Ферн
Ли Гринвуд


Семь невест #2


В романе современной американской писательницы Лей Гринвуд рассказывается о любви богатого адвоката к простой девушке из Канзаса. Действие романа происходит на Западе США в конце XIX века. Любовная интрига сочетается с детективным сюжетом и элементами вестерна.


Ли Гринвуд

Ферн


ГЛАВА ПЕРВАЯ


Абилин Канзас – 1871


Ферн Спраул свернула за угол Дроверс Коттеджа. Она шла, крепко сжав кулаки, позвякивая шпорами. Остановилась, заметив Джорджа Рэндолфа, стоящего на крыльце в глубоком раздумье.

– Ничтожество! – пробормотала она зло. Вызывающе вскинула голову и прошла мимо него в гостиницу.

– Как долго торчит здесь этот подлец? – спросила она мужчину, сидящего за столом регистрации постояльцев, ткнув тонким указательным пальцем в сторону Джорджа.

– Говори потише, – сказал Фрэнк Тернер.

Только тогда Ферн заметила, что окна были открыты настежь, чтобы свежий ветерок проникал в помещение. Возможно, Джордж Рэндолф слышал все, что она говорила, но ей было наплевать. Пора уже ему, да и всему клану знать, что она про них думает. Ее бесило, что такие люди, как этот Рэндолф, воображают, будто деньги дают им право делать все, что они хотят. Даже убивать.

– Я разорюсь, если он и остальные техасцы переедут в отель Плантнер, и будут вести свои дела там, – объяснил Фрэнк.

Ферн прислонилась к столу. Лучше бы им всем убраться в Техас и больше никогда не возвращаться.

– Ты что, хочешь, чтоб мои дети умерли с голоду?

– Да чтоб этого Джорджа грозой убило или затоптало стадо взбесившихся коров! – воскликнула Ферн, игнорируя предостережения своего друга.

– Я думал, что ты ненавидишь Хэна Рэндолфа. Ведь Джордж тут как бы ни при чем.

– Я их всех не терплю, – она специально говорила громко, но Джордж не показал вида, что слышит ее слова.

– Если Хэн действительно убил Троя, на суде все выяснится, – сказал Фрэнк.

– Джордж его выкупит.

– В Абилине людей не покупают, – заверил ее Фрэнк.

– Половина этого города уже продана за техасский скот, – сказала Ферн, тыча пальцем на этот раз в Фрэнка. – Губернатор отложил суд Хэна до тех пор, пока не приедет классный адвокат. Теперь он уже в Топека.

– Откуда ты знаешь, что они ждут адвоката?

– А что же еще может означать эта телеграмма, кроме того, кто другой поедет сюда из Бостона? Ведь ни в Канзасе, ни в Миссури нет никого, кто подошел бы им для защиты.

– Берт не имел права показывать тебе эту телеграмму, – сказал Фрэнк, нахмурившись.

– Он хотел помочь. Мы должны держаться вместе против чужаков.

– Когда-нибудь этот союз доведет вас до беды.

– Я все сделаю, как надо, – сказала Ферн, уверенно расправив плечи. – Я знаю, что сказать Джорджу о нем и его брате-убийце.

– Я не стал бы этого делать на твоем месте, – посоветовал Фрэнк. – Лучше, знаешь, не болтай лишнего, здесь этого не любят. Ведь я не единственный в этих краях, кто зарабатывает на скотопромышленниках.

– Тогда займись другим бизнесом. Все равно скоро фермеры и порядочные скотоводы выкинут всех техасцев из Канзаса. Но сначала мы повесим Хэна Рэндолфа.

– Ни один человек здесь не видел, кто убил твоего троюродного брата, – сказал Фрэнк мягко. – Я не говорю, что это сделал не Хэн, только попробуй теперь докажи. А ты прекрасно знаешь, что в этом городе техасца никогда не повесят, если не будет твердых доказательств его вины… Люди боятся, что техасцы перестанут заниматься тут делами и переедут в Элсворт, а то и сожгут наш город к черту.

– Да вы просто кучка жалких трусов, – сказала Ферн со злобой в голосе.

– Ферн, не называй этих людей трусами, им это не понравится. Сейчас здесь полно техасцев, поэтому если только ты не уедешь из города…

– Я не уеду, пока не увижу этого адвоката.

– … Ты, знаешь что! Лучше помалкивай. А если будешь болтать, можешь запросто получить пулю в спину.

– Ты считаешь, что Джордж Рэндолф застрелит меня?

– Нет. Что бы ты о нем ни говорила, он все-таки джентльмен, но не все техасцы такие. Как только начинается какая заварушка, они держатся вместе до последнего. А у этого, – Фрэнк посмотрел в сторону Джорджа, – я слышал, есть шесть братьев и все отчаянные негодяи.

– Да хоть бы у него их было сто шесть, – заявила Ферн. – Хэн Рэндолф будет повешен, я за свои слова отвечаю.

Паровоз компании Канзас Пасифик выбрасывал в утреннее канзасское небо клубы густого черного дыма, сбавляя скорость на подходе к Абилину. Внутри единственного пассажирского вагона сидел Джеймс Мэдисон Рэндолф – прямой, как свечка.

– Городок с виду не очень привлекательный, – говорил еще один пассажир, весьма разговорчивый тип, с которым Мэдисон, начиная с самого Канзас Сити, пытался избежать беседы. – Чарли Томсон основал его лишь двенадцать лет назад, но уже сейчас это один из самых значительных городов штата. Когда-нибудь он станет самым значительным.

Человек этот представился Сэмом Белтоном, владельцем самой большой конторы по торговле землей в Абилине. Мэдисон пытался игнорировать как этого болтуна, так и почти невыносимый шум и жуткую вонь скотопрогонных дворов, что шли вдоль путей, но не преуспел ни в том, ни в другом.

– Конечно, многие люди здесь стараются сделать как можно больше денег, пока продолжается скотоводческий бум, – продолжал Белтон, – но у нас в городе есть достаточно солидных граждан, которые, как и я, ненавидят торговлю скотом. Скоро здесь повсюду будут одни фермы.

Мэдисон, весьма бегло осмотрев окрестности, понял сразу, что эта местность вряд ли подойдет для фермерского хозяйства. Земля была практически бесплодная, как и в Техасе.

Однако Мэдисону было не до Канзаса и развития фермерства в этих местах. На станции его должен встречать Джордж, который задаст ему вопрос, где он скрывался эти восемь лет. С того самого момента, когда он сел в поезд в Бостоне, Мэдисон с ужасом ждал этой встречи.

Наконец-то состав остановился, Мэдисон с неохотой встал, осмотрел свою одежду и нахмурился. Внешний вид никуда не годился. Такое долгое путешествие. Да еще и эта жара. Канзас нисколько не походил на Бостон или Виргинию, зато действовал на психику так же угнетающе, как и Техас. Три года, проведенные в этом штате, были кошмаром, о котором он старался не вспоминать. Лучше бы забыть все это навсегда.

(Не думай об этом. Делай свое дело. И ты оплатишь свой долг, и опять вернешься к привычной жизни.)

– Вам следует остановиться в гостинице Галф Хауз, – говорил Белтон Мэдисону, – это не лучший отель в городе, но Дроверс Коттедж полон техасцами. Мы не против зарабатывать на них деньги, но никто не испытывает желания селиться с ними под одной крышей.

После этих слов Мэдисон так посмотрел на Белтона, что тот, ничего больше не сказав, вышел из вагона.

Мэдисон понятия не имел, что из себя представляет Абилин, но думал, что железнодорожная станция там, по крайней мере, имеется. Вместо нее перед ним оказался участок голой прерии величиной с плац для военных парадов. Он то и отделял железную дорогу от городских построек.

Багаж он поставил на землю.

Жара стояла страшная, а Мэдисон еще был одет в черный костюм, в котором температура казалась градусов на двадцать выше. Пот лил с него ручьем. Он взял в руки саквояжи и пошел в сторону ближайшего здания. На фасаде трехэтажного отеля было написано гигантскими буквами: ДРОВЕРС КОТТЕДЖ. Предлагались комнаты, прохлада и, как думал Мэдисон, минимум комфорта.

Сердце у Ферн екнуло в груди. Шикарный мужчина, который мог ей разве что присниться, только что сошел с поезда. Она смотрела на незнакомца широко открытыми глазами, разинув рот от удивления. Она чуть не упала из окна, забравшись на подоконник. Нет, такого она еще в жизни не видела. И одежда на мужчине совсем необычная. В таком наряде он выделялся бы в любой местной толпе. В Абилине он бы стал знаменитостью просто из-за внешнего вида.

Она привыкла к мужчинам жестким, огрубевшим от трудной жизни, сильным, потому что трудились физически, и вечно грязным: такая была работенка. Чистыми они бывали лишь после бани и тогда чувствовали себя слегка скованно, так как это состояние не было для них привычным.

Этот же незнакомец был совершенно уверен в себе. Он казался сильным и целеустремленным, как молодой бык, осматривающий территорию, где он хотел бы попастись и погулять в свое удовольствие. Он выглядел абсолютно лощеным. Костюм сидел на нем как влитой.

Он стоял, презрительно осматривая окрестности, а Ферн чувствовала, что слабеет при виде этого мужчины. Но этот человек был так похож на Джорджа. Очевидно, он принадлежал к клану Рэндолфов.

И даже после того, как вспыхнувшая ярость вернула ей силы, питаемые еще и чувством мести, она все никак не могла оторвать взгляд от этого Адониса, который заставил ее сердце трепетать. О, если бы это было другое время!.. Если бы это был другой человек…

Увы, он был одним из Рэндолфов.

Она вспомнила убитого Троя и вновь ожесточилась. Незнакомец был ее врагом. Он прибыл сюда, чтобы превратить суд в посмешище.

Ее задачей было сделать так, чтобы ему это не удалось.

Мэдисон остановился перед гостиницей, увидев на крыльце чуть ли не своего двойника. Джордж. Такое, сильное сходство поразило и даже испугало Мэдисона. Они всегда были похожи друг на друга, но когда братья виделись последний раз, Джордж был уже мужчина, а Мэдисон всего лишь подросток. Теперь это было все равно, словно увидеть себя в зеркале. Воспоминания прошлого обрушились на него со страшной силой.

Самые противоречивые чувства овладели им. Сколько раз, готовясь к этой встрече, он говорил себе, что не должен ничего чувствовать по этому поводу. Относись к этому спокойно, никаких эмоций. Но стоило только взглянуть на старшего брата, которого он не видел лет десять, как самые сильные переживания захватили его, и он, конечно, не мог разобраться в них за тот короткий промежуток времени, пока братья шли навстречу друг другу.

Он злился на себя за минутную слабость, за то, что чуть было не повернулся и не зашагал назад к поезду. Нет, он решительно шел вперед.

Они встретились в центре широкого поля бесплодной и пыльной земли. Двое мужчин, и больше никого.

– Я говорил им, что ты жив, – сказал Джордж, пристально разглядывая брата, как бы впитывая в себя черты его лица. Слова его прозвучали, как выдох после долгой задержки дыхания. В них слышался и вздох облегчения.

Мэдисон не ждал, конечно, что Джордж упадет ему на грудь и заплачет от радости, но и не предполагал, что первые слова брата, которые он услышит, будут подобны холодному клинку, удар которого пришелся прямо в сердце. В этих словах слышалась мучительная боль Джорджа, столько лет не знавшего о судьбе младшего брата, даже не знавшего, жив тот или нет. Мэдисон испытывал чувство вины. Он был виноват перед Джорджем, потому что знал все это время: тот беспокоится. А Мэдисон не написал ему ни строчки. Он боялся, что семья может разрушить его новую жизнь.

