Звонок с того света
Лиза Джексон


Рик Бентс #1


Саманта, врач-психолог, работает на радио, отвечает на вопросы в прямом эфире. Позвонившая ей однажды женщина назвалась именем Анни, пациентки Саманты, покончившей с собой несколько лет назад. С этого момента вокруг нее начинает нагнетаться атмосфера страха: ей постоянно звонит маньяк-убийца, призывая покаяться в грехах, за ней кто-то следит. А тут еще за ней начинает ухаживать некий писатель Тай Уиллер – с тайным намерением использовать ее в своих целях: он бывший полицейский и расследует смерть Анни. Саманта уже не знает, кому ей верить, с какой стороны ее подстерегает опасность...


Лайза Джексон

Звонок с того света


Пролог


Июнь. Новый Орлеан, штат Луизиана

– Хочешь чего-нибудь остренького? – Она возбуждающе облизнула языком пухлые губы.

Он отрицательно покапал головой.

– Я умею...

– Просто разденься.

«Что-то в этом парне не так... Какой-то он странный».

Чери уже подумывала, как бы развязаться с этим малым, сказать ему, чтобы он проваливал, но ей были нужны деньги. Может, это всего лишь игра ее воображения? Может, он вовсе и не псих?

Она медленно расстегнула «молнию» на платье и почувствовала, как его глаза впились в ее тело, как сотни других мужских глаз до него. Ей было не привыкать. Подумаешь, какое дело...

Многоголосый шум города доносился снаружи. Из приемника в спальне лилась музыка, что-то напевал Фрэнк Синатра. Обычно его вкрадчивый голос успокаивал Чери. Но не сейчас.

Жаркий июльский бриз, насыщенный тяжелыми испарениями Миссисипи, задувал в открытое окно, колыхал пожелтевший тюль старенькой занавески, высушивал капли пота на лбу Чери, но ничего не мог поделать с ее нервами, словно стянутыми в тугой комок.

Малый присел на колченогий стул и принялся перебирать пальцами одной руки кроваво-красные четки. Он что, какой-нибудь чокнутый святоша? Священник, не вынесший тягот принятого на себя обета? Или он из породы фетишистов? Таких придурков тьма-тьмущая в Новом Орлеане, и у всех свои фантазии на почве траханья.

– Тебе нравится? – спросила она с придыханием, обычно безотказно действующим на мужчин, и провела пальчиком с длинным перламутровым ногтем по ложбинке у себя между грудей.

– Продолжай! – Он, не вставая со стула, указал пальцем на кружевной пояс с чулками и трусики.

– А дальше что? – не удержалась она от вопроса.

– Посмотрим.

Насколько хорошо он мог ее разглядеть при свете слабой лампочки, прикрытой абажуром с бахромой? Кроме того, на нем были очки с затемненными стеклами. Чери не видела его глаз. Впрочем, это было не так важно. Внешне он был очень даже привлекателен, с мужественным квадратным подбородком, прямым носом и спортивной фигурой. Настоящий атлет. Однодневная щетина на лице, тонкие, презрительно поджатые губы. И одет он был со вкусом – в коричневую рубашку, обтягивающую мускулистый торс, и черные джинсы. Если с глазами, скрытыми за темными очками, у него все в порядке, то ему прямая дорога в Голливуд. Там большой спрос на таких порочных красавчиков.

Первым делом он попросил Чери смыть с лица косметику и скрыть под рыжим париком ее коротко стриженные платиновые волосы. Она не возражала и даже не поинтересовалась, зачем это ему понадобилось.

Теперь она спустила трусики и, присев на край кровати, стянула их вместе с поясом и чулками.

Он не шевельнулся. Только пальцы его левой руки неустанно двигались, перебирая четки.

– У тебя имя есть? – спросила Чери.

– Угу, – промычал он.

– Может, скажешь?

– Зови меня Отец.

– В каком смысле «отец»? Как я зову своего папашу? Или... – Она бросила взгляд на кроваво-красные бусины в его руках. – Или как священника?

– Просто Отец.

– Тогда я, значит, дочурка? – попыталась пошутить Чери.

Он не улыбнулся и ничего не ответил. Легкомыслие этим странным клиентом явно не приветствовалось.

Пора с ним заканчивать. Взять с него деньги и послать подальше.

Чери немного откинулась назад и широко расставила ноги, давая ему возможность разглядеть себя всю. Пусть смотрит. Ведь бывают такие мужчины, что кончают, едва женщина снимет трусики, и вообще до нее не дотрагиваются, но этот клиент был уж слишком бесчувственным, ледяным... каким-то жутковатым. И еще эти его очки...

– Может, нам слегка поразвлечься? – Она решила подстегнуть его и тем самым ускорить ход событий. Он уже почти исчерпал свой оплаченный час, а ничего существенного не произошло. – Ты и я... Ведь нам есть чем заняться вдвоем? – настаивала Чери.

В ответ он лишь молча развернулся, не вставая со стула, положил на ночной столик сотенную купюру и принялся крутить ручку настройки приемника. Голос Синатры оборвался на полуфразе: «В семнадцать лет я...» Разряды, треск, обрывки мелодий, какие-то позывные продолжались до тех пор, пока он не нашел, что искал.

Станция передавала популярные ток-шоу, которые Чери уже слышала раньше. Женщина-психолог давала советы позвонившим в студию радиослушателям.

Но Чери было не до нее. Она уставилась на купюру, лежавшую на ее ночном столике. Купюра была меченой. Глаза Бенджамина Франклина были замазаны черным, словно он, как и человек, сидящий рядом на стуле, пытался скрыть свою личность.

Боже, во что она вляпалась?

Клиент снял ее на углу Бурбон-стрит в одном квартале отсюда. Она не зазывала его, он обратился к ней сам. Чери окинула его взглядом, и ей показалось, что он в полном порядке. Тогда она назвала свою цену, и он, не торгуясь, согласился.

Она привела его сюда, в убогую квартирку, которую делила еще с двумя девушками, и предназначенную именно для «работы». Ее настоящая жизнь проходила совсем в другом месте, вдали от Французского квартала, за озером.

На секунду и мысли Чери перенеслись туда... Она подумала о своей пятилетней дочери и о предстоящем сражении в суде с бывшим мужем за ребенка. Никто в Ковингтоне не знает, чем занимается Чери, чтобы сводить концы с концами, и никто не должен узнать. Иначе она проиграет суд, и ей запретят любые контакты с единственным ребенком.

Теперь она уже понимала, что поступила опрометчиво. Слишком уж странным и взвинченным выглядел клиент. Об этом можно было догадаться хотя бы по тому, как он нервно сжимал меж указательным и большим пальцем бусинки четок и как часто пульсировала жилка у его виска.

Чери подумала про пистолет, который хранился в ящичке ночного столика. Если дело обернется совсем плохо, она притворится, что потянулась за сотенной бумажкой, дернет на себя ящичек, схватит оружие, парня припугнет, а сотню присвоит. Пусть только попробует пикнуть.

– Почему бы тебе не прилечь со мной? – предложила Чери, раскинувшись на потертом льняном покрывале, и улыбнулась, насколько хватило умения, завлекающе.

Жара донимала ее. Она не ожидала, что клиент как-то отреагирует на приглашение, сделанное формально. Однако он встал и шагнул к кровати.

– Раздень меня.

Его приказной тон и сама просьба никак не покоробили ее, а скорее даже обрадовали. Наконец-то все пошло по обычному сценарию, Ладно. Значит, он не из породы «созерцателей».

Часики тикали, время шло, но она, разумеется, не спешила. Привстав с ленивой медлительностью, Чери не торопясь расстегнула пуговицы и освободила его от рубашки. Ее взгляду открылись могучие плечи и грудь, казалось, слепленная из одних мускулов и покрытая завитками темных волос. Она занялась его джинсами, но тут он тронул пальцем крестик, свисающий на цепочке с ее шеи.

– Что это?

– Это... подарок от моей дочки... на Рождество.

О боже! Неужто он захочет его отнять?

– Тебе потребуется сделать еще кое-что.

Он расправил четки и надел их ей на шею. Бусины еще хранили жар его пальцев, она явственно почувствовала это. Может быть, он взаправду священник, только с придурью?

В ее мозг опять заполз страх. Надо бы сказать ему прямо сейчас, чтобы он проваливал.

– Вот так лучше. – Он переступил через спущенные джинсы и трусы и шагнул к ней.

Узкий, как щель, его рот растянулся в довольной гримасе. Он был готов заняться делом, хотя времени оставалось в обрез.

– Потрогай меня!

Его тело было совершенным. Смуглое, крепкое, идеальных пропорций... все, только не член, Он висел, как тряпка, – слабенький и жалкий.

Чери провела пальцем по его груди, и он привлек ее к себе и принялся целовать холодными, бесчувственными губами, повалил на кровать, вдавил в тощий матрас. У нее было правило – никаких поцелуев в губы, но она махнула рукой на принципы, лишь бы скорее покончить со всем этим.

– Ты забыл снять это. – Она потянулась к его темным очкам. Сильные пальцы сжали ее запястье, как клещи.

– Не смей!

– Боишься, что я тебя опознаю?

Может, он какая-нибудь знаменитость? Чем черт не шутит, раз он так хорош собой. Ведь и про Тома Круза писали, что он с вывихами.

– Просто не трогай. – Он не сразу выпустил ее руку из стальных тисков.

– Хорошо-хорошо, не буду...

Она поцеловала его в щеку и отправила свои пальчики в путешествие по рельефным буграм его мышц. Он дернулся и плотнее прильнул к ней. Чери заработала со всем старанием, перещупала на нем все, какие только знала, эрогенные места. Но все впустую. Сколько бы Чери ни прилагала усилий, используя все ухищрения из своего арсенала, он только елозил на ней, а меж ног у него так ничего и не шевельнулось.

«Ну давай же, давай, заводись, парень!» – мысленно твердила она. В уши ей назойливо лез голос ведущей ток-шоу. Доктор Саманта была близка к завершению своей надоедливой болтовни и, как обычно в конце передачи, разглагольствовала о различиях между любовью и похотью, о пронизанной эротикой атмосфере Нового Орлеана, жаркого города, расположенного в дельте могучей реки, вблизи от горячих карибских вод.

Клиент тоже отвлекся на голос ведущей. Может быть, передача раздражает его и этим объясняется отсутствие эрекции?

Черитфотянула руку, собираясь выключить приемник.

– Не надо! – прорычал он, и каждый мускул его тела напрягся.

– Но...

Внезапная боль от удара кулаком в лицо буквально оглушила Чери. Она ощутила металлический вкус собственной крови во рту.

«Вот это ты зря... – подумала Чери. – Ну ты от меня дождешься, подонок!»

Он снова замахнулся для удара. Она видела его кулак смутно. Глаз ее быстро заплывал.

– Не смей лапать мои очки. И радио тоже, – хрипло произнес он.

Она попыталась выскользнуть из-под него.

– Уйди! Пошел к черту!

Он не обратил на ее возглас внимания и выпятил губы для поцелуя. Чери укусила его. Он лишь слегка дернулся.

– Ты – мерзавец! Никто не смеет меня бить! Запомни это, кретин, и хватит... Ты свое получил... Теперь убирайся!

Она пронзительно выкрикивала отрывочные фразы, глотая заполняющую рот теплую кровь.

– Разве мы уже закончили? По-моему, нет.

Он опять стиснул ее и принялся целовать, да так яростно, что боль пронизывала ее при каждом соприкосновении с его будто каменными губами, носом и подбородком. Как будто он вколачивал свои поцелуи в нее молотком.

Чери вырывалась, царапалась, отпихивала его изо всех сил.

– Вот так, вот так, грешница, одолей меня, – ронял он вперемежку с поцелуями издевательские слова, подзадоривая ее. – Старайся, старайся...

Он локтями пригвоздил ее к матрасу, а пальцами ущипнул один сосок, а другой стал выкручивать. Она издала вопль, но он закрыл ей рот поцелуем. У нее уже не хватило сил снова его укусить. О боже, как далеко все это зайдет? Она попала в капкан.

Теперь ей стало уже по-настоящему страшно. Что может его остановить? Что, если он будет мучить ее всю ночь? Боль стала нестерпимой, когда он укусил ее грудь.

Извернувшись и всхлипывая от острой боли в прокушенном соске, она задела рукой радио. Доктор Саманта нанизывала самоуверенным равнодушным тоном одну за другой отточенные фразы и выдавала исполненные здравого смысла советы. Панель приемника отбрасывала слабый свет належащую рядом банкноту с ослепленным Франклином.

«Помоги мне!» – мысленно обратилась Чери к радиоведущей, но та была далеко, витала где-то в эфире. Отбиваясь с диким отчаянием одной рукой, Чери пальцами другой руки тянулась к ящичку с пистолетом.

И вдруг она ощутила его внезапную эрекцию. Ему нужно было насилие, чтобы возбудиться! Если бы он хоть намекнул на это раньше, Чери бы ему подыграла, но сейчас она была слишком напугана. Так напугана, что страх пропитал ее всю, до мозга костей.

«Делай свое дело, только не терзай меня!» Он оторвал ее голову от подушки, и Чери вскрикнула, когда он сдавил ее горло четками. Острые грани бусин больно впились в кожу.

«Боже, он хочет убить меня!»

Она глянула в эти затемненные черными стеклами глаза и сразу все поняла.

Он закручивал четки все туже, одновременно проникая в нее с нарастающей яростью.

Чери задыхалась, глаза ее вылезли из орбит, руки потеряли последние силы. Она еще скреблась ногтями о заветный ящичек, но это были лишь бесполезные судороги.

Тьма сгустилась вокруг Чери. Легкие горели огнем, сердце готово было разорваться в груди.

Он чуть ослабил удавку, и она жадно схватила ртом воздух. Воздуха не было. Внутри ее что-то заклокотало, забулькало. Это ее собственная кровь залила легкие. Петля вновь затянулась.

Чери подумала о дочке, о своей маленькой девочке, такой красивой, такой ласковой...

Он потел, усердно трудясь над нею. Его дыхание участилось, тело дергалось в конвульсивных движениях. Когда он кончил, то упал на нее, издав какой-то утробный звериный рык.

Последнее, что услышала Чери сквозь его прерывистое хриплое дыхание и что запечатлелось в ее гаснущем сознании, был далекий, очень далекий голос: «Я, доктор Саманта, прощаюсь с вами, дорогие радиослушатели. Да благословит вас бог! Берегите себя. Пусть ваши сегодняшние тревоги не повторятся завтра. Спокойной вам ночи и приятных сновидений...»


Глава 1


Июль. Кембрей, штат Луизиана

«Как хорошо вернуться домой! На свете места лучше не найдешь! Обуйте свои любимые красные шлепанцы и три раза топните, приговаривая: «Вот я и дома!»

Текст радиопередачи был глуповатым, дурашливым, однако он вполне отвечал настроению Саманты. Она даже была готова послушать еще. Ее отвлекла реплика таксиста:

– С вас тридцать семь долларов, мэм.

Он припарковал машину почти вплотную к парадной двери и уже с полминуты ждал, когда пассажирка очнется от своих грез и расплатится с ним.

Саманта извлекла из кармана куртки бумажник.

– А вас не затруднит занести вещи в дом? – спросила она.

Водитель повернул голову и окинул пассажирку откровенно оценивающим взглядом. Хочет ли эта увечная дамочка только того, чтобы он таскал ее багаж, или затем ей потребуется кое-что еще? Не придя к определенному выводу, он пожал плечами.

– Если вы этого хотите...

– Именно этого.

Опираясь на один костыль, Саманта выбралась из машины и окунулась в душную луизианскую ночь. За туманной дымкой угадывались очертания могучих столетних дубов, словно в карауле выстроившихся перед фасадом ее старинного и весьма беспорядочного по архитектурному стилю дома. За деревьями дышало влагой невидимое в темноте озеро. Шумы Нового Орлеана, не стихающие до глубокой ночи, сюда не доносились. Место было уникальное. Боже, как это здорово – вновь очутиться у себя дома.

Отпуск можно провести по-разному. Иногда он оборачивается волшебной сказкой, а бывает, превращается в настоящий кошмар. Этот был хуже, чем кошмар, – во всем полный прокол. Но зато она пришла к выводу, что никогда не станет миссис Дэвид Росс.

По крайней мере, не совершит ошибки, которую потом нелегко будет исправить.

Налетевший внезапно ветерок пробудил от спячки колокольчики, развешанные на крыльце, и они тут же откликнулись милым ее сердцу негромким мелодичным звоном, будто соскучились по ней и теперь радуются ее возвращению. А вот сорняки, успевшие пробиться сквозь шели в каменных ступенях за время ее отсутствия, повели себя враждебно. Они буквально цеплялись за ее поврежденную ногу.

Саманта споткнулась и вскрикнула от боли. Стиснув зубы, она кое-как преодолела лестницу, проковыляла, тяжело опираясь на костыль, по веранде до окошка, где за ставнями в липкой паутине отыскала хранившийся там запасной ключ. Торопясь обратно к крыльцу, она чуть не выронила костыль, к которому пока еще не успела привыкнуть.

Отпереть входную дверь не составляло труда, потому что она смазывала замок перед отъездом.

Пока таксист вносил ее сумки и передавал ей второй, оставленный на заднем сиденье машины костыль, она нащупала выключатель, и мгновенно яркий свет засиял в просторной прихожей, отражаясь бликами на полированной мебели и обшивке стен из благородной древесины, заготовленной наверняка лет двести назад и подобранной с умом и умением.

Таксист изумленно повертел головой и преисполнился уважением к тому, что успел разглядеть.

– Спасибо, – Саманта вручила ему сорок пять долларов и была вознаграждена довольным хмыканьем и кивком головы.

Разочарования тем, что от него не потребовалось других услуг, таксист не выказал и поспешил ретироваться, все-таки соизволив сказать на прощанье:

– Желаю удачи. Поправляйтесь скорее.

– Постараюсь.

Заперев за ним дверь, Саманта положила ключ в карман и громко сказала:

– Милый, я дома!

Никакого отклика.

Только негромкое тиканье каминных часов и урчание холодильника на кухне. Воздух в старом доме был застоявшимся, жарким и абсолютно неподвижным. Саманта включила потолочный вентилятор, а затем и кондиционер.

– Ну, иди же ко мне! – Ее голос из освещенного холла разносился по темным комнатам. – Знаю, ты злишься, что я оставила тебя одного так надолго. И, конечно, ревнуешь. Мужчины все такие...

Она прислушалась и уловила мягкую поступь кошачьих лап, а затем там, где тень была гуще всего, возник Харон. Шкура его была цвета черной туши и сливалась со тьмой, поэтому видно было только два светящихся крохотных золотых ободка вокруг его зрачков.

– Незачем играть со мной в прятки. Я тебя вижу.

Кот вышел из тени и медленно, с показным равнодушием проследовал через холл, держась поближе к стенке.

– Какой же ты важный! Пижон! Он, видите ли, обиделся и теперь дуется на меня. Мне что, просить прощения? Знаешь, я и так уже достаточно наказана за эту дурацкую авантюру с Мексикой.

Кот приблизился, сделал несколько кругов, огибая ее ноги и костыль, потом потерся боком о повязки из стекловолокна, облегающие левую икру и лодыжку.

– Вот какой сувенир я привезла из Мексики! – засмеялась Саманта, подхватила с пола гибкое, почти невесомое тельце, прижала к груди и приласкала кота. Харон, названный так за свою черноту в честь угрюмого лодочника из греческой мифологии, попал к Саманте случайно. Она наткнулась на бездомного котенка перед своим крыльцом.

Как он там оказался, до сих пор оставалось тайной, покрытой мраком. Прошло немного времени, и Саманта уже не представляла себе жизнь без Харона.

Он мгновенно отозвался на ласку вкрадчивым мурлыканьем и ткнулся ей в подбородок влажным носиком.

– Как ты тут проводил без меня время? Мелани за тобой хорошо ухаживала? Надеюсь, вы подружились?

Саманта наконец добралась до своей уютной берлоги – маленького кабинета – и тотчас распахнула створки окна и ставни, стремясь проветрить тесное помещение. Она усадила кота на этажерку, заполненную солидными томами по психологии и стопками книг в мягких обложках, но он, быстро ознакомившись с научными трудами, спрыгнул оттуда на письменный стол, где аккуратно была разложена рассортированная почта и выписываемая Самантой периодика.

Мелани, помощница Саманты, не только наблюдала за домом и заботилась о Хароне, но и прекрасно справлялась с секретарскими обязанностями, а также вела радиобеседы в ее отсутствие.

Саманта с удовольствием заняла привычное место за письменным столом и огляделась. Комната выглядела как-то иначе, но определить, в чем дело, Саманта затруднялась. Может быть, причина в том, что ее не было здесь около двух недель – достаточно долгое время. Или, возможно, она не отошла еще от воздушной болтанки в самолете, да и сказывались последствия нескольких бессонных ночей. Нервы ее были на пределе.

Начиная с приземления на аэродроме Мехико все пошло наперекосяк. И не только из-за того, что они с Дэвидом еще по дороге ввязались в старый, уже смертельно надоевший им обоим спор о том, нужно ли ей бросать свою работу и перебираться в Хьюстон, но и из-за мелких неурядиц, всегда нервирующих усталых и раздраженных людей, рассчитывающих спокойно и с комфортом отдохнуть.

А закончилось все грандиозным идиотским кораблекрушением, досадным происшествием на море, в результате которого Саманту и ее сумочку поглотили волны Тихого океана. Саманту вытащили, сумочку – нет. Она так и сгинула в океанских глубинах. Саманта отделалась растяжением связок на левой ноге, но лишилась паспорта и всех прочих документов.

Попытки выбраться из страны обошлись ей дорого. Она была уже на грани отчаяния, когда ей наконец удалось убедить власти выпустить ее обратно в Штаты. Она осыпала проклятиями все и всех, а себя в первую очередь. За то, что согласилась провести отпуск вдали от дома.

«Такие вещи случаются, – в утешение говорил ей Дэвид. – И ничего нельзя поделать. Мы находимся в чужой стране, здесь свои порядки». Он позволял себе даже улыбаться в ответ на всплески ее эмоций. Он был прав, разумеется, но это никак не снижало градус ее возмущения.

Саманта подозревала, и вполне резонно, что капитан рыбачьего баркаса, на котором они путешествовали, был пьян или находился под воздействием каких-то наркотиков, а сумки и бумажники ее и других членов туристической группы благополучно подняты со дна местными ныряльщиками. Кредитные карточки использованы, наличное деньги потрачены, имеющие ценность вещи перепроданы, и в результате нескольку жителей западного побережья Мексики немножко обогатились.

По заверениям капитана, его жалкое суденышко дало слишком большой крен при попытке обогнуть внезапно появившийся перед носом риф. Смехотворное утверждение в устах человека, который изо дня в день бороздит залив Масатлан и должен был бы изучить его вдоль и поперек.

Саманта не купилась на эти объяснения и потребовала хоть какой-то, пусть минимальной, компенсации за нанесенный ущерб. Однако не последовало даже словесного извинения за допущенную ошибку, а ее саму засунули в захудалую, жутко грязную местную больницу, отдав на попечение врача-соотечественника, старикана лет восьмидесяти. По всем признакам он когда-то, давным-давно, сбежал сюда во избежание ареста за преступную халатность, повлекшую смерть пациента или за противозаконную практику.

Теперь, слава богу, весь этот кошмар был позади, но, чтобы окончательно прийти в себя, Саманте потребуется не один день.

Освобождая себе пространство для работы, она попыталась отодвинуть кота на край стола, но он словно застыл на месте, уставясь напряженным взглядом в окно за ее спиной. Казалось, он что-то увидел или почуял.

Саманта повернула голову, пристально всмотрелась, но ничего не разглядела в темноте. Она нажала кнопку прослушивания на автоответчике и одновременно ножом для разрезания бумаги вскрыла верхний конверт из стопки скопившейся за время ее отсутствия корреспонденции. Оттуда выпал счет. Первый и, несомненно, не последний.

После обычных звуковых сигналов и щелчков на автоответчике пошло воспроизведение записи. Первый звонок оказался ошибочным. Трубку повесили сразу.

«Великолепно!» – мысленно прокомментировала она. Второй звонок был от агента автосервиса с вопросом, не надо ли ей сменить стеклоочистители. «Нет, не надо. Спасибо».

Счета сыпались один за другим, но так бывает всегда после продолжительного отсутствия. Беспокоиться было не о чем. Счастье, что Мелани по ее просьбе успела вовремя заблокировать все ее кредитные карточки. Восстановить их будет совсем несложно.

Саманта улыбнулась, услышав родной голос: «Привет, Сэмми. Это папа. Я не сразу вспомнил, что тебя нет в городе... Позвони мне, когда вернешься». «Непременно», – мысленно пообещала она. Затем прорезался голос Элеонор, ее босса: «Сэмми! Я знаю, что ты еще не вернулась, но, как только войдешь в дом, немедленно звони мне. В ту же минуту! Повторяю: в ту же минуту! Только предупреждаю заранее – не вешай мне лапшу на уши, что ты, мол, не можешь выйти на работу из-за своей ноги. У тебя этот номер не пройдет.

Я получила твое послание из больницы, но раз ты не подключена к аппарату искусственного дыхания, не лежишь под капельницей и не засунута в смирительную рубашку, ничто не мешает тебе снова сесть у микрофона. Усекла, о чем я говорю? Мелани здорово потрудилась за тебя – у меня нет к ней претензий, – но рейтинг передачи пополз вниз, а Триш Лабелль из «Антен» норовит занять твою нишу.

Положение не из лучших, Сэмми, если не сказать плохое. Слушатели хотят тебя, а не кого-то другого, как бы он ни был хорош. Так что не приноси мне никаких писулек от врачей – это не поможет. Усаживай свою задницу на стул перед микрофоном и валяй. Жду звонка от тебя с подтверждением. О'кей? Ой, я уронила шампунь в воду! Я говорю из ванной... Ну, пока...»

– Слышал, как, оказывается, меня любят радиослушатели? – обратилась Саманта к коту, но тот не отреагировал. Его взгляд по-прежнему был устремлен на окно.

Саманта ощутила на затылке неприятное покалывание. Такое бывает, когда кто-то сзади внимательно рассматривает тебя. Она обернулась и вновь вгляделась в черный прямоугольник окна. За ним царили ночь и тишина, не нарушаемая ни единым звуком – ни шелестом, ни скрипом, ни шорохом. Оцепеневшие в полной неподвижности столетние дубы, едва различимые в темноте, словно преданные часовые, охраняли дом.

Но что же тогда тревожит Харона и ее саму? Может быть, какое-то неуловимое изменение в атмосфере душной и влажной июльской ночи? Или что-то нематериальное, невидимое и неслышимое витает вокруг дома?

У Саманты помимо ее воли возникло желание, чтобы это нечто хоть как-то проявило себя. Тр-р-р-р...

Сердце ее замерло, во рту пересохло. Неопределенный, едва слышный звук донесся откуда-то с веранды.

Возможно, это оседает старый дом. Она поселилась в нем всего три месяца назад и только после переезда узнала его историю от словоохотливого старика-соседа. По утверждению мистера Киллингсворта на этот дом так долго не находилось покупателя, несмотря на невысокую цену, потому что последняя его владелица была убита прямо здесь – стала жертвой своего обезумевшего от ревности приятеля. Саманта, конечно, не верила ни в привидения, ни в злые чары, но все-таки холод пронизал ее.

«Стоп, Саманта, – сказала она себе..– Скоро ты начнешь пугаться любого шороха, любой тени. Возьми себя в руки».

«Привет, Сэмми! – заговорил автоответчик голосом Мелани. – Надеюсь, прогулка в Мексику была приятной, несмотря на казус с ногой. Я считаю, что в этом есть некая доля романтики. Разве не ради приключений мы отправляемся в путешествия?

Я позвонила в банк, как ты просила, а почту оставила на столе. Ты уже, наверное, ее просматриваешь. Кварту молока, бисквиты и твое любимое ванильное мороженое ты найдешь в холодильнике. Харон без тебя вел себя скверно, был постоянно на взводе, шастал везде, даже по пианино. Увидимся на работе, а до этого звони, если что понадобится».

Саманта немного расслабилась. Мелани напомнила ей, что жизнь входит в привычную колею. А какое место теперь в этой жизни будет занимать Дэвид?

Его фотография стояла на письменном столе перед нею. Высокий, атлетично сложенный, с твердым квадратным подбородком и серыми стальными глазами, вице-президент и исполнительный директор компании, владеющей сетью отелей «Регал». Человек с большим будущим и с острым, если не сказать точнее, разящим юмором. «Добытчик» – так бы с уважением отозвалась о нем Бет Метсон – мать Саманты, если бы была жива.

Саманта перевела взгляд с портрета Дэвида на выгоревшее цветное семейное фото. Родители, оба улыбающиеся, счастливые, гордые за свою дочь, и она посередине между ними в шапочке и мантии магистра в день получения университетского диплома. А за спиной отца ее старший брат Питер, нахмуренный, смотрящий в сторону от камеры, не потрудившийся даже снять с себя солнцезащитные очки, как бы подчеркивая этим свою непричастность к семейному торжеству.

Бет считала, что удачный брак – главное в жизни, и, конечно, рада была бы видеть дочь замужем за таким человеком, как Дэвид Росс, – амбициозным, удачливым... и с темной изнанкой.

Слишком похожий на Джереми, ее бывшего мужа. Вслед за посланием Мелани автоответчик выдал целую серию записей звонков от подруг, каким-то образом прознавших о ее мексиканских злоключениях и поторопившихся выразить свое сочувствие.

– Я неожиданно обрела популярность! – Саманта поделилась этим замечанием с котом, продолжая просматривать почту, в которой не обнаружилось ничего сколько-нибудь существенного, и прослушивая телефонные послания. Одно было из приемной дантиста с приглашением явиться для очередного профилактического осмотра, другое – из медицинского центра, где она проводила сеансы психотерапии в рамках благотворительной программы.

Саманта взяла со стола последний конверт – стандартный, ничем не примечательный, без обратного адреса. Ее имя и адрес были напечатаны на принтере.

Из вскрытого конверта на стол выпало фото. Она похолодела.

Саманта узнала снимок. Он был сделан несколько лет назад для рекламы ее радиопередачи в газетах и потом размножен. Над этой копией кто-то изрядно потрудился, чтобы так ее изуродовать.

Она с ужасом уставилась на свое искаженное изображение. Ее улыбающееся симпатичное лицо осталось нетронутым, и даже сохранилось его несколько игривое выражение, но рыжеватые волосы фломастер «шутника» превратил в огненно-рыжие, а на месте зеленых, с густыми ресницами глаз зияли рваные дыры, как будто тот, кто их прорезал, действовал с остервенением и в спешке.

Поперек чуть тронутых помадой губ было начертано красным карандашом единственное слово: «Покайся!» Она с отвращением отшвырнула снимок и вскочила.

– О господи... – у нее перехватило дыхание. По веранде и по ступеням крыльца кто-то пробежал. Значит, неизвестный, кто бы он ни был, прятался где-то в темноте, наблюдал за нею через окно, а теперь спешил убраться прочь.

И тут же автоответчик воспроизвел шепот мужчины, казалось, охваченного сексуальным томлением:

«Тебе не избежать своей участи. Придется платить за свои грехи».

Красный «глазок» включенного аппарата теперь походил на светящийся глаз хищника.

Однако в тоне мужчины не было угрозы. Он скорее уговаривал ее смириться с неизбежным, обращаясь к ней, как к близкой подруге или даже как к своей возлюбленной.

– Подонок! – воскликнула Саманта. Кот испуганно зашипел, спрыгнул со стола, метнулся по комнате и забился в угол.

Автоответчик щелкнул, просигналив об окончании последней записи на кассете. Тишина навалилась на Саманту, а стены и потолок, казалось, начали придвигаться с явным намерением стиснуть ее и раздавить.

Разумеется, это она себе вообразила, но звук убегающих ног и запись на автоответчике не были иллюзией. Саманта сделала несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться, затем, ковыляя на костылях, обошла первый этаж, проверяя все замки и запоры на окнах. По пути она убеждала себя: «Это всего лишь хулиганская выходка. Конечно, он недоумок, но вряд ли опасный».

В профессиональной области Саманта была своего рода знаменитостью. Она наладила контакт с обширной аудиторией, многим людям помогала решать их проблемы, к ней обращались за советом, исповедовались, считали ее если не другом, то по крайней мере своей хорошей знакомой.

Как психолог, выступающий на радио, Саманта, которую чаще называли «доктор Сэмми», имела дело с самыми различными психическими отклонениями и фобиями каждую ночь, когда была в эфире. Это не первый случай вторжения в ее личную жизнь и наверняка не последний. Она подумала, не позвонить ли ей в полицию, или Дэвиду, или кому-нибудь еще, но меньше всего ей хотелось предстать в их глазах истеричкой.

А тем более в собственных глазах.

Она – профессионал, дипломированный врач-психиатр. Она не должна впадать в панику от случайного вторжения в ее жизнь какого-то недоумка. Однажды Саманта уже побывала в подобной ситуации и не желала повторения. Так или иначе, ей придется все же связаться с полицией.

Но не сейчас, позже, а еще лучше, когда наступит утро и ночные страхи не будут влиять на оценку случившегося. Для паники нет никаких оснований. Никто на всем свете не заинтересован в том, чтобы причинить ей вред. «Покайся!»

В чем ей каяться? В каких грехах? Парень давил ей на психику, но с какой целью? Можно ли понять его мотивы? Да, если покопаться в его внутреннем мире, разложить его на составные элементы, подобрать аналогии... Но пока у нее слишком мало материала для этого.


Глава 2


– Уверена, что она сама все подстроила, – шепотом поделилась Мелба своим мнением с Тини, задержавшимся у ее конторки.

Однако она при этом тут же не преминула вполне дружелюбно подмигнуть проходившей мимо Саманте, которая иронически заметила:

– Как ты угадала? Конечно, я ношу это... – она постукала резиновым кончиком костыля по повязке на ноге, – для того чтобы иметь предлог отлынивать от работы и вызывать к себе жалость. И глотаю ибупрофен горстями из чистого мазохизма.

– Не исключено.

– Не слушай ее, Сэмми, – вмешался Тини.

– Подожди, дай сказать. – Мелба отмахнулась от него тонкой смуглой рукой с дюжиной позванивающих браслетов.

Красивая, длинноногая, с осиной талией, мулатка весьма эффектно смотрелась за своей конторкой на фоне огромной, ярко освещенной витрины с фотопортретами знаменитостей, выступавших когда-то на радиостанции, призовыми кубками и дипломами, а также обрядовыми куклами вуду и сушеными крокодильчиками, непременными, наряду с самой Мелбой, атрибутами новоорлеанской экзотики. Она сторожила вход на студию «Р-1», как заправский ротвейлер, не пропуская никого из сотрудников и посетителей без того, чтобы не завязать разговор и не высказаться самой по любому, пусть даже случайно подвернувшемуся поводу. В голове ее бродило множество идей, и ей были необходимы слушатели.

– Знаешь, у меня есть своя теория насчет вас, мозгоправов... то бишь психиатров.

– Выкладывай, – ободрила ее Саманта.

– Я считаю, что все вы отчасти тронутые еще с детства, раз занялись этим делом. У большинства мозгоправов, из тех, кого я знаю, вообще мозги набекрень. Тут нечему удивляться. Когда постоянно имеешь дело с психами, то недолго и самому свихнуться. Ну а тем, кто, как ты, сидит ночами в этой ужасной студии и выслушивает от разных чокнутых их дурацкие исповеди, наверняка приходится совсем тяжко. И от вас больше вреда, чем пользы. Ведь ты знаешь, что помочь ничем не можешь, и только твердишь: «Исповедуйся, и тебе станет легче».

– А это уже немало – сбросить с души камень.

– Но ты же не священник и грехи не отпускаешь, – возразила Мелба. – Какой тогда от тебя толк?

– Чаще всего люди звонят Саманте потому, что одиноки, – попробовал встать на ее защиту Тини.

– А может быть, они хотят исповедаться и получить взамен пустые советы, но и услышать от доктора Сэмми ее исповедь? Чтобы беседа была и взаправду на равных? Чтобы ведущая не представала такой уж всезнающей и непогрешимой, в чем-то призналась, в чем-то покаялась.

– Покаялась? – вздрогнув, переспросила Саманта. – В чем же мне, по-твоему, надо каяться?

Ответа она не получила, потому что раздался телефонный звонок, и Мелба, нажав алым наманикюренным ногтем кнопочку на аппарате, нежно проворковала:

– Вы звоните на радиостанцию «Р-1» – центр культурной жизни Нового Орлеана. Да... да... да... спасибо. И чему вы отдаете предпочтение – джазовым записям или разговорным шоу? О, я с удовольствием передам от вас благодарность нашему ведущему доктору Лидс. Мы все ее тоже любим... – При этих словах Мелба подмигнула Саманте.

Напряжение чуть отпустило Саманту. Может быть, только из-за нервного стресса, вызванного последними событиями, ей почудился в болтовне Мелбы о каком-то покаянии намек на вчерашнее телефонное послание?

Ночь она провела плохо, почти без сна, несмотря на все волевые потуги расслабиться. Нога болела адски, повязка сдавливала икру, была тяжелой и доставляла массу неудобств. Ну а мозг был занят все той же проблемой – что означает фото с проколотыми глазами, требование покаяться, напоминание о неких грехах, странное поведение Харона, явно чем-то встревоженного, присутствие таинственного наблюдателя за окном и его поспешное бегство? Все перечисленное, к сожалению, подталкивало к выводу, что за этим кроется злой умысел, который никак нельзя отнести к разряду невинных розыгрышей.

Утро и день прошли в докучливых хлопотах. Саманта начала с того, что связалась с полицейским участком по телефону, изложила свою историю и чуть ли не полдня дожидалась обещанного визита детектива.

Он забрал у нее пленку с записью телефонного звонка, конверт и фотографию, заверив, что полиция отнесется к происшествию со всем вниманием, а патрульная машина будет теперь гораздо чаше проезжать по ночам мимо ее дома. Затем Саманта с трудом добралась до гаража, вывела машину и с не меньшими трудностями из-за больной ноги проделала затяжное турне по различным учреждениям, демонстрируя занудным бюрократам свою личность и буквально выцарапывав себе дубликаты утраченных в мексиканской переделке документов. Заодно она навестила слесаря и договорилась, чтобы он завтра сменил все замки в ее доме.

Под конец она изрядно вымоталась, но все-таки ей было радостно вновь очутиться на работе, в кругу тех, кого она успела хорошо изучить за несколько лет, к кому привыкла и даже прикипела душой..

– Не бери в голову, – посоветовал Тини. – Не знаю, какая муха сегодня укусила Мелбу, но вообще-то она тебя обожает.

– Меня обожают, меня любят, по мне соскучились. Я готова петь от счастья. – Саманта взяла его под руку, другой рукой оперлась на костыль, и так они вместе покинули приемную и вошли в так называемую «аорту» – нескончаемый, изгибающийся коридор, куда выходили двери всех кабинетов и студий.

Старое здание, приютившее «Р-1» вместе с его многочисленными вспомогательными службами, в прошлом неоднократно меняло хозяев и перестраивалось под их нужды, а теперь походило на перенаселенный термитник, где использовался каждый уголок, каждая щелка, чтобы поместить туда одного или нескольких занятых кипучей деятельностью муравьев.

Тини задержал шаг у двери своего крохотного, без окон, но зато отдельного кабинета, переделанного из бывшей кладовки, и несколько смущенно предложил:

– Может, зайдешь хоть на пару минут?

– Зачем, Тини?

– Посмотришь свою почту. Я сложил ее у себя.

Студент-заочник колледжа Лойолы, Тини был по общему мнению «компьютерным гением» и обслуживал всю локальную сеть радиостанции. Специалист он был бесценный, к тому же настоящий трудоголик. Саманта, как и все, относилась к нему с уважением, хотя считала, что он слишком уж не от мира сего, и это представляет для него определенную трудность. Однако такая отрешенность от житейских проблем не помешала ему по уши влюбиться в Саманту, что несколько затрудняло их общение, хотя она и притворялась, будто понятия не имеет о его чувствах.

– А что, много пришло писем?

– Тонны! И все одинаковые – слушатели хотят твоего возвращения в эфир.

– Ты, значит, читал мою почту? – Она изобразила возмущение.

Тини покраснел до кончиков ушей.

– Только те, что были адресованы не тебе лично, а радиостанции. Но все равно, в большинстве из них речь шла о тебе.

– Ну, ладно, – смилостивилась Саманта. – Но личную свою почту я уж, с твоего позволения, вскрою сама.

– Конечно. – Хотя ему явно хотелось остаться в кабинете вдвоем с Самантой, Тини тактично удалился.

Саманта торопливо разрезала конверты один за другим, ощущая противную дрожь в руках, вытряхивала их содержимое на стол. Никаких фото, только послания, написанные от руки или на машинке. Во всех примерно одно и то же – добрые слова и пожелания, без какого-либо подтекста. Ничего, что могло бы встревожить или напугать.

Она отправила их в мусорную корзину, вышла в коридор и поискала глазами Тини, но того, покорно дежурившего за дверью, заслонила могучая фигура Элеонор.

– Вот она, наша заблудшая овечка! – загремел ее голос, отозвавшийся эхом по всей «аорте», и блеснули в люминесцентном свете золотые коронки во рту, растянувшемся в широкой, чуть ли не до ушей улыбке. Рослая негритянка имела пристрастие ко всему блестящему – браслетам, ожерельям, пуговицам, а в качестве пресс-папье на письменном столе держала бронзовые шары фунтов по пятнадцать и иногда жонглировала ими, демонстрируя внушительные бицепсы.

Она бесцеремонно подхватила Саманту за талию, чуть не оторвав от пола, и повела, вернее, потащила дальше по коридору в свой кабинет, а там усадила в роскошное, обитое дорогой кожей кресло для почетных посетителей – единственное напоминание о прежних обитателях этого здания, об их размеренном образе жизни, отличном от вечной спешки и нервозности, царящих на радиостанции.

– Сколько еще времени тебе придется таскать это на себе? – Элеонор ткнула пальцем в повязку, облегающую ногу Саманты.

– Наверное, не больше недели, я надеюсь. Но работать я могу.

– Отлично. Ты мне нужна за микрофоном. Твои слушатели ропщут и требуют тебя, Сэмми, а «Антен» зарится на твою территорию. Они уже запустили в нее зубы, передвинув Триш Лабелль с семи часов на девять, чтобы накрыть твое шоу, начинающееся в десять. Я предложила сдвинуть тебя на час позже, но Гатор Браун завопил: «Караул! Убивают!», доказывая, что тогда ты оттяпаешь у его аудитории единственное подходящее время для восприятия легкого джаза. Люди отправятся на боковую, не насладившись шедеврами, которые он им подобрал. Ему бы хотелось, чтобы ты осталась в прежнем интервале от десяти до полуночи.

Элеонор отыскала в ящике стола пузырек с пилюлями, вытряхнула парочку на ладонь и проглотила, не запивая.

– А мой супруг еще удивляется, почему у меня такое высокое давление.

Саманта не приняла близко к сердцу проблему, столь волнующую ее босса.

– Они вещают на средних волнах, а мы на коротких. У нас и качество вещания другое, и аудитория разная.

– Аудитория та же! – резко возразила Элеонор. – Мы все здорово потрудились, чтобы вывести нашу станцию на первое место, и скатываться с него не собираемся. Я не попрекаю тебя тем, что ты вдруг вздумала уйти в отпуск в неподходящее время, но не могу не отметить, что это снизило наш рейтинг. А в мои обязанности забота о нем входит в первую очередь. Как ни крути, ни верти, а это так...

Она улыбнулась, но улыбка выглядела несколько фальшивой. Саманта ощутила неловкость, но, на ее счастье, зазвонил телефон, и Элеонор тут же деловито схватила трубку.

– Слушаю... да... сейчас посмотрю. – Она крутанулась на своем вращающемся стуле и начала перебирать папки с документами на полках стеллажа. —А ты связывался с отделом рекламы? И что? Понимаю.

Элеонор вдруг как-то напряглась, насторожилась.

– Мы над этим работаем. Что? Да, Саманта вернулась. Она уже здесь, так что ночной эфир обеспечен. Что еще? Хорошо, дай мне минутку.

Элеонор свободной рукой потянулась за компьютерной «мышью», а глазами просигнализировала Саманте, что их разговор окончен.

Саманта выбралась из уютных объятий кресла и заковыляла к двери.

За ее спиной Элеонор уговаривала своего собеседника на другом конце провода:

– Ради бога, Джордж, успокойся. Сиди тихо, я все улажу. Побереги себя. Остынь.

Что-то неведомое Саманте творилось в стенах милой ее сердцу радиостанции, но сейчас ей хватало собственных забот.

Она миновала застекленную студию, где Гатор Браун, надев на лысую голову огромные наушники, сосредоточенно прослушивал и отбирал джазовые записи для своей регулярной ночной передачи. В эфире его голос звучал вкрадчиво, обволакивающе, проникновенно. Он был обстоятелен и серьезен, общаясь со слушателями, а на самом деле большего болтуна, смешливого и жизнерадостного человека трудно было сыскать. Поймав на себе взгляд Саманты, он небрежно махнул ей рукой и вновь углубился в мир джаза.

Наконец Саманта, изрядно притомившись, добралась до комнаты отдыха радиоведущих, смежной со студией, откуда они – и она в том числе – вели передачи. Там у нее было свое уютное местечко. До эфира еще оставалось много времени. Она выбрала, насколько это было возможно, удобную для себя позу и смежила веки. Ее никто не решался потревожить.


Ближе к ночи большинство сотрудников отправились по домам. Все реже слышались голоса в коридоре. Ритм жизни радиостанции замедлился. Здание почти опустело.

В наступившей паузе торопливой дробью издалека простучали женские каблучки и замерли у входа в комнату отдыха. «Вот и Мелани заступает на пост», – догадалась Саманта еще до того, как от толчка ноги, обутой в изящную туфельку, дверь распахнулась и в комнату влетела слегка растрепанная и раскрасневшаяся от духоты жаркого летнего вечера нарядная молодая красотка. Обе ее руки были заняты. Она несла картонный поднос с пирожными, термос с кофе и пару банок диетической кока-колы.

– Привет! С возвращением! Я забежала в буфет по дороге, пока они не закрылись, и прихватила для нас с тобой кое-что. Ну и, конечно, не устояла перед искушением и согрешила. – Пухлые губки ее были еще в креме и сахарной пудре. Она облизнула их острым язычком. – Пирожные – блеск, соблазнят даже святого праведника. Будешь?

– Я – пас, – покачала головой Саманта. – А за кофе и коку спасибо. И за Харона. Знаю, тебе пришлось с ним повозиться. Но ты здорово меня выручила. За мной должок.

– Расплатишься своим голосом «за», когда будет решаться вопрос о моем повышении.

– Договорились.

Двадцатипятилетняя Мелани была сообразительна и энергична. Лучшей на курсе она закончила колледж Всех Святых, небольшое учебное заведение в Батон-Руж, специализируясь одновременно в двух областях – связях с общественностью и психиатрии. Она, как и Саманта, была креатурой Элеонор, но появилась на радиостанции чуть позже, примерно через полгода.

Саманта сразу отметила, что ее помощница слишком возбуждена и одета слишком нарядно и вызывающе для работы. На ней было пурпурное платье с черной шелковой отделкой, туфли на высоких каблуках и более яркая, чем обычно, косметика на лице.

– Держу пари, ты прямо со свидания.

– Угадала. – Мелани лукаво сверкнула глазами.

– Опять новый парень?

– Я не теряю надежду найти парня своей мечты. Должно же мне когда-нибудь повезти? – смеясь, заявила Мелани и предостерегающе подняла вверх палец. – Только без материнских советов и призывов быть осмотрительной. Я уже большая девочка.

– Я еще не в том возрасте, чтобы заменить тебе мать, – улыбнулась Саманта.

– Вообще, не надо мне давать никаких советов. Ни дружеских, ни профессиональных... О'кей? – неожиданно жестко произнесла Мелани.

– О'кей.

Саманта знала, когда следует придержать язык. Все прошлые увлечения Мелани ни к чему хорошему не привели. И вот опять она явно нарывается на то, чтобы в очередной раз остаться с разбитым сердцем и переживаниями по поводу совершенной ею ошибки. Однако уговаривать Ме-лани было бесполезно. Тем более что Саманта сама за недостатком личного опыта никак не считала себя авторитетом в сердечных делах.

В приоткрывшуюся дверь всунулась голова с поблескивающей лысой макушкой.

– Вам, девочки, еще осталось прохлаждаться пятнадцать минут, – напомнил Гатор Браун. – Я пускаю две записи, потом погода, рекламный блок, а после вы.

Он исчез.

– Чего это Гатор сегодня такой суровый? – удивилась Саманта. – Кажется, он единственный, кто не выразил мне сочувствия. Впрочем, я в сочувствии не нуждаюсь...

Она неосторожно ступила на больную ногу и скривилась от боли, однако не застонала.

– Он злится, потому что ходят слухи, будто его джаз урежут ради наших «Полночных исповедей», – пояснила Мелани.

Гатор и так был загружен по горло и трудился на станции почти круглосуточно, поставляя в эфир джаз небольшими порциями ранним утром, в полдень и дважды вечером, а ночью, вслед за передачей Саманты и короткой программой о компьютерах «Гасите свет», которую готовил Тини, вел свое двухчасовое шоу. Однако его жадность до работы не знала предела, и он не желал расставаться даже с малой толикой отведенного ему эфирного времени.

– Не один он сидит сейчас как на иголках, – продолжила Мелани. – Кто-то запустил сплетню, что нас не то сожрет со всеми потрохами некий медийный спрут, не то мы сливаемся с нашими конкурентами.

– Все это старо как мир, – улыбнулась Саманта.

– Так или иначе, грядут великие реформы. Всех ведущих отлучат от прямого эфира, а отвечать слушателям будут компьютеры.

– Тоже старая песня.

– Но сейчас ее заводят все чаще, – – стояла на своем Мелани. – Джордж хочет вложить больше средств в компьютерное оборудование, зато сократить штат.

– И правильно сделает. Зачем церемониться с людьми, если за компьютерами будущее? – с напускным цинизмом отозвалась Саманта.

– И ты не переживаешь? – удивилась Мелани.

– Наши переживания не берутся в расчет. Надо смотреть в лицо реальности.

А реальность была такова, что радиоведущие повсеместно заменялись компьютерами, точно так же как в свое время пластинки и аудиокассеты – компакт-дисками. Грандиозное собрание качественных музыкальных записей на пластинках на сорок пять оборотов в минуту только зря занимало место на бесчисленных застекленных полках. Лишь одни Ворчун Роб, старейший из ведущих, ветеран «Р-1», от случая к случаю проигрывал их в эфире. «Вместе словим кайф», – хриплым, прокуренным голосом предлагал он радиослушателям. Ворчуна Роба давно пытались вытолкнуть на пенсию, но он в ответ лишь хохотал и грозил: «Пусть посмеют тронуть меня хоть пальцем, я попрошу господа – а мы с ним приятели – прикрыть это заведение к чертовой матери!»

– Кто в результате выиграет, так это твой воздыхатель, – добавила Мелани безапелляционно.

– О ком ты говоришь?

– О Тини, конечно. Он развернется вовсю и станет здесь главным человеком.

– Что ж, мальчику надо расти, – согласно кивнула Саманта, прекращая дискуссию. Она глянула на часы: – Пожалуй, нам пора садиться в седло.


Они прошли в студию и разместились рядышком в двух стеклянных кабинках.

– Начинаю просеивать звонки, —сказала Мелани. Саманта отрегулировала по высоте стойку микрофона, проверила, удобно ли расположен экран компьютера. Коснувшись пальцем соответствующей кнопки на клавиатуре, она могла запустить анонс, блок рекламы, музыкальную заставку, а также прогноз погоды.

Надев наушники, она взглянула на Мелани. Та кивнула, подтверждая, что телефонные каналы работают и подсоединены к компьютеру. Саманта дождалась окончания тридцатисекундного рекламного блока, посвященного местному торговцу автомобилями, затем нажала кнопку, и начальные ноты шедевра группы «Битлз» «Вечер трудного дня» словно воспарили ввысь и тут же растаяли. Саманта склонилась к микрофону:

– Добрый вечер, новоорлеанцы. Я доктор Сэмми, я опять с вами. На «Р-1» снова передача «Полночные исповеди». Как вы, вероятно, знаете, меня не было две недели в городе. Я совершила маленькое путешествие в один из красивейших уголков Мексики, Название ему Масатлан. Там очень романтично, но только если вы пребываете в соответствующем настроении. Вот об этой зависимости наших путевых впечатлений от душевного состояния, об удовлетворении или разочаровании проведенным вдали от дома отпуском я хотела бы сегодня с вами побеседовать. Для первого после перерыва нашего разговора я выбрала тему, казалось бы, легкую и приятную. Но и на отдыхе часто возникают проблемы не только материальные, но и психологические. Звоните и поделитесь ими со мной. Расскажите, где вы побывали, с чем там столкнулись и во что вылились ваши поиски развлечений или, наоборот, покоя и расслабления.

Она напомнила номер телефона в студии и еще несколько минут говорила о преимуществах и неудобствах туризма, поглядывая на Мелани, которая кивала ей каждый раз, когда загорался сигнальный огонек на ее пульте, обозначая, что линия ожила. Звонки пошли.

Откликнувшегося первым звали Нед. Его имя появилось на экране возле кнопки первого канала, и почти одновременно на втором канале возникла Луанда. Саманта включила первый канал:

– Привет. Доктор Саманта вас слушает. Назовитесь, пожалуйста.

– Я уже сказал... Я Нед. – Мужчина явно нервничал. – Ну что еще сказать?.. Я рад, что вы опять здесь. Я всегда ловлю вашу передачу, а тут вас не было... Честно говоря, я по вас скучал.

– Спасибо. – Разумеется, парень не видел улыбки, осветившей лицо Саманты, но она постаралась, чтобы ее доброжелательный тон помог слушателю избавиться от скованности. – Ну а что вы можете сказать по нашей сегодняшней теме, Нед? Вы уже были в отпуске?

– Ну... был... Возил свою половину на Пуэрто-Рико. Два месяца назад. Ну и там... в общем... вышло все не так... вроде бы. Вы меня понимаете...

– Не совсем. Что было не так?

– Ну... я до этого встречался с одной... ну и жена, конечно, устроила мне... Короче, я решил удивить ее. «Смотаемся, – сказал, – на Карибы». Ну, вы понимаете, чтобы трещину зацементировать... вернуть все, как было раньше.

– И получилось? – поинтересовалась Саманта.

– Куда там... – Мужчина горестно вздохнул. Саманта выудила у Неда, что жену он очень любит и прожил с ней двенадцать лет, что он не мог на нее нарадоваться, такая она была добрая, верная, заботливая, и что его «ходки налево» – это всего лишь издержки среднего возраста, как у любого мужчины.

– Так что же все-таки с вами приключилось?

Нед долго мямлил, но наконец раскололся. Жена согласилась слетать с ним вместе на Пуэрто-Рико в знак примирения, однако нашла там любовника и утерла мужу нос. Нед был оскорблен до глубины души, а романтическое путешествие привело к семейной катастрофе.

Саманта могла его понять.

– Как вы себя чувствуете после всего пережитого? – задала она вопрос и заметила, что имя Луанда исчезло с монитора. Слушательница устала ждать своей очереди и повесила трубку. Зато возник некий Барт на третьем канале.

– А вы как думаете? Зол был, конечно. Не столько на нее, сколько на себя. Я потратил две штуки баксов на эту проклятую поездку.

– Итак, вы лишились некоторой суммы денег и жены. Но первопричиной все-таки послужила ваша связь с другой женщиной. Как по-вашему, Нед, что толкнуло вас на супружескую измену?

Панель с кнопками каналов засветилась, как рождественская елка. Людям не терпелось услышать от Саманты советы, задать ей вопросы или высказать свое мнение. На втором канале появилась Кей, Барт оставался на третьем. Опять возникла Луанда, но уже на четвертом канале.

Саманта потихоньку спустила на тормозах беседу с Недом, поговорив немного под конец о недопустимости применения двойных стандартов в оценке супружеской неверности. Затем она дала слово Кей, разъяренной дамочке, готовой изничтожить, стереть в пыль как Неда, так и всех мужчин, которые когда-либо осмеливались «погуливать от жены». Саманта живо представила ее, с пеной у рта и пылающими как угли глазами, отстаивающую право женщины на самую жестокую месть изменнику.

Следующим был Барт и поведал грустную историю о том, как слетал в отпуск с любимой девушкой на Таити, а ей так там понравилось, что она решила остаться на острове навсегда.

Гнев и печаль, смех и отчаяние заполняли радиоэфир. Саманта умело наводила некий порядок в этом хаосе, осторожно гасила всплески эмоций, и с каждой минутой утекающего времени ощущала себя все комфортнее в привычной обстановке. Включением блока рекламы и очередной сводки погоды она пользовалась как дирижерской палочкой, придавая своей передаче четкий, определенный изначально ритм.

К исходу второго часа обе банки диетической коки были выпиты, и в третий раз Мелани подлила ей в чашку горячего кофе. Уже совсем близко к концу передачи Саманта ответила на звонок мужчины, назвавшегося Джоном. Такое имя, во всяком случае, высветилось перед ней на экране.

– Здравствуйте. Я доктор Саманта. Как настроение?

– Лично у меня – хорошее, – произнесено это было плавно, спокойно, чуть нараспев. Голос звучал приятно.

Как полагалось в такого рода шоу, она перепроверила:

– Как ваше имя?

– Джон.

– Привет, Джон. О чем бы вы хотели поговорить? – Она поднесла чашку к губам, собираясь сделать глоток.

– Об исповеди.

– Согласна. Давайте.

– Он не спрашивал.

– Ведь передача так и называется, – он говорил утвердительно.

– Правильно.

– Значит, люди тебе исповедуются, ты их слушаешь, а вот свою подноготную прячешь...

Поворот был неожиданный, а смена тональности в его речи резанула слух. Саманта было попробовала его одернуть:

– Я вас не знаю, Джон, но...

– Ты меня знаешь.

– Я вас знаю? Откуда?

– Я Джон из твоего прошлого.

Саманта решила не прерывать затеянную им игру.

– У меня было много знакомых с именем Джон.

– Не сомневаюсь. – Он произнес это с презрительной иронией.

Его снисходительно-фамильярный тон не понравился Саманте. Надо бы сбить с собеседника спесь. Но какой ключик к.нему подобрать? Она перешла с ним на «ты», что позволяла очень редко в общении со слушателями.

– Если я тебя знаю, как ты утверждаешь, то напомни мне, пожалуйста, Джон... Прости, что я забыла.

– Грехи не забываются.

Саманта чуть не расплескала кофе. Тот самый голос, что был записан на автоответчике! Ее обдало холодом. Перед ней словно раздвинулся занавес, и во мраке неосвещенной сцены начало проступать нечто ужасное.

– Какие грехи? – заставила она себя задать вопрос.

– Твои.

– Мои?

Зачем она тянет разговор? Не лучше ли свернуть его побыстрее?

– За грехи полагается наказание.

– Какое? – спросила она и бросила взгляд на Мелани. Та развела руками. Очевидно, Джон сформулировал свой вопрос совсем по-другому, когда она просеивала звонки.

– Узнаешь. Ждать осталось недолго, – зловеще пообещал он.

Саманта подавала знаки Мелани, надеясь, что ассистентка догадается снять его с линии.

– Может быть, я должна покаяться?

– Конечно, должна. Как раз близится полночь. Не выступить ли тебе самой в «Полночной исповеди»?

– Но в чем мне каяться? Что я такого сделала? Я не знаю...

– Знает господь, и знаю я.

– А я нет... – Нервы у Саманты не выдержали. Она чуть не сорвалась на крик.

– Врешь, похотливая шлюха! Ты...

Дрогнувшей рукой она сама вырубила связь. По ту сторону стеклянной перегородки Мелани испуганно показывала на часы. Всего двадцать секунд оставалось до окончания передачи, но сигнальные огоньки вспыхнули одновременно на всех каналах, будто в них ударила молния.

– Вот и все на сегодня, – как можно тверже заявила Саманта и включила финальную музыкальную заставку – песню «Полночная исповедь». Подгоняемая секундной стрелкой на белом циферблате, она смикшировала пение с опережением, чтобы уложиться в отведенное время и произнесла традиционное напутствие: «Берегите себя... Спокойной вам ночи, и да благословит вас господь. Неважно, насколько был отягчен заботами сегодняшний день – ведь всегда есть завтра, а завтра будет уже другой день. Приятных вам сновидений».

Она запустила рекламу, откатилась от микрофона на стуле на колесиках, сняла наушники и, опираясь на костыль, поднялась. Хромая и мысленно чертыхаясь при этом, Саманта направилась к Мелани в соседнюю кабинку.

– Как этот подонок проскочил мимо тебя? – потребовала она объяснений у помощницы.

– Нагло мне соврал – вот как! – агрессивно выступила на свою защиту Мелани. На ее раскрасневшемся личике злобное выражение сменилось растерянностью.

– Где же, черт побери, Тини? Его эфир через четыре минуты!

Она вертела головой, как будто Тини мог где-то прятаться в ярко освещенной, с прозрачными перегородками студии.

– Плевать на Тини! Что произошло с этим последним звонком? – не отставала от нее Саманта.

– А что? Я не знаю, честное слово! – Мелани клятвенно стукнула себя кулаком в грудь.

– Чем он тебя купил?

– Просто запудрил мне мозги. Сказал, что хочет обсудить такое понятие, как «рай» – в прямом смысле и переносном, в библейском и земном. Что-то говорил о потерянном рае...

Саманта едва сдерживала ярость. Мелани никогда прежде не видела ее в таком состоянии.

– Ну ладно, я проштрафилась. Можешь распять меня на кресте. Или дай мне шанс искупить грех.

От этих слов Саманта поежилась. Все, связанное с религией, вызывало у нее теперь ассоциации с телефонным маньяком.

– Оставь этот библейский лексикон! – потребовала Саманта. – Ты что, вздумала дразнить меня?

– Такое больше не повторится, обещаю, – продолжала каяться Мелани.

– Я тебе не верю. Ты что-то темнишь. Такие звонки ты не должна пропускать. С твоим дипломом психиатра ты могла бы распознать, что у него на уме.

Саманта вдруг смолкла, осознав, что, отчитывая ассистентку, дала себе волю и перегнула палку.

– Аминь, – произнесла девушка, поняв, что гневной отповеди пришел конец. – Ой, извини... Я не хотела. Как-то само сорвалось с языка...

– Я была резка с тобой, наговорила лишнего. Выкинь это из головы.

– Постараюсь, – дернула плечом Мелани и вновь забеспокоилась: – Тини давно пора быть в студии...

У Саманты же мысли были заняты другим. Ее внезапно осенило.

– А знаешь, о каком рае он тебе говорил? О мильтоновском «Потерянном рае»!

– Что-что?

– Он имел в виду поэму Мильтона1 «Потерянный рай», о сатане, изгнанном из рая.


1Джон Mильтон (1608—1674) – один из крупнейших поэтов Англии, автор поэмы «Потерянный рай», основанной на библейских сюжетах.


Мелани удивленно вскинула брови:

– Ты так считаешь? Он как-то связан с литературой, знает классику, осилил средневекового Мильтона? Сомнительно.

– А я в этом уверена. Там речь идет как раз о грехе, искуплении и наказании. Сплошь об этом... На таком тексте вполне можно свихнуться. – Идея увлекла Саманту, но никак не Мелани. Встретив ее недоверчивый взгляд, Саманта решилась довериться ей: – Этот парень не впервые выходит на контакт со мной. Он оставил мне послание на автоответчике, пока я отсутствовала.

– Что?!

Проблема опаздывающего по неизвестной причине Тини моментально отошла на второй план. Теперь Мелани сгорала от любопытства.

– Но подожди... Ведь твоего номера нет в телефонном справочнике.

– Правильно, но ведь есть обходные пути. Любой может забраться в компьютерную сеть, скачать данные о кредитных карточках, узнать номер социальной страховки и водительских прав. Если обладаешь упорством и кое-какими навыками, то раздобыть нужный номер телефона достаточно просто.

– Как и обойти контроль и пролезть в эфир, – с грустью отметила Мелани. – Мне стыдно, Сэмми, что он так легко меня одурачил. Поначалу ведь никак нельзя было сказать, что у парня с головой не в порядке. Значит, у тебя появился свой персональный псих. Не завидую. Не хотела бы я быть на твоем месте.

– Мне место именно среди психов, как некоторые считают, я по специальности «мозгоправ», – невесело пошутила Саманта.

Тини вошел в студию так неслышно, что Мелани вздрогнула, ощутив чье-то присутствие у себя за спиной.

– Где тебя черти носили?

– Выходил подышать воздухом.

Он явно побывал под дождем. Пиджак его промок. От него пахло сыростью и сигаретным дымом.

– У тебя осталась минута до выхода в эфир, – предупредила Мелани.

– Не волнуйся, у меня все готово, – бросил через плечо Тини и занял место в той же кабинке, которую совсем недавно занимала Саманта.

– Ты чуть не довел меня до сердечного приступа.

– Тебе-то что беспокоиться? Ты не директор программы и не несешь ответственности ни за какие сбои.

– Да, но...

– Отстань от меня... передохни, – Тини смерил ее взглядом, не предвещавшим ничего хорошего для навязчивой девушки. Мелани так и осталась стоять с открытым ртом.

Саманта воспользовалась паузой, чтобы попрощаться с коллегами.

– До завтра. – Она улыбнулась обоим.

Только постукивание наконечника костыля по полу нарушало мертвую тишину длинного коридора, свернувшегося, словно кишка в утробе огромного здания радиостанции. Однако у Саманты возникла нелепая мысль, что впереди, за очередным поворотом, кто-то может ее поджидать. Она даже пару раз останавливалась, прислушиваясь, и затем усилием воли заставляла себя ковылять дальше.

В проходной она сунула свой пропуск в щель турникета, толкнула тяжелую дверь, и влажная новоорлеанская ночь тотчас приняла ее в объятия, от которых некуда было деться и оставалось лишь терпеть и не обращать внимания на то, как постепенно одежда начинает липнуть к телу. Дышать пропитанным жаркой сыростью воздухом становилось все труднее.

Несмотря на эту тяжелую, как в парилке, атмосферу, в поздний час на улице было полно прохожих, и машины неслись сплошным потоком. Новый Орлеан предпочитал не тратить время на сон. Саманта никак не могла избавиться от мысли, что в этой массе праздно гуляющих людей вполне мог затесаться и ее, как обозвала его Мелани, «персональный псих», человек, чей бархатный голос леденил ей кровь. До служебной стоянки, где Саманта оставила машину, надо было пройти несколько кварталов. Она махнула рукой проезжавшему таксисту. Тот затормозил, но с явной неохотой согласился на столь короткую поездку. Саманта уже успела убедиться, что ее травма мало у кого вызывает сочувствие. Впрочем, ее это не задевало. Рано или поздно она освободится от костылей и повязки, и боль в ноге перестанет докучать ей. Но избавится ли она от преследующего ее голоса?

Один из сотен тысяч обитателей этого шумного, полного контрастов, многоликого города выбрал ее объектом своей странной вендетты. Непонятно, за что. Почему он заставляет ее в чем-то покаяться? Кто он, черт побери? И, самое главное, чего от него ждать и насколько он опасен?

У Саманты было недоброе предчувствие, что их контакт не прервется после сегодняшней его выходки, что это только начало.


Глава 3


Черные тучи плотно закрыли луну, и с неба обрушился косой дождь. Шквальный ветер вспенил обычно гладкую поверхность озера Понтчатрей. Парусную лодку швыряло из стороны в сторону, подкидывало, как мячик, вверх и стремительно бросало вниз.

Тай Уиллер отдал свое суденышко на милость стихии – паруса вздувались и опадали, оглушительно щелкая, палуба опасно кренилась, почти до половины уходя под воду, мутные валы с ревом обрушивались на нее. Встречая налетевший шторм, о котором было предупреждение по радио, Тай не предпринял никаких мер – не убрал паруса, не завел двигатель. Он полагался на благосклонность судьбы, которая подарила ему шанс, и будь он проклят, если не воспользуется им. Шквал – лишь досадная помеха, ошибка природы, по глупости выбравшей неудачное место для своих шалостей.

Широко расставив ноги и едва удерживая равновесие на раскачивающейся палубе, Тай прижимал к глазам бинокль, самый мощный, какой ему удалось приобрести, и шарил взглядом по скрытой за ползучими растениями обращенной к озеру стене старого особняка. Саманта Лидс теперь занимала этот дом.

Доктор Саманта Лидс, дипломированный специалист, «Доктор Сэмми», радиопсихолог, которой позволено раздавать направо и налево мудрые советы в прямом эфире. И неважно, помогли ли эти советы кому-нибудь или причинили вред, – все равно ее слушают и ей верят.

Он стиснул зубы, когда заметил какое-то движение за тонкой, как паутина, занавеской. Потом он увидел ее, Саманта мелькала то в одном окне, то в другом, а он рассматривал ее, ощущая себя мерзким похотливым соглядатаем. Но сознание важности своей миссии глушило в нем чувство стыда.

Тай сверился с часами. Светящиеся стрелки показывали почти четыре часа утра. Ему повезло, что он застал ее, когда она еще не легла, и он может теперь наблюдать, как она медленно ковыляет по комнате, не подозревая, что за ней наблюдают.

Он видел ее рекламные фото на «Р-1», и там она была прелестна, но сейчас, в коротенькой, спадающей с плеч ночной сорочке, с рыжеватыми, смешно взъерошенными волосами, доктор Лидс выглядела еще очаровательней. Когда она расхаживала среди старинной мебели, залитая светом ламп от Тиффани, край ее сорочки приоткрывал стройные бедра. Тай обратил внимание, что ее левая нога была в жесткой повязке. Он знал о печальном инциденте, произошедшем с нею в мексиканских водах, и подосадовал, что такая неприятность постигла столь красивую женщину.

Порыв ветра откинул с его головы капюшон, и вмиг намокшие волосы облепили лицо. Капли дождя попали на стекла бинокля, изображение стало менее четким, и это в тот самый момент, когда Саманта наклонилась к своей повязке, сорочка задралась и открыла его взгляду белые кружевные трусики, обтягивающие выпуклые крепкие ягодицы. У него в паху напряглось... запульсировало... Он мысленно одернул себя. Для него она не женщина, а объект его миссии. Он будет лгать ей, использовать ее, она нужна ему для дела, ..

Но бог мой, как же она красива. Эти ноги...

Саманта резко выпрямилась, словно догадалась, что он следит за ней. Она подошла к окну, прищурилась, вглядываясь в темноту. Может быть, она разглядела лодку и его на палубе? Вероятно, у нее такое сверхъестественное зрение, что она не только видит в кромешной тьме, но и читает мысли. Иначе у нее не был бы столь недоверчивый взгляд, будто зондом прощупывающий тайники его черной души.

Ерунда! Расстояние слишком велико, ночь темна, и если даже она заметила бортовые огни и белый парус на фоне затянутого тучами неба, то черты лица человека у штурвала рассмотреть ей не удастся. При свете дня она ни за что не узнает его.

У Тая Уиллера будет еще возможность – и не одна – встретиться с ней лицом к лицу, оплести ее паутиной лжи, чтобы добиться того, что ему нужно. На какую-то долю секунды он заколебался, ощутив угрызения совести, но тут же подавил их. Он взвалил на себя ношу и обязался нести ее до конца.

Задернутая штора внезапно отделила его от Саманты. Она что-то заподозрила, встревожилась. Это плохо. Это может усложнить задачу.


– У тебя действительно все в порядке? – уже в пятый раз на протяжении десятиминутного разговора задавал этот вопрос Дэвид, пока она, с трубкой у уха, переходила из комнаты в комнату, везде раздвигая шторы и выглядывая в окна. Солнце так и не появилось из-за облаков. Озеро было пустынным, свинцово-серым. Клочья пены прибивались к берегу.

– Все нормально, – терпеливо повторила Саманта. – Сколько можно тебя убеждать...

Она уже жалела, что посвятила Дэвида в историю с телефонными звонками и изуродованной фотокарточкой. Впрочем, раз это стало достоянием публики, то рано или поздно оно просочится через границы штата и дойдет до Хьюстона.

– Я сообщила в полицию и сменила замки. Тебе незачем тревожиться.

– Вся эта история дурно попахивает, Саманта. – Она представила, как он, говоря это, брезгливо морщится. – Возможно, тебе стоит подумать, не приблизилась ли ты к опасному краю. Я бы на твоем месте воспринял это как своего рода... предупреждение или даже знамение свыше, что настала пора пустить свою жизнь по иному руслу.

– Знамение, значит? – переспросила Саманта. – Думаешь, бог пытается мне что-то подсказать? Помню, в Библии был «пылающий куст» и еще много чего подобного.

– Твой сарказм неуместен, – оборвал ее Дэвид.

– Ты прав. Извини. – Саманта присела на подлокотник кресла и вытянула больную ногу, ощущая нестерпимый зуд под повязкой. – Ты мне так и не сказал, откуда ты говоришь.

– Из Сан-Антонио. Здесь настоящий потоп. Я смотрю из окна гостиницы на Ривер-Уок и не вижу противоположного берега. Передо мной стена дождя. Небеса разверзлись...

Дэвид вздохнул, и почему-то, словно от этого вздоха, его мобильник отключился. Ожидая, когда вновь зазвучит его голос – не в правилах Дэвида было заканчивать разговор на полуслове, – Саманта взяла с ночного столика длинную вязальную спицу, одну из набора, доставшегося ей в наследство от матери, засунула ее под подвязку и с наслаждением принялась расчесывать зудящую голень. При этом она испытывала некоторое чувство вины перед стареньким доктором, оставшимся в Масалтане, предупреждавшим ее о вреде подобного занятия, но доктор был далеко, и к тому же в его медицинских познаниях она сильно сомневалась.

Связь с Дэвидом восстановилась на середине его монолога.

– ...хочется, чтобы ты была рядом со мной. Я взял номер с джакузи и камином. Нам было бы так уютно здесь вдвоем.

«Как в аду», – мысленно добавила Саманта, вспомнив про Мексику. Про их бесконечные выяснения отношений. Дэвид давил на нее морально, причем так, что она буквально задыхалась. Он настаивал на ее переезде обратно в Хьюстон, а когда получил отказ, открылся перед ней с совершенно неожиданной и весьма неприятной стороны. Его лицо налилось кровью, у виска запульсировала жилка. Сжимая кулаки, Дэвид объявил, что она круглая идиотка, раз не хочет принять его предложение.

В тот момент Саманта поняла, что пути их окончательно разошлись.

– По-моему, я достаточно ясно разъяснила свою позицию, – напомнила она.

– У тебя было время, чтобы передумать.

– За это время ничего не изменилось, Дэвид. Не затевай все заново. Это бесполезно. Я знаю, как банально это звучит, но для нас обоих лучше остаться...

– ...просто друзьями, – закончил он за нее фразу унылым голосом.

– Не придавай слову «друг» презрительный оттенок. Сохранить дружбу очень даже неплохо.

– Мои чувства к тебе совсем иного рода, ты знаешь. – Произнесено это было со всей серьезностью.

Дэвид не был аскетом, но среди женщин, липнувших к нему из-за его привлекательной внешности и других неоспоримых достоинств, производил строгий отбор. Если его привлекла Саманта, значит, он обнаружил в ней качества, соответствующие критериям, установленным им для своей будущей подруги жизни. Она же, сначала подпав под его обаяние, после двух лет относительной близости постепенно остыла и поняла, что никогда и не была по-настоящему влюблена в него. Он как-то потускнел в ее глазах, хотя никаких дотоле скрываемых изъянов в его характере не обнаружилось.

Что-то в нем было не так, но что – Саманта не могла определить точно. Дэвид был хорош собой, интеллигентен, подходил ей по возрасту, а его положение в гостиничном бизнесе обеспечивало ему такие высокие заработки, что он уже сейчас «стоил» несколько миллионов и уверенным шагом продвигался дальше.

И все-таки у них почему-то не сложилось.

– Я сожалею, Дэвид...

– Неужели? Я тронут, – съязвил он, однако с горечью. Дэвид Росс не любил проигрывать.

– Честно, сожалею. – Она выбирала слова осторожно, не желая доводить дело до взрыва, но и не позволяя ему усомниться в твердости ее решения.

– В таком случае мне не стоит сопровождать тебя на тот благотворительный прием, о котором ты говорила. Я прав?

– Какой прием? В Боучеровском центре? – Саманта вспомнила, что несколько месяцев назад у них шел об этом разговор. – Да, пожалуй, мне лучше отправиться туда одной.

Дэвид долго молчал. Напряжение на линии сгустилось, стало почти осязаемым.

– Что ж, – наконец прорезался его голос. – Вроде бы говорить больше не о чем. Береги себя, Саманта.

– Ты тоже. – Ее сердце сжалось. Все-таки два года она была связана с этим мужчиной. Они были близки. Но если рвать с ним, то лучше сейчас, не откладывая. Все кончено, и это хорошо.

Друзья Саманты сочли, что она спятила, раз передумала выходить замуж за Дэвида.

«На твоем месте я бы вцепилась в него когтями и не отпускала», – заявила ее лучшая подруга Кортни при встрече в прошлом месяце на их излюбленном месте свиданий в уютном ресторанчике, где подавали суп из раков и вкуснейшие воздушные пирожки к нему.

Каждое упоминание о Дэвиде Россе вызывало у Кортни хищный блеск в глазах, сходный с золотым сиянием трех колец сразу на одном пальце – трофеи от ее прежних замужеств.

– Не понимаю, что тебя отпугивает?

– Я уже побывала замужем, – объяснила Саманта, – Один раз сунувшись в огонь, не хочу обжечься вторично.

– Поверь мне, такой лакомый кусочек, как Дэвид Росс, не залежится на блюде. Опоздаешь, потом будешь жалеть.

– Так хватай его скорее, – великодушно позволила Саманта.

– Я? С превеликим удовольствием, не задумываясь, но беда в том, что он любит тебя.

– Дэвид любит только себя, единственного и неповторимого.

– Ты слишком придираешься к нему. Держу пари, ты заговоришь по-другому, побывав с ним в Мексике.

Кортни намекала на то, что теплый песочек, горячее солнышко и, конечно, столь же жаркий секс сделают свое дело.

Но этого не случилось. Солнце светило, песочек грел, а вот сексуальное желание едва тлело и вскоре совсем угасло. Проблема была не в Дэвиде, а в ней. Саманта не могла заниматься сексом без любви, а любовь ее к Дэвиду если и была когда-то, то давно испарилась. Он все больше раздражал ее, и причиной тому было его самомнение.

Единственный ребенок в семье, всегда первый в учебе и спорте, баловень судьбы, Дэвид привык, чтобы все шло так, как он наметил, чтобы все его желания исполнялись, а любое его предложение принималось без возражений. Что касается явно завышенной оценки собственной персоны, то тут он был весьма схож с первым супругом Саманты.

– Не все мужчины такие, как Джереми Лидс, – убеждала ее Кортни. – Дэвид на голову его выше. Или ты все еще сохнешь по Джереми?

У Саманты глаза округлились от удивления.

– Я? По Джереми? Бога ради, спустись на землю.

– Тогда, значит, из-за него у тебя выработался рефлекс неприятия...

– В рефлексах я разбираюсь, – оборвала подругу Саманта. – Все-таки я профессионал. Нет у меня никаких рефлексов. Джереми просто «ходок». Он падок до своих молоденьких студенток, а брачные клятвы для него – пустые слова.

– О'кей, оставим его в прошлом, – согласилась Кортни. – Будем считать тот твой брак досадным недоразумением. А что же плохого ты отыскала в Дэвиде? Он слишком хорош внешне? Слишком удачлив в бизнесе? Это все недостатки, по-твоему? Слишком подходящий жених – ни тебе бывших жен, ни детишек на шее. А-а! Понимаю! Все это в сумме тебя коробит. Он – само совершенство, а ты такое не перевариваешь!

Возможно, Кортни и угадала. Они дружили со второго класса школы, еще в Лос-Анджелесе, где жили по соседству. Но их взгляды на мальчиков и на будущее замужество всегда разнились. Саманта была идеалисткой, мечтательницей, а Кортни считала себя практичной, трезвомыслящей особой.

