солнце золотом.

И, однако, Тори Мередит не принадлежала к тому типу женщин, которые нравились Итану. Впрочем, Итан уже почти забыл, какие женщины ему нравятся… Все эти годы, что прошли после смерти Кэтлин, он обходился без женщины. Иногда бывали случайные связи, но лица и имена очень быстро стирались из памяти Итана. Случалось, правда, что улыбка какой-нибудь девушки или молодой вдовы будоражила что-то в его душе, и он даже улыбался в ответ, но каждый раз это было связано с болью — глядя на них, он всегда вспоминал о Кэтлин.

Но сейчас Итан с удивлением поймал себя на том, что не просто смотрит на Тори, а представляет себе, как его ладонь ласкает эти маленькие груди, обрисовывающиеся под корсетом, эти стройные, длинные ноги, облепленные мокрой юбкой. Итан почувствовал, как кровь стучит у него в висках.

Он сердитым щелчком отстрельнул прочь окурок и поднялся на ноги. Больная нога тут же дала о себе знать, но Итан почти не заметил этого, так как еще сильнее боли было чувство стыда, заставившее его покраснеть до корней волос. Женщину, менее похожую на его Кэтлин, чем Тори Мередит, трудно было себе и представить. Если в Кэтлин все было мягким, спокойным, домашним, то в Тори — угловатым, необузданным, диким. Что, казалось бы, могло возбуждать его в полуребенке-полудикарке? Но главное было не в этом. Будь она даже красивее всех женщин на свете, она — дочь Кэмпа Мередита, и уже поэтому не должна вызывать у него никаких чувств, кроме презрения. Не должна, но тем не менее…

Итан, прихрамывая, стараясь не думать о больной ноге, подошел поближе к воде.

— Одевайся! — скомандовал он, не глядя на Тори. — Нам пора в путь.

Тори не мог не покоробить его неожиданно грубый тон, но Итан по-прежнему не смотрел на нес. Смочив свой шейный платок в воде, чтобы тот хоть немного охлаждал его во время езды, Итан повязал его. Все так же не глядя на Тори, он перекинул ногу через седло.

— Почему ты все время молчишь? — спросила Тори, когда они ближе к вечеру снова остановились на отдых — на этот раз на выжженной лужайке без каких-либо признаков воды поблизости.

— Просто ты болтаешь за двоих, — проворчал Итан, расседлывая лошадей, — не даешь мне вставить ни слова.

Похоже, Тори не обиделась. Купание не только освежило ее, но и удивительным образом подняло настроение. После купания Тори сняла корсет и нижние юбки, надев платье на голое тело, и от этого почувствовала себя значительно лучше: волосы же, чтобы не мешали, она перевязала полоской, оторванной от платья, — все равно оно уже было безнадежно испорчено.. Ей уже казалось, что все происходящее не самый худший вариант. Ведь отец мог прислать за ней какого-нибудь неотесанного работника с ранчо. Или она могла бы стать жертвой взбалмошного братца Диего. Да и вообще с ней могло случиться что угодно…

— Мне кажется, ты достаточно образованный человек, — заметила она. — А образованные люди, как правило, разговорчивы.

— Не образованнее других, — пробурчал он.

— Но читать ты хотя бы умеешь? Если да, то это уже очень много. Я не уверена, что у нас в городке так уж много мужчин, умеющих читать.

— Читать умею, — фыркнул он.

— А где ты научился? Ходил в школу?

— В школу? Какое-то время ходил. Но в основном меня учила всему мать. Она читала Шекспира, Гомера… — Итан замолчал, решив, что не следует так много рассказывать о себе.

— Твоя мать…— задумчиво произнесла Тори. — Моя мама тоже мне много читала. Она была умная, красивая, женственная… Мне до нее далеко. А какой была твоя мама?

— Мама как мама. — Итан был явно не расположен к разговору, но Тори не спешила сдаваться, надеясь все-таки разговорить его.

— Не хочешь рассказывать о себе? — осторожно спросила она. — Уж не утаиваешь ли ты какие-нибудь секреты?

— Если и утаиваю, то это мое дело. Много будешь знать — скоро состаришься.

Тори зажгла спичку и поднесла ее к хворосту, который она собрала для костра.

— Ты говоришь точь-в-точь как мой отец, — поморщилась она.

Итан вздрогнул и напрягся, но Тори, целиком занятая разведением костра, не заметила этого.

— По-моему, ты не женат, — заключила она. — Никакой женщине не понравится мужчина, из которого слова не вытянешь.

Итан, отвернувшись, молчал.

— Ну так что? — Тори посмотрела на него.

— Что «что»? — эхом откликнулся он, не оборачиваясь.

— Ты женат?

Итан молчал так долго, что Тори уже решила, что он и не ответит. Лица Итана она не видела, но не могла не заметить, как ссутулилась его спина.

— Был, — наконец нарушил он молчание. — Моя жена умерла.

Итан отошел как бы для того, чтобы принести хворост для костра, а на самом деле чтобы какое-то время побыть одному.

Глядя на огонь костра, Тори мысленно сравнивала Итана со знакомыми ей мужчинами — работниками отца, банкирами и адвокатами, заходившими к отцу по делам, и, конечно, с Диего. Итан Кантрелл не был похож ни на одного из них. В нем была какая-то загадочность, которая не может оставить женщину равнодушной. Он походил на героя романа — одинокий волк с грустными глазами, появившийся неизвестно откуда и направляющийся неизвестно куда, благородный рыцарь, приходящий в нужный момент на помощь даме. Если бы Итан вдруг объявился тогда на балу не во фраке, а таким как есть, в своей видавшей виды одежде, наверное, взглянув на него, она сразу же забыла бы Диего, и не было бы всей этой истории…

Впрочем, теперь это не имело значения. Тори уже не суждено ждать принца, мечтать о том, что за ней приедет прекрасный таинственный незнакомец — такой, как Итан Кантрелл. А Итан, выполнив свою миссию и вернув ее отцу, уедет, даже не оглянувшись на нее. Что ж, так и должно быть. Хватит романтических грез, пора уже наконец признать, что жизнь — штука довольно прозаичная.

Но все это казалось Тори ужасно несправедливым…

Видя, что все ее попытки вызвать Итана на откровенный разговор тщетны, Тори решила отказаться от них и была весьма удивлена, когда за ужином, состоявшим из уже ставших привычными бобов и свинины, Итан вдруг заговорил первым:

— Так почему же ты все-таки сбежала с этим Ортегой? Поссорилась с отцом и решила ему насолить?

Глаза Тори округлились, рука с поднесенным ко рту куском свинины замерла:

— Зачем мне было ссориться с отцом? Я его очень люблю… — Потом до нее дошло, что он хотел сказать. — Ты имеешь в виду войну, которую отец ведет с Диего уже много лет? Нет, я не хотела обижать отца. Честно говоря, об отце я тогда просто не думала. — Откусив и прожевав кусочек свинины, Тори продолжала: — Просто тогда, в Новом Орлеане… все казалось совершенно иным — таким праздничным, таким романтичным… А Диего был похож на героя из романа. Ну, знаешь, все эти романы с золотым обрезом, где какой-нибудь коварный злодей заточает прекрасную даму в неприступной башне, а отважный рыцарь в сверкающих латах приходит ей на помощь…

Несмотря на то что уже сгустилась тьма, Тори заметила, что губы Итана дрогнули в улыбке. Воодушевленная этим, она снова приступила к рассказу:

— Разумеется, я знала, что в реальной жизни все по-другому, но так хотелось хоть ненадолго поверить в чудо… Понимаешь, все произошло словно во сне. Мы танцевали, он осыпал меня комплиментами, вскружившими мне голову, и я сама начала чувствовать себя красавицей… Не успела я опомниться, как он уже предложил мне убежать с ним, и я согласилась, почти не думая. Диего казался таким искренним, таким… — Не договорив, Тори опустила глаза, уставившись в тарелку.

— Странно, — пробормотал Итан, не отрываясь от ужина. — Ты не похожа на тех, кому могли бы вскружить голову всякие романтические бредни.

Тори посмотрела на него.

— Как видишь, смогли, — вздохнула она, не оправдываясь, а словно защищаясь. — Я думаю, каждая девушка в глубине души… Чем я, собственно, отличаюсь от остальных?

Итану не хотелось с ней спорить, не хотелось бередить ее рану. Выждав, когда она немного успокоится, он сказал:

— Но все-таки ты не отдалась ему до свадьбы. Значит, какой-никакой здравый смысл у тебя все же оставался.

— Не уверена. — Голос Тори звучал тихо и как-то по-особенному задумчиво. — Может быть, если бы Диего стал настаивать, я бы и уступила. Уж лучше быть падшей женщиной, чем превратиться в старую деву. Говорят, — Тори постаралась придать голосу беспечность, но было заметно, что это ее волнует, — что многие мужчины находят падших женщин… как бы это сказать… интереснее… Как ты думаешь?

Итан не знал что ответить. Поэтому, откашлявшись, он выдавил из себя:

— Какая разница, что я думаю? Знаешь, давай-ка лучше спать! — Поднявшись и выудив из кармана щепотку табаку, он отошел, чтобы покурить.

Тьма сгустилась уже настолько, что линию горизонта невозможно было бы различить, если бы не всходившая луна, серебрившая своим светом песок. Теснившиеся вокруг скалы отбрасывали на землю изломанные, причудливые тени. Закурив, Итан какое-то время неподвижно стоял, глядя на загадочный диск луны, казавшийся огромным, как это бывает в начале ночи в полнолуние. Мысли его против воли снова и снова возвращались к Виктории Мередит.

Какая она все-таки странная девушка! То вспыльчивая и агрессивная, словно гремучая змея, то соблазнительная настолько, что и самый стойкий мужчина может потерять голову. Каждый раз, когда Итану начинает казаться, что он наконец изучил ее, она вдруг преподносит ему новый сюрприз. Говорит она всегда то, что приходит ей в голову, и, похоже, совершенно не умеет лгать. Если бы Итан не знал, что эта девушка — дочь Кэмпа Мередита, он бы ни за что в это не поверил.

Итан не мог себе объяснить, почему он оборвал разговор с Тори. Сейчас он уже жалел об этом. Кто бы мог подумать, что у этой девушки такие смелые взгляды и что она не боится высказывать их перед почти незнакомым мужчиной? Итану не приходилось затрагивать столь пикантные темы даже с собственной женой. Для Тори же это, казалось, было совершенно естественным. Итан не знал, какие еще неожиданности способна преподнести ему эта девушка, он знал только, что презирать ее он не хочет да и не может.

Итан уже собирался вернуться к костру, когда услышал вдруг чьи-то шаги за спиной. Рука его машинально потянулась к револьверу, но он тут же понял, что это могла быть только Тори. Оглянувшись, он увидел ее.

— Я думал, что ты спишь! — Итана удивило, почему теперь, когда он уже убедился, что это Тори, он продолжает испытывать легкую нервную дрожь.

— Не спится… — мечтательно прошептала она. — Такая луна… — Тори повернула лицо к луне и зажмурилась, словно смотрела не на луну, а на яркое солнце. — Красиво, правда?

Итан тоже залюбовался луной.

— Да, — согласился он, — красиво. — Некоторые считают, что пустыня выглядит уныло. Видели бы они ее при лунном свете!

— Вот видишь, — улыбнулась она ему, — и в тебе, оказывается, живет романтик!

Итан молчал, но теперь это молчание было уже другим. Теперь это было не молчание чужих друг другу людей, которым не о чем говорить; это было молчание людей, понимающих друг друга без слов, что и нравилось Итану, и пугало его.

Отведя взгляд от луны, Итан снова невольно залюбовался Тори. В мягком серебристом свете она была похожа на таинственную фею из сказки. Овал ее лица казался мягким, женственным, волосы, горевшие на солнце, словно медь, сейчас отливали какой-то мистической голубизной, как будто она светилась изнутри. Итан почувствовал, как от ее близости по коже его пробегают мурашки. Он подумал вдруг, что они сейчас одни на сто верст вокруг, и от этой мысли ему стало не по себе. Итан поспешил отвернуться.

— Вот было бы интересно там пожить! — мечтательно проговорила вдруг Тори.

— Где «там»? — не понял Итан.

— На луне.

Итан усмехнулся, покачав головой:

— Ты что, с ума сошла? — Тори была задета:

— Почему? Разве тебе не хотелось бы попробовать?

— Прежде всего, — нахмурился он, — как туда добраться?

— Построить мост, — заявила Тори, словно не сомневалась в реальности своего предложения.

Это было настолько неожиданно, что Итан не смог даже рассмеяться. Построить мост до луны — надо же додуматься до такого!

— Я думаю, — отозвался он через минуту, — там, на луне, все-таки холодновато.

Тори улыбнулась. Казалось, она уже успела забыть о своем мрачном настроении — глаза ее горели, как два бриллианта.

— Да нет! Мне кажется, луна должна быть теплой и мягкой, как туман над озером летним утром…

Итан посмотрел на нее, собираясь сказать что-нибудь насмешливое, но колкие слова замерли у него на губах. У него перехватило дыхание от мысли о том, как близка она и как красива… Сейчас Тори казалась ему словно сотканной из лунного света и его собственных фантазий. Губы ее были слегка приоткрыты, глаза снова горели молодым, невинным блеском, не было и следа от того щемящего чувства безысходности, которое еще совсем недавно владело ею…

Одно движение, один поцелуй — и это решило бы все… Но Тори не делала этого шага — уже наученная горьким опытом, она не смела… Не смел и Итан.

Тори смотрела на Итана. В его глазах отражалась целая гамма чувств — волнение, нерешительность, растерянность, но главное, что видела в них Тори, — желание, такое же сильное, как и то, что ощущала сейчас она, глядя на Итана.

Тори подумала о Диего. С ним она никогда не испытывала ничего подобного. Диего не заставлял ее трепетать от одного лишь взгляда на него. В Диего не ощущалось той мужской силы, что через край била в Итане, вызывая у Тори бешеное сердцебиение. В отличие от Диего Итан был непредсказуем, и эта непредсказуемость нравилась Тори. Никогда еще ей так не хотелось, чтобы мужчина обнял ее, поцеловал, чтобы…

— Итан… — Не в силах больше сдерживаться, Тори взяла его за руку.

Итан посмотрел на нее, и лицо его вдруг превратилось в непроницаемую маску.

— Иди лучше спать, — пробормотал он, отвернувшись. — Нам нужно завтра пораньше встать. Если мы поторопимся, то к вечеру уже будем дома.

Итан повернулся и, не глядя на Тори, пошел прочь.


Глава 8


Наутро во время сборов Итан словно не замечал спутницу, то же самое старалась делать и она. В первый раз за все время Тори была рада его молчанию. Она готова была со стыда провалиться сквозь землю. Прежнего горького опыта оказалось недостаточно — уже второй раз романтические фантазии чуть было не толкнули ее на необдуманный шаг. Тори смирилась с предательством Диего, понимая, что от этого негодяя можно было ожидать подобного, успела привыкнуть и к мысли о том, что ее теперь ожидает презрение отца. Но терпеть унижение от Итана…

День выдался на редкость жаркий — чуть ли не с самого рассвета нечем было дышать. Пустыня была залита солнцем, и все краски казались какими-то особенно яркими, все очертания по-особенному четкими. Даже само однообразие пустыни словно завораживало. Тори, погрузившись в свои мысли, почти не управляла лошадью — та и так послушно следовала за огромным мустангом Итана. День был спокойным — каким-то уж слишком спокойным.

Слишком спокойным… Таким бывает только затишье перед бурей.

Тори почувствовала необъяснимую и все более нарастающую нервозность своей маленькой лошадки. Иногда та ни с того ни с сего вдруг встряхивала головой, порой даже останавливалась, и Тори приходилось натягивать поводья. Что-то было явно не так…

Даже пустыня никогда не бывает пустой — она всегда полна жизни, полна звуков: снующие ящерицы, греющиеся на солнце змеи, птицы, выискивающие корм, тучи насекомых над головой… Сегодня почему-то все это куда-то исчезло. Мертвая тишина. И вдруг Тори поняла причину беспокойства своей лошадки — она увидела впереди приближающуюся тучу пыли.

«Всадники! — подумала она и через мгновение: — Индейцы!»

— Итан! — с тревогой повернулась она к нему.

Но по глазам Итана Тори поняла: то, что она могла бы сказать, для него не стало бы новостью.

— Милях в пяти отсюда есть заброшенный дом, — процедил он сквозь зубы. — Едем быстрее, нам надо попытаться успеть.

Тори пришпорила лошадь, стараясь не отставать от Итана.

— Это индейцы? — спросила она его, стараясь, чтобы голос ее не выдавал тревоги.

Итан покачал головой, вглядываясь вдаль.

— Песчаная буря, — сухо сообщил он. — И, судя по всему, весьма сильная.

Тори никогда раньше не приходилось видеть песчаную бурю, но, поразмыслив, она решила, что это все-таки лучше, чем встреча с вооруженными индейцами.

— Мы успеем добраться туда до ее начала? — спросила она.

— Надо попытаться, — повторил Итан. Тори мысленно отругала себя за беспечность: судя по тону Итана, она слишком поспешила преуменьшить опасность.

Через несколько минут Тори с ужасом поняла, почему был так обеспокоен Итан.

Тори, разумеется, приходилось видеть сильную грозу. Ослепительные вспышки молний, оглушающие раскаты грома, дождь, падающий сплошной стеной, скрывающей от взгляда все вокруг, завывание ветра, сотрясающего дом, потоки воды, не только затоплявшие огромные площади, но даже смывавшие людей и скот… Все это было привычным — опасным, пугающим, но знакомым. А что такое песчаная буря, Тори не знала, и эта неизвестность пугала ее.

Началось все с нестерпимой жары. Уже с самого утра она была изнуряющей, а чем дальше они ехали, тем жарче становилось. Но если сначала жара нарастала медленно, постепенно, то та, которую сейчас вдруг ощутила Тори, обрушилась на нее в одно мгновение. Воздух как бы затвердел — дышать стало почти невозможно. Тори чувствовала, как шелушатся ее губы, как мгновенно пересыхает горло — так, что каждый глоток воздуха начал вызывать у нее нестерпимую боль. Земля вдруг начала трескаться и проваливаться под копытами лошадей. Небо же, как ни странно, оставалось ясным — и вдруг словно исчезло. Ни неба, ни земли — какая-то бездна без верха и низа. Казалось, Итан и Тори остались одни во всей огромной пустой вселенной…

Затем Тори услышала шум ветра — сначала далекий, едва различимый, как будто где-то вдалеке шел поезд. Тори машинально обернулась на звук, но при этом почувствовала себя так, словно находилась под водой — настолько тяжело далось ей это простое, казалось бы, движение. От того, что она увидела, Тори похолодела.

Горизонт исчез. На них надвигалась сплошная стена, песка. Грохот напоминал топот какого-то огромного чудовища, сметавшего все на своем пути. Приближаясь, эта стена. наполняла воздух нет, не темнотой, а каким-то жутким светом, имевшим странный, неестественно желтый цвет. Песчаное облако, очевидно, поглощало лучи солнца, частично отражая их под каким-то непонятным, изломанным углом.

Тори хотела погладить свою лошадку, чтобы хоть как-то успокоить несчастное животное, но едва дотронулась до гривы, как под ее рукой на мгновение вспыхнула ярко-голубая искра и пальцы Тори ощутили электрический разряд. Тори отдернула руку и испуганно вскрикнула, но почти не услышала своего голоса.

— Итан! — позвала она.

— Все в порядке! — откликнулся он. — Держись!

Но лицо Итана с заострившимися чертами говорило о том, что далеко не все было в порядке. В глазах Итана Тори читала то, чего ей меньше всего хотелось увидеть в глазах этого человека, — страх.

Управлять лошадьми они уже не могли — оба были едва в состоянии управлять собственными движениями, чтобы удержаться в седле. Впрочем, если бы лошади сейчас побежали, не пробежав и мили, они свалились бы замертво. Ветер, поступавший словно бы сразу со всех сторон, обжигал их и жалил их лица и руки горячими струями песка. Все краски, все звуки словно растворились в этом ветре.

Итан натянул на лицо свой шейный платок, а Тори попыталась замотать нос и рот широкой лентой своей шляпы. Но от этого ей стало лишь еще труднее дышать. Она уже ничего не видела из-за песка. Но самым страшным было то, что буря еще только начиналась. Если это только начало…

Итан поднял руку и что-то прокричал, но Тори не расслышала его слов, хотя он был всего футах в четырех. Ветер был таким сильным, что Тори едва могла держаться в седле. У нее уже не осталось никаких чувств, кроме безотчетного, мистического ужаса, наполнявшего все ее существо.

Итан слез, точнее, соскользнул с лошади, но при этом продолжал держать ее под уздцы, и Тори вслед за ним сделала то же самое. Когда ее ноги коснулись земли, Тори вдруг ощутила леденящий холод.

Итан медленно, борясь с ветром, подошел к ней. Он прокричал ей что-то прямо в ухо, но Тори удалось расслышать лишь отдельные слова: «Лошади… достань… прикрой им чем-нибудь глаза!»

Тори поняла, чего хотел Итан. Вложив узду своей лошади в его руку, она открыла сумку, висевшую на ее седле. Вынув оттуда нижнюю юбку, она передала ее Итапу, и тот разорвал ее надвое. Одной половиной Тори закутала голову своей лошади, а другой Итан завязал голову своего мустанга.

Когда Тори снова взглянула на Итана, она уже почти не могла различить его из-за стены песка. Итан поднял руку, пытаясь ей что-то сказать, но она совершенно не слышала его. Схватив ее руку, Итан прижал ее к своему ремню, и снова прокричал ей в ухо:

— Дом близко!

Тори понимающе кивнула, и они направились вперед. Одной рукой Тори держалась за ремень Итана, а другой — за поводья лошади. Итан тоже крепко держал поводья своей лошади.

Тори не знала, сколько времени они двигались, может, пять минут, а может, вечность — время словно перестало существовать. Песок хлестал ее со всех сторон, резал, словно ножом, забивался в легкие. Нестерпимая жара, стоявшая еще минуту назад, сменилась ледяным холодом. Тори казалось, что она ослепла и оглохла.

Но пальцы Тори крепко держались за ремень. Итан уверенно вел ее, словно ориентировался в этом отсутствии пространства и времени так же уверенно, как и в обычном мире. Один раз он, правда, поскользнулся и упал на колени. Ремень его выскользнул из рук Тори, и она вскрикнула от ужаса, но крик ее потонул в шуме ветра. Рванувшись вперед, Тори упала на Итана. Тот схватил ее за юбку, она одной рукой обхватила его за талию, и так они продолжали путь.

Рука Тори отказывалась держать поводья, мускулы затекли и ныли от нестерпимого холода. Грудь ее высоко вздымалась, безуспешно пытаясь набрать хоть чуть-чуть больше воздуха. К тому же Тори казалось, что они одновременно и идут вперед, и каким-то образом остаются на месте. И это было самым страшным.

Итан вдруг остановился, словно наткнувшись на какой-то предмет. Тори споткнулась и упала лицом вниз на что-то твердое.

Подняв голову, она огляделась. То, обо что она споткнулась, было порогом. Над головой ее была крыша, а вокруг четыре стены. Заброшенный дом был в плачевном состоянии: крыша прохудилась, в многочисленные щели в стенах ветер бросал пригоршни песка, но по крайней мере здесь они были в относительной безопасности. И самое главное — здесь можно было дышать.

На четвереньках Тори отползла от входа, заметив, что Итан ввел лошадей. Затем, потеряв равновесие, она снова упала лицом вниз, пытаясь дышать, но вместо этого глотая песок.

Тори услышала, как захлопнулась дверь, но это лишь немного заглушило рев ветра. От одного этого рева можно было сойти с ума. Слушая этот жуткий рев, человек начинал чувствовать себя ничтожной песчинкой в водовороте бури. Тори была вся в песке, он жег ее кожу, склеивал волосы, но девушка уже настолько обессилела, что перестала даже чувствовать боль.

Затем она ощутила рядом с собой Итана. Он натянул на них обоих одеяло, лег, обняв Тори. Тори почувствовала тепло его тела, его сильные руки и инстинктивно прижалась к нему, ища защиты, словно ребенок к матери. Одеяло, натянутое на головы, изолировало их от неестественного желтого света и почти заглушало звук ветра, так что Тори даже начала слышать собственное дыхание и биение сердца. Эти привычные звуки успокаивали ее.

Дрожа от холода и усталости, они прижались друг к другу, стараясь согреться. Им показалось, что ветер начал наконец понемногу затихать, а может быть, они просто заснули…

Когда Итан проснулся, вокруг было тихо. Голова его гудела, ресницы склеились от песка, раненая нога снова немилосердно ныла, но худшее явно было позади. Голова Тори мирно покоилась на его плече, и девушка ровно дышала во сне.

Пошевелившись, что заставило его слегка поморщиться от боли, Итан осторожно выскользнул из-под одеяла, оставив Тори одну. Все его тело болело, казалось, были обнажены все нервы, он чувствовал себя так, словно недавно оправился от лихорадки. Итан шел словно в тумане, волоча ноги и поднимая тучи песка.

В первую очередь он пошел к лошадям и размотал тряпки, закрывавшие их морды. Головы лошадей бессильно повисли, гривы были полны песка, но серьезных увечий Итан не заметил. Достав из седельной сумки фляжку, он вернулся к Тори и опустился на песок рядом с ней.

Итан слегка потряс ее за плечо, и Тори открыла глаза.

— Тори. — Он протянул ей фляжку. — Сначала смочи губы, а потом немного попей.

Тори, не совсем проснувшаяся, рассеянно моргая, принялась пить. Итан тактично, но настойчиво отобрал у нее фляжку, чтобы, увлекшись, она не выпила слишком много. Сам он сделал пару глотков, немного задержав воду в горле, чтобы смочить его. Завинтив крышку, Итан на минуту прислонился к стене.

Тори бессильно склонила голову к нему на руки, и Итан посмотрел на нее. Песок покрыл лицо девушки ровной коричневой коркой, оставив лишь два белых круга вокруг глаз. Склеившиеся волосы висели грязными сосульками, шляпа превратилась черт знает во что. Губы потрескались и запеклись, глаза были напряженно-красными и не выражали ничего, кроме удивления, что она еще жива.

Обняв Тори за плечи, Итан помог ей снова лечь и опустился рядом, чтобы еще немного поспать и набраться сил. Глаза Тори закрылись, рука — скорее всего просто инстинктивно — легла Итану на грудь. Воздух все еще оставался прохладным, и Итан натянул на себя и Тори одеяло, осторожно поправил волосы девушки. Тори, согревшись, сразу заснула, ее мускулы расслабились, и ровное, спокойное дыхание словно говорило: «Все будет хорошо…» Через минуту Итан и сам заснул.

Когда он проснулся снова, их окружала полная темнота. Тори по-прежнему мирно спала рядом. Рука Итана каким-то образом оказалась под ее левой грудью, и он ощущал ровное биение ее сердца. Правая нога Тори лежала поверх его ноги, отчего их поза казалась почти интимной. С минуту Итан так и лежал, не меняя позы, — безо всяких мыслей, просто потому, что после пережитого ими ужаса, приятно было немного просто полежать.

Но вскоре Итан почувствовал, что его мускулы слишком затекли и ему надо размять их. К тому же он хотел пить. Итан ощущал себя отдохнувшим, но жажда была нестерпимой. Он поднялся.

Тори что-то пробормотала, и Итан тревожно покосился на нее, но она, не просыпаясь, лишь повернулась на другой бок. Попив воды, Итан посмотрел вокруг.

Яркая, полная луна, проникая в щели, прекрасно освещала дом, но разглядывать здесь было нечего. Пол был покрыт толстым слоем песка, на полках и в нишах блестела совершенно ненужная им теперь посуда. Нога Итана наткнулась на что-то твердое, когда же он нагнулся посмотреть, что это такое, то, к своей радости, обнаружил колодец.

Итан поднял крышку, и этот звук разбудил Тори. Она что-то проговорила, продолжая лежать, и Итан постарался ее больше не тревожить. Внутрь колодца было спущено ведро на цепи. Итан набрал воды сначала для лошадей, отнеся им ее в старом котле, найденном в камине, затем для себя. Скинув рубаху, Итан снова и снова поливал себя водой, пока не смыл весь песок. Затем он вышел из дома.

Картина, которую он увидел, очаровала его. Из той бури, в которой они с Тори чуть не погибли, словно родился новый мир. Блестевший под луной песок казался чистым, нетронутым белым снегом. Вместо старых дюн, насыпей и холмов образовались совершенно новые.

«Интересно, — подумал Итан, — сколько раз за тысячелетия здесь подобным образом менялся пейзаж? Должно быть, бессчетное количество раз… Природа не боится изменений. И только человек ищет постоянства».

— Какой волшебный пейзаж! — услышал Итан за спиной голос Тори.

Подсознательно Итан почувствовал ее присутствие еще до того, как она заговорила — ее тепло, нежный женский запах, ставшие такими знакомыми за последние несколько часов, как будто она была частью его самого настолько, что ему снова захотелось обнять Тори, прижать к себе, разделить с ней покой этой ночи так же, как делил ужас дня… Разумеется, он не сделал этого.

— Что ж, — деловито заметил Итан, — нет худа без добра. Если за нами и была погоня, то теперь-то точно нас никто не преследует.

Тори удивленно посмотрела на него:

— А кто мог нас преследовать?

— Ну, например, индейцы. В этой местности это вполне возможно.

Тори задумалась на минуту.

— Но ведь буря замела все следы! Скажи, мы найдем дорогу?

— Отчего же нет? Тем более что теперь нам уже не придется двигаться короткими перебежками до следующего водоема. Отсюда уже недалеко. — Он посмотрел на нее. — Ты, я полагаю, рада этому?

— Да, — не очень уверенно проговорила Тори.

Итан немного помолчал. Он не понимал, почему Тори не радуется возвращению, и очень хотел бы это узнать. Но вместо дальнейших расспросов он лишь сказал:

— Я полагаю, нам лучше умыться и перекусить. Выезжаем, как всегда, на рассвете.

Тори кивнула и повернулась, чтобы идти в дом, но Итан вдруг остановил ее:

— Тори!

Она обернулась.

— Ты молодец.

— Ты о чем? — не поняла она.

— Ты держалась отлично. — В голосе Итана Тори уловила искреннее восхищение. — Я имею в виду, во время бури… Другая бы на твоем месте…

Тори рассеянно улыбнулась ему и вошла в дом.

Наполнив водой два ведра — для себя и для Тори, — Итан занес одно из них в дом и снова вышел, чтобы не стеснять спутницу.

Оставшись одна, Тори с наслаждением окунула голову в ведро. Ей казалось, что каждый нерв понемногу приходит в себя. Сняв платье, она подложила его под колени и снова склонилась над ведром. Теперь, вернувшись из кошмара в нормальное состояние, Тори ощущала себя словно заново родившейся. Все вокруг казалось ей исполненным глубокого смысла — луна, озарявшая все вокруг каким-то мистическим светом, ночной воздух, приятно холодивший ее, вода из старого колодца, немного отдающая мхом… Да что тут говорить чудом уже было то, что она осталась жива.

Тори подняла голову, позволяя воде стекать по лицу, по плечам, наслаждаясь этим… и сквозь щель в двери вдруг увидела Итана.

Он был обнажен по пояс, и от серебристого света луны его мускулистый торс казался особенно рельефным. Тори смотрела, как играют его мускулы, когда он смачивал в ведре за неимением мочалки свой шейный платок, которым, похоже, пользовался во всех случаях жизни. Даже при лунном свете, когда все цвета выглядят совсем иначе, было видно, что волосы на его груди такого же рыжевато-медного цвета, как и его шевелюра. Поймав себя на том, что слишком пристально рассматривает Итана, Тори потупилась, но затем снова подняла глаза, не в силах преодолеть искушение. Глядя на его сильные, натруженные руки, она почувствовала, как у нее перехватывает дыхание.

Тори быстро отвернулась, боясь, как бы Итан не заметил, что она подглядывает за ним, и сосредоточилась на собственном умывании, но все время слышала, как хлопает влажный платок по груди Итана.

Тори, следуя примеру Итана и пользуясь своим корсетом как мочалкой, смочила им грудь, удивившись тому, что вода вдруг стала холоднее. Неужели она так разгорячилась, глядя на Итана?

Она снова посмотрела на него. Он отстегнул свой ремень с револьвером и начал снимать сапоги. На нее он, казалось, не обращал ни малейшего внимания.

Тори вдруг вспомнилась прошлая ночь, поцелуй, который так и не состоялся. Они тогда сами отвергли свой шанс. Если и сегодня они упустят его, третьего им скорее всего не дождаться.

И Тори решительно, как была в одних тонких панталонах, направилась к Итану. Сейчас или никогда!

Он стоял к ней спиной, снова смачивая свой платок в ведре. Выпрямившись, он увидел Тори, вопросительно глядевшую на него.

Итан почувствовал, как у него перехватило дыхание. Тори стояла перед ним почти обнаженной, не выказывая никакого смущения. Полная луна освещала ее, и Итан ясно различал веснушки на бледной коже ее плеч, капли воды на груди… и почти все остальное.

— В чем дело? — заикаясь, проговорил он. — Что-то случилось?

Тори подняла на него ясные, невинные, небесно-голубые глаза.

— Нет, — прошептала она, — все в порядке. Мы ведь живы, не так ли? А это главное.

Итан снова чувствовал ее тепло, ее запах… Его взгляд был прикован к ее губам. Итан знал, что он обязательно должен воспрепятствовать тому, что сейчас неизбежно произойдет… Знал, но не в силах был ничего предпринять.

Руки Тори оплелись вокруг его шеи. Они скользнули по телу Итана, и по коже его от ее прикосновений пробежали мурашки. Голова девушки склонилась на его плечо.

— Поцелуй меня… — прошептала она.

— Ты с ума сошла! — хриплым, словно чужим голосом воскликнул он.

Итан поднял руки, чтобы оттолкнуть ее — но вместо этого лишь погладил по голове.

— Ты еще ребенок. Совсем ребенок. Ты сама не понимаешь, что делаешь…

Она подняла на него взгляд, и Итан уже не мог думать ни о чем, кроме этих сияющих глаз, этих маняще полуоткрытых губ…

— Я не ребенок, — проговорила она. — Я уже чуть не вышла замуж, если ты помнишь!

«Это безумие! — стучало в его мозгу. — Я не должен делать этого… Она дочь Кэмпа Мередита… Господи, помоги!»

Но голос разума уже был побежден видом ее влажных манящих губ, и Итан знал, что разум в этой битве со страстью потерпит поражение. Собственно, это было ясно с первого момента.

Это было безумием. Тори это знала. Чувство, испытываемое ею, было подобно тому, которое испытываешь стоя на огромной скале и с замиранием сердца смотришь на открывающуюся перед тобой бездну — знаешь, что, прыгнув, ты, разумеется, полетишь вниз, но так хочется, чтобы вверх… Подобное чувство возникает и от быстрой верховой езды. Это чувство вело ее сквозь песчаную бурю, не позволяло раскиснуть и погибнуть. Сейчас оно переполняло все ее существо. Оно было слишком велико — Тори не могла с ним бороться, да ей и не хотелось…

От прикосновения к телу Итана его тепло словно переливалось в нее, щетина его щек приятно щекотала ее лицо. Сильные руки, обнимавшие ее, вызывали у Тори желание погрузиться в Итана, раствориться в нем. Тори хотелось, чтобы этот момент продолжался вечно. Итан. Только Итан. И Тори знала, что он чувствует то же самое.

Губы Итана коснулись ее шеи, и с губ Тори сорвался блаженный стон, который словно позволил вырваться наружу тому, что переполняло ее. Тори чувствовала себя одновременно и слабой, беспомощной, и возрожденной к новой жизни.

— Да, — прошептала она. — Итан, да…

Тори замерла, чувствуя на своей коже его горячее дыхание. На минуту она закрыла глаза, а раскрыв, увидела перед собой, словно в тумане, лицо Итана. Его глаза казались двумя глубокими затягивающими в себя омутами.

Все тело Итана горело, голова кружилась, он чувствовал, что теряет контроль над ситуацией. И он сделал почти невозможное.

«Это дочь Кэмпа Мередита!» — напомнил он себе. Тори была дочерью того человека, который безжалостно и хладнокровно расстрелял его любимую жену. А теперь он обнимает ее, целует, жаждет… Итана вдруг охватил ужас при мысли о том, что он уже почти поддался чарам этого существа, полуженщины-полуребенка. Десять лет Итан думал о мести, хладнокровно — так же хладнокровно, как Кэмп расстрелял его жену, — вынашивал планы, и теперь, когда он уже у цели, по его вине все вдруг чуть было не полетело к черту! Десять лет презрения и ненависти оказались мгновенно перечеркнуты нежной, полудетской рукой Тори Мередит.

А если она, вернувшись домой, расскажет отцу, что Итан Кантрелл пытался ее соблазнить? Не в этом ли состоит ее план? Что это — ловушка для Итана, попытка переложить вину за свою подмоченную репутацию вместо Ортеги на него? Итан вдруг снова почувствовал холодную решимость — и успокоился. Это чувство было ему гораздо привычнее, чем пламенная страсть. Страсть чуть было все не погубила.

Рука Итана, за мгновение до того ласкавшая Тори, вдруг опустилась. Он намеренно отошел на шаг от нее.

— Оденься, — сухо потребовал он.

Для Тори это было словно пощечина. Она отказывалась верить происходящему. Тори вглядывалась в лицо Итана, пытаясь понять, что же могло вызвать такую перемену, и видела лишь холодные глаза совершенно чужого человека. Голова ее кружилась, ум отказывался что-то понимать, но желание быть с ним, дотронуться до него осталось, несмотря ни на что. И она сделала это.

— Итан… — снова прошептала она. Он пожал плечами.

— Не играй со мной, девочка. Я не из тех новоорлеанских франтов, что так тебе нравятся, и не герой глупых книжек, которых ты начиталась. Я — наемный работник твоего отца, который выполняет свою работу, только и всего.

— Это не игра. — Голос Тори срывался.

— Я не верю ни единому твоему слову! — Глаза Итана, еще за минуту до того смотревшие на нее с нежностью, теперь резали ее, словно кинжалом. — Если бы я действительно хотел тебя, я бы повалил тебя на пол в этом сарае, задрал бы твои юбки, ты бы и пикнуть не успела! Хватит уже быть наивным ребенком!

По спине Тори пробежали холодные мурашки.

— Я думала, — пробормотала она, — что все изменилось, что теперь я тебе…

— С чего бы вдруг меня потянуло к такой малолетней стерве, как ты? — усмехнулся он.

Тори вдруг все поняла, и эта догадка пронзила ее словно иглой. Сначала Диего, затем Итан… Когда же она перестанет быть наивной? Сколько ей еще нужно разочарований, чтобы перестать, наконец, бросаться на каждого встречного мужчину?

— Извини, — заплетающимся языком пробормотала она, — обещаю, что это больше не повторится.

Резко повернувшись, Тори отошла от Итана. Голова и плечи ее были высоко подняты. Итан смотрел ей вслед. На мгновение ему захотелось рвануться за ней, но он подавил в себе это желание.

Итан потянулся за своей рубашкой и надел ее. Как ни старался он отогнать мысли о Тори, она по-прежнему стояла перед его глазами. Итан задумался о том, сколько ей пришлось пережить в последнее время: предательство Диего, путешествие по пустыне верхом (тоже испытание не из легких!), песчаную бурю, грозившую ей смертью… По сути дела, она ведь обратилась к нему за простой человеческой поддержкой, как и любой на ее месте. Она искала простого человеческого тепла, а он прогнал ее. Потому что никакого тепла к кому бы то ни было у него уже давно не осталось. И в первую очередь — к ней.

