Ошибок не избежать
Лианна Уилсон


Если в жизни женщины нет семьи, она всю энергию направляет на продвижение по службе. У Сидни не может быть семьи, а почему — это тайна. Но, как часто бывает, жизнь вносит свои коррективы в наши планы.


Лианна Уилсон

Ошибок не избежать


ГЛАВА ПЕРВАЯ


Малыши, малышки, погремушки… Боже мой!

Сидни Рид сжала пальцами переносицу. Голова раскалывалась. И надо же было в такое впутаться! Организация праздника в честь рождения малыша! В воспаленном мозгу мелькали розово-голубые пригласительные открытки, списки игровых заданий на тему «прицепи подгузник», миллионы всевозможных рецептов.

Во всем Рокси виновата. Разве не она приняла Сидни так приветливо, когда та только приехала в Даллас? Разве не она потом объявила, что ждет ребенка, чем обязала Сидни устраивать праздник в ее честь? Разве не она, наконец, собралась бросить работу после появления на свет ребенка? И вот результат — Сидни, которая, разумеется, должна занять ее место, едет к незнакомому мужчине брать уроки кулинарного искусства!

Есть отчего сойти с ума!

Она вспомнила, как начальница сказала: «Обожаю пахлаву. Подумай, нельзя ли приготовить ее к празднику Рокси». Этот десерт предпочитали в нашей семье. И в глазах Эллен вместо обычного стального блеска появилось что-то мягкое. «Моя мама готовила ее в особых случаях. А что важнее празднества в честь готового появиться на свет ребенка? Что-то она там всегда добавляла… Не то корицу, не то мед… Дай Бог памяти. Ну, ты разберешься».

Сидни скрупулезно отмеряла унции, ложки, стаканы в соответствии с рецептом, который откопала в библиотеке, и только добавила лишнюю щепотку корицы, надеясь угодить чревоугодию начальницы. Авось ее назначат на занимаемую сейчас Рокси должность главного бухгалтера.

Особые пожелания поступали не только от начальницы. Рокси, мать на сносях, вставила слово в пользу шоколадного суфле. Вице-президент компании захотела крем-брюле. Что это такое, один Бог знает! Рецепт оказался сложным, хотя вице-президент клялась, что результат стоит любых жертв. Что ж, пусть это стоит, по крайней мере, моего повышения, подумала Сидни.

Чувство уверенности в себе опало как неудавшееся суфле, как только она вытащила из духовки свою первую пахлаву. Вопреки ожиданиям Сидни получилось что-то твердое как камень, а на вкус — хуже золы.

Оба выходных ушли на бесконечные и бесплодные пробы. Тесто то подгорало, то получалось сырым. Наконец Сидни швырнула в угол выпачканный мукой передник и схватилась за трубку телефона. Весь сыр-бор из-за Рокси, так пусть будущая мамаша и выручает!

От палящего техасского зноя волосы на затылке Сидни превратились в мелкие колечки — в прошлом году она «ознаменовала» свой развод короткой стрижкой. Захлопнув дверцу седана, женщина с трудом взвалила на плечо сумку, полную книг, и направилась к угловому дому из красного кирпича. Казалось, жара подавила все звуки в квартале, где рослые дубы как балдахин перекрывали улицу. Интересно, что за человек живет в таком необычном уголке? О Люке Крандалле она знала только то, что ей сказала Рокси: лауреат нескольких кулинарных конкурсов и владелец ресторана в Далласе. Только отчаяние могло заставить Сидни согласиться на встречу с ним. Она еще помнила, как у нее мурашки бегали от его низкого, хрипловатого голоса, когда они договаривались о свида… э… об уроке кулинарии.

Не успела она нажать на блестящую кнопку, как дверь с шелестом распахнулась. Сидни вздрогнула от неожиданности и отступила.

— Не звоните. — В низком голосе мужчины звучало нетерпение, граничащее с раздражением, в черных глазах ей померещилось безумие. Сердце Сидни подпрыгнуло и остановилось.

Не может быть, чтобы Рокси отправила ее на встречу с этим типом.

Такой человек способен скорее придушить, чем создать какой-нибудь кулинарный шедевр. У него слишком крупные, огрубевшие руки, такими руками хватают топор, а не кондитерскую лопаточку. Одним движением кисти он мог бы сломать ей хребет. И глазом не моргнуть.

Когда сердце, не без труда, вернулось в рабочее состояние, Сидни спросила:

— Мистер Крандалл?

— Люк. — Его голос был низким и суровым. Дрожь пробежала вдоль ее позвоночника.

Она не ошиблась адресом. Это он. Люк Крандалл. Нельзя сказать, что Сидни это успокоило.

Облик стоящего напротив мужчины не совпадал с образом, нарисованным ее воображением, — добродушного толстяка, этакого плюшевого мишки. Этот был скорее злющий медведь. Его темные волнистые волосы были всклокочены, как после схватки с пантерой. Мощный торс, «играющие» мускулы — нет, для повара он чересчур… сексуальный. Что, между прочим, для женщины не менее опасно.

— Мисс Рид?

Ее взгляд заметался. Сидни поняла, что стояла и беззастенчиво пялилась на него и что он это заметил.

— Сидни, — пропищала она и прокашлялась. — Я не вовремя? Кажется, мы договаривались на два часа?

Он потер рукой лицо.

— Уже два?

— Да.

— Я услышал, как хлопнула дверца, и проснулся. Обычно я не сплю после обеда. Но вчера пришлось бодрствовать допоздна. Заходите.

Сердце ее опять замерло. Сидни чувствовала себя героиней второразрядной пьески, которую просят зайти в замок Дракулы, тогда как зрители визжат: «Не ходи!»

Этот мужчина был другом и бывшим работодателем Рокси. Подруга не послала бы ее к опасному человеку.

— Припозднились в своем ресторане? — замявшись, спросила она.

— Нет. Эмили не давала заснуть, — хмурясь, ответил Люк.

Эмили? Рокси ничего не говорила о том, что у него есть жена или подруга. А вдруг она нагрянула в самый жаркий момент? Сидни поджала губы. Не хватало только вторгаться в его личную жизнь!

— Наверное, мне лучше зайти попозже…

— Нет. — Он протянул руку — и ее запястье словно попало в стальной капкан. Сидни машинально отпрянула, но освободиться не смогла. Да ей, честно признаться, и не очень-то хотелось.

— Отпустите! — Сидни старалась твердо держаться на подкашивающихся ногах. Она строго посмотрела на Люка.

— Вы нужны мне. — Трещинка в его голосе разрушила ее оборонительные сооружения.

Сидни уставилась в темные, почти черные глаза, и ей показалось, что эта тьма поглощает ее.

Люк заморгал и отступил на шаг, будто опомнившись.

— Прошу прощения. — Его взгляд упал на след вокруг ее запястья, оставленный «крепким пожатием». — Рокси сказала, что вы могли бы помочь.

— Только не в личных делах. Я, мистер Крандалл, бухгалтер, а не консультант по семейным отношениям.

Взгляд мужчины неторопливо заскользил по ней, вызывая бурление в крови и судороги в животе.

— Никогда не видел такого бухгалтера.

Сидни скрестила руки на груди.

— Внешность ни о чем не говорит. Вы тоже не похожи на кондитера.

— А вы кого ожидали увидеть? Румяного мальчика, обсыпанного мукой?

Нет, подумала она. Но с мальчиком, пожалуй, было бы безопаснее.

Если вначале она сравнила его с плейбоем, то теперь поняла, что ошиблась. Когда этот мужчина улыбнулся, то словно солнечный зайчик озарил его лицо и наполнил глаза теплом, растопившим ледяную оболочку, в которую Сидни заключила свое сердце. Его белые зубы сверкали на фоне темной щетины. Его удивительно чувственные губы будоражили мозг мыслями о сорванных украдкой поцелуях. Растаявший лед превратился в бурный поток, который поднимался все выше, грозя потопить ее в волнах безрассудства.

Люк, уловивший в ней эту метаморфозу, залился смехом. Вдруг его плечи поникли, словно внезапная неприятная мысль вернула его на грешную землю.

— Так, считаю. Раз, — он указал на Сидни пальцем, — два, — выставил еще палец, — три, — и крепко зажмурил глаза.

Где-то за его спиной раздался прерывистый крик, тут же перешедший в протяжный детский вопль.

— Заходите, — бросил он уже на бегу. — Сейчас вернусь. — Он скрылся в недрах затемненного дома, шлепая босыми ногами по паркету.

Ошеломленная, Сидни осталась стоять на крыльце. В ее сознание проникал только крик плачущего младенца, вызывая приступ забытой боли. А она-то думала, что все уже позади, за высокой стеной.

На собственном горьком опыте она убедилась, что только в бухгалтерских книгах все сходилось. В реальной жизни графа «дебет» значительно превосходила «кредит». Решив во что бы то ни стало сравнять результаты, Сидни начала жизнь заново и взялась за то, с чем семейной женщине с детьми не справиться: за настоящую карьеру, намереваясь подниматься по служебной лестнице насколько возможно высоко и не считаясь ни с какими препятствиями.

Женщина уже успела взять себя в руки, когда из-за угла появился Люк, подбрасывая на руках пухлого младенца. Это была девочка в цветастом розовом сарафанчике. Глубокие карие глазки и волнистые темные волосы не оставляли сомнений в том, кто ее отец.

Плач прекратился, и слышалось радостное гуканье. Сидни любовалась, как этот великан справляется с малышкой, перепрыгивающей с одного его плеча на другое. Что-то перевернулось в груди у женщины, и ее сердце мучительно заныло.

Добравшись до открытой двери, Люк уже улыбался, в его глазах искрилась такая радость, что у Сидни чуть не подкосились ноги.

Повернув ребенка лицом к Сидни, Люк произнес:

— Это Эмили. Рокси говорила, что вы сможете дать мне кое-какие советы по воспитанию детей в обмен на помощь в кулинарных вопросах.

Сидни проглотила образовавшийся у нее в горле ком.

— Она так сказала?!

— Я думал, вы в курсе…

Оказывается, нет. Почему Рокси скрыла от нее это? Догадывалась, что Сидни не пошла бы? Почему Люку не может помочь его жена? Стоп, этого ей знать не надо! Если быть откровенной, ей ничего больше не следует знать о сексуальном шеф-поваре и его прелестной дочурке.

Она подобрала свою сумку с поваренными книгами и вежливо и четко ответила:

— Извините, мистер Крандалл, произошла ошибка. Я не смогу помочь вам.

Мужчина нахмурился, улыбка исчезла, а у нее внутри все похолодело.

— Вы не участвовали в воспитании своих братьев и сестры? Рокси говорила…

Сидни почувствовала слабость в коленях, но самообладания не утратила. Она не нянька какая-нибудь! Она бухгалтер.

— Видите ли, мистер Крандалл…

— Люк. — Он уложил дочь на руках и стал ее укачивать. Девочка кряхтела и гукала. Сидни отвела взгляд от милого детского личика и решительно встретила помрачневший взгляд Люка.

— Люк. — Голос Сидни дрогнул, и она нахмурилась. — Я не знаю, что вам наговорила Рокси, но…

Он сделал шаг вперед, и его тень упала на нее. Сидни тут же забыла, что хотела сказать.

— Она говорила, что вы умеете обращаться с детьми.

— Умела. В прошлом. Н-но я давно не имела с ними дела. — Она вспомнила сладкий аромат покоившейся у нее на руках сестренки и порывистые объятия братишек. Ее решимость пошатнулась. — Мои братья и сестра уже взрослые.

— Вы не сможете мне помочь? — Морщины его стали резче, на лице появилось выражение безысходности. — Что же мне делать?

Сидни пыталась не поддаваться, но отчаяние в его голосе и боль в его взгляде подорвали ее усилия. В голове вертелся коварный вопрос: если она не поможет ему, поможет ли он ей?

Отчаяние охватило женщину. К кому еще обратиться за помощью? Для официального курса обучения не было времени. Что теперь делать? Сдаваться?

Ну уж нет. Она никогда не сдавалась. Или, поправилась Сидни, почти никогда.

Решение слишком много значило. На кон ставилась ее дальнейшая карьера. Допустим, она слегка преувеличивает, но скачущий пульс подсказывал, что перед ней выбор между карьерой и безработицей. Надо просто отринуть сомнения и сделать все необходимое. Главное, не дать волю чувствам, не впустить в душу Люка с его дочерью, не позволить одурманить себя ароматом детской присыпки.

Сидни сделала решительный шаг вперед. Она влетит как Мэри Поппинс, наведет здесь порядок и улетит обратно в свою жизнь… одна.

— Посмотрим, чем я сумею помочь.


Люк Крандалл почувствовал себя так, будто кавалерия протрубила «в атаку» и ринулась спасать его. Его пронзило ощущение облегчения и… легкое угрызение совести.

Выходит, Сидни не знала, во что ей обойдется урок кулинарии. Зачем Рокси понадобилось скрывать от нее этот факт? Впрочем, понятно. Рокси слишком углубилась в мысли о своем близком материнстве, чтобы помнить о мелочах. Да теперь это и не имеет значения. Сидни Рид здесь. И он нуждается в ее помощи.

Посадив себе на плечи гукающую Эмили, он повел Сидни через зону бедствия, именуемую его домом. Гостиная выглядела так, будто по ней пронесся смерч. Всю прошлую неделю Люк даже не пытался прибрать игрушки. И остальное тоже. Все время уходило на то, чтобы менять малышке подгузники.

— Э-э, Рокси хоть что-нибудь вам рассказала об Эмили? — спросил он, глядя в лицо женщине. Он пытался не обращать внимания на то, как обольстительно скривились ее губы. В глазах, голубых как техасское летнее небо, он прочел решимость и одновременно нежность, манящую, словно тепло солнечного света.

Встреть он Сидни две недели назад, непременно приударил бы за ней. Не ради стабильных отношений. Он никогда не стремился к этому. Но сам процесс ухаживания за женщиной был ему приятен. Теперь ему не хватало на это ни времени, ни сил. И все из-за Эмили. Как ни стыдно было признаваться, Люка тяготило вторжение в его жизнь маленькой, милой девчушки.

— Нет. — Голос Сидни смягчился. — А что должна была сообщить мне Рокси?

— Да, собственно, ничего. Я думал, может быть, она рассказала о моей… беде.

— Я не нянька, — напомнила Сидни.

— Вы не так поняли. — Люк остановился. — Дело в том, что мама Сидни… Шейла… моя бывшая девушка… э-э… мы никогда не были женаты… родила Эмили. Десять месяцев тому назад.

Глаза Сидни сузились.

— В наши дни такое положение вещей не является бедой, мистер…

— Люк. Беда… в том смысле, что… я не знал о ребенке. — Он тряхнул головой, словно не до конца осознал то, что произошло в последние несколько дней. — Я узнал только на прошлой неделе. Мы уже расстались, когда Шейла узнала, что беременна. И она решила самостоятельно растить ребенка.

— Почему? — спросила Сидни, глядя на него в упор.

Люк пожал плечами, сам толком не понимая причины. Он рос в неполной семье. Ему была знакома тоска по отцу, обида на мать, слишком сосредоточенную на своих неурядицах и не способную уделить сыну достаточно внимания. Он никогда не представлял себе Шейлу в роли матери. Она явно не была заинтересована в создании семьи. Он познакомился с ней во время ее командировки в Даллас. Люку импонировала ее независимость, решительность. Но больше всего привлекало ее умение держаться на расстоянии.

Сидни Рид тоже выглядела как сугубо деловая женщина.

Прищурив глаза, он разглядывал льняной костюм цвета сливочного масла и строгую белую блузку Сидни.

С чего это Рокси взяла, что мисс Рид может ладить с младенцами? Прежде чем соглашаться на этот… обмен услугами, надо было все хорошенько проверить.

— Маму Эмили, как и вас, заботит только карьера. Я был крайне удивлен, что она решила родить ребенка.

— Я хотела сказать, — медленно и холодно произнесла Сидни, — почему она не связалась с вами… с отцом?

— Вы имеете в виду, откуда я знаю, что Эмили мой ребенок, — кивнул он с понимающей улыбкой. — Я бы сомневался, если бы Шейла не была одной из наиболее порядочных и прямых женщин, каких я только встречал. Кроме того, трудно не заметить столь очевидного сходства малышки со мной. — Он спустил Эмили с плеч и, обхватив ее руками, прижался щекой к щечке дочери. Оба широко улыбались. Гордость и любовь переполняли Люка. — Как по-вашему, мы похожи?

Странный блеск в его глазах смутил Сидни.

— Несомненное сходство… — пробормотала она и сглотнула.

— Взгляните сюда. — Он повернулся на босой пятке и схватил с каминной полки маленькую черно-белую фотографию какого-то бутуза лет двух. Очевидно, это был сам Люк Крандалл. Теперь его распирало от гордости. — Я нашел ее вчера ночью, когда Эмили наконец заснула. — Было заметно, что поразительное сходство этих двух детей изумляло, воодушевляло и наполняло его благоговением.

Сидни кивнула.

— Особенно похожи ваши попки, — съехидничала она.

Люк посмотрел на нее в упор. Его бросило в жар. Показалось или в ее голосе действительно проскользнули чувственные нотки? Пару недель назад он заглотнул бы эту наживку, но теперь Люк уже не тот. Дочь изменила все вокруг… и его жизнь в том числе.

Но Сидни по-прежнему держалась отчужденно. А если ее слова не были намеренным вызовом? Вдруг просто разыгралось его воображение из-за вынужденного затворничества? Люк чувствовал себя как пойманный в клетку зверь. Он винил в этом малютку Эмили и мучался от угрызений совести. И казнил себя за то, что слишком походил на своего отца.

— Что ж, — попробовал он перейти на более небрежный тон и улыбнулся, — если вы решитесь сменить Эм подгузник, то сможете лично удостовериться в сходстве.

— Смена подгузников входит в разряд отцовских обязанностей, — отчеканила Сидни. — Вам пригодится такой опыт.

Его улыбка растаяла. Ему еще долго предстояло менять подгузники, кормить дочь с ложечки протертым пюре, чистить все вокруг, вытирать сладкие чайные лужицы и собирать опрокинутые тарелочки. Однообразная череда дней, недель, месяцев замелькала перед ним, лишив последних сил, воздуха, желаний.

Стоп, нет! Только не желаний.

Губы Сидни изогнулись в восхитительной полуусмешке и вызвали картины страстных ночей, наполненных нежными, долгими поцелуями. Его тело напряглось. Глядя на нее, Люк был готов послать все к черту, забыть о своих обязанностях… как когда-то поступил его отец.

— Возможно, вы правы. — Конечно, нужно время, чтоб холостяку превратиться в заботливого отца. — Безусловно, — добавил он уже с большим воодушевлением и решимостью, — вы правы. — Мужчина присел на подлокотник дивана и усадил дочь к себе на ногу. Она болтала ножками и радостно пищала. — Шейла не оставила мне выбора. Она просто подкинула Эмили и вылетела ближайшим рейсом.

— Какой ужас!

Он пожал плечами.

— Наступил мой черед. Мать сказала, что свое дело сделала. И оставила мне Эмили с сопутствующими документами об опеке, подписанными и скрепленными печатью.

— Вы никогда не ставили вопрос о браке?

Ее слова удивили Люка. Он покачал головой.

— С нелюбимым человеком? Нет. Понимаю, это звучит ужасно. Но Шейла относилась к этому точно так же.

У Сидни дернулась бровь, и Люк понял, что вызвал ее неодобрение. Что-то в этой женщине — то ли нежный овал ее лица, то ли огненно-рыжие волосы, подчеркивающие бледность кожи, то ли сиявшие как сапфиры ярко голубые глаза — заставило его выпрямиться и дать себе слово впредь воздерживаться от циничных замечаний.

Эмили агукнула и улыбнулась ему так, что у него растаяло сердце. Его дочь. Он и не подозревал, что способен на столь сильные чувства, на столь нежную заботу и глубокую привязанность. Каждый раз, стоило ему только взглянуть на малышку, он испытывал восторг. Он мог часами наблюдать, как ее крохотные пальчики обвивались вокруг его пальцев, как ее ротик приникал к бутылочке, как в ее глазках сияли искорки.

— Она выглядит счастливой и здоровой, чего еще вам желать? — Сидни так прижала сумку к животу, что косточки ее пальцев побелели. Она сделала шаг назад, словно пятилась к двери.

У Люка участился пульс. Сидни нельзя отпускать. Ему нужна ее помощь. Слишком много оставалось вопросов, слишком много неизвестных тропок в этой Стране Чудес. Кажется, Сидни знает ответы, которые он отчаянно искал.

Люк посадил Эмили в манежик. Взъерошив волосы, он стал прохаживаться около этого сетчатого загончика, отрезая Сидни путь к отступлению.

— Сидни, мне нужна помощь, — откровенно, с отчаянием в голосе, признался он. — Я не представляю себе, что делать. Я единственный опекун ребенка… моего собственного ребенка. Мне тридцать пять лет, у меня сложились определенные привычки. Я слишком безответственный. — Он искоса взглянул на нее. — Мне это говорили все бывшие подруги.

— Но мать Эмили не говорила, верно? — спросила Сидни.

Люк прикрыл ладонями свои воспаленные глаза, и ему вдруг ужасно захотелось забраться в постель на сутки. Он смутно помнил, что такое сон. Он ни разу не выспался с тех пор…

С тех пор как появилась Эмили.

Как по подсказке, его десятимесячная дочь взмахнула кулачками и издала вопль. Ее личико искривилось, глазки крепко зажмурились. Она была хорошенькой малышкой… пока не начинала реветь, срыгивать или не принималась еще за какое-нибудь не слишком приятное дело, которыми обычно занимаются младенцы. И которых оказалось гораздо больше, чем он мог себе представить.

Головная боль, как дорожный каток, снова наехала на Люка и уничтожила его терпение.

— Ну как, черт побери, я должен справляться с этим? Я не знаю, чего она хочет, не знаю, что ей нужно. Если б она хоть умела говорить!

— Барашек. — Сидни улыбнулась. По-настоящему улыбнулась. Сияние ее улыбки окончательно вывело Люка из равновесия. Ему хотелось чертыхаться и целовать ее. Ну что ее так забавляло? Визг Эмили как нож пронзил его затылок. Но совершенно выбили из сил соблазнительный изгиб женских губ, искрящиеся глаза, блеск помады. — Она требует своего барашка, — в ее голосе слышалась смешинка.

Люк оцепенел и только пялился на нее.

Сидни опустилась на колени и, подняв с полу барашка, сунула его в руки Эмили.

— Видите? Теперь она довольна.

— Я так и знал, Рокси не ошиблась. Вы умеете обращаться с детьми.

Она прищурила глаза.

— Тут особого дара не нужно.

— Но вы же вырастили своих братьев и сестру?

— Помогла вырастить. — Она искоса посмотрела на Эмили. — Мне было девять лет, когда умерла мама и на меня свалились заботы. Сестренка Дженни была моложе вашей дочери. А сорванцы, мои братья, чуть постарше. Так что мне рано пришлось заняться сосками и бутылочками. — И Сидни улыбнулась.

Итак, с ее квалификацией все ясно. Люк снова стал шагать взад-вперед, жалея, что у него не было ни братьев, ни сестер. Науку о младенцах он постигал авралом в течение прошедшей недели, но так и не постиг.

— Я во многом не разбираюсь. Например, достаточно ли она спит? — Он снова взъерошил свои волосы. Вопросы возникали и подскакивали в голове, как шарики пинг-понга. — Стоит ли держать пиво в холодильнике? Вдруг она до него доберется? Не выкинуть ли спортивный журнал с девушкой в купальнике на обложке? Вдруг он дурно повлияет на нее? А что…

— Стоп, — сказала Сидни, и ее улыбка расползлась шире. — Вам не скоро придется беспокоиться о кавалерах и свадебных расходах.

Он почувствовал, как кровь отхлынула от лица.

Она засмеялась, и ее смех зазвенел как колокольчик. Ее обаятельная улыбка дополнилась ямочками на щеках. Это окончательно добило Люка. Он с неприязнью констатировал ответную реакцию собственного тела. А Сидни меж тем избавилась от скованности. Она расслабила плечи, и ее сумка сползла на пол.

Чувствуя себя как растяпа, прозевавший решающий мяч в финале Суперкубка, Люк снова опустился на подлокотник дивана.

— Я успел слишком глубоко погрязнуть в заботах, так?

Она доброжелательно подмигнула ему.

— Пожалуй, чуть-чуть. Родительская роль не сводится к списку того, что «надо» и «нельзя».

— А нет ли какого-нибудь справочника, который от меня утаивают?

— Нет. Ни одному справочнику не вместить того, что вам надо знать об искусстве быть отцом.