Практичность, однако, не помогла ей создать свою семью, хотя три брака и три развода обеспечили Кортни безбедное существование. Саманта не завидовала подруге, не принимала ее советов, но противопоставить ее доводам что-либо существенное и разумное не могла.

Финал ее отношений с Дэвидом, хоть и давно предрешенный, и особенно точка, поставленная в конце сегодняшнего их разговора, оставили в душе Саманты неприятный осадок. Совсем некстати это совпало с последними событиями.

Прежде чем попьттаться снять нервное возбуждение, приняв теплую ванну, Саманта еще раз поглядела в окно. Озеро было пустынным, только ветер гнал по нему волну. Но ночное видение – парусник на волнах и черный силуэт мужчины на палубе – преследовало ее даже днем.


Глава 4


– Можешь мне объяснить, что у вас там произошло, черт побери?

Элеонор перехватила Саманту в гардеробе, где сотрудники оставляли свои мокрые зонтики и плащи.

– Значит, ты уже слышала...

– Весь город слышал. Это же был прямой эфир. Как могло случиться, что его звонок пропустили?

– Он обманул Mелани. Мы говорили о том, кто как проводил отпуск, а он наплел ей что-то про рай. Она думала, что он имеет в виду райские места.

– Это все записано. Я прослушала пленку раз двадцать. – Лицо Элеонор было каменным, как у изваяния. – Мне нужен от тебя четкий ответ – чего добивается этот парень и знаешь ли ты, кто он такой?

– Ни о том, ни о другом я понятия не имею.

– Ты от меня ничего не скрываешь? Такое возможно? – Элеонор сверлила Саманту взглядом.– Нет ли тут связи с твоим приключением в Мексике?

– Не думаю, – пожала плечами Саманта.

– А как насчет твоего бывшего муженька? Я помню его по Хьюстону.

– Вряд ли Джереми унизится до подобных глупостей.

– Но он все еще обитает где-то здесь, поблизости. Преподает в Тулейне, не так ли?

– Не забивай себе этим голову, Элеонор! Джереми снова женился... а то, что было между нами, давно быльем поросло.

– Однако кто-то ведь звонил в студию. Не бесплотный же дух, а живой человек. Я хочу знать, кто? Если бы мы могли отслеживать звонки... Но – увы! Сколько раз я это предлагала, но Джордж с таким скрипом идет на лишние траты...

Саманта позволила себе высказать циничное предположение:

– Может быть, нам повезет, и Джон позвонит снова.

– Не глупи! – прикрикнула на нее Элеонор. – У нас с тобой будет серьезный разговор.

Она чуть ли не втолкнула Саманту в помещение буфета, где сотрудники обслуживали самих себя, пользуясь общественной кофеваркой, холодильником и микроволновкой. Эти современные предметы, втиснутые сюда наравне с пластиковыми столами и стульями, никак не гармонировали с дубовой обшивкой стен и резными пилястрами, сохранявшими изысканный аромат прошлого. Высокое французское окно, словно картина в роскошной раме, открывало вид на пальмовую аллею и далекую серую полоску Миссисипи на горизонте. Окно выходило на маленький балкон, которым было опасно пользоваться, о чем предупреждала деревянная табличка с соответствующей надписью, прикрепленная проволокой к бронзовой дверной ручке.

У Элеонор в буфете была своя персональная кружка с девизом: «Все слышу, но не всему верю». Изречение вполне соответствовало характеру Элеонор. Она подходила к любой проблеме, как хорошо обученная сторожевая собака, недоверчиво обнюхивающая брошенную ей незнакомцем кость. Ну а уж если принималась ее грызть, то ни на что другое не отвлекалась.

Расположившись за столиком с чашками кофе, женщины выжидающе смотрели друг на друга. Элеонор обещала серьезный разговор, но не торопилась его начинать.

– Завтра в одиннадцать показываюсь хирургу, – сказала Саманта, нарушая затянувшуюся паузу. – Буду умолять его снять повязку. До смерти надоело таскать на ноге лишних пять фунтов.

– Понимаю и сочувствую, – небрежно бросила Элеонор и наконец перешла к делу: – Могу обрадовать тебя, что после звонка этого придурка радиостанцию осаждают звонками и посланиями по электронной почте. Джордж прогнозирует хороший урожай.

– И он его соберет, не сомневаюсь, – опять съязвила Саманта.

Элегантный, с безукоризненными манерами джентльмен, владелец «Р-1», слывший в определенных кругах высоколобым интеллектуалом, родился с серебряной ложкой во рту и бизнес получил по наследству. Однако он был готов удавиться за каждый цент, а ради повышения рейтинга, чтобы денежки от рекламы бесперебойно текли в коммерческий отдел, не брезговал ловить рыбу в самой мутной воде.

– Хочешь, я тебе выложу все начистоту? – вдруг решилась Саманта, хотя у нее тут же мелькнула мысль: не совершает ли она непростительную ошибку, посвящая Элеонор в свои проблемы.

Та мгновенно загорелась любопытством:

– А у тебя есть, чем поделиться?

– Есть. Тот парень не впервые входит со мной в контакт.

– Вот как?

– Он оставил мне послание на автоответчике. И еще он прислал письмо, а в нем мое фото... без глаз. Как тебе это понравится?

– Что значит без глаз?..

Получив полную информацию, Элеонор тотчас поинтересовалась:

– Ты сообщила в полицию?

– Конечно. Не беспокойся.

– Моя должность такая, чтобы за вас беспокоиться. Что там тебе сказали?

– Что будут почаще проезжать мимо и поглядывать, все ли в порядке.

– А охранять дом?

– Я так мало времени провожу дома...

– Бог мой, что за бред ты несешь? – возмутилась Элеонор. – Нельзя же быть такой легкомысленной! Хоть ты и живешь в районе Кембрей, но наша станция здесь, в центре Нового Орлеана, и ты должна немедленно позвонить в ближайший участок. Ведь это гаденыш может добраться и сюда.

– Я сделаю это утром, – пообещала Саманта.

– Зачем ждать?

– Хочу убедиться, что это не одноразовая выходка. Вдруг он заявит о себе и сегодня.

– Что это даст? – не поняла Элеонор.

– Хотя бы еще подогреет интерес к передаче и расширит аудиторию. Не к этому ли мы все стремимся?

– Ты играешь с огнем...

– Возможно. Разумеется, этот тип действует мне на нервы. Но я хочу выяснить, чем он живет, чем дышит, что заставляет его поступать так. Уверена, что мои слушатели также хотят этого.

– Я, право, не знаю...

– Если он снова позвонит, я сразу побегу к новоорлеанским копам и подброшу им это дельце.

– Поклянись, – потребовала Элеонор.

Саманта подняла вверх два пальца, как это делают бойскауты.

– Все равно мне это не по душе.

– Что не по душе нашему боссу? – спросил вездесущий Ворчун Роб. Он был одет так, будто ему предстояло гнать стадо по прерии. С полей его ковбойской шляпы еще капало. Он проветривал под дождем свои прокуренные легкие.

– Сэмми намерена выйти в эфир, не известив полицию, что у нее появился свой персональный псих.

Роб усмехнулся:

– Слово «персональный» тут не подходит. Вчера полгорода познакомилось с ним, и он уже для них «свой». Удивляюсь, что копы еще не добрались до тебя.

На плечо Саманты легла его ручища в грубой кожаной перчатке.

– Думаю, что им хватает других дел. – Саманта стряхнула его руку.

– Но ты к ним обратишься? – опять взялась за свое Элеонор. – Ты же обещала. И лучше бы не дразнить этого парня. Кто знает, насколько он опасен. Может, он сидит на игле и на волосок от срыва.

– Она права, детка, – поддержал босса Ворчун Роб. Он сдвинул шляпу на затылок и уставился на Саманту, словно увидел ее впервые. В его блекло-голубых глазах не было ни сочувствия, ни тревоги за коллегу, а, пожалуй, лишь интерес к тому, как она сумеет выкрутиться из непростой ситуации.

– Но ведь что тебе ни советуй, ты все равно сделаешь по-своему, – добавил он, как бы подытоживая обмен мнениями.


Саманта запаслась кофе и направилась в студию. По пути ей почему-то казалось, что коридоры и холлы освещены не так хорошо, как обычно, что за дверями пустых кабинетов происходит какое-то шевеление. Если все разом, начиная с ее «персонального психа» и включая Элеонор и Ворчуна Роба, взялись напугать Саманту, то они своей цели добились.

Слава богу, что ей не грозило провести вечер за микрофоном в одиночестве. Мелани уже была на месте и налаживала линии связи, втыкая штекеры в нужные гнезда. И Тини зачем-то околачивался в студии, хотя до начала своей передачи вполне мог часок-другой погулять на свежем воздухе. Однако Саманта вошла в звуконепроницаемую стеклянную кабинку с нехорошим чувством, как будто, отгородившись прозрачными стенками от коллег, она лишила себя их поддержки и одна идет на встречу с неведомой злой силой.

Еще не начались звонки, а она уже ощущала особую на-электризованность аудитории, ожидающей, когда ее голос прозвучит в эфире. Прошлый разговор радиопсихолога с «Джоном», разумеется, подогрел интерес к передаче.

Она начала с обычного: «Добрый вечер, жители Нового Орлеана. Доктор Саманта приветствует вас...» Затем, зная, что затевает опасную игру с дьяволом, Саманта объявила:

– Те, кто нас слушал вчера, несомненно, помнят, на чем закончилась прошлая передача. Некто по имени Джон затронул тему покаяния и расплаты за совершенные грехи. Я думаю, что нам стоит продолжить этот разговор....

Пальцы ее, сжимавшие стойку микрофона, начали дрожать. Она поспешно убрала руку.

Все телефонные линии замигали почти одновременно. Пусть потом Элеонор обрушится на нее, скажет, что она сама провоцирует своего «психа» на скандал в эфире, но Саманте требовалось, чтобы он опять вышел из тени и напомнил о себе. Только так можно было подобраться если не к его конкретной личности и к логову, то хотя бы к истокам его поступков.

На первой линии повис Том, на второй – Сара, на третьей – Марси. Новоорлеанцы с энтузиазмом обсуждали проблему греха и покаяния, цитировали Библию. Позвонили и два Джона, но оба оказались не те... Саманта почувствовала облегчение, но и досаду одновременно. Время передачи подходило к концу.

«Спокойной вам ночи. Пусть сегодняшний день был полон забот и тревог, но ведь всегда есть завтра... А завтра будет уже другой день».

«Он может проявить себя и завтра. Не я, а он хозяин положения. Неизвестно, кто из нас рыбак, а кто рыбка», – вдруг подумала Саманта.

Она отключила микрофон, запустила рекламу и вышла из кабины.

– Не застрял ли мой «псих» в твоем сите? – спросила она у Мелани.

– Нет. Он не объявлялся. Ты разочарована?

– Хотелось бы разобраться в его мотивах.

– А если их нет? Псих – он и есть псих. Вчера он потешился здесь, сегодня пасется в другом месте.

– Может быть... – Однако Саманта сомневалась. Хотя это и глупо, но ей казалось, что «псих» просто дразнит ее. Зная, что она будет ждать его звонка, он избрал новую тактику.

– Забудь о нем, – посоветовала Мелани. – Ты чуть ли не умоляла его позвонить, выбрав такую тему для передачи. А ему, может, это уже наскучило.

– Или он стал более осторожным. Он же не знает, что я еще не привлекла к делу копов. Он может думать, что копы прослушивают звонки и выследят, откуда он звонит.

Мелани зевнула:

– А может, ты ему не так уж интересна, как тебе кажется?

Саманта так не думала.

Они вышли в коридор, оставив Тини одного в студии.

– Пока я была в Мексике и ты замещала меня, он случайно не звонил? – Что-то странное в поведении Мелани заставило Саманту задать этот вопрос. Или никакой странности не было, а просто она уже стала чересчур подозрительной? Мания преследования – вот как это называется.

Мелани рассмеялась, но смех ее показался Саманте несколько деланым.

– Мне, – Мелани подчеркнула это «мне», – он не звонил. Этот псих – твой поклонник.

И тут, как бы в подтверждение этих слов, Тини выскочил в коридор и позвал почему-то свистящим шепотом:

– Саманта! «Твой» на линии. Назвался Джоном.

Саманта оцепенела.

– Я не шучу. Он ждет тебя.

Она поспешно проковыляла обратно в студию.

– Я запишу разговор, – сказал Тини.

Саманта кивнула, надела наушники Мелани и нажала светящуюся кнопку на пульте.

– Доктор Саманта слушает.

– Это Джон, – с придыханием произнес мужчина. Он явно волновался, но старался это скрыть. – Твой Джон. Знаю, что ты ждала моего звонка, но я был занят.

– Кто ты?

– Неважно. Дело не во мне.

– Неправда. Именно в тебе. Чего ты добиваешься?

После паузы он заговорил уже возбужденно, с нарастающим обвинительным пафосом:

– Знай – то, что случилось... случилось из-за тебя! Это все твоя вина, твоя!

Кровь ее застыла в жилах.

– Что... что случилось?

– Узнаешь.

В наушниках щелкнуло, и связь оборвалась.

– Что... что я узнаю? – требовала Саманта ответа у мертвой тишины. – Проклятие! – Она сорвала наушники, но погасшая кнопка словно гипнотизировала ее. Была слабая надежда, что огонек вновь начнет призывно моргать.

Мелани тронула Саманту за плечо:

Это был он?

Да.

Тини задумчиво поскреб щетину на подбородке.

– Тебе надо срочно сообщить...

– Кому? Полиции?

Все трое продолжали говорить шепотом, с опаской поглядывая на пульт, словнолиния по-прежнему связывает их с незнакомцем.

– Не знаю... может, позвонить Элеонор или мистеру Ханна?

– Что толку подымать рябь на воде? Джордж этого не выносит, да и пользы от него никакой, – возразила Саманта, со всей ясностью представив, насколько беззащитна она перед лицом неведомой угрозы. Джон может настичь ее всюду. Она остается легкодосягаемой добычей. Он знает про нее все, а ей знаком лишь его голос. Впрочем, и голос можно подделать, исказить до неузнаваемости.


Глава 5


– Нам еще подкинули подарочек!

Детектив Робин Монтойя, ладный, крепкий парень с черными волосами, глянцевыми, как вороново крыло, и золотой серьгой в ухе, привалился мускулистым плечом к притолоке двери кабинета и с неуместной веселостью глядел на своего напарника, ожидая, какова будет его реакция.

– Еще один, – без удивления, а как-то даже обреченно произнес Рик Бентс и посмотрел на часы. Три пятнадцать. Он заступил на дежурство в семь вечера. Новость пришлась как раз на самый глухой ночной час.

– Женщина? – Он мог бы и не спрашивать.

– Девица. Пчелка-труженица. Собирала мед во Французском квартале.

– Где ее нашли?

– По соседству с пивной «У Джексона».

– Дьявол! – Бентс откинулся на стул и поправил настольный вентилятор, который лишь приводил в движение теплый воздух. В старом, видавшем виды здании центрального полицейского участка Нового Орлеана кондиционеры отказали в самый разгар лета.

– Она с другой девчонкой на пару снимала комнату. Та вернулась домой и увидела труп на кровати.

Бентс потянулся за курткой:

– Медэксперту сообщили?

– Он уже едет.

– В комнате не шуровали? Эта подружка-соседка что-нибудь трогала?

– Нет. Только воплями разбудила весь дом. Но управляющий клянется, что тут же запер дверь и отправил всех досыпать.

Бентс в задумчивости нахмурил лоб.

– По идее, этой мертвой куколкой должен заниматься Бринкман. Тебе следует позвонить ему.

– Он в отпуске, и к тому же у тебя больше опыта в таких делах, – возразил Робин.

– То было в Лос-Анджелесе, и давно...

– Не так уж давно. И хоть ты официально не числишься в отделе убийств, первую жертву мы ездили смотреть вместе.

– И что, от меня был какой-то толк?

– Кончай ныть, – одернул напарника Робин. – Едешь ты или нет?

– Поехали.

Бентс был уже на ногах. Мощный приток адреналина в кровь разогнал дотоле сковывающее его оцепенение. Ботинки двух детективов грозно протопали по линолеуму коридора и по железным ступеням старинной винтовой лестницы.

Монтойя в нарушение правил парковал свою машину прямо у входа в участок. Они одновременно опустились на сиденья и в унисон хлопнули дверцами. Охотничий азарт охватил Бентса. Он уже не думал о последствиях. Бринкман, конечно, взъерепенится, узнав, что его обошли, но Бентсу было наплевать на истерики, которые тот устраивал каждый раз, когда Мелинда Джаскил, глава отдела по расследованию убийств, в очередной раз почему-то предоставляла карт-бланш опальному полицейскому.

И это после того, что произошло с ним в Лос-Анджелесе! Впрочем, если ей не понравится, что он взялся за чужое дело, он может всегда вызвать Бринкмана из «Диснейленда», где тот сейчас прохлаждается. Бентс всегда предпочитал начинать действовать, не дожидаясь разрешения сверху, убежденный, что потом непременно заслужит одобрение. Чаще всего это кончалось плохо.

Монтойя был почти на двадцать лет моложе Рика. Он зарабатывал свои нашивки, выкарабкиваясь медленно и с трудом из нищеты, урывками хватая необходимые знания и пробивая, где лбом, где кулаками, расистские барьеры. В двадцать восемь лет Робин Монтойя получил звание детектива и добился перевода из службы охраны общественного порядка в отдел убийств, куда стремился попасть с самого начала своей работы в полиции.

Здесь ему было интересно, здесь он надеялся быть на виду. Робина манили тайны, которые ему предстояло раскрыть, ему нравилась сумасшедшая езда по городу к месту преступления и напряженная атмосфера, всегда возникающая вокруг еще не убранного мертвого тела. Причем Монтойя не был ни бесчувственным, ни кровожадным – он был романтиком, и душа его еще не успела покрыться коростой.

Включив сирену, он ловко поймал губами сигарету, щелчком выбитую из пачки «Мальборо», и прикурил, входя на полной скорости в очередной поворот. «Дворники» равномерными движениями убирали со стекол мутную пелену, которая тут же налипала вновь. Туман окутывал городские улицы тяжелым, набухшим от влаги саваном, смешиваясь с клубами зловонных испарений из канализационных люков на мокрых мостовых.

Гонка, от которой сердце то сжималось, то отпускало, с сиреной и мигалками, с рискованными виражами, была частью ритуала, столь милого сердцу Монтойя, но, к его великому сожалению, она длилась всего несколько минут.

Они затормозили у обшарпанного здания с отгороженным желто-черной лентой участком тротуара перед входом. Пара унылых полицейских сдерживали небольшую толпу. Фургончики телевизионщиков были уже тут как тут. Бентс чертыхнулся про себя. Эти стервятники слетаются мгновенно, учуяв падаль, и всегда мешают полиции спокойно заниматься своим делом.

Микрофон тотчас замаячил перед его носом, но, прежде чем бойкая репортерша успела выстрелить первым вопросом, он прорычал: «Никаких комментариев!» – и одновременно с Монтойя нырнул под ленту оцепления. Патрульный полицейский в форме мельком взглянул на значок детектива и пропустил их в подъезд.

– Третий этаж, – бросил он им вслед.

На лестнице пахло марихуаной. Запах был стойкий, словно пропитавший стены. Люди толпились в коридоре, тихо переговаривались, курили и вытягивали шеи, поглядывая на дверь квартиры, где произошло убийство.

Монтойя показал свой значок молодому копу, которого Бентс неоднократно видел в участке, но тот попросил Бентса предъявить и его удостоверение. Подобная скрупулезность требовалась парню, чтобы возвыситься в собственных глазах. Бентс легко простил ему это. Если прежний опыт чему-то и научил Бентса, так это сносить терпеливо мелкие уколы по самолюбию.

Стоя в дверном проеме и окидывая взглядом крохотную комнатушку, Бентс ощутил, как к горлу подступает тошнота. Такое случалось с ним постоянно, но только в первые мгновения, когда он оказывался на месте преступления. Потом это проходило, стоило лишь ему приступить к своим обязанностям.

Даже на ранней стадии расследования, когда труп еще не остыл, специфический запах смерти уже витает в спертом воздухе. Описать, как пахнет насильственная смерть, Бентс не смог бы, но безошибочно улавливал этот запах и отличал его от прочих запахов – пота, крови, экскрементов, рвоты. Он не был отвратительным. Он был гнетущим.

Полицейские, занятые своей работой, передвигались по комнате молча, с точностью хорошо отлаженных автоматов. Приемник на столике у кровати был настроен на волну «Р-1». Музыка лилась негромко и ненавязчиво. Шла ночная передача для бодрствующих любителей джаза.

– Я бы хотел побеседовать с подружкой жертвы, – сказал Бентс, не обращаясь ни к кому конкретно.

– Она в смежной комнате. Здорово напугана, ее всю трясет. – Полицейский в форме («Майк О'Кифи», – вспомнил Бентс его имя) кивнул на приоткрытую облупленную дверь. Бентс заглянул в щелку и увидел худую, как щепка, женщину, всклокоченную, с бледной, нездоровой кожей и мешками под глазами. Губная помада размазалась, тушь от ресниц оставила на щеках черные потеки. Она нервно курила и прихлебывала кофе, едва не давясь им.

– Пусть немного придет в себя. Я подойду к ней позже.

– Разве вы здесь командуете? – осведомился О'Кифи с сомнением в голосе.

– До тех пор, пока не поступит другого распоряжения.

О'Кифи не стал спорить.

Осторожно, ни к чему не прикасаясь, Бентс заглянул в маленький альков, служивший кухней. Обитательницы квартиры особой аккуратностью не отличались. Везде были рассыпаны крошки, в прозрачном стеклянном кофейнике оставался осадок, в раковине скопилась немытая посуда. Угол под потолком был заткан паутиной.

Большую часть комнаты занимала двуспальная кровать. На смятых простынях лежала жертва, полностью обнаженная, лишь черные трусики оставались на ней, зацепившиеся за лодыжку. Одежда ее валялась рядом с кроватью на полу.

Мертвая женщина выглядела лет на тридцать. Белая, черноволосая, с короткой-стрижкой и минимумом косметики на лице. Ее невидящие глаза были устремлены в потолок, где лениво вращался вентилятор. Шею жертвы опоясывала цепочка из маленьких, но глубоких, кровоточащих ранок, как будто ее душили петлей из колючей проволоки или специальным ошейником для норовистых собак, вывернутым шипами внутрь. Ноги ее были широко раскинуты, зато руки молитвенно сложены, а пальцы сомкнуты. Выродок позаботился о том, чтобы придать трупу такое положение.

– Время смерти?

– Приблизительно сразу после полуночи. Медэксперт определит точнее после вскрытия.

– Имя?

– Роза Джиллет. Так утверждают подружка и управляющий.

– Две женщины, а кровать одна?

– Кровать служила не для сна, а для работы. Посменно, на паях. Есть еще третья в доле – Синди Свит по прозвищу Конфеточка. Она пока еще не объявлялась. Цыпочки ловят клиентов самостоятельно. Сутенера не имеют.

– Взгляни-ка. – Монтойя указал на стодолларовую банкноту на столике, придавленную подсвечником с оплывшей свечой. – Странно, что ее не тронули. Подружка могла бы свободно ее прикарманить, а уж убийца точно не должен был оставлять купюру. Это же улика.

Бентс присмотрелся к купюре, и сердце его екнуло. Глаза Бена Франклина были замалеваны черным фломастером. Монтойя просиял.

– Что-то знакомое, не так ли? – Он подмигнул Бентсу. – Если память меня не подводит, уже второй случай...

Бентс сухо кивнул. Повторение было налицо. Жертва – тоже проститутка. Задушена петлей, оставившей странные следы на коже, подобные этим точечным ранкам, полторы недели назад.

– Промышляла тут же, во Французском квартале. Ее звали...

– Чери. Чери Бельчампс, – подсказал Монтойя.

– Вот-вот.

Дело пока повисло нераскрытым и оставляло неприятный осадок в душе. Благопристойная официантка в приличном заведении и любящая мать – это днем, а вечером и ночью – стодолларовая шлюха. Судилась с бывшим мужем из-за ребенка и поэтому тщательно скрывала свой побочный заработок. Теперь, разумеется, суд вынес решение в пользу отца за неявкой на слушание матери девочки. Грустный конец и без того печальной истории.

– Вот дерьмо! – тихо выругался Бентс.

Коллеги посмотрели на него удивленно. Он вздохнул:

– Что ж, попробуем вытрясти что-нибудь из подружки. К девице в соседней комнате вроде бы вернулся дар связной речи. Сообразив, что арест ей не грозит, она призналась, чем зарабатывает на хлеб, и рассказала, что перед выходом на «смену» решила проверить, освободилось ли рабочее место. Увидев на кровати Розу, явно мертвую, Дениз Бланш (так звали девушку) подняла крик. На шум первым примчался Марвин Купер, управляющий. Он вытащил рыдающую женщину из комнаты, отвел в пустующую по соседству и стал отпаивать крепким кофе с дешевым виски, предварительно заперев дверь рокового номера и вызвав полицию. Сейчас этот плотный смуглый лысый мужчина с небольшим количеством зубов во рту чувствовал себя неуютно под испытующим взглядом Бентса.

– Вы не заметили ничего необычного в комнате? Не обратили внимание на какой-то беспорядок?

– А труп на кровати, по-вашему, не беспорядок? Вам этого мало? – взвизгнула Дениз.

– Бедняжка чуть не рехнулась, – сказал Марвин мягко и присел рядом с девицей на кушетку. Она тут же уткнулась лицом в его пропотелую черную майку.

Мужчина зажмурился, припоминая. Крупный пот выступил у него на лбу.

– Пожалуй, только банкнота. Она мне сразу бросилась в глаза. Малый, который так пошутил со стариной Беном и не пожалел ста долларов... что о нем сказать? Нормальным его не назовешь.

– Ну а тело?

– Чье? Розы?

– Ну да. Вы на тело посмотрели?

– А как же... глянул. Увидел, как он с ней обошелся. Этот малый точно не в своем уме. Истыкал ей шею... И руки как сложил... псих!

– А как насчет третьей вашей жилички? Синди? Где она?

– Откуда мне знать? Они с Розой поцапались с неделю назад, и Синди смылась. Больше не появлялась.

– И не звонила?

– Нет. И свою долю за номер зажилила. Впрочем, нет худа без добра. С ней были только одни неприятности. Сплошная головная боль.

Бентс понял – сколько вопросов ни задавай, с места он не сдвинется. Ни управляющий, ни кто-либо из жильцов не видели, кого Роза привела к себе в комнату.

Уже совсем рассвело, когда Бентс и Монтойя возвращались в участок. Мостовые уже были переполнены автомобилями. Машины гудели, рычали моторы, пешеходы лавировали между сбившимися в сплошную металлическую массу автомобилями. Монтойя устал чертыхаться и лишь молча скрипел зубами.

Войдя в свой кабинет, Бентс первым делом развязал галстук и засел за компьютер. Отыскать файл убитой проститутки Чери Бельчампс было делом одной минуты.

Картина сегодняшнего убийства воспроизводила все детали предшествующего, вплоть до позы трупа с молитвенно сложенными руками и подпорченной черным фломастером банкноты на столе рядом с включенным на определенную волну приемником. Точно так же в комнате был оставлен зажженный свет. Убийца пренебрег мерами предосторожности и не убрал за собой, не подчистил следы. Бригада обнаружила грязь от обуви, волоски, сперму и отпечатки пальцев. Бывший муж Чери, Генри Бельчампс, проживающий по ту сторону озера Понтчатрей, первым подпал под подозрение.

Но у него оказалось железное алиби, и не было никаких свидетельств его причастности к преступлению. После допроса он был отпущен. Предполагалось, что местная полиция в Ковингтоне организует за ним наблюдение, но это ничего не дало. Генри Бельчампс вдруг стал вести себя как образцовый гражданин, и придраться было не к чему.

Бригада собрала целую коллекцию четких отпечатков, и это позволило расширить круг подозреваемых до нескольких десятков, но все они в один голос утверждал и, что, когда в последний раз видели Чери, она была очень даже жива. Каждый имел алиби на тот отрезок времени, когда, по мнению экспертов, жертву настигла смерть, и никак не мог находиться на месте преступления. На этом расследование застопорилось.

Бентс глядел на экран монитора, демонстрирующий позу убитой Чери. Конечно, от одного преступления тянется ниточка к другому. Сходство несомненно. Один и тот же почерк, та же рука!

«Чудесно, – подумал он вдруг с неуместным сарказмом. – Чего этому жаркому, как душегубка, городу не хватает, так это серийного убийцы».


Глава 6


– Ты еще не встречалась с нашим новым соседом? – спросила миссис Киллингсворт у Саманты, вытряхивавшей мусор из ведра в контейнер. – Ганнибал, прекрати! – прикрикнула она на мопса, разрывающего лапами только что обихоженную ее великими стараниями цветочную клумбу. – Просто беда с ним. Он совершенно не слушается.

Пожилая матрона, облаченная, как обычно для работы в саду, в мужской комбинезон, подкатила к контейнеру тележку, полную выполотых сорняков.

– Что за сосед? – заинтересовалась Саманта.

– Мужчина лет тридцати пяти, а может, и сорока. Он въехал на днях, занял коттедж старика Свенсона. По слухам, снял его на шесть месяцев.

Миссис Киллингсворт вскинула руку в грязной перчатке, указывая на отдаленную крышу, проглядывающую сквозь кроны дубов.

– А ты его видела?

– Да, и скажу тебе, он кое-что собой представляет, если я что-нибудь понимаю в мужчинах, – добавила она.

Ее седые брови многозначительно взметнулись над очками в металлической оправе, нестерпимо блестевшими на солнце. С тех пор как Саманта стала ее соседкой, Эди Киллингсворт сочла своей главной миссией подыскать ей в округе подходящего жениха.

– Что же в нем такого... особенного? – улыбнулась Саманта.

– На мой взгляд – он как Харрисон Форд, Том Круз и Кларк Гейбл, если их хорошенько смешать, а потом вылепить из этого теста одного.

– И Голливуд его до сих пор не заарканил? – удивилась Саманта.

– Он не актер. Он писатель, и так уж получилось, что он к тому же еще и дьявольски красив. А его техасская манера говорить, медленно цедить слова, – она просто берет за душу.

Она обмахнула ладонью разгоряченное лицо, словно само воспоминание о таком мужчине заставляло полыхать теки румянцем.

– Неужели он так хорош? – усомнилась Саманта.

– Не то слово. И не только внешне. Я готова поставить пять к одному, что у него водятся и деньжата. У Свенсона особый нюх на доллары, и он бы не сдал свой домишко кому-нибудь с пустым карманом. Тебе стоит туда прогуляться и поприветствовать парня по-соседски.

– Может, мне еще испечь и отнести ему торт? – с иронией предложила Саманта, но соседка была настроена серьезно.

– Бутылка вина больше подойдет. Кстати, у Зельцера в магазине продается великолепное «Пино Нуар» с Орегонских виноградников. Я попробовала и качество гарантирую.

– Принято к сведению, – отрапортовала Саманта.

– Лучше не откладывай, – посоветовала Эди Киллингсворт.

Она завела тележку по мосткам наверх и опрокинула содержимое в контейнер, затем отправилась обратно трудиться в своем садике. Саманта проводила ее взглядом. Эди Киллингсворт была первой и единственной из соседей, кто навестил Саманту после ее приезда сюда.

Старушка явилась с видавшей виды корзинкой для пикника, где был и фруктовый салат, и аппетитная рисовая запеканка с мясом и овощами, и... бутылка «Пино Нуар». Неожиданная гостья излучала дружеское тепло, и было приятно от нее услышать: «Добро пожаловать. Заходите к нам, всегда будем рады».

Саманта посмотрела в сторону, где за деревьями прятался коттедж Свенсона, старый и нуждающийся в ремонте, как и его вечно больной, но прижимистый хозяин.

Перед домом был запаркован помятый универсал «Вольво», а возле переполненного мусором контейнера высилась гора пустых картонных коробок, частично сплющенных. В ней проснулось любопытство, и она, превозмогая боль ц лодыжке, отправилась в короткое путешествие по залитым веселым утренним солнцем окрестностям.

Подойдя ближе к дому Свенсона, она заметила, что у причала напротив пришвартована большая шлюпка с каютой. Паруса были спущены, но на секунду у нее промелькнуло перед глазами видение поднятых белых парусов в черноте шквальной ночи и внушающей трепет фигуры на раскачиваемой волнами палубе.

Что с ней? Опять подводят нервы, как в ту ночь, сутки назад? Совсем необязательно, что это та самая шлюпка. Их сотни, если не тысячи здесь на озере – лодок, яхт, шлюпок.

Она прикрыла глаза ладонью от солнца и вгляделась в название судна: «Сияющий ангел». Особой красотой «Ангел» не отличался, он был изрядно облупившимся. На палубе возле открытого люка лежала расстегнутая сумка с инструментами. Вероятно, владелец чинил свой корабль. Можно было сделать вывод, что новый сосед не только пишет книги, но и плавает под парусом в свободное от писательства время. Возможно, он занимается этим как раз по ночам. Не последовать ли ей совету Эди Киллингсворт насчет бутылки «Пино Нуар» и тем самым сделать первый шаг к решению мучившей ее загадки?

Элеонор встретила Саманту у конторки Мелбы радостным возгласом:

– Наконец-то! Поздравляю! – Она имела в виду отсутствие повязки. – Ну и как ты себя чувствуешь?

– Так, будто сбросила десять фунтов, – счастливо улыбнулась Саманта, хотя нога болела ужасно, а о туфлях на высоких каблуках в обозримом будущем нельзя было и мечтать.

– Ты явилась в самый подходящий момент, – сказала Элеонор. – Я как раз говорила Джорджу, что нам не нужно скандалов, какой бы они ни давали высокий рейтинг. Того парня, который повадился тебе звонить, твоего «персонального психа» нужно остановить.

– Значит, про вчерашнее ты уже слышала?

– Разумеется. И прослушала ваш разговор. Тини все записал. У нас и так масса проблем, но эта вышла на первое место. Джордж тоже так считает, но он смотрит на проблему под другим углом.

Джордж Ханна, наблюдавший с непроницаемым видом, как Мелба принимает беспрерывные звонки, вдруг позволил себе снисходительно улыбнуться:

– Мы расходимся с тобой, Элеонор, лишь в малом...

– Это малое для меня и есть главное. Я пекусь о безопасности Саманты.

– Я тоже. Но не могу не признать, что рейтинг ее передачи меня радует.

– Ее последний разговор с «Джоном» никто не слышал. Он не был в эфире и не мог повлиять на рейтинг.

– Все равно нам следует пустить его в дело. Как, пока не знаю, но советую сообща подумать...

Он одарил Саманту сияющей, как тысячеваттная лампа, улыбкой. При всех недостатках Джорджа Ханна обаяния ему было не занимать. И умения сыграть на тщеславии подчиненных и на их чувстве товарищества – тоже.

– Мы давно уже одна команда. Ты, я, Элеонор... Еще с Хьюстона.

– Это старая история, и незачем ее ворошить сейчас. Я не вижу тут никакой связи.

Однако его улыбка поблекла при напоминании о трагедии девятилетней давности, которая чуть не погубила карьеру Саманты.

– О чем это вы толкуете? – загорелась любопытством Мелба. Никто из троих ей не ответил, а тут подоспел и новый звонок. Разговаривая с абонентом, Мелба с откровенным интересом поглядывала на Саманту.

– Как бы мы не заигрались с этим типом... Я не думаю, что он шутит, – мрачно предупредила Элеонор. – Он по настоящему чокнутый. Маньяк, вроде как в фильме «Крик».

– Пока он работает на нас, стоит ли его останавливать? – спросил Джордж.

– А как ты его остановишь? Интересно... Или ты знаешь про него больше, чем мы? – накинулась на него Элеонор.

– Попридержи язык, дорогая, – поморщился Джордж. – Я знаю ровно столько же, сколько и вы, но считаю, что в той истории есть как свои минусы, так и плюсы.

Саманта решила вмешаться:

– Боюсь, что все минусы выпадут на мою долю. Вы тут разговариваете так, будто меня не существует, а ведь это, между прочим, моя проблема и мой «персональный маньяк», как его уже окрестили.

– А что сказали в полиции? – всполошилась Элеонор. – Ты звонила им?

– Люди там очень занятые, поэтому мне следует самой явиться туда, заполнить разные бланки, а уж потом кто-нибудь подъедет ко мне домой. Договорились на завтра.

– Почему завтра? – Элеонор возмущенно всплеснула руками.

– Проблема с юрисдикцией. Я живу в пригороде Кембрей, и там по месту жительства получила письмо с угрозами, а звонками на радиостанцию должна заниматься городская полиция Нового Орлеана.

– Боже, они что, заблудились в трех соснах? Ты, Джордж, должен на них надавить от лица радиостанции, черт подери! – обратилась Элеонор к владельцу «Р-1».

Тот в ответ лишь неопределенно пожал плечами.


Если бы Саманта стала читать всю электронную почту, отправленную ей сегодня, то это заняло бы часа два, не меньше. Ее популярность резко выросла. Поэтому она быстро пробегала взглядом по строчкам, улавливая лишь общий смысл. На самом деле она, может неосознанно, искала среди этих посланий то, что совсем не хотела найти.

К счастью (или к сожалению), зловещий «Джон», на этот раз ничем не напомнил о себе, но Саманта ощутила легкий укол совести, обнаружив повторное обращение из Боучеровского центра с настоятельной просьбой провести там занятие с группой девушек-подростков. Она делала это регулярно, раз в неделю, но из-за поездки в Мексику и последующих неурядиц пренебрегала добровольно взятыми на себя обязанностями почти месяц. Саманта тотчас набрала на клавиатуре ответ, что ближайшее занятие непременно состоится.

У нее подобралась интересная группа. Все девочки испытывали в той или иной степени психологический дискомфорт. У всех были сложности в семье, и все страстно желали вновь обрести себя. Саманта жалела их, как всегда жалеют заблудившихся детей, но понимала, что имеет дело хоть и с милыми внешне, но хитрыми, подчас коварными созданиями. Они тянулись к ней за лаской и за помощью, но упорно отказывались раскрываться до конца.

Такой же скрытной и настырной одновременно была и Лианн Жаквиллар. Староста группы, которая постоянно теребила Саманту, даже помимо сеансов, и за каждым ее звонком ощущалась какая-то неопределенность, словно она балансирует на грани душевного срыва. Улица научила ее многому такому, чему не учат в школе. Она была прирожденным лидером, без стеснения пользовалась своим умением подчинять себе других, бравировала своей опытностью и бесстрашием, но за личиной циничной девицы пряталась насмерть перепуганная девчонка, сознающая, что ее неумолимо тянет в пропасть.

Саманта невольно проводила параллель между Лианн и собой в том же возрасте. В чем-то по характеру они были похожи, но только Саманте повезло в жизни несоизмеримо больше. У нее были любящие и обеспеченные родители. Любая ее выходка, любой срыв или юношеский бунт приводили не к конфликту родителей с непутевой дочкой, а, наоборот, к лучшему пониманию ее проблем и тревог. Лианн была обделена этим в полной мере, как и другие девочки в группе. Саманта воспринимала их как «своих девочек», не имея собственных детей.

«Пока», – поправила себя Саманта. Когда-нибудь у нее обязательно будет ребенок. И неважно, что она не замужем. Ей не хотелось думать, что время неумолимо уходит или уже ушло. Ей скоро тридцать шесть, а сейчас женщины, которым и за сорок, благополучно рожают. Но ее биологические часы не давали ей покоя. Иногда они тикали так навязчиво и громко, что заглушали все иные мысли.

Ее бывший муж не желал заводить детей, а вот Дэвид Росс – наоборот. В этом, пожалуй, была его самая привлекательная для Саманты черта, и вот почему она так долго и упорно заставляла себя полюбить его. Но этого не случилось.

И не случится.

Дэвид Росс – не ее мужчина, и ненароком проскальзывала пугающая мысль, что мужчины «для нее» вообще на свете не существует.

«О боже, Саманта, хватит тебе без толку трепыхаться. Не пора ли воспользоваться советами, которые ты так щедро раздаешь каждый вечер в эфире? А то, что ты не вышла замуж за Дэвида Росса, считай своей большой удачей. Всегда есть завтра, а завтра – это уже другой день», – сказала она себе.


Тай Уиллер лениво откинулся в кресле, водрузив ноги на шаткий столик. Лампа под зеленым абажуром слабо освещала просторную, скудно обставленную комнату, где явно не мешало бы пройтись пылесосом. Рядом с собой Тай поставил на пол откупоренную бутылку ирландского виски и высокий стакан, в котором медленно таял лед. Сделав глоток, Тай отставлял стакан и тянулся рукой к собачьим ушам, лаской доставляя удовольствие своему старому псу, разлегшемуся возле кресла на коврике.

Голос Саманты Лидс, низковатый, но женственный, с заботливо-материнскими интонациями, доносился из радиоприемника. Она вела разговоры с одинокими людьми, позвонившими ей, чтобы услышать от нее в эти ночные часы совет или утешение.

Бедняги. Они еще на что-то надеются. Впрочем, она честно старается им в чем-то помочь. Его губы дрогнули в легкой усмешке.

Через открытое французское окно было видно озеро. Вода мягко плескалась под опорами причала. Стрекотали цикады. Едва ощутимый ветерок не приносил желанной прохлады.

Мысли Тая были заняты женщиной, которая сейчас вещала по радио о верности и супружеском долге – тема, весьма близкая ее ночной аудитории, если судить по обилию звонков в студию.

– Здравствуйте. Кто вы? Назовите себя.

Тай каждый раз слегка вздрагивал, как будто она обращалась именно к нему.

Он уже давно запасся ее фото – тем самым, что было снято для рекламы радиопередачи. Он поместил портрет «доктора Сэмми» в простенькую рамку и поставил на столик перед собой. Несмотря на строгий облик на фото, она представлялась ему весьма чувственной, способной на взрывы сексуальной страсти. И очень манящей... Строению ее лица, цвету глаз и волос могла позавидовать любая кинозвезда.

Правда, такие фотографии делаются теперь с помощью компьютера, что-то убирается, другое накладывается, и самое заурядное лицо профессионалы, работающие в рекламе, могут преобразить до неузнаваемости.

– ...назовите себя, пожалуйста.

– Я Линда.

Сколько же сигарет выкурила эта Линда за свою жизнь, чтобы так хрипеть сейчас в телефон?

– Привет, Линда. У вас есть какие-нибудь соображения по затронутой нами теме или вы хотите задать вопрос?

– Некоторые наблюдения...

– Очень интересно! Пожалуйста, поделитесь своими наблюдениями с нами.

Голос Саманты звучал так же завлекательно, как и зрелище, которым он недавно наслаждался через бинокль, когда она раздевалась у себя в спальне. «Доктор Сэмми» отдавала слушателям частичку своей души, но, разумеется, обнажаться перед ними не собиралась. Она создала себе определенный имидж и тщательно его поддерживала. Тай намеревался раскрыть, какова она на самом деле.

– Я пришла к выводу, что моногамия насильно утверждается в обществе. Так как мы по природе своей ничем не отличаемся от животных, то моногамия есть не что иное, как всеобщее заблуждение, – высказалась в прямом эфире слушательница.

– Вы исходите из личного опыта или судите о поведении других со стороны? – осторожно поинтересовалась Саманта, подталкивая слушательницу к исповеди.

Линда откашлялась перед ответом.

– И так, и этак, пожалуй...

– И это ваше твердое убеждение?

– Конечно. Я знаю, что говорю.

– Кто хочет поспорить с Линдой? – обратилась Саманта к аудитории. – Пожалуйста, Линда, оставайтесь на линии. Думаю, что среди слушателей найдутся такие, кто не разделяет вашу точку зрения.

Голос Саманты обволакивал. В нем звучали и участие, и заинтересованность. Неудивительно, что аудитория охотно включалась в разговор, словно собравшись в уютной гостиной для дружеской беседы.

Не зря Джордж Ханна держался за Саманту и предложил ей работу на своей станции после переезда из Хьюстона. Он вряд ли внимательно слушал, что она говорит в эфире, и давал ей полную свободу, лишь бы он мог с выгодой торговать рекламным временем..

– Пусть мне возразят, я охотно послушаю, – сказала Линда.

– Вот и хорошо. Привет, я доктор Сэмми. Назовите себя, – обратилась она к очередному радиособеседнику.

– Мэнди у телефона. Привет, доктор. Хочу сказать, что Линда кругом не права. Моногамия ниспослана нам господом, и об этом написано в Библии. Пусть Линда хотя бы освежит в памяти десять заповедей.

– А вы замужем, Мэнди?

– А как же! Пятнадцать лет. Мы с Карлом полюбили друг друга еще в школе. У нас три сына. Конечно, были и у нас в жизни «русские горки», но мы на всех виражах держались вместе. Кстати, мы каждое воскресенье посещаем церковь. Слушатели поочередно обрушивались на бедную Линду, отстаивая святость брачных уз. Саманта своего мнения не высказывала. Будет ли она столь же дипломатична и осторожна, когда встретится с Таем лицом к лицу? Его работа над книгой уже давно застопорилась, и надежда оставалась лишь на одну Саманту, на то, что она пожелает открыть ему.


Глава 7


– Я хочу, чтобы ты занялся Самантой Лидс. Что-то вокруг нее закрутилось не очень хорошее. Надо разобраться. Вот ее заявление. – Мелинда Джаскил протянула Рику бумагу. – Она ночной радиоведущий, «радиомозгоправ». Кому-то она встала поперек горла. Вероятно, одному из «ее психов».

– Я знаю, кто она. Моя дочка иногда слушает ее передачу. «Доктор Сэмми» – так она представляется по радио, – сказал Бентс.

– Ну да. Живет она в Кембрее, в милом таком местечке за озером, и, когда вся эта возня началась, она обратилась в свой участок. Потом «ее псих» стал звонить ей на радио с угрозами, а тут уже положено вступить нам – это наша территория. Ребята из Кембрея будут только рады сплавить нам это дельце.

Бентс пробежал глазами заявление. Мелинда, усевшись на край стола и скрестив руки на груди, дожидалась, пока ему станет ясна суть дела.

– Предупреждаю, что эта женщина в своем роде – наша местная знаменитость. Все, что ее касается, надо держать под колпаком, и чтобы никто из газетной братии под него не пролез. Они уже крутятся вокруг и принюхиваются, не пахнет ли тут серийным убийцей? Нам только не хватает, чтобы население запаниковало.

Бентс выслушал новое задание молча. Его положение в отделе целиком зависело от отношения к нему Мелинды. Он соглашался на все, о чем бы она ни попросила. И, разумеется, был солидарен с Мелиндой в том, что историю с «доктором Сэмми» надо, по возможности, держать под колпаком. Среди публики, слушающей по ночам Саманту Лидс, наверняка найдется немало охотников скопировать действия радиоманьяка.

– Я все проверю, – пообещал Бентс и закрыл файл убитой проститутки Розы Джиллет.

– Я знаю, что ты сейчас работаешь над этими двумя убийствами – Джиллет и Бельчампс, – чуть ли не извиняясь, начала было Мелинда. – И мне неприятно отфутболивать тебя на другое поле, но Бринкман возвращается из отпуска и...

– И ты ищешь, куда бы меня приткнуть, – прервал ее Бентс спокойно, без горечи и иронии, с полным пониманием.

– Не говори так! Я знаю, что ты устал, что тебя нагружают сверх меры и используют не по назначению, что тебе недоплачивают и ты не находишь применения своим способностям. Я все это знаю. Но зато ты все-таки в Новом Орлеане, а не просиживаешь задницу в какой-нибудь дыре.

Мелинда могла бы и не напоминать об этом Рику. Впрочем, она делала это очень редко и всегда с улыбкой, в которой было и сочувствие, и намек на скорые перемены в его судьбе. Подобные знаки внимания, оказываемые ему столь деловой, целеустремленной, жесткой, но весьма привлекательной женщиной, конечно, льстили его самолюбию.

– Кроме того, – добавила она, продолжая улыбаться, – одно время ты не хотел браться за расследование убийств.

– Тогда я болел, а теперь выздоровел.

– Рада слышать. Но побеседовать с Самантой Лидс тебе все-таки придется.

– Разве я отказываюсь? Сделаю это с удовольствием.

– Я так и думала.

Мелинда никогда не отдавала Бентсу приказов, ей достаточно было только попросить. Иногда ему приходило в голову, что, если бы она попросила его еще кое о чем, он бы не посмел ей отказать. Она как будто прочла его мысли.

– Я не допущу никаких сексуальных поползновений на работе, – двусмысленно пошутила она. – Помни, кто здесь босс.

С этими словами Мелинда твердой походкой удалилась из кабинета.

Телефонный звонок не дал Бентсу времени поразмыслить, как в дальнейшем ему строить взаимоотношения со своим шефом – начать флиртовать с ней или по-прежнему носить маску печального, байроновского героя, подобного экранным образам Хэмфри Богарта – обаятельный, но опустившийся детектив, которому благоволят сильные, полные энергии женщины.

Монтойя вызывал его по мобильнику из своей застрявшей в уличной пробке машины. Ни включенная мигалка, ни его ярость плюс водительское умение не могли одолеть дневной автомобильный хаос на улицах Нового Орлеана.

– Угадай, почему я звоню? Помнишь Марвина Купера – управляющего в доме, где обнаружили труп Розы Джиллет?

– Ну и что?

– Он позвонил мне и сказал, что Дениз, ее напарница, вспомнила, что у Розы на руке всегда был золотой браслет, чей-то памятный подарок или амулет на счастье. Так вот, на трупе его не было...

– На Чери Бельчампс тоже не было никаких украшений, – подхватил его мысль Бентс.

– Ну да. Может, это и не ведет никуда, но все же...

– Наш парень не первый маньяк, который тащит к себе домой маленькие сувенирчики на память о жертвах. Ничего удивительного.

– Ну ладно.... Как твои дела?

– Мелинда подкинула мне кое-что. Придется побеседовать с «радиомозгоправом».

– Я ее знаю по фото в газете. Женщина, – причмокнул Монтойя, – полный отпад, надеюсь пробиться через стадо этих кретинов и успеть на аудиенцию. Ты прими ее как следует. Не забудь проветрить кабинет. Вроде бы двинулись... Пока.

Связь оборвалась.


Саманта пальцами пробежала по корешкам книг на полке, к которым не притрагивалась со времен колледжа. Где-то там должен был находиться и «Потерянный рай» Мильтона.

Устроившись в кресле-качалке на веранде, она открыла найденную книгу и погрузилась в чтение довольно-таки монотонного текста, сдобренного, впрочем, великолепными иллюстрациями. Солнце, подобравшееся к зениту, здорово припекало, и озерная гладь сияла, как зеркало. Множество парусных лодок и катеров с водными лыжниками заполнили голубое, пронизанное золотым светом пространство.

Саманте нравились эти места. Она постепенно привыкала и к своему старинному дому, хотя Дэвид неустанно твердил, что в Хьюстоне ей обеспечен успех и роскошная жизнь, а здесь, в Новом Орлеане, она губит себя. Но Дэвид был уже прочитанной и перевернутой страницей в ее биографии. Что ждет ее в дальнейшем, какие приключения сулит будущее, кроме весьма неприятной, дурно пахнущей истории с чокнутым «Джоном»?

Едва видимый с земли реактивный самолет, похожий на крохотный серебряный крестик, прочертил в бездонной синеве неба белую, медленно тающую полоску. Чем-то вспугнутая, взмыла вверх стая розовощеих пеликанов, и закружились в карусельном полете крикливые чайки.

Саманта нашла в книге то место, где описывалось могучим мильтоновским стихом низвержение сатаны и его армий с небес в озеро расплавленной лавы. Она, смакуя чеканный ритм поэмы, произнесла вслух исполненное гордыни изречение Люцифера: «Мне лучше царствовать в аду, чем пресмыкаться в небесах».

Больше трех столетий прошло с тех пор, как легли на бумагу эти строки, но дерзкий вызов все равно заставлял поежиться любого, даже далекого от поклонения церковным догматам современного человека.

Вряд ли невидимый враг Саманты сопоставим с героем классической поэмы. Скорее он просто мелкий пакостник. Но он опасен тем, что непредсказуем и может ужалить подло, исподтишка. Мысленно она как бы взвешивала на воображаемых весах, как ей отнестись к сгущающейся над ней угрозе.

Испугаться, сбежать, спрятаться, потребовать от полиции охраны или попытаться выяснить, что представляет собой этот маньяк? Ведь все же ее профессия и полученные ею дипломы обязывают к внимательному исследованию психических отклонений, а не только к задушевным беседам со страдающими от одиночества и бессонницы радиослушателями.

Натужный кашель неисправного двигателя отвлек ее от размышлений. Мотор маленькой яхты с громким названием «Сияющий ангел» окончательно умер напротив ее причала, и судно, управляемое высоким мужчиной в черной майке, двигаясь по инерции, подплыло к шаткому настилу.

Саманта вспомнила совет миссис Киллингсворт – не терять времени и познакомиться с новым соседом, а также пословицу: «Если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе». Нарочно ли неудачливый моряк подстроил аварию возле дома Саманты, или такова была воля судьбы, но предлог для знакомства появился. Ей, однако, не понравилось, что он уж слишком пристально рассматривает ее сквозь темные очки. И собака на борту – немецкая овчарка довольно почтенного возраста, насколько она могла судить, тоже заинтересованно уставилась на женщину, расположившуюся в кресле-качалке с томиком Мильтона.

– Эй! Вам чем-нибудь помочь? – громко спросила Саманта.

Мужчина не ответил. Он пытался оживить свой мотор, впрочем, безрезультатно. Яхта ткнулась в причал, чуть не сломав его. Саманта поспешила к берегу. Собака ее облаяла.

– Что это за вторжение? Я жду объяснений.

Мужчина наконец очнулся:

– Простите. Я очень неопытный мореплаватель, и эта взятая напрокат посудина совсем меня доконала.

Его мягкий техасский акцент излучал некое обаяние, которому Саманта неосознанно могла поддаться. Но прежде чем ступить босиком на нагретую солнцем палубу, она осведомилась:

– Ваша псина меня не съест?

– Мы оба не питаемся человеческим мясом. Кстати, кличка моего пса трудно произносима – Саскачеван. Я сократил ее до Сас. Вы тоже пользуетесь сокращением, как известно. «Доктор Сэмми» – друг и советчик многих ново-орлеанцев.

– Вы слушаете мои передачи?

– В последнее время – да. А кроме психологии, вы еще и в технике не разбираетесь? Помогите мне наладить этот чертов двигатель.

– Я думала, это чисто мужское дело.

– Не все мужчины смыслят в корабельных моторах.

– А что вас привело в эти воды?

Пришелец уклонился от ответа, что Саманте не понравилось. Он снова попытался завести двигатель, но в конце концов тихо выругался и заявил:

– Это вовсе не ангел, а сатана! Мне осточертели его дьявольские штучки.

Слово «сатана» подействовало на Саманту как легкий удар током. Она сразу же ступила с палубы обратно на причал. Овчарка почувствовала ее беспокойство и почему-то оскалилась.

– Тихо, Сас! – прикрикнул на пса хозяин и обратился к Саманте: – Не позволите ли мне привязать лодку у вашего причала? Пусть она погостит у вас до ремонта. Не хотелось бы толкать ее вплавь полмили. Кстати, я еще не представился. Тай Уиллер, ваш сосед.

Он протянул руку. Она почему-то думала, что рука будет холодной, как лед, но ошиблась. Обычное крепкое мужское рукопожатие.

– Саманта Лидс, – сказала она и обмотала брошенную ей веревку вокруг кнехта причала.

– Я вас не обеспокоил?

– Совсем нет.

– Тогда расходимся по домам?

Это было скорее утверждение, чем вопрос. Мужчина кивнул и с собакой направился вдоль берега к своему жилищу.

Саманта проводила его взглядом. Сосед ей понравился, но и встревожил одновременно. Слишком много совпадений за последнее время – и не очень приятных. Мобильник просигналил как раз вовремя, чтобы вернуть ее в реальность.

– Рик Бентс, полиция Нового Орлеана. Вы Саманта Лидс? Я не ошибся?

– Нет.

– Я на пути к вам, – сообщил детектив. – Надеюсь, вы примите меня для разговора о ваших затруднениях.

– Если это можно так назвать...

Саманта встретила подъехавшего к дому детектива совсем как запуганная угрозами маньяка одинокая женщина. Через «глазок» проверила, кто звонит в ее дверь, сличила лицо с удостоверением на фотографии и только потом откинула навешанные специально перед приходом детектива засовы. Бентс явно догадался, что это был разыгрываемый спектакль, но не подал виду.

Она провела его в кабинет, показала фотокопию своего портрета с проколотыми глазами и дала прослушать запись на автоответчике.

– Оригинал я отдала в местную полицию, – сказала Саманта, когда прослушивание закончилось. Даже сейчас, днем, а не во мраке ночи, голос «Джона» вызывал у нее нервный озноб.

– О каких грехах он говорит? – вроде бы безучастно спросил Бентс. Его больше, по-видимому, интересовала обстановка кабинета – книги на полках, фотографии на стенах и на письменном столе.

– Понятия не имею, – пожала плечами Саманта.

– И, пробившись в эфир, он опять же твердил о грехах? – уточнил детектив.

– Да. И говорил, что он – «мой Джон». Когда я сказала, что знакома со многими Джонами, но не припоминаю его, он обозвал меня шлюхой. Я его отрубила... в смысле, отключила от эфира.

– А у вас был в прошлом парень по имени Джон? Или пытался ухаживать за вами?

– Нет. Никакой близости у меня с никаким Джоном не было. В детском саду в Лос-Анджелесе был один Джон, но с тех пор прошло три десятка лет, и, по-моему, это не в счет.

– По-моему, тоже, – согласился Бентс.

– «Джон» позвонил мне еще раз уже после передачи. Тини, наш технарь, записал его звонок.

– Вот как?

– Да. «Джон» сказал, что его отвлекли какие-то дела, поэтому он опоздал к передаче, и в этом опять же виновата я.

– А что его задержало?

– Не знаю.

– Но это был тот же человек, что звонил прежде?

– Уверена, что тот же.

Бентс повертел в руках фото с выколотыми глазами.

– Почему он ослепил ваше изображение?

– Чтобы меня напугать. И, честно признаюсь, это на меня подействовало, – призналась Саманта.

– Что-нибудь об ослеплении, слепоте, было в ваших передачах?

– Никогда. Ни разу за все годы, что я работаю в эфире.

– Вы получали подобные угрозы раньше?

– У меня специфическая аудитория. Иногда, впрочем редко, бывают вспышки гнева или раздражения, но ничего, что бы касалось меня лично.

– Значит, нет?

– Нет, – твердо заявила Саманта.

– А вы не знаете, кто бы пожелал вывести вас из себя, нарушить ваш душевный покой?

Саманта подумала о Дэвиде, но сразу же отвергла это предположение.

– Нет.

– Расскажите о вашей семье.

– Она невелика, – погрустнела Саманта. – Пожалуй, единственный близкий мне человек – это мой отец. Он в прошлом занимался инвестиционным бизнесом, сейчас отошел от дел, живет в Лос-Анджелесе. Мать давно умерла, а мой брат... он исчез, и уже многие годы не дает о себе знать.

– Адреса и имена, – потребовал Бентс.

Она назвала фамилию и адрес отца, а про брата сказала, что ничего о нем не знает.

– Вы были замужем?

– Неужели это так важно?

– А есть причины это скрывать? – вопросом на вопрос ответил он.

– Я училась в университете Тулейн и вышла замуж за своего профессора. Джереми...

– Джереми Лидс? – уточнил детектив.

– Вы его знаете?

– Нет, но буду вынужден с ним познакомиться. Вы расстались?

– Да. Официально, по всем правилам оформили развод.

– Ваш бывший муж по-прежнему преподает в университете?

– Насколько я знаю, да. Мы не общались уже целую вечность. Детей у нас в браке не было, претензий друг к другу также. Он вскоре после нашего развода женился на одной из своих студенток.

– Вот как? – Бентс поднял взгляд от своих записей.

– Именно так, – с иронией передразнила его Саманта. – После меня она стала очередной его жертвой. Запишите его в маньяки. Впрочем, в списках по стране и во всем мире подобных окажется множество.

Бентс никак не отреагировал на ее слова.

– Но так получилось, что вы живете в одном городе?

– В одном мегаполисе. Новый Орлеан не город, а скорее полуречное, полуморское чудовище со множеством щупальцев.

– Великолепный образ. – Рик сразу же проникся симпатией к допрашиваемой женщине. Он испытывал к этому городу подобные же чувства. – А после Джереми?

– Что означает ваш вопрос? – вскинулась Саманта. – Полицию интересует, была ли я близка с каким-либо мужчиной? Может быть, вы еще проверите мои простыни?

Бентс понял, что с этой женщиной так нельзя. Перед ним не истеричная домохозяйка и не какая-то легкомысленная особа. Извиняться перед Самантой было бесполезно. Надо было просто смущенно опустить глаза, якобы разглядывая свой блокнот.

Черный кот осторожно выглянул из-за двери и уставился на полицейского немигающими глазами.

– Ну все-таки вспомните, был ли в вашей прошлой жизни Джон?.. – возобновил вопросы детектив.

– Который хоть как-то задел меня? – закончила за него фразу Саманта. – Не было такого. Ни у одного Джона на свете не может быть ко мне никаких претензий.

– Этот милый черный котище – ваш? – вдруг спросил Бентс, и Саманта несколько опешила от подобного поворота в разговоре.

– Да, уже три года, но он пока еще не научился звонить по телефону и посылать угрожающие письма. Мы с ним дружим.

Язвительность Саманты никак не подействовала на полицейского.

– А лодка?

– Какая лодка?

– Та, что пришвартована к вашему пирсу. Вы занимаетесь парусным спортом?

«Самое время поведать ему о незнакомце, поселившемся по соседству», – подумала Саманта, но что-то мешало ей откровенничать на эту тему.

– Эта яхта? Она принадлежит одному другу... вернее, знакомому... Он мой сосед.

– Мне не стоит поговорить с ним? – поднял на нее глаза Бентс.

– Вряд ли... Он просто оставил ее здесь на время. У него что-то случилось с двигателем. Какие-то неполадки...

Бентс воззрился на нее с удивлением.

– В вашей ситуации это выглядит несколько странно. Вы позволяете незнакомцу оставлять яхту у своего дома?

– Он не совсем незнакомец, – возразила Саманта. – Он мой сосед.

– Но вы против того, чтобы я его допросил? – уточнил детектив.

– Считаю, что это было бы неудобно.

– Ну, раз вы не даете мне таких полномочий, то я не имею права настаивать.

Бентс нахмурился, и Саманта уловила его недовольство.

– Тогда позвольте хотя бы дать вам совет, – продолжил полицейский. – Ограничьте пока свое общение с незнакомыми людьми.

– Это в каком смысле?

– В прямом. Раз вы обратились в полицию за помощью, то помогите и нам, а в результате – самой себе.

– Мне что, согласиться на добровольное заключение? – нахмурилась Саманта.

– Я этого не говорил. Но все же... подумайте и скажите честно. У вас есть враги?

– Враги? Это слишком сильно сказано.

– Я понимаю. Но кого бы вы могли назвать в качестве своих потенциальных врагов?

Саманта под усмешкой попыталась скрыть свое смущение.

– Вы вроде бы заставляете меня исповедоваться?

– Считайте, что так, но это же в ваших собственных интересах.

– Хорошо. Единственная личность, кто определенно желает мне зла, – это Триш Лабелль, но она скорее не враг мой, а конкурент. Ее передача на радио «Антен» сходна с моей. Ходят толки, что между нами идет настоящая война, но на самом деле мы просто избегаем друг друга, если судьба сталкивает нас на каких-либо мероприятиях, в основном благотворительных. Не думаю, что она инициирует эти звонки и угрозы. Хотя они достаточно действуют мне на нервы, но зато мой рейтинг повышается, так как слушатели заинтригованы. Это все равно что объявить, что здание вот-вот рухнет, и тут же соберется толпа любопытных.

– А не может ли за всем этим стоять кто-либо из ваших коллег? – предположил Бентс.

– По-моему, это полный бред. Неужели кто-то додумается до того, чтобы терроризировать своего работника ради поднятия рейтинга?

– Это вы так считаете, А если кто-то вам завидует? Или хочет занять ваше место? Вытеснить вас вообще с радио?

Ей опять пришла на ум мысль, не затея ли это Дэвида? Настойчивости и изобретательности ему хватает, но... это же полная нелепость! Как бы читая ее мысли, полицейский вдруг поинтересовался:

– А как насчет того симпатичного мужчины, чья фотография у вас на письменном столе? Прямо рядом с компьютером. Иногда, отрываясь от работы, вы, несомненно, так или иначе бросаете на него взгляд. Кто он? Личность из вашего прошлого? Вы ведь сказали, что ни с кем не встречае-тесь в последнее время.

– Нет... почему же. Хотите знать, кто он – пожалуйста. Его зовут Дэвид Росс.

«Почему, право, я должна делать исключение для Дэвидa, выводя его из списка подозреваемых?» – решила Саманта.

– Вы с ним порвали? Или он с вами?

– Нет. Это была моя идея – больше не встречаться.

– И он это принял покорно? – Скептицизм Бентса был очевиден.

– Он был вынужден это сделать, – нарочито твердо произнесла Саманта.

– Но ему это не понравилось, как я понимаю.

– Восхищаюсь вашей проницательностью. Да, не понравилось. Он хотел, чтобы мы поженились.

Вы были обручены?

Нет.

– Но колечко он вам подарил?

Саманта ощутила, что ее щеки вспыхнули.

– Пытался. На Рождество. Но я не взяла... отложила разговор.

– А когда вы ему окончательно отказали? – допытывался Бентс.

– Это происходило постепенно. Мы еще полгода встречались... Но... совместная поездка в Мексику окончательно прояснила наши отношения.

– А до этого? Что происходило до этого?

– Вам хочется это знать?

– Если вы не возражаете.

– В Хьюстоне я работала на этой же радиостанции, но она переместилась в Новый Орлеан, и я приняла предложение сюда переселиться.

– А чем это было вызвано? – поинтересовался Бентс.

– Многими причинами, – уклонилась от прямого ответа Саманта.

– Но как-то связанными с вами?

– Отчасти. Был случай... возможно, моя ошибка... трагедия... Девочка покончила с собой... Я тогда отказалась от работы радиопсихолога...

– Но снова вернулись?

– Такова была воля моего босса.

– А мистер Дэвид Росс был против?

– Да, против, и до сих пор против.

– У вас не такая уж простая биография, миссис Лидс.

– Да уж, не такая, как у моего кота Харона. Я взяла его котенком и до сих пор кормлю.

Записав, как полагается, некоторые формальные данные, Бентс вежливо распрощался с ней и удалился.


Глава 8


– В общем, папашку мне так и не довелось повидать, – хмуро заключила свое выступление Анита и принялась нервно накручивать на палец темную искусственно завитую прядь.

Стулья, которые Боучеровский центр предоставил для сеансов Саманты, были старыми, шаткими, неудобными, и все шесть девушек, явившиеся на занятия, беспрерывно ерзали и перекидывали ногу на ногу. Ультракороткие мини обнажали их ляжки вплоть до трусиков.

– Да и к чему... – добавила Анита после паузы.

– А ты пыталась связаться с ним? – поинтересовалась Саманта.

– В тюряге? – Анита насмешливо хмыкнула, – С какой стати?

Улыбка, на мгновение осветившая ее хмурое личико, была слишком циничной для девочки пятнадцати лет.

– Мне хватало отчимов. Трех... за последние три года.

Вот так все и складывается одно к одному. У всех шестерых девушек почти одни и те же проблемы и биографии, короткие и пронзительные, как крик одинокого пловца, тонущего в океане. Жизнь взвалила на их худенькие плечи непосильный груз, и каждая по-своему, но одинаково безрезультатно пытается выбраться из-под давящей тяжести.

Сеанс проходил в старом флигеле здания центра. Несмотря на опущенные жалюзи, низкое вечернее солнце проникало в маленькое помещение, и жара ощущалась как нечто материальное.

Девушки явно истомились и с нетерпением ожидали окончания занятий. У всех были дела, в основном «на улице», как догадывалась Саманта, а у двух имелись еще и малыши, оставленные, ради посещения ее сеанса, на чье-то попечение.

Только Лианн, на удивление тихо сегодня себя ведущая, никуда не торопилась, но и глядела на психиатра с явным озлоблением. Возможно, она не могла простить трехнедельного перерыва в их встречах? Такое случается сплошь и рядом в отношениях врача и пациента.

– Сегодня ты все время молчала, Лианн. Я тебя не узнаю. Что беспокоит тебя? – мягко спросила Саманта.

Лианн дернула плечиком, изображая равнодушие. Она была хорошенькая, с изящным кукольным личиком, совсем не тронутым загаром.

– Джей от нее отчалил, вот она и бесится, – охотно объяснила четырнадцатилетняя Ренни, отправляя в рот очередную пластинку жвачки. Выплюнутую до этого она старательно приклеила к спинке стула, как бы оставляя знак о своем пребывании на сеансе.

– Вранье! – вдруг взорвалась Лианн, да так яростно, что весь нацепленный на нее дешевый металл – в ушах, в ноздрях, вокруг шеи – разом зазвенел.

– Она опять употребляет, – не без удовольствия наябедничала Ренни.

– Тебе какое дело? Я сама послала Джея подальше. Он мне осточертел... Стал мною командовать...

– Ну да, конечно! Держал тебя подальше от зелья, – продолжала насмешничать Ренни.

– Неважно. Важно другое – никто не смеет мне приказывать.

– Ой-ей-ей! Что за принцесса! Сидишь в дерьме, а думаешь, что на троне.

Саманта вскинула руку, жестом прекратив перебранку:

– Давайте послушаем, что скажет сама Лианн.

– Я ничего не желаю говорить. – Девушка скрестила руки на груди и встала в наполеоновской позе. – И всем советую тоже заткнуться.

– Кажется, я нашла выход из положения, – сказала Саманта. – Говорить о себе, о своих проблемах здесь необязательно, но подумать – стоит. Отложим разговор до следующей встречи. Но только не тратьте время зря, а подумайте, я настаиваю на этом. Иначе, какой смысл нам здесь собираться?

Девушки попрощались и с облегчением устремились к выходу.

– Если кто-то встретится с Колетт, напомните ей, что она уже пропустила много занятий, – бросила им вслед Саманта.

– Колетт переехала. Теперь она промышляет в Тампе, – откликнулась со смешком одна из девушек.

Девичьи смешки задели Саманту. Как и то, что ее не известили о переезде пациентки. Саманту должны были информировать, куда и с какой целью переехала девушка.

Лианн на улице подождала психиатра. Ничего особенного в этом не было. Лидер группы, а Лианн была таковой, имел право вести с Самантой разговоры наедине. Издали за их встречей наблюдала ревнивая Ренни, но, ощутив на себе угрожающий взгляд Лианн, быстренько смылась.

– Ненавижу эту жирную свинью, – сказала девушка с фарфорово-белым кукольным личиком.

– Ты отдаешь себе отчет в том, что сейчас сказала? – спросила Саманта.

– Я ненавижу эту громадную, жирную, траханную свинью!

– Я не об этом просила тебя сказать.

– Я знаю, что вы хотели бы от меня услышать.. Но я все равно ее ненавижу.

– На кого ты больше злишься? На нее или на... себя? – поинтересовалась Саманта.

– Мне надоела эта дерьмовая игра в вопросы и ответы.

– Тогда возьми себе тайм-аут.

Лианн принялась кусать губы.

– Не молчи, скажи что-нибудь. Хоть выругайся, – настаивала Саманта.

– Ренни – свинья! Всюду сует свой пятачок.

– А может, она таким образом хочет подружиться с тобой? Ей одиноко, но она не знает, как подступиться к тебе.

– Да вы что, до сих пор не раскусили ее? Она и понятия не имеет, что значит дружить, и слова такого, как «подруга», не знает. Она в любой момент может мне сделать вот так... – Лианн весьма выразительно продемонстрировала хищные когти. – Нечего ей соваться куда не следует. То, что у нас с Джеем, – это наше общее дерьмо, и нам вместе его расхлебывать.

– Ну а об этом ты не хочешь со мной поговорить? Мы могли бы перекинуться парой слов по дороге, – предложила Саманта.

– Тут не о чем толковать. Подумаешь, какое дело! – Лианн гордо вскинула головку и от этого, наоборот, выглядела еще ребячливее, гораздо моложе своих семнадцати лет. Грубый макияж и плотно облегаюшая одежда лишь подчеркивали ее кукольное изящество. – Мамаша уж слишком круто взялась за меня, встала поперек, как кость в горле, да еще этот зануда Джей добавил. Вот я и решила «взлететь»... показать им, что я на них плюю.

– Чем показать? Тем, что вновь закурила. И что, «крэк» помог?

– Ну да. А что? Разве не так?

Чтобы избежать нотаций со стороны психиатра, Лианн ускорила шаг, но Саманта не отставала. Улица обдавала их томящей жарой и автомобильной гарью.

– Тебе кажется, что так, а я считаю иначе, – возразила Саманта. Они остановились у светофора, пережидая медленно продвигающийся поток машин.

– Может быть, это была не такая уж хорошая идея – снова «улететь», – согласилась вдруг девушка, противореча тому, что говорила минуту назад. Чувствовалось, что ее саму терзают сомнения.

– Думаю, что совсем плохая, – подхватила Саманта. – Хотела наказать мамашу и своего дружка, а вред нанесла себе. Они умылись, а ты опять села на «крэк». Какая тебе от этого выгода?

– А я за выгодой не гонюсь! – Лианн опять обрела прежний гонор и сверкнула глазами, а они у нее были на редкость выразительные и манящие, как и губки, пусть и слишком ярко накрашенные. Она даже улыбнулась, показав белоснежные зубы, пока еще безупречные. – Мне надо было показать им, что я сама кое-что значу и могу поступать по-своему.

– И как ты себя сейчас чувствуешь?

– Со мной все о'кей.

– Ты уверена?

Саманту, несмотря на браваду и вульгарные уличные замашки, безмерно трогало это юное существо, явно непонимающее, где и в каком мире оно живет и какое будущее его ждет. Никаких доспехов у этой девчонки нет, хоть она и храбрится. Ранить или погубить ее – дело одной минуты.

Они наконец пересекли улицу, лавируя среди автомобильной пробки.

– Я в полном порядке, – заверила девушка. – Мои гайки завинчены накрепко, и ни одна дурацкая отвертка не справится с ними без моего разрешения.

– Вот как! – усомнилась Саманта, слегка поморщившись от циничности такого высказывания, впрочем, весьма образного.

Тем временем Лианн уже успела с кокетливым вызовом, убрать прядь со лба и улыбнуться, неважно кому, из группы бездельничающих подростков, плотной стайкой собравшихся у уличного светофора. Женское начало превозмогало Лианн ее разум.

– Ты идешь своей дорогой, ну и иди, – сказала Сэм. – но только сейчас ты сделала шаг назад, и даже не один. Тебе придется наверстывать.

– Я знаю, – согласилась Лианн, но взгляд ее уже был прикован к мальчикам. Они вроде бы втихаря передавали дрyг другу самокрутку, но делали это так явно и так неумело.

– Увидимся на следующей неделе? – осведомилась Сэм.

– А как же, – заявила с уверенностью Лианн и поспешила смешаться с толпой. Уже через несколько шагов она стала из сумочки сигарету и оценивающим взглядом искать, кто бы из проходящих мужчин предложил ей зажигалку.

Мать Лианн – Марлетта – неоднократно подвергалась арестам не только за торговлю наркотиками, но и за проституцию. Поняв наконец, что ее дети пойдут по плохой дорожке или она вообще их лишится, Марлетта ударилась в другую крайность и последние два года была чиста, как нежный ангел. Но Лианн успела еще в детстве изучить многие материнские приемы. В семнадцать она уже крепко села на иглу, и на нее было заведено дело. Она и сама употребляла зелье, и подрабатывала, толкая его своим сверстникам, посещение душеспасительных бесед с психиатром было для нее обязательным по приговору суда.

Саманта, подходя к месту, где припарковала машину, ощутила, что кто-то наблюдает за ней. Сначала она подумала, что это Лианн. Может, та вздумала продолжить беседу под предлогом случайной встречи на улице. Но девчонки не было поблизости, во всяком случае, Саманта ее не заметила.

Радом собралась небольшая кучка праздных прохожих, слушающих уличных музыкантов. Но один мужчина стоял особняком, немного в стороне. Он был высок, широкоплеч, прекрасно, даже атлетически сложен, одет в черный кожаный пиджак и джинсы. Несмотря на то что уже начало смеркаться, он не снимал темные очки, что придавало ему немного странный вид.

Он не глядел на оркестрантов, как прочая публика. Он пристально рассматривал Саманту, и эти устремленные на нее темные стекла и глаза, скрытые за ними, производили тягостное впечатление.

Было уже достаточно сумрачно, да и расстояние не позволяло Саманте как следует рассмотреть неприятного незнакомца, но все-таки ей показалось, что она уже где-то видела его.

Мурашки пробежали у нее по коже, хотя она убеждала себя, что это все глупости и просто у нее расшалились нервы. Тем более что мужчина, уловив на себе ее взгляд, тут же смешался с толпой и бесследно растворился в ней.

А может, он вообще померещился Саманте. Или смотрел не на нее, а на кого-то у нее за спиной.

И все же нехороший осадок этот эпизод в ее душе оставил.


Ночь была жаркой и влажной, как раз в его вкусе, и он истекал потом, прокрадываясь меж тесно стоящих кипарисов к маленькой хижине на болоте. Никто не знал, да и не догадывался, что там есть такое сооружение, приподнятое на подгнивших кипарисовых сваях, обросших мхом, и увитое лианами и надежно укрытое от постороннего взгляда густой зеленью.

Чтобы попасть в это убежище, надо было извлечь из тины лестницу и приставить к выступу перед дверью, ведущей в одну-единственную комнатушку. Болотные испарения проникали в ноздри и все сильнее будоражили его. Здесь он чувствовал себя свободным и всевластным настолько, что мог немного расслабиться.

Взобравшись на настил, он помочился сверху в болото, спустив до колен тугие отсыревшие джинсы, причем не столько из-за физиологической потребности, а скорее чтобы отметиться – хозяин прибыл, и всем другим тварям вход сюда воспрещен.

Нарочито громко топая ботинками по шаткому полу и тем самым разгоняя болотных духов, осмелившихся пробраться сюда в его отсутствие, он нащупал на положенном месте керосиновую лампу, зажег фитиль, подкрутил его, чтобы свет был ярче, и накрыл стеклом. Москиты и ночные мотыльки тотчас устремились к вспыхнувшему яркому свету. Где-то снаружи встревожились летучие мыши, аллигаторы зашевелились и потянулись к воде. Он чувствовал себя дирижером невидимого природного оркестра.

Он специально не провел сюда электричество, а кирпичная труба старой печурки крошилась от сырости. Он ни разу не топил печь. Запах дыма мог выдать его местопребывание. Ему был нужен минимум света, а темнота была его союзником.

Он распахнул дверцы шкафчика и спугнул угнездившегося там крупного паука. Он милосердно позволил пауку скрыться в щели. Он не дружил ни с пауками, ни с прочей наглой нечистью, но относился к ним доброжелательно. Обитатели болот вели себя порядочно и не трогали его сокровищ. Сейчас он пришел лишь затем, чтобы их осмотреть, и для этого начал выкладывать их из ящиков шкафчика на стол.

Нательный золотой крестик с обрывком цепочки, браслет, снятый с тонкого женского запястья, медальон с фотографией ребенка, который уже не свидится со своей матерью. Это еще только начало будущей коллекции. На хлипком столике рядом с транзисторным приемником на батарейках тусклое золото, взятое с мертвых женщин, выглядело нелепо, но он рассчитывал когда-нибудь собрать здесь целую гору золота.

Он не сомневался, что его ждет удача и никто и ничто его не остановит. Он разложил свои пока еще немногочисленные сувениры правильным кружком и заключил, словно изгородью, своими четками. Затем, сверившись с часами, ровно за сорок пять секунд до начала передачи включил радио. Сквозь помехи он нашел нужную волну, услышал финальные ноты заставки и наконец ее голос.

