Истинное имя
Линн Рэйда


Император — раб своего титула, чьим жизненным девизом стала фраза "должен — значит, можешь". Его лучший друг и преданный телохранитель мессер Ирем. И… бастард, когда-то отданный на воспитание в приемную семью. Пока правитель и его помощник предпринимают все усилия, чтобы спрятать мальчика в укромном месте и избавить от опасностей, связанных с его происхождением, их одинадцатилетний подопечный приходит к выводу, что он уже достаточно взрослый, чтобы начать самостоятельную жизнь. К примеру, выбрать себе имя и поступить в ученики в соседнем городе. А может быть, даже добраться до самой столицы. И поссориться там с отпрыском одной из самых знатных аристократических семей… В общем, не успеешь оглянуться, а самоуверенный мальчишка уже впутался в очередные неприятности.

* * *

Здесь выложена "режиссерская версия" романа. Из важного: новые эпизоды появились не только в конце романа, но и были вставлены в текст некоторых старых глав. Автор охотно примет критику и Ваши наблюдения


ПРОЛОГ


Утро начиналось неудачно.

Первый же пергамент оказался письмом Кайшера дан-Хавенрейма, правителя Нагорных королевств. Император развернул его, страдальчески поморщившись. Глаза привычно пробежали первые столбцы. Все как всегда — цветистые приветствия и вычурные финтифлюшки на заглавных буквах… По существу послание могло бы уместиться на одной, самое большее — на двух четвертях пергамента, но со всем парадным словоблудием занимало не меньше семи. Как ни странно, варварские королевства Запада довольно скоро переняли у соседей привычку к учтивому красноречию, доведя ее до приторной велеречивости.

А впрочем, что с них взять? Откуда у подобных дикарей возьмется чувство меры? Они не проявляют его ни за столом, ни на войне, и остаются верными себе в политике. Письменный стол Императора был завален свитками — отчеты от наместников провинций, тайные послания правителей соседних государств, не говоря уже о "личной" переписке (в ней, конечно, тоже говорилось о политике). На чтение обычно уходило несколько часов. Валларикс мстительно подумал, что велит секретарю сочинить ответное письмо Кайшеру на десять… нет, пятнадцать четвертин. Доподлинно известно, что владыка всех Нагорных королевств не утруждает себя чтением, а слушает, как это делают другие. Что ж, тем лучше! Ведь чтецу нельзя доверить сокращать письмо по собственному усмотрению, а значит, придется выслушать все от начала до конца.

В первую минуту Император даже не заметил шума за дверью, тем более, что говоривший — видимо, слуга — старался приглушать свой голос.

— Вы куда?… Сэр рыцарь! — шепотом — Постойте!.. Император занят. Никого не велено впускать! — судя по нарастающей панике в голосе, слуга не очень-то надеялся, что тот, к кому он обращается, послушается слов.

Валларикс поднял голову.

— Да? Вот интересно посмотреть, как ты меня "не впустишь", — язвительно заметили от самых дверей. Через секунду створки распахнулись, пропустив высокого мужчину в темно-синем, но уже порядком выцветшем плаще. Выглядел он молодо. Светлые волосы и коротко подстриженная борода, а прежде всего — кожа, на которой даже к середине лета невозможно было отыскать следа загара, выдавали его каларийское происхождение. Серые глаза смотрели холодно, спокойно и насмешливо… Что и говорить, лорд Ирем был хорош собой, как мраморные барельефы в портике дворца. Войдя, он расстегнул серебряную фибулу и сбросил плащ на первое попавшееся кресло.

Император с улыбкой встал ему навстречу. В дни, когда Валлариксу не приходилось принимать послов, он редко связывал себя дворцовым этикетом. А приветливый прием, оказанный им лорду Ирему, объяснялся давней дружбой, начавшейся еще в те времена, когда Валларикс был наследником престола.

— Где ты пропадал? — спросил он рыцаря, протягивая ему руку. Прежде, чем пожать ее, сэр Ирем бросил на стоявшее рядом кресло пару старых кожаных перчаток для верховой езды.

Вопрос правителя вызвал у каларийца непочтительное хмыканье.

— Я три дня провел в седле и больше месяца мотался по провинции. Был в Гверре, Гардаторне и Лейверке, выполняя ваши поручения. И вот, когда я появляюсь во Дворце с докладом, ваш слуга не хочет пропускать меня сюда, а вы, мой государь, осведомляетесь, где я все это время пропадал. По-моему, вам вредно столько времени сидеть над свитками.

— Садись, и расскажи мне о своей поездке, — велел Валларикс, опускаясь в темное резное кресло и указывая рыцарю на то, которое стояло с противоположной стороны стола.

Следующие полчаса Ирем рассказывал о настроениях в провинции, умело сочетая поистине военную точность с непринужденностью придворного. Тот, кто увидел бы двух мужчин, сидящих в креслах и беседующих, вряд ли заподозрил бы, что наблюдает за докладом подданного государю. Если уж на то пошло, то Ирем, вальяжно откинувшийся на спинку кресла и скрестивший руки на груди, выглядел не менее царственно, чем сидевший напротив наследник двенадцати поколений дан-Энриксов.

— Хорошо, — устало сказал Валларикс. — Судя по этим жалобам от гверрского наместника, пора послать к Рейнарду фор-Лейверка рыцаря из Ордена. Выбор подходящей кандидатуры поручаю, разумеется, тебе. Если среди твоих доминантов люди, достаточно разумные и терпеливые, чтобы ужиться с герцогом Рейнардом?..

Вопрос звучал так, как будто Валларикс хотел спросить "есть среди твоих людей такой, кто уживется с бешеным медведем в его собственной берлоге?..". Ирем чуть заметно улыбнулся.

— Разумеется. Вам стоит только пожелать, и я найду такого рыцаря.

— Хорошо. Всецело полагаюсь на твой выбор. А пока что я хотел бы, чтобы ты исполнил для меня еще кое-какое поручение.

На последних словах император выразительно понизил голос, хотя в зале, кроме них, никого не было.

— То есть — лично я?… — переспросил светловолосый калариец. — Признаться, я рассчитывал хотя бы несколько недель пожить в столице.

— Понимаю. Но ничего не поделаешь, сэр Ирем. Никому другому это дело поручить нельзя.

— Я, как всегда, польщен вашим доверием, мой лорд, — под аккуратными усами рыцаря сверкнула белозубая улыбка.

— Насмешничай, сколько тебе угодно, но, возможно, когда ты узнаешь, о чем речь, твое отношение к этому поручению изменится. Я хочу, чтобы ты поехал в Энмерри… скажем, под предлогом нового набора рекрутов или сбора недоимок по налогам. А затем объехал Чернолесье.

Ирем вскинул взгляд на Императора.

— А что? Там что-нибудь случилось?

— Пока нет. Но времени прошло уже достаточно, и я хотел бы знать, как обстоят дела.


I


— Ты можешь несколько минут посидеть смирно? Я почти закончила.

— Ну ма-ам…

Фила вытянула нитку и сделала еще несколько стежков. И где он только умудряется все время рвать свои рубашки? Впрочем, Вали в его возрасте тоже чуть не каждый день приходил домой в испачканной одежде и с разбитыми коленками. В этом плане все мальчишки одинаковы. Близнецам пока хватает места для игр за курятником и во дворе, но скоро они тоже станут удирать из дома и до самой ночи пропадать в лесу или на озере. А возвращаясь, сметать со стола все, что она успеет приготовить.

— Постарайся поберечь рубашку до того, как высохнет другая. Я не успеваю штопать твои вещи, — с напускной суровостью сказала Фила. Безымянный покосился на нее из-под спутанной челки и, убедившись, что, несмотря на ворчливый тон, мать даже и не думает сердиться, поневоле улыбнулся.

— Хорошо. А теперь можно, я пойду?

— Иди, — вздохнула Фила.

Безымянный вихрем вылетел за дверь. Фила даже не успела попросить его на этот раз не опаздывать к ужину. Валиор всякий раз сердился, если кто-то из мальчишек приходил, когда семья уже сидела за столом.

Снова оставшись в одиночестве, Фила пожалела, что среди четырех ее детей не было ни одной девочки, которую сидела бы с ней дома, когда остальные ее отпрыски с утра пораньше разбегались кто куда. Без них в хибарке на опушке леса было слишком тихо. Остальные женщины в деревне держались дружно, но они и жили рядом. Валиор же поселился на отшибе, и в каком-то отношении так и остался для деревни чужаком.

Фила не могла отделаться от ощущения, что остальные дети в их селении не слишком жалуют ее ребят. В особенности Безымянного. Вали был уже достаточно взрослым, чтобы к нему опасались приставать. А близнецы, наоборот, еще не доросли до того возраста, чтобы мальчишки взяли их в свою компанию. Каждый раз, когда ее средний сын возвращался с синяком на скуле и красноречивыми ссадинами на костяшках кулаков, Фила гадала — было ли это следами обычных мальчишеских драк, или следовало уделить происходящему особое внимание? Но Безымянный никогда не жаловался, и Фила предпочитала делать вид, что ничего не замечает. Она по опыту знала, что, если ее средний сын не хочет что-нибудь рассказывать, то, сколько ни расспрашивай, он будет только отворачиваться и упрямо хмурить брови. Валиор смотрел на это проще. Он считал, что мальчику полезно уметь постоять за себя, и нужно предоставить Безымянному возможность научиться этому, не прячась за спиной у старших. Филе иногда казалось, что ее муж просто предпочитает ни во что не вмешиваться.

Она отложила в сторону корзину, чтобы после поручить ее починку близнецам — с такой задачей они смогут справиться — а сама вернулась к очагу. К тому моменту, когда Валиор вернется с поля, нужно приготовить для него обед — похлебку с мясом, чесноком и сухарями. Мысли Филы снова закрутились вокруг ежедневных дел, и беспокойство из-за Безымянного было на время позабыто.


…Они поджидали его на опушке леса, и, как представлялось им самим, устроили прекрасную засаду. Но приемыш был настороже, поскольку ожидал чего-нибудь подобного.

На лице Каттинара, сына старосты, еще заметны были синяки от их последней драки, кончившейся для Катти вполне бесславно, несмотря на то, что он был старше и сильнее своего противника. Сказать по правде, дрался Каттинар нечасто — незачем единственному сыну старосты Каренна самому пускать в ход кулаки, чтобы расправиться с обидчиком; и без того найдется, кому поучить нахала уму-разуму. Но даже в этом чаще всего не было необходимости, поскольку мало кто решался задевать Катти.

Совсем другое дело — Безымянный. Сирота из дома на отшибе, даже внешне непохожий на других мальчишек из деревни и за десять лет так и не ставший среди них своим, он, сколько себя помнил, должен был без передышки отвоевывать для себя право находиться среди остальных, не превращаясь в вечную мишень для пересудов и насмешек. И если поначалу он частенько шел домой, весь перемазанный в пыли и сглатывая слезы, то со временем желающих подраться с ним заметно поубавилось. В недавней схватке с Каттинаром Безымянный одержал великолепную победу — и остаток дня буквально упивался ощущением триумфа, омраченного разве что тем, что драка, начатая сыном старосты в лесу, происходила без свидетелей. Хотя, возможно, если бы он побил Каттинара на глазах у остальных мальчишек из деревни, то расплата наступила бы гораздо раньше.

Безымянный понимал, что рано или поздно Каттинар подстережет его в каком-нибудь укромном месте — и, конечно, не один, а с кем-то из своих приятелей, как это уже много раз бывало раньше. Несколько последних дней приемыш чувствовал себя в деревне, будто в осажденном городе, и нервно оборачивался на любой случайный шорох.

Это его и спасло. Во всяком случае, попытка незаметно окружить его дружкам Катти не удалась. Приемыш вовремя заметил их и замер в напряженной позе, в равной степени готовый драться или убегать. При это он привычно вскинул подбородок вверх — тем безотчетным и самоуверенным движением, которое всегда безмерно раздражало взрослых жителей деревни, полагавших, что сопливому мальчишке, будь он даже законнорожденным ребенком достойных родителей, нельзя позволять подобным образом смотреть на старших и так задирать перед другими сверстниками свой чумазый нос.

С первого взгляда на участников засады Безымянный оценил свое положение как "крайне паршивое". Мальчишек было шестеро, и среди них — ни одного, хоть сколько-нибудь расположенного к Безымянному. С Каттинаром, как обычно, пришли Вено, Хельме, рыжий Скай и Ленс — худой нескладный парень, бывший на голову выше остальных. Эти невзлюбили Безымянного почти с такой же силой, как их предводитель, хотя вряд ли кто-нибудь из них мог вспомнить, с чего это началось. Новым лицом в этой компании был только Барл — почти ровесник Безымянного, донельзя гордый тем, что старшие позволили ему к ним присоединиться. Он был преисполнен воодушевления и жаждал доказать, что Каттинар и Ленс в нем не ошиблись. На его сочувствие рассчитывать тем более не приходилось.

Ну и, разумеется, здесь же торчал и сам Катти. На его бледной и одутловатой физиономии любые синяки держались долго, и сейчас Безымянный не без тайного злорадства скользнул по сыну старосты глазами. Два последних дня Катти не появлялся ни на озере, ни на площадке за амбарами — должно быть, не хотел показываться на глаза своим друзьям в таком плачевном виде. Впрочем, он и в остальное время не был писаным красавцем. Безымянный дерзко утверждал, что Каттинар похож на перекормленного поросенка, но, пожалуй, это было преувеличением. В действительности у Катти было вполне обычное, вечно надутое лицо с заметно оттопыренной нижней губой, жесткие рыжеватые волосы и серые глаза. По-настоящему отвратным это лицо становилось только в те минуты, когда Каттинар глумливо улыбался, глядя на свою очередную жертву. Как сейчас.

— Смотрите, кто пришел!.. — елейным голосом пропел Катти. — Я был уверен, что ты еще прячешься у матери под юбкой.

— А я был уверен, что ты все еще сидишь и делаешь свинцовые примочки. Чтобы синяки сошли быстрее, — храбро отозвался Безымянный, которому безвыходное положение придало нахальства.

— Думаешь, ты очень умный, да? — прищурился сын старосты. — И очень смелый… до тех пор, пока тебя никто не трогает. Но это мы сейчас исправим. Давай, Рыжий!..

Повинуясь жесту Каттинара — или просто действуя так, как было условлено заранее, Скай подскочил к Безымянному, чтобы схватить его за локти, но приемыш ловко извернулся, с силой оттолкнул его и бросился бежать. Скай, получивший локтем в подбородок, ошалело заморгал, а остальные замерли на месте, провожая взглядами мелькающую за деревьями фигуру Безымянного.

— Чего уставились?! За ним! — скомандовал Катти осипшим от досады голосом.

Опомнившись, мальчишки бросились в погоню.

— Он бежит к болотам!.. — крикнул кто-то на бегу, то ли указывая путь, то ли, наоборот, пытаясь призвать их к благоразумию.

— Эй, там, не отставайте! — приказал Катти, а щуплый Барл с восторгом подхватил:

— Бей приемыша!..

Подобный клич звучал в этом лесу уже не в первый раз. Приемыш мчался через Жабью топь, не оборачиваясь и не замедляя бега, даже когда под ногами начинала выступать болотная жижа. Он неплохо знал эти места и был уверен, что сумеет выбраться. Босые ноги почти не касались прелых листьев и лесного мха. Мальчишки из деревни постепенно отставали.

Он не успел понять, что с ним произошло, когда на бегу зацепился ступней за золотисто-черную корягу. Земля внезапно бросилась ему навстречу, и приемыш выставил вперед ладони, чтобы хоть чуть-чуть смягчить падение. Перекатившись по земле, Безымянный вскочил и хотел было снова броситься бежать, но при первом же шаге подвернутую при падении ступню пронзила такая боль, что он невольно вскрикнул.

Но сильнее боли оказался ужас, всколыхнувшийся внутри при мысли, что сейчас его догонят.

Безымянный закусил губу и, припадая на больную ногу, побежал вперед.

— Эй, приемыш, стой!.. Все равно никуда теперь не денешься!

— Ты трус! Только и умеешь, что убегать и прятаться!

"А вы только и умеете, что вшестером нападать на одного" — парировал приемыш про себя, не тратя сил и времени на ответные выкрики.

Впереди начиналась самая опасная часть болот, отрезавшая Чернолесье от Старой дороги, ведущей на север, к ближайшему городу. Раньше Безымянный никогда не осмеливался заходить так далеко, но сегодня у него не оставалось выбора. Либо остановиться и позволить Каттинару и его дружкам в очередной раз изукрасить его синяками, либо надеяться, что у них не хватит смелости сунуться за ним в самое сердце Жабьей топи.

В азарте погони Каттинар с друзьями продвинулись уже гораздо дальше, чем обычно позволял им здравый смысл. Они попробовали последовать за Безымянным, перескакивая с кочки на кочку, но хлюпавшая под ногами жижа скоро остудила даже самые горячие головы, и преследователи остановились. Вид у них был недовольный и растерянный.

— Пошли отсюда, — мрачно сказал Каттинар. И, посмотрев на место, где исчез приемыш, сплюнул себе под ноги. — Никуда он не денется. Нельзя вечно отсиживаться на болоте.

Сначала о приемыше забыли. Потом, ближе к вечеру, стали поглядывать в сторону Жабьей топи с нарастающей тревогой. К тому времени, когда настало время расходиться по домам, наивный Барл озвучил мучавший всех остальных вопрос.

— А что, если он попытался пройти всю топь насквозь и выбраться на Старую дорогу?.. — спросил он, не обращаясь ни к кому в отдельности.

— Ты что, сдурел? — мгновенно разозлился Каттинар, которому такая мысль пришла в голову гораздо раньше, чем другим. — Оттуда ни за что не доберешься до дороги. Через ту трясину невозможно перейти!

Барл испуганно замолк, и на какое-то мгновение казалось, что мятеж подавлен, но тут в разговор вмешался Скай.

— Ну а что если Безымянный все-таки попробовал?..

— Тогда он утонул! — в сердцах ответил Каттинар.

В наступившей тишине мальчишки стали беспокойно переглядываться. Одно дело — погоняться за приемышем по лесу или надавать ему по шее, и совсем другое — оказаться виновниками его смерти.

— Мы тут ни при чем, — решительно сказал Катти, и в его голосе послышались угрожающие нотки. — Не вздумайте всем растрезвонить, будто мы загнали его на болото, а он там пропал! Вы тут болтаете всякую ерунду, а Безымянный, может быть, уже давно в деревне. Ну даже а если… даже если он и на болоте, то никто не заставлял его туда ходить.

— И мы будем делать, если Безымянный не вернется? — спросил Скай, стараясь не смотреть на предводителя.

— Посмотрим, — уклончиво сказал Катти. Мысль о том, что Безымянный мог погибнуть, вызывала у него одновременно страх, раскаяние и досаду. Но досады было больше. Почему он должен отвечать за то, что этому болвану вздумалось искать убежища именно на болоте?… Заметив устремленный на него испуганный взгляд Барла, Каттинар почувствовал, что дело плохо.

— Но нас ведь спросят, когда мы в последний раз встречали Безымянного! И что нам говорить?

— Скажите, что сегодня вообще его не видели. Или… или нет, постойте. У меня блестящая идея! — Каттинар самодовольно улыбнулся. Его бледное лицо опять порозовело. — Если Безымянный не вернется, то его начнут искать. Тогда мы скажем, что еще неделю назад слышали, будто он собирался сбежать из дома, а сегодня видели его в лесу, когда он вынимал из тайника в дупле какие-то припасы. И никто ничего не узнает! Только слушайтесь меня.

— Но это подло! — возмутился Скай.

— Да?.. — разозлился Каттинар. — Хочешь сказать всю правду, чтобы Фила начала вопить, что мы убили ее драгоценного сыночка?.. Интересно, что на это скажет твой отец!

Отец Ская действительно отличался крутым нравом, и чуть что — устраивал наследнику очередную взбучку. И если мелочь вроде украденной из дома рыболовной снасти, по его мнению, стоила хорошей порки, то не приходилось сомневаться, что после истории с Безымянным Скаю тем более придется туго.

— Просто делайте, что я скажу, и все будет в порядке, — настойчиво повторил Каттинар.

Скай нехотя кивнул. Все остальные тоже поддержали сына старосты, надеясь, что, когда они придут в деревню, Безымянный будет уже дома.

Но приемыш не вернулся.


Безымянный сидел на стволе наполовину затонувшего дерева и гадал, придет ли кто-нибудь ему на помощь. Он старался заглушить растущий страх, но ничего не мог с собой поделать. Вешки, отмечающие безопасный путь через болото, обрывались чуть ли не за четверть стае[1 - Стае — мера расстояния, примерно равна 8 км.] от дороги. Вряд ли кто-нибудь из жителей деревни заходил так далеко, как Безымянный, тщательно исследовавший местные болота еще прошлым летом, но на этот раз он оказался в совершенно незнакомой части Топи.

Даже при свете дня это было довольно зловещее место: полусгнившие стволы деревьев, срубленных когда-то, в незапамятные времена, когда на этом месте еще не было болота, громоздились друг на друга, там и сям чернели заводи темной болотной воды, а земля при каждом шаге проседала под ногами. Безымянный даже охнуть не успел, когда провалился в трясину по грудь. Он отчаянно барахтался, но только увязал все глубже. Выручило его только то, что ему удалось схватиться за скользкий ствол поваленного дерева и после нескольких отчаянных усилий наконец взобраться на него. Теперь он с тоской смотрел на берег, но не решался расстаться со своим убежищем, чтобы добраться до твердой земли, отлично понимая, что второй попытки у него не будет.

В августе темнеет поздно, и сгустившиеся над болотом сумерки показывали, что прошло уже несколько часов с того момента, как он должен был вернуться. Почему же его до сих пор не ищут?…

В голове у Безымянного мелькнуло, что Валиор, наверное, не будет слишком уж переживать из-за его отсутствия. Из четырех своих детей он отдавал явное предпочтение самому старшему, Вали, гораздо прохладнее относился к близнецам, а уж приемыша и вовсе едва замечал — конечно, кроме тех случаев, когда тот успевал что-нибудь натворить. Но зато мама точно подняла бы на ноги всю деревню, если бы узнала, что Катти с дружками загнали его на болото. Почему же никто не идет?..

Последняя мысль была явно лишней. Самообладание Безымянного дало трещину, и он почувствовал, как в носу противно защипало. Вот не хватало только разреветься от полнейшего бессилия и жалости к себе!.. Безымянный свесил ноги, поболтал босыми ступнями в зеленоватой болотной воде — сейчас она казалась теплой, потому что с наступлением сумерек в лесу похолодало — и попробовал себе представить, что в эту минуту происходит дома.

А происходило вот что.

Каттинар не меньше часа прослонялся возле хижины, стоящей на отшибе, выжидая, пока терпение Валиора иссякнет и он сам пойдет искать приемыша. Поскольку Безымянный так и не вернулся, Каттинар удостоверился, что первая догадка Барла соответствовала истине. По-видимому, этот идиот действительно решил пройти через всю Жабью Топь. За что и поплатился.

Каттинар старательно гнал от себя видение, в котором Безымянный из последних сил пытался выбраться на берег и напрасно звал на помощь, пока не захлебывался затхлой тинистой водой. Эта картинка всякий раз вставала перед глазами у Катти так ярко и отчетливо, как будто бы он сам все это видел, и тогда по коже пробегал озноб. Никогда в жизни сыну старосты не было так страшно. Думалось о том, что Безымянный, умерший такой нечистой смертью, чего доброго, в очередное полнолуние вернется к ним в деревню уже в виде выжлеца — страшного, посиневшего, облепленного с ног до головы болотной тиной. И потребует отдать ему обидчиков, из-за которых утонул в болоте.

Перепуганный собственным вымыслом Катти едва не заскулил от страха. Но в это самое мгновение дверь дома скрипнула, и сын Каренна вернулся к более практичным мыслям.

Его ожидание имело целью не позволить Валиору в своих поисках наткнуться на кого-нибудь из тех, кто этим утром поучаствовал в злополучной погоне. Каттинар не доверял своим друзьям. Стоило хорошенько поднажать на Ленса или Барла, и они расскажут все, как было. Струсят. Да еще все свалят на него — мол, это Каттинар велел догнать приемыша. А Скай — тот, чего доброго, опять расхнычется о том, что это подло и что следует во всем признаться. Паршивый чистоплюй.

Катти решил взять дело в свои руки и не допустить, чтобы история о Безымянном выплыла на свет.

Приземистый и коренастый Валиор, хромая, вышел на крыльцо и пересек маленький дворик, огороженный покосившейся изгородью. Лицо его выражало крайнюю степень недовольства. Как и следовало ожидать, он не пошел в деревню, а остановился у калитки и нетерпеливо огляделся, словно ожидая, что приемный сын вот-вот покажется за мельниковым домом или выйдет на опушку леса, примыкавшего почти вплотную к хижине. Безымянного он не увидел, зато обнаружил сына старосты, делавшего вид, что он слоняется здесь просто от безделья.

— Эй ты! Поди сюда, — довольно резко велел он. Впрочем, голос у бывшего стражника был хриплым и грубым от природы, и изобразить любезность ему было бы сложнее, чем протанцевать с больной ногой кароль[2 - Кароль — средневековый танец.].

Внутренне обмирая от волнения, Катти приблизился к нему.

— Ты Безымянного не видел? — хмуро спросил Валиор.

— А разве он не дома?.. — переспросил Каттинар, сцепив за спиной руки из опасения, что они начнут дрожать.

— Будь он дома, я бы тебя не спрашивал, — отрезал Валиор. — Нет, он снова где-то шляется. Не знаешь, где он может быть?

— М-может быть… То есть я, конечно, не уверен…

— Что ты там бормочешь? — насупился Валиор. — Ты вообще его сегодня видел?

— Да, — Катти сглотнул. В горле у него внезапно пересохло. — Мы сегодня видели его в лесу. Даже спросили, куда он идет — только он нам сказал, чтобы мы не совали нос не в свое дело. А потом ушел. Я думаю…

Катти запнулся.

— Что?

— Я думаю, он убежал из дома! — выпалил сын старосты.

— Что значит "убежал"?! — темные глаза Валиора яростно сверкнули. Его широкое, скуластое лицо налилось кровью, и тянувшийся через всю щеку шрам — напоминание о службе в крепости — стал почти черным. Каттинар невольно сделал шаг назад. Сын старосты не сомневался в том, что Валиор рассердится, но все же не предполагал, что известие о предполагаемом бегстве приемыша вызовет у него такую бурную реакцию.

В конце концов, даже слепой заметил бы, что Валиор не очень-то привязан к Безымянному.

— Ну-ка быстро говори, что ты об этом знаешь, — приказал мужчина.

— Ну… Безымянный хвастался, что может в одиночку дойти до Энмерри, а еще говорил, что хочет поступить в ученики. Мы несколько раз видели, как он таскает в лес еду и прячет ее там. Я думаю, что он забрал ее с собой, когда ушел сегодня утром, — оттарабанил Каттинар, заранее подумавший над "даказательствами".

Валиор сверлил Катти тяжелым взглядом. Каттинар уже успел подумать, что он не поверил ему и сейчас начнет допытываться, что произошло с приемышем на самом деле — от одной мысли об этом его прошиб холодный пот, — но бывший стражник ограничился вопросом:

— Где вы видели его в последний раз?

— Недалеко отсюда. На развилке у опушки леса.

— И куда он направлялся?

— Кажется, в сторону Старой дороги.

Валиор негромко выругался.

— Значит, он уже дошел до Белого ручья, а то и до Горелой балки, — подытожил он. — Сейчас уже темно, а он, конечно же, не заночует прямо на дороге. Тьфу ты!.. Завтра утром одолжу у Сура лошадь и поеду в город. Надо разыскать паршивца и вернуть его назад. Ну, он у меня еще получит!..

Каттинар незаметно перевел дыхание. Валиор ему поверил. Правда, завтра он поедет в город, и, конечно, никакого Безымянного там не найдет. Но ведь причина, по который тот не смог добраться до Энмерри, может быть какой угодно. В любом случае, за это спрос уж точно не с него и не с его друзей.

Катти заставил себя выкинуть из головы мысль о приемыше, увязающем в трясине и отчаянно колотящем руками по воде. "Пусть так. Но это все равно давно закончилось, — сказал себе Катти. — И самым лучшим будет побыстрее обо всем забыть"


Может быть, они отправятся на поиски завтра утром, — думал Безымянный, стиснув зубы, чтобы они не стучали — этот клацающий звук напоминал ему о том, что он замерз, чудовищно устал, и тело одеревенело от долгого сидения на одном месте. Ночью на болоте проще утонуть, чем вытащить кого-нибудь. Он сам бы на их месте тоже подождал, пока не рассветет…

Глаза у Безымянного слипались, так что он боялся, что уснет и свалится с бревна. Но этот страх был далеко не самым сильным.

Безымянному уже не раз случалось ночевать в лесу, но тогда он не сидел в кромешной темноте, а мирно засыпал у догоравшего костра, отбрасывающего теплый свет на развесистые лапы старых елей. Сейчас он был бы рад услышать даже жутковатое уханье совы, но на болоте было тихо, очень тихо. А иногда он слышал чавкающие звуки, как будто кто-то невидимый шел прямо к нему через топь, и тогда мальчик чувствовал, как все внутри него сжимается от ужаса. Крестьяне, обходившие болота стороной, с особым удовольствием пугали друг друга страшными историями про эту топь, и Безымянный в свое время тоже слышал их вполне достаточно. Сейчас память услужливо подсовывала ему самые душераздирающие куски этих бесчисленных рассказов.

Чтобы отвлечься, Безымянный принялся насвистывать — и чуть было не пропустил неясный шум, доносящийся со стороны дороги. Когда стало ясно, что глухой и отдаленный шум ему не померещился, он резко оборвал мелодию пастушьей песни, которой только что пытался подражать, и замер, силясь уловить, откуда доносился этот звук.

Шум постепенно приближался и все меньше походил на звуки, которые обычно можно услышать в ночном лесу. А когда до ушей Безымянного донеслось конское ржание, он окончательно уверился, что по Старой дороге едут люди.

Он набрал в легкие как можно больше воздуха и что было силы закричал:

— Помогите!.. По-мо-ги-те мне! Я здесь!..

Если он слышит "их" коней, значит, дорога совсем близко. Кто бы они ни были, они должны его услышать. Безымянный продолжал кричать:

— Сюда! На помощь!..

Он догадывался, что эти люди не имеют ничего общего с жителями их деревни — они ехали со стороны Энмерри, в то время как крестьяне, если бы они отправились на поиски, пришли бы с противоположной стороны, и, разумеется, пешком. Но в тот момент ему было наплевать на то, кем могут оказаться эти всадники. Ему хотелось только одного — чтобы его услышали и вытащили из болота.

Безымянному почудилось, будто со стороны дороги кто-то закричал ему в ответ. Он замолчал, чтобы проверить эту догадку.

— Мы….же….дем!..жись! — чуть слышно донеслось до Безымянного. Кричал мужчина.

Только тут приемыш сообразил, что, немного отойдя от тракта, его добровольные помощники окажутся в самой опасной части топи. Если они прибыли издалека, то могут и не знать об этом. От мысли, что он только что, возможно, заманил в смертельную ловушку сразу несколько человек, волосы на голове у приемыша встали дыбом.

— Стойте! Там болото! — завопил он, привставая на бревне. — Я не знаю, как сюда добраться! Здесь кругом трясина! Топь!!

Откричавшись, он прислушался. В ответ не донеслось ни звука.

Сердце у Безымянного тоскливо сжалось. Если неизвестные решат не рисковать и повернут назад, ему конец.

Несколько секунд он напряженно вслушивался в тишину, потом, не удержавшись, крикнул:

— Ээээй!

— Мы скоро будем, — крикнул тот же голос, но уже гораздо ближе. — Сколько ты еще сумеешь продержаться?..

— Сколько угодно! — отозвался Безымянный, не в силах скрыть радости в голосе.

Ему даже показалось, что он расслышал чей-то смешок в ответ на последнюю реплику, но это, разумеется, было игрой его воображения.

Через несколько минут он различил невдалеке свет факелов, и сердце радостно заколотилось. Помощь была совсем рядом. Именно теперь ему совсем некстати вспомнились пересуды взрослых, обсуждавших появление в Энмерии заезжих работорговцев. Говорили, что отсюда они следуют во Внутренние земли, где даже имперскими законами до сих пор не удалось искоренить работорговлю, а в дороге по дешевке скупают у распорядителей каменоломен осужденных на каторжные работы и еще воруют у крестьян детей. Если обещанная помощь исходила от кого-то вроде них, то они увезут его с собой и где-нибудь за тридевять земель отсюда продадут какому-нибудь перекупщику. Однако сильно испугаться этой мысли Безымянному не удалось, поскольку даже перспектива оказаться в рабстве была лучше, чем возможность насовсем остаться здесь.

Идущий впереди мужчина остановился на краю трясины и, подняв повыше факел, отыскал глазами, Безымянного. Приемыш, в свою очередь, не отрываясь смотрел на незнакомца. Зрелище и вправду было необычным. Выглядел мужчина так, как будто бы стоял не на зловеще проседающей болотной почве, а на пьедестале. Красноватый отблеск факела падал на растрепанные светлые волосы незнакомца, аккуратную короткую бородку и плечо, обтянутое коричневой дорожной курткой.

— Значит, это ты кричал, — протянул он, и Безымянный узнал голос человека, отвечавшего ему до этого, хотя теперь мужчина говорил, не повышая голоса. — Сейчас мы тебя вытащим, — пообещал он мальчику и обратился к своим спутникам — Дайте-ка мне веревку.

Безымянный уже понял, что среди этих четырех мужчин его собеседник был главным, но он все равно немного удивился, с какой поспешностью они выполнили его распоряжение и принялись привязывать один конец веревки к невысокому кривому дереву, растущему неподалеку.

Тем временем светловолосый передал кому-то факел и снова повернулся к Безымянному.

— Лови, — предупредил он, прежде чем перебросить на бревно другой конец веревки.

Первые четыре раза Безымянный не поймал. Отчасти потому, что онемевшие от долгого сидения на дереве конечности почти не слушались, отчасти — потому что расстояние не позволяло незнакомцу забросить веревку достаточно далеко. Каждую неудачу тот сопровождал выразительными комментариями сквозь зубы, но было не похоже, что они выводят его из себя. Протащив веревку по воде, он как ни в чем ни бывало повторял свою попытку, и на пятый раз приемыш наконец схватил намокший, измочаленный конец.

— Привязывай, — распорядился незнакомец. — И постарайся затянуть покрепче…

Мальчик так и сделал. На всякий случай он обмотал веревку вокруг ствола несколько раз, и, нагнувшись над бревном, завязал несколько хитрых узлов, подсмотренных у Валиора. Мокрая веревка натянулась, и мужчина, проверив ее прочность, остался доволен результатом.

Безымянный даже не успел подумать, что теперь он мог бы попытаться добраться до берега, как его помощник сам направился к нему, провалившись сперва по колено, а после — по пояс.

— Посветите мне! — бросил он через плечо оставшимся на берегу.

— Может, вам помочь, сэр Ирем? — встревожено спросил один из его спутников, насчет которого Безымянный не был до конца уверен — относить его к рязряду взрослых или все-таки не относить?… На вид парнишке было лет семнадцать.

— Ни в коем случае. Стой, где стоишь, Эрлано! — быстро — даже слишком быстро — отозвался незнакомец, только что поименованный "сэром Иремом". И пробормотал себе под нос — Вот не хватало мне еще вытаскивать отсюда вас обоих…

Несмотря на беспокойство, Безымянный еле удержался от улыбки. И только потом подумал, что, судя по почтительным манерам остальных, этот сэр Ирем был какой-то важной птицей.

Мужчина остановился на расстоянии протянутой руки и без лишних церемоний снял Безымянного с бревна. У приемыша даже не хватило сил возмутиться, что с ним обращаются, как с маленьким ребенком.

— Я могу идти сам, — заметил он, но Ирем пропустил его слова мимо ушей. Он шел с трудом, но явно не из-за того, что теперь ему приходилось нести Безымянного. Вода теперь доходила ему до ребер, и приемыш, содрогнувшись, вспомнил, что под ними, по сути, нет дна — только вязкая трясина. Очень может быть, что, если бы светловолосый не держался за веревку, он давно бы провалился с головой.

Тут Безымянный впервые спросил себя, с какой, собственно, стати этот незнакомый человек рискует своей жизнью, чтобы его выручить?

Когда они приблизились к берегу, сразу три пары рук потянулись помочь им, но в этом уже не было необходимости. Ирем отпустил приемыша и несколько секунд стоял, переводя дыхание. С его вымокшей насквозь одежды струйками текла вода.

— Все. Идем назад, — скомандовал он наконец.

Обратный путь приемышу запомнился намного хуже. Они продвигались с теми же предосторожностями, которые задержали его помощников на пути сюда. Впереди опять шел Ирем, а Безымянному велели идти прямо за ним, чтобы все время оставаться на виду. После недавнего падения в лесу он все еще прихрамывал, но боль в ступне немного поутихла. А может быть, все его чувства просто притупились от усталости. Приемыш еле держался на ногах, время от времени тер пальцами глаза, чтобы прогнать внезапно накатившую сонливость, а про себя гадал, кем же на самом деле были эти четверо мужчин.

Очевидно, те, кто пошел за ним на болото, составляли только часть отряда, ехавшего по Старой дороге, потому что кто-то еще должен был остаться с лошадьми. Это приемыш понимал и так. Но то, что он увидел, когда они наконец-то вышли на дорогу, превзошло все его ожидания. Чужаков было не меньше дюжины. Бородатые мужчины на конях были одеты в форму энмеррийской стражи. Валиор, когда-то в незапамятные времена служивший в крепости у "Четырех Дубов", хранил на чердаке такую же коричневую стеганую куртку с вышитыми на груди стрелой и желудем. Из рассказов приемного отца следовало, что обычно ее надевали под кольчугу, но на всадниках доспехов не было.

Надо сказать, что, если Безымянный во все глаза смотрел на незнакомцев, то и они с удивлением разглядывали мальчика, неизвестно как оказавшегося посреди ночного леса. Безымянный сам не замечал, что весь дрожит.

— Эрлано, плащ и флягу, — коротко распорядился Ирем. Приемыш оглянуться не успел, как ему не плечи набросили тяжелый темно-синий плащ, под которым легко уместились бы еще двое таких, как он, а тот, которого сэр Ирем называл Эрлано, вынудил его сделать несколько глотков из принесенной фляжки. Безымянный думал, что это вино, но напиток из фляги был гораздо крепче. Он обжег приемышу язык и горло, но зато по телу прокатилась волна приятного тепла. Приемышу внезапно захотелось лечь прямо на землю, закутаться в плащ и заснуть.

— Это он кричал, мессер? — не утерпел один из стражников.

— Да, он. Похоже, чуть не утонул в болоте, — отозвался Ирем. — Как ты вообще туда попал?

Последний вопрос был адресован Безымянному. Тот сразу вспомнил про засаду на лесной тропинке, свой короткий разговор с Катти и долгую погоню на болоте. Рассказать эту историю толпе чужих людей казалось совершенно невозможным.

— Случайно, — ляпнул Безымянный первое, что пришло в голову.

Ирем хмыкнул, но, к большому облегчению приемыша, выяснять подробности не стал, а вместо этого спросил:

— Где ты живешь?

— В деревне на опушке леса. Это в нескольких часах пути отсюда, — пояснил приемыш, но потом подумал, что про "несколько часов пути" он зря — это ему, пешком, с подвернутой ногой, придется ковылять не меньше трех часов, а всадники на отдохнувших лошадях доедут очень быстро.

Ирем слегка нахмурился.

— А кто твои родители? Они знают, где ты?

— Нет… я думаю, не знают. Валиор бы постарался меня выручить.

— Кто такой Валиор? Он твой отец?..

— Приемный.

— А-а. Ты, значит, сирота, — задумчиво сказал сэр Ирем, то ли отвечая Безымянному, то ли додумывая про себя какую-то невысказанную мысль. — Клянусь короной Кметрикса!.. Не очень-то заботливы твои приемные родители, если ты оказался здесь совсем один и среди ночи. Я забыл спросить — как твоя имя?

Безымянный растерялся. До сих пор никто не задавал ему подобного вопроса, и сейчас ему впервые пришло в голову, как странно должен прозвучать его ответ.

— Никак. Меня все называют Безымянным.

— Как?… — его собеседник удивленно поднял брови.

— Безымянным, — терпеливо повторил приемыш. — Староста Карен сказал, что это потому, что я ублюдок. В смысле, незаконнорожденный. Он говорит — зачем давать бастарду имя, если оно все равно не настоящее.

— Вот оно как, — протянул Ирем. Он прищурился, и взгляд светло-серых глаз внезапно стал холодным, даже злым. Стоявший рядом с Иремом Эрлано, наоборот, смотрел на мальчика со странным выражением сочувствия.

— Эрлано, подсади его в седло, — распорядился Ирем. И повернулся к Безымянному. — Сейчас мы едем к Белому ручью, но уже завтра около полудня будем в Приозерном. Можем завезти тебя домой.

— Нет, — воспротивился приемыш, стараясь не думать о том, как соблазнительно было бы появиться у ворот деревни сидя на коне, вместе с отрядом энмеррийских всадников. — Мне надо вернуться побыстрее.

— Почему?

Приемыш покраснел, но все-таки ответил правду.

— Мама будет очень беспокоиться.

К его удивлению, никто не засмеялся.

— Ладно, довезем тебя до Белого ручья, — кивнул сэр Ирем. — Садись к Лано.

Юноша помог приемышу устроиться на конском крупе и предупредил, чтобы тот держался за его пояс, чтобы не упасть. Тот сразу позабыл, что он едва не утонул в болоте, умирает от усталости и ничего не ел аж с самого утра. При мысли о предстоящей поездке все внутри сжималось от тревожного восторга. Лошадей имели только самые состоятельные жители деревни, и скорее посреди зимы случилась бы гроза, чем Сур или Каренн позволили бы Безымянному сесть на одну из них. А сейчас он сидел на коне, и на каком коне! Мохноногие и невысокие лошадки из деревни по сравнению с ним казались неуклюжими, как мулы.

Поколебавшись, Безымянный рассудил, что Эрлано, который был всего на шесть или семь лет старше его самого, можно задать вопрос о том, что занимало его мысли.

— Кто такой этот сэр Ирем? — тихо спросил он.

— Сэр Ирем? — переспросил Лано. — Рыцарь, разумеется. А вообще-то правильнее было бы "лорд Ирем", потому что он глава имперской гвардии и коадъютор императора.

Безымянный выразительно присвистнул. Правда, он впервые слышал о существовании подобных титулов и дорого бы дал, чтобы узнать, что значит слово "коадъютор", но это не мешало ему оценить, насколько знатным человеком оказался этот Ирем.

— Я тоже рыцарь Ордена и заодно — дэйлорин лорда Ирема, — гордо добавил его собеседник.

Безымянный смутно помнил, что дэйлорин — это кто-то наподобие оруженосца, но задать попутчику очередной вопрос он просто не успел. Ирем взмахнул хлыстом над крупом своего коня, тот с места взял в галоп, а вслед за ним помчались остальные лошади. Приемыш больно прикусил себе язык и судорожно обхватил Эрлано вокруг талии, чтобы удержаться на коне.

Если бы не стук копыт, Безымянный бы поверил, что он просто плывет над землей, пока по обе стороны от него со страшной скоростью мелькают темные деревья. За факелом в руке у ехавшего рядом всадника тянулся шлейф из рыжих искр.

Темнота понемногу рассеивалась. Было уже около четырех часов утра.


— Ты точно доберешься до деревни в одиночку? — озабочено спросил Эрлано, ссаживая его возле поворота к Белому ручью.

Безымянный заверил, что с ним все будет хорошо, и немного постоял, провожая глазами всадников. А потом побрел вперед, стараясь легче наступать на правую ступню. Щиколотка здорово распухла, и каждый шаг отдавался в ней ноющей болью. Но приемышу было все равно. Он еще не отошел от удивительных приключений этой ночи и предвкушал, как удивятся дома, когда он вернется и расскажет об отряде всадников.

Когда он дошел до края их деревни, уже рассвело. Над озером висел туман, но небо на востоке было золотистым, утренним. Приемыш даже позабыл об изнуряющей усталости и о больной ноге, и с легкостью перескочил ветшающую изгородь.

— Валиор! Мама!.. Я вернулся! — крикнул он, барабаня в дверь, закрытую на щеколду с внутренней стороны.

Он ожидал, что дверь откроет Фила, но вместо нее на пороге дома появился одетый в поношенную старую рубаху и явно не выспавшийся Валиор. Его волосы и борода были всклочены, глаза налились кровью, как будто накануне он весь вечер пил, а после этого не спал всю ночь.

— Вернулся, значит, — медленно сказал он, и внезапно крепко ухватил приемыша за шиворот. — Ну что, раздумал убегать из дома?.. Негодяй! Мать себе места не находит, а ты, по-видимому, думаешь, что мы должны плясать от радости из-за того, что ты замерз, проголодался и пришел назад.

Приемыш широко раскрыл глаза от изумления.

— А разве вы не беспокоились из-за того, что я пропал?..

— Не беспокоились? Ну ты наглец, — процедил Валиор сквозь зубы. — Каттинар еще вчера мне рассказал, что ты решил сбежать. Я собирался утром ехать за тобой в Энмерри.

— Каттинар сказал, что я сбежал из дома? — повторил приемыш, вспыхнув от негодования. — Он все наврал!.. Они загнали меня на болото к северу от Жабьей топи, я там чуть не утонул! Я ждал, что кто-нибудь придет меня искать, а вы, выходит, даже ничего не знали… Я его убью! И Ская с Ленсом тоже! Вот подонки!

Безымянный так разошелся, что даже забыл, кто его слушает. Но Валиор не сделал ему никакого замечания. Он разжал пальцы, отпуская ворот Безымянного, и буркнул:

— На болото, значит?… Ладно, я все выясню. Если не врешь, то Каттинару за такие выходки действительно не поздоровится. Я сам этим займусь. А как ты выбрался оттуда?

Приемыш сразу позабыл о сыне старосты.

— Мне помогли… Там были всадники. Целый отряд вооруженных всадников из Энмерри! Они довезли меня до Белого ручья и пообещали сегодня же приехать к нам в деревню.

Если Безымянный в глубине души рассчитывал произвести на Валиора впечатление своим рассказом, то он мог быть полностью удовлетворен. Тот моментально подобрался, взгляд стал жестким и серьезным.

— Ты их разглядел? Это… наемники?

— Нет. Это стражники, — успокоительно ответил Безымянный. — У них на одежде вышита эмблема энмеррийской крепости. А их предводитель — коар?… Кор… Ну, в общем, рыцарь. Остальные обращаются к нему "сэр Ирем".

— Ирем, Ирем… уж не тот ли это Ирем, о котором столько говорили после коронации Валларикса? — пробормотал Валиор, наморщив лоб. — Да нет, не может быть. Тот никогда бы не приехал в Чернолесье. Что ему здесь делать!

Безымянный прислушивался к его речи, сгорая от любопытства, но ничего толком не узнал, поскольку Валиор отвлекся и велел:

— Иди умойся. Мать совсем измучалась и спит, даже не слышала, как ты тут грохотал. Но, думаю, она не будет возражать, если ты ее разбудишь. Я пойду к Каренну. Ему будет интересно услышать эти новости. А заодно послушать, что творит его сынок…

Безымянный кивнул и, прихрамывая, подошел к рассохшейся дубовой бочке, где собиралась дождевая вода. Холодная вода его немного освежила. Он намеревался наскоро позавтракать, а потом чуть-чуть поспать, но чувствовал, что еще прежде Фила вытянет из него все подробности его недавних похождений. В отличие от Валиора, которого интересовали только всадники, она будет охать и ахать, представляя, как ее приемный сын несколько часов просидел на болоте, а Безымянный станет скромно уверять ее, что она преувеличивает, и на самом деле там было не так уж страшно.


"Вот это сон!" — подумал Безымянный, лежа на своей постели из оленьих шкур, покрытых старым одеялом, и оттягивая тот момент, когда нужно будет открыть глаза и встать. Он перевернулся на спину и сладко потянулся.

В доме было слишком тихо. Почему-то рядом не возились близнецы, и Фила не требовала встать и сбегать за водой или за хворостом. Сквозь распахнутые ставни в комнату лился солнечный свет, который пробивался даже через сомкнутые веки Безымянного. Пахло свежими оладьями, но завтракать никто не звал. "Я что, проспал?" — подумал Безымянный.

Он открыл глаза. Единственная комната в хижине была совершенно пустой. Только наверху, под потолком, с назойливым жужжанием металась муха.

Безымянный начал понимать, что яркий и сумбурный сон про всадников, болото и сумасшедшую скачку по ночному лесу вовсе не был сном. Он припомнил, что сегодня утром, наскоро позавтракав слегка подсохшими лепешками и теплым молоком, а заодно во всех подробностях поведав Филе о своих невероятных приключениях, он повалился на постель и сразу же уснул. Приемыш подошел к столу, задумчиво макнул оладью в мед и стал жевать, еще не до конца проснувшись. Только через несколько минут он осознал, что их внезапно опустевший дом мог означать только одно — все его обитатели ушли встречать отряд, приехавший в деревню.

Безымянный чуть не подавился.

— Почему они меня не разбудили?!

Негодующий выкрик, разумеется, остался без ответа. Наскоро пригладив волосы и натянув валявшуюся в изголовье лежака рубашку, приемыш выбежал из дома.

Всадников он разглядел издалека. Они успели спешиться и привязать коней у изгороди. Единственным, кто до сих пор оставался в седле, был его ночной знакомый, сэр Ирем, но и он сидел, перекинув ногу через шею лошади и намотав поводья на кулак. Светловолосый рыцарь что-то говорил стоящему перед ним Каренну. Староста смущенно теребил кушак. Вокруг — на некотором отдалении, как будто опасаясь слишком близко подходить к приезжим — собрались все остальные жители деревни. Толпа взволнованно гудела, и со стороны казалось, что собравшиеся у ограды люди что-то празднуют. Безымянный подошел поближе и решительно протискиваясь между взрослыми, пробрался в самый первый ряд, чем заслужил сердитый косой взгляд Каренна. Зато Ирем, к радости приемыша, узнал его и чуть заметно улыбнулся. Теперь, при свете дня, приемыш разглядел его гораздо лучше, чем тогда, в лесу.

Светловолосый рыцарь слушал старосту, чуть-чуть склонив голову на бок, и его холодные серые глаза смотрели на Каренна пристально и немного иронично. От этого взгляда старосте явно делалось не по себе, и он начинал сбиваться, то и дело кривя губы в неуверенной заискивающей улыбке.

— Ну вот что, почтенный, — перебил его лорд Ирем таким тоном, будто бы с трудом удержался от зевка. — Я не уполномочен получать с вас недоимки по налогам, так что это вы обсудите с наместником в Энмерри. А задача моего отряда — пополнить гарнизон лучников и меченосцев в крепости у Четырех дубов новобранцами из Чернолесья. Приозерное не посылало рекрутов уже пятнадцать лет. Так что все юноши подходящего возраста, которые не являются единственными сыновьями в своих семьях, поедут с нами.

Каренн, должно быть, сообразил, что его старший сын, как человек женатый, никак не может угодить на рекрутский набор, а Каттинару еще не исполнилось даже четырнадцати, и с заметным облегчением вздохнул. Ирем безжалостно закончил:

— А все состоятельные жители деревни выплатят мне взнос на содержание и вооружение ваших новобранцев.

Лицо Каренна снова омрачилось. Жадность явно требовала возразить, а осторожность не советовала спорить с рыцарем, прибывшим, быть может, прямо из столицы. Все эти колебания так ясно отражались на его перекосившейся физиономии, что Безымянный с трудом задушил подступающий смех.

Сэр Ирем снова покосился на него, и мальчику внезапно показалось, что калариец сейчас подмигнет ему. Но этого, конечно, не произошло.

Внезапно чьи-то пальцы впились Безымянному в плечо.

— Что ты здесь забыл?… — раздраженный шепот Валиора раздался прямо у него над ухом. — Разве обязательно совать везде свой нос и путаться под ногами у старших?

— Почему всем можно, а мне — нет? — возмутился мальчик.

— Потому, что я так говорю, — отрезал Валиор. Приемыш не мог взять в толк, из-за чего он рассердился. — Я запрещаю тебе даже близко подходить к кому-нибудь из них. Особенно к их предводителю, будь он неладен!

— Он, между прочим, спас мне жизнь! — с негодованием напомнил Безымянный.

— …Чтобы я больше тебя тут не видел. И запомни, если я замечу, что ты с кем-нибудь из них болтаешь или просто шатаешься неподалеку, я тебе уши оторву, — прошипел Валиор, пропустив его реплику мимо ушей.

Он оттащил Безымянного в сторону и проследил за тем, чтобы приемыш выбрался из толпы, а не спрятался за чьей-нибудь спиной и не стал слушать дальше.

Только убедившись в том, что его приемный сын действительно уходит, Валиор вернулся на прежнее место и бросил на рыцаря мрачный взгляд. Он ясно видел, что деревенские девушки вовсю строили Ирему глазки, выглядывая из-за спин отцов и братьев. Что неудивительно, поскольку рыцарь в самом деле был на удивление хорош собой и выглядел довольно молодо для человека, отдававшего распоряжения таким привычно властным тоном. На вид каларийцу можно было дать лет тридцать или даже меньше. Если это в самом деле было так, то вряд ли этот был тем человеком, которого Валиор видел десять лет назад. Может быть, просто случайное сходство?… Тот тоже был высоким и светловолосым, но за столько лет Валиор, разумеется, забыл все подробности. И все-таки Валиора не покидало тревожное предчувствие. Что, если предводитель всадников — тот самый человек? Что ему нужно?

Рыцарь скользнул по Валиору равнодушным взглядом и почти сразу отвернулся, возвращаясь к прерванному разговору. Даже если он и видел Валиора прежде, то не изъявлял никакого желания узнать его или быть узнанным.

Валиор хотел бы, чтобы Фила была рядом, чтобы он мог прочесть в ее взгляде такое же беспокойство, которое переполняло его самого, и убедиться, что его подозрения не случайны. Но вокруг толпились люди, которым не было никакого дела до его забот. Земля, на которой он стоял, казалась Валиору раскаленными угольями.


Десять лет назад он был наемником, недавно покинувшим службу и уехавшим из Энмерри вместе со своей женой и пятилетним сыном Вали. Камень из пращи серьезно повредил ему колено, так что Валиор заметно приволакивал больную ногу, и, хотя возившйся с ним лекарь обещал, что со временем нога почти перестанет его беспокоить, о службе в крепости пришлось забыть. Прежде Валиор рассчитывал скопить побольше денег и уехать в Тар, на родину своей жены, но вместо этого пришлось селиться в Чернолесье. Это не лучшим образом подействовало на его характер, так что новые соседи не без оснований сочли Валиора замкнутым и нелюдимым. Валиор чувствовал, что жители деревни не испытывают к нему особой симпатии, но ему было все равно. Он не стремился заводить с кем-нибудь из односельчан более тесное знакомство.

Так прошло почти полгода с того дня, как он обосновался в Приозерном, и Валиор начал мало-помалу привыкать к этой новой жизни. А потом…

Потом настала памятная ночь, когда над Чернолесьем разыгралась страшная гроза. Ветер разметал соломенную крышу общинного амбара. Все, кто мог, попрятался в своих домах, а смельчаки, пытавшиеся выйти за порог, скоро вернулись, вымокшие до последней нитки и ослепленные жуткими, даже не белыми, а отливавшими оранжевым вспышками молний.

Валиору, не успевшему еще обзавестись каким-нибудь имуществом, кроме крепкой, но довольно неказистой хижины, стоявшей на отшибе, и запущенного огорода, гроза была не особенно страшна. Чужое горе мало трогало бывшего наемника, а резкие порывы ветра за окном только заставляли его лучше оценить уют своего дома. В единственной имеющейся комнате было сухо и тепло, Фила хлопотала у очага, готовя ужин, а Вали на полу играл с отцовским шлемом. Валиор несколько размяк, наблюдая за женой и сыном и вдыхая сытный запах жареного мяса. Он даже не сразу расслышал, что кто-то стучится в дверь хижины. А когда услышал, очень удивился. В самом деле, увидев, что творится снаружи, не один здравомыслящий человек и носа бы не высунул за дверь.

Однако стук не прекращался, становясь все более настойчивым.

— Кого еще принесло, — пробормотал бывший наемник, поднимаясь на ноги. До двери было всего несколько шагов, но вспыльчивому Валиору не требовалось много времени, чтобы выйти из себя.

— Вот ведь ломится, скотина, как к себе домой!.. — сердито сказал он, сильнее, чем обычно, припадая на больную ногу по пути к двери. В его словах была доля правды — под ударами стоящего снаружи человека крепкие засовы стали жалобно позвякивать. У непрошеного гостя, кажется, была тяжелая рука.

Валиор лязгнул щеколдой и рывком открыл входную дверь. Гостеприимства в нем оставалось не больше, чем в трактирном вышибале. Он предвкушал, как вышвырнет нахала за порог.

Однако вид стоящего за дверью незнакомца сразу же заставил Валиора позабыть свои воинственные планы. Тот был на голову выше коренастого наемника и значительно шире в плечах. Более того: на нем была кольчужная рубашка, а на перевязи висел меч, бывший, как мгновенно определил Валиор, на целую ладонь длиннее тех, которыми вооружали энмеррийских стражников. Наружность незнакомца тоже отбивала всякое желание с ним ссориться. Хотя мокрые светлые волосы липли ко лбу, а с ухоженных усов и бороды текла вода, взгляд светло-серых глаз мужчины оставался уверенным и властным, а жеская складка в углу рта как будто подтверждала, что терпением этот напоминавший каларийца человек отнюдь не отличается. Но была одна деталь, определенно не вязавшаяся со внушительным обликом ночного гостя. Одной рукой мужчина прижимал к себе обернутый в одеяло сверток, который при ближайшем рассмотрении оказался младенцем меньше года от роду. Несмотря на дождь и вспышки молний, ребенок безмятежно спал.

Валиор смотрел на эту странную картину, онемев от изумления.

Он по-прежнему стоял в дверях, не решаясь впустить незнакомца в дом, но тот и не подумал дожидаться приглашения. Отодвинув оторопевшего хозяина с дороги, он вошел и, одной рукой придерживая свою ношу, аккуратно закрыл дверь.

— Прошу простить за позднее вторжение, — сказал он глуховатым баритоном. — Должен вам сказать, в такую мерзкую погоду лучше не держать гостей за дверью.

— Что вам нужно? — резко спросил Валиор, с неудовольствием почувствовав, что в голосе помимо воли прозвучала нотка паники.

— Ничего дурного, уверяю вас. Ну посудите сами, разве я похож на грабителя или убийцу?

— Н-нет, — ответил Валиор с сомнением, которое могло бы показаться оскорбительным, если бы гость не отнес его на счет растерянности собеседника. Тут в разговор вмешалась Фила.

— Дайте-ка я заберу у вас ребенка. Он, наверное, совсем замерз. Ну вот, и одеяла тоже мокрые!.. — расстроено воскликнула она и сердито вскинула глаза на незнакомца. — Неужели обязательно возить такого крошку под дождем?

Валиор покосился на жену. Он начал понимать, что их случайный гость, скорее всего, знатный человек, но, к сожалению, не мог при нем одернуть Филу, говорившему с приезжим так свободно.

— Я и рад бы этого не делать, но, боюсь, у нас обоих выбор невелик, — ответил гость, глядя на Филу сверху вниз и, кажется, нимало не задетый его возмущенным взглядом. В уголках его губ даже наметилась улыбка.

— Уж простите, что я принял вашу милость за бродягу и разбойника, — встрял Валиор, видевший по выражению лица жены, что ее нисколько не удовлетворил туманный ответ незнакомца, и опасавшийся, что она скажет ему какую-то очередную дерзость. — Но время сейчас позднее, да и погода, сами понимаете… Как это вас угораздило путешествовать в такую грозу?

— Как вы легко могли бы догадаться, я путешествую не для собственного удовольствия, Я выполняю поручение одного довольно высокопоставленного лица, — ответил незнакомец веско. Их взгляды встретились, и Валиор внезапно понял, что приезжий постучался в его дом вовсе не для того, чтобы укрыться от дождя или просить о разрешении остаться на ночь. Нет, он ехал именно сюда, хотя бывший стражник готов был поклясться, что прежде никогда не видел этого мужчину.

— Мы не могли бы поговорить с глазу на глаз? — осведомился гость, невольно подтверждая худшие догадки Валиора.

— Но… у нас тут только одна комната.

— Тогда, пожалуй, будет лучше выйти за порог.

Не зная, как отказаться от такого предложения, Валиор безропотно шагнул к дверям. Незнакомец говорил учтиво, но голос все равно хранил неуловимый отпечаток властности.

Однако прежде, чем они успели выйти, Фила встревожено заметила:

— Ребенок спит слишком крепко! Любой другой младенец давно проснулся бы и начал плакать…

Незнакомец задержался у дверей. К удивлению Валиора, в этот раз он выглядел почти смущенным.

— Думаю, что это потому, что ему… хм-мм… дали немного отвара из люцера. Совсем чуть-чуть. Не стоит беспокоиться. Тот, кто это сделал, разбирается в таких вещах.

Фила оставила развернутое одеяло со спящим младенцем на столе и обернулась, уперев руки в бока.

— А "тот, кто это сделал", не подумал, что, если опаивать такого крошку всякой дрянью, то он может заболеть?..

— С ним все будет хорошо, — поспешно отозвался гость. И жестом пригласил Валиора следовать за ним.

Выйдя за порог, Валиор невольно съежился. Гроза немного стихла, но косые струи летнего дождя летели в него, как вражеские стрелы. Набухшее тучами небо зловеще нависало над землей.

— Я вас слушаю, — поторопил он незнакомца, который, казалось, не замечал холодных капель. Ну, да ему-то что, он ведь и так промок до нитки…

— Видите ли, я попал к вам не случайно. Ваше имя Валиор Вин-Амер. Вы участвовали в войне с Нагорным королевством, были ранены во время Иллирийского сражения и служили в крепости у Четырех дубов последние пять лет. Не так ли?

— Так, — насторожился Валиор. — Но я оставил службу год назад.

— Да, это мне известно. Я знаю даже то, что вы сделали это не по собственной воле, так как нуждаетесь в деньгах. Во время службы в крепости вы неоднократно говорили, что хотите накопить побольше денег, чтобы вместе со своими домочадцами уехать в Тар. Мне было поручено разыскать вас и предложить вам некую довольно выгодную сделку.

— Вот как, — протянул Валиор, забыв о проливном дожде и пытливо глядя на приезжего. — Чем же я могу быть вам полезен?

— Пославшее меня сюда лицо надеется, что вы и ваша жена согласитесь взять на себя заботы о ребенке, которого я вам привез. Конечно, за хорошее вознаграждение.

— Хм! Что-то не похоже, что вы оставляете мне выбор. Даром, что ли, вы везли его сюда? — осведомился Валиор с оттенком раздражения, хотя про себя уже прикидывал, какие выгоды ему сулит подобный договор.

— Это может показаться вам недальновидным, но я был уверен, что вы не откажетесь, — пожал плечами незнакомец. — Если вы оставите ребенка у себя, я дам вам двадцать лун — то есть почти семнадцать тысяч ассов. Это больше, чем вы заработали бы в крепости за десять лет. Часть этих денег, разумеется, уйдет на содержание ребенка, но останется вполне достаточно, чтобы купить не просто дом, а целую усадьбу в Таре. Остальную часть денег вы получите потом, когда успешно выполните ваше поручение, иначе говоря, когда ребенок подрастет и сможет поступить в ученики.

— И сколько составляет эта "остальная часть"? — спросил Валиор, глаза которого невольно заблестели после слов "семнадцать тысяч ассов".

— Скажем, еще десять лун, — еле заметно улыбнулся незнакомец. — Я же говорил, что мое предложение покажется вам интересным.

Валиор молниеносно подсчитал, что в результате он получит почти тридцать тысяч ассов. Его предубеждение против предложенного незнакомцем соглашения таяло с каждой минутой.

— А кто, собственно, родители ребенка?… — спросил он без особенного, впрочем, интереса в голосе, поскольку его занимали только мысли о размере будущего вознаграждения.

Незнакомец сделал такой жест, как будто проводил черту между собой и Валиором.

— Разве это важно? Кем бы ни были его родители, сейчас они не могут позаботиться о нем. Поэтому Лицо, чье поручение я исполняю, взялось устроить мальчика в приемную семью.

Валиор криво усмехнулся. Неизвестное Лицо, готовое платить за воспитание ребенка столько, что хватило бы на содержание по меньшей мере пятерых детей, должно быть, не испытывает недостатка в средствах. Надо полагать, это Лицо — какой-нибудь вельможа, а младенец — его незаконнорожденный отпрыск, нажитый от деревенской девки или слишком простодушной горожанки. Ну, конечно, так! Поэтому он приказал кому-то из своих вассалов отвести бастарда в отдаленную деревню и оставить там на попечение какой-нибудь нуждавшейся в деньгах семьи. Вот интересно, а что стало с матерью ребенка? Может, она до сих пор его любовница?…

Во всех подробностях вообразив себе скабрезную историю, Валиор пришел в отличное расположение духа и взглянул на незнакомца более доброжелательно.

— Ладно, кто родители ребенка, мне и в самом деле безразлично. Но, может, вы назовете мне хотя бы ваше имя?..

— А зачем? Свое вознаграждение вы получаете не от меня, я всего-навсего посредник. Согласитесь: золото есть золото, из чьих бы рук оно к вам не попало. Ну так что, согласны?…

— Да, — кратко ответил Валиор, почувствовав, что искушать судьбу дальнейшими расспросами не следует. Холодная дождевая вода стекала ему за шиворот и он не прочь был побыстрее разобраться с этим делом, чтобы наконец вернуться в дом, переодеться и выпить подогретого вина.

— Прекрасно. Тогда я ознакомлю вас с условиями нашей сделки. Первое: вы не должны куда-то уезжать из Чернолесья до тех пор, пока не отдадите мальчика в ученики.

— Само собой, иначе кто же мне заплатит, — буркнул Валиор, которому сухой и деловаитый тон приезжего необъяснимо действовал на нервы.

Светловолосый холодно посмотрел на бывшего наемника. По-видимому, антипатия, испытанная Валиором, была вполне взаимной.

— Второе: ты, конечно, ничего не станешь говорить соседям о моем визите. Все это должно остаться в тайне. Завтра утром ты поедешь в город и уже оттуда привезешь ребенка. Объяснишь односельчанам, что младенца бросили на тракте. Такое случается.

— Не то слово, — едко отозвался Валиор, как будто говоря "Не каждый же способен заплатить кому-то тридцать лун за воспитание бастарда".

— И третье. Когда мальчику исполнится двенадцать, ты отвезешь его в Энмерри и оплатишь ученический контракт. Пусть сам решает, чем ему заняться. Когда он начнет учиться, ты получишь свои десять лун. Понятно?

Валиор кивнул.

— Все это я сказал тебе по поручению Лица, которое велело мне доставить мальчика сюда. Теперь добавлю кое-что от себя лично. Мне небезразлично то, как сложится судьба этого ребенка. Разумеется, я не смогу присматривать за мальчиком все время, но, если окажется, что с ним здесь плохо обходились, я об этом обязательно узнаю. А теперь возьми вот это.

Он снял с пояса кошель и вложил его в руку Валиора. Кожаный кошель не звякнул, потому что в нем не оставалось места — он был доверху набит монетами. Валиор сразу же оценил его вес.

— Там золото? — спросил он жадно.

— Да, конечно. Сорок гверрских полумесяцев или, иначе, двадцать лун*. Мне подождать, пока ты их пересчитаешь? — с саркастической любезностью осведомился гость.

— Как можно… — сбился Валиор, действительно подумавший, точно ли в этом кошельке лежать все сорок полумесяцев, обещанных светловолосым. — Неужели я бы усомнился в вашей честности!

— Видимо, мне показалось. Ну, прощай.

И незнакомец развернулся к Валиору спиной.

— Как? И это все?… — невольно вырвалось у Валиора. — Вы даже не зайдете в дом?

— Нет, не зайду. Теперь кто-то должен объяснить твоей жене суть нашей сделки, и я думаю, что тебе проще будет сделать это в одиночку. Кроме того, я очень спешу.

Валиор проводил его глазами, догадавшись, что необычный гость оставил свою лошадь на опушке леса, начинавшейся примерно в тридцати шагах от хижины. Потом вошел обратно в дом, уже не чувствуя, что по лицу течет вода, и инстинктивно прижимая к животу полученный кошель.

— Ну что так долго? — спросила Фила, даже не повернувшись к дверям. Она сидела на кровати рядом с засыпающим Вали и покачивала на коленях привезенного младенца. — Я сейчас освобожусь и постелю постель нашему гостю… а где он?.. — спохватилась Фила, видя, что ее муж стоит в дверях один.

Валиор вздохнул и коротко поведал ей о разговоре с незнакомцем. В глубине души он опасался, что жена задаст те самые вопросы, на которые он сам так и не смог узнать ответов. Но Фила отнеслась к известию на удивление спокойно.

— А ты не думаешь, что этот человек мог быть его отцом? — спросила она мужа. — Хотя, конечно, мальчик на него нисколько не похож… вот, посмотри. У него кожа смуглая, как у энонийца, а тот был светлокожим. Но, может быть, ребенок просто пошел в мать. И, кстати, за ребенком хорошо смотрели. Он здоровый, сильный и тяжелый. А еще — очень хорошенький, — Фила тихонько рассмеялась. — Посмотри-ка на него!

Но Валиора занимали вещи поважнее, чем рассматривание каких-то там младенцев. Он остановился у стола и развязал кошель. Оттуда хлынул дождь из золотых монет. Валиор с первого взгляда определил, что среди них нет ни тонких, ни обрезанных, и стал раскладывать монеты в кучки, бормоча себе под нос, чтобы не сбиться со счета.

Даже если незнакомец говорил неправду, и через двенадцать лет он не получит еще десять лун, то и этого вполне достаточно, чтобы уехать в Тарес. Почти сразу Валиор решил, что деньги надо спрятать — где-нибудь в укромном месте, где до них не доберутся ни соседи, ни всезнающие деревенские мальчишки. До сих пор его семья не бедствовала, так что тратить неожиданно свалившееся на него богатство не было никакой необходимости.


…"Деньги" — вспомнил Валиор. — "Нужно сегодня же проверить, не пропали ли они. Если бы еще вся эта шайка во главе с их лордом Иремом не торчала прямо у ворот деревни! Мне кажется, они следят за каждым моим шагом. Впрочем, вздор…"

А Безымянный в это время шел по лесу в самом скверном настроении, какое только можно вообразить. Во всей деревне не осталось, должно быть, ни одного человека, не стоящего в эту минуту у ворот. Даже Близнецы, скорее всего, вертятся где-то возле всадников. И только ему одному ни с того ни с сего велели убираться, хотя именно он предупредил односельчан о появлении отряда лорда Ирема. С точки зрения приемыша, несправедливость была просто вопиющей.

Если Валиор пытался научить своего приемного сына независимости и самостоятельности, то ему это, бесспорно, удалось, и чаще всего Безымянный чувствовал себя прекрасно, проводя почти все свое время в одиночестве. Но сейчас — с внезапной остротой обиженного человека — Безымянный осознал, как утомительно все время чувствовать себя чужим и лишним. Не хватало только, чтобы Валиор вслед за другими начал обходиться с сыном так, как будто он — пустое место.

"Было бы неплохо в самом деле убежать из дома, — думал мальчик, отдавая должное известной мысли "Вот-тогда-вы-все-узнаете". — Как там говорил Катти?.. Я бы добрался до Энмерри, поступил в ученики и стал бы… м-мм, ну, скажем, кузнецом. Нет, лучше оружейником"

Он почти забыл о Валиоре, представляя, как он научился бы ковать мечи и наконечники для стрел, но через несколько минут опомнился и мрачно подумал, что ученический контракт в Оружейной гильдии, конечно, стоит уйму денег, а захочет ли его приемная семья платить за неродного сына, до сих пор неясно. Если даже и захочет, то ему наверняка придется выбрать что-нибудь попроще. И благодарить судьбу, если Валиор не устроит его подметать полы в каком-нибудь трактире.

Он дошел до потайной поляны, где нередко прятался от Каттинара и его дружков, вялясь на нагретом солнцем валуне или выстругивая из кусочков дерева игрушки и свистки для Тена и Тирена. Близнецы были единственными людьми во всем мире, кто смотрел на Безымянного с восхищением и бегал к нему за защитой или помощью — может быть, потому, что из-за возраста еще не понимали, в чем его отличие от других жителей деревни. И, хотя сейчас приемыш был не в настроении, он все равно подумал, что неплохо было бы поймать для Тена и Тирена парочку юрких кориченевых ящериц, которые водились в траве под валуном и часто грелись на камнях, пока не появлялся Безымянный.

На сей раз их нигде не было видно. "Надо бы перевернуть валун и посмотреть, где они прячутся, когда я прихожу" — подумал мальчик и с сомнением взглянул на камень. Потребовались бы усилия троих таких, как он, чтобы перевернуть его, тем более что он лежал здесь так давно, что глубоко ушел в лесную землю. И вряд ли ящерицы стоили того, чтоб с ним возиться. Но Безымянным уже овладела новая идея, и он даже удивился, как это такая мысль не пришла ему в голову раньше. Здесь, под этим валуном, можно было бы устроить тайник, о котором никогда не догадались бы Катти и остальные. С тех пор, как они нашли и разграбили его излюбленный тайник в дупле большого дуба (тогда пропал его любимый ножик, несколько незаконченных поделок, предназначенных для Близнецов, моток веревки, ржавая подкова, рыболовные крючки и деревянная свирель), Безымянный положительно не знал, куда девать остатки своего имущества. Для Валиора эти "драгоценности" были обычным сором, и он никогда бы не позволил ему захламлять ими чердак, так что приемышу все время приходилось хранить их где-нибудь в лесу. А здесь он мог бы прятать вещи, которые нужны ему не слишком часто, чтобы не отваливать валун всякий раз, когда вздумается пойти порыбачить.

Мальчик взялся за работу с таким жаром, будто бы речь шла по меньшей мере о постройке собственного дома. Вооружившись крепкой палкой, Безымянный принялся обкапывать валун со всех сторон, откидывая в сторону попадавшийся рядом камешки. Примерно через час, когда его лицо и руки были уже перемазаны землей, а только что зашитая Филой рубашка, которую он обещал ей поберечь, покрылась бурыми разводами, он наконец решил, что можно попытаться передвинуть камень. Ухватившись за него обеими руками, Безымянный с силой потянул наверх. Сначала камень только чуть подался от его усилий, но приемыш твердо решил добиться своего и через несколько минут, едва не надорвавшись, все-таки перекатил его — и сразу, оступившись, рухнул в оставшуюся на месте камня яму, достававшую ему примерно до колена. Его рука наткнулась на какой-то полузасыпанный землей предмет, лежавший на дне ямы, и первым чувством Безымянного было жгучее разочарование — неужели он не первый, кто додумался, что здесь, под камнем, можно что-то прятать? Но в следующую минуту в нем проснулось любопытство, и он ухватился за свою находку. Это оказался наполовину истлевший кожаный мешок, набитый чем-то твердым и тяжелым и затянутый у горловины ветхими тесемками. Нетерпение Безымянного было так велико, что он не стал возиться с узлом, а просто разорвал завязки, ставшие непрочными от старости. Он уже успел понять, что найденный мешочек представляет собой не что иное, как кошель с деньгами, и хотел скорее взглянуть на его содержимое. Но когда он вытряхнул монеты на траву, то оказалось, что вместо неровных медных и серебряных монеток, которые он видел в прошлый раз, когда Валиор брал его с собой в Энмерри, кошелек наполнен металлическими полукруглыми пластинками, похожими на вогнутые внутрь лепестки или ущербную луну.

— Полумесяцы!.. — пробормотал приемыш, потрясенно глядя на свою находку. Он слышал, что подобные монеты чеканят исключительно из золота, и каждая по весу составляет половину от обычной луны, но, конечно, никогда не видел их и уж подавно не держал в руках. Он стал, сбиваясь, пересчитывать монеты, и составил десять кучек по четыре штуки. Сорок полумесяцев.

Приемыш сжал одну монету в кулаке, как будто ожидал, что она растворится в воздухе.

— Сколько же это будет в ассах?…

Безымянный не мог вспомнить, сколько ассов в одной луне, и к тому же он умел считать только до пятидесяти и смутно подозревал, что сумма в ассах будет многократно больше этой цифры.

Одно было совершенно ясно — человек, который спрятал эти деньги здесь, не мог быть кем-нибудь из жителей деревни. Даже самые богатые односельчане Валиора никогда не имели больше нескольких десятков ассов одновременно, да и то это считалось целым состоянием. А тут… тут было больше денег, чем способен был вообразить любой из них. Кошель выглядел таким потрепанным и старым, как будто его спрятали под камнем много лет назад. Возможно, Безымянного тогда еще и на свете не было. Если хозяин до сих пор не вспомнил о своем сокровище, значит, он либо умер, либо оказался очень далеко отсюда.

"Это был какой-нибудь разбойник, — рассудил приемыш. — Спрятал здесь награбленное, чтобы не возить его с собой. Вряд ли он еще вернется. Ну а если и вернется, что за дело? Денег-то тут все равно уже не будет. Представляю, как обрадуется Валиор, когда я расскажу ему, что я нашел! Он ведь всегда мечтал иметь побольше денег. Интересно, сорок полумесяцев достаточно, чтобы уехать из деревни и переселиться в Энмерри? И чтобы еще осталось на учебу в оружейных мастерских…"

Он уже собрался запихать все полумесяцы обратно в кошелек и отнести домой, когда внезапно вспомнил, как совсем недавно вместо благодарности за помощь получил от Валиора приказание "не путаться у старших под ногами". Что, если Безымянный отдаст ему все деньги, а приемный отец все равно не захочет заплатить за ученический контракт? Приемыш задумчиво потер ладонью подбородок, перемазав пол-лица землей. Может, отложить какую-нибудь часть из этих денег и не говорить о ней приемному отцу? Но откуда он тогда узнает, сколько принято платить за поступление в ученики?

Проведя в раздумьях несколько минут, Безымянный решил, что лучше всего будет перепрятать деньги и до поры до времени не говорить взрослым о своей находке. Теперь, когда первое удивление прошло, его залихорадило от открывающихся перспектив. Если он поступит в ученики без помощи Валиора, то совсем необязательно будет рассказывать, что он — приемыш, у которого нет имени — иначе, чего доброго, в Энмерри к нему станут относиться так же, как и здесь.

Он назовется так, как пожелает, и никому не скажет правды о своем происхождении.

Перед глазами до сих пор стоял лорд Ирем, спрашивающий — "А почему твои родители не дали тебе человеческого имени?". Безымянный тяжело вздохнул. У Ирема-то уж наверняка имен и титулов не меньше, чем колец в кольчуге. Валиор однажды рассказал, что после Иллирийского сражения отличившихся прямо на поле боя посвящали в рыцари, не различая знатных и простолюдинов. Потому что в той войне решалось — не много ни мало — будет ли Империя владеть Каларией и Айришером, или же уступит их своим соседям с Запада, давно уже точившим зуб на эти земли. Валиор хвалился, что такого боя, как на Иллирийском поле, не бывало за последние три сотни лет. И самодовольно добавлял, что без поддержки лучников и щитоносцев рыцарская конница бы нипочем не одолела варварскую армию Нагорных королевств. Так что, в общем-то, неудивительно, что подвиги некоторых незнатных воинов в том сражении впечатлили даже старую имперскую аристократию, ревниво охранявшую свои права и привилегии во всякое другое время.

Может, и сейчас простолюдинам изредка случается добиться рыцарского звания, но такие случаи бывают очень, очень редко.

Но бывают же… Мысли приемыша приняли самое что ни на есть опасное направление, и он сам это понял.

"Даже не мечтай" — одернул себя Безымянный. — "Мало тебе того, что не погиб на болоте и нашел под камнем целое сокровище? А рыцарские шпоры — это уже слишком. Это все равно, что захотеть луну и солнце"

Но какой-то голос продолжал нашептывать ему, что он мог бы поступить в ученики, дождаться совершеннолетия, а когда ему исполнится пятнадцать, завербоваться в какой-нибудь отряд. Тогда он станет воином и — кто знает? — может быть, однажды совершит поступок, за который его посвятят в рыцари.

Он сделать крюк по лесу, чтобы спрятать найденные деньги в одном из своих тайников. Правда, это было не особенно надежное место, да и мысли о разоренном Ленсом и Барлом дупле не давали приемышу покоя, но он успокоил себя тем, что прячет деньги ненадолго, а его недругам сейчас не до того, чтобы устраивать ему очередную пакость. В деревню он вернулся с противоположного конца, подойдя к ней со стороны ворот, чтобы хотя бы мельком поглядеть на всадников. Но у ограды их не оказалось. Там были привязаны только их лошади, да еще торчал какой-то подросток, в котором Безымянный почти сразу признал Вали. Приемыш заметил, что вид у старшего братца недовольный и унылый, и направился к нему, решив узнать, в чем дело.

— А, это ты. Привет, — приемный брат махнул ему рукой и кисло улыбнулся.

— Что ты здесь делаешь? — спросил приемыш.

— Мне поручили сторожить коней, — пояснил Вали с отвращением. — Мало того, что нас никто не спрашивал, хотим ли мы поехать в Энмерри, так этот…. - тут последовало выражение, явно позаимствованное из наиболее цветистых оборотов Валиора — еще и распоряжается нами, как своими слугами!

— Ты поедешь в крепость Четырех дубов? — не веря собственным ушам, воскликнул Безымянный.

— Ну разумеется, дурья твоя башка! Мне ведь уже исполнилось пятнадцать. Ты что, не слышал, как этот лорд Ирем говорил, что они рекрутируют всех неженатых юношей в деревне от пятнадцати до двадцати?

Безымянный понял, что впервые в жизни он по-настоящему завидует. В сравнении с этим зависть к Ленсу, который часто ездил к своим родственникам в Энмерри, казалась сущим пустяком. Приемыш был бы счастлив, окажись он сам на месте Вали. А вот Вали, судя по всему, отнюдь не чувствовал себя счастливым.

— Чтоб им пропасть, всем этим рыцарям! — заметил он. — Кто их просил прочесывать все Чернолесье, будто мало в Энмерри других земель! Представляешь, они не поленились делать такой крюк ради каких-то двух десятков человек. Двенадцать взяли из Горелой балки, и еще девятерых — у нас. Ну ничего, дорога длинная, еще посмотрим, сколько они довезут до лагеря! Лучше сбежать и стать бродягой, чем позволить продырявить себя стрелами. Пусть дураки машут мечами и гордятся, что сражаются за Императора. Мне на такие вещи наплевать.

— Да как ты можешь? — возмутился Безымянный. — Твой отец был на войне, а ты готов сбежать, как только выпадет возможность?

— Ха, отец! Ему за это платили неплохие деньги. Уж не думаешь ли ты, что он рисковал собственной шкурой из любви к Правителю?… Не беспокойся, я не собираюсь убегать от них, пока мы не окажемся в Энмерри. Во-первых, вблизи большого города гораздо проще затеряться, а я не такой дурак, чтобы сразу после побега попасть в лапы к стражникам или к тем же доминантам. Во-вторых, этот сэр Ирем — никакой не энмерриец, он приехал из Адели. Вдруг кого-нибудь из рекрутов возьмут в столицу? Тогда я увижу Площадь четырех дворцов, и Адельстан, и…

— И местную тюрьму, если не прекратишь трещать о своих планах, как сорока, — саркастически заметил кто-то за спиной у Безымянного, причем Вали с нескрываемым ужасом уставился на говорившего поверх головы приемыша.

Безымянному не нужно было оборачиваться, чтобы понять, что за его спиной стоит лорд Ирем.

— Чтобы я больше не слышал разговоров о побегах. А теперь пошел вон отсюда, — лениво приказал гвардеец, и Вали будто ветром сдуло. Ирем проводил его долгим насмешливым взглядом, и Безымянный подумал, что, кажется, его приемный брат легко отделался, но все равно не удержался и спросил:

— И что теперь с ним будет?

— Ничего, — слегка пожал плечами рыцарь. — Мне нужно только отвезти их в крепость, а учить всех этих бестолковых новобранцев уму-разуму придется командирам в Четырех дубах. Вы с ним друзья?

— Нет, это Вали, мой приемный брат… А почему нельзя брать в крепость только тех, кому действительно хотелось бы стать воином? — спросил приемыш, опасаясь в глубине души, что Ирем вслед за Валиором посоветует ему не лезть не в свое дело.

Но светловолосый рыцарь так не поступил.

— Видишь ли, — медленно сказал сэр Ирем, — если бы Энмерри был владением какого-нибудь лорда, то он сам заботился бы о защите города и прилегающих земель. А пока задача содержания охранных крепостей лежит на императорском наместнике. И в этом деле он не может полагаться только на наемников, потому что принято считать, что они служат исключительно за деньги и готовы встать на сторону любого, кто предложит больше. Насколько это так на самом деле, вопрос спорный, но, как бы там ни было, кроме наемных лучников и мечников Энмерри формирует собственное ополчение из жителей окрестных городов и деревень. Понятно, мы не можем спрашивать каждого рекрута, чего он больше хочет — пахать землю или стать солдатом. Но в любом случае, это большая честь — защищать свою землю и своих близких в случае вторжения.

Никогда еще никто из взрослых не отвечал на его вопросы так серьезно и так обстоятельно, но в тот момент приемыш не задумался о том, с какой стати рыцарь вообще решил потратить время на подобный разговор.

— И почему мне еще нет пятнадцати! — вырвалось у Безымянного, которого последние слова задели за живое. — Тогда мне бы не пришлось здесь оставаться…

— Ты бы предпочел поехать в крепость? — спросил рыцарь, с непонятным интересом глядя на него.

— Да, конечно! — не задумываясь, сказал приемыш, и у него внезапно перехватило дыхание от безумной, совершенно невозможной мысли. — А… вы не могли бы взять меня с собой?

Безымянный встретился глазами с рыцарем, из-за охватившего его волнения совсем забыв, в какое раздражение обычно приводила жителей деревни его манера "пялиться на собеседника".

Глаза у приемыша были не просто карие, как у большинства южан, а неопределенного зеленоватого оттенка, причем в самой этой неопределенности, как полагали многие, таилось что-то неприятное и раздражающее. На фоне смуглого лица с угольно-черными бровями и ресницами эти странные зеленоватые глаза казались слишком светлыми, большими и блестящими, особенно когда приемыш — как сейчас — был поглощен какой-то мыслью и смотрел на собеседника в упор. Пожалуй, лучше всех общее впечатление от его взгляда выразил Каренн, в припадке раздражения назвавший Безымянного "проклятым жабоглазым выродком".

Похоже, рыцарь несколько опешил от внезапной просьбы Безымянного и от того, с какой надеждой мальчик ждал его ответа. Однако его замешательство было недолгим.

— Взять тебя с собой?.. — расхохотался он. — Куда, в Энмерри? Или, может быть, в Адель?… Сдается мне, ты сам не понимаешь, о чем просишь. Возвращайся-ка лучше домой и постарайся больше не оказываться ночью посреди болота — ни "случайно", ни намеренно.

Несмотря на то, что калариец говорил вполне доброжелательно, приемыш как-то сразу понял, что упрашивать бессмысленно, и, постаравшись сделать вид, что это его совершенно не расстроило, уныло побрел прочь.

В эту минуту даже мысль о найденном под камнем кошельке казалась ему совершенно незначительной.


II


Громкий голос Валиора был слышен еще с крыльца. Но когда Безымянный дернул дверь и вошел, мгновенно стало тихо. Валиор, стоявший у стола и опиравшийся о его край обеими руками, будто его не держали ноги, повернулся к приемному сыну, да так и застыл, сверля его тяжелым взглядом.

Безымянный подумал, что с Валиором в последнее время творится что-то странное. Понятно, отчего он разозлился, когда полагал, что его средний сын сбежал из дома. Но почему он взъелся на него, увидев рядом с сэром Иремом? И почему так мрачно смотрит на него сейчас?

Приемыш отвел глаза, стараясь не встречаться с Валиором взглядом, и только теперь заметил то, что должен был увидеть с самого начала. Фила сидела за столом, подперев голову руками, и даже в полумраке было видно, что ее глаза опухли и покраснели так, как будто бы она недавно плакала. Хотя какое там "недавно"!.. Приглядевшись, Безымянный обнаружил, что по щеке его приемной матери медленно ползет слеза.

— Что случи… — начал он и сразу же осекся. Ну конечно! Она плачет, потому что Вали забирают в крепость Четырех дубов.

— Мама, ну не надо… с ним все будет хорошо, — пробормотал он сбивчиво, подойдя к Филе и порывисто обняв ее за плечи. Ему было очень стыдно. Как он мог забыть о ней, когда шатался по лесу и болтал с Вали у ворот… да еще завидовал ему, совсем забыв, каким ударом должен стать его отъезд для мамы. До сих пор он никогда не видел Филу плачущей и сейчас чувствовал себя совершенно беспомощным, не зная, как ее утешить. Все приходившие на ум слова казались Безымянному тяжеловесными и неуклюжими. Возможно, потому, что сам он, хоть убей, не мог воспринимать случившееся с Вали, как трагедию. — Мам, ну не плачь. Он же все время будет в Энмерри, а это совсем рядом. Ты сможешь навещать его, когда захочешь… А потом он сам вернется, ты и оглянуться не успеешь! Это же всего шесть лет…

Тут Безымянный покривил душой, поскольку для него "шесть лет" было огромным сроком. Но он часто замечал, что взрослые иначе смотрят на такие вещи.

— А если вдруг война?… — пробормотала Фила, запинаясь. — Тогда их перебросят на границу. И его наверняка у-у…убьют!

И она зарыдала еще горше.

Безымянный был немного озадачен. До сих пор никто даже не заикался об очередной войне. Сколько приемыш себя помнил, кроме мелких стычек где-то на границе, о которых Валиор любил порассуждать за кружкой пива в Белой балке, не происходило ничего серьезного. И даже если бы война вдруг началась, кому пришло бы в голову использовать в ней энмеррийские отряды? Ведь имперские границы — это где-то очень далеко, гораздо дальше, чем Калария и Тар. Так почему же Фила думает, что Вали что-то может угрожать?…

Приемыш бы, наверное, не удержался и задал этот вопрос, если бы до сих пор молчавший Валиор неожиданно не встрял в беседу.

— Я же тебе говорил, что это плохо кончится!.. Я говорил, что он него одни несчастья!

Фила громко всхлипнула и почему-то притянула Безымянного к себе.

— Пожалуйста, не начинай опять сначала… Ну причем тут это!

— Да при том! Я говорю тебе, это тот самый человек. Только куда тебе понять, что происходит. Сидишь тут и кудахчешь, как глупая курица… А что толку? Ты бы еще к нему сходила, перед ним поплакала! Может быть, он вернет нам сына!..

Голос у Валиора сорвался. Впервые на памяти Безымянного он разговаривал с женой так грубо. Все еще обнимавший приемную мать Безымянный сердито сверкнул на него глазами, и это, наверное, стало последней каплей. Валиор совершенно потерял остатки самообладания.

— Да что ты так вцепилась в этого ублюдка? — рявкнул он. — Уж его-то у тебя никто не отберет!

— Не называй… — начала Фила возмущенно, но муж резко оборвал ее.

— Это мой дом, и здесь никто не станет мне указывать, что говорить!

— Нет, станет! Хватит на нее кричать! — неожиданно для самого себя заорал Безымянный, сбросив руку Филы со своего плеча. Валиор стоял совсем близко к нему, и в тот момент, когда приемный сын, сжав кулаки, встал между ним и Филой, он, недолго думая, влепил ему тяжелую затрещину. Приемыш налетел на стол и, от неожиданности не удержавшись на ногах, упал на четвереньки. Наблюдавшие за этой сценой Близнецы дружно разревелись от страха.

Безымянный был оглушен ударом и почти не почувствовал боли, а в следующую минуту ему стало не до того, чтобы прислушиваться к своим ощущениям, потому что Валиор нагнулся, сгреб его за шиворот и рывком поставил на ноги.

— Это ты во всем виноват, — прошипел он, встряхнув мальчика, как яблоню в день сбора урожая. — Я сразу понял, что он здесь из-за тебя! И Он, и они все… Если б я только знал, чем это кончится, никогда бы не согласился вщять тебя к себе. Гаденыш, выродок проклятый!

"Он просто спятил" — думал Безымянный, чувствуя, что его ноги почти не касаются земли — "Узнал, что Вали забирают, и рехнулся…"

Злость уже прошла, и сейчас ему было просто страшно. Чего можно ожидать от Валиора, потерявшего рассудок, он не знал — и совершенно не стремился это выяснить.

— Прекратите! — слабым голосом сказала Фила, с ужасом глядя на мужа и сына.

К счастью, Валиор ее послушался. Он отпустил рубашку Безымянного и выпрямился, тяжело дыша. Потом уже куда спокойнее сказал:

— Иди-ка спать. И не вздумай завтра с утра пораньше снова куда-нибудь смыться. Хватит! Ты уже достаточно бездельничал. Пора приставить тебя к делу. Завтра я решу, куда тебя девать.

Та сторона лица приемыша, куда пришелся удар Валиора, до сих пор горела, как обваренная. Безымянный избегал смотреть на своего приемного отца, чтобы его взгляд не выдал переполнявшей его ненависти и бессильного негодования.

""Завтра он решит"! — передразнил он Валиора мысленно. — Посмотрим, как тебе это удастся… потому что завтра меня здесь не будет"

Он и сам не понял, как случайная запальчивая мысль мало-помалу безраздельно завладела его воображением. Свою роль в этом сыграла и короткая беседа с Иремом, и зависть к Вали, и, конечно же, обида на приемного отца.

Какое-то время Безымянный притворялся спящим, выжидая, пока взрослые улягутся. Близнецы, отправленные спать одновременно с ним, возились на их общей постели, перетягивая одеяло и толкая Безымянного, занимавшего самый край грубо сколоченного лежака. В любой другой день он шикнул бы на них, но сейчас приемыш опасался, что после всех событий этого вечера они, чего доброго, расхнычутся вместо того, чтобы побыстрее заснуть. Единственная в хижине кровать, на которой спали Валиор и Фила, стояла у стены и при необходимости отгораживалась занавеской. Приемыш лежал с закрытыми глазами и прислушивался. Вскоре Валиор всхрапнул, перевернувшись на спину, и мальчик понял, что все обитатели дома наконец заснули. Можно было начинать.

От этой мысли его обдало внезапным холодом, и ему даже показалось, что лучше всего будет забыть эту глупую идею о побеге. Куда ему, собственно, идти? Здесь мама, Близнецы, здесь лес, знакомый как свои пять пальцев… И даже вредные соседи показались не такими уж противными, когда он представил, что сейчас ему придется выйти в темноту и больше никогда уже не возвращаться.

До встречи с Иремом он бы, наверное, остался. Но теперь приемыш чувствовал себя, как щепка, пущенная по течению ручья; его неудержимо увлекало в сторону чужих и незнакомых берегов. И сопротивляться этому неумолимому течению Безымянному не только не хотелось, но и было бесполезно: он предчувствовал, что, если смалодушничает и останется сегодня — завтра все равно уйдет. К тому же Валиор, вообразивший, будто это Безымянный показал отряду чужаков дорогу к их деревне (будто без него бы не нашли!) теперь житья ему не даст…

Приемыш осторожно спустил ноги с лежака и встал. Стараясь не шуметь, забрался на чердак по маленькой скрипучей лесенке. Свечка ему была совершенно не нужна — все нужное он мог найти наощупь. Из кучи хлама были по очереди извлечены дорожная котомка, покоробившаяся фляжка, которой Валиор пользовался еще во время службы в крепости, и старые сапожки, из которых вырос Вали. Босиком далеко не уйдешь, уж лучше обувь на три пальца больше нужного размера.

Запасной одежды у приемыша не было. Только рубашка, отложенная Филой для стирки и лежавшая теперь в корзине прямо возле изголовья. Лезть туда Безымянный не решился, но зато прихватил со стола несколько яблок, кусок сыра и обрезки ветчины. Он взял бы больше, но решил, что напоследок обокрасть приемную семью будет намного хуже, чем денек поголодать в дороге. А потом он купит все, что пожелает. Денег у него теперь так много, что не сразу и представишь, на что их потратить.

Подумав, он взял гребень, который входил в приданное Филы и которым она чуть не каждый день расчесывала волосы приемыша и Близнецов (Вали часто удавалось отвертеться), снял с шеи кожаный шнурок с собственноручно вырезанным талисманом, намотал его на гребень и оставил на столе. Пусть мама знает, что он думал о ней, перед тем как уйти. Кто знает, может быть, однажды он опять придет сюда… в таком же темно-синем рыцарском плаще, какой носили Ирем и Эрлано. Или хотя бы в куртке стражника, но в любом случае — с мечом на поясе, как полагается тому, кто может постоять и за себя, и за других, и не привык стыдливо отводить глаза, когда неподалеку обижают слабого или творят еще какое-нибудь непотребство.

Безымянный тихо выскользнул из дома, сунул ноги в сапоги и крепко затянул завязки, прислонившись к косяку. Теперь — забрать из леса деньги и выйти к Старой дороге, только непременно обойти болота по дуге, не подходя к ним даже на пол-стае.


Несмотря на поздний час, окна дома старосты Каренна были ярко освещены. Часть приезжих, в том числе лорд Ирем и его оруженосец, расположились на ночлег у старосты, другие завернули к Суру. Староста, которому пришлось кормить эту ораву, да еще мириться с тем, что три из пяти комнат заняты гостями, проклинал в душе тот день и час, когда отстроил новый дом на зависть всем соседям. Последние два года сам Каренн и его домочадцы наслаждались тем, как выглядит его добротный сруб на фоне покосившихся домишек рядом, но зато теперь никак уж не могли бы развести руками и сказать — простите, господа приезжие, мы бы и рады оказать гостеприимство, да ведь сами живем впроголодь… А может, новый сруб был совершенно не при чем. По виду старосты Каренна, носившего кушак не на поясе, а ниже, под выпиравшим животом, любой бы сразу догадался, что в его семье не бедствуют.

В общем, деревенский голова был сильно не в духе и вышел на крыльцо в надежде выместить на ком-нибудь скопившееся раздражение. Хоть на припозднившемся соседе, хоть на рыжем кобеле, сидевшем на цепи за домом.

Тут-то он и заметил Безымянного, который крайне подозрительно шмыгнул из-за ограды, огибая баню, выстроенную Каренном с Суром вскладчину, благо их конец деревни был поближе к озеру, и можно было, вдоволь насидевшись в жарком и сухом пару, сбегать по плавням прямо в воду.

— А ну-ка стой!.. — гаркнул Каренн, шагнув наперерез приемышу, едва мальчишка поравнялся с их калиткой. — Ты что тут делаешь?

Безымянный, застигнутый врасплох этим внезапным окриком, остановился, обмирая при мысли, что дотошный староста вот-вот заметит сапоги и сумку и тогда уж точно догадается, что дело тут нечисто.

— Я спрашиваю, куда это ты собрался среди ночи? — повторил Каренн, не догадываясь о причинах его растерянности, но явно наслаждаясь ею. Точно так же, как, бывало, наслаждался его сын, если ему случайно удавалось загнать Безымянного в угол.

Вспомнив о Катти, приемыш сразу вышел из оцепенения.

— А это я опять бегу из дома! Можете спросить у Каттинара, он вам подтвердит. Он еще вчера по всей деревне раззвонил, что я хочу сбежать в Энмерри.

— Не дерзи, сопляк! — вскипел Каренн, припоминая неприятный разговор, во время которого Валиор высказал ему все, что думал о его младшем сыне, и посоветовал почаще драть наследника — а если у Карена руки не доходят, то пусть, мол, только скажет, Валиор готов ему помочь.

— А вы не суйте нос не в свое дело! — отрезал Безымянный.

— Что-о?

Приемыш ловко увернулся от руки, тянувшейся схватить его за шиворот, и, отскочив на несколько шагов от старосты, обидно рассмеялся. Вряд ли он решился бы так разговаривать с Каренном, если бы наутро предстояло объясняться с Валиором, но теперь его ничто не останавливало.

Он еще долго слышал за спиной бессильную брань старосты, и губы против воли складывались в удовлетворенную улыбку. Если Безымянного спросили бы, что он хотел бы сделать напоследок, то, пожалуй, самой соблазнительной была бы именно возможность в кои-то веки по достоинству ответить старосте Каренну, столько лет изводившего приемыша своими колкостями и придирками. Приятнее было бы только на прощание расквасить нос Катти. Ну что ж, не вышло так не вышло…

— Что тут у вас за шум? — полюбопытствовал лорд Ирем, выходя за дверь. Он слышал крики старосты и лай цепного пса, и ему даже показалось, что Карену отвечал еще какой-то голос.

Радуясь, что можно хоть кому-нибудь пожаловаться на нахального мальчишку, староста во всех подробностях поведал о недавнем происшествии, присовокупив собственное мнение о Безымянном и о Валиоре, приютившем отпрыска каких-то нищебродов, да еще и позволяющему сопляку в самой неподобающей манере огрызаться на достойных, уважаемых людей.

— Хм!.. — невразумительно ответил рыцарь. Но Карен не обратил на это внимания, радуясь, что нашел в лице приезжего такого благодарного слушателя — как ни странно, но все его жалобы и сплетни вызывали в чужаке заметный интерес. Поэтому он продолжал, все больше распаляясь. По его рассказу выходило, что приемыш постоянно что-нибудь ломает или портит, всем дерзит и лезет в драку со своими сверстниками — словом, сущее несчастье. Ирем слушал и сочувственно кивал, что в темноте вполне сходило за согласие.


Примерно полтора часа спустя Безымянный шагал по Старой дороге, зевая во весь рот и думая, что две бессонных ночи кряду — это уже слишком. Однако следовало отойти подальше от деревни, прежде чем ложиться спать. Кто знает, вдруг Валиору взбредет в голову вернуть его назад? А нет, так на него наткнутся люди из отряда сэра Ирема и рекруты из их деревни. Тоже приятного мало, особенно если вспомнить, как совсем недавно Ирем отказался взять его с собой.

Чтобы не засыпать, приемыш начал думать, как ему теперь назваться. Имя нужно было выбрать поскорее, чтобы подвести черту под своей прошлой жизнью и почувствовать себя по-настоящему свободным. Только вот беда — имен приемыш знал не так уж много, причем большинство из них принадлежали жителям деревни. Мысленно перебирая их, он понимал, что не хотел бы называться так же, как кто-нибудь из его соседей.

Хесс, Альмар, Каренн… тьфу, не хватало только всю оставшуюся жизнь носить имя этого напыщенного индюка!

Безымянный вспомнил Филу и несколько минут раздумывал, не назваться ли ему Филом, но в конце концов решил, что это звучит слишком по-девчачьи. А потом в памяти всплыло где-то недавно слышанное имя — Кметрикс. Или Кемрикс?… Безымянный не был до конца уверен, как оно звучит на самом деле, но, по крайней мере, это имя не носил ни один человек из тех, кого он знал.

"Где же я его услышал?…" — мучился приемыш. После долгих и бесплодных попыток вспомнить, кем был этот Кметрикс, его осенило: это имя называл лорд Ирем — прошлой ночью на болоте.

"Может быть, и мне назваться Кметриксом? — подумал Безымянный. — Или нет, пожалуй, это имя длинновато для простолюдина. Его нужно сократить. Пусть будет просто "Крикс". А что, неплохо!.."

Он почувствовал приступ небывалого воодушевления. Пожалуй, именем, которое ты выбрал сам, можно гордиться даже больше, чем таким, которое тебе когда-то дали, не спросив твоего мнения.

Вот он и будет им гордиться — втайне, разумеется. А всем остальным он станет говорить, что это имя подобрали для него родители.

Желание спать становилось все сильнее, и беглец, махнув рукой на все предосторожности, свернул к мелькнувшей за деревьями поляне.

Наскоро соорудив себе постель из ельника и подложив под голову свою котомку, Безымянный растянулся на земле.

"Спокойной ночи, Крикс" — сказал он сам себе, закрыв глаза.


* * *


— Читай прямо отсюда, — палец собеседника уперся в строчку посреди какого-то абзаца.

Император заскользил глазами по трактату, но все тот же человек вмешался:

— Вслух, пожалуйста.

"Какая муха его укусила?" — мысленно вздохнул правитель, но послушался.

— "…Затем соискателю надлежит очистить свои помыслы длительным постом, не отрываясь от своих обычных дел, но избегая суетных увеселений, — с выражением прочел Валларикс, краем глаза наблюдая, как его седой и худощавый посетитель меряет шагами мозаичный пол. — Пусть все время будет наготове и ждет Знака, указующего, что настало время перемен. А тогда пусть выйдет за порог и отправится в путь, оставив попечение о выборе дороги и своей конечной цели. Пусть не беспокоится о пропитании и об одежде, не берет с собой ни хлеба, ни плаща, ни самострела для охоты, ибо это только отвлечет его от основной задачи. Помните, что Истинное Имя обретается в пути…". А дальше там написано про то, как узнается Истинное Имя и что изменяется в судьбе прошедшего обряд. Я думаю, нет никакой необходимости читать все до конца. Все это для меня не ново. Я читал трактат "Об обретении магических имен" еще подростком. И, в конце концов, ты взял этот пергамент из моей личной библиотеки, так что мог бы догадаться, что я с ним знаком.

— А мне желательно, чтобы ты еще раз перечитал его и освежил свои воспоминания, — отозвался собеседник Императора. — Надеюсь, ты меня послушаешь. В конце концов, твой опыт, молодой Валларикс, не составит даже пятой части моего.

"Скорее, даже двадцать пятой части" — мысленно поправил Император, привычно задержав дыхание, когда пронзительные светлые глаза седого задержались на его лице.

— Как скажешь. Я перечитаю, если это важно.

— Вот и хорошо, — рассеяно ответил собеседник. Было очевидно, что ни на какой другой ответ он не рассчитывал. — А пока что обрати свое внимание на следующее. В твоем трактате утверждается, что Истинное Имя может обрести любой — практически любой — обыкновенный человек, пройдя определенный ритуал и выдержав все перечисленные в тексте испытания. Это верно в том смысле, что заняться _этим_ видом магии действительно способен кто угодно. Однако, — тут седой повысил голос, видя, что в глазах Валларикса мелькнула скука, — Требовать от Изначальных сил подсказки в выборе магического имени, упрямо добиваясь их внимания постами и обрядами — это примерно то же самое, что петь баллады под окном у неприступной девушки. Возможно, своим пылом соискатель смягчит ее сердце, но намного вероятнее, что из окна ему на голову швырнут горшок с цветком, а то и выплеснут помои.

Валларикс вскинул на него глаза, поймав себя на том, что уж никак не ожидал от собеседника подобных аллегорий. Да, представить Светлого поющим у кого-то под окном было довольно сложно, но воображение немедленно нарисовало для Валларикса картину, от которой он едва не фыркнул. Сохранить серьезный вид ему позволила только привычка к многочасовым приемам и аудиенциям, во время которых навык сдерживать рвущийся наружу смех был нужен почти так же часто, как способность, не засыпая, слушать самые невыносимо нудные доклады.

— Словом, некоторым людям удается достичь своей цели с помощью упорства, — продолжал седой, не замечающий — или делающий вид, что не замечает — лукавого проблеска в глазах Императора. — Но есть и те, к кому красавица придет сама, не дожидаясь серенады. Понимаешь?

— Ну еще бы!.. Я неплохо разбираюсь в серенадах и красавицах.

— Шутки шутками, но Истинное Имя — это разновидность изначальной магия, и следовательно, она всегда Непредсказуема, Неоднозначна и, конечно, Неслучайна. И вот уже несколько недель я чувствую, что вокруг нас вот-вот начнут сплетаться цепи из подобных неслучайных совпадений. Это то же самое, что и с началом горного обвала. Случайно задеваешь камушек, который тянет за собой еще один, потом еще… Так что скажи, Валларикс, не предпринимал ли каких-то опрометчивых решений за последние полмесяца?…

— Смотря что ты называешь опрометчивым решением, — пробормотал правитель. — Я позволил каларийскому наместнику ввязаться в приграничный спор с дан-Хавернеймом, отказался принимать послов от Авариса до тех пор, пока аварские суда не прекратят набеги на Акулий мыс, и, наконец, позволил лорду Бейнору Дарнторну встать во главе моего Совета, хотя точно знаю, что он до сих пор сочувствует мятежникам, которых возглавляет его старший брат.

— Не то, совсем не то. Все это мелочи, — нетерпеливо перебил седой. Валларикс подавил тяжелый вздох, подумав, что не отказался бы на пару дней поменяться с собеседником местами — пусть тогда посмотрит, сколько сил и времени такие "мелочи" способны отнимать у императора.

— То, что ты делаешь для своей страны, я делаю для мира в целом, — возразил седой, и его губы дрогнули, как будто бы он собирался улыбнуться, но в последнюю секунду передумал. — Мысли я читать, конечно, не умею, но у тебя же на лице написано "Да что ты в этом понимаешь!..". Вспоминай, Валларикс! Что еще ты делал за последние пол-месяца?

— Отправил в Чернолесье Ирема и поручил ему узнать, что стало с мальчиком, — признался Валларикс. Он с самого начала знал, что собеседника интересует не политика, а что-то в этом роде. Поэтому и попытался промолчать.

— Зачем?… — только и спросил Светлый, но Император поневоле ощутил себя мальчишкой, приспособившим отцовский меч для рубки дров.

Он пожал плечами.

— Знаешь, было у меня какое-то неясное предчувствие… Я начал беспокоиться. Ради сохранения секретности мы отказались от идеи наблюдать за жизнью мальчика. Если бы с ним вдруг что-нибудь случилось, мы узнали бы об этом с опозданием на месяцы, даже на годы. И мне начало казаться, что что-то подобное действительно вот-вот произойдет. Поэтому я и отправил туда Ирема.

Седой вздохнул и пару раз качнулся с пяток на носки, о чем-то размышляя.

— Предчувствия обманчивы. Но, может быть, в твоем вмешательстве действительна была какая-то необходимость, и в итоге пользы от него окажется гораздо больше, чем вреда… Я попытаюсь это выяснить. А ты пока читай трактат.

— Слушаю и повинуюсь, — хмыкнул Валларикс. И тут же вынужден был признаться самому себе, что это было шуткой меньше чем наполовину. Если в обществе Ирема он практически переставал быть Императором и вел себя, как простой смертный, то редкие визиты Светлого были примечательны в первую очередь тем, что он обходился с Императором так, будто тот был его учеником или вассалом. Валларикс легко мог представить, как Светлый точно так же разговаривал с его отцом, а еще раньше — дедом или прадедом. Потому что Светлый был вне времени. Он приходил из ниоткуда, вмешивался в те дела, которые считал первостепенно важными, и игнорировал все остальное. Он не давал советов, зато не скупился на распоряжения. Иногда он появлялся во Дворце на полтора часа — а после исчезал на годы, даже на десятилетия. А изредка задерживался здесь на пару дней. Но никогда еще на памяти Валларикса седой не пользовался его гостеприимством целую неделю кряду.

"Не к добру" — подумал Император.


* * *


Когда Крикс подходил к воротам Энмерри, солнце уже поднялось так высоко, что выползло из-за восьмиугольных башен крепости. Беглец провел в дороге целый день и еще раз заночевал в лесу, причем на этот раз не так удачно, потому что накануне вечером прошел короткий дождь. Одежда его была перепачкана землей, а сам Крикс осунулся и побледнел от утомления, но, походя к воротам крепости, служившим въездом в город, он чувствовал себя совершенно счастливым. В последний раз он был в Энмерри весной, и Валиор не позволял ему отходить от себя ни на шаг, пока не сделал все необходимые покупки, а сразу после этого они отправились назад, так что у Безымянного не оставалось времени развлечься или просто погулять по городу. Было приятно думать, что на этот раз никто не станет запрещать ему бродить, где вздумается, и смотреть по сторонам.

Беспокоясь за сохранность кошелька, Крикс заранее переложил его за пазуху, но, по правде говоря, ни один вор не стал бы лезть в котомку к деревенскому мальчишке, выглядевшему как последний оборванец. "Сумеречников" гораздо больше интересовала группа из полдюжины зажиточных крестьян, идущих из Горелой балки, и кое-кто из них действительно недосчитался своих сбережений, оказавшись за воротами. Что же касается приемыша, то его вид скорей заставил бы кого-то из воров тайком подбросить ему медную монетку. Молодые "крысы" часто развлекались так, когда им выпадал удачный день или хотелось похвалиться своей ловкостью, чтобы потом, за кружкой пива, называть себя "поборниками справедливости", "защитниками угнетенных" и "грозою толстосумов". Потому что — "Высшие велят делиться!". Первым делом, разумеется, с ворами, но и беднякам должно перепадать.

"А рыцари, наверное, уже вернулись, — думал мальчик, пока шумная толпа несла его к воротам. — Интересно, как там Вали?…"

Стражник, только что остановивший для досмотра воз какого-то торговца, скользнул по нему взглядом и махнул рукой — иди, мол. Накануне Крикс хотел первым делом найти мастерские оружейников, но сейчас он понял, что сначала следует перекусить. Вернее, ноги сами понесли его в ту сторону, откуда пахло теплым хлебом и жареными колбасками, благо торговые ряды располагались прямо у ворот. Остановившись у ближайшего прилавка, мальчик жадно уставился на огромные мясные пироги, пышные ковриги хлеба, тонкие лепешки и маленькие булочки с орехами и медом. Стоявший за прилавком пекарь, напротив, смотрел на него недовольно, полагая, что подобный покупатель в лучшем случае возьмет лепешку за две медьки, да еще придется проследить, чтобы он ничего не утащил.

— С мясом, с рубленным яйцом, и этот, сладкий, — наконец, решился Крикс.

— Четыре аса, — сразу подобрел торговец.

Крикс порылся в кошеле, в который раз задав себе вопрос, сколько же асов в полумесяце, и вытащил одну монету.

Брови у торговца пирожками поползли на лоб. Крикс собирался положить монету на прилавок, но торговец протянул ладонь, и мальчик, не ожидая подвоха, потянулся передать ему монету. Стоило ему нагнуться над прилавком, как торговец сжал его запястье и во весь голос заорал:

— Вор!.. Стража! Он украл чужое золото!!

Крикс дернулся, но вырвать руку оказалось совершенно невозможно. Стражники, заслышавшие вопли лавочника, уже бежали к месту происшествия. Не помня себя от ужаса, Крикс предпринял еще одну отчаянную попытку освободиться и случайно опрокинул блюдо с пирожками. Торговец охнул и чуть-чуть ослабил хватку.

Тогда Крикс начал смахивать на землю все, до чего мог дотянуться. То ли от неожиданности, то ли из боязни потерять остатки своего товара, лавочник разжал ладонь, и мальчик бросился бежать.

— Держите вора!! — закричали за спиной.

Кто-то подставил беглецу подножку, но Крикс каким-то чудом ухитрился удержаться на ногах и помчался вперед, не разбирая дороги. Сзади свистели и улюлюкали. Он не решался обернуться, чтобы узнать, сколько человек его преследует и близко ли они. Опыт общения с Катти подсказывал, что думать можно будет позже, а сейчас нужно приложить все силы, чтобы скрыться от погони. Он метнулся в переулок, вихрем пронесся вверх по кривой улочке, повернул еще раз и бежал, пока не запыхался окончательно. Привалившись к какой-то стене, он сполз на землю, тяжело дыша и чувствуя тупую боль в лодыжке, так и не зажившей до конца.

Сейчас, когда опасность миновала, страх почему-то стал острее. Попадись он стражникам, пришлось бы объяснять, откуда у него кошель, а версия о кладе, найденном под камнем, вряд ли показалась бы им убедительной. Разумеется, его бы обвинили в воровстве. А даже если нет, то все равно он никогда не получил бы золото назад. И все из-за того, что он не дал себе труда подумать, как его потрепанная, грязная одежда будет сочетаться с видом золотой монеты.

Впрочем, разве у него есть выбор? Вроде в городе должны быть лавки, где меняют деньги, но, во-первых, там он тоже будет заподозрен в воровстве, а во-вторых, он до сих пор не знает, сколько серебра дают за полумесяц. Его запросто обманут, дав ему в три раза меньше, чем положено. А то и просто отберут все деньги, и кому тогда он будет жаловаться? Страже, от которой ему еле удалось сбежать?…

Крикс медленно побрел по улице, не очень представляя, куда и зачем идет. Однако уже через несколько кварталов в голову пришла спасительная мысль. Единственным человеком в Энмерри, которого он знал, был Ирем. Можно было попытаться разыскать его и рассказать ему всю правду о побеге и о кошельке с деньгами. Почему-то Крикс не сомневался в том, что рыцарь ему обязательно поверит. Правда, было не совсем понятно, что из этого получится. Будь в запасе хоть какой-то выход, Крикс, наверное, не стал бы обращаться к доминанту, но сейчас, похоже, выбирать не приходилось.

"Дорога идет вниз, — сказал он сам себе, — Значит, если я пойду по ней, то рано или поздно выйду к гавани. А там рукой подать до крепости. Вперед!" И, подбодрив себя таким манером, он куда решительнее зашагал по стертым тысячами ног булыжникам.

Найти рыцаря оказалось даже проще, чем он думал. В небольшой, но многолюдной энмеррийской гавани обычно собирались люди, жаждущие узнать все городские новости и сплетни, так как слухи обо всем, что происходит в Энмерри, стекались именно сюда. Слыша, как вокруг судачат о приезде доминантов из Адели, Крикс осмелел и напрямик спросил, где можно разыскать кого-нибудь из рыцарей. Он предпочел бы объясняться с лордом Иремом, но про себя решил, что и Эрлано, на худой конец, сойдет. Ему сообщили, что лорд Ирем всего несколько часов назад вернулся в Энмерри после недельного отсутствия, и, пробыв какое-то время в Четырех дубах, спустился в город. "Загляни в корчму "Свинья и Желудь" — посоветовал какой-то человек. — По крайней мере, полчаса назад я видел его там. Он попробовал хозяйский сидр, выплеснул его за стойку и спросил антарский красный эль. А еще говорят, что каларийцы ничего не смыслят в выпивке!". Чтобы не позволить собеседнику углубиться в рассуждения о местном пиве, Крикс спросил, где ему найти эту корчму, и оказалось, что она довольно близко — всего за две улицы от гавани. "А зачем ты его ищешь, парень?" — полюбопытствовал словоохотливый рассказчик. Подумав, что ответ "мне нужно с ним поговорить", скорее всего, не устроит собеседника, и, чего доброго, вызовет ненужные насмешки ("Поговорить? С кем, с ним? А почему тогда не с Императором?..") Крикс неопределенно махнул рукой и поспешил в корчму "Свинья и Желудь".


Слуга, столкнувшийся с мальчиком в дверях трактира, смерил его подозрительным взглядом, явно сомневаясь, стоит ли пускать в корчму такого "гостя". Крикс прошел мимо него с самым независимым видом, стараясь не обращать внимания на то, как тот презрительно кривится, глядя на его одежду.

Внутри было темно — во всяком случае, так показалось Криксу, вошедшему в корчму с залитой солнцем улицы — зато куда прохладнее, чем снаружи. Рыцаря он увидел почти сразу и обрадовался ему, как старому знакомому. Крикс сделал несколько шагов вперед, раздумывая, как повежливее привлечь к себе внимание, но тут мужчина поднял голову, и необходимость окликать его отпала.

Лицо Ирема при виде Безымянного — вернее, Крикса — исказилось так, как будто вместо пива он глотнул из кружки уксуса.

Пару секунд он молча смотрел на него, как будто это зрелище заставило его окаменеть, зато потом поднялся на ноги так резко, что высокий табурет у стойки с грохотом перевернулся.

"Он уже знает, что случилось на торгу, — пронеслось в голове у Крикса. — Он считает меня вором!"

Дожидаться, пока рыцарь схватит его за рукав, Крикс, разумеется, не стал.

Проскользнув мимо компании мужчин, только что вошедших в корчму, он бросился к дверям.

— Стой!.. — крикнул Ирем, не особенно надеясь, что беглец его послушает. И тоже начал пробиваться к выходу. — С дороги!

Он бесцеремонно оттолкнул стоявшего у стойки стражника, и тот от неожиданности опрокинул кружку, заливая пивом стойку и своих соседей. Кто-то охнул, кто-то громко выругался, но до свары дело не дошло. Увидев, кто его толкнул, потерпевший предпочел счесть этот случай простым недоразумением, отряхнуть штаны и жестом заказать другую кружку.

Ирем вылетел за порог трактира и одним прыжком перемахнул ведущие к крыльцу ступени, не успев подумать, как глупо он будет выглядеть со стороны, если действительно начнет гоняться за мальчишкой. По улицам он бы за ним, наверное, не побежал, но мальчик как сквозь землю провалился. Ирем осмотрелся, но не обнаружил никаких следов беглеца. Прохожие не провожали бегущего глазами, мальчишки не свистели ему вслед, а до ближайшей подворотни было добрых сто шагов — не мог же он преодолеть такое расстояние за те секунды, которые Ирем потерял в корчме… Рыцарь стоял, не зная, что предпринять — то ли пытаться разыскать мальчишку, то ли махнуть на все рукой и вернуться в трактир, а уже там подумать, как быть дальше. Он опять поднялся на крыльцо и замер у дверей, как будто ожидая, что беглец вернется.

Крикс, затаив дыхание, стоял в каком-то метре от него за выступом стены, молясь, чтобы лорд Ирем не заметил его тени или еще как-нибудь не догадался, где он мог бы спрятаться. Он видел край плаща, который Ирем перекинул через руку, и конец потертых ножен. "Уходи… ну уходи же!" — думал он. Теперь идея разыскать рыцаря и попросить его о помощи казалась Криксу глупостью — ничуть не лучшей, чем его поступок на торгу.

Ирем обернулся. В своем укрытии Крикс различил скрип открываемой двери и понял, что из корчмы вышел какой-то посетитель.

— Ах, извините, я вас не заметил… сэр, — сказал невидимый мужчина добродушно. Голос у него был низкий и густой. "Наверное, столкнулся с Иремом, или задел его дверью" — предположил Крикс.

— Ничего страшного, — ответил рыцарь сухо. — Разрешите, я пройду.

Дверь скрипнула еще раз. Крикс был почти уверен, что Ирем вернулся в корчму, но все равно не сразу набрался храбрости, чтобы покинуть свое укрытие. А когда вышел, то увидел на крыльце того, с кем разговаривал лорд Ирем. Это был высокий и довольно полный человек с кудрявой темной бородой, одетый в широкий бордовый камзол, слишком плотный для жаркого летнего дня. Он не был пьян, но его щеки раскраснелись, а глаза блестели от съеденного и выпитого. Мужчина посмотрел на Крикса и внезапно улыбнулся с таким видом, будто собирался подмигнуть ему.

— Не беспокойся, он ушел.

— А-а… да, спасибо, — промямлил Крикс, не зная, что еще сказать. Чтобы спуститься по ступенькам, ему нужно было протиснуться мимо мужчины, но высокий и дородный незнакомец занимал так много места, что Крикс бы обязательно задел его — а это было бы невежливо.

— Я видел, как ты от него сбежал, — в голосе незнакомца послышались нотки откровенного веселья. — Но, признаться, я никак не думал, что он еще попытается тебя догнать! Вот это, прямо скажем, необычно. Ты что, стащил у него что-нибудь?..

Крикс вспыхнул до корней волос.

— Я не вор!

— Ну ладно, извини, — ответил незнакомец примирительно, хотя по голосу Крикс понял, что он ему не поверил. Это было уже слишком.

— А сами-то вы кто? — спросил он грубо, хотя раньше никогда бы не позволил себе разговаривать подобным образом с кем-то из взрослых.

— А я, видишь ли, торговец, — безмятежно отозвался собеседник, даже не подумав оскорбиться. — Мой корабль называется "Поющий вереск". У меня груз пряностей и вин из Внутриморья, и сегодня вечером я отплываю с ним в Адель.

В Адель!

Вспомнив мечтательное выражение на лице у Вали, когда тот говорил, как хорошо было бы посмотреть имперскую столицу, и вдобавок рассудив, что в таком тесном городке, как Энмерри, где новости распространяются так быстро, что даже Ирем уже знает (ну откуда бы?…) о том, что с ним случилось на торгу, ему придется туго, Крикс внезапно загорелся новой мыслью.

— А можете вы отвезти меня в Адель? Я… заплачу вам столько, сколько вы попросите.

Торговец рассмеялся. Крикс даже не мог винить его за это — он бы тоже позабавился, если бы кто-нибудь из их деревни начал утверждать, что может оплатить дорогу до Адели. Особенно если бы этот "кто-то" был его ровесником.

— У меня правда есть, чем заплатить, — повторил он настойчиво, постаравшись вложить в свои слова как можно больше убедительности.

— Ну ладно! — весело сказал купец, не прекращая ухмыляться. — Ты меня почти уговорил. Со взрослого я взял бы триста асов. С тебя можно двести. Или даже, так и быть, сто пятьдесят. Заплатишь прямо здесь или пошлешь домой слугу?

— А сколько это будет… в полумесяцах? — спросил Крикс. Сердце у него стучало. Если повторится та же самая история, что утром на торгу, ему едва ли еще раз удастся убежать. К тому же Ирем все еще сидел в корчме, а значит, он в любой момент мог выйти на крыльцо. Но ради призрачной возможности попасть на корабль, отплывающий в Адель, пожалуй, стоило рискнуть.

— Надо же, "сколько в полумесяцах", — хмыкнул собеседник. — У молодого господина при себе есть только золото?…

— Да, только золото, — ответил Крикс устало и, сунув руку за пазуху, вытащил несколько монет. — Этого хватит?… Если надо, я дам больше. И клянусь вам, я их не украл.

Он подобрался, ожидая, что торговец закричит или попробует схватить его, совсем как пекарь на торгу. Но пока что было непохоже, что тот собирается хватать его за шиворот или кричать "Держите вора!". Купец переводил взгляд с пяти монет, лежавших на ладони Крикса, на его лицо, потом обратно, и молчал.

— Вы возьмете меня на корабль? — спросил Крикс, начиная надеяться, что из его затеи может что-то получиться. — Понимаете, я не могу здесь оставаться. Честное слово, я не сделал ничего плохого, но никто в это не верит. Меня ловят с самого утра. Сначала стража, а теперь еще лорд Ирем…

— А ты знаешь, кто такой этот лорд Ирем? — как будто просыпаясь, уточнил мужчина.

— Знаю, разумеется, — бесхитростно ответил Крикс, припомнив свой недавний разговор с Эрлано.

— Ах, ну да, конечно, — протянул торговец. — "Разумеется". Можно подумать, что… а, ладно. Как тебя зовут?

Никакой другой вопрос не мог доставить Безымянному такого удовольствия. Впервые с той минуты, когда он решился выбрать себе имя, ему выпал шанс назваться им в беседе с посторонним человеком. Ощущение и вправду оказалось крайне необычным и волнующим.

— Я Крикс, — ответил он, стараясь, чтобы по его виду нельзя было догадаться, что он произносит это в первый раз.

Глаза у собеседника заметно округлились.

— Как?… Как, ты говоришь, тебя зовут?…

— Крикс, — повторил мальчик, не понимая, что в его словах могло так удивить торговца.

— Ну и ну! — выдохнул тот. И замолчал, разглядывая Крикса с таким видом, будто только что увидел его по-настоящему.

— Так вы возьмете меня на корабль? — нетерпеливо спросил Крикс, справедливо опасаясь, что Ирем может выглянуть наружу раньше, чем торговец выйдет из своего непонятного оцепенения.

— Что?… — спросил купец, как будто просыпаясь. — Ах да. Пошли.

Крикс чуть не подпрыгнул от восторга. Все складывалось просто замечательно. До сегодняшнего дня его фантазии о новой жизни никогда не простирались дальше поступления в ученики в одну из энмеррийских мастерских. Мог ли он мечтать, что попадет в Адель? А вот теперь он просто сядет на корабль и всего лишь через несколько недель сойдет на причал одной из гаваней в столице.

"Если, конечно, это не обман" — напомнил себе мальчик, покосившись на попутчика.

Не смотря на свою грузную фигуру, купец шел быстрым шагом, и Криксу пришлось приложить немалые усилия, чтобы не отставать.

— Вы возьмете мою плату сразу, или потом, на корабле? — спросил он наугад, надеясь завязать беседу.

Торговец удивленно обернулся.

— А ты собирался расплатиться прямо здесь? Нельзя же быть таким наивным, мальчик! Любой проходимец взял бы твои деньги и скрылся бы с ними — только бы ты его видел.

— Да, но вы — не проходимец, — улыбнулся Крикс. Недавние сомнения в честности купца он предпочел оставить при себе.

— С чего ты это взял? Ты до сих пор не знаешь, как меня зовут. Вдруг я наплел тебе с три короба про свой корабль и торговлю пряностями, только чтобы выманить у тебя твое золото?

— Ну, это вряд ли. Вы даже не верили, что у меня есть деньги. А про свой корабль рассказали мне гораздо раньше, — напомнил Крикс попутчику.

— Верно, — рассмеялся тот натянуто. — Я об этом не подумал… Но немного осторожности тебе не повредит. Ты слишком уж доверчив. Назвать свое имя первому случайному знакомому, да еще дать ему понять, что у тебя полны карманы золота!.. И все это — даже не зная, с кем имеешь дело. Удивительно, как при такой беспечности ты еще не попал в какую-нибудь переделку. Не сочти, что я пытаюсь тебя поучать, но в следующий раз старайся выяснить о собеседнике как можно больше, прежде чем решать, а можно ли ему довериться. Кстати, мое имя тут известно многим, так что при желании ты мог бы справиться насчет меня в порту или в Торговой гильдии. Меня зовут Далланис Алькерони.

Крикс кивнул. Он не мог не заметить, что с того момента, как он назвал торговцу свое имя, тот ведет себя совсем иначе, но не представлял, с чем это связано, и решил пока что не вникать в этот вопрос.

Они уже почти спустились к гавани, когда навстречу им попался худощавый юноша в темно-синем орденском плаще. Явно не думая о своем рыцарском достоинстве, юный доминант прошел мимо такой легкой и пружинистой походкой, что, казалось, он вот-вот засунет руки в карманы и примется насвистывать. Бывшего Безымянного он просто не заметил, к огромному облегчению последнего.

— Эрлано!.. — пробормотал Крикс. Он был готов побиться об заклад, что юноша идет в трактир "Свинья и Желудь", чтобы встретиться там с лордом Иремом.

— Ты про того молоденького доминанта? — уточнил Далланис. — Никогда не думал, что таких мальчишек принимают в Орден.

— Он — оруженосец лорда Ирема. Я его знаю, — сказал Крикс. И выразительно поморщился. — Представляю, что бы началось, если бы он меня увидел!

— Ну, теперь это уже не важно. Через пять минут мы будем на "Поющем вереске", а там тебя никто искать не станет. Насчет меня или моей команды не волнуйся. Мы тебя не выдадим.

Теперь торговец не смеялся и не благодушествовал. Откровенно говоря, от той подчеркнутой серьезности, с которой он пообещал его не выдавать, мальчику стало здорово не по себе. У него зародилось смутное подозрение, что произошла какая-то ошибка.

"Такое ощущение, что он… ну, будто принимает меня за какого-то другого человека, — пронеслось у Крикса в голове. — Нет, ерунда. Наверное, мне просто показалось".

Тщательно подбирая слова, он ответил торговцу:

— Я вам верю. Но все это кажется немного… необычным. Понимаете, любой другой на вашем месте обязательно бы стал допытываться, откуда у меня столько золота, раз я не вор.

Далланис взмахнул рукой, как будто отгоняя надоедливую муху.

— Золото!.. Подумаешь, загадка! Это перестало меня волновать, как только ты назвал мне свое имя.

— Имя? — эхом отозвался Крикс. — При чем тут…

— Тшшш! Мы уже в гавани, тут слишком людно.

Крикс покорно замолчал, не очень понимая, чем их разговор мог помешать толпящимся вокруг зевакам.

— Вот он, "Вереск", — с гордостью сказал Далланис несколько минут спустя. — Хорош, не правда ли?

— Да, очень, — сразу согласился Крикс. На самом деле он готов был согласиться с чем угодно, чтобы только угодить Далланису, который помог ему выбраться из затруднительного положения. Но в этот раз ему даже не пришлось кривить душой. Корабль, на который показал купец, действительно привел его в восторг.

"Поющий вереск" был хотя и небольшим, зато действительно красивым кораблем, выгодно отличавшимся от остальных изяществом отделки и неуловимой легкостью всех линий — от приподнятой кормы до небольшой резной сирены на носу.

— У нас такой корабль называется "канторна", — пояснил Далланис. — В быстроходности ему, конечно, далеко до глейтов, кроггов и других военных кораблей, но трюм куда вместительнее. Я обычно плаваю в спокойных водах, и вся моя команда, не считая капитана и писца — только десять человек. Охраны не держу. Но ты не беспокойся, здесь пиратов не бывает; разве что в открытом море, ближе к Островам. Мы обычно плаваем вниз по реке до побережья, а потом идем вдоль берега к заливу, где стоит Адель — так безопаснее.

Крикс покивал, с восторгом предвкушая это путешествие.

— И долго плыть отсюда до Адели?

— В нашем случае — недели две. А доминанты на военном судне доберутся дней за восемь. О, смотри-ка, нам спустили сходни… Осторожнее, не поскользнись. Хотя тебе-то что, в твоем возрасте это даже забавно. А я смерть как не люблю ходить по этим скользким доскам. Надо бы набить на них хотя бы пару поперечин, — отдуваясь, пропыхтел Далланис. — Каждый раз об этом думаю, да все руки не доходят… Ну, добро пожаловать на борт.

Подошедший к ним мужчина с копной черных, как смоль, волос, и неухоженной курчавой бородой сейчас же был представлен Криксу как капитан Торвин. Крикс был бы рад подслушать, что Далланис прошептал на ухо капитану, так как был почти уверен в том, что речь идет о нем, но пришлось сделать вид, что их беседа его совершенно не занимает. Он отошел в сторону и присел на край скамьи, наблюдая за погрузкой сложенных на палубе товаров в трюм. "Что ж, по крайней мере, он достаточно богат, чтобы не захотеть меня ограбить" — рассудил он про себя. В этот момент Далланис тронул его за плечо.

— Послушай, Крикс, пока мы не отплыли, тебе лучше не сидеть на палубе. Здесь тебя легко увидеть.

— Ладно, — согласился Крикс, подумав, что ему предложат временно спуститься в трюм. Но вместо этого Далланис обернулся и окликнул Торвина.

— Капитан, будьте любезны, проводите гостя в мою каюту.

Торвин посмотрел на мальчика. Его загорелое лицо было непроницаемым и вежливым как будто его вырезали из коричневого дерева.

— Пойдемте, — сказал он.

"Я что, схожу с ума?" — подумал Крикс, безропотно последовав за капитаном. — "Или, может быть, с ума сошли все эти люди?"

Каюта оказалась небольшой, но исключительно удобной. Там был откидной походный стол, приземистый трехногий табурет и, наконец, кровать — самая настоящая кровать, а не топчан из досок и не парусиновая койка. Стены и покатый потолок были обшиты деревом какой-то дорогой породы, теплым, золотистым и блестящим. Криксу обстановка показалась верхом роскоши.

— Отдохните, — посоветовал ему капитан. — Мы отплывем часа через четыре.

Крикс еще не успел придумать, что ему сказать, а маленькая дверь уже закрылась.

Несколько минут Крикс просидел на краешке кровати, думая о том, куда же он попал, и почему на этом корабле с ним обращаются, как с сыном лорда. Потом он задумался, что имел в виду капитан, посоветовав ему отдыхать. Значит ли это, что он может лечь на эту кровать и вздремнуть, или это будет невежливо по отношению к хозяину каюты?… С тех пор, как он ушел из дома — или даже раньше, начиная с его злополучной ссоры с Каттинаром — Криксу ни разу не удавалось выспаться. Когда он спал в лесу, то к утру так замерзал, что вставал как можно раньше, чтобы согреться от быстрой ходьбы. И сейчас даже чувство голода ни шло в сравнение с усталостью.

"Прилягу только на минутку, — сказал он себе. — Я все равно услышу, если кто-нибудь за мной придет"

Но на самом деле, стоило ему коснуться головой подушки, как он заснул так крепко, что не проснулся ни тогда, когда дверь в каюту снова приоткрылась, ни тогда, когда "Поющий вереск" отчалил от пристани и медленно выплыл на середину реки и по приказу капитана поднял дополнительные паруса, чтобы к утру дойти до Пеллуэра.

Проснувшись, Крикс первым делом нащупал спрятанный за пазухой кошель с деньгами. Кошель был на месте. Сумка, брошенная им на табурет, по-прежнему лежала рядом. Крикс даже устыдился своей первой мысли, что его могли бы обокрасть во сне, и мысленно пообещал себе никогда больше не подозревать Далланиса в каких-нибудь нечестных умыслах. Поднявшись, он увидел еще кое-что. На краю кровати, аккуратно сложенные в стопку, лежали вещи, которых раньше не было. Кто-то принес их и оставил здесь, пока он спал. Напрашивался вывод, что они предназначались для него. Чтобы проверить эту догадку, он решил их рассмотреть. Это была одежда, и притом — хорошая одежда, слишком короткая и узкая для взрослого, к тому же ушитая в нескольких местах. Светло-серая рубашка, песочного цвета штаны и коричневая безрукавка на шнуровке — все, по-видимому, новое и сшитое на совесть. Посмотрев на эти вещи, Крикс впервые осознал, насколько жалко он одет.

"Положим, что Далланис в самом деле приказал купить все эти вещи для меня. Но почему он это сделал?… — думал Крикс. — Правда, он знал, что у меня есть деньги и я смогу расплатиться за одежду. Да, будь я немного поумнее, я и сам бы попросил его о чем-нибудь подобном, потому что в этих старых тряпках меня постоянно будут принимать за вора и бродягу. Но в том-то и дело, что я ни о чем подобном не просил… И вообще, меня пустили в лучшую каюту, а их капитан — если, конечно, мне не померещилось! — и вовсе говорил со мной на "вы". Они тут так гостеприимны, что становится не по себе. Не знаешь, что и думать… Ладно. Прежде всего следует переодеться — а потом уже пойти наверх и постараться разузнать, что происходит"

Еще неделю назад он проявил бы осторожность и оставил все как есть, сделав вид, что не заметил принесенной в комнату одежды. Но после всех недавних странностей это не показалось ему таким уж важным. Крикс махнул рукой на осторожность и с удовольствием натянул на себя мягкую и чистую рубашку, а потом и остальные вещи. Ему даже захотелось умыться и пригладить волосы, чтобы соответствовать своему новому костюму. Но воды для умывания, не говоря уже о гребне, под рукой не оказалось, и пришлось оставить все как есть. Он вышел из каюты. Солнце опускалось за холмы, и река за бортом "Вереска" блестела, как расславленное золото.

— А, ты уже проснулся, — поприветствовал его Далланис, улыбаясь Криксу, как любимому племяннику.

— Да. Извините, что заснул у вас в каюте. Вам она, наверное, была нужна?

— Ничуть. И вообще я пока поживу внизу, с командой. Я уже распорядился, чтобы мои вещи отнесли в каюту Торвина.

— Зачем? — не понял Крикс.

— Чтобы тебе было удобнее. Конечно, мы не можем предложить тебе условий, подходящих твоему происхождению, но все-таки я постараюсь оказать тебе прием, достойный Рикса.

В эту самую секунду Крикса осенило. Выбирая себе имя, он случайно вспомнил Келтрикса… нет, все же Кметрикса, которого при нем упоминал лорд Ирем. И он еще долго ломал голову, почему это же имя кажется ему таким знакомым.

— Кметрикс… ну конечно! Он сказал "Клянусь короной Кметрикса", — выпалил Крикс, слишком потрясенный своим внезапным озарением, чтобы держать себя в руках. Ему казалось, что он уже слышал это имя раньше — и не мудрено. Теперешнего Императора, кажется, звали Валлариксом, а его отца, которого обычно называли Наином Воителем, на самом деле звали Наи-?… Нао-?.. Наорикс. Да, точно, Наорикс. Крикс запоздало осознал, что эти имена не зря оканчивались одинаково. Они являлось знаком принадлежности к одной династии, печатью королевской крови… как и имя, выбранное им самим.

Волосы на главе у бывшего приемыша зашевилились. Если кто-нибудь решит, что он сделал это нарочно, то ему конец!..

— Как ты сказал? Корона Кметрикса?… — переспросил Далланис.

— Я оговорился. Извините, — пробормотал мальчик и потер виски, как будто от первого приступа морской болезни. Он действительно почувствовал, что у него внезапно разболелась голова.

— Ох, тебе, наверное, не следует глядеть на воду. Знаешь что, пойдем-ка вниз. Есть тебе сейчас, конечно, не захочется, но…

— Нет, наоборот, я очень голоден, — не удержался Крикс, почувствовавший мучительный спазм в желудке от одного только слова "еда".

— Тем лучше! Ну, пойдем же.

Крикс кивнул, и купец, приобняв своего гостя за плечо, бережно довел его до лестницы. В голове у мальчика царил сумбур.

"Если он узнает, что на самом деле я не "Рикс", решат, что я нарочно всех обманывал, присвоив себе это имя, и тогда… Тогда мне будет очень плохо. Странно уже то, что Далланис до сих пор не заподозрил, что ошибся. Хотя… я сам сказал, что знаю лорда Ирема, у меня много золота, я попросил его не выдавать меня и отвезти в Адель… Знать бы только, за кого он меня принимает? За сына какого-нибудь Рикса, убежавшего из дома? За королевского бастарда, которого разыскивают рыцари из Ордена?… Вот уж в самом деле, влип. Похоже, остается только делать вид, что я на самом деле тот, кем он меня считает. Надо попытаться разузнать как можно больше о всех этих Риксах…".

"Разузнать об этих Риксах" оказалось проще, чем ему казалось. Когда перед ним поставили тарелку с ароматной жареной рыбой, дали кусок хлеба и кружку со слабым, на три четверти разбавленным вином, так что набитый рот позволил ему как-то оправдать свою неразговорчивость, купец охотно говорил за двоих.

Уже через десять минут догадки Крикса подтвердились. Каждый мужчина из правящей династии дан-Энриксов носил имя с окончанием на "рикс". Представители младших ветвей династии, не имевшие прав на престол, селились на окраинах Империи и назывались Миэльриксами. Из слов торговца мальчик понял, что возвращаться в столицу без прямого разрешения правящего Императора им запрещалось. Далланис еще раз дал понять, что не стремится знать всю правду о происхождении и планах своего гостя, хотя он даже не пытался скрыть, что вся эта история вызывает в нем чрезвычайное любопытство, удивление и, наконец, тревогу. "Те, кто позволил тебе путешествовать в одиночку, не подумали о том, какой ты подвергаешься опасности" — заметил он. Этих последних слов мальчик бы предпочел не слышать. До сих пор о нем никто и никогда не беспокоился — конечно, кроме мамы. Криксу стало стыдно, что сейчас о нем заботится человек, которого он обманул. Но, разумеется, после всего, что он услышал от Далланиса, нельзя было и думать рассказать торговцу правду.


Если бы не постоянные опасения, что его обман каким-то образом раскроется, то следующие десять дней были бы лучшим временем в его жизни. Впервые Крикс был сыт, одет и — что куда важнее — окружен людьми, которые относились к нему очень хорошо. Довольно скоро та почтительность, которую на первых порах проявляли к мальчику капитан и остальные моряки, сменилась грубоватым добродушием. Они обнаружили, что, несмотря на знатное происхождение, он мало отличается от их сыновей, и стали проявлять к нему чуть меньше уважения, но зато больше искреннего дружелюбия. Вечером или рано утром Крикс часто сидел с кем-нибудь на вахте, днем старался помогать матросам или разводил чернила для писца, ведущего учет всем прибылям и убыткам в торговле. Счетовод сначала удивлялся, что "Рикс" снисходит до подобных поручений, но потом привык и интересы "княжича" к торговым спискам объяснил себе обычным мальчишеским любопытством. Каждый раз, когда "Поющий вереск" останавливался в городе или небольшом прибрежном поселении, Далланис разворачивал торговлю — часто прямо у причала или даже у себя на корабле. Иначе говоря, работы у писца хватало, и он был только рад добровольному помощнику.

Присутствуя при этих подсчетах, Крикс, наконец, осознал, что он баснословно богат.

Весь груз Далланиса не стоил столько денег, сколько было в кошельке. В пересчете на серебро ему досталось без малого семнадцать тысяч ассов. Правда, он до сих пор сбивался, вспоминая, сколько сотен в одной тысяче, но все-таки считал он теперь куда лучше, чем когда жил дома. И прекрасно понимал, что семнадцать тысяч ассов — это сумма, на которую даже в столице можно жить не один год. Крикс думал, что, попав в Адель, он ни за что не повторит ошибок, сделанных в Энмерри. Первым делом он пойдет к менялам, назовется там слугой какого-нибудь знатного господина и обменяет пару полумесяцев на серебро. В неброской, но добротной и новой одежде, подаренной ему Далланисом, он не вызовет у менял никаких подозрений. По правде говоря, такая одежда подойдет не то что для слуги, а даже для сына зажиточного горожанина. Потом он снимет комнату в каком-нибудь недорогом трактире. Если станут допытываться, почему он путешествует один, то Крикс расскажет байку о том, что его родители должны вот-вот приехать в город, а ему поручили дожидаться их на постоялом дворе. Не слишком убедительно, но для начала сойдет. У него будет несколько дней, чтобы побродить по городу, заключить ученический контракт и тихо съехать в мастерскую к новому хозяину. А дальше он примется изучать оружейное дело, дожидаясь того дня, когда можно будет завербоваться новобранцем в какой-нибудь отряд. Собственно, дня его рождения никто не знал, но мама говорила, что он родился осенью. Значит, до совершеннолетия ему осталось ждать пять лет — примерно в это же время, разве что на месяц-полтора позднее, ему исполнится пятнадцать.

Именно об этом Крикс раздумывал ночью на одиннадцатый день их путешествия, лежа в темноте в своей каюте. Было уже поздно, ужин закончился часа два назад, но мальчику до сих пор не спалось. По правде говоря, тревожили его совсем не мысли о том будущем, которое ждало его в Адели. Настоящее смущало Крикса куда больше. Вот, он спит в единственной приличной комнате на всем "Поющем вереске", а на низеньком табурете у его кровати сложена его одежда — удобные, немаркие и явно не дешевые вещи, вышедшие из мастерской хорошего портного. Его вкусно кормят и разговаривают с ним почтительно, как с принцем крови — ведь Далланис-то уверен, что он Рикс. Один из этих, как их, Северных изгнанников… Никакие деньги не заставили бы энмеррийского торговца отнестись к случайному пассажиру так радушно, как это нелепое, необъяснимое в таком неглупом человеке ослепление. Крикс понимал, что, как он ни старайся, роль знатного наследника ему не по плечу. Да он и не пытался ничего разыгрывать перед купцом и остальной командой. Он просто слишком испугался, когда понял, какое имя себе взял — случайно, еще ничего не зная о дан-Энриксах…

Что, если теперь он — государственный преступник? Крикс не сомневался, что, когда обман раскроется, все будут думать, что он действительно пытался выдать себя за какого-нибудь дальнего родственника Императора. Никто не поверит в то, что это просто глупая случайность. Начнут выпытывать, зачем он это сделал и кто первым подал ему эту мысль. А там дойдут и до расспросов, откуда у него так много денег. Причем если раньше его заподозрили бы в краже, то теперь решат, что это деньги заговорщиков.

В первый день путешествия Крикс даже решил, что убежит при первой же возможности, как только "Вереск" в следующий раз причалит к берегу.

Однако страх мало-помалу проходил, а доброе расположение Далланиса все больше действовало мальчику на нервы. Крикс чувствовал себя обманщиком. Он успокаивал себя, давая мысленные обещания, что заплатит Далланису вдвое, даже втрое больше, чем было условлено, но это мало что меняло. Купец не просто выполнял их договор; Крикс постоянно видел доказательства того, что этот человек, еще не знавший его десять дней назад, заботится и беспокоится о нем — а этого нельзя было купить ни за какие деньги. Страх, что Далланис выдаст его страже или Ордену, давно прошел, и все-таки Крикс скорее откусил бы себе язык, чем рассказал купцу всю правду о своем происхождении. Вспоминая о своих односельчанах, мальчик был уверен, что Далланис станет презирать его, если узнает, что он не только не "дан-Энрикс", но и вообще безродный сирота.

Оставалось только одно — довести начатое до конца и распроститься с новыми знакомыми в Адели, оставив их в полной убежденности, что их "Поющий вереск" перевез в столицу отпрыска побочной ветви правящей Династии.

"Далланис говорил, что Миэльриксам запретили появляться в южных городах Империи, — вспомнил Крикс. — А уж в столице и подавно… Получается, что тот, кто помогает одному из них тайком попасть в Адель, нарушает приказ Императора. Знать бы еще, почему Далланис согласился рисковать ради меня! Неужто только из-за денег?".

Мысли у Крикса путались. Он и не заметил, как закрыл глаза.

Но на сей раз он проспал всего лишь несколько минут, проснувшись от того, что дверь в каюту с легким скрипом приоткрылось, и в щели мелькнул неясный отблеск от светильника, прикрытого рукой. Дверь сразу же закрылась.

— Как там мальчик? — приглушенно донеслось из-за двери.

— Спит.

— Вот и отлично. Значит, побеседуем здесь, под навесом. Чертов дождь зарядил до утра, а мне не улыбается торчать снаружи с непокрытой головой. Представляю, каково сейчас дозорному на вахте!

— Ничего, я скоро разбужу ему на смену Кейна.

Крикс прислушался. Хотя снаружи говорили почти шепотом, не узнать по голосам Далланиса и капитана было невозможно.

— Так что вы хотели мне сказать? — спросил, чуть-чуть помедлив, Торвин.

— Из-за этой непогоды мы идем с задержкой. Я рассчитывал, что "Вереск" выйдет в Залив еще сегодня, а мы попадем туда не раньше, чем к полудню завтрашнего дня. Скажите, капитан, как бы нам сократить дорогу так, чтобы прибыть в Адель в намеченное время? Это вообще возможно?

— Ну, не знаю, — с некоторым сомнением ответил Торвин. — Можно попытаться… Но скажите, господин Далланис, для чего нам вообще идти в Адель?

Крикс резко приподнялся на кровати.

— …Я разговаривал с писцом. В эту поездку нам везет, как никогда. Вы уже все распродали. Остаток груза не окупит даже пошлину, которую придется заплатить за право торговать в столице. Я подумал, что теперь мы просто развернемся и отправимся назад.

— Будь это обычная поездка, я бы так и сделал, — согласился собеседник. — Но я должен выполнить данное Криксу обещание и отвезти его в Адель. Поэтому о возвращении не может быть и речи.

— Рикс. Вот проваль, я о нем совсем забыл!..

— Тш-шш! Потише, Торвин!..

— Да, простите.

Несколько секунд за дверью было тихо. Потом капитан сказал:

— Вот ведь незадача, вы торопитесь, а я пообещал команде остановку в Мелесе…

Далланис хмыкнул. Догадался, надо полагать, что капитан надеялся на эту остановку уж никак не меньше, чем его матросы.

— Ладно, будет остановка. Только небольшая. И чтобы к полудню все вернулись на свои места! Теперь идите.

— Спокойной ночи, господин Далланис.

— И вам тоже, капитан.

Крикс еще долго лежал на своей кровати, боясь лишний раз пошевелиться, хотя он точно знал, что снаружи под навесом уже никого нет.

Вот, значит, как. Далланис готов терпеть убытки, чтобы только сдержать слово и отвезти его в Адель. Крикс почувствовал, что, если он сделает вид, что ничего не слышал, и позволит Далланису осуществить задуманное, то утратит даже те остатки самоуважения, которые у него оставались после истории с мнимым "Риксом".

Нужно было действовать, причем немедленно.

План дальнейших действий вырисовывался сам собой — нужно только сойти на берег в Мелесе, отпроситься в город и найти хорошего писца… на середине этой мысли Крикс заснул.


…Письмо жгло ему руки все то время, пока он держал его в руках. Крикс был рад, когда ему наконец удалось избавиться от вощеного листа льняной бумаги с рябившими на нем темными строчками — прочесть его беглец не мог, но каждое из этих слов накрепко засело в его памяти. Даже потом, когда он уже шел по берегу Залива, а "Поющий вереск" и притулившийся на скалах Мелес уже остались далеко позади, Крикс то и дело нервно усмехался, вспоминая, как вытягивалось лицо у местного писца по мере того, как мальчик диктовал ему заранее это послание. Задача была непростой — исхитриться не единым словом не упомянуть о Риксах — но все-так объяснить Далланису его ошибку. Крикс жалел о том, что он так никогда и не узнает, что подумали о нем купец и капитан, когда узнали правду.

…Между тем Далланис, обнаруживший, что его гость пропал, оставив на своей кровати смятую записку, перечитывал ее уже четвертый раз.


"Произошла ошибка. Я совсем не тот, кем вы меня считали. Я назвался первым именем, которое пришло мне в голову, но ничего не знал о том, что оно значит. А потом я побоялся объяснить, как сильно вы ошиблись. Получается, я лжец и трус. Но я бы не хотел, чтобы из-за меня вы потеряли деньги. Надеюсь, вы простите мой обман. И пусть у вас все будет хорошо.

Прощайте.


Безымянный"


Высыпанных на кровать поверх пергамента серебряных монет хватило бы на то, чтобы заплатить за перевоз по меньшей мере троих взрослых, но Далланис даже не смотрел на деньги. Казалось, что он вообще потерял способность видеть что-то, кроме строк, которые он раз за разом перечитывал — от слов "Произошла ошибка" и до подписи, стоявшей под письмом.

Безымянный!

Что и говорить, мальчик был совершенно не похож на Миэльриксов — леких в кости, светловолосых, сероглазых рыцарей из Северных земель. Если Далланис верил в то, что его гость был Миэльриксом, то лишь потому, что так было удобнее и… безопаснее. Потому что стоило отбросить эту мысль, как на глаза ежеминутно лезло невозможное, убийственное сходство между мальчиком — и Наином Воителем, отцом нынешнего Императора. Было время, когда Далланис охранял шатер правителя вместе с другими меченосцами "золотой сотни", и в те дни ему случалось видеть Наина так же близко, как сегодня — капитана Торвина. Случалось даже говорить с правителем, охотно снисходившим до беседы со своим эскортом.

Полным именем правителя в их сотне называли редко. Скажешь "Наорикс" — не сразу и поймут. Все больше "Наин". У каждого дан-Энрикса помимо династического имени было еще и личное, домашнее, известное только семье да самым доверенным людям. А у Наина таких доверенных и близких было — пол-Империи. Далланис, как другие новобранцы из числа его телохранителей, донельзя гордился выпавшей ему честью и соревновался с остальными за расположение правителя. То есть старался постоянно находиться рядом, исполнять любой приказ чуть ли не раньше, чем оно будет произнесено… Короче, насмотрелся. И на Наина, и на Валларикса — совсем еще мальчишку, не способного сражаться наравне со взрослыми, но все равно сопровождавшего отца в походах. И теперь, хотя прошло уже без малого пятнадцать лет, покойный Император вспоминался ясно, как живой.

Особенно в последние недели, когда перед глазами у Далланиса все время находилась его живая копия. Конечно, сравнивать взрослого мужчину — и мальчишку десяти-двенадцати лет от роду не так уж просто, но на этот раз их сходство было просто невозможно не заметить. Причем дело было даже не в чертах лица, а в чем-то куда более значительном. Далланис щелкнул пальцами, припоминая свои наблюдения. Да, внешнее сходство было несомненным, режущим глаза. В осанке и походке, в развороте плеч, в манере улыбаться или хмурить брови… Если бы правитель мог воскреснуть, то Далланис бы решил, что перед ним — его очередное воплощение. Он, не задумываясь, посчитал бы мальчика бастардом Императора, если бы тот не умер так давно… гораздо раньше, чем мог бы родиться Крикс.

Точнее, Безымянный — если верить странному письму, кстати, никак не объяснявшему, откуда у мальчишки столько денег.

— Интересно, как он доберется до Адели в одиночку?… — несколько минут спустя вздохнул купец.


III


На сей раз Ирем явно никуда не заходил, чтобы переодеться после путешествия. Валларикс сделал вывод, что от Мелеса рыцарь поехал напрямик, верхом — иначе он бы не был с ног до головы покрыт дорожной пылью. Со стороны это смотрелось так, как будто пыль не только осела на его плаще и сапогах, но и въелась в кожу рыцаря. Хотя, возможно, лицо Ирема казалось посеревшим просто от усталости.

Он с грохотом захлопнул за собой входную дверь и безо всяких предисловий выдал:

— У меня для вас плохие новости, мой лорд. Мальчик пропал. Он убежал из дома — причем именно тогда, когда я был в его деревне. Пару дней спустя я мельком видел его в Энмерри, буквально накануне своего отплытия. Я приказал его найти, но этот маленький паршивец… извините, государь… в общем, мальчишка как сквозь землю провалился. На всякий случай я оставил в крепости своего оруженосца и еще двух рыцарей, и поручил им проследить за поисками, но надежды мало. Я почти уверен, что он влип в какие-нибудь неприятности еще до нашей встречи. Можете отправить меня в Адельстан. Это, конечно, делу уже не поможет, но, по крайней мере, будет справедливо.

Император, как раз заканчивавший завтракать — а в последние недели завтракал он чаще всего в той же комнате, где разбирал бумаги, по привычке сидя за массивным письменным столом — отодвинул свой прибор и внимательно выслушал Ирема. Потом вздохнул:

— Сядь, Ирем. Ты, я вижу, еще не совсем пришел в себя с дороги. Я сейчас велю подать вина, мы выпьем, а потом ты мне расскажешь о своей поездке.

Рыцарь нахмурился и явно собирался что-то возразить, но Валларикс, изящно промокнув губы льняной салфеткой, уже повысил голос, окликая слуг, и лорду Ирему не оставалось ничего другого, как на время успокоиться и сесть. Он опустился в первое попавшееся кресло, опустив голову и сцепив пальцы рук в замок. Теперь стало еще заметнее, что рыцарь вымотан поспешным возвращением в Адель и чувствует себя неважно.

Валларикс тем временем велел слуге подать им две бутылки аларского "Пурпурного сердца" и кувшин оремиса. А заодно распорядился поставить у дверей гвардейца, чтобы их беседе неожиданно не помешали.

— Извините, государь, но я не понимаю, почему вы так спокойны, — хмуро сказал Ирем, игнорируя предложенный бокал. — Мы не знаем, где сейчас находится ваш подопечный, и теперь уже не сможем чем-нибудь ему помочь. Я считал, — и до сих пор считаю, — что ответственность за то, что все так получилось, целиком и полностью лежит на мне.

Рыцарь порывисто поднялся и прошелся взад-вперед по комнате, как будто собственные мысли не давали ему усидеть на месте.

— Если он и в самом деле попадет в беду, то только по моей вине, — сказал он с горечью. — Вы знаете, он ведь просился в Энмерри с моим отрядом. А я только посмеялся… хотя следовало бы понять, что он серьезно вбил эту идею себе в голову. Вот и получилось, что он убежал из дома прямо у меня под носом. Это было бы даже смешно, будь ситуация чуть менее серьезной! Представляете, я ведь едва не стал свидетелем его ухода, а точнее — разминулся с ним всего на несколько минут. Если бы я догадался о его побеге той же ночью или хоть на следущее утро, было бы еще не поздно что-то предпринять. Но утром мой отряд уехал из деревни засветло, и по дороге нам никто не попадался. А потом, в Энмерри, я увидел мальчика в таверне и, должно быть, напугал его… чем окончательно испортил дело.

Рыцарь остановился напротив императора, привычно скрестив руки на груди. Эта поза так мало вязалась с покаянным смыслом его слов, что вынужденный слушать эту "исповедь" Валларикс должен был призвать на помощь весь свой такт, чтобы сохранить серьезное выражение лица.