Люк потер подбородок, и щетина поцарапала ему ладонь. Он взглянул на Сидни и вдруг почувствовал себя помятым и неухоженным. Когда он в последний раз брился? Такой женщине, как Сидни, наверняка нравятся элегантные стройные красавцы.

Люк мысленно одернул себя: какое ему дело до того, побрился он утром или нет? Ему просто нужна консультация в одном вопросе взамен консультации в другом. Чихать он хотел на ее одобрение! Не на свидание же с ней ходить.

Возвращаясь к более насущным проблемам, Люк задал вопрос:

— Вы считаете, что мне этого не постичь?

Она сделала шаг к мужчине и опустила руку ему на плечо.

— Отнюдь нет.

Ее прикосновение не успокоило. Наоборот, оно усилило кипение в крови. Она возбудила в нем мысли о таинственном лунном свете в знойную летнюю ночь. Такие мысли, которым не стоило давать воли в комнате, где находилась его дочь. Обуздав внезапно возникший интерес к этой женщине, словно набросив сеть на дикого зверя, он перевел взгляд на Эмили и сосредоточился на ней. Его дочь сидела, вытянув пухлые ножки, и жевала ухо своего барашка. Вот кто теперь играл в его жизни главную женскую роль.

— То, что вы испытываете, — нормальные родительские чувства, естественные страхи и беспокойства. Смиритесь с тем, что будете совершать ошибки. Их совершали и ваши родители, и мои, и тем не менее мы выжили.

В самом деле? Неужели он вышел невредимым из так называемой «семейной лодки»? Ему не хотелось об этом думать, и он мысленно обещал себе, что Эмили минует подобный кошмар.

— Вас послушать, так и не подумаешь, что вы бухгалтер. — Он окинул ее опасливым взглядом: эта женщина словно читала его мысли, знала о его страхах и сомнениях.

— Думаю, у вас достаточно времени на размышления о том, что лучше для вашей дочери, — продолжала Сидни. — Поговорите с другими родителями. Наверняка есть уйма клубов, в которые вы могли бы вступить. Существуют даже группы поддержки. А я вряд ли вам помогу. Я тоже всех ответов не знаю.

— Но вы говорили, что воспитывали своих братьев и сестру, — ухватился он за последнюю соломинку. — Можно мне с вами связаться в экстренном случае? Вдруг она подавится? Или у нее начнется жар? Или…

— Наберите девять-один-один. Запишитесь на курсы первой помощи. Ну, и вызовите доктора. И вообще, действуйте по обстановке.

Люк не мог смириться с отказом. После целой недели изоляции и одиночества он нуждался в обществе, особенно в обществе Сидни.

— Конечно же, нам придется выделить время, чтобы заняться вашей проблемой. — Он дал ей время вникнуть в смысл сказанного. Она покосилась на него, развернулась и снова оказалась с ним лицом к лицу. — Иногда это можно было бы совместить во времени.

Скрестив руки на груди, она приняла позу инквизитора.

— Рокси говорила, что вы отменный кулинар.

Это было констатацией факта, но Люк уловил сомнение в ее голосе. Он подавил свою обычную скромность. Надо так ошеломить эту женщину, чтобы она решила, что он единственный кулинар, способный помочь ей.

— Я удостоился нескольких призов. Какую кухню вы хотели бы освоить?

— Всякую, но в основном французскую. Например, научиться делать шоколадное суфле или крем-брюле.

— Французскую? Гм… — Он сглотнул, пытаясь скрыть свое замешательство, и поскреб подбородок. — Ага. — Ему были знакомы французский картофель фри, французский луковый суп, французский батон и несколько возбуждающих чувственность французских вин. Возможно, ему удалось бы разработать новое блюдо французской кухни… какой-нибудь чили с круассаном. Но будет ли это съедобно?..

— Вы обладаете достаточной квалификацией?

Свою репутацию он заработал на самом жгучем чили, какой только можно было попробовать к северу от Рио-Гранде. Свой пивной бар он назвал «Погребок железного коня», потому что только железный желудок мог переварить острый чили с крепким пивом. Правда, он создал еще яблочный пирог и десерт, от которого у женщин слюнки текли…

Чем не французская кухня?

— Само собой, — заявил он и с ужаснейшим акцентом добавил, пряча за широкой улыбкой свое замешательство: — Уи, мамзель.


ГЛАВА ВТОРАЯ


«Маму Эмили, как и вас, заботит только карьера».

Это мимолетное заявление два дня спустя еще звучало обвинением в голове Сидни. Она не отрицала верности сравнения между ней и его… Шейлой, кем бы та Люку ни приходилась. Хотя Сидни сознавала, что это не совсем так. Мать маленькой Эмили получила то, чего Сидни не досталось, — собственного ребенка. Как же могла эта женщина бросить свою дочь, словно заезженную пластинку?

Сидни шуршала бумажками на своем письменном столе, признавая, что неуместно было сравнивать ее и мать Эмили. Она решила, что поспешное умозаключение Люка все-таки легче проглотить, чем жуткий, ставший ненавистным вопрос: «Как вышло, что такая хорошенькая девушка не замужем и не нянчит, по крайней мере, двоих детей»?

Сидни испытала некое подобие материнства, воспитывая братьев и сестру. Но она была лишена возможности родить собственных детей. Суровая реальность угнетала ее душу и разбивала ей жизнь. Но это в прошлом. После многолетних попыток она, наконец осознав их бессмысленность, отказалась от мечты и полностью переключилась на карьеру. И с тех пор занималась только этим.

Боль сдавила сердце. Никакая карьера не заменит счастья согревать теплого, нежного младенца на груди… Но ничего уж не поделать. Думать о несбыточном — пустое занятие. Устройство собственной карьеры скрасит долгие и скучные дни в одиночестве.

— Доброе утро.

Сидни подняла голову и постаралась прогнать грустные мысли. Ей удалось улыбнуться Рокси, остановившейся у ее стола. Будущая мама прогибала спину, выставляя еще дальше вперед свой круглый живот. Почувствовав, что неудобно на него пялиться, Сидни снова сосредоточилась на бумагах, перелистывая их с таким видом, будто была занята серьезным делом.

Ей это утро не казалось добрым. Погода была под стать ее настроению, и наверняка скоро разразится дождь. Сморгнув слезинку, эту непрошеную гостью, Сидни проговорила сквозь зубы:

— Доброе?

— В чем дело? — Рокси оперлась бедром о край ее стола. — Встреча с Люком не удалась?

— А, это. Пожалуй, удалась.

— Тогда в чем дело?

Сидни потерла морщинку между бровями.

— Меня беспокоит младшая сестра. Как я могла воспитать такую вертихвостку? Она безответственно обращается с деньгами. Опять вышла из бюджета и просит выручить ее. А мне что теперь делать?

— Бросать спасательный круг, естественно.

Сидни криво усмехнулась. Вот еще одна причина желать этого повышения. Сама предложила сестренке оплатить учебу. Но расходы росли катастрофически быстро.

— Ты же знаешь меня.

Рокси кивнула.

— Точно. И еще я знаю, как ты любишь Дженни. Она молода, еще студентка. Научится.

— Даже если мне придется вколачивать эту науку в ее голову?

Рокси усмехнулась.

— Ладно, хватит. Давай хорошие новости. Как он тебе?

— Кто? — Цифры расплылись перед глазами.

— Люк. Люк Крандалл. Будто не понимаешь.

Сидни пожала плечами.

— Ничего. Приятный парень.

— Ничего? Приятный? Не сногсшибательный?

Сидни закатила глаза.

— Ну если тебе нравятся высокие сексуальные брюнеты…

— Нет, мне подайте толстого лысого коротышку. — Рокси обмахнула лицо и подалась вперед, насколько позволил живот. Глаза ее блеснули, как фольга на солнце. — Он тебе показался сексуальным?

— Я не говорила…

— Нет, говорила! — Рокси откинулась назад, удовлетворенно хмыкнув.

— Меня не интересуют мужчины. — Сидни давно надоела эта тема. — Я занимаюсь карьерой.

Рокси нахмурила брови.

— Вы договорились о чем-нибудь?

Огромный живот подруги как магнит притягивал ее взгляд. Она следила за движением руки, когда Рокси поглаживала его. По крайней мере, ей самой не придется надрываться, чтоб восстановить фигуру после того, как она раздуется, будто проглотила арбузное семя. В голове мелькнула картина улыбающегося Люка с младенцем на руках. Он так гордился тем, как его дочь, его пропуск в бессмертие, похожа на него. В груди появилась знакомая боль, но Сидни постаралась не обращать на это внимания.

— Как себя чувствуешь? — спросила она у Рокси.

— Как будто перехаживаю третий месяц. — Подруга погрозила пальцем: — Отвечай!

Зная, что ей не отвертеться, Сидни с раздражением выдохнула, и ее легкая челка взлетела надо лбом.

— Сегодня готовим десерт.

— Ого! — Рокси выпучила глаза, услышав собственное восклицание, и рассмеялась, закинув от удовольствия голову.

Сидни приложила палец к губам.

— Спокойно. Можно подумать, я сказала, что мы будем страстно целоваться.

— Но можно ведь надеяться?

Сидни вздохнула и откинулась на спинку стула.

— Ты неисправима. Я отказалась от мужчин. Некогда мне с ними возиться. — Она снова повернула стул к монитору. — У нас с Люком сугубо деловые отношения.

— Ну да. — Рокси покачала головой. — Ты же обручена с работой.

— Именно, — поддакнула Сидни. Но инстинкт подсказал ей, что искра страсти пробежала между ней и Люком. Эта мысль приводила в ужас. Чего ради снова заводить отношения, которые заставят ее в конце концов признаться в неспособности рожать детей, увидеть жалость в темных глазах и ощутить возникающее охлаждение? Опять переживать душевную боль отвергнутой женщины? Уж лучше оставаться одной. Здесь, в ее кабинете, неспособность иметь ребенка не играет никакой роли. Тут безопасно, тут она хозяйка положения.


Люк кормил, пеленал, укачивал Эмили, а в перерывах изучал оставленные Сидни поваренные книги. Понятно, почему эта женщина не способна готовить: она тупо пытается воспроизвести какой-нибудь рецепт. А между тем кухня гурмана требует души и вдохновения. И он решил, как всегда, импровизировать, ориентируясь на замысел.

— Как тебе понравилась Сидни? — спросила по телефону Рокси в понедельник после обеда.

— Ты уверена, что она разбирается в детях? — в свою очередь спросил Люк, ухитряясь поддерживать прыгающую Эмили и прижимать к плечу телефонную трубку.

— Да. А что?

— Нельзя сказать, что она проявила интерес к моей дочери.

Рокси рассмеялась.

— Может быть, она слишком потрясена папашей?..

Он подвинул трубку подбородком и утер дочери слюни посудным полотенцем.

— Что ты хочешь сказать?

— Может быть, ее сразил некий красавец холостяк? Ты же знаешь, женщины не в силах устоять перед мужчиной с ребенком.

— Нет, я не знаю. Думаешь, надо посадить Эм в колясочку и подкатить к бару для одиночек?

Рокси рассмеялась.

Вспоминая осторожную улыбку Сидни и ее нерешительное согласие, Люк понял, что должен пойти на хитрость. Предложить вина, заставить ее расслабиться, отвлечь ее внимание от кухни. Уж он-то умел обращаться с женщинами! Если удастся привлечь и удержать ее внимание, может быть, она не заметит его пробелов в кулинарном искусстве. Он воспользуется опробованным методом обольщения, в сочетании с эффектными манипуляциями кухонной утварью, которые покажут, как он умеет с ней обращаться, и предложит на дегустацию восхитительный десерт.

Люк решил приготовить свою особую шоколадную топленку, только надо придумать французское название. Ну, скажем, «Эклер а-ля Флер».

Тут он возьмет ее голыми руками. Она станет податлива, как пластилин, и легко согласится обучить его искусству быть родителем. Ну сколько времени может уйти на то, чтобы продумать меню для сугубо женского общества? Покончив с этим, они займутся куда более насущными проблемами: как заботиться об Эмили.

— Хоть одна из вас имеет представление о французской кухне? — спросил он в трубку.

— Нет, — ответила Рокси. — Мне однажды довелось отведать французского вина. И, судя по всему, именно благодаря ему я забеременела. — Она рассмеялась. — Видимо, я недооценила его крепость.

— Я учту это. С меня хватит сюрпризов. — Люк протянул Эмили ее плюшевого барашка. — Сидни, похоже, не из тех, кто проявил бы интерес к отцу-одиночке, согласно твоей теории.

— Ага.

Рокси повесила трубку, оставив Люка в сомнениях. Было ясно только одно: он попался на крючок Сидни Рид, проглотив и леску с грузилом. Какой мужчина не счел бы ее привлекательной? Это было так естественно. И так глупо.

Эмили закапризничала, и Люк запел ее любимую песенку, единственную, что способна была успокоить. Он напомнил себе, что в его жизни нет места такой женщине, как Сидни. Эмили перевернула его мир с ног на голову. Влюбиться, и таким образом окончательно запутаться, было совсем некстати.

Однако кстати была бы хорошая няня…


Она приехала точно в назначенное время.

Он задерживался.

Спустя полчаса, успев выложить продукты, Сидни, устав дожидаться, когда Люк уложит дочь в постель, скинула с ног лодочки и на цыпочках прошла по коридору. Чем он там занимается?

Воображение нарисовало картину: покрасневшая от плача девочка сопротивляется сну. Но Сидни не позволила себе помогать Люку. Он должен научиться всему сам. Нельзя допустить, чтобы он стал зависим от нее. Не останется она здесь и после вечеринки. Они договорились совмещать кулинарную и воспитательную практику в течение месяца, не дольше.

У порога детской бледная полоса света падала на ковровую дорожку, из комнаты доносился легкий скрип. Сидни заглянула в приоткрытую дверь и увидела, как Люк, покачиваясь в скрипучем кресле-качалке, держит на широком плече умиротворенную Эмили. В темном углу ворох подгузников вываливался из картонной упаковки. Игрушки грудами валялись по полу.

Скрываясь в тени, Сидни наблюдала за тем, как Люк широкой, загорелой ладонью медленно и ласково гладит спинку дочери. Он низким хрипловатым голосом пел что-то вроде колыбельной, но слов она не разбирала. Трогательная сценка умилила Сидни. Прислонившись головой к косяку двери, она думала, каково быть замужем за человеком, столь беззаветно любящим ребенка. Эта мысль больно кольнула ей сердце. Она откинула назад голову и заморгала, чтоб не дать пролиться проклятым слезам.

Что за дом, в котором она вечно готова расплакаться? Ей нравилась ее жизнь! Ей не нужны ни муж, ни ребенок. Она и без того чувствовала себя полноценной и счастливой женщиной!

Обрывки песни Люка проникли в ее сознание. Что-то о любви и об измене. Это ее удивило. Сидни с любопытством заглянула в комнату. Люк встретил ее взгляд, песня оборвалась, и его губы расплылись в смущенной улыбке.

— Чем это вы занимаетесь? — тихо спросила она.

— Укачиваю дочь, — пропел он на тот же мотив.

Сидни прошлась по пушистому ковру, перешагивая через пластмассовые кубики и барашка с мохнатыми ушами, и остановилась перед креслом-качалкой. Наклонившись, женщина стала разглядывать нежное личико Эмили, длинные шелковистые реснички, бросавшие тень на розовые щечки, влажные губки, приоткрывавшиеся с каждым вздохом. Она взяла в руку маленький кулачок.

— Все, отключилась. Наверное, надолго.

— На всю ночь? — В его карих глазах появилась надежда.

— Сомневаюсь, — ответила она. — Вам, вероятно, это уже известно.

— Еще бы. — Он откинул голову на спинку кресла. — Бывает так, что дети спят всю ночь?

— Этот вопрос задавали все и всегда. — Она сочувственно улыбнулась, отмечая следы усталости на его лице. — Кто-то спит, а кто-то — нет.

— Утешили. А как мне высыпаться?

— Попробуйте кофе.

Он нахмурился.

— И долго будет так продолжаться?

— Привыкайте. Чем скорее привыкнете, тем лучше. С помощью кофеина вам удастся пережить и момент, когда, уже в средней школе, начнутся свидания и ее станет подвозить поздно вечером паренек, одной рукой держащий руль, а другой обнимающий за плечи вашу дочь. — Ее губы растянулись в улыбке.

— Вам очень смешно, да? — спросил Люк дрогнувшим голосом, затронувшим что-то в глубине души Сидни. Он застонал и передвинул Эмили повыше. Ее головка приподнялась. Она поморгала и снова рухнула ему на плечо, и в тишине комнаты раздалось громкое сопение. Люк наконец выдохнул и легко прикоснулся губами к ее покрытому пушком темечку. У Сидни перевернулось сердце при виде этого проявления нежности. — Спит? — спросил он.

Сидни молча кивнула головой.

— Что теперь делать?

Она выпрямилась, слишком остро ощущая его мужскую притягательность. Она боялась поддаться его обаянию. Надо было держать дистанцию. Жестом указала на кроватку.

— Уложить ее.

— Я не могу шевельнуться.

— Не можете? — Ее брови сдвинулись у переносицы. — По-моему, вы справитесь.

Люк лишь хмыкнул.

Сидни проигнорировала его реакцию.

— А если я ее разбужу?

— Не разбудите.

— Это уже бывало.

Она вздохнула от нетерпения. Время идет, а они еще не приступили к кулинарии. Не успев подумать, Сидни протянула руки к ребенку. Отступать было поздно.

Ее рука едва прикоснулась к широкому плечу Люка. Но она явственно ощутила его жар, его силу, его мускулы, дрогнувшие от ее прикосновения. Сидни почувствовала спазм в животе. Она встретила его взгляд — и не смогла отвести глаза. Мощный разряд, как электрическая волна, пронзил ее и разбудил чувства. Надо было отодвинуться, но ее слишком ошеломила реакция мужчины и захватило головокружительное предвкушение чего-то сильного и яркого. Сидни не могла шелохнуться. В ее ушах звенели веселые намеки Рокси. Она решила доказать — себе, — что они не имеют под собой основания.

Сосредоточив все внимание на ребенке, она просунула руку между грудью Люка и животиком девочки и забрала на руки спящую Эмили. Не глядя на него, Сидни уложила девочку в кроватку и прикрыла мягким одеяльцем.

Отступая, она неожиданно наткнулась на Люка, тот стоял за ее спиной слишком близко, и хотя он не касался ее, Сидни почувствовала себя в ловушке. Ее сердце оглушительно стучало. Не надо было вообще приходить сюда. Ей захотелось сбежать, сейчас же. Но ее собственное вспыхнувшее желание не давало сойти с места.

— Впечатляет. — Голос нежный, как шелк, коснулся ее слуха, и по телу поползли мурашки. — Вы с ней вполне профессионально справились. Никогда не думали обзавестись своими детьми?

Тепло внезапно исчезло, уступив место холодной, болезненной пустоте. Она с усилием проглотила сдавивший горло комок.

— Нет. Я уже вырастила троих. Разве этого недостаточно?

Сидни выскочила из детской, будто за ней гнался призрак. Судорожно ища нейтральную тему, она брякнула:

— Что за песню вы пели, когда я вошла?

Он усмехнулся и потер рукой твердый подбородок.

— Так, ерунда. Мне только эта пришла в голову. Эмили ведь не понимает слов. — Вдруг он остановился и взял ее за руку. — Или понимает?

Эта неуверенность тронула и развеселила ее.

— Не беспокойтесь. Я уверена, что она не представляет себе, что такое измена и человеческие страсти.

Он с облегчением расслабил плечи.

— Пожалуй, мне надо поскорее выучить детские стишки и колыбельные песенки.

Сидни в очередной раз констатировала, что малышке Эмили повезло с отцом.

— Может быть, она сама вас обучит, когда попадет в ясли или когда вы наймете няню. Наверняка ваш ресторан отнимает слишком много времени, чтобы сидеть с ребенком самому.

— Да, это точно. Я просто разрываюсь на части, мне не справиться со всем этим.

Ну вот, начинается, подумала она. Теперь последует просьба, которой она так боялась. Разве она не ясно высказалась? Она не сиделка и не приходящая няня.

— Вчера вечером я брал Эмили с собой в ресторан. Ей там понравилось. Но там не место маленькому ребенку. Мне не удалось как следует поработать. — Он вопросительно вскинул брови. — Может, вы как-нибудь сходите туда с нами?..

— Вряд ли. — Неудержимое желание увидеть ресторан Люка подрывало ее оборону. Реальность заставила сжаться сердце: он не просил о свидании. Ему просто нужна была няня! — Пригласите своих родителей. Дедушки и бабушки превосходно присматривают за детьми.

— Только не мои. Они вечно путешествуют. Когда я был маленьким, им некогда было и мной заниматься. Вряд ли заботу о внучке они поставили бы на первое место. — От его печального голоса щемило сердце.

Пусть она рано лишилась матери, но отец-то всегда был готов уделить ей внимание. Он прижал ее к груди, когда она, накануне развода, пришла обратно в отчий дом. Он поддержал ее решение переехать в Даллас. Сидни не представляла, как можно ребенку расти без такой любви и поддержки.

— Вы заходили в ясли? — спросила она.

— Да. Они закрываются слишком рано. Расписание работы ресторана не совпадает с расписанием работы яслей.

— Вы могли бы нанять няню, — подсказала она.

— Я подумал об этом. Но…

— Что?

— В таком случае я поступил бы, как мои родители: сбагрил бы Эмили кому-нибудь. — Он опустил взгляд, и складки вокруг его рта стали резче. — Я знаю, вокруг много хороших людей, готовых помочь, но я считаю, что ответственность за ребенка лежит прежде всего на плечах родителей.

Сидни подавила вздох разочарования. Так он не хочет, чтобы она стала нянькой! Почему же она расстроилась? Ничего подобного! Кажется…

Ну, хорошо, допустим, ей это неприятно. Если честно, даже очень неприятно. Значит, он не хочет, чтобы Сидни приходила сюда по истечении срока, обговоренного «обеими сторонами». Что ж, замечательно. Это ей и надо.

— Ваша позиция достойна восхищения. Но она утопична.

— Может быть. Время покажет. — Он улыбнулся так, что холодок вокруг ее сердца растаял. — Итак, вам известны какие-нибудь детские стишки?

— «Есть на свете малышок, он зовется паучок», — подсказала Сидни.

Он кивнул с таким серьезным видом, будто собирался воспользоваться этим стишком немедленно.

— А что было потом, когда дождь смыл паука? Это мое любимое место.

Сидни рассмеялась.

— А потом выглянуло солнце.

— Почти как в жизни, да?

— В жизни по-разному бывает. — Сидни прибавила шагу и повернула за угол в конце коридора, направляясь на кухню.

Догнав ее, Люк похлопал в ладоши, потер руки и задорно подмигнул ей.

— Я проголодался. Вы ели?

Удивленная неожиданным вопросом, Сидни облокотилась на облицованный кафелем стол.

— Вообще-то нет. Я полагала, что сейчас начнется урок кулинарии.

— Непременно. — Люк подавил разочарование и приветливо улыбнулся. — Что будем готовить? Суфле? Крем брю-ля-ля?

— Вы хотите сказать, крем-брюле?

Он щелкнул пальцами.

— Именно. Прекрасно. Я вас экзаменовал. — Закашлявшись, он отвернулся и схватил со стеллажа над холодильником бутылку вина и откупорил ее медным штопором. Завороженная упругой игрой мышц под его футболкой, Сидни не сводила с него глаз, как глупая влюбленная школьница. — Хороший божоле подготовит нас к вкусовым ощущениям. Или вы предпочитаете пиво?

— Без креветок? — сострила она.

— Хорошая идея. — Люк подмигнул. Сердце Сидни немедленно отозвалось. — У меня, правда, они кончились. Так что в другой раз.

В другой раз? И сколько еще будет других раз? Всего один месяц, напомнила она себе.

— Нам не пора приступить?

— Хорошо. Итак, крем…

— Нет. Пахлава.

Его брови сдвинулись.

— Это что-то греческое?

— Наверно.

— Гм. — Он потер подбородок.

— Вы не умеете ее готовить?

— Запросто. — Он потянулся за бутылкой. — Давайте выпьем сперва по стаканчику, а я припомню. — Наливал он изящно, не давая упасть мимо бокала и капле с горлышка бутылки. Люк подал ей круглый бокал темно-красного напитка. — Не забывайте — когда готовите, нельзя спешить. Все ошибки совершаются в спешке. Расслабьтесь и наслаждайтесь.

Сидни поднесла бокал к губам. Люк остановил ее ласковым прикосновением.