Теперь она была с ним, почти в его объятиях. Он вплотную приник к радио, и она словно бы говорила доверительно ему в ухо.

– Сегодня мы обсудим тему прощения.

Он улыбнулся. Она явно включилась в его игру и теперь закидывает ему приманку. Ждет, как он ответит на ее вызов. Он прикрыл глаза, и тут же перед ним, в его воображении появилось ее лицо, встревоженное, с полураскрытыми в недоумении губами, точь-в-точь такое, когда она увидела его в сумерках возле уличного оркестра.

Воспоминание вызвало у него эрекцию, чем он был весьма доволен.

– Поделитесь со мной, как прощение кого-то провинившегося перед вами облегчило вашу жизнь. Возможно ли это?

«Зря ты ждешь правдивого ответа. Во всяком случае, не от меня», – со злорадством подумал он.

Беседа шла по обычному руслу. Большинство радиослушателей никак не могли принять идею прощения как правильное, продуктивное решение и приводили в доказательства примеры из жизни, когда подлецы, изменники и негодяи так и не испытывали раскаяния, а оставались такими же подлецами.

«Какая же это мелочь перед грехом, который ты совершила, Саманта. И ты еще смеешь жить на свете и соблазнять меня? И лишать меня всех иных соблазнов, кроме мести тебе за все и за твой соблазн...» Он понял, что голос доктора Сэмми воздействует на него не так, как он считал раньше.

«Тебе недолго осталось ждать, доктор Сэмми. Скоро я с тобой посчитаюсь», – пообещал он.


Глава 9


– Мне это очень не нравится, Сэмми! – заявил ее отец, когда она разбудила его утренним звонком в Санта-Монике. Связь была отличной, и казалось, что они были совсем рядом, а не на расстоянии тысячи миль.

– Мне тоже, – согласилась Сэм. – Но я не собираюсь отказываться от профессии, которой посвятила жизнь, и от работы, которая мне нравится. Кстати, на эти деньги я живу.

– Я бы мог помочь тебе...

– Спасибо, папа, я в этом не нуждаюсь.

– Ты нуждаешься в опоре, в мужском плече. Не смею советовать, но...

Бедняга! Он все тоскует по своим не родившимся внучатам, по традиционной индейке на семейных праздниках, по гипотетическому зятю, с которым мог бы делить мужские увлечения вроде бейсбола и гольфа.

Отец громко вздохнул в трубку. Жизнь сложилась совсем не так, как он планировал, ни для него самого, ни для его дочери и сына.

– Я бы не хотел, чтобы с тобой повторилось то, что уже было в Хьюстоне, – мягко заметил он.

– Такого не случится, – заверила она отца, но уверенности в этом не испытывала.

– Там все тоже началось с телефонного звонка на радио. Прости, что я тебе напоминаю.

– Не надо, папа, прошу! Я все это помню... – Голос отчаявшейся девушки снова прозвучал у нее в ушах и вызвал озноб.

– Мой долг – напомнить тебе и предостеречь.

– Не беспокойся, папа, я в порядке. Все на радиостанции готовы меня защищать, и полицию я тоже поставила на уши. Думаю, что этот выродок, позабавившись немного, сменил профиль и занялся чем-то другим. Например, принялся мучить кошек или пугать детвору в парке. Тут полиция его и накроет и упрячет куда следует.

– Не шути с этим, – предостерег ее отец.

– Да знаю я, папа! Это, конечно, не смешно, но я просто пытаюсь поднять тебе, да и себе настроение.

Отец явно колебался, прежде чем решился спросить:

– О Питере по-прежнему ни слуху ни духу? Если он даст о себе знать, то скажи мне. Не надо ничего утаивать от меня.

Саманта закрыла глаза и мысленно досчитала до десяти, как всегда делала, прежде чем солгать отцу. Ей казалось, что после этого ее голос будет звучать более правдиво. Уже десять лет он задает ей один и тот же вопрос и получает от нее одинаковый ответ.

– Нет, папа, новостей никаких.

– Я и не ждал новостей. Спросил лишь на всякий случай... Он ведь твой родной брат и мой сын. А кровные узы связывают на всю жизнь, каким бы человеком он ни был. Когда заведешь своих детей, тогда поймешь.

«Сейчас мне в который раз прочтут лекцию о том, что с каждым прожитым днем я не становлюсь моложе, что биологические часы неуклонно отсчитывают драгоценное время, что у кузины Дорин уже двое детей посещают школу и еще ожидается прибавление в семье».

– Послушай, Саманта. То, что ты уже разок побывала замужем и из этого ничего путного не вышло, совсем не означает, что брак – нечто никчемное. Мы с твоей матерью прожили в браке тридцать четыре года, и, хотя у нас было всякое – плохое и хорошее, я ничуть не сожалею о том времени.

– Я понимаю, папа. Я всегда радовалась, глядя на вас. Ты получил свою толику счастья...

Она опять солгала. Ее отцу пришлось пережить и исчезновение сына, и похоронить жену, и тревожиться теперь за судьбу своей великовозрастной дочери, которая хоть и терпеливо выслушивает его, но никогда не следует разумным советам.

– Я люблю тебя, папа. Ты это знаешь.

– И я тебя люблю, Саманта. Ты тоже знаешь это.

– Ты по-прежнему встречаешься с той милой женщиной, о которой мне рассказывал?

– За партией в бридж и за крикетом. Но «встречаться» – это несколько другой термин, – уточнил ее отец.

– Как профессионал, я могу тебе посоветовать не прекращать этих встреч, какой бы смысл ты им ни придавал.

– Спасибо за бесплатный профессиональный совет, дочка.

– О'кей. Я уже должна бежать. Удачи тебе, папа.

– И тебе тоже. Береги себя. Будь умницей.

Он повесил трубку первым. Это было проявлением тактичности с его стороны. Саманта никогда не могла предъявить ни малейшей претензии своему отцу, ни одной за всю жизнь. И если она выросла такой, какая она есть, то в этом была целиком ее личная вина.

Чувство одиночества вновь завладело ею, едва связь с Санта-Моникой закончилась. Дом ее, такой уютный, показался ей слишком пустым. Взгляд Саманты устремился в окно, за которым плескалось все еще взбудораженное ветром озеро. У ее причала раскачивалась лодка со спущенными парусами, в таком же виде, как ее оставил здесь сосед. Это обещало новую встречу с ним, если Саманта, конечно, того пожелает.


Тай появился на причале только после полудня. Завидев на веранде Саманту, он помахал ей издали бутылкой вина. В другой руке он нес увесистый ящичек с инструментами.

Она помахала ему, чтобы он приблизился. Опять на нем были темные очки, опять его сопровождала собака. Тай поставил бутылку у ее ног.

– Весь вчерашний день я был занят, а потом уже стало темно, чтобы возиться с яхтой. Если бы я знал ваш номер, то предупредил бы, что переношу ремонт яхты на сегодня. А это, – он ткнул пальцем в бутылку, – возмещение за причиненное беспокойство.

– Присутствие вашей яхты у моего причала меня нисколько не беспокоит, – сказала Саманта, и это было правдой. Беспокоил ее этот мужчина, от которого исходило и обаяние, и неосознанное чувство опасности.

Господи! Неужели она уже стала параноиком?

Поставив бутылку явно дорогого рислинга в холодильник, Саманта мельком взглянула на себя в зеркальце, вправленное в антикварный буфет. С неудовольствием она заметила, что ее щеки покраснели, а губы пересохли так, что ей пришлось мазнуть их бесцветной помадой.

«Что за чушь? Ведь он просто сосед, у которого возникли проблемы с мотором», – напомнила она себе.

Саманта спустилась к нему на причал. Тай уже откручивал плоскогубцами какую-то накрепко сварившуюся с металлом гайку. Его рельефные мышцы были напряжены.

Весь набор инструментов был извлечен из ящика и разложен на палубе.

– Все это вы могли позаимствовать у меня, а не тащить такую тяжесть черт знает откуда, – заметила Саманта.

– Возможно, но кто поручится, что у вас найдется гаечный ключ нужного размера или подходящая отвертка? Есть мудрая поговорка: «Все свое ношу с собой». Черт побери! Давно мечтал поплавать под парусом, без шума и бензиновой гари, и вдруг обнаружил, что без двигателя на этой луже не обойтись.

– Обычное заблуждение. Мы все жертвы цивилизации, – сказала Саманта.

– Я – непривередливый человек. Я прост во всех своих желаниях и потребностях, – заявил Тай и занялся ремонтом. Мотор после некоторых его усилий завелся, и сизое вонючее облачко выпорхнуло из-под кормы яхты, отравляя воздух.

«Уж не так он и прост, и не такой уж неумеха», – подумала Саманта. Ей нравилось смотреть на него, впрочем, она одернула себя, заметив, что его пес с таким же пристальным вниманием смотрит на своего хозяина, словно загипнотизированный.

Между тем небо расчистилось, и его голубизна отразилась в озере. Тай посмотрел на мачту, потом перевел взгляд на Саманту.

– Если вы поможете мне, мы бы смогли воспользоваться ветерком и немного развлечься.

– С удовольствием, но предупреждаю: паруса для меня – нечто неизведанное.

– Для меня – почти то же самое, – пожал плечами Тай. – Но я перелистал инструкцию.

Он закатал рукава на рубашке выше локтей, обнажив выпуклые бицепсы.

– Если вы будете крепко держаться за это милое бревно, пока я буду натягивать парус, то, даю гарантию, мы не перевернемся. У вас хватит сил?

– В колледже я немного занималась поднятием тяжестей.

– Глядя на вас, этого не скажешь, но все-таки давайте попробуем. Одному мне не справиться.

Они оба сосредоточились на своих участках работы, да так, что изрядно вспотели.

– Кажется, мы справились, – сказал Тай просто, без какого-либо торжества, когда яхта снялась с места, поймав в паруса ветер.

Он немного сдвинул темные очки, только лишь чтобы отереть пот со лба, застилавший взгляд, но Саманта успела заметить, какие у него выразительные, излучающие доброту карие глаза.

– Спасибо, – коротко поблагодарил Тай и снова скрыл глаза за очками.

– Всегда к вашим услугам, – улыбнулась Саманта. Его белоснежные зубы сверкнули в добродушной ответной улыбке.

– Надеюсь, помощь не будет нужна мне постоянно. Но я буду рад обратиться к вам при случае. Угадайте, какой самый счастливый день был в жизни прежнего владельца этой яхты?

– Когда он продал ее вам, – предположила Саманта.

– Блистательный разум. Соответствует вашей внешности.

– Не расточайте мне комплиментов, а то ваш рейтинг сразу упадет, – предупредила Саманта. – Лучше молча покажите ваше искусство кораблевождения и причальте к берегу. Ваш рислинг вполне охладился, и мы можем проверить, каков он на вкус.

– У меня еще есть запас вина здесь на лодке, и оно не успело согреться. Есть также чем открыть бутылки и есть из чего пить. Зачем возвращаться на берег?

– Простите, но это уже насилие над личностью. Можно счесть это пиратским похищением.

– Еще раз подумайте, прежде чем настаивать на возвращении, – посоветовал Тай. – Я могу, конечно, повернуть лодку назад и кое-как причалить. И мы расстанемся друзьями...

Ветерок, надувая парус, медленно отдалял лодку от берега. Если сейчас нырнуть с палубы в воду, то можно без труда даже в одежде проплыть пятьдесят ярдов до причала.

А нужно ли сбегать? И от чего? Мир и покой царили на озере. Если бы все насильники и маньяки были такими симпатичными, мирными, цивилизованными мужчинами, каким бы странным, но приятным местом оказался бы наш мир. Тем более что он наконец снял со своих глаз эти надоевшие уже очки. Саманта мгновенно растаяла под пристальным мужским взглядом. Зачем он прятал такие красивые глаза под черными стеклами? А его зубы, сверкнувшие в мимолетной улыбке... они были безупречны.

Беззаботные рыбки, вероятно играя в салочки, плеснулись на водной глади. Почему бы не последовать их примеру и не отдаться простой игре, где неважно, кто станет победителем?

– Соседка отзывалась о вас с восторгом, – призналась Саманта. – Только затруднялась описать вашу внешность – то ли Харрисон Форд, то ли Том Круз... Еще ей вспоминался Кларк Гейбл.

– О боже! Она смотрит слишком много фильмов. Вас она тоже кое с кем сравнивала.

– С кем же? Надеюсь, тоже с кем-нибудь из кинозвезд? Она добрая женщина и, кажется, относится ко мне со всей душой.

– Она жалеет, что вы одиноки...

– И советует кое-кому воспользоваться моим одиночеством? – Всплеск эмоций Саманта постаралась замаскировать иронией.

– Я и последовал ее совету.

Сказал он это серьезно или тоже иронизировал?

Наступило время задавать вопросы, но этого ей делать не хотелось. Тепло, исходившее от нагретой солнцем палубы, обволакивало Саманту, а бесшумное движение лодки под парусом почему-то освобождало ее от всех тревожных мыслей.


Глава 10


– Что ты подразумевал, сказав: «Это все по твоей вине?» – спросил Монтойя, допив свой кофе и ловко запустив смятый бумажный стаканчик, минуя голову Рика, в мусорную корзину.

– Не знаю... пока. Они такие разные. – Рик поморщился, когда мимо него пролетел тугой шарик. – Эти ночные бабочки... Их ничто не связывает...

– С тем типом, который капает на мозги доктору Сэмми? – подхватил его мысль Монтойя. – Ты так считаешь? Не стоило бы надавить на эту ученую дамочку посильнее?

– Я не могу давить ни на нее, ни на кого-либо еще, и ты это знаешь. Я подвешен на тоненьком волоске, и большая удача, что мне поручают хоть какую-то работу.

– Это несправедливо. С твоим опытом...

– С опытом, приобретенным в Лос-Анджелесе, о котором полиция по всей стране отлично осведомлена.

– Один дурацкий эпизод не может заляпать дерьмом весь твой послужной список!

Конечно, Монтойя был прав. Двадцать лет службы в Лос-Анджелесе, самом горячем в смысле преступности городе США, кое-что значили. Но однажды Рик среагировал слишком поспешно на пистолет, направленный, как ему показалось, на его напарника двенадцатилетним мальчишкой в нашпигованном преступными элементами квартале.

Мальчишку Рик убил одним выстрелом, а пистолет оказался всего лишь детской игрушкой. Родители вправе были подать иск, что они и сделали. Бентсу определили испытательный срок, который он не выдержал, слишком увлекшись спиртным.

Ему грозило увольнение из полиции без пенсии, если бы не сердобольный шеф из Нового Орлеана, который предложил взять его к себе временно под свою личную ответственность. Причем под ее строжайшим личным надзором. Таковы были условия.

– Не хорони себя слишком рано, – посоветовал Монтойя. – И не просиживай штаны зря в кабинете, а используй свободное время, положенное тебе, как и нам всем, на полную катушку. Тем более что Кристи свалилась с твоей шеи и теперь вволю веселится в общежитии колледжа.

Опять же Монтойя был прав. Кристи нашла себе более приятный дом, чем он мог предоставить ей. А лишь она одна осталась напоминанием, что у него когда-то была семья.

Его жена Дженнифер уже умерла. Она развелась с Бентсом, как все толковали, из-за его чрезмерной занятости на работе и ушла к другому мужчине. Ее нелепая гибель в автокатастрофе вместе с этим мужчиной вернула Бентсу дочь, а также возложила на его плечи тяжкое бремя растить и воспитывать современную девчонку. На рабочем столе Бентса всегда были две фотографии в разных рамках, где единственное его сокровище улыбалось ему – Кристин в пятилетнем возрасте, заснятая в детском саду у песочницы, и восемнадцатилетняя девушка у входа в колледж в Батон-Руж. Мысли о дочери отвлекли Бентса от торопливой, как всегда, речи Монтойи. Пожалуй, он пропустил целый период и услышал только окончательный вывод.

– Значит, не исключается вероятность того, что парню заплатили, чтобы попугать «мозгоправа» ради рекламы?

– Такое возможно, – пожал плечами Рик. – Ну а если за парнем стоит кое-что пострашнее?

– Что именно?

– Что он на чем-то сильно свихнулся.

Бентс рассматривал снимки банкнот с выколотыми у Бенджамина Франклина глазами, и в который раз ему становилось не по себе. Не хотелось думать, что убийца двух проституток имел наглость выползти из тени, чтобы вслух заявить о себе по радио.

– Анализы семени во влагалище обеих женщин сходны. То же и с мужскими лобковыми волосками. Его уже можно причислить к серийным убийцам, если посчитать пару трупов за серию. Он не боится оставлять отпечатки пальцев, не пользуется презервативом – значит, не имеет судимостей, не служил в вооруженных силах, о нем нет ничего в архивах.

В обоих случаях мы нашли на месте преступления рыжеватые волоски, но синтетические. Зачем-то ему понадобился рыжий парик. Ни одна из жертв, судя по опросам, рыжим париком не пользовалась, даже в своих эротических спектаклях.

– Возможно, убийца надевал на них парик, принесенный с собой, а потом забирал его.

– Вещь многократного использования? Экономный парень. Впрочем, на стодолларовые банкноты он не скупился.

– Парик ему был нужен для одной цели! – воскликнул Бентс, удивляясь, как это ему раньше не пришло в голову, и, вероятно, посыл его мысли на расстоянии был настолько силен, что и Монтойя тут же догадался.

– О боже! Он хотел, чтобы труп походил на доктора Сэмми?

– Это всего лишь гипотеза, – охладил восторженный порыв напарника Бентс. – Надо заняться весьма нудной работой – выяснить, где производятся и продаются рыжие парики, и поискать в архиве, фигурируют ли они в других делах об убийствах.

– Кое-что мы сможем выудить из трясины, – без особого энтузиазма согласился Монтойя. – Пока я постарался вывернуть наизнанку всю подноготную Генри – бывшего муженька Чери Бельчампс. Оказывается, он до сей поры аккуратно выплачивал взносы по ее страховому полису, и теперь получит кругленькую сумму в пятьдесят штук.

– Где он был, когда убили вторую жертву?

– В кровати у себя дома.

– Один?

– Ну да! Нет, конечно. Он заимел подружку, которая клянется, что ее трахали всю ночь, причем парень был один и тот же. Половой гигант. На нее у нас имеется лишь всякая мелочовка – пара приводов за пьянство и скандалы в общественных местах и один раз за кражу в универмаге. Ну, и нашли у нее кокаин – правда, немного. В общем, чистенькая девчонка, и, похоже, Генри выпутается, раз у него такое твердое алиби.

– Дерьмо, к сожалению, не тонет, – буркнул Рик мрачно.

– Но даже со своим алиби он может быть причастен к делу. Ради большого куша он вполне мог нанять киллера и поручить обставить сценку как надо – подделаться под маньяка и запудрить нам мозги.

– А зачем ему второе убийство? Еще больше нас запутать? Или это уже объявился гаденыш-подражатель?

В кармане Монтойи дал знать о себе пейджер. Ему пришлось долго его извлекать из слишком тесных обтягивающих джинсов. Занимаясь этим, он успел еще обменяться несколькими репликами с Бентсом:

– Все же я бы не исключил полностью из расклада бывшего муженька. Но к Розе Джиллет ниточка от него никак не тянется.

– Тем более к доктору Сэмми. Кроме рыжего парика. Тут что-то есть, – сказал Бентс. – Но боюсь, что скоро ФБР подставит нам дружеское плечо и потихоньку оттеснит нас от расследования.

– Жаль. Мне было бы интересно...

– Может, тебе представится что-то более интересное. – Бентс кивнул на пейджер: – Тебя вызывают. Поторопись.


Звуки ночи проникали в хижину, и он вслушивался в эту природную симфонию с нарастающим вожделением. Квакали древесные лягушки, плескались, ловя насекомых, хишные рыбы, проплывал, как атомный ракетоносец, разгоняя водный мир, аллигатор, бесшумный, но иногда заставляющий своим прикосновением дрожать подгнившие сваи убежища, где он, чужой в городе, неприкаянный и никому не нужный, чувствовал себя как дома. Никто из людей не доберется сюда по своей воле, никто не нарушит его уединения.

Но желание начать охоту нарастало в нем. Оно было непреодолимо. Оно подстегивалось болотной симфонией. Он знал, что ему надо быть осторожным, как истинному охотнику. Не всякое животное можно убить с первого раза, не каждую рыбу поразишь одним ударом остроги. Кто-то способен огрызнуться и укусить, а он не терпел вида собственной крови.

Он очень аккуратно обращался со стеклянными гранями своих четок, оттачивая их до остроты бритвенного лезвия, и, сдавливая петлю на горле слабой жертвы, ни разу не порезался сам, чем и гордился.

Сейчас он вспоминал о женщинах, которых убивал, о том, как до их глупых мозгов доходило наконец осознание того, что их убивают, что жить им осталось совсем немного. Его штаны прямо лопались от эрекции, вызванной этими замечательными воспоминаниями. Ему не нужно было смотреть по видео что-то подобное. Он был и режиссером, и актером великого порнофильма.

И как у талантливого режиссера, развязка всегда откладывается до финала. До того момента, когда задушевный голос доктора Сэмми преобразится сначала в возмущенные вопли, потом в мольбы о помощи, потом в стоны удовлетворенной самки, а уж в конце в крики предсмертной агонии.

До этого еще надо немного поохотиться. Он с сожалением начал собираться, покидая свое уютное убежище.


Глава 11


Mелани в ярости надавила на кнопку, отключив мобильник, и, резко нажав на газ, вихрем пролетела по виражам подземной автостоянки. Ее раздражало абсолютно все – и то, что кондиционер в машине вышел из строя, и что начало недели выдалось на редкость неудачным, и воцарившаяся в городе погода.

Установившаяся в Новом Орлеане влажная жара, автомобильные пробки и испорченный кондиционер словно объединились и с начальством Мелани, молча и неопределенно улыбающимся ей, и с Триш Лабелль, вдруг переставшей откликаться на ее телефонные вызовы, чтобы досадить ей. Пот градом тек с Мелани. Он подпортил ей с таким старанием наложенную косметику, пропитал обтягивающий бюст топик так, что ткань прилипла к коже, а вдобавок еще и струился между ног под трусиками, вызывая зуд.

Почему никто не торопится продвинуть Мелани на ступень выше, на место, которое она давно заслужила —и своими способностями, и усердием? Она заменяла Саманту, когда та прохлаждалась в Мексике, и уж тем более могла заменить ее сейчас. И телефонный маньяк бы сгинул, и скандальное расследование увяло бы на корню.

А повышение рейтинга? Плевать! Дайте Мелани микрофон на пару-тройку вечеров, и рейтинг станет выше, чем встает кое-что в штанах у ее нового дружка. За Мелани была молодость, энергия, выдумка, а что за Самантой? Скучная рассудительность и еще мрачная история, о которой сейчас ей вовремя напомнили. Если Мелани не предоставят время у микрофона, которое сейчас тратит с малой пользой Саманта, то, разумеется, ей придется перекинуться к конкурентам, и с Триш Лабелль они составят отличную пару.

Только вот почему-то Триш тоже тянет резину. Ведь, по идее, она просто должна была прыгать от счастья до потолка, когда ближайшая помощница ее ненавистной конкурентки предложила наладить с ней контакт. Пусть пока Триш отмалчивается, но Мелани не из тех, кто отказывается бить в стену, даже если там не известка, а затвердевший цемент.

Упорства ей не занимать. Если не проходит план А, у Мелани наготове план Б. Только надо обсудить его со своим дружком и получить от него «добро». Дружок знает, как ей помочь. Лишь бы он поскорее откликнулся на ее зов.


У Саманты от волнения потели ладони и сердце колотилось в груди, когда она занимала привычное место в кабине у микрофона. Напрасно она убеждала себя, что для страха нет оснований.

Почти неделю «Джон» не давал о себе знать. Или он сдался, или ему наскучили его собственные мрачные шуточки? Может, он покинул этот город?

А может, выжидает чего-то? Нужного момента, чтобы удар точно попал в цель? А какова его цель?

«Остановись, Саманта! Набери в легкие воздуха, вздохни-выдохни и успокойся. Благодари бога, что он молчит», – приказала она себе.

И все же не только Саманта, но и остальные ее коллеги пребывали в напряжении и будто бы чего-то ждали. Гатор и Роб отпускали шуточки по поводу ее «дружка-невидимки». Элеонор ворчала и ныла. Мелани восторженно откликнулась на то, что поломалась, как ей казалось, устоявшаяся рутина и грядут какие-то изменения. У нее даже глазки стали гореть ярче, чем обычно.

Ну а Джордж Ханна занимался подсчетом рейтинга и отмечал каждую десятую долю процента, на которую тот повысился. А теперь рейтинг начал чуть-чуть снижаться. Без звонков «Джона» он постепенно вернулся к прежней цифре. Саманта была довольна, что нездоровый интерес к ее передаче спал, а Элеонор и Джордж, словно утешая ее, в один голос твердили, что «Джон» еще обязательно объявится. Правда, Элеонор, кривя душой, изображала из себя этакую добрую тетушку и все валила на хозяина радиостанции, а сама вроде бы сочувствовала своей подчиненной.

– Давай будем надеяться, что «Джон» не позвонит, – бесстыдно лгала она, явно рассчитывая на обратное.

В глубине души Саманта очень надеялась, что «Джон» снова захочет завести с ней разговор. Ей нужно было снять покров с тайны, проникнуть в черную дыру, которая была в его сознании. Почему он затеял эту игру? Почему именно с нею? Кто он? Как психиатру, он был ей интересен. Как женщине, одиноко живущей на окраине города, – представлял угрозу. Но и в страхе есть особый соблазн.

Закрывшись в кабинке, Саманта проделала обычную процедуру – надела наушники, поудобнее устроилась на стуле, отрегулировала контроль на пульте, проверила микрофон и бросила взгляд на соседнюю кабину.

Там Мелани, поколдовав над кнопками, подняла вверх большой палец, показывая Саманте, что готова принимать звонки. Тим был рядом с нею. Он наклонился к Мелани и что-то сказал ей, от чего та рассмеялась, потом вскрыл баночку диетической кока-колы. Саманта не могла слышать их разговор, и это неприятно на нее подействовало. Не отпустил ли Тим шуточку по ее поводу? Или она теперь уже во всем ищет подвох?

Последние несколько вечеров Саманта в передачах избегала таких тем, как грех, наказание и раскаяние, и вернулась в дискуссиях к проблемам взаимоотношений в семье и вообще между людьми, для чего по замыслу с самого начала и предназначалась ее программа. Теперь она вышла на тот нормальный уровень, что существовал прежде, до звонков пресловутого «Джона».

И все же какое-то грозовое облако сгущалось вокруг Саманты, как только она занимала привычное место у микрофона в своей кабинке.

Мелани подала ей еще один безмолвный сигнал, и тут же звуки музыки и голос Джона Леннона заполнили кабину. Аккорды «Вечера трудного дня» мягко затихли, и настал черед Саманты выходить в эфир.

– Добрый вечер, жители и гости Нового Орлеана. С вами опять, как всегда в этот час, я, доктор Сэмми, в программе «Полуночные исповеди». Я готова выслушать все, что вы скажете, если вы, в свою очередь, готовы поделиться со мной своими мыслями. Подумайте, не торопитесь. У нас в запасе немало времени, а пока я кое-что расскажу о себе, и это, может быть, подскажет вам, на какую тему нам сегодня стоит завести беседу.

Саманта поменяла позу и положение микрофона на гибком стержне, и ей показалось, что слушатели почувствовали, как она ищет правильную интонацию, как, подобно им, готовится к доверительному разговору.

– Пару дней назад я говорила по телефону со своим отцом. Он был далеко от меня. Он живет на Западном побережье, в Калифорнии. Мы с ним давно не виделись, только общаемся по телефону. Но и это общение, пусть через кабели или радиоволны, все равно вызывает во мне ощущение родственной связи, и каждый раз, когда я слышу его далекий, иногда искаженный помехами голос, мне сразу хочется быть с ним рядом, помочь в чем-то, а ему, наверное, приласкать меня, хотя мне уже за тридцать и...

Все индикаторы телефонных линий засветились почти одновременно. Вступление «доктора Сэмми» захватило слушателей.

Уже первая позвонившая женщина, чья мать с трудом восстанавливалась после инсульта, взахлеб начала рассказывать, как ей пришлось разрываться между собственной работой, детьми, мужем и долгом по отношению к той, что произвела ее на свет. Следующим был озлобленный подросток, который отрицал все родственные связи, считал, что «предки» никогда его не поймут, а когда он вырвется из дому, то даже звонить им не будет.

Дискуссия шла своим чередом, и Саманта, изредка вставляя свое мнение и направляя разговор в нужное русло, постепенно расслаблялась. Она позволила себе глотнуть крепкого кофе и почувствовала, что недавний мандраж оставил ее. На третьей линии засветился сигнал. Мелани пропустила в эфир звонок девушки, назвавшейся Анни. Саманта нажала кнопку:

– Привет, я доктор Сэмми. Представьтесь, пожалуйста, нам всем.

– Я – Анни. – Это был почти шепот, но все-таки голос показался Саманте знакомым. Возможно, Анни раньше уже звонила на радиопередачу.

– Чем тебе помочь, Анни? Или ты хочешь что-то рассказать нам?

– А вы разве меня не помните? – спросила девушка. У Саманты пробежал озноб по телу.

– Простите... если бы вы могли мне напомнить...

– Я прежде тоже вам звонила.

– Когда? – Саманте почему-то показалось, что вместе с нею вся радиоаудитория затаила дыхание.

– Давно. А в этот четверг мой день рождения. Мне бы исполнилось двадцать пять лет.

– Вот как! – произнесла Саманта нейтрально, но кровь у нее похолодела.

– Помните, я звонила вам девять лет назад, также на радиостанцию. И вы меня не стали слушать... Поскорее постарались отделаться от меня.

– О боже!.. – вырвалось у Саманты, и это восклицание разнеслось по радиоволнам. Прошлое ожило, как в кошмарном сне.

Анни Сигер? Этого не может быть. Черный занавес, которым Саманта закрыла в памяти события девятилетней давности, вдруг стал приподниматься.

– Вы должны мне помочь! Вы – врач, вы обязаны... Только на вас я надеюсь.

У Саманты пересохло горло, но все-таки она задала вопрос, но голос ее прозвучал в эфире едва слышно и жалко:

– Кто вы?

Ожидая ответа, Саманта повернула голову в сторону и бросила взгляд на соседнюю кабину. Там Мелани воздела руки вверх, словно недоумевая, как она пропустила подобный звонок. А у Тини лицо стало каменным.

– ...А вы мне не помогли... – лился в наушники Саманты и в радиоэфир обвиняющий голос.

– Я спросила, кто вы, Анни? Пожалуйста, назовите свое полное имя. – Говоря это, Саманта уже держалась из последних сил. Ее руки стали липкими от пота.

Щелчок, и линия умерла.

Анни Сигер...

Нет! Нет!

Сидя в стеклянной будке возле микрофона, Саманта, словно подхваченная штормовой волной, перенеслась в прошлое.

Тогда погибла девушка. Вероятно по ее вине. Она отказала ей в помощи или не смогла помочь. Темная и страшная своим финалом история. Девушка умерла, и разве смерть – не порог, из-за которого уже нет возврата?

– Саманта! Саманта! Я тебя отключила. Очнись! – донесся до нее как будто издалека голос Мелани, а на самом деле ассистентка трясла ее, обхватив цепкими руками. С помощью Тини она подняла Саманту со стула и вытащила из замкнутого пространства стеклянной кабинки.

Мелани сорвала с нее наушники, надела на себя и устремилась к микрофону, резко отдав команду Тини:

– Выведи ее отсюда и приведи в чувство.

– Подожди минутку. Я в порядке, – неуверенно пробормотала Саманта.

– Вряд ли. Рисковать не стоит.

Мелани решительно дала знак Тини, чтобы тот увел Саманту из студии, а сама склонилась к микрофону. Мгновенно она преобразилась и обрела удивительное спокойствие. После щелчка тумблера ее голосок, гладкий, как шелк, впился в жаркую луизианскую ночь.

– Простите нас за вынужденный перерыв в передаче. Пожалуйста, будьте к нам снисходительны. У нас возникли некоторые технические проблемы, но теперь все в порядке.

Заранее благодарю за проявленное вами терпение. «Ночные исповеди» вместе с доктором Самантой Лидс вернутся в эфир через несколько минут, а пока прослушайте сводку погоды.

Со знанием дела Мелани распорядилась кнопками, поставив нужные записи, чтобы они шли без перерыва – сначала погода, потом парочка реклам.

Саманта, стоя в полутемном холле, постепенно приходила в себя. Осознав, что она, вся дрожа, крепко прижимается к Тини, Саманта поспешила отстраниться. У нее было ощущение, что она только что вернулась из путешествия в прошлое. Выпрямившись и сделав несколько глубоких и резких вдохов и выдохов, Саманта настроила себя решительно и агрессивно. Она не должна поддаваться трюкам подлого маньяка. Ему не удастся сломить ее.

– Что это за девчонка тебе звонила? – участливо спросил Тини.

– Не знаю. – Саманта отерла запястьем пот со лба и бессильно прислонилась к стене.

– Но ее имя тебе знакомо?

Не знаю почему, но она хотела сделать мне больно.

И, кажется, добилась своего, – печально произнес Тини. – Она назвалась Анни, и тут ты, по-моему, сразу сошла с катушек...

Тини был встревожен, но одновременно его одолевало любопытство.

– Да... но в это невозможно, немыслимо поверить... – жалко пробормотала Саманта.

– Во что?

Руки Тини невольно опять потянулись к ней, чтобы обнять ее, успокоить, но он удержался и засунул их глубоко в карманы.

– Анни Сигер звонила мне на радио, когда я работала в Хьюстоне. Давным-давно, девять лет назад. И уже девять лет, как она мертва.

– Что?! – Тини устремил на Саманту полный изумления взгляд.

Казалось, это было только вчера. Саманта вспомнила, как нажала кнопку, традиционно представилась и выслушала робкое, сбивчивое признание совсем юной девушки в том, что она беременна и что ее положение ужасно. Тон исповеди был эмоциональным, взвинченным, звонившая – сама еще почти ребенок – явно была напугана до смерти.

– Анни звонила несколько ночей подряд, спрашивая совета.

Воспоминание об этих звонках всегда вызывало у Саманты щемящую боль. Хотя Анни требовала советов от Саманты, в то же время любой ее совет она с ходу отвергала, заявляя, что ей не с кем поделиться своими проблемами и никто помочь ей не в состоянии – ни родители, ни священник, ни отец ее ребенка.

– Я пыталась хоть как-то поддержать ее, но кончилось тем, что она покончила с собой.

– Ты считаешь себя ответственной за ее смерть? – осторожно осведомился Тини.

– Семья Анни обвинила в этом меня.

– Тяжко тебе пришлось...

– Очень, – Саманта потерла пальцами виски. Казалось, что кровь в сосудах пульсирует с грохотом морского прибоя.

«Надо держаться, надо овладеть ситуацией, надо продолжить пере дачу», – уговаривала она себя.

Мелани выпорхнула из аппаратной в холл и предупредила:

– У тебя есть еще шестьдесят секунд до выхода в эфир. Ты в порядке?

– Нет, – призналась Саманта, и ее обожгла страшная мысль. «Боже, я теперь никогда не буду в порядке, не стану прежней Самантой Лидс, опытной и уверенной в себе, дающей нуждающимся советы. Но я справлюсь», – тут же заставила она себя добавить.

– Элеонор на второй линии. Хочет переговорить с тобой, – сказала Медани.

– Уже нет времени.

– Она в ярости.

– Представляю. Скажи ей, что я поговорю с ней после шоу.

– А чем тебя так проняла эта девица? – поинтересовалась Мелани, когда Саманта уже заняла место у микрофона. – Подумаешь, какое дело, назвалась Анни. Что тут такого?

– Твое дело – просеивать звонки, а ты опять прокололась! – рявкнула на нее Саманта.

– Не злобствуй! – в свою очередь, рассердилась на нее ассистентка. – Я записала ее вопрос. Она не говорила таким странным фальцетом, как с тобой, а нормально рассказала, что у нее сложности со свекровью и она хочет получить от тебя совет. – Мелани как бы свысока взглянула на своего босса, с сомнением посмотрела на дрожащие пальцы Саманты. – Давай так – или ты возьмешь себя в руки и выбросишь из головы то, что тебя так потрясло, или я дальше продолжу передачу. Ты ведь знаешь, я не подведу. Пока ты была в Мексике, проколов не случалось.

– Я справлюсь, – процедила Саманта, стиснув зубы. – Но спасибо тебе за помощь и сочувствие.

Личико Мелани озарила улыбка, которую можно было растолковать как угодно.

– Я коренная южанка, а мы, южане, всегда готовы встать на место павшего, как бывало в Гражданскую... Мои предки были в родстве с Джефферсоном Дэвисом, и мои гены оттуда...

– Ты мне не раз уже об этом говорила, но пока рано заполнять ряды, – осадила ее Саманта. – У нас потерь нет. Пожалуйста, записывай все звонки без исключения.

И ты тоже, – обратилась Саманта к Тини, – будь предельно внимательным. И, пожалуйста, успокой Элеонор. Наплети ей что угодно, но пусть она сидит тихо. Через пятнадцать минут я перед ней отчитаюсь.

Мелани изменила высоту крепления микрофона под себя, и Саманте пришлось это исправить. В кабинке еще ощущался запах изысканных духов Мелани, далекого потомка великого мятежника Джефферсона Дэвиса, но это была лишь маленькая неприятность по сравнению с воскрешением из мертвых Анни Сигер.

– О'кей, доктор Сэмми опять в седле. Извините за наш маленький переполох. Тут виновата погода, а вернее, электрические токи пронизывают атмосферу Нового Орлеана и влияют как на нашу технику, так и на наши нервы. Вы это тоже ощущаете на себе, не правда ли?

«Боже, что я несу?» – подумала Саманта, но продолжила с профессиональным апломбом:

– Давайте возобновим разговор с того места, где он прервался. Мы говорили о родителях, которые нуждаются в нас или вмешиваются в нашу жизнь, хотим мы того или нет. Мой отец, например, прекраснейший человек, но он никак не может понять, что я уже давно взрослая самостоятельная женщина. Уверена, что у многих из вас имеются те же проблемы.

Телефонные линии ожили мгновенно и словно взбесились. Непредусмотренный перерыв явно подстегнул интерес слушателей. Радиослушатель, позвонивший на первую линию, отрекомендовался как Тай.

Мгновенно в мозгу Саманты всплыл образ ее недавнего знакомого – мужчины с рекламной улыбкой и глазами, в которых пряталось нечто, неподдающееся прочтению. Но она не желала даже допустить и мысли, что это ее сосед. А если так, то почему он был следующим в очереди за женщиной, изображавшей из себя восставшую из гроба Анни?

– Что я могу сделать для вас, Тай? – спросила она, стараясь не замечать, как ее ладони снова стали липкими от противного пота. – У вас тоже проблемы с родителями? Или, наоборот, с вашими детьми?

– Моя проблема немного в стороне от заданной темы, но я надеюсь, что вы все же поможете мне. Она лежит, так или иначе, в области взаимоотношений между людьми.

– Я постараюсь вам помочь.

Теперь Саманта уже не сомневалась, что это тот самый Тай, но принесло ли это ей облегчение? И, главное, куда он клонит?

– Я недавно поселился на новом месте, и моей соседкой оказалась женщина, которой я очень заинтересовался.

Он произнес это без тени юмора, на полном серьезе, но Саманта поняла, что он разыгрывает маленький спектакль, чтобы поддержать ее, и с благодарностью включилась в игру.

– А как вам кажется, интерес обоюден?

– О да! То есть я так думаю, но она внешне – сплошной лед. Я уж даже попробовал растопить эту ледышку пиратским способом – заманив ее на яхту, но только мы отчалили, она пригрозила, что выбросится за борт.

Губы Саманты невольно раздвинулись в улыбке.

– А может, это все игра с ее стороны?

– Не знаю. Но тогда она блестящая актриса. Уж слишком она убедительно изображает и холодность, и недоверие, и даже страх.

– Вот как! А не думаете ли вы, что она не торопится потому, что хочет узнать вас получше? Вы ведь непрозрачный. Мало ли что таится у вас внутри. Если у нее уже был отрицательный опыт или ей есть чего опасаться... Раскройтесь, постарайтесь, по возможности, стать прозрачным. Не бойтесь. Часто мужчины ошибаются, думая, что в маске им легче завоевать женщину, чем с открытым лицом. А мы, женщины, ценим доверие и падки на искренность. Но приготовьтесь, Тай, – ступени лестницы, которую вы намерены одолеть, будут крутыми.

– На одну я шагнул, поставлю ногу и на вторую.

Саманта, как вдохнула, так и не смогла выдохнуть, сама не понимая, какое чувство ею овладело – восторг или страх от самоуверенного заявления Тая.

Пауза угрожающе затянулась. Радиоэфир легким шорохом давал о себе знать в ожидании продолжения или окончания разговора.

– Желаю удачи, Тай, – с усилием заставила себя произнести Саманта и, не сказав положенное «спасибо за звонок», переключилась на другую линию.

Огоньки на пульте мигали, как на посадочных полосах аэродрома О'Хара.


Глава 12


– Привет, я доктор Сэмми! Говорите, вы в эфире.

– Привет, я Терри. Эй, вы, доктор! Кто этот парень, с которым вы так долго болтали? Это ваш дружок, что ли?

Саманта повернула голову и увидела Мелани в соседней кабине. У той был непроницаемый вид. Отцеживает она звонки или нет? Может, ей нравится, что Саманте приходится туго в этот вечер?

– У вас есть какой-нибудь вопрос ко мне по поводу взаимоотношений между родственниками? – уклонилась она от ответа на вопрос слушателя.

– А что это за Анни? Она тоже ваша знакомая? Вы что, устроили на радио дружеские посиделки?

Мелани встретилась взглядом с Самантой и пожала плечами – я, мол, не виновата.

– Может быть, мы все-таки вернемся к теме нашей передачи? – настаивала Саманта.

– Ладно. Я бы хотел узнать, как мне справиться с моим сынишкой. Ему еще нет двенадцати, а он уже меня достал.

– Каким образом?

Терри выдал полную информацию о подростке, и это заняло три минуты, в то время, как все остальные линии мигали в нетерпении. Едва Саманта закончила с Терри, как на нее обрушились вопросы по поводу задыхавшейся от волнения девушки, назвавшейся Анни, и почему после ее звонка передача оборвалась.

Саманта на эти звонки отвечала, как попугай, одними и теми же безликими фразами, и эти последние минуты выкачали из нее все силы, подобно мощному насосу.

Она сняла наушники, как воин после жестокой битвы снимает с головы помятый в поединке шлем, и пробкой вырвалась из душной, пропахшей ее потом кабины.

Тини и Мелани уже готовились к следующей передаче.

– Есть у тебя понятие долга и профессиональных обязанностей? – накинулась она на помощницу. – Почему ты не фильтровала звонки?

– Их была сотня, если не больше. Особенно после перерыва, – Мелани попятилась от напиравшей на нее Саманты.

– Там начался просто сумасшедший дом. Всех заинтересовала Анни, – внес свою лепту совсем некстати Тини.

– Вы все звонки записали?

– Все до единого. Некоторые были анонимными, но все зафиксировано на пленке. И идентифицированы все телефоны, с которых поступали звонки.

Тини запустил изображение на экране компьютера, и по нему поползла вереница номеров и имен.

Саманта ткнула пальцем в имя Анни. Слева от него значился номер уличного телефона-автомата. Конечно! Кто будет звонить с подобными гадостными намерениями со своего домашнего телефона?

Мелани услужливо протянула ей бумажную ленту с распечатками номеров.

– Для полиции? – спросила она.

– Мне на память! – отрезала Саманта.

– А что вообще происходит? – Мелани изобразила на лице выражение, свойственное мадоннам, не ведающим, откуда у них появился ребенок, от плотника Иосифа или от Святого Духа. – По-моему, я имею право знать. Раскалывайся, Саманта. Кто такая Анни? Она вела себя так, будто вы давно знакомы, но ты, кажется, этому не рада.

– Я хочу прослушать ее заявку. То, что она говорила, прежде чем ты соединила ее со мной. Ты вроде сказала, что у тебя есть запись.

– Да, но...

– У меня есть, – вмешался Тини. – Дайте мне минуту. Он принялся перематывать бобины.

– Вот она!

После вопроса, заданного Мелани, прозвучал женский голос. «Меня зовут Анни. Я бы хотела посоветоваться с доктором Сэмми по поводу моих отношений со свекровью. Она вмешивается в нашу с мужем семейную жизнь». – «Ждите у телефона. Я соединю вас через минуту», – заявила Мелани, а затем повторился тот ужасный разговор.

Кожа Саманты покрылась мурашками.

Тини поспешил остановить ленту. От него, как и от Мелани, не укрылась реакция Саманты на воспроизведенную запись. Теперь они оба ждали от нее объяснений.

– Я не знаю, кто эта позвонившая мне девушка, но она точно не Анни Сигер. Кому-то по неизвестной причине понадобилось притвориться ею и напомнить о давней трагедии. Однако хоть это и полнейшее безумие, но ее голос показался мне знакомым, и я даже вдруг подумала, что мне звонят с того света. Было такое мгновение... Наверное, я потеряла контроль над собой. Но голос был удивительно похож.

– На голос той Анни? – поинтересовался Тини;

– Да, да... Я испугалась, что вот-вот сойду с ума. Сейчас я, конечно, понимаю, что это всего лишь подлый, кощунственный розыгрыш.

– Очередной розыгрыш. Подобный тем, что проделывал этот психованный «Джон».

– О нет. Тут совсем другое, – возразила Саманта, и в ее памяти всплыли те страшные, исполненные нервного напряжения ночи, когда Анни изводила себя и Саманту регулярными звонками на радиостанцию в Хьюстоне, добиваясь от врача сама не зная чего, когда рейтинг передачи взмыл вверх, подобно космической ракете, когда имя доктора Сэмми было у всех на устах и когда, наконец, беременная девушка добровольно ушла из жизни.

Было ли это непростительным промахом Саманты, неверно просчитавшей ситуацию? Были ли какие-то намеки на то, что Анни склонна к самоубийству, а Саманта их не распознала? Сколько раз с той поры она задавала себе эти мучительные вопросы. Как много ночей она провела без сна, прокручивая в голове эти диалоги, и в ушах вновь и вновь звучали истерические возгласы и всхлипывания отчаявшейся девчонки.

Чувство вины давило на Саманту, как пласты могильной земли. Она терялась в догадках, что она упустила и почему не смогла помочь Анни.

– Конечно, здесь все иначе, ведь на этот раз звонила женщина, и «Джон» тут ни при чем, – заявила Мелани. – Не вижу здесь никакой связи.

Саманта удивленно посмотрела на помощницу, но потом сообразила, что та ничего не знает про историю Анни Сигер и не слышала разговор Саманты с Тини в холле. Ведь она в то время находилась в аппаратной.

Тини взял на себя задачу разъяснить ей ситуацию:

– Саманта считает, что какая-то сволочь вздумала притвориться девчонкой, звонившей ей когда-то в Хьюстоне, а потом покончившей с собой.

Мелани отшатнулась в ужасе:

– Что? Покончила с собой? Значит, она мертва? Кому же на ум могло прийти такое? Эта девка, что звонила, явно больна... Только психопатка способна на такие шуточки.

– Шуточки – это не то слово. Боюсь, что дело принимает дурной оборот, – хмуро заключил Тини.

– Как раз по моей специальности, – невесело пошутила Саманта, пытаясь разрядить атмосферу.

Раздался телефонный зуммер. Ожила линия номер два, предназначенная для внутренней связи. На пульте нетерпеливо мигал красный огонек.

– Это, вероятно, Элеонор. Я отвечу... – Саманта нажала на кнопку и наклонилась к мембране: – Привет. Не рви на себе волосы, со мной все в порядке.

– Рад, что тебя застал.

Саманта оторопела:

– Кто это?

Вопрос был бессмысленным. Она сразу узнала чувственный, обволакивающий голос. «Джон». Значит, он начеку. Значит, он не сгинул, а где-то тут, может, совсем рядом: Он не сдался, он просто выжидает, тянет время, но не позволяет Саманте расслабляться.

– Не играй со мной, не строй из себя дурочку. Ты прекрасно знаешь, кто говорит с тобой.

– Это ты играешь со мной.

– Пусть так. И согласись, что я тебя немного развлек. Нам обоим это на пользу.

Саманту потянуло ударить по пластмассовому кружку с мелкими дырочками, откуда исходил омерзительный голос, но ни в коем случае нельзя было обрывать контакт, если она хотела, чтобы этого подонка накрыли. Она отчаянно жестикулировала, требуя от Тини немедленно включить запись.

– Я бы не назвала это развлечением. Совсем наоборот.

– Я был слушателем твоей сегодняшней программы.

С небольшим опозданием Тини наконец занялся манипуляциями на пульте, а Мелани оцепенело, словно загипнотизированная, взирала на источник звука и, казалось, была не в состоянии пошевелиться.

– Только слушателем, но не участником. Почему ты не дал о себе знать?

– Я это делаю сейчас.

До чего же хорошо у него поставлен голос! Как у профессионального актера, играющего роли злодеев. Слышала ли она этот голос прежде, в других обстоятельствах? Принадлежит ли «Джон» к кругу ее знакомых?

«Напряги память, Саманта. Этот подонок обращается к тебе так, будто хорошо тебя знает, будто вы встречались неоднократно».

– Я хотел побеседовать с тобой наедине. То, что нам надо обсудить, – очень личное.

– Разве может идти речь о личном, когда я даже не знаю, кто ты, – возразила Саманта.

Он захихикал так громко, что вибрация распространилась по всему помещению аппаратной. Мелани, вздрогнув, прикусила губу чуть ли не до крови, а Тини вытаращил глаза. Они у него под очками стали совсем круглыми. Зло – холодная, концентрированная субстанция истинного зла проникла через слух в мозг всех троих присутствовавших в комнате.

– Уверен, что знаешь. Просто никак не вспомнишь. Неужели ты, доктор, при всех твоих степенях и дипломах до сих пор не свела в мозгу элементарные, как дважды два, вещи?

– Чего ты добиваешься? – спросила Саманта. Она пододвинула к себе стул и села, не отрывая взгляда от мембраны на пульте, словно ожидала, что там появится лицо ее зловещего собеседника. – Зачем ты мне звонишь?

Она с трудом подыскивала фразы, нужные для затягивания разговора, и потому повторялась, что и отметила про себя с досадой.

– Затем, что я знаю, какова ты на самом деле, Саманта. Ты похотливая самка, а все остальное – лишь личина, которую ты носишь. Ты гордишься своим дипломом врача, тычешь его всем под нос, а он не стоит и бумаги, на которой напечатан. – «Джон» начал заводиться, и его дотоле ровный голос стал прерывистым. Некоторые слова он уже выкрикивал: – Таких лживых женщин, как ты, наказывают!

Саманта черкнула на листке блокнота: «Звони в полицию» – и сунула его в лицо оторопевшей Мелани. Та, очнувшись, прочла записку и кинулась к телефону третьей линии.

Надо удерживать его как можно дольше. Такого случая может больше не представиться. Вдруг полиция успеет засечь его номер? Вдруг они даже схватят его?

– Ты не доктор, Саманта. Ты гулящая девка. И цена твоя – пятьдесят долларов за час! – бесновался «Джон» с пафосом обличителя.

– Не понимаю, о чем ты говоришь... В чем ты меня обвиняешь?

«Води его на крючке, не давай ему сорваться, – говорила она себе. – Пусть оскорбляет, пусть городит чепуху. Слушай и терпи. И даже провоцируй его, подливай масла в огонь. Лишь бы он сам не ушел снова под воду».

– А ты поройся в своем прошлом, в том дерьме, что ты так тщательно прячешь от всех. Но мне про это известно. Я там был, я видел и слышал. Я помню, как ты выходила на улицу торговать собой. Ты – дутая величина, доктор Саманта, мыльный пузырь, фальшивка. На самом деле ты дешевая потаскушка. Ты уплатишь за свои грехи полновесную цену, и цена эта будет – смерть. Ты очень скоро умрешь, Саманта.

«Кто же все-таки он? Почему он так озлоблен? Что он подразумевал, говоря, что «был там»? Где, черт побери? Может, тут есть зацепка?» – лихорадочно думала она.

– Почему ты мне грозишь такими страшными вещами? Что я тебе сделала? В чем я провинилась перед тобой, Джон?

– А ты не знаешь? А ты не помнишь? – Это был уже не крик, а вопль.

– Нет. Но почему ты мне не подскажешь? Где мы встречались?

Саманта еще держала себя в руках, но была близка к срыву. Кожа ее пылала жаром, а внутри все сжималось от холода. Джон молчал, и это было еще хуже, еще страшнее – знать, что он где-то затаился и выжидает, храня молчание. Она оглянулась и перехватила обращенный на нее взгляд Мелани. Девушка что-то произносила в трубку, кивала, жестикулировала, словно полицейский на том конце провода мог видеть ее мимику.

– Джон, ты еще здесь? Куда ты пропал?

– У тебя включена громкая связь? – вдруг спросил он. – Я слышу эхо.

– Послушай, Джон. Почему бы тебе не сказать прямо, зачем ты мне звонишь, зачем угрожаешь?

Пронзительно зазвучал телефонный звонок и энергично засветились огни на четвертой линии. Саманта оставила этот знак без внимания.

– Что ты хочешь, Джон?! Что я должна сделать?

– Какая же ты лживая сука! Ты транслируешь наш разговор. Я же предупреждал, что мы будем говорить о сугубо личном!

– Поверь, Джон, никто посторонний нас не слушает, – пыталась утихомирить его Саманта. – Прошу, ответь на мой вопрос: что ты от меня хочешь?

– Хочу, чтобы ты на коленях умоляла о прощении. А потом приняла от меня возмездие.

– За что?

Связь оборвалась.

– Проклятие! – в сердцах произнесла Саманта. Ее всю колотило, и противная тошнота подступала к горлу. Разговор высосал из нее всю энергию. Лишь чуть-чуть оставалось на гнев, на ненависть к этому злобному психопату.

«Не позволяй ему доводить себя до такого состояния, – приказала она себе. – Не позволяй ему одерживать верх над тобой. Ведь наверняка именно этого он и добивается».

Но как трудно было противостоять атакам невидимых волн его бешеной и непонятной злобы!

– Я все зафиксировал, – сообщил Тини.

Саманта благодарно кивнула и нажала четвертую кнопку.

– Радио «Р-1», – машинально представилась она.

– Черт побери, Саманта! Это ты? – обрушилась на нее Элеонор с такой силой, что сразу же в репродукторе образовались помехи. – Почему ты мне сразу не перезвонила. У вас там все в порядке?

– Можно сказать, что так.

Но недоразумения все-таки были?

Да.

– Я ушам своим не поверила, когда какая-то девица заявила, что она Анни Сигер. – Элеонор вдруг сделала паузу. Было слышно ее шумное дыхание. – Скажи честно, Саманта, ты-то в порядке?

– Сейчас уже да.

–Слава богу, но я помню, что было тогда. Я же была в то время в Хьюстоне...

Саманта инстинктивно оглянулась и обратила внимание на то, что коллеги слушают ее разговор, а Тини даже его записывает. Она прервала словоизлияния Элеонор:

– Давай не будем углубляться в эту тему. Мы все устали. Завтра я приеду на станцию пораньше, и у нас будет время поговорить. Есть еще и другие вещи, которые нужно обсудить.

– Другие вещи? Какие же? – мгновенно забеспокоилась руководительница программы.

– Например, очередной звонок психа, который называет себя «Джоном». На этот раз он позвонил после окончания передачи. Я буквально только что закончила с ним разговор.

– После передачи? Что ты говоришь? Как же он смог к вам туда добраться?

– Не знаю, но звонок прошел по внутреннему каналу, другие уже были отключены. Я думаю, он решил произвести на меня впечатление, создать атмосферу интимности. Он, видимо, любит поиграть. Ему кажется, что он вертит мною как хочет. В первый раз он сослался на то, что был занят, причем будто бы я создала для него эту проблему. Сейчас он не удосужился объяснить, почему не позвонил во время шоу, зато пришел в дикую ярость и стал мне угрожать, когда догадался, что я использую громкую связь. У Тини это все записано. Завтра прослушаем запись и поговорим подробнее.

– Мне это очень не нравится.

– Мне тоже.

– Мы должны сообщить в полицию.

– Мелани это уже сделала.

– Это слишком далеко зашло, – продолжила Элеонор. – Слишком далеко. Сегодня, пожалуйста, не выходите из здания поодиночке. Вместе, втроем отправляйтесь в гараж. Пусть Тини от тебя не отходит. Ты слышишь?

– Отчетливо, – отозвалась Саманта.

– Я говорю серьезно. Нам вся эта дрянь ни к чему.

– Как и мне.

– Если ты не поставишь полицию на уши, им придется иметь дело со мной, – грозно пообещала Элеонор.

– Уж тогда им не поздоровится. Они со страху как вскочат с коек, так прямо босиком и помчатся ловить «Джона».

– Все шуточки!

– Это лучший способ поднять настроение, – усмехнулась Саманта. – Поверь мне, я ведь все-таки дипломированный психиатр.

– Вот и лечи себя. Всех вас троих – и Тини, и Мелани – жду завтра у себя в двенадцать. Будет большая разборка.

– Будем непременно, – заверила шефа Саманта.

– Или мне приехать к вам сейчас? – неуверенно начала Элеонор. – У меня все равно сердце не на месте. Я бы встретилась с полицейскими.

– Боже упаси, зачем? – вскинулась Саманта. – Они примут от меня заявление, заберут пленки и этим ограничатся... пока. А дальше поживем – увидим. Сегодня я в надежной компании, Тини и Мелани со мной.

– Это замечательно, но вряд ли я буду спать эту ночь. Если что, держи меня в курсе.

– Обязательно.


Он обливался потом.

Кровь шумно пульсировала в жилах, но не от жаркой тяжелой духоты, а от воспоминаний о только что завершившимся разговоре с проклятой докторшей. Каждое произнесенное слово вспыхивало перед его мысленным взором, словно светящаяся реклама, пока он шагал прочь от телефонной будки, не разбирая дороги, через скверы, подземные переходы и забитые машинами магистрали, пренебрегая красным миганием светофоров и раздраженным хором автомобильных клаксонов.

Не разум, а чутье охотничьей собаки привело его к кирпично-гранитным зданиям университетов – Тулейн и Лойола. Две эти громады высились неподалеку друг от друга, и в слабом свете редких фонарей, закутанных простыней влажного тумана, походили на средневековые крепости. Там преподавали мудрость, извлеченную из человеческой памяти. Там она хранилась, спрятанная в миллионах книг, брошюр, кассет.

Его взгляд блуждал с одного здания на другое, и кожа его покрылась мурашками от приятного вожделения. Он ощущал запах молодых умов, устремленных в науку. Человеческий ум тоже издает запах – так он считал. Особенно юный, ищущий, энергичный. Он на себе убедился в этом, пропитываясь запахами философии, психологии, богословия.

Познавая все эти предметы, он наконец познал истину и понял, в чем состоит его миссия.

Его наставник мог бы им гордиться.

Группа студентов расположилась на лужайке – кто стоя, кто сидя на корточках, кто распластавшись на газоне. Они громко разговаривали о чем-то, взрывались смехом, дымили явно не простыми сигаретами. Свет из нескольких окон, за которыми корпел над книгами кто-то более прилежный, не доходил сюда, и он, прячась в густой тьме, незаметно кругом обошел место сборища.

Запах молодости доводил его до исступления. Если бы он мог, как ягуар, наброситься на эту кучку беспечных существ, схватить жертву и с нею в зубах умчаться в ночь! Но у него иная миссия. Он должен беречь себя для возмездия.

Она спрашивала: «В чем я провинилась, Джон?»

Скоро она получит ответ.


Глава 13


Два офицера полиции, прибывшие по вызову на радиостанцию, были отменно вежливы. Они приняли заявление от Саманты, подписанное также свидетелями – Тини и Мелани, и изъяли для прослушивания пленки, с которых Тини предусмотрительно сделал копии.

– Я уж думала, что это никогда не кончится, – с облегчением вздохнула Мелани, когда полицейские отчалили. – Такой марафон не по мне.

Она начала спешно собираться, открыто, не стесняясь, зевая. Все трое прошли в пустой буфет, где работала только кофеварка. Они решили выпить по чашечке на дорогу. Тини сунул пакетик попкорна в микроволновку.

– Есть надежда, что они его выловят? – спросил он у Саманты.

– Надежда умирает последней. Поделись попкорном, Тини, – попросила она, вдруг ощутив голод.

– О боже. Если бы я знал, то запасся бы сандвичами. Было уже три – утра. Попкорн уже начал лопаться в микроволновке, и аппетитный запах заполнил помещение.

Подкрепившись, троица покинула радиостанцию. У тротуара в запрещенном для стоянки месте была припаркована единственная машина. Прислонившись к дверце своего «Вольво» со скрещенными на груди руками и взглядом, прикованным ко входу в здание, стоял Тай. Неизвестно, сколько времени он уже провел в такой позе, поджидая Саманту. Облаченный в кожаную куртку, джинсы и майку с глубоким вырезом, с не менее чем двухдневной щетиной на лице, он очень напоминал Джеймса Дина, только постаревшего лет на десять.

«Замечательно. Вот как раз то, что мне и нужно», – мысленно произнесла Саманта с долей сарказма, но картина была впечатляющая, и атмосфера пустого предутреннего города, и мелодия саксофона, льющаяся из приемника в машине, способствовали этому.

Пусть этот мужчина вынырнул из неизвестности меньше недели назад и, вполне возможно, канет туда же, в неизвестность, в любое время, может быть, очень скоро, но его появление здесь, сейчас, доставило ей радость, хотя ей только что казалось, что она навсегда утеряла способность чему-то радоваться после сегодняшних событий.

– Я подумал, не съездить ли мне и не посмотреть, все ли у тебя в порядке?

– Как видишь, я жива-здорова. Только валюсь с ног от усталости.

Мелани с нескрываемым любопытством разглядывала Тая, зато Тини сразу сник и помрачнел. Тай спохватился и поспешил представиться: – Тай Уиллер, сосед знаменитого доктора Саманты.

– Вот как! Тогда понятно! – многозначительно заметила Мелани.

– Мелани – моя ассистентка, а Тини – наш технический директор. Мы вместе делаем наше шоу.

– Раз у вас есть сопровождающий, то я позволю себе завернуть обратно и повозиться со своей техникой. Приятного всем отдыха, – скороговоркой произнес Тини, вяло пожав протянутую Таем руку.

Ни Саманта, ни Мелани не стали его удерживать.

Наступила неловкая пауза. Саманта сочла своей обязанностью ее нарушить:

– Тай – не только мой сосед. По совместительству он еще и писатель, а также владелец очень большой, очень старой и очень преданной ему собаки и парусной яхты, которая частенько ломается.

– Писатель? – оживилась Мелани. – И что вы пишете?

– Роман.

– О чем же ваш роман?

– Нечто среднее между «Тайным осведомителем» и «Молчанием ягнят».

– Как интересно! А что вы уже опубликовали?

– Пока ничего. Это будет мой дебют.

– Так что время брать у Тая интервью еще не настало, – охладила пыл Мелани Саманта.

– Так вы тот Тай, что звонил нам сегодня, – догадалась Мелани, и колесики в ее мозгу завертелись, когда она начала вспоминать, какие вопросы Тай задавал и как ему отвечала Саманта.

От такого открытия у нее даже глазки заискрились.

– Да, я звонил, – признался Тай. – Мне не понравилось то, что я услышал по радио, и я решил попытаться перевести разговор в иное русло. Не знаю, удалось ли мне это. Ну а после того, как я увидел у подъезда полицейскую машину, у меня стало беспокойно на душе, и я подумал, что, может, стоит дождаться выхода нашего доктора и подбросить ее до дома.

– Будет лучше, если я поеду на своей машине, – сказала Саманта. – Не хочу оставлять ее здесь на стоянке. Днем мне все равно надо будет ехать обратно в город.

– Я отвезу тебя, – предложил он сразу же, и эта настойчивость чем-то покоробила Саманту. Она не желала ни затруднять его, ни тем более быть от него хоть в чем-то зависимой.

– Предпочитаю свои колеса. Так я себя чувствую увереннее.

– Как пожелаете, мэм, так и будет, – с некоторой иронией произнес он. – Что ж, прогуляемся до твоей машины, а потом ты подвезешь меня обратно.

– Мы дойдем и одни. Тебе совершенно незачем тратить зря время, – заупрямилась Саманта, но Мелани придерживалась другого мнения:

– Да что ты, Сэмми? Тай проделал такой путь среди ночи, волнуясь за тебя, а ты не позволяешь ему даже пройти пару шагов с тобой... с нами, – поправила она себя с улыбкой.

Чувствовалось, что Мелани в данный момент завидует Саманте и не прочь слегка пококетничать с привлекательным мужчиной. А где же ее кавалер, на существование которого она туманно намекала, но ничего о нем не рассказывала? Может быть, они расстались? Не в первый раз такое случалось с Мелани, что она очертя голову ныряла в любовный омут, чтобы почти тотчас, наглотавшись всякого дерьма, выплыть на поверхность, отплевываясь.

– Пожалуй, ты права, Мелани. Извини, Тай. Что-то на меня нашло...

Саманта, прихрамывая, направилась к стоянке, взяв ассистентку под руку. Тай приноровил к ним свой шаг.

– Если угодно, то я объясню, почему я здесь, – сказал он. – Меня насторожил этот непонятный звонок. Что за таинственная Анни? И реакция Саманты показалась мне странной. И то, что вдруг вы, Мелани, сели за микрофон вместо нее.

– Это еще не все. Худшее было потом. – Мелани словно дернули за язык, и она поспешила выплеснуть почти незнакомому мужчине все новости.

Саманта не собиралась скрывать от Тая историю о кошмарном звонке «Джона», но предпочла бы, чтобы он узнал все от нее, а не из уст Мелани, но девушку уже нельзя было остановить. Главное, что вынес из ее эмоционального рассказа Тай, было то, что «Джон» на этот раз попытался переговорить с Самантой один на один, без заполненной радиослушателями аудитории, на которую, как раньше всем казалось, он работал.

– Чего он добивается? – недоумевал Тай.

– Возмездия, – выпалила Мелани. Лицо Тая посуровело.

– За что?

– Сэмми этого не знает, – ответила за нее Мелани.

– Не знаю, – подтвердила Саманта.

– Он все время толкует о каких-то твоих грехах. Как будто он священник или что-то в этом роде...

На подходе к гаражу Мелани принялась копаться в сумочке и извлекла колечко с дюжиной позвякивающих на нем ключей.

– Моя тачка на первом ярусе. Могу вас подвезти.

– А моя – на втором. Как-нибудь я доковыляю.

– На всякий случай я буду на подхвате, – подал голос Тай.

У Саманты оставались некоторые сомнения насчет своего соседа и потенциального ухажера, но поверить в то, что он может представлять для нее опасность, было трудно. У него имелись все возможности для агрессивных действий, когда они были наедине, например, у нее в доме или на яхте, когда никто не видел их вместе и не знал, что они общаются. И совсем нелепо было подозревать, что он и есть тот самый «Джон». Голоса – его и неведомого «Джона» – казались абсолютно несхожим. Но главную роль играло все же то, что Саманте было удивительно спокойно в его присутствии. Будучи убежденной феминисткой и вообще весьма независимой женщиной, Саманта вдруг ощутила нужду в поддержке, в крепкой мужской руке и начала поддаваться спокойному и ласковому обаянию своего нового кавалера.

– Ну, раз так, то я с вами прощаюсь.

Мелани впорхнула в свою машину, успела за одну секунду включить фары, завести мотор и чуть подать назад. В этом был особый шик. Опустив боковое окошко, она помахала им, просигналила и с силой надавила на газ. Двигатель зарычал, и эхо разнеслось по гаражу. Маленькая машина, оставляя за собой облако выхлопа, умчалась наверх и к выходу.

– Яркая девица, – отметил Тай, сопровождая Саманту вниз.

– Взрывоопасное существо, – усмехнулась Саманта, но тут же справедливости ради сочла нужным добавить: – Но что касается работы, она весьма эффективна.

Красный «Мустанг» Саманты был единственным автомобилем на всем обширном пространстве второго яруса. Здесь царил почти полный мрак. Дежурное освещение было выключено, горели лишь лампы у лифта и по бокам пандусов.

– Совсем как в фильме Хичкока, – заметил Тай, вслушиваясь в размноженные эхом звуки их шагов по цементному полу.

– Да, – согласилась Саманта. – Ночью здесь мрачновато. Возникают не очень приятные ассоциации.

– Надеюсь, без спутников ты сюда не заглядываешь.

– Иногда приходится и в одиночку. Но я всегда начеку.

Его взгляд обшарил темное пространство.

– Мне это не по душе, – заявил Тай.

– То, что я полагаюсь только на себя? – с вызовом спрос ила она.

– Именно это.

Саманта мгновенно напряглась, словно ежик ощетинилась иголками. Она едва знакома с этим человеком, а он хочет играть роль покровителя, Большого Брата и присматривать за ней!

– Я всегда сама улаживаю свои проблемы.

Что потянуло ее за язык и заставило выступить с таким заявлением?

«Всегда ли тебе удавалось решить проблемы в одиночку и справиться со своими эмоциями? – ехидно напомнил внутренний голос. – Например, сегодня, когда ты услышала голос с того света. Ты даже потеряла сознание от страха. Разве это не проявление слабости? Не лги себе. Ты такая же женщина, как и все».

– Ну... если так, то я рад за тебя, – не без иронии произнес Тай.

– Я благодарна тебе за сочувствие, за заботу о моей безопасности. Но я уже взрослая. И не думай, что я нуждаюсь в опеке, как все эти хрупкие фарфоровые куколки, с которыми ты, вероятно, имел дело раньше.

Она заметила, что он с трудом подавил усмешку.

– Поверь, у меня и в мыслях не было навязываться тебе.

– Прекрасно. Тогда мы достигли взаимопонимания.

– Отлично!

Тай придвинулся к ней, и жар его тела был ощутим на таком близком расстоянии.

Женская интуиция подсказывала ей, что он намерен поцеловать ее, и было бы просто глупо уклоняться от поцелуя. Между ними возникло чувственное поле, и кокетничать, изображать из себя недотрогу доктору Саманте никак не пристало. Но его губы лишь нежно коснулись ее щеки, отчего, впрочем, пульс такой взрослой и умудренной книжным и жизненным опытом женщины уж очень глупо зачастил.

– Будь начеку, – повторил он ее же слова, когда Саманта, порывшись в сумочке, отыскала ключи и сунула их в замок.

Дверца подалась почему-то не сразу. Саманта с усилием потянула ее, и она распахнулась настежь, как будто вообще не была заперта.

– Какого дьявола... – вырвалось у Саманты. Любой непорядок вызывал у нее раздражение, а сейчас тем более, когда ее нервы были на пределе.

На сиденье ее ждало послание – конверт с крупными, аккуратно выписанными печатными буквами. Ее имя.

Не подумав, инстинктивно, она схватила конверт. Он не был заклеен. Из него выпала поздравительная открытка.

«25 лет. Счастливая дата».

Цифра была обведена кроваво-красными чернилами и перечеркнута крест-накрест.

Конверт и открытка сами выпали у нее из рук, как будто они жгли ее пальцы.

– Нет... – прошептала она едва слышно.

Тай подобрал конверт и вытряхнул из него сложенный пополам листок почтовой бумаги и прочел надпись, тоже красную и тоже начертанную крупными печатными буквами: «УБИЙЦА».

– Есть какие-нибудь соображения? – спросил Тай. Он был мрачен, но, казалось, совсем не удивлен.

– Какие? – дрожащим голосом проговорила Саманта.

– Как это попало в твою машину? Кто знал, что ты ее здесь паркуешь? Кто мог подобрать ключи или догадаться, что у тебя нет охранной сигнализации?

Саманта беспомощно пожала плечами.

– Тут есть связь с той женщиной, которая тебе сегодня звонила и утверждала, что она – Анни. Она что-то бормотала насчет своего дня рождения... я не ошибаюсь?

– Нет, не ошибаешься. Анни Сигер. Девять лет уже, как она мертва. Не понимаю, кто меня преследует, кто пугает.

Рука Тая обвила ее плечи, успокаивая дрожь.

– У кого есть дубликат твоих ключей?

– Только у меня. Оригинал утонул в Тихом океане. Так получилось, когда я проводила свой злосчастный отпуск в Мексике.

– А есть еще экземпляр?

– Да. Я заказала, как обычно, пару. Второй у меня дома, в ящике стола. У Дэвида был ключ, но он отдал мне его в Мексике, и там же он утонул вместе с сумочкой при кораблекрушении.

– Что-то у тебя много произошло несчастных случаев за последнее время. – Тай смотрел на нее с недоумением.

– Так уж все сошлось. Это длинная история.

– А ты не думаешь, что этот твой Дэвид мог сделать себе копию?

У Саманты в душе мгновенно зародилось сомнение или еще какое-то неприятное чувство. Страх надвигался на нее со всех сторон.

– Он не такой человек, – сказала она без всякой уверенности. – К тому, же он сейчас в Хьюстоне.

– Ты уверена?

– Он к этому непричастен. У меня с ним... свои дела. – Ее колени подогнулись. Тай подхватил ее на руки, как ребенка, и усадил за руль машины.

– Ты в состоянии вести?

– Конечно. Только дай мне минуту, чтобы прийти в себя.

– Тогда эту минуту потратим на разговоры. Дэвид знает, что тебя преследует маньяк?

– В общем...да.

– А кто такая Анни Сигер?

– Девушка, звонившая мне на радио, когда я работала в Хьюстоне.

– И она уже звонила тебе сегодня?

– Нет, эта женщина лишь подделывалась под Анни.

– Значит, настоящая Анни умерла. Так? А этот мерзавец, кто бы он ни был, винит тебя в ее смерти? У него есть для этого повод?

Вопрос попал в больную точку, и Саманта предпочла уйти от прямого ответа.

– Он все время твердит о каких-то моих грехах, о том, что я якобы виновна в каком-то преступлении, а сегодня назвал меня продажной тварью, чуть ли не проституткой. Все это не имеет никакого смысла... похоже на бессвязный бред... одно не сходится с другим... обвинения самые разные. Но закончил он тем, что я должна скоро умереть.

Тай прищурился:

– Он много берет на себя и требует все большего, не так ли? Его угрозы приобрели конкретный характер.

– Пожалуй, что так, – неохотно согласилась Саманта. Тай в раздумье взъерошил волосы. Взлохмаченный, он вдруг стал походить на тинейджера, или Саманте это только показалось при скудном освещении подземного гаража.

– Черт подери! У него котел уже совсем разогрелся. А хуже всего то, что он заимел сообщницу. Вряд ли он мог обмануть тебя, имитируя женский голос.

– Это точно была женщина.

– А если допустить такую возможность, что против тебя организован целый заговор? – предположил Тай.

– Зачем?

– Это ты мне должна сказать зачем.

– У меня в голове это не укладывается.

– Мы должны немедленно вызвать полицию, – таков был его вывод.

– Они все знают и допрашивали меня уже не помню сколько раз. Но если ты хочешь... – Саманта устало махнула рукой.

Тай по мобильнику набрал номер, и четверть часа до появления бело-синей машины с мигалкой они провели в неуютном, тревожном по атмосфере помещении гаража в отчуждении. Магнитной, взаимопритягивающей силы как будто не существовало. Они расхаживали вокруг оскверненной машины – она, зябко обхватив себя за плечи руками, он, мрачный, засунув руки в карманы куртки.

Процедура общения с копами заняла немало времени. «Мустанг» снаружи и внутри был обсыпан порошком для снятия отпечатков пальцев, письмо с угрозами спрятали в прозрачный пластиковый пакет, было задано множество вопросов. К моменту, когда они получили разрешение на выезд из гаража, на часах было уже три.

– Ну, так кто кого повезет? – без всякого юмора, а вполне деловито осведомился Тай.

– Каждый на своих колесах, – упорствовала Саманта, отстаивая последние рубежи своей независимости.

– Не будь смешной, Саманта. Тот, кто тебя преследует, способен на все, что угодно. Он мог слить жидкость из тормозов, заложить бомбу...

– Полиция все проверила.

– Я знаю, как работает полиция...

– Если я начну пугаться собственной тени – он победил! – воскликнула Саманта почти в истерике. – Он навязал мне свою игру. Что ж! Я должна уступить ему уже со второго или третьего хода?

– Он сказал, что убьет тебя.

– Но только после того, как я осознаю свою вину, свой грех. Он добивается от меня осознания греха и своей вины. Он пугает, он давит на меня, но он выжидает... Я хочу знать, где его болевая точка.

– Ты псих, как и он!

– Неправда. Моя профессия – психолог.

Тай рассмеялся, и смех его отдался гулким эхом в пустом гараже.

– Психи – они всегда психи, с дипломами или без... Оказывается, и душевные болезни заразны.

Ей хотелось дать ему пощечину, но он внезапно скрылся из глаз, нырнув, не жалея своей одежды, под днище машины. Тай провел там пару минут, а потом, уже чумазый, уселся за руль и тщательно опробовал тормоза и переключатель скоростей.

– Садись. Не на все сто, но на девяносто девять процентов я уверен, что все в порядке.

– Мне бы надо заиметь детское сиденье, – натужно пошутила Саманта, усаживаясь рядом с Таем.

– Со временем мы его приобретем, – пообещал Тай. Была ли это ответная шутка, она не поняла, потому что он, сосредоточившись за рулем, выстрелил, словно пуля по нарезкам ствола, из извивов подземной стоянки в душную новоорлеанскую ночь.


Глава 14


На всем обратном пути к дому Саманта слушала музыку, транслируемую ее радиостанцией, и удивлялась, как все мелодии, подобранные ее мрачным очкастым коллегой, вдруг так подошли к ее настроению. Как будто Тини своей передачей, разносящейся по невидимым волнам, сопровождал машину Саманты. Но у нее был еще и другой эскорт.

В зеркале заднего обзора она могла видеть две фары неотступно следующего за ее «Мустангом» автомобиля Тая. Противоречивые чувства вызывали в ее душе эти огни, словно глаза, неотступно следящие за ней. Ее согревало присутствие на темной дороге заботливого и обаятельного защитника, но мысль, что без этой сомнительной защиты она останется одинокой и уязвимой, вызывала дрожь.

Она не привыкла ощущать себя зависимой от кого-либо, тем более от мужчины, который был ей не очень-то понятен. То, что он желал ее как женщину, было для нее очевидно, но явно существовал еще иной подтекст, и это ее тревожило.

«Что, если все это подстроено? И поломка мотора его яхты – всего лишь инсценировка? И звонок его на радио чуть ли не с объяснением в любви, и приезд среди ночи в город издалека якобы из-за тревоги за мое самочувствие? Не хитроумный ли это путь к завоеванию доверия? А что дальше? «Остановись!» – приказала она себе. Похоже, что она начала рассуждать как девчонка, испугавшаяся, что понравившийся ей парень покушается на ее девственность.

«Тебе тридцать пять, и ты дипломированный психиатр. Держи себя в руках и не забивай голову чепухой».

Поблескивающее в свете луны, как стальной панцирь поверженного великана, озеро Кембрей проглянуло сквозь переплетение темных ветвей. Дом близок, но крепость ли он сейчас – ее дом?

Она подъехала к гаражу, нажала кнопку, и железная дверь поползла вверх. Она следила за ее подъемом с вожделением изможденного путника, мечтающего о безопасном убежище и отдыхе.

Лучи фар пронизали ее машину сзади, затем погасли. Хлопнула дверца, и Тай решительным шагом преодолел разделяющее их расстояние, наклонился к окошку и тихо произнес:

– Только никаких возражений. Я войду первым и проверю, все ли в порядке.

– Но дом был заперт, – слабо возразила Саманта.

– Твоя машина тоже, однако...