– Я знал, что ты вернешься, – сказал Джордж. Еще и минуты не прошло, как они встретились, а Джордж уже пытался затянуть его вновь в эти семейные сети, которые чуть не задушили Мэдисона много лет тому назад. Он чувствовал, как его хватают невидимые руки и тащат опять в прошлое. Он защищался.

– Я не возвращаюсь, Джордж. Я приехал только потому, что Хэн попал в беду.

– Он был в беде уже тогда, когда ты сбежал из дома, бросив мать и всех остальных в этой чертовой дыре, где не было ни одного мужчины, который мог бы защитить их. Что же ты приехал теперь?

Мэдисон, и вообще-то вспыльчивый, чувствовал, что вот-вот взорвется.

– Слушай, Джордж, я приехал сюда не для того, чтобы обсуждать то, что я совершил много лет назад. Если я здесь не нужен, я уеду.

– Разумеется, ты мне нужен здесь. Иначе я бы не вышел тебя встречать.

– Чертовски странная встреча, не так ли?

– Это потому, наверное, что я пока не решил: то ли врезать тебе, то ли обнять по-братски.

Черт возьми. Джордж всегда умел создать напряженность.

– Знаешь, лучше врежь мне. Я думаю, в этом городишке такое принято, по-другому они гостей не встречают. Кроме того, ты после этого просто лучше себя почувствуешь.

– А я думаю, местным жителям стоит попробовать нечто иное, кроме мордобоя, – сказал Джордж, подошел к брату и обнял его.

Мэдисон весь напрягся, не желая отвечать объятием на объятие. Он не хотел жертвовать ни крохой своей, с таким трудом завоеванной, независимости. Пусть его приветствуют, но он поставит им свои условия.

– Почему ты не писал? – спросил Джордж, выпуская брата из объятий и делая шаг назад. – Все думали, что ты умер.

– Но ты же не верил в это. Почему?

– Мы слишком похожи друг на друга. Я чувствовал, что ты жив.

Мэдисон хотел было начать опровергать брата: разве может он быть похож на кого-то, кто живет на коровьем ранчо в южном Техасе. Но взглянул на Джорджа и осекся. Смотреть на него было все равно, что смотреть на свое собственное отражение в зеркале.

– Как ты узнал про Хэна? Я едва глазам поверил, когда увидел эту телеграмму от тебя.

– Об этом было в сводках компании.

– Что за сводки?

– Расскажу после. Это не так важно. Лучше ты расскажи мне про Хэна.

– А чем ты поможешь ему?

– Я адвокат. Я прибыл, чтобы доказать его невиновность.

Как только он произнес эти слова, Мэдисон вдруг осознал, что Хэну было всего четырнадцать лет, когда он уехал из Техаса. О своем младшем брате Мэдисон знал даже меньше, чем о Джордже.

Остальных своих братьев он вообще не помнил. Он не знал своих братьев. Только сойдя с поезда в этом диком Канзасе с его пустынным ландшафтом, так напоминающим суровый Техас, он вдруг понял, что представлял своих родственников как бы живущими в Виргинии. Там, в большом доме с дюжиной слуг, невозможно было бы вообразить, что кто-то из Рэндолфов мог совершить убийство. Здесь, в этих страшных местах, все возможно.

Вплоть до убийства.

– Пошли в гостиницу, – предложил Джордж. И они направились в сторону Дроверс Коттеджа.

– На Востоке у вас не так жарко, верно? Я думал, ваши франты одеваются в белое, когда едут в тропики.

– Франты, может быть, и одеваются, – ответил Мэдисон с металлом в голосе, – но здесь не тропики. И я хотел бы, чтобы меня называли джентльменом, а не франтом.

Тень улыбки промелькнула на лице Джорджа.

– Ты можешь хотеть все, что угодно, но здесь тебя будут называть франтом. Или, в лучшем случае, неженкой. Никто не поверит, что у тебя было три года собачьей жизни.

Мэдисон изо всех сил старался забыть эти годы. То были времена, когда он сражался за жизнь, подобно загнанному зверю.

– Что ты делаешь в Канзасе? – спросил он Джорджа. – Отсюда до Техаса далековато.

– Хочу сделать здесь кое-какой вклад.

– Что собираешься вкладывать?

Джордж с гордостью посмотрел на брата.

– «Седьмой Крут» – одно из самых больших и наиболее процветающих ранчо в Техасе. Мы потратили почти все деньги, покупая молодняк, чтобы улучшить породу стада, но потом продали старый скот и очистили пастбище. Доходы от продажи были так хороши, что мы стали подыскивать местечко, куда бы вложить лишние деньги. А когда начнем продавать улучшенную породу, получим еще больше денег.

– «Седьмой Круг»? Я думал, вы владеете «Бегущей С». Вы что, купили новое ранчо?

– Да нет. Просто Роза подумала, что надо сменить название.

– Роза?

– Моя жена.

– Ты что, женат?

Джорджа позабавил удивленный вид брата.

– У тебя есть племянник, учти.

– Еще один мужчина в клане Рэндолфов, – сказал Мэдисон, улыбаясь явно сардонически. – Старик был бы доволен.

– Наверняка. Но Роза разочарована. Она твердо верит, что в нашем семействе не хватает девочки.

– Как вам удалось найти женщину, которая вышла сразу за весь клан?

– Мы дали объявление, что ищем домработницу, и она приехала. Сразу привела все в порядок. Монти чуть не умер.

Мэдисон готов был рассмеяться.

– Хотел бы я видеть женщину, которая согласилась обслуживать шестерых Рэндолфов.

– Семерых. Я поджидал тебя последние пять лет со дня на день.

Смеяться Мэдисону сразу расхотелось. До него стало доходить, что прошлое вовсе не умерло. Для Джорджа оно вообще никогда не умирало.

– Мне нужно поговорить с Хэном.

Оживление исчезло с лица Джорджа.

– В Бостоне, наверное, не так жарко и пыльно, как здесь, – сказал он.

– Тут точно, как на Мысе Код в июльский полдень, – ответил Мэдисон насмешливо, злясь, что у Джорджа резко изменилось настроение.

– У тебя там дом?

Мэдисона раздражало, что Джордж все никак не хотел говорить с ним о деле. Он же не ребенок, в конце концов. Он хочет знать суть проблемы.

– У меня там дома нет, но дом есть у семьи Фредди, и я живу у него.

– Твой школьный друг?

Мэдисон кивнул.

– А кто работает, когда ты развлекаешься?

– Никто особенно не работает летом: в городе слишком жарко.

– За коровами надо ухаживать круглый год, – сказал Джордж, – в жару и в холод, в дождь и снег, в слякоть и когда град бьет прямо куриными яйцами.

– Вот почему я предпочел стать адвокатом, а не работником на ранчо.

Они подошли к крыльцу гостиницы и уже начали подниматься по ступеням, когда из дверей выскочил юноша и замер прямо перед братьями.

– Значит, одного тебя здесь было мало, – закричал он, уставившись на Джорджа. – Выписал еще другого, – юноша ткнул пальцем в сторону Мэдисона. – Все равно у вас ничего не выйдет. Хэн Рэндолф убил Троя и будет повешен за это. Поэтому ты, – дерзкий молодой человек кричал, наступая на Мэдисона, – лучше садись на поезд и убирайся туда, откуда прибыл.

Прокричав это, юноша повернулся и направился в сторону скотных дворов.

– Кто этот грубиян? – спросил Мэдисон, оглядываясь на уходящего юношу, когда они с братом уже входили в Дроверс Коттедж. – Если он постоянно так дерзит, то я просто удивлен, почему кто-то из вас, ковбоев, до сих пор но превратил его в канзасскую пыль.

– Никто из техасских ковбоев никогда не тронет этого грубияна, – отвечал Джордж с улыбкой.

– Но почему? Я и сам уже хотел повалять его в пыли.

– Потому что это не Он, а Она, – сказал Джордж, улыбаясь все шире. – Под грубой мужской одеждой скрывается нежное тело Ферн Спраул, единственной дочери Бакера Спраула.

– Это женщина? – воскликнул Мэдисон, оглядываясь еще раз. Только теперь он обратил внимание на то, что походка была женская.

– Господи! Да как же ее не арестовали до сих пор?

– Если верить местным слухам, она всегда так одевалась. А поскольку остальные девушки в округе ей не подражают, то и пусть себе ходит, как хочет. Никого это не трогает.

Мэдисон удивленно посмотрел на брата.

– С каких пор ты стал интересоваться слухами?

– Да здесь больше слушать нечего, если только не начать разговаривать с самим собой. Это тебе не Бостон или Нью-Йорк, тут у нас ничего, собственно, не происходит.

Они подошли к столу регистрации постояльцев гостиницы.

– Это Фрэнк Тернер, владелец Коттеджа, – представил Джордж.

Фрэнк с готовностью поклонился.

– Мне нужна комната, – сказал Мэдисон, – самая лучшая, какая у вас тут есть.

Но, судя по убогому вестибюлю, ожидать роскошных апартаментов не приходилось.

– Я уже забронировал комнату для тебя, – сказал Джордж.

– А племянник не будет будить меня среди ночи своим плачем?

– Если кто тебя и разбудит, то только пьяные ковбои, выясняющие свои отношения, или мычащие коровы, – ответил Джордж, и братья пошли по длинному коридору, который тянулся через всю гостиницу.

– Мы с Розой снимаем дом в городе. Она не хочет, чтобы трехлетний мальчишка обитал в Коттедже. Тут за ним трудно уследить. Но сейчас она ждет тебя в твоей комнате. Хочет познакомиться с тобой.

Лицо Джорджа осветилось улыбкой.

– Она заботится обо мне. Смотрит, чтоб никто, а особенно братья, не воспользовались моей добротой.

– Она не очень-то знает Рэндолфов, верно? – усмехнулся Мэдисон.

– Добрыми нас никак не назовешь.

– На самом деле, она знает нас лучше, чем ты думаешь, – сказал Джордж и постучал в дверь.

Они вошли, и Мэдисон увидел маленькую женщину, сидящую на стуле у окна. Когда она встала поздороваться, он с удивлением заметил, что жена Джорджа беременна.

– Да как ты можешь таскать свою жену по этой чертовой пустыне, в то время как она… она…

– Скоро будет рожать, – закончила Роза его мысль, посматривая то на одного брата, то на другого. – Джордж сказал мне, что я сразу вас узнаю, но я не ожидала, что вы похожи почти как близнецы.

– Извините меня за бестактность, вы знаете, Рэндолфы не блещут манерами, но могу я спросить: вы так давно замужем за Джорджем, что успели забеременеть?

– Я так давно замужем за Джорджем, что успела сделать это дважды, – отвечала она, и, кстати, у Рэндолфов есть одно замечательное качество – они постоянно меняются и приспосабливаются к новым обстоятельствам.

– Дипломат, – заметил Мэдисон. – Я думаю, она приживется в семье.

Джордж посмотрел на жену, и она рассмеялась.

– Я сказал что-то не так? – спросил Мэдисон. Он не любил, когда люди смеялись над ним. Он чувствовал себя при этом очень глупо. Отец поступал с ним таким образом, если хотел обидеть его.

– Не забудь спросить Монти о трех первых днях Розы на ранчо, – сказал Джордж.

Мэдисон ничего не знал о том, как чувствует себя беременная женщина, но полагал, что долго стоять она не должна. В Бостоне, например, дамы, как только узнавали, что они в положении, сразу ложились в постель и уже больше не вставали до самых родов. А Роза, судя по всему, должна была вот-вот родить и, несмотря на это, таскалась вслед за Джорджем по всей прерии.

– Присядьте, – сказал Мэдисон. Сел сам, полагая, что и Роза последует его примеру.

Она села.

– Как вам удалось уговорить Джорджа взять вас с собой в такое длительное путешествие? – спросил он. Не очень-то вежливо было спрашивать о таком женщину, которую он видел первый раз в жизни, пусть она ему и невестка. Но уж слишком велико было желание Мэдисона выяснить этот вопрос.