— Подождите, — сказал он тихим шепотом. Его глаза потемнели. Люк не отрывал взгляда от ее губ.

Дурочка, ругала она себя, наверняка смотрит на бокал, видимо, заметил плавающий кусочек пробки.

— В чем дело? — с нетерпением спросила Сидни, нервничая от пристального, чересчур интимного взгляда. До нее доносился теплый мятный аромат его дыхания.

— Сперва взболтайте. — Он стал двигать ее рукой, державшей бокал. — Теперь вдохните.

Какое там! Люк был так близко, что стоило ей поднять лицо, и она могла бы поцеловать его. Сидни не смела вздохнуть. В ее груди разливалась боль, новая, неизведанная боль. Нарастало напряжение… возбуждение… она с ужасом поняла, что хочет, жаждет этого поцелуя.

— Ну, как? — спросил он интимным шепотом.

— Что? — У нее скакал пульс.

— Букет. Что вы ощущаете?

Тебя. Твой мускусный, чисто мужской аромат… Еще что-то необъяснимое, интригующее проникло в ее чувства. Она послушно вдохнула и выдавила:

— Вино.

С терпением опытного учителя он снова взболтал бокал.

— Попробуйте еще раз.

— Не угадала? — Чувство юмора отказало ей, как, впрочем, и все остальные, кроме одного, желанного и пугающего.

— Подробнее, — добивался он.

На этот раз ей удалось вдохнуть глубже. Ага, детская присыпка. Она уловила запах, исходивший от его теплой кожи. Это странное сочетание тревожило ее.

— Сладко? — Он придвинулся ближе и глубоко вдохнул, его широкая грудь поднялась и приковала к себе ее взгляд. Под белой футболкой Сидни разглядела завитки черных волос, спускающихся к плоскому животу.

Она с трудом подавила стон.

— Люк…

— Правильного ответа нет. Каждый улавливает свое. Я хочу, чтобы вы научились понимать, о чем вам говорят ваши чувства.

Поверь, я понимаю! Даже чересчур ясно.

— Пахнет виноградом, — снова попыталась она, надеясь прервать это подобие пытки.

Люк нахмурился. Но больше не томил. Он наклонил бокал к ее губам.

— Попробуйте.

Сидни закрыла глаза и отпила. Сладкий фруктовый вкус прошел по ее языку и просочился в горло. Она почувствовала, как изнутри поднимается тепло. Она не знала наверняка, это из-за вина или из-за Люка. Она предпочла бы первое.

— Послушайте, Люк. — Сидни отодвинулась на безопасное расстояние. — Давайте займемся… кухней. У м-меня собрание завтра, прямо с утра, и я бы хотела лечь в постель… пораньше. — Еще одна промашка. Она смущенно остановилась. В голове был туман. — Я пришла, чтобы заниматься кулинарией, вот и все.

— По-моему, мы как раз этим занимаемся, — сказал он голосом, от которого ее кинуло в дрожь. — Это первый урок.

— И чему он должен был меня научить? — резко спросила Сидни, раздраженная скорее своей реакцией, чем самим Люком.

— Тому, что еду и питье, будь это вода, вино или чай со льдом, надо смаковать, а не заглатывать. То же касается и приготовления пищи: это потрясающий эксперимент, а не труд. — Он налил себе бокал.

— Я просто хочу…

— Я знаю, чего вы хотите. — Он поставил бокал на стол. Тепло покинуло его взгляд, и теперь глаза обжигали холодом, как темная зимняя ночь.

— Вам кажется, что готовить — значит последовательно выполнять операции: раз, два, три. — Он быстро щелкал пальцами. — Если хотите поразить гостей, вам потребуется время и терпение. Не нравится, берите коробку смеси и следуйте инструкциям. Вот почему, — продолжил он, сделав еще один глоток, — французы умеют так хорошо готовить. Для них это искусство. Равно как живопись, скульптура… любовь. Разве французы не мастера в любви и романтических связях?

Она моргала глазами. Сердце стучало. Жар растекался по венам и, казалось, достиг точки кипения.

— Я бывала в Париже. У них много музеев, но ни один не посвящен любви.

Люк посмотрел на нее исподлобья.

— Любовь пронизывает все, чем они занимаются. — Он сделал шаг к Сидни. Она прижала ладони к груди. — Иногда хочется чего-нибудь на скорую руку. Быстрого и горячего. — (Женщина уперлась спиной в стол. Итак, она в ловушке.) — И каков результат? Плоть не удовлетворена, душа тоже. Верно?

Он взял у нее бокал, прикоснувшись пальцами к ее руке.

— Так вот, если пить медленно, — он провел холодным бокалом по ее щеке, — очень медленно, пока ваши чувства не взорвутся от голода и жажды, — говорил он, а его голос, глубокий, хрипловатый, эхом отдавался в ней, — тогда вы поймете, как надо… — взгляд Люка заставлял ее кровь бурлить, как водоворот, — готовить.

Сидни положила руку себе на горло и, почувствовав скакавший под кончиками пальцев пульс, поняла, что еще жива.

— Люк…

Он прошел в другой конец кухни и стал рыться в шкафчиках. Он вытаскивал миски, сито, мерные ложки. Кухню наполнил металлический звон, а сердце Сидни колотилось как бешеное. Что с ней?


Что за чертовщина в этом вине? — спрашивал себя Люк. Рокси предупреждала о его силе. Ему что, ударило в голову? Или это Сидни виновата? Он маскировал свое замешательство, поднимая ненужный грохот. В эту минуту ему было безразлично, проснется ли Эмили и станет ли плакать до утра. Так по крайней мере он бы спасся от самого себя и своего влечения к Сидни.

Он собирался флиртовать, дразнить, выводить Сидни из равновесия. И вот теперь сам судорожно ищет опоры. Его затея сбить ее с толку оказалась бумерангом. Пожалуй, он перестарался, вглядываясь в ее глаза, напоминавшие ему ягоды голубики.

— Наверное, мне надо было почаще бывать на кухне, пока я была замужем, — сказала Сидни, и грохот посуды сразу же прекратился. Люк обернулся и увидел ее распахнутые, выразительные глаза и зарево стыда на ее щеках. — М-мне трудно поверить, что я произнесла такое…

Она отвернулась. В его ушах гулко стучала тишина.

— Вероятно, это из-за вина, — попробовал он пошутить. Он продолжил перебирать миски. — Значит, вы были замужем. Рокси мне не говорила.

— И незачем было говорить. Это уже в прошлом.

— Слушая вас, не скажешь, что вы сторонница брака.

Она пожала плечами, как будто ей это безразлично. Но глаза выдавали ее. В них была боль. Или сожаление?

— Наверное, у кого-то это получается. У меня не вышло.

У Люка тоже ничего не вышло после того, как он долго наблюдал брак своих родителей.

— Почему? — Зная, что наверняка переступает тонкую границу, лежавшую между ними, он добавил: — Скажите, если считаете, что это не мое дело.

Прерывисто вдохнув, она покачала головой.

— Вы откровенно говорили со мной о себе и о маме Эмили. — Она снова отпила вина, а он старался не смотреть на ее губы и на длинную гладкую шею. Черт! Он резко открыл ящик и вытащил лопаточку, которая была совсем не нужна. — Похоже, что мы оказались не способны к компромиссам. А брак не может успешно существовать без компромиссов.

Его отец тоже был неспособным идти на компромисс. Интересно, не стало ли причиной развода стремление Сидни сделать карьеру? Эта мысль отрезвила Люка. Его молчание затянулось. Минута, две, три… Он снова наполнил свой бокал и сделал медленный, большой глоток. Он наслаждался теплом, разливавшимся по телу, от этого тепла вопросы становились менее острыми, напряжение — не таким тяжелым.

— Итак, это был первый урок? — спросила Сидни.

— Для одного вечера слишком много? Или вы готовы приступить ко второму уроку? — Опять ему не удалось избежать намека.

— Я готова.

Он чуть не поперхнулся. Снова между ними будто пробежал электрический ток. Люк приучил себя не играть с огнем. Но на этот раз не смог удержаться.


ГЛАВА ТРЕТЬЯ


— Когда она научится ходить в туалет?

Сидни подавила смешок.

— Как взрослая, что ли?

Мужчина обиженно насупился. Он бросил подгузник в корзину, которую называл «местом захоронения ядерных отходов», и защелкнул пластиковую крышку.

— Понимайте как хотите.

Эмили проснулась и стала капризничать, когда они уже поставили пахлаву в духовку. Люк подумал, что дочь проголодалась. Но об истинной причине догадалась Сидни, то ли благодаря своему инстинкту, то ли в силу способности здраво мыслить. Ведь ребенок выпил полную бутылочку сока перед тем, как заснуть у папы на руках. Физиология — вот как называется этот ранний этап игры «угадай, что твоему ребенку надо».

— Итак, когда же, наконец?

— Как только вы ее приучите.

— Можно начинать завтра? — Он поднял Эмили себе на плечо, легко обхватив своими большими руками.

— Ну, может быть, не так скоро. Обычно у детей эти «способности» проявляются в возрасте от полутора до четырех лет.

— Четыре года! — Эмили подскочила от его возгласа, и он понизил голос до шепота: — То есть я до четырех лет буду менять ей подгузники?

— Ну все же не до самого колледжа. — Сидни заливалась смехом. Эмили с любопытством уставилась на нее своими шоколадными глазенками. Люк держал дочь на плече, а малышка, размахивая ручонками, выставила вперед пухленький кулачок, будто хотела поздороваться. Сидни поймала его. Прикосновение детской руки подняло в душе Сидни волну воспоминаний и подавленных чувств. Она вспоминала, как играла в дочки-матери со своей сестренкой. Так легче было перенести мамину смерть. Эта игра дарила минуты покоя и безмятежности. Она отпустила крохотную ручку, будто гоня мысль о собственном ребенке, и для верности отступила от Эмили.

Люк глубоко вздохнул.

— Я никогда не справлюсь.

Она протянула было руку, чтобы погладить его по широкому плечу, но передумала.

— Справитесь.

— Почему вы никогда не берете Эмили на руки? — спросил Люк.

— Ч-что? — Она даже стала заикаться. Нервы натянулись как струны. — Н-не понимаю.

— Вы никогда не просили подержать ее. — Взгляд Люка был серьезным, но не осуждающим. — Все женщины, каких я только встречал с тех пор, как Эмили вошла в мою жизнь, стремились к этому. Ее только что не вырывают у меня из рук в продовольственном магазине. А вы…

— Я… держала ее. Я сегодня вечером уложила ее в кроватку.

— Но не подержали ее на руках. Это не одно и то же. Вы взяли ее так, будто она заразная. Поверьте, оттого, что вы подержите на руках ребенка, вы не забеременеете.

Сидни попыталась говорить ровным голосом:

— Послушайте, Люк, я пришла помочь, а не делать все за вас. К тому же важно, чтоб Эмили привязалась к своему папочке.

Она повернулась и, пошатываясь, пошла прочь из комнаты, успокаивая бешеное биение сердца.

Люк прав. Она действительно избегала прикасаться к ребенку. Это был инстинкт самосохранения. Ей необходимо было держаться как можно дальше от малышки.

— Подержите, пожалуйста, минутку. Мне надо… — он смущенно кашлянул, — по своему делу. Я только на минуту.

Из горла Сидни вырвался лишь хриплый звук. Она взяла себя в руки и направилась к Люку.

— Иди сюда, Эмили. Дадим твоему папочке минутку покоя и тишины. Хорошо?

Люк чуть коснулся ее, передавая свою дочь. Сидни обратила внимание на то, как старательно он избегал дотрагиваться до нее. Это могло бы вызвать у нее улыбку, если б она не была так разочарована. Что за нелепость! С чего бы вдруг у Люка возникло такое желание? Сексуальное возбуждение и так было чересчур острым. Когда шатается зуб, не следует все время надавливать на него, чтобы не усилить боль.

Ее раздражали собственные метания. И в то же время будоражили. Она давно уже не переживала столь частые адреналиновые атаки.

— Спасибо. — Его глаза поймали ее взгляд.

У Сидни снова перехватило дыхание. Казалось, сердце ухнуло куда-то вниз. Пытаясь привести в порядок растрепанные чувства, она стала покачивать на плече ребенка.

Малышка мягкими пухлыми ручками обвила шею Сидни, одурманивая ее нежным ароматом детской присыпки. Доверчивая улыбка Эмили развеяла все страхи. Боль, которую ожидала Сидни, не появилась, зато пустота в сердце заполнилась. Она вдыхала детский запах, ощущала тепло прижавшегося к ней ребенка.

На Сидни нахлынул поток милых воспоминаний о том, как давным-давно она укачивала свою сестренку, и следом обрушилась лавина эмоций при мысли о том, что она никогда не родит своих детей, не будет их укачивать, не будет наблюдать, как они растут.

Люк вернулся слишком скоро.

— Спасибо, что выручили, — сказал он и забрал Эмили.

Руки Сидни опустели, как и ее сердце. Боль утраченных надежд и потерянной мечты просочилась сквозь линию обороны. Она загнала отчаяние в темный уголок души и вновь обрела призрачный контроль над своими чувствами. Хватит цепляться за прошлое, хватит жалеть себя. Она будет смотреть в будущее. Ее карьера обещала успех. Она будет лелеять и взращивать карьеру.

— Пойду проверю пахлаву. — Ей нужно было побыть одной.

Люк кивнул.

— Скоро я к вам присоединюсь.

Ответив ему невеселой улыбкой, Сидни вышла, приостановившись на пороге, чтобы кинуть последний взгляд на чужую семейную идиллию.


Сидни сидела, откинувшись на стуле и закрыв глаза.

Люк поймал себя на том, что пялится на ее приподнятое лицо и приоткрытые губы. Он пришел на кухню через пару минут после того, как заснула Эмили. И сейчас стоял и разглядывал, как рыжие волосы ложатся завитками на точеные ушки, как изящно изогнулась шея, как поднимается грудь при глубоком вдохе.

Черт! Опять за старое!..

С усилием направляя мысли в безопасное русло, он дернул дверку духовки, схватился за противень и, вскрикнув, отпрянул.

— В чем дело? — бросилась к нему Сидни, склонившись так близко, что до него донесся запах вина, духов и неуловимого женского аромата, от которого желание разливалось так широко, что грозилось выплеснуться через край.

— Ни в чем. — Стиснув зубы, злясь на свою идиотскую реакцию, Люк схватил полотенце, вытащил противень и поставил его на плиту.

Сидни потянулась к нему. Ее лицо выражало беспокойство.

— Ни в чем?

Люк отдернул руку.

— Порядок.

Тогда женщина крепко схватила его за запястье и заставила разжать пальцы, чтоб осмотреть красное пятно на его ладони.

— Ничего себе порядок. Вы обожглись.

Люк насупился, но неохотно покорился ей. Он ежился от легкого прикосновения ее руки, наблюдая, как нежные пальцы скользят по подушечке у основания большого пальца. Его мучили нестерпимое удовольствие и боль.

— Все обойдется, — сказала Сидни.

Люк пытался вспомнить, когда о нем кто-то беспокоился. Давненько. Даже его мать была слишком поглощена собственной болью, чтоб волноваться о своем единственном сыне. У него сжалось сердце, когда он взглянул на озабоченное лицо Сидни. Это нежное прикосновение ее руки, деликатное и настойчивое стремление помочь ему…

— У вас есть горошек?

— Горошек? — Он заморгал глазами.

— Замороженный, — уточнила Сидни. Она потащила его к холодильнику и открыла дверку морозильника.

— Что вы делаете? — Его возглас прозвучал слишком резко. Люк и сам это заметил. Он не желал ничьей помощи. Это он всегда помогал: сначала матери, а теперь Эмили. Ему стало не по себе, и Люк скрыл свою неловкость за раздражением: — Вам вдруг захотелось горошка?

— Подойдут и кукуруза, морковь, даже зеленая фасоль.

Она таинственно улыбнулась ему, отчего отнюдь не улеглось его смятение, и, положив ему на ладонь пакетик замороженного горошка, заставила сжать пальцы вокруг холодной пластиковой упаковки. — Мама так лечила мне ожоги, а ей — ее мама. Когда я заботилась о своей сестре и братьях, то тоже применяла это секретное гороховое средство. Теперь и вы сможете воспользоваться им при случае, ведь и Эмили от этого не застрахована.

Он все еще держал в кулаке этот мешочек.

— Странное ощущение.

Разумеется, оно было вызвано не способом лечения, а самим фактом. Люку было удивительно участие, внимание, забота.

— Я не пущу Эмили на кухню, — заявил он, представив, что и его драгоценная крошка может обжечься.

— Тогда ей повезло с папой.

У него путались мысли. Он что, уже стал хорошим отцом? Всего за неделю?

Сидни отвернулась и удалилась к стынущей на плите пахлаве. Ее голубой костюм повторял изгибы фигуры, от плеч струился к тонкой талии и снова расширялся на бедрах. Еще раньше она скинула лодочки и стояла у плиты в одних чулках. Длинные ноги, обтянутые кремовыми нейлоновыми чулками, были безукоризненны.

— Похоже, съедобно, — сказала она.

У Люка екнуло сердце. Он облизал пересохшие губы. Это точно. Вдруг он понял, что Сидни говорила о пахлаве.

— Вы сомневались? Вполне здоровая пища. Вам не кажется?

— Вам бы все шутить. Вы не заметили, сколько масла и сахара пошло на это? А теперь еще все придется заливать каким-то сиропом.

— У меня это блюдо в списке здоровой пищи. — Он глубоко вдохнул аромат, поднимающийся от противня. — Душевная пища. — Люк усмехнулся, заметив ее удивление, и у Сидни покраснели щеки. — Моя мать так называла мороженое с шоколадной крошкой и пиццу с перцами. Она говорила, что чем больше насыщенных жиров, тем больше утешения для болящей души.

— Это мама научила вас готовить? — Сидни внимательно посмотрела на него.

— Нет. Сам научился. Ради разнообразия: как-то мне захотелось отведать чего-то кроме макарон с сыром или легкого гамбургера. — Он швырнул себе на правое плечо полотенце, словно закрывая эту тему. — Неплохо для первой попытки.

— Первой попытки? — изумилась она. — В каком смысле?

— Нам придется усовершенствовать рецепт. Поэкспериментировать. — Он сделал вид, что внимательно изучает нарезанную ромбиками выпечку, избегая смотреть на ее надутые губы, ибо это рисовало в воображении совсем другие эксперименты.

— Вы этого еще не готовили? — Ее голос напрягся от внезапно возникших сомнений.

— Э-э… — Люк понял свою ошибку, но было поздно. Опустив голову, он стал рассматривать красный след на своей ладони. Надо быть осторожнее. Если Сидни узнает, что он умеет готовить только чили, а теперь, благодаря своей дочери, еще и яблоки с корицей, то вылетит за дверь быстрее, чем его отец когда-то.

А ему не хотелось, чтобы она ушла. Пока — нет.

Ему еще нужны были советы, нужна была помощь в воспитании дочери. Люк не хотел себе признаваться, что причина не только в этом. Что-то в Сидни интриговало его. Эта женщина знала толк в воспитании детей, но ничего не смыслила в готовке; эта женщина избегала даже смотреть на его дочь, в то время как другие не уставали восхищаться ею.

Может, именно эти парадоксы его и привлекают? Это явное отсутствие интереса?

Ну и что? Такое случается. Почему же он реагирует на нее словно изголодавшийся Робинзон? До появления Эмили Люк не испытывал недостатка в женщинах, а она появилась всего неделю назад.

— Это наш первый совместный опыт, — наконец ответил Люк.

— Судя по результату, — с непринужденной улыбкой отозвалась Сидни, — у нас неплохо получается. Начало многообещающее.

Он сглотнул. Ничего себе заявление!

Все женщины, с которыми он встречался, обволакивали тонкими намеками. Потом развивали дискуссию о будущем и сердились, если он не поддерживал ее. Наконец, висли на нем, как лианы, стремясь заполучить больше, чем он готов был дать. Люк никому ничего не обещал. И честно предупреждал, что не строит долговременных планов. Его подруги кивали с понимающим видом, но блеск в глазах говорил, что они принимают его слова как вызов.

Давно, еще десятилетним мальчиком, наслушавшись материнского плача по случаю очередной отцовской неверности, Люк решил, что он таким не будет. А теперь с беспокойством думал, что уже такой. Скольким женщинам он назначал свидания? Их было не счесть. А перед сколькими брал на себя обязательства?

Одна мысль о серьезных обязательствах заставляла его бежать сломя голову. Правда, теперь у него есть обязательства. Но только перед малышкой. Он не бросит и не разочарует свою дочь.

Мысль об Эмили согрела его сердце. Слава Богу, что мать Эмили оказалась безответственной, иначе он бы не узнал, что у него есть дочь. Мог не увидеть ее милую улыбку, не ощутить ее нежных объятий, ее мокрых поцелуев, которые приводили его в умиление.

Словом, для него существует одна женщина. Он не готов впустить в свою жизнь Сидни. По крайней мере сейчас.

Стоп! У них всего лишь урок кулинарного искусства. А не свидание. К тому же Сидни, кажется, тоже чурается брачных уз. Так о чем ему беспокоиться? Почему его бросает в дрожь от безобидных замечаний? Напридумывал Бог знает что!

Сидни вдохнула аромат слоеного теста, и Люк заметил, как от вздоха приподнялась ее грудь. Груди. Дивные маленькие груди, которые поместились бы в его ладони. Теперь он знал: у него есть повод для беспокойства.

— До чего вкусно пахнет, — сказала она. — Что за приправу вы добавили в последнюю минуту?

— Гвоздику. — Он отвечал машинально, поглощенный единственным желанием: поцеловать ее. Что за бред! Эта женщина, внушал себе Люк, озабочена только собственной карьерой. Что она может ему дать? Ровным счетом ничего.

— Мм… Может быть, это и есть та приправа, которую не могла вспомнить моя начальница. — Она облизнула нижнюю губу, а он как завороженный следил за движением кончика языка. Его бросило в жар, а разум полностью отключился. — Удивительный эффект. Я не могла такого добиться. Мои произведения… — Сидни сморщилась, как Эмили, когда пробовала его домашние импровизации, перед тем как их выплюнуть, — напоминали отсыревшее зерно. Аппетита…

— Не возбуждали? — не подумав брякнул Люк.

Сидни уставилась на него, потом рассмеялась. Это был не робкий смешок, а хохот от всей души, сотрясавший ее плечи, заразительный, чарующий. Право, его шутка была не настолько смешной. Но ему была приятна подобная реакция. Редкая женщина умеет от души смеяться. Над собой, над жизнью. Его мать не умела. Она упивалась жалостью к себе. И Шейла не смеялась. Ни над жизнью, ни над собой, ни над ним. Значит, Сидни не такая, как все. Возможно, она более открытая.

До тех пор, пока речь не заходит о детях.

Люк совершенно запутался и заметался по кухне. Надо махнуть пива. Нет, не пива. Может быть, лучше кофе.

— Пора готовить сироп.

Сидни кивнула головой и стала доставать из пакетов продукты. Люк поставил на плиту кастрюльку и принялся перемешивать в ней воду с сахаром для сиропа. Затем добавил мед. Когда смесь стала похожа на золотые нити, он полил ею пахлаву.

— Попробуем.

— Мне казалось, что она должна отстояться в течение суток.

— А? — произнес он, мысленно перелистывая рецепты.

— Нужно время, чтобы успел впитаться сироп и… не знаю. Я прочла в книге.

Он морщил лоб и смотрел на пропитанное сахаром лакомство.

— Выглядит неплохо. Наверное, можно подождать до завтра. — Вдруг он расплылся в улыбке. — А можно снять пробу сегодня, а завтра повторить.

Ее развеселило такое нетерпение.

— Хорошо. Убедили.

Люк положил ей на тарелку ромбик, истекающий маслом и золотистым сиропом. Орехи сверкали как кусочки янтаря.

Слегка подув на пирожное, Сидни вытянула губы и надкусила. Малюсенькая крошечка прилипла к ее нижней губе. Люк сделал над собой усилие, чтобы не слизнуть ее. Он с трудом оторвал взгляд от ее рта. Но проклятая крошка снова и снова притягивала его взгляд к полным мягким губам.

К счастью, она поджала губы и слизнула эту крошку. Вздохнув поглубже, он с нетерпением ждал ее оценки.

Она медленно кивнула и проглотила.

— Вкусно.

И только-то! Вкусно. Не восхитительно?! Не потрясающе?!

Люк с глубокомысленным видом пожевал пирожное и изрек:

— Неплохо. Не то, на что я надеялся, но будем совершенствовать.

— А каким оно должно быть на вкус? — поинтересовалась Сидни.