Да, нельзя отрицать, он хотел ее, она заводила и возбуждала его. Она заставила его вспомнить давние, забытые чувства, уже совсем, казалось, умершие в нем. Но она — дочь Кэмпа Мередита. Он не должен, не имеет права испытывать к ней подобных чувств. Он не должен желать ее. Она ему не нужна. И если ему удалось обидеть ее, то так даже лучше.

Оставался всего один день. Завтра он будет у Кэмпа и осуществит, наконец, то, ради чего он все это затеял. И не станет ни о чем жалеть. Ни о чем.


Глава 9


Он ворвался в лагерь подобно урагану, поднимая тучи пыли. Рассвет едва лишь брезжил, кофе еще не был готов, и столь раннее появление всадника вызвало полнейший переполох.

Адам Вуд почти на полном скаку соскочил с седла. Игнорируя удивленные вопросы друзей, даже не оглядываясь, он направился прямо в палатку, стоявшую в центре лагеря.

Отвернувшись от зеркала, перед которым он брился, Лон Фоукс взглянул на Адама, когда тот отодвинул полог, слегка кивнул ему и снова взялся за бритву.

— Так я и знал, — проворчал он. — Судя по переполоху, можно было догадаться, что это ты. От тебя всегда столько шума, как от целого полка. В чем дело? Твой подопечный сбежал?

— Нет, сэр, — отрапортовал Адам по-военному, хотя не был солдатом. Ни один мускул не дрогнул в его лице, оно казалось окаменевшим, но глаза возбужденно бегали. — Подопечный доставлен куда надо и передан в руки закона, сэр.

Фоукс наклонил зеркало, чтобы оно лучше ловило свет.

— Тогда в чем дело? — осведомился он, проводя бритвой по щеке, отчего вопрос прозвучал немного невнятно. — Что-то явно случилось, просто так ты бы не стал загонять свою лошадь! Ты ведь, насколько я понял, всю ночь скакал во весь опор?

Адам сделал еще один шаг к Лону. По всему было видно, что он нервничает, хотя и прилагает огромные усилия, чтобы не показать этого.

— Да, — кивнул он, — я скакал всю ночь, и вы, сэр, прекрасно знаете, почему. Так что там случилось с Итаном Кантреллом?

Бритва слегка дрогнула в руке Лона, но это было единственным, что указывало на его собственное волнение.

— А что ты слышал?

— Что он — ренегат. — Адам выплюнул эти слова так, словно они были какой-нибудь гадостью, которую ему было противно держать во рту. — Что он сбежал, застрелил шерифа в Уэйко и что ты поймал его, чтобы повесить.

Лон закончил бриться и аккуратно вытер бритву.

— Да, все это так, — подтвердил он.

Обветренное загорелое лицо Адама мгновенно побледнело, взгляд еще пристальнее вперился в Лона. До сих пор он отказывался этому верить, и даже сейчас, когда капитан все подтвердил, ему по-прежнему с трудом в это верилось.

— Не может быть! — пробормотал он.

Лон обернулся к нему, пожав плечами. На мгновение его суровое лицо расцветилось чем-то похожим на симпатию.

— Послушай, сынок. Я знаю, какие чувства ты испытываешь к Итану, но факты есть факты. Все свидетельства налицо, он сам почти что признался. Не знаю, что на него нашло. Может, просто повредился умом. Такое бывает.

— С кем угодно, но не с Итаном! — Адам замолчал, снова вспомнив те годы, когда они с Итаном сражались плечом к плечу, делили и хлеб, и кров, и радости, и горести. За эти годы они успели стать гораздо ближе, чем братья. Сколько раз каждому из них приходилось рисковать жизнью ради друга!

— Нет, черт побери. — Адам сжал кулаки. — С кем угодно, только не с Итаном.

Лицо капитана снова стало непроницаемым.

— Да, ты знал его много лет, но все равно не знал о нем всего.

— Того, что я о нем знаю, достаточно! — горячо воскликнул Адам. — Я знаю, что он не убийца!

Капитан слегка покачал головой:

— В нашем захолустье легко тронуться умом. Работа однообразная и не очень интересная, жалованье не бог весть какое… Человек устает, срывается. Вот твой Итан и сорвался.

Адам молча слушал капитана. На лбу его залегла глубокая складка.

— Хорошо, — наконец заговорил он. — Если это правда, то где он сейчас? Почему не повешен?

Капитан явно почувствовал себя неловко.

— Если уж ты так много знаешь, — проворчал он, стоя к Адаму спиной и натягивая рубашку, — так уж и быть, скажу. Он сбежал.

— Прямо из петли? Не может быть, тем более если везли его к месту казни ты и твои ребята.

Капитан холодно посмотрел на Адама, застегивая рубашку:

— Ты же сам отлично знаешь Итана! Для него нет ничего невозможного.

Адам знал Итана. Итан мог сбежать не то что из петли,а и с того света.

Глаза Адама сузились.

— И ты это допустил? — напрямую спросил он.

— Что значит «допустил»? Ты ведь знаешь, что в этой местности нам постоянно угрожают нападения индейцев, так что все, как говорится, под Богом ходим. Но как бы то ни было, я рад, что ты здесь. — Лон заправил рубашку в брюки и потянулся за курткой. — Мне нужен любой человек, тем более такой, как ты. Скажу без обиняков: теперь, когда Итан сбежал, ты у меня лучший. Отдохни немного, но не очень расслабляйся — скоро ты мне понадобишься. Поди-ка сюда. — Капитан склонился над картой. — Надо обсудить кое-какие детали предстоящей операции.

Но Адам почему-то не торопился подходить к капитану. Лицо его приняло вдруг спокойное выражение, лишь глаза оставались по-прежнему напряженными.

— Знаешь что, Лон? — решительно произнес вдруг он. — Лучше будет, если об индейцах будешь заботиться ты, а я позабочусь об Итане.

Фигура капитана над картой вдруг резко выпрямилась:

— Ничего не понимаю! О чем ты?

— Я сам найду Итана, чтобы он предстал перед судом. В конце концов, не в этом ли заключается моя работа?

В глазах капитана отразилось нечто похожее на тревогу:

— Ты с ума сошел! Да твоего Итана, поди, уже след простыл!

Адам усмехнулся.

— Не волнуйся, я найду его, не будь я Адам Вуд! Не зря же он сам когда-то обучил меня всему. — Адам решительно направился к выходу.

— Адам, вернись! Ты находишься на службе, в конце концов!

Но тот даже не обернулся.

— Адам, это приказ!

Адам вышел. Капитан в бешенстве выскочил за ним, но Адам уже был далеко.

Лон вернулся в палатку. Ему хотелось швырнуть Адаму вслед чем-то тяжелым, но, разумеется, это было бы бесполезно. Капитан лишь бессильно опустился на стул, рассеянно ероша волосы руками. Теперь оставалось лишь надеяться, что Итан Кантрелл, как и всегда, сам сумеет позаботиться о себе.

Ранчо Каса-Верде представляло собой пышный оазис зелени в гористой и пустынной местности. Оно казалось пятном зеленых чернил, оставленным кем-то на скучной серой странице. Широко раскинувшиеся луга вольно простирались на тысячи акров никто в точности не знал, где границы ранчо, а уж оспаривать эти границы решился бы разве что безумец, исключая, разумеется, Диего, но тот был единственным человеком в окрестности, могущество которого вполне могло бы поспорить с могуществом Кэмпа Мередита. С севера ранчо было защищено высоким горным хребтом, расположенным полукругом, острые вершины его день и ночь были бдительно нацелены на возможного врага. Зато внизу, словно на гигантской ладони, мирно паслись неисчислимые, множимые с каждым годом стада коров и табуны овец. Что же до числа работников, занятых на ранчо, то оно превышало сотню. Среди них были такие одиозные личности, как Билл Пистолет, разыскиваемый за убийства в Нью-Мексико, Аризоне и Вайоминге, Бриг Мансон — организатор ограбления поезда в Саутфилде и двое его подельников, один из которых во время этого ограбления совершил убийство. Что касается остальных, то в основном это были дезертиры с Гражданской войны — причем с обеих сторон, — бывшие конокрады и тому подобный сброд. Все это были вспыльчивые, агрессивные люди, с которыми Кэмпу приходилось постоянно быть начеку.

В середине ранчо возвышался хозяйский дом, в окружении небольших по сравнению с ним сарайчиков и амбаров казавшийся огромным замком. Его неприступные стены надежно защищали хозяина, его близких и его сокровища.

Дом был огромным, и его никак нельзя было назвать изящным. Площадь его насчитывала почти пол-акра, бревенчатые стены были как минимум в два фута толщиной. Огромные комнаты с высокими потолками были всегда холодными. Парадная лестница казалась перенесенной сюда из какого-нибудь дворца. Камины были такими огромными, что в них легко мог войти человек. Различные предметы крепкой, добротной мебели из дуба, обитые кожей домашней выделки, плохо сочетались друг с другом. Полы были покрыты простыми индейскими коврами. Вместо штор окна закрывали массивные деревянные жалюзи. В каждой комнате имелось по бойнице, из которой в сторону улицы торчало ружье. Все в доме носило суровый отпечаток, во всем виделось отсутствие женской руки. Чувствовалось, что хозяин дома привык жить в постоянном страхе, хотя вряд ли Кэмп признался бы в этом даже самому себе.

Сейчас Кэмп сидел на крыльце своего огромного дома, как и обычно в последние дни. Взгляд его был выжидающе устремлен вдаль.

Выйдя на крыльцо с подносом, Консуэло задержалась на миг, глядя на Кэмпа — точнее, на то, что сейчас от него осталось.

За несколько дней Кэмп очень изменился. Консуэло привыкла видеть его сильным, уверенным в себе, но сейчас лицо его было осунувшимся, волосы приобрели какой-то неопределенный цвет, словно их посыпали пеплом, а глаза… В глазах читалось что-то похожее на признание своего поражения.

За последние годы Кэмпу пришлось многое пережить, однако он всегда мужественно встречал неудачи. Но потеря дочери, по-видимому, оказалась последней каплей. Человек, в сущности, способен пережить многое — потерю имущества, чести, здоровья, надежд, — но не потерю самого близкого человека. Пока у тебя есть сын или дочь, у тебя всегда есть надежда. А ведь надежда умирает последней.

Консуэло нарочно погремела посудой, чтобы дать Кэмпу знать о своем присутствии и хоть немного вывести его из тяжелой задумчивости. Когда она поставила поднос на квадратный деревянный столик перед ним, Кэмп, очевидно, немного пришел в себя, ибо, как обычно, проворчал:

— Это еще что за пойло?

— Чай, — спокойно ответила она. — Выпей, он тебя взбодрит.

— Что я, баба, что ли, — чаи гонять? — снова фыркнул он. — Пей сама, коли тебе охота.

Консуэло тем не менее налила ему чашку и опустилась в кресло-качалку, глядя на закат. Она уже почти забыла, как выглядит закат с крыльца этого дома. Времена, когда она еще надеялась назвать этот дом своим, а его хозяина — мужем, были ею уже почти забыты.

Консуэло давно не появлялась здесь и сейчас бы не пришла, если бы не исчезновение Виктории. Дело было не только в том, что избалованная дочь Кэмпа недолюбливала ее — не это останавливало Консуэло, в чем-то она даже понимала девушку. Просто жизнь слишком сложна. Так сложна, что иной раз Консуэло впадала в отчаяние и ей казалось, что она больше не выдержит.

В последние дни Кэмпу все сложнее стало выбираться в город, но Консуэло чувствовала, что она нужна ему по-прежнему, даже больше прежнего. Поэтому-то она и перебралась к нему.

Глаза Консуэло, за минуту до того рассеянно смотревшие в пространство, вдруг стали напряженно вглядываться в даль.

— Кто-то сюда скачет.

Кэмп, взяв чашку, посмотрел туда, куда показывала Консуэло. Тревоги он не испытывал — никто не мог проникнуть на ранчо без тщательной проверки со стороны его людей, но не испытывал и радости или даже особого интереса — скорее всего это просто кто-нибудь из работников с вопросом по работе.

Всадник приближался. Это действительно был один из работников, но, судя по всему, новости, которые он привез, были важными. Не доехав до крыльца, всадник уже начал что-то кричать. Кэмп привстал, не расслышав его слов, но ему все уже было ясно.

— Она вернулась, сэр! — снова прокричал всадник. — Мисс Виктория вернулась! Они только что въехали в северные ворота!

Глаза старика засветились от радости.

— Моя дочь вернулась! — Голос Кэмпа срывался. — Она в безопасности! — Он перевел взгляд на всадника. — Ты сказал «они»? Кто с ней?

Тот сделал круг перед крыльцом, чтобы немного успокоить лошадь.

— Этот парень, сэр, которого вы посылали, как его… Кантрелл. — Пришпорив лошадь, вестник умчался.

От радости Кэмп не находил себе места. Он распахнул двери в дом:

— Розита! Санчо! Приготовьте ужин и ванну! Мисс Тори вернулась!

Дом сразу наполнился суетой, радостными голосами, топотом ног.

Консуэло знала, что должна пойти в дом, заняться соответствующими делами, но она не хотела оставлять Кэмпа. Она знала, что так же нужна ему в радости, как и в горе.

Кэмп снова вышел на крыльцо и оперся на перила, вглядываясь вдаль.

— Он справился! — воскликнул он. — Этот Кантрелл справился, я в нем не ошибся!

— Я рада за тебя, — мягко обронила Консуэло. Сцепив руки за спиной, Кэмп возбужденно ходил взад и вперед.

— Кантрелл справился! — снова повторил он. Консуэло нахмурилась.

— Означает ли это, что ты дашь ему работу?

— Почему бы и нет? Я свое слово держу! Такие парни мне нужны!

— А тебе не кажется, что от него могут быть неприятности?

— Что ж, если так, то лучше, чтобы он был у меня под носом — тогда мне проще будет это предотвратить.

— Подумай, нужны ли тебе сейчас лишние проблемы? На минуту в глазах Кэмпа мелькнула тревога, но тут же погасла.

— Да в чем, собственно, проблемы? Что он приведет сюда рейнджеров? Да они сами разыскивают его! А если и приведет, то у меня столько людей, что они сумеют справиться с целым полком. Может быть, он и опасный тип, но мне ли привыкать ко всякого рода опасным типам?

— Нет, — добавил он, помолчав с минуту, — я думаю, что Итан Кантрелл может мне пригодиться.

— О чем ты? — не поняла Консуэло.

Лицо Кэмпа приняло озабоченное выражение, но Консуэло это не очень пугало: она знала, что теперь, когда Тори вернулась, все остальные проблемы должны казаться Кэмпу мелкими. Даже лучше, если он будет думать о каких-нибудь делах — это отвлечет его от того напряжения, в котором он пребывал последние дни. А то еще, чего доброго, старый дуралей велит оседлать лошадь и поскачет навстречу дочери. А из этого вряд ли выйдет что-нибудь хорошее.

— Я долго думал. — Кэмп посмотрел на Консуэло. По его взгляду она поняла, что эти мысли для него очень важны. — И пришел к выводу, что мне здесь нужен какой-нибудь абсолютно новый человек, не связанный ни с кем из тех, кто здесь работает. Всем этим типам нельзя доверять, мне нужен свой человек. — Кэмп прищурился. — И Кантрелл кажется мне наиболее подходящим.

Сердце Консуэло забилось от радости. Раз Кэмп уже начал строить планы на будущее — значит, он снова обрел вкус к жизни. Это хороший знак.

Но это не означало, что она одобряла его решение. В Кантрелле было что-то такое, что ее настораживало.

— Не слишком ли ты спешишь? — осторожно спросила она. — Ты знаешь этого типа без году неделя и уже строишь такие планы! Будь осторожен, Кэмп!

В глазах Кэмпа, как в прежние времена, мелькнул задорный огонек.

— Я всегда строил грандиозные планы. — Взгляд его тут же погрустнел. — И никогда не был осторожен, — добавил он.

Консуэло посмотрела на него, и между ними снова встали все эти годы, что связывали и разделяли их, все обиды, все ошибки, которые уже невозможно было исправить… В глазах Кэмпа стояла такая боль, что Консуэло поспешила переменить тему:

— Я хочу тебе кое-что сказать. Твоя дочь вернулась из дальнего путешествия, где наверняка много натерпелась. Умоляю тебя, будь с ней помягче!

Кэмп нахмурился:

— Что ты имеешь в виду?

— По крайней мере не накидывайся на нее сразу с обвинениями во всех смертных грехах. Не пытайся вытянуть из нее все ответы, если она вдруг не станет отвечать на твои вопросы. Она еще почти ребенок, а пережила, может быть, такое, что не каждому взрослому под силу. Дай ей хотя бы время прийти в себя.

Кэмп уже не в первый раз задумывался о том, какие испытания могла пережить его дочь и осталась ли она тем же восторженным, жизнерадостным ребенком, каким он привык ее видеть. Но сейчас ему не хотелось об этом думать. Главное — она в целости и сохранности, и он ее очень скоро увидит.

Чтобы как-то разрядиться, Кэмп решил выместить раздражение на Консуэло.

— Не учи меня, как обращаться с собственной дочерью! — проворчал он.

Консуэло с достоинством поднялась.

— И все-таки будь с ней помягче. Я все сказала. Ухожу.

— Нет! — Пальцы Кэмпа сжались на ее запястье. В голосе его смешались требование и мольба. — Останься.

Консуэло колебалась.

— Нет, — покачала она головой, — так будет только хуже. В такой момент ты должен побыть с дочерью наедине.

Кэмп сжал ей руку еще сильнее, но Консуэло знала, что это проявление нежности.

— Будь моя воля, — с жаром воскликнул он, — я оставил бы тебя здесь навсегда! И ты это знаешь.

Консуэло поспешила отвести глаза, борясь с нахлынувшими воспоминаниями.

— Это невозможно, — сказала она как отрезала. Кэмп отпустил ее руку, но продолжал умоляюще смотреть на нее.

— Останься хотя бы сейчас, — попросил он. — Ты мне нужна.

Консуэло посмотрела на него и грустно улыбнулась. Однако все же осталась.


Глава 10


Тори издалека увидела дом, и тревога, не покидавшая ее столько дней, вдруг сменилась спокойствием. Дом, во всяком случае, означал безопасность. Скоро весь этот кошмар — страх, позор, унижение — останется позади. Итан, получив свою плату, уедет восвояси, и она больше никогда его не увидит и забудет о нем, как и о Диего. Щеки Тори вдруг покрылись краской стыда. Она вспомнила, что Итан видел ее почти голой. Она просила — нет, умоляла его поцеловать ее, почти что бросалась на колени, а он оттолкнул ее, словно надоедливого ребенка. Может быть, когда он уедет, она забудет наконец презрение в его глазах, жгущее ее, словно клеймо.

Утром, когда они покинули заброшенный дом, где спасались от бури и где Итан так жестоко обидел ее, едва брезжил рассвет; сейчас же, когда они подъезжали к ее дому, уже почти стемнело. День был долгим и однообразным. Итан, казалось, задался целью не проводить с Тори еще одну ночь наедине и вовсю погонял лошадей. В глубине души Тори была рада этому решению Итана — ей самой не терпелось расстаться с ним. От дикой скачки у Тори кружилась голова, руки, целый день державшие поводья, затекли, но физические неудобства не так мучили ее, как боль унижения.

За весь день они с Итаном едва перекинулись дюжиной слов — и то это были приказы, которые он отдавал ей при крайней необходимости. Тори избегала встречаться с ним взглядом, а когда все-таки встречалась, в глазах его не могла прочесть ничего. Она не могла сказать, значит ли что-нибудь для Итана вчерашний эпизод, что он думает и что чувствует. Самой ей сейчас хотелось лишь одного — чтобы все это поскорее кончилось. Тори повторяла как молитву, когда лошади въезжали в ворота ранчо: «Скорее бы все это кончилось… Скорее бы кончилось…»

Кэмп Мередит поспешно сбежал с крыльца навстречу дочери. Лицо его сияло, волосы развевались. Тори соскочила с лошади, и он крепко обнял ее своими сильными руками.

— Папа! — шептала она, глотая слезы. — Папа!

Кэмп сжал ее в объятиях так, что едва не сломал ей. ребра.

— Девочка моя… С возвращением! — Притянув к себе ее лицо, он поцеловал ее. Тори было больно, но она понимала, что отец сейчас не может сдерживать своих эмоций.

Кэмп перевел взгляд с Тори на Итана, который в этот момент слезал с лошади.

— Кантрелл, — обратился к нему Кэмп, — я вижу, ты сдержал свое обещание.

— Обещаний, которых не могу сдержать, я не даю, — откликнулся тот.

Кэмп одобрительно кивнул. Взгляд его упал на дыру в брюках Кантрелла и на запекшуюся кровь на ней.

— Какие-то проблемы? — поинтересовался он.

Итан непроизвольно слегка покосился на Тори, но Кэмп, похоже, этого не заметил.

— Проблемы не из тех, чтобы я не мог с ними справиться.

— Хорошо, — снова кивнул Мередит. — Передохни немного, приведи себя в порядок, позаботься о лошадях, а затем приходи ужинать. Нам надо поговорить.

Отсалютовав ему прикосновением двух пальцев к полям шляпы, Итан направился в конюшню.

Кэмп окинул Тори взглядом с ног до головы — желтое платье, превратившееся почти в лохмотья, растрепанные, запылившиеся волосы, круги под глазами… Сердце его сжалось.

— Девочка моя, сколько же тебе, должно быть, пришлось вытерпеть…

— Но теперь я дома, папа, — прошептала она, — и все позади.

Губы Кэмпа дрогнули в улыбке, а может быть, в гримасе.

— Да, ты дома. — Он обнял ее и повел в дом. Голос его заметно повеселел. — Я велю Розите приготовить тебе ванну и ужин. Но сначала зайди, глотни с дороги немножко бренди и дай твоему отцу возможность хоть немного побыть с тобой.

Боковым зрением Тори заметила Консуэло, стоявшую на крыльце, но даже ее присутствие не могло омрачить радость девушки от возвращения домой. Эмоции переполняли Тори, не оставляя места для проявления антипатии к этой женщине.

— Добро пожаловать домой, мисс Виктория, — приветствовала ее Консуэло.

Тори лишь слегка обернулась, глянув через широкое плечо отца, и чуть кивнула ей.

Консуэло последовала за ними в кабинет Кэмпа. Тори это не понравилось. Консуэло налила два бокала бренди, сильно разбавив один из них водой — отец позволял Тори бренди лишь в таком виде, — и встала немного поодаль, словно служанка, ожидающая приказаний. Тори, оказавшись в привычной обстановке родного дома, вскоре просто забыла о ее присутствии.

В комнате пахло кожей и ружейной смазкой, пыльными книгами и чернилами. На полу были расстелены буйволовые шкуры; потертые кресла были широкими и удобными. Единственным украшением кабинета служили ружья и охотничьи рога на стене. Кабинет отца был главным помещением старого дома. Каждый раз, когда Тори думала о доме, в первую очередь перед глазами ее вставал этот кабинет.

Тори опустилась в мягкое, скрипучее кожаное кресло, и оно податливо просело под тяжестью. Отец сидел там, где обычно — за большим дубовым столом, — положив сцепленные руки на его исцарапанную поверхность. Он почти не смотрел на дочь. Тори знала, о чем пойдет разговор, знала, что это неизбежно, и на глаза ее навернулись слезы.

Кэмп помрачнел.

— Клянусь, что за каждую твою слезинку, дочка, этот мерзавец Ортега заплатит своей кровью!

— Не надо, папа! — Тори взглянула на отца, стараясь скрыть слезы. Бокал дрожал в ее руке. — Я сама во всем виновата…

— Он изнасиловал тебя? — напрямую спросил Кэмп.

— Диего? Нет… — Голос Тори сорвался, но она постаралась взять себя в руки. — Он меня и пальцем не тронул.

— Я сама во всем виновата… Я убежала с ним по собственной воле…

Тори увидела, что заботливое беспокойство о дочери на лице отца уступило место недовольству и недоверию. Продолжать рассказ для нее было невыносимо, но ничего другого ей не оставалось.

— Диего, — продолжала она срывающимся голосом, — только осыпал меня комплиментами и кружил мне голову обещаниями. А я верила всему, как последняя дура!

Недоверие на лице Кэмпа сменилось яростью, и Тори безошибочно определила, что злится отец уже не на Ортегу, а на нее.

— Это правда, Тори? — требовательно спросил он. — И у тебя еще хватает духу рассказывать все это мне?!

Неожиданно выступила вперед Консуэло и положила руку на плечо Тори.

— Такое случается, — нежным, певучим голосом произнесла она. — Для молодой девушки нет ничего естественнее, чем желание любить и быть любимой, но ведь так легко обмануться! Твоя дочь не первая и не последняя, кто совершает эту ошибку.

С минуту Кэмп и Консуэло пристально смотрели друг на друга, и их молчание было красноречивее всяких слов. Кэмп явно чувствовал себя неловко. Тори даже не пыталась понять, что происходит сейчас между отцом и этой женщиной, но испытывала благодарность к ней за то, что она неожиданно попыталась усмирить гнев отца, направленный на нее, Тори.

— Ну что ж, — проговорил наконец Кэмп, — обсудим это позднее. Сейчас главное — что ты вернулась домой и теперь в безопасности. Слава за это Богу и спасибо Итану Кантреллу. — Гнев Кэмпа, казалось, немного поутих, и Консуэло, успокоившись, вернулась на прежнее место. — Не правда ли, дочка, этот Кантрелл — парень что надо? — Тори потупилась, нервно заглядывая в свой бокал.

— Да, — еле слышно пробормотала она.

Кэмп не без гордости кинул взгляд на Консуэло:

— Вот видишь, что я говорил? Старина Кэмп никогда не ошибается в людях! То, что я воспользовался услугами этого парня, пожалуй, самый верный мой шаг! И обещание свое я сдержу!

Голова Тори вдруг дернулась, рука чуть не разлила бренди.

— Какое обещание? — встревоженно спросила она.

— Когда мы совершали сделку, я обещал этому парню работу у меня и, похоже, не просчитался. Но все это не важно, так что…

Тори вдруг почувствовала, что вся кровь отлила от ее лица.

— Папа, нет! — Она сжала ножку своего бокала так. что та едва не треснула. — Ради Бога, папа, прогони его прочь!

Боковым зрением Тори видела, что Консуэло внимательно смотрит на нее. Глаза Кэмпа сузились в две щелочки.

— Почему? Что с тобой, девочка? Неужели ты не испытываешь к нему ни малейшей благодарности? Ведь он ради тебя рисковал жизнью, в него даже стреляли! В чем дело?

У Тори перехватило дыхание, она не в силах была произнести ни слова. Пальцы ее, державшие бокал, словно онемели.

— Ради Бога, папа, — наконец выдавила она из себя, — мне не хочется об этом говорить.

Кустистые брови Кэмпа сошлись на переносице.

— Да в чем дело, черт возьми?

Тори пришлось поднять глаза на отца. Она была не в силах скрыть страх в глазах и мольбу в голосе:

— Папочка, родной, я тебя умоляю! Пойми — я видеть его не могу!

Кэмп в растерянности посмотрел на Консуэло и снова повернулся к Тори:

— Почему, дочка? Что случилось? — Взгляд его вдруг стал острым, словно у орла. — Он тебе что-то сделал? Говори же!

Тори очень хотелось солгать, сказать, например, что Итан пытался ее изнасиловать. Тогда отец скорее всего отошлет его, Тори постепенно забудет о своем унижении, а Итан будет наказан за то, как с ней обращался. Но Тори всегда была откровенна с отцом.

Она опустила глаза.

— Нет, — пробормотала она.

— Так почему же?

Тори подняла на отца глаза, полные отчаяния.

— Потому что… — забормотала она, сама не зная, что скажет, — потому что он все знает. Знает, что я сама убежала с этим Диего и все такое. Наверняка будет говорить обо мне всякие гадости всем этим придуркам, твоим работникам. Но даже если и не будет, все равно это слишком унизительно — видеть его каждый день, понимать, что ему все известно… Папа, я знаю, что виновата, что заслуживаю наказания, но, ради Бога, папа…

Кэмп задумался. Во взгляде его Тори не удавалось ничего прочитать. Наконец он хмуро кивнул:

— Хорошо, я подумаю. Ступай, отдохни, поговорим позже.

Тори не хотелось уходить, но она чувствовала, что отец предпочел бы, чтобы она его оставила. Возможно, он не хотел продолжать разговор, боясь сказать или сделать что-то не то, может, ему просто было тяжело ее видеть. Тори хотелось броситься в объятия отца, прижаться к его груди и зарыдать, как в детстве. Но эти времена безвозвратно прошли. И никто, даже ее всесильный отец, не мог здесь ничего изменить.

Тори заставила себя подняться, хотя ноги не слушались ее. Поставив так и не пригубленный бокал на стол, она направилась к выходу, но на пороге задержалась и посмотрела на отца. Тот сидел за столом в той же позе и с тем же выражением лица и показался вдруг Тори уставшим, постаревшим и каким-то маленьким. У Тори сжалось сердце.

— Прости меня, папа, — прошептала она. Голос ее сорвался, и она кинулась вверх по лестнице в свою комнату. Слезы душили ее.

В кабинете Кэмпа надолго установилась тишина. Казалось, она сгущалась, как и темнота за окном. Наконец Консуэло выступила из своего угла, чтобы зажечь лампу на столе и еще две на стенах.

Закончив, она остановилась посреди комнаты и вздохнула:

— Да, проблема серьезная… И что ты теперь собираешься делать с дочерью?

— Проблема — не то слово! — вскинулся Кэмп. — Это настоящая катастрофа! Ее репутация навсегда погибла с той минуты, когда она убежала с бала с этим Ортегой!

Консуэло нахмурилась, но продолжала довольно спокойно:

— Ты веришь, что Ортега не посягнул на ее честь?

— Я-то ей верю, но ведь дело в том, что, кроме меня, в это никто не поверит. — Его брови сошлись на переносице. — И вот что я тебе еще скажу: сдается мне, что она чего-то недоговаривает. Что-то у нее с этим Кантреллом было. Не знаю, насколько это серьезно, но что-то явно было.

Консуэло с минуту молчала, пристально глядя на него.

— Мне кажется, что теперь у тебя лишь два выхода, чтобы спасти ее репутацию: либо отдать ее в монастырь, либо выдать замуж.

Кэмп невесело улыбнулся:

— Честно говоря, я думал, что уже нашел ей жениха. — Улыбка его стала совсем грустной. — А получилось, что тот самый человек, которого я нанял, чтобы спасти ее, погубил ее!

— Кантрелл, — выдохнула Консуэло.

— Тебе действительно он не нравится?

— Говорила же я, что из-за него у тебя будут одни неприятности!

Кэмп тяжело поднялся из-за стола и направился к Консуэло. Подойдя к ней, он обнял ее, и они долго стояли обнявшись. Это не было объятием любовников или союзников, хотя в нем было что-то и от того, и от другого. Скорее, это было объятие старых друзей, которые за долгие годы так часто обращались друг к другу за советом или моральной поддержкой, что это стало естественным, словно дыхание.

Наконец объятия разжались, и Консуэло чуть отошла от Кэмпа.

— Я уверена, что ты примешь правильное решение. Кэмп немного помолчал.

— Насколько я понимаю, выбор у меня невелик. А если он вдруг замыслит что-нибудь против нее, то не успеет он это сделать, как она станет вдовой. А быть вдовой — не позор.

Кэмп подошел к окну. Руки его были сцеплены за спиной. Он окинул взглядом свои бескрайние владения.

— Настоящая империя! И ради чего? Эх, Конни, почему все в жизни так сложно? Когда же наконец наступит просвет?

— Погоди. Все еще образуется, — просто ответила она. Кэмп молчал, глядя в окно.

Дворецкий, невысокий человек средних лет, провел Итана по широкому коридору в правое крыло дома и остановился у одной из дверей. В доме стояла тишина. Где сейчас Тори, Итан не знал, да и знать не хотел. Все, что ему сейчас было нужно, — это отдохнуть от всего хотя бы денек.

Итан постучал в дверь, и голос Кэмпа пригласил его войти. Войдя, Итан закрыл за собой дверь, и сразу же из темноты выступили семь человек с ружьями.

Нервы Итана напряглись до предела. Рука его машинально потянулась к револьверу на поясе, но в последний момент он успел-таки остановить ее — эта ошибка оказалась бы роковой. Итан переключил все внимание на человека, сидевшего за столом. Внешне Мередит казался совершенно спокойным. Но и окруженный людьми Кэмпа, Итан по-прежнему обдумывал свои шансы разрядить в него револьвер.

Итан был профессионалом и никогда не хватался за оружие в порыве эмоций. Сейчас его шансы, разумеется, были невелики, но надежда все-таки оставалась. Если у него не будет выбора, он все равно успеет выстрелить. Если ему суждено быть убитым, Кэмп Мередит погибнет первым.

Но быть застреленным Итану, разумеется, не хотелось.

Кэмп откинулся в кресле. Лицо его по-прежнему оставалось спокойным.

— Так откуда ты, сынок? — спросил он.

Боковым зрением Итан видел суровые лица окружавших его людей, ружья, нацеленные на него. Судя по всему, эти люди такие же профессионалы, как и он. Возможно, Кэмп нарочно хочет спровоцировать его взяться за револьвер.

Итан принял независимую позу.

— Из Техаса, — спокойно, с достоинством ответил он. Кэмп покачал головой:

— Из Техаса, но, как я уже отметил, знаешь толк в хорошем бренди. Я сразу понял, что ты из тех, кого можно назвать джентльменом. В тех краях, как, впрочем, и в наших, такой редкая птица. Что ж, посмотрим, что за джентльменов способен вырастить Техас.

Вынув из портсигара длинную сигару, Кэмп аккуратно обрезал ее маленькими ножницами и с наслаждением понюхал.

— Отличные сигары! Купил их, когда случилось быть в Нью-Йорке. Куришь, Итан?

— Иногда.

Кэмп закрыл портсигар, так и не предложив сигару Итану. Он театральным жестом зажег спичку, поднес ее к сигаре и с наслаждением затянулся. Итан знал, что весь этот спектакль предназначен для того, чтобы потянуть время, действуя ему на нервы, пока он наконец не сорвется. Итан ждал. Время, казалось, тянулось бесконечно. Он вдруг почувствовал, что ему совершенно не хочется умирать по крайней мере не использовав шанса спустить курок.

Наконец Кэмп посмотрел на него, щурясь от дыма сигары.

— Ты не женат, Итан? — спросил он. Итан сразу же машинально напрягся.

— Нет, сэр.

Кэмп медленно покачал головой.

— Что ж, в таком случае ты вряд ли поймешь, что значит дочь для отца и как трудно ее вырастить. Возьмем, к примеру, мою Тори. Можно сказать, она меня опозорила, но дочь есть дочь, не так ли, Итан?

Итан молчал.

— Да, — продолжал Кэмп, — опозорила она меня не на шутку тем, что убежала с этим Ортегой. Ну а с тобой-то она как себя вела? Ты парень молодой, симпатичный, наверняка у тебя или у нее могло возникнуть искушение…

— Моя работа, — спокойно откликнулся Итан, — состояла в том, чтобы вернуть ее домой, только и всего.

— Да, — кивнул Кэмп, — ты отлично справился, и, будь уверен, я в долгу не останусь. Но видишь ли, есть одна проблема. Дело в том, что я не могу сделать тебя просто одним из моих работников — теперь, когда ты… скажем так, слишком хорошо знаешь мою дочь. Мне сейчас нужно подумать о восстановлении ее репутации. У тебя, я слышал, какие-то проблемы с законом, так что тебе, пожалуй, какое-то время лучше отлежаться на дне. Думаю, вдвоем нам удастся решить и твои, и мои проблемы.

Итан похолодел. Ловушка! Как он сразу не догадался? Это ловушка!

— Может быть, мне все-таки лучше предстать перед законом?

Кэмп улыбнулся, кинув взгляд через левое плечо. Человек, стоявший там, вскинул ружье.

— Не валяй дурака, — предупредил Кэмп. — Подумай хорошенько.

«Десять лет! — звучало в мозгу Кэмпа. — Десять лет ожиданий, планов, ненависти, клятв… и все это вдруг коту под хвост из-за какой-то малолетней шлюшки!» Итан почувствовал, как в нем снова темной волной поднимается ненависть.

Нет, он не может уйти. Уйти — значит отступиться.

Время тянулось медленно. Единственным звуком в комнате было тиканье часов, единственным движением — мерцание лампы на столе Мередита.

— Сэр, — проговорил Итан, — могу я просить руки вашей дочери?


Глава 11


Кэмп осторожно постучал в дверь комнаты дочери и, получив разрешение, вошел. Тори уже приготовилась ко сну и была в простой белой ночной рубашке и шелковом пеньюаре в цветочек. Кэмп смутно вспомнил, как заказывал этот пеньюар в Сент-Луисе в качестве рождественского подарка для дочери. Кэмп мало внимания уделял подобным вещам — как правило, этим ему помогала заниматься Консуэло. Может быть, в этом и был корень его проблем — он слишком мало внимания уделял дочери, вот и упустил ее.

Тори сидела у окна за небольшим столиком, на котором стоял поднос с едва начатым ужином. Волосы ее еще были влажными после недавно принятой ванны, лицо отмыто от грязи, но все это не могло скрыть ни черных кругов под воспаленными глазами, ни отчаяния в этих глазах.

Кэмп откашлялся, приготовившись говорить, но слова застревали у него в горле. Ему нужно было время, чтобы привести в порядок свои мысли. Сказать предстояло слишком многое, и Кэмп не был уверен, что сумеет подобрать нужные слова. Что он, в конце концов, знал о женщинах, о взрослых дочерях? Он всегда был человеком дела, привыкшим принимать быстрые решения и не оглядываться назад. До сих пор ему казалось, что он делает для дочери все, что может. Сейчас он впервые усомнился в этом.

Кэмп постарался как можно приветливее улыбнуться дочери и сделал рукой знак, что она может продолжать ужин. Пока Тори ела, Кэмп нервно мерил комнату шагами, сцепив руки за спиной.

Кэмп уже много лет как перестал заходить в комнату своей дочери — фактически с тех пор, как она стала достаточно взрослой, чтобы укладывать ее в кроватку, укрывать одеялом и целовать на ночь; и теперь он удивился, как изменилась ее комната за эти годы.

Конечно, Кэмп знал, что дочь листает каталоги, так как время от времени ей требовались то новомодные шторы, то какие-то подушечки на кресла. Кэмп привык исполнять все ее капризы, даже не задумываясь. Что она делает со всеми этими шторами и подушками — он никогда не интересовался.

Комната Тори, как и все комнаты в доме, была большой, с двумя каминами, окнами почти во всю стену и маленьким балконом, выходившим на горный склон. Как и остальные комнаты, она была укреплена толстыми бревенчатыми стенами, а для пущей прочности еще и большими дубовыми панелями изнутри. Тори, разумеется, не хотелось жить в комнате с деревянными стенами, и она обила их симпатичной тканью — голубые розочки на белом фоне. Занавески на окна сшили из той же ткани. Комната делилась на две части — спальня и кабинет. Кровать была большой, почти квадратной. На ней лежало простое белое покрывало, а в изголовье возвышалась целая гора подушек от огромной до самой крошечной. В комнате стояло множество маленьких столиков, покрытых ажурными скатертями и уставленных всевозможными женскими безделушками — духами, пудрой, книжками в изысканных переплетах… Кресла были маленькими, с завитушками на подлокотниках и светло-голубой обивкой — с первого взгляда на них можно было безошибочно определить, что они принадлежат женщине. Кэмп оглядывал комнату со странным чувством: как мало он, оказывается, знал о своей дочери!