– Я скрыла от него беременность, – ответила Роза. – Он очень расстроился, когда узнал. И до сих пор не простил мне. Я должна была связать его веревкой, чтоб он не повернул назад и не отвез меня на ранчо в Техас. Мэдисон представил себе, как эта маленькая женщина вяжет своего здоровенного мужа. Зрелище, представшее перед его взором, его позабавило. Может быть, еще и потому было приятно представить это, что он сам мечтал о подобном, когда в детстве боролся с Джорджем, который явно превосходил его в силе и весе.

– Я не отвез ее обратно только потому, что она пообещала мне, что не будет утруждать себя никакой работой, – объяснил Джордж. – Кстати, она, в основном, отдыхает и именно поэтому не пошла встречать тебя к поезду, а ждала в комнате. Но она хотела пойти.

Он помог жене встать.

– Ну, мы пошли. Располагайся тут. Я вернусь через час. Повидаем Хэна, а потом пообедаем.


ГЛАВА ВТОРАЯ


– Он приехал дневным поездом, – говорила Ферн отцу, ставя перед ним на стол обед. От волнения голос ее звучал громче обычного. – Я так и знала, что местный адвокат им не подойдет.

Бакер Спраул начал есть, не дожидаясь, пока дочь сядет за стол.

– Я слышал, что он много лет не виделся со своей семьей, – сказал он с набитым ртом. – Может быть, ему наплевать на своего брата.

– Я не в курсе всей этой истории, – сказала Ферн, подавая второе, – но этот человек прибыл сюда, чтобы вытащить своего братца из тюрьмы. У него это по глазам прочитать можно.

О, Ферн помнила эти черные глаза. Темные, как ночь, и глубокие, как омут. Его красивое лицо было спокойно. Он был слегка удивлен тем, что она осмелилась заговорить с ним. Но лишь слегка, потому что такого человека ничто не могло лишить чувства самообладания. И уж, в любом случае, не такая незначительная персона, какой была для него Ферн.

Но ничего, она ему покажет! Она не для того всю жизнь завоевывала авторитет среди мужской части населения города, чтобы позволить какому-то умнику-адвокату с Востока наделать здесь кучу черных дел. Нет, она спасет город от такого вторжения. (Он, возможно, думает, что все в Канзасе спят на земле и разговаривают только с коровами.)

Ну, и пусть себе думает. Потом он поймет, как сильно ошибался. Она ему покажет.

– Как он выглядит? – спросил отец Ферн. Как будто его внешность играла какую-то роль. Важно то, зачем он сюда приехал. Но отец не очень-то огорчился, когда Троя убили. Он говорил, что Трои сам нарвался. Если бы его не убил Хэн Рэндолф, это сделал бы кто-нибудь другой.

– Он почти двойник Джорджа Рэндолфа, – сказала Ферн, ставя перед собой тарелку, – только не так широк в кости. Но даже если бы он не был зеркальным отражением своего брата, ты все равно сразу обратил бы на него внимание. Такой одежды, как на нем, ты никогда в жизни не видел. Клянусь, на его ботинках не было ни пылинки, а ведь он шел по нашей дороге. Может быть, канзасская пыль его боится? На нем простой черный костюм, но ты не поверишь, как он сидит на этом человеке. Кажется, он сшит прямо для него. Клянусь, у меня такое впечатление, что воротничок вот-вот его задушит. Он доходит практически до подбородка и твердый, как дерево. Таких воротничков он в Абилине не найдет. Или взять рубашку. Да она прямо потрескивает, когда он идет. Волосы у него густые, волнистые и такие же черные, как и глаза. Он высокий, но кажется еще выше, чем есть на самом деле, потому что смотрит на тебя сверху вниз, вроде парящего орла. Конечно, в суде, когда он встанет и начнет свою речь, это произведет сильное впечатление.

– Тебе не нужно было там болтаться и подслушивать, о чем он говорил с братом, – сказал ее отец.

– А я не подслушивала. Я прямо подошла к нему и сказала, что Хэна обязательно повесят.

Она налила в кружку кофе, добавила сливок и снова села за стол.

– Тебе не следовало этого делать, – сказал отец, отрывая взгляд от тарелки и переводя его на пустую кружку, давая понять дочери, что пора бы ее наполнить. – Что он о тебе подумает?

– Мне это безразлично, – ответила Ферн, наливая отцу кофе. – Пусть знает сразу: ему не вытащить своего братца из тюрьмы только потому, что он из Бостона.

– Он может его вытащить, – сказал отец, как только Ферн поставила перед ним кружку с кофе, и протянул ей пустую тарелку. – Немного найдется желающих повесить Хэна, если железнодорожная компания будет за него. Ты же знаешь, что он связан с железнодорожниками.

Ферн вернулась к плите и положила на тарелку отца еще курицы с клецками.

– Ты что думаешь, его отпустят только из-за того, что он связан с железнодорожниками? – спросила она отца, понимая, тем не менее, и сама, каких надежных союзников имели Рэндолфы со стороны железнодорожной компании.

– Я не сказал, что его точно отпустят. Я говорю: они могут это сделать. Кроме того, этот бездельник Трои не стоит всего того шума, который из-за него подняли.

Ферн поставила тарелку перед отцом и сама села доедать свой обед.

– В прошлом году, когда начался падеж наших коров от техасской лихорадки, ты был о чужаках другого мнения.

– Я своего мнения не изменил, тем более что эпидемия может повториться. Но мне кажется, техасцы и сами скоро переберутся в Элсворт или Ньютон. Думаю, к следующему году. Да что об этом говорить?

Он, вроде бы, начал терять интерес к разговору.

– Отрежь мне кусок пирога перед тем, как начнешь заниматься уборкой, – сказал он.

– Дело не в том, уедут они или нет, – сказала Ферн, направляясь за пирогом.

– Дело в том, – сказал ее отец, – что только такой врожденный дурак, как Трои, мог начать драку с Хэном Рэндолфом, который славится вспыльчивым характером и отлично стреляет. И, понятное дело, тот, рассвирепел, когда Трои оскорбил его отца.

– Но ведь он убил Троя, – сказала Ферн, возвращаясь к столу с большим куском слоеного пирога со сливочной начинкой.

– Мне не нравятся те, которые стреляют в людей. Но те, которые оскорбляют родителей, мне тоже не по душе… – Бакер отодвинул тарелку, протянул Ферн пустую кружку и взял свой кусок пирога. – Трои был задиристый, крикливый, хулиганистый сукин сын. И к тому же мошенник. Если бы он не был родственником, я бы никогда не взял его на работу.

Ферн вернулась к столу с кофе для отца. Она присела, сделала несколько глотков из своей чашки, но ее кофе уже остыл. Пришлось пойти вылить его и налить себе погорячей.

– Сколько раз я говорил тебе, что ты кладешь в кофе слишком много сливок, а потом выкидываешь их. Это же прямое расточительство, – отчитывал дочь Бакер, в то время как она убирала со стола. – В неделю ты выкидываешь на ветер пару долларов, не меньше.

Он встал и вышел на улицу посидеть возле дома, где было попрохладней.

Ферн было наплевать на то, что говорил ее отец. Людей убивать нельзя. А эти техасцы еще привели с собой больной скот с юга в Канзас, что было противозаконно. Они забивали скотину местных фермеров и похищали ее, топтали их посевы, крали сено и воду.

И несправедливо было то, что этот самоуверенный неженка, одетый, как картинка в каталоге Сиэрс и Рубек, нагрянул в их городок и надеется обойти закон только потому, что у него престижная должность в железнодорожной компании. И если этот красавчик думает покорить тут всех своей потрясной внешностью, то он сильно ошибается. Канзасские женщины ценят красивых мужчин, но дурачить себя не позволят.

В задумчивости Ферн поглаживала свои гладкие длинные белокурые волосы. Трои хотел заставить ее обрезать их. Он говорил, что они будут мешать ей ловить на аркан быков, если вдруг упадут на глаза. Она взглянула на портрет своей матери. Он стоял на столе рядом со стулом отца. Волосы, она чувствовала, делали ее более женственной. К тому же они у нее были точно такие, как у матери, и во имя этой связи с родным и давно умершим человеком, чей образ был знаком ей только по портрету, Ферн ни за что не хотела расставаться с волосами.

– Хэн у нас не очень разговорчивый, – говорил Джордж Мэдисону.

Они шли по направлению к тюрьме. Мэдисон старался думать только о юридической стороне этого дела, которое надо решить положительно для семьи, но чем ближе они подходили к тюрьме, тем громче звучало в его голове: это мальчик, которого ты бросил.

Никто его до сих пор в этом не упрекал. Но сам он наедине с собой вменял это себе в вину. Упрек постоянно присутствовал где-то в глубинах подсознания и мог проявиться на поверхности в самый неожиданный момент.

– Он никогда не был разговорчивым, и даже мама не могла выудить из него более двух предложений за раз.

Они шли по некоему подобию тротуара, среди толпы ковбоев, направляющихся в сторону манящих огнями салунов[1 - салун – увеселительное заведение в западных штатах США.], а Мэдисон думал, что его братьям никогда не понять, почему он уехал от них. И ничто не оправдает его в их глазах.

– Может быть, ты все-таки расскажешь мне вкратце, что же случилось, – сказал Мэдисон.

– Да и говорить-то почти не о чем. Хэн поехал на юг, в сторону Ньютона. До дороге сделал объезд, минуя ферму, с хозяином которой мы поссорились. А когда вернулся, Хиккок арестовал его за убийство Троя Спраула.

– Спраул? Он случайно не родственник той особы, которая напала на нас возле гостиницы?

– Ее двоюродный брат.

Теперь Мэдисону стала ясна причина ее ярости. Она, наверное, думает, что он приехал спасать Хэна от виселицы. Вообще-то, так оно и есть, только он хочет доказать, что парень не причастен к убийству.

– Какие у них имеются доказательства?

– Один человек по имени Дейв Банч утверждает, что видел, как Хэн ехал в сторону покинутой фермы Коннора. Он говорит, что узнал лошадь Хэна. Когда чуть позже он услышал выстрел, то повернул назад посмотреть, не нуждается ли Хэн в помощи. Но, подъехав, увидел мертвого Троя, а Хэна нигде не было.

Мэдисон почувствовал некоторое беспокойство. Тысячи людей были повешены на основании куда менее значительных улик. Надо было выяснить врал ли Дейв Банч сознательно или просто ошибся.

– Что-нибудь еще?

– Хэн и Трои подрались накануне вечером из-за того, что Трои сказал что-то про нашего отца. Хэн грозился убить его, если он скажет это еще раз.

Из всех неприятных воспоминаний, от которых Мэдисон хотел бы отделаться, на первом месте был образ отца.

– Что случилось со старым негодяем? Мне всегда казалось, что какой-нибудь янки в конце концов его прикончит.

– Так оно и вышло. Его убили в Джорджии.

О, черт! На самом деле Мэдисон не желал смерти отцу. Он ненавидел старика, но смерти его не хотел. По крайней мере, не такой. Именно потому, что Мэдисон боялся старого негодяя, он и избегал встречи с Джорджем все эти годы. Теперь-то он не был беспомощным юношей, но кое-что в жизни хотел бы забыть навсегда. Слишком тягостно было вспоминать некоторые эпизоды прошлого.

– Но если отец мертв, почему Хэн так разошелся из-за того, что сказал Трои?

– Болтают, будто отец украл деньги из кассы в Виргинии. Вот Трои и стал доводить Хэна насчет того, что наш старик был вором.

– А что, отец действительно украл эти деньги?

– Я не знаю. Я его больше не видел с тех пор, как ушел на войну.