— Вы что, не знаете?

Она покачала головой.

— Вообще-то нет.

В его голове искрой метнулась идея, вспыхнула и разожгла пламя.

— Тогда нам надо отправиться на разведку.

— А? — Голубые глаза Сидни распахнулись шире и напомнили ему яркие краски Карибского моря. — Что вы имеете в виду? Свидание?

— Нет, — ответил он слишком поспешно.

Сидни вздохнула с облегчением. Ее лоб разгладился, тревога, омрачавшая взгляд, рассеялась.

— Хорошо, разведаем насчет пахлавы.

— И суфле, — добавил он. Возможно, придется совершить несколько набегов, чтоб угнаться за всеми десертами, которые она запланировала для этой вечеринки. Странно, но его это не беспокоит.

— И не забудьте крем-брюле.

Люк кивнул головой. Но что делать с Эмили? Не может же он оставить ее дома одну. Его пронзило чувство вины. Он такой же, как его отец. Готов бросить все из-за смазливой мордашки.

Конечно, нереально не обращать внимания на женщин и отказывать себе в свиданиях. Однако первоочередная его забота — Эмили. Такая женщина, как Сидни, к которой его тянуло, словно голодного к дымящемуся во дворе мангалу, безусловно, отвлекала. Она была такой привлекательной, что у него едва хватало сил удержаться и не заключить ее в объятия.

— Не получится. Я не смогу пойти, — твердо сказал Люк. — Кто будет присматривать за Эмили?

Сидни уставилась на него, ошеломленная внезапным изменением планов. Нет, она так просто не сдастся. Может быть, он передумал, может, он вдруг пожалел, что предложил ей эту вылазку. Но она нуждалась в… разведке.

— Найдите сиделку, — настаивала Сидни.

— Я не оставлю своего ребенка с незнакомым человеком.

— Можно и со знакомым, — сказала она уже более решительно.

Конечно, можно и одной сходить. Но Люк гораздо лучше ее разбирался в кулинарном искусстве. Он наверняка знал, куда пойти. Пусть она сумасшедшая, но отступать не намерена.

За год одиночества она научилась довольствоваться собственным обществом. Она ходила за покупками, ела, училась, спала одна. Совсем одна. Ночью, когда она сворачивалась калачиком под стеганым одеялом, одиночество прокрадывалось в ее квартиру.

Она не хотела и сейчас оставаться одна.

Хуже того, она хотела, чтоб именно Люк был рядом. А это угрожало ее жизненному равновесию. Этот мужчина, с темными волнистыми волосами, выразительными глазами и излучающей солнечный свет улыбкой, пошатнул ее мир. А ей необходимо было ощущать твердую землю под ногами.

— Можно попросить соседку, или подругу, или родственницу. Моя сестренка могла бы, — добавила Сидни с сомнением. — Ей двадцать лет, она учится в колледже здесь, в Далласе. Она ладит с детьми. Собирается стать учительницей.

— А если что-нибудь случится? Я ни за что не простил бы себе. — Он покачал головой и сунул руки в карманы джинсов. — Нет, это было опрометчивое предложение.

— Итак, из-за того, что у вас появился ребенок, вы откажетесь от жизни. От работы, от общества.

— Повторяю, — процедил Люк, — я не считаю возможным сдать своего ребенка в ясли, няне или кому бы то ни было. Ответственность за Эмили лежит на мне. Только на мне. Родная мать отказалась от нее. И теперь я ее брошу? Как она это воспримет? Решит, что никто не дорожит ею настолько, чтобы хоть чем-то пожертвовать ради нее? Пока она не подрастет, я буду сидеть дома.

Его слова выбили Сидни из колеи. Взволнованная такой преданностью, растроганная искренностью, она вспомнила своего бывшего мужа, с легкостью пренебрегшего ее чувствами, забывшего клятвы быть рядом в горе и радости. Первое же серьезное затруднение бросило его в объятия другой женщины… плодовитой… «настоящей» женщины.

Она помнила его слова, когда он заявил, что уходит к своей подруге.

— Черт, — шипел Стэн. — Люси беременна. Моим ребенком. Я не могу ее бросить. Я нужен ей. — Потом с упреком сказал Сидни, что «Люси — настоящая женщина». Он отвернулся от Сидни, когда она, как никогда, нуждалась в его понимании и любви. Тогда она поняла, что он по-настоящему и не любил ее.

Замерев, Сидни смотрела на мужчину, стоявшего напротив нее. Люк не испугался трудностей и с достоинством и готовностью принял неожиданный факт появления в своей жизни ребенка. В эту минуту он казался самым привлекательным мужчиной, какого она когда-либо встречала.

— В конце концов, не такое уж это крупное мероприятие, — проговорила она, ощущая биение сердца у самого горла, — так что Эмили вполне может отправиться с нами.

Присутствие ребенка будет как нельзя кстати. Оно притупит влечение, возникшее между Сидни и Люком. Малышка все время будет напоминать Сидни, что Люк — бесперспективный вариант, каким бы соблазнительным он ни был.

— Десятимесячный ребенок в ресторане? — переспросил он. — Что ж, это должно быть интересно.


ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ


В ресторане было шумно и многолюдно.

Сидни ощущала необыкновенный подъем. Она не знала, то ли это от гитарных переборов, то ли от взрывов смеха клиентов, сидящих за ближайшими столиками, то ли от открытой улыбки Люка.

Нельзя допустить его магнетического воздействия.

Она и не допустит.

Потому что они, напомнила себе Сидни, не на свидании. Да и время неподходящее для свиданий. Просто заурядный вторник.

Сидни нашла причину своего приподнятого настроения: она давно никуда не выходила, вот и все. Расставив все по местам, Сидни расслабилась.

— Одну порцию пахлавы и суфле, — заказал Люк. — И еще две чашки кофе. — Он перевел взгляд с официантки на дочь, пристегнутую к высокому стульчику, стоявшему рядом с ним. — А малышке принесите… — Наморщив лоб, он посмотрел на Сидни. — Что ей можно съесть?

Его вопрос прогнал ненужные мысли, не оставлявшие Сидни в покое. Она сложила меню и протянула его официантке.

— У вас есть ванильное мороженое?

— Кажется, только «апельсиновый снежок». — Девушка улыбнулась и сунула книжечку заказов в задний карман джинсов. Она, наверное, была не старше Дженни, сестренки Сидни.

— Тогда возьмем порцию для малышки.

Официантка кивнула:

— Мигом принесу ваш заказ.

За их столиком установилось неловкое молчание. Люк попытался забросить ногу на ногу и нечаянно задел ее юбку. Сидни чуть не подскочила. Она слегка отодвинула свой стул и незаметно одернула юбку. И теперь судорожно соображала, заполнить ли паузу пустой болтовней или молча пытаться взять себя в руки.

Она заметила, что Люк смотрит на нее из-под полуопущенных век с удивительно сексуальной улыбкой. Занервничав, она отвернулась и стала демонстративно перекладывать ложки и стелить льняную салфетку себе на колени.

Эмили стала капризничать и отвлекла внимание Сидни. Недовольно фыркая, малышка ерзала и отталкивала металлический столик, прикрепленный к высокому стульчику. Она запихнула ручку в рот и стала жевать кулачок. Лобик ее сморщился, и Сидни стало ясно, что сейчас начнется плач.

— У вас с собой ее барашек? — спросила она.

— У нас все с собой, кроме ее кроватки, — посмеиваясь, сказал Люк. Теплый, хрипловатый голос окутал Сидни, как волна летнего зноя. Он потянулся за розовой сумкой, которую мама Эмили почти две недели назад передала ему в придачу к малышке. — Подгузники. Соска. Салфетки. — Продолжая копаться в сумке, он выкладывал каждый предмет на стол.

Эмили возбуждалась все больше. Она пыталась сорвать предохранительный ремень, державший ее за талию. Сидни не сомневалась, что, когда малышка закричит, ее голос перекроет и смех, и тягучие звуки гитары, и даже звон посуды. Пара, сидевшая за соседним столом, прервала беседу в ожидании.

— Аспирин. Покрывало для смены подгузников. — Люк перечислял предметы, которые Сидни советовала взять с собой. — Пустышка. Простынка. Запасные штанишки. — С ужасом он поднял глаза. Его рука продолжала шарить в сумке. Стол был завален детскими принадлежностями. — Барашка нет, — сказал он сдавленным голосом. — Что делать?

Сидни на всякий случай отодвинула от Эмили лекарства.

— Конечно, можно…

— Нашел! Вот это подойдет. — Люк сунул в ручку дочери ложку. — Эмили, поиграй этим.

Глазки девочки расширились от удивления, а ротик широко раскрылся в счастливой улыбке. Она тут же засунула ложку в рот, затем вынула. Издавая радостный вопль, Эмили трясла ложкой, как трофеем.

— Как волшебная палочка. — Люк откинулся назад, расслабляя плечи. Он выглядел так, будто его избрали Отцом Года.

— Гм, — возразила Сидни. Ей было жаль разочаровывать гордого папашу. — Вряд ли это…

Бах! Эмили ударила ложкой по металлическому столику. Бах! Бах!

Несколько человек повернулись к ним. Смеясь и пуская пузыри, Эмили снова и снова стучала ложкой по столику. Эти звуки эхом отдавались у Сидни в голове. Барабанные перепонки вибрировали в такт ударам.

Качая головой, она сказала:

— Неудачная идея.

Люк нахмурил брови.

— Что теперь делать? — прокричал он через стол. Вокруг них прекратились все беседы. Гитарист стал играть громче, пытаясь заглушить барабанную дробь Эмили. Окружающие уже с явным раздражением оборачивались на них. — Отобрать? — спросил Люк. — Это разозлит ее? Тогда что?

С трудом удерживаясь от того, чтоб заткнуть уши, Сидни прокричала:

— Нужно сразу дать ей что-нибудь другое. Только спрячьте ложку.

Кивнув, Люк вырвал ложку у Эмили и одновременно с Сидни потянулся за пустышкой. Его рука на мгновенье накрыла ее руку. Их взгляды встретились, и Сидни обдало жаром. Она застыла, а Люк медленно убрал свою руку. Но его пронзительный взгляд не покидал, сверлил ее. Сидни держала пустышку дрожащей рукой. Затем рывком сунув пустышку Эмили, она спрятала руку под столом, положив на колено.

В ресторане все успокоилось, и посетители снова повернулись к своим столикам. Возобновились негромкие беседы. Музыкант начал с середины «Ты мое солнышко». Сидни не стала прислушиваться к тому, как Люк подпевал, стараясь добиться внимания дочери.

— У вас хорошо получается, — сказал он тихим, теплым и влекущим голосом. Его темные глаза сияли восхищением. Она заметила, что он следит за ней загадочным взглядом.

— Просто у меня есть опыт. — С неуверенной улыбкой Сидни взяла со стола слюнявчик. Она решила, что надо чаще ходить на свидания. Может быть, тогда Люк не будет… так смущать ее. — У вас тоже скоро накопится.

Люк взялся как попало запихивать детские вещи обратно в сумку. Теперь все не влезало как следует, и ему пришлось сильно уплотнить содержимое.

— Вы можете слушать советы, но пока не пройдете через все сами… — Она остановилась, стараясь найти подходящий пример. — Допустим, я могла бы посоветовать вам не спрашивать у Эмили, даже когда она дорастет до двух лет, хочется ли ей купаться. Никогда не предоставляйте двухлетнему ребенку право выбора, если вы не готовы принять от него отрицательный ответ. В этом возрасте выбирать можно полотенце или пену для ванны. Но пока вы не совершите этой роковой ошибки, пока ваш ребенок с вызывающим видом не скажет «нет», пока вам не придется запихивать в ванну орущего ребенка, вы этого важного совета не оцените.

Люк задумчиво потер подбородок.

— Вам надо иметь собственных детей.

Вам надо иметь своих детей.

Сидни похолодела.

Эмили с удовольствием сосала пустышку. Сидни же ощущала пристальный взгляд Люка, который, будто нащупав трещину в ее сердце, вбивает туда колышки. Чувствовал ли он ее боль?

Сидни думала, каково было бы смотреть, как ее ребенок, малыш, зародившийся в ней, смеется и играет. Каково было бы держать это создание на руках, укачивать перед сном, говорить ему, что она любит его больше всех… Сожаление и разочарование жгли ей горло.

Пустышка Эмили звякнула о металлический столик. Люк сунул ее обратно в ротик малышки. Глядя на его руку, державшую мягкую розовую пластмассу, Сидни почувствовала, как ей сдавило грудь.

— Наверное, есть женщины, — сказал он с явным намеком на нее, — которые больше стремятся к карьере, чем к домашнему очагу и семье. — Она не нашла в его словах укора, это было просто констатацией.

Сидни залилась краской. Она хотела сказать, что у нее не было выбора. Ей хотелось топать ногами и стучать, как это делала Эмили. Но она лишь слабо улыбнулась официантке, поставившей две чашки кофе на их столик. Малышка тут же потянулась к дымящимся чашкам, и Сидни убрала их подальше.

У нее дрожали руки. Она влила в черный густой кофе огромную порцию сливок и, цепляясь за ложку, как за спасительное весло, стала размешивать. Сливки осветлили кофе, вот так с годами выцвели ее мечты и стремления…

— Некоторые женщины справляются и с тем, и с другим, — заявила она бодрым голосом. — И с семьей, и с карьерой.

Люк глотнул черный кофе и скривился от горечи. Разумеется, Сидни права, как ни больно это признавать.

— Моя мама не могла.

Сидни замерла.

— В каком смысле?

Люк накручивал завязки слюнявчика Эмили вокруг указательного пальца. Он чувствовал, как внутри растет напряжение. Люк никогда не судил свою мать. Он любил ее… И всегда готов был броситься на ее защиту. И тем не менее вынужден признать, что многого лишился именно по вине матери. И не желал, чтоб детство Эмили напоминало его собственное.

— Единственное, чего она всегда желала, — это сидеть дома и растить детей, — сдавленно проговорил он. — А когда папа ушел, она… рассыпалась в прах.

Он вспоминал безутешные слезы мамы, ее страх, свою беспомощность. Ее сердце разбилось, когда муж бросил ее ради другой женщины. Она смертельно боялась искать работу, думая, что ни с чем, кроме уборки и готовки, не справится. Еще маленьким, он плакал вместе с мамой и ругал папу. Но он был мальчиком, будущим мужчиной, и поэтому глубоко запрятал свои страхи. Он должен был быть сильным и поскорее вырасти.

— Вы единственный ребенок? — спросила Сидни тихим голосом.

Он кивнул.

— Мне было семь лет, когда они развелись.

— Это, должно быть, ужасно тяжело. Для нее. И для вас тоже.

Он пожал плечами. Его смущало ее сочувствие и искреннее внимание. Он давно пережил все это. Оставил все позади. Он вдруг подумал: а как Сидни восприняла свой развод? Переживала ли она, как его мать? Испытала ли такое же отчаяние?

— Ваша мама одна заботилась о вас? — спросила она, поднося чашку ко рту.

— Я о ней заботился.

Из прошлого к нему вернулся сладкий аромат бутербродов с арахисовым маслом и джемом. Это было его фирменным блюдом, которое он готовил по возвращении из школы. Он брал с собой бутерброд и большой стакан молока, заходил к матери и залезал к ней в постель. Она смотрела по обыкновению какую-нибудь мыльную оперу, но отключала звук, чтобы его не обидеть, пощипывала его бутерброд и спрашивала, как он провел день. Но она никогда не слушала его по-настоящему, так, как сейчас Сидни.

— Получается, будто вы «вырастили» свою маму, как я растила своих братьев и сестру. — Она протянула руку через стол и накрыла его большую кисть. Его удивили тепло, сочувствие и собственная дурацкая реакция.

Он заметил приближающуюся официантку, и их беседа оборвалась так же внезапно, как возникла. Сидни откинулась на спинку стула и убрала руку. Кратковременная, но столь необходимая связь была нарушена. Сердце Люка упало, и он, почувствовав это, разозлился. Резко отодвинув свой кофе, он принял от официантки тарелочку с пахлавой.

— Выглядит недурно, — сказал он, и на лице появилась задорная улыбка.

— Совсем не так, как моя, — призналась Сидни с иронией.

Эмили потянулась к своей тарелочке, распластавшись на металлическом столике. Люк мгновенно отодвинул тарелочку подальше. Игриво щелкнув дочь по носику, он улыбнулся.

— Терпение, золотко. Надо завязать слюнявчик. Ты ведь не хочешь выпачкать мороженым свое хорошенькое розовое платьице.

Эмили вглядывалась в него серьезными темными глазками. Ее пухлая ручка то сжималась в кулачок, то разжималась. Она еще старалась достать свой «снежок». С приоткрытых губок срывалось нетерпеливое кряхтенье.

Сидни посмеивалась.

— Напрасный труд. Все равно через пару минут мы будем в мороженом.

— Ну нет, через мой труп. — Хорошо, что Сидни посоветовала взять с собой слюнявчик. Его пальцы путались в завязках. Он тихо чертыхнулся, и ему наконец удалось их завязать.

Люк опустил ложку в десерт, и Эмили подалась вперед с раскрытым ртом, жадно хватая мороженое. Почувствовав холод, она заморгала, потом вытолкала комочек языком, и оранжевый шарик покатился ей на колени. Она опустила подбородок и стала мотать головой.

Люк нахмурился.

— Не понравилось.

— Дайте ей распробовать.

Люк зачерпнул еще, теперь на кончике ложечки. «Снежок» растаял у Эмили на язычке, и она радостно улыбнулась.

Он рассмеялся и сказал:

— Ага, нравится. Вот еще, Эм.

Когда он поднес ложку, дочь схватила ее, и липкое оранжевое месиво потекло вдоль руки прямо ей на голову.

— Эмили! — Люк схватил салфетку. Его свитер тут же покрылся оранжевой крапинкой, а Эмили размазала комок по металлическому столику.

— Ничего, — сказала Сидни. — Пусть забавляется. Мы все уберем, когда будем уходить.

— Знаете, — сказал Люк, — я никогда не думал, что мне доставит удовольствие наблюдать за проказами собственного ребенка. Теперь не могу себе представить, что бы я делал без Эм. Когда я играю с ней, то начинаю думать, были ли мои родители рады мне. Или я им напоминал об их неудавшемся браке.

— Я уверена, что они любили вас так же, как вы любите Эмили.

Люк услышал печаль в голосе Сидни и поднял на нее глаза. Ему вдруг захотелось больше узнать о ее браке, ее разводе, ее сердечной боли. Она любила мужчину. При этой мысли Люк почувствовал, как у него свело живот, и решил, что он спятил. Возможно, его интерес был праздным любопытством. И все же он напомнил себе, что серьезные отношения не входят в его планы. Тем более что раньше он счастливо избегал их.

— Давно вы развелись?

— Год назад. — Она перевернула вилку. Скатерть приглушила ее стук.

— Сколько времени вы были замужем? — Люк не смог удержаться от допроса.

— Больше пяти лет. — Ее тон был сухим, и мужчина заметил, как дрожат ее руки.

Он запихнул Эмили в рот еще несколько ложек мороженого. Большая часть его дополнила оранжевые разводы на металлическом столике. Дочь выражала чрезвычайное удовольствие. Она радостно хлопала в ладошки, требуя еще. Люк медленно перевел взгляд обратно на Сидни.

— Каким он был? — спросил Люк, проявляя больше, чем следовало, интереса к причинам, побудившим ее выйти замуж.

— Стэн? — Она помолчала, будто собираясь с мыслями, пригладила пальцами свои короткие волосы и уселась поудобнее. — Стэнли Эллиотт Вагнер. — Она тяжело вздохнула, будто даже мысль о бывшем муже была неприятна. — Мы познакомились в колледже. Он был на пару лет старше меня. Мне стукнуло всего семнадцать, и я была жутко наивной. — Сидни внимательно рассматривала свою чашку кофе, водя пальцем по кромке, потом взглянула на Эмили. Но взгляда Люка она избегала. — Я боялась, что когда он получит диплом, то уедет и забудет обо мне. Поэтому согласилась выйти за него замуж. — Она покачала головой. — Знаю, я поступила неразумно. Но я была молодой… наивной… и глупой.

Люк внимательно смотрел на нее. Смотрел, как ее короткие ногти впивались в ладони. Обычная сдержанность изменила Сидни. Личина спокойствия рушилась у него на глазах. Ее плечи ссутулились, подбородок опустился, она уставилась на стол, стараясь скрыть от Люка свое волнение.

Он обратил внимание на то, что она не утверждала, будто так любила мужа, что отказалась от образования ради замужества. Она никогда не любила Стэна? Или развод уничтожил даже воспоминание о нежных чувствах?

— В общем, — она выдохнула, — мы поженились. Мне пришлось на время бросить учебу. Я работала и помогала оплачивать его учебу. Позже, когда он получил диплом, я пошла учиться на вечернее отделение, а днем работала. В конце концов мне удалось получить диплом. Наверное, постоянная подготовка заданий поздними ночами не способствовала счастью в моем браке. А может, я слишком мало бывала дома. — Она пожала плечами, умолкла.

— Скажите еще, что вы недостаточно хорошо готовили или обслуживали Стэна.

Сидни горько усмехнулась.

— И это правда. Видно, я слишком устала готовить и убирать в те долгие годы, пока заботилась о своих братьях и сестре. А может, мне казалось, что он достаточно взрослый и способен питаться самостоятельно. Во всяком случае, к тому времени, когда я получила диплом, Стэн успел обзавестись другой женщиной. — Она вздохнула. — Конечно, я не сразу об этом узнала. Мой заработок уходил на приобретение уютной обстановки для их дома. В конце концов он был вынужден признаться. Я уложила чемоданы и переехала в Даллас.

— А где вы жили?

— В Канзас-Сити.

— Тогда почему в Даллас? — Его любопытство стало уже неприличным, но он не мог остановиться.

— Моя сестра училась здесь. И братья живут недалеко. Так что это было возвращением домой.

Пауза затянулась. Люк ждал продолжения, но Сидни молчала.

И тут он увидел слезу, скользнувшую по ее нежной бледной щеке. Он наклонился вперед и стер ее.

— Сид… Сидни… Простите, мне нельзя было…

— Вы не виноваты. — Она пыталась улыбнуться.

Он пододвинул свой стул поближе к ней, и ее обтянутая шелком нога коснулась его ног. У Люка пересохло во рту.

Собрав все силы, он заставил себя встретить ее взгляд.

— Вы все еще любите… своего бывшего мужа? — Люк, замерев, ждал ответа, сознавая, какое разочарование ждет его, если она ответит положительно.

— Нет. Нисколько. — Ее голос звучал уверенно. Люк перевел дыхание. — Его измена избавила меня от всякого чувства. Теперь я ничего к нему не испытываю. Самое обидное… — Сидни затихла, и нижняя губа у нее задрожала. Она прикусила ее, и розовая кожа побелела. — Что та женщина… ждала ребенка от Стэна.

Внезапно она вскочила и бросилась к выходу.

Люк заморгал от неожиданности. Чувство вины ожгло его. Слишком много вопросов он задавал. Только бередил давно затянувшиеся раны. Люк ринулся вслед за Сидни.

Он поймал ее за локоть и повернул лицом к себе. Ее слезы рвали ему сердце. Он обхватил ладонью ее подбородок. Она смотрела на него бездонными, увлажнившимися голубыми глазами, и Люк не смог устоять. Он наклонил голову и на секунду замер. Женщина приоткрыла губы, то ли от предвкушения, то ли от удивления. И он поцеловал ее.

Ее губы были еще мягче, чем он думал. И слаще. Вкус сливок и сахара на ее губах перемешивался с тонким ароматом миндаля.

Грохот за спиной вернул его на землю.

Люк похолодел. Черт побери! Он забыл про Эмили.


ГЛАВА ПЯТАЯ


Люк еще не успел отвернуться от Сидни, от ее притягательных губ и удивленных голубых глаз, но уже знал, что стряслось у него за спиной.

Сам виноват, черт побери! Сам виноват!

У него опустились плечи. Нервы были на пределе. Не из-за Сидни, не из-за Эмили. Он винил только себя.

Люк оторвался от Сидни и ринулся обратно к столу. Под ногами хрустели осколки тарелочки, в которой был «апельсиновый снежок». Он поскользнулся на тающем десерте, но удержался на ногах. Взгляд Сидни, казалось, обжигал его сзади, но он не знал, сердится ли она из-за его нахальства.

И тут Люк сфокусировал взгляд на своей дочери.

Вокруг царила тишина, которую прерывали только радостные возгласы Эмили. Впечатление было такое, будто все посетители и весь персонал гневно уставились на него, рассерженные его ротозейством.