— …Когда все наши наши поиски не дали никакого результата, я решил, что нужно посмешить. И вот теперь, когда все вам рассказал — а вы нисколько не удивлены, зато советуете мне "выпить вина и не преувеличивать". Хотите убедить меня, что я ни в чем не виноват?

— Нет. Прежде всего я хочу напомнить, что без твоего вмешательства мальчик наверняка погиб бы на болоте. Ты тут обличаешь себя битых полчаса, но даже не упомянул о том, что спас ему жизнь, — мягко заметил Валларикс.

Лицо Ирема заметно вытянулось.

— Вы и это уже… знаете? Откуда?

Император хмыкнул.

— Видишь ли, за время твоего отсутствия случилось много интересного. Например, здесь был Седой.

— Опять? — приятно было видеть на всегда спокойном лице рыцаря такое удивление. — Вы снова с ним беседовали?

— Хуже. Он торчал здесь целую неделю и в конце концов заставил меня рассказать ему про поручение, с которым я отправил тебя в Чернолесье. Я, по правде говоря, не сомневался, что он будет очень недоволен, но, когда он разузнал подробности…

— То есть как это "он разузнал"? Он же все время находился с вами.

— А как он вообще все узнает? — пожал плечами император. — Спроси у него самого. Когда он снова здесь появится. Правда, между его предыдущими визитами прошло лет шесть, но он осчастливил меня обещанием, что теперь мы будем видеться гораздо чаще… Ну так вот, Князь навел справки и смягчился. Даже удостоил меня похвалы. Сказал, что я не зря послушался своих предчувствий, и без твоего вмешательства мальчик бы почти наверняка погиб.

— А Светлый вам не рассказал, как мальчику жилось в этой деревне?..

— Нет. Ты же знаешь, Светлый сообщает только то, что сам считает важным. А что, там все-таки происходило что-то необычное?

— Как раз нет. Но все равно… На редкость гнусная история.

И Ирем вкратце рассказал Валлариксу о том, что вынес из бесед со старостой и разговора с Безымянным.

— Да, действительно, — задумчиво сказал правитель. — Такого я и впрямь не ожидал.

— Как полагаете, заслуживает Валиор тех денег, которые он получил?

— А что ты предлагаешь? — Валларикс пожал плечами. — Обвинить его в том, что он не справился со своей задачей, и забрать вознаграждение назад? Мне лично не хочется даже руки пачкать. Кроме того, Валиора наверняка уже и след простыл. Понял, что мальчик сбежал, и побыстрей убрался… куда он там собирался? В Тарес?…

— Это вряд ли. Его старший сын сейчас на службе в "Четырех дубах", так что ближайшие лет шесть Валиор никуда не денется.

— А, верно, я совсем забыл про рекрутский набор… Тогда чего ты хочешь? Валиор и так уже достаточно наказан. Пусть получит свои деньги. В конце концов, он исполнял свои обязанности так, как считал правильным.

— Ну-ну, — недобро улыбнулся Ирем. — Исполнял, а как же. За все эти годы не удосужился даже дать приемному сыну человеческое имя. Сделал из него посмешище для всей деревни. "Безымянный", каково?…

— Да, глупо. Но теперь-то имя у него имеется, — вздохнул Валларикс. — Это Светлый тоже разузнал.

— Какое же?

Валларикс выдавил улыбку, которая должна была, как ему самому казалось, хоть немного скрыть неловкость и растерянность, не подобающие императору.

— То самое. Так называемое Истинное имя. И, пожалуй, это самая нелепая случайность из возможных. Я, признаться, ничего подобного не ожидал.

— Подумаешь, какая неожиданность, — скривился рыцарь. — На его месте я бы тоже выбрал себе имя, чтобы никому не объяснять, что там понапридумывали эти деревенские ослы. И как он, все-таки, назвался?

— Ты будешь смеяться, Ирем.

— Ну так как?…


* * *


Крикс не сразу смог поверить, что перед ним и в самом деле — море. Он неоднократно слышал о нем от мамы, выросшей на побережье — в Таре каждая вторая семья селится на берегу и промышляет рыбной ловлей. Когда Фила вспоминала о штормах или спокойной, словно зеркало, воде, где-то невообразимо далеко сливающейся с небом, взгляд у нее всякий раз становился мечтательным и немного грустным. Крикс знал, что мама любит море. Правда, ради Валиора она с ним рассталась, как и со своей далекой родиной. Валиора она все-таки любила больше. Выйдя к берегу Залива, Крикс подумал, что она, возможно, сделала ошибку.

Море завораживало.

Правда, оно было совершенно не таким, как он воображал после рассказов Филы. Не свинцово-серым и не синим, а зеленым, будто турмалин в кольце Далланиса, и приветливо сверкающим на солнце. Крикс не рассчитал, что Северное море, омывающее берега Каларии и Тара, и Залив Алларидельна расположены за много месяцев пути друг от друга.

После плавания на "Поющем вереске" и посещения полдюжины прибрежных городов Крикс ощущал себя бывалым путешественником, и трехдневный переход по берегу Залива представлялся ему сущим пустяком. Хотя их остановка в Мелесе составила не больше двух часов, он успел сделать многое. Найти писца, чтобы продиктовать ему письмо к Далланису, спросить дорогу до меняльной лавки и, назвавшись там помощником купца, разменять на серебро два полумесяца, а после посетить торговые ряды и запастись припасами в дорогу. Все это Крикс проделал, даже не задумываясь. Незаметно для себя он стал гораздо предприимчивее, чем в тот день, когда вошел в Энмерри, еще ничего не зная ни о "Риксах", ни о жизни вообще. Ну не считать же жизнью долгие, однообразные и полные досадных унижений дни в деревне.

Ему казалось, что теперь все будет просто. Днем шагать вдоль берега, огибая прибрежные скалы или, закатав штаны, идти прямо по мелководью, изредка купаться, слушать крики чаек, а под вечер разводить костер и засыпать на остывающем песке. И так — до тех пор, пока впереди не покажутся стены Великого города.

Собственно, первый из трех дней был именно таким. Берег оставался совершенно безлюдным — над холмами, поросшими лесом, над обрывистым и каменистым побережьем, изредка перемежавшегося полосками мелкого белого песка, висела звенящая тишина, нарушаемая только однообразным плеском волн и чайками, время от времени устраивающими шумные перепалки над какой-нибудь мелкой рыбешкой.

А на второй день Крикс не захотел обходить нагромождение покрытых мхом камней, перерезавших берег, и полез наверх. Не без труда перебравшись с одного валуна на другой, он замер в растерянности, осознав, что дальше пути нет — либо прыгать вниз, на камни, либо возвращаться. Только… как? Он залез наверх, удачно уцепившись за какой-то выступ, но спуститься точно так же представлялось совершенно невозможным. Оставалось либо сидеть наверху, изображая из себя отшельника Данара, который, говорят, стоял на камне тридцать дней и столько же ночей, либо все же прыгать. Если повезет удачно приземлиться, он, возможно, даже ничего себе не расшибет.

Отрезая самому себе возможность к отступлению, Крикс швырнул вниз свою котомку и болезненно поморщился, когда она долетела до песка, чуть-чуть не угодив на острый камень. Не дав себе время испугаться и раздумать, мальчик оттолкнулся посильнее и спрыгнул вслед за ней. Камни он благополучно миновал, а вот проклятая лодыжка, о которой он почти забыл за время плавания, показала себя во всей красе. Крикс рухнул на песок, подтянув ногу к животу и судорожно вцепившись в ступню, как будто собирался ее оторвать. Впрочем, если бы таким путем можно было бы избавиться от боли, он бы, может быть, и согласился, потому что боль была чудовищной. На глазах помимо воли выступили слезы. Несколько секунд он лежал неподвижно, скорчившись и сдавленно мыча. Потом чуть-чуть расслабился, даже открыл зажмуренные глаза. Боль понемногу отступала.

Впрочем, стоило ему приподняться и опереться ногой на песок, как она вернулась с прежней силой. Мальчик замер.

"Надо подождать… немного подождать, и все пройдет" — подумал Крикс, уже прекрасно понимая, что на сей раз с ногой все серьезно. А на вывихнутой ступне он далеко отсюда не уйдет, даже если примется прыгать, как журавль, на одной ноге.

После нескольких попыток встать ему все же удалось, но идти было совершенно невозможно. Каждая попытка опереться при ходьбе на злополучную ступню отзывалась такой болью, что подкатывала тошнота.

"Какие фэйры понесли меня наверх?… Шел бы себе по берегу, так нет же. Пожалел потратить несколько минут, чтобы идти в обход, вот и ползи теперь ползком хоть до самой Адели" — думал Крикс со злостью. Конечно, в том, что с ним случилось, виновата только его собственная глупость, а никак не фэйры. Да и вообще упоминать — пусть даже мысленно — злокозненных духов из Полых холмов в таком безлюдном месте было неразумно. Но Валиор частенько вспоминал о фэйрах, если что-нибудь не ладилось, а нынешняя ситуация была намного хуже, чем пропавший с чердака бочонок с пивом. Крикс невольно улыбнулся, вспомнив, что бочонок-то на самом деле утащили не лесные духи, а всего лишь Вали со своими старшими приятелями.

Вместе с этой улыбкой угасла и последняя надежда на то, что он как-то приспособится наступать на покалеченную ногу. Оставалось либо сесть на песок и ждать неведомо чего, либо как-нибудь доковылять до ближайших деревьев и, выломав достаточно толстую палку, приспособить ее вместо костыля. Нагнувшись, он со стоном — уже не от боли, а от досады на собственную глупость — подобрал с земли котомку.


…Море искушало. День выдался довольно жарким, а вода блестела так заманчиво, что Рам Ашад всерьез задумался — не повернуть ли к берегу, чтобы немного отдохнуть и искупаться. Правда, это совершенно несолидно — взрослый человек, вместо того, чтобы возвращаться в столицу по проезжему тракту, скачет напрямик через холмы и плещется в Заливе, как какой-нибудь мальчишка. Но, даже если так, какая разница? Он путешествует один и даже не особенно торопится. В кои-то веки можно делать все, что взбредет в голову. И как все-таки хорошо, что ему удалось дипломатично отказаться от навязываемого ему Валлариксом эскорта. Как бы он сейчас объяснял своим телохранителям, зачем ему понадобилось делать крюк и выезжать на побережье?

Правда, говорили, что в последние месяцы в этих местах появились разбойники. Не островные пираты, конечно — просто банда деревенских дурней, пожелавших легких денег и разгульной жизни. Грабить одиноких путешественников они взялись тем же манером, как испокон веков делали их предшественники. Сначала всадник спешивается, увидев женщину или ребенка, которым вдруг понадобилась помощь, а потом получает хороший удар по голове и расстается с кошельком, вещами и конем. Неостроумно, но зато надежно.

Интересно, почему люди все время попадаются на эту удочку, когда разумнее было бы не лезть в известную еще дедам и прадедам ловушку, а пришпорить лошадь и убраться от "невинной жертвы" и попрятавшихся по кустам разбойников как можно дальше? Даже дураку понятно, что в таком безлюдном месте появление "попавшего в беду" прохожего не может означать ничего, кроме засады, а уж женщины и дети и подавно никогда не путешествуют поодиночке, без сопровождающих мужчин.

"Ну хорошо, а смог бы я проехать мимо девушки, которая зовет на помощь? Особенно хорошенькой, — он хмыкнул. — Или, например…"

Что именно "или", Рам Ашад додумать не успел.

Мальчика, сидевшего на камне и возившегося с толстой веткой, которую он, судя по всему, пытался укоротить при помощи ножа, всадник увидел сразу же. А мгновение спустя тот поднял голову и посмотрел на Рам Ашада с таким же изумлением, с каким мужчина смотрел на него. Впрочем, не только с изумлением. При виде незнакомца на лице мальчишки появилось выражение радостного облегчения. Потом сомнения. Потом он вдруг сосредоточенно нахмурился и снова принялся кромсать ножом свою кривую палку. Как будто появление незнакомца на коне в той части побережья, где обычно можно было видеть только чаек или ящериц, не заслуживало ни внимания, ни удивления.

Рам Ашад остановил коня, и без того уже идущего ленивым шагом.

Мальчик продолжал орудовать ножом, не глядя на него. О помощи он не просил, а между тем его внезапная радость при виде незнакомца наводила всадника на мысль, что он, возможно, оказался в трудном положении.

Или все это — просто хитрая уловка, выдуманная нарочно для того, чтобы привлечь его внимание?

— Эй! — окликнул Рам Ашад, махнув рукой на все свои недавние рассуждения. — У тебя все в порядке? Помощь не нужна?

Мальчик посмотрел на него, как будто проверяя, не ослышался ли он, и, уже не скрывая облегчения, сказал:

— Очень нужна, но я… в общем, не знаю, чем вы можете помочь.

— А что случилось?

— Я упал… и, кажется, вывихнул ногу. Не могу идти.

"Если это ложь, то, право же, можно было бы соврать и поизобретательнее" — вздохнул Рам Ашад. С другой стороны, теперь он точно не мог развернуться и проехать мимо.

— Ладно, подожди. Сейчас посмотрим твою ногу.

— А… зачем?

— Затем. Я — шад. Лекарь, по-вашему.

— К-какой?

— Хороший, — усмехнулся Рам Ашад. Если не скромничать, то можно было бы сказать и "лучший". Зря, что ли, Валларикс пользовался именно его услугами.

Он спешился, настороженно прислушиваясь, не хрустнет ли где-нибудь ветка, и подошел к сидящему мальчишке.

— Ты здесь один?

Мгновение помедлив, паренек кивнул, не спуская с него настороженного взгляда. Не поймешь, то ли боялся незнакомца, назвавшегося лекарем, но носившего на поясе короткий меч, то ли просто хорошо разыгрывал свою роль.

За спиной довольно громко хрустнуло.

Рам Ашад стремительно развернулся, выхватывая меч и вслепую нанося удар по предполагаемому нападающему, но удар угодил в пустоту, а сам лекарь встретился взглядом не с человеком, а со своим же собственным конем, смотревшим на хозяина, как показалось Рам Ашаду, с осуждением. Видимо, Орш просто наступил копытом на какую-нибудь ветку, в очередной раз выставив наездника круглым дураком. "В очередной", потому что характер у коня был сложным, и Ашаду, не отличавшемуся выдающимися способностями к верховой езде, за время путешествия уже не раз случалось вылететь из седла на глазах у случайных попутчиков.

Подавив вспышку досады, Рам Ашад как можно непринужденнее обернулся к парнишке и, к своему удивлению, не увидел на его лице даже намека на улыбку. Мальчик посмотрел на его меч и требовательно спросил:

— Вы воин, да?

— Хкм… — поперхнулся лекарь — Почему ты так решил?

— Ну… когда вы спешились, то выглядели так, как будто ждете нападения. А потом так быстро выхватили меч — я даже не успел заметить.

Во взгляде мальчишки читалось неподдельное уважение. Подумать только. Рам Ашад криво улыбнулся, представив, что сказал бы Ирем, доведись ему увидеть эту сцену. Вообще-то Рам Ашад никогда не стремился обучаться обращению с мечом у одного из лучших фехтовальщиков Империи, и всякий раз прозрачно намекал, что недостоин этой чести, но Валлариксу, к сожалению, нередко удавалось настоять на том, чтобы шад присоединился к ним с Иремом на Малой турнирной площадке. Разумеется, на равных фехтовать с правителем или его Первым рыцарем Рам Ашад никак не мог, но Ирем взялся обучать его тому, как защититься от возможных нападений. Что ни говори, учителем он был внимательным и даже, по большому счету, терпеливым, но вот насмешки и язвительные комментарии обычно сыпались на Рам Ашада, словно мусор из дырявого мешка. Сначала Рам Ашад полагал, что рыцарь просто вознаграждает себя за их долгие и утомительные тренировки, упражняясь в остроумии — поскольку упражняться в обращении с мечом, муштруя настолько бесталанного противника, он уж никак не мог. Потом целитель понял, что насмешливые замечания Ирема, хотя и задевали самолюбие, запоминались куда лучше, чем советы, данные более спокойным и доброжелательным Валлариксом.

Что не мешало ему искренне порадоваться, что нынешнего его промаха сэр Ирем не увидел.

— Нет, — сказал он вслух. — Никакой я не воин, да и фехтовальщик из меня весьма посредственный. Я ведь тебе уже сказал — я шад. Нельзя уметь все сразу. А теперь давай показывай, что у тебя с ногой.

Сапоги на мальчишке был мягкими, сшитыми из хорошей кожи. Именно такие носят в Пелуэре и Мелесе состоятельные люди. Тем не менее, стянуть его с больной ноги, не разрезая голенища, мог бы разве что палач. Теперь Рам Ашад уже ясно видел, что мальчик не соврал. Ходить с такой ногой и вправду было совершенно невозможно.

— Сапог придется разрезать, — предупредил он мальчика.

Тот только покосился на Ашада и кивнул.


То, что незнакомец оказался лекарем, было, конечно, очень кстати — да что там, это было просто неправдоподобное везение! — но Крикс все-таки испытал легкое разочарование, когда тот заявил, что он не воин. Перед глазами до сих пор стоял стремительный удар мечом — вслепую, с разворота. Если это называется "не воин" и "нельзя уметь все сразу", то что говорить о его собственных способностях?

Пока лекарь разрезал узорчатое голенище и осторожно стягивал с него сапог, Крикс с горечью подумал, что в его недавнем плане обнаружилась огромная брешь. Положим, лет через пять-шесть его возьмут в отряд, и кем он тогда будет? Деревенским увальнем с мечом?

Нет, конечно, новобранцев для того и набирают, чтобы научить владению оружием, но одно дело — с горем пополам обученные рекруты, и совсем другое — настоящий фехтовальщик.

— Ну, чего ты загрустил? — чуть усмехнулся лекарь. — Не волнуйся, ногу я тебе не оторву. Или ты о сапогах жалеешь?

— Не жалею, — вскинулся Крикс, уязвленный насмешливым сочувствием в голосе шада. Он хотел сказать, что совершенно не боится, но подумал, что лекарь, неправильно истолковавший его мрачность, вряд ли поверит таким объяснениям.

Ну и ладно.

Интересно, можно будет попросить его дать посмотреть свой меч, когда лекарь — то есть шад — закончит? Крикс вздохнул. Он точно знал, что постесняется задать такой вопрос. Оставалось только рассмотреть оружие на расстоянии. Меч был шире и короче тех, которые носили доминанты. С простой, лишенной всяких украшений рукоятью и самыми непримечательными ножнами он выглядел именно так, как полагается оружию путешественника, ставящего оружие в один ряд с кошельком, дорожной флягой и кресалом. То, что может пригодиться в пути, но не заслуживает какого-то особенного отношения. И может быть при случае легко заменено другим — точно таким же.

С меча Крикс переключился на его владельца. Прямой и тонкий нос, большие черные глаза и темные, невьющиеся волосы давали повод заподозрить, что он был из Такии или с Нагорья. Как и Фила. Крикс впервые видел земляка своей приемной матери, к тому же этот человек, в отличие от Филы, был скорее худощавым, с узким неулыбчивым лицом, но при этом сходство между ними было несомненным и бросавшимся в глаза. Точно так же его самого все сразу принимали за южанина, хотя у настоящих энонийцев и кожа гораздо смуглее, и глаза обычно очень темные, не то, что у него.

В этот момент ступня, освобожденная от сапога, отозвалась на это — в сущности, не резкое — движение такой пронзительной и тошнотворной болью, что все мысли сразу вылетели у него из головы.


Казалось, ступня опухает прямо на глазах. Похоже, мышцу мальчик потянул гораздо раньше, а сегодня просто довел дело до конца.

Рам Ашад прошипел сквозь зубы несколько особо заковыристых такийских ругательств, которыми успешно пользовался всякий раз в присутствии своих больных. Лекарь имеет право быть невоздержанным на язык только в том случае, если уверен, что его не понимают.

— Вы с Нагорья, да? — то ли спросил, то ли отметил паренек, кривясь от боли.

— Да, — немного удивившись, согласился Рам Ашад.

— Я так и думал, — кивнул тот. Голос был сдавленным, но старания изобразить непринужденную беседу вызывали уважение. — Моя мама раньше жила в Таресе. Вы на нее похожи, и к тому же говорите по-такийски.

— А… ты что же, понимаешь айшерит?

— Немного.

Рам Ашад задумался, значит ли это, что парнишка понял все, что он сказал? То есть мать, конечно, не могла учить его подобным выражениям, но, как ни крути, их общий смысл уловить было несложно.

Как же глупо… Нет, ему сегодня положительно везет на нелепые случайности. Кто мог знать, что мальчик, встреченный в двух месяцах пути от Айришера, понимает по-такийски! Лекарь сдавленно вздохнул.

Он наконец добился нужного положения ступни и начал аккуратно бинтовать больную ногу. И, может быть, желая взять реванш за свой недавний промах, как бы между прочим поинтересовался у мальчишки:

— И давно ты убежал из дома?

— Я?… Кто вам сказал?

— Я догадался, — усмехнулся шад. — Ну так что, давно?

— Да.

— Врешь. Судя по твоей одежде и манерам, еще пару дней назад жил дома и ел за обеденным столом. Те, кто бродяжничает не первую неделю, и ведут себя не так, и выглядят совсем иначе. Я почти уверен, что твоя семья осталась в Мелесе.

— Ну хорошо, вы угадали. Я ушел из Мелеса два дня назад.

Тон, которым это было сказано, Рам Ашаду не понравился. Казалось, мальчик про себя посмеивается над собеседником. Это было неприятно, но одновременно вызывало любопытство. Видимо, все не так просто, как ему сначала показалось.

— И за приключениями ты решил отправиться в столицу, — утвердительно заметил он. — Вполне предсказуемо. Но глупо.

— Почему?

— Ну сам подумай, как ты будешь жить в Великом городе один, без средств к существованию? Побираться, что ли? Или воровать?

— Это смотря по обстоятельствам, — серьезно сказал мальчик, но Рам Ашаду показалось, что он опять с трудом удерживается от улыбки.

Неужели у него и деньги есть? Ну, это вряд ли… разве что какая-нибудь мелочь.

Тем не менее, бродяжничать он явно не рассчитывал. Возможно, у него есть родственник или, на худой конец, знакомые в столице.

— Ладно, вижу, что ты все продумал, — хмыкнул шад. — Только прежде, чем как-то обустроиться в Адели, тебе надо до нее дойти. А это в твоем положении довольно затруднительно.

Вот теперь мальчишка в самом деле помрачнел. Но упрямо мотнул головой:

— Ничего, как-нибудь справлюсь! Сделаю костыль и…

— И к концу дороги охромеешь на всю жизнь. Нет уж. У меня другое предложение. Давай-ка я возьму тебя с собой и довезу до города — хотя бы из уважения к своим усилиям поправить твою ногу, которые ты собираешься бездарно загубить. Как тебя звать?

— К-Каренн, — ответил мальчик и скривился, словно разжевал головку чеснока. Возможно, дело было в том, что, пробуя подняться с валуна, он по неловкости задел больную ногу.

— А меня обычно называют Рам Ашадом, — сказал лекарь. Несколько лет назад, когда он только начал жить в Империи, его больше всего удивляла местная привычка при знакомстве напрямую называть случайным людям свое имя, без уклончивых вступлений в духе "Там, откуда я приехал, меня чаще всего звали так-то". У подданных империи не было даже семейных, не предназначающихся для чужих ушей имен. На взгляд такийца, это было так же странно, как круглые сутки держать двери собственного дома нараспашку.

Рам Ашад поймал за повод Орша и подвел его поближе и помог Каренну, морщившемуся от каждого неосторожного движения, вскарабкаться ему на спину.

— Значит, вы тоже едете в Адель?.. — спросил мальчик, с любопытством глядя на такийца сверху.

— У меня свой дом недалеко от улицы Менял. Там я живу и принимаю своих пациентов. А теперь, будь добр, убери ногу со стремени, я тоже должен как-то сесть в седло.


* * *


В третий — и последний — день их путешествия, затянувшегося исключительно из-за того, что Рам Ашад не пожелал ехать по берегу Залива, а предпочел более длинный путь через лесистые холмы, тянувшиеся к западу от города, они остановились на привал у странного нагромождения камней, казавшихся то ли разрушенной от времени, то ли, наоборот, не доведенной до ума постройкой, выглядевшей еще более нелепо оттого, что рядом не было никаких других следов человеческого присутствия. Единственное, что смотрелось завершенным — это арка, образованная двумя массивными восьмиугольными колоннами. Среди остальных обломков эти ворота, ведущие в никуда, выглядели печально и почти торжественно. Крикс, прихрамывая, подошел поближе. Нога заживала хорошо, и с самого утра его так и тянуло постоянно проверять, насколько ему стало лучше. Рам Ашад относился к этим упражнениям неодобрительно, но не мешал ему, прекрасно понимая, что, начиная со следующего утра, его случайный подопечный так или иначе будет предоставлен сам себе. Разводя костер и выкладывая из дорожной сумки остатки провизии, которые нужно было как-то разделить на ужин и на завтрак, лекарь наблюдал за мальчиком и думал, что тот, все-таки, намерен делать, когда попадет в Адель?… Он как-то раз обмолвился о поступлении в ученики, а когда Рам Ашад указал ему — и совершенно справедливо — что для заключения контракта требуются деньги, и притом немалые, мальчишка промолчал, а на его лице опять мелькнула та же раздражающе-самодовольная улыбка. Впрочем, у него, должно быть, были деньги, потому что накануне он допытывался, не знает ли Ашад какой-нибудь недорогой и не особо людный постоялый двор.

Поужинали они быстро — и не только потому, что есть им было почти что нечего. Оба устали и хотели поскорее лечь, чтобы наутро, наконец, закончить свое путешествие.

Крикс по привычке пристроил котомку под голову и подтянул колени к груди. В спину тянуло холодом, а жаркий сухой воздух от костра не позволял придвинуться к огню поближе. Щурясь, мальчик лениво смотрел на оранжевые языки пламени и пляшущие на стволах деревьев тени.

Рам Ашад искоса посмотрел на своего юного попутчика. Когда они устраивались на привал, тот облазил все развалины, как будто вовсе не устал за весь прошедший день, но теперь взгляд у него был совершенно осовелый.

— Мы действительно будем в Адели завтра утром? — сонно спросил он.

— Да. Этот лес только отсюда кажется таким густым. За час доедем до опушки, а от нее рукой подать до городских ворот.

— Тогда почему мы здесь остановились?

— Все ворота запирают с вечера. И открывают только в самых крайних случаях. В ночное время въехать в город может только рыцарь Ордена или гонец со срочным донесением.

— А если…

— Спи уже, — негромко сказал шад, и, нащупав лежащий рядом плащ, укутал им мальчишку.

Он не был уверен, что его слова подействуют на Каренна, так как уже убедился, что тот может долго и дотошно расспрашивать о самых неожиданных вещах, но на сей раз его спутник все-таки притих. Наверное, усталость пересилила проснувшееся было любопытство.

…Укрытый чужим плащом, в который он при желании мог завернуться с головой, Крикс неожиданно для самого себя почувствовал что-то вроде ностальгии. Точно так же он спал дома, натянув до подбородка теплое, хоть и порядком полысевшее от старости волчье одеяло, и точно также сквозь опущенные веки видел свет от догорающего очага. Мысль, что Приозерное со всеми его обитателями осталось где-то очень далеко, не то чтобы впервые посетила его с памятного дня побега — просто до сих пор она еще ни разу не была такой отчетливой и острой.

Крикс подумал, что в их хижине сейчас, наверное, уже все спят. Они же вообще всегда ложились рано… Правда, Вали с Безымянным изредка устраивали шуточные перепалки в темноте, а Валиор ругался и обещал, что, если он услышит из-за занавески хоть еще один смешок, не поздоровится обоим. Но они довольно быстро научились различать по голосу, когда он в самом деле раздражен, а когда можно безнаказанно дурачиться и дальше.

Крикс тихо вздохнул и отвернулся от огня. За эти дни он иногда скучал по маме, но о расставании с другими членами семьи не то чтобы не сожалел — просто как-то не задумывался об этом.

А теперь вдруг оказалось, что их ему тоже будет не хватать.

"Зато без Каттинара, Ленса и Каренна я уж точно обойдусь" — сказал он себе в утешение, проваливаясь в сон.


…Это были странные развалины — чем-то похожие на Мелес, и одновременно — на столбы, которые он видел… дома, в Чернолесье?… Нет, не там. Но, одним словом, где-то уже видел. Даже, кажется, совсем недавно. Крикс бесцельно брел по древнему полуразрушенному городу, не задумываясь, как он вообще здесь оказался, и не удивляясь ни звенящей тишине, ни абсолютному отсутствию людей. Когда он обогнул торец какого-то полуразрушенного здания, его внезапно осенило, что это, наверное, Адель, и, значит, он попал как раз туда, куда хотел.

А потом он разглядел у обвалившейся колонны человека. Тот стоял к нему спиной, ссутулив плечи, неподвижный, как валявшиеся рядом камни. Выглядело это так, как будто он о чем-то глубоко задумался. Крикс остановился и окликнул незнакомца, понадеявшись, что тот расскажет ему, где они находятся.

Но тот даже не пошевелился.

Крикс подумал, что, наверное, стоявший у колонны человек просто не слышал, как его позвали, и, решительно приблизившись, окликнул его снова.

Сначала незнакомец чуть-чуть повернул голову на звук его шагов, а потом медленно, как будто нехотя, развернулся мальчику навстречу. За секунду до того, как они оказались с ним лицом к лицу, Криксу внезапно показалось, что сейчас произойдет что-то неотвратимое и жуткое — настолько жуткое, что от одного предчувствия уже хотелось закричать "Не надо!", или, на худой конец, зажмуриться. Но ни закрыть глаза, ни закричать он не успел.

Потому что в это самое мгновение стоявший у колонны повернулся к мальчику лицом, и оказалось, что лица у него не было. Только мутное, расплывшееся, темное пятно.

Крикс отшатнулся от него, захлебываясь криком.

Ему вдруг показалось, что он падает с огромной высоты. Воздух выходил из легких вместе с криком, и казалось, что к лицу прижаты чьи-то жесткие, холодные ладони, не позволяющие сделать новый вдох.

— А-аааааааа!


— Ааааа!

— Проснись!


— …Да просыпайся же ты, наконец! В чем дело?

Крикс открыл глаза и с перекошенным от ужаса лицом уставился на заспанного темноволосого мужчину, который сидел рядом и тряс его за плечо. Потребовалось несколько секунд, чтобы припомнить, что этот мужчина — нагорийский лекарь Рам Ашад, с которым они путешествуют уже три дня. Потом Крикс сообразил, что сейчас ночь, а он лежит у догоревшего костра, запутавшись в плаще того же Рам Ашада.

Лицо у лекаря было встревоженным, но в то же время на нем проступало выражение досады. Крикс понял, что кричал он не во сне, а наяву, и разбудил попутчика… еще и напугал, наверное. Не очень-то приятно просыпаться среди ночи от истошных воплей.

Крикс смутился.

— Извините, — выдавил он из себя.

— За что? — рассеянно спросил Рам Ашад. Он уже понял, что его попутчику приснился страшный сон, но не мог объяснить себе, почему тот так сильно испугался. Даже в красноватом свете догорающих углей было заметно, что Каренн побледнел так сильно, что это казалось почти невозможным с такой смуглой кожей. Каждый, кто услышал бы, как он кричит, наверняка решил бы, что с ним происходит что-то очень страшное.

— Я не хотел вас разбудить…

— Это понятно, — отмахнулся шад. — И незачем просить прощения. Лучше расскажи, что именно тебе приснилось.

— Это было… — Крикс брезгливо передернулся и замолчал.

Даже такой терпеливый слушатель, как Рам Ашад, через какое-то вынужден был сдаться и признать, что продолжения не будет. Тем не менее лекарь счел своим долгом уточнить:

— Ну хорошо, а часто тебе снятся подобные кошмары?…

— Нет. Вообще никогда, — немедленно ответил ему бледный встрепанный "сновидец".

Лекарь недоверчиво прищурился. Потом, немного помолчав, спросил:

— А тебе раньше никогда не доводилось слышать что-нибудь о Каменных Столбах?

— Об этих?… — Мальчик простодушно указал на каменную арку, проступавшую из темноты. — Нет, никогда. А что?

— Да так… есть всякие легенды… людям нравится выдумывать страшные сказки про места, в которых большинство из них даже ни разу не бывали.

— Понимаю, — неожиданно серьезно согласился тот. — У нас про Жабью Топь тоже все время сочиняли разные истории…

— Как-как? Про Жабью Топь? — заинтересовался лекарь. До сих пор Каренн ни разу не упоминал места, где раньше жил. И вот, пожалуйста, внезапно обмолвился про какую-то там Топь. В окрестностях Мелеса болот нет, а значит, первое предположение шада о происхождении мальчишки было все-таки ошибочным.

Сбивало с толку то, что никаких болот не было не только в Мелесе, а вообще нигде на много дней пути отсюда.

По загоревшимся глазам попутчика Каренн, должно быть, догадался, что сказал что-то не то, и, ничего не отвечая на вопрос, зевнул, полуприкрыв глаза.

— Что, будешь спать дальше? — спросил Ашад.

Тот помедлил, прежде чем кивнуть. Шад был уверен, что его попутчик попросту боится еще раз заснуть и, может быть, увидеть продолжение недавнего кошмара. Но признаться в своем страхе он, конечно же, не мог — из гордости или упрямства, кто там его разберет.

— Ну хорошо. Тогда спокойной ночи.

Догадка Рам Ашада очень скоро подтвердилась.

Каренн лежал совершенно неподвижно, но именно по этой застывшей неподвижности можно было с уверенностью сказать, что он не спит. Примерно через четверть часа, когда ему показалось, что его попутчик должен был давно заснуть, он осторожно отодвинулся сел, обхватив колени руками. Натянуть на плечи плащ, служивший ему одеялом, он, естественно, не догадался, и теперь заметно ежился от холода.

— Разведи костер, замерзнешь, — ворчливо сказал шад, заставив мальчишку вздрогнуть от неожиданности.

— Что?… Я думал, вы уже уснули, — пробормотал он, отводя глаза.

Лекарь зевнул, не разжимая губ, и подпер голову рукой, устраиваясь поудобнее.

— Ну, давай будем считать, что мне не спится. Хочешь, расскажу тебе о Каменных Столбах?…


* * *


Валларикс передвинул по доске фигуру и усмехнулся, видя, как его противник хмурит брови, словно недоумевая, как это у красных вдруг образовалось стратегическое преимущество. Ирем в последние дни был так рассеян, что проигрывал две партии из трех, хотя обычно выиграть у доминанта было почти невозможно.

— Чья победа? — весело спросили от дверей. Лекарь, как всегда, воспользовался данным ему правом появляться в императорских аппартаментах без доклада.

— А вот и Рам Ашад! Ну наконец-то, — улыбнулся император. — Победитель пока неизвестен, но у белых, как мне кажется, нет шансов… особенно если лорд Ирем и дальше будет продолжать смотреть в окно, а не на доску.

— Осторожнее, мой лорд, возможно, это просто новая стратегия, — заметил шад, приветливо кивая Ирему. — Я вам не помешаю?

— Нет. Мы доиграем позже. Лучше расскажи, чем ты был занят. Честно говоря, я уже начал беспокоиться из-за твоей задержки.

— Я был вам нужен?

— К счастью, нет…. Как видишь, я здоров. Принцесса тоже, если не считать, что иногда она пытается самостоятельно учиться брать верхом препятствия и разбивает себе локти, а в другие дни приносит в свою спальню неизвестно откуда приблудившуюся кошку и выходит к завтраку с опухшей расцарапанной щекой. Но я получил твое письмо из Ракса, потому и ждал тебя по крайней мере на неделю раньше. Что тебя так задержало?

— Сначала — несколько больных в Мелесе, а потом — небольшое дорожное приключение.

Император с любопытством посмотрел на шада. Ирем жаловался, что не может даже месяца прожить в столице — постоянно появляется какое-нибудь дело за пределами Алларидельна, и где-то срочно требуется представитель Ордена. Причем не просто представитель, а такой, которому правитель доверял бы, как себе. Валларикс спокойно слушал эти жалобы и иногда жалел, что он не может поменяться с рыцарем местами.

Император был заложником своих обязанностей. И очень редко покидал столицу. А теперь вот и второй из его друзей, едва вернувшись после многомесячной отлучки, рассуждает о дорожных приключениях.

— У этого приключения, наверное, большие удивленные глаза и маленькие руки?

Лекарь рассмеялся.

— Как ни странно, вы попали в точку, государь. Только на сей раз это была не девушка, а всего-навсего ребенок. Точнее, мальчик. По возрасту — практически ровесник принцессы Элиссив. Но притом настолько необычный, что я, право, был заинтригован.

Ирем болезненно поморщился. В последнее время любые упоминания о мальчишках, будь это пажи, ученики Лаконской академии или городские беспризорники, были ему крайне неприятны. Император заметил кислое выражение на лице доминанта и уже собрался перевести разговор на что-нибудь другое, но Рам Ашад, стоявший к Ирему вполоборота, ничего не видел и невозмутимо продолжал:

— Я нашел его на побережье и сначала думал, что это обычная ловушка. Мальчик утверждал, что вывихнул ступню, и это здорово напоминало всем известную историю — беспомощный прохожий, умоляющий о помощи, и дюжина бугаев за ближайшими деревьями. Но оказалось, что он действительно был там совсем один. Сбежал из дома, как я понял. Хотя из такого места я и сам сбежал бы — если уж его назвали "Жабья топь"… Он утверждал, что его мать была с Нагорья, точнее, из северного Тареса, но выглядел при этом, как южанин из Энони или Тарна.

— И что тут удивительного? Он тебе соврал, и все, — заметил император.

— Нет, все это, напротив, очень интересно, — вмешался Ирем. — Продолжай, пожалуйста.

Валларикс с удивлением покосился на рыцаря, и обнаружил, что тот уже не сидит в кресле, лениво перебирая звенья орденской цепи, а, напротив, подался вперед, как гончая, напавшая на след.

Неужели он решил…?

— Ты совершенно прав, лорд Ирем, это очень интересно, и к тому же я еще даже не дошел до самых удивительных подробностей. Так вот. Одет он был, как мальчик из семьи торговца или состоятельного горожанина, но иногда вдруг начинал вести себя, как сын какого-нибудь лорда. Я хочу сказать, осанка, взгляд, манера говорить… мне иногда казалось, что он привык проводить время среди людей, которые оказывали ему совершенно исключительное уважение. А между тем, если судить по разговору, то я мог бы поручиться, что он рос в какой-нибудь глуши. По крайней мере, он не знал таких вещей, которые знает любой нормальный городской мальчишка старше пяти лет… и вообще он очень часто вел себя на удивление наивно. А как-то раз я попытался его разбудить, а он пробормотал что-то про Риксов и про то, что "все не так" и вообще произошла ошибка. Как вам это нравится?

— Хм, — рыцарь откинулся на спинку кресла и со значением посмотрел на императора. — Забавно. А было еще что-то необычное?

Лекарь помедлил.

— Да, пожалуй, было. Я и сам не понял, что произошло. В последний день, точнее, последнюю ночь, мы сделали привал в Хоэле, у Каменных столбов. Ну, репутация у этих мест не очень-то хорошая, вы сами знаете. Я раньше полагал, что это мракобесие и результат предубеждений. Сам я там уже бывал, а пару лет назад даже нарочно обследовал Столбы и их окрестности, и никогда ничего странного не ощущал. И на сей раз все тоже было совершенно нормально. Мальчишка заснул, как убитый. А среди ночи стал кричать, да так, что я спросонья сам чуть не умер от страха. Когда я его разбудил, он объяснил, что это был кошмар. Но что ему приснилось, объяснить не захотел. И утверждал, что раньше с ним такого не было. Конечно, всякое бывает, и потом, я до сих пор не знаю ничего о его прошлом. Может, ему и пришлось когда-то пережить такое, чтобы теперь кричать во сне. Но… непохоже, понимаете? Я, конечно, лекарь, а не ворлок, но некоторые события так меняют людей, что это сложно не заметить. Я лечил его ровесников после погромов. Успел насмотреться, что бывает с теми, кто пережил что-то по-настоящему страшное. Нет, с Каренном все в порядке. Но той ночью он кричал, как будто ему душу вынимали.

— Говоришь, у Каменных Столбов? — повторил лорд Ирем выразительно. — Скажите, государь, вы все еще находите, что рассказ Рам Ашада не стоит вашего внимания?…

Рам Ашад обернулся к Валлариксу. Было что-то необычное в том, как серьезно Ирем выслушал его историю. Обычно рыцарь участвовал в беседе так, как будто делал одолжение обоим собеседником, хотя один из них был его сюзереном. Нет, разговаривал он всегда вежливо, но как бы нехотя, откинувшись на спинку кресла и лениво улыбаясь.

Однако внимание лорда Ирема стало не последним сюрпризом для шада, потому что император заявил:

— Нет, Ирем, на сей раз я, кажется, поторопился с выводами. Это в самом деле очень интересно. Ну и что с ним стало дальше? Я хочу сказать, с этим Каренном.

Лекарь растерялся.

— Честно говоря, не знаю. Мы доехали до города и там расстались. Он попросил посоветовать ему какой-нибудь недорогой и тихий постоялый двор, и я направил его в "Золотую яблоню". Честно говоря, не представляю, чем он собирался заплатить хозяину, но вел он себя так, как будто вопрос о деньгах его нисколько не заботит. Я собирался навестить его, как только засвидетельствую вам свое…

— Ага, — сказал правитель. Вообще Валларикс крайне редко позволял себе кого-то перебить, но на сей раз он, похоже, слишком глубоко задумался.

"Да было бы, над чем!" — подумал удивленный Рам Ашад.

Что они с Иремом тут, совсем ошалели от скуки? Непохоже. Ирем тоже только что вернулся из какой-то поездки, а у Валларикса под глазами темные круги — наверняка опять все утро провел на совете, а до этого еще поднялся до рассвета, чтобы разобрать бумаги.

— Вот что, мэтр, когда сходишь в "Золотую яблоню", зайди ко мне. Расскажешь, что ты там увидел.

— Как скажете, — на этот раз Ашад даже забыл добавить "государь" или "мой лорд". Правда, император никогда не требовал от своих друзей соблюдения таких формальностей, если беседа проходила без свидетелей, но Рам Ашад старался соблюсти дворцовый этикет везде, даже на тренировочной площадке, где Валларикс был его учителем.

— Может быть, мне стоит составить компанию Рам Ашаду? — вкрадчиво спросил лорд Ирем.

Ашад заметил, как правитель и его помощник обменялись быстрыми взглядами. Со стороны они были похожи на двух заговорщиков, не собирающихся посвящать его в свои дела. Это немного задевало, тем более, что до сих пор Валларикс был с ним вполне откровенен.

Или не был?…

— Нет, сэр рыцарь. Оставайся. Рам Ашад прекрасно справится без нас.

Пораженный этим странным заключением, лекарь отвесил императору поклон и вышел, решив, что для начала зайдет к себе домой, переоденется, узнает у помощника, что случилось за два месяца его отсутствия, потом немного отдохнет с дороги, а уж к вечеру разыщет своего дорожного знакомого.


Крикс сидел на стуле и, болтая под столом ногами, пил из кружки молоко. Встал он рано, и, спустившись вниз, спросил чего-нибудь позавтракать. Вытиравшая столы служанка, умилившись видом заспанного и растрепанного мальчика, принесла ему остаток яблочного пирога и кружку молока, даже не заикнувшись о деньгах. Впрочем, хозяин, через несколько минут спустившийся на кухню, предпочел не обращать внимания на самоуправство своей помощницы. Странный постоялец накануне заплатил ему за три дня вперед, притом на редкость щедро, а потом ушел, чтобы вернуться только к ужину — с таким усталым видом, будто бы он обошел пешком пол-города. Все попытки разговорить парнишку и узнать, откуда он приехал и что собирается делать в столице, ни к чему не привели. Для своих лет мальчик оказался крайне замкнутым и скрытным.

Тем неожиданнее стало то, что на сей раз он первым обратился к вытиравшему кружки хозяину.

— Скажите, мэтр Пенф…

Тот с готовностью развернулся к постояльцу. Ко всем странным качествам этого паренька хозяин "Яблони" добавил бы еще, пожалуй, фантастическую вежливость. Пенф не помнил, когда кто-нибудь из постояльцев в прошлый раз обращался к нему не "Послушай-ка, любезный", и даже не "Эй, папаша Пенф!", а "мэтр".

— Да? — спросил хозяин, растягивая губы в привычной улыбке — на сей раз чуть более радушной, чем обычно.

— Вчера я был в кузнечных мастерских Нижнего города… ну, знаете, цеха за улицей Менял? И мне сказали, что у оружейников — своя, особенная гильдия, и что я зря пришел в ремесленные скромы, потому что мастерские оружейников там отродясь не строились. Говорят, они все в Верхнем городе. Может быть, вы мне подскажете, как их найти?

— А кто вас, собственно, интересует? Мастера-оружейники чаще всего работают поодиночке. Есть еще Императорские мастерские, но… Простите, я позволю себе уточнить. Чего вы, собственно, хотите? Заказать оружие… или, быть может, поступить в ученики?

— Второе, — коротко ответил мальчик. Пенф еле удержался, чтобы не покачать головой. Где это видано, чтобы кто-то сам себе устраивал ученический контракт! Обычно все переговоры с мастером ведут родители или хотя бы опекун.

— Тогда Императорские мастерские вам не подойдут. Они принимают только подмастерьев, уже полностью прошедших обучение, и только самых лучших. Попробуйте зайти к Герлену, его мастерская расположена недалеко от Площади четырех дворцов. Вот только…

— Только что?

— Он вам откажет.

— Почему это?.. — мальчик сверкнул глазами.

Пенф вздохнул и пояснил:

— В оружейных и кузнечных мастерских обычно не нужны настолько… юные ученики и подмастерья.

Такая мысль уже неоднократно приходила Криксу в голову, но до сегодняшнего дня никто еще не высказывал ее так откровенно, напрямик. Несколько секунд он молча смотрел на папашу Пенфа, а точнее, сквозь него. Потом решительно сказал:

— Я все-таки попробую. Тем более, что я и так хотел сходить на Площадь четырех дворцов. Один мой… друг мечтал ее увидеть.

— Разумеется, сходите, — поддержал его хозяин. — Между прочим, в Академии сейчас осенний сбор, так что ворота с площади будут открыты. Я бы посоветовал вам непременно посмотреть. Такой шанс выпадает только раз в году.

Слово "Академия" звучало непривычно и не вызывало никаких ассоциаций. Но упоминание ворот заставило его предположить, что, видимо, какое-то известное в столице здание.

— Вы говорите, Академия?… А где это? — спросил Крикс, решив, что лучше он даст трактирщику повод изумляться своему невежеству, чем так и не узнает ничего полезного.

Папаша Пенф всплеснул руками.

— Где! Да неужели вы не знаете?… Это Лакон, или, иначе — Лаконская Академия. Один из Четырех дворцов. Стоит как раз напротив Адельстана. У главных ворот — два каменных грифона. Вход сейчас открыт, потому что, как я вам уже сказал, осенью в Академию как раз съезжаются ученики. Если пройдете через арку — попадете в знаменитый на всю Адель Лаконский парк. Мальчишками мы туда часто пробирались. Только в эту вот осеннюю неделю, разумеется. В другое время мимо их охраны даже мышь не проскользнет. А когда Сбор, они всех пропускают, потому что поди отличи, кто ученик, а кто — так, просто поглазеть пришел… Всех подряд проверять не будешь.

Настроение у Крикса поднялось. Пожалуй, это неплохое приключение — увидеть изнутри один из Четырех дворцов. А потом можно попробовать зайти в мастерскую неизвестного Герлена — вдруг тот его все-таки возьмет?

На всякий случай Крикс подробно расспросил хозяина о том, куда еще возможно поступить в ученики. Пенф добросовестно перечислил все, что, с его точки зрения, должно было вызвать любопытство у ровесника Каренна, ищущего приключений в незнакомом городе. Но, к его удивлению, мальчишка крайне равнодушно отнесся к существованию в столице гильдий ведунов и чародеев, и лишь немногим больше интереса проявил к возможности поискать место где-нибудь в Семнадцати гаванях, где постоянно ошивались представители самых немыслимых профессий, от драконоборцев до алхимиков.

Быстро покончив с завтраком, Крикс перекинул через плечо свою сумку — оставить наверху, в своей комнате кошелек со всем своим богатством он не мог, хотя и понимал, что все время носить его с собой тоже небезопасно — и, пообещав вернуться к вечеру, вышел из "Яблони" на залитые солнцем улицы Адели.


С тех пор, как он увидел открывавшийся с опушки леса вид на Великий город, Крикс считал, что его уже ничем невозможно поразить. Тогда он просто онемел от изумления, рассматривая все причудливое разнообразие лепившихся к покатому холму построек — от мраморных дворцов и тонких, будто иглы, башен, до небольших домов из желтоватого известняка и крытых тростником рыбацких хижин, выстроенных за кольцом крепостных стен и прилепившихся к холму, как раковины, вросшие в морские камни. При ярком свете утреннего солнца Адель имела праздничный и вместе с тем торжественно-величественный вид. С того места, где стояли путешественники, было невозможно разглядеть, где заканчиваются протянувшиеся по морскому побережью предместья и окраины столицы. Город был огромен — куда больше, чем Мелес и Энмерри с Пеллуэром, вместе взятые.

В общем, после того дня Крикс с полным основанием считал себя бывалым путешественником, повидавшим все, что только можно, и утратившим способность удивляться. Но он ошибался. Оказавшись в Верхнем городе, он поминутно должен был одергивать себя, чтобы не идти с открытым ртом. Здесь поражало все: колонны, мраморные портики, искрящиеся на солнце струи городских фонтанов, статуи на площадях, немыслимо огромные и подавляюще роскошные постройки. Большую часть попадавшихся на улицах прохожих составляли те же горожане, которых он встречал и в Нижнем городе. Но время от времени над головами пешеходов проплывали изящные носилки какой-нибудь знатной дамы, или проезжал, со скучающим видом покачиваясь в седле, какой-нибудь аристократ в сопровождении целой свиты слуг. Причем если на вельмож и их эскорт Крикс смотрел мало, то каждого рыцаря в темно-синем орденском плаще он жадно провожал глазами, одновременно радуясь и огорчаясь, что он не был Иремом или Эрлано. Крикс бы с удовольствием еще раз посмотрел на лорда Ирема — конечно, с тем условием, что сам он в это время будет находиться где-нибудь в укромном месте и не попадется доминанту на глаза.

Так, поминутно останавливаясь и оглядываясь, чтобы ничего не пропустить, он все-таки дошел до легендарной площади, расположенной между известных на весь город четырех дворцов. Один из них был резиденцией правящего Императора, другой, называвшийся Адельстаном — штаб-квартирой Ордена и заодно известной на всю Империю тюрьмой для государственных преступников, третий, о котором Пенф сказал, что его можно опознать по каменным грифонам у ворот — Лаконской Академией, а о четвертом Крикс когда-то слышал, что там располагалась самая огромная библиотека из всех ныне существующих.

Сидящие на тумбах у ворот грифоны с мрачным безразличием смотрели на него, когда Крикс завернул под арку входа. Их каменные морды выражали, как ему вдруг показалось, что-то вроде брезгливого удивления — как смеет он, в своей потрепанной одежде, проникать в святая святых Верхнего города — один из Четырех дворцов, куда простолюдинам хода не было? Крикс успокоил себя мыслью, что Пенф и его товарищи когда-то тоже были здесь — и ничего особенного с ними не случилось. Он попробовал представить содержателя гостиницы не тем мужчиной с толстыми щеками и залысиной, который рассказал ему об этом, а мальчишкой, вместе с приятелями пробиравшимся в Лакон, но получалось плохо. Слишком уж привычно было думать о "папаше Пенфе" как о разговорчивом, одышливом толстяке, постоянно распивающим с гостями пиво из своих подвалов.

Тем не менее, Пенф явно знал, что говорил. В Лаконском парке было удивительно красиво. Здесь росли старые, узловатые яблони с искривленными стволами, а на траве валялись яблоки, упавшие с ветвей. По парку без всякого видимого порядка были расставлены мраморные статуи, изображающие юношей, занятых всевозможными делами — один приготовился метать тяжелый диск, другой склонился над лежащей на коленях книгой, третий чистил меч… Крикс догадался, что все эти статуи должны изображать учеников Лаконской Академии — тех самых, у которых в эти дни проходит сбор.

Не успел он об этом подумать, как в конце аллеи показался человек. Не взрослый, но и не ровесник Крикса — с виду он был чуть помладше, чем Эрлано.

— Эй! — окликнул он. — Ты не туда идешь!

Крикс замер. Он уже готов был развернуться и сбежать, но незнакомый юноша при виде его замешательства не выказал и тени изумления.

— Вернись к развилке, поворачивай направо, а когда дойдешь до башни, обойди ее, и попадешь как раз на двор. Там собираются все ваши, — продолжал он свои пояснения.

"Ага, он думает, что я приехал, чтобы здесь учиться" — подумал Крикс.

— Все понял? — серьезно спросил его юноша. Сейчас, вблизи, он выглядел младше, особенно из-за копны растрепанных волос.

— М-мм… да, — ответил Крикс. Наверное, это прозвучало недостаточно уверенно, потому что его собеседник закатил глаза.

— И почему все новички такие бестолковые?… — пожаловался он. — Ладно, пошли, я тебя провожу.

Отказываться было невозможно, и Крикс безропотно последовал за ним.

Он боялся, что по дороге провожатый начнет расспрашивать его о чем-нибудь, но тот шел молча — видимо, считал ниже своего достоинства завязывать беседу с "бестолковым новичком". Путь от развилки занял меньше двух минут, потом они обогнули башню и оказались на площадке, со всех сторон окруженной деревьями и имевшими по обе стороны нечто вроде низеньких трибун из длинных каменных скамей. На этих скамьях небольшими группками и поодиночке сидели мальчики и подростки, некоторые из которых выглядели не старше его самого. За редким исключением они были одеты одинаково, причем точно так же, как и его провожатый: в светло-серую камизу[3 - Камиза — нательная рубаха простого кроя из льна, шёлка или хлопка.], котту[4 - Котта — европейская средневековая туникообразная верхняя одежда с узкими рукавами] из более темной ткани — ее, впрочем, многие успели снять из-за жары — и черные штаны. На некоторых были сапоги, другие заменили их на легкие сандалии и сидели, закатав штанины до колен, а рукава рубашек — до локтей. Многие о чем-то болтали и смеялись. Одетые в городское платье новички, наоборот, держались скованно и не спешили с кем-то заводить беседу.

— Можешь бросить свои вещи здесь, — снисходительно заметил его проводник, и Крикс послушно бросил свою заплечную сумку на одну из лавок.

Удовлетворившись этим, юноша отошел от него, но площадку не покинул, а пристроился к какой-то компании, занимающей соседнюю скамью.

Крикс решил, что, если он сейчас встанет и уйдет отсюда, остальным это покажется по меньшей мере странным. Кроме того, было очень любопытно посмотреть, что будет дальше. В конце концов, он в любой момент сможет исчезнуть, и никто даже не обратит внимания. Главное — ни во что ни вмешиваться и ни с кем не разговаривать.

Несколько минут он молча смотрел по сторонам и прислушивался к разговорам пристроившихся по соседству старших — эти увлеченно обсуждали какого-то наставника Ратенна, перебрасываясь непонятными намеками и поминутно принимаясь громко хохотать. Крикс не понимал почти ничего из того, что они говорили, но при каждом взрыве смеха все равно невольно улыбался. А вообще-то ничего такого уж значительного не происходило. Ну, во всяком случае, до той минуты, когда на площадке появился он. Если все остальные приходили на площадку через парк пешком, тот этот паренек не просто появился перед остальными, восседая на роскошном гнедом жеребце, но еще, к немалому удивлению и восторгу Крикса, шагов за двадцать до площадки пустил его в галоп и на глазах у всех перемахнул через живую изгородь. Потом так же небрежно придержал коня и, чуть ли не прежде, чем тот остановился, плавно соскользнул с седла — только взметнулись надо лбом темные волосы и серебристо сверкнул в лучах солнца прицепленный у мальчика на поясе кинжал.

И только когда он оказался на земле, Крикс осознал, что поразивший его всадник был его ровесником. Ну или от силы на год старше.

Крикс и сам не знал, какое из двух чувств, переполняющих его в эту минуту, было больше — восхищение или все-таки зависть.

"Ага, вот и Дарнторн…" — заметил кто-то из сидевших рядом старших с таким видом, будто выходки вроде прыжка через живую изгородь были здесь обычным делом. Или, может быть, этот Дарнторн всегда так поступает?… Словно в подтверждение его догадкам другой старший вдруг задумчиво сказал "А вы заметили, у Льюберта что ни месяц, то новая лошадь? А отец мне говорил, что лорду Бейнору в Совете что ни предложи, на все один ответ — в казне, мол, денег не хватает". Остальные засмеялись, но как-то смущенно и не слишком искренне. Во всяком случае, Криксу на этот раз совсем не захотелось улыбаться вместе с ними.

В то же время несколько юношей, одетых в серое, поднялись со своих мест и обступили Дарнторна. Крикс опять ощутил нечто вроде укола зависти: хотя разница в возрасте между Дарнторном и его собеседниками составляла шесть или семь лет, они держались с ним на равных и как будто даже старались лишний раз обратить на себя его внимание. Тот что-то отвечал, смеялся, а потом небрежно передал кому-то поводья своей лошади и, даже не обернувшись, направился в сторону скамей. Причем как раз туда, где сидел Крикс. Мальчику даже показалось, что Дарнторн сейчас вдруг ни с того ни с сего с ним заговорит, но, конечно, ничего такого не произошло. Сначала тот направился к той самой группе старших, в которой обсуждали лорда Бейнора, и обменялся с ними самыми любезными приветствиями, а потом, окинув взглядом ряд скамей, вдруг замер, как будто бы неожиданно для самого себя увидел что-то крайне интересное. Крикс наблюдал за ним, надеясь, что со стороны не очень заметно, как он уставился на знатного наследника и счастливого обладателя самого чудесного коня, какого мальчик только мог себе представить. И чем больше он смотрел на Льюберта Дарнторна, тем больше убеждался, что на его фоне он бы выглядел нелепым деревенским увальнем.

Дарнторн даже сейчас, на этом пыльном дворе, где не было никого из взрослых, держался так, как будто находится на приеме в императорском дворце.

Он смотрел на других лаконцев снисходительно и свысока.

Он улыбался уголками губ, небрежно теребя свою украшенную золотой насечкой перевязь. А когда юный вельможа повернулся, и Крикс разглядел тонкий белесый шрам, пересекавший бровь, то чуть не застонал от зависти от ужасающей догадки, что Дарнторн, впридачу ко всему, может быть, уже побывал в какой-то настоящей схватке. "Нет, не может быть! — подумал Крикс, испытывая самую настоящую ревность от подобной мысли. — Ему же от силы лет двенадцать! Кто его возьмет на настоящую войну?…".

Что, собственно, такого интересного Дарнторн увидел на нижних скамьях, Крикс не понял, однако он вдруг развернулся и быстро — но, конечно, не настолько, чтобы растерять свои дворцовые манеры — направился туда, где на самом краю скамьи сидел какой-то мальчик с очень светлыми, отросшими почти до плеч и спутанными волосами. Разглядень его лицо Криксу не удалось, потому что это паренек сидел к нему спиной, расположившись точно напротив него, только на два ряда скамеек ниже. Зато одет он был почти так же скромно и невзрачно, как сам Крикс.

Добравшись до него, Дарнторн вдруг плавно опустился на скамью и самым фамильярным образом обнял светловолосого за плечи.

Крикс сидел достаточно близко, чтобы расслышать все, что он при этом говорил, тем более что Льюберт обращался к своему соседу нарочито громко.

— Ну наконец-то, Лэр! А я-то думал, когда снова буду иметь удовольствие тебя увидеть. Ты меня очень огорчил тем, что нигде не появлялся два последних дня. Надеюсь, это не из-за меня?…

Светловолосый дернулся и сбросил руку, лежавшую у него на плече.

— Не из-за тебя, и не надейся даже.

— А я тут подумал, — как ни в чем ни бывало продолжал Дарнторн. — Что был, наверное, не слишком вежлив. Возможно, тебе даже показалось, что я и несколько моих друзей пытаемся с тобой поссориться или там дать тебе понять, что мы не рады твоему приезду. Я решил, что, когда увижу тебя снова, непременно все исправлю. Вот увидишь, Лэр, мы очень скоро станем лучшими друзьями.

В его голосе звучала неприкрытая издевка. Крикс почувствовал, что его первоначальное восхищение Дарнторном уступает место удивлению и безотчетной неприязни. Крикс все еще не понимал, что именно наследнику понадобилось от светловолосого, которого он назвал Лэром, но то, что во все свои слова о дружеском расположении к нему он вкладывает прямо противоположный смысл, заметил бы даже круглый дурак.

— Ты же не откажешься быть нашим другом, Юлиан?… Поверь, для нас это большая честь. А Грейд Декарр, конечно, извинится, что столкнул тебя в канаву. Я уже тогда подумал, что ему не следовало бы так поступать с наследником старого рыцарского рода… Лэры — это же старинный род, не так ли?… Ну, по крайней мере, так считали те, кто выслал тебе пригласительную грамоту в Лакон.

Ответ Юлиана потонул во взрыве злорадного смеха, которым некоторые из сидящих на скамьях лаконцев встретили последние слова Дарнторна. Крикс не видел лица Льюберта, но готов был поспорить, что в эту минуту он улыбается с чувством глубокого удовлетворения.

— …и совсем не твое дело, — сдавленно закончил Юлиан. Крикс пожалел, что не расслышал, что он говорил до этого.

Дарнторн и в этот раз предпочел сделать вид, как будто ничего не слышит.

Придвинувшись поближе к Лэру, он самым задушевным голосом спросил:

— А расскажи нам, Лэр, как вообще живет каларийская аристократия? Говорят, вы страстные лошадники? Всегда мечтал взглянуть на вашу знаменитую породу, как там ее называют — карсы, что ли?… Или подожди, когда мы встретились, ты ехал на таком… животном… вроде мохноногой каракатицы… так это вот и был ваш знаменитый "карс"?

В висках у Крикса застучало. Молча наблюдать за этой сценой становилось нестерпимо. Но и вмешиваться в то, что его совершенно не касалось, было очень глупо. И небезопасно, наконец.

— Отвали, Дарнторн!.. — по голосу светловолосого было понятно, что он даже не надеется отделаться от своего мучителя. Крикс не спрашивал себя, почему парень просто не съездит Льюберту по физиономии, это было и так понятно. На соседних скамьях, слушая Дарнторна, от всей души веселились его старшие друзья. Должно быть, калариец чувствовал себя таким же одиноким и затравленным, как Безымянный, когда Каттинар высмеивал и унижал его на глазах стоящих чуть поодаль и глумливо ухмылявшихся дружков. Правда, посмотрев на Льюберта, Крикс в полной мере осознал, что Каттинару не хватало тонкости. Наверное, с таким изяществом втаптывать человека в грязь мог только прирожденный лорд.

Вот и сейчас Дарнторн лишь беззаботно рассмеялся.

— Да брось, мне просто интересно — правда, что вы там зимой живете в одной комнате с коровами и овцами?…

Крикс сверлил глазами спину Льюберта и думал про себя — пусть только обернется, пусть посмотрит на него, и тогда у него, по крайней мере, будет повод с ним заговорить.

О да, тогда он бы сказал Дарнторну все, что думает о нем и о его манере изводить других людей!..

Дарнторн, посмеиваясь, говорил что-то еще про каларийские обычаи, но Крикс впоследствии никак не мог точно припомнить его слов. Когда он возвращался к этому моменту, вспоминался только неприятный холодок под ложечкой и гулкий шум в ушах.

А еще вспоминался тот момент, когда он понял, что Дарнторн не обернется. Незачем Дарнторну оборачиваться. Это ему самому был нужен повод, чтобы продолжать сидеть и ждать… чего-нибудь… вместо того чтобы вмешаться.

От этой мысли Крикс невольно дернулся, как от пощечины. И, подавшись вперед, как будто бы иначе Льюберт его не услышал, отчеканил:

— Тебе же, кажется, сказали — отвали!

Обернулись оба. Две пары глаз — темные и серовато-голубые — с недоумением впились в него.

— Что-о? — в голосе Дарнторна слышалось такое удивление, как будто к нему обратилась каменная статуя.

— Отвяжись от него. Что он тебе сделал?

— А тебе-то что?… Послушай, Лэр, он что, твой друг?… — Дарнторн окинул Крикса взглядом и скривился. — Вот уж, действительно, очаровательная парочка: южанин и вонючий калариец. Лучше бы сидели по домам, чем приезжать позориться в столицу.

— Лучше уж быть южанином, чем богатым маменькиным сынком в девчачьих тряпках! — не остался в долгу Крикс.

— Так тебе не нравится, как я одет? — прищурился Дарнторн. — Ах да, я понимаю… Твоя матушка и остальные домочадцы, должно быть, больше привыкли одеваться в мешковину. Представляю себе: толпа нищих и чумазых дикарей, которые всем миром собирали деньги на твою поездку в Академию…

Крикс вскочил. В деревне ему за глаза хватило оскорбительных намеков о его родителях — и настоящих, и приемных.

— Еще одно слово… слышишь, ты?! Еще хоть слово, и ты точно пожалеешь.

— Все, все, молчу, — Дарнторн, в свою очередь, поднялся на ноги. Он смотрел на Крикса снизу вверх и улыбался. — Я всего-то только и хотел сказать, что здесь, в Лаконе, вряд ли кто-нибудь обрадуется сыну энонийской шлюхи.

Криксу показалось, что его ударили под дых. Любезный тон Дарнторна и его тонкая улыбка до того не сочетались с тем, что он сказал, что на какую-то секунду Крикс просто замер, потрясенно глядя на него.

Зато потом он понял. Сразу все.

Наверное, Дарнторн все же не ожидал, что "энониец" перемахнет одним прыжком через две разделяющие их скамьи, поэтому и пропустил удар, направленный ему в лицо.

Криксу показалось, что под костяшками пальцев что-то хрустнуло, он мельком видел кровь, брызнувшую из носа Льюберта, но это его не остановило. В тот момент он так ненавидел Дарнторна, что страх нанести противнику серьезный вред, всегда присутствовавший где-то на краю сознания в их деревенских драках, переродился в страстное желание бить изо всех сил, нисколько не считаясь с тем, чем это может кончиться.

Впрочем, Дарнторн тоже имел мало общего со Скаем или Ленсом.

И из него последние семь лет воспитывали воина. Поэтому, едва опомнившись, он ответил несколькими быстрыми и точными ударами, заставившими Крикса согнуться пополам от боли, а потом, схватив противника за шиворот и сделав ловкую подсечку, повалил его утоптанный песок площадки, чтобы в следующую минуту придавить к земле, усевшись на него верхом. Одновременно несколько лаконцев вцепились в Юлиана Лэра, вознамерившегося вмешаться в драку, из-за чего на скамьях случился небольшой переполох. Но большинство учеников даже не обратили на каларийца внимания, продолжая жадно наблюдать за тем, как Дарнторн расправляется с нахальным энонийским выскочкой.

Оказавшись полновластным хозяином положения, Льюберт еще несколько раз ударил побежденного врага, разбив ему лицо и губы, и кто-то из старших уже высказался в духе "Ладно, Льюберт, хватит с него… что ты разошелся?…", как случилось то, чего не ожидал никто из наблюдателей. Высвободив руку, прижатую к земле коленом Льюберта, Крикс рывком дотянулся до него, схватил за рубашку над ремнем и со всей силы дернул на себя. Не ожидавший ничего подобного Дарнторн, не удержавшись, повалился на противника, и они вместе покатились по земле, хрипло ругаясь и шипя, как два сцепившихся кота. Тут уже и старшие внезапно вспомнили, что драка во дворе противоречит правилам Лакона, и бросились разнимать противников. К тому моменту, как им удалось оторвать Крикса от Дарнторна, последний отбивался уже вяло и как будто нехотя. Кровь и грязь, размазанные по его лицу, делали знатного наследника почти неотличимым от его противника. Одежда на обоих превратилась в грязные лохмотья, так что утверждать наверняка, кто именно из них был сыном лорда, стало крайне затруднительно. Дарнторн выглядел обескуражено и почти жалко. Продолжать драку он определенно не желал, так что самоуправство старших воспринял с явным облегчением. Крикс, напротив, еще не пришел в себя и оказал лаконцам яростное, хотя и короткое сопротивление. Потом кто-то из старших умело заломил мальчику руку за спину, и Крикс, шипя от боли, замер в странном, перекрученном и неудобном положении, разом забывая о Дарнторне и о Лэре. Все, что имело значение в эту минуту — это боль, пронзившая плечо и локоть, и отчаянная мысль — а вдруг лаконец, который каменными пальцами вцепился в его запястье и в плечо, сейчас возьмет и резко дернет его за руку?… Боевое настроение улетучилось бесследно, и колени подгибались от внезапно подступившей слабости.

— Ну и что теперь? — хмуро спросил кто-то, находившийся вне поля его зрения. Впрочем, в тот момент Крикс вообще не видел ничего, кроме своих запылившихся сапог и пятачка песка.

— Теперь — к мастеру Хлорду. Он же их Наставник, как-никак.

— Кого именно к мастеру? Вот этого?…

— Обоих.


Хлорд потер виски и снова взялся за перо, отчеркивая строчки с именами в списках вновь прибывших. Афейн Рейхан, наследник княжеской семьи из Внутриморья… Мирто Миэльвитт — приехал накануне вечером, его старший брат еще отпрашивался у наставника Ратенна, чтобы встретить младшего и лично проводить его до Академии. Ликар Лен-Деннор, судя по имени — из Гардаторна. О нем Хлорд пока что ничего не знал. А дальше — Грейд Декарр. Этот уже давно живет в столице, в доме лорда Бейнора Дарнторна, и почти всегда сопровождает Льюберта… если тот ему позволит, разумеется. Хлорд тяжело вздохнул. Все-таки плохо, когда с сыновьями лордов вместе учатся и дети их вассалов. Для того, чтобы в отряде сохранялась дисциплина, нужно, чтобы все были равны. Хотя, по правде говоря, Дарнторн стал бы проблемой в любом случае, даже не окажись с ним вместе старые товарищи — Декарр, Фессельд и Тинт.

Дарнторн любил быть первым и, судя по всему, обычно ему это удавалось. Если бы не привычка изощренно и жестоко унижать любого, кто имел несчастье ему не понравиться, Дарнторн скорее всего быстро заслужил бы уважение и даже восхищение других лаконцев. Но он как раз совершенно не стремился завоевывать их доброе расположение. Наоборот, ему как будто нравилось, опираясь на поддержку своих многочисленных друзей, запугивать и восстанавливать против себя всех остальных. Хлорд не задумывался, откуда в мальчике его лет столько злости и презрения к другим. Ответ был ему слишком хорошо известен. Несмотря на то, что Дарнторн был знатнее большинства лаконцев, мог позволить себе лучших лошадей и даже вызывающе носил не полагавшееся ему по возрасту оружие, назвать его счастливым было совершенно невозможно. Иногда Хлорд начинал подозревать, что Льюберт даже попросту несчастен. Его отец, замешанный в каком-то мятеже, был выслан из Империи и до сих пор считался государственным преступником. Последние два года Льюберт жил в доме своего дяди Бейнора Аракса Дарнторна, влиятельного и богатого вельможи, с недавних пор возглавившего императорский Совет. Тот исполнял свои обязанности опекуна так, как понимал их сам — то есть набивал карманы юного племянника золотом и всячески давал ему понять, что наследник лорда Дарнторнов может позволить себе все, что пожелает.

Воспитанной в уверенности, что его происхождение возносит его недосягаемо высоко даже над представителями остальной аристократии, не говоря уже об остальных сословиях, Льюберт в самом деле позволял себе все. И даже еще больше. Он разъезжал по Верхнему городу в компании друзей и подхалимов, сорил деньгами и прилюдно оскорблял любого, кто не торопился признать его превосходство. Крайне болезненно воспринимающий намеки о своем отце (высказать что-то подобное ему в глаза, конечно, никто даже не пытался, но Дарнторн не мог не знать, какие пересуды вызывает его имя среди рыцарских родов столицы) Льюберт, по-видимому, в глубине души мучительно страдал от ядовитого злословия придворных. Наверное, на тех приемах во дворце, куда он должен был сопровождать своего дядю, он действительно ощущал себя, как заложник во вражеском лагере. И чем сильнее он ненавидел всех этих людей, тем упорнее старался показать, что никого из них ни в грош не ставит.

В общем, Хлорд бы искренне сочувствовал своему будущему ученику, если бы некоторые его поступки не возмущали мастера до глубины души. Между обычными мальчишескими ссорами и тем, что устраивал Дарнторн, была такая же разница, как между укусом безобидного ужа и халаррской кобры. Льюберт, строго говоря, ни с кем не ссорился. Он просто выбирал для себя жертву, которую умело и беспощадно изводил, пока ему не надоест.

Лучше всего было бы, конечно, оградить Дарнторна от влияния заботливого дядюшки, чтобы жизнь в Академии мало-помалу повлияла на его характер. Но лорд Бейнор нашел время, чтобы побеседовать с Наставником и сообщить, что он бы предпочел, чтобы его племянник на все время обучения остался жить у него в доме, тем более, что дом этот находится недалеко от площади Четырех дворцов, и добраться оттуда до Лакона можно очень быстро. Воспоминание об этом разговоре до сих пор вызывало у Хлорда саднящую досаду. Тогда он довольно резко сообщил, что распорядок Академии один для всех, и нарушать его по чьей-то просьбе совершенно невозможно. Лорд Бейнор явно не привык, чтобы с ним разговаривали в таком тоне, однако он ни на минуту не утратил своего хваленого самообладания и, улыбаясь, спросил, нет ли у мастера Хлорда каких-нибудь пожеланий, которые он, как новый глава Совета, мог бы выполнить — конечно, исключительно из дружеского расположения к Наставнику. Хлорд отвечал, что у него есть только одно пожелание — чтобы никто не пытался вмешиваться во внутренние дела Лакона. Когда Дарнторн-старший вышел, Хлорд решил, что победа осталась за ним. Но тем же вечером он получил недвусмысленное распоряжение от старшего наставника Ратенна — удовлетворить просьбу лорда Бейнора Аракса Дарнторна по поводу его племянника. В записке так и значилось — "племянник лорда Бейнора Аракса Дарнторна", как будто бы Ратенн намеренно пытался подчеркнуть особенное положение просителя. Хлорд был ужасно рассержен и решил при случае высказать Ратенну все, что думает по поводу его участия этой истории, не посмотрев даже на то, что младшему наставнику не подобает судить мастера такого ранга, как Ратенн.

У Хлорда было свое, раз и навсегда составленное им понятие об обязанностях ментора Лакона. И в первую очередь наставник Хлорд считал, что никакой лорд Бейнор не имеет права вмешиваться, когда речь заходит о _его_ учениках.

"Интересно, что такое он пообещал Ратенну?" — с горечью подумал Хлорд, отчеркивая еще несколько имен и ставя крючковатый знак вопроса рядом с именем Берто Рейнсторна, о котором до сих пор не поступало никаких известий.

В деньгах Академия уж точно не нуждалась, потому что ее содержание нисколько не зависело от возглавляемого Дарнторном совета Лордов. Никаких особых прав и привилегий сверх тех, которые Ратенн уже имел в качестве старшего наставника Лакона, Бейнор ему тоже предложить не мог. И, наконец, любая мысль о том, что самый опытный и уважаемый из мастеров польстится на какую-нибудь мзду, казалась Хлорду совершенно неправдоподобной.

Но, как бы там ни было, при помощи Ратенна дело было сделано, и теперь Льюберт станет каждый вечер покидать Лакон и возвращаться к дядюшке, чтобы на следующий день вернуться в Академию к началу утренних занятий. По меркам Академии такое положение вещей было неслыханным. А кроме того, это предвещало целое нагромождение проблем, при одной мысли о которых Хлорд мрачнел и хмурился уже сейчас.

"Что же мне, все-таки, с ним делать?…" — думал он, подразумевая Льюберта, когда ему неожиданно послышался какой-то шум за дверью. Хлорд отложил перо, прислушался и убедился, что невнятный шум ему не померещился. Снаружи явно кто-то был.

А в следующую секунду двери распахнулись, и в скрипторий ввалилось сразу несколько учеников. Сначала из-за поднятого ими гвалта Хлорду показалось, что вошедших — целая толпа, но, приглядевшись, он обнаружил, что их всего пятеро: два новичка и трое старших.

Впереди всех шел Дарнторн, а выглядел он… мда. Три раза м-мда. Хлорд еле удержался, чтобы не присвистнуть — ничего другого на ум мастеру сейчас не приходило. Интересно, кто же это его так?…

То есть — ожидать чего-то в этом роде следовало бы уже давно, но вид Льюберта, измазанного грязью, мрачного и совершенно по-плебейски подтирающего рукавом разбитый нос, вызывал легкую оторопь.

А вот второй новичок был Хлорду совершенно не известен. Наставник покосился на свой список, но ему это не помогло. Любое из оставшихся невычеркнутыми имен могло принадлежать как раз ему. Смуглый и черноволосый, на чистокровного южанина этот мальчишка был, пожалуй, не похож — скорее, полукровка. Странные зеленоватые глаза бешено сверкают из-под нахмуренных бровей, губы упрямо сжаты, и, по-видимому, только присутствие старших, один из которых стоял за его плечом, а другой и вовсе придерживал "южанина" за шиворот, заставляло его оставаться неподвижным.

— Извините, мастер Хлорд. Мы не хотели вам мешать…

Наставник отодвинул свое кресло так, чтобы сидеть лицом к вошедшим.

— Что случилось?

— Драка во дворе.

— Что драка, я и сам прекрасно вижу. А из-за чего?

Дарнторн с ненавистью покосился на своего противника и процедил:

— Это он начал!

"Южанин" дернулся, как будто собирался возразить, но промолчал.

— Я не спрашивал, кто это начал. Меня интересует, почему вы подрались. Дарнторн?…

— Я неудачно пошутил, — презрительно скривился Льюберт. — А он на меня бросился, как бешеный.

— Ах, значит, пошутил, — задумчиво сказал наставник. — И как именно?

— Уже не помню, — буркнул Дарнторн.

— Вы же, наверное, все слышали? — спросил наставник, оборачиваясь к старшим. — Повторите, а то Льюберта подводит память.

Старшие переглянулись, но прежде, чем кто-нибудь из них успел открыть рот, "южанин", наконец, вмешался.

— Он сказал, что здесь не рады… сыну энонийской шлюхи.

Повисло неловкое молчание. Дарнторн пытался сделать вид, что происходящее его нисколько не волнует, но под взглядом Хлорда быстро опустил глаза.

— Твои "шутки", Льюберт, с каждым разом становятся все неудачнее и неудачнее, — сказал наставник с отвращением. — Я надеюсь, что осознаешь, что, будь вы взрослыми, любая шутка в таком духе привела бы к поединку. Драки в Академии запрещены, и вы оба должны это знать. Но тут особый случай… Так что я, наверное, готов закрыть глаза на то, что один из моих учеников затеял драку в самый день приезда. Твоя пригласительная грамота осталась во дворе?… — спросил он Крикса.

Тот молчал, прекрасно понимая, что на этот раз он точно влип. Ответишь "да", потребуют назваться. Скажешь "нет", придется признаваться самому.

Когда он затеял ссору с Льюбертом, то мысль о том, что он тайком проник на территорию Лакона, как-то вылетела у него из головы. А потом ему и вовсе стало не до этого.

Хлорд с интересом наблюдал за его замешательством.

— Ну, в чем дело? Я еще понимаю, если бы я пообещал немедленно исключить зачинщика из Академии и отослать домой. Но я же, кажется, сказал, что именно тебя наказывать не собираюсь, — Хлорд придвинул к себе список и макнул перо в чернильницу. — Мне просто интересно знать, кто из моих учеников оказался способен на такие "подвиги" в свой первый день в Адели.

Хлорд вопросительно взглянул на Крикса, и тот, наконец, решился.

— Понимаете… я вообще не ученик.

Наставник вопросительно нахмурился.

— "Не ученик"? Как это понимать?

— У меня нет никакой грамоты. Меня сюда никто не приглашал. Я просто шел по площади, зашел в открытые ворота и… случайно оказался здесь, — пояснил Крикс, сочтя упоминание о Пенфе неуместным.

Хлорд негромко хмыкнул. Но тут — неожиданно для самого наставника — в беседу встрял Дарнторн.

— Вот просто шел по площади, и все тут? — повторил он, передразнивая Крикса. — И грамоты у тебя нет?… Чего доброго, сейчас еще окажется, что ты простолюдин.

— Ну да, простолюдин! — ответил Крикс запальчиво. — И что? Отколотить тебя мне это ведь не помешало?…

На минуту в комнате повисла тишина.

Крикс вызывающе смотрел на Льюберта. Дарнторн несколько раз открывал и закрывал рот, впервые в жизни не находя слов, чтобы излить переполнявшее его негодование. Старшие ученики, нелепо вытаращившись, рассматривали их обоих. А мастер Хлорд поспешно опустил глаза и вдумчиво изучал свой список, еле сдерживая совершенно неприличный и, пожалуй, даже предосудительный в сложившемся положении смех.

— Да ты… ты просто… — Дарнторн стиснул кулаки, глядя на своего противника с бессильным бешенством. — Выскочка!.. Смотреть противно! Грязная, самодовольная свинья!

— Хватит! — сказал Хлорд, но прозвучало это не особо убедительно. Голос у мастера осип от сдерживаемого смеха. Еще час назад он никогда бы не подумал, что Дарнторн, известный на весь город колкими и чаще всего далеко не безобидными издевками, однажды спустится со своего недосягаемого пьедестала — до таких вот детских и бессильных выкриков.

— От самодовольной свиньи слышу!..

— Хватит, я сказал! — повысил голос мастер, окинув спорщиков суровым взглядом. — Вы, по-моему, совсем забыли, где находитесь. С тобой, Дарнторн, я обязательно поговорю отдельно. А сейчас — все вон. Кроме тебя.

Крикс вопросительно взглянул на мастера, надеясь, что ошибся.

— Да-да, тебя, — развеял все его сомнения Наставник.

…По крайней мере, ничьи руки больше не держали мальчика за шиворот. Когда Дарнторн и старшие лаконцы вышли, Крикс почувствовал себя чуть-чуть увереннее. Хлорд ему скорее нравился: со стороны он производил впечатление умного и не злого человека. Правда, сейчас многое зависело не от него, а от того, как вообще в Лаконе принято обходиться с незваными гостями, а тем более — простолюдинами.

Крикс отер подушечкой большого пальца кровь с рассеченной губы и выжидательно посмотрел на Хлорда.

— Можешь придвинуть себе кресло и сесть.

Прозвучало это как распоряжение, а не как вежливая просьба. Крикс вздохнул и сел.

— Значит, ты гулял по площади, увидел, что ворота Академии открыты и решил зайти. Из любопытства. Так?

— Да, так.

— Ты, разумеется, не первый, кто использует осенний Сбор как повод прогуляться по Лакону. Но не каждый умудряется ввязаться в драку. Это, знаешь ли, довольно опрометчиво для человека, который надеется остаться незамеченным. Как ты полагаешь, что скажут твои родители, когда узнают, что их сын подрался с племянником лорда Бейнора Дарнторна?

— Я думаю, что ничего, — невольно улыбнулся Крикс.

Хлорд вопросительно приподнял брови.

— Я попал в столицу только утром. А мои родители… то есть моя приемная семья… остались очень далеко отсюда.

— Где именно?…

— В нашей деревне, в Чернолесье.

— Чернолесье, Чернолесье… это ведь недалеко от Энмерри?

— Да.

— Но Энмерри находится за много дней пути отсюда. Как ты вообще попал в столицу?

Крикс замялся. Если рассказать, что от Энмерри до Мелеса он проплыл на корабле, то его непременно спросят, чем он заплатил за свое путешествие.

Но Хлорд истолковал его молчание по-своему.

— Другими словами, ты сбежал из дома и бродяжничал, пока не оказался здесь?

Крикс энергично закивал.

Что ж, это было в своем роде верно… хотя бродяжничать по-настоящему ему почти что не пришлось.

— Прелестно. Родственники у тебя в столице есть?

— Нет.

— А друзья?…

Крикс припомнил Рам Ашада, но потом решил, что назвать его своим другом будет все-таки порядочным преувеличением. Тем более, он до сих пор не знал, где именно живет его попутчик.

— Нет. Друзей нет, разве что один знакомый…

— Для столицы этого, пожалуй, недостаточно, — пожал плечами Хлорд. — А как тебя зовут?

— Каренн, — ответил мальчик после чуть заметной паузы. Он до сих пор не мог вполне избавиться от отвращения, которое в нем вызывало это имя.

— Ну, а на самом деле?… — холодно осведомился Хлорд.

Пятнадцать лет пробыв наставником, он удивлялся не тому, что все ученики периодически пытаются обманывать кого-нибудь из менторов, а тому, как неловко они это делают.

Мальчик тяжело вздохнул. Он сам уже запутался, что там "на самом деле". Про себя он продолжал считать своим то имя, которое придумал в первую ночь после побега из деревни. Оно было неудобным и опасным, но он все равно не мог заставить себя с ним расстаться. Может быть, из-за того, что он так сильно радовался, когда оно в первый раз пришло ему на ум. А может быть, и потому, что именно ему он был обязан самыми счастливыми днями своей жизни, проведенными на корабле Далланиса. Конечно, он все время опасался, что его обман раскроется, но все равно — никогда прежде ему не было так хорошо, как на "Поющем вереске".

Так что он уже сам не понимал, как ему теперь нужно называть себя.

Как раньше, "Безымянный", — или все же "Крикс"?…

— Ну?…

— Крикс, — вырвалось у мальчика — больше в ответ на собственные мысли, чем на заданный вопрос.

И все внезапно стало очень просто.

Почему-то страха больше не было. Наоборот, в глубине души он так долго боялся, что его тайна как-то выплывет наружу, что теперь, когда это действительно случилось, Крикс почувствовал даже что-то вроде облегчения.

— Мое имя — Крикс, — повторил он решительно, подняв глаза на Хлорда.

По сравнению с Далланисом Наставник воспринял эту новость куда более спокойно. Он, конечно, удивился, но гораздо меньше, чем можно было ожидать. А главное — на этот раз Наставник ему сразу же поверил. Непонятно, правда, почему.

— Тебя так назвали твои приемные родители?

— Нет, — признался Крикс. — Но это долгая история.

Мастер усмехнулся.

— Я пока никуда не тороплюсь. А ты сможешь уйти не раньше, чем я тебя выслушаю и решу, как с тобой дальше поступить. Так что рассказывай!

И Крикс, решив, что проще объяснить все сразу, чем давать дотошному Наставнику поводы для новых уточнений и расспросов, вкратце рассказал свою историю — всю, начиная с самого приезда энмеррийского отряда в их деревню. Точнее, попытался рассказать. Потому что, когда он дошел до того момента, как сошел на берег в Мелесе, им внезапно помешали.

Гулко хлопнула входная дверь, и в комнату влетел растрепанный и запыхавшийся мальчишка.

— Мастер Хлорд! Я вас… везде искал… — выпалил он, пытаясь отдышаться. Судя по красному лицу и прилипшим ко лбу волосам, он действительно успел обегать половину Академии. Криксу он показался удивительно знакомым. Впрочем, в следующую секунду он его и правда вспомнил — это был тот самый калариец, которого избрал мишенью для своих насмешек Льюберт.

— В чем дело, Лэр? — спросил Наставник сдержанно. На самом деле Хлорд меньше всего хотел услышать, что за эти полчаса случилось что-нибудь еще. Конечно, вряд ли что-нибудь затмит сегодняшнюю драку, но зато любая неприятность, слухи о которой дойдут до остальных Наставников, самым плачевным образом скажется на репутации его отряда. А ведь этот отряд еще даже не был сформирован…

Судя по взволнованному виду Лэра, он торопился, чтобы сообщить о чем-то очень важном.

Это был определенно неудачный день.

— Я искал вас, чтобы вам сказать, что он — светловолосый ткнул в сторону Крикса — ничего не сделал! Это все Дарнторн!

— Прекрасно. Ну, а ты-то тут при чем?

— Дарнторн не сразу с ним поссорился. Сначала он подсел ко мне и начал… ну, говорить разные гадости. А он вмешался.

— То есть как — "вмешался"? — в голосе мастера Хлорда зазвучало любопытство.

— Не помню, — растерялся Лэр. — Я сказал Дарнторну, чтобы он отстал, но он, конечно, не послушал… А потом вот этот… тоже… посоветовал Дарнторну отвалить. И началось. Но Льюберт его первый оскорбил, я слышал!

— Замечательно, — задумчиво сказал Наставник. — Несколько десятков моих будущих учеников, не говоря уже о старших, сидят там же и молчат, а "этот", видите ли, говорит Дарнторну, чтобы он отваливал! Это в твоем-то положении!..

Хлорд посмотрел на Крикса с выражением насмешливого изумления. Но внимательный наблюдатель различил бы за этой насмешкой нечто вроде одобрения.

— Спасибо, Лэр. Я понял. Ты можешь вернуться на площадку.

— Подождите, мастер! Вы же не накажете его за эту драку? Ну и что, что он зачинщик?! Льюберту уже давно кто-нибудь должен был…

— Угомонись, — поморщился Наставник. — И все твои домыслы по поводу Дарнторна я тебе советую оставить при себе. Но за эту драку я никого наказывать не буду, так что в этом отношении ты можешь быть спокоен. Все, иди.

— Спасибо, мастер, — сказал Юлиан, и, развернувшись к Криксу, вдруг улыбнулся ему с самым дружелюбным видом — Возвращайся на площадку, я тебя дождусь!

Крикс еле выдавил ответную улыбку и тоскливо проводил глазами Лэра, скрывшегося за дверью.

Почему-то ему стало очень грустно.

"…Да, это и правда странная идея, — думал Хлорд, поглядывая на него. — И в совете меня совершенно точно не поймут… Но ведь Ратенн не очень-то считался с моим мнением, когда прислал мне эту чертову записку, так что будет только справедливо точно так же отнестись к их возражениям. А ведь легко себе представить, сколько будет возражений!.. С другой стороны, это отличный способ хоть немного сбить спесь с Дарнторна. И преподать урок всем остальным любителям отмалчиваться и не лезть, куда не просят. Куда катится Лакон, если в одном простолюдине оказалось больше чувства чести, чем в нескольких десятках наших будущих учеников?… Правда, это было глупо, но у настоящей смелости всегда есть шанс сойти за глупость. А еще, судя по его рассказу, ему в последние недели удивительно везло. Почти до неправдоподобия. Ну, пусть повезет еще раз… мне и правда хочется ему помочь. Тем более, что называться таким именем для мальчика, который предоставлен сам себе — втройне небезопасно… "Крикс", это надо же! Конечно, тут еще придется как-то извещать об этом Орден. Но уж их-то извещать пришлось бы в любом случае…"

— Скажи-ка… Крикс, а что ты собирался делать дальше? Продолжать бродяжничать?

— Я собирался поступить в ученики, — ответил Крикс уныло. Испорченное настроение нисколько не приподняло воспоминание о том, как Пенф всего за несколько часов до этого буквально растоптал его надежды на ученический контракт с кем-нибудь из столичных оружейников.

"Сказать прямо сейчас? Или сначала обсудить с Ратенном?… А, да ладно, что тут обсуждать, и так понятно, что они все будут против" — мысленно махнул рукой Наставник.

— В таком случае я могу предложить тебе место ученика в моем отряде. Здесь, в Лаконе. Как тебе такая мысль? Согласен?

— Да! — выпалил Крикс с таким восторгом, что Хлорд поневоле улыбнулся. — Но… как же так? Я ведь не знатного происхождения!

— Зато имя у тебя… довольно громкое, — беспечно сказал мастер, не без тайного злорадства представляя себе возмущение Ратенна, Вардоса, Талгвира и всех остальных. — Тебе не приходило в голову, что такому имени придется как-то соответствовать? Нельзя же называться Криксом — и служить учеником кожевника, лудильщика или там пекаря. А вот Лакон тебе вполне подходит.

— Вы смеетесь надо мной?… — спросил южанин недоверчиво.

— Смеюсь… но не совсем. И кстати. Если мы считаем, что ты принял мое предложение, то с этого момента изволь обращаться ко мне "мастер Хлорд" или "наставник". Понял?

— Да, наставник.

— Что ж, отлично. Пододвинь, пожалуйста, чернильницу. Я подготовлю тебе пригласительную грамоту.


IV


Валларикс часто думал, что быть императором — на самом деле значит никогда не делать то, чего ты хочешь. Еще отец как-то раз сказал, что его первым и единственным девизом всегда была фраза "Должен, значит, можешь". Но для Валларикса все было несколько иначе. Ему следовало бы сказать "Я должен — значит, должен".

Наориксу, прозванному за свои успешные сражения Воителем, всегда везло. По натуре он был полководцем, путешественником и авантюристом, и, возможно, именно поэтому большую часть своего правления провоевал — сначала с Аварисом, потом с Ярнисом, и, наконец, с Нагорьем, принимая донесения своих наместников в коротких перерывах между схватками, заключениями неожиданных союзов и пирами с делегацией очередных парламентеров. А вот на Валларикса бремя рутинного правления страной обрушилось всей своей тяжестью. Правда, повоевать он успел еще в ранней юности, и до сих пор любил турниры и охоту. Тогда же, в юности, он страстно — даже слишком страстно, что для молодого рыцаря было отчасти неприлично — увлекался музыкой, поэзией и философией. И до сих пор мог, не запнувшись, процитировать любой отрывок из Алэйна Отта или спеть "люэн минар" — песню Прекрасной даме — как чужого, так и собственного сочинения. А еще он любил путешествовать и часто с грустью вспоминал те времена, когда сопровождал отца в поездках по провинциям. Однако с того дня, когда Валларикс был провозглашен наследником и со всей торжественностью коронован в Вечном городе, у него почти всегда хватало самых неотложных, самых важных дел в столице, так что всякую мысль о путешествиях пришлось отбросить, как заведомо нелепую.

Совет вельмож интриговал. Каждый третий — если не второй — из лордов имел непомерные амбиции, сдерживать которые от года к году становилось все сложнее. При Наориксе люди вроде Бейнора Аракса Дарнторна вели себя гораздо тише, и Валларикс часто думал, что ему, пожалуй, не хватает… нет, не твердости, а той кипучей, бьющей через край энергии, которая отличала его отца. Все-таки Наин был не просто сильным и на удивление харизматичным (хотя его обаянию, бывало, поддавались даже его самые непримиримые враги), но в первую очередь непредсказуемым правителем. Непредсказумость, помноженная на кипучую энергию, была его главной, сразу же бросавшейся в глаза чертой. Валларикс подозревал, что это качество пугала людей вроде Дарнторна куда сильнее, чем могла бы напугать жестокость или скрытность императора.

А вот сам Валларикс — на свое несчастье — был совсем другим. Спокойным, или, правильнее — очень сдержанным. И скорее вежливым, чем властным. На первых порах кое-кто из лордов даже допустил фатальную ошибку, приняв его обходительную вежливость за признак слабоволия и бесхарактерности. Однако после первых неудач все как-то очень быстро поняли, что в некотором смысле унаследовавший трон Валларикс был, пожалуй, даже неудобнее его отца. Нет, он, конечно, был гораздо мягче Наина, зато с несвойственной тому дотошностью вникал в любую мелочь. Просто потому, что так он понимал свой долг правителя. И именно за это — к недовольству лордов — многие его любили. Не так слепо, бурно и восторженно, как Наорикса, но все-таки достаточно, чтобы полноценный заговор против Валларикса стал совершенно невозможен. Хуже того, Валларикс додумался превратить Орден доминантов из простого инструмента, облегчавшего его предшественникам управление страной и служащего главным образом для поддержания связей с наместниками провинций и начальниками отдаленных крепостей, в свою главную опору и противовес Совету лордов. Свою роль в этом сыграл и его первый помощник, калариец Ирем, неожиданно возвысившийся от звания простого рыцаря из самой незначительной провинции империи — до коадъютора стремительно разросшегося Ордена и главного доверенного лица Императора. В общем, у вельмож из Совета было множество причин быть недовольными.

А сейчас, они, наверное, недоумевали, почему Валларикс не наложил вето на избрание Бейнора Аракса Дарнторна первым среди лордов его Круга. Не захотел нарушать традицию, по которой император не оспаривает выбор своего Совета? Или, может быть, решил, что на такой заметной должности у Дарнторна останется меньше возможностей участвовать в закулисных переговорах с мятежниками?…

Валларикс мог бы сказать им, что все гораздо проще. Со времен Гвидарикса существовал закон, который напрямую запрещал правителю отстранять кого-нибудь из лордов, претендующих на первое кресло в Совете, если только против этого человека нельзя было выдвинуть каких-то неопровержимых обвинений. А в случае лорда Бейнора все подозрения в изменнических настроениях так и остались недоказанными.

Правда, это положение, введенное Гвидариксом, неоднократно нарушалось — в том числе и при его отце.

Но Валларикс не счел возможным вмешиваться. Император должен делать то, что должен, а не то, чего ему хотелось бы.


…Целитель в Академии давно привык к кровоподтекам, синякам, распухшим носам и неизменным историям про то, как пострадавший оступился на лестнице. Или, например, свалился с брусьев, на которых старшие ученики тренировались, отрабатывая равновесие.

Все это ему приходилось слышать очень часто.

Но чтобы в самый первый день!..

Вздохнув, он попросил Дарторна развернуться к свету и немного посидеть спокойно. C самыми заметными следами драки он уже покончил, оставалось только обработать ссадину на скуле.

Он, конечно, не догадывался, что для Льюберта такая неподвижность была пыткой. Дарнторн нервно кривил губы и нетерпеливо барабанил пальцами по краешку скамьи.

Мысль о том, что проклятый выскочка, которого Хлорд оставил у себя, чего доброго, уйдет, пока он тут бездарно тратит время, просто выводила его из себя. Старших друзей Льюберта из лазарета выставили, но они пообещали, что дождутся его снаружи. И зачем он вообще позволил отвести себя к целителям?

Если бы он только отказался идти в лазарет…

Нет, если бы он только знал, что наглый выскочка окажется простолюдином!..

Но как можно было догадаться, что этот южанин, который вел себя так вызывающе-самоуверенно, окажется никем! Совсем никем — он же ничтожество, пустое место! Всего лишь нищий, неотесанный плебей!!

Дарнторн с ужасом почувствовал, что сейчас просто разревется о досады и бессильной злости.

— Что, так больно?… — удивленно, но сочувственно спросил целитель.

— Нет, — процедил Дарнторн, силясь вернуть себе хотя бы часть привычного самообладания. Не хватает еще, чтобы кто-то посчитал, что он не может вытерпеть какой-то ерундовой боли. Льюберт посмотрел на свои руки, яростно, до побелевших пальцев, сжавшие ребро скамьи, и неожиданно стал сам себе противен. Мало того, что из-за этого энонийского ублюдка многие лаконцы еще долго будут перешептываться и смеяться за его спиной, так еще он сам дает кому-то лишний повод для насмешек или жалости, роняя честь Дарнторнов.

"Да заканчивай ты, наконец! Ну сколько можно?…" — мысленно взмолился он, поглядывая на целителя.

Нечего сидеть здесь и растравлять себя, припоминая все подробности недавней ссоры.

Надо подкараулить чужака, когда он уйдет от Хлорда. И наглядно объяснить ему всю разницу между наследником Дарнторнов и обычным горожанином.

Конечно, сам марать о него руки Льюберт на сей раз не будет. Он просто с удовольствием посмотрит, как наглому выскочке сначала надают по шее, а потом проводят его до ворот Лакона. С почестями. Так, чтобы ему уже наверняка не захотелось возвращаться.

Главное, чтобы опять не влез какой-нибудь Наставник.

Хотя что Наставникам за дело до простолюдина?…


Гербом Лакона была яблоня. Возможно, именно поэтому старинный парк, окружающий все главные постройки, был засажен яблонями. Хотя с тем же успехом можно было утверждать, что эти яблони как раз и стали символом Лакона, а потом уже попали на его официальную эмблему. Но, как бы там ни было, в верхней части его грамоты было тушью сделано изображение — гербовый щит и яблоня. И лента со змеящимся на ней девизом.

Крикс остановился у выхода с наружной галереи и еще раз развернул полученный от Хлорда свиток. Разумеется, он рассмотрел его еще в скриптории и понимал, что за прошедшие с того момента пять минут в нем точно ничего не изменилось. Да и прочитать написанное мальчик все равно не мог. Но удержаться от того, чтобы не посмотреть еще раз, было совершенно невозможно.

Украшавшие пергамент гербы и печати уже были на листе, который Хлорд достал из выдвижного ящика стола, а сам Наставник только вписал туда имя нового ученика и сведения о его происхождении. Крикс обратил внимание, что список, лежавший под рукой у мастера, исписан мелкой, угловатой скорописью, но запись, сделанная в грамоте, была каллиграфически правильной и ровной.

Мальчик пожалел, что не умеет читать и даже не знает, как выглядит на письме его же собственное имя. Может быть, вот оно, в правом верхнем углу? Или вот, посередине строки, тоже какое-то не очень длинное слово, начинающееся с заглавной буквы. Впрочем, с тем же успехом это могло быть название их Академии — "Лакон"…

Крикс так увлекся, что, когда кто-то толкнул его, внезапно налетев на него сзади, он охнул от неожиданности и, не удержавшись на ногах, больно ударился плечом о бортик каменного парапета, а коленями — о мозаичный пол.

Да еще и парень, выбежавший с галереи, повалился прямо на него.

Крикс выругался. Он и так был с ног до головы покрыт ушибами и ссадинами, а теперь вот еще это… Правда, потом он заметил свою грамоту, упавшую в нескольких метрах от него, и, позабыв про остальное, вскочил на ноги и бросился за ней.

Пергамент, к счастью, пострадал не слишком сильно. Да и вообще при одном взгляде на него вернулось ощущение радостной легкости, не покидавшее Крикса с тех пор, как мастер Хлорд велел подать ему чернильницу и на его глазах вписал его в список своих учеников. Сзади поднимался на ноги виновник их падения. Крикс видел его только краем глаза, но успел заметить, что мальчишка был не в сером. Значит, тоже новичок, его ровесник… Сумасшедший дом какой-то. Ладно, Юлиан бежал к Наставнику, чтобы рассказать об их с Дарнторном ссоре, а вот этот-то куда несется? Можно подумать, что все новички должны перемещаться по Лакону исключительно бегом. Пожалуй, следовало бы заставить недотепу извиниться… но теперь, держа в руках свою пригласительную грамоту, Крикс злился на него уже гораздо меньше, чем, возможно, ему самому хотелось бы.

— Ты что, с закрытыми глазами, что ли, бегаешь?… — только и сказал он, потирая ушибленный локоть.

— Сам виноват. И нечего торчать в проходе! — отрезал незнакомец. Голос показался Криксу странным.

И недаром, потому что, обернувшись, он увидел, что толкнул его совсем не ученик.

"Девчонка" — потрясенно думал он, рассматривая своего обидчика.

Это действительно была девчонка. Правда, в мешковатой мальчишеской одежде, которая была ей явно велика. И с грязной расцарапанной щекой. Да еще державшая руки в карманах, как обычный уличный мальчишка. Но, несмотря на это, все-таки красивая. Взять хоть бы пушистую копну каштановых волос или большие, темно-голубые глаза, впечатление от которых не портило даже рассерженное выражение, с которым девочка смотрена на него.

"Не может быть. Пенф говорил, в Лакон не принимают девушек!" — подумал Крикс и, не выдержав, спросил:

— Что ты тут делаешь?

— Не твое дело, — все еще сердито фыркнула девчонка.

— А я думал, что здесь можно находиться только тем, кто учится в Лаконе.

— О! — протянула она с таким презрительным видом, что, пожалуй, даже Льюберт мог ей позавидовать. — Ну и что, пойдешь, наябедничаешь на меня Наставникам?

— Нет, — заверил ее Крикс. И замолчал, не зная, что еще сказать.

Повисла пауза. Девочка по-прежнему смотрела на него, но взгляд был уже не таким воинственным.

— Ты какой-то странный, — сообщила она снисходительно. — А почему у тебя все лицо разбито?

Крикс подумал, что такой вопрос, наверное, могла задать только девчонка.

— Я подрался.

Он ожидал чего угодно — осуждения, сочувствия, быть может, безразличного "Понятно". Но девочка внезапно рассмеялась.

— Кажется, я понимаю, почему мальчишки почти все такие глупые. Вас постоянно кто-то бьет по голове.

Крикс вспыхнул и открыл было рот, чтобы ответить нахалке по достоинству, но она вдруг вспрыгнула на парапет и так же легко соскользнула вниз, минуя мраморную лестницу. Похоже, прыжки с высоты, превышающей два ее роста, был для странной девочки самым обычным делом. Крикс даже невольно позавидовал подобной ловкости. И одновременно мысленно пообещал себе, что, если еще раз увидит ее здесь, то будет готов к такому повороту событий и ни в коем случае не станет молча слушать ее колкости.

Дома он почти не разговаривал с девчонками, но до сегодняшнего дня считал, что они разговаривают и ведут себя как-то иначе. Может быть, манерами это девчонка так же сильно отличалась от своих ровесниц, как и внешним видом?… Он припомнил мешковатую рубашку на шнуровке, штаны, протертые на коленях почти до дыр, и расцарапанную щеку. Да любая девочка из их деревни просто постыдилась бы идти по улице в подобном виде, не говоря уже о том, чтобы стоять и разговаривать с кем-то, держа в карманах руки и так гордо задрав нос.

Крикс многое бы дал, чтобы узнать, кто она и откуда здесь взялась. Но надо было возвращаться на площадку. Крикс запоздало спохватился, что все его вещи, в том числе и кошелек, остались там. Ему захотелось сразу же бежать на двор и убедиться, что с его имуществом за время его долгого отсутствия ничего не произошло. Но тело, нывшее после недавнего падения и еще больше — после драки с Дарнторном, довольно быстро запросило о пощаде, так что мальчик поневоле перешел на быстрый шаг.

Прихрамывая, он дошел до развилки и остановился, сообразив, что не помнит, куда поворачивать. Когда их вели к наставнику, он не запоминал дорогу — слишком отвлекала не успевшая улечься злость, обида и боль в выкрученной за спину руке. Кроме того, Дарнторн, которого никто из старших не держал, как бы случайно поравнявшись с Криксом, изловчился пнуть его ногой, так что драка чуть было не возобновилась. Пришлось сопровождавшим их лаконцам пропустить Дарнторна вперед и проследить за тем, чтобы он шел, даже не оборачиваясь.

Одним словом, Крикс совершенно не представлял, как теперь попасть на двор. Конечно, можно было пойти наугад, но заблудиться в парке ему не хотелось.

— Эй! — окликнули его — совсем как в прошлый раз, когда один из старших показал ему дорогу на площадку. Крикс обернулся и увидел Лэра, который быстро шел ему навстречу. Причем в руках Юлиан держал его котомку, а лицо у него было удивительно взволнованное.

— А, это ты! — обрадовался Крикс. После того, как Юлиан так неожиданно вмешался в их беседу с Хлордом, да еще пообещал дождаться его во дворе, Крикс чувствовал к нему глубокую симпатию.

— Держи. Вот твои вещи, — торопливо сказал Лэр, не отвечая на его улыбку. — Я уже все знаю. Дружки Дарнторна рассказали всем, что ты не ученик. Они послали одного, чтобы он ждал тебя на галерее, а сами караулят у ворот. Но тут есть еще один выход. Может быть, они о нем не вспомнили. Или подумали, что ты о нем не знаешь. Пойдем, я покажу.

Крикс немного растерялся от горячей убежденности, с которой говорил его новый знакомый, и спросил самое первое, что пришло в голову:

— А если они уже там?

Юлиан помрачнел, но решительно мотнул головой:

— Нет, вряд ли. Да пошли уже! Надо спешить.

— Стой, подожди!.. — Крикс, наконец, опомнился. — Не надо никуда идти. Я думаю, теперь они мне ничего не сделают… Хлорд подписал мне грамоту. Смотри!

Юлиан с изумлением уставился на свиток, который он держал в руках, и требовательно протянул руку. Крикс без возражений отдал ему грамоту. В конце концов, калариец был вторым после Хлорда человеком, которому он был обязан ее получением.

А третьим был Дарнторн.

— Как думаешь, Дарнторн обрадуется? — торжествуя, спросил он у Юлиана.

— Это вряд ли!.. Как тебе такое удалось? — пробормотал Лэр, так и сяк вертя в руках пергамент.

— Сам не знаю. После того, как ты вышел, Хлорд вдруг взял и предложил принять меня в отряд.

— Вот это да!.. А правду говорят, что ты… ну… — Лэр неловко замолчал.

— Ты хотел сказать — простолюдин? — Крикс произнес это намного резче, чем ему хотелось бы. В том, как Лэр стеснялся выговорить это слово, было что-то удивительно обидное. — Да, правда. Но я думал, это важно только для таких надутых индюков, как этот ваш Дарнторн.

— Вообще-то нет. То есть…

Юлиан замялся, но потом все-таки досказал:

— На самом деле, это очень важно. За последние сто лет в Лаконе еще не было учеников незнатного происхождения. Но я все равно считаю, что ты молодец. Никто из наших никогда не разговаривал с Дарнторном так, как ты. И мне ты здорово помог, так что мне наплевать, простолюдин ты или нет. А если Хлорд решил, что ты достоин здесь учиться, значит, так оно и есть, — закончил он решительно.

— Спасибо, — сказал Крикс.

— И, знаешь, Уэльредд — это мой брат, он тоже учился в Академии… Так вот, он говорил, что все отряды делят на галаты — это что-то вроде маленького братства, в котором все должны быть заодно и помогать друг другу. Он сказал, что самое главное в Лаконе — это правильно выбрать людей, которые будут твоими побратимами. На это дают пару месяцев в начале обучения… Но Уэльредд сказал, что это ерунда — самых достойных всегда видно сразу. Мне кажется, что ты как раз из тех, о ком он говорил. Хоть и простолюдин.

На сей раз Крикс действительно смутился. Он не мог припомнить случая, чтобы его кто-нибудь хвалил. А Юлиан произнес все это так спокойно, будто речь шла о чем-то само собой разумеющемся.

— Ты, наверное, запомнил мое имя? — без перехода спросил он. — Меня зовут Юлиан Лэр.

— А меня — Крикс.

Серо-голубые глаза Лэра чуть заметно округлились.

— Ого! Вот это здорово! У вас, в Легелионе, дают имена в честь императоров?

— Ну… иногда.

— А вот у нас, в Каларии, это не принято, — заметил Лэр с нескрываемым сожалением.

И Крикс, не удержавшись, рассмеялся.


— …И не возражай! — рявкнул Ратенн. — Это же глупость! Абсолютное мальчишество! Такого я не мог ждать даже от тебя. А я и так пятнадцать лет смотрю сквозь пальцы на все, что ты тут творишь…

— А что я, собственно, творил последние пятнадцать лет? — невинно спросил Хлорд.

— Поддерживал какие-то смутьянские настроения в своем отряде! Спускал своим ученикам самые дикие, немыслимые выходки!.. Может, мне тебе напомнить, что твоим выпускникам сошло с рук все, даже пожар в Книгохранилище?… Даже ведро с помоями, которое они пристроили на потолочной балке!! А ты помнишь, на _кого_ оно в итоге опрокинулось?… Я — помню. Потому что это мне, а не тебе, пришлось нижайше извиняться перед нашими гостями из Совета. Вот, пожалуйста, ты улыбаешься!.. И после этого я должен тебе объяснять, как называется то, чем ты тут все время занимался? Ты разваливал порядки в Академии!

— Какие, например? Не те ли, по которым всем ученикам запрещено проживать за пределами Лакона?…

Ратенн вдруг как-то разом успокоился. И, опустившись в свободное кресло, с опасной задушевностью спросил:

— Так что же, ты решил подобным способом мне отомстить? За то, что я в кои-то веки не смог посчитаться с твоим драгоценным мнением?

— Ну что вы, — возразил Наставник, улыбаясь самой лучезарной из своих улыбок. — Я же вам сказал: я просто посчитал этого мальчика вполне достойным, чтобы взять его в Лакон. Как мастер и глава его отряда, я имею право принимать подобные решения. Значит, я мог взять к себе…

— Простолюдина!

— Да, простолюдина тоже. Это прямо вытекает из закона, изданного Императором Гвидариксом в девятьсот семьдесят пер…

— Хватит! Если мне потребуется историческая справка, я схожу в Книгохранилище. Речь не о том. Этот простолюдин, как мне докладывали, проник в Лакон незаконно, да еще затеял драку…

— С Льюбертом Дарнторном, которому вы покровительствуете? Это, конечно, совершенно непростительно, но я подробно разобрался в этом деле и решил, что виноват был именно Дарнторн. А так как он мой ученик, то принимать решение, как и кого наказывать за драку, тоже буду я.

— Хлорд, Хлорд! — Ратенн устало покачал головой, и младший Наставник на секунду даже пожалел этого высокого, самоуверенного человека, вид которого вообще-то меньше всего располагал к подобным чувствам. У Ратенна были крупные черты лица, тяжелый подбородок, отчасти скрытый квадратной бородой, шрам на виске и почти совсем седые волосы. Говорил он низким, иногда спускавшимся почти до рыка голосом, и одним своим появлением на тренировочной площадке приводил учеников в священный трепет. Даже мастера по большей части относились к нему с совершенно исключительным почтением. Правда, был еще Вардос, которого Ратенн — как иногда казалось Хлорду — сам слегка побаивался. И был он сам, младший наставник Хлорд, который с потрясающим упрямством позволял себе поставить на своем, даже когда Ратенн был против.

Мастеру как-то передавали, что Ратенн однажды, говоря о нем, сказал "Если бы головная боль имела имя, то ее бы звали Хлордом". Может, кто-то из Наставников просто приврал для красного словца. А может быть, и нет. Во всяком случае, по виду мастера Ратенна можно было без труда предположить, что от разговора с Хлордом у него начало ломить в висках.

— Ты что, не понимаешь, о чем я говорю?… — спросил он угрюмо. — Дело тут уже в Льюберте Дарнторне — хотя я даже думать не хочу, что здесь начнется, когда эта история дойдет до лорда Бейнора. Намного хуже то, что ты так снисходительно отнесся к драке простолюдина и наследника одной из самых знатных столичных семей. Если сегодня позволить этим уличным мальчишкам просто так набрасываться с кулаками на рыцарских сыновей, то завтра, когда они вырастут, Империя получит самый настоящий бунт. Что ты качаешь головой? Ты думаешь, что я преувеличиваю?… Раз уж ты тут упоминал о временах Гвидарикса, так вспомни заодно и то, что на семнадцатом году его правления в Академии начался мятеж, который охватил весь Нижний город… и императору, который позволял себе играть в смешение сословий, пришлось приказать казнить зачинщиков на площади. Лаконцев — в том числе. Это не шутки.

— Разумеется. Но я уверен, что это не имеет никакого отношения к сегодняшнему случаю, — решительно заметил Хлорд.

— То есть — ты мне ручаешься за этого мальчишку?

— Да.

— Да ты же ничего о нем не знаешь! Может быть, он все тебе наврал. Откуда тебе знать?

— Наврал? Поло-ожим, — протянул Наставник, улыбаясь. — Я неплохо разбираюсь в своем деле. Вы же сами только что упоминали, что я нахожусь на этой должности уже пятнадцать лет. А теперь вы оскорбляете меня предположением, что меня мог бы обмануть какой-то первогодок.

— Ну, ученик тебя, пожалуй, и не обманул бы. А вот уличный мальчишка, вор и беспризорник — запросто.

— Да бросьте, — покривился Хлорд. — Никакому беспризорнику бы в голову не пришло сочинять такую неправдоподобную историю. Они куда практичнее, чем этот Крикс.

— Отличный аргумент!

— Вы мне не верите?.. Ну ладно! Расспросите его сами — я не возражаю.

— А вот это, может быть, и неплохая мысль, — сказал Ратенн задумчиво. — Расспросить его и правда надо. Только, разумеется, не мне. Поручим это ворлоку.

— Что?! — Хлорд откинулся на кресле, глядя на Ратенна недоверчиво и даже гневно. — Вы хотите, чтобы его допрашивал ворлок? Как какого-то преступника?

— Но это же вполне естественно. Раз мы подозреваем, что мальчишка лжет…

— Нет, это _вы_ подозреваете! А я как раз уверен, что он рассказал всю правду.

— Тогда почему ты так не хочешь, чтобы ворлок с ним поговорил? — спросил старший наставник примирительно.

— Ну потому что это… это, наконец, небезопасно!

— Только для того, кто что-нибудь скрывает. Слушай, Хлорд, не будь таким упрямцем. Я почти смирился с тем, что ты подписал грамоту мальчишке с улицы. Я даже сам поговорю с другими мастерами, чтобы его допустили к Испытаниям. А у ворлока ему и так и так придется побывать — проверку же проходят все ученики, не так ли? Всего несколько вопросов, чтобы мы были уверены, что не допустим никакой ошибки, разрешив ему вступить в энгильд.

Ратенн довольно редко снисходил до того, чтобы кого-то убеждать. Обычно он рычал, бранился и в порыве гнева не особо различал, кто перед ним — мальчишка-первогодок или младшие Наставники.

Если бы он продолжил спорить и ругаться, Хлорд, наверное, уперся бы и отказался от предложенной проверки наотрез. А так он даже не нашел, что возразить, и неохотно процедил:

— Ну ладно. Хорошо. Пусть будет "несколько вопросов".


— …А что мы будем изучать?

— Как это "что"? — удивился Юлиан. — Ах да, ты ничего не знаешь о Лаконе… Уэльредд рассказывал, что сначала учат чтению, письму и счету, после этого проходят тривиум — грамматику, риторику и логику, потом математику, астрономию и музыку, стратегию, Древнее наречие, картографию и языки.

— Так много?!

— Это что! Самое главное — это тренировки. Я хочу стать мастером меча. Дома мы с Уэльреддом каждый день тренировались. Он сказал, из меня будет толк.

Крикс немного приуныл. Конечно, большим облегчением было узнать, что большинство приехавших в Лакон учеников, как и он сам, читать и писать еще не умели. Чувствовать себя невежей Криксу совершенно не хотелось. Но сейчас, когда Лэр походя упомянул, как каждый день тренировался с братом, Крикс некстати вспомнил, как быстро Дарнторн, хоть и застигнутый врасплох, опомнился и ловко повалил его на землю. И как старший ученик умело выкрутил ему руку. Кажется, по части рукопашного боя, не говоря уже о фехтовании, он уступал здесь даже новичкам… а ведь дома, в Чернолесье, он не побоялся бы один на один ни одного из своих главных недоброжелателей — Ленса, Ская или Каттинара, хотя они были его старше.

— И подолгу здесь обычно тренируются? — спросил он у Юлиана.

— Каждый день — с подъема до полудня.

— Ясно, — сказал Крикс, пообещав себе, что приложит все старания, чтобы побыстрее наверстать упущенное и сравняться с остальными новичками.

Когда они вышли на площадку, взгляды всех присутствующих обратились к ним, а разговоры прекратились. Крикс старался делать вид, что ничего не замечает, но эта тишина и общее внимание ему не слишком нравились. Идущий рядом Юлиан тоже заметно нервничал. Не сговариваясь, они дошли до самых дальних скамей и сели там, скрывшись за спинами у остальных лаконцев, некоторые из которых, правда, оборачивались, чтобы посмотреть на них, но большинство, по счастью, посчитало это ниже своего достоинства.

— Как полагаешь, где сейчас Дарнторн? — спросил у Юлиана Крикс.

Тот нервно усмехнулся:

— Думаю, торчит с дружками у ворот и дожидается, пока ты там появишься.

Крикс представил себе эту картину и мстительно сказал:

— По мне, так пусть он остается там хоть до утра.

— И не надейся даже, — разочаровал его Лэр. — Нас уже видели, так что сейчас кто-нибудь побежит рассказывать ему, что ты пошел на двор. А заодно расскажут, что от Хлорда ты вернулся с грамотой. Могу себе представить, как он взбесится!

Крикс не нашелся, что ответить. Впрочем, отвечать и не пришлось, поскольку на площадке в эту самую минуту появился человек, одетый в темную, неброскую одежду — в точности такую же, какую носил мастер Хлорд. Крикс начал понимать, что, если все ученики носили черно-серое, то черный цвет был отличительным знаком Наставников. Появившегося на дворе мужчину черное совсем не красило. Из-за нездорово-бледного лица и блекло-соломенных, распадающихся на две стороны от пробора волос он был похож на мельника, испачкавшегося в муке. Кроме того, в отличие от Хлорда, он был полноват, так что фигурой тоже больше походил на пекаря, чем на военного.

А вот голос у него внезапно оказался очень звучным и красивым.

— Новички! Берите свои вещи, пригласительные грамоты и следуйте за мной. Ваш Наставник, мастер Хлорд, пока задерживается, так что я сам провожу вас в вашу башню. Меня зовут мастером Талгвиром. Постройтесь по двое, пожалуйста. Пойдемте.

Оказавшиеся где-то в середине потянувшейся за "Мельником" процессии, Крикс с Юлианом выразительно переглянулись — кажется, Дарнторн все-таки опоздал на сбор!

Еще Крикс задумался о том, что помешало мастеру Хлорду самому явиться на площадку за своим отрядом. И даже заподозрил, что это могло быть как-то связано с ним — а вернее, с грамотой, которую Хлорд ему подписал. Когда Крикс и Лэр спускались вниз, "Мельник" скользнул по нему взглядом светло-голубых глаз, таких же блеклых и невыразительных, как остальные черты его бледного, одутловатого лица, и Криксу померещилось, что в этом взгляде промелькнуло любопытство. Впрочем, очень может быть, что ему это просто показалось.


Крикс не пытался спрашивать, куда и зачем их ведут, подозревая, что Юлиан знает об этом не больше, чем он сам. Строй следовавших за Талгвиром новичков успел прилично растянуться. Если первые еще старались не отстать от мастера, то остальные удовлетворялись тем, чтобы не потерять его из виду или догоняли впереди идущих, продолжая путь уже по три и по четыре человека.

Впереди Крикса с Юлианом шел, сильно размахивая на ходу руками, новичок с темно-рыжими, блестевшими на солнце волосами, похожими на сверкающий бронзовый шлем. Он что-то втолковывал идущему с ним в паре невысокому и удивительно тщедушному мальчишке.

— Рыжий — это Мирто Миэльвитт, я его знаю, — поделился Юлиан. — Сам он вроде ничего, но его старший брат был с Льюбертом и Грейдом, когда я первый раз наткнулся на них в Вернем городе. Ты, может быть, уже успел заметить, что у Дарнторна целая свита из учеников Ратенна?

— Чьих учеников?…

— Ратенна. Он один из здешних мастеров. Наставник пятого энгильда. Старшие, которые сегодня разнимали вашу драку, все до одного — его ученики. И почти все — друзья Дарнторна.

Крикс сразу же припомнил, что на вид сопровождавшие его к Наставнику лаконцы были уже взрослыми парнями, каждый из которых выглядел достаточно внушительно, чтобы у любого новичка сразу пропала всякая охота с ним связываться.

— Здорово, — мрачно заметил Крикс — Выходит, я поссорился с целым отрядом старших. Да они меня просто убьют!

Лэр не нашелся, что ответить, и беседа прервалась. Крикс предпочел бы, чтобы Юлиан стал переубеждать его и говорить, что теперь, когда он такой же ученик, как и Дарнторн, никто его не тронет. Но Юлиан многозначительно молчал. Впрочем, Крикс и сам начал мало-помалу понимать, что приглашение в Лакон было не только сказочной удачей, с блеском увенчавшей его путешествие в Адель, но и началом совершенно новой жизни… и что эта жизнь совсем необязательно окажется настолько легкой и приятной, как ему поначалу представлялось.

Мастер Хлорд, конечно, постарается ему помочь, но оградить его от всех насмешек, зуботычин и издевок старших не под силу никаким Наставникам. У Льюберта полно друзей, а у него… один? Крикс искоса взглянул на Лэра и задумался, может ли он считать, что они подружились.

Сегодня он увидел Лэра в первый раз, а познакомились они от силы полчаса назад. Конечно, по-хорошему такого короткого знакомства недостаточно, чтобы назвать кого-то другом. Но… пожалуй, тут совсем особый случай. Юлиан не бросил его, даже когда думал, что у них обоих будут крупные неприятности с Дарнторном и его друзьями. Конечно, если бы их все-таки остановили у ворот, толку от помощи Лэра было бы немного. Но… никто из его прежних приятелей в деревне никогда не стал бы ссориться из-за него со Скаем, Ленсом или Барлом. Не говоря уже о том, чтобы решиться возражать Катти. Все его прежние товарищи по играм моментально отступались от приемыша, как только где-нибудь поблизости оказывался Каттинар и его шайка. И, разумеется, никто из них не спорил с взрослыми, которые единодушно требовали от своих детей держаться от приемыша подальше.

Одним словом, до сегодняшнего дня друзей у него не было.

Правда, Лэр сейчас не слишком отличался от него и точно так же был мишенью для насмешек Льюберта и его прихвостней. Но другой на его месте мог бы ни во что не вмешиваться, втихомолку радуясь, что Дарнторн про него забыл. А Юлиан повел себя совсем иначе.

Криксу захотелось прямо сейчас сказать Лэру что-нибудь такое, что скрепило бы их дружбу и дало понять, как он признателен ему за помощь, но, так ничего и не придумав, мальчик промолчал.

— Поживее, молодые люди, — распорядился мастер Талгвир. — Я, кажется, сказал — в колонну по двое, а вы тут сбились в кучу, как табун халаррских лошадей. Учтите, если кто-нибудь отстанет, башню будет искать сам.

— А что ее искать, мы же уже пришли! — громко заметил рыжий Мирто. — Или это — он махнул рукой на возвышавшееся чуть поодаль здание, — не Рейнсторн, Наставник?

— Миэльвитт, не так ли?… — мастер едва удостоил его взглядом. — На будущее учтите, что ученикам не полагается перебивать Наставников и разговаривать в строю. Но на сей раз вы правы. Это действительно Рейнсторн, или, иначе, Рейгенстурм. Ближайшие несколько лет вы будете жить здесь. Башня рассчитана на два энгильда. Здесь уже четвертый год живут мои ученики. Если никого из мастеров не будет рядом, а вы случайно попадете в затруднительную ситуацию — спокойно обращайтесь к ним, в подобных случаях не принято отказывать кому-нибудь из младших в помощи. И не стесняйтесь задавать вопросы. Вы приехали сюда недавно — никто не осудит вас за то, что вы чего-нибудь не знаете.

Крикс слушал мастера вполуха, а сам, задрав голову, рассматривал огромное сооружение, которое здесь скромно называли просто "башней", хотя башня только дополняла основную двухэтажную постройку. В отличие от большинства башен в Верхнем городе, она была четырех, а не восьмиугольной, и от этого смотрелась куда менее изящно, но зато, как показалось Криксу, величиной она не уступала донжону энмеррийской крепости. Ее верхняя площадка была шире основания и заканчивалась четырьмя узорчатыми угловыми башенками, которые снизу выглядели почти игрушечными.

— Заходите, — пригласил Талгвир. — Жилые комнаты есть как внизу, так и наверху, но первые два этажа уже заселены. Сейчас вы поднимаетесь по лестнице, находите незанятую комнату и оставляете там свои вещи. А потом спускаетесь сюда. И не задерживайтесь; у вас еще будет масса времени на то, чтобы все здесь осмотреть.

Просьбу поспешить все новички восприняли буквально, и у лестницы, ведущей на верх башни, сразу же образовалась целая толпа. Все так торопились побыстрее занять комнату, что едва ли кто-то разглядел, как выглядел гостиный зал на первом этаже, хотя впоследствии Крикс вспоминал, что на первый взгляд он показался ему мрачноватым — свет снаружи в зал почти не поступал, так что он освещался только бронзовыми светильниками, подвешенными к потолку. Из-за того, что они с Лэром поднялись по лестнице в числе последних, им пришлось идти на самый верх. Одолев — бегом — четыре лестничных пролета, Юлиан нацелился на первую же дверь, но рыжий Миэльвитт, опередив его, схватился за кольцо в двери и, хлопнув створкой перед самым носом Лэра, торжествующе рассмеялся. Юлиан растеряно смотрел, как мимо него в захваченную Мирто комнату проходит невысокий и тщедушный паренек со светлыми, выгоревшими на солнце волосами, и еще один — черноволосый, выглядевший старше всех троих. Крикс тем временем толкнул плечом следующую дверь и крикнул:

— Здесь свободно!

— Здесь везде свободно, — отозвался Мирто, выходя из комнаты. Он беззлобно улыбался, словно призывая Лэра не обижаться на его недавнюю бесцеремонность. — Нам не повезло. Придется каждый день по двадцать раз бегать вверх-вниз по этим лестницам. Хотите, подселяйтесь к нам? Нас пока трое. Я, Рейхан и Лен-Деннор. Афейн, Ликар, выйдите на минутку, — окликнул он, обернувшись в комнату.

— Сколько тебе повторять, не называй меня "Рейхан", — сказал его сосед, протискиваясь мимо Мирто. — Это наш фамильный титул, а не родовое имя…

— Но ведь в списки тебя занесли под этим именем? — ухмыльнулся Миэльвитт.

— Вовсе нет. Ты невнимательно смотрел, — лениво возразил черноволосый. — Если бы ты умел читать, то ты бы знал, что там написано "Афейн Дойн-Фрейвин, князь Рейхан". Вот так-то, Миэльвитт. Если бы тебя вдруг услышали у нас в Равенне, то решили бы, что это говорит какая-нибудь неотесанная деревенщина. Так что, если тебе уж очень хочется звать меня именно Рейханом, добавляй "мой лорд" или хотя бы "князь".

Пока мальчик произносил эту невыносимо-выспренную фразу, Крикс буквально каменел от ужаса при мысли, что ему придется постоянно находиться в обществе таких людей, как этот князь Рейхан. Но под конец своей тирады Афейн вдруг не выдержал и прыснул, а одновременно с ним засмеялись Мирто, Юлиан и третий мальчик, кажется, Ликар. По-видимому, для большинства присутствующих все это было старой, хорошо известной шуткой.

Крикс незаметно перевел дыхание и смущенно улыбнулся. Он заметил, что Афейн И-Что-То-Там-Еще Рейхан разглядывает его с таким же интересом, как и он сам — своих соседей, и даже успел подумать, что, возможно, для других лаконцев он — такая же диковинка, как для него — Рейханский князь. Вот только внешность у него была уж точно не настолько впечатляющей, как у Рейхана. Темноволосый, синеглазый и к тому же с очень светлой, почти не тронутой загаром кожей, Афейн был картинно, вызывающе красив. Даже в полутемном коридоре было видно, что у него правильные, изящные черты лица и словно нарисованные тушью брови и ресницы. Такое лицо даже захочешь — не представишь с синяком на скуле или распухшей губой. В мимике Рейхана и в особенности в том, как он смотрел на собеседников, чуть-чуть откинув голову назад, Криксу померещилась холодноватая надменность (он бы ужасно удивился, если бы ему сказали, что именно так время от времени ведет себя он сам), но в целом внешность у Афейна была скорее располагающая. Во всяком случае, он выглядел гораздо менее самодовольным, чем Дарнторн.

— Да, Мирто прав, перебирайтесь к нам, — сказал Афейн, закончивший разглядывать Крикса и тоже, видимо, успевший прийти к какому-то заключению. — Комната рассчитана на четверых, но это ерунда. Мы можем потесниться.

— Не стоит, — рассудительно заметил Юлиан. — Мы и так соседи, так что заходить друг к другу нам никто не помешает. А пять — очень несчастливое число.

Мирто пробормотал себе под нос что-то о глупых суевериях, но настаивать на своем предложении он больше не пытался. То, что число пять — на редкость неудачное, было известно всем.

В соседней комнате, куда зашли Крикс с Юлианом, кроватей было только три, и сама она казалась меньше из-за скошенного потолка. Зато здесь было не одно, а целых два окна с открытыми — по летнему времени — ставнями, а на стене кто-то изобразил углем драконью голову. По-видимому, живший здесь когда-то выпускник был неплохим художником, потому что рисунок был выполнен умело и с несомненным вдохновением. Кроме этой картинки на оштукатуренной стене кое-где были и другие, не говоря уже о надписях, сделанных тут и там — то в изголовье кровати, то под самым потолком. Помимо лежаков с разложенными на них постелями обстановка состояла из приземистого табурета, таза и кувшина, сундука для одежды и прибитой над ним полки, где стояла забытая кем-то чернильница и лежал толстый слой пыли. Выросшему в Верхнем городе аристократу обстановка, вероятно, показалась бы предельно аскетичной, но Крикс и Юлиан, оглядев свое новое жилище, обменялись торжествующими взглядами. Много позже Крикс узнал, что Дарнторн в своих насмешках над образом жизни каларийской знати был недалек от истины — комната, которую Лэр прежде делил с братом, была хоть и больше этой, но отличалась от нее только старым, потемневшим гобеленом на стене.

Юлиан сделал несколько замечаний, сводившихся к тому, что комната просто отличная (Крикс, разумеется, не возражал), а после этого задумчиво заметил:

— Интересно, кого к нам подселят. Мне бы не хотелось оказаться в одной спальне с кем-то вроде Грейда. Ты его еще не знаешь. Он…

Но после первой фразы Юлиана Криксу было уже не до Грейда.

— Как это "подселят"? — удивился он.

— Сбор закончится еще нескоро, — терпеливо обяснил Лэр — Кто-нибудь всегда опаздывает, а вступительные Испытания начнутся только послезавтра, и… ох, ладно, это долго объяснять. Просто рядом с нами остается еще несколько свободных комнат, а когда места закончатся, кого-нибудь подселят к нам. Сам видишь, у нас лишняя кровать.

Крикс уже считал эту комнату своей, принадлежавшей только ему и Лэру, так что мысль, что здесь появится еще какой-нибудь жилец, показалась ему не особенно приятной. Но сообщить об этом Лэру он не успел. Кто-то ударил кулаком по их двери и крикнул:

— Бросьте вещи и спускайтесь, нас все ждут. И не забудьте свои грамоты!

По голосу Крикс понял, что поторапливал их Мирто Миэльвитт. Побросав свои пожитки, они все втроем сбежали вниз по крутым и узким лестницам их башни — как раз вовремя, чтобы увидеть Льюберта Дарнторна, извинявшегося перед "Мельником".

— Простите, мастер, я… немного задержался, — произнес он сбившимся от бега голосом, останавливаясь в нескольких шагах от мастера Талгвира.

— Ваше имя?

— Льюберт Сервелльд Дарнторн. Я…

— Я знаю, кто вы. Дайте свою грамоту и сядьте. Да! Все остальные — тоже подойдите сюда и положите ваши грамоты на стол.

Льюберт отдал грамоту и начал беспокойно озираться. Выглядело это так, как будто он кого-нибудь искал. Крикс не сомневался, что он знает, кого именно высматривает его недруг. Он дождался, пока Льюберт, наконец, нашел его глазами, и демонстративно помахал ему полученным от Хлорда свитком. Юлиан как в воду глядел, сказав, что Льюберт "взбесится", узнав про грамоту. Если до этой минуты Крикс еще надеялся, что он сможет как-нибудь ужиться с Дарнторном, когда про ссору во дворе все окончательно забудут, то теперь он как-то сразу понял, что Дарнторн отнюдь не собирается с ним "уживаться". Сейчас, когда они оказались друг напротив друга, Льюберт даже побледнел от ярости, и, кажется, только присутствие Наставника могло заставить его молча пройти мимо. Криксу стало здорово не по себе. Он постарался убедить себя, что это ерунда, но все-таки увиденное его здорово смутило. Во взгляде Дарнторна была такая ненависть, какая и не снилось Каттинару с Ленсом.

Не успел он положить перед Талгвиром грамоту и, в свою очередь, отойти от стола, как двери холла распахнулась, и в проеме появилась узкая фигура в черном.

— А вот и ваш Наставник, — с явным облегчением сказал Талгвир, отодвигая грамоты и оборачиваясь навстречу входящему в зал мужчине. — Мастер, вы уже свободны?…

— Да. Благодарю за помощь, мастер Тал. Вы меня очень выручили.

— Мне это ничего не стоило, поверьте. Вам еще что-нибудь нужно?

— Нет, дальше я сам.

Хлорд подошел к столу и выстро пробежал глазами грамоты, одновременно отвечая мастеру Талгвиру. Он непринужденно улыбался, но Криксу все равно показалось, что он устал и чем-то озабочен, хотя заставляет себя вести себя так, как будто ничего особенного не произошло. Наверное, Талгвир тоже заметил что-нибудь подобное, поскольку, сообщив, что будет наверху, он напоследок тихо попросил "Зайди ко мне, когда закончишь". Кроме Крикса, оказавшегося ближе всех к столу, никто, скорее всего, даже не услышал этой реплики. Из этого новоявленный лаконец сделал вывод, что, во-первых, Наставники в Академии соблюдают церемонный этикет только в присутствии своих учеников, зато наедине друг с другом разговаривают запросто, на "ты". А во-вторых, у Хлорда в самом деле были какие-то неприятности, и Талгвир о них прекрасно знал.

— Так, все грамоты на месте, — сказал Хлорд, окидывая взглядом всех присутствующих. — С большинством из вас я уже так или иначе познакомился, так что, думаю, проводить перекличку мы не будем. Для тех, кто приехал позже остальных, представлюсь еще раз. Я мастер Хлорд, наставник вашего отряда. По любым вопросам можете обращаться непосредственно ко мне. Однако сразу должен вас предупредить, что по правилам Академии каждый ученик Лакона обязан подчиняться не только своему Наставнику, но и вообще любому из здешних мастеров. С большинством правил я вас ознакомлю после, а пока что вам достаточно знать следующее: первогодкам запрещено покидать Лакон без разрешения наставника; запрещено иметь оружие, кроме учебного — его вам выдадут позднее. Всем ученикам без исключения запрещено играть на деньги, проносить в Лакон вино или устраивать здесь драки. Бывать в Нижнем городе ученикам не запрещается, но за поход в Алую гавань после первого предупреждения следует исключение из Академии. Старшие ученики нередко нарушают эти правила и будут подбивать вас следовать их примеру. Очень советую вам этого не делать. То, что сойдет с рук ученику пятого или шестого энгильда, сочтут непростительным, если виновником окажется кто-то из вас. Дальше. Вступительные Испытания, которые начнутся послезавтра, обсуждать заранее не принято. Но если кто-нибудь из старших станет намекать, что вас ожидает что-нибудь ужасно сложное или же вообще опасное для жизни — не принимайте близко к сердцу. Здесь считается забавным запугать кого-нибудь из новичков. Да, и кстати. Если ночью вы услышите из коридоров вой и замогильные стоны, то почти наверняка это будут не фэйры и не выжлецы, а ваши старшие товарищи. Так что любой фигуре в белом саване, которая посреди ночи окажется в вашей спальне и попробует вас разбудить, можете без стеснения дать в глаз. Я разрешаю.

Когда ученики с готовностью рассмеялись, мастер чуть заметно поморщился. Голова, начавшая болеть еще в скриптории, никак не желала проходить.

Хлорд поднял глаза к потолку, стараясь вспомнить, обо всем ли он успел упомянуть. Но больше ничего не вспоминалось, а подсказок на беленом потолке, естественно, не обнаружилось.

"Видимо, придется сходить в лазарет. Вот интересно, сколько мастеров в первый же день приходят за настойкой горечавки?… А потом к Талгвиру. Трудный день" — вяло подумал мастер и закончил:

— С правилами пока все. Теперь вас нужно привести в порядок, чтобы вы выглядели так, как полагается ученикам Лакона.

— Мы должны переодеться? — высказал предположение кто-то за спиной у Крикса.

— Да, и это тоже. А пока пойдемте.

Тот же голос беспокойно уточнил:

— А как же наши вещи?…

— Ты о том, что двери здесь не запираются? — негромко хмыкнул Хлорд. — Об этом можете не беспокоиться. В Лаконе нет и не было воров.


…Проснулся Крикс довольно рано, но, увидев над собой покатый потолок их комнаты, почувствовал себя таким счастливым, что сонливость как рукой сняло. "Столица. Мэтр Пенф. Лакон. Рейнсторн. — Мысли выстреливали, как стручки разрыв-травы. — Все верно, я сейчас в Лаконе!"

Крикс тихонько рассмеялся и сейчас же покосился на соседа — неужели разбудил?…

Но нет. Лэр безмятежно спал, раскинувшись на узком лежаке и сбросив одеяло. Во сне он положил ладонь под щеку, как обычно делали Близнецы, и чуть приоткрыл рот. Крикс улыбнулся и, стараясь не шуметь, поднялся, натянул рубашку и так же неслышно выскользнул из комнаты.

Через главную залу их башни Крикс прошел легким, пружинистым шагом, наслаждаясь ощущением переполняющей его энергии и ловкости. Хотелось выглядеть и вести себя так, чтобы соответствовать своему новому положению. И новому костюму.

Со вчерашнего дня Крикс изменился до неузнаваемости. Впрочем, не он один. Всех новичков заставили тщательно вымыться и выдали им новую одежду, состоявшую, как и у всех лаконцев, из светло-серой рубашки, более темной туники и черных штанов. Были еще невысокие, удивительно мягкие сапожки и широкий кожаный пояс с металлическими кольцами. В деревне Крикс привык или купаться в озере, или споласкиваться в деревянной лохани с чуть теплой водой, которая к тому же предназначалась для всех сразу — Вали мылся первым, потом нужно было выкупать обоих Близнецов, а к концу этой процедуры половина воды из лохани оказывалась на полу и на одежде Безымянного. Он даже не представлял, что мыться можно как-нибудь иначе. Банное помещение Лакона, резервуары с горячей водой, от которых шел пар, и несколько бассейнов, обложенных по краю разноцветной плиткой, повергли его в такое изумление, что, вертя головой в разные стороны, он едва не рухнул в воду, поскользнувшись на предательски скользком мраморном полу. Остальные не обращали на окружающую роскошь никакого внимания, как будто мягкие полотенца, льющаяся из драконьих пастей теплая вода и ароматические масла были чем-то само собой разумеющимся. Не желая выглядеть глупой деревенщиной, Крикс тоже принял равнодушный вид и принялся торопливо отмываться от дорожной пыли и набившегося в волосы песка. Полученные в драке ссадины горели, как обваренные кипятком, но настроения это ничуть не портило.

Натянув на себя серую лаконскую одежду, Крикс почувствовал себя до неприличия счастливым. Льюберт, избегавший даже смотреть на него после столкновения в их башне, переодевался чуть поодаль, причем надо было видеть, с каким брезгливым видом Дарнторн надевает на себя полученные вещи. Каждую из них он брал двумя пальцами, как будто опасаясь запачкать руки, и демонстративно морщил нос, просовывая голову в ворот рубашки. "Сноб несчастный!" — буркнул Лэр, нагнувшись к уху Крикса. Тот кивнул. В глубине души он не сомневался, что Дарнторну претит сама мысль быть одетым точно так же, как десятки других учеников. К тому же по сравнению с костюмом, в котором он впервые появился во дворе, лаконская одежда выглядела бедной и невзрачной.

На этом процесс их преображения еще не завершился, потому что всех их отвели наверх и там подстригли волосы. Юлиан пояснил, что длинные распущенные волосы, подвязанные тесьмой или забранные сзади в хвост, обычно носят странствующие рыцари или оруженосцы, ожидающие Посвящения, а здесь, в Лаконе, подобную прическу себе могут позволить только самые старшие ученики накануне выпуска. Похоже, Лэр был этим недоволен, но на сей раз Крикс его не поддержал. Рыцари Ордена — по крайней мере, Ирем и Эрлано — тоже стриглись коротко, а он совсем не прочь был чем-то походить на них.

После стрижки Крикс придирчиво взглянул на собственное отражение в отполированном металлическом блюде, которые лаконцы передавали друг другу вместо зеркала. Отразившееся в нем лицо с падавшими на лоб прядями темных волос было как будто бы знакомым, но все остальное показалось непривычным и чужим. К тому же собственная голова без гривы спутанных волос казалась ему необычно легкой. Обычно Фила обрезала ему волосы, когда они отрастали ниже плеч или слишком сильно лезли в глаза. Но ходить вот так, с открытой шеей, ему еще никогда не приходилось. Сквозняк, долетавший из окна, приятно холодил затылок. Крикс поискал глазами Юлиана и едва узнал его в мальчишке, потянувшим руку за импровизированным "зеркалом". Солнце светило сквозь окно как раз на Лэра, так что его волосы казались клубком спутанных золотистых нитей. Калариец недовольно щурился. Он постоянно запускал пальцы в волосы и уже успел привести свою прическу в полный беспорядок. Посмотревшись в блюдо, он пожаловался, что ему неловко в новой неразношенной одежде, которая к тому же велика и слишком уж просторна в вороте. Крикс предложил закатать или даже обрезать рукава, которые почти у всех учеников оказались слишком широкими и длинными, а сам потуже затянул свой пояс и решил, что выглядит достаточно внушительно.

Это ощущение не покидало весь остаток дня до самого отбоя, а сейчас, когда он стремительно шел наугад по тропинкам парка, оно вернулось с новой силой. Хотелось выкрикнуть что-нибудь радостное и бессмысленное или пробежаться до ограды. Но, пожалуй, это было несолидно.

— Доброе утро, — прозвучало за спиной.

Крикс обернулся и увидел старшего ученика, стоявшего под яблоней. Секундой раньше незнакомец шарил в траве, а сейчас он разогнулся и смотрел на Крикса.

— Доброе, — ответил тот, пытаясь сообразить, не нарушил ли он какое-нибудь правило — иначе для чего бы этот старший к нему обратился? А еще Крикс обратил внимание, что у незнакомого мальчика волосы были длинными, почти до плеч, как будто бы бросая вызов обязательной для всех лаконцев стрижке.

— Хочешь яблоко?… — спросил лаконец совершенно неожиданно, и, не дожидаясь ответа, бросил что-то прямо ему в руки. — Лови!

Крикс машинально схватил брошенный предмет, который действительно оказался небольшим красно-зеленым яблоком. Лаконец тем временем высмотрел второе и, подняв его с земли, небрежно вытер краем своей туники.

— Попробуй, они вкусные, — посоветовал его странный собеседник, с хрустом откусывая почти половину своего.

Крикс последовал его примеру и понял, что яблоко действительно отличное — сочное и очень сладкое, разве что чуть-чуть побившееся при падении.

— Спасибо, — сказал Крикс. — Ты из отряда мастера Талгвира?

— Нет, — охотно отозвался старший. — Я из энгильда Вардоса, живу в Восточной башне.

— Где? — не понял Крикс. Накануне мастер перечислил им названия всех помещений Академии, но такой башни Крикс не помнил.

Страший терпеливо пояснил:

— В Восточной баше. Рейнсторн — Западная башня, Легрин — Южная, Аркмор — Восточная, а Свейсборг — Северная. В нашей башне, кроме нас, еще седьмой энгильд, у них наставник — Элпин. А я Дарл. По спискам — Димар Арклесс.

Старший улыбался. Крикс уже собрался было представиться в ответ, но тут собеседник его порядком удивил, добавив:

— А ты, наверное, и есть тот самый Крикс. Один из представителей династии дан-Энриксов, о которых ничего не знает Император.

Мальчик удивленно посмотрел на собеседника.

— Ты знаешь, как меня зовут?

— Подумаешь, загадка, — усмехнулся паренек. — Со вчерашнего дня вся Академия только и обсуждает вашу драку с Льюбертом. Если хочешь знать, сейчас ты самый популярный человек во всем Лаконе. Всем смертельно любопытно, кто ты и откуда взялся. Делаются самые невероятные предположения. Вчера наши до полуночи травили байки о твоем происхождении.

Вспомнив о Далланисе, Крикс счел за лучшее не уточнять, какие именно, а вместо этого спросил:

— Ну и как ты понял, что это именно я? У меня что, на лбу это написано?

— Почти угадал, — одобрил старший. — У тебя все лицо в синяках. Кроме того, энонийца, даже полукровку, опознать не так уж сложно.

— Я не полукровка, — протестующе заметил Крикс. В этом слове было что-то неприятное. Оно звучало почти так же гадко, как "бастард".

Димар пожал плечами.

— Ты не чистокровный энониец, это точно. У них волосы прямые, а у тебя они немного вьются. И глаза куда светлее — для южан это большая редкость.

— Может быть. Не знаю. Я только однажды видел энонийцев, еще дома, когда жил у нас в дере…

Крикс прикусил себе язык, краснея от досады на свою болтливость, но было уже поздно.

— Одним словом, в Чернолесье, — коротко закончил он.

Он с трудом заставил себя не отводить глаза и выдержать прямой и пристальный взгляд Дарла. "Ну и пусть, — думал он с ожесточением, не очень понимая, к чему относилась эта мысль — к нему самому, его происхождению или к снобизму обитателей Лакона. — И пусть, и пусть…"

Молчание затягивалось.

— Хочешь совет? — спросил Димар внезапно. — Если ты покажешь остальным ученикам, что тебе неприятно слышать о своем происхождении, то тем самым дашь Дарнторну и его друзьям отличный повод изводить себя. Со временем ты обязательно поймешь, что твое происхождение и то, где ты жил раньше, не решают ничего.

— Что?.. — удивился Крикс.

— Ну да. А если кто-то говорил тебе совсем другое — он дурак. Здесь, в Лаконе, тебе простят все что угодно, кроме слабости. Если ты докажешь, что способен противостоять чужим нападкам — у тебя быстро появятся друзья и даже почитатели. Но если ты позволишь Льюберту себя травить, то от тебя все отвернутся. Так всегда бывает. Ты должен решить, чего ты хочешь.

— Я хочу, чтобы меня оставили в покое, — решительно ответил Крикс. — Мне совсем не хочется все время ссориться с Дарнторном. Неужели он не может просто от меня отстать?…

— А раньше тебя никогда не изводили люди, которым ты ничего не сделал?… — спросил Дарл, и Крикс запнулся, вспомнив Каттинара и его дружков.

Димар правильно истолковал его молчание и криво улыбнулся.

— Кажется, я попал в точку, да?… Тот, кто ведет себя так, как ты вчера, всегда кого-то раздражает. Но если ты будешь пытаться обходить Дарнторна стороной, ты только подогреешь этим его мстительность. Сейчас не время быть тихоней. Если сразу не покажешь всем, что ты готов дать сдачи, то останешься изгоем и мишенью для насмешек до конца учебы.

Димар говорил это так просто и естественно, как будто они обсуждали время завтрака. Но, может быть, именно поэтому Крикс ему поверил — сразу и безоговорочно.

— И что, по-твоему, я должен делать? — спросил он, сцепив руки за спиной в замок.

— Ну, кое-что ты уже сделал. Далеко не всем нравится Льюберт Дарнторн и его манера смешивать менее знатных и влиятельных лаконцев с грязью. Но у Льюберта в распоряжении всегда не меньше дюжины друзей, вассалов или просто лизоблюдов, а кроме того, его дядя — первый человек в Адели после Императора, так что никому и в голову не приходило всерьез задеть Дарнторна. Если так подумать, лучшего начала для учебы в Академии, чем ваша ссора во дворе, нельзя себе представить. После вашей драки ты стал героем для всех, кого манеры Дарнторна и раньше выводили из себя. Продолжай в том же духе, и через некоторое время друзей у тебя будет ничуть не меньше, чем у Льюберта. Заставь других поверить в то, что ты никого и ничего здесь не боишься, даже если на самом деле это далеко не так. И будь по-самоуверенее. Твоя пригласительная грамота ничем не хуже, чем у остальных. И у тебя особенное имя. Даже на то, что ты простолюдин, можно взглянуть совсем иначе. Человек незнатного происхождения, который принят в Академию! Впервые за последние сто лет!.. Ты можешь мне поверить: если ты покажешь, что гордишься этим, то другие тоже будут видеть в этом повод для гордости, а не для насмешек. Ясно?…

— Да.

Послушав Дарла, он действительно увидел свое положение совсем иначе, чем когда раздумывал о нем вчера. Советы старшего ученика казались очень здравыми. Он даже удивился, что подросток, бывший всего на три или четыре года старше его самого, сразу же понял то, до чего он бы еще долго не додумался.

— Мне кажется, ты очень умный, — искренне заметил Крикс. — Но… ты не обидишься, если я кое о чем тебя спрошу?

— Конечно, спрашивай, — Димар отбросил в сторону огрызок. Кажется, он был польщен отзывом о своем уме, во всяком случае, несмотря на все его старание остаться серьезным, его губы все заметнее растягивала довольная улыбка.

— Если ты так откровенно одобряешь то, что я поссорился с Дарнторном… даже говоришь, что это лучшее начало для учебы в Академии и вообще возможность стать героем дня, то почему ты сам не сделал этого еще гораздо раньше?

Крикс боялся, что Димар смутится или разозлится, выслушав его вопрос, но вышло наоборот. Дослушав его, старший вдруг расхохотался, запрокинув голову. Крикс почувствовал себя неловко — может, сам того не зная, он сказал какую-нибудь глупость?…

— Молодец, "дан-Энрикс"!.. Я бы тоже поинтересовался, с какой стати человек, который сам не лезет на рожон, дает кому-нибудь подобные советы, — продолжал Димар уже вполне серьезно. — Но тут дело не в Дарнторне, а во мне. Я бы никогда не стал с ним ссориться — не потому, что я его боюсь, а потому, что мне совсем некстати быть "героем дня". Тебя вот приняли в Лакон из-за того, что ты привлек к себе всеобщее внимание, а я, напротив, оказался здесь благодаря своей способности остаться незаметным.

— Как это? — не понял Крикс.

— Как-нибудь расскажу… возможно. Кстати, наши общие друзья, Дарнторн и его свита, тоже никогда ко мне не лезли, хотя я, по их понятиям, такой же выскочка, как Лэр, и даже хуже — во всем Вечном городе вряд ли найдется кто-нибудь кто слышал об Арклессах. Для Дарнторна и его компании это веская причина, чтобы не давать кому-нибудь прохода. Но я сразу показал им, что для них же лучше будет делать вид, что они меня не замечают.

— А ты можешь научить меня, как это сделать? — загорелся Крикс.

— Тебе, пожалуй, это не поможет, — рассмеялся Дарл. — Я же все-таки не бил Дарнторну морду на глазах всего Лакона. Думаю, что он теперь тебя смертельно ненавидит.

— Вот еще! Он первый меня оскорбил!

— Какая разница?.. — развел руками старший. И вздохнул — Ты, видимо, еще не понял, кто такой Дарнторн. Скажи-ка, что ты вообще про него знаешь?

— Ну… он племянник знатного вельможи.

— Нет. В первую очередь он сын мятежника. Ты должен знать, что род Дарнторнов вообще не отличался безупречной верностью престолу. Дед Льюберта, Аракс Дарнторн, нарушал законы о работорговле, вел дела с работорговцами из Внутриморья, и на этом, говорят, неслыханно обогатился. В Торне во времена его правления вообще не действовали имперские знаконы, потому что Аракс управлял делами так, как считал нужным, а характер у него всегда был нетерпимый и крутой. Ты прочтешь об этом, когда вы начнете проходить историю. На престоле тогда была бабка нынешнего Императора, королева Олетта, и Дарнторн много лет безнаказанно игнорировал все приказы явиться в столицу на Совет и ответить по предъявленным ему обвинениям. Ему повезло; он умер незадолго до того, как Наорикс Воитель ввел войска в его феод. Потом его наследник, лорд Сервелльд Аракс Дарнторн, посчитал, что с ним обошлись несправедливо, хотя ему оставили его земельные владения и титул. Пока его брат хитрил в Совете, лорд Сервелльд подбивал баронов к мятежу, и совместными усилиями им удалось взбаламутить несколько провинций. Валларикс был недавно коронован, и они рассчитывали устранить его, а лорда Бейнора сделать регентом при малолетней дочери правителя. По другой версии, они хотели, чтобы Легелионом управлял не Император, а Совет, первое кресло в котором получил бы Сервелльд Дарнторн.

— А как было на самом деле?

— Да помилуй, Крикс, откуда же я знаю! — удивился Дарл — Я же в их заговоре не участвовал, а они, когда попали в Адельстан, начали наговаривать друг на друга, кто во что горазд. Одни кричали, что Дарнторн подбил их на измену, чтобы получить корону, а другие все валили на Совет — дескать, лорд Бейнор все прекрасно знал и сам снабжал мятежников деньгами. Чтобы обелить себя от этих обвинений, Совет вынес главарям мятежников смертельный приговор.

— Это Бейнор что, приговорил к казни собственного брата?!

— Не совсем. Лорд Бейнор воздержался, сославшись на близкое родство с одним из заговорщиков. Но он ничего не возразил. Наверное, боялся, что любое его заступничество истолкуют как подтверждение его участие в заговоре.

— И Дарнторна всет-таки казнили?… — спросил Крикс. В эту минуту ему было очень жалко Льюберта, и их ссора показалась вдруг какой-то мелкой, совершенно незначительной.

— Нет, не казнили — возразил Димар. — Он был помилован Валлариксом, но приговорен к изгнанию и лишению родового имени. Приговор был зачитан перед Адельстаном, на площади Четрых дворцов. Главарям восстания срезали рыцарские шпоры и обрили головы. Некоторые считают, что смерть предпочтительнее, чем такой позор, но я думаю… да нет, уверен, что лорд Сервелльд не настолько романтичен. Он уже тогда считал себя несправедливо униженным и думал, как бы отомстить династии дан-Энриксов. После этого он поселился где-то на окраине Империи и, по слухам, продолжает строить заговоры. А главой рода Дарнторнов стал лорд Бейнор. Говорят, в день казни он нарочно взял на площадь Льюберта — во-первых, чтобы лишний раз доказать свою лояльность трону и отмежеваться от мятежников, а во-вторых, чтобы показать племяннику, как "обесчестили" его отца. Не хотел бы я быть на месте Льюберта Дарнторна. Дядюшка все время таскает его с собой во дворец и разыгрывает там вернейшего слугу престола, но при этом без конца подзуживает племянника пойти по стопам отца.

— Откуда ты все это знаешь?…

Димар только отмахнулся.

— Любой, кто проживет в столице пару лет, будет знать не меньше, если окажется достаточно догадливым и наблюдательным. Но речь сейчас не о моих предположениях. Я просто хотел сказать тебе, что Льюберт ненавидит всех и вся. Он точно так же, как его отец, никогда не станет винить в своих неприятностях себя. Ну, например: Лорд Сервелльд понимал, что за их заговор и за попытку лишить жизни Императора их всех должны были казнить. Круг Лордов так старательно заискивал перед правителем, что единогласно вынес им смертный приговор. И если бы не Валларикс, Дарнторн бы кончил жизнь на плахе. Ну и что?… Это ни не секунду не помешало ему возненавидеть Валларикса, увидев в нем источник всех своих потерь и неудач. Он мог бы править Торном, быть таким же влиятельным и богатым человеком, как его брат, и сам воспитывать своего сына — но, конечно, именно Валларикс и его сторонники виноваты в том, что вместо этого он оказался обесчещен и отправился в изгнание. Так Дарнторны понимают "справедливость". Так что не рассчитывай, что Льюберт осознает, что он был неправ, когда затеял с тобой ссору. Для него во всем случившимся есть только один виновник — ты. Кроме того, он мстителен, злопамятен и исключительно самолюбив. Для человека, постоянно унижающего окружающих, это немного странно, но Дарнторн действительно приходит в ярость, если его самолюбие задето хоть на волос. Советую тебе этим воспользоваться… Эй, чего ты загрустил? Не бойся, он тебя не съест. Если ты будешь…

— Нет, я не об этом. Я… задумался.

— Задумался? О чем же?

— Знаешь, когда мы поссорились, я правда ничего не знал. Мне жаль…

— Дарнторна?!

— Да. Представь, каково ему было, когда ему пришлось смотреть, что делают с его отцом?…

— Его отец — преступник, — мрачно сказал Дарл. — Ему еще очень повезло, что его не казнили.

— Да, конечно. Но причем тут Льюберт? Он, наверное, его любил.