Мэдисон никогда этого не забудет. Как только два старших сына Уильяма Генри Рэндолфа покинули ранчо, он объявил, что тоже пойдет воевать. Ему было наплевать, что он бросает семью на произвол судьбы, что его жена остается без гроша, а пять младших сыновей просто в шоке от всех этих событий. Он взял и уехал.

Их мать так никогда и не оправилась от этого потрясения.

– Хэн избил Троя, – говорил Джордж – Хэн сказал, что отец был вруном, мошенником, а, может быть, и вором в придачу, но никто, кроме сыновей, не имеет права называть его таким.

– И это все? Но даже в Канзасе требуется гораздо больше оснований, чтобы убить человека.

– Все посчитали, что этого было достаточно, когда Троя нашли мертвым, и Дейв уверял всех, что чуть ли не видел, как Хэн спускал курок. Здесь мы сделаем остановку.

Джордж повернул к Салуну Аламо.

– Что мы там забыли? – спросил Мэдисон.

– Шериф здесь постоянно торчит.

Шериф, Дикий Билл Хиккок, был одет в штаны из оленьей кожи. Черные длинные волосы до плеч были расчесаны на пробор. Пара пистолетов, ручки которых украшали жемчужины, заткнуты за пояс. Он сидел за одним из столиков и играл в карты, уйдя в это дело с головой. Шериф был очень недоволен, когда его побеспокоили.

– Вы что, еще не наговорились с парнем? – спросил Хиккок, когда Джордж объяснил ему, что хотел бы повидать Хэна. – Ему уже больше нечего сказать.

– Это мой брат Мэдисон, – объяснил Джордж шерифу. – Он приехал, чтобы защищать Хэна.

– Думаю, ничего путного из этого не выйдет до тех пор, пока Дейв будет держаться своей версии.

Мэдисон чувствовал, как в нем растет ярость к этому заносчивому человеку, который, по-видимому, презирает их семью. Он повидал немало ничтожных типов, развращенных властью. Кажется, абилинский шериф из той же категории негодяев.

– Тем не менее, нам надо с ним увидеться, – настаивал Джордж.

– Пожалуйста, – согласился Хиккок и достал из кармана ключи.

К удивлению Мэдисона он протянул их Джорджу.

– Но учтите, парень ни с кем не разговаривает вот уже неделю.

Когда они вышли на улицу, Мэдисон спросил:

– Он что, всем дает ключи?

– Он не хочет прерывать свою игру в карты, вот в чем дело.

Хиккок или слишком уважал Джорджа и не думал, что тот позволит Хэну убежать, или слишком презирал, считая, что побег тот организовать не сумеет, или же ему вообще было наплевать.

Тюрьма оказалась небольшим каркасным строением. Абилин только в прошлом году назначил своего первого шерифа, и пока что город устраивала такая постройка.

Камера Хэна на самом деле была просто комнатой с решеткой на двери. Кровать, стол, стул и лампа для чтения – все это создавало уют, который отсутствовал напрочь в нормальных тюремных камерах.

Хэн валялся на кровати, когда Джордж открыл дверь. Он даже не пошевелился, только посмотрел на человека, который стоял рядом с Джорджем.

Он вгляделся в Мэдисона пристально, узнал его и весь напрягся.

Хэн сел на своей кровати.

– Какого черта ты сюда явился? – спросил он. Говорил он почти шепотом, но очень злобно.

Несколько вариантов ответов вертелись на языке Мэдисона. Будучи виргинцем в Гарварде во время войны, он не раз сталкивался с недружелюбными людьми и знал всякие способы избежать конфронтации. Кому нужно было отвечать вежливо, кому жестко, а кого и ошарашить неожиданным вопросом на вопрос. И с Джорджем, и с Хэном он мог бы поговорить так, чтобы они сразу поняли: его голыми руками не возьмешь.

Но он не для того проделал весь этот долгий путь из Бостона, чтобы скандалить с братьями. Он считал себя человеком достаточно защищенным от эмоций и всякой сентиментальной чепухи, но внезапно обнаружил, что там, где дело касалось его семьи, он все еще оставался ее членом, и все, что происходило в клане, касалось его лично. Все было, как и десять лет назад.

– Я приехал, чтобы помочь тебе.

– И как долго ты пробудешь на этот раз? – осведомился Хэн, даже не думая смягчаться. – Подождешь, пока меня повесят, или уедешь в самом разгаре процесса?

– Тебя не повесят.

– Да? И как же ты это устроишь? Джордж ведь не позволит мне совершить побег. Он вернет меня сюда, если я убегу.

– Я адвокат, – объяснил Мэдисон. – Я намерен доказать, что ты не убивал Троя Спраула.

– Итак, беглец возвращается в качестве классного адвоката, чтобы помочь своим бедным, невежественным братьям, – усмехнулся Хэн.

Мэдисон сдерживался из последних сил. Ни Джордж, ни Хэн так и не простили его. А что уж там ждать от других братьев? Вообще, какого черта он делает здесь в таком случае?

– Почему ты так уверен, что я не убивал Троя? – спросил Хэн, явно пытаясь вывести Мэдисона из себя.

– Я не верю, что ты, которого я знал мальчиком, стал убийцей.

Возможно, их отец и постарался в свое время испортить ребят, как мог, но не настолько, чтобы сделать из них убийц. Это он должен постоянно держать в уме. То, что его братья думали о нем, и что он думал о них, было сейчас не главным.

– Откуда ты знаешь, какой я? Ведь тебя не было рядом, когда я рос, и ты не знаешь, что из меня вышло.

Мэдисона поразило одно обстоятельство. Несмотря на то, что Хэн говорил очень тихо, голос его звучал в ушах адвоката, будто раскаты грома.

– Спроси кого хочешь из тех, кто знает меня, ну, хоть Джорджа, и все тебе скажут – я убийца. Я бы убил этого Троя, если бы он сказал еще хоть одно слово про отца.

– Не говори глупости, Хэн, – сказал Джордж.

– Зачем ты привел его сюда? – спросил Хэн у Джорджа. – Лучше бы застрелил его на окраине города.

– Он хочет помочь.

– Мне не нужна его помощь, – произнес Хэн, сверкая глазами, холодными, как два голубых бриллианта. – Убери его отсюда или я его убью.

Мэдисон повернулся на каблуках. Гнев красной пеленой затуманил его сознание, он испытал чувство тошноты и острую боль в животе. Он понимал, конечно, что Хэн будет зол на него, но не ожидал ярости такой страшной силы.

Хэн ненавидел его, это ясно. Почти так же, как сам Мэдисон ненавидел своего отца. Он прекрасно знал всю мощь этого чувства. И никогда уже Хэн не будет относиться к Мэдисону по-другому, пусть тот даже докажет в суде невиновность младшего брата.

Мэдисон задержался на минуту у дверей тюрьмы. Он смотрел на провинциальный серый городок – пыльные улицы, которые становятся страшно грязными после первого дождя; шум и вонь скотопрогонных дворов, которые вызвали у него такое отвращение, когда он только что сошел с поезда; здания с фальшивыми фронтонами, магазины, в которых продаются только самые необходимые, простые, нужные в хозяйстве товары; тусклый свет дюжины салунов, из которых раздаются звуки расстроенного пианино и визгливые голоса безголосых певичек; лающий смех пьяных ковбоев, этих выпавших из времени людей. Нет, пусть развлекаются, как хотят, он не осуждал, но и понять их не мог тоже.

Его братья были точно такие же простые ковбои, как и те, что шатались по вечернему городу. Он не понимал своих братьев.

И все же ему придется попытаться понять их, в противном случае лучше вернуться в Бостон и забыть семью навеки.

Вдруг Мэдисон увидел молодого человека, идущего в его сторону, и вид этого ковбоя сразу заставил его забыть гнев и разочарование от встречи с младшим братом. Этот «молодой человек» был на самом деле той самой девушкой, что напала на него возле Дроверс Коттеджа.

Она приближалась к нему. Та самая особа, которая заставила его злиться, а теперь заинтересовала каким-то странным образом.

Эта девушка действительно выглядела необычно. Ее волосы были скрыты широкополой фетровой шляпой. Фланелевая рубашка, штаны цвета орехового масла и сапоги на высоких каблуках – вся эта одежда практически не отличалась от той, которую носили местные ковбои.

Она была высокого роста, повыше других девушек ее возраста, и ширококостная. Ее грудь была прикрыта просторным жилетом из овчины. Она, должно быть, провела не менее десяти лет в основном на свежем воздухе и верхом, судя по загару и ковбойской походке. В сущности, только очень наметанный глаз мог отличить ее от юноши. Она, эта Ферн, спокойно могла бы сойти за Фердинанда.

Нет, таких женщин Мэдисон еще не встречал. Его интересовал вопрос: что превратило ее в бунтаря против своего пола? Тут должны быть какие-то веские основания. Это уж точно.

Но даже размышляя обо всем этом, Мэдисон не забывал – Ферн Спраул очень хотела увидеть Хэна повешенным.

Она узнала его, пошла помедленней, походка стала слегка развязней. Он стал у нее на пути. Интересно, пройдет ли она мимо, как бы не замечая его, или остановится. Он любил, когда его подруги испытывают психологический дискомфорт. Это заставляет их нервничать и совершать ошибки.

У него же в таком случае появляется преимущество.


ГЛАВА ТРЕТЬЯ


– Мужчины в этом городе смелее, чем я думал, – сказал Мэдисон, когда Ферн поравнялась с ним.

– Что вы имеете в виду? – спросила она. Ферн хотела было пройти мимо, но теперь остановилась и повернулась к нему.

Мэдисон принял томный вид.

– Большинство людей чувствуют себя не в своей тарелке, когда встречаются с другими людьми, выдающими себя не за тех, кем они являются на самом деле. Это вообще-то старая песня: волк в овечьей шкуре. Если память мне не изменяет, эта проблема беспокоила еще Царя Давида в бытность его пастушком.

Он напал, безусловно, неожиданно, но она не растерялась.

– Удивительно, что вы читали Библию, – парировала она, – обычно типы вроде вас знают только свое дело и больше ничем не интересуются.

Неплохо, неплохо. Может быть, на настоящую леди она и не тянет, но в голове у нее явно не солома.

Он слегка почистил свой пиджак. Он хотел обратить ее внимание на разницу между своей одеждой и той, которую носят местные мужчины.

– Мы, отрицательные типы, должны читать все хорошие книги, чтобы знать психологию положительных типов, вроде вас.

– Читайте хоть самые лучшие книги сколько угодно, но братца своего все равно не спасете.

Да, одежда Мэдисона, видимо, не произвела особого впечатления на Ферн. Нужно было испробовать другую тактику.

– Почему бы вашему отцу не купить вам платье, а? Приличный ситец стоит не дороже ваших сапог. А что до пистолета, то за него вообще можно купить целый гардероб. Кучу всяких женских тряпок.

– Я ношу то, что хочу, – фыркнула она, размышляя: то ли уйти с гордым видом, то ли обругать его так, чтоб он надолго запомнил.

Итак, думал Мэдисон, это не тот случай, когда родители заставляют дочку одеваться, как сына. Она сама выбрала мужскую одежду. Но почему девушка делает это? Она все больше и больше его интриговала. Он присмотрелся к ней. Нельзя сказать, что она не привлекательна, но трудно оценить все ее потенциальные достоинства в таком наряде. Ясно одно – фигура у нее замечательная. Грудь ее прикрыта овчинным жилетом, но тело скроено идеально и смотрится, как вершина горы в лучах восходящего солнца.

Из всех женщин, каких он знал, ни одна бы не решилась ходить в мужской одежде. Его мать упала бы в обморок, если бы ей показали Ферн.