Эмили приподнялась на своем высоком стульчике с гордой улыбкой, как королева, готовая произнести указ. Подняв ручки над головой, она сжимала в кулачках шарик десерта, который успела схватить перед тем, как тарелочка полетела на пол. Липкая оранжевая масса текла сквозь пухленькие пальчики и струилась по волосикам. Мороженым было перепачкано все ее личико.

Люк перепугался, видя, как его дочь балансирует на краю своей жердочки. Она ухитрилась расстегнуть ремень и теперь стояла на нетвердых ножках. У него остановилось сердце.

Люк бросился к дочери. Не обращая внимания на липкую жижу в волосах, на руках и лице малышки, он схватил ее и прижал к себе.

Он чувствовал, как ее ручонки хватаются за его волосы, как она горячо дышит ему в щеку, как сердито упирается. Он вдохнул и явственно ощутил запахи детского крема и «апельсинового снежка». Сердце зашлось от счастья, от нахлынувшего чувства любви.

Теперь она вне опасности, говорил он себе. Вне опасности.

Как легко он забыл о дочери! Пусть всего на мгновенье. Раскаяние больно жгло его. Его сумела отвлечь пара васильковых глаз и пара длинных, стройных ножек. Черт подери!

Люк раскачивался с ноги на ногу, успокаивая Эмили и самого себя. Затем излишне порывисто выдернул из металлической салфетницы салфетки. Зажав бумажный ком в кулаке, стал вытирать дочь. Та отворачивалась, и сжимала кулачки, и совсем по-женски выпятила нижнюю губку. Ее круглые шоколадные глазенки смотрели на него с укоризной. Люк усмирил свои нервы.

— Вам вредно так много развлекаться, барышня, — тихо сказал он. — Вот вернемся домой, и угодите прямо в ванну.

— Я так и знала, что мы станем все пятнистыми, как леопарды, — мягко посмеивалась Сидни.

Он нахмурился.

— Похоже, что эту… экспедицию, — он подчеркнул целевую направленность этой вылазки, — придется досрочно сворачивать.

Официантке, появившейся со шваброй и совком, чтобы подмести битое стекло, он с благодарностью кивнул и сказал:

— Пахлаву мы возьмем с собой.

— Конечно. Сейчас я вам ее упакую.

Люк не сомневался, что официантка будет рада их уходу. Да и посетители вздохнут с облегчением.

Его тело еще пело от поцелуя Сидни, и он избегал смотреть на нее. Но чувствовал каждое ее движение. Люк ругал себя за глупость и безответственность. Идиот!

Эмили могла пораниться, порезаться стеклом. Могла упасть со стульчика. Что угодно могло случиться, и все по его вине. Потому что он увлекся женщиной, не мог держать руки при себе, не мог побороть свое возбуждение. О чем он думал?

Похоже, что ни о чем. Нельзя терять голову из-за Сидни. А то еще не известно, какую беду он навлечет на себя.

Нет, больше этого не случится!

Бросив мокрые салфетки и перепачканный слюнявчик на стол, Люк снова прижал к себе Эмили. Он не допустит беды. Отныне все внимание — только дочери. Ни одна женщина, тем более Сидни, не собьет его с толку.

К тому же, напомнил он себе, Сидни не то что его мать, она не нуждается в защите и заботе. Сидни способна сама о себе позаботиться. Он не отвечает за нее.

Хорошо, он должен помочь ей с десертами для ее вечеринки, раз уж она помогла ему с Эмили. Ну и все. Здесь он проведет черту. Больше он ничего не должен.

— Уходим. — Его голос скрежетал от недовольства.

Сидни опустила крышку коробочки с пахлавой, поправила облегающую юбку, а Люк вдруг понял, что разглядывает ее ноги, изящный изгиб щиколотки, блеск чулок. Когда она потянулась за сумкой, он схватил ее первым. Их руки соприкоснулись, и мужчину еще раз пронзил разряд. Желания. И предвкушения.

Черт, беда с этой Сидни! От этой беды надо избавляться. Он решительно повернулся к выходу.

* * *


Кровь пульсировала в висках Сидни. Она машинально шла следом за Люком к его машине. Вид крошечной ручки Эмили, лежавшей у него на плече, пронзил ее сердце. Зной летнего вечера давил, как непосильный груз.

Она еще чувствовала прикосновение губ Люка. Его горячее учащенное дыхание, беспорядочные скачки собственного пульса. В этом единственном поцелуе, слишком скоро прервавшемся, она ощутила его силу и свою ненасытную потребность. Это потрясло Сидни.

Она попыталась убедить себя в том, что просто слишком давно ее не целовали с такой чарующей смесью нежности и жадности.

Она впитала его тепло, как земля солнечные лучи в первый весенний день. Его губы воспламенили ее. Его сила воскресила ту ее сторону, которая, как ей казалось, давно отмерла. Его поцелуй разжег в душе пожирающий огонь. Такой огонь нелегко погасить.

Она сходила с ума, пытаясь унять новые, нежданные ощущения. Его нежное прикосновение взволновало ее. Его чистый, бодрящий аромат возбудил, рождая эротические фантазии. Она откликнулась на его зов совсем первобытным желанием…

Вдруг Сидни поняла, что никто еще не целовал ее так. Никто не мог сравниться с ним. Ее потряс не поцелуй. Ее потрясло то, что подарил его Люк.

Она приникла к нему и ждала продолжения.

И тут он отстранился от нее.

Почему? Может, ее страсть отпугнула его? Или он услышал, как Эмили смахнула тарелочку со столика?

Ее всю трясло — от пережитого и ожидания того, что за этим последует. Она ждала, что Люк подаст какой-нибудь знак, скажет, о чем он думает, или хотя бы перестанет хмуриться.

Считает ли он, что их поцелуй был ошибкой? Раскаивается ли? И если нет, то почему молчит?

Люк открыл перед ней дверцу машины и устроил Эмили на заднем сиденье. Сидни села в его «лексус» и пристегнула страховочный ремень. Она старалась не обращать внимания на его близость, когда он сел за руль. Она могла бы протянуть руку и прикоснуться к его руке, ноге, к ладони. Но не стала.

Люк молчал. Сидни слышала каждый вздох, шелест подгузника Эмили, беспокойно елозившей у них за спиной, и шум заводящейся машины.

Люк выехал с парковочной площадки на главную улицу и покосился на нее. Его руки сжимали руль, будто он хотел сломать его.

— Этого не должно было случиться.

Сидни не ожидала таких слов. Ее передернуло. Она не знала, что он имеет в виду: проказы Эмили или их поцелуй.

Сплетя пальцы на коленях, Сидни убеждала себя, что он говорит о дочери. Разве не о ней он все время ведет речь? Не о ней задает вопросы? Эмили была его главной и единственной заботой.

Сидни вспомнила его исполненный муки взгляд, когда он схватил Эмили и прижал к себе, будто их могли разлучить навсегда.

— Тем не менее, такое бывает, — прошептала она дрожащим голосом. Сидни сознавала, что не должна никогда больше целовать Люка, но ей так хотелось. Безумно хотелось. До боли в сердце.

— Только не у меня. — Люк сжал зубы.

С трудом она прониклась смыслом его слов. Если не он виноват, то кто? Эмили? Разве можно винить десятимесячного ребенка в том, что он решил расправить крылышки? Значит, обвинение адресовано Сидни. В ней поднялось раздражение на Люка.

— Ясно, — огрызнулась она и выразительно посмотрела на дочь Люка, чье появление он не предусматривал и о чьем существовании узнал только на прошлой неделе.

Люк перехватил ее взгляд.

— Моя дочь помогла мне понять, что я совершил ошибку. Грубую ошибку.

Теперь Сидни стало очевидно, что он имеет в виду поцелуй. Пустые надежды. Натянутая ниточка лопнула. Сидни разгладила юбку, сожалея, что не может спрятаться под сиденье.

— Люк, что было, то было. Давайте не будем делать из мухи слона. — Она попыталась отшутиться. — Поверьте, я не стану настаивать на свадьбе только из-за того, что вы меня поцеловали.

Люк пронзил ее взглядом.

— Я говорю не о поцелуе.

Его небрежный тон ранил Сидни.

— С этим я справлюсь. Я хотел сказать, что моя дочь могла пострадать.

— А… — Женщина сидела, прислушиваясь к беспорядочному биению своего сердца и стараясь собрать разбежавшиеся мысли. Она намотала на палец ремешок своей сумочки и, затянув, смотрела, как он распухает и краснеет. Вздохнув, ослабила натяжение. — Люк, как бы ни старались родители исключить малейшую случайность, это неосуществимо. Невозможно предвидеть все потенциальные проблемы. Невозможно следить за младенцем каждую секунду в течение всего дня. — Она говорила так же быстро, как скакал ее пульс, убеждая себя учиться на собственных ошибках. Например, больше не целоваться с Люком! — Будут несчастные случаи. Эмили поцарапает коленку, ушибется. Вы ее поцелуете, и жизнь пойдет дальше. — Сидни смотрела на мелькающие светофоры и мысленно подгоняла Люка: скорее, скорее домой! — Каждый случай научит вас чему-нибудь. И ее тоже. Вам не удастся защитить ее от жизни. Ошибок не избежать. Они входят в процесс обучения.

У нее горело лицо. Если тараторить и дальше, может быть, все забудется. Хотя, признаться, Сидни не хотела забывать тот единственный поцелуй.

Люк взглянул на Сидни. У нее замерло сердце. Его глаза завораживали. Когда он снова перевел взгляд на дорогу, женщина смогла перевести дыхание.

— Если бы не проклятый поцелуй, — вдруг проговорил Люк, — Эмили не оказалась бы на грани несчастного случая. Это было неосторожно. Глупо.

Его слова, как удары ножа, пронзали ей сердце. Так и есть. Он винил в происшедшем ее! Как будто она лезла целоваться!

— Послушайте, Люк, я готова признать, что это было несвоевременно. И неожиданно. Но давайте не будем делать из этого проблему мирового значения. Вы правы, Эмили Могла пострадать. Но не пострадала. Финал. Занавес.

— Это симптом, Сидни. Я должен позаботиться о том, чтобы он не превратился в болезнь.

Словно защищаясь, она скрестила руки на груди.

— Больше этого не повторится.

— Вы не можете гарантировать, пока мы работаем вместе. — Он взъерошил пальцами волосы.

— В таком случае остается единственное решение. — Но почему ей так тяжело? Почему ей вдруг стало казаться, что она без него пропадет? — Вероятно, нам следует расторгнуть наш договор. В конце концов, моя помощь вам уже не нужна. Вы вполне способны справиться самостоятельно. Хороший отец не тот, кто вовремя меняет подгузники или кормит по часам, а тот, кто любит своего ребенка. А ваша любовь к Эмили очевидна. — Сидни решительно уклонилась от его руки, которую Люк было протянул к ней.

— Я нуждаюсь в вашей помощи. — Он сжал губы и уставился на габаритные огни идущей впереди машины. — Слишком много волнений за один вечер.

И для Сидни тоже! Она чувствовала подступающую слабость, и ей хотелось оказаться дома. Там она уляжется в постель со скучной книжкой, которая усыпит ее. И ни о чем больше не надо будет думать. Но она знала, что… ей будет сниться этот поцелуй… и Люк.


Люк припарковался у подъезда Сидни и повернулся к ней. Падавшая на его лицо тень не могла скрыть выражения откровенной досады.

— Сидни, я совершил ошибку. Я не должен был целовать вас. Не знаю, почему…

— Неважно, — прервала Сидни. Ей не хотелось слушать его извинения или объяснения.

— Нет, подождите. Я не пытаюсь завести роман. Я никогда не хотел жениться, насмотрелся на своих родителей… — Его голос постепенно угас, и их окутало молчание.

На его скулах играли желваки. Видно было, что он нервничает, и она взялась за ручку дверцы, готовясь бежать. Надо уходить, пока не наделала глупостей, например не принялась снова утешать его.

— Я вечно проклинал отца за его отношение к матери. Мой отец… Он не был хорошим мужем. Раньше мне тяжело было говорить об этом. Но теперь… Он постоянно заводил интрижки. Из-за этого однажды и ушел. Нашел себе женщину помоложе и не обремененную ребенком. А сегодня я вдруг понял, что унаследовал его гены…

У нее похолодело в животе.

— В каком смысле?

Он вздохнул.

— Сидни, вы очень привлекательная… красивая женщина. Вы были так добры, что помогли мне с Эмили. У вас золотое сердце. Но сегодня вечером я совершил оплошность. Дело не в вас. Я вас совершенно не виню. Но я увидел, что из-за женщины легко могу забыть про свои обязательства. А это не должно произойти.

Голос мужчины дрогнул. Наконец она поняла. Он винил не ее, а себя. И теперь старался внушить себе, что не имеет права на чувства.

А это значит, что он хотел целовать ее!

Этот мужчина, такой нежный, такой любящий, такой преданный своей дочери, с которой познакомился всего неделю назад, старался подавить в себе любую слабость. И сердился, потому что ему это не удавалось.

В один прекрасный день он станет любящим и заботливым мужем какой-нибудь счастливицы. Сидни оцепенела от этой мысли.

Не ее мужем. Это нереально!

Слишком разные у них дороги. И кардинально отличные цели. Она стремится к карьере и не позволит ни одному мужчине, даже Люку, сбить ее с пути.

— Я понимаю, что вы хотите сказать, Люк. Поверьте, я тоже не заинтересована заводить интрижку. Останемся добрыми приятелями. Я не против того, чтоб давать вам советы относительно воспитания Эмили. Если вы готовы помочь мне приготовить несколько десертов.

Она робко улыбнулась ему.

— Хотите зайти и попробовать пахлаву, до которой мы так и не добрались сегодня?

Он покачал головой.

— Лучше я отвезу Эмили домой, отмою ее и уложу в кроватку. Завтра попробуем какой-нибудь другой рецепт.

Она кивнула. Это единственно правильное решение. Ее взгляд остановился на его губах. Она знала, что он не поцелует ее на прощание. Разумеется, ей этого и не надо. Его последний, единственный поцелуй еще долго останется в ее воспоминаниях.

Она стала открывать дверцу, но он жестом остановил ее. Женщину пронзило током ожидания.

— Спасибо, Сидни, что выслушали меня. Обычно я, э-э, не так многословен.

— И я тоже, — призналась она, ощущая поток головокружительного тепла.

Она устоит. Должна устоять.


ГЛАВА ШЕСТАЯ


Куда она запропастилась?

Сердце Люка сбивалось с ритма. Он стоял, не шевелясь, посреди кухни. Он вдруг почувствовал себя одиноким. Узником в собственном доме. Люк недовольно сунул руки в карманы джинсов. Черт! С каких это пор он стал с нетерпением ждать тихих вечеров с ней?

Почти с самого начала.

На первых порах он лишь надеялся, что Сидни поможет ему с Эмили. Теперь для него эти встречи значили гораздо больше. Слишком много.

Прошла неделя со дня катастрофы в ресторане. Со дня их поцелуя. Больше они о нем не говорили. Но между ними возникла неловкость, скованность, они мельком косились друг на друга и тщательно следили за тем, чтоб даже не задеть друг друга плечом. Все их внимание было сосредоточено на Эмили, пахлаве и шоколадном суфле.

И сегодняшний вечер был не исключением. Двадцать минут назад Люк оставил Сидни здесь, на кухне, и пошел укладывать Эмили. Сидни сказала, что возьмется за шоколадный мусс, но алюминиевая миска стояла на столе пустая. Рядом с миской лежали яйца, упакованные в картонную коробку, и стояла пластиковая банка с сахаром. Ей что, надоело? И она ушла? Люк перевел дыхание, заметив, что сумочка Сидни еще лежала на стуле.

И вдруг он увидел ее.

В оконные стекла была видна освещенная закатом вода бассейна. Сидни сидела на бортике, опустив в воду босые ноги. Солнце отражалось золотыми и рубиновыми искрами в ее волосах. Легкий ветерок прижимал ее блузку к груди. Она щурилась и смотрела на заходящее солнце, стремительно спускавшееся к земле.

Это был самый прекрасный закат в его жизни. Потому что он служил фоном для Сидни.

Он провел рукой по глазам, словно пытаясь стереть это видение из сознания… из своего сердца. Тщетно! Сидни врезалась в его память. Пусть это опасно. Но, успокаивал он себя, может быть, все не так уж и страшно. Он ведь не забывает о своей дочери. Сейчас она в безопасности, под своим одеяльцем. Пока никто ничего не отнимает у его дочери, все в порядке. Верно ведь?

Люк открыл стеклянную дверь и направился к Сидни. Она подняла глаза и радостно улыбнулась ему, и эта улыбка рассыпалась в ее глазах озорными искорками. Его сердце забилось, как птица в клетке. Кровь гудела в ушах. Чувствуя себя нескладным подростком, он опустился рядом с ней.

Нежное дуновение ветерка донесло до него ее легкий цветочный аромат. Он напрягся, пытаясь подавить возбуждение. Запоздало подумав, что лучше было бы оставаться на кухне и соблюдать дистанцию, Люк кисло улыбнулся, ему удалось выдавить:

— Приятный вечерок.

— Угу. — Она вгляделась в далекий горизонт. — Чудо!

Сидни произнесла вслух его мысль. Правда, его мысль относилась не к закату. Люк разглядывал легкие веснушки на маленьком носике Сидни, нежный изгиб ее щеки, мягкие очертания подбородка. Ему хотелось придвинуться поближе, изучить ее губами, руками…

Призывая голос разума, пусть и слабый, мужчина резко перевел взгляд на уходящее солнце и невольно сощурился.

— Эмили удалось уложить? — Ее голос прозвучал так тихо, что слился с плеском воды о край бассейна.

Он кивнул.

— Спит, как…

Сидни взглянула на него, улыбнулась, и в уголках ее рта появились крохотные ямочки.

— Как младенец?

Люк горько усмехнулся. Долгий путь отца-одиночки простирался перед ним, как Желтая Кирпичная Дорога. Та сулила награду отважным путешественникам в Изумрудный Город, но что ожидало его в конце этого тернистого пути? Сумеет ли он прошагать по дороге один? Справится ли со всеми трудностями самостоятельно?

Странные чувства охватили Люка. Он не подготовлен к таким испытаниям. Все чаще и чаще он думал, имел ли право брать на себя ответственность за ребенка. Люк не представлял своей жизни без Эмили, но каждый день, за каждым поворотом его ждали новые открытия. Он и радовался им, и боялся их.

— Она заговорила.

Сидни подняла брови и заговорщически улыбнулась.

— Что же она сказала?

— Не знаю. — Люк вдруг усомнился, что действительно слышал «речь» дочери. — Она говорит на каком-то неведомом языке. Тарабарщина.

— Детский лепет, — поправила Сидни.

— Но сегодня… — внезапно у него перехватило дыхание. — Сегодня она сказала «папа».

— Ах, Люк! — Сидни, положила руку ему на плечо. — Как же это здорово!

Люк испытал громадное чувство облегчения и благодарности. Сидни не стала смеяться над ним, уверяя, что ему померещилось. Не стала ссылаться на то, что все младенцы издают такие звуки, которые чокнутые отцы принимают за желанные слова.

Посмотрев ей в глаза, он увидел, что Сидни действительно этому рада. Люк расплылся в широкой улыбке.

— Не представляете, что я испытал.

Сидни медленно убрала руку. Но в это мгновенье Люк успел почувствовать, что не желает шагать в одиночестве по этой долгой дороге в будущее. Ведь именно Сидни он захотел рассказать о сегодняшнем потрясающем случае. Люк хотел делить с ней трогательные минуты, когда Эмили начнет сама ходить, произнесет первые осмысленные слова и пойдет в детский садик. Хотел делиться и разочарованием, и печалью. Неудачами, вопросами, тревогами.

Последние проблески света растворились, и тьма окутала их. Люк словно очнулся. Что это ему пришло в голову? С чего он вдруг так раскис? Неужели начал всерьез думать о женитьбе? Неужели захотел с кем-то делить Эмили, отбирать у нее драгоценные минуты общения с отцом? Ради кого? Ради женщины, которая ясно выразила свое отношение к браку. Ей не нужны ни Эмили, ни он сам. Она не захочет стать частью их жизни, войти в их семью.

Его обдуло холодным ветерком, и пустота в сердце стала еще глубже.

— Вы часто выходите сюда? — Тихий голос прервал его мысли. — Здесь такой покой.

Люк пожал плечами.

— Редко. До появления Эмили я был слишком занят в ресторане. Теперь я слишком занят ею.

Она потянулась вперед и дотронулась кончиками пальцев до воды. Мелкие концентрические круги побежали к краям бассейна.

— Что вы собираетесь делать?

Его внезапно рассердили настойчивые расспросы Сидни. Он огрызнулся:

— Продавать ресторан.

Женщина резко повернулась. Ее нога с всплеском поднялась из воды.

— Как?

В это мгновенье в слабой подсветке бассейна он заметил, что ногти на ее ногах покрыты красным лаком. Эта интимная подробность вызвала в нем неожиданный чувственный отклик. Между тем здравый смысл заставлял отключить сознание от мелких деталей, дурманящих не меньше, чем тот, единственный, поцелуй. Раздосадованный бесконечными внутренними разногласиями, усилившимися в романтическом ореоле полной луны и мерцающих звезд, он скрестил руки на груди.

— Ничего, не беда. — Несмотря на кажущуюся браваду, Люк говорил искренне. Мысль о продаже ресторана оказалась не столь болезненной, как он опасался. Больше того, даже вызвала облегчение. Поскорее бы только продать.

— Но в нем была вся ваша жизнь.

— Теперь она в Эмили, — спокойно заметил Люк. — Все меняется. — Он тоже изменился, а значит, и его надежды, мечты, желания. — Когда-нибудь, если захочется, я смогу открыть новый ресторан. Денег от продажи нам хватит на безбедную жизнь в течение некоторого времени. А я пока буду думать, чем еще можно заняться.

— Например, занудной службой с девяти до пяти? — Сидни покачала головой. — Не представляю вас в костюме и галстуке.

— Я тоже. Но я не представляю и то, как каждый день отвожу Эмили в ясли. Поэтому поищу какую-нибудь домашнюю работу, чтобы Эмили ощущала мою постоянную заботу.

Люк украдкой взглянул на Сидни, опасаясь увидеть непонимание или, хуже, презрение в ее глазах. И замер от неожиданности.

Свет, струившийся из окон, мерцал в слезах, наполнивших ее глаза. Бездонная синева притягивала, словно океан.

— Это самый мужественный поступок во имя любви. — Хриплые нотки в ее голосе подняли в нем новую волну эмоций. — Эмили повезло, что вы ее отец.

Люк едва смог выдавить:

— Я не могу поступить иначе.

— Неправда. — Она печально покачала головой. — Вы могли выбрать миллион других решений. Но вы выбрали верное. Я восхищаюсь вами. Не многие на такое способны.

Мужчина смутился и стремительно вскочил. Потоптался и протянул ей руку.

— Не пора ли обратно?

Сидни положила прохладные пальчики ему на ладонь, и он обхватил ее руку. В точке соприкосновения вспыхнул огонь и побежал в обе стороны.

— Попробуем каково на вкус? — Прозвучавшая двусмысленность вызвала неловкую паузу. Люк больше не слышал доводов «трезвой» половины своего разума: он знал, что имел в виду поцелуй.

Всю прошлую неделю он слишком часто думал об этом. Ночью, ворочаясь в своей огромной кровати, вспоминал сладкий вкус ее невероятно нежных губ, лестный многообещающий жар ее внезапной страсти.

В мягком свете луны Люк заметил, что ее лицо раскраснелось, а в глазах загорелись лукавые огоньки.

— Если вам кажется, что уже пора…

Откуда-то издалека к нему снова пробился отрезвляющий сигнал и разрушил безумную эйфорию.

— По-моему, да. — И речь уже не шла о поцелуе.


ГЛАВА СЕДЬМАЯ


Ее пальцы порхали с изящной уверенностью и завораживали Люка. На секунду ему захотелось стать клавиатурой компьютера, чтобы почувствовать, как эти руки касаются его. Надо было сосредоточиться на цифрах, но он не мог оторвать глаз от Сидни. На ее гладком лбу появилась маленькая морщинка. Прищурившись, она посмотрела в блокнот, где делала пометки.

Узнав на прошлой неделе о планах Люка продать ресторан и, возможно, организовать новое дело, которое не будет отрывать его от Эмили, Сидни вызвалась помочь с расчетами.

Первая предложенная цена за «Погребок железного коня» была ошеломляющей. Денег хватило бы на вполне сносное существование. Люк мог бы открыть счет на образование Эмили и на свадьбу. Но об этом еще рано думать. Сначала надо сделать инвестиции в повое дело.