Тори сидела не меняя позы и выжидающе глядя на отца. Стараясь выглядеть непринужденным, но понимая, что у него это плохо получается, Кэмп улыбнулся:

— А неплохо, я смотрю, ты обставила комнату! Раньше я и не замечал… Что ж, ты права — женщину должны окружать женские вещи.

Подойдя к камину, Кэмп взял в руки портрет покойной жены в строгой деревянной рамочке.

— Когда я познакомился с твоей матерью, она была моложе, чем ты сейчас. Боже, как недавно это было — и как давно…

— Жаль, — проговорила Тори, — что я мало похожа на маму. Она была настоящей леди — спокойной, уравновешенной, никогда не совершала серьезных ошибок. Уж она-то никогда не огорчила бы своих родителей так, как я огорчила тебя!

Кэмп рассмеялся, на минуту забыв обо всех своих горестях:

— Она? Знала бы ты, как она однажды огорчила своих родителей — когда сбежала со мной! Они тогда чуть ли не весь штат подняли на ноги, заставили прочесать с собаками едва ли не каждую милю…

Тори удивленно посмотрела на отца:

— Я и не знала…

Кэмп покачал головой:

— Ее родители тогда пришли в бешенство: они считали, что я ей не пара. К тому же ей было всего пятнадцать… — Он помолчал. — Может, они и были правы — жизнь у нас так и не сложилась. Что это за жизнь, когда муж почти все время в отлучке, а ты дома одна с маленьким ребенком.

Кэмп поставил портрет на место и повернулся к дочери.

— Я, как всякий отец, всегда хотел, чтобы у тебя все сложилось хорошо, мечтал выдать тебя замуж, прежде чем умру, знать, что у тебя надежный муж…

Тори заставила себя улыбнуться:

— Об этом не беспокойся, папа. Не найду мужа — сама о себе позабочусь. Ты же всегда говорил мне, что я сильная. С работой на ранчо справляюсь не хуже любого мужчины…

— Нет, женщине это не подходит.

Тори опустила взгляд, не в силах смотреть в глаза отцу.

— Папа, я решила остаться одна. Ты же знаешь, что у меня просто нет иного выхода. Теперь, после того, что я сделала, ни один мужчина на мне не женится.

В комнате воцарилась тишина. Кэмп подошел к дочери ближе. Ему хотелось, чтобы голос его прозвучал мягко, но в нем все равно проступала твердость:

— Родная, ты же ведь всегда доверяла мне, ты знаешь, что я всегда поступал так, как лучше для тебя. Поверь, мое теперешнее решение продиктовано тем же.

Тори подняла глаза на отца, почувствовала страх, от которого вдруг стало трудно дышать. Да, она доверяла отцу, знала, что он желает ей только лучшего — но все равно ничего не могла поделать с этим страхом.

Предчувствия ее не обманули.

— Я думаю, — торжественно расправил плечи Кэмп, — ты будешь рада узнать, что мистер Кантрелл оказал мне честь, попросив твоей руки. Я дал свое согласие.

Тори была слишком шокирована, чтобы хоть как-то отреагировать — словом или поступком. Она просто уставилась на отца во все глаза.

— Мне кажется, — продолжал он, — тебя вполне можно назвать счастливой. По крайней мере он белый, американец… Ваши дети наверняка будут сильными, здоровыми. И что самое главное, — понизил голос Мередит, — он мой. Он мне обязан. Ему придется во всем подчиняться мне. Можно ли мечтать о большем?

Тори с трудом обрела дар речи:

— Но почему, папа? Я же тебе сказала, между нами ничего не было!

Кэмп горько усмехнулся.

— Ты сбежала с этим мексиканцем. Не с кем-нибудь, а с человеком, который всю жизнь был моим злейшим врагом. Большое ли значение имеет после этого, было или не было у тебя что-нибудь с этим Кантреллом?

— Папа, я тебя прошу…

Кэмп нахмурился, взгляд его стал еще суровее.

— Подумай об этом, дочка, и я уверен, ты поймешь, что я прав. Это единственный и самый простой способ исправить положение. — Постаравшись смягчиться, Кэмп дотронулся до лица дочери рукой. — Родная, у меня ведь тоже в жизни было много неприятностей, без этого нельзя. Но я научился извлекать из них выгоду. Иначе бы мне не удалось достичь в жизни того, чего я достиг.

Руки Тори непроизвольно сжались в кулаки, к лицу, еще за минуту до того смертельно бледному, прилила кровь.

— Нет! — задыхаясь, прохрипела она. — Я ни за что на свете не выйду за него! Ты не можешь меня заставить!

Лицо Кэмпа потемнело.

— Заставлю, дочка, заставлю, ты плохо знаешь Кэмпа Мередита!

Тори почувствовала, как в ней черной волной поднимается паника.

— Нет! Я запрусь в комнате, я убегу, я покончу с собой!.. Папа! Ради Бога, не делай этого! Я знаю, ты меня любишь, не делай этого!

Но Кэмп оставался непреклонным:

— Хватит, Тори! Я и так всю жизнь только и делал, что потакал твоим капризам. Я отпустил тебя в этот проклятый Новый Орлеан — если бы я отказался, не произошло бы и всей этой заварушки. Не трать понапрасну время, Тори, со мной спорить бесполезно. Пойми же, — добавил он уже мягче, — я просто не вижу иного выхода.

Тори понимала, что спорить бесполезно. Однако все ее существо противилось решению отца.

— Но, папа, — предприняла она последнюю, отчаянную попытку, — я… я не люблю его.

— Сочувствую, — Кэмп был все так же непреклонен, — но ты наверняка понимаешь, что в твоем положении выбирать не приходится. Сама виновата, заварила кашу — сама и расхлебывай.

Кэмп направился к двери. На пороге он обернулся.

— Завтра же утром пошлю за священником, — безучастно произнес он. — Так что, думаю, сейчас тебе лучше как следует отдохнуть.


Итан стоял у конюшни и курил, прислушиваясь к храпу лошадей и поглядывая на единственное освещенное окно дома. Из этого окна его вполне могли видеть, но он и не прятался.

Внешне Итан казался совершенно спокойным, но внутри у него все кипело. Бездыханное, окровавленное тело жены представлялось ему так, словно он снова держал его в руках; ненависть к Кэмпу была столь же сильна, как и десять лет назад. Эта ненависть будто съедала его заживо, пропитывала все его существо.

Итан услышал, как отворилась дверь, по двору прошелестели шаги. Он не сомневался, что это Тори. Итан почувствовал, что она подошла к нему, ощутил ее дыхание. Затянувшись в последний раз, Итан обернулся.

Тори была в ночной рубашке, наброшенной на плечи шали и шелковых тапочках. Волосы свободно рассыпались по плечам, на лбу залегла глубокая складка. Глядя на нее, Итан на какое-то мгновение забыл о своей ненависти к Кэмпу.

— Добрый вечер, женушка! — ухмыльнулся он. — Я смотрю, ты уже готова к первой брачной ночи! А ты не забыла, что сначала должна состояться свадьба?

Чтобы решиться выйти из дома и подойти к Итану, которого она заметила из окна, Тори понадобилось пятнадцать минут. Видеть этого человека для нее сейчас было пыткой — в ее сознании сразу же вспыхивали воспоминания о его поцелуях, о прикосновениях его рук к ее обнаженным плечам… И сразу же за этим воспоминания о холодном блеске в его глазах, когда он оттолкнул ее. Нет, она никогда не простит ему — не потому, что такое не прощается, а потому что просто не сможет забыть.

И все-таки Тори не ожидала, что и теперь Итан будет смотреть на нее с той же ненавистью в глазах. Он казался ощетинившимся, словно большая дикая кошка, готовая в любой момент броситься на нее.

Тори нервным движением еще плотнее закуталась в шаль, словно та могла ее защитить. Но ей не хотелось показывать свой страх.

— Зачем ты это делаешь? — напрямик спросила она и сама не узнала своего голоса. — Ты же не хочешь жениться на мне, я знаю! Уезжай отсюда — тебе самому так будет лучше. Если надо, я дам тебе денег на дорогу. Только ради Бога, уезжай!

Губы Итана едва заметно дрогнули в улыбке.

— Нехорошо, женушка, нехорошо! Разве так разговаривают с любимым мужем?

— Итан, ради Бога, — взмолилась Тори, — ты же знаешь, что и я не хочу выходить за тебя замуж! Да для меня лучше удавиться!

— Той ночью у тебя было другое настроение, — усмехнулся он.

Тори почувствовала, как кровь застучала ей в виски.

— Как ты смеешь!.. Подлец!..

— О чем ты? — вырвалось у Итана помимо его воли. Он не хотел давать воли эмоциям, но был рад, что ему удалось задеть Тори. — Не ты ли умоляла тогда о поцелуе? И насколько я могу судить, хотела этого гораздо больше, чем я!

У Тори перехватило дыхание, почти остановилось сердце.

«Нет, папа, — решила она, — я никогда не стану его женой! Никогда!»

Пальцы Тори сжались в кулак, комкая шаль. Она с такой ненавистью смотрела на Итана, что ему показалось — она собирается его ударить. И он даже не без злорадства ждал этого.

Но Тори настолько не хотелось прикасаться к Итану, что она не могла его даже ударить.

— Не подходи ко мне, — ледяным голосом потребовала она. — Никогда!

— Не беспокойся, — усмехнулся он, — я буду спать в конюшне. Меня и самого больше устроит компания лошадей, чем твоя.

Какой простой казалась Тори жизнь всего несколько дней назад! Все люди делились на хороших и плохих. Диего был плохим, потому что использовал ее, Итан хорошим, потому что ее спас. Но сейчас все так запуталось… Даже в самых мрачных фантазиях Тори не могла себе представить такого предательства, на какое оказался способным Итан. Предательство Диего по сравнению с ним было ничтожным. Тори чувствовала себя совершенно опустошенной.

— Ты ужасный человек! — прошептала она. — Я не могу поверить, что когда-то ты мне нравился!

— А кто хотел романтической любви? — невозмутимо напомнил он. — Кто кого умолял о поцелуе? Хочешь свалить все свои обиды на меня? Подумай хорошенько — не сама ли ты во всем виновата?

— Да, это так! — выкрикнула она. — Думаешь, я не знаю?

На какое-то мгновение Итан растерялся. Тори сейчас переживала такую бурю эмоций, что Итану даже стало жаль ее. Но он тут же прогнал это настроение. Он не должен жалеть ее, не имеет права!

— Ты сама во всем виновата, — повторил он. — И у меня гораздо больше оснований обвинять тебя в том, что по твоей милости мы вынуждены вступать в этот не нужный ни мне, ни тебе брак. Сначала ты убежала с этим мексиканцем. Потом, когда с ним ничего не получилось, стала вешаться на первого встречного. Что ж, ты хотела мужа — ты его получила. Какие проблемы?

— Тебя я не хотела!

— А я, по-твоему, тебя хотел? Нет уж, голубушка, инициатива была твоей и только твоей. Твой распрекрасный Диего оказался на поверку не таким уж и распрекрасным, вот ты и бросилась на первого попавшегося мужика. И у тебя еще хватает наглости заявлять, что я тебя использовал! Не ты ли, милочка, меня использовала?

— Да как ты смеешь!

— Ты все заранее продумала — ты и твой папаша. А я просто случайно оказался в это замешанным. Что ж, получай теперь по заслугам!

Тори молчала. Она уже не чувствовала обиды — слишком многое свалилось на нее за один вечер, и чаша терпения переполнилась.

— Хорошо, — после долгой паузы проговорила она. — Но я не понимаю одного: если тебе так же противен этот брак, как и мне, почему ты не пойдешь к моему отцу и не скажешь все, как есть?

Пожав плечами, Итан рассмеялся нервным смешком:

— Просто пойти и сказать? Да ты, я вижу, ничего не понимаешь! — Он посерьезнел. — Хорошо, объясню. Есть две причины. Первая — не каждому работнику выпадает удача жениться на дочери хозяина. У меня, как ты знаешь, никогда не было и гроша за душой — а тут вдруг я становлюсь наследником целого состояния. Ради этого можно жениться даже на такой стерве, как ты. А вторая — мне просто нет хода отсюда: люди твоего отца живьем меня не выпустят. Так что, — ухмыльнулся он, — тебе же лучше: можешь не бояться, что муж от тебя убежит.

Тори всю трясло от ярости.

— Отец не может меня заставить! И ты тоже! Никогда!

— И что же, скажи на милость, ты собираешься делать? — Итан пристально посмотрел на нее. — Снова убежишь? Может быть, хватит валять дурака? Не пора ли перестать быть ребенком? Начиталась всяких романов о прекрасных рыцарях! Твой отец все равно уже не изменит решения!

Тори с презрением посмотрела на него:

— Только человек, совершенно не уважающий себя, способен жениться на женщине, которая его презирает! Впрочем, чего еще от тебя ожидать…

Слово «жениться» вдруг вызвало у Итана волну воспоминаний. Жениться… Жена… Кэтлин — тихая, кроткая, работящая… Кэтлин в крови, с печатью смерти на бледном лице… Не предает ли он память жены тем, что женится на дочери ее убийцы?

Свет померк перед глазами Итана. Он схватил Тори за руку, не замечая ее испуга.

— Ты никогда не будешь моей женой по-настоящему, — проговорил он. — Я никогда не буду любить тебя. Ты для меня существуешь только как средство. Поняла или нет?! — Он яростно потряс ее. — Ты для меня ничего не значишь, ничего!

Волосы упали Тори на лоб. Она вся дрожала, ей трудно было дышать.

— Отпусти меня! — собрав последние силы, потребовала она.

Итан отпустил ее руку так резко, что Тори чуть не упала, потеряв равновесие. Ее рука затекла от железной хватки Итана. Закутавшись в шаль, Тори неожиданно объявила:

— Хорошо, Итан Кантрелл. Хочешь, чтобы я стала твоей женой, стану. Но, клянусь Богом, ты за все заплатишь сполна! Я сделаю все, чтобы отравить каждый твой день, каждый час! Я превращу твою жизнь в ад!

Она отвернулась и медленно вошла в дом. Через минуту свет в ее комнате погас, и Итан остался один в темноте.


Глава 12


Сначала Тори решила даже не переодевать своих повседневных ковбойских брюк и сапог ради свадебной церемонии — все утро, чтобы хоть как-то снять напряжение, она скакала на лошади. Не раз у нее возникало желание отправиться куда глаза глядят — и пусть Итан с этим дурацким священником ждут ее сколько заблагорассудится. Но она понимала, что это бесполезно: отец все равно найдет ее, где бы она ни была, и будет только хуже.

Тори неохотно вернулась в дом, теша себя надеждой, что, может быть, отец все-таки передумал, или передумал Итан, или священник заболел… Но Розита как ни в чем не бывало ждала ее у дверей.

— Мисс Тори, — нетерпеливо затараторила служанка, — до свадьбы всего час, вам надо поторопиться! Ваше платье готово.

Пройдя в комнату и увидев, какое платье приготовила для нее Розита, Тори вспыхнула. Она редко злилась на слуг, но сейчас готова была разорвать Розиту на части.

Нет, не пойдет она к венцу с Итаном в свадебном платье своей матери! Это было бы предательством по отношению к ее памяти. Но и сплетен о том, что дочь Мередита венчалась в ковбойских брюках и грязных сапогах, она не хотела. И так уж о ней наверняка судачат в городе.

Тори решила остановиться на другом платье — бальном — и попросила Розиту подготовить его. Но, надев его, поняла, что оно не годится. Платье, которое так нравилось ей еще совсем недавно, теперь выглядело легкомысленным и слишком пышным. К тому же Тори показалась себе в нем деревенской дурнушкой, нарядившейся принцессой.

Стянув платье через голову, Тори бросила его на пол. В этот момент на лестнице послышался голос отца, зовущего ее. Тори послала Розиту предупредить, что она сейчас придет. Вытащив из гардероба первое попавшееся — какое-то серое — платье, Тори попросила Розиту отгладить его. Впопыхах она задела ногой за открытую дверцу шкафа и порвала чулок; к тому же, надевая корсет, умудрилась оторвать пуговицу, и Розите пришлось срочно ее пришивать.

Тори рылась, в комоде, пытаясь найти другие чулки, когда вошла Консуэло.

— Что вы здесь делаете? — резко повернулась к ней Тори.

— Я могу чем-нибудь помочь?

— Спасибо, не надо, — огрызнулась Тори. Найдя какой-то чулок, она натянула его. Он был более застиранным, чем первый, и не совсем подходил по цвету, но, в конце концов, этого никто не заметит.

— Пуговицу пришью я, — обратилась Консуэло к Розите. — Ты лучше погладь платье, пока утюг не остыл.

Розита с благодарностью передала ей корсет, и Консуэло, расчистив место среди валявшейся повсюду одежды, присела на кровать. На Консуэло сегодня было темно-синее платье, шею украшала скромная золотая цепочка. Выглядела она, как всегда, спокойной, сдержанной и поразительно красивой. Тори покосилась на шрам Консуэло, удивляясь про себя, почему он ее не портит. Казалось, такую женщину ничто не могло испортить, ничто не могло сделать некрасивой, и это, пожалуй, было одной из причин, почему Тори недолюбливала Консуэло.

— Нет ничего странного в том, что ты так нервничаешь, — не отрываясь от шитья, в своей обычной спокойной манере произнесла Консуэло. — В такие минуты рядом с девушкой обычно бывает мать…

— Вы мне не мать! — с вызовом возразила Тори.

— Я и не претендую на эту роль, — с достоинством заметила Консуэло. — Просто я хочу сказать, что тебе сейчас, должно быть, трудно…

Расположившись за туалетным столиком, Тори начала расчесывать волосы.

— Вы не можете об этом судить, — пробурчала она. Консуэло отвела взгляд.

— Как знать… — загадочно проговорила она.

Тори посмотрела на отражение Консуэло в зеркале. Да, она недолюбливала эту женщину — не могла ей простить, что та когда-то чуть не отняла у нее отца. Тори казалось, что она затмила в памяти ее отца образ покойной жены. Но было в Консуэло и что-то такое, что нравилось Тори. В этой женщине чувствовалась какая-то загадка. Казалось, Консуэло хранила секреты, неизвестные, возможно, даже Кэмпу. Тори никак не могла понять, что же связывает отца с этой женщиной. Любовь? Но почему он тогда на ней не женился? Дружба? Какие-то общие дела? Тори знала лишь одно: Консуэло слишком вмешивается в жизнь отца, и ей это не нравилось.

Закончив шить, Консуэло оборвала нитку, встряхнула корсет и протянула его Тори.

— Я никогда не претендовала на роль твоей матери, — тихо проговорила Консуэло. — Хотя порой… — Глаза ее затуманились. — Порой я мечтала о собственной дочери…

Боль в глазах Консуэло тронула Тори.

— А я всегда скучала по матери, — неожиданно вырвалось у нее.

Взгляд Консуэло в зеркале встретился со взглядом Тори.

— Я всегда хотела быть твоим другом, — призналась Консуэло. — Может быть, я могу стать им сейчас — хотя бы на некоторое время?

— Вы уверены, что сейчас подходящий момент? — Тори расчесывала волосы, стараясь больше не встречаться взглядом с Консуэло.

— Я понимаю, — мягко заметила та, — что это не тот брак, о каком ты мечтала. Но мечты, увы, далеко не всегда сбываются. Приходится извлекать максимальную выгоду из того, что мы имеем.

— Я не люблю его! — отрезала Тори.

— Любовь бывает разной. В каком-то смысле ты его все-таки любишь. Надо только постараться понять, в каком.

Тори нервно воткнула в прическу заколку и потянулась за следующей.

— Да ни в каком не люблю! — фыркнула она. — Я его ненавижу и всегда буду ненавидеть!

Консуэло слегка нахмурилась.

— Иногда, — проронила она, — ненависть от любви отделяет всего один шаг.

Тори поднялась, чтобы надеть корсет. Ее вдруг охватило чувство сожаления. Консуэло была умной женщиной; если бы все эти годы она была рядом, если бы Тори доверяла ей свои мысли и сомнения, возможно, ей удалось бы избежать многих ошибок и той, главной в ее жизни, ошибки… Впрочем, может быть, еще не поздно попытаться это исправить…

— Вы говорите, есть много видов любви… — осторожно заговорила Тори. — А каким из них вы любите моего отца?

Смутившись, Консуэло отвела взгляд. Когда она снова посмотрела на Тори, в глазах ее стояла боль.

— Всеми, какие только есть, — тихо сказала она. Тори хотелось знать больше, но она не была уверена, что сможет добиться дальнейших признаний.

Тори надела платье и посмотрела на Консуэло.

— Может быть, — неуверенно проговорила она, — мы еще сможем стать друзьями.

Взгляд Консуэло затуманился.

— Мне хотелось бы на это надеяться.

Затем, словно встряхнувшись, она произнесла уже совсем другим тоном:

— Мисс Тори, священник уже здесь. Вам не мешало бы поторопиться. Надеюсь, вы не хотите показать отцу, что вы в дурном настроении?

Тори не хотелось показывать этого не столько отцу, сколько Итану. Одна мысль о его насмешливом взгляде вызывала у нее дрожь.

Тори закончила свой туалет, и Консуэло отошла на шаг, чтобы как следует оглядеть невесту.

— Ты выглядишь потрясающе! — воскликнула она. — Твой отец наверняка будет доволен. Выше голову, Тори! Думай о том, что ты делаешь это ради отца. Ты должна гордиться собой!

Тори встретилась с Консуэло взглядом, и этот взгляд решил все. Он словно зачеркнул годы вражды между ними — если не навсегда, то по крайней мере на какой-то период. Обе знали: несмотря на все, что разделяет их, есть и то, что очень крепко соединяет, — любовь к Кэмпу Мередиту.

— Да, — вздохнула Тори, — я поступлю так ради отца. Высоко подняв голову, она вышла из комнаты.

Свадебная церемония закончилась на удивление быстро, чему Тори была весьма рада. Проходила она в кабинете Кэмпа, и единственными присутствующими, кроме жениха с невестой и священника, были Кэмп и Консуэло. Священник — то ли от страха, то ли от гордости, что его пригласили в Каса-Верде, то ли и от того и от другого — имел особо торжественный вид и был весьма немногословен. Итан облачился в новую белую рубашку и начистил сапоги, но это было единственным, что отличало его наряд от повседневного. Кобура с револьвером, как всегда, висела на боку, а в руке была все та же шляпа. Казалось, свадьба была для него крайне незначительным эпизодом среди дня, полного обычной рутины. За все время церемонии он так ни разу и не взглянул на Тори. Слова клятвы он повторил вслед за священником механически и нетерпеливо. Тори вела себя точно так же. Она старалась ни о чем не думать — иначе бы она не выдержала и пулей вылетела из комнаты.

Но как ни тяжело было у нее на душе, Тори чувствовала, что, взгляни Итан на нее хотя бы один раз, прояви он к ней хоть немного внимания и нежности — все было бы по-другому. Тогда бы еще оставалась надежда…

Самым ужасным моментом был тот, когда Итан должен был надеть ей на палец обручальное кольцо. Покосившись на его руку, державшую кольцо, Тори с ужасом заметила, что это то самое скромное золотое колечко, которое ее мать носила всю жизнь в знак верности Кэмпу. Тори похолодела, рука непроизвольно сжалась в кулак. Нет, Итан ни за что не наденет ей это кольцо! Это было бы насмешкой над памятью матери. Выхватив кольцо у Итана, Тори зажала его в кулаке. Кольцо по праву принадлежит ей, и оно останется у нее, — но носить его она никогда не будет!

К чести Кэмпа, он старался как можно меньше играть чувствами дочери. Заплатив священнику, он отпустил его восвояси, и все пошли ужинать, словно это был самый обычный день. Тори почти не притронулась к еде, но этого, похоже, никто не заметил. Говорили за ужином мало, в основном Кэмп, Итан лишь вежливо поддакивал. Иногда Тори казалось, что Итан смотрит на нее, но каждый раз, когда она робко поднимала на него взгляд, он был занят чем-то другим, и Тори решила, что это ей скорее всего только чудилось. Как бы то ни было, когда ужин закончился, Консуэло прошла во двор, где ее ждал экипаж, а Тори получила наконец возможность вернуться в свою комнату, чему она была бесконечно рада.

Было уже темно. И в доме, и на дворе все затихло. Розита помогла Тори переодеться в ее обычную ночную рубашку и задернула шторы. Чувствуя настроение хозяйки, служанка не стала — задавать лишних вопросов о том, как прошла свадьба, за что Тори была ей весьма признательна. Если бы Розита пустилась в пространные рассуждения о том, как важна для новобрачной ее первая ночь, Тори бы ее придушила.

Розита удалилась. Забравшись в постель, Тори притушила светильник и долго лежала.в темноте, думая о том, хватит ли у Итана наглости — или глупости — прийти к ней сегодня. Что ж, пусть попытается — отпустив Розиту, Тори надежно заперла дверь.

Тори ждала очень долго, но шаги на лестнице так и не раздались. К своему удивлению, Тори вдруг почувствовала разочарование.

День ее свадьбы. Он должен был стать самым счастливым днем в ее жизни, а стал самым грустным.

Тори ворочалась в постели, нервно теребя рукой волосы. Да, жизнь — не только праздники, но могла ли она представить, что все так обернется? Тори вспомнила ту волнующую ночь, когда она ждала поцелуя Итана. Что тогда произошло между ними?

Он целовал ее… Но было ли это настоящим чувством или обычной реакцией мужчины на женщину? Он так нежно обнимал ее, когда, спасшись после песчаной бури, они, обессиленные, спали в заброшенном доме… Да уж не приснилось ли ей это?

Как странно… Если бы мужчина из ее мечтаний, герой ее снов существовал в реальности, у него была бы внешность Итана — его широкие плечи, его зеленые глаза, его медные, немного выгоревшие на солнце волосы… Он так же прямо сидел бы в седле и так же бесстрашно рвался навстречу опасностям, у него был бы голос Итана, и в его высказываниях всегда присутствовала бы та же неоспоримая логика. Поцелуи его были бы такими же нежными и страстными. И вот все это принадлежит ей — но все обернулось совсем не так, как ей мечталось…

Разве можно забыть ту жестокость, с которой оттолкнул ее Итан прошлым вечером — накануне свадьбы? В его глазах был холод, в голосе звучало циничное презрение. Она ему никогда этого не простит. И никогда не станет его женой по-настоящему.

Тори ворочалась в постели, сбивая одеяло и снова поправляя его, и все время переворачивала подушку, стараясь устроиться поудобнее. Тори хотелось заплакать, но ей было так тяжело, что не было даже слез.

А ведь Тори так надеялась на отца! Она рассчитывала, что он сразу же удалит из ее жизни этого человека. Но вместо этого отец приговорил ее к тому, чтобы видеть его каждый день. Теперь ей не оставалось ничего другого, как только быть его женой… до тех пор, пока отец наконец не поймет, что собой представляет этот Итан.

И вдруг у Тори возникла некоторая мысль, и она ухватилась за нее, как утопающий хватается за соломинку. Разумеется, не стоило думать, что Итан вдруг станет с ней плохо обращаться на глазах ее отца, — Итан же сказал ей, что собирается унаследовать землю и власть Кэмпа Мередита. Но Тори знала, что Итан Кантрелл — человек с темным прошлым. Вот если бы ей удалось узнать подробности… Возможно, там можно раскопать что-нибудь такое, что заставит ее отца отказаться от подобного зятя.

Тори вдруг показалось, что она слышит шаги на лестнице. Сердце ее екнуло, но она тут же поняла, что это всего лишь скрипнула калитка от ветра. Тори поднялась и выглянула в окно. Луна была уже высоко, и двор заливал ровный голубоватый свет. Где сейчас Итан, что он делает, о чем думает? Тори вдруг ужасно захотелось это знать…

Итан сидел в кабинете Кэмпа, сжимая в руке бокал с недопитым бурбоном. Кэмп расположился напротив. У старика был довольный вид человека, только что провернувшего удачную сделку.

В сознании Итана прозвучали слова Лона Фоукса: «Забудь о личной неприязни к этому человеку. Относись ко всему просто как к работе». Итан помнил, что обещал Лону послушаться его совета.

Прошлым вечером, однако, он не очень-то его слушался, накинувшись на ни в чем в общем-то не повинную Тори. Правда, выместив на ней злобу, сейчас он не чувствовал к Кэмпу обычной антипатии.

Да, Тори не заслуживала подобного обращения, и в душе Итан чувствовал раскаяние за свое вчерашнее поведение. Девушка уж никак не виновата в преступлении отца, совершенном десять лет назад, когда она сама была еще ребенком. Разумеется, было бы неправильно считать, что у нее нет никакой вины перед Итаном — она манипулировала им, чуть не разрушив все его планы… Но нельзя не признать, что в какой-то момент он сам едва не поддался эмоциям. Итану, разумеется, не раз приходилось совершать ошибки, но винить в них он привык всегда лишь себя. А вчера вечером он попытался свалить вину за все свои беды на Тори.

У Итана не выходил из головы образ Тори во время сегодняшней свадебной церемонии — бледное лицо, гордо поднятая голова, в глазах — презрение. Для самого Итана эта церемония была не более чем пустой формальностью — все равно Тори никогда по-настоящему не станет его женой. Но все же Итан понимал, что при всех ее грехах девушка не заслуживала такого брака.

При других обстоятельствах Итан, может быть, и был бы не прочь сблизиться с ней — ласкать ее, заботиться о ней, посвящать в тайны любви, видеть, как загораются страстью и нежностью ее глаза при взгляде на него, чувствовать, засыпая, ее голову на своем плече… Да, Тори заслуживала лучшего брака. Да и сам Итан в общем-то тоже…

Итан встряхнул головой, словно желая отогнать эти мысли. С чего это вдруг он так расчувствовался? Должно быть, он выпил сегодня за обедом слишком много красного вина, да еще сейчас этот бурбон… Почему он должен жалеть эту избалованную, взбалмошную девчонку, принесшую ему одни лишь неприятности? Он должен смотреть на все только как на свою работу. Итану снова вспомнился совет Лона Фоукса не примешивать к работе своих личных чувств.

Кэмп предложил Итану сигару, и тот взял ее, но от маленьких золоченых ножниц отказался, откусив кончик зубами. Мередит, подмигнув, отсалютовал ему своим бокалом:

— Добро пожаловать в мою семью, сынок! Надеюсь, ты уже понял, что становишься наследником одного из самых богатых плантаторов в Нью-Мексико. Будешь вести себя как следует — все это однажды станет твоим. Но если, — глаза Кэмпа сузились, — тебе случится чем-то прогневить меня или, не дай Бог, обидеть мою дочь, — можешь считать себя покойником. Я буду зорко следить за тобой!

Итан сделал пару затяжек, прежде чем ответить.

— Что ж, — проговорил он, пуская дым, — сурово, но справедливо!

— Ну вот и отлично! — Кэмп откинулся в кресле, зажигая сигару. — Будем считать, что сделка состоялась. Осталось добавить лишь одно: как ты, должно быть, успел заметить, меня не очень-то волнует, чем человек занимался в прошлом. Но здесь командую я, к тому же ты теперь мой зять. Так что в будущем — никакой уголовщины. Надеюсь, это понятно?

— С чего бы мне вдруг теперь взбрело в голову заниматься уголовщиной? — пожал плечами Итан.

Кэмп одобрительно покачал головой:

— Говоришь ты разумно. Остается надеяться, что это не только слова.

Итан посмотрел на Кэмпа:

— Вы ждете от меня каких-то дел?

— Дел здесь непочатый край, так что возможностей проявить себя будет хоть отбавляй. Назначаю тебя своим управляющим.

— Благодарю за честь, сэр! И что конкретно я должен делать?

Кэмп снова покачал головой:

— Сам разберешься, парень ты неглупый. Дураков я здесь не держу.

Итан откинулся в кресле, вытянув под столом ноги.

— Что ж, надеюсь оправдать ваши ожидания.

Кэмп доверительно наклонился к нему, поцокав языком:

— Честно говоря, сынок, все, чего я по большому счету жду от тебя, это штук эдак пять-шесть внуков. Так что, — улыбнулся он, — не смею больше тебя задерживать. Невеста, поди, уже заждалась!

Допив свой бурбон, Итан потянулся за шляпой.

— Спокойной ночи, сэр! — отсалютовал он.

Выйдя из кабинета Кэмпа, Итан долго смотрел на лестницу, ведущую вверх. Наконец, словно очнувшись, он повернулся и пошел во двор — ночевать там.

Тори еще долго ворочалась в своей постели с боку на бок, прислушиваясь, не раздадутся ли шаги на лестнице. Проснувшись поутру, она не могла подавить не оставлявшего ее чувства разочарования.


Глава 13


Итан открыл дверь барака на рассвете. В ноздри ему сразу же ударил запах пота и дешевого виски, в уши — могучий храп как минимум дюжины мертвецки спавших мужчин. С минуту Итан постоял в дверях, оценивая ситуацию.

Некоторые из этих грубых, пропитых лиц были хорошо знакомы Итану по плакатам в полицейских участках или по полицейским же описаниям — в основном мелкие жулики, карманные воришки… Но были и такие, за чьи головы назначались суммы, которые обеспечили бы доставившего их в полицию на всю оставшуюся жизнь. Но Итан не был больше рейнджером, а что до Кэмпа, то его, разумеется, нельзя было привлечь за то, что он пригрел уголовников, — в работе, которую он им предлагал, не было ничего противозаконного.

Как бы то ни было, команда Кэмпа состояла из такого количества отпетых мошенников, какое Итану приходилось видеть лишь один раз — в Фолсомской тюрьме. И с этими забулдыгами, вряд ли привыкшими к строгой дисциплине, ему предстояло поднимать ранчо Кэмпа. За весьма недолгое пребывание в Каса-Верде Итан уже успел кое к чему приглядеться и понять, что, как ни богат был Кэмп, при желании и при лучшем управлении своим ранчо он мог бы стать еще богаче.

Что ж, пора начинать — и прямо сейчас.

Итан с шумом захлопнул за собой дверь барака ногой и решительным шагом направился к ближайшей койке.

— А ну, поднимайтесь, лентяи! — Он прошелся по ряду, пиная каждую койку: — Пошевеливайтесь, идиоты! Вы что, на праздник пришли?

Хмельные, осоловелые взгляды уставились на Итана. Кое-кто даже поднялся, шатаясь и угрожающе глядя на него. Но Итан держал руку на кобуре, и приблизиться к нему никто не отважился.

— Ты кто, приятель? — прохрипел один голос. — Отвечай, черт побери, или я пристрелю тебя на месте!

Голос исходил от человека в нижнем белье и в сапогах. На нем был ремень с кобурой, но болтался он так, что оружие находилось вне досягаемости.

Итан отодвинулся к стене — так он мог видеть все происходившее в бараке и не опасаться нападения сзади.

— Итан Кантрелл, — представился он, — ваш новый управляющий. Прошу любить и жаловать!

С одной из коек донеслись сдавленные ругательства. Взглянув на человека, лежавшего там, Итан сразу же безошибочно его узнал — Уэлф Питерсон. Месяц назад у Итана была с ним драка в салуне.

Презрительно засунув руки в карманы, Уэлф приблизился к Итану ленивой, развязной походкой.

— Управляющий! Как вам это нравится, парни? А я-то думал, как стать здесь управляющим? Оказывается, очень просто — через теплую постельку хозяйской дочки!

— Знал бы я, — рассмеялся кто-то из угла, — давно бы стал управляющим!

— Лично я — пас! — раздался третий голос. — Мне не нужны объедки после того мексиканца.

Уэлф стоял футах в трех от Итана. Лицо его ничего не выражало, но Итана было не провести — он сразу понял, что Уэлф готов к драке.

— Ну и как тебе, Кантрелл или как тебя там, хозяйская дочка? — Уэлф насмешливо оглядел его с головы до ног. — Держу пари, она вовсе не такая скромница, какую строит из себя!

— Я бы попросил, — прищурился Итан, — подбирать выражения, когда речь заходит о моей жене!

— Жене! — Уэлф заржал как идиот, запрокинув голову. — Хорошо, хорошо, сэр. О женах ни слова! Как и о шлюхах. Вы ведь, кажется, неравнодушны к шлюхам, сэр? Или для вас нет разницы между женой и шлюхой?

Быстро нагнувшись, Итан нанес Уэлфу удар в живот. Тот потерял равновесие. Не дожидаясь, пока противник снова обретет его, Итан наградил Уэлфа еще парой ударов.

То, что стычки не избежать, Итан знал с того самого момента, когда появился на пороге, и был готов к этому. Он понимал, что победа в драке — единственный способ заработать авторитет у этих забулдыг. Но Итан не ожидал, что сравнение Тори со шлюхой способно вдруг вызвать в нем такую волну слепой ярости. Теперь он бил Уэлфа с двойной силой — не только потому, что это было необходимо, но и потому, что был действительно зол на него. Впрочем, через минуту Итан понял, что злость, заставлявшая его что есть силы молотить Уэлфа, направлена не столько против него, сколько против себя самого. Сколько раз он сам мысленно называл Тори шлюхой!

Все находившиеся в бараке, разом позабыв про сон, столпились вокруг дерущихся и с интересом наблюдали за исходом событий, но ввязаться в драку на той или другой стороне — никто не решался. На секунду Итан остановился, чтобы перевести дыхание, и Уэлф, воспользовавшись этим, нанес ему удар в лицо. Итан почувствовал, как из носа потекла кровь, и тут же получил новый удар. Собравшись с силами, он ринулся на Уэлфа.

С самого начала борьбы было ясно, что противники друг друга стоят. Первые несколько минут слепая ярость, двигавшая Итаном, давала ему преимущество, но теперь Уэлф явно брал реванш. Итану оставалось лишь защищаться. Сначала он ожидал, что остальные вступятся за своего дружка, но быстро понял, что взаимопомощь не входит в число присущих им качеств. Работники Кэмпа наблюдали за поединком лишь для того, чтобы встать в конце его на сторону победителя. Это облегчало задачу Итана — победа над Уэлфом означала бы для него победу над всеми. Но поражение означало бы, что живым ему отсюда не уйти — в самом буквальном смысле этого слова.

Уэлф дрался не на жизнь, а на смерть. Но преимущество Итана было в том, что он больше привык к физической работе и меньше — к алкоголю, и постепенно удача начала склоняться на его сторону.

Наконец четырьмя резкими ударами Итану удалось прижать противника к стене. Еще один удар пришелся в лицо Уэлфа, и тот рухнул на пол. Итан стоял над ним, тяжело дыша, ожидая, когда Уэлф придет в себя. Кольцо вокруг противников стало уже.

Уэлф что-то прохрипел и поднял руку, показывая, что сдается. Итан помог ему подняться, но тут же понял, что это был лишь отвлекающий маневр — не успел Уэлф снова оказаться на ногах, как тут же потянулся к его горлу. Наклонив голову, Итан нанес противнику резкий удар в живот, одновременно ухватив его за плечи и наваливаясь на него всем телом. Уэлф снова оказался прижатым к стене — на этот раз уже крепче.