Но Мэдисон в обморок не упал. Напротив, он чувствовал, что сердце бьется чаще в груди. Его привычно возбуждали кокетливая женская улыбка или многозначительный взгляд, однако крутые бедра и стройные ноги вдруг подействовали на него куда более возбуждающе. Это была уже чуть ли не животная похоть. Вот и все объяснение – похоть. Еще бы, с его интеллектом, разве могла бы ему понравиться такая особа. Мэдисон улыбнулся.

– Ваша двойственность вас не угнетает?

– Нисколько, – отвечала Ферн, гордо вскинув подбородок. – Я давно уже всем доказала, что могу делать любую мужскую работу и не хуже ковбоев.

Мэдисон решил, что за внешней самоуверенностью, даже вызовом Ферн, таится скрытое желание: она хочет, чтобы ее считали девушкой. Нет, не девушкой. Женщиной. Он ее не знал, но был уверен, что перед ним женщина.

Он улыбнулся еще шире.

– И вот является некий пижон, городской повеса, неженка, и вы должны доказывать ему, что вы ничуть не хуже любого мужчины с самого начала.

Она еще выше вздернула подбородок.

– Все, о чем вы тут говорите, не имеет никакого значения.

Мэдисон посмеялся в душе. Он ей не нравился, абсолютно не нравился. Но ему доставляло удовольствие издеваться над ней. Ему особенно нравилось, как сверкали от гнева ее глаза.

Мэдисон опять напустил на себя томный вид.

– Я помню, вы хотели что-то сказать насчет невиновности моего брата.

– Он виновен, – сказала Ферн, делая ударение на последнем слове. – Дейв Банч видел…

Внешний вид Мэдисона изменился мгновенно. На лице появилась злоба, агрессивность, готовность к драке. Он чуть не бросился на Ферн, он хотел сбить ее с ног, но сдержался в последний миг. Ферн, удивленная, отпрянула от него.

– Мистер Банч, насколько я знаю, утверждает, что видел лошадь Хэна, – сказал он голосом, в котором звучала угроза. – Да, если лошади стреляют, а Хэн отвечает за действия лошади, тогда, конечно, его надо судить.

Она сверкнула на него глазами. У нее были замечательные глаза. Карие с серо-голубым отливом. Если бы теперь был день, он бы рассмотрел все оттенки. Он так хотел этого.

– Вы считаете всех в Канзасе идиотами, – выпалила она, – думаете, мы только и ждем, что приедет какой-нибудь мистер Всезнайка и все объяснит нам, дуракам.

Она практически изливала перед ним душу, он понимал. Душа у нее была неплохая, как и все остальное, впрочем. Но лучше не думать о ее теле. Он ведь здесь, чтобы помочь Хэну. Можно, разумеется, поболтать часок с экзотическим существом женского пола в мужском наряде, удовлетворить свое любопытство, но привязываться к ней очень опасно, ибо это может навредить делу.

– Мы знаем как поступать с убийцами, – сказала она. – И мы также найдем применение мешку с дерьмом, который притворяется мужчиной.

– Ты хочешь раздавить меня своей милой ножкой, не правда ли? – спросил Мэдисон. Он приблизился к ней и улыбнулся, как бы заискивающе.

– Мы выкинем тебя из города и вставим свечу в зад, – она полагала, что говорит достаточно самоуверенно и агрессивно. На самом деле решимость оставила ее.

Улыбаясь все шире, Мэдисон приблизил свое лицо я ее лицу так, что их носы практически коснулись друг друга.

– Ты знаешь, если бы моя сестра сказала нечто подобное… впрочем, у меня никогда не было сестры, в нашей семье одни мальчики, что, уверяю тебя, было невыносимо трудно для нашей матери, бедной женщины, которая еле-еле справлялась с хозяйством и еще заботилась о восьми мужиках, а разве женское это дело: обслуживать толпу мужиков, да к тому же, если семеро из них мальчишки, отчаянные сорванцы…

– Ничтожество, – прошипела Ферн, – ты будешь, наконец, говорить по делу? Нет, я не удивлюсь, если ты выиграешь процесс, потому что сведешь всех с ума. (Улыбаясь им, доводя их до полной растерянности.) Но Ферн еще никто с ума не сводил, и Мэдисону это не удастся сделать тоже.

– Я только хотел сказать, – промолвил Мэдисон с улыбкой, но оскорбленный в душе, – если бы ты сказала что-то подобное в Виргинии, то все леди просто попадали бы в обморок. Там бы ты никому не понравилась. Женщинам там очень трудно затягиваться в корсеты, а потом расстегивать их. Когда же дама падает в обморок, то первое, что нужно сделать, это расстегнуть корсет. Но ведь ты даже не знаешь, что такое корсет, не так ли?

– Я думаю, ты знаешь гораздо больше меня о предметах женского гардероба, – сказала Ферн, отступая.

– Да, похоже, любой пастух знает о женской одежде больше, чем ты.

Мэдисон понял, что такого она не ожидала. Он видел гнев, пылающий в ее глазах. Голубой оттенок исчез вовсе, остался только серый, похожий на пепел, – вроде, холодный, но лежащий на поверхности горячей печи.

– Почему ты преградил мне дорогу? – спросила она. – Я вижу, что в Бостоне ты научился болтать. Язык у тебя достаточно острый.

Неплохо. Эта женщина достойна того, чтобы Мэдисон продолжал ее изучать. Кроме пары пыльных штанов и овечьего жилета там еще кое-что имеется. И, несмотря на эту одежду, с ней все же интересней общаться, чем с лошадьми и коровами. Может быть, он когда-нибудь скажет ей об этом, но только когда представится подходящий случай.

Он улыбнулся, на этот раз вполне естественно, желая снять напряжение, которое возникло между ними.

– Я хотел попросить тебя показать мне место преступления.

– Почему ты не попросил об этом своего брата?

– Джордж сейчас довольно занят. – Он знал, что она имеет в виду Хэна. – Его жена может подарить ему ребеночка в любой момент, и он, понятно, не отходит от нее.

Она взглянула на него и ее взгляд как бы говорил: не знаю, что ты затеваешь, но я не доверяю тебе. Вслух она произнесла:

– Покинутая ферма Коннора далеко отсюда. Ехать туда надо верхом на лошади.

– Ну, и..?

– Верхом туда надо добираться.

– А я думал, ты понесешь меня туда на руках.

– На лошади. Понятно?

– Ты имеешь в виду, что я мог бы отправиться туда на бизоне, если бы захотел. Неплохие тут у вас развлечения в Канзасе.

Ферн не могла понять: то ли он иронизирует, то ли у него такие шутки.

– Любой человек в городе может показать тебе это место. Или даже отвезти тебя туда.

– Я бы хотел, чтобы это сделала ты.

– Нет.

– Но почему?

– Я не хочу. Кроме того, почему я должна помогать тебе вытаскивать твоего брата из тюрьмы?

– Ты не обязана мне помогать, но по опыту я знаю, что на месте преступления всегда обнаруживаются какие-то новые улики, на которые раньше могли не обратить внимания. Я хочу, чтобы ты была рядом, если мы обнаружим что-нибудь.

Ферн сказала себе, что она не должна иметь ничего общего с Мэдисоном Рэндолфом, но не могла допустить, чтобы он поехал на ферму Коннора один. Она ему не доверяла. Она уважала природный ум и смекалку местных жителей, но не была настолько наивной, чтобы не знать, на какие уловки способны адвокаты из больших городов. Мэдисон мог запросто провести шерифа Хиккока. Нравится ей это или нет, но она должна присматривать за Мэдисоном, пока не начнется суд.

– Когда ты хочешь ехать?

– Как насчет завтрашнего утра?

– Встретимся возле фермы моего отца.

– Буду там в девять часов. Я понимаю, что на приличную дорогу надеяться нельзя, но хоть какая-нибудь тропа туда ведет?

– Поедешь по дороге на юг, – объясняла она, сверкая на него глазами, – в миле от города свернешь налево, оттуда до фермы еще пара миль.

– Почтовых ящиков по пути я, конечно, не увижу?

– А зачем нам почтовые ящики? – Она понимала, что он смеется над ней. – Неужели ты считаешь, что мы умеем читать?

Ферн собралась уходить.

– Если не будешь возле нашего дома ровно в девять, я ждать не собираюсь, – крикнула она уже на ходу. – Нянчиться с каким-то неженкой не стану. Мне нужно быков кастрировать.

Она остановилась и повернулась к нему лицом. Одна рука на бедре, в глазах вызов.

– Это как раз то, чем я умею заниматься лучше всего.

– Тогда мне лучше надеть кожаные ковбойские штаны в обтяжку.

Видел ли он когда-нибудь такие штаны или просто прочитал о них в книгах?

– До завтра, – он махнул ей рукой. Некоторое время Мэдисон стоял и смотрел ей вслед. Потом разразился громким смехом. Этой фразой про быков она его сразила. Нет, с ней надо быть поосторожней. Да, канзасская особа неопределенного пола была беспощадна. Фредди бы она понравилась.

Но Фредди и Бостон казались теперь такими далекими, как будто все последние восемь лет были только сном, а единственной реальностью оставался Канзас.

Мэдисон тряхнул головой, чтобы избавиться от неприятной мысли. Он не мог понять, то ли все дело в Канзасе, то ли в холодном приеме, который оказали ему братья, а, может, в этой странной женщине – только все пошло не так, как он предполагал.

Ферн замерла. Кофейник в одной руке, чашка в другой. Смех Мэдисона все еще звучал у нее в ушах. Он раздавался всю ночь, мешая ей спать, раздражая ее, заставляя думать: почему он смеется над ней? Она злилась на себя зато, что Мэдисону удалось довести ее практически до бешенства.

Она налила себе кофе, добавила туда сливок и, размешивая их в дымящейся горячей жидкости, укоряла себя за то, что заговорила с ним. Она даже видеть его не должна.

Но ведь она обещала отвезти его сегодня утром на ферму Коннора. Она бы солгала самой себе, если бы не призналась, что испытывает по этому поводу легкое волнение. Она ненавидела то дело, из-за которого мистер Рэндолф прибыл в Абилин, но самого мистера Рэндолфа ненавидеть было невозможно.

– Ты сегодня что-то слишком медлительная, – сказал ей отец, заканчивая свой завтрак. Он допил кофе и встал. – Лучше пошевеливайся, иначе никогда не закончишь работу.

– Я все сделаю, как надо, – сказала она, глотнув кофе и подумав, что надо бы добавить туда еще сливок.

Конечно, как бостонец, он, наверное, считает всех канзасцев дикарями и думает, что стоит ему здесь объявиться, как Хэна освободят автоматически.

Но это у него не пройдет. Бостон хорош для бостонцев, только в Канзасе тоже живут люди, и они ничем не хуже других людей.

Отец, уходя, хлопнул дверью, и этот звук вывел Ферн из транса.

Она подошла к столу и присела. Обхватила чашку руками и уставилась в пространство.

Нет, не могут все мужчины в Бостоне быть такими красивыми, как Мэдисон. Иначе все деревенские девушки подались бы в этот город. Ферн давно уже заметила, что Рэндолфы чрезвычайно красивы. Женщины Абилина только и говорили об этих трех молодых белокурых и неженатых Рэндолфах, после того как они приехали сюда четыре года назад. Ферн не очень-то любила блондинов, но признавала, то Джордж Рэндолф, который прибыл годом позже, был самым красивым мужчиной из тех, каких она когда-либо знала.

Но это было до того, как она увидела Мэдисона. Глядя на это мужественное красивое лицо, она забывала, что он негодяй, которого она должна ненавидеть.

Дверь приоткрылась, и отец просунул голову в комнату.

– Ты думаешь сегодня кастрировать этих быков?

– Нет, я пообещала отвезти этого парня из Бостона на ферму Коннора.