— Ничего себе! — Люк смотрел через плечо Сидни. Он склонился над ней и, щурясь, разглядывал цифры. Аромат духов и свежий запах волос туманили голову. Он сглотнул и постарался сосредоточиться. — Я не думал… Боже! Где взять такую сумму?

Сидни легко постукивала пальцами по клавиатуре.

— Нужна толковая реклама. Она требует огромных вложений на раскрутку, необходимых фотографий, красочных каталогов, печати и почтовых расходов. Все это без малейшей гарантии, что поступят заказы.

— Разумеется, поступят, — заявил Люк с уверенностью, которой вовсе не чувствовал. Что, если предприятие прогорит? Если их сбережения пойдут на ветер? Сомнения тревожили. Смеет ли он так рисковать будущим Эмили?

Его и раньше терзала неуверенность, но не лишала сил. Когда-то он сомневался в целесообразности открытия «Погребка железного коня». Многие друзья предупреждали его о риске, проблемах и головной боли, сопровождающих новое дело. Но он верил в свои способности и в свою мечту. И каким-то чудесным образом у него все получилось.

Он смотрел, как Эмили играет в своем манеже, как грызет игрушки, расставленные им на мягкой подстилке. Его сердце наполнялось безграничной радостью. Люк любил свою дочь больше, чем мог себе представить. Он должен попытаться. Ради Эмили. Она должна гордиться своим отцом. И учиться преодолевать трудности и стремиться к намеченной цели.

— Все ваши мысли отражаются на лице, — вдруг услышал Люк голос Сидни. — Судя по всему, вы приняли решение.

Он присел на край дивана.

— Вы получили диплом, пережили неудачный брак и осуществили свою мечту о карьере. Тем самым вы доказали своим братьям и сестре, что нет ничего невозможного. Я хочу доказать Эмили то же самое. На примере своей жизни, успехов в своем деле.

Сидни перевела взгляд с Люка на малышку. Ее голубые глаза потухли.

— Не забывайте, что для детей не так важно, насколько преуспевают их родители. Гораздо важнее другое — сознание того, что ими дорожат. Они хотят, чтоб их любили.

Потрясенный Люк вскочил на ноги.

— Вы думаете, я не люблю свою дочь?

— Я этого не говорила. — Она глубоко вздохнула. — Люк, я хочу сказать, что мечта — это не более чем мечта, а дети — это реальность.

Он зашагал взад-вперед по комнате.

— Как вы думаете, зачем я занимаюсь всем этим? Ради Эмили. Я делаю это ради своей дочери. Я хочу, чтоб у меня хватало времени быть с ней. Я хочу…

— Люк, — перебила она спокойно, — вы не вникаете в смысл моих слов.

Затихнув, он опустился обратно на диван.

— Тогда объясните мне.

Сидни повернула стул, чтоб сидеть лицом к нему, но опустила голову. На лицо упала тень. Выдержав паузу, она наконец подняла глаза. В них была глубокая печаль, пронзившая его сердце.

— Вы не поймете.

— Попробуйте.

Она долго молчала. В звенящей тишине раздавалось только лепетание малышки, ползающей в своем манеже. Сидни перевела взгляд с отца на дочь и обратно. Наконец она сказала:

— Я не хочу вас разочаровывать. — В ее хриплом голосе слышались незнакомые горестные интонации. — Я не пытаюсь разбить вашу мечту. У вас действительно все может получиться, как вы задумали. Однако поймите, что на первый взгляд многое кажется совсем не таким, каким является.

У него возникло чувство, что смысл ее слов глубже, чем она пытается представить. Сбитый с толку, он тряхнул головой.

— Вы хотите сказать, что мечтаете не… Но вы говорили…

— Я помню, что говорила. — Она разглядывала руку и терла ладонь большим пальцем. — Вы совершенно правы, — у нее дрогнул голос, — я карьеристка.

Люк подался вперед. Ему хотелось протянуть руку, прикоснуться к Сидни, утешить, узнать, что ее мучает. Но он сдержал себя, решив, что ей не понравится такой жест.

— Может быть, у вас нет выбора?

Она вскинула голову и сощурила глаза. Казалось, что перед ним захлопнулась дверь. И Люк ощутил холодную пустоту. Возможно, он брякнул какую-то глупость?

— Что я такого сказал?

— Ничего. — Сидни повернулась к столу. — Продолжим работу.

— Подождите. Я хочу знать…

— Довольно. — Она стряхнула его руку. — Вас это не касается.

Вот это пощечина! Сидни права. Его это не касается. Но она должна знать, что он не хотел ее обидеть.

— Я не думал оскорбить вас, — запинаясь, начал он. — Я просто провел аналогию со своей матерью. Ей пришлось устроиться на работу из-за развода. И я решил, что у вас те же мотивы. Должно быть, я ошибся.

В комнате слышались только легкие удары ее ногтей по клавишам. Даже Эмили затихла в своем манеже. Эта тишина точила, разъедала его душевное равновесие.

Не отрывая глаз от компьютера, Сидни произнесла еле слышно:

— Вы не ошиблись.


Ее слова ошеломили Люка. Любая другая женщина с готовностью опровергла бы его предположение. Стала бы уверять, что пожертвует карьерой ради него, но только не Сидни. Она не требовала ничего. Только чтобы ее оставили в покое.

Сидни продолжала работу, не обращая на него внимания, и Люк понял, что она не ищет сострадания. Только понимания. Единственное, что он мог ей предложить, свою дружбу.

Принимая ее условия, он не позволил себе задать вопросы, положить руку ей на плечо, погладить ее бледную щеку, прикоснуться губами к ее губам. Он вернулся к рабочей теме:

— Нужно время, чтоб изучить спрос. Но я верю в свое предприятие. Думаю, все получится. Но вы правы, должен быть способ добиться лучших результатов при наименьших затратах.

Сидни вытерла влажные ладони о джинсы. Люк впервые видел ее в столь легкомысленной одежде, а не в костюме, шелковых чулках и лодочках. Он жалел, что и в этом наряде она не казалась серой и неинтересной. Она была жутко сексуальна. В облегающих джинсах ее ноги казались бесконечно длинными. На фоне безупречно белой блузки ее волосы сверкали, как пожелтевшая листва теплым осенним днем, и оттеняли ее бледное нежное лицо.

Он старался не отвлекаться от цифр, которые она набирала на компьютере. Но его взгляд блуждал, мысли рассеивались. Он сжал кулаки, борясь с возбуждением.

— Я с вами согласна, — сказала Сидни четким, профессиональным тоном. Она водила пальцем по длинному столбцу цифр, и Люк не отрывал взгляда от этого движения. Он перестал вникать в суть проблемы, а сидел и думал, с какой стати она находится здесь, с ним и с Эмили? Разве у нее нет собственной жизни? Вот бы прочесть ее мысли. Вот бы…

Эмили пискнула и протянула к нему ручки. Люк даже обрадовался, что может отвлечься от опасных мыслей о Сидни, и взял дочь на руки.

Она довольно защебетала. Люк подбросил ее и получил в награду счастливую улыбку.

Ему надо было отдалиться от Сидни, нужно пространство и время, чтобы остыть и привести чувства в порядок. Люк стал расхаживать по комнате, Эмили, воркуя и гукая, таскала его за волосы.

Что делать? Он не мог рисковать капиталом ради призрачного успеха. Возможно, лучше положить деньги в банк и просто сидеть дома, играя с дочерью?

Нет, так он сошел бы с ума! Его деятельная натура не выдержала бы длительного заточения, пусть и в приятной компании. У него слишком много идей, чтоб ограничивать себя домом и не попытаться осуществить хоть одну.

Сидни повернулась на стуле с раскрасневшимся от воодушевления лицом и сияющими надеждой глазами.

— А что, если вместо каталога открыть сайт в Интернете? Помещать статьи, советы, рецепты?

Воодушевленный, Люк слишком крепко прижал к себе Эмили, и та запищала. Он чмокнул дочь в щечку.

— А ты как думаешь, Эм?

Сидни улыбнулась шире, и ее щеку украсила ямочка.

— Вы могли бы выделить сектор с перечнем предлагаемых товаров. Вроде маленького каталога на сайте.

Он поднял Эмили над головой и усадил себе на плечи.

— Грандиозная идея, Сидни. Что бы я без вас делал? — И тут же почувствовал, как она напряглась. — Я, э-э, признателен вам за помощь. — Люк хотел загладить свою оплошность, но не находил слов. — Вы просто прелесть! — Он проваливался все глубже. Стоя посреди комнаты с Эмили на плечах, не в силах шевельнуться, даже вздохнуть, он тщетно искал выход из тупика, в который сам себя загнал. — Я, гм…

— Люк, не надо меня благодарить. Это мелочь. Я люблю заниматься такими вещами. И потом, вы тоже очень помогли мне.

— В таком случае мы квиты.


ГЛАВА ВОСЬМАЯ


— Ваш папа встречался с женщинами? — спросил Люк.

Сидни поперхнулась шампанским. Они отмечали первый успех — суфле не опало и не запузырилось, как парашют. Она с минуту смотрела на него, прежде чем у нее прорезался голос.

— Что?

Люк в задумчивости расхаживал по кухне. Золотистая жидкость плескалась в его бокале. Он повернулся и посмотрел ей прямо в глаза.

— Я хотел узнать, как отнеслись к этому вы и ваши братья с сестрой.

Почему он спрашивает об этом? Вопрос гремел у нее в голове, и его гром отдавался в сердце. Он что, решил завести женщину? Его беспокоило, как к этому отнесется Эмили? А если ему захотелось с кем-то встречаться, то кто эта счастливица?

— Вы беспокоитесь об Эмили? — выдохнула она.

— Именно.

— Вы, э-э, намерены ходить на свидания? — Сидни почувствовала, как горит ее лицо, словно она пересидела на солнце. Не стоило задавать этот вопрос. Но ей надо было знать. — Вы же говорили, что не собираетесь заводить интрижки. — Она покосилась на него и заметила, что он пристально наблюдает за ней. — Вы передумали?

Ей это небезразлично? Увы, даже чересчур.

Люк небрежно пожал широкими плечами, так что его накрахмаленная рубашка захрустела.

— Я думаю о будущем.

О будущем. О ближайших выходных? Или о том, когда Эмили исполнится шестнадцать лет?

— А. — Разочарование в голосе обнаружило скрытый интерес Сидни. Какое может иметь значение, хочет ли он ходить на свидания? Она-то не хочет!

Или все-таки хочет?

Этот вопрос не на шутку напугал Сидни. Неужели она опять желает пройти весь этот путь унижения? До той минуты, когда ей объявят, что она не «настоящая» женщина. Потому что не может родить ребенка.

В замешательстве Сидни провела пальцем по краю своего бокала. Она ощущала терпкий вкус шампанского на своих губах. Почему они не встретились десять лет назад? До того, как она вышла замуж за Стэна. До того, как узнала, что не способна иметь детей…

Горло сдавило от непрошеных сожалений. Она уже не девчонка, чтобы влюбляться, да и женщины полноценной из нее не вышло. Так зачем мечтать о любви и счастье навек? Она знала, что ее будущее будет одиноким. Так она сама решила, такую жизнь выбрала по собственной воле. Она не позволит себе забивать голову пустыми надеждами. Никогда больше она не испытает такого унижения, когда после тяжелого признания увидела недоумение, жалость и презрение в глазах Стэна.

Но как же хочется снова ощутить поцелуй Люка на своих губах, ощутить его вкус, найти защиту в его объятиях!..

— Мой папа долго не встречался с женщинами, — продолжила Сидни начатый разговор. — Он долго не мог прийти в себя после того, что произошло с мамой. Папа много работал и много времени отдавал своим детям. Не знаю, хотелось ему тогда с кем-нибудь встречаться или ему это было безразлично. Он просто ни с кем не встречался, и все.

Куда легче думать о прошлом, чем вглядываться в одинокое будущее… вдали от Люка. Когда она почувствовала влечение к нему? Наверное, с того мгновенья, когда он появился, измученный и беспомощный, на пороге своего дома с очаровательной малышкой на руках. Слава Богу, им осталось работать вместе считанные дни. Потом она ему не понадобится. Тогда ее перестанут мучить ненужные потребности и желания.

— Значит, ваш папа больше не женился? — Голос Люка казался подавленным, будто его удручала перспектива прожить до конца жизни неженатым.

— Нет.

— А как бы вы отреагировали, если бы он женился?

Она на мгновенье задумалась, уставившись в потолок, где мерно гудел вентилятор. Потом перевела взгляд на Люка. Казалось, что его темные глаза заглядывают ей в душу. Дрожащей рукой Сидни поставила бокал шампанского и скрестила руки на груди.

— Не знаю, как бы я отреагировала, когда была еще девочкой. Мы все были убиты горем, когда умерла мама. Может быть, я бы возненавидела эту женщину. А может, прониклась бы к ней симпатией за то, что она разделила бы со мной заботы и ответственность. Не знаю. Надеюсь, что я не стала бы препятствовать… если женитьба сделала бы его счастливым.

— А теперь?

Она пожала плечами.

— Я думаю, мы все были бы рады, если бы папа нашел славную женщину и женился. Мы хотим, чтоб ему было хорошо. Но мне кажется, что папа хранит память о маме. Она все еще жива в его сердце, и папа просто не видит никого.

Люк кивнул, будто обдумывал ее ответ. Он-то никогда не любил по-настоящему мать Эмили. Его сердце было свободным. Тогда почему бы не связать свою жизнь с хорошим человеком? Но он не мог. Несомненно, ему мешал страх. Он боялся стать таким, как его отец.

Но Сидни чувствовала, что он не такой.

— Могу рассказать, как мне удавалось сочетать уход за детьми и свидания. — Сидни желала помочь ему, рискуя стать нянькой его дочери, когда Люк соберется на свидание.

Он медленно поднял глаза и встретил ее взгляд.

— Расскажите.

Сидни облокотилась на стол.

— Когда я познакомилась со Стэном, то все еще жила дома. Братья уже давно учились, а сестренка только что пошла в школу. Дженни относилась ко мне скорее как к матери, чем как к старшей сестре. Когда я впервые привела Стэна домой, чтоб познакомить его с папой, случилось светопреставление. Дети как сговорились. Дженни закатила дикую сцену. Она ревела, хлопала дверьми, дулась. А дуться она умела. Она доводила до изнеможения весь район, когда выпячивала нижнюю губку.

Люк засмеялся.

— Эмили будет такой же.

Сидни кивнула и продолжила:

— Пола и Скотта не было. Предположительно они поливали сад. Вдруг Пол ворвался в дом и завопил. Следом влетел наш огромный ретривер, пронесся по всему дому, оставляя грязные следы на белом ковре и на линолеуме.

Люк застыл с ложкой суфле в руке.

— А Скотт, — она вздохнула, — залез в старый шалаш, сооруженный на дереве специально для того, чтобы разглядывать Мэнди Уэллс, покорившую всех подростков в нашем квартале, когда та загорала в своем бикини.

Люк подмигнул.

— Ясно. Кажется, я догадываюсь, чем это кончилось.

— Бедой. — Ее сердце колотилось от сексуальной улыбки, которая заставила бы и Мэла Гибсона почувствовать себя неполноценным. Она отвела взгляд и постаралась привести в порядок внезапно разбежавшиеся мысли. Что она говорила? — Скотт занимался обычным делом. У него был бинокль, но ему мешала ветка. Он слишком далеко высунулся, чтоб получше разглядеть малышку Мэнди, и опрокинул шалаш. И шлепнулся на землю.

— Вряд ли это было у них запланировано, — с усмешкой сказал Люк.

— Наверное, нет. На самом деле я не думаю, что для мальчиков имело значение, встречаюсь я с кем-нибудь или нет. В то время их занимала лишь собственная жизнь. Они вступили в тот самый жуткий подростковый возраст, и я казалась им слишком старой и чопорной.

— Ни за что не поверю, что вы были такой, — засмеялся Люк.

— Поверьте, кухня, уборка и стирка превратили Сидни в скучную, неинтересную особу.

Перед ее глазами возник образ, который она извлекла из памяти, будто нашла фотографию, перелистав старые альбомы. В шестнадцать лет у нее огрубели руки от мытья посуды. Во второй половине дня она обычно гладила одежду, поглядывая телевизор. Если шел дождь, вместо того, чтобы смотреть телевизор или листать журналы для подростков, она развлекала братьев и сестру играми и забавными историями.

— Это был памятный вечер, иначе не скажешь. Большую часть его мы провели в травмопункте, где латали Скотта. Остальное время я ползала на четвереньках, убирая после Голди.

— Голди?

— Наша собака.

— Итак, вы вцепились в Стэна, думая, что никогда больше не найдется парень, у которого хватило бы мужества еще раз назначать вам свидание?

Она вспомнила бывшего мужа, и улыбка исчезла с ее лица.

— Да нет, он очень мило вел себя во время всей этой пытки. Даже помог отмыть пол на кухне.

— О таких парнях мечтают все девушки.

Сидни закатила глаза в ответ на его язвительное замечание.

— Для меня он был воплощенной мечтой, сулившей облегчение. Мне кажется, этот эпизод и подтолкнул меня к бегству из дома, к самостоятельной жизни.

— Подтолкнул вас к Стэну?

— Возможно.

Люк сунул полную ложку суфле в рот и сосредоточенно ее облизал. Сидни не могла оторвать взгляд от его непроизвольного движения, рождающего непристойные, но такие желанные картины.

— А что Дженни? Как она отнеслась к вашему браку?

Сидни тяжело вздохнула, вспоминая ссоры, метания.

— Было очень трудно. Она была ужасно расстроена. Вначале Дженни игнорировала Стэна или говорила гадости. Словом, хулиганила.

— Она начинает мне нравиться.

Грустно улыбнувшись, Сидни покачала головой.

— Дженни была совершенно несносной. Однажды она протянула веревочку через порог входной двери и пристроила над головой ведро воды. Думаю, она видела что-то подобное по телевизору. В субботу Стэн пришел к обеду, споткнулся о веревочку, и вода обрушилась на него. В результате на крыльце стало ужасно скользко.

Люк приподнял брови.

— И опасно.

— Именно. Если бы он шел с пустыми руками, может быть, и смог бы удержаться. Но он нес торт и цветы для меня. Стэн шлепнулся лицом вниз. — Она позволила себе криво усмехнуться. — Итак, мы снова попали в травмопункт.

К счастью, Люк подавил смешок.

— Извините, наверное, это не так уж и смешно. Последствий не было?

— Кроме сломанного носа, ни единого.

Сидни, видя мучения Люка, который изо всех сил сдерживал смех, расхохоталась. И сразу словно освободилась, будто скинула тяготившие ее воспоминания о неудавшемся браке.

— Я тоже разыграл пару шуточек, — сказал Люк.

— С кем? — спросила Сидни, ощущая, как нить понимания соединила их сердца.

— С папиными подружками. А их было много. Тогда я тешил себя мыслью, что именно мои проказы отпугивали всех этих девиц. Теперь-то я знаю, что папа просто любил разнообразие.

Она уловила перемену в его настроении. Ее улыбка тут же погасла, как свет на исходе дня.

— Вам было тяжело?

— Я подолгу с ним не виделся, и меня это вполне устраивало. Каждый раз при новой встрече я находил в его жизни новую женщину. Я ненавидел их всех, ведь мне хотелось, чтоб папа вернулся к маме и ко мне. Но он этого не желал. Теперь я только рад.

— А ваша мама часто встречалась с мужчинами? — Сидни осторожно сменила тему.

— Иногда. Когда это случалось, я изощрялся в роли защитника. Я все время лез к ним. — Он отпил шампанского и уперся локтями в стол. — Что вы предприняли, чтобы примирить Дженни со Стэном?

Вспоминая слезы сестры и их ссоры, Сидни печально улыбнулась.

— С ней было очень хлопотно. В течение нескольких месяцев я непременно каждый день отводила время для Дженни. Иногда мы играли в ищеек, ее любимую игру. Или ходили по магазинам. А иногда закрывались у меня в спальне, залезали на кровать и поглощали поп-корн в неимоверных количествах. Она просто хотела, чтобы я проводила время с ней, чтобы напоминала ей, что люблю ее.

— Так вот что главное!..

— Именно. И если вы решите встречаться с кем-нибудь… — она боялась поднять на него глаза, чтобы он не прочел в ее взгляде гораздо больше, чем она желала открыть ему, — позаботьтесь о том, чтобы Эмили знала, что вы ее любите.

— Возможно, проблемы могут не возникнуть, если мне предпринять попытки сейчас, пока она еще маленькая.

Сидни кивнула и проглотила внезапно образовавшийся в горле комок.

— Конечно. В таком случае ваши свидания станут частью ее жизни, чем-то привычным. Но…

Он вопросительно приподнял бровь.

— Что?

— Наступят времена, когда Эмили станет вести себя как эгоистка и требовать, чтоб вы проводили время только с ней.

Он напрягся.

— Я не пожертвую своими отношениями с дочерью ради кого бы то ни было. Я просто подумал, что ей будет лучше, если в ее жизни появится…

Люк снова стал расхаживать посреди кухни.

— Появится мать? — закончила за него женщина.

— Может быть. Я всегда хотел иметь брата или сестру. Мне было все равно, кого. Мне казалось, что замечательно, если есть с кем поиграть, с кем поделиться. Мне хотелось, чтоб и моя семья была полной. Вам повезло, у вас есть братья и сестра.

Сидни поняла, что никогда не станет частью его жизни. Ибо не сумеет подарить Эмили брата или сестру.

— Вы часто встречались с ними с тех пор, как живете в одном городе?

Он будто ударил ее кулаком в живот.

— Дженни учится в колледже. А мальчики заняты своей карьерой.

Он наклонил голову набок, услышав горькую нотку, и присмотрелся к ней более пристально.

— Разве вы не затем сюда переехали, чтобы быть поближе к ним?

— Я здесь на случай, если понадоблюсь им. Но, как вы заметили, они уже взрослые. У них своя жизнь. Они не нуждаются во мне, как раньше.

Сочувствие лилось из его темных глаз.

— Это, должно быть, тяжело…

Сидни решила прекратить этот разговор.

— Люк, не бойтесь встречаться с женщинами. Если встретите кого-нибудь, кто вам понравится, дерзайте. — Так лучше, подумала она, пусть он встречается с другими женщинами… с кем угодно, только не с ней. — Не верьте тому, в чем вечно себя упрекаете: вы не такой, как ваш отец. Иначе не стали бы так беспокоиться об Эмили. Я еще не видела более нежного и любящего отца, чем вы. — Ее душили слезы.

Он был хорошим отцом.

И мог стать любящим мужем. Какой-нибудь другой женщины, не ее. Ему не нужна бесплодная жена. Ему нужна та, что подарит ему еще детей… а Эмили — братьев и сестер.

Она снова почувствовала себя растерянной и неприкаянной. Ее братья и сестра не нуждались в ней. И Люк тоже.

Как страшно!

Повинуясь внезапному импульсу, Сидни подошла к нему, приподнялась на цыпочки и поцеловала его в щеку. Она хотела, чтоб он понял: ее слова шли от сердца. И в то же время сознавала, что должна бежать, пока трясина желаний не поглотила ее.

Сидни резко отстранилась от него и протянула руку за своей сумочкой, собираясь уходить. Ей больше нельзя было оставаться.

Люк схватил ее за руку и притянул обратно к себе. Ее груди уперлись прямо ему в грудь. Она ощутила его твердое тело, его потрясающее тепло. Его руки обхватили ее и крепко сжали. Он медленно перевел взгляд на ее губы. Она желала его. Телом, сердцем и душой. И этот поцелуй был нужен ей, как воздух. Последний поцелуй.

Но Люк ждал, тянул, не спешил. Он приподнял ее подбородок, погладил по щеке. Острота ощущений волнами пронизывала ее.

— Скажи мне «нет», если не хочешь этого так же, как и я. — Его голос, охрипший от вожделения, эхом отозвался в ней.

— Нет. — Ее губы беззвучно шевелились. Страх заставлял ее солгать. Она знала, что его поцелуй освободит такую страсть, которую уже не унять. Но желание заглушило ее протест.

Едва заметно покачав головой, Люк накрыл ее губы своими. У Сидни помутился разум, она почувствовала, что падает, проваливается… и находит убежище, которое искала всю жизнь.


ГЛАВА ДЕВЯТАЯ


Люк стоял у себя на кухне в полном одиночестве и растерянности. Он еще ощущал соблазнительный аромат Сидни. События развивались так правильно, так стремительно, и вдруг — крах!