Из разбитой губы Уэлфа сочилась кровь, один глаз заплыл настолько, что почти закрылся, нос посинел — очевидно, он был сломан. Мускулы Итана были напряжены до предела, кровь забила ноздри так, что приходилось дышать ртом. Противники несколько долгих минут стояли друг против друга и тяжело дышали.

Наконец губы Уэлфа дрогнули в едва заметной кривой усмешке. Он с трудом поднял ослабевшую руку — на этот раз он действительно сдавался.

— Хорошо, Кантрелл, — процедил он. — Твоя взяла. Ты дважды победил меня.

Итан осторожно отпустил его, все еще опасаясь, что он опять выкинет что-нибудь неожиданное. Но Уэлф лишь доплелся до ближайшей койки и тяжело опустился на нее.

— Ну что ж. — Итан пригладил растрепавшиеся волосы плохо слушавшейся рукой. — Сказать по правде, я уже и сам начал слабеть.

К Итану подошел низкорослый человек с кривыми ногами. Его подбородок был рассечен надвое большим шрамом.

— Новый управляющий, говоришь? — Человек со шрамом посмотрел Итану в глаза. — Что ж, думаю, старик Кэмп знает, кого нанимает.

Толпа разошлась — одни стали натягивать рубахи и сапоги, другие — проверять оружие. Тем не менее каждый, возможно, бессознательно, все время поглядывал на Итана.

Кто-то бросил Итану полотенце, и он осторожно вытер кровь с лица. Уэлф «зализывал» собственные раны.

— А у тебя, парень, тоже, похоже, нелады с законом? — раздался чей-то голос. — Я прав?

Итан не сразу понял, что вопрос был обращен к нему, а поняв, не сразу ответил:

— Если и нелады, это мое дело. — Он бросил окровавленное полотенце на ближайшую койку и надел оброненную в драке шляпу.

— Нечего стыдиться, приятель, — заметил спрашивающий. — Здесь собрались такие люди, что каждому есть что порассказать.

— Да, я вижу. — Итан оглядел толпу, и взгляд его упал на Билла Пистолета. — Кое-кого даже узнаю.

Уэлф осторожно трогал плечо, проверяя, цела ли рука.

— Будь уверен, Кантрелл, — ухмыльнулся он уже почти дружески, — ты в нашу компанию впишешься. — Он повернулся к человеку, сидевшему на соседней с ним койке: — Помнишь то дельце, что мы провернули в Фабер-Хиллз?

Итан инстинктивно напрягся.

— Еще бы! — усмехнулся собеседник Уэлфа. — Все было чисто сработано от начала до конца. Мы еще тогда…

— Погоди-ка… — перебил его Билл Пистолет, пристально вглядываясь в Итана. — Если память мне не изменяет, приятель, ты когда-то был рейнджером?

Итан спокойно, с достоинством посмотрел на него:

— Работа есть работа. Но если тебя интересует моя дружба с законом, то знай: она не прекращалась.

Билл, впрочем, и сам понял, что подобный разговор опасен — он может завести куда угодно. Все сразу же притихли, занявшись кто чем, и Итан понял: узнать больше о своих новых «друзьях» ему сегодня вряд ли удастся.

— Короче, ребята, — по-деловому обратился он к ним, — сегодня нам предстоит много работы, так что мой вам совет: хотите заслужить обед — пошевеливайтесь! — И повернулся к двери.

Выйдя во двор, Итан вылил на себя ведро дождевой воды, чтобы смыть следы драки. На душе у него было муторно. Итан знал, что одной этой драки недостаточно, чтобы обрести авторитет у своих новых товарищей — он все время чувствовал на себе их косые взгляды. Все тело болело, кровь из носа окончательно остановить не удавалось, а ему еще предстоял целый день в седле… Но кто сказал, что будет легко?

Итан почувствовал на себе чей-то взгляд и обернулся. Кэмп Мередит наблюдал за ним с расстояния в несколько ярдов. Глаза его светились дружелюбием.

— Какие-то проблемы, сынок? — спросил Кэмп, оглядывая кровь на его одежде.

Итан вытер воду с лица рукой, пригладил волосы и надел шляпу.

— Вы же сами велели, чтобы я всему учился сам! — Мередит усмехнулся, пришпорил лошадь и поскакал прочь.


Адам Вуд был молод, красив и привык к вниманию со стороны женщин. Друзья часто поддразнивали его по этому поводу, и Адам всякий раз чувствовал себя неловко. Не его же вина, в конце концов, что он родился с такой внешностью! К тому же сам он считал свою физиономию довольно заурядной и никак не мог понять, отчего женщины сходят с ума при одном взгляде на него.

Вообще-то дело здесь было не только во внешности, а в сочетании внешности, хороших манер — и при этом какой-то безыскусной простоты в общении. Выгоревшие на солнце волосы соломенного цвета и выразительные голубые глаза уже сами по себе привлекали внимание, но если добавить к ним еще честную, открытую улыбку и ямочки на щеках… В лице Адама было что-то мальчишеское, тем не менее не скрывавшее его силы и опытности. Ничего для этого не делая, Адам казался каждой женщине мужчиной ее мечты — сильным, нежным, искренним, способным на глубокие чувства.

Остановив лошадь у небольшого салуна в Эль-Пасо, Адам зашел внутрь, чтобы хоть немного отдохнуть от изнуряющей жары. Как только он открыл дверь, в ноздри ему тут же шибанул характерный запах. Салун был полон посетителей — очевидно, не он один спасался здесь от жары, — и Адам решил, что самое время начать задавать вопросы.

Адам чувствовал себя уставшим, грязным и потным, к тому же он был раздосадован. След Итана он потерял пару дней назад, однако продолжал двигаться на запад, ибо знал: Итан скорее всего изберет это направление. Но Адам также знал, что Итан вряд ли станет слишком «светиться», и если Адаму так и не удастся узнать ничего конкретного, ему не останется ничего другого, как возвращаться и начинать поиски сначала.

Кивнув человеку, стоявшему за стойкой бара, Адам заказал пиво. Оно, как и предполагал Адам, оказалось теплым, но выбора у него не было. Не успел он сесть за стол, как ему тут же положила руку на плечо белокурая девица:

— Не угостите девушку пивом, сэр?

— Нет, мисс, — отрезал Адам, даже не подняв на нее глаз. — Пиво — не дамский напиток.

— У меня есть маленькая опрятная комнатка наверху, — не сдавалась красотка. — Не желаете посмотреть?

— Спасибо, мисс, в другой раз.

Передернув плечами, девица удалилась искать новую жертву.

Мужчина, сидевший за дальним столиком, вдруг, взяв свою кружку, подсел к Адаму.

— Ты правильно сделал, сынок, что отказался от услуг этой шлюхи. Она держит под подушкой пистолет, и ее клиентам зачастую приходится платить гораздо больше, чем они изначально рассчитывали. Ты симпатичный парень, и мне не хотелось бы, чтобы ты попал в беду. — Он протянул Адаму руку. — Уолт Берджесс, здешний шериф.

Адам пожал его руку:

— Адам Вуд. Рад познакомиться, шериф. — Он кивнул в сторону девицы, которая уже «клеилась» к очередной жертве: — Но почему бы ей не ответить перед законом?

Берджесс, крупный широкогрудый мужчина с седеющей шевелюрой, отпил глоток пива и пожал плечами:

— На мой взгляд, человек, прибегающий к услугам проститутки, вполне заслуживает подобного «наказания». К тому же как я поймаю ее с поличным? У меня есть жена, которая, если узнает, шкуру с меня спустит.

Адам усмехнулся. Ему почему-то вспомнилась его мать — крупная женщина, постоянно с Библией в руках, палкой заставлявшая детей уважать десять заповедей. Когда Адам покидал дом, все, что сказала тогда мать: «Надеюсь, ты будешь ; хорошим мальчиком?» Впрочем, Адам никогда и не нарушал обещания, данного матери.

Отец Адама погиб на войне. Мать с трудом могла прокормить девять голодных ртов, а работу пятнадцатилетнему парню было найти нелегко: вокруг слишком много взрослых мужчин, согласных на любую работу — кому нужен мальчишка? Поэтому, когда в городке появился человек, искавший тех, кто помог бы ему перегнать табун в Абилин, Адам, не раздумывая, пошел с ним, прихватив с собой лишь узелок со сменой белья.

Адам прежде не имел дела со скотом, но и большинство его новых товарищей — в основном намного старше его, — как выяснилось, тоже. Путешествие им предстояло весьма опасное, с самого начала было ясно, что далеко не все смогут из него вернуться. Но Адам помнил обещание, данное матери, — быть хорошим мальчиком. Свое жалованье он посылал домой, мужественно преодолевая соблазны, возникающие перед мальчишкой, впервые в жизни получившим собственные деньги.

Впрочем, Адам уже не был мальчишкой — слишком много ему пришлось пережить. Они шли ночью во время грозы, когда вокруг ни зги не видно, переходили вброд бурные реки, много дней продвигались по пустыне без воды… Вокруг Адама гибли товарищи — суровые люди, каждому из которых пришлось повидать в жизни гораздо больше, чем ему. Адам продолжал идти. Он уже знал, что в Арканзас он никогда не вернется.

В Абилине наконец Адам не удержался, не устояв перед искушениями, от которых его предостерегала мать, и они показались ему не такими уж ужасными. Промотав все, что на тот момент у него было, без гроша в кармане, Адам, сам не зная зачем, решил податься в Техас. По дороге он связался с шайкой отъявленных конокрадов, не считавших за грех пустить кому-нибудь, если надо, пулю в затылок. Так Адам, которому к тому времени уже исполнилось шестнадцать, оказался на той грани, которая отделяет законопослушного человека от преступника. Малейшего движения было достаточно, чтобы оказаться по ту или по другую сторону этой грани.

Трудно сказать, чем бы все это кончилось, если бы однажды утром, проснувшись, Адам не обнаружил себя в пустыне без коня, оружия, даже без сапог — дружки ограбили его до нитки. Решив во что бы то ни стало догнать воров, Адам преследовал их два дня. На третий ему повстречался Итан Кантрелл.

Вместе им удалось догнать воров, передать их в руки закона и вернуть пропажу. С этого момента Адам уже не сомневался, чему будет посвящена его жизнь. А Итан стал для Адама больше чем братом — он не только спас его, но и указал ему цель в жизни.

Итан научил Адама читать и писать — дома ему было недосуг учиться этому. Он научил его стрелять с седла, выслеживать врага и правильно прятаться в засаде. Итан научил его, как выжить в пустыне, не имея ни крошки еды и ни капли воды, рассчитывая лишь на свои силы. Но главное — Итан научил Адама отличать добро от зла.

— Так каким ветром, сынок, в наши края? — Шериф пристально смотрел на Адама. На лбу его залегла глубокая складка.

Адам ответил не сразу. Отпив из своей кружки, он произнес:

— Ищу одного человека. Ростом примерно с вас, телосложения плотного. Рыжий, глаза зеленые. Ездит на большом черном мустанге.

Выражение лица шерифа не изменилось.

— Много народа здесь ездит! — проворчал он. — Всех разве упомнишь!..

Адам вынул из кармана значок рейнджера и показал его Берджессу. Это явно произвело впечатление на шерифа.

— И что же натворил этот парень? Адам быстро убрал значок в карман.

— Говорят, убил шерифа. — Он понизил голос: — И сбежал.

Берджесс задумался на минуту.

— А это, часом, не Кантрелл? — спросил он. Нервы Адама напряглись до предела.

— Вы его видели?

— Видеть-то не видел, но весьма наслышан. Такие новости не лежат на месте. — Шериф надолго замолчал. Наконец он продолжил, хотя и весьма неохотно: — Есть здесь одно ранчо, за хребтом Хатчет, называется Каса-Верде. Владелец — некто Кэмп Мередит. На него работает команда самых отъявленных бандюг, каких мне только доводилось видеть. Должен, однако, предупредить: проникнуть туда почти невозможно, а уж вернуться оттуда живым — тем более. Не уверен, что твой Кантрелл скрывается именно там, но начать, пожалуй, лучше оттуда.

Допив пиво, Адам положил на стол две монеты.

— Спасибо, — сказал он шерифу и уже направился было к выходу, когда тот знаком остановил его:

— Будь осторожен, сынок! Народ здесь горячий!

— Не впервой, отец! — бойко отсалютовал ему Адам. Шериф с любопытством посмотрел на него:

— Послушай, а почему ты носишь значок в кармане, а не на груди?

— Это неофициальное задание. Я здесь по личному делу. — Он улыбнулся. — Очень личному.

Адам повернулся и вышел.


Глава 14


Следующие несколько дней Тори провела в доме, стараясь избегать встреч с Итаном. Что думал отец — решил ли он, что такое поведение типично для молодой жены, или просто был слишком занят, чтобы обращать на это внимание, — Тори не знала, но, во всяком случае, расспросами он ей не докучал. За столом Тори, разумеется, волей-неволей приходилось терпеть присутствие мужа, но тот, слава Богу, почти не смотрел в ее сторону, занятый разговором с Кэмпом. Разговоры же эти всегда касались лишь хозяйственных вопросов. В основном Кэмп задавал своему зятю, как управляющему, вопросы, а тот отвечал — всегда немногословно, но исчерпывающе и по делу. С Тори Итан был холодно вежлив и всегда держался отчужденно.

Тори не знала, где спит Итан по ночам. Она пыталась уверить себя, что ей нет до этого дела, но любопытство ее не оставляло. Не знала она и того, чем Итан занимается днем, каким образом он добивается того, что ее отец, насколько она могла судить, весьма им доволен. Тори не знала, что Итан думает о ней — и думает ли вообще.

Через неделю Тори почувствовала, что больше не в силах терпеть такое положение. Итан, по сути дела, держал ее пленницей в собственном доме. Делать Кэмпа счастливым дедушкой он явно не торопился, что, правда, вполне устраивало Тори. Она еще не теряла надежды на реванш. Хорошо смеется тот, кто смеется последним.

Как-то утром Тори объезжала ранчо. Придирчивым взглядом человека, который хозяйничал здесь целых пять лет, она проверяла, все ли сделано хорошо, и, к своему неудовольствию, обнаруживала, что со своей ролью Итан справлялся в общем-то неплохо. Как-никак детство его прошло на техасском ранчо — преимущество, которого и Кэмп и Тори были лишены. С большим пристрастием Тори подмечала то, что было сделано пусть прилично, но не идеально, словно выискивая подтверждение тому, что ее голос здесь еще что-то значит.

Тори увидела Пита Бейли и еще двух работников, загнавших стадо в небольшой каньон и отделявших молодняк. Из всех мужчин, работавших на ранчо, отец позволял Тори общаться лишь с шестью — восемью, и Пит был одним из них. Кэмп доверял Питу настолько, что со временем тот даже вошел в число главных охранников ранчо. Пит общался с Тори в таком же грубовато отстраненном стиле, как и остальные, но Кэмп почему-то считал, что он по крайней мере не опасен. Что заставляло отца так думать, Тори не знала, но, видимо, причины на то были.

Понаблюдав с минуту за точными, слаженными движениями мужчин, Тори помахала Питу рукой. Тот подъехал к ней ближе. Лицо Пита было покрыто пылью, от него пахло потом, щеку оттопыривала заложенная за нее табачная жвачка. Он держался на некотором расстоянии от Тори, чтобы ее одежда не впитала неприятные запахи.

— Ты мне нужен, — прокричала Тори, стараясь перекрыть мычание стада, — ты и твои ребята! Надо поторопиться со строительством амбаров — уже месяц прошел, а ничего не сделано.

Пит медлил с ответом, он явно колебался.

— Простите, миссис Кантрелл, — наконец кивнул он в сторону стада и снял шляпу, — но босс дал нам другое задание.

Тори застыла на месте, не зная, чему удивляться больше: отказу Пита или тому вежливому тону, которым этот отказ был дан. Тори не могла припомнить, чтобы Пит — или кто-то другой из работников — разговаривал с ней так подчеркнуто вежливо, во всяком случае, когда рядом не было ее отца.

— «Босс»? — переспросила она. — Ты хочешь сказать, мой отец?

— Нет, мэм. — Пит явно чувствовал себя неловко. — Ваш муж.

Внутри у Тори все кипело от злости, но отменять приказ Итана было бесполезно — Пит и слушать бы ее не стал. К тому же сейчас ее больше интересовало другое. Она покосилась на шляпу, которую Бейли все еще комкал в руке.

— Почему ты это сделал? — спросила она.

— Что, мэм?

— Снял шляпу. И почему ты называешь меня «мэм»?

Взгляд Пита смущенно устремился куда-то в пространство, поверх ее плеча. Наконец он заставил себя снова взглянуть Тори в глаза.

— Честно говоря, мэм, — пробормотал он, — ваш муж уже избил Уэлфа до полусмерти за то, что тот посмел плохо отозваться о вас.

На мгновение Тори потеряладар речи.

— Он… защищал меня?— пробормотала она, полагая, что ослышалась.

Пит кивнул:

— Да, мэм. Признаться, мне никогда не доводилось видеть, чтобы кто-нибудь так рьяно защищал свою жену! А может быть, на него просто в этот момент что-то нашло — вспомнил вдруг те дни, когда был рейнджером. Как бы то ни было, мне никогда не приходилось видеть, чтобы кто-нибудь так яростно работал кулаками!

Мозг Тори, до того пребывавший в заторможенном состоянии, вдруг бешено, лихорадочно заработал.

— Он был рейнджером? — не веря собственным ушам спросила она.

Пит озабоченно почесал в затылке:

— Да, мэм. Если человек убийца, то это еще не значит, что он растерял все человеческое. Он может по-прежнему уважать женщин и все такое…

«Убийца!» Это слово словно встало перед глазами Тори, написанное огромными буквами, затмевая ясное небо и солнечный день. Убийца!

Но Тори не зря была дочерью своего отца — даже в самых, казалось бы, безвыходных ситуациях она умела сохранять самообладание. На лице ее не отразилось ничего, кроме легкой тени.

— Убийца? Если ты знаешь о нем что-то конкретное, — потребовала она у Пита, — то говори. А если это только сплетни, то нечего и болтать попусту.

Пит снова отвел взгляд. Судя по его виду, он готов был провалиться сквозь землю.

— Я знаю о нем не больше, чем все, мэм. Рассказывают, что одно время Кантрелл был рейнджером, затем почему-то вдруг убил то ли шерифа, то ли доктора где-то в Уэйко. Его хотели повесить, однако он удрал прямо с места казни. Полагаю, он все еще в розыске. Но не беспокойтесь, мэм, здесь его вряд ли найдут. А найдут такой парень, как он, сможет постоять за себя.

Прошла целая минута, прежде чем к Тори вернулась способность говорить.

— Где он сейчас? — спросила она, стараясь, чтобы голос звучал как можно спокойнее.

Пит кивком указал в сторону каньона, и Тори, приглядевшись, различила на горизонте всадника и с удивлением отметила, что сердце ее почему-то забилось сильнее.

— Возвращайся к работе, — приказала она Питу. — И постарайся помалкивать о том, что ты сейчас мне рассказал.

— Хорошо, мэм, — пробормотал тот.

Тори направила лошадь к каньону. Сердце ее по-прежнему отчаянно билось, во рту пересохло. Итан — убийца, находящийся в розыске. Вот в чем, оказывается, его секрет! И вот в чем для Тори ключ к свободе. Кэмп придет в бешенство, узнав такое о собственном зяте, и, разумеется, поспешит прогнать его с глаз долой. Итан все равно не пропадет — как сказал Пит, он из тех, кто сможет постоять за себя.

Итан, казалось, ждал ее. И как ни странно, чем ближе Тори подъезжала к нему, тем больше разговор с Питом начинал казаться ей всего лишь дурным сном. Опершись одной рукой на бедро, другой свободно держа поводья, Итан чувствовал себя в седле легко и уверенно. Загорелое лицо было спокойным, но зеленые глаза возбужденно горели. Все в нем казалось Тори сильным, волевым… и таким знакомым.

Тори не забыла прикосновений его могучих рук, отлично помнила, как покойно ей было на его груди… и впервые почувствовала, что эти воспоминания совершенно не смущают ее. Как и известие о том, что Итан кого-то убил. Раз убил — значит, надо полагать, имелась причина. Во всяком случае, Итан не был похож на убийцу.

Похож или не похож, убил или не убил — что ей до этого за дело? Все, что ей нужно, — это вернуть свободу…

Итан медленно приподнял шляпу.

— Прекрасное утро, не правда ли?

Тори хотела было что-то ответить, но у нее перехватило дыхание, и она не смогла произнести ни звука. Прошла, должно быть, целая минута, прежде чем она заговорила. Она видела, что здесь, на ранчо, Итан вполне на своем месте. Как уверенно он держится, словно был здесь управляющим не без году неделя, а целый век! А разговаривал он с ней так, словно между ними никогда ничего не было — ни хорошего, ни плохого. Казалось, он говорил лишь то, что говорил — что сегодня прекрасное утро, и было похоже, что он рад ее видеть.

Тори растерялась. Что ответить? Какой реакции он ждет от нее? И главное, должна ли она признаваться Итану, что знает его страшную тайну?

— Мне нужно, — заговорила она (когда не знаешь, что сказать, лучше всего — что-нибудь нейтральное), — отрядить человек пять для строительства амбаров.

Ни просьба, ни тон Тори, казалось, не удивили Итана.

— В ближайшие шесть недель, — деловито ответил он, — вряд ли. Нам нужно успеть отогнать скот повыше в горы. Есть опасность, что пойдут такие дожди, что все затопят.

— Эти амбары уже давно следовало построить, — попыталась протестовать Тори.

Итан чуть улыбнулся:

— Здесь командую я, сеньора.

Злость, закипавшая в Тори, вдруг прорвалась наружу:

— Меня это не волнует!

— Тогда, — пожал он плечами, — разговаривай со своим отцом. Он — единственный человек, стоящий здесь надо мной.

Прикусив язык, Тори развернула было лошадь, но рука Итана сжалась на ее запястье. Тори инстинктивно попыталась освободиться, но пальцы Итана держали ее мертвой хваткой, словно наручники.

— Почему, Тори? — Он внимательно смотрел ей в глаза. — Почему мы не можем сказать друг другу и пары слов без ненависти?

Вопрос лишь на мгновение смутил Тори.

— Послушай, Итан, не задавай глупых вопросов! Ты сам отлично знаешь, почему.

Итан все так же внимательно смотрел на нее.

— Нет, — произнес он с совершенно искренним недоумением. — Не знаю.

Он отпустил ее руку. Тори почувствовала, что не в силах более оставаться с ним, выносить его взгляд. Она развернула лошадь. Но поехала не к дому.

Тори направилась к роще, где протекал ручей. Во время засухи, как это было сейчас, ручей становился таким мелким, что из него не могла бы вдоволь напиться и одна лошадь, но в сезон дождей он превращался в могучий поток, грозивший затопить все вокруг. Тори не хотелось ни в чем соглашаться с Итаном, но она не могла не признать, что отогнать скот в горы сейчас, пожалуй, действительно первоочередное дело… если, конечно, и впрямь хлынут дожди.

Тори услышала за спиной стук копыт. Она знала, что это Итан, но даже не обернулась. Почему у нее так бьется сердце при его приближении?

Привязав лошадь к дереву, Тори направилась к ручью. Она слышала, как Итан слезал с лошади. Тори села у ручья и стала развязывать ботинки. Над ней висела тень Итана, но Тори по-прежнему не оборачивалась.

— Прохлаждаешься? — с иронией проговорил он. — А тебе не кажется, что дома полно работы?

— Ты же, по-моему, сам хотел, — съязвила она, — видеть меня ленивой, толстой сеньорой!

Итан промычал что-то неопределенное. Тори очень хотелось обернуться, но она преодолела это искушение.

— Хотел, — признал он.

Итан опустился на землю рядом с ней. Тори сняла один ботинок.

— Да, — раздумчиво произнес вдруг он, — быть управляющим, оказывается, не так легко, как я думал.

Тори по-прежнему не поднимала взгляда, но чувствовала, что Итан пристально смотрит на нее. Неслушавшимися пальцами она стала нервно развязывать шнурок на втором ботинке.

— Главная проблема, — продолжал он, — это завоевать доверие людей. Но во-первых, они здесь дольше, чем я, и опыта у них больше, а во-вторых, они сами по себе весьма непростые люди. Так что, думаю, командовать здесь должен все-таки один человек.

Тори сняла ботинок и поставила рядом с собой.

— Понятно, — пробормотала она машинально.

— И уж тем более мне не хотелось бы все время спорить с женщиной. Это не по мне.

Тори сверкнула на него глазами:

— Ничего не поделаешь, придется с этим смириться! Я ведь тоже из тех, кто здесь гораздо дольше, чем ты!

Глаза Итана смеялись:

— Согласен — ты здесь дольше, чем я. Так почему бы тебе не научить меня кое-чему?I

Тори не знала, всерьез или в шутку сказана эта фраза, и решила промолчать. Отвернувшись от Итана, она стянула чулки и с наслаждением погрузила ноги в прохладную, ласкавшую кожу воду.

К ее удивлению, Итан сделал то же самое — скинув башмаки и стянув носки, он пододвинулся и опустил ноги в воду всего в нескольких дюймах от нее.

— Брр! — поежился он. — Да, человеку, привыкшему проводить большую часть времени в пустыне, трудно привыкнуть к ледяной воде.

Тори кинула на него взгляд из-под ресниц, слегка нахмурившись. Итан сидел, опершись на ладони и запрокинув голову, и не мог видеть ее взгляда. Сама же Тори была не на шутку растеряна. С самого дня свадьбы они не перкинулись, пожалуй, и десятком фраз, да и то лишь когда это было необходимо, и при этом тон Итана всегда был резким, насмешливым… а сейчас все обстояло совсем иначе. Тори еще не приходилось видеть Итана таким, и она не знала, как ей следует себя вести. Одно она знала совершенно определенно: ей не хотелось верить, что Итан — убийца.

— Ты много времени провел в пустыне? — осторожно переспросила она.

— Случалось, — неопределенно ответил он.

Тори перевела взгляд на воду, на свои босые ступни… и на ступни Итана. Крупные, раза в два больше, чем ее собственные, жилистые и натруженные. Щиколотки Итана были покрыты легким рыжеватым пушком, напоминавшим Тори о волосах на его груди.

Тори почувствовала, что Итан смотрит на нее, и смущенно отвела взгляд от его ног.

— Ты не похожа на других женщин, — сказал он вдруг задумчиво. — Мне даже трудно определить, какая ты.

Тори удивленно посмотрела на Итана, чувствуя, что ее сердце начинает биться как-то по-новому.

— Что ты имеешь в виду?

— Да вот хотя бы все это. — Итан повел рукой вокруг. — Не кажется ли тебе, что более подходящее для женщины место — в доме? Она должна шить, готовить обед и все такое…

— Шить и готовить я умею.

— Да. И тем не менее предпочитаешь возиться на ферме с мужской работой, в грязи и в пыли…

— Что же в этом плохого?

— Я не говорил, что это плохо. — Итан смотрел на нее, но Тори чувствовала, что обращается он больше не к ней, а к самому себе, словно обнаружил в себе что-то новое и еще не понял, нравится ли оно ему. — Просто раньше я таких женщин не встречал.

— У папы нет сына. — Тори не могла придумать другого ответа ее мысли были слишком заняты тем, что же происходит сейчас в голове Итана. — Рано или поздно ферма перейдет ко мне. Должна же я хоть немного научиться с ней управляться!

Лишь после того как Тори произнесла это вслух, до нее дошло, что теперь это не так. Она замужем, и ферма перейдет не ей, а мужу. Да, их брак нельзя назвать браком, но что закону за дело до этого? Тори лишь сейчас поняла, что в день свадьбы потеряла не только свободу — она потеряла и ферму. Она потеряла все! Ее вдруг охватил ледяной ужас.

— А почему вдруг ты стал разговаривать со мной в таком тоне? — спросила она, не отводя взгляда от своих ног.

— В каком?

— Так… вежливо. В чем дело?

Тори не могла видеть лица Итана, но почувствовала, что он улыбается.

— Не знаю. Должно быть, это просто глупость. Помолчав с минуту, он добавил:

— Может быть, я таким образом пытаюсь извиниться за то, что все так вышло. Ведь мы же оба этого не хотели. Моя вина здесь тоже есть — я должен был понимать, что ты всего лишь молодая девушка…

Тори молчала, не зная что ответить. Босые пальцы Итана — случайно или не случайно — коснулись ее ноги так легко, что Тори почти не отличила их прикосновение от ласковых вод ручья.

— Я думаю, — тихо сказал Итан, — тебе сейчас ничуть не легче, чем мне.

У Тори внутри все напряженно замерло — то ли от слов Итана, то ли от прикосновения его ноги.

— Конечно, — чуть слышно призналась она. Итан наконец убрал ногу. Голос его звучал хрипло:

— Я думаю, лучшее, что мы можем сделать в такой ситуации, — это постараться держаться друг от друга как можно дальше.

Сколько раз Тори сама говорила себе то же самое! Почему же теперь слова Итана так больно резанули ее по сердцу?

— Да, ты прав, — отрешенно согласилась она. — Не обижайся, но признаюсь, каждая минута с тобой для меня пытка.

— Признаюсь и я, сеньора. — Голос Итана утратил недавнюю вежливость. — Я тоже не могу похвастать что вы вносите радость в мою жизнь.

Тори скрипнула зубами, но сумела все-таки сдержать себя. Вода, еще за минуту до того ласкавшая ее своей прохладой, вдруг показалась противно теплой. Сейчас ей действительно нестерпимо захотелось быть от Итана как можно дальше.

Тори поднялась.

— Что ж, — бросила она, сама не отдавая себе отчета в своих словах, — не вижу проблем. Как только мой отец узнает твой секрет, он тут же отошлет тебя как можно дальше!

Итан, словно пантера, мгновенно вскочил на ноги. Тори стояла к нему спиной, но он схватил ее за руку и рванул так, что заставил повернуться. Лицо Итана было ужасным.

— О чем ты? — требовательно спросил он.

Тори отвернулась, не в силах встретиться с ним взглядом. Внутри у нее все кипело. Тори предприняла отчаянную попытку вырваться, но пальцы Итана лишь еще крепче сжались на ее запястье. Она с ненавистью посмотрела на Итана.

— О тебе! — выкрикнула она, словно плюнув ему в лицо. — О тебе, доблестный техасский рейнджер, презренный убийца, трижды презренный за то, что убил своего коллегу слугу закона! Не волнуйся, отец все узнает — разве что у тебя хватит подлости убить и меня! Он отдаст тебя в руки закона, если только сумеет преодолеть искушение самому пристрелить тебя!

Итан медленно отпустил ее руку и вдруг искренне рассмеялся. Тори ожидала от него какой угодно реакции, но только не этой.

— Вот оно что! — давясь смехом, едва выговорил он. — Так вот, сеньора. — Итан наконец отсмеялся. — К твоему сведению, твой драгоценный папаша все это уже знает. Он знал это с самого начала — еще когда нанимал меня спасать тебя из лап твоего ненаглядного Диего. Скажу больше — иначе бы он меня, пожалуй, и не нанял.

Тори в недоумении отпрянула от него.

— Не веришь — спроси у него сама.

Больше всего Тори была поражена даже не тем, что сказал Итан — не важно, верила она этому или нет, — а его мгновенному превращению из галантного, вежливого кавалера в того Итана, каким она привыкла видеть его в последние несколько недель — холодного, жесткого, смотрящего на нее с неизменной ненавистью.

— Ну! — Злорадство в голосе Итана росло с каждым его словом. — Чего стоишь? Беги к папаше, убедись сама, правда ли то, что я сказал. Убедись, какого мужа он для тебя выбрал! Может быть, тогда оставишь наконец бредовую идею освободиться от меня!

Тори вскочила на коня и, яростно пришпорив его, пустилась галопом.

Отца она застала в кабинете. При других обстоятельствах ей показалось бы это странным — в такое время дня он должен бы быть на ферме, распоряжаться работами. Тори не могла припомнить случая, когда бы этот порядок нарушался. Но сейчас ей было не до того, чтобы думать об этом.

Тори влетела в кабинет, словно ураган. Щеки ее пылали, глаза метали молнии.

— Что ты знаешь об Итане? — требовательно выкрикнула она, на ходу сбрасывая шляпу.

Слегка откинувшись на стул, Кэмп состроил гримасу и сложил руки на груди.

— А что ты о нем знаешь? — в свою очередь, спросил он.

— Ты знаешь, что его разыскивают? Он был рейнджером, убил шерифа…

На лице Кэмпа не отразилось ничего.

— Стало быть, тебе уже это известно? Ну-ну!..

Тори показалось, что она проваливается в какую-то бездонную, черную, дьявольскую пустоту. Даже в самых страшных снах она не могла представить, что ее может предать не кто-нибудь, а родной отец…

— Ты знал? — прошептала она. — Знал — и позволил ему… — Ледяной холод в груди Тори вдруг сменился всесокрушающей волной ярости. — Ты говорил, — голос Тори срывался на крик, — что ты заботишься обо мне, что все делаешь для моего блага… Ты просто торговал мной!

— Да, черт побери, я действовал ради твоего блага! — Тори еще ни разу не приходилось видеть отца в такой ярости — от крика Кэмпа, казалось, сотрясались стены. — Подумай сама, — продолжал он уже спокойнее, — чем Итан может навредить тебе? Если он до сих пор не в руках закона, то это только благодаря моему покровительству. Он должен быть полным идиотом, чтобы в такой ситуации осмелиться что-то сделать против моей воли. Стало быть, ни в ком ты не можешь быть так уверена, как в нем — он и сам тебя пальцем не тронет, и другим не позволит. По-моему, для тебя такой муж — лучшая защита!

— Но он убийца! Ты выдал меня замуж за преступника, которого ищут!

— Я тебя выдал замуж? — Голос Кэмпа был резок. — По-моему, это был твой выбор!

Тори чувствовала, что ей сейчас станет плохо. Очень медленно лицо Кэмпа начало принимать спокойное выражение.

— Виктория, — глухо проговорил он, — может быть, сядем, поговорим?

Тори опустилась на стул: во-первых, она едва стояла на ногах, а во-вторых, ей было некуда бежать. Несмотря на всю обиду на отца, ей по-прежнему хотелось верить, что тот действует ей во благо. Она ожидала услышать от него то, что наконец даст ей удовлетворительное объяснение, почему он решил выдать ее замуж за Итана.

— Тори, ты знаешь, как я тебя люблю. Ты — единственное, что есть у меня в этом мире. Ради тебя я готов на все. Ты говоришь, что не любишь этого человека. Я этого не знаю и мне до этого нет дела. Я думаю о том, что он может сделать для тебя. Я вижу, что он достаточно силен и умен, чтобы суметь позаботиться о тебе, и достаточно порядочен, чтобы тебя не обидеть. Я это вижу, я даже уверен в этом.

Тори покачала головой.

— Ты не знаешь его, папа, — прошептала она. Лицо Кэмпа приняло суровое выражение.

— Нет, это ты его не знаешь. Я понимаю — ты женщина, и с этим, увы, ничего не поделаешь… Но послушай же, Тори! Мы живем среди суровой природы, и, чтобы освоить ее, нужны сильные мужчины. Иногда… — В глазах отца появилось что-то непонятное Тори — тоска, усталость… — Случается иногда, что человек делает что-то, что в тот момент кажется ему единственно правильным, а потом всю жизнь сокрушается…

Голос Кэмпа сорвался. Казалось, он вспомнил о чем-то своем, но затем старик тряхнул головой, пытаясь вернуться в реальность.

— Поэтому, — продолжал он, — я всегда говорил: прошлое человека — его личное дело. Главное — какой он сейчас, как он сейчас поступает. Да, мы не знаем, что там натворил Кантрелл; возможно, никогда и не узнаем, если только он сам не соизволит нам рассказать. Но какая, в конце концов, разница? Что бы там ни было — все это наверняка уже в прошлом. Если убил кого-то — значит, была у него на то причина. Люди меняются, Тори. Я знаю одного человека в Аризоне, который когда-то грабил банки, а теперь стал начальником федеральной полиции. Человека нельзя оценивать по одному его поступку. Надеюсь, ты понимаешь, что я хочу сказать?

Тори подняла на отца глаза, полные слез.

— Нет, папа, — проговорила она. — Я этого никогда не пойму!

Тори поднялась и решительно вышла из комнаты, хлопнув дверью.

В коридоре она столкнулась с Консуэло.

— Не кажется ли вам, — набросилась на нее Тори, прекрасно осознавая несправедливость своих обвинений, — что подслушивать под дверью некрасиво? Если хотите что-то знать — папа сам вам все расскажет.

Решительно подобрав юбки, Тори с презрительным видом прошла мимо.

Выражение лица Консуэло не изменилось.

— Я все знаю, — проговорила она. Тори мгновенно повернулась к ней.

— Вы все знали?! Все знали и…

Взяв Тори за руку, Консуэло мягко, но настойчиво потянула ее в сторону гостиной.

— Нам нужно поговорить.

Тори чувствовала себя слишком уставшей, чтобы противиться, и покорно пошла за ней. Но как только дверь за ними захлопнулась, Тори вдруг дала волю слезам:

— Как он мог! Родной отец… И еще смеет говорить, что любит меня!

— Он тебя любит, — успокаивающе произнесла Консуэло. — Просто у женщин иногда своя логика, а у мужчин — своя, и нам их не понять. Когда-нибудь ты простишь его…

— Никогда не прощу!

С минуту Консуэло молчала. Сочувствие к Тори боролось в ней с преданностью к Кэмпу.

— Есть вещи, — сказала она наконец, — касающиеся твоего отца, о которых ты никогда не узнаешь.

Тори долго смотрела на нее, пытаясь разгадать, что за секреты хранит Консуэло об ее отце… и о себе самой. Но в темных глазах испанки Тори не могла прочитать ничего.

— Но вы-то знаете об этом и все равно любите его?

— Да. Как и ты знаешь об Итане… то, что знаешь, и все равно по-своему любишь его. В глубине души ты понимаешь, что он неплохой человек.

Тори долго молчала. Как ни трудно ей было с этим согласиться, все же приходилось признать, что Консуэло права. Дело было даже не в том, что то же самое говорил ей и отец. Главное — это же подсказывало ей собственное сердце. Правда состояла в том, что с самого начала, несмотря ни на что, Тори хотелось верить, что Итан не виновен в убийстве — даже если действительно его совершил.

Тори резко тряхнула головой:

— Как я могу любить преступника? Кто я после этого? — На губах Консуэло дрогнула чуть заметная улыбка:

— Женщина, всего лишь женщина. Как я уже говорила, любовь бывает разной. Может быть, Итан сумеет научить тебя какой-то иной любви, чем та, которую ты до сих пор знала…

Тори прикусила губу.

— Может быть, и так, — вздохнула она. — Но это не меняет того факта, что его разыскивают.

— У закона короткая память. Столько всего происходит, кому сейчас дело до одного убийства? А если что — твой отец сумеет его «отмазать».

Тори верила этому она привыкла считать отца всемогущим.

Консуэло подошла к Тори и дотронулась до ее руки. Она смотрела на Тори с нежностью, в голосе звучала мольба:

— Твой отец далеко не молод. А ты уже не ребенок, а замужняя женщина. Все, что он делает, он делает ради тебя. Подумай, стоит ли тебе с ним ссориться, даже если он в чем-то не прав?