Димар насмешливо скривился:

— Ну да, конечно… это все меняет. В самом деле, отчего не посочувствовать Дарнторну?… Пусть и дальше вытирает ноги обо всех, кто подвернется под руку. Ну вот хотя бы об тебя или об Лэра. Он же ведь такой несчастный! Ему можно!

— Нет. Я этого не говорил, — Крикс засунул руки глубоко в карманы и сосредоточенно нахмурился. — Я… Ну, разумеется, я не позволю Льюберту и дальше оскорблять меня. Если придется, я даже готов опять с ним драться. Просто мне бы не хотелось… а, неважно!

— Важно, — веско сказал Дарл. — Очень даже важно. Ты пойми, "дан-Энрикс", даже если Льюберт и не виноват в том, что он стал таким, какой он есть, ни Хлорду, ни, тем более, тебе, его не изменить.

— Погоди… Причем тут Хлорд?

— Да так… Я тут подслушал разговор Наставников. Ваш мастер Хлорд, похоже, очень добрый человек. Но совершенно не практичный. Судя по его словам, он думает, что дисциплина и учеба в Академии изменит Льюберта в лучшую сторону… Как он рассчитывает повлиять на Льюберта, если тот и дальше будет жить у дядюшки, ума не приложу. И вообще — не верю, что у Хлорда что-нибудь получится. Но это его дело. А тебе я не советую великодушничать. Имей в виду, что тебе и твоему другу-каларийцу придется иметь дело не с несчастным мальчиком, который мучается из-за своего отца, а с тем Дарнторном, который вчера уже показал себя во всей красе. И помимо всего прочего, я очень не советую тебе показывать ему, что ты что-нибудь знаешь о его слабостях. Если он поймет, что ты его жалеешь, то возненавидит тебя еще больше — хотя кажется, что больше уже некуда.

— А я очень рад, что Хлорд решил заняться этим делом, — сказал Крикс задумчиво. — Ты прав, он, кажется, очень хороший человек.

Димар посмотрел на него и внезапно рассмеялся.

— Знаешь что, "дан-Энрикс"?… Ты, по-моему, неисправим!

Крикс озадаченно нахмурился, но, приглядевшись к лицу собеседника подумал, что, возможно, это следует принять, как комплимент.

В этот момент раздался звук, которого он раньше никогда не слышал. Крикс едва не подскочил от неожиданности, но Димар успокоительно заметил:

— Ничего, это лаконский колокол. В праздники или в те дни, когда проходит сбор, подъема не бывает, а звонят, когда уже пора идти на завтрак. Ты уже бывал в столовой?…

— Нет, мы ужинали в своей башне.

— Ну тогда пошли, я тебя провожу.

— А Лэр?

— Всех первогодков отведет наставник. Если побежишь назад в Рейнсторн, то можешь не успеть и разминуться с ними. Не волнуйся, никуда твой Лэр не денется. У каждого отряда свой отдельный стол, так что ты его обязательно увидишь.

— Хорошо, пошли. А как тут кормят?

— Когда как. Но в целом — преотвратно. Вино разбавляют так, что видно дно бокала, пива вообще не подают, а здешняя еда — если ее так можно называть — гораздо хуже, чем в любом трактире, не говоря уже о том, что подают на стол в приличном доме. Ни голубиного паштета, ни мидий под соусом, ни хрустящих свиных ушек, ни даже завалящего фаршированного кролика. То, что они тут называют "завтраком", на самом деле просто способ испоганить себе настроение с утра пораньше. Вот увидишь, там будет какая-нибудь каша, сыр, творог или, не приведи Создатель, чечевичная похлебка. Правда, иногда бывают пирожки, — вздохнул Димар. — Это еще куда ни шло. Еще советую попробовать оремис. Говорят, в Лаконе делают лучший оремис в Вечном городе. Но куда ему до "Пурпурного сердца"! Даже "Золотой восход", если его не разбавлять, и то гораздо лучше. Так что, повторяю, стол тут просто нищенский.

Как и в случае с Рейханом, Крикс не сразу понял, что его разыгрывают. А поняв, всерьез задумался, как долго ему еще придется привыкать к нравам обитателей Лакона.


V


Стол, где еще вчера громоздились пузатые бутылки и массивные подсвечники с причудливо оплывшим воском, сегодня утром был девственно чист и имел исключительно рабочий вид. Как и полагается столу, на который отродясь не проливали белое ландорское… и под которым никогда не спали.

Всего-то и нужно было — протереть столешницу и отскрести ножом застывший воск.

Мессер Галларн, он же — бессменный принцепс Ордена, в настоящую минуту сидевший за этим столом, дорого бы дал за то, чтобы навести порядок в своей голове с утра пораньше оказалось так же просто.

Ирем занял свое место за столом, старательно изображая, что не замечает состояния своего подчиненного. Галларн отлично знал, что он моложе коадъютора почти на десять лет — но, если бы в эту минуту в комнате присутствовал кто-нибудь посторонний, он бы решил, что дело обстоит как раз наоборот. Лицо принцепса заметно припухло и при дневном свете, надо полагать, смотрелось еще непригляднее, чем при свечах. А калариец выглядел усталым, но — и только.

"А ведь пил, скотина, больше всех" — подумал про себя Галларн, с невольным уважением скосив глаза на коадъютора. А вслух осведомился:

— Приказать подать вам завтрак?

— Нет. Доклад о положении дел в городе, как я заметил, куда лучше слушать на пустой желудок, — заявил лорд Ирем своему помощнику, вытягивая ноги и полуприкрыв глаза.

Галларн не возражал. У него самого после вчерашнего мысль о еде способна была вызвать только тошноту.

С трудом сдержав желание демонстративно помассировать виски, он разложил бумаги на столе и стал перечислять:

— Отчет старшего ординария из Адельстана, два убийства в Алой Гавани, жалоба на городского скрибу…

— На предмет?…

— Самоуправства. Поступила вчера днем от гильдии виноторговцев.

— Отложи, я посмотрю.

— Хорошо. Тут, кстати, на него еще один донос. Довольно омерзительный по содержанию.

— С подписью? — в голосе Ирема появилось что-то вроде любопытства.

— Нет, конечно. Анонимный.

— Дай сюда…

Не открывая глаз, Ирем требовательно протянул руку, и, когда ничего не подозревающий Галларн вложил в нее листок с доносом, скомкал его и безошибочно точным движением отправил в камин.

— Вы бы хоть посмотрели для начала, — упрекнул Галларн, поморщившись. В висках стучало все сильнее.

До чего паршиво!.. Даже удивительно. Если сравнить с тем, что будущий принцепс когда-то вытворял с друзьями в Академии, вчера они не так уж много пили.

— Прочитали бы сначала, говорю, — зачем-то повторил он, глядя, как останки анонимного доноса корчатся на не успевших полностью остыть углях.

— Вот еще, — лениво процедил лорд Ирем. — Дальше?

— Дальше… хм… одна бумага из Лакона. Подписано Советом Мастеров. Что-то на редкость несуразное… Мол, они считают себя обязанными поставить нас в известность о мальчишке, называющем себя…

"Крикс. Объявился, наконец" — подумал Ирем с облегчением, на несколько секунд переставая слышать размеренный голос докладчика. С тех пор, как Рам Ашад не обнаружил мальчика в "Золотой яблоне", а хозяин постоялого двора оказался не в состоянии пролить свет на то, куда он подевался, Ирем плюнул на секретность и снабдил приметами мальчишки городскую стражу, благо внешность у сбежавшего приемыша была достаточно незаурядная, и можно было не бояться, что к нему начнут тащить всех беспризорников и побирушек без разбора. Ну, вот парень и нашелся. Хотя и не так, как представлял себе лорд Ирем. Ну а что вообще в последние недели было "так"?

И только после этого до него дошел весь смысл слов Галларна.

— Говоришь, бумага из _Лакона_?

— Да. Я так понял, этот мальчик сейчас там. В письме сказано, что мастер… — Галларн сверился с бумагой. — Мастер Хлорд внес его в списки своего отряда.

— По какой причине?… — резко спрсил Ирем. — Не написано?…

— Нет… — докладчик явно не ожидал подобного вопроса и сейчас заметно растерялся.

В самом деле, разве это было важно?…

— Обнаглели, — мрачно сказал рыцарь. — Сами уже все решили, да еще и пишут в Орден — просто для проформы. Ставят перед фактом, так сказать.

— Простите, мессер Ирем, я не очень понимаю… Вы считаете, они должны были дождаться нашего согласия? — спросил Галларн.

— Я не считаю. Я в этом уверен. Дураку понятно, что появление в столице человека с таким именем может иметь очень неприятные последствия. Даже если он еще ребенок. Пойдут слухи… крайне неудобные для правящей династии.

— Фэйры!.. — выдохнул Галларн. — Вы правы. Я об этом не подумал…

— Ладно, дальше. С мастерами из Лакона я поговорю потом. Давай по-быстрому, что там еще?

— Отчет по Семнадцати гаваням. Баланс торговых пошлин за последнюю неделю. Цифры зачитать?…

— Спасибо, нет. Давай-ка, в виде исключения, сегодня обойдемся без подробностей?… Голова и так раскалывается, — сообщил лорд Ирем доверительно, как будто намекая этим задушевным тоном, что сейчас он говорит с Галларном не как глава Ордена и его непосредственный начальник, а исключительно как старый друг. И как вчерашний собутыльник.

"Издевается, собака" — второй раз за разговор подумал про себя Галларн все с тем же непонятным чувством — то ли восхищением, то ли досадой. Ничего у светлейшего коадъютора не болело, и глаза из-под лицемерно опущенных век поблескивали точно так же, как всегда. Хотя им полагалось бы сейчас быть тусклыми после завершившейся далеко за полночь попойки. Особенно если учесть, что, пока его собутыльники пытались хоть немного отоспаться, Ирем, как мальчишка, потащился на ночной обход.

Ну что там интересного? — тоскливо удивился про себя Галларн. Ведь каждый день одно и то же. Новичков зеленых туда посылать, кто без году неделя в Ордене — еще куда ни шло, но чтобы самому, да после двенадцати бутылок белого на четверых… Впрочем, возможно, именно благодаря ночной прогулке Ирем сейчас и выглядел посвежевшим и бодрым, в то время как Галларн никак не мог отделаться от сухости во рту и неприятного тумана в голове.

— Тогда, пожалуй, это все, — сказал он с облегчением, поскольку остальные новости в его бумагах были не такими уж значительными, чтобы беспокоить ими мучавшегося несуществующим похмельем коадъютора. — Да, вот еще: мессер Эрлано, прибывший в Адель сегодня утром, ожидает ваших распоряжений в приемной.

— Эрлано?… — оживился Ирем. — Ну, и как он?

Галларн не удивился — хотя поначалу долго привыкал к тому, что Ирем всерьез проявлял заботу о мальчишке, которого он взял к себе в оруженосцы. Такой способности в насмешливом и холодном каларийце Галларн предполагать никак не мог, хотя… возился же он с дочерью Валларикса?…

— Вымотан, по-моему. Во всяком случае, когда я оставлял его в приемной, он сидел и клевал носом. Но уходить ни в какую не хотел. Решил дождаться вас во что бы то ни стало.

— Распоряжений, значит, дожидается… — задумчиво повторил калариец. — Хорошо, передай ему мое распоряжение — пусть идет домой и хорошенько отоспится. И не попадается мне на глаза до завт… ну ладно, так и быть, хотя бы до сегодняшнего вечера.

Галларн взглянул на друга с осуждением.

— Зачем ты так?… Он же обидится.

— На что?..

— Что ты с ним… как с ребенком. Он же просто хочет быть полезным.

— Вот и я хочу, чтобы он мог быть мне полезен. То есть не шатался от усталости и мог соображать… если не хорошо, так хоть не хуже, чем обычно.

Галларн знал Ирема слишком давно — и слишком хорошо — чтобы пытаться читать коадъютору нотации. Но все-таки не удержался и сказал:

— Вот интересно, что бы ты в свое время сделал с тем, что стал бы говорить такое — о тебе?

— Убил бы, — подкупающе открыто улыбнулся калариец. — Все, иди, Галларн. А я пока займусь прошением от гильдии виноторговцев.


* * *


Впоследствии Крикс сам не очень понимал, как вышло, что он в первое же утро пребывания в Лаконе нарушил правило, согласно которому новички могли выйти в город только с разрешения Наставника. Наверное, задай ему кто-то вопрос, зачем он это сделал, он бы не нашелся, что ответить, кроме неизбежного "Так получилось".

Так уж получилось, что в большом и светлом зале, исполнявшем в Академии роль трапезной, не оказалось Юлиана Лэра. Вид накрытых столов заставил Крикса вспомнить, что он очень голоден — недавно съеденное яблоко его нисколько не насытило, а только растравило аппетит. Но, несмотря на то, что он бы с удовольствием попробовал все блюда, выставленные на стол, получить удовольствие от завтрака без Лэра почему-то оказалось очень сложно. Очень хотелось поделиться с кем-то впечатлениями от разговора с Дарлом и особенно — от новых, совершенно поразивших его сведений о Дарнторне. В глубине души Крикс даже радовался, что Льюберт сейчас завтракает дома, в особняке лорда Бейнора Аракса Дарнторна. Если бы им пришлось сидеть за одним столом, Крикс не нашелся бы, как теперь себя с ним вести. Так же враждебно и с подчеркнуто-презрительно, как относился к нему сам Дарнторн и как предполагала их вчерашняя ссора? Кажется, именно это посоветовал ему Димар. Но Крикс не был уверен, что он справится. Теперь, когда он знал о Льюберте гораздо больше, чем вчера, образ Дарнторна, такой ясный всего несколько часов назад, как будто раздвоился, стал тревожно-неопределенным.

Ловкий наездник, перемахнувший через изгородь в перекрестье полусотни восхищенных взглядов. Сволочь, беззастенчиво измывавшаяся на глазах своих дружков над Лэром и над ним самим. Мальчик, которого заставили смотреть на казнь отца — и наплевать, что лорда Сервелльда тогда не обезглавили, дело совсем не в этом… А еще — племянник лорда Бейнора — скользкого типа, не решившегося заступиться за родного брата. Первый противник, которого он сам бил так, как будто бы хотел убить. А ведь хотел. Действительно почти хотел. А потом Дарнторн долго и со вкусом разбивал ему лицо, когда уже считал, что Крикс не в состоянии ответить. Смог бы Крикс на его месте так же обойтись с беспомощным противником? Наверное, не смог бы. Но сейчас он уже не был так уверен, что вправе судить Дарнторна по себе.

А Лэра не было, и ему было совершенно не с кем посоветоваться.

Крикс торопливо жевал кусок хлеба с сыром, запивая его чем-то сладким и горячим и вдыхая поднимавшийся над кубком аромат вина, гвоздики, меда и сушеных яблок. Видимо, это и был оремис, о котором ему говорил Димар. Но сейчас ему было не до того, чтобы смаковать вкус незнакомого напитка.

Разглядев сидевшего неподалеку Мирто, Крикс спросил, не видел ли он Юлиана, и услышал, что, когда все сели завтракать, Хлорд вызвал его и увел с собой. "Кажется, вступительные испытания начнут уже сегодня" — выразительно понизив голос, сказал Миэльвитт — "Видишь, за столом наставников пустует половина кресел?… Думаю, они все уже там". Крикс согласился, что, наверное, все так и есть, а про себя неслышно застонал. Еще и эти Испытания!.. Никто из новичков не знал, что нужно будет сделать, но Крикса преследовало ощущение, что он неминуемо провалит предстоящую проверку, опозорившись перед Наставниками и заставив Хлорда разочароваться в том, что он решил принять его в Лакон. А тут еще и Мирто с Лен-Деннором и Рейханом принялись взахлеб делиться слухами, касавшимися Испытаний, и остервенело спорить, какая из услышанных от старших версий выглядит правдоподобнее других. Предположения были очень разными, но кое-что общее в них все же было — ни одно из них не поднимало настроения.

"Надеюсь, это чушь: насчет подземных лабиринтов с крысами, — тоскливо думал Крикс. — Хотя версия про неостывший уголь еще хуже. Я его точно выроню, и мастера решат, что я слабак и трус. Только не это! Лучше лабиринт".

В эту самую минуту ему на глаза второй раз в это утро попался Дарл, который уже закончил завтракать и сейчас, лавируя между столами, пробирался к выходу. Подчиняясь первому порыву, Крикс торопливо, в два глотка, допил оремис, перелез через скамью и бросился за ним. Он понял, что сыт разговорами об испытаниях по горло, и не может ни минуты оставаться в обществе Афейна с Мирто, явно не способных сейчас говорить о чем-нибудь другом.

Утром ему показалось, что Димар не прочь с ним поболтать. Конечно, это могло быть обыкновенной блажью старшего ученика, не знающего, чем занять себя до завтрака. Но Юлиана не было, и Крикс решил рискнуть.

Дарл уже вышел из столовой, и пришлось перейти на бег, чтобы догнать его на улице.

— Снова ты, "дан-Энрикс", — улыбнулся Арклесс, оборачиваясь. При виде этой улыбки у Крикса отлегло от сердца — теперь он уже не сомневался, что Димар действительно рад его обществу. — Ну что, нашел своего друга?…

Пришлось сказать, что Лэра не было на завтраке, и поделиться версией об испытаниях. На Дарла эта новость не произвела особенного впечатления. "Что ж, может быть, в этом году действительно решили начать их пораньше, — согласился он. — Повезло каларийцу. Лучше оказаться первым, чем последним". Крикс уже готов был возразить, но явственно представил себе, каково ждать своей очереди, когда для других все уже закончилось, и передумал. Пришлось сделать над собой усилие, чтобы тут же не спросить Димара, как проходят Испытания. Крикс уже успел понять, что старшие либо совсем не отвечают на подобные расспросы, либо отвечают так, что… в общем, лучше бы не отвечали.

Он как раз раздумывал, как бы продолжить разговор, не затрагивая скользкого вопроса о вступительной проверке, как Дарл лукаво улыбнулся:

— Значит, Лэра не было на завтраке, и ты решил пойти со мной?…

Крикс с опозданием заметил, что они идут прямо к воротам. Именно на эту узкую аллею

он чуть не свернул в тот раз, когда впервые прошел через арку с хмурыми грифонами на тумбах. Расположение жилых построек и дорожек в парке понемногу начинало вырисовываться в общую картину. Теперь Крикс примерно представлял, как выглядит Лакон, и не особо удивлялся, что вчера едва не заблудился здесь.

Поняв, что Арклесс идет в город, мальчик испытал минутную растерянность. Хотя, если подумать, старшему ученику торчать в Лаконе было совершенно незачем. Ему-то выходить из Академии никто не запрещал. А в Верхнем городе наверняка могли найтись занятия поинтереснее прогулок по старому запущенному парку, подбиранию опавших яблок и пространных разговоров о Дарнторне.

— Ты уходишь?… — спросил Крикс, с трудом скрывая разочарование.

— Ну да. Лакон в дни Сбора — настоящее болото. Все как будто засыпают на ходу. Да и заняться тут особо нечем.

Дарл всего лишь повторил его же собственные мысли — но, возможно, именно поэтому настроение у Крикса окончательно испортилось.

— Тебе, я смотрю, тоже не хочется тут киснуть, — сказал Дарл сочувственно, искоса посмотрев на собеседника.

— Ну да. А что поделаешь?… — пожал плечами Крикс, уже смирившийся с мыслью, что сейчас ему придется возвращаться к Мирто и Афейну. Если только он сумеет их найти. Он ведь даже не знал, вернутся ли они в Рейнсторн или отправятся бродить по парку.

Но Арклесс, явно не испытывающий к запретам мастеров такого же почтения, как его собеседник, только рассмеялся.

— Плюнь на правила. Ты ведь еще не видел "Энрикса из Леда"? Ну тогда пошли, на это стоит посмотреть. Особенно тебе.

Крикс в замешательстве глядел на старшего ученика.

— Не трусь, "дан-Энрикс", это совсем рядом. Даже с площади не нужно уходить. Никто и глазом не моргнет, как ты уже вернешься.

Наверное, следовало отказаться. Но предположение, что он мог струсить, показалось ему совершенно нестерпимым — главным образом из-за того, что нарушать приказ Наставника было и в самом деле страшновато.

— Хорошо, пошли, — ответил он, небрежно поведя плечом.

— …Видишь ту скульптуру в центре площади? — спросил Димар, как только они вышли из ворот Лакона. — Это памятник первому императору Легелиона, Энриксу Освободителю, или, иначе, Энриксу из Леда.

— Так это на него я должен посмотреть? — не понял Крикс. — Зачем?…

Он был слегка разочарован. В Верхнем городе нельзя было пройти ни одной улицей — не говоря уже о портиках и площадях — чтобы не встретить на пути какую-нибудь статую. Они успели примелькаться Криксу еще в первый день его блужданий по Адели, и сейчас он не очень понимал, что за нужда смотреть на каждую в отдельности.

— Спросишь об этом еще раз, когда мы подойдем поближе. Если захочешь, конечно, — парировал Димар. — Эту скульптуру сделали еще при жизни Энрикса Освободителя, когда в его будущей столице жили Альды. Хоть об Альдах-то ты слышал?

— Слышал, — Крикс наморщил лоб, припоминая. — Вроде бы давным-давно жили такие люди, у которых были крылья, как у птиц. Они были бессмертными, всегда носили светлые нарядные одежды и умели так красиво петь, что те, кто это слышал, забывали обо всем на свете. Я-то думал, это просто сказки.

— Сказки и есть, — поморщился Димар. — Крыльев у них точно не было — просто потом на всех гравюрах стали рисовать их с крыльями, чтобы сразу отличать, где Альд, а где обычный человек. А еще Альдам иногда рисуют свет вокруг голов и рук. Вряд ли это означает, что они светились в темноте. Хотя, конечно, кто их знает… Ну а петь они действительно умели. Они вообще любили все красивое — картины, музыку, дома, оружие…

— Оружие?! Я слышал, Альды никогда не воевали.

— Ну, в общем, да, в каком-то смысле так оно и есть. Саккронис — это архивариус Книгохранилища, ты его еще увидишь, — говорит, что Альды воевали, только… не с людьми.

— А с кем же?

Дарл замялся.

— Знаешь, это все происходило так давно… а в старых хрониках иногда можно прочитать такую ерунду, что после по ночам не спится. На твоем месте я бы не ломал над этим голову. С кем надо, с тем и воевали… Но, как бы там ни было, с людьми они сражаться не могли. А может, просто не хотели. Если бы Энрикс из Леда со своим войском не освободил Адель, которую пытались захватить островитяне, Альдов бы всех просто перебили. Говорят, что, когда победители вошли в освобожденный город, они не обнаружили ни одного приспособления, чтобы лить на осаждавших кипяток или горячую смолу. Альдов выручило только то, что стены города слишком высокие, чтобы его можно было штурмовать обычным способом.

— Ты хочешь сказать… Адель построили _они_? — от неожиданности Крикс даже остановился, чуть не налетев на проходившего мимо мужчину.

Обернувшись, Дарл взглянул на собеседника с таким удивлением, что тот мгновенно пожалел, что вовремя не прикусил себе язык.

— Ну разумеется. Ты даже этого не знал?…

— Откуда бы? — пробормотал "дан-Энрикс".

— А, ну да. Прости, пожалуйста, я не хотел тебя обидеть.

Крикс решил не углубляться в обсуждение вопроса о своем невежестве и быстро сменил тему.

— Меня больше удивляет то, откуда _ты_ все это знаешь. И про город, и про Альдов…

Арклесс усмехнулся.

— Это все Саккронис. Он прочел про Альдов все, что есть в Книгохранилище и за его пределами. Мне кажется, старик на них слегка помешан. Каждый раз, когда я с ним о чем-то говорил, это обязательно заканчивалось лекцией об Альдах и о том, какие они были замечательные. И с вами будет то же самое, когда он начнет преподавать вам Старый Кодекс и историю империи. Ладно, хватит тут стоять. Пошли…

Памятник Энриксу из Леда защищал от солнца и дождя каменный, но все равно казавшимся ажурно-легким купол на четырех узких мраморных колоннах. Когда они подошли поближе, Дарл сказал:

— "Энрикс из Леда" — не простая статуя. Говорят, таким Альды увидели его в тот день, когда он выиграл сражение с Ширазом Ар-Шиннором и вошел в освобожденную Адель. Ну то есть _именно таким_: еще не императором, но человеком, который обязательно им станет. Сейчас сам поймешь, о чем я говорю… Смотри.

Крикс поднял голову и посмотрел — благо они подошли почти вплотную к постаменту, на котором возвышалась статуя, и он мог видеть "Энрикса из Леда" так же хорошо, как и стоящего с ним рядом Дарла.

Рыцарь держал шлем в опущенной руке, как будто только успел снять его после недавнего сражения, и ветер с моря ворошил все еще влажные от пота волосы. А одна изогнутая прядь и вовсе падала ему на лоб, как будто перечеркивая бровь, и в этом было что-то раздражающе-неправильное — во всяком случае, Криксу внезапно захотелось, чтобы рыцарь встряхнул головой, откинув эту надоедливую прядь со лба.

Плащ Энрикса из Леда сбился на одно плечо, и левая рука, не занятая шлемом, поправляла фибулу у ворота. Лицо казалось бы усталым и сосредоточенным, если бы не намечавшаяся в углах губ улыбка — первый проблеск торжества от осознания одержанной победы.

Самым неожиданным для Крикса стало то, что, не считая осанки и решительного разворота головы, в фигуре мраморного рыцаря не наблюдалось ничего величественного. По-видимому, неизвестный мастер видел в Энриксе из Леда воина, а не правителя. А главное, он ухитрился одному ему известным способом соединить черты, которые нельзя было даже представить рядом — ощущение спокойной силы в развороте плеч и безвольно повисшую руку со шлемом, смелый и открытый взгляд — и пальцы, слепо теребившие узорчатую фибулу, и, наконец — радость победы и сбивающую с ног, почти неодолимую усталость.

Уже не раз встречавший в городе другие изваяния дан-Энриксов, Крикс ожидал увидеть человека в императорской короне, стоящего в такой же неестественно прямой и гордой позе, как и изваяния его потомков. И, к своему удивлению, ошибся. То, что показал ему Димар, вызывало разочарование, недоумение и восхищение одновременно. Те, другие статуи, были понятны с первого охвата взглядом. Зато эта раздражала и притягивала, заставляя вглядываться в черты мраморного рыцаря до бесконечности.

— Почему она такая… необычная? — спросил он негромко — и сейчас же осознал, что для Димара это прозвучит, как полная бессмыслица.

Но Дарл, на удивление, все понял правильно.

— Я думаю, это из-за того, что "Энрикса из Леда" делал Альд. Они всегда любили парадоксы.

— Что любили?…

Старший ученик наморщил лоб.

— Да как бы тебе объяснить?… Загадки. Сочетания несочетаемого. Вардос говорит, что даже самую простую вещь — ну там булыжник или ржавую подкову — Альды всякий раз изображали так, как будто бы в ней скрыт огромный смысл. Кажется, наш мастер этого не одобряет. Но даже он признал, что за последнюю тысячу лет никто так и не смог создать что-то похожее. Теперь скажи — зря я тебя сюда привел?

— Нет. Это в самом деле потрясающе! — с чувством ответил Крикс, не отрывая глаз от статуи.

Димар негромко рассмеялся.

— Все. Теперь ты можешь со спокойной совестью вернуться в Академию. Готов поспорить на десяток ассов, там никто и не заметит, что ты ненадолго выходил.

Но Крикс уже вошел во вкус их недозволенной прогулки и меньше всего хотел слоняться по Лакону, не зная, чем себя занять.

— Может, я еще чуть-чуть пройдусь с тобой по городу? — спросил он у Дарла, надеясь, что тот не станет призывать его к благоразумию и советовать вернуться в Академию.

— Да хоть до самой Разделительной стены, — беспечно согласился Дарл. — Если, конечно, не боишься, что тебя накажут за отлучку.

— Не боюсь, — заверил Крикс. В этот момент это его действительно не слишком занимало. Он и сам не понимал, как еще полчаса назад мог волноваться из-за подобной ерунды.


Поначалу он напоминал себе, что нужно запоминать дорогу, чтобы не заблудиться на обратном пути, но улица сменялась улицей, а переулок — переулком, и беседа с Дарлом отвлекала слишком сильно, чтобы обращать внимание на повороты и запоминать приметные дома. Когда он впервые осознал, что не найдет обратную дорогу, когда будет проходить здесь без Димара, Крикс по-настоящему встревожился. Но ненадолго. Если уж на то пошло, то в первый раз, когда он шел на площадь Четырех дворцов, то разбирался в этом еще хуже — просто спрашивал прохожих, куда следует идти. И ничего, добрался же.

Они действительно дошли почти до самой Разделительной стены, за которой начинался Нижний город, и Крикс уже начал думать, уж не собирается ли Арклесс именно туда, когда Димар внезапно перебил очередной рассказ на полуслове и вздохнул:

— Ну вот и все. Улица Старой липы. Мне сюда. Ты как, найдешь дорогу в Академию?…

— Ну да, — самоуверенно заметил Крикс.

— Тогда удачи. Встретимся в Лаконе.

Крикс почувствовал, что его новому знакомому не терпится остаться одному. Он не стал спрашивать, какое дело привело Дарла на улицу Старой липы, потому что по его лицу было заметно, что он совершенно не настроен это обсуждать. Кроме того, именно сейчас Димар как будто бы немного тяготится обществом попутчика.

Крикс нисколько не обиделся. В конце концов, он был обязан Дарлу потрясающей прогулкой — а дела Димара его совершенно не касались. Может быть, на этой улице жил кто-то из его родных.

Махнув рукой, он развернулся и быстрым шагом направился вверх по той самой улице, по которой они только что спускались с Дарлом, прикидывая про себя, хватятся ли его в Лаконе до того, как он вернется, — или можно будет сделать вид, что он все это время находился в Академии.

В конце улицы он обернулся, чтобы еще раз взглянуть на Дарла, если тот еще не успел зайти в какой-нибудь дом. И увидел, как Арклесс, склонившись, шарит в каменном желобе, спускавшемся вдоль улицы и предназначенном для стока дождевой воды — а также для того, чтобы вода смывала туда грязь и мусор с мостовой. Правда, эту удивительную картину он мог наблюдать только одно мгновение, потому что Дарл почти сразу распрямился, прижимая к боку нечто, вытащенное из сточной канавы, и нырнул в ближайший переулок.

Крикс напомнил себе, что все это его совершенно не касается. Потом еще немного постоял, нетерпеливо обводя носком сапога выбоину на мостовой. И наконец, решившись, быстрым шагом возвратился на то место, где расстался с Дарлом.

Он свернул в тот же проулок, где исчез Димар, и обнаружил, что вся улица пуста. Если бы не случайный шорох из ближайшей подворотни, он бы обязательно решил, что Дарл успел уйти, или, возможно, постучался в дверь одного из домов на этой улице и зашел внутрь. Но сейчас Крикс понял, что его знакомый предпочел свернуть в узкую щель между домами и стеной — и, подойдя поближе, осторожно заглянул туда.

Он ожидал увидеть все, что угодно, но только не Димара, быстро переодевающегося в какие-то лохмотья. Вытащенный из канавы предмет оказался тугим свертком, из которого он отработанным движением достал сперва холщовые штаны, а после и рубашку из такого же белесого, некрашеного полотна. Лаконская одежда так же быстро была стянута в небольшой узел, который Дарл без всякого почтения затолкал ногой в самый темный угол у стены.

Поняв, что Арклесс сейчас выйдет, Крикс поспешно спрятался за угол дома. Он по-прежнему не понимал, что происходит, но не сомневался, что Димару — что бы тот не собирался делать — его любопытство не понравится.

Правда, ему самому происходящее тоже нравилось все меньше.

Осторожно выглянув из-за угла, он увидел, как Димар совсем другим, пружинистым и легким шагом направляется к особняку, стоявшему чуть в стороне от остальных домов. Даже по меркам Верхнего города он выглядел достаточно красивым. Игнорируя массивную, окованную бронзой дверь с привешенным на скобе молоточком, Арклесс обошел особняк сбоку и на несколько минут пропал из вида. Дом стоял почти вплотную к Разделительной стене, так что выйти на другую улицу с противоположной стороны Димар никак не мог. Крикс ждал, что будет дальше, уже точно зная, что случится что-то необычное.

Но когда он увидел, как Димар, рискуя свернуть себе шею, перебирается с ребра стены на каменный карниз, тянувшийся вдоль фасада здания, то с трудом подавил желание протереть глаза — слишком уж это было похоже на нелепый и сумбурный сон. Сперва он испугался, что Димар сорвется и все-таки упадет, но тот довольно ловко перебрался по карнизу до второго от торца окна, и, несколько секунд поколдовав над ставнями, забрался внутрь. Все эти манипуляции заняли так мало времени, что через полминуты никакому прохожему, случайно появившемуся на этой сонной улице, и в голову бы не пришло, что здесь только что происходило что-то необычное.

Крикс не мог оторвать взгляда от красноречиво приоткрытого окна, в котором только что исчез Димар. Зачем он вообще туда полез? Не воровать же он собрался?…

Мальчик нахмурился и прикусил губу. Не воровать… а почему бы нет? Что, собственно, ему известно о Димаре — кроме того факта, что он учится в третьем энгильде и живет в Восточной башне?

Только что его знакомый на его глазах забрался в чужой дом. И сделал это с такой ловкостью, что поневоле можно было заподозрить, что он поступает так уже не в первый раз.

Крикс закрыл глаза, ударил в стену кулаком так сильно, что заныли пальцы.

Нет. Только не это.

Ладно, пусть "не это" — тогда что ему здесь нужно?…

И чей это дом, в конце концов?

— Который? — удивленно спросил женский голос за спиной, и Крикс запоздало понял, что последние слова произнес вслух. И, видимо, довольно громко. Во всяком случае, несущая корзину женщина — служанка, судя по неброскому коричневому платью — его прекрасно слышала.

— Вот этот, — быстро сказал он, с надеждой глядя на нее. — Вы знаете, кто там живет?

— Да, знаю, — медленно ответила она, наморщив гладкий лоб. — Здесь живет мэтр Дивед. Арно Дивед. Ювелир и ростовщик. Ты точно не ошибся домом, мальчик?…

— Точно. То есть… да, ошибся, — сбился Крикс.

— Вот и хорошо, — с чувством сказала женщина. И, ничего не добавив к этому странному заявлению, пошла дальше, явно потеряв к беседе всякий интерес.

Крикс молча проводил ее глазами.

Значит, мэтр Арно Дивед… Ювелир и ростовщик.

Как там говорил Наставник Хлорд?

"В Лаконе нет и не было воров"…


…Как и всегда в подобные минуты, Арклесс двигался порывисто и резко. Мысли в голове метались, как ошпаренные — втрое, вчетверо быстрее, чем обычно.

На осмотр кабинета у него было не больше десяти минут. А успеть полагалось очень многое.

Бумаги прямо на столе. Ах, как неосторожно!..

Ну-ка, ну-ка… договоры о поставках пряностей. Не то. Ну, вряд ли что-то интересное лежало бы на самом видном месте. Что тут у нас в ящиках? Расписки должников… пять тысяч ассов лорда Аденора. Сунуть, что ли, за обшлаг? Нельзя, лорд не велел ничего трогать, только посмотреть и доложить, что он тут видел. Интересно, что же может быть важнее, чем расписка на пять тысяч ассов? На такие деньги можно дом купить, и даже неплохой…

Стоп. Может быть, вот это? Ратгар, капитан "Альтарры". Шелк, люцер, драконья кость. Люцер!! На сумму… двадцать полумесяцев, ого. Столичные любители аварского дурмана, жгущие его в курительницах и вдыхающие сладковатый дым, способный вызывать цветные грезы, охотно платят по пятнадцать-семнадцать серебряных ассов за унцию. Это ж сколько ядовитой дряни он привез?… Все-таки недаром говорят, что серый порошок на Аварисе можно покупать мешками, как зерно или муку. Но чтобы пудами завозить люцер прямо в Адель — это надо подкупить как минимум начальника портовой стражи, а возможно, и кого-нибудь из Ордена. Драконья кость — тоже не шутки. Дураку понятно, что, раз она входит в список колдовских ингредиентов, то контролируется магами столичной гильдии и Советом Ста. За контрабанду по головке не погладят. Так. "Альтарра" прибывает послезавтра, да еще — вот это наглость! — не куда-нибудь, а в Серебряную гавань. Пошлина за счет заказчика. Разумно!.. Передача груза ночью, в два часа по полуночи, на Сиреневом причале. Ах, как замечательно. Лорд Аденор уж позаботится, чтобы Ратгару и его команде оказали теплый дружеский прием… И пусть потом кому угодно заливает, что люцер он вез столичным лекарям, а о драконьей кости знать не знал — подбросили враги и злопыхатели. Всю партию. Как еще дотащили, не надорвались?…

Пожалуй, теперь можно уходить. Только проверить, не осталось ли каких-нибудь следов осмотра. Договор о лосском шелке на два пальца вправо. Навощенную дощечку для пометок подровнять… порядок. О, что тут у нас?… Все-таки не такой уж этот Дивед простофиля. По крайней мере, натянуть поперек ящика стола секретный волосок додумался. Сразу видно — не от посторонних бережется, а от слуг. А мы его вот так. И проверяй теперь, сколько твоей душе угодно.

Все. Валить, валить, валить отсюда.


Димар проворно перелез через подоконник, собираясь покинуть кабинет тем же путем, каким сюда попал, и замер на каменном карнизе, опоясывавшим особняк чуть ниже ряда окон. Потому что внизу, у дверей, стоял Дивед собственной персоной, разговаривая с кем-то из своих клиентов, и, достаточно кому-нибудь из них было случайно посмотреть наверх — как они обязательно увидели бы распластавшегося по стене лаконца. То есть именно лаконца в переодетом и растрепанном Димаре никто бы, конечно, не узнал, но Дарл не сомневался, что, если его поймают, то без зазрения совести проведут допрос с пристрастием. Арно Дивед, при всей своей неосмотрительной небрежности с бумагами, все-таки не полный дурачок. И в то, что к нему в дом залез простой воришка, не поверит. Арклесс даже пожалел, что не стянул какие-нибудь побрякушки в кабинете. Был бы шанс, что его просто изобьют и сдадут городской страже. А вот подсыла, видевшего спрятанные в ящике стола бумаги, могут и убить. Да что там — "могут"! Обязательно убьют.

Что же делать? — думал Дарл, стараясь не паниковать. Так и стоять тут, вцепившись в каменные завитушки у окна, пока они не кончат разговор и не простятся? Даже отсюда, сверху, было видно, что Дивед не собирается звать собеседника к себе домой.

Но ведь погода сейчас солнечная, теплая, и разговаривать на улице даже приятнее, чем в душных комнатах. А у него уже кружилась голова и затекали пальцы. Не от напряжения — больше от страха.

Только не смотрите…

Только не смотрите вверх.


Помощь явилась совершенно неожиданно.

"Высшие, дан-Энрикс!.. Я-то думал, ты давно вернулся в Академию" — подумал Дарл, увидев своего недавнего знакомого, который как ни в чем ни бывало направлялся прямо в сторону Диведа и его клиента. Остановился в нескольких шагах от двух мужчин, что-то сказал. Дарл напряг слух, но разобрать слова ему не удалось.

Что же ты делаешь?! Он закричал бы, если мог. Проваливай отсюда, идиот. Что ты на этот раз втемяшил себе в голову? Тебя тут только не хватало, с твоей непредсказуемостью и дурацкими представлениями о благородстве. Знать бы только, что ты сейчас делаешь. Сообщаешь Диведу, что я пытался его обокрасть, а в настоящую минуту торчу прямо у него над головой? Или, может быть, пытаешься помочь мне выбраться отсюда?

Не надо. Ничего не надо.

Уходи.

Но "дан-Энрикс" не ушел. Зато ушел Дивед. Димар глазам своим не верил; обменявшись с Криксом парой фраз, грузный и исполненный сознания собственного достоинства ростовщик заторопился так, как будто его вызывал к себе сам Император. В том, как он поспешно попрощался с собеседником и суетливо запер дверь на ключ, сквозило неприкрытое волнение. А когда он вперевалку зашагал по улице, Дарлу и вовсе показалось, что он сейчас побежит трусцой, фыркая и отдуваясь с непривычки.

Собеседник Диведа тоже, похоже, был впечатлен услышанным, только совсем иначе. Во всяком случае, он испарился чуть ли не быстрее, чем сам Дивед скрылся за углом ближнего дома. Чувствуя, как влажные от волнения ладони скользят по камню, Дарл добрался до угла особняка и осторожно сполз по украшающей фронтон кариатиде, обнимая мраморную девушку с энтузиазмом пылкого влюбленного. Скользя по мраморной, но все равно казавшейся полупрозрачной тунике на талии и бедрах статуи, Дарл даже умудрился нервно рассмеяться — чем не сюжет для душещипательной баллады! Холодностью и суровым, неприступным видом каменная дева уж никак не уступала дамам, на жестокость которых так красноречиво жаловались авторы "люэн минаров". Память у Димара была идеальная, натренированная не столько учебой в Академии, сколько выполнением таких заданий, как сегодняшнее. И других, гораздо более ответственных и сложных. Так что сейчас нужные обороты возникали в голове легко и без усилий. Кожа, разумеется, как алебастр. А лицо бесстрастное, как мрамор (мрамор, собственно, и есть). А в дивном взгляде ну ни капли нежности для рыцаря, который… преодолевая все преграды… с риском сломать шею… фэйры вас возьми!!

Мысль о шее была явно лишней, потому что руки все-таки разжались, и последние пол-сажени до мостовой Димар преодолел куда быстрее, чем ему хотелось бы.

— Ты цел?…

Дан-Энрикс. Подбежал, как будто помогать собрался. Впрочем, почему "как будто"? Теперь Дарл не сомневался, что, сломай он себе ногу — младший надорвался бы, но дотащил его до лекаря. И вообще — не бросил, что бы ни случилось.

— Цел… спасибо, — отозвался он. Вышло сипло, сдавленно. Только сейчас Дарл понял, что порядком перетрусил — и тогда, когда торчал на распроклятом каменном карнизе, и потом, когда спускался вниз.

— Спасибо, — повторил он уже четче. — Если бы не ты, мне бы не поздоровилось.

Очень хотелось выяснить, что такое Крикс сказал Диведу, что тот так засуетился. Но задать вопрос он не успел.

— Ты вор? — отчеканил дан-Энрикс, глядя на него в упор. Вот это взгляд! — сам Аденор бы позавидовал. Чуть-чуть прищуренный, в глазах — холодный блеск. И ни следа доверия и почти восхищенного внимания, с которым Крикс смотрел на него еще утром. Последнее почему-то было даже неприятнее, чем сам вопрос и тот уверенный, холодный тон, которым он был задан.

— Нет, не вор, — покачал головой Арклесс, понимая, что "дан-Энрикс" ему не поверит. Сразу — не поверит. Другое дело, что у него еще будет время, чтобы его переубедить. А вот убраться от треклятого особняка надо немедленно. Они и так торчат тут куда дольше, чем положено. — Если хочешь, могу вывернуть карманы. Чтоб ты убедился, что я ничего оттуда не унес.

— Тогда — зачем?…

— Я тебе объясню. Только давай сначала отойдем подальше. Если кто-то из соседей выглянет наружу, он нас обязательно запомнит.

— Ладно, — неохотно согласился Крикс. — Только забери свою одежду. Я ее не трогал.

— Что ты сказал Диведу, а? — спросил Димар, стараясь как-то разбить стену настороженности, выросшую между ним и собеседником. — Никогда бы не подумал, что он может так задергаться из-за какой-то пары фраз.

Младший покосился на него с таким видом, как будто бы подозревал, что Дарл нарочно пытается сменить тему разговора, но в конце концов все-таки соизволил объяснить:

— Я спросил, не он ли мэтр Арно Дивед, который живет в этом доме. Он сказал, что да. Тогда я сообщил ему, что четверть часа назад лорд Бейнор Аракс Дарнторн не застал его на месте и уехал, поручив мне дождаться его и сказать, что будет ждать его в своем особняке.

— Блестяще! — рассмеялся Дарл. — Это называется — побить врага его же собственным оружием. Как ты догадался приплести Дарнторна?

— Да никак, — пожал плечами Крикс. — Я просто ляпнул первое, что пришло в голову. Боялся, что они тебя заметят.

— То есть в тот момент тебя не волновало, что я могу оказаться вором? — решил поддразнить его Димар.

— А ты пока что ничего не сделал, чтобы доказать, что я ошибся, — от тона младшего опять повеяло таким холодом, что Арклесс понял: дружеской беседы у них не получится — по крайней мере, до тех пор, пока он не сумеет убедить "дан-Энрикса", что он не вор.

Если бы еще сегодня утром кто-нибудь сказал ему, что он будет вынужден оправдываться перед новичком-первогодком, Дарл бы просто рассмеялся — до того нелепым выглядело это утверждение. И, однако, именно это он и собирался сейчас делать.

Объяснять. Оправдываться. Ему было совершенно ясно, что "дан-Энрикс" не пойдет рассказывать об этом случае Наставникам. Но еще яснее было то, что, если он сейчас же не расскажет этому мальчишке, что он делал в доме Диведа — то их сегодняшняя прогулка станет первой и последней. А вот это в планы Дарла совершенно не входило — и не только потому, что порывистый и непредсказумый характер его нового знакомого ему ужасно нравился. У Дарла были и другие, куда более серьезные причины сохранить доверие "дан-Энрикса".

— Ладно, — сказал он. — Я расскажу тебе, зачем забрался к Диведу — но только если ты пообещаешь никому об этом не рассказывать. Идет?…

— Допустим.

Дарл поневоле улыбнулся. До сих пор он привык свысока смотреть на своих товарищей в Лаконе. Но, пожалуй, года три назад, когда он был ровесником "дан-Энрикса", он бы проиграл южанину, надумай кто-нибудь их сравнивать. Хоть мастера из Академии, хоть тот же Аденор.

— Так вот. Этот человек, Дивед — не просто ростовщик, а скупщик краденного и организатор контрабандного… ну, то есть запрещенного ввоза в столицу разной дряни. Я тебе позднее объясню. Мне нужно было посмотреть его бумаги, чтобы сообщить одному человеку, что он замышляет. Я просто выполнял чужое поручение.

— А что это за человек? Он… рыцарь Ордена? — спросил Крикс с каким-то новым выражением.

"Ого, да не завидуешь ли ты?…" — подумал Дарл, бросая быстрый взгляд на собеседника. Крикс смотрел в сторону, старательно разыгрывая равнодушие. Димар довольно улыбнулся. "Кажется, я угадал. Тем лучше"

— Нет. Ордену моя помощь ни к чему. Если бы доминанты только заподозрили, что Дивед держит у себя подобные бумаги, они, сам понимаешь, ознакомились бы с ними и без моего участия. А имени того, кто дал мне это поручение, я тебе все равно не назову. Это чужая тайна. Так что либо ты поверишь, что я сказал правду и не собирался обокрасть Диведа, либо нет. Тут уж я ничего поделать не могу. — решительно закончил Дарл. И, прежде чем протиснуться в узкий проулок, неожиданно и фамильярно хлопнул Крикса по плечу. — Посторожишь, пока я буду переодеваться?…

— А-а… да, ладно, — растерялся мальчик.

В конце концов, не мог же Арклесс возвратиться в Академию в одежде, больше подходящей для слуги или для подмастерья из захудалой мастерской. Хотя надо признать, что со своими растрепавшимися, не подстриженными волосами, раскрасневшимся лицом и стертыми о камень грязными ладонями Димар смотрелся бы уместнее в ремесленных кварталах, чем на улицах Верхнего города. А может, дело было в том, что переодевание сказалось не только на внешнем облике лаконца, но и на его манерах, и сейчас в нем трудно было бы признать аристократа — даже с учетом того, что род Арклессов, по собственному признанию Димара, был не из самых знатных. Сейчас Дарл размахивал руками при ходьбе и смотрел по сторонам с таким наглым городским прищуром, что никто не распознал бы в нем ученика Лакона.

Крикс прислонился к каменной стене, поглядывая, не свернет ли в подворотню случайный прохожий, но улица по-прежнему была пуста, и скоро он отвлекся, размышляя о том, стоит ли верить объяснениям Димара.

Арклесс говорил так убежденно и так мало смущался, оказавшись фактически застигнутым на месте преступления, что оставалось предположить одно из двух — либо он считает Крикса полным дураком, способным проглотить любую небылицу, либо говорит ему всю правду.

Первая мысль "дан-Энриксу" ужасно не понравилась, и он решил пока остановиться на второй.

Итак. Если предположить, что Дарл не врал, то мэтр Дивед был мерзавцем, замышлявшим нечто нехорошее, а кто-то неизвестный поручил Димару разузнать об этих планах, а для этого — забраться к нему в дом.

То, что кто-то мог дать такое рискованное и ответственное поручение мальчишке, бывшему всего на три-четыре года старше его самого, казалось Криксу более чем удивительным. Суть порученного Дарлу дела тоже оставалась выше его понимания; он понял только то, что Арклесс должен был взглянуть на важные бумаги, и, вернувшись, рассказать про все, что он увидит в доме у ростовщика. Причем и Дарл, и тот, кто поручил ему забраться к Арно Диведу, прекрасно знали, что грозило исполнителю задания в случае провала. Мысль, что кто-нибудь из взрослых мог использовать ученика Лакона в таком сложном и опасном деле, просто не укладывалась в голове. С другой стороны, Крикс должен был признать, что Дарл, умевший лазать по карнизам и знавший ответ на все вопросы, начиная от происхождения Дарнторна и заканчивая Альдами, как нельзя лучше подходил для этой роли.

— Н-да, хороший из тебя дозорный, — прищелкнул языком Димар, выбираясь из проулка и придирчиво окинув взглядом сперва Крикса, а потом пустую улицу. — Выглядишь ты так, как будто спишь с открытыми глазами. Даже не хочется спрашивать, о чем ты так глубоко задумался. Это довольно очевидно. Ну так что, ты все еще считаешь меня вором?…

Сейчас, когда он переоделся в серую лаконскую одежду и пригладил волосы, став точной копией того ученика, которого Крикс встретил этим утром в парке, представить его лицемером и преступником было не в пример сложнее. Да и держался Дарл гораздо более спокойно и уверенно, чем несколько минут назад.

По-видимому, он не сомневался в том, какой ответ услышит. Это было неприятнее всего, поскольку именно сейчас Крикс понял, что уверенно ответить "нет" он все-таки не может.

— Я не знаю, — коротко сказал он, опустив глаза.

Улыбка Арклесса угасла.

— Ладно. Это, в сущности, не важно, — сухо сказал он. — Лучше не будем тратить времени на болтовню и поторопимся. Тебе давно пора вернуться в Академию.

— Да подожди. Ты не так понял! Я хотел сказать, мне очень хочется тебе поверить, но все это слишком… необычно. Не могу же я сейчас сказать, что верю тебе — а потом все время сомневаться и подозревать, что ты соврал. С друзьями так не поступают, — извиняющимся тоном сказал Крикс.

Он боялся огорчить Димара, но тот вдруг развеселился — так, как будто только что услышал не вполне приличную, но все равно смешную шутку.

— Тебе никогда никто не говорил, что ты до тошноты прямолинеен?… — темно-серые глаза насмешливо сверкнули, встретившись с растерянным и все еще смущенным взглядом Крикса.

Такого младший ученик никак не ожидал.

— Я — что?! — переспросил он Дарла, начиная закипать.

— Видимо, не говорили, — уже откровенно рассмеялся Арклесс. — Интересно, сколько времени тебе понадобится провести в Лаконе, чтобы перестать все время говорить именно то, что думаешь. Ужасно неудобная привычка.

— А по-моему, ужасно неудобно постоянно говорить не то, что думаешь, — мрачно заметил Крикс. Он не терпел, когда над ним смеются. Почему-то это всякий раз напоминало ему снисходительную усмешку лорда Ирема — а это воспоминание, ничуть не потускневшее со временем, его необъяснимо раздражало. Да и то, лорд Ирем был, по крайней мере, взрослым человеком и вдобавок рыцарем, — а него его сверстником из Академии.

— Хм, да… — неопределенно отозвался Дарл, так что было невозможно понять, согласен ли он с Криксом — или больше озадачен тем, что тот сказал. Во всяком случае, вдаваться в эту тему он не пожелал, а вместо этого заметил:

— Знаешь что?… Давай прибавим шагу. Я только сейчас подумал, что, пока мы тут торчали, тебя запросто могли позвать на Испытания.

— Ох, нет!.. — помимо воли вырвалось у Крикса.

Ну точно, остальные новички сейчас как раз проходят эти Испытания… А он про них совсем забыл!

— Да не переживай, — успокоительно заметил Дарл. — Никого не выгоняют из Лакона за такой пустяк, как опоздание. А нагоняя от Наставника тебе, боюсь, и так и так не избежать. Но, поскольку ментором у вас не кто-нибудь, а Хлорд, то я не очень удивлюсь, если на первый раз отделаешься выговором.

Крикса это успокоило, но только отчасти, поскольку главую причину для волнения никто пока не отменял.

— А что бывает с теми, кто провалится на Испытаниях? — махнув рукой на гордость, спросил он.

— "Провалится"?… — Дарл удивленно дернул подбородком и уставился на своего попутчика. А потом пренебрежительно махнул рукой. — Ах да! Забыл. Все новички обычно думают, что нужно будет сделать что-то очень сложное, а тех, кто не сумеет, отошлют домой.

— А что, не так?…

— Конечно, нет. Сам посуди — зачем было бы расселять вас в башне и выдавать всем одинаковую одежду, если бы на следующий день какой-то части новичков пришлось уезжать обратно?… Все, кто получает грамоту, будут учиться в Академии. Не беспокойся.

— Что, на самом деле _все_? — вопреки заверениям своего нового приятеля Крикс чувствовал, что он не будет чувствовать себя уверенно, если окажется, что хоть одна десятая приехавших в Лакон может отсеяться после вступительной проверки. Сам он вовсе не считал, что чем-то уступает остальным, но смутно ощущал, что с точки зрения Наставников из Академии он далеко не ровня Льюберту Дарторну или Афейну Рейхану.

Дарл вздохнул.

— Ну… Иногда кого-то отсылают после Испытаний, но это особый случай. Например, со мной проверку проходил один толстяк, который начинал пыхтеть и задыхаться, если нужно было пробежать вверх-вниз по лестнице. Если бы он был просто жирным, как Ралькон, то это еще полбеды, но мастера послали его к лекарю и выяснили, что он такой неповоротливый не просто от обжорства. Чем-то он болел, уже не помню чем. Какие уж там тренировки! Ну вот его и отправили домой. Если бы его родственники были поумнее, они бы просто отослали пригласительную грамоту назад, написав Наставникам, что их сын болен.

Крикс почувствовал, что у него как будто камень с плеч свалился. Если Димар прав, то ни ему, ни Лэру, ни кому-нибудь другому в их отряде не грозило исключение из Академии. Но после недавних пересудов о вступительной проверке слова Арклесса звучали неправдоподобно хорошо. И Крикс решился уточнить.

— Я все равно не понимаю… Если после Испытаний никого не выгоняют, для чего они вообще нужны?

— Главным образом для того, чтобы Наставники присмотрелись к своим будущим ученикам, — пожал плечами Дарл. — Кажется, именно так сказал ваш мастер Хлорд. Ну а кроме этого они еще нужны затем, чтобы проверить, нет ли среди новичков потенциальных магов. У нас их называют Одаренными. Во время Испытаний каждый должен первым делом побывать у ворлока — это такой особый маг, который сам не может колдовать, но сразу видит, если Дар есть у кого-нибудь другого. Их еще иначе называют видунами. Говорят, что если ворлок смотрит на тебя, он сразу видит твои мысли.

— Как это?… Что значит — видит мысли?! — Крикс почувствовал, что он совсем не хочет встретиться с человеком, способным сразу же понять, о чем он думает. Было в этом что-то противоестественное… все равно что оказаться перед кем-то совершенно голым — только хуже.

Арклесс легкомысленно отмахнулся от его вопроса, явно не придав тревоге Крикса слишком большого значения.

— Да откуда же мне знать? Такая у них магия — заглядывать в чужие мысли. Ты скорее всего даже не почувствуешь. Самое легкое из Испытаний, ничего не нужно делать самому. Ты просто входишь к ворлоку и отвечаешь на его вопросы… Он посмотрит, пальцами пошевелит, а потом скажет мастерам, кто Одаренный, а кто нет. И все. Плевое дело!

— А что потом бывает с теми, у кого нашелся этот… Дар?

— Да ничего особенного. Просто приглашают им наставника из Круга магов, чтобы развивать способности, которые увидел ворлок. Это, кстати говоря, большая редкость, так что Одаренные в Лаконе на особом положении. Даже Наставники к ним реже придираются, хотя вообще у них не принято кого-то выделять. Просто магики полезные, с ними никто не хочет ссориться. Вот, например, в отряде у мастера Элпина есть двое Одаренных, и один из них — с задатками целителя. Не очень серьезными, но кровь остановить или зубную боль убрать — всегда пожалуйста. Сам понимаешь, к нему пол-Лакона ходит. Правда, если Дар у человека очень сильный или редкий, Совет Ста может совсем забрать его к себе. Полноценными магами разбрасываться глупо. Мне всегда хотелось знать, чему их учат. А ты как к магии относишься, "дан-Энрикс"? А?… Не хочешь оказаться будущим Великим магом?

— Не хочу, — решительно ответил Крикс. — И из Лакона уходить не собираюсь.

Дарл только хмыкнул, выражая откровенное пренебрежение к его словам.

— Да если что, тебя и спрашивать не станут. Но ты не волнуйся раньше времени. Последний парень с ярко выраженным Даром был в Лаконе, кажется, лет пятьдесят назад… а то и больше. Их ужасно мало. Хотя, — Арклесс плутовато усмехнулся, — Если вспомнить все, что с тобой произошло, можно поверить, что ты правда Одаренный. Они все везучие, как будто бы им фэйры ворожат. И ты такой же.

— Ничего подобного. Мне никогда раньше не везло, — возразил Крикс, и удивился. В самом деле — разве он когда-то чувствовал себя везучим, если не считать последних нескольких недель? Пока он жил у Валиора, говорить о каком-то особенном везении не приходилось. Сколько раз он шел домой после очередного столкновения с Катти и его шайкой, глотая злые слезы и чувствуя себя беспросветно несчастным — и не сосчитать. И дома тоже не всегда все было гладко. Валиор частенько был не в духе, и тогда сердился и ворчал на всех подряд, но на приемыша — в первую очередь. Старший брат Вали, несмотря на их приятельские отношения, нередко развлекался, изобретательно и зло подшучивая над Безымянным, а стоило тому послать назойливого братца к лесным фэйрам и перешагнуть порог их хижины — приемыш слышал, как ближайшие соседи повторяют гнусности по поводу его происхождения, нисколько не стесняясь мыслью о его присутствии. И даже Фила иногда сердилась и во всеуслышание называла Безымянного сорвиголовой, задирой и лентяем. Хотя, разумеется, бывали и хорошие, удачливые дни — но ничего похожего на то, что началось после приезда доминантов. С той минуты, как он увидел четырех мужчин, стоящих посреди болота в зыбком свете факелов, жизнь дрогнула и понеслась неведомо куда. Это было похоже на весенний праздник, когда в озеро с откоса сталкивают огненное колесо, сплетенное из веток ивы и обмотанное промасленными тряпками. Поначалу оно совершенно неподвижно; его держат двумя длинными шестами, вставленными между спиц, потом подходят с факелом и поджигают — а шесты выдергивают и толкают колесо, которое, разбрасывая искры и шипя, несется вниз, вниз, вниз, и с громким плеском падает на воду.

— Да… странно это все, — сказал Крикс несколько минут спустя, поскольку Дарл все это время шел с ним рядом молча, не мешая его размышлениям. — Хотелось бы мне знать, чем это кончится. Валиор — я тебе про него еще не говорил… он был моим отцом. Приемным. Ну так вот, он часто повторял — кто слишком много радовался вечером, тот будет плакать утром. Понимаешь, он ведь тоже был везучим. Воевал в Иллирии и даже ни разу не был серьезно ранен, получил награду… а потом лишился денег, повредил колено и ушел со службы.

Арклесс покивал — то ли сочувственно, то ли задумчиво:

— Ну что ж, бывает. А вот присказка про вечер и про утро мне не нравится: уж слишком мрачно, на мой вкус. На твоем месте я бы так не говорил. Еще спугнешь удачу ненароком.


У Хлорда с самого утра было на редкость отвратительное настроение.

Чем больше он об этом думал, тем меньше ему нравилась идея совместить обычную проверку новичков у ворлока с допросом Крикса, на котором настоял Ратенн. Это предложение с самого начала внушало младшему Наставнику сильное отвращение, но сейчас, отправив подвернувшегося под руку лаконца за мальчиком, Хлорд почувствовал почти непреодолимое желание немедленно пойти к Ратенну, разорвать их договор и, если будет нужно, окончательно рассориться с Советом — но добиться, чтобы его нового ученика оставили в покое.

По долгу службы сталкиваться с ворлоком — всякий раз одним и тем же, из года в год приглашаемым в Лакон для Испытаний — Хлорду приходилось редко, но и этих немногочисленных встреч вполне хватало, чтобы мастер испытывал к ворлокам и ворлокству глубокую и неискоренимую неприязнь. В самом деле, трудно было представить что-то более отталкивающее, чем человек, не выносящий яркого дневного света, с неподвижными и тусклыми, как у глубоководных рыб, глазами, и такими же глубоководно-рыбьими манерами. Во всяком случае, лениво-плавные движения худых и длинных пальцев ворлока в те моменты, когда ему приходилось выполнять свою работу на глазах у младшего Наставника, всякий раз напоминали Хлорду о медлительных, раскормленных лаконских карпах, так же вяло шевеливших плавниками в пруду Академии. Наставник сильно сомневался в том, что ворлокам доступны какие-то простые человеческие чувства — радость, стыд или хотя бы страх — и всякий раз, когда он сталкивался с ворлоком, его остекленевший, безучастный взгляд, как будто бы направленный куда-то вглубь себя, его невероятно раздражал.

Возможно, если бы способности ворлоков ограничивались только их умением видеть в других задатки к магии, предубеждение Наставника не разрослось бы до таких размеров. Но увы; помимо тех услуг, которые они оказывали мастерам Лакона, ворлоки славились своей способностью без спроса проникать в чужие мысли и в чужую память — одним Высшим ведомо, как именно.

Ворлоков часто привлекали для допросов в Адельстане. Считалось, что этот способ был гораздо милосерднее (да и надежнее), чем применявшиеся на Нагорье или в Аварисе пытки. Но это не означало, что допрос у ворлока вполне безвреден. Самым печальным представлялось то, что даже соблюдение общеизвестных правил никогда не делало итог допроса менее непредсказуемым. Никто, в том числе даже сам видун, не мог заранее сказать, как это будет — просто потому, что слишком многое зависело от человека, попадающего к ворлоку. Кто-то сразу позволял коснуться своих мыслей и наутро уже забывал, что в его чувствах и воспоминаниях недавно шарил посторонний взгляд. Другие после окончания допроса чувствовали головную боль — от легкого покалывания в висках до куда более серьезных приступов, способных уложить в постель на несколько часов и даже дней. А третьи вообще оказывали ворлоку такое бешеное и отчаянное сопротивление, что для продолжения допроса их приходилось либо напоить, либо заставить подышать парами твисса и люцера. Один знакомый рыцарь Ордена как-то сказал Хлорду, что такое поведение совсем необязательно зависит от виновности подозреваемого или от его желания скрыть правду. Просто кто-то слишком остро ощущает вторжение ворлока в свое сознание — и сопротивляется этому даже помимо воли, точно так же, как глаз человека против воли закрывается, если ему в лицо летит какой-нибудь предмет. Тот же рыцарь объяснил Наставнику, что, если ни люцер, ни опьянение не помогают, а узнать от человека правду очень важно, ворлоку приходится рискнуть и все-таки сломать защиту этого подозреваемого. Беда в том, что после этого тот может запросто сойти с ума. В тех случаях, когда насильно проникать в чужие мысли пробует неопытный или неосторожный ворлок, это даже неизбежно — именно поэтому отбором видунов для службы Ордену обычно занимается верхушка Круга магов и Совета Ста. И все бы хорошо, но дело в том, что даже после самого умелого допроса у преступника на некоторое время отшибает память, так что он становится беспомощнее пятилетнего ребенка. Мастер тогда представил себе заговорщика, забывшего, где он находится, и неспособного самостоятельно одеться или донести до рта кружку с водой или хотя бы ложку каши — и сочувственно вздохнул, подумав, что гвардейцам Императора и впрямь не позавидуешь. Но видуны, способные лишать людей воспоминаний или даже доводить до сумасшествия, все-таки были Хлорду отвратительны, сколько бы его не уверяли, будто они служат благой цели и нередко помогают оправдать несправедливо обвиненных. Стоило Наставнику представить, как какой-то рыбоглазый стал бы рыться в его мыслях — и его буквально передергивало от омерзения. Хваленое "прикосновение", позволяющее ворлоку дотронуться своим сознанием до разума другого человека, представлялось ему скользким и холодным, словно рыбья чешуя, и всякий раз, сопровождая ворлока в отведенную для Испытаний комнату, мастер ловил себя на том, что безотчетно втягивает носом воздух, словно ожидая ощутить неуловимый запах тухлой рыбы.

Пятнадцать относительно спокойных лет, проведенных в Академии, Хлорд вел настолько устоявшуюся и прозрачную для чужих взглядов жизнь, что большинство его поступков, да и мыслей, безо всяких ворлоков все время были на виду — не у других Наставников, так у его же собственных учеников. Того, что называют частной жизнью, у мастеров Лакона просто не было, и в этом отношении они превосходили даже доминантов — несмотря на принятые в Ордене обеты нестяжательства, безбрачия и самоотречения. Но в прежней, не связанной с Академией жизни у Хлорда оставалось много такого, о чем он бы никогда не стал бы говорить не то что с посторонним — даже с близким другом. И тем неприятнее было осознавать, что кто-то может силой или магией добраться до его воспоминаний, выпотрошив его память, словно кролика, попавшего в силок.

А теперь видун получит разрешение копаться в голове у Крикса, и — что бы ни говорил Ратенн, — никто не может знать наверняка, чем это кончится.

Хлорд нервно прошелся взад-вперед по галерее. Беда в том, что остальные мастера — в первую очередь Ратенн и Вардос — примирились с его вызывающим поступком только потому, что в глубине души надеялись: оставшийся в Лаконе из-за прихоти Хлорда мальчишка на поверку окажется вором и обманщиком, которого можно будет с чистой совестью выставить вон из Академии. А потом злорадно упрекать мастера Хлорда в непростительной наивности и слепоте. Возможность наконец поставить зарвавшегося младшего Наставника на место соблазняла многих — слишком часто он за это время позволял себе почти демонстративно поступать наперекор решениям Совета.

Вчера собрание Наставников напоминало растревоженный пчелиный улей: все были возбуждены, перебивали друг друга и сходились только в одном: поступок Хлорда — просто блажь, которая заслуживает безоговорочного осуждения, а этот Крикс, которому он покровительствует, более чем подозрителен. Единственным из менторов, кто не присоединился к хору возмущенных голосов, был его старый друг, Талгвир; но даже он не поддержал бы Хлорда, начни тот возражать против допроса мальчика у видуна.

Хлорд прекрасно понимал, что в сложившейся ситуации разумнее пойти навстречу остальным. Но то, что накануне выглядело сносным и вполне приемлемым, сегодня, при ближайшем рассмотрении, вдруг показалось мастеру предательством. Как ни крути, но, когда он вмешался в судьбу Крикса, вырвав мальчика из той среды, к которой тот принадлежал с рождения, и самовольно поставил его в один ряд с наследниками знатных рыцарских родов Империи, он должен был взять на себя ответственность за все последствия подобного решения, — а уж никак не отступаться от него, предоставляя ничего не подозревавшему мальчишке расхлебывать заваренную мастерами кашу.

Конечно, вероятность, что с Криксом случиться что-то неприятное, была невелика. Слегка коснуться его разума, увериться, что он сказал всю правду о себе — вот, собственно, и все, что поручалось ворлоку. Никто не требовал от видуна по-настоящему копаться в его мыслях и воспоминаниях, а уж тем более насильно добиваться от него каких-либо признаний. Но для Хлорда это было слабым утешением. Он злился на себя за то, что уступил другим Наставникам, и чувствовал себя непоправимо виноватым перед Криксом — даром, что тот даже ничего не знал.

— Наставник Хлорд… — растерянно окликнули его, и мастер обернулся. Перед ним стоял тот самый паренек, которого он отправлял за Криксом. Но он был один. — Я был в Рейнсторне, мастер. Крикса нет.

— Как "нет"? — с оттенком раздражения спросил Наставник. — Ты спрашивал у остальных, где он?

— Спрашивал. Никто не знает. Говорят, последний раз его видели на завтраке, — доложил мальчишка.

На завтраке?… А ведь прошло уже не меньше двух часов.

— И никого не удивило, что его так долго нет? — Хлорд недоверчиво поморщился.

— Но, мастер! Все решили, что вы сами… то есть что его забрали на Испытания.

— А, ну да. Все время забываю, что начало Испытаний никогда не удается сохранить в тайне дольше часа. Жаль. Ратенн расстроится.

Хлорд замолчал почти на целую минуту, глубоко задумавшись — но не об испытаниях, как могло показаться его собеседнику, и даже не о том, куда пропал один из его новичков. Гвалт на собрании, вкрадчивый тон Ратенна, и почти неслышный, шелестящий голос ворлока были слышны Наставнику, как наяву, хотя на галерее было тихо.

Мастер вспоминал, как лицо Крикса озарилось недоверчивой улыбкой, когда Хлорд сказал ему, что хочет взять его в Лакон. Да и после, заполняя ученическую грамоту, мастер близоруко наклонился над пергаментом, но, даже не видя лица Крикса, ощущал его восторженный, горящий взгляд. Сейчас воспоминание об этом отзывалось в нем глубоким отвращением к себе. До сих пор Хлорд никогда не предавал доверия своих учеников.

От этой мысли пахло тухлой рыбой.

— Так я пойду?… — с надеждой уточнил стоявший рядом с ним подросток, видя, что Наставник на него уже не смотрит — а точнее, смотрит словно сквозь него.

Это было опрометчивым поступком. Хлорд действительно забыл о собеседнике, но теперь пришел в себя и удивленно поднял брови.

— Куда?… Я, кажется, поручил найти и привести сюда Крикса из моего отряда. А не вернуться и сказать, что в башне его нет. Сходишь в другие башни, спросишь, не появлялся ли он там. Потом возьмешь кого-нибудь из своего галата и осмотришь парк.

— Но это же очень долго!.. — рискнул возразить лаконец.

— Не беспокойся, если он найдется раньше, чем ты закончишь, я пошлю кого-нибудь тебя предупредить, — "великодушно" сообщил Наставник. — Или у тебя какие-нибудь неотложные дела, из-за которых ты не можешь выполнить мое задание?

— Нет, мастер, — упавшим голосом ответил тот.

— Прекрасно. Ну, иди.

В другой момент Хлорд непременно попытался бы представить, какими словами мысленно ругает его старший ученик, которому такое поручение в свободные от тренировок и учебы дни Сбора должно было казаться просто возмутительным. В самом деле, не особенно приятно обходить весь парк в поисках потерявшегося новичка в то время, когда остальные отдыхают, ходят в город или изобретают еще какие-нибудь развлечения, более менее (но чаще менее) сочетавшиеся с правилами Академии. Но сейчас Наставнику было не до праведного возмущения ученика, свободным временем которого он так бесцеремонно и решительно распорядился. Он задался вопросом — где сейчас может быть Крикс? Разумеется, он поручил поискать его в других башнях или в парке, но скорее для очистки совести. Что ни говори, для новичков естественно держаться вместе. Если бы Крикс оставался в Академии, он бы сейчас сидел бы в башне с остальными первогодками и слушал байки о вступительной проверке. Может, даже внес бы свою лепту, выдумав очередную страшную историю. Хлорд тяжело вздохнул. Раз его не нашли в Рейнсторне, значит Крикс, скорее всего, вышел в город — несмотря на недвусмысленный запрет Наставника.

Вовремя, нечего сказать. Конечно, обследовать лаконский парк тоже было в порядке вещей, но уж, во всяком случае, не в одиночку. А Лэр, живущих с Криксом в одной комнате, все еще был на Испытаниях. Так что в правильности своего предположения Хлорд сомневался мало.

"Представляю, что начнется, если кто-нибудь из менторов увидит его за воротами, — подумал Хлорд. И тут же возразил на эту мысль — Ну хорошо, а что начнется-то?… Смешно сказать, но хуже уже некуда".

Почему-то эта мысль его внезапно успокоила. И в самом деле, в свете последних событий такая мелочь, как отлучка первогодка из Лакона, вряд ли могла сильно впечатлить кого-нибудь из мастеров. Пусть даже этот первогодок был тем самым чужаком и возмутителем спокойствия, о котором со вчерашнего дня неустанно толковали все Наставники и даже многие ученики. Что ни говори, но после всколыхнувшей Академию драки простолюдина и Дарнторна возмущение Ратенна из-за нарушения его излюбленного правила выглядело бы настолько несерьезно, что это почувствовал бы даже сам Ратенн. Что ни говори, а появление этого мальчика со странным именем нарушило что-то в отлаженном и почти безупречном механизме правил, предрассудков и условностей, борьбой с которым младший мастер Хлорд сперва невольно, а потом все чаще — полностью осознанно — занимался все последние пятнадцать лет. Ратенн не так уж сильно ошибался, заявив, что он разваливал порядки в Академии. Уважая дисциплину и традиции Лакона, мастер Хлорд, однако, не терпел придирчивого педантизма опытных Наставников, из-за которого жизнь в Академии время от времени казалась ему вязкой, как болото.

Что ж, теперь это болото перебаламучено, как никогда. И интуиция подсказывала мастеру, что теперь стоячая водица предсказуемо-размеренных лаконских будней еще долго не затянется привычной ряской. Хлорд негромко хмыкнул. Он уже давно перестал мерять длинными неровными шагами каменные плиты галереи, а теперь, вернувшись в зал скриптория, служивший ему кабинетом, мягко притворил за собой дверь. Будь что будет. Именно сейчас он ощущал, что совершенно не жалеет о своем поступке… Даже несмотря на ворлока. Нет, даже несмотря на ту тоскливую беспомощность, которую ему сегодня довелось почувствовать впервые в жизни.

Оно того стоило.

Определенно.


Обратная дорога до Лакона показалась Криксу не в пример короче их прогулки к Разделительной стене. Он попрощался с Дарлом у ворот, и, промчавшись через парк, влетел в прихладный холл Рйенсторна. Крикс надеялся подняться в свою комнату, умыться и, если получится, изобразить, что он все время находился здесь, но в тот момент, когда он с разбегу штурмовал крутую лестницу их башни, кто-то схватил его за рукав. Крикс оступился и не полетел носом на ступеньки только потому, что державший его за рубашку парень был выше и значительно сильнее, а сейчас вцепился в новичка, как клещ.

— Ты, должно быть, Крикс?… — спросил он тоном, не предвещавшим ничего хорошего.

— Да, я Крикс. И что? — спросил он вызывающе, поскольку тон лаконца и то, как он вцепился ему в руку, ему очень не понравилось. Мелькнула даже мысль о Дарнторне и о его дружках, но додумать ее мальчик не успел.

— Быстро к Наставнику, придурок, — прошипел над ухом старший ученик. — Тебя ищут уже битый час.

Он развернул "дан-Энрикса" обратно к выходу и сильно толкнул в спину, так что тот невольно перепрыгнул через несколько ступенек. В другой раз Крикс бы не потерпел такого обращения, но сейчас ему было не до этого.

Его ищут! "Уже битый час"!.. Конечно, это из-за Испытаний. Арклесс снова оказался прав.

К давешней галерее, по которой его накануне днем тащили старшие, он прибежал уже основательно запыхавшимся. Крикс уже собирался дернуть дверь скриптория, когда она открылась прямо перед его носом, и на пороге появился сам Наставник Хлорд.

Взгляд, которым он смерил раскрасневшегося, тяжело дышавшего ученика в другой момент, наверное, показался бы Криксу странным. Но сейчас он его просто не заметил.

— Мастер Хлорд, я… — Крикс уже собрался попросить прощения, но понял, что это довольно глупо. Его ведь пока никто ни в чем не обвинял. Поэтому он сбился и закончил — Мне сказали, вы меня искали.

— Верно, — холодно ответил Хлорд. — Ты давно должен быть у ворлока. Когда Испытания закончатся, я буду рад услышать, где ты все это время пропадал.

Крикс растерянно и виновато посмотрел на мастера.

— Я просто…

— Объяснишь потом… если сумеешь. А пока — пошли со мной. Первое испытание проходит в Северном крыле. Когда ворлок тебя отпустит, никуда не уходи: я за тобой зайду.

— Да, мастер.

Они быстро шли по коридору, и Криксу приходилось приложить усилия, чтобы не отстать. Мастер шел, не оборачиваясь, и мальчик не мог отделаться от глупого желания проверить — заметит ли Наставник, если он вдруг остановится?…

— Кто-нибудь успел рассказать тебе, в чем суть вступительной проверки? — внезапно спросил Хлорд. — Я имею в виду правду, а не байки, которыми обычно потчуют друг друга новички.

Крикс припомнил, что, по словам мастера, обсуждать вступительные Испытания не принято, и решил на всякий случай умолчать о Дарле.

— У нас в башне обсуждали Испытания, — сказал он самым невинным тоном. — Но я же не знаю, правда это или нет.

— Не морочь мне голову, — негромко хмыкнул Хлорд. — Я примерно представляю, как ведут себя те новички, кто принимает россказни об Испытаниях всерьез. Пока что лучше всех держался твой сосед, Юлиан Лэр, но он все-таки успел наслушаться гораздо меньше остальных. И даже Лэр довольно сильно волновался. А вот ты выглядишь так, как будто предстоящая проверка тебя вообще не занимает. Ну так что?…

— Да, мастер, — сдался Крикс. — Один старший ученик сказал мне, что на первом Испытании нам даже ничего не нужно будет делать. Ворлок просто смотрит на того, кого к нему приводит, и говорит, кто Одаренный, а кто нет. Это же правда?…

Мастер Хлорд необъяснимо помрачнел, но все-таки ответил:

— Правда, как ни удивительно. Обычно старшие ученики делают все от них зависящее, чтобы до полусмерти напугать вас перед Испытаниями. Это многолетняя традиция, которую пока никто не нарушал. Не знаю, кто тот ученик, который рассказал тебе про ворлока, но тебе стоит поблагодарить его, когда вернешься. Видимо, ты его чем-то сильно… впечатлил.

— Он думал, что я тоже Одаренный, — поделился Крикс с Наставником.

— Что же, очень может быть, — рассеянно ответил Хлорд. — Направо, Крикс… Мы, собственно, уже почти пришли. Вторая дверь по коридору.

— Уже можно заходить?…

— Да, тебя ждут. Вот только…

Хлорд запнулся. Если бы Крикс знал его немного дольше, он бы обязательно встревожился — уж слишком это было непохоже на обычную манеру разговора младшего Наставника. Всего пару минут назад Хлорд говорил обычным деловитым тоном, даже выбранил его за опоздание, а сейчас весь его вид выражал какое-то мучительное и тревожное сомнение. Криксу вопросительно взглянул на мастера, но тот уже успел взять себя в руки.

— Иди, — повторил он. — Пожалуй, я пока останусь здесь и подожду, когда ты выйдешь.


Комната, в которой оказался Крикс, отличалась от знакомых ему помещений Академии тем, что в ней царил странный для послеполуденного часа полумрак. Несмотря на теплый осенний день, все ставни были наглухо закрыты, а большая часть окон вдобавок скрывалась за плотными синими шторами. Не приходилось сомневаться в том, что это сделано намеренно.

— Сюда, пожалуйста, — раздался глуховатый голос из противоположной части комнаты. Ворлок выбрал наименее доступный для дневного света угол и расслабленно сидел в глубоком кресле. Он напоминал больного, лишь недавно получившего разрешение вставать с постели, но еще не настолько поправившегося, чтобы долго оставаться на ногах. Это впечатление усиливала его мешковатая, бесформенная одежда необычного покроя и ссутуленные плечи. С первого взгляда ворлок показался Криксу дряхлым стариком, но, подойдя поближе, мальчик с удивлением увидел, что "видун" еще довольно молод. На гладко выбритом лице не было ни одной морщины, а в длинных бесцветно-соломенных волосах — ни следа седины. Лежащие на подлокотниках кресла руки, несмотря на свою худобу, тоже принадлежали молодому и, скорее всего, сильному мужчине. Но тут ворлок поднял на него глаза, и все эти наблюдения сейчас же вылетели у "дан-Энрикса" из головы, настолько поразительным и неприятным оказался этот взгляд.

Глаза у видуна были большими и почти бесцветными, с игольчатыми точками зрачков и редкими белесыми ресницами. "Дан-Энриксу" подумалось, что их нельзя назвать ни серыми, ни свето-голубыми — уж скорее они походили на затертую и полинявшую от долгой носки ткань. Но самой неприятной в них была их странная, почти пугающая неподвижность, из-за которой лицо мага выглядело так, как будто ворлок спит с открытыми глазами. Криксу показалось, что маг смотрит на него так, как иные люди — на забор или на стену дома — равнодушно и без выражения. Он даже не моргал. Нельзя было поверить в то, что эти оловянные глаза принадлежат живому человеку.

Крикс сейчас же вспомнил, что, по словам Димара, встретившись с кем-то глазами, ворлок проникает в его мысли. Но даже если это было так, и ворлок уже знал о том нелестном впечатлении, которое он произвел на собеседника, то это знание никак не отразилось на его лице.

"А может быть, все это вообще вранье? — кощунственно подумал Крикс. — Вдруг он на самом деле ничего не видит, этот ворлок?… Ну давай, скажи, что я не прав — если ты правда знаешь, что я думаю!"

Однако ворлок даже глазом не моргнул — если, конечно, к нему можно было применить такое выражение.

— Твое имя Крикс? — спросил он тем же шелестящим, словно угасавшим к концу фразы голосом, которым предложил ему приблизиться.

— Да.

— Вчера ты рассказал мастеру Хлорду о том, что выбрал это имя сам, не зная о его особенном значении. Это правда? — осведомился видун так же безразлично, не спуская глаз с его лица.

— Конечно, правда, — Крикс смотрел на мага с удивлением. Какой смысл задавать подобные вопросы? Если бы он даже все наврал, то никогда бы не признался в этом; так что, получается, и говорить тут не о чем. В глазах видуна на какое-то мгновение мелькнула искра интереса, и он неожиданно ответил на не заданный вопрос.

— Все очень просто, мальчик. В разговоре с ворлоком врать совершенно бесполезно. Когда ты говоришь, я сразу ощущаю, правда это или нет, а если правда, то насколько. Почему-то люди часто думают, что видуна возможно обмануть, если сказать ему часть правды вперемешку с ложью. Кстати, ты не прав: я вовсе не читаю твои мысли. Просто некоторые из них довольно предсказуемы. Например, готов поспорить, что с тех пор, как ты вошел, ты мысленно подначиваешь меня как-то доказать мои способности, если они на самом деле существуют. Правда?…

Крикс растерянно кивнул. Взгляд ворлока опять потух и стал невыразительным и тусклым.

— Смотри сюда, — велел видун. Криксу пришлось сделать над собой усилие, чтобы на этот раз не отводить глаза.

— Продолжим. Итак, ты жил в Чернолесье, а потом бродяжничал?

Крикс ощутил какое-то щекочущее прикосновение к своему лбу, как будто кто-то забавлялся, водя кончиком пера по коже. Вопрос про Чернолесье заставил его вспомнить, что когда-то Вали любил развлекался таким образом утром, пока младший брат еще спал. Обычно Безымянный просыпался, оглушительно чихая, а Вали злорадно хохотал, отскочив от лежака на безопасное расстояние, чтобы не получить хорошего пинка.

Вспомнив о доме, он чуть-чуть нахмурился.

— Да, я уже говорил об этом своему Наставнику. А какое отношение это имеет к Испытаниям?…

Крикс провел в Лаконе слишком мало времени, чтобы понять, насколько дерзким был его вопрос. Наверное, ворлок учел это, потому что никак не отреагировал на эту дерзость.

— Самое прямое, — только и ответил он, продолжая пристально смотреть на Крикса своими неприятными белесыми глазами.

Кого-то он здорово напоминал, этот видун. Мальчик чуть прищурился, прикидывая так и эдак, на кого он похож больше — на большую круглоглазую сову-сипуху или все-таки на рыбу?…

Рука ворлока, до этого момента расслабленно лежавшая на подлокотнике разного кресла, внезапно ожила, и Крикс невольно опустил глаза, наблюдая за странными движениями пальцев мага.

— Смотри на меня, — напомнил ворлок. Теперь его голос уже не казался лаконцу таким странным — может быть, он просто притерпелся. — У тебя есть деньги?

— Да.

— И сколько?

— Сорок полумесяцев.

Крикс откинул со лба волосы и нетерпеливо потер лоб. Ощущение щекочущих прикосновений не желало пропадать, как будто по лицу все время ползала невидимая муха.

— Откуда ты их взял?

— Нашел… под камнем. Там же, в Чернолесье.

Мысли начинали путаться. Зуд становился просто нестерпимым. А когда он ощутил, что что-то давит ему на виски, то его вдруг осенило, что происходящее — отнюдь не плод его фантазии, а результат каких-то действий ворлока. Правда, тот сидел совершенно неподвижно. Шевелились только пальцы — длинные белые пальцы видуна, которые как будто крутили невидимый шарик.

Этот небольшой хрустальный шарик с крошечными гранями Крикс неожиданно увидел ярко, словно наяву — вплоть до таких подробностей, как радужные блики, отлетающие от зеркальных граней на худые пальцы ворлока.

Крикс встряхнул головой, как лошадь, отгоняющая слепня. Происходящее в комнате Испытаний нравилось ему все меньше. Он вдруг заподозрил, что вопросы ворлока были обыкновенным отвлекающим маневром. И еще, пожалуй, способом навести мысли Крикса на какие-то вполне конкретные предметы. Чернолесье, побег из дома, кошелек… Сами по себе ответы мало занимали мага. Теперь уже не приходилось сомневаться, что он узнавал гораздо больше, просто слушая звук его голоса и глядя мальчику в глаза.

И именно с его странными манипуляциями была связана и странная щекотка, и внезапная давящая тяжесть на висках.

Все это промелькнуло в голове у Крикса за какие-то доли секунды, но он даже не успел решить, как отнестись к сучайному открытию, когда ворлок задал следующий вопрос:

— От Энмерри до Мелеса ты путешествовал на корабле, не так ли?

Крикс быстро опустил глаза, не думая о том, что выдает себя этим движением. Накануне он сказал Наставнику, что просто заплатил за свое путешествие одному капитану из Энмерри. Если отвечать на все вопросы, ворлок обязательно узнает о Далланисе — а тот, приняв на борт предполагаемого "Миэльрикса", откровенно нарушал закон. Крикс понимал, что, если правда выплывет наружу, у добросердечного торговца будут неприятности с Торговой гильдией и Орденом. В этом отношении он уже не был так наивен, как в тот день, когда готов был обратиться к лорду Ирему за помощью и сам пришел в "Свинью и Желудь". Значит, об истории с Далланисом никто не может знать. Но как утаишь что-нибудь от человека, способного увидеть твои мысли?

— Я попросил тебя смотреть сюда, — напомнил ворлок холодно.

"Думай о чем-нибудь другом!" — мысленно приказал себе Крикс. При этом он поднял

глаза на ворлока и постарался придать своему лицу такое же сонное выражение, как и у мага.

— Да, я плыл на корабле, — заметил он. Не найдя предмета, на котором можно было бы сосредоточиться без риска себя выдать, он заставил себя смотреть сквозь ворлока, вообразив себе беленый потолок в их комнате в Рейнсторне.

Полностью отвлечься от происходящего оказалось очень сложно. Мальчик никогда не думал, что попытка избегать какой-то важной мысли требует таких мучительных усилий.

— Как назывался этот корабль? — резко спросил ворлок, явно заподозривший что-то неладное.

Перед глазами Крикса промелькнул "Энрикс из Леда", и он ухватился за это воспоминание с отчаянием утопающего. Мраморный рыцарь держал шлем в опущенной руке, все так же глядя вдаль, но Криксу померещилось, что на сей раз его лицо выражает молчаливое сочувствие и одобрение.

— Мы теряем время, — глухо сказал ворлок, и — на этот раз уже не приходилось сомневаться, что это не плод воображения лаконца — в его взгляде промелькнуло раздражение. — То, что ты пытаешься сделать — просто глупо. Неужели ты считаешь, что никто до тебя не пробовал осуществить на практике такое "остроумное" решение? Прекрати это и ответь на мой вопрос.

Крикс закрыл глаза и отчаянно помотал головой.

"Плевать на Испытания… только оставьте меня, наконец, в покое!" — пронеслось у него в голове.

— Судя по всему, тут в самом деле что-то важное, — задумчиво сказал видун.

Теперь, когда Крикс не мог видеть ворлока, его голос казался ему еще более зловещим.

— …Послушай, мальчик. Твое глупое упрямство заставляет меня думать, что Совет наставников не зря испытывал сомнения в твоей честности. Поскольку это может оказаться важным и решить твою дальнейшую судьбу, я буду вынужден узнать правду независимо от твоего желания. Последний раз прошу — не ставь себя в такое положение. Это не очень-то приятно….Нет?

Впоследствии Крикс часто думал, почему он просто не послал все к фэйрам и не выбежал из той проклятой комнаты? Даже страх оказаться не на высоте во время Испытаний ничего не значил по сравнению с чувством самосохранения и нежеланием предать Далланиса. Но, хотя он ни о чем так не мечтал, как оказаться где-нибудь подальше от видуна с его вкрадчивым голосом и белыми глазами, которые он, казалось, видел даже сквозь опущенные веки — мысль о простом бегстве почему-то даже не пришла ему в голову.

— Нет! — выпалил он, зажмурившись еще сильнее и так сильно стиснув кулаки, что ногти впились ему в ладони.

Давление в висках стало тяжелым и почти болезненным. У Крикса закружилась голова. Ему вдруг показалось, что он слышит странный шепот, доносящийся со всех сторон, как будто бы десятки призраков переговаривались, спорили или о чем-то рассуждали, окружив "дан-Энрикса" невидимой толпой. Это было страшно. На секунду Крикс испугался, что он сходит с ума, но потом он стиснул зубы и сказал себе, что он тут совершенно не при чем — все дело только в ворлоке.

В голове крутилась мысль, что он не должен вспоминать о чем-то важном — но о чем именно, мальчик уже забыл. Энрикс из Леда улыбался ему сдержанной, загадочной полуулыбкой.

Ворлок негромко выругался, но его голос затерялся среди десятков других голосов, шепчущих, бранившихся и даже напевавших где-то совсем рядом.

Перед зажмуренными глазами Крикса закружился вихрь красных искр. Они загорались — а потом тонули в непроглядной черноте. И эта чернота как будто расползалась, заполняла все пространство.

— Энмерри. Корабль. Вспоминай! — сурово приказала темнота.

"Нельзя" — напомнил голос, прозвучавший четче остальных, но явно не принадлежащий ворлоку.

Невидимое перышко опять защекотало лоб.

Крикс до крови закусил губу, стараясь полностью сосредоточиться на этой боли.

А ворлок выругался еще раз. На этот раз в его голосе гораздо ярче проступило замешательство.

Рыцарь из Леда улыбался…

В голове Крикса окончательно созрел и разлетелся тысячами игл невидимый стручок разрыв-травы. Это было больно… больно!!

— Прекратите! — закричал "дан-Энрикс". — Хватит! Прекратите это!!!

— Ради Всеблагих! Ты что творишь?! — воскликнул ворлок в свою очередь, но мальчик этого уже не слышал. Ноги Крикса подломились и он упал на холодный мозаичный пол. Осязание покинуло его долей секунды позже, чем зрение и слух, и он еще успел почувствовать, что здорово ушибся при падении.

А дальше наступила темнота.


…Человек с глазами, как будто бы отлитыми из голубого льда, стоял у верстака, нетерпеливо постукивая по нему костяшками пальцев. Флаконы из зеленоватого стекла и целое семейство разнокалиберных реторт и сфероконусов отвечали на каждое движение мужчины жалобным позвякиванием, которому он, однако, не придавал ни малейшего значения. Комната, где он стоял, выглядела бы достаточно просторной, если бы в ней не было этого огромного, похожего на плотницкий верстак стола и множества загадочных предметов, в беспорядке громоздящихся на полках, табуретах или прямо на полу. В настоящее время это помещение, представлявшее из себя нечто среднее между библиотекой, ремесленной мастерской и лабораторией смелого экспериментатора, казалась захламленной, маленькой и тесной. Обладатель холодных голубых глаз явно находился здесь не в первый раз, поскольку ничему не удивлялся. Даже вид летучей мыши, которую хозяин лаборатории препарировал на своем верстаке перед его приходом, не привлек к себе его внимания.

Хозяин комнаты пребывал в таком смятении, что не додумался придвинуть гостю кресло и только бросал на него беспокойные взгляды, суетливо разбирая груду свитков на другом конце стола. Выглядел он довольно странно; волосы и борода, почти совсем седые, были очень не ухожены, а руки покрывали ссадины, ожоги и следы чернил, что выдавало в нем ученого алхимика. О склонности к предметной магии свидетельствовали массивные перстни, с которыми он не расставался, даже возясь со своими ретортами, и плоская цепочка медальона в вороте заношенной, давно не стиранной рубашки. Лицо у чародея было из тех, которые запоминаются надолго: смуглое, с квадратным лбом, но узким подбородком, тонкими губами и внимательными, неприятно-пристальными темными глазами. Он был высок и, несмотря на худобу, довольно представителен. В деревне у подножия горы, неподалеку от которой он построил себе дом, его считали нелюдимым и побаивались. Появляясь в селении, он едва удостаивал приветствия попавшихся ему на пути крестьян и отпугивал людей внимательным, недобрым взглядом своих черных глаз. Тем не менее, все были с ним очень почтительны — отчасти от страха, который он им внушал, отчасти потому, что он бывал полезен им своими знаниями, но главным образом из-за того, что люди чаще всего уважают тех, кто уважает сам себя. А обладатель медальона и перстней себя не просто уважал; благодаря своим познаниям в алхимии и магии он чувствовал себя почти всесильным по сравнению с обычными людьми и всячески давал это понять при каждой встрече с ними.

Но сейчас надменного отшельника было не узнать: он отводил глаза, сутулился, стараясь избежать пронзительного взгляда собеседника, и выглядел как человек, застигнутый на месте преступления.

— Ну что, Галахос? — холодно и зло спросил у мага гость, присутствием которого объяснялась эта странная перемена в поведении Галахоса. — Долго мне еще выслушивать твои оправдания и отговорки?… Ты пообещал найти мальчишку. Признавайся: ты солгал, сказав, что можешь сделать это?

— Нет, — поспешно возразил Галахос. — Я вам не лгал. Клянусь вам, я действительно могу его найти…

— Печально. Я бы еще мог понять, если бы ты сказал, что просто переоценил свои возможности. А теперь я начинаю думать, что все это время ты просто _не хотел_ его искать.

— Я делал все, что мог!

— И что мы получили в результате? Приемыш лорда Дарена, резня в Маршанке — все это пустая трата времени. Ни один из погибших детей даже не мог быть тем, кого мы ищем. И, думаю, ты это понимал. Не так ли?

На этот раз Галахос счел за лучшее не отвечать.

Его гость рассмеялся — неприятным, резким смехом. И скрестил руки на груди.

— Ага, я вижу, ты все понимаешь правильно. Так вот — я бы хотел, чтобы ты указал причину, по которой наши поиски не привели к успеху. Ты, конечно же, нашел какие-нибудь объяснения? Надеюсь, что нашел. Ты ведь не мог не знать, что рано или поздно я заинтересуюсь, как идут дела. По правде говоря, это должно было произойти уже давно. Так вот: я жду ответа. По возможности подробного и обстоятельного. И постарайся, чтобы я тебе поверил.

— Как скажете, мессер, — покорно согласился маг. — Но, может быть, вы для начала сядете? Дорога утомительна, а вы…

— А я не собираюсь слушать, как мне заговаривают зубы. Ну?…

Галахос тяжело вздохнул, как будто примиряясь с неизбежным. Когда он начал говорить, то в его тоне и жестикуляции чувствовалось отчаянное желание угодить человеку с прозрачными, холодными глазами, выглядевшему по меньшей мере вдвое моложе самого Галахоса.

— Вы знаете, мой лорд, что до сих пор моей единственной зацепкой было имя, полученное мальчиком при рождении. Вы знаете, что имя может дать нам ключ к сознанию врага, позволить воздействовать на него с помощью магии. Мы знали имя мальчика, поэтому я был уверен, что мне не составит никакого труда при помощи некоторых ритуалов выяснить, где он находится. Я дал вам обещание… возможно, несколько поспешное и опрометчивое… что найду ребенка в течении нескольких месяцев.

— А между тем прошло уже несколько лет, не так ли? — насмешливо закончил за него голубоглазый.

— Да, мессер; но дело в том, что проверенные способы не дали никакого результата. Мой первоначальный план был почти безупречен. Стоило мне один раз проникнуть в сознание мальчишки, и я сразу же сказал бы вам, где он находится. Но сколько я ни бился, его мысли и воспоминания все время оставались для меня закрытыми! Пусть это не покажется вам странным, но я думаю… нет, я почти уверен в том, что мальчик вообще никогда не слышал собственного имени. Только так можно объяснить тот факт, что мощнейшие магические связи, возникающие между именем и его обладателем, не действовали в данном случае.

— А тебе не кажется, что ты все усложняешь? — холодно спросил его высокий собеседник. — Может быть, Седой просто снабдил этого щенка магической защитой, которую ты не сумел преодолеть?

— Нет. Это полностью исключено, — решительно возразил Галахос. Сейчас, когда речь шла о вещах, близких и понятных магу, даже страх перед его опасным гостем немного отступил, и угодливости в тоне чародея поубавилось. — Спрятать мальчика в глуши, снабдив его магическим щитом подобной силы — это все равно что развести костер посреди поля и надеяться, что его не заметят. Да обладателя такой защиты даже самый слабый маг почувствует за десять верст! Другой вопрос, сумеет ли он как-то навредить ему. Скорее всего нет — для этого-то щит и нужен.

— Ну что ж, звучит довольно убедительно. Однако почему ты так уверен в том, что ребенка прячут где-то здесь? Седой мог взять его с собой. Тогда бастард сейчас растет в Туманном Логе.

— И тогда мы точно до него не доберемся, господин.

— Без тебя понятно, — хмуро процедил голубоглазый. — Одно утешение — если я хоть немного понимаю Светлого, то он должен считать, что человеческому ребенку не место среди Альдов и Хранителей врат. Ему положено расти среди людей. Конечно, в безопасном месте. Что ты скажешь, например, о родине его отца?…

— Я думаю, это возможно… — в голосе мага прозвучало явное сомнение, и глаза его собеседника угрожающе сузились.

— Ты испытываешь мое терпение, Галахос. "Это возможно", "это невозможно"… Я устал от твоих домыслов. И мне давно хотелось бы услышать что-то более определенное. В конце концов, если твоя затея с магией имен бездарно провалилась, ты бы мог сказать об этом еще пару лет назад, вместо того, чтобы тянуть время и морочить мне голову. Еще семь, от силы восемь лет — и нам придется иметь дело не с ребенком, а с мужчиной. Клянусь Истоком! Да он вообще не должен был дожить до сегодняшнего дня!

Взгляд гостя впился в мага, словно пара ледяных кинжалов. Галахос заметно побледнел и опустил глаза. Но собеседник ждал ответа, и хозяин комнаты, собравшись с силами, сказал:

— Я понимаю, но… по правде говоря, я не терял надежду, что мне удастся дотянуться до бастарда и без имени. Мне часто удавалось уловить отзвуки самых сильных чувств — обиды, или радости, а как-то раз… совсем недавно… страх. Смертельный страх. Думаю, что-то угрожало его жизни. Или, во всяком случае, он сам так думал.

— Вот как? — тонкие губы гостя на секунду растянула насмешливая и жестокая улыбка, одновременно подчеркнувшая молодость и красоту его лица — и сделавшая его еще более отталкивающим, чем обычно. — Уж не станешь ли ты уверять меня, что он погиб?

— Нет. Напротив, я уверен, что он жив. С недавних пор я начал ощущать его… совсем не так, как раньше. Одновременно хуже и… отчетливее, чем все эти годы.

— Фэйры тебя побери… Метешь хвостом, как запаршивевшая старая лиса. Так хуже или лучше? — брезгиво спросил собеседник.

— Прошу меня простить, мой лорд, но это правда сложно объяснить. Такое иногда бывает, если человек проходит ритуал и получает Истинное Имя. Вы должны меня понять, ведь вы же сами сделали когда-то то же самое…

Но голубоглазый не дослушал.

— Истинное Имя? — повторил он в бешенстве. — Ты правда полагаешь, что они посмели дать этому ублюдку Истинное Имя?… Будь я проклят! Это же неслыханно… Такого я не мог ожидать даже от Валларикса!

Мужчина яростно махнул рукой, сбив на пол несколько флаконов. Часть из них разбилась, а один, случайно уцелевший, он отшвырнул в угол носком сапога.

— Ну, необязательно это его идея, — осторожно возразил Галахос, подождав, пока его гость не выплеснет свой гнев и не вернется к прерванной беседе. — Может быть, кто-нибудь просто дал мальчику новое имя, он признал его своим — а тайная магия доделала все остальное.

— Ну хорошо, — нетерпеливо перебил голубоглазый. — По крайней мере, ты уверен в том, что говоришь?

— Да, мессер. Абсолютно. Для того, чтобы имя, полученное при рождении, утратило силу, новое имя должно оказаться Истинным — в полном смысле этого слова. Я неоднократно наблюдал подобное, поэтому ошибка совершенно невозможна.

— Это только усложняет дело. Думаю, ты понимаешь, что бастард должен исчезнуть раньше, чем магическое Имя как-то повлияет на его судьбу… и, может статься, сделает его действительно опасным. И при этом ты по-прежнему не знаешь, где его искать?

— М-мне кажется, что поиски, которые велись последние семь лет, можно вообще не продолжать. Мальчик найдется сам. С теми, кто получает Истинное Имя, постоянно что-то происходит. Это уже не простой ребенок, который легко затеряется среди тысяч и тысяч своих сверстников. Это, выражаясь образно, горящая головня, брошенная в стог сена. Думаю, нам остается только подождать, пока пожар не разгорится и не укажет нам, где следует искать.

— Поэтично, — мрачно ухмыльнулся слушатель. — Но на сей раз я не намерен долго ждать. Твоя изворотливость и лицемерие и так украли у нас слишком много времени. Я дам тебе и этом ублюдку время до Эйслита. Только до Эйслита — слышишь, чародей?… Надеюсь, к тому времени твои предположения успеют оправдаться.

— Благодарю, мой лорд. Уверен, вы не пожалеете.

— И тут ты совершенно прав, Галахос, — холодно заметил его гость. — Если что-нибудь пойдет не так, то я действительно тебя не пожалею. Мы давно знакомы, это факт. И если следовать расхожим представлениям, то я даже, так сказать, многим тебе обязан; но ты очень ошибешься, если станешь полагаться на мою сентиментальность.

Галахос с трудом унял дрожь, вызванную последними словами и в особенности — равнодушным тоном, которым они были произнесены.

— Вы ошибаетесь, мессер. Я полагаюсь исключительно на то, что у вас не возникнет поводов для недовольства, — произнес он враз осипшим голосом, стараясь смотреть если не в глаза своему собеседнику, то хотя бы просто в его сторону.

— Ну что ж, тем лучше, мэтр. Значит, мы друг друга поняли… В канун Эйслита я буду ждать тебя в Галарре. И теперь, раз уж мы отложили разговор о мальчике до конца осени, обсудим наши планы на Эйслит.


…Наставник Хлорд нетерпеливо расхаживал взад-вперед под дверью комнаты, где проходили Испытания. Далеко от двери он не отходил, поэтому его метания выглядели еще более нелепо. Пять шагов туда и пять шагов обратно. А потом снова пять туда — и пять назад. Мастеру казалось, что Крикс находится внутри не меньше часа, хотя разумом он понимал, что на самом деле времени прошло не так уж много. Несколько раз он останавливался у самых дверей и, нарушая все порядки Испытаний, сосредоточенно прислушивался — но массивная дверь не пропускала ни звука. Так, во всяком случае, Наставнику казалось до того момента, как из-за дверей раздался крик. Мастер разобрал только два слова — "Прекратите это!", но этого было вполне достаточно. Он бросился к двери и резко рванул ее на себя, так что еще успел увидеть, как Крикс внезапно покачнулся и упал, беспомощно взмахнув руками.

Мастер сам не помнил, как он пересек сумрачную комнату и опустился на колени возле мальчика. Лицо Крикса казалось бледным и осунувшимся, на лбу выступила испарина, а из прикушенной губы сочилась кровь.

Ворлок поднялся с кресла и сейчас беспомощно переминался с ноги на ногу в нескольких шагах от мастера, явно не зная, что теперь делать — то ли подойти поближе к мальчику, то ли держаться подальше от взбешенного Наставника.

Хлорд на секунду поднял на него глаза и процедил:

— Вы за это ответите. Никто не давал вам права применять к кому-то из учеников ваши обычные приемчики. Если Совет не пожелает в это вмешиваться, то, можете мне поверить, я займусь этим делом и без их благословения.

— Я понимаю ваше возмущение, Наставник, — неожиданно нормальным голосом ответил ворлок — Но, боюсь, вы ошибаетесь. Совет… санкционировал подобное вмешательство.

Прозвучало это почти виновато, и у Хлорда, несмотря на всю его закоренелую неприязнь к видунам, не возникло никаких сомнений в том, что маг не лжет.

— Должен сказать, — продолжил ворлок. — Что я не понимаю, как такое могло произойти. Честное слово, я был очень осторожен. Мальчик просто оказался слишком… возбудимым. И на удивление упрямым. Или стойким — это как вам больше нравится.

— Он Одаренный? — поинтересовался Хлорд почти помимо воли, вспомнив слова Крикса, сказанные за минуту до того, как тот пошел на Испытания.

— Нет. В том-то и дело… Я хочу сказать, я бы не очень удивился, если бы такую восприимчивость продемонстрировал ребенок или взрослый с выраженными задатками к магии. В особенности, как ни странно, к ворлокству… А тут — все абсолютно чисто. Никаких способностей. И нате вам.

Это простое "нате вам" из уст загадочного ворлока показалось до того неожиданным и нелепым, что Хлорд невольно рассмеялся. Сколько в этом было от веселья, а сколько — от порядочно попорченных за несколько последних суток нервов, он и сам не знал.

Ворлок покосился на него, не очень понимая, как реагировать на это неожиданное проявление веселости, и мягко пояснил:

— Мальчик придет в себя довольно скоро, вот увидите. Я думаю, что никаких неприятных последствий этот обморок ему не принесет. Еще раз приношу вам свои извинения.

Хлорд задумчиво взглянул на видуна. И, хотя он по-прежнему смотрел на мага снизу вверх, когда мастер ответил, его голос прозвучал уверенно и жестко.

— Извинениями делу не поможешь. Но у вас есть шанс исправить положение. Не мне вам объяснять, что именно от ваших слов будет зависеть, что решит Круг мастеров. Я могу рассчитывать на то, что на собрании Совета вы будете действовать в интересах моего ученика?

Наставник смотрел на видуна с той же сосредоточенностью, с какой он наблюдал бы за своим противником во время поединка.

Хлорд понимал, что его подопечный должен во что бы то ни стало получить от мага положительную характеристику. От того, что ворлок скажет Кругу мастеров, зависело главное: будет ли в этой истории поставлена жирная точка — или же двусмысленное многоточие, позволяющее всем недоброжелателям Крикса и дальше высказывать свои сомнения на его счет при каждом подходящем, малоподходящем и совсем не подходящем случае. Это означало, что все время Младшего наставника и дальше будет отнимать эта огрызливая, бестолковая возня в Совете.

Сознавая это, мастер был готов обеспечить лояльность видуна любыми способами, даже если его вынудят дойти до подкупа или угроз. Ответ мага заставил его почувствовать себя человеком, изтоговившимся вышибать плечом незапертую дверь.

— Конечно, мастер, — согласился ворлок. — Я скажу старшим Наставникам, что все их подозрения безосновательны. И сделаю я это даже не по вашей просьбе, а хотя бы потому, что ничего порочащего или неприятного о мальчике я не узнал. Единственное сомнение у меня вызвала та часть его рассказа, где он говорил о плавании на торговом корабле. Я слишком поздно понял, что мальчик, по-видимому, заботился не о себе, а о том человеке, который оказал ему эту услугу. Не могу сказать, в чем тут дело, но ваш ученик считает, что ему самому бояться нечего, а вот тому, другому человеку будет угрожать какая-то опасность, если он о нем расскажет. Не исключено, что его перевез какой-нибудь пират или контрабандист. Для городских властей это, возможно, представляет некий интерес, но Кругу мастеров я сообщать об этом не обязан. Тем более, что нежелание вашего подопечного выдать человека, оказавшего ему услугу, может быть, и неразумно, но показывает его с лучшей стороны, — задумчиво добавил ворлок, и Наставник удивленно поднял брови, уже не в первый раз за эти несколько минут серьезно поколебленный в своем предубеждении о видунах. Наткнувшись на растерянный и вопросительный взгляд мастера, ворлок истолковал его по-своему и, разведя руками, пояснил:

— Само собой, если бы я разобрался в этом раньше, я бы не стал настаивать на том, чтобы мальчик ответил на мои вопросы. Но Совет проинструктировал меня, что ваш ученик — бродяга, лжец и лицемер, который наверняка попытается утаить что-нибудь важное. Они поручили с ним не церемониться.

Хлорд пробормотал себе под нос несколько неразборчивых ругательств, посылая всех своих коллег из Круга мастеров в такие дали, о которых не имел понятия даже самый образованный картограф.

— И тем не менее вы утверждаете, что были очень осторожны?… — резко спросил он, прижав два пальца к шее Крикса и ощущая слабую, почти неразличимую пульсацию артерии. — У мальчика серьезный обморок. Боюсь подумать, чем бы все закончилось, если бы вы не "осторожничали".

Ворлок тяжело вздохнул.

— Боюсь, тут дело не совсем… если хотите — даже совсем не во мне и моей магии. Дайте мне время все обдумать, мастер. На Совете я представлю вам свои соображения по поводу такой нехарактерной для ребенка его лет — и полного отсутствия магических талантов восприимчивости. Ее, пожалуй, можно было бы списать на страх передо мной или обычную нервозность, если бы не столь серьезное, и, что гораздо удивительнее, эффективное сопротивление…К чести мальчика должен сказать, что я до сих пор не знаю ни названия корабля, ни имени его владельца, — признал ворлок после паузы.

— Приятно слышать, — сухо сказал Хлорд. — Что ж, до встречи на совете, господин видун. Я забираю своего ученика. Надеюсь, вы не против?

— Нет, конечно, — снова вздохнул маг. Он выглядел таким усталым и расстроенным, что мастеру даже на какую-то долю секунды стало его жаль.

Наставник осторожно поднял Крикса и, без какого-то заметного усилия поднявшись с этой ношей, вынес мальчика из полутемной комнаты.


…Волны били о скалу, разлетаясь солеными брызгами и окатывая его ноги пеной. В ушах шумело то ли от прибоя, то ли от бушующего ветра. Пахло водорослями и морем. Можно было облизнуть обветренные губы — и почувствовать на них морскую соль.

Хотя, возможно, это была его собственная кровь. Прикушенная несколько минут назад губа пульсировала болью.

Крикс только сейчас понял, что он ничего не видит. Ни скалы, ни волн, ни белой пены, заливающей широкий мол.

Он не видел даже льдисто-голубых, холодных глаз, которые мерещились ему совсем недавно.

Настоящим оказался только привкус соли на губах и ветер, прилетавший с моря и безжалостно хлеставший по лицу.

…Ну вот, пожалуйста, еще раз. Кто-то ощутимо хлопнул его по щеке — и на этот раз Крикс четко осознал, что это был не ветер.

Ресницы дрогнули, и где-то впереди забрезжил свет.

Еще пощечина.

На этот раз он смог открыть глаза, и даже понял, что его приводят в чувство. А потом он разглядел склонившегося над ним мастера Хлорда, и все встало на свои места.

"Я, кажется, был в обмороке" — догадался Крикс, почувствовав себя жестоко опозоренным. Он вспомнил их беседу с ворлоком и то, как чернота перед его глазами стала абсолютной и непроницаемой, и он еще успел почувствовать удар об пол и расползавшийся по телу холод. А потом не стало ничего, и появилось это странное видение… Пронзительные светлые глаза цвета голубоватой стали, наблюдавшие за ним из темноты.

"Димар ошибся, — вяло подумал Крикс. — Он сказал, вступительные Испытания невозможно провалить — но, кажется, мне это удалось"

Крикс был вполне уверен, что не выдержал проверки и подвел Наставника, но мастер Хлорд почему-то не выглядел рассерженным. Совсем наоборот.

— Как ты себя чувствуешь? — заботливо спросил Наставник.

— Уже гораздо лучше. Где мы?

— В лазарете. Лекарь обещал присмотреть за тобой, пока ты не придешь в себя настолько, чтобы вернуться и пройти остальные Испытания. А мне уже пора идти. Не возражаешь?

— Нет. Только скажите: там, у ворлока… я все испортил, да?

— Наоборот, — Хлорд даже улыбнулся. — Совсем наоборот, друг мой. Скажу тебе по секрету, что Круг мастеров потребовал, чтобы ворлок, помимо обычной проверки, убедился заодно в правдивости твоего вчерашнего рассказа. И вопреки ожиданиям некоторых моих… товарищей твой рассказ подтвердился от первого до последнего слова. Более того, о том, что ты не захотел рассказывать, ты сумел умолчать даже во время разговора с видуном, что говорит о сильной воли и серьезной способности к концентрации.

— К чему?… — переспросил дан-Энрикс.

Наставник усмехнулся и поправился:

— Умение сосредоточиться, если угодно. Можешь считать это Испытание своей победой. Отдыхай. И не вини себя за то, что тебе стало плохо. Вмешательство в сознание нередко не выдерживают даже взрослые и подготовленные люди.

Мастер протянул руку и почти ласково взъерошил ему волосы, прежде чем подняться с табурета и направиться к дверям. Однако возле выхода он обернулся и предупредил:

— Имей в виду, что все, что я тебе сказал, должно остаться между нами. Менторам вряд ли понравится, если они узнают, что я обсуждал решения Совета с новичком.

Крикс кивнул. Его по-прежнему слегка подташнивало, а по всему телу разливалась противная слабость. Несмотря на похвалу Наставника, он не был уверен, что имеет право чувствовать себя на высоте. И мысль, что ему предстояло выдержать еще несколько Испытаний, отднюдь не прибавляла ему оптимизма.


VI


Появившийся после ухода Хлорда лекарь, мельком осмотрел лаконца и, задумчиво прищелкнув языком, заставил Крикса выпить какую-то горячую и горькую бурду, от которой мальчика сейчас же снова затошнило — правда, больше с непривычки, потому что раньше он никогда в жизни ничего подобного не пил. Но через несколько минут он с удивлением почувствовал, что омерзительный на вкус напиток все-таки помог ему прийти в себя. В ушах больше не звенело, а разлившийся по комнате запах показался куда более приятным, чем можно было ожидать, учитывая горечь и неаппетитно темную, коричневую пену, недавно плававшую на поверхности предложенного Криксу кубка. Он попробовал было спросить, что это, собственно, такое, но целитель только отмахнулся и велел ему лежать и приходить в себя. Вид у лекаря был усталый и озабоченный — видимо, Крикс оказался далеко не первым, кому пришлось оказывать помощь после Испытаний. Воспользовавшись тем, что целитель ненадолго вышел, мальчик осторожно слез с узкой койки, на которую его недавно положил Наставник. Он завязал шнуровку на помятом и растерзанном вороте своей рубашки, растрепал пальцами волосы и тихо выскользнул из комнаты. Бодрость, вызванная непонятной черно-коричневой бурдой, на поверку оказалась фальшивой, потому что слабость очень скоро подступила снова, но Крикс только стиснул зубы и решительно зашагал по крытой галерее, отделявшей лазарет от прочих помещений Академии.

Мальчик рассчитывал, что встретит по пути кого-нибудь, кто скажет ему, куда следует идти — и не ошибся. Правда, это был не старший ученик, а незнакомый мастер, которого Крикс раньше видел только мельком, да и в этот раз из-за волнения почти не разглядел. Услышав, что Крикс только что освободился после испытания у ворлока, мастер заявил: "Пойдешь со мной. Ты очень вовремя; там во дворе кому-то не хватало пары". Мальчик ничего не понял, но Наставник явно не намерен был вдаваться в объяснения. Он просто сделал Криксу знак идти за ним, после чего направился в сторону внутренних дворов, шагая так размашисто и быстро, что мальчик еле поспевал за ним. Это напоминало "дан-Энриксу" о том, как он точно так же шел по коридору вместе с Хлордом к кабинету ворлока. Наверное, во время Испытаний спешка и неразбериха были в Академии вполне обычным делом, и даже Наставники на время забывали про свою обычную степенность.

Когда Крикс и его провожатый вышли на площадку, солнце било им в глаза, касаясь крыши одной из пристроек Академии. Мальчик прищурился, пытаясь заново привыкнуть к ярким краскам, и увидел, что на внутреннем дворе собралось несколько Наставников — насколько он мог видеть, там был даже мастер Хлорд. А посреди двора переминался с ноги на ногу какой-то новичок, и солнце золотило его светлые, неровно подстриженные волосы. Крикс узнал в нем Юлиана Лэра и подумал, что второе Испытание — в чем бы оно не состояло — они, очевидно, будут проходить вдвоем.

Крикс порадовался этой мысли и незаметно кивнул Юлиану, но калариец не ответил на его улыбку. Он был бледнее, чем обычно, и, похоже, очень сильно волновался, хотя и старался это скрыть. Крикс не мог винить его за это. Торжественная обстановка Испытаний и соседство четырех Наставников должны были невыносимо действовать на нервы человеку, уверенному, что его судьба будет зависеть от того, что здесь произойдет. Крикс даже почувствовал себя немного виноватым перед другом, потому что Дарл, как ни крути, нарушил правила Лакона, рассказав ему всю правду о вступительной проверке.

— Я нашел новичка в пару Юлиану Лэру, как вы и просили, — Провожатый Крикса слегка подтолкнул его в плечо. — Если я вам еще для чего-нибудь понадоблюсь, пошлите за мной в Легрин. Я желаю вам удачи, молодые люди, — весело сказал он, посмотрев на Юлиана. — …И вам тоже, мастера.

— Спасибо, мастер Дейрек, — вежливо кивнул Талгвир.

Юлиан бросил на Дейрека отчаянный взгляд и пробормотал что-то невразумительное.

— Посмотрите только, кого нам привели, — желчно заметил худощавый и высокий мастер со шрамом через бровь, мельком посмотрев на вновь прибывшего. — Это, кажется, и есть ваш "Рикс", наставник Хлорд?.. Если я не ошибаюсь, вы сказали, что он сейчас в лазарете. А он, судя по всему, неплохо себя чувствует.

— Вас это огорчает, что ли?… — огрызнулся Хлорд. Чувствовалось, что беседа мастеров началась задолго до прихода Крикса, потому что, несмотря на внешнее спокойствие Наставников, страсти явно накалились до предела.

— Ну, ну, — успокоительно заметил узкоплечий мастер с длинными, убранными под повязку седыми волосами — самый старший из присутствующих на дворе наставников. — Мастер Вардос, мастер Хлорд, прошу вас!

— Извините, мастер Элпин, — ровным голосом заметил мужчина со шрамом, и отвернулся, потеряв, казалось, всякий интерес к беседе.

Хлорд тем временем перевел глаза на Крикса и укоризненно нахмурился.

— Не будем тратить время, — вздохнул Элпин. — Дайте им мечи.

"Мечи?.." — Крикс вздрогнул.

И сейчас же обругал себя за глупость. Разумеется, нелепо было думать, что оружие, которое они получат, будет настоящим. Мастер Вардос небрежно подобрал с земли два тренировочных меча и подошел сначала к Юлиану, а потом к "дан-Энриксу". Лицо его при этом выражало смертельную скуку. Крикс так и не понял, относилось ли презрительное недовольство мастера к ним с Лэром — или к Испытаниям вообще. Меч, который сунул ему в руки обладатель шрама, был выструган из твердого дерева и имел рукоять, отполированную сотнями ладоней, и простую крестообразную гарду из более светлого дерева.

Дома у "дан-Энрикса" был деревянный меч, тщательно выструганный им самим из длинной крепкой палки. Но, признаться, рядом с этим он бы показался просто жалким. То есть мог бы показаться, если бы однажды не сломался во время особенно увлекательного "поединка" с Вали. Новый Безымянный сделать просто не успел. Правда, Вали предлагал отдать ему свой собственный, прозрачно намекая, что он уже вырос из таких "игрушек". Но приемыш точно знал, что старший брат не хочет играть с ним в разбойников и рыцарей отнюдь не потому, что это "детская забава".

Просто Вали не любил проигрывать. Отец не зря учил его ухваткам и приемам, принятым у пехотинцев. Те, кто полагались больше на свой рост и силу, предпочитали бы меряться с ним в рукоборье, но уж точно не на кулаках. И тем оскорбительнее было для Вали сознавать, что в их шуточных схватках с деревянными мечами Безымянный мог легко побить его три раза из пяти. А поднапрягшись — даже все четыре.

Сейчас Крикс обрадовался деревянному мечу, как старому знакомому. Юлиан тоже взял свой меч с готовностью, как будто только этого и ждал. Его лицо даже порозовело — было видно, что он снова чувствовал себя в своей стихии.

— Внимание! — стоявший рядом с Хлордом мастер Элпин поднял руку, призывая мальчиков прислушаться к его словам. — Сейчас вы должны будете продемонстрировать, насколько вы готовы к тренировкам. Схватка может продолжаться до тех пор, пока один из вас не попросит ее прекратить — или пока присутствующие здесь Наставники не сочтут, что видели достаточно. Я также прошу вас быть осторожнее. Это, конечно, деревянные мечи, но даже обыкновенной палкой можно выбить глаз. Поэтому смотрите, куда бьете. И не слишком увлекайтесь. Приступайте, молодые люди, и покажите, на что вы способны.

Но, вместо того, чтобы последовать этому предложению, Юлиан неожиданно опустил меч острием в землю и спросил.

— А что будет с тем, кто проиграет?..

Мастера, похоже, тоже были озадачены.

— Что-что? — Элпин приподнял брови. — О чем ты, мальчик?…

— О том, что Крикса не учили драться на мечах, — решительно ответил Лэр. — Это нечестно. Он же не умеет!

"Это я-то не умею?!" — возмутился Крикс, сердито глядя на своего друга.

Тоже мне, заступник! Еще неизвестно, кто окажется способнее.

— Может быть, _ты_ умеешь, Лэр? — вкрадчиво спросил наставник Вардос. — Еще чуть-чуть, и я подумаю, что двум таким умельцам больше нечему учиться, так что Академия им совершенно не нужна.

Мастер Элпин, поневоле исполняющий роль миротворца, явно собирался что-то возразить, но Лэр опередил его.

— Думайте, как вам угодно, мастер Вардос! — дерзко сказал он, заставив онеметь от изумления присутствующих наставников. — Если проигравший должен будет уйти из Лакона, то я вообще не буду драться. Да я лучше…

— Лэр!.. — рассерженно одернул Юлиана мастер Хлорд. Но отчитать зарвавшегося новичка не получилось, потому что "Мельник" хлопнул Хлорда по плечу и рассмеялся.

— Мастер, вы же, кажется, вчера рассказывали о взаимовыручке? Ну вот она, пожалуйста… Не будьте слишком строги!

— Благодарю, Талгвир. Я затруднился бы найти совет, в котором мастер Хлорд нуждался бы в меньшей степени, — холодно заметил Вардос. — Я не могу себе представить, чтобы чьи-нибудь еще ученики отказывались делать то, что им приказано. Или же заставляли себя ждать.

Крикс изо всех сил делал Юлиану предостерегающие знаки и с трудом удерживался, чтобы не постучать себя по лбу, показывая, что он думает о выходке своего друга. Правда, в глубине души он не мог не оценить подобный жест. Ведь Юлиан, по сути, бросал вызов мастерам, рискуя распрощаться с Академией — только из-за того, что считал его своим другом. А Крикс уже успел понять, что должно значить приглашение в Лакон для мальчишки из захудалого рыцарского рода с окраин Империи.

Юлиан растерянно смотрел на то, как Крикс жестикулировал, пытаясь показать ему всю глубину его идиотизма, а потом, поняв, наконец, смысл этой пантомимы, вспыхнул от досады.

— Я не прошу, чтобы ты сказал "спасибо", но ты мог бы догадаться, что я о тебе забочусь, — прошипел он так, чтобы его не слышали Наставники. — Ты хоть понимаешь, что…

Крикс перебил приятеля, свистящим шепотом ответив:

— Спасибо, Лэр. Ты настоящий друг. Но ты — дурак, поэтому, пожалуйста, заткнись!

Ошеломленный Юлиан на сей раз не нашелся, что ответить.

Мастера, тем временем, тоже закончили пререкаться и обернулись в их сторону.

— Юлиан Лэр, — сказал наставник Элпин, причем Криксу показалось, что, несмотря на строгий тон, пожилой мастер с трудом сдерживает смех. — Вы в несколько бестактной форме сообщили нам о своем нежелании участвовать в положенной проверке, если проигравший должен будет покинуть Академию. Признаться, меня крайне удивило это вздорное предположение. Ваш старший брат, если мне не изменяет память, закончил Академию несколько лет назад. Мы ожидали, что он должным образом подготовит вас для поступления в Лакон — и, видимо, ошиблись. Стыдитесь, Лэр. Мы возлагали на вас определенные надежды — а вы с первого же дня разочаровываете нас подобными мальчишескими выходками.

— Я не знал… — пробормотал Юлиан Лэр, глядя на носки своих сапог.

— Естественно. Но неужели вам не приходило в голову, что не только Крикс, но и вы сами еще ничего толком не умеете?.. Смысл этого испытания — в том, чтобы устроить поединок между вами, а в том, чтобы дать нам возможность оценить вашу силу, ловкость и выносливость. И, представьте, у нас еще масса дел — так что не стоит нас задерживать. Извольте начинать.

Светлокожий, как все каларийцы, Юлиан легко краснел. Правда, лорда Ирема, бывшего соотечественником Лэра, Крикс никак не мог представить покрасневшим от смущения, — зато его приятель к концу речи Элпина был красным, как пион. Крикс прекрасно понимал, как Лэру должно быть неловко (не его ли самого недавно привели в сознание пощечинами, как какую-нибудь впечатлительную, слабонервную девицу!), поэтому поспешил избавить друга от смущения, решительно взмахнув мечом. Он даже не пытался сымитировать боевую стойку меченосца, которую ему когда-то показал пребывавший в хорошем расположении духа Валиор. Пожалуй, такая попытка только позабавила бы мастеров, а выглядеть смешным Крикс не желал ни в коем случае. Он просто стал обходить Юлиана, примериваясь, как бы нанести удар. Лэр, напротив, двигался не беспорядочно, а теми выверенными, отточенными движениями, которые красноречиво говорили о систематических тренировках под наблюдением опытных наставников. Крикс почувствовал невольный укол зависти — и пропустил удар. По сути, даже два удара. Крутанув запястьем, Юлиан сперва задел его плечо, а потом, когда Крикс запоздало попытался отпарировать удар, описавший дугу деревянный клинок больно треснул его по бедру.

"Дан-Энрикс" стиснул зубы, с некоторой задержкой осознав, что Юлиан не так уж сильно заблуждался, говоря, что его противник не умеет драться.

До сих пор азарт, с которым Крикс участвовал в подобных играх, чаще всего позволял ему выйти победителем, но тогда с ним состязались неуклюжие крестьянские мальчишки, на ходу изобретавшие приемы и ухватки, отличавшиеся от серьезного владения мечом не меньше, чем бессмысленные детские каракули — от настоящего письма. Но даже если бы сам Валиор взялся учить приемыша владению оружием — хотя вообразить, что он и вправду стал бы этим заниматься, было очень сложно, — Крикс едва ли смог состязаться с Юлианом, прошедшим суровую школу приграничной каларийской крепости. И особенно усиленно тренировавшимся последний год перед отъездом в Академию.

Удачно отбив несколько следующих атак Лэра и с досадой осознав, что тот его щадит, Крикс попытался нанести удар — и почти в ту же самую секунду меч его противника задел только начавшие подживать после вчерашней драки пальцы. Крикс зашипел от боли, а по пальцам сразу потекло горячее и липкое.

Мастер Тал участливо спросил, не хочет ли он закончить поединок, но "дан-Энрикс" упрямо мотнул головой. Больше ему никто ничего не предлагал.

Юлиан довольно быстро разошелся и забыл, что собирался драться очень осторожно. Может быть, это случилось после того, как Крикс отвлек его внимание обманной смычкой двух ударов — и от всей души заехал другу по руке, заставив наблюдавшего за ними Элпина поморщиться. Впрочем, не считая этого промаха, Лэр практически ни разу не позволил приятелю себя достать. Зато сам наставил ему синяков чуть ли не больше, чем Дарнторн во время их недавней драки. В эти минуты взмокший от обиды и усталости "дан-Энрикс" готов был его возненавидеть. И с трудом отгонял мстительную мысль о том, что как-нибудь попозже обязательно отплатит Лэру за сегодняшнее издевательство.

К счастью для него, во время своих тренировок дома Юлиан успел освоить только азы фехтовальной искусства, так что его техника была хотя и правильной, даже отточено-изящной, но довольно бедной. Настоящего разнообразия, не говоря уже о нестесненной правилами и канонами импровизации, здесь не было. Заметив некоторую закономерность в повторявшихся атаках своего противника, Крикс с трепетом подумал, что, пожалуй, можно было бы…

Несколько раз он просто отбивал очередной удар, не решаясь попытаться сделать то, что только что пришло ему на ум, а потом набрался смелости и загадал: если получится, то пусть когда-нибудь он станет самым лучшим фехтовальщиком в Империи!..

Это было по-детски, глупо, и, в конце концов, просто нескромно, но Крикс почувствовал прилив такого острого, взволнованного воодушевления, как будто ему и в самом деле кто-то предложил подобный договор.

И в тот момент, когда Лэр снова повторил все ту же примелькавшуюся Криксу связку из атаки, блока и последующего удара с полуразворота, мальчик не парировал, а просто увернулся от удара, прикрываясь поднятым к плечу мечом, и, неловко крутанувшись на носке, все-таки дотянулся до успевшего понять его намерение и отшатнуться каларийца.

— Браво! — рассмеялся Элпин.

На лице Лэра попеременно отразились изумление, растерянность и, наконец, досада. Но потом, взглянув на Крикса, тоже не успевшего вполне поверить в то, что ему удалось задуманное, Лэр внезапно улыбнулся. Может быть, он вспомнил, чего стоила приятелю его последняя победа. Кроме того, обижаться было просто глупо: если говорить о поединке в целом, Юлиан остался безусловным победителем.

— Можете не продолжать, — сказал Талгвир, мельком взглянув на Элпина. Тот чуть заметно кивнул. — Должен признать, что Лэр продемонстрировал нам очень неплохие навыки владения мечом. Я хочу сказать — для новичка. Когда напишешь первое письмо домой, можешь поблагодарить отца и брата за такую подготовку. Крикс… Тут навыков, понятно, никаких, — чуть улыбнулся мастер. — Но лично я увидел выдержку и очень полезную для фехтовальщика изобретательность. Поздравляю, мастер Хлорд. У вас отличные ученики. Кто-нибудь из вас, Наставники, желает что-нибудь добавить?

— Да, — отрывисто сказал Мастер-со-шрамом. Хлорд отвернулся, поджимая губы. Зная Вардоса, он понимал, что сейчас будет. — Риксу я бы посоветовал не бросаться очертя голову на своего противника, когда ему покажется, что он нашел уязвимое место. Это касается, в частности, последней схватки, вызвавшей такое бурное одобрение моих коллег. Если бы твой противник был немного опытнее, то ты бы быстро понял, что нельзя уделять так мало внимания защите. Юлиан. Тут все еще хуже. В начале боя подыгрываешь своему противнику, потом теряешь самообладание и начинаешь бить, куда ни попадя. А под конец проигрываешь человеку, уступающему тебе в опыте и подготовке. Это говорит о том, что во время поединка думаешь ты чем угодно, но не головой. Внимательнее, Лэр. И для начала разберись, чего ты хочешь — выйти победителем или поддаться. Совмещать такие вещи просто глупо.

Крикс растерянно смотрел на Вардоса. Он бы подумал, что наставнику со шрамом просто нравится их унижать — но, во первых, тот говорил слишком сдержанно и сухо, чтобы можно было заподозрить, что он получает от этого какое-то удовольствие, а во-вторых, если быть до конца честным с собой, "дан-Энрикс" должен был признать, что в замечаниях мастера немало неприятной правды. Однако Крикс бы предпочел, чтобы все то же самое ему сказали как-то более доброжелательно.

Только что он был абсолютно счастлив — от своей победы, от дурацкой мысли о гипотетическом "когда-нибудь", когда он все же станет лучшим фехтовальщиком Легелиона, и от похвалы Талгвира. А сейчас вся радость как-то разом потускнела, словно Вардос вылил им на головы ушат воды.

Впрочем, у остальных мастеров речь их коллеги тоже, кажется, оставила неприятный осадок.

— Что ж, э-эээ… спасибо, мастер Вардос, — сказал Элпин, нарушая затянувшуюся паузу. — Я уверен, Лэр и Рикс запомнят ваши замечания и постараются им следовать.

Хлорд вздохнул. Вардоса негласно признавали лучшим среди мастеров Академии, а его выпускники всегда были живым укором остальным лаконцам. Мало того, что они были первыми по фехтованию и прикладным наукам, изучавшимся в Лаконе (а к наукам отвлеченным их наставник относился с нескрываемым презрением), так еще в отряде Вардоса царила железная дисциплина, о которой остальные менторы не смели и мечтать.

Хлорд не любил Вардоса и даже не пытался этого скрывать. Время от времени взаимная неприязнь двух мастеров так обострялась, что выплескивалась в открытых конфликтах на Совете, но при всем при том Младший наставник в глубине души не мог не уважать своего недруга за то, что тот умел добиться от своих учеников работы на пределе их способностей. По Академии полз слух, что как-то раз в запальчивости Хлорд сказал кому-то из своих друзей, что мастер Вардос был бы идеальным ментором, если бы он только не был Вардосом.

В отличие от большинства лаконских слухов, этот полностью соответствовал действительности.

Мастер Хлорд считал, что должность ментора Лакона требует определенной снисходительности и спасительного чувства юмора. И, в конце концов, душевности. А Вардос мог считаться воплощенным отрицанием всех этих качеств. Он был требователен, убийственно серьезен и чрезмерно прагматичен. Слабые, неловкие и неспособные ученики его не занимали. Он, едва скрывая скуку, жестко и уверенно подтягивал их до "приемлемого" уровня — и посвящал все свое время тем, кого считал более перспективным. И если бы ему сказали, что не стоит делать новичкам, еще не приступившим к тренировкам, замечаний, более уместных для лаконцев второго или третьего года обучения, то наставник Вардос бы скорее всего вообще не понял, о чем речь.

— …А теперь, я полагаю, Испытание можно считать законченным, — сказал Элпин с явным облегчением. — Молодые люди, вы свободны!

— Не совсем, — вмешался Хлорд. — Лэр может вернуться в башню, а вот Криксу еще надо пройти второе испытание. Он пропустил его из-за того что встретил Дей… мм-м, мастера Дейрека. Пойдешь назад мимо больничного крыла, и спросишь у кого-нибудь из старших, как пройти к Саккронису. Тебе подскажут.

Последние слова Наставника были обращены уже к "дан-Энриксу". Мальчик встретился глазами с Хлордом и кивнул, показывая, что все понял. Потом он бросил взгляд на Лэра — ему бы хотелось хоть на несколько минут избавиться от мастеров, чтобы узнать, как Юлиан прошел два первых испытания, и рассказать ему о ворлоке. Самую суть, конечно. Некоторые подробности Лэру знать определенно ни к чему. Но мастер Хлорд явно имел в виду, что Риксу следует идти прямо сейчас — и, подавив тяжелый вздох, Крикс развернулся и направился обратно к галерее, так и не решившись что-нибудь сказать своему другу. Ему и без того мерещилось, что хмурый взгляд Вардоса следит за каждым его шагом.

— Эй, постой! — окликнул Юлиан, когда он уже поднимался по ступенькам лестницы. Крикс обернулся. Лэр остановился на другом конце площадки, за спиной у мастеров. — Удачи!.. Встретимся в Рейнсторне!

Крикс почувствовал, что губы растягивает дурацкая улыбка. Солнце било из-за крыши, и "дан-Энрикс" сам не знал, что он стоит посреди лестницы, картинно выпрямившись, как если бы он действительно пытался подразнить стоявших во дворе Наставников. Или, по крайней мере, одного их них.

Уже не думая о Вардосе, мальчик взмахнул рукой, как будто салютуя Юлиану и стоящим на площадке мастерам невидимым мечом.

— За меня не беспокойся! Я скоро вернусь…

Мастер-со-шрамом чуть заметно скривил губы.

— Мастер Хлорд, — елейным голосом сказал Талгвир, явно заметивший брезгливую гримасу Вардоса. — Не послать ли нам какого-нибудь из старших мальчиков за следующей парой?… Чтобы не терять времени попусту. А то мы так и до утра не кончим.


— Хорошо, про капитана Ратгара и про люцер я понял, — перебил докладчика лорд Аденор. — Теперь расскажи об этом новичке, который отвлек Арно Диведа. Ты, кажется, сказал, что он нам подойдет?..

На роскошный пурпурный ковер, покрывающий пол комнаты, падало сочно-алое пятно дневного света, льющегося из окна в высоком полотке, и точно посередине этого пятна стоял подросток в форме старшего ученика Лаконской Академии. Солнце золотило ему волосы и превращало форменную серую рубашку в праздничный костюм. Мальчик был таким же худощавым и светловолосым, как хозяин кабинета. Его можно было бы принять за сына сидящего в кресле человека, если бы почтительная поза и сосредоточенное выражение лица не выдавали в нем вассала лорда Аденора. По возрасту докладчик едва ли мог бы стать даже оруженосцем, а до рыцарского Посвящения ему оставалось еще года три, но отвечал он собрано и коротко, как взрослый. Внимательный наблюдатель мог бы сделать вывод, что лорд Аденор, несмотря на нарочитую сухость, с которой он участвовал в беседе, в глубине души гордится точностью и сдержанностью своего юного собеседника.

— Ты действительно считаешь, что он будет нам полезен, этот… Крикс?

— Да. Я уверен в этом, монсеньор. Вы же искали мальчика подходящего возраста, не имеющего связей или родственников, которые интересовались бы его судьбой. А он круглый сирота и новичок в столичной жизни. Кроме Хлорда — это тот Наставник в Академии, о котором я вам говорил, — никому нет до него никакого дела. А Хлорд не может постоянно наблюдать за каждым из своих учеников. Я думаю, Крикс будет только рад, если кто-нибудь вроде вас возьмет его под свое покровительство. Особенно когда поймет, насколько это выгодно.

— Но ты же сам сказал, что он не нуждается в деньгах. Тем более, что стол и кров ему предоставляет Академия.

— Вы правы, монсеньор, но в его возрасте деньги не главное. Есть куда более заманчивые вещи.

— Например, какие? — улыбнулся Аденор. Манеры Дарла его забавляли. Разумеется, в тринадцать с половиной лет любой, кто младше на три года, кажется почти младенцем, но Димар всегда вел себя так, как будто даже его старшие товарищи в Лаконе были несмышлеными детьми, гораздо меньше знавшими о жизни. Что ж, в каком-то смысле так оно и было. Юные аристократы просто не могли бы получить такой обширный и разносторонний опыт, какой Арклесс приобрел на службе у Ральгерда Аденора. Причем начал он ее в том возрасте, когда большинство его сверстников еще воображали себя рыцарями и играли в деревянные лошадки.

— Приключения, — заметил Дарл довольно равнодушно. — Особенно такие, где есть риск. И чувство посвященности в какую-нибудь тайну. А если к этому прибавить редкую возможность делать то же, что и взрослые, и показать, чего ты стоишь, можно быть уверенным, что ни один ровесник Крикса не откажется.

Аденор позволил себе усмехнуться.

— Интересная теория. По-видимому, ты неплохо в этом разбираешься!

— Конечно, монсеньор.

Еще полгода назад Дарл бы обиделся, поняв, что "монсеньор" над ним подшучивает. А сейчас он непринужденно обыграл Ральгерда, просто сделав вид, что принял его похвалу всерьез.

"Молодец" — мысленно улыбнулся Аденор. А вслух сказал:

— И все-таки ты должен понимать, что дело не в его согласии, а в том, какую пользу он способен приносить. Допустим, он достаточно решителен и даже, может быть, умен. Но ты не думаешь, что мальчик с таким именем помимо воли будет привлекать к себе ненужное внимание?.. Ты сам сказал, что о нем сразу же заговорили в Академии. А для тех дел, которые ему придется выполнять, это паршивое начало.

— А разве не вы говорили, что иногда самый лучший способ не навлечь на себя подозрений — это постоянно оставаться на виду? — парировал Димар. — Мне пришло в голову, что, если весь Лакон — и даже вся Адель — заговорят о нем, как о "дан-Энриксе", то никому и в голову не придет мысль, что он вдобавок может оказаться чьим-нибудь доглядчиком. Такая роль никак не вяжется с тем впечатлением, которое он производит — именно поэтому она ему и подойдет, как никому другому.

— Ловко, ничего не скажешь! — рассмеялся Аденор, смутно припоминая, что когда-то в самом деле говорил при Арклессе нечто подобное. А тот в свойственной ему манере запомнил сказанное и воспользовался им тогда, когда оно удачно подтверждало его мысль. Лорд Аденор не сомневался, что, если бы Димару пришлось доказывать ему прямо противоположное суждение, на свет немедленно явилась бы какая-то другая фраза, сказанная сюзереном в подходящих обстоятельствах. Иногда Ральгерд почти жалел, что Арклесса нельзя со временем ввести в Круг лордов, где он мог бы проявить себя гораздо лучше большинства наследников старой аристократии.

— …Ну хорошо. Ты можешь понемногу начинать вводить его в курс дела. Совсем необязательно рассказывать ему все сразу. Для начала будет лучше, если ты изобретешь предлог, чтобы привести его сюда. Мне даже любопытно будет посмотреть на мальчика, которого ты так расхваливал. Если он окажется хотя бы в половину так хорош, как ты тут расписал, то я, возможно, соглашусь с твоими доводами и возьму его к себе на службу.

— Вы не будете разочарованы, мой лорд, — почтительно ответил Арклесс.


Выйдя на двор после третьего — и последнего — вступительного Испытания, "дан-Энрикс" готов был поклясться, что оно стоило двух первых. Правда, там не было ни белоглазых колдунов, ни деревянных мечей, зато были навощенные дощечки и листы пергамента. Запомнить последовательность повторяющихся символов и сказать, какой из них был лишним, прослушать, как проводивший испытание наставник читает с листа текст, а потом повторить его по памяти, запомнить узор из цветных камешков и сложить его заново, когда все камни со стола смахнут в одну кучу… условия задач менялись, и неизменным оставалось только одно: Криксу приходилось до предела напрягать свою память и изобретательность, чтобы с успехом выполнять все более немыслимые требования наставника. Под конец в глазах рябило от рисунков и значков, пальцы, непривычные к стилосу (до сих пор Крикс рисовал разве что палкой по земле или мелком по камню), сводило судорогой, а в ушах назойливо звучали строчки непонятных текстов и стихов. Однако мастер, проводивший испытание, похоже, был доволен результатом. Во всяком случае, он с явным удовольствием делал какие-то пометки на своей дощечке, прежде чем подвергнуть новичка очередному издевательству. А под конец даже расщедрился на похвалу — вот только половину сказанного Крикс просто не понял. И сейчас, шагая через двор, он размышлял, как некоторым людям удается, пользуясь обычными словами, создавать такое впечатление, как будто они говорят на незнакомом языке. Возможно, так всегда бывает с теми, кто читает слишком много книг?..

Задумавшись, Крикс слишком поздно заметил компанию из четырех первогодков, идущих через двор ему навстречу. Когда он обратил внимание на то, что они направлялись прямиком к нему, а впереди всех выступал никто иной, как Дарнторн, было уже слишком поздно поворачивать в другую сторону.

— Кого я вижу, — пропел Льюберт, издевательски сощурив свои темные глаза. — Что, Пастух, уже прошел все Испытания?.. Надо думать, поразил Наставников своими знаниями и способностями?

Стоявший рядом с Льюбертом высокий новичок осклабился. Еще один приятель Дарнторна смотрел на Крикса, глупо выкатив глаза, как будто тот был двухголовым или шестипалым. Наверное, наслушался, что говорили о "дан-Энриксе" не в меру любопытные лаконцы. Третий мальчик, маленький и щуплый, с неприятно бегающими глазками, с готовностью хихикнул, в то же время как бы ненароком отодвинувшись за спины остальных.

— Уйди с дороги, Дарнторн, — коротко ответил Крикс, радуясь, что Льюберт ничего не знал про ворлока и лазарет.

— Что-то ты уж больно неприветлив, — протянул Дарторн. — А впрочем, что я говорю! Кто и зачем стал бы учить тебя, как следует себя вести?.. Среди образованных людей таким, как ты, не место, а для свинарника и так сойдет.

— Да что с него возьмешь? Это не он, а мастер Хлорд устроил из Лакона хлев, — встрял стоявший справа парень.

— Верно, Грейд. Но все-таки нашего самозванного "дан-Энрикса" следовало бы поучить манерам. Раз уж он теперь один из нас.

Крикс не принадлежал к числу людей, которые растерянно молчат, когда их оскорбляют, а по ночам ворочаются без сна, повторяя этот разговор и так и сяк и сочиняя остроумные ответы. Но воспоминания об утренней беседе с Дарлом не давали ему очертя голову броситься в омут новой ссоры. Кроме того, было слишком очевидно, что Льюберт все еще мечтает о реванше и рассчитывает вывести его из себя.

Крикс не собирался доставлять ему такого удовольствия.

Он заставил себя не смотреть на самодовольную физиономию Дарнторна, которую ни отцветающие синяки, ни все еще опухший нос не могли сделать менее надменной.

— Ты закончил?… — хмуро спросил Крикс, когда Дарнторн умолк. — Тогда, если не возражаешь, я пойду.

Он шагнул в сторону, надеясь обойти Дарнторна, но тот как бы невзначай тоже сдвинулся влево, едва не толкнув "дан-Энрикса" плечом. При этом Льюберт смотрел прямо на него и ухмылялся, как бы спрашивая — ну, и что ты теперь сделаешь? Друзья Дарнторна замерли по обе стороны от них, как почетная охрана Льюберта. Только тот заморыш с крысиными глазками, который с самого начала постарался отойти на задний план, по-прежнему торчал за спинами своих приятелей.

Криксу было не до философских рассуждений, но он все равно подумал, что история в каком-то смысле повторяется. Все же в некотором отношении аристократ из рода Дарнторнов ничем не отличался от надутого сынка сельского старосты Каренна. Разница была только в одном. Если бы эта сцена разыгралась с Каттинаром, Крикс, не долго думая, расшиб бы ему нос и попытался убежать. А сейчас он должен был признаться — ну хотя бы самому себе — что ему совершенно не хотелось драться. И не только потому, что он устал и вообще еще не полностью пришел в себя после проверки у видуна, поединка с Лэром и того бессмысленного издевательства, которым показалось ему третье Испытание.

Ему просто — не хотелось.

Льюберт тоже это видел. Он улыбнулся с нескрываемым торжеством, явно приписывая замешательство своего недруга испугу. Еще недавно Крикс мгновенно захотел бы любым способом стереть с его лица эту несносную, самодовольную улыбку. А сейчас — не мог.


"И что, Дарнторна все-таки казнили?! — Нет, он был помилован Валлариксом. Главарям восстания срезали рыцарские шпоры и обрили головы на площади перед Адельстаном. А лорд Бейнор взял на площадь Льюберта, чтобы лишний раз отмежеваться от мятежников. И показать племяннику, как обесчестили его отца". Кажется, именно так сказал Димар?..


— Последний раз прошу — оставь меня в покое, — через силу произнес "дан-Энрикс".

— Ого, последний раз! Даже боюсь подумать, что ты сделаешь потом. Скажи уж лучше, что ты просто струсил.

— Хлорд идет!.. — предупредил Дарнторна Грейд Декарр, первым увидевший Наставника на галерее.

Льюберт проследил за его взглядом и скорчил такую гримасу, как будто у него изо рта выдернули кусок надкушенного пирога.

— Пошли отсюда, — бросил он своим "телохранителям".

Когда мастер поравнялся с Криксом, тот остался на дворе совсем один.

"Дан-Энрикс" был впечатлен скоростью, с которой его обидчики ретировались с тренировочной площадки. Собственно, Льюберт и троица его дружков исчезли так поспешно, что могло бы показаться, что недавний разговор был просто плодом его воображения.

— Что тут произошло? — спросил Наставник, нахмурившись. — Дарнторн снова затевал с тобой ссору?…

— Нет, — солгал "дан-Энрикс". — Ничего подобного.

— Ну-ну, — пробормотал наставник Хлорд с понятным скептицизмом. — Пошли, Рикс. Я как раз иду в Рейнсторн, и будет лучше, если мы вернемся туда вместе. И послушай моего совета: если ты не собираешься просить о помощи Наставников или считаешь ниже своего достоинства кому-то жаловаться, то, по крайней мере, постарайся не ходить один.

Крикс промолчал. Он вовсе не хотел, чтобы его сочли трусом, прячущимся за спиной у своих друзей. Но еще хуже была репутация любимчика Наставника, который чуть что сейчас же бежит к мастеру жаловаться на своих обидчиков. Не надо было долго жить в Лаконе, чтобы понять, что жалобщиков и слюнтяев тут не любят.

Тем не менее, он был благодарен Хлорду, случайно выручившему его из затруднительного положения.

— А правда, что отец Дарнторна — заговорщик? — спросил Крикс у мастера.

— Тебе уже рассказали? — удивился Хлорд. — Да, верно. Лорд Сервелльд осужден за подготовку мятежа, измену и переговоры с Айришером.

— И его действительно приговорили к смерти, а потом помиловали?…

Наставник кивнул. Но Крикс не собирался успокаиваться.

— Неужели дядя Льюберта мог взять его на площадь, чтобы он смотрел на казнь отца?

— Хотелось бы мне знать, кто просветил тебя по поводу этой истории, — нахмурился Наставник. — Да, именно так все и было. Но это произошло уже давно. Не понимаю, почему тебя это так занимает.

— Я подумал: может быть, Дарнторн поэтому… такой?

— Какой "такой"? — автоматически переспросил Наставник, хотя понять, что именно имел в виду "дан-Энрикс", было несложно.

— Такой… неприятный, — передернул плечами ученик.

Мастер не выдержал и рассмеялся. "Неприятный" было явно не тем словом, которое первым приходило в голову при мысли о Дарнторне. Хотя, безусловно, из всех неприятных юношей в Лаконе Льюберт мог со временем стать самым неприятным, оставив далеко позади не только своих сверстников, но и всех старших.

— У любого бы испортился характер, поживи он в шкуре Льюберта хотя бы один год, — сказал наставник Хлорд уже серьезно, не задумываясь, что на сей раз его собеседником был не другой Наставник, а всего лишь младший ученик. Крикс приостановился.

— Мастер Хлорд, а как вы думаете… могу я чем-нибудь ему помочь?

— Что?.. — ментор недоверчиво взглянул на энонийца. — Повтори, я недослышал.

Крикс заметно покраснел, но все-таки упрямо повторил:

— Я спрашивал: нельзя ли чем-нибудь помочь Дарнторну?

— А ты что же, уже забыл о вашей ссоре?.. Или я ошибся, и на самом деле Льюберт вовсе не пытался спровоцировать тебя на драку? Не вчера, а только что, когда ты вышел от Саккрониса?

— Да ничего я не забыл… Просто… когда я думаю о том, какой скотиной оказался его дядя, и как он ходил смотреть на эту казнь, я больше не хочу с ним драться. И не буду!

— Не кричи, — хмыкнул Наставник. — Можно подумать, я тебе советую устроить здесь вторую драку.

Крикс нахмурился и отвернулся, думая, что зря затеял этот разговор. Все равно это ни к чему не привело. Он просто выставил себя дураком перед Наставником — и только.

До главного входа в башню мужчина и мальчик дошли молча. Но у самой двери Хлорд сказал:

— Признаюсь, ты меня порядком удивил. Уж от кого я точно не мог ждать сочувствия к Дарнторну… Ладно. Если ты считаешь, что способен чем-нибудь ему помочь, то я, пожалуй, дам тебе попробовать.

— А как? — мгновенно загорелся Крикс.

— Увидишь. Главное, потом не жалуйся, — сказал Наставник, улыбаясь то ли поощрительно, то ли насмешливо.

— …Ах да. Кстати о жалобах, — припомнил Хлорд, уже открыв тяжелую резную дверь Рейнсторна, но в последнюю секунду задержавшись на пороге. — На совете меня обвинили в том, что некоторые мои ученики с первого дня выходят в город, несмотря на все запреты. Якобы кого-то из новичков видели на площади. Тогда я вспомнил, что сегодня днем, когда я приказал тебя найти, мне доложили, что ты пропал сразу после завтрака. В башне тебя не видели. Ты отлучался из Лакона?

— Да, наставник, — сразу согласился Крикс. Отрицать очевидное было бы глупо.

— И куда же ты ходил?

Крикс загодя успел подумать, что он станет говорить, если его об этом спросят, и сейчас без колебаний объявил:

— На постоялый двор "Золотая яблоня" у Северной стены. Я поселился там, когда приехал в город. Там оставались мои вещи.

Сказав это, он подумал, что ему и правда следовало бы заглянуть туда и объяснить "папаше Пенфу", куда пропал его постоялец. Тем более что Пенф имел некоторое отношение к тому, что его приняли в Лакон.

— Значит, ты решил сходить за этими вещами, никого здесь не предупредив и не отпрашиваясь у меня, хотя вчера я всем вам объяснил, что первогодкам запрещается выходить из Академии без разрешения Наставника?

— Простите, мастер. Я подумал, что вернусь так быстро, что никто не обратит внимания, — ответил Крикс, глядя на своего Наставника с самым честным выражением лица.

"Похоже, что-то тут не так" — вздохнув, подумал Хлорд.

— Ладно, — сказал он уже вслух. — Ничего непоправимого ты, вроде бы, не натворил…

Крикс вспомнил Арно Диведа и в первый раз задумался — что должен был подумать ростовщик, пришедший в особняк Дарнторна и узнавший, что лорд Бейнор даже и не думал посылать за ним?

Ему хотелось бы опять поговорить с Димаром. Времени прошло не так уж много, но теперь "дан-Энрикс" почему-то твердо верил в то, что его новый друг — не вор.

Хорошо, что тот, кто видел их обоих в городе, не узнал в его попутчике Димара и не сообщил об этом Хлорду.

— …Да, ничего непоправимого. Но нарушение дисциплины налицо. Мне бы хотелось, чтобы оно было первым и последним.

"Хотя бы на сегодня" — мысленно добавил Хлорд.

— Да, мастер.

— Оставлять тебя без ужина было бы жестоко, учитывая, что обед ты пропустил. Поэтому поступим по-другому. После ужина поднимешься в скрипторий, где сегодня проходили Испытания, вычистишь там все светильники, нальешь в них свежее масло — где взять, я покажу, — и отчистишь столы. После этого можешь быть свободен. Надеюсь, мне не надо еще раз напоминать, что к моменту тушения огней все ученики должны находиться в своих комнатах?

— Нет, мастер.

Хлорд только усмехнулся. Каждый раз одно и то же. "Да, мастер", "Нет, мастер", а в конце концов неизбежно "Извините, мастер". Лаконцев, которые совсем не нарушают правила, Хлорду за пятнадцать лет еще не попадалось. Но Крикс был, по-видимому, из числа тех учеников, которые нарушают их постоянно и с заметным вдохновением. Такой катастрофы Академия не знала со дня выпуска Уэльредда Лэра и его собратьев по галату — тоже, кстати, обучавшихся когда-то именно у Хлорда. "Сами виноваты, мастер — вы же видели, кого берете в своей отряд!" — насмешливо подумал Хлорд, нисколько не раскаиваясь в том, что сделал. Впрочем, после всех сегодняшних событий и порученной ему уборки Крикс наверняка будет с ног валиться от усталости, так что ожидать от него на сегодня новых "подвигов" не стоит. Ну и хорошо. Рассчитывать на большее было бы просто глупо.


Уборка в скриптории оказалась не настолько скучным делом, как сначала опасался Крикс. Главным образом так получилось потому, что Юлиан, едва узнав о наказании, сразу же вызвался ему помочь, и сейчас, пока Крикс занялся светильниками, его друг быстро и, пожалуй, несколько небрежно протирал столы. За разговором эти занятия не казались такими уж скучными.

Правда, по-настоящему увлечен беседой был только Крикс, который с воодушевлением рассказывал приятелю об Арклессе. К несчастью, он дал Дарлу слово никому не говорить о заключительной — и самой интересной — части их прогулки. Но ему и без того было, чем поделиться.

— …Он рассказывал мне о Дарнторнах. И об Императоре. И о береговых пиратах. Ты не представляешь, сколько он всего знает! Никогда бы не поверил, что он учится всего-то в третьем отряде. А еще он очень… — Крикс запнулся, не очень понимая, как охарактеризовать своего нового приятеля. Так и не вспомнив слова "предприимчивый", он с сомнением закончил — Очень ловкий.

— А мне этот твой Дарл совсем не нравится, — хмуро заметил Лэр. — Какой-то он… неправильный. То есть… не знаю, как это сказать, но что-то с ним не так. Не пойму, то ли он правда не похож на остальных, то ли просто выделывается. Другие старшие ведут себя совсем не так, как он.

— Ну да, он не такой, как остальные старшие. Что в этом плохого? — удивился Крикс.

— А чего — хорошего?…

Крикс обвиняюще ткнул в сторону Лэра тряпкой, скрученной жгутом.

— Ты просто злишься, что я нарушаю правила, а сваливаешь все на Дарла. Между прочим, он меня с собой не звал.

— Но и не отговаривал!

— Он ведь предупредил, что, если нас увидят, будут неприятности, — отклонил Крикс, радуясь, что Лэру ничего не известно про Арно Диведа. — Все так и вышло — на что жаловаться? Кстати, он позвал меня… то есть, конечно, нас обоих — как-нибудь зайти к нему в Аркмор.

— Тебя это не удивляет?… — мрачно спросил Лэр. — Подумай — с какой стати старшему ученику водить знакомство с новичками? Вряд ли его настоящие друзья сочтут, что мы — подходящая для них компания. Старшие все время называют первогодков "недоростками" и говорят, что до вступления в галат мы вообще не настоящие лаконцы. Так зачем такому, как Димар, общаться с "недоростком"?… Я уверен, ему просто хочется, чтобы кто-нибудь ходил за ним и смотрел ему в рот, когда он что-нибудь рассказывает.

— Хватит! — рассердился Крикс, отскабливая чашу медного светильника с такой яростью, что капли выгоревшего темного масла брызгало ему на рукава. — Ты его даже не знаешь толком. А я никому из старших "смотреть в рот" не собираюсь.

Некоторое время было тихо. Крикс с утроенной силой скоблил несчастную лампу, Лэр возился у стола. Когда Крикс уже подумал, что они теперь совсем не будут разговаривать, Юлиан нарушил затянувшуюся паузу:

— Я и тебя толком не знаю. Но, по-моему, ты не такой, как этот Дарл. И лучше бы тебе таким не становиться.

Крикс так обрадовался, что Юлиан не захотел с ним ссориться, что решил не спорить, хотя было ясно, что последнее замечание Лэра сводилось к тому же, с чего он, собственно, и начал: что Димар — не лучшая компания.