Она пошла за ним, послушная, как овечка, сама внутренне усмехаясь такому сравнению и лишь подсказывая, где нащупать в темноте выключатель и как отключить охранную сигнализацию. Ей показалось, что он действует достаточно уверенно и без ее подсказок. Случился лишь один казус, который вызвал у нее короткий приступ истерического смеха. Невидимый во мраке, абсолютно черный Харон уставился на Тая фосфоресцирующими зелеными глазами, и этот столь уверенный в себе мужчина, дрогнув, отступил на шаг.

– Не бойся, все в порядке, – сказала Саманта, обращаясь одновременно и к коту, и к своему ночному гостю.

Осмотр продолжился и на втором этаже, в ванной, и за распахнутыми дверцами гардеробов. Саманта поняла, что у Тая есть определенный навык в этом деле, вероятно, профессиональный. Обследованию подверглись все запоры на окнах.

«Не был ли ты полицейской ищейкой до того, как вздумал стать литератором?» – вертелся на языке вопрос.

То, что Тай чуть ли не обнюхал все платья в шкафах, вызвало у нее раздражение. Но в то же время он был так деловит, энергичен, занимаясь этим на исходе ночи, без всяких признаков усталости, что она невольно им восхищалась.

– Что ж, вроде пока все чисто, – сделал он вывод, впрочем, не собираясь покидать место осмотра.

– Очень хорошо. Ну и что... – Она ожидала, что он пожелает ей спокойной ночи и удалится к себе.

– Теперь расскажи мне подробнее об Анни Сигер, – неожиданно сказал Тай. – Почему кто-то обвиняет тебя в ее смерти?

– Замечательный вопрос! Особенно под утро! И после всех угроз и записок!

Как только у Саманты нашлись силы для такого всплеска ярости!

– Из тебя получился бы отличный инквизитор!

– А ты представь, что я твой психиатр. – Тай улыбнулся, причем так, что ей мгновенно захотелось расслабиться и выложить ему всю правду, лишь частицы которой она открыла следователям, коллегам по работе и родным жертвы.

История была проста, но с трагичным финалом. Она пересказывала ее другим десятки раз вслух и, наверное, тысячу раз себе мысленно.

– Она так и осталась для меня загадкой, – начала Саманта нехотя. – Хотя все очевидные ответы были налицо, я до сих пор сомневаюсь. Я вела примерно такую же передачу, как теперь, только с меньшим успехом. Потом полоса неудач. Я порвала отношения со своим мужем, осталась одна-одинешенька на белом свете, зато была предоставлена самой себе и этим гордилась.

Работа на радио мне нравилась и тешила мое самолюбие, тем более что мое шоу вызвало отклик у слушателей и у передачи рос рейтинг. Джереми, мой экс-супруг, не слишком этому радовался, говорил, что, общаясь еженощно с психами, я сама свихнулась, что у меня с головой стало не все в порядке, а потом он, кстати, это высказал на суде, как один из поводов для нашего развода. Но это было потом, а пока я радовалась своей независимости и своей работе. Все шло отлично...

Саманта вспомнила, что бдение перед микрофоном отрешало ее от тягостных проблем, связанных с разводом, с глупыми стычками с Джереми, давившими на ее психику. Зато те, кто у нее спрашивал совета, те, кто обсуждал свои проблемы или просто слушал у радиоприемника, – все они были замечательными людьми.

– Однажды позвонила девушка... не знаю, как точнее выразиться... мне она показалась совсем девчонкой. Она во всеуслышанье призналась в том, что беременна и не знает, как ей жить дальше. Она боялась всего: и доверить свою тайну родителям – они, наверное, были строгие и религиозные, и открыться парню, который сделал ей ребенка, и аборта, потому что она была ревностной католичкой. Исповедоваться и попросить совета у своего падре она почему-то тоже не могла.

Таких, полных отчаяния, звонков было несколько. Я говорила, что в ее окружении обязательно найдутся люди, которые выслушают ее, поймут ее проблемы и постараются помочь. Ей надо относиться с большим доверием к людям. Слушатели были со мной согласны. Некоторые предлагали помочь ей деньгами или даже усыновить ее будущего ребенка. Она твердила: «Да, да, я благодарю всех» – и потом снова объявлялась в эфире с призывами о помощи. Такие ситуации случаются, и, к сожалению, часто, но необязательно заканчиваются трагически.

Я советовала ей не замыкаться в себе. Я просила ее держать меня в курсе своих дел, просила не принимать никаких решений, не обсудив их предварительно со мной. В моем положении я не могла предложить чего-то другого. Аудитория прямо с ума сходила. Все стремились принять участие в наших разговорах. Но потом звонки прекратились, а вскоре нашли ее труп. Девушка покончила с собой.

– Ее звали Анни?

– Как ни странно в такой ситуации, она не скрыла своего настоящего имени. Истерика достигла наивысшего градуса после ее смерти, радиостанция в моем лице сразу была привлечена к полицейскому дознанию, а родные Анни, часть слушателей и пресса обвинили меня в преступном равнодушии и в некомпетентности. Однако владелец радиостанции Джордж Ханна довольно потирал руки, будучи в восторге от такого повышения рейтинга, и после переезда из Хьюстона сюда, в Новый Орлеан, великодушно предоставил мне место у микрофона. Он буквально вытащил меня из помойной ямы, за что я ему благодарна.

Возможно, он посчитал, что я приношу ему удачу. В моей жизни было немало горьких минут, и любовь, в которой я обманулась, и распавшийся брак, но ничто не может сравниться с тем ужасным потрясением и чувством собственной вины за случившееся. Скандал понемногу утих, и я надеялась, что моя рана зарубцевалась, но кому-то понадобилось ее разбередить и вернуть меня в то время.

Саманта зажмурилась, вспомнив разбросанные по столу хьюстонские газеты с фотографиями очаровательной девочки в траурных рамках под кричащими заголовками. Анни Сигер была веселой и общительной, отличницей в школе и лидером группы поддержки на всех спортивных состязаниях. Она прыгала выше всех, танцевала лучше всех, хлопала в ладоши и кричала громче всех.

Она полюбила парня и забеременела от него. Впав в отчаяние и ощутив леденящий холод одиночества, Анни не получила внятного и мудрого совета, которого ждала от Саманты, и решила уйти из жизни.

– Значит, вчера ей исполнилось бы двадцать пять лет?

– По-видимому, да. Кто-то об этом не забыл.

В комнате было достаточно жарко, но Саманта потянулась за пледом и закуталась в него. Ее опять, как и тогда в студии, начал бить озноб.

Тай смотрел на нее пристально, словно бы прикидывая в уме, как ему поступить.

– Тебе надо отдохнуть, – сказал он наконец после долгой паузы.

– Разумеется. – Она чувствовала себе неловко под его изучающим взглядом.

– Но если ты увидишь или услышишь что-нибудь... – Тай запнулся.

– Что именно?

– Если что-то тебя встревожит или покажется странным, сразу набери мой номер.

Заметив на ночном столике блокнот и карандаши, он размашисто написал пару номеров.

– Это мой домашний и мобильный. Я лягу спать с телефоном под ухом, – заверил ее Тай.

– Вряд ли я тебя потревожу.

Саманта, не стесняясь, зевнула.

– Надеюсь. Будем оба надеяться. – Он пальцем коснулся ее подбородка и задрал его вверх. – Держись, Саманта, и не промахнись...

– Что значит «не промахнись»? – удивилась она.

– Созвучие с названием старого фильма. «Не промахнись» – значит прицелься точно. К нам обоим это относится, ведь верно?

– Я уже тебе сто раз говорила, что не знаю, кто меня преследует и от кого мне защищаться.

– Вот и я пока не знаю, кого мне держать на прицеле.

– Тебе-то это зачем? Тебе не хватает собственных забот? Или у тебя здесь есть особый интерес?

Тай не ответил. Саманте показалось, что она попала в точку, но было непонятно, какой вывод из этого следует сделать.

А он тем временем, вроде бы для того, чтобы закутать ее поплотнее пледом, наклонился, и его лицо, его губы придвинулись так близко...

«Бог мой! Он сейчас начнет целовать меня. А что последует дальше? Главное, не выдать себя и свое желание, чтобы поцелуй и все дальнейшее состоялось...» – подумала Саманта.

Но ничего из того, что ей предвиделось, не произошло.

Тай просто улыбнулся ей такой чарующей улыбкой, что у нее, у взрослой женщины, словно у школьницы на первом свидании с парнем, перехватило дыхание.

– Спокойной ночи, доктор Сэмми. Запрись на все замки и звони мне, если тебя что-то потревожит.

Она посмотрела ему вслед, когда он уходил, и подумала, сгорая от стыда за свою минутную слабость: «Какого же черта ты, Тай Уиллер, возник в моей жизни?»


Два часа спустя уже совсем рассвело. Тай Уиллер так и не лег спать с телефоном под ухом, как обещал Саманте, а провел это время за компьютером в компании бутылки виски, высокого шейкера с тающими кубиками льда и собаки, примостившейся у его ног. Он заново перебирал все сведения в Интернете об Анни Сигер, хотя, наверное, уже давно затвердил их наизусть.

Он упорно шел по следам того давнего скандала, разразившегося после самоубийства этой девушки. Так совпало, что Тай был ее дальним родственником, но совсем не это повлияло на его решение раскапывать старые могилы. Его, бывшего тогда полицейским, отстранили от расследования и при этом еще оскорбили, ссылаясь на то, что он роет слишком глубоко. А он горел желанием докопаться до истины.

Не смея признаться родителям, Анни обратилась со своей бедой в эфир к радиопсихологу. Якобы не получив внятного ответа, как ей поступить, и после отказа предполагаемого отца ребенка от ответственности Анни покончила с собой. Тай был первым, кто после сигнала в полицию от анонимного лица, вошел в комнату, где случилась трагедия, и первым, кто был вынужден сообщить родителям, вернее матери и отчиму девочки, о смерти их Анни.

На фотографиях Анни была полна жизни. Хорошенькая девушка с россыпью веснушек, рыженькая, коротко стриженная. Она так и излучала энергию. Она явно верила в себя и все делала для того, чтобы перед ней открылись двери если не в лучезарное, то хотя бы в благополучное будущее.

Какова же была степень страдания, стыда, потери веры в людей и в бога, чтобы не просто оборвать нить своей жизни, а сделать это способом столь сложным и мучительным! Тай допил до дна бокал, разгрыз оставшиеся кусочки льда и ощутил приятную прохладу во рту.

Утро было таким же влажным и жарким, как и прошедшая ночь. Тай вышел из дому, надеясь вдохнуть свежести от озера, но оно, сморенное жарой, замерло в неподвижности. Только лягушки приветствовали дружным кваканьем наступление нового дня, да еще едва слышная полицейская сирена на противоположном берегу возвещала, что ночь не обошлась без какой-то драмы.

Он прогулялся до своего «Сияющего ангела», более или менее приведенного в порядок и теперь стоящего у причала напротив его дома. Лодка недвижимо застыла в спокойной воде, будто автомобиль, с размаху на большой скорости въехавший в расплавленный асфальт. Таю понравилось такое сравнение. Он тоже влетел в то, чего не ожидал.

Саманта Лидс красива. Она умна. От такой женщины можно сойти с ума. Так и тянет заняться с ней любовью. Это не какая-нибудь прогулка в койку со скучающей девицей. Но за тем ли он приехал сюда? В этом ли его миссия? И тут темная тень – не в реальности, а в воображении – легла на его лоб, как будто пролетела черная птица.

У него появился соперник. Неизвестно, кто он, но его цель ясна. Он мстит, изощренно и жестоко, а Тай Уиллер, бывший полицейский, а теперь актер-любитель, выступающий в роли писателя, противостоит ему, желая докопаться до истины.

Доктор Сэмми была одним из объектов его поисков, но кто мог знать, что она окажется такой? А какой? Тай попытался дать определение ее обаянию, но в голову лезла лишь разная поэтическая чушь.

Он обозвал себя старым дураком, причем еще и подвыпившим, и вернулся в дом. Остатки виски в бутылке помогли ему забыться на пару часов. Телефон не звонил. Хоть это и служило хорошим знаком, Тай был немного разочарован.

«Почему вы не помогли мне, доктор? Почему?» Голос был все тот же – юный, почти детский, захлебывающийся в рыданиях, и он все удалялся в глубину окутанной туманом рощи. Саманта шла на голос, убыстряя шаг и постепенно переходя на бег, сердце ее бешено колотилось, туман, наползавший навстречу плотными комьями белой ваты, душил ее, колючие ветви, преграждая путь, царапали лицо.

– Анни? Где ты? – взывала она к убегающей невидимке.

– Здесь... здесь... – слышала она в ответ, но голос как бы доносился с разных сторон.

Саманта металась, меняя направление, но везде натыкалась на преграды.

– Зачем ты прячешься? Я не могу найти тебя!

– Ты плохо ищешь... ты не стараешься...тебе лень...

– Неправда, я хочу! Я стараюсь!

– Открой пошире глаза... посмотри...

Туман внезапно расступился, и она увидела совсем неподалеку ту, за кем гналась, – красивую девушку, рыжеволосую, с короткой стрижкой и с большими, расширенными, словно в испуге, глазами. Ажурный железный забор отделял ее от Саманты, а позади девушки проступало в белесой дымке кладбище с гранитными и мраморными памятниками и роскошными гробами, почему-то поднятыми из разрытых могил. Анни держала в руках младенца, закутанного в какое-то тряпье. Ребенок истошно вопил, скорее завывал, корчась от нестерпимой боли.

– Прости... я не знала... я не догадывалась, – говорила Саманта, идя вдоль железной ограды и безуспешно выискивая калитку.

– Я взывала к тебе. Я просила помощи. Ты отвергла меня.

– Нет! Я хотела тебе помочь, я старалась...

– Лжешь. И тогда лгала, и сейчас.

– Где же вход?.. Где же вход?.. – бормотала Саманта, перебирая пальцами крепкие металлические прутья.

– Ты его не найдешь.

– Неправда, найду, и помогу тебе.

– Слишком поздно...

Девушка начала разворачивать тряпье, в которое был завернут вопящий младенец, и Саманта вскричала в ужасе увидев, что там была пустота – один лишь надсадный звук исходил из пустоты. И в такую же пустоту вместе с железной оградой, кладбищем и гробами удалилась Анни Сигер и растворилась в ней.


Саманта уже открыла глаза навстречу дневному свету и осознала, что это всего лишь страшный сон, но картинка таяла медленно, и в том, что такое «кино» она еще не раз увидит по ночам, сомнений не было.


Глава 15


Элеонор перехватила Саманту в вестибюле возле конторки Мелбы:

– Нам надо поговорить.

Вцепившись могучей рукой в плечо Саманты, она потащила ее в свой кабинет.

– Мелба переведет все звонки на себя, так что нам никто не помешает. И пока мы не закончим разговор, никто сюда не сунется. За исключением Тини и Мелани. А они к нам присоединятся через десять минут, – Элеонор сверилась со своими наручными часами. – Ты не против?

– Не против, – согласилась Саманта. – Ясно, что требуется серьезный разговор.

– А мне ничего не ясно. Я прослушала все записи, которые сделал Тини, переговорила с боссом, с сыщиками, которые взялись за это дело, и с теми копами, которых вызвал твой новый приятель в гараж. Теперь я хочу услышать все из первых уст.

– Из моих?

– А из чьих же? Какова твоя версия?

– Кто-то меня терроризирует.

– Один человек?

– Может быть, двое. Но это еще не доказательство массового заговора против моей передачи. Пугают, скорее, не радиопсихолога, доктора Сэмми, а лично меня. Их цель – не радиостанция, а я. Вот почему они вытащили на свет божий мертвую Анни.

– «Мертвая душа» звонила из телефона-автомата, как мне сказали в полиции, и, естественно, ее след давно простыл. Признаюсь честно, меня волнует реакция Джорджа. Он лишь пожимает плечами, но на самом деле доволен повышением рейтинга.

– А он подскочил? – спросила Саманта просто так, зная, каков будет ответ.

– Еще как! В прямом эфире развертывается детективная драма с элементами мистики!

– Замечательно, – с горькой иронией сказала Саманта. – Может, Джорджу стоит нанять еще парочку психов за наличные и подогреть эфир до кипения?

– Ты неверно судишь о Джордже, – возразила Элеонор. – Он, конечно, в первую очередь бизнесмен, но совсем неплохой человек и знает, когда следует остановиться. Однако сейчас, в связи с новыми обстоятельствами, он предлагает расширить твою программу.

– Что значит расширить?

– Захватить еще пятницу и субботу. Раз тебя хотят слышать люди, то пусть слушают. Зачем им прерываться на целых двое суток? А тебе самой, помимо двойной оплаты, разве не интересно проследить, как будет развиваться история с твоим дружком «Джоном»? Ты будешь знать о нем все, будешь в контакте с ним, вместо того чтобы сидеть у себя дома на отшибе, одной со своим адским котом, забыла, как ты его назвала...

– Хароном.

– Вот-вот. И пока ты бродишь там одна, черный кот все время перебегает тебе дорогу.

– Это не та примета, в которую я верю, – усмехнулась Саманта. – Но если я соглашусь, то прощай моя личная жизнь. Я стану вашей рабыней.

– А ты ведешь светский образ жизни? – вскинула брови Элеонор. – Что-то я не замечала.

– А что, за мной следят? Джордж нанял ищеек?

Элеонор от души рассмеялась:

– Он удавится, но не потратит на такое ни цента. Он доверяет своему чутью и почему-то точно угадывает, кто из его подчиненных как проводит свое свободное время.

Интерком на столе ожил.

– Тини и Мелани прибыли, – бодро сообщила Мелба.

– Сейчас мы устроим очную ставку и, надеюсь, кое в чем разберемся, – удовлетворенно кивнула Элеонор.

Она развернула свое кресло так, чтобы видеть лица вошедших в ее святая святых молодых коллег.

– Вопросов никаких не задаю, а только слушаю. Давайте без эмоций, лишь конкретные впечатления. Выводы оставим на потом.

– К нашей Сэмми привязался маньяк. Такое бывает не только в кино, но и в жизни. По-моему, он опасен.

Тини явно отнесся к допросу с неудовольствием. Он нервно потирал руки и избегал устремленного на него взгляда Саманты.

– Он религиозный фанатик, по-моему, это всем ясно, а почему он ополчился именно на Саманту – наверное, ей лучше знать. Пусть пороется в своей памяти и выудит что-нибудь оттуда. Прости, Сэмми, но другого объяснения у меня нет.

Мелани в отличие от Тини была в прекрасной форме, тщательно накрашенная и, по всей видимости, отлично выспавшаяся, готовая к любой работе, в том числе и принять эстафету от своей слишком разнервничавшейся начальницы.

– Совет твой разумен, но я уже перебрала все возможные варианты, – не без сарказма обратилась к своей напористой помощнице Саманта.

– Знаешь, в шахматах, как говорят, их сотни, ну а в жизни, наверное, тысячи... – упорствовала Мелани. Сквозь грим на щеках проступил румянец, и ее личико стало похоже на аппетитное яблоко.

Чувствуя, что беседа не привела ни к каким позитивным результатам, Элеонор решила вмешаться:

– Что бы ни происходило и какие бы звонки вы ни получали, теперь это дело полиции. А у нас на носу благотворительное шоу в Боучеровском центре, и мы пригласили туда всю прессу. До этого чтобы не было никаких эксцессов, и все вы должны держать рот на замке. Джордж посчитал, что появление психов в эфире в порядке вещей, а раз такие глупости подогревают интерес к передаче, то это к лучшему. Будем держаться одной командой до дня нашего рекламного праздника, а там...

Элеонор не успела произнести напрашивающееся «посмотрим», потому что ее прервал зуммер внутренней связи. Она раздраженно подняла трубку:

– Я же просила ни с кем меня не соединять!

Однако, выслушав собеседника, она просветлела лицом.

– Вот они, тут как тут. Полиция желает поговорить с тобой, Саманта. Надеюсь, они тебя и нас всех обрадуют новостью, что твой дружок «Джон» пойман и мы скоро увидим, каков он собой. Честно признаюсь, голос у него как бархат.


– Ты с кем сейчас говорил? Со своим «мозгоправом»? – спросил Монтойя с ухмылкой.

Бентс в ответ буркнул нечто невнятное.

Он был зол и на себя, и на Саманту Лидс, выдавшую ему не по-женски грубую отповедь по телефону, и на неисправный кондиционер, без которого кабинет превратился в кухонную духовку и бесполезный вентилятор лишь разгонял по нему горячий воздух. Однако от пробывшего здесь уже пару минут Монтойи еще пахло одеколонной свежестью, и это тоже раздражало Бейтса.

– Ты ее ничем не обрадовал? – поинтересовался Монтойя, для усугубления атмосферы закурив сигарету.

– Конечно, нет. Сам знаешь. А ты с чем явился?

С маленькой проблемой.

Какой же?

– Они – я имею в виду работников радиостанции – от тебя скрыли или забыли упомянуть, что их псих позвонил уже после передачи по номеру, известному только сотрудникам. Тебе это что-нибудь говорит?

– То, что он уже внутри...

Многолетняя служба в полиции закалила Бентса, но сейчас ему стало страшно. Так бывает, когда противник в разыгрываемой партии опережает тебя на много ходов и ты это чувствуешь.

– Прослушаем еще раз записи, – принял он решение.

Голоса заполняли комнату, минувший вечер, пережитый Самантой, теперь воспроизводился в звуке. Бентс, нажав кнопку, остановил прослушивание.

– Эта девочка... Как ее? Анни Сигер? Она здорово подействовала на докторшу, – заметил Монтойя.

– Про нее мы скоро все выясним. Я уже сделал запрос, – сказал Бентс.

Он снова пустил запись, дослушал до конца и в задумчивости покусал нижнюю губу, что было, как уже успел уяснить его напарник, признаком глубокой озабоченности «великого» сыщика.

– Придется покопать землю, – сказал он, убрав кассету в ящик стола. – У доктора Саманты, как и у каждого, есть прошлое, и совсем необязательно, что оно запрятано так уж глубоко. Сложная проблема может оказаться простой.

– Бывший муж или отвергнутый жених, этот самый Дэвид Росс... – с оптимизмом подхватил Монтойя.

– Или все Джоны, которых она встречала за свою жизнь, – охладил его пыл старший коллега.


Глава 16


Та самая доктор Лидс, чью подноготную он с напарником собрался раскопать, уже миновала стол дежурного офицера и решительным шагом приближалась к душному логову, в коем укрывался и страдал от духоты сотрудник полиции Бентс. Своим легким летним платьем, энергией и женским очарованием она принесла с собой дуновение свежего ветра, но этого хватило ненадолго. Духота в помещении и казенная обстановка заставили ее сникнуть. Она стала похожей на обычную посетительницу, взывающую о защите, потеющую и от жары, и от смущения, растерянную, не знающую, откуда ей грозит опасность.

Монтойя, бросив на Бентса многозначительный взгляд, поспешил удалиться, нарочито плотно затворив за собой дверь.

– Можете ли вы выслушать меня, детектив Бентс? – спросила Саманта. – Или вам, как обычно, некогда?

Тут, как назло, зазвонил телефон, и Бентс машинально поднял трубку. Звонили из лаборатории насчет анализа рыжих волосков, найденных на головах убитых проституток. Волосы были из одного и того же парика, который убийца надевал на голову жертвам, а потом уносил с собой.

Подробный отчет эксперт обещал послать по факсу. Разговор длился, к счастью, не более минуты, и Саманта не успела дойти до точки кипения.

– Я понимаю ваше состояние, – сказал Бентс, повесив трубку. – Но зачем срывать свое раздражение на мне? Кажется, я уделил вам достаточно много времени, когда мы разговаривали у вас в доме, и даже, по моим наблюдениям, несколько вас утомил.

– Простите, – начала остывать Саманта. – Я слишком устала от всей этой истории. Нужно ли мне все заново пересказывать вам?

– Нет, сбережем ваше и мое время. Я прослушал все вчерашние записи и...

– И что?

– Я хотел бы выслушать сначала вас, раз уж вы сюда пришли. Каковы ваши мысли по этому поводу?

– Я думаю, что тот тип, который сунул мне в машину поздравительную открытку, считает, что я убила Анни Сигер, а псих, звонивший на радиостанцию и называвший себя «Джоном», как-то связан с покойной.

– Расскажите мне о ней поподробней.

– Если это так нужно... Мне нелегко возвращаться к тем событиям...

Встретив устремленный на нее взгляд Бентса, типичный взгляд полицейского, пристальный, оценивающий, Саманта поежилась. Но откровенной исповеди было не избежать.

– Я вела точно такую же программу в Хьюстоне. Девушка, назвавшаяся Анни Сигер, позвонила и сказала, что ей шестнадцать, что она беременна и поэтому в полном отчаянии. Я старалась как-то успокоить ее, заставить ее рассуждать разумно, но... – Саманта отвела взгляд в сторону и инстинктивно сжала кулаки так, что ногти впились в ладони. – Но я не просчитала ситуацию, не поняла, что она балансирует на самом краю. Я тянула время, а Анни во мне разуверилась... И покончила с собой. Разумеется, многие возложили вину на меня.

– И вчера некто, подделав голос Анни, позвонил вам на радиостанцию?

– Да. – Золотая цепочка на шее Саманты начала душить ее. – Зачем вы переспрашиваете? Вы же слушали запись.

– Рассказывайте, что было дальше. – Строгим тоном Бентс надеялся остановить начинающийся приступ истерики у сидящей перед ним женщины.

– Конечно, это не была та самая Анни. Я хотела присутствовать на ее похоронах, сочла это своим долгом... но меня выставили с кладбища. Я наблюдала издали, как гроб с Анни опускают в могилу.

– Неужели до этого дошло? – изобразил удивление Бентс.

– До чего? – растерялась Саманта.

– До того, что вас прогнали с похорон.

– Семья постаралась. Они ополчились на меня.

– Они – это кто? – Бентс взялся за карандаш и раскрыл блокнот на чистой странице.

– Ее родители, Эстелла и Язон Фарадей.

– Но ведь фамилия Анни – Сигер?

– Да. Но ее мать и настоящий отец давно в разводе. Мать взяла фамилию нового мужа.

– А вы знаете, кто ее настоящий отец?

– Нет. Когда-то я пыталась что-нибудь узнать про него, но безуспешно, кроме того, что он живет где-то на северо-востоке, за Сиэтлом. О боже! Я была не в том состоянии, чтобы кого-то где-то искать и опрашивать!

– Понимаю. И все-таки... Как его полное имя?

– Освальд, или Уолли Сигер... Кажется, так. – Саманта смогла выдавить на лице слабую улыбку. – Ведь это было так давно... Девять лет назад. Я специально старалась все это забыть.

– У вас сохранились с той поры какие-либо записи? Имена, адреса, хоть что-нибудь?

Не без некоторых колебаний Саманта ответила утвердительно:

– Думаю, что да. В новом доме... вернее, это очень старый дом, и в нем есть чердак... Сперва я хотела все выбросить перед переездом, но потом сложила все на чердак. Я не пожелала зачеркнуть напрочь даже эту самую жуткую страницу моей жизни.

– Она действительно была самой жуткой? Скажите откровенно, Саманта. Другого подобного, или даже худшего, не случалось? Нам обоим надо это знать. Я не копаюсь в грязном белье, просто хочу установить истину – в наших общих интересах. Разрыв с мужем, отвергнутые мужчины – у каждой взрослой женщины накапливается достаточно недоброжелателей и потенциальных врагов.

Саманта в ответ лишь молча покачала головой.

– Кого вы еще можете вспомнить из близких Анни людей? – вернулся к расспросам Рик.

– Ее брат. Кен... нет, кажется, Кент.

– А ее дружок? Отец ребенка?

– Райан Циммерман. Он на пару лет старше Анни. Привлекательный малый. Спортсмен, гордость школы. Честно говоря, мне не хотелось бы перебирать в памяти эти имена.

– Я прослушал записи. Джон обзывает вас проституткой, говорит, что вы опять вернулись к прежней профессии. Что это значит?

– Он психопат.

– Но существует хоть какой-то повод для подобных его высказываний?

Саманта вскочила со стула и в ярости, одним движением руки смахнула со стола все бумаги, снимки, кассеты. Еще секунду назад Бентс видел перед собой подавленную, смертельно уставшую, измученную своими страхами слабую женщину. Теперь же это была полная энергии разгневанная тигрица.

– Поосторожней со словами, мистер коп! Я пришла в ваше учреждение, которое оплачиваю из своих налогов, не для того, чтобы выслушивать оскорбления и чтобы вы здесь повторяли сказанное человеком с больной психикой.

– Простите за то, что я неточно поставил вопрос, но хоть что-то в вашем прошлом могло натолкнуть «Джона» на подобную мысль? И, пожалуйста, не воспринимайте наш с вами разговор как нечто для вас обидное.

Саманта мгновенно овладела собой. Это она умела. Ей стало стыдно за свой нелепый взрыв.

– И вы меня простите за мою неадекватную реакцию. Наверное, сказывается нервное напряжение и вообще неординарность всей этой ситуации. Отвечу вам четко. Никогда в жизни я не продавала себя за деньги, но после окончания колледжа я проводила здесь, в Новом Орлеане, некоторые исследования для своей диссертации в специфической среде. Понятно, о чем я говорю? С некоторыми «уличными бабочками» я свела знакомство. Вот и все. Но это было очень давно.

– Как видим, прошлое не тонет, а всплывает... и совсем неожиданно.

– Возможно, вы правы. Я написала работу о ночной жизни Нового Орлеана, о некоторых аспектах психологии тех, кто выходит на улицы, чтобы торговать своим телом, получила за нее высокую оценку, и этим мое погружение на дно ограничилось. Можете справиться у моего профессора... – Тут Саманта осеклась, и это не укрылось от Бентса.

– В чем дело? – быстро спросил он.

– Этот профессор – мой бывший супруг. Хотя вряд ли здесь есть какая-либо связь.

– И все же?

– Если хотите, свяжитесь с ним. Он по-прежнему преподает в Тулейне. Доктор Джереми Лидс.

– Наверное, мы так и сделаем, а теперь... – Бентс резко сменил тему: – Кому известно, где вы паркуете в городе вашу машину?

– Всем сотрудникам радиостанции. Это наш общий гараж. Ну, и некоторым моим друзьям. Вычислить, где стоит мой «Мустанг», никому не составит труда.

Саманта несколько раз нервно сжала и разжала кулаки.

– Извините, детектив, но вы задаете вопросы, на которые сами заранее знаете ответы. По-моему, эта беседа нам обоим не принесла никакой пользы, а меня лично утомила, да и вас, кажется, также.

– Я так не считаю. И, кроме того, позволю себе дать вам совет.

– Какой же?

– Будьте предельно осторожны. Вы в опасности. Поэтому примите все возможные меры – смените замки, заведите собаку, наймите телохранителя.

– Это будет означать, что маньяк одержал надо мной верх. Он добился того, чего хотел... Спасибо за вашу заботливость, за защиту. Мне не на кого надеяться, кроме как на себя. Я это знала и раньше, до своего визита сюда.

Она резко встала и направилась к двери как раз в тот момент, когда Монтойя счел нужным опять появиться в кабинете. Провожая ее взглядом, он не мог не восхититься покачиванием ее бедер и не прокомментировать:

– Она – та еще штучка! Соглашусь стать ее телохранителем даже за четверть установленного тарифа, причем круглосуточно. Кстати, она что-нибудь полезное сказала? Я услышал только конец беседы.

– Почти ничего, – проворчал Бентс, собирая разбросанные бумаги.

– А как ты считаешь, она сама не замешана в этом деле? – высказал подозрение Монтойя.

– Думаешь, все это рекламный трюк, спектакль с нанятыми актерами? Будем держать такой вариант в уме. Но прежде всего выясним, кто эта Анни Сигер, кто ее родственники, друзья, знакомые... Покопаемся в этой старой истории, ведь кому-то понадобилось заставить бедную девчонку говорить из гроба. Ну, и окружение нашего милого доктора. Если судить по твоему масленому взгляду, мистер Монтойя, мужчины падки на нее, как мухи на сладкое. И кто-то из них вполне мог возревновать и начать мстить.

– И тем повысить рейтинг ее радиостанции?

– Ты все-таки думаешь, что здесь кроется материальный расчет? Не исключено. Ведь та же команда работала в Хьюстоне, когда погибла Анни Сигер. Тот же владелец, мистер Ханна, который своей выгоды никогда не упустит, и их программный директор, бешеная чернокожая атлетка, настоящий бульдозер в черном обличье. Но если тут замешаны деньги, зачем тогда убивать новоорлеанских проституток? – вдруг сорвалось у Бентса с языка.

Монтойя уставился на напарника с недоумением:

– А какая тут может быть связь?

– Не знаю. – Бентс потер виски, разгоняя свинцовую усталость. – Возможно, связь есть... Мне вдруг подумалось...

– Одно дело – душить девчонок и разбрасывать стодолларовые банкноты с ослепленным Франклином, а другое – зарабатывать кучу денег на взлетевшем рейтинге, – отстаивал свою версию Монтойя. – Это две совсем разные истории.

– Тогда зачем «Джон» звонил уже после окончания передачи? Какой в этом смысл? И как он воспользовался внутренней телефонной связью? Ответов у нас с тобой пока нет, одни лишь вопросы.


«...Кретины!

Полицейские все кретины, недоумки.

Они что, не поняли, какой им подан знак? Они что, не увидели закономерность?

Да они что, два на два умножить не способны?»

За стенами хижины ночной мир болота пробуждался к активной жизни. Жуткие звуки, когда кто-то погибал, чтобы накормить кого-то, или совокуплялся для продолжения рода, проникали сквозь затянутое-противомоскитной сеткой окошко. Сетка мало помогала. Крохотные насекомые вторгались в его жилище сквозь щели между досками, и он убивал их, размазывая багровую массу по лицу и не отрываясь от чтения свежих газет, которые принес сюда. Все до одной сообщали о странных убийствах, совершенных в «веселом квартале».

Но нигде никем не высказывалась догадка, что это звенья одной цепи и тянется такая цепочка очень далеко, из прошлого в будущее. Он специально оставлял им очевидные улики – вот тупицы! Не видят то, что у них прямо под носом! Как он их презирал, как ненавидел за лень, за отсутствие элементарной логики!

Он-то сам имел право быть довольным собой потому, что всегда делал свою работу с выдумкой и аккуратно, как и сейчас, вырезая отточенным до бритвенной остроты ножом из многословных газет заметки для своей сокровенной коллекции. Как же они ужаснутся, а он посмеется, когда истина откроется и все поймут, что были слепы, а только он один зряч.

Туман за окном стал редеть, и теперь полная луна приводила его в неистовство. Ее лучи были ярче, чем слабая керосиновая лампа, освещавшая его рабочий стол. Он жаждал решительного поступка, действия с немедленным результатом. Слишком мало Саманта Лидс уделяет ему внимания и еще не до конца осознает, как он страшен. Пора перестать прятаться в тени, пора показать свое истинное лицо.

Летучая мышь, пролетев за окном, перечеркнула темным силуэтом поток лунного света, льющегося с небес. Это явный знак того, что сама природа на его стороне.

Он включил транзисторный приемник и сквозь разряды услышал ее бархатный голос, от которого у него сразу перехватило дыхание.

– Привет, жители Нового Орлеана. Я опять с вами, я – доктор Сэмми с «Р-1», и наступило время «Полночных исповедей». Поговорим начистоту о делах сердечных и о том, что тревожит наши души, не дает нам спать ночью и заботит днем. Сегодня я предлагаю побеседовать о школе. Кто-то из вас еще посещает уроки, боится контрольных и экзаменов, кто-то очень любит или, наоборот, проклинает свою школу.

Кто-то ее уже закончил и вздохнул свободно. Но школа – это та крутая лестница из нескольких ступеней, с которой начинается подъем по взрослой жизни. Будь школа государственная, частная или церковная, мы все прошли через этот этап и все испытали на себе давление со стороны педагогов и школьной дисциплины, желание восстать против нее, а еще, кстати, заявить свое право на любовь в таком возрасте, а она самая горячая, самая непредсказуемая, потому что она первая...

Кровь ударила ему в голову. Как эта сучка посмела завести разговор о школе, о первой любви? Как она могла так попасть в точку?

Он вскочил и распахнул дверцы шкафчика, в котором держал свои «трофеи». Там к задней стенке был скотчем прилеплен увеличенный снимок Саманты Лидс с рекламного листка радиостанции. Правильные черты лица, полные женственные губы и холодный взгляд, устремленный на него. Для него – холодный, а для других этот взгляд полон страсти. Он знал, что добровольно она не даст ему то, что отдавала другим.

От ревности его эрекция была так сильна, что джинсы чуть не лопнули на ширинке.

Началось ее шоу.

– Здравствуйте, – приветствовала первого дозвонившегося радиослушателя Саманта. – Как вас зовут?

– Ренди.

– Что нам скажете, Ренди?

– Школа – это классная вещь! Хорошее было времечко. Я играл там в футбол, ну и встретился с моей теперешней миссис. Она была младше меня на класс и была школьной королевой красоты – даже два сезона подряд. Другой такой замечательной женщины, как моя Вера, я бы нигде больше не встретил. У нас теперь четверо детей, и мы женаты уже тридцать пять лет. Ну еще и внуки растут.

«Сволочи! Кому какое дело до их дрянных внуков!»

– Значит, школа вам помогла устроить вашу судьбу?

– Еще как! Правда, вот с нашими ребятками тут совсем другое дело. Сын, он еще в школе запал... ну сами знаете, на наркотики. Старшая дочка, она хоть внуков нам подарила, с ней, кажется, все в порядке, и школу она закончила успешно, а вторая дочка – она как-то выбилась из колеи. Переспала с одним мальчиком из школы... ну, и последствия... А, чего вам говорить. Короче, жениться он не собирается.

– Ну а как ваша дочь переживает такую ситуацию?

«Ишь ты, с каким сочувствием задает вопрос доктор Сэмми! Как будто она и впрямь может дать дельный совет. Послушаем, послушаем, а потом дадим о себе знать».

Его губы кривились и дергались, будто танцуя на лице дьявольский танец. Если она не поймет его нового послания, значит, грош цена ее проницательности! Еще одна женщина погибнет, и только ради того, чтобы достучаться до каменного сердца Саманты Лидс.

Или покончить со всем этим сразу? Но тогда наступит Великая Скука, и кто еще разделит с ним его тоску и ненависть – москиты, которых он давил на своем лице, глупые, громогласные лягушки, назойливые летучие мыши и блаженно дремлющие в болоте аллигаторы? Нет, игра должна продолжаться! На день рождения покойной Анни он заготовил Саманте Лидс подарок, маленький такой сюрприз.

Он ее удивит. Хотелось бы ему быть рядом с ней, когда она обнаружит, что он ей подарил. Но пока еще не время выходить из тени. Поиграем еще в прятки – так он решил.


Глава 17


У Саманты чуть сердце не выпрыгнуло из груди, когда она увидела на веранде темный силуэт мужчины. Солнце светило ему в спину, и она не сразу узнала Тая.

Он комфортно расположился в шезлонге, уперевшись широко расставленными ногами в балюстраду, и лениво потягивал пиво из жестяной банки. Казалось, он блаженствовал, слушая хор цикад и нежный перезвон колеблемых легким ветерком садовых колокольчиков, но, приблизившись, Саманта ощутила, что настроение его в это солнечное утро мрачнее ночи.

Она не позаботилась окликнуть его, а сперва загнала свой «Мустанг» в гараж и удостоверилась, что дверь надежно заперта.

«Зачем он здесь? Почему он снова и снова навязывает мне свое присутствие?»

Теплое чувство к нему, возникшее у нее вчера, желание отдаться под его защиту или даже согласиться на нечто большее сегодня сменилось все той же проклятой и унизительной подозрительностью. Его мужское обаяние по-прежнему притягивало ее как магнит, но уж слишком неожиданно он появился, причем не в самый лучший момент ее жизни. Есть ли у него какая-то иная цель, кроме безобидного желания приударить за симпатичной соседкой?

Тай спросил, не оборачиваясь:

– Что задержало тебя до рассвета?

– Отсутствие моего верного рыцаря. Боялась ехать в темноте и смотрела до рассвета с коллегами видео.

– Я так и понял, что ты осталась на работе. Тем более что мне это подтвердили в вашей охране. Правильное решение. А я, как видишь, взял на себя охрану твоего дома.

– Спасибо. Дежурство закончилось. Можешь отправляться отдыхать.

Саманта вошла в сумрачный дом, где ее встретил Харон. Тай последовал за ней.

– Летом ночи короткие. Их почти не замечаешь.

– Не хочешь ли ты намекнуть, что моя пытка продлится и осенью, и зимой?

– О какой пытке ты говоришь?

– О пытке страхом.

– Надеюсь, я не пугаю тебя?

Ей хотелось сказать ему, что нет, он ее не пугает, но это было бы ложью.

– Многие женщины были бы довольны тем, что сосед так печется об их безопасности, – заявил Тай довольно нагло.

– Я не из тех женщин.

– Да, ты другая... Вот поэтому я здесь.

Его пальцы уже приготовились расстегнуть пуговицы на ее блузке.

– Ты кто? Рыцарь в блестящих доспехах или коварный соблазнитель? Или просто насильник?

– Ни тот, ни другой, ни третий.

– Тогда каковы твои намерения?

– А кто тебе сказал, что у меня есть какие-то намерения? – пожал плечами Тай.

– А что ты тогда здесь делаешь?

Он не ответил и постоял с минуту молча, словно неопытный школьник, попытавшийся облапать девушку и получивший за это пощечину.

– Все-таки за мое бдение на страже я заслуживаю приглашения в дом? Или нет?

– Ты и так уже вошел, правда, без приглашения, – заметила Саманта.

– Слушай, все, что я хочу, это глоток холодного пива, если оно найдется у тебя в холодильнике.

– Пить пиво на рассвете? – удивленно посмотрела на него Саманта.

– Тогда, может, стаканчик вина? Как средство снять ночной стресс. У тебя наверняка завалялся какой-нибудь рислинг.

Идея показалась Саманте на удивление заманчивой.

– Ты настоящий экстрасенс. Именно рислинг.

– Дай мне штопор, я вытащу пробку.

– Сама справлюсь. Я когда-то была в герл-скаутском отряде.

– О боже! Значит, девочек-скаутов тоже учат откупоривать бутылки?

Солнце поднималось все выше, и свет люстры постепенно бледнел. С наступлением утра Саманта стала легче относиться к присутствию в доме постороннего мужчины.

– Каков будет первый тост? – спросил Тай, лукаво изогнув бровь.

– Нейтральный. За лучшие дни, – сказала Саманта автоматически, не подумав, ничего не ощущая, кроме смертельной усталости и желания наконец расслабиться.

– Кто знает? Может, эти дни не такие уж плохие. – В словах Тая и в его интонации был совершенно определенный намек, и любая женщина могла его уловить.

– Не такие плохие, на твой взгляд? —переспросила она.

– А на твой? Скажи, разве я появился не вовремя? Кто бы распивал с тобой рислинг поутру, думал о тебе, охранял тебя, когда вокруг шастают подозрительные типы? И кто спасет тебя от страшных сновидений и вытянет на прогулку по озеру на рассвете, вместо того чтобы ты металась в душной постели? Моя яхта ждет у причала.

– Неужто она исправна? – хихикнула Саманта. Полный бокал рислинга быстро подействовал на ней.

– Вроде бы да. Мы это сейчас вместе проверим. Ощущать присутствие рядом сильного мужчины было ей очень приятно. Утренняя прохлада, выпитое вино и присутствие рядом «рыцаря в сияющих доспехах» неизбежно свели бы с ума любую женщину, даже дипломированного психиатра. Опираясь на его руку, Саманта проделала путь до причала и очутилась, еще не вполне придя в себя, на палубе его яхты.

Она лежала на мягком матрасе, брошенном на чуть пахнущие мазутом доски, а Тай, примостившись рядом, потчевал ее рислингом из только что откупоренной бутылки, уже второй... или третьей.

– Это нечестно! – слабо запротестовала она.

– Что?

– Спаивать, похищать и увозить женщину куда-то в океан на ненадежном суденышке.

– Мы не в океане, яхта вполне надежна, а женщина, на мой взгляд, трезвая и вполне совершеннолетняя, отвечающая за свои поступки.

То, что он напомнил ей об этом, заставило Саманту напрячь волю, встать, выпрямиться и снова очутиться в его объятиях. Впрочем, «объятия» было понятием спорным – он мог засвидетельствовать на суде, что просто поддержал ее, иначе бы она свалилась в воду.

– Что ты выбираешь? – спросил Тай с опасным огоньком в глазах. – Причалить к берегу и отправиться спать в компании с черным котом или?..

– Или ты мне скажешь правду, – неожиданно закончила она фразу. – Зачем я тебе?

– А если мы немного повременим с этим?

– А зачем откладывать? Тебе надо придумать правдоподобную ложь?

Вместо ответа Тай привлек ее к себе и закрыл рот грубым поцелуем, и это опять лишило Саманту воли. Всплеск агрессии неожиданно прошел.

– Ты так и живешь... таким образом?

– Что ты имеешь в виду?

– Вот так легко... против всяких правил?

К тому моменту Тай уже разжал объятия и пытался поставить парус под ветер.

– Как видишь, я соблюдаю правила управления парусным судном, и мне это тяжело дается, – отшутился он.

– Я говорю о других правилах. В какую игру ты играешь?

– А, вот ты о чем... Разумеется, в свою и по своим правилам.

Саманта вздохнула, и он поднял на нее глаза.

– Не вздыхай. Я не сделаю ничего вопреки твоим желаниям.

– А если я потребую причалить?..

– Подчинюсь, но господь явно будет против, – усмехнулся Тай.

А действительно, будет ли господь возражать, если выдалось такое отличное солнечное утро и ей так хорошо?

То, что последовало дальше в затемненной каюте, неоднократно описывали ей разными словами многие ее радиослушательницы, проникшиеся прозой сочинительниц женских романов. Все, вплоть до многократно испытываемого оргазма и желания впиться ногтями в твердые плечи Тая и удержать его мужское естество в своей плоти, пока оно не возбудится вновь.

Это было настолько прекрасно, что только после всего, что им довелось испытать и почувствовать за стремительно пролетевшие час или полтора, у Саманты в мозгу вдруг, прежде чем она погрузилась в блаженный сон, возникла совсем не к месту коварная мысль: «Бог мой! Во что я ввязалась?»

– Ты в порядке, моя любимая? – спросил Тай обеспокоенно, будто о чем-то догадавшись.

– В порядке... – откликнулась она тихо. – Я уже сплю...

Не дослушав до конца его излияний, она накрыла телефонный аппарат подушками и, прежде чем погрузиться в сон, спросила себя: «Бог мой, во что ты ввязалась?»


Глава 18


«Что я наделал?»

Едва первый луч солнца проник через иллюминатор в каюту и разбудил Тая, он тотчас обозвал себя трижды дураком. Саманта лежала рядом с закрытыми глазами, завернувшись в простыню, ее волосы спутались, дыхание было ровным. Она спала.

Несколько раз за минувшую ночь они возносились на самую вершину, а потом лежали рядом в полном изнеможении. Они занимались любовью долго, но у него осталось лишь смутное впечатление о ее теле – стройном, гибком, податливом, а иногда агрессивном. Череда мелькающих картинок, словно пейзаж при вспышках молнии.

Она вела себя как скромница и соблазнительница одновременно, не играла с ним, а искренне отдавалась ему. О такой любовнице можно было только мечтать. Его прошиб пот при воспоминании о смелых ласках, которые они себе позволили.

Ну а потом они оба уснули, совершенно обессиленные.

Тай мысленно обругал себя за то, что не выдержал и поддался соблазну. Он обязан был сохранять объективность, наблюдать за объектом, а не тащить его в кровать. Надо быть полным идиотом, чтобы хватать с огня руками кипящий котелок.

Саманта пошевелила губами, как будто что-то прошептала, и тихонько вздохнула во сне. Он не мог оторвать взгляда от оживающей скульптуры, скрытой от него легкой простыней.

– Что ты там рассматриваешь?

Она потянулась, закинула руки за голову и, коснувшись кончиками пальцев стенки, ощутила тесноту каюты.

– Тебя.

– Представляю, как я выгляжу. – Саманта приподнялась, опершись на локоть, стыдливо прикрыв грудь уголком простыни. – Который час?

– Семь.

Она застонала.

– Зачем мы проснулись в такую рань?

– Потому что мы болтаемся посреди этой лужи, называемой озером, и люди на берегу, продравшие глаза чуть позже, смогут увидеть нас вместе. Нам надо поторопиться. Кофе тебя взбодрит?

– Надеюсь.

Тай подмигнул ей:

– Ты зря прячешь грудь. Тебе пока нечего скрывать...

– Не надо об этом... Пока только кофе. А о прошедшей ночи мы еще поговорим...

– Женщинам это свойственно.

– Что за самонадеянное утверждение? – Саманта осуждающе посмотрела на него. – Не очень-то ты разбираешься в психологии полов. У женщин есть на то свои причины. Нам надо обсудить вопрос, насколько наш секс был безопасен, ведь мы никаких мер не предпринимали. Ну и главное – кто ты такой? Возможно, ты женат и у тебя дюжина детей, ждущих своего папочку-кормильца.

– Детей нет, жены тоже. Я даже ни разу не был обручен. Я хранил целомудрие целый год, и потому тебе не о чем беспокоиться. Поверь, я берегу себя.

– Я тоже.

– Что касается тебя, то твоя практика, вероятно, побогаче моей.

– Я поверила тебе на слово, так и ты поверь мне. У меня был друг, но уже с полгода мы не оказывались с ним в одной кровати. Месяц назад мы попробовали восстановить отношения – он меня уговорил. Мы скатали ненадолго в Мексику, но ничего не вышло. Кончилось полным разрывом.

– Ты в этом уверена?

– Вполне. – Саманта уже устала от этого разговора. Ее голова склонилась набок. – Ты обещал кофе, а то я опять засну...

– У меня только растворимый. Но я сделаю двойную дозу...

– Хоть лошадиную...

Он занялся приготовлением кофе.

– Тай!

Он обернулся. Саманта стояла у него за спиной, по-прежнему в тоге из простыни, и выглядела невероятно сексуально.

– Я хочу, чтобы ты знал... – Она оглядела тесное пространство каюты и потом смело встретилась с ним взглядом... – Я не из тех женщин, кто ложится в постель с первым встречным. Не знаю, что произошло со мной накануне, но я не узнаю себя...

– Ничего особенного. Ты просто нашла меня интересным субъектом. – Тай изобразил на лице улыбку и разлил кофе в две кружки.

– Конечно, это так. Иначе ничего бы не было. – В тоне Саманты сквозила ирония, но он чувствовал, что она говорит правду, обнажается перед ним, как в пору ночных ласк.

Пока кофе остывал, Тай отвернулся, давая ей возможность одеться. Юбка и блузка совершенно помялись. Саманта вспомнила со стыдом, как поспешно срывала с себя одежду, вероятно, пьяная от предложенного Таем вина, а вернее, от охватившей ее похоти. Впрочем, женщине в ее возрасте после долгого воздержания и перенесенных стрессов можно простить и не такое.

Когда она застегнула последнюю пуговицу на блузке, Тай обернулся:

– Ты уйдешь, а мне покажется, что солнце зашло.

– Не пудри мне мозги. Взгляни на небо. Солнце сияет над тобой, над этим озером, и будет сиять до самого заката. Давай обойдемся без поэзии.

Тай ничего не ответил на это, взобрался по трапу наверх и запустил двигатель. Корпус завибрировал, и Саманта с трудом пила кофе, обжигая губы и поминутно утирая подбородок. Но все же горячий и крепкий напиток ее взбодрил.

Она, преодолев несколько крутых ступенек, выбралась на палубу. Берег стремительно, как ей казалось, приближался. Какие-то слова надо было произносить перед расставанием.

– О чем твоя книга? Мелани прямо задохнулась, когда ты шепнул ей на ухо название. Неужели что-то более завлекающее, чем «Молчание ягнят»?

– А тебе это так интересно? – поднял брови Тай. – Названия пока нет. Есть тема. Проникновение отставного офицера полиции в тайну преступления, которое уже давно засосала болотная трясина.

– Страшно! – поежилась Саманта.

– Кому?

– Тебе. Ты не боишься окунуться в прошлое? Я лично боюсь. И копаться там тоже опасно для психики. Впрочем, как психиатр, я пока не обнаружила у тебя никаких аномалий.

– Шутишь?

– Нет, я серьезно.

– Я, честно признаться, раньше был копом.

– Запоздалое признание, – с иронией заметила Саманта. – Ищейка, севшая мне на хвост, – сострила она, впрочем, очень тихо. Яхта в этот момент уткнулась в причал, и Тай ее слов не расслышал.

– Я провожу тебя в дом, – предложил Тай.

– Доберусь самостоятельно.

– Кофе подействовал?

– Вполне.

Яхта покачивалась у причала, и Саманта шагнула на деревянный настил.

Поцелуй при расставании можно было расценить двояко – как страстный или прощальный.

Саманта поспешила в дом, в свое убежище, и проводила взглядом удаляющуюся яхту, как корабль, отплывающий к Северному полюсу... Расстояние между нею и Таем увеличивалось с каждой секундой.

Неожиданно у нее возникло ощущение близкого присутствия «Джона». Саманта обошла дом, особенно тщательно осмотрелась в спальне и, перебирая свои вещи в комоде, не обнаружила красного, весьма игривого комплекта белья, который однажды под настроение купила, но так ни разу и не надела.

«Джон» был здесь? В воздухе улавливался запах чужака...


Глава 19


То, что доктор психологии Джереми Лидс – самодовольный дурак, а вдобавок еще и мерзавец, Бентс выяснил довольно скоро, проведя с ним несколько минут в крохотной комнатенке, выделенной профессору под кабинет в старинном здании университета.

Но он был не просто глуп, а его глупость еще и играла ему на руку, так что дурацкая маска вкупе с ханжеством и непомерным самомнением, вероятно, помогала ему зарабатывать дополнительные очки.

Бентс не был так уж удивлен. Разве все эти высокооплачиваемые психологи-«мозгоправы» – не одного поля ягода, не шарлатаны? Представить себе, что такая очаровательная и разумная молодая женщина, как Саманта, спала с ним, да еще какое-то время состояла с этим мыльным пузырем в законном браке, было нелегко.

При мысли об этом Бейтса чуть не стошнило. Надо же, какими вывертами полна жизнь! Продолжительная работа в полиции давала тому массу примеров, но каждый подобный сюрприз Бентс все-таки воспринимал с легкой досадой.

Кабинет профессора был битком забит научными изданиями. На корешках книг выделялись такие слова, как «секс», «комплексы», «насилие», и вся эта премудрость, втиснутая между изогнутыми аркой стенами, могла рухнуть вместе с хилыми полками. Книги были покрыты пылью и явно лежали здесь, чтобы зашедшего сюда студента поразила ученость хозяина кабинета. Кактус в глиняном горшке, подаренный, судя по всему, на Рождество всем сотрудникам, так и оставался в своем убранстве из серебряных нитей и уже успел засохнуть.

Бентс ожидал окунуться в примерно такую атмосферу, но все-таки сложно было перебороть гадливое чувство, испытываемое им при беседе с профессором. Высокий, с гибкой фигурой и длинными волосами, ниспадающими на плечи, Джереми Лидс никак не соответствовал голливудскому штампу очкастого интеллектуала, зато был очень похож на актеров, исполняющих роли совратителей малолетних. Хоть прямо надевай на него наручники и зачитывай ему его права.

Но, кроме отвратительных манер и неуютности его кабинета, за профессором Лидсом, на взгляд полицейского, не наблюдалось никаких иных пороков.

Лидс выставил на шаткий столик пару стаканчиков и один из них наполнил темной жидкостью из бутылки оригинальной формы, на которой не было этикетки.

– Не хотите?

– Нет, спасибо.

– Зря отказываетесь, – покачал головой профессор. – Кубинский ром высочайшего качества и специального разлива. Контрабанда, конечно, но разве можно пренебречь благодарностью друзей? Надеюсь, эти мои слова не будут занесены в протокол?

– Как и все остальные. Наша беседа ведется без протокола. Я просто собираю сведения о прошлом вашей бывшей жены, которой пришлось обратиться в полицию за помощью. Дело в том, что она подвергается преследованиям со стороны некоего неизвестного лица. Возможно, профессор, в вашей памяти всплывут какие-то факты... и мотивы, которые могли бы нам помочь.

– Все понятно, – кивнул Лидс. – Я охотно согласился на встречу с вами и открыт для любых вопросов.

Джереми Лидс, уже не предлагая полицейскому, закурил ароматную кубинскую сигару, также полученную, вероятно, от неведомых друзей, и насладился произведенным эффектом: душистый дым заполнил тесное помещение и вызвал приступ кашля у представителя закона. Подобные шалости мог себе позволить бравирующий своей оппозиционностью интеллектуал. «Дешевка», – подтвердил уже сделанный ранее вывод Бентс.

– Так что же вас интересует? Хьюстон? Там Саманта потерпела полное фиаско. – Казалось, он этим был только удовлетворен. – А ведь я предупреждал ее. Высовываться в роли радиопсихолога было ей не по зубам. Ведь это все равно что выступать в роли спиритического медиума или, что еще хуже, религиозного пророка. Люди верят в тебя, а ты всего лишь актер, и вся твоя работа – не более чем театральное действо, не имеющее к серьезной науке никакого отношения.

– Сколько времени длился ваш брак с Самантой? – неожиданно спросил Рик.

Профессор Лидс не любил, когда его речь прерывают. Но что поделаешь – полицейский, он и есть тупой полицейский.

– Мы быстро расстались. Я слышал, что у нее опять появились какие-то сложности.

– Опять? А что вы знаете про ее предыдущие трудности?

Бентс незаметно включил портативный диктофон, упрятанный в нагрудном кармане.

– Уверен, что вам все известно лучше, чем мне. Как я уже говорил, в Хьюстоне Саманта потерпела полнейшее фиаско, но она сама на него напросилась, я так считаю. Может, я слишком суров в оценке ее способностей, но поверьте: на этой, так сказать, радиопсихологии я собаку съел. Заявляю со всей ответственностью, что это сплошная туфта, прикрытая псевдонаучной мишурой, а чаше всего просто шарлатанство, попытка выдать себя за очередного медиума. Это роняет в глазах публики престиж нашей профессии, унижает настоящих профессионалов. Одни только термины – «психологическая помощь в прямом эфире», «разговоры по душам» или «откроемся друг другу» – дурно пахнут!

В ораторском раже Джереми перешел некую грань, заходить за которую не следует интеллектуалам в беседе с правительственными служащими, с которыми искренность в высказываниях невозможна, и он тут же одернул себя, показывая, что зря начал «метать бисер перед свиньями». С фальшивой улыбкой профессор извинился:

– Простите, что ударился в многословие. Вам ведь нужно что-нибудь покороче и поконкретнее.

– Вы правы, – подтвердил Бентс. – Поэтому вернемся к Саманте Лидс.

Джереми затянулся контрабандной «коммунистической» сигарой и грустно вздохнул:

– Валяйте, спрашивайте.

– Вам повезло, что Саманта была вашей студенткой?

– В каком смысле? – Профессор был несколько ошарашен вопросом.

– В прямом. Сексуально привлекательную девушку обучать вашим премудростям все же приятнее, чем какую-нибудь дурнушку.

Джереми хотел было оскорбиться, но передумал:

– Вы намекаете на то, что я спал с нею до брака?

– Это вы сами сказали, а не я.

– Я могу пригласить адвоката и пожаловаться на вас, детектив, как вас там зовут... Бентс?

– Разве я чем-то оскорбил вас или в чем-то обвинил? Честно говоря, я даже немного вам позавидовал... по-мужски. Расскажите, как все было. Дело давнее, вашей репутации не повредит. Мой рот, обещаю, будет на замке. Наша работа ведь и состоит в том, чтобы собирать крохи чьей-то личной жизни.

– Мне очень не хотелось бы вспоминать о тех временах, – заявил Джереми, и целая гамма эмоций, подобно разноцветной радуге, отразилась на его лице.

Он был зол и возмущен и хотел бы послать подальше столь назойливого копа, но и поделиться с кем-нибудь подробностями об одной из своих сексуальных побед для такого тщеславного мужчины было весьма соблазнительно. Джереми загасил окурок сигары, оперся подбородком о сложенные руки и в такой удобной позе погрузился в воспоминания:

– То был трудный момент в моей жизни. Я только что расстался с моей первой супругой. Вы знаете, как это бывает – ощущение пустоты, утраты, и вдруг появляется Саманта! Я не имел права претендовать на ее благосклонность, хотя бы из-за разницы в возрасте. Но сердцу не прикажешь – как оказалось, ни ее сердцу, ни моему. Одним словом, мы нашли друг друга. Это вызвало небольшой скандал в нашем кругу и ускорило наш развод, хотя, впрочем, мой первый брак давно можно было считать распавшимся. Но все-таки моим адвокатам пришлось постараться, чтобы скорее освободить меня и дать возможность нам с Самантой воссоединить наши судьбы.

Фразы, произносимые Джереми, накатывались на слушателя, как ленивый, монотонный прибой на прибрежную гальку. Вот так, наверное, он убаюкивает на лекциях своих студентов, кого-то доводит до диплома, некоторых – до своей постели.

– Я – неисправимый романтик, – продолжал профессор. – Я все время ищу свой идеал и на этом идеале женюсь, а потом, хотя испытываю горечь разочарования, вновь отправляюсь на поиски нового идеала.

– После развода с Самантой вы снова женились?

Джереми всплеснул руками, выражая то ли раскаяние, то ли триумф победоносного «романтика».

– И опять на хорошенькой студентке. Но только после того, как предшествующий брак был расторгнут. Я на этом пути не сделал ни одного неверного поворота. Меня нельзя упрекнуть в двоеженстве или в совращении несовершеннолетней. Я поступаю как свободный гражданин, и мой единственный проступок лишь в том, что я курю сигары, производимые на острове Фиделя Кастро.

– Мы же договорились, что это меня не касается, – напомнил ему Рик.

– Прекрасно. Так чем еще я могу вам помочь?

Бентс даже начал испытывать некоторый азарт, возвращая профессора из заоблачных сфер на землю, как будто дергая за ниточку улетающий вверх воздушный шарик.

– Когда Саманта еще училась у вас, вы не предлагали ей заниматься проституцией?

Джереми вытаращил глаза. Бентс остался доволен собой. В словесном фехтовании с интеллектуалом он сразу выиграл несколько очков.

– Бог мой! Вы что, спятили?!

– Не предлагали ли вы ей связанную с проституцией тему для дипломной работы? – уточнил он.

Джереми Лидс быстро оправился от укола.

– Вы употребили неверный термин. Речь шла конкретно не о проституции, а о «психологии улицы» – что заставляет людей искать там средства к существованию, торговать своим телом, наркотиками и тому подобное. Тема интересная, согласитесь. Меня как-то осенило в удачный момент, и я отдал эту идею на откуп Саманте. Совершенно бескорыстно, и о том не жалею. Она блестяще справилась с заданием. Печально лишь, что результат привел к нежелательным последствиям.

– В каком смысле?

– В смысле нашего брака. Я настолько был ею очарован, что предложил Саманте соединить наши судьбы, и допустил ошибку.

– Какую?

Лукавая, кошачья улыбка появилась на лице профессора.

– Я поздно осознал, что мы пролагаем разные тропинки в жизненных джунглях, по-иному собираемся строить свои карьеры.

– Она решила идти своим путем?

В ответ Джереми молча пожал плечами.

– И вы нашли себе новый объект для приложения своих идей и способностей?

Профессор явно начал терять терпение.

– Мужчина по своей натуре не склонен к одинокому существованию. Надеюсь, вам, детектив, из вашего богатого личного и служебного опыта это известно.

– Но ведь вы все же сожалеете, что ваш брак с Самантой распался? Или я ошибаюсь?

Теперь глаза профессора сощурились до узких щелочек, как смотровые прорези в танковой броне, и из них устремились на лицо полицейского два изучающих луча.

– Я сказал лишь то, что имел в виду, а именно: мне жаль, что мы не пошли по жизни вместе, а расстались в самом начале пути.

Бентс ему не поверил. Ни одному его слову, ни его глазам, ни улыбочкам. Профессор Джереми Лидс был насквозь фальшивый, а душа его сжалась в комочек и теперь трепетала от страха, несмотря на внешнюю браваду. Но связан ли был этот страх с какой-то конкретной виной, или его просто напугал явившийся к нему полицейский? Смог бы Джереми срежиссировать подлый спектакль с таинственным «Джоном» в главной роли? Бентсу надо было все это обдумать, лучше в одиночестве и с сигаретой в зубах.

– Будьте откровенны, детектив, не пудрите мне мозги. Вы думаете, я в чем-то замешан. Скажите прямо, и я прямо вам отвечу. К тому, что происходит с Самантой сейчас, я никакого отношения не имею. И ничего плохого никогда бы ей не сделал. И мне сейчас абсолютно безразлично, что она вдруг вздумала найти себе работу опять у меня под боком.

Он вытянул шею, приблизив свое лицо совсем близко к лицу полицейского, и понизил голос почти до доверительного шепота.

– Знаешь, дружище, в ней что-то было и до сих пор есть. Я тогда втрескался в нее по уши. Это не просто женский шарм, а некая харизма интеллектуальной женственности. Вот почему я выделил ее из всех других студенток.

Бентс изобразил на лице понимающую ухмылку:

– Трахнул, вошел во вкус, женился, ну и... заскучал?

– Вроде того. Во всех мужчинах природой заложено желание одерживать победы, а затем стремиться к новому. И поверь, что я не из тех, кто любит топтаться на уже пройденной дорожке. Не я звал ее обратно в Новый Орлеан, а раз уж у нее так сложилось, мне наплевать, что она тут делает. Для меня она – приятное воспоминание и не более.

– Другая студентка заняла ее место?

– За это в нашей стране не сажают на электрический стул.

– И даже не кастрируют.

Оба они посмеялись и расстались после заверений профессора в готовности всегда ответить на любые вопросы, если таковые возникнут.

Выйдя из здания университета, Бентс ощутил, что смена погоды тягостно действует на настроение, так же, как и общение с псевдолевым профессором психологии. Солнце заволокли плотные, обещающие дождь облака, влажная душная жара стала невыносимой. И в тон этому всему была мысль, уныло свербящая, как больной зуб: насколько зыбко и ошибочно наше представление о том, что в мире правит справедливость. Как могла столь яркая и умная женщина отдать свое красивое тело и, наверное, чувства подобному ничтожному слизняку?

Скорее бы хлынул ливень и разрядил атмосферу! Впрочем, никакому дождю не смыть грязь с улиц Нового Орлеана и не очистить души его обитателей.

Бентс вздрогнул. Неужто он проникся настроением неизвестного маньяка, за которым начал охоту? Это опасно, хотя иногда бывает и полезно.

Забравшись в машину, Рик не тронулся со стоянки, а открыл все окна и зажег от прикуривателя вожделенный «Кэмел». Он смотрел на парней и девушек, устроившихся на газонах группками и поодиночке, читающих книги и конспекты, отключив себя от мира музыкальными наушниками.

Не все проводили время за учебой. Кто-то разминался на траве после сидения в душной аудитории, кто-то смеялся неизвестно чему, а некоторые парочки, отведя от губ самокрутки с марихуаной, вожделенно целовались. Весь этот молодняк словно бы не ведал, как скоро в огромной забегаловке под вывеской «Реальная жизнь» его зажарят, разложат по тарелочкам и съедят ждущие наступления этого момента жестокие взрослые.

Уже выезжая с подъездной дороги на скоростную магистраль, Бентс вдруг ощутил на себе именно такой «взрослый» взгляд, и настолько он был материален и нес в себе такой энергетический заряд ненависти, смешанной с презрением, что нажать на тормоз и оглядеться по сторонам было естественным желанием.

Бентс попытался определить, откуда этот взгляд был направлен. Вроде бы никто на университетском дворе и на автобусной остановке на обочине шоссе не вел себя как-то необычно. Двое чернокожих юнцов, правда, таращили на него глаза, глупо хихикая, но они вошли в подошедший автобус и отъехали. Да еще старик с седыми космами, выбивающимися из-под бейсболки, в больших солнцезащитных очках медленно шел по газону с объемистым мешком для мусора и с заостренной палкой, на которую накалывал разбросанные по траве бумажки и пластиковые стаканчики и стряхивал их в свою «суму».

Компьютер, заложенный внутрь любого хорошего копа, не выдал тревожного сигнала, и Бентс влился в уличное движение, но неудовлетворенность не покидала его. От этих растрепанных косм веяло каким-то дурным маскарадом, однако никакого предлога для возвращения назад и проверки своих подозрений Бентсу не приходило в голову. Да и вся обстановка вокруг университета после беседы с досточтимым ученым вполне могла показаться насквозь пропитанной фальшью, словно на костюмированной вечеринке.

Все-таки Бентс, включив полицейскую сирену, посмотрел в зеркальце заднего вида, интересуясь, как прореагирует на ее звук странный мусорщик, но тот уже скрылся за деревьями.

Несколько минут Бентс маневрировал с включенной сиреной, пробиваясь сквозь плотную уличную пробку, но хоть с сиреной, хоть без нее, движущийся по своим законам автомобильный поток диктовал ему свои условия. Поэтому Бентс отдался на его волю и принялся собирать в уме фрагменты головоломки, которую задала ему Саманта Лидс. Кусочки пока никак не складывались в целую картинку.

Кем мог быть этот чертов «Джон»?

Что его связывало с покойной Анни Сигер, умершей девять лет назад?

Почему какая-то женщина представилась ею, позвонив на радиостанцию?

Есть ли связь между скандальными событиями в эфире и убийствами во Французском квартале? Или это просто совпадение?

Бентс уже переговорил с федералами, даже звонил в штаб-квартиру ФБР в Куантико Норму Стоуэллу, с которым когда-то сотрудничал. Стоуэлл обладал непревзойденным чутьем и умением складывать любые головоломки, на какие бы мелкие фрагменты их ни расчленили. Он доказал это на деле, расследуя некоторые запутанные дела в Лос-Анджелесе. Бентс доверял ему и желал услышать его мнение. Стоуэлл не забыл о нем, что уже было хорошим знаком, и обещал подумать. Теперь оставалось только ждать от него факса или телефонного звонка.

Бентс, чтобы не так нервничать в пробке, курил одну сигарету за другой, медленно продвигаясь в общем потоке, пока не вырвался из него на площади Лафайет. Долгожданный, как наркотик, никотин оживил его мозг, вернул способность к концентрации мышления.

Но почему-то мышление, будто неверно направленный луч лазера, выбирало себе цель чуть поодаль от намеченной. Бентс подумал о Саманте. Для любого мужчины она вожделенный приз, тут никакого сомнения быть не может. Почему же она попала на крючок такого типа, как Лидс? В нем нет ничего даже от Змея, когда-то в раю обольстившего Еву. Всего лишь выросший до определенной длины слизняк. Мысли о том, что в нем самом заговорила ревность, Бентс, естественно, не допускал.

А кто, интересно, этот ее жених из Хьюстона, Дэвид Росс? Неплохо бы его прощупать, просветить со всех сторон. И еще новый сосед, Тай Уиллер. Появление неожиданного соседа в экстремальной ситуации – случайно ли это?

Бентс мысленно одернул себя. Долгое воздержание настраивает мысли на определенный лад, и он со стыдом это отметил. Но разве не его долг, как полицейского, покопаться, пусть осторожно и со всей возможной тактичностью, в грязном белье доктора Саманты Лидс?


Глава 20


Саманта с раздражением захлопнула объемистый том «Потерянного рая», решив больше к нему не возвращаться. Несколько часов она потратила на него, проштудировав почти весь текст, но ее предположение, что «Джон» в своих угрожающих посланиях ссылается на этот литературный памятник, не подтвердилось. Во всяком случае, она не обнаружила ни малейшего связующего звена и только заработала себе головную боль.

За окнами кабинета сгустились сумерки. Озеро потемнело, по его поверхности разлилась чернота, а в небе над ним замерцала первая звезда.

И все же кто такой «Джон»? Саманта в задумчивости крутила в пальцах карандаш. Что ему надо? Испугать ее? Зачем? Для чего? Для забавы? Или здесь кроется нечто посерьезнее? Способен ли он на физическое насилие или ограничивается только угрозами?

Она взяла с полки том энциклопедии по психиатрии, где был раздел о мании преследования. В последние дни она не раз перечитывала его и даже оставила в нем закладку.

Телефон зазвонил так громко, что от неожиданности Саманта чуть не выронила книгу. На втором звонке она уже держала трубку у уха.

– Алло! – произнесла она, впрочем, не ожидая, что ей ответят. Дважды уже так было за вечер – никто не отзывался. И при каждом звонке Саманта испытывала нервный шок. Ведь сегодня был как раз день рождения Анни Сигер.

– Здравствуй, – приветствовал ее бодрый женский голос.

– Кортни!

Как приятно было услышать голос подруги! На лице Саманты сразу появилась улыбка. Она откинулась в кресле, и сумерки за окном уже перестали казаться столь мрачными и зловещими.

– Рада, что ты вспомнила обо мне.

– Решила проверить, как ты там. Моя мать звонила вчера из Лос-Анджелеса. Она повстречала твоего отца в теннисном клубе, и он сказал, что у тебя какие-то проблемы, что ты в Мексике повредила ногу, а сейчас тебя преследует псих или что-то в этом роде...

– Хорошие новости быстро распространяются, – усмехнулась Саманта.

– Со скоростью света, если в этом участвует моя мать. Так что происходит?

Саманта вздохнула, мысленно представив себе лицо подруги и пожалев, что ее сейчас нет рядом, что она живет так далеко.

– Это длинная история.

– Мне все равно надо как-то убить время, поэтому рассказывай, – потребовала Кортни.

– Помни, ты сама напросилась... – шутливо предупредила Саманта и принялась за повествование о «Джоне», Анни, о телефонных звонках и о выколотых глазах на портрете.

– Боже мой! И сегодня день рождения той девочки?

Кортни была полна сочувствия и тревоги за Саманту.

– Ей исполнилось бы двадцать пять.

– Может, тебе нанять телохранителя?

– Мне это уже предлагали, – отозвалась Саманта. – Кроме того, советовали заменить кота сторожевым псом.

– А как насчет того, чтобы переехать к Дэвиду?

Взгляд Саманты невольно скользнул в сторону фото Дэвида, все еще занимавшего прежнее место на ее рабочем столе рядом с автоответчиком. Красив, умен – бесспорно. Как супруг – немыслим.

– Даже если бы Дэвид поселился в Новом Орлеане, все равно этому не бывать!

Ради подкрепления столь решительного заявления Саманта тут же схватила злосчастный портрет и сунула его в самый нижний ящик стола.

– С ним покончено, – сказала она непреклонно.

– Но ты же ездила с ним в Мексику? – удивилась Кортни столь радикальным переменам.

– И это обернулось сущим кошмаром. Самым лучшим выходом из создавшегося положения для меня будет, если мы с Дэвидом расстанемся по-дружески. Странная вещь: полиция даже считает, что он может иметь отношение к этим звонкам.

– Дэвид Росс? – Кортни расхохоталась. – Какая чепуха! Они представления не имеют, что он за личность.

– И к тому же он не здесь, а в Хьюстоне.

– Разумеется, Дэвид ко всему этому отношения не имеет. А вот как насчет кого-нибудь еще? Пошевели мозгами, Сэмми. У тебя нет на примете подходящего приятеля, рослого и с развитой мускулатурой, который бы не отказался... как бы точнее выразиться... временно скрасить твое одиночество?

Кортни пришла в восторг от собственной идеи, а в воображении Саманты тотчас возник образ Тая Уиллера со всеми его неоспоримыми достоинствами. И все же игривый тон подруги вызвал у нее раздражение.

– Не считаешь ли ты, что я под этим предлогом хочу заманить к себе мужчину?

– Нет-нет... А если серьезно, то почему бы тебе не обратиться, например, к Питу?

Теперь взгляд Саманты уткнулся в старую фотографию, где она была снята вместе с родителями и братом.

– Ты шутишь? Уже несколько лет прошло, как его никто не видел.

– Я видела. Буквально на днях.

– Что?! – Саманта подумала, что ослышалась. – Ты о моем брате говоришь? О Питере?

– О ком же еще? – удивилась Кортни.

– Но... Но... – Эмоциональный всплеск от такого известия был настолько силен, что у Саманты перехватило дыхание и слезы подступили к глазам. Столько лет она упорно отгоняла гнетущую мыслью о том, что брата уже нет в живых, и порой безнадежность одолевала ее. Иного объяснения его исчезновения просто не было и не могло быть.

– Прости... Кортни, но это невероятно... Питер исчез так давно и ни разу не давал о себе знать. Он как... в порядке?

– Выглядит отлично.

– Так почему он не звонил, не писал? Где он был все это время? Чем он сейчас занимается? – Вопросы сыпались один за другим.

– Зй, притормози. Не все сразу, – остановила ее Кортни. Саманта послушалась и подавила в себе взрыв самых разнообразных чувств.

– О'кей. Начнем сначала. Где ты видела Пита?

– Здесь, в Атланте, в баре. В прошлую субботу. Сперва я не поверила своим глазам.

«Я бы тоже не поверила», – подумала Саманта, и у нее защемило в груди. Следующий вопрос она задала уже почти робко.

– Ну и какой?..

– Неплохо. Даже очень хорошо. Он всегда выглядел хорошо. Даже когда... употреблял.

Последовала пауза, и Саманта придвинула поближе семейное фото. Высокая фигура брата в черной кожаной куртке нависала мрачной тенью и над нею, и над родителями. Черные очки, скрывавшие глаза, и надменный поворот головы подчеркивали его холодность и отчужденность.

«Какой же ты бесчувственный мерзавец!» – тут же мелькнула у нее в голове недобрая мысль. Несчетное число раз отец спрашивал про него у Саманты, а она не могла сказать ему ничего утешительного, не смея лгать, и надежда когда-нибудь вновь увидеть Пита постепенно угасала.

– Мне показалось, что он завязал, – продолжала Кортни. – Но к разговору Пит не был особо расположен. Он не оставил своего номера телефона и вообще не сказал, как его можно найти. От моего совета позвонить отцу отмахнулся... заявил, что подумает.

– Уже за это ему спасибо, – съязвила Саманта.

– Ну зачем ты так?.. Наберись терпения. Дай ему тайм-аут, пусть придет в себя. Не думаю, что его жизнь была такой уж сладкой.

– Ты всегда потакала ему, – упрекнула подругу Саманта.

– Каюсь, было такое... в прошлом. А кто бы устоял? Он и сейчас дьявольски обаятелен.

– Это на твой испорченный вкус, – поддела подругу Саманта.

– Что поделаешь! Мой романтизм неизлечим.

– И доводит тебя сплошь и рядом до беды.

Кортни рассмеялась.

– Особенно если замешан обаятельный мужчина. – Она нарочито громко вздохнула. – Если б не были так дороги международные разговоры, я бы постоянно звонила тебе на радио и спрашивала совета, как мне разобраться в своих любовных делах.

– Ты все равно к ним не прислушаешься.

– Наверное. В отличие от тебя я еще надеюсь встретить принца, – призналась Кортни.

– А я, в отличие от тебя, мыслю реально, – парировала Саманта. – И, кажется, уже махнула рукой и не трачу времени на поиски.

Харон мягко вспрыгнул ей на колени и замурлыкал, требуя ласки.

– Пит спрашивал о тебе, Сэмми, – помолчав, сообщила Кортни.

– Неужели? А как поживает отец, его не интересовало?

– Нет. Мы же обе знаем, что он его на дух не переносит.

– Это правда.

Горько было сознавать, что у Пита напрочь отсутствовали сыновние чувства. Они давно сменились даже не равнодушием, а презрением и ненавистью к отцу. И непонятно было, чем это вызвано. Как психолог, Саманта могла бы покопаться в душе брата, но страшилась заглядывать в эту темную бездну.

– Все же чем он занимается? Я имею в виду, как зарабатывает себе на жизнь?

– Не берусь сказать точно. Он упомянул что-то о работе на электрическую компанию. Вроде бы устанавливал высоковольтные вышки по всему юго-востоку, но я так поняла, что это занятие уже в прошлом. В последнее время Питер жил здесь, в Атланте, но намекнул, что собирается податься куда-то в другое место. Как обычно, с ним все неопределенно. Ой, прости, Сэмми, у меня звонок на другой линии. Ты же знаешь, мне платят за то, что я сижу дома и принимаю звонки для разных чертовых фирм... Закругляюсь, но я, возможно, нагряну в Новый Орлеан на следующей неделе, и тогда мы всласть наговоримся. Счастливо!..