Тори задумалась. В словах Консуэло звучала горькая правда. В последнее время отец выглядел таким постаревшим, таким уставшим… И большая доля вины за это лежит на ней. Тори вдруг ощутила щемящее чувство жалости к отцу и раскаяния в том, как она с ним обращалась. Да, отец жестоко ее обидел, да, он, может быть, был не прав, но ведь он хотел как лучше… Ради этого она должна его простить!

Тори опустила глаза.

— Я пойду к нему. Скажу, что все осознала… — Она восхищенно посмотрела на Консуэло. — Как вам удается всегда и во всем принимать правильное решение?

— Если бы… — грустно улыбнулась та. — Увы, не всегда и не во всем.

Консуэло прикоснулась к щеке Тори, а та, в свою очередь, дотронулась до ее руки.

— Я рада, что вы здесь, — благодарно сказала она. В глазах Консуэло блеснули слезы.

— Ступай к отцу.

Кивнув, Тори покинула комнату.


Глава 15


Северный ветер заставил Тори поежиться — не потому, что был холодным, а потому, что его порывы и внезапно потемневшее небо так живо напомнили ей о другом ветре, другой буре…

Но стоит ли предаваться воспоминаниям? Прошлого все равно не вернешь, как ни старайся. Обычный летний ливень, и тучи хотя и весьма грозного вида, но вполне привычные — сине-лиловые, а не неестественно-желтые. Судя по всему, следует ожидать нешуточного потопа, но, слава Богу, Итан позаботился о том, чтобы отогнать скот повыше в горы.

Все утро Тори разыскивала заблудившихся коров, и к тому времени, как небо стало темнеть, ей удалось найти около десятка животных и присоединить их к небольшому стаду, которое работники собрали на лужайке. Ветер был уже таким сильным, что Тори приходилось держаться за поводья лишь одной рукой, а другой придерживать шляпу. Упали первые капли дождя.

— Загоните скот в амбар! — распорядилась Тори, обращаясь к одному из работников. — Надеюсь, никто из людей не остался на улице?

— Кажется, — почесал подбородок тот, — я видел, как Кантрелл направлялся в город. Впрочем, возможно, он уже вернулся…

Тори озабоченно вглядывалась в небо. С одной стороны, Итан все время подчеркивал, что распоряжается здесь теперь не она. Так что если он попадет в грозу, то виноват будет только сам. С другой — Тори слишком привыкла чувствовать ответственность за все, что происходит на ранчо, чтобы позволить кому-то из работников — а Итан, собственно, тоже входил в их число — попасть в беду. Выругавшись себе под нос, Тори направила лошадь на дорогу, ведущую к городу.

Ливень обрушился внезапно — небо словно разверзлось в одно мгновение. Он барабанил по полям шляпы Тори, застилал ей глаза, прилепил к седлу сразу же намокшую юбку. Тори продрогла до костей. От разогретой за многие дни жары земли поднимался туман, вода уже не стояла лужами, а размывала почву мощными потоками. Тори уже не видела ничего дальше головы своей лошади и старалась лишь удержаться в седле и не потерять направления, которое теперь ей приходилось определять интуитивно. Каждый раз, когда вспыхивала молния, бедное животное испуганно замирало и Тори стоило большого труда заставить лошадь продолжать путь.

Ругая Итана последними словами, Тори подъехала к ручью, около которого несколько дней назад они сидели с Итаном. Маленький ласковый ручеек уже успел превратиться в могучий, ревущий поток.

Тори почти ничего не видела и решила было повернуть назад, как вдруг сквозь рев воды различила испуганный, отчаянный крик теленка. Соскочив с лошади, Тори поспешно привязала ее к кустам и бросилась на крик. На бегу она заметила привязанную к дереву корову — очевидно, мать теленка, — а рядом лошадь Итана. Значит, он тоже где-то здесь.

И тут Тори увидела его. Стоя по пояс в воде, Итан пытался веревкой вытащить из потока отчаянно захлебывающегося теленка. Итан мужественно боролся с бушевавшей стихией, но сам мог в любой момент потерять равновесие.

— Итан! — крикнула Тори, пытаясь перекрыть рев потока.

Тот не слышал ее.

— Итан! Итан! — надрывалась она. Наконец он обернулся. Глаза его зло блеснули.

— Что ты здесь делаешь? — прорычал он, перекрывая шум воды.

Тори поспешила к берегу, поскользнулась и упала на одно колено.

— Бросай мне веревку! — крикнула она. Поколебавшись пару секунд, Итан перехватил веревку посередине и бросил свободный конец Тори. Та с трудом поймала ускользавшую веревку — так сильно барахтался обезумевший теленок, — быстро обмотала ее вокруг запястья и стала тянуть.

Берег был скользким, словно каток, Тори несколько раз падала, почти все время ей приходилось ползти на четвереньках. В рот набивалась липкая глина, платье промокло насквозь. Один раз Итан упустил веревку, и Тори пришлось ждать, пока он снова за нее ухватится, в другой раз из-за рывка обезумевшего теленка она сама упустила ее, и ей пришлось возвращаться назад на целый ярд и снова продолжать свой медленный путь. Наконец, добравшись до своей лошади. Тори привязала веревку к стремени.

— Порядок! — изо всех сил крикнула она Итану, чуть не сорвав голос.

Отвязав свою лошадь от дерева, Тори повела ее под уздцы. Наконец напряжение веревки ослабло. Обернувшись, Тори С удовлетворением увидела, что Итан вытаскивает злополучного теленка на берег.

Итан развязал веревку, шлепнул теленка пару раз по брюху, и тот на шатающихся ногах направился к матери. Через пару минут корова и теленок уже бежали к стаду.

Тори отвязала ненужную теперь веревку от стремени. Вытирая ладонью воду с лица, к ней подошел Итан. В глазах его Тори читала благодарность — или ей это лишь показалось?

— Ты с ума сошла! — проворчал он. — Зачем ты в это ввязалась?

— Мне приходилось бывать и не в таких передрягах. Ничего страшного.

Тори снова взглянула на Итана. Нет, она не ошиблась — он действительно смотрел на нее сейчас с теплотой и нежностью. Должно быть, Итан, как и она, вспоминал сейчас тот ужасный день, когда они так же вместе боролись с разбушевавшейся стихией — и вышли победителями. Тори вдруг безумно захотелось, как тогда, броситься в объятия Итана, ощутить тепло его тела, почувствовать себя любимой, надежно защищенной…

«Обними меня! — хотелось крикнуть ей. — Хотя бы всего один раз…»

И Итан, словно прочитав ее мысли, обнял ее — а может быть, она его. Тори не могла потом вспомнить, кто из них сделал первый шаг. Но какое это имело значение, если в следующую секунду они были в объятиях друг друга и их губы слились?

Дождь продолжал яростно хлестать, но Тори почти не ощущала промокшей одежды — ее грело тепло Итана, улыбка его глаз — и собственное сердце, бешено и радостно колотившееся в груди.

Поводья все еще были в руке Тори, но она совсем забыла об этом, пока вдруг не почувствовала рывок. Увлекаемая лошадью, Тори невольно разжала объятия и отступила от Итана на шаг. На мгновение они замерли, глядя друг на друга.

— Я думаю, — кашлянул Итан, — нам лучше поторопиться.

Он направился к своей лошади, и через минуту они уже ехали обратно. За всю дорогу оба не проронили ни слова.

Проводив Тори до дома, Итан, очевидно, сразу же снова куда-то уехал, так как к ужину не явился. Тори заговорила об этом с отцом.

— А ты что думала? Хороший управляющий не станет прохлаждаться за столом во время бури, когда скоту может грозить беда! — резонно заметил Кэмп. Немного помолчав, он добавил: — Нет, все-таки неплохо, что теперь у меня есть такой помощник, как Итан! Я уже старею, мне все труднее одному управляться с огромным хозяйством…

Образ Итана преследовал Тори, словно наваждение. Она до сих пор ощущала прикосновения его сильных рук, вспоминала его нежный взгляд… За ужином руки Тори тряслись, она почти не притронулась к еде, а на вопросы отца отвечала так рассеянно, что ему вскоре пришлось прекратить разговор. Мысли ее лихорадочно перепрыгивали с одного предмета на другой.

«Он убийца! — словно нашептывал ей какой-то голос. — Он предал тебя, использовал, использует и сейчас, а ты ему это позволяешь!»

Тори было трудно что-либо возразить на это. Она не могла не признать, что прилипчивый голос в чем-то прав, умом понимала, что должна вести себя с Итаном крайне осторожно… но сердце твердило иное. Воспоминания о волшебных ощущениях от прикосновения его рук не покидали ее, как ни старалась она их прогнать. Она ненавидела его, не хотела видеть, быть его женой, делить с ним постель… но знала, что испытанное ею тогда, в пустыне, и сегодня, у бурного потока, не умрет никогда. Никогда…

К вечеру дождь наконец стих. Тори сидела у окна своей спальни в легкой ночной рубашке, рассеянно слушая стук последних капель. Закрыв глаза, она прислонилась лбом к стеклу. Да что с ней такое творится, в конце концов?! Сколько можно заигрывать с опасностью, мечтать о невозможном, бередить душу? Столько волнений из-за ничего не значащего поцелуя, который нужно просто забыть — раз и навсегда.

Во всем доме стояла тишина. Кэмп уже спал — в последнее время он почему-то стал рано ложиться. Слуги тоже разбрелись по своим комнатам, не видя смысла в бодрствовании, если хозяин спит. До слуха Тори вдруг донесся лай собаки во дворе, шаги человека, входившего в дом, затем мужское покашливание из кухни и звон кастрюли. Разумеется, это мог быть кто-нибудь из слуг или работников.

Но обманывать себя было бесполезно — Тори знала, что это не слуга и не работник. Поднявшись, она накинула халат и поспешила на кухню. Как ни странно, она была абсолютно спокойна.

Итан уже развесил у камина мокрую одежду и натягивал чистую рубашку. Он был без обуви, в шерстяных носках. На плите побулькивала кастрюля с ужином, распространяя вокруг аппетитный аромат. Итан стоял к Тори спиной и не заметил ее появления. Она подошла к нему.

— Ты почему не спишь? — удивился он. Тори пожала плечами:

— Просто решила узнать, как прошел день.

— Нормально, — откликнулся он. — Никаких серьезных происшествий.

Тори старалась не смотреть на движения его сильных, мускулистых рук, заправлявших рубашку в брюки, но не могла отвести глаз. Почувствовав, как краска приливает к ее щекам, она отвернулась.

Сев у камина, Итан начал смазывать свои ботинки свиным жиром, чтобы мокрая кожа, высыхая, не трескалась. Тори много раз наблюдала, как то же самое делал ее отец, и эта сцена — потрескивание дров в камине, запах кожи — всегда действовала на нее умиротворяюще. Но сейчас это был не отец, и все было по-другому…

Взгляд Тори вдруг упал на аккуратно свернутый матрас Итана, лежавший в углу. Создавалось впечатление, что им ни разу не пользовались. Тори удивленно посмотрела на Итана.

— Где же ты спишь? — спросила она, стараясь, чтобы голос не выдал ее удивления.

Итан взглянул на нее, перевел взгляд на матрас и снова сосредоточился на ботинках.

— Я привык спать под открытым небом, а привычки трудно менять.

Он понимал, что ответ глупый. Но что он должен был ответить? Что, проведя весь день под холодным, дождем, в грязи, в тяжелой работе, он мечтал лишь об одном — о постели Тори, мягкой, свежей, согретой теплом, ее тела?.. Любой мужчина жив только этим: уходя утром на тяжелую, однообразную, осточертевшую работу, он должен знать, что вечером, когда вернется, его будет ждать теплый очаг, горячий ужин и женское тепло. Тори… Возвращаться к ней каждый вечер, любить ее долго, до изнеможения, а потом просто лежать рядом и чувствовать, засыпая, ее дыхание на своем плече… Неужели он не заслужил этого?

Итан встряхнул головой. Пустые фантазии! Тори — вот она, здесь, но то, о чем он сейчас думал, всего лишь безумная мечта. Он чертовски устал, промок до костей, не дай Бог еще простудиться… Все, что ему сейчас нужно, — это скорее завалиться спать, а тут сидит эта девица и вызывает у него ненужные мысли.

Тори поднялась и поставила чайник, решив выпить чаю. Для Итана же, чтобы он согрелся, она приготовила известное средство — виски, немного сахару и немного лимонного сока — и поставила его на огонь.

— А почему ты не спишь со всеми, в бараке? — спросила она, садясь рядом с Итаном.

Тот посмотрел на ее рыжие локоны, свободно рассыпавшиеся по плечам.

— Послушай. — Он снова перевел взгляд на ботинки, которые держал в руках. — Я считаю, что наши с тобой отношения — это только наше дело.

Тори удивленно посмотрела на него:

— Я тоже так считаю. Именно это я и сказала отцу. Ты знаешь, он хочет выделить нам комнату… — Тори замолчала, пристально наблюдая за реакцией Итана.

— Знаю, — кивнул тот. — Мне он тоже об этом говорил.

Тори вдруг почувствовала вспышку гнева на отца за то, что тот сует нос не в свое дело. Она быстро отвернулась к огню, чтобы Итан не видел ее вспыхнувших щек. Тем не менее ее сжигало любопытство: как все-таки Итан относится к идее общей спальни?

— А что, — протянул он небрежным тоном, — иметь спальню было бы совсем неплохо! Можно выписать мебель из Нового Орлеана или Сан-Франциско, повесить какие-нибудь шторы в цветочек из тех, что так нравятся вам, женщинам.

Тори вдруг все поняла. Итан действительно всерьез думает об этом. Он хочет этого. Настоящего брака и всего, что под этим подразумевается. Голова Тори кружилась, мысли путались. Она сама думала об этом, сама этого хотела…

— Ты этого хочешь? — очень осторожно спросила она. Голос Итана звучал безразлично, но Тори показалось, что ей удалось различить в нем нотки надежды.

— А чего хочешь ты, Тори?

Тори хотелось во всем ему признаться, безумно хотелось… Но ей вдруг вспомнился холод отчуждения в глазах Итана, когда она в прошлый раз своим поведением недвусмысленно дала ему понять, чего хочет. Она боялась снова наткнуться на эту стену ледяного равнодушия в его глазах. Нет, на сей раз он должен сделать первый шаг, первым во всем признаться.

Но Тори понимала, что сам Итан ни в чем не признается. Так и было — он упорно молчал.

— Чего мне хотелось бы, — проговорила Тори, проглотив обиду, — это чтобы папа наконец перестал вмешиваться в мою жизнь!

Чайник вскипел. Тори поднялась, чтобы снять его, но обожглась и невольно вскрикнула. Поднявшись, Итан протянул ей тряпочную прихватку.

— Спасибо, — тихо поблагодарила она, не глядя на него. Живя в Виргинии, Тори привыкла пить чай — там это считалось признаком хорошего тона. Переехав же в Нью-Мексико, она перешла на кофе, как все, и чай уже почти не пила. Сейчас же она готовила его лишь для того, чтобы чем-то себя занять и чтобы у нее был предлог посидеть на кухне.

Тори налила Итану вскипевшее виски.

— Выпей, это тебя согреет.

Он с недоверием взял кружку из ее рук, но, понюхав и отпив глоток, довольно улыбнулся:

— Виски с сахаром и лимонным соком? Да, отличное средство от простуды, помню, еще моя мама делала… Лимоны, правда, у нас были не всегда…

Тори вернулась к столу и занялась своим чаем.

— А мы каждый год заготавливаем сок. Розита знает, как его хранить.

Итан подсел к ней со своей кружкой. Несколько минут они молчали. Тори опустила глаза, но чувствовала, что Итан пристально ее рассматривает. От этого ей было немного не по себе — она не знала, о чем он думает.

— Знаешь что? — наконец нарушил молчание Итан. — Я должен признать, что мы с тобой хорошо поработали на пару. Обычно таких комплиментов женщинам не делают, но на тебя вполне можно положиться в трудную минуту. Тори пожала плечами:

— Я все-таки выросла на ферме, привыкла выполнять мужскую работу…

— А что касается того, что произошло сегодня…

Тори напряглась. Разумеется, Итан имел в виду сегодняшний поцелуй. Что он скажет? Будет снова обвинять ее в том, что она набросилась на него, словно последняя шлюха, извинится за свое поведение… или скажет, что сам хотел этого, что только этого все время и хотел… Итан молчал.

— Все в порядке, — не выдержала Тори. Она опустила взгляд, рассматривая чашку. — Ругаемся мы с тобой тоже иногда неплохо! — добавила она, пытаясь обратить все в шутку.

— Иногда? — усмехнулся Итан. — По-моему, мы с тобой все время только это и делаем!

Переведя дыхание, Тори посмотрела на него.

— Знаешь что? — призналась она. — Когда я тебе сказала, что знаю твой секрет… короче, я пошла к отцу. Он тебе рассказывал?

— Нет, — удивился Итан.

— Так вот, он меня убедил. Сказал, что доверяет тебе, а мой отец не из тех, кто привык доверять людям. Он считает тебя порядочным человеком.

Итан напряженно молчал.

Отпив глоток, Тори продолжала: — Я пошла к отцу… потому что думала, что он не знает о твоем прошлом, а узнав, сразу же расторгнет наш брак и прогонит тебя.

Итан недоуменно посмотрел на нее. Почему она вдруг заговорила об этом?

— Ты сама можешь прогнать меня.

Взгляд Тори был спокоен:

— Я и не говорила, что передумала. Когда-нибудь я это сделаю.

— А почему не сейчас?

Итан внимательно посмотрел на Тори. В ее голубых глазах читалось столько мужества и наивной честности, что сердце Итана невольно сжалось.

— Не знаю, — прошептала она. — Может быть, потому, что тоже доверяю тебе. Если ты убил тогда этого человека, наверное, у тебя имелась на то причина Может быть, он был таким, что его и стоило убить. Но ты вернулся тогда за мной, хоть я и стреляла в тебя, ты спас меня от песчаной бури… Ты мог бы и не жениться на мне, сбежав от отца, — ты достаточно умен, да и с оружием обращаешься неплохо… Но ты остался. Почему?

Итан ощутил в желудке неприятный спазм.

— «Дура! — чуть не сорвалось у него с языка. — Все это я делал не ради тебя, а ради себя! Очень нужно мне было тебя спасать! Если я это и делал, то лишь для того, чтобы потом пристрелить твоего папашу! А ты мне нужна как прошлогодний снег!» Итану хотелось прокричать это Тори в уши, трясти ее до умопомрачения, пока она наконец не поймет все, хотелось швырнуть в нее чем-нибудь, избить… только бы не слышать, что она ему доверяет.

Но Итан молчал, хотя внутри у него все кипело от недовольства собой. Как ни пытался он ненавидеть Тори, Итан не мог заглушить голос совести, говорившей ему, что эта девочка ни в чем не виновата. Но десять лет назад он поклялся отомстить за жену и не свернет с дороги. Он, как и Тори, не виноват в том, что она дочь Кэмпа Мередита.

Итан не мог отказаться от своего замысла, не мог, разумеется, и признаться в нем Тори, но и обижать ее он не хотел.

— Итан, — в глазах Тори читались надежда и отчаяние, желание знать правду и страх, — расскажи мне о том, что случилось в Техасе. — Ей понадобилась вся ее воля, чтобы произнести эти слова.

Рука Итана, державшая кружку, вдруг дрогнула. Это было внешнее проявление той страшной внутренней борьбы, которая происходила в нем. Отпив глоток, он поставил кружку на стол.

— Я не могу тебе об этом рассказать. Есть вещи, о которых ты не узнаешь никогда.

Итан посмотрел на нее. Тори понимающе кивнула, однако то был жест безысходности, и Итан знал это. Да, трудно женщине иной раз понять мужскую психологию… Но Итан чувствовал, что не смеет оставить Тори в неведении.

— Иногда, — начал он, — случается что-то такое, чего ты никак не ожидал и не хотел. — Он замолчал, подыскивая слова, и вдруг они сами пришли к нему — простые, правдивые. — Иногда человек так во всем запутывается, что становится уже не властен над собой — понимает, что нужно бы остановиться, страстно этого хочет, но ничего не получается. А затем жалеет о сделанном, но уже не может ничего изменить…

— Понимаю, — задумчиво кивнула Тори. — Я ведь и сама совершила в жизни одну ужасную ошибку, которую уже не исправишь, — убежала с Диего. И наказала не только себя, но и отца, и тебя… Какая же я была дура!

— Ты была не дура, Тори, — мягко сказал Итан. — Ты была молода, полна надежд… Разве это плохо?

Сердце Тори учащенно забилось. Возможно, Итан сказал это, чтобы ободрить, поддержать ее, не вкладывая в свои слова никаких чувств… но ей так хотелось верить, что сейчас, здесь, они могут поведать друг другу все свои сокровенные тайны. Может быть, такого момента больше никогда не будет.

Тори посмотрела на кружку в своей руке, на сильную руку Итана, сжимавшую другую кружку.

— Но закончилось все очень плохо, — проговорила она. — Нас с тобой вынудили вступить в фиктивный брак. Я — не настоящая жена и никогда ею не буду. — Она посмотрела на него — Ты хотя бы уже был женат, знаешь, что такое настоящий брак…

— Да, знаю.

Тень, пробежавшая по его лицу, заставила Тори осторожно предположить:

— Должно быть, ты очень любил ее…

Итан долго молчал, пытаясь понять, что происходило с ним, когда Тори упомянула о его первой жене.

Больше всего его удивило то, что в первый раз при воспоминании о Кэтлин он не ощутил жгучей боли утраты. В первый момент это его ужаснуло, словно он совершил что-то постыдное. Но потом ему вдруг стало ясно, в чем причина.

Да, он любил Кэтлин, ему нравилось заниматься с ней любовью… но он никогда по-настоящему не пылал к ней страстью, никогда в течение дня не мечтал вернуться к ней вечером, медленно, постепенно раздевать ее при свете лампы, прикасаться к ее коже, учить ее любви… да она и сама не провоцировала его на это. Кэтлин была просто Кэтлин — заботливая, верная, надежная.

— Да, я ее любил, — начал он, словно сам впервые открывал для себя то, о чем говорил. — Любил ее голос, фигуру, улыбку… Она вносила уют в мой дом и вообще была правильной женой — может быть, даже слишком правильной. За это я ее и любил — она была такой женой, какая нужна мужчине. Но я никогда не задумывался, о чем она думает, что чувствует, о чем мечтает… Впрочем, мне кажется, у нее и не было никаких нереальных фантазий…

«Как, например, построить мост до луны…», — подумалось ему при этом.

— Теперь мне кажется, — закончил Итан, — что я ее, по сути, никогда как следует и не знал…

Он снова посмотрел на Тори. Ее глаза были печальными, широко открытыми и понимающими. И Итан вдруг почувствовал, что призрак, преследовавший его целых десять лет, куда-то исчез — тихо, без шума, безо всяких внешних проявлений. На мгновение Итан ощутил легкую грусть, но затем и она куда-то испарилась. Итан просто смотрел на Тори.

Тори хотелось протянуть к нему руку, дотронуться… Состояние перемирия между ними было таким хрупким, что Тори боялась, что оно может распасться от одного слова, одного движения… Но ей так хотелось прислониться к плечу Итана, успокоить его, а главное — понять. Ей хотелось обнять его и, отгородившись от всего мира, долго-долго молчать… Итан был рядом стоило лишь протянуть руку. Но Тори не смела сделать это движение первой.

— Спасибо за то, что ты мне это рассказал.

— Я сам рад, что сделал это.

Итану безумно хотелось дотронуться до ее лица, провести рукой по ее рыжим шелковистым волосам — хотя бы раз…

Итан опустил глаза.

— Надеюсь, когда-нибудь ты встретишь мужчину, с которым будешь так же счастлива, как я со своей Кэтлин…

«Не надо мне другого мужчины! — хотелось крикнуть Тори. — Возьми мою руку, Итан, поцелуй меня…»

Нервы Тори были напряжены так, что пальцы дрожали, барабаня по столу. Усилием воли она заставила себя успокоить их.

— Почему я не могу быть счастлива с тобой? — прошептала она.

Итан посмотрел на нее — и одного этого взгляда было достаточно, чтобы он сдался.

«Да, — пронеслось в его голове, — ты можешь быть счастлива со мной, Тори… Сегодня и всегда…»

Все можно было сделать так просто — взять ее за руку и отвести наверх, в спальню. Эта ночь станет их ночью. Эта — и все последующие…

Рука Итана потянулась к Тори.

И тут его, словно молния, вдруг обожгла мысль: «Не забывай, где ты, Итан, не забывай, зачем ты здесь…»

Пальцы Итана сжались в кулак.

— Потому что не можешь, и все тут! — отрезал он. Итан резко поднялся из-за стола и направился к матрасу.

— Пойду спать, — сурово сообщил он, подхватывая его. — Земля, я думаю, уже достаточно просохла.

Тори поднялась с трудом — у нее подгибались колени. Хрупкий момент близости уже прошел, и Тори чувствовала, что вместе с ним она словно теряет какую-то часть себя…

— Ты можешь спать здесь, — непослушными губами предложила она. — Я иду наверх. Спокойной ночи! Надеюсь, мое средство поможет тебе не простудиться.

Вернувшись в спальню, Тори легла в постель. Она не плакала. Слезами здесь не поможешь. Она ничего не потеряла. Ничего.


Глава 16


Адам никогда прежде не бывал в Драй-Уэллсе, но все провинциальные городишки были похожи друг на друга как две капли воды. Город словно остановился в своем росте, законсервировавшись от каких-либо перемен, кроме разрушений. У детей на улицах были красные, воспаленные глаза, у каждого продавца в лавке на боку топорщился револьвер, женщины ходили в коротких юбках и блузках с глубоким декольте. Драй-Уэллс был городом, существовавшим ради какой-то одной цели, а точнее, одного человека.

По тем крохам, что ему удалось собрать, Адам составил себе более или менее ясное представление о владельце Каса-Верде, Кэмпе Мередите. Поговаривали, что его огромное состояние нажито грабежом, разбоем, обманом честных фермеров и что в работники и охранники он нанимает отъявленных головорезов. Что ж, обычное дело: чтобы как-то выжить, не говоря уже о том, чтобы разбогатеть, в этих диких краях человеку волей-неволей приходилось не гнушаться ничем. Также ходили слухи, что у Мередита есть друзья в весьма высоких сферах, вплоть до губернатора штата, и что на ранчо порой творятся весьма сомнительные с точки зрения закона дела. Все это было очень интересно, но в общем-то не говорило ни о чем и не давало Адаму никакой информации об Итане Кантрелле.

Владелец конюшни оказался маленьким, приземистым человеком с налитыми кровью глазами и седой щетиной на щеках. Он оглядел лошадь Адама взглядом знатока:

— Похоже, парень, ты задался целью загнать своего мустанга до полусмерти! Да у него все ноги стерты!

Адам ослабил поводья и погладил морду лошади.

— Что поделаешь, приходилось пробираться по бездорожью. Так сколько за стойло и за кормежку? Ведра овса в день, я думаю, хватит.

Старик почесал щетинистый подбородок.

— Два доллара в день. Хороший уход гарантирую. Мы — единственная конюшня в городе.

— Хорошо, — кивнул Адам, — два так два, включая чистку щеткой каждый вечер. Много у вас тут случается проезжих?

— Сказать по правде, не очень… Был тут, правда, недавно один, с ним мы договорились за доллар в день — его лошадь была в гораздо лучшем виде, чем твоя, ухаживать за ней было прямо-таки одно удовольствие! Огромный черный мустанг, а сложен — просто загляденье!

По шее Адама вдруг пробежали мурашки. Усилием воли заставив себя не показать своей заинтересованности, он оглядел конюшню:

— Так куда же он делся? Что-то я не вижу здесь никаких черных мустангов… Он был недоволен вашей работой?

Старик поцокал языком:

— Э, приятель, этот парень оказался высокого полета — без году неделя как приехал сюда, а уже успел стать важной шишкой! Женился ни много ни мало на дочери владельца ранчо, стал у него управляющим, так что теперь у него своя конюшня и я ему не нужен.

У Адама закружилась голова, хотя он сам не мог бы сказать, от шока или от разочарования. Женился на дочери Кэмпа, стал управляющим… Неужели речь идет об Итане? Но вряд ли через этот городок проезжает много людей на огромных черных мустангах…

— Управляющим? Уж не на том ли огромном ранчо, что мне довелось проезжать? — Адам кивнул головой в направлении ранчо.

— Здесь только одно ранчо, сынок, — Каса-Верде.

— Я ищу работу, отец, и думаю, мне стоит обратиться туда. Как зовут этого управляющего?

— Кантрелл. — Сплюнув на пол, старик обошел вокруг лошади Адама, делая вид, что осматривает ее. — Но мой тебе совет, сынок, — в Каса-Верде соваться бесполезно. Скорее всего с тобой и разговаривать никто не будет, а просто пристрелят. — Старик наклонился к Адаму: — Ладно, сынок, так и быть — семьдесят пять центов за сутки, и будет твоей лошадке и ведро овса в день, и теплая попона на ночь.

— Пятьдесят, — машинально бросил Адам, хотя сейчас ему было не до того, чтобы торговаться со стариком. Адам еще не полностью отошел от шока, мозг его лихорадочно работал, однако Итан не зря в свое время научил его кое-чему: голова Адама при любых обстоятельствах оставалась ясной.

— А есть ли какой-нибудь иной способ получить работу без того, чтобы опасаться быть пристреленным? Мне нечего есть, но я еще не дошел до такого отчаяния, чтобы ради работы рисковать жизнью.

Старик посмотрел на Адама, прищурив глаза, словно оценивая его. Он молчал так долго, что Адам уже решил, что ответа и не будет. Но вот старик снова сплюнул и пожал плечами.

— Спроси у сеньориты в салуне. Только она имеет свободный доступ на ранчо, но живет в городе. Может, она замолвит за тебя словечко…

— Спасибо. — Адам повернулся, чтобы идти.

— Подожди, сынок!

Адам обернулся. Старик протягивал руку:

— На случай, если ты не вернешься с ранчо живым, заплати вперед.

Порывшись в кармане, Адам извлек доллар:

— Это за два дня. Остальное — когда вернусь. Я вернусь живым, черт побери, и если не будешь как следует следить за лошадью, я из тебя кишки выпущу!

Старик не стал спорить. Получив доллар, он с довольным видом вытер его о рубашку и опустил в карман. Адам вышел из конюшни и перешел улицу.

Он ощущал в желудке какую-то тяжесть, как будто его пнули туда сапогом. Имя — Кантрелл. Приехал на большом черном мустанге. Все сходится. Но поселиться среди самых отъявленных проходимцев, стать управляющим, жениться на дочери хозяина — это на него совершенно не похоже! Десять лет быть служителем закона, а затем вдруг убить шерифа и пуститься в бега — в это просто трудно поверить. Будучи в бегах, вдруг осесть и жениться — это уже вообще ничем нельзя объяснить, если только не предположить, что Итан повредился рассудком.

Впрочем, почему? Если посмотреть на все это с другой стороны, то действия Итана вполне разумны и логичны. Втереться в доверие к всесильному Мередиту, стать его зятем — неплохая защита для того, кто не в ладах с законом…

Но чем бы ни было вызвано решение Итана, принимая его, он наверняка решил окончательно проститься с прошлой жизнью. Вот это-то и казалось Адаму самым странным. Была или нет в поступках Итана логика — все это не было поведением того Итана Кантрелла, которого знал Адам. Он ничего не мог понять; оставалось самому проникнуть на Каса-Верде и там все узнать.

В салуне было темно и пусто, если не считать человека в переднике, вытиравшего столы. Адам с удивлением отметил, что для такого захолустного городка салун выглядел весьма неплохо. Полы деревянные, а не земляные, на окнах шторы, столы чистые, посуда блестит… даже передник уборщика вполне свежий.

Уборщик поднял глаза на Адама:

— Чем могу служить, сэр?

— Я ищу сеньориту.

Уборщик смерил Адама настороженным взглядом.

— Кто вас послал?

— Владелец конюшни. Глаза уборщика сузились:

— Мисс Гомес никого не принимает в это время. — Выдвинув ногой стул, Адам сел.

— Я подожду, — произнес он вежливо.

— Послушайте, сэр!..

— Все в порядке, Джонни, — послышался из-за занавесок приятный женский голос. — Я сейчас выйду.

Занавески раздвинулись, и из-за них вышла женщина — самая красивая женщина, какую Адаму когда-либо приходилось видеть: волосы чернее ночи, атласная кожа, влажные, выразительные глаза, похожие на два огромных агата… Женщина, казалось, не шла, а скользила, словно по волнам, юбки ее соблазнительно шуршали при ходьбе, духи распространяли магический аромат. Любая другая рядом с ней казалась бы лишь жалкой пародией.

Незнакомка подошла к Адаму.

— Консуэло Гомес, — представилась она. — Вы хотели меня видеть?

Адам почувствовал, что все его тело словно налилось свинцом. С большим трудом он заставил себя подняться со стула и снять шляпу.

— Добрый день, мэм, — с усилием произнес он, не отрывая от нее взгляда.

Женщина наклонила голову, и Адам заметил шрам на ее щеке. В нем вдруг вскипела злость. Ему не раз приходилось убивать людей — хотя каждый раз исключительно ради самообороны, — и он давно научился делать это безо всяких эмоций, но если бы ему сейчас попался тот негодяй, что посмел ударить ножом такую женщину, он убил бы его с наслаждением.

Адам заметил, что женщина как-то странно смотрит на него, и лишь тогда осознал, что неприлично с его стороны ее рассматривать. Он откашлялся.

— Простите за беспокойство, мэм. Разрешите представиться: Адам Вуд.

Женщина улыбнулась. В улыбке ее были доброжелательность и некоторое удивление.

— Чем могу быть полезна, мистер Вуд?

— Мне хотелось бы получить какую-нибудь работу на Каса-Верде. Но владелец конюшни посоветовал мне сначала поговорить с вами.

Она покачала головой:

— Боюсь, в данный момент им работники не нужны. Ближайшее ранчо в двух днях езды отсюда, попробуйте попытать счастья там.

Женщина повернулась, собираясь уйти, и Адам, не столько даже из-за того, что помнил о своем деле, сколько не желая, чтобы она уходила, пояснил:

— Видите ли, мэм, есть одна проблема… Она обернулась.

— Понимаете, — он застенчиво улыбнулся ей, — последний доллар я отдал владельцу конюшни… Боюсь, что до ближайшего ранчо мне не добраться — за два дня и я, и моя лошадь просто околеем с голода…

Консуэло колебалась. Молодой человек был ей симпатичен и вызывал доверие, но, как она знала по опыту, внешность бывает обманчива. Возможно, это действительно просто очередной нищий, ищущий работу, какие иногда забредают в их края. Но два незнакомца за столь короткий период, и оба ищут работу в Каса-Верде — не слишком ли странное совпадение? Нетрудно догадаться, что обоим явно нужен Кэмп Мередит…

Итана Кантрелла, как известно, разыскивают. А вдруг этот мальчик — агент рейнджеров, охотящийся за ним? Если так, то, пожалуй, лучше взять его на работу к себе, чтобы иметь возможность наблюдать за ним как можно пристальнее. Но в этом, разумеется, есть и немалая доля риска…

Адам Вуд смотрел на Консуэло чистыми, невинными глазами.

— Пожалуй, — раздумчиво проговорила она, — Джонни не помешал бы помощник… Если не брезгуешь подметать пол и мыть посуду и согласен работать лишь за койку и харчи, то поработай недельку-другую. А там посмотрим.

Лицо Адама озарилось улыбкой. Сейчас он был готов драить тарелки от рассвета до заката, лишь бы быть рядом с этой женщиной. Но главное, у него появлялся шанс выследить Итана.

— Конечно, мэм. Я согласен.

Консуэло не могла сдержать улыбки. Молодой человек ей нравился, и, кто бы он там ни был, ей было приятно, что он будет находиться при ней.

— Отлично. Скажи Джонни, чтобы накормил тебя и отвел комнату.

Вернувшись к себе, Консуэло решила было предупредить Кэмпа о появлении незнакомца, но затем подумала, что особой необходимости в этом нет: у Кэмпа сейчас и без того много хлопот, а за этим парнем она и сама как-нибудь проследит. Может быть, позже она и сведет его с Кэмпом. А пока подождет и посмотрит.


День близился к закату. Итан сидел на крыльце амбара и чинил порванную уздечку. В последние дни ему приходилось работать так много, что иногда он даже не являлся к ужину. Кэмп не видел здесь ничего странного — работы в этом сезоне действительно много, — но сам Итан понимал, что настоящая причина кроется в том, что он избегает общества Тори. Он подозревал, что и Тори это понимает.

Тори безумно влекла его. Он сам не знал, почему, но разве у таких вещей бывает рациональное объяснение? Чем больше он старался не думать о ней, тем ярче ее образ стоял у него перед глазами. Он засыпал с мыслью о Тори и просыпался с мыслью о ней, и во сне — все тот же образ… Никогда еще он так не влюблялся. Это была болезнь, безумие. И Итан понимал, что дело здесь не только в сексуальном влечении. Он ловил себя на том, что целыми днями неосознанно ищет встречи с ней, но в то же время старается ее избегать. Итан смотрел на нее издали, когда она проезжала мимо на лошади, ловил звук ее голоса, когда она разговаривала с рабочими. Каждый раз, когда Тори его замечала, он спешил ретироваться, но образ ее неотступно преследовал его.

Итан тряхнул головой, сердясь на самого себя. Да в чем здесь, собственно, проблема?! Взять да и овладеть ею по праву законного мужа! Тем более что иногда ему казалось, что она не станет возражать, будет даже рада…

Но она ему не жена, а он ей не муж. Ни в каком смысле, кроме формального. Он здесь не останется. Еще день, неделя, максимум месяц… У него есть план, и он от него не отступится. И не следует думать, что, выполнив свою задачу, он осиротит Тори, предаст ее, сделает еще более несчастной, чем теперь…

Господи, каким простым и ясным все было с самого начала — и в какой кошмарный узел все связалось теперь! Раньше он знал, что верно, а что нет, что он должен делать, а чего не должен… А теперь все так запуталось, что Итан уже не был уверен в правильности своих прежних жизненных ориентиров. Одно ему было ясно: он не мог вовлекать Тори во все это глубже, чем уже вовлек.

Тори ни в чем не была виновата. Она не заслуживала такого мужа, а еще меньше того, что он собирался сделать с ее отцом. Что ж, по крайней мере, когда все закончится, он покинет ее, брак будет расторгнут и появится полная определенность. А пока ему следует держаться от нее как можно дальше.

Итан вполне понимал это — умом. Но сердцу его от этого было не легче.

Из размышлений Итана вывел звук шагов за спиной — кто-то вышел на крыльцо. Обернувшись, Итан увидел Уэлфа Питерсона.

— Ужинать с нами идешь? — спросил тот.

— А что там сегодня? — откликнулся Итан.

— Да вчерашнее тушеное мясо, — проворчал Уэлф. — Надоело уже! Надеюсь, завтра повар все-таки сподобится приготовить что-нибудь новенькое. Так ты идешь?

Итан подергал уздечку, проверяя ее прочность.

— Сейчас, одну минуту! — Ему хотелось, чтобы Уэлф удалился, но тот, напротив, был расположен поболтать.

— Я слышал, что следует ожидать новых дождей, — продолжил беседу Питерсон.

— В ближайшие пару дней, думаю, вряд ли. Но на всякий случай отогнать скот в горы не мешает. А для этого нам надо отобрать лошадей пятнадцать — двадцать покрепче и начать их объезжать уже завтра.