— Как полагаешь, может, хватит уже драить эти лампы? Если ты закончил, то пошли домой. Я просто умираю от усталости, — сказал он Лэру.

И только потом, выйдя на галерею и вглядевшись в темное ночное небо, осознал, что в первый раз назвал их спальню в башне — домом.


* * *


Хлорд был убежден, что после всех событий двух последних дней его уже непросто чем-то удивить. И все-таки второй день Испытаний в этот год запомнился Наставнику надолго. Началось все с совершенно заурядной фразы.

— Мастер Хлорд, к вам посетитель.

То есть фраза была заурядной, а вот сообщивший эту новость старший ученик выглядел почти испуганным. Собственно, он чуть не заикался от волнения. Хлорд задумался, что могло привести в такое состояние взрослого парня. Неужто неизвестный "посетитель"?… Мастер не стал тратить времени на то, чтобы узнать, кто именно желает его видеть. Только коротко спросил:

— В приемной?

Получил в ответ кивок и решительно направился в сторону зала, отведенного в Лаконе для гостей. В последний раз он разговаривал здесь с лордом Бейнором Дарнторном, обсуждавшим с ним вопрос о Льюберте. Ментор надеялся, что ненышняя встреча будет более приятной.

Хлорд толкнул входную дверь и увидел мужчину в темно-синем орденском плаще, стоявшего к нему спиной и с интересом рассматривавшего настенный гобелен, на котором неизвестный мастер выткал золотоволосую и хрупкую королеву Олетту, принимающую во дворце присягу от своих вассалов.

— Мессер доминант, мне передали, что вы желали меня видеть, — сказал мастер Хлорд. — Я вас слушаю.

Рыцарь неторопливо обернулся. Хлорду потребовалась секунда, чтобы вспомнить, где он видел этого человека. А потом он отступил на шаг и сдержанно поклонился.

— Простите; я не ожидал, что увижу здесь первого рыцаря Империи. Вы ведь лорд Ирем, коадъютор Ордена?

— Да, но достаточно "сэр Ирем", мастер Хлорд, — вежливо ответил гость. Хлорд никогда раньше не разговаривал со знаменитым каларийцем, да, собственно, и видел его только мельком и издалека, во время праздников и всевозможных церемоний. То, что Ирем оказался здесь, в Лаконе, да еще и пожелал с ним побеседовать, вызывало у Наставника желание как-нибудь незаметно ущипнуть себя за руку, чтобы убедиться, что вся эта странная, почти немыслимая ситуация ему не снится. Теперь он вполне понимал взвинченное состояние лаконца, сообщившего ему о посетителе. Многие из будущих выпускников бредили возможностью когда-нибудь надеть на себя синий плащ и перенять эффектные манеры главы Ордена.

— Надеюсь, я не отрываю вас от дел? — любезно осведомился Ирем.

Хлорд только молча покачал головой, задумчиво глядя на рыцаря. Все, что он слышал о каларийце, заставляло его думать, что это надменный, язвительный и даже несколько самовлюбленный человек — хотя, бесспорно, верный слуга Императора и талантливый стратег. И вот сейчас он видел еще довольно молодого мужчину, с приятным голосом и обходительными манерами, который говорил с Наставником так уважительно, как будто сам когда-то был его учеником. Похоже, слухи здорово преувеличены, — подумал Хлорд. Правда, взгляд светло-серых глаз действительно казался мастеру насмешливым и дерзким, как и тонкая улыбка каларийца, но, пожалуй, в этом было больше откровенного мальчишества, чем надменности и чувства собственного превосходства.

Хлорд решил, что необычный гость ему, скорее, нравится. Прийдя к такому выводу, он улыбнулся рыцарю в ответ и жестом предложил ему садиться.

— Что привело вас к нам в Лакон, сэр Ирем?

— Любопытство, мастер Хлорд. Простое любопытство, — почти весело ответил каларийский лорд, садясь в предложенное кресло. Наставник не подозревал, что приятные манеры его гостя связаны исключительно с благоприятным впечатлением, которое он, сам того не зная, произвел на каларийца. Направляясь в Академию, рыцарь имел совсем другие планы. Он собирался выложить на стол полученное от лаконского Совета извещение о "мальчике, называющем себя Криксом", которого они сочли "достойным обучаться в Академии", и потребовать от менторов Лакона объяснений. Потом жестко поставить мастеров на место и напомнить им о недопустимости принятия таких решений за спиной у доминантов. А под конец потребовать, чтобы решение о зачислении Крикса в Лакон было отменено, а сам ребенок временно передан под опеку Ордена.

Но нужно признать, что планы Ирема нередко очень сильно расходились с тем, что он в итоге делал. Как правило, лорд просто полагался на свою интуицию и руководствовался первым впечатлением, которое нечасто его подводило. Продолжая улыбаться, рыцарь вынул из-за обшлага бумагу из Лакона и протянул ее Наставнику.

— Видите ли, это письмо, вместе с остальными донесениями и прошениями, было передано принцепсу Ордена и вчера легло ко мне на стол. Я его прочитал, но понял меньше, чем хотелось бы. А его содержание, признаться, меня заинтриговало.

— Вот как?… — Хлорд взглянул на доминанта несколько растерянно. — Никогда не думал, что такое незначительное происшествие способно вызвать ваше любопытство, лорд.

— В первую минуту я был недоволен, мастер. Дело в том, что появление в столице мальчика с подобным именем способно вызвать кривотолки, неудобные для городских властей. Станут судачить, не сын ли это одного из Северных изгнанников — вы понимаете, я говорю о Миэльриксах. Более того, может возникнуть слух о том, что он вообще является бастардом правящей Династии. Это тем проще, что его родители и истинное происхождение никому не известны. Одним словом, пребывание этого мальчика в Адели может доставить лишние хлопоты Ордену. Я думал убедить вас передать его под нашу опеку. Мы бы устроили его в приемную семью где-нибудь подальше от столицы, в такой провинции, где интерес к дан-Энриксам не столь велик и где он, соответственно, не будет привлекать к себе ненужного внимания.

— Простите, лорд, но это невозможно, — решительно ответил Хлорд. — Я подписал этому мальчику ученическую грамоту — иначе говоря, дал слово, что он будет здесь учиться. Я не могу просто взять это обещание назад и позволить другим людям распоряжаться его дальнейшей судьбой, даже если эти люди и принадлежат к самой могущественной корпорации в Империи. Конечно, мне придется подчиниться, если подобный приказ будет исходить лично от Императора, но во всех остальных случаях я вынужден буду вам отказать.

— Вы мужественный человек, Наставник Хлорд, — Ирем чуть склонил голову набок, снова улыбнувшись озорной, мальчишеской улыбкой, которая так поразила мастера совсем недавно. — Вы не представляете себе, как надоело видеть, что придворные и им подобная публика, в глубине души презирающая и ненавидящая Орден, стелется перед любым, кто носит синий плащ. Но вы — совсем другое дело. Откровенно называете возглавляемый мной Орден "самой могущественной корпорацией в Империи", и в то же время предлагаете мне заручиться специальным поручением от Императора — или катиться ко всем фэйрам.

— Ну что вы, сэр. Я никогда не стал бы выражаться так…

— Прямолинейно?…

— Я хотел сказать — так грубо.

Ирем рассмеялся.

— Разумеется. Но, думаю, суть вашей мысли я передал верно. Вы, видимо, не церемонитесь с людьми, которые каким-то образом мешают интересам ваших подопечных. Думаю, вы совершенно правы в своем нежелании нарушить свое слово. Успокойтесь, мастер Хлорд; я вовсе не намерен требовать от вас чего-нибудь подобного. Если такая мысль и была у меня до визита в Академию, то я оставил ее даже раньше, чем мы начали наш разговор. Возможно, в ту минуту, когда вы вошли. Не удивляйтесь.

— Боюсь, что это невозможно, лорд, — серьезно сказал Хлорд. — Вы ведете себя так, как будто задались целью удивить меня как можно больше.

— Да? Ну что ж, это не ново, — саркастически заметил рыцарь. — Как-то раз мне довелось случайно стать свидетелем одной беседы, главной темой которой был я сам. Признаюсь, в тот день я тоже был изрядно удивлен. Однако, думаю, нам следует вернуться к нашему вопросу. Ну так вот: я отказался от идеи забирать мальчика из Лакона. Но, как я уже сказал, я очень любопытен, и хотел бы знать подробности этой истории.

— Буду рад удовлетворить ваше любопытство, — кивнул Наставник. "Хотя и не понимаю, с какой стати вам понадобилось тратить время на выслушивание таких малозначительных историй" — мысленно добавил он. — Так что конкретно вас интересует?

— Все. Ну для начала — что стоит за фразой… — Ирем заглянул в бумагу и прочел — "мастер Хлорд, наставник первого энгильда, счел этого мальчика достойным обучаться в Академии"?

Хлорд слегка развел руками и поведал собеседнику о драке во дворе, об учиненном им позднее разбирательстве, и о том впечатлении, которое на него произвел рассказ Юлиана Лэра. Хлорд никогда не думал, что подобными вещами может интересоваться кто-то, кроме ментора Лакона. Ирем слушал мастера с усиленным вниманием, совершенно неожиданным для человека его профессии. Любопытство слушателя к таким незначительным деталям, как беседа с лордом Бейнором Дарнторном и записка от Ратенна, подстегнувшая наставника пойти наперекор Совету, даже заставило Хлорда мимолетно усомниться — уж не актерствует ли сидящий напротив мужчина, разыгрывая такой интерес к его словам?… Но Наставник сразу же отмел такую мысль, как заведомо нелепую — зачем бы рыцарю понадобилось притворяться?… Несколько раз лорд Ирем даже переспрашивал рассказчика, уточняя пропущенные мастером подробности, а в остальное время слушал молча и участливо кивал, как будто бы истории о наглом предложении Дарнторна и самоуправстве Круга мастеров его и в самом деле волновали.

Впрочем, фэйры его знают. Познакомившись с лордом Иремом полчаса назад, Хлорд чувствовал, что он уже ни в чем не может быть уверен.

— Вот, собственно, и все, что я могу сказать, — закончил он. — Возможно, вам покажется, что этих оснований недостаточно, чтобы принять мальчишку с улицы в Лакон…

— О, нет, вполне достаточно. Во всяком случае, если решение будет зависеть от вас, наставник. Мне кажется, одной этой истории вполне достаточно, чтобы составить о вас правильное представление, — заметил лорд. Сами по себе эти слова могли означать что угодно, но сопровождающая их улыбка заставляла истолковать их в самом лестном для мастера Хлорда смысле. — Ну, а что вы мне расскажете об этом Криксе?…

— Боюсь, я ничего не могу добавить к тому, что уже рассказал вам раньше. Не считая той истории, которую я слышал от него после их драки с Дарнторном, я толком ничего о нем не знаю. Разве что вам, возможно, будет интересно узнать, что все сообщенные им о себе подробности впоследствии по настоянию других Наставников были подтверждены допросом у ворлока. Тогда же обнаружилось, что никакими выраженными магическими дарованиями Крикс не обладает.

Калариец серьезно посмотрел на собеседника и чуть заметно качнул головой.

— Нет, мастер, вы неверно меня поняли. Меня интересует ваше собственное впечатление о мальчике. Его характер, если вам угодно.

— Вот как, — протянул Наставник. — Вы, наверное, хотите знать, не возникнет ли у него соблазна подыграть досужим болтунам, которые станут болтать о его происхождении?.. Мне показалось, что он не тщеславен, хотя, конечно, сейчас еще рано говорить об этом. Дисциплина, принятая в Академии, дает возможность обуздать слишком разросшееся самолюбие какого-нибудь юного аристократа, но простолюдина обучение в Лаконе может убедить в собственной исключительности.

— Здравое суждение, — признал лорд Ирем. — И, однако, сознавая это, вы все же решили взять его в энгильд?

— Да. Видите ли, лорд… В мальчиках из рыцарских родов Легелиона с детства воспитывают чувство собственного достоинства, учат их быть храбрыми и заступаться за других, особенно когда более сильный обижает слабого. Можно спросить любого из моих учеников, еще даже не приступивших к занятиям, что говорит об этом Старый кодекс — и они ответят, не задумываясь. А между тем единственным, кто следовал правилам Кодекса на практике, когда возникла эта отвратительная ситуация с Дарнторном, был не кто-нибудь из них, а Крикс, который даже никогда об этом Кодексе не слышал. Вы понимаете, что я хочу сказать?

— Прекрасно понимаю. Продолжайте, мастер.

— Н-да. Так вот: признаться, я был удивлен, что кто-то воспитал в крестьянском мальчике такие качества, которые гораздо больше подошли бы человеку из военного сословия. Но я был удивлен еще сильнее, когда понял, что его, по сути, никто даже не "воспитывал" в обычном смысле слова. Из его рассказа следует, что в приемной семье у него была любящая мать и не особенно заботливый отец, которому не было дела до приемного ребенка. Странно было бы предположить, что безграмотная крестьянская женщина могла дать сыну такое воспитание, какого рыцари Легелиона не сумели дать своим наследникам, — Хлорд криво улыбнулся. — Одним словом, мальчик — настоящий самородок, а подобными вещами не разбрасываются. Если я хоть что-то в этом понимаю, то из парня может выйти толк.

— Охотно верю. Ну, а что вы мне о нем расскажете?

— Не так уж много. Два дня — слишком короткий срок для мастера, чтобы узнать кого-то из своих учеников. Я думаю, что он упрям, и это в равной мере может стать как достоинством, так и недостатком. Его смелость безусловна — как и то, что действует он чаще всего слишком порывисто и необдуманно. Но это, полагаю, вы и сами уже поняли из моего рассказа. К сожалению, он слишком мало думает о том, какое впечатление он производит на окружающих, и это будет многих раздражать — если, конечно, с возрастом его манеры не изменятся, а сам он не начнет следить за тем, что делает и говорит. При этом, как ни странно, Крикс довольно обаятелен. Он, видимо, из тех людей, которые легко находят и друзей, и врагов, но мало кого оставляют равнодушным. Если Орден и вас лично интересует степень опасности, связанной с ним, то тут я затруднился бы ответить что-нибудь определенное. С одной стороны, он может стать довольно популярным, но с другой — я совершенно не могу представить его в центре политической интриги. Мальчик слишком честен, вспыльчив и прямолинеен.

— Вы считаете это серьезной помехой, мастер? — рассмеялся доминант — При всем уважении, тут вы не правы. Откровенными людьми всегда легко манипулировать. Тем более, что в его возрасте — сколько ему, десять, одиннадцать?… — еще нельзя с уверенностью утверждать, что это именно прямолинейность, а не обыкновенная мальчишеская непосредственность, от которой года через три-четыре не останется и следа.

— Что ж, тут мне нечего вам возразить, — признал Наставник. Ирему удалось добиться своего, и Хлорд, поначалу сообщавший ему свои наблюдения осторожно и как будто нехотя, постоянно сомневаясь в том, представляет ли та или иная мысль интерес для его собеседника, теперь делился впечатлениями вполне непринужденно. Вообще Хлорд мог часами обсуждать кого-то из своих учеников, но одно дело — говорить об этом с кем-то из товарищей по Академии, и совсем другое — так увлечься разговором с совершенно посторонним человеком. Встретившись глазами с каларийцем, он решительно сказал — Однако в Криксе есть еще несколько качеств, которые для заговоров и интриг подходят еще меньше, чем излишняя открытость и доверчивость.

— Какие же?

— Ну, его мягкость, например. От мальчика, выросшего в приемной семье, а потом убежавшего из дома, скорее можно было бы ожидать озлобленности и подчеркнутого безразличия к чужой беде. А Крикс… жаль, вы не слышали, как он пытался поговорить со мной о Льюберте Дарнторне! — усмехнулся мастер.

— О Дарнторне? А что с ним такое?…

— Ничего, — пожал плечами Хлорд. — Похоже, Криксу кто-то рассказал ту старую историю про лорда Сервелльда Дарнторна — ну, вы помните? — и он проникся к Льюберту сочувствием. Мало того, вбил себе в голову, что должен чем-нибудь ему помочь. Представляю, как бы разозлился Льюберт, если бы узнал об этом.

Ирем поднял брови.

— Удивительные вещи вы рассказываете, Наставник. Я, конечно, далек от дел Лакона, но в столице много говорят о Льюберте и его "свите". Если я хоть что-то понимаю, юному Дарнторну куда проще вызвать к себе ненависть, чем жалость. Я знал взрослых, состоявшихся людей, которых этот мальчишка умудрялся довести до белого каления. Более злобного, несносного и самовлюбленного щенка нельзя себе представить. Я не знаю, чем ему надеялся помочь ваш подопечный, но, по-моему, тут можно было бы помочь только хорошей поркой. А поскольку это, как я понимаю, невозможно, то ваш Льюберт — совершенно безнадежный случай. Остается только ждать, пока он вырастет и сам сломает себе шею.

— Боюсь, что вы не одиноки в своем мнении, — кивнул Наставник.

— Вы считаете иначе?.. Что ж, тем лучше: и для вас, и для него. Альды мне свидетели — я и так-то плохо представляю себя в роли ментора Лакона, но, если пришлось бы обучать такого, как этот Дарторн, то моего терпения бы надолго не хватило, — договаривая эту фразу, Ирем был подчеркнуто серьезен; именно поэтому Наставник посчитал, что его собеседник шутит. Хлорд уже успел заметить, что рыцарь имел привычку обсуждать самые важные вопросы с ленивой, снисходительной иронией, как будто бы посмеиваясь над самим собой и тем, что ему приходилось делать.

Калариец между тем поднялся и привычно перебросил через руку край плаща.

— Что ж, не смею больше отнимать у вас время, мастер Хлорд. Благодарю за интересную беседу. Я узнал все, что собирался, и даже гораздо больше. Мне будет приятно, если вы позволите как-нибудь посетить вас еще раз.

На сей раз Наставник даже не особо удивился — видимо, сказалась полученная за последний час закалка. Он поднялся, чтобы проводить своего гостя до дверей.

— Никогда бы не подумал, лорд, что у вас найдется время и причины для подобных посещений, — сказал он. — Если я правильно вас понял, вы намерены и дальше наблюдать за жизнью мальчика?

— Да, и это тоже, — улыбнулся рыцарь и предупредительным жестом показал, что дальше пойдет сам, не стоит беспокоиться.

Оставшийся в приемном зале Хлорд еще минуты три раздумывал, что значит это "тоже". Ирем же тем временем легко сбежал по лестнице Лакона, размышляя про себя, что он не зря потратил время: разузнал о Криксе все, что собирался, и нашел в лице мастера Хлорда интересного собеседника, — что было, с точки зрения придирчивого каларийца, большой редкостью. Особенно в столице, где, по глубокому убеждению лорда Ирема, количество людей самым пагубным образом сказывалось на их качестве.


Чтобы сэкономить время, Ирем решил возвратиться во дворец через Лаконский парк. Он собирался рассказать Валлариксу о своей встрече с Хлордом и убедить его, что, раз уж мальчик оказался в Академии, лучше всего оставить его там. Всякое чрезмерное внимание к этой истории могло скорее навредить их подопечному, чем защитить его, тем более, что Крикс, как рыцарь уже имел случай убедиться, обладал довольно независимым характером, и своей непредсказуемостью и упрямством мог в очередной раз спутать все их планы. Впрочем, чего еще ждать от мальчика одиннадцати лет, вообразившего, что он готов начать самостоятельную жизнь?…

Ирем с легким раздражением пожал плечами. Вопиющая самоуверенность! Заслуживающая, безусловно, не такой награды, как вступительная грамота в Лакон, а отрезвляющего щелчка по носу.

Рыцарю было хорошо известно, что большая часть таких предприимчивых недорослей, решивших убежать из дома и добраться до столицы, даже если изначально они думали найти себе хозяина и поступить в ученики, кончали тем, что становились попрошайками или воришками в Шатровом городе. Если, конечно, по дороге не оказывались у пиратов или островных работорговцев. Группками по три-четыре человека они ошивались на базарах и у городских ворот, высматривая, где можно чего-нибудь стянуть или выполнить чье-нибудь поручение за пару медек.

Ирем сказал себе, что он бы не особо удивился, если бы Крикс тоже стал одним из них.

Впрочем, Хлорд, кажется, говорил, что у его ученика есть деньги. Кошелек под камнем — странная история. Откуда в Приозерном взяться кладу, ценность которого намного превышает все имущество крестьян этой деревни?… По словам мастера Хлорда, Крикс считал, что деньги спрятали в лесу разбойники, так и не сумевшие вернуться за добычей. Ирем слишком уважал себя, чтобы принять на веру такое неправдоподобное предположение. Но искренность Крикса подтвердил лаконский ворлок, а Наставник и подавно ничего не мог добавить к сказанному. Значит, оставалось думать самому.

Свернув на яблоневую аллею, ведущую к ограде парка, коадъютор вдруг улыбнулся и легонько хлопнул себя по лбу. Сорок полумесяцев!.. Да уж не те ли это деньги, что он сам оставил Валиору десять лет тому назад?… Ну да, тогда все сходится. Похоже, прижимистый и подозрительный Валиор не потратил ни одной монеты из полученной награды, а берег все это состояние на черный день. Или, может быть, надеялся со временем избавиться от обузы, которой был для него приемный сын, и уж тогда разбогатеть, уехав в Тарес со своей семьей.

"Какая мелочность" — подумал доминант почти брезгливо. "Собственные дети жили впроголодь, приемный сын ходил в обносках, а этот осел держал под камнем почти двадцать золотых имперских лун…".

Ирем задумчиво проводил глазами паренька в лаконской серой форме, поспешившего убраться с пути коадъютора. Было бы забавно посмотреть на Безымянного, одетого подобным образом… Лорд явственно представил, как после исчезновения приемыша Валиор первым делом бросился за спрятанными в лесу деньгами и обнаружил, что его тайник разграблен. Губы Ирема насмешливо скривились. Интересно, хватит ли у Валиора проницательности догадаться, в чьих руках находится теперь кошель с деньгами?… Вряд ли. На такое у него, пожалуй, не хватило бы воображения. Но, по крайней мере, он лишился незаслуженной награды, — с удовлетворением подумал рыцарь. Жаль, конечно, что нельзя как-нибудь наградить его жену за все, что она сделала для мальчика, не выдавая своего участия в этой истории.

В эту минуту Ирем обратил внимание на то, что через деревянную решетку живой изгороди, отделявшей тренировочную площадку от аллей, ведущих к ближней башне, быстро и уверенно карабкается ученик, явно не в первый раз одолевающий это препятствие. По возрасту он мог быть новичком, и, кроме того, был одет не в серую лаконскую одежду, а обычную рубашку и штаны. Вероятно, Ирем бы не обратил внимания на это незначительное происшествие, — в конце концов, следить за дисциплиной в Академии должны были Наставники, и выходки какого-то мальчишки доминанта совершенно не касались — если бы маленькая фигурка лаконца не показалась ему подозрительно знакомой. Недолго думая, рыцарь свернул с аллеи и быстрым шагом направился к тренировочной площадке. Мальчишка тем временем перекинул через изгородь вторую ногу, нашарил выступающий из зелени край деревянной балки и стал спускаться. Длинные пушистые каштановые волосы были связаны на затылке в тугой хвост, чтобы не лезть в глаза хозяину. Или хозяйке, потому что, приглядевшись, можно было сделать вывод, что нарушительницей правил была девочка.

Но Ирему приглядываться было незачем. Он и без того ее узнал.


Элиссив покосилась вниз, прикидывая, нельзя ли просто спрыгнуть, не тратя времени на спуск по деревянной решетке. Выяснилось, что, если повиснуть на руках, то до земли останется расстояние чуть больше ее роста. С земли это никак не выглядело бы приличной высотой, но, если смотреть сверху, расстояние казалось более внушительным. На днях она спрыгнула с парапета, бывшего гораздо выше этой изгороди, но тогда ее подстегивало желание утереть нос этому странному мальчишке в синяках, который смотрел на нее так удивленно, будто у Элиссив было три ноги или четыре глаза. "Я думал, в Лаконе могут находиться только те, кто здесь учится!" Пфф!

Элиссив громко фыркнула. Воспоминание о том прыжке подняло ей настроение. Как у него, должно быть, вытянулось лицо, когда она перемахнула через перила лестницы!

Было бы забавно встретить его еще раз. Особенно теперь, когда она так лихо одолела эту изгородь.

Пожалуй, уже можно прыгать. Нужно только поберечь разбитое колено.

Но на сей раз прыгать не пришлось. Чьи-то уверенные руки неожиданно перехватили его вокруг талии и бережно спустили вниз.

— Ваше высочество?… Я почему-то так и думал, — произнес над ухом хорошо знакомый голос, и Элиссив даже показалось, что мужчина тяжело вздохнул. А в следующее мгновение лорд Ирем уже развернул ее к себе, мимоходом вытащив запутавшийся в волосах листок. — А ваш отец еще ломает голову, где вы все утро пропадаете! Позвольте проводить вас во дворец.

Куртуазное "позвольте" в устах Ирема звучало почти издевательством. Уж Элиссив-то отлично знала, что ее согласие ему не требуется. Она бросила на ближайшую аллею такой красноречивый взгляд, что рыцарь поневоле улыбнулся и слегка качнул светловолосой головой.

— Не выйдет. Вашу руку, леди.

Элиссив ощутила, как жесткие пальцы смыкаются на ее руке чуть повыше запястья, и запоздало возмутилась:

— Никуда я с тобой не пойду! Пусти меня!..

Девочка изо всех сил дернула руку на себя. Безрезультатно. В памяти Элиссив промелькнул верзила, гнувший пальцами монеты на осеннем празднике. Чего доброго, лорд Ирем тоже смог бы сплющить асс в серебряную трубочку.

Тогда дочь императора решила испытать другой прием. И, зашипев от притворной боли, с негодованием воскликнула:

— Мне больно! Ты мне руку вывихнул! Пусти!

Но серые глаза каларийца по-прежнему смотрели на нее спокойно и слегка насмешливо.

— В таком случае, как только мы вернемся во дворец, я вызову к вам Рам Ашада. Пусть займется вашим… вывихом. Пойдемте, месс дан-Энрикс. Или вы предпочитаете, чтобы я нес вас на руках?…

Элиссив топнула ногой.

— Не смей!.. Из-за тебя все будут надо мной смеяться.

— Безусловно. Но, мне кажется, смеяться будут совершенно по другой причине. Вы сейчас похожи на мальчика с конюшни или на замарашку из Шатрового города. Скажите, кто достал вам эти… тряпки? Можете не отвечать, конечно, я не вправе требовать от вас ответа. Но подумайте заранее, как вы объясните своему отцу, что я привел вас из Лакона в таком странном виде. Заодно подумайте над объяснением того, как вы вообще тут оказались. Вряд ли мой король будет в восторге от того, что его дочь, вместо того, чтобы найти приличное ее возрасту и положению занятие, лазает через заборы в Академии.

Элиссив моментально присмирела.

— Но, сэр Ирем, разве обязательно ему рассказывать об этом?… — спросила она совсем другим, вкрадчивым и тихим голосом, приняв самый невинный вид. — Зачем же лишний раз его расстраивать? И вообще, он слишком занят, чтобы думать о таких вещах.

Рыцарь подумал, что, хотя глаза у дочери Валларикса были точь-в-точь того же странного оттенка, что и у ее отца — темно-голубые, цвета диких ирисов, — но на этом сходство и заканчивалось. У Валларикса взгляд был всегда серьезным и немного грустным, даже если Император веселился. У принцессы даже в эту самую минуту, когда она пыталась изобразить сожаление и раскаяние, в глазах плясали легкомысленные огоньки. Впрочем, это и неудивительно. Наверняка Валларикс тоже когда-то был веселым, беззаботным мальчиком одиннадцати лет, знать ничего не знавшим о войне, несчастьях и политике. Совсем как его дочь сейчас.

В минуту откровенности Валларикс как-то раз сказал своему другу, что для него юность закончилась в тот день, когда отец во всеуслышание объявил его своим наследником. Поэтому обычно Ирем снисходительно смотрел на выходки Элиссив, думая о том, что через три или четыре года ей придется наравне с отцом присутствовать на нудных заседаниях Совета, принимать послов и вникать в головоломные дипломатические тонкости. В Империи наследование по женской линии считалось допустимым, не то что в Нагорье или Аварисе, а примеры королев Олетты и Селены, не говоря уже о легендарной Беатрикс, доказывали, что правление достойных женщин может принести стране большую пользу. Правда, Ирем, в свою очередь, считал, что лучше бы Валлариксу жениться второй раз и подарить империи наследника мужского пола. Наорикс-Воитель вел свои кампании слишком удачно и всегда с большим размахом. Не нужно было быть искушенным дипломатом, чтобы понимать, что после Иллирийского сражения в Нагорье спят и видят, как бы взять реванш. В таких условиях правление нужно передавать либо мужчине, либо такой девушке, как Беатрикс, прозванной недругами Железной Волчицей. А вот Элиссив с этой ношей может и не справиться.

Ирем понимал, почему Валларикс дает дочери больше свободы, чем имели девочки в любой другой семье в столице. Это должно было как-то скрасить ей учебу, слишком интенсивную для ее возраста и бывшую подчас сложнее, чем у жалующихся на непомерную загруженность выпускников Лакона. Языки, история, своды законов, землеустроение, риторика и этикет — пожалуй, слишком много для одной одиннадцатилетней девочки. Но для будущей наследницы, напротив, слишком мало.

Так что коадъютор полагал, что нет большой беды, если, освободившись от занятий, Лисси носится с подружками по саду, наряжает кошек в кукольные платья и пытается самостоятельно объездить невысокого беррийского коня, около месяца назад подаренного ей послами Айришера. Но тайные визиты в Академию — это, конечно, уже слишком. Дочери Валларикса не место среди этих неотесанных мальчишек, аристократическое происхождение которых проще было установить по их лаконским грамотам, чем по их манерам. Сам лорд Ирем никогда не обучался в Академии, но здешние порядки представлял себе довольно хорошо благодаря тому, что почти половина приходивших в Орден рыцарей когда-то выпустилась из Лакона. И все они с удовольствием вспоминали времена своей учебы, так что почерпнуть нужные сведения из их рассказов было не так сложно. Ирем пришел к выводу, что основной закон Лакона был довольно прост и требовал от членов тайного академического братства только трех вещей — во-первых, полной и безоговорочной преданности своим товарищам, в особенности тем, с кем ты вступил в один галат и стал, по правилам Лакона, побратимами, во-вторых — развития в себе чувства самоуверенного превосходства над своими сверстниками, не попавшими в Академию, и, наконец, нахального и вызывающего поведения по отношению ко всем, кроме своих Наставников. В исполнении этих трех правил состояли честь и слава каждого лаконца. От того, насколько четко выполнял их каждый ученик, зависело, будет ли он пользоваться уважением своих товарищей, или раз и навсегда приобретет репутацию пустого человека и слюнтяя.

Так чему хорошему могла здесь научиться дочь Валларикса?… Тем более, что кто-нибудь из здешних остолопов мог — не разобравшись толком, что имеет дело с девочкой — в запале обойтись с ней также, как в Лаконе испокон веков считали своим долгом обходиться с чужаками, не принадлежавшими к числу учеников. То есть подбить принцессе глаз или расквасить нос.

Скандала ведь не оберешься.

— Хорошо, ваше высочество, я ничего не расскажу Валлариксу о том, что здесь увидел, -

сказал лорд решительно. — Но только при одном условии: вы, не сходя с этого места, пообещаете мне, что больше никогда не будете устраивать подобных вылазок. Ни в Академию, ни в Верхний город. Вы хоть понимаете, что я должен примерно наказать гвардейцев, отвечающих за вашу безопасность?… На первый раз — только за вашу самовольную отлучку без охраны. А если с вами случится что-то действительно серьезное? Вы знаете, что с ними будет?..

Лисси отвела глаза. Ирем удовлетворенно кивнул:

— Вижу, знаете. Если вас не волнует собственная безопасность, так подумайте хотя бы о тех людях, которые отвечают за вас головой.

— Да что со мной могло случиться?! — запротестовала девочка.

— Что угодно, — холодно ответил Ирем. — Несчастный случай. Драка. Похищение. Причем особенно опасно то, что даже в таком наряде кто-то мог случайно вас узнать. Вы не должны так рисковать, ваше высочество.

— Хорошо, сэр Ирем, я не буду, — согласилась дочь Валларикса с убитым видом. Было видно, что ей совершенно не по вкусу этот договор.

Но Ирем не удовлетворился этим ответом и, не выпуская ее руку, повторил:

— Значит, вы даете слово, что больше не станете сюда ходить?

— Да, — ответила Элиссив. И сейчас же вспыхнула, как вспыхивала всякий раз, когда кто-то из ее наставников или придворных дам в очередной раз пытался ее образумить. — Ну что ты на меня так смотришь? Обещаю! Даю слово! Все, доволен?…

— Нет, принцесса. Не доволен. Я, конечно, состою на службе у вашего отца, но мне бы не хотелось, чтобы со мной разговаривали в таком тоне, — сухо сказал рыцарь.

Девочка потупилась. Ирем был одним из немногих людей, на которых ее вспышки не производили ровно никакого впечатления. Более того, часто Элиссив после этого не знала, куда деться от неловкости.

— Извините. Я и правда не должна была так говорить. Разумеется, я знаю, что отец вас очень ценит. И… я тоже. Честно!

Лорд кивнул, показывая, что извинения приняты. Но теперь уже Элиссив осталась недовольна таким ответом и настойчиво переспросила:

— Вы меня простите, правда же? Я иногда не успеваю… ну, подумать, прежде чем сказать. Просто мне так скучно, Ирем!

— Скучно?.. — удивился калариец.

— Да! — Глаза Элиссив снова засверкали от обиды. — Я каждый день одна. Лейда Гефейр уехала домой до следующей весны. А со всеми остальными можно умереть от скуки. Они ничего не понимают и с утра до ночи сплетничают. Я их видеть не могу! Безмозглые индюшки!.. Только и умеют, что болтать о своих платьях или объедаться сладостями. Почему я должна с утра до ночи или учиться, или торчать во Дворце в компании этих трусливых дурочек, болтушек, мокрых куриц? Почему я должна притворяться, что мне с ними весело? Они все боятся лошадей и верещат, если увидят гусеницу!

— Тише! — улыбнулся Ирем. — Удивительно, принцесса, до чего вы не похожи на отца. Мне кажется, у вас нрав вашего деда, Наина Воителя. Я с нетерпением жду дня, когда вы сможете присутствовать на заседаниях Совета лордов — и так же решительно выскажетесь о его участниках, как о безмозглых индюках и сплетниках. Это внесет в здешнюю жизнь приятное разнообразие.

Элиссив подняла глаза на коадъютора и, обнаружив в его нарочито серьезном взгляде искорки сдерживаемого веселья, неуверенно улыбнулась. Она не очень понимала, что его развеселило, но с облегчением поняла, что коадъютор больше на нее не сердится.

Ирем тем временем что-то прикинул и сказал:

— Ну вот что, месс дан-Энрикс. Я поговорю с вашим отцом. Возможно, он позволит вам поехать погостить к Гефейрам после праздников. Только постарайтесь ничего не натворить до вашего отъезда.

Элиссив даже подскочила, недоверчиво и радостно уставившись на каларийца.

— Правда?… Вы его попросите?

— А почему бы нет?… — пожал плечами коадъютор. — Конечно, он не хочет, чтобы вы надолго отвлекались от учебы, но, в конце концов, когда-то надо же и отдыхать. Думаю, я сумею его убедить. Принцесса! Что. Вы. Делаете?…

Ирем с легким замешательством смотрел на золотисто-каштановые волосы Элиссив. Больше ничего он разглядеть не мог, потому что от избытка чувств принцесса порывисто обняла его, уткнувшись носом в живот рыцаря и крепко обхватив его широкий поясной ремень не слишком чистыми руками.

В ответ на вопрос коадъютора раздался приглушенный и, как показалось Ирему, очень довольный смешок. Как будто дочь Валларикса испытывала откровенное злорадство, в кои-то веки выведя рыцаря из состояния его обычной невозмутимости.

Непосредственность принцессы была хорошо известна каларийцу, но сейчас он начал думать, что, похоже, за пределами дворца Лисси не только одевалась, но и вела себя так, что это могло довести ее наставников до обморока.

Возможно, Ларн был прав, когда сказал, что девочке — особенно такой, как дочь Валларикса — нельзя расти без матери?…

— Ваше высочество, на вашем месте я бы так не делал, — вздохнул Ирем. — Мне достаточно обычной благодарности, а вот другие посчитают ваш поступок вопиющим нарушением приличий.

— Ха! Подумаешь!.. — фыркнула принцесса, неохотно разжимая руки. — Мне все равно, кто что подумает. Плевать мне на твоих "других", сэр Ирем. А на все эти глупые приличия тем более плевать.

— Вот это я уже заметил, — саркастически ответил доминант.

— Опять ты смеешься, — Девочка прищурилась, от чего ирисовые глаза еще сильнее потемнели. — Ну и пожалуйста! Я все равно тебя люблю.

Ирем выразительно приподнял брови.

— Вот как, месс дан-Энрикс? От объятий вы решили перейти к признаниям в любви?.. Настроение у вас меняется так быстро, что я, право же, боюсь предположить, чем это может кончиться. Пойдемте лучше во дворец. Нет-нет, принцесса, руку можете мне не давать. Теперь, когда мы обо всем договорились, вы вполне дойдете сами. Только для начала отряхнитесь. Ваши штаны выглядят так, как будто вы сперва копались в глине, а потом уснули прямо на траве. Как только мы вернемся во дворец, и вы переоденетесь, я прикажу, чтобы всю эту ветошь бросили в камин. И лично прослежу за тем, чтобы она там и оказалась, а не попала снова к вам.

Элиссив тяжело вздохнула, но не стала спорить.

Они прошли уже не меньше половины яблоневой аллеи, когда им навстречу попалась целая компания младших учеников, идущих к башне. Одетые в серое новички представляли собой довольно живописную картину. Паренек с медно-рыжими волосами, оживленно жестикулируя, рассказывал что-то своим спутникам — светловолосому улыбчивому каларийцу и высокому темноволосому мальчишке с лицом правильного классического типа и яркими синими глазами, а те встречали каждую вторую фразу взрывами одобрительного хохота. Четвертый лаконец был южанином или, по крайней мере, полукровкой — об этом явно свидетельствовала смуглая кожа и волнистые темные волосы. В отличие от своих спутников, он не смеялся и, похоже, даже не пытался вникнуть в то, что говорил рыжеволосый. Он держался чуть позади остальных, как будто бы рассчитывал остаться незамеченным, а сам во все глаза смотрел на доминанта. Когда их компания поравнялась с Иремом, и взгляд каларийца, скользнув по остальным ученикам, уперся в южанина, тот невольно вздрогнул, но заставить себя отвести глаза так и не смог — только стиснул зубы и непроизвольно вскинул голову, как человек, предвидящий большие неприятности и готовый встретить их лицом к лицу.

Лорд Ирем удивленно сдвинул брови.

Он сразу обратил внимание на отцветающие синяки и рассеченную губу бывшего приемыша — следы той драки, о которой говорил Наставник Хлорд. Но куда больше его впечатлила перемена, произошедшая в осанке и манерах Безымянного. Как будто бы после их встречи в Энмерри прошло не десять дней, а пара лет. Может быть, на него так повлияло путешествие? "Или, что гораздо вероятнее, я сам чего-то не заметил в прошлый раз" — подумал Ирем.

При виде человека в орденском плаще ученики притихли и остановились, пропуская их с Элиссив. На принцессу новички таращились во все глаза — наверное, не могли взять в толк, что это за девчонка, как она сюда попала и почему так независимо вышагивает рядом с доминантом.

Проходя мимо почтительно молчавших лаконцев, Ирем еще раз встретился взглядом с Криксом, чуть заметно улыбнулся и кивнул ему, как старому знакомому. Рыцарь еще успел увидеть, как решительное выражение на лице мальчика сменилось на растерянное, отчего Крикс снова стал похож на Безымянного, пытавшегося объяснить, что он делал ночью на болоте.


Мальчик обернулся вслед коадъютору и проводил его долгим удивленным взглядом, совершенно забыв о своих попутчиках.

Из всех странностей, случившихся с ним за последние недели, эта, кажется, могла претендовать на самую необъяснимую.

Может быть, лорд его просто не узнал?… Или, допустим, принял за кого-нибудь другого?

Нелепое предположение. Но как еще возможно объяснить, что Ирем, который совершенно вышел из себя, увидев его в Энмерри, не выказал и тени изумления, встретив "дан-Энрикса" в Лаконе?

Хоть беги за ним и выясняй, действительно ли рыцарь обознался!

И еще эта девчонка… Кто она, в конце концов, такая? Может быть, дочь лорда Ирема?…

Хотя какое там. Димар же ему объяснял, что членам Ордена нельзя иметь семью.

Словно почувствовав, что Крикс и остальные думают о ней, девчонка обернулась и, ловко пользуясь присутствием рыцаря, защищавшим ее от любых ответных выкриков, с удовольствием показала лаконцам язык.

— Рикс!.. Ну чего ты встал, пошли! — заметил Мирто, ткнув его в плечо.

— А?… Да, конечно, — невпопад ответил тот, не удостоив Миэльвитта взглядом.

Нет, пожалуй, Ирем его все-таки узнал. Не так уж много времени прошло после той встречи в Энмерри. И после приключений на болоте, кстати, тоже.

— Что с тобой такое? — спросил Юлиан. — Когда ты их заметил, ты так побледнел, как будто бы увидел привидение.

— О, я знаю! Он, наверное, влюбился, — рассмеялся Мирто.

— В кого?! — Крикс чуть не подскочил.

— В эту девчонку, разумеется. Ты же рассказывал, что видел здесь какую-то девчонку?… Это, видимо, она и есть?

— И верно! Рикс, а ты уже сочинил "Люэн Минар" своей прекрасной даме? — усмехнулся князь Рейхан, прищурив синие глаза.

— Тьфу, дураки! — в сердцах ответил Крикс, развеселив насмешников еще сильнее.

— Вы только посмотрите, как он покраснел! — злорадно заявил Афейн, хотя сказать, что мальчик покраснел, можно было только с большой натяжкой. Скорее, с его лица постепенно пропадала бледность, ранее подмеченная Мирто Миэльвиттом. — Точно, он влюбился!

Даже Юлиан — предатель! — и тот не сделал никакой попытки урезонить веселившихся вовсю Рейхана с Миэльвиттом, хотя и подначивать приятеля его предполагаемой влюбленностью тоже не стал.

— Ну, раз вам так хочется повеселиться, я сейчас скажу вам нечто, от чего вы точно лопнете от смеха, — хладнокровно сказал Крикс, вспомнив совет Дарла и решив, что лучше всего сделать вид, будто все эти насмешки его вообще не задевают.

Метод оказался действенным — все с интересом посмотрели на него.

— Я не знаю, кто это девчонка, но зато я знаю человека, который был с ней.

— Доминанта?…

— Да.

— И что с того? — нетерпеливо спросил Миэльвитт.

— А то, что это был лорд Ирем, коар… м-мм… ну, в общем, глава Ордена. И пока вы тут болтаете о всяких глупостях, я думаю о том, зачем он сюда приходил.

— Сам Ирем? — глаза Лэра удивленно округлились. — Правда, что ли?…

— Да откуда тебе знать, что это он? Ты сам в Адели без году неделя, — усомнился князь Рейхан. — Я живу тут уже месяц, и то до сих пор его не видел. Хотя слышал много, это точно.

— Ну а я его не только видел, я с ним даже разговаривал. Правда, не здесь, а в Энмерри. Он приехал к нам по поручению правителя, — ответил Крикс небрежным тоном.

— Это правда! — неожиданно вмешался Юлиан. — Видели, как этот рыцарь посмотрел на Рикса? Я еще подумал, с какой стати он ему кивнул… Выходит, вы действительно знакомы с Иремом? Вот это да!

"Дан-Энрикс" выразительно пожал плечами, словно говоря — подумаешь, какая важность.

Впрочем, в глубине души он все же чувствовал себя польщенным.

— Я понял, — рассмеялся Миэльвитт. — Крикс все это время нас обманывал. На самом деле он внебрачный сын Императора и личный друг первого рыцаря Империи. То-то Дарнторн утрется, когда все раскроется!

— Только не забывай про нас, когда тебя сделают наследником престола, — хмыкнул князь Рейхан.

— Вы что, сдурели?… — поразился Крикс, не очень понимавший, как воспринимать такие шутки. Мало ему было Арклесса с его рискованной манерой называть его "дан-Энриксом"? Так теперь и его лучшие друзья туда же!

— Среди нас — особа королевской крови! Воздадим ему положенные Риксу почести! — азартно предложил рыжий Миэльвитт, упивавшийся растерянностью своей жертвы.

В результате, невзирая на сопротивление "дан-Энрикса", его усадили на плечи к Афейну Рейхану, самому высокому из всей компании, и со смехом и победными выкликами донесли до башни — к удивлению всех остальных лаконцев, попадавшихся им по дороге. Бледное и раздраженное лицо Дарнторна, промелькнувшее в толпе учеников, собравшихся у входа в Западную башню, вполне примирило Крикса с этой выходкой. Он уже забыл про Ирема и чувствовал бы себя совершенно счастливым, если бы Афейн, решивший без предупреждения ссадить его не землю, не ушиб при этом своего "наездника" об угол.


VII


Удар — отбито. Тренировка в Академии шла полным ходом, и Пастух, спотыкаясь, отступал, не поспевая защититься от его ударов.

Нижний блок — атака — разворот… мечи скрестились, Льюберт крутанул запястьем, и оружие противника со звоном отлетело в сторону. А сам "дан-Энрикс", поскользнувшись, растянулся на песке. Дарнторн с удовольствием изобразил над головой упавшего противника обычный добивающий удар, и неожиданно заметил, что в его руках — не тренировочная деревяшка, а обыкновенный меч. Которым в самом деле можно было бы добить упавшего.

На одну короткую секунду ему стало страшно, но страх быстро пропал, сменившись совершенно другим чувством. Стоять над побежденным Пастухом с оружием в руках — да это было просто… восхитительно!

Нет, убивать его прямо сейчас Дарнторн не собирался. Так далеко его ненависть к "дан-Энриксу" еще не заходила. Но его опьяняла сама мысль, что он мог бы это сделать — если бы ему так захотелось.

Он нагнулся, чтобы подобрать упавшее оружие "дан Энрикса" — и удивленно заморгал, переставая что-то понимать. Поскольку этот меч был деревянным.


— …Просыпайтесь, господин. Вам пора ехать.

Льюберт тихо застонал, не открывая глаз. Такой приятный поначалу сон закончился как-то двусмысленно, оставив странное, сомнительное послевкусие. Может быть, дальше все стало бы понятнее, но этого Дарнторну, по вине его домоправителя, уже не суждено было узнать.

— Если пожелаете, я прикажу подать вам завтрак в малую гостиную.

— Уйди, — пробормотал Дарнторн, перекатившись на живот и прикрывая голову подушкой. Но увы — домоправитель даже не подумал от него отстать.

— Вставайте, господин Дарнторн. Вы снова опоздаете.

Племянник лорда пробурчал что-то невнятное, зарывшись в одеяло, как в сугроб. В последнее время по утрам у Льюберта почти всегда было плохое настроение. Никто из обитателей особняка не понимал, в чем дело. Недостатков у хозяйского племянника хватало, но сонливости и лени за ним раньше никогда не замечали. Раньше он обычно просыпался сам и, даже не позавтракав, куда-то исчезал с компанией приятелей. Последние два года, даже не учась в Лаконе, Льюберт проводил там большую часть времени. Все в доме знали, что он с нетерпением ждет дня, когда поступит в Академию. И вот, с начала обучения прошло каких-то шесть недель, а Льюберт ведет себя так, как будто бы Лакон ему смертельно надоел.

— Ваш дядя велел разбудить вас к смене караулов, чтобы вы успели на занятия, — гнул свою линию домоправитель.

— Который час?.. — сумрачно спросил Льюберт, поняв, что подниматься все-таки придется.

— Четвертая стража, господин.

Ну да, все правильно. Шесть часов по полуночи. В Лаконе в этот час подъем, а значит, он как раз успеет встать, позавтракать и прибыть в Академию, благополучно пропустив их идиотскую пробежку. Осень в этом году стояла непривычно теплая и сухая, но Дарнторн уже сейчас не брезгливо размышлял о том, каково будет нарезать круги по парку в хмурых и промозглых октябрьских сумерках, поскальзываясь в лужах и глупо тараща заспанные, мутные глаза. А после этого, толкаясь, умываться возле каменного желоба водой. Которая, по мнению Дарнторна, не годилась даже для того, чтобы ополоснуть ей бабки своего коня. Сам Льюберт никогда не стал бы умываться из лохани, где плескалось столько грязных рук. И где вдобавок умывались вшивые простолюдины…

По какой-то непонятной прихоти наставник Хлорд с первого дня занятий поставил его в пару с Пастухом. С этим проклятым выскочкой, чумазым полукровкой, самозванным Риксом, нагло затесавшимся в число учеников. У Дарнторна накопилось множество прозваний для соперника на тренировочной площадке, и подчас они срывались с языка почти помимо воли.

Поначалу стоять в паре с Риксом было даже забавно. Пастух — вот ведь умора — путался в простейших стойках, да и тренировочным мечом размахивал, как баба коромыслом. Льюберт мог без труда отвлечь его каким-нибудь обманным движением, а потом от всей души заехать своему противнику по локтю, по плечу или по ребрам. Что Дарнторн и делал всякий раз, когда считал, что мастер их не видит. В остальное время он охотно тыкал Рикса носом в каждую ошибку, интересовался, не мечтает ли Пастух вернуться к прежней жизни, явно подходившей ему больше, чем учеба в Академии, и встречал издевательсткой улыбкой все потуги энонийца отразить его атаки на занятиях по фехтованию. Если бы в ответ тот злился или огрызался, торжество Дарнторна было бы полным. И, возможно, он даже сумел бы выкинуть из головы ту драку во дворе, память о которой до сих пор мешала ему спать и отравляла будни в Академии. Но Крикса словно подменили. Казалось, он дал себе слово ни за что не ссориться с Дарнторном и упорно следовал этому правилу. В ответ на все его издевки Рикс чаще всего молчал, причем его лицо в эти моменты приобретало такое странное, отсутствующее выражение, как будто бы он спал с открытыми глазами и и не слышал ничего, что ему говорят. Льюберт не знал, что Крикс, однажды обнаружив, что его противника обескураживает это выражение лица, начал намеренно изображать глубокую задумчивость всякий раз, когда Дарнторн испытывал его терпение особо изощренно и навязчиво.

У Рикса по неделям не сходили синяки, полученные им на тренировочной площадке, но он с поражавшим Льюберта упрямством делал вид, что все в порядке. Стоило южанину пожаловаться мастеру, и тот нашел бы для него другую пару, но вместо этого на каждом утреннем разводе Рикс, упрямо поджав губы, вставал против Льюберта и салютовал ему мечом, после чего Дарнторну оставалось только повторить его движение и, скрепя сердце, приступить к занятиям, мысленно посылая к фэйрам Хлорда, Пастуха, а заодно самого себя — за то, что он в каком-то смысле поспособствовал "дан-Энриксу" попасть в Лакон.

В скриптории, где проходили дневные занятия, Дарнторн зевал от скуки. В отличие от большинства собравшихся в Лаконе новичков, он уже кое-как умел писать, а читать способен был даже довольно бегло. В отличие от него, Пастух не мог надолго отвлекаться от задания. Он старательно выписывал слова и предложения из книги на свою дощечку, нетерпеливо тряс рукой, чтобы дать передышку онемевшим пальцам, и опять упрямо брался за работу, так низко наклонившись над столом, что темные волосы, свесившись со лба, закрывали лицо. Ходивший по скрипторию наставник часто бросал ему "Выпрямись!", и тогда Крикс, едва заметно вздрогнув, садился прямо, расправляя плечи, чтобы через несколько минут опять увлечься и согнуться в три погибели над книгой. Льюберт наблюдал за ним с улыбкой тайного злорадства. Слушать, как его Пастух, вызванный к столу Наставника, пытается читать какой-нибудь отрывок из имперских хроник, было еще веселее. Крикс все время запинался, то надолго замолкая перед каждым словом, то пытаясь прочитать всю фразу одним махом и безбожно путая слова. Льюберт негромко передразнивал особенно забавные ошибки, и его друзья с готовностью хихикали. Даже наставнику не каждый раз удавалось удержаться от улыбки. Но несколько дней назад произошла история, из-за которой удовольствие от письменных занятий раз и навсегда поблекло.

Им велели выписать из книги внушительный фрагмент поэмы Хэна Мордвуда "Холмы Равейна". Для копирования предлагалась Песнь Двенадцатая, из которой легендарный менестрель Алэйн Отт столетием позднее сделал свою знаменитую балладу. За работу принялись с особенным энтузиазмом, потому что мэтр Хайнрик, их наставник, обещал на сей раз отпустить пораньше всех, кто справится с заданием. Среди тех, кто завершил с работу раньше срока, к удивлению Дарнторна, был и Рикс, который подошел к столу наставника почти одновременно ним самим. Мельком взглянув на их таблички, Хайнрик улыбнулся и сказал, что теперь они должны забрать их в башню и к следующему занятию выучить отрывок наизусть. Лаконцы чуть не застонали, вообразив себе вечер, посвященный нудному зазубриванию стихов. Тут-то и встрял Пастух, который заявил, что он и так уже запомнил тот кусок, который переписывал. "Хочешь сказать, что ты уже сейчас готов прочесть балладу наизусть? — заинтересовался Хайнрик. — Очень хорошо! Послушаем. Все, кто закончил, могут уходить". Но, разумеется, никто не вышел из скриптория — всем было интересно посмотреть, к чему приведет "дан-Энрикса" его самонадеянное заявление. Крикс покосился на табличку, и кое-кто из лаконцев захихикал, но потом Пастух пожал плечами, положил скопированный текст на стол перед наставником и стал читать по памяти. В начале Хайнрик пару раз поправлял мелкие неточности, но потом перестал, хотя следившие за чтением заметили, что некоторые слова "дан-Энрикс" заменил другими. Постепенно справившись с волнением, Пастух заметно разошелся и закончил декламировать балладу с явным воодушевлением. Дарнторн скрипел зубами, слушая, как Хайнрик ставит Рикса в пример остальным ученикам и говорит, что, если бы они не просто механически переписали текст, а постарались заинтересоваться его содержанием, то наверняка могли бы сделать то же, что и их товарищ. Льюберт в свою очередь полагал, что дело тут было только в хорошей памяти, помноженной на вечное стремление "дан-Энрикса" казаться умнее, чем он есть.

Как бы там ни было, но своей цели Рикс добился. Последние дни наставник явно выделял его среди других. Он чаще подзывал его к себе, заглядывал в табличку, что-то поправлял и комментировал. Слушая Хайнрика, "дан-Энрикс" — лицемер! — сосредоточенно кивал, разыгрывая паиньку. Неплохо для ученика, который чуть каждый день получает от мастера Хлорда новые взыскания и тратит вечера то на уборку, то на отмывание котлов на кухне, то на переписывание какой-то ерунды из свода правил Академии! Причин для наказаний было множество. То Пастух слишком дерзко улыбался, когда мастер Вардос сделал ему замечание. То опоздал к тушению огней. То вышел в город с этим своим другом, как его?.. Димаром, кажется. Льюс то и дело слышал, как Наставник подзывает Рикса и вполголоса отчитывает за какую-то очередную выходку. Но наказания мало влияли на "дан-Энрикса". Со стороны казалось, что его обидчик благоденствует, в то время как самому Льюберту каждый день в учебы приносил все новые причины для раздражения. Наблюдая, как "дан-Энрикс" в окружении своих приятелей идет — точнее, шествует — по галереям Академии, Льюберт испытывал почти что непреодолимое желание догнать южанина и дать ему пинка. Но если избиения на тренировках Рикс переносил стоически, то после такого он, пожалуй, все-таки полез бы в драку. А Дарнторн ни в коем случае не согласился бы еще раз драться с Риксом при свидетелях. И без свидетелей, пожалуй, тоже.

Льюберт приподнялся на кровати, в первый раз задумавшись, не притвориться ли ему больным, чтобы совсем не ехать в Академию. Но от этой идеи пришлось отказаться. Управляющий бы непременно вызвал к нему лекаря. В домашние врачи лорд Бейнор выбрал дурака и шарлатана, так что Льюберт мог не опасаться, что его разоблачат. Зато у дядиного лекаря была одна довольно неприятная особенность — не доверяя ни традиционным лекарствам, изготовленным гильдией Травников, ни уж тем более загадочным эссенциям и мазям, составляемым его известным конкурентом, Рам Ашадом, этот ученый муж считал причиной всех болезней называли загустевшую, испорченную кровь, предписывая всем своим больным кровопускания. А Льюберту совсем не улыбалось пролежать пластом в постели пару дней, как это уже бывало раньше в результате хитроумного "лечения". Кроме того, в последние дни Лакон бурлил в предвкушении поездки к Двум холмам, куда должны были выехать три младших отряда. Новички уже успели разузнать, что замок под названием Эрхейм, построенный на месте древней деревянной крепости, используется мастерами для тренировок по конному бою, и что все ученики Лакона выезжают туда трижды в год, живя там в общей сложности столько же времени, сколько в Адели. Там их обучали разбивать военный лагерь, строить переправы через реки и руководить отрядом в незнакомой местности, а в остальное время они ездили охотиться, играли в "Три штандарта" и, что было для учеников особенно заманчивым, могли хоть на время позабыть о чтении и ежедневной утомительной зубрежке. Старшие, правда, говорили, что большого облегчения тут нет — наоборот, стоит вернуться в Академию, и все наставники набрасываются на приехавших из крепости учеников, как оводы. Синтар зловещим тоном сообщил, что все проверки знаний, сваливающиеся на головы лаконцев, чаще всего приходятся на первые дни после их приезда из Эрхейма. А всех, кто не справляется с проверкой, ожидает куча дополнительных заданий, отнимающих последние свободные часы. Но Льюберт и его друзья пока что больше думали о Деревянной крепости, чем о трудностях, которые их ждали после возвращения в Лакон. Было совсем некстати заболеть теперь, когда до ожидаемого с таким нетерпением отъезда оставалось около недели.

Льюберт сел, в кровати, поджав ноги, чтобы их не доставал тянувшийся от мраморного пола холод. Многие из его сверстников позеленели бы от зависти, если бы могли увидеть комнату, служившую ему спальней, но Дарнторн давно привык к ней и уже не замечал развешенные по стенам кинжалы и охотничьи трофеи. Интерес у него вызывало разве что оружие, заказанное лордом Бейнором совсем недавно — легкая миниатюрная кольчуга и литой нагрудник вроде тех, которые предпочитали всем другим доспехам щеголи на Островах, а также шлем и наручи с серебряной насечкой. Весь комплект до мельчайшей подробности воспроизводил турнирную экипировку знаменитого Аттала Агертейла, в котором самый изящный из ныне живущих вельмож блистал в столице прошлой осенью — с той только разницей, что этот доспех был сделан так, чтобы прийтись по росту двенадцатилетнему подростку. Эти латы Бейнор подарил племяннику в честь поступления в Лакон, и случая воспользоваться ими у Дарнторна еще не было. С доспеха Льюберт перевел сонливый взгляд на щит с гербом Дарнторнов — белым полем, пересеченным наискось широкой черной полосой. Отец еще в далеком детстве научил его гордиться символом их рода, объяснив, что простота герба — самое верное свидетельство древности родового имени. Вот у дан-Энриксов — ну то есть настоящих, а то за последние недели это имя чаще всего поминалось в связи с энонийским выскочкой — герб тоже отличался простой. Но был, по мнению отца, слишком претенциозен. Надо же было додуматься изобразить ликующее бело-золотое солнце на таком же ярком синем поле! А ведь это было еще до того, как Альды сделали вождя из Леда императором.

Тех, настоящих Риксов, Льюберт тоже ненавидел. За отца, которому Валларикс швырнул в лицо свое помилование, заставив заплатить за это страшным унижением. И за деда, который, по рассказам дяди, умер в дни, когда воиска Наорикса разоряли его земли, продвигаясь к замку. И за все косые взгляды, ощущаемые каждым миллиметром кожи в дни, когда он вместе с дядей появлялся во Дворце. И, конечно же, за свою собственную неустроенную, незадавшуюся жизнь в столице. А теперь у Льюберта столько проблем из-за другого, самозванного "дан-Энрикса".

В детстве отец все время повторял ему, что в любом споре и в любой войне проигрывает только тот, кто сам смирился с поражением. Лорд Сервелльд Дарнторн никогда не стал бы терпеть человека, отравляющего ему жизнь, будь то в Совете, на войне… или, к примеру, в Академии. Можно себе представить, что бы он сказал, если бы знал, что его сын готов сказаться заболевшим, только чтобы лишний раз не видеть своего врага. Да он бы просто не поверил в то, что речь идет о Льюберте!

Нужно не ныть, а сделать так, чтобы Пастух ушел из Академии, — подумал Льюберт с неожиданной спокойной трезвостью. И, разумеется, не сам ушел, а вылетел — с позором, с треском, чтобы все забыли о событиях, сопровождавших его поступление в Лакон, а помнили только о том, как опозоренный "дан-Энрикс" выходил за главные ворота, провожаемый насмешками и свистом.

Возникшая в его воображении картина была настолько восхитительной, что у Льюберта слегка порозовели щеки. Он спустил с кровати ноги и завертел головой, как молодой сокол, с которого ловчие слишком рано сняли клобучок. Ну сколько можно ждать, получит он сегодня, наконец, свою одежду?..

Завтракать было уже некогда, так что Льюберт ограничился тем, что сделал несколько глотков из кубка с горячим оремисом и отломил кусочек булки. Под окнами уже стоял оседланный Гранит, выведенный из конюшен, и Дарнторну оставалось только сбежать вниз по лестнице, дожевывая сдобу на ходу, и с привычной легкостью взлететь в седло. Слуга даже не шевельнулся, чтобы придержать молодому господину стремя — всем было известно то, что Льюберт не нуждался в помощи. Он ездил верхом чуть ли не с самого рождения, во всяком случае, первые детские воспоминания Дарнторна касались именно того, как отец со смехом принимает его с рук служанки и сажает впереди себя в седло, а потом они с оглушительным грохотом проезжают по деревянному подъемному мосту Торнхэйла. Года в три-четыре Льюберт уже ездил сам, под наблюдением кого-то из своих наставников — сейчас Дарнторн уже не помнил ни лица, ни имени того мужчины. Лет в шесть отец подарил ему коня и Льюберт получил возможность ездить, где ему угодно. Он скакал по полям и по лесным тропинкам, где ветви деревьев опускались над землей так низко, что ему приходилось свешиваться с седла, прижимаясь к взмокшей шее мерина. Он с гиканьем проносился через ближайшую к замку деревню или заставлял коня пританцовывать и гарцевать на зависть всем оруженосцам и пажам Торнхэйла, смотревшим на запыленного и встрепанного сына лорда, как на сверхъестественное существо, лесного фэйра в человеческом обличье. А потом, уже в Адели, поселившись в доме дяди, Льюберт полюбил выезжать из города и гнать коня вперед по бездорожью, чтобы свист в ушах и ощущение бешеной скорости хотя бы ненадолго отвлекало его от воспоминаний об отце и о толпе народа на Имперской площади, вернее, о тупом и скотском любопытстве, с которым эти люди пялились на главарей восстания, приговоренных к казни. Льюберт так их ненавидел, что убил бы каждого собственноручно — если бы, конечно, мог. Нередко, доскакав до края леса, он соскальзывал с седла и, уткнувшись носом в теплое плечо Гранита, плакал от бессильного отчаяния и от злости. Тогда ему было десять лет, и, кроме этого гнедого жеребца, смотревшего на него, как Льюберту мерещилось тогда, с непостижимым понимаем, у Дарнторна не оставалось никого, кому он мог доверить свое горе.

Может быть, именно поэтому, хотя в его распоряжении находились все лошади с конюшен дяди, кроме разве что любимицы лорда Дарнторна, вороной кобылы Ленточки, Льюберт предпочитал Гранита, а других брал только для того, чтобы покрасоваться в Академии или подразнить аристократов, прямо-таки зеленеющих от злости, когда Дарнторн-младший то и дело появлялся в Верхнем городе на новой лошади. Впрочем, в том, чтобы подчеркнуть богатство рода Дарнторнов, Граниту тоже было мало равных. "Пятнадцать поколений предков — больше, чем у правящего Императора" — смеялся продавец, прекрасно знавший, что Дарнторну эта шутка не покажется крамольной. И понимавший, что лорд Бейнор, знавший толк в хороших лошадях, не сможет пройти мимо этого коня. Определенно, лучшего образчика дорийской островной породы нужно было просто не найти. Дорийцев чаще покупали для охоты и парадных выездов, но Гранит был выше и сильнее большинства своих собратьев и годился для любого дела, будь то дальний переход, турнир или война.

Льюберт с удовольствием представил, как через три-четыре дня отправятся на нем в Эрхейм. Вот интересно — а какой конь будет у "дан-Энрикса"? — подумал он чуть ли не с жалостью. Он знал, что Академия оплачивает все необходимые расходы самых бедных из своих учеников, так что коня для Пастуха достанут. Но можно себе представить, что это будет за конь… какой-нибудь тяжеловоз, которому, как и самому Риксу, на роду было написано ходить за плугом. Впрочем, вряд ли Рикс когда-нибудь сидел в седле — ну разве что на муле или лошаке, или на ком они там ездили в своем вонючем захолустье… До Дарнторна доходили слухи, будто мастер Хлорд заранее побеспокоился о том, чтобы Пастух учился верховой езде в компании своих друзей и Арклесса из старшего отряда, но, конечно, месяца занятий слишком мало для того, чтобы стать наездником, достойным Академии. А значит, уже очень скоро, когда они будут жить в Эрхейме, можно будет насладиться видом Пастуха, болтающегося в седле, будто мешок с навозом.

Льюберт улыбнулся, выезжая со двора.


Сосредоточенно нахмурившись и посасывая кончик стилоса, будто заправский скриба, Арклесс нацарапал на табличке еще несколько цифр и в раздражении перечеркнул написанное. Нет, опять не то. Димар пристроился в оконной нише, где было светлее, чем в холле. Но для письменных занятий общий зал Аркмора все же был не самым подходящим местом. Особенно в шестом часу утра.

Все остальные обитатели Восточной башни еще спали. От окна немилосердно дуло, и Димар слегка завидовал своим товарищам, спокойно досыпавшим наверху. Сам он сегодня встал пораньше, потому что накануне вечером в очередной раз был в особняке Ральгерда Аденора вместе с Криксом, и задания по исчислениям даже не открывал. Сейчас он стер первоначальное решение тупым концом стилоса и снова заскользил глазами по условию задачи.

Тот, кто хотел поладить с мастером Вардосом, должен был ладить с математикой. Наставник полагал, что это главная из всех наук. Ученики мастера Вардоса всегда опережали остальных по астрономии, стратегии и геометрии. К риторике Наставник относился более прохладно, а уж философию, изящные искусства и ораторское дело просто презирал. Димар однажды слышал, как он говорил Ратенну, что на старших курсах следовало бы не заниматься этим пустословием, а тщательнее повторять имперские законы и землеустроение.

Димар не вполне разделял эту точку зрения, но зато прекрасно понял, как извлечь из нее пользу, и с тех пор неизменно оставался любимчиком мастера Вардоса. Он не жалел себя на тренировочной площадке, был безукоризненно почтителен с Наставником и оставался первым в исчислительных науках. Это было трудно, но зато благоволивший к нему мастер знать не знал, что его идеальный ученик еженедельно нарушает больше правил, чем все остальные мальчики в отряде, вместе взятые.

— …Доброе утро! — громко и отчетливо произнес кто-то в тишине пустого холла.

Арклесс вскинул голову и чуть не выронил табличку, обнаружив стоящего в двух шагах от него "дан-Энрикса". Видимо, младший лаконец только что поднялся и, готовясь нанести визит в чужую башню, привел себя в порядок тщательнее, чем обычно. Волнистые темные волосы южанина на этот раз лежали ровнее, чем всегда, а рукава мешковатой рубашки, в другое время кое-как подвернутые до локтей, были старательно заправлены в кожаные наручи. Крикс стоял у окна, откинув голову назад, и весело смотрел на Арклесса, радуясь, должно быть, что сумел застать его врасплох.

— Ты что тут делаешь? — опомнился Димар. — Совсем с ума сошел? Ученикам запрещено покидать свои башни до подъема.

— Да брось, никто меня не видел, — повел плечом "дан-Энрикс". — У меня есть для тебя новость. Хлорд вчера спросил, как продвигаются мои занятия по верховой езде. Он сомневается, что я готов к занятиям в Эрхейме. Я объяснил, что ты мне помогаешь, и что я, скорее всего, справлюсь. Тогда Хлорд совсем освободил меня от тренировок и велел получше подготовиться к поездке. Ну и что, кому все-таки больше повезло с Наставником?..

Этот спор они вели уже не первый день, и Арклесс уступать не собирался.

— Я знаю, ты не любишь Вардоса, но это еще не значит, что…

— Ты слушай дальше, — перебил дан-Энрикс, усмехаясь. — Я сказал, что мы обычно ездим в лес с тобой и с Юлианом. Тогда Хлорд пообещал, что он поговорит с твоим Наставником, чтобы тот разрешил тебе поехать с нами. Ты же знаешь, новичков не выпускают в город без присмотра. А потом, уже перед тушением огней, Хлорд отозвал меня в сторонку и сказал, что Вардос согласился. Не могу представить, как наш мастер его уломал… Зато теперь ты сам себе хозяин. И скажи спасибо Хлорду.

Дарл присвистнул.

— Ну и ну! Впервые слышу, чтобы Вардос освободил кого-то от занятий на три дня без уважительной причины. Ваш наставник просто гений, если он сумел его уговорить.

— Ну, а я тебе о чем? — сощурил свои странные зеленоватые глаза "дан-Энрикс". — Конечно, гений. А теперь бросай свою табличку и пошли, разбудим Лэра с Марком. Они еще спали, когда я ушел.

Арклесс качнул головой.

— Не забывай, что я должен дождаться, пока Вардос сам меня отпустит. И будет гораздо лучше, если он не будет знать, что ты успел побывать здесь еще до подъема. Кстати, как ты проскользнул мимо дозорных?

— …Да уж, в самом деле, как?

Голос, задавший последний вопрос, не принадлежал лаконцу. Собственно, этот рычащий, грубый голос вообще трудно было спутать с чем-нибудь другим. Дарл поспешно соскользнул с подоконника и вытянулся, словно новобранец из казарм у Северных ворот. Крикс быстро обернулся и, увидев двух мужчин, одетых в темную одежду менторов, зеркально повторил движение приятеля. У первого из мастеров, спустившихся в холл, было квадратное лицо, почти совсем седая борода и могучее телосложение, которому как нельзя более соответствовал тот низкий, хриплый рык, который слышали лаконцы. Вообще мастер Ратенн чем-то напоминал большого бурого медведя-шатуна, разбуженного неосторожными охотниками и вылезшего из своей берлоги в самом скверном настроении. Свалявшуюся шкуру заменяла всклоченная борода, а вот реветь старший Наставник мог получше всякого медведя. Второй наставник выглядел менее грозно. Пожилой, худощавый и казавшийся на удивление миниатюрным по сравнению с Ратенном, мастер Элпин смотрел на нарушителей со сдержанным укором. Элпин вообще нечасто горячился.

Лаконцы не рискнули даже обменяться взглядами, хотя паническая мысль "Попались!" пришла в голову обоим сразу. Если бы их обнаружил только Элпин, в этом не было бы большой беды, но Ратенн, поднявшийся ни свет ни заря и пришедший в чужую башню, чтобы побеседовать с другим Наставником, определенно находился не в том состоянии духа, чтобы благодушно отмахнуться от чужих проступков.

Крикс, не сводивший глаз с наставника, открыл было рот, чтобы ответить на его вопрос, но Димар незаметно наступил ему на ногу. Если бы Дарл мог, то он бы возвел очи горе — в некотором отношении "дан-Энрикс" оставался удивительно наивным. Даже новички обычно понимали, что подобные вопросы задаются менторами, чтобы пристыдить или смутить виновника — и только. Нечего и говорить, что Крикс, который всякий раз предельно честно и подробно отвечал на них, невинно глядя мастерам в глаза, заслужил репутацию неслыханного наглеца. Обычно Дарла это веселило, но сейчас был не тот случай, чтобы потешаться над приятелем.

— Я смотрю, наставник Хлорд освободил тебя от тренировок? — Ратенн сверкнул глазами в сторону "дан-Энрикса". — И ты сразу же вообразил, что ты здесь на особом положении, так, что ли? Я поговорю об этом с твоим мастером, не сомневайся. А заодно спрошу у Вардоса, почему его ученики рассиживаются на подоконнике, пока все остальные спят. И почему они ведут беседы с новичками, вместо того, чтобы напомнить им нашем распорядке и отправить их назад в их башню — как это и полагалось сделать с самого начала, слышишь, Дарл? Вы оба будете наказаны. Мэтр Саккронис как раз попросил вчера прислать ему пару учеников, чтобы рассортировать новые свитки, поступившие в Книгохранилище. Теперь я знаю, кто этим займется.

Элпин одобрительно кивнул. Крикс давно уже не удивлялся, что в Лаконе почти нет прислуги. Для чего она нужна, раз все подсобные работы можно сваливать на провинившихся учеников. А в поводах для наказаний недостатка не было.

Димар едва не застонал. Помощь Саккронису должна была отнять никак не меньше трех часов, а в этот вечер они с Криксом должны были ужинать в особняке Ральгерда Аденора. Лорд позвал их, разумеется, не для того, чтобы кого-то угощать, а с тайной целью наконец-то пригласить "дан-Энрикса" к себе на службу. Разумеется, "дан-Энриксу" об этом знать пока не полагалось. Аденор на протяжении шести недель присматривался к другу своего вассала, в то же время исподволь готовя почву для того, чтобы тот был готов принять такое предложение. Теперь Димару было поручено поговорить с приятелем начистоту — то есть настолько откровенно, насколько это будет целесообразным — чтобы подготовить его к предложению мессера Аденора. К тому, что произойдет сегодня вечером, Дарл относился со всей серьезностью, и вот — надо же было получить взыскание как раз тогда, когда они во что бы то ни стало должны выйти из Лакона! Можно себе представить, как отреагирует Ральгерд, узнав, что Арклесс с Криксом не смогли явиться из-за наказания от мастеров. Димару совершенно не хотелось видеть на лице лорда Аденора снисходительно-насмешливой улыбки, словно говорящей, что лорд никогда и не рассчитывал на то, что Дарл будет вести себя как взрослый. Это было в тысячу раз хуже всех упреков, какие мог бы изобрести монсеньор, случись ему и в самом деле рассердиться.

— Ничего не получится, Наставник, — неожиданно заметил Крикс. И прежде, чем Ратенн успел осмыслить это дерзкое заявление, младший лаконец с самым серьезным видом разъяснил. — Мастер Хлорд отправил меня помогать Саккронису еще вчера, так что все уже сделано.

Арклесс едва сдержал нервический смешок, прекрасно понимая, что невыспавшийся и рассерженный Ратенн вряд ли оценит по достоинству комичность положения.

Густые брови мастера сошлись над переносицей.

— Вот как?… — он помедлил, размышляя, какую еще работу можно поручить двум нарушителям, но, так ничего и не припомнив, сдался и сказал:

— Ну, раз уж ты так любишь ранние прогулки, что готов даже вставать до общего подъема, я охотно дам тебе возможность прогуляться по Лакону. Бегом отсюда до Рейнсторна и назад. И будешь бегать так до утреннего колокола. Не забывай только отмечаться у дозора в каждой башне, потому что я потом проверю, как ты выполнил мое задание. А еще скажи своему мастеру, что до отъезда в крепость будешь ежедневно бегать лишние три круга после утренней пробежки. Тебя, Дарл, тоже касается. Понятно?

— Да! — хором ответили лаконцы.

— Ну а раз понятно, так чего стоите? Марш отсюда! — хмыкнул мастер.

Дарл сунул за пазуху табличку и бросился вслед за приятелем, отстав от него всего на несколько шагов.

— Легко отделались, если подумать! — выдохнул он на бегу, как только оба оказались вне пределов слышимости для Ратенна.

— Как сказать, — ответил в тон ему "дан-Энрикс". — Вот посмотрим, что ты запоешь на пятом круге… свитки разбирать куда приятнее…

— Разумеется, тебе-то что. А меня Аденор бы просто засмеял, — пожал плечами Арклесс. Крикс остановился, и Димару поневоле пришлось последовать его примеру.

— Я давно хотел тебя тебя спросить… Лорд Аденор — он ведь тебе не родственник? — осведомился Рикс — Ну ладно, ты его вассал, тебя он может принимать хоть каждый день. Но почему он разрешает тебе брать с собой меня?

— А-а… это в двух словах не объяснишь. Сначала я просто рассказал ему про то, как ты попал в Лакон. И ему стало любопытно. А потом я показал ему тебя, и ты ему понравился. Помнишь, я говорил тебе, что выполняю его поручения и вообще служу ему уже шесть лет? Но это еще что. Самого главного ты все равно пока не знаешь. Хочешь, скажу сейчас? Здесь все равно никто не слышит…

Крикс с любопытством посмотрел на друга и кивнул.

— Так вот… — Димар понизил голос, хотя, по его же справедливому замечанию, в Лаконском парке в этот час не было никого, кто мог бы их подслушать. — На самом деле я такой же Арклесс, как ты — Рикс. Лорд Аденор когда-то просто подобрал меня на улице, понятно?

— Что?!

— Да тише ты! — Дарл поморщился, как будто у него внезапно разболелись зубы. — Ну да. Я, правда, плохо помню, как я тогда жил… да мне и было лет семь-восемь… но семьи у меня не было уже давно. Друзей, по большому счету, тоже. С уличными всегда так — мы или дрались, или объединялись, чтобы как-то прокормиться. Но между собой не очень-то дружили. Я не помню, сколько так бродяжничал. Немного воровал, немного побирался. Иногда удавалось разжалобить какую-нибудь торговку, и тогда я наедался на три дня вперед. Но в целом — тухло было. И не надо на меня так пялиться, идет? Побежали уже к вашей башне, а то, чего доброго, Ратенн действительно поговорит потом с дозорными, и нам обоим крышка.

— Подожди, так что с тобой случилось дальше?..

— Дальше… Я попался людям Аденора на постоялом дворе. Попытался выпотрошить дорожные сумки, которые они оставили при лошадях, а оказалось, что хозяева были неподалеку. — Дарл негромко хмыкнул. — Как они меня еще до смерти не убили, непонятно. Но когда Ральгерд увидел, как они меня колотят, то велел им прекратить. Потом я потерял сознание. Потом узнал, что лорд увез меня с собой. Обычная история.

— Обычная?!

— Для Аденора — да. Он очень хороший человек, — ответил Арклесс убежденно. — Ну, в общем, пришел я в себя уже в его особняке, в одной из комнат для прислуги. Меня подлечили, накормили, даже дали новую одежду. Лорд за это время про меня вообще забыл. Лишний мальчишка в доме, где и так живет полсотни человек — это сущие пустяки, наверное, поэтому меня никто не прогонял и вообще не обращал на меня никакого внимания. Ну а потом… Потом действительно случилось кое-что необычное. Все это время я очень хотел быть хоть чем-нибудь полезным Аденору, без которого, сам понимаешь, я все это время так и продолжал бы жить на улице. Каждый день я размышлял, как бы мне сделать что-то такое, чтобы отплатить ему за помощь, но мне ничего не доверяли делать, кроме разных мелочей. Да еще и постоянно косились, как бы я чего-нибудь не утащил. А потом как-то раз у лорда Аденора были гости, и они беседовали с ним в саду. Аденор куда-то отлучился, а те двое, которые остались за столом, принялись болтать… я в это время вертелся где-то неподалеку, и они меня прекрасно видели, но им и в голову не приходило, что я могу слушать и запоминать их разговор. Выглядел я тогда, должно быть, даже младше своих лет, что им за дело до такого недоростка! А разговор был очень любопытный. В общем, когда гости ушли, я обратился к Аденору. Он сначала удивился и даже не сразу вспомнил, кто я вообще такой. Но я почти дословно повторил ему, о чем беседовали его гости. И мессеру Аденору это пришлось по душе. Он подумал и пришел к выводу, что люди не задумываются, что и как говорить в присутствии таких, как я. А если надо, то и спрятаться я тоже могу лучше взрослого. И если одеть меня, как обычного бродяжку, то смогу бывать в любых местах, не вызывая никакого подозрения. Ты понимаешь?..

Крикс кивнул, завороженно глядя на Димара. У него перехватило дух, когда он понял, что Дарл только что доверил ему тайну, от сохранности которой зависела вся его дальнейшая судьба. Высшего доказательства их дружбы нельзя было даже представить.

Со времени знакомства с Арклессом Крикс ежедневно ломал голову, какие отношения связывают его старшего товарища с Аденором, бывшим, как уже знал Крикс, одним из членом Круга лордов, хоть и не таким влиятельным, как Дарнторн или Финн-Флаэн. Арклесс называл себя его вассалом, но это не объясняло, почему он по приказу лорда Аденора лазает в чужие окна, переодеваясь предварительно в какие-то обноски. Например, Тинто, Декарры и Фессельды испокон веков были вассалами Дарнторнов, но едва ли кто-нибудь из них унизился бы до того, чтобы тайком пробираться в чужой дом и рыться в бумагах ювелира Диведа. И Аденор явно смотрел на это точно так же, потому и использовал для этих дел мальчишку с улицы, а не своих вассалов благородного происхождения. Несколько встреч с мессером Аденором оставили у Крикса смешанные впечатления о нем. Лорд, безусловно, был умен и разбирался в людях. С низшими по положению людьми он вел себя любезнее, чем можно было ожидать, учитывая его титулы и состояние. Казалось, что он совершенно чужд снобизма, отличающего остальных аристократов — но не по доброте, а, скорее, из практичного расчета. Кое-какие черты Аденора Криксу очень нравились, но он все равно не мог избавиться от чувства настороженности и какого-то необъяснимого предубеждения, возникающего каждый раз, когда он удостаивался разговора с "монсеньором" Дарла. Было что-то в высшей степени сомнительное в легкости, с которой он использовал Арклесса для исполнения рискованных и не всегда понятных поручений.

Но Димар явно не находил в этом ничего странного и гордился своей службой у Ральгерда. И, в конце концов, его рассказ показывал, что эта служба была выбрана им совершенно добровольно.

— А как ты попал в Лакон?.. — спросил Крикс после паузы.

— Ну, года через три после того, как я стал служить лорду Аденору, монсеньор решил, что я слишком хорош для мелких поручений. Мне следовало получить образование, достойное его вассала. Аденоры всегда были сюзеренами Арклессов, а у Арклесса в то время как раз умер сын примерно моих лет. Ну я и стал Димаром Арклессом. Я даже свое прежнее имя — Дарл — сохранил, но только уже в виде прозвища. Потом лорд Аденор похлопотал, чтобы сын его вассала получил пригласительную грамоту в Лакон. И все. Чего уж проще.

— Я-то думал, я единственный простолюдин в Лаконе. А выходит, нас тут двое, — пробормотал Крикс.

— Э нет, "дан-Энрикс". Я — по всем бумагам — Арклесс, сын Дорана Арклесса из Брее. Я наследую все его земли, состояние и титул. То, что вся его земля — это клочок бесплодной каменистой пустоши с построенной на нем лачугой, гордо называющейся замком, а всего состояния едва ли хватит на приличный плащ, не имеет значения. В Империи есть патриции и победнее, превратившиеся в настоящих приживал у родственников или сюзерена. Важно то, что я — один из них. А не какой-нибудь там Дарл из Рыбного квартала.

— Но ведь на самом деле…

— Ха. Нет никакого "в самом деле". Кого в тебе видят окружающие, тем ты и являешься. Ты в этом скоро убедишься, как когда-то убедился и я сам. Ну а теперь о главном. Я уже сказал, что ты понравился мессеру Аденору. Что бы ты сказал, если бы он предложил тебе поступить к нему на службу?

— То есть… делать то же, что и ты?

— Да. Мне показалось, что ты не боишься рисковать. И соображаешь тоже быстро, это в нашем деле главное. Память ты легко натренируешь, было бы желание.

Крикс выдохнул сквозь стиснутые зубы.

— Рисковать я не боюсь… но мне бы не хотелось подсматривать или подслушивать, а уж тем более рыться в чужих вещах, как ты в тот раз у Арно Диведа. Это же мерзко.

— Да? — вспылил Димар. — А то, что этот человек готовился продать здесь партию люцера, которой бы хватило, чтобы одурманить половину города — это не мерзко?.. Монсеньор был совершенно прав, что помешал ему. И вообще, он совершенно бескорыстный человек. У Арно Диведа была расписка Аденора на пять тысяч ассов. Повторяю — на пять тысяч! Думаю, ты представляешь, сколько это денег. Ну так я мог бы просто забрать ее в тот день. Или порвать. Но я не сделал этого, потому что Аденор мне запретил. А Арно Дивед — настоящий паразит. Мало того, что он контрабандист и ростовщик, так у него еще какие-то темные делишки с половиной островных пиратов. И я нисколько не раскаиваюсь в том, что залез в его дом, что бы ты там ни думал.

— Но почему же Аденор просто не сообщил об этом в Орден? Думаю, лорд Ирем…

— Снова Ирем? — усмехнулся Дарл, прищурившись.

— Почему "снова"? — несколько смутился Крикс.

— Да у тебя же через слово — Ирем то, Ирем се. Тебя послушать, так ни одно дело в этом городе нельзя решить, не обратившись прежде к Ордену и его коадъютору. Мечтаешь обрядиться в синий плащ — так и скажи.

— А если даже и мечтаю?.. — резко спросил Крикс.

Дарл ссориться не пожелал и только чуть пожал плечами.

— Ну и на здоровье. Только место в Ордене ты сможешь получить не раньше, чем закончишь Академию. А до тех пор ты можешь либо проводить дни за учебой и за отработкой наказаний от Наставников, либо заняться настоящим делом. И, поверь, на службе у Ральгерда Аденора тебе предоставится возможность на собственном опыте узнать много такого, чему тебя никогда в Лаконе не научат.

— Это я уже заметил, — протянул "дан-Энрикс". — Иногда мне кажется, что ты умеешь больше, чем выпускники Лакона. И вдобавок знаешь все о каждом человеке в этом городе.

— В каком-то смысле так оно и есть, — Димар польщено улыбнулся. — Единственный человек, о котором я почти ничего не знаю — это сам Аденор. Точнее, все, что нужно знать вассалу, мне о нем известно, но я все равно так и не смог понять, кто он такой на самом деле. В одном я уверен — он прекрасный человек, служить которому — самая большая удача в моей жизни. Да и где я был бы, если бы не он?.. Ты, конечно, можешь возразить, что он и сам остался не в накладе. Но я же говорю не о Лаконе и не о своем происхождении. Когда он взял меня в свой дом, он сделал это просто так. Уверен, что ему и в голову не приходила мысль, что я могу быть чем-нибудь ему полезен. А теперь бежим, иначе Бешеный медведь с нас шкуру спустит.

Несколько минут они бежали молча, экономя силы и дыхание, а потом "дан-Энрикс" решительно тряхнул головой и сказал — то ли самому себе, то ли Димару, продолжавшему бежать так близко от него, что отмахивая руками в такт шагам, каждый невольно задевал другого.

— Думаю, ты прав. Если мессер Ральгерд предложит мне пойти к нему на службу, надо соглашаться.

Двое дозорных из четвертого отряда, завернувшихся в плащи, как гусеницы в кокон, и незаметно клевавших носом возле у входа в Западную башню, не сразу поняли, чего от них хотят — а когда поняли, то проводили Арклесса с "дан-Энриксом" насмешливыми выкриками и напутствиями, советуя бежать быстрее. Впрочем, Крикс с Димаром не нуждались в подобных советах. Им совсем не улыбалась мысль, что Ратенн может посчитать свои указания невыполненными и назначить им какое-нибудь новое взыскание. Обратная дорога до Аркмора показалась им куда короче, потому что они больше не вступали в разговоры. Только обменивались время от времени короткими замечаниями, весьма нелестными для самолюбия наставника Ратенна.

Так они и бегали по осеннему парку, пока густой и тягучий звук утреннего колокола не положил конец этому занятию. Звон колокола был таким же громким, как обычно — и, как всегда, внезапным. Застигнутый врасплох "дан-Энрикс" поскользнулся и взмахнул руками, чудом удержавшись от падения.

— Никак не могу к нему привыкнуть, — сказал он. — Дурацкий колокол… Трезвонит так, как будто нужно разбудить весь город!

— Да так оно и есть, — ответил Арклесс. В холодном утреннем воздухе слова как будто превращались в пар, едва сорвавшись с языка. — Колокол всегда звонит в одно и то же время, так что горожане по нему определяют, который час. А если Лаконский колокол звонит в другое время, значит, городу грозит серьезная опасность. Эпидемия, мятеж, пожар или вторжение, хотя, конечно, вряд ли кто-нибудь решится штурмовать столицу в наши дни… По традиции, если в Лаконе бьют в набат, то женщинам и детям нельзя выходить из дома, а мужчины, кроме самых старых и больных, наоборот, должны вооружиться и защищать свой скром или квартал.

— Вам это на занятиях рассказывали? — спросил Крикс, как всегда, ощущая неловкость от того, что его друг мог рассказать о чем угодно — а ему самому оставалось только слушать, открыв рот.

Дарл пожал плечами и безжалостно ответил:

— Нет, зачем же. Это же и так все знают. Ну, по крайней мере, все, кто долго жил в столице, — сжалился Димар, заметив, как вытянулось лицо "дан-Энрикса". — Кстати, по старому закону человека, ударившего в этот колокол без повода, должны были немедленно казнить.

— Что, вот так вот сразу и казнить? — вскинулся Рикс. — За что?.. Это же просто колокол!

— Не просто. Надо окончательно сдуреть, чтобы просто так, потехи ради, перебаламутить всю столицу. И потом, из-за подобных шутников кто-нибудь мог бы потом не поверить в настоящую тревогу. Так что закон правильный. Только его никогда не применяли.

— Почему?

Димар развел руками:

— Дураков не находилось — в колокол звонить. Ладно, возвращайся пока к своим. Я схожу к себе и отпрошусь у Вардоса. Встретимся на завтраке.

— Лучше позавтракаем в городе. Нам же все равно идти к конюшням, а там совсем рядом "Золотая яблоня". Я там был последний раз, еще когда ходил рассказывать хозяину, папаше Пенфу, как попал в Лакон. Он мне сначала даже не поверил, хотя я пришел к нему в лаконской форме — только охал, ахал ивсе время повторял, что такого просто не бывает. А потом сказал, чтобы я заходил в любое время. Только мне все время было некогда… Даже неловко.

— Ну, значит, решено; позавтракаем в "Яблоне", — кивнул Димар.


Крикс был счастлив. С тех пор, как начались занятия в Лаконе, у него редко выдавалась хоть одна свободная минутка. Ну то есть — по-настоящему свободная, чтобы не держать все время в голове, что нужно успеть доделать заданное ментором на завтра или вернуться в свою комнату к отбою. А сейчас в его распоряжении был целый день, и этот день обещал быть восхитительным. Даже погода как будто бы подлаживалась под его настроение — было холодно, но в то же время солнечно и ясно. Осенние тучи, нависавшие над городом еще вчера, куда-то подевались, и небо казалось пронзительно-синим, таким ярким, что от его вида резало глаза.

Лэр с Дарлом тоже находили поводы для радости.

— Закажу яичницу со шкварками и ветчиной и яблочный пирог, — распространялся Дарл. — Как же приятно есть нормальную еду, пока в Академии все завтракают творогом и кашей!

— Главное, не придется есть за одним столом с Дарнторном или с Грейдом. У меня от одного их вида пропадает всякий аппетит… — заметил Лэр. С недавних пор он перестал косо смотреть на Арклесса и больше не пытался предостерегать своего друга от общения со старшим. Причиной этой перемены стал, опять же, Рикс, точнее — их совместные занятия по фехтованию.

Лэр видел все, что происходит между его другом и Дарнторном на тренировочной площадке, и его возмущение было неописуемым. Он негодовал, что Хлорд не поставит Льюберта на место, но еще сильнее возмущался тем, что Крикс по доброй воле терпит издевательства Дарнторна. Лэру иногда казалось, что между его приятелем и Хлордом существует какой-то молчаливый уговор, касавшийся Дарнторна, но никому из посторонних содержание этого уговора они открывать не собираются. Тогда Лэр решил взяться за дело с противоположной стороны. Начинать подобный разговор было неловко, а не начинать — просто немыслимо. "Ты знаешь, я ведь хорошо фехтую…" — сказал Юлиан однажды после тренировки. — "Ну, может быть, хуже, чем Дарнторн, но все-таки неплохо. Если хочешь, я бы мог тебе помочь… ну то есть научить тебя чему-нибудь". Юлиан боялся, что Крикс коротко ответит "Нет", и этим дело кончится. То, что "дан-Энрикс" очень горд, заметил бы даже слепой. Лэр сомневался, что гордость позволит ему принимать чужую помощь, да еще учиться у ровесника. Но Крикс в очередной раз удивил соседа, согласившись быстро и охотно. То ли он вконец устал от Льюберта и захотел однажды поквитаться с ним на тренировочной площадке, то ли просто, как и большинство учеников Лакона, спал и видел, как однажды станет мастером меча. Так начались их тайные вечерние занятия. К несчастью, Юлиан довольно скоро обнаружил, что уметь что-нибудь делать самому и знать, как научить тому же самому кого-нибудь другого — совершенно не одно и то же. Он буквально приходил в отчаяние, когда после его неуклюжих объяснений "дан-Энрикс" понимающе кивал и делал нечто прямо противоположное.

Тогда-то и вмешался Дарл. Первый раз, когда он появился на импровизированной тренировке, Лэр с трудом стерпел его присутствие. Будь Юлиан собакой, у него, как у разозленного сторожевого пса, шесть на загривке поднялась бы дыбом. Он напряженно ждал, что старший ученик начнет давать советы, вмешиваться во все происходящее и вообще всеми путями постарается дать всем почувствовать свое превосходство. Но Арклесс был на редкость ненавязчивым. Сидел, смотрел, пару раз по просьбе Крикса что-то объяснял — надо признать, гораздо проще и понятнее, чем удавалось Юлиану. Понемногу Лэр был вынужден скрепя сердце признать, что Дарл проводит время с Криксом вовсе не затем, чтобы покрасоваться перед новичком, не знающим столичной жизни. Его неприязнь к Димару понемногу отступила. Даже на то, что Дарл втравливает Крикса в разные сомнительные предприятия, заканчивающиеся обычно нагоняем от Наставника, Лэр стал смотреть терпимее. Во-первых, за прошедшие полтора месяца он и сам успел почувствовать всю прелесть незаконных вылазок в Верхний город, и был не прочь, вслед за "дан-Энриксом", как-нибудь насолить мастеру Вардосу. А во-вторых, старший брат Юлиана, Уэльредд, окончивший когда-то Академию, в своих рассказах о Лаконе всегда выглядел почти безупречным учеником… но только выглядел. А вот в Лаконе до сих пор гремела слава о его похождениях, самое известное из которых относилось ко временам затяжной вражды между отрядами из Рейнсторна и Свейсборга, когда семнадцатилетний Уэльредд, рискуя сломать шею, забрался на вершину чужой башни и свинтил оттуда флюгер в виде кречета, пронзенного стрелой. В Рейнсторне его встретили овациями, словно полководца, возвратившегося из завоеванной провинции. А мастера даже не нашли для такой выходки достойной кары, так что все еще не отошедшего от своего триумфа Лэра просто посадили на неделю под замок, на хлеб и воду. Слушая подобные истории, Юлиан проникался мыслью, что, возможно, стоит изменить свое отношение к рискованным проделкам и самому продолжить славную семейную традицию. Тем более, что с такими друзьями, как Димар и Крикс, ему, по сути, все равно не оставалось ничего другого.


На конюшне Юлиан всегда седлал себе коня самостоятельно. Никакой столичный конюх не мог показаться каларийскому наезднику достаточно умелым, чтобы доверять ему подобное священнодействие. Собственно, обычно каларийцы ездили совсем без седел, полагая их пригодными только для женщин и для стариков. Седла и стремена использовались ими только на войне. И эти седла были плоские, без облегчающей езду высокой луки, не вполне удобные для всадников, зато, как полагали каларийцы, самые удобные для их коней.

Дарл с Криксом, охотно поручив заботам конюха Арниса и Шмеля, бродили по конюшням, обсуждая недостатки и достоинства стоящих в стойлах лошадей. Точнее, энониец, разбирающийся в лошадях не лучше, чем в истории Легелиона, молча слушал Дарла, умудрившегося прочитать даже такие редкие трактаты, как "О сердце ветра" и "Прекраснейший среди коней", взятые им в личной библиотеке лорда Аденора.

К стенкам просторных денников были прибиты узкие дощечки с именами лошадей, предназначавшиеся, в основном, для посетителей-аристократов, потому что конюхи и вся обслуга императорских конюшен грамоты не знала. Крикс покосился на табличку, прикрепленную над самым дальним денником, где стоял вороной тарнийский конь, и тронул Дарла за рукав.

— Слушай, а почему у него такое странное имя? "Фуаэро?"…

Арклесс на табличку не смотрел — он хорошо знал этого коня.

— Да нет же, надо говорить — Фуэро. Этот звук читается как "э"… "Fuaero" по-тарнийски — "Ветер"… Вообще у них для ветра несколько названий, так что их "фуэро" — это все равно что "ураган" по-нашему. Обычный, легкий ветер — это "fiho", или… — Арклессу, изучавшему тарнийский уже третий год, нечасто представлялась возможность блеснуть своими знаниями перед кем-то кроме своего наставника в Лаконе, и сейчас он был бы рад еще поговорить об этом, но ему пришлось отвлечься, потому что в эту самую минуту его друг решительно направился в сторону денника с роскошным вороным. — Крикс, осторожно, это очень злой и своенравный конь! Лорд Филомер Фин-Флаэн отдал его в эту конюшню после того, как Фуэро сломал руку его сыну. Конюхи теперь играют в джаббу не на деньги, а с условием, что проигравший заберет Фуэро поразмяться.

Но "дан-Энрикс" только рассмеялся.

— Раз он такой злой, то лучше было бы звать его Фэйро. Может, он и правда лесной фэйр? Ведь говорят же, что речные кэльпи могут превращаться в лошадей, таких красивых, что другая лошадь с ними не сравнится. Если так, то этот конь скорее кэльпи, чем обычный жеребец. Эй, Фэйро, посмотри сюда!

Конь покосился на лаконцев темным глазом и внезапно с силой ударил копытом в дверь денника. Арклесс отскочил. Что же касается Крикса, то он не только остался на прежнем месте, но и подошел поближе к деннику.

— Ты что это задумал?… — начал было Дарл, но его младший товарищ обернулся, прижал палец к губам и выразительно нахмурился.

— Тшш, не мешай. Я только посмотрю.

Прежде, чем Дарл успел что-нибудь возразить, Крикс уже открыл дверцу и вошел в пахнущее конским потом и прелой соломой стойло.

Арклесс заскрежетал зубами. Даже если предположить, что у Фуэро сегодня мирное настроение, то такой наглости от постороннего мальчишки он, конечно, не потерпит. А Крикс даже не потрудился плотно притворить за собой дверь, и сейчас Дарл видел, как он, подойдя вплотную к черному коню, оглаживает ему грудь и плечи.

Вот рука "дан-Энрикса", скользнув по мощной шее, скрылась в густой черной гриве, выглядевшей недостаточно ухоженной — охотников ее расчесывать среди обслуги Императорских конюшен не нашлось. И сейчас смуглая рука перебирала жесткие черные пряди, вынимая из них приставшие соломинки и прочий сор.

А Фуэро продолжал стоять спокойно, словно так и надо!

Крикс оглянулся на товарища, и в его глазах Димару померещился знакомый огонек. Именно так "дан-Энрикс" смотрел всякий раз, когда задумывал очередную выходку. Димар увидел, что Фуэро нервно роет копытом землю, а вернее, слой опилок, покрывающий пол денника.

— Осторожно, Крикс! Он злится! — прошипел он. — Не дури! Иди сюда.

Но в младшего лаконца как будто бы вселились те самые фэйры, о которых он недавно говорил. Он ласково похлопал Фуэро по плечу — за подобный жест любой из конюхов получил бы по крайней мере жестокий укус — а потом проскользнул мимо крутого бока, поставил ногу в узком сапоге для верховой езды на кстати подвернувшийся выступ стены и через секунду уже сидел на блестящей черной спине, победно глядя сверху вниз на пораженного Димара. Посмотрев на вытянувшееся от удивления лицо приятеля, Крикс весело рассмеялся. Фуэро насторожился, поднимая уши, но почти тотчас же успокоился. Похоже, страшный черный конь не имел ничего против человека, неожиданно и, кроме того, весьма вольным способом забравшегося на него, хотя Димар никогда еще не видел, чтобы Фуэро раньше позволял кому-нибудь садиться на себя с первого раза, без обычных понуканий, уговоров и без помощи двух конюхов, которые держали бы его под уздцы.

— Ты ведь не в первый раз так развлекаешься?… — внезапно осенило Дарла.

— Не в первый, — признал Крикс, наклонившись вперед и поглаживая шею Фэйро. — В самый первый раз я зашел сюда после нашей верховой прогулки к Каменным столбам, когда я вычистил Шмеля и запер его в стойле. Я пошел сюда, чтобы положить скребок и щетки, и увидел тут его. Я тогда подумал, что это самый красивый конь на всей этой конюшне, и удивился, почему я его раньше никогда не видел. И мне захотелось посмотреть поближе.

— И он ничего тебе не сделал?!

— Нет. Правда, в тот раз он не дал на себя сесть.

— Да что ты говоришь! — заметил Арклесс желчно. — Не понимаю, как ты вообще решился попытаться это сделать. Ты меня неплохо знаешь: я не трус. Но после всего, что я тут видел, я бы не рискнул войти к нему без конюха. А с конюхом — тем более. Он на моих глазах "высаживал" опытных всадников на всем скаку. И не каких-нибудь столичных лордиков, а мастеров, которые полжизни объезжают лошадей для Императорских конюшен. Если хочешь знать, он сбросил даже Альверина Филомера Флаэна, так что тот, бедняга, пол-зимы проходил с рукой на перевязи. Но твоему любимцу этого, должно быть, показалось мало, потому что он тогда же проломил голову главному конюшему Флаэнов. После такого не бояться сесть на него может или самый храбрый человек на свете, или полный идиот.

— Выходит, что я полный идиот, — пожал плечами Крикс, болтая ногами так непринужденно, как будто он сидел на табурете в своей комнате в Рейнсторне, а не на спине коня-убийцы. — Понимаешь, когда я его увидел, я же ничего этого не знал. Поэтому и не боялся.

— Тебе повезло, что он тебя не тронул.

— Да, наверное. Мне кажется, что он привык к тому, что все его боятся. Может быть, он просто… удивился?

— Все может быть, — признал Димар. — Я знаю только то, что этот конь не терпит фамильярности. Никогда бы не подумал, что он даст кому-то приласкать себя.

— А он и не дает. Он всегда поднимает голову, когда я хочу погладить его морду, — сказал Крикс со всей серьезностью.

Димар едва не прыснул. Жалобы "дан-Энрикса" и правда были до нелепости смешны, если припомнить руку Альверина Флаэна или багровые кровоподтеки на плече укушенного конюха.

— Если бы все дело было только в том, что он не признает подобных нежностей, то это было бы еще полбеды, — сказал Димар, качая головой. — Но он непредсказуем и опасен. От него все отказались, Рикс. Тут никто толком не знает, что с ним делать. Конюхи его боятся. Для Ордена он слишком своевольный и норовистый. Аристократам, разумеется, лестно было бы заполучить себе такого, но им с ним не совладать.

Крикс перекинул ногу через спину Фэйро, ловко соскользнул на землю и через минуту уже закрывал разболтанную деревянную дверцу его денника.

— А может, в этом все и дело? — спросил он, возясь с задвижкой. — Половина людей его до смерти боится…

— Больше половины!

— Ладно, больше. Я хотел сказать…

— Да почти все! — не унимался Дарл.

— Ну ладно! Я имел в виду, что _почти все_ боятся даже просто подойти к нему, не говоря уже о том, чтобы сесть на него верхом. А те, кто не боится, только и думает о том, как бы его объездить и похваляться потом перед всеми, что им это удалось. Я бы тоже не обрадовался, если бы кто-нибудь считал себя моим хозяином с той минуты, как только взгромоздится на седло, и сразу же пытался мной командовать, нисколько не заботясь, нравится мне это или нет! Это же просто глупо. Сразу видно, что он гордый конь. Зачем они пытаются сломать его характер и заставить его подчиняться, если можно вместо этого попробовать завоевать его доверие?…

— А ты бы это смог? — в упор спросил Димар.

Крикс растерялся.

— Я не знаю. И потом — причем тут я? Я даже еще не очень хорошо держусь в седле!

Дарл пренебрежительно взмахнул рукой.

— Вот чушь какая. Ты прекрасно держишься. Спроси хоть у того же Лэра. Или мнение потомственного всадника и коневода ничего не значит только потому, что он твой друг?

— Не в этом дело. В прошлый раз, когда мы срезали дорогу через лес, я потерял стремена и должен был держаться за седло, чтобы не вылететь.

— И несмотря на это, ты не попросил нас придержать коней.

— Это потому, что я боялся рот открыть, чтобы не откусить себе язык, — возразил Крикс с самым серьезным видом.

Арклесс рассмеялся.

— Хорошо, пусть так, но ты же не упал. Время от времени — вот как сегодня, например — ты ведешь себя так, будто самонадеяннее тебя нет никого во всей столице. А послушать, что ты говоришь — выходит, что ты вообще ни на что не годен. К фэйрам такую скромность! Ты же будующий рыцарь, как-никак.

— А что говорит об этом Старый Кодекс?.. — поднял брови Крикс, удачно пародируя тон Вардоса и его мимику, поскольку недруг Рикса чаще всего не произносил, а будто пережевывал слова, находя их при этом на редкость безвкусными.

— Хочешь сказать, со стороны наш ментор выглядит таким занудой?.. — хмыкнул Дарл. — Ну что же, новичкам виднее, мы-то все к нему уже привыкли. Но я должен еще раз тебе сказать: на самом деле он совсем не плох, нужно только суметь приноровиться к его требованиям. Ладно, пошли, заберем Арниса и Шмеля, а то Юлиан, наверное, уже ломает голову, куда мы подевались.


VIII


— К вам ювелир с улицы Старой липы, господин. Впустить?

Лорд Аденор, лениво поглаживающий сидящую у его ног собаку, поднял голову и улыбнулся, чуть прищурив светлые глаза.

— Само собой. Веди его сюда.

Через несколько минут в проеме двери появился невысокий и дородный человечек, явно чувствующий себя неловко в этом светлом и просторном кабинете.

— Заходите, мэтр Дивед, заходите, — пригласил хозяин с напускным радушием. И шикнул на заворчавшего было волкодава. — Тихо, Лово! Господин Арно — наш гость… Что-то вы сегодня рано, мэтр. Вызывая вас, я не рассчитывал, что вы явитесь с самого утра. Наш разговор, конечно, важен, но едва ли стоило ради него отказывать себе в возможности позавтракать… Как бы там ни было, я рад вас видеть.

— Благодарю вас, лорд, — тоскливо отозвался ювелир.

Он был в особняке уже не в первый раз, так что не заблуждался относительно любезностей, щедро расточаемых Ральгердом Аденором.

В последнее время его вообще не покидало ощущение, что лорд все это время просто забавлялся с ним, как кошка с мышью. А итог таких забав всегда один, уж это Дивед понимал прекрасно.

— Чем могу быть вам полезен? — спросил он.

Аденор в веселом изумлении приподнял бровь.

— А как вы полагаете?… Уж не считаете ли вы, что мне нужны услуги ювелира? Или, может, деньги в долг?… Нет, мэтр Дивед, я позвал вас, чтобы обсудить ваши сношения с контрабандистами.

— Но помилуйте, мессер! Я думал, мы уже уладили то небольшое… недоразумение.

— Недоразумение, что вы сейчас не в Адельстане, мэтр. А ввоз в столицу твисса и люцера — это преступление. Не беспокойтесь, я уважаю законы торговли. За одну услугу — одну плату, это только справедливо. Когда вы вернули мне мою расписку, я позволил вам спокойно забрать груз с "Альтарры". Сделка состоялась. Больше я с вас ничего не требовал, не так ли?.. А вот вы, любезный мой Арно, и не подумали остановиться на достигнутом. Вы заключили новый договор — все с тем же капитаном Ратгаром… как видите, я в курсе ваших дел. Так вот. Вы понимаете, что, как лицо осведомленное, я уже не могу просто остаться в стороне?

Арно Дивед посмотрел на собеседника с плохо скрытой злостью, но покорно уточнил:

— Вы предлагаете… опять… купить ваше молчание?

— Да нет же, мэтр! Вовсе нет, — беспечно рассмеялся Аденор, отнюдь не питавший иллюзий относительно покладистости ювелира. Уж кто-то, а Аденор неплохо разбирался в людях и прекрасно знал, что Дивед мысленно перебирает способы избавиться от чересчур осведомленного аристократа. Лорд даже примерно представлял, какие меры может предпринять отчаявшийся ростовщик. Но Аденора это не тревожило. Он привык полагаться на свою решительность и предприимчивость и верил в то, что сможет обернуть любое дело в свою пользу. — Видите ли, мэтр, вас, возможно, это удивит, но я хотел бы войти в долю.

— В долю?.. — Дивед выпучил глаза.

— Да. А что вас удивляет, мэтр? Контрабанда — дело прибыльное, а с деньгами у меня не очень. Да вы сами знаете. Просил же я у вас пять тысяч под залог особняка. Так что я не прочь поправить свое положение. И поверьте, что так будет выгоднее нам обоим. Вам сейчас должно казаться, что я поступаю с вами, как разбойник с большой дороги и бессовестно пытаюсь обобрать. Ну, не скрою, в первый раз все так и было. Но потом я все обдумал и решил, что нам выгоднее быть друзьями. Уверяю вас, что выгода тут обоюдная. Немного поразмыслив, вы поймете, что мое участие существенно поможет делу. Вместо того, чтобы тратиться на взятки эшевенам, а потом еще и разгружать корабль ночью, поминутно опасаясь появлению дозора, ваши люди теперь смогут прибывать в столицу хоть с утра, хоть в полночь, хоть средь бела дня. Ни один портовой чиновник не посмеет требовать досмотра корабля, на котором будет герб Ральгерда Аденора. Мое имя будет служить вам защитой от непрошеного любопытства городских властей, и вдобавок я охотно предоставлю вам своих людей и даже склады для хранения товара. Вместо того, чтобы посылать одну канторну, вы сможете снарядить две или даже три. В конце концов, я даже могу предоставить вам свой личный глейт, стоящий в Мирном, в двух-трех стае от Адели. Это еще новый и вместительный корабль, а команду вы, если угодно, подберете сами. Нет, конечно, если что-нибудь раскроется, то я тотчас же откажусь от всякого знакомства с вами и перед кем угодно присягну, что знать не знал о том, что вы творили, прикрываясь моим именем. Но в том-то все и дело, что, если устроить дело правильно, то правда никогда не выплывет наружу.

— Вы так полагаете? — скривился Дивед. Его кислое лицо как будто говорило — что ты можешь в этом понимать?

Аденор смотрел на собеседника все так же хладнокровно.

— Посудите сами. Я легко раскрыл все ваши тайны, мне известны имена ваших подельников, места, где вы храните контрабандные товары, у меня даже имеются все копии ваших расписок. Это говорит о том, что дело у вас налажено из рук вон плохо. То, что знаю я, в любой момент могут узнать и в Ордене. Не сочтите за бахвальство, но, поверьте, я сумею все устроить лучше… Да, и вот еще что, мэтр. Я уверен, что вы платите положенную десятину островным пиратам. А они в ответ, в согласии с традициями, обещают вам с подельниками помощь и защиту. И сейчас вы испытываете сильный соблазн обратиться к ним и попросить избавить вас от моих посягательств. Так ведь?… Ладно-ладно, можете не отвечать, — отмахнулся Аденор, прежде чем Дивед открыл рот. — Одним словом, я советую вам этого не делать. Одно дело — натравить "Волков" на обнаглевшего соседа, переманивающего покупателей и занижающего цены, и совсем другое — просить помощи пиратов против лорда из имперского совета. Подослать ко мне убийцу "сумеречники" вряд ли смогут, меня здесь надежно охраняют. А вот если кто-нибудь решит поджечь мои склады или корабль, то за эти пакости ответят не они, а лично вы. Передо мной и перед Орденом. Это понятно?

Дивед молча поклонился. Аденор, лениво опустивший веки, скользнул по ювелиру быстрым взглядом из-под неплотно сомкнутых ресниц, и остался вполне удовлетворен увиденным. Несомненно, и угрозы, и в особенности перечисленные лордом Аденором выгоды уже оказали благотворное влияние на ростовщика. Ральгерд был почти уверен, что, еще немного поразмыслив, ювелир вынужден будет согласиться с его предложением.

А предложение было действительно взаимовыгодным. Лорд Аденор не сомневался, что, взяв руководство делом в свои руки, он сумел бы увеличить и без того баснословные прибыли контрабандистов почти вдвое. Ральгерд знал за собой многие таланты, и в числе прочих — практицизм, не свойственный его соратникам в Совете лордов. Он довольно скоро понял, что всевластие Дарнторнов и Финн-Флаэнов в Совете объясняется не столько высотой их рода, сколько запредельным состоянием как первого, так и второго. Даже дан-Энриксы, единолично распоряжавшиеся государственной казной, рядом не стояли с этой парочкой. От излишней щепетильности, как полагал лорд Аденор. Сам он рассчитывал рано или поздно встать на одну доску с двумя главными богачами империи, организовав триумвират, который можно будет, при желании, однажды противопоставить даже власти Императора и Ордена. Притом же Ральгерд ничуть не сомневался, что эта задача будет ему по плечу.

Доверительно признавшись Диведу, что с деньгами у него "не очень", Аденор слукавил. В действительности деньги у него водились, и немалые, вот только "немало" в данном случае не значило "достаточно".

Все эти размышления заняли у рыцаря не больше нескольких секунд. Ральгерд открыл глаза и полностью сосредоточил все свое внимание на госте.

— О чем это вы так задумались, любезный мэтр Дивед? — шутливо спросил он. — Прикидываете, что вам выгоднее — согласиться с моим предложением, попробовать заслать ко мне убийц или же все-таки, как честный человек, отправиться мостить карийскую дорогу под присмотром доминантов?…

— Нет, мессер. Ваше предложение мне нравится, и, если мы договоримся о цене, то я его приму… а размышлял я о другом.

— О чем же? — вежливо поинтересовался лорд.

— О том, до какой степени вы не похожи на того, кем кажетесь. Я так и представляю, как сегодня на совете вы перекинете через плечо свой белый плащ и начнете рассуждать о благе государства. Будете цитировать Энор Фирем и Старый Кодекс…

— И всю остальную дребедень, — договорил лорд Аденор, постукивая пальцами по подлокотникам резного кресла. — Что ж, вы совершенно правы, мэтр, хотя должен вам сказать, что ростовщик и моралист — тоже сочетание довольно редкое. И столь же неприятное, как яблочный пирог с навозом. Но, раз уж вас так интересует, как я собираюсь сочетать цитирование Энор Фирема с контрабандой, я вам объясню. Вы ввозите драконью кость, которая используется магами для недозволенного колдовства. Так что с того? Я мало смыслю в магии, но даже мне известно, что та же драконья кость может служить для самых нужных и полезных чар. Так что нет особой разницы между контрабандистом, завозящим кость в Адель, и кузнецом, изготовляющим ножи. Которыми можно нарезать ветчину, а можно ткнуть соседа между ребер. Кузнеца это уже определенно не касается. Не правда ли?

— А как же твисс с люцером? — спросил Дивед, кажется, слегка опешивший от такой интерпретации своих поступков. О Старом кодексе он начал говорить лишь для того, чтобы поддеть Ральгерда Аденора и хоть как-то отплатить ему за ту холодную самоуверенность, с которой молодой аристократ навязывал ему свои условия. Моралистом ювелир, конечно, не был, да и свод законов, называемых Энор Фиремом, не особо уважал, и ему просто-напросто не приходило в голову придумывать какие-либо оправдания своим поступкам. До сих пор ему вполне хватало осознания того, что они выгодны. Похоже, Аденор считал иначе.

— Ах, люцер? Ну, тут все еще проще. Мне нет дела до людей, которые по собственной воле тратят свою жизнь на эту дрянь. Такие есть даже у нас в Совете. Сперва глотают синий дым, потом сидят с отвисшей челюстью и, закатив глаза, пускают слюни. Им так нравится? Это их дело. Если кто-то хочет хрюкать, как свинья, и валяться в каждой грязной луже — то причем тут я? Я что, должен вытаскивать его из канавы, где эта скотина будет в свое удовольствие плескаться, и учить вести себя, как человек? Благодарю покорно, это не по мне. Да и большинство других людей к такому благородному идиотизму в духе рыцарских романов не привыкли. Только они просто пройдут мимо, а я посмотрю, нельзя ли обернуть все это дело в свою пользу.

Где-то к середине своей речи Аденор впервые за все время разговора вышел из себя, и его серые глаза сердито засверкали, но закончил он уже вполне спокойно.

— Я удовлетворил ваше любопытство, мэтр Дивед? — спросил он почти лениво, перестав постукивать по подлокотнику. — Тогда нам осталось только выяснить вопрос о моей доле. Расскажите-ка, как вы делились до сих пор.

— Из прибыли?…

— Конечно же, из прибыли. О ваших выплатах поставщикам я и без вас все знаю.

— Что ж… Тогда все очень просто. Треть шла лично мне, треть капитану Ратгару с командой, а еще треть — Королеве.

— Кому-кому?… — лорд Аденор приподнял брови. — Какой, простите, королеве?

— Королеве Алой гавани. Так называет себя предводительница островных пиратов. Разве вы не слышали?

— Ах да. Кое-что слышал… — протянул Ральгерд. Он сцепил пальцы рук в замок, задумчиво вертя больщими пальцами. — Вы серьезно, что ли, мэтр?… Я всегда считал, что это байки.

— Нет, мессер. Чистая правда, — отозвался ростовщик.

— Вот так номер! — рассмеялся Аденор. — "Волки" подчиняются какой-то бабе. Раньше я их как-то больше уважал.

Дивед громко засопел.

— Как вам угодно, лорд, но Королева — это вам не просто баба. Это только вы сказали, что мы отдаем пиратам десятину, но на самом деле Айя забирает куда больше. И не только у меня — у всех. Если вы про нее правда слышали, то должны знать, что с нею шутки плохи. Плюс все ее головорезы в нее поголовно влюблены. Да-да, не улыбайтесь. Если девка машет топором, это еще не значит, что она совсем уродина… я, правда, сам не видел, но рассказывают — очень хороша. Ей только свистнуть, и меня к воротам приколотят. По частям. Так что давайте уж не будем трогать третью долю.

— Пффф, — фыркнул лорд. — Ну что ж, не трогать так не трогать. Тогда так. Треть этой вашей Королеве, остальное — делим на три равных части: капитану, вам и мне. Идет?

— Не рано ли, мессер? Помощи мы от вас пока не видели, а долю…

— Помощь будет. Не волнуйтесь, мэтр, прибыли на сей раз тоже будет больше. Вы в накладе не останетесь. Слово Ральгерда Аденора.

Лорд смотрел прямо в глаза своему гостю. Он улыбался, но глаза были холодные. Опасные глаза.

И Дивед сдался.

— Ладно. Я согласен, — сказал он. — Только…

— Остальное, думаю, обсудим в следующий раз, — не слишком церемонно перебил его лорд Аденор. — Ко мне как раз сегодня утром должен был прийти еще один полезный человек, и, сдается мне, он уже дожидается в приемной. Так что, если вы позволите, я навещу вас как-нибудь попозже. Фарни!

На пороге снова появился давешний оруженосец.

— Проводи моего гостя.

Лорд откинулся на спинку кресла. Арно Дивед потерянно огляделся, не нашелся, что еще сказать, и медленно заковылял к дверям, проклиная про себя своего скользкого, как угорь, собеседника. Аденор проводил его глазами и еще раз улыбнулся. На этот раз улыбка вышла искренней.

— Ну что ж, полдела сделано, — пробормотал он про себя. И уже громко обратился к замершему у дверей оруженосцу. — Как там мальчик? Ждет?…

— Да, монсеньор.

— Зови.


…Если накануне у "дан-Энрикса" еще оставались какие-то сомнения, касавшиеся предложения Димара, то после их ужина в особняке Ральгерда Аденора все они развеялись, как дым. Хозяин дома был так же приветлив и гостеприимен, как всегда, но на сей раз Крикс не обнаружил в его поведении намеков на расчетливость или лицемерие и усомнился — уж не померещились ли они ему?…

Аденор, по-видимому, пребывал в прекрасном настроении. Он расспрашивал своих гостей об Академии и с удовольствием припоминал, как сам когда-то жил в Лаконе. А потом, когда лаконцы принялись за угощение, Ральгерд переключился на Дарнторна, ядовито комментируя его последнее выступление в Совете лордов. Крикс, не ожидавший ничего подобного, едва не подавился пирожком с паштетом, но надо признать, что желчное остроумие хозяина особняка пришлось ему по вкусу. К концу ужина он уже позабыл о своей прежней настороженности и смотрел на Аденора почти так же восхищенно, как Димар, сидевший рядом с ним. Лаконцы, как и сам хозяин дома, пили красное вино, нисколько не похожее на кислую и терпкую бурду, которую "дан-Энриксу" когда-то приходилось пробовать в деревне. Вино мессера Аденора было очень сладким и, как показалось Криксу, пахло ежевикой. А еще оно, по-видимому, было крепче всех, которые он пробовал до этого. Или, может быть, он просто слишком много выпил. Голова у мальчика слегка кружилась, на смуглых щеках выступил румянец, а глаза блестели. Крикс не был уверен, что, когда ужин закончится, он сможет дойти до дверей, не покачнувшись, и на всякий случай сидел молча, не желая походить на пьяных поселян, которые, выпив бутылки две вина, сейчас же принимались похваляться перед сотрапезниками и несли такую околесицу, что уши вяли.

Если бы Дарл не решил во что бы то ни стало рассказать Ральгерду Аденору утреннее приключение с Фуэро, то, пожалуй, весь остаток вечера "дан-Энрикс" так и просидел бы молча. А так ему все-таки пришлось участвовать в беседе, а точнее, слушать похвалы и отвечать на удивленные расспросы лорда Аденора. Тут-то опьянение и оказалось очень кстати. Обычно Криксу становилось здорово не по себе, если кто-кто хвалил его за то, чему он сам не придавал особого значения. Но на сей раз мальчик был уже не в состоянии по-настоящему смутиться. В голове шумело, золотистый свет от бронзовых светильников казался ярче, чем обычно, а Ральгерд, вне всякого сомнения, был самым лучшим человеком на земле.

В эту минуту Крикс от всей души любил и Арклесса, и лорда Аденора, и ночное небо над столицей, и ярко освещенную гостиную с роскошным пурпурным ковром. Когда Дарл спохватился, что им нужно было бы вернуться в Академии до тушения огней, и лаконцы, спешно попрощавшись с Аденором, вышли из особняка, Крикс, вопреки своим недавним опасениям, держался на ногах довольно твердо. Но Дарл все равно заставил друга сделать перед возвращением в Лакон изрядный крюк по городу, чтобы ходьба и свежий воздух помогли ему прийти в себя.

Наставник Хлорд столкнулся с мальчиком на галерее и рассеянно выговорил ему за опоздание, но, не заподозрив ничего особенного, велел ложиться спать. Но Крикс не торопился подниматься в спальню. Он зажег свечу и при ее колеблющемся огоньке развернул клочок пергамента, который Дарл сунул ему в ладонь еще на улице. Убористым, но четким почерком, каллиграфическая правильность которого сразу же выдавала скрибу из столичного Книгохранилища, на пергаменте был вписан текст вассальной клятвы. А внизу имелась сделанная другим почерком приписка, сообщавшая, что, если Криксу требуется еще время для раздумий, то он может распоряжаться собой по собственному усмотрению. Если же он уже успел принять какое-то решение, то его будут ждать в особняке на следующее утро.

Крикс не слишком удивился, но почувствовал, что от волнения сердце застучало чаще. Приносить вассальную присягу — это почти то же самое, что пройти рыцарское Посвящение. Мог ли он подумать, что ему действительно придется сделать что-нибудь подобное — и не когда-нибудь потом, когда он станет совсем взрослым, а всего лишь через несколько часов? Крикс придвинул подсвечник поближе и склонился над пергаментом, с жадным любопытством перечитывая текст присяги. Он решил, что клятву нужно выучить как можно лучше. Не хватало только опозориться, запнувшись в самую неподходящую минуту… Аденор-то, может, и не обратит особого внимания, списав подобную оплошность на его неопытность (хотя какая, к фэйрам, опытность в таких делах?…), но вот каково ему самому будет потом вспоминать эту историю с присягой? Крикс решил, что он не ляжет, пока не будет уверен, что он готов к завтрашнему испытанию. Главное, чтобы назавтра Марк и Юлиан не задались вопросом, почему их побратим отсутствовал всю ночь…

В результате в особняк Ральгерда он пришел невыспавшимся, с темными кругами под глазами и гораздо раньше, чем предполагал лорд Аденор.

Аулариум был хорошо натоплен, и глаза у Крикса начали слипаться почти сразу. Фарнс, оруженосец Аденора, указал лаконцу на обитую бархатом скамью в приемной, на которой тот благополучно задремал, пока Аденор в своей гостиной принимал другого гостя — Арно Диведа. Кажется, ему даже что-то снилось, но что именно — он нипочем не смог бы вспомнить. Из этого странного полузабытья лаконца вывел тот же Фарни, осторожно теребивший его за плечо.

— Монсеньор ждет, — неопределенно-вежливо сказал оруженосец, не очень понимающий, как обращаться к сопляку, которого мессер Ральгерд изволил удостоить утренней аудиенции.

Крикс поспешно встал.


Лорд Аденор с любопытством взглянул на вошедшего. Лаконец был бледен, насколько вообще может быть бледен энониец, но при этом выглядел по-взрослому сосредоточенным. Казалось, он действительно стал старше за те несколько часов, которые прошли со времени их ужина. И вместе с тем никогда раньше Аденор не понимал со всей очевидностью, что его будущий вассал — совсем еще ребенок. "Наверное, не спал всю ночь" — подумал Аденор почти сочувственно.

Разумеется, Крикс был в обычной городской одежде, а не в форменной серой рубашке и плаще ученика Лакона. В отличие от Дарла, приходившего сюда свободно на правах подопечного Ральгерда, да и вообще "родного сына" Арклесса из Брее, Крикс не должен был лишний раз мозолить глаза жителей особняка своей лаконской формой. Поэтому перед походом в особняк он всякий раз вытаскивал из сундука одежду, подаренную ему пару месяцев назад Далланисом и в одночасье приобретшую заношенный и жалкий вид после их схватки с Дарнторном. Аденор считал, что это как раз то, что нужно. То ли мальчик на посылках, то ли ученик из ремесленных скромов. Если бы еще не вечная привычка юного "дан-Энрикса" вышагивать по улицам Адели с видом полководца, проходящего по завоеванному городу — спина прямая, подбородок вверх, зеленоватые глаза смотрят на каждого встречного в упор, с каким-то дерзким вызовом — то все было бы просто замечательно! Но нет, какое там…

Надо сказать, что, если Крикс долгое время колебался, прежде чем проникнуться доверием к Ральгерду Аденору, то и рыцарь, в свою очередь, очень долго сомневался, стоит ли идти на поводу у Дарла и брать его нового приятеля к себе на службу. И окончательное решение принял только накануне памятного ужина.

Расчетливого и практичного Ральгерда, любовавшегося сдержанностью и спокойствием Димара, ужасала неотесанность его приятеля. Причем Аденор подозревал, что дело тут не в недостатке воспитания. От наивности, в конечном счете, можно вылечить. Вот только "дан-Энрикс" был из тех, кто налетает на все острые углы совсем не по наивности… Димар как-то пересказал мессеру Аденору разговор, случившийся у них в самом начале их знакомства. Тогда Дарл назвал своего нового приятеля "до тошноты прямолинейным".

Аденор считал, что лучше и не скажешь.

Ну и как ему, такому, поручить серьезные и требующие особой осторожности дела?

Но, приглядевшись к мальчику, лорд Аденор понемногу изменил свое мнение. Может быть, этот Крикс был и не самой подходящей фигурой для роли доглядчика, но, если Аденор хоть как-то разбирался в людях, из него со временем должен был получиться крайне любопытный экземпляр.

В духе тех самых благоглупостей из рыцарских романов, над которыми лорд Аденор так часто потешался.

Отказаться от такого было бы, пожалуй, слишком расточительно, решил Ральгерд. И лучше всего будет привязать его к себе уже сейчас, пока мальчишка предоставлен сам себе, но еще мало что соображает.

Надо сказать, что все эти расчетливые мысли не мешали Аденору относиться к своему юному гостю с искренней симпатией. Рыцарь даже собирался, по возможности, устроить его будущее.

Вот и сейчас Ральгерд поднялся мальчику навстречу, улыбаясь самой открытой и располагающей улыбкой. Для разнообразия, на сей раз совершенно искренней.

— А вот и наш "дан-Энрикс"!.. — приветливо заметил Аденор. — Я так понимаю, Дарл вручил тебе мою записку. Очень рад, что ты решил прийти.

— Доброе утро, монсеньор, — с запинкой отозвался Крикс.

— Ксати говоря, об утре… Фарни говорит, ты здесь с четвертой стражи. Полагаю, я не вправе отпускать тебя без завтрака. Но об этом позже. Сперва закончим с нашими делами. Ритуал тебе знаком?

— Н-нет… Да! — вспомнил Крикс. — Мой друг Лэр рассказывал, как его брат присягал лорду Кейру.

— Прекрасно, — улыбнулся Аденор, садясь обратно в кресло.

Крикс пожалел, что не переспросил про ритуал еще раз. Что, если он что-нибудь напутает?… Но размышлять об этом было некогда. Мальчик подошел к Ральгерду, опустился на одно колено и вложил ладони в руки лорда Аденора. Лицо Аденора выглядело совершенно безмятежным, и Крикс успокоился, поняв, что делает все правильно.

Слова клятвы, выученной накануне и как минимум полсотни раз повторенной про себя, пока он готовился к приему у Ральгерда Аденора, слетали с языка почти помимо воли — гладкие, обкатанные, как морская галька.

— Клянусь с этого момента хранить верность лорду Аденору и служить ему по совести и без обмана. Клянусь всеми силами оберегать его благополучие и достояние, а также сохранять доверенные мне секреты в тайне и исполнить все, что будет мне поручено, как полагается вассалу. Клянусь не оставлять его в опасности и принять его радости и скорби, как свои. Да будут Высшие свидетелями моей клятвы.

Аденор наградил его одобрительной улыбкой и ответил ритуальной формулой:

— Клянусь с этой минуты принять под свою защиту Крикса из Энмерри по прозванию "дан-Энрикс". Клянусь дать ему место под моим кровом и заступничество на суде, и впредь заботится о его добром имени, как о своем. Клянусь так же принять под свою защиту родственников и, — тут лорд позволил себе легкую улыбку, — …наследников Крикса из Энмерри, как того требует долг сюзерена. Высшие свидетельствуют моей клятве. Встань, Крикс… По традиции, я должен чем-то одарить тебя, но мне бы не хотелось ошибиться. Так что просто выбери любую из вещей, которые ты видишь в этой комнате, — Аденор небрежно указал рукой на стены, сплошь увешенные дорогим оружием, и на массивный стол, стоявший у окна, с забытыми на нем как бы случайно дорогими безделушками. — Она — твоя, если, конечно, ты не пожелаешь получить мою печать или фамильный меч.

— Спасибо, монсеньор, — растерянно ответил Крикс, поднявшись на ноги. Было заметно, что предложение Аденора привело его в замешательство. Аденор, наслышанный от Арклесса о щепетильности "дан-Энрикса", даже задался вопросом, уж не собирается ли мальчик отказаться от подарка. Но Ральгерд тотчас же отмахнулся от нелепой мысли. Одаривание новоявленного вассала было такой же частью ритуала, как и принесение присяги. Ни один гордец не усмотрел бы ничего зазорного в подобном даре. Взгляд лаконца медленно скользил по стенам, ни на чем не останавливаясь.

"Любопытно, что он все-таки попросит, — думал Аденор, внимательно следя за Криксом. — Меч, наверное. Или кинжал. О чем еще мечтать ученику из первого энгильда Академии…"

— Скажите, монсеньор, а здесь нет "Повести о Бальдриане"? — неожиданно спросил "дан-Энрикс", указав на полочку со свитками.

— Есть, — ответил удивленный Аденор. — То есть не обязательно здесь, в этом кабинете, но в моей библиотеке она точно есть, помнится, я получил ее от переписчика месяца три назад. Ты хочешь получить _ее_?

— Да… конечно, если можно.

— Ну, спасибо хоть не ранние стихи Алэйна Отта, — пробурчал лорд Аденор себе под нос. — Конечно, раз я обещал тебе любой подарок, ты получишь этот свиток. Правда, я бы в жизни не подумал, что ученик Академии, да еще в твоем возрасте, способен предпочесть оружию какой-то свиток. С чего тебе в голову взбрело просить такой подарок?

Крикс заметно покраснел, но все-таки решительно ответил:

— Мастер Хлорд отправил меня помогать Саккронису в разборе свитков, и там я начал читать эту книгу… а на следующий день ее отдали переписчику, и обещали возвратить в Книгохранилище только к Эйслиту. А мне очень хочется узнать, что стало с Бальдрианом и дан-Энриксом.

— Ничего такого, что бы могло тебя порадовать, — хмыкнул Ральгерд.

— Я знаю, — серьезно кивнул Крикс. — Саккронис говорил, что это очень грустная история. Но, в любом случае, я бы хотел ее прочесть. Кроме того, ученикам в Лаконе запрещается иметь свое оружие. А все мечи, которые здесь есть, слишком большие и тяжелые. Зачем иметь оружие, если оно тебе не по руке?..

— Разумно. А кинжал?

— Спасибо, нет! — глаза "дан-Энрикса" запальчиво сверкнули. — С кинжалом я буду похож на Льюберта Дарнторна, который повсюду таскается со своей дурацкой перевязью и воображает себя взрослым только потому, что дядюшка купил ему красивый ножик…

— Вот оно что, — хмыкнул Аденор. — Я вижу, ты на редкость рассудителен для своих лет. Я уже забыл, что вам не разрешается иметь какое-то оружие, помимо тренировочных мечей. Пожалуй, мой подарок мог бы сослужить тебе плохую службу, если бы о нем узнали в Академии. Но ведь тебе хотелось бы иметь свой меч, не так ли?…

— Да, — вздохнул лаконец. — Но я же говорю, что нам нельзя…

— Забудь, — махнул рукой Ральгерд. — Любой запрет возможно обойти. Я подарю тебе твой свиток, раз уж ты о нем просил… Но меч ты все-таки получишь. Принести вассальную присягу может только взрослый человек, способный отвечать за все свои поступки. И обратно. Если ты принес присягу, значит, с точки зрения закона, ты считаешься мужчиной, как бы мало это не вязалось с твоим настоящим возрастом. Я прикажу, чтобы твой меч сделан в виде точной копией лаконских тренировочных мечей. Сможешь ходить с ним по Академии или по городу, не вызывая подозрений — разумеется, если не станешь лишний раз вытаскивать его из ножен. Привыкай всегда носить его с собой. Мужчина рыцарского рода полагается оружие.

— Но, монсеньор… — растерянно заметил Крикс. — Я же не рыцарь — по происхождению.

Лорд Аденор меланхолично посмотрел на энонийца.

— Неважно. Ты попал в Лакон, принес присягу… тебе приходилось слышать о вассальной клятве для простолюдинов?…

— Нет, — сознался Крикс.

— Естественно. Ее не существует. Так что отныне ты перед лицом закона наделен всеми привилегиями и обязанностями взрослого человека благородного происхождения. Во всяком случае, теоретически… На самом деле о твоей присяге еще долго будешь знать только ты сам, Димар и я. Ну а теперь, раз уж ты все равно нарушил ваши правила, ты можешь с легким сердцем задержаться и позавтракать со мной.


Император, скрестив руки на груди, смотрел на здание Лакона. Из этой части дворца оно просматривалось просто превосходно. Догадаться, о чем думает Валларикс, было невозможно — император часто застывал вот так, устремив взгляд на первый подвернувшийся предмет, который с равной вероятностью мог быть отправной точкой для его дальнейших размышлений, а мог вовсе не иметь к ним никакого отношения. Лорд Ирем в таких случаях предпочитал не гадать, о чем задумался его друг и сюзерен, а подождать, пока тот сам захочет высказаться более определенно.

На сей раз Валларикс не заставил себя долго ждать.

Все так же глядя на позолоченные осенним солнцем башни Академии, он задумчиво произнес только одну фразу, совершенно непонятную для человека постороннего, зато слишком даже понятную для лорда Ирема.

— Интересно, как там мальчик…

— Вы о Криксе, государь? — вежливо удивился рыцарь. Что ж, все правильно. Последние месяца полтора они ни разу не упоминали о приемыше, но рыцарь понимал, что рано или поздно эта тема снова должна всплыть в их разговорах. — Полагаю, что он "там" в точности так же, как три с половиной сотни остальных учеников. Тем-то и хорош Лакон, что, даже не наблюдая за вашим подопечным, мы всегда можем с уверенностью сказать, чем он занят в настоящую минуту.

— Да. Наверное, ты прав, сэр рыцарь, — улыбнулся Император. — Но с тех пор как моя дочь уехала к Гефэйрам — кстати говоря, по твоему ходатайству! — я стал каким-то мнительным. Я беспокоюсь за Эллиссив, беспокоюсь за Крикса…

Лицо Ирема смягчилось.

— Ну, с Эллиссив все понятно, — сказал он. — Вы, мой лорд, просто не привыкли отпускать ее надолго от себя. Хотя мессер Гефэйр, без сомнений, позаботится о ней не хуже вас. А может быть, и лучше, потому что он, по крайней мере, не обременен таким количеством обязанностей. Так что об Эллиссив беспокоиться не стоит. Что до Крикса, то в то время, когда он жил в Чернолесье, мы прекрасно обходились без каких-то новостей о нем. И вот теперь, когда он тут, почти у нас под боком, вы вдруг начинаете переживать, не случится ли с ним какая-нибудь неприятность?…

— Будь он в Чернолесье, я бы и сейчас о нем не беспокоился, — возразил Валларикс. Бледное октябрьское солнце освещало узкий и высокий силуэт правителя, и в его свете было особенно заметна и усталость, и недавно появившаяся складка возле губ, делавшая лицо молодого еще императора старше и печальнее. — Но столица — место куда более опасное, чем Энмерри.

Ирем только пожал плечами.

— Знаете что, государь? Мне кажется, вам следует развеяться. Вы же просто-напросто хандрите.

— Может быть, сэр рыцарь, может быть… — рассеянно кивнул Валларикс. Сэр Ирем был готов побиться об заклад, что император его даже не расслышал.

— Что ж, — заметил лорд решительно. — Для вашего спокойствия я обещаю лично присмотреть за вашим подопечным. Я надеюсь, вы не думаете, государь, что я способен плохо выполнять свои обязанности?

— Нет. Конечно, нет, — Впервые с начала разговора Валларикс перевел взгляд с Академии на сэра Ирема.

— Хорошо, — ответил калариец. — Значит, с этого момента я забочусь о благополучии и безопасности Крикса, а взамен вы обещаете больше не изводить себя.

Как ни серьезен был правитель в это утро, но от такого предложения он даже улыбнулся.

— Ирем, Ирем, ну о чем ты говоришь? Ты — коадъютор Ордена, глава моей охраны, ты, по сути, первый человек в столице — и тебе брать на себя роль няньки?…

Ирем мог бы рассказать о том, что именно такую роль он выполнял — без ведома Валларикса — при его дочери последние пять лет, иначе говоря, с тех пор, как проявился независимый и авантюрный склад характера принцессы Лисси, но вместо этого сказал совсем другое.

— Видите ли, государь, я с удовольствием возьмусь за это дело, и не только потому, что оно позволит избавить вас от лишних забот, но и потому, что в прошлый раз я допустил несколько неприятных промахов, имея дело с нашим подопечным. Мне хотелось бы исправить эту ситуацию. Тем более, что я, мне кажется, теперь гораздо лучше представляю себе характер и склонности того, за кем я должен буду присмотреть. Я думаю, что это будет не особо сложно и отнимет у меня не слишком много времени. Основную часть работы за меня проделают наставники в Лаконе, мне же нужно будет только проследить, чтобы впредь не возникало никаких досадных неожиданностей, вот и все.

Император искоса взглянул на доминанта. Ирем явно не считал, что, принимая на себя эту обязанность, приносит тягостную жертву ради дружбы или блага государства — что, пожалуй, в этой ситуации было одним и тем же. Рыцарь смотрел за окно и улыбался той самой улыбкой, которая уже не первый год бесила большинство придворных Валларикса, находивших эту тонкую улыбку нестерпимо наглой и самодовольной.

Император взял руку каларийца и крепко пожал ее.

— Спасибо, друг мой. Теперь я действительно не стану беспокоиться о мальчике.


Арклесс отделился от стены, с которой он почти сливался благодаря своей серой форме, и внезапно вырос на дороге Крикса, вышедшего из особняка. Мысленно еще находившийся в просторном светлом кабинете Аденора Крикс едва не налетел на своего приятеля.

— Что ты там торчал так долго? — спросил Арклесс с любопытством. — Я боялся, что мы разминемся, а вместо этого пришлось стоять здесь почти целый час.

— Прости, я же не знал, что ты придешь сюда. Мы завтракали.

— С Аденором? — удивился Дарл. — Ну ничего себе…

И, посмотрев на окна дома, он добавил — вроде бы шутливо, но Крикс различил в тоне приятеля и нотку ревности:

— Делаешь успехи, Рикс. Вот меня он никогда не приглашал позавтракать!

— А я подумал, что это еще одна традиция. Которая гласит, что нового вассала нужно непременно накормить… — откликнулся "дан-Энрикс".

Лицо Дарла прояснилось.

— Да, похоже, монсеньор решил отметить принесение тобой присяги. Ну, как все прошло?…

— Сначала подали горячее, потом закуски, а потом оремис и десерт, — ответил Крикс серьезно. Но в его глазах плясали огоньки.

— Все смеешься, — понимающе кивнул Димар. — Ну-ну. А ты в курсе, что твой мастер знает обо всех твоих отлучках?.. Он, представь себе, заметил, что вчера ты опоздал к отбою, а сегодня утром ни свет ни заря ушел из своей башни. А тут — как нельзя кстати! — подоспел Ратенн. С историей о том, что ты шатаешься по чужим башням до подъема.

Крикс спросил себя, что теперь думает о нем наставник Хлорд. Мало того, что с тех пор, как он взял Крикса в свой отряд, тот доставляет ему столько беспокойства ежедневными проступками, так теперь Хлорд еще и вынужден из-за него оправдываться перед остальными мастерами!

— Ох, нет! — пробормотал "дан-Энрикс".

Дарл безжалостно кивнул.

— Ох, да!.. Я уже говорил тебе — ты должен быть предусмотрительнее! И не попадаться на каких-то пустяках. Особенно теперь… Если ты постоянно будешь на виду из-за каких-то незначительных проступков, то в важном деле у тебя не будет шансов на успех. Но в этот раз тебе невероятно повезло, "дан-Энрикс". Представь себе, ваш мастер все списал на то, что ты боишься опозориться перед своим отрядом во время марш-броска к Эрхейму и поэтому с утра до ночи тренируешься ездить верхом. Так что, кажется, он даже на тебя не рассердился. Наоборот, поймал меня сегодня утром в трапезной и велел найти тебя и передать — раз уж тебя так беспокоит предстоящая поездка, то он разрешает нам троим доехать до Эрхейма раньше остальных. Хлорд сказал, что мастер Дейрек уже выехал в Эрхейм со всем своим отрядом, так что нас там встретят. Красота!? Теперь пусть остальные тащатся в Эрхейм по тракту и глотают пыль, а мы возьмем коней хоть завтра, хоть прямо сегодня, и поедем в крепость не спеша, кружной дорогой… Ну чего ты скис?… Я же сказал тебе, что неприятностей у нас не будет. Хлорд не сердится.

— В том-то и дело, — неразборчиво пробормотал младший лаконец. Значит, мастер Хлорд искренне верит, что Рикс выбивается из сил, чтобы как можно лучше подготовиться к поездке — а он пользуется предоставленной ему свободой для того, чтобы заниматься посторонними делами. И добро бы Крикс действительно сидел в седле, как прирожденный всадник, но всякий раз, когда они садились на коней, он чувствовал, что ему крайне не хватает той сноровки и изящества, которые так явно выделяли остальных учеников Лакона. Льюберт точно не упустит случая поиздеваться, когда они встретятся в Эрхейме.

И на сей раз будет совершенно прав.

— Где Юлиан?… — спросил "дан-Энрикс" невпопад.

— Ждет нас в конюшне. Кстати, я просил его собрать в дорогу вещи. В том числе твои. Мы ведь можем выехать уже сегодня.

По пути к конюшням Крикс молчал, поэтому Димару пришлось взять ведение беседы на себя.

— Интересно, почему Хлорд не отпустил вместе с нами Маркия Этайна, — сказал он, как будто просто рассуждая сам с собой. — Раз уж он поселился с вами в одной комнате, несправедливо оставлять его здесь одного. Ведь даже побратимами становятся обычно те, кто живет вместе. Вот мы с Кэлрином и Рэнси сразу поселились в одной комнате, а потом вступили в одно братство.

— Просто мы с Этайном не друзья, и Хлорд об этом знает, — неохотно отозвался Крикс.

— Вот как? А кто же тогда друзья Этайна? Я один раз видел, как он вполне мирно разговаривает с Грейдом, но не мог же он…

— Нет, с Декарром и Дарнторном Марк не дружит. Он… — Крикс на мгновение задумался. Потом сказал — Он здесь вообще ни с кем не дружит. Мне кажется, что ему не нужны друзья.

— Да ладно, — недоверчиво ответил Арклесс. — Как ты себе это представляешь?…

Крикс нахмурился. По правде говоря, до этого момента он не очень-то задумывался над этим вопросом, но сейчас, когда Димар заговорил о нем, поведение Марка в самом деле показалось ему странным.

— Ну, ему и так не плохо. Он в любой момент может поговорить с Афейном, или с Льюбертом, или со мной. У него здесь нет ни одного врага. А если бы он стал везде ходить со мной и Лэром, то Дарнторн бы от него уже не отвязался.

— А ты уверен, что он держится от вас подальше именно поэтому?

— А почему еще?

— Ну, возможно, он просто не хочет к вам навязываться. Да вы с Лэром и ведете себя так, как будто вам никто не нужен.

— Вряд ли. Маркий, он… он просто не такой, как остальные. Например, когда мы разговариваем с Мирто и Афейном, он может встать рядом и все время просто слушать. Молча. Только глаза переводит с одного на другого и улыбается этой своей улыбочкой. По которой в жизни не поймешь, о чем он думает. Если к нему кто-то обратится — он ответит, а потом опять молчит. И все время улыбается, как будто он посол на императорском приеме. Мне кажется, что ему просто наплевать на нас на всех с высокой колокольни.

— Мда, и правда, любопытная фигура этот ваш Этайн, — пробормотал Димар. — Вот кто действительно понравился бы Аденору!

"Не понравился бы…" — возразил Крикс мысленно. Он смутно чувствовал, что, хотя его новоявленный сеньор и ценит в подчиненных сдержанность и умение хранить все свои мысли при себе, лорд все-таки привык иметь дело с людьми, которых он неплохо понимал. А вот человек, чье настроение было бы совершенно невозможно угадать, скорее уж заставил бы Ральгерда Аденора нервничать, чем восхищаться.

— Кажется, я где-то я уже слышал кое-что о человеке с таким именем. Этайн, Этайн… Этайн, — как заведенный, повторял тем временем Димар. — О, кажется, вспомнил! Он, должно быть, сын Валерика Этайна. Того самого, который вел переговоры с Хавенреймом после Иллирийского сражения!

— Вел переговоры? — эхом повторил за ним "дан-Энрикс". — А о чем там было разговаривать? Мы же ведь их разбили наголову… От войск нагорийцев после Иллирийского сражения оставалось меньше половины. А дан-Хавенрейм бежал с поля боя и даже оставил свой штандарт. Мне Валиор рассказывал!

Дарл посмотрел на друга почти снисходительно.

— У нашей армии потери тоже были очень ощутимыми. К тому же Сервелльд Аракс Дарнторн как раз убедил мятежников договориться с Хавенреймом и отправить в Айришер гонцов. Ты представляешь себе, что бы получилось, если бы они действительно связались с нагорийцами и заключили договор?… Вот и пришлось в срочном порядке замириться с Айришером. А чтобы не потерять при этом половину завоеванных земель, как раз и нужно было, чтобы кто-то убедил дан-Хавенрейма, что у императора хватает сил и средств для продолжения войны. И если мне не изменяет память, то посольство Наорикса возглавлял сэр Валерик Этайн.

— И этот Этайн — отец нашего Марка?…

— Очевидно, да.

— Ничего себе! Ведь он же… в общем-то… герой?

— Да, разумеется. Только представь: вражеский лагерь, куда каждую минуту может прискакать гонец от Сервелльда Дарнторна. И еще в любой момент какой-нибудь доглядчик может донести, как на самом деле вымотано войско Наина Воителя, и что провизию там выдают урезанными порциями, а всем раненным не хватает места в лазаретах. А ты, несмотря на это, все равно должен стоять перед дан-Хавенреймом и его придворными — один и без оружия — и хладнокровно врать ему в лицо. По-моему, скакать в атаку куда проще.

— Странно получается. Отец Этайна и Дарнторна были, вроде как, на разных сторонах, а Маркий с Льюбертом спокойно учатся в одном отряде.

— Потому что Маркий не такой дурак, чтобы показывать направо и налево, если ему кто-нибудь не нравится.

— А я, значит, именно такой? — Крикс посмотрел на Дарла, улыбаясь непередаваемой улыбкой.

Тот смутился.

— Ты — совсем другое дело… Я совсем не то хотел сказать. Я просто…

Энониец рассмеялся.

— Ох, да ладно, хватит извиняться. Неужели правда думаешь, что я обиделся?… Забудь. И кстати, мы почти пришли.

Мальчики свернули на двор Императорских конюшен. Дарл привычно подозвал слугу и властным тоном, вполне подобавшим знатному лаконцу — но никак не бывшему бродяге и воришке из Рыбного квартала — приказал подать им лошадей.

Когда Дарл назвал по именам Арниса и Шмеля, на обветренном лице конюха возникло озабоченное выражение.

— Арниса мы вам сейчас же поседлаем, мейер Арклесс, а вот Шмель…

— Что Шмель? — встревожился "дан-Энрикс".

Конюх развел руками.

— Вы вчера, по-видимому, ездили не слишком осторожно. У Шмеля повреждено копыто. Он не может ехать.

Дарл негромко выругался. Видимо, идея сегодня же выехать в Эрхейм крепко засела в его голове, и каждое препятствие, мешавшее этому плану, выводило его из себя. Но Дарл все же быстро взял себя в руки.

— Дайте нам другую лошадь, вот и все, — нашелся он.

— Увы, у нас сегодня нет свободных лошадей.

— Что, ни одной? — сердито уточнил Димар.

— Нет, ни одной. Заняты все, кроме одной кобылы, еще не успевшей разродиться, и… — конюх запнулся и после неловкой паузы закончил — В общем, у нас нет свободных лошадей.

Арклесс встрепенулся. Кажется, один возможный выход у них все же был…

— Тогда оседлайте моему товарищу Фуэро, — быстро сказал он, боясь, что, если он сейчас же не заставит себя выговорить эту святотатственную фразу, то потом уж точно не решится предложить нечто подобное.

Конюх вытаращился сначала на Димара, а потом и на стоявшего с ним рядом Крикса, бывшего примерно на голову ниже своего товарища.

— Оседлать… Фуэро? Вы с ума сошли?!

— Да нисколько, — храбро возразил Димар. Начинавший в глубине души надеяться, что Крикс, до этого момента слушавший их перепалку молча, вмешается и сам откажется садиться на Фуэро. — Мы должны сегодня же уехать. Разумеется, моему другу нужен конь. Следовательно, мы берем того коня, которого вы можете нам дать.

Конюх снова перевел глаза на Крикса.

— Мейер Рикс, возможно, вы благоразумнее, чем ваш приятель… Бросьте эту глупую затею. Этот конь, Фуэро, необъезжен и опасен. Я не хочу весь остаток жизни упрекать себя за то, что вы сломали себе шею, а я мог это предотвратить, но ничего не сделал.

Мальчик поднял голову, и конюх встретился взглядом со странными, зеленовато-карими глазами. В которых, к удивлению мужчины, не было ни страха, ни запальчивого вызова. Скорее, взгляд казался изучающим.

— Мне кажется, что я могу попробовать, — негромко сказал мальчик.

Конюх только безнадежно махнул рукой и пошел прочь, на ходу отдавая приказания своим помощникам.

Дарл заметил то, что "дан-Энрикс" был бледнее, чем обычно, а застывшее лицо казалось слишком уж бесстрастным, чтобы можно было верить в натуральность этого спокойствия. Арклесс уже почти жалел о том, что несколько минут назад ввязался в это дело. Если бы можно было каким-то чудом взять свои слова обратно, Дарл с радостью бы это сделал. Но сейчас, похоже, было уже поздно отступать.

Крикс не простит ему подобного вмешательства.

Дарл еще раз взглянул на энонийца, и его внезапно осенило. "Да ведь он же этого хотел! — ахнул он мысленно. — Ну да! Он только и мечтал о таком случае… Он же мне говорил, что это лучший конь в Империи. Теперь его от Фэйро и клещами не оттащишь. Потому что он — фанатик. Ну а я… а я дурак!.. Только бы все сошло благополучно!"

Тут панические мысли Дарла были прерваны внезапным появлением Фуэро. То есть собственно Фуэро и трех конюхов, выводивших его из конюшни. Вычистить его, как чистили обычно лошадей перед парадным выездом, они, конечно, не успели, но черная шкура Фэйро все равно сверкала, как обсидиан. Арклесс даже на мгновение отвлекся и залюбовался жеребцом, обращавшим на трех взрослых мужчин, повисших на его уздечке, так же мало внимания, как если бы это были мухи, вьющиеся и жужжащие над его головой. По тому, как напряженно двигались все трое конюхов, можно было догадаться, что они с трудом справляются со своим подопечным. Когда один из них сделал движение, которое можно было истолковать как попытку сесть в седло, Фэйро покосился на него так бешено, что тот невольно отшатнулся в сторону.

Дарл понял, что, скорее всего, Фэйро на сей раз не даст "дан-Энриксу" даже поставить ногу в стремя. Казалось, что седло с уздечкой вызывают у коня такое раздражение, что превращают его в дикое, неуправляемое и опасное животное.

Впрочем, это было не совсем так. Диким и неуправляемым Фэйро бывал не только под седлом, но и у себя в конюшне. А опасным не переставал быть никогда.

— Отойдите! — резко сказал Крикс.

— Что вы… мейер Рикс… — с натугой отозвался главный конюх. — Походите осторожно, мы его подержим…

— Отойдите от него!

На этот раз никто не усомнился в том, что это был приказ. И хотя подчиняться своенравному мальчишке им хотелось даже меньше, чем вот так вот оставлять его один на один с Фуэро, конюх и его помощники все-таки послушались.

Почувствовав, что ничьи руки не вцепляются в уздечку, Фэйро понемногу успокоился. Тогда "дан-Энрикс" медленно направился к нему.

— Тише, Фэйро, это я… Все будет хорошо.

Крикс и сам не очень понимал, о чем он говорит. Ему просто нужно было заполнить хоть чем-то тишину, воцарившуюся во дворе конюшни, когда он пошел к Фуэро.

Он уже преодолел то расстояние, на котором Фэйро начинал воспринимать любого человека, как угрозу собственному спокойствию, и жеребец изогнул шею, прижимая уши.

"Высшие, что сейчас будет…" — только и успел подумать Дарл. "Если Рикс сейчас возьмется за уздечку, Фэйро точно озвереет". Арклесс не заметил, когда начал называть Фуэро именем, которое нашел ему "дан-Энрикс". Очень уж оно казалось подходящим.

Но Крикс даже не взглянул на брошенную конюшим уздечку. Продолжая шептать коню что-то успокоительное, мальчик подошел к нему почти вплотную и погладил по плечу. Совсем как в прошлый раз, когда зашел к нему в денник.

Так они простояли почти целую минуту. Фэйро словно окаменел, а Крикс продолжал гладить черную лоснящуюся шкуру, медленно сдвигаясь в сторону. Похоже, Фэйро разгадал его маневр, но все равно остался неподвижен. Крикс сообразил, что ему нипочем не сесть верхом без той приступки, которую он использовал для этой цели в деннике. Фэйро — это все-таки не коренастый Шмель, в седло которого Рикс мог залезть без посторонней помощи.

Но просить о помощи на этот раз было нельзя, и оставалось только подтянуть пониже стремя. Крикс проделал это, продолжая одной рукой гладить шею Фэйро и сосредоточив все свое внимание на ремешках. Так было проще. Он смотрел на свои руки и даже успел отстраненно удивиться тому, что они не только не дрожали, но и двигались до тошноты размеренно и плавно.

Завершив все необходимые приготовления, Крикс оттолкнулся от земли, так что через секунду, так и не поняв, как именно он это сделал, он уже сидел в седле и, закусив губу, подтягивал стремя повыше. Фэйро беспокойно переступил с ноги на ногу и покосился на наездника через плечо. Но этим все и кончилось.

— Теперь попробуй проехаться по двору, — осипшим голосом предложил конюх.

Крикс кивнул — сам знаю — и легонько тронул бока Фэйро пятками.

Тот тронулся с места и пару раз обогнул широкий двор конюшни, словно самый обычный конь. К этому моменту из конюшни вышел Юлиан, закончивший чистить свою лошадь. Единственный из всех, кто находился в это время во дворе, он ничего не знал о Фэйро, и поэтому не слишком удивился. Просто подошел и встал рядом с Димаром, который был слишком потрясен происходящим, чтобы что-то ему объяснить. Но Крикс едва ли это замечал. Его внимание было всецело сосредоточено на Фэйро. Крикс уже успел немного успокоиться, прийти в себя и сделать вывод, что кататься шагом по двору — совсем не то, ради чего стоило вообще садиться на такого коня, как Фэйро.

— Давай-ка посмотрим, как ты ходишь рысью, — прошептал он черному коню.

Но то ли Фэйро застоялся на конюшне, то ли он просто не признавал такой аллюр, как рысь, однако на попытку подогнать его он отозвался тем, что с места взял в галоп. Кто-то из зрителей издал испуганное восклицание, и главный конюх бросился наперерез коню, чтобы попробовать его остановить, но тут же в тишине раздался голос Крикса:

— Не мешайте! Все в порядке…

Сделав еще несколько кругов размашистым галопом — хотя и держась притом в седле не совсем так, как полагали правильным лаконские аристократы — он сумел остановить Фуэро и торжествующе обвел глазами всех собравшихся.

— Все хорошо, мейер дан-Энрикс? — спросил конюх, от волнения мешая прозвище клиента с титулом.

— Да, благодарю вас, — очень вежливо ответил Крикс. И сейчас же перевел блестевшие глаза на Дарла с Лэром. — Думаю, я справлюсь.

Дарл только беспомощно развел руками.