– Пока...

Связь оборвалась на полуслове. Саманта еще несколько секунд держала у уха умолкнувшую трубку, стараясь сохранить ощущение тепла, вызванное голосом подруги.

Однако это тепло быстро улетучилось, едва ее мысли невольно вернулись к Питу, к его судьбе и поступкам. И, конечно, к кончине матери... Сколько бы времени ни утекло с той поры, Саманта по-прежнему винила брата в ее трагической смерти. И сейчас, вглядываясь в старое фото, запечатлевшее их маленькую семью в последний раз в полном составе, она переживала не затихшую с годами боль от безвозвратной потери и гнев на Пита.

Всего лишь через неделю после того, как был сделан этот снимок, Бесс Мэтсон погибла в автокатастрофе. В безумном страхе, что с ее неожиданно пропавшим неизвестно куда сыном случилось несчастье, она дождливой ночью отправилась в машине на его поиски. Через две мили от дома Бесс влетела на полном ходу в разлившийся поток, не смогла затормозить на красный свет, и ее седан был сбит и опрокинут на перекрестке ударом сбоку другой машиной. Бесс умерла мгновенно, и все из-за «большой любви» Пита к кокаину.

Иногда Саманта пыталась, правда безуспешно, хоть как-то оправдать Пита, убедить себя в том, что он был наркоманом, а наркомания – это болезнь, но ненависть к нему заслоняла все доводы разума. Не только мать, пусть косвенно, стала жертвой его пагубного пристрастия, но и водитель, сбивший ее, который провел шесть недель в госпитале и остался инвалидом.

Однако много воды утекло под мостом, и все-таки узы крови накладывают определенные обязательства. Надо перезвонить Кортни и через нее как-то попробовать связаться с Питом. Ради отца. Да и ради себя тоже.

«Ведь он твой единственный брат. Не пора ли снять с него бремя вины? Может, именно осознание своей вины и удерживало его вдали от родных людей?» – попыталась оправдать его Саманта.

Но ведь и раньше, до трагедии, Питер отталкивал их от себя, как, впрочем, и всех, кто пытался с ним сблизиться. А если не только кокаин был тому причиной, но и особенности его характера? И не похожа ли в чем-то на своего брата Саманта? Неужели и у брата, и у сестры эта замкнутость и тяга к одиночеству в крови?

Вот совсем недавно она оттолкнула от себя Дэвида и испытала после этого облегчение. Несомненно, в этом отдельном случае она поступила правильно, не поддавшись первому впечатлению, что он и есть тот мужчина, который внесет в ее существование стабильность и от которого она хотела бы иметь детей. Но появится ли другой кандидат, более соответствующий ее представлениям о муже? И не получится ли так, что она тоже оттолкнет его?

Чтобы не замаячил в воображении назойливый образ Тая Уиллера и с целью заглушить воспоминания об исполненном бурных страстей эпизоде на озере, Саманта решила отвлечься и заняться насущными делами.

Прежде всего желательно было проверить корреспонденцию, накопившуюся в ее электронном почтовом ящике. Ее оказалось не так много, и среди сообщений не было ничего важного, кроме послания из Боучеровского центра от Лианн:


«Доктору С.

Дела не очень хороши. Мама все время бесится, а Джей мне не звонит. Думаю, что мне стоит поговорить с вами кое о чем. Когда у вас будет время, позвоните или сообщите по электронной почте».


– Бедняга! – вырвалось у Саманты. Она тут же отправила ей электронное письмо с предложением выпить вместе кофе, а затем набрала домашний номер Лианн. Телефон был занят, так что Саманта не смогла оставить послание на автоответчике. Хотя и раньше Лианн бомбардировала Саманту схожими по содержанию электронными посланиями, на этот раз в глаза бросались некоторые оттенки в настроении девушки, которые не могли не встревожить психиатра.

Не так ли было с Анни Сигер?

– Остановись! – приказала себе Саманта вслух, и так громко, что черный кот в испуге спрыгнул с ее коленей. – Ты уже совсем ударилась в мистику. Зачем проводить параллели между Анни и Лианн? Это разные истории и разные судьбы.

То, что она разговаривала сама с собой, насторожило Саманту. Все ли в порядке с ее собственной психикой? В такой ситуации сидеть и перекидывать в мозгу мысли, как шарики в пинг-понге, было опаснее всего. Желательно занять себя конкретным делом, и в первую очередь разыскать документы об Анни Сигер, о чем ее вполне резонно просил трезвомыслящий Тай.

Саманта отправилась на чердак. Едва она просунулась в люк и щелкнула выключателем, после чего загорелась запыленная лампочка под потолком, как ее чуть не повергло в шок странное зловещее шуршание.

Ей потребовалось какое-то время, чтобы осознать, что она растревожила прилепившееся под потолком большое осиное гнездо. Не хватало еще летучих мышей и паутины по углам, чтобы чердак превратился в съемочный павильон фильма о вампирах и привидениях! Слава богу, никаких ужасных существ, кроме ос, здесь не гнездилось, но пыли было достаточно, и она покрывала все вокруг толстым слоем.

Пригибаясь под низкими стропилами и оставляя за собой четкие следы, Саманта обошла чердак, с подозрением осматриваясь. Пыль могла выдать недавний визит на чердак кого-то постороннего. Ей показалось, что картонные коробки с ее так называемым архивом покрыты более тонким слоем пыли. Неужто кто-то, проникший в ее дом, ходил по чердаку или это разыгравшееся воображение проделывает с не и эти трюки?

Ей потребовалось немало времени, чтобы среди множества коробок отыскать ту, куда были сложены документы, связанные с ее работой на радио в Хьюстоне. Когда Саманта взяла ее в руки, ее словно пронзило током и в мозгу вспыхнуло имя Анни, как на светящейся рекламе. Она поторопилась убраться с чердака, спотыкаясь и ударяясь головой о стропила. Неуверенно спускаясь по лестнице, Саманта плотно прижимала коробку к груди. Растревоженные осы преследовали ее, и она опрометчиво придавила локтем самое агрессивное насекомое, рискуя быть ужаленной, но вовремя опомнилась.

Она бросила коробку на пол и, ступив на последнюю ступеньку лестницы, как следует отряхнулась. После такого неприятного путешествия необходимо было принять душ. Раздевшись, она обнаружила на коже красное припухшее пятнышко.

«Все-таки эта дрянь добралась до меня!» – Саманта прибавила к этому еще и нецензурное выражение и начала шарить в шкафчике в поисках подходящего средства от такой напасти. Многомесячной давности лосьон вряд ли бы ей помог, но она щедро вылила его на ладонь и яростно растерла место укуса.

«Надо уничтожить гнездо и накрепко замуровать люк на чердак, иначе эти твари распространятся по всему дому!» – подумала она.

И тут начал трезвонить телефон. Прокляв себя за то, что не додумалась взять с собой аппарат в ванную комнату, Саманта накинула халат и устремилась в кабинет.

– Алло!

Ответом было чье-то тяжелое дыхание. Она уже была готова в ярости повесить трубку, но отчаянный лай соседской собаки во дворе миссис Киллингсворт насторожил ее. Надо было убедиться, что безмолвный телефонный абонент не имеет отношения к кому-то, разгуливающему поблизости.

Саманта нажала на клавишу определителя номера, но на экранчике появилась надпись: «Номер не зарегистрирован».

Она прошла в переднюю и заглянула в дверной глазок.

Двор был пуст. Только колокольчики, развешанные по саду, позванивали при полном отсутствии ветра, как будто некто нарочно их тронул, а затем убежал или спрятался в зарослях.

Позади Саманты раздался какой-то тихий звук, который ей показался оглушительным. Его источник был непонятен. То ли скрипнула половица под чьей-то ногой, то ли кто-то уселся в рассохшееся кресло. Ее сердце похолодело.

– Кто здесь?

Молчание.

И тут снова ожил телефон. После нескольких долгих пронзительных звонков она не выдержала и помимо воли потянулась к трубке.

– Алло... – робко прозвучал ее голос.

– Привет, доктор Сэмми. – Бархатный голос «Джона» словно окутал Саманту душным покрывалом. Она качнулась и поискала, на что бы ей опереться. – Ты знаешь, какое сегодня число?

– Двадцать второе.

– День рождения Анни.

– Мне уже об этом напомнили. Кто была та девушка, что звонила мне и выдавала себя за Анни?

– Ты не веришь, что это была сама Анни? До сих пор не веришь? И еще не готова расплатиться за свои грехи?

– Какие?

Саманта глянула в окно. Не был ли он где-то поблизости, не он ли потревожил соседскую собаку и колокольчики в саду? Не говорит ли он уже из ее дома по мобильному телефону?

– Я не виновата в смерти Анни.

– Это ты так считаешь.

– Кто ты? – Требуя от него ответа, Саманта попыталась напрячь мышцы для возможной схватки, если он тут, рядом, и выпрыгнет внезапно из тени.

– Ты чересчур любопытна. А тебе всего лишь уготовано знать, что то, что произойдет сегодня ночью, случится по твоей вине. Кайся и моли об отпущении грехов.

Саманта похолодела.

– Что ты намерен сделать, Джон?

– Скоро узнаешь...

– Нет! Не надо...

Щелчок, и трубка омертвела в ее пальцах. Саманта сделала несколько неуверенных шагов и почти упала, обессиленная, на стул. Ужас охватил ее. Словно темная стена зла надвигалась, а она ничем не могла противостоять ей. Ее руки и все тело ослабели, перестали слушаться. Лишь мозг еще работал.

«Придумай, как остановить его. Предупреди полицию».

Она набрала номер, оставленный ей Бентсом. Дежурный сообщил ей, что детектива сейчас нет на месте, но что ему передадут ее просьбу связаться с ней на пейджер, и он сразу перезвонит ей.

Телефон зазвонил через минуту после того, как Саманта повесила трубку. Ее поразила быстрота, с которой Бентс откликнулся на ее звонок. Она со страхом поднесла трубку к уху, ожидая услышать новые угрозы, но на проводе был детектив.

– Мне передали ваш вызов и сказали, что он срочный.

– «Джон» совсем недавно звонил мне. Не знаю, откуда, может быть, даже из моего дома... – Как ни старалась Саманта говорить спокойно, голос выдавал ее растерянность и страх.

– Что он сказал?

– Опять все то же... Чтобы я покаялась. Но предупредил, что я буду виновна в том, что случится в эту ночь.

Бентс грязно выругался, предусмотрительно зажав трубку рукой.

– Вы, конечно, не записали разговор?

– Простите. Я была в шоке и не подумала...

– Прощаю. Но расскажите мне все, что привлекло ваше внимание за последние несколько часов.

Саманта собралась с мыслями. Когда она начала диктовать список своих мнимых напастей, вплоть до уже вполне реального звонка «Джона», ей самой стало смешно.

– Надеюсь, вы не записываете мой бред?

– Именно записываю. И заношу в протокол, – серьезно откликнулся полицейский.

Она на этот раз не возмутилась. Наоборот, ей стало легче, словно верующей прихожанке, побывавшей в исповедальне.

– Ты хочешь, чтобы я напялила эту дрянь? – спросила девушка, с сомнением вглядываясь в лицо мужчины, который завлек ее в пустынное место у реки, а теперь помахивал перед ее лицом рыжим париком. От его скрытых за темными очками глаз исходила зловещая гипнотическая сила. Он был холоден и, уж точно, не похотлив. Зачем ему понадобилась девушка и почему она поддалась его странному обаянию и покорно последовала за ним, разумного объяснения не было. А она была девушкой разумной и логически мысляшей, что отмечали все ее друзья, подруги и педагоги на факультете.

Правда, она позволяла себе тайком от них некоторые выходки, когда доходила до точки и ей не хватало некоторой суммы для маленькой порции, чтобы вновь ожить, но про это никто не знал. Потом ей было стыдно за себя, но, раз такой трудный этап пройден, о нем можно было и забыть, лишь бы содрать с какого-либо развратника договорную плату. Этот тип предложил ей сотню. Обычно она брала пятьдесят и, обрадовавшись, немного пококетничала, а затем согласно кивнула.

Начало оказалось даже романтичным. Они прогулялись вдоль Миссисипи, где был спуск с набережной, и подышали при полной луне запахом гниющих водорослей. Там он показал ей рыжий парик, но она восприняла эту его блажь как шутку, и они оба посмеялись. Потом они зашли туда, где она могла заработать свою сотню. Клиент выбрал для любовного акта вонючую комнатушку в самом дешевом отеле за пределами Французского квартала. Ей не было разницы где, лишь бы он платил наличными.

Там он не сразу приступил к делу, а опять показал ей парик и красные трусики. Она прикинула про себя, что особо противиться не стоит... если ей дадут сто долларов. Парик и трусики выглядели совсем новыми, и эта блажь мужчины ее не смутила. Вот только что ее выводило из себя, так это четки, которые он вдруг начал перебирать в пальцах. И черные поблескивающие стекла его очков, которые он не снимал, хотя она, слегка кокетничая, попросила их убрать, а то ведь «она не сможет расцеловать его глазки».

У нее были свои опробованные способы возбуждать мужчин. Она ими гордилась и обычно применяла на деле, общаясь с трудными клиентами.

Хорошо, что он предусмотрительно выдал ей гонорар, положив на столик стодолларовую банкноту. Еще даже не раздевшись, мужчина занялся поиском зачем-то понадобившейся ему волны в радиоприемнике. Она скосила взгляд на еще не заработанные его сто долларов и немного испугалась.

Глаза Бенджамина Франклина на банкноте были выколоты. Вот уж незачем было ослеплять такого хорошего парня, тем более что он отдал концы лет двести назад.

Клиент, крутя ручку настройки приемника, добрался до ежевечерней передачи радиопсихолога.

– Может, лучше поймать какую-нибудь музыку?

На кой им эта мудрая доктор Саманта сейчас, в такой момент, и в этой дрянной конуре?

– Нет...

– Но...

– Надевай парик, – приказал он. Настолько был грозен его тон, что она без колебания подчинилась. – И трусы, – настоял он.

Это было неприятно, но что не сделаешь за сто долларов. Она поменяла свои белые кружевные трусики на красные. Он даже не смотрел на то, как она переодевается, а оглядывал, поблескивая черными стеклами своих очков, стены комнаты, оклеенные старыми, покрытыми пятнами плесени обоями.

Она была девушкой с воображением и амбициями, и все происходящее ей очень не нравилось. Ее раздражали и четки в его пальцах, и голос этой дуры-психолога с радиостанции. Уж к ней она бы никогда не обратилась за советом. У нее и своих мозгов хватает, чтобы выпутаться из любой ситуации. А вот на парня в темных очках этот голос воздействовал непонятным образом. Он словно превратился в ледяную статую, хотя его мужской орган выдавал полную боевую готовность.

– В чем дело? – поинтересовалась девушка. Какое-то время он молча сверлил ее взглядом, спрятанным за черными линзами, будто ученый, рассматривающий какую-то дурацкую личинку под микроскопом. Она зябко поежилась, тряхнула головой, и длинные рыжие пряди парика рассыпались по ее худым плечам.

– Отлично, – сказал мужчина, и на его лице появилось некое подобие улыбки. – Вполне подойдет... – дополнил он свою оценку после паузы.

Он, наклонился к ней и поиграл сережками, которые она нацепляла каждый раз, когда выходила на промысел. Сережки ей нравились, ради них она проколола себе ушные мочки, хотя очень боялась самой ничтожной боли.

Ну раз он начал заигрывать с ней, то все в порядке. У каждого клиента свой подход. Пусть этот со своими «глюками», но завершается все одним и тем же. Только пусть он кончит поскорее.

Он сжал ее тонкую шею и принялся поворачивать, словно она была куклой – туда-сюда, туда-сюда. Сперва было не слишком больно, и она похотливо застонала, изображая, что ей нравится подобная ласка.

Но спустя несколько мгновений ее это уже перестало забавлять, возникло тревожное чувство и желание быстренько его спровадить и вырваться отсюда самой.

– Эй, ты! – начала было она им командовать, но тотчас захрипела, потому что вокруг ее горла обвились четки. – Эй, подожди!.. – Это были последние звуки, которые она издала уже слабым, невнятным, жалобным голосом.

Она видела склонившееся над ней лицо. Его улыбка не предвещала ничего хорошего, только продолжение пытки. Острые грани четок впивались в ее кожу, разрезая кровеносные сосуды. Теплая жидкость, наверное, ее кровь, сначала брызнула, затем потекла ручейками, ее сознание стало мертветь. Закричать, позвать на помощь она уже была не в силах. Она могла только с мольбой смотреть в черные стекла очков и жадно ловить широко раскрытым ртом вожделенный воздух...

Но она еще боролась. Ее сильные ноги спортсменки, сгибаясь и распрямляясь в жуткой пляске, вступили в битву за жизнь, а руки молотили о его твердо каменную грудь.

Бесполезно? Нет!

Ее кулак попал в темные очки, и он отшатнулся, поправляя их. На мгновение она увидела его глаза, и в них метался страх. Теперь она уже знала, что обречена. Он не отпустит ее живой потому, что она сможет опознать его.

Что ж, пусть она умрет, и малыш, который поселился в ее теле не так давно, умрет вместе с ней, зато она напугала этого выродка.

А он поторопился затянуть потуже петлю на ее шее...


Глава 21


– Кажется, пронесло! – громко заявила Мелани, как только спало напряжение последних минут «Полночных исповедей» и в эфир пошла реклама.

Саманте показалось, что она вынырнула из глубокого омута и теперь может вздохнуть свободно. «Джон» не звонил, хотя она на протяжении всей передачи ожидала, что вот-вот каким-либо обманным путем в ее наушники просочится его бархатистый голос. Ведь он мог проникнуть сквозь любые преграды и даже создать иллюзию, что говорит с нею прямо из какой-нибудь пустой комнаты ее дома.

Значит, теперь он решил затаиться, предвкушая, как наконец от ужаса, от постоянного страха перед чем-то неизвестным сломается ее психика. Так что расслабляться не стоит. Он может позвонить и после окончания передачи, может каким-то образом добраться и до внутренней, закрытой для посторонних линии связи.

Этим вечером Саманта попыталась поймать его на наживку, затеяв в эфире беседу о любовных посланиях, памятуя о записке, подкинутой в ее машину. Слушатели горячо откликнулись и затеяли жаркую дискуссию, но «Джон» промолчал, не поддался на приманку.

– Сегодня мы обошлись без всякой нечисти, – с облегчением заключил Тини, провожая Саманту и Мелани из студии до буфета.

– Вроде бы так.

У Саманты еще слегка подрагивали коленки, и ее бил озноб.

– Держись, Саманта, – подбодрил ее коллега.

– Держимся, – за начальницу откликнулась на его пожелание Мелани. У Тини очки съехали вниз по переносице, и он поверх стекол взглянул прямо в лицо Саманте.

– Кажется, ты немного разочарована. Может, тебе даже чуть-чуть хотелось, чтобы он позвонил? Может, это стало уже как наркотик?

– Не мели чепуху! – вскинулась Саманта. – И проваливай!

Когда он обиженно отвернулся и стал удаляться по коридору, ей стало стыдно за свой взрыв эмоций. В чем-то Тини был прав. Маньяк стал целью ее охоты, он завладел ее помыслами, а это уже, возможно, первая стадия душевной болезни.

– Пошли они все к черту! – произнесла Мелани. – Мужики стали истеричнее, чем женщины... в последние два десятилетия.

– Ты слишком молода, чтобы делать такие выводы, – с улыбкой отозвалась Саманта.

– Я наблюдала за ними еще из утробы матери, и папочка поражал меня своими странностями, – усмехнулась Мелани. – Мне стало любопытно, и как только я обрела возможность, я начала изучать мужчин.

– И к каким открытиям это привело?

– К разочарованиям... В последнее время я предпочитаю некоторым частям мужского тела эклеры с шоколадным кремом. Они есть в буфете. Хочу, чтобы ты их отведала с чашкой кофе.

– Ты прямо-таки настоящая искусительница, Мелани.

Мелани ткнула носком своей туфли на высоком каблуке в дверь буфета и замерла на пороге.

– Не входи, Сэмми... – выдохнула она, но Саманта уже заглянула через ее плечо.

На всех столиках были расставлены зажженные, уже оплывающие свечи, а посередине помещения красовался кроваво-красный клубничный торт, к которому была прислонена открытка с надписью: «С днем рождения, Анни!»

Кровь ударила в голову Саманты, и она воскликнула, совсем как леди Макбет у Шекспира:

– Кто?! Кто сделал это?!

Мелани про Шекспира не вспомнила, но сразу же засуетилась и кинулась к телефону, чтобы вызвать полицию.

– У нас какая-то ерунда... – торопливо говорила она в трубку, предварительно представившись как сотрудник радиостанции. – Пожалуйста, поскорее приезжайте и расследуйте по горячим следам.

Ни она, ни Саманта не решались до приезда полиции задуть свечи, и те оплывали, а из буфета струился невыносимый жар.

Наконец прибыли полицейские. После беглого осмотра они обратили внимание на замазанную краской дверь, ведущую на балкон второго этажа, о существовании которой вообще мало кто догадывался. Ее вскрыли простой отверткой, и, судя по свежим следам, недавно этим путем воспользовался незваный гость.

Розыгрыш, даже со зловещим подтекстом, не мог стать поводом для возбуждения уголовного дела, а хулиганство с проникновением внутрь здания, конечно, было преступлением. И за эту статью уцепился Бентс, узнав о происшествии из утренней сводки.

Он жалел, что не присутствовал при опросе свидетелей, не видел, как отражаются в глазах Саманты и ее ассистентки огоньки постепенно оплывающих свечей, как смотрится открытка с кроваво-красной надписью «С днем рождения, Анни!» на фоне пышного торта.

Он хотел бы, грубо говоря, «влезть в их шкуру», почувствовать то же, что и они в эти минуты, и покопаться вместе с ними в их подноготной. Вдруг что-то и всплыло бы из самой глубины.

Почему-то интуиция подсказывала ему, что Зло будет наносить удары не по самой цели, а вокруг нее, погружая доктора Саманту Лидс в атмосферу страха.

Рик не знал, но мог догадываться, что доктор Сэмми уже попала в кольцо артиллерийских ударов по ее психике. Он понимал, что при этом ею завладел охотничий азарт. Она своими беседами пыталась вытащить временно затаившегося «Джона» из его убежища, спровоцировать звонок на радиостанцию, чтобы его смогли нацепить на крючок полицейские.

Однако Бентс с удовлетворением отметил, что Саманта стала побаиваться своего слишком назойливого соседа Тая Ундлера (личность которого необходимо было срочно проверить) и даже в ответ на его ночной звонок и предложение заехать за ней и подбросить до дома, решительно ему отказала.

Бентс узнал про Саманту многое, но пока еще не мог свести концы с концами.


Глава 22


А тем временем Тай Уиллер мучился угрызениями совести и казнил себя за то, что, подняв волну интереса к давней истории гибели Анни Сигер, каким-то образом вовлек столь очаровательную женщину, как Саманта Лидс, в весьма неприятную ситуацию. «Неприятную» – не то слово, над ней нависла грозная опасность, и он это чувствовал.

Эйфория от одержанной им легкой победы на любовном фронте сменилась глубокой тревогой за столь неожиданно быстро ставшее ему близким существо, трогательное и фактически беззащитное. В молодости он был настоящим мачо, привык заводить связи и рвать их без особых сожалений, но сейчас в нем пробудилась рыцарская романтика, а может быть, простая человечность.

Несмотря на заверения Саманты, что ее доставят домой под охраной и отказ от его услуг в качестве телохранителя, Тай решил отправиться в город, не за «дамой сердца», раз уж она такая самостоятельная, а как полководец, за резервами для предстоящей военной кампании.

В это глухое время улицы Нового Орлеана ненадолго опустели, давая время мусорщикам расчистить город для нового пришествия людей и автомобилей. Тай мчался по свободной дороге, уличные фонари вырастали впереди и исчезали, и ничто не мешало ему размышлять.

Нехитрая стратегия – завязать отношения с доктором Лидс и выведать дотоле неизвестные детали ее бесед с покойной Анни Сигер – была скомкана психологическими атаками неизвестного «Джона». Кто первым колыхнул трясину? Он или «Джон»?

Замысел написать книгу и начало его расспросов об Анни опережали действия «Джона» на короткий отрезок времени. На какой? Неделя, полторы – не более. В этот период Саманта находилась в Мексике и там повредила ногу. К черту совпадения! Ее нога и отпуск в Мексике не имеют отношения к этому делу. Как она рассказывала, пьяница-капитан, виновный в досадном кораблекрушении, не мог быть замешан в сложном заговоре.

Но кто воспользовался представившимся случаем? Отвергнутый близкий человек, завистник и конкурент, мститель из прошлого? Список все растет. Пора, как в старых фильмах, призвать подкрепление на помощь. Тай набрал на мобильнике номер, который знал на память, хотя и пользовался им исключительно редко.

Иначе, возможно, случится новая трагедия.


Телефон будил Бентса омерзительными настойчивыми звонками, а он никак не желал просыпаться.

«Господи, ну что на этот раз? Не хочу, не хочу просыпаться...»

Он резко повернулся на бок и взглянул на светящийся циферблат часов на столике у кровати. Два тридцать ночи. Значит, он проспал менее получаса, и, значит, его хотят «обрадовать» плохой новостью. Иначе не трезвонили бы почти сразу после того, как он покинул участок.

Рик схватил трубку, предупреждая очередную раздражающую трель звонка.

– Бентс слушает, – сказал он и провел запястьем по вспотевшему лбу.

– Кажется, наш маньяк снова дал о себе знать. Еще одна шлюха задушена, – раздался бодрый голос Монтойи. И днем и ночью его напарник был одинаково свеж.

– Черт побери! – Бентс скинул ноги с кровати, нащупывая на полу шлепанцы. Его мозги мгновенно прочистились. Он вспомнил о зловещем предупреждении, полученном накануне вечером Самантой Лидс. – Где?

Монтойя четко продиктовал адрес без всяких комментариев, но Бентс тут же сообразил:

– Опять тот же район!

– Совсем рядом с Французским кварталом. Похожая клоака. К твоей радости, не надо взбираться высоко, всего лишь второй этаж.

Бентс оставил без внимания обидный намек на свой возраст.

– Дай мне двадцать минут на сборы и дорогу. Пусть ничего не трогают без меня.

– О чем речь, шеф. Я встану стеной, – пообешал Монтойя.

Некоторая горечь обиды добавилась ко всем прочим неприятностям этой ночи. Почему на место преступления вызвали его напарника, и уж Монтойя по собственной инициативе счел, что нужно известить о происшедшем старшего товарища. Может, поэтому Бентс решил хоть и второпях, но снарядиться по всей форме: побриться, надеть под куртку наплечную кобуру и проверить табельный пистолет.

Господи, как жарко было на улице! Ночной Новый Орлеан – это сплошная влажная баня, и непонятно, что течет по твоему лицу – пот или оседающие на лице капли тумана, исходящего от великой реки Миссисипи. И это в три часа ночи!

Машина тоже реагировала на влажность и заводилась с трудом. А вид места преступления, к которому он направлялся, возникал в мозгу Бентса. Еще одна женщина мертва. И он вполне мог упрекать себя в том, что это произошло.

Он не должен был так погружаться в проблемы доктора Саманты. Там дело ограничивалось лишь угрозами и намеками на грядущую расправу. Это был некий фантом, а в реальности сейчас его ждет новый труп. Но почему его не оставляет мысль о том, что радиоманьяк и убийства в «веселом квартале» связаны одной цепочкой и она тянется в прошлое, во время, когда Анни Сигер покончила с собой?

Хотелось сложить вместе все частички головоломки, но это никак не удавалось.

Бентс разогнался, нарушив ограничение скорости. Он был так занят своими размышлениями, что чуть не прорвал желто-черную ленту, окружавшую место преступления. Хорошо, что он еще успел затормозить и не сбил выскочившего прямо перед его машиной полицейского. Стоянку у здания заполнили машины с мигалками, кругом сновали полицейские, и создавалась видимость бурной деятельности.

Если он гнал сюда машину как сумасшедший, то на второй этаж взбежал как одержимый. Что гнало его вперед – ярость или приступ ненависти к самому себе? Но в жалкую квартирку, переполненную его бывшими коллегами, он вступил, предварительно отдышавшись.

Полицейский фотограф делал снимки мертвой женщины, лежавшей на полу, уткнувшись лицом в потрепанный, истоптанный множеством ног коврик. Она была голая, а на выбритом небрежно, вероятно в спешке, черепе оставались кое-где остатки волос. Толстая черная коса и пряди волос, грубо состриженных, были зажаты в пальцах беспомощно откинутой руки.

Сладковатый аромат смерти все равно ощущался в комнате, где дышали, курили и потели с полдюжины мужчин.

Едва взглянув на смуглую, цвета кофе, щедро разбавленного молоком, спину распростертой на ковре женщины, Бентс понял, что им придется иметь дело с совсем другим убийцей.

– Здесь все не так... – Он произнес это, как ему казалось, мысленно, но почему-то Монтойя его услышал.

– Ты так думаешь?

Монтойя неожиданно выскочил из-за спины усердного фотографа, словно чертик из коробки, и Бентс вздрогнул.

– Надо как следует осмотреться, а потом делать выводы, – буркнул Бентс.

Он наклонился и потрогал волосы, зажатые в руке покойной. Они были маслянистые на ощупь и резко пахли дешевыми духами. Что-то тут напоминало о любовных ароматах и эротических брошюрках. Что еще за новая нечисть тут замешана?

Бентс усилием воли покинул замкнутое пространство своих мыслей и приступил к конкретной работе.

– Жертву опознали? – задал он нормальный рутинный вопрос.

– Кэти Адамс, судя по ее водительскому удостоверению, но в округе она более известна, как Сладкая Алекс, или Принцесса Александра.

– Чем зарабатывала?

– Частично на улице, частично экзотическими танцами в клубе «Плейленд» неподалеку, а вообще-то она студентка на заочном отделении колледжа Тускона.

Бентсу был известен «Плейленд», танцевальный клуб, где стриптизерши раздевались догола.

Он окинул взглядом комнату, вылавливая то, что могло показаться странным и броситься в глаза. Ничего. Все только необходимое. Скудно, почти нищенски, но аккуратно. Подержанная мебель. Несколько плакатов над изголовьем – Че Гевара, Мартин Лютер Кинг и Иисус Христос.

– Это ее жилище?

– Ну да. Как говорит хозяин дома, она снимала квартиру пополам с приятелем, а вернее, сутенером, но этот Марк Дюваль смылся три недели назад, после обычной шумной потасовки. Она даже звонила по 911, но, когда полицейские прибыли, девица уже остыла и отказалась от обвинений и заявила, что была не в себе. Парня все же забрали в участок – уж слишком сильно он ее измордовал, – но она настояла, чтобы его выпустили. С тех пор его след простыл. Хозяину все это не понравилось, и он предупредил ее, что таких «студенток» в доме больше терпеть не намерен. Я объявил в розыск этого Марка, но, думаю, он мог улизнуть из города и даже смыться за границу.

Бентс слушал его рассеянно, осматривая место преступления.

– Это не наш парень, – заявил он уверенно, чувствуя, что это Зло не похоже на то, с чем они входили в контакт раньше. Опершись руками о ковер, он склонился над трупом, словно вампир из фильма ужасов, и после осмотра убедился в своей правоте. Девчонка была задушена, но на ее шее не было цепочки кровоточащих ранок, как у других жертв.

Монтойя охотно согласился с его выводом.

– Нет и продырявленной стодолларовой банкноты, и радио было выключено.

– Кроме того, прежние жертвы были белыми женщинами, – добавил Бентс.

– Но она занималась проституцией, убили ее в своей квартире и уложили в позу кающейся перед ликом Иисуса. Разве тут нет сходства? – усомнился Монтойя.

Во многом он был прав. Никто не умирает так – лицом в пол, с раскинутыми в стороны руками, обрившись предварительно наголо и бесстыдно раздвинув ноги. Это была созданная воображением маньяка картинка, претворенная в реальность. Тело женщины явно передвигали после удушения и укладывали согласно замыслу убийцы.

– Да, здесь есть над чем подумать, – кивнул головой Бентс, а мысли его крутились, словно лошадки детской игрушечной карусели.

Она – светлокожая мулатка, у нее был постоянный друг, исчезнувший незадолго до смерти. А кто ее родители? Они живы? Есть ли у нее братья или сестры? Надо копать глубоко и вширь, но можно ли докопаться до чего-то существенного? Где искать след убийцы?

– Проверить всех... – начал было Бентс, но Монтойя тут же прервал его:

– Конечно, шеф, проверим.

В его тоне слышалась легкая ирония. Неужели старик думает, что хоть малейшая ниточка будет упущена?

– Срочно поговори с девочками из клуба и с его владельцем. Узнай насчет друзей и подружек со стороны.

Монтойя послушно кивал, а в паузе вторгся со своей гипотезой:

– А что, если он изменил свой почерк?

– Зачем?

– Кто знает?.. Мало ли, что ему взбредет в голову. Хуже всего, если у нашего маньяка появился подражатель.

– А что, если так?

– Значит, будем гоняться за двумя зайцами, и за обоими в темноте.

Монтойя вытряхнул из пачки «Мальборо» две сигареты. Одну предложил. Бентсу, другую прикурил сам и поднес огонек зажигалки к лицу напарника.

– Популяция серийных убийц в Новом Орлеане удваивается. Придется скоро вызывать кавалерию.

Шутка не прошла. Бентс не усмехнулся, хоть и старался.

Больше всего ему хотелось избавиться от запаха этих крепких духов, смешанного с ароматом смерти и предсмертных страданий убитой женщины. Он шагнул в ванную, примитивную, но аккуратно убранную тесную каморку, заполненную обычными женскими вещицами – флакончиками с шампунями и лосьонами, баночками с кремами. Пластиковая занавеска на бамбуковой палке была идеально чистой – хозяйка заботилась о своем жилище.

Теперь ее дом осиротел. Обмотав руку платком, Бентс осторожно раскрыл дверцы туалетного шкафчика возле раковины. Тот же традиционный набор. О приработке студентки католического колледжа свидетельствовал лишь большой запас презервативов. Никакой наркоты. Ведро для грязных полотенец под раковиной пустовало, а достаточный запас чистых он обнаружил в другом шкафчике. Эта мулатка была чистюлей!

Бентс, удовлетворенный осмотром, спустился по двум пролетам лестницы в вестибюль и вышел из парадной двери прямо навстречу толпе, удерживаемой парой раздраженных полицейских.

Как он догадался, это были люди, живущие здесь, или прислуга, явившаяся на рассвете, чтобы убирать освободившиеся после ночных случек комнаты. Бентс постарался, чтобы его голос прозвучал авторитетно, когда он обратился к женщине-сержанту:

– Никого внутрь не пропускать до моего личного распоряжения.

– Но нам давно уже пора забрать тело. Два часа, как закончилась наша смена. – В голосе девушки ощущалась усталость.

– Простите, – посочувствовал ей Бентс, – но чем скорее мы управимся, тем больше у вас останется времени для отдыха. Еще раз повторяю, что вход в здание должен быть закрыт, пока я не отдам приказ лично вам.

Бентс не имел права распоряжаться оцеплением, он вообще не имел здесь никаких прав, но блефовал и надеялся, что его блеф удастся.

– Опросили всех, кто был в здании? – обратился он к Монтойе.

– Конечно. Но никто ничего не видел. Вернее, не обратил внимания.

– Срочно в лабораторию волосы на анализ, пусть проведут сравнение с прежними случаями, когда на убитую надевали парик, и порыщут в компьютере – нет ли сходства хотя бы за последние пять лет.

– Ты многого хочешь, и все сразу, – сказал Монтойя. – Убийств и изнасилований за последние пять лет было чуть ли не миллион.

– Мы с тобой для того и работаем, чтобы стереть все нули с этой цифры.

– Ценю твой юмор, шеф, но такое нам не по силам.

– А федералы вызваны?

– А надо ли?

Бентсу не понравилась ухмылка Монтойи.

– Не медли.

– Я не медлю, но и не тороплюсь. Это наш парень, а если их два, то, значит, два «наших парня», и мы их словим, шлепнем или посадим в тюрягу без всяким там федералов.

Взгляд Бентса был настолько угрожающим, что Монтойя мгновенно сник.

– Я дам им знать, как только в их конторе начнется рабочий день, – пообещал он.

Бентс, равно как и Монтойя, не терпел вмешательства ФБР в полицейские дела, но не мог не признать того, что такая охота без содействия ФБР с его возможностями сродни охоте в темноте на кроликов, опустошающих твой огород, – много израсходованных патронов и мало толку.

К тому же вряд ли можно было отрицать, что среди агентов ФБР попадались и приличные люди. Взять, к примеру, Норма Стоуэлла, с которым Бентс успешно сотрудничал в бытность того спецагентом ФБР в Лос-Анджелесе.

В сутолоке, сопровождающей начало любого расследования, Бентсу требовалось хотя бы несколько минут отрешенности, чтобы запечатлеть в уме первое, самое свежее впечатление от увиденного. Он выбрал подходящее кресло в темном углу холла и собрался там уединиться, но от напарника не так-то просто было отделаться.

– Если бы не эта история, я бы обрадовал тебя подарочком, – сообщил Монтойя, вытряхнул из распечатанной пачки новую сигарету и ловко закинул ее между губ. – Маленький сюрприз, – добавил он и закурил.

– Заранее благодарен. В чем же сюрприз?

– Я по твоему поручению возился с архивными документами по хьюстонскому делу. Вот почему меня застали на работе в неурочное время, когда нашли эту...

Слава богу, у Монтойи хватило такта не закончить фразу грубо, а просто указать жестом наверх.

– Ну и?.. – подогнал его Бентс.

– Кто первым из полиции прибыл на место преступления и занимался расследованием смерти той девчонки?

– Ты об Анни Сигер? – уточнил Рик.

– Конечно. А о ком же еще я толкую? Угадал, кто?

– Кто-то, кого я знаю?

– Мы оба знаем... – Глаза Монтойи горели азартом, словно у игрока на скачках, узнавшего по секрету, какая лошадь придет в заезде первой.

– Не тяни... – Бентс потер лоб, убирая с лица липкую паутину усталости.

– Новый сосед нашей очаровательной Саманты Лидс! Офицер в отставке.

Бентс воспринял это известие внешне спокойно, чем еще больше раззадорил Монтойю.

– Если ты не склонен досыпать эту ночь в своей берлоге, то загляни в участок. В кабинете на столе лежит распечатка всего, что я откопал. Это наверняка освежит твои мозги.


Выбраться из здания оказалось нелегко. Люди из прессы и телевидения, слетевшиеся на пахнущую сенсацией смерть, как мотыльки на свет лампы, атаковали Бентса и Монтойю с отчаянной решимостью. К ним, как обычно, добавилась праздношатающаяся публика, любопытствующие обитатели соседних домов, а возможно, в толпе был и главный герой пьесы и наблюдал, как разворачивается действие на сцене.

Серийные убийцы, как правило, хотят воочию видеть, к какому результату и смятению умов приведет совершенное ими деяние. Сделать свое дело и спрятаться в нору – это скучно, а вот смотреть, как суетится полиция, как безуспешно ищет улики и вынюхивает следы – большое развлечение. Никакой наркотик так не взбадривает. У некоторых, как они потом сами признавались на допросах, это вызывало мощную эрекцию. Кое-кому хватало наглости даже предложить свою помощь в расследовании, выйти вперед из толпы и заявить, что он ценный свидетель.

Безумие многообразно. Оно лезет из всех щелей подземного ада, и «мозгоправы» не успевают заткнуть одну-две, как появляются новые. Так думал Бентс.

Фургон телевизионщиков припарковался вплотную к желтому ограждению, и одетая ярко, как колибри, ведущая программы новостей торопливо выкрикивала в общем шуме какие-то указания мужчине с камерой. Уловив краем глаза приближение Бентса, она тут же обратила свою энергию на него. Ее полет был стремителен, как у пчелы, учуявшей медоносный цветок. Парень с камерой на плече летел у нее на хвосте. Огонек включенной камеры хищно светился.

– Вот нас и пригвоздят сейчас к стене, – вздохнул Монтойя, но его расстройство было явно притворным. Ему всегда нравилось, что на него смотрят, тем более через телеглазок, ведь это означало, что его видят многие – родственники, а также бывшие и будущие подружки.

– Прошу прощения, детектив, за то, что я вторгаюсь в вашу работу, – начала свой монолог телевизионная колибри. – Я Барбара Литвуд с канала ВБК, а вы, насколько мне известно, инспектор Бентс. Чем мы порадуем или огорчим нашу аудиторию? Убийца будет пойман?

Бентс ничего не ответил.

– Я слышала от собравшейся здесь публики, что убитая женщина занималась проституцией и что над всеми, кто причастен к такому виду деятельности, нависла угроза. Серийный убийца задумал очистить Новый Орлеан от бедняжек, вынужденных зарабатывать себе на жизнь торговлей собственным телом.

Она не спрашивала, а утверждала. В ее голове уже сложилась целая история, и от Бентса лишь требовалось, чтобы он согласно покивал головой, а если повезет, еще и что-то промямлил.

Рик просто стоял и смотрел на нее, не желая ни говорить, ни кивать, как китайский божок, но она напирала на него со своей профессиональной журналистской агрессией. Волосы ее разметались под предрассветным ветром, и отсутствие аккуратной прически ей очень даже шло. По крайней мере создавало впечатление, что она находится в центре событий, но испытывает при этом определенные трудности.

– В нашем распоряжении пока только труп, а трупы, как известно, молчат. Мы лишь приступили к расследованию. Считаю, что этой информации достаточно для вашего канала, – с трудом выдавил Бентс несколько фраз.

Бесспорно обладая журналистским чутьем, ведущая мгновенно сориентировалась и переключила свое внимание на Монтойю, который всем своим видом демонстрировал готовность к общению.

– А каково ваше мнение? Бродит ли очередное чудовище по нашим улицам, или это тот прежний маньяк? Нет ли опасности, что у него появились подражатели, пожелавшие искоренить пороки в нашем городе?

Бентс быстро вышел из поля зрения телекамеры и направился через толпу любопытствующих к своей машине. Перед ним расступались, и это спасало его от прикосновений разгоряченных потных тел. По дороге он один раз оглянулся и увидел на расстоянии, как безостановочно шевелятся губы Монтойи перед направленным на него объективом. Парень дождался своего звездного часа.

Включив мобильник, Бентс прослушал информацию, оставленную на автоответчике, и чертыхнулся. Доктор Лидс получила еще одно угрожающее послание. На этот раз в виде торта со свечами в честь двадцатипятилетия со дня рождения Анни Сигер.

Этот психопат проникает сквозь малейшую щель и явно намерен припереть радиодокторицу к стенке. При таких темпах и настойчивости он явно очень скоро добьется своего, и бедная дамочка, хоть она и психиатр, сама может свихнуться.

Усевшись за руль и отправившись в поездку по свободным в это время суток магистралям «беспечного» города, Бентс легко преодолел с десяток миль, отделявших его от участка, и ничто не мешало ему по пути размышлять.

Есть ли какая-то связь между убийством темнокожей проститутки и датой рождения Анны Сигер? Кроваво-красный клубничный торт и свечи могли появиться в буфете охраняемого здания только при содействии сообщника изнутри. Кого? Подкупленного, несведущего дурака, конкурента или готового на все ради скандальной популярности дельца, зарабатывающего на рекламе?

Список подозреваемых был не так уж велик, но каждое имя вызывало сомнение. Чтобы затеять подобную жестокую игру, надо обладать безграничной фантазией, а мотивом могла послужить только разгорающаяся где-то в недрах души ненависть. Оправданная или нет?

Расправа с очередной проституткой никак не помещалась в схему. На месте убийства не было найдено ни банкноты с проколотыми у Бенджамина Франклина глазами, ни других улик, указывающих на прежнего маньяка. Но преступление совершено в день, когда Анни Сигер должно было исполниться двадцать пять лет, если б она преждевременно и трагически не рассталась с жизнью.

И одновременно доктора Лидс ожидает сюрприз, подготовленный злобным и хитроумным затейником – юбилейный торт с двадцатью пятью свечами.

Почему бы не предположить, что здесь есть связующее звено? Бентс послушно соблюдал неторопливую смену светофоров на пустынных перекрестках. Он не хотел спешить. Ему надо было подумать в предвкушении информации, обещанной ему напарником. Когда ты голоден, а в ресторане уже заказан отменный ужин, почему бы не раздразнить свой аппетит небольшим промедлением? Промедление? Или совершение ритуала в строго определенное время?

Жертвы погибли примерно в одно и то же время. Их обнаруживали, когда уже шла музыкальная передача, следующая за «Полночными исповедями».

Бентс чувствовал себя как боксер, получивший удар в солнечное сплетение. Как он мог пройти мимо такой очевидной детали? Рыжий парик, банкнота или ее отсутствие – это лишь необязательные атрибуты спектакля. Ими можно пренебречь, а вот время играет важную роль. И оно указывает прямо на Саманту Лидс, на ее очаровательный голос, столь полюбившийся слушателям.

Она вещает в эфире, а он в это время делает свое дело... Проклятый подонок!


Кабинет с испорченным кондиционером еще не остыл за ночь, но Бентсу было не до этого. Обливаясь потом, сразу принялся читать распечатку, оставленную Монтойей. Он быстро пролистал все, что касалось предшествующих убийств двух проституток во Французском квартале и пришел к очевидному выводу, что здесь работали одни и те же руки.

А вот при чем тут давняя история с Анни Сигер?

Подрабатывающая проституцией студентка погибла сегодня, в день рождения этой Анни. Ну и что? Множество людей родилось двадцать второго июля в разные годы, и многие могли умереть естественной или насильственной смертью именно в этот день. Бентс углубился в сведения об Анни Сигер, раздобытые Монтойей. Ее родители – Эстелла и Освальд Сигер развелись, когда ей было четыре года, а старшему брату Кенту – шесть, Эстелла вторично вышла замуж, практически сразу, не успели еще высохнуть чернила на документе о разводе.

Новый супруг Эстеллы и, следовательно, отчим маленькой Анни, Язон Фарадей, был преуспевающим и известным в Хьюстоне врачом. Освальд Сигер тут же отчалил на северо-запад и поселился в окрестностях Сиэтла. Он откликался только изредка на официальные требования об уплате алиментов, когда Эстелле казалось, что ей надо приумножить свои доходы. От нанятых ею ищеек он по мере возможностей увиливал, но, загнанный в угол, наскребал нужную сумму и платил. Эстелла была жадна до денег, и весьма приличного заработка ее второго супруга ей не хватало.

Заварив кофе и дожидаясь, пока крепчайший черный напиток в чашке остынет до приемлемой для рта и желудка температуры, Бентс устроился поудобнее, закинул ноги на край стола и вновь принялся просматривать распечатки Монтойи.

Если верить информации из школы, в которой училась Анни Сигер, она преуспевала по всем предметам, ее любили, она была капитаном группы поддержки на спортивных соревнованиях и активно выступала на ученических диспутах.

Хьюстонская полиция допросила членов семьи и друзей покойной Анни. Протоколы допросов Монтойя позаботился скопировать. Как выяснилось, Анни Сигер за короткий период пережила череду любовных увлечений и быстро меняла мальчиков, пока выбор не пал на последнего в ее короткой жизни кавалера. Райан Циммерман был многообещающим спортсменом, лидером футбольной сборной и во всех отношениях подавал большие надежды до того, как пристрастился к наркотикам, попал в поле зрения полиции, неоднократно задерживался и наконец был отчислен из школы.

Читая это, Бентс невольно хмурился. Хорошее времечко она выбрала, чтобы забеременеть, и хорошего папашу для будущего ребенка.

Внезапно популярная и удачливая девушка осталась наедине со своей проблемой. В отчаянии она несколько раз обращалась к «радиопсихологу», а затем покончила с собой в своей уютной, комфортабельной спаленке девять лет тому назад. В досье были фотографии Анни – в форме группы поддержки спортивной команды, заснятой в грациозной позе с барабанными палочками в руках, другие – сделанные на пикниках с семьей, с матерью, с отчимом и братом – то в бикини, то в джинсах, на фоне каких-то природных красот и, наконец, снимки трупа – руки с разрезанными венами лежат на покрытой засохшей кровью клавиатуре компьютера, и крупные планы этих рук жутко контрастировали с обстановкой комнаты, где было обнаружено тело.

Аккуратно застеленная кровать с симпатичными плюшевыми зверушками рядом с подушкой, белый ворсистый ковер на полу, собрание кассет и аккуратные ряды книжек в мягких обложках. Покой и уют. Юная девушка за компьютером, сама напоминающая прелестную куколку, обретшая в смерти избавление от душевной муки.

Бентс перевел взгляд с этих фотографий на снимки своей дочери в сдвоенной рамке у себя на рабочем столе. Он не мог представить, что пережил бы утрату Кристи. Она была главной и, пожалуй, единственной ценностью, обретенной им в его во многом впустую растраченной долгой жизни. Лишь она давала ему стимул держаться на плаву, не погружаясь на дно бутылки, действовать, отстаивать свои принципы и свое достоинство, заряжала его необходимой для этого энергией.

Перевернув следующую страницу досье, Рик обнаружил список пациентов доктора Саманты Лидс в период ее практики в Хьюстоне. Там было всего пять фамилий. Одно имя сразу бросилось ему в глаза – Язон Фарадей, врач, который по странному совпадению являлся отчимом Анни Сигер.

– Вот так так... Черт побери! – Недоумение Бентса и досада на Саманту выразились в том, что он даже дал ей оценку вслух: – Подлая дамочка!

«Почему она придержала эти сведения? По каким-то особым причинам?» – задался вопросом Бентс, но почти сразу догадался о ее мотивах. Просто она не могла заявить, что Язон Фарадей – ее пациент. Не имела права. Врачебная тайна. А в области психиатрии требования врачебной этики тем более строго должны соблюдаться. Бентс залпом выпил кофе, налил себе еще одну чашку и взял в руки заключительный лист из папки.

В докладе Монтойя сообщалось, что Эстелла и Фарадей развелись через шестнадцать месяцев после смерти Анни. Эстелла по-прежнему обитает в Хьюстоне в том же доме, где ее единственная дочь когда-то добровольно ушла из жизни. Язон, однако, покинул Техас, переехал в Кливленд, там снова женился и от нового брака имеет двух детей. Прилагались адреса и номера телефонов.

Монтойя проделал чертовски кропотливую работу. Он раздобыл фамилии всех служащих хьюстонского департамента полиции, кто хоть как-то участвовал в расследовании этого дела. Первым, кто появился на месте трагедии, был детектив Тай Уиллер. Бентсу в очередной раз пришлось удивиться такому числу совпадений.

Он быстро пробежал глазами последние абзацы доклада. Детектив Тай Уиллер весьма недолго занимался делом Анни Сигер. Его отстранили немедленно, как только он признался, что является родственником погибшей. Анни была троюродной сестрой Уиллера по отцовской линии.

Бентс почесал в затылке.

Далее следовала информация, что детектив Уиллер уволился из полиции. В настоящее время он проживает в Луизиане в округе Кембрей по адресу... Вот чем обещал удивить старшего коллегу Монтойя!

Тай Уиллер – сосед Саманты Лидс, тот, который постоянно крутится возле нее.

Опять совпадение? Нет, черт возьми!

Как это получилось, что коп с десятилетним стажем вдруг расстается со своим значком, выдает себя за писателя, да еще поселяется у Саманты под боком и вешает ей лапшу на уши!

Бентс решил, что пора взять его под колпак и выяснить, что он за птица.


Глава 23


Таю Уиллеру все же удалось выцарапать Саманту из окружения встревоженных коллег и не очень-то цепляющихся за нее полицейских, усадить в свою машину и умчать прочь, подальше от клубничного пирога цвета свежепролитой крови и лжепраздничных свечей. Саманта поддалась его настойчивости, ощущая смертельную усталость и утеряв всякую волю к сопротивлению.

– Я отвезу тебя к себе, – заявил он безапелляционно, когда машина вырвалась за пределы города на пустынную дорогу, ведущую к дому.

Она выдвинула слабые аргументы, в которые сама не слишком верила:

– У меня охранная сигнализация и чуткий сторож – кот.

– Не смеши меня. А если серьезно, то тебе необходимо где-то спрятаться... хотя бы до окончания дня рождения Анни Сигер.

– Оно было вчера, – поправила его Саманта. Опустив боковое стекло, она высунула голову и стала жадно вдыхать встречный ветер.

– Побудь у меня...

Тай уже не командовал, а просил. Он провел пальцами по ее запястью, и ее неразумные нервные окончания мгновенно откликнулись на ласку.

– Ладно, ладно, ладно, – быстро согласилась она и потрогала место недавнего укуса осы. Оно невыносимо зудело, и от него волнами распространялась боль. – Надеюсь, у тебя в доме есть аптечка?

– Я обо всем позабочусь, – заверил ее Тай. – У меня найдется все, что может тебе понадобиться.

В его мягком голосе слышалось как раз то, что Саманте требовалось в данное время – чтобы кто-то взял на себя заботу о ней, оградил от опасностей. Ей уже не хватало сил спорить, отстаивать свою независимость, доказывать, что ее мир – это ее мир и только, что она может жить сама по себе.

Радиостанция перестала быть ее родным, надежным домом. Зло, как оказалось, не пришло туда извне, оно угнездилось там, внутри. Кто-то смог проникнуть в буфет и устроить зловещую декорацию, кто-то имел доступ к линии внутренней связи, знал, как ею воспользоваться. Значит, заговор против нее был замыслен и воплощался в стенах студии. Мысль об этом пронизала ее ознобом.

Кто же из ее сослуживцев был способен на такое преступление и ради каких целей?

Определенно, не Гатор, хоть он и рвал и метал, когда его шоу урезали и сдвинули по времени из-за роста популярности передачи Саманты. Как раз не в его интересах было подобными действиями возбуждать вокруг нее еще больший ажиотаж. Это вполне относилось и к другому ведущему, Ворчуну Робу, хотя жестоко подшутить над коллегой при его циничном характере ему ничего не стоило.

Тем более что история Анни Сигер наверняка была ему известна. Ведь он был ветераном «Р-1» и работал вместе с Джорджем и Элеонор в Хьюстоне. Ворчун Роб мог подшутить, но никак не доводить коллегу до безумия. И в повышении ее рейтинга путем скандала он никак не был заинтересован в отличие, например, от Джорджа Ханна или Элеонор.

Но последнее никак не увязывалось с посланиями ей домой, с ослепленным портретом с запиской, оставленной в ее машине, со звонком «Джона» уже после окончания прямого эфира. Ведь все это не могло стать известным радиослушателям и пробудить дополнительный интерес к передаче и к личности Саманты.

«Ты совсем запуталась в лабиринте своих подозрений и тычешься в глухие стены как слепая. Ты что-то пропустила, не заметила, а ведь должно быть разумное объяснение всему происходящему. Напряги свой мозг, поищи ту щель, из которой сочится ненависть. Ты прошла мимо нее. Значит, вернись назад. Проделай мысленно весь путь снова», – приказала она себе.

Только вот напрячься и как следует поразмыслить Саманта сейчас была не в состоянии. Возможно, позже, при утреннем свете картина станет более ясной.

Тай включил приемник, и они прослушали конец программы «Гасите огни» – попурри из популярных мелодий, гарантирующее вам, что вы уснете спокойно, оставив все дневные тревоги и заботы в прошлом. Для ночного эфира Тини подготовил программу при помощи компьютера. Он был чудаковат, а отчасти даже туп, но все техническое оборудование станции знал как свои пять пальцев.

Возможно, он не так и простоват, каким кажется, и в нем клокочут некие темные страсти, а его обожание и восхищение Самантой лишь спектакль, умело разыгрываемый с неизвестной целью.

А как насчет Мелани? У нее достаточно амбиций, и, несомненно, она человек с двойным дном, массой своих секретов. А еще есть Мелба – сверхобразованная и низкооплачиваемая, недовольная своим местом у конторки.

Кто-то мог сыграть за команду Триш Лабелль с «Антен», стремясь вытеснить Саманту из эфира и занять ее нишу.

«Остановись, не изводи себя... Признайся в том, что ты в тупике. Чем больше подозреваемых, тем меньше шансов подобраться к истине».

Мелодия песни «Мост над бурной водой» постепенно воздействовала на нее, внося успокоение. Как хорошо, что рядом Тай, что есть тот, кому можно доверять. В перемежающемся свете уличных фонарей она, чуть приоткрыв глаза, исподволь вглядывалась в его чеканный профиль, то выплывающий из тени, то растворяющийся в ней. Странно было даже подумать, что за считаные дни знакомства он стал ей настолько близким человеком.

Она невольно улыбнулась, вспомнив старания доброй миссис Киллингсворт свести их вместе. Старушка могла бы радоваться, знай она, что это удалось, причем даже с неожиданными последствиями.

Они миновали дом Саманты, и на какой-то миг он показался ей чужим. По дороге у нее возникла мысль пригласить Тая переночевать у нее, разделить компанию с Хароном и осами, а возможно, и с невидимым «Джоном», но она отвергла ее. До рассвета было уже недолго, и тогда она вернется к себе, а вот побыть с Таем наедине еще некоторое время, вне гнетущей атмосферы своего жилья представлялось соблазнительным.

В течение прошедшего дня Саманта неоднократно прокручивала в памяти эпизод их близости, и вполне естественно было бы провести и остаток этой ночи с мужчиной, ставшим ее возлюбленным. Впрочем, «возлюбленный» – вряд ли то слово, которое здесь к месту. Он был в полном смысле незнакомец, появившийся именно в момент, когда кто-то начал преследовать ее, и она стала нуждаться в поддержке. Не только физическая привлекательность Тая, но и собственная растерянность подтолкнули к нему Саманту.

Прежний неудачный опыт длительных связей с мужчинами предостерегал ее от такой скоропалительной влюбленности. Вернее, должен был предостеречь, но пока голос разума почему-то молчал. Об этом она размышляла, входя в его скудно обставленный коттедж.

– Ты голодна? – спросил Тай.

– Точнее, мертва от усталости, а мертвецам еда не нужна.

Он провел ее по узкой короткой лесенке в мансарду, почти целиком заполненную кроватью воистину королевских размеров. За маленькими окошками луна серебрила водную гладь. Влажное дыхание озера ощущалось и здесь, в тесном замкнутом пространстве мансарды.

– Все-таки я думаю, что мое пребывание здесь – идея не из лучших.

– А почему? – спросил он невозмутимо, уже успев разуться.

– Я могу сорваться и сделать то, чего не следовало бы, – призналась Саманта.

Тай приподнял ее подбородок и поглядел ей прямо в глаза.

– Как раз на это я и надеюсь.

– Ты невозможен, – произнесла она с укоризной и сама удивилась: неужели у нее еще остались силы на кокетство?

– Я такой, какой есть, – заявил он, обнял ее и принялся целовать.

Поцелуи длились до тех пор, пока она уже не могла думать ни о чем другом, как только скорее заняться с ним любовью.

«Не делай этого, Сэмми! – предупреждал ее внутренний голос. – Не теряй голову! Откуда ты знаешь, что ему можно доверять?»

Но она была глуха. Ей требовалось отрешиться от самой себя, от всех страхов, улететь прочь на ковре-самолете с тем, кому она поверила. Пусть ненадолго, пусть всего лишь до рассвета. Что в этом плохого?

Саманта закрыла глаза, и Тай опустил ее на свою необъятную кровать, словно на ковер-самолет. И они воспарили.

Тай смотрел на спящую в его постели Саманту и размышлял о причудах судьбы. Желая заманить ее в ловушку, он расставил ловушку для себя. И, кажется, попался. Он уже был готов признать, что, вопреки тщательно составленному плану и своим намерениям, элементарно влюбился. Теперь ему придется делить с ней бремя ее забот.

Бедная Саманта Лидс, доктор психологии... Он хотел использовать ее, именно использовать – более точного слова не подберешь, и незачем лукавить, но тем самым разбудил какого-то злого духа и вверг ее в пучину опасности. Тай был уверен, или почти уверен, что виновен в этом, и чувствовал себя последним подлецом.

Он осторожно высвободился из ее объятий. Саманта жалобно застонала во сне и заворочалась, но не проснулась. Постель хранила следы недавней любовной битвы. В комнате пахло духами и сексом.

Вот уж чего он не собирался добиваться от Саманты, так это сексуальной близости. Он, всегда такой осторожный в выборе женщин, всегда стоящий на страже собственных интересов и независимости, оберегающий свое драгоценное сердце от любовных стрел, не смог устоять против обаяния этой женщины. И сейчас, во сне, с сомкнутыми ресницами и чуть приоткрытыми губами, ее лицо было так притягательно и трогательно.

Тай неохотно оторвал взгляд, напоминая себе, что у него есть дела, о которых Саманте лучше бы не знать. Совесть немного мучила его, когда он оставлял ее одну спящей в мансарде, но Тай придумал объяснение на случай, если она, проснувшись, не найдет его рядом. Ему, мол, надо было прогулять собаку. Поэтому, облачившись только в шорты и кроссовки, он вышел в теплую ночь, свистнув псу, чтобы тот следовал за ним.

Везде царила такая странная, словно притаившаяся тишина, какая бывает перед рассветом. Уличные фонари казались нестерпимо яркими, под ними не было ни души, а вот там, куда не достигал их свет и сгущалась абсолютная тьма, мог скрываться кто угодно.

Тай настороженно замер. Его взгляд шарил по темным углам, он напряженно вслушивался в тишину, стараясь уловить самый слабый звук. Но человек, вышедший из тени через несколько секунд, не произвел ни малейшего шума при своем появлении, как будто он плыл по воздуху. Андре Наваррон был одет во все черное и казался частью той тьмы, что исторгла его из себя.

– Ну и выбрал ты времечко... – прошептал он.

– Другого не нашлось, – объяснил Тай и украдкой оглянулся на окна мансарды, которую только что покинул. – Время не терпит, – добавил он.

– Да уж, разумеется. Иначе ты бы не позвал меня, – Андре Наваррон улыбнулся своей зловещей улыбкой, смущавшей даже близких друзей и пугавшей недоброжелателей.

Тай дружил с ним много лет, хотя служба Андре в полиции Хьюстона была недолгой и не принесла ему особых лавров. Он никак не мог взять в толк, что приемы, освоенные им во время войны в Заливе, нельзя применять в городских условиях, да еще в мирное время. Он как приучился работать в одиночку, без надзора сверху и контроля за каждым шагом, так и не смог отвыкнуть и теперь, подобно Таю, стал очередным бывшим копом, занявшимся частными расследованиями.

Когда он работал независимо, цены ему не было. Он являлся по первому зову, не спрашивая заранее о характере задания, и пока ни разу не терпел провала.

Вот почему Тай и вызвал «кавалерию» на помощь.

Впрочем, бывали в истории случаи, когда и «кавалерия» не выручала. Но думать об этом Таю не хотелось.


Повернувшись с боку на бок Саманта ощутила неудобство, затем тревогу. Она не у себя... В чужой кровати...

Воспоминания пришли не сразу, но тогда она вздохнула с облегчением. Невольная улыбка осветила ее лицо. Она была с Таем, и это вылилось... Тело помнило, как они занимались любовью, пальцы еще не забыли, как гладили его горячую кожу, рот хранил вкус его поцелуев.

Ей вновь захотелось коснуться Тая, она протянула руку, чтобы потрогать его, но обнаружила пустоту. На смятой простыне оставался лишь след его тела, причем уже остывший.

Саманта почему-то сразу решила, что он поднялся, чтобы выгулять собаку – другое и не могло прийти ей в голову, но, выглянув из окна, она не увидела ни человека, ни пса. Впрочем, ей показалось, что она слышит чьи-то приглушенные голоса.

Отыскав на полу свою комбинацию, она проскользнула в нее и босиком спустилась по деревянным ступенькам вниз. «4.30», – заметила она красные цифры на циферблате электронных часов. Вот-вот рассветет.

В кухне Саманта плеснула на лицо холодной воды из крана, кое-как пригладила растрепавшиеся волосы и снова прильнула к окну. Никого. Но Тай должен быть здесь. Она не могла поверить, что он покинет ее после того, как примчался ночью за ней в студию, настоял, чтобы она ночевала у него и... после тех ласк, которыми они одарили друг друга.

Ей показалось, что она разглядела какое-то движение в тени под ближайшим деревом, и напрягла зрение. Черное пятно, которое поначалу выглядело слитной массой, вдруг распалось. От него сперва отделился пес, забегавший кругами по газону, затем фигура облаченного в шорты мужчины. На расстоянии лицо невозможно было рассмотреть, но Саманта сразу распознала в нем Тая. Но с ним был кто-то еще, кто не выходил из тени. Их двое. Кто же его собеседник и, по всей видимости, сообщник?

Саманта до боли прикусила губу. То, что она видела, ей не нравилось... если не выразиться покрепче. Ради кого Тай мог на рассвете тайком покинуть любовное ложе, не разбудив ее, не рассказав о своем свидании. Самые черные подозрения смерчем опять завихрились в ее мозгу. Не предупреждал ли ее полицейский инспектор, что нельзя доверять никому, тем более человеку едва знакомому.

Да и само их знакомство произошло весьма странно, если отбросить физическое влечение, в котором она, кажется, даже превзошла его. Но ведь Тай был так заботлив, так за нее беспокоился. Дважды он появлялся возле нее в моменты, когда она как раз в этом нуждалась. Он предложил ей кров и свое покровительство.

Было ли это истинное рыцарство или лицедейство? Если это коварная игра, то с какой целью? Вряд ли ради флирта с привлекательной соседкой, которой уже за тридцать. Не слишком ли сложный путь к ее постели?

Она с ужасом отвергла мысль, что здесь просматривается связь с ее преследователем «Джоном».

Ей надо было сделать выбор: или выйти на крыльцо, окликнуть Тая и задать ему вопросы, которые вертелись на языке, или ожидать его возвращения внутри и опять допросить с пристрастием. Она полагала, что имеет право знать, что происходит.

Но Саманта предпочла не знать... Слишком она была растеряна и взвинчена в этот момент и поэтому слишком уязвима. Она выбрала третий путь, вероятно, не лучший, но оставаться фактически беспомощной в руках человека, вызвавшего у нее подозрения в нечестной игре, она не могла. Не в ее натуре было ждать от кого-то решения своей судьбы.

Саманта заторопилась обратно в мансарду, чтобы одеться и скорее бежать домой, а там укрыться, как испуганная мышь в своей норе, но по пути к лестнице через гостиную заметила открытый ноутбук на письменном столе. На экране слабо мерцали узоры заставки.

Она задержала шаг. Какие-то сомнения у нее возникли – порядочно ли будет так поступать, – но желание заглянуть в его файлы и узнать правду одержало верх. Саманта нагнулась над клавиатурой и стала просматривать содержимое жесткого диска. Она сразу обнаружила текстовые файлы, с которыми Тай недавно работал. Она попыталась вспомнить, что говорил ей Тай о своей книге. Что-то вроде «Молчания ягнят»?

Саманта открыла файл, озаглавленный «Глава I», и увидела заголовок.

Ее сердце болезненно дернулось и едва не остановилось.

«Убийство Анни Сигер».

– О боже! – услышала она собственный шепот. Саманта, как зачарованная, не могла оторвать взгляд от пугающей строчки.

Убийство!

Но ведь Анни Сигер покончила с собой!

Саманта была так ошеломлена, что никак не могла собраться с мыслями. Каким образом Тай оказался причастен к этой истории? Как он пришел к такому выводу? Откуда почерпнул информацию?

Нажимая дрожащим пальцем клавишу, Саманта принялась перелистывать страницы на экране. Она не успевала вникнуть в смысл прочитанного, но было ясно, что автор весьма обстоятелен. Он намеревался копать глубоко... Но почему он не признался, какой работой занят? Зачем принялся опутывать ее, Саманту, паутиной лжи?

И она спала с ним! Занималась любовью с мерзким обманщиком!

А если он и есть тот, кто дергает за все ниточки, как кукловод, управляя и «Джоном», и той девкой, что представлялась как Анни Сигер по телефону? В такую изощренную жестокость и подлость немыслимо было поверить. Но зачем он тогда затеял эту игру?

Ведь разделаться с Самантой он вполне мог в любой момент. У него было несчетное число возможностей.

Ей надо бежать отсюда сломя голову, прежде чем он поймет, что разоблачен. Забрать свои вещи и... дискету. Ту, что в компьютере. В доказательство того, что Тай маскирует свою личность, прячется за чужой личиной.

Нажав кнопку, она извлекла дискету, взлетела по лестнице в мансарду, споткнувшись по дороге, выронила легкий пластмассовый квадратик и стала шарить ладонями по ковру, пока не нащупала его.

Зажигать лампу Саманта не решилась и так в полутьме собирала свою одежду, разбросанную где попало в недавние минуты страсти. О боже, какое затмение на нее нашло тогда! Какой стыд! Но воздавать себе по заслугам не было времени.

Она не знала, сколько может продлиться беседа двух мужчин на улице, но вряд ли она затянется. Надо было спешить.

Саманта не стала тратить лишние секунды на одевание и на поиски пояса с чулками. Но сумочка с ключами... Где она может быть? Где? Сердце билось отчаянно, во рту пересохло. Она обыскивала мансарду, ползая по полу, шаря по постели. Ей под руку попался ее бюстгальтер... бумажник Тая... Но сумочки нигде не было.

«Подумай, Саманта, припомни. Где ты оставила ее?» – лихорадочно думала она.

Она перебрала в памяти всю цепочку событий прошедшей ночи. Она начала с момента, когда Тай появился на радиостанции, и вспомнила, с каким облегчением восприняла его появление там. Потом была дорога сюда. В его машине. Он настаивал, чтобы она провела ночь у него, она возражала, но на долгие споры у нее просто не хватило сил. Да и желание возражать быстро пропало, настолько ее тянуло к нему. К тому же Тай был убедителен в своих аргументах, что в его доме ей будет безопаснее.

Какое издевательство! Правда, она поняла это только сейчас, а тогда легкомысленно согласилась. Ну а затем... Они занялись любовью. Идиотка, она просто упала ему в руки. Досада на себя за свое поведение не могла вытеснить воспоминаний о его прикосновениях и поцелуях. Саманта и сейчас ощущала их на своих губах и на коже по всему телу.

Но ведь была же прелюдия к завершающему акту в мансарде? Ведь она уже поднималась сюда без сумочки? Ее руки были свободными, потому что еще внизу он поцеловал ее, а она впилась пальцами в его плечи, притягивая к себе, и буквально повисла на нем.

Проклятие! Он уже на пути к дому. Еще не хватало столкнуться с ним в передней!

По крутым ступенькам Саманта скатилась чуть ли не кувырком. В передней было еще темнее, чем в мансарде, и она вслепую тыкалась по углам, пока не обнаружила сумочку на столике у двери.

Саманта схватила ее и метнулась по коридору к французскому окну, выходящему в сад. Откинув защелку, она распахнула окно, одним махом перепрыгнула через три каменные ступени крыльца и ступила босыми ногами во влажную от росы, давно не стриженную траву.

До ограды, отделяющей соседний участок, было рукой подать, но бежать босиком по высокой траве оказалось нелегко. Она шумно дышала на бегу и судорожно соображала, как будет перелезать через ограду. Наткнувшись на нее грудью, Саманта позволила себе перевести дух. За углом дома раздалось приглушенное рычание.

– Саманта?

Голос Тая зазвучал совсем близко. Она замерла.

– Что это ты делаешь?

Поспешно спрятав в сумочку дискету и с досадой прикусив губу, Саманта обернулась.

Тай, облаченный лишь в короткие шорты и красивый, как бог, уставился на нее. Выражение его лица в сумраке трудно было разглядеть.

Глубоко вдохнув и резко выдохнув, чтобы успокоиться и унять дрожь в голосе, она сказала:

– По правде сказать, я убегаю...

– От кого?

– Сперва ты ответь, – продолжала она, в упор глядя на него. – Что тебя выгнало из дома в такой час, и, пожалуйста, не ссылайся на собачку, которой захотелось погулять. Не думай, что я проглочу подобную чепуху.

– Я встретился с другом.

– Который случайно оказался рядом с твоим домом в четыре часа утра? – Сарказм помогал ей удерживать инициативу. – Пораскинь мозгами и придумай что-нибудь получше. Ты ведь не дурак, Уиллер.

– Я сказал правду.

– Возможно, но мне стало в твоем доме слишком неуютно.

– И ты отправилась в путь нагишом? – с иронией осведомился Тай.

– Я торопилась.

– По-моему, это безумие.

– А разве не безумие все, что творится вокруг тебя?

– Согласен. И поэтому я во всем тебе признаюсь. Выслушай мою исповедь.

Последние его слова почему-то пробудили эхо, будто были произнесены не в саду, а в каком-нибудь храме. Или это так сработало ее воспаленное воображение?

– Хватит с меня рассуждений об исповеди и покаянии! – взорвалась Саманта. – Я ими сыта по горло!

Тай со скорбным видом развел руками:

– Тогда я просто объясню, в чем дело.

– Неплохая идея. Жаль, что запоздалая.

– Ты права... но так получилось. Может, мы поговорим в доме?

– Зачем? Здесь тоже неплохо.

– Ну, хорошо, – вынужден был согласиться Тай, почувствовав ее непреклонность. – Суть дела в том, что я узнал о смерти Анни Сигер задолго до того, как познакомился с тобой.

– Вполне возможно, но что из этого следует? Ведь ты мог давно сказать мне об этом.

– Я собирался.

– Когда? – Она не верила ему. Неужели он принимает ее за полную идиотку?

– В ближайшее время.

– Но не раньше, чем в аду остынет смола.

– Не язви.

Этим замечанием он, наоборот, еще больше разозлил ее.

– Ты тянул время. Зачем? Тебе как будто безразлично то, что вокруг меня творится. Я схожу с ума от звонков «Джона» и мертвой Анни, от посланий с угрозами и именинных тортов давно умершей девушке, а ты выжидаешь и помалкиваешь. Чего ты ждал, Тай? Чтобы этот маньяк выполнил свое обещание? А может, у тебя здесь свой интерес? И «Джон» на тебя работает?

– Молчи! – заорал на нее Тай, и в этом крике был не только гнев, но и неожиданная боль.

Саманту испугал этот эмоциональный взрыв. Мужчина, который притягивал ее своей уравновешенностью, вдруг стал похож на тех, кого она отвергла, – и бывшего мужа, и кандидата в мужья, которые были склонны к истерике.

«Грош тебе цена, Саманта, как психологу, если ты не умеешь разбираться в мужчинах. Если тебе не везет на этом фронте, то какое право имеешь ты раздавать советы другим?» – с горечью подумала она.

Одно было ясно – ею манипулировали, и осознание этого факта ввергло ее в печаль.

– Откуда мне знать, может, ты и есть «Джон».

– Не глупи. Ты сама в это не веришь.

– Я не знаю, во что и кому верить, – едва слышно призналась она.

– Прости. – Тай начал медленным шагом приближаться к ней. – Я должен был открыться раньше.

– Конечно, но от твоих извинений мне не легче. Я ухожу.

– В таком виде?

– В каком угодно.

– Но послушай...

– Что послушать? Очередную ложь, которую ты придумал на ходу?

Он был уже совсем близко, на расстоянии вытянутой руки, и эта близость взламывала ее сопротивление, как ледокол полярные льды.

Саманта отбросила его руку, когда он вознамерился обнять ее.

– Ты должна выслушать меня.

– Я тебе ничего не должна, – едва сдерживая гнев, сказала она. – А твои долги... пусть они мучают твою совесть.

Ему пришлось применить силу, чтобы после недолгой борьбы она затихла.

– Начнем с того, что Анни не ушла из жизни добровольно, а была убита.

Тай точно попал в цель. Глаза Саманты расширились. Она смотрела на него с удивлением, и только после паузы смогла вновь обрести дар речи и задать вопрос:

– Откуда ты это взял?

– Я служил тогда в полиции и первым прибыл на место происшествия. А к тому же я ее дальний родственник. Из-за этого меня почти сразу отстранили от расследования.

– И ты не протестовал?

У Саманты пробудился интерес, хотя она подозревала, что это лишь наскоро состряпанная ложь.

– Что толку протестовать, когда формально они имели на то право. Я заткнулся и свою версию держал при себе, так бы с ней меня и похоронили...

– Если бы тебя не замучила совесть?

– Я рад, что ты столь высокого мнения обо мне, но было совсем не так. Отец Анни обратился ко мне, как к частному детективу.

– Ее родной отец? Не отчим? – уточнила Саманта.

– Родной отец. Он по каким-то причинам все эти годы был уверен в том, что со смертью Анни что-то нечисто. Я тоже. Поэтому его семечко упало на благодатную почву. Получив от него аванс, я заделался писателем, что мне, кстати, пришлось по душе.

– И флирт со мной – один из этапов твоего расследования?

Тай понуро склонил голову.

– Поначалу я так и считал, но потом все изменилось.

– Стоп. Если дальше последует признание в любви, то я тебя отхлестаю по щекам.

– Ну, хорошо, об этом я молчу, – согласился Тай. – Но я, честно, боюсь за тебя. Начав копать в темноте, я разбудил чудовищ. Я ощущаю свою вину. Возможно, если бы не я, то не возник бы «Джон».

– Надеюсь, «Джон» – это не ты?

– Саманта, ты вправе подозревать кого угодно, но одумайся...

– С кем ты встречался ночью?

– С другом. У меня есть верный друг, которого я вызываю на помощь в крайнем случае.

– А ты считаешь, что мой случай...

– Тебе грозит опасность, Саманта, – убежденно сказал Тай. – И самое страшное, что неизвестно откуда.

– Спасибо, ты очень мне помог. Теперь я буду оглядываться по сторонам, переходя улицу.

– А ты не хочешь вернуться в дом?

– Зачем? – Она пристально посмотрела на него, и он слегка сник.

– Хотя бы заберешь свои вещи...

– Одежду, обувь, кое-что из нижнего белья, не так ли? – иронически перечислила она. – Лучше ты вынеси мне это все на крыльцо. Я больше в твой дом ни ногой.

Возражать было бесполезно, наоборот, надо было уступить разъяренной женщине.


Глава 24


Леди Годива, проехавшая верхом, голая, через весь город, чтобы выполнить каприз своего жестокого мужа и отвести его гнев от неповинных горожан, вошла в легенды и была воспета поэтом, сэром Алфредом Теннисоном.

В отличие от Годивы Саманта очень боялась, что ее, облаченную лишь в комбинацию, прижимающую охапку одежды и сумочку к груди, узреют рано встающие ото сна соседи. На ее счастье, даже миссис Килингсворт не проснулась и не вышла на свою обычную утреннюю пробежку, зато на подъездной дорожке у крыльца ее дома торчал, как куст сорняка, знакомый ей автомобиль.

Дэвид Росс собственной персоной расположился в качалке на крыльце и, подперев ладонями подбородок, в упор смотрел, как Саманта приближается, осторожно ступая по гравию, ранящему босые ступни. Его лицо покрывала щетина, а глаза были воспалены от бессонницы и неумеренного употребления алкоголя. Распущенный галстук висел на его шее петлей удавленника, а рубашка и брюки выглядели так, словно он ложился в кровать, не раздеваясь.

– Где ты шаталась, черт побери? – встретил он Саманту вопросом, с трудом встав на ноги из качалки, – Что происходит?

Он окинул недоумевающим взглядом ее более чем легкое одеяние и комок одежды, что она несла в руках вместе с сумочкой.

– Кажется, прошедшая ночь была тревожной?

– Можно сказать и так, – согласилась Саманта, сказав истинную правду.

– Где ты была?

У нее из груди вырвался тягостный вздох. Неужели ей вдобавок ко всему предстоит еще и объяснение с отвергнутым женихом? Она процедила сквозь зубы:

– У друга.

– И он прогнал тебя, даже не дав времени одеться? Ха-ха-ха! Хорошо же ты вела себя там, кошечка, раз тебя полуголой выкинули за дверь.

– Оставим эту тему, – дипломатично заявила Саманта.