Уэлф присел на крыльцо рядом с Итаном.

— Ненавижу объезжать лошадей! — поморщился он. — Адская работа!

— Ничего не поделаешь.

Уэлф рассеянно жевал травинку.

— Кстати, о лошадях. — Голос его звучал как-то уж слишком запанибратски, и это насторожило Итана. — Слышал, может быть, что для армии недавно закупили в Мексике огромный табун лошадей? Деньги за него повезут с вооруженным конвоем. Я узнал, что на следующей неделе, в пятницу, они будут продвигаться через наши края…

До Итана не сразу дошло, что имеет в виду Питерсон. Он посмотрел на Уэлфа.

— По-моему, неплохой шанс поживиться! — Уэлф не выказывал ни малейшего смущения. — Как ты на это смотришь, приятель?

По спине Итана пробежали мурашки, но он постарался не подать вида.

— А как на это посмотрит хозяин? — осведомился он. Уэлф выплюнул травинку.

— Я думал, хозяин здесь ты! Итан пожал плечами:

— Ты знаешь, кто здесь хозяин. Я так же подчиняюсь ему, как и ты.

— О старике не беспокойся. Он ничего не узнает. А узнает — пристрелить его не стоит труда.

Итан пристально посмотрел на Уэлфа.

— Почему ты выбрал меня? — спросил он.

Уэлф почесал небритый подбородок, скривив лицо.

— Честно говоря, мы тут с ребятами приглядывались к тебе и поняли, что парень ты неглупый. Организовать все как следует сможешь только ты. Старик не подходит — когда-то мы с ним задавали шороху на всю округу… — Уэлф на минуту замолчал, поглощенный воспоминаниями о былых похождениях. — Но теперь он уже не тот — нервы, должно быть, сдали после этой истории с дочерью. А ты, я думаю, идеально подходишь, чтобы возглавить это дело. Впрочем, как хочешь. Но у тебя, — Уэлф многозначительно прищурился, — кажется, нелады с законом?

— Есть такой момент, — пробормотал Итан, возясь с уздечкой, и посмотрел на Уэлфа. — Дай мне, пожалуй, подумать пару дней…

Уэлф поднялся на ноги.

— Я знал, дружище, что не ошибся в тебе, — улыбнулся он и пошел в барак.

Итан нахмурился. Казалось бы, все складывалось ему на руку и как нельзя просто: имей Итан на руках доказательства, что Кэмп замешан в подобных делах — не сносить старику головы.

Но радости от этого Итан почему-то не испытывал. Он чувствовал лишь усталость и опустошенность.

Однако ничто в мире не могло заставить Итана Кантрелла отказаться от осуществления своего плана.

Поужинав с работниками, Итан направился к дому. В душе его боролись два чувства: ему хотелось, и как можно скорее, исполнить наконец свой план и в то же время не спешить с этим. Было поздно, и Тори наверняка уже спала, а вот насчет Кэмпа Итан не был уверен. Иногда старик ложился рано, но в последние дни он обычно по вечерам принимал Итана с отчетом за день. Возможно, сегодня Кэмп тоже не спит, поджидая его.

В нижнем этаже еще горел свет, но окно Тори было темным. «Ну конечно, — решил Итан, — она уже спит». Но подъехав к крыльцу, где он обычно привязывал своего коня, он увидел ее.

Тори стояла у конюшни, озаренная полной луной, отрешенно вглядываясь в ночь. Обычно к ужину она меняла свой дневной ковбойский костюм на какое-нибудь платье, и то, которое было на ней сейчас — голубое с розовым, с пышными рукавами, — показалось Итану особенно красивым. Волосы она стянула на макушке черной лентой, и они рассыпались по плечам великолепным каскадом. Итану захотелось сказать ей, как она хороша, — но, во-первых, он не привык делать комплименты женщинам, а во-вторых, не знал, какой будет реакция Тори.

Спешившись, Итан привязал свою лошадь к крыльцу. Тори, несомненно, слышала, как он подъехал, но не обернулась. Похоже, она ждала его действий, но Итан уже решил, как он будет действовать. Он должен войти в дом, словно не замечая Тори, покончить наконец с ее отцом — и бежать.

Он так решил, но почему-то медлил…

Итан подошел к ней. Почуяв его, лошади в конюшне приветливо заржали. Итан остановился рядом с Тори. Ему вдруг вспомнилась другая ночь, когда он стоял здесь, злясь на нее, на себя и на весь белый свет, и Тори подошла к нему.

— Снова мечтаешь о луне? — спросил он. Она повернулась к нему:

— Ты же сказал, что это глупость!

— Я этого не говорил.

«Хватит! — подумалось вдруг ему. — Сколько можно тянуть, в конце концов?! Иди и сделай наконец то, ради чего ты здесь…»

Но Тори смотрела на него такими большими, таинственными, словно лунный свет, глазами, что Итан не удержался:

— Ты сегодня отлично выглядишь! Ждала кого-нибудь в гости?

Тори едва заметно улыбнулась, пожав плечами:

— Нет. Просто люблю иногда наряжаться. Должно быть, очередная глупость…

Тори не стала признаваться, что наряжается и причесывается так каждый вечер — ожидая его. Она никогда ему в этом не признается, ибо это глупость гораздо большая, чем мечтать о луне или наряжаться просто так. Никогда не признается… А ей достаточно и того, что он сейчас пришел и заметил, как она выглядит…

Тори не знала, почему Итан пришел. Она не тешила себя надеждой, что он здесь ради нее. Но сама она не была равнодушна к его присутствию… Сердце ее забилось сильнее.

Итан молчал, глядя в пространство. Скоро, очень скоро все кончится. Пусть не сегодня. Самое большее — несколько недель, и он уйдет отсюда. Уйдет навсегда, чтобы никогда больше не увидеть Викторию Мередит. Викторию Мередит Кантрелл. Свою законную жену.

Что будет с ней, когда он уйдет? Что она будет делать, что будет чувствовать, оставшись вдруг совершенно одна на всем белом свете — без отца, без мужа… Кто о ней позаботится?

Но Итан снова напомнил себе, что он не может отказаться от своего плана. Что бы ни случилось, это всегда будет главным. Сейчас, когда он наконец так близок к осуществлению того, что в течение целых десяти лет составляло смысл его жизни, он просто не имеет права на колебания.

Итан вглядывался в ночь, пытаясь найти слова.

— Вчера вечером, — наконец начал он, не глядя на Тори, — ты сказала, что совершила ошибку, которая исковеркала всю твою жизнь. Я, пожалуй, тоже…

Тори хотела было что-то ответить, но слова замерли у нее на губах. Она напряглась, пытаясь понять то, что сказал Итан, и то, что он оставил невысказанным.

— Я подумал, может быть, тебе стоит вернуться в Виргинию? Наверняка у тебя там остались какие-то родственники. Или в Новый Орлеан — тебе ведь, кажется, там нравится? Найдешь какого-нибудь адвоката, который поможет признать наш брак недействительным, и никто ничего не узнает.

В груди Тори словно вдруг что-то оборвалось. Похолодев, она еле выдавила из себя:

— Ты этого хочешь?

Итан заставил себя не отвести от нее взгляд. Пальцы его непроизвольно сжались в кулаки.

— Это для твоего же блага.

В сознании Тори вдруг мелькнул слабый огонек надежды.

— Ты этого хочешь? — повторила она, на этот раз настойчивее.

Хочет ли он этого? Вопрос вертелся в мозгу Итана. Он сам не знал, чего он хотел. Но его желания не должны играть здесь никакой роли. Если бы все его желания могли исполняться, он вернулся бы к началу и никогда не приехал бы сюда… Впрочем, сейчас Итан уже не знал, что бы он сделал.

— Наш брак фиктивный, — заметил он, отвернувшись от Тори. — Никто не будет думать о тебе хуже, если ты расторгнешь его. А там, глядишь, найдешь себе в Новом Орлеане жениха — кого-нибудь из тех пижонов, что тебе нравятся.

— Ты этого хочешь? — уже не сдерживаясь, крикнула Тори.

Итан повернулся к ней. Глаза его бешено сверкали.

— Да, черт побери, да! Я этого хочу, я всегда этого хотел, как и ты!

— Я этого не хочу!

Слова вырвались у Тори против ее воли, но они уже были сказаны. Сорвавшись с уст, они теперь жили самостоятельной жизнью, повиснув в воздухе, отдаваясь в ее ушах все громче и громче. Да, она этого не хотела.

Тори прерывисто дышала, руки ее тряслись, глаза возбужденно сверкали. Итан замер, словно прирос к месту. На лице его сменяли друг друга выражения гнева и мольбы, радости и разочарования, отчаяния и надежды…

Наконец Итан перевел дыхание.

— Иди в дом, Тори. У меня кое-какое дело к твоему отцу. Не думаю, что ему понравится, если ты будешь стоять здесь одна.

Тори подняла голову.

— Я пойду, Итан. Уже действительно поздно, пора спать. Но знай, ты не сможешь так просто отделаться от меня. Впрочем, ты и сам это знаешь…

Слова Тори еще звучали в воздухе, а она уже повернулась и пошла к дому. Итан решил подождать, пока она отойдет подальше. Но Тори уже давно переступила порог, а он все еще стоял, не в силах прийти в себя.

Розита сказала, что Кэмп уже в своей спальне, но свет у него горел, и Итан направился туда. Сердце его замирало, однако мозг работал четко. Итан постучал в дверь.

— Входи, — послышался голос Кэмпа.

Итан вошел. Кэмп еще не разделся, он сидел в кресле напротив окна. На столике рядом с ним стояла бутылка вина. Вид пьющего в одиночестве старика почему-то тронул Итана. Он отметил, как осунулось за последнее время лицо Кэмпа, как ссутулились плечи…

«Господи, — подумалось Итапу, — десять лет. Как давно это было! Помнит ли он то ограбление банка в Техасе, молодую женщину, лежащую в луже крови? Сколько денег они тогда поимели с этого ограбления? Стоило ли оно того?»

Кэмп усталым жестом пригласил его войти.

— Что так поздно, сынок? Что-то случилось?

Итан вошел в круг света от настольной лампы и повесил шляпу на угол кровати.

— Да, произошло кое-что, о чем, я думаю, вам лучше узнать сразу.

— Я слушаю. — Кэмп налил себе еще вина. Руки его заметно тряслись.

Итан присел на краешек кровати и оглядел спальню. Обстановка в ней была спартанской. Чувствовалось, что здесь никогда не хозяйничали женские руки. Итан вдруг подумал о том, не предстоит ли ему самому лет через двадцать превратиться в такого же сломленного жизнью старика, пьющего в одиночку в комнате, которой никогда не касалась женская рука.

— Короче, — мотнул головой Итан, — Уэлф с дружками кое-что затеял. На следующей неделе тут будут проезжать люди с большой суммой денег, и парни решили немного поживиться.

Итан замолчал, ожидая реакции Кэмпа. Но тот лишь залпом осушил свой стакан и почему-то нажал себе кулаком в живот так резко, что внутри у него что-то хрустнуло. Итан решил было даже, что старик не слышал его, но тот, поставив трясущимися руками стакан на пол, вытер губы и усмехнулся:

— Что ж, я не удивлен — это вполне в их духе. — Он посмотрел на Итана. — Тебя они, я полагаю, просили не говорить мне об этом?

Итан пожал плечами:

— Они решили, что возглавить дело должен человек с неплохими мозгами, и выбрали меня.

Кэмп закашлялся, затем кашель резко прервался. Снова ткнув себя кулаком в живот, он отвернулся. Итан, нахмурясь, наблюдал за ним.

Наконец Кэмп посмотрел на него. На лице Мередита трудно было что-либо прочесть.

— И что же, по-твоему, мы должны делать? — спросил он.

— Я пришел спросить об этом у вас.

В глазах Кэмпа промелькнул огонек, от которого Итану стало не по себе.

— Я хотел бы знать, сынок, что будешь делать ты. Это называется проверкой характера.

Итан знал, что должен быть очень осторожен с ответом. Но все складывалось совсем не так, как он ожидал…

— Я буду делать то, что прикажете мне вы. Я здесь именно для этого.

— Но ты семейный человек, — резко возразил Кэмп. — Ты подумал об этом?

Итан молчал.

Огонек в глазах Кэмпа погас, словно от него требовалось слишком много энергии, чтобы его поддерживать.

— У семейного человека есть обязанности, — продолжал Кэмп. Голос его звучал так, словно он обращался не к Итану, а к самому себе. — Не мешало бы тебе помнить об этом.

— Деньги очень большие, — вздохнул Итан, стараясь, чтобы голос его звучал как можно безразличнее. — А вы, как утверждают работники, хороший организатор.

— Да, неплохой. — Голос Кэмпа звучал глухо, голова повисла, словно он был не в силах ее удержать. Итан решил, что старик сильно пьян. — Было время, — бормотал Кэмп, — когда мы с моими ребятами проворачивали по шесть-семь дел одновременно, и все всегда было сработано точно как в аптеке. Что это были за ребята! Старина Джо, Билл Пистолет… Четверых хватало на то, чтобы остановить поезд, троих — чтобы ограбить банк, шестерых — чтобы отобрать все у добытчиков золота в горах. И ни одного прокола! А почему? Потому что во главе стоял хороший организатор! Эти ребята неплохо управлялись с оружием, но без меня они все равно ничего бы не смогли сделать. Мозги, сынок, мозги — вот что главное! — Он посмотрел на Итана. — Ты знаешь, что во время войны я был офицером?

Итан молчал. Где-то в комнате тикали часы — тихо, ритмично, монотонно, — и так же ритмично и монотонно стучало сердце Итана.

Кэмп покачал головой:

— Впрочем, войну ты скорее всего не помнишь ты еще слишком молод. И не дай Бог тебе, сынок, узнать, что такое война! Я тогда был лейтенантом, и, доложу тебе, неплохим. Но войну мы все равно проиграли…

Кэмп снова надолго замолчал, погруженный в воспоминания. Итан чувствовал, что его нервы на пределе. Ему совершенно не хотелось выслушивать пьяную исповедь старика.

— А когда война кончилась, я вдруг почувствовал, что мне некуда идти. Да, у меня была жена, маленькая Тори… но не мог же я вернуться к ним без гроша в кармане! И я подался на Запад, стал заниматься тем, к чему привык, — стрелять, убивать, разрабатывать операции, отдавать приказы… Я понимаю, гордиться тут нечем, но другого выхода у меня не было. Должен же я был как-то кормить семью!

У Итана уже затекла спина от долгого неподвижного сидения, выслушивания этого совершенно не нужного ему монолога, вынужденного молчания. Что ему за дело до этой пьяной исповеди? Кэмп Мередит убил его жену и еще, должно быть, бесчисленное число людей и давно уже должен был понести заслуженное наказание. И что за дело Итану до того, что иначе Кэмп не смог бы прокормить свою семью, что вообще за дело ему до Кэмпа? Все, чего Итану сейчас хотелось, — это покончить наконец как можно быстрее со своим делом.

Кэмп посмотрел на него, как-то странно прищурившись, словно смеялся над самим собой:

— И знаешь, что самое смешное, сынок? Никто ни разу так и не смог ничего пронюхать. Ни Тори, ни ее мать, царство ей небесное, ни рейнджеры, ни даже сам губернатор. Так до сих пор никто ничего и не знает. Но ты-то знаешь, приятель! — Кэмп пристально посмотрел на него. —Иной раз я просто поражаюсь, как много ты знаешь…

Внутри у Итана все напряглось, дыхание словно остановилось. Тиканье часов, еще минуту назад казавшееся ему тихим, теперь отдавалось в его ушах словно удары молота.

Но Мередит всего лишь покачал головой, слегка скривив губы:

— Вот такая ситуация, сынок. Что-то я уж слишком много стал болтать — старею, должно быть… Последние пять лет жизни, сынок, я посвятил тому, чтобы обеспечить всем, чем только можно, мою Тори — кроме нее, в целом свете у меня не осталось никакой родни. Убивать я больше никого не буду — разве что если вдруг кто-то осмелится отнять что-нибудь у меня и у Тори. Ты понял, сынок?

Сейчас Итан понимал лишь одно: Кэмп не клюнул на его удочку — прошли уже те времена, когда старик играл с законом. Но внутренний голос говорил ему о гораздо большем, однако Итан старался не прислушиваться к нему.

— Понимаю. Вы не хотите марать руки.

— Более того. — Взгляд Кэмпа вдруг стал острым, голос окреп. — Я хочу, чтобы ты отвратил Уэлфа и его дружков от подобных авантюр — раз и навсегда. Когда ты женился на Тори, я предупреждал тебя, что народ здесь неспокойный. Я не хочу, чтобы у Тори после моей смерти были какие-то проблемы. — Кэмп пристально посмотрел на него. — Вот тебе мое задание, Итан.

«Задание» это казалось Кантреллу столь абсурдным, что он даже не стал тратить время на размышление о нем. Вместо этого он лихорадочно обдумывал собственный план. Все обстояло не так просто, как представлялось вначале, но Итан все же надеялся, что ограбление, задуманное Уэлфом, состоится и Кэмп окажется к нему так или иначе причастен. Это было аморально, может быть, даже незаконно, но выбора у Итана не было. Ради этого он пришел сюда, ради этого он здесь…

Впрочем, выбор был — простить и забыть. Не ради Кэмпа. Ради себя — и ради Тори.

Итан тряхнул головой, пытаясь отогнать это настроение. Прощения Кэмпу нет и быть не может!

Итан поднялся и взял свою шляпу, собираясь идти. Но еще он должен был спросить и спросил:

— Почему вы так уверены, что я к ним не присоединюсь?

Кэмп улыбнулся:

— Сынок, всю жизнь я только и делал, что подыскивал себе надежных людей. А ты — моя лучшая находка.

Итан повернулся, чтобы идти.

Он был уже почти в дверях, когда Кэмп вдруг окликнул его:

— Сынок, есть еще кое-что… — Голос его вдруг сорвался.

Итан обернулся. Кэмп сидел в своем кресле, согнувшись почти пополам. Кулак его был вжат в живот, лицо приняло какой-то странный оранжевый цвет, на губах выступила кровавая пена.

— Господи! — прошептал Итан.

Он тремя прыжками пересек комнату и подхватил Кэмпа. Опоздай он на секунду — и старик просто упал бы с кресла.

Кэмп сжал его руку — как ни странно, довольно сильно.

— Отнеси меня в постель, — едва слышно прохрипел он. — А затем скачи немедленно в город и позови Консуэло.

У Итана кружилась голова.

— Я позову Тори, — забормотал он, — Розиту…

— Нет! — Пальцы Кэмпа еще крепче впились в его руку. — Только Консуэло! Никто сейчас не должен ни видеть, ни слышать тебя — особенно Тори.

Тревога Итана была столь сильна, что он почти утратил способность что-либо соображать — тем более спорить. Проводив Кэмпа в постель и накрыв его одеялом, Итан ринулся вниз по ступенькам.


Глава 17


Убедившись, что Адам занят работой в зале, Консуэло незаметно проскользнула в комнату, где он жил вот уже неделю, и начала осторожно перебирать его вещи, почти уверенная, что ей не удастся обнаружить ничего подозрительного.

Адам успел проявить себя сообразительным, исполнительным и инициативным работником, он заслуживал явно большего, чем лишь еда и постой. Несмотря на то что работа, которую дала ему Консуэло — подметать полы и мыть посуду, — годилась скорее для тринадцатилетнего мальчишки, чем для взрослого, он, казалось, и не думал роптать. Адам был всегда под рукой, готовый выполнить любое задание, к тому же он делал много полезного и по собственной инициативе, без напоминания. И — как знать, может это-то и было самым главным — несмотря на свой возраст и пережитые разочарования, Консуэло не могла не признать, что ей приятна та преданность, с которой этот мальчик неизменно смотрит на нее.

Жизненный опыт позволил Консуэло устоять перед его чарами. Но сейчас, сидя на полу и роясь в одной из двух сумок Адама, она вдруг поймала себя на том, что жалеет об этом.

Как она и ожидала, в сумке не нашлось ничего особенного. Смена белья, иголка с ниткой, два шейных платка, всякая мелочь…

В другой сумке оказались пара носков, жестяной чайник, кружка, ложка, небольшая банка с кофе… Консуэло уже готова была снова завязать сумку, как вдруг пальцы се наткнулись на что-то жесткое. Осторожно вытащив этот предмет, Консуэло взглянула на него.

Это был значок техасского рейнджера.

Консуэло долго смотрела на него, не испытывая ни удивления, ни разочарования. Аккуратно положив в сумку все содержимое, она сунула значок к себе в карман.

Выйдя из комнаты, Консуэло окликнула Джонни. Тот подошел к ней.

— Сегодня я ужинаю у себя, — сообщила она, стараясь, чтобы ее голос, заглушённый разговорами и звуками рояля, не был слышен никому из посторонних. — Пусть Адам зайдет ко мне, когда освободится.

Джонни удивленно и с некоторой тревогой посмотрел на нее, но Консуэло даже не удостоила его лишним взглядом. Пройдя в свою комнату, она стала готовиться к встрече.

Адам понимал, что это глупо, однако не мог избавиться от ощущения, что предстоящая встреча нечто большее, чем какие-нибудь очередные указания начальницы подчиненному. Адама смущали собственные мысли — ничто в поведении Консуэло не намекало на то, что он был для нее чем-то большим, чем просто работником, а если бы он и ошибался… то ведь он здесь, в конце концов, не для этого.

Тем не менее, получив от Джонни приглашение зайти к сеньорите, Адам заглянул в свою комнату, чтобы переодеться в чистую рубашку и причесаться, когда же он подходил к ее двери, сердце его отчаянно билось.

Он открыл дверь, и у него перехватило дыхание. Консуэло была в красном платье, шуршавшем при ходьбе, в ушах — длинные серьги. Волосы были собраны на затылке в хвост, что подчеркивало белизну ее кожи, а что до шрама, то Консуэло не только не скрывала его, но даже выставляла напоказ, словно гордясь им. Запах ее духов кружил Адаму голову. Улыбка Консуэло была ласковой и приветливой.

— Спасибо, что пришел. Мне надоело каждый вечер ужинать в одиночестве.

Адам вошел, комкая в руках шляпу.

— Спасибо за приглашение, мэм.

Небольшой стол, стоявший посреди комнаты, был сервирован на двоих — бутылка вина и две порции жареной говядины. Консуэло направилась к столу, и Адам поспешил опередить ее, чтобы выдвинуть для нее стул.

— У тебя такие хорошие манеры! — снова улыбнулась она ему. — В наших краях это редкость…

Даже этот, казалось бы, ничего не значащий комплимент заставил Адама покраснеть до корней волос. Он долго искал, куда бы определить шляпу, наконец положил ее на бюро и сел. Адам разлил вино по бокалам, стараясь не пролить ни капли на белоснежную скатерть.

— Ты напоминаешь мне кое-кого. — Консуэло пристально смотрела на Адама. — Нового управляющего на здешнем ранчо. У него тоже хорошие манеры, я сразу это в нем заметила, — и он тоже не отсюда.

Нервы Адама напряглись, но он старался не подавать вида.

— Да, — с хорошо отрепетированной небрежностью отозвался он, — я слышал, что этот человек, не успев появиться здесь, неизвестно откуда взявшись, едва ли не сразу женился на дочери хозяина. Может сложиться впечатление, — усмехнулся он, — что это единственный способ получить работу на ранчо! — Адам лукаво взглянул на Консуэло. — У старика нет, случайно, еще одной дочери?

Консуэло слегка насторожилась:

— Тебе не нравится работа здесь? Адам перестал улыбаться.

— Я этого не говорил, мэм.

— Что ж, я рада. — Консуэло взяла вилку. — Извини, что не могу платить тебе больше.

— Не стоит, мэм. Мне довольно и этого.

— Разумеется, — задумчиво протянула она, — я не рассчитываю, что ты останешься здесь навсегда. Наверняка у тебя есть какие-то планы. Я просто хотела поблагодарить тебя за работу.

— Я пробуду здесь ровно столько, сколько вы пожелаете, мэм! — воскликнул Адам. В этот момент он действительно так думал: находясь рядом с Консуэло, он не мог думать ни о чем, кроме собственной готовности исполнить малейший каприз этой женщины ради одной ее улыбки. — Такой женщине, как вы, — добавил он, хотя это было уже совсем лишним, — не следует оставаться одной. Вам нужно мужское окружение.

И доверительный тон Адама, и блеск в его глазах красноречиво свидетельствовали о том, что речь идет вовсе не о необходимости для хозяйки салуна иметь работников. Слова эти вылетели у Адама помимо его воли. Он опустил взгляд в тарелку, но успел заметить улыбку в глазах Консуэло.

— У меня есть мужчина. Адам уставился на нее.

— Вы его любите? — взволнованно спросил он. Консуэло грустно улыбнулась:

— Люблю. И ненавижу. — Она снова принялась за еду. Адам же чувствовал, что кусок не полезет ему в горло, пока он не задаст мучивший его вопрос:

— Кто он?

Консуэло посмотрела на него.

— Кэмп Мередит.

Адам был удивлен, хотя, конечно, следовало ожидать того, что самая красивая женщина в округе принадлежит самому влиятельному и богатому мужчине. И все же это казалось Адаму несправедливым, совершенно несправедливым.

Он отрезал кусочек мяса и с трудом проглотил его. Попытался убедить себя, что это не его дело, но тема разговора волновала его, и он продолжил:

— Но я никогда не видел его здесь!

— Он приобрел этот салун для меня, — объяснила Консуэло. — Он заботится обо мне — настолько, насколько я ему позволяю.

«Не лезь не в свое дело, Адам!» — снова подумал он, но почти против собственной воли произнес:

— Однако, как я понимаю, он на вас не женился.

Консуэло опустила ресницы. Адам испугался, что зашел слишком далеко со своими вопросами. Он стал лихорадочно думать, как бы извиниться перед хозяйкой, но тут она снова подняла взгляд. По глазам Консуэло было видно, что она не сердится на него, напротив, расположена к исповеди.

— Моя мать была индианкой из апачей, — начала она. Голос ее звучал вполне непринужденно. — Отец — мексиканский фермер. В семье была куча детей, и родители еле сводили концы с концами. Когда мне исполнилось тринадцать лет, отец продал меня за пару мулов одному человеку в Эль-Пасо. У меня была комната наверху салуна, где я принимала мужчин за два песо, хотя мне, разумеется, никаких денег не доставалось. Но однажды появился Кэмп Мередит… Он не был похож на других. У него были… манеры.

Консуэло грустно улыбнулась Адаму.

— Я знала лишь одно, — продолжала она, — что хочу убежать с ним. Он обещал обо мне позаботиться. Несколько лет я была его женщиной. Разумеется, не единственной, это не было для меня секретом, но он всегда возвращался ко мне. Он обращался со мной как с женой — да что я говорю, как с королевой. Да, порой мы ссорились, и даже очень жестоко. Но что-то всегда тянуло меня к нему обратно. Я полюбила его…

Взгляд Консуэло затуманился. Адам сидел, не смея даже дышать.

— Кэмп много пил, — снова заговорила она. — И, когда выпьет, делал много такого, за что ему потом становилось стыдно. Я всегда прощала его. Но однажды он выпил слишком много и сделал такое, за что я его никогда не прощу… С тех пор все изменилось…

Исповедь Консуэло, казалось, закончилась. Руки ее были сложены на груди, взгляд опущен в тарелку. В Адаме боролись противоположные чувства — нежелание причинять этой женщине боль грустными воспоминаниями и любопытство.

— Что же он сделал? — спросил все-таки он, чувствуя, что не в силах не задать этот вопрос.

Консуэло посмотрела на него. В глазах ее стояла боль.

— Он назвал меня шлюхой-полукровкой. — Плечи ее передернулись. — Может быть, я и есть шлюха, но слышать такое от человека, который помог мне забыть об этом… Кэмп научил меня уважать себя, а это самое важное в жизни, и простить его я не могла. Я выхватила нож, хотела убить его… Защищаясь, он… — Она показала на свой шрам. — Этого ни он, ни я никогда не забудем.

В комнате повисла долгая, напряженная тишина. Наконец Консуэло заговорила:

— Он пытался помириться со мной, но мы оба знали, что я его никогда не прощу. Я уже не могла жить с ним, как прежде… Тогда он купил мне этот салун. Мы больше не могли быть любовниками — и не могли расстаться. Он до сих пор продолжает заботиться обо мне, а я о нем.

Адам ничего не понимал. Он никак не мог взять в толк, что же связывало — и продолжает связывать — эту гордую женщину с таким властным, безжалостным типом, как Кэмп Мередит.

— Вам следовало убить его! — прошептал он. Консуэло горько улыбнулась, посмотрев на Адама, словно на непонятливого ребенка.

— Нет, — проговорила она, — даже тогда я, пожалуй, знала, что все-таки не смогу этого сделать. Он для меня — все, как и я для него. Все эти годы мы заботились друг о друге, я хранила его секреты, — опустила она глаза, — и хранила секреты от него. Мы слишком зависим друг от друга, чтобы расстаться.

Консуэло помолчала.

— Как странно, Адам… — чуть заметно улыбнулась она. — Ты заставил меня рассказать о том, о чем я не рассказываю никому… Почему?

— Наверное, потому, — проговорил он, — что вы знаете: я ни с кем не буду делиться тем, что услышу от вас. — Адама вдруг охватила волна нежности к этой женщине. — Я все для вас сделаю! — горячо воскликнул он. — Все, что ни попросите!

Консуэло задумчиво посмотрела на него.

— Надеюсь, что это действительно так.

— Все, что ни попросите! — с жаром повторил он. Консуэло вдруг достала из кармана значок рейнджера и положила на стол перед Адамом.

— Тогда объясни, что это значит?

Адам похолодел. Он долго смотрел на значок, словно видел его в первый раз.

— Где вы его взяли? — упавшим голосом спросил он. Протянув руку, Консуэло дотронулась до его лица, и, несмотря ни на что, Адам не мог не признать, что ее прикосновение ему приятно. Во взгляде Консуэло была нежность.

— Глупенький мой… — вздохнула она. — Ты еще очень многого не знаешь о женщинах! Я сожалею, что мне приходится тебя учить, но ничего не поделаешь.

Адам не мог солгать этой женщине, но даже если бы и мог, это было бы бесполезно: Консуэло Гомес все равно докопалась бы до истины.

Взяв значок со стола, он положил его к себе в карман.

— Я здесь не потому, что мне нужна работа. — Голос его звучал бесстрастно. — Я ищу одного человека, бежавшего от закона.

— Итана Кантрелла. — Адам не был удивлен.

— Да. Он убил шерифа в Техасе и бежал от наказания. Но главное даже не это… — В голосе Адама звучала горечь, и он не пытался скрыть ее. — Он был рейнджером. Кроме того, моим другом и напарником несколько лет. Я верил в него, как в Бога. Сейчас я его наконец выследил.

Рассказ Адама был скуп, но для Консуэло его было достаточно, чтобы все понять.

— Он твой друг, ты хочешь отдать его в руки правосудия? — В уголках рта Адама появились складки.

— Да, — кивнул он, — потому что он был моим другом. И солгал мне.

— А вдруг на самом деле он невиновен?

На мгновение в глазах Адама промелькнуло колебание, но тут же погасло.

— Он женился на дочери Мередита, — напомнил он. — Он скрывается от закона. Этого достаточно, чтобы перечеркнуть все сомнения в его невиновности. Я просто делаю то, что велит мне долг.

— И ты хочешь, чтобы я помогла тебе — Слова Консуэло прозвучали не как вопрос, а как утверждение.

— Да.

Консуэло поднялась и отошла от стола на несколько шагов.

— Это грязное дело. К тому же Итан — очень осторожный человек

— Я уверен, что вы мне поможете. Вы честная женщина, я сразу это понял. Вы сделаете то, что велит вам долг.

Консуэло жестко посмотрела на него. Голос ее стал холодным и резким. Адам впервые видел ее такой.

— Я знаю только один долг — по отношению к единственному человеку. Надеюсь, ты понял, к кому?

— Но не к Итану Кантреллу.

В глазах Консуэло мелькнуло что-то вроде сомнения — или Адаму это только показалось. Она собиралась уже ответить, но стук в дверь помешал ей.

— Мисс Гомес, — это был Джонни, — вас спрашивает Кантрелл, говорит, что вам придется срочно поехать с ним На ранчо какие-то проблемы.

Адам, усмехнувшись, поднялся из-за стола:

— Что ж, иногда, как говорится, нам помогает сама судьба.

Консуэло вдруг в одно мгновение очутилась за спиной Адама и быстрым движением выхватила его револьвер из кобуры.

— Сегодня судьба работает против тебя — проговорила она.

Адам обернулся, но Консуэло уже направила револьвер на него.

— Джонни, — позвала она, — пойди сюда!

— Что вы делаете? — Адам был в панике.

Джонни, войдя, мгновенно оценил ситуацию Консуэло кивнула на окно.

— Сними веревку со шторы и свяжи его! Адам уставился на нее не веря своим ушам.

— Вы с ума сошли?

— Прости меня, Адам — В голосе Консуэло звучало искреннее сожаление. — Пусть это послужит тебе уроком — никогда не доверяй женщинам.

Заведя руки Адама за спину, Джонни крепко связал их, Адам был слишком поражен, чтобы сопротивляться. Толкнув его в кресло, Джонни стал связывать ему щиколотки.

— Ты сейчас слишком задет предательством Итана, — пояснила Консуэло, — и можешь натворить что-нибудь, о чем сам потом пожалеешь.

— Я верил вам! — прохрипел Адам.

В глазах Консуэло стояла боль — ей было тяжело предавать Адама, но выхода у нее не было.

— Все честно, — произнесла она. — Я предупреждала тебя, какой долг для меня важнее…

Джонни закончил завязывать узел и выпрямился. Консуэло передала ему револьвер и направилась к выходу, но на полпути обернулась.

— Ты должен знать, Адам, я не причиню тебе зла — просто не смогу… С тобой я чувствую себя другой… чистой… Что бы ни случилось, я всегда буду благодарна тебе за это.

На пороге Консуэло обернулась еще раз.

— Я проведу тебя на ранчо, Адам, — сказала она, — но не сейчас. Пока еще рано. — Она обратилась к Джонни: — Через час, я думаю, его можно будет развязать.

И вышла из комнаты.


Закрыв за собой дверь спальни Кэмпа, Консуэло спустилась по ступенькам, держась за перила, — она чувствовала себя настолько уставшей, что боялась упасть. Молодой человек с невинным взглядом, которого она оставила связанным в своей комнате, казалось, был за сто миль отсюда, а может, его и вовсе никогда не было.

«Почему? — В мозгу Консуэло в сотый раз звучала одна и та же мысль. — Почему все в жизни так сложно, так несправедливо, так жестоко?..»

В кабинете Кэмпа горел свет. Героическим усилием заставив себя выпрямиться и расправить плечи, Консуэло переступила через порог — и вздрогнула от какого-то наваждения.

Ей показалось, что за столом сидит Кэмп — такой же, как всегда, только помолодевший на дюжину лет. В руке — стакан с вином, на лбу глубокая, задумчивая складка. Широкие, сильные плечи, казалось, выдержали бы всю тяжесть мира, если бы она свалилась на них; взгляд обращен внутрь себя, в сотый раз обдумывается какой-то план… Но это был не Кэмп. Это был Итан Кантрелл — человек, к которому теперь перешла вся ответственность за то, за что привык отвечать Кэмп.

— Ну как? — спросил Итан.

Разжав руку, Консуэло посмотрела на маленький пузырек в ней.

— Опиум, — объяснила она. — Когда-нибудь я дам ему на каплю больше… и все будет кончено. Вот как я его люблю… и ненавижу.

В одно мгновение Итан оказался рядом с ней и схватил ее за руку, словно тисками. Глаза его горели бешенством.

— Вы сошли с ума! Что вы делаете?!

Консуэло была поражена — но не атакой Итана, а тем, что в глазах его она читала что-то новое, о чем раньше не подозревала.

— Тебя это волнует? — спросила она, постаравшись взять себя в руки.

Итан медленно отпустил ее руку. Волнует ли это его? Итан и сам не знал ответа. Почему его должна волновать судьба человека, которого он собирался убить? Кэмп Мередит всю жизнь только и делал, что нарушал все человеческие и Божеские законы, — так почему Итана должна волновать его судьба?

— Что с ним? — резко спросил он.

— Он скоро умрет, — устало прошептала Консуэло. Итан не отрывал от нее взгляда.

— У него рак желудка. Его уже смотрели и местные врачи, и врачи из Нового Орлеана, и все говорят, что надежды нет. Конец будет долгим и мучительным. Я помогаю, как только могу, — покосилась она на пузырек в руке, — но ему уже ничем не помочь. После каждого приступа он все ближе к смерти. Однажды такой приступ будет последним… Кэмп держится как может — он старик гордый, упрямый…

Лицо Итана словно окаменело от шока. Консуэло против своей воли сочувствовала ему.

— Виктория ничего не знает, — проговорила она. — Старик не хочет, чтобы она знала. Так что не говори ей ничего. Я, пожалуй, останусь с ним на ночь, а утром…

Итан вдруг вылетел из комнаты, хлопнув дверью так, что, казалось, дом не рассыпался лишь чудом. Он выскочил из дома, сам не зная, куда и зачем бежит, и остановился только у конюшни.

Итан прислонился к стене лбом. Ему хотелось выть по-волчьи, грызть зубами собственные кулаки.

— Черт! — шептал он в бессильной злобе. — Черт, черт, черт…

Десять лет! Десять лет ненависти, клятв, планов, поисков — того, что составляло для Итана смысл жизни, ради чего он отказался от карьеры, денег, дома, друзей, поставил себя вне закона… И все это в одночасье оказалось перечеркнутым безжалостной рукой судьбы.

Рушились не только его планы. Тори… Итан изломал и ее судьбу, ради своей цели вступив с ней в фиктивный брак. И дело было не только в том, что ему теперь не удастся осуществить свой план мести. За все эти десять лет Итан ни разу, пожалуй, не испытал сомнения в справедливости мести Кэмпу — но сейчас, когда все было почти кончено, собственный план вдруг показался Итану несправедливым и бессмысленным…

Итан прислонился к стене, глядя в ночное небо, на смеявшиеся над ним звезды… Все кончено… Старик умрет — но не по воле Итана, не от его пули или руки закона, которому Итан его предаст. Теперь Итана ничто здесь не держит. Он может уезжать отсюда прямо сейчас. Дорога свободна, охранники не станут задерживать своего управляющего…

Но Итан не двигался. Совесть его была чиста — он сделал все, что мог, для исполнения своего плана, роптать же на судьбу бессмысленно. Теперь он свободен — свободен от прошлого. Надо начинать новую жизнь…

Итан закрыл глаза, пытаясь понять, почему грудь его переполнена такой болью, тоской, одиночеством… Кэмп Мередит умрет — разве не этого он хотел? Да, не по воле Итана, но все равно можно считать, что старик наказан за все свои грехи. И все же Итан не чувствовал удовлетворения.

Сколько раз за то время, что он прожил на ранчо Кэмпа, ему представлялся случай всадить своему врагу пулю в голову и каждый раз Итан почему-то откладывал это… Да, он обещал Лону передать Кэмпа в руки закона — но, конечно, не собирался сдержать свое обещание, предпочитая самолично застрелить его. Так почему же он медлил, что его каждый раз останавливало?

Итан открыл глаза. Взгляд его упал на окно спальни Тори. Оно было темным.