Пока они шагом ехали по людным улицам столицы, Фэйро, относившийся к своему новому наезднику с изумляющей Димара снисходительностью, вел себя вполне пристойно. Поворачивал, когда им нужно было повернуть, не обращал особого внимания на остальных коней и попадавшихся им на пути прохожих. Но как только они выехали за ворота и оказались посреди открытого пространства, простиравшегося от тянущегося неподалеку леса до морского побережья, Фэйро, уже долгое время не оказывавшийся на воле, стал заметно нервничать и несколько раз сильно тряхнул головой, вынуждая наездника ослабить поводья. Крикс стиснул бока коня коленями, его лицо застыло. Арклесс тоже побледнел и мысленно спросил себя — с чего он взял, что все самое сложное уже осталось позади?.. И почему не уговорил Крикса для начала ограничиться прогулкой по двору конюшни? — это же и так было гораздо больше, чем могли себе позволить остальные всадники, когда-нибудь мечтавшие сесть на Фуэро. Димар понимал, что дальше может получиться хуже, но его, как и "дан-Энрикса", как будто фэйры под руку толкали. Очень уж хотелось, чтобы Рикс еще раз поразил лаконских менторов и посрамил Дарнторна, появившись перед всеми на коне, сесть на которого не смели даже взрослые мужчины.

А чего хотел сам Крикс, не знал никто.

Возможно, в ту минуту, когда Фэйро сделал первую попытку сбросить своего наездника, тот в глубине души хотел только одного — снова оказаться на твердой земле и, по возможности, с неповрежденными конечностями.

Арклесс понимал, что, если Фэйро в самом деле пожелает "высадить" лаконца, у того нет ни малейших шансов удержаться на его спине.

Несколько раз конь резко бросался из стороны в сторону, как будто бы не мог решить, избавиться ему от всадника или все-таки еще немного потерпеть. Желая помешать ему, Крикс подобрал поводья покороче, и это, по-видимому, стало для Фуэро последней каплей, переполнивший в то утро чашу (а точнее, крошечный наперсток) его скудного терпения. Закусив удила, конь сделал несколько бешенных скачков и помчался вдоль городских стен таким неистовым галопом, что, казалось, он мог обогнать даже летевший с моря ветер. Арклесс — бледный, с перекошенным лицом, смотрел вслед Фэйро, понимая, что он уже ничего не сможет сделать, и только молясь, чтобы "дан-Энрикс" не сломал себе шею.

А потом младший лаконец закричал. Но только это был не бессвязный вопль перепуганного человека, а ликующий, восторженный и резкий крик, живо напомнивший Юлиану Лэру боевые кличи каларийских всадников. Крикс давно забыл все наставления своих товарищей и растопырил локти в сторону, откинувшись назад и слишком глубоко просунув ноги в стремена — короче, сделав все возможные ошибки, от которых его столько предостерегали Арклесс с Лэром. Но зато он больше не боялся. Страх, как клочья серой паутины, был сметен ударившим в лицо холодным ветром. Жухлая трава, далекие деревья и светлые стены города со страшной скоростью неслись мимо него. Он услышал чей-то громкий крик, а через пару секунд запоздало понял, что кричит он сам.

Казалось, упоение от скорости и неожиданно нахлынувшей свободы просто-напросто разорвало бы ему легкие, если бы не выплеснулось в крике.

Мальчик рассмеялся, а Фуэро, понемногу успокаиваясь, перешел на плавную, размашистую рысь. Потом на шаг. Дарл с Юлианом к тому времени давно остались где-то далеко позади. И с того места, где они остались, им едва ли было видно, что с их другом все в порядке. Значит, нужно было возвращаться.

"Все, теперь поехали обратно, Фэйро, — сказал Крикс охрипшим голосом. Слегка потянул за повод. — Возвращаемся! Вот молодец… Теперь все будет по-другому. У тебя будет новое имя, и я никому не дам тебя в обиду. Обещаю"

Крикс погладил жеребца по черной гладкой шее. Несмотря на их сумасшедшую скачку, шкура Фэйро была теплой и сухой, как будто он не покидал конюшни. А еще — теперь Крикс совершенно точно знал, что Фэйро нравятся его прикосновения, нравится ощущение чужой руки на своей шее и даже тяжесть на спине — хотя для Фэйро, от рождения предназначавшегося для тяжелой конницы, такая тяжесть была просто смехотворна. Мальчик вообще теперь знал о Фуэро куда больше, чем до этой скачки. Криксу даже показалось, что, если бы конь не перешел на шаг так скоро, то еще через пол-стае он сумел бы прочитать и его мысли. И получше, чем любой видун.

"Кажется, я знаю, почему ты не хотел возить Финн-Флаэна и остальных, — Крикс тихо засмеялся. — Может быть, ты просто ждал — меня. А, Фэйро?"

Конь даже ухом не повел в ответ на это, что и говорить, самодовольное предположение.

К Димару с Лэром Крикс подъехал сдержанной, неторопливой рысью, гордо выпрямившись и стараясь привставать на стременах со всем доступным ему изяществом. Про себя он полагал, что в эту минуту выглядит не хуже прирожденного аристократа. А ведь не так много времени прошло с тех пор, когда даже короткая поездка за спиной Эрлано казалась ему великим приключением! Но друзьям было не до того, чтобы оценивать его посадку.

— Как ты меня напугал! — сказал Димар. Он все еще был очень бледен. — Честно говоря, я был уверен, что эта зверюга тебя сбросит. Может быть, вернем его в конюшню и найдем тебе нормального коня?…

Вопрос прозвучал так безнадежно, что Крикс даже не счел нужным отвечать. Он чувствовал, что успех с Фэйро возвышает его в глазах Юлиана, чей народ всегда оценивал мужчину по способности сидеть в седле, и эта мысль была ему приятна. Как и то, что его другу еще только предстоит узнать о том, чем Фэйро славился на самом деле. Впрочем, похваляться перед Юлианом ему было пока нечем. Хоть он и сумел каким-то чудом приглянуться Фэйро, всадник из него был по-прежнему неважный. Вся надежда лишь на то, что за оставшиеся два или три дня он сможет хоть чему-то научиться. Чтобы не наверстывать упущенное под прицелом издевательски прищуренных глаз Льюберта.

— Я так понимаю, мы — в Эрхейм? — спросил Димар.

Переглянувшись, Крикс и Юлиан кивнули.


В приемном зале дожидались выхода правителя придворные и те аристократы, которые рассчитывали лишний раз попасться на глаза Валлариксу.

Лорд Бейнор Аракс Дарнторн с полудюжиной вассалов занял место у самой двери, почти вплотную к охраняющим портал гвардейцам. Аденор, как и многие другие, не желал быть столь навязчивым (а может, просто не хотел толкаться у двери локтями с Тинто и Фессельдами), поэтому прохаживался взад-вперед по залу, заговаривая то с одним, то с другим гостем. В ту минуту, когда в зал вошел лорд Ирем, Аденор как раз прохаживался между колонн под руку с Финн-Флаэном и вел пустопорожнюю беседу о достоинствах тарнийских лошадей. Сам Аденор предпочитал халарцев, а Финн-Флаэн вообще не разбирался в лошадях и отвратительно сидел в седле, но имел слабость выдавать себя за знатока и часто рассуждать на эту тему.

— …Посмотрите-ка, Ральгерд, — сказал Фин-Флаэнн, оборвав свое бахвальство. — Не кажется ли вам, что этот человек ведет себя так, словно он — император?!

Негодующий взгляд лорда Филомера вперился куда-то в противоположный конец залы, и лорд Аденору пришлось развернуться, чтобы посмотреть, что же привело Финн-Флаэна в такое раздражение.

Дверь аулариума Императора открылась, и возникший на пороге мессер Ирем вышел в зал, ни на кого не глядя и не задержавшись на пороге. Темно-синий плащ, колыхавшийся у каларийца за спиной в такт стремительной походке коадъютора, казалось, подметает краем мраморный, зеркально чистый пол. Лорд Ирем вышел от правителя с оружием, с которым он не расставался даже во дворце. Легкий гул, стоявший в зале из-за полудюжины одновременных разговоров, разом стих — все молча и неодобрительно следили, как рыцарь пересекает зал и нетерпеливым жестом приказывает салютующим ему гвардейцам опустить мечи.

— Вы совершенно правы, — сказал Аденор, кивая возмущенному Финн-Флаэну. — Кажется, с некоторых пор Империей правят не дан-Энриксы, а доминанты!

Ральгерд сразу осознал, что он допустил грубую промашку. В наступившей тишине его приглушенный, но сочившийся уничижительным презрением голос прозвучал гораздо громче, чем хотелось лорду Аденору.

В глубине души Ральгерду было, в сущности, плевать на лорда Ирема и возглавляемый им Орден. Он даже считал, что, находясь на месте каларийца и обладая такими же полномочиями, любой другой человек позволял бы себе несравненно больше Ирема. Но, верный своей привычке соглашаться с собеседником и говорить именно то, что тому будет приятно слышать, он и сейчас просто ответил в тон Финн-Флаэну. И это — как он сразу понял — было страшной глупостью. Нет, Аденор прекрасно знал, что Ирем не станет рассказывать об этом эпизоде Императору, а если бы и рассказал, то Валларикс бы только устало поморщился. Но дело было не в крамольной мысли, способной рикошетом ударить по самому лорду Аденору. Куда хуже было то, что калариец, почти поравнявшийся с Финн-Флаэном и Аденором, приостановился, сузив свои светло-серые глаза.

— Доминанты — слуги Императора, лорд Аденор, — сухо сказал сэр Ирем. — Мы не покушаемся править империей. В отличие от некоторых из присутствующих здесь аристократов.

Рыцарь покосился на стоящего неподалеку лорда Бейнора со свитой. Выпад был таким внезапным и настолько недвусмысленным, что на побледневшем лице Дарнторна выступили красные пятна. Он шагнул вперед, но сразу же остановился, пригвожденный к месту взглядом серых глаз, которые сейчас смотрели холодно и властно, без обычной снисходительной иронии.

На свое несчастье, лорд Аденор как раз не обратил внимания на выражения глаз каларийца, думая о только том, как сохранить лицо, не подав в то же время повода для вызова на поединок. Меньше всего Ральгерду хотелось встретиться с оружием в руках с таким противником, как Ирем.

— Я вовсе не имел в виду, что ваши люди неверны правителю, лорд Ирем, — ответил Аденор, стараясь, чтобы его голос звучал примирительно, но в то же время не заискивающе: такого ему не простил бы ни один из слушающих разговор аристократов. — Но я все-таки не понимаю, почему вы никогда не дожидаетесь выхода Императора со всеми остальными. Вы как будто бы намеренно подчеркиваете разницу между нами, а между тем все мы имеем рыцарское звание и носим титул лорда, как и вы.

Ирем неприятно усмехнулся.

— Разница между нами, мессер Аденор, заключается не в титулах. Вы можете прийти сюда за час, даже за два до выхода правителя, прохаживаться по дворцу, болтать о разных пустяках и чувствовать себя при деле. Оно и понятно, потому что, если бы вы не явились во Дворец, вам было решительно нечем заняться. Все ваши заботы — послоняться по столице, потратить на обед два или три часа и почесать свою борзую за ухом. А у меня, представьте, есть обязанности, исполнение которых не терпит отлагательства. Так что, если вы позволите, я пойду в Адельстан, а вы пока заканчивайте вашу, несомненно, увлекательную и глубокомысленную беседу с лордом Флаэном, — губы Ирема сложились в тонкую улыбку, оскорбительную, как пощечина. — Я, к сожалению, не знаю, что вы обсуждали — новый цвет колетов для своих пажей, охотничьих собак или духи, которыми обычно обливаетесь, но я уверен, что ваш разговор как нельзя больше соответствовал вашему рыцарскому званию, о котором вы сейчас упомянули. Извините, мне пора.

Лорд Ирем развернулся и направился к дверям — на этот раз с подчеркнутой и вызывающей неторопливостью, как будто оставляя всем присутствующим шанс остановить его и ответить что-нибудь на оскорбительную отповедь, которой удостоился лорд Аденор. Но все подавленно молчали. Сохранявшие бесстрастное выражение лица гвардейцы отступили от дверей, распахивая одну створку перед коадъютором. Обе сразу открывали только для Валларикса.

Аденор смотрел в спину коадъютора, ожидая, что в дверях тот обернется, чтобы напоследок втоптать оскорбленных им аристократов в землю своей обычной иронической усмешкой. Но Ирем не обернулся, и, когда за ним закрылась дверь, Ральгерд внезапно понял, что так вышло даже хуже. Он буквально кожей чувствовал охватившую всех присутствующих неловкость, но при этом знал, что в глубине души каждый из них был рад, что калариец обращался не к нему. До этого момента Аденор старался избегать вражды с кем бы то ни было, но это еще далеко не означало, что он готов был позволить себя оскорблять. Усилием воли Ральгерд заставил себя успокоиться и размышлять о деле беспристрастно. Конечно, он не станет посылать Ирему вызов — так мог поступить какой-нибудь сопляк, бредивший рыцарскими идеалами, а Аденор был совершенно не таков. Месть умного человека должна быть продуманной, как можно менее рискованной и — главное — выгодной. Лорд вспомнил Арно Диведа и их последний разговор, и в его голове забрезжила идея. Мессер Ирем мог бы — сам того не зная — избавить его от досадной дани островным пиратам и их предводительнице. Нужно только выяснить, когда и где произойдет передача Королеве причитавшейся ей части груза, и окольными путями сообщить об этом рыцарям из Ордена. Пусть-ка светлейший коадъютор потаскает для него каштаны из огня. Не приходилось сомневаться, что Ирем примчится на причал, едва узнав, что можно будет разгромить давно известную в столице шайку. А учитывая, какой славой пользовалась Королева в Алой гавани, было более чем вероятно, что при этом каларийец сам сломает себе шею и избавит Аденора от дальнейших хлопот.


* * *


Крикс снял ножом еще несколько стружек и для пробы запустил волчок на верстаке, стоявшем у окна. На этот раз тот заскользил по столешнице, как по маслу, вращаясь с такой скоростью, что глаз не успевал подметить оборотов, и волчок казался совершенно неподвижным.

Проходивший мимо Марк остановился.

Крикс поймал волчок, для вида еще раз поскреб его ножом — хотя работа, вне всякого сомнения, была закончена — и запустил еще раз. Его охватила ностальгия. Он вспомнил, как запускал волчки для Тена и Тирена, и спросил себя, увидит ли он еще когда-нибудь приемных братьев и всех остальных членов семьи. Можно себе представить, каких ужасов могла навоображать мама после его побега, если даже отъезд Вали в крепость Четырех Дубов казался ей трагедией! Крикс все представлял совсем не так. Он не сомневался, что поступит в Энмерри в ученики, а там при первой же оказии передаст весточку домой. И Фила станет приезжать в Энмерри, чтобы повидаться с ним и Вали. Кто же мог знать, что его путешествие окончится не в Энмерри, а в месяце пути оттуда…

Крикс скорее чувствовал, чем видел, что Этайн не трогается с места, продолжая наблюдать за ним. Будь это кто-то другой, подобное внимание смутило бы "дан-Энрикса" и он, возможно, поспешил бы убрать законченную игрушку с глаз долой, пока над ним не начали смеяться. Но рядом стоял не кто-нибудь, а Марк Этайн, который делил с ним и Лэром комнату в Лаконе, так что Крикс давно привык к его внезапным появлениям и столь же внезапным уходам. Он был уверен, что Маркий, неизвестно почему заинтересовавшийся его занятием, пару минут понаблюдает за соседом и уйдет.

Но, очевидно, любопытство все же перевесило, потому что Марк присел на край скамьи и спросил:

— Что это у тебя?

— Волчок, — ответил Крикс, вертя в руках свою поделку. — Я его почти закончил, только не успел раскрасить.

Маркий с любопытством покосился на волчок, как будто ожидая, что тот снова ни с того ни с сего примется вертеться и носиться по столу.

— Раскрасить? А зачем?…

Тогда Крикс поднял голову и посмотрел на своего соседа с удивлением.

— Ты что, с луны свалился? Никогда таких не видел раньше?

Маркий чуть заметно покраснел.

— Нет, не видел. А зачем он нужен?

— Ну и ну, — Крикс рассмеялся. — Ни зачем не нужен. Так… игрушка. Я такие младшим братьям делал, еще дома.

— Ты по ним скучаешь, да? — спросил Этайн, внимательно смотревший на южанина.

— Скучаю, — согласился Крикс. Чуть-чуть подумал и спросил — А у тебя есть братья?

— Нет, у меня только сестры. Четверо.

— Ого!

— Вот-вот. Они мне дома страшно надоели. Но теперь я был бы рад еще раз их увидеть. Они с утра до ночи играли в куклы, ссорились друг с другом или что-то шили. А еще каждые полчаса бегали жаловаться друг на друга матери.

— Ну, а ты во что играл?

— Ммм… да ни во что особенно. Я в основном учился. Так хотел отец.

— Тогда понятно, — сказал Крикс. А про себя подумал, что ему, пожалуй, повезло гораздо больше, чем многим из его друзей аристократов. Это ж надо — в десять лет даже не знать, как выглядит волчок! — А мы в деревне делали из палок деревянные мечи…

— Ну, на мечах я тоже каждый день тренировался, — вставил Марк. — Только не с ребятами, а с одним бывшим телохранителем из Мельса. Если честно, мне не очень нравилось. Летом мы ходили фехтовать на задний двор, на самый солнцепек. А зимой мне казалось, что защитная перчатка вот-вот примерзнет к руке, так что ее потом не отдерешь. И так по несколько часов, в любой день, кроме праздников. А стоит попросить о передышке — как тебе закатывают лекцию о том, что нужно быть мужчиной и бороться со своими слабостями. Не понимаю, как можно фехтовать для собственного удовольствия…

— Да мы не фехтовали, — покачал головой "дан-Энрикс". — Это было как игра… Еще мы делали ходули или строили из веток шалаши. Или купались. А однажды даже смастерили плот, только он быстро утонул. Играли в "барсука в мешке", в волчки и в кольца. В общем, было весело, — заметил Крикс, решив не уточнять, что очень часто самые веселые из этих развлечений ему приходилось наблюдать издалека, поскольку многими забавами верховодил Катти с дружками, а присутствия приемыша сын старосты бы ни за что не потерпел. — Хочешь, отдам тебе волчок, когда закончу?

— Да зачем… я же не маленький, — возразил Айн — впрочем, без особенной уверенности. Красноречивый взгляд, который Маркий бросил на волчок, доказывал, что он совсем не прочь им завладеть.

— Причем тут "маленький"? — пожал плечами Крикс. — На старших посмотри. Вон Синто Миэльвитт и его побратимы каждый день играют в куббл в парке Академии…

— Ладно, я возьму волчок, — быстро, словно опасаясь передумать, согласился Марк.

"Вот еще человек, который совершенно не похож на то, чем кажется" — глубокомысленно подумал Крикс. А вслух сказал:

— Ну и прекрасно. А не хочешь вечером пойти со мной и Юлианом к Дарлу? Он позвал нас посидеть у их костра на празднике. В лагере старших будут жечь костры и праздновать до самого утра. А мастер разрешил нам посидеть там до полуночи.

— Хлорд, может быть, и разрешил, но старшие не очень-то обрадуются, если новички придут сидеть у их костра, — покачал головой Маркий, снова принимая рассудительный и отстраненно-вежливый тон, так удивлявший Крикса раньше.

— Нас же пригласил Димар. Мы с ним друзья. Так что, пойдешь?..

— Пойду. А сейчас извини, я вообще-то шел по делу. Мастер Вардос приказал найти мастера Дейрека и попросить его зайти к нему.

— И он, конечно же, велел тебе поторопиться с этим делом? — рассмеялся Крикс.

— А как же, — Марк ответно улыбнулся. — Ладно, встретимся на ужине.

Крикс был удовлетворен беседой. "А он ничего" — подумал он о Марке. То есть Крикс, конечно, никогда не думал о нем плохо, но до сих пор его не особо интересовал сосед по комнате. А теперь оказывалось, что с ним тоже можно поболтать, как с Юлианом или с Дарлом.

С того дня, как они прибыли в Эрхейм, прошла неделя. Несмотря на то, что замок часто называли Деревянной крепостью, Крикс обнаружил, что старое здание сложено из мрачноватого серого камня, по словам Димара, добываемого на карьерах Перевала. В другое время Крикс был обязательно полюбопытствовал, откуда тогда вообще взялось название Деревянной крепости, но в тот момент и он был слишком измотан, чтобы задавать какие-то вопросы. По пути он успел дважды вылететь из седла — причем сбросить его Фэйро вовсе не пытался, и оба падения произошли не по его вине. Один раз мальчик сам не удержался на спине у Фэйро, когда тот слишком стремительно одолел крутой и скользкий склон холма, а в другой раз лопнул ремешок от стремени, и потерявший равновесие наездник не успел вовремя придержать коня. К счастью, в первый раз падение пришлось на мягкую, глинистую землю, а второй раз Крикс и вовсе сверзился в ручей на дне лесистого оврага, так что в Эрхейм он прибыл грязным, мокрым и покрытым синяками. Мастер Дейрек принял вновь прибывших в Деревянной крепости и, мельком взглянув на влажную одежду и на засохшую корочку грязи на лице и на руках "дан-Энрикса", велел согреть воды. Пока Лэр с Дарлом наспех ужинали у огромного камина, Крикс сидел в большой бадье, наслаждаясь блаженным теплом и приятной болью в натруженных за день мышцах. Потом все они должны были лечь спать, но тут прислали человека из конюшни с жалобой на то, что приведенное лаконцами "чудовище" кусается и скалит зубы, как собака, и ни в какую не дается себя вычистить. Провожаемый насмешками друзей, Крикс вытерся, переоделся в чистую одежду и, пошатываясь от усталости, пошел в конюшню чистить Фэйро. Спать он лег уже глубокой ночью.

Когда на следующее утро Крикс и Юлиан услышали рожок, будивший остальных учеников, ни одному из них не захотелось подтянуть повыше одеяло и спокойно досыпать, пока не позовут на завтрак. Димар потом сказал им (несколько ворчливо, потому что младшие лаконцы разбудили и его), что через один-два года в Академии они начнут ценить каждую лишнюю минуту сна и перестанут вскакивать в самую рань.

Первогодки вылетели на порог как раз вовремя, чтобы увидеть, что ученики мастера Дейрека выходят за ворота, направляясь к лесу.

— Куда все идут? — спросил "дан-Энрикс" у дозорных, собиравшихся закрыть ворота.

— Тренировка на Петле, — коротко и непонятно объяснил лаконец, бывший всего на год или полтора старше их с Лэром, но одетый в настоящую кольчугу и перепоясанный мечом. Стоявший рядом с ним подросток пресерьезно опирался на древко копья. Хотя в Эрхейме были взрослые, охрану здесь несли лаконцы. Крикс уже не удивлялся — только с нетерпением ждал дня, когда их наконец допустят наравне с другими охранять Лакон. Дарл, правда, говорил, что ждать тут нечего, поскольку все эти дозоры — только лишняя докука. Рот зевотой раздерешь, пока достоишь вахту на стене или у входа в башню.

Крикс бы не решился попросить у юного дозорного не закрывать ворота и дать им пройти — вдруг это нарушает заведенный здесь порядок? — но тот, похоже, сам сообразил.

— Если хотите посмотреть — идите с ними, — сказал он великодушно. — Мы потом вас впустим.

И Лэр с Риксом беспрепятственно вышли из крепости.

Последние ученики, одетые в серые куртки, уже дошли до опушки леса. Переглянувшись, мальчики заторопились, чтобы не потерять их из виду. Но все опасения оказались напрасными. В лесу сейчас же обнаружилась тропинка, выглядевшая так, как будто бы ее протоптали много лет назад. Добравшись до нее, все лаконцы сейчас же переходили на бег и быстро исчезали за деревьями. Крикса и Юлиана, собиравшихся последовать общему примеру, остановил Наставник второгодков.

— Уйдите с дорожки, — велел он, ничуть не удивляясь, что приехавшие накануне младшие не спят сейчас в Эрхейме. — И не заходите слишком далеко, а то еще провалитесь куда-нибудь.

— Куда провалимся? — не понял Крикс, забыв даже добавить вежливое "мастер".

Но наставник Дейрек не обиделся.

— Это Петля. Тропа для утренней разминки. В Академии вы просто бегаете вдоль стены, а здесь есть разные препятствия, ловушки и преграды, которые нужно преодолевать. Ничего действительно опасного, конечно, но все равно каждый год случаются падения и вывихи. Вам с Лэром туда лучше не ходить. В первый год учебы проходить Петлю не полагается.

Несмотря на эти предостережения, наставник явно был настроен благодушно, и Крикс с самым невинным видом попросил:

— А можно нам хотя бы посмотреть? Мы будем очень осторожны, мастер.

— Ладно, посмотрите, — разрешил наставник. И зевнул, не разжимая губ.

Юлиан и Крикс направились вглубь леса. На тропу они не заходили, памятуя о предупреждении наставника. Но и далеко не отходили.

До сих пор им представлялось, что подростки из второго энгильда не так уж сильно отличаются от них самих. В конце концов, среди учеников мастера Дейрека встречались даже их ровесники — те, кто оказался в Академии в девять и десять лет.

Но сейчас они поняли, что разница огромная.

На их глазах лаконцы перепрыгивали через ров, потом, не покачнувшись, пробегали по наклонному стволу старого дерева, ловко соскакивали вниз и перекатывались по земле, не загрязнив форменных курток, словно соприкосновение с травой и глиной было столь коротким, что не успевало оставить след на плотной серой шерсти котты. Крикса с Юлианом уже начали учить подобным перекатам, но для них было загадкой, как можно выполнить его так быстро, не примериваясь и не обращая ни малейшего внимания на ножны с тренировочным мечом, висящие у каждого лаконца на бедре. Глубокий овраг, встречавшийся им дальше, ученики Дейрека привычно преодолевали, ухватившись за конец веревки и перелетая с одного берега на другой. Все это делалось быстро, молча и сосредоточенно, только на дне оврага жизнерадостно журчал ручей. На глазах у Крикса с Юлианом какой-то из лаконцев слишком рано отпустил веревку и, не удержавшись на глинистом откосе, с плеском рухнул в воду. Наверх он выбрался только с четвертой попытки — мокрый, перемазанный в земле и заметно приволакивающий ногу. На новичков, встревожено следивших за ним с другой стороны оврага, он даже не взглянул. Отер измазанные землей руки о штаны и, не сказав ни слова, побежал вперед, слегка прихрамывая. По мелькавшей за деревьями серой куртке друзья поняли, что дальше тропка круто забирает вверх.

— Переберемся на ту сторону?.. — неуверенно предложил "дан-Энрикс".

Юлиан выразительно показал глазами на дно оврага. Крикс мысленно согласился с ним, что, попытайся они последовать примеру старших, у них куда больше шансов оказаться там, чем на противоположном берегу.

— Тогда пошли назад. Раз это называется Петлей, другой конец должен выходить к тому же месту, где остался мастер Дейрек.

— Правильно, иначе он не стал бы там торчать…

Конец Петли почти не отличался от ее начала. Здесь был выкопан такой же ров, что на другом конце тропы, но на сей раз такой широкий, что не перепрыгнешь. Через ров была перекинута доска, закрепленная с обеих сторон — нечто вроде узенького мостика без ограждений и перил. А посреди мостика стоял, припав на одну ногу и как будто отдыхая, незнакомый ученик. В руке он держал тренировочный меч. Услышав их шаги, лаконец покосился на новичков, но тут же отвел взгляд, сосредоточив все свое внимание на противоположной стороне моста.

— А это еще что?.. — пробормотал Криксу на ухо Юлиан.

— Если это то, о чем я думаю, то будет весело, — ответил Крикс. — Со стороны похоже на одну игру… У нас в нее играли, только с палками, а не с мечами. Называется — "Тролль на мосту". Мостом может быть что угодно. Настоящий мост, или доска, или бревно… Один игрок встает посередине, а другой пытается пройти. Задача тролля — сбросить его в реку. Или в ров… — задумчиво добавил Крикс, поскольку в эту самую минуту из леса показался новый ученик, и, плавным, отработанным движением вытащив меч из ножен, встал на доску, осторожно продвигаясь к "троллю". Крикс знал, что сражение на доске обычно происходит очень быстро, и поэтому не удивился, когда через несколько мгновений нападавший соскользнул с доски и, взмахнув руками, рухнул вниз.

Всплеска не последовало.

Крикс заволновался, и на всякий случай, подойдя поближе, заглянул в ров. Оказалось, что вместо воды его заполнили песком. Пришлось признать, что это даже лучше. Вода, может, и смягчила бы падение, но каково потом бежать по лесу вымокшим до нитки?

— А что было бы, если бы вниз упал не он, а тролль? — поинтересовался Юлиан.

— Тогда победитель занял бы его место, и все бы пошло по новой. Будем еще смотреть?

— Конечно!

Они посмотрели больше дюжины подобных схваток, прежде чем услышали звук рога, означающий, что тренировка окончена и пора завтракать.

Жили в крепости куда скромнее, чем в Лаконе. По меркам простых горожан, ученики из Академии привыкли вкусно есть и мягко спать, хотя, возможно, они сами думали иначе. Здесь, на Перевале, жизнь была немногим лучше, чем в походе. Крикс с удивлением узнал, что старшие, прибыв в Эрхейм, живут не в замке, а палатках и шатрах, расставленных весной и осенью у леса, а зимой — прямо под забралом крепости. Сегодня тренировок не было, так как ученики мастера Дейрека строили на опушке леса лагерь, где им предстояло поселиться. Вбивали брусья частокола, устанавливали знамя, ладили скамьи из досок и готовили кострища. Самые ловкие, взобравшись на шесты, натягивали плотные холщовые навесы. Ровные ряды палаток вырастали, как из-под земли. Повсюду пахло деревом, смолой и дымом.

Лэр с Риксом наблюдали за происходящим, забывая закрыть рты от изумления. Дарл, котому такие зрелища были не в новинку, только снисходительно улыбался и рассказывал, что в первый раз, когда его отряду пришлось строить лагерь, Вардос придирался к каждой мелочи и заставлял по двадцать раз переделывать уже готовое, зато теперь они действительно могут разбить походный лагерь за положенные полтора часа, а не возиться с ним полдня, как ученики мастера Дейрека. Но Криксу с Юлианом вовсе не казалось, что они "возились". Все работы выполнялись слаженно и быстро, как на тренировке. Не хотелось даже представлять, какой же скорости и точности сумел добиться от своего энгильда Вардос.

Впрочем, через пару дней они это увидели.

Третий отряд прибыл в замок в одно время с Хлордом. А после обеда, съеденного прямо в поле и состоявшего из еды, захваченной собой еще из Академии, сразу же принявшийся за постройку и укрепление своего лагеря, как будто бы они действительно были не группой учеников, а войском, вставшим на привал. В тот день Крикс впервые испытал нечто вроде уважения к мастеру Вардосу, который вообще-то очень раздражал его излишней строгостью и мрачным педантизмом. Но, каким бы неприятным характером не обладал Старший наставник, в два часа по полудни напротив крепости возвышался лагерь, не идущий ни в какое сравнение с соседним — хотя до этой минуты Крикс считал, что и там придраться не к чему. Но теперь он понял, что ошибся. Двойной частокол и земляная насыпь защищали лагерь третьего энгильда ото всех возможных нападений. Лагерь был расчерчен идеально ровными дорожками, сходившимся под прямым углом к центральной площадке, где был вбит штандарт энгильда. Со стен крепости было прекрасно видно и штандарт, и замершего у древка дозорного. Юлиан скептически спросил, зачем ставить у стяга часового в лагере, где вход и без того надежно охраняется дозорными. Но ответ был слишком очевиден, чтобы кто-нибудь принял такое замечание всерьез. Излюбленная лаконцами всех возрастов игра в "Три штандарта" состояла в том, чтобы собрать у себя стяги из всех трех лагерей. То есть похитить у соседей два недостающих знамени. Даже старожилы Академии не могли припомнить случая, чтобы какому-то отряду в самом деле удалось подобное, но попытки повторялись каждый год. Пойманных в чужом лагере лазутчиков всегда жестоко колотили, но охотников украсть чужое знамя все равно не убывало. Хотя бы потому, что тех, кто приносил чужой штандарт в свой лагерь, остальные чествовали, как героев, и на многих отблеск этой славы падал еще долго после этого — не неделю, даже и не месяц, а несколько лет.

Глядя на дозорного, навытяжку стоящего у стяга, Крикс мечтательно подумал — вот бы каким-то образом суметь доставить этот флаг в Эрхейм, раз уж младших разместили в крепости. Можно себе представить, в какой ярости будет наставник Вардос, когда ему скажут, что штандарт его отряда смог забрать какой-то новичок!.. Не то чтобы Крикс действительно вынашивал подобный план, но каждый раз при взгляде на дозорного внутри возникал щекочущий, веселый холодок — совсем такой же, как когда он в первый раз решился сесть на Фэйро. Может быть, и в правду стоит попытаться?… Юлиан с Димаром рты пооткрывают, если у него получится.

Крикс тешил себя этой мыслью еще несколько минут — пока не вспомнил, что Димар живет именно в этом лагере. И похищение "дан-Энриксом" их знамени едва ли вызовет у Арклесса энтузиазм.

Так прошел весь остаток недели. Младшие тренировались вдвое дольше, чем в Адели, да еще и ездили верхом, но без занятий в скриптории и вылазок в город свободного времени все равно оставалось больше, чем в Лаконе. От нечего делать Юлиан и Крикс облазили все закоулки крепости. Тогда-то они и заметили, что над главным входом в крепость вырезана надпись. Из-за трещин в камне ее было трудно прочитать, да и сами знаки неуловимо отличались от привычных им по Академии. Должно быть, надпись сделали очень давно. Пока они бились, стараясь разобрать первое слово, подошел Димар. Остановился, запрокинул голову.

— Я тоже первый раз не смог прочесть, — признался он.

— А потом смог?.. Что здесь написано?

— "Страха нет. Боли нет. Смерти нет".

— Как-как? — Крикс обернулся.

Арклесс повторил.

— Это что, какой-нибудь девиз?..

Димар задумался.

— Да нет… Я бы сказал, это напоминание. О том, чему мы должны научиться в Академии. Когда вы пройдете ритуал вступления в галат, вам все расскажут.

— А ты можешь рассказать сейчас?

— Хм… Ну, особой тайны в этом нет… Создатели Лакона полагали, что для тех, кто победит свой страх и свою боль, смерти не существует. Если ты сильнее страха, ты сильнее смерти. Можно сказать, первый шаг к бессмертию — преодолеть свой страх. Здесь, в Академии, нас заставляют преодолевать десятки трудностей, чтобы однажды мы смогли преодолеть себя. Впрочем, не забивайте себе этим головы, — смутился Дарл, увидев, с каким пристальным вниманием на него смотрят оба младших. — Лучше всего вообще забудьте этот разговор.

Они действительно не говорили больше о той надписи. Но Крикс пообещал себе, что не забудет ничего, сколько бы времени не прошло после их сегодняшней беседы. Той же ночью он лежал без сна на жестком тюфяке, заложив руки за голову и бездумно глядя в темноту, и давешняя надпись все маячила перед его глазами, будто ее написали огненными буквами на пололке их спальни.

Страха — нет.

Боли — нет.

Смерти — нет.


* * *


Маленькая, небогатая по меркам гаваней корчма "Морской Петух" славилась прекрасной кухней — мяса тут почти не подавали, зато рыбу и разнообразных морских гадов могли приготовить так, что пальчики оближешь. Тридцать три различных способа обжарки, и для каждого — еще с полдюжины затейливых подливок по секретному хозяйскому рецепту. Только _знающие люди_ все равно ценили трактир не за достоинства здешнего повара и даже не за дешевизну. А за то, что хозяин "Морского Петуха" провел всю юность в Алой гавани и до сих пор охотно помогал своим. Укрывал краденный товар, давал приют сбежавшим от облавы… да и об облаве, если надо, мог предупредить заранее, поскольку портовая стража тоже отдавала должное "Морскому Петуху". В самой дружбе корчмаря с "волками" ничего особенного не было — в Семнадцати гаванях каждый второй трактирщик знался с сумеречниками (к обоюдной выгоде, конечно). Зато "Морской Петух", в отличие от прочих, оставался не облупленным, что в переводе с воровского на общеупотребительный язык значило, что городская стража о двурушничестве корчмаря не знала. И вот это уже было редкостью.

Впрочем, и сам хозяин "Петуха" был ловок. Даже очень ловок.

Имя его в Алой гавани упоминали редко, называя старым "сумеречным" прозвищем — Слепень.

Айя рассудила, что искать своих людей сейчас, когда по гавани шныряют распаленные охотой "псы", будет по крайней мере неразумно. Гораздо лучше отсидеться в "Петухе", пока облава не закончится. Айя оскалилась, вспомнив, что груз потерян безвозвратно. Одновременно ее посетила мысль, что "псы" как-то уж слишком быстро и уверенно перехватили их у нужной пристани. Не иначе, кто-нибудь навел.

Она сняла кольчугу и освобождено повела плечами. Привычка привычкой, но все-таки четверть пуда вороненого железа на себе таскать и в них же драться, да еще с таким противником, как тот, светлобородый — это вам не грецкие орехи в меду трескать. И не на вышитых подушках возлежать, как тот лощеный тип, лорд Аденор, встречавшийся недавно с капитаном одного из ее кораблей.

Айя взяла чистую тряпицу, закатала окровавленный рукав и стала бинтовать раненную руку. Рана была чистая, такая быстро заживет и без целебной мази. Слепень, притащивший снизу бинт, светильник и кувшин с водой — умыться над стоявшим в углу тазом — переминался у порога, пытаясь сообразить, чем еще он может быть полезен.

— Платье принеси, — сказала Айя неразборчиво, зубами стягивая узел на повязке. — Такое… с широкими рукавами.

Трактирщик понимающе кивнул и исчез за дверью. Айя усмехнулась. Слепень, по всей вероятности, решил, что широкие рукава ей понадобились скрывать свою рану, хотя это как раз было дело десятое, подобная царапина могла бы приключиться даже от ножа. Которым девки в кухне мясо режут. Для нее сейчас куда важнее было спрятать сами руки — со следами шрамов, тонкой вязью островной татуировки и узлами мышц повыше локтя. С одной стороны, наемницы в портовых скромах попадаются нередко, и на ней одной свет клином не сошелся. Но и привлекать к себе излишнее внимание оставшейся без "свиты" Айе совершенно не хотелось. Чтобы переждать катившуюся по Нижнему городу облаву, следовало выглядеть как можно более невинно. Мельком бросив взгляд на туго забинтованную руку и решив — пока сойдет, она подперла плошкой на столе осколок зеркала и принялась заплетать волосы — сначала боковые пряди в две косы, потом все вместе — в одну толстую большую косу. Растрепать немного пальцами, все-таки ей полагалась выглядеть не как богатой и ухоженной девице из состоятельной семьи, а как задерганной служанке из ремесленных кварталов… Так, сойдет.

Айя покосилась на оставленные Слепнем кисточки и краску и ощерилась — дурак, мазилки-то зачем принес? Хочет, чтобы ее тут за потаскушку приняли?.. Впрочем, платье, которое Слепень занес через минуту, выглядело вполне прилично. Наверное, у кого-то из служанок одолжился. Айе хватило одного взгляда, чтобы понять, что в подоле платье будет коротковато. Да и в плечах как бы еще не треснуло. Но рукава были какие надо — мягкие, широкие, с тесемочками у запястий. Поверх платья Слепень положил потертый полукожушок. И посмотрел на Айю, ожидая одобрения.

Айя, долго не раздумывая, через голову стащила грязную рубаху и нырнула в платье. Взору содержателя трактира на мгновение открылась гибкая, с четко прорисованными мышцами спина. Слепня она не стеснялась совершенно. Да она и вообще мало кого стеснялась.

— Сойдет, — хмыкнула Айя, поводя плечами. И, приподняв подол, стащила с ног штаны. — Красилки свои унеси. Отдай той девке, у которой взял. Я тут от псов скрываться собираюсь, а не наверху подушки протирать.

Слепень криво улыбнулся, словно извиняясь, и быстро сгреб со стола дешевые румяна и другую дрянь.

— Тебе, может быть, ужинать сюда подать? — спросил он с заминкой.

Айя передернулся плечами.

— Вот еще. Зачем тогда и переодеваться было. Вниз пойду.

"Развеюсь" — мысленно добавила она. Не так обидно, когда люди гибнут там, где полагается — в походе, в схватке за пузатые бочонки, расписные сундуки и дорогие ткани островных купцов. Но чтобы так, по-крысьи… в городе, в котором именами ее хирдманнов пугали по ночам детей! За каких-то полчаса погибли Стриг по прозвищу Косой, Фридлейв и Глемм с Айтмаром. Причем Глемма зарубил тот же светловолосый калариец, который дрался с ней самой.

Айя чуть слышно скрипнула зубами и, войдя в неярко освещенный зал кормы, привычно села к стойке. Самое что ни на есть мужское место. Запоздало спохватилась, что девице в платье и с косой такое поведение вроде бы не пристало… Но вставать и менять место было бы еще глупее, так что Айя осталась сидеть там, где села. Ничего, начнут цепляться — она быстро их угомонит. Здешнего сброда Айя не боялась даже и с перебинтованной рукой.

— Пива нацедить? — негромко спросил Слепень.

— Обязательно, — ощерилась разбойница. — С орешками солеными. Ты еще девочек бы предложил!.. Подай оремиса, а то те дурни у окна совсем от любопытства окривеют.

Слепень чуть слышно хмыкнул. В шумной компании, занявшей самой большой стол в корчме, на вышедшую сверху девушку действительно косились многие. А один вовсе даже оседлал скамейку боком, чтобы было лучше видно.

— А есть что будешь? — уточнил корчмарь.

— Ничего, — мгновенно посмурнела Айя.

— Не хочешь, что ли?.. Если из-за денег, то ведь я тебя, сам знаешь, и бесплатно накормлю.

— Нет, не из-за денег.

— Тогда почему? Ты же дралась. Должна была проголодаться, — сказал Слепень. От его заботливости Айе стало уже вовсе тошно. Она покривилась.

— Отвяжись, а?.. — Прозвучало это куда менее сердито и гораздо более устало, чем хотелось Королеве. — Был бы ты сегодня с нами в гавани… тебе бы тоже в горло не полезло.

— Ну, тогда пойду скажу девчонкам, пусть оремиса согреют, — пробормотал Слепень и исчез за дверью кухни.

— …Эй, красавица, не скучно тебе там одной? — раздался чуть хмельной, веселый голос, стоило только Слепню исчезнуть. — Хочешь, пивом угощу?

— Не хочу, — сказала Айя равнодушно, даже не взглянув на парня, обратившегося к ней. По голосу и так было понятно — молодой, нахальный… девкам нравится и хорошо об этом знает. А в остальном — пустое место, ничего особенного.

— А чего так? — совершенно искренне удивился тот. — Ждешь тут кого-то, что ли?..

Вот чего Айя терпеть не могла — так это подобной навязчивости. Лапать такой не полезет, нет. Зато пристать, как банный лист — это пожалуйста.

Она развернулась. Смерила непрошенного собеседника насмешливым, недобрым взглядом. Рожа у парня в самом деле была ничего, смазливая, а волосы — такого замечательного медного оттенка, что, пожалуй, даже залюбуешься. Если бы их хозяин еще рта не открывал…

А выглядел он даже младше, чем ей поначалу показалось. Самый пакостный, щенячий возраст, когда так и распирает всем на свете показать, какой ты есть мужчина. И на кулаках, и в пьянках, и, конечно, с женщинами.

— Дружков своих пивом угощай, — посоветовала Айя. — Тогда вам и девки не понадобятся. Еще пол-кувшина — и вам будет один Хегг, кого за коленки лапать.

Парень удивленно вскинул на нее глаза — а потом начал багроветь. Дошло.

Айя еще успела про себя подумать, что краснел он замечательно — так, как из всех людей способны только рыжие, с их светлой тонкой кожей. А потом парень открыл рот — и во всеуслышание сообщил, что, с его точки зрения, следует делать с самоуверенными девками вроде нее.

Среди островитян встречались мастера, способные, начав браниться, наплести две дюжины петель, ни разу не повторившись. Подвыпившему парню до такого мастерства было, понятно, далеко. Айя, глядя на него, осклабилась, прекрасно понимая, что насмешливая молчаливая улыбка разозлит молокососа куда больше, чем самый находчивый ответ. Но тут сидящий за соседним столом человек внезапно обернулся к разошедшемуся парню и негромко, как-то очень буднично распорядился:

— Рот закрой, сопляк.

На неожиданного заступника с равным удивлением воззрились все. И рыжий парень, и его дружки, и сама Айя. Одетый в кожаную куртку человек сидел вполоборота к ней, но сейчас, когда он развернулся к свету, она сразу же его узнала. Доминант из гавани! Только оставивший где-то свой синий плащ, в точности как она сама — кольчугу и другие вещи.

Сердце гулко стукнуло о ребра.

Вот ведь пересидела слежку, ничего не скажешь. Вообще-то вряд ли он успел ее так уж детально рассмотреть… но что, если все-таки узнает? Айя скрипнула зубами. И чего его сюда-то понесло, что, в Нижнем городе других трактиров нет?

Дружки рыжего молокососа недовольно загудели, а он сам раскрыл было рот, чтобы указать вшивому каларийцу его место, но, встретившись взглядом с собеседником, раздумал. Может, углядел лежавший рядом с каларийцем меч и рассмотрел получше оттиски на куртке, какие случаются от долгого ношения кольчуги. Но скорее всего — просто встретился с холодными, насмешливыми серыми глазами и со всей отчетливостью понял, что, если светловолосый калариец сейчас встанет, то хвалиться удалью перед дружками ему не придется. Если бы чужак открыто угрожал ему, рыжий, надо думать, испугался бы гораздо меньше. Но у его противника был такой взгляд, как будто он прикидывал — надрать ли недоноску уши или просто взять за шиворот и вышвырнуть за дверь.

Обидчик Айи покраснел. Он еще прикидывал, смолчать совсем — или, спасая репутацию, все-таки буркнуть что-то напоследок, но калариец продолжал все так же молча наблюдать за ним, и рыжий предпочел неловко притвориться, что его вдруг страшно заинтересовало блюдо с выложенной на нем закуской — копчеными морскими гребешками, мидиями, сыром и румяными сухариками. Айя попыталась вспомнить, на что же похожа эта сцена, и сообразила: так дворовый пес, мгновенно оценив противника, которому только что собирался трепать холку, молча поджимает хвост и убирается с дороги. Зрелище по-своему даже красивое. Для всех, кроме того, кому не повезло попасть в такое положение.

Дружкам оплеванного парня вмешиваться тоже оказалось не с руки. Судя по дорогой, хоть и поношенной одежде, и в особенности по серебряной крестовине длинного тяжелого меча, чужак был птицей поважнее городского стражника. С таким связываться — как бы самому потом не пожалеть. Так, вероятно, рассудил про себя каждый из пятерых. И выводом этим остался донельзя доволен. Потому что проявить благоразумие — это, конечно, куда лучше, чем попросту струсить.

Айя видела подвыпивших мастеровых насквозь и знала, что они боятся каларийца даже впятером на одного. И это было даже отчасти обидно. Вот ее — хотя она могла бы сотворить с ними кое-что и похуже, чем этот белоголовый — они просто так, за здорово живешь, бояться бы не стали. Ну да, во многом из-за платья, разумеется. Но ведь не только. Вот этому каларийцу только бровью шевельнуть — у болтунов уже язык присох. А ей для такого эффекта нужно, чтобы за спиной стояли Глемм и Гирс. Или кто-нибудь почище.

Тут до Айи, наконец, дошла комичность положения. Этот проклятый доминант, с которым они мало не поубивали друг друга полтора часа назад, теперь вступается за "оскорбленную невинность". Чудом не смахнувшую ему сегодня топором полголовы — о чем светловолосый, разумеется, и не догадывался.

Чего он вообще полез?.. Может быть, рассчитывал, что незнакомка тут же преисполнился к "спасителю" глубокой благодарности? Айя покосилась на него через плечо. Да вроде нет. Во всяком случае, закончив с рыжим, доминант немедленно вернулся к недоеденному блюду. Ел он совершенно отвратительно, "по благородному" — то есть вместо того, чтобы воспользоваться пальцами, подолгу ковырял роскошно пахнущую жареную рыбу вилкой, чтобы подцепить такой вот ма-аленький кусочек и отправить его в рот. И снова ковырялся. От такого надругательства над едой Айе захотелось взвыть. Одновременно она с удивлением почувствовала, что и сама очень голодна — а ведь совсем недавно полагала, что не сможет проглотить ни крошки. Вероятно, главная причина была в том, что стол каларийца стоял близко к стойке, и она прекрасно видела, что именно он ест. От вида блюда с рыбой, выложенного зеленью и залитого белым соусом, у Королевы слюнки потекли. А рыцарь продолжал орудовать своей двузубой вилкой, по-прежнему не обращая на нее внимания. Вытаскивание тонких рыбьих костей его сейчас, похоже, занимало больше, чем все девки, вдовы и молодки в Нижнем городе.

Тут как раз подоспел Слепень с обещанным оремисом, и Айя удивленно осознала, что с его ухода прошло минут пять. А ведь казалось — много дольше.

— Я, пожалуй, все-таки поем, — негромко буркнула она, приняв у Слепня чашку. И сделала хозяину едва заметный жест: пригнись, есть разговор не для чужих ушей. Слепень подошел почти вплотную, наклонился. Айя повела головой в сторону рыцаря. — Это что за гусь?..

— Это… — неожиданно замялся Слепень. — Да кто его знает. Пес-выжлятник, с королевской сворки[5 - "…пес-выжлятник с королевской сворки" — доминант]. Так, захаживает иногда.

— Иногда, — насмешливо скривилась Айя, не преминув отметить, что ответил Слепень как-то слишком уж уклончиво. Пожалуй, имя рыцаря он все же знал, но называть не собирался. Даже ей. — То-то ты его, будто родного, усадил за лучший стол, да и накрыл, я смотрю, чисто. Даже вилку вон ему достал, аристократу драному. Чего это ты, Слепень? Не боишься, в гавани узнают, как ты "псов" обхаживаешь? Или, скажешь, в пиво ему плюнул?..

— Не плевал. И никому другому не советую, — ответил Слепень неожиданно решительно. И, немного помолчав, добавил уже мягче — Остынь-ка, Айя. Сама знаешь, я вам помогаю, чем могу. Но я теперь не "сумеречник", по ночным законам не живу.

— Угу, ты теперь вертишься, как вошь на гребешке, — сверкнула белыми зубами Айя. — И нашим что б, и вашим, лишь бы никому обидно не было. Ни мне, ни этому белоголовому.

И снова дернула головой в сторону каларийца, собирающего хлебным мякишем подливку. А потом решительно сказала:

— В общем, так. Делай что хочешь, но чтобы через полчаса его тут не было. Если бы мне хотелось ужинать на псарне, я вернулась бы обратно в гавань.

И тут Слепень ее удивил. Перегнулся через стойку — и почти беззвучно зашипел:

— Слышь, Айя, не дури. И зубы мне не заговаривай, я ведь с тобой не первый год знаком. Что, приглянулся?.. Сама с ним и разбирайся, а меня не впутывай!

Вероятно, говорить с ней в таком тоне во всем Нижнем городе мог только один Слепень. Помнивший ее не грозной Королевой Алой гавани, а худой, нескладной, обозленной на весь мир девчонкой, только что прибившийся к столичным "сумеречникам". Любому другому Айя за подобный тон язык узлом бы завязала. А уж за идиотское предположение, что этот калариец ей понравился!.. Она невольно покосилась на "выжлятника".

Тот пододвинул себе кружку с пивом, отхлебнул. И поймал ее взгляд, как ловят в схватке лезвие меча, каким-то шестым чувством угадав, куда придется следующий удар.

Глаза у него были не такими, как она запомнила их в гавани. Не светлого, стального цвета, а… ни дать ни взять весенние, редеющие облака, через которые вот-вот пробьется голубое небо — промелькнуло несуразное сравнение.

Рыцарь смотрел на нее в упор, и Айя сразу поняла, что он догадывается, о чем — точнее говоря, о ком — она шепталась с содержателем трактира. Айя напряглась. Вот сейчас под аккуратными усами каларийца проскользнет уже знакомая по гавани усмешка — и тогда она действительно его убьет. "Если получится" возникла в голове непрошенная мысль.

Но "пес" не улыбнулся.

Айя отвернулась к стойке, но при этом, как бы невзначай, устроившись на табурете так, чтобы можно было видеть стол и рыцаря, сидевшего за ним. Теперь, когда она так неразумно привлекла к себе его внимание, следовало быть настороже, а главное — не упускать его из виду. Айя пригубила свой оремис, искоса поглядывая на гвардейца. Напиток, как ему и полагалось, оказался сладким и горячим, но она поморщилась — пряностей здешняя кухарка положила слишком много. Но зато по телу от оремиса текло блаженное тепло, а это было самым главным. Калариец в это время отодвинул от себя тарелку и сделал Слепню знак, понятный каждому трактирщику.

Корчмарь кивнул и взял со стойки чистую полуторную кружку. Айя допила последние глотки горячего оремиса, следя за тем, как льется из бочонка пенная струя, а над кружкой вырастает пышная белая шапка. Слепень поставил кружку на поднос и уже собирался отнести ее, когда Айя, подчиняясь внезапному порыву, придержала край подноса.

— Погоди. Я отнесу.

Слепень удивленно вскинул на нее глаза, но поднос выпустил. Ухмыляться он, конечно же, не стал, но в глазах все-таки промелькнул задорный огонек, и Айе захотелось выдрать ему бороду. По волоску. Вот ведь старый дурак, вбил себе в голову Хегг знает что…

Наперекор этой трезвой мысли Айе вспомнился холодный стальной блеск в глазах гвардейца, отбивавшегося от ее людей, и где-то в животе возникло сосущее ощущение — причудливая смесь азарта, страха и восторга. Он был редкостным противником, этот светловолосый. Равных ему фехтовальщиков Айе уже давно не попадалось. Может быть, поэтому она и дожила до сегодняшнего дня.

Вот только Слепень не понимал главного.

Даже позволив себе на минуту заглядеться на смазливого "выжлятника", она в первую очередь оставалась Королевой Алой гавани, и думала прежде всего о благополучии своих людей. Красавчик-доминант руководил облавой в гавани, и, вероятно, знал, кто именно их выдал. Кроме того, он и сам являл собой достаточно серьезную проблему для всего Берегового братства. Если уж он не узнал ее, надо суметь воспользоваться ситуацией. По крайней мере, посмотреть, что можно из нее извлечь.

Айя взяла поднос и подошла к столу, стараясь двигаться непринужденно, но в то же время не шагать своим обычным резким и широким шагом. Из-за того, что большую часть времени она проводила на палубе своего корабля, походка Королевы мало отличала ее от любого из пиратов или моряков. Служанки из трактиров так не ходят.

— Ваше пиво, мессер рыцарь, — сказала она, подойдя к каларийцу ближе, чем требовала необходимость, и расчетливо коснувшись его локтем.

Рыцарь поднял на нее глаза. Айя подумала, что для задуманного дела одолженное Слепнем платье все-таки не слишком подходило. Куда лучше было бы одеться в яркий островной наряд — расшитый жемчугом корсаж, украшенная кружевом рубашка и, самое главное, более чем свободный вырез на груди.

Но, похоже, каларийца ее затрапезный вид не слишком-то смутил. Он откинулся назад, и, принимая кружку, с интересом посмотрел на мнимую служанку.

— Я не мог раньше где-то тебя видеть?

Еще как мог, вздохнула Королева про себя. Хорошо хоть, яростно перекошенный рот и надглазья шлема, закрывающие пол-лица, сделали ее неузнаваемой.

— Где это, мессер?.. — прикидываясь круглой дурочкой, отозвалась она, взмахнув ресницами.

Гвардеец неопределенно повел плечом и сменил тему.

— Как тебя зовут?

— Далька, — ответила Айя, смутно припомнив, что у Слепня, кажется, была служанка с таким именем. В то же время она незаметно пододвинулась еще поближе. Рыцарь одобрительно смотрел на ее грудь, туго обтянутую платьем.

— Не посидишь со мной, Далька?..

"Клюнул!" — радостно подумала Айя и потупила глаза — не следовало, чтобы лорд увидел в ее взгляде даже отблеск торжества. Со стороны это, должно быть, выглядело более чем естественно. В самой раз для девчонки из трактира, которой смерть как приглянулся благородный господин. Для полноты картины было бы неплохо покраснеть. Айя была уверена, что с этим возникнут сложности, но, к ее удивлению, кровь в самом деле прилила к лицу.

Конечно же, она не отказалась. Опускаясь на скамью, она скорее почувствовала, чем увидела, как давешний молокосос в бессильной ярости испепеляет доминанта взглядом. Как заставить каларийца разболтаться и назвать наводчика — кишки которого, вне всякого сомнения, следовало в назидание другим предателям развесить по всей Алой гавани — было пока неясно. Но Айя не сомневалась, что сумеет так или иначе извлечь пользу из более тесного знакомства с каларийцем. Если у нее получится улучить минутку и через Слепня послать весточку кому-то из своих людей, то каларийский рыцарь окажется у них в руках. А он, похоже, был не из последних в своем Ордене.

За эту осень "псарня" нанесла Береговому братству сокрушительный удар — а значит, и ответ должен был оказаться соразмерным.

Пока эти мысли вихрем проносились в голове у Айи, рыцарь успел приобнять ее за талию.

"Сейчас поцелует" — промелькнуло в голове у Королевы. Несмотря на всю практичность, с какой Айя отнеслась к своей рискованной затее, в груди почему-то сильно екнуло. Просто от мысли, как прекрасно все могло бы получиться, если бы сидящий рядом калариец был простым наемником или пиратом с ее корабля. Ну или, на худой конец, обычным горожанином… хотя какой из него, к Хеггу, горожанин!..

А ведь Слепень, фэйры бы его подрали, был не так уж и неправ.

Но рыцарь ее целовать не стал. Он все так же обнимал ее чуть-чуть повыше талии, и рука, которую она чувствовала на своих ребрах, была теплой, твердой и тяжелой, а сам жест — спокойным, собственническим. Айя искоса взглянула на ухоженную светлую бородку и на аккуратные короткие усы гвардейца, под которыми как раз в эту минуту промелькнула белозубая улыбка. Ей стало немного жаль, что он не захотел ее поцеловать.

— Заказать тебе чего-нибудь? — предложил калариец, заметив ее взгляд.

— Оремиса.

— И только?.. Хорошо.

Странный у него был голос. Хрипловатый, но довольно мягкий. Во всяком случае, сейчас.

Сленень как раз снова скрылся в кухне. Айя дернулась подняться.

— Так я пойду, скажу хозяину…

Рука, державшая ее за талию, не сдвинулась ни на полпяди.

— Сиди. С хозяином я как-нибудь договорюсь.

Нет, ну это надо же… "Сиди"! Ничего командного в тоне рыцаря как будто не было, но было кое-что похлеще — непоколебимая уверенность, что она его послушает. И Айя была готова спорить, что дело совсем не в том, что он считал ее девчонкой с кухни. Просто он всегда так разговаривал.

Айя искоса покосилась на красиво обрисованную скулу каларийца и улыбку, намечавшуюся в уголке губ, и неожиданно подумала — да фэйры с ней, с этой облавой.


IX


— Я пригласил Маркия пойти на праздник вместе с нами, — сказал Крикс.

Юлиан пожал плечами. Крикс давно заметил, что его друг не отличается общительностью и довольно настороженно относится к каждому новому знакомому. Раз и навсегда установив для себя круг общения, куда входили Крикс, Афейн и Миэльвитт, Лэр вовсе не стремился сойтись ближе с кем-нибудь еще.

Лэр, в свою очередь, считал, что Рикс слишком охотно затевает разговоры с первым встречным и вообще ведет себя так, как будто вознамерился в первые же месяцы учебы побрататься с одной половиной Академии и перессориться — с другой.

И каждый относился к противоположным качествам другого снисходительно, как к слабости, с которой ничего нельзя поделать.

Вот и сейчас Юлиан молча смирился с тем, что Крикс позвал на праздник их соседа, а Крикс дипломатично сделал вид, что не заметил недовольного пожатия плечами. Разговор свернул на ожидаемое всем Эрхеймом торжество — осенний праздник Огневик, который в Деревянной крепости традиционно отмечали шумно и с размахом.

Юлиан уже успел сказать своему другу, что в Каларии про Огневик знают только понаслышке, да и то не верят глупым россказням соседей. Крикс не спорил — мало ли, какие странности у этих каларийцев. В Чернолесье даже дети знали, что истории про Огневик — отнюдь не байки, и это действительно совсем особенная ночь. Ночь, когда лесные фэйры в человеческом обличье, по преданиям, выходят из промозглой темноты к разведенным путешественниками кострам — и распознать их можно только по особенному блеску глаз и по тому, что, проходя, они не приминают за собой травы. Такому "путнику" ни в коем случае нельзя назвать своего имени, а то, неровен час, поманит за собой, заворожит — и поминай, как звали.

Про фэйров же рассказывали, что в Огневник они заманивают путешественников в лес холодными голубоватыми огнями, похожими на те, что иногда мелькают ночью на болотах. Или крадут детей из колыбели, заменяя на своих подкидышей. А еще в эту ночь грань между мирами истончается, и одинокий путешественник, случайно заблудившийся в тумане, может очутиться в замке Леривалль и встретить самих Альдов, якобы живущих там с тех пор, как в нашем мире их не стало. Бывало, что какой-то человек, придя домой наутро после праздника, с пеной у рта доказывал, что вправду побывал в Туманном Логе. И будто бы провел он там не одну ночь, а несколько недель, а то и лет, хотя ни на день не состарился.

А еще знающие люди говорили, что, если в эту ночь заблудишься и станешь возвращаться по своим же собственным следам — то не заметишь, как вернешься во вчерашний день.

В общем, рассказывали разное. Были истории и любопытные, и грустные, и страшные. Но в их правдивости никто не сомневался. Ну, хотя бы потому, что в Огневик и правда пропадали люди. А храбрец, рискнувший выйти за порог в густой и терпкий сумрак, постоянно ощущал спиной чей-то тяжелый и недобрый взгляд. Хоть разворачивайся и бегом беги обратно.

Так что спорить с Юлианом Крикс не собирался. Ему не терпелось побыстрей дождаться вечера, когда на опушке леса разожгут костры. Дома, в деревне, самые отчаянные парни всякий раз ходили этой ночью в лес — правда, не меньше чем по трое или четверо, и непременно с факелом, чтобы отпугивать лесную нечисть. А возвратясь под утро, плели небылицы о своих приключениях.

Разумеется, Наставники строго-настрого запретили всем лаконцам удаляться от опушки. Но было очевидно, что просто сидеть всю ночь на бревнах у костра покажется ученикам слишком уж скучным. Значит, можно было ожидать какой-нибудь рискованной забавы, вроде тех, что затевали парни в Приозерном. И хотя Крикс обещал мастеру Хлорду, что к полуночи они уже вернутся в крепость и вместе со всеми остальными лягут спать, кто знает, что может случиться еще до назначенного срока?


Дарл отломил кусочек булки, насадил на прут и стал поджаривать над огнем, время от времени поглядывая в сторону смутно темневшего на фоне леса силуэта крепости. Разглядеть кого-нибудь в густых осенних сумерках было непросто, а уж двух первогодков — и подавно. Тем более, что после яркого оранжевого пламени глаза никак не желали привыкнуть к темноте. Неудивительно, что появление "дан-Энрикса" он проглядел.

В освещенном круге, огороженным скамейками из бревен, три лаконца появились так внезапно, что разноголосый гомон стих, и старшие во все глаза уставились на вновь прибывших.

Все так долго ждали чего-то необычного и подзадоривали себя байками про Огневик, что появление "дан-Энрикса", как нарочно вышедшего к их костру со стороны опушки, произвело на лаконцев неожиданное впечатление. Все взгляды вперились в его лицо, неузнаваемое в красноватых отблесках костра, и в светлые блестящие глаза, казавшиеся еще зеленее, чем обычно. Только когда вслед за "дан-Энриксом" на свет вышли Маркий с Юлианом, старшие узнали новичков. И, может быть, некоторые из них втайне с облегчением вздохнули.

— Да ведь это недоростки из отряда Хлорда! — хмыкнул кто-то. — Дарл, к тебе пришли!..

— Эй вы, там, чего расселись? Ну-ка быстро встать перед "дан-Энриксом" и его свитой!

Хохот. Треск сушняка, подбрасываемого в костер. Бульканье оремиса в подвешенном на палке закопченном котелке. Язвительные голоса из темноты.

— Скажи-ка, Арклесс, с каких пор в Лаконе принято брататься с новичками?… Говорят, что ты проводишь с ними больше времени, чем со своим галатом.

Юлиан и Крикс растерянно переводили взгляд с одного насмешника на другого, не успевая за развитием событий. Вообще-то шутки и подначки в Академии считались нормой, и особенно ценилась способность, не задумываясь, остроумно отвечать на неожиданные выпады.

Но как ответишь целому отряду старших?..

— Малышам давно пора ложиться спать, — заметил толстый парень, запекавший над огнем колбаску, а в другой руке державший кусок хлеба с сыром. — Вы лучше возвращайтесь в крепость, детки, пока вас там не хватились.

Крикс нахмурился, но промолчал. Было слишком очевидно, что, если ответить толстому нахалу по достоинству, то старшие уж точно не дадут им посидеть у своего костра. А главное, он подведет Димара, пригласившего его сюда.

— Что ты, собственно, имеешь против младших? Тебе места на бревне не хватит, что ли?… — срезал Кэлрин Отт. Лаконцы засмеялись. Подтрунивания над грузной фигурой младшего Ралькона продолжались в Академии с первого дня учебы.

Но на этот раз у Кэлрина не получилось обратить все в шутку.

— Халейн прав, — вмешался незнакомый Криксу парень, смерив первогодков хмурым взглядом. — Новичкам нечего тут делать. Мы вступали в братство, проливали кровь над Очистительным огнем. Младшие тут совершенно ни при чем.

Крикс почувствовал, как напряглось плечо стоявшего с ним рядом Марка. До сих пор Этайн благополучно избегал всех неприятных ситуаций. А теперь, поверив Криксу, в первый раз со дня прибытия в Лакон попал в такое унизительное положение.

"А ведь Марк предвидел это с самого начала" — вспомнил Крикс. Он же говорил, что старшие ни за что не позволят им присутствовать на празднике. И "дан-Энрикс" еще уверял его, что все будет в порядке!

— Пошли отсюда, — тихо сказал Юлиан.

В отблеске костра Лэр видел, как по скулам Крикса перекатывались желваки. И серьезно опасался, как бы его друг не выкинул чего-нибудь такого… в своем духе. Он уже готов был потянуть как будто бы оглохшего "дан-Энрикса" за рукав куртки, но немного опоздал.

— Ты говоришь, кровь над огнем не проливали?.. — спросил Крикс звенящим, напряженным голосом. — Ладно.

Он обернулся к Маркию и собственническим движением потянулся к ножнам с маленьким кинжалом, привезенным тем из Мельса. Вытащив кинжал, Крикс зажал лезвие в ладони и резко провел рукой от рукояти к острию. Из-под прижатых пальцев густо закапала кровь.

Старшие лаконцы ошарашено молчали. Слегка побелевшие губы "дан-Энрикса" были упрямо сжаты. Он раскрыл ладонь и протянул ее к огню. На пляшущие язычки оранжевого пламени размеренно падали тяжелые темно-карминные капли.

Крикс не глядя сунул окровавленный кинжал Этайну.

Марк был очень бледен. Неизвестно, о чем он успел подумать за те несколько секунд, пока "дан-Энрикс" совершал свой странный ритуал, по теперь он не вытер лезвие кинжала о траву и не убрал его обратно в ножны, а прерывисто вздохнув и на мгновение прикрыв глаза, решительно порезал свою собственную руку. Юлиан уже настойчиво толкал его в плечо, требуя передать кинжал. Серо-голубые глаза каларийца казались ярче, чем обычно.

Через несколько секунд все было кончено. Костер шипел, приняв подаренную кровь.

Только что побратавшиеся младшие жали друг другу окровавленные руки.

Старшие потерянно молчали.

— Ну вы и… совсем… а, что уж там, — пробормотал Ралькон, неловко пряча взгляд. — Садитесь.

Первым рассмеялся побратим Димара, Рэнси Эренс. Вслед за ним — сам Дарл и Кэлринн Отт.

— Ну, и как он вам?.. — вполголоса спросил Димар у побратимов, бросив выразительный и гордый взгляд на Крикса, опустившегося на освобожденный край бревна. Кто-то из старших пересел, освобождая место первогодкам.

— Именно такой, как ты описывал, — ответил Кэлринн. — Зря я говорил, что ты преувеличиваешь… Что ж, тем интереснее.

— Тебе все "интереснее", — беззлобно хмыкнул Дарл. — Повсюду ищешь темы для своих виршей, да, Отт? Воображаешь, что когда-нибудь прославишься, как прадед?..

Кэлрин величественно отвернулся, не считая нужным отвечать на мелкие подначки. Знаменитым прадедом его в Лаконе не дразнил только ленивый, а после того, как стало ясно, что Кэлрин в какой-то мере унаследовал его талант рассказчика и сочинителя, это и вовсе стало притчей во языцех. Правнук знаменитого Алэйна Отта даже с виду был похож на скорее на сказителя, чем на будущего рыцаря. Высокий, тонкий в кости, с вьющимися светлыми волосами и изящными руками, он мог запросто сойти за девушку, переодетую в форму ученика Лакона, хотя все в третьем энгильде знали, что такое впечатление обманчиво. Несмотря на внешнюю изнеженность и хрупкость, Кэлрин был неутомимым фехтовальщиком и замечательным наездником, и даже сам наставник Вардос, презирающий изящные искусства, иногда готов был закрывать глаза на то, что на занятиях по исчислениям Отт сочинял баллады, притулившись у окна и прикрывая лист рукой.

Крикс много слышал о лаконском барде от Димара, и сейчас с невольным любопытством наблюдал за побратимом Арклесса, сосредоточенно мешавшим закипающий напиток в котелке.

— Передавайте кружки, чтобы разливать оремис, — велел незнакомый парень. Крикс нашарил глиняную кружку и отдал ему. Им с Маркием и Юлианом наравне с другими налили по полной кружке сваренного в котелке оремиса. Точнее, подозрительного пойла, состоящего, как понял Крикс по запаху, из красного вина, оремиса и украденной из погреба ячменной водки, которая должна была придать напитку крепости. Надо сказать, что старшие, недолго думая, влили и побросали в котелок все, что им удалось стянуть на кухне: мяту, мед, гвоздику, горсть сушеных яблок и что-то еще, на вкус и запах неопределимое. Мальчик осторожно пригубил этого странного напитка, и решил, что в целом он неплох, хотя от него, пожалуй, можно захмелеть быстрее, чем даже от вин Ральгерда Аденора. Крикс поставил кружку себе на колени, грея об нее здоровую ладонь. Вторую он, наоборот, пристроил на холодное бревно, чтобы все еще сочащийся порез быстрее перестал саднить.

Старшие закусывали ветчиной, печеными колбасками и сыром, разговаривая кто о чем. Но через несколько минут Рэнси хлопнул в ладоши, чтобы привлечь к себе всеобщее внимание.

— Набивать живот можно в любое время, а сегодня — Огневик. Давайте вспоминать какие-нибудь страшные истории.

— Про нынешнюю ночь?

— Про что угодно. Лишь бы это было в самом деле жутко…

— Кэлрин, расскажи что-нибудь страшное! — воззвали сразу несколько учеников.

— Я, между прочим, еще не доел, — заметил Отт, но, видя, что все разговоры стихли и собравшиеся у костра ученики в благоговейном молчании ожидают, пока он разделается с куском хлеба с ветчиной, лаконский бард смягчился. — Ладно, слушайте. Я расскажу вам о Безликих.

Кэлрин выразительно понизил голос.

— Что, опять это старье?.. Об этом даже дети знают, — высказался кто-то.

На недовольного со всех сторон зашикали, а Кэлрин на секунду опустил пушистые ресницы, словно не заметив, что его посмели перебить.

А Крикс внезапно ощутил, как все внутри тоскливо сжалось от какого-то недоброго предчувствия. Он и сам не мог бы точно объяснить, в чем дело — просто что-то в словах Кэлрина смутно напомнило ему о чем-то неприятном и пугающем. Хотя он только и успел сказать — "я расскажу вам о Безликих…"

О Безликих?…

Крикс даже зажмурился от напряжения, как будто бы пытаясь силой вырвать у своей капризной памяти воспоминание, связанное с этим словом.

И внезапно вспомнил.


Стоявший среди развалин незнакомец медленно, как будто нехотя, развернулся мальчику навстречу. Всего за секунду до того, как они оказались с ним лицом к лицу, Криксу внезапно показалось, что сейчас произойдет что-то неотвратимое и жуткое — настолько жуткое, что от одного предчувствия уже хотелось закричать "Не надо!", или, на худой конец, зажмуриться. Но ни закрыть глаза, ни закричать он не успел.

Потому что в это самое мгновение стоявший у колонны повернулся к мальчику лицом, и оказалось, что лица у него не было. Только мутное, расплывшееся, темное пятно…


Крикс открыл глаза, уставившись в огонь.

Ну точно! — Это тот дурацкий сон, который он увидел в ночь перед прибытием в Адель. Странно, он о нем совсем забыл, хотя никогда в своей жизни он еще так сильно не пугался — даже когда думал, что утонет на болоте.

Разумеется, история, которую рассказывает Кэлрин, не имеет никакого отношения к тому кошмару. Да и что такого уж ужасного было в том сне? Ну, развалины. Ну, человек, который… у которого…

"Нет, все-таки это был и правда страшный сон" — подумал Крикс, сделав большой глоток из своей кружки.

— Говорят, что был на свете человек, не наделенный Даром, но мечтавший о могуществе, доступном только магам, — начал Кэлрин тихо и таинственно. — Он узнал, что можно с помощью кое-каких обрядов подчинить себе силу Темного Истока, расположенного на развалинах Галарры. Только в это место ни за что не попадешь обычным способом, даже если будешь искать его всю жизнь. Галарра — это как Туманный лог или как Полые холмы. Туда можно попасть только посредством магии, и то — из сотни чародеев разве что один сумеет сделать что-нибудь подобное. Но если в Леривалле живут Альды, а Холодные Пещеры — царство фэйров, то Галарра — мертвый и безлюдный мир. В нем все отравлено и выжжено Истоком. Если даже там когда-то жили люди, то их давно нет. Как бы там ни было, но человек, мечтающий о древней Силе, прочитал все это в старых книгах и нашел мага, сумевшего привести его в Галарру. Там он совершил запретный ритуал, которым посвятил себя Истоку. Тогда же он отрекся от своего человеческого имени, назвался Олваргом, а прежнее имя проклял и забыл. Даже сейчас никто не знает, из какой он был семьи, где жил и как его звали. Но зато он выбрал себе Истинное имя и обрел магическую силу, по сравнению с которой самый сильный Дар — все равно что способности сельского видуна в сравнении с магистром из Совета Ста. Конечно же, такую силу ото всех не скроешь. По империи поползли слухи, что какой-то человек сумел попасть в Галарру и теперь владеет силой Темного истока. Поговаривали, что, не успокоившись на этом, Олварг занялся алхимией, предметной магией и изучением старинных хроник. Были и другие слухи, но никто не знал, чего он пытается добиться, чего хочет. Денег? Славы? Королевскую корону?… Все это он уже мог бы получить, когда обрел магическую силу, ставившую его в один ряд с самыми величайшими волшебниками древности. Но, как оказалось, его привлекала несколько иная власть… Не сразу, но со временем он смог собрать вокруг себя отряд сподвижников и слуг, с которыми делился силой Темного Истока. Олварг давал каждому из них новое имя, и с этого момента они принадлежали ему без остатка, телом и душой. А для того, чтобы они могли служить ему без колебаний и при этом не имели бы каких-то личных целей или склонностей, способных помешать им исполнять его приказы, Олварг отнимал у них все человеческое — все воспоминания, привязанности, и даже их собственные лица. И они действительно переставали быть людьми. В том, кто стал Безликим, уже нет ни страха, ни способности к сомнениям, ни сострадания. Они почти бессмертны, могут очень долго обходиться без еды и сна, а по силе с ними не сравнится ни один мужчина. Я слышал, будто они любят… убивать и причинять кому-то боль. Это единственное из доступных им сильных ощущений. А еще говорят, что только некоторые из них так ненавидели людей и свою собственную жизнь, что эта ненависть толкнула их на то, чтобы по доброй воле присоединиться к Олваргу. А всех остальных он просто заманил в ловушку, подчиняя их себе так незаметно и так хитроумно, что они не успевали ничего понять, пока не становилось слишком поздно. Но, как бы там ни было, тому, кто получил от Олварга новое имя, назад дороги нет… У нас Безликими пугают маленьких детей, это Ойрек правильно сказал, — заметил Кэлрин, несколько нарушив плавность своего рассказа. — Но это еще не значит, что это всего лишь детские страшилки. Просто нападению Безликих чаще всего подвергаются не города, а отдаленные деревни или крепости. Маршанк… Подолье… замок лорда Дарена — кто-нибудь из вас сумеет объяснить, что там произошло? Просто никто не хочет верить в то, что это сделали Безликие… А между тем, всего лишь десять лет назад они устроили резню в самой Адели.

— Почему же именно они?.. Я слышал, это были просто беспорядки в городе, — заметил сосед Крикса. Впрочем, даже на него негромкий, убежденный голос Кэлрина, казалось, произвел большое впечатление.

— Беспорядки? Почему же, Балин? — вкрадчиво поинтересовался Отт. — В столице был пожар? Восстание? А может быть, цеховики устроили погром?… Ты же сам прекрасно знаешь, что на самом деле ничего такого не было. А то, что было, не имеет к беспорядкам никакого отношения… Да отвяжись уже, проклятый попрошайка!.. — резко перебил сам себя Кэлрин. Живший в Деревянной крепости дворовый пес Клыкач уже давно вертелся возле Кэлрина, умильно глядя на остатки ветчины, и наконец, решившись, просунул неказистую лохматую башку под локоть Отта, заставив того подскочить от неожиданности.

Грянул дружный хохот. Напряжение, связанное с рассказом Кэлрина, требовало немедленной разрядки, поэтому над тем, что в другой момент разве что вызвало бы легкую улыбку, сейчас смеялись громко и безудержно, чуть ли не подвывая от хохота.

— Ну, пошел отсюда, не слюнявь мне ноги, — раздраженно бормотал "сказитель".

Но Клыкач, давно уже привыкший к таким отповедям, и не думал уходить. Себе на горе Отт был слишком хорошо воспитан, чтобы пнуть назойливого пса ногой.

Крикс демонстративно помахал перед глазами Клыкача печеной на костре колбаской, и кобель, с готовностью вильнув хвостом, перебрался поближе к "дан-Энриксу".

Кэлрин поблагодарил его кивком.

— Ну, и как тебе его история? — шепотом осведомился Лэр.

— Мне кажется, он верит в то, что говорит, — задумчиво ответил Крикс. — От этого даже становится немного страшно.

— Нет, я не об этом. Как ты полагаешь — правда это или нет?

— Я… не знаю, — отозвался Крикс с запинкой. — Может быть. А ты? Ты ему веришь?

— Нет, — отрезал Юлиан.

Они немного посидели молча.

— Ладно, подержи пока что мою кружку. Я сейчас вернусь, — заметил Лэр, передавая другу кружку, где на дне еще осталось несколько глотков оремиса.

Крикс привстал, пропуская Юлиана, и придвинулся поближе к Марку.

— Я хотел сказать тебе "спасибо", — тихо сказал он. — За то, что ты… ну… поддержал нас с Юлианом. Понимаешь, мы давно хотели побрататься, и я знал, что, если я так сделаю, то и он тоже. А вот ты…

— А я — не сделаю, — закончил Маркий, улыбаясь уголками губ. Крикса всегда сбивала с толку эта странная полуулыбка.

— Да нет, наверное… просто все получилось так, как будто бы мы не оставили тебе другого выхода. Ну, главным образом не мы, а старшие… но и мы тоже.

— Тогда уж не "вы", а "ты", — ответил Марк уже серьезно. — Но ты почти всегда так делаешь. Как будто оставляешь другим выбор — или делать то же, что и ты, или сразу расписаться в том, что они слабаки.

Крикс потрясенно заморгал.

— Но я…

— Ты думаешь, я тебя в чем-то обвиняю?.. Ничего подобного. Я думаю, что ты все сделал правильно. И никого не заставлял. Это другое. Я просто хотел сказать, что я так поступил совсем не из-за старших.

Крикс подыскивал слова, чтобы ответить Маркию, но в эту самую минуту в освещенный круг от их костра вбежал какой-то ученик, растрепанный и сильно раскрасневшийся — то ли от бега, то ли от волнения. Второе было даже вероятнее — судя по его сверкающим глазам и беспокойным, резким жестам.

— В лагере у второгодков драка! — выпалил он безо всяких предисловий. — Лесс и Дайк попались!..

— Я же их предупреждал, — сердито отозвался Рэнси Эренс. — Во время праздника штандарты охраняют вдвое тщательнее. Пусть теперь получат по заслугам… Сядь, Биран! Я ваш эндер, ты помнишь? И я запрещаю кому-то в это вмешиваться.

— Ты что, спятил, Рэнси?! Они наши! Мы должны помочь!

— Не собираюсь помогать двум идиотам. Если драться будет весь отряд, накажут всех. И даже не мытьем полов, а чем-нибудь похуже.

— Хватит спорить!.. — взвыл гонец. — Вы ничего не понимаете. Дозорный Дейрека попытался отобрать у них штандарт, а Дайк сломал древко. И наступил на знамя. Вроде бы нечаянно. Но младшим этого уже не объяснишь…

— Рэнси, так нельзя, — воззвал к эндеру кто-то из сидящих у костра. — Если мы ничего не сделаем, то Дайка с Лессом вообще прибьют!

— Они же ради нас старались… подло их вот так бросать, — вмешался третий ученик.

— Эти идиоты-младшие решили, что Дайк наступил на стяг нарочно. Так что они просто озверели.

— Я бы тоже озверел, — пробормотал на это Эренс. — Ладно, пошли отбивать этих придурков.

"Началось!" — подумал Крикс, одновременно с остальными вскакивая со скамьи. Мысль о том, что скажет Хлорд, узнав, что младшие ученики ввязались в драку, промелькнула и исчезла. Это все будет потом, потом… А сейчас, зараженный общим настроением, он был готов вместе со всеми остальными мчаться в лагерь второгодков. И пусть будет то, что будет.

Но в эту минуту кто-то удержал "дан-Энрикса", схватив его за локоть. Резко обернувшись, Крикс увидел Маркия, с решительным лицом вцепившегося в его рукав.

— Ты что?…

— Где Юлиан? — спросил Этайн вместо того, чтобы ответить.

Предвкушающий очередное приключение Крикс даже не сразу уловил, чего хочет Марк. Зато потом он понял — и похолодел.

— Он уже должен был вернуться…

Мальчики переглянулись. Крикс увидел, как расширились глаза Этайна, словно их одновременно посетила одна и та же мысль.

— Я — за ним, — быстро сказал "дан-Энрикс". — Позови кого-нибудь из старших.

Марк кивнул, и Крикс бросился к лесу, от души надеясь, что ему навстречу выйдет Юлиан собственной персоной. Но, конечно, чуда не произошло.

Тогда он помчался вдоль опушки, напряженно вглядываясь в темноту и поневоле заходя все дальше за деревья. Хуже всего было понимать, что он уже непоправимо опоздал. Сколько времени прошло с тех пор, как Юлиан ушел? Десять минут? Двенадцать? Может, даже четверть часа?.. Если с ним действительно что-то случилось, то теперь никто не обнаружит никаких следов. Он просто-напросто исчезнет, будто его никогда и не было — как исчезали многие другие, встретившие Огневик в лесу.

И тут шагах в пятидесяти от "дан-Энрикса", едва различимое в осенней темноте, мелькнуло светлое пятно — лаконская рубашка!

И еще одно — хотя и меньше, но гораздо ярче. Оно светилось и пульсировало, как живое человеческое сердце. Оно было бледно-голубым, и оно все сильнее наливалось мертвенным, потусторонним светом, напоминавшим отблеск молнии в грозу — хотя какие грозы в середине осени…

Криксу приходилось слышать о таких блуждающих огнях, но сейчас он против воли замер, в первый раз увидев фэйрову приманку наяву.

Голубоватый огонек мелькал между деревьями, все больше отдаляясь от поляны и костров. Юлиан быстро шел за ним, но шел как-то странно — спотыкаясь, задевая ветки тысячедорожника[6 - Белобородка, лисья мята, тысячедорожник — в земных травниках не наблюдаются] и корни, вывороченные из земли. Казалось, калариец спит с открытыми глазами. Крикс ощутил противный холодок под ложечкой.

— Юлиан, стой! Ты с ума сошел!! — заорал он, но Лэр даже не обернулся.

Звать не помощь было некогда. Крикс бросился за побратимом, в запале даже не заметив, что попавшаяся по дороге ветка с силой хлестнула его по лицу, оставив на щеке кровоточащую царапину. Казалось, против него ополчились все деревья и кустарники в этом лесу. Там, где Лэр незряче спотыкался и, не замедляя шага, продолжал идти вперед, Крикс падал, серая лаконская одежда цеплялась за все сучья, и, рывком освободившись из очередной ловушки, он сейчас же попадал в другую. Упав в четвертый или пятый раз, он ударился о дерево лбом так, что из глаз полетели искры, а в глазах мгновенно защипало. Криксу действительно хотелось заплакать — больше от бессильной злости, чем от боли. Он стремительно вскочил и снова бросился в погоню. Несмотря на все препятствия, расстояние между ним и Лэром понемногу сокращалось. Но теперь, помимо всего прочего, нужно было думать и о том, чтобы самому не засмотреться на мерцающий среди деревьев огонек.

Последние шагов пятнадцать мальчик пробежал, стараясь вообще не поднимать глаза. И, налетев на Юлиана сзади, сшиб его на землю.

"Все!.." — подумалось дан-Энриксу. Он не увидел, но почувствовал, что висевший над землей голубоватый огонек мигнул в последний раз и растворился в темноте.

Он даже позволил себе слегка расслабиться. И это было непростительной ошибкой. Лэр с силой дернул головой, ударив побратима в переносицу. Перед глазами Крикса вспыхнул белый вихрь. На несколько секунд он вообще перестал соображать, где он находится. Юлиан воспользовался этим, чтобы стряхнуть его с себя, и с неожиданным остервенением ударил своего спасителя ногой.

Кровь, ручьем текущая из разбитого носа, не давала "дан-Энриксу" вдохнуть. Он хватал воздух ртом, пытаясь опереться на ноги и встать. А Юлиан, еще раз пнув его, с полнейшим хладнокровием собрался уходить. Не за приманкой фэйров — ее на поляне больше не было — а просто в лес.

Зарычав — точнее, застонав, поскольку ни на что другое он сейчас был не способен — Крикс дотянулся до него и ударил Лэра под колено — так, как делал много раз на тренировке с Льюбертом Дарнторном, церемонившимся с Риксом почти так же мало, как и Юлиан — теперь. Что было дальше, он помнил смутно. Вроде бы они дрались, и Лэр еще успел порвать ему рубашку. Вроде под конец Крикс все же придавил его коленями к земе, с трудом удерживая его руки и поминутно хлюпая носом, чтобы кровь не капала на лицо побежденному. Ударить Юлиана Крикс не мог. Лэр все еще смотрел не на "дан-Энрикса", а сквозь него — смотрел пустыми, ничего не выражавшими глазами, так, как будто вообще его не видел. Губы Лэра яростно кривились, словно он никак не мог поверить в то, что драка уже кончилось. Но взгляд был совершенно безмятежным, никаким. И это было страшно — гораздо страшнее, чем бежать за побратимом через лес с осатаневшими деревьями.

Неизвестно, чем бы это кончилось, но тут из темноты раздался лай — короткий и, как показалось Криксу, торжествующий.

"Хвала Высшим, нас нашли!" — радостно подумал он, скосив глаза и с нетерпением ожидая, когда на поляну выйдут старшие. А может быть, и кто-то из Наставников.

— Сюда! Мы здесь! — крикнул он. Голос казался чужим — то ли от напряжения, то ли из-за забитого кровью носа. — Только скорее, Лэру нужна помощь!..

Через несколько секунд из-за деревьев показались их спасители. Точнее, спаситель. Даже мельком брошенного взгляда было достаточно, чтобы понять, что это не старший, а тем более не ментор. Приглядевшись, Крикс увидел, что перед ним Марк Этайн, крепко вцепившийся в ошейник Клыкача.

— Маркий?… — поразился он. — Что ты здесь… как ты нас нашел?

— Вас нашел Клыкач, — пояснил Этайн спокойно. — Как только ты ушел, он начал бегать взад-вперед, то к лесу, то к костру, и я понял, что он хочет, чтобы я пошел за ним. А дальше мы…

— Ладно, неважно, — перебил "дан-Энрикс". — Помоги мне! Лэр сошел с ума… Он пошел за приманкой фэйров, а потом чуть не сломал мне нос. Он ничего не слышит и не понимает. Если я его не удержу, он уйдет в лес.

— Кресало есть? — осведомился Маркий деловито.

— Что?… — на какое-то мгновение Крикс испугался, что он тоже не в себе.

— Кресало. Нужно развести огонь. Фэйры и лесная нечисть этого боится, так? Я слышал, что в подобных… случаях нужно обжечься, это помогает.

— Хорошо. Тогда… пошарь в моих карманах. И у Юлиана тоже. Сам я не могу.

Маркий совершенно хладнокровно принялся за дело. Крикс даже немного позавидовал подобной безмятежности и ревниво подумал, что, возможно, сын Валерика Этайна не был бы так безупречно сдержан, если бы не Криксу, а ему пришлось бежать за Лэром, а потом с ним драться.

— Два кремня, кусок веревки, медная монета, ключ, кресало и сухарь, — подытожил Марк итоги своего осмотра. — И еще какой-то непонятный мусор.

— Да наплюй ты на него. Нам нужно развести костер, и побыстрее.

— Угу.

Когда первые искры, высеченные Этайном, упали на сухие веточки и мох, подобранные для растопки, и посреди поляны красновато замерцало пламя, Маркий выкатил из костра успевшую заняться ветку и скомандовал:

— Дай сюда его руку.

Крикс заколебался. Одно дело — говорить о том, что помутнение рассудка можно излечить ожогом, и совсем другое — сунуть уголь в руку Лэра. Это же, должно быть, очень больно…

— Ну?!

— Может, не стоит?

— Ты что, совсем дурак? — прошипел Маркий. — Ему же хуже будет… из-за твоей идиотской жалости… Заставь его вытянуть ладонь, и все.

Крикс вздохнул и, придавив коленом локоть извивающегося под ним Лэра, высвободил его руку. Маркий стиснул руку каларийца и прижал ее к горящей ветке.

Юлиан конвульсивно дернулся и закричал. Зато, к восторгу Крикса, взгляд его стал острым и осмысленным.

— Пусти, урод!.. — выкрикнул он, пытаясь сбросить с себя Крикса. Поняв, что теперь опасаться уже нечего, тот выпустил своего друга. Юлиан мгновенно сел и стал остервенело трясти обожженной рукой, глядя на побратимов исподлобья с яростью и удивлением. Клыкач вертелся вокруг всех троих, держась подальше от костра и вопросительно заглядывая каждому в лицо, едва не тыкаясь в них носом — за что получил от Юлиана оплеуху и несколько цветистых каларийских пожеланий.

— Вы что, совсем сдурели? — спросил Лэр примерно через полминуты. — И где мы, кстати говоря?…

— В лесу, — пожал плечами Маркий. — Ты что, ничего не помнишь?…

— Ну… я помню, как сказал тебе — он мотнул головой на Крикса — что я ненадолго отойду, потом — как дошел до деревьев… дальше — все. Потом открыл глаза, а ты сидишь на мне и жжешь мне руку. С Маркием на пару. Я что, потерял сознание? И что у тебя с лицом? — заинтересовался он, внимательнее рассмотрев "дан-Энрикса".

— Ты не потерял сознание. Тебя… — Крикс запнулся. Юлиан не верит в Огневик. Что, если он и сейчас сочтет его рассказ плодом воображения?… В конце концов, то, что случилось на опушке, видел только Рикс. Даже Этайн не сможет подтвердить, что голубой блуждающий огонь ему не померещился.

— Тебя околдовали, — буднично сказал Этайн, пока "дан-Энрикс" размышлял, что теперь делать. — Ты пошел за фэйровым огнем, Крикс попытался тебя задержать, а ты его побил. Тебе еще повезло, что у нас нашлись кресало и кремень, иначе нам пришлось бы тащить тебя в крепость, а это бы вряд ли получилось. Ты отбивался, как бешеный.

— Вы что, серьезно?…

Юлиан потрясенно смотрел на побратимов. Его взгляд задержался на лице "дан-Энрикса", и серо-голубые глаза встревожено расширились.

— Это все я?!

— Ну, не совсем. Лоб я разбил о дерево, а щеку расцарапал где-то по дороге… Ты только ударил меня в нос.

Крикс решил умолчать о том, что Лэр, помимо всего прочего, успел до крови прокусить ему запястье, пока они с ним катались по земле.

— Выходит, это правда? — севшим голосом спросил Юлиан. — Про фэйров, Огневик, болотные огни… и про все остальное?

— Да, выходит, так.

Крикс подавил желание добавить "Я же тебе говорил!". В конце концов, вполне возможно, что на равнинах Каларии ничего подобного действительно не происходит, так что Лэр, по сути, тоже прав.

— Прости меня, пожалуйста.

— За что? — немного удивился Крикс. — Это же был не ты… ты даже ничего не помнишь.

— Ну, тогда за то, что я тебе не верил. Я и ушел так надолго именно затем, чтобы вам доказать, какая это чушь — ну то есть вымыслы про Огневик и про Безликих. Показалось очень глупо, что все сидят и запугивают друг друга какими-то дурацкими страшилками.

— Ну, Безликие-то, может, и страшилка, — согласился Крикс, подумав, что ему совсем не хочется еще раз обсуждать этот вопрос среди враждебного ночного леса, — А вот фэйры и все остальное — истинная правда.

— Да я вижу… У тебя кровь на руке, — заметил Юлиан.

— Д-да. Я оцарапался.

Крикс был так рад, что с Юлианом все в порядке, что сейчас воспоминания об их недавней драке казались ему чем-то далеким и почти смешным. Даже разбитый нос болел гораздо меньше. Крикс смотрел на побратима, глупо улыбаясь. Лэр опять был настоящим. Светлые глаза, растрепанные волосы и озадаченное выражение лица — конечно, он не мог понять, с чего "дан-Энрикс" вдруг так на него уставился.

— Думаю, нам нужно возвращаться в крепость, — сказал Маркий рассудительно. — Нас наверняка уже хватились. Клыкач, ко мне!

— Интересно, чем у них все кончилось, — задумчиво сказал "дан-Энрикс", подразумевая стычку в лагере у второгодков.

— Думаю, ничем хорошим, — отозвался Маркий, поднимаясь на ноги. — Ты что, действительно хотел туда пойти?… Эренс был прав. За драку отряд на отряд чисткой котлов на кухне не отделаешься.

— А что было делать? — вскинулся "дан-Энрикс". — Бросить Дарла и уйти?

— Ну да, Димар без твоей помощи не обойдется, это точно…

Они затоптали свой костер, продолжая спорить, было ли разумно вмешиваться в драку старших. Потом пришлось рассказать Юлиану, пропустившему последние события, что, собственно, произошло. Так, препираясь и изображая в лицах появление "гонца" и спор Бирана с Эренсом, они и двинулись обратно через лес.

Вдохновленный неожиданной прогулкой Клыкач тянул вперед, а разговоры отвлекали.

Только через полчаса лаконцы поняли, что, по идее, им уже давно следовало бы выйти на опушку.


— Это ныслыханно, — холодно сказал Вардос, оглядев участников побоища. При свете факелов отметины на лицах старших выглядели еще более внушительно — черно-багровые кровоподтеки, ссадины, заплывшие глаза. Под взглядом Вардоса ученики потупились, и воинственное вдохновение на лицах быстро переплавилось в растерянность. — Эренс!

— Да, наставник? — Рэнси говорил с трудом. Его нижняя губа распухла, а слова он произносил так, как будто бы засунул за каждую щеку по катушке ниток.

— Хорош, нечего сказать… — скривился мастер Вардос. — Тебя выбрали эндером для того, чтобы ты следил за дисциплиной — или для того, чтобы ты устраивал здесь драки?

— Но, мастер…

— Он пытался нас отговорить, — вмешался Брейс Биран, стоявший сбоку. Но под взглядом Вардоса непрошенный заступник быстро смолк.

— Командир отряда, Эренс, никого не "отговаривает". Он приказывает. И он должен быть уверен, что его послушают. А если нет — то, значит, он никчемный командир, и его место должен занимать кто-то другой. Я лишаю тебя звания эндера, так как ты, по-видимому, не способен отвечать за остальных.

— Как прикажете, наставник. Но я все равно считаю, что иначе поступить было нельзя, — прошепелявил Рэнси с неожиданным упрямством.

Стоявший рядом с Рэнси Дарл толкнул его локтем. Но было уже поздно.

— Любопытно, — Вардос скрестил руки на груди. — Я тебе скажу, как _нужно_ было поступить на самом деле. Приказать кому-нибудь пойти за мастерами, это раз. Велеть всем остальным остаться у костра и никуда не уходить. А самому пойти за Дайком с Лессом.

— Но не мог же он один вмешаться в драку! — снова встрял Биран.

— Брейс, тебе еще придется отбывать со всеми остальными наказание за драку. Нет нужды напрашиваться на добавку, — вкрадчиво заметил Вардос. Старшие поежились. Когда их наставник бросал свой обычный резкий тон и начинал говорить с такими интонациями, можно было безошибочно определить, что он невероятно зол. — Вы ведете себя не как старшие ученики, а как толпа сопливых первогодков. Что вы сделали вместо того, чтобы призвать учеников мастера Дейрека к порядку? Ворвались в их лагерь с воплем "Наших бьют!", и устроили побоище, которое закончилось только после прихода мастеров. Я надеялся, Биран, что за эти годы в Академии вы все-таки чему-то научились, но сейчас я вижу сборище безмозглых идиотов, недостойных занимать места в Лаконе. Дайк и Лесс будут _исключены_.

По ряду старших прокатился слитный вздох. Конечно, они знали, что сегодняшнее происшествие не обойдется без последствий, но _такого_ все равно никто не ждал.

— Да, исключены, — повторил Вардос жестко. — Мне здесь не нужны никчемные болваны, создающие проблемы целому отряду. Возможно, следовало бы заодно исключить и Эренса с Бираном, но тогда по справедливости пришлось бы вышвырнуть из Академии всех сразу… Мастер? Чем обязан?

Последнее относилось к Хлорду, подошедшему так тихо, что никто из старших не успел его заметить. Вардос встретил его вежливо, но холодно. Совсем недавно Хлорд одновременно с Дейреком попал на место драки и помог ее остановить, но, похоже, даже это обстоятельство не помогло ослабить давнюю, укоренившуюся неприязнь между Наставниками, и по лицу Вардоса легко было прочесть, что он совсем не рад приходу Хлорда.

Впрочем, тот не обратил на это ни малейшего внимания.

— Я ищу своих учеников, наставник, — сказал он, едва взглянув на Вардоса. — Рикс, Этайн и Лэр отпрашивались к старшим, чтобы посидеть у их костра. Я только что узнал, что они до сих пор не возвращались. Я рассчитывал, что Арклесс сможет рассказать мне, где они сейчас.

Вардос нахмурился и обернулся к Дарлу.

— В самом деле, Арклесс. Где Этайн и остальные?…

Дарл растерянно взглянул на мастеров.

— Я не знаю. Я… последний раз я видел их, когда Биран сказал о драке в лагере у младших. Они с нами не пошли.

Хлорд не знал, что и думать. То ли радоваться, что его ученики не стали ввязываться в драку — уж от Рикса-то такого вполне можно было ожидать, — то ли бить тревогу из-за их отсутствия.

— Поздравляю, мастер, — кисло сказал Вардос. — Ваши первогодки оказались не в пример разумнее, чем Арклесс и его товарищи. Хотя, признаться, меня это удивляет. Уж если там был этот ваш Рикс…

Хлорд не смог сдержать улыбки. Чуть ли не впервые в жизни они с Вардосом сошлись во мнениях, хотя старший мастер этого не знал.

Но улыбка Хлорда почти сразу же сменилась прежним озабоченным и хмурым выражением.

— Значит, в последний раз их видели еще до драки, и при этом в крепости они не появлялись, — подытожил он. — Плохо, очень плохо… Мастер Вардос, вас не затруднит собрать людей? Мы обыщем лес, и, если они там…

— Позвольте вам заметить, мастер Хлорд, что, если они там, то мы их уже не найдем, — заметил Вардос холодно. — Сегодня Огневик.

— Вы предлагаете оставить все, как есть? — резко ответил Хлорд.

Вардос несколько секунд смотрел на собеседника, потом пожал плечами.

— Хорошо, наставник, подождите здесь. А вы… — он посмотрел на лаконцев, с напряженным вниманием прислушивающихся к их беседе. — Можете считать, вам повезло. Вернетесь в лагерь и ляжете спать. Немедленно. А разбираться будем утром.

Почти все стоявшие у частокола в самом деле испытали облегчение. И только Арклесс выразительно переглянулся с Кэлрином и Рэнси.

— Мастер, можно нам принять участие в поисках? — решился Дарл.

— Нет, — даже не посмотрев на своего любимого ученика, отрезал Вардос.

— Но, наставник, мы же должны были присмотреть за Риксом с Лэром и Этайном. Это из-за нас они…

— Арклесс, — перебил наставник сумрачно, — что именно непонятно в приказе "возвращаться в лагерь и ложиться спать"?

Хлорд неодобрительно нахмурился, но промолчал. В конце концов, Старший наставник был не так уж и не прав. Если позволить старшим бродить по лесу, к утру они не досчитаются не только Крикса с Маркием и Юлианом.

Участники драки дружно побрели к воротам лагеря. Шествие было унылым, словно похоронная процессия. Казалось, что все думают только о том, как побыстрее забраться в свои палатки, рухнуть на постели и уснуть. Даже судьбу Дайка с Лессом до поры до времени никто не обсуждал, хотя в другое время известие об исключении двух учеников наделало бы в отряде очень много шума. Но сейчас все шли молча, будто разучившись разговаривать. И только Арклесс с прорвавшейся злобой пнул попавшуюся под ноги корягу.


— Что будем делать?… — неуверенно спросил Этайн, когда стало окончательно понятно, что они бесповоротно заблудились.

— Думаю, что лучше всего будет развести костер и подождать, пока наступит утро. — С несколько наигранной решимостью ответил Крикс. — А когда посветлеет, мы легко найдем дорогу в крепость.

"Ну, наверное" — добавил он, но вслух озвучивать эту безрадостную мысль не стал.

— Ты собираешься остаться на ночь _здесь_? — переспросил Этайн. — Но ведь сегодня — Огневик. Может быть, лучше попытаемся вернуться?..

— А ты знаешь, в какую сторону идти?…

— Эээ… я думаю, налево. Мы пришли оттуда.

— Не уверен, — возразил "дан-Энрикс". — Пока мы кружились по поляне, можно было двадцать раз все перепутать. Но, даже если ты прав, и крепость действительно в той стороне, то там же находится Петля. Мы просто-напросто переломаем себе ноги.

— Сделаем из веток факелы. И пустим Клыкача вперед.

— Да нет же, Марк!.. — ответил Крикс, начиная терять терпение. — С тех пор, как мы пытаемся найти дорогу, прошло уже не меньше часа. А сегодня, как ты правильно заметил, Огневик. Бродить по лесу наугад куда опасней, чем остановиться здесь и подождать.

— А тебе уже случалось ночевать в лесу?..

— Сто раз! — бодро ответил Крикс.

Ну, сто не сто, но ночевать в лесу ему и правда приходилось. Началось это много лет назад, когда он был чуть-чуть постарше, чем оставшиеся дома Близнецы. В один из вечеров Валиор дожидался его у ограды, громогласно обещая надрать приемному сыну уши за какую-то проделку, и приемыш счел за лучшее не возвращаться, пока мама не найдет какого-нибудь способа его умаслить. Так и не дождавшись сына, Валиор ушел, а Безымянный не заметил, как заснул в своем укрытии. По идее, то, что он не возвратился ночевать, должно было бы разозлить приемного отца еще сильнее, но, по счастью, на другой день Валиор отправился в свою любимую харчевню в Белой балке, и, распив с приятелем бочонок эля, приобрел несвойственный ему в другое время благодушный взгляд на жизнь — и в частности на Безымянного. Так что, когда перемазанный ягодным соком и землей приемыш снова появился в хижине, приятно захмелевший Валиор всего лишь беззлобно посмеялся над его предусмотрительностью. С тех пор Безымянный пользовался этим способом не раз — правда, не всегда так же успешно, как в начале. В сущности, его исчезновения куда сильнее злили Филу, чем приемного отца. И это было куда хуже. Если Валиор мог поприветствовать вернувшегося из очередной отлучки Безымянного затрещиной и загрузить его работой, что приемыш принимал стоически, то мама все время начинала причитать и жаловаться так, что у вернувшегося в хижину приемыша от жалости к себе и к ней сводило скулы, и он зарекался еще раз куда-то уходить.

До следующего раза.

— Мне тоже случалось, — вспомнил Лэр. — Но только на охоте, с Уэльреддом.

Крикс представил себе, что бы получилось, если бы он ночевал в лесу не в одиночку, а в компании со старшим братом, и решил, что такого Валиор уж точно бы не потерпел.

— Твой брат уже закончил Академию, это совсем другое, — возразил Этайн. — Он взрослый.

— Да какая разница, нас же здесь трое. И еще Клыкач. Ничего страшного с нами не случится, — сказал "дан-Энрикс". — Двое будут спать, а третий сторожить костер.

Похоже, его убежденный тон подействовал на остальных, поскольку Марк, не споря, принялся искать сухие ветки. К счастью, за последние дни не прошло ни одного дождя, и развести костер было не так уж сложно.

Через несколько минут лес озарился теплым рыжеватым светом от костра. Маркий поддерживал огонь, а Лэр и Рикс сновали по лесу, собирая хворост и стараясь не терять из вида ни друг друга, ни огонь. После недавних приключений с Юлианом Крикс тревожно оборачивался на любой случайный шорох, но на сей раз все прошло благополучно. Не мигали странные голубоватые огни, не заступали путь деревья и кустарники, и младшие лаконцы удовлетворенно наблюдали, как растет большая куча хвороста на узенькой прогалине.

— Все, — постановил "дан-Энрикс", когда они дотащили до костра очередную кучу сушняка. — Теперь давайте спать. А я пока покараулю.

Хотя Рикс и чувствовал себя усталым и разбитым, как после очень трудной тренировки, он со смутной гордостью осознавал, что Лэр с Этайном куда больше, чем он сам, боятся темного ночного леса. Эта мысль приятно щекотала его самолюбие и придавала бодрости, и он готов был караулить хоть до самого утра.

Юлиан с Марком соорудили себе постель из веток и легли спина к спине, чтобы не слишком мерзнуть, а лежавший дальше от костра Этайн устроил у себя под боком Клыкача. Тепло от костра развеивалось в стылом воздухе, а от земли тянуло холодом, и, если бы лаконцы не были так вымотаны, им бы вряд ли удалось уснуть. Крикс подтянул колени к животу, обхватил их руками и вздохнул, глядя на спящих побратимов со смесью снисхождения и зависти.

Ночь обещала показаться очень долгой.


— Полюбуйся, что мне написал Седой, — сказал Император, устало проводя рукой по лбу. Празднование Огневика в столице шло с невиданным размахом, так как в этот год оно совпало с пятнадцатилетием восшествия Валларикса на трон. Были фейрверки, угощение, бесплатное вино и карнавальные процессии. Празднование продолжалось далеко за полночь, и Валларикс с Иремом вернулись во дворец, когда уже сменилась третья стража. Император скинул белый, шитый золотом колет и темно-синий плащ и посмотрел на этот праздничный костюм с едва заметным отвращением. Стоявший рядом доминант подозревал, что нелюбовь к помпезности и пышным одеяниям, действительно присущая Валлариксу, на сей раз совершенно не при чем — скорее, настроение правителя испортило что-то другое.

Лорд Ирем взял клочок пергамента, протянутый ему Валлариксом, и прочитал всего два слова, нацарапанные на листке торопливым угловатым почерком Седого.

"Будьте бдительны".

Только и всего. Ни подписи, не объяснений.

Брови доминанта поползли наверх.

— Это… м-мм… письмо получено обычным способом?

— Ну да. Он, видимо, считает, что мы тут совсем ни о чем не в состоянии подумать сами, — с легким раздражением заметил Император. — Да еще эта его излюбленная точность в выражениях… всегда твердо знаешь, от чего конкретно он решил тебя предостеречь. И по какой причине. Прямо как в легенде о Хромом оракуле. То ли ты убьешь, то ли тебя убьют, но, в общем, скоро будет что-то неприятное.

— А вы знаете, мой государь, возможно, Светлый прав… — задумчиво промолвил рыцарь. — Помните, я попросил вас обернуться, когда мы проезжали через Старый мост? А потом потребовал ускорить шествие кортежа?

— Помню, — хмыкнул его собеседник. — Полагаю, лорды из эскорта это тоже долго не забудут. Чего ради тебе вдруг понадобилось оттеснять Дарнторна в сторону и подъезжать ко мне вплотную? Я боялся, что еще немного, и ты станешь дергать меня за рукав, чтобы привлечь к себе внимание. Я надеюсь, у тебя были на это веские причины?…

— Не совсем, — спокойно возразил на это Ирем. — Даже скорее нет, чем да… Мне просто показалось, что я разглядел в толпе знакомое лицо.

— Знакомое лицо? — невольно повторил дан-Энрикс. И недоверчиво взглянул на собеседника. — И только?… Кто же этот человек?

— Галахос, государь. По крайней мере, так мне показалось. Я увидел его только мельком, а потом никак не мог найти, сколько бы не приглядывался… и все-таки был такой момент, когда я мог поклясться, что это и в самом деле он.

— Этот предатель-маг?… — Император резко выпрямился, скрестив руки на груди и гневно сдвинув брови, отчего он на мгновение стал походить на Наина Воителя. — Ты и вправду думаешь, что он посмел бы появиться в Верхнем городе?

— Да, но только при определенных обстоятельствах, конечно. Именно поэтому я и нарушил стройность вашего кортежа. Появление Галахоса, если, конечно, это был и в самом деле он, могло означать все что угодно… вплоть до покушения на вашу жизнь. Я посчитал, что лучше будет находиться рядом с вами.

— Как во время коронации… — задумчиво сказал Валларикс. — Я помню. В сущности, преступно было бы забыть. И все же, Ирем, ты ошибся. Это был не он.

— Когда мы въехали на площадь Четырех дворцов, я тоже так подумал, — сказал рыцарь, игнорируя намек на коронацию. Вспоминать о первом покушении на Валларикса, которое ему лишь чудом удалось предотвратить, лорд Ирем не любил. — Не мог же Галахос появиться здесь только за тем, чтобы понаблюдать за карнавалом или выпить кружку дармового эшарета. Все прошло спокойно, следовательно, мне просто померещилось, — сказал я сам себе. Но теперь, после письма от Светлого, я начинаю думать, что не все так просто. Я сегодня же проверю все наружные дозоры во Дворце и удвою вашу личную охрану.

— Это пустяки, — нетерпеливо возразил дан-Энрикс. — Если ты не ошибаешься, и этот ренегат действительно вернулся в город — а я полагаю, что он сделал это по приказу своего хозяина, — то здесь есть человек, нуждающийся в защите куда больше, чем я сам. И именно об этом нужно позаботиться в первую очередь.

Лорд Ирем чуть не застонал.

— Да перестаньте, государь! — нетерпеливо сказал он, уже не думая об этикете. — Это же, в конце концов, смешно. Мальчишке совершенно ничего не угрожает. Он сейчас в Эрхейме, то есть очень далеко отсюда, в полной безопасности, чего не скажешь ни о вас, ни обо мне. Я полагаю, что он уже спит и видит третий сон, чего я искренне желал бы и себе, да только мне теперь придется большую часть ночи провести в седле и на ногах, разыскивая в городе Галахоса, которого здесь, может быть, и нет. Но даже если бы он оказался здесь, то ему вряд ли взбредет в голову сунуть свой нос в Лакон; это почти что то же самое, что вести поиски бастарда в Адельстане.

— Хорошо, сэр Ирем; поступай как знаешь. Найди мне Галахоса, если он и в самом деле здесь. Или, по крайней мере, убедись, что он не появлялся в городе. Я буду ждать тебя с утра с докладом.

— Как прикажете, мой лорд.

Ирем отвесил церемонно-вежливый поклон, как будто извиняясь за недавний резкий тон, и вышел. Затворив за собой дверь покоев Императора, он провел ладонью по глазам и несколько секунд боролся с раздиравшей рот зевотой.

Странно, он ведь и не собирался спать, рассчитывая после праздника отправиться в "Морского петуха". Идти, по сути, было незачем — Ирем не сомневался, что больше не встретит там той девушки. То, что Далька — никакая не служанка, а скорее всего, и не "Далька" вовсе, Ирем понял почти сразу — в то же самое мгновение, как вместо податливого, мягкого женского тела ощутил под тканью платья нечто здорово напоминавшее наощупь костяной корсет какой-нибудь аристократки. А потом, разглядывая уже спящую воительницу, лорд имел прекрасную возможность рассмотреть и вязь татуировок на предплечье, и следы от старых, вовсе не пустячных ран. Воительниц, наемниц и просто авантюристок в последние годы развелось немало, так что удивляться тут было особо нечему, но Ирема никогда раньше не прельщали женщины, во всем стремившиеся подражать мужчинам и вдобавок изукрашенные шрамами. По всем его представлениям о женщинах, зрелище должно было быть отталкивающим. Но сейчас, когда одна из этих девушек спала с ним рядом, прижимаясь к его боку теплым телом, в глаза коадъютору почему-то лезли не отметины заживших шрамов, а совсем другое — приоткрытые во сне губы наемницы, маленькая, совсем девичья грудь, целиком помещавшаяся у него в ладони, и волна роскошных светлых локонов, рассыпавшихся по подушке и щекотавших ему шею всякий раз, когда девушка ворочалась во сне. И несмотря на то, что шансы еще раз застать у Слепня эту самую "служанку" были относительно невелики, Ирем все же планировал наведаться в корму. По крайней мере, до тех пор, пока он не разглядел в толпе Галахоса.

Ирем вздохнул. Что бы он ни сказал Валлариксу, на самом деле лорд не сомневался в том, что не ошибся — маг действительно был в городе.


X


Галларн еще толком не успел заснуть, как был выдернут из сладкой полудремы и получил приказ немедленно явиться во Дворец. В этом и заключался главный недостаток службы в Ордене. Ты не распоряжался своим временем и никогда не мог сказать, что будешь делать через час. То ли мирно спать в своей постели, то ли выполнять какое-либо поручение в столице, то ли вовсе мчаться в отдаленную провинцию. Галларн подозревал, что юношам, мечтающим об орденском плаще, подобная непредсказуемость казалась чем-то увлекательным и почти героическим.

'Романтики…' — хмуро подумал Ларн, привычно салютуя лорду Ирему.

Коадютор коротко кивнул и начал с главного, не тратя времени на долгие вступления.

— Мне нужно найти одного человека, — сказал он отрывисто, как всегда в подобные моменты глядя не на подчиненного, а на что-то за его спиной. Галларн сделал над собой усилие, чтобы не оглянуться. Принцепс точно знал, что за его спиной нет абсолютно ничего, кроме светильников и гобелена, но невольно поддавался впечатлению, который на него производил этот острый, напряженный взгляд.

— Отнеситесь к этим поискам, как к делу крайней важности, — продолжил Ирем. — Во-первых, сообщите всем дозорам города приметы интересующего нас лица. Старик, высокий, худощавый, но отнюдь не немощный. Волосы седые, длинные и спутанные. Черные глаза, широкий лоб и узкий подбородок, губы тонкие и нервные, на руках шрамы и ожоги от работы с ядовитыми составами. В целом внешность довольно приметная, но я боюсь, что он способен изменить ее при помощи какого-нибудь магического трюка. Я сейчас же обращусь к Совету Ста с просьбой усилить наши патрули чародеями их Круга. Особое внимание — воротам города. До особого распоряжения правила на въезд и выезд из столицы ужесточаются. Досмотр вновь прибывших проводить в присутствии адептов Круга магов. Полностью прошедших обучение, — с нажимом уточнил лорд Ирем. — Настоять, чтобы Совет не посылал нам кандидатов и учеников. Будут спорить — ссылаться на меня и на приказ Валларикса.

— Да, мессер, — Галларн наклонил голову. — Я прослежу за этим.

— Хорошо. Ни один человек, не обладающий заверенной у эшевена подорожной, не должен покинуть столицу. Никаких исключений — ни для кого. Если понадобится, разъясните это господам Финн-Флаэнам, Дарнторну и всем тем, кто носит их цвета.

— А если они будут жаловаться Императору?…

— А пусть попробуют, — пожал плечами калариец. — …В помощь эшевенам выделить людей из Ордена. Обыскать гостиницы и постоялые дворы. Проверить всех сомнительных приезжих.

Принцепс сдержанно кивал, гадая про себя, чем так опасен этот человек, если из-за него в буквальном смысле поднимают на ноги весь Орден. И не только Орден, но и городскую стражу, и десятки магиков. Ларн сопоставил это с требованием усилить личную охрану Императора и сделал вывод, что на празднике случилось что-то необычное.

— На этом пока все. Главное — будьте бдительны, — добавил лорд, чему-то усмехнувшись. — И немедленно докладывайте обо всем, что вам удастся разузнать.

— Если мне будет позволено спросить… — Ларн сделал паузу.

— Я слушаю.

— Кто этот человек, которого мы ищем?…

— Несколько лет назад он называл себя Галахосом, но я не думаю, что он назвался этим именем при въезде в город, — коротко ответил Ирем. — Как ты уже мог понять, он очень Одаренный чародей. Все остальное — государственная тайна. Из того, что может быть полезно в ваших поисках… Он неглуп и очень изворотлив, но труслив, а потому непредсказуем. Страх может заставить его сдаться даже там, где у него будут все шансы победить, но тот же страх может толкнуть его на любой необдуманный поступок. Будьте осторожнее. Теперь иди.

Принцепс вышел из Гобеленного зала походкой человека, торопившегося выполнить порученное ему дело и уже начисто забывшего про сон. А калариец, хотя и сказал, что собирается отправиться к магистрам из Совета Ста, не последовал за своим подчиненным.

Ирем размышлял.

Во всей этой истории с Галахосом было много такого, что он предпочел бы никогда не вспоминать. Вот только он не мог позволить себе роскоши забыть ту старую историю. Вряд ли Галахос тоже мог забыть за эти десять лет.


… Лорд в упор смотрел на человека, скорчившегося на тюфяке в углу тюремной камеры. Заключенный выглядел неважно — бледный, с бегающими тревожными глазами и руками, судорожно сжавшими край лежака, он возбудил бы в постороннем человеке чувство несколько брезгливой жалости.

Но Ирем не испытывал к нему сочувствия. Он ненавидел этого перетрусившего негодяя. Собственно, он ненавидел его почти так же сильно, как и то, что собирался сделать.

Здесь. Сейчас.

— У меня мало времени, — сказал лорд Ирем, постаравшись, чтобы его голос прозвучал как можно хладнокровнее. — Я уже потратил почти сутки, добиваясь от тебя признания. А между тем магистр из Совета Ста свидетельствует, что ты знаешь куда больше, чем сказал.

Магистры предлагали провести магический допрос. Однако же предупреждали, что способности к защите своих мыслей в чародее такой силы, как Галахос, исключительно устойчивы и высоки. При попытке пробить эту защиту заключенный может умереть или сойти с ума.

Рыцаря не устраивали оба варианта.

До тех пор, пока Галахос не сказал всего, что знает, он нужен ему живым. И, разумеется, способным связно мыслить.

— Взвесив все 'за' и 'против', я решил на этот раз не прибегать к допросу с ворлоком, — сказал лорд Ирем, сузив светлые глаза. — Есть более простые способы заставить тебя говорить. Ты меня понимаешь?…

Заключенный вжался в стену, глядя на него со смесью недоверия и страха.

— Вы не посмеете!.. — просипел маг.

— Посмею. И не сомневайся даже, — Ирем уперся ладонью в стену, буквально нависнув над Галахосом. Его почти мутило — от бессильной злости, от сознания, что он точно так же загнан в угол, как и маг, смотрящий на него остекленевшим от испуга взглядом, и от отвращения к нему и к самому себе.

Лорд Ирем, коадъютор Императора.

Палач.

Да, в этом есть своеобразная, хотя и отвратительная справедливость. Сведения, которые он должен получить от мага, такого свойства, что Галахоса никак нельзя отдать простому палачу.

А перепоручить эту обязанность кому-то из своих людей — слишком удобно. Слишком соблазнительно.

И слишком подло.

Губы Ирема скривились в саркастической улыбке.

— Я займусь тобою сам, Галахос. Будь уверен, что к исходу ночи ты мне все расскажешь. Абсолютно все.

…Да кто бы знал, как это мерзко! Ирем стиснул зубы. Хорошо, что факел, освещающий сырое помещение, находился за его спиной — иначе, чего доброго, Галахос разглядел бы бисеринки пота у него на лбу.

Рыцаря посетила мысль, исполненная разъедающей самоиронии. Он, пожалуй, меньше думал бы о предстоящей пытке, если бы они с Галахосом внезапно поменялись бы местами.

Ирем до последнего надеялся, что можно будет обойтись одной толькой угрозой.

Ведь Галахос трус. Конечно, он сломается… он _уже_ должен был сломаться.

Почему он до сих пор молчит?…

Как нестерпимо жертвовать собственной честью ради такой гадины, как этот маг.

Но Император стоит этой жертвы. Ради Валларикса он пойдет и на такое.

А потом он постарается, чтобы тот никогда об этом не узнал.

— Думаю, мы оба знаем, чего стоим, так что можешь не изображать героя, — произнес он глухо. — Тебе все равно придется говорить. Вопрос лишь в нескольких часах, которые понадобятся, чтобы выбить из тебя признание. Так что решай, Галахос. И быстрее.

Заключенный съеживается все сильнее, словно он надумал просочиться через стену. Но внезапно в темных глазах мага вспыхнула какая-то новая мысль, заставившая его просветлеть лицом.

— Дан-Энрикс не позволит вам меня пытать! — выкрикнул он.

О, Высшие. Какая же самоуверенная мразь!

Всецело полагаться на заступничество человека, которого ты предал и обрек на смерть. Не умолять о милосердии, отнюдь — всего лишь принимать его как должное. И требовать его, как то, что полагается ему по праву — хотя сам он никогда не проявил бы снисхождения к врагу.

Ирем прекрасно знал, что Валларикс бы очень долго колебался, прежде чем решиться дать согласие на пытку. Но, в конце концов он должен был бы согласиться. На кону был Великий город и судьба Династии, а не только его жизнь. Да, он бы согласился. Но легко представить, чего бы ему это стоило.

Улыбка Ирема была похожей на оскал, когда он произнес:

— Не льсти себе, Галахос. Я не собираюсь беспокоить Императора такими мелочами.


"И все-таки он ничего мне не сказал… во всяком случае, сначала" — вспомнил рыцарь, проводя ладонью по глазам.

Все пошло насмарку. Через несколько часов, когда Галахос все же начал говорить, от его рассказа уже не было особой пользы. Случилось как раз то, что Ирем силился предотвратить. Вторжение в столицу, паника и беспорядки в Нижнем городе и истерические слухи о Безликих, превратившие людей в неуправляемую, охваченную ужасом толпу… Лорд Ирем бросил пленника, чтобы заняться более насущными делами.

Больше он Галахоса не видел. Маг-предатель то ли смог бежать из Адельстана, то ли был освобожден кем-то из нападавших.

Даже сейчас Ирем не мог бы сказать, в чем он ошибся в прошлый раз. Возможно, он сумел бы помешать вторжению, если бы не растратил драгоценные часы на глупые сомнения и колебания, а заставил чародея рассказать всю правду сразу же, как только он был схвачен. Даже если бы для этого пришлось быть втрое, вчетверо безжалостнее с этим ренегатом.

А возможно, то фиаско только подтверждало мысль, которой всегда следовал Валларикс. Император был неколебимо убежден, что вынужденная жестокость еще никогда и никому не помогала.

Всеобъемлющий ответ на все эти вопросы мог бы отыскать только философ или книжник, проводящий жизнь в стенах библиотеки. И, возможно, это был бы правильный ответ. Но его никак нельзя было бы применить в реальной жизни.


…Оказавшись в своей комнате, Галахос торопливо опустил засов. Руки у него слегка дрожали. Надо же было так глупо и бессмысленно подставиться!.. Несколько последних дней он жил в столице, но при этом большую часть времени не покидал гостиницы. Из всех постоялых дворов он выбрал самый тихий и невзрачный — 'Золотую Яблоню', надеясь, что в подобном месте его никто не станет беспокоить. К его удовольствию, эти расчеты вполне оправдались.

Все бы хорошо, но мало-помалу эта блеклое существование отшельника начало его утомлять. И вот сегодня он впервые вышел в город, наложив на себя слабую иллюзию подобия и несколько искусно перекрещенных друг с другом отвлекающих заклятий. Таким образом, для посторонних наблюдателей он не просто изменил лицо, но и стал вдобавок совершенно неприметным, так что человек, протиснувшись мимо него в каком-нибудь кривом и узком переулке, через два удара сердца уже забывал, что был там не один. Чародей имел все основания гордиться. Это была изящная и ювелирная работа, достойная мастера. Более сильные и действенные чары могли бы заставить его выглядеть хоть молодым мужчиной с торсом и руками кузнеца, хоть юношей с едва пробившимся пушком на подбородке, но то, что сделало бы его полностью неузнаваемым в глазах обыкновенных горожан, мгновенно привлекло бы к его личности внимание любого из его коллег. Галахос понимал, что в праздничной толпе будут не только доминанты, но и наблюдатели от Круга магов.

Так что предпочел более сложный, но и более надежный вариант.

Ему казалось, что он все предусмотрел…

О, как он ошибался!

С суетливостью напуганного человека разжигая небольшой камин, Галахос спрашивал себя, какие фэйры его понесли на этот праздник. Захотелось хоть издалека взглянуть на Императора, узнать, насколько изменился Валларикс за эти годы?

Глупо, глупо, глупо!..

Впрочем, то, что произошло у Старого моста, нельзя было предусмотреть.

Маг позволил шумной, захмелевшей от бесплатного вина и прославляющей Валларикса толпе увлечь его навстречу праздничной процессии, куда, помимо Императора, входили лорды из его Совета, пышно разодетые придворные и неизменный эскорт доминантов. С того места, где он оказался, было превосходно видно лица всех участников процессии. Надменно поджатые губы лорда Бейнора Дарнторна, благодушное и несколько осоловевшее лицо Финн-Флаэна, приветливо-усталую улыбку Императора, державшегося в седле с присущим ему небрежным изяществом и успевавшего кивать в ответ на громкие приветственные крики, хотя маг готов был поспорить, что от них у Императора уже давно болела голова.

Валларикс в самом деле изменился. Он как будто постарел, как ни нелепо было говорить о старости по отношению к тридцатилетнему мужчине. Галахос помнил его совсем молодым, полным сил рыцарем, светившимся от счастья в день своей помолвки. С юношески-обаятельной улыбкой и до неприличия счастливыми взглядом человека, от избытка радости желавшего обнять весь мир. Маг испытал невольное злорадство, видя, как осунулось лицо Валларикса и как не вяжется с улыбкой Императора его усталый и необъяснимо грустный взгляд… как над сведенными бровями обозначились морщины от тревог и постоянных размышлений. Изменения были как будто незначительными, и, возможно, люди, видевшие Валларикса каждый день, их вообще не замечали. Но в памяти Галахоса Валларикс еще оставался тем юношей, каким он видел Императора в последний раз в день его свадьбы, и разница, как с удовольствием отметил маг, была разительной.

Но когда чародей, следивший за движением кортежа, перевел взгляд с Императора на его свиту и увидел лорда Ирема, скользившего по напирающей со всех сторон толпе людей обманчиво ленивым взглядом, маг непроизвольно вздрогнул. Он и не подозревал, что после стольких лет воспоминания окажутся такими яркими.

…Рыцарь смотрел на него в упор, и под этим мрачным взглядом узник чувствовал себя как насекомое, которое пришпилили к стене булавкой. Камни за его спиной были ничуть не холоднее этих глаз.

— У меня мало времени, — сурово произнес лорд Ирем. — Я уже потратил почти сутки, добиваясь от тебя признания. А между тем магистр из Совета Ста свидетельствует, что ты знаешь куда больше, чем сказал.

Галахос ждал, что к нему вызовут какого-нибудь мага. Но эта надежда рухнула, когда этот Хеггов калариец произнес: "Есть более простые способы заставить тебя говорить. Ты меня понимаешь?.."

Разумеется, Галахос понимал. Он вжался в стену, глядя на нависшего над ним мужчину с недоверием и ужасом.

— Вы не посмеете!..

— Посмею. И не сомневайся даже, — с леденящей ненавистью отозвался коадъютор, подойдя к нему почти вплотную и прижав ладонь к стене над головой Галахоса. Казалось, доминант с трудом справляется с желанием его ударить. Галахос явственно представил, как тот сильно, без замаха, бьет его в лицо, и рот мговенно наполняется солоноватой кровью… Он сглотнул.

Но Ирем его не ударил. Отстранившись, рыцарь с полминуты наблюдал за узником с каким-то новым выражением. Потом его губы изогнулись в саркастической усмешке.

— Я займусь тобою сам, Галахос. Будь уверен, что к исходу ночи ты мне все расскажешь. Абсолютно все.

В камере было довольно холодно, но по спине Галахоса ручьем струился пот.

До этой ночи он считал мессера Ирема цепным псом Императора, чем-то вроде бессловесного орудия. Пусть даже наделенного определенной предприимчивостью, но, в конечном счете, только исполняющим чужую волю. И закованным, как в латы, в нерушимость рыцарского Кодекса.

Но человек, стоявший рядом с ним, явно был так же мало связан Кодексом, как и вообще какими бы то ни было соображениями человечности и сострадания.

Галахос ощутил внезапный приступ острой жалости к себе. К тому, что он находится в руках у озлобленного коадъютора, который — как внезапно понял маг — не остановится ни перед чем, чтобы заставить его говорить.

Галахос оказался между двух огней. Здесь — мессер Ирем, угрожавший ему пыткой.

Там — мужчина с беспощадными глазами цвета голубого льда.

Как бы там ни было, Галахос точно знал, чего боится больше. Боли он, конечно же, не выдержит. Но он, по крайней мере, когда его спросят о его предательстве, он должен совершенно искренне сказать, что продержался до последнего. Иначе у него не будет ни малейших шансов уцелеть.

Галахос постарался отогнать подальше мысль о том, что шансов у него и так не будет.

Ирем оценил его молчание, как признак колебаний.

— Думаю, мы оба знаем, чего стоим, — сказал рыцарь с некоторым нетерпением. — Ты можешь не изображать героя. Тебе все равно придется говорить. Вопрос лишь в нескольких часах, которые понадобятся, чтобы выбить из тебя признание. Так что выбирай, Галахос. И быстрее.

Выхода не оставалось. На мгновение Галахос чуть не махнул на все рукой — какая разница, за что его убьют _потом_, не лучше ли избавить себя от ненужной боли?

Но секундой позже его голову закралась спасительная мысль.

Валларикс. Разумеется, он ничего не знает о затее Ирема. Галахос слишком хорошо знал сына Наина Воителя, чтобы поверить, что тот может одобрять подобный план. А без согласия Валларикса угрозы Ирема так и останутся угрозами.

— Дан-Энрикс не позволит вам меня пытать! — выкрикнул маг.

Облегчение так велико, что несколько секунд Галахос чувствовал себя почти счастливым. Правда, только до тех пор, пока не встретился глазами с доминантом.

— Ты сказал — 'дан-Энрикс'?… — будто недослышав, повторил лорд Ирем. И внезапно ухмыльнулся. — Да ты себе льстишь, Галахос. Я не собираюсь беспокоить Императора из-за подобных мелочей.

…Даже сейчас, в спокойной тишине собственной комнаты, Галахос обнаружил, что скрипит зубами от бессильной злобы. Он ненавидел многих людей. Но никогда и никого — так сильно, как этого проклятого каларийца с его запредельной верностью Валлариксу.

Вот и сегодня этот человек — уже в который раз — ломал все его планы. Неожиданно увидев Ирема, Галахос ощутимо содрогнулся от неуправляемого, почти физического ужаса — хотя можно было бы заранее предположить, что ненавистный калариец будет там же, где и Император.

Коадъютор, разумеется, не мог увидеть этого. Но, судя по всему, скользя глазами по толпе и отмечая всякую деталь, которая могла иметь значение для безопасности правителя, он краем глаза выхватил в толпе лицо Галахоса.

Весь ужас положения был в том, что чары, наведенные Галахосом, действовали вовсе не на его внешность — сам он оставался тем же, кем и был — а только на сознание смотрящего. Колдовство срабатывало тем надежнее, чем дольше другой человек смотрел бы на носителя иллюзии. В первый момент лицо Галахоса еще могло бы показаться кому-нибудь смутно знакомым, но через секунду он бы уже убедился, что ошибся, а еще через секунду потерял бы к нему всякий интерес.

Но лорд Ирем видел мага только мельком, а потом уже не смог найти его в толпе, хотя и вертел головой с риском вывихнуть шею.

По-всей видимости, он его узнал.

Конечно, можно было утешаться тем, что рыцарь будет сомневаться, правда ли он видел мага — или ему это только померещилось. А в конце концов, не обнаружив никаких доказательств его пребывания в Адели, ог наверняка решит остановиться на втором предположении. Но, зная характер лорда Ирема, можно было ожидать, что еще прежде он перевернет вверх дном весь город и предпримет все предупредительные меры на тот случай, если чародей действительно находится в столице.

Это было настоящей катастрофой.

Как-никак, Галахос собирался задержаться здесь надолго. В идеале — даже навсегда.

Прошло уже не меньше половины от отпущенного ему срока до Эйслита, а маг до сих пор не разузнал ничего нового о местонахождении бастарда, получившего, как полагал Галахос, Истинное имя. Стремление прикончить этого мальчишку со временем превратилось у его хозяина в своеобразную навязчивую идею. И, в общем-то, такое рвение было вполне понятным.

Много лет назад Галахос обратил внимание на странный ритуал, существовавший у мужчин из императорской Династии. Достигнув совершеннолетия, каждый наследник Императора предпринимал попытку завладеть неким мечом, якобы завещанным потомкам Энрикса самими Альдами. Для этого он должен был спуститься в подземелье, местонахождение которого Галахос смог установить гораздо позже.

В принципе, и оружия, и музыкальных инструментов, и картин, созданных Альдами, осталось не так мало. Все эти вещи не ветшали и не портились от времени, и наследовались каждым новым поколением владельцев, как редчайшие семейные реликвии. В сокровищницах Императора таких вещей, по понятным причинам, было больше, чем где бы то ни было.

Но, по-видимому, меч не относился к их числу.

Галахосу пришлось потратить много времени на чтение и расшифровку древних свитков и новейших сочинений, прежде чем ему удалось мало-помалу по крупицам восстановить истину. Он с жадным удивлением прочел, что меч, завещанный Династии дан-Энриксов, был, если позволительно так выразиться, единственным в своем роде — ничего подобного впоследствии не удавалось сделать даже Альдам, что и говорить о людях с их убогим оружейным мастерством. Даже Светлые клинки, которыми сражались сами Альды, выглядели рядом с ним негодными подделками. Почему Альды отдали Энриксу подобное сокровище, Галахос так и не сумел понять. Зато он понял главное: это был меч, равных которому на свете еще не бывало — одним словом, Совершенный меч.

Способный, как считали авторы большинства хроник, даровать непобедимость своему владельцу.

Правда, Альды поручили Энриксу хранить их дар в укромном месте, да еще и оградили его Очистительным огнем, так что никто из многочисленных потомков императора, пытавшихся 'вступить в права' наследства, не сумел даже коснуться этого меча.

Но было ясно, что однажды кто-то из дан-Энриксов все же сумеет завладеть им. Что будет дальше, никто в точности не знал, но, зная Альдов, можно было бы предположить, что в их даре скрыты силы, равные — а может быть, превосходящие — мощь Темного истока.

Первой мыслью Олварга, когда Галахос рассказал ему об этом, было уничтожить меч. Но с тем же успехом можно было пожелать взять в плен Седого, захватить Туманный Лог и перебить всех Альдов.

Пришлось остановиться на более хлопотном, но и гораздо более доступном способе — истребить всех тех, кто мог претендовать на древнее Наследие. Это было тем проще, что к настоящему моменту род дан-Энриксов практически угас. После смерти Наина Воителя и нескольких бездарных покушений на его наследника, последними живыми представителями некогда многочисленной и полнокровной Династии был овдовевший Валларикс и его дочь. Причем принцессу можно было вообще не принимать в расчет, поскольку, как было написано в одной старинной хронике, 'кудель да не наследует Меча'. Иначе говоря, в роду дан-Энриксов наследниками Альдов были исключительно мужчины.

В отличие от своего отца, Валларикс оказался однолюбом. Ни потребности государства, окруженного враждебными соседями, ни постоянное давление со стороны придворных не поколебали Императора в настойчивом стремлении остаться верным своей бывшей королеве. А поскольку сам Валларикс не сумел достать меча, его до поры до времени оставили в покое.

Более насущной целью Олварг посчитал уничтожение мальчишки, пусть и не принадлежавшего к Династии, но все-таки имеющего в своих жилах кровь дан-Энриксов. Не рискуя возражать ему, Галахос все же сильно сомневался, стоит ли тратить так много времени и сил из-за какого-то бастарда. Мало ли ублюдков наплодили в свое время представители Династии!.. Никто же не рассматривает их и их потомков как возможных претендентов на наследство Альдов? Про себя Галахос полагал, что Олварг даже не подумал бы разыскивать проклятого мальчишку, если бы род Энрикса не угасал, рискуя оборваться на Валлариксе.

Но, как бы там ни было, Олварг приказал ему найти бастарда, а он этого не сделал.

Памятуя о своем последнем разговоре с Олваргом, Галахос рассудил, что время оправданий и различных отговорок кончилось. Если в ночь Эйслита он не сможет внятно объяснить своему покровителю, где спрятали мальчишку, Олварг скажет, что он больше не нуждается в услугах мага.

Что происходило с теми, в чьих услугах Олварг больше не нуждался, чародей знал даже слишком хорошо. И оказаться в их числе определенно не хотел, поэтому решил бежать в единственное место, где мог скрыться от людей своего бывшего хозяина. В Адель.

Только попав сюда, он понял, как же его вымотала постоянная готовность к неожиданным визитам человека с беспощадными глазами, будто бы прихваченными инеем. Только здесь он наконец-то начал спать спокойно, не боясь, что среди ночи дверь со скрипом распахнется, и вошедший в его мастерскую Олварг холодно прикажет ему встать.

В сущности, он навещал Галахоса не так уж часто. Между их беседами обычно проходило три-четыре месяца, а то и целые полгода. Чем его хозяин занимался в остальное время, маг не знал — или, вернее, заставлял себя как можно меньше думать о таких вещах. И каждый вечер с трепетом ждал нового визита. Он испытывал необъяснимый ужас перед Олваргом даже в тех случаях, когда тот бывал им доволен. А уж если тот беседовал с ним так, как в прошлый раз…

И все из-за проклятого бастарда!

Жар огня, горевшего в камине, никак не помогал Галахосу согреться. Он сидел в глубоком кресле, запахнувшись в теплую накидку — ту же самую, в которой был на улице — и все равно дрожал всем телом.

— Собачья жизнь… — пробормотал он про себя, зябко ссутулив плечи и поворошив поленья в очаге.

Действительно, собачья жизнь. Все время между молотом и наковальней. За пределами Адели — Олварг. Здесь — лорд Ирем… Совсем как тогда, когда проклятый калариец добивался от него ответов на свои вопросы.

Ну, а Валларикс по-прежнему не в счет. Разменная фигура на доске, не больше.

'Просто удивительно, каким ничтожеством может быть человек, даже когда он Император' — с озлоблением подумал маг, все больше согреваясь и мало-помалу погружаясь в сон.

…Он сидел у догоравшего костра, пытаясь отогреть дыханием застывшие ладони. Рядом спали, кое-как укрывшись ветками, два мальчика, а чуть поодаль развалился на траве большой лохматый пес, безропотно позволивший ближайшему к нему мальчишке обхватить себя за шею.

Галахос напряженно вглядывался в темноту за пределами лесной прогалины, куда не достигал круг света от его костра. Время от времени он нагибался и подбрасывал в огонь еще несколько веток.

Несмотря на холод, ему остро, до безумия хотелось спать. Он яростно тер слипающиеся глаза руками. Если же это не помогало, то достаточно было взглянуть на спящих рядом побратимов, чтобы сил у него несколько прибавилось.

Он не может спать. Как взрослый человек — а монсеньор сказал, что каждый, кто принес вассальную присягу, взрослый, независимо от возраста — он должен позаботиться об остальных… Галахос душераздирающе зевнул.

Клыкач, до этого спокойно спавший на земле — ему навряд ли было холодно — внезапно завозился, настороженно приподнимая уши. А потом негромко заскулил.

— Ты чего?… — спросил Галахос. В груди неприятно екнуло — вот только новых приключений ему не хватало…

Кобель вывернулся из-под руки Маркия и сел. Шерсть на его загривке встала дыбом. Он ощерился, показывая нежно-розовые десны и внушительных размеров зубы.

Магу стало окончательно не по себе.

Он пошарил по земле и сжал в ладони нож, оставленный ему Этайном. Так, с оружием в руке, смотреть в лицо опасности казалось проще. И, в конце концов, он не один… Клыкач ему поможет.

Пес опять тоскливо заскулил, и вдруг, попятившись от догоравшего костра, в последний раз взглянул на мага, развернулся и неровными скачками бросился в сгустившуюся по краям поляны темноту.

Перепуганный до онемения в ногах маг уже собирался крикнуть или засвистеть, чтобы позвать его обратно, но как будто какая-то сила заставила его обернуться и взглянуть в ту сторону, куда смотрел сбежавший пес.

Сердце у Галахоса оборвалось.

Из темноты за ним следил безглазый волк — большая всклоченная тень, уставившаяся на мага черными провалами пустых глазниц. Он не рычал, не скалил зубы — в этом не было необходимости.

Не отрывая слепых глаз от лица мага, он шагнул вперед, на освещенную прогалину — и темнота шагнула вместе с ним.

Галахос ощутил желание зажмуриться, закрыть лицо руками и исчезнуть, перестать существовать.

Что-то подобное он уже чувствовал однажды. Где-то очень далеко… у Каменных столбов.

Но в тот раз он успел проснуться.

А сейчас все было наяву.

Он понял, что умрет, если это безглазое чудовище пробудет здесь еще хотя бы несколько секунд. Давясь застрявшим в горле криком, он пытался отползти как можно дальше от Слепого волка, и… не мог.

И тут он вдруг почувствовал, как в нем вскипает ярость. Значит, он, оцепенев от страха, будет неловко копошиться на траве, пока проклятое чудовище не бросится на Маркия и Юлиана?! Невозможно!

'Страха — нет!..' — с каким-то бешенством подумал маг, отталкиваясь от земли и вскакивая на ноги.

Боли — нет! Он выхватил из умиравшего костра занявшуюся головню и размахнулся ей, словно мечом на тренировке. Смерти — нет!!

— Пошел прочь! — он собирался крикнуть, но звук не проходил сквозь перехваченное спазмой горло, так что вместе крика получился еле слышный шепот.

Несколько долгих, как столетия, секунд, они стояли друг напротив друга. Маг, внезапно осознавший, что он почему-то стал гораздо меньше ростом, и безглазый волк.

Потом чудовище внезапно развернулось и беззвучно скрылось в чаще леса.

Только тут Галахос осознал, что толстый сук, который он по-прежнему сжимал в ладони, прогорел почти до самого конца. А ведь у него еще не зажил тот порез от их скоропалительного побратимства… Зашипев от неожиданно пронзившей руку боли, маг разжал ладонь.

И, вскинувшись, проснулся. В комнате было уже темно, только малиново сверкали догорающие угли. Несколько секунд Галахос бессмысленно таращился на них, не понимая, как он мог здесь оказаться, если только что он был в лесу и видел Волка.

Маг ощупал подлокотники своего кресла, словно сомневался в их материальности.

Кажется, тогда он был моложе. Он устал и хотел спать, но сил у него было больше, чем сейчас.

И он не чувствовал себя таким разбитым…

А еще он не боялся.

От одних воспоминаний об увиденном в лесу на лбу Галахоса невольно выступил холодный пот, а к горлу подкатила тошнота. Но ведь всего лишь несколько минут назад он совершенно перестал бояться то безглазое чудовище… он даже был готов сразиться с ним — с одной горящей палкой и каким-то маленьким, почти игрушечным ножом.

Безумие.

Если, конечно, не предположить, что это был не он. Но тогда это…

Маг едва не подскочил от озарившей его мозг догадки.

— Фэйры! Это был бастард! То есть… то есть я и был бастардом.

Он поднялся с кресла и в волнении сделал несколько кругов по комнате. 'Я говорил ему, что это возможно!' — с удовлетворением подумал маг. — 'Нужно всего лишь выбрать правильный момент… вот только что это нам даст? Смогу ли я теперь узнать, где именно находится мальчишка?…'

Маг нахмурился.

Он помнил, что в своем коротком сне — или видении, или воспоминании — он беспокоился о двух своих друзьях. Он даже припомнил, что кого-то из них звали Маркием. Но, пожалуй, это не могло ему помочь.

Еще мальчик вроде бы назвал кого-то монсеньором.

Это было уже интереснее. Значит, его отдали на воспитание в какую-нибудь знатную семью. Для должности оруженосца он пока что слишком юн. Скорее всего, и он сам, и два его товарища были пажами у какого-то аристократа.

Как их угораздило заночевать в лесу втроем в компании собаки, да еще и в Огневик?…

Маг поймал себя на том, что размышляет не о способах найти бастарда, а о том, что видел в своем сне. Теперь он готов был согласиться с Олваргом, относившегося к поискам мальчишки так серьезно. Судя по всему, у паренька прекрасные задатки.

То, как он повел себя в момент опасности, показалось магу совершенной дичью, но, по крайней мере, это впечатляло. И в какой-то мере подтверждало мысль, что… в принципе… бастард действительно мог оказаться тем Достойным, о котором говорили летописи.

'Что за околесицу он нес, когда увидел Волка?' — попытался вспомнить маг. — 'Страха нет… смерти нет… да, что-то в этом роде. Может, это чей-нибудь девиз? Мне кажется, я где-то это уже слышал. В любом случае, это прекрасная зацепка. Нужно только покопаться в книгах…'

Тут Галахос приуныл, сообразив, что 'покопаться в книгах' ему не удастся еще очень, очень долго. Ну не может же он, в самом деле, заявиться прямиком в Книгохранилище, располагавшееся по соседству с Адельстаном. Извините, мессер Ирем, не изволите ли вы убрать своих людей и предоставить мне возможность спокойно разобрать трактаты по геральдике?… Да, чтобы решиться сделать что-то в этом роде, нужно было обладать характером треклятого бастарда, размахивающего перед носом Волка своей жалкой головней с такой самоуверенностью, словно эта тлеющая палка была легендарным Мечом Альдов.

'…'Смерти нет', еще бы, — с отвращением подумал маг. И боли тоже нет'

Да что этот щенок мог знать о смерти или боли?…


— …Ну и дозорный, ничего не скажешь! — Маркий, усмехаясь, тряс энонийца за плечо.

Крикс открыл глаза и обнаружил, что костер давно потух, а на прогалине уже совсем светло.

— Я заснул?…

— И еще как. Я тебя уже четверть часа добудиться не могу, — весело сообщил Этайн.

Его глаза насмешливо сверкали, но насмешка была мирной и какой-то не обидной. Крикс подумал, что он сам, скорее всего, разозлился бы, если бы Маркий вызвался покараулить их, а вместо этого заснул. Мальчику стало стыдно. Нечего сказать, хорош — во сне отважно борется с чудовищами, а на самом деле мирно дрыхнет, бросив спящих побратимов на произвол судьбы.

Тут взгляд "дан-Энрикса" упал на толстый, обгоревший сук, валяющийся на земле возле костра. От одного лишь вида этой палки сразу же заныла обожженная ладонь.

Глаза мальчика расширились.

— Где Клыкач?… — спросил он.

— Пропал, — ответил Маркий огорченно. — Видимо, убежал ночью. Когда я проснулся, его уже не было. Может, еще найдется…

— Не найдется, — тихо сказал Крикс. Если та тварь, которая была здесь ночью, в самом деле ему не приснилась, то, похоже, вместо них она поужинала убежавшим псом.

— Слушай, тут с другой стороны от костра следы… похожи на волчьи, но гораздо больше… — нервно сказал Маркий. — Кажется, здесь побывал какой-то зверь. Я только не пойму, почему он нас не тронул.

— Это потому, что я… — Крикс прикусил себе язык. После того, как Маркию пришлось его будить, рассказ о ночном приключении должен был звучать, как самая бессовестная похвальба.

— Что? Ты его видел? Это _ты_ его прогнал? — с живейшим любопытством спросил Марк.

— Ну, в общем, да, — промямлил Крикс, чувствуя себя полным идиотом.

— А! Я, кстати, так и думал, — удовлетворенно кивнул сын Валерика Этайна.

Крикс воззрился на него, пытаясь разобрать, не издевается ли Марк над ним. Или… так уж сильно в него верит?

— Ты так думал? — глупо повторил "дан-Энрикс". — Почему?

— Потому что твои следы там тоже были. Ну и потом… у тебя до сих пор в руке мой нож.

Скосив глаза, Крикс обнаружил, что Марк совершенно прав, и смущенно разжал онемевшие пальцы.

— Ладно, ты давай буди Юлиана, а я пока влезу вон на то большое дерево. Сверху должно быть видно, где Эрхейм, — заметил Маркий деловито. И самокритично уточнил — Вообще говоря, я уже года три не делал ничего такого… в смысле, никуда не забирался. Но тут много веток, должно получиться.

— Почему именно ты? — сейчас же встрепенулся Крикс. — Я хорошо лазаю. Давай-ка лучше ты разбудишь Юлиана, ну, а я…

— С такой рукой? Не смеши меня, — хмыкнул Этайн, кивая на его ожог. — Лэр тоже не полезет, у него ожог еще почище, чем твой… Остаюсь только я.

Доводы Этайна были вполне убедительны, но мысль о том, что хрупкий Маркий полезет на дерево, хотя он не практиковался в этом деле уже около трех лет, смущала Крикса.

Он вздохнул и, опустившись на колени возле Юлиана, принялся трясти и теребить его. Калариец открыл глаза, но почти сразу же закрыл их снова и пробормотал, чтобы его оставили в покое. Все усилия "дан-Энрикса" кончились только тем, что его друг еще сильнее сжался на земле, стараясь хоть чуть-чуть согреться.

"По-видимому, нас так вымотала драка и… и то, что было _до_ нее, — подумал Крикс. — А Маркий такой бодрый потому, что ничего не видел. Хотя, — тотчас же мрачно оборвал он сам себя, — Маркий тут совершенно ни при чем. Он сторожить костер не вызывался".

— Вставай, Юлиан… ну вставай же! — повторял Рикс, тормоша заспавшегося каларийца. — Нам пора домой! Представь, что думают наставники… нас не было всю ночь!

— Наставники? — взгляд Лэра был быссмысленным и сонным, но он резко сел.

Крикс даже засмеялся. Вот, оказывается, как следует будить лаконцев. Одно слово о наставниках — и Лэр уже готов вскочить…

— Я думаю, нас уже ищут, — сказал он, переставая усмехаться. — Но гораздо лучше будет, если мы вернемся сами. Маркий влез на дерево, чтобы найти дорогу. Маркий!.. Ты что-нибудь видишь?! — крикнул он, задрав повыше голову.

— Да, — донеслось сверху. — Мы довольно далеко зашли… Петля справа от нас, а поле чуть левее…

— Куда левее? — мрачно спросил Юлиан, которому ответ Этайна справедливо показался несколько размытым.

— Трудно объяснить. Но я вас отведу. Теперь мы не заблудимся.

— Спускайся! — вклинился "дан-Энрикс".

— Х-хорошо… — с какой-то подозрительной заминкой отозвался Маркий.

Крикс заволновался.

— У тебя там все в порядке?!

— Да, тут просто ветка… низковато. Не могу достать. Но…

Что именно "но", Этайн так и не досказал. Раздался громкий шорок, треск ломающихся сучьев, а потом три крика разом.

Первым закричал "дан-Энрикс", осознавший, что Марк падает. Долей секунды позже его вопль подхватил Юлиан Лэр, а потом Маркий ударился о землю и так громко взвыл, что и Лэр, и Рикс мгновенно замолчали.

От этого глухого, полного боли крика у обоих мальчиков похолодели руки.

Они бросились к Этайну, в глубине души боясь, что с ним случилось что-нибудь действительно непоправимое.

Но после беглого осмотра стало ясно, что Маркий жив, и, в общем, пострадал не так уж сильно. Он был исцарапан ветками, сильно ушибся и едва мог шевелиться от боли, а одна ступня была неловко вывернута — совсем как у Рикса в день их встечи с Рам Ашадом — но, на первый взгляд, никаких более серьезных повреждений не было.

— Моя спина… — простонал Маркий, но схватился почему-то не за спину, а за поясницу. Крикс подумал, что его друг, видимо, ушибся кобчиком, ударившись о землю. Хорошо еще, что ветки, разорвавшие одежду Маркия и расцарапавшие ему руки и лицо, замедилил его падение.

— Ну все, — сказал Юлиан Лэр, оправившись от первого потрясения. — Теперь придется ждать, пока нас не найдут.

— Вот еще! — возмутился Маркий. В его глазах стояли слезы, но выглядел он решительно. — Сейчас я полежу немного, потом встану и…

— Не встанешь, — сказал Крикс. — Один мой знакомый шад сказал, что, если ходить с такой ногой, то можно охрометь на всю оставшуюся жизнь.

— Ты-то не строй из себя лекаря… — боль сделала Марка более сварливым. — Неизвестно, сколько нам придется ждать Наставников.

— А мы не будем ждать. Приподнимись… — Крикс нагнулся к Маркию. — Вот так, ага. Теперь садись на спину и держись. Только за плечи, а не за шею.

Маркий забыл о своем раздражении и с удивлением уставился на Крикса.

— Совсем с ума сошел? — спросил он почти жалобно. — Ты знаешь, сколько тут идти?!

— Ну, нас ведь ищут. Может, мы их встретим по дороге, — беззаботно отозвался Крикс.

А про себя вздохнул — не говорить же Маркию, что он на голову выше и значительно сильнее, а сам Этайн выглядит так, так будто бы ему самое большее лет девять.


Старшие ученики столпились на опушке леса. Каждый знал, что они собрались ради серьезного дела, да и память о вчерашнем нагоняе до сих пор еще не выветрилась из голов лаконцев, но все почему-то чувствовали странный, почти радостный азарт.

— Вардос нас убьет, — заметил Кэлрин Отт с улыбкой, совершенно не идущей к делу.

— Это вряд ли, — хладнокровно возразил Димар. — Наставник запретил нам идти в лес прошлой ночью. А сейчас уже утро. Тренировки отменили, потому что все наставники заняты поисками младших. Даже наказание за драку нам пока что не назначили. Значит, мы можем располагать собой по собственному усмотрению.

— Где ты этого набрался?.. — хмыкнул Рэнси Эренс.

— Командуйте… эндер, — отрезал Дарл, не отвечая на вопрос. — Замену вам пока что не назначили, так что нам придется сделать вид, что мастер Вардос не лишал вас звания. Мы все ждем ваших приказаний.

Эренс сразу подобрался.

— Хорошо… тогда разделимся. Балин, твой галат пойдет осматривать Петлю. Мастера поехали по тракту, значит, мы должны обследовать в первую очередь ту часть леса, которая ближе к крепости. Грано — к северу от лагеря, отсюда до Пожоги. Брейс…

— Дан-Энрикс!

— Что?…

— Дан-Энрикс!!

На опушку в самом деле вышел Крикс — побагровшевший от натуги, с влажными волосами, липшими ко лбу и ярко блестевшими глазами. Рядом с ним шел недовольный Юлиан. Он несколько раз предлагал "дан-Энриксу" сменить его и понести Этайна, но друг всякий раз возражал, что ему пока еще не тяжело. Правда, последние несколько раз Крикс уже ничего не говорил и только молча мотал головой, пытаясь поберечь дыхание. Крикс догадывался, что его упрямство обижает друга, но всякий раз, когда он уже собирался согласиться на настойчивые просьбы Лэра, он внезапно вспоминал, как проспал большую часть своего "дозора". И от досады на себя готов был тащить на спине Этайна не то что до крепости — а до самой Адели, не давая себе не малейшей передышки.

Маркий, цепко ухватившийся за его плечи, оказался не так легок, как ему казалось поначалу. То есть весил он и правда не особо много, но идти с подобной ношей через лес, огибая овраги и переступая через вывороченные корни, становилось все труднее и труднее. Иногда у Крикса начинало темнеть в глазах от напряжения, и тогда он, обращаясь к самому себе, злорадно думал, что ничего другого не заслуживает человек, взявшийся сторожить своих друзей, и все равно заснувший.

Когда его внезапно окружила целая толпа старших учеников, Крикс даже ничего не понял.

Только через несколько секунд он в полной мере осознал, что они все-таки нашли дорогу в крепость, а просветы за деревьями — ничто иное, как раскинувшееся вокруг Эрхейма поле.

Лицо Крикса озарилось радостной и недоверчивой улыбкой.

— Дарл!.. Кэлрин!

— Вот это да, — рассмеялся Брейс Биран. — Мы собирались идти их искать, а они сами объявились. Где вы были, а?! Кто тебя так избил? И что случилось с Маркием?…

Рэнси взял Этайна к себе на спину, и Крикс с невольным облегчением вздохнул.

— С чего вас вообще понесло в лес? — спросил Димар сердито. Только что он был вне себя от радости, что младшие нашлись, но теперь он вспомнил, как всю ночь вертелся на постели, думая о том, что с ними стало, и почувствовал сильнейший приступ раздражения.

— Крикс пошел в лес из-за меня, — вступился Юлиан.

— Да. Его заколдовал блуждающий огонь, — разъяснил Крикс. — А я…

— А Крикс пошел за ним, чтобы вернуть его обратно, а потом они дрались, и Юлиан…

— А голубой огонь исчез. Он был живой, мигал и двигался…

— Ушел бы в лес…

— Как человеческое сердце…

— И тогда мы решили развести костер.

— Нет, это Маркий догадался. Я вообще забыл, что фэйры не боятся ничего, кроме огня.

— Жаль, я совсем ничего не помнил. Только тот момент, когда обжегся…

Так, перебивая друг друга и все время вспоминая новые детали, младшие кое-как добрались до конца истории. Старшие в молчаливом изумлении смотрели на трех первогодков, переживших в эту ночь такие приключения, о каких большинство из них даже не слышали.

— Я думаю, наставники не будут их ругать, — сказал в конце концов Ралькон несколько неуверенно.

— Ругать?.. — вскинулся Брейс. — Да за такое надо памятник поставить. Сначала Рикс спас Юлиана от приманки фэйров. Потом, пока все спали, отогнал какое-то чудовище от их костра… а под конец донес до крепости Этайна с его сломанной лодыжкой. Я бы хотел взглянуть на мастера, который стал бы после этого его _ругать_!

— Я тебе покажу такого мастера, как только наш наставник возвратится, — обещал Бирану Рэнси.

Остальные рассмеялись.

— Все равно, — упрямо сказал Брейс. — Раньше, если кто-нибудь из учеников Лакона спасал своего товарища, то его имя вырезали в камне на стене их башни!