Может быть, он только смеялся над ней. Это на него похоже. О себе он был высокого мнения, это точно. И дело тут не только в отлично сшитой одежде. То, как он ходил, как смотрел по сторонам – все говорило о том, что Мэдисон презирает этот городок.

Ну что ж, у нее есть для него несколько сюрпризов. Не очень страшных, но мистер Рэндолф по возвращении в богатый, самодовольный, заносчивый Бостон будет знать, что повстречал сильную, умную и смелую женщину.

– Только вчера ты бесилась из-за того, что он сюда прибыл, – сказал отец. – Почему же сегодня хочешь служить ему, как нанятый экскурсовод?

– Он говорит, что ищет улики, – объяснила Ферн, но неизвестно, что он замышляет на самом деле. Кроме того, я хочу пощипать ему перышки.

– Что ты собираешься делать? – спросил отец, насторожившись.

– Да ничего особенного.

– Я тебе не верю, – сказал он, пристально всматриваясь в дочь. – Последний раз, когда у тебя было такое выражение лица, ты проучила этих ребят Стюартов.

– А нечего им было смеяться надо мной.

– Они только сказали, что ты никогда не будешь носить платья. А так как ты скорее умрешь, чем наденешь что-то другое, кроме штанов, то я не понимаю, почему ты обиделась.

– Они не только это сказали.

– Может быть, я не знаю. Но ты, кажется, начинаешь ссориться со всеми парнями, которые только появляются в Абилине. Знаешь, кончай это. Особенно, держись-ка подальше от скотопромышленников. Мне уже надоело ходить извиняться за тебя.

– Нечего извиняться за меня.

– Да, как же. Не буду извиняться, они перестанут покупать у меня продукты, а ведь ты знаешь: цены мои не низкие.

– Я всегда ссорюсь только по делу.

– Знаю. И тем труднее мне выгораживать тебя. Мне кажется, ты хочешь наказать этого адвоката, что бы я ни говорил.

– Хочу просто проучить его.

– Не нравится мне, когда ты начинаешь давать свои уроки. Раздразнишь одного техасца, и они все накинутся на тебя. А я буду разорен.

– Никогда ты не разоришься, папа, – сказала Ферн.

– Не заходи слишком далеко, ладно? Это брат его убил Троя, а не он. Этот бостонец тут совсем ни при чем.

Ферн ничего не сказала.

– Ты его туда везешь, смотри же, чтобы он вернулся в целости и сохранности.

Она не произнесла ни слова.

Лицо Спраула потемнело, и он прошел в комнату.

– Только попробуй натворить еще что-нибудь.

– Ничего я не натворю, – заверила она его. Отец ничего не узнает, потому что Мэдисон Рэндолф никому но расскажет о том, что она собирается с ним сделать.

Отец не совсем поверил словам дочери, но разговор был закончен, и Бакер вышел из дома.

Ферн старалась не замечать, что ее отца больше волновало то, что она может навредить его бизнесу, чем сама эта небезопасная поездка с незнакомцем на отдаленную ферму, где с Ферн может случиться все, что угодно. Все эти годы она работала не покладая рук, чтобы угодить отцу: ухаживала за скотиной, вела хозяйство по дому, готовила. Она надеялась услышать от него хоть слово похвалы, но безрезультатно. Казалось, она совершенно безразлична отцу.

(Он всегда был таким. Теперь уж он не изменится. Кроме того, ты сама частично виновата. Ты бесишься, если кто-то намекает, что ты не самостоятельный человек. Вот почему, кстати, ты разозлилась тогда на этих ребят Стюартов.)

Мэдисон тоже бесил ее.

Он смотрел на нее, как на какую-то диковинку. И все из-за того, что она не носит платье. Поделом ему будет, если кто-нибудь в Абилине высмеет его за то, что он разодет, как пижон.

Но дело не в том, как Мэдисон смотрит на Ферн, а в том, что, общаясь с ним, она начинала думать иначе, не так, как хотела и как приучила себя за все эти годы. Вот что угнетало ее. Все теперь становилось для нее как бы новым и не совсем привычным. Нет, ей это не нравилось, черт возьми!

Все ощущения ее плоти стали другими. Она чувствовала себя неловко, часто краснела, ее то и дело бросало в жар. Она и минуты не могла сосредоточиться на чем-то одном. С головой было что-то явно не в порядке. Вместо того, чтобы решить, как поставить Мэдисона на место, она все размышляла о том, какие мысли таятся в его черных глазах, или о том, какой он высокий. Она и сама была достаточно высокой женщиной, но рядом с ним чувствовала себя маленькой.

И это еще не все. Вместо того, чтобы стараться как можно быстрее отделаться от него, она все думала о том, как долго он пробудет в Абилине, как он предпочитает развлекаться, какого мнения он о бостонских женщинах, женат ли он или помолвлен.

Но что толку было думать о Мэдисоне Рэндолфе?

Какой бы он ни был на самом деле, долго он в Абилине но задержится. Сделает свое дело и уедет.

Ферн встала, чтобы вылить свой остывший кофе. У нее заняло всего минуту помыть грязные тарелки и поставить их в буфет. Обычно она ела много на завтрак, но сегодня у нее не было аппетита. И в этом Ферн тоже винила Мэдисона.

Она взяла расческу и стала причесываться. Занятие, в общем-то, ненужное, так как она все равно закалывала волосы и прятала их под шляпой. Но, причесываясь, она любила размышлять.

Ее интересовало, каким образом он собирается добираться до фермы Коннора. Скорее всего, наймет коляску. А если вздумает ехать верхом, то ей придется седлать для него лошадь, потому что он вряд ли сам умеет это делать. Она сама подберет для него лошадку. Если он извинится перед Ферн за вчерашнее, то это будет Голубой Ветер. Вид у кобылы страшноват, но даже школьный учитель может спокойно ехать на ней верхом. А если он опять начнет ее подкалывать, то Ферн выберет Коротышку. Этот коняга выделывает такие номера, что как только Мэдисон на него взберется, подкинет так, что неженка, точно, улетит через голову. Ну и посмеется же она над ним, когда он будет лежать в пыли.

А что, если он повредит себе что-нибудь?

Она хотела, чтобы страдало его самолюбие, но не его тело. Ведь он же, собственно, не виноват в том, что хочет вытащить своего брата из тюрьмы.

Она посмотрела в окно и увидела своего отца у амбара. Он укладывал на телегу сало, масло, яйца – продукты, которые продавал скотопромышленникам из Техаса.

Вдруг он спрыгнул с телеги и просунул голову в окно.

– Не жди его все утро. Если он не появится через десять минут, начинай заниматься работой.

– Он появится, – сказала Ферн. – Такие типы всегда являются на условленные встречи.

Она, вообще-то, не считала опоздание таким уж страшным грехом: ее отец да и другие мужики частенько опаздывали, а потом бормотали какие-то извинения, вроде того, что они совсем забыли или заговорились с кем-то. Но Мэдисона она хотела бы видеть пунктуальным.

Она не знала, конечно, пунктуален ли он на самом деле, но ей хотелось верить в это. А, может быть, он вечно опаздывает на встречи.

Нет, он не такой. Она знала.

Тридцать минут спустя Ферн ходила взад и вперед возле амбара. Она говорила себе, что время еще не вышло, нечего беспокоиться о Мэдисоне, но на работе сосредоточиться все равно не могла.

И как раз в тот момент, когда она придумывала, как жестоко накажет его, Ферн увидела всадника, приближающегося к ферме. Через некоторое время она узнала Мэдисона. Это не мог быть никто иной. Даже у его старшего брата не было такой прямой, изящной осанки.

А потом она обратила внимание на коня. Мэдисон скакал на Бастере – лучшем экземпляре в платной конюшне Твинз. Большой гнедой мерин был любимцем Тома Эверетта, владельца конюшни. Том почти никому не давал коня напрокат. Это было сильное, норовистое животное, которым нелегко было управлять. Но Мэдисона Бастер слушался, это было видно сразу.

А как Мэдисон сидел в седле! Спина была совершенно прямая. В своей городской одежде, верхом на скакуне, он выглядел замечательно. Ферн припомнила нескольких мужчин, которых она считала красивыми, но все они не шли ни в какое сравнение с Мэдисоном.

Какая жалость, что он – Рэндолф.

Ездить верхом он умел, это точно. Не то, чтобы умение ездить верхом было таким уж достоинством, но надо было видеть, как непринужденно это у него получалось. Она не знала, где он этому научился, но у него явно был навык. Есть ли у него привычка к верховой езде на большие расстояния, она скоро узнает, но в данный момент Ферн уже изменила свое мнение о Мэдисоне. Да, он одет, как богатый бездельник, но верхом скачет, будто заправский ковбой. А, может быть, он вовсе и не пижон?

Конечно же, пижон. Ведь он из Бостона.

Ладно, кто он такой, она еще выяснит. Что толку стоять тут и размышлять на эту тему. Надо седлать лошадь и ехать.


ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ


– Нам надо спешить, – сказала Ферн, избегая смотреть в глаза Мэдисону. Она не могла выносить его взгляда, он сбивал ее с толку. – Следуй за мной.

Он не пошевелился.

– Мне кажется, я прибыл вовремя. – Он взглянул на свои элегантные золотые часы. – У нас даже есть пара лишних минут, – сказал он и положил часы в карман.

– У меня много работы сегодня.

– Ах да. Эти бедные быки, которых ты обрекаешь на несчастное существование.

Ферн с трудом удалось подавить приступ смеха, который овладел ею после этих слов Мэдисона. Она, вообще-то, была не из смешливых. Она давно заметила, что все уважаемые люди большей частью выглядят серьезными и даже хмурыми. Поэтому Ферн долго работала над собой, чтобы выглядеть помрачней, и не хотела позволить этому франту свести на нет все свои усилия.

– Кастрированные быки быстро прибавляют в весе и к тому же становятся менее агрессивными. Даже адвокаты из Бостона должны это знать.

– Да, но у меня никогда не было желания прибавить в весе.

– И ты предпочитаешь быть агрессивным.

– Приходится выбирать между первым и вторым.

Он подъехал к ней. Они стояли почти рядом. Ферн была уверена, что он делает это специально, чтобы она не могла избежать его взгляда.

– А мне наплевать.

– Я разочарован.

Ей казалось, что он хотел сказать вовсе не это. Может быть, он флиртует с ней? Он не был таким простым и открытым, как люди с запада, но и на бостонские утонченные манеры это не похоже. У нее сердце екнуло, когда он приблизился. Даже дыхание стало прерывистым. Она сказала себе: не глупи. Он ведь просто дразнит ее. Ему доставляет огромное удовольствие смущать ее.

Он улыбался ей, но во взгляде появилось что-то новое. Она не могла определить, что же это такое. Ей было не по себе. Даже страх какой-то появился. Да как же он смеет запугивать ее!?

– Ты всегда несешь такую чепуху?

– Если бы ты была мужчиной, то не считала бы кастрацию чепухой. Ты знаешь, что делают с мужчинами в Турции? Ну, с теми, которых называют евнухами?

– Я ничего не знаю про обычаи язычников, – заявила Ферн, – и не хочу знать. Если хочешь увидеть ферму Коннора, следуй за мной. А если собираешься торчать здесь и болтать про иностранцев, упоминая места, о которых я никогда не слышала, можешь отправляться назад в город.

Она вонзила шпоры в бока своего коня, и он быстро взял с места в карьер. Это был приземистый добрый и быстрый коняга, более приспособленный для всяких работ на ферме, чем для длительных путешествий, но Ферн чувствовала себя более уверенно на нем, чем, например, на таком большом звере, как Бастер.

К ее удивлению, Мэдисон почти мгновенно нагнал ее и поехал рядом.

– Мне кажется, ты не очень жалуешь иностранцев.

Ферн с грустью подумала, что образования у нее явно не хватает. Она, конечно, старалась учиться, но Мэдисон был куда более образован, она почувствовала себя еще неуверенней. Злоба к Мэдисону росла в ней.