Тори! Господи, она ведь ничего не знает! Не знает, что живет в настоящем осином гнезде, где преступник на преступнике, не знает, что ее отец умирает… Что станет с ней, когда Кэмп умрет?

«Да то же, — подумалось вдруг Итану, — что стало бы, если бы причиной его смерти стал я…»

Эта мысль, неожиданно пришедшая в голову Итана, вдруг помогла понять, почему он медлил нажать на курок и почему теперь не спешит уезжать…

Тори.

Осознание этого поразило Итана подобно ослепительной вспышке света посреди непроглядной тьмы. Итан снова закрыл глаза, пытаясь защититься от этого света, но он словно пронзал все его существо, причиняя нестерпимую боль.

«Прости меня, Тори! Ради Бога, прости — если можешь…»

Но что он мог теперь сделать? Ничто на свете уже не помогло бы ни Тори, ни ему. Уехать сегодня же, сейчас же, без оправданий, без объяснений! Это было бы с его стороны самым гуманным поступком по отношению к ней. Он и так причинил ей слишком много боли, а если она еще узнает, кто он, ради чего появился здесь, зачем вступил с ней в этот нелепый брак, ей будет в тысячу раз больнее. Да и сам Итан, останься он здесь, был бы обречен до конца дней терпеть ненависть Тори — вполне заслуженную и потому особенно невыносимую…

Все кончено. Он должен оставить Тори, чтобы не причинять ей новой боли.

Пора возвращаться домой.

Домой… Итан открыл глаза. Ответ пришел неожиданно, но казался единственно верным. Итан наконец понял, откуда это охватившее его чувство щемящей пустоты, понял, что продолжает держать его здесь, когда, казалось бы, для этого не осталось никаких причин…

Его дом теперь здесь. Здесь, с Тори, с законной женой.

— Господи, помоги! — прошептал Итан вслух, глядя в бескрайнее и бездонное звездное небо. — Я люблю ее!

Слова эти вырвались у Итана естественно, как дыхание, и он почувствовал, что черная бездна отчаяния, еще за минуту до того наполнявшая все его существо, сменилась неожиданным чувством облегчения, словно некий груз, давивший на Итана все эти годы, вдруг свалился с его плеч. Ответ показался Итану простым и мудрым. Конец сомнениям, конец поискам, конец спешке… Впервые за много лет мир стал для Итана простым, добрым и ясным.

Все кончено. И все только начинается…

Итан решительно зашагал к дому.


Глава 18


Расставшись с Итаном, Тори не могла избавиться от чувства тревоги. Она слышала, как он направился в кабинет отца, но чувствовала себя слишком уставшей и перенапрягшейся эмоционально, чтобы даже задаться вопросом, зачем. К тому времени, как Итан вышел из кабинета Кэмпа, Тори уже спала.

Сквозь сон она слышала, что в доме вдруг началось какое-то оживление, раздавались шаги, хлопанье дверей, голоса, но Тори уже привыкла, что подобное порой происходит в их доме, и это не разбудило ее. Разбудил ее, как ни странно, слабый скрип двери ее спальни.

Мгновенно проснувшись, Тори села в кровати. Лунный свет, проникавший сквозь шторы, был достаточно ярким, чтобы она смогла различить приближавшуюся к ней фигуру.

Итан.

С минуту он неподвижно стоял, глядя на нее. Пальцы Тори вцепились в одеяло, прикрывавшее ее грудь, сердце громко стучало.

Все так же не произнося ни слова, Итан начал медленно расстегивать свою рубашку. Словно в оцепенении, Тори вся сосредоточилась на движениях его пальцев. Ей казалось, что с каждой расстегнутой пуговицей сердце ее колотится все быстрее. Вынув рубашку из брюк, Итан выскользнул из нее, и рубашка упала на пол. В таинственном и призрачном лунном свете мускулы Итана казались еще рельефнее. Глаза его не отрывались от глаз Тори, словно их взгляды были незримо сцеплены.

Тори молча смотрела, как Итан медленно, деловито снимает ботинки. Руки его расстегнули ремень, затем так же спокойно перешли к пуговицам на брюках… Дрожь пробежала по всему телу Тори, хотя она сама не могла бы сказать, от страха или от возбуждения.

Через минуту Итан уже стоял перед ней совершенно нагой, озаренный лунным светом, — сильные мускулистые руки, длинные стройные ноги, плоский живот… Он медленно направился к ней, и Тори откинула одеяло, приглашая его.

Сев на постель, Итан бережно, осторожно взял лицо Тори в свои ладони и коснулся губами щеки. Она положила руку на его плечо — сначала робко, несмело, когда же их губы слились, она крепко обхватила его.

Итан обнял ее, прижимая к себе. Голова Тори кружилась от возбуждения.

— Да? — прошептал он. — Да, Тори?

— Да, — едва слышно откликнулась она.

Слово это словно кружилось в голове Итана, отдаваясь эхом. Да… Да — этому моменту и всему их будущему существованию. Так и должно быть. Слишком много горя, озлобления, пустоты в его жизни… Так дальше продолжаться не может.

Итан покрывал поцелуями лицо Тори, ее глаза, бережно, словно боясь, что переполнявшая его нежность может причинить ей боль. Тори ласкала его, вся отдаваясь новым, неизведанным ощущениям, открывая для себя все новые…

— Я люблю тебя, Итан! — прошептала она.

Вскоре Итан был уже внутри ее. Впервые испытанное наслаждение заполнило Тори целиком — тело, душу, мозг, сердце…

«Так и должно быть, — звучало в ее сознании. — Так и должно быть между мужчиной и женщиной…»

Потом они долго лежали рядом, глядя друг на друга. Итан гладил ее волосы. Тори почувствовала, как на глаза набегают слезы.

— Не плачь. — Итан поцеловал ее. — Не плачь, родная…

— Это от счастья, — проговорила она.

— Прости меня, Тори… — прошептал он. Та удивленно посмотрела на него:

— За что?

— Просто… прости…

Они обнялись и еще долго лежали молча, слушая дыхание друг друга, и не заметили, как уснули.

Итан проснулся еще до рассвета. Голова Тори по-прежнему покоилась на его плече — Тори лежала в той же позе, в какой заснула.

Так и должно быть. Для этого и существует брак. Просыпаться на рассвете, чувствуя тепло жены, видеть любимое лицо за завтраком, потом уходить на работу. Работать до седьмого пота, до боли в спине, зная, что все это не напрасно, потому что тебя ждет жена… Честный труд, дом, семья — для этого Бог и создал мужчину.

Десять лет небо вместо крыши, сырая земля вместо постели, жесткое седло вместо подушки, бесконечные скитания… Какими пустыми казались теперь Итану все эти годы! Что они ему дали, что он получил за все свои усилия? Шрамы на теле и на сердце, чувство горечи и пустоты, тупое стремление вперед, сознание, что никто не станет жалеть о нем, если он не вернется… Целых десять лет выброшены из его жизни!

Рука Итана, всю ночь обнимавшая плечи Тори, затекла. Осторожно, стараясь не разбудить жену, он высвободил руку и коснулся ее волос. Какой юной и беззащитной казалась Тори, когда спала! Дыхание ее было ровным, губы слегка приоткрыты, ресницы крепко сомкнуты.

«Что ей снится? Может быть, я?..»

Наклонив голову, Итан поцеловал ароматные женские волосы, и его вдруг охватило безотчетное ощущение счастья: Тори — его жена, он будет любить ее, заботиться о ней, защищать от всех невзгод… Итан был готов заботиться о ней и защищать до конца своих дней.

Поцелуй Итана разбудил Тори, и она села в кровати.

— Ты смотрел, как я сплю? — сонно пробормотала она. Он улыбнулся:

— Мне доводилось смотреть на тебя и раньше — когда мы спали в заброшенном доме после песчаной бури. Тогда я тоже любовался тобой…

Тори смущенно улыбнулась и склонила голову ему на плечо:

— Как забавно… .

— Что забавно?

— Когда ты говоришь мне комплименты.

— Да, — согласился он, — не часто тебе приходилось их слышать! Но я исправлюсь. Обязательно исправлюсь!

Глаза Тори благодарно засияли.

«Господи, — подумал вдруг Итан. — Мне ведь предстоит ужасный выбор — или всю жизнь скрывать от нее, зачем я пришел сюда, или во всем признаться… но тогда она возненавидит меня до конца дней своих!»

Сказать правду Итан не мог. Но и скрывать ее было невыносимо…

— Тори, — начал он, — я должен тебе кое в чем признаться…

Тори удивленно подняла бровь:

— В чем же?

Итан понимал, что признание потребует от него нечеловеческого напряжения. Сейчас, сейчас он все скажет, еще одну минуту… Господи, как тяжело лгать под этим невинным взглядом! Итан закрыл глаза, но лицо Тори продолжало стоять перед ним.

— В том, — выдохнул он, — что я люблю тебя.

— Я тоже люблю тебя, Итан. С самого начала, с первой нашей встречи. Я думаю, ты это знаешь.

Итан почувствовал, что у него перехватило дыхание, голос перестал слушаться его. Он очертил пальцем линию уха Тори.

— Честно говоря, я этого не знал.

— Прости и ты меня, — прошептала она. — Я тоже была с тобой не бог весть как любезна…

Итан вдруг понял, что никогда, никогда не сможет сказать Тори правду. И дело было даже не в ней, а в нем самом. Он был уже не тем человеком, который пришел сюда, чтобы отомстить Кэмпу Мередиту за смерть жены. Все это осталось в прошлом. Теперь его жена — Тори, и по сравнению с этим все остальное второстепенно или вовсе ничего не значит. Нет, ни Тори, ни Кэмп никогда этого не узнают!

Тори обняла его за шею, улыбаясь чуть сонно:

— Как здорово, Итан, что мы с тобой муж и жена! И как прекрасно то, что произошло ночью! Скажи, всегда будет так хорошо?

Итан почувствовал, что его снова охватывает желание.

— Будет еще лучше! — пообещал он, — Тори удивленно посмотрела на него:

— Еще лучше? Мне казалось, лучше уже быть не может!

— Хочешь проверить? — рассмеялся он и притянул ее к себе.

Когда они разомкнули объятия, в окне уже занимался рассвет. Итан полежал рядом с Тори еще какое-то время — может, час, может, всего минуту — он не мог бы сказать. В голове не было никаких мыслей, кроме одной: «Всегда… Теперь так будет всегда!»

Но сейчас он не мог остаться с Тори даже на час. За окнами Итана ждал другой, реальный мир с его делами, проблемами, заботами…

— Мне пора идти. — Он поцеловал Тори.

— Куда? — удивилась она. — Останься!..

— На работу. Сегодня ведь рабочий день!

Итан поднялся и начал натягивать одежду. На Тори он не смотрел, зная, что стоит ему кинуть еще один взгляд на ее обнаженную грудь, на ее умоляющие глаза — и он уже вряд ли сможет уйти.

— Но у нас ведь не было медового месяца! — с жаром вскричала она.

Застегнув рубашку, Итан заправил ее в брюки.

— Вот уладим здесь кое-какие дела, — пообещал он, — и отправимся в свадебное путешествие. В Новый Орлеан или еще куда-нибудь…

— А почему не сейчас? — капризно протянула Тори. — Какие еще могут быть дела?

Итан снова почувствовал, как у него перехватывает дыхание.

«Она ничего не знает о том, чем занимался всю жизнь ее отец! И правильно, нечего ей это знать! Я должен позаботиться о том, чтобы она никогда этого не узнала».

— Твой отец не одобрит, если мы сейчас уедем. На ранчо сейчас как раз самая горячая пора! Так что, увы, не раньше зимы…

— Хорошо. — Тори решительно поднялась с постели. — Вместе мы справимся быстрее, правда?

Итан наконец обернулся. Тори одевалась.

— Вообще-то я бы предпочел, чтобы ты оставалась дома. Тори с вызовом посмотрела на него:

— Ты же сам говорил, что не хочешь, чтобы я превратилась в толстую сеньору…

Итан заставил себя улыбнуться.

— Не хочу. — Улыбка его погасла. Он подошел к Тори и взял ее руки в свои. — Но видишь ли, сегодня, я думаю, тебе лучше остаться в доме. Мне вчера показалось, что твой отец неважно себя чувствует. Думаю, тебе лучше побыть с ним…

Взгляд Тори смягчился.

— Я рада, — улыбнулась она, — что ты о нем заботишься. Папа был прав, ты действительно хороший человек.

Итан опустил глаза. На душе у него было муторно. Ему хотелось сказать Тори так много — и так многого он не мог ей сказать… Он горячо сжал ее руки и поцеловал в губы.

— Все будет в порядке. Обещаю тебе. Я об этом позабочусь.


Глава 19


Когда Итан спустился вниз, Консуэло уже поджидала его. Черты лица ее заострились, под глазами легли тени, волосы, обычно безупречно уложенные, были немного растрепаны, плечи устало опущены. Казалось, за одну ночь она состарилась лет на десять. При встрече с ней на Итана сразу же нахлынули мрачные воспоминания вчерашней ночи, и то, что произошло между ним и Тори, словно отступило на второй план. Все было плохо, очень плохо.

Взяв Консуэло за руку, Итан отвел ее в одну из комнат — ему не хотелось, чтобы Тори ее видела.

— Ну, как он? — тихо спросил Итан.

— Лучше. — Консуэло попыталась заставить себя выпрямиться, но это далось ей с трудом. — Ночью спал, а днем, надеюсь, за ним присмотрят слуги. — Она озабоченно нахмурилась. — Когда боль проходит, он ведет себя словно абсолютно здоров. Этим он только быстрее убивает себя!

Дицо Итана окаменело.

— Нужно сказать Тори, — твердо произнес он. — Она имеет право знать.

«Как имеет право знать и многое другое…» Консуэло покачала головой:

— Он сам должен ей сказать, а не мы.

— Ну что ж, пожалуй, вы правы, — вздохнул Итан. — Отвезти вас домой?

Консуэло подумала о молодом человеке, которого она оставила в своей комнате связанным.

— Спасибо, — проговорила она, — не надо. — Она пристально посмотрела на Итана. — Признаюсь, Итан, ты мне никогда не нравился. Я всегда подозревала, что ты хочешь причинить Кэмпу какое-то зло. Но он-то тебе доверяет — сделал управляющим, отдал в жены Тори…

Итан инстинктивно напрягся, но Консуэло не заметила этого. Глаза ее словно видели в этот момент что-то другое.

— Когда Кэмп умрет, — продолжала она, — ты станешь его наследником. Так что нравишься ты мне или нет, я должна быть на твоей стороне. — Консуэло сделала над собой усилие, словно заставив себя вернуться в реальный мир. — Короче, у меня в салуне остановился некто Адам Вуд. Говорит, что он техасский рейнджер и твой бывший друг, а приехал, чтобы тебя арестовать.

На Итана словно навалился какой-то груз. Неужели его проблемы никогда не кончатся? Не одно, так другое! Адам! Он-то с какого боку здесь замешан?

— Он знает, что я здесь? — спросил Итан, хотя почти не сомневался в этом.

— Да. И просил, чтобы я помогла ему проникнуть на ранчо.

На минуту Итан утратил дар речи. Потом кивнул:

— Что ж, привезите его. Сейчас же. Пусть, когда я вернусь, он уже будет здесь.

Итан вышел из комнаты прежде, чем Консуэло успела спросить его, что все это значит.


Итан и Уэлф ехали рядом, осматривая северное пастбище. Некоторое время оба молчали, глядя на огромную отару овец, пасшуюся немного поодаль. Наконец Уэлф кинул на Итана взгляд из-под шляпы:

— Ну а как насчет того, о чем я говорил тебе вчера? Впрочем, я думаю, вряд ли ты успел посоветоваться со стариком…

— Я говорил с ним. — Итан притормозил лошадь, шедшую слишком быстро. — Ты был прав, — продолжал он, не глядя на Уэлфа, — у старика кишка тонка. Что до меня, то, думаю, дельце стоит того, чтобы попытаться.

Уэлф усмехнулся.

— Короче, сбор в два у ворот, — объявил Итан. — Поедем главной дорогой — так быстрее. У перекрестка разделимся на группы и засядем в кусты. По моим расчетам, их вряд ли больше трех-четырех человек перережем в два счета, и пикнуть не успеют. Нападем, когда они вступят на мост.

Уэлф с уважением посмотрел на него:

— Я гляжу, ты свое дело знаешь!

— Знаю, — с усмешкой обнадежил его Итан, — знаю.

Вернулся Итан почти в полдень, привязал коня и пошел в дом умыться. Из кухни доносились приятные запахи обеда — говядина, бобы, печеный хлеб… Уютные, домашние запахи.

«Да, — подумал Итан, — дельце действительно стоит того, чтобы за него взяться. Ради Тори, ради ее безопасности…»

Отстегнув ремень с револьвером и повесив его на гвоздь, Итан закатал рукава, собираясь умыться, но тут до него донеслись голоса из гостиной — Тори, потом Кэмпа, затем, кажется, Консуэло… Итан направился в гостиную.

Войдя, он в первую очередь посмотрел на Тори. Это было так естественно — приходя домой знать, что жена тебя ждет, напряженно вслушиваясь в звуки шагов на лестнице. Ради этого стоило жить.

Тори поднялась с дивана и направилась к нему:

— Я рада, что ты пришел. Мы как раз собирались обедать…

Обычные слова, сказанные с обычной интонацией, но Итан почувствовал, как восторженно замирает от них его сердце. Да что эти слова — один лишь взгляд на нее, одно лишь сознание ее близости, и он словно юноша на первом свидании, а не человек, повидавший жизнь и успевший во многом, слишком во многом, разочароваться…

— Спасибо, но я не уверен, что у меня есть время пообедать. Меня ждут дела.

«Что ж, — снова подумал он, — сегодня все должно решиться — так или иначе, но решиться…»

Тори была явно смущена и разочарована.

— В чем дело, Итан? — поинтересовался Кэмп. — Что это за дела, что тебе даже некогда пообедать как цивилизованному человеку?

Итан посмотрел на Кэмпа. Старик выглядел как обычно, если не считать немного осунувшегося лица и нездорового блеска в глазах. Впрочем, Итан отметил, что Кэмп не поднялся ему навстречу.

— Но ведь нынче самая горячая пора, разве не так? День год кормит!

— Я предлагала тебе помочь, а ты не захотел! — проворчала Тори. — Подожди минутку, я переоденусь и пойду с тобой.

Она направилась было к выходу, но Итан остановил ее:

— Вели лучше Розите приготовить мне что-нибудь с собой. За обедом рассиживаться некогда, но я все-таки голоден.

Тори колебалась. В разговор вступила Консуэло.

— Я привезла тебе нового работника, о котором мы говорили, — обратилась она к Итану. Голос Консуэло звучал обыденно, но во взгляде ее Итан уловил только ему адресованный смысл. — Он сейчас в амбаре, чинит мою повозку.

— Нового работника? — нахмурился Кэмп. — Откуда он взялся? Кто сказал, что нам нужны работники?

— Я, — спокойно ответил Итан.

— Какого черта? — Кэмп начал подниматься с кресла. — Лишний рот? Мы и так со всем неплохо справляемся!

— Если мне не изменяет память, — так же спокойно заявил Итан, — вы сами назначили меня управляющим!

Кэмп все еще хмурился. Глаза его сузились.

— Я знаю этого парня, — уже мягче пояснил Итан. — Уверен, он нам пригодится.

Кэмп молчал, пристально глядя на Итана. Тори и Консуэло напряженно следили за молчаливой схваткой воли двух сильных людей. Наконец, ударив себя кулаком в грудь, Кэмп произнес:

— Что ж, надеюсь, ты знал, что делал, когда нанимал его! — Он перевел взгляд на Тори. — Ну, что стоишь, дочка? Собери мужу поесть!

Тори удалилась, и с ее уходом Итан вдруг почувствовал себя увереннее. Он посмотрел на Консуэло:

— Пожалуй, я поговорю с ним прямо сейчас.

В амбаре было темно, и Итан невольно прищурился. Глаза его различили очертания повозки Консуэло, а слух уловил постукивание молотка. Итан повернулся в сторону звука.

— Я без оружия, — предупредил он.

— Я не настолько глуп, — раздался голос Адама, — чтобы бороться с тобой, даже если ты не вооружен. Можно подумать, мне не приходилось видеть, как ты убивал ребром ладони или калечил ударом ноги! Встань в дверях, чтобы я тебя видел.

Итан встал в открытом проеме двери, через которую в амбар проникал свет. Навстречу ему шагнул Адам. Револьвер его был направлен в грудь Итана с хладнокровием профессионала.

Итан посмотрел на Адама и снова перевел взгляд на револьвер. Удивления он не испытывал — не он ли сам вылепил в свое время из Адама свою копию? Иного он и не ожидал.

— Ты пришел убить меня? — так же хладнокровно поинтересовался Итан.

— Ты же знаешь, что я не смог бы это сделать, даже если бы захотел. — Голос Адама был спокоен. — Но думаю, тебе известно и то, что, если будешь дурить, я в тебя все-таки выстрелю. Так что подумай, стоит ли тебе нарываться?

— Как ты нашел меня? — спросил Итан.

— В основном благодаря удаче. Ты же сам говорил, что я всегда был везунчиком, хотя сейчас в первый раз жалею об этом. — Презрение в глазах Адама сменилось горечью, но длилось это лишь мгновение. — Ты — мой учитель, Итан. Ты сделал из меня рейнджера, и ты знаешь, что сейчас велит мне мой рейнджерский долг. Но из уважения к тебе, если тебе есть что сказать, даю тебе пять минут.

Итан опустил глаза, собираясь с мыслями.

— Я не убивал никакого шерифа. Слух этот был пущен мною и Лоном чтобы я мог проникнуть на Каса-Верде. Мне нужна была какая-нибудь криминальная легенда, чтобы старик Мередит поверил, что я бежал от закона, и принял меня в свой круг!

С минуту Адам молчал в раздумье.

— Наверное, для этого тебе было достаточно жениться на его дочери…

— Жениться на дочери Кэмпа в мои планы не входило. — Сделав паузу, Итан продолжал: — Короче, Адам, мне удалось выяснить, что здесь проворачиваются такие дела, о которых даже Лон не подозревает. Поэтому я и послал за тобой.

Глаза Адама сузились:

— Ты не посылал за мной!

— Консуэло сказала мне, что ты здесь. Я попросил ее привезти тебя.

На лице Адама трудно было что-либо прочесть.

— Знаешь, — заговорил он после некоторого раздумья, — Консуэло, пожалуй, была права: если бы я встретился с тобой прошлой ночью, я бы тебя действительно пристрелил. Слава Богу, что она мне помешала — тогда у меня не было причин в тебя стрелять, разве что моя обида. Но сейчас, когда ты стоишь передо мной и лжешь, с каждой минутой я начинаю испытывать все большее искушение нажать на курок.

— Послушай, Адам! — нетерпеливо перебил его Итан. — Мередит уже много лет дает на своем ранчо приют тем, кто бежал от закона. Билл Пистолет, Бриг Мансон, братья Хейверо — где они, по-твоему? Все здесь как миленькие! Помнишь серию ограблений на золотых приисках лет восемь назад? Так вот это их рук дело. А та заварушка в Уэллс-Фарго в семьдесят втором году? А ограбление банка в Саутфилде? Какое дело ни возьми — за всем этим стоит старина Кэмп и его лихие ребята, только они умеют, гады, прятать концы в воду…

— Я ничего этого не знал! — насторожился Адам.

— Если бы только! — усмехнулся Итан. — Никто не знал! Нашим бы властям такую организованность, как у Мередита с его шайкой! Казалось бы, все против них, а вот улик не хватает. Но теперь-то уж им не отвертеться. Вот для чего ты мне нужен!

В глазах Адама читались сомнения, внутренняя борьба. Итан терпеливо ждал. Наконец лицо молодого человека приняло решительное выражение профессионального защитника закона.

— А если я тебе не поверю? Итан обреченно вздохнул:

— Что ж, тогда мне останется лишь заключить, что ты у меня так ничему и не научился.


Тори нервно мерила шагами расстояние от стены до стены. Что-то Итан слишком долго не возвращается, какие дела могут быть с этим новым работником? Ей не хотелось вмешиваться в работу мужа, шпионить за ним или подозревать в чем-нибудь, но его сегодняшнее поведение показалось ей странным — он так спешил, что даже отказался нормально пообедать! Мало того, почти даже не взглянул на нее, а ей так хотелось хотя бы поцеловать его перед тем, как он снова уйдет на свою бесконечную работу… Стоит, пожалуй, отнести ему узелок с едой, что приготовила Розита!

Тори уже готова была открыть дверь амбара, когда слух ее уловил слова незнакомца:

— Тем не менее я так и не понял, зачем ты здесь и что ты собираешься делать.

— Я здесь, чтоб убить Кэмпа Мередита. — Голос Итана был холоден как сталь.

Тори замерла на месте. Ноги, казалось, перестали ее слушаться, сердце — биться, легкие — дышать, мозг — что-либо понимать.

— Десять лет назад, — продолжал Итан, — Кэмп со своими людьми совершил ограбление банка, и моя жена оказалась случайным свидетелем… С тех пор все это время я разыскивал ее убийцу. Поэтому я и стал рейнджером. Полгода назад мне удалось наконец выйти на его след.

Оцепенение Тори вдруг сменилось сотрясшей все ее тело лихорадкой. Узелок выпал из рук, и она бессильно прислонилась к стене. Она не хотела этого слышать, нет! Ей хотелось бежать отсюда куда глаза глядят, упасть на землю и рыдать в изнеможении, хотелось ворваться в амбар, колотить Итана кулаками в грудь, остановить его… Но она была не в силах двигаться. Голова ее гудела, но слова незнакомца она расслышала удивительно ясно:

— Тогда почему он до сих пор жив? Итан молчал.

— Не могу ответить, — проговорил он наконец после долгой паузы. — По крайней мере сейчас.

Еще одна долгая, напряженная пауза.

— И чего же ты хочешь от меня? — спросил собеседник Итана.

Тори не видела лица Итана, но по голосу явно почувствовала, что он улыбнулся. Тори готова была убить его за эту улыбку.

— Сегодня, — сообщил Итан, — мимо ранчо должны пройти люди с большими деньгами. Парни решили их обчистить, но есть проблема — они привыкли, что ими руководит Кэмп, а они лишь слушаются его приказов. Но Кэмп уже стар и решил отстраниться от этого дела, а без руководителя они не могут, вот и выбрали меня.

— Понятно. — В голосе незнакомца звучало восхищение. — Значит, нам с тобой предстоит заделаться грабителями?

— У тебя есть возражения? Собеседник Итана цокнул языком:

— Нет, если предводитель — ты.

— Отлично. — Голос Итана был резок. — Сегодня в три они будут проходить через мост. Парни спрячутся в засаде, а мы…

Больше Тори не выдержала. Зажав рот, чтобы ее не стошнило, она пустилась прочь.

Почти не видя ничего перед собой, Тори добежала до крыльца и упала на него. К горлу подступала тошнота, перед глазами вращались какие-то черные и красные круги, в голове стучало:

«Нет! Неправда! Это не должно, не может быть правдой!»

Тори чувствовала, что ее снова начинает бешено трясти. Слова Итана неотвязно звучали в ушах.

«Не верю! Неправда!»

Но все это было правдой — предательство, ложь, ненависть… И самым ужасным было то, что они исходили не только от одного Итана. Отец!

Два самых любимых ею человека, два единственных любимых человека… Отец и Итан. Тори была готова отдать жизнь за обоих, а они предали ее. Сейчас ей хотелось вычеркнуть их из своей жизни, словно их никогда не существовало.

Тори не знала, сколько она пролежала на крыльце — время словно исчезло. Черная боль, заполнившая ее существо, все усиливалась и, достигнув, казалось бы, предела, еще продолжала расти. Нет, она этого не выдержит! Она умрет. Пережить такое человек не может!

Но боль наконец стихла, а Тори не умерла. Она по-прежнему лежала на крыльце, не в силах пошевельнуться. Мир словно раскололся на части, и ничто уже не могло соединить эти части в единое целое. Наивная девушка, мечтавшая о том, чтобы построить мост до луны, умерла. Ее место заняла женщина с трезвым умом и каменным сердцем, готовая к любым испытаниям, какие преподнесет ей жизнь.

Тори поднялась и вошла в дом.

— Ты ответишь или нет, — требовательно вопрошал Кэмп, — почему ты привезла на ранчо постороннего, не спросив меня?

— Ты же сам, кажется, назначил Кантрелла управляющим? — Голос Консуэло был спокоен. — Значит, мы должны ему доверять.

Слова Консуэло, похоже, не убедили Кэмпа. Трудно было без содрогания смотреть на этого некогда всевластного правителя, вынужденного мириться с тем, что его песенка спета. Борьба эта длилась для Кэмпа вот уже много месяцев, но, казалось, никогда она еще не была так важна для него, как в данный момент, и никогда еще Консуэло так не восхищалась его мужеством.

Наконец Кэмп немного успокоился, кулаки его разжались. Жест этот, впрочем, выражал скорее не поражение, а победу.

— Да, — согласился он, — это я нанял Кантрелла. И мы должны ему доверять.

— Если быть честной, — в голосе Консуэло звучало сомнение, — я все-таки ему не доверяю. Но я доверяю твоему выбору. Я знаю, что в таких делах ты никогда не делал ошибок.

Кэмп устало улыбнулся:

— Еще бы! Я как-никак всю жизнь посвятил изучению людских характеров. Каждый человек вырабатывает в жизни свой стиль поведения, нужно лишь разгадать, какой. И Кантрелл здесь не исключение. За него я готов ручаться головой! — Взгляд старика снова стал грустным, но Консуэло за последние дни уже привыкла к этому. — Но ты не права — мне приходилось в жизни делать ошибки. Много ошибок.

Консуэло поспешила сменить тему:

— Прошлой ночью он очень о тебе беспокоился.

— И что ты ему сказала?

— Что ты поправишься.

Еще несколько дней назад Кэмпа не удовлетворил бы такой ответ. Он посмотрел бы Консуэло прямо в глаза и потребовал полного отчета. Но он так устал от всего, так плохо соображал…

Кэмп с трудом кивнул:

— Что ж, может, оно и правильно — пусть думает, что поправлюсь. Но я-то понимаю, что мне немного осталось… А, Консуэло? Вы, женщины, кажется, знаете ответы на все вопросы… — Он подошел к окну и долго смотрел вдаль. Голос его прозвучал задумчиво и тихо. — Неделю, от силы месяц… До первого снегопада все-таки хотелось бы дотянуть. Хочу убедиться, что Итан починит к зиме крышу амбара, а то в прошлый ливень его совсем залило…

У Консуэло сжалось сердце. Подойдя к окну, она встала рядом с Кэмпом. На глаза ее наворачивались слезы, но она уже давно научилась не давать им воли. Она слегка дотронулась до его руки.

Он посмотрел на нее. В глазах его не было жалости к себе — лишь признание факта.

— Видишь ли… — проворчал он, — не думал я, что помирать мне придется в постели. Всю жизнь я привык каждый день смотреть смерти в лицо и не сомневался, что умру в бою. Но медленно гнить в постели… Как это несправедливо! Ни о чем в жизни не жалею, ничего бы не стал менять, но это… Господи, окажи последнюю милость — дай умереть в седле, с ногами в стременах!

Консуэло прижалась щекой к его плечу.

— Дурачок ты мой… — проговорила она.

Кэмп дотронулся до ее волос. Голос его прозвучал торжественно:

— Я был бы признателен тебе, Конни, если бы ты осталась со мной до конца. Как в старые добрые времена, словно ничего не было…

Консуэло вздохнула и отошла на шаг. Кэмп испытующе посмотрел на нее:

— Если ты считаешь, что дело здесь в Тори, то сейчас все уже по-другому. Ты сама это видела сегодня. Теперь у нее новая жизнь — муж, скоро, даст Бог, будут дети… Теперь она уже относится к тебе иначе. Консуэло покачала головой:

— Дело не в Виктории. — Она опустила глаза. — И раньше было не в Виктории. Ты это знаешь.

В глазах Кэмпа была такая тоска, что на него было невыносимо смотреть.

— Понимаю. Слишком поздно для нас обоих… Консуэло отвернулась, глядя в окно невидящим взглядом.

— Давно уже поздно, — поправила его она.

Кэмп притянул ее к себе, заставив посмотреть прямо в глаза. Никогда еще Консуэло так не хотелось стереть прошлое, начать все заново — словом, жестом, мыслью, но только бы все изменить… На мгновение ей даже показалось, что еще не поздно все вернуть…

Неизвестно, что бы произошло в следующий момент, если бы не стук в дверь. Оба оглянулись. На пороге стояла Тори. Лицо было смертельно бледным, в глазах — следы недавно пережитого шока, губы, казавшиеся бескровными, были сжаты в напряженную жесткую линию.

Кэмп инстинктивно сделал шаг навстречу дочери, но голос Тори — безжалостный и холодный, как осенний день, — остановил его:

— Это правда, папа? Правда, что все эти годы ты делал деньги вовсе не на скоте? Что все эти годы ты убивал, грабил и прятался от закона?

Консуэло шагнула навстречу Тори, но рука Кэмпа остановила ее.

— Оставь нас одних, — тихо проговорил он не спуская глаз с дочери.

Консуэло вопросительно взглянула на него, но перечить не стала — вышла и закрыла за собой дверь. Тори возбужденно ходила по комнате, зачем-то взяла в руки и снова поставила на место фарфоровую вазу, побарабанила пальцами по столу…

— Теперь я наконец понимаю, — заявила она, — почему наш дом на горе и почему в нем в каждой комнате бойницы. Ты говорил, что это от индейцев… Так вот, индейцы здесь ни при чем. Все твои работники… все, все они сплошь — преступники, скрывающиеся от закона! Кстати, скажи мне заодно: почему наш город не развивается как другие, словно застыл во времени? Хочешь, я отвечу? Да потому, что ты сюда никого не пускаешь! Весь город — словно декорация, существующая лишь для того, чтобы прикрывать тебя и твою шайку! Ты создал настоящую преступную империю! Ты…

— Откуда ты знаешь? — спокойно спросил Кэмп.

— От Итана.

Кэмп моментально напрягся.

— Итан сказал тебе? — резко спросил он. Тори покачала головой:

— Нет. Я слышала его разговор… с кем-то в амбаре. Кэмп нахмурился, словно слова дочери с трудом доходили до него.

— Понимаю, — устало кивнул он. — Он, должно быть, разговаривал со своим дружком.

— Он приехал сюда убить тебя, папа! — Впервые с того момента, как Тори вошла в комнату, ее голос дрогнул. — Он все знает о тебе… и приехал сюда лишь для этого —убить тебя.

Кэмп долго молча смотрел на нее.

— Я это подозревал, Тори, — наконец произнес он. — Не он первый… Не он единственный охотится за мной.

Руки Тори сжались в кулаки, голос дрожал:

— Он сказал, что десять лет назад, во время ограбления банка, ты убил его жену.

Кэмп прошел к большому креслу, стоявшему у камина. С минуту подержался за его спинку, словно для того, чтобы обрести равновесие, а затем бессильно опустился в него. Взгляд его блуждал где-то очень далеко, голос звучал глухо:

— Десять лет назад… Господи, я никогда не забуду этот день, эту женщину! Призрак ее преследовал меня все эти годы… Жена Кантрелла!.. — Голос его был почти не слышен. — Я и не знал…

Сделав над собой усилие, Кэмп выпрямил плечи.

— Нет, на курок нажимал не я, но я там был… и я никогда не забуду этого дня! Теперь мне кажется, я всегда подозревал, что возмездие настигнет меня. В какой-то мере даже хотел этого…

Тори зажала уши и отвернулась, чтобы ничего больше не слышать.

— Молчи, папа! Довольно! Все это бессмысленно, бессмысленно! Я не хочу ничего знать, слышишь, не хочу!

Кэмп откинулся на спинку кресла. Плечи его снова бессильно опустились. В глубине души Тори было жаль отца — ничто не могло заглушить в ней дочерних чувств, но она не могла уйти, не высказав ему всего.

— Всю жизнь я молилась на тебя как на Бога. Я всегда считала тебя героем, а ты был трусом, грабителем, убийцей, лжецом! Понятно, почему ты готов простить Итану все его грехи! — У Тори началась истерика, ее душил нервный смех. — Вспомни, как ты говорил мне, что никогда не интересуешься, какое прошлое было у человека! Каким благородным ты мне тогда казался! Но что, в сущности, ты еще мог сказать?! Ты не лучше Итана, а хуже!

— Тогда я говорил о себе, — тихо возразил Кэмп, — а не об Итане. — Он устало покачал головой. — Я понимаю, что не заслуживаю прощения. Я такой, какой есть, что я делал, то делал. Да, я лгал тебе, но что мне, скажи на милость, оставалось? Должен же я был кормить свою семью! Да, я понимал, что рано или поздно ты обо всем узнаешь, и можно лишь благодарить судьбу, что ты узнала только сейчас. Я надеялся на то, что к тому времени успею все уладить…

— Что уладить? — Тори перешла на крик. — Ты любишь повторять, что всю жизнь обо мне заботился… вот как ты обо мне заботился! Окружил уголовниками, выдал замуж за убийцу, сам убийца… — Голос ее сорвался, и она бессильно разрыдалась, закрыв лицо руками.

Кэмп казался спокойным, может быть, несколько грустным, но, во всяком случае, непобежденным.

— Итан Кантрелл не убийца, — уверенно произнес он.

— Он пришел убить тебя! Голос Кэмпа был резок:

— Что ж, человек имеет право выбрать, как ему умереть. Ум Тори отказывался что-либо понимать. Кэмп тяжело вздохнул:

— Он ведь не убил меня. Может быть, хотел, может, убьет еще, но пока не убил.

— Ничего не понимаю! Что за бред ты несешь?!

— Он мне нужен, — так же спокойно ответил старик. — Я знаю, что он сделает все, как надо…

— Все, как надо? Он пришел убить тебя!

— Что ж. — Голос Кэмпа звучал громко и отчетливо. — Таким и должен быть мой конец. Пристрелит он меня сам или отдаст властям — тем самым он положит конец той адской каше, которую я заварил, и спасет тебя.

У Тори перехватило дыхание, подкосились ноги. Ничего не видя, она нащупала спинку какого-то кресла и опустилась в него. Все происходящее казалось ей бессмысленным, словно в кошмарном сне.

— Ты заставил меня выйти за него замуж. — Тори казалось, что эти слова произносит не она, а кто-то другой. — Ты говорил, что хочешь для меня безопасности, а сам выдал меня за такого человека… Да что говорить, вы с ним — два сапога пара!

— Нет, — покачал головой Кэмп. — Я, может, и плохой человек, не спорю, но Итан — человек хороший. Уверен, что он позаботится о тебе.

Тори с презрением смотрела на отца. После всего, что она пережила, казалось бы, уже ничто новое не могло поразить ее, но предательство собственного отца… Ум ее по-прежнему отказывался что-то понимать. Наконец, ухватившись за то, что было ей по крайней мере понятно, она заговорила:

— Этот хороший человек сегодня собирается повести шайку твоих уголовников грабить каких-то проезжих! Так вы с ним заботитесь обо мне?

В первый раз за все время разговора на лице Кэмпа отразилось удивление:

— Откуда ты знаешь?

— Я подслушала его разговор с дружком в амбаре. Для этого, полагаю, он и пригласил «нового работника»…

Удивление на лице Кэмпа медленно сменилось восхищением:

— Как ты не понимаешь, Тори! Твой муж не уголовник, и никогда им не был. Он — техасский рейнджер, делающий свое дело, как и его приятель. И собираются они не осуществить ограбление, а предотвратить его! Все должно случиться так, как я и предполагал. Сегодня. Сейчас.