— Угу, вот Крикса и заставят его выскребать — собственноручно.

— …Зубочисткой!

Крикс невольно веселился вместе с остальными, хотя при мысли о встрече с наставниками ему становилось несколько не по себе.

— Ну, в таком случае, плевать на мастеров, — мотнул темноволосой головой Биран. — Я предлагаю сделать возвращение Этайна, Лэра и "дан-Энрикса" в Эрхейм чуть более торжественным. В конце концов, они могли погибнуть.

— Правильно, — кивнул Димар. — Давайте праздновать.


— …Кажется, я с вами разговариваю, Рикс, — тон Вардоса был холоднее, чем огромный непротопленный камин главного зала. — Если вы и дальше будете пытаться выглянуть в окно с того места, где сейчас стоите, то, скорее всего, окосеете. Бросьте ребячиться и отвечайте, когда к вам обращаются.

Крикс вздрогнул и оставил попытки высмотреть, как Маркия, устроенного на носилках, несут через двор в походный лазарет.

Крикс с наслаждением бы надерзил наставнику со шрамом, но, к несчастью, рядом с ненавистным Вардосом сидели оба младших мастера — и Дейрек, и усталый, осунувшийся Хлорд. Так что пришлось изобразить внимание.

— Извините, мастер. Я отвлекся.

— Хорошо, тогда я повторю вопрос еще раз, — желчно сказал Вардос. — Правда ли, что старшие ученики кричали "Эйн дан-Энрикс!", когда вы вернулись в крепость?

Старший мастер тоже выглядел невыспавшимся, и его худое, землистого цвета лицо казалось мальчику еще более недовольным, чем обычно.

"Интересно, Маркий сможет в сесть в седло, когда настанет время возвращаться в город?" — думал Рикс. Вопрос Вардоса показался ему сущей ерундой. Крикс искренне не понимал, ради чего наставник тратит время на такие мелочи.

— Да, мастер, — отозвался он довольно безразлично.

— Прекрасно, — отрывисто сказал наставник. По его лицу было заметно, что он не находит в этом ничего прекрасного. — Вы знаете, что это за приветствие?

— Нет. Я как раз хотел спросить у Арклесса, но не успел, — честно ответил Крикс.

Сидящий сбоку мастер Дейрек попытался скрыть смешок за приступом кашля, но поспешно опустил глаза под уничижительными взглядами Хлорда и Вардоса, явно осуждавшими такую неуместную веселость. Крикс удивленно посмотрел на мастера, не понимая, что его так рассмешило.

— Лэр, а вы что скажете?… — резко спросил Вардос.

— Так встречают Императора, — тихо ответил Юлиан. — Когда он въезжает в город… или в крепость, например.

— Совершенно верно, — прошипел Наставник. — Мне приятно видеть, что не все ученики первого года обучения так же невыносимо бестолковы, как ваш друг. Все верно, Лэр, в Легелионе так приветствуют вернувшегося из отъезда Императора. Тогда, может быть, вы объясните нам, причем тут вы трое? И в особенности Рикс?… Что-то мне подсказывает, что все эти бурные восторги… — мастер выразительно поморщился — относились главным образом к нему. Не так ли?

Юлиан помялся, но ответил:

— Это из-за его имени, Наставник. Крикса в шутку называют… ну… "дан-Энриксом".

Вардос откинулся в кресле и обменялся с Хлордом выразительными взглядами. Лица обоих мастеров казались сумрачными от взаимной неприязни. Но на лице Вардоса, помимо ярости, было написано и что-то вроде злорадного удовлетворения. Казалось, если бы не присутствие в комнате первогодков, он бы не сдержался и спросил — "Ну что, допрыгались?". Но выяснять отношения с другим наставником в присутствии учеников не стал бы ни один из менторов Лакона, так что Вардос снова обернулся к Лэру с Риксом.

— Кто это придумал?

"Говорил же я Димару, что от его дурацкой шутки будут одни неприятности! — подумал Крикс, стараясь, чтобы эти размышления никак не отразились на его лице. — Интересно, как он посмеется, если Нетопырь дознается, кто это начал…"

— Вы с Лэром что, оглохли?… Кто придумал называть тебя "дан-Энриксом"? — резко спросил наставник, в запале обращаясь к младшему ученику на "ты".

— Я не знаю, мастер. Это как-то само собой вышло… Я хочу сказать, так шутят с того дня, когда я поступил в Лакон.

Хлорд тяжело вздохнул и опустил глаза.

— И ты, конечно, сделал все, чтобы положить этому конец? — насмешливо спросил Мастер-со-шрамом, сверля Крикса взглядом.

Впервые за весь разговор "дан-Энрикс" испытал смущение. Если бы Вардос злился, или придирался к нему, как обычно, ему было бы гораздо проще чувствовать себя правым. А теперь…

— Н-нет, вряд ли.

— Разумеется, ты ничего для этого не сделал, Рикс, — произнес наставник Вардос веско, будто заколачивая гвозди. — Хотя ты должен был знать, что эти шутки незаконны и опасны. Но я замечаю, что ты вообще делаешь все, чтобы привлечь внимание к своей персоне. Драка с Льюбертом Дарнторном. Опоздания к отбою. Потом — эта бешеная лошадь. Я уже не говорю о том, что вы устроили на празднике, чтобы лишний раз произвести на старших впечатление. Ритуал вступления в галат не может служить поводом для глупых шуток, Рикс.

— Мы не шутили, — процедил "дан-Энрикс".

— Помолчите!

Хлорд перевел взгляд со своего ученика на Вардоса. Потом обратно.

— Извините, Вардос, я не понимаю, — сухо сказал он. — О чем вы говорите? Какой еще ритуал?..

— Вот, — осклабился старший наставник. — Ваш мастер, Рикс, не поспевает уследить за вашими очередными подвигами. Слишком уж вы торопитесь их совершать. Я думаю, все дело в том, что у вас слишком много свободного времени… которое вы тратите на то, чтобы придумать, как бы еще отличиться перед вашими сторонниками и снискать себе известность среди остальных учеников. С сегодняшего дня и до возвращения в Адель вы с Лэром поступаете в распоряжение главного конюшего, мэтра Берке. Вы будете помогать ему в свободное от тренировок время. Я предупрежу, чтобы вам не старались дать самую легкую и чистую работу. Вы ее не заслужили, Рикс.

Крикс подумал, что, если он сейчас скажет все, что думает о Вардосе, то тот оставит его разгребать навоз до конца жизни. И, хотя он был ужасно зол, при этой мысли мальчик не сумел сдержать улыбки.


* * *


Когда лаконцы возвратились из Эрхейма, в Адели лежал снег. Зима здесь была более суровой, чем в глубине материка, из-за штормов и резких северных ветров, летевших с моря. Тем не менее, в портах царило то же оживление, что и в теплые месяцы. Семнадцать Гаваней продолжали принимать и снаряжать в дорогу корабли, среди которых были как торговые, так и военные. Не говоря уже о кораблях контрабандистов и пиратов, выгружающих свою добычу в Алой Гавани и раз за разом умудряющихся просочиться, как вода, через кордон береговой охраны.

Наступившая зима несла с собой немало нового. Лаконцы обнаружили, что требования Наставников, и раньше не казавшиеся им слишком простыми, стали еще жестче. Те, чьи навыки письма и чтения оставляли желать лучшего, теперь все свое время просиживали в скриптории и с тоской смотрели в парк, где остальные младшие ученики устраивали снежные баталии или катались по обледеневшим парапетам лестницы. Иногда игра в снежки захватывала сразу несколько отрядов, и тогда лаконский парк бывал похож на поле боя, а ученики расходились по башням торжествующие, вымокшие до последней нитки и пытающиеся согреть дыханием негнущиеся от мороза пальцы.

Но "дан-Энриксу" зима принесла нечто большее, чем все эти игры или радость от того, что мэтр Хайнрик неизменно бывал им доволен.

После возвращения в Лакон он начал свою службу лорду Аденору. Это означало массу мелких поручений, о которых никогда нельзя было сказать — были ли это в самом деле важные дела, от исполнения которых что-нибудь зависело, или обыкновенная проверка, способ испытать таланты нового вассала. Побывать в порту и доложить, сколько кораблей и с каким грузом прибыло в определенный час, из какого места и с какой командой они прибыли, о чем разговаривали капитаны, сколько времени занял положенный осмотр трюмов писарем и стражниками порта. Проследить, кто входил в дом Финн-Флана или Дарнторна, долго ли пробыл тот или иной гость и куда направился после этого. Все эти задания требовали только наблюдательности и хорошей памяти, зато как первое, так и второе должно было быть отточенным до совершенства. В те дни, когда лорд Аденор не давал ему никаких заданий, он мог попросить у своего вассала доложить о том, что происходило в Академии. О чем беседовали мастера за трапезой? Был ли Ратенн чем-нибудь озабочен или недоволен? Хорошо, а сколько коек занято в лаконском лазарете? Кто из старших заступил в дозор после отбоя? Прислали ли мэтру Саккронису новые свитки из Книгохранилища? Кому он поручил копирование этих книг?… Крикс прекрасно понимал, что все эти детали совершенно безразличны лорду Аденору, и в своей дотошности он преследует совсем другую цель — заставить своего вассала постоянно быть настороже и обращать внимание на то, чего не замечают остальные. Незаметно узнавать ответы на любой интересующий его вопрос. В попытках ничего не упустить Крикс иногда чувствовал такое напряжение, что его начинало почти физически мутить от этого, и он задавался вопросом, стоило ли вообще мешаться в эти непонятные дела?.. Зато теперь он понимал, почему Арклесс поражал его своей осведомленностью. Если смотреть внимательно и хорошо запоминать все то, что видишь, люди будут думать, что ты знаешь все, хотя на самом деле ты узнал не больше, чем мог разузнать любой из них. Были задания и более рискованные, вызывавшие у Крикса ощущение, что он играет в странную, захватывающе-веселую игру. После тушения огней пробраться в скрипторий, передвинуть стол наставника к окну — как можно тише, чтобы шум из пустой комнаты не привлек внимание дозорных — и незамеченным вернуться в свою спальню. Наведаться ночью к старшим и намазать лица спящих смесью сливочного масла с сажей. Когда Рикс тихонько мазал нос и подбородок Синто Миэльвитта жирной черной массой, сердце колотилось в ребра так, как будто собиралось выскочить наружу. Нетрудно было догадаться, как поступят старшие, если кто-то из них проснется и увидит его в своей комнате. Наутро Синто и его друзья рычали, что убьют того, кто это сделал. Крикс делал вид, что его это совершенно не касается — а про себя торжествовал. К несчастью, это был единственный способ, которым он мог отплатить рыжему Миэльвитту за все зуботычины и обидные слова, на которые тот никогда не скупился для него и Юлиана Лэра. О том, чтобы открыто выступить против Миэльвитта, бывшего на пять лет старше, и, должно быть, в десять раз сильнее, не могло идти и речи. Но лорд Аденор не указал, с кем именно Крикс должен провернуть указанную шутку, и он решил совместить приятное с полезным.

Крикс учился незаметно выбираться из Лакона или возвращаться в свою башню в любой час дня и ночи. Кроме главных ворот Академии, существовал гораздо менее приметный выход, предназначенный для слуг или посыльных. Днем он был почти всегда открыт, а на ночь запирался на замок. Но Дарл давно добыл ключи. Как следовало из его рассказа, он просто незаметно взял их из стола Ратенна, а потом, отжав на воске, положил обратно. Крикс отчаянно завидовал. По сравнению с этим его фокусы в скриптории и в Свейсборге казались детским развлечением.

Как бы там ни было, но он получил от Дарла копию ключей с предупреждением, что должен спрятать их как можно лучше. "Если их кто-нибудь найдет, выкручиваться будешь сам" — веско предупредил Димар. Впрочем, это Крикс успел понять и без него. В случае любой возможной неудачи он мог делать все, что посчитает нужным — врать, просить прощения или бежать, но никогда, не при каких условиях, не говорить о том, что делал то или другое дело по приказу лорда Аденора.

Так что Крикс решил, что хранить ключи среди своих вещей просто неумно. В тесной комнате на них могли наткнуться его побратимы, да и кто-нибудь из старших мог проникнуть в их спальню так же просто, как он сам пробрался к ним. Устраивать какой-нибудь тайник в саду было ничуть не менее опасно. Конечно, никому бы не пришло в голову связать подобную находку с кем-нибудь из первогодков, но тогда свободный доступ в Академию в любой час дня и ночи перестал быть исключительной привилегией их с Димаром. Обнаруживший их ученик легко мог догадаться, что самый большой среди ключей подходит именно к калитке. И тогда в самый неподходящий момент они столкнулись бы у потайного выхода нос к носу.

Поломав над этим голову несколько дней, Крикс привязал к связке ключей тонкую и прочную бечевку и опустил их в каменное жерло Старого колодца, находившегося возле Западной стены. Воды там давно не было — за ней ходили к Новому колодцу, расположенному ближе к кухне.

О своем новом тайнике Крикс не сказал даже Димару — отчасти из-за того, что старший тоже не стремился посвящать его во все свои секреты. В первый раз отметив это, Крикс даже слегка обиделся, но очень скоро осознал, что это глупо. Дарл не раз доказывал, что доверяет ему совершенно безоглядно. Если он решил о чем-то умолчать, значит, посчитал, что сдержанность необходима ради пользы дела. Крикс решил последовать его примеру.


Но не только Крикс, вернувшись из Эрхейма в Академию, не тратил даром времени. На второй день после приезда младших в город на трибунах возле тренировочный площадки собрался целый совет, куда вошли все те, кого в Лаконе назвали "гвардией Дарнторна".

— Я хотел поговорить о Пастухе, — волнуясь и сверкая темными глазами, сказал Льюберт. Старшие с удивлением переглянулись. Со дня драки Льюберта и Рикса среди всех присутствующих действовал молчаливый уговор — ни словом, ни намеком не упоминать о Риксе, словно замечать его существование было бы ниже их достоинства. Так, обсуждая то или другое происшествие, друзья Дарнторна с удивительной дипломатичностью сворачивали разговоры всякий раз, когда они могли коснуться Крикса. И вот теперь Льюберт сам вернулся к обсуждению запретной темы. Говорил он так уверенно и гладко, словно приготовил эту речь заранее. Впрочем, возможно, так оно и было.

— Он пробыл в Лаконе всего пару месяцев, но кое-кто уже успел забыть, что он — не Рикс, как называют его мастера, а нищая помоечная шваль. Вам я не стану говорить о том, какая пропасть между ним — и каждым из присутствующих здесь. Это и так понятно. Худшим оскорблением для каждого из нас является необходимость есть с этим фальшивым Риксом за одним столом, или делить с ним башню, или слышать, как его нелепое имя всякий раз звучит на перекличке рядом с именами самых знатных воинских родов Легелиона. Наш мастер оскорбил всю Академию, приняв сюда этого самозванца! Но этого мало. Его стали называть "дан-Энриксом", как будто бы он принц или особа королевской крови, а не деревенский олух, не успевший до конца отмыть с себя навоз. Вы слышали о том, какой прием ему устроили в Эрхейме, когда он и два его дружка вернулись в крепость?…

Старшие зашевелились на скамьях. Большинство учеников Ратенна слышали о том, что энгильд Вардоса устроил Пастуху торжественную встречу, вызвавшую резкое неудовольствие Совета мастеров. Многие были искренне возмущены этой историей, так что слова Дарнторна попали точно в цель.

Сидевший рядом с Дарнторном Синто Миэльвит насупил блеклые рыжие брови.

— Ты прав, Льюс; этот навозник окончательно зазнался. Кем он себя возомнил, фэйры его дери?..

— Да и болваны из Аркмора тоже хороши! Готовы пресмыкаться перед нищим выродком…

— Еще немного, и они решат его короновать, — ехидно вставил кто-то.

— Очень возможно, Крейс, — сейчас же подхватил Дарнторн. — Только скажите: мы что, так и будем молча все это терпеть?..

— Не будем! — вскинулся еще один из старших. — Только скажи — мы с побратимами проучим этого крысеныша.

— Ага, и вас за это исключат, как Дайка с Лессом.

— Не исключат. Мешок на голову — и все дела…

Рыжий Миэльвитт презрительно наморщил нос, покрытый бледными веснушками.

— Ну, пусть не исключат… но все-таки — бить первогодка? Оплеух ему навешать я и сам могу, подумаешь, но чтобы вчетвером на одного, да еще голову в мешок… Тьфу. Неохота руки пачкать.

Распаленный противник уже собирался что-то возразить, но тут, к общему удивлению, Синтара поддержал Дарнторн.

— Миэльвитт прав, не надо его бить. Что это даст, в конце концов?… Ну, полежит недельку в лазарете, а потом вернется, и все пойдет по-старому. Да еще остальные будут на него смотреть как на героя или мученика, — рассудительно заметил Льюберт.

Старшие смотрели на Дарнторна с уважением. Чуть ли не самый младший, а соображает лучше всех, и не дает себе увлечься первой же удачной мыслью.

Где им было знать, что Льюс давно уже обдумал и отбросил все те способы возмездия, которые сейчас поочередно приходили в головы его товарищам.

— Я скажу вам, что я думаю. Дело не в том, чтобы как-нибудь наказать этого выскочку за его наглость. Мы должны устроить так, чтобы он вообще ушел из Академии. Где ему и всем ему подобным просто-напросто не место, — веско сказал Льюберт.

— И как ты предлагаешь это сделать? — удивился Синто.

— Очень просто. За что могут исключить из Академии?

— Н-ну… за воровство… за поножовщину, за посещения Алой гавани…

— За баб, — хохотнул кто-то из выпускников.

— Ну вот, допустим, воровство, — остановил перечисление Дарнторн. — Нужно сделать так, чтобы у Пастуха нашли чужую вещь. А лучше сразу несколько. Чего уж проще?

— Хм… да… — с заминкой согласился Миэльвитт. Но должной уверенности в тоне старшего не было. Дарнторн почувствовал, что его предложение оставило у Синто слишком неприятное впечатление, поэтому быстро поправился:

— Про воровство я для примера. Можно взять любое правило, за нарушение которого Пастуха сразу должны будут отсюда выгнать. И тогда мы от него избавимся.

Фессельд, Декарр и Тинт помалкивали. Они одобряли все, что предлагал их предводитель, но сейчас решение зависело от старших. Льюберта здесь слушали, но остальные первогодки знали, что присутствуют здесь только как товарищи Дарнторна. И без права голоса.

— Отличная идея, — согласился Крейс.

Несколько выпускников явно считали всю эту шумиху вокруг Рикса несколько преувеличенной, однако все они, пожав плечами, выразили полное согласие принять участие в готовящейся авантюре.

— Ну… не могу сказать, что мне все это очень нравится… — хмуро сказал рыжий Миэльвитт. — Но в целом Льюберт прав. Нет человека — нет проблемы. И потом… нечего всяким там простолюдинам делать в Академии. Пусть подыщет себе более подходящее занятие. А в знать ему лезть незачем. У каждого свой путь.

Решение о том, чтобы помочь "дан-Энриксу" определиться с выбором пути, было принято старшими единогласно. В то же время было решено не торопить события и дождаться подходящего момента, чтобы неприятности, свалившиеся на Пастуха, выглядели вполне естественно. Льюберт даже настоял, чтобы ученики из Свейсборга прекратили за спиной Наставников толкать 'дан-Энрикса' на галереях и на тренировочных площадках Академии, обливать его водой из окон или изводить каким-то иным способом. По меркам Лакона этим шуткам было далеко до настоящей травли, но никто не должен был считать, что в Академии у Пастуха имеются влиятельные недоброжелатели.

Самым правильным поступком было бы, конечно, помириться с Риксом — то есть сделать вид, что он готов с ним помириться. Притвориться, что он изменил свое мнение о южанине и о его друзьях и выкинул из головы историю их первой ссоры… С Пастуха бы сталось заглотить подобную приманку. Иногда Дарнторн подозревал, что идиот-'дан-Энрикс' даже ждет чего-то в этом роде. Но, сколько бы Льюберт не думал о том, что нужно усыпить бдительность своего противника, не проявляя к нему обычной враждебности, последовать этому мудрому решению он так и не сумел. Стоило ему увидеть Крикса или оказаться с ним на тренировочной площадке, как жгучее, неуправляемое раздражение сейчас же рушило все его планы. Все, что было связано с 'дан-Энриксом', теперь буквально выводило его из себя. Манера говорить, походка, взгляд, привычка низко наклоняться над пергаментом во время письменных занятий… даже смех. Даже плавные и вместе с тем размашистые жесты.

Льюберт немало позлорадствовал над Пастухом, узнав, что его с Юлианом Лэром отослали в крепость раньше остальных. Конечно, деревенский увалень, только недавно научившийся сидеть в седле, не мог доехать до Эрхейма вместе с остальными. По дороге к Перевалу Льюберт развлекал своих друзей, изображая, как Пастух, искособочившись и выпучив глаза, трясется на спине у лошади. Заканчивалась эта пантомима тем, что Льюберт, уже почти соскользнувший под копыта своего коня, ловко восстанавливал равновесие и присоединялся к хохоту Декарра и Фессельда. Разговаривать на марше запрещалось, но это не помешало Ларсу, Фаверу и Грейду во всех подробностях обсудить с Дарнторном, какой конь достался Риксу и что ждет южанина на тренировках в крепости. Льюберт уже и забыл, когда еще у него было такое прекрасное настроение, как в это пасмурное утро.

И вот, когда лаконцы во главе с наставником выехали на опушку леса и увидели невдалеке донжон Эрхейма, Льюберт неожиданно заметил всадника, летевшего по полю им наперерез. Казалось, что и конь, и его всадник просто со страшной скоростью несутся над землей, не задевая пожухшей травы. А через несколько секунд Дарнторн узнал 'дан-Энрикса' — то ли по развевающимся темным волосам и смуглому лицу, то ли по резкому ликующему крику, которым тот еще сильнее подгонял коня. Рот у Льюберта помимо воли приоткрылся, брови поползли на лоб.

Южанин осадил коня в какой-то сажени от мастера, сбивчиво поприветствовал его — впрочем, вряд ли он вполне осознавал, что говорит. В глазах энонийца все еще светилось упоение недавней скачкой, лицо было отстраненным и счастливым.

Но Дарнторну было наплевать на Рикса — он во все глаза разглядывал его коня. Племянник лорда Бейнора бы в жизни не поверил, что в подобное животное можно найти в имперских публичных конюшнях. Что это был за конь! Огромный, смолянисто-черный, с мощной шеей и широкой грудью, с крепкими и тонкими ногами — он словно сошел с гравюр тарнийской рукописи, посвященным лучшим образцам своей породы.

И подобное сокровище досталось ненавистному 'дан-Энриксу', который, разумеется, даже не мог представить всех достоинств этого коня! Заметив восхищенные и чуточку завистливые взгляды, устремленные на Пастуха другими первогодками, Льюберт яростно, до крови прикусил губу.

В эту минуту он думал, что ничего хуже этого момента быть уже не может.

Только когда кто-то из соседей по колонне зашептал другому 'А я говорю тебе, что это он и есть!..Фуэро!!' — Льюберт понял, что жестоко ошибался.

'Если он не уберется из Лакона в ближайшую пару месяцев, — мрачно думал Дарнторн в один из утомительно-однообразных дней после приезда из Эрхейма, — То я, наверное, просто его убью. А что? У дяди столько слуг, что даже непонятно, для чего они нужны. Пусть выловят его на улице и сбросят с крыши, что ли…'

Но, конечно, в глубине души Дарнторн прекрасно понимал, что ничего из этого не выйдет. Так что он дал выход раздражению, умело залепив Пастуху в лоб снежком и со злорадством наблюдая, как тот вертится на одном месте и глядит по стронам, пытаясь выяснить, откуда прилетел этот снаряд.

Может быть, Льюберту бы стало легче, если бы он знал, что в этот день старшие приведут в исполнение их давний план по выдворению 'дан-Энрикса' из Академии.

Декабрь почти кончился, и наступил канун Эйслита.

Охранявшие ворота Академии дозорные вместо того, чтобы торчать на холоде, спрятались в караульном помещении. Крейс Сонор принес откуда-то несколько фляг дешевого вина и окорок, украденный на кухне. И хотя все прекрасно знали, что, узнай об этом мастера, их ждет, по меньшей мере, по неделе карцера, старшие с удовольствием взялись за неожиданное угощение, оправдываясь тем, что на улице собачий холод.

Все уже успели позабыть, что они, как-никак, в дозоре, когда в тесной и ярко освещенной караулке появился Синто Миэльвитт, и, с торжеством обведя взглядом остальных, провозгласил:

— Бросайте пить, есть дело! Кто-то позабыл закрыть калитку возле Западной стены. И я только что видел, как 'дан-Энрикс' выходил через нее, так что сейчас он в городе. Вы понимаете, что это значит?… Мы разбудим мастеров и скажем им, что один из первогодков вышел за ворота. И тогда 'дан-Энриксу' конец. Нам даже ничего не нужно будет делать.

— Пошли к Ратенну! — загорелся кто-то из дозорных.

— Лучше к Вардосу. Он Пастуха терпеть не может…

Но Крейс Сонор предупредительно поднял ладонь.

— Не так быстро, Миэльвитт. Кто вам сказал, что Пастуха сейчас же исключат, если узнают, что он вышел в город ночью?

— Но по правилам…

— По тем же правилам его могут заставить до следующего лета мыть полы в скрипториях или помогать на кухне. Но это совсем не то, что мы хотели, правда ведь?..

Миэльвитт выпятил нижнюю губу, и его торжество сменилось замешательством. Как ни печально было это признавать, Сонор был прав.

— Ну хорошо, а что ты предлагаешь?

— Не надо никого будить, — решительно заметил Крейс. — Раз Крикс ушел через калитку, значит, этим же путем он и вернется. Фейт, я знаю, ты недавно приносил из города бурдюк ячменки. У тебя еще осталось?… Хорошо, тогда тащи сюда.

— Ты что, с ума сошел — пить водку в караулке? — хмыкнул Фейт.

— Это не для меня, — отрезал Крейс. — Вино… еще осталось, — с удовлетворением отметил он, встряхнув последнюю из принесенных им недавно фляг. — Все, хватит тут рассиживаться. Пошли, приготовим встречу для 'дан-Энрикса'!.. Ну, пошевеливайтесь, а то я подумаю, что вас так сильно развезло с двух фляжек.

— Может, посвятишь нас в свои планы? — хмуро уточнил брат Мирто Миэльвитта.

— Некогда. Пошли уже, сам все увидишь. Главное, я _гарантирую_, что завтра Рикса здесь не будет.


Голова болела не переставая. Крикс с усилием открыл глаза, но поначалу не увидел ничего, кроме дрожащего дневного света, заливающего комнату, и нескольких размытых, темных человеческих фигур. Лаконец проглотил слюну, и его чуть не вырвало от омерзения. На онемевшем языке чувствовался явственный вкус ячменный водки.

'Я же ничего не пил…?' — подумал мальчик через силу.

Как будто бы в ответ на эту мысль боль голове усилилась. Криксу почудилось, что в висок ввинтилось ржавое тупое шило.

Он помнил гавань, освещенную таверну, где контрабандисты из команды капитана Ратгара встречались с Диведом. Помнил, как переполошились все присутствующие, когда в сопровождении охраны в общий зал 'Поморника' вошел узкоплечий человек в плаще и капюшоне… как он скинул с плеч накидку и оказался высокой светловолосой девушкой с яркими губами и красивыми чертами несколько надменного лица. 'Королева… королева!' — это слово, повторяемое обитателями гавани на разные лады, мгновенно пронеслось по залу. Девушка направилась к столу, где разместились Дивед и его сообщники, и все они поспешно встали, чтобы поприветствовать ее, а ростовщик — тот вообще сложился пополам в угодливом поклоне. Неизвестно, испугался он самой светловолосой девушки, которую здесь называли 'королевой' — или трех верзил, безмолвно следовавших по пятам за ней и выглядевших так, что даже очень храбрый человек не раз подумал бы, прежде чем связываться с кем-нибудь из них.

Крикс почти сразу понял, что он видит предводительницу островных пиратов, о которой говорил лорд Аденор.

Монсеньор еще не верил в то, что она в самом деле существует…

Мальчик порадовался, что он сможет рассказать о ней, когда в следующий раз явится в особняк Ральгерда Аденора. Еще он был рад тому, что он одет в самое неприглядное тряпье, невероятно грязен и, если его случайно обнаружат в его укрытии за большой бочкой с пивом, то сочтут обыкновенным побирушкой, прошмыгнувшим сюда с улицы и задремавшим в тепле. На самом деле он присутствовал при том, как из трюма 'Альтарры' выгружали контрабандные товары, и, опередив пиратов, спрятался в 'Поморнике', чтобы самому пронаблюдать за дележом добычи. Скорчившись на полу за бочкой, он старался ни упустить ни одного слова, сказанного за столом, и, по возможности, запомнить лица говорящих.

Таких серьезных поручений монсеньор ему еще ни разу не давал.

Крикс был в восторге от собственной ловкости.

Он прекрасно помнил, как он выбрался из самой известной в Алой гавани таверны и, удачно разминувшись с несколькими дозорами ночной стражи, вернулся в Верхний город. Как снегом оттер грязь с лица и рук и заново переоделся в серую лаконскую одежду.

Помнил, как дошел почти до самых стен Лакона. Но потом…

Потом была внезапная тупая боль в затылке, и обычная ночная темнота внезапно стала непроглядно черной.

А теперь она рассеялась, оставив после себя головокружительные спазмы боли и подкатывающую к горлу тошноту.

Крикс закрыл глаза и попытался снова окунуться в ту спасительную темноту, из которой он так резко вынырнул. Но ему не предоставили такой возможности.

— А ну-ка прекратите притворяться, Рикс, — резко произнес над его головой знакомый мужской голос. — Мы все видели, что вы уже пришли в себя.

Мальчик разлепил глаза и с напряжением всмотрелся в говорящего. Мало-помалу темное пятно преобразилось в высокую и худощавую фигуру Мастера-со-шрамом, заслоняющего льющийся из окон свет. Еще через пару секунд Крикс осознал, что он лежит на койке в лазарете, а возле его кровати собрались чуть ли не все наставники Лакона. Кроме Вардоса, здесь был необычайно мрачный мастер Тал, Реймос и Элпин.

Говорил, конечно, Вардос, на правах Старшего мастера взявший все дело в свои руки.

— Ну, и как вы это объясните, Рикс?.. — осведомился он. Криксу внезапно показалось, что сквозь неприязненный и резкий тон наставника проступает что-то вроде мрачного удовлетворения.

Это был определенно дурной знак.

— Объясню что? — с трудом спросил 'дан-Энрикс'. Голова пульсировала болью. Больше всего ему бы хотелось попросить, чтобы его оставили в покое.

Было совершенно очевидно, что наставники узнали о его отлучке в город этой ночью.

В других обстоятельствах такая мысль привела бы его в ужас, но сейчас Крикс воспринял ее довольно равнодушно. Никакое наказание не могло быть хуже ощущений, которые он испытывал сейчас.

И, в любом случае, Крикс чувствовал, что он не в состоянии сосредоточиться и подыскать какое-нибудь объяснение тому, зачем ему потребовалось покидать Лакон.

— Как вы объясните то, что ночная стража привезла вас в Академию в подобном виде, — с уничижительным презрением ответил Вардос. — С кем вы пили?

Крикс вытаращился на мастера. От удивления он даже несколько пришел в себя.

— Я не пил!

— Только не нужно делать вид, что вы, вдобавок ко всему, лишились памяти, — недобро улыбнулся старший мастер. — Посмотрите на свою рубашку.

Ничего не понимающий 'дан-Энрикс' все-таки скосил глаза. От того, что он увидел, у него похолодели руки. Его серая лаконская рубашка была надорвана у ворота и залита вином, как будто бы он опрокинул на себя целую чашу 'Пурпурного сердца'.

— …Я не знаю, что это! — выкрикнул он. — Я ничего не пил… честно слово!

— От вас пахнет водкой! — рявкнул мастер.

Мальчик облизнул потрескавшиеся губы, и знакомый вкус омерзительного пойла сразу же наполнил рот. Ему показалось, что он спит и все это происходит с ним в каком-нибудь кошмарном сне.

— Это все какая-то ошибка… — уже гораздо тише сказал он, глядя на мастеров с отчаянием. — Вы не понимаете! Я этого не делал!

— Вы хотите нас уверить, что вчера вы, как положено, заснули в своей спальне, а потом внезапно очутились здесь? — осведомился мастер Вардос. — И, конечно, вы не можете припомнить ни одной подробности этой сомнамбулической попойки?..

— Никакой попойки не было, наставник, — Крикс ощутил глухое раздражение. Если бы только можно было побеседовать не с Вардосом, а с Хлордом… Тот, по крайней мере, дал бы ему шанс все объяснить! А Вардос будет только насмехаться надо всем, что он им скажет. Он уже заранее составил себе мнение об этом происшествии, и не захочет отказаться от него, что бы 'дан-Энрикс' не сказал. Но, кроме Мастера-со-шрамом, здесь были Талгвир и Элпин, не отличавшиеся такой же предвзятостью. Он мог бы попытаться убедить хотя бы их… — Я правда вышел вчера за ворота Академии после отбоя. Но я ничего не пил. Кто-то напал на меня сзади и ударил, а потом… потом, наверное, облил вином.

— Облил вином? Зачем?

— Я… — Крикс запнулся. — Я не знаю, мастер.

— Хорошо, допустим, — Вардос чуть пожал плечами, как бы показывая, что готов смириться даже с откровенной ложью, лишь бы разобраться с этим делом побыстрее. — А что вы забыли за стенами Академии после тушения огней?

Крикс помнил, что накануне он придумал несколько довольно связных оправданий на тот случай, если его позднюю отлучку обнаружат. Но сейчас он, как назло, не мог припомнить ни одно из них. Он вообще соображал с трудом — единственная мысль, вертевшаяся в голове, была простой и отвратительной в своей назойливости:

'Что бы я им ни сказал, они мне не поверят'

— Вам, должно быть, трудно с ходу что-нибудь придумать? — с издевательским сочувствием спросил наставник Вардос. — Не стесняйтесь, мы готовы подождать…

— Это был обыкновенный спор, наставник Вардос, — неожиданно уверенно и громко прозвучало у дверей.

Крикс удивленно обернулся.

В дверях лазарета он увидел Маркия и Юлиана Лэра, и странное ощущение, что все это ему просто снится, накатило на лаконца с новой силой.

Наставник Вардос открыл рот, чтобы каким-то образом вмешаться, но Юлиан опередил его.

— Мы спорили о том, что Крикс не сможет выйти из Лакона ночью и дойти до памятника Энриксу из Леда так, чтобы никто об этом не узнал, — твердо сказал он мастерам. И, посмотрев на Крикса, вполне натурально возмутился — Ну что ты молчишь, скажи им!.. Хватит корчить из себя героя. Никто не просил нас покрывать, понятно, Рикс?!

Крикс на секунду опустил ресницы.

О, конечно, ему все было понятно.

Судя по тому, как вовремя они вмешались его побратимы, Крикс мог с уверенностью предположить, что Юлиан и Маркий уже несколько минут подслушивали его разговор с наставниками, спрятавшись за дверью в лазарет. Про себя он восхитился тем, как быстро его лучшие друзья смогли сориентироваться в этой ситуации, от которой у него шла кругом голова.

Лицо Вардоса потемнело от гнева.

— Вы, должно быть, так спешили это выпалить, чтобы предупредить вашего друга, что он теперь должен говорить? — резко спросил он у Юлиана. Тот заметно растерялся.

— Извините, мастер, — вежливо сказал Этайн, невинно глядя на наставника. — Мы просто побоялись, что Крикс не захочет рассказать об этом споре, чтобы не вмешивать в это дело нас.

— А я вот думаю, что вы вмешались в это дело сами, безо всяких на то оснований, — мрачно сказал Вардос. — Я считаю, что вы лжете, чтобы выгородить своего приятеля. До того, как вы так кстати подоспели к нему на выручку, Рикс не сумел хоть сколько-нибудь внятно объяснить, почему вся его рубашка залита вином. И почему, когда его подобрали на краю канавы, от него за пол-стае пахло водкой. Все это никак не объясняет ваша версия о спорах.

— Но ведь Крикс же вам сказал, что на него напали!.. — возмутился Юлиан.

Крикс не сомневался, что Мастер-со-шрамом обозлился на такую дерзость, но тот неожиданно ощерился в улыбке — самой неприятной из всех, какие приходилось видеть Криксу за все время их знакомства.

— Что и требовалось доказать, — сказал он удовлетворенно. — Подслушиваем под дверью, молодые люди?…

Юлиан покраснел — как подозревал 'дан-Энрикс', в большей степени от злости, чем от смущения — но, не найдясь, что возразить, ответил Вардосу только угрюмым взглядом исподлобья.

— Возвращайтесь на занятия, — велел мастер почти ласково. Его худое, темное лицо светилось мрачным торжеством. — Я полагаю, ваш Наставник уделит внимание тому, что вы подслушиваете, дерзите мастерам и лжете. Но, в конце концов, ваши провинности не так серьезны по сравнению с тем, что натворил ваш друг. Вот им мы и займемся.

Юлиан и Маркий молча вышли, напоследок постаравшись ободрить 'дан-Энрикса' хотя бы взглядами. Крикс прекрасно понял, что они пытаются ему сказать.

'Как бы не обернулось дело, мы тебя не бросим'.

Он спросил себя, чем заслужил таких друзей.

— Полагаю, Крикса можно больше не расспрашивать, — сказал Вардос, когда дверь за Маркием и Юлианом затворилась. — Думаю, теперь все совершенно ясно.

— Не уверен, — неожиданно заметил Элпин. — То, что мальчики подслушивали, еще не доказывает, что они солгали. И, если вдобавок допустить, что Крикс сказал нам правду…

— А не многовато будет допущений? — съязвил Вардос.

Элпин чуть развел руками.

— Я всего лишь говорю о том, что не хотелось бы принимать необдуманных решений. Речь, в конце концов, идет об исключении.

Крикс вздрогнул. Его исключат из Академии?!

Нет, это уже слишком!!

— Говорю же вам, я этого не делал! — крикнул он.

Но мастера смотрели на него без всякого сочувствия.

— Мы обсудим эту ситуацию, — заметил Элпин сухо. — А до тех пор вы останетесь здесь. И не воображайте, что вы можете разжалобить нас криками или слезами.

Крикс посмотрел на мастера почти со злобой. Элпин ему вообще-то нравился, но за предположения, что он будет просить прощения и плакать, Крикс был готов его убить. Что бы с ним не сделали, такого никогда не будет. Даже… даже если его вышвырнут из Академии!

Но когда мастера ушли, Крикс ощутил, что 'исключение' — это не просто слово. Это расставание с Юлианом, Маркием и Дарлом, торжество Дарнторна, разочарование во взгляде Хлорда… и, в конце концов, необходимость навсегда расстаться с местом, которое за несколько коротких месяцев успело стать для него настоящим домом.

Крикс подтянул колени к животу, обхватил их руками и чуть слышно прошептал:

— Пожалуйста, пусть они мне поверят… ну пожалуйста… они должны понять, что я сказал им правду, пусть они это поймут!

Крикс сам не знал, кого он таким способом пытается о чем-то попросить. Упорно повторяемая просьба уже стала походить на заклинание, которое он проговаривал вполне автоматически, не вдумываясь в его смысл, когда дверь еще раз распахнулась, и в лазарет вошел наставник Хлорд.

— Мастер!.. — с облегчением воскликнул Крикс, быстро спуская ноги с койки.

Он с трудом сдержался, чтобы не повиснуть у Наставника на шее, так ему хотелось, чтобы хоть один человек в мире посочувствовал ему и с пониманием отнесся к его горестям.

— Крикс, у нас будет серьезный разговор, а ты… — начал Наставник строго, но мальчик не дал ему договорить.

— Пожалуйста, не говорите, что вы тоже мне не верите! — воскликнул он с таким отчаянием, что взгляд мастера невольно смягчился.

— От того, во что я верю или не верю, ничто не зависит, Крикс, — невесело ответил Хлорд. — Как тебя угораздило нажить себе такие неприятности?…

— Простите меня, мастер… мы поспорили, и я…

— Да, я об этом уже слышал, — оборвал его Наставник. — Мастер Вардос насмехается над этой версией, как только может, но Этайн и Лэр по-прежнему твердят, что ты пошел туда по уговору с ними. Если это в самом деле так… ну-ну, не смотри так, я тебе верю… так вот: если удастся доказать, что это правда, ты наверняка останешься в Лаконе. Но наставники не верят вам, и я их понимаю. Все это звучит довольно неправдоподобно. Я уже не говорю о том, что за последние три месяца ты успел нарушить столько правил, что теперь мастера несколько… предубеждены. Я говорю с тобой, как стал бы говорить со взрослым человеком, и, надеюсь, ты это оценишь. В Совете есть люди, которые были бы рады исключить тебя, если бы подвернулся повод. Я не могу сделать так, чтобы они поверили тебе на слово. Все, чего я смог добиться — это их согласия на то, чтобы позвать из Адельстана ворлока. Если он подтвердит твои слова, Круг мастеров не сможет исключить тебя и должен будет ограничиться другим… взысканием.

Крикс похолодел.

Конечно, ворлок подтвердит, что он не пил в ту ночь. А заодно он выяснит всю правду про Ральгерда Аденора, и про Дарла, и про посещение 'Поморника'…

— Нет… мастер Хлорд, я не могу! — сказал 'дан-Энрикс' с ужасом.

Мастер озадаченно нахмурился, но потом, по-своему истолковав страх Крикса, положил ладонь на плечо ученика и мягко сказал:

— Крикс, я понимаю, после Испытаний ты не хочешь еще раз встречаться с ворлоком. Мне очень жаль, что все так получилось. Но сейчас у тебя просто нет другого выхода. Не бойся. Это вряд ли будет так же тяжело, как в прошлый раз.

Как бы ни плохо было Криксу, он все же успел почувствовать досаду. Сперва Элпин думает, что он попробует разжалобить Совет слезами, а теперь еще и Хлорд считает его трусом!

— Нет! Наставник Хлорд… я не боюсь встречаться с ворлоком. Я просто… не могу.

Лицо мастера как будто бы окаменело.

— Как я должен понимать твои слова? — спросил он у 'дан-Энрикса'.

'Что я должен сказать, чтобы вы поняли?…' — с отчаянием думал Крикс, прекрасно понимая, что на этот раз он угодил в ловушку, из которой невозможно выбраться.

Молчание затягивалось.

— Хорошо, — резко сказал Наставник. — Думаю, пора покончить с этим. Ты отказываешься от разговора с ворлоком?…

— Да, — еле слышно сказал Крикс.

— Что ж, в таком случае, я больше ничего не могу для тебя сделать, — подытожил мастер. Криксу показалось, что тот произнес эти суровые слова как будто через силу. Мальчик посмотрел на Хлорда, надеясь прочитать в его глазах сочувствие или хотя бы горечь, но наставник, казалось, отгородился от него невидимой стеной. Губы мастера были плотно сжаты, а глаза смотрели будто бы не на 'дан-Энрикса', а сквозь него. — Через полчаса твоя лаконская грамота должна лежать у меня на столе.

— Да, мастер.

Крикс подумал, что, должно быть, произнес эти слова в последний раз, и сердце болезненно сжалось.

Хлорд круто развернулся и направился к выходу. Только у двери лазарета он остановился и, взглянув через плечо, сказал 'дан-Энриксу':

— Ты можешь оставаться в своей комнате в Рейнсторне до распоряжения Совета. Но я бы рекомендовал тебе прямо сейчас, еще до окончания занятий, собрать свои вещи и покинуть Академию. После того, как слух о твоем исключении распространится по Лакону, у тебя могут возникнуть неприятности с некоторыми из наших учеников. И не трудись лично передавать мне грамоту — просто оставь ее дозорному у башни.

Ничего больше не добавляя и не попрощавшись, Хлорд стремительно вышел из лазарета. Криксу показалось, что беленый потолок больничной комнаты внезапно завертелся у него над головой и многотонной тяжестью обрушился ему на плечи.


XI


Галахос сам не знал, что привлекло его внимание к этому мальчику. Возможно, дело было в том, что в заведении папаши Пенфа постояльцы менялись не так уж часто, и всякое новое лицо невольно вызывало интерес. А может быть, Галахоса позабавил контраст между внешним видом мальчика — и тем, что чародей мог видеть благодаря своим способностям.

Спустившись к ужину, подросток спросил кружку яблочного сидра и тихонько сел в углу, подальше от компании других гостей "Золотой яблони". Так, ни с кем ни заговорив и ни на кого не глядя, он и дожидался, пока ему принесут заказанные блюда — суп с морскими гребешками и мясной пирог. Лицо у мальчишки было хмурым, но вполне спокойным — ни отчаянного взгляда, ни опухших, покрасневших глаз. А между тем Галахос готов был поклясться, что наверху, в своей комнате, он долго плакал — так, как плачут только от большого и непоправимого несчастья.

"Или от того, которое покажется ужасным и непоправимым" — хмыкнул маг. Он полагал, что большинство вещей, которым придают значение другие люди — простецы, не знающие тайной магии — сущие пустяки, не стоящие ни внимания, ни интереса.

От нечего делать он попробовал прикоснуться к ощущениям мальчишки. Еще при обучении, закончившемся много лет назад, Галахос выбрал для себя раздел предметной магии, но не пренебрегал развитием природных задатков к ворлокству. Именно с их помощью он думал отыскать бастарда, спрятанного Императором… и ведь это почти удалось! Галахос покривился. Если бы у Олварга хватило выдержки еще немного подождать, если бы ему не помешал сэр Ирем, если бы, в конце концов, он смог увидеть мальчика при свете дня, а не в ночном лесу — бастард уже был бы у них в руках.

Занятый собственными мыслями, маг небрежно и почти лениво потянулся к ощущениям сидящего в углу мальчишки. Сейчас для этого не нужно было даже смотреть ему в глаза — эмоции окутывали паренька густым и плотным, почти материальным облаком.

Мага захлестнуло саднящее чувство утраты. Яростная и бессильная обида на какую-то несправедливость, относящуюся непосредственно к нему… вернее, к тому мальчику, к чьим ощущениям он прикоснулся.

Боль.

Досада.

Гнев.

Ого, не много ли для одного одиннадцатилетнего мальчишки?

Повинуясь мимолетному порыву, маг поймал взгляд странного подростка, собираясь "на лету" схватить две или три случайных мысли, из которых станет ясно, что с ним, собственно, произошло.

Не вышло. Магу показалось, что он пытается взобраться по намазанной маслом стене. Только прикоснешься — и немедленно соскальзываешь вниз.

Галахос озадаченно нахмурился. То ли мальчик защищал свое сознание — что при таком настроении, в каком он пребывал, было почти немыслимо, то ли дело тут было в чем-нибудь другом. Быть может, Одаренность?… Любопытно, очень любопытно. Если это так, то в лице мальчика судьба преподнесла ему на редкость щедрый дар, и именно тогда, когда Галахос ничего подобного не ожидал.

"Одаренного" ребенка ведь не обязательно выращивать и обучать, как мага. Можно вместо этого распоряжаться его силой самому, используя такого человека как живой сосуд для этой силы. И притом — почти неисчерпаемый сосуд!

А можно было бы придумать что-нибудь и похитрее… Например, использовать подростка, как свои глаза и уши в городе.

Теперь чародей уже полностью сосредоточился на мальчике. К сожалению, тот опустил глаза, катая по столешнице хлебные крошки, и встретиться с ним взглядом еще раз было не так-то просто. Но Галахос, когда надо, умел быть необычайно терпеливым. Он не спускал с мальчишки глаз, пока тот снова не поднял голову. И на сей раз заметил, что глаза у паренька были довольно необычными — зеленовато-карими, блестящими и светлыми. Одаренному такие были бы под стать — все простецы бы сразу узнавали в смугловатом энонийце мага.

Только мальчик не был магом. И его сознание было защищено, как со внезапным волнением понял Галахос, вовсе не природной Одаренностью.

Тут было кое-что совсем другое… куда более серьезное.

И это "что-то" сочетало в себе все три "Не", присущих Высшей магии. Неоднозначное. Непредсказуемое. Неслучайное.

Маг до боли стиснул длинные, худые пальцы.

Истинное имя!..

Ему потребовалось несколько секунд, чтобы немного успокоиться и выработать приблизительный план действий.

— Вы не выпьете со мной, любезный мэтр Пенф? — окликнул он трактирщика, стараясь скрыть дрожь в голосе.

— Охотно, мэтр Скар, весьма охотно… Только отнесу еще четыре бутылки этого вина за стол моих гостей из Ярниса, — откликнулся папаша Пенф.

Галахос уже полностью пришел в себя и начал рассуждать логически. Конечно, Истинное имя — вещь крайне редкая, но все же не настолько редкая, чтобы считать, что во всем мире есть только один мальчишка нужного возраста, имеющий такое Имя. Известный парадокс Истинной магии заключался в том, что ею мог воспользоваться каждый — хоть Одаренный, хоть обычный человек, хоть лорд, хоть свинопас. И вместе с тем — никто не мог назвать ее своей. Она все время оставалась нематериальной и неуловимой, как блик солнца на воде. Эта магия давалась в руки только тем, кому сама хотела.

Оставалось только выяснить, кем был мальчишка, хмуро допивающий свой сидр.

Галахос еле смог дождаться, пока возвратится мэтр Пенф, и еще большего усилия ему стоило несколько минут болтать с трактирщиком о совершенно посторонних и ничуть его не интересующих вещах, вроде сокращения числа постояльцев из-за наступления зимы или же скаредности городского прево.

— Постояльцев у вас правда маловато, мэтр Пенф, — кивнул Галахос, обводя глазами зал и с деланным сочувствием кивая собеседнику. — Обжоры из Ярниса не сегодня завтра съедут, и останусь только я, мелесцы и вон тот парнишка… Впрочем, он, наверное, не постоялец, а ваш родственник?

— Какое там, — вздохнул трактирщик. — У меня и детей никогда не было… есть только две племянницы, старшая уже замужем. Они…

Но маг не собирался выслушивать откровения о родственниках мэтра Пенфа, поэтому как бы невзначай перебил его рассказ:

— Так, значит, у вас есть и другие гости, о которых я еще не знаю. Ну, вот хоть его родители. Они, наверное, уже отужинали?

— Нет, он здесь один. Тут очень необычная история… — мэтр Пенф охотно позволял себя разговорить, находя в этом главную прелесть своей работы, а раз начав, уже не нуждался ни в каких поощрениях от слушателя. — Сначала он приехал в город, чтобы поступить в ученики к нашим оружейникам. Ну я ему сразу сказал, что из его затеи ничего не выйдет. Кто ж из оружейников возьмет такого малолетка? И к тому же денег на такое обучение нужно немерено. А раз он без родителей, то кто за него будет их вносить?.. Но он меня не послушался, ушел куда-то в Верхний город. И пропал. Я даже думал, не случилось ли с ним что-нибудь. Столица все-таки… хватает всякой чужеродной швали, в гаванях особенно. Но все вещи он забрал, и я решил, что он, наверное, все же нашел какое-нибудь место. А потом он сам пришел. В лаконской форме. Рассказал, что его взяли в Академию. Это простолюдина, представляете?.. Вроде как он забрел в Лаконский парк, подрался там с каким-то новичком из высшей знати… с кем — не знаю, он не говорил… А их Наставники возьми и выпиши ему вступительную грамоту. Видимо, здорово он все-таки накостылял этому малолетнему аристократу, если мастера так впечатлились… Пару раз он еще заходил сюда с друзьями, а сегодня утром вот пришел один. Сказал, что его исключили из Лакона. И сразу закрылся в своей комнате. Жалко парнишку… Свинство, все-таки, так поступать — сначала приняли в Лакон в буквальном смысле с улицы, наобещали фэйры знают что, а потом просто вышвырнули. Уж не знаю, чем он им не угодил, но все-таки можно было обойтись с ним и помягче. Ему же теперь даже податься некуда…

— С чего вы это взяли? — уточнил Галахос.

— Ну так было, куда — зачем бы он сюда пришел, как вы считаете?

"Судьба, наверное, такая" — мысленно ответил маг. Уже почти не сомневаясь в том, что угадал. Что мальчик — как раз тот, кого он ищет. А он-то был уверен, что бастарда прячут где-нибудь в глухой провинции! Галахосу бы в голову не пришло, что тот может оказаться прямо здесь, в Адели. Да притом — в Лаконе.

Поразительно!

Неясно только, что должно было произойти, чтобы подопечного Валларикса могли турнуть из Академии. По-видимому, мастера действительно считали его "просто-напросто" мальчишкой с улицы. Это доказывало, что покровители бастарда действовали с хитроумием и ловкостью, которых маг от них никак не ожидал.

Но на сей раз они все-таки просчитались. Им бы следовало не спускать с парнишки глаз.

— А как его зовут?.. — спросил Галахос у папаши Пенфа с острым интересом.

— Это вы правильно спросили, мэтр Скар. Его имя — как раз самое необычное и есть, — значительно сказал трактирщик. — Крикс его зовут. Я слышал, государя Кметрикса так в детстве звали. Ну, как Наорикса — Наином, а нашего Валларикса — Вальдером. А у постояльца моего в лаконской грамоте так и написали: "Крикс из Энмерри", он мне сам показывал. Сдается мне, его родители были чуть-чуть того. Как гворится, с придурью… Выдумали, как назвать ребенка, ничего не скажешь. Одно беспокойство от такого имени. Согласны, мэтр?

— Полностью согласен, — глухо отозвался маг, вертя в руках столовый нож с таким остервенением, как будто он намеревался им кого-нибудь проткнуть. К счастью для него, папаша Пенф не отличался наблюдательностью, иначе он бы уже заметил необычное волнение своего собеседника.

"Так, значит, Крикс!" — вертелось в голове Галахоса.

Не просто Истинное — династическое имя. Но если Валларикс не постеснялся указать на его связь с династией, тем самым узаконив само появление на свет этого выродка, то почему же он не сделал это явно, почему не взял бастарда во дворец, не обнародовал его происхождение?…

Загадки множились и множились. И каждый полученный ответ только сильнее затемнял для мага цельную картину.

Но сейчас его это почти не занимало. Главным было то, что после многолетних поисков бастард все-таки был им обнаружен. И как раз в канун Эйслита. Этой ночью истекал последний срок, который Олварг дал ему на исполнение поставленной задачи.

Все складывалось просто замечательно.


"Какого лешего он на меня уставился?" — мрачно подумал Крикс, заметив, что сидящий в противоположном углу человек — довольно пожилой мужчина с незапоминающейся, совершенно блеклой внешностью — в очередной раз поднял на него глаза. Такое ощущение, что, кроме Крикса, людей в зале больше не было. Во всяком случае, взгляд незнакомца, поблуждав по сторонам, всякий раз упорно останавливался на лаконце.

И ладно бы еще на нем была приметная серая форма Академии, мгновенно привлекавшая к себе внимание обычных горожан.

Но формы не было.

Крикс положил ее на табурет, когда в последний раз переоделся в свою старую одежду.

Наверное, прислуга уже унесла ее, и в комнате, которую он несколько последних месяцев делил с Маркием и Юлианом, не осталось никаких следов его присутствия.

Казалось, люди, вычеркнутые из списков Академии, там никогда и не учились. Вот о злополучных Дайке с Лессом перестали говорить уже через неделю после возвращения из Деревянной крепости. А "дан-Энрикса" забудут и того быстрее — он пробыл в Лаконе куда меньше, чем они.

Уже в который раз за этот вечер Криксу захотелось закричать, разбить об стену глиняную кружку или со всего размаха садануть о каменную кладку кулаком. Удержала его только мысль, что после кратковременного облегчения, которое даст эта вспышка, ему станет еще хуже. Гордости, которая еще сегодня утром нашептывала "дан-Энриксу", что даже исключение из Академии не заставит его плакать, в нем уже не оставалось. Несколько часов назад, закрывшись в своей спальне наверху, он упал на кровать и прорыдал, должно быть, целый час, яростно вцепившись зубами в подушку, чтобы за тонкой стеной, сохрани Высшие, не различили всхлипов. Под конец он совершенно обессилел и едва не задохнулся, но, по крайней мере, ему стало чуть полегче. Крикс перевернулся на спину и, тупо глядя в потолок, лежал на жестком и ворсистом одеяле, пока за окном не начало темнеть. Тогда мальчик вспомнил, что он ничего не ел с тех пор, как в последний раз поужинал в Лаконе. И, хотя есть ему все так же не хотелось, но он все-таки заставил себя встать и, тщательно умывшись, сошел вниз.

Еще недавно он бы презирал себя за то, что дал себе так распуститься.

Но сейчас его это нисколько не заботило.

На постоялый двор папаши Пенфа он попал почти случайно — потому что сам не знал, куда ему идти. Выйдя из Академии и еще не вполне прочувствовав случившегося с ним несчастья, Крикс отправился к Ральгерду Аденору — доложить ему про все, что он узнал прошедшей ночью. И доложил-таки — ни словом не упомянув ни о бесславном окончании ночного предприятия, ни о том факте, что отныне он уже не ученик. На беду, лорд Аденор остался им доволен. Так доволен, что он даже изменил своей обычной сдержанности и не поскупился на похвалы, слушать которые для Крикса стало настоящей пыткой. Он старался вести себя естественно и даже улыбаться — а сам с ужасом представлял, что скажет монсеньор на следующий день, когда Димар расскажет ему о вчерашнем исключении "дан-Энрикса". Разумеется, тогда лорд Аденор решит, что принимать его к себе на службу было непростительной ошибкой.

В день, когда Крикс приносил свою вассальную присягу, принимавший ее Аденор поклялся в том, что в случае необходимости дат ему место под своим кровом, помощь и защиту. Но сейчас Крикс скорее откусил бы собственный язык, чем обратился бы к нему за помощью, которой — как считал он сам — он совершенно не заслуживал.

Крикс вышел из особняка с гордо поднятой головой, заставив себя не оглядываться лишний раз на окна Аденора. И шагал куда глаза глядят, пока не обнаружил, что дошел уже до самой Разделительной стены и скоро выйдет в Нижний город. Тогда-то его и осенила мысль про "Золотую яблоню". Надо признать — самая здравая за этот неприятный день.

По крайней мере, здесь его никто не беспокоил.

Не считая старого сыча из противоположного угла, который, кажется, задался целью прожечь в нем дыру своими пристальными взглядами.

Крикс одним глотком допил свой сидр и придвинул к себе миску с супом. От выпитого на голодный желудок слегка закружилась голова. Из чистого упрямства он велел подать вторую кружку.

Незнакомец, проявляющий к нему такой назойливый и непонятный интерес, наконец-то встал и направился в сторону лестницы, ведущей в спальни наверху. Но Крикс почти не обратил на это внимания, поскольку уже приступил к еде. После первых же ложек супа у него проснулся волчий аппетит. Если до этого Криксу казалось, что придется через силу проглотить хотя бы половину порции, то сейчас он пожалел, что не спросил чего-то посущественнее.

Захмелев от сытости и выпитого сидра, он с усилием поднялся и пошел наверх. Глаза у "дан-Энрикса" слипались. Мысль о том, чтобы лечь спать и, может быть, хотя бы до утра забыть про собственные неприятности, казалась крайне соблазнительной.

По крутой и узкой лестнице он шел почти на ощупь. Опьянение и накатившая усталость не давали связно мыслить или обращать внимание на то, что происходит вокруг. Даже когда в скудно освещенном коридоре верхнего этажа он чуть не налетел на давешнего незнакомца, это не показалось ему чем-то удивительным. Единственным, что привлекло его внимание, была мелькнувшая перед его глазами яркая, зеленоватая искра, сорвавшаяся, как ему казалось, с перстня на руке мужчины.

Никогда еще не видевший кольца, способного плеваться искрами, Крикс вознамерился получше рассмотреть его, но не сумел. Пол зашатался под ногами, стены коридора разбежались в стороны, и "дан-Энрикс" ощутил, как чьи-то руки, ухватив его за шиворот, затаскивают его в комнату, которая располагалась через одну дверь от его собственной.

Крикс попытался высвободиться, но оказался прижат к двери с противоположной стороны и ощутил, как жесткие, неожиданно сильные пальцы стискивают его горло.

Он собирался закричать, но вместо этого издал какое-то сипение, которое испугало его самого. По-видимому, незнакомец понял, что слегка перестарался, потому что чуть ослабил хватку, в то же время впившись твердыми, как гвозди, пальцами в самые чувствительные точки его горла, с двух сторон от кадыка. Крикс оскалил зубы, наугад ударив незнакомца кулаком. Удар получился совершенно безобидным, так что "старый сыч", похоже, его вообще едва заметил. Продолжая прижимать "дан-Энрикса" к двери, он вслепую шарил на прибитой к стенке полке, смахивая на пол склянки и какие-то коробочки. В конце концов он, видимо, нашел то, что искал, поскольку схватил небольшой флакон, зубами выдрал пробку и ткнул горлышком флакона в губы Криксу. "Пей!" — прошипел он.

"Дан-Энрикс" сразу передумал звать на помощь и что было силы стиснул зубы, справедливо рассудив, что выполнять такое требование ни в коем случае не стоит. Тогда подлый незнакомец ловко зажал ему нос и, дождавшись, пока мальчик не начнет хватать ртом воздух, силой влил в него все содержимое флакона. Еще с полминуты Крикс пытался отбиваться и даже отплевывался, но эти движения с каждой секундой делались все более неуверенными и вялыми, пока, наконец, собственное тело не предало его, став непослушным и безвольным, а мысли не утратили всякую связность.


…Крикс сидел в глубоком кресле, куда его усадил все тот же незнакомец, и бездумно наблюдал за тем, как тот хлопочет у стола. Ему не было страшно. Ощущение было таким, как будто бы он спит и видит муторный и бестолковый сон, но нет ни сил, ни желания проснуться. Незнакомец сыпанул на потухшие дрова в камине щепотку какого-то порошка, и ярко вспыхнувший огонь сейчас же осветил все помещение, распространяя волны жара. Но даже столь явное магическое действие не вызвало у Крикса никакого интереса. Комната то исчезала, затягиваясь беспросветной чернотой, то проявлялась снова, и у мальчика кружилась голова.

Странный незнакомец уколол его запястье чем-то острым и блестящим, и принялся, что-то бормоча, размазывать кровь по плоской костяной пластинке. Шептал и бормотал он очень долго, прерываясь только для того, чтобы издать какое-нибудь короткое невразумительное восклицание, и "дан-Энрикс", утомившись наблюдать за ним, сомкнул ресницы.

Наступила темнота.

Открыв глаза в другой раз, мальчик обнаружил, что мужчина мечется по комнате, хватая разные предметы и запихивая их в объемистую сумку. Это показалось ему совершенно не достойным интереса, и он снова свесил голову на грудь. Возможно, в ту же самую секунду — а возможно, через добрых полчаса — его внезапно силой поставили на ноги и поволокли к дверям.

Тут "дан-Энрикс" кое-что припомнил и неловко ухватился за косяк, пытаясь помешать мужчине вытолкнуть его наружу, как еще недавно бесполезно силился не дать "сычу" втащить его сюда. Слабеющие пальцы соскользнули почти сразу, но какую-то секунду они все-таки боролись на пороге комнаты.

— Девять гран,[7 - Белобородка, лисья мята, тысячедорожник — в земных травниках не наблюдаются] tincturae ai forres… — прошипел себе под нос его мучитель. — Погань, сколько ж в него надо было влить?..

Бесполезная попытка оказать сопротивление отняла у мальчика остатки сил, и он даже не почувствовал, как маг — а в том, что странный старик с невыразительным лицом был магом, Крикс уже не сомневался — стащил его вниз по лестнице. Час был еще не слишком поздний, но почему-то ни на лестнице, ни даже на первом этаже им не встретился ни один постоялец мэтра Пенфа. Казалось, никому не было дело до того, что рядом с ними происходит похищение. В какую-то секунду Криксу даже показалось, что во всей гостинице остались только они двое.

Маг тем временем дотащил своего безвольного и обессилевшего пленника до расположенной на задворках постоялого двора конюшни. Крикс почувствовал, как от стремительных перемещений к горлу подкатила тошнота. Возможно, свою роль сыграл и съеденный недавно ужин, и особенно две кружки выдержанного в дубовой бочке сидра. Но, как бы там ни было, он неожиданно сложился пополам, извергая на землю заметенного снегом двора все, что успел сегодня съесть и выпить.

Магик отшатнулся с неразборчивым брезгливым восклицанием, продолжая, тем не менее, цепко держать его за шиворот. В таком положении их и застал слуга, выходивший с конюшни. Лицо рябого парня вытянулось от удивления.

Возможно, он мог бы подумать, что "дан-Энрикс" просто перебрал за ужином, но это, разумеется, не объясняло, с какой стати этот посторонний человек вцепился в ворот его безрукавки.

Похоже, незнакомца это непредвиденное новое препятствие напугало и одновременно разозлило.

— Забудь! — рявкнул маг, властно вскидывая руку с перстнем. Парень пошатнулся, привалившись к косяку, и бестолково заморгал. Если бы Крикс по-прежнему способен был соображать, он обязательно пришел бы к выводу, что ожидать какой-то помощи от обитателей гостиницы бессмысленно. Похоже, его похититель был способен сотворить с ним все, что ему заблагорассудится, нисколько не считаясь со случайными свидетелями.

Но Крикс не думал ни о чем и безучастно позволял старому магу дергать и толкать себя, как если бы происходящее его нисколько не касалось.

В лицо ему пахнуло душным и густым теплом и запахом соломы, лошадей и старой кожи. Они оказались на конюшне.

Дальнейших приготовлений к отъезду мальчик почти не запомнил. Вроде он сидел на жестком полу, привалившись к стене денника, а похититель, торопясь и в спешке то и дело что-нибудь роняя, седлал смирную гнедую лошадь и навьючивал на нее свою сумку. И вроде бы потом этот старый мужчина, который, если судить по внешнему впечатлению, не мог поднять даже мешок с лежалой репой, без труда смог взгромоздить его в седло, после чего сам тоже сел верхом сзади него, придерживая Крикса, чтобы тот не соскользнул на землю.

Потом была езда по темным улицам, но Крикс не мог бы даже приблизительно сказать, куда его вез странный магик. Только разглядев ворота и серые плащи городской стражи, он сообразил, что они сейчас выедут из города. В голове немного прояснилось. Может, дело было в том, что вместе с пищей он изверг из себя часть дурманящего зелья.

Резкий холодный ветер, забиравшийся за воротник, тоже подействовал на Крикса отрезвляюще. Ему даже подумалось, что он мог бы закричать, чтобы привлечь к себе внимание дозорных. В голове у мальчика по-прежнему все путалось, но Крикс отчаянно цеплялся за эту рассудительную мысль.

Надо сделать так, чтобы его заметили… Позвать на помощь, дать понять, что этот человек пытается вывезти его за ворота против его воли и, по-видимому, с какой-то недоброй целью…

Но самая простая и естественная вещь — владеть собственным голосом — сейчас была мучительно недостижимой. Издать хотя бы тихий стон было не проще, чем поднять семипудовую каменную наковальню.

От усилий овладеть собой у Крикса задрожали руки, а в ушах раздался тонкий и противный комариный писк. Он беспокойно шевельнулся, чем привлек к себе внимание своего похитителя.

Тот явно догадался, что его пленник начинает понемногу приходить в себя и может в самый неподходящий момент привлечь к себе внимание. Кажется, с тех пор, как Крикс цеплялся за косяк двери в гостинице, маг был готов к подобному развитию событий. Во всяком случае, на этот раз он не позволил себе растеряться. В бок "дан-Энрикса" уперлось что-то, подозрительно похожее на острие кинжала.

— Только шевельнись… — чуть слышно процедил старик ему на ухо. — Слышишь, ублюдок? Только дернись… или попытайся открыть рот… или как-нибудь иначе привлеки к себе внимание — и это будет самым последним, что ты сделаешь.

После тинктуры белобородки Крикс просто не мог по-настоящему чего-то испугаться, но он все же смутно сознавал, что маг не шутит. И что, если незнакомец приведет свою угрозу в исполнение, его жертве в самом деле будет очень худо.

Судя по всему, нож похитителя, прикрытый наброшенным на руку плащом, был не таким уж длинным. Но ведь для того, чтобы кого-нибудь убить, совсем не обязательно иметь аршинную железку.

Стражники лениво потянулись им навстречу. Крикс видел яркие пятна факелов, но не мог толком различить их лица.

— …. имя? — донеслось до него глухо, как из-под земли.

— Я мэтр Скар, толмач и переписчик. Со мной ученик.

— Что в сумках? — равнодушно уточнил десятник.

Этот безучастный голос заставил Крикса осознать, что стражник не заметил ничего особенного или подозрительного.

— Книги, краски для письма, одежда… Ничего опасного или запрещенного. Только мои и его вещи. Показать?

— Не надо, — отмахнулся стражник. — У нас указание не выпускать из города ни одного лица без подорожной, подписанной у эшевена. У вас она есть?

От Крикса, напрягавшего все силы, чтобы вслушиваться в разговор, не укрылось замешательство, в которое этот вопрос привел старого мага, и он ощутил прилив надежды.

— Я не слышал о таких порядках, — пробормотал похититель, растерявший прежнюю самоуверенность.

— Ну тогда вы, должно быть, вообще ни с кем не разговаривали два последних месяца, — хмыкнул десятник. — Приказ издан сразу после Огневика. О нем уже все знают.

— И… чей это был приказ? Правителя?

— Нет, Ордена, — ответил стражник и, решив, что обсуждать тут больше нечего, сказал — Я вижу, подорожной у вас нет. В таком случае разворачивайте коня и отъезжайте, не перегораживайте дорогу остальным.

— Послушайте-ка, командир… вы не могли бы…

— Нет, не мог бы. Я сказал — езжай за подорожной, если хочешь выехать.

— Но пока я доберусь до эшевена, все ворота в городе уже закроются! — с негодованием заметил маг. — Да и какие там чиновники в такое время? А мне во что бы то ни стало нужно выехать из города сегодня же.

— А я-то тут причем? — мрачно спросил десятник.

— Я заплачу, — вкрадчиво, как кот, касающийся незнакомого предмета мягкой лапой, сказал маг. — И вам, и вашим людям. Столько, сколько скажете… Мне в самом деле нужно выехать из города.

Последовала долгая, томительная пауза.

Крикс уже испугался, что сейчас стражник понизит голос и назовет сумму, а потом позволит им проехать. Но случилось по-другому. Командир дозорных в самом деле сменил тон, угрюмо процедив:

— Ну ты… толмач! Проваливай-ка поздорову… Заплатил один такой.

Похоже, маг был далеко не глуп и сразу чувствовал, когда отказ от мзды является лишь приглашением к торгам, а когда лучше даже не пытаться называть какие-нибудь суммы. Во всяком случае, он предпочел не искушать судьбу и, развернув коня, отъехал от ворот.

Это было последним, что успел заметить Крикс. Устав бороться с одолевавшей его сонной одурью, мальчик беспомощно обмяк в руках у похитителя.


* * *


Оказавшись в своей спальне, Ирем скинул плащ и огляделся. Его комната выглядела так же необжито, как обычно. Только по бумагам на столе и по небрежно брошенному на умывальник полотенцу можно было сказать, что она не является одним из гостиничных номеров на постоялом дворе Ордена, где размещались рыцари, приехавшие из провинции на пару дней. Вся остальная обстановка выглядела точно так же, как в тех номерах. Стол, кресло, умывальник, узкая кровать и полка для личных вещей и книг. Предельный аскетизм. Те доминанты, кто когда-то обучался в Академии, шутили, что перейдя после Лакона в Орден, не заметили особой разницы. Другие в ответ издевательски осведомлялись, уж не думали ли их соратники, вступая в гвардию, жить как лорды из Имперского совета?

В том, что касалось Ирема, верны были бы оба утверждения. Помимо этой скромной комнаты, он имел личные покои во дворце правителя, обставленные так же тщательно, как и все гостевые комнаты дворца. И от того, что большая часть этой обстановки уцелела с незапамятных времен, она не становилась меньшей роскошью.

Комфорт по меркам Альдов обязательно включал в себя просторные светлые комнаты, больше похожие на залы, пышные ковры и гобелены, мозаичный пол, большие и удобные камины и непременные дополнения в виде книг и музыкальных инструментов, а нередко — что казалось Ирему уже изрядным перебором — даже комнатных фонтанов и цветов. Именно в таком стиле были выстроены большинство особняков Верхнего города, но императорский дворец превосходил их все. Так что лорд Ирем — при желании — мог вести жизнь отъявленного сибарита.

Но в действительности он довольно мало интересовался обстановкой своих комнат, будь то в Адельстане или во дворце. И сейчас, повесив плащ на спинку кресла, быстро просмотрел все документы на столе, отложил два, которыми планировал заняться завтра утром, и начал готовиться ко сну. В те дни, когда подняться нужно было на рассвете — то есть практически всегда — узкая и жесткая кровать с войлочным одеялом была гораздо предпочтительнее мягких постелей во дворце, от одного вида которых сразу же клонило в сон. Ирем всегда поражался самообладанию Валларикса, который, живя в роскоши, достойной Императора, сумел подчинить свою жизнь железной дисциплине, больше подходившей для солдата.

Заснуть сразу же, как это бывало в дни, когда он возвращался в свою комнату, чуть не шатаясь от усталости, у рыцаря на этот раз не получилось. Мысли все еще вращались вокруг дневных рутинных дел. Доклады от чиновников и от дозоров городских ворот пока не содержали ничего особо интересного. А члены Круга магов, занятые мелкими и несерьезными, с их точки зрения, обязанностями, уже начали роптать. И то, что некоторым из них предстояло заступить на стражу в ночь Эйслита, когда в городе традиционно отмечали Зимний праздник и сидели по домам за празднично накрытыми столами, чародеям радости не прибавляло.

Совет Ста даже пытался надавить на коадъютора, чтобы заставить его отказаться от излишних, по их мнению, предосторожностей. И точно так же поступили лорд Дарнторн, Финн-Флаэнн и гораздо менее известный, но начавший набирать влияние в совете Аденор. Вспомнив об этом, Ирем тихо хмыкнул. Редкий случай, чтобы чародеи и аристократы из имперского совета выступали сообща.

Ирем, разумеется, и не подумал следовать их просьбам. Своему чутью он доверял гораздо больше, чем всем магикам и лордам, вместе взятым. А в разговоре с Императором мог при необходимости сослаться на Седого.

По крайней мере, в настоящую минуту в город никто не войдет. Но главное, Галахос — если он и правда был в столице в годовщину коронации — отсюда тоже никуда не денется.

Никаких его талантов или тайных знаний недостаточно, чтобы, после всех предпринятых Орденом мер предосторожности…

Лорд запнулся, так и не додумав эту мысль.

"Тайных знаний?!.." — повторил он про себя. — "Но, если так подумать, для того, чтобы покинуть город, ему нужно только _знать_, что существует другой путь… помимо городских ворот"

Ирем рывком сел на кровати, широко раскрытыми глазами вглядываясь в темноту.

"Не может быть, — сказал он сам себе. — Это же государственная тайна. Ее всегда знали только Император и его наследник. Ну, допустим, Валларикс доверил эту тайну мне. Но уж Галахосу это узнать определенно не от кого. Или все же… Олварг?!"

Рыцаря прошиб холодный пот.

"Олварг. Почему бы нет? Галахос смог бежать из Адельстана, — уже с яростью подумал лорд. — Даже не важно, сам он это сделал или ему кто-нибудь помог. Хотя скорее все-таки второе. Но один убитый стражник — это пустяки. В действительности, чтобы выйти из подземных тюрем Адельстана, нужно было перебить десятка два охранников. Но они все клялись, что ничего не видели… А я тогда списал происходящее на магию! Осел!! Его наверняка вывели из тюрьмы через Подземный город!"

Ирем вскочил и начал одеваться. С одной стороны, он понимал, что это просто глупо. Если чародею-ренегату все-таки было известно про подземный ход, то за два месяца, прошедшие со дня Огневика, он мог покинуть город уже двадцать раз. Мало того, поскольку из тянувшихся под городом обширных подземелий существовало несколько выходов, установить, каким путем пошел Галахос, все равно не представлялось никакой возможности. И если в той части подземелий, которая располагалась непосредственно под Адельстаном, Ирем мог ориентироваться хоть с закрытыми глазами, то в подземных коридорах и однообразных залах он рисковал просто заблудиться. Но признать свою ошибку и оставить все, как есть, все-таки было выше его сил. Ирем не помнил, когда у него еще было такое же паршивое настроение. Схватив со стула плащ, он выругался и швырнул его обратно. Кое-какие из уцелевших коридоров и подземных помещений освещались никогда не угасавшим Очистительным огнем и по своей помпезной роскоши не уступали даже императорским покоям. Но остальные, расположенные далеко от центра города, были или засыпаны землей, или затоплены, или просто содержались в совершенном беспорядке. Не хватает только подметать плащом все эти узкие, заросшие пылью и паутиной коридоры. И кого там может впечатлить орденский синий плащ, за исключением разве что крыс или червей?..

Вот факел захватить определенно стоит. Лучше даже два…

Лорд поправил перевязь с мечом и чуть ли не бегом спустился вниз по лестнице.

…Блуждания по скрытой ото всех "изнанке" города тянулись уже больше двух часов, и сменявшие друг друга коридоры начали казаться рыцарю каким-то мрачным и бессмысленным подземным лабиринтом, а поднятая рука, в который он держал горящий факел, затекла от напряжения. Но те залы, где ему не нужно было освещать себе дорогу самому, уже давно остались позади. Сейчас лорд Ирем мог довольно равнодушно проходить по огромным подземным помещениям, освещенным серебристым светом Альдовых огней, которые казались наблюдателю холодными, но все равно были способны греть и даже обжигать. Но рыцарь помнил, как эта картина поразила его в первый раз, когда Валлларикс открыл другу первую по важности из всех имперских тайн. Здесь попадались залы из сверкающего мрамора, залы с хрустальными колоннами, и даже залы, где из пола вместо сталактитов поднимались к потолку огромные кристаллы аметистов. Встречались здесь полуразрушенные лестницы, осыпавшиеся потолки и неяркое зеленоватое мерцание подземных озер. А также статуи и барельефы на колоннах, сделанные с поразительным искусством, как и все творения Светлейших Альдов, но смотревшиеся странно и чуть-чуть печально там, где никто не мог их увидеть.

Но сейчас коадъютору было не до того, чтобы обращать внимание на украшения подземных галерей. Он пристально смотрел по сторонам, пытаясь отыскать какие-то следы человеческого присутствия. Конечно, было маловероятно, что Галахос в самом деле мог случайно зацепиться за какой-нибудь обломок статуи одеждой и оставить Ирему на память клок плаща. Коадъютор сам прекрасно понимал, что шансов сделать хоть какое-нибудь ценное открытие у него крайне мало. Но поисков он, тем не менее, не прекращал. Как говорил в подобных случаях Валларикс, "если ничего не выйдет, я, по крайней мере, буду знать, что сделал все возможное". И Ирем делал все возможное, злясь на себя за то, что не подумал про Подземный город раньше, и вдобавок плохо представляя, как на следующее утро рассказать Императору о своей догадке. Валларикс, конечно, скажет, что он сам должен был вспомнить про Подземный город, так что Ирему не в чем себя упрекнуть, но сам лорд полагал иначе. Дело Валларикса — думать об Империи, а вот о безопасности Валларикса как раз должен позаботиться его вассал и старый друг — иначе для чего он вообще возглавил Орден?

Предаваясь этим размышлениям, которые никак нельзя было назвать приятными, калариец осмотрел еще один подземный коридор — и на сей раз был полностью вознагражден за все свои усилия. Он обнаружил догоревший факел, который Галахос — а Ирем ничуть не сомневался в том, что это мог быть только он — отбросил в угол, когда факел исчерпал свою полезность. Рыцарь поднял факел и задумчиво принюхался. Судя по отчетливому запаху выгоревшего масла, чародей прошел по коридору относительно недавно… Ирем стиснул зубы. Неужели у него действительно был шанс перехватить проклятого предателя, а он упустил его только из-за того, что мысль о подземельях посетила его слишком поздно?.. Впрочем, через несколько минут лорд Ирем взглянул на происходящее более трезво и решил, что разминуться в подземелье с магом было не досадной неудачей, а закономерностью. Наоборот, немыслимой удачей было бы столкнуться с ним нос к носу. Бесполезно было сожалеть, что ничего такого не случилось. Все, что ему оставалось — это постараться извлечь пользу из своих сегодняшних открытий.

"Хорошо… Что, собственно, мне удалось установить? — спросил лорд Ирем риторически, поскольку обращался он при этом сам к себе. — Во-первых, выродок-Галахос знает про подземный ход. Не очень ценный вывод, если учесть, что его можно было сделать уже много лет назад. Но все-таки полезно знать это на будущее. Второе: если маг действительно был послан сюда Олваргом, то не с какой-то важной миссией, а просто в качестве шпиона. Иначе еще до исчезновения Галахоса случилось бы что-то действительно серьезное. Притом Галахос исчез именно сегодня, хотя мог бы воспользоваться тайным ходом куда раньше. Почему? Возможно, он добыл те сведения, за которыми его послали? — Ирем встревожено нахмурился. — Что, если он узнал что-то… о… Криксе?"

От такой догадки рыцарь стиснул факел с такой силой, что костяшки пальцев побелели, но уже через секунду тряхнул головой и хмыкнул.

"Ну, вот. Валларикс все-таки внушил мне мысль, что Олварг спит и видит, как бы разыскать нашего Безымянного. Надеюсь, это все-таки не так. И, в любом случае, пока бастард в Лаконе, ему совершенно ничего не угрожает… Завтра загляну к мастеру Хлорду и узнаю, как там он. А пока есть дела и поважнее… Например, Галахос. Этот маг не мог не понимать, что рано или поздно я или Валларикс обнаружим здесь забытый факел. Но его это нисколько не заботило. Значит, он едва ли собирается еще когда-нибудь вернуться в Вечный город. Любопытно… И еще. Он мог создать магический огонь, который освещал бы ему путь. Конечно, это было бы сложнее, чем зажечь камин, но в принципе довольно просто. А он предпочел пользоваться факелом. Если я вообще хоть что-то смыслю в магии, то это может означать, что его силы близки к истощению, или что он серьезно ранен — это было бы неплохо! — или… — рыцарь приостановился и пожал плечами. — Или просто что-то до такой степени заняло его внимание, что о магическом огне он даже не подумал. Ладно, это уже к делу не относится. Пожалуй, надо возвращаться"

Еще несколько минут лорд Ирем колебался, не следует ли нанести визит Валлариксу, который приказал в любое время приходить к нему с докладом, если выяснится что-то новое по поводу Галахоса, но под конец решил, что новость о побеге чародея-ренегата может подождать и до утра. Лишать правителя хотя бы часа сна из-за такого негодяя, как Галахос — это было уже слишком. Лучше лишний раз проверить караулы во дворце, укрепить стражу у ворот а после этого, возможно, самому чуть-чуть поспать.

Из темного угла послышалась возня и писк. По-видимому, норы, выходящие из этой части подземелий на поверхность, вели прямиком на рынок или на торговый склад, и здешним крысам в самом деле было, что делить. Во всяком случае, дрались они с таким ожесточением и яростью, что не заметили бы рыцаря, даже пройдись он прямо по пищащей серо-бурой массе. Но лорд Ирем только опустил пониже факел и, брезгливо поджимая губы, обошел крысиный угол стороной.


"Дан-Энрикс" спал и видел сон. Ему снились галереи под землей и призрачный, колеблющийся свет от факела. Снился холодный, неподвижный воздух подземелья и чья-то рука, вцепившаяся в воротник его рубашки и буквально волоком тащившая его вперед. Во сне он слышал, как пыхтел и отдувался человек, который вынужден был почти на руках тащить его вперед. Крикс даже различал отдельные слова, хотя по большей части его спутник бормотал на незнакомом языке.

Потом сон изменился — резко и нелогично, как и полагается любому сну. Теперь вместо подземных коридоров ему снился ночной лес. В отличие от подземелий, здесь было гораздо холоднее. В темном воздухе кружился снег. Колючие снежинки падали на руки и лицо "дан-Энрикса", холодный ветер пробирался под одежду, а отяжелевшие от снега ветви то и дело обдавали его снежной пылью, когда его худощавый и высокий спутник задевал их головой или плечом.

А потом Крикс резко, и при этом совершенно окончательно проснулся. И внезапно обнаружил, что действительно находится в лесу. Он даже вспомнил, как остановившийся в "Золотой яблоне" старик сумел его похитить и пытался вывезти его из города через ворота Северной стены. А командир дозора требовал у старика какую-то бумагу…

Судя по всему, они все же сумели выехать из города без подорожной. Несмотря на то, что сейчас была ночь, эта часть леса показалась Криксу удивительно знакомой. Через несколько секунд он осознал, что они движутся в сторону Каменных столбов.

При этой мысли его охватил панический, хотя и беспричинный ужас. Его всегда смущала эта странная, полуразрушенная арка, представлявшая собой ворота в никуда. В те дни, когда они с друзьями ездили в Хоэль, Крикс неизменно спешивался, подходил к развалинам и задумчиво смотрел на эти древние, заросшие травой и мхом седые камни.

Нет, он ни разу не рассказывал Димару с Юлианом про приснившийся ему кошмар.

И уж тем более не говорил, что иногда ему казалось, будто там, за этой аркой, что-то есть.

Но, в любом случае, Криксу совсем не улыбалось оказаться там _сейчас_, тем более — в компании таинственного мага.

За деревьями уже была видна поляна, на которой находились древние развалины. Улучив момент, когда его похититель отвлекся, пытаясь отодвинуть перегородившую дорогу ветку, Крикс ужом вывернулся из его рук и бросился бежать. Он тут же услышал сзади хриплое проклятие и топот, и, подстегнутый опасностью, рванулся вперед еще быстрее, несмотря на то, что тело было непослушным и отяжелевшим, словно он проспал всю ночь на жестких досках в самой неудобной позе. Его преследователь, судя по всему, не отличался особенным проворством и в другое время Крикс легко сумел бы оторваться от погони, но сейчас он сам бежал, едва переставляя ноги. Чародей вскоре догнал "дан-Энрикса" и повалил на снег, всей своей тяжестью прижав его к земле. Потом он заломил руки лаконца за спину и крепко скрутил их в локтях его же собственным ремнем. Он с такой яростью затягивал узлы, что Крикс, отплевывающийся от набившегося в рот снега, едва не закричал от боли, но сдержался, чтобы не доставить этим криком дополнительную радость похитителю. Потом мужчина вздернул его вверх за связанные руки и, попеременно награждая пленника пинками и ударами, которых Крикс, еще переживавший про себя свой неудавшийся побег, почти не чувствовал, все-таки дотащил его до Каменных столбов.

Крикс бешено извивался и пытался упереться каблуками в землю, но его противник явно был сильнее. Уже оказавшись в арке Каменных столбов, Крикс отчаянно взмолился про себя — пусть ничего особенного не произойдет, пусть он, как бывало уже много раз, просто окажется на противоположной стороне развалин.

Что бы там ни замышлял похитивший его мужчина, притащивший его именно сюда — пусть из его затеи ничего не выйдет!

Арка Каменных столбов осталась позади.

А мир вокруг в очередной раз изменился. Разница была такой же резкой и бросавшейся в глаза, как между снившимся ему недавно подземельем — и заснеженной опушкой леса.

Здесь было куда светлее, чем в лесу. Правда, там, куда они попали, тоже была ночь, но вот небо, нависавшее над ними, было не темно-синим и не черным, а каким-то красноватым, словно его озаряло зарево пожара. Крикс действительно увидел несколько костров, разложенных вокруг поляны. Помимо них, свет шел от нескольких десятков факелов, которые держали многие в собравшейся вокруг толпе людей. Эти огни давали столько света, что на земле можно было бы найти даже случайно оброненную иголку. Но, несмотря на это, Крикс не мог увидеть лиц собравшихся вокруг людей. Каждый из них оставался только темным, неподвижным силуэтом.

Силуэтом… без… лица.

"Дан-Энрикса" ощутил, как по спине ползет озноб, хотя на самом деле с этой стороны ворот было куда теплее, чем в лесу. По крайней мере, здесь совсем не чувствовалось ветра. А вот воздух был тяжелым, неподвижным и каким-то мертвым. Уже через несколько секунд Крикс ощутил, что ему стало тяжело дышать.

Необъяснимая метаморфоза, произошедшая с привычным миром в тот момент, когда они прошли через ворота Каменных столбов, повергла бы в глубокий шок любого человека, но на сей раз похититель, кажется, был ошарашен даже больше своей жертвы. Криксу показалось, что старик не ожидал увидеть здесь столько людей — если, конечно, темные фигуры на краю поляны действительно принадлежали людям. Эту мысль Крикс постарался отогнать как можно дальше. Потому что, если говорить начистоту, он уже начинал догадываться, _кем_ они на самом деле были.

Но тут из-за арки показалось новое действующее лицо, чей вид заставил "старого сыча" вздрогнуть так сильно, что это почувствовал даже "дан-Энрикс".

— Какая… неожиданность, — промолвил этот человек, остановившись в нескольких шагах от них. — Галахос! Ты невероятно точен, мэтр. Я припоминаю, что дал тебе время до Эйслита.

— Да, мой лорд, — пробормотал старик, поименованный Галахосом. — Я сделал то, что вы приказывали. Я… нашел мальчишку. Вот он!

Крикс стоял так близко к чародею, что, казалось, ощущал исходящие от него волны темного, удушливого страха. Мальчик должен был признаться самому себе, что ему совершенно не хотелось познакомиться поближе с человеком, один вид которого приводил мага в такой ужас.

— Любопытно, — холодно сказал мужчина. — Значит, это в самом деле он? Дай-ка взглянуть.

Маг с такой силой толкнул Крикса в спину, что бывший лаконец чуть не налетел на незнакомца. Криксу вдруг до боли захотелось, чтобы все, происходящее с ним, оказалось мороком или ночным кошмаром, от которого он мог очнуться в своей комнате в Лаконе. Он даже зажмурил, а потом опять открыл глаза, надеясь увидеть над головой сводчатый беленый поток их спальни.

Но, конечно, это ни к чему не привело.

Мужчина ухватил его за волосы, успевшие порядком отрасти после последней стрижки, и запрокинул голову лаконца вверх, чтобы получше рассмотреть его лицо.

Крикс, в свою очередь увидел совсем близко от себя его глаза — уверенные и жестокие, сверкавшие при свете факелов, как бледные сапфиры.

"…Был на свете человек, не наделенный Даром, но мечтавший о могуществе, доступном только магам…" — вспомнилось ему.

Криксу стало страшно. Он готов был закричать — но под холодным, полным леденящей ненависти взглядом незнакомца звук в его горле умирал, так и не родившись. Мальчик как-то сразу осознал, что человек с подобными глазами способен на все — так мало человеческого оставалось в этом взгляде.

"…Совершил запретный ритуал, которым посвятил себя Истоку…"

— Это он, мой лорд, не сомневайтесь! — в голосе волшебника угодливость, испуг и нетерпение перемешались так причудливо, что даже сам Галахос вряд ли мог бы с точностью сказать, какое из трех чувств сильнее. — Они дали ему имя "Крикс" и он… действительно отмечен Тайной магией. Я проверил его несколькими способами. Кровь… высокая сопротивляемость… отсутствие магических способностей. Все именно так, как мы предполагали. Никакой ошибки быть не может. Это точно он!

— Я вижу, — коротко ответил его собеседник. И, искоса взглянув на мага, добавил с сухим, жутковатым смешком — Не суетись, Галахос. Что за чушь — проверки, доказательства!.. Тут нужно быть слепым. Мальчишка — просто копия покойного Воителя. Признаться, никогда не думал, что он будет так… похож.

"…Потом он выбрал себе Истинное имя и назвался Олваргом, а свое человеческое имя проклял и забыл…"

Холодные, прозрачно-голубые глаза сузились, впившись в лицо лаконца.

Пальцы мужчины, запутавшиеся в волосах "дан-Энрикса", продолжали оттягивать его голову назад. Крикс решил больше не смотреть ни на него, ни на Галахоса, что бы они с ним ни сделали. Он скосил глаза и, избегая смотреть на ряды Безликих, окружавших арку Каменных ворот, сосредоточился на самих развалинах.

По виду они мало отличались от тех, которые он исследовал в Хоэле. Только в стороне от арки находился большой, прямоугольный камень, высотой по пояс взрослому мужчине. В отличие от остальных развалин, он казался гладким и отполированным, и на нем, насколько мог различить Крикс, не было видно паутины или пыли.

Приглядевшись к камню, Крикс заметил то, что должен был заметить даже раньше. Сердце у лаконца екнуло, когда он обнаружил, что на земле возле него лежали связанные люди. Их обмякшие тела были так неподвижны, что казались мертвыми. Но, судя по наличию веревок, эти люди были живы — только околдованы или усыплены, как и он сам еще недавно. Вряд ли кто-нибудь стал бы трудиться, связывая мертвых. Всего пленников, как разобрал "дан-Энрикс", было трое, причем хрупкая фигурка одного из них, по-видимому, принадлежала женщине, а самый маленький и вовсе был ребенком чуть постарше Крикса.

Крикс спросил себя, зачем Безликим и их главарю понадобились эти трое, и в особенности женщина и мальчик, но почти тотчас же понял, что ему совсем не хочется узнать ответ на свой вопрос.

Чародей по имени Галахос тоже успел заметить пленников. Его лицо, и без того нездорово-бледное, при виде связанных людей заметно вытянулось и побледнело еще больше.

Чародей отвел глаза, сглотнул и нервно сцепил пальцы рук. Крикс заметил, как дрожали блики факелов на кольцах мага и подумал: как же сильно у того, наверное, трясутся руки.

На какую-то секунду ему даже стало жаль Галахоса.

А во взгляде предводителя Безликих промелькнула странная, недобрая усмешка.

— Я смотрю, ты уже обратил внимание, что мы здесь не одни, — сказал он вкрадчиво. — Скажи, Галахос, а ведь ты отправился в Адель совсем не для того, чтобы найти мальчишку, правда?… Я уверен, что ты собирался просто скрыться от меня в столице. Ты считал, что там ты будешь в безопасности? Напрасно, мэтр.

— Нет! — маг отшатнулся. — Скрываться, я?! Клянусь, я никогда…

— Не надо клясться, — тихо и зловеще перебил его голубоглазый. — А то как бы не пришлось поступить с тобой так, как поступают с лжесвидетелями и клятвопреступниками. Успокойся, мэтр. Сейчас речь не о твоем мелком предательстве. Тем более, что ты так кстати изменил свое решение… и смог доставить мне мальчишку. Я всего лишь хотел указать тебе на то, что, находясь в столице, ты ни на минуту не отсрочил бы ту встречу, которую я назначил тебе на Эйслит.

— Вы хотите войти в город? — спросил колдун, и его голос странно дрогнул. — Как… как десять лет назад?

— Именно так. Тебе должно быть хорошо известно, что нынешний Эйслит особенно благоприятен для подобных дел. Ты же сам провел необходимые расчеты и асторологические выкладки. А теперь скажи мне: ты ведь помнишь ритуал, который открывает Переход? — Олварг небрежно указал на пленников.

— П-помню, господин, — казалось, магу сейчас станет дурно.

Его собеседник сделал вид, что не заметил откровенного смятения Галахоса.

— Тем лучше, — хладнокровно сказал он. — Я думал взять в подручные Дагона, но ты опытнее, так что сегодня ты вместо него поможешь провести обряд. Считай, что это знак прощения и моего доверия твоим способностям. А гость, которого ты нам доставил, поучаствует в обряде под конец, когда настанет его очередь.

Крикс помимо воли вздрогнул.

— Значит, вы его убьете?.. — тоном человека, не согласного с какой-то мыслью, но не смеющего возражать, спросил Галахос. — Вместо вон того мальчишки?

Маг нервно дернул подбородком в сторону трех пленных.

— Разумеется. Замена более чем равноценная. А ты, похоже, недоволен? — бледно-голубые глаза Олварга недобро сузились.

Зато глаза "дан-Энрикса", наоборот, расширились от ужаса. Ноги стали ватными, а к горлу подкатила тошнота. Даже ответ Галахоса донесся до него чуть слышно, будто бы издалека.

— Мой лорд, я думал, вы воспользуетесь мальчиком, чтобы попытаться вытащить меч Альдов из огня. Что, если он правда сможет это сделать?!

"Меч? Что еще за меч такой?.." — подумал Крикс, сглотнув. Из слов Галахоса он понял лишь одно — тот был против того, чтобы убить его немедленно.

— Ты идиот, Галахос, — мягко и как будто даже с сожалением ответил Олварг. — Ты, должно быть, совсем выжил из ума, сидя в своей лачуге и возясь с вонючими ретортами и тинктурами. В войнах побеждает тот, кто сможет все предусмотреть и не оставить своему врагу даже ничтожнейшей лазейки. А ты предлагаешь взять ублюдка в город и тем самым дать ему шанс или убежать, или позвать на помощь или, чего доброго, действительно добыть этот проклятый меч!..

— Но что он сможет сделать, даже… даже если и достанет Меч?.. Он же еще ребенок! — сбивчиво пробормотал Галахос, опустив глаза.

— Да ты точно спятил, мэтр, — мрачно рассмеялся Олварг. — Причем тут "ребенок"? Это Истинная магия, тайная магия Начала всех времен. Она всегда непредсказуема, старый болван! Единственное, что о ней можно сказать наверняка, так это то, что она никогда, ни при каких условиях, не будет нам на пользу… Я уже не говорю о том, что в дело могут влезть Седой и его Альды, и тогда Хегг знает, чем все это кончится. Нет уж, клянусь Истоком, я не собираюсь рисковать. Бастард проживет не дольше, чем необходимо для завершения обряда. Шоррэй!..

— Да, повелитель.

Крикс скосил глаза, и обнаружил, что один из Безликих сделал шаг вперед и замер в ожидании приказа.

— Подержи мальчишку. Пусть посмотрит на начало ритуала, чтобы лучше подготовиться к тому, что его ждет. Тогда я, по крайней мере, буду знать, что наш бастард не заскучает. Это крайне познавательное зрелище для юного ума. Не правда ли, Галахос?..

— Да, мой лорд. Вы правы… — побелевшими губами подтвердил волшебник, вряд ли понимая, о чем идет речь.

Казалось, предводитель Безликих находил какое-то жестокое удовольствие в издевательстве над магом, которого всякое упоминание о ритуале приводило в такой явный ужас.

Насладившись замешательством Галахоса сполна, Олварг небрежно оттолкнул лаконца, так что тот едва не полетел на землю. Почти в ту же самую секунду Крикс почувствовал, как чьи-то руки схватили его за ворот, не дав упасть, и оттащили в сторону. Он попытался вырваться, но это ни к чему не привело. Безликий, которому поручили присмотреть за пленником, как будто не заметил сделанной "дан-Энриксом" попытки. Если можно было сравнивать безмолвную и не имевшую лица фигуру с человеком, то сил у этого Шоррэя было вдвое против того, сколько полагалось от природы молодому и здоровому мужчине, не любившему сидеть без дела. Должно быть, он мог бы держать троих таких, как Крикс, даже не слишком утруждаясь. А вот для не так давно пришедшего в себя "дан-Энрикса" это усилие, ни на полшага не приблизившее его к цели, оказалось чрезмерным.

На лаконца опять накатила дурнотная слабость, но к уже знакомой тошноте и подгибавшимся коленям в этот раз прибавилось еще и ощущение гнетущей, _окончательной_ беспомощности. Крикс был слишком слаб, отравлен чародейским пойлом и вдобавок крепко связан. Олварг сказал правду — шансов на спасение у него не было.

Что бы с ним ни собирались сделать эти люди, он ничем не сможет помешать их планам.

Они просто-напросто убьют его и троих пленников. И это, может быть, еще не самое ужасное… После того, что говорил голубоглазый, после изжелта-бледного и искаженного от ужаса лица Галахоса Крикс начал смутно понимать, что существуют вещи пострашнее смерти.

Он закрыл глаза и попытался еще раз представить себе солнце, поднимавшееся над Заливом. Но под веками клубилась тускло-багровая пелена, не позволявшая сосредоточиться ни на одном воспоминании.

"Мне страшно. Страшно. Страшно! — билось и пульсировало в голове. — Я даже не знал, что может быть ТАК страшно и так пусто. Словно страх забрался внутрь, чтобы выгрызть меня изнутри. Похоже, сказка Кэлрина была совсем не сказкой… Страха — нет… В Эрхейме над воротами написано про то, что страха нет. И боли нет. И смерти — нет. Но это же неправда. Они есть! И страх, и смерть. У смерти голубые и холодные глаза… такие, будто их отлили изо льда и стали"

Крикс вовремя остановился, заподозрив, что вот-вот сойдет с ума. Сделав над собой усилие, мальчик заставил себя приоткрыть глаза и снова посмотреть на человека, называющего себя Олваргом.

На человека.

Не Безликого. И уж тем более не Смерть, принявшую материальный облик.

Всего лишь — человека.

Только в этой трезвой мысли было что-то еще более чудовищное, чем в недавнем мороке.

— Пора начинать. Дагон, Гилдэй! Давайте сюда первого, — распорядился Олварг.

Двое Безликих бросились поднимать с земли связанного мужчину. Его обмякшее, бесчувственное тело гнулось и болталось в их руках, словно тряпичное.

Голубоглазый неприятно усмехнулся и направился туда, где его люди без труда удерживали на весу расслабленное тело, подхватив его под мышки — потому что полусогнутые ноги пленника, едва касавшиеся утоптанной земли, отказывались служить своему хозяину опорой. Олварг немного постоял напротив, глядя на бесчувственного человека пристальным, оценивающим взглядом, а потом небрежно положил ладонь ему на лоб.

Пленник, бывший невысоким, рыхловатым мужчиной лет, должно быть, тридцати, зашевелился и открыл глаза.

Секунду он, казалось, пытался осознать, где он находится, а потом вдруг жалобно вскрикнул и забился в руках у державших его рыцарей — как будто вспомнил что-то, о чем ему совершенно не хотелось вспоминать. А может, догадался, что случится дальше. И теперь не знал, куда деваться от свалившейся на его голову осведомленности.

— Тихо! — властно сказал Олварг. Пленник снова конвульсивно дернулся, но почти тотчас же замер, глядя на стоящего напротив человека таким же завороженным и

обреченным взглядом, каким птица смотрит на змею.

— Я смотрю, ты уже вспомнил, что с тобой случилось, — произнес голубоглазый — Значит, ты догадываешься, куда попал?

Мужчина судорожно кивнул.

— Может быть, ты даже знаешь, кто я?…

— Д-дда… Но… это же неправда! Этого не может быть!!

— Ну почему же? Может, — заверил Олварг почти ласково. — Место, где мы сейчас стоим — действительно Галарра. Мои слуги, как ты имел случай убедиться, не бесплотны, а вполне материальны. Как, впрочем, и я сам. Правда, если бы ты рассказал об этом кому-нибудь во внешнем мире, то тебе никто бы не поверил. Но это неважно, потому что ты уже никому и ничего не сможешь рассказать.

— Вы… вы меня убьете?… — голос пленника сорвался.

Его собеседник сделал вид, что размышляет над вопросом, а потом кивнул:

— Не так чтобы сразу, но в конце концов убью. Видишь вон ту арку? Альды сделали для вас, людей, Врата между мирами. Но, поскольку справедливость светлых всегда была очень относительной, для меня и моих слуг это всего лишь старые развалины. Поэтому нам нужен человек. Такой, как ты.

— И что я должен буду сделать? — в голосе пленника прорезалась надежда.

С того момента, как Олварг заговорил со своей жертвой, Крикс совершенно перестал понимать, что происходит, но он все равно напряженно прислушивался, стараясь не пропустить ни единого слова.

— Любую дверь возможно или отпереть ключом, или взломать, — сказал голубоглазый доверительно. — Мы открыли, что смерть человека, умирающего медленно, в жестоких муках, разрывает ткань пространств между мирами, открывая Переход. А для долговременных порталов нужны трое — женщина, мужчина и ребенок…

Даже с того расстояния, на котором находился Крикс, было видно, как у пленника затряслась челюсть. Мальчику даже показалось, что он слышит дробный стук зубов. Он не мог винить того за этот страх, но мысленно пообещал себе, что, если Олварг решит поглумиться над ним так же, как над своей первой жертвой, он не даст ему лишнего повода для торжества. Что бы ни случилось, он не опозорит свое имя и оставшихся в Лаконе побратимов, пусть даже никто из них и не узнает, какой страшной смертью он погиб.

— Первым должен умереть мужчина, — как-то очень буднично закончил Олварг. — Это будешь ты.

— Но для чего вы мне все это говорите?.. — взвыл несчастный, с диким ужасом глядя на своего мучителя. — Наверное, можно найти какой-то другой выход?! Только скажите! Я готов! Я сделаю для вас все, что угодно!!

Олварг скрестил руки на груди, задумчиво разглядывая свою жертву.

— Значит, все… А если я потребую пойти ко мне на службу?..

— Да!.. Я согласен! — почти радостно ответил пленник.

— Мои люди сделают тебя Безликим. Этот ритуал немногим лучше смерти. Тебя это не смущает?

— Н-нет… — после секундной паузы ответил тот.

Крикс опустил глаза. Ему очень хотелось крикнуть незнакомому мужчине, чтобы он не соглашался, но лаконец не издал ни звука. Как он мог судить?.. Ведь Олварг обращался не к нему, и не его ждала мучительная смерть, которая должна открыть ворота Альдов Олваргу и его слугам.

Правда, потом обязательно настанет его очередь, но ведь ему-то не предложат выбирать между предательством и смертью. Олварг совершенно недвусмысленно сказал Галахосу, что не оставит ему жизнь.

Крикс хотел бы верить, что он все-таки сумеет умереть достойно. Как герои на холмах Равейна, о которых он читал.

Как оруженосец Этельрикса Бальдриан.

Но сейчас — да, именно сейчас — он понимал, что в жизни все куда сложнее, чем в балладах.

Олварг между тем сказал:

— Ты навсегда останешься в Галарре. Сможешь покидать ее только по моему приказу. Для людей такая жизнь мучительна. У тебя просто не останется того, что вы называете "свободной волей".

Пленник остервенело закивал.

— Да, я согласен! Только пощадите!

— А еще потребуется доказать мне свою преданность и поучаствовать в сегодняшнем обряде. Посмотри: вот женщина, вот маленький бродяжка из Равенны, а вон там — еще один сопляк, который должен будет умереть вместо тебя. Если, конечно, у тебя достанет мужества его прикончить. Ты согласен?

Пленник побледнел.

— Нет… так я не смогу!

— Не сможешь? Тогда чего ради мне тебя щадить? Ты слишком слаб, чтобы служить мне. От тебя не будет никакого толку… Галахос, ты готов?

— Да, господин, — ответил чародей, дрожащими руками перелистывая поднесенный кем-то из Безликих гримуар.

— Отлично. Начинаем.

Олварг сделал знак двоим Безликим, и они поволокли мужчину по утоптанной земле к плоскому камню, необтесанные стороны которого были покрыты странными рисунками и символами, а по краю проходил глубокий, бурый от засохшей крови кровосток.

Из горла несчастного вырвался нечленораздельный вопль, а потом он хрипло крикнул:

— Подождите!.. Подождите. Я согласен! Я убью мальчишку!

Крикс до крови прикусил губу. Ну вот и все.

Сейчас этот слизняк, этот предатель, за считанные минуты согласившийся пойти на службу к предводителю Безликих, прикончит его, чтобы спасти собственную шкуру.

Никакого сострадания к нему в душе лаконца не осталось. Наоборот, в эту минуту мальчик ненавидел его почти так же сильно, как Галахоса и Олварга.

Безликие остановились, но мужчина, словно потеряв рассудок, продолжал вопить:

— Согласен! Я согласен!! Только отпустите!

Олварг рассмеялся.

— Нет, — ответил он.

— К-как "нет"? — от неожиданности пленник даже перестал орать.

— А ты и в самом деле думал, что мне нужен такой трус, как ты? — пренебрежительно осведомился Олварг. — Должен тебя разочаровать — я никогда не стал бы оставлять тебя в живых.

— Но… но зачем же вы тогда?!..

— Затем, что твоя смерть — это еще только полдела. Мне нужна вся твоя ненависть — до капли. Вся та боль, которую ты вообще способен испытать. И весь твой страх. А тот, кто не надеется, уже не в состоянии по-настоящему бояться, — Олварг полюбовался эффектом, который произвели его слова на пленника, и, ухмыльнувшись, продолжал. — Но самое главное — пока ты еще жив, ты будешь ненавидеть самого себя за свою трусость и свое предательство. Это прекрасно. Если бы достаточно было свернуть тебе башку, как курице, это, конечно, сильно упростило бы мою задачу. Но это было бы совсем не так забавно. Я проводил этот ритуал десятки раз, и понял, что нет ничего занятнее, чем наблюдать, как изменяют человека боль и страх. Почти все оказываются совсем не тем, чем представляли себя большую часть жизни… например, как ты.

— Ублюдок! Сучий выродок!! — захлебываясь, выкрикнул мужчина.

— Прелестно. И заметь — минуты две назад ты был готов лизать мне сапоги. Сделаешь все, что будет мне угодно — так ты говорил? И ведь прекрасно понимал, на что идешь… Ты сам признался, что узнал меня. То есть ты знал — или по крайней мере представлял — чего я могу от тебя потребовать. Но если нужно выжить — это же неважно, правда?… То-то и оно. Можно пытать и под конец убить другого человека, даже женщину или ребенка. Можно согласиться стать Безликим. Ты все это сделал, не задумываясь. А теперь немного поздно строить из себя героя или мученика. Мы оба уже знаем, что мне стоило бы только приказать — и ты, мой доблестный несостоявшийся герой, мог бы родную мать зарезать.

— Никогда!!!

— Ну-ну. Только не трать все силы сразу и не голоси так громко раньше времени. Ты ведь пока даже не знаешь, от чего можно по-настоящему орать.

Мужчина замолчал и несколько секунд смотрел на Олварга с каким-то новым выражением. А потом вдруг негромко, но отчетливо произнес:

— Будь ты проклят.

— Слабо, слишком слабо!.. Ладно. На алтарь его.

Безликие легко дотащили свою сопротивляющуюся жертву до плоского обтесанного камня и завалили на спину, распластав ее на гладкой, отшлифованной чужими спинами поверхности, как морскую звезду, выброшенную на берега Залива. Еще двое неслышно скользнули вперед, помогая затягивать ременные петли на руках и на лодыжках у приговоренного.

Лицо Галахоса, казавшееся уже не бледным, а зеленоватым, показалось возле этого импровизированного алтаря. Он подал Олваргу какой-то длинный и тонкий блестящий предмет. Крикс еще не успел полностью осознать, что именно сейчас произойдет, когда что-то внезапно заслонило весь обзор, оставив перед глазами только беспросветную и почему-то пахнущую старой выдубленной кожей черноту. Одновременно тот же невидимка быстро и решительно оттащил мальчика куда-то в сторону. Крикс ощутил на своем лице руку, затянутую в жесткую перчатку, и запоздало понял, что Безликий, только что державший его за шиворот, зачем-то закрыл ему глаза ладонью.

— Не смотри туда, дурак! — тихо, но внятно раздалось над ухом.

Это внезапное замечание, исходившее, вне всякого сомнения, от Безликого, так сильно поразило Крикса, что он даже не пытался оказать сопротивление или протестовать.

Несколько минут он слышал только монотонное чтение заклятий на каком-то незнакомом языке, и многоголосое пение без слов — всего три низких, повторяющихся ноты, звучавших тоскливо, тревожно и жутко.

А потом в уши лаконца неожиданно ворвался крик — точнее, громкий и надсадный визг, прошедший по всей гамме от самых высоких до утробно-низких нот — от которого его желудок вдруг противно сжался и, как показалось мальчику, начал судорожно выворачиваться наизнанку. Крикс безотчетным движением откинул голову назад, а потом также резко наклонился вперед, чувствуя, что его сейчас вырвет, и мечтая только об одном — умереть до того, как он узнает, от чего живые люди могут так кричать.

Кое-как справившись с мучительными спазмами, заставляющими его корчиться и выгибаться в захвате у Шоррэя, Крикс вдруг с изумлением почувствовал, что его руки связывает уже не тот клубок ремней, который не давал ему даже шевельнуть онемевшими пальцами, а что-то тонкое, непрочное, что при желании можно было бы разорвать одним движением — если, конечно, начинавшие пульсировать тягучей болью кисти снова станут его слушаться. Он решил немедленно проверить эту обнадеживающую догадку, но ощутил довольно сильный и болезненный тычок под ребра.

— Не шевелись, — прошипел голос, принадлежавший — в этом уже не осталось никаких сомнений — тому самому Безликому, который его охранял. — Глупец, ты все испортишь!.. Я уже почти освободил тебя. Последнюю веревку перережу, когда придет время.

— Что?… — чуть слышно выдохнул "дан-Энрикс", начиная подозревать, что он действительно сошел с ума, и все происходящее ему мерещится.

— Молчи и слушай! Тебе нужно…

Крики, сделавшиеся глуше и реже, но по временам опять взмывавшие к прежней исступленной и выворачивавшей внутренности высоте, продолжали звучать сбоку, эхом отдаваясь в голове "дан-Энрикса". Шоррэй встряхнул его и зашипел:

— Да слушай, говорю! Тебе нужно пройти обратно через арку Каменных столбов. Скорее всего, тебе повезет и портал перенесет тебя в то место, откуда ты сюда попал. Если выйдет так, предупреди, что этой ночью Олварг и его Безликие войдут в Адель через Подземный город. Будет в точности такая же резня, как десять лет назад. Только на этот раз они хотят проникнуть во Дворец, чтобы убить Валларикса. Ты понял? Повтори! На нас никто не смотрит… Все эти скоты сейчас скорее сдохнут, чем хоть на минуту отойдут от алтаря.

— Я все понял, — прошептал в ответ "дан-Энрикс". — Олварг приведет в Адель Безликих. Они попытаются убить Валларикса. Зачем ты это делаешь?… — без паузы спросил он у Шоррэя.

— Долго объяснять, — Криксу почудилось, что его собеседник усмехнулся — почти так же жутко и безрадостно, как Олварг несколько минут назад. — Сейчас я уберу ладонь. Не поворачивайся вправо, смотри только на Врата. Тш-ш, тише, еще рано. Я всего лишь подхожу поближе к арке. Тебе нужно будет пробежать не больше десяти шагов.

Несколько секунд Шоррэй молчал. Потом он мрачно процедил:

— Проклятье, что это Дагон все время косится на нас?… Не шевелись… Отлично, отвернулся.

Крикс почувствовал, что сердце начинает гулко биться в ребра, то предельно ускоряясь, то вдруг замирая, как перед прыжком с обрыва.

Он уже почти поверил, что спасения не будет, но теперь, когда от этого спасения их отделяло не больше десяти шагов, он вдруг понял смысл слов о связи страха и надежды.

— Ты пойдешь со мной? — почти не шевеля губами, спросил он Шоррэя.

— Нет, это невозможно. Переход закрыт, пока тот парень еще жив, а после будет уже поздно. Приготовься, я уже убрал последнюю веревку… Не позволь кому-нибудь себя остановить. Беги!

Крикс видел перед собой только темную арку ворот, подсвеченную справа красноватым светом факелов. Ему казалось, что под аркой воздух расплывался и рябил, как над большим костром — только здесь рябь шла совсем не от огня…

Не успел Шоррэй произнести свое "Беги!", как Крикс уже сорвался с места — в точности, как в Академии, на ровных и геометрически прямых, усыпанных глубоким слоем мелкого песка дорожках. И как на огромном поле возле Деревянной крепости. Он летел вперед едва ли не быстрее, чем в тот день, когда он мчался по предгорью вместе с Фэйро.

Страха уже не было.

И боли тоже.

Даже смерть — и та утратила реальность. Крикс еще успел увидеть, как кто-то из Безликих бросился ему наперерез, и, бездумно увернувшись от протянутой руки — в точности так же, как, не размышляя, уворачивался на галопе от нацелившейся в лицо ветки, — стрелой пронесся через арку Врат.

В первую секунду ему показалось, что на сей раз в мире ничего не изменилось. Но потом из окружавшей его темноты в разгоряченное лицо лаконца полетели острые, колючие снежинки, в ушах завыло от пронзительного ветра, и внезапно подступивший к телу холод внятно подсказал ему, что он снова дома. А вернее — в Хоэле, у Каменных столбов. Как и предсказывал Шоррэй, его перенесло туда, откуда он — по милости Галахоса — попал в Галарру.

— Я вернулся, — прошептал он. На последнем слове голос странно дрогнул. Крикс сделал глубокий вдох и повторил на выдохе, как заклинание:

— Я дома!.. Я вернулся!

Все вокруг казалось мальчику каким-то странным и почти ненастоящим. И знакомый лес, и хмурое, затянутое тучами ночное небо над верхушками деревьев, и летящие в лицо крупицы снега.

Куда более реальными ему сейчас казались факелы Безликих, Олварг и Шоррэй.

Подумав о Шоррэе, Крикс внезапно осознал, что нужно торопиться. Тот велел ему предупредить, что этой ночью слуги Олварга войдут в Адель.

В Адель! От одной этой мысли Криксу захотелось сломя голову помчаться к городским воротам напрямик, по бездорожью.

Но он не позволил себе такой глупости. Крикс понимал, что, если он сломает себе шею, провалившись в волчью яму, скрытую под снегом, или даже просто подвернет ступню, споткнувшись на какой-то кочке, то не только никого уже не сможет выручить, но и обесценит жертву, принесенную Шоррэем.

Истинную тяжесть этой жертвы Крикс оценил только теперь. Правда, сам он видел Олварга не больше получаса, но каким-то безошибочным чутьем уже успел понять, что этот человек безжалостен, противен сам себе и ненасытно зол. Если он может так хладнокровно и, похоже, не без удовольствия пытать того, кто ничего ему не сделал, то как он обойдется с тем, кто его предал?… Вспомнив вопли связанного пленника, Крикс похолодел и понял, что не вправе думать о судьбе Шоррэя и оставшихся в Галарре женщины с ребенком, если хочет справиться с возложенной на него миссией. Подумать обо всем он сможет и потом, когда предупредит жителей города об угрожавшей им опасности.

Немного отдохнув после рывка к Столбам, "дан-Энрикс" снова побежал. На этот раз — не слишком быстро, экономя силы и мало-помалу ускоряясь, заставляя себя думать не об Олварге или Шоррэе, а исключительно о том, чтобы дышать именно так, как их учили в Академии. Там это называлось "бегом на четыре такта". Вдох — четыре шага — выдох — медленно, в два шага, вдох — четыре, выдох — два… После тренировок, когда приходилось бегать вокруг крепости в особом кожаном доспехе со свинцовыми нашлепками, бежать так в обычной городской одежде было одним удовольствием. Если бы сейчас было лето, Крикс добежал бы до ворот, даже не запыхавшись. Но была зима, и ноги увязали в снежной каше, а летящий в лицо снег слепил глаза, мешая разбирать дорогу. Крикс ощутил, что начинает уставать, и, стиснув зубы, побежал еще быстрее.

Вдох — четыре, выдох — два.

Это не так уж сложно — убеждал он сам себя. Вдох-выдох. Вдох-и-выдох.

Нужно достучаться до охраны, чтобы они отперли ворота. И как только его впустят в город, сразу разыскать кого-нибудь из Ордена. Лучше всего, конечно, лорда Ирема. Может, хоть он ему поверит. То есть вся эта дикая история про Олварга, Галарру и про созданные Альдами Врата должна казаться совершенно неправдоподобной, но, если сказать, что Валларикса собираются убить — Ирем, наверное, встревожится? Судя по тому, что говорили в городе о давней дружбе коадъютора и Валларикса, Ирем никогда не бросит Императора в опасности. Хоть в реальной, хоть в воображаемой.

Вдох… выдох.

Только бы успеть.


XII


Несмотря на холод и на легкую одежду Криксу, взмокшему от бега, чудилось, что от него вот-вот повалит пар. Ноги гудели от усталости. Дыхание сбивалось. Мальчика поддерживала только мысль, что и лес, и заснеженная долина уже оставались позади. Прямо перед ним темной громадой поднимались стены города. Стены, за которые после тушения огней не мог попасть никто, за исключением разве что императорских гвардейцев или самых знатных лордов. Никогда еще Адель не казалась Криксу такой подавляюще огромной и такой недосягаемой. На смотровых башнях горели огни. Дозорные заметили бы любой вооруженный отряд или хотя бы конного гонца. Но одинокий человек, бредущий в темноте к воротам города, конечно, не был виден с башни. Спотыкаясь от усталости, Крикс прошел по обледеневшему каменному мосту над крепостным рвом и остановился у окованных железом створок.

— Откройте!.. — крикнул он, и собственный голос показался ему хриплым и глухим, тонувшим в вое ветра. — Слышите, откройте! У меня очень важные новости!

Он колотил о дерево, пока не заболели кулаки. Потом пинал ворота сапогами и ни на минуту не переставал кричать. В конце концов его старания были вознаграждены. Створки ворот оставались запертыми, но наверху открылось окошко-бойница.

Крикс замер. В человека, явившегося к городским воротам в неурочный час, да еще и требующего во что бы то ни стало впустить его в Адель, могли и выстрелить.

— Ну, чего еще? — спросили сверху.

— Откройте! У меня важные новости для Ордена. Я должен предупредить об опасности… — Крикс чуть не произнес 'грозящей Императору', но вовремя сдержался, прикусив себе язык. Пусть думают, что где-нибудь неподалеку бесчинствуют наемники, или что в Мирном начался пожар. Ведь если он помянет Валларикса, то придется объяснять, в чем дело… и тогда никто не примет его слов всерьез. Наверху воцарилась тишина. Казалось, его собеседник размышляет. Это вывело лаконца из себя. — Да открывайте же! Время уходит! Неужели вы не понимаете?!

— Похоже, он один, — сказал спустя минуту незнакомый голос.

— Откройте, — неохотно приказал десятник стражи.

Ворота заскрипели.

Крикс нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Влажные от пота волосы растрепывал холодный ветер, руки окончательно закоченели… если они будут так возиться, он успеет превратиться в ледяную статую!

Впрочем, Крикс тревожился напрасно: через несколько минут его впустили. Разглядев 'дан-Энрикса' при свете факелов, его недавний собеседник удивленно хмыкнул. Видимо, вид мальчика мало вязался с утверждением о важных новостях.

— Ладно, выкладывай, что там у вас стряслось, — сказал он грубовато.

Крикс заколебался.

Дураку понятно, что от стражи в этом деле толку мало. Но станет ли десятник его слушать, если он потребует позвать кого-нибудь из Ордена?..

— Я должен рассказать об этом доминантам, — сказал Крикс, так и не решившись произнести имя лорда Ирема. Кого-кого, а коадъютора уж точно не решатся беспокоить по такому поводу. — Вы можете позвать кого-нибудь из Ордена? Это очень важно.

Стражник нахмурился.

— На Северной стене сменяются дозоры. Там должен быть кто-нибудь из рыцарей. Можно послать за ним. Но ты действительно уверен, что твои новости стоят того, чтобы отрывать от дела доминантов? Может быть, сначала объяснишь, в чем дело?

Крикс не ответил.

Взгляд стражника скользнул по плотной безрукавке мальчика, покрытой ледяной коростой, и остановился на его лице, как будто бы хотел прочесть в его глазах, что тот не шутит и не лжет. Их взгляды встретились, и командир дозора озадаченно сморгнул. Ему вдруг показалось, что он заглянул в холодный сруб колодца, на дне которого поблескивает черная вода. Совсем не детское лицо было у этого парнишки. Застывшее, осунувшееся и измученное.

— Позовите доминанта с Северной стены, — распорядился командир, слегка пожав плечами. — А этого, — он мотнул головой в сторону Крикса — Заберите в караулку. Пусть немного отогреется.

Крикс пошел за стражником, не очень понимая, куда и зачем его ведут. Поднявшись по крутой и узкой лесенке, он оказался в теплом, ярко освещенном помещении, и безропотно позволил усадить себя на лавку у стены. Но через несколько секунд опомнился.

— А как же?!..

— Подожди, — успокоительно заметил стражник, кладя руку ему на плечо, чтобы заставить сесть обратно. — Сейчас кто-нибудь придет. Выпей вина, ты весь трясешься. Или, может быть, ячменки?…

При упоминании ячменной водки Крикс болезненно поморщился и мотнул головой.

Сказав, что 'скоро кто-нибудь придет', дозорный не соврал. Прошла всего лишь четверть часа, когда двери караульной распахнулись, и вошел какой-то человек. Сперва Крикс увидел только синий плащ, покрытый темными пятнами от тающего снега, но, подняв глаза, узнал в вошедшем лорда Ирема.

Лицо Крикса просветлело. Он даже вскочил, как будто собирался броситься навстречу рыцарю.

На лорда Ирема его порыв произвел неожиданное впечатление. Светловолосый калариец отступил на шаг назад, а его серые глаза расширились от изумления.

— Вот он, мессер, хотел вас видеть, — объяснил вошедший вместе с лордом стражник. — В чем дело, он не говорил. Но мы подумали, что…

Ирем отмахнулся, не дослушав. И, шагнув к Криксу с таким видом, словно собирался взять его за шиворот и от души встряхнуть, резко спросил:

— Что случилось?

— Олварг собирается убить Валларикса! — выпалил Крикс. — Они с Галахосом устроили в Галарре ритуал, который…

При первых же его словах лица дозорных вытянулись. Кажется, в эту минуту они пожалели, что позвали коадъютора к помешанному. Что думал об этом сам лорд Ирем, осталось неизвестным. Но, как бы там ни было, он перебил 'дан-Энрикса' на полуслове и, не оборачиваясь к стражникам, приказал:

— Немедленно пошлите в Адельстан за принцепсом. И выйдите отсюда, я сам разберусь.

Лорд дождался, пока последний из дозорных выйдет, и лично закрыл за ними дверь. Потом он снова повернулся к Криксу.

— Так, Рикс, — сказал рыцарь мрачно. — Что ты тут нес? Откуда тебе знать об Олварге?

— Я видел его этой ночью, — сказал Крикс, даже не удивившись, что лорд обращается к нему по имени. — Олварг должен убить трех людей, чтобы открыть портал, через который можно будет попасть в Адель. Я был его пленником. Если бы не Шоррэй, он был убил меня. Он хочет привести Безликих в город и устроить здесь резню. Они должны убить Валларикса. Клянусь вам, это правда! Я действительно все это видел. Я не сумасшедший!

Ирем слушал с неослабевающим вниманием и, к удивлению 'дан-Энрикса', явно не склонен был принимать его речь за вымысел или галлюцинации.

— Кто такой Шоррэй? — спросил он, словно это было единственным неясным ему местом в речи Крикса.

Мальчик на мгновение замялся.

— Он… на самом деле он Безликий. Там, в Галарре, Олварг поручил ему держать меня во время их обряда. А вместо этого он развязал меня и дал мне убежать. Но главное не это! Он сказал, что Олварг поведет своих людей через Подземный город, и они проникнут во Дворец.

Лицо Ирема застыло.

— Сколько у нас времени?..

Крикс опустил глаза.

— Сейчас, наверное, уже нисколько. Пока я бежал сюда от Каменных столбов, Безликие должны были открыть портал. Возможно, они уже в городе.

— Так… Оставайся здесь. Ни шагу за пределы этой комнаты, понятно? — сказал Ирем уже на ходу, берясь за ручку двери.

— А вы?.. — спросил 'дан-Энрикс', не особенно надеясь на ответ.

— Я — во дворец.

Выждав несколько секунд, чтобы дать Ирему сбежать по лестнице, Крикс распахнул входную дверь и пошел следом. C нижних ступенек он услышал голос коадъютора, обращавшегося к командиру стражи.

— Общая тревога. Всем дозорам Северной стены трубить 'к оружию'. Принцепсу, когда он явится сюда, скажите, что нужно немедленно послать всех доминантов охранять дворец правителя и Адельстан. И пусть действуют так, как если бы на башне Академии ударили в набат. Отряды меченосцев — к Разделительной стене и в Верхний город. Поднять ополчения всех скромов. Быстро!!

— Без набата 'быстро' не получится, — буркнул кто-то из стражников, столпившихся у двери. Ирем его не расслышал, а вот Крикс, пытавшийся сквозь небольшую щелку в двери разглядеть, что происходит во дворе — вполне.

Услышав про лаконский колокол, 'дан-Энрикс' затаил дыхание. И мысленно назвал себя безмозглым дураком. Он испытал такое облегчение, переложив ответственность за все происходящее на плечи доминантов, что позволил себе думать, что теперь все будет хорошо. Скептичные слова дозорного заставили его понять, насколько он ошибся.

Городу предстоит отбить ночное нападение Безликих. А между тем все его жители спокойно спят в своих постелях, не подозревая о грозящей им опасности.

Крикс похолодел, подумав, что в Лаконе так же мирно спят в эту минуту Марк, Димар и Юлиан. И вместе с ними — еще сотни три других учеников.

Конечно, Ирем позаботится об Императоре. Но даже доминантам не под силу в одиночку защитить весь город.

Крикс не спрашивал себя, что может сделать его сверстник там, где оказалось мало Ордена и городских дозоров. В конце концов, ему сегодня уже удалось спастись от Олварга, а после этого счастливый случай привел лорда Ирема на Северную стену, чтобы выслушать его рассказ. Криксу хотелось верить, что ему повезет еще раз, и он все-таки сумеет вовремя добраться до Лакона.

Мальчик осторожно приоткрыл входную дверь и, пользуясь тем, что все наблюдали за отъездом лорда Ирема, украдкой проскользнул за спинами у стражников. Пока его еще могли заметить, он тихонько крался вдоль стены — совсем как в дни, когда следил за кем-то по приказу лорда Аденора. Когда же караулка и толпившиеся у ворот дозорные скрылись из вида, Крикс бросил осторожничать и побежал по улице, ведущей к Разделительной стене.


То, что Безлкие уже в городе, лорд Ирем понял по поведению своего коня. Гнедой тарнийский конь, обычно слушавшийся легчайших движений рук и корпуса и не нуждавшийся в хлысте и шпорах, вел себя, как необъезженный халаррский жеребец. Он бросался из стороны в сторону, кружился на одном месте, явно вознамерившись повернуть назад, и даже поднимался на дыбы, пытаясь сбросить своего наездника. Всей ловкости и опыта мессера Ирема хватало лишь на то, чтобы усидеть в седле и помешать коню во весь опор помчаться обратно к воротам. Заставить его ехать дальше рыцарь был бессилен. Лорд понял, что теряет время и, после очередного дикого прыжка, ослабил повод и соскользнул с седла, держась подальше от копыт пришедшего в неистовство коня. Пожалуй, только человек, родившийся и выросший в Каларии, мог проделать что-нибудь подобное без риска сломать себе шею.

Освободившись от наездника, конь мессера Ирема мгновенно скрылся в темноте. А рыцарь огляделся и, придерживая перевязь с мечом, бросился бежать по улице, стараясь задавить в себе паническую мысль, что он уже непоправимо опоздал.

Валларикс не должен был погибнуть. Это было просто невозможно…


— Дай мне твое копье! — кричит мальчишка, держа шлем в опущенной руке. Под влажными от пота кольцами темных волос сверкают темно-голубые, полные азарта и нетерпения глаза всадника. Тот только что сломал свое копье в схватке с противником из Ярниса, но ему явно не по вкусу ждать, пока герольд подаст ему другое. Вот он и подъехал к зрительской трибуне, где стоят оруженосцы остальных участников турнира. По белому коню и золотой эмблеме на щите пятнадцатилетний Айрем Кейр запоздало узнает наследника.

И вспоминает, что правитель Наорикс пообещал отметить тринадцатилетие своего сына большим рыцарском турниром, на которым Валларикс покажет свое мастерство, сражаясь наравне со взрослыми…

Он заторможено протягивает принцу собственное турнирное копье.

Наследник принимает у него оружие и встряхивает головой.

— Я твой должник! Как твое имя?

— Айрем Кейр, мой принц.

— Ирем… — повторяет мальчик. — Я запомню!

'Айрем' — чуть было не поправляет его собеседник. — 'Айрем, а не Ирем…'

Но принц разворачивает своего коня и, перехватив турнирное копье для боя, мчится навстречу своему противнику. Синий с золотом турнирный плащ летит за ним по воздуху, как крылья легендарных Альдов. Оруженосец, помогавший рыцарю из Ярниса закрепить какой-то ремешок на латах, в панике отскакивает в сторону. Герольды с некоторым запозданием трубят сигнал к началу схватки.

В эту минуту, провожая всадника глазами и от всей души желая ему одержать победу, Айрем Кейр и в мыслях не держал, что Валларикс его действительно запомнит…


Во всей Империи нашлось бы меньше десяти людей, владеющих копьем или мечом лучше Валларикса. Лорд Ирем знал об этом лучше, чем кто бы то ни было другой. Но он также знал и то, что до сих пор никто еще не одержал победы над Безликими. А ведь Валларикс будет там один — застигнутый врасплох… возможно, безоружный.

Ирем явственно представил, как Валларикс в одиночку отбивается от нескольких слуг Олварга. Как он, в конце концов, не успевает отразить удар и, обливаясь кровью, падает на мозаичный пол своих покоев.

Рыцарь издал звук, похожий на рычание.


…Занимавшийся над лагерем рассвет был сереньким и мутным.

— Они думают, что мы будем сидеть в засаде, пока все не кончится, — сказал Валларикс, улыбаясь Ирему. — Отец не хочет, чтобы я участвовал в сражении.

— Лорд Кейр вообще считает, что меня тут нет, — хмыкнул в ответ светловолосый юноша, давно уже не называвший себя Айремом. — Мне, честно говоря, уже невмоготу скрываться от него по всему лагерю и спать в твоей палатке.

Глаза Валларикса весело сверкнули.

— Тебе ведь уже есть пятнадцать, Ирем. Мы сегодня завоюем тебе рыцарские шпоры, и пусть твой сеньор потом брюзжит, сколько ему угодно!

Ирем был уверен, что после сегодняшнего Кейр посвятит оруженосца в рыцари разве что по настоянию самого Императора. И напоследок так 'благословит' его ударом по плечу, что Посвящение действительно запомниться надолго. Но и Наорикс Воитель вряд ли будет расположен к молодому человеку, поддержавшему безумную затею его сына.

Ирем усмехнулся.

Все это его ничуть беспокоило. После турнира, проходившего в столице полгода назад, он редкий день не виделся с Валлариксом. Оруженосец лорда Кейра быстро осознал, что принц, все время окруженный рыцарями и придворными и сопровождавший своего отца во всех поездках, друзей — в обычном смысле слова — так и не завел. Возможно, именно поэтому Валларикс так легко сошелся с каларийцем, которого упорно называл не 'Айремом', а 'Иремом'. Не помешало даже то, что тот был на два года старше. Впрочем, Ирем редко имел случай ощутить эту разницу. В частности, в их полусерьезных поединках на Малой турнирной площадке Валларикс уступал ему только два боя из пяти. Дома, в Каларии, Ирем прослыл непобедимым фехтовальщиком, но сына Императора учили обращению с мечом лучшие мастера Империи.

Возможно, будь они чуть более похожи, Ирем быстро испытал бы неприязнь к наследнику, поскольку никогда не в силах был терпеть чужого превосходства даже в мелочах. Но Ирем никогда еще не встречал человека, который походил бы на него меньше Валларикса.

Оруженосец лорда Кейра заходил в Книгохранилище, чтобы читать трактаты по стратегии или разглядывать подробные, невероятно точные карты провинций.

Валларикс декламировал по памяти стихи с таким же удовольствием, с каким беседовал о дипломатии и о военной тактике аварцев.

Ирем поднял на копье платок одной из знатных дам, судивших рыцарский турнир. А после этого, спустившись в Нижний город, самозабвенно целовался с дочерью трактирщика, и после нескольких довольно мимолетных встреч сумел-таки назначить ей свидание после тушения огней.

Валларикс, бывший в курсе его дел, бесповоротно осудил такое 'легкомыслие', над чем его старший приятель потешался еще целый месяц.

Если о каком-нибудь предмете бытовали два различных мнения, то не приходилось сомневаться, что наследник Императора будет отстаивать одно, а его новый друг — второе.

Но, при всем притом, они ни разу не поссорились.

А через пару месяцев после их знакомства рыцари, собравшиеся на турнир в честь объявления наследника, отбыли на войну вместе с войсками Наина Воителя. Оруженосцы других лордов изо всех сил стремились как-то отличиться в глазах Императора. Ирем предоставлял им в свое удовольствие соревноваться за внимание Воителя, а сам проводил все свободные часы с Валлариксом. К тому моменту Ирем уже точно знал, какому представителю Династии он собирается служить…

Прервав его воспоминания, Валларикс развернул потрепанную карту.

— Вот, смотри. Вместо того, чтобы остаться на опушке леса, как сказал отец, мы встанем здесь, у брода. Я уверен, что они попробуют прорваться на ту сторону. И мы дадим им бой!

— Нет. Лучше взять их в клещи здесь и здесь… Иначе не мы их, а они нас прижмут к реке, — возразил Ирем, едва бросив взгляд на карту. — Но прежде всего разложим ниже по течению большой костер, чтобы они подумали, что наши захватили мост и подожгли его.

— Ты прав, — сейчас же признал принц. — Если бы у советников отца голова варила хоть наполовину так же хорошо, как у тебя, мы бы уже завоевали Айришер! Ладно. Значит, мы перехватим их вот тут… и перебьем, пока не подтянулись остальные.

Лицо Валларикса светилось таким же воодушевлением, как и в день памятного Ирему турнира. В пасмурном и зыбком свете наступающего утра Ирема внезапно поразила мысль, что завтра в то же время Валларикс, возможно, будет уже мертв. Ирем не помнил, когда в прошлый раз чего-нибудь боялся, но сейчас ему вдруг стало страшно.

— Ты должен обещать, что, когда мы начнем, будешь держаться рядом, — сорвалось у него с губ раньше, чем он понял, что сказал наследнику 'ты должен'.

— Что?… — Валларикс вскинул на друга удивленные глаза.

— Пообещай, что будешь рядом… и не дашь себя убить, — упрямо повторил Ирем.

Он был готов к тому, что принц пожмет плечами или возмутится, но Валларикс только рассмеялся.

— Обещаю.


Ирем повернул на улицу, ведущую к имперской площади.

Он даже не заметил, как пробежал большую часть города. В висках стучало, но он не чувствовал усталости. Ножны меча били его по ногам, как будто подгоняя.

Он не удивился и не испугался, когда темные безликие фигуры, отделившись от стены, загородили ему путь. Лорд остановился, стягивая с плеч тяжелый плащ и привычным движением накручивая его на руку. Не оставалось никаких сомнений, что он опоздал. Если Безликие уже на улицах, значит, слуги Олварга проникли во дворец. Спешить было бессмысленно.

'Вальдер убит' — подумал Ирем, в первый раз за много лет назвав правителя его домашним именем.

И эта мысль внезапно показалась рыцарю бесстрастной и сухой, практически бесцветной.

Возможно, дело было в том, что рыцарь пережил эту минуту уже сотню раз, пока бежал по спящему ночному городу. И все сто раз мысленно умер вместе с Валлариксом.

Оставалось только сделать это наяву.

Ирем выхватил из ножен меч и плавными, скользящими шагами двинулся навстречу слугам Олварга.

Чтобы убить хотя бы одного Безликого, обычно требовалось трое или даже четверо бойцов. Лорд Ирем собирался создать новую традицию.

…В таких невыгодных условиях для схватки здравый смысл требовал держаться у стены, где его не смогли бы окружить, и отбиваться до последнего. Лорд Ирем послал здравый смысл к фэйрам и напал на Безликих первым, даже не удосужившись их сосчитать. Количество врагов на сей раз роли не играло.

Его сейчас же взяли в клещи, атакуя с двух сторон одновременно.

Ирем увернулся от удара первого из нападающих. Продолжая разворот, отбил клинок второго и ударил сам — вслепую, почти наугад. И, как бывало почти всякий раз, еще в момент движения нутром почувствовал, что цель достигнута. Безликий, почти дотянувшийся до каларийца, пошатнулся, словно неожиданно запнулся сапогом о выбоину мостовой.

Лорд Ирем хрипло рассмеялся.

На Безликих эта первая потеря не произвела, казалось, никакого впечатления. Место выбывшего тут же заняли сразу два рыцаря, и Ирем завертелся, как волчок, пытаясь отразить сыпавшиеся со всех сторон удары. Краем глаза он увидел, как еще двое проскользнули вдоль стены, чтобы напасть на него сзади. Действовали они слаженно и молча — даже раненый, оставшийся за спинами у остальных, не проронил ни звука. Не будь Ирем так взбешен, он бы, наверное, испытал суеверный ужас. Нет, не от того, что его планомерно и умело убивали — а, скорее, от сознания, что это делалось так методически, с нечеловеческим, бездумным хладнокровием.

Но Ирем даже не заметил этого. Чудом оставаясь на ногах и уже начиная задыхаться от навязанного ему темпа, он все время думал только о Вальдере.

То о взрослом человеке — то о том мальчишке, с которым они вместе выиграли свой первый настоящий бой. А после этого вместе стояли, опустив глаза, перед разгневанным Воителем. Наследник и его телохранитель.

Принц Вальдер и его лучший друг…

'Ты… подожди немного. Я сейчас' — подумал Ирем, чувствуя, как по лицу течет что-то горячее. Он сам не знал — пот это или кровь. Но понимал, что дольше нескольких минут ему не продержаться.

Когда перед глазами рыцаря внезапно полыхнула ослепительная вспышка, он готов был подумать, что это и было смертью. Ему уже доводилось слышать что-то про слепящий белый свет, который, якобы, видели люди в самую минуту своей гибели. Но прошла секунда, а за ней другая — и лорд Ирем понял, что он все-таки остался жив. Зато Безликий, чуть не прикончивший его всего мгновение назад, внезапно покачнулся и упал на мостовую. Дико расширившимися глазами лорд смотрел на длинное и тонкое копье, так кстати пригвоздившее к земле его противника. Мессеру Ирему подумалось, что он сошел с ума.

События между тем продолжали развиваться столь стремительно, что первая догадка о своем безумии казалась Ирему все более правдоподобной. Мимо рыцаря пронесся белый вихрь, оказавшийся, как запоздало понял Ирем, всадником в светлом плаще поверх кольчуги.

А потом еще один.

И еще двое, один из которых промелькнул так близко от него, что каларийца обдало мельчайшей снежной пылью и чуть не задел край затканного серебром плаща…

Привидевшийся лорду копьеносец был темноволосым, безбородым и таким изящно-хрупким, что лорд Ирем чуть не принял всадника за девушку. Опередивший его на полкорпуса товарищ выглядел серьезнее и старше. Но и в его внешности было нечто такое, что в другое время привело бы каларийца в замешательство. Лицо и руки всадника светились. Свет жемчужной дымкой покрывал его доспехи и наброшенный на плечи плащ. И даже от пшенично-светлых волос юноши шел едва заметный золотистый свет.

Однако в тот момент лорд Ирем уже неспособен был чему-то удивляться.

Он отстраненно и бездумно наблюдал, как сверкают в руках незнакомцев светлые, как будто бы отлитые из серебра мечи, и как Безликих оттесняют к площади. Кипящее вокруг сражение до такой степени напоминало сон, что Ирем не делал никакой попытки принять в нем участие. Просто стоял, держа свой меч в опущенной руке, и, тяжело дыша, следил за боем.

Из оцепенения рыцаря вывел властный окрик:

— В сторону, лорд Ирем! Отойди с дороги!..

Голос показался удивительно знакомым. Ирем вздрогнул и, не размышляя, отскочил к стене. И очень вовремя, поскольку всадник, промчавшийся мимо него по середине улицы, проехал как раз там, где только что стоял сам Ирем. Белый плащ, седые волосы и резкий, словно отчеканенный на бронзе профиль всадника невозможно было не узнать. Вид этого человека, наконец, заставили рыцаря понять, что происходит.

— Седой!.. — вырвалось у Ирема. Хотя здесь и сейчас куда уместнее бы прозвучало 'Светлый'. Предводитель всадников не обернулся.

Но не приходилось сомневаться в том, что это в самом деле он. Гость императора, который приходил из ниоткуда, а потом так же бесследно исчезал на много лет.

'А остальные — Альды' — догадался потрясенный доминант, глядя спутников Седого. — 'Все эти люди с ним… фэйры меня возьми!.. Это же правда Альды!!'

Теперь количество бойцов с обеих сторон практически сравнялось. Ирем уже собирался поучаствовать в сражении, но, приглядевшись, передумал. В его помощи здесь явно не нуждались. Судя по тому, в каком смятении отбивались от отряда Светлого последние Безликие, появление Седого и его людей в их планы совершенно не входило.

'Я должен попасть во дворец' — подумал Ирем. И на плечи снова навалилась тяжесть, о которой он почти забыл.

Словно почувствовав, что происходит с Иремом, Седой предоставил своим людям добивать оставшихся Безликих и подъехал к коадъютору.

'Ты опоздал' — хотел сказать ему лорд Ирем. — 'Неужели ты не мог прийти чуть раньше и спасти Валларикса? Зачем тебе потребовалось вместо этого вести своих людей сюда и выручать меня?..'

Но это было слишком длинной речью. Лорд внезапно понял, до чего же он устал.

— Вальдер убит, — сказал он скучным голосом, не глядя на Седого.

— Нет, — отрезал Князь. — Валларикс жив. Он даже собирался пойти с нами, но я убедил его, что ему следует остаться во дворце.

При первых словах Седого Ирем испытал огромное облегчение, но фраза про дворец заставила его нахмуриться.

— Он, по крайней мере, в безопасности?

Седой невозмутимо посмотрел на рыцаря и коротко сказал:

— С ним мои люди.

Только тогда Ирем смог перевести дыхание.

— Хорошо. Что будем делать, князь?.. Олварг не сумел убить Валларикса, но он по-прежнему способен захватить Адель. Мы совершенно не готовы к нападению.

— Чушь, — отмел Седой. — Его Безликих недостаточно, чтобы удерживать Адель, даже если им каким-то чудом удалось бы ее взять. Я полагаю, что резня и паника на улицах нужны ему только как отвлекающий маневр.

— Для чего?

— Посмотрим… Хочется надеяться, не для того, о чем я думаю, — добавил Светлый как бы про себя. И снова обратился к Ирему. — Сейчас мы вернемся во дворец, и ты останешься с Валлариксом. А мы пойдем в Подземный город.

— А как же горожане? — поднял брови удивленный доминант. — Я думал, вы пришли сюда, чтобы их защитить!

Седой внимательно взглянул на рыцаря.

— Часть моих воинов уже спустилась в город. Они сделают, что смогут. Но Альдов слишком мало, Ирем. Городу придется защищаться самому.

Лорд стиснул зубы.

— Тогда возвращайтесь во дворец, а я останусь здесь и соберу своих людей. Валлариксу ничего не угрожает — следовательно, в моем присутствии нет никакой необходимости.

Про себя лорд уже прикинул, насколько быстро весть о нападении дойдет от Северной стены до центра города и сколько времени потребуется, чтобы поднять ополчения ремесленных кварталов. Итог получался малоутешительным. Особенно если припомнить, что происходило десять лет назад… Взбесившиеся кони, перепуганные люди и всеобщая неразбериха — не самые лучшие условия для эффективного сопротивления.

Что же касается столичной знати, то она наверняка узнает о вторжении только тогда, когда Безликие ворвутся в их особняки.

Лорд Ирем заскрипел зубами. Время утекало, как песок сквозь пальцы, а для обороны города не было сделано почти что ничего.

В эту минуту в ночной тишине раздался низкий и тревожный звук.

Гудел большой лаконский колокол. Его густой, вибрирующий голос разрывал ночную мглу и, как казалось лорду, заставлял мелко дрожать седую кладку стен и шпили башен.

Колокол не пел своей обычной, величавой и неторопливой песни — он захлебывался и стонал в чьих-то неопытных руках, и эти звуки раздирали слух своей причудливой и жуткой дисгармонией.

Но для мессера Ирема в эту минуту не могло быть ничего прекраснее этой мелодии.

Набат! На башне Академии ударили в набат!

Лорд запрокинул голову и глубоко вдохнул морозный воздух, показавшийся ему глотком пьянящего ландорского вина. Теперь столица не достанется Безликим беззащитной, разморенной ото сна. Не пройдет и четверти часа, как по всему городу вооруженные мужчины выйдут защищать свои дома, а все дозоры из казарм у Разделительной стены займут свои места на улицах и перекрестках города.

'Кто бы ни звонил в этот проклятый колокол, — подумал Ирем, — Я найду его и сделаю для него все, что будет в моих силах. Вероятно, это кто-нибудь из Мастеров… А может быть, и старший ученик. Но, будь он хоть последним нищим — после этой ночи я готов дать ему место в Ордене, если он только вздумает просить о нем!'

— Идем, лорд Ирем, — прервал его размышления Седой. — Я думаю, что теперь твои люди сами разберутся, что следует делать. А ты будешь нужен Императору. Коня мессеру коадъютору! — распорядился Князь.

Тот самый юноша, которого лорд Ирем чуть не спутал с девушкой, подъехал к Ирему и, ловко спешившись, подвел ему коня. Лорд Ирем принял у него поводья, не отрывая завороженного взгляда от светившегося в темноте лица, похожего — и в то же время непохожего на человеческие лица. Догадавшийся, какое впечатление он произвел на рыцаря, Альд улыбнулся.

— В седло, Ирем! — напомнил Седой, и калариец, стряхнув наваждение, вскочил на лошадь, мрачно думая о том, что в следующий раз при встрече с Альдами будет смотреть себе под ноги.


Крикс почти оглох от звуков колокола. Даже когда тот перестал раскачиваться и гудеть, "дан Энриксу" казалось, что однообразный и тяжелый звон все еще продолжается, как будто медный язык колокола бил по его барабанным перепонкам. В башню можно было попасть как с площади, так и из парка Академии, но дверь, ведущая на винтовую лестницу, спускавшуюся в сад, сейчас была надежно заперта. "Дан-Энрикса" это ничуть

не огорчило. Все равно он бы не смог вернуться в Академию. Можно себе представить, что подумали бы мастера, если бы узнали, что в набат ударил исключенный из Лакона ученик.

"Дан-Энрикс" усмехнулся, прийдя к выводу, что с них сталось бы посчитать набат еще одной дурацкой шуткой Рикса. Мнение южанина об умственных способностях Совета с некоторых пор было весьма нелестным. Крикс попытался представить, что сейчас происходило в башнях Академии. Он знал, что старшие ученики — по крайней мере, те, кому уже исполнилось пятнадцать — после удара в колокол должны были вооружиться и ждать приказов своих мастеров. Младшим предписывалось оставаться в своих спальнях. Следовательно, его друзья в Рейнсторне даже не узнают, что произошло… Крикс чувствовал, что после того, что он видел этой ночью, он не сумел бы оставаться в спальне вместе с Марком и Юлианом, напряженно вслушиваясь и пытаясь разгадать, что делается за стенами Рейгенстурма.

Две ночи без сна и чрезмерные даже для взрослого усилия сделали свое дело, и Крикс находился в том взвинченном, близком к горячечному бреду состоянии, в котором человек не может и минуты провести в покое и уже не чувствует усталости. Он смутно ощущал, что пересек какую-то черту, о существовании которой даже не подозревал, когда в изнеможении валился с ног после их тренировок в Академии. Его собственное тело, еще так недавно бывшее свинцовым от усталости и после каждого движения начинавшее просить пощады, теперь казалось бывшему лаконцу отдохнувшим и каким-то невесомым. Краски стали яркими и в то же время — несколько размытыми, как будто все вокруг утратило реальность.

Крикс несколько раз качнулся с пяток на носки и сунул пальцы рук за пояс. Столицу лихорадило — и то же лихорадочное возбуждение пульсировало у него в крови, настойчиво требуя выхода. Он уже сделал то, что должен был — и даже сверх того, но чувствовал не радость, а недоумение и легкую досаду.

"Как, и это — все?.." — думал "дан-Энрикс". Значит, кто-то будет воевать — а ему остается только отойти в сторонку, предоставив это дело _взрослым_ — будто он, после всего, что было, еще мог считать себя ребенком!

Энониец закусил губу, хмуро следя за тем, как загорались огоньки на дальних башнях. Будь на свете справедливость — он был бы сейчас там, где разворачивались главные события, а не торчал на пустой и продуваемой со всех сторон площадке, как игроки в куббл, оказавшиеся "вне игры".

"Кажется, накаркал…" — с отстраненной трезвостью подумал Крикс, увидев двух Безликих возле лестницы, ведущей на верхушку башни.

В первую секунду он даже не испугался. Страх всколыхнулся в нем только тогда, когда оба его врага начали быстро и целеустремленно подниматься вверх по узкой и обледеневшей лестнице. Бывший лаконец огляделся, лихорадочно ища хоть какой-то путь к отступлению. Но кроме запертой двери, ведущей в сад, и заброшенного ветром снега на площадке не было абсолютно ничего.

Крикс заметался по площадке. Бросил взгляд за парапет… земля темнела где-то далеко внизу. Поблизости, как назло, не росло ни одного дерева, зато примерно к середине башни примыкала внешняя стена, ограждавшая Лаконский парк. Но попытаться спрыгнуть на нее с площадки наверху было бы истинным безумием. От площадки до стены было расстояние в четыре его роста. В лучшем случае он переломает себе ноги, а в худшем — размозжит о камни голову.

Перед глазами встало давнее воспоминание — девчонка с расцарапанной щекой прыгает с перил наружной галереи в парк и ловко приземляется на землю. Правда, там внизу были не камни, а трава. И расстояние было гораздо меньше. А главное, внизу не скалились чуть припорошенные снегом узкие зубцы стены.

Шум на лестнице неумолимо приближался. Крикс метнулся к парапету. Лучше уж переломать все кости, чем остаться здесь и дать себя убить… а может быть, и не убить. О том, что будет с ним, если Безликие захватят его в плен, "дан-Энрикс" предпочел не думать.

Стиснув зубы, чтобы не завыть от ужаса, Крикс взобрался на обледеневшие перила. Несколько секунд он стоял там, заворожено глядя вниз и все еще надеясь на какое-нибудь чудо. Когда же с противоположной стороны площадки показалась темная фигура первого из рыцарей, бывший лаконец закусил губу и прыгнул.

Само мгновение полета оказалось удивительно коротким. Удар вышиб из него разом все мысли и все ощущения. По подбородку потекло что-то горячее. Крикс понял, что это было всего лишь кровью из прокушенной губы. Потом он осознал, что, если он еще способен обращать внимание на такие незначительные раны, значит, ничего действительно серьезного с ним не случилось.

Мальчик резко обернулся и взглянул на башню. Его враги были на площадке — и они смотрели на него. Если бы речь шла о людях, а не о Безликих, Крикс мог бы поклясться, что они обескуражены.

Он запрокинул голову и громко, вызывающе расхохотался. На какую-то секунду ему даже захотелось крикнуть слугам Олварга что-нибудь насмешливое или вскинуть руку в оскорбительном площадном жесте. Но он подавил этот порыв. В первую очередь следовало убраться со стены, прежде чем его заметит кто-нибудь из старших.


Покои Императора успели сильно измениться за какие-нибудь несколько часов, и походили то ли на шатер, где проходил совет военачальников, то ли на тайное собрание каких-то заговорщиков.

Сидевший в кресле Альд держал меч на коленях и что-то чертил на оказавшемся под рукой листе пергамента. Двое стояли у дверей, где полагалось находиться страже, а еще несколько оказывали помощь своему собрату, пострадавшему в недавней схватке.

Выглядела эта сцена до того обыденно и мирно, что лорд Ирем с трудом сдержал желание на всякий случай протереть глаза.

— …Значит, мы идем в Подземный город? — удивительно спокойно уточнил Валларикс. Ирем искоса взглянул на друга. Тот, казалось, относился ко всему происходящему как к неприятной, но рутинной и неизбежной обязанности — вроде заседания Совета лордов. Версию Седого, что нападение на город не является истинной целью Олварга, император принял безо всяких возражений. Уточнил у Ирема, что было сделано для обороны города. Уверил друга, что он сам не пострадал, а принцессу, кроме стражи, тайно охраняет несколько сопровождавших Князя Альдов.

Беспокойство император выказал только тогда, когда лорд Ирем счел необходимым рассказать ему о Криксе.

"Ты оставил его там, у Северной стены?.." — переспросил Валларикс, хмуря брови. А что было делать? — чуть не огрызнулся доминант, но, по счастью, вовремя сдержался.

За него ответил Светлый.

"С мальчиком все будет хорошо" — сказал он веско, положив конец дальнейшим пререканиям. Ирем даже ощутил что-то похожее на зависть. Сам он был бессилен излечить своего друга от привычки кстати и некстати беспокоиться о его подопечном. А вот Князю оказалось достаточно одной короткой фразы, чтобы Валларикс поверил, что с бастардом не произойдет ничего страшного. В глубине души лорд Ирем был уверен, что способности Седого простирались все же не настолько далеко, чтобы он мог знать, где находился и что делал Крикс в эту минуту. "Хочется надеяться, что он остался там, где я ему велел…" — подумал коадъютор. И даже улыбнулся этой правильной, но совершенно бесполезной мысли. В то, что это и в самом деле так, ему не слишком верилось.

То, что Валларикс больше не думал о бастарде, доказал его вопрос, повергший в изумление не только Ирема, но даже самого Седого.

— Значит, мы идем в Подземный город?..

— В этом нет необходимости, — возразил Князь. — Вам с Иремом лучше остаться во Дворце.

Подземный город — это уже наше дело.

— Вот как… — протянул правитель.

Только зная Валларикса так же хорошо, как знал его лорд Ирем, можно было бы сказать, что слова Седого вывели всегда покладистого и не любящего ссор Вальдера из себя.

— Вот как, — медленно повторил Валларикс. — Значит, наше дело — это исполнять любые указания, которые ты нам даешь. Причем всегда — без объяснений. Наше дело — знать о положении вещей именно столько, сколько нам сочтут необходимым сообщить… Не могу передать, как это поднимает меня в собственных глазах! Ты полагаешь, мы должны быть рады, если нам позволили принять посильное участие в защите собственной столицы — а потом без споров отойти в сторонку и все остальное предоставить вам. Поскольку это уже _ваше_ дело, и оно нас не касается. Я прав?

Ирему показалось, что Седой вздохнул.

— Нет, не прав. Но отговаривать тебя я тоже не могу. Ты — потомок Энрикса из Леда, следовательно, ты вправе пойти с нами.

— Значит, это как-то связано с Наследством Альдов? — сухо уточнил лорд Ирем. Свое собственное право поучаствовать в кампании он обсуждать не собирался.

— Разумеется, — кивнул Седой. — С их _истинным_ наследством. Оно несколько отлично от того, о чем можно прочесть в легендах.

— Почему?.. — немного растерялся Валларикс. — Я видел Меч. Пятнадцать лет назад, во время ритуала.

Он был именно таким, как говорилось в хрониках.

— Конечно, "именно таким", — нетерпеливо сказал Князь. — Речь не о внешнем виде. Меч, как и Очистительный огонь — всего лишь часть магической защиты, чаще называемой печатью… Альды умели запечатывать Истоки. Ты никогда не задавал себе вопроса, _почему_ они построили здесь город?

— Кажется, в легендах сказано, что они захотели жить среди людей, — припомнил Император.

Светлый криво усмехнулся.

— Да? С чего бы это — если вспомнить, каким неприятным может быть подобное соседство?.. Нет, Валларикс, правильный ответ совсем другой. Адель стоит на месте Темного Истока. Не единственного, но определенно первого по силе в вашем мире. Если бы однажды его кто-то потревожил… ради своих целей, как наш враг, или просто по дурости… то здесь была бы новая Галарра.

Светлый сделал паузу, чтобы дать Валлариксу возможность лучше вникнуть в смысл его слов.

— …Альды запечатали Исток и поручили Энриксу хранить его. А также завещали ему Меч, скрепляющий печать. Ну, эта часть истории тебе давно известна. Впрочем, — перебил сам себя Светлый — мы теряем время. Идем, Валларикс, все остальное расскажу по дороге.

— Я с вами, государь, — решительно сказал лорд Ирем.