– Я не сомневаюсь, что ты знаешь гораздо больше об иностранцах, особенно варварах, но решай сам: нравятся они мне или нет.

– Как я могу решать такие вещи, если я вообще тебя не знаю? – сказал он. – Откуда мне знать, может быть, ты любишь кастрированных мужчин.

– Ты всегда говоришь такие ужасы? – спросила она, и ее передернуло.

– Я бы не стал лишать наследства этих бедных бычков, – заметил он. – Было ужасно слушать, как абсолютно спокойно ты говоришь об этой процедуре. Я-то думал, что даже здесь, в Канзасе, женщины все же добросердечны, что…

– Ты совсем и не думал об этом, – выпалила она, объезжая Мэдисона вокруг, что привело в некоторое замешательство ее коня, который никак не мог взять в толк, что бы это могло значить: то хозяйка останавливает его на всем скаку, то зачем-то сворачивает в сторону – ведь коров-то, вроде, не видать. Ты говоришь это, чтобы позлить меня.

– И, кажется, я преуспел.

– Несомненно, – сказала Ферн, выводя конягу опять на дорогу и вонзая в его бока шпоры. – Если ты хочешь попасть на ферму Коннора, – крикнула она Мэдисону, – кончай болтать и скачи за мной.

Ее конь мчался галопом, но Мэдисон вновь догнал Ферн буквально через минуту.

– Зачем ты отрываешься от меня? – спросил он.

На мгновение ей показалось, что он хочет извиниться. Но это было невозможно. Такие типы, как он, никогда не извиняются.

– Я не отрываюсь от тебя. Просто ты меня доводишь.

– Больше не буду. Так вот как выглядит ваша прерия, – сказал он, оглядываясь по сторонам, – я-то думал, что она такая же плоская и сухая, как грудь старой девы.

– Ты действительно отвратительный человек, – сказала Ферн. – Есть для тебя на свете что-нибудь святое?

– Правда. Правду я уважаю.

Его ответ чуть не прикончил ее. Она ожидала, что он скажет: власть, деньги…

– Все уважают правду, – сказала она.

– Здесь ты ошибаешься. Большинство людей ее боится. На самом деле, мир держится на лжи и притворстве. Голая правда уничтожит нас всех.

– От такого, как ты, я ожидала услышать нечто подобное, – воскликнула Ферн, – ты понятия не имеешь о настоящей честности и порядочности.

– Что ж я за человек в таком случае? – спросил он, пристально посмотрев на нее и смутив своим взглядом. – И почему ты считаешь, что я не имею понятия о честности?

Она хотела ответить, но передумала. В нем что-то изменилось вдруг. Выражение добродушного поддразнивания исчезло с его лица, как, впрочем, и улыбка. Даже глаза перестали смеяться. Он просто смотрел на нее.

У него такой трюк. Он обезоруживает своих респондентов, заставляя их говорить или делать что-то бездумно.

(Но со мной это не пройдет. Я ему скажу все, что про него думаю.)

– Я думаю, что ты ловкий адвокат, готовый сделать все для богатых клиентов.

– Ну и?

Она сглотнула слюну.

– И, я думаю, что никакой закон для тебя не писан. Ты оправдаешь любого за деньги.

Вот она и сказала. И хотя теперь она его уже не боялась, чувствовала Ферн себя неважно.

– Ты, по крайней мере, не боишься говорить правду, – произнес он и пристроился на своем Бастере позади ее невзрачного коняги.

Что он имеет в виду? Да, она никогда не боялась правды. Вот почему, прежде всего она стала вести себя, как парень. Она не могла вспомнить, когда впервые поняла, что ее отец хотел сына, а не дочь. Кажется, она всегда знала об этом.

Но Ферн помнила, когда она решила, что не хочет быть девочкой. Это случилось на дне рождения Бетти Льюис, когда той исполнилось тринадцать. Ферн пришла в штанах, как обычно. Все остальные девочки были в платьях. Бетти была самая красивая. Некоторые девочки стали шептаться между собой и показывать пальцами на Ферн. Даже Бетти хихикнула. Ферн подарила подружке пару перчаток из кожи для верховой езды. У Бетти была очень нежная кожа.

И Бетти никогда не ездила верхом. Она боялась лошадей.

В последующие годы пропасть между Ферн и другими девочками становилась все шире, пока, наконец, они вообще не изгнали ее из своего круга. Она стала отверженной среди особ своего пола. Пришлось признать – с женщинами ей не по пути. С тех пор она не боялась правды.

– Ну вот, приехали, – сказала Ферн, останавливаясь перед покинутым домиком из дерна на берегу реки Смоки Хилл. – Здесь нашли тело Троя.

– Ты говоришь, это случилось ночью? – спросил Мэдисон. Он слез с коня, опустил поводья, которые упали на землю. Ферн удивило, откуда он знает все эти деревенские дела, как обращаться с лошадьми и все такое.

– Где-то после полуночи, как утверждает Дейв Банч. Той ночью было довольно темно, но все же видеть можно было. В прерии всегда светлее, чем в любом другом месте. Даже если небо все в тучах, и то какой-то свет пробивается.

Мэдисон молчал. Он вошел в домик, который давно был покинут, но пребывал в неплохом состоянии. Три стены и крыша были сделаны из дерна. Четвертой стеной являлся холм на берегу реки. От этого в домике летом было прохладно, а зимой тепло.

– Фонаря тут не находили? – спросил Мэдисон, выходя из домика.

– А зачем здесь фонарь нужен?

– В доме белого слона ночью не увидишь без фонаря. Даже когда солнце бьет в окна, и то в углах почти ничего не видно.

Об этом она и не подумала. Она бывала на ферме только днем. Ферн слезла с коня и вошла в домик. Сначала, пока глаза не привыкли, она не могла ничего различить. Единственное окошко было все в пыли и затянуто паутиной. Свет через него практически не проникал.

– Что Трои здесь делал?

– Я не знаю. Он жил здесь, когда работал на нас, но после того как бросил работу, переехал в город.

– Может быть, его подстрелили в городе, и он приехал сюда, чтобы спрятаться от преследователей.

Возможно. Но тогда Хэн должен был преследовать его и опять стрелять в Троя. Ведь Дейв говорит, что слышал тут выстрел. Прямо через несколько минут после того, как он увидел Хэна.

– Он сказал, что узнал лошадь Хэна. Я не помню, чтобы кто-то говорил, что он опознал самого Хэна.

– Пусть кто-то другой попробует проехать на этой сумасшедшей лошади. Если кто-то на ней ехал, то только твой брат.

Она видела по выражению лица Мэдисона, что он запоминает этот факт, чтобы потом его проверить. Здесь может быть некий сюрприз. Белый жеребец Хэна был так же знаменит, как и сам Хэн. Это был весьма своенравный зверь.

– Твой двоюродный брат говорил кому-нибудь, что отправляется сюда?

– Никто не видел его с того утра.

– Когда же шериф нашел его?

– Через час после того, как вернулся Дейв.

– Кто-нибудь обратил внимание на тело? В смысле, оно уже остыло?

– Я не знаю… хотя, кто-то говорил, что Трои был уже окоченевший.

– На земле были какие-нибудь следы того, что парня волокли?

– Никто не обратил на это никакого внимания. А зачем? Трои же был мертв и все знали, кто его убил.

– Кто-то все-таки видел, как Хэн стрелял?

– Нет, но…

– Так что же это за расследование такое? Ваш шериф просто дурак. Ты и то, наверное, лучше провела бы дело.

– Ну, и комплимент. Спасибо, мне таких не надо. Но Мэдисон уже не обращал на нее внимания, а исследовал землю, полез на холм и обшаривал близлежащие участки прерии.

Она не понимала, чего он добивается, оскорбляя тут всех в Абилине, но скоро Мэдисон поймет, что шериф Хиккок – пусть он действительно ленив, как жирный кот – не позволит никому критиковать его действия. Только, конечно, адвокату плевать, что там думает шериф. Такого самоуверенного типа, как этот бостонец, она еще не видела.

Однако его упорство заслуживает уважения. Она не знала, действительно ли он верит в то, что его брат невиновен, – она не понимала, как в это можно верить, учитывая все неопровержимые доказательства его вины, но Мэдисон, точно, тут горы свернет, чтобы оправдать Хэна.

Ферн поймала себя на мысли, что хотела бы, чтобы кто-то так старался ради нее.

Отец, разумеется, был к ней равнодушен. Она знала, что ему нужны только ее здоровые и умелые руки. Ферн интересовала его лишь как работница на ферме. Он никогда не спросил, как у нее дела, никогда не утешил, видя, что она чем-то расстроена, ни разу не помог ей в работе.

А вот как насчет Мэдисона? Способен ли он на какие-то чувства? Он кажется таким деловым. Похоже, что у него вообще нет ни минуты свободного времени ни на что, кроме своего бизнеса. Однако он ведь бросил все и прибыл сюда, когда его брат попал в беду. Если бы кто-то хоть раз сделал что-то подобное для нее.

Появился Мэдисон.

– Можно ехать назад? – спросила Ферн.

– Я еще не закончил, но ты можешь возвращаться, если хочешь. Я найду дорогу обратно.

– Я подожду. – Ей нужно было знать, чем он здесь будет заниматься. Ферн все-таки не понимала, почему он оказывает на нее такое сильное влияние. Она должна была ненавидеть его, но не могла.

Но больше всего ее волновало то, что ей хотелось, чтобы он обращал на нее внимание. Нет, она не хотела демонстрировать перед ним все свое мастерство: как она ловко может заарканить быка или скакать верхом на лошади, выполнять массу всякой другой сложной мужской работы. Это могло интересовать других мужчин. Но она хотела, чтобы Мэдисон… Ей показалось вдруг, что рубашка сидит на ней не так хорошо, как прежде. И даже штаны ей нравились уже не так, как раньше. Нужно достать новые. Эти уж слишком поношенные.

Она подумала: каково его мнение о том, как она выглядит. И натянула шляпу глубже на голову. Она месяцами не глядела на себя в зеркало, но знала прекрасно, что вся почернела от постоянного пребывания на солнце и ветре.

Может быть, он ее и за женщину не считает?

Ей, в конце концов, надоело безделье. Она не привыкла стоять вот так без всякой работы. Тем более, когда на нее никто не обращает внимания. Она не привыкла быть в подавленном расположении духа. Она не привыкла чувствовать собственную неполноценность. Она не привыкла думать о том, какого мнения может быть кто-то о ней и как она выглядит.

– Мне надо ехать, – сказала она, – ты просто попусту теряешь время.

Он повернулся к ней, сфокусировал на ней свой взгляд.

– Ты не любишь правду из принципа или потому, что она противоречит твоим предрассудкам?

– Что ты имеешь в виду? – спросила она, ужаленная его обвинением.

– Ты хочешь одного – чтобы моего брата повесили. Тебя не интересует ни то, что случилось той ночью, ни то, почему Трои оказался здесь. А ведь все могло быть не так, как думают все.

– Нет, интересует, – протестовала она, понимая, что ее протест бесполезен. Он будет верить только в то, во что хочет. – А почему ты сам так уверен, что твой брат не убивал Троя? Ведь ты не можешь сказать, что он никогда никого не убивал.

– Хэн не начал бы драки, если бы он хотел застрелить твоего брата.

– Но он же угрожал убить его.

– Я знаю. Но тебе всякий скажет, что Хэн никогда не застрелил никого, кто не крал наших коров и не причинял вреда кому-то в нашей, семье.

Ферн уже открыла рот, чтобы опровергнуть Мэдисона, но тут же поняла, что адвокат был, в сущности, прав.

– У тебя нет никаких доказательств, что он невиновен, – сказала она. Мэдисон был непоколебим.