– Хорош и твой дружок, – продолжал Росс, и его побелевшее из-за отхлынувшей крови лицо стало выглядеть жутко в сочетании с отросшей черной щетиной. – Почему мой ключ не сработал?

– Потому что я сменила замки. Полиция на этом настаивала.

– Значит, мне вход в твой дом воспрещен? И все это затеяно из-за меня?

– Не глупи, Дэвид, – поморщилась Саманта. – Ты тут лишь шестеренка в жутком механизме, который меня размалывает. Лучше держись от меня подальше.

– Но я хоть могу войти и поговорить?

Ситуация требовала быстрого разрешения. Не торчать же ей на крыльце собственного дома в одной прозрачной комбинации и ждать, когда бывший любовник начнет разбивать стекла. Она извлекла из сумочки ключи и отперла дверь. Они вошли в холл.

– Нам надо поговорить, Саманта. Не по проклятому телефону, а лицом к лицу.

– Вот, мое лицо перед тобой. – Саманта схватила на руки соскучившегося по ней Харона и, казалось, приобрела в нем защитника. – Что скажешь?

– Скажу, что не хочу потерять тебя. Пусть я навязчив, но разве это уж такой большой грех?

Саманту будто ударило электрическим током. Опять это проклятое слово!

– Что ты сказал?!

– Я и ты – мы оба грешны, но разве нельзя простить маленький грех?

«Что с тобой происходит, Саманта? Ты сбилась с курса? Твои рефлексы доведут тебя до сумасшествия. При слове «грех» ты начинаешь подозревать кого угодно и даже искать схожесть интонации в речи безобидного Дэвида. Опомнись! Это всего лишь Дэвид, нормальный, уравновешенный, логически мыслящий мужчина, твой бывший любовник и потенциальный жених, которому ты дала от ворот поворот. А он, естественно, обиделся».

– Уже поздно восстанавливать то, что нами разрушено, – устало сказала она. – Никакие разговоры не помогут.

– Разрушили не мы, а только ты одна. Ты этого хотела.

– Правильно. Все дело во мне. Такой уж у меня вздорный характер. – Саманта была слишком измучена, чтобы вдаваться в споры, да еще в таком виде – растрепанная, полуголая, ноги саднит от беготни босиком.

Словно бы уловив ход ее мыслей, Дэвид задал естественный вопрос:

– А что, туфли твой друг оставил себе как сувенир?

– В таких случаях обычно говорят: «Без комментариев», – отрезала Саманта.

– А где твоя машина? Я заглянул в окошко гаража – ее там нет.

– Лучше бы ты оставил меня в покое, Дэвид, и удалился.

– И не подумаю... Ты в таком состоянии.

– Мое состояние тебя не касается. Мы чужие люди.

– Это ты утверждаешь, а я так не считаю.

«Боже, какой он зануда», – только успела подумать Саманта, как ее слух уловил шум подъезжающей машины. Что-то подсказало ей, а может, она уже стала узнавать этот мягкий звук, что это «Вольво» Тая.

«Блестяще! Этого мне не хватало! Еще один самец, уверенный в своем праве опекать меня», – отрешенно подумала Саманта.

– Кто это? – спросил Дэвид, когда Тай выключил двигатель и наступила тишина, чреватая близкой грозой.

– Вероятно, мой друг. Он опомнился и решил вернуть мне обувь.

– Я думаю, что это не займет много времени. – Взгляд Дэвида, устремленный на Саманту, был стальным, и ей показалось, будто он заколачивает ей гвозди в лицо и делает это с удовольствием. – Не лучше ли поговорить с ним мне, раз ты сбежала от него в такой спешке?

Саманта ужаснулась, представив себе сцену встречи двух своих любовников.

– Ни в коем случае. Прошу тебя, Дэвид, не надо.

Саманта открыла дверь и сначала выбросила наружу Харона, как черную метку, а затем встретила Тая второпях подготовленной фразой:

– Для тебя слово «нет» не существует...

– Не существует, если это касается тебя.

Такой ответ ее никак не устраивал и ничего не объяснял, но при виде Тая ощущения, пережитые совсем недавно в мансарде соседнего дома, напомнили о себе.

«Наверное, женщина моих лет, побывавшая в объятиях столь привлекательного мужчины, уже готова в благодарность ползать перед ним на коленях», – подумала про себя доктор психиатрии, советчица в личных вопросах многих и многих радиослушательниц.

После заготовленной фразы она не знала, что сказать, но, к счастью или к несчастью, ее выручил Дэвид, с агрессивным видом вышедший на крыльцо.

Ей пришлось их знакомить.

– Тай Уиллер – Дэвид Росс. Я знакома с Дэвидом уже бог знает сколько лет, а Тай – тот самый друг, о котором я тебе только что рассказала. Проходите, ребята, располагайтесь.

Пропустив мужчин в дом, Саманта нырнула в смежную с гостиной гардеробную и накинула на комбинацию плащ. Ее наряд выглядел весьма странно, но и ситуация была тоже неординарная.

– Я собираюсь заварить кофе. Если вы оба хотите выпить по чашечке, то скоро получите, но только предупреждаю – никаких разговоров о том, как мне строить свою дальнейшую жизнь.

Она отвернулась и прошла пару шагов, якобы направляясь в кухню, но услышала, как открылась и закрылась входная дверь. Саманта вышла вслед за мужчинами. Стоя между ними, она переводила взгляд с одного на другого.

Они молчали, но оба полыхали ненавистью. Казалось, атмосфера вокруг сгустилась. Так же молча мужчины направились к своим машинам. Отъезд любовников напоминал разъезд мафиози после провалившейся сходки.

После таких впечатлений стоило хоть немного расслабиться в своей постели. Пара часов сна, душ и облачение в свежую одежду могли бы снять все напряжение прошедшей ночи, если бы странные звуки, доносившиеся из кухни, заново не вспугнули ее. Дом перестал быть уютным местом, ее крепостью и превратился в прибежище призраков... или кого-то поопасней. Ноги ее подгибались, когда она спускалась по лестнице из спальни, а чтобы заглянуть в приоткрытую дверь кухни, ей понадобилось собрать всю свою волю в кулак.

Там жарил яичницу Тай Уиллер, а стол уже был накрыт для завтрака.

– Как ты вошел?

– Открыл дверь ключом, – и, предупреждая все вопросы, пояснил: – Не так уж трудно было залезть в твою сумочку и сделать копию.

– О боже! – Ее пробрала дрожь. – Но зачем?

– Чтобы иметь доступ к твоим архивам. Но сейчас, когда игра пошла в открытую, признаю, что я поступил подло. Слишком подлый способ я выбрал, чтобы расколоть тебя.

– А я оказалась не слишком твердым орешком...

Саманта отвернулась, чтобы он не видел, как слезы вот-вот хлынут у нее из глаз. Она была оскорблена, унижена, растоптана.

– Ты неверно меня поняла...

– А как еще тебя понимать? – с горечью спросила Саманта и сама пожалела, что вообще раскрыла рот. Ей надо было молча влепить ему пощечину.

Но Тай, отведя руку с горячей сковородой, где скворчала аппетитная яичница, влепил ей в губы продолжительный поцелуй.


– Почему ты считаешь, что Анни убили? – спросила Саманта после того, как яичница была скорее проглочена, чем съедена, и физический голод уступил место любопытству.

– Ты уже успела заглянуть в мои записи? – догадался Тай.

– Без комментариев, – с таинственным видом заявила Саманта и отправилась мыть тарелки.

– Ты воровка. Ты забрала мою дискету.

– А ты – лгун, – не осталась в долгу она.

– Мы стоим друг друга.

И они улыбнулись друг другу.

– Я знаю, что ты смотрела мои файлы. Простительная любознательность. Но вряд ли тебе известно, почему я начал копать эту историю. Да, конечно, Анни Сигер попала в такую ситуацию, что ей нельзя было позавидовать, и руки у нее опустились. Она еще начала выпивать с горя. Есть свидетели, что она здорово набралась на паре вечеринок. У нее была жуткая ссора, дошедшая до драки, с Райаном Циммерманом, и речь шла о ее будущем ребенке.

Опять же друзья-приятели это слышали. В ту роковую ночь Анни попросила свою приятельницу Присей подбросить ее до дома. Она еле переставляла ноги и, как утверждает Присей, с трудом повернула ключ в замке и вошла в пустой дом. Матери и отчима там не было. Был зафиксирован ее звонок тебе, Саманта, но ты тоже отсутствовала. Тогда она приняла окончательное решение.

А дальше мы можем только гадать – сколько таблеток снотворного она взяла из материнской аптечки, как их принимала – постепенно или залпом, когда отстучала предсмертное послание на клавиатуре – до или после того, как вскрыла себе вены.

– Зачем задаваться этими вопросами – картина и так ясна.

– Только на первый взгляд, – возразил Тай. – Это самое очевидное, самое простое объяснение случившегося. Но есть детали, выпадающие из общего рисунка. На белом ворсистом ковре остались отпечатки ног большего размера, чем у Анни. А уборщида показала, что днем, после ухода Анни из дома, она тщательно пропылесосила ворс.

– Но в комнату потом входило столько людей! Разве не так?

– Да, разумеется. И врачи «Скорой помощи», и полиция – я в том числе, а до нас – отчим, обнаруживший мертвую падчерицу.

– И?..

– На ковре были обнаружены частички почвы из сада, а на обуви Анни их не было. А ты помнишь, чем она разрезала себе руки?

Саманту бросило в дрожь при воспоминании о газетных репортажах.

– Садовыми ножницами...

– А кто их принес в комнату? Кто-то ходил за ними в сад и потом вручил Анни или...

– Все это только предположения, – покачала головой Саманта.

– А если вспомнить, что Анни не была левшой, но самую большую рану она нанесла себе на правой руке? Не странно ли, что она так начала свой путь к смерти? Подумай.

Саманта опустила голову и задумалась, потом вынесла вердикт:

– Не слишком ли это слабый повод, чтобы писать книгу о замаскированном убийстве? И кому нужна была смерть Анни? Не вижу мотива.

– Мотив в ее неродившемся ребенке.

Это было страшное заявление, и у Саманты, как у любой другой женщины, оно вызвало болезненную реакцию.

– Прости, – сказал Тай, мгновенно поняв, что коснулся слишком натянутой струны. – Но я думаю, что Анни никакими посулами нельзя было заставить избавиться от ребенка, пусть ее приятель на этом и настаивал. Она была католичкой и убежденной противницей абортов. А получилось, что Анни совершила двойной грех – убила и себя, и ребенка.

– Но ты же сам говорил, что ее загнали в тупик? – напомнила Саманта.

– И в тупике не кончают с собой, а борются за жизнь. Анни была молода, полна энергии, добивалась у тебя совета и, наверное, могла получить помощь. Но ниточка оборвалась...

Тай помолчал, прежде чем удивить Саманту новым сообщением:

– Райан Циммерман не был отцом ее ребенка.

– А кто?

– Кто? Я этого не знаю. А вдруг твой «Джон»? И не я ли пробудил его от долгой спячки?


Глава 25


– Определенно, это не тот малый, если, конечно, он не поменял свой почерк. Или ты что-то напутал.

Вывод, сделанный Нормой Стоуэллом, не удивил Бентса. Он уже решил для себя, что у него на руках двое убийц со схожей психологией, но по-разному режиссирующих свою жуткую постановку. Связь с Нормом, позвонившим откуда-то из Аризоны по сотовому, была неважной, и Бентс сквозь помехи лишь с трудом разбирал то, что тот говорил.

– Ты знаешь, эксперты, как всегда, просят больше времени, но у тебя его нет, я так понимаю. Подумай вот о чем. Возможно, убийца, узнав, что ты почти ухватил его за хвост и его пяткам уже стало горячо, сменил почерк, чтобы одурачить тебя и поиграть подольше в кошки-мышки. Но вряд ли...

Думаю, здесь действовали два разных психа... или ты имеешь дело с раздвоением личности. Обратись к экспертам-психиатрам. Я лично считаю, что они просто пудрят нам мозги, но выслушать их мнение нелишне. Выложи им все подробности. Ведь смотри что получается: один псих демонстративно не заботится об оставленных уликах. Как будто прямо подсовывает их тебе под нос – отпечатки пальцев, волоски, сперму... А другой – полный чистюля. Две полярные личности.

– Вот я и боюсь, что они скоро начнут размножаться, как амебы, – вздохнул Рик.

– Никто не знает, что нас ждет, – подвел оптимистический итог разговора старый приятель Бентса. – Я тебе вышлю подборку досье на серийных убийц, находящихся в розыске. Поручи своему напарнику просмотреть их повнимательнее. Впрочем, он мог бы быть и поприветливее с нашими ребятами из Бюро. Как его зовут? Монтойя?

– Точно. Он еще зеленый парень, но не так уж и плох. Я научу его сотрудничеству с ФБР.

– На уроках не стесняйся применять палку, – посоветовал Норм. – Зеленой спине это полезно.

Они обменялись понимающими смешками. Потом Норм вновь посерьезнел.

– Подведем итоги и не будем транжирить деньги налогоплательщиков. Даю характеристику убийцы Белчампс и Жиллет. Белый мужчина около тридцати лет. Под суд не попадал, поэтому отпечатки пальцев, волосы и сперма его не заботят – их нет в банке данных ФБР. Раньше он жил тихо и спокойно, но что-то заставило его сойти с катушек и начать убивать. Какая-то эмоциональная травма.

У него есть работа, но она не соответствует его амбициям, а окружающие недооценивают его способности, и он чувствует их жалость и даже презрение. Возможно, одна из женщин в семье его чем-то унижала, скорее всего, бессознательно. В детстве и юности он проявлял тягу к сексуальному насилию, эти случаи семьей замалчивались, но постыдному наказанию он втайне все же подвергался.

Наверное, в детстве он устраивал пожары и проявлял жестокость в отношении младших по возрасту детей и животных. Вероятно, мочился в постель и подвергался из-за этого насмешкам. И вот он вырос, дожил до тридцати. И тут произошло нечто...

– Что-то заставило его сорваться?

– Именно. Напряжение достигло предела, и сдерживающая струна лопнула. Может, его уволили с работы, или его девчонка порвала с ним, а скорее всего, родственники отказались пичкать паршивую овцу деньгами, а это было основным источником его доходов.

– Портрет образцового гражданина, – невесело пошутил Бентс.

– С которым лучше не встречаться в темном подъезде, – добавил агент ФБР. – Но такие типы появляются сплошь и рядом, как грибы после дождя, только мы давно научились распознавать грибы, хотя нередко и ошибаемся, а вот каталога опасных людей не существует.

Этот парень может быть холост, может быть женат и пестовать своих детишек или ласкать в постели милую, преданную ему подружку, но все, кто его окружает, каждую минуту рискуют жизнью. И стоит лишь задеть его детонатор, как он взорвется. А самое страшное, Рик, если он сменит почерк. Это будет значить, что он не ищет личной популярности, а решил продолжать свою игру до бесконечности. Это второй вариант. Тогда нас ждет цепочка взрывов.

– Спасибо, Норм, ты меня очень обнадежил, – поспешил вставить реплику Бентс, почувствовав, что его собеседник увлекся, расписывая столь мрачные перспективы.

– Желаю удачи, Рик.

Голос Норма исчез за помехами, а затем последовало отключение и мертвая тишина.

Двое убийц или один, меняющий маску, а Бентсу надо делать свою работу. Он еще раз совершил странствие по компьютерным файлам, возвращаясь к странным преступлениям, которые так и оставались пока нераскрытыми. Новый Орлеан мог претендовать на рекорд в масштабах Соединенных Штатов по их количеству, и в каждом случае ощущалась религиозная подоплека и умелая, хоть и жестокая режиссура. Например, сожженный дотла труп женщины у подножия статуи Жанны Д'Арк, как напоминание, что Святая Иоанна тоже когда-то подверглась подобной участи.

Миссия, которую возложил на себя Бентс, – а именно, избавить чужой для него город от дьявольской нечисти, все больше начинала тяготить его.

Он встал из-за стола, подошел к окну и долго смотрел на сумеречную улицу, заполненную нескончаемым потоком машин с включенными фарами. Кто знает, что за люди управляют этими металлическими гробами? Какие болезненные страсти разъедают их мозг? Почему ему все время кажется, что в этих машинах нет мира и согласия между пассажирами? Так сложилась жизнь, и такую он избрал профессию, что ему приходится работать на обратной стороне Луны, скрытой от глаз, а там-то и гнездится зло. Оно – это зло – выбрало очередной жертвой Саманту Лидс.

У него не было конкретных улик, но он чувствовал это нутром. Рик уже неоднократно рисовал на бумаге кружки и чертил стрелочки, из которых создавался жуткий узор.

Проколотые глаза на портрете Саманты перекликались с ослепленным Бенджамином Франклином на стодолларовых банкнотах. Девушки, убитые во Французском квартале, торговали своим телом, а таинственный «Джон» обвинял Саманту в проституции. В комнатах, где совершались ритуальные убийства, радио было включено на волну, на которой передавалась программа Саманты. И свечи, и праздничный пирог в честь дня рождения покойной Анни... Столько ниточек тянется в один центр.... в прошлое Саманты Лидс. И в ее настоящее. Но где связь между помешанным на религиозной почве убийцей несчастных проституток и маньяком, преследующим радиопсихиатра?

Тут был один эпизод, требовавший самого тщательного расследования. Бентс уже, наверное, сотню раз прослушивал запись голоса Анни Сигер, якобы говорящей с того света, но вновь достал эту пленку. В лаборатории ему подкинули идею, да и он сам пришел к такому же заключению, что разговор был инсценировкой. Девушка не разговаривала с Самантой в прямом эфире. Ее реплики были заранее записаны на магнитофон, и между ними были оставлены промежутки для возможных слов Саманты. Об этом говорило и то, что она не отвечала на непосредственные вопросы Саманты, и крохотные паузы между ее фразами.

Кто же мог так тщательно просчитать ритм радиобеседы, знать, как будет реагировать ведущая? Не женщина ли играет в этом страшном спектакле главную роль? Но кто?

Та, которая в достаточной степени ненавидит Саманту?

Которая знает про Анни Сигер?

Которая работает в одной связке с «Джоном»?

Рик вытер платком пот с липа и мысленно позавидовал Монтойе. Этому молодому парню нипочем носить черный кожаный пиджак при новоорлеанской жаре и повышенной влажности.

День начался, но не принес желанной прохлады. Бентс ощутил жажду. После кофе требовалась баночка ледяного пива, и не одна... И еще пачка «Кэмел». Ушедшая в прошлое страсть к курению и подогреванию себя спиртным не улетучилась, а, наоборот, все чаще напоминала о себе. Работа, и только работа спасала его от падения в пропасть.

Бентс проверил сообщения на автоответчике. Саманта пока не просила о помощи. Потом он принялся за доставленную ему распечатку счетов за телефонные переговоры. Дэвид Росс из Хьюстона фигурировал там многократно. Он звонил Саманте из Хьюстона и домой, и на работу. Мог ли он быть «Джоном»? Вряд ли бы он оставил за собой такой явный след. Но после зарегистрированных звонков со своего сотового он имел возможность позвонить из любого уличного автомата. В его настойчивости ощущалась и злость на бросившую его подружку, и уязвленное самолюбие.

Вот еще один кандидат в маньяки.

Телефон зазвонил как раз вовремя, то есть тогда, когда Бентс собрался немного расслабиться. Голос напарника на этот раз был серьезен:

– Кажется, на этот раз мы вляпались по самые уши. Сериал продолжился. Я на пути в гостиницу «Ройял», площадь Сент-Пьер. Найдена неизвестная. Задушена. С цепочкой глубоких ран на шее. Горничная решила убрать номер, проигнорировав табличку «Не беспокоить», так как оплаченное время истекло. Малый, тот, кто оплачивал комнату, конечно, смылся, но, на наше счастье, ночной портье запомнил его приметы. Буду там минут через десять.

– Там и встретимся. – Бентс положил трубку на рычаг, не рассчитав силу, и чуть не расколол хрупкий аппарат. До недавнего времени телефоны в полиции устанавливали по-массивнее и покрепче.

Дай-то бог, если в тучах наметился просвет, если мерзавец наконец-то засветился.


Усаживаясь вновь за компьютер в своем кабинете, Саманта ощутила нервную дрожь. Что, если «Джон» передаст ей, каким способом он намерен осуществить свои угрозы? Не столько сама опасность, сколько ее ожидание было страшнее всего. И в голове вертелись проклятые фразы, произносимые бархатным голосом: «Тебе надо знать, что вина за все происходящее лежит на тебе. Кайся в своих грехах и умоляй о прошении».

Слава богу, Тай был сейчас рядом, в ее гостиной. Он сидел на диване, водрузив ноутбук на колени, и просматривал ее старые, еще хьюстонские файлы, а его огромная старая овчарка распласталась уютно на полу, изредка, но добродушно рыча на Харона.

Часть утра они потратили на то, чтобы съездить в город и перегнать из студийного гаража ее машину. На выходных Саманта могла расслабиться, но желанного покоя она не ощущала. Сперва она думала, что появление именного торта со свечами и есть удар, который «Джон» грозился нанести по ее психике, но сейчас интуиция подсказывала ей, что этим он не ограничится. Торт в студийном буфете – только вершина айсберга, а невидимая его масса еще прячется в глубине.

Такое количество тайн окружало ее, что у Саманты опускались руки. И некому было переложить на плечи их разгадку.

Тай вторгся в ее жизнь метеором и привнес в давнюю историю много неясного. Он убежден, что Анни Сигер убита, а ее убийца сумел ловко замести следы. И бывший полицейский детектив, как странствующий рыцарь, направился искать и разоблачать убийцу почему-то туда, куда переехала Саманта Лидс.

Она не очень-то верила в версию убийства Анни и в его благородную миссию. Однако Саманта, по женской слабости, отдалась ему дважды и терпит его присутствие в доме наряду с его собакой, словно официально признанного жениха. Не слишком ли она поторопилась, не слишком ли быстро привязалась к человеку, о котором ничего не знала, кроме того, что он сам о себе говорит?

Это относится не только к личной жизни. У любого из ее коллег и знакомых может быть двойное дно. И у любого человека из ее прошлого. Даже ее брат Питер, которого Саманта уже почти вычеркнула из списка живых, оказывается, обитает где-то не так уж далеко, и неизвестно, какие идеи способны родиться в его отравленном наркотиками мозгу. Пусть подруга и сказала, что он выглядел вполне благополучным и трезвым. Она могла поддаться иллюзии, а родственная ненависть подчас страшнее, чем ненависть постороннего человека. Сколько таких примеров в книгах по психологии!

Саманта с трепетом открыла свой электронный почтовый ящик, надеясь, что сюрпризов, связанных с днем рождения Анни Сигер, больше не будет. Ничего. Саманта включила автоответчик. Странно. На пленке не было никаких, даже самых ординарных сообщений, лишь изредка слышалось включение и после короткой паузы отключение автоответчика.

Она была уверена, что это «Джон» продолжает свои шутки. Мурашки пробежали у нее по спине.

Опять включение. Она уже ждала, что последует молчание, но раздался знакомый голос Лианн из Боучеровского центра. Девушка уже не в первый раз просила, чтобы Саманта перезвонила ей.

Саманта ощутила некоторый стыд от того, что из-за своих проблем забыла о настоятельных просьбах Лианн. В памяти мгновенно всплыло, как настоятельно требовала разговора с нею Анни перед смертью. Господи, не дай этому повториться!

Она быстро отыскала номер Лианн. «Дай бог, чтобы я застала ее дома!»

Трубка ожила после четвертого гудка.

– Алло? – К телефону подошла мать Лианн. Саманта узнала ее голос. В ее тоне слышалось раздражение.

– Здравствуйте. – Саманта постаралась говорить спокойно. – Я доктор Лидс из Боучеровского центра, консультант вашей дочери. Лианн дома? Если да, то могу я поговорить с ней?

– Нет, не можете. Потому что она отсутствует. Маленькая стерва не явилась домой ночевать. Я как раз собралась звонить копам и заявить, что моя дочь пропала. Впрочем, может, обождать, пока она не приползет под утро домой на бровях? Такое уже бывало. На двое суток отключки ее обычно не хватает.

Карандаш, который Саманта вертела в пальцах, сломался, так крепко она его сжала.

– Сколько времени она отсутствует?

– Свой обычный срок загула.

– Лианн оставила мне на автоответчике несколько посланий в течение прошедших суток с просьбой позвонить ей домой, причем срочно. Вам не кажется, что тут есть причина для беспокойства? Лианн не собиралась, как вы выразились, уйти в загул.

– Вы у меня спрашиваете совета? – возмутилась мать девушки. – Вы консультант, вам за это платят, и, наверное, немало, а я за девчонку давно не получаю ни гроша, кормлю и одеваю ее даром, и у меня есть еще дети и муженек на руках. Мне надо идти на работу, а кто присмотрит за маленьким Билли? Я вчера заявила ей в последний раз: с меня хватит ее выкрутасов. Я и так всю ночь не спала из-за этой сучки, и в каком виде я покажусь перед боссом? Вы там нежитесь в пенной ванне и шлепаете на лицо кремы в сотню за тюбик...

Саманта почувствовала, что у ее собеседницы начинается истерика.

– Давайте обсудим эти проблемы позже.

– Обсуждайте их на своих дурацких занятиях сколько угодно, но толку не будет! Раз Лианн снова влипла, она уже не выберется!

Саманта похолодела:

– А вы считаете, что она опять?..

– Перешла грань? С той стороны не так-то просто вернуться. Дороже обойдется, чем оставаться там. Будь оно все проклято!

– То, о чем мы говорим, обязательно останется между нами. – Саманта постаралась говорить как можно спокойнее. – Вы заметили признаки?

– Мне да и не заметить...

– Как часто?

– Да как только появляются деньжата, – хмыкнула мать Лианн.

– Надо было сообщить в полицию.

– Зачем? Чтобы получить совет получше присматривать за девчонкой? А я устала. У меня своих дел полно. Мне некогда ловить ее за подол.

– И все же...

– Отвяжитесь от меня!

– Но вы все-таки ей передайте, что я звонила.

– С удовольствием передам... вместе с подзатыльником.

– Спасибо, буду вам признательна.

Саманта освободилась от почти невесомой телефонной трубки, но свинцовая тяжесть повисла у нее на сердце.

Не позволяя себе снова поддаться страху, она поспешно набрала отцовский номер, чтобы тепло родного голоса помогло ей прийти в себя.

Отец был дома и, судя по тону, в добром здравии. Она как можно тактичнее известила его о встрече своей подруги с Питером в Атланте и осмелилась передать от него выдуманный «привет».

Вдруг отец прервал ее:

– Твой коп в телевизоре! Скорее, Саманта!

И тут же Тай позвал ее из гостиной. Саманта метнулась туда, прервав разговор с отцом.

Рик Бентс заполнял собой весь экран. На какой-то вопрос корреспондента, скрытого за кадром, он ответил, еле шевеля губами:

– Без комментариев.

– Никто не желает связывать угрозы в адрес психолога и радиоведущей Саманты Лидс с новым преступлением, – заявил сменивший на экране Бентса тележурналист. – И все же убита еще одна женщина... И опять, по-видимому, проститутка. Неужели серийный убийца собрался очистить не только радиоэфир, но и улицы Нового Орлеана от грехов, на которые мы так падки? Не пора ли нам задать новые вопросы популярной радиоведущей доктору Саманте Лидс?


Глава 26


– У Бентса опять хлопот полон рот, – сочувственно, но не без иронии произнес Тай, выключив телевизор.

Экран померк, но мрачное лицо копа еще почему то оставалось пару секунд перед глазами Саманты.

– Для преступников не существует выходных. – Известная поговорка вызвала у нее кривую усмешку.

Появление в городе серийного убийцы лишь усугубляло ее проблемы. Все завязывалось в тугой узел. Чтобы развязать его, надо было предпринимать усилия, но в каком направлении?

– Что ты откопал? – спросила она, взглянув на ворох распечаток, заполнивших журнальный столик и пол под ногами у Тая.

– Не так много для меня нового.

– Жаль, что мои сокровища не оправдали твоих надежд, – с сарказмом заметила Саманта. – А ведь ты за ними охотился, и ради этого...

Тай поднялся, уронив с колен бумаги, обнял ее, прижал к себе и зажал рот поцелуем.

Оторвавшись от ее губ, он предложил:

– Не будем выяснять отношения.

– Согласна, – сказала она, отдышавшись. – Лучше устроим военный совет. Твоя очередь докладывать.

– Я прошелся по списку тех, кто был знаком с Анни, и попытался узнать, чем они занимались последние девять лет и где они сейчас.

– Для старта неплохо, – одобрила Саманта. – Кто они?

– Начну по порядку.

Он вернулся к компьютеру и принялся орудовать «мышью».

– Освальд, в обиходе Уолли, отец Анни, проживает в Келсо, штат Вашингтон. Черт знает, какая отдаленная окраина.

– Но он тебя нанял?

– Не совсем нанял, а скорее попросил... И предоставил аванс в счет будущего гонорара за книгу.

– Добрый дядюшка Уолли, никак не сочетающийся со своей бывшей женушкой. Они были совсем не пара, не так ли? Эстелла – белая косточка, а Уолли – белый воротничок.

– Все верно. Я никак не представлял, что они могут быть счастливы в супружестве. Но они поженились в ранней молодости. Как он ее подцепил – неизвестно, но она забеременела. В результате скоропалительного брака родился Кент, а двумя годами позже – Анни.

Дети вряд ли успели хорошо узнать своего отца. Они были еще маленькими, когда супруги разъехались, а потом официально оформили развод. Скоро отчимом детей стал доктор Фарадей. Уолли больше не женился. Он живет, как медведь в берлоге, и работает на лесозаготовительную компанию, руководит бригадой лесорубов. – Тай вопросительно взглянул на Саманту. – Предлагаешь и его включить в список подозреваемых? Или физический труд на свежем воздухе спасает от психических отклонений? Тем более что, если бы не его инициатива и деньги, я бы не стал взбаламучивать тихое болото и... – тут он обворожительно улыбнулся, – ...не повесил бы на свою шею столь дотошного доктора психиатрии в качестве консультанта.

– И временной подруги, – сурово закончила за него фразу Саманта. – Продолжим.

– Эстелла по-прежнему проживает в Хьюстоне, в том же доме, где умерла Анни. Никуда не ездит, не имеет любовников, живет как под стеклянным колпаком и тратит большую часть средств, получаемых от бывших мужей, на церковную благотворительность. Идеальная картина – «леди в трауре». В деньгах не нуждается. Я разговаривал с ней по телефону, и она не возражала против нашей личной встречи по поводу моей книги. Вряд ли я желанная персона, но отказа я не получил. Ей не хочется, чтобы история Анни вновь муссировалась на публике, но уж если препятствовать этому невозможно, то пусть правдивую версию того, что случилось, писатель услышит из ее уст. Эта женщина вполне владеет собой, никакой истерики и болезненной реакции на мой запрос не было, а я почувствовал только ее желание взять ситуацию под свой контроль. Пусть то, что она скажет, будет так же незыблемо верно, как заповеди господни.

– А ты подозреваешь, что у нее есть причины утаивать правду?

– Какую-то часть правды – да. Но эта маленькая часть может изменить всю историю. И раз я попался на крючок этой идеи, то буду биться до конца.

– Странная перспектива – быть пойманным на крючок. Ради чего? – удивилась Саманта.

– Может, я сумасшедший. – Тай в ярости сжал кулаки и стукнул себя по коленям.

Саманта в испуге отстранилась.

– «Джон» тоже сумасшедший...

– Я не «Джон»! Поверь мне!

Словно холодный сквозняк пронесся по уютной комнате.

Саманте первой – как хозяйке дома и как женщине – пришлось взять себя в руки и восстановить мир.

– Мне неприятно вспоминать о моей встрече с Эстеллой, – призналась она. – Больше всего меня поразили не обвинения в мой адрес, что я, как психолог, допустила ошибку, а ее сухие, без следов слез глаза. Все остальное было в порядке вещей. Ее губы дрожали, как положено у матери, переживавшей утрату дочери, а пальцы нервно теребили траурное платье, но глаза...

В них было слишком много собранности, . как у дирижера, готового управлять оркестром. Я сочла своим долгом приехать на кладбище, где хоронили Анни, подошла к ней, представилась, хотела высказать свои соболезнования, но в ответ получила указание удалиться – не жестом, а только взглядом, но взгляд ее голубых глаз был достаточно красноречив.

Но все-таки она кое-что произнесла совсем тихо, чтобы не услышали окружающие: «Не кажется ли вам, что вы уже нанесли достаточно вреда? Наша семья никогда не простит вас... Пожалуйста, уйдите». Мне стало так страшно тогда. Я уже не помнила, как ушла с кладбища. Ее лицо часто являлось мне во сне.

Тай положил руку на дрожащие плечи Саманты.

– Успокойся, дорогая.

– Желаю тебе удачи в беседе с Эстеллой Фарадей. Тогда она показалась мне не впавшей в отчаяние матерью, а чудовищем – мстительным и злобным. Но годы сглаживают любую ненависть...

– Как масло – штормовые волны, – подхватил ее мысль Тай.

– Я не думаю, что мать причастна к смерти дочери в прямом смысле. Но и в убийство Анни я не верю. Все доказательства сходятся на версии самоубийства.

– Да, и потому единственного сомневающегося сразу отстранили от дела под хлипким предлогом, что я хоть и дальний, но все-таки родственник жертвы. Но не будем вдаваться в дискуссию. Есть еще некоторые интересные детали. Эстелла и Язон развелись меньше чем через год после кончины Анни. И сразу же, как только развод был законно оформлен, Язон снова женился на молоденькой медсестре, продал свою практику и отчалил в Кливленд.

И вроде бы он там вполне счастливо устроился, но в последние несколько месяцев Язон почему-то зачастил с визитами в Новый Орлеан. Можно найти объяснение – сестра его новой супруги живет в Мондевилле, на том берегу озера, напротив твоего дома, и это, вероятно, лишь совпадение...

– Подожди делать выводы, – остановила Тая Саманта. – Какой в этом смысл? Я лично не вижу никакого. Ты считаешь, что убийца, девять лет благополучно скрывавшийся от разоблачения, вдруг пошел на риск, затеяв всю эту возню вокруг меня, стал бросать камни в застоявшееся болото? Зачем? Если «Джон», предположим, убил Анни, то почему через девять лет он начал возлагать на меня вину за ее гибель, заставлять меня каяться, угрожать мне местью? Не опоздал ли он со своим мщением? Даже в сумасшествии есть своя логика, а здесь я ее не усматриваю.

– За тебя говорит доктор психологии, учившийся по книгам и по примерам из практики. А если практика даст новый пример? То, что зрело так долго, вдруг проросло. Ему понадобилось возобновить старую пьесу и вытащить на сцену актеров, а сам он на этот раз решил стать продюсером.

– И твой подозреваемый – отчим, доктор Язон Фарадей? – уточнила Саманта. – И тут замешан инцест?

– Вполне возможно. Уж слишком скоропалительно распался их брак с Эстеллой. А его щедрые выплаты по бракоразводному договору похожи на отступные при шантаже. Он оставил ей практически все и начал жизнь на пустом месте.

– Кто еще попадает в список подозреваемых?

– Кент, братец Анни. Они были очень близки. На них обоих тяжко подействовал развод матери и ее новый брак. Вместе они как-то поддерживали друг друга, насколько я знаю, а после похорон Анни Кент покатился вниз. Бросил работу, не захотел учиться дальше, впал в депрессию. До этого он был вполне домашним парнем и вдруг сорвался с катушек. Его пришлось поместить в частный госпиталь для душевнобольных в Южной Калифорнии. Больница Святой Девы.

– Католическое заведение! Я его знаю. Предназначено для отпрысков богатых семейств. «Грех, покаяние, искупление» – этим там пичкают с каждым приемом лекарств. Мне становится жутко. Не слишком ли много совпадений?

– Вот ты и возьми на себя эту часть работы.

– О чем ты говоришь? – не поняла Саманта.

– Есть области, куда никто проникнуть не может, даже с пулеметом. Но ты доктор, дипломированный психиатр и известная личность. Пробейся сквозь препоны в больницу Святой Девы и узнай, от чего там лечили Кента.

– Это немыслимо. Во-первых, я по специальности психолог, а не психиатр. Между нами в медицинском мире существует стена вроде крепостной. Меня не пустят в ворота. Так же, как тебя в ФБР, покажи ты им свой полицейский значок.

– Но это клиника для душевнобольных. Они обязаны отнестись к твоему запросу серьезно.

– Ты живешь в сказочном мире, а реальный – он разгорожен на ячейки, как камера хранения на вокзале.

– Я в это не верил, поэтому все время шлепался в грязь.

– По твоему лицу это незаметно, – с иронией заметила Саманта.

– Спасибо за комплимент.

– Не за что. Если даже мне ответят, то только отрицательно, сославшись на врачебную тайну.

– Я не собираюсь просить тебя сделать что-то незаконное. Но, может быть, один из твоих коллег случайно окажется разговорчив и обронит пару лишних слов?

– Мои коллеги по гильдии не словоохотливы на профессиональные темы. За это им и платят. Больше, чем за что-либо другое.

– Больше, чем за излечение пациентов?

Саманта неопределенно пожала плечами.

– Но все-таки стоит попробовать.

– Чтобы ты опубликовал сведения о Кенте в своей книге и разразился бы скандал с судебным иском в довершение?

– Я не буду использовать эти сведения в книге. Клянусь.

– Хорошо, – сдалась Саманта. – Я попытаюсь связаться с моим давним знакомым врачом и послушаю, что он скажет. Но это останется между нами и никак не попадет в печать.

– Я уже один раз поклялся, – напомнил Тай. – Но пойми, Саманта, Кент для нас обоих представляет большой интерес.

– Чем он так важен? Для твоего расследования, возможно, но для меня...

– Хотя бы тем, что он сейчас здесь, под боком, в Новом Орлеане.

– Что?!

– Совсем близко, в Батон-Руж. В конце концов Кент как-то вошел в колею и закончил колледж Всех Святых. Некоторое время он даже проработал там младшим преподавателем. Мать старательно тащила его наверх и постоянно подпитывала его деньгами.

– Он женат?

– Кенту, по-моему, брак не светит. Ему сменить подружку – все равно что почистить зубы. Девчонки сами вешаются на него, а он, получив свое, отфутболивает их пинком.

Саманта ощутила болезненный укол в сердце по поводу своего поведения, мысленно проведя параллель между Кентом и Таем, столь процветающими на почве секса в южном темпераментном городе.

– А как насчет работы? – увела она разговор на нейтральную почву.

– Переходит с одного место на другое. Нигде не задерживается надолго. Думаю, Эстелла по-прежнему оплачивает его расходы.

– Что ж, ты прилежно поработал над домашним заданием.

Саманта улыбнулась, но улыбка далась ей нелегко. Вместо ожидаемого просвета тучи, наоборот, сгущались.

Прав ли был в чем-то Тай? До сих пор Саманта не сомневалась, что Анни Сигер покончила с собой, но если теория Тая имеет основания, то весь ужас прошлого может обрушиться на нее заново. Или это уже происходит? Явление «святоши Джона» разве тому не доказательство?

– Ты и в самом деле веришь, что кто-то из их семьи виновен в смерти Анни? Отец, отчим или брат?

– Я не ограничиваюсь семейным кругом, но убежден, что преступник – это тот, кого она знала. Им мог быть ее любовник, Райан Циммерман. Кстати, после гибели Анни он испытал кризис, подобный тому, что был у Кента. Он также забросил учебу и ударился в наркотический загул. Потом прошел курс лечения, вернулся в школу и даже закончил курс в колледже Лойолы. Вроде бы парень выправился.

– Ты с ним разговаривал?

– Еще нет. У меня была исходная идея начать в игре с пешек, а уж затем заняться легкими и тяжелыми фигурами.

– А я кто – пешка, слон или ладья?

– После того как я узнал о посланиях «Джона»... Впрочем, сама оцени, кто ты есть среди фигур.

Он погладил ее по волосам, и ток от его прикосновения был достаточно сильным, чтобы она вздрогнула.

– А как дела на любовном фронте обстоят у Райана? – Ее интерес к беседе почему-то угасал, но она старалась подогреть его. Тай пощелкал клавишами, хотя Саманта подозревала, что это лишь для видимости, а все ответы на ее вопросы давно находятся у него в голове.

– Райан в прошлом году женился, но разъехался с женой три месяца назад. Она девушка из местных, они вместе посещали одну школу. Она хотела официального развода, но он заявил, что против. Он теперь очень религиозный человек и противник разводов.

– Вот как?

– Видишь, какие сюрпризы преподносит жизнь? И какие выверты случаются с людьми. И какие странные совпадения. Анни и Райан впервые увидели друг друга в церкви. Оба – из ревностных католических семейств.

– И он женится на католичке, а потом почти сразу уходит от нее. В чем причина?

– Мне только предстоит это выяснить. Но я смею утверждать, что за прошедшие до брака годы он хранил верность Анни Сигер. Были, однако, у него подружки, которых он водил в кино и тискал в машине на заднем сиденье. Я с ними переговорил...

– Тоже на заднем сиденье? – не удержалась от колкости Саманта.

– В зависимости от обстоятельств... – Тай нарочито нахмурился. – Я нашел только троих, и все они в один голос, как попугаи, твердили, что Райан уши им прожужжал о своей великой любви к покойной красавице, а до их трусиков даже не дотронулся.

– Девушки были искренни?

– А как ты думаешь?

– Думаю, что в зависимости от обстоятельств... Ты широко раскинул сети своего расследования. Выдавать себя за писателя, оказывается, весьма интересно. Жизнь приобретает смысл, и почти никаких расходов.

– Не затевай ссоры, Саманта!

– Я и не собираюсь. Ведь я в твоей власти. Мы же одни в доме, за исключением кота и собаки. И, может быть, «Джона»?

Она обшарила взглядом комнату.

– Ты уверен, что невидимка не наблюдает за нами и не слушает, как мы разоблачаем его?

В наступившей паузе было что-то нехорошее. Тай нарушил молчание первым:

– Саманта! Если ты сходишь с ума, то тут я тебе не товарищ. Опомнись, и давай продолжим.

– Продолжим... – со слабым вздохом произнесла она. Смертельная усталость сковывала ее тело и сознание. Любое названное Таем имя могло вызвать у нее подозрения.

– Вернемся к Райану. Хоть он и излечился от депрессии, но все свои амбиции растерял и, несмотря на полученный диплом бакалавра, гоняет грузовик с овощами и тем самым зарабатывает себе на жизнь. Стоит еще вспомнить Присцилду Маккуинн.

– А это кто такая?

– Красотка номер два из группы поддержки, где капитаном была Анни. Девушки в свое время воевали за Райана, и выиграла, на свою беду, Анни.

– А что случилось с Присциллой?

– Ничего плохого. Живет в Хьюстоне. Замужем за служащим нефтяной компании. По-видимому, трагедия с Анни не сильно повлияла на ее жизнь.

– Но от кого Анни забеременела? От Райана?

– Анализ показал, что нет. Хотя тогда никому до этого не было дела. Католическая семья наложила табу, и все заткнули рот.

– Так она спала с Райаном?

Тай развел руками:

– Но не со святым же духом? Одно могу утверждать определенно. У Райана отрицательный резус, а у Анни, как и у всех ее родственников, – положительный. Значит, тот неродившийся малыш – не от Райана. Я проверял – у меня есть друг в хьюстонской полиции, который имеет доступ к больничным картотекам.

– Это еще ничего не доказывает, – возразила Саманта. – У меня родители с разными резусами. Конечно, здесь возникают проблемы, но, как видишь, я, да и мой брат, живы и более или менее здоровы.

– И все же проблемы есть.

– Интересно, какая группа крови у «Джона»? – сорвалось у Саманты с языка. – Тебя это не интересует? Хорошо бы узнать, чтобы положить потом в твою копилку. Только вряд ли полиция поделится с тобой этими сведениями.

– Ты меня недооцениваешь, – торжествующе улыбнулся Тай. – Не тебе одной пришло в голову задаться этим вопросом. Но для новоорлеанских копов я – чужак, поэтому я внедрил в их среду своего человека – друга, с которым я встречался ночью, когда ты меня застигла из-за своего неуемного любопытства...

– И тревоги, – добавила Саманта.

– За кого? За меня?

– За себя прежде всего.

– Ты меня по-прежнему подозреваешь? В чем?

– Оставим эту тему.

– Я предлагаю тебе сотрудничество. Нам следует вместе вытянуть что-нибудь из Эстеллы. Давай махнем в Хьюстон? – предложил Тай.

Саманте стало не по себе при воспоминании о встрече с убитой горем матерью, чья ненависть была сконцентрирована на ней с такой силой, что, казалось, могла вот-вот обратить ее в пепел.

– Не думаю, что мое участие принесет пользу. Тебе лучше встретиться с ней с глазу на глаз. Ты выудишь у нее больше информации.

– Не хочется оставлять тебя здесь одну.

Его рука опять принялась ласкать ее, и Саманта только сейчас осознала, что, свернувшись калачиком на диване, приняла довольно соблазнительную позу. «Неужели я опять поддамся ему?» – была последняя мысль, промелькнувшая в ее усталом мозгу, прежде чем она подставила губы для его поцелуя.


Глава 27


– Взгляни на ее шею, – посоветовал Бентсу Монтойя, по-хозяйски расхаживая по тесному номеру дешевого отеля, где на кровати лежал труп в молитвенной позе – руки сложены на груди, а рядом на ночном столике расплавленный стеарин от догоревшей свечи. – Те же ранки, но по-другому расположены. Он душил ее ожерельем, тем, что было на ней.

– Или тем, что принес с собой, – с трудом выдавил Бентс, лишь ради того, чтобы тупо не молчать.

Вид мертвого женского тела с каждым разом доставлял ему новые мучения, о чем, конечно, не стоило признаваться напарнику.

– И еще он прихватил себе сувенир. – Монтойя указал на разорванное ухо жертвы. В другом одиноко поблескивала дешевая сережка.

– Радио было включено?

– Да, и настроено на ту самую волну.

Бентс перевел взгляд на ночной столик, где лежала стодолларовая банкнота с выколотыми глазами на портрете Бенджамина Франклина. Все детали сходятся, но что это значит? И о чем желает поведать убийца? Как расшифровать его поступки? Почему ослеплен бедняга Франклин, чей портрет печатается на деньгах уже много лет? На что намек? На то, что мы, копы, слепы и беспомощны перед ловким преступником?

– Время смерти?

– Как обычно – около полуночи. Медэксперт еще пробивается сюда сквозь пробку. Услышим, что он скажет, – будем знать точнее. – Монтойя вдруг сник, но не от усталости. – Девчонка вроде бы помоложе прежних.

Впервые в жизнерадостном и циничном Монтойе Бентс уловил нотки печали и сочувствия к жертве.

«Она моложе моей Кристи», – подумал Бентс, и его лицевые мускулы вдруг окаменели. Он на секунду испугался, что потерял дар речи. Пусть девчонка занималась нехорошим промыслом, пачкала себя ради денег, но она была чья-то дочь, и, возможно, ее родители верили, что их ребенок благополучно учится, а свободное время проводит в приличной компании. Как часто старшее поколение слепо насчет своих детей! Не на это ли указывал убийца, лишая зрения мудреца Франклина?

– Возиться с опознанием не придется, – сообщил Монтойя. – Тут на месте сумочка со всеми документами и девичьим барахлом. Данные уже прокрутили на компьютере. Местная девчонка, несколько приводов за наркотики, ничего серьезного. И вот еще на что стоит взглянуть...

Он повертел перед глазами Бентса визитную карточку доктора Саманты Лидс с добавленными от руки цифрами ее домашнего телефона. Карточка была изрядно помята.

– Не смыкается ли тут цепочка? – резонно заметил Монтойя.

Цепочка смыкается, но кто и зачем ее сплел?


И зачем нужно столько жертв, чтобы затянуть петлю на шее Саманты Лидс? Бентс не мог уразуметь замысла постановщика этого спектакля. Или все надо списать на фантазию безумца, неподвластную логике? И все, что остается, это ждать промаха с его стороны?

– Кто снимал номер? Он или девчонка?

– Он, и платил наличными. Женщина-портье помнит лишь его черные очки. Можешь ее допросить.

– Как он расписался?

Джон Фазер1. Как тебе это понравится?


1Oт английского Father – отец.


– Адрес?

– Хьюстон.

Монтойя сделал паузу, готовя сюрприз, а затем назвал адрес. Дома под таким номером не существовало в природе, но улица была та самая, на которой жила Анни. Бентс поежился. Сюрприз, подготовленный Монтойя, не доставил ему особой радости, хотя проявилось еще одно звено погруженной пока во тьму цепи.

– Где портье?

– На месте. Я, кажется, вытряс из нее все, что мог.

– «Отец Джон» показал ей какой-нибудь документ?

– Нет, конечно. Здесь такое и не требуется. Расплатился за пятидесятидолларовый номер стодолларовой купюрой. Получил сдачу. При нем, естественно, не было никакого багажа. Здесь никто не задает вопросов. Постояльцы вправе приводить к себе кого угодно.

Бентс молча направился на лестничную площадку и нажал кнопку вызова лифта. Монтойя догнал его.

– Хочешь прокатить портье по второму кругу? Сжалься... девчонка и так в истерике.

– Она единственный свидетель, кто общался непосредственно с «Джоном» и может что-то вспомнить. Надо давить на нее, пока впечатления еще не стерлись из памяти.

– Согласен, поехали.

Скрипящий лифт долго опускал их вниз. Отель знавал когда-то лучшие времена, но теперь холл выглядел обшарпанным, ковры поистерлись, а многие лампочки в люстрах и канделябрах перегорели, и никто не озаботился их заменить.

Бентс сверкнул своим полицейским значком в глаза женщине за стойкой, облаченной в строгий наряд – белая блузка и обтягивающая черная юбка до колен.

– Вам нужна не я, – тут же догадалась она. – Я заступила на работу только что, а бедняжку Лукрецию мы отхаживаем как можем.

Женщину явно разбудили и вытащили из дома на внеурочную замену, но никакого раздражения она не выказывала и была профессионально вежлива.

Лукреция, более молоденькая, но причесанная и одетая точно так же, появилась из задней комнаты, шмыгая носом и с красными от слез глазами.

– Вы дежурили в эту ночь?

Девушка быстро кивнула. Хорошенькая, ни в чем не повинная куколка, честно зарабатывающая себе на жизнь в притоне грязного разврата.

– И вы регистрировали постояльца в тот номер, где потом был обнаружен труп?

Лучше бы Бентс не употреблял это слово. Девушка едва не потеряла сознание. Она закрыла лицо руками и сложилась словно от удара.

Бентсу пришлось подождать, пока она не возьмет себя в руки.

– У вас была возможность разглядеть его, когда он регистрировался. Чем он вам запомнился?

– Он был симпатичным на вид. Я уже говорила это.

– Чем симпатичен? Поведением? Внешностью?

– И тем и другим. Приятный, красивый мужчина... Около тридцати, наверное. На вид сильный... наверное, специально «качается». Брюнет, такой, знаете, жгучий... но определенно не латиноамериканец. И очки... совсем черные стекла... в них все отражалось...

При этом воспоминании ее хрупкие плечики вновь задрожали.

– Что еще? – терпеливо, но настойчиво расспрашивал Бентс.

Лукреция наморщила лобик, припоминая подробности.

– Ах да! У него лицо было поцарапано – будто веткой или ногтями, но не очень сильно.

– Как он был одет?

– Во все черное. Футболка, джинсы, черная кожаная куртка. Немножко странно при такой жаре, как сейчас.

– Вас это не насторожило?

– В каком смысле?

– Такой траурный вид?

– Вы правы. Я немного занервничала, но больше из-за этих черных очков. Однако он так приятно улыбнулся... И вел он себя спокойно и уверенно, не как некоторые. К нам разные типы заходят... И, бывает, подумаешь, какая женщина согласится с ним лечь... Ой, я что-то не то говорю... Надо было мне довериться первому впечатлению, может, и не случилось бы такое... А он меня чем-то обаял и ввел в заблуждение... Я ведь виновата, да?

Слезы полились из глаз бедняжки, смывая остатки туши с ресниц.

– Вы должны нам помочь, Лукреция. Причем не откладывая. В нашем участке вы встретитесь с художником, и он сделает с ваших слов портрет убийцы. Это тяжелая работа, но она необходима. А компьютер довершит остальное. Придется напрячь свою память.

– Я готова, – всхлипнув, произнесла девушка. – Лишь бы я могла помочь, – добавила она уже твердо.

– Вы молодец, Лукреция, – искренне похвалил ее Бентс, чувствуя, как адреналин наконец-то впрыскивается в кровь. Решимость этой хрупкой девушки с осиной талией вселяла в него надежду, что демона ночного Нового Орлеана можно выловить и вытащить из тьмы на солнечный свет.


Эстелла Фарадей заметно сдала. Девять лет, проведенные в одиночестве, без супруга и детей, и в основном потраченные на теннис в престижном загородном клубе под обжигающим техасским солнцем, прибавили ей загара, но не здоровья и энергии. Таю с последней их встречи она запомнилась совсем другой. Жизненная сила излучалась из нее потоками, как от раскаленного светила. Теперь же это светило явно угасало.

Она приняла гостя на крытой веранде, где под потолком крутились мощные вентиляторы, а мраморные ступени вели к бассейну с нестерпимо яркой для глаза голубой водой. Владения опоясывала цветущая и пахнущая экзотическими ароматами живая изгородь, а из переплетений ветвей выступала статуя Девы Марии с распростертыми руками в полный рост. Перед статуей, словно жертвоприношение языческому идолу, громоздились терракотовые вазоны с разнообразными цветами, от которых рябило в глазах.

Горничная подала на стол охлажденный чай и лимонные пирожные, затем исчезла, погрузившись в сумрачную глубину огромного особняка. К пирожным ни гость, ни хозяйка не притронулись. Лед в залетевших стаканах с чаем медленно таял на солнце.

Бриллианты в браслете Эстеллы сверкали, когда она жестом подчеркивала каждое произнесенное ею слово, чуть взмахивая исхудавшей смуглой рукой.

– Я думаю, ты должен понимать, что единственная причина, по которой я согласилась на личную встречу с тобой, – это надежда убедить тебя бросить затею с книгой о моей дочери. Мы достаточно пережили страданий в прошлом, и нашей семье твои изыскания принесут лишь новую боль.

– Я думаю иначе. Пора раскрыть правду.

– О, пожалуйста, избавь меня от этой чепухи, Тайлер. – Эстелла резко опустила ладонь на скатерть, так что дрогнули стаканы. – О какой правде ты говоришь? Тебе нужны деньги, и ты надеешься нажиться на грязи, которую выльешь на нашу семью. Я уверена, что тебя волнует не правда, а то, как бы набить потуже свой бумажник. И, конечно, я чую, что тут не обошлось без Уолли. Он ни минуты не посвятил воспитанию дочери. Мне через суд пришлось добиваться от него жалких алиментов, а сейчас он вдруг вздумал на пару с тобой половить рыбку в мутной воде и выловить лишний доллар, если повезет.

– Ваше право думать так, – пожал плечами Тай.

– Мы оба знаем, что я права.

Тай не собирался сдаваться. Он знал, что поездка в Хьюстон не будет легкой прогулкой по благоухающему саду. Как Сизиф, упорно втаскивающий камень на гору, он вернулся к заранее продуманному вопроснику, игнорируя выпады Эстеллы.

– Я посчитал, что вы захотите узнать, что на самом деле случилось с вашей дочерью и с вашим так и не рожденным внуком.

– Все это уже неважно. – Эстелла отвернулась и устремила взгляд на небесно-голубую гладь бассейна. – Они ушли туда, откуда не возвращаются. Не пытайся их оживить, Тайлер.

– Анни была убита. А вместе с нею и ребенок, ваш внук.

– О боже! Как ты глуп и жесток! Желаешь кого-то обвинить? Вини меня. Я виновна в том, что казалась дочери слишком суровой, и Анни боялась открыться. И предпочла смерть исповеди на груди у матери. Я теперь живу с этим чувством вины.

Из многих натянутых струн в душе Эстеллы одна, видимо, сейчас порвалась, и женщина издала жалобный стон.

– Она предпочла мне эту равнодушную стерву... радиопсихолога. – Эстелла сжала пальцы в кулак, готовый обрушиться на что-то невидимое. – Но шарлатанка не помогла ей. Она осталась в своей беде одна.

– Я понимаю, как тяжело вам было это пережить...

– Тяжело? Тяжело? Ты, юноша, не знаешь, что означает это слово. Тяжело? – еще раз повторила она.

Такой ненавистью полыхнули глаза Эстеллы, когда она вновь обратила взгляд на Тая, что тот невольно отшатнулся.

– В моей жизни все было тяжело. И развод, и остракизм со стороны семьи, церкви и знакомых... И второй развод. Но смерть Анни повергла меня в ад. А в аду хуже, чем тяжело. Теперь я знаю, чего надо страшиться после смерти.

– Если Анни убили, разве вы не хотите, чтобы убийца был наказан?

– Она сама убила себя.

– У меня есть улики...

– Я слышала... О траве или грязи из сада, о следах, оставленных на ковре, о садовых ножницах, о порезах на руках Анни. Все это дутые теории. За этим ничего не стоит. Ничего! Тайлер! Не трогай семью! Не кощунствуй! Не пытайся заработать деньги на том, что принесло столько горя!

Сквозь загар на лице женщины вдруг проступила бледность и обнаружилась сетка горестных морщин. Миссия Тая, как и ожидалось, была нелегкой. Но он еще не исчерпал список вопросов.

– Кто был отцом ребенка Анни? Как грубо это прозвучало!

– Не знаю. – Эстелла поджала губы. Теперь ее лицо выражало глубокое презрение к обоим – и к тому, кто спрашивает, и о ком был задан вопрос. – Вероятно, тот наглый красавчик, ставший наркоманом.

– Нет, Эстелла. Анализы это не подтверждают.

– Пусть тогда эксперты слетают на тот свет и спросят Анни.

– Может, Анни доверилась радиопсихологу? Вы с ней не разговаривали?

– Зачем? Она виновна в смерти Анни еще больше, чем я. Ее равнодушие убило мою дочь.

– Но, Эстелла, у вас же были какие-то предположения?

– Никаких.

– Неправда. Кого-то вы подозревали? Например – ваш муж?

Теперь лицо Эстеллы окаменело, как у статуи.

– Нет... – выдохнула она с трудом короткое слово.

– Я буду перечислять дальше. Ваш сын?

– Ты свихнулся, Тайлер! Убирайся из моего дома!

– С кем еще она встречалась?

Эстелле довольно быстро удалось овладеть собой и ситуацией, как и положено хозяйке дома, имеющей дело с не в меру бестактным и нежелательным посетителем.

– Я уже предупреждала тебя, Тайлер. Если ты собрался вывалять в грязи мою семью и надругаться над памятью моей дочери, тебе это обойдется дорого.

– Я хочу знать правду.

– Не лги. Ты высосал из пальца свою бредовую идею, чтобы продать книгу. Благородная цель! – Она презрительно фыркнула.

– Язон развелся с вами вскоре после трагедии и улетучился. Кент имел нервный срыв и был отправлен в психиатрическую больницу. Райан впал в депрессию и стал колоться, а до этого был трезв и здоров. Не много ли странных совпадений?

– Только в твоем отравленном мозгу. Какое это имеет отношение к истинной трагедии – гибели моей Анни? Твоя дешевая стряпня никогда не увидит свет, не надейся. Я остановлю тебя через суд, если хочешь знать. Ни один издатель не рискнет печатать твой пасквиль, а мои адвокаты разорят тебя. Одумайся, пока не поздно.

Таю только и оставалось, что воспринять этот поток угроз с ледяным спокойствием.

– Вся разница между нами, Эстелла, в том, что я не знаю, но хочу узнать правду, а ты ее уже знаешь, но прячешь в себе.

– Иди к дьяволу!

– А я уже на пути к нему... и без твоей указки. А вот что будет с тобой, когда я вытащу его на всеобщее обозрение?

– Я сожалею, что согласилась на эту встречу.

– А мне жаль тебя, Эстелла. Заранее жаль.


Глава 28


– Похож ли он на того парня, который приставал к вам в парке прошлой ночью?

Бентс протянул через стол портрет убийцы сидящей напротив него девушке. Сонни Такер ранним утром подала заявление, что вечером подверглась нападению со стороны мужчины в темных очках. Девятнадцатилетняя студентка согласилась повторно явиться в полицейский участок, когда был готов фоторобот убийцы с площади Сент-Пьер. Она еще переживала свой недавний испуг, а Бентс, глядя на нее, думал, как ей повезло, что она осталась жива.

– Возможно, это он, – сделала заключение Сонни Такер, внимательно, как прилежная ученица, рассмотрев портрет.

История ее вечернего приключения была такова. Она направлялась на бал-маскарад, устраиваемый студентами в помещении летней школы, и нарядилась проституткой. Идея была вряд ли гениальной, но ничего иного ей в голову не пришло. Именно в этом виде она дожидалась автобуса чуть поодаль от остановки, на парковой скамейке.

Мужчина подсел к ней, сделал соответствующее ситуации предложение, а на ее решительное «нет» ответил тем, что грубо схватил девушку за плечи, а потом стал душить. Сонни стала вырываться, ногтями поцарапала ему лицо, вскочила на ноги, двинула острым высоким каблучком ему в чувствительное место, затем умчалась со скоростью света, спряталась на некоторое время в каких-то кустах, опасаясь, что он где-то рядом, и в результате получила урок на всю жизнь.

Бентс надеялся, что он пойдет ей на пользу.

– Значит, похож?

Студентка нервно покусала губу.

– Там было темно...

– Но не настолько...

– Ну да. Фонарь был неподалеку... Но эти черные очки и щетина... Так все мужчины становятся на одно лицо.

Портрет выпал из ее дрожащих пальцев.

– Он не из ваших знакомых?

– Боже! Конечно, нет. Я никогда не видела его раньше.

– Вы смогли бы узнать его голос? – Бентс включил магнитофон с записью звонка «Джона» в программу «Полночные исповеди». Его бархатная речь пропитывала комнату, словно дурман. Девушка вздрогнула и покачала головой:

– Не знаю. Возможно, но я не уверена. Пустите еще раз пленку.

Бентс нажал кнопку, отмотал пленку назад и вновь включил магнитофон. Сонни напряглась, полностью погрузившись во внимание. Цены нет такой добросовестной свидетельнице!

– Похоже, но не могу утверждать с точностью.

Такие же показания с такой же оговоркой Бентс получил от Лукреции, ночного портье с площади Сент-Пьер. Портрет, созданный художником с ее слов и доработанный на компьютере, получился слишком общим, отвечающим привычному облику злодея, каких изображают актеры в банальных сериалах. Маска – да, но не конкретные детали, за исключением царапин, оставленных ноготками Сонни.

– Что-нибудь еще вам запомнилось, мисс Такер?

Девушка опять в задумчивости покусала пересохшие губы.

– Эти очки... Когда я чуть не сбила их с него, он в испуге отшатнулся. Как будто это был его талисман.... знаете, как у злого волшебника... и он очень дорожил им. А может, у него было что-то плохое с глазами, поэтому он и прятал их за черными стеклами. Или взгляд мог бы выдать, что он совсем не тот человек, каким представляется.

– Последнее вернее всего, – пробормотал Бентс. – Безумие надо скрывать.

– Все произошло так быстро, – как бы извиняясь, продолжила Сонни. – Он потащил меня от остановки в темноту. Я отбивалась, царапалась, задела очки... Тут он ослабил хватку. Я вырвалась и убежала. Наверное, мне повезло. Он ведь правда опасен?

– Вам очень повезло, – подтвердил Бентс с убеждением.

– Тех... других девушек... убил он?

– Мы думаем, что да.

И это он угрожал психологу на радио?

Да.

– Боже! Если бы я чем-то могла помочь изловить его...

– Вы уже нам помогли. – Бентс встал. – Большое спасибо.

– Не за что.

Сонни поспешно подхватила свой рюкзачок. На прощанье она бросила взгляд на его рабочий стол и кивнула в сторону двух фотографий Кристи.

– Это ваша дочь?

– Да, – Бентс улыбнулся. – Одно фото было сделано давным-давно, когда она впервые пошла в школу, другое – в выпускном классе, год назад.

– Она очень красивая, – отметила Сонни.

– Похожа на свою мать.

Сонни кокетливо вздернула изящный носик и пожала плечами:

– Возможно, но я уловила сходство с вами.

Затем она удалилась грациозной походкой, отбивая дробь высокими и острыми шпильками босоножек, потряхивая яркими пластиковыми браслетами на запястьях, вскинув за спину рюкзачок. Она была права, когда сказала, что ей повезло: считаные минуты отделяли Сонни Такер от рокового мгновения встречи со смертью прошлым вечером. И ее удача для другой девушки обернулась ужасным концом.

Досадный провал с Сонни Такер подвигнул чудовище на поиски новой жертвы. И ею стала Лианн Жаквиллар. Оказалось ли простым совпадением то, что Лианн была знакома с доктором Лидс? Сонни Такер отрицала свое знакомство с Самантой, и хотя пару раз слушала «Полуночные исповеди» по радио, с вопросами к ведущей не обращалась.

А вот Лианн и Саманта Лидс как раз очень хорошо знали друг друга.

Теперь Бентсу надо было на основании последних данных составить план действий. Во-первых, придется открыто признать, что в городе объявился серийный убийца. Во-вторых, надо отслеживать все звонки, поступающие на радиостанцию.

Далее, раз выяснилось, что существует какое-то звено, связывающее доктора Саманту и маньяка, творящего расправу над «ночными бабочками» Нового Орлеана, то следует тщательно охранять радиопсихолога. За ее домом должно быть установлено круглосуточное наблюдение, а список всех лиц, знающих как Саманту, так и Анни Сигер, подвергнется новой тщательной проверке.

Он разложил перед собой на столе разные изображения мнимого отца Джона – от первых набросков художника до окончательного варианта фоторобота. Красивое мужское лицо, соответствующее голливудским стандартам, никаких особых примет – лишь царапины, оставленные ногтями Сонни Такер, ну и, конечно, пугающие очки – атрибут киношного злодея.

«Кто же ты, мерзавец?» – мысленно задавался он вопросом, глядя на изображение, которое будет скоро передано в газеты. Бентс перебрал в воображении череду лиц мужского пола из окружения Саманты, кого ему уже удалось увидеть. Дэвид Росс. Тай Уиллер. Джордж Ханна, владелец радиостанции. Все они подпадали под один тип – высокие, хорошо сложенные, у всех мужественные скулы и подбородок.

Компьютерный оператор на нескольких вариантах фоторобота убрал небритость и очки и воссоздал предполагаемые глаза маньяка, поменял ему короткую стрижку на длинные волосы... но в каждом случае изображение выглядело слишком общим, трудным для опознания конкретной личности.

«И кто эта женщина, сыгравшая роль Анни Сигер?»

Такой вопрос напрашивался сам собой.

Портрет со снятыми компьютерным специалистом очками словно издевался над Бентсом, намекая ему на что-то, им упущенное. Может, на слепые глаза Франклина на стодолларовых банкнотах, щедро разбрасываемых убийцей?

Но в чем смысл намека? И связано ли это со странной удавкой, которой он пользовался, оставляя цепочку маленьких, но глубоких ранок на шее своих жертв? А рассуждения о грехе и покаянии? С какой целью он вываливает этот словесный мусор на голову радиослушателей? Зачем он обставляет убийство как религиозный ритуал? Не слишком ли все это сложно и запутанно?

Бентс решил тщательно проверить, кто из знакомых Саманты по Хьюстону мог быть замешан в истории с Анни Сигер. Под первым номером он поставил в список Тая Уиллера. Новоявленный сосед доктора Лидс уж как-то слишком стремительно ворвался в ее жизнь. Место и время для своего появления на сцене он вряд ли выбрал случайно.

Не могло это быть простым совпадением. Она возвращается из неудачного отпуска в Мексике, потеряв там документы и повредив ногу, рвет все отношения с потенциальным женихом Дэвидом Россом, а тут поблизости объявляется писатель, собирающий материалы о давней трагедии, и подозрительно быстро становится ее любовником. Копам, отправленным наблюдать за домом Саманты, Бентс вполне мог доверять, так же, как и архивным данным, полученным из Хьюстона. Полицейские отчеты не оставляли сомнения, что причиной смерти Анни было самоубийство. Можно ли сделать вывод, что Тай Уиллер решил поймать легкий доллар на сенсации и сам заварил все варево? Что бывшие копы способны на всякое, Бентсу было хорошо известно.

Приняв и прочитав срочный факс из лаборатории, Бентс не удивился тому, что в номере отеля были обнаружены волоски от рыжего парика. Все сходилось.

Его одиночество длилось не более пяти минут и было нарушено приходом начальства.

Мелинда Джаскил распахнула дверь, стала на пороге, оперлась плечом о косяк и, скрестив руки на груди, принялась сверлить Бентса глазами. Из-за ее спины в кабинет хлынула волна звуков – голоса, трели телефонов, стук по клавишам компьютеров. Бентс изобразил на лице приветливую улыбку.

– И до чего ты додумался, наш мудрец?

– Думаю, что есть один псих, но, возможно, есть и второй.

– На такой вывод и моих мозгов хватает. Через час мне предстоит выдать что-то прессе. Я, разумеется, буду предельно краткой и подслащу, как смогу, горькую пилюлю, но все же обязана буду признать, что мы имеем дело с серийным убийцей, и посоветовать женщинам крепче запираться и вообще лучше сидеть дома и не шастать в ночное время по улицам. Мы распространим его фоторобот и предупредим, что любой контакт с личностью, схожей с портретом, чреват опасностью. Ну и, конечно, откроем «горячую линию» для звонков.

Боюсь, что мы получим их шквал, причем все без толку, но это рутинная процедура. Ключевые улики и то, что могло быть известно самому убийце, мы сохраним в тайне, иначе нам не отвязаться от чокнутых, пожелавших сделать признание и присвоить чужие лавры. Такое, ты знаешь, случается сплошь и рядом. Я говорила с ФБР. Они будут сотрудничать с нами.

– Ты не собираешься упоминать о причастности убийцы к «Полуночным исповедям» и к Саманте Лидс?

– Пока нет. Кстати, ты уже известил ее?

– Собираюсь сделать это не по телефону и подскочить к ней домой. Насколько я понял, она была близко знакома с Лианн Жаквиллар. Девушка входила в группу трудных подростков, с которыми доктор Лидс проводила занятия в Боучеровском центре, и, очевидно, не очень-то ладила с мамашей и отчимом.

– Я говорила с Марлеттой. Теперь она не Жаквиллар, а миссис Воган. Признаюсь честно, она далеко не подарок.

Мелинда тяжело вздохнула. Бентс сочувственно кивнул:

– Я так и думал. А теперь послушай, Мелинда. Мне это показалось заслуживающим внимания. Когда псих в последний раз звонил Саманте Лидс на радио, он угрожал ей. Он сказал... подожди секунду, я хочу процитировать это точно... – Бентс углубился в свои записи, перелистал несколько страниц и торжествующе поднял палец вверх. – Вот, нашел! «Знай, что произошедшее сегодня ночью случилось из-за тебя, в наказание за твои грехи. Тебе надо покаяться, Саманта, умолять о прощении».

Он захлопнул пухлый блокнот и отложил его в сторону.

– Хотя убийство Кэти Адамс прошло в день рождения Анни Сигер, это показалось простым совпадением, делом рук другого психа со своим почерком. Я считал, что праздничным тортом, оставленным в буфете радиостанции, все и ограничится. Но я ошибался. Мы получили еще один труп. – Рик ткнул пальцем в фото последней жертвы. – Вот эта девушка, Лианн Жаквиллар, убитая парнем, зарегистрировавшимся в отеле как «Джон Фазер». Тут даже не «тепло», а совсем «горячо», Мелинда. Явно это «отец Джон», который изводит угрозами и требует покаяться нашего любимого доктора Саманту. Все сходится, Мелинда.

– Согласна, но откуда взялась женщина, сыгравшая роль Анни?

– Подружка или нанятая за гроши актриса. Боюсь только, что ей не посчастливилось. Ее труп исчезнет в болотах, или мы обнаружим его в морге. Но все-таки надо проработать версию, что она тоже причастна. Может быть, девчонка сама вызвалась, потому что у нее свои счеты с доктором Лидс. Она ее ревнует, завидует, мечтает занять ее место, конкурирует с ней...

– Но ты сам говорил, что разговор с Анни был заранее записан с пробелами, – напомнила Мелинда. – Вот и простое объяснение. Заплатил, сунул в руки текст, прорежиссировал паузы. Разве трудно найти на улице особу, согласную за сотню сыграть хоть Офелию?

– Ты рассуждаешь, как мой друг Монтойя. Он убежден, что за каждым преступлением кроется материальный интерес.

Мелинда иронически усмехнулась:

– Вот поэтому-то я и соединила вас. Вы дополняете друг друга. Ты – последний идеалист в наших рядах.

– Может быть, но не последний в Новом Орлеане. Тут полно влюбленных девчонок...

– И Дон Кихотов, и фанатиков... Но и фанатики знают, как применять такое безотказное средство, как деньги.

Монтойя влетел в кабинет, подобно маленькому смерчу, причем прохладному. Несмотря на жару и облегающую кожаную куртку, он выглядел свежим, как только что сорванный с ветки фрукт. Мелинда посторонилась, пропуская его, но то, что его появление вызвало у нее положительные эмоции, явно отразилась на ее лице.

– О каких фанатиках идет речь? – поинтересовался Монтойя.

– О Дон Кихоте, который обосновался в этом кабинете, – съязвила Мелинда.

– Откуда ты знаешь такую кличку, шеф? – спросил Монтойя.

– Я кое-что почитываю, чтобы разгадывать кроссворды. А тебе, с твоим испанским происхождением, стыдно думать, что эта уголовная кличка.

Она демонстративно вскинула руку, сверившись с часами на запястье.

– Я истратила на тебя, Бентс, лишние девяносто секунд и никакой вразумительной информации не получила. Пора отдать себя на растерзание газетчикам.

Мелинда с нарочитой заботливостью прикрыла за собой дверь, оставив напарников наедине.

– Что принес в клюве? – спросил Бентс.

– Ничего. А что ты высидел в своем гнезде?

– Ничего. Группа крови «А» есть у всех знакомых Саманте мужчин. Искать здесь – пустой номер. Поехали.

– Куда?

– К ней. Одно дело, если она узнает про новый труп из новостей, а другое – если мы выложим ей это, глядя в глаза.

С большой неохотой Бентс облачился в пиджак и нашарил в кармане ключи от машины.


Присцилла Маккуинн Колдуэлл не испытывала ни малейшей радости от визита человека из ее прошлого.

Но Таю Уиллеру было наплевать на ее эмоции. Раз уж он потратился на поездку в Хьюстон, то был намерен прочесать частым гребнем весь круг знакомых покойной Анни Сигер. Многие из них переехали в другие штаты, но Присцилла осела на прежнем месте, причем как раз по пути в аэропорт, так что Тай, чтобы добиться от нее согласия на разговор, решил стоять на ее крыльце до конца, хотя послеполуденное техасское солнце нестерпимо жарило ему в спину.

– Не знаю, зачем я должна впускать вас к себе в дом, – сказала она, отступая, и он вошел в тесное бунгало, заполненное в основном детскими игрушками. Впрочем, самого ребенка не наблюдалось. Возможно, дитя спало за какой-то ширмой.

– Вы были самой близкой подругой Анни. Вы знали, что она забеременела и что отцом ребенка был не Райан Циммерман?

– Вот уж вопрос не ко времени. Какая разница, кто заделал ей ребенка, когда девять лет прошло со дня ее смерти? Она убила себя, убила и дитя. Взяла великий грех на душу.

– А если ее убили?

– Ходили такие слухи, потом затихли. Я-то тут при чем? – Присцилла вгляделась в визитера и немного растаяла. Он ей понравился как мужчина, а она была молодая женщина в полном соку, облаченная в майку с глубоким вырезом и тесные розовые шорты. Плюс рыжие волосы, собранные в пышный конский хвост. Прямо конфетка! Внушительного размера золотой крестик, опущенный в ложбинку между нагло выпирающими грудями, наводил на греховные мысли.

– Как-то странно получается. – Она пожала плечами. – Сначала вдруг звонит Райан, бормочет какую-то чепуху, а потом вы.... стоите на пороге и толкуете про Анни. Вы что, все взбесились?

– Райан звонил вам?

– Ну а кто же еще? Я его голос узнала. Да и вам должно быть известно, что мы встречались, пока Анни не положила на него глаз.

Старые воспоминания на мгновение изменили выражение ее лица. Присцилла почувствовала себя стареющей, но она отмахнулась от этой мысли, как от надоедливой мухи, как и от прошлых обид и огорчений. Пусть они покоятся в прошлом.

– Анни была такая... как вам сказать? Что бы она ни захотела, то и получала. И Райан не стал исключением.

– Но вы по-прежнему дружили?

– Не так, как раньше. Райан стал нюхать кокаин, затем колоться... и отвернулся от бога. Он стал мне не нужен...

– И вы отдали его Анни без сопротивления... с благословения господа? – поддел ее Тай.

– Я ничего такого не сказала. Получилось так... Мы встретились на церковной мессе, и я дала ему понять, что мы уже чужие. А немного позже я закончила школу и сразу вышла замуж. У меня теперь другая фамилия, и с Райаном меня больше ничего не связывает. Пусть он катится к чертям... То, что раньше было, давно травой поросло.

– А зачем же Райан вам звонил? Какой был повод? Что он сказал?

– Болтал какую-то чепуху. Как всегда, после того как пристрастился к зелью. Хотел встретиться в каком-то месте под Новым Орлеаном. Мол, с женой они расстались по обоюдному согласию, работу он потерял и на стенку лезет от одиночества... ну, не перестает думать обо мне, и всякое такое.... как я хороша... – Она улыбнулась, но сразу же лед сковал ее улыбку. – Может, я и хороша, но не та, что прежде. Я так и сказала. Теперь я ему понадобилась, но он опоздал на поезд.

Ребенок внутри бунгало заявил о себе громким плачем.

– Вот и Билли-младший проснулся. Мне некогда...

– Райан оставил свой номер телефона? Или другие координаты?

– Не-е... – Присцилла махнула рукой. – Ему было не до этого. Наверное, звонил из какого-нибудь мотеля, откуда улизнет потом, не расплатившись. Он твердил, что через месяц попробует встать на ноги. Вряд ли... Простите, но, как бы мне с вами ни было интересно, малыш требует своего.

Она собиралась исчезнуть и захлопнуть дверь перед носом Тая, но он успел перехватить ее за запястье.

– Вы сделаете великое благо в память о покойной Анни, если скажете, с кем она была близка помимо Райана.

– Откуда мне знать? – Присцилла занервничала. – Она мне не докладывала. Может, какой-то женатый мужчина... из друзей ее отчима. Ведь она никому из семьи не сказала, когда забеременела, кто отец, а могла ткнуть пальцем в Райана, и он бы не отвертелся. Семья и убила ее...

Едва эти слова сорвались с языка, так сразу же Присцилла замерла в страхе.

– Ой, я не то хотела сказать... Я просто подумала, что Эстелла, ее мать, сжила бы Анни со свету, если бы узнала о ее беременности.

Ребенок, плачущий в бунгало, настойчиво требовал мать к себе.

– Отпустите мою руку, – все больше раздражаясь, попросила Присцилла. – Что вам еще от меня нужно?

Она уже злилась.

– Возьмите мою визитку. Если Райан еще позвонит, спросите, как его найти, и дайте мне знать.

– Ах ты, дешевая ищейка! – Взгляд Присциллы исполнился презрения.

Она уронила карточку на ступени и откинула ее изящным движением босой ноги.

– Проваливай! На мне ты ничего не заработаешь! И посмей только пропечатать мою фамилию в газете – мы тебя засудим!

Оставшись один на один перед захлопнувшейся дверью, Тай принял единственно правильное решение – он подобрал свою визитную карточку, отряхнул ее от пыли и засунул в щель на видном месте в надежде на то, что Присцилла одумается, истерика ее пройдет и кое-что по поводу Райана Циммермана всплывет в ее памяти.


Голос отца в телефонной трубке звучал как-то по-иному – более встревоженно, чем обычно.