Все эти истории о древних временах и тайной магии уже давно не волновали его воображение, так что к рассказу Князя он отнесся исключительно практично. Игнорируя всю "лирику", рыцарь старался выделить самое главное, а именно — что ожидает их в Подземном городе. Пока что объяснения Седого выглядели, на взгляд Ирема, не слишком утешительно. Одно дело — схватка, даже если это бой с Безликими. Совсем другое — магия. Тут Ирем чувствовал себя вполне бессильным.

Совсем иначе слушал собеседника Валларикс. Было видно, что его беседа не на шутку увлекла.

— Не понимаю, — сказал он задумчиво, обогнав Ирема и поравнявшись с Князем, чтобы проще было разговаривать. — Получается, что достать Меч, не повредив печать, нельзя? Тогда не лучше ли совсем его не трогать?…

— Нет, не лучше, — лаконично возразил Седой. И в ответ на вопросительный взгляд императора туманно пояснил — Альды хотели, чтобы тот, кто возьмет Меч, закончил начатое. Уничтожил Темные истоки.

— А что… — начал было император, но запнулся, так и не задав очередной вопрос. Несколько шагов они прошли в молчании. Потом Князь хмыкнул, словно его что-то неожиданно развеселило.

— Олварг выполнил свое желание и стал сильнейшим магом в мире, он по-прежнему не понимает смысла Высшей магии. Он вбил себе в голову, что Меч — всего лишь грубый артефакт, дающий Силу своему владельцу. А на самом деле в мече Альдов вовсе нет никакой Силы. Он — как Истинное имя:

нечто большее, чем магия. И до тех пор, пока наш противник этого не понимает, у нас перед ним большое преимущество.

— Он все еще мечтает уничтожить Меч?..

— Нет, думаю, на этот раз у Олварга иная цель, — ответил Князь, заметно посуровев. — У меня скверное предчувствие. Боюсь, что он надумал разбудить Исток — и именно для этой цели ввел своих людей в Адель. Поэтому, дан-Энрикс, я и не хотел, чтобы вы шли в Подземный город. Вы все равно ничем не сможете помочь и только зря подвергнете себя опасности.

Валларикс с каменным лицом открыл тайный проход, ведущий в подземелья, и отодвинулся, вежливо пропуская своих спутников вперед.

Если Седой надеялся, что Император передумает, то на сей раз его расчет не оправдался. Валларикс сделал вид, что или не расслышал, или недопонял содержащееся в словах Князя предложение вернуться.

Ирем счел удобным воспользоваться этой паузой, чтобы вмешаться в разговор.

— Я так понял, снять эту печать возможно только с помощью Меча. А его Олваргу не получить. Тогда чего нам опасаться?

Князь повел плечом.

— Не знаю, рыцарь. Но, возможно, мы недооцениваем нашего противника.

— Любую дверь можно открыть ключом… — проговорил Валларикс, как во сне.

— Что?.. — Князь резко обернулся.

Ирем, как всегда, понял мысль друга первым — еще до того, как Император пояснил:

— У нас, в Легелионе, есть такая присказка. "Любую дверь можно или открыть ключом, или взломать".

Альды из отряда Князя выразительно переглянулись.

— Поспешим, — сказал Седой.

— …А ты что здесь делаешь, малыш? Беги домой! — бросил ему на ходу мужчина в кожаном доспехе — судя по всему, из ополченцев.

Крикс не ответил. Подтащил еще несколько досок и подал их наверх, помогая перегораживать улицу и с завистью посматривая на парнишку лет на пять постарше, чем он сам, но при мече и в кожаной рубашке с наклепанными спереди обрывками старых кольчуг. Бывший лаконец помогал оборонять тот самый оружейный скром, куда мечтал когда-то поступить в ученики. К счастью, у здешних цеховиков, разбуженных набатом, были дела поважнее, чем прогонять неизвестно откуда взявшегося мальчишку. Обнаружив, что чужак горит желанием помочь, старшие мастера, руководившие спешной постройкой баррикад, стали покрикивать на него точно так же, как на своих подмастерьев и учеников, не делая различия, что он был вдвое младше большинства из них. Только время от времени кто-нибудь бросал на него изумленный взгляд и советовал идти домой.

"Я и так дома" — мысленно ответил оружейнику "дан-Энрикс". — "Здесь везде — мой дом. И Академия, и Нижний город, и Семнадцать гаваней. И я… — мальчик рывком приподнял с земли тяжелый деревянный брус, и поволок его вперед, чувствуя, как дыхание перехватывает от напряжения, — обязан… его… защищать!"

— Совсем сдурел?! — рявкнули у "дан-Энрикса" над ухом. — А ну-ка брось его, да возьми что-нибудь полегче. Надорваться захотел, щенок?..

Крикс безропотно позволил забрать свою ношу незнакомому мужчине — может быть, даже тому же самому, который несколько минут назад советовал ему идти домой. В колеблющемся свете факелов все оружейники были неотличимы друг от друга. Мужчина продолжал ворчать, а Рикс, освободившись от поклажи, уже бросился назад, за следующей "партией".

— Там Альды, господин, — бесстрастно доложил Безликий. — И сам Сивый тоже с ними. Они сняли наш дозор в Поющем зале. С минуты на минуту будут здесь.

— Проклятье… только их недоставало! — выругался Олварг.

Он смотрел на Очистительный огонь с бессильной яростью. Ни одно заклинание из перепробованных ими за последний час не привело к желаемому результату.

О том, что всякую магическую защиту можно снять, прибегнув к более могущественным чарам, знал не только каждый маг, но даже каждый бестолковый ученик, чья Одаренность проявилась всего пару месяцев назад. И Олварг многократно убеждался в том, что магии сильнее той, которую он подчинил себе, не существует.

Сила Темного Истока бушевала в нем и перехлестывала через край. Он точно знал, что в целом мире нет такого заклинания, которое смогло бы устоять перед этим стихийным и неуправляемым потоком.

Но на сей раз все с самого начала шло не так. Защита, созданная Альдами, как будто насмехалась над его усилиями. Олварг не мог не чувствовать, что все волны Силы, которые он обрушивал на нее, проваливались в пустоту, не встретив на своем пути даже малейшего сопротивления. Как меч, который может с одного удара разрубить кольчугу или даже кованый нагрудник, но при этом абсолютно бесполезен, если раз за разом рассекает только воздух. Создавалось впечатление, что тут нужна не магия, а что-то совсем другое. Что?…

Сейчас ему, как никогда, было необходимо время. Олварг знал, что, будь у него час — хотя бы только час, — чтобы спокойно поразмыслить, он бы обязательно нашел ответ.

И если бы не Князь с его отрядом…

— Сколько их? — отрывисто спросил он у Безликого.

— Десятка три.

Дагон, стоявший в стороне, шагнул вперед.

— Нас здесь по крайней мере вдвое больше, повелитель. Только прикажите — мы дадим им бой. И навсегда избавим вас от Сивого.

— Сражаться с Альдами? Это безумие! — испуганно вскричал Галахос. — Надо уходить, мессер… пока еще не поздно.

— Дурак, — презрительно пожал плечами Олварг, не удостоив мага взглядом. — Что толку было начинать все это, если мы уйдем, так ничего и не добившись?..

— Но вы же убедились, что Исток надежно защищен! Одной Силой делу не поможешь… Очевидно, Альды создали магический замок, который сам решает, для кого открыться. И мы ничего не сможем с этим сделать!

Олварг обернулся. Встретившись с ним взглядом, маг похолодел, отчаянно жалея, что, поддавшись панике, позволил себе говорить с принципалом так свободно. Но, к его удивлению, Олварг воспринял эту дерзость неожиданно спокойно. Несколько секунд он смотрел на своего помощника почти задумчиво.

— Ты прав. Подобный узел проще разрубить, чем развязать… Что ж, если нашей магии недостает, чтобы сломать печать, ее, во всяком случае, должно хватить, чтобы обрушить эту галерею.

Галахос вытаращил на него глаза, боясь поверить, что расслышал верно.

Олварг повторил:

— Обрушьте галерею. Посмотрим, устоит ли их печать, когда на нее рухнет пол-квартала. Если она даже выдержит сначала, то в конце концов двойной напор — Истока и землетрясения — сделает свое дело и покончит с этим раз и навсегда. Действуй, Галахос.

На противоположном конце галереи уже показались Альды. Эхо гулко пронеслось под сводами, на разные лады повторяя брошенный людьми Седого клич:

— Леривалль, к оружию!

— Elvien ell"!..

Тонкие губы Олварга нетерпеливо изогнулись.

— Дагон! Остановите их. Галахос, заклинание… и поживее.

Ирем выхватил из ножен меч, но кто-то неожиданно остановил его, крепко схватив за локоть.

Обернувшись, удивленный коадъютор встретился глазами с Князем.

Глаза Светлого сверкали, как расплавленное серебро.

— Уведи отсюда Императора. Немедленно.

Ирем хотел спросить, в чем дело, но осекся, ощутив, как каменные плиты под его ногами едва ощутимо завибрировали. Альды, первыми вошедшие на галерею, уже вступили в сражение с Безликими, но сквозь шум завязавшегося боя все отчетливее пробивался многообещающий подземный гул.

Заподозривший неладное лорд Ирем сунул меч обратно в ножны и метнулся к Императору. Сверху посыпалась каменная крошка. К мелким камешкам начали присоединяться осколки поувесистее, и рыцарь внезапно осознал, что через несколько минут — а то и раньше — им на головы обрушится сводчатый потолок подземной галереи.

Дело принимало скверный оборот.

Валларикс держал меч в опущенной руке, ожидая, когда Альды оттеснят Безликих, дав ему возможность поучаствовать в сражении. От каменной пыли темные волосы правителя казались поседевшими. Увидев коадъютора, Валларикс коротко кивнул. Должно быть, думал, что рыцарь, как и много лет назад, хочет сражаться рядом с ним.

Лорд Ирем схватил друга за руку, нисколько не заботясь о дворцовом этикете. Про себя он уже знал, что выполнит приказ Седого, и, если потребуется, даже вопреки желанию Валларикса. И пусть его потом хоть обезглавят за подобный произвол. Но в тот самый момент, когда его пальцы сомкнулись на запястье Императора, неведомая сила отбросила его на несколько шагов от Валларикса и швырнула на колени.

Коадъютор попытался вскочить на ноги, но земля внезапно встала на дыбы, и что-то острое ударило его в висок.

— Смотри, Седой! Вот это — истинная магия! — донесся до его ушей чей-то насмешливый и резкий голос.

Ирем приподнялся на руках и попытался встать, не обращая внимания на падавшие сверху камни и ища глазами Валларикса.

Императора он не увидел, но зато увидел Светлого.

Тот вскинул руку, словно собирался удержать готовый обвалиться потолок. В первую секунду это зрелище показалось Ирему нелепым, но потом он вдруг почувствовал идущие от Князя волны силы, от которой, как от северного ветра, пробирал озноб.

Ирем готов был поклясться, что сейчас глаза Седого сверкали ярче, чем у Альдов.

Его худощавая фигура, в страшном напряжении застывшая среди царившего на галерее хаоса, смотрелась странно и величественно. Ирем ощутил, что воздух вокруг них как будто уплотнился, и неведомая сила, для которой человеческий язык не выдумал достойного названия, ходульно называя ее просто "магией", поддерживает на весу готовые обрушиться колоны.

В перекрестье этих двух разнонаправленных, но мощных Сил, реальный мир дрожал и выгибался, как лист меди над огнем.

С трудом заставив себя отвести взгляд от Седого, Ирем огляделся, смутно чувствуя, что позабыл о чем-то очень важном. Через несколько секунд рыцарь увидел Императора — разметавшегося у колоны и предпринимавшего отчаянные, но бесплодные попытки встать. Лицо Валларикса было окровавлено, а руки беспомощно скользили по камням, не находя опоры, словно император вдруг ослеп. Лорд Ирем бросился к нему.

— И…Ирем? — еле слышно произнес Валларикс.

— Да, мой лорд, — подтвердил Ирем, опускаясь на колени рядом с раненым.

Несколько секунд Вальдер стоически терпел все, что с ним делали, даже когда лорд Ирем стал ощупывать рану на голове. Должно быть, копил силы, чтобы выдохнуть:

— Дай мне меч.

— Ага, сейчас… Молчал бы лучше, — проворчал лорд Ирем, чтобы скрыть нахлынувшее облегчение.

Беглый осмотр подтвердил, что жизни Императора ничто не угрожает. Доминант прикидывал, как бы поднять Вальдера, не доставив ему дополнительных страданий.

Выходило, что — никак.

Вздохнув, лорд Ирем наклонился и со всей возможной осторожностью поднял Вальдера на руки.

Крикс с беличьей ловкостью взлетел по прислоненной к стене дома лестнице, чтобы передать защитникам на крыше еще несколько колчанов. Стрелы уходили быстро — только успевай вовремя подносить еще. Крикс сбился со счета, сколько раз он уже пробежал вверх-вниз по этой шаткой лестнице. Всякий раз он стаскивал с себя навьюченные на спину колчаны, и они тотчас же исчезали, как по волшебству. Взбудораженные ополченцы сбивчиво делились новостями — нападение на Оружейный скром отбито, но соседям, говорят, пришлось гораздо туже. Раненых, по слухам, нет — только убитые. А те, кто выжил, разбежались кто куда. Иные чтобы спрятаться, но большинство — чтобы прибиться к уцелевшим отрядам городского ополчения.

На улице Менял тушили подожженные дома. Малиновое зарево пожара поднималось высоко, и Крикс мог видеть его всякий раз, когда взбирался с грузом стрел на крышу. В первый раз это зрелище так потрясло его, что он невольно замер на самой последней ступеньке лестницы. Но снизу его тут же грубо потянули за сапог — быстрее, шевелись!.. — и мальчик торопливо рванул с плеч ремень, придерживающий колчаны.

Крикс давно перестал раздумывать о том, что происходит. Он бездумно делал все, что ему поручали, как когда-то — в прошлой жизни — выполнял задания Наставника на тренировках. У него не оставалось даже сил жалеть, что он еще слишком молод, чтобы самому сражаться вместе с остальными.

Когда лестница внезапно вывернулась у него из-под ног, Крикс даже не успел понять, что происходит. Неловко взмахнув руками, он почувствовал, что падает, и в ту же самую секунду ощутил удар о землю — слишком быстро, словно весь полет занял меньше одного мига.

Боль была внезапной и такой пронзительной, что слезы сами выступили на глазах. Криксу захотелось замереть, исчезнуть до тех пор, пока не схлынет эта раздирающая боль.

Но тут сама земля, словно норовистая лошадь, еще раз подбросила его, выбив из легких воздух.

Мальчик поискал глазами что-то, за что можно было ухватиться, но в этом хмельном, шатающемся мире ничего устойчивого уже не осталось. Сверху прямо на него упала твердая, как камень, балка, и перед глазами разом вспыхнула сотня багровых звезд.

Крикс почувствовал, что что-то придавило его грудь, мешая сделать вдох, и закричал от ужаса. От напряжения глазами резко потемнело, и следующие несколько минут — а может быть, часов — бесследно утонули в этой благодатной темноте.

Потом он ощутил, как чьи-то руки неумело, но решительно вытаскивают его из-под упавшей лестницы. Вместе с сознанием, немного запоздав, вернулась и пронзительная боль, которая усиливалась от малейшего движения — хотя усиливаться ей, казалось, уже некуда.

— Не трогайте меня!.. Оставьте!.. — из последних сил просил "дан-Энрикс".

Но его мучители и не подумали к нему прислушаться, продолжая теребить "дан-Энрикса" с поистине палаческой настырностью.

— Ну надо же, совсем ребенок, — удивленно сказал чей-то голос у него над головой — Куда его?..

— Куда и всех. Несите к Разделительной стене, там разворачивают лазарет для раненых.

— Нет, подождите! Тут недалеко, на улице Менял, жил один лекарь. Может, отнесем к нему? Жалко парнишку…

— А всех остальных тебе не жалко? — хмыкнул первый невидимка. — Ладно уж, показывай дорогу.

Только сперва уложи его получше, а то еще свалится.

— Сейчас. Сейчас…

"Не вздумай!!" — чуть не заорал "дан-Энрикс". Но немного опоздал.

— Вот так, — с глубоким удовлетворением пробормотал неведомый доброжелатель, аккуратно выпрямляя сломанную ногу бывшего лаконца.

Коротко вскрикнув, Крикс опять лишился чувств.

На этот раз — действительно надолго.


* * *


Солнечный луч, пробившись сквозь неплотно сомкнутые ставни, проник в комнату и упал на бледное, осунувшееся лицо "дан-Энрикса". Ресницы энонийца удивленно дрогнули.

Даже не успев открыть глаза, Крикс понял, что утро настало яркое и солнечное — редкость для второго дня Эйслита. "Сейчас, наверное, не меньше девяти утра… Я, кажется, проспал" — подумал он, но эта мысль его ничуть не огорчила. Лежать было мягко и тепло, и совершенно не хотелось шевелиться. Крикс не помнил, когда он в последний раз наслаждался таким же покоем. Было просто замечательно лежать и ни о чем не думать.

К сожалению, в просторной комнате с затопленным камином он был не один.

Кто-то подошел к его постели и, остановившись в изголовье, осторожно тронул Крикса за плечо.

— Каренн… Каренн, ты меня слышишь?

Крикс удивился. Голос показался ему совершенно незнакомым, а из всех людей с подобным именем "дан-Энрикс" мог назвать только отца Катти, своего главного обидчика из Чернолесья, — но рука на его плече свидетельствовала, что собеседник обращается к нему.

Мальчик открыл глаза и озадаченно взглянул на незнакомца.

Все мгновенно встало на свои места. Узнав тайкийца Рам Ашада, подобравшего его на берегу во время путешествия в Адель, Крикс вспомнил, что "Каренном" был он сам.

— Что вы здесь делаете?… — удивленно спросил Крикс.

Лекарь устало улыбнулся.

— Дожидаюсь, когда ты придешь в себя. Ты у меня дома. Тебя принесли сюда под утро. Я так понял, в городе большие беспорядки. Тихо, тихо, ляг обратно, — лекарь удержал "дан-Энрикса", пытавшегося сесть в постели.

Что-то давило мальчику на лоб, и, подняв руки к голове, он с удивлением нащупал нечто плотное и влажное.

— Осторожнее, — заметил лекарь, удержав руку южанина. — Там только небольшое рассечение, но лучше пока ничего не трогать. Я вычистил рану и наложил повязку с обезболивающей мазью.

Останется небольшой шрам, и только. Ты не помнишь, кто тебя ударил?

— Нет… не помню.

— Ладно, это, в принципе, не главное. Теперь все уже позади. Бои на улицах закончились до третьей стражи, а сейчас дело к полудню.

Крикс задумался над объяснениями лекаря, но через полминуты сдался, признав, что ничего из них не понял.

— Эта повязка на груди мешает мне дышать, — пожаловался он. — Нельзя ли ее как-нибудь ослабить?

— Боюсь, что нет, — вздохнул такийский шад. — У тебя сломаны два ребра, не говоря уже о… кхм…

По его замешательству Крикс понял, что с ним случилось что-то более серьезное, чем ссадина на лбу и сломанные ребра.

— Что еще? — спросил он требовательно, но вместе с тем — почти с испугом. Рам Ашад отвел глаза.

Поняв, что лекарь ничего ему не скажет, мальчик сам исследовал все свои ощущения.

И сейчас же осознал, что ниже пояса все его тело будто одеревенело.

— У меня что, ноги отнялись?! — спросил он с ужасом.

Ему приходилось слышать о таких калеках, не способных даже встать с кровати. Но до этой минуты Криксу бы и в страшном сне не примерещилось, что он однажды может стать одним из них.

Это же невозможно. Нет! Все что угодно — но не это!

— Что ты, конечно, нет, — поспешил успокоить его Рам Ашад. Криксу показалось, что на этот раз он вполне искренен. — У тебя просто сломано бедро. Чтобы вправить кость, мне пришлось дать тебе люцера. Поэтому ты ничего не чувствуешь. Это пройдет. Боюсь, что даже слишком скоро, — пробормотал он себе под нос.

— Слишком скоро?..

— Люцер — очень сильное болеутоляющее, — пояснил целитель. — Но его нельзя использовать все время. Не хочу тебя пугать, но через несколько часов, когда отвар из твисса и люцера перестанет действовать, тебе, скорее всего, будет очень больно.

"Ну и пусть, — подумал Крикс. — Зато я не калека. Я смогу ходить!"

— Я не понимаю, как ты ухитрился так разбиться, — задумчиво продолжил Рам Ашад. — Ну, положим, синяки и сломанные ребра можно было бы списать на давку, но все остальное… Ты как будто падал с Разделительной стены. Может, тебя столкнули с лестницы?

Крикс задумался, честно пытаясь вспомнить, что случилось прошлой ночью.

— С лестницы?.. Наверное… Я совершенно ничего не помню. Кажется, мне даже думать больно. Это странно, да?… А что было потом? — мальчик нахмурился, пытаясь осознать, что с ним произошло. — У меня в голове все перепуталось…

— Неудивительно. Ведь головой ты тоже сильно приложился. Я так думаю, ударили тебя на лестнице, и ты расшибся на ступенях. И, наверное, тогда же потерял сознание. Пролежал ты там не меньше получаса — кровь, во всяком случае, уже остановилась к тому времени, когда тебя нашли. Кто-то поднял тебя и перенес в мой дом — вот все, что мне известно. Вообще ночь выдалась тяжелая.

Сначала били в колокол…

— Что?…

— В Лаконский колокол. Ну, в тот, который извещает о пожарах, наводнениях и прочем.

При этих словах в голове Крикса будто бы забрезжил свет.

— …Это в Академии. Ты знаешь Академию?..

Крикс нервно хмыкнул.

— И правда, кто о ней не знает… Ну так вот, творилось что-то странное. Сперва ночной набат, потом…

Набат. Безликие. Валларикс.

— Ну конечно же! — воскликнул Крикс, приподнимаясь на подушке. — Лаконский колокол! И как я мог забыть?!

Ашад, похоже, очень удивился этой вспышке.

— Да что с тобой такое?… Ляг и успоко…

— Что стало с Императором?! — превозмогая боль в гудящей голове, выкрикнул мальчик. — Он убит?

Рам Ашад едва не подскочил на стуле от подобного предположения.

— Ради Всеблагих, что ты несешь? Кто мог убить правителя? — пробормотал он нервно.

— Кто, кто!.. Безликие! Они должны были убить Валларикса… А я хотел успеть… предупредить… Я должен знать, чем все закончилось!

На лице Рам Ашада появилось выражение терпеливого участия, с которым люди смотрят на капризничающих детей или помешанных.

— Ну-ну, Каренн, не надо так кричать, — заметил он успокоительно. — Ты просто бредишь. Я сейчас смешаю для тебя успокоительное, и…

— Это не бред! — Крикс сбросил с плеча руку Рам Ашада, пытавшегося уложить его обратно на подушки. От каждого крика в ребрах отдавалась боль, но он уже не мог остановиться. — Не бред!!

Клянусь вам, я их видел! Императору грозит опасность, понимаете?! Лорд Ирем должен был его предупредить… А я…

— Каренн! — в голосе лекаря прибавилось металла.

— Да никакой я не Каренн! — не выдержал "дан-Энрикс". Будь он здоров, он бы, наверное, понял, что сейчас не время и не место посвящать целителя во все детали удивительной истории, начавшейся — не без участия самого Рам Ашада — несколько месяцев тому назад, но в эту минуту раздражение взяло верх над здравым смыслом, и ненавистное имя старосты Каренна стало для него последней каплей.

— Да?.. И как же тебя нужно называть? — спросил такиец примирительно.

— Крикс, — не задумавшись, ответил Крикс.

— Ну это уж… — Ашад взглянул на своего разбушевавшегося пациента с выражением такого беспокойства, что лаконцу на секунду стало стыдно. — Ох, вот ведь беда… а я-то был уверен, что все обойдется легким сотрясением, — пробормотал он по-такийски.

— Мэтр Рам Ашад, вы, кажется, забыли, что я понимаю айшерит, — заметил Крикс угрюмо. Впрочем, если Рам Ашад хотел, чтобы его подопечный хоть немного успокоился, то он добился своей цели.

"Дан-Энрикса" так вымотала его вспышка, что перед глазами все плыло от слабости. Ему стало окончательно понятно, что собственными силами он не сумеет дойти даже до двери — а значит, следует каким-то образом заставить лекаря ему помочь. Для этого Ашад по меньшей мере должен был ему поверить. Кроме того, было очевидно, что возмущением и невнятными криками делу не поможешь, так что Крикс волей-неволей должен был вступить в переговоры, если собирался как-то повлиять на лекаря.

К сожалению, упомянув в запале свое истинное имя, мальчик так запутал дело, что теперь и сам не знал, как поступить.

Помощь пришла с совершенно неожиданной стороны. Человек, поднявшийся по лестнице, вошел так тихо, что на него обратили внимание только тогда, когда он уже оказался в комнате.

На встревоженного Рам Ашада и его растрепанного подопечного этот новый человек смотрел с обескураживающей невозмутимостью. Как будто бы заранее предвидел все, что здесь увидит.

— Добрый день, мэтр Ашад. Ты, как всегда, забыл закрыть входную дверь, — заметил гость, остановившись на пороге. — Крикс… рад видеть тебя целым и почти что невредимым. Видимо, нет смысла спрашивать, какие фэйры понесли тебя на улицу, если я совершенно ясно приказал тебе остаться в караульной?…

— Мессер Ирем! — радостно воскликнул Крикс. — Ну наконец-то!.. Император жив?…

— Да, жив.

— А город?..

— Город спит и видит сны, — под светлыми усами рыцаря сверкнула мимолетная улыбка. — Все, кто участвовал в сражении, как будто сговорились не упоминать о том, что было этой ночью.

Разгребают головешки и судачат о землетрясении. Думаю, не пройдет и месяца, как станут утверждать, что это было нападение пиратов или бунтом мастеровых.

Крикс хотел было спросить, почему это так, но передумал. После этой ночи он успел узнать достаточно, чтобы понять, что верить в бунт мастеровых было гораздо проще и… спокойнее. Во всеуслышание объявить, что беспорядки были вызваны вторжением Безликих — это значило бы посмотреть в глаза своему страху и признать, что то, что накануне представлялось абсолютно невозможным, теперь стало реальностью. И может повториться снова.

Горожане не хотели даже думать о таких вещах.

— Значит, все Безликие… ушли? — спросил "дан-Энрикс".

— Все до единого.

— Ага, я понимаю… Ваши люди их прогнали. Очень хорошо!

— Спасибо за признание моих скромных заслуг, — с сарказмом отозвался коадъютор. — Ну, а теперь, если ты узнал все, что хотел, я надеюсь, что в качестве ответной любезности ты ответишь мне на некоторые вопросы, касающиеся вчерашней ночи.

Крикс почувствовал, как к щекам приливает краска.

Он только сейчас понял, что устроил каларийцу форменный допрос. И что его поведение со стороны выглядело вопиюще дерзким. Крикс взглянул на рыцаря, чтобы понять, насколько тот рассержен — но мессера Ирема происходящее, похоже, только забавляло.

Тут затянувшуюся паузу нарушил Рам Ашад.

— Ирем, клянусь Альдами, я совершенно ничего не понимаю! — заметил он с оттенком раздражения. — У мальчика сильное сотрясение. С тех пор, как он очнулся, он все время бредит про Безликих и убийство Императора. Но ты-то, я надеюсь, в здравой памяти?…

— И я, и он — мы оба, к сожалению, не бредим. — Рыцарь ощутимо помрачнел. — Ночные беспорядки — дело рук Безликих. Понимаю, в это сложно поверить, но, надеюсь, моего слова тебе хватит. Кроме того, этой ночью было совершено покушение на Императора. Валларикс жив, но он был ранен.

— Понимаю. Ты пришел, чтобы позвать меня к нему? — спросил целитель, потянувшись за плащом.

Крикс посмотрел на лекаря с невольным уважением. По-видимому, в сложной ситуации Ашад умел не задавать лишних вопросов и действовать быстро.

Но лорд Ирем предупредительно поднял ладонь.

— Не торопись. Тебе пока не нужно ехать во Дворец. Раной Валларикса уже заинимаются.

— Кто? — нахмурившись, спросил такиец. Ирем подошел к нему вплотную и, слегка нагнувшись, что- то прошептал ему на ухо.

— Ого, — ошеломленно выдохнул целитель. — Да, ты прав, тогда мы там и в самом деле ни к чему… Но я бы в жизни не поверил…

Крикс, навостривший уши, чтобы разобрать как можно больше, обнаружил, что лорд Ирем смотрит на него в упор. И состроил сдержанно-страдальческое выражение лица, чтобы Ирем, ничего не знавший о люцере, понял, что ему сейчас не до подслушивания чужих бесед. Что и говори, повязки на голове и на ребрах должны были выглядеть достаточно внушительно.

Ирем чуть заметно усмехнулся и, переведя взгляд на целителя, сказал:

— Ну ладно, это мы обсудим позже. А сейчас, если не возражаешь, я хотел бы кое-что узнать у Крикса.

— У _кого_?

— Ах да. Позволь тебе представить — Крикс из Энмерри. Вы с ним уже встречались, и ты даже рассказал об этом мне и Императору. Не смотри так удивленно, никакого отношения к Династии твой подопечный не имеет. Зато обладает редким даром впутываться в скверные истории. Верно, Рикс?…

Бывший лаконец сделал вид, что не расслышал.

Ирем настоял, чтобы "дан-Энрикс" рассказал ему о всех событиях прошедшей ночи — во всех подробностях, не упуская даже то, что могло показаться ему маловажным.

К концу этого длинного рассказа Крикс почувствовал себя таким измотанным, как будто бы ему пришлось заново пережить все эти мрачные события.

Лорд Ирем выслушал, не торопя и не перебивая. Поставив локоть на широкий подлокотник кресла, а подбородок — на руку, рыцарь задумчиво смотрел на Крикса.

Мальчик думал, что теперь лорд встанет и уйдет, но оказалось, что сэр Ирем, несмотря на впечатляющий финал рассказал, все же обратил внимание на одну мелкую деталь, которой Крикс коснулся только вскользь, надеясь, что она успешно затеряется в его рассказе.

— Ты не мог бы объяснить, как тебя угораздило наткнуться на Галахоса в гостинице? — осведомился Ирем. — Насколько мне известно, в это время суток все ученики должны быть в Академии.

Крикс опустил глаза.

Ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы ответить.

— Я больше не учусь в Лаконе… У меня забрали пригласительную грамоту. Я исключен.

— Вот как. За что же?

Крикс пожал плечами.

— Мастера считают, что я сбежал ночью в город и напился.

— Однако! — рыцарь выразительно приподнял брови. — А что значит "мастера считают"? Они ошибаются?

— Ну, в общем, да… — замялся Крикс. — Я правда вышел за ворота ночью. Но я ничего не пил. И уж тем более не напивался до бесчувствия. Это какая-то ошибка. Я не знаю, что со мной произошло.

— А теперь давай-ка по порядку, — распорядился рыцарь, слегка откинувшись назад и скрестив руки на груди. И прежде, чем Крикс успел задать себе вопрос, с какой стати он, не будучи не сыном, ни вассалом каларийца, должен перед ним отчитываться, Ирем уже полностью взял беседу в свои руки.

— Как ты оказался ночью за воротами Лакона?

К счастью для себя, Крикс сразу вспомнил объяснение, придуманное Юлианом. Если в него не поверили Наставники, то, может быть, поверит Ирем.

— Это был обыкновенный спор. Мы с побратимами поспорили, что я дойду до памятника Энриксу из Леда и вернусь, так что никто этого не заметит. Мои соседи, Лэр с Этайном, подтвердили это мастерам, но тем им не поверили.

— Неудивительно, — пожал плечами доминант. — Ученики из одного галата могут, если нужно, даже под присягой подтвердить все что угодно, когда речь идет об их товарище. Уж наставникам это должно быть известно лучше, чем кому-нибудь другому. Но допустим. А потом?

Крикс внезапно почувствовал, как на него наваливается тяжелая, свинцово-серая усталость. Это было уже не то жгучее, мучительное ощущение несправедливости, которое накрыло его после разговора с Хлордом, а тоскливая апатия человека, знающего, что поправить уже ничего нельзя.

— Потом… не знаю. Кажется, кто-то подобрался ко мне сзади и ударил по голове. Во всяком случае, я ничего не помню — кроме ощущения удара и того момента, когда я пришел в себя. Уже в Лаконе. — Крикс немного помолчал, но потом все-таки решительно закончил. — Говорят, когда меня нашли на улице, я лежал прямо на земле, рубашка была залита вином, и, кажется, пока я был без сознания, кто-то влил мне в рот ячменной водки… В общем, мастера решили, что я где-то пьянствовал, а потом не сумел дойти до Академии. Я говорил им, что это не так, но никто в это не поверил. Даже Хлорд.

— Странно. Я считал его довольно проницательным человеком, — задумчиво заметил Ирем.

Смысл его слов дошел до Крикса только через несколько секунд.

— То есть… вы мне верите? — спросил он удивленно.

Такое просто не укладывалось в голове.

— Я ничему не верю. Я предпочитаю рассуждать логически, — небрежно возразил лорд Ирем. — Если бы Наставников не ослепляло возмущение, вызванное самой мыслью, что кто-то привозит младшего ученика в Лакон в подобном виде, их бы обязательно насторожили некоторые моменты. Например, если я заставлю тебя выпить две… — рыцарь прищурился. — Хмм, нет… скорее, полбутылки местного вина, а после этого запить его ячменной водкой, тебя будет выворачивать до вечера. В дни праздников дозоры подбирают иногда старших лаконцев, основательно надравшихся в каком-нибудь трактире. Из них мало кому удалось напиться так, чтобы упасть на улице и пролежать там до утра, не заблевав при этом всю округу. А они все старше тебя лет на пять, на семь. Так что либо мы считаем, что ты совершенный уникум… что вряд ли… либо признаем, что в эту ночь ты правда ничего не пил. К тому же, тут за целый стае виден чей-то умысел. Кто-то так сильно не хотел, чтобы ты оставался в Академии, что подстроил эту хитрость. На мой взгляд, весьма топорно. Откровенно говоря, я удивлен, что мастера не дали тебе даже шанса оправдаться.

— Они дали, — вздохнул мальчик. — То есть это Хлорд пытался дать мне шанс. Все остальные даже слышать не хотели о том, что здесь еще нужно что-то подтверждать. Но мастер Хлорд сказал, что можно вызвать ворлока, и, если мои слова подтвердятся, с меня снимут обвинения в попойке. Тогда, может быть, мне разрешат остаться в Академии.

— И что? — спросил лорд Ирем с любопытством.

Крикс отвел глаза.

— Я отказался.

— Из чего я заключаю, что это был все-таки не спор, — заметил коадъютор хладнокровно. — Так что же?

Крикс подумал, что способность каларийца "рассуждать логически" совсем не так удобна, как ему сначала показалось.

Мальчик промолчал, не зная, что теперь сказать.

— Право слово, это любопытно. Бегать ночью к девушкам тебе пока определенно рановато. Глупость ради глупости, конечно, в твоем духе, но, когда на кону стоит обучение в Лаконе, кто угодно призадумается и не станет рисковать без веских побудительных причин. Так что ты делал ночью в городе? — спросил лорд Ирем, глядя на своего собеседника в упор.

— А вам-то что до этого? — ощетинился "дан-Энрикс". — Вас это совершенно не касается.

В эту минуту Криксу было наплевать, что он грубит главе имперской гвардии. Лорд Ирем положительно выводил его из себя стремительными переходами от колких замечаний к словам, которые можно было истолковать как проявление сочувствия. А потом обратно. Только что "дан- Энрикс" был от всей души благодарен рыцарю за то, что тот поверил ему там, где он уже и не надеялся кого-то в чем-то убедить, и даже напрямую обвинил наставников в предвзятости. А теперь ему казалось, что все это время коадъютор над ним просто насмехался.

— Может быть, меня это и не касается. Зато касается тебя, — ответил калариец. — Ты оказал Династии услугу, значимость которой трудно переоценить, а оставлять подобные поступки без награды — не в обычае дан-Энриксов. Так что в принципе я мог бы по пути отсюда завернуть в Лакон и переговорить с наставниками. Точнее, предложить им выбор: либо они замнут эту историю и без лишнего шума примут тебя назад, либо распоряжение восстановить тебя в числе учеников поступит непосредственно от Императора. Уверен, вашему Совету будет выгоднее сделать вид, что они действовали по собственной инициативе, а не по чьему-то принуждению. Такая награда тебя бы устроила?… Но взамен, будь добр, объясни, что за таинственные вылазки ты совершаешь по ночам.

Крикс посмотрел на рыцаря почти в отчаянии.

— Сэр Ирем… Ну зачем вам это знать?..

Коадъютор только улыбнулся.

— Как я уже говорил твоему бывшему наставнику, я человек довольно любопытный. А теперь я жду ответа, Рикс.

У "дан-Энрикса" засосало под ложечкой. Ну сколько еще можно проверять его на прочность?! Да он отдал бы полжизни за возможность снова оказаться в Академии, среди своих друзей и побратимов.

Чтобы снова можно было просыпаться каждый день по звуку колокола и, два раза обежав Лаконский парк, поспешно занимать место в строю на внутреннем дворе. Снова шепотом переговариваться с Лэром в тишине скриптория и выбираться в Нижний город с Дарлом. Ежедневно фехтовать и дважды в год бывать в Эрхейме.

Вот только для того, чтобы все это получить, нужно нарушить вассальную клятву. А худшего бесчестия нельзя даже представить.

— Нет! — сказал "дан-Энрикс" вслух. — Если для того, чтобы вы побеседовали с мастерами, я должен рассказать, куда я отлучался из Лакона ночью, то пусть лучше все останется, как есть. Мне ничего не нужно.

Рыцарь озадаченно нахмурился.

— Будь ты хоть на три или четыре года старше, чем сейчас, я бы, по крайней мере, понимал, чем объяснить такую скрытность. Слушай, Рикс. Забудь про все, что я тут говорил тебе про свое любопытство и про твою глупость. Даю слово — я действительно хочу тебе помочь. После вчерашнего я даже _должен_ это сделать. Твое поведение в Галарре, а потом в Адели, говорит о совершенно беспримерном мужестве. Но я не могу идти и требовать от мастеров принять тебя назад в Лакон, даже не зная, во что ты вляпался на этот раз.

Глаза "дан-Энрикса" расширились от удивления.

С тех пор, как он ушел из дома, с ним никто не говорил в подобном тоне.

Собственно, до этого момента Криксу даже в голову не приходило, что его судьбой мог интересоваться кто-то кроме побратимов, Хлорда и оставшейся в далеком Приозерном Филы. Он был потрясен, впервые различив за колкостями каларийца искреннее беспокойство.

Ирем… беспокоился… о нем.

Немыслимо!

Крикс растерянно смотрел на рыцаря, не зная, что теперь сказать. Он попробовал представить себе выражение лица коадъютора, если бы он вдруг заявил — я был в Алой гавани и наблюдал за разгрузкой пиратских кораблей по поручению Ральгерда Аденора! — и решил, что эту душераздирающую сцену лучше отложить до более удобного момента.

"Дан-Энрикс" чувствовал, что он не в состоянии немедленно придумать что-нибудь более менее правдоподобное. Больше всего он опасался, что лорд Ирем будет и дальше настаивать на ответе, но рыцарь внезапно сменил тему.

— Ты хоть понял, что в Лаконе есть какой-то человек, который очень не хотел, чтобы ты там учился?

Этот человек должен иметь достаточно влияния, чтобы добиваться своих целей с помощью других.

Можешь сказать, кто это может быть?

— М-м… честно говоря, я думал, что, возможно, это мастер Вардос. Или Вардос и Ратенн. Они меня терпеть не могут.

— Старшие наставники? — к каларийцу вернулась его прежняя холодная язвительность. — Не будь глупее, чем ты есть. Они нашли бы случай исключить тебя и без таких инсценировок. Разводить столько возни из-за одного-единственного младшего ученика — все равно что стрелять по воробьям из катапульты. Запомни, Рикс — к уловкам прибегают только низшие или по крайней мере равные, а более могущественный недоброжелатель всегда будет добиваться своего простыми средствами. У тебя ведь есть враги среди учеников?

— Да. Дарнторн — и почти все его друзья.

Лорд негромко рассмеялся.

— Льюберт Дарнторн! Ну конечно. Надо быть… тобой, чтобы не разобраться, в чем тут дело.

Крикс покраснел, но все-таки решился возразить:

— Как Дарнторн мог бы устроить что-нибудь подобное? Он же всего лишь ученик. Такой же, как и я.

— Ну да, такой же… — хмыкнул калариец. — Слушай. Теперь я могу наверняка сказать тебе, как было дело. Льюберту каким-то образом стало известно о твоих ночных отлучках, и он проявил немалую сообразительность, решив воспользовался этой ситуацией, чтобы опорочить тебя в глазах менторов.

Конечно, можно было бы просто пойти и донести о том, что он узнал, но Льюберт рассудил, что лучше действовать наверняка. Во-первых, самому остаться в стороне, чтобы не выглядеть доносчиком. А во-вторых, подстраховаться на тот случай, если мастера простят тебе ночную вылазку. Я только не могу сказать, нанял ли он человека, чтобы тот обошелся с тобой подобным образом, подговорил кого-то из своих друзей в Лаконе или, может быть, обратился за помощью к дяде. Вокруг лорда Бейнора, несмотря на его титул, ошивается немало всякой швали. И я совершенно точно знаю, что он не гнушается использовать этих людей для щекотливых поручений вроде этого. Конечно, интересоваться первогодком из Лакона для главы Совета слишком мелочно, но, раз ты мешаешь жить его любимому племяннику — от тебя следует избавиться. Это главная ошибка лорда Бейнора — считать себя хозяином судьбы любого человека, который ниже его самого по положению. Он и своего племянника с раннего детства приучает к этому. Но, думаю, на этот раз он не учел… всей расстановки сил.

Лорд Ирем улыбнулся своим мыслям.

Крикс несколько секунд украдкой наблюдал за доминантом, а потом не утерпел и все-таки спросил:

— Значит, вы поговорите с мастерами?…

Рыцарь вздохнул, подумав про себя, что с большим удовольствием надрал бы скрытному мальчишке уши.

— Да, разумеется, поговорю. Только пообещай, что постараешься больше не делать глупостей. Меня не покидает ощущение, что ты в очередной раз впутался в какую-то дурацкую историю. Пойми: то, что ты остался жив после вчерашней ночи — это почти чудо. А чудеса такого рода редко повторяются. Ты понял?

— Да, лорд Ирем.

— Ладно… — сказал калариец, знавший цену таким заявлениям по опыту общения с Элиссив. — В таком случае, мне больше нечего тебе сказать. Рам Ашад позаботиться о тебе, а когда встанешь на ноги и будешь чувствовать себя достаточно здоровым, возвращайся в Академию. Мастера будут предупреждены. Я зайду в Лакон сегодня же, как только разберусь с делами в Верхнем городе. И помни — никому ни слова о Безликих и о том, что было прошлой ночью.

Лорд Ирем встал и потянулся за плащом.

Крикс едва не задохнулся от восторга. Он сможет вернуться в Академию! Его радости не омрачила даже мысль, какое несмываемое темное пятно оставила на его репутации история с недавним исключением.

Крикс не мог не понимать, что еще долго будет слышать за спиной смешки и перешептывания:

"Нашли на улице… да, совершенно пьяным… нет, уже под утро. Он, наверное, всю ночь там пролежал!". Но ему было наплевать. "Дан-Энрикс" точно знал, что побратимы будут на его стороне и станут дружно возмущаться подлостью Дарнторна и его приятелей.

Доминант уже дошел до двери, когда Крикс сообразил, что до сих пор не поблагодарил его за помощь.

— Мессер Ирем! — позвал он, стараясь приподняться на подушке. — Подождите… Я просто хотел сказать — спасибо вам за все. Вы уже второй раз мне помогаете. Сначала Жабья Топь, теперь Лакон…

Лорд Ирем обернулся и насмешливо прищурился.

— Не стоит благодарности. Уверен, если ты и дальше будешь продолжать в таком же духе, как сейчас, то этим дело не закончится. А я пока не подряжался всякий раз вытаскивать тебя из неприятностей.

И рыцарь аккуратно притворил за собой дверь, не дожидаясь, пока Рикс найдется, что ответить.

Мальчик опустился на подушки, думая о том, что дорого бы дал за право как-нибудь при случае отплатить мессеру коадъютору той же монетой. И увидеть, как с лица каларийца пропадает эта нестерпимо ироничная полуулыбка, а во взгляде наконец-то появляется простое человеческое раздражение.

Но о такой возможности пока что можно было лишь мечтать.


XIII


За окнами дворца уже совсем стемнело.

Император спал. Дверь в его опочивальню была приоткрыта, и лорд Ирем иногда ловил себя на том, что он прислушивается, стараясь различить любой случайный шорох, который мог свидетельствовать о повторном покушении на жизнь правителя. Рыцарь прекрасно понимал, что главная опасность миновала, но не сомневался, что после вчерашней ночи еще долго будет наблюдать за каждым шагом друга с удесятеренным вниманием. А Император, разумеется, станет подшучивать над его мнительностью и упрекать за бесполезное усердие. И пусть.

Устроившись в своем любимом кресле в кабинете Валларикса, Ирем чувствовал себя измотанным и совершенно обессилевшим. А вот на сидящем напротив коадъютора седом и худощавом человеке, возраст которого не поддавался даже приблизительному определению — он выглядел одновременно молодым и старым, а еще точнее — неподвластным человеческому времени — все тяготы минувшей ночи совершенно не оставили следа.

И в этом была главная причина, по которой рыцарь оставался здесь, вместо того, чтобы дать себе хоть немного отдохнуть после сражения с Безликими и хлопотливого "улаживания" проблем с бастардом. Да, по большому счету, главная причина заключалась не в правителе, а именно в Седом. Лорд Ирем часто замечал, как странно присутствие этого человека действует на остальных людей. Валларикс, например, рядом со Светлым словно сбрасывал с плеч тяжелый груз, который нес все остальное время. Лицо Императора заметно прояснялось, исчезала напряженная морщинка над бровями, и правитель делал то, на что был неспособен в остальное время — просто отдыхал, передоверив всю ответственность кому-нибудь другому.

Слуги, если им случалось ненароком встретиться со Светлым во Дворце, выглядели так, как будто их внезапно осеняла мысль, что завтра будет праздник, и вместо приевшейся работы их ждут ярмарочные балаганы, танцы и дешевое вино.

А вот лорд Ирем чувствовал азарт и странное волнение, словно вчерашний рекрут, переброшенный из тренировочного лагеря на настоящую войну. И даже сильная усталость не могла заставить коадъютора подняться и, признав, что он устал, отправиться в свои покои, расположенные в гостевом крыле Дворца.

Кроме того, шанс поговорить со Светлым выпадал не так уж часто, а вопросов к нему у мессера доминанта накопилось очень много.

Некоторые из них звучали нелепо в его собственных ушах. Ну например, ему давно хотелось знать, откуда Светлый узнает про все, что происходит во Дворце и за его пределами. Или как попадают к Императору его записки, вроде той, с предупреждением. И где, в конце концов, находится загадочный Туманный Лог, если Седой с одинаковой легкостью может попасть оттуда хоть в Адель, хоть в самую далекую провинцию?

Естественно, лорд Ирем слишком уважал себя, чтобы смешить своего собеседника подобными вопросами.

Охотнее всего он спросил бы у Князя, что им теперь делать с Олваргом. Ведь нападение на город могло повториться, а повторной помощи от Альдов ждать не приходилось. Чудеса не повторяются — кажется, именно так он сказал Криксу?..

Вспомнив о бастарде, лорд невольно сбился с мысли и задал своему собеседнику совсем другой вопрос.

— После того, как я второй раз съездил в Приозерное по поручению Валларикса, я усомнился в том, что десять лет назад мы сделали разумный выбор, — сказал Ирем. — Я все понимаю, Чернолесье — это отдаленное, глухое место, где ребенка можно было относительно надежно спрятать, но подобных мест в Империи не так уж мало. Я уже не говорю об этом Валиоре… — рыцарь покривился. — Такому человеку я бы не позволил присмотреть даже за своей лошадью или собакой. Было просто неразумно доверять ему ребенка.

Седой бесстрастно посмотрел на рыцаря.

— Я выбрал для Рикса то, что будет для него лучше всего. Уж кто-то, а ты, Ирем, должен бы знать, что "лучше" не всегда значит "приятнее".

— То есть "лучше всего" ему было жить без имени в деревне, где его считали парией?.. — желчно осведомился Ирем.

— А тебе не кажется, что ты отмечаешь только то, что тебе выгодно отметить? — возразил на это Светлый. — Попытайся посмотреть чуть шире, рыцарь. Может быть, его приемные родители не так уж плохи, если они вырастили мальчика таким, каким он стал? Или ты полагаешь, что они тут ни при чем?

— Как знать. Наставник Хлорд, с которым я однажды по беседовал в Лаконе, именно так и сказал, — хмыкнул лорд Ирем.

Седой слегка пожал плечами, словно говоря, что не желает даже обсуждать подобную нелепость.

— Я доверяю тайной магии, сэр рыцарь. Если спрашивать у Изначальных сил совета в выборе пути, то нужно быть готовым, что такой путь вряд ли будет легким. Но, в конечном счете, тем, кто ищет легкой и спокойной жизни, ни к чему советы Изначальных сил.

— Да, но почему крестьяне? — не сдавался коадъютор. — Неужели тайной магии было угодно, чтобы мальчик рос среди навоза и даже не знал, с какой стороны держат меч?..

— Я бы мог найти для мальчика приемного отца из рыцарского рода, и тогда его таланты к воинскому делу обнаружились бы, разумеется, гораздо раньше, — согласился Князь. — Но только вряд ли он дожил бы до того момента, когда смог бы как-нибудь их проявить. Вспомни лорда Дарена, усыновившего ребенка в тот же год, когда мы увезли бастарда из Адели. В его замке перебили всех, не исключая даже слуг и мальчиков с конюшни. Вспомни про Маршанк, где глава городского магистрата тоже пожалел какого-то подкидыша — и где теперь тот город?… Не забудь, что поиски "дан-Энрикса" велись в первую очередь в рыцарских замках и в имперских городах. Отдать его в крестьянскую семью было гораздо безопаснее.

— Мне кажется, что вы могли бы забрать мальчика к себе, в этот ваш… Леривалль, — заметил Ирем.

— Да, но если бы я взял его с собой в Туманный Лог, он уже не смог бы снова жить среди людей. Тот, кто вырос среди Альдов, никогда не приспособится к вашим законам. Думаю, его бы просто посчитали сумасшедшим. Наконец, я мог отправить его жить на родину его отца, но там… — Седой запнулся и пожал плечами — Просто поверь мне на слово, что вариантов было много. И у всех имелись недостатки, куда более весомые и очевидные, чем у того, на котором я в конце концов остановился.

— Валларикс считает, что Крикс будет первой целью Олварга, как только он оправится от поражения, — сказал Ирем, решив сменить тему. — Я с ним не согласен. Думаю, уничтожение всех представителей Династии является для Олварга скорее актом мести… ну, и самым простым способом добиться власти над Легелионом. А предотвращение гипотетической возможности, что кто-нибудь добудет меч, пусть даже легендарный — это несерьезно. Что такое меч в сравнении с Великим городом и императорской короной?.. Если бы я только знал, чего он хочет, было бы гораздо проще, но пока мы действуем вслепую.

— То же самое можно сказать о нем самом, — заметил Князь довольно сухо. — Наш враг фатально заблуждается по поводу своих поступков. Он считает, что он сражается против тебя, или меня, или Валларикса. И преследует при этом собственные цели: месть, могущество, возможность безраздельно подчинить себе других и насладиться этой властью… А на деле все совсем не так. Он вовсе не сверхчеловек, который овладел силами Темного Истока, чтобы с их помощью добиться своего. Скорее, он похож на щепку, брошенную в водопад. И судьбы мира от него зависят так же мало, как течение — от этой щепки.

— То есть? — поднял брови Ирем. — Олварг, с вашей точки зрения — пустое место?

— Именно, — кивнул Седой — Нужны усилия нескольких тысяч человек, чтобы построить город, но даже один калека или нищий в состоянии его поджечь. Для этого не нужно обладать ни мудростью, ни волей, ни талантом. Так что Олваргу гордиться нечем. Сила, до которой он дорвался, велика… я бы сказал, что даже слишком велика — в первую очередь для него самого. Он думает, что подчинил ее — а сам давно стал для нее послушным инструментом. У него есть цели, до которых Тьме есть дело лишь постольку, поскольку они позволяют ей исполнить _свою_ цель. Которую сам Олварг вряд ли понимает.

— Боюсь, я тоже перестал вас понимать, — пожал плечами Ирем.

Князь вздохнул.

— Конечно. Очень трудно верить во врага, который хочет не добиться пользы для себя, не подчинить своих противников — а заставить их страдать ради страдания, а после уничтожить. Но все дело в том, что зло всегда бессмысленно: и в самых мелких своих проявлениях, которые мы можем наблюдать в обычной жизни, и в особенности в своем абсолютном выражении, которое мы называем Тьмой, — голос Седого, чаще всего резкий и категоричный, на сей раз звучал задумчиво и как-то удивительно печально. — А главное, оно не остановится не перед чем, чтобы добиться своих целей. Силе, воплощающей лишь ненависть, чужда забота о самосохранении.

"Валларикс прав, — подумал доминант с досадой. — Если бы Князь хоть иногда способен был бы изъясняться не туманными метафорами, а нормальной речью, было бы гораздо проще. Нам нужно понять, что делать с Олваргом и его сбродом — а Седой вместо ответа начинает философские беседы о добре и зле. Наверное, жизнь с Альдами действительно меняет восприятие. Вместо рациональности — одна поэтика, патетика и мистика…"

Озвучить свое наблюдение лорд Ирем, к счастью, не успел.

В эту минуту комнату вошел слуга, и, все время косясь на Светлого, вручил коадъютору записку.

Ирем развернул пергамент и прочел:

"Прости, сегодня не могу приехать. Действие люцера прекратилось несколько часов назад. У Рикса лихорадка. Сижу с ним. Горячка сильная, он даже начал бредить. Могу только порадоваться, что правитель больше не нуждается в моих услугах: не представляю, что бы я стал делать, если бы пришлось поехать во дворец. Мальчика в таком состоянии нельзя оставить даже на минуту.

Рам Ашад"

Лорд Ирем выругался и отбросил смятую записку.

— Подготовьте крытые носилки, — распорядился он, порывисто вставая на ноги. И, обернувшись к Светлому, сказал — Прочтите, Князь, это о Риксе. Если Валларикс проснется, скажите ему, что я поехал за бастардом. Привезу его сюда.


* * *


— Вы говорите, вычеркнуть из списков? Крикса?… — растерянно переспросил наставник Хайнрик, близоруко щурясь на предъявленный ему пергамент.

— Совершенно верно, мэтр. Он покинул Академию по предписанию Совета.

Хайнрик еще раз перечитал пергамент и решительно сказал:

— Послушайте, это какое-то недоразумение. Он исключительно способный мальчик.

— Да уж… исключительно способный, — выразительно скривился мастер Вардос. Хлорд сцепил пальцы рук, лежавших на столе, и разглядывал их с таким вниманием, как будто все происходящее в скриптории его ничуть не занимало.

Хайнрик не сдавался.

— Я не знаю, как он проявил себя на тренировочной площадке, но, по крайней мере, на моих занятиях он учится блестяще. Почти все первогодки обучались еще дома, до приезда в Академию, а сейчас он пишет и читает лучше большинства из них. Саккронис говорит, что Рикс бывает у него в Книгохранилище, а мне уже давно не приходилось видеть, чтобы кто-то из его ровесников сидел над книгой просто так, для собственного удовольствия. И я _действительно_ не понимаю, как Совет мог исключить его. Мальчику явно нравилось учиться.

— Мэтр Хайнрик… — попытался вклиниться Талгвир, слушавший пылкую оправдательную речь помощника Саккрониса с таким видом, словно у него болели зубы. Он не понимал, как Хлорд способен сохранять такое безучастие к происходящему, но не сомневался в том, что это равнодушие было не более чем маской, за которой его друг скрывал совсем иные чувства.

Да и самому Талгвиру, хотя дело не касалось его лично, было не особенно приятно видеть безучастное лицо товарища, непроницаемые взгляды Элпина и Дейрека и высокомерную улыбку Вардоса. В зале Совета все отчетливее пахло новой ссорой.

Несомненно, обсуждение "вопроса о "дан-Энриксе"" следовало закончить как можно скорее.

— Я не знаю, что он сотворил, но я уверен, что вы могли наказать его как-то иначе, — игнорируя Талгвира, продолжал рассерженный наставник Хайнрик. — Повторяю вам еще раз: мальчик исключительно талантлив. Если вы не доверяете моим суждениям, спросите хоть у самого Саккрониса. Он проводил вступительные Испытания в отряде Хлорда. Крикс смог выполнить одиннадцать заданий из предложенных двенадцати. В его отряде только двое показали такой же высокий результат. Вы понимаете?..

— Боюсь, это _вы_ не понимаете! — не выдержал Талгвир. — Нам всем… — мастер запнулся, искоса взглянув на Вардоса. — Конечно же, нам было неприятно принимать подобное решение. Но Крикс не просто опоздал к отбою или с кем-нибудь подрался. Он…

В эту минуту в двери аулариума просунулась кудрявая светловолосая голова Кэлрина Отта, а потом и вся его высокая и легкая в кости фигура, закутанная в плащ дозорного. Талгвир, запнувшись, с удивлением взглянул на старшего ученика. Вардос недовольно сдвинул брови. Впрочем, даже если Кэлрин и заметил это, то нисколько не смутился.

— Извините, мастера, — сказал он, — Мне поручили разыскать мастера Хлорда. К нему гость. Мы говорили, что Наставник на совете, но тот человек сказал, что он не может ждать, а разговор, с которым он пришел, не терпит отлагательства.

— Что за нахал, — скривился Дейрек. Остальные мастера всем своим видом демонстрировали полное согласие с его высказыванием. Не участвовал в этом молчаливом осуждении только Ратенн, который несколько месяцев назад лично проводил к мастеру Хлорду посетителя, который оказался коадъютором правителя, мессером Иремом.

Да и сама манера, в которой неизвестный сообщил о своем желании видеть Хлорда, показалась мастеру Ратенну удивительно знакомой.

Глава Академии подозревал, что гость, посмевший требовать наставника с совета, был ему известен.

Хлорд встал, со скрипом отодвинув кресло.

— Мастер, вы уверены, что это срочно?… — скептически спросил Вардос.

Хлорд не удостоил своего противника ответом, направляясь к выходу.

В отличие от мастера Ратенна, ему и в голову не пришла мысль об Иреме. Но он был рад, что у него нашелся повод уйти. Никогда еще присутствие на заседании совета не было для младшего наставника столь тягостным, как в это утро.

Выйдя из Лакона, он вдохнул морозный, чистый воздух, и его лицо несколько прояснилось. Но уже через несколько шагов мрачные мысли, истерзавшие наставника в скриптории, вернулись с новой силой. "Исключительно талантлив"! Фэйры!.. Уж кому, как не ему, знать это лучше, чем любому Хайнрику.

Наставник Хлорд всегда старался никого не выделять, особенно по их способностям на тренировочной площадке. Слабые ученики и так все время чувствуют себя не слишком-то уютно в окружении преуспевающих товарищей, а если еще и Наставники все свое внимание и одобрение сосредоточат на талантливых учениках, то пропасть между самыми способными и всеми остальными будет шириться день ото дня. Но Хлорду поневоле пришлось уделять "дан-Энриксу" особое внимание — ведь, как-никак, он был совсем не подготовлен к жизни в Академии. Хлорд нередко был свидетелем того, как на тренировке Крикс с почти с отчаянием наблюдал за остальными, стараясь если не понять, то хоть скопировать какой-нибудь прием, и чаще всего ошибаясь. В первые недели обучения Рикс казался неуклюжим по сравнению с другими новичками, да и сам, по-видимому, с каждой новой ошибкой только убеждался в собственной никчемности, но мастер Хлорд не мог не видеть, что он быстро догоняет своих сверстников. Хлорд знал, что Рикс тайком берет уроки у Димара Арклесса, с которым умудрился подружиться, и фехтует с Юлианом Лэром, но, как ни крути, одного лишь упрямства было мало, чтобы делать на занятиях такие быстрые успехи.

Крикс имел гораздо больше, чем упрямство — он имел талант.

Еще несколько месяцев, а может быть, даже недель, и это обстоятельство стало бы очевидно даже ему самому, не говоря уже о Льюберте Дарнторне, до поры до времени шпынявшему "дан-Энрикса" на ежедневных тренировках. Ставя двух непримиримых недругов в одну пару, Хлорд не только шел на поводу у Крикса, пожелавшего "помочь" озлобленному юному аристократу, но и рассчитывал, что Льюберт, сам того не зная, будет лучшим из учителей для своего врага.

Дарнторн наверняка не станет поддаваться или делать что-нибудь вполсилы, и тем самым, не желая этого, поможет Криксу приучиться выполнять любой прием безукоризненно. Расчет Наставника довольно скоро оправдался. Из всего энгильда только в этой паре никогда не отвлекались и не пересмеивались за спиной у мастера. В ней тренировались с редкостным остервенением и пылом. Правда, Льюберт был одним из лучших фехтовальщиков в отряде и уже давно освоил то, чему учили остальных, поэтому в их паре чаще всего делали совсем не то, что требовал Наставник. Зато делали всегда на совесть. После возвращения из Деревянной крепости их поединки стали еще продолжительнее и ожесточеннее, а насмешки и придирки, которые Дарнторн измысливал для своего напарника по тренировочной площадке, еще язвительнее и грубее. Иногда, посматривая издали на эту пару, Хлорд гадал, знает ли Льюберт, что он сам готовит своего преемника на место "первого меча" энгильда.

Хлорд откровенно любовался Криксом, когда тот с легкостью выполнял какое-то задание, с которым не могли с первого раза справиться все остальные — а подобное происходило каждый раз, когда "дан-Энрикс" увлекался и благополучно забывал, что он, по собственному утверждению, "вечно все путает" и "ни на что не годен". По временам наставник чувствовал такую гордость за "дан-Энрикса", как будто тот был его сыном. Конечно, это было дурно, потому что мастер не имеет право выделять кого-то из своих учеников. Но, в очередной раз замечая, что он нарушает собственные принципы, которые еще вчера считал самыми главными в своей работе, мастер Хлорд ловил себя на том, что он ничуть об этом не жалеет.

Хлорд не сомневался, что из Крикса может выйти что-нибудь вполне незаурядное, и в глубине души гордился тем, что он смог разглядеть подобные задатки в уличном мальчишке, который в силу своего происхождения не мог даже мечтать о поступлении в Лакон.

И вот, все его планы и надежды рухнули в один момент, когда "дан-Энрикса" приволокли под утро в Академию — беспамятного, грязного, залитого вином и с сильным запахом ячменной водки изо рта. Хлорд старался убедить себя, что, даже если бы об этом происшествии узнал бы только он один, он все равно потребовал бы исключения "дан-Энрикса". Ученик младшего отряда, валяющийся пьяным на краю канавы, не только совершает непростительный проступок, но и возмутительнейшим образом позорит весь Лакон. По справедливости, единственным достойным наказанием за эту выходку является немедленное исключение. Наставник Хлорд знал это лучше, чем кто бы то ни было. И злился на себя, поскольку понимал, что, будь у него хоть малейшая возможность как-нибудь замять эту историю — ничтожная лазейка в волос толщиной — он бы обязательно воспользовался ею.

Сегодня на совете, слушая, как Хайнрик хвалит Крикса, Хлорд внезапно ощутил приступ сильнейшего раздражения. Талантов в Риксе, что и говорить, было достаточно. А заодно — с избытком глупости, неблагодарности и наглости.

Он получил возможность обучаться в Академии, куда простолюдинов принимали только в краткое десятилетие правления Гвидарикса. Наследники знатнейших рыцарских семей Легелиона приняли его в свой круг, как равного. В конце концов, Хлорд сам потратил на него так много сил и времени, как ни на одного другого первогодка. А "дан-Энрикс" ни минуты не поколебался, прежде чем напиться ночью за стенами Академии, прекрасно зная, к чему его это приведет.

Конечно, можно было бы сказать, что мальчику одиннадцати лет едва ли могла прийти в голову подобная идея и, скорее всего, дело тут в дурном влиянии кого-нибудь из старших, но для Хлорда это было жалким оправданием. В конце концов, Крикс сделал все возможное, чтобы к нему не относились, как к ребенку, и он меньше, чем кто бы то ни было в его отряде, заслуживал бы снисхождения такого рода.

Дойдя до Южного крыла, мастер поднялся по ступенькам и так резко распахнул входную дверь в приемный зал, как будто собирался выместить на ней свою досаду.

Посетитель, мерявший шагами галерею, обернулся, с совершенно безмятежным видом встретив мрачный взгляд Наставника.

— А… так это вы, — сказал мастер Хлорд, почувствовав себя довольно глупо. Он помнил, что лорд Ирем спросил его разрешения при случае прийти еще раз, но никак не ожидал, что коадъютор в самом деле явится сюда.

— Доброе утро, мастер, — улыбнулся доминант. — Вы, судя по всему, чем-то расстроены?

— Да, — лаконично отозвался Хлорд, всем видом давая понять, что о причинах этого расстройства рыцарю лучше не спрашивать.

— Что ж, тогда я сожалею, что побеспокоил вас. Но, как я уже сказал вашим дозорным, я пришел сюда по делу, а времени у меня не так уж много. Может быть, пройдемся? — рыцарь указал на галерею.

"Лучше сядем" — хотел сказать Хлорд, но тут же понял, что сидеть в холодном помещении будет не слишком-то удобно. В Южном крыле находились комнаты, которые использовались редко, и камины в них обычно не топили.

— Хорошо, пройдемся, — сказал он, гадая про себя, что же за дело на сей раз заставило мессера коадъютора почтить его своим визитом. — О чем вы хотели со мной поговорить?

— О вашем ученике. Том самом, о котором мы беседовали в прошлый раз, — любезно уточнил лорд Ирем. — О Криксе.

Хлорд болезненно поморщился.

— Крикс больше не мой ученик. Он…

— Исключен. Я знаю, — кивнул Ирем. И, не обращая ни малейшего внимания на удивление Наставника, спокойно продолжал — Поэтому я и пришел. Однажды я просил вас отменить решение о зачислении Крикса из Энмерри в Лакон. Сегодня я, наоборот, пришел просить о том, чтобы его зачислили обратно.

Хлорд остановился, и, как громом пораженный, посмотрел на доминанта.

Его изумление было так велико, что, вместо того, чтобы спросить, какое дело Ирему до исключения "дан-Энрикса" или привычно возмутиться тем, что кто-то посторонний вмешивается в лаконские дела, наставник сбивчиво пробормотал:

— Но… вы не понимаете! Мастер Ратенн… Совет, в конце концов… Крикса _нельзя_ принять обратно! Это невозможно!

Тут наставник прикусил язык. Любой мало-мальски проницательный человек — а его собеседник, как догадывался мастер Хлорд, был человеком очень проницательным — услышав этот сбивчивый ответ, тотчас же догадался бы, как взволновало и обрадовало мастера предположение, что Крикс может вернуться в Академию.

— С мастером Ратенном я поговорю отдельно, и с этой стороны не будет никаких препятствий, — безмятежно улыбаясь, сообщил лорд Ирем. — Уверяю вас, что вопрос о зачислении Рикса обратно в Академию даже не будет подниматься на Совете.

— Мое мнение, лорд Ирем, не всегда совпадает с мнением Совета, — мрачно сказал Хлорд, успевший вполне овладеть собой. — И когда наши суждения расходятся, я имею дурную привычку делать то, что сам считаю нужным. Так было в день принятия дан… к-хмм… Крикса в Академию, так будет и теперь. Если вы не убедите меня в том, что после той безобразной выходки Крикс достоин продолжать учебу, я предупреждаю вас, что не приму его назад. Даже по прямому предписанию Совета мастеров.

— А — императора? — спросил лорд Ирем с интересом.

Хлорд посмотрел на доминанта почти неприязненно. И сухо уточнил:

— У вас есть письменный приказ?..

Коадъютор несколько секунд внимательно смотрел на собеседника, а потом внезапно рассмеялся.

— Все, мастер Хлорд, я сдаюсь. Давайте сядем и поговорим. Честное слово, это в двух словах не скажешь.

— Ну что ж, — сказал наставник, начиная подозревать, что коадъютор — какой бы нелепой ни казалась эта мысль на первый взгляд — нарочно провоцировал его на резкость, да еще и получал от этого почти мальчишеское удовольствие.

— Письменное распоряжение правителя на этот счет лежит в моем кармане, — мирно сказал Ирем, опустившись в кресло. — Но его я предъявлю Совету. А с вами я хотел просто побеседовать.

— Вот как. Видимо, вас это развлекает?… — едко спросил Хлорд. И сейчас же подумал, что он поневоле начинает подражать язвительной манере каларийца.

С этим нужно было что-то делать.

— …Одним словом, я хотел бы, наконец, услышать то, что вы намеревались мне сказать, хотя, конечно, при наличии приказа императора любые объяснения уже излишни, — завершил он свою речь.

— Не совсем. Есть вещи, о которых невозможно написать в приказе. Например, о том, что обвинение в ночной попойке, выдвинутое против Крикса — результат довольно подлой выходки группы других учеников. Ваш Рикс, конечно, виноват, что вышел ночью за ворота Академии, но гораздо больше виноваты те, кто не постеснялся оглушить своего товарища и сделать так, чтобы его нашли только под утро на соседней улице — в канаве, без сознания, облитого вином. Те, кто это сделал, рассчитывали именно на то, что после такого Рикса непременно исключат из Академии.

Пока Ирем говорил, лицо наставника потемнело от тяжелого, безвыходного гнева.

— Вы говорите, это сделали наши ученики? Кто именно? — спросил он резко, когда доминант закончил свою речь.

— Не знаю, мастер. Но подозреваю, что, если вы вспомните, кто был в дозоре у ворот в ту ночь, когда Рикс якобы напился в городе — вы попадете в точку. Особенно если по странному совпадению окажется, что на вахте в этот раз стояли друзья Льюберта Дарнторна.

— То есть вы уверены, что Крикс ни в чем не виноват? — спросил наставник после нескольких минут молчания.

— Конечно, нет, — лениво возразил лорд Ирем. — Я вам уже сказал — он очень виноват, что позволяет себе нарушать лаконский распорядок, и что он вышел в город ночью… и еще больше виноват в своем идиотизме, превращающем его в источник постоянных неприятностей. А главное — он очень виноват, что я уже который день расхлебываю кашу, которую этот недоумок ухитрился заварить.

— Да перестаньте вы острить, ради Пресветлых Альдов! — одернул рыцаря наставник, посмотрев на Ирема так строго, словно это был какой-то ученик. — Неужели вы не понимаете, насколько все это серьезно? Если все и вправду было так, как вы мне только что сказали, то, кроме того, чтобы принять Крикса обратно, нужно исключить отсюда всех, кто приложил к этому руку. В том числе Дарнторна.

Ирем слушал с саркастическим участием.

— Ну, возможно, с точки зрения какой-то высшей справедливости вы правы, — сказал он, когда наставник замолчал. — Но лично я что-то нечасто сталкиваюсь с высшей справедливостью. И вы — забудьте даже думать о подобном разбирательстве. Право слово, вы же умный человек, откуда вдруг такая детская наивность?… Вы считаете, что старшие ученики сейчас же преисполнятся раскаяния и во всем признаются? Да нет же, они станут говорить, что знать не знают, кто устроил эту шутку с Риксом. А допрашивать их с ворлоком вам не позволит никакой Совет. Никому из наставников не хочется скандала, а исключение из Академии нескольких знатных юношей и, главное, Дарнторна непременно приведет к скандалу. Так что все, что можно сделать в этой ситуации — это принять обратно Крикса и замять эту историю.

— Вы правы, — вынужденно согласился Хлорд. Но тут же, как будто вспомнив что-то очень важное, вскинул глаза на собеседника. — Простите… а откуда _вы_ все это знаете? И как вышло, что сам Император подписал бумагу о зачислении Крикса обратно в энгильд? Знаете, со стороны все это выглядит довольно странно. Может даже показаться, что…

— Что?.. — тонко улыбнулся Ирем.

Наставник сбился. Перед прямым насмешливым взглядом каларийца все догадки, только что казавшиеся Хлорду такими правдоподобными, поблекли и скукожились. Хлорд понял, что лорд Ирем знал — или во всяком случае, догадывался — какую чушь он только что едва не произнес. А еще мастер понял, почему мессер Ирем, по слухам, имел совершенно исключительное влияние на своих подчиненных в Ордене и при дворе. Если уж мастеру, никоим образом не находившемуся в подчинении у каларийца, от одного только долгого насмешливого взгляда захотелось откусить себе язык, то что и говорить о рыцарях из гвардии.

Должно быть, коадъютор представлял, что чувствует Наставник, потому что сжалился над собеседником и, не смакуя затянувшуюся паузу, ответил:

— Видите ли, мастер, получилось так, что Крикс во время беспорядков в городе имел неосторожность — а точнее, глупость — оказаться в самом центре событий. В результате его чуть не затоптали. То ли его столкнули с лестницы, то ли он сам откуда-то упал, но, в общем, утром его подобрали на дороге — основательно помятого, со сломанной ногой и без сознания. Случилось это, к счастью, недалеко от улицы Менял, так что какие-то добросердечные прохожие перенесли вашего Крикса в дом такийца Рам Ашада.

— Знаменитого целителя?..

— Вот именно. Поэтому, когда на следующий день я пришел к Рам Ашаду, чтобы попросить его на время переехать во Дворец…

— Зачем?

— Хм. Вообще-то это государственная тайна, мастер Хлорд. Но вы, я вижу, человек благоразумный… Одним словом, после первого подземного толчка во Дворце обрушилась одна из галерей, и Император, к сожалению, был ранен. Разумеется, мы сделали все возможное для того, чтобы слухи об этом не распространились за пределами Дворца. Здоровью императора не нанесен существенный урон, и жизни его тоже ничего не угрожает, но, учитывая, как способны разрастаться слухи… лучше сохранить все в тайне, сами понимаете. Короче говоря, мой государь нуждался в помощи врача, и я отправился за Рам Ашадом. И нашел его сидящим у постели вашего ученика. Возможно, вам известно, что целитель Рам Ашад, при всех своих талантах — человек со странностями. В ситуации, когда любой другой врач поручил бы уход за больным кому-то из своих коллег, а сам отправился бы во Дворец, этот упрямец заявил, что у Рикса сложный перелом, что кость бедра сместилась, и что любой другой врач загубит дело, так что мальчик охромеет на всю жизнь. Он сказал, что будет приходить домой и заниматься ногой Крикса ежедневно, а все остальное время находиться во Дворце. Надо сказать, что это совершенно не входило в наши планы. Врач, постоянно приходящий во Дворец, кого угодно наведет на мысль, что Император болен. Но, поскольку я не первый день знаком с Ашадом, то в каком-то смысле был готов к такому повороту дела. Одним словом, я позволил ему взять его подопечного во Дворец и прислал за ними крытые носилки.

— Вы хотите сказать, в настоящую минуту Крикс?…

— Да. Совсем недалеко отсюда — в гостевых покоях во Дворце. Дальше, думаю, нетрудно догадаться. Рам Ашад пересказал Валлариксу его историю. Император проявил к ней интерес, вполне естественный для человека, временно свободного от всех привычных дел и вынужденного лежать в постели. Я, по долгу службы, вынужден интересоваться всем, чем заинтересуется правитель. Кроме того, я уже однажды занимался этим мальчиком — вы помните?

— Еще бы, — заметил мастер как бы про себя.

Лорд Ирем улыбнулся.

— …Ну, а потом я высказал своему королю все то же, что и вам, — закончил он. — В отличие от Императора, я знал о неприязни Льюберта Дарнторна к вашему ученику, так что мне нетрудно было догадаться, кто стоит за этой гнусной шуткой. Император счел, что в это дело следует вмешаться.

— Если исходить из вашего рассказа, то все дело в том, что Криксу просто очень повезло? — задумчиво спросил Наставник.

— Да. Считайте, что мы квиты, мастер. В прошлый раз вы рассказали мне такую же невероятную историю. О мальчике из захолустья, выдумавшем себе очень непростое имя, а потом еще и поступившем в Академию.

— В самом деле… — протянул наставник. И добавил ни к селу ни к городу. — Все это в самом деле чрезвычайно интересно. Чрез-вы-чай-но.

— Не могу не согласиться с вами, но боюсь, что мне уже пора идти. Или, возможно, вы хотите узнать что-нибудь еще?

Хлорд смотрел на рыцаря очень серьезно. Так серьезно, что тому даже стало слегка не по себе.

— Да. Правду, лорд.

— Простите?…

— Я хочу услышать правду, — терпеливо, как и полагается наставнику, разъяснил Хлорд.


Выйдя из Лакона, Ирем собрал снега с парапета и потер им лоб и щеки. Разговор закончился совсем не так, как он рассчитывал.

Ах, мастер, мастер!.. Это ж надо, правды ему захотелось!

Хуже всего было то, что, посмотрев в глаза Наставнику, лорд Ирем сразу понял, что придется ему эту правду рассказать. По крайней мере, ее часть. Иначе Хлорд не постесняется узнать ее самостоятельно. Ирем не сомневался, что с мастера станется пойти в Книгохранилище и рыться в свитках до тех пор, пока из множества разрозненных фрагментов наконец не сложится единая мозаика. И, может быть, тогда Наставник выяснит гораздо больше допустимого.

Пришлось пойти на компромисс со своей совестью, нарушив данное когда-то обещание молчать.

— Что ж, мастер Хлорд, — сказал лорд Ирем, взвесив про себя все "за" и "против". — Вы умный человек, и вы не можете не понимать, что этот разговор должен остаться между нами, правда?

— Разумеется, — кивнул Наставник.

— Хорошо… Тогда я расскажу вам кое-что про вашего ученика. Как вам известно, у императора Наорикса было только два законных сына. Старший оказался недостоин своего высокого происхождения, поссорился с отцом и умер в изгнании. Младший — Валларикс — унаследовал Крылатый трон. Наорикс был первым Императором, который имел только двух законных отпрысков. Возможно, дело в том, что большую часть времени он проводил в походах, а в своей столице появлялся только по необходимости. А может быть, он просто очень быстро разлюбил свою жену. Не хочу порочить памяти покойного, но, думаю, что кровь дан-Энриксов сейчас гораздо проще встретить где-нибудь в Каларии или Иллирии, чем в Вечном городе. И, разумеется, никому не приходит в голову считать рассеянных по всех Империи бастардов Императора его наследниками. Никого не интересует, кого Наин обнимал в своем шатре лет двадцать или двадцать пять тому назад. И кто там мог родиться после этой ночи. Сам Воитель никогда об этом не задумывался. Не считая одного-единственного раза, когда энонийцы заключили с ним свой знаменитый договор. По традиции южан, одна из девушек королевской крови должна была скрепить союз Империи и Юга ритуальной свадьбой с Императором. Правитель возразил, что он уже женат, но ему объяснили, что речь идет не о женитьбе, а только о древней ритуальной церемонии. К тому же, говорят, он был под сильным впечатлением от красоты своей "невесты". В общем, договор был заключен, а Император даже задержался в Вальяхаде на неделю дольше, чем планировал сначала. Во время войны энонийцы привели правителю большое войско и прислали ему золото на снаряжения отрядов. Много золота. Гораздо больше, чем предписывал ранее заключенный договор. Правитель был приятно удивлен, но все же пожелал узнать, в чем дело. Южане отвечали, что Энони и Легелион теперь объединяют не слова, а кровное родство: от "брака" Императора и их принцессы родилась девочка. И с точки зрения южан она, конечно же, была "законной". Когда ее мать умерла, южане отослали девочку к отцу. Со свитой, подобающей принцессе, и в сопровождении охраны и послов. К счастью, к тому моменту Император овдовел, иначе вышел бы нешуточный скандал.

Ирем вздохнул. Сам он в тот момент не находился при дворе, но Валларикс рассказывал, как он был шокирован наглядным доказательством неверности отца. По мнению самого коадъютора, не было ничего особенного в том, что Император не смог отказаться от красивой девушки, которую ему буквально навязала энонийская аристократия. И если Наорикс и был в чем-то неправ, так это в том, что не подумал о последствиях. Любил бы себе на здоровье чужих жен или крестьянских девушек, но плодить династическую путаницу — это уже слишком.

Валларикс, разумеется, смотрел на все это совсем иначе. Даже сыновняя почтительность не помешала ему высказать Воителю все, что он думает об этом случае, и между Императором и его сыном в первый раз произошла крупная ссора.

Валларикс признавался, что в первые месяцы не мог даже смотреть на сводную сестру. Но потом заметил то, чего не замечали остальные — что "принцесса" очень одинока при дворе и тяготится пребыванием в чужой стране, так сильно отличавшейся от ее родины. Она не знала их обычаев и не могла даже понять, насколько оскорбительно пренебрежение, с которым к ней относились некоторые придворные. Император снова с головой ушел в военные дела, не потрудившись как-то уточнить ее положение при дворе, и большинство людей не знали, как к ней относиться — как к законной дочери Воителя или же как к "байстрючке", принятой правителем из милости.

Сделав эти наблюдения, Валларикс преисполнился негодования, и, позабыв о собственных обидах, взял заботу о младшей "сестре" на себя. Это Ирема не удивляло. Куда примечательнее было то, что Наорикс не преминул заметить перемену в отношении Валларикса к "принцессе" и решил, что инцидент исчерпан. Гениальный полководец на войне, в обычной жизни Наорикс порой был неспособен видеть дальше собственного носа.

В откровенных разговорах с Иремом Валларикс признавался, что так никогда и не сумел до конца примириться с мыслью, что его отец, при всех своих достоинствах, мог быть таким легкомысленным и эгоистичным.

Мастер Хлорд нарушил ход его воспоминаний, заметив:

— Кажется, я что-то слышал об этой истории. Но ведь эта девушка потом погибла — кажется, разбилась на охоте?

— Нет, Наставник. Если я скажу вам, что истинной причиной смерти дочери Воителя была родильная горячка — вы сумеете додумать остальное?..

Мастер вскинул на него глаза.

— Вот оно что… И давно это было?

— Около одиннадцати лет тому назад.

— Так значит, Крикс — действительно дан-Энрикс?

— Что вы, мастер, — укоризненно качнул головой рыцарь. — Ну, какой же он дан-Энрикс? Даже его мать нельзя считать законной дочерью правителя. А уж сам Крикс и вовсе не имеет прав на это имя. На момент рождения ребенка его мать была не замужем. Отец — кем бы он ни был — тоже не признал его своим. Но все же Крикс — племянник Императора, и мой король намерен позаботиться о нем.

— Но то, что рассказал мне Крикс, попав в Лакон…

— Чистая правда, — подтвердил лорд Ирем. — Впрочем, это долгая история. Боюсь, что мне уже пора идти.

— Что ж, идите. Но, надеюсь, вы придете снова? — выразительно спросил Наставник.

— Непременно, — криво усмехнулся доминант.


Выйдя из приемного покоя, мастер Хлорд и не подумал возвращаться на Совет. Наставник чувствовал, что ему надо как-то привести в порядок собственные мысли и немного успокоиться. Для этого лучше всего было пройтись по парку, где никто не помешает ему предаваться размышлениям.

Хлорд сцепил руки за спиной и, зябко сутуля плечи, побрел по заснеженной тропинке в направлении ворот. Возможно, он сделал бы пару кругов по саду и вернулся в башню, если бы на полпути к воротам не наткнулся на Марка Этайна и на Юлиана Лэра.

Заметив ментора, лаконцы попытались незаметно свернуть на боковую дорожку, но Хлорд окликнул их, и новички, переглянувшись, неохотно подошли к Наставнику.

— Вы почему не на занятиях? — нахмурил брови Хлорд. — Вы что, ходили в город?..

Мальчики молчали.

— Я задал вам вопрос, — уже гораздо жестче повторил Наставник. — Вы выходили за ворота?

Юлиан, похоже, первым понял, что отмолчаться не удастся, и согласился:

— Да, наставник…

— А зачем?

— Мы искали Крикса, — глядя мастеру в глаза, ответил Лэр.

— И дозорные вас пропустили? — удивился Хлорд.

— Там Рэнси Эренс, Кэлрин и Димар, — пояснил Маркий, первым догадавшийся, что мастер вовсе не настолько недоволен, как стремится показать. — Мы им сказали, что пойдем за Риксом, и они позволили нам выйти. А еще просили передать ему, что они что-нибудь придумают, и чтобы он не слишком раскисал.

"Да это просто заговор какой-то" — пронеслось у Хлорда в голове.

— И куда же вы ходили?.. — спросил он, и сразу же подумал, что задает какие-то совсем ненужные и лишние вопросы.

— В "Золотую Яблоню". Мы думали, он там.

— …А его нет, — перебил Марка Юлиан. — Хозяин говорит, что он опять пропал. Но там остались его вещи. Мы и на конюшни заходили, и в Книгохранилище, к Саккронису. Никто не знает, где он.

Хлорд был Наставником последние пятнадцать лет и ясно видел, что ученики ведут себя совсем не как обычно. Их поймали на серьезном нарушении лаконских правил — а они, вместо того чтобы смутиться, откровенно и подробно отвечают на вопросы, глядя мастеру в глаза. И даже не пытаются оправдываться.

На самом деле Хлорд не мог сказать, что эта новая манера поведения ему совершенно не знакома. Именно так чаще всего поступал "дан-Энрикс". Собственно, как раз поэтому Хлорд каждый день получал от других наставников десяток новых жалоб на южанина.

Слушая побратимов Крикса, Хлорд подумал, теперь причин для жалоб будет еще больше.

— Хорошо, я понял, вы искали Рикса. Но это еще не повод пропускать занятия и выходить из Академии без разрешения, — сказал он сухо. — У вас сейчас урок чистописания. Мэтр Хайнрик на Совете, так что извинитесь перед мастером, который его заменяет. А после занятий будете отрабатывать сегодняшний прогул.

— Нет! Давайте лучше завтра! — вырвалось у Лэра.

Марк дипломатично промолчал.

— Что? — резко переспросил Наставник.

Чтобы ученики командовали менторам, когда накладывать на них взыскания — нет, это было уже слишком!

Юлиан смутился.

— Я хотел сказать, что мы хотели пойти в гавань. Вместе с Дарлом и его галатом. Мирто, Грано и Афейн тоже пообещали пойти с нами. Мы должны узнать, что стало с Риксом. Мастер, разрешите, мы все сделаем в другой день! Ну пожалуйста!..

Хлорд перевел взгляд со взволнованного лица Лэра на Этайна, сосредоточенно чертившего носком сапога линии на заснеженной дорожке, и вздохнул:

— Не надо никого искать. И… хм-м… в скрипторий можете пока что не идти. Пойдемте со мной в башню.

— Но как же занятия?.. — растерянно спросил Этайн.

Хлорд хмыкнул.

— Что-то поздновато ты о них забеспокоился. Нет, думаю, придется мне с вами поговорить, иначе эти ваши поиски затянутся надолго. А я не хочу, чтобы ко мне явился Вардос с жалобой на то, что старшие ученики на пару с вами пропускают тренировки и прочесывают гавани. Идемте.

— А взыскание?

— Взыскание, так уж и быть, назначу как-нибудь потом.


* * *


— Ну что, Шоррэй? Что теперь скажешь?

— Ничего, что вы… хотели бы… услышать, — через силу выговорил пленник. — Вы можете пытать меня или убить. Но все равно это уже ничем вам… не поможет.

— Убить? — стоявший над ним человек коротко и зло рассмеялся. — Об этом можешь даже не мечтать. А ну-ка, поднимите эту падаль…

В то же самое мгновение Шоррэй почувствовал, что его хватают за плечи и ставят на ноги. Все ощущения были приглушенными, как будто бы чужими. Собственное тело предало его, и он беспомощно повис на руках своего конвоя. У стоявшего перед ним мужчины это новое свидетельство его слабости вызывало мимолетную улыбку. В последние минуты своей жизни Шоррэй предпочел бы видеть что-нибудь другое, но Олварг, как нарочно, встал прямо напротив пленника.

Холодные глаза с расширенными от подавленного бешенства зрачками смотрели прямо на него.

Шоррэю, как и всякий раз, когда они встречались взглядами, показалось, в него вонзилось ледяное жало. Несколько секунд он из последних сил боролся сам с собой, чтобы не отвести глаза, а потом уставился на каменные плиты пола, понимая, что в очередной раз проиграл. Этого поединка взглядов ему никогда не выдержать.

— Почему ты отпустил мальчишку? — спросил Олварг. Безликий подумал, что в его жизни остается только этот раз за разом повторяемый вопрос — и боль, которая доказывала, что Олварг ни в коей мере не был удовлетворен его молчанием. — Как ты смог ослушаться приказа? Почему помог ему бежать?

Шоррэй и сам не мог бы объяснить, как это получилось. Может быть, он нес в себе зерно этого предательства все это время. С того дня, как поступил на службу Олваргу и до того момента, как в случайном и пронзительном, как вспышка, озарении, не вспомнил свое истинное имя — Алвинн.

Алвинн…

Он сам не заметил, как это единственное слово, которое он мысленно твердил последние несколько дней, ища в нем то ли утешения, то ли поддержки, предательски слетело с его губ.

— Значит, "Алвинн", — вкрадчиво сказал стоящий рядом человек. — Неожиданно. Выходит, я в тебе ошибся. Подними глаза, Шоррэй!.. Теперь я знаю, _почему_ ты меня предал.


Крикс застонал и широко открыл глаза, невидяще уставившись в смутно белевший над его кроватью потолок. Во время лихорадки ему то и дело чудились то Олварг, то Шоррэй, то страшная казнь пленников в Галарре. Но и последние несколько дней, когда жар уже спал, "дан-Энрикс" не мог спать спокойно.

Стоило ему подумать о Шоррэе — как он чувствовал себя предателем.

Конечно, что бы ни случилось с ним после побега пленника, Крикс был бессилен чем-нибудь ему помочь. Но, сколько бы он не твердил это себе, ему не становилось легче. Несколько раз, когда Рам Ашад будил его, Крикс просыпался в ледяной испарине или в слезах, а потом, сколько ни бился, не мог вспомнить, что ему приснилось.

Как сейчас.

Минуты шли, и мальчик понемногу успокаивался.

Он уже чувствовал, что больше не заснет.

Такие ночи во Дворце казались Криксу бесконечными. Из-за того, что он дни напролет лежал в постели и ничем не занимался, ему часто не хотелось спать, а просить, чтобы Рам Ашад смешал ему снотворное, "дан-Энрикс" не хотел. Ему и так казалось, что его слишком много пичкают целебными настоями и снадобьями, без которых он бы превосходно обошелся.

Днем, по крайней мере, можно было почитать. Возле его кровати громоздилась куча свитков, принесенных Рам Ашадаом — как подозревал "дан-Энрикс", не из общего Книгохранилища, а из библиотеки Императора.

Крикс перечитал историю о Бальдриане и после этого целую ночь не спал, пытаясь так и эдак переиграть в своем воображении события этой трагической и мрачной саги. Сочинив не меньше дюжины оптимистичных окончаний для истории о молодом оруженосце Этельрикса, он, скрепя сердце, должен был признать, что ни одно из них не оставляло бы такого же глубокого и искреннего впечатления, как выдуманный автором финал. У него даже появилось смутное, не объяснимое словами ощущение, что грустная развязка, может быть, явилась самым лучшим и для самого героя, умудрившегося безнадежно и отчаянно влюбиться в невесту своего сеньора.

В глубине души "дан-Энрикс" полагал, что так испортить себе жизнь из-за какой-то девушки, а главное, едва не изменить ради нее вассальной клятве было очень глупо, но решительность и искренность героя примирили Крикса даже с его нелогичными поступками.

Помимо "Повести", лекарь принес ему "Холмы Равейна", старые и новые "Сказания" и даже кое-что из летописей, составлявших Свод имперских хроник. Как ни мало внимания Крикс раньше уделял отрывкам "Хроник", предлагаемых им для заучивания и переписывания, он все-таки заметил, что те свитки, которые Ашад принес ему сейчас, описывают те же самые события куда подробнее и в более живой манере. Это пробудило в нем естественное любопытство, и он погрузился в эти книги с такой жадностью, что сильно удивил целителя, не ожидавшего, что исторические сочинения могут заинтересовать ровесника "дан-Энрикса" сильнее, чем легенды или приукрашенные вымыслом рассказы менестрелей.

В общем, днем Крикс почти не скучал. Но на ночь лекарь уносил все свитки, непреклонно заявляя, что ночами нужно спать, а не ломать глаза, читая при светильнике. Попытки взбунтоваться и пожаловаться на бессонницу привели только к тому, что лекарь предложил ему пить перед сном отвар шиповника и лисьей мяты[8 - Белобородка, лисья мята, тысячедорожник — в земных травниках не наблюдаются]. Крикс с негодованием отверг эту идею и замкнулся в мрачной неразговорчивости, совершенно не смутившей Рам Ашада, зато лишившей "дан-Энрикса" его единственного собеседника.

Лежа в темноте с открытыми глазами и страдая от безделья и от вынужденной неподвижности, Крикс пытался подбодрить себя мыслью о том, что, когда он наконец поправится, то вернется в Академию, и жизнь опять пойдет по-старому. Но за этим неизбежно следовала мысль о том, чем сейчас занимаются в Лаконе его побратимы, и мало-помалу радость угасала, оставляя после себя только жгучую досаду — он бы тоже мог тренироваться, выполнять задания наставника в скриптории и посещать по вечерам роскошный особняк Ральгерда Аденора, чтобы доложить ему о выполнении очередного поручения, а вместо этого лежит совсем один в этой пустой и темной комнате, прикованный к кровати, словно старый паралитик!..

Тогда Крикс попытался сменить тактику, вообразив, что он не сломал ногу, а был ранен в грандиозном сражении, успев совершить подвиги, достойные запечатления в балладах. Некоторое время он успешно тешился фантазиями на эту тему, но потом сообразил, что, в сущности, действительность не так уж отличалось от воображаемых событий. Нападение Безликих на Адель — это, как ни поверни, событие почище всякой битвы. А предупредить защитников столицы о вторжении — ничуть не хуже, чем геройски пасть на поле брани, перебив десятка два врагов.

Поняв, что ничего более яркого, чем то, что с ним произошло на самом деле, ему не сочинить, "дан-Энрикс" заскучал.

Похоже, все, что ему оставалось — это только ждать, пока несчастная нога срастется, и целитель, наконец, позволит ему встать и понемногу приучаться двигаться, как раньше. Крикс вытянул вперед руку, представляя, что он держит меч, и сделал несколько замахов. Пальцы сразу же заныли от желания сомкнуться на знакомой рукояти.

Когда он теперь возьмет свой меч?..

Тут Криксу послышался какой-то шум за приоткрытой дверью спальни. То ли шорох, то ли приглушенный смех…

— Кто здесь?… — спросил он громко.

Шум мгновенно стих. Но почему-то это только убедило Крикса, что за дверью кто-то был.

— Выходи! Я тебя слышу, — заявил лаконец. Страха он не ощущал. В той темноте, которая царила в коридоре, не было ничего угрожающего или же зловещего.

Дверь открылась шире, и в нее скользнула белая, изящная фигурка, в первую минуту показавшаяся мальчику полупрозрачной. Крикс уставился на это странное видение, подумав, что, возможно, у него опять возобновилась лихорадка, и все это ему только чудится. Но потом он отказался от этой идеи. Его мысли оставались ясными, и он совсем не чувствовал озноба.

Приглядевшись повнимательнее, он определил, что его "видение" — всего лишь девочка, одетая во что-то длинное, воздушное и белое. Луна, каким-то чудом просочившаяся через толщу облаков, расчертила пол в его спальне светлыми квадратами, и в ее свете глаза девочки казались серебристыми, почти прозрачными. Но ничего волшебного в них не было. Как только она вышла за пределы лунного пятна, стало заметно, что на самом деле они темно-голубые.

Почти в ту же самую секунду Крикс ее узнал.

— Ты!.. — с удивлением воскликнул он. Ему показалось, что он обречен всегда встречать эту девчонку в самых неожиданных местах — Ты что здесь делаешь?!

— Я здесь живу, — ответило "видение" слегка надменно.

— Так ты — принцесса Элиссив?.. — догадался Крикс, припомнив, как она шла по аллее Академии рядом с мессером Иремом.

Девочка гордо кивнула головой. Крикс приоткрыл рот от удивления — а его собеседница, не замечая этого, уже неслась вперед на всех парах:

— Кстати сказать, если бы кто-нибудь узнал, что я пришла сюда, они бы жутко рассердились. Я два дня придумывала способ, как бы мне с тобой поговорить. Понимаешь, я-то думала, что Рам Ашада поселили где-нибудь в соседней комнате… А вчера вечером мне удалось узнать, что он живет этажом ниже, совсем рядом с Иремом. Так что мне оставалось только незаметно выбраться из спальни и дождаться, когда он уйдет!

— А зачем тебе понадобилось разговаривать со мной? — спросил "дан-Энрикс" с любопытством. Правда, он сейчас же спохватился, что сказал принцессе "ты", да и вопрос был сформулирован не слишком вежливо, но Элиссив, судя по всему, не обратила на это ни малейшего внимания.

— Хотелось разузнать, что от тебя понадобилось лорду Ирему. Ты в курсе, что, пока ты тут валялся без сознания, они оба — в смысле, он и Рам Ашад — безвылазно торчали в этой комнате?… Ну ладно Рам Ашад… он лекарь… Но сэр Ирем-то причем? Это во-первых. Во-вторых, я видела, как тебя выгружали из носилок, но не поняла, зачем они тебя сюда перевезли. А потом я подслушала их разговор, и узнала про тебя кучу разных вещей.

— Каких еще "вещей"?

— Что тебя выгнали из Академии, но потом приняли обратно, что тебя зовут Крикс, и что ты, — Элиссив прыснула, — "…пустоголовый идиот, который рано или поздно свернет себе шею — если кто-то не задаст ему хорошей трепки".

— Что-что?… — переспросил ошеломленный и рассерженный "дан-Энрикс".

Элиссив снова захихикала.

— Так говорит лорд Ирем. Они с Рам Ашадом обсуждали беспорядки в городе, и Рам Ашад сказал, что он не понимает, как тебя угораздило попасть в самую давку, а лорд Ирем на это ответил, что не видит тут причин для удивления, — и Лисси с явным удовольствием еще раз повторила то, что думал о "дан-Энриксе" лорд Ирем.

"Однажды я его убью" — мрачно подумал Крикс. Но тут же вспомнил, что в произнесенной его странной собеседницей тираде было еще кое-что про лорда Ирема.

— Говоришь, что он не выходил из этой комнаты, пока Рам Ашад со мной возился?.. — недоверчиво спросил он у принцессы.

— Да, — сразу же ответила она. — Я говорю же, несколько часов подряд… А ты не знаешь, почему он на тебя так сердится?

— Нет. Не знаю, — сухо сказал Крикс, а про себя добавил: "Зато знаю, что это, во всяком случае, взаимно".

— Ладно, это все, конечно, очень интересно, только я не понимаю — что ты хочешь от меня услышать? — спросил он, желая сменить тему.

— Для начала — почему в Лаконе били в колокол? Я хочу сказать — что там произошло на самом деле?

Мальчик растерялся от подобного напора.

— С чего ты взяла, что мне об этом что-нибудь известно?…

— Ни с чего, — сбилась Элиссив. — Просто я думала… ты же был в городе, когда это случилось. Ты должен был что-нибудь увидеть.

Крикс с некоторым злорадством подумал, что сейчас он мог бы сполна отомстить мессеру Ирему за все его бестактные высказывания, всего лишь рассказав Элиссив правду о событиях прошедшего Эйслита.

Но, разумеется, он этого не сделает. Хотя бы потому, что он, в отличие от некоторых, думает о том, что говорит.

— В городе кроме меня было несколько тысяч человек, — резонно возразил он дочери Валларикса. — Вряд ли я могу сказать тебе что-то такое, чего ты еще не знаешь. Были беспорядки, давка… я выбежал на улицу, чтобы посмотреть, что там творится. А потом меня столкнули с лестницы, и я очнулся только в доме Рам Ашада. Если бы Ашад не оказался человеком Императора, его бы никогда не вызвали сюда, а я бы никогда не оказался во Дворце. Ничего необычного тут нет.

— Уверен? А лорд Ирем?..

"Сколько уже можно говорить об Иреме!" — вздохнул "дан-Энрикс" про себя.

— …Тебе что, даже не приходит в голову задуматься, почему он так беспокоится из-за тебя? — Элиссив посмотрела на него с таким удивлением, как будто бы мотивы и поступки лорда Ирема должны были, по ее мнению, представлять несомненный интерес для всех и каждого.

— Нет, не приходило. Но если узнаешь — обязательно скажи, — Крикс постарался улыбнуться.

— Ты все-таки очень странный, Крикс. Но с тобой интересно разговаривать. Боюсь только, что меня хватятся, пока я у тебя, — добавила Элиссив озабоченно.

— Тогда иди к себе. И возвращайся как-нибудь в другой раз, — посоветовал "дан-Энрикс". И с удивлением почувствовал, что он не хотел бы, чтобы эта странная, непредсказуемая девочка ушла. Кроме того, ему совсем не улыбалось снова оказаться одному. — Ты ведь еще придешь? — спросил он у нее, надеясь, что это не прозвучит просительно.

— Приду. До встречи, Крикс!

Дверь негромко скрипнула, и лунное видение "дан-Энрикса" исчезло так же быстро, как и появилось.

Крикс не сомневался в том, что принцесса навестит его еще раз. И он не ошибся. Через пару дней после того, как состоялся их первый разговор, Элиссив проскользнула в его комнату сразу после того, как Рам Ашад закрыл за собой дверь.

Едва переступив порог, она осведомилась у "дан-Энрикса":

— Он насовсем ушел?

— Да, вроде насовсем.

— Отлично! Я уж испугалась, что он собирается здесь ночевать! — Элиссив быстро пересекла комнату, ступая по мраморному полу неслышно, словно призрак. Длинная ночная рубашка, смутно белеющая в полумраке комнаты, усиливала это сходство. Крикс уже не удивлялся, что при ее первом появлении счел девочку за плод горячечных видений. — Полчаса пришлось прокараулить у дверей. Кстати говоря, я так спешила выбраться из своей комнаты, что даже не обулась. А все потому, что я тебе пообещала, что еще приду. Ты меня ждал?.. Подвинься, я совсем замерзла. Пол холодный…

Лаконец не успел даже рта раскрыть, как его новая знакомая, забравшись на постель, поджала под себя босые ноги. Крикс заметил, что она дрожит. Что, в общем-то, неудивительно, поскольку кроме тонкой нательной рубашки на ней ничего не было. Наверное, принцесса потихоньку улизнула прямо из кровати и успела здорово замерзнуть, пробираясь в комнату больного. Да ведь ей еще пришлось стоять под дверью, дожидаясь, пока Рам Ашад уйдет! — сообразил лаконец. Не хватало еще, чтобы Лисси подхватила самую обыкновенную простуду. Крикс с трудом сел на кровати и закутал гостью одеялом, постаравшись подоткнуть его со всех сторон.

— Так лучше?…

Принцесса удовлетворенно кивнула, вытянув под одеялом ноги. Холодные, как лед, ступни уперлись в ногу Крикса, и лаконец потихоньку отодвинулся, отчаянно краснея. К счастью, в полумраке комнаты принцесса вряд ли могла хорошенько рассмотреть его лицо. Она все еще продолжала дрожать, но не вызывало никаких сомнений, что через несколько минут Элиссив отогреется и примется болтать с обычной скоростью.

Впрочем, в этом отношении Крикс ошибался. У принцессы на уме было совсем другое. Повозившись, чтобы устроиться в кровати поудобнее, и в конце концов придвинувшись почти вплотную к собеседнику — который так опешил от всего происходящего, что даже перестал смущаться — девочка безапелляционно заявила:

— В прошлый раз ты собирался рассказать мне о себе.

"И вовсе я не собирался…" — возразил Крикс мысленно. Но вслух он это повторять не стал. "Дан-Энрикс" уже начал понимать, что спорить с Лисси совершенно бесполезно. Она выжидательно смотрела на него, чуть-чуть подавшись вперед, как будто боялась что-то недослышать.

Он еле удержался от усмешки, подумав, что принцесса ведет себя точь-в-точь как Близнецы, когда они, усевшись на кровати, не давали названному брату спать и теребили его за рукав, требуя рассказать какую-нибудь сказку. Глаза у Безымянного слипались, а воображение наотрез отказывалось выдать складную историю. Поэтому он начинал обычно наобум. Чаще всего, чтобы порадовать Тирена с Тейном, он выбирал самую простую — но при этом совершенно безотказную — завязку: "Жили-были в доме на опушке Близнецы…" Такое начало неизменно вызывало в слушателях самый неподдельный интерес, и поначалу даже ничего не нужно было сочинять — только описывать житье-бытье Тирена с Тейном в хижине у леса. Но через несколько минут, проснувшись окончательно, он увлекался, и сказка становилась все причудливее. Близнецы взрослели, вызволяли заколдованных принцесс, томящихся в плену дракона, отправлялись на край света на волшебном корабле или совершали еще более рискованные подвиги. Тирен и Тейн были в восторге. И на следующую ночь, если только они не успевали так набегаться и наиграться, чтобы сразу же заснуть, старшему брату приходилось сочинять историю по-новой.

То, что сейчас его слушала самая настоящая принцесса, дочь правителя Легелиона, само по себе уже могло сойти за сказку.

— С чего начать? — спросил он, покорившись неизбежному.

Элиссив на мгновение задумалась, а потом спросила:

— Кто твои родители?

— Не знаю. Я их никогда не видел. У меня была только приемная семья. Мы жили в Чернолесье… — Крикс немного рассказал про Валиора, и гораздо больше — про его жену. Припомнил Близнецов и Вали. — А потом я убежал из дома, — завершил он свою речь.

— Как? Вот просто взял и убежал?.. — глаза принцессы загорелись.

Пришлось во всех подробностях пересказать ей приключение с Катти, историю о том, как он придумал себе имя и добрался до Энмерри, а потом доплыл до Мелеса на корабле Далланиса.

Когда он дошел до драки во дворе Лакона, Лисси перебила, с завистью воскликнув:

— Как же тебе повезло!

— Я знаю, — согласился Крикс. — Если бы нас с Дарнторном отвели не к Хлорду, а к кому-нибудь другому, не видать бы мне Лакона, как своих ушей. В лучшем случае меня бы просто выставили за ворота, ну, а в худшем…

— Да я не о том!

Крикс удивленно посмотрел на девочку.

— О чем же, в таком случае?..

— У тебя за это время было столько приключений, что хватило бы на пятерых! Ты убежал из дома, плыл на корабле, бродяжничал, учился в Академии… теперь вот — сломал ногу во время уличных беспорядков…

— Что, с ногой мне тоже повезло? — поддел "дан-Энрикс".

— Еще как! — отрезала принцесса. — Вот если бы тебе пришлось жить во дворце и делать каждый день одно и то же, ты бы даже этому обрадовался. Тебе сейчас должно быть лет одиннадцать, а значит, мы с тобой ровесники. Но ты один проделал путь от Чернолесья до Адели, а я могу поехать только в Гардаторн, к Гефэйрам, и в Озерный замок, да и то всегда со слугами и рыцарями для охраны. Если бы ты побыл наследником хотя бы месяц, ты бы радовался, что когда-то мог ходить, где тебе вздумается. Только где тебе понять!..

Ее глаза рассерженно сверкали.

Крикс решил, что пора разрядить обстановку.

— Это ты-то не выходишь из дворца без разрешения?.. А кто тогда сбил меня с ног в мой самый первый день в Лаконе?.. — улыбнулся он. — И потом, ты ведь не побоялась пробраться сюда среди ночи. Спорю на что хочешь, те, кто запрещают тебе что-то делать, только понапрасну тратят время. Если бы ты не была девчо… ну то есть, если бы тебя вдруг взяли к нам в Лакон, у нас с тобой было бы поровну взысканий. А наш мастер говорит, что я успел нарушить правил больше, чем весь остальной энгильд.

— Если бы я была мальчиком, отец отдал бы меня в Академию, — сказала Лисси. — В детстве я мечтала там учиться. Если бы ты только знал, как я тебе завидую!

Крикс пожал плечами.

— Зря. У нас, конечно, иногда бывает весело, но разве ты бы захотела по пол-дня махать мечом?…

— И еще как! Чтобы ты знал, я и без Академии фехтую почти каждый день. У меня несколько наставников, которых выбрал мой отец. И Ирем тоже занимается со мной, когда у него есть на это время.

— Ирем?!.. Кажется, теперь я сам тебе завидую! — вырвалось у Крикса.

Переглянувшись, оба рассмеялись. После этого исчезло последнее чувство неловкости, заставляющее Крикса помнить, что он разговаривает с дочерью правителя, да и вообще — с девчонкой. Примерно полчаса спустя он неожиданно поймал себя на том, что болтает с Лисси так непринужденно, будто это Юлиан или Димар. А главное, с ней было весело. Он рассказывал ей какие-то истории из жизни в Академии, и она так заливисто смеялась, что и Криксу эти приключения казались куда более забавными, чем раньше. А потом принцесса, в свою очередь, вспоминала какой-нибудь эпизод из своих похождений в городе или придворной жизни, над которыми они принимались хохотать так громко, что им приходилось поминутно призывать друг друга к осторожности — чтобы опять забыть о ней пару минут спустя.


— Мессер… Принцесса…

— Что принцесса? — сухо спросил Ирем. Вид пажа, который вылетел из бокового коридора и едва не врезался в идущего по галерее Славы коадъютора, ему категорически не нравился. С таким лицом не сообщают о каких-то радостных известиях.

— Пропала!

— Что еще за новости? — рыцарь приостановился, недовольно хмуря брови. — С чего ты это взял? Если мне не изменяет память, ты к принцессе не имеешь никакого отношения.

— Я и не имею, — нелогично согласился паренек. — Меня просто отправили… за вами.

— Кто отправил?

— Леди Лэнгдем. Понимаете, они пришли будить принцессу, а там — никого! Только подушки сложены под одеялом, чтобы… ну, чтобы со стороны казалось, будто кто-то спит. Уже обыскали сад и южное крыло дворца. Принцессы нигде нет! Ее, наверное, похитили… Мессер, что теперь делать?

— Быстро возвращайся к леди Лэнгдем и скажи, чтобы прекратили поиски и не устраивали лишней паники. Принцессу я найду. Уверен, что она не выходила из дворца — все выходы и входы охраняются гвардейцами. Да, кстати… как тебя зовут?

— Альгерд, мессер.

— Ага, — слегка кивнул лорд Ирем, будто бы запоминая. — Ну так вот — услышу, что ты еще с кем-нибудь болтал о похищениях — я лично тебе уши оборву. Понятно?

— Д-да, мессер.

Рыцарь дождался, пока посланный обратно к леди Лэнгдем паж — чье имя уже вылетело у него из головы — исчезнет в коридоре, и, прибавив шагу, миновал украшенную статуями галерею, размышляя на ходу. Конечно, никакого похищения быть не могло. Элиссив просто-напросто в очередной раз принялась за свои "фокусы" — а уж лорд Ирем, как никто другой, знал, на что она способна. Видимо, спать по ночам в своей постели представлялось дочери Валларикса слишком обыденным и скучным. Но куда она могла пойти?.. В саду ее не обнаружили. Проскользнуть мимо бдительной охраны и выбраться в город ей бы вряд ли удалось, к тому же Лисси клятвенно пообещала коадъютору, что больше никогда не станет повторять своих опасных вылазок. А Лисси, несмотря на свою взбалмошность, всегда держала слово.

В глубине души Ирем был очень рад, что он взял с девочки такое обещание. Случись история с исчезновением несколько месяцев назад, он места бы не находил от беспокойства. А сейчас коадъютор был почти спокоен. Он не сомневался, что принцесса во дворце, и был уверен, что с ней не могло случиться чего-нибудь действительно опасного. Если бы не переполох, устроенной наставницей Элиссив, леди Лэнгдем, лорд, пожалуй, вообще не стал бы заниматься поисками Лисси, подождав, пока она отыщется сама, и ограничился бы тем, что уже после ее возвращения выдал бы ей по первое число за ночную вылазку. Отправляясь на поиски, рыцарь не чувствовал ничего, помимо раздражения человека, которого отрывают от привычных дел ради каких-то глупостей. Но это не мешало ему мыслить здраво, поэтому он наметил несколько мест, с которых следовало начать поиски. Во-первых, личная библиотека Императора. Не то чтобы принцесса так любила книги, что не могла обойтись без них ни днем, ни ночью, но в библиотеку, где хранилось кое-что из запрещенных книг, Элиссив не пускали — а такой запрет сам по себе должен был возбудить в ней любопытство и желание все-таки побывать там. Пробраться туда ночью, с потайным светильником, когда все слуги уже спят, было, конечно, занимательнее, чем читать днем, в своей комнате.

После этого принцессу следовало искать на псарне, в оружейной, в Гобеленном зале, и, в конце концов…

Глаз Ирема невольно задержался на двери, ведущей в комнату "дан-Энрикса". Рыцарь и не заметил, как он поравнялся с ней. Створка была приоткрыта, хотя Ирем, ожидавший накануне Рам Ашада в том же коридоре, чтобы проводить его к Валлариксу, прекрасно помнил, что целитель тщательно закрыл за собой дверь.

"Еще не хватало, чтобы _этот_ тоже принялся разгуливать здесь по ночам!" — подумал рыцарь. И на всякий случай решил заглянуть.

Вопреки опасениям лорда Ирема, Крикс преспокойно спал. Одну руку он откинул в сторону, так что она свесилась с кровати, а другой приобнимал за плечи спящую с ним рядом девочку, каштановые волосы которой разметались по подушке.

Ирем с трудом подавил желание на всякий случай протереть глаза. На какое-то мгновение ему подумалось, что он спит, а все происходящее — и столкновение со встрепанным пажом, и розыски, и то, что он сейчас увидел — ему просто-напросто приснилось.

— Элиссив?… — резко спросил он, хотя и так прекрасно видел, что это именно она.

Но, несмотря на то, что обращался он к принцессе, первым проснулся Крикс. Сначала он открыл глаза и посмотрел на коадъютора с недоумением не вовремя разбуженного человека. Но уже через секунду Крикс рывком поднялся на кровати, задев локтем спокойно спавшую принцессу.

— Ты чего?… Поосторожнее не можешь? — пробормотала заспанная Лисси.

— Вы что творите? — глухо спросил рыцарь, сверля мальчика глазами.

— Мессер Ирем… Я все объясню, — пробормотал "дан-Энрикс".

— Уж постарайся.

— Это я сюда пришла, — внезапно подала голос принцесса. — Он тут ни при чем.

— Неправда, я сам попросил тебя вернуться, — быстро возразил лаконец.

— Ах, вернуться? — хмуро усмехнулся Ирем. — Значит, это был уже не первый раз?

— Второй, — признала Лисси. — Сэр Ирем, не сердитесь! Мы же ничего такого страшного не сделали. Я думала только полчасика поговорить, пока все спят… Но мы немного заболтались. А потом Крикс начал рассказывать мне про Эрхейм… и вот…

Элиссив помнила, как Крикс рассказывал ей про ночной лес и про Слепого волка. Лисси вообще-то не боялась темноты, но в тот момент она почувствовала, что ей страшно будет возвращаться в свою спальню. Она придвинулась поближе к Криксу.

Лаконец как будто догадался, что ей страшно. Он уже не стал отодвигаться от нее, как раньше, а, наоборот, обнял за плечи, и побыстрее досказал страшное место до конца. А дальше… дальше в памяти Элиссив наступал провал. Но, несмотря на жутковатую историю, кошмары ей в ту ночь не снились. А снилось что-то про Эрхейм и Академию, а заодно про Фэйро, о котором говорил ей Крикс.

Крикс в эту минуту мысленно ругал себя последними словами. Ночью он почувствовал, что Лисси засыпает, но ему не хотелось расталкивать ее и говорить, что ей пора идти назад. Крикс решил, что лучше он не будет спать, и посторожит ее, пока не посветлеет. А потом разбудит и отправит восвояси. И, разумеется, он сам не заметил, как тоже уснул. Теперь из-за него у них обоих будут неприятности. Как можно быть таким растяпой?! Крикс буквально ненавидел сам себя за глупую самонадеянность, из-за которой он решил, что Лисси может положиться на него.

Посмотрев на перекошенное лицо "дан-Энрикса" и встретив виноватый и смущенный взгляд Элиссив, Ирем, в общих чертах, понял, что здесь произошло.

— Месс дан-Энрикс, — резко сказал он. — Живо поднимайтесь. Вы вернетесь в свою комнату и скажете, что были в Гобеленном зале. Извинитесь перед леди Лэнгдем за доставленное беспокойство. Мы с вами еще поговорим. Идите.

Лисси быстро проскользнула мимо Ирема и уже в дверях на секунду задержалась, чтобы крикнуть мальчику:

— До встречи, Крикс!

— До встречи, — крикнул он в ответ, серьезно сомневаясь, что они еще когда-нибудь увидятся. Как только шаги Лисси в коридоре смолкли, Крикс обернулся к лорду Ирему. — Она тут ни при чем, мессер. Я сам просил ее прийти.

Ирем вздохнул и опустился в кресло, думая о том, что с этой парочкой он точно поседеет раньше времени.

— Будь вы с принцессой чуть постарше, эта ночь переросла бы в династический скандал, — заметил он почти задумчиво.

Крикс вспыхнул.

Рыцарь же невозмутимо продолжал:

— …Но даже в настоящий момент это далеко выходит за рамки приличий и благопристойности. Ты не настолько глуп, чтобы не понимать, что дочь правителя не может вести себя так, как Лисси.

— Да. Я должен был запретить ей снова приходить сюда.

— Вот именно.

— Что теперь будет с Лис… с Элиссив?

— Это будет решать Император. Одно я могу тебе пообещать — ты ее больше не увидишь.

Крикс подозревал, что рыцарь прав. Он тяжело вздохнул.

— И это все, что ты хотел узнать? — осведомился калариец. — Это, конечно, хорошо, что ты заботишься о Лисси. Но на твоем месте я бы обязательно спросил, что за такое сделают со мной самим.

— А зачем спрашивать? — не понял Рикс. — Я же и так это узнаю.

Ирем пробормотал длинную фразу, из которой Криксу удалось разобрать только слово "неописуемо", да и то он не смог понять, к чему оно относится. Потом лорд быстро — как-то даже слишком быстро — встал и вышел в коридор, прикрыв за собой дверь.

Крикс изумился бы еще сильнее, если бы мог знать, что в коридоре Ирем привалился к косяку и, закусив губу, долго боролся с приступами хохота.


Дверь комнаты наставника со скрипом приоткрылась, и возникший на пороге Фессельд-старший с напускной беспечностью спросил:

— Вы меня звали, мастер?

Хлорд поднял глаза от бумаг.

— Да, я хотел с тобой поговорить. Войди.

Со дня их памятного разговора с Иремом прошло уже недели три. Все это время мастер тщательно обдумывал слова рыцаря о том, что разбирательство по делу Рикса ни к чему не приведет. В ушах Хлорда до сих пор звучал нарочито мягкий и насмешливый голос каларийца: "С точки зрения какой-то высшей справедливости вы правы… Но лично я что-то нечасто сталкивался с высшей справедливостью". И это говорит тот самый человек, который должен олицетворять закон и действовать от имени правителя!

Наставник искренне негодовал.

Правда, через пару дней, немного поостыв и сопоставив слова каларийца с тем, что он узнал об истинном происхождении "дан-Энрикса", Хлорд понял, что имел в виду лорд Ирем. По сути, он хотел сказать — не стоит привлекать внимание к этой истории. Если в Академии начнется разбирательство, которое затронет интересы лорда Бейнора Дарнторна, то этот случай будет обсуждать весь город. В столице не останется ни одного человека, не слышавшего о "дан-Энриксе" из Энмерри. Об этом будут рассуждать аристократы во Дворце и рыбаки за кружкой пива. Наконец, чтобы противостоять главе Совета, потребуется вмешательство Ордена, и люди обязательно увидят в этом доказательство самых нелепых слухов о происхождении лаконца.

Ирем дал понять, что эта ситуация недопустима — и наставник, скрепя сердце, должен был признать, что рыцарь прав.

Но мастер Хлорд не мог последовать его совету и оставить все, как есть. Мешало то самое чувство, которое и раньше осложняло ему жизнь и заставляло раз за разом ссориться с Советом мастеров. Младший наставник Хлорд хотел знать правду — даже если это ни к чему не приведет.

Естественно, он понимал, что действовать очертя голову бессмысленно. Приказ об исключении "дан-Энрикса", как и предсказывал лорд Ирем, был отозван мастером Ратенном в тот же день, причем все разговоры, вызванные этим неожиданным поступком, как-то на редкость быстро стихли, и в Лаконе снова воцарился мир. И это еще слабо сказано. Наступившая тишина была настолько полной и непроницаемой, что о грядущем возвращении "дан-Энрикса" за целый месяц так и не узнал никто, кроме самих Наставников, хотя обычно вездесущие ученики уже на следующий день делились новостями о решениях Совета и пересказывали всем желающим беседы своих менторов, подслушанные в коридорах или в трапезной.

Теперь же этих разговоров просто не было.

Хмурый и скучный, словно серый зимний день, наставник Вардос проходил по галереям Академии, сухо раскланиваясь с Хлордом. Он вел себя совершенно так же, как до поступления "дан-Энрикса" в Лакон, как будто их конфликты с Хлордом не успели обостриться до предела. Тал поглядывал на друга вопросительно, надеясь выслушать подробности о разговоре с Иремом из первых рук, но прямо спрашивать стеснялся. А Ратенн при встрече отводил глаза, явно подозревая младшего наставника в каких-то непонятных связях с Орденом. Хлорд должен был признаться самому себе, что это его даже забавляет.

Сам мастер в эти дни почти не обращал внимания на своих коллег, поскольку все свое внимание сосредоточил на Дарнторне и его приятелях из старшего отряда.

В первую очередь наставник выяснил, кто был в дозоре в ту ночь, когда пропал "дан-Энрикс". Предположения лорда Ирема оправдались — все дозорные были известны, как друзья Дарнторна, если только можно говорить о дружбе между первогодком и компанией почти взрослых юношей, которые стремились угодить племяннику вельможи и охотно исполняли его прихоти.

Хлорд выяснил, что в третий день Эйслита вся эта компания, включая самого Дарнторна, спустилась в Нижний город и устроила шумное празднество в каком-то кабаке, причем племянник лорда Бейнора в тот вечер щедро угощал всех остальных. На первый взгляд придраться было не к чему — лаконцы праздновали наступление Эйслита, а Дарнторн обычно получал от дядюшки так много денег, что мог устраивать подобные пирушки хоть три раза на неделе. Но Хлорд почти не сомневался в том, что Льюберт таким способом вознаграждал своих приятелей за помощь.

Сделав такой вывод, мастер призадумался. Участников пирушки было больше, чем дозорных, которые подстроили историю с "попойкой". Очевидно, кроме непосредственных участников этой проделки, были и другие: те, кто знал о ней, поддерживал эту затею и вместе с друзьями праздновали "избавление" от выскочки.

Оставалось только правильно распорядиться этим знанием.

Хлорд без труда нашел среди ходивших в Нижний город старших того, кто был ему нужен. Фрейн Фессельд, старший брат Фавера Фессельда, по складу характера не сильно отличался от своего брата, постоянно прятавшегося за спинами у Тинто и Декарра, потому-то мастер и решил поговорить именно с ним.

Обычно мастера не приглашали к себе учеников из чужих отрядов. Все, что нужно, они обсуждали с их наставниками, а уж те решали, как им поступить. Но на сей раз Хлорд не собирался извещать мастера Элпина о своем намерении побеседовать с его учеником.

Он поступил проще.

Остановив Фессельда в коридоре, Хлорд непререкаемым тоном велел ему зайти после занятий — и тот не посмел ослушаться.

— Проходи, садись, — небрежно сказал мастер Фрейну, неуверенно переминавшемуся с ноги на ногу но при этом напускавшим на себя безразличный вид.

Тот с деланной развязностью прошел через всю комнату и опустился в кресло. Именно на этом кресле сидел Крикс в день памятного разбирательства, устроенного Хлордом после его драки с Дарнторном. Фрейн был на шесть или семь лет старше Рикса, но, несмотря на это, точно так же не умел держать себя в руках. Было заметно, что непривычная обстановка и молчание Хлорда, с головой ушедшего в свои бумаги, его нервируют.

— Вы хотели меня о чем-то спросить, наставник? — вырвалось у Фрейна наконец.

Хлорд улыбнулся углом рта, поняв, что не ошибся в выборе.

Пожалуй, даже не было нужды ходить вокруг да около и ждать благоприятного момента, чтобы навести беседу на главный вопрос.

— Именно так, — кивнул наставник. — Я хотел спросить, кому из вас принадлежала мысль подвести Рикса под обвинение в ночной попойке.

Фессельд, похоже, ожидал чего-нибудь подобного, потому что его вытянутое, усыпанное мелкими веснушками лицо осталось спокойным. Даже слишком уж спокойным, если разобраться.

Хлорду это безразличие казалось вымученным. К тому же, словно в насмешку над своими усилиями, Фрейн заметно побледнел.

— Какое еще обвинение, наставник?… — спросил он, изображая удивление. — Я вас не понимаю.

— В самом деле?.. — Хлорд взглянул на него так, что Фрейн невольно съежился.

— Я не знаю, что вы имеете в виду, — быстро сказал он. — То есть я, конечно, слышал, что Рикс исключен из Академии, но какое отношение это может иметь ко мне?…

— Ну, хватит, — перебил наставник. — Рикс ни с кем не пил в ту ночь. Вы все это подстроили, чтобы его исключили из Лакона. А теперь я спрашиваю: кто это придумал? Миэльвитт? Лессар? Может быть, ты?..

— Не я!

— Лжешь, — резко сказал Хлорд.

Фрейн побледнел еще сильнее. Следует признать, что Хлорд не испытал к нему ни тени сострадания.

— Кому, как не тебе, устроить для Дарнторна эту шутку, — продолжал он холодно. — Ты же, как-никак, его вассал, к тому же старше остальных. Насколько мне известно, в окружении Дарнторна только ты один заканчиваешь Академию этой весной. Я думаю, что ты уже не очень дорожишь своей учебой, если взялся за такое дело. А ты не подумал, что одним лишь исключением на этот раз не обойдется? Клевета, подделка доказательств, нападение на безоружного… вполне достаточно, чтобы попасть отсюда прямо в Адельстан.

— Нет, — выпалил Фессельд — Вы ошибаетесь! Это действительно не я!

— А кто тогда?

— Сонор. Он еще хвастался, что если бы он не додумался до этой шутки с водкой, то дан-Эн… ну то есть Криксу точно удалось бы отвертеться.

— У нас в Ярнисе про такое бы сказали "валить все с больной головы на здоровую", — поморщился наставник. — Крейс Сонор ничем не связан с Дарнторном. Что ему пользы от того, что Рикс покинет Академию?

— Вы просто ничего не знаете! — не выдержал Фессельд. — Соноры — не вассалы Дарнторнов, но Крейс всегда старался ему угодить. Если бы Льюберт захотел, чтобы Сонор ходил вниз головой, то он бы так и сделал. Он мечтает после Академии пойти на службу к лорду Бейнору или к самому Льюсу. Думаю, ему просто не хочется возвращаться в свое захолустье, вот он и рассчитывает зацепиться за Дарнторнов, пока можно, — с нескрываемым презрением скривился Фрейн. — Одним словом, когда младшие вернулись из Эрхейма, Льюс просил нас устроить что-нибудь такое, чтобы Рикса вышвырнули из Лакона. Можно было бы подкинуть ему чью-нибудь украденную вещь… Льюс поначалу предлагал именно это. Но потом Сонор узнал от Миэльвитта, что Пастух куда-то вышел из Лакона ночью, и придумал, как упрятать концы в воду… Я тут совершенно ни при чем. Я вообще узнал об этом только на другое утро.

— То есть примерно в то же время, когда мастера допрашивали Рикса. Значит, ты все знал — и промолчал?

— Но ведь не мог же я пойти в Совет и донести им на Сонора и Дарнторна.

— Почему это?

— Ну… вы же понимаете… — Фрейн сделал выразительную паузу. Он явно намекал на старую традицию, в соответствии с которой тех, кто жаловался на своих товарищей, ждала немедленная и жестокая расправа. Чаще всего нарушителю засовывали голову в мешок и били его всем отрядом. Но и после выхода из лазарета он не мог чувствовать себя спокойно. Каждый уважающий себя лаконец должен был приложить все усилия, чтобы сделать его жизнь невыносимой. И так продолжалось до тех пор, пока виновник сам не собирал свои пожитки и не расставался с Академией.

Естественно, эта традиция считалась незаконной, но о ней было известно всем — от новичков до мастера Ратенна.

"Удивительно удобный повод ни во что не вмешиваться — для таких, как этот Фрейн" — подумал Хлорд. И, скрестив руки на груди, сказал:

— Боюсь, что нет. Не понимаю.

От тона, которым мастер произнес последние слова, на лбу у Фрейна выступили бисеринки пота.

— Мастер Хлорд, вы же не скажете Сонору… и всем остальным… что я их выдал? Это даже хуже исключения.

Наставник выразительно молчал.

— Не говорите остальным, наставник. Вы же прекрасно знаете, что со мной будет.

Мастер хмыкнул. Он и правда знал, что будет — Фрейн исчезнет из Адели с такой скоростью, что к вечеру пересечет границу Гардаторна, даром что тот расположен в месяце пути от берега Залива. Хлорду было даже жаль, что он не собирался обнародовать итоги их беседы.

А Фессельд тем временем не унимался.

— Я _прошу_ вас. А если понадобится, я в любой момент могу узнать для вас что-то еще. Только скажите.

Хлорд откинулся на спинку кресла, словно ему вдруг потребовалось рассмотреть своего собеседника получше. Ни разу до сегодняшнего дня он не нуждался в том, чтобы устраивать подобные допросы. И не мог даже предположить, с чем ему предстоит столкнуться.

— Узнать что-то еще?… Ты что же, думаешь, что мне нужен доносчик? Ну и мразь же ты, Фессельд.

"Сколько ему лет? Семнадцать, восемнадцать?.. — думал мастер, глядя на сидящего напротив юношу. — Нет, этого уже не переделаешь. Законченный гаденыш"

Фрейн смотрел на мастера почти растерянно. Он явно не ожидал такой вспышки.

— Я просто предложил…

— Выматывайся. Ну, живее. Вон отсюда. Если бы тебе не оставалось всего пара месяцев до выпуска, я приложил бы все усилия, чтобы тебя вовремя отсюда исключили. А теперь, по-видимому, уже поздно. Жаль. По-моему, это позор для Академии.

— Д-до свидания, наставник, — пробормотал Фрейн, ретируясь к дверям.

Хлорд еще несколько минут просидел совершенно неподвижно, глядя на закрывшуюся дверь. Весь пыл, с которым он недавно приступил к "установлению истины", теперь куда-то испарился.

Ирония мессера Ирема была ему так же непонятна, как и раньше, но теперь уже по совершенно иной причине. Мастер чувствовал, что сам он вряд ли сохранил бы чувство юмора, если бы вынужден был каждый день на протяжении десятка лет иметь дело с субъектами типа этого Фрейна — а ведь можно было догадаться, что Фессельд был еще не из самых худших.


Створки одного из окон в первом этаже дворца раскрылись, зимнее солнце заплясало в цветных стеклах. Темноволосый мальчик, похожий на энонийца, перекинул ногу через подоконник. Усевшись на него, он сбросил вниз предмет, который до этой минуты держал в руках, а потом медленно и как-то неуверенно начал спускаться вниз, держась за подоконник. Высота здесь была меньше его роста, и любой его ровесник просто спрыгнул бы во двор, но у южанина спуск занял больше двух минут, причем лицо его на протяжении этой процедуры было напряженным и комически-сосредоточенным. Впрочем, все эти странности объяснились, когда он оказался на земле и, хромая, сделал несколько шагов.

Стоявший у окна второго этажа сэр Ирем обернулся и сказал мужчине, сидевшему в глубине комнаты за письменным столом.

— Государь, подойдите на минуту. Думаю, вам будет интересно посмотреть.

— Что там, сэр рыцарь?.. — спросил Валларикс, не отрываясь от бумаг.

Лорд Ирем усмехнулся.

— Подойдите.

С видом человека, выполняющего чью-то прихоть, Император подошел к окну.

Не подозревая, что за ним наблюдают, мальчик нагнулся, подобрал брошенную вещь, оказавшуюся кочергой, забытой кем-то из дворцовых слуг в камине, взмахнул ею, разминая кисть, и встал в позицию. То, что короткая кривая кочерга мало напоминала меч, южанина, похоже, не особенно смущало. Он сосредоточенно и медленно проделывал те упражнения, которым прежде всего учат первогодков в Академии, мало-помалу начиная двигаться быстрее и непринужденнее. Рикс был одет, как полагается лежачему больному, в длинную и широкую рубашку, висевшую на нем мешком, штаны и войлочные туфли, подходящие для того, чтобы самостоятельно дойти до умывальника, но явно непригодные для тренировок на заснеженном дворе. При одном взгляде на мальчишку Валлариксу стало холодно. Но Крикс, по-видимому, считал себя выше таких мелочей.

Сэр Ирем испытал большое искушение окликнуть Крикса. Но он все же удержался. Человек, который размахивает кочергой в рубашке втрое больше нужного размера, разумеется, смешон. Но то упорство, с каким энониец игнорировал боль в сломанной ноге и холод, поневоле вызывало уважение.

Южанин развернулся и эффектно, с разворота, нанес удар невидимому противнику.

Ирем сделал нетерпеливое движение, как будто собираясь остановить мальчика.

"Дубина. Равновесие!.." — подумал он. И тут же рассмеялся над своим порывом. Как ни странно, настроение у него было просто замечательным.

— Вам не кажется, мой лорд, что Крикса пора отправлять назад в Лакон?.. — спросил он у Валларикса.


XIV


— Ты же не можешь спать на голых досках, — сказал Юлиан, когда южанин расстелил свой плащ на лежаке с явным намерением на него улечься.

— А что мне остается? — дернул плечом Крикс. Отбой застал его в растерянности стоящим над его кроватью, на которой не было ни тюфяка, ни одеяла, ни подушки. Его постель унесли сразу после того, как Крикс был исключен из Академии — и Хлорд, по-видимому, за другими хлопотами позабыл распорядиться, чтобы к его возвращению их комнату вернули в прежний вид. — Ничего, как-нибудь переживу.

— Не пори чушь. Завтра заглянешь к кастеляну. А сейчас ложись ко мне.

— Тогда уж лучше к Маркию. Он меньше. Марк, не возражаешь?

Марк не возражал. По крайней мере, до тех пор, пока "дан-Энрикс" не осуществил свое намерение. Оказалось, что узкие деревянные топчаны, служившие ученикам кроватями, никак не приспособлены для двух лаконцев разом.

— Я сейчас свалюсь. Подвинься, — сказал Рикс.

— Куда?.. — искренне возмутился Маркий. — Здесь уже нет места. И не прижимай меня к этой стене, она холодная.

— Потерпишь!

Маркий ткнул его под ребра, и Крикс с удовольствием ответил тем же. Ему очень не хватало этих перепалок во дворце, где вечера были самым тоскливым временем. Завязалась шумная возня.

— Кончайте, идиоты. Я устал и хочу спать, — сварливо сказал Юлиан. В эту минуту Криксу показалось, что он вовсе никуда не уходил из Академии. Они с Маркием действительно перестали толкаться, но тишина продлилась всего несколько секунд.

— Лэр хочет спать. Ему, наверное, слишком просторно, — ядовито сказал Маркий.

— Да уж, разлегся, как король. Целый лежак для него одного!.. — включился в игру Крикс, стараясь придать голосу выражение праведного возмущения, но при этом с трудом сдерживая смех.

— Если сейчас же не заткнетесь, я нарочно поднимусь пораньше и позову остальных взглянуть, как вы спите в обнимку, — пригрозил им Лэр из темноты. — Над вами еще месяц будут потешаться, вот увидите.

— Подумаешь, — пробормотал Этайн. — Большое дело — "потешаться"! Если хочешь знать, меня однажды высекли за то, что я присел на кровать к двум младшим сестрам.

Крикс уже не в первый раз подумал, что, пожалуй, не хотел бы жить в семье аристократов. Но вслух он сказал совсем другое.

— И тебя стали бить из-за такого пустяка?.. Меня тогда, наверное, должны были четвертовать.

— А ты что сотворил? — спросил Лэр с любопытством, позабыв, что только что сам требовал от остальных заткнуться.

Крикс замялся. Юлиан и Маркий были его лучшими друзьями. Он он далеко не был уверен в том, что может рассказать им о случае с Элиссив. Но идти на попятный было уже поздно, и он рассказал эту историю, предусмотрительно изменив в ней кое-какие обстоятельства. В рассказонной им истории принцесса, движимая любопытством, зашла ночью в его комнату, чтобы узнать, кто он такой и что делает во дворце — а мессер Ирем вошел несколько минут спустя, положив конец их разговору.

— Брешешь! — не поверил Юлиан. — Этого не может быть, "дан-Энрикс". Ты все просто выдумал.

— Ну почему же, — неожиданно вмешался Марк. — Она запросто могла сделать что-то подобное.

— Ты что, знаком с принцессой?..

— Мы были представлены друг другу. Когда мой отец привез меня в Лакон, он получил аудиенцию у Императора. И взял меня с собой. Сказал, что мне не помешает посмотреть на жизнь двора.

Юлиан выразительно присвистнул.

— Ничего себе! Не знал, что твой отец настолько важная персона, чтобы лично разговаривать с правителем!

— Меня, по крайней мере, по ночам не навещала дочь Валларикса, — пожал плечами Марк.

Крикс покраснел.

— Вы же не будете кому-нибудь рассказывать о том, что я вам говорил?..

Из темноты донесся снисходительный смешок.

— Ты что, мы завтра же распустим этот слух по всему Лакону… — сказал Марк. — Так вот. Отец недели три меня натаскивал, чтобы я вел себя, как надо, и когда мы оказались во Дворце, я думал только о том, чтобы что-то нечаянно не перепутать. Но на самом деле, все закончилось за две минуты. Отец представил меня Императору, я поклонился, а потом они заговорили о Нагорье, и отец приказал мне выйти и ждать его за дверью. Разговаривали они долго, я со скуки стал бродить по галерее… ну и встретил дочь Валларикса. С ней еще была женщина. Такая, с жабьими глазами. Я им поклонился и сказал, что мое имя Маркий Валерик Этайн, что я сын нагорийского посла, и мой отец сейчас беседует с правителем. Еще сказал, что для меня большая честь увидеть будущую королеву. В общем, все сказал именно так, как требовал отец. Она должна была ответить, что она тоже рада нашему знакомству и что знает о заслугах моего отца… ну или еще что-то в этом роде. А она стояла и смотрела на меня с таким любопытством, как будто в жизни ничего подобного не видела, а после этого спросила: "Сколько тебе лет?". Дама на нее шикнула, но принцесса и глазом не моргнула. Я ответил, что мне скоро исполняется одиннадцать. И тут она стала смеяться. "Одиннадцать! — передразнил Этайн, изображая тонкий голосок воображаемой принцессы. — А говоришь ты так, как будто тебе девяносто. Ну не могу же я серьезно называть тебя "мессер Этайн"!.." Та жаба прямо подскочила и как зашипит: "Принцесса! Это возмутительно!..". А я тогда просто остолбенел и не знал, как теперь себя вести. Потом подумал, что она, должно быть, жутко избалованная. Но в конце концов — уже потом, в Лаконе — я взглянул на это по-другому. Мой отец, он очень… — Марк замялся — очень сдержанный. Он всегда хотел, чтобы я вел себя, как взрослый. Даже когда мне было лет семь. Когда отец был дома, я боялся лишний раз заговорить. А разговаривали мы почти все время только о моей учебе. Я все старался делать так же, как и он. Так же слушать, так же улыбаться, подражать его манерам и походке. Он был мной доволен. Но когда мы всей семьей сидели за столом, и он расспрашивал о моих успехах в фехтовании или чистописании, мне иногда очень хотелось вскочить и разбить что-то из посуды… или выкрикнуть какую-нибудь глупость… или, например, вскочить на стол с ногами. Но я точно знал, что никогда на это не осмелюсь. А принцесса…

— Сделала бы это в ту же самую минуту, как такая мысль пришла ей в голову, — понимающе закончил Крикс.

Услышав рассказ Марка о его отце, он уже не удивлялся, что тот так сурово наказал его за незначительное нарушение приличий.

— Кажется, теперь я понимаю, почему после приезда в Академию ты первое время был таким занудой. Никогда ни с кем не ссорился, почти всегда молчал и улыбался, будто замороженный.

— Вот уж спасибо! — саркастично отозвался Маркий. — Я не "замороженный". Просто не всем же быть такими полоумными, как ты или принцесса.

Крикс наугад лягнул Этайна. И, естественно, попал.

— Да дайте уже, наконец, поспать!.. — взвыл Юлиан.

Лэру казалось, что он только на мгновение закрыл глаза, но, когда он открыл их снова, Маркий спал один, раскинувшись на лежаке, и незастеленный топчан "дан-Энрикса" тоже был пуст. Сначала Юлиан не обратил бы на уход южанина особого внимания — мало ли, для чего ему потребовалось выйти — но через несколько минут почувствовал тревогу. Еще некоторое время калариец колебался, но в конце концов все-таки сбросил одеяло и, не глядя сунув ноги в сапоги, вышел из спальни.

Рикс обнаружился на наружной галерее. Одет он был так, как будто бы только что вылез из постели — в тонкую рубашку и мягкие черные гамаши. Балансируя руками, он медленно шел по каменному парапету опоясывавшего Рейнсторн балкона. Светлая лаконская рубашка резко выделялась на фоне беззвездного зимнего неба. Это было бы даже красиво, если бы прежде всего не выглядело так безумно. Юлиан испуганно застыл.

"Может, Рикс — лунатик?.." — неожиданно подумалось ему. А в самом деле. Все эти отлучки среди ночи, в том числе и та, из-за которй Рикса исключили из Лакона… Может, он и сам не замечает, как выходит в коридор и принимается творить Хегг знает что? Пока Юлиан обдумывал, не стоит ли окликнуть Крикса и проверить таким образом свою догадку, его лучший друг дошел до середины парапета и поджал под себя одну ногу. В том, чтобы стоять так на земле, не было ничего особо сложного, но балансировать так на перилах галереи, где достаточно один раз пошатнуться, чтобы все закончилось полетом с башни и ударом о мощеный двор Рейнсторна далеко внизу!.. Крикс покачался взад-вперед, заложил руки за голову. Потом развел их в стороны, как крылья. Юлиан боялся лишний раз вдохнуть. Лунатик энониец или нет, но, если его напугать, он почти наверняка упадет — и обязательно переломает себе кости. Лэру показалось, что в его жизни не было ничего дольше и мучительнее этих нескольких секунд. Только дождавшись, когда побратим неловко спустится с перил на каменные плиты коридора, калариец закричал.

Крикс обернулся.

Сразу стало ясно, что сомнамбулизм тут совершенно не при чем. По виску южанина стекала капля пота, но взгляд был живым и вполне осмысленным.

— Ты что тут делаешь? — глупо осведомился Лэр.

"Дан-Энрикс" несколько смутился.

— Тренируюсь… Отрабатываю равновесие.

— Посреди ночи?!

— Уже утро, — возразил на это побратим. — Просто в такое время в феврале еще темно.

Юлиан подумал о своей теплой постели и медвежьем одеяле, дожидавшемся его на лежаке. Если Рикс был прав, то поспать еще у него вряд ли получится. Эта мысль не поднимала настроения. Лэра переполняла мутная досада и желание дать выход своему недовольству. Но отец нередко повторял, что в походе напряжение, усталость или просто голод часто приводят к ссорам, которые играют на руку только врагам, поэтому настоящий мужчина никогда не поддается раздражению. Юлиан ограничился тем, что спросил:

— А зачем ты стоял на одной ноге, как цапля?

Крикс помедлил, прежде чем ответить.

— После этого Эйслита… в общем, так уж получилось, что я стал бояться высоты. То есть не самой высоты, а именно падения. Со мной такое уже было — в детстве, когда я однажды упал с дерева, на которое залез. Потом я долго никуда не лазил, пока не решился все-таки попробовать. Ну а теперь все по-другому… Я об том много думал во дворце, пока лежал с больной ногой. Ты помнишь надпись на стене Эрхейма? Я пытаюсь научиться не бояться высоты. И не бояться страха.

Юлиан покосился на гранитный парапет, на котором энониец балансировал каких-то несколько минут назад, а потом снова перевел взгляд на "дан-Энрикса".

— Пообещай мне кое-что.

— Ну? — вяло отозвался тот.

— Найди скамейку, если хочешь прыгать на одной ноге. Но никогда не делай так, как в этот раз. Ты должен обещать, что больше не полезешь на перила, — сказал Лэр с нажимом.

— Ты говоришь, как мастер Хлорд, — сказал "дан-Энрикс" недовольно. — Они же широкие.

— Плевать, — отрезал Лэр. — Я не хочу, чтобы однажды ночью ты свалился вниз. Если ты не пообещаешь, что больше не будешь танцевать на парапете, я… я расскажу мастеру Хлорду, что ты бродишь по ночам. Посмотрим, как тебе тогда удастся приходить сюда и заниматься своим "равновесием".

Крикс стиснул кулаки.

— Ты этого не сделаешь.

— Нет, сделаю. И ты это прекрасно знаешь.

Несколько секунд они стояли друг напротив друга с таким видом, словно собирались драться. Потом Крикс тяжело вздохнул и уступил.

— Ну хорошо. Честное слово, я больше не подойду к этим перилам.

— Но ты придумаешь что-то другое, правда? — подозрительно спросил у него Лэр, которого такая быстрая капитуляция насторожила. — Например, станешь ходить по крышам в Нижнем городе, залезешь на Хрустальный купол или просто спрыгнешь с башни?

— Нет, спасибо. С башни я уже однажды прыгал, — сказал Крикс с каким-то странным выражением. Юлиан так и не сумел понять, что Рикс имел в виду, а тот сказал — Ладно, пошли уже домой, а то у меня все кишки промерзнут.

Две следующих ночи, остававшиеся до отъезда их отряда к Двум холмам, Юлиан спал беспокойно и нередко, просыпаясь, первым делом проверял, на месте ли "дан-Энрикс". Но, похоже, энониец держал слово и больше не выходил из комнаты после отбоя.

В Деревянной крепости им первым делом сообщили, что их всех ждет большая честь. В крепости остановится правитель с его свитой, собирающийся в этот раз охотиться недалеко от Перевала. Поначалу это обстоятельство вызвало радостное оживление, но вскоре стало ясно, что визит Валларикса сулит всем обитателям Эрхейма кучу новых хлопот. Мастера гоняли учеников почем зря, приводя старую, частично обветшавшую крепость в состояние, достойное того, чтобы принять в ней императора. Даже обычно мягкого и снисходительного Хлорда будто подменили, и учения по разворачиванию походного лагеря зимой он провел в духе Вардоса, заставив младших разровнять и вычистить от снега большую площадку, самим обтесать и заострить толстые колья для ограды, обнести будущий лагерь крепким тыном… а потом разобрать почти готовую ограду и выстроить ее заново. Они уже валились с ног, а Хлорд по прежнему был недоволен. "От ограды лагеря зависит ваша безопасность, — сообщил он сухо. — А в вашей щелей больше, чем в ивовой корзине. Разбирайте". Разбирайте… снова. Бедные лаконцы чуть не застонали. Мастер хладнокровно поучал: сперва надо устроить земляную насыпь, потом врыть поглубже колья… К тому моменту, как они все-таки расставили шатры и получили разрешение вернуться в крепость, над Эрхеймом уже сгустились сумерки. Давно намозоленные руки Крикса за полдня покрылись свежими нарывами — а он все-таки пользовался некоторым снисхождением наставника, как человек, недавно вышедший из лазарета. Юлиан с Марком кляли менторов, на чем свет стоит. А Дарл только посмеивался, говоря: вы им еще спасибо скажете. Мол, настоящий воин должен собирать походный лагерь в два часа. Ну и потом, нельзя же опозориться перед правителем и его свитой.

Младшие уже не спорили — только смотрели на Димара мутными от усталости глазами. Даже известие, что на время пребывания правителя в Эрхейме все занятия будут отменены, а после окончания охоты намечается торжественный обед, не помогло лаконцам оживиться. Всем хотелось только одного: вернуться в свои комнаты и спать, спать, спать…


* * *


Дожидаясь возвращения охотников, Дарнторн с удовольствием рассказывал о собственных победах. Вероятно, он не врал — Крикс знал, что дядя часто брал его с собой, когда устраивал охоту. Но вот в то, что его недруг правда в одиночку добыл кабана, "дан-Энрикс" не поверил бы ни на минуту, хотя бы Дарнторн и дополнил свой рассказ самыми красочными и правдоподобными деталями.

Кроме того, Крикс все время думал о том, какой опасности в эту минуту подвергаются охотники, в числе которых были Ирем и Валларикс, и от этого безудержная похвальба Дарнторна становилась просто нестерпимой.

— …А потом я поднял его на копье, — договорил Дарнторн самодовольно, победительно поглядывая на Декарра и "дан-Энрикса". Ларс Тинто уже с полчаса как отлучился, чтобы помочь накрывать столы, составленные полукругом возле шатра Императора, и Крикс успел неоднократно пожалеть, что вместо Ларса не позвали его самого. Если уж их взяли в охотничий лагерь Валларикса в качестве пажей, то почему для троих из них не оказалось никакого дела?!

— Представляю, каким крошечным должен был оказаться тот кабан, если все было так, как ты рассказываешь, — резко сказал он Дарнторну. — Я уверен, что на самом деле было вот что: охотники твоего дяди выгнали из леса поросенка, у которого даже еще не выросли клыки, и если бы ты не успел вовремя ткнуть его копьем, ваши собаки бы его сожрали. Даже дураку понятно, что взрослого вепря тебе нипочем не удержать.

— Ого, Пастух! Да ты, оказывается, знаток охоты?.. — покривился Льюберт. — Ты и кабана-то никогда не видел. Думаешь, наверное, что он такой же, как ваш деревенский хряк, с которым ты когда-то спал в обнимку.

— Закрой пасть, Дарнторн, — процедил Крикс. Нервы его были на пределе.

Льюберт только улыбнулся.

— Кстати, в старину никто не мог считать себя мужчиной, пока не убьет своего вепря.

— Или человека, — вставил Грейд.

Дарнторн одобрительно кивнул.

— Да. Или человека. Твой приятель-калариец мог бы кое-что об этом рассказать. У них этот обычай еще действует…

Тут Льюберт осекся и внимательнее посмотрел на собеседника.

— Смотри-ка, Грейд, да он же побледнел! — воскликнул он злорадно. — Вот уж никогда бы не подумал, что ты такой неженка…

Декарр с готовностью расхохотался.

Впрочем, если Льюберт и преувеличил, то не слишком. Рикс и в самом деле побледнел. Но на сей раз подначки Дарнторна и его друга были совершенно ни при чем. Крик пленника, распластанного на каменной плите, звучал в его ушах, как наяву. Крикс вряд ли мог сказать, что видел смерть — но он ее, по крайней мере, _слышал_.

Крикс рванул ворот своей рубашки, словно в шатре неожиданно стало нечем дышать. Не глядя, натянул на плечи волчью куртку, одолженную Этайном и поэтому немного жавшую в плечах — и выскользнул наружу, в пасмурный и ветреный февральский день. Немного постоял у полога шатра, глотая влажный предвесенний воздух. Дыхание мало-помалу выровнялось, но в висках еще стучало.

Их шатер был крайним в ряду, и неподалеку соблазнительно темнел край леса. Крикс задумчиво посмотрел на него. Потом на лагерь. Ловчие, прислуга, свита Императора — все были заняты каким-то делом, и в сторону Рикса никто не смотрел.

Скорее всего, здесь его не хватятся до возвращения охотников.

Он в последний раз взглянул на их шатер — и быстро зашагал в сторону леса.

Если Рикс надеялся, что на его уход никто не обратит внимания, то он ошибся. Льюберт, удивленный странным поведением "дан-Энрикса", заметил, что тень, заслоняющая выход из шатра, исчезла, и сообразил, что тот ушел. Только куда? Бродить по лагерю — или…?

Что "или", Льюберт не додумал даже про себя.

— Я ненадолго, — сказал он Декарру, поднимаясь на ноги. По счастью, Грейд едва ли понял, что отлучка друга как-то связана с "дан-Энриксом". Во всяком случае, он даже бровью не повел.

Выйдя из шатра наружу, Льюберт сразу понял, что не ошибался. Рикс шел к лесу — быстрой и решительной походкой человека, замыслившего какую-нибудь глупость.

Несколько секунд поколебавшись, Льюберт пошел следом.

— Куда это ты собрался? — хмуро спросил он. Крикс не ответил. Да ответа, в общем, и не требовалось — было очевидно, что "дан-Энрикс" хочет спрятаться в лесу и посмотреть, как будет проходить охота.

Льюберт рассердился уже не на шутку. Идиот, нашел же место для бравады!.. Он нагнал южанина и пошел рядом с ним.

— Фэйры тебя возьми, Пастух! Ты что, уши дерьмом замазал? Нам приказали оставаться в лагере.

— Тебе приказали — ты и оставайся, — отозвался энониец вызывающе. — А я пойду прогуляюсь. А то надоело слушать, какой ты великий воин и охотник. Возвращайся в лагерь и выделывайся сколько влезет перед Тинто и Декарром. Только за мной не ходи. А то еще встретим кабана… ты до Адели добежишь быстрее Фэйро.

— Сам-то из штанов не выскочи от страха, — процедил Дарнторн, остановившись. И подумал: "Да чего я, в самом деле? Пусть себе идет. Сломает шею — мне же лучше… Надоел"

— Спасибо, постараюсь, — хмыкнул Рикс, не замедляя шага. И демонстративно затянул потуже пояс.

Оттого, что он не разозлился, Льюберту ужасно захотелось крикнуть ему вслед что-то обидное и резкое, что бы взбесило Пастуха и вынудило его обернуться.

— Трус, — сказал он в спину Риксу. — Болтун несчастный. Постоишь где-нибудь за ближайшей елкой — а потом будешь трепаться, что все видел.

Рикс неторопливо обернулся. Льюберт сам не понимал, что с ним случилось. С той минуты, как Пастух необъяснимо побледнел и вышел из шатра, его словно подменили. Все подначки Льюберта, которые бы раньше обязательно задели его за живое, сейчас бессильно падали, как стрелы на излете. Южанин смотрел на Дарнторна с нахальной, приглашающей улыбкой:

— Может, ты хочешь убедиться?.. Я не возражаю.

"Пропади он пропадом… — подумал Льюс. — Начнет потом болтать, что звал меня с собой — его дружки по всей Адели раззвонят, будто я струсил. Ну так что теперь, из-за подобной дури пропадать с ним за компанию?!"

— Пошли, — кивнул он Риксу, пожалев, что нож остался в лагере.

Пастух тоже был без оружия, и было невозможно просить подождать, пока он сбегает обратно за своим.

Идя след в след за Риксом и проваливаясь по колено в рыхлые сугробы, Льюберт изумленно спрашивал себя, как он позволил Пастуху втянуть себя в такую глупость. Да и самого "дан-Энрикса" — какая муха укусила? Ну, повздорили немного, так ведь в Академии бывали между ними ссоры много хуже этой. Так с чего он так завелся, спрашивается?

А вообще, со времени своего возвращения в Лакон Крикс стал какой-то странный, если не сказать — припадочный. Льюберта он то совсем не замечал, то вдруг, без всякой видимой причины, грубо огрызался в ответ на сравнительно невинную подначку. Бешеный, как его конь.

Вступать в беседу с Пастухом Льюберту не хотелось, так что оставалось только идти следом и смотреть то на сверкающий на бледном солнце снег, то на заснеженные ели, то на своего попутчика. Дарнторн сам не успел толком одеться, когда выскочил за Риксом, но его голову все-таки закрывал обшитый мехом капюшон плаща, а на руках были удобные перчатки из добротной кожи. Рикс красные от холода руки прятал в рукавах, а шапки не носил совсем. Вот куртка на нем была неплохая, из пушистой волчьей шкуры, но "дан-Энриксу" она явно была мала и коротка. От этого ноги южанина казались длинными, будто у журавля. И в том, как он, прихрамывая, перешагивал через сугробы, тоже было что-то журавлиное.

Дарнторн угрюмо шел за ним, жалея, что нельзя дать Пастуху хорошего пинка.

Крикс между тем как будто позабыл о своем спутнике. Он так уверенно прокладывал дорогу через лес, как будто они были не на Перевале, в нескольких часах езды от Деревянной крепости, а где-нибудь неподалеку от Петли, где каждый мог найти дорогу хоть с закрытыми глазами.

— Эй, Пастух, ты точно знаешь, куда мы идем?.. — спросил Дарнторн на всякий случай. Уж чего-чего, а заблудиться здесь с "дан-Энриксом" он не хотел бы ни за что на свете.

Рикс повел плечом — нетерпеливо, словно Льюберт не задал ему один-единственный вопрос, а ныл и жаловался всю дорогу.

— Знаю, не волнуйся.

И действительно — всего лишь через несколько минут деревья поредели, и впереди открылся заснеженный обрыв, напоминавший русло высохшей реки, а сразу же за ним — поляна, на которой, подойдя поближе, можно было разглядеть несколько мужских фигур. Льюберт сразу же узнал мессера коадъютора в неизменной темно-синей котте, Валларикса в куртке, отороченной песцовым белым мехом, присланным из серверных земель, а чуть поодаль — собственного дядю в теплом меховом плаще. Пожалуй, даже слишком теплом и тяжелом, не вполне удобном для охоты — а тем более такой охоты, как сегодняшняя. Там же был мессер Ван Ре — придворный егермейстер, Филомер Финн-Флаэнн с сыном Эймериком, и Фессельд — всего семь человек.

Прямо над обрывом наклонился выворотень — старое, сухое дерево с корнями, наполовину вырванными из земли какой-то страшной бурей, прокатившейся над Перевалом много лет назад. А чуть подальше рос его двойник — такое же раскидистый и мощный дуб, с такими точно толстыми и узловатыми ветвями. С той только разницей, что дуб-близнец был жив. Наверное, он был наследником погибшего.

Крикс указал на ветки, простиравшиеся над обрывом и деловито объявил:

— Залезем на него. Оттуда все будет отлично видно. Не стоять же прямо на краю; заметят.

Льюберт посмотрел на дуб — и покосился на попутчика то ли насмешливо, то ли сердито.

— "Будет видно"! — передразнил он "дан-Энрикса" — Ты долезь сначала хоть да нижней ветки. Или ты намерен на нее запрыгнуть?..

Рикс пожал плечами.

— Дай-ка мне свой пояс.

— Что?..

— То самое. Ремень сними, Дарнторн, — доходчивее разъяснил южанин, подавая Льюберту пример. — Или боишься — штаны свалятся?..

Льюберт злобно покосился на него и расстегнул ремень.

— Ты что, и на деревья никогда не лазил?.. — продолжал "дан-Энрикс", связывая пояса. — Плевое дело, сейчас переброшу наши пояса через ту ветку — а дальше подняться будет проще, чем по лестнице в Рейнсторне. Понял?

Льюберт решил не ронять достоинство, вступая в перепалку с Пастухом. Впрочем, следует отдать Риксу должное — на сей раз он оказался прав. Через пару минут они уже устроились на облюбованной южанином развилке двух ветвей, каждая из которых могла бы, пожалуй, выдержать троих таких, как Рикс с Дарнторном.

"Может быть, не так уж глупо было с ним пойти" — подумал Льюберт. — "Нас никто не видел, в лагерь мы тоже вернемся раньше, чем охотники. Зато дома все от зависти умрут, когда узнают. Если… если вообще поверят, что все это правда"

— Да поверят, куда они денутся, — негромко хмыкнул Крикс. А потом посмотрел на Льюберта уже серьезно. — Слушай, почему тебе так хочется, чтобы тебе все завидовали? Это что — приятно?..