Он поцеловал ее, несмотря на то, что она еле слышно сказала «нет». Но Люк видел желание в ее глазах, легко узнал его, ведь оно отражало его собственные желания. Он жаждал Сидни не только как мужчина, изнывающий по женщине, но и как человек, ищущий родственную душу.

Он никогда не думал о браке, даже не рассматривал такого варианта. И появление Шейлы с Эмили на руках ничего не изменило. Люк внушил себе, что не способен стать хорошим мужем или отцом.

Но теперь у него возникло неожиданное желание доказать несостоятельность своей теории. Он хотел стать замечательным отцом для Эмили. И хотел стать отличным мужем для… для Сидни?

Каким-то образом это выстраивалось в естественную последовательность. Оставалась одна заминка: он не был уверен, что Сидни это устроит. Нужна ли ей уже сложившаяся семья? Хотя и неполная…

Они с Эмили были неделимыми. Но Люк не считал, что стал бы обкрадывать дочь, даря часть внимания Сидни, а потом, возможно, и женившись на ней. Наоборот, его дочери было бы только лучше. Эмили росла бы в окружении родителей, любящих друг друга. У Люка такой возможности не было. А без Сидни не будет ее и у Эмили.

Потому что именно Сидни научила его самоотверженности, преданности, душевной щедрости. Она доказала, что обязательства и ответственность — не пустые слова. Сидни помогла ему разглядеть в себе самом эти достоинства. А рядом с ней они могли бы разрастись и расцвести.

Громкий плач нарушил тишину дома. Машинально Люк направился в комнату Эмили.

Мягкий свет проникал в детскую из коридора. Тени расплывались по углам, за креслом-качалкой, под кроваткой. Эмили стояла в своей пижамке с Винни Пухом, держась за бортик кровати. Она предпринимала безуспешные попытки вылезти, но, к счастью, высокий бортик служил надежным препятствием. Ее личико было красным, по пухлым щечкам текли слезы. От ее визга лопались барабанные перепонки, а сердце готово было выскочить из груди.

Люк подхватил ее на руки. Мягкое, теплое тельце прижалось к нему, и он снова, в который раз, ощутил безмерную радость. Его отцовство длилось всего несколько недель, а теперь трудно и вспомнить, как он жил без Эмили. Или без Сидни.

Он успокаивал плачущую дочь:

— Все в порядке, Эм. Папа здесь. Он не даст тебя в обиду.

Только сейчас, держа на руках свою дочь, крепко прижимая ее к себе, Люк понял, что всю жизнь хотел иметь семью. Но только с появлением Сидни это желание сформировалось: она завершала семейный круг. Она была нужна ему. Не для того, чтобы стирать, убирать и готовить. Даже не для того, чтобы воспитывать его ребенка. Этим он хотел заниматься сам.

Ему нужна была улыбка Сидни, ее понимание, ее любовь.


Что она наделала?

Подъезжая к своему дому спустя полчаса после того, как покинула дом Люка, Сидни поняла, что совершила чудовищную ошибку. Поцеловала Люка. Она все еще ощущала его губы, скользящие по ее губам в медленном и чувственном движении. Она ответила на его поцелуй со всей полнотой подавляемой страсти. Целовала его так, будто наступил конец света. Так, будто это серьезно.

Неужели это серьезно?

Какая разница, думала она с сожалением. У них нет будущего.

Зачем? Ну зачем было вести себя так глупо?

Ответ лежал на поверхности. Она желает Люка. Никогда Сидни не пылала таким желанием ни к одному мужчине.

И тем не менее она сбежала от него. У нее был сильный преследователь — страх.

Страх гнал ее домой, прочь от его объятий, от его соблазнительных поцелуев. Она не знает, какая реакция будет у Люка, когда тот узнает «страшную тайну» Сидни. Ужас? Презрение? Жалость? Она не переживет никакой.


Люк так долго укачивал Эмили, что у него чуть руки не отвалились. Он до хрипоты пел ее любимую песню. Наконец перешел в кабинет и зашагал взад-вперед, прижимая к плечу зареванную, икающую, несчастную дочь.

В чем дело? Ее и раньше было трудно уложить, но не настолько. В последние недели, пока Сидни работала с ним, Эмили приучилась спать почти всю ночь, просыпаясь лишь изредка. Тогда он гладил ее, пока она не успокаивалась.

Но не сегодня.

Сегодня, когда ему хотелось предаваться мечтам о Сидни и искать способы навсегда привязать ее к ним, Эмили не давала ему отойти и ни минуты не молчала. Стоило ему уложить ее в кроватку, как она начинала реветь. Если он все-таки оставлял ее в надежде, что дочь сама успокоится, ее плач переходил в отчаянные вопли.

Что творилось с его ребенком? Чувствовала ли она его боль, неудовлетворенность, отчаяние? Или она заболела? Расстроился животик, поднялась температура?

Люк хмурясь расхаживал мимо окон кабинета. Эмили исчерпала его терпенье. Этот крик выводил его из себя.

Медленно, минута за минутой, приближалась полночь, затем рассвет, он совершенно выдохся, чувство никчемности лишало его самообладания. Он отчаянно нуждался в помощи. И Люк потянулся к телефону, чтобы позвонить единственному человеку, способному вытащить его из этого затяжного кризиса.

— Алло? — Голос со сна был хриплый и сексуальный.

— Сидни?

— Люк? — Было ощущение, как будто она подскочила в постели. Он расслышал шорох простыни и представил Сидни в шелковой пижаме. — Который час?

— Поздно… То есть рано… Около трех. Эмили всхлипнула у него на плече, и Люк похлопал ее по попке. Кажется, он сглупил. Надо было стиснуть зубы и дождаться утра. На том конце провода царило молчание. Она что, заснула? Или сердится?

— Что-то неладно с Эмили, — сказал Люк надтреснутым голосом.

— Где вы?

— Дома.

— Сейчас приеду.

Не «вызовите врача», не «что поделать». Преисполненный благодарности за ее понимание, доброту, заботу, мужчина положил трубку и стал дожидаться Сидни.


Стоило Сидни зайти в дом Люка, как у Эмили высохли слезки, и она радостно захлопала в ладошки. Женщина с улыбкой покачала головой и сказала:

— Ах ты, плутишка! Ты ведь здорова, верно?

— Она ревела без передышки примерно с половины одиннадцатого. — Люк был взъерошен, как петух после драки. Покрасневшие глаза выдавали его усталость.

У Сидни сжалось сердце. Собрав все силы, она удержалась от того, чтобы не кинуться и не обнять его в порыве сочувствия.

— Давайте сюда. — Она протянула руки и забрала Эмили. Та обхватила Сидни ручками и прильнула к ней. — Отдохните, Люк. Я попробую ее уложить.

— Спасибо, Сидни. Вы не представляете себе, до чего я вам благодарен.

— Не думайте об этом. Я рада, что вы мне позвонили. — Она направилась по полутемному коридору к комнате Эмили. Люк шел за ней след в след. Их разделяли всего несколько сантиметров. Его дыхание ласкало ей щеку.

— Когда вы в последний раз меняли подгузник? — спросила она, стараясь удерживать ребенка в центре внимания.

— Полчаса назад.

— Вы ее кормили?

— Часов в одиннадцать.

— Угу. В чем дело, малышка? Почему ты не устала, как папа?

Эмили замахала ручками.

— Па-па-па-па-па!

Сидни уложила малышку в изгибе своего локтя.

— Пора спать. — Она уселась в качалку. — Посмотрим, удастся ли нам тебя укачать.

— Это я уже пробовал, — сказал Люк, не отрывая от них глаз.

— Вы знаете, — Сидни утерла хлопчатобумажной пеленкой слюни с подбородочка Эмили, — может быть, у нее режутся зубки. Вы могли бы достать из ее сумки лекарство? Я ей помажу десны.

Он кивнул и пошел за сумкой.

Когда Сидни прикоснулась к деснам Эмили, пытаясь втереть мазь, малышка стала елозить и заплакала.

— У нее болят десны. Скорее всего, действительно режутся зубки. — Сидни откинулась на спинку качалки.

Люк смотрел на них, затаив дыхание. В затемненной комнате черным пятном выделялся его красивый, мужественный профиль. Его взгляд был мягким, интимным. Сидни нервничала, у нее переворачивалось все внутри.

— Люк, — прошептала она, — почему бы вам не пойти и не прилечь? Я справлюсь.

— А вдруг я понадоблюсь?

— Об этом возвестит плач Эмили. Положитесь на меня. — Она так надеялась, так желала этого. Ей так нужно было, чтоб он доверил ей свою дочь. — Нам хорошо.

Люк медленно кивнул, но уходить не торопился. Потом сделал нерешительный шаг назад.

— Точно?

— Да. Идите.

Перед тем как выйти, он потер лобик Эмили согнутым пальцем, потом опустил руку на плечо Сидни и чуть сжал его. Его глаза пронизывали ее так, что Сидни охватил озноб.

— Спасибо.


Через час Сидни, качавшая спящую Эмили, почувствовала, что у нее самой слипаются глаза. В темноте ей казалось, что она плывет на сумрачных облаках. Тепло ребенка проникало ей в сердце. Крохотный кулачок Эмили мягко прижался к Сидни. Пусть только в эту минуту, но малышка нуждалась в ней, в Сидни. Внезапно женщина проснулась и вздрогнула от неожиданности. Крепкая рука лежала у нее на плече. У Сидни подскочило сердце. Когда ее взгляд сфокусировался, она уставилась в улыбающееся лицо Люка.

— Вы спали, — сказал он хриплым шепотом.

Она сглотнула, но не смогла ответить.

— Уложить ее? — спросил он, уже забирая дочь.

Он коснулся ее живота, рука прошлась по груди, пока Люк осторожно брал дочь, стараясь не потревожить сон малышки. Сидни казалось, что удары ее сердца способны разбудить целый город.

У Сидни не было сил встать. Она смотрела, как Люк укладывает своего ребенка в кроватку, нежно и заботливо. Сердце ее переполнялось тихой радостью. Люк нежно укрыл спящую дочь розовым одеяльцем и повернулся к Сидни.

Он протянул ей руку.

— Пошли.

Медленно, с некоторым опасением, она вложила руку в его ладонь. Люк помог ей встать, но не отстранился. Он стоял на волосок от нее. Его взгляд, темный, как полночное небо, смягчился и засиял. Легко, едва касаясь, он погладил ее по щеке.

— Ты устала. Почему б тебе не поспать до утра на моей кровати?

— Н-но-о… — Ее сердце подпрыгнуло и забилось вдвое чаще.

Он улыбнулся шире.

— Я лягу на диване.

— Не знаю. Мне, наверное, лучше уехать домой.

— Это опасно. Я не хочу, чтоб ты сидела за рулем такая усталая. — Он переплел их пальцы и крепко сжал ее ладонь, потом опустил голову и нежно поцеловал Сидни в губы. Ее здравомыслие тут же улетучилось. — Спасибо за помощь.

— Всегда рада. — Она была искренней.

— Пошли, теперь я уложу тебя. — Его чарующий голос и лукавая улыбка подняли волну желания.

Люк сдержал слово. Подоткнув одеяло, он чмокнул ее в лоб и пожелал спокойной ночи.

Она подумала, что после этого не сможет заснуть, но моментально отключилась.

Ей снился Люк.

Снилось, как он целовал ее, а она целовала его. Его губы шептали слова любви. Его руки, мягкие, деликатные, умелые, скользили по ее телу, ласкали, открывали сокровенные тайны…

Сидни, подскочив, села в кровати и заморгала. Сквозь жалюзи пробивался луч света. Она поняла, что уже утро. Убрала с влажного лба прядь волос. Что она делает в постели Люка?

Сидни выбралась из кровати с балдахином, отбросив стеганое одеяло. Она провела дрожащей рукой по своей мятой одежде, расчесала пальцами волосы и попыталась застелить постель, скрыть следы своего пребывания в ней, и заметила, что на подушке была только одна вмятина. Вторая подушка лежала нетронутой. Выходит, она спала одна, а Люк обнимал ее только во сне. Неужели всегда так будет?

Да. Должно быть.

Сидни осторожно кралась к двери, вслушиваясь в царящую в доме тишину. Она взглянула на наручные часы и увидела, что скоро семь. Надо бы заехать домой, принять душ перед работой.

Прошмыгнув в коридор, она прокралась на цыпочках мимо пары закрытых дверей. У комнаты Эмили услышала шорох и знакомый шелест подгузника. Сидни заглянула к малышке. Эмили улыбнулась ей. Тихо гуля, малышка подползла к краю кроватки и встала на нетвердые ножки. Она умоляюще смотрела на Сидни поверх перекладины.

— Хорошо, — проворчала та, не устояв перед молчаливой мольбой ребенка. Она взяла малышку на руки и не смогла сдержать улыбку. Сидни наслаждалась нежным утренним ароматом девочки. Убрав тонкие волосики, она поцеловала малышку в теплый лобик.

— С добрым утром, Эмили. Как самочувствие?

Девчушка раскачивалась и размахивала ручками.

— Голодная? Пойдем поищем бутылочку. — Сидни поймала маленький кулачок и поцеловала его.

Она понесла малышку в кабинет. Через опущенные шторы не пробивался свет. Увидев Люка, лежащего на диване, Сидни остановилась. Даже в темноте она различала его очертания. Он выглядел умиротворенным, волосы были взъерошенными, лицо спокойно. Он крепко спал, закинув руку за голову. Ноги свисали на пол. Женщина почувствовала, как ее поглощает волна желания.

Ей захотелось прикоснуться к нему, разбудить его неожиданным поцелуем, но она не осмелилась.

Она осторожно прошла мимо него на кухню. Эмили гукнула. Сидни прижала палец к ее губкам.

— Тсс. Папа спит.

Эмили попыталась схватить ее палец, и она пощекотала малышку, чем вызвала еще одну улыбку. Добравшись до кухни, Сидни остановилась. Свет из окна окутал ее бледным сиянием, отражавшимся от вертикального ряда табличек, висевших на стене. Она заинтересовалась и подошла поближе.

— Это папины? — прошептала Сидни, читая выгравированное на латуни имя Люка. — Как же я раньше их не замечала?

Щурясь, Сидни читала тексты на табличках. Глаза открывались все шире. У нее перехватило дыхание. Она все поняла.

— О, Боже!


— Это что такое? — Сидни ткнула Люка углом деревянной таблички. Она злилась: рушились ее надежды, рассыпалась в прах ее вера в Люка.

Он крякнул, пошевелился и протер глаза.

— А, Сидни. Уже проснулась? — Он медленно оглядел ее, и это разозлило ее еще больше. Он подарил дочери самую лучезарную улыбку. — Привет, солнышко!

Эмили в ответ помахала ручками.

— Давно ты с ней нянчишься, Сидни? — спросил он, приподнимаясь на локтях. — Пора завтракать?

— Пора тебе кое-что объяснить, — произнесла Сидни холодно.

Люк оцепенел. Он, сдвинув брови у переносицы, уставился на нее, явно ничего не понимая.

— Я в чем-нибудь провинился?

— Нет, это я виновата. Поверила тебе на слово, — у нее вырвался ядовитый смешок. — Я купилась на россказни Рокси.

— Не понимаю.

Она швырнула ему драгоценную награду, чувствуя, как обретенная в последние недели уверенность испаряется. Она верила Люку. Но все было ложью, розыгрышем. И все рассыпалось. Как когда-то ее брак. Почему-то ей от этого было еще больнее.

— Ты солгал. Это первое.

Люк побледнел, как полотно. Он посмотрел на гравированную табличку, которую вертел в руках, и медленно встал.

— Это очень престижная награда.

— Пусть это даже «Оскар». Почему ты не мог признаться, что не имеешь квалификации кондитера?

— Где доказательства, что у меня нет квалификации? — возразил он.

— Вот они! — Сидни указала на табличку в его руках, потом на остальные, висевшие на стене. — Ты разбираешься в чили и пиве! А вовсе не в десертах.

Она сунула ему Эмили, и он подхватил дочь на руки и посадил себе на бедро.

— Ты лгал мне, чтобы я помогла тебе нянчиться с ребенком. — Она сощурила глаза. — Что за дешевый прием!

Она повернулась на каблуках и направилась к выходу. Три дня до вечеринки. Столько дел впереди. Тратить время с Люком не входило в ее планы. Опять не на кого опереться, не на кого положиться. Все проблемы снова легли на ее плечи.

— Сидни! — Он плелся за ней. — Подожди, поговорим.

— Не о чем нам говорить. Через три дня мой организационный дебют провалится. — Сидни с горечью рассмеялась. — Думаю, моей начальнице, и ее начальнице, и вице-президенту компании станет ясно, что я не способна справиться с ответственным заданием, не умею работать, даже не могу подготовить простую вечеринку.

Слезы жгли ей горло. Мечта получить повышение улетучивалась как дым.

— Сидни, эти награды, — сказал Люк таким спокойным голосом, будто уговаривал ее не бросаться в пропасть, — вручены за мои фирменные блюда. Я не отрицаю, что они не те, которые ты ожидала. Но согласись, мы же превосходно справлялись. В последние недели мы готовили замечательные, вкуснейшие десерты.

У Сидни от волнения подогнулись колени, и она опустилась на стул. Так влипнуть!

— Мы с тобой «отличная» бригада, — усмехнулась она.

— Именно так.

Она с недоверием покачала головой.

— Как я все приготовлю? О, Боже!

— Сидни, все будет в порядке. — Люк встал на колени и положил руку на ее колено.

— От этой вечеринки многое зависит.

— Знаю. Шаг вверх по карьерной лестнице.

Люк взял ее за подбородок и заставил встретить его пристальный взгляд.

— Ты права, Сидни, мне не стоило обманывать тебя. Спасибо за то, что ты сделала для Эмили и для меня. Но не беспокойся. Все будет в порядке. Обещаю тебе. Я не допущу, чтоб вечеринка сорвалась.

Как ей хотелось верить. Она смотрела в темные глаза Люка и хотела верить. Но не могла: он обманул, солгал ей.

Эта вечеринка имела для нее большее значение, чем должна бы. Но ведь она сама вызвалась ее организовать. Она хотела доказать своему начальству, что готова взять на себя лишний труд ради того, чтоб сделать карьеру. Но предстоящий провал мог только доказать ее непригодность.

Злость уступила место отчаянию.

— Люк, почему ты не сказал мне правду? Теперь ты все испортил!

— Извини, Сидни. Мне очень жаль. Я был уверен, что справлюсь. К тому же я был просто в отчаянии. Мне нужна была ты… и твоя помощь. Доверься мне только раз. Я не подведу тебя.

— Как ты можешь обещать такое? — Голос у нее сорвался. — Я не справлюсь. — Ее глаза блестели от сдерживаемых слез. — Не смогу. Ты же знаешь, ожидается тридцать гостей. Тридцать!

Люк приподнял бровь.

— Почему бы тебе не позвонить своей сестренке? Она могла бы помочь тебе.

От его слов защемило сердце.

— Она занята.

— А братья? Они живут в этом городе.

Удар ниже пояса.

— У них тоже своя жизнь.

— Итак, ты совсем одна?

Она выпрямила спину и вскочила на ноги. У нее дрожали коленки.

— Переживу.

— Сидни. — Он поймал ее за запястье, и по ее коже пронеслись разряды. — Мы справимся вдвоем. Все получится, положись на меня.

— Мы? — простонала она.

— Да, мы. — Его руки скользнули наверх, и Люк крепко обнял ее. Теплое дыхание согревало ее лицо. Она не могла уклониться от его уверенного взгляда.

— Это наше общее дело, — сказал он твердым голосом. — Черт возьми, ты ведь приехала среди ночи, чтоб помочь мне. Теперь я буду с тобой. И если нам понадобятся еще руки, я вызову морскую пехоту.

Сидни захотелось прислониться к нему, но она удержалась. Ей нужно было пространство, чтобы свободно дышать. У нее вырвался нервный смешок.

— Морскую пехоту? Думаешь, они смогут помочь?

— Вряд ли. Но у меня есть друзья. Я попрошу их помощи, чего бы мне это ни стоило.

У нее не было выхода. Или положиться на него, или провалить все самой.


Люк с Эмили на руках смотрел, как Сидни отъезжает от его дома. Ему не хотелось, чтоб она уезжала. Ему хотелось обнимать ее, утешать, уверять ее, что все получится. Но он чувствовал, что слова — это пустое. Сидни нужно было действие. Черт побери, он ей докажет!

Чего бы это ни стоило, ее вечеринка пройдет с успехом. Это будет его подарком ей.

Она доверилась ему. Теперь надо было доказать Сидни, что она в нем не ошиблась.


ГЛАВА ДЕСЯТАЯ


Сидни проснулась на заре, словно в утро ее казни. Может быть, так и есть, подумала она. Она не высыпалась с тех пор, как два дня назад уехала из дома Люка. Теперь здесь, в своей тесной кухоньке, она старалась отключиться от него, не желала чувствовать, что весь мир переворачивается, стоит ей взглянуть в его смеющиеся карие глаза.

Перво-наперво Сидни занялась сервировкой. Стоя у обеденного стола, она провела рукой по прелестной льняной скатерти, принадлежавшей ее матери. Она прикасалась пальцами к вышитым розам, и это прикосновение было так же осязаемо, как присутствие Люка за ее спиной, который неслышно вошел в комнату. Она ощутила на себе его взгляд, и ей сразу показалось, что облегающая футболка стала слишком тесной, что воздух стал разреженным, как на вершине горы, и что ее скачущий пульс выдает внутреннее состояние.

— Шикарно выглядит, — сказал он голосом, исполненным теплоты и восхищения. — Я потрясен твоими успехами.

— Ерунда. — Сидни легко пожала плечами. Как ей казалось, она теряла самообладание не из-за предстоящей вечеринки, а из-за Люка.

— Похоже, что все эти украшения отняли у тебя бесконечно много времени.

— Не слишком. Всего пару вечеров. — Не считая бессонных ночей!

Она сэкономила деньги, разукрасив стол бантиками и поставив в центре цветочную композицию. Нежный аромат роз заполнял комнату, а подвешенные на ленточках вокруг вазы пустышки, соски и погремушки придавали шарма декоративному оформлению.

— Рокси — счастливица, — сказал Люк.

Сидни кольнуло в сердце, и ей пришлось отвести взгляд от стола. Сколько раз она мечтала о таком празднике в честь ее ребенка, мечтала почувствовать, как младенец толкается в ней. Мечтала держать на руках собственного ребенка!

— Что-то не так? — Голос Люка звучал слишком близко и волновал ее.

— Все так. — Она уклонилась от его пристального, испытующего взгляда. — Как наша пахлава?

— Готова. Куда ее?

— На кухне еще одно серебряное блюдо, а рядом с ним стопка салфеточек и розетки.

— Ясно. — Он указал на свои часы. — У меня тут все под контролем. — Она обратила внимание на перекинутое через его плечо посудное полотенце. Цветастый узор, как ни странно, подчеркивал его мужественную красоту. У нее защекотало внутри. — Ты можешь заняться собой.

— А Эмили?

Люк не мог доверить свою драгоценную дочь даже самой лучшей няне и приехал вместе с ней. Девчушка как будто чувствовала, что в такой день нельзя капризничать. Все утро она или мирно играла в своем манежике, или гонялась по полу на четвереньках за папочкой. Люку и Сидни пришлось изворачиваться, чтоб не наступить на нее. Они внимательно следили за ней, давая ей грызть деревянные ложки. Не менее внимательно они следили и за тем, чтобы не коснуться друг друга.

— Я подумал, не дать ли ей соску и уложить ее в твоей комнате. Мы прикроем дверь, и никто не догадается, что она здесь. — Он взглянул на часы. — Иди, тебе пора.

Сидни пригладила рукой волосы и взглянула на перепачканные мукой джинсы и футболку. Ее улыбка дрогнула, когда он окинул взглядом ее фигуру. Сидни бросило в жар, и огонь распространился от макушки до пят.

— Мне, наверное, надо принять душ.

— По-моему, ты прекрасно выглядишь. — Его голос отдавал хрипотцой и был соблазнительным. — Вот гости, может быть, пожелают увидеть тебя нарядной.

Ее щеки загорелись.

— Точно. Я ненадолго.

Стоять обнаженной под душем, в то время как Люк рядом, в ее доме! Она подумала, не пришло ли это и ему в голову, и раскраснелась еще больше.

— Сейчас вернусь.

— Не спеши.

Вдруг кому-то вздумалось позвонить в дверь. Звоночек словно задребезжал у Сидни в голове. Сердце в панике замерло. Она остановилась как вкопанная.

— Нет!

Люк непринужденно улыбнулся и прошел мимо нее, остановившись на короткое мгновенье, чтоб положить руки на ее одеревеневшие плечи.