– Но ты сама лично с Питером не встречалась и он тебе не звонил?

Саманта только что вскрыла баночку с кошачьим кормом и собралась устроить Харону пиршество, но тут отец, видимо, с трудом выждав приличную паузу, решился перезвонить ей после резко оборванного дочерью разговора.

– Нет, папа. Питера я не видела, а передаю все со слов Кортни.

– Я бы хотел перекинуться с ним парой слов, – как будто не слыша ее объяснений, твердил отец.

«Мы оба этого хотим», – подумала Саманта, и тут же в ней вспыхнуло раздражение на отца, который никак не желал смириться с очевидностью. Питер исчез из поля зрения на долгие годы и вряд ли собирался возникать вновь.

– Его встреча в баре с Кортни была чистой случайностью. Я не уверена, что она приведет к каким-то последствиям. Все зависит от Питера, а не от меня. Если будут какие-то новости о нем, я, конечно, тебя извещу.

– Но можно же узнать в справочной его адрес в Атланте. Позвони туда.

– Возможно. Я постараюсь.

Она знала, что это пустой номер, но как еще ублажить упрямого папашу, трогательного в своем беспокойстве о сыне.

– Я могу сделать это сам, связавшись с Хьюстоном.

Саманту будто ударило электрическим током.

– Почему с Хьюстоном?

Он жил в Техасе, а оттуда переехал...

Когда?

– Давно, правда, ло сведения могли остаться. Я нанимал частного детектива тогда, чтобы отыскать его, и тот узнал, что Питер проживал там, совсем неподалеку от дома, где ты занимала квартиру.

– Что ты говоришь? И ты ничего не сказал мне! – возмутилась Саманта.

– Ни детектив, ни я не были уверены, что это не однофамилец, – оправдывался отец. – И я не стал тебя тревожить. Ты была по уши в проблемах. Сперва твой развод, потом эта шумиха с Анни Сигер.

«О боже! Колесо повернулось, и проблемы явились вновь».

– Я думал, что лишний стресс от сознания того, что Питер рядом, тебе ни к чему. Тем более что он не захотел с тобой общаться. А кроме того, как я уже сказал, я не был уверен, что этот человек – наш с тобой Питер, мой сын и твой брат. На фото, которое мне предоставил детектив, он выглядел не совсем на себя похожим, да и эти его всегдашние чертовы темные очки...

– Но как ты мог не сказать мне, что Питер живет в Хьюстоне? Я ведь все время спрашивала тебя о нем, где он и что с ним.

– Во-первых, не было полной уверенности, что это он... А во-вторых, какой в этом был смысл? Будь он в пяти милях от тебя или в пятистах – разницы никакой, если он избегал нас.

– Папа, но ведь это странно, что ты держал меня в неведении. Я думала, что Пита нет в живых.

– А я... знаешь, как бывает с глупыми стариками... вроде бы в душе уже похоронил его, но все-таки надеялся, что блудный сын объявится. Только зачем было тебя тревожить? И когда сышик мне представил снимки, я испугался и отказался поверить, что это наш с тобой Питер.

Наш Пит... Пит, пропавший давным-давно, сын и брат, родной человек, ставший чужим.

Окончание телефонного разговора с отцом не остановило работы, шедшей в ее мозгу. Питер был тогда в Хьюстоне...

Но какое отношение он мог иметь к благополучной жизнерадостной школьнице и заводиле болельщиков Анни Сигер? Никакого. Хьюстон – огромный город, раскинувшийся на обширном пространстве, и сотни тысяч людей снуют по его улицам, мчатся на машинах по его магистралям, и как мала вероятность, что два маршрута сойдутся и произойдет трагедия, которая потом отзовется через девять лет искаженной ненавистью брата к сестре.

Саманта отмела такой вариант, но он, словно метроном, стучал в ее мозгу.

Телефон вновь ожил и встревожил сытно поевшего Харона, примостившегося у нее на коленях.

«Вероятно, папа решил как-то снять горький осадок от нашей беседы и вот звонит, чтобы сказать, что был не прав», – решила Саманта, выждала еще несколько секунд и взяла трубку, сказав примирительно:

– Да, папа...

– Вряд ли я твой отец, хотя зовусь «отец Джон».

Холод тотчас сковал Саманту. Трубка едва не выпала из ее онемевших пальцев.

– Саманта? Ты слушаешь меня?

– Да, Джон.

«Держись! Постарайся сделать так, чтобы он разговорился».

Она выглянула в окно.. Там соседка подстригала газон, ее пес Ганнибал носился по двору, сминая клумбы, и она сердито на него покрикивала. Все было как обычно. Дневная рутина вступала в свои права.

– Почему ты звонишь мне домой?

– Случилось нечто, о чем ты должна знать.

– Что произошло, Джон? – спросила она и, затаив дыхание, стала ждать ответа. За изгородью по улице медленно проследовала полицейская патрульная машина. Саманта знала, что ее телефонные разговоры прослушиваются. Как бы подольше продержать «Джона» на связи?

– Ты скажешь мне, Джон? Я сгораю от любопытства.

– Я просто хотел, чтобы ты знала: я всегда сдерживаю свои обещания.

– Обещания? – Ее страх все усиливался.

Не обещания, а угрозы. Ведь он это имел в виду.

– Ты говоришь о торте? Я его получила.

Нет, я тебе еще кое-что приготовил.

Что?

– Ради искупления твоих грехов я принес на алтарь... жертву.

– Какую жертву? Отвечай! На какой алтарь?

Щелчок, и в трубке все умерло. Она не осознавала, что кричит в уже мертвый телефон:

– Какая жертва?! Ответь мне, мерзавец!

Саманта оторвала трубку от уха и увидела в окно, как из подъехавшей полицейской машины выходят знакомые ей детективы Бентс и Монтойя и направляются к ее крыльцу. Она поспешила им навстречу.

Когда Саманта отперла входную дверь и впустила их, то попятилась, увидев скорбное выражение на лицах полицейских.

– Что случилось? – спросила она дрожащим голосом.

– Боюсь, что новости очень плохие. Ваша знакомая и в некотором роде пациент, Лианн Жаквиллар...

– Нет, – прошептала Саманта и почувствовала, как ее ноги слабеют и колени подгибаются. Она прислонилась к притолоке двери, но все равно начала сползать на пол. Расторопный Монтойя успел подхватить ее. Шумы улицы, пение птиц, лай соседской собаки – все это доходило до нее, словно сквозь подушку... Как и слова полицейских.

– Ее убили прошлой ночью, – сказал Бентс.

– Нет, – повторила Саманта. – Только не Лианн. Он не мог... он бы не посмел.

Слезы полились у нее из глаз, а кулаки сжались в бессильной ярости.

– Мы считаем, что ее убил тот самый человек, который звонил вам на радио и назывался Джоном. Миссис Лидс? Саманта? С вами все в порядке или вызвать «Скорую»?

– Нет... нет... – продолжала она в приступе истерики. – Почему Лианн? Почему она? Он только что звонил сюда... мерзавец, выродок...

Саманта собрала все силы, чтобы говорить связно, а не выкрикивать отдельные слова.

– Сказал, что принес жертву во искупление моих грехов, а я... я не имею о них представления. За что? За какие грехи?

– Мы поговорим об этом позже. Разумеется, с вашего согласия, миссис Лидс.

Бентс старался вести себя как можно мягче. Вместе с Монтойя они взяли ее под руки, провели несколько шагов и усадили на стул в сумрачной передней.

– Наверное, это ошибка, Лианн тут ни при чем. Она звонила мне, хотела со мной встретиться. Как он нашел ее? Вы перепутали. Это не Лианн...

– Ошибки нет, мы знаем точно. Лианн Жаквиллар, ваша пациентка из группы при Боучеровском центре.

Саманта беспомощно всхлипнула, медленно возвращая себе разум и волю.

– Вы сказали, там есть что-то еще.

– Да... Я обязан это сообщить, – Бентс на секунду замялся. – Она была беременна.

Как и Анни!

– Боже! Опять это! – вырвался у Саманты вопль, и она тут же зажала рот ладонью.

Бентс выждал паузу и продолжил:

– На ней было надето красное белье, когда ее обнаружили. Вы сообщили нам, что подобная вещь пропала из вашего комода. Желательно, чтобы вы подъехали к нам в участок. Возможно, вы опознаете...

Саманта спрятала голову меж колен, пряча от полицейских залитое слезами лицо.

– Это так уж необходимо? – жалобно спросила она.

– Да. И чем скорее, тем лучше. Мы доставим вас туда и обратно. Я понимаю, что вы сейчас в шоке, но ваша жизнь в опасности. И, возможно, жизнь других женщин. Мы не знаем, где и когда он нанесет следующий удар и какую новую цель выберет.

В этот момент телефон вновь зазвонил.


Глава 29


– Ответьте, – потребовал Бентс, и Саманта на непослушных ногах заставила себя подойти к телефону и поднять трубку.

Оба полицейских неотступно следовали за ней.

– Алло?

Саманта?

Тай?

– Да, это я. Неужели ты не узнаешь мой голос? С тобой все в порядке? Или что-то опять стряслось?

– Лианн... Одна из девушек из моей группы... Он убил ее. Слышишь, Тай? Убил... Здесь у меня полиция... «Джон» принес ее в жертву. Я сейчас еду в участок...

– Подожди... Послушай. Если полиция с тобой, не отрывайся от них. Тебе нельзя оставаться одной, ни в коем случае. Я уже на пути в аэропорт в Хьюстоне. Через три часа буду здесь. Никуда не выходи без сопровождения. Обещай мне! Черт побери! Мне не надо было тебя покидать. Значит, он убил девчонку?

– Да, и наверное, еще и других. Но Лианн... Она была беременна, как и Анни Сигер. Это ужасно, Тай. И мне страшно.

– Я понимаю. Но все-таки кончаем разговор, и я мчусь к тебе. Держись.

– Постараюсь.

Связь разъединилась. Саманта обвела взглядом смотревших на нее в упор полицейских и твердо заявила:

– Я готова к сотрудничеству, только объясните мне, что, с вашей точки зрения, творится вокруг меня.

– Спасибо, доктор Лидс. Может быть, нужно немного времени, чтобы привести себя в порядок?

– Я в порядке.

Она попыталась убрать следы слез с лица рукавом. Они втроем расселись на стульях в ее уютной кухоньке, впрочем, не для того, чтобы пить чай со льдом и не для приятной беседы. От Саманты не требовалось играть роль гостеприимной хозяйки, а только позволить запустить щупальца расследования в ее душу. Сначала Бентс изложил свою теорию, что «Джон» – серийный убийца, какими-то нитями связанный с Анни Сигер, но главный объект его ненависти – это Саманта Лидс.

– Мы сознаем свою вину, что с недоверием и с опозданием восприняли тревожные сигналы и не додумались выстроить все улики в цепочку, ведущую к вашему преследователю. Мы сочли это все разрозненными преступлениями, а ваше заявление в местную полицию не было воспринято с должной серьезностью.

Бентс говорил это с грустью и с искренним раскаянием, глядя в теперь уже сухие, но полные отчаяния глаза Саманты.

– У нас есть две свидетельницы и их описания убийцы. Одна – портье из гостиницы, где он регистрировался, вторая – намеченная им жертва, но ей удалось отбиться от него и даже пометить мерзавца царапинами на лице. Приметы совпадают.

Бентс показал Саманте фоторобот.

– Вам знаком этот мужчина?

Саманта с дрожью вглядывалась в портрет. Изображение было четким, но, кроме очевидных, бросающихся в глаза деталей – черные волосы, темные очки, следы ногтей на щеке, – в основном это было ординарное мужское лицо, правильно слепленное природой и даже не лишенное некоего, впрочем стандартного, обаяния, словно на рекламе сигарет или автомобильных покрышек.

Саманта отрицательно покачала головой:

– Я не могу ответить определенно. Это может быть кто угодно, но не из тех, кого я вижу постоянно или кто-то из близких мне людей.

Детективы усадили ее в свою машину и на всем стремительном, с полицейской сиреной пути до Нового Орлеана продолжали тягостное дознание. Саманта едва слышала их голоса сквозь рев кондиционера и треск радиоприемника, настроенного на полицейскую волну, и вяло отвечала на вопросы, касающиеся ее бывшего супруга, неудачного вояжа в Мексику, отставленного ею такого вроде бы респектабельного жениха и коллег по работе. Сколько же обнаруживается корней у самого маленького, невинного деревца, каким она себя представляла, если его вырвать из почвы и начать исследовать каждый корешок.

– Мы считаем, что он одевал свои жертвы, чтобы они походили на вас, – высказал свое заключение Бентс, и тут Саманта взорвалась:

– Так посчитайте меня его сообщницей! Вот мои руки! Наденьте на них наручники и подождите со свойственными вам терпением и выдержкой, что будет дальше и кого он еще убьет.

– Мы ни в чем не подозреваем вас, доктор Лидс, – миролюбиво произнес Бентс. – Мы рассматриваем вас как потенциальную жертву, как главную цель убийцы, судя по тому, какую дьявольскую сеть он вокруг вас раскинул. Но мы не можем доискаться пока до причин и если...

«Тогда Анни в последний момент не добралась до меня. Кто-то ее остановил. И сейчас Лианн – она звонила, просила о встрече... И опять я была для нее недосягаема. И два ребенка умерли в чреве убитых матерей. Каким ужасным саваном «Джон» душит меня! Какого еще искупления грехов он требует? Чтобы я прекратила дышать и жить? Или чтобы каждый мой вздох оплачивался чьей-то смертью?» – терзала она себя.

Ее проводили в душный кабинет, где Бентс вскрыл пластиковую обертку с ее красным комплектом белья, игривой женской штучкой. Сомнений не было. Она разглядела даже кусочек ярлыка, который небрежно отрезала ножницами дома, когда рассматривала покупку. Если бы ее ударили кулаком в живот, даже это не было бы так болезненно. Ее чуть не вырвало.

Лианн была одета в эту вещь, когда ее убивали!

– Но кто мог выкрасть из комода это... это... – Саманта уже не могла обозначить словом красную тряпицу, побывавшую на мертвом теле. Только теперь она полностью лишилась надежды, что ее дом – уютное пристанище, а не открытое злым ветрам пространство.

– Он подбирается к вам все ближе, – кстати или некстати произнес прямо ей в ухо детектив Бентс. – Но мы его остановим.

– Пусть он убьет меня, хотя я не понимаю, за что, но зачем погибла Лианн, зачем другие? Сколько их было?

– Трое, как мы предполагаем, но, возможно, и больше.

– Виновна я? Или моя радиопередача?..

– Возможно, в ней ключ...

– Мне ее прекратить?

– Ни в коем случае.

– Это единственный поводок? Больше у вас ничего нет?

– К сожалению, да, мэм.

– Ну, а я – собачка на поводке, приманка для того, кто прячется в кустах?

Бентс не нашел в себе мужества сказать «да», а лишь молча кивнул.


«Сучка подвела меня, да еще посмела выпустить коготки. И ушла живой!»

Он тяжко переживал такой прокол. Его Наставник ему это не простит. Он с отвращением смотрел на свое отражение в зеркале. Двухдневная щетина не могла скрыть отметин от девичьих ногтей. Другая самочка расплатилась за его ошибку, но Наставник не примет это как оправдание и будет в нем разочарован. А как горько сознавать свое несовершенство! Действовать только безошибочно – вот девиз, который внушал Наставник. Наставник был мудр. Он видел души людей насквозь. Дипломов и званий у него было побольше, чем у проклятой Саманты.

«Но перестань грызть себя! Подумай, как действовать дальше».

Он принялся расхаживать по своему тесному, убогому пристанищу, как дикий зверь, взбешенный тем, что его заперли в логове и не позволяют выйти на охоту. Но зато здесь он надежно отгорожен от полицейских ищеек, здесь он полновластный хозяин – и над зловонным болотом, и над обитающей в нем всякой тварью. Он мог здесь свободно убивать и москитов, и жаб, и летучих мышей, и даже пристрелить своих милых дружков – аллигаторов.

Конечно, ему тут недоставало комфорта, к которому он привык с детства. Он вырос в роскошном особняке и пользовался всеми преимуществами, которые дает богатство, а кончил тем, что, отринутый семьей, вынужден прятаться в дощатой хижине, пригодной скорее лишь для змеиного гнезда, а не для пребывания в ней человека.

Но он не человек... Он сверхчеловек. Он отец Джон.

Он вспомнил о ничтожестве, которым являлся его отец. Не мужчина, а дерьмо... Как и мать, и сестры. Они тоже дерьмо. Он отрезал их от себя. Он стал сам по себе, личностью, единственной и неповторимой. Они его не поняли. Никто не понял. Даже его Наставник стал избегать контактов с ним. Наставник, единственный, кто мог управлять чудовищем, которое постепенно заполнило всю его телесную оболочку, завладело его разумом и стало его вторым «я». Нет, не вторым, а первым...

Сейчас он оказался по-настоящему одиноким. Среди людей нет ни одной близкой ему души.

Если бы Анни была жива...

Но она была слишком веселой, слишком податливой. Хохочущей поблядушкой – вот кем она была! Она заслуживала казни. Она сама напрашивалась на это.

Предательница... подлая Иезавель... как она могла отдаваться другому мужчине, когда рядом был он?

Буря, кипевшая в его мозгу, не мешала ему действовать методично, тем более что все необходимые средства для перевоплощения были давно подготовлены и хранились в шкафчике, выложенном фольгой для защиты от насекомых. Сперва он аккуратно побрился, потом обесцветил загорелую кожу специальным кремом, замазал гримом маленькие порезы на лице и преобразился. Теперь он выглядел бледным, как киношный вампир, проспавший день-два в гробу, но зато неузнаваемый для тех, кто будет вглядываться в его фоторобот.

Жалобный стон из отделенного хлипкой перегородкой угла хижины, куда не попадал свет от керосиновой лампы, отвлек его внимание от кропотливого процесса перевоплощения.

Он приблизился и заглянул за перегородку.

Накрепко связанное и обклеенное скотчем существо смотрело на него умоляющими глазами. С чего бы это оно очнулось в неположенное время? Веки пошевелились несколько раз и вновь сомкнулись в знак того, что существо смирилось со своей судьбой. Так и должно быть. За грехи надо расплачиваться.

Он вернулся к зеркалу и вновь посмотрел на себя. Отец Джон стал другим, преобразился, но остался внутренне тем же охотником за грешницами. Настала пора позаботиться и об оружии для охоты.

Он извлек из кармана и перебрал пальцами свои любимые четки. Они и в жаркой духовке луизианского болота источали ледяной холод, а их бритвенно отточенные грани, касаясь кожи на его большом и указательном пальцах, напоминали о работе, с которой они отлично справлялись. Какое опасное, обольстительно прекрасное, обманчивое с виду оружие, символ добра и чистоты, но способное причинять жертве адские мучения. Ему больше всего импонировала заключенная в таком противоречии злая ирония.

Он прокрутил в памяти, словно сцены из фильмов, все смерти, которые срежиссировал. Анни была первой в череде убитых им женщин, но то случилось еще до его знакомства с Наставником, до того, как он осознал свое предназначение и усовершенствовал свои методы. И заимел эту дьявольски коварную и столь обожаемую им удавку.

Он наблюдал, как умирала Анни, как медленно вытекала из нее кровь – сейчас ему казалось, что слишком медленно... А потом настал черед первой шлюхи. Он задумал расправиться с какой-нибудь шлюхой после того, как его предала женщина, которой он доверял, та, что должна была принадлежать ему и только ему... и навсегда.

Он впервые услышал голос психолога Саманты Лидс в ночном эфире уже здесь, вдали от Хьюстона, вдали от могилы Анни... и сразу понял, что доктор Саманта всему причиной, и все в его сознании стало на место. Из-за этой самонадеянной советчицы ему пришлось лишиться Анни.

А у этой стервы хватило наглости заново начать вешать по радио, выдавать бессмысленную чепуху за психологические премудрости, отравлять людям мозги, ломать их жизни.

Но скоро она заткнется. Он об этом позаботится.

Список женщин, расплатившихся за прегрешения Саманты, впечатлял даже его самого. Первую жертву он выбрал наугад, она подвернулась ему случайно. Шастая по Бурбон-стрит взад-вперед и предлагая себя прохожим мужчинам, эта потаскушка наткнулась на него и тем определила свою судьбу. Каким ужасом исполнился ее взгляд, когда ей стало ясно, что ее ждет.

При этом воспоминании он ощутил приятное возбуждение и эрекцию, как и в те незабываемые мгновения. Вторую жертву – тоже проститутку – он подцепил на выходе из шумной пивной. Она охотно пошла с ним, но оказалась капризной и долго не соглашалась нацепить парик. Он убивал ее так же медленно, как и первую, и с таким же ужасом она смотрела на него. А его мужской орган при этом наливался силой и обретал твердость.

Но лучшей из всех, самой обольстительной в момент агонии была эта девчонка Жаквиллар. Не ее он намечал в жертву в ту ночь, а совсем другую потаскушку, но вышло так, что попавшаяся ему у университетского кампуса дрянь, одетая точно как проститутка, почему-то взъерепенилась, пустила в ход ногти и вырвалась, оставив его ни с чем.

Вот тогда он, потерпев досадную неудачу в одном месте, решил сделать ставку на девицу Жаквиллар. О ее существовании он узнал еще раньше от своего осведомителя, как и о том, что доктор Саманта принимает живое участие в судьбе девушки. Потом он видел их вместе выходящими из Боучеровского центра и беседующими на улице.

Однажды он проследил за Лианн до ее дома. Ему показалось знаменательным, что вместо очередной убитой проститутки на день рождения Анни Саманта помимо торта получит в качестве сувенира еще и труп своей пациентки.

Когда первая намеченная жертва сорвалась, он не мешкая сел в автобус, направился в район, где жила Лианн, пешком приблизился к ее дому и, спрятавшись в темном месте, стал ждать. Будучи в курсе обстоятельств в семье и ее взаимоотношений с родителями, он предполагал, что девушка не усидит весь вечер дома вместе с враждебно настроенной матерью.

Как оказалось, он все рассчитал правильно. Он увидел, как она выскочила из подъезда, явно расстроенная и «на взводе», проследовал за девушкой по пятам до набережной Миссисипи, где та уселась на скамейку, а он подсел к ней. Некоторое время они оба молча разглядывали темную, медленно текущую перед ними реку, потом он завел разговор. Хотя Лианн пребывала в самом мрачном настроении, у них все быстро сладилось. Она, как оказалось, была не прочь урвать немного легких деньжат.

Остальное ему тоже далось легко. Как когда-то с кражей у Саманты из комода ее белья.

Но вот чего он хотел больше всего, так это наблюдать, как воспримет Саманта известие об убийстве милой ее душе девочки, незаметной мухой залететь в комнату, примоститься на потолке, все видеть и слышать. Ведь Саманта знает, что Лианн умерла из-за нее.

Он восстановил в воображении все детали, все стадии убийства. Как она умоляла пощадить ее! Ее голос и сейчас звучал у него в ушах, словно записанный на пленку. Его кровь начала вскипать и ревущим потоком устремилась по венам. Вены набухали от толчков крови. Его бросило в жар. А отвердевший член распирал брюки. Он представил, что Саманта сейчас стоит перед ним, рыжая, зеленоглазая, зрелая женщина во всем великолепии своей нагой красоты. Скоро видение обратится в реальность. Саманта доставит ему наслаждение еще большее.

Сигнал мобильника вырвал его из мира сладостных фантазий. С яростью он прохрипел в трубку: «Слушаю!»

– Привет! – пропела она кокетливо.

Ее задорный голосок ему приятно было услышать, и гнев его мгновенно улетучился, а на лице невольно засветилась улыбка. Она была хорошенькой, всегда оживленной и весьма предприимчивой особой, готовой исполнить его любые, самые извращенные желания и претворить в реальность самые странные идеи. Впрочем, в извращенности она ничуть не уступала, если даже не превосходила его. И сейчас в ее тоне ощущалась неприкрытая похоть.

– Сегодня ночью я не работаю, и, может быть, мы вместе с пользой проведем время?..

– Может быть... – произнес он, все еще улыбаясь, но поглядывая на снова зашевелившееся существо в углу комнаты. Настал срок для очередной дозы. Он пичкал узника снотворным из аптечки, похищенной им когда-то в хьюстонской больнице.

– Открылся новый ресторан на Шартр-сквер. Я прочла в газете... Настоящая французская кухня и прочее... Ты знаешь, как это все шикарно подается в рекламе. А можно перекусить и наедине... Я ведь даже умею готовить. Чтобы ты знал, я еще многое умею... Ха-ха...

Он слушал ее смех и думал о своей «охоте», о том, как жизнь покидала тело Лианн. Эта болтушка еще не знает, что ей придется испытать те же муки, когда мерцающая удавка обовьет ее красивую тонкую шею.

– Что ж, я согласен, – протянул он с притворной ленцой, хотя на самом деле его охватило желание рискнуть и показаться на людях, смешаться с толпой прохожих, фланирующих по Бурбон-стрит, ощутить запахи разгоряченных тел, быть как все и в то же время быть одному и нести под маской обыденности свою неповторимость.

– Кажется, я созрел для того, чтобы послушать немного джаза. Давай встретимся, – он взглянул на часы, – на углу Биенвиль и Бурбон-стрит.

– Ой, как здорово! Мне прямо не терпится... – произнесла она с намеком.

«Мне тоже», – подумал он и мысленно усмехнулся. Их желания совпадали, но, однако, не до той глубины, где обитала его истинная страсть, ради которой он пожертвовал столь многим. В его хижине хранились сувениры, оставшиеся от давних, более светлых времен. Он принес их из прошлого и разместил здесь как напоминание о том, какой была его жизнь раньше и какой она могла бы быть и сейчас – спортивные награды, теннисная ракетка, клюшки для гольфа, эстафетная палочка, удочки, лыжи и то, что было связано с трагическим поворотом его судьбы, – фотографии Анни и Саманты. Одной из этих грешниц он уже воздал по заслугам, второй еще предстоит искупить свою вину.

А сам он обрек себя на бесконечное искупление. Он не знал, наступит ли ему конец, а возможно, и не желал конца. Сегодня он даст себе послабление, ублажит свою подружку, потолкается в толпе, если повезет, раздобудет кокаину, а позже... позже возвратится в свое Одиночество, в нору, откуда никто не услышит вопля о помощи, и займется своим пленником.

Он и так уже потратил на него слишком много сил и времени. Пора запускать свой сокровенный план в действие.

Он взглянул на скулящее существо в углу и потянулся за шприцем. Пленник, почувствовав каким-то странным образом, что мучитель вот-вот приблизится к нему, часто задышал под плотной повязкой и задергался, пытаясь отползти. Тело его извивалось на месте, словно наколотый на булавку червь. В существе ничего не оставалось от человека, только, пожалуй, ужас в блеклых глазах, почти залепленных гноем.

– Что предпочитаешь? Это, – спросил он пленника, показывая ему шприц, – или аллигатора?

Какой патетический момент! Как сильна жажда жизни в существе, которое все равно обречено на смерть, но согласно на любые муки, чтобы продлить срок, пока в нем теплится сознание. Возиться с ним не доставляло ему никакого удовольствия, одни лишь заботы. Убить его, просто скинув в болото с порога хижины, было легче легкого, но существо было частью его плана, и главной его частью.

– Заткнись!

Он пнул пленника носком ботинка по оголенной бледной голени, изъеденной москитами. Какой еще запас крови остался в этой беспомощной плоти?

– Заткнись! Не раздражай меня!

Звуки, издаваемые существом, оборвались мгновенно, как будто выключили радио. Зато в узких щелочках его глаз стали набухать слезы.

Отец Джон и вправду рассердился. Игра стала ему надоедать. Он вколол пленнику снотворное, стянул с омертвевшего пальца колечко с дешевым камнем и поместил в шкафчик со своими сувенирами.


Глава 30


– Ты ни минуты не должна оставаться здесь!

Это было первое, о чем решительно заявил Тай с ходу, влетев в распахнутую Самантой дверь и заключив в объятия свою перепуганную возлюбленную.

– Твой дом стал для тебя опасен.

Она была уже в таком разобранном состоянии, что не возражала, как прежде, отстаивая свою независимость, а лишь невнятно бормотала, захлебываясь слезами:

– Как это ужасно! Все идет по кругу... Лианн... О боже, она была беременна... Как и Анни.

– Успокойся, дорогая. Скоро все образуется.

– Неправда! Будет только хуже.

– Мы схватим его, я обещаю.

Он целовал ее мокрые от слез щеки, потом дрожащие губы, и мужская ласка постепенно возвращала ее из мира кошмаров в реальность солнечного дня.

Ей так хотелось верить хоть кому-нибудь, а больше всего – верить Таю Уиллеру, мужчине, который сейчас обнимал ее.

– Расскажи по порядку и в подробностях о том, что произошло, – попросил он, осторожно поддерживая ее под руку, пока они шли в кабинет. Тай усадил ее в кресло, а сам сел напротив.

Она выложила ему все события, случившиеся за время его отсутствия, рассказала о том, кем была для нее Лианн – пациенткой и младшей подругой, о том, как она безуспешно пыталась дозвониться ей, когда, вероятно, девушка уже была мертва. В отчет она еще включила, хотя ей и далось это с трудом, известие о воскрешении своего брата Питера из небытия, а финалом ее повести стал жуткий звонок «отца Джона» и последующее появление в ее доме полиции.

– Каюсь, – сказал Тай. – Мне следовало быть рядом, а не мотаться в Хьюстон. Я мало что там выудил.

– Но и здесь ты бы ничего не сделал, – резонно заметила Саманта. – И никто другой. Чем его можно остановить? Не знаю. У меня голова распухает от мыслей, и все впустую.

Тай устремился в кухню, положил в свернутый платок льда из морозильника, вернулся и приложил компресс к пылающему лбу Саманты.

– Спасибо. Твоя интуиция просто удивительна.

Наконец-то на ее губах появилось некое подобие улыбки.

– Меня возили в Новый Орлеан, в центральный участок на опознание украденной у меня одной вещицы. – Ее лицо исказилось в гримасе отвращения. – Прости, я не буду об этом говорить. Потом жгучий латиноамериканец по имени Монтойя доставил меня обратно. Я начала рыться в своем архиве, в книгах по психологии серийных убийц, вошла в Интернет... Но вся эта ученость ничем мне не помогла, лишь в мозгах началась полная какофония.

Тай нежно прикоснулся губами к ее лбу.

– Если бы я могла заткнуть уши... так бесполезно... – пожаловалась Саманта, как заболевший ребенок. – Стыдно признаваться в своем бессилии, но я не понимаю, откуда взялся этот «Джон» и что он от меня требует. Не понимаю....

– Мы найдем его.

– Но кто он? Я пыталась его вычислить. Полиция исследует сперму, сравнивает с образцами спермы тех, кто имел сношения с женщинами, которых он убил, с теми, с кем была близка Анни и я... Это унизительно, но я не возражала. Это займет кучу времени. Может, у них и получится, но я, как психолог, должна разгадать мотив.

– Я владею некоторой информацией по поводу беременности Анни, – напомнил Тай. – Как зовут детектива, возглавляющего расследование?

– Рик Бентс.

– Я передам ему все, что успел накопать. Постараюсь втолковать ему, что именно из-за смерти Анни Сигер пошли круги по воде. Человек, убивший ее, и тот, за кем они охотятся, – одно и то же лицо.

– Они еще убеждены, что Анни покончила самоубийством.

– Я вправлю им мозги, – пообещал Тай. – У тебя есть телефон Бентса?

– Его карточка на холодильнике.

Тай не терял времени. Он прошел на кухню и соединился с Центральным управлением полиции Нового Орлеана. Минутой-двумя позже его связали с инспектором Бентсом, и он принялся излагать ему свою теорию насчет гибели Анни Сигер.

За это короткое время Саманта успела сварить кофе. Ей требовалось действовать, чем-то занимать себя, чтобы разогнать демонов, поселившихся в ее голове после известия о страшной кончине Лианн. И не только Лианн, но и других... По меньшей мере на счету у «Джона» еще две жертвы.

«И причиной тому ты, Саманта, какая-то твоя давняя промашка, может быть, нерасчетливо оброненное слово в беседах с Анни. Нет! Не бери из рук убийцы эстафету, не сходи с ума! Это он свихнулся, а не ты. Он как раз и добивается того, чтобы ты обвиняла себя. Это его цель. Остынь! Используй свой мозг, свои знания. Вычисли, кто он».

Она схватилась за карандаш и блокнот и начала выписывать имена тех, кто был в Хьюстоне в момент смерти Анни Сигер. Список рос быстро – память выстреливала очередную фамилию, и рука фиксировала ее на бумаге. Сколько их, о боже! Как ширятся круги на воде!

«Джордж Ханна и Элеонор с радиостанции, Кент Сигер, Райан Циммерман, Дэвид Росс... черт побери, Тай Уиллер... вот он здесь, рядом.... И Питер... да, Питер. Почему бы не включить в список и любимого брата, брата, исчезнувшего неизвестно куда и явно со сгустком ненависти в душе? Почему бы ему не быть тогда в Хьюстоне?»

Рядом с именем Питера она поставила вопросительный знак. Вот куда завел ее этот поиск!

Со слов Тая она знала, что отчим Анни, Язон Фарадей, и Кент Сигер имели положительную группу крови и не могли быть отцами ребенка. Она вычеркнула их из списка, как и женщин, хотя, возможно, они были сообщницами. Она не знала, какая группа крови у Тая, у Джорджа Ханна или у Дэвида, но имя Тая она густо замарала карандашом.

«Если он убийца, то тогда весь мир развалится на куски».

И Питера она также, подумав, вычеркнула. Вряд ли он вообще мог знать о существовании Анни Сигер, пусть у него и соответствуюшая группа крови.

«Как ты можешь быть уверена, Саманта? Ты не видела его много лет, и, возможно, он следил за тобой, вынюхивал твой след, ждал момента, чтобы в беспричинной злобе нанести удар, обольстил для этого Анни, составив дьявольский план мести родной сестре».

Почему именно сейчас всплыл Питер и постучался в закрытую дверь ее памяти? Черноволосый красивый мальчик, потом такой же обаятельный юноша, постоянно утверждавший свое превосходство над сестрой, будь то любая детская игра или велосипедные прогулки, совместные заплывы в озере Саста или лазанье по крутым скалам в горах, где родители устраивали семейные пикники.

Не дух соревнования руководил им, а злобное желание унизить сестру, поиздеваться над ней. До того, как он напялил на себя эти дурацкие темные очки и почти не снимал их, она, случайно поймав на себе его взгляд, всякий раз удивлялась жестокости, которую излучали его красивые глаза... пока кокаин, героин и прочие средства для создания ложной эйфории не погасили в них всякий свет.

Как и у Райана Циммермана...

Она вторично вписала имя брата. Теперь он был последним в списке, но все же он там значился.

Тай наконец закончил разговор и повесил трубку.

– И что тебе сказал Бентс? – на всякий случай поинтересовалась она, все еще погруженная в собственную работу над списком.

– Намекнул, чтобы я не совал нос не в свое дело. По-моему, он мне не доверяет.

– Я его понимаю...

– Вот как! – Тай помрачнел. Заглянув в ее список, он спросил с издевкой: – Тогда почему я вычеркнут?

– Сужаю поле поисков, – объяснила она.

– Чем руководствуясь? – настаивал он.

– Интуицией, – Саманта вздохнула. – Чисто женской интуицией.

Она робко улыбнулась.

– Когда ты касаешься меня... – а она ощущала, как его близко придвинувшееся тело согревает ее спину, а дыхание – затылок, – ...я знаю, что ты не можешь быть им.

Произнесла ли она эти последние слова вслух или они были сказаны только в ее воображении, но таков был ее вывод.

Они пили кофе за кухонным столом из старых чашек, подаренных ей когда-то матерью ко дню свадьбы, за которой в скором времени последовал развод. Очередной сувенир из ее прошлого, где было всего понемногу – и хорошего, и плохого, но ужас последних дней затмил все воспоминания.

Она глотала горячий напиток, который не согревал ее, и пробегала взглядом столбец имен, начертанных ею же на листке блокнота, тех имен, которые подсказали ей память и интуиция.

«Кто? Владелец радиостанции Джордж Ханна? Убийца в костюме от Армани? Вряд ли Джордж согласится напялить на себя джинсы и кожаную куртку, да еще и пачкать руки прикосновением к телу уличной женщины. Однако вспомни, – убийца звонил по второй линии. Он должен быть как-то связан с радиостанцией. Насколько хорошо ты знаешь Джорджа, чтобы отмести его сразу?»

Следующее имя – Райан Циммерман. О приятеле несчастной Анни ей было известно лишь, что этот отличный спортсмен и вообще Парень с Большой Буквы скатился по спирали наркомании до дна и сейчас вроде бы выкарабкался оттуда.

Кент Сигер. Таинственная личность, юноша, впавший в депрессию и лечившийся в психиатрической лечебнице после смерти сестры. Саманта отметила для себя, что надо еще раз закинуть удочку в тихие воды клиники, где Кент провел некоторое время. Обычно они не дают информации о пациентах даже полиции, но в любой броне можно отыскать слабое место.

Ну а как быть с отчимом Анни, Язоном Фарадеем, вскоре после смерти падчерицы подавшим на развод и незамедлительно вступившим в новый брак?

Ее палец задержался на этой фамилии.

– Вычеркни его, – сказал Тай, своим дыханием пощекотав ей ухо. Он как будто читал ее мысли, даже не глядя ей в глаза. – Язон Фарадей служил в армии, побывал во Вьетнаме. Его пальчики есть в архивах ФБР и полиции. Если бы он был причастен, то его давно бы уже арестовали.

Отчима Анни пришлось вымарать жирной чертой.

– Я тоже, к твоему сведению, навечно запечатлен в картотеке, – добавил Тай с печальной иронией. – Поэтому в твой список я попасть никак не могу.

– Я тебя и не внесла.

– Вопреки логике, но повинуясь собственным чувствам? Я уже не подозреваемый?

– Отложим выяснение отношений на будущее.

– По-моему, это ключевой вопрос. Если ты хотя бы утвердительно кивнешь своей прелестной и такой усталой головкой, мы тут же совершим небольшое путешествие в мой безопасный дом.

– Я не хочу уходить отсюда. «Джон» может позвонить в любой момент. Я должна быть на месте.

– Или он явится лично, – напомнил Тай. – Думаю, что он здесь бывал и раньше. Причем неоднократно. Каким образом Лианн вдруг заимела твое нижнее белье и в нем рассталась с жизнью? Не она же выкрала его у тебя. Он, этот «Джон», давно хозяйничает в твоем доме.

После подобного пугающего заявления все ее доводы по поводу новой охранной сигнализации, прослушиваемого телефона и полицейской охраны растаяли, как мороженое на жаре. Поэтому она, в нарушение дотоле соблюдаемых ею принципов, сделала неожиданное для самой себя заявление:

– Останься со мной здесь. Можешь привлечь для охраны и своего пса, если ему удастся наладить отношения с Хароном.

– С нашей стороны возражений не будет, – улыбнулся Тай. – А договариваться с Хароном придется тебе. Я перевожу сюда свои пожитки, собачий корм, коврик для Саскачевана и становлюсь на вахту.


– Много ли в этом доме ночевало мужчин до меня? – спросил Тай, когда его переселение к Саманте уже стало свершившимся фактом.

– Ты первый со дня, как я здесь поселилась. Но я не в ответе за прошлых хозяев. Мужские привидения иногда являлись мне во сне... И все были похожи на тебя.

– От твоих шуточек меня бросает в озноб.

– Уж не такой ты трусишка, каким притворяешься.

Они, обнявшись, рассмеялись, наверное, впервые после того, как вообще увидели друг друга. Их знакомство сопровождалось далеко не радостными обстоятельствами.

А вечер наступил замечательный, по-настоящему южный, не омраченный влажной духотой. Соседи проводили его на воздухе, в своих двориках. Сияли яркие огни. Отовсюду доносилась музыка, смешиваясь в невообразимый звуковой коктейль. Новоорлеанский стиль жизни! Полоску асфальта вдоль озера и подъездные дорожки почти к каждому дому заполнили припаркованные машины.

– Где-то среди них и твой неусыпный полицейский патруль, – неосторожно заметил Тай и сразу пожалел об оброненных словах, ошутив, как напряглась Саманта, чьи плечи он обнимал.

«А где-то поблизости, возможно, и «Джон». Это был не ответный ее шепот, а мысленный сигнал, который он уловил.


Можно было сказать, что Мелани нежится в ванне, но и в ароматной воде она была напряжена, как взведенная пружина. Еще миг, и она раскрутится, не остановишь.

Мужчина покинул ее, оставив неудовлетворенной, сославшись на неотложные дела, пообещал позвонить следующим вечером и не позвонил. Она без конца набирала его номер, но в ответ получала лишь «оставьте сообщение». Если он ударился в наркотический загул, то мог бы хоть что-нибудь пробормотать в извинение. Она ведь столько сделала для него!

– Привет. Это опять Мелани. Просто интересуюсь, куда ты подевался.

Она старалась выдержать привычный, игривый тон, свойственный ей в общении с мужчинами, но чувствовала себя полной идиоткой. Она снова приклеилась к парню, как в прошлом поочередно к десятку других, столь же внешне приятных самцов, которые, получив свое в постели, начинали от нее бегать.

Что-то с ней было не так... какая-то обреченность на неудачу. Не надо было проходить курс лекций по психологии – а она даже получила диплом, – чтобы не понимать, в чем ее повторяющаяся ошибка. Она выбирает в партнеры мужчин неподходящего для нее типа. И, все понимая и каждый раз раскаиваясь, она опять летела, как бабочка на огонь, и снова обжигала крылья.

Она добавила в воду еще порцию быстрорастворимых кристаллов, дающих, судя по рекламе, божественный аромат, но искомого блаженства не ощутила.

– Неужели я по натуре рабыня – рабыня любви, а скорее, проклятой дырки в собственном теле, которая управляет мною?..

Ароматный пар клубился над нею и медленно тянулся к высокому потолку.

– ...Как и моя мать, и сестра, – продолжала Мелани размышлять вслух.

Все женщины в ее семье были падки на мужчин и охотно теряли голову, лишь завидев вздыбившийся бугорок у них под штанами. Ее мать шесть раз выходила замуж и не была ни с кем счастлива в браке. Сестрица, наоборот, держится, как за соломинку, за единственного супруга-пьяницу, который ее колотит, а она сама, Мелани... что она делает? Прилепилась к высокому красавцу в черных очках и занимается вместе с ним опасными играми.

Впрочем, все может обернуться совсем неплохо. Завтра она позвонит Триш Лабелль из конкурирующей радиостанции и напомнит о себе. Та пока мямлит что-то неопределенное, но Мелани умеет быть настойчивой и от нее не отстанет. Триш поймет намек, что Мелани каким-то образом расчищает для нее дорожку. Да она уже это понимает, иначе не согласилась бы на переговоры. Вопрос лишь о вознаграждении за труды. Тут Мелани проявит твердость, не то что с мужчинами.

Давно настала пора открыть миру, что существует такая талантливая личность, как Мелани. Она представила себя хозяйкой передачи «Полуночные исповеди», распорядительницей микрофона, и улыбнулась приятному воспоминанию.

Те две недели, что Саманта Лидс провела в Мексике, стали самым лучшим периодом в жизни Мелани. Она не только замещала ее перед радиослушателями, играла ее роль и впитывала в себя обольстительные токи ее популярности, но и спала в ее постели. Причем не одна, а со своим последним кавалером, и его особенно возбуждало то, что они занимаются любовью в кровати доктора Саманты. И ее тоже...

«Надо надеяться на лучшее», – убеждала себя неудачливая, но тщеславная девушка.


Монтойя гнал машину с такой скоростью, что «дворники» едва справлялись с густой массой разбивающихся о ветровое стекло насекомых. Он превышал все ограничения скорости и нарушал все правила, охваченный охотничьим азартом. Бентсу, сидящему рядом с ним, временами казалось, что они пробиваются через сплошное кровавое месиво. Мотор разогрелся, кондиционер помогал мало, и машина превратилась в раскаленную жестянку, пропахшую дымом сигарет, которые беспрестанно закуривал Монтойя.

– То, что все трое враз исчезли, меня ничуть не удивляет. Все, связанное с этим проклятым делом, походит на колдовство. Куда ни ткнешь, оттуда или хлещет дерьмо, или попадаешь в пустоту, – возмущался Монтойя, разочарованный результатами их охоты за мужчинами из списка Саманты Лидс.

Они возвращались из Уайткасла, где потолковали без толку с миссис Райан Циммерман, языкастой дамочкой, не выдавшей ни одного доброго слова в адрес ее пропавшего супруга.

– Мне надо было слушаться родителей и не идти с ним под венец очертя голову. – Она прямо-таки полыхала яростью. – Дерьмо он, и больше ничего! На каком месте были мои глаза тогда? И вот теперь он еще и работу потерял. Перестал там показываться и не предупредил никого. Разве можно быть таким безответственным?

В ее квартирке в стандартном дешевом доме все было уже готово к бегству из этого убогого семейного гнезда обратно в родительский дом. Она принимала полицейских в гостиной, сплошь заставленной картонными коробками с домашним скарбом.

– А вам-то он зачем понадобился? – поинтересовалась она, впрочем, без особого энтузиазма.

Когда Монтойя объяснил, что Райаном интересуются в связи с убийством некоей Лианн Жаквиллар, то не успел он и глазом моргнуть, как тон женщины изменился, и от былой истерической ненависти к мужу не осталось и следа. Она заявило твердо:

– Райан хоть и парень с темпераментом, и сильный, и горячий, но он не убийца.

После чего миссис Циммерман, оскорбленная, несмотря на все извинения, попросила полицейских убраться прочь, иначе она вызовет своего адвоката.

– Итак, Циммерман куда-то смылся. Ни нового адреса, ни места работы... – начал подводить итоги Монтойя. – Кента Сигера мы также не обнаружили. Расставшись с милыми докторами из клиники, он сгинул, и неизвестно, на какие доходы живет...

Шоссе сменилось улицей, наполненной пешеходами.

«Кто на какие доходы живет здесь, ежедневно потребляя, а следовательно, покупая пищу? – раздумывал Бентс. – У кого истинное лицо, а кто носит маску? Кто ждет наступления дня и света как спасения, а кому ночь словно родная мать?»

– Про мальчика... «плохого мальчика» из семьи нашего обожаемого психолога тоже не стоит забывать. Раз он еще жив и странствует по Америке, то почему бы ему не сделать пакость сестренке? Я склонен поверить этому прощелыге Таю Уиллеру, что Анни Сигер отдала концы неспроста.

Бентс согласно кивал, но его внимание вдруг занял предмет, уже долго маячивший перед его взором. Он назойливо слепил ему глаза, отражаясь в зеркале заднего вида, шаловливо поигрывая солнечными лучами.

Седан, удобно устроившийся за полицейской машиной, пробивающейся через затор, никак не желал отставать, и только когда Монтойя смог оторваться от него, Бентс понял, что раздражавшим предметом были четки, висевшие за ветровым стеклом седана. Они и сверкали своей отполированной поверхностью.

– Черт меня побери! Она довела меня чуть ли не до сумасшествия! – признался Бентс.

– Кто довел? – встрепенулся Монтойя.

– Та машина позади.

– Этот «Таурус»? Чем он тебе не понравился? Водитель сел нам на хвост и пользовался нашей мигалкой.

– Я не о том. У этой старенькой парочки в машине болтались четки перед носом.

– И что? Правилами не запрещено даже повесить распятие или голую бабу...

– Четки, – продолжал размышлять вслух Бентс. – Они бывают разной формы – шарики, многоугольники... А эти раны на шее...

Только сейчас Монтойя уразумел, отчего так взволновался его напарник.

– Ты считаешь, что эта сволочь использовала четки, как удавку? Неужто он священник?

– Не знаю, но следует кое-что проверить.

– Не хотелось бы влезать в церковные дела.

– А кому хотелось бы? Особенно если проковырять в их скорлупе дырку, то оттуда хлестнет таким дерьмом...

– Боже, сохрани нас, – вполне серьезно отозвался Монтойя.


Глава 31


– Ты прекрасно знаешь, Саманта, что я не имею права давать какую-либо информацию, касающуюся наших пациентов.

Иного ответа и нельзя было ожидать от Даны Эриксон, сокурсницы по колледжу, чьи поучения и советы она выслушивала в перерывах между лекциями и мечтала в будущем когда-нибудь перенять этот авторитетный тон человека, знающего то, что другие вряд ли смогут постичь.

Хотя, как оказалось, блестящая ученая дама заканчивала свою карьеру не нобелевским лауреатом и не академиком, а лишь рядовым врачом в частной психиатрической клинике Святой Девы в Калифорнии, для Саманты это не послужило поводом для злорадства. И утешением тоже. Окошко приотворилось и захлопнулось. И бог с ним! Из такого источника не почерпнешь и чайной ложки информации. Об этом она предупреждав и Тая, и детектива Бентса. Психиатры в таких клиниках запирают рот на три оборота ключа и не любят, когда к ним стучатся в дверь.

Общение с бывшей сокурсницей, пусть краткое и не личное, а лишь по телефону, пробудило у Саманты некоторые воспоминания. Дана пренебрегала студенческой средой, предпочитая вращаться в кругу преподавателей и явно заигрывая с Джереми Лидсом, который, кончил тем, что дал Саманте свою фамилию. Саманта подозревала, что ее брак с Джереми нанес удар и самолюбию, и определенным расчетам честолюбивой соперницы.

Поэтому Дана и играла с Самантой в «прятки» пару суток, пока их не вывели на связь под мягким нажимом полиции.

– Бесполезно о чем-либо меня спрашивать, Саманта, – снова повторила Дана.

– Я понимаю, но в Новом Орлеане объявился серийный убийца. В ходе полицейского расследования протянулась ниточка, ведущая к Кенту, брату Анни Сигер. Возможно, это он виновен в преступлениях.

– Никакие твои доводы не повлияют на наши порядки. Могу лишь подтвердить, что занималась с Кентом, но это было давно, сразу после самоубийства Анни. Потом он выписался, а если я открою, что записала в его медицинской карточке, это будет стоить мне места.

– Речь идет о жизни многих женщин, – попыталась воззвать к ее милосердию Саманта, но все было бесполезно.

– Сожалею, Саманта, но ничем не могу тебе помочь.

На том конце провода, в Калифорнии, повесили трубку. А та, что была прижата к уху Саманты, стала вдруг ледяной.

Звонок в Калифорнию она сделала из офиса радиостанции, где из репродукторов постоянно звучал тихий джаз, предваряющий начало каждой программы, и где вот-вот должно было собраться экстренное совещание. Весь персонал сидел как на иголках в ожидании, к какому выводу придет высшее начальство, обменявшись мнениями.

Полиция подключила к прослушиванию все телефоны. Сотрудникам было строжайше приказано помалкивать о какой-либо связи «Полуночных исповедей» с серийным убийцей, но слухи все равно просочились и распространились быстрее радиоволн. Саманту городские обыватели сравнивали с Пандорой, открывшей легендарный ящик и посеявшей хаос в мире, и винили в том, что она выпустила чудовище, разгуливающее теперь по улицам Нового Орлеана.

Джордж Ханна был потрясен и пребывал на грани нервного срыва, правда, неизвестно, от радости или от ужаса. Рейтинг чуть ли не зашкалил за сто процентов. Станцию слушали все, и во всех барах и в кафе то и дело вспыхивали споры, где высказывалось опасное для его репутации мнение, будто все это затеял Ханна в рекламных целях в сообщничестве с доктором Самантой. Однако был и положительный результат – чуткое ухо радиослушателя приникло к приемнику, пальцы крутили колесико и находили именно эту волну, а рекламодатели спешили заключить срочные договоры.

Элеонор изображала полное отчаяние и требовала, якобы ради безопасности Саманты, закрыть ее передачу, но то был лишь плохо сыгранный спектакль. Мелба за своей конторкой почти не отрывалась от телефона, а в редкие паузы повторяла, что излишняя популярность может кого угодно свести с ума. Коллеги восприняли этот бум со спокойствием аллигаторов, медленно, переваривающих пищу. Он сулил им прибавку в зарплате, но что таится в глазках сытого аллигатора, не познать даже опытному охотнику за этими земноводными рептилиями.

Так прошла неделя в ожидании неизвестно чего. Нового удара маньяка или его явки с повинной?

Саманта спала с Таем Уиллером в одной кровати, и они отдавали много энергии взаимному влечению.

Саманта присутствовала на похоронах Лианн Жаквиллар под неусыпным оком двух копов в штатском, представленных ей заранее, но оставшихся невидимками во время церемонии. Провожали в последний путь Лианн и девочки из Боучеровского центра. Вся церемония проходила так буднично и так не соответствовала случившейся трагедии, что Саманта пролила слезу. Мать Лианн не вела себя столь агрессивно, как Эстелла Фарадей на похоронах Анни в Хьюстоне, но ее враждебное отношение было очевидно. В смерти дочери она тоже винила психолога.

Саманта осознавала ее правоту. Возможно, если бы не их контакты, девушка не стала бы жертвой маньяка, преследующего Саманту.

«Джон» не объявлялся.

Или его просто не замечали, а он был тут, рядом...

Дни Саманта проводила, штудируя свои записи, ночи – в объятиях Тая, три вечерних часа – в студии, в мучительном напряжении в ожидании звонка от «Джона», втайне желая, чтобы такого звонка не последовало. За рабочим столом в кабинете она, используя информацию о семье Анни Сигер, предоставленную ей Таем, выискивала хоть какие-нибудь детали, которые, будучи оглашенными по радио, могли спровоцировать больной мозг на ответный вызов, побудить «Джона» опять выйти из тени.

Какова мотивация его поступков? Что означают черные очки? Всегда ли он носил их? Следствие ли это какой-то глазной болезни или просто элемент маскировки?

В мозгу Саманты родилась версия.

Она позвонила в полицию, оставила сообщение и почти тотчас удостоилась отклика от озабоченного детектива.

– Говорит Рик Бентс. Вы мне звонили?

– Да. У меня мелькнула идея...

– Не тяните. Выкладывайте.

– С той минуты, как я увидела свой портрет с выколотыми глазами, я начала думать, что в этом есть какой-то особый смысл. Не желание испугать меня, а передать зашифрованное послание, намек на то, что он не хотел или не мог выразить словами.

– Весьма сложно... – заметил Бентс. – Но продолжайте.

– Он не хочет, чтобы я видела его и чтобы я его узнала. Ведь выколотые глаза есть символ чего-то... Не так ли?

– Ну... – Бентс постарался изобразить заинтересованность.

– Возможно, он поступает так бессознательно и, сам того не желая, снабжает нас информацией о себе.

– Какой?

– Обе ваши свидетельницы утверждают, что он был в темных очках даже в ночное время.

– Это так.

– Но для маскировки это уж слишком примитивно. Может быть, он сам прячется за ними, чтобы не видеть при ярком свете того, что он совершает со своими жертвами?

Бентс помолчал, обрабатывая в уме услышанное, потом спросил:

– Получается, ему не нравится то, что он делает? Ведь так выходит по вашей теории?

– Его преследует мысль о покаянии. Сперва я подумала, что он начитанный человек и взял свою терминологию из «Потерянного рая» Джона Мильтона. И даже назвал себя «Джоном» в честь поэта или библейского Джона – Иоанна-Крестителя. А в глубине души он ощущает себя Люцифе-ром, свергнутым с небес и лишенным рая, и хотя винит в этом меня, страдает и от собственной вины.

– Вполне научная теория. Браво! – с иронией заметил Бентс.

– Простите, но таково мое мышление. Я дипломированный психолог.

– Я об этом осведомлен.

– Я пытаюсь использовать свои знания.

«А я – свои», – хотелось сказать Бентсу, но он ограничился краткой благодарностью и пожеланием быть настороже и продолжать исследования тайных мотивов серийного убийцы.


На экстренном совещании по поводу празднования юбилея радиостанции было много споров, но ни одного голоса против перенесения его на более поздний срок. Только место, выбранное Джорджем Ханна для рекламного шоу, вызвало у Элеонор сомнения. И спустя два дня, когда вопреки ее возражениям праздник открылся под грохот дюжины барабанов, она все еще недовольно морщила нос.

Старый новоорлеанский отель, почти развалюха, по ее мнению, не подходил для торжества, а главное, таил в себе множество опасностей. Его замысловатая архитектура, пышный сад, цветочные лабиринты – все представляло соблазн для злоумышленника.

– Все планировалось давно, за полгода. Потрачены огромные деньги. Джордж Ханна скорее вырвет и съест свою печень, чем откажется от аренды отеля. Плату за неустойку он запишет на наш счет, и нам ввек не расплатиться.

Саманта шутила, но ей тоже было тревожно. Высокие пальмы в саду, покачиваясь от ветерка, шевелили гроздьями разноцветных лампочек, манекены, облаченные в костюмы разных эпох, держали на вытянутых руках подносы с напитками. Между пластмассовыми подобиями официантов сновали и живые их коллеги, предлагая гостям бокалы с шампанским, наполняемые из неисчерпаемого источника в виде ледяной скульптуры тритона с эмблемой радиостанции. Звуки джаза лились с балкона, опоясывающего здание старого отеля, где разместились оркестранты.

Джордж Ханна в белом смокинге, сверхэлегантный и излучающий максимум обаяния, появлялся то там, то здесь, наводя необходимый порядок в броуновском движении толпы гостей. Он тут был в своей стихии.

– Этот праздник никак нельзя было отменить или перенести. Джордж готовил его столько месяцев, – поделилась Саманта с Элеонор своим мнением.

– Тогда он мог бы найти для него более достойное место, а не такую развалюху!

Неукротимая негритянка, никак не желающая расслабиться, окинула презрительным взглядом фасад отеля с потемневшими от сырости и времени резными перилами балкона и с облупившейся штукатурной, в спешке закрашенной.

– Я видела, как бригада вчера работала в поте лица и все делала наспех.

Саманта, слушая ее ворчание, вертела головой, пытаясь углядеть в толпе Тая, который обещал непременно явиться, хоть и с некоторым опозданием.

– Этот отель надо было снести еще полвека назад!

– Но он – часть истории Нового Орлеана, – возразила Саманта.

Она знала, почему Джордж остановил свой выбор на этом давно пустующем здании, и одобряла его решение. Не только дешевизна аренды подтолкнула его, но то был еще и редкий случай, когда он проявил заботу о Боучеровском медицинском центре, куда пойдут собранные здесь благотворительные пожертвования.

Ей было неприятно ловить на себе любопытствующие взгляды тех, кто узнавал ее. Впрочем, ничего удивительного. О ней писали в газетах, ее имя упоминалось в программах новостей в связи с «подвигами» серийного убийцы. Несчастная Лианн поплатилась жизнью за рост ее популярности среди местной публики. Не в этом ли заключался дьявольский расчет «Джона»-невидимки?

Как уже часто бывало в последнее время, ей стало зябко, несмотря на жару. Кто мог знать и передать «Джону», что Лианн близка ей? Девочки из ее группы в Боучеровском центре, ровесницы убитой? Вот они, одетые вызывающе нарядно, простучали мимо нее каблучками, сделали приветственный жест пальчиками, и их стайка тут же распалась на отдельные особи, из которых каждая сама по себе ищет на свою голову личных приключений. Никакими лекциями и доверительными беседами таких девчонок не остановишь, не предупредишь об опасности.

Выныривали из толпы, здоровались, улыбались и исчезали ее коллеги, вероятно, настроенные на то, чтобы хорошо провести время, оставив «за кадром» или, в лучшем случае, на потом участие в проблемах Саманты Лидс. Им она была не нужна или, наоборот, очень нужна, но лишь временно, пока зловещий маньяк еще не пойман.

– Не изводи себя, – вдруг обнаружила не свойственное ей умение читать чужие мысли Элеонор. – В этом нет твоей вины. Постарайся развлечься. Для того и устраиваются праздники.

Но не для нее. Саманта ощущала себя здесь подсадной уткой. По настоянию Бентса Ханна согласился включить в список гостей с полдюжины переодетых полицейских. Саманта не могла различить их в общей массе, но постоянно чувствовала, что кто-то наблюдает за ней. Слава богу, если это люди, оберегающие ее, а не тот, кто стал виновником раскрутившейся вокруг нее шумихи. Какую сенсацию произвело бы появление на празднике «отца Джона», если бы его прямо тут и схватили!

Ей удалось разглядеть в мелькании лиц Бентса, нервно теребившего воротничок непривычной для него крахмальной белой рубашки, и ухмыляющегося, как всегда, его напарника Монтойю. Тот, прислонившись к хрупкой колонне садовой беседки, шарил взглядом в основном понизу, оценивая женские ножки.

Тая почему-то все еще не было.

Джордж Ханна внезапно возник рядом, схватил Саманту за руку и начал представлять важным персонам. Она постаралась сократить эту процедуру до минимума, выдав каждому положенную улыбку.

– Саманта! Рад встрече!

Голос был до боли знаком, и именно до зубной боли. Бывший супруг Джереми, одаривший ее некогда своей фамилией, вырвался из кружка придворных лизоблюдов, сгруппировавшихся возле «королевы эфира» Триш Лабелль, и теперь устремился к Саманте с двумя полными бокалами шампанского.

– Выпьем за наше свидание!

Она, стиснув зубы, вынесла прикосновение его влажных губ к своей щеке в фамильярном поцелуе.

– Держись от меня подальше, – посоветовала она.

– Что это значит?

– То, что я сказала.

В его глазах вспыхнул злобный огонек, потом его затмила глухая враждебность, и Саманте стало страшно, будто она заступила за какую-то запретную черту. Где же, черт побери, Тай?

– Что я такого себе позволил? – оскорбился Джереми. – Поцелуй в щечку! И это после всего того, что было между нами.

– Не напоминай мне о прошлом.

– Удивляюсь тебе, Саманта. Учитывая то, что с тобой сейчас происходит, без дружеского участия тебе не обойтись.

– Не беспокойся, я его найду, но не у тебя, – огрызнулась Саманта.

– Ищи, но начни с бывшего супруга.

Джереми все пытался всучить ей бокал. Обе его руки были заняты, и это создавало для него неудобство, мешая жестикулировать, к чему он привык, произнося речи и лекции.

– Мы оба профессионалы в нашем деле, но я все-таки обладаю большим опытом. Я – учитель, ты – ученица, и это факт. А мои знания и опыт подсказывают, что ты еще тянешься ко мне, тебе нужны острые ощущения. Взамен меня ты подыскала «охотника за проститутками», о чем все вокруг толкуют. Это тебя вдохновляет, раздувает твое «я». Я-то знаю, кто затеял всю катавасию. Ты сама?

От чудовищности этих предположений Саманту бросило в жар, а Джереми, отхлебнув из бокала ледяного шампанского, продолжил, изображая проницательного психиатра:

– Ты и сегодня ждешь события, которое вознесет тебя на вершину популярности. Такое сборище – лучшей массовки не придумать... Место и время выбраны удачно. Случайный серийный убийца как раз совпал с твоими планами. Ты придумала своего преследователя, а он вдруг ожил! Как тебе повезло! Выпьем за твой успех!

Саманта взяла из левой руки Джереми бокал и едва не поддалась искушению выплеснуть его в лицо своего учителя и бывшего супруга. Меньше всего ей хотелось, чтобы свидетелями такого поступка стали толпящиеся вокруг них любопытные. Усилием воли она разжала пальцы и уронила бокал на землю.

Упав на мягкий газон он не разбился, и слава богу, никто не заметил ее конфуза.

– Жаль, но ничего страшного. – Джереми скрылся из вида, оставив после себя витающее в воздухе, словно в мультфильме, видение злорадной улыбки. Оно долго не таяло перед ее взором.

«До нового свидания», – звучал голос Джереми у нее в ушах.

«Будь ты проклят», – силилась она ответить ему.

– Ты что, спишь на ходу? – Тай приобнял ее за талию, когда она покачнулась. Он был разгорячен, от него пахло потом. Его джинсы и рубашка с открытым воротом резко выделялись на фоне смокингов и костюмов. – Прости за опоздание, но проклятые пробки...

«Какие могут быть оправдания? Какими делами он занимался?» – подумала Саманта. Ее расчеты на чью-то помощь и поддержку рушились, все стало зыбким, как болотная топь.

Оркестр на балконе второго этажа вдруг затих, вернее, произошло это потому, что усилители громкости отключились, а оркестранты продолжали терзать свои инструменты, извлекая из них едва слышную мелодию. Рокот толпы стал доминировать в наэлекризированной словно в преддверии грозы атмосфере.

Тай подозрительно оглядел балкон:

– Технические проблемы? Уж больно некстати... Бас-гитара, саксофонисты, трубачи и ударник напрасно сотрясали воздух. Их было не слышно публике с такого расстояния.

– Сейчас все придет в норму. Весь наш персонал знает, как обращаться с аппаратурой. На то мы и радиостанция, – говорила Саманта, но в душе ее рос страх.

Она увидела, как на второй этаж влетел, словно перышко, Тини и начал проверять микрофоны оркестрантов.

Музыка вновь зазвучала громко, но была уже не та, что играл оркестр. Зазвучала запись, что предваряла «Полуночные исповеди».

– Что это? – Саманта вскинулась, будто получив удар электрошоком.

Заставка быстро увяла, смикшированная чьей-то невидимой рукой, и прозвучал голос, который ей совсем не хотелось бы слышать...

...Ее собственный, усиленный множеством динамиков голос.

– Добрый вечер, жители Нового Орлеана. Приступим к нашей беседе после прошедшего трудового дня.

– Это так задумано? – спросил Тай.

– Нет! – вырвался у Саманты крик.

Все разговоры в саду смолкли на полуслове. Взгляд Джорджа Ханна был устремлен на нее, как и еще две сотни пар глаз.

– Сегодняшний вечер мы посвятим теме жертвоприношения и раскаяния...

«Он склеил куски из разных моих передач, ловкий мерзавец!» – мелькнула у нее догадка. Конечно, он здесь! Она кожей ощущала его присутствие. Он словно клещами сдавливал ее мозг. Но кто он? И где прячется? А может, он и не скрывается вовсе, а стоит рядом и наслаждается своей выдумкой?

Элеонор, расталкивая гостей, подобралась вплотную к Саманте.

– Это твоя заготовка? – Ее лицо дышало гневом.

– Конечно, нет.

У Саманты даже захватило дух от такого нелепого предположения.

– Но ты знала, что такое случится? Он тебя предупреждал?

– Нет! Нет! Нет! – Она была близка к истерике.

– ...Я, доктор Саманта, приглашаю вас высказываться честно и открыто. Дайте мне возможность узнать...

– Что за бред? – обратился к ней возмущенный Джордж Ханна. – Если это шутка, то очень неудачная, и она здесь не пройдет.

Он не побрезговал коснуться своим белоснежным смокингом непрезентабельной рубашки Тая и оттеснил его от Саманты.

– Отойдите, мистер, и займитесь чем-нибудь. У нас будет разговор не для ваших ушей.

Тай, однако, не вспыхнул, не сжал кулаки, а молча подчинился. Впрочем, его место возле Саманты тотчас занял Бентс с мобильной рацией наготове.

– Придется убрать отсюда всю толпу. Пусть переместятся за ограду на автостоянку и ждут там в оцеплении. Мы будем искать точку, откуда идет вещание.

Если бы Ханна был способен убивать взглядом, то детектив Бентс тут же стал бы трупом.

– Вы не смеете обращаться с нашими гостями, как со стадом скота!

– Вы приносили себя когда-либо в жертву? – разносился в пространстве голос Саманты.

– Послушайте, сэр... Я не ковбой, но ваше стадо будет топтаться в загоне, пока мы не перепишем все фамилии и адреса. А насчет оцепления...

Бентс поднес рацию ко рту, но говорить ему не понадобилось. За его спиной тотчас же начали возникать фигуры в полицейской форме.

– А еще я хочу знать, кто готовил этот праздник, красил и ремонтировал отель, доставлял посуду, продукты и напитки. Все списки и счета предоставьте мне срочно. Пока я не получу этих сведений, я останусь для вашей компании зловредным ковбоем.

Его рация затрещала, и Бентс нажал кнопку приема. Он выслушал короткое сообщение и соизволил им поделиться, обращаясь к растерянному устроителю праздника:

– Кажется, мы нашли источник...

Он устремился к лестнице, ведущей на балконы. Саманта последовала за ним. Бентс оглянулся и потребовал:

– Оставайтесь на месте. Это дело полиции.

– И мое также. Я в нем замешана по уши.

Бентс не был упрямым человеком, но когда он сталкивался с глупостью, то становился непреклонным. Эта женщина вела себя глупо.

– Вы не понимаете, как это опасно. Не лезьте в ловушку. Он обратился к двум полицейским за спиной Саманты:

– Доктору Лидс нечего делать наверху. Блюстители порядка преградили ей дорогу, и Саманта вынуждена была остаться на месте.

Со второго этажа, следуя по протянутому от динамиков еле видному тончайшему проводу, Бентс спустился в затхлое подвальное помещение.

Его там ждали ребята в штатском, с опаской прячась за бетонными опорами.

Посреди очищенного накануне от всякого хлама пространства располагалась впечатляющая скульптурная композиция. Работающий магнитофон лежал на полу, присоединенный к проводке, уходящей наверх, а рядом на стульчике сидел обнаженный человек в рыжем парике и в жуткой карнавальной маске, а горло его сдавили четки из темных камней.

– Господи, боже мой! – выдохнул Бентс.

– Надо подождать саперов, – предупредили его ребята из-за колонн, но Бентс почему-то был уверен, что взрыва не последует. Убийца, как истинный художник, дорожил своим творением и желал, чтобы публика им насладилась.

Надев резиновые перчатки, Бентс осторожно приблизился к манекену и убрал с его головы парик, а с лица маску. Манекен был загримирован – не слишком аккуратно, но с большим сходством – под Саманту Лидс.

Не приближение ли это маньяка к концу своего долгого пути к цели? Не станет ли Саманта его последней, завершающей цепочку жертвой? У Бентса появилось такое предчувствие.


Глава 32


Почти неделю «отец Джон» выдерживал паузу. Тай Уиллер в это время что-то раскапывал совместно со своим таинственным другом. Бентс занимался рутинной полицейской работой, а Саманта медленно приходила в себя после пережитого нервного шока.

У полиции не было конкретных подозреваемых, хотя были тщательно допрошены и проверены все рабочие, занимавшиеся подготовкой здания к празднику. Любой из них, обладая элементарными познаниями в электротехнике, мог установить магнитофон с автоматическим устройством включения в определенное время, а также похитить и отнести в подвал манекен, один из многих, которые, по оригинальной задумке Джорджа Ханна, должны были придать особый колорит праздничному приему.

Саманта теперь по настоянию Бентса находилась под усиленной охраной и у себя дома, и на работе. Свой досуг она заполняла чтением материалов о серийных убийцах и прочих психопатах, выискивая возможные параллели с неуловимым «Джоном».

А он молчал. И молчание это приобретало в ее воображении материальность и нависало свинцово-тяжелой грозовой тучей. В том, как был разукрашен манекен в подвале отеля, содержалось особое, оставленное специально для нее послание. Но каков его смысл?

Угроза?

Или намек? Но на что?

Рейтинг «Полуночных исповедей» уже вырос «выше крыши», и Джордж Ханна неустанно оправдывался перед прессой, заявляя, что эпизод с манекеном вовсе не рекламная затея. Полиция также держала его под подозрением. Каждый выход в эфир для Саманты был сродни дороге на эшафот. А вот для ее помощницы Мелани, честолюбивой и энергичной, мир, казалось, заиграл радужными красками. Она появлялась на работе первой, нарядная, с яркой косметикой, блистала остроумием и проявляла максимум старания.

Саманта из вежливости поинтересовалась ее успехами на личном фронте.

– Мне не на что жаловаться, – с загадочным видом ответила Мелани.

– Новый парень? Я его знаю?

– Нет, но скоро узнаешь.

Девушка светилась счастьем, будто праздничный китайский фонарик со свечкой внутри.

«Дай бог, чтобы ее, бедняжку, снова не обманули», – подумала Саманта.

– Замолви за меня словечко, – обратилась к ней Мелани.

– Где?

– На совещании дирекции. Ведь ты туда идешь, а меня почему-то не пригласили.

– Не думаю, чтобы тебе там было интересно.

– Как знать... Я столько сил отдала передаче.

– Чего ты хочешь? Повышения оплаты?

– Справедливой оценки своего труда, – заявила Мелани, на мгновение выпуская острые коготки.

Саманте стало не по себе. Впрочем, свои амбиции есть у каждого, а молодость тем более имеет на это право.

После того как Саманта вошла в каморку, пышно именуемую центральным офисом радиостанции, Джордж Ханна, как всегда элегантный, соизволил подняться со стула, чтобы запереть дверь и проверить, отключены ли все телефоны.

– Теперь нам никто не будет мешать, – улыбнулся он удовлетворенно.

– К чему такая срочность и секретность?

У Саманты его поведение вызывало раздражение.

– Нам троим... – Ханна широко развел руки и как бы символически обнял ее и мощный торс Элеонор, – предстоит решить важный вопрос. Причем немедленно. Используя создавшуюся ситуацию, я предлагаю сделать твою передачу ежедневной и продлить ее на один час.

– Я уже высказалась против, – подала голос Элеонор. – Ради твоей безопасности, Саманта. Тебе вообще лучше уйти из эфира и отдохнуть, пока все не уляжется... пока на твоего «Джона» не наденут наручники.

– Это не деловой подход к проблеме, – жестко возразил Ханна. – Пойми, какую выгоду это сулит тебе, и соглашайся. «Полуночные исповеди» заняли первое место в рейтинге передач Нового Орлеана.

– Потому что в передачу прорвался маньяк, убивающий женщин! – вскинулась Элеонор.

– Уличных женщин, – поправил ее Ханна, поморщившись. – Проституток, которых и так кишмя кишит на каждом углу. Очищение морального климата в городе – тоже возможная тема для эфира.

– Ты разве не чувствуешь, что он метит в Саманту?

– По-моему, наш друг и сотрудник доктор Лидс не шастает по ночным улицам в поисках легкого заработка. Ведь так, Саманта? Чего же тебе бояться?

Откровенное хамство босса повысило кровяное давление Саманты до опасного предела. Она еле нашла в себе силы, чтобы продолжить разговор, не повышая голоса.

– Если я откажусь работать у тебя на износ, какие будут последствия?

– Зачем же так резко? Мы смикшируем ситуацию, – Ханна к месту применил профессиональный жаргон. – Наш Ворчун или Гатор могут посидеть с тобой вдвоем в будке и разгрузить тебя от излишних звонков, и внести толику юмора...

– Это несерьезно, – покачала головой Саманта. – Они – ведущие музыкальных программ, и каждый имеет свое лицо, но они не психологи. Скорее уж Мелани... Она замещала меня.

– О Мелани говорить не будем, – оборвал Саманту Ханна. – Из-за ее болтовни в твое отсутствие наш рейтинг чуть не упал до нуля.

– Она об этом не знает и уверена, что была на высоте.

– Я ее пожалел по доброте душевной, – заявил Ханна с полным бесстыдством. – А на самом деле эта самоуверенная девчонка не потянет. Если ты не согласишься на полную неделю, я приглашу Триш Лабелль вести передачу в два дополнительных вечера. Она потянет к нам за собой и свою аудиторию. Представь, Саманта, какой будет в сумме выигрыш!

Цинизм Джорджа уже перехлестывал через край. Саманта еле сдерживала кипящее в ней возмущение. На выручку пришла Элеонор:

– Джордж, опомнись! Что ты говоришь!

– Я тебе плачу, Элеонор, не за то, чтобы ты мне возражала.

– Я знаю, за что получаю свои деньги. За то, чтобы удерживать тебя в реальности, беречь твою репутацию. Жадность не доведет тебя до добра. Триш Лабелль никогда не согласится быть второй скрипкой в оркестре. Она – ненасытная гидра и запросто скушает и Саманту, а затем и нас с тобой, Джордж, заодно. Она отравит это место, где мы столько лет работали вместе, так что мы сами захотим сбежать отсюда.

– У тебя самой ядовитый язычок, Элеонор. Лучше попридержи его. Я делаю то, что считаю благом для радиостанции.

– Ты бы сначала позаботился о безопасности своих сотрудников.

– Куда уж больше! Девица из полиции с кобурой под мышкой вертит попкой в нашей аппаратной и якобы проверяет звонки, фиксируемые Мелани. Если слушатели проведают, что их контролирует полиция, то пошлют нас сами знаете куда. Но я на это согласился ради безопасности нашей драгоценной Саманты. Тебе решать, дорогая. Или ты готова сотрудничать и ловить удачу, пока она плывет нам в руки, или я позову Триш, чтобы она посидела с тобой в будке и кое-чему у тебя поучилась. Я ценю твои заслуги.

– Это ультиматум? – спросила Саманта.

– Ни в коем случае. Просто обмен идеями. Предлагаю обмозговать то, что я вам представил.

Иногда Джордж Ханна умел быть настолько обаятельным, что никакой разговор с ним нельзя было закончить ссорой.

Первой его влиянию поддалась Элеонор. Едва они покинули кабинет, как она, нагнувшись, приникла к уху Саманты и прошептала доверительно:

– Почему бы тебе не взять в помощь для передачи второго психолога? Это поставило бы твоего «Джона» в дурацкое положение.

– Триш Лабелль – не психолог, а акула. И наш конкурент. Это первое. Второе. «Джон» не устраивает радиоспектакль, а охотится конкретно за мной. Если тебе мало доказательств вроде манекена в отеле и сфабрикованной записи, то, значит, Элеонор, ты просто слепа и глуха.

– Ты слишком драматизируешь ситуацию. Если ты не хочешь слушать Джорджа, то выслушай хотя бы меня. А я отчасти согласна с его доводами...

– Может быть, мне лучше сегодня послушать моего «Джона», если он соизволит позвонить на передачу? – съязвила Саманта и, сбросив с плеча тяжелую руку Элеонор, стремительно зашагала в студию.

Мелани перехватила ее в коридоре:

– Ну что? О чем говорилось на секретном совещании?

– Они добавляют нам эфирное время.

Мелани просияла:

– Это же потрясающе! И как они собираются это сделать? Больше часов? Больше дней в неделю?

– Скорее всего, второе.

– Но ты же вряд ли с этим справишься сама.

– Про то я им и сказала.

– А обо мне шла речь? Ты замолвила за меня словечко? – оживилась Мелани.

Саманта замялась:

– Да... Я сказала... Но у Джорджа, как всегда, на первом плане свои собственные соображения.

– Соображения? Его соображения! Вот дерьмо! Я так и знала! – Мелани так резко затормозила на ходу, что Саманта чуть не налетела на нее. – Он собирается отдать наше шоу в чужие руки? Ведь так? Какой же он негодяй!

– Еще ничего не решено окончательно. Тебе стоит поговорить с Элеонор, – попыталась успокоить ассистентку Саманта.

– После всего того, что я сделала! После всех жертв! – истерически выкрикнула Мелани.

Слово «жертва» больно резануло слух Саманты. И почему-то ее насторожило.

Посетитель, на которого, откинувшись на спинку своего вращающегося стула, взирал без всякого сочувствия Бентс, представлял собой жалкое зрелище. Дэвид Росс был до смерти напуган. Его чуть ли не трясло от страха.

– Я, наверное, нуждаюсь в адвокате, – пробормотал он, вытерев дрожащей рукой обильный пот со лба. Волосы его были в беспорядке, рубашка измята. Создавалось впечатление, что он не спал уже по крайней мере пару суток.

– Зачем же торопиться с адвокатом? Вы явились сюда добровольно, по собственному желанию, – напомнил Бентс.

– Да... да... конечно. – Росс судорожно сглотнул. – Я просто не знал, что все это так обернется... в смысле, зайдет столь далеко...

Он безуспешно пытался взять себя в руки.

– Я очень тревожусь за Саманту. Ведь я... как бы это сказать– вроде бы ее жених. Правда, у нас появились некоторые... разногласия, и мы надеялись, что поездка в Мексику их как-то смягчит, но это не сработало. Я впал в отчаяние, честно признаюсь, и... совершил ряд поступков, которые не стоило бы делать.

Он извлек из кармана бумажник и связку ключей.