Дарнторн осознал, что несколько последних фраз произнес уже вслух, и покраснел от злости.

— Не твое собачье дело, Рикс, — процедил он.

Пастух пожал плечами и замолк. На этом разговор угас, так и не успев начаться.


Захрустели ветки. Шум катился через лес — все ближе, ближе, прямо на людей, стоявших по колено в рыхлом, чуть подтаявшем снегу. Среди многоголосого, отчаянного лая было слышно, как внезапно жалобно и тонко взвизгнула собака. Понимая, что ждать остается всего несколько секунд, вставшие полукругом на поляне люди застыли в предвкушающем, нетерпеливом ожидании.

В следующую секунду появился ОН.

Лорд Ирем вздрогнул. Ловчие, исследовавшие кабанью тропку, накануне объявили им с Ван Ре, что зверь, по их расчетам, должен быть огромным, и сказали невообразимое — шестнадцатипудовый. Ирем тогда промолчал, поморщившись на явное преувеличение. А теперь он ясно видел, что охотники действительно ошиблись — но не так, как он считал еще сегодня утром. Не шестнадцать, а все восемнадцать пудов мог бы весить зверь, который вылетел из леса на поляну.

Этот вепрь был гораздо больше всех, каких мессеру коадъютору случалось видеть до сих пор. Пожалуй, даже знаменитый одинец, клыки которого хранились в Гобеленном зале в память об охоте Наина Воителя — и тот был куда меньше. В голове у рыцаря мелькнуло, что в заснеженных предгорьях Галахарра, где охотился народ Ван Ре, такого монстра не могли даже вообразить. Иначе бы не выдумали эту чушь про одиночный поединок.

Кабан был старый — с жесткой, как наждак, щетиной, с длиннорылой мордой и чудовищными, загнутыми вверх клыками. Маленькие, налитые кровью глаза вепря, вероятно, в тот момент были затянуты багровой пеленой, словно у воина-дайни, Одержимого-в-бою.

Он мчался прямо на Валларикса, как к будто с самого начала подгадал выскочить на поляну в точности напротив Императора.

Король всех вепрей на десятки, даже сотни стае возле Перевала, он, бесспорно, выбрал для себя достойного противника — другого короля.

Взметнулась легкая поземка, отмечая бег, который не смогла бы задержать даже стена — что говорить об одном человеке, вставшем на дороге кабана. Поднять такого на копье — даже и думать нечего, проще уж было бы взвалить себе на плечи кованные ворота Деревянной крепости и попытаться унести. Одна надежда — выбрать правильный момент и отшатнуться в сторону, а то и откатиться по земле, чтобы секач не смог ни растоптать, ни разорвать охотника кривыми, как ножи, клыками.

Но Ирем уже видел — а прежде всего и чувствовал — что сейчас ждать от Императора благоразумного поступка бесполезно. Валларикс с готовностью пригнулся, поудобнее перехватив копье… Его глаза сверкали, на губах блуждала отстраненная улыбка — словно он опять был на турнире, с белой лентой Элики, пришпиленной к плечу.

И не было, не оставалось ни у одного из остальных охотников даже секунды броситься наперерез — оттолкнуть или просто заслонить собой от смерти. Да Император этого и не хотел.

Сшиблись!

Ирему почудилось, что это он держался за копье, когда оно вонзилось в шею зверя. Напружинилось и затрещало крепкое древко, которое сейчас определяло судьбы государства и Династии. Переломись копье — и Императору не жить.

Но — обошлось. Валларикса вместе с копьем приподняло и потащило по сугробам.

Лорд Ирем сам не помнил, как он оказался рядом, как перехватил древко копья чуть ниже, чем держал сам Валларикс. "Вдвоем — удержим!" — пронеслось у него в голове.

Но он ошибся.

В грудь как будто бы ударило бревном от стенобитного тарана. Ирем хотел что-то крикнуть Валлариксу — зубы звучно клацнули, едва не отхватив ему пол-языка. И их — обоих! — потащило дальше. Правда, медленнее и теперь уже — с натугой.

Подоспел Ван Ре, вонзил в бок вепря свой хольмарн — кабаний меч с особым, прочным и широким контргардом, заменявшем втулку на охотничьх легелионских копьях.

Что делали в эту минуту остальные лорды, Ирем знать не мог. Но, вероятно, не у одного из них мелькнуло в голове, что вот сейчас они могли бы раз и навсегда избавиться от них обоих. И от Императора, и от его телохранителя, так сильно досаждавшего Совету.

Может, оттого никто из них и не спешил на помощь.


…Когда Дарнторн увидел, что на чудом не переломившемся копье повисли уже двое — Валларикс и коадъютор — первая вспышка радости сменилась каким-то тревожным, непонятным ощущением. Льюберта как будто укололо что-то острое, холодное… чужое. Только что он был почти счастлив и от всей души желал, чтобы Валларикс, наконец-то, поплатился за свой приговор его отцу. И вот — уже хотелось вовсе здесь не быть, остаться в Академии и ничего не знать об императорской охоте.

Бейнор Аракс Дарнторн, приглашенный поучаствовать в "забаве", находился здесь же. Льюберт видел дядю очень хорошо. И уж тем более отлично видел, что тот не намерен бросаться на помощь Императору. Его не спросят, почему он этого не сделал. А если и спросят — что ж, ему случалось с блеском выходить и из гораздо более щекотливых положений.

Например, когда Совет судил его родного брата…

Каларийский выскочка был враг. А уж Валларикс — тот тем более был враг, и в другое время Льюберт только презирал бы коадъютора за верность Императору. Но Ирем, не задумываясь, бросился правителю на помощь, и в груди гадюкой шевельнулась мысль — а сделал бы лорд Бейнор то же самое ради отца? Или он точно так же, как теперь, стоял бы в стороне и выжидал, чем кончится? А про себя уже придумывал уверенные, гладкие ответы, что сказать, если кто станет приставать с расспросами?..

Льюберт сам ужаснулся своим мыслям. Но остановить их — был уже не в силах.

Внутри как будто поднял голову кто-то чужой — и, не слушая запретов, бил, бил, бил наотмашь по больному. "А достойно ли — есть с кем-то за одним столом, поехать вместе на охоту и дорогой вести самую непринужденную беседу, а в момент опасности припомнить, что вчерашний сотрапезник тебе враг, и защищать его не стоит?" — заходился голос. И, не дав ответить на вопрос, уже шипел: "А чего еще ждать от человека, который предал собственного брата?"

Льюберт вздрогнул.

Предал?.. До сих пор он никогда, ни разу, даже в мыслях не обвинил дядю в том, как тот повел себя во время разбирательства по делу заговорщиков. А сейчас, глядя на неподвижную фигуру лорда Бейнора, внезапно понял — предал.

В самом деле, предал.

О чем думал Крикс, сидевший рядом с ним, Дарнторн не знал. Но когда тот вдруг перекинул ногу через ветку, на которой они кое-как устроились, и, обдирая руки, соскользнул вниз по стволу, Льюберт, наблюдавший за развитием событий словно в полусне, очнулся. И сообразил, что его враг тоже увидел, что, кроме Ван Ре, никто из лордов не намерен помогать правителю. И бросился на помощь — сам.

Один. И без копья. Туда, где не справлялись трое сильных, опытных в бою мужчин.

Да кто бы сомневался, что у Рикса в голове — солома. И притом — трухлявая…

Додумывал эту идею Льюберт на ходу, прыжками настигая полоумного "дан-Энрикса". Тот и без того опередил его, слезая с дерева, а теперь бросился вперед так быстро, что Дарнторн уже испугался — не догонит. Но "дан-Энрикс" так спешил, что налетел на выворотень, наклонившийся над склоном, чудом удержался на ногах — и Дарнторн успел-таки остановить его у самого обрыва.

Дотянулся, ухватил за меховой рукав, рванул к себе.

"Дан-Энрикс" обернулся. Глаза у него были дикие.

— Пусти!

Дарнторн, с трудом переводя дыхание после головокружительного спуска и прыжков через сугробы, только отрицательно покачал головой.


…Крикс почувствовал, что зацепился рукавом, и со всей силы дернул, но рукав не поддавался. Тогда он повернулся — отцепить. Да хоть и с мясом оторвать — не жалеть же о паршивой куртке, когда там, внизу…

Но это оказался не сучок от выворотня и не ветка дерева.

Это был Дарнторн, который тоже, выходит, не захотел дальше сидеть на дереве и бросился за ним. А теперь собирался ему помешать. Еще бы. Ведь Дарнторн хотел, чтобы с Валлариксом произошло несчастье. Крикс еще в начале, когда вепрь вылетел из леса и сразу направился к правителю, увидел на лице Дарнторна отблеск торжества. И радостного предвкушения.

Надо было быть дураком, чтобы не понимать, насколько велика опасность. Льюберт это понимал — и даже не скрывал злорадства. Тогда Крикс едва сдержался, чтобы не сшибить его на землю, и решил на Льюса больше не смотреть. Тем более что и происходившие внизу события не оставляли времени следить за тем, какие еще рожи корчит Дарнторн.

И вот теперь Дарнторн опять ставил ему палки в колеса. Пока внизу лорд Бейнор Дарнторн безразлично наблюдал, чем кончится страшная схватка с кабаном, его племянник тоже решил внести свою лепту. И полез, куда его не просят.

— Пусти! — выдохнул "дан-Энрикс".

В глазах Льюса промелькнула тень сомнения, но он все-таки решительно мотнул темноволосой головой. Оттуда, где они стояли, невозможно было различить, что происходит на поляне. Может быть, правителя уже…

Крикс понял, что он — вообще-то — никогда по-настоящему не ненавидел Льюберта Дарнторна.

До сегодняшнего дня.

Крикс размахнулся и ударил Льюберта в лицо, вложив в этот удар всю свою злость. Он метил в нос, но Льюс успел отдернуть голову, и удар пришелся в челюсть. Зато следующий попал именно туда, куда назначено.

Предатель. Сын предателя.

Льюберт успел-таки прийти в себя и наконец ответил. Боли Крикс не ощутил. Он сгреб Дарнторна за грудки, чтобы приложить спиной о выворотень, но тот свалил его подсечкой под колено — и, увлекая Льюса за собой, Крикс покатился по неровному, крутому склону.

Под снегом тут и там скрывались камни, а по пути нередко попадались хилые, кривые деревца, но разозленные лаконцы их едва ли замечали. Снег забился им за шиворот, мокрые волосы лезли в глаза. О кабане они уже забыли. Не помышляли и о том, что скатятся живым заснеженным клубком чуть ли не под ноги охотникам.

Все это сейчас было не так важно.

Склон закончился и, ощутив под собой ровную землю, Крикс столкнул с себя Дарнторна, навалился на него и крепко стиснул горло своего противника.

Дарнторн почти перестал отбиваться — только вяло копошился на снегу, придавленный к земле всем весом своего противника. Становилось все труднее сделать вдох, а жесткие, мозолистые пальцы нажимали все сильнее, словно Рикс и впрямь решил его убить. Сперва Дарнторна окатило ужасом — задушит ведь! — но он гораздо раньше самого "дан-Энрикса" сообразил, что — не задушит. Даже не пытается, если на то пошло. Хотя, если судить по бешеным глазам — наверное, хотел бы…

Ерунда. И искаженное лицо, и яростно оскаленные зубы — тоже ерунда, на самом деле Рикс уже опомнился. Просто уму непостижимо, как при всей своей запальчивости — и, как ни обидно это признавать, успехах в обращении с оружием — южанин умудрялся быть таким слюнтяем.

"Фэйров идиот! Кретин безмозглый…" — думал Льюберт.

Было бы неплохо поделиться этими соображениями с Риксом, но сквозь стиснутое горло проходил только чуть слышный сип.

А потом какая-то неведомая сила оторвала от него Крикса и швырнула его в сторону.

— Это еще что? — рявкнули сверху — как померещилось Дарнторну, прямо с блеклого зимнего неба.

Льюберт не ответил — он ощупывал шею, которой предстояло к вечеру покрыться синяками, и давился кашлем, лежа на земле.

— Ничего, мессер Ван Ре, — бодро ответил Крикс. Над тем, что говорить, он не задумывался — слишком въелась в каждого из них привычка точно так же отвечать любому из Наставников, заставшего учеников на месте преступления, будь то кража пирожков и вяленного мяса с кухни, драка или же попытка смазать салом лестницу, ведущую в каморку мастера Ратенна. Но все-таки наставник в Академии — это одно, а лорд Ван Ре, распорядитель императорской охоты — совсем другое…

Вскочив на ноги после толчка Ван Ре, Крикс убедился, что и император, и лорд Ирем были живы. Более того, ни один из участников охоты не был даже ранен. Сделав это важное открытие, Рикс с облегчением вздохнул. И запоздало удивился: как он мог подумать, что с ними и вправду может что-нибудь случиться? Или что кому-нибудь из них — смешно сказать! — могла понадобиться его помощь?.. Коадъютор и правитель вместе с остальными охотниками стояли над гигантской черно-бурой тушей кабана, и обернулись лишь теперь, привлеченные внезапным появлением лаконцев. Крикс чувствовал, что взгляды шестерых мужчин устремлены на них с Дарнторном — в лучшем случае с недоумением. О том, какие чувства выражал бесстрастный взгляд мессера Ирема, "дан-Энрикс" предпочел не думать. Вместо этого он задался вопросом — а случалось ли еще когда-нибудь такое, чтобы два лаконца ненароком помешали развлекаться Императору?..

— Что значит "ничего"? — рыкнул Ван Ре, опять напомнив Риксу мастеров из Академии. — Как вас сюда занесло? Вы что, пришли сюда из Деревянной крепости?

Взгляд егермейстера уперся в Льюберта, как будто Ван Ре ждал ответа именно от него. Конечно, было бы совсем не обязательно опять выскакивать, куда не просят, но Дарнторну Рикс не доверял. Надо было вмешаться, пока его недруг не начал вываливать собравшимся, как было дело. Энониец твердо знал, что после этого он никогда в жизни больше не заставит себя посмотреть в глаза язвительному коадъютору.

К тому же, самого Дарнторна тоже нужно было выручать. Хотел он, чтобы Валларикс попал в беду, или же нет, но Валларикс остался жив, и сейчас это уже не казалось Риксу таким важным.

Может быть, если бы не отец Дарнторна, а _его_ отец участвовал когда-то в заговоре против Императора, Крикс тоже наблюдал бы за охотой с жадным нетерпением, надеясь, что с правителем произойдет несчастье. Арклесс говорил, что это очень глупая привычка — все пытаться мерить на себя. Может быть, и правда. Но Крикс уже знал, что по-другому у него вряд ли когда-нибудь получится.

Да и потом, если уж быть честным до конца, то Льюберт потащился на обрыв из-за его подначек.

— Простите, лорд, — сказал "дан-Энрикс" егермейстеру. Голос, ставший хриплым и чужим от холода, упорно не желал звучать просительно. — Это моя вина. Дарнторн хотел остаться в лагере. Он бы не пошел сюда, если бы я не предложил ему. Мне просто захотелось хоть издалека взглянуть на вепря, о котором говорил загонщик.

— Издалека? — повторил егермейстер, вытаращившись на наглого лаконца. Крикс подумал, что наставники в Лаконе, привыкшие к подобным заявлениям, на месте Ре и бровью бы не повели. Зато халаррский лорд смотрел на Крикса так, как будто бы тот только что плеснул ему за ворот шайку ледяной воды.

Крикс опустил глаза, изображая запоздалое раскаяние, но почувствовал, что получается не слишком убедительно. Да, по правде говоря, ему сейчас было не до Ван Ре с его расспросами. Взгляд лаконца не задерживался на утоптанном снегу — его так и тянуло посмотреть в ту сторону, где в десяти-пятнадцати шагах от них стояли Валларикс и Ирем.

Ван Ре чувствовал, что начинает закипать. Он еще не вполне пришел в себя после опасности, которой — по его вине! — подверг себя Валларикс, и меньше всего хотел сейчас возиться с этими двумя лаконскими щенками.

Лорд Ван Ре с удовольствием дал бы по шее им обоим. Но один — тот, что возился на земле, пытаясь встать — был родственником Бейнора Дарнторна, и из вежливости следовало предоставить наказание племянника на усмотрение главы Совета. А второго, слизывающего кровь с разбитых губ и безо всякого стеснения таращившего глаза на Императора, сразу окликнули. Причем не кто-нибудь, а сам лорд Ирем.

— Рикс, поди сюда.

При этом глава Ордена, страдальчески нахмурясь, посмотрел на смуглого лаконца так, словно хотел сказать — "Глаза бы мои тебя не видели!".

— Сбегай к роднику, — велел он, леденящим взглядом останавливая мальчика, понявшего слова "поди сюда" слишком буквально и остановившегося в трех шагах от Императора. — Я забыл там свой плащ и флягу. Сюда не возвращайся, мы дождемся здесь загонщиков и вернемся к лагерю. Там и отдашь. А ты, — лорд перевел взгляд на Дарнторна, — что разлегся?.. Марш за ним.

"И верно, — рассудил Ван Ре. — Раз уж эти два сопляка все равно здесь, пусть приносят хоть какую-нибудь пользу"


Спустя несколько дней после их возвращения из крепости Лэр вместе с остальными первогодками сидел в скриптории, слушая, как наставник, мэтр Хайнрик, рассказывает об аварцах. Чтобы сведения, связанные с географией, политикой и традициями Авариса не казались младшим слишком пресными, Хайнрик разбавил свой рассказ историей о тайном клане политических убийц, служащих Ар-Шиннору, и названных Призраками за свое умение сражаться в абсолютной темноте и за способность оставаться совершенно незаметными. О Призраках и горной цитадели под названием Айн-Рэм, где проводилась подготовка членов клана, в соседних землях слагали легенды, тем более, что большинство этих историй в самом деле больше походили на страшные сказки, чем на правду. Первогодки слушали наставника, приоткрыв рты — на сей раз никто не перешептывался и не рисовал на грифельной доске, закрывшись локтем от соседа. Только когда Хайнрик перешел к следущей теме, Крикс нагнулся к уху Юлиану и шепнул, что после окончания занятий будет ждать его на внутреннем дворе. Предчувствуя неладное, Лэр все-таки пришел в назначенное место — и увидел, что Крикс позаимствовал у Кэлринна его щегольский белый шарф. А кроме того прихватил два тренировочных меча.

— Хайнрик сказал, что Призраки тренируются с завязанными глазами. Я хочу понять, как у них это получается. Поможешь?.. — спросил Крикс, и, не дожидаясь, пока калариец что-нибудь ответит, туго завязал шарф Кэлрина у себя на глазах. Плотная белая повязка резко выделялась на фоне смуглого лица. Крикс протянул Юлиану один из мечей. — Приступим? Бей.

— Ты что, сдурел? — поинтересовался калариец неуверенно. После того, как "дан-Энрикс" занимался "отработкой равновесия", Юлиан думал, что друг уже ничем не сможет его удивить. Но увы — "дан-Энрикс" просто фонтанировал идеями. А если они вдруг случайно иссякали, то всегда находился кто-то вроде Хайнрика, кто ненароком наводил южанина на очередную потрясающую мысль. — Слушай, ну зачем тебе все это?..

— Мне просто хочется попробовать, — пожал плечами Рикс. Он стоял в трех шагах от Юлиана, согнув руку в локте и направив кончик деревянного меча в сторону Юлиана. Поза энонийца выдавала напряжение. Лэр попытался представить, что чувствует человек, не знающий, в какой момент и с какой стороны последует удар. Должно быть, ощущение не слишком-то приятное. Крикс облизнул сухие губы и сказал:

— Без поддавков.

Юлиан пожал плечами и ударил.

Крикс неловко отмахнулся, но меч Лэра без труда обошел неуклюжую защиту и ударил Рикса по плечу. Если совсем "без поддавков", удар можно было направить в локоть и надолго вывести "дан-Энрикса" из строя, но, в конце концов, друг не просил его калечить.

А хоть бы и попросил…

Крикс отступил на шаг, вернувшись в строгую оборонительную стойку.

— Еще раз!

Юлиан опять атаковал. И энониец снова пропустил удар, зато всего секундой позже сам достал противника, забывшего закрыться от контратаки.

— Как ты догадался?.. — буркнул Лэр, лизнув разбитые костяшки и тряся рукой.

— Я просто подумал, что не стал бы много думать о защите, если бы противник ничего не видел, — отозвался Крикс и предложил — Надень перчатку, если хочешь.

— Да катись ты к фэйрам! — возмутился Лэр. — Кем ты себя вообразил?.. Дерешься без защиты и еще с повязкой на глазах, а мне советуешь надеть перчатку. Сам сперва парируй хоть один удар!

Не дожидаясь, пока Рикс попросил его продолжать, Юлиан ударил его под колено, "рассекая" сухожилие, легко отбил ответную атаку и в довершение всего чиркнул "дан-Энрикса" по шее самым кончиком меча.

Крикс кивнул, признавая свое поражение. Юлиан не обольщался, что на этом несуразная тренировка завершится — энониец был слишком упрям, чтобы так просто отказаться от своей затеи. Так что они пробовали раз за разом, пока колокол не известил их, что пора идти на ужин. Рикс вздохнул и стянул с головы влажный от пота шарф. Несколько ударов, все-таки отбитых им за время тренировки, правильнее всего было бы отнести на счет случайности и чистого везения.

— Мне кажется, это пустая трата времени, — заметил Лэр, приняв у друга меч. Он обратил внимание, что руки у южанина дрожат от напряжения, как будто бы все это время он махал утяжеленным тренировочным мечом, а не обыкновенной деревяшкой.

— Наверное, я не с того начал, — признал Крикс. — Хайнрик же говорил, что прежде, чем начать сражаться таким способом, Призраков долгое время учат просто двигаться вслепую. Пользоваться остальными органами чувств. Плюс Внутреннее зрение…

— Ну, ты еще начни вдыхать люцер, — заметил Лэр сварливо. — Призраки ведь так и делают! А если ты начнешь ходить по Академии с повязкой на глазах, то только зря расквасишь себе нос.

Его побратим дипломатично промолчал, но Юлиан понял, что идея уже глубоко запала в голову "дан-Энриксу". Этим же вечером он, завязав глаза шарфом, раз за разом поднимался в спальню — и опять спускался в общий зал. Ученики Талгвира со смехом спрашивали, с кем это Рикс играет в жмурки, и не упускали случая лишний раз дернуть проходившего мимо "слепца" за рукав или, затаившись в арке у стены, внезапно хлопнуть по плечу. Крикс вздрагивал, отшатывался от очередного шутника и под громоподобный хохот остальных шел дальше. Впрочем, когда Талли Мартейн в очередной раз шагнул ему наперерез, Крикс ловко уклонился от его руки, что вызвало насмешливый, и в то же время восхищенный гул.

— Ты так сопишь, что тебя слышно с того конца зала, — сказал Крикс пренебрежительно. И проскользнул на лестницу мимо растерянного Талли.

Так продолжалось больше двух часов. В последний раз сбегая по ступенькам лестницы перед отбоем, Крикс с восторгом чувствовал, что неуверенность, сопровождающая каждый шаг еще в начале вечера, рассеялась, и двигаться стало гораздо легче. Конечно, это была всего-навсего их башня, и он знал здесь каждый поворот и каждую ступеньку почти так же хорошо, как если бы сам строил Рейгенстурм, но все-таки упрямое сопротивление своего тела, ежеминутно ожидавшего падения и боли, победить было непросто.

Крикс услышал, что какой-то человек поднимается по лестнице ему навстречу, и сдвинулся к стене, чтобы дать ему пройти.

Но, увидев Рикса, прыгающего через ступеньки с плотной шелковой повязкой на глазах, человек тоже поспешил посторониться, и "дан-Энрикс" буквально влетел в его объятия. Окажись на месте невидимки кто-то из его отряда или даже старший ученик, для них обоих это столкновение, наверное, закончилось бы у подножия башенной лестницы. Но попавшийся навстречу человек удержал равновесие и, решительно отстранив от себя Крикса, голосом их мастера спросил:

— Рикс, что еще за шутки?..

Крикс неловко сдернул с головы повязку и пробормотал положенные извинения. Наставник Хлорд нахмурился.

— Нет уж, оставь себе свое "мне очень жаль", и объясни, какого лешего ты носишься по лестнице с повязкой на глазах.

Крикс покосился на шарф Кэлрина, который он по-прежнему сжимал в руке, и попытался быстро подыскать какое-нибудь удовлетворительное объяснение. Но мастер перебил его, сказав:

— Во имя Альдов, мальчик, прекрати. Мне твое выражение лица "что-бы-еще-соврать?" уже смертельно надоело.

Крикс почувствовал, что краснеет. В последнее время ему приходилось скрывать так много всего, что он теперь сначала врал, а потом уже спрашивал себя, была ли в том необходимость. Но, правда, раньше ему никогда не приходило в голову, что это так заметно.

— Мэтр Хайнрик рассказал нам про Айн Рэм. Про то, как тренируют Призраков, — уточнил он. — И я подумал…

— А-а, — негромко отозвался Хлорд. — И как? Что-нибудь получается?

Крикс объяснил, что из его первой попытки ничего не вышло, и он решил для начала приучить себя без страха двигаться с повязкой на глазах. Хлорд кивнул.

— Понятно… Но носиться сломя голову по башне и бросаться на людей не стоит. Зайди ко мне завтра утром перед тренировкой, я расскажу тебе об упражнениях, принятых в Айн Рэме. Я только хочу предупредить тебя — не огорчайся, если ничего не выйдет. Внутреннее зрение — это как магия. Не каждому дано.

Но глаза Рикса уже заблестели. Вряд ли он воспринял предостережение Наставника всерьез.

— Спасибо, мастер. Может быть, я поднимусь и принесу то, что вам нужно?..

Хлорд усмехнулся углом рта.

— Я догадываюсь, что тебе в твои двенадцать менторы должны казаться просто стариками, но среди нас пока нет таких, кого бы затруднил подъем по лестнице. А поднимался я как раз затем, чтобы поговорить с тобой. По-видимому, выслушав рассказ о Призраках, ты был так увлечен, что совершенно позабыл о том, что у тебя сегодня вечером должен был быть урок музыки?…

Крикс сразу же почувствовал ловушку. Если бы наставник Хлорд считал, что он и в самом деле пропустил урок случайно, по забывчивости, он бы ограничился коротким замечанием, сделанным утром на разводе или даже в трапезной. А раз уж он пришел сюда, чтобы спросить об этом, значит, ментор знал, как обстоят дела на самом деле. И безопаснее всего было ответить честно.

— Нет, наставник. Я ничего не забыл. Просто я уже пару месяцев не посещал эти уроки.

Хлорд кивнул.

— Вот именно. Мэтр Эттар сказал, что остальные по твоему наущению врали ему, что ты все еще лежишь со сломанной ногой.

— Нет! Я просто… не особенно хотел туда ходить. И попросил, чтобы ему не говорили, что я уже выздоровел.

— А, ну это, разумеется, меняет дело, — вздохнул Хлорд. — И сколько ты еще рассчитывал "лечиться"?..

— Не знаю, мастер. Мне бы не хотелось больше заниматься музыкой.

— А мне бы не хотелось слушать, как наставники приходят жаловаться на моих учеников. Но иногда приходится. И знаешь, почему?.. Потому что некоторые ученики считают себя исключением из правил, — хмуро сказал Хлорд. — Ты должен был знать, что занятия музыкой в Лаконе так же обязательны, как тренировки и чистописание. Пока ты здесь, ты будешь делать все, что тебе скажут. И постарайся сделать это так, чтобы наставник Эймерик больше не приходил ко мне со своими жалобами.

— На что ему-то жаловаться?.. — не сдержался Крикс. — С тех пор, как я пришел к нему впервые, он только и делал, что твердил, что я бездарен, что у меня пальцы кузнеца и что проще было бы учить играть медведя. Мне казалось, что он должен радоваться, если я не стану больше к нему приходить.

— Это не оправдание, — сухо заметил ментор. — Эймерик же не обязан сделать тебя менестрелем. Он обязан научить тебя тому, что полагается всякому образованному человеку вашего сословия. И независимо от того, как ты — или он сам — относитесь к этим урокам, они будут продолжаться. И ты больше никогда не станешь пропускать их без уважительной причины. Ясно?

Крикс подумал, что финальные вопросы типа "Ясно?" или "Ты все понял?" служат мастерам Лакона для того, чтобы надежно пресекать любые возражения и замечания со стороны учеников. Ответить на такой вопрос иначе, чем "Да, мастер" было просто невозможно. А ответив, уже невозможно было не исполнить отданный приказ. И хотя говорил ты вроде бы о том, что просто услышал и правильно понял сказанное, само собой получалось так, как будто ты со всем согласен. Порой это ужасно выводило из себя.

Одна беда — сказать "Не ясно!" было бы не просто дерзко, но вдобавок прозвучало бы довольно глупо.

— Да, Наставник. Я все понял, — хмуро согласился он. — Вы назначите мне отработку?

— Я уже договорился с Эймериком. Он любезно согласился посвятить тебе свои свободные часы.

Крикс едва не задохнулся от негодования. Кто же мог знать, что Эймерик окажется настолько подлым типом?.. Он ведь его тоже выносить не мог — а тут вдруг согласился заниматься с ним в три раза чаще, чем положено! Неужели правда, что люди способны наступить себе на горло, лишь бы посильнее досадить другому?

— Пойдешь к нему завтра, — подытожил Хлорд. — И не забудь сначала извиниться за свое неуважительное поведение.

"Нет уж, — мрачно подумал Крикс. — Если мне все равно придется убивать каждый второй свободный вечер на Эттара с его деревяшкой, то без моих извинений он как-нибудь обойдется".


* * *


Придворный менестрель Феррен Малик нечасто заходил в Лакон, но в этот раз один из его бывших учеников просил его зайти и оценить написанную им канцону. И сейчас Малик сидел в удобном кресле, развернув его к камину, и внимательно смотрел на желтоватый лист, исписанный столбцами букв и цифр. Новомодной нотной грамоты, придуманной в Бейн-Арилле, Эттар не признавал, Как, впрочем, и большая часть столичных музыкантов.

В просторной комнате с высоким потолком висела тишина, подобная слишком туго натянутой струне. Эймерик сидел, как на иголках, ожидая, пока гость произнесет свой приговор. Мэтр Малик не торопился. Время от времени он тянулся к небольшому столику, на котором стоял поднос, два узких кубка и тарелка с сухофруктами, и отпивал чуть-чуть оремиса, не отрываясь от листа. В конце концов Фаррен кивнул и отложил исписанный пергамент.

— Что тут скажешь… Безупречно, как всегда.

— Благодарю, — Эттар польщенно улыбнулся. — Я очень рад, что вам понравилось. Ничье мнение не значит для меня так много, как ваше.

Мэтр Малик поднял глаза на бывшего ученика и тяжело вздохнул.

— Боюсь, что ты неверно меня понял, если посчитал мой отзыв похвалой. Придраться здесь и правда абсолютно не к чему. Но это не канцона, а математическая формула.

Эймерик надулся, на мгновение напомнив своему учителю высокого и тощего подростка, с которым они в свое время часто спорили на эту тему.

— Вы же знаете, Canon Musica — это та же алгебра. Так учит нас великий Болдуин.

— Но сам-то Болдуин был музыкантом, а не математиком. А ты всегда слишком много внимания уделял форме, — сказал старший менестрель устало. — Спору нет, твои канцоны идеальны, твои элегии изящны, а хоретты выверены до последнего аккорда. Но они, ты уж прости меня — мертвы. Ты мог бы стать прекрасным музыкантом, если бы хоть иногда позволял себе отступать от правил ради чувства. По твоему произведению легко понять, что ты писал его, не выходя из комнаты. Развейся, Эйк! Сходи на берег моря. Посиди, послушай, как шумит прибой. Уверен, ты не помнишь, как трубят рожки на императорской охоте или как кричат ночные птицы в Мирном. Вот и освежи воспоминания. Или хотя бы просто поброди по улицам, послушай, как звучит и дышит город. Тогда ты начнешь писать живую музыку.

— Да, легко вам говорить, — Эттар досадливо поморщился. — Если бы я делал то же, что и вы, учитель — я хочу сказать, если бы я играл перед ценителями, достойными моего искусства, а все остальное время слушал шквал восторженных похвал, то я мог бы позволить себе и сидеть на берегу, и любоваться на закаты, и все что угодно. Но вместо того, чтобы искать источник вдохновения, или, как вы выразились, "слушать город", мне приходится возиться с дюжиной ленивых неучей в неделю. И прихождится немало потрудиться, чтобы вколотить в их головы хотя бы самые элементарные понятия о музыке.

— Да, это не непросто, — согласился Малик, вспоминая, сколько он промучился с самим Эттаром. — Но у меня тоже есть ученики, мой друг.

— Конечно… Только ваши, вероятно, отличают терцию от квинты. А эти лаконские балбесы щиплют струны жесткими негнущимися пальцами — да еще с таким видом, словно делают мне одолжение. Вот сегодня, например, ко мне придет один из худших. Врун, бездельник и тупица. Из той категории людей, кто оскорбляет инструмент одним своим прикосновением. Вообще-то он не слишком часто удостаивал вниманием мои занятия, но на этот раз наверняка надумает прийти, — сказал наставник не без яда.

— Почему? — полюбопытствовал Феррен.

— Едва ли из желания чему-то научиться. Он не появлялся здесь с начала осени. Вчера мое терпение иссякло и я побеседовал с его наставником, а тот… Хотя зачем вам все эти подробности? Я просто хотел объяснить, что в Академии не скоро наберешься вдохновения.

Эйк тяжело вздохнул, всем своим видом демонстрируя, что от такой тяжелой ноши, как наставничество в Академии, любой менее стойкий человек стал бы негодовать и жаловаться на судьбу, но он намерен, не ропща, нести ее и дальше. Глядя на исполненное благородной скорби лицо своего бывшего ученика, Ференн почувствовал себя заинтригованным.

— Любопытно. Ты позволишь мне взглянуть на этого лаконца?

Это предложение разом заставило Эттара позабыть о своем меланхолическом позерстве и уставиться на бывшего наставника во все глаза.

— Зачем?..

Мэтр Малик неопределенно взмахнул рукой.

— Даже не знаю, — сказал он беспечно — Ты так красочно его расписывал… К тому же я хотел бы оказать тебе услугу и позволить хоть немного отдохнуть. Так что, если ты не против, я на один вечер заменю тебя, а ты сможешь заняться чем-нибудь другим.

— Вы очень любезны, мэтр, — пробормотал Эймерик. — Но, честное слово, это неудобно…

Малик отмахнулся.

— Хватит, Эйк. Не будем тратить лишних полчаса на никому не нужные любезности. Выматывайся-ка отсюда. В город, в парк, к Морскому змею — куда пожелаешь… Только скажи, как зовут того "тупицу и бездельника", чтобы я, по крайней мере, знал, как к нему обращаться.

Эймерик растерянно ответил:

— Крикс, — Малик вопросительно приподнял брови, и Эттар поправился — Крикс из Энмерри по прозвищу "дан-Энрикс".

— Хорошо, теперь иди. Удачи, Эйк.

— И вам, учитель, — мрачно кивнул тот. — Альды мне свидетели — она вам еще пригодится.


…Крикс по прозвищу "дан-Энрикс" оказался энонийцем. После раздраженной речи Эймерика менестрель рассчитывал увидеть юношу постарше — одного из тех, что шляются по городу компаниями по пять-шесть человек, кутят в тавернах и цепляются к прохожим. Но темноволосому и смуглому лаконцу, появившемуся в дверях комнаты со своей лютней — он держал ее за гриф, как будто инструмент был птицей, которой он собирался свернуть шею — с виду было лет двенадцать. Мальчик вошел с видом осужденного на казнь и в недоумении остановился, обнаружив в аулариуме незнакомца.

— Проходи, — вежливо пригласил лаконца музыкант. — Меня зовут мэтр Феррен Малик, и на сегодняшний вечер я заменяю твоего наставника.

Надежда, промелькнувшая было на лице лаконца, погасла так же быстро, как и загорелась.

— Твое имя Крикс?

Южанин стиснул лютню — разыгравшейся сверх меры фантазии Малика немедленно представился предсмертный хрип — и коротко кивнул. Музыкант указал южанину на стул.

— Сядь и сыграй то, что вы разучивали с Эйк… с мэтром Эттаром.

Южанин сел и заиграл. Наверное, это была Estansa — в большей мере упражнение, чем настоящая мелодия. Ее играли почти все, кто начинал учиться музыке, и мэтр Малик разбирал ее со многими учениками. Но на этот раз Феррен бы не рискнул побиться об заклад, что слышит именно "Эстанцу". Разобрать это по исполнению южанина не представлялось никакой возможности.

Несколько минут понаблюдав, как энониец дергает за струны, менестрель махнул рукой.

— Так, хватит. Хватит!.. Это отвратительно. Скажи, ты вообще практиковался перед тем, как прийти сюда?

— Н-не… немного, — сказал Крикс.

— Значит, нет, — кивнул Малик. — Если бы ты пробовал играть, ты бы заметил, что твой инструмент расстроен. Дай-ка, я поправлю…

Ученик охотно отдал ему лютню и сцепил руки на коленях, безучастно наблюдая, как Феррен настраивает каждый лад и возится со струнами. Менестрель полностью погрузился в свое дело, и вспомнил о присутствии лаконца только через несколько минут, когда лютня наконец-то зазвучала так, как ей положено.

— Вот… уже гораздо лучше. Слышишь? — Малик пробежался пальцами по струнам.

На лице "дан-Энрикса" читалась смертная тоска.

Феррен вздохнул.

— Не видишь… Что ж, возможно, лютня тебе просто не подходит. Как считаешь, может, подыскать тебе какой-нибудь другой инструмент?

— Не знаю, — сказал мальчик, отводя взгляд в сторону — как понял Малик, в вежливой попытке скрыть обуревающую его скуку. — Может быть.

— Дай подумать. Арфа тебе вряд ли подойдет… для виолины нужен очень тонкий слух… быть может, флейту? Или гарму? Как ты полагаешь?

Крикс повел плечом, как будто отгоняя надоедливое насекомое.

— Может быть. Я в этом ничего не понимаю.

"Любопытно" — сказал себе мэтр Малик. — "Очень любопытно".

Менестрель отложил лютню в сторону и присел на край стола — жест, больше подошедший бы двадцатилетнему Эттару, чем этому невысокому, седому человеку. А вместе с тем представить, чтобы Эймерик решился сесть на стол в присутствии ученика, было практически немыслимо — так сильно он боялся уронить свое достоинство. Подумав так, Крикс посмотрел на Малика с невольным интересом.

— Я смотрю, тебе не очень хочется заниматься музыкой, — заметил менестрель. — Ведь так?..

Странно, но его тон не выражал неодобрения. Возможно, именно поэтому у Крикса вырвались те самые слова, которые крутились в его голове на протяжении бессмысленных и вязких, как кисель, часов с Эттаром.

— Да. Мне кажется, это пустая трата времени.

— Почему?

Южанин дернул подбородком.

— Разве не понятно?… В Академии из нас готовят воинов, но при этом заставляют заниматься музыкой, поскольку так положено. Я думаю, что это глупо. Если не считать Кэлрина Отта, я не знаю никого, кто научился хорошо играть. Все остальные просто дергают за струны и фальшивят.

— Стало быть, ты можешь отличить, когда фальшивят? — улыбнулся менестрель. — Уже неплохо.

Но "дан-Энрикс" не ответил на его улыбку и упрямо повторил:

— Я не хочу учиться музыке.

Крикс хмуро наблюдал за менестрелем, ожидая, как тот отреагирует на такой неприкрытый бунт. По опыту он знал, что попытки возражать против порядков Академии ничем хорошим не кончаются, и даже мог предположить, что сделал бы любой из мастеров после такого заявления. Эймерик бы раскричался и начал махать руками так, что его можно было бы принять за ветряную мельницу. Наставник Вардос бы, наверное, пожал плечами и отправил Рикса выгребать навоз в конюшнях до конца зимы. А мастер Хлорд снова сказал бы, что правила Лакона обязательны для всех, и его мнения никто не спрашивает.

Мэтр Малик несколько минут задумчиво смотрел на Рикса, потирая подбородок. А потом сказал:

— А не попробовать ли нам с тобой гаэтан?

— Что?.. — удивленно переспросил Крикс.

— Это такой старинный струнный инструмент. Первый гаэтан создали Альды. Они называли его Haen Gaetan, "Поющее сердце". А люди стали называть китаной, — объяснил Феррен.

Малик отметил, что что южанин встрепенулся, когда он упомянул об Альдах, и подумал, что, возможно, попал в цель. Но, ничем не выдав этой мысли, он как ни в чем ни бывало продолжал:

— Гаэтан — довольно сложный и капризный инструмент. До того, как люди научились их копировать, они считали, что в китане скрыты фэйры, позволяющие ей издавать звук такой чистоты и силы. Китаниров обвиняли в черной магии, при помощи которой они околдовывают своих слушателей. Вряд ли можно точно подсчитать, сколько гаэтанов было уничтожено из-за человеческого страха и невежества. По счастью, триста с чем-то лет назад мастеру Веньену из Эледы удалось создать свой гаэтан, тем самым доказав, что это просто музыкальный инструмент, а не артефакт, наполненный опасной магией… Вот я и подумал — не попробовать ли нам с тобой гаэтан. Возможно, он придется тебе по душе несколько больше, чем простая лютня или флейта. Подожди, сейчас я принесу свою китану.

На лице "дан-Энрикса" была написана растерянность.

— Но… вы же сами говорите, что китана — сложный инструмент… а у меня пока что даже с лютней плохо получается. Я вам что-нибудь испорчу.

— Это вряд ли, — безмятежно отмахнулся Малик. — Я просто хочу, чтобы ты на него взглянул. Играть буду я сам.

Энониец с удивлением смотрел на собеседника.

— Как, на моем уроке?

— Почему бы нет?.. Мэтр Эттар когда-нибудь играл тебе?

— Н-ну, он показывал мне гаммы.

— Гаммы! — Малик беззаботно рассмеялся и повторил, как будто бы не веря собственным ушам. — Гаммы!.. Да, это похоже на Эттара! Подожди минуту, я сейчас вернусь.

Инструмент был красивым — цвета дикого меда, с длинным, изогнутым грифом. Дерево казалось теплым, как будто впитавшим в себя солнечный свет, который теперь пробивался из-под покрывавшего китану лака. В этом теплом янтарном сиянии было что-то завораживающее. На какое-то мгновение Криксу даже захотелось попросить у менестреля разрешение подержать гаэтан в руках. Но такая просьба слишком смахивала бы на капитуляцию, поэтому Крикс нахмурился и отвел от инструмента взгляд. Не хватало только, чтобы менестрель вообразил, что, только из-за того, что ему нравится цвет лака, он готов забыть свои слова и попусту потратить столько времени на возню с дурацкой деревяшкой.

— Так, с чего бы нам начать?.. — задумчиво сказал Малик, усаживаясь напротив своего "ученика". — Ты изучал тарнийский?..

— Нет, — ответил Крикс.

— Прекрасно, — кивнул Малик, опуская пальцы на струны китаны. Крикс уже хотел было спросить, что тут прекрасного, но менестрель запел, и мальчику пришлось оставить вопрос при себе. Голос у музыканта оказался неожиданно глубоким и на удивление подвижным — Криксу никогда не приходило в голову, что у одного и того же человека голос может звучать то мягко, даже нежно, то хрипло, даже грубо. Малик пел по-тарнийски, так что Крикс не понимал ни слова, но мелодия была печальна, и "дан-Энрикс" чуть нахмурился. А голос менестреля, набирая силу, зазвучал настойчиво и почти гневно, срываясь в безысходную, мучительную скорбь — скорбь человека, потерявшего что-то безмерно дорогое. Песня говорила о невыносимости утраты, пахла гарью погребального костра, и, оставаясь все такой же непонятной, все-таки вмещала в себя все — от нежности до крика, от бессильного проклятия судьбе — до светлой и прозрачной, как вода, печали. Крикс внезапно понял, почему Малик выбрал песню на тарнийском — он как будто хотел показать, что сила музыки — в ее способности передавать самое главное от сердца к сердцу, без посредства слов. Южанин сдавленно вздохнул. В нем поднималось что-то темное, тяжелое, горячее, чего он сам в себе не подозревал — разве что в тех кошмарных снах, которые будили его ночью во Дворце. Как будто плавился и таял мерзлый ком из грязного затоптанного снега, льда и копоти, который он все время ощущал в своей душе после событий прошлого Эйслита. Криксу показалось, что его ресницы стали влажными, но Феррен Малик, закончив исполнять балладу и взглянув на слушающего его лаконца, увидел только широко распахнутые и блестящие, как будто бы светившиеся изнутри глаза.

— Сыграйте что-нибудь еще… пожалуйста, — чужим, охрипшим голосом попросил Рикс.


XV


Разбудили Ирема шаги на лестнице. Время было уже позднее — шестая стража, то есть около восьми часов утра. Но в этом была своя справедливость. Когда, если не в День Наоборот, иначе называемый Днем Беспорядка, глава Ордена может позволить себе выспаться, не вскакивая засветло?

С другой стороны, в День Беспорядка все, что было правильного и устойчивого в мире, вставало вверх тормашками. Хозяева прислуживали слугам за обедом, завтраком и ужином, подмастерье плотника мог самым фамильярным тоном обратиться к лорду из Имперского совета, даже детям позволялось бить баклуши и не слушаться родителей… одним словом, власть принадлежала тем, кто остальные дни в году должен был подчиняться. Ходили слухи, что в Лаконе мастера не выполняли старую традицию. Оно и правильно: позволь лаконцам на один день сесть наставникам на шею — и восстановление порядка займет целый месяц. Зато в имперской гвардии обычай Дня Наоборот, увы, всегда блюли неукоснительно. А значит, его обязательно придут будить.

Да, собственно, уже пришли. Недаром Ирем слышал голоса и шорохи за дверью. Некоторые вещи оставались неизменны, сколько коадъютор себя помнил. Скажем, всегда находилась горстка кандидатов, которых накануне Дня Наоборот осеняла "блестящая" идея: пользуясь удобным случаем, сквитаться с высшими чинами Ордена за прошлые — и еще только предстоящие — обиды. По логике "обычно вы с утра до ночи нас шпыняете, зато сегодня — наша очередь". Кто-то еще до завтрака шел к принцепсу, кто-то — к приемщикам и преторам. Самые наглые из года в год выбирали для себя мишенью коадъютора. Отчаянных парней не останавливала даже мысль, что День Наоборот закончится, а вот их испытательный срок в Ордене продлится еще месяц или два, на протяжении которых нынешние шутки еще двадцать раз аукнутся беспечным шутникам. Возможно, вспоминая первую часть испытательного срока, они полагали, что терять им уже нечего?..

Ирем невольно улыбнулся, вслушиваясь в препирательства за дверью.

Кандидаты с жаром обсуждали два вопроса: "спит-не спит" и "заходить-не заходить".

В конце концов дверь распахнулась, пропуская делегацию из пяти человек. "Хоть бы шестого где-нибудь нашли, а то число уж больно несчастливое" — подумал лорд, разглядывая кандидатов из-под полуприкрытых век.

— Подъем был полтора часа назад, — сообщил парень, явно бывший заводилой. Держаться он старался так же, как какой-нибудь из старших рыцарей, зашедший в спальню кандидатов после общего подъема.

Разница заключалась только в том, что кандидат, проспав побудку, от такого заявления немедленно вскочил бы, как ужаленный. А вот Ирем даже не пошевелился, глядя на всю их компанию с нескрываемой насмешкой.

— Я сказал, подъем…

— Я слышал. Полтора часа назад. Что дальше? — усмехнулся рыцарь.

Остальные кандидаты все заметнее терялись. В самом деле, ведь не силой же им теперь заставлять его подняться? Да и как еще подступишься… Но, судя по всему, заговоривший первым юноша не зря верховодил в компании. Густые брови сдвинулись, а в голосе прибавилось металла.

— Встать! Иначе за неподчинение… вышестоящему лицу отправлю в Адельстан.

Остальные четверо не вмешивались, наблюдая за развитием событий со смесью ужаса и восторга. И чего там было больше, не сумел бы разобраться даже коадъютор.

— Ого, — протянул Ирем уважительно. — Ну что ж…

Он неспеша поднялся на ноги, оказавшись на голову выше кандидата. Тот невольно отступил на шаг — и покраснел еще сильнее, чем когда запнулся на "вышестоящем". Ирем скрестил руки на груди.

— И что теперь?

— Пойдете с нами, — встрял вихрастый рыжий паренек, стоявший рядом с заводилой. Голос звенел от азарта.

Рыцарь, не сдержавшись, рассмеялся.

— Прямо так? В нижней рубашке и подштанниках?.. Помилуйте, уж лучше Адельстан.

В рядах врагов произошло минутное замешательство. Потом "вышестоящее лицо" пробормотало:

— Тогда… оденьтесь, мы вас подождем.

Лорд Ирем оценил упорство кандидатов по достоинству.

Может, все дело было в том, что он отлично выспался, а может, свою роль сыграло то, что в нынешнем году пятнадцатый день марта выдался солнечным, по-настоящему весенним, но настроение у коадъютора было до неприличия веселым.

Он обвел взглядом свой "конвой" и усмехнулся.

— Предлагаю перемирие. Вы выйдите за дверь и дадите мне время умыться и надеть нормальную одежду, а я… ну, скажем, угощу вас завтраком. В любой харчевне города, на выбор.

Глаза кандидатов загорелись. Завтрак с коадъютором!..

— Мы принимаем ваше предложение, — важно изрек их предводитель.

— Тогда — все на выход, — сказал Ирем. — Подождете в коридоре.

Судя по глазам темноволосого, он очень хотел вякнуть напоследок что-то вроде "только побыстрее". Но решил не искушать судьбу.

Начавшийся так необычно день уже перевалил за полдень, когда Ирем, все-таки избавившись от своего эскорта (ценой нескольких бутылок "Пурпурного сердца", яичницы с беконом и мясного пирога) вошел в зал столичного Книгохранилища. Несколько часов беседы с кандидатами одновременно развлекли его — и вымотали больше, чем ревизия портовых складов. Рыцарь искал тишины и уединения. Но, как Саккронис ни следил за тишиной, в библиотечном зале слышался невнятный гул. Шепотом советовались друг с другом переписчики, а от большой компании лаконцев, облюбовавших дальние скамьи у стеллажей, доносились перешептывания и приглушенные смешки… к тому же каждый третий посетитель городской библиотеки при чтении не только шевелил губами, но и еле слышно проговаривал прочитанное. Одним словом, если бы стоявшая в высокой нише над входным порталом статуя Безмолвия была живой и обладала слухом, она бы, вероятно, покраснела от досады.

— Я бы предпочел пройти в ваш аулариум, если позволите, — негромко сказал рыцарь архивариусу. — Сейчас мне совершенно не нужна компания.

— Тогда мой аулариум вам вряд ли подойдет. Боюсь, он тоже занят.

Лицо архивариуса выражало страшное смущение. Коадъютор удивленно покосился на Саккрониса. Он знал, что тот пускает в свою комнату некоторых посетителей Книгохранилища, которым нужно почитать и поразмыслить в тишине. Но в таких случаях Саккронис обычно сообщал, что в его комнате сейчас работает такой-то и такой-то, и на этом разговор можно было считать оконченным. Было неясно, почему сейчас почтенный архивариус выглядит как мальчишка, пойманный на краже вишен из чужого сада.

Лорду поневоле стало любопытно.

— Как вы полагаете, ваш гость не будет возражать, если я расположусь с ним рядом? Разумеется, я постараюсь не мешать его ученым изысканиям.

Пергаментно-желтые скулы архивариуса покраснели.

— Нет, я думаю, что он… не будет возражать. Пройдите, монсеньор.

Ирем слегка склонил голову в знак благодарности, взял книгу и прошел в отдельный кабинет. И вместо убеленного сединами ученого увидел там мальчишку лет двенадцати, одетого в форменную лаконскую одержу. Причем даже со спины вошедший без труда узнал в нем Рикса.

Лорд беззвучно усмехнулся. Исполняя обещание, когда-то данное Валлариксу, он время от времени наводил справки о "дан-Энриксе" и знал, что архивариус, преподававший историю и философию в Лаконе, выделял южанина среди других своих учеников. Но до сегодняшнего дня Ирем не подозревал, что Рикс смог обаять Саккрониса настолько, что тот позволил ему находиться в Книгохранилище на положении своего гостя.

Мальчик так увлекся чтением, что даже не заметил, как лорд Ирем подошел к нему и заглянул через плечо. Как раз в эту минуту Крикс нетерпеливо перелистнул сразу несколько страниц, должно быть, показавшихся ему неинтересными, и начал читать дальше с середины текста, безотчетно водя пальцем по строке прямо под той, которую он в эту самую минуту пробегал глазами. Почтением к книжному слову, на котором так настаивал Саккронис, здесь даже не пахло. Пока он подобным способом просматривал один из фолиантов, остальные громоздились рядом, ожидая своей очереди. Хрупкие тростниковые листы из Старого Энони, внушительные кожаные переплеты на пергаментных томах и даже новомодная бумага из Бейн-Арилля — похоже, книги, выбранные Риксом, были собраны со всей библиотеки. Ирем склонил голову к плечу, читая названия на корешках томов и надписи на свитках.

"Хроники Маршанка с Дополнением в виде позднейших описаний городской резни, устроенной Безликими"

"Неизвестная Галарра"

"О стабильных и "мерцающих" магических порталах, а также о свойствах Каменных Столбов"

"Семь тезисов о Тайной магии"…

По мере того, как Ирем читал эти заголовки, серые глаза мессера коадъютора раскрывались все шире. Рыцарь никогда не думал, что такие книги можно взять в Книгохранилище. Практические руководства по отдельным видам магии сюда не попадали — их хранили архивариусы из Совета Ста. Тайные хроники Легелиона находились в Императорской библиотеке. Но, по-видимому, некоторые сочинения были признаны чисто теоретическими и переданы переписчикам столичного Книгохранилища.

Оставалось загадкой, как Крикс ухитрился получить такие книги у Саккрониса, да еще все сразу, ведь упрямый архивариус обычно выдавал одну, самое больше две книги — даже когда какой-то посетитель возмущался и настаивал, что ему непременно нужно несколько томов одновременно. Исключения Саккронис делал только для ученых, прибывших в столицу из какой-нибудь провинции для продолжения своих исследований.

Коадъютор точно знал одно — каким бы способом "дан-Энрикс" не сумел умаслить архивариуса и достать все эти книги, но читать он их не будет. Рыцарь потряс Крикса за плечо, и когда тот, вздрогнув от неожиданности, обернулся, приказал:

— Дай ее мне. Ту книгу, которую ты сейчас читал.

Крикс закрыл книгу и растерянно протянул ее лорду Ирему. Тот мельком взглянул на обложку. Полустершиеся буквы старого заглавия гласили: "Темные Начала: о происхождении Истоков". Ирем даже вздрогнул от такой убийственной прямолинейности давно почившего писателя.

— Та-ак, — протянул он. — Ну что ж, я ее забираю. И все остальные — тоже. А еще предупрежу Саккрониса, чтобы он больше не давал тебе подобный сочинений.

— Почему? — вскинулся Крикс, явно успевший несколько прийти в себя.

— Потому, что тебе еще слишком рано интересоваться подобными вещами.

— Но ведь я и так уже все видел! — возразил "дан-Энрикс" с жаром. — Я же был… в Галарре.

— А об этом вообще забудь. Все, Рикс. Ни слова больше. Ни о той истории, ни о сегодняшней. Просто раз и навсегда запомни, что я запрещаю тебе приходить в Книгохранилище и совать свой нос в такие книги.

Возражений лорд не ожидал, прекрасно зная, что в такой ситуации любой ровесник Крикса предпочел бы потихоньку улизнуть.

Южанин поступил иначе. Вызывающе вздернув подбородок, он заявил:

— Вы не можете мне что-то запретить, сэр Ирем. Вы мне не отец и не Наставник.

Рыцарь хмыкнул.

— Ты предпочитаешь, чтобы я поговорил об этом с твоим ментором?..

На этот раз "дан-Энрикс" промолчал. Должно быть, он неплохо представлял себе, что скажет мастер Хлорд о его странных увлечениях.

— Значит, нет, — подвел итоги лорд. — И правильно. А теперь оставь книги и выматывайся.

Крикс поднялся и, стараясь не глядеть на рыцаря, направился к дверям. И медленные, неохотные движения, и одеревеневшая спина лаконца красноречиво свидетельствовали о том, что, несмотря на внешнюю покорность, он с трудом скрывал свое негодование.

Лорд Ирем обогнал его и, распахнул дверь в общий зал.

— Мэтр Саккронис, будьте так любезны, заберите "Темные Начала" и другие книги с вашего стола, — сказал он вежливым, но в то же время не терпящим возражений тоном. — И еще. Я настоятельно прошу вас впредь отказывать этому… молодому человеку, если он захочет почитать что-то подобное.

— Как скажете, сэр Ирем, — растерянно согласился архивариус. — Но…

— Зайдите на минуту, я все объясню. Не беспокойтесь, Рикс уже уходит, — выразительно сказал лорд Ирем. И, небрежно обернувшись к мальчику, спросил — Надеюсь, что тебе не нужно показывать, где выход?..

Крикс гордо вскинул голову и прошел мимо доминанта с таким видом, словно тот был еще одной статуей или колонной. Усмехнувшись про себя, лорд Ирем пропустил Саккрониса вперед и закрыл за собой двери аулариума.

— Я смотрю, ученики Лакона пользуются у вас особенным расположением, — заметил он, помогая архивариусу сложить книги в стопку.

— Нет, напротив, мы в Книгохранилище не очень жалуем лаконцев. Шумные, ходят всегда по двое и по трое и мешают другим посетителям… Но, к счастью, здесь они бывают редко. Не могу сказать, что юношей из Академии сильно интересуют книги. Есть и исключения, конечно. Вот, к примеру, Рикс… очень способный мальчик, хотя и простолюдин. А ведь его едва не исключили из Лакона…

— Кажется, я что-то слышал об этой истории, — перебил Ирем, мрачновато улыбаясь. — Значит, этот Рикс — ваш ученик?

— Да нет… Он просто помогал мне разбирать новые книги, а потом стал приходить сюда, чтобы читать, — Саккронис рассмеялся. — Вообще-то помогать в Книгохранище — это такая форма наказания для провинившихся лаконцев. Их присылают к нам из Академии, поскольку сортировка книг обычно занимает целый вечер, а для большинства из них это самое скучное занятие на свете. Но Рикс с первого раза начал засыпать меня вопросами, а потом стал проводить здесь целые часы. Почти такой же любопытный, как Валларикс в юности… Мне кажется, он не читает книги, а глотает их, а потом начинает задавать вопросы о прочитанном. Довольно часто даже я не знаю, что ему ответить.

— И давно он начал интересоваться что-то вроде этого?.. — Лорд осторожно прикоснулся к переплету "Тезисов о Тайной магии".

— С весны, — охотно пояснил Саккронис. — В Белом зале есть несколько полок с подобными трактатами и всевозможными апокрифами… о Безликих и тому подобном, сами понимаете. В общей сложности около сотни относительно серьезных сочинений и гораздо больше всякой ерунды и схоластического пустословия. — Саккронис выразительно развел руками — Разумеется, для мальчика это не самое лучшее чтение, но я думаю, это пройдет само собой, когда он повзрослеет. Дети любят тайны и загадки. В его возрасте вся эта мистика еще воспринимается, как сказки.

— В Белом зале, говорите?.. — перебил Саккрониса лорд Ирем. — Извините, я сейчас вернусь.

Ирем слишком хорошо знал Крикса, чтобы не понять, куда тот должен был отправиться в первую очередь после того, как рыцарь выставил его из комнаты Саккрониса. Лорд быстро прошел через весь общий зал и углубился в сложную систему галерей и переходов, которые из-за многоярусных рядов из книжных полок были почти неотличимы друг от друга и все вместе составляли настоящий лабиринт. Зал, упомянутый Саккронисом, представлял из себя круглую комнату, опоясанную изнутри двумя рядами узеньких деревянных балконов, по которым можно было при известной ловкости перемещаться вдоль высоких полок с книгами. На одном из них, раскрыв какой-то пухлый том на середине, в эту минуту стоял Рикс. Нахмурив брови и покусывая нижнюю губу, он скользил глазами по странице манускрипта, выглядевшего более древним, чем сама библиотека. Услышав шаги Ирема, "дан-Энрикс" вздрогнул и захлопнул книгу. Несколько секунд рыцарь и мальчик молча меряли друг друга взглядами. На лице коадъютора было написано раздражение, на лице Рикса — мрачное упрямство.

— Поставь книгу и спускайся, — приказал лаконцу доминант.

Крикс помедлил, потом все-таки поставил книгу на пустовавшее место на полке, сохраняя при этом демонстративно независимое выражение лица.

"Все, — подумал Ирем хладнокровно. — Мое терпение иссякло. Пора объяснить мальчишке, что к чему".

Как только Рикс спустился, доминант без всяких колебаний сгреб его за шиворот. И, не обращая ни малейшего внимания на яростные и бесплодные попытки мальчика освободиться, потащил его к дверям. Однажды Криксу уже приходилось быть в подобном положении, но тогда он едва соображал из-за магического зелья, погрузившего его в сон наяву. Сейчас все было по-другому. Разве что одна деталь ничуть не изменилась — силы были слишком неравны. Крикс быстро понял, что никаких шансов вырваться из хватки рыцаря у него нет, и прошипел:

— Пустите!..

Рыцарь мрачно усмехнулся.

— Не желаешь показаться в таком виде в общем зале?.. Надо было думать раньше. Хотя что я говорю! Когда ты вообще о чем-то думал? — Удерживать бешено сопротивляющегося лаконца оказалось не так просто, как казалось рыцарю. И, втолкнув "дан-Энрикса" в соседний зал, сэр Ирем почти против воли поделился наболевшим. — До чего же ты мне надоел!.. Ты всего-навсего безмозглый, возмутительно самонадеянный сопляк, а от тебя уже больше проблем, чем от десятка взрослых.

— Хватит! — голос Рикса зазвенел от злости. — По какому праву вы все время меня оскорбляете?

— По праву сильного, — насмешливо ответил доминант. — И всякий раз, когда захочешь с кем-нибудь поспорить, для начала соразмерь это с твоими шансами выйти из спора победителем. А то ты все время поступаешь с точностью наоборот.

Взгляды сидевших в общем зале посетителей скрестились на идущем через зал мужчине, опоясанным мечом и державшего за шиворот мальчишку в серой тунике Лакона. Многие узнали в рыцаре мессера коадъютора и теперь недоумевали, что произошло. Оказавшись в перекрестье этих удивленных взглядов, энониец перестал сопротивляться, понимая, что так он только сделает свое положение еще более смешным и унизительным.

Так они пересекли огромный зал и подошли к дверям. Доведя энонийца до нижних ступеней лестницы, рыцарь небрежно оттолкнул бастарда от себя, одновременно выпустив ворот его рубашки. Сбитый с толку яростным сопротивлением "дан-Энрикса" в Книгохранилище, Ирем не рассчитал усилия, и энониец растянулся на земле, неловко рухнув на бок, чтобы поберечь больную ногу.

Лорд досадливо поморщился.

Он обошелся с Риксом так, как поступил бы с новичком из Ордена, которому хватило бы нахальства — или глупости — демонстративно нарушать его приказы. Но от кандидатов — почти взрослых юношей — Крикс отличался тем, что был всего лишь мальчиком одиннадцати лет. И если за свое упрямство он заслуживал урока, то, скорее всего, не такого. Но иногда Ирему казалось, что упрямому мальчишке просто доставляет удовольствие испытывать его терпение. Рыцарь помедлил у дверей библиотеки, чтобы убедиться, что с лаконцем не случилось ничего серьезнее нескольких ссадин и ушибов, а потом закрыл за собой дверь.


Поднявшись на ноги, Крикс посмотрел на содранную кожу на ладонях, а потом — на промелькнувшую в дверях библиотеки спину коадъютора. Если бы взглядом можно было убить, то рыцарь, вероятно, тут же и упал бы замертво.

"Какое ему за дело до того, какие книги я читаю?! — возмущенно думал Рикс. — Да никакого, разумеется. Ему просто нравится командовать людьми и надо всеми насмехаться. Как он сам сказал, по праву сильного! Ну ладно, мы еще посмотрим…"

Что "посмотрим", мальчик так и не придумал. "Кто сильнее"? Это бы звучало слишком глупо даже в мыслях. Дураку понятно, кто. А если бы у Крикса возникали хоть малейшие сомнения на этот счет, ему достаточно было бы посмотреть на свои ободранные руки и разбитое колено.

"Он об этом еще пожалеет!" — мысленно пообещал себе "дан-Энрикс".

Через несколько минут, немного поостыв, Крикс понял, что привести в исполнение свое запальчивое обещание будет непросто. Другой на его месте вовсе отказался бы от этой затеи. Под влиянием минутного порыва можно наговорить все, что хочешь, но любому ясно, что у младшего ученика Лакона нет никаких шансов расквитаться с главой Ордена. Разве что отложить свое возмездие до того времени, когда он заслужит рыцарские шпоры и получит право вызвать коадъютора на поединок. Несмотря на то, что ободранные при падении колени здорово саднило, пострадал он не так сильно — куда болезненнее был удар по самолюбию. Никто не обходился с ним подобным образом с тех пор, как Крикс сбежал из дома Валиора. Но на Валиора ему всегда было наплевать, тогда как Ирем… Проживя в столице почти целый год, Крикс имел случай убедиться, что коадъютор редко оставлял кого-то равнодушным: половина близких ко двору людей им откровенно восхищалась, а другая половина — так же искренне и пылко ненавидела его за крайнюю самоуверенность, подчас граничившую с фанфаронством, и холодные, любезно-ироничные манеры. Крикс и сам не знал, к какой из этих партий отнести себя — а может быть, принадлежал к обеим сразу.

Пока Крикс растравливал себя воспоминанием о тех или иных язвительных высказываниях каларийца, план возмездия сложился сам собой.

Вернувшись в Академию, он заглянул в Аркмор, но, против обыкновения, не отправился в комнату Димара и Кэлрина с Рэнси, а остановился у стола, за которым, наклонившись над какой-то геральдической таблицей, с мученическим лицом сидел Халейн Ралькон, посасывавший кончик серого гусиного пера.

Толстяк не поднял глаз, даже когда южанин подошел к нему. К визитам Рикса здесь уже привыкли. Крикс побарабанил коньчиками пальцев по столешнице, чтобы привлечь к себе внимание; только тогда Халейн вытащил изо рта перо и обернулся.

— Слушай, Лейн, твой старший брат на самом деле служит в гвардии?..

— Не просто "служит"! Он один из старших рыцарей и главный ординарий Адельстанее. Выше его — только сам принцепс с коадъютором, — с законной гордостью сказал Ралькон. Голос Крикса сделался мягким и вкрадчивым.

— А не знаешь, нет ли у него какого-нибудь старого орденского плаща? Ну в смысле, синего, какие носят в гвардии.

Халейн наморщил лоб.

— Наверное, есть.

— Не мог бы ты как-нибудь незаметно взять его и принести сюда?.. — понизив голос, спросил Рикс.

— То есть украсть?

— Нет, просто позаимствовать, — успокоительно заметил Крикс. Но этот довод не оказал на Ралькона должного влияния. Он вытаращился на младшего ученика во все глаза.

— Зачем?

— Это… секрет.

Толстяк презрительно оттопырил нижнюю губу.

— То есть я должен, по-твоему, забрать у брата его старый плащ — а ты даже не скажешь, для чего?..

— Да нет, скажу, конечно, — поспешил исправиться "дан-Энрикс". — Но только потом, когда ты принесешь мне плащ. Все равно без него у меня ничего не выйдет, так что, пока плаща не будет — говорить особо не о чем. Ну как?.. Сделаешь?

— Попробую, — подумав, согласился Лейн.

Крикс наклонился над пергаментом, как будто бы хотел получше рассмотреть миниатюру с геральдическим щитом Ральконов, а на самом деле — чтобы скрыть торжествующую улыбку.


* * *


Одно из окон аулариума было приоткрыто, и принцессе, сидевшей с ним рядом, никак не удавалось сосредоточиться на лежащем перед ней аварском переводе. Может быть, из-за сырого ветра, долетающего с моря и несущего с собой смутные картины бьющихся о камни молов волн, холщовых парусов и бесконечного простора, или из-за сладкого, густого запаха цветов, тянувшегося в аулариум из сада.

— Как поживает твой жених?.. — шепотом спросила Лисси у сидящей рядом девушки, воспользовавшись тем, что их наставница куда-то вышла. — Я слышала, вчера он был у вас в гостях!

Тут дочь Валларикса не удержалась и хихикнула.

Девушке, сидевшей рядом с ней, на вид было не более четырнадцати лет. Она была одета и причесана в точности так же, как сама Элиссив, но даже это не делало их похожими — слишком уж разными были черты лица и манера поведения.

У старшей из девушек волосы были очень темными — они в беспорядке падали на плечи, словно никак не могли решить, лежать им ровно или завиваться в локоны. Оттого, что она низко наклонилась над листом, Элиссив не могла увидеть ее глаз, всегда напоминавших ей про штормовое северное море. Лицо девушки, как будто по контрасту с этими глазами, сейчас оставалось спокойным и сосредоточенным. Это была лучшая подруга Лисси — Лейда Гвейн Гефэйр.

Когда встал вопрос о том, что Лисси слишком много занимается и ей нужна компания, чтобы не сидеть над книгами совсем одной, лорд Гефэйр скрепя сердце дал свое согласие на то, чтобы его дочь занималась науками вместе с наследницей. Сам он не одобрял этой идеи, да и вообще считал, что большинство этих наук не принесут никакой пользы юной девушке.

Гефэйр был неколебимо убежден, что женщине, если только она не будущая королева, нет нужды знать землеустроение, законы и чужие языки. Но Император лично попросил Гефэйра отпустить младшую дочь, и тот не мог не согласиться. Он был человеком старой закалки, считавшим волю Императора непререкаемой и, не в пример столичным лордам, очень высоко ценившим долг вассала. Элиссив знала, что ее отец бы очень удивился, если бы кто-то сказал ему, что он к чему-то принудил Гэфейра. Из-за некоторых особенностей своего характера Валларикс не догадывался, что большинством окружающих людей даже самая вежливая просьба с его стороны воспринимается, как приказание.

Но Элиссив была слишком рада отвоеванной возможности все время видеть Лейду, чтобы посочувствоать Гефэйру.

— Разве ты не рада, что Финн-Флаэнн сделал вам визит? — допытывалась она у подруги.

— Не болтай, Элиссив. Он всего лишь приезжал поговорить с моим отцом, — ответила ее соседка, наклонившись над пергаментом и всем своим видом изображая крайнюю сосредоточенность. Н принцесса видела, что ее щеки чуть порозовели. Понимая, что Элиссив ей не верит, Лейда уточнила — Мне, конечно, тоже пришлось к нему выйти, но мы побеседовали всего четверть часа. Так что перестань хихикать и исправь ошибку в переводе.

— Где?..

— Вот тут. Sin shass ain virten sheise. А не "сheise".

Лисси фыркнула.

— Подумаешь. А что, он тебе вообще не нравится?

— Кто?

— Да Альверин Финн-Флаэнн, разумеется, — Элиссив бросила перо и, уже не скрываясь, развернулась к собеседнице. — Он очень красивый, разве нет? И, кроме того, настоящий воин. Вот даже сэр Ирем говорит, что это первый Флэнн на его памяти, который знает, с какой стороны взяться за меч. Совсем не то, что те, кто может драться только на турнирах.

Вообще-то Ирем выразился куда резче. "Флаэны — порода совершенно бесполезная… Есть, спать и украшать себя — вот все, на что они способны. Не считая болтовни в Совете, разумеется. А уж от Филомерового отпрыска и вовсе странно было ожидать чего-нибудь хорошего. Но все-таки следует признать, что этот Альверин, пожалуй, самое приличное, что дом Финн-Флэнов дал миру за последние сто лет".

Те или иные фразы коадъютора Элиссив повторяла в разговорах часто и с заметным удовольствием. Но но этот раз она подумала, что полностью передавать тираду лорда Ирема не стоит — ведь вполне возможно, что Финн-Флаэны когда-нибудь станут новой семьей ее подруги.

— Лисси, он меня совсем не знает, — возразила Лейда. — Он, наверное, думает так же, как и ты. "Она красивая, представлена ко двору, и, судя по всему, не дура, раз уж учится вместе с наследницей". И для него этого достаточно, чтобы захотеть на мне жениться. А ведь на самом деле я — совсем другая! У меня четверо братьев, Лис. И в детстве они мало различали, что я не одна из них. Я люблю бывать на взморье или ездить на коне. Люблю своих собак и соколов. Мне часто хочется просто побыть одной. Мне нужен человек, который сможет принять меня такой, как есть. Такой… в которого бы я сама… могла влюбиться.

— Почему ты так уверена, что не полюбишь Альверина?.. — с любопытством спросила Элиссив. Но подруга только покачала головой.

— Лисси, это все совсем не так, как ты воображаешь. Подожди. Со временем сама поймешь… К счастью, отец считает, что мне будет лучше выйти замуж не теперь, а года через два.

— Ну еще бы! Тебе же всего тринадцать.

Лейда снова покачала головой.

— Не "всего тринадцать", а "уже тринадцать". В Гверре это обычный возраст для замужества. Проблема не во мне, а в Альверине. Ему почти двадцать, но он младший сын в семье. Отец считает, что Финн-Флаэнн должен подождать, если он хочет доказать серьезность своих планов. А вообще — хватит об этом. Давай заниматься.

Элиссив негромко застонала.

— Нет. Я больше не могу!.. Неужели тебе до сих пор не надоело?

— Не особо. Я люблю аварский. Он звучит очень красиво, разве нет?

Лисси дернула плечом.

— Не знаю, Лей. Зато я знаю, что сойду с ума, если опять придется проторчать тут до обеда. Мы сидим тут, как две птицы в клетке.

Лейда против воли улыбнулась.

— Тогда улетай! Я скажу наставнице, что ты отлучилась на минутку, так что поначалу она не сообразит, в чем дело. А ты тем временем успеешь оказаться далеко отсюда.

— Я тебя обожаю, Лейда! — воскликнула Элиссив, резво вскакивая на ноги. — Ни у кого больше нет такой подруги…

— Ладно, ладно, — рассмеялась дочь Гефэйра. — Не трать времени на разговоры, а то еще дождешься возвращения Наседки.

Лисси вихрем вылетела из учебной комнаты и понеслась по коридору, привычно придерживая длинный вышитый подол, чтобы не путался под ногами. Хорошо было бы переодеться в более удобную одежду, но штаны, которые она обычно надевала, чтобы ездить в седле по-мужски, остались в ее спальне, а туда идти было ни в коем случае нельзя.

Поначалу Лисси вообще еще не знала, куда ей направиться, но в голове стремительно сложился план — запастись едой на кухне, взять в библиотеке какую-нибудь интересную книгу и забрать свою добычу в сад, чтобы там сполна ей насладиться.

Свернув в коридор, ведущий в личное книгохранилище правителя, она услышала шаги и голоса, один из которых, вне всякого сомнения, принадлежал мессеру Ирему, в то время как второй, более тихий, оказался голосом ее отца. Должно быть, они возвращались с заседания совета.

Повинуясь первому порыву, Элиссив юркнула за колонну — и, как оказалось, вовремя. Валларикс и его телохранитель уже показались в конце коридора. Они шли по направлению к библиотеке, и у Лисси по спине поползли мурашки — она поняла, что только что чуть не попалась им на месте преступления.

В сущности, столкнуться с лордом Иремом было не так уж страшно. Но вот Император… от одной лишь мысли, что он мог увидеть ее тут, у Лисси засосало под ложечкой, хотя опасность уже миновала.

Элиссив очень любила своего отца, но в его присутствии всегда слегка терялась и не знала, как себя вести. От его собранности и серьезности всегда неуловимо веяло печалью.

Когда у него было свободное время — то есть, в сущности, не так уж часто — Валларикс охотно приглашал ее к себе или сам выходил к ней в парк. Он внимательно слушал ее рассказы о занятиях и играх, совсем не похожие на те, которыми она делилась с Лейдой или даже Иремом. Иногда отец смеялся вместе с ней, а иногда давал советы, и Элиссив безошибочным инстинктом ощущала, что он рад быть рядом и хотел бы, чтобы эти редкие свободные часы тянулись дольше. Но парадоксальным образом в ее присутствии его обычная меланхолия только усиливалась. Лисси видела отца другим — собранным и деловитым на Совете лордов, жизнерадостным и энергичным — на охоте или на турнирной площадке с Иремом. Но когда он был с принцессой, грусть, казалась, отравляла каждую его улыбку и каждое ласковое слово.

В чем причина, Лисси поняла уже давно. Главное озарение пришло лет в семь, когда она разглядывала круглую миниатюрную камею.

— Именно так. Ты очень на нее похожа, а с возрастом, должно быть, станешь ее точной копией, — подтвердил Ирем, когда Лисси поделилась с ним своей догадкой. — Только глаза у тебя от отца. У королевы были карие. Увы, в остальном ваша внешность совпадает в точности.

— А почему "увы"? — спросила Лисси. — Мне говорили, что она была красавицей.

— Не совсем так, — едва заметно улыбнулся доминант. Тон у него, против обыкновения, был невеселым. — При дворе Валларикса были девушки и красивее, чем королева. Армариэль, Элена Эренс… Но рядом с твоим отцом она всегда была самой красивой женщиной на свете. Когда они где-нибудь появлялись вместе, Валларикс смотрел только на нее. И все мы как-то поневоле начинали видеть Элику его глазами. Вот тогда она действительно была красавицей.

Рыцарь немного помолчал, потом закончил — буднично и сухо, словно речь шла о каком-то пустяке:

— Поэтому я и жалею, что ты так похожа на нее. У правителя всегда перед глазами есть живое напоминание об Элике, а он и так скорбит куда сильнее, чем любой другой мужчина в его положении.

После ухода доминанта Лисси еще долго смотрела на изящный женский профиль на камее, и задумчиво вертела в пальцах выбившийся из-под ленты локон. Волосы у матери наверняка были такими же, как у нее самой — каштановые, отливавшие на солнце золотом. Судя по сохранившимся изображениям, она обычно не носила сложные прически, а просто переплетала косу лентой, как какая-нибудь горожанка. Приставленные к Лисси дамы чаще всего причесывали ее точно так же — может быть, по старой памяти, ведь большинство их них хорошо знали королеву.

Несколько часов спустя Элиссив пробралась в дворцовую конюшню, взяла ножницы, которыми подравнивали лошадиные хвосты и гривы, и недрогнувшей рукой срезала волосы у самого затылка. Получилось криво, и она велела какому-то конюшенному мальчику, бывшему всего на пару лет старше ее самой, взять ножницы и подравнять. Несчастный паренек был в ужасе от такого предложения. Чтобы добиться своего, Элиссив пришлось топнуть ногой и напомнить конюшенному мальчику, что она — дочь императора. А потом, отбросив королевский тон, пообещать, что никому не проболтается о его помощи.

Остриженные волосы смешно курчавились, а голой шее было холодно и как-то непривычно.

О том, что началось, когда ее увидели "наседки" во главе с месс Лэнгдем, Лисси даже вспоминать не хотелось. Ахи, охи, возмущенное кудахтанье в десяток голосов и обещания пожаловаться Императору. И ни развлечений, ни так горячо любимых Лисси верховых прогулок, ни сладостей к обеду целый месяц.

Ей с утра до ночи объясняли, что девочка, которая ведет себя так, как она, никогда не станет ни достойной леди, ни хорошей королевой.

Элиссив было, в общем, все равно, что думает об этом леди Лэнгдем, но как-то раз она все же напомнила, что Беатрикс тоже остригла себе волосы, когда была наследницей. За это срок ее опалы увеличили еще на месяц. Большинство придворных дам шарахались от одного имени Беспутной Беатрикс.

Единственным человеком, который понял, что она хотела сделать, был лорд Ирем. Правда, с ним она увиделась нескоро — к тому времени два штрафных месяца уже истекли, а Ирем только-только возвратился из очередной поездки. Но сочувствие и одобрение, которое она прочла во взгляде рыцаря, по мнению Элиссив стоили предшествующих неприятностей. Правда, Лисси было мало молчаливого согласия мессера Ирема. Она полагала, что достойна более весомой похвалы.

— Правда, здорово?.. — гордо спросила она, тряхнув немного отросшими волосами.

— Как вы только ухитрились?.. — чуть заметно усмехнулся рыцарь. — Дамы, видимо, недосмотрели. Ну, и кто вам помогал? Судя по результату, это был какой-нибудь пастух, привыкший стричь баранов.

— А вот и нет. Я сама это сделала, — похвасталась Элиссив. — Вжик — и все! А когда дамы все узнали, было уже поздно.

Ирем рассмеялся.

— Восхищен вашей решимостью, принцесса. Но не делайте так больше. Это… мало что меняет.

…Ирема она любила почти так же сильно, как отца. Но, что куда важнее, Лисси не боялась разочаровать его и не задумывалась, как вести себя в его присутствии. Он знал об огромном количестве ее проделок, но Элиссив никогда не боялась, что Ирем расскажет о какой-нибудь из них ее отцу. Даже о прошлогоднем случае, когда он застал Лисси в комнате "дан-Энрикса", рыцарь великодушно умолчал, хотя Элиссив не могла припомнить, чтобы ей когда-нибудь до этого устраивали подобную головомойку.

Жалобы, которые время от времени все-таки доходили до Валларикса, обычно исходили от ее наставницы, месс Лэнгдем.

Элиссив сдавленно вздохнула и подумала, что в следующий раз месс Лэнгдем будет жаловаться на нее правителю уже сегодня вечером.


— …Скажи, сэр Ирем: когда ты последний раз участвовал в турнире? — спросил Валларикс, пока рыцарь закрывал за ними дверь библиотеки.

Коадъютор на мгновение задумался.

— Я пропустил турнир, который состоялся позапрошлой осенью, так что, наверное, лет пять назад, — сказал он, хмуря лоб. — Хотя нет, припоминаю, что года три назад я случайно попал на турнир Золотой Розы в Бейн-Арилле. За первый день я поучаствовал в шести боях, а во второй уехал, так что чемпиона объявляли без меня. А вы, мой лорд?..

— Не спрашивай, — мрачно ответил Валларикс. — Давно. Очень давно. Наверное, прошло уже лет восемь или девять.

— Ваш отец считал, что королю надлежит судить такие состязания, а не участвовать в них самому.

— Считал, — хмыкнул император. — Но он же выбил Родерика из Лаэра из седла так, что тот перелетел через барьер. А на турнире в честь захвата Плегны даже поучаствовал в общем бою, хотя это самый мало подобающий правителю вид состязаний. Не хотел бы показаться непочтительным, но у отца слова нередко расходились с делом.

— Значит, вы с ним не особенно похожи. Никогда не видел, чтобы вы сказали что-нибудь одно — а поступили по-другому. Именно поэтому Воителя любили больше… Люди, распивавшие вино с вашим отцом и охранявшие его шатер, когда он приводил туда какую-нибудь иллирийскую крестьянку, чувствовали в нем ту же живую плоть и кровь, что и в самих себе, и шли за ним. А вас, с вашей чрезмерной щепетильностью, простые люди никогда не будут чувствовать своим. Но я давно склоняюсь к мысли, что лучший правитель для своей страны — это не тот, кто пользуется наибольшей популярностью в народе, а тот, кто всегда остается верен — государству, женщине, идее… самому себе, в конце концов.

Валларикс слабо улыбнулся.

— Придворные льстецы могли бы поучиться у тебя, сэр Ирем. Так искусно прикрыть сразу несколько упреков одним комплиментом не сумел бы ни один из них, хотя они и упражняют свои языки усерднее, чем ты — свой меч. И все же, возвращаясь к разговору о турнире… Думаю, награду победителя на этот раз придется вручить кому-нибудь из Островных лордов с Островов. Из наших рыцарей надежды подает один Финн-Флаэнн, но он слишком молод.

— А вы сами, государь?…

Валларикс отрицательно качнул темноволосой головой.

— Нет, Ирем. Я пока еще могу охотиться на кабана, но я не имею права выехать на состязание, в котором будут принимать участие рыцари с Островов. Это бы значило подвергнуть наш союз с Томейном неоправданному риску. Если меня ранит кто-нибудь из наших лордов, это назовут несчастным случаем. Если же я ненароком пострадаю в схватке с кем-то из островитян, то скажут, что это намеренное покушение на мою жизнь. Такого допускать нельзя, сэр рыцарь.

— Согласен. И, однако, вы желаете, чтобы победу одержал один из наших рыцарей?

— Да. Не хотелось бы опять отдать всю славу этим чужакам.

— Ну что ж, пойду велю герольдам внести меня в турнирный список. И предупрежу Эрлано, чтобы был готов прислуживать мне перед состязанием.

— Он все еще твой оруженосец?.. — вопрос был вполне невинным, но и сам Валларикс, и его собеседник понимали его подоплеку. Коадъютор скрестил руки на груди.

— Только не начинайте снова, государь. Я вам уже ответил. И менять свое решение не собираюсь.

— Но слушай, Ирем…

— Нет!

— Не понимаю, — вздохнул Валларикс. — Конечно, я не могу приказать тебе взять нового оруженосца. Но ведь ты мне сам сказал, что собираешься освободить Эрлано от его обязанностей.

— Потому что хочу, наконец, пожить спокойно, — закончил рыцарь желчно.

Император улыбнулся.

— В жизни не поверю, что ты относился к нему только как к обузе.

— В жизни не поверю, что вы могли думать, что я возьму вашего племянника в оруженосцы, — не остался в долгу Ирем. — Государь, я обещал приглядывать за мальчиком и исполняю это… в меру своих сил. Но я пару раз беседовал с его Наставником, и, честно говоря, еще ни разу в жизни не сочувствовал кому-нибудь так глубоко искренне, как этому мастеру Хлорду. Крикс неуправляем.

— Да, и в настоящую минуту его неуемная энергия направлена на то, чтобы выуживать из старых хроник то, что ему знать не следует. Не ты ли пару дней назад рассказывал, как выставил его из Книгохранилища?.. — напомнил Валларикс. — И это еще полбеды. Ты знаешь, что Галахосу и Олваргу теперь известно о нем все: и его Истинное имя, и то, что он находится в Лаконе. Князь пообещал присматривать за мальчиком, но Олварг вряд ли станет посылать за ним Безликих. Куда проще взять обыкновенного убийцу или отравителя и заплатить ему за устранение бастарда. А на осторожность Крикса полагаться не приходится, сам знаешь.

— Ну, тогда отправьте его под конвоем в какой-нибудь отдаленный замок, и пусть там следят за каждым его шагом, — мрачно предложил лорд Ирем. — А меня увольте от такой задачи, мне она не по плечу.

— Я не сомневаюсь, что, находясь при тебе, Крикс был бы в бОльшей безопасности, — настойиво сказал Валларикс.

Рыцарь с трудом удержался от язвительного комментария, что для бОльшей безопасности Крикса следовало бы держать на привязи. И с кляпом. Но из уважения к тревоге сюзерена ограничился неопределенным пожатием плечами.

Император еще несколько секунд смотрел на друга, словно все еще надеясь, что тот передумает. Надо признать, за все двадцать лет их знакомства Ирем чуть ли не впервые так категорично отказывался сделать то, о чем просил его правитель. Валларикс искренне не понимал, чем вызвано такое непонятное упрямство Ирема.

А коадъютор, в свою очередь, считал, что Валларикс не понимает, о чем просит.

— Ну хорошо, сэр Ирем, — сдался Император. — Ты свободен. Отдохни получше перед завтрашним турниром. Мне хотелось бы надеяться, что ты получишь Золотую Ветвь.

Лорд Ирем усмехнулся.

— Имейте в виду, мой лорд — я не намерен возвращать денежный приз в казну. У Ордена и без того серьезные расходы.


XVI


		   Тихо вещи складывать, горевать,


		   Чтоб не видел слез, отводить глаза.


		   Каждый сын сперва покидает мать,


		   Ни на миг его удежать нельзя.


		   Он горяч и юн. У него в крови


		   Эта страсть, что предками зажжена,


		   Эта жажда подвигов и любви…


		   Он уходит в край, где идет война.


		   Он уходит. Ты остаешься ждать,


		   В горе воздух ловишь горячим ртом.


		   Каждый сын сперва покидает мать.


		   А потом — возлюбленных. А потом… (с) [9 - "Тихо вещи складывать, горевать…" — прекрасное стихотворение, приведенное в одном современном издании романа Кретьена де Труа "Персеваль". Увы, читал я его в чужой книге и впоследствие не смог найти, равно как и выяснить имя автора, перед которым я в искреннем восхищении снимаю шляпу и прошу прощения за свой невольный плагиат.]


Выйдя за порог, Фила со смутным беспокойством огляделась — и сейчас же успокоено вздохнула. Темноволосые затылки Близнецов, возившихся за домом, были хорошо видны за покосившимся, рассохшимся плетнем.

Фила уже в который раз подумала, что следует напомнить мужу подновить расшатанную изгородь. Хотя прекрасно знала, что в очередной раз не решится это сделать — потому что Валиор наверняка вернется к вечеру таким же раздраженным, как обычно.

Если вдуматься, не так уж много изменилось в Приозерном за последний год. Недавно овдовевший староста Карен женился снова, криворогая соседская корова Минка принесла теленка, энмеррийский городской совет повысил озимую подать на две медьки, а двенадцатилетний Барл — ровесник Безымянного — в начале лета утонул, купаясь в озере. То ли всему виной был никогда никем не виденный холодный ключ, который по рассказам старожилов Приозерного бил где-то в камышах, то ли незадачливый мальчишка просто зацепился ногой за корягу. Фила с ужасом представляла, что на его месте мог быть кто-нибудь из Близнецов, и, несмотря на все негодование последних, запретила им даже смотреть в сторону озера. По счастью, ни один из Близнецов не обладал таким непредсказуемым и независимым характером, как Безымянный. Вот уж кому было бесполезно что-то запрещать… только успеешь отвернуться — только вы его и видели. И уж можете не сомневаться, что он как раз там, куда ему не велено ходить. А нет — так возвращается домой с подбитым глазом и красноречивыми царапинами на костяшках кулаков.

Фила еще раз вздохнула и потрогала висящий поверх платья деревянный амулет.

Безымянный вырезал его из дерева, когда ему было лет девять. А перед уходом положил на самом видном месте, намотав шнурок от оберега на ее любимый гребень.

Фила поняла, что он пытался попрощаться — как умел.

Их дом притих и опустел без перепалок Вали с Безымянным. Теперь Фила склонна была верить Валиору. Высокий светловолосый рыцарь с холодными, насмешливыми серыми глазами, который руководил рекрутским набором, в самом деле был тем самым незнакомцем, который десять лет назад привез им Безымянного. Поэтому он и забрал его с собой, когда приехал в Приозерное с отрядом стражников.

Нашлись свидетели, который рассказывали, что светловолосый рыцарь пресерьезно толковал о чем-то с мальчиком, стоя с ним рядом у ворот.

Частенько, замерев над недостиранной рубашкой или замешивая тесто, Фила пыталась представить, куда незнакомец увез 'ее мальчика', как она по привычке называла Безымянного, чем несказанно раздражала мужа. Валиора мало волновало, куда делся Безымянный. Зато пропажа денег и утрата ранее обещанного рыцарем вознаграждения до сих пор выводила его из себя. Когда он увидел, что его тайник разграблен, то немедля свалил всю вину на каларийца. Он ничуть не сомневался в том, что этот человек — виновник всех его несчастий, и по вечерам, нацедив себе из бочонка пива, раз за разом вспоминал все причиненные им беды:

Навязал ему на шею байстрюка, не то чужого, не то своего собственного, посулив за это золотые горы. И ладно бы обыкновенного мальчишку, а то ведь хуже этого чумазого южанина могла быть только моровая язва. Даром что ли вся деревня до сих пор косо смотрит в его, Валиора, сторону, за то, что тот пригрел у себя это фэйрово отродье? Но и это можно было бы стерпеть, сдержи проклятый калариец свое слово. А что получилось вместо этого?.. Не только не привез обещанного золота, а еще и украл у Валиора честно заработанные деньги!! Да впридачу ко всему привел в деревню рекрутов, которые лишили их с женой их первенца, единственной надежды и опоры! И исчез!!! Поедешь в крепость, начнешь спрашивать об этом Иреме, а на тебя все смотрят странными глазами — и молчат. Молчат, собаки!..

Распалившись, Валиор со стуком опускал на стол пивную кружку, так что пена перехлестывала через край. Раскрасневшееся и оплывшее лицо бывшего стражника дышало злобой.

Несмелые возражения жены, что рекрутский набор касался всей деревни, а не только их семьи, а Ирем даже не мог знать, где спрятан кошелек с сорока полумесяцами, Валиор и слушать не желал. Сперва Фила надеялась, что он со временем остынет и забудет думать об этих деньгах, но, судя по всему, досада разнимала Валиора даже ночью — он стал плохо спать, ворочался и часто бормотал себе под нос какие-то неясные угрозы, когда думал, что она его не слышит. Потом, неловко отодвинувшись от Фиолы, поднимался на ноги, шумно пил воду из щербатой кружки и, вернувшись, снова принимался ерзать, вздрагивать и бормотать. Никому в особенности эти смутные угрозы не предназначались, но их главный адресат был ясен безо всяких уточнений. Филу утешало только то, что шансов снова встретиться с тем каларийцем, Иремом, у ее мужа было меньше, чем у Тейна и Тирена — утонуть в мутной и тинистой луже за домом, где они 'рыбачили' с тех пор, как она запретила им ходить на озеро.

И все же Филе было неспокойно. Прислушавшись к себе, она почувствовала, что неясная тревога относилась не к возившимся у самого забора Близнецам, а к двум ее старшим сыновьям. У Вали, жившего в казарме "Четырех дубов", все было как будто неплохо — ездивший недавно в город Сур привез от него весточку. О том, что сталось с Безымянным, не было известно ничего. На всякий случай Фила призвала милости Всеблагих на них обоих.

Пусть у ее мальчиков все будет хорошо.


* * *


Когда в день столь долгожданного турнира орденские рыцари выехали на площадь Трех колонн, где их отряду полагалось дожидаться появления Валларикса, наметанный взгляд принцепса сразу же выхватил какую-то тревожную неправильность происходящего. Движение процессии, направлявшейся за город, на расчищенное для турнира поле, должно было начаться в противоположном конце площади. Но, несмотря на это, большинство зевак, явившихся с утра пораньше, чтобы занять лучшие места, почему-то собралось возле грубо сколоченной трибуны, предназначенной для коадъютора. С этой трибуны Ирем, выполнявший роль распорядителя на этих торжествах, должен был следить за праздничным кортежем.

Направив своего коня к толпе, принцепс почти сразу увидел, что стало причиной общего веселья. Роль распорядителя торжеств, вне всякого сомнения, играло пугало.

Насаженное на длинную палку, оно было закреплено над аркой Трех колонн и с этой высоты гордо взирало на заполнивших Малую площадь горожан. К одной из растопыренных рук был привязан деревянный меч, и пугало, слегка пошатываясь на ветру, салютовало им толпе. Помимо деревянного меча те же заботливые руки снабдили чучело соломенными волосами, серыми заплатками на месте глаз и светлой курчавой бородкой из белесых стружек. А чтобы ни у кого не осталось никаких сомнений в том, в кого на самом деле метили неведомые шутники, на плечах чучела болтался темно-синий плащ. Судя по цвету и размерам, абсолютно подлиный. Многие из горожан не перестали фыркать и показывать на арку пальцами даже тогда, когда отряд Галларна, растолкав зевак, приблизился к трибуне коадютора почти вплотную.

Принцепс некстати вспомнил, что сэр Ирем, проверяющий дозоры у ворот, должен появиться здесь с минуты на минуту.

— Лестницу! И веревку, — враз осипшим голосом велел Галларн.

Кто-то бросился за лесницей. Подъехавший поближе к принцепсу Алдейн Ралькон негромко предложил:

— Убрать этих болванов?..

Ларн угрюмо дернул подбородком. Горожане собрались на площади, чтобы приветствовать Валларикса. Если рыцари станут разгонять их, то всеобщая досада неизбежно обратиться против Императора. Такое допускать было никак нельзя. Сам Ирем часто повторял, что у хранителей престола не должно быть самолюбия. Другое дело, что Галларн не представлял себе, чтобы лорд Ирем кому-то позволил насмехаться над собой — или, устроив что-нибудь подобное, остаться безнаказанным. Но меньше всего принцепсу хотелось оказаться человеком, который скажет лорду Ирему про шутку, жертвой которой стал коадъютор и весь Орден в целом.

— Лестница, мессер! — радостно сообщил один из меченосцев, бросившихся исполнять приказ. Еще трое волокли к трибуне длинную сосновую стремянку.

Галларн приподнял брови.

— Быстро обернулись, молодцы. Где взяли?

— Тут, недалеко. Ее, наверное, забыли, пока украшали площадь по заказу магистрата.

— Хорошо, — одобрил принцепс, и подумал про себя — а уж не этой ли самой лестницей воспользовались шутники, когда привязывали пугало? — Приставьте-ка ее к стене и уберите эту пакость.

"А когда мы выясним, кто это сделал, я их самих на жерди насажу и выставлю на этой площади всем на потеху" — мысленно закончил принцепс.

В перекрестье любопытных взглядов латники быстро подтащили лестницу к стене, однако при первой же попытке опереться на нее несколько перекладин разом хрустнули и подломились. Первый меченосец неуклюже соскочил на землю и растерянно сказал:

— Подпилено!..

Совсем рядом с Галларном рассмеялся, прикрывая рот рукой, какой-то подмастерье. Звук этого счастливого, по-детски радостного смеха резанул принцепсу уши. Но то, что произнес стоявший рядом с ним Алдейн Ралькон, звучало еще хуже, хотя он и произнес одно единственное слово.

— Ирем.

Ларн потупился, гадая про себя, что теперь скажет коадъютор. По лицу шагавшего к нему мессера Ирема Ларн понял, что венчающее площадь "украшение" он разглядел издалека. Однако, поравнявшись с принцепсом, лорд ограничился словами:

— Император уже подъезжает к площади. Построй своих людей.

Ларн понял, что послать кого-нибудь за новой лестницей он точно не успеет. А сэр Ирем хмуро оглядел собравшуюся возле Трех колонн толпу. Под этим взглядом горожане даже попритихли, перестав смеяться и толкать друг друга в бок.

Но ненадолго.

Едва коадъютор занял свое место на трибуне, оказавшись прямо под шестом с треклятым пугалом, оно в очередной раз покачнулось на ветру, махнув мечом в размашистом приветственном салюте. Это стало для собравшихся внизу последней каплей. Они хохотали, били себя по коленям, утирали слезы и, казалось, начисто забыли и о том, что жертва их веселья находилась прямо перед ними.

Ирем, впрочем, впадать в ярость не спешил. Он дожидался приближения Валларикса с его эскортом с таким выражением, с каким могла бы наблюдать движение кортежа мраморная статуя. Только Галларн — и еще, может быть, Ралькон могли заметить, как по скулам лорда перекатывались желваки.

Валларикс ехал впереди процессии на белом аварском жеребце. Над толпой рябили разноцветные штандарты, колеблющиеся от ветра, как языки пламени. Приветственные выкрики собравшихся на площади людей, с каждой минутой становились громче и отчетливее.

Гвардейцы Ирема раздвинули толпу, чтобы позволить свите Императора выехать с площади. Сам Ирем должен был приветствовать правителя и, сойдя с возвышения, принять командование над его охраной.

Рыцарь стиснул зубы, мысленно посылая ко всем фэйрам праздничный турнир, собравшихся на площади зевак и самого себя. Стараясь не раздумывать, как это выглядит со стороны, он отточенным движением извлек из ножен меч и вскинул руку вверх в приветственном салюте.

По толпе снова прокатились волны смеха. Никогда еще каларийцу не казалось, что эскорт Валларикса едет по городу так медленно. Сопровождавшие Валларикса аристократы уже должны были заметить пугало и веселившихся внизу людей. Можно было себе представить, как сейчас злорадствуют все эти Аденоры и Лан-Дарены из Круга лордов! Ирем знал, что большинство из них терпеть его не может. Не приходилось сомневаться, что дерзкая выходка неведомого возмутителя спокойствия приведет их в восторг. И еще долго, появляясь во Дворце, лорд Ирем должен будет проходить мимо Дарнторна и Фессельдов, притворяясь, что не замечает их глумливые улыбки.

При этой мысли коадъютор на мгновение прикрыл глаза и от души пожелал самому себе скорейшей милосердной смерти.

Снова открыв глаза, он обнаружил прямо перед собой бледное и потрясенное лицо Эрлано, своего оруженосца. Лорд оставил его в Адельстане с поручением, но тот, по-видимому, выполнил его задание со всей возможной спешкой, чтобы успеть к началу праздника. И хорошо, если при этом ничего не напортачил.

В другое время рыцарь обязательно дал бы понять дэйлорину, что недоволен таким неожиданным ребячеством. Ну сколько можно, парню скоро восемнадцать стукнет, а он все еще ведет себя, как будто только вчера оказался в Ордене… Но, во-первых, Ирем давно понял, что читать нотации оруженосцу — дело совершенно бесполезное. Лано будет смущаться, отводить глаза и бормотать какие-нибудь извинения, пока уставший рыцарь не махнет рукой, а в следующий раз отмочит что-нибудь похлеще.

А во-вторых, сейчас дэйлорин вообще не понял бы, о чем с ним говорят. На лице Эрлано, переводяшего взгляд с чучела на своего сеньора и обратно, был написан настоящий ужас. По виду Лано можно было бы вообразить, что на его глазах горел дворец Правителя или столичное Книгохранилище, а не раскачивалось пугало в наброшенном на плечи орденском плаще. В следующее мгновение Эрлано, видимо, принял какое-то решение, потому что быстро и решительно направился к центральной из колонн. Взбежав на возвышение, он попытался разминуться с лордом Иремом, но тот легко загородил ему дорогу и осведомился:

— Ты куда?

— Убрать его.

— Стоять, — процедил коадъютор, удержав Эрлано за рукав. — Ты что, сдурел?… Полезешь на этот столб, чтобы все смотрели, как на ярмарке? Хорошенькое будет зрелище, нечего сказать.

Взгляд Лано стал растерянным.

— А… что же делать? Может, лестницу?

— Ничего не нужно. Просто успокойся, — лорд пожал плечами. — Все равно самое худшее уже произошло. И слезь отсюда, на тебя все смотрят.

— Да, мессер, — заученно ответил Лано. И немедленно испортил все, встревожено взглянув на Ирема. — А как же вы?

Лорд Ирем закатил глаза, в очередной раз задаваясь вопросом, почему желание отвесить Лано подзатыльник всякий раз посещает его в таком месте и в такое время, где осуществить это желание нет никакой возможности.

— Исчезни, — тихо сказал лорд.

И мысленно добавил — "Без тебя паршиво".


Влетев в свою комнату в Рейнсторне, Крикс повалился на топчан и наконец дал волю приступу душившего его хохота. Друзья звали его за город, смотреть на рыцарский турнир и состязания стрелков, но Крикс отделался от них какой-то отговоркой и, тихонько улизнув с площади Трех Колонн, вернулся в Академию. Это был день его триумфа, и "дан-Энрикс" не намерен был ни с кем его делить. Отсмеявшись, он нагнулся и достал из-под топчана два почти одинаковых меча в потертых кожаных ножнах. После долгих тренировок с деревянными мечами первогодки наконец-то перешли на сталь, а перед каждой тренировкой стали надевать доспехи — старые погнутые нагрудники с задубевшей от чужого пота кожаной прокладкой, разрубленные и заново заклепанные оружейниками Академии кольчуги и защитные перчатки, бывшие порой на два размера больше нужного. Доспехи использовались учениками много лет, и никто не заботился о том, чтобы комплекты идеально подходили своим нынешним владельцам. Как и остальные первогодки, Крикс получил меч, бывший короче и гораздо легче настоящего — с простой крестообразной гардой и вытравленным на клинке клеймом Лакона. Остие у меча было плавно закруглено, а клинок нарочно затуплен, чтобы ни один из новичков не получил серьезного увечья. Тайна Крикса заключалась в том, что у него, помимо выданного Академией оружия, уже в начале лета появился настоящий меч, полученный от лорда Аденора. Внешне он почти не отличался от лаконских тренировоных мечей, но был откован из более прочной стали и вдобавок хорошо заточен.

По вечерам, когда его никто не видел, Крикс спускался в парк, заходил в его самую глухую часть, где можно было не бояться неожиданного появления кого-то из наставников или других учеников, и до изнеможения атаковал с этим мечом воображаемых противников, изобретая на ходу удары и обманные уходы. Иногда он даже воображал своим противником мессера Ирема — но не блестящего придворного, которого он видел во дворце, а рыцаря с насмешливыми серыми глазами, в запыленном кожаном чехле поверх кольчуги — в общем, того Ирема, с которым он впервые разговаривал в Энмерри. Прожив в столице год, Крикс со стыдом вспоминал о собственной наивности, позволившей ему в таком свободном тоне разговаривать с главою Ордена, но тогда в его представлении лорд Ирем мало отличался от десятника из "Четырех дубов". Крикс порой пытался посмотреть на те события глазами рыцаря — и от досады на себя его бросало в жар.

Но на сей раз ни одно уязвлявшее его воспоминание — ни желчный отзыв, данный о нем Иремом в беседе с Рам Ашадом, ни их последнее столкновение в Книгохранилище — не могло омрачить приподнятого настроение "дан-Энрикса".

Он шел через лениво разомлевший на июльском солнце парк, время от времени делая разворот на пятке и рубя какую-нибудь ветку, слишком низко нависающую над тропинкой. Если кончик ветки падал на пожухшую осеннюю траву, оставив ровный белый срез, Крикс победно улыбался и шел дальше. Если же нет — делал обратный разворот и добивал "врага" еще одним ударом.

Приблизившись к воротам, он убрал меч в ножны. Дозорные, которым пришлось сторожить ворота, пока остальные развлекались в городе, тоскливо посмотрели ему вслед.

На улице Цветущего каштана раздавали эшарет и дармовой оремис. Крикс взял мокрую кружку, и услышал, как стоящий рядом человек говорит своему соседу:

— Слышал, в лавке возле Вдовьей доли выставили партию оружия из Авариса?.. Вот скажи: на кой оно нормальным людям? Нужен тебе меч — ну выбери любой, у наших оружейников, хвала Создателю, всяких хватает. И тарнийские, и гверские, и лирские из темной стали. А аварцы? Они же не воины, а отравители! Мне один капитан рассказывал, что все вельможи у них носят кольца с потайной пружиной. Нажмешь на нее — перстень откроется, а внутри шип, покрытый ядом. Стоит только прикоснуться к человеку — и ему конец. Они свои мечи только для вида и таскают… Да и то сказать — мечи! Вон у моей золовки спицы больше весят.

Крикс слушал с нараставшим интересом. У мессера Аденора был один старинный саберин, захваченный прадедом монсеньора в схватке у Ревущего, и лорд, неравнодушный к старому оружию, считал его одним из самых ценных предметов своей коллекции. Однажды он позволил Криксу подержать ажурно-легкий саберин в руках и хорошенько рассмотреть его. Возможно, аварцы действительно были "народом отравителей", но в их способности делать прекрасное оружие "дан-Энрикс" с того дня не сомневался. Говорили, что в руках аварских ньотов этот легкий, почти незаметно для глаза изогнутый клинок превращался в страшное оружие, способное рассечь человека от плеча и до бедра.

Крикс пробился сквозь толпу и направился по улице, которая, по его расчетам, вела в сторону квартала, называемого "Вдовьей долей". Эту часть столицы он знал хуже остальных, так что на поиски невзрачной оружейной лавки ушел почти час. Однако в конце концов он все-таки нашел ее и с замиранием в груди переступил порог.

Внутри было темновато и горели масляные лампы, свет которых составлял разительный контраст с ярким солнцем снаружи. Тусклый блеск разложенного на прилавке и развешенного по стенам оружия дополнял эту картину. Посмотрев на Крикса, оружейник — коренастый бородатый человек, плечи которого по ширине почти не уступали его росту — сразу поскучнел, явно не ожидая от мальчишки в форме Академии никаких доходов. Но все же нагнулся над прилавком и с заученной любезностью спросил:

— Что вам угодно, господин лаконец?

Крикс почувствовал себя неловко. Его кошелек остался в Академии, да он и не намерен был ничего покупать. А даром отнимать чужое время энониец, выросший в деревне и не относившейся к тем жителям крупных имперских городов, которые шатаются по лавкам просто ради развлечения, пока что не привык, хотя Димар и потешался над его провинциальными привычками.

Но, видя по выражению лица торговца, что тот заранее смирился с неизбежным, Крикс решительно сказал:

— Я бы хотел поближе посмотреть вон тот аварский саберин. Да-да, вот этот, с журавлем на рукояти.

— Триста ассов, — сухо сообщил торговец, кладя на прилавок меч.

Крикс кивнул, как будто бы действительно располагал подобной суммой, и потянул саберин из ножен. Рукоять и ножны выглядели просто потрясающе, но клинок сразу разочаровал "дан-Энрикса". Никакого сравнения с мечом, хранившимся у Аденора.

— Это парадный меч, — счел нужным внести ясность оружейник. — И к тому же новодел. В сравнении со старыми образцами, разумеется, проигрывает. В этой партии мечи не слишком дороги — кроме вон тех, с клеймом Айн Рэма. В Цитадели знают толк в оружии, их лучшие изделия можно сравнить с мечами старых мастеров. Поэтому за самый простой меч, без всяких украшений, мы берем от пяти сотен ассов…

Прерывая его речь, дверь лавки распахнулась и пропуская внутрь нескольких людей. Торговец поднял голову. Крикс тоже обернулся, чтобы посмотреть на новых покупателей. И замер, узнав в первом из вошедших Айю, предводительницу островных пиратов, называемую также Королевой Алой гавани. Крикс пару раз следил за ней или за кем-то из ее команды по приказу лорда Аденора. В прошлый раз он видел Айю, кажется, в конце апреля, наблюдая за погрузкой кораблей. Но до сегодняшнего дня ему и в голову не приходило, что он может встретить ее где-нибудь вне Алой Гавани. А уж тем более, что она так вот запросто будет расхаживать по городу в сопровождении своих громил.

Обычно Королева одевалась по-мужски и носила грубый кожаный чехол поверх кольчуги, но сейчас на Айе была светлая рубашка со шнуровкой на груди, вышитый мелким жемчугом корсаж и — по островной моде — кусок яркой ткани, повязанный на бедра вместо верхней юбки. Только у островитянок из-под яркого платка, как правило, выглядывал край скромной нижней юбки, а у Аий — мягкие штаны для верховой езды и узкие полусапожки.

Крикс нечасто обращал внимание на чью-нибудь одежду, но на сей раз — обратил. Уж слишком его поразил контраст между ставшим уже привычным видом Айи в Алой гавани, и этим женственным нарядом.

Распущенные волосы Айи выгорели на июльском солнце до соломенного цвета, оттеняя загорелое лицо, а яркие, как будто подведенные кармином губы Королевы изгибала легкая полуулыбка. Видимо, ей нравилось аварское оружие.

За плечом Айи Крикс увидел привычный эскорт из трех огромных хирдманнов, только одетых на сей раз в простую, неприметную одежду, без стоящих колом курток из вощеной бычьей кожи и наборных металлических колец на поясах. По-видимому, свита Королевы тоже не желала привлекать к себе внимания.

Но Криксу было не до них. Он видел, как в серо-зеленых глазах Айи промелькнуло узнавание, как едва заметно изменилось выражение ее лица — и не нуждался спрашивать, что это значит. Королева тоже могла видеть его раньше — только не в лаконской форме и с мечом на поясе, а в роли городского побирушки, крутившегося возле кораблей и выжидавшего, когда удастся что-нибудь стащить. Как раз тогда, в апреле, люди Айи обнаружили южанина за сваленными возле пристани тюками, и, пожалуй, крепко надавали бы ему по шее, не сумей Крикс вывернуться и сбежать — под хохот, улюлюканье и выкрики пиратов. Правда, насмехались они больше не над ним, а над своим товарищем, не совладавшим с уличным мальчишкой, да еще хромым. Но пока они светили факелом ему в лицо, стоявшая неподалеку Айя, несомненно, могла его рассмотреть.

Крикс уже видел по ее глазам, что девушка его узнала. И теперь захочет выяснить, по чьему поручению он наряжался в старое тряпье, чтобы следить за ее кораблями и командой.

Не дожидаясь, пока королева даст кому-то из своих товарищей приказ его схватить, Крикс стремительно протиснулся мимо ее телохранителей и бросился к дверям.

— Girs! Heen varse!.. — резко приказала Королева. Крикс еще успел увидеть, как один из ее спутников бросился за ним следом, а в следующую секунду, ударом плеча раскрыв дверь лавки, выскочил на улицу.

Пробежав вниз по улице примерно пол-квартала, энониец оглянулся и увидел, что островитянин следует за ним. День был безветренным и жарким, но "дан-Энрикса" пробрал озноб. Особенно когда стало понятно, что разделявшее их расстояние мало помалу сокращается.

Улица, как назло, была почти пуста. Поняв, что на сей раз рассчитывать придется только на себя, Крикс юркнул в первую попавшуюся подворотню и помчался сломя голову.

Сбивало с толку то, что Крикс не слышал за собой ни стука сапог, ни хриплого дыхания, как будто бы пират не так уж торопился его догонять. Причину этого он понял только через несколько минут, когда кривой и грязноватый переулок завершился тупиком, точнее, неприметной мастерской, обращенной в его сторону глухой стеной.

Стена была высокая. Через такую если даже перелезешь, то с пятнадцатой попытки. Резко обернувшись, Крикс увидел, как в конце проулка показался давешний пират. Он неторопливо шел к "дан-Энриксу", даже не думая хвататься за оружие.

Сглотнув, Крикс сделал шаг вперед, чтобы не дать прижать себя к стене, и вытащил из ножен меч. Телохранитель Айи кривовато ухмыльнулся, не сбавляя шага. Знал, вероятно, что мечи лаконцев — не заточенные, с плавно закругленным острием — предназначались не для боя, а для тренировок. Наконец, ему, прошедшему десятки, если и не сотни схваток, было бы нелепо испугаться недомерка вроде Крикса, даже если бы тот вскидывал взведенный самострел, а не грозил ему игрушечной железкой.

Крикс облизнул пересохшие губы и трезво подумал, что в схватке с таким противником едва ли сможет продержаться хоть минуту.

С десяти шагов подручный Королевы углядел, что меч "дан-Энрикса" — не тренировочный. И плавно вытянул из ножен свой, причем ухмылка на угрюмом, перечеркнутом шрамом лице сделалась только шире.


Гирс ходил на "Бурой чайке" пятую по счету зиму, а всего ему шел тридцать шестой год. Юношеская стремительность и гибкость уже начинали его покидать, но он по-прежнему был ловок и силен. А уж с оружием мастерски обращались все, кто удостаивался чести ходить на корабле Айи. Телохранитель Королевы привык знать себя не просто сильным, а выдающимся бойцом, которого никто не одолеет один на один. Ощерившись, пират смотрел на бледное лицо и на закушенные губы своего противника. Было похоже, что для сопляка это был его первый настоящий бой.

Точнее, первый и последний.

Все, малыш. Эскеро, как сказали бы у них на островах. Навоевался.

…В конечном счете, именно самоуверенность его и погубила. Привыкший иметь дело с взрослыми мужчинами, он не собирался лишний раз присматриваться к недоростку в серой форме Академии — и так не сомневался в том, что легко с ним управится. Мальчишка мог бы отступить, лавируя и уворачиваясь от удара, но — то ли от безысходности, то ли от одуряющего страха — повел себя с точностью наоборот. Рванулся своему противнику навстречу, пригибаясь и выбрасывая вперед руку, крепко сжавшую узорчатую рукоять короткого и легкого меча. Как будто бы действительно надеялся остановить удар островитянина.

Пират почти воочию увидел, как смешное полудетское оружие со звоном падает на мостовую, и нацелился сразу же после этого "пригладить" недоростка яблоком меча по темноволосой макушке. Убивать мальчишку он не собирался. Сперва пусть расскажет, чего ради переодевался и шатался возле кораблей. И по чьему приказу.

Но удар, который должен был обезоружить энонийца, провалился в пустоту, и пират запоздало осознал, что сопляк сумел-таки обвести его вокруг пальца. Да еще самой простенькой обманкой, на которую никогда не купился бы не только первоклассный, но и просто мало-мальски опытный боец. А уж Гирс подавно не купился бы — если бы не бледное лицо и не закушенные губы энонийца… и если бы не то, что, даже выпрямившись, паренек едва достал бы ему головой до ребер.

А меч южанина, гадюкой вывернувшийся из-под его клинка, уже летел в его незащищенный бок, и за секунду до того, как этот меч с потягом вошел в тело, прикрытое в этот июньский день только короткой безрукавкой и льняной рубашкой, Гирс еще успел увидеть странные, зеленоватые глаза южанина. Совсем не детские глаза. Такие взгляды он встречал под прорезями шлемов, когда воины их хирда, подтянув крепкими тросами чужой корабль, с обнаженными мечами прыгали через борта.

Боли он поначалу даже не почувствовал и даже крутанулся на носке, чтобы теперь — уже без всяких поддавков — прибить на месте мелкого поганца. Но в том месте, где южанин находился мгновение назад, уже никого не было, а перед глазами все вдруг как-то странно поплыло. И, будто дождавшись этого момента, в тело огненным копьем вонзилась боль.

Южанина он все-таки увидел. Тот внезапно оказался прямо перед ним — возникнув будто бы из ниоткуда, из сгустившегося полуденного воздуха.

Зарычав от ярости и боли, телохранитель королевы размахнулся и нанес удар, от которого темноволосая голова южанина должна была бы развалиться надвое не хуже перезрелого ореха.

Отразить такой удар не смог бы даже человек, бывший в пять раз сильнее щуплого лаконца. А уж уклониться от меча не смог бы попросту никто. Гирс знал, что это было так же верно, как и то, что солнце каждый вечер опускалось за море на западе, а поднималось на востоке.

Но южанин все же увернулся от удара. И опять сверкнули под растрепанными волосами странные, холодные, совсем не энонийские глаза.

Второй удар южанина был таким же отточенным и быстрым, как и первый.

Вот теперь действительно "эскеро", — промелькнуло в голове у Гирса.

Он почувствовал, как мостовая — и сама земля под ним качнулась, и ему почему-то показалось, что он падает за борт своего корабля, и что над ним сейчас сомкнутся темные, холодные и остро пахнущие водорослями волны. Возможно, эта странная фантазия пришла ему на ум из-за соленых брызг, упавших ему на лицо, когда южанин резко выдернул свой меч обратно.

Гирс осознал себя лежащим на земле, и понял, что он умирает.

А зеленоглазый оборотень, нацепивший на себя личину энонийского мальчишки, подошел поближе. Носком сапога выкатил из его разжавшейся ладони рукоять меча и отшвырнул его подальше. Теперь он уже не казался Гирсу маленьким и щуплым — наоборот, он стал огромным, заслоняющим все небо.

Хирдманн Айи еле слышно застонал. Потом из его горла выплеснулась кровь, и Гирс закашлялся, захлебываясь ею. Надеясь спастись от раздиравшей его боли, пират судорожно выгнулся, ударившись затылком о брусчатку мостовой. Рванулся снова. И забился, как лосось, попавший в сети. Перед глазами Гирса уже начала сгущаться непроглядная, как сумерки осенней ночью, чернота.


…Когда тело пирата выгнулось в предсмертной судороге, Крикс неожиданно для самого себя бросил на землю меч и рухнул на колени возле умирающего. Руки действовали сами, торопливыми рывками вытаскивая из-под кожаного пояса пирата набухшую рубашку, блестящую от пропитавшей ее крови. Наконец, ему удалось открыть раненный бок островитянина. Рана оказалась длинной и глубокой. От одного ее вида Крикса замутило.

Впрочем, времени на то, чтобы прислушиваться к своим ощущениям, у него не было. Крикс вытащил из ножен на ремне пирата нож и поспешно откромсал подол своей рубашки ниже широкого лаконского ремня. О том, что будет, когда он — растерзанный, покрытый с ног до головы пятнами крови и в испорченной рубашке, станет возвращаться в Академию, "дан-Энрикс" в тот момент не думал. В несколько раз сложив мягкую серую ткань, он плотно прижал ее к ране. "Ну пожалуйста… пожалуйста!.." — пробормотал он еле слышно, обращаясь то ли к самому себе, то ли к островитянину, то ли к проклятой ране, из которой вместе с кровью неостановимо утекала жизнь.

Сюда бы Рам Ашада… Или, на худой конец, какого-нибудь ведуна, умеющего взглядом останавливать кровотечение…

Крикс завертел головой, но сразу понял, что в этом глухом, безлюдном переулке ожидать какой-то помощи глупее, чем явления Пресветлых Альдов.

Раненый уже не бился и не выгибался под его руками. Понемногу прекратились даже дрожь, легкая, как рябь по глади озера. Крикс торопливо потянулся к шее хирдманна и отыскал артерию… пальцы, перемазанные кровью его несостоявшегося убийцы, соскользнули. Крикс нащупал живчик снова.

Ничего.

Лаконец надавил сильнее, все еще надеясь различить хотя бы слабый пульс. Но его не было. Только тогда Крикс посмотрел на потускневшие глаза пирата, незряче уставленные в пустоту за его плечом. И понял, что тот уже умер.


* * *


— Сэр Лориан Эккерт из Томейна, ваш противник пожелал остаться неизвестным. Согласны ли вы выехать на поле против Рыцаря Без Имени?

Не потрудившись ответить на вопрос герольда, Эккерт принял у оруженосца свой ронсарский шлем и надел его быстрым и четким жестом опытного воина. На трибунах для знатных зрителей поднялся приветственный шум. Ирему было не до того, чтобы пытаться понять, кому предназначаются восторги публики — мессеру Лориану или Рыцарю Без Имени. Пока Томейн готовился к началу боя, коадъютор не мог отвести глаз от всадника на противоположном конце поля.

Судя по всему, противник Лориана был довольно юн. Доспехи позволяли оценить его возраст только очень приблизительно, но лорд Ирем готов был побиться об заклад, что Рыцарю Без Имени не более тринадцати-четырнадцати лет. А может быть, и меньше. Из этого следовало, что, несмотря на свое прозвище, таинственный претендент на Золотую Ветвь вовсе не рыцарь.

Коадъютор тяжело вздохнул.

Чуть ли не каждый раз находился какой-нибудь юнец, наслушавшийся героических баллад и заявляющийся на турнир в чужих доспехах, чтобы в первом же бою вылететь из седла и пропахать сопливым носом всю турнирную площадку, отдав победителю отцовского коня и латы. Казалось бы, бесславные исходы таких поединков должны были предостеречь всех остальных от повторения подобных "подвигов", но — не тут-то было. Пажи, оруженосцы и младшие сыновья из захудалых рыцарских родов слетались на турниры, как мухи на мед. К несчастью, пару раз таким щенкам действительно везло, и их увенчивали за победы на каких-нибудь провинциальных состязаниях — особенно если молокососу доставало ума появиться на ристалище в самом конце, когда предполагаемый победитель успевал устать до плавающих перед глазами красных кругов и от жары свариться под кольчугой чуть ли не вкрутую.

Но чтобы выехать на поле в середине дня, против такого воина, как Эккерт — тут надо быть просто не в своем уме.

Но сейчас коадъютор смотрел вовсе не на всадника, а на его коня. В отличие от своего хозяина, конь был вполне достоин этого турнира — вороной тарнийский жеребец, оправдывающий давнюю славу их породы. Пару лет назад Финн-Флаэнн предлагал такого Ордену.

Серые глаза рыцаря слегка расширились. Такого же… или того же самого?

Тогда лорд Ирем сам ходил его смотреть — и сделал вывод, что настолько своенравный конь ему не нужен.

Фуэро, вот как звали того жеребца…

Лорд Ирем слышал, что "дан-Энрикс" называет его "Фэйро".

На таком коне не постыдился бы сражаться даже Наорикс Воитель. Вероятно, Лориан Томейнский это тоже разглядел, поэтому и принял вызов Рыцаря Без Имени. Ирем готов был побиться об заклад, что после боя Лориан проявит благородство и оставит сопляку его латы. Вряд ли сэра Эккерта Томейна соблазнит доспех подобного размера. Надевать его нельзя — только продать, а денег у островитянина и так достаточно. Но вот коня мальчишке не видать, как собственных ушей.

И хорошо, если сопляк отделается только дюжиной ушибов или сломанным ребром, а не чем-то похуже.

"Фэйры бы взяли этого бастарда!" — выругался Ирем про себя, похолодев при мысли, что скажет Валларикс, если Крикс сломает себе шею на турнире. — "Интересно, где он раздобыл доспехи?.."

Распорядитель подал знак рукой. Рожки пропели "К бою". Ирем, почти не следивший за турниром, на сей раз с болезненным вниманием следил за тем, как всадники разъехались, развернули своих коней и пустили их галопом навстречу друг другу.

Удивительно, но в первой схватке энониец усидел в седле. Копье мессера Эккерта скользнуло по его щиту, а сам мальчишка ловко уклонился от удара и направил острие копья в незащищенное плечо Томейна. Эккерт покачнулся, но, конечно, не упал, и Ирем понял, что теперь предполагаемый "дан-Энрикс" проиграл. Может, у него был шанс подобным образом ссадить Томейна с лошади, но только если бы он смог застать мессера Эккерта врасплох. Второй раз Лориан на эту удочку не попадется.

Жаль. Хотя, если подумать, то случайная победа на турнире только придала бы сопляку самоуверенности. А ее у Крикса из Энмерри, судя по всему, и так было с избытком.

Как и предвидел Ирем, во второй схватке Эккерт высадил мальчишку из седла. Лорд задержал дыхание, когда тот упал — и рассердился на себя за эту глупость, когда стало очевидно, что южанин цел и невредим. Теперь он мог бы потребовать у стюарда меч и продолжить схватку, но, похоже, он еще не отошел после удара, сбившего его не землю. Лорд меланхолически подумал, что на месте Рикса он бы не настаивал на продолжении. В схватке на мечах у мальчишки не было даже призрачного шанса на победу. Эккерт — превосходный фехтовальщик, и вдобавок он гораздо выше и сильнее своего противника.

Лориан тем временем развернул коня и подъехал к Рыцарю Без Имени, по-прежнему держа в руке обломок своего турнирного копья.

— Вы признаете себя побежденным, сэр? — осведомился он.

Сбитый на землю парень чуть помедлил и кивнул.

— Тогда я хочу знать, с кем мне пришлось скрестить копье. Снимите шлем.

На сей раз пауза тянулась куда дольше, но в конце концов тот подчинился. Волосы под шлемом оказались темными и влажными от пота. Но лицо… лицо было совсем не тем, которое рассчитывал увидеть Ирем. Обычное веснушчатое мальчишеское лицо. Вдобавок, парень, которого лорд Ирем счет ровесником "дан-Энрикса", в действительности оказался старше — вероятно, лет тринадцати.

"И с чего я вообще решил, что это Рикс?.." — спросил себя лорд Ирем с запоздалым удивлением. Припомнив, с каким напряжением он только что следил за схваткой, лорд скривился, словно разжевал головку чеснока. Похоже, следовало, наконец, признать, что он тревожился из-за несносного бастарда куда больше, чем хотелось ему самому.


Видимо, в тот день Крикс все-таки не потерял последний разум, потому что возвращался в Академию не напрямую через город, где его в любой момент могла заметить и остановить дневная стража, а глухими переулками и задними дворами. Меч и собственные руки он долго и тщательно оттирал землей, так что, если не особенно присматриваться, ладони выглядели просто грязными. Забрызганную кровью тунику Крикс тоже тщательно вывозил в пыли. Добравшись до Лакона, он выбрал самую неприметную тропинку к своей башне, но на этот раз удача ему изменила.

Возле Старого колодца, где обычно нельзя было встретить ни одной живой души, он нос к носу столкнулся с Льюбертом Дарнторном, Фавером Фессельдом и Грейдом Декарром, возвращавшимися с турнира. Разворачиваться и идти в другую сторону было уже слишком поздно — это могло показаться подозрительным. Крикс попытался состроить равнодушное лицо и молча пройти мимо, в глубине души надеясь, что, если он ничего не скажет своим недругам, то Льюберт предпочтет его не замечать. Но, к сожалению, Дарнторн был не в том настроении, чтобы оставить своего давнего недруга в покое.

— Что это с тобой, Пастух? — спросил он, развернувшись к Риксу и демонстративно морща нос, глядя на вымазанного землей южанина. — Ты чистил выгребные ямы?..

Крикс не ответил. Ему сейчас было не до Льюса с его колкостями. Перед глазами Рикса все еще стояло тело Гирса, распростертое на мостовой. И — словно отражение этой картины — перекошенное лицо пленника, которого Безликие тащили к каменному столу.

К горлу "дан-Энрикса" подкатывала тошнота.


Лязгнула дверь камеры, и свет от факела — по правде говоря, довольно тусклый — на секунду ослепил скорчившегося в углу мужчину, запоздало заслонившего рукой лицо.

— Смотри-ка, еще не подох! — с фальшивым удивлением заметил тот, кто открыл камеру.

Щуря слезившиеся от огня глаза, Алвинн смотрел на посетителя, пытаясь угадать, что от него хотят на этот раз.


Крикс сглотнул. Во рту внезапно пересохло, а разлившийся по телу холод и слабость в подгибавшихся ногах испугали его самого. Он ведь прошел через весь город, почему ему стало так плохо именно сейчас? Ведь не из-за Дарнторна же с его дружками?..

— Эй, Пастух, да ты напился, что ли?.. — спросил Льюс с восторгом, преградив ему дорогу и хватая Рикса за рукав.

Крикс вырвался, с силой оттолкнув от себя Дарнторна. Мысли у него мешались, но соображения еще хватило, чтобы испугаться, что с такого расстояния Льюберт может разглядеть кровь Гирса на его рубашке.

— Отвяжись, Дарнторн. Я ничего не пил. Я просто… мне нехорошо, — закончил энониец еле слышно. Звон в ушах усилился, и голос Льюберта доносился до него как будто бы издалека.

— Нехорошо?.. Ты прямо как девчонка, — сказал Льюс злорадно. Фавер с Ларсом рассмеялись. — Ты бы еще в обморок упал — для полноты картины.


— … Встать, ублюдок! — прошипел Дагон, ткнув своим факелом ему в лицо — Алвинн чуть не опоздал шарахнуться назад.

Надсаживаясь от натуги, узник приподнялся, силясь подтянуть поближе искалеченные ноги.

Пальцы заскребли по гладкому, отполированному камню, соскользнули со стены, не находя опоры. За весну и лето руки истончились так, что порой Алвинну казалось — их теперь можно переломить, как высохшие ветки. И на пальцах давно не было ногтей.

Алвинну уже давно не жаль было смотреть на свое грязное, дрожащее, изломанное тело. Оно стало ему безразлично, как чужое. Даже пытки его больше не пугали.

Но от слова "встать" сердце как будто рухнуло в бездонный ледяной колодец.

"Встать" — это значит, что все будет еще хуже, чем обычно. Это значит — Олварг.

Возвышающемуся над ним Дагону, видно, надоело наблюдать за жалко копошившимся на полу узником. И хоть двигался он, как всегда, неуловимо быстро, Алвинн все-таки успел заметить, как Дагон отводит ногу для удара.

А вот заслониться или отползти в свой безопасный угол — не успел.

Корчась на каменном полу, и понемногу вспоминая, как нужно дышать, Безликий загадал: пусть этот неожиданный визит их принципала будет неслучайным. Покосившись на свои худые руки со следами пузырящихся ожогов, Алвинн мысленно взмолился — если есть на свете хоть какая-нибудь справедливость, пусть сегодня этому придет конец.

Это было отчасти похоже на те дни, когда он только стал Безликим. И все еще думал: да не может быть. Не может быть, чтобы _это_ будет с ним всю жизнь. Конца которой — не предвидится.

Олварг вошел, и затхлый воздух подземелья стал как будто еще неподвижнее и холоднее, чем обычно. Алвинна пробрал озноб. Он с удовольствием остался бы лежать в том же скорченном положении, в каком его застиг удар Дагона, и вдобавок спрятал бы лицо в ладонях — гордость для него уже немного значила.

Но Олварг коротко велел вошедшим вместе с ним Безликим — поднимите, — и его глаза, как две булавки, колко, вопросительно вонзились в обессилевшего пленника. Всякий раз он смотрел на Шоррэя так, как будто ожидал какой-то важной перемены. Но какой именно — Алвинн не знал. Сам он уже давно чувствовал себя растоптанным и сломленным. И не был ни настолько глуп, ни настолько самоуверен, чтобы полагать, что Олварг этого не видит. Так чего он еще хочет от своего бывшего слуги?.. Чтобы тот молил о снисхождении и ползал на коленях? Так ведь это все дешевка, на которую не поведется даже мало-мальски опытный палач… не говоря уже об Олварге, который видел всех людей насквозь — по крайней мере, в том, что касалось их слабостей и страхов.

Очевидно, на сей раз его мучитель снова не подметил в пленнике того, чего хотел, поскольку тонкие, презрительные губы чуть заметно покривились. Алвинн напряженно ждал, что скажет Олварг.

— Знаешь, почему я не убил тебя сразу после того, как ты освободил мальчишку? — спросил тот, немного помолчав.

Безликий вздрогнул. Олварг не был ворлоком — в обычном смысле слова — но иногда нельзя было отделаться от ощущения, что он каким-то одному ему доступным способом читает мысли своих слуг.

— Не знаю, — сипло отозвался Алвинн. — Кара за измену — смерть. А я… я предал вас.

— Не совсем так. Обычного предателя я бы убил еще тогда. Но ты, Шоррэй — предатель необычный…

Олварг сцепил руки за спиной и отвернулся от него. Шоррэй следил за ним полубезумным, напряженным взглядом.

— Необычный, — повторил их лорд. — С какой стороны ни посмотреть, твое предательство выглядит совершенно беспричинным. Ни в какой симпатии к этому узурпатору Валлариксу я тебя заподозрить не могу — ты никогда его не знал. Корысть тут тоже ни при чем; ни Валларикс, ни Сивый никогда не смогут как-то наградить тебя за ту услугу, которую ты им оказал. Когда ты проговорился и назвал мне свое человеческое имя, я подумал было, что ты просто пожалел мальчишку. Несколько сентиментально, но вполне по-рыцарски. Ты еще помнишь, как был рыцарем?.. Это должено было прийтись тебе по вкусу. Твой поступок выглядел бы подвигом во имя милосердия.

Два ледяных ножа опять вонзились в Алвинна.

— Только ведь тебе плевать на милосердие и подвиги. И на мальчишку этого плевать. Ты убивал его ровесников без всяких колебаний. И того щенка, которого мы предназначили для ритуала, тоже выручать не стал. На его место обязательно нашелся бы другой, и моим планам это бы не помешало. Значит, всплеск сентиментальности тут ни причем, Шоррэй. Быть может, ты так сильно меня ненавидел, что решил пожертвовать собой, чтобы разрушить мои планы? Или… ты так сильно ненавидел _самого себя_?

Алвинн невольно содрогнулся. Нет. Не может быть.

— Я все время ждал — когда ты наконец поймешь, что твое предательство не принесет желаемого результата. Но ты слишком глуп. Хотя твоя идея, признаю, была по-своему красивой… Ты вступил в борьбу со мной без всякого расчета на победу — только бы все побыстрее кончилось. Не так ли, _Алвинн_?

Узник содрогнулся и обмяк, как будто в его теле в одночасье не осталось ни единой кости. Опущенные плечи Алвинна едва заметно вздрагивали, и со стороны казалось, что Безликий плакал.

Впрочем, могло быть и так.

По губам Олварга скользнула удовлетворенная улыбка.

Он нагнулся к узнику и тихо, доверительно сказал:

— Не думай, что отделаешься так легко, Шоррэй. Я был бы дураком, если бы стал давать предателями именно то, чего они хотят — даже если им вздумалось желать собственной смерти. Нет, Шоррэй. Ты будешь жить — уже хотя бы потому, что ты так сильно этого не хочешь. А я тем временем подумаю, какую еще пользу можно из тебя извлечь.

Больше он не добавил ничего. Все остальное было ясно и без слов.

Последний раз смерив своего пленника глазами, их принципал кивнул застывшим у дверей темным фигурам.

— Займитесь. Только не калечить.

Олварг вышел, не оглядываясь. Алвинн видел, как он подобрал тяжелый край своего светлого плаща, чтобы как-нибудь ненароком не задеть им грязного, загаженного пола в камере.


В ответ на предложение Дарнторна Крикс споткнулся и осел на землю — откровенно говоря, картинно и на удивление ненатурально.

— Ты думаешь, это смешно? — вскипел Дарнторн. — Так, может быть, тогда еще над этим посмеешься?..

И он со злостью пнул упавшего "дан-Энрикса" ногой.

Южанин даже не пошевелился.

— Фэйры тебя побери, Пастух, только не думай, что я тебе поверю, — раздраженно сказал Льюберт, покосившись на стоявших рядом Грейда и Фессельда. Оба еще продолжали улыбаться, но уже, скорее, по инерции. Вид у них был озадаченный.

Какое-то мгновение Льюберт еще надеялся, что энонийцу надоест придуриваться, и он встанет. Потом на лицо Дарнторна набежала тень, и он неловко наклонился над упавшим.

— Рикс! Эй, Рикс!.. — позвал он неуверенно. — Ты что… ты правда, что ли?..

Он потряс лежащего на земле Пастуха за плечи, а потом, подавив безотчетную брезгливость, приложил ладонь ко лбу "дан-Энрикса". Несмотря на летнюю жару, кожа южанина казалась влажной и холодной. Надо было звать на помощь.

— Грейд, сходи за мастерами, — хмуро приказал он другу. — А ты, Фавер, сбегай в лазарет. Я подожду вас здесь.

Похоже, неожиданный припадок Рикса напугал его друзей гораздо больше, чем они пытались показать, поскольку оба испарились, как по волшебству. Оставшись в одиночестве — если, конечно, не считать бесчувственного Рикса — Льюберт покривился и негромко процедил:

— Хегг знает, что такое.


* * *


Хлорд брел вперед, не слишком-то заботясь о направлении. Он уже очень давно не выходил из Академии просто затем, чтобы пройтись по улицам. Обычно мастер покидал Лакон только тогда, когда вдруг находилось дело, по которому никак нельзя было послать ученика. Сейчас он с удивлением припомнил, что он не был за воротами уже недели три. Лаконская рутина отвлекала, не давая менторам задумываться о каких-то несущественных вещах. Например, Наставник почти перестал помнить человека, которого когда-то звали просто "Хлорд", без уважительной приставки "мастер". Даже сейчас, когда он был предоставлен сам себе и неторопливо шел по Старому мосту, мысли Наставника были неотделимы от Лакона, а высокий лоб пересекала озабоченная складка.

Хлорду в самом деле было, от чего испытывать тревогу. Юлиан и Марк ходили по Лакону с видом заговорщиков, все время перешептываясь и мгновенно замолкая, если думали, что кто-то может их услышать. А сегодня утром Хлорд беседовал с лекарем из лаконского лазарета, в котором уже второй день находился Крикс. Мастер тяжело вздохнул. Следовало признать, что его лучший ученик окончательно отбился от рук. Он постоянно где-то пропадал, и Хлорду оставалось лишь догадываться, чем он занимается. Рикс сильно вытянулся за последние полгода, и вдобавок похудел, так что зеленоватые глаза на осунувшемся лице сверкали, словно у голодного кота.

За ежедневной трапезой он то вовсе ничего не ел, то с волчьим аппетитом набрасывался на любые кушанья. А на занятиях в скриптории буквально спал с открытыми глазами. Мысли его витали где-то далеко, и Марку или Юлиану приходилось толкать Рикса в бок, если Наставник задавал ему вопрос. По крайней мере, так утверждал Хайнрик, жаловавшийся мастеру на странную рассеянность "дан-Энрикса".

Хлорд знал, что так ведут себя люди, пристрастившиеся к аварским "курительным благовониям", а проще говоря — к люцеру. Иногда мастер не мог отделаться от мысли, что отлучки Крикса вполне могут быть связаны с походами в Алую гавань, где достать люцер и твисс было не так уж сложно. В портовых харчевнях, где в светлое время суток ошивался всякий сброд, а ночью собирались воры и пираты, существовали, по рассказам, даже специальные полуподвальные комнаты, где любители аварского дурмана собирались вокруг курительниц и, вяло перебрасываясь фразами, вдыхали синеватый дым. Разговаривая с Криксом, ментор всякий раз боялся уловить противный сладковатый запах дыма. Но люцером от "дан-Энрикса" не пахло. Да и не сумел бы он на следующий день после своих длительных отлучек как ни в чем не бывало нарезать круги по парку и размахивать мечом, если бы и в самом деле пристрастился к контрабандному люцеру.

Или все же смог бы?..

У своих поклонников люцер со временем вызывал апатию, расслабленность и вялость. Но, в конце концов, такие изменения были вопросом многих месяцев, и вряд ли могли проявиться сразу. Кроме того, Крикс был еще очень юн, так что, возможно, на него серый комковатый порошок, сжигаемый в курительницах, пока еще не оказал своего пагубного действия.

Не хватает только, чтобы от него этой привычкой заразились Маркий с Юлианом, подражавшие "дан-Энриксу" во всем.

А этот странный обморок?.. Придя в себя, Крикс порывался возвратиться в свою башню, но лекарь оставил его в лазарете еще на два дня, и навестивший Рикса Хлорд был с ним вполне согласен. Вид у энонийца был такой, про какой говорится "краше в гроб кладут". Но худшее случилось дальше. Отведя мастера в сторонку, лекарь тихо сообщил ему, что форменная куртка Рикса была не только выпачкана землей, но и, как ему показалось, забрызгана кровью. Убедиться в этих наблюдениях не представлялось возможным — и рубашка, и другие вещи Рикса испарились, как по волшебству. Мастер терзался мыслью, что, пока все остальные веселись на турнире, Рикс попал в какую-то скверную историю.

Хлорд не хотел устраивать ученику допрос, по опыту зная, что, если Крикс не захочет говорить, то вытянуть из него правду можно будет разве что клещами. Да и то — не факт. Но что-то делать было нужно, и притом — немедленно.

Разраженный этой мыслью, Хлорд ускорил шаг.

— Доброе утро, мастер, — сказал кто-то, выведя наставника из его невеселых размышлений. Хлорд перевел взгляд на говорящего и узнал в нем мессера Ирема. Сперва он удивился, но потом сообразил, что через Старый мост лежит кратчайший путь к Имперской площади, так что наткнуться здесь на коадъютора не так уж странно. Удивляло только то, что коадъютор шел пешком.

— Доброе, мессер, — кивнул он рыцарю, стараясь побыстрее пройти мимо. Чего он сейчас точно не выдержал бы, так это очередных расспросов о "дан-Энриксе".

— Что-то вид у вас не слишком радостный, — криво усмехнулся доминант.

Хлорд уже собрался желчно заметить, что, даже если это и так, то лорда Ирема это определенно не касается, но, посмотрев на собеседника более пристально, заметил, что тот тоже не излучает своей обычной, несколько надменной и одновременно легкомысленной самоуверенности. Скорее, рыцарь выглядел усталым и чем-то озабоченным.

Раздражение Наставника исчезло.

— Да, пожалуй, — кивнул мастер. — Последние дни выдались не слишком легкими.

— Тогда, похоже, мы собраться по несчастью, — усмехнулся Ирем и, поймав непонимающий взгляд мастера, подумал, что, возможно, видит перед собой единственного человека в городе, до сих пор ничего не знавшего о происшествии на площади. — Сегодня я не собираюсь возвращаться в Адельстан до самой ночи. Может, выпьете со мной?

— Что?.. — Хлорд с удивлением взглянул на рыцаря.

Тот пожал плечами.

— Соглашайтесь, мастер. Лучшее лекарство от любых забот — две-три бутылки белого ландорского. А я знаю здесь неподалеку замечательное место — "Черный дрозд".

Хлорд беспомощно развел руками.

— Но мне нужно возвращаться в Академию…

— Да бросьте, мастер. Я немного знаком с лаконским распорядком. Все ваши ученики сейчас должны быть на занятиях в скриптории. Помимо тех, кто сбежал в город, разумеется.

Последние слова опять напомнили наставнику о Криксе, и на сердце у него заскребли кошки. Мастер Хлорд как будто бы со стороны услышал свой собственный голос, произнесший:

— Хорошо, идемте.

Час был еще довольно ранним, и в "Черном дрозде" они оказались чуть ли не единственными посетителями. Тем не менее, хозяин встретил их у входа и провел Ирема с его гостем в отделенный загородкой кабинет.

— Вас здесь знают, я смотрю, — заметил мастер. Сам он не ходил в такие кабачки по меньшей мере пару лет, и сейчас чувствовал себя довольно странно. Иногда он спрашивал себя, что вообще заставило его согласиться на предложение каларийца, и тогда ему хотелось извиниться и, пока еще не поздно, распрощаться с Иремом. Но коадъютор, кажется, не видел ничего особенного в том, чтобы привести Наставника сюда, и его непринужденность сильно осложняла Хлорду отступление.

— Да, меня здесь знают, так что обещаю, что обед будет приличным. У вас есть какие-нибудь предпочтения в вине? Я предложил вам белое ландорское — оно здесь очень неплохое — но, быть может, вы предпочитаете "Аймарис" или "Пурпурное сердце"?..

Хлорд неопределенно повел плечом.

— Три бутылки белого и две "Аймариса", — распорядился рыцарь, когда за загородкой появился сам хозяин. — Только, разумеется, не из той партии, которую вам присылали из Бейн-Арилля. Нам нужно настоящее тарнийское вино. Из блюд несите оленину с артишоками и пряным соусом, раковый суп, мидии в сливочной подливке и термский паштет. Все остальное — на ваш вкус, хозяин.

Содержатель "Черного дрозда" просиял, оценив сумму заказа, и поспешил скрыться в направлении винного погреба и кухни. Через несколько минут на столе перед наставником и коадъютором выстроились запыленные, пузатые бутылки, а из кухни несились умопомрачительные запахи готовящихся блюд.

Ирем налил себе и мастеру вина и сразу же опорожнил стакан, в то время как Наставник только осторожно пригубил из своего. Лорд Ирем улыбнулся и, заново наполнив свой стакан, откинулся на спинку кресла.

— Ну что ж, Наставник, начинайте.

— Начинайте что?.. — не понял Хлорд.

— Рассказывайте, что у вас случилось. Вы мой гость, поэтому я уступлю вам право первенства.

Мастер развел руками.

— На самом деле, может, ничего и не случилось. Иногда мне кажется, что все это не более чем плод воображения. Даже не знаю, стоит ли об этом говорить.

— Еще как стоит. Нет ничего хуже подозрений. От любых невзгод, в конечном счете, можно отрешиться, но от подозрений — никогда, — сентенциозно возразил лорд Ирем, смакуя золотистое вино. Взглянув на Хлорда, рыцарь возвел очи горе — Да допивайте же, наставник, сколько вы еще намерены сидеть с этим стаканом?.. Невозможно постоянно чувствовать себя лаконским ментором — когда-то надо просто отдыхать.

Нельзя все время чувствовать себя Наставником… Конечно, лорд был прав. Но мастер Хлорд не мог припомнить, когда он в последний раз не думал о своих обязанностях. Махнув на все рукой, он залпом допил оставшееся в стакане вино и придвинул опустевший стакан каларийцу, разливавшему ландорское.

— Итак?.. — осведомился доминант. — Что же вас беспокоит, мастер?

— Крикс, — неохотно отозвался тот.

— Какая неожиданность!.. — пробормотал лорд Ирем еле слышно.

Наставник вопросительно вскинул на рыцаря глаза.

— Простите, — извинился мессер Ирем. — Продолжайте.

В глубине души Хлорд сильно сомневался, что сумеет рассказать кому-то о своих подозрениях, пока не будет совершенно пьян. Но рыцарь слушал так спокойно и внимательно, что рассказ о возвращении "дан-Энрикса" и о пропавшей окровавленной одежде дался ему удивительно легко.

Ирем откинулся на спинку кресла, сцепив пальцы рук в замок.

— Ну, а оружие? Было у него при себе какое-то оружие? Нож, или, может быть, кинжал?

— Н-не знаю, — запнулся Хлорд. — Лекарь, видимо, не обратил внимания…

— Слепой он, что ли, этот лекарь? — мрачно спросил рыцарь. — Ладно, мастер, продолжайте.

Хлорду пришлось рассказать о странном поведении "дан-Энрикса", который за последние несколько месяцев как будто бы с цепи сорвался.

— Может быть, все дело в том, что мы вернули его в Академию, и он решил, что теперь может делать все, что ему вздумается, — вздохнул мастер. — После возвращения из Деревянной крепости он прямо в трапезной, при всех Наставниках, встал из-за стола и выплеснул весь свой оремис в лицо Синто Миэльвитту. Как потом выяснилось, только потому, что тот кидался в его друга косточками от сушеной вишни. Его посадили под замок на хлеб и воду на три дня. С тем же успехом можно было запереть этого его бешенного жеребца, Фуэро. Толку — никакого. Он все время подбивает остальных на разные дурацкие затеи. Несколько дней назад мне сообщили, что мои ученики забрались в Мирном на чей-то огород, вытоптали там все овощи и выкрали оттуда пугало. Я все понимаю, они еще мальчишки, но такую глупость!..

— Пугало?.. — Ирем нехорошо прищурился. Но не успел он еще что-нибудь сказать, как дверь открылась, пропуская трактирщика с подносом.

— Наконец-то, — сказал лорд. — Ставьте сюда, хозяин. А вы, мастер, попробуйте этот паштет. Готов побиться об заклад, в Лаконе ничего подобного не приготовят.

— Мессер Ирем, там какой-то человек хотел вас видеть, — встрял трактирщик. — Я сказал, что вы велели вас не беспокоить, но он не уходит. А поскольку он из Ордена, то я не знаю, как с ним быть.

— Спасибо хоть не догадались кликнуть вышибалу, — хмыкнул Ирем. — Пропустите. Извините меня, мастер, это ненадолго.

Хлорд ожидал, что посетитель будет старше, но появившемуся в дверях юноше было на вид лет семнадцать. Он вполне мог быть выпускником Лакона, но, судя по синему плащу, уже получил место в гвардии. Хлорд подумал, что такая молодежь всегда шла в ряды Ордена охотнее, чем люди зрелых лет. Что и понятно: никогда разъезды по стране и приключения не выглядят так привлекательно, как в восемнадцать-двадцать лет. Хлорд уже привык к тому, что все Наставники периодически встречают в роли охранителей Империи хорошо знакомых шутников, только вчера прилаживавших дохлую крысу на веревке к потолку Общего зала.

— Я вас везде искал, сэр Ирем.

— А в чем дело?..

— Нашим людям удалось задержать в порту корабль с контрабандой. Это гверрская канторна под названием "Альтарра". На борту большая партия драконьей кости, лосский шелк и твисс. Но главное… — парень замялся. Ирем явно заметил косой взгляд, брошенный юным рыцарем на мастера, и с легким раздражением сказал:

— Ну что еще? Да говори как есть.

— На корабле штандарт Ральгерда Аденора. Капитан и два его помощника успели скрыться, остальные притворяются, что ничего не знают. Я был в доме лорда Аденора вместе с сэром Галларном и еще тремя нашими рыцарями. Домоправитель Аденора говорит, что лорд уехал накануне вечером. Скорее всего врет — Галларн почти уверен, что еще сегодня утром Аденор был в городе. О контрабанде домоправитель, разумеется, впервые слышит, и в отсутствие хозяина не может ничего нам сообщить. Когда мы стали разбирать бумаги в кабинете лорда, он даже не возражал — как будто бы на это и рассчитывал. Мы обнаружили там пару долговых расписок и какие-то счета, но ничего действительно серьезного. Может быть, пошлем гонца в Лейверк, чтобы Ральгерда задержали и доставили назад в Адель?

— А толку-то? — поморщился лорд Ирем. — Ты, видимо, не знаешь Аденора. Это угорь, а не человек. Он скажет, что контрабандисты сговорились с кем-то из его вассалов, и потребует самого сурового наказания для негодяев, пользовавшихся его гербом и титулом. Ведь та канторна, как я понял, даже не принадлежала Аденору? Ну так что мы, собственно, ему предъявим?.. Ладно. Это все?

— Нет, — юноша вытащил из поясного кошелька клочок льняной бумаги и, разгладив его, положил на стол. — Эта записка нашлась среди остальных бумаг мессера Аденора. Принцепс приказал отнести это вам.

— А что здесь? Какие-то подсчеты… видимо, писали прямо поверх текста, чтобы поберечь бумагу, — пробормотал Ирем и прищурился, стараясь разобрать написанное. — Та-ак… Служить ему по совести и без обмана… всеми силами оберегать благополучие и достояние сеньора… тра-та-та… не оставлять в опасности… Похоже, это просто текст вассальной клятвы. С чего Галларну вздумалось послать это мне?

— На обороте, кажется, приписка, — сказал Хлорд, невольно наблюдающий за действиями Ирема. Рыцарь перевернул бумагу и, прочтя замеченные мастером несколько строк, нахмурился.

— Да это же…!

Лорд не договорил. Стоявший рядом юноша вытянул шею, чтобы посмотреть, что так заинтересовало Ирема в этой приписке, но рыцарь как бы невзначай прикрыл ее ладонью и сказал:

— Спасибо, Лано. Ты свободен.

На лице у юноши мелькнула почти детская обида. Он еще немного постоял возле стола, как будто бы надеясь, что лорд Ирем передумает, а потом тихонько вышел, аккуратно притворив за собой дверь.

Хлорд посмотрел на Ирема с невольным интересом:

— Это ваш оруженосец?

— Бывший, — кивнул Ирем. — Я освободил его от службы пару дней назад.

Мастер поколебался, задавать ли Ирему вопрос, звучавший в его собственных ушах весьма бестактно, но все же не удержался и спросил:

— По видимому, вас очень заинтересовал тот… документ, который вам только что передали?..

— Представьте себе — крайне! — с чувством отозвался Ирем. — Никогда бы не подумал, что в одной-единственной бумажке может обнаружиться разгадка стольких затруднительных вопросов. Да прочтите, не стесняйтесь, — сказал лорд, небрежно придвигая скомканный клочок бумаги к мастеру. — Вам, полагаю, тоже будет интересно. А потом я провожу вас до Лакона.

— Вы меня проводите?.. — не понял Хлорд. — Зачем?

Лорд Ирем улыбнулся совершенно непередаваемой улыбкой.

— Правильнее было бы сказать — "за кем". Думаю, Рикс уже вполне здоров. Мне нужно с ним поговорить. А после этого — если, конечно, вы не возражаете, — я заберу его с собой.

— Куда?.. — спросил Наставник, все сильнее изумляясь. Лорд махнул рукой.

— О своих планах насчет Рикса я еще успею рассказать вам по дороге в Академию. И кстати, если кто-нибудь из нас еще нуждался в доказательствах, что от таких, как Аденор или этот ваш Крикс, сплошные неприятности, то вот вам, например, еще одно — обед уже совсем остыл…


ПРИМЕЧАНИЯ:


1.

Доминантный сеньораж, доминация — территория, верховная власть которой принадлежит не ее хозяину (феодалу) а рыцарю Ордена, назначенному Императором. О назначении, структуре и традициях Ордена см. третье примечание.

2.

Денежная система Легелиона.

Луны — золотая монета имперской чеканки достоинством в 2 золотых полумесяца.

Полумесяцы — золотая монета имперской чеканки достоинством в 425 серебряных асса или в 8 золотых ауреусов.

Ауреусы — мелкая золотая монета стоимостью в 53 асса или в 5,3 динэра. Динэры и ауреусы не входят в имперскую монетную систему, так как их чеканят лорды, и в разных провинциях эти монеты различаются по весу и достоинству.

Динэры (Трувы) — серебряная монета, стоимость которой приблизительно равна 10 ассам

Ассы — мелкая серебряная монета имперской чеканки, пользующаяся особой популярностью, стоимостью в 20 медек.

Медьки — медные монеты.


3.

О структуре Ордена и его назначении.


Коадъютор — доверенное лицо Императора, связующее звено между Династией и Орденом, фактически — правая рука Правителя. Отвечал за четкую работу Ордена и обеспечивал личную безопасность Императора, возглавляя его гвардию.

Принцепс — номинальный глава Ордена (реальным всегда оставался коадъютор). Избирался Высшим советом, куда входили все старшие рыцари Ордена, пребывающие в столице. Естественно, состав Совета был непостоянным. Несмотря на внешнюю демократичность таких выборов, право решающего голоса принадлежало коадъютору. Принцепс мог быть избран как из числа старших рыцарей, так и из младших, не участвующих в обсуждении. Подобное решение могло объясняться либо выдающимися заслугами лица, которого оно касалось, либо протекцией со стороны высших лиц Ордена.

Преторы (наместники провинций)

Ординарии (должностные лица на службе у преторов или принцепса)

Старшие рыцари (не моложе 27 лет, могли иметь дэйлорина)

Младшие рыцари

Дэйлорины, оруженосцы. — Оруженосцем по общему установлению мог стать подросток, достигший к моменту поступления на службу тринадцати лет, в то время как посвящение в рыцари возможно было по достижении пятнадцатилетнего возраста. Тут возникало некоторое противоречие, поскольку полноправным членом Ордена возможно было стать не раньше семнадцатилетия. Юноша, удостоенный рыцарского Посвящения, но остававшийся на службе у старшего рыцаря из-за слишком юного возраста или же по иной причине, назывались уже не оруженосцем, а дэйлорином. В буквальном переводе — "спутник, попутчик" (старо-тарн.).

Кандидаты — кандидатом мог стать любой человек благородного происхождения и не моложе 17 лет от роду (если только ранее он не поступил в оруженосцы к кому-нибудь из рыцарей Ордена). Необходимыми условиями считались образованность, отличная физическая форма и наличие родственников, которым по вступлении в орден новоиспеченный рыцарь мог бы передать свои земли, титулы и обязательства перед короной.


В задачи Ордена входило:

— Оказывать всемерную поддержку Императору и исполнять любые его приказания, что в уставе Ордена обозначено как укрепление власти Династии и беззаветная служба ее процветанию

— Служить связующим звеном между Императором и лордами в провинциях, наместниками отделенных областей, военачальниками из береговых и приграничных крепостей и прочими лицами, до которых воля Императора должна была доводиться со всей возможной быстротой

— Исполнять функции высшей исполнительной и судебной власти за пределами Адели, пресекать любую деятельность, нарушавшую Имперские законы

— Составлять подробные отчеты о положении дел в порученных им землях и передавать их в Орден


Необходимыми условиями службы в Ордене считались безбрачие и отказ от собственности, так как доминантам полагалось быть готовыми в любой момент отправиться по приказу Императора в далекую провинцию или даже другое государство. Если доминант хотел жениться, или оставался единственным наследником родовых земель, он должен был покинуть Орден. В мирное время это можно было сделать беспрепятственно. Во время войн служба в Ордене приравнивалась к исполнению рыцарем своего вассального долга перед Императором, и, таким образом, отказаться от нее считалось невозможным.


notes


Примечания


1


Стае — мера расстояния, примерно равна 8 км.


2


Кароль — средневековый танец.


3


Камиза — нательная рубаха простого кроя из льна, шёлка или хлопка.


4


Котта — европейская средневековая туникообразная верхняя одежда с узкими рукавами


5


"…пес-выжлятник с королевской сворки" — доминант


6


Белобородка, лисья мята, тысячедорожник — в земных травниках не наблюдаются


7


Белобородка, лисья мята, тысячедорожник — в земных травниках не наблюдаются


8


Белобородка, лисья мята, тысячедорожник — в земных травниках не наблюдаются


9


"Тихо вещи складывать, горевать…" — прекрасное стихотворение, приведенное в одном современном издании романа Кретьена де Труа "Персеваль". Увы, читал я его в чужой книге и впоследствие не смог найти, равно как и выяснить имя автора, перед которым я в искреннем восхищении снимаю шляпу и прошу прощения за свой невольный плагиат.