— Неужели это кто-то из гостей? Так рано? — спросила она в панике.

Посмеиваясь себе под нос, он повернул медную ручку.

— Привет.

Он протянул кому-то руку, и Сидни шагнула вперед, с опаской размышляя, кто бы это мог быть. Рокси? Начальница? Вдруг она пришла пораньше и теперь застанет Сидни в таком виде… Да еще какой-то мужчина открывает дверь, как будто он у себя дома?

— Я Люк, — сказал он, отступая назад и пропуская кого-то в дом.

— Я Дженни. — У Сидни подскочило сердце, когда она услышала этот энергичный голос. — Твой вид подтверждает предположение, которое вызывает твой голос по телефону — ты шикарный и сексуальный.

Люк склонил голову набок.

— Сидни не говорила, что ее сестренка такая милашка.

— Я — милашка? — Дженни пронеслась мимо, кипя от негодования. — А ты уже приударяешь за моей сестрой! — Она обоим улыбнулась так, будто спрашивала: «Есть тут что-нибудь, что мне следовало бы знать?» — Ну это событие всей моей жизни.

— О ч-чем речь? — выдавила из себя Сидни, чувствуя, как взгляд Люка сосредоточивается на ней. Он улыбнулся шире, так что на щеке у него проступила ямочка, и пульс у нее припустил в галоп. — И вообще, ты откуда?

— Ты знаешь, как я «любила» Стэна. — Дженни закатила глаза, проигнорировав второй вопрос.

— Поэтому ты попыталась расстроить мне свадьбу?

Дженни фыркнула.

— Если б расстроила, избавила бы тебя от беды. — Она обняла Сидни. — Привет, сестрица. Нужна помощь?

— Что-о? — Весь мир закружился, и она смотрела на Люка, надеясь получить ответ, который остановил бы эту карусель.

— Ты не сказал ей? — поинтересовалась Дженни.

Он пожал плечами.

— У меня хватало времени только на готовку. — Он вытер руки полотенцем. — Мне казалось, что твое появление будет хорошим сюрпризом.

— Что тут происходит? — спросила Сидни, обнимая одной рукой сестренку, переросшую ее на два дюйма.

Дженни обхватила Сидни за талию.

— Люк мобилизовал ополчение. Он сказал, что надо помочь с какой-то вечеринкой. И я подняла на ноги ребят.

— Пола и Скотта? — Сердце Сидни переполняли эмоции. — И они едут?

— Вот-вот будут здесь. Они ехали следом, но, кажется, я их потеряла.

У старшей сестры сдвинулись брови.

— Ты превышала скорость?

— Они застряли у светофора. Не кудахтай, Мама Квочка.

Сидни нахмурилась. Она не могла не беспокоиться. Слишком часто ей приходилось тревожиться за свой «выводок», чтоб не испытать того же и сейчас.

— Дженни поможет тебе подавать, а ребята будут парковать машины или мыть посуду — все, что понадобится.

Сидни скрестила руки на груди.

— Я не дам им притронуться к маминому хрусталю.

Дженни снова закатила глаза.

— Им уже не восемь лет, Сидни. Они многому научились. — Она ободряюще сжала сестру. — Расслабься.

Недоумевая, как ему удалось поймать ее вечно занятую сестру, в то время как она сама не сумела связаться с ней, Сидни спросила:

— Как ты разыскал Дженни?

— Рокси нашла номер у тебя на столе. А я позвонил.

— Когда я услышала голос, мне захотелось увидеть его обладателя. — Дженни подмигнула и улыбнулась ему. — Когда приедут гости?

— Скоро, — ответил Люк.

— Так не пора ли тебе переодеться, сестричка? Ты же не хочешь выглядеть замарашкой?


— Как мне отблагодарить тебя за это? — спросила Сидни, пятясь через порог кухни с серебряным подносом в руках.

— Давай сюда. — Люк забрал у нее поднос. Их руки соприкоснулись. Его словно пронзило жаркое пламя. Он утер лоб рукавом рубашки. Ему хотелось схватить ее, поцеловать, поделиться своими чувствами, своим желанием. Но разве он позволит себе такое? Во всяком случае, не сейчас. Но потом… он ей скажет.

* * *


— Еще пахлавы?

Она кивнула.

— И шоколадного мусса. Гости набросились на него так, будто неделю голодали.

— Сколько еще тарелок придется мыть? — спросил Скотт, вытирая руки от мыльной воды, в то время как Пол осторожно ставил в сушку хрупкую китайскую чашечку. Люк отметил фамильное сходство братьев и сестры Сидни: небесно-голубые глаза и осенне-рыжие волосы.

— Какая нас ждет благодарность? — спросил Скотт, протягивая руку за очередной тарелкой.

— Средство по уходу за распухшими от воды руками, — ответил Пол.

Сидни покачала головой, но ее внимание было сосредоточено на Люке.

— Извини, что я так разозлилась в тот раз, когда узнала…

— Ничего, Сидни. — Он застелил поднос чистыми салфеточками. — Я должен был сам сказать тебе.

— Дело не в этом. Ты уже так много для меня сделал. Я не должна была сомневаться. Я должна была знать, что ты не подведешь меня. — Сидни дотронулась до его плеча. — Кстати, мы можем расширить твой ассортимент. Надо будет какой-нибудь из этих десертов включить в меню твоего ресторана.

— Он продан.

— Продан?

Он кивнул, без сожаления.

— Благодаря тебе я готов открыть свой сайт. Но мне может понадобиться еще помощь.

— Сколько угодно. — Она понизила голос до хрипловатого, интимного шепота.

У него зачастил пульс. Он молился, чтоб она оставила свою руку на его плече навеки. Люк был горд, что она доверяла ему и полагалась на него. Слава Богу, он ее не разочаровал.

— Сидни…

Дверь резко распахнулась, и вошла раскрасневшаяся Дженни.

— Есть еще пунш?

Пол швырнул влажное посудное полотенце.

— Облейте им Люка с Сидни.

— Да, — добавил Скотт, — а то тут уже как в парилке.

Дженни подняла брови. Она посмотрела на Люка и сестру, и на губах ее мелькнула лукавая улыбка.

— Вот как?


— Что еще тебе предложить, Рокси? — спросила Сидни будущую мамашу.

— Талию, как у тебя, и вон те подарки. — Карие глаза подруги горели от возбуждения.

Что бы не отдала Сидни, лишь бы оказаться в положении Рокси! Она подавила свои чувства.

— Вот родишь, и талия опять станет тонкой. Что касается подарков, то тут все проще.

— Мы к тебе присматривались в последние недели, Сидни, — заявила ее начальница, когда вечеринка близилась к завершению. — Кто-то должен занять место Рокси. Тебя оно интересует?

— Меня? — Сидни готова была броситься наутек. Конечно, ее интересовало повышение! Чего еще ей желать? Она так долго и упорно трудилась. Ради этой минуты! Но вместо радостного возбуждения Сидни почувствовала, что слезы жгут ей глаза.

— У тебя увеличится ответственность. И зарплата.

Сидни нужны были деньги, чтоб помочь Дженни закончить учебу. Но она не чувствовала ожидаемой гордости. Наоборот, было ощущение, что ее загнали в тесный угол.

— Что за шум? — Рокси перестала разворачивать очередной подарок.

В комнате повисло недоуменное молчание. Затихли шепот и смех. Отчетливо стал слышен громкий плач Эмили.

Сидни охватила паника. Что с Эмили? Что-нибудь случилось?

— Это малышка Люка, — успокоила она всех. — Я пойду разберусь. — Коротко объяснив происходящее, она побежала по коридору. Ее пульс бешено стучал от тревоги. Бедная маленькая Эмили! Проснулась в незнакомом месте. Испугалась, наверно.

— Что за Люк? — спросил кто-то у нее за спиной.

— Шеф-повар, — сказала Рокси.

А Дженни добавила громким и ясным голосом:

— Это ухажер Сидни.

Сидни съежилась. Она-то знала, что он никогда не станет ее ухажером или кем бы то ни было. Это невозможно.


ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ


Сидни вошла в свою спальню. Шторы были задернуты, и ей понадобилась секунда, чтобы привыкнуть к темноте. Малышка Эмили сидела в середине манежика. Темные волосики торчали во все стороны, слезы текли по ее пухлым щечкам.

— Успокойся, Эмили, все хорошо, — замурлыкала Сидни.

Она не успела взять малышку, как примчался Люк.

— Что с ней?

Он взял дочь на руки, словно защищая ее. Эмили обвила пухленькими ручками его шею. Он подбросил ее, и малышка улыбнулась.

Сидни протянула было руку, чтоб пригладить волосы Эмили, но сдержала порыв. У нее болело сердце от сознания того, что она не нужна Люку, что в этот раз он не обращается к ней за помощью. Даже Эмили к ней не тянется. Ей нужен папа, она хочет только к нему.

— Она проснулась и не поняла, где находится. Ей стало страшно.

Эмили всхлипнула, уткнувшись в грудь Люка. Он погладил дочь по спинке. Бесконечно осторожно и нежно утер слезы дочери.

— Пожалуй, пойду к своим гостям, — сказала Сидни, чувствуя себя лишней.

— Погоди, — сказал Люк. Его темные глаза на мгновенье остановились на ней. — Можешь подержать ее пару минут? У меня вот-вот подоспеет в духовке последний противень с пахлавой.

— Я без тебя справлюсь с этим. Ты занимайся дочерью.

Он покачал головой.

— Ничего, Сидни. — Он перехватил дочь поудобнее. — Эмили, хочешь встретиться с хорошими людьми и поздороваться с ними?

В ответ Эмили загукала. Люк улыбнулся.

— Видишь? Она хочет на вечеринку. — Он сунул ей дочь и пошел обратно на кухню.

Сидни поцеловала Эмили в темечко.

— У тебя чудный папочка, Эмили. Ты счастливая девочка.

— Па-па-па-па-па.


Спустя минуту она вышла из спальни с Эмили на руках и приветствовала гостей. Что может лучше оживить праздник в честь будущего ребенка, чем настоящий, живой ребенок, вдруг осенило ее!

— Ах! Ну разве это не прелесть?

— Ты посмотри, какие огромные карие глазки!

— Агу! Агу!

Женщины набросились на Сидни, улыбались малышке, держали ее за ручки, щекотали под подбородочком. Эмили была в восторге от их внимания. Она хохотала. Вдруг Сидни подумала, не обидно ли Рокси такое вторжение на празднике в ее честь.

— Наверное, лучше отнести ее на кухню, — тихо сказала она, когда женщины снова расселись вокруг будущей матери возле заваленного подарками чайного столика.

— Пожалуйста, не надо, — сказала Рокси со слезами на глазах. — Какая прелесть!

Сидни сдавило горло.

— Скоро у тебя будет собственный ребенок. — Она крепче сжала пухлое тельце Эмили. — Хочешь подержать ее?

Рокси покачала головой.

— У меня на коленях не хватит места. — Она провела рукой по своему круглому животу. — Мне даже кажется, что три месяца назад колени у меня вообще пропали.

В комнате послышались смешки. Все устремили взгляд на ребенка, сидевшего на руках у Сидни.

— Присядь тут, рядом, — Рокси похлопала рукой по свободному месту на диване, — так мне будет видно, как ты с ней играешь. Пусть она мне поможет развернуть остальные подарки.

Рокси развернула все подарки и смеялась, видя, как малышка Эмили хватала крошечные детские костюмчики и пластиковые книжки.

— Тебе надо иметь собственных детей, Сидни. Из тебя получилась бы замечательная мать.

Ее словно ударили под дых. Она почувствовала, что вот-вот потеряет самообладание. Ей удалось выжать из себя дрожащую улыбку.

— Спасибо.

— Ты не собираешься выйти замуж и покинуть нас, как Рокси? — спросила начальница с хитрой миной.

Эмили стала ерзать на руках у Сидни, и та поняла, что слишком крепко сжимает ребенка.

— Конечно, нет.

— Хорошо. Есть женщины, такие, как я, созданные для карьеры, а не для семьи. Ты производишь на меня такое же впечатление, Сидни. Мы не приспособлены готовить, убирать и менять подгузники.

Ее слова глубоко ранили Сидни. В последние недели она поняла, что ей нравится готовить… вдвоем с Люком. И уборка ее не смущала.

— Жаль, — сказала Рокси, складывая розовую с голубым упаковочную бумагу. — Я себе не представляю, что еще может так наполнить жизнь, как семья, ребенок и прекрасный муж.

Сидни почувствовала, что сейчас разрыдается. Сердце ее неистово забилось. Рокси права. Только тогда ее жизнь была наполненной, когда она заботилась о Дженни, Поле и Скотте. Больше такого не будет никогда.

С дрожащей улыбкой Сидни проговорила:

— Каждому надо заниматься тем, на что он годен.

* * *


— Мне казалось, что они никогда не разойдутся. — Скотт плюхнулся на диван и задрал ноги на чайный столик. — Я в изнеможении.

Люк поднял Эмили на руки.

— Думаю, можно считать, что все прошло блестяще.

Он видел, как братья и сестра Сидни работают вместе, и понял, что хочет иметь крепкую семью ради своей дочери… и ради себя.

Он повернул голову, чтоб улыбнуться Сидни, и увидел, как она, опустив голову, бредет на кухню.

— Я что-нибудь натворил? — спросил Пол, поглощая мусс, ложка за ложкой. — Скажи, Скотт?

— Ничего!

Люк покачал головой.

— Она, наверное, просто устала.

— Пойду посмотрю, — сказала Дженни.

— Давай я. — Люк передал Эмили сестренке Сидни.

— Какая ты у нас хорошенькая, — сказала та, подбрасывая малышку.


Люк закрыл за собой дверь. Сидни стояла у плиты, спиной к нему. У нее содрогались плечи, и ему послышался всхлип.

Он положил руку ей на спину и почувствовал, как она напряглась.

— С тобой все в порядке?

— Все отлично.

— Вечеринка удалась.

— Да, конечно.

— Рокси сказала, что тебя повысили.

— Ур-ра, — у нее треснул голос.

Люк медленно повернул Сидни к себе и нежно провел большим пальцем по ее влажным щекам.

— В чем дело?

— Ни в чем. — Она шмыгнула носом и попыталась отступить назад, но наткнулась на плиту. — Все в порядке.

— Да уж, вижу. Послепраздничная депрессия, что ли?

— Да, мне просто жаль, что все кончилось. — Она покачала головой. — А ты почему не прыгаешь от счастья? Теперь тебе больше не придется терпеть меня.

Он засунул руки в задние карманы джинсов.

— Ты что, хочешь распрощаться?

— Я тебе не нужна. А мне до конца жизни не придется больше готовить десерты.

— Мне казалось, что мы подружились. Мы многое пережили вместе в последние недели. Ты помогла мне с Эмили. Надеюсь, я тоже помог тебе. Честно говоря… — Он проглотил комок в горле. — Я не хочу, чтоб между нами все кончилось.

Она широко раскрыла глаза.

— Что?..

— Я не хочу прервать наши встречи. Я даже хочу видеть тебя чаще. Я хочу…

— Нет. — Она оттолкнула его. — Все. Не говори больше.

— Но почему? — Он протянул к ней руки, но она увернулась.

— Потому что у нас нет будущего, Люк. У нас нет…

Он ничего не мог понять.

— Откуда ты знаешь?

— У тебя своя жизнь. А у меня своя.

— Это я уже слышал. Итак, помехой может быть мой ребенок, ты это хочешь сказать?

Она раскрыла рот, но так ничего и не сказала.

— Ты себя обкрадываешь, Сидни, я думаю, что дело не в этом.

— Ты обо мне ничего не знаешь, Люк.

— Я знаю достаточно. И пока мне все нравится. — Он остановился, услышав, как она резко вдохнула. — Но что я не люблю в тебе, это твою манеру притворяться храброй и мужественной, когда на самом деле это не так.

Она выпрямилась.

— Неправда.

— Нет, правда, трусишка. Ты боишься, Сидни. Боишься, что выбрала в жизни неверный путь. Боишься, что тебя обидят, как твой бывший муж. Боишься, что любишь меня не меньше, чем я тебя. Боишься полюбить Эмили.

— Люк, ты не знаешь, что говоришь.

— Нет, знаю. Я много об этом думал. Вообще всю прошлую неделю я думал только об этом. Ты нужна мне, Сидни. Мне и Эмили.

Заметив испуг в глазах Сидни, Люк решил разрядить обстановку.

— А знаешь, что еще я понял в процессе размышлений? Что я не люблю готовить.

Страх сменился удивлением. Тактика удалась.

— Что?

— Я ничего не люблю, если тебя нет рядом. Я хочу, чтоб ты стала частью моей жизни.

Она побледнела.

— Люк…

— Понимаю, это неожиданно. Но благодаря тебе я многому научился в последние недели. Ты доказала мне, что я не такой, как мой отец, что я способен взять на себя обязательства хранить верность, нести ответственность, словом, завести и возглавить семью. Я перестал бояться, Сидни. И ты не бойся. Сделай этот прыжок из прошлой жизни. Я подхвачу тебя. Обещаю.

— Люк, — слезы сдавили ей горло, — я не могу. Ты не понял.

— Ты хочешь иметь собственного ребенка? Мы можем это устроить. Знаю, ты говорила, что вырастила достаточно чужих детей. Но и Эмили стала бы твоей. — Он протянул к ней руки. — Сидни, позволь мне любить тебя.

Она стояла, не двигаясь. Но когда он обхватил ее руками, притянул к себе, чтоб поцеловать, то почувствовал, как дрожь пробежала по ней. Опустив голову и придерживая ладонью ее подбородок, он поцеловал ее, вложив в поцелуй все чувства, которые скрывал, все желания, которые сдерживал.

Ощутив соленый привкус слез, Люк отодвинулся и провел рукой по ее влажной щеке.

— В чем дело, Сидни?

— Люк, я не могу… — Обхватив себя руками, она отвернулась от него. Еле слышно сказала: — Я не могу иметь детей. Вот почему расстроился мой брак. Стэн нашел себе другую женщину, способную забеременеть. Так что твоя мечта нереальна. Пожалуйста, забудь меня.


Сидни выбежала из дома. На плече у нее висела сумка. Непослушными пальцами она перебирала ключи, пока не нашла нужный. Открыв дверцу, влезла в машину, но не стала заводить мотор, а склонила голову на руль и разрыдалась. Хватит ли слез, чтоб вылить все ее горе? Переживет ли она свои утраты?

Она трусишка, как он говорил. Да, это правда. Она цепенела, когда говорила Люку о своей тайне, боялась увидеть жалость в его глазах.

Когда Люк вышел на крыльцо, она с трудом вставила ключ и рванула с места. Ей надо было скрыться. Она не могла больше говорить об этом. Она не хотела его жалости, злости, презрения. Ей нужна была только его любовь.

Она ее нашла лишь на краткое мгновенье. У его любви оказался весенний вкус, исполненный возможностей и надежд. Того, чего Сидни не могла ему дать.

Она долго колесила, бесцельно, неосознанно, слыша лишь шуршание колес по асфальту. Ей было больно узнать о предательстве Стэна, больно узнать о развале своего брака. Но если честно, тогда ей скорее было обидно, чем больно.

Сейчас она ощущала невосполнимую пустоту. Встретиться бы им много лет назад, пока она еще не все знала о себе. Может быть, тогда они бы пережили это вместе. Она не представляла себе, что Люк отверг бы ее, как Стэн.

Пусть на короткое мгновенье, но Люк вернул ей ощущение семейного счастья. Встреча с младшими братьями и сестрой стала лучшим подарком в ее жизни. Она понимала, что он сделал это от всего сердца. И ее сердце забилось еще сильнее.

Сидни стала различать окружающую местность, раскидистые деревья, склонившиеся над узкой улочкой. Она припарковалась перед домом Люка! Что привело ее сюда? Легкомыслие? Или потребность?

Она положила голову на руль и заплакала. Может быть, Бог решил, что она непригодна для материнства. Может быть, она в чем-то оступилась, когда растила своих братьев и сестру. Может быть, начальница права: есть женщины, не пригодные для замужества и семейной жизни.

Сквозь туман сомнений и самобичевания она услышала, как хлопнула автомобильная дверца. И только когда раздался легкий стук в окно, она поняла, что Люк ехал за ней. Она уставилась на его измученное лицо. Он попытался открыть дверцу, но она была заперта. Он сделал ей знак выйти.

Собираясь с последними силами, чтоб не потерять самообладания, она высморкалась, утерла слезы и открыла дверцу. Она будет притворяться, что все в порядке. Она всю жизнь будет притворяться, ей больше ничего не остается.

Она вышла из машины, и он схватил ее в объятия, зарылся лицом в ее шею и хрипло, срывающимся голосом прошептал:

— Я люблю тебя.

Он так крепко обнимал ее, что Сидни перестала дышать. Как могло такое чудо причинять столько боли?

На мгновенье ей захотелось поддаться мечте, поверить. Но это запрещено, потому что в конце концов все исчезнет. Уткнувшись лицом ему в грудь, она прошептала:

— Где Эмили?

— Она с Дженни. — Он погладил ее по спине и снова сжал в объятиях. — Ах, Сидни, прости меня.

Кусая губу, она пыталась сохранить спокойствие, но сердце больно колотилось в груди.

— Ты сможешь простить меня? — Он целовал ее в шею, в щеку, в губы. — Я не знал. Я бы не стал говорить…

Она положила руку на его теплую щеку.

— Я не могла сказать тебе раньше. Я бы не выдержала, если бы ты отверг меня.

— Отвергнуть тебя? Как ты… Я люблю тебя, Сидни.

Эти слова разрушили последнее защитное укрепление Сидни. Она опустила голову и прикрыла лицо руками. У нее затряслись плечи.

Люк почувствовал себя беспомощным, словно заплакала Эмили. Что ему делать? Только одно приходило в голову. Он обнял Сидни, привлек к себе на грудь и дал ей выплакаться.

Когда ее плач стал затихать, он подтолкнул ее к крыльцу и дальше, в его дом.

— Здесь твое место.

— Люк, этого не может быть. Не мо…

Он заглушил ее возражения поцелуем.

— Люблю тебя.

— Люк…

Он снова поцеловал ее, крепко, и целовал до тех пор, пока не почувствовал, как ее тело обмякло.

— Люк…

Он опустил голову, чтоб еще раз поцеловать ее, но она кончиками пальцев прикрыла его губы.

— Послушай. Ты не понимаешь, что я переживаю. У меня не может быть детей. Никогда. Я обошла всех докторов.

Она прислонилась к нему, обхватив руками, как будто не собиралась отпускать его никогда. Он прикоснулся губами к ее виску. Теперь он дал ей выговориться, излить перед ним свое горе.

— Ты не знаешь, каково мне. У тебя есть Эмили.

— Вздор! Ты что, не понимаешь? Ты же не одна. Но ты отталкиваешь людей. И меня отталкиваешь. А могла бы иметь все.

Она отстранилась от него с раскрасневшимся, заплаканным лицом, не менее, чем у него, сердитым.

— Черт побери, это ты не понимаешь! Бог почему-то решил, что я не гожусь в матери. Только, пожалуйста, не жалей меня.

— Тебя, жалеть? — Он сжал кулаки. — С какой стати?

— Что?

— Я бы тебя высек. За то, что тебя мог сломать ублюдок, который был не способен понять, какое чудо ему досталось. — Он вгляделся в ее заплаканные глаза. — Скажи мне правду. Тебе тяжело с Эмили? Глядя на нее, ты испытываешь сожаление, печаль?

Она покачала головой.

— Вначале… может быть. Но теперь мне хочется войти в ее жизнь… в вашу жизнь. Я люблю Эмили, как собственного ребенка.

Он крепко поцеловал ее.

— Люблю тебя, Сидни Рид. Хочу, чтоб ты стала моей женой.

— Люк…

— Я еще ни разу не просил женщину стать моей женой. Я хочу каждое утро просыпаться рядом с тобой, засыпая, обнимать тебя каждый вечер. Не хочу жить без тебя. Поверь, я не нашел бы для своей дочери лучшей матери, чем ты, любящая, отзывчивая и заботливая. Неважно, будут ли у нас еще дети. Может быть, мы усыновим кого-нибудь. Потом решим. Если честно, я вообще не думал, что у меня будет ребенок.

— Люк. — Она отстранилась от него и положила руки ему на грудь. — Теперь дай мне договорить, хорошо?

Он кивнул.

Ее глаза наполнились слезами.

— И я тебя люблю. И Эмили тоже люблю. И я считаю, что из нас получится замечательная семья. Я хочу быть ее частью.

Обхватив Люка за шею, Сидни поцеловала его, не дав вздохнуть или произнести еще хоть слово.