– Это мне вернули еще в Мексике... Но я почему-то сразу не отдал их Саманте, а придержал у себя. Каюсь... Это так глупо, конечно. А когда началась вся эта неприятная заварушка, я подумал, что Саманта от испуга опять потянется ко мне, что ей будет без меня одиноко. Но теперь я понял, что ошибался в ней, что я совсем ее не знаю, и мои расчеты не оправдались. Она оказалась и крепче, и упрямее, чем я думал... – Он сделал попытку улыбнуться, но улыбка вышла жалкой. – Я знаю, что кто-то запугивает ее, слышал об угрожающих звонках и прочих мерзостях. Признаюсь, к стыду своему, что сам подумывал позвонить ей во время передачи и сказать нечто подобное, хотя знал, что это будет подло с моей стороны. Видите, до чего я дошел! Но у меня не хватило духа. Она ведь обязательно узнала бы мой голос.

– Уверен, что да, – согласился Бентс, гадая, что же на самом деле заставляет Росса так нервничать. Медленно пожевывая резинку, детектив не сводил изучающего взгляда с собеседника. То, что тот не убийца, было ясно – и группа крови не подходила, да и трудно было представить Росса в роли религиозного маньяка, душителя проституток.

Но какая-то вина, несомненно, мучила его, и он хотел облегчить свою совесть. Что ж, Бентс был готов его выслушать. Однако нерешительный Дэвид блуждал вокруг да около и все повторял, на какие подлые ухищрения он собирался пойти (только ли собирался?), чтобы восстановить былую близость с Самантой.

Бентс начал терять терпение.

– Конкретно, вы виноваты лишь в том, что позабыли вернуть своей бывшей подружке ее ключи?

Бентс наклонился над столом, уперев локти в разложенные там бумаги, приблизил свое лицо к потной физиономии Росса, и от такого резкого напора несчастный Дэвид чуть постыдно не обмочился в штаны.

– Я просто хотел очистить себя от подозрений. Мое имя...

– А ваше имя нуждается в этом?

Росс то бледнел, то заливался багровой краской.

–Знаете... Я мог бы и не приходить сюда, но... но... – Дэвид еще старался выглядеть достойно, но безуспешно. – Мне важно, чтобы все обстоятельства были вам ясны.

Бентс поверил ему. Подобный спектакль искреннего раскаяния мог разыграть только великий актер, а таковым талантом Дэвид Росс явно не обладал. И безумным темпераментом, и изощренной изобретательностью, чтобы душить девиц четками и устанавливать говорящие автоматы в подвалах.

Но вот сотворить мелкую пакость в отношении якобы страстно любимой им женщины он оказался очень даже способен, а теперь, страшась разоблачения и позора, быстренько прибежал с повинной. Бентс с горечью подумал, что никакой ум и образование не страхуют человека от ошибок, подчас роковых. Раздавая людям мудрые психологические советы, доктор Лидс сама приблизила к себе это мерзкое, подлое существо. Слава богу, она хоть вовремя одумалась и порвала с ним.


Мелани только что заявила Элеонор о своем уходе.

– С меня хватит! Я увольняюсь! И больше сюда ни ногой!

– Это не делается так просто, милая леди! Элеонор, встав из-за письменного стола, возвысилась над ней всей своей массой, словно статуя, вырезанная из черного дерева.

– Ты обязана предупредить об уходе за две недели. Да и, пожалуй, объяснить свой поступок...

– Что тут объяснять? Я не могу позволить, чтобы меня здесь так третировали.

Мелани была настолько на взводе, что даже не замечала, как ее каблучки нервно отбивают по полу ураганную дробь.

– Когда я шла на эту работу, вы мне обещали продвижение... поставить в очередь на собственную программу.

– Ты и есть в очереди. Всему свое время. Когда-нибудь это может случиться.

– Может? Когда-нибудь? Разве сейчас не подходящий случай? Вы расширяете программу, а доктор Лидс не может справиться одна. И вы ищете кого-то на стороне. А я тут, рядом! И знаю всю вашу технику не хуже Тини. И у меня два диплома, причем один – по психологии. И я заменяла Саманту во время ее отпуска. Разве я была тогда так плоха?

– Нет, конечно. Все было о'кей.

– И я всегда у вас под рукой, если кто-нибудь простудит горлышко или подвернет ножку... Ведь правда? И что?

Не дождавшись ответа, Мелани пулей вылетела из здания радиостанции, даже не помахав рукой и не одарив улыбкой, как принято, скучающих охранников, прямо на жару и ослепляющее сияние новоорлеанского полудня. Проклятый город! Она бы охотно сменила место жительства и работы, если бы у нее появился шанс.

Какие-то удачные карты ей выпадали, но ждать ощутимого результата от выигрыша становилось уже нестерпимо.

Сперва ей прямо на серебряной тарелочке преподнесли возможность круто изменить свою судьбу. Это было, когда Саманта попросила ее присмотреть за своим домом, а заодно и черным котом. Мелани чуть не подпрыгнула от радости, хотя и не подала виду. Она выразила свое согласие спокойно и еле дождалась момента, когда смогла вторгнуться в подноготную свой старшей подруги.

Ревность ли или лесбийское влечение руководило Мелани – она тому не отдавала отчета, но рыться в белье и в архивах шефа, более красивой и умной, чем она сама, женщины, доставляло ей удовольствие. Она хотела что-то разведать про доктора Лидс и узнала про Анни Сигер, нашла файлы на дисках, спрятанные на чердаке, и прокрутила их на компьютере в одну бессонную ночь, одетая в изысканное белье, принадлежавшее хозяйке дома, а после аккуратно вернула все на место.

Мелани, несмотря на свой пылкий характер, была в быту аккуратной девушкой. Ее новый приятель – красивее и мужественнее всех прочих – был также аккуратен, когда уходил по утрам после бурных объятий на отличной кровати и тонких простынях Саманты. Оба они не оставляли никаких следов, и если черный Харон и наблюдал за ними, то наверняка не мог развязать язык. А какие бешеные оргии они устраивали! Ее тело долго помнило о них... Она едва добиралась до машины, чтобы ехать в город. Между ног и внизу живота у нее все болело. Он был жесток и силен по ночам, но становился чужим и неприступным с наступлением утра.

Особенно возбуждали его вещи Саманты, которые она напяливала на себя. Процесс раздевания Мелани доставлял ему явное наслаждение. Он не срывал с нее нежное, невесомое белье, он лелеял в пальцах каждый предмет.

И очень возбудила его всем известная история, которую однажды нашептала ему на ухо Мелани. История о том, что именно в этом доме и в этой спальне ревнивый любовник когда-то задушил свою подружку.

Пока они отдыхали в перерывах между совокуплениями, Мелани делилась с ним своими проблемами, а также открытиями, сделанными ею в архивах хозяйки дома. «Конечно, – соглашался он, – ты способна занять место доктора Саманты у микрофона. Но для это прежде всего надо выбить Саманту Лидс из седла. Довести ее до безумия, чтобы ей все время мерещились какие-то глюки».

Вместе они задумали и сплели сложную сеть. Мелани превосходно подделала голос покойной Анни Сигер, организовала торт со свечами и говорящий манекен в подвале. Но ничего не вышло. Проклятую Саманту ничем не удалось запугать. Наоборот, дирекция радиостанции даже собралась отодвинуть Мелани со вторых ролей вообще куда-то за кулисы, если они пригласят в партнеры к Саманте Триш Лабелль.

Это уже не только несправедливо, это просто жестоко. Мелани смогла бы управлять аудиторией доктора Саманты хоть с закрытыми глазами. Она изучила все ее методы. К тому же она моложе, энергичнее, схватывает все на лету, и она... современнее.

Подобные ревнивые мысли разгорячили ее до кипения. Пот катился с нее градом, когда она, хлопнув дверью жалкого кабинетика, устремилась к подземной стоянке. Ей требовалось немедленно поделиться своими огорчениями с единственным человеком, который был способен понять ее и дать совет. Дай бог, чтобы он откликнулся!

Сжав в потной руке легкую коробочку мобильника, Мелани с замиранием сердца ждала, когда раздастся его всегда ровный голос, воздействующий на нее как прохладный душ.

Мелани поспешно выложила ему все неприятные новости и заявила, что уволилась с радиостанции. С трепетом она гадала, какие первые слова он произнесет после затянувшейся паузы.

– Все правильно. Так и надо.

Фраза была двусмысленной. Может, так и надо, чтобы об нее вытирали ноги, обращались как с тряпкой? Слезы брызнули у нее из глаз и потекли по горячим щекам, смывая косметику.

– Я поступила глупо, да? Ты не одобряешь?

– Я одобряю все, что ты делаешь.

«Как хорошо! Скажи еще что-нибудь!»

– Когда ты такая разгневанная, ты меня очень возбуждаешь, – услышала она.

Неужели? Этих слов она не надеялась дождаться.

– Давай встретимся поскорее.

– Боюсь, что из меня сегодня выйдет неважная любовница. Я так расстроена...

– Зато я приготовил тебе сюрприз. Наша встреча останется у тебя в памяти на всю жизнь.

Ради такого обещания Мелани была готова тут же осушить слезы, наложить новый грим на лицо и мчаться на свидание без оглядки.


Стоя на площадке постамента скульптуры Эндрю Джексона, где бродячие клоуны в уморительных масках старались рассмешить собравшуюся публику, «отец Джон», только что отключивший свой мобильник, от души расхохотался. Никакая пошлая острота или ужимка уличного шута не могла бы его развеселить так, как удалось этой глупой девице.

Невидимый, неразличимый в толпе туристов и прочих бездельников, прячущих свои глаза от новоорлеанского солнца за темными очками, он наблюдал, как Мелани стремительно и грациозно сокращает на своих высоких каблучках пространство, отделяющее ее от него, а точнее, от ее неминуемого конца.

Сколько в ней тщеславия, сколько самонадеянности в этой глупышке, подцепленной им в баре на Бурбон-стрит! На ее слабых струнах было так же легко сыграть, как и с его пленником. Тому нужны были наркотики, а Мелани – лесть. Лесть и секс – вот гремучая смесь, которая на нее действовала безотказно.

Он отвернулся и устремил взгляд поверх голов на Миссисипи, поблескивающую темной сталью сквозь листву прибрежных деревьев. В могучей реке, в ее медленном, неотвратимом течении была такая же тайна, какая заключалась в нем самом.


Глава 33


Монтойя, впервые приглашенный Бейтсом к себе домой, распоряжался в нем вполне по-хозяйски.

– Разве у тебя ничего нет покрепче пива?

– Если ты желаешь напиться, то ближайший бар в двух кварталах.

– А ты? Вроде бы мы не на работе.

– Я постоянно на работе, – огрызнулся Бентс.

– Чепуха! – Монтойя возмущенно рассматривал содержимое холодильника своего напарника. – Истинно по-американски. Ни жирного, ни спиртного... Тебе всего сорок лет, а ты уже перестал жить по-человечески. Завяжи еще с сигаретами, и можешь здоровеньким ложиться в гроб. Хорошо, что свой ужин я догадался захватить с собой.

Монтойя по дороге заглянул в любимую пиццерию.

– Впрочем, теперь мне все понятно. – Он заметил на тумбочке в углу целый набор четок. – Ты ударился в религию и готовишь себя в отшельники?

– С первого раза не угадал. Попробуй напрячь мозги, – посоветовал Бентс с усмешкой.

– Ну, хорошо. Я вижу перед собой четки. Убийца их использовал как оружие. Мы вроде бы это установили, изучив ранки на шеях жертв. Он даже в открытую заявил об этом, оставив один экземплярчик на шее манекена. Следует вывод, что он фанатичный католик и свихнулся на своей вере. Таких в городе пруд пруди, они шляются везде... Я сам когда-то истово молился. Был такой период...

– А теперь подставь свою шею, Монтойя, – предложил Рик.

– Собрался душить меня?

– Ради эксперимента. Можешь закрыть глаза, если страшно.

Бентс накинул петлю и стал затягивать ее на шее партнера.

– Может, хватит? – осведомился тот.

– Я давлю изо всех сил, а ты жив. Обычными четками не задушишь и не оставишь таких ран. Убийца изготовил их сам.

– Не проще ли было использовать веревку или проволоку? – удивился Монтойя.

– Нет. Четки для него – символ. В смерти от такого ритуального предмета есть особый смысл. Я начинаю думать, что доктор Лидс была права, когда говорила о какой-то связи с «Потерянным раем» Мильтона.

– Весьма начитанный маньяк! – улыбнулся Монтойя.

– Не мешает и мне достать экземпляр и ознакомиться.

– Я таким дерьмом пудрил себе мозги в колледже. И засыпал здоровым сном после первой главы, – признался Монтойя. – Проще отыскать и прочитать эту книжонку в Интернете. А пока мы не углубились в литературные дебри, не хочешь ли послушать сведения, горячие, как пирожки?

– Выкладывай, пока совсем не остыли.

– Я попытался пройти по следу двух парней из Хьюстона – того, кто был ухажером Анни Сигер, и ее братца. Кажется, они оба ошиваются здесь, поблизости, адреса я их выяснил, но оба пропали без следа. Работу ребята бросили и по указанным адресам больше не проживают. Мне не очень-то хотелось соглашаться с теорией этого прощелыги Уиллера, что все завязано на смерти Анни, но чем-то подобным тут явно пахнет.

– Ты считаешь, что «Джон» убил ее?

– Да, и за нашим «Джоном» прячется либо Кент Сигер, либо Райан Циммерман.

– Предположим, что так. А каков мотив? Не говори мне, что, по твоему мнению, тут, как и везде, замешаны деньги. Я на это объяснение не куплюсь.

– На этот раз я тоже. Но есть в биографии Анни Сигер что-то такое, о чем мы не знаем, и что, черт нас побери, надо обязательно раскопать, иначе нам грош цена. И куда, в конце концов, подевались эти два парня, Сигер и Циммерман?

– Хороший вопрос, – уныло согласился Бентс.

– А тебя не мучает дурное предчувствие... насчет их обоих?

– Ты просто читаешь мои мысли, напарник.


Тай бомбардировал электронными посланиями Эстеллу Фарадей и не получал ответа. Текст варьировался раз от раза, но смысл оставался неизменным:

«Я, Тай Уиллер, передал в полицию Нового Орлеана всю информацию, какую имел на данный момент. Логично предположить, что здешний серийный убийца имеет какое-то отношение и к смерти Анни. Будь прокляты семейные секреты, Эстелла! Ведь гибнут невинные жертвы! Если вы что-то знаете, но скрываете, на вас ложится часть вины, и полиция имеет право предъявить вам обвинение в сообщничестве преступнику.

Это очень серьезно. Вы можете обратиться ко мне или непосредственно в полицию Нового Орлеана. Право выбора остается за вами. Пока еще не поздно это сделать. Но если еще одна женщина будет убита, то я сочту вас ответственной за это злодеяние и срочно приму надлежащие меры. Мой электронный адрес и номер телефона у вас есть. Не тяните время».

Отправив очередной призыв в безмолвное пространство, Тай прошел в гостиную и включил радиоприемник. В эфире звучали легкие джазовые записи, подготовленные коллегами Саманты и предназначенные для успокоения нервов. Но Таю они не помогали. Он сверился с часами. Наваррон, «дитя тьмы», его верный друг и ищейка, подозрительно запаздывал с докладом о своих последних открытиях.


Сумерки в Хьюстоне сгущались лишь на какие-то минуты позже, чем в не таком уж далеком Новом Орлеане. Темнота застала Эстеллу Фарадей сидящей в полной неподвижности у бассейна. Аквамариновая глубина светилась изнутри. Высокий бокал с коктейлем, где было намного больше водки, чем сока, как полагалось по рецепту, опустел.

Она уже потеряла счет этим бокалам, наполняемым из объемистого серебряного шейкера. Лед в нем растаял, но теплый напиток был на вкус даже приятнее. Так казалось Эстелле в ее теперешнем состоянии. Впрочем, из такого состояния она не выходила уже давно. Глотая обжигающую своей крепостью жидкость, она пыталась выгнать прочь демонов, поселившихся у нее в голове.

Но они не желали уходить, они угнездились там и раздирали когтями ее мозг. Она все откладывала последнее решение, надеясь, что буря пройдет стороной и утихнет постепенно, как сходят на нет разрушительные торнадо, но послания Тая Уиллера методично забивали гвозди в крышку гроба этой надежды. Он не оставит ее в покое. И глупо было угрожать ему. Он раскусил, что это чистейший блеф с ее стороны, и нисколько не испугался. И другие не испугаются, а, наоборот... вцепятся в нее зубами, как охотничьи собаки в затравленную дичь.

Неужели наивность и доверчивость передаются с генами по наследству, как и тяга к «нехорошим» мальчикам, испорченность, заложенная не дурным воспитанием, а от рождения?

В голубой глади бассейна выплыло, словно отражение в зеркале, прекрасное, полное жизненной энергии лицо дочери, зачатой ею во грехе и за грехи погибшей шестнадцать лет спустя.

Слезы стыда и жалости к самой себе набухали в некогда прекрасных глазах Эстеллы. Никого нет рядом. Ее все покинули. Она одна в доме. Даже горничная взяла выходной, чтобы побыть со своими внучатами.

О боже, как получилось, что она встретит свой конец в одиночестве? Бесполезно жаловаться. Она сама промотала без пользы сокровища, дарованные ей от рождения. Все у нее было в избытке в молодые годы. И множество поклонников, и деньги, и красивая внешность... и будущее ее сияло, словно новенький серебряный доллар. Но она вбила себе в голову, что ей надо доказать глупым снобам-родителям свое право самостоятельно принимать решения.

Она не любила Уолли, сейчас Эстелла это поняла. Да и тогда понимала, но заталкивала свое трезвое понимание куда-то вглубь и поддавалась обаянию этого красивого парня, поманившего ее из сточной канавы вместе барахтаться в грязи. Неважно, что он не закончил Гарвард или, на худой конец, Стэнфорд и даже не посещал вечерние курсы при местном колледже. Зато он был дик, агрессивен, зарабатывал на хлеб и пиво ремонтом мотоциклов и умел гонять на них так, что дух захватывало. Вначале он обращался с ней по-доброму, и это в стране, где доброта редка, как вода в пустыне.

Эстелла сделала выбор, а родители пришли в ужас. Выходить замуж за Уолли она не собиралась, но и аборт, как оказалось, делать было уже поздно.

– Не целуйся с мальчиками, – наставляла ее мать каждое утро, отправляя в школу.

А Эстелле только этого и хотелось. Не учеба ее интересовала, а только мальчики. Она слушала мамочку невнимательно...

– Это дьявол тебя искушает, – твердила мать. – Запомни: все девочки делятся на хороших и плохих. Плохих девочек никто не уважает, и тебя тоже, если ты будешь позволять мальчикам притрагиваться к себе. Поверь мне и будь хорошей девочкой. И тебе откроется путь...

Путь в лучезарное будущее не открылся, Эстелла сама захлопнула туда калитку. Она об этом не беспокоилась, а целовалась и обжималась со многими мальчиками, и ничего плохого не случалось. Поцелуи доставляли ей удовольствие. Особенно было приятно, когда мальчик проникал языком ей в рот. Ощущения после такого интимного акта она хранила в себе долгие часы, вплоть до отхода ко сну в своей уютной девичьей спальне.

Прошло немного времени, и ухажеры принялись запускать пальцы в чашечки ее бюстгальтера и пощипывать труди, и хотя Эстелла знала, как это дурно и неприлично, но ей нравилось, что ее кровь в такие моменты становится вроде бы горячее, а в укромном месте между ног, где пробивались волосики, возникала болезненная истома.

А когда мальчик впервые преодолел защитную броню ее трусиков и коснулся этого места, она затрепетала и изошла влагой. И захотела большего. Она вела себя, как животное, – стонала, прерывисто дышала и желала продолжения.

О любовной страсти Эстелла узнала давным-давно из книг, которые читала, укрывшись с головой, при свете фонарика, но тогда, отводя книгу и рассматривая свою промежность, сгорала от стыда или, наоборот, ей почему-то становилось смешно. Она не предполагала, что с ней случится все то, что написано в книгах, и неодолимое влечение полностью овладеет ею. Причем без партнера ей не обойтись. Игра сама с собой наедине уже не удовлетворяла ее.

Она понимала, что согрешит, но пошла на эксперимент, о котором не решится рассказать даже на исповеди. После пяти-шести жарких свиданий с одним и тем же симпатичным мальчиком она позволила ему...

Ведь он был такой умный и знающий, что и как надо делать, так нежно ласкал и умело целовался, говорил, что она прекрасна и что он любит ее. Она верила ему, как и другим после этого, в следующие разы, с мальчишками, похожими на первого и говорившими то же самое.

А первым как раз был тот, кого мать прочила ей в женихи, но он не притронулся к ней больше, как будто брезговал, перестал звонить, а приятелям растрепался о своей легкой победе.

Мать без конца спрашивала, куда подевался Винсент, почему они больше не встречаются, а дочь наконец-то, хоть и не в полной мере, осознала правоту материнских пророчеств.

С той поры каждый парень делал с ней то, что хотел. Если она сопротивлялась, ей со злостью напоминали, как охотно она раздвинула ножки в тот раз с Винсентом Миллером.

И в каждом случае Эстелла находила себе оправдание и даже радовалась тому, что своим греховным поведением пачкает незапятнанную репутацию родителей. Все парни ей нравились, может быть, один больше других. От него она и забеременела. Впрочем, особой уверенности не было. Об аборте вопрос даже не стоял. Она была еще несовершеннолетней, и ни один врач не рискнул бы пойти на преступление, пусть и за большие деньги.

Эстелла согласилась на ложь, придуманную матерью, что она якобы проведет один семестр в частной школе за границей. На самом деле она отъехала не дальше Остина и там родила, подписав заявление об отказе от ребенка. Доктор, принимавший роды, и сестра, державшая в руках ее кричавшего первенца, проводили ее ледяными взглядами, когда она покидала больницу, едва оправившись от родовых мук и наспех переодевшись.

– Это первый правильный поступок, совершенный тобой в жизни, – убеждала ее мать. – Добро – по отношению к младенцу и нашей семье... Оно вознаградится.

Эстелла «вознаградила» мать, выйдя замуж почти сразу после возвращения в Хьюстон за парня «из канавы». Она сделала это и в отместку, и потому, что Уолли Сигер был единственным из ее прошлых ухажеров, кто дождался и встретил ее в Хьюстоне с пышной розой в руке. Это произвело на нее впечатление.

Они оформили брак, едва ей исполнилось восемнадцать, а вскоре родился Кент. Анни появилась на свет двумя годами позже. Остальное стало историей, которую хотелось бы забыть. Родители отвергли юных супругов с брезгливостью и ограничивались подарками на праздники внуку и внучке.

Уолли Сигер оказался не таким уж никчемным парнем, а вполне положительным работягой нефтяной компании, но ни его заработок, ни общественный статус Эстеллу не устраивали. Она пришла к такому убеждению, когда их дети еще только начали произносить «папа» и «мама». Ее презрение к их отцу передавалось сыну и дочери невидимыми волнами. Уолли был беспечен, увлекался мотоциклами и прочей юношеской ерундой и не заботился о чековой книжке. Слава богу, подвернулся Язон Фарадей... Какое-то время Эстелла думала, что ей выпал выигрышный билет и грехи ее прощены.

Но наказание лишь откладывалось. Удары наносились ей жестокие. Они сыпались один за другим, и выстроенный ею с таким трудом иллюзорный мирок благопристойности рушился. Еще одного удара она не переживет. Тайны, хранимые глубоко внутри, готовы были вырваться на волю. Она не могла их больше держать в себе, если только... не умереть... сейчас, немедленно.

Спиртное придало ей решимости.

Голубая вода бассейна мерцала так соблазнительно, а статуя Святой Девы распахивала руки в приглашающем жесте.

Слезы обильно текли по щекам Эстеллы. Она опрокинула в рот последние капли из высокого бокала, поднялась с шезлонга и на слабых, подгибающихся ногах приблизилась к краю бассейна. Она думала о людях, которых любила и которых так глупо потеряла. О своих детях, об Анни, ушедшей из жизни, запятнанной громким скандалом, о другом своем ребенке, превратившемся в чудовище, утерявшее человеческий облик. «Какая ты была им мать?..» – промелькнула горькая мысль.

Сбросив сандалии, она босиком проковыляла по бордюру на ту сторону бассейна, где была подходящая глубина.

Ее любимый коктейль «Космо» что-то слишком сильно подействовал на нее. И дело не в количестве выпитого сегодня. Неужели ее последний посетитель что-то подмешал в бутылку водки «Абсолют»? Но как он мог! Впрочем, это уже неважно. Не имеет никакого значения...

Она наклонилась вперед и развела руки, совсем как статуя Святой Девы.

– Прости меня, – прошептала Эстелла.

Ее ступни оторвались от теплых гладких плиток, и, закрыв глаза, она упала лицом вниз в прозрачную подсвеченную воду.


Глава 34


День прошел неудачно, а вечер подготовил Саманте ~ еще и неприятный сюрприз.

– Что это значит – «мы обойдемся без Мелани»? – обрушилась она на Тини по пути к кабине с микрофоном.

Нервы ее были на пределе. С утра и до вечера она, как крот, проделывала норы в темном прошлом Анни Сигер и не нашла следов человека, который мог бы выступить под личиной «Джона». Тай все ждал доклада от своего таинственного сыщика и приятеля Андре Наваррона, почему-то упорно молчавшего, а полиция вообще сидела сложа руки, дожидаясь, вероятно, когда убийца вновь подкинет им очередную жертву и можно будет помчаться к месту преступления, распугивая прохожих воем сирен и синими мигалками.

– Я знаю только то, что Мелани смылась. Уволилась, даже не предупредив заранее, как положено, за две недели. Элеонор имела с ней крутой разговор, но Мелани послала ее к черту.

– Вот как?..

– Вот так.

Непонятно, был ли Тини доволен сложившейся ситуацией.

– Наша надзирательница из полиции скоро явится, но пока мы здесь одни. Я и ты, милашка.

– Как ты меня назвал?! – – Саманта взвилась на месте. – Ты что, ополоумел, Тини? Никогда не употребляй этого слова.

– Ты не так поняла, – испуганный ее реакцией, пробормотал Тини. – Я лишь хотел сделать тебе комплимент.

– Ты ненормальный...

Но Саманта тут же опомнилась и извинилась.

– И ты меня прости. «Милашка» исчезнет из моего лексикона, – заверил Тини, но при этом улыбочка скривила его губы, что Саманте очень не понравилось.

Она сверилась с часами и поняла, что у нее еще есть время дозвониться до Мелани и узнать, почему девушка не явилась на работу.

Откликнулся лишь автоответчик.

– Мелани! Это Саманта, – начала говорить она после гудка. – Я бы хотела знать, что произошло. Я думаю, у тебя не было повода бросать работу. Ты нужна здесь, нужна мне, нужна всем нам. Пожалуйста, если ты дома, ответь.

Трубку на том конце подняли, прозвучало невнятное «Мне...», и связь оборвалась.

Мелани была не в состоянии или не пожелала разговаривать. С Мелани или без нее передача все равно должна была начаться. Выяснение отношений можно отложить до утра.

Запоздавшая Дороти, сержант полиции, приставленная Бентсом в качестве наблюдателя на радиостанцию, с виноватым видом поставила перед Самантой традиционный термос с кофе и чашку.

– Теперь я на обслуге. Кажется, у нас в рядах потери.

– Не кажется, а так оно и есть, – огрызнулась Саманта и тут же извинилась за свой неуместный тон. Дороти, весьма милая и аккуратная девушка, была тут ни при чем.

– Не беспокойтесь. Я уже успела кое с чем здесь разобраться, – заверила она Саманту. – Мелани меня натаскала, куда какой штекер вставлять. Надеюсь, сегодня мы справимся без нее.

– Я тоже надеюсь.

Закрывшись в кабинке, Саманта постаралась выкинуть из головы все мысли о Мелани и ее проблемах. У нее был свой план на сегодняшнюю ночь – на часы в эфире и на время, оставшееся до рассвета. Она не поделилась им ни с полицией, ни с Таем. Она не решилась бы осуществить его, если бы сомневалась в своей безопасности. Но что плохого с ней могло случиться? Тай привозит и отвозит ее на работу и с работы, дом ее надежно заперт на новые замки, сигнализация в порядке, полиция – вот она здесь, под боком, и наблюдает за домом.

Но заставить «Джона» показать свое лицо она считала своей обязанностью, чтобы его взяли прежде, чем он доберется до очередной жертвы.

Обычная процедура проверки микрофона и связи и вступительная мелодия настроили ее на рабочий лад. Саманта устроила перед собой микрофон поудобней – последний традиционный штрих, повторяемый ею из вечера в вечер.

– Доброго вам вечера, радиослушатели! Сегодня я предлагаю поговорить о том, что может снять тяжесть с нашей души, и о жертве, которую мы готовы понести ради такого облегчения. Наступит ли оно? И какова должна быть величина жертвы? Есть ли предел, за который нельзя заступать?

Она считала, что такая тема заденет «Джона», и поэтому продолжила свой затянувшийся монолог:

– Мы постоянно чем-то жертвуем ради больших целей или малых, каждодневных забот или возможных успехов в будущем. А бывает, что и сами приносим себя в жертву во благо тех, кого любим или уважаем. Это часть нашей жизни. Но иногда мы начинаем ощущать, что, отдавая и отдавая все больше, мы ничего не получаем взамен. Хуже того, наша жертвенность не оценивается как надо. Ею пренебрегают.

Пока она говорила, на пульте вспыхивали лампочки. Одна, вторая, третья и наконец четвертая. Все линии были загружены. Тема мгновенно пробудила интерес у радиоаудитории. Чуть повернув голову, Саманта заметила, как озабоченно переговариваются Тини и девушка из полиции, процеживая звонки. Первое имя загорелось на экране: «Арлена».

Саманта переключилась на линию:

– Привет. Я доктор Саманта.

– А я Арлена. Здравствуйте.

– Добро пожаловать на наше радиошоу, Арлена. Я предполагаю, что у вас есть личный опыт в затронутой нами области или вы наблюдали что-то подобное в вашем окружении?

– Да, конечно. И то и другое. Я мать троих детей...

Арлена взахлеб рассказывала, сколько сил и времени она отдала своим детям без всякой надежды быть вознагражденной. И такова же участь ее подруги, обремененной еще более многочисленным потомством.

За ней последовали со своими исповедями Мэнди, Алан и Дженнифер. Они заняли половину времени, отведенного на передачу. «Джон» пока не клюнул на приманку, но Саманта не теряла надежды.


– Ты хочешь, чтобы я изображала перед тобой доктора Лидс? – спросила Мелани своего дружка, приготовляя ему и себе коктейль в своей тесной, но уютной квартирке. Она гордилась, что имеет собственный уголок с крошечной кухонькой и приличной ванной в перенаселенном Новом Орлеане, где люди даже среднего достатка вынуждены экономить на жилплощади, но ее дружку здесь явно не хватало пространства.

Он нервно мерил широкими шагами комнату от стены до стены. Он был таким при каждой встрече – всегда возбужденным, но сегодня как-то особенно. А она – наоборот. С его приходом и после того, как она сожгла все корабли и уволилась с проклятой радиостанции, ее гнев утих. Присутствие любовника поднимало настроение, а предвкушение еще и физических ласк делало Мелани вполне счастливой. Он был парень что надо. От него исходила энергия, так возбуждающая Мелани.

– Такую игру было бы интересно затеять, – сказал он, проверяя, насколько плотно закрыты на окнах жалюзи.

– А нельзя обойтись без этого? – заикнулась было она.

– Нет, раз я этого хочу! – Его резкость немного покоробила ее.

– Когда ты снимешь свои очки? – спросила она, выжимая лимоны в шейкер, куда уже залила джин и вермут.

– Когда вылечу свои глаза. Я не люблю повторять одно и то же.

– Ой, прости!

Он уже объяснил ей однажды, что страдает редкой глазной болезнью, и такая версия, по его мнению, должна была ее удовлетворить. Она и вправду не должна быть такой настырной. Черные очки никак не мешали ему удовлетворять Мелани в постели – в роскошной постели Саманты в те незабываемые ночи несколько недель тому назад.

Мелани мечтала, чтобы такое повторилось. Он был «плохой» мальчик, не из тех, кого можно познакомить с папой и мамой, за кого можно было рассчитывать выйти замуж, но именно этим он и был хорош. И он – единственный в этом мире – слушал ее, когда она излагала свои обиды.

– Не желаю быть на побегушках! Я могу стать таким же радиопсихологом, как она, и раздавать советы направо и налево. Я разбираюсь в психах не хуже ее.

– Конечно, – поддержал он ее и включил радио, поймав нужную ему волну.

– Разве жертвоприношение – это всегда благородный акт? Разве так уж необходимо приносить жертвы? – спрашивала доктор Саманта аудиторию.

Мелани хотелось зажать уши руками. Надо же так испортить в самом начале столь многообещающий вечер!

– Она кидает «Джону» приманку. Вот что она делает, – злобно заявила Мелани.

– Держу пари, что он клюнет. – Дружок Мелани улыбнулся странной улыбкой.

– Вряд ли она с ним справится. Скорее он свернет ей шею. Он уже и сейчас смог вывихнуть ей мозги, – убеждала себя Мелани.

– Уверен в этом, – согласился ее любовник.

В глупой головке Мелани родилась забавная мысль. Ей тотчас захотелось поделиться догадкой со своим дружком.

– А если бы ты был этим «Джоном»?..

– Ты бы меня боялась?

– Я тебя не боюсь. Ты ведь не убиваешь женщин. Ты просто шутник и очень... очень горячий парень. И работаешь со мной в паре. Мы здорово разыграли Саманту с этой покойницей Анни Сигер. Еще немного, и она бы свихнулась.

Мелани разлила коктейль по бокалам. Один отдала любовнику, из другого отхлебнула изрядную дозу.

– Не так плохо! Попробуй.

– Превосходно. Ты умеешь доставлять мне удовольствие, – похвалил он девушку.

– Любое, какое ты только пожелаешь, – заявила Мелани с апломбом.

Так сделай то, что я просил.

Что?

– Забыла? У тебя короткая память. Изобрази Саманту.

– Мне этого меньше всего хочется...

Мелани надула губки. Он впился в них поцелуем.

– Ну хорошо, – согласилась она, отдышавшись после восхитительного поцелуя. – Я буду доктором Самантой, а кем будешь ты?

– Кем я буду? – переспросил он со снисходительной усмешкой. – Я буду «Джоном».

– Ну, конечно, – развеселилась Мелани. – И я притворюсь, что ты меня пугаешь!

– Поглядим, какая из тебя актриса.

– И какой из тебя актер. У кого лучше получится.

Так давай быстренько...

Что?

– Переодевайся.

– А что мне надеть на себя? – наморщила лобик Мелани.

– Что подскажет твоя фантазия.

– Я знаю! Знаю! – расхохоталась Мелани. – Я знаю, как стать похожей на эту мымру.

Она сунула в руку любовнику свой бокал, ринулась к гардеробу и, порывшись там, извлекла обтягивающую юбку цвета хаки и белую блузку без рукавов – одежда в духе доктора Саманты. Зайдя за ширму, Мелани быстро сбросила с себя платье, чуть поразмышляла над проблемой нижнего белья и решила избавиться от него. Юбку и блузку она напялила на голое тело, чтобы меньше было возни, когда дружок потянет ее в постель. Под конец она слегка поправила прическу, заправив пряди за уши, как это делала Саманта. Он встретил ее с полными бокалами в каждой руке.

– Я долил доверху, чтобы чокнуться, – сказал он. – За расставание с прошлым!

– Включая гребаную радиостанцию, – поддержала Мелани. – Пусть они там без меня кусают локти.

Сделав большой глоток, она вдруг поморщилась.

– Ты не добавлял туда джина или водки?

– Тебе не по вкусу?

– Для меня слишком крепко. – Мелани не решалась сказать, что напиток показался ей странным.

– Я думал, что ты в настроении кутнуть сегодня.

– Так оно и есть, – храбро заявила Мелани. Голова у нее закружилась сразу, а на губах она ощутила сладковатый привкус. Неужели она так быстро опьянела? Впрочем, неудивительно. Она в волнении перед свиданием не проглотила с утра ни крошки, зато приняла два-три стаканчика белого шардонне.

– Когда начнем играть в театр? – с улыбкой осведомился он. – Не пора ли?

Что он пристал к ней с этим спектаклем? Лучше бы он обнял ее, поднял на руки и отнес на кровать. Ну ладно. Ради него она была и раньше, и теперь готова на все.

Мелани попыталась лукаво подмигнуть ему, потом скорчила гримасу, напустила на себя серьезный вид, поднесла ко рту телефонный аппарат, будто микрофон, и, понизив голос до сексуально-интимного шепота, произнесла:

– Доброго вам вечера, новоорлеанцы! Я, доктор Саманта, приглашаю вас на свою передачу «Полуночные исповеди». Рассказывайте мне все, что вам придет в голову, выворачивайтесь наизнанку, признавайтесь, когда, с кем, где и как согрешили...

– Постой-постой! – оборвал он ее.

– Что тебе не так? – Она облизнула слипающиеся губы и тряхнула головой, отгоняя наползающий на нее туман.

– Я не хочу твоих шуточек. Я хочу, чтобы все было серьезно.

– Хорошо... я буду серьезной, – покорилась Мелани.

– И надень вот это!

Откуда-то из тумана выплыл перед ее лицом рыжеватый парик.

– О боже, а это зачем? – простонала Мелани Вспоминать о роскошных рыжих волосах Саманты было неприятно, но парик, помимо ее воли, уже был на ее голове.

– Здравствуй, Саманта. Ты соскучилась по моему голосу? – спросил дружок.

– Я Мелани, а не Саманта!

В девушке вдруг проснулись остатки сознания.

– Неправда. Ты хотела ею стать, и вот твое желание исполнилось. Посмотри на себя. – Он подсунул ей зеркало и стал водить им перед ее лицом.

Отражение чем-то походило на Саманту, но все-таки это была Мелани, прежняя Мелани, только пьяная или... или одурманенная. О боже... он что-то ей подсыпал!

Она перевела взгляд от зеркала на него. В черных стеклах его очков отражалась уже не Мелани, а точно Саманта.

– Теперь послушай... – Он заговорил голосом «Джона», проникающим в самое сердце голосом. От которого ее пробил ледяной пот и холод сковал мышцы. – Ты должна искупить...

– Что?..

– Свои грехи.

У Мелани еще теплилась надежда, что это все-таки игра. Она попыталась кокетливо улыбнуться:

– С чего мне начать?

– Для начала разденься.

– А ты не поцелуешь меня? Чтобы подбодрить...

Он прикоснулся своими горячими губами к ее заледеневшим губам. Не похоть, как раньше, а страх вдруг пронзил ее.

– Ну давай же, – настаивал он. – Только не торопись, снимай одежду плавно и медленно... Ты – Саманта, а не какая-нибудь дешевая сучка вроде Мелани, ты знаешь, как возбудить желание мужчины...

Мелани расстегнула блузку, обнажив груди. Он поиграл ими пальцами, словно пианист, беря несколько аккордов для тренировки.

– Ты ведь шлюха, Саманта! Согласись.

– Она – да, но я не она. Я – Мелани...

Последние остатки сознания растворялись в клубящемся тумане. Руки с трудом повиновались Мелани, но дружку понравилось, как она медленно и даже неуклюже избавлялась от юбки. Он оценил то, что на ней не было трусиков.

– Молодец. Ты заранее подготовилась! Я рад, что мы нашли взаимопонимание...

Он подхватил и перенес ее, легкую, как перышко, на кровать, опустил, развел ей ноги пошире и зарылся лицом во влажную промежность.

– Вот где скапливаются грехи.! Вот оно гнездо! – бормотал он, ласкаясь, и Мелани чувствовала бы себя на вершине блаженства, если бы ей не было так страшно и если бы через ее приподнятую резким движением голову вдруг не проделась петля и не начала сдавливать ее шею.

Дышать становилось все труднее, а острые грани странных бусин впивались в нежную кожу.

– Это ведь ты говоришь! Ты! – твердил он, все туже затягивая удавку.

До Мелани доносился голос из приемника, который включил ее дружок.

– Сперва надо крепко задуматься, нужна ли ваша жертва тем, кому вы ее приносите. Не отвернутся ли от вас с отвращением и не будут ли страдать из-за того, что вы пожертвовали чем-то ради них? – вещала доктор Лидс.

Новоорлеанская ночная аудитория внимала ей, а Мелани медленно и мучительно умирала во искупление чьих-то грехов.


«Отец Джон» свернул и спрятал в карман свое надежное оружие и оскалил в усмешке зубы, глядя в широко раскрытые и такие удивительные глаза мертвой Мелани. Милая, но совсем безмозглая девчонка, а грехов успела понаделать столько, что вся комната пропиталась ими, и они заразили и его совершенное тело. Убивая ее, он очищал себя, но как трудно ему это далось. Его руки совсем ослабели после того, как он столько сил вложил, затягивая петлю на шее маленькой грешницы.

То, что он сделал, было лишь увертюрой к большой симфонии. Главная тема еще не прозвучала, она только нащупывалась, наигрывалась на том инструменте, что он носил в мозгу, – не жалкую шарманку, а громадный орган. Вот когда доктор Саманта покается и в муках искупит грехи, мелодия достигнет совершенства.

Он был настолько возбужден, что едва смог сдержать себя и не совокупиться с трупом под аккомпанемент голоса Саманты, но раздетая мертвая Мелани уже утеряла сходство с нею.

Лишь боль от спавшего напряжения внизу живота, от недавней могучей эрекции досталась ему в награду за сыгранный им спектакль. И аплодисменты не прозвучали, хотя он их, несомненно, заслужил.


Тай с беспокойством следил за неумолимой часовой стрелкой. Истекло сорок пять минут с начала программы, пора было уже отправляться в город, чтобы, как повелось, встретить Саманту у радиостудии, но Наваррон так и не явился на встречу. Ждать его больше Тай не мог. Он допил остатки коктейля с растаявшим льдом и потянулся за кобурой, собираясь в путь.

– Итак, вы считаете, что жертвы, маленькие или большие, есть неотъемлемая часть нашей жизни? – спрашивала Саманта у очередного радиослушателя, и Тай задержался у радиоприемника, мысленно проклиная Саманту за то, что она так явно провоцирует маньяка-убийцу.

– А иначе как жить? Тебе хочется одного, другим совсем противоположного. Если не уступишь, придется начать войну. И в семье, и между странами – все едино... кому-то надо чем-то пожертвовать.

Тай представил себе, как умудренный жизненным опытом пожилой человек, припав к трубке, доносит свое мнение доктору Саманте. А кто еще захочет его слушать в такой поздний час?

Тай выключил приемник, дал последние наставления псу, запер дом и зашагал к машине. От темной стены деревьев отделилась тень. Тай успел выхватить из кобуры пистолет, но это было излишне.

– Проверяю твою реакцию, – спокойно произнес Наваррон.

– Я тебя чуть не пристрелил.

– Сомневаюсь. Если бы я был тот, кого ты ищешь, то лежать бы тебе на крыльце хладным трупом.

– Ты опоздал, – упрекнул помощника Тай.

– Что делать! Потребовались лишние часы... Надеюсь, мне их оплатят. Отчет давать здесь?

– Нет. В машине. Время дорого...

Они оба нырнули в «Вольво» Тая. Дорога вдоль озера была пуста, и Тай вел машину на предельной скорости.

– Куда ты подевался? – ворчал Тай. – Ты был нужен...

– Нужен был я или результат?

– А результат есть?

– Я знаю, кто убийца.

Саманта бросила взгляд на часы. Пора закругляться. Ее нервы были уже на пределе. Вопросы, монологи слушателей, разные мнения, ответы каждому и ожидание реакции «Джона». Ее не было. Он хранил молчание. Впрочем, как это выяснилось, он владел всеми линиями связи – мог позвонить после окончания передачи или по домашнему телефону. На последние звонки она отвечала без должного вдохновения, и вдруг Тини постучал ей пальцем в стекло кабины. В это время с ней разговаривала какая-то Милли.

– Я пожертвовала всем ради замужества, а что я получила взамен? Извещение о том, что он намерен развестись! Моя жизнь окончена... я опустошена... Я зареклась, что больше не пойду ни на какие жертвы, – жаловалась Милли, и стыдно было прерывать ее и оставлять без какого-либо отклика.

– А если вдруг вы снова выйдете замуж? – спросила Саманта и увидела, что на экране вспыхнуло имя – «Джон».

– Нет уж! Я не рыба, чтобы лезть в ту же сеть. С меня хватит.

«Продолжай, Милли! Жалуйся! Ругай потенциальных женихов! Пусть «Джон» подольше продержится на линии, и мы его засечем».

Саманта не заметила, что вся покрылась капельками пота. Только взглянув на свое огражение в стекле, она поняла, как странно выглядит.

Она держала истеричную Милли на связи до тех пор пока та не выдохлась, а «Джон» был настойчив. Он дал время полиции, чтобы его засекли. Дороти обрадованно помахала ей рукой. Теперь начнется запись их разговора. Саманта переключилась на третью линию.

– Вы так долго ждали... Простите... У вас есть что рассказать нам в связи с нашей темой о жертвенности?

Из трубки доносилось потрескивание. Саманта вопросительно посмотрела сквозь стекло на своих партнеров. И Тини, и Дороти предостерегающе подняли вверх пальцы. Связь не нарушена, рано или поздно он заговорит. Саманта ждала... Его голос прозвучал в трубке вязко, как сладкая патока.

– На алтарь нашей любви я принес еще одну жертву. Ты оценишь это, грязная сучка!

От нежности до грубости – страшная амплитуда в одной фразе!

– Кто ты?.. – кричала Саманта, но уже в мертвую трубку.


Глава 35


Ее последний возглас прорвался в эфир до того, как передача прекратилась «по техническим причинам». Тай чуть не свернул в шоке на встречную полосу.

– Вот что значит любовь! – хладнокровно прокомментировал маленький дорожный инцидент его пассажир.

– Тебе неведомо это чувство?

Наваррон промолчал. Загадочное выражение лица сыщика раздражало Тая.

– Расколись наконец: что ты добыл?

– Ответ на вопрос, кто такой «Джон». – Сыщик наслаждался нетерпением друга.

– Не мучай меня. Скажи. Лишние минуты не увеличат твой гонорар.

– Кент Сигер, – коротко выстрелил этим именем сыщик.

– Кент? Не Питер, не Райан Циммерман? Ты уверен?

– Уверен.

Наваррой спокойно выдержал испытующий взгляд Тая.

– Внимательней следи за дорогой, – посоветовал он. – И слушай, что я тебе скажу. Заблудший братец Саманты не имеет отношения к делу. Я трижды перепроверил это. Его не было в Хьюстоне в тот период, и я знаю, где он шатался. Тест на кровь Райана Циммермана доказывает, что он не был отцом ребенка Анни. И остается Кент Сигер.

– Так что же? Инцест?

– И пахнет большим-пребольшим скандалом. Как тут не спрятать концы в воду? Ясно, что Анни была в отчаянии и, возможно, ей помогли найти успокоение.

Из темноты выскочили полицейские автомобили с мигалками и устремились в том же направлении, что и Тай. За ними промчалась машина «Скорой помоши». Тай встревожился. Не снижая скорости, он вслепую набрал номер радиостанции. Его пальцы действовали рефлекторно. Ответивший женский голос был ему незнаком. Возможно, трубку взяла сержант полиции, приставленная следить, какие звонки идут на программу Саманты.

– Говорит Тай Уиллер. Соедините меня с Самантой Лидс.

– Сожалею, но передача закончилась.

– Я по личному делу. Она – мой друг.

– Передача закончилась. – На том конце повесили трубку.

Что-то произошло, и наверняка плохое. Тай ощущал это нутром.


Саманта сняла наушники и утерла платком пот вместе с остатками косметики, наложенной ею на лицо перед выходом из дома. Если бы она выжимала штангу много раз, все равно это не истощило бы ее энергию так, как сегодняшняя передача.

Слова сержанта Дороти были первым дуновением свежего ветерка.

– Мы взяли его. Я только что получила сообщение от детектива Бентса. Мы засекли телефонную будку всего в паре кварталов отсюда. Площадь Шартр – вы знаете. Оттуда «Джон» звонил вам. Его взяли в кольцо. Пара минут, и эта сволочь будет в наручниках.

Дороти вся сияла от гордости. Для нее и для ее ведомства, где она получала зарплату, это был праздник.

Тини вмешался совсем некстати:

– Не посмотреть ли нам это шоу с захватом преступника? Я быстро оборудую портативный передатчик.

– Нет уж, – Дороти сразу посуровела. – Это полицейская работа. Оставайтесь на своих местах.

– Прости, Дороти. Но, по-моему, я – главное лицо во всей этой истории, – возмутилась Саманта.

– Тем более.

Дороти бесцеремонно ткнула Саманту в плечо, заставив ее опуститься на стул.

– Я, конечно, лишь маленький винтик в большой полицейской машине, но отвечаю за вашу безопасность, а потому имею право и готова пойти на самые крайние меры. Мы охотимся за этим парнем, а он, по всей видимости, охотится за вами. Зачем предоставлять ему лишний шанс?


Тай в изумлении слушал, что ему рассказывал Наваррон. Если бы не его безграничная вера в трезвый разум сыщика, подкрепленная давней дружбой, он бы воспринял его доклад как страшную сказку. Они припарковались на стоянке радиостанции и ждали выхода Саманты из здания.

– Значит, ты утверждаешь, что Райан Циммерман был усыновлен, а его истинной матерью была Эстелла?

– Да. Она забеременела еще до замужества с Уолли Сигером. Семья отправила ее в другой город якобы для продолжения учебы в частной школе, а на самом деле она там родила ребенка в католическом приюте для «заблудших овечек» и отказалась от своего сына.

Так получилось, что мальчик был усыновлен бездетной парой, жившей опять же в Хьюстоне, вырос там и учился в одной школе с детьми Эстеллы и Уолли. Анни была веселой девушкой и футбольной болельщицей, и капитану команды Райану было позволено перейти границу. Другой братец возревновал и шантажом добился того же.

Эстелла что-то заподозрила и наняла частного сыщика. Он и раскопал всю эту грязь и предоставил ее своей клиентке на блюдечке. Он и сейчас практикует в Хьюстоне и держал бы рот на замке, как положено, если бы старуха не кувыркнулась головой в бассейн, а мы бы не были с ним старыми приятелями.

– Бентс знает?

– Я обязан был известить полицию, иначе рисковал бы своей лицензией. Сенсации в твоей книжке уже не получится, но что поделаешь, дружище.


Машина с Монтойя и Бентсом затормозила у полосатых желто-черных лент, ограждавших место происшествия. «Что-то не так. Что-то произошло вопреки логике...» Нехорошее предчувствие овладело Бентсом. Детективы вышли из машины и поднырнули под ограждение. Пикап с разбитым передним стеклом и жалобно скулящим, еще не выключенным сигнальным устройством уткнулся бампером в фонарный столб. Мириады москитов кружились в лучах света и кидались на распростертое на асфальте окровавленное тело.

– Дорожный инцидент, – доложил полицейский, увидев сверкнувший значок Бентса.

– Подождите делать выводы! Мы из отдела убийств, – прокаркал Бентс хрипло, как ворон.

– Где подозреваемый? Где свидетели? – Монтойя быстро овладел ситуацией.

Пока двое мужчин из «Скорой помощи» возились с пострадавшим, к Монтойе подтолкнули виновных в наезде на пешехода.

– Он выскочил буквально ниоткуда, я нажала на тормоз, меня занесло... Я ударилась в тот пикап...

– А я что мог сделать? – говорил водитель пикапа. – Меня стукнули. Я уклонился... Но тут – этот псих... свернул, но, наверное, все-таки по нему проехал...

– Он ненормальный, это точно. Я свидетель, – заявил мужчина в бейсбольной кепке. – Я стоял на тротуаре и все видел. Он так вклинился в поток машин, что я подумал: вот еще один смертник. Вышел из телефонной будки и будто поплыл... руками махал, словно крыльями... все ему нипочем...

Санитары тем временем водрузили тело на носилки.

– Жив? – осведомился Бентс.

– Пока да. Но в критическом состоянии. Повезет, если доставим его до больницы.

– Есть документы?

– Вот его бумажник, – откликнулся один из медиков. – Мы просмотрели документы. Вдруг у него какая-нибудь аллергия на лекарства?

Бентсу первым бросилось в глаза водительское удостоверение на имя Кента Сигера, выданное в штате Луизиана.

«Что ж, привет тебе, «отец Джон», – со злорадством подумал Бентс.

Водитель пикапа сослужил бы хорошую службу Новому Орлеану, задавив насмерть такую гадину. Жаль, если Кент выживет.

Ничего примечательного в бумажнике не оказалось: семь долларов, карточка социального страхования, студенческий билет колледжа Всех Святых, «Виза Кард» и одно-единственное фото... Анни Сигер.

– Что еще было при нем?

– А вот взгляните. – Полицейский показал Бентсу четки. – Сдается, парень был священником или свихнулся на религии. Четки вроде бы самодельные.

– Вы точно угадали, – сказал Бентс. – Мне они понадобятся. Найдется, во что их упаковать?

– А как же.

Опуская четки в пластиковый пакет, Бентс посматривал краем глаза, как санитары возятся с почти бездыханным телом Кента. Совсем не надо было годы служить в полиции, чтобы сразу определить, что парень дошел до точки и напичкал себя наркотиками.

Сколько веревочке ни виться, а конец наступит!

Раздавленные черные очки еще валялись на асфальте. Остатки оправы и стеклянную крошку тоже сейчас аккуратно сметут в пластиковый пакет для улик. Все приметы соответствовали компьютерному изображению «отца Джона» и тому его облику, что Бентс последние несколько ночей представлял себе, лишь закрывал глаза. Атлетический красавец, но изломанный наркотиками. И царапины на лице были на том же месте, где их поместил на портрете полицейский художник.

Монтойя привлек к себе внимание Бентса отчаянной жестикуляцией, указывая на телефонную будку, втиснутую в просвет между двумя зданиями. Сквозь прозрачное стекло было видно, что трубка не положена на рычаг, а болтается на шнуре.

Едва Бентс открыл дверцу, как его едва не стошнило. Горячий воздух внутри будки был до предела насыщен запахом марихуаны.

– Вот отсюда «отец Джон» сделал свой последний звонок на радио, – с торжеством заявил Монтойя.

– Значит, все концы смыкаются.

Бентс попятился от будки. Она тоже будет служить вещественным доказательством.

– Итак, ты решил, что Кент Сигер и есть «отец Джон»? И нас можно поздравить с закрытием дела?

Недоверчивый прищур глаз Монтойя встревожил Бентса. Он начал выстраивать логическую цепочку:

– Смотри. Кент Сигер – в списке подозреваемых. Это раз. У «Джона» и у Кента та же группа крови – это два. И третье – я получил информацию меньше часа назад от частного детектива по имени Андре Наваррон. Он изложил интересную версию, что Кент имел сексуальную связь со своей сестрой Анни десять лет назад в Хьюстоне, и та от него забеременела. Анни была на грани того, чтобы обо всем этом рассказать радиопсихологу, и Кент, испугавшись скандала, прикончил ее, инсценировав самоубийство, а вину за содеянное в своем больном мозгу возложил на доктора Лидс. И начал преследовать ее. Странно, что он ждал столько времени, но, может быть, нашелся повод, из-за которого вулкан внутри его проснулся. Может, на него так подействовал голос Саманты, вновь услышанный им по радио или злоба на свою мать, лишившую его финансовой поддержки. Норман Стоуэлл из ФБР обешал, что они раскопают подноготную этой семьи. Там все очень запутанно. Возможно, мы никогда не узнаем, что вновь запустило часовой механизм у него в голове.

– Похоже, что сегодня он окончательно пошел в разнос. И распрощался, оставив нам сувениры...

– Что такое? – непонимающе уставился на напарника Бентс.

– Я не трогал их до тебя. Но теперь...

Монтойя достал платок и, обернув им руку, поднял из кучи мусора, скопившегося в углу будки, маленький дешевый диктофон и связку ключей. Он помахал найденными сокровищами перед лицом Бентса.

– Что скажешь?

– Их мог выбросить здесь кто угодно.

Брелок на ключах был явно женский – такое трогательное сердечко. Бентс напряг зрение и в луче уличного фонаря разобрал мелкие выгравированные на металле буквы:

«Мелани».

– Если мне не изменяет память, не помощница ли доктора Саманты? – осведомился Монтойя.

– Шутки здесь не к месту. Кажется, мы опять в дерьме. Как докладывала Дороти Хьюджесс с радиостанции, Мелани Дэвис внезапно уволилась и уже сегодня ночью ее не было на работе.

Лицо Монтойи окаменело. Бентс тут же по мобильной связи распорядился выслать полицейский наряд по домашнему адресу Мелани Дэвис.

– Пусть сразу же свяжутся со мной. – Он отключился и перевел взгляд на крохотную черную коробочку, такую невинную, такую дешевенькую.

Теперь Монтойя держал ее в руке, обернутой платком, с опаской, словно головку ядовитой змеи.

– Может, послушаем последнее послание «отца Джона»? – предложил Бентс и нажал кончиком своего ключа от машины кнопку воспроизведения.

Звук женского истеричного голоса сразу заполнил тесное пространство телефонной будки:

– Я – Анни Сигер. Я хочу поговорить с доктором Самантой. Надеюсь, что она мне поможет. Я звонила на радио... вы меня помните?..

– Это давняя запись. Нутром чую, братец следил за своей сестричкой.

И вот снова пошел текст.

– Мне исполнилось двадцать пять лет. Если вы забыли, я напомню, пусть и из могилы. Но мы ведь отпразднуем эту дату?

– Достаточно. – Бентс был готов вырвать из рук Монтойи эту мерзкую коробочку. – Мерзавец выдал нам на блюдечке свою сообщницу. Это Мелани.

– Значит, она даст показания против него?

– Если жива...

Звонок мобильного телефона прервал их разговор. Бентс слушал, а Монтойя читал по его глазам, что новости были плохими. Наконец Бентс отключил связь и сообщил напарнику:

– Труп Мелани Дэвис обнаружили в ее квартире. Задушена. Раны на шее. Есть сходство с подобными преступлениями.

– «Отец Джон» остался верен себе. Четки с отточенными гранями... Он превращает своих жертв в святых мучениц. Надеюсь, что он сам тоже скоро отмучается.


Глава 36


Харон удобно устроился на коленях у Саманты, и она с удовольствием водила ладонью по шелковистой черной шкурке кота. Так хорошо было сидеть в качалке на причале, смотреть, как сгущаются сумерки над озером, и знать, что все ужасы позади.

Но из памяти их изгнать было невозможно. Столько смертей! Последняя жертва – Мелани. Полиция считает, что именно она сыграла роль покойной Анни Сигер в мерзком спектакле, поставленном «Джоном». И он был тем самым приятелем Мелани, о котором с таким воодушевлением и вся светясь от радости она поведала Саманте. Разве можно было сейчас укорять мертвую девушку за предательство? Грех ее был искуплен. За свое безрассудство и слепоту она расплатилась жуткой кончиной.

А Кент все еще пребывает на этом свете, хотя жизнь его держится на волоске. Он в больнице под полицейской охраной. Зато Саманту теперь уже не охраняют, оставив ее на растерзание прессе. Все прошедшие восемнадцать часов она отбивалась от назойливых репортеров, только сейчас наступила пауза, и Саманта получила возможность поразмышлять, как ей строить свою жизнь дальше с таким тяжким грузом на душе.

Если Кент выживет, то и она, и газетчики, вероятно, получат от него ответы на многие вопросы, а ему будет суждено провести остаток дней своих в тюрьме. То, что он все-таки был пойман, выглядело нелепой случайностью, но его организм был настолько пропитан наркотиками, комбинацией марихуаны, кокаина и «крэка», что он наверняка галлюцинировал на ходу и, пересекая улицу после звонка из телефонной будки на радио, ничего не видел вокруг себя. Он был почти смертник.

Вот это казалось Саманте несколько странным. При последнем разговоре с ней голос «Джона» звучал вполне нормально. Правда, он очень мало успел сказать.

Так или иначе, это дело не ее, а полиции копаться в деталях. «Отца Джона» она теперь может вычеркнуть из своей жизни и вообще начать биографию заново, почти с чистого листа.

И написать на этом листе имя, которое стало ей дорого. Тай Уиллер! Судьба связала их в самые тяжелые дни, и нельзя допустить, чтобы эта связь оборвалась, когда в тучах наступил просвет.

Несколько издательств заинтересовались работой Тая над историей Анни Сигер, и его литературный агент уже начал торговать еще не написанной книгой. На Саманту же на волне ее популярности посыпались предложения от различных радиостанций, в том числе из Лос-Анджелеса.

Может быть, ей стоит податься туда, быть поближе к отцу и подальше от этого дома, оскверненного чужим присутствием. Ведь могло быть так, что в отсутствие Саманты Мелани принимала здесь Кента, своего возлюбленного, и они вместе в этих стенах строили козни против нее. А каким подлецом оказался Дэвид! Решил воспользоваться ситуацией с «отцом Джоном», чтобы вернуть Саманту! Многое открылось ей за эти восемнадцать часов, о чем хотелось бы, но вряд ли получится забыть.

Тай сегодня приглашал ее совершить с ним, после долгого перерыва, прогулку на яхте по озеру. Сказал, что им обоим необходимо развеяться, но она решила побыть хоть пару часов в покое и одиночестве и поразмышлять о своем будущем. Однако ее взгляд постоянно выискивал на водной глади белеющий парус, и сердце окатывала теплая волна. Она была уверена, что Тай тоже разглядывает ее с мостика и мысленно передает слова любви.

Скоро он причалит, и им предстоит чудесный совместный ужин. И потом... Она должна быть готова встретить Тая и выглядеть такой, какой он бы хотел ее видеть, женщиной, достойной того, чтобы стремиться к ней на всех парусах.

Не спуская с рук Харона, Саманта покинула причал и вернулась в дом. На случай, если кот еще захочет погулять, она оставила дверь из холла на веранду приоткрытой.

В спальне, где на спинке кровати по-хозяйски висели брюки Тая, как еще одно и весьма приятное напоминание об их близости, Саманта быстро разделась, прошла в ванную и встала под душ. Сильные струи массировали ее тело. Зажмурившись и подставив им лицо, она старалась отогнать упрямых демонов, не желавших покидать ее мозг. Под монотонный шум воды они продолжали кружиться в жутком хороводе, представляясь то живыми, то мертвецами, чьи фотографии показывал ей Бентс.

Душ не принес ей успокоения. Саманта завернула краны и накинула на влажное тело махровый халат. Надо было торопиться привести свои нервы и внешность в порядок, если она хочет сегодня покорить Тая.

Какой-то негромкий звук привлек ее внимание. В дом кто-то вошел. Неужели Тай успел пересечь на своем «Сияющем ангеле» такое расстояние и причалить? И почему он решил обогнуть дом и отомкнуть ключом запертую парадную дверь?

Проходя через спальню, Саманта бросила взгляд в окно. Знакомый ей парус маячил еще далеко, почти у самой кромки горизонта. Как это может быть? Что ее подводит – зрение или слух?

Ее сомнения быстро улетучились, когда она услышала, как кто-то быстро взбегает по лестнице наверх к двери ее спальни. Но ведь нет человека, которому бы понадобилось тайно проникать в ее дом! Кент Сигер лежит без сознания в больнице, а Райан Циммерман и ее брат Питер, как показало расследование, непричастны к преступлению.

Она еще раз с отчаянной надеждой посмотрела в окно на приближающуюся к берегу яхту. Конечно, на мостике был Тай и его милая старая собака. Саманта видела их теперь вполне ясно. Минут пять понадобится яхте, чтобы причалить, и еще минуту-другую, если поспешить на ее зов о помощи, чтобы вбежать в дом. Но сейчас кричать бесполезно. Она лихорадочно оглядела спальню в поисках оружия. Ничего подходящего. Только торшер с тяжелой подставкой, который она еле смогла оторвать от пола, когда мужчина, распахнувший пинком дверь, шагнул к ней. Он был в черных очках и так похож...

– Узнала? На полицейском портрете выгляжу менее привлекательным.

Его губы растянулись в широкой, но зловещей улыбке.

– Но ты... – Она осеклась. Говорить что-то было бесполезно.

– Считай, что я тебе снюсь. Я твой ночной кошмар. Саманта попробовала замахнуться на него торшером, но это для нее было все равно что выжать штангу. Он опередил ее и жестом фокусника набросил на лицо Саманты тряпку, пропитанную пахучим веществом. Аромат был таким дурманящим, он утягивал ее в какую-то темную пропасть, откуда не хотелось возвращаться.


Бентс внимательно изучал медицинскую карту, прикрепленную к спинке кровати, на которой Кент Сигер, опутанный сетью таинственных трубок и проводов, под неусыпным контролем врачей и под полицейской охраной боролся за свою жалкую жизнь.

– Мы не того взяли, – вдруг сказал Бентс и смачно выругался.

– Что значит – не того? – Монтойя не сразу включился. Он схрустом жевал чипсы из пакетика, взятого в автомате больничного кафетерия, и поэтому подумал, что ослышался.

– Взгляни на его анализ крови. Это не «отец Джон» и не Кент Сигер.

Бентс выпрямился, как натянутая струна, сонливость сразу исчезла, и он принялся отдавать распоряжения:

– Никому не покидать больницу! Задерживать всех посетителей! Нас здорово подставили, и мы попались на удочку, – добавил он, обращаясь к напарнику.

– Так кто же он? – спросил Монтойя, едва поспевая за Бентсом, который пулей вылетел из палаты и теперь мчался по коридору больницы к выходу.

– Кто тебя интересует? Этот живой труп или тот, кто его нам подкинул? Наш клиент все еще разгуливает со своими четками и смеется над нами.

На стоянке Бентс тотчас же включил рацию в своей машине:

– Передайте в полицейский участок в пригороде Кембрей, пусть срочно пошлют людей к дому Саманты Лидс.

Он завел мотор.

– А если я поведу? – робко заикнулся Монтойя.

– Садись рядом и пристегнись, – распорядился Бентс. – Для такой ситуации ты слишком медленный водитель.

Монтойя без обиды проглотил оскорбление. Он понял, что это тот случай, когда надо промолчать.

Машина с синей мигалкой устремилась в поток уличного движения, словно ракета, взявшая курс параллельно Земле, распугивая ее мирных обитателей.


Тай Уиллер издали с яхты увидел, что Саманта появилась в окне второго этажа и приветливо машет ему. Впрочем, с такого расстояния нелегко было разобрать смысл ее жестов, но вот то, что ее фигура вдруг как бы раздвоилась и быстро исчезла из виду, его почему-то встревожило. Сегодняшний вечер они собирались провести, как обычно в последнее время, вдвоем, и Саманта не ожидала никаких гостей.

Рискуя врезаться носом яхты в причал, Тай все-таки попытался выжать предельную мощность из старенького двигателя и поспешно начал сворачивать парус.

Его тревога передалась и Саскачевану. Подобно хозяину, пес напрягся и не отводил взгляда от приближающегося берега.


Саманта очнулась в кромешной тьме и начала ощупывать себя и то, что ее окружало, – металлические стенки, запасное колесо, какая-то промасленная ветошь. Она была в багажнике машины! Голова разламывалась от боли, но, как ни странно, удушающий запах бензина помог ей прийти в себя. «Джон», похитивший ее, явно допустил просчет, засовывая Саманту в багажник. Если бы он только еще оставил здесь набор инструментов! Но ее пальцы не обнаружили ничего тяжелого, что могло бы послужить оружием. А вообще каким оружием можно одолеть его, если он способен восстать из мертвых?

Она услышала, как покрышки машины зашуршали по гравию, а потом началась жуткая тряска. Значит, он съехал с шоссе и увозит ее куда-то... туда, где она будет полностью в его власти. Саманта нащупала рыболовную удочку, бамбуковую палку, которой можно было бы замахнуться и напугать... не более того.

Она могла бы прыгнуть на него, когда он откроет багажник, и уж дальше судьба решит, кто кого одолеет в единоборстве.

Двигатель затих. Дверца со стороны водителя отворилась, захлопнулась, и влажная почва отметила болотным чавканьем его шаги. Крышка багажника начала приоткрываться после того; как он повозился в замке ключом. Слабый свет фонарика ударил ей в глаза, и Саманта невольно заморгала.

– Проснулась, – отметил он этот факт. – А лучше бы ты поспала еще. Нам предстоит долгая бессонная ночь. Праздничная вечеринка до утра, только для нас двоих.

Руки его вытянулись вперед и, как две клешни огромного краба, подхватили ее, извлекли из багажника и поставили на ноги. Жалкая бамбуковая удочка, которую она сжимала в пальцах, рассмешила его. Разоружить ее было делом одной секунды.

– Даже серебряная пуля не убьет меня, – заверил он ее с ухмылкой.

Его объятия были крепки, и она, подчиняясь ему, еле передвигая ноги, проделала несколько шагов, и тут он толкнул ее в лодку, а сам вспрыгнул вслед за ней. При падении Саманта больно ударилась затылком, но это прибавило ей ярости и чуть просветлило ее затуманенное сознание. «Он увозит меня в ад, как Харон по черному Стиксу!» Вряд ли воспоминание о названном Хароном котенке было сейчас уместно, но оно вдохнуло желание до конца бороться за жизнь. Паралич, вызванный дурманом и страхом, отпустил ее.

– Мы с твоей подружкой Мелани отлично провели время, слушая твой голосок по радио, – сообщил он, отвязывая лодку. – Но теперь ты будешь ворковать мне прямо на ухо.

Он повернулся к Саманте спиной, и если бы было чем ударить его сейчас... Ее взгляд застилали прилипшие к лицу волосы, в глазах все двоилось, а в голове словно крутился жужжащий волчок. Но пальцы не подвели ее. Они нащупали уложенное на дно лодки весло.

Один молниеносный удар веслом по его черепу, и она успеет перекинуть свое тело через борт, нырнуть и уплыть от него. Мелькнувшая на мгновение мысль об обитателях этой жидкой клоаки —аллигаторах, змеях, чудовищных пиявках не могла остановить ее. «Отец Джон» наверняка готовил ей еще более страшную участь.

Он оттолкнулся от берега, обернулся за веслом...

Саманта приподнялась, мышцы рук напряглись. Замах весла был не очень велик, но он издал крик боли и опустил голову.

«Вот как! Тебе больно! Так получай же еще!» Она колотила по нему веслом, пока он не выхватил у нее из рук это жалкое оружие.

– Ну и сука! – рявкнул он. – Сама напрашиваешься на пытку!

Она увернулась от его цепкой хватки, накренила лодку и нырнула вниз головой в вязкую тину.

Саманта пыталась плыть, но ощутила, что поймана. Он держал ее за полу халата. Ее старания развязать намокший узел-пояса были тщетны.

«Джон» тянул ее к себе. Она сопротивлялась, уходя вглубь, и, неосторожно открыв рот, наглоталась болотной жижи. Легкие от отсутствия кислорода начали гореть огнем, а то, что «Джон» настойчиво вытягивал ее на поверхность, было соблазном пожить еще хоть некоторое время. «Нет! Нет! Нет!»

Джон уже коснулся ее ноги, но ей чудом удалось, немыслимо извернувшись, выскользнуть из проклятого халата, оставив его в добычу маньяку.

Наверняка он разразился руганью из-за своей оплошности, но Саманта уже этого не услышала. Болото поглотило ее, она стала как бы его частью и с отчаянной решимостью преодолевала препятствия, встававшие на ее пути. Стебли тростников были крепки, как тюремные решетки, но она протиснулась между ними и осмелилась поднять лицо над поверхностью, затянутой ряской. Воздух ворвался живительной струей в ее легкие и дал надежду на спасение. К своему ужасу, Саманта обнаружила, что лодка, медленно скользящая по воде, находится лишь в нескольких футах от нее, а «Джон» высматривает, где вынырнет Саманта, чтобы уже не упустить ее. Сделав глубокий вдох, она вновь опустилась под покров болотной ряски и бесшумно поплыла прочь.

Сколько продлится это ее безнадежное бегство? Челюсти аллигатора или острые четки «отца Джона» – какая разница? Но если есть хоть малейший шанс, надо его использовать.

Когда Саманта вынырнула за следующей порцией воздуха, расстояние между нею и лодкой чуть увеличилось. Она услышала, как он причитает, словно в молитве:

– Жаль, если тебя сожрет аллигатор раньше, чем я доберусь до тебя. Я бы поделился с ним, но лишь после того, как сам отведаю твоего тела.

Проклятие! Он включил фонарь и начал шарить лучом по поверхности болота, не оставляя ей возможности снова вынырнуть и отдышаться.

Так какую смерть ей предпочесть? На тинистом дне, захлебнувшись водой, или отдать себя в руки безумного палача? Саманта предпочла первое – пусть зубы аллигатора, пусть кромешная тьма и участь утопленницы, но только не очередная жертва «отца Джона». Она уплывала все дальше, борясь с водорослями и сжигая последний кислород, оставшийся в легких.

Умирать оказалось не так легко. Ее нагое тело протиснулось между обглоданных, как кости скелета, мертвых корней иссохшего кипариса. Созданная самой природой клетка скрыла ее от всевидящего луча, а над поверхностью воды было пространство, где она могла высунуть голову и вдохнуть спасительный воздух.

И тут же в ее уши, хоть и забитые вязкой жижей проник голос преследователя. Он не угрожал ей, наоборот, он вроде бы исповедовался. Ему было необходимо выговориться, прежде чем приступить к жертвоприношению.

– С тебя ведь все и началось, и покатилась лавина. Ты сама это знаешь. Ты посоветовала Анни открыться кому-нибудь, и она, дура, рассказала матери.

Он пренебрежительно хохотнул:

– Разве наша мамаша могла поверить, что я трахал свою маленькую сестренку? А ведь Анни это нравилось, хоть она и не решалась в этом признаться. У нее прямо мокро становилось в трусиках, стоило лишь мне коснуться ее. И у тебя станет мокро между ног... я уверен... нечего капризничать...

Фонарь слепил Саманту, но, когда луч света отклонился в сторону, она разглядела его пикап на берегу. Ветровое стекло и бамперы слабо мерцали в темноте. А что, если ей удастся обогнуть его лодку под водой и добраться до машины? А что, если он оставил ключи в зажигании? Тогда у нее, нагой и босой, безоружной, появится шанс выбраться из этих джунглей.

Вдоволь надышавшись, Саманта выбралась из своего убежища под корнями кипариса и вновь поплыла под водой, касаясь животом отвратительного илистого дна. Лишь бы не сбиться с направления – ведь она двигалась вслепую, а по ее закрытым векам скользили какие-то мерзкие твари. Ей опять нужен был воздух...

Едва ее голова показалась над поверхностью, тотчас петля из камней с остро отточенными гранями обвила ей шею.

Он предугадывал все ее замыслы! Оставив в лодке фонарь, как приманку, он крался за ней в темноте по горло в воде и наконец настиг свою жертву.

– Покайся в своих грехах, – потребовал он, стягивая четки на ее шее. – И получи от меня поцелуй прощения.

Страшное, облепленное водорослями чудовище, потерявшее «свои черные очки и из-за этого лишившееся ореола таинственности, прижало свои губы к ее губам и пыталось проникнуть своим слюнявым языком к ней в рот.

Зверинный инстинкт выживания, дотоле дремавший, проснулся в Саманте. Ее укус был таков, что кровь сразу же полилась на его подбородок.

– Стерва! Ты за это заплатишь! – пробормотал он, шевеля изуродованной губой.

Его мускулы напряглись, стягивая удавку, но внезапно вспыхнувший свет, бьющий ему в лицо, и грохот выстрела парализовали его усилия.

– Ты уйдешь со мной... – прошепелявил он, падая на спину в болото и утягивая Саманту в трясину.

Но она была сверху, а он внизу, под водой, и потому захлебывался. Их короткая борьба завершилась тем, что он отпустил ее и, конвульсивно дергаясь, скрылся в болотной мути.

А наверху, там, где воздух был кристально свеж и в небе сияли звезды, раздавались громкие голоса:

– Полиция! Сдавайся, Сигер!

Саманта узнала голос Бентса. Что ж, как в традиционном голливудском вестерне, кавалерия всегда поспевает на выручку.

Она двинулась навстречу полицейским машинам с включенными фарами и каким-то черным мятущимся силуэтам, совершенно позабыв о своей наготе. Это вызвало некое смятение в рядах полицейских, но Тай Уиллер спринтерским броском опередил всех и заключил новоявленную леди Годиву в свои объятия. Однако Бентс, опоздав всего на секунду, отстранил его и окутал соблазнительную женскую фигуру казенным полицейским одеялом.

– Ты цела? – осведомился Тай.

– А как ты думаешь? Почти... – откликнулась Саманта, прильнув к нему, но тут же отстранилась и вскрикнула в отчаянии: – Нет, нет... я никогда не буду в порядке, пока он там!

Она уставилась взглядом в темное пространство, где скрылся ее преследователь. Четки все еще оставались на ее шее. Бентс осторожно коснулся их:

– Я думаю, нам надо изъять это как улику.

– Кажется, мы ранили его, – доложил кто-то из полицейских. – Есть следы крови.

Кто ранил чудовище? Не она ли – своими зубами? Выстрел был всего лишь предупредительным. К тому же он сам сказал, что его поразит только серебряная, заговоренная, пуля.

– Далеко ему не уйти. Если он ранен, на кровь кинется вся болотная нечисть... – переговаривались полицейские, а детектив Бентс процедил сквозь зубы:

– Лучше бы аллигатор избавил Новый Орлеан от расходов на суд над мерзавцем.

– Как ты нашел меня? – спросила Саманта у Тая, постепенно приходя в себя.

– Чудом, – ответил он.

– Чудес не бывает, – возразила Саманта.

– Но есть чудотворцы. Один из них – мой друг Наваррон. Он раскопал, что мать Кента Сигера, лишив его содержания и прокляв, все-таки выделила ему какую-то сумму, и он купил домик на этом болоте. Когда я понял, что тебя похитили, меня осенила догадка.

– Значит, мне повезло, что у тебя есть такой дотошный друг-ишейка?

– Не все ли в нашей жизни строится на случайном везении, – вдруг глубокомысленно произнес Тай, крепко прижимая к себе вздрагивающую от нервного озноба Саманту. – Если бы не случай, мы бы не встретились...

– Пожалуй, ты прав, – вынуждена была согласиться она.


Эпилог


– Ну что? Считаем дело закрытым? – Монтойе не терпелось расслабиться после всех этих напряженных, сумасшедших дней.

– Дело не закроют, пока не будет найдено тело Кента Сигера, – возразил Бентс.

– А если оно уже переварено в желудке крокодила?

– Пока не будет доказан этот факт...

– И крокодил не даст показания под присягой.

Напарники улыбнулись, но не очень уж весело. Им вспомнился мультик, в котором из разрезанного брюха волка выскакивали живехонькие Красная Шапочка, ее бабушка и прочие персонажи сказки. Уже не вернешь к жизни ни Анни Сигер и ее мать Эстеллу, одурманенную собственным сыном и утопившуюся в бассейне, ни задушенных им новоорлеанских «ночных бабочек», ни Лианн и Мелани, не поправишь психику несчастного пленника маньяка Райана Циммермана.

Бентс надеялся, что Саманта Лидс справится со всеми выпавшими на ее долю потрясениями и не окажется в списке жертв мерзавца. Она сильная женщина, и у нее есть надежный друг – Тай Уиллер. Но проблема осталась. Тело Кента Сигера так и не обнаружено. Это все равно что срезать сорняк, оставив в земле корни.

В его памяти навсегда запечатлелась хижина на болоте, где убийца хранил свои трофеи. Этот жуткий музей после изъятия его экспонатов надо было бы предать огню, но закон не позволил. Это частная собственность, и на нее найдутся наследники.

А Бентс был на службе у закона. Что тут поделаешь?

Ему и его напарнику суждено служить закону здесь – в городе джаза, сладких ароматов цветущих магнолий и соблазнительных знойных красоток. Очень опасный город, этот Новый Орлеан. Пожелать его жителям спокойной ночи и избавления от всех страхов и проблем, как это делала каждый вечер Саманта Лидс по радио, Бентс не имел ни прав, ни возможности.

Было только желание.


notes


Notes