Тори так хотелось верить отцу, ухватившись за его слова, как утопающий хватается за соломинку. Ведь всю жизнь она считала, что он всегда прав, всегда знает, что делать, всегда обо всем позаботится…

Но Тори чувствовала, что верить отцу, как раньше, уже не может.

Тори медленно поднялась с кресла.

— Прости меня, папа, — резко сказала она, — но, если даже то, что ты говоришь, правда, для меня это уже не важно. Знаешь, я не так уж многого хотела от жизни — всего лишь мужа, которого я могла бы любить и уважать и который любил и уважал бы меня. Теперь все это уже не имеет никакого значения. Слишком много лжи, слишком много предательств, чтобы я снова поверила вам обоим…

Она направилась к двери.

— Он любит тебя, дочка.

На мгновение Тори замерла, что-то шевельнулось в ее душе. Но она не обернулась.

— Да как ты не понимаешь, Тори, что если Итан до сих пор остается здесь, то это только из-за тебя! Он любит тебя и готов ради тебя на все… Так же как и я…

— Не верю! — Тори обернулась. В глазах ее стояли слезы. — Ни тебе, ни ему, никому не верю!

Кэмп безнадежно вжался в кресло.

— Ну и что, скажи, ты собираешься делать? Убежать? Оставить меня и его здесь? Убежать-то самое простое, девочка. Я сам всю жизнь бегал от проблем. Мне казалось, что ты слеплена из более крепкого материала!

Тори закрыла глаза, словно упиваясь собственным отчаянием.

— А что же я должна делать, по-твоему?

— Поговори с ним, — предложил Кэмп. — Хотя бы попытайся…

Поговорить? Каким безнадежным казалось это Тори! Каким жестоким, несправедливым, бессмысленным казался ей теперь мир, еще сегодня утром игравший и переливавшийся всеми красками… И все же… И все же Тори не покидали воспоминания утра — глаза Итана, с восхищением глядящие на нее, его объятия, его слова: «Все будет хорошо… Обещаю тебе, Тори, все будет хорошо!» Где-то в глубине ее души еще жила, упорно не желая умирать, та наивная, верящая в жизнь девочка, которая мечтала построить мост до луны…

Но как бы то ни было, Тори должна была знать правду. Даже если правда окажется самой горькой. Теперь Тори была к этому готова.

— Хорошо, — тихо произнесла она, — я поговорю с ним. Но не думаю, чтобы это что-нибудь изменило. И знай, я никогда не прощу тебя, отец.

Она вышла из комнаты. Кэмп последовал за ней.

На крыльце их поджидала Консуэло. Она, конечно, понимала, что между отцом и дочерью произошел непростой разговор, хотя, разумеется, подробностей не знала. Но Тори это было уже все равно.

— Итан вернулся? — обратилась к ней Тори. Консуэло отрицательно покачала головой и перевела взгляд на Кэмпа.

— Он уехал. Минут десять назад. У ворот его ждали какие-то люди, кажется, Уэлф Питерсон и его ребята. Ох, не нравится мне это!

— Сколько их было? — нахмурился Кэмп.

— Человек двадцать пять, как мне показалось. Кэмп побледнел.

— Господи! — прошептал он. — Уж не хочет ли он арестовать всех сразу?

Взгляд его встретился со взглядом Тори, и та вдруг неожиданно для себя подумала, что все не так однозначно. Да, если судить по одним внешним фактам, то все они говорят против Итана: он поехал совершать преступление. Тори слышала это собственными ушами. Но ведь она любит этого человека, значит, не может не доверять ему. Любя его, она знает о нем больше, чем говорят факты.

— Но ведь их только двое, — с тревогой заметила она. — Против двадцати пяти человек.

Кэмп внезапно преобразился.

— Куда они направились? — требовательно спросил он у Консуэло. — Тебе это известно?

Та кивнула.

— Они что-то говорили… Кажется, к перекрестку у моста…

Кэмп рванулся в дом и через пару мгновений выбежал, надевая на ходу ремень с пистолетом.

— Ты с ума сошел! — пыталась отговорить его Консуэло, но старик был непреклонен.

— Я оседлаю лошадей, — решительно заявила вдруг Тори. — Я еду с тобой.

Она побежала к конюшне. Отец даже не пытался ее остановить.

Консуэло сжала руку Кэмпа:

— Кэмп, ты с ума сошел! Ради Бога… — Она пристально посмотрела ему в глаза. — Ради меня!

— С ума, говоришь, сошел? — Кэмп покачал головой. — Нет, я был бы сумасшедшим, если бы позволил кому-то бороться вместо себя. Я сам должен это сделать!

Он потрепал Консуэло по руке и улыбнулся ей:

— Не пытайся остановить меня, Конни, бесполезно! Если я останусь, то это только скорее меня убьет.

В глазах Консуэло стояли слезы, но она отпустила руку Кэмпа и отошла от него на шаг.

Кэмп сошел с крыльца.

— Я люблю тебя, — прошептала Консуэло.

Кэмп обернулся и посмотрел на нее. Он улыбнулся тихой улыбкой, говорившей в тысячу раз больше, чем любые слова, и поспешил к конюшне.


Глава 20


Дон Диего Салинас де Ортега позволил себе немного расслабиться. Еще несколько миль — и они пересекут границу, а там уже можно считать себя в полной безопасности. Слава Богу, поездку пока можно считать удачной. Но чувство тревоги, отчего-то закравшееся в душу Диего, упорно не покидало его. В нескольких милях отсюда — ранчо его заклятого врага, а груз, который он везет, как-никак очень ценный.

Американская армия заплатила ему за лошадей очень неплохо — сам Диего знал, что они того не стоят, — к тому же золотом, на другое Диего и не соглашался, если речь шла о сделках с американцами. Поэтому он и решил сопровождать ценный груз сам, не доверяя это никому из своих людей, не говоря уже о каких-нибудь специально нанятых охранниках. Ехали они, чтобы не привлекать к себе внимания, в самом невзрачном экипаже, впереди которого следовал всего лишь один вооруженный человек. На первый взгляд Диего и Гильберто были похожи на самых обычных путешественников. Но на поясе у каждого был пистолет, за голенищем — нож, на коленях лежали винтовки. Один ящик стоял в ногах у Диего, другой — в ногах его брата. Скоро уже можно будет перестать волноваться — они почти дома…

Но не успел Диего подумать об этом, как раздался голос Мигеля — человека, сопровождавшего экипаж:

— Впереди два всадника! Они преградили дорогу!

— Черт побери! — проворчал Гильберто. Руки его инстинктивно сжали винтовку.

В глазах Диего мелькнула решимость. Одной рукой он сжал винтовку, другая потянулась к пистолету.

— Давай быстрее! — скомандовал он кучеру.

— С ума сошел? — Глаза Гильберто сверкнули. — А если это грабители?

— А если мирные? Остановившись, мы только вызовем у них подозрение. К тому же неужели мы не справимся с двумя?

— В кустах могут быть еще люди! Диего смерил брата взглядом:

— Пожалуй, ты прав, лучше остановиться, чем отстреливаться на ходу.

Экипаж остановился, и двое незнакомцев подъехали к нему.

— Приветствую вас, сеньоры! — произнес один из них. — Могу я поговорить с путешественниками?

Диего сразу узнал этот голос. Пнув дверь ногой, он вышел из экипажа. Гильберто не замедлил последовать за ним. Мигель и кучер вскинули винтовки, и все четверо взяли незнакомцев в кольцо.

Диего улыбнулся, беря на мушку Итана:

— Какая встреча, сеньор! Что вы собираетесь похитить у меня на этот раз?

Итан был удивлен не меньше его, но постарался не показать виду, мысленно обругав себя. Знай он, что ценный груз сопровождает не кто иной, как тот богатый мексиканец, с которым ему пришлось познакомиться при весьма пикантных обстоятельствах, он ни за что не ввязался бы в дело: присутствие этого человека сильно усложняло задачу.

Не сводя глаз с направленных на него стволов, Итан проговорил:

— Вы правы, сеньор Ортега, встреча действительно неожиданная!

— Ты его знаешь? — удивился Адам. — Откуда?

— Долго рассказывать, — пробормотал Итан.

Диего сильнее сжал винтовку. В глазах его мелькнуло злорадство:

— Весьма любезно с вашей стороны, сеньор Кантрелл, что вы даете мне возможность вернуть долг. — Он кинул взгляд на Гильберте — Не хотелось бы лишать удовольствия моего брата, но если он промахнется, то моя пуля уж точно попадет в цель.

Итан не сводил глаз с Диего.

— Хочешь верь, хочешь нет, но я здесь, чтобы помочь тебе.

Губы Диего скривились.

— Не думаю, что ты осудишь меня, если я предпочту в это не поверить.

— Мы — техасские рейнджеры, — вмешался в разговор Адам. — Мы здесь, чтобы предотвратить ограбление. Если уберешь на минуту палец с курка, я достану свой значок.

Диего посмотрел на него не без некоторого одобрения:

— Что ж, лишь идиот попробует что-нибудь отмочить, когда на него направлены четыре дула. А техасские рейнджеры, насколько я знаю, далеко не идиоты. Доставай свой значок.

Медленно опустив руку в карман жилета, Адам извлек значок.

— У перекрестка вас ждет засада, — сообщил он. — Человек двадцать, если не больше. Так что подумай, стоит ли тебе пытаться отнять у меня значок. Мое мнение — этим ты только себе навредишь.

— Спасибо за предупреждение! — Тон Диего был вежлив. — Но боюсь, оно бесполезно: мост единственный способ переправиться через реку.

— На твоем месте я бы послушался его совета, — заметил Итан. — Если проедешь еще пару миль по этой дороге, рискуешь потерять не только золото.

При слове «золото» глаза испанца сузились, но губы сохранили презрительную улыбку:

— И что же вы предлагаете, сеньоры?..

— Предоставьте нам возможность охранять ваш экипаж, — предложил Адам, — и провести его через границу. Тогда мы с вами сможем предотвратить ограбление.

Диего рассмеялся. Глаза Гильберто бешено сверкнули.

— Впервые вижу таких тупых грабителей! Пристрели их, братишка, и дело с концом!

— Золото нас не интересует, — объявил Итан. — Можете бросить его на дороге, без него экипаж станет только легче. Все, что нам нужно, — это арестовать тех, кто собирается ограбить вас.

Диего усмехнулся:

— Вы разочаровываете меня, сеньоры. Неужели вы и впрямь думаете, что мы будем стоять на дороге с золотом, слишком тяжелым, чтобы его спрятать, и ждать, когда ваши люди нападут на нас? Вы выводите меня из себя, и за одно это я готов пристрелить вас!

— И правда, братишка, — с жаром подхватил Гильберто, — что ты с ними церемонишься? Чего мы медлим, в самом деле? Покамы тут с ними препираемся,их люди подходят все ближе!

Диего покосился на Адама.

— Я не пылаю любовью к техасским рейнджерам, — задумчиво протянул он, — но человек я миролюбивый и убивать никого из них не собираюсь. Проявим милосердие — а вдруг они действительно говорят правду?

Он с улыбкой повернулся к Итану:

— Премного благодарен за ваше предупреждение, сеньоры. В знак благодарности позвольте нам сопровождать вас до границы. Думаю вам лучше встретить опасность в нашем экипаже, чем верхом на лошадях. — Диего сделал знак своей винтовкой: — Сеньоры, попрошу вас немедленно слезть с лошадей и отдать оружие.

Адам покосился на Итана, но обоим было ясно, что иного выхода у них нет. Они слезли с лошадей.

— На вашем месте, сеньор Ортега, — нахмурился Итан, — я бы не стал отбирать оружие. Пара лишних вооруженных людей при переправе вам не помешает.

Вместо ответа Диего молча указал ему на дверь своего экипажа.

Когда все сели, Диего направил ствол своей винтовки Итану в грудь. То же самое сделал Гильберто с Адамом.

— Сеньор Кантрелл, — Ортега был сама любезность, — раз уж судьба снова свела нас, у меня к вам масса вопросов. Например, как поживает наша темпераментная мисс Мередит?

Итан, не отрываясь, вглядывался в окно.

— Мисс Мередит стала моей женой. Диего удивленно присвистнул:

— Не знаю, мой друг, что здесь следует сказать: «поздравляю» или «сочувствую»!

Но Итан почтине слушал его — мысли его были заняты другим. Уэлфу и его дружкам он сказал, что идет вперед, на разведку, и не велел открывать огня, пока экипаж не въедет на мост. На самом же деле он намеревался, не переезжая реку, затаиться с экипажем в ложбине у моста. Убедить в этом владельца экипажа не стоило бы труда… если бы это был кто-то другой, а не Диего. Встретить же здесь Ортегу Итан не ожидал, иначе он действовал бы совсем не так.

— Нет-нет, мой друг, — непринужденно продолжал Диего, — не могу сказать, что совсем не одобряю ваш выбор. Мисс Мередит — действительно незаурядная девушка, признаюсь, я сам неравнодушен к ее чарам. Так что, как видите, есть все-таки что-то, что нас сближает…

— Они нападут сразу справа и слева, — перебил Итан его болтовню. — Вели кучеру остановиться в ложбине.

Но Диего не остановил кучера, и они въехали на мост.

«Что ж, — подумал Итан, — с четырьмя вооруженными людьми мы, может быть, еще и отобьемся, если Диего не струсит…»

— Значит, ты теперь зять Кэмпа Мередита? — как ни в чем не бывало продолжал Ортега. — Честно говоря, у меня всегда было предчувствие, что старику рано или поздно не миновать возмездия — я только не знал, какую форму это возмездие примет. И лишь теперь наконец знаю. — Диего коснулся стволом подбородка Кантрелла. Голос его стал вкрадчивым: — Признайся, Итан, что ты задумал с ним сделать?

Слова его были прерваны неожиданным выстрелом. Что-то мягкое ударило в стекло — это был Мигель, замертво упавший с лошади. Кучер тут же остановил экипаж. Итан резко выхватил винтовку у Диего, чуть не вывихнув ему руку. То же самое сделал Адам с винтовкой Гильберто.

— На пол, идиоты! — прикрикнул Итан на братьев.

Но, к величайшему удивлению Диего, он направил винтовку не на него, а в окно, отстреливаясь от тех, кто притаился за холмом.

Тори и Кэмп поспешили на выстрелы. Они подъезжали к месту сражения оттуда, где равнина на подступах к реке переходила в невысокие холмы. В какой-то момент им прекрасно открылась вся сцена: экипаж, остановившийся на середине моста, яростно отстреливавшийся кучер, мертвое тело рядом с экипажем… При виде убитого сердце Тори екнуло, но в следующий момент она заметила, что у мертвеца длинные черные волосы. Не Итан.

Четверо людей, прячась за экипажем, отстреливались изо всех сил. У одного — рыжая шевелюра и знакомый профиль…

«Слава Богу, жив… Жив и не на стороне Уэлфа…»

Тори почувствовала облегчение. Сердце ее не обманывало — Итан был достоин ее любви.

Множество людей окружили экипаж, стреляя по нему справа и слева. Тем не менее неожиданность атаки, похоже, была не в пользу нападающих — они подошли слишком близко. Вот двое уже упали под пулями обороняющихся… Еще один высунулся из-за укрытия, намереваясь стрелять, но тут уши Тори вдруг заложило от неожиданного грохота совсем рядом, и она невольно пригнулась. Тори даже не сразу поняла, что это стрелял отец.

Прежде чем люди Уэлфа успели понять, откуда прогремел неожиданный выстрел, Кэмп, соскочив с лошади, побежал к ближайшему холму, чтобы укрыться за ним. Через мгновение за ним с винтовкой наперевес рванулась Тори и, подбежав к отцу, упала на живот рядом с ним. Сердце ее бешено колотилось, но страха она не испытывала — старик вырастил достойную дочь… Точнее, она не испытывала страха за себя. Но там был Итан, и силы противника превосходили силы его сторонников по крайней мере впятеро…

Прямо над головой Тори просвистела пуля. Прицелившись в одного из грабителей, легкомысленно высунувшегося из-за куста, Тори сократила число врагов еще на одного человека.

— Молодец, девочка! — услышала она рядом с собой голос отца. — Я всегда знал, что, несмотря на твою вспыльчивость, когда надо, ты хладнокровна.

— Ты был прав, папа, — прошептала Тори, — он не на стороне Уэлфа. Но он не знает, что мы здесь…

— Оставайся на месте, — кратко скомандовал Кэмп. — Уложим, скольких сможем — ничего другого нам, увы, пока не остается.

Тори взглянула на отца — в этот момент он вовсе не выглядел смертельно уставшим, умирающим стариком. Это был прежний Кэмп, каким всю жизнь привыкла его видеть Тори — с горящим взглядом, готовый сражаться за то, что ему дорого, до последней капли крови. Лежа рядом с отцом в пороховом дыму, поддерживая человека, бесконечно дорогого им обоим, Тори уже не думала о тех обидах, которые она в последние несколько месяцев, столь богатые на события, перенесла от отца и которые нанесла ему… Все это стало прошлым, столь же не важным, как и прошлое Итана. Сейчас имело значение только то, что все трое сражались вместе — и на стороне добра.

Прошло минут пятнадцать, а может, все полчаса. Потеряв терпение, люди Уэлфа перешли в открытую атаку, и это сразу стоило им троих убитых и одного раненого (последнего подстрелила Тори). Она лихорадочно оглядывала поле битвы: сколько же осталось у противника людей? По ее подсчетам, выходило никак не меньше дюжины. Итан героически отбивал атаку, но долго ли он еще продержится?

Тори заметила, что тактика противника изменилась. Новых отчаянных атак они уже не предпринимали, ограничиваясь лишь резкими выстрелами — судя по всему, почему-то тянули время. Тори также отметила про себя, что один из оборонявшихся слишком горяч и бездумно тратит пули.

Вдруг раздалась новая серия выстрелов, и краешком глаза Тори заметила, что к берегу под прикрытием выстрелов приближаются четверо, в одном из которых она узнала Уэлфа.

— Папа, смотри! — насторожилась она.

— Вижу! — коротко откликнулся Кэмп.

— Господи! — Тори охватил ужас. — Итан их не видит, они подходят сзади!

Уэлф действительно вполне мог подойти к экипажу сзади, оставаясь незамеченным в тени берега, и в два счета уложить всех оборонявшихся.

— Прикрой меня! — приказал вдруг Кэмп дочери.

— Папа, нет!

Но Кэмп уже съезжал с холма, только камни летели из-под копыт его коня.

— Нет! — Тори казалось, что душа ее готова вырваться из груди с этим криком.

Кэмп уже мчался во весь опор по равнине, словно он был генералом, ведущим за собой целую армию. Винтовку он держал наперевес, глаза его сверкали так, что, казалось, сейчас он спалит всех врагов одним своим взглядом. Он сразу привлек к себе внимание, и Тори вдруг поняла стратегию отца: своим неожиданным появлением он рассчитывал внести в ряды противника замешательство — вряд ли работники Кэмпа сразу решатся стрелять в хозяина. Если план отца удастся, то остается еще шанс на победу…

Слезы застилали глаза Тори. Ничего не видя, она продолжала палить по противнику, но ее вера в победу таяла…

У Итана не было времени, чтобы думать о том, откуда вдруг взялась неожиданная поддержка с холма. Возможно, это вовсе и не поддержка, а люди Уэлфа, потерявшие ориентир и палящие по своим? Итан был рейнджером, воспитанным с верой в то, что один хороший рейнджер справится с десятью противниками. Если бы у него не было твердой уверенности, что вдвоем с Адамом они одолеют грабителей, он не стал бы браться за это дело. Но недооценивать опасность и не радоваться поддержке, откуда бы она ни взялась, было бы глупым.

Однако когда он увидел несущегося по равнине всадника с винтовкой наперевес, первой реакцией его была готовность стрелять.

Справа от Итана находился молодой горячий идиот Гильберто, от беспорядочной пальбы которого вреда было едва ли не больше, чем толку, и Итану приходилось прикрывать его. И вдруг они оба узнали во всаднике Кэмпа Мередита..

На мгновение для Итана все словно замерло. Вот он, Кэмп Мередит, идущий прямо на его выстрел. Кэмп Мередит, за голову которого назначена баснословная сумма, преступник, держащий в страхе пол-Америки, нарушитель всех Божеских и человеческих законов, убийца его жены… Ненависть, горечь, жажда мести — все это снова разом поднялось в груди Итана, застилая свет, помрачая разум…

Итан вдруг кинулся к Гильберто и пригнул к земле его винтовку.

— Нет! — крикнул он.

— Ты с ума сошел? — Гильберто отчаянно пытался вырваться. — Это же сам Мередит! Пусти!

Диего вскинул свою винтовку, целясь в Кэмпа, но тот вдруг крикнул:

— Сзади!

Мимо Итана просвистело несколько пуль. Он не видел, как упал Кэмп, — Итан резко обернулся назад, и пуля, еще за минуту до того чуть было не посланная им в Кэмпа, разорвала лицо Уэлфа. На мост въехали еще трое, паля из ружей, и одна пуля попала в плечо Диего. Мексиканец пошатнулся, но ни один мускул не дрогнул на его лице. Метким выстрелом он вывел стрелявшего из строя.

Три выстрела со стороны Адама — и еще один из врагов на земле.

— Я возьму их на себя, — крикнул он, — если мне удастся добежать до тех кустов!

— Беги! — крикнул Итан.

Гильберто, увидев, что трое из нападавших сзади убиты, снова переключил свою беспорядочную пальбу на тех, кто стрелял из-за укрытия. Итан оглянулся как раз вовремя, чтобы заметить Билла Пистолета, целившегося прямо в голову молодого мексиканца.

— Сзади! — крикнул Итан, но тут же понял, что Гильберто уже не успеет среагировать, и вскинул револьвер.

Обернувшись на выстрел, Гильберто увидел, как Билл слетел с лошади, опустился сначала на колени, а затем рухнул лицом вниз. Молодой человек перевел взгляд на Итана, и шок в его глазах сменился восхищением.

— Ты спас мне жизнь, — смущенно проговорил он. — Я перед тобой в долгу.

Вынув из кармана мертвеца пистолет, Итан сунул его за пояс, сжал в руке свой револьвер, а винтовку бросил Гильберто.

— Прикрой меня, — велел он и побежал на помощь Адаму.

Тори видела, как упал отец, и будто дюжина ножей разом вонзились ей в сердце.

— Папа!

Бросив винтовку, Тори как безумная вскочила на ноги и почти скатилась с холма. Ее едва не задела пуля, оставив прожженную дыру в юбке. Но Тори даже не заметила этого. Ничего не соображая, видя перед собой лишь скорчившегося на земле отца, она бежала к нему.

Кэмп лежал на боку в нелепой позе. Песок под ним уже пропитался кровью. С замирающим сердцем Тори осторожно перевернула отца на спину, и из груди ее вырвался крик, подобный вою подстреленной волчицы.

Рубаха старика на груди была вся в крови, лицо землистого цвета, руки уже начали холодеть. Но он еще дышал — или Тори это только казалось?

— Папа, нет!

Тори прижалась ухом к губам Мередита, пытаясь понять, дышит ли он. Но все, что она услышала, — это голос, окликающий ее, голос Итана…

Подняв глаза, сквозь пелену слез Тори увидела его. Итан и еще один человек, которого Тори раньше не видела, вели под конвоем пятерых или шестерых. На помощь Итану спешил третий мужчина — темноволосый, с лицом, показавшимся Тори знакомым. Судя по всему, бой был закончен.

— Итан! — крикнула она. — Помоги мне!

Передав свою винтовку темноволосому, в котором Тори с удивлением узнала дона Диего, Итан подбежал к ней.

— Тори! Какого черта! Тебя могли…

В этот момент глаза Кэмпа открылись.

— Все в порядке, папа, — отчаянно забормотала Тори, гладя лицо отца. — Итан здесь, он съездит за врачом…

На губах Кэмпа дрогнула улыбка.

— Не надо, Тори. Так лучше… По крайней мере я, как и хотел, умер в бою… и, надеюсь, на этот раз на стороне добра.

Тори посмотрела на Итана, но в глазах того не было надежды.

— Вы сошли с ума! — пробормотал он, обращаясь к Кэмпу.

— Я решил использовать свой шанс. — Каждое слово давалось старику с трудом. — Я поставил на тебя, сынок, и знаю, что не ошибся.

Итан долго молча смотрел на него.

— Вы знали, что я охотился за вами?

Старик снова улыбнулся, хотя улыбка больше походила на гримасу.

— Знал, сынок, знал. Ты думал перехитрить такую старую лисицу, как Кэмп Мередит? — Улыбка его поблекла. — Единственное, чего я хочу, сынок, чтобы ты заботился о моей Тори…

Итан горячо сжал руку Тори.

— Я позабочусь о ней. Обещаю.

Кэмп перевел взгляд на дочь, и видно было, какого труда это ему стоило.

— Сегодня моя девочка проявила себя. Думаю, я могу ею гордиться!

— Вы воспитали отличную дочь, — подтвердил Итан. Тори хотелось что-то сказать, закричать, вцепиться в отца, словно этим она могла его спасти… Но дыхание давалось ей с трудом, тело как будто окаменело.

Кэмп перевел взгляд, и Тори почувствовала, что кто-то подошел к ним. Обернувшись, она без всякого удивления посмотрела на дона Диего. Плечо его было в крови, рука не двигалась.

— Прощай, старый солдат! — с пафосом произнес он. — Ты храбро сражался. Мне будет тебя не хватать.

Вид заклятого врага, стоящего над ним в его последние минуты, заставил Кэмпа удовлетворенно улыбнуться. Затем глаза старика снова закрылись.

Тори кинулась к отцу и схватила его за плечи. Она не могла позволить ему умереть прежде, чем выскажет то, что разрывает ей сердце.

— Папа, прости меня за то, что я тогда сказала! Я не хотела! Ты слышишь? Я люблю тебя, всегда любила и буду любить…

Подняв ослабевшую руку, Кэмп дотронулся до ее щеки.

— Я знаю, — прошептал он. Рука его бессильно опустилась.

Тори отчаянно зарыдала, упав на грудь мертвого отца. Она не могла остановиться, и Итан не мешал ей, давая наплакаться вволю. Наконец, выплакав все слезы, Тори затихла.

Обняв жену за плечи, Итан помог ей подняться, и, поддерживая друг друга, они побрели домой.


Глава 21


«Ибо земля есть и в землю отыдеши…» — Голос священника звучал торжественно.

В лучах заходящего солнца тени казались особенно рельефными, цвета — особенно яркими, словно день, перед тем как уступить ночи, решил напоследок блеснуть всеми красками. Так и жизнь поет свой прощальный гимн перед тем, как уступить смерти. По крайней мере такими были жизнь и смерть Кэмпа Мередита.

Священник закрыл молитвенник и стоял молча с опущенной головой.

Отделившись от небольшой группы скорбящих, к могиле подошла Консуэло — с головы до ног в черном, в руках единственная алая роза. Никто бы не мог сказать, о чем она думает, что чувствует, стоя у могилы Кэмпа, — с того момента, как Консуэло получила известие о его смерти, она словно ушла в себя.

Торжественно-скорбно положив розу на гроб, Консуэло отошла от могилы.

Итан коснулся руки Тори. Лицо ее было бледным, под глазами обозначились черные круги, но в душе был покой — она уже выплакала все слезы. Теперь, когда первая боль утраты прошла, Тори почувствовала, что смерть отца была не поражением, а победой. Боль ее еще была сильна, Тори понимала, что ничто не заменит ей утраты, но знала она и то, что сумеет ее пережить. Теперь она была в этом уверена.

Подойдя к могиле, Тори бросила на гроб первую, символическую горсть земли. С минуту она постояла у могилы с опущенной головой.

— Прощай, папа!

Священник уже давно произнес последнее «аминь», а Тори все стояла рядом с мужем, не в силах уйти. Итан не торопил ее. Адам предложил руку Консуэло, и, мгновение поколебавшись, она оперлась на нее. Вместе со священником они направились к дому.

К могиле подошел дон Диего Салинас де Ортега. Лицо его было торжественным, раненая рука — на черной перевязи. Медленно перекрестившись, он постоял с минуту над могилой старого врага. Затем направился к Итану.

Диего подал руку, и Итан пожал ее.

— Кэмп Мередит был достойным противником, — признал мексиканец. — Таким врагом можно только гордиться. Уверен, сеньор Кантрелл, вы станете его достойным преемником. Не знаю еще, куда приведут наши дороги, но, чует мое сердце, нам еще предстоит встретиться. А пока прощайте, желаю вам удачи.

Повернувшись к Тори, Диего склонил голову и, поцеловав ее руку, отошел.

Итан обнял Тори за плечи и посмотрел на свежий могильный холмик.

— Любимая женщина, — задумчиво проговорил он, — достойный противник и ребенок, которому предстоит стать наследником, — что еще нужно мужчине для полного счастья?

— Да. — Тори посмотрела на него, улыбаясь сквозь слезы. — Моего отца в этом смысле можно назвать вполне счастливым человеком. Теперь я это понимаю. Но ведь и мы можем быть счастливы? — тихо добавила она.

Итан обнял Тори за плечи еще крепче, чтобы успокоить и вселить уверенность, и повел ее к дому.

Они молчали всю дорогу, но, когда дошли до дома, Итан вдруг заговорил:

— Теперь я понимаю, что Кэмп Мередит был одним из главных людей в моей жизни. Оглядываясь назад, я вижу: все, что бы я ни делал, было так или иначе связано с ним. Когда я приехал сюда, я его ненавидел, но постепенно мое отношение к нему менялось, и в конце концов я его даже по-своему полюбил. — Он покачал головой. — Да, забавно иногда оборачивается жизнь!

— Ведь было время, когда и я ненавидела тебя, — кивнула Тори в знак согласия. — Возможно, Консуэло права — от ненависти до любви один шаг.

— Как бы то ни было, — заключил Итан, — если бы не он, я бы не встретил тебя. Все эти годы я ненавидел его, но мог ли я знать, что именно благодаря ему я избавлюсь от этой ненависти…

На крыльце Итан вдруг остановился и посмотрел на Тори. Сквозь пелену грусти в его глазах пробивался огонек надежды.

— Однажды я сказал тебе очень горькие, очень несправедливые слова. Я сказал, что ты никогда по-настоящему не будешь моей женой… — Тори коснулась пальцем его губ, словно говоря: «Молчи!» — Но Итан продолжал: — У нас не было настоящего брака, настоящей свадьбы. Еще не поздно все исправить…

Тори с недоумением посмотрела на него, но вместо ответа Итан повел ее в дом.

— Подожди немного, — остановил он ее в холле, — я поговорю со священником.

Вернувшись через пару минут, он торжественно произнес:

— Виктория Мередит, вы окажете мне честь стать моей настоящей женой?

Глаза Тори светились от счастья. Итан взял ее под руку.


Эпилог


Каса-Верде, 1883 год

Горы, окружавшие ранчо, покрылись буйной летней зеленью, небо было таким синим, что резало глаза. День был бы нестерпимо жарким, если бы не легкий ветерок с гор. Адаму нравилось это мирное, спокойное место — многие годы ему так не хватало покоя… Пару месяцев назад он, уставший телом и душой, ушел из рейнджеров. Рана в плече зажила, Адам вполне мог бы сесть на лошадь и уехать отсюда, но он предпочел осесть здесь. Теперь ранчо Каса-Верде стало для него домом, Итан и Тори семьей.

Адам сидел в кабинете, листая книги, как обычно в жаркую погоду. Кабинет за прошедшие годы мало изменился. Деловая атмосфера, царившая в этой комнате при Кэмпе, осталась той же, когда его сменил Итан.

Адам поднял глаза, улыбаясь Консуэло, входившей в кабинет с кофейником и чашками на подносе. Консуэло тоже мало изменилась за эти годы. Все такая же красивая, она лишь выглядела чуть старше и немного усталой.

Больше всего изменился Адам. Во многом ему пришлось принять участие, многое повидать — чаще всего это было малоприятным. Он так устал от бесконечной борьбы, от всех этих перестрелок…

Черты его лица, некогда по-детски округлые, стали резче, кожа огрубела, взгляд стал острее и циничнее — теперь он смотрел на мир по-другому.

Адам не знал, что его ждет, знал лишь, что к рейнджерам он уже не вернется. Адам завидовал той легкости в принятии решений, которая всегда отличала Итана, его старшего друга. Но у Итана ведь была Тори, у Адама же — никого.

Консуэло налила Адаму и себе по чашечке кофе, и, как обычно по вечерам, оба сели у большого окна, выходившего во двор, глядя на угасающий день, на заигравшихся детей, упорно не желавших идти спать… В последних лучах предзакатного солнца три рыженькие головки казались огненными. Дети окружили мать, рассказывая ей о чем-то своем, и весело смеявшаяся, запрокинув голову, Тори в этот момент сама походила на ребенка. Итан сидел рядом на скамейке, чиня уздечку, но на самом деле больше поглядывая на жену и детей.

— Как они счастливы! — с завистью вздохнул Адам.

Консуэло кивнула:

— Да, Кэмп в свое время не ошибся — Итан оказался хорошим мужем для Тори…

Адам решил сказать то, в чем мог признаться лишь Консуэло.

— Честно говоря, — задумчиво начал он, — поначалу я сомневался, что Тори — та женщина, которая нужна Итану. Но со временем убедился, что лучшее в жизни Итана — это его женитьба на Тори. Кто бы мог подумать, что она в столь короткий срок подарит ему троих? И я втайне тешу себя мыслью, что это еще не предел…

— Да, — согласилась Консуэло, — дети — это то, ради чего стоит жить! С годами я все больше жалею, что… — Она вдруг осеклась, закусив губу.

Адам ждал, но Консуэло по-прежнему молчала. В глазах ее снова стояла боль, которую Адаму приходилось замечать уже не раз, но он никогда не спрашивал о причине, хотя не мог не чувствовать, что с этой болью связана какая-то тайна.

Консуэло посмотрела на него, и Адам понял, что она собирается открыть ему какой-то свой секрет, гораздо более важный, чем все, какими она уже поделилась с ним. Взгляд Консуэло был спокоен, но Адам чувствовал, какое усилие этой женщине пришлось сделать над собой, чтобы закончить фразу.

— С годами я все больше жалею, что моя дочь росла без меня…

Адам ошарашенно уставился на нее. Консуэло опустила глаза.

— Это долгая история. Если хочешь, расскажу. Но очень прошу: когда я закончу, подумай, как мне помочь.

Адам долго молчал, а когда заговорил, голос не слушался его.

— Ты знаешь, что для тебя я готов на все.

Улыбка Консуэло была легкой и грустной и держалась на ее губах не более мгновения. Детский смех за окном отошел для Адама на второй план, когда Консуэло медленно начала свой рассказ.

Схватив в охапку отчаянно верещавшего годовалого Джона, Тори окликнула старших:

— Пора домой!

Протест Кэмпа и Мерри — четырехлетних близнецов — был столь бурный, что заставил малютку расплакаться еще сильнее.

— Еще не темно! — кричал Кэмп.

— Ты сказала «до темноты»! — поддержала брата Мерри.

— Я сказала «до захода солнца», — уточнила Тори. — А солнце уже зашло. Пора спать!

Кэмп, уже успевший усвоить, что препираться бесполезно, сердито топнул ногой, но пошел на крыльцо и встал рядом с матерью, терпеливо поджидая сестру. Мерри же продолжала стоять на прежнем месте, недовольно выпятив губу.

— Солнце не зашло! — кричала она, тыча пальчиком вверх. — Я хочу играть!

Тори посмотрела на уже начинавшее темнеть небо, где вырисовывался бледный диск луны.

— Это не солнце, Мерри, — терпеливо объяснила она. — Это луна. А луна означает, что пора идти спать.

Малышка скептически взглянула на мать и вновь перевела глаза на небо.

— Я поиграю немножко, пока не зайдет луна! — заявила она.

Итан отложил уздечку и, подойдя к дочери, взял ее под мышку, несмотря на бурный протест: «Папа!»

— Слышишь, что сказала мама? Иди спать, а не то до захода луны будешь не играть, а чистить конюшни! — Он поставил ее на крыльцо и слегка любовно шлепнул. — Иди найди тетю Конни и скажи, чтобы уложила тебя. Если попросишь вежливо, она даст тебе молока с пирожным. Быстро спать!

— Не хочу я спать! — не сдавалась Мерри. — Хочу играть! Я хочу играть с луной!

Любовно-строгий взгляд отца все-таки заставил ее подчиниться. Дети направились в дом, споря между собой, кому из них первому тетя Конни даст пирожное.

Тори с улыбкой смотрела им вслед. Подойдя к жене, Итан обнял ее за талию.

— Интересно, кого она мне напоминает? — усмехнулся он.

— Вот уж не могу представить! — улыбнулась в ответ Тори, поправляя на руках уже затихшего Джона. В ее глазах мелькнул лукавый огонек. — Просто удивительно, Итан, как легко ты справляешься с Мерри! Впрочем, ты всегда был единственным, кто мог справиться со мной, так что с моей дочерью…

— С нашей дочерью, — поправил ее Итан.

— Разумеется, с нашей, — снова улыбнулась Тори. — Она унаследовала упрямство не только от меня.

— Ну уж нет, родная! — Итан потрепал ее по щеке. — Моему упрямству до твоего далеко!

Рассмеявшись, Тори снова посмотрела на близнецов, которых в этот момент подхватила на руки появившаяся на пороге Консуэло. Что-то малыши сегодня слишком расшалились.

Впрочем, это не было удивительным после грандиозного празднества по случаю дня рождения близнецов с огромным количеством гостей, катанием на пони, изумительным тортом и мороженым. У Тори в детстве никогда не было столь потрясающего дня рождения, и она даже представить себе не могла, что такое будет у ее детей.

— Так многое изменилось… — произнесла она вслух. Итан задумчиво кивнул, соглашаясь с женой. Драй-Уэллс действительно давно уже не походил на убогий, унылый городишко, каким впервые предстал перед взором Итана. Школа, две новые церкви, каждый день — толпа приезжих… Итан даже вел переговоры с железнодорожной компанией о прокладке подъездного пути к городу, и, судя по всему, переговоры эти должны были увенчаться успехом. Тори стала председательницей школьного комитета и сама проводила собеседования с кандидатами в учителя. С тех пор как Адама при горячей поддержке горожан уговорили поработать шерифом, в городе заметно прибавилось порядка. Драй-Уэллс рос и хорошел с каждым днем. О лучшем месте для своей семьи Итан и не мечтал.

— Да, — подтвердил он, — многое изменилось. И все — в лучшую сторону.

Тори кинула на него лукавый взгляд:

— Подожди, вот побегаешь каждый день за своими близнецами, как сегодня, покажется ли тогда тебе жизнь такой прекрасной?

Итан посмотрел на нее.

— Дважды благословенные, — задумчиво произнес он.

— Что? — не поняла Тори.

— Да так, — рассмеялся он, — пришла на память одна цитата… Дважды благословенные — вот кто мы. — Он обнял жену за талию и легонько поцеловал в макушку.

Тори улыбнулась ему в ответ.

— Да, — тихо согласилась она, — ты прав. Дважды благословенные.

Она вручила малютку Джона отцу, и они вместе вошли в дом.


notes


Примечания


1


Рейнджер — полицейский из специального конного патрульного подразделения в сельской местности, главным образом на Среднем Западе. — Примеч. пер.