– Я знаю, что Хэн не убивал твоего двоюродного брата. Поэтому я задаю тебе вопрос: кто хотел убить Троя и сделать так, чтобы Хэна повесили за это? Устроить все это было очень легко. Джордж говорит, что все знают, когда Банч проезжает это место по дороге домой. Кто-то был заинтересован, чтобы он услыхал выстрел и увидел лошадь, похожую на жеребца Хэна.

– Ты все выдумываешь, – сказала Ферн, начиная испытывать какое-то внутреннее беспокойство. Мысль о том, что Хэн может избежать наказания за хладнокровное убийство, сводила ее с ума.

– В этом домишке так темно, что с одного выстрела трудно попасть человеку прямо в сердце. В такой темноте можно разрядить два пистолета и без всякого толка. И самое главное – тело было уже холодное, окоченевшее. Как утверждает Дейв Банч, он сразу отправился в город, чтобы сообщить шерифу о том, что Трои мертв. Это значит, что они прибыли сюда примерно через час. Если бы Трои был убит выстрелом, который слышал Дейв, тело было бы еще теплым. А это значит, что Троя убили раньше, возможно, где-то еще, а потом привезли сюда. А выстрел, о котором говорит Банч, был сделан в воздух.

– Это возмутительно, – протестовала Ферн, – ты все исказил, поставил с ног на голову, чтобы подогнать под свою схему.

– Нет, я просто исследую факты. Ты же и все остальные приняли, как данность, версию о том, что мой брат убил Троя. После чего его засадили в тюрьму. Почему никто не провел тщательного расследования до того, как в этой местности побывало полгорода. Смотри, все тут истоптано. А тогда еще можно было увидеть свежие отпечатки копыт той лошади, на которой приехал убийца.

– Никто не поверит в такое, – сказала Ферн, уверенная в том, что все люди, которых она знает, скорее поверят Дейву Банчу, чем Мэдисону Рэндолфу. – Они скажут, что ты врешь.

Но Мэдисон настаивал на своем.

– Кто-то уже заранее готовился к убийству Троя и обдумывал, как это сделать получше, когда Хэн и Трои затеяли драку. Это было убийце как раз на руку. С кем не ладил Трои? Кто с ним ругался?

Ее отец.

Он и Трои сто раз ссорились и полгорода тому свидетели. Хуже всего то, что ее отец прогнал Троя с работы примерно за месяц до прибытия Рэндолфов. Трои устроился на работу к Сэму Белтону, который торговал землей, но все знали, что у племянника большой зуб на дядю. Если люди внимательно прислушаются к тому, что будет говорить Мэдисон в суде, подозрения падут на ее отца. У него и алиби нет насчет того, где он находился той ночью.

– Ты просто хочешь затуманить всем мозги, чтобы люди не знали, во что верить.

– Кого ты пытаешься прикрыть? – спросил Мэдисон.

Ферн старалась казаться уверенной, но это у нее плохо получалось. Ее отец был всем, что она имела в этом мире. Она-то знала, что он не убивал Троя, но если Мэдисон начнет публично высказывать свои теории, люди припомнят, что отец не был особенно заинтересован в поисках убийцы Троя. Ферн должна задержать Мэдисона до того момента, пока она не сможет предупредить отца.

– Я никого не прикрываю, – протестовала Ферн. – И меня нисколько не пугает то, что ты здесь болтаешь.

– По глазам видно, что ты боишься, – сказал Мэдисон. – Да и зубы у тебя прямо стучат.

– Я не боюсь, – крикнула она, – и никогда никого не боялась.

– Тогда почему ты не хочешь признать, что ты женщина?

Ферн, сбитая с толку, уставилась на него. Она и не пошевельнулась даже, когда он подошел к ней совсем близко.

– У тебя тело, которое соблазнит любого мужчину. Ты соблазняешь и дразнишь нас, расхаживая в штанах, но, одетая как мужчина, ты и заставляешь нас держаться от тебя подальше.

Ферн сделала шаг назад, Мэдисон шагнул вперед.

– Ты что, не понимаешь, что сводишь мужиков с ума или ты специально так одеваешься, потому что хочешь, чтобы мы бегали за тобой, высунув языки, как собаки.

Ферн открыла рот, но не издала ни звука.

– Не знаю, что за женщина из тебя получится, но нашего брата ты сильно огорчаешь.

Атака была такой внезапной, слова такими неожиданными, что Ферн просто растерялась. Удар страшной силы пробил броню, которой она надежно защитилась от мира и которая хранила ее тайну многие годы. Теперь все то, в чем она даже самой себе не хотела признаваться, вскрылось, как болезненный нарыв.

– Ты знаешь, в штанах ты более опасна, чем в платье. – Он наступал, она отступала. – Тебе позволено то, что не позволено другим женщинам, ты можешь произвести такой фурор, который другим бабам и не снился.

– Да я не… Я никогда…

– Но есть одна проблема, – сказал Мэдисон.

Он стоял так близко, что она чувствовала его дыхание на своем лице. Она словно приросла к земле и решила, что больше не отступит. Бежать она не собиралась. Она не хотела признаться себе, что он путает ее, но он стоял так близко, он почти казался ее, и она почувствовала, что слабеет.

– Держу пари, никто из мужчин тебя еще не обнимал и не целовал.

– Я не хочу, чтобы меня кто-то целовал, – протестовала Ферн. – Я не позволю…

– Несмотря на то, что ты умеешь соблазнять и дразнить, другие женщины намного опередили тебя. Они-то знают, что такое мужские объятия.

Она почувствовала его руки на своих плечах. Она попробовала сопротивляться, но он только крепче прижимал ее к себе.

– Они знают, что это такое, когда мужчина прижимает тебя к себе.

Она была в его объятиях. В ее мозгу возникли какие-то смутные, устрашающие воспоминания, а лицо Мэдисона превратилось в неясное пятно.

– Они знают, что такое поцелуй.

Мэдисон поцеловал Ферн нежным, долгим поцелуем. Что-то в ней понимало, как он нежен, она чувствовала его тело, но ужас охватил ее.

Сопротивляясь изо всех сил, Ферн вырвалась из объятий Мэдисона. Приглушенно рыдая, она вскочила на своего коня, и тот галопом понес ее прочь.

В глазах Ферн были слезы, она не видела дороги, по которой мчалась.


ГЛАВА ПЯТАЯ


– Остановись! – крикнул Мэдисон. Но, понимая, что кричать бесполезно, все равно она не вернется, бросился к своему коню.

Он бранил себя за свой скверный характер. Его так разозлило ее нежелание разобраться в причинах убийства Троя, что он, конечно, говорил с ней грубо, желая шокировать ее, но ни в коем случае не хотел причинить ей боль. Но каким-то образом его слова задели ее за живое, несмотря на всю кажущуюся защищенность этой странной особы.

Может быть, из-за того, что она на самом деле была слишком ранимой, Ферн и строила из себя мужчину? Она не помнила, когда плакала последний раз. Он был уверен, что она никогда и ни от кого не удирала. Мэдисон был уверен, что теперь уже она никогда не простит ему то, что он с ней проделал.

Он понимал, что она была взбешена, видя страх и ярость на ее лице, когда Ферн вскочила на своего коня. Он не ожидал, что она заплачет.

Ему действительно казалось, что из нее могла получиться прекрасная женщина, оставь она эту затею прикидываться мужиком. Он на самом деле считал, что она хочет, чтобы ее целовали и что все молодые люди Абилина охотно это делали бы, если бы она им позволила, но сам он не имел права принуждать ее к этому. Как он мог оскорбить ее чувства?

Он ведь не хотел. Ему нравились ее мужество, самостоятельность и даже, странным образом, протест против своего пола.

Однако при этом он не имел никакого права обнимать ее. Это все ее длинные красивые ноги, аккуратная попка и соблазнительная грудь виной тому, что случилось. Ферн так притягивала Мэдисона, что он не совладал с собой.

Он испытывал укоры совести. Он должен оставить ее в покое. Он причинил ей боль, и пусть она приходит в себя. Не надо больше ее беспокоить, а когда они оба успокоятся, он извинится перед ней.

Однако Мэдисон не уставал погонять Бастера. Тот мчался вовсю и Мэдисону это вскоре стало напоминать охоту, где в роли испуганной, загнанной лисы выступала бедная Ферн. Вот только на лес здесь не очень похоже – никаких деревьев, одна пустыня. Да и жертва, которую он преследует, будет, разумеется, куда поважнее лисицы.

Но догнать ее оказалось не так просто. Ее конь летел как ветер, а сама она была классной наездницей, которая практически родилась верхом на лошади. Только и Бастер был отличный конь, очень выносливый. Мэдисон был уверен, что конь у Ферн скоро выдохнется, и тогда он догонит ее.

Он все еще чувствовал вкус ее поцелуя с ароматом кофе. От рубашки Ферн пахло копченой ветчиной и мылом. Он все еще ощущал ее тело в своих руках.

Она как бы вошла в его существо, и он был несколько обескуражен. Ферн оглянулась. Когда она поняла, что он догоняет ее, она ударила коня кнутом между лопаток и погнала прочь с дороги в прерию.

Прерия была опасна, обманчива. Здесь было полно скрытых ям и канав. Земля была вдоль и поперек изъедена водными потоками, которые сформировались после грозы, а грозы и ливни случались здесь очень часто. Наносы, борозды, провалы почвы. Тут Мэдисону нелегко было догнать Ферн, хоть он и погонял Бастера вовсю. Вот где пригодилось умение Мэдисона крепко держаться в седле.

Но как только Бастер, делая гигантские скачки, стал сокращать расстояние между преследователем и преследуемой, Ферн начала творить чудеса. Она поднимала коня на дыбы и резко на всем скаку поворачивала его в сторону, так что Мэдисону было очень нелегко маневрировать среди складок и бугров этой прерии. А Ферн легко перелетала через опасную канаву и взбиралась на крутой откос.

Никогда за всю свою жизнь в Техасе Мэдисону не приходилось участвовать в таких бешеных скачках, даже тогда, когда он удирал от бандитов, которые хотели его убить. Он восхищался умением Ферн ездить верхом и поклялся сказать ей об этом, если останется жив после такого сумасшедшего преследования.

Он вскоре понял, что скачет вовсе не в сторону ранчо, а направляется на восток от Абилина, где расположена совсем уже дикая местность. Но он не прекращал попытки догнать ее. И хотя сейчас было не время для анализа, он знал, что никогда не простит себе, если женщина уйдет от погони. Мэдисон был гордым человеком.

Мэдисону уже стало казаться, что погоня будет продолжаться целую вечность, но тут Ферн оглянулась, и в это время ее конь споткнулся на небольшом подъеме. Она вылетела из седла и упала на камни возле небольшого ручья. Он заметил, что прежде чем замереть, она ярдов пять катилась по камням.

Мэдисон спрыгнул с коня, даже не остановив его. Он побежал прямо по ручью и через мгновение был возле неподвижной Ферн. Он потрогал ее пульс на шее. С облегчением понял, что пульс есть, хотя и довольно частый. Она была жива, однако при падении потеряла сознание.

Она лежала беспомощная, возможно, раненая, на расстоянии многих миль от дома. И все из-за Мэдисона, его дурного характера. Зачем он остановил ее вчера вечером на улице? Зачем заставил показывать ему ферму Коннора? И зачем он издевался над Ферн?

Он смотрел на нее, лежащую без сознания, и чувствовал, что у него защемило сердце. Несмотря на напускное мужество, она было в сущности молодой одинокой женщиной, кем-то сильно обиженной в прошлом, боящейся этого и трогательно милой в своей незащищенности.

Надо было помочь ей. Не следовало тревожить ее, но оставлять тут на земле возле ручья нельзя было тоже. Он осторожно осмотрел ее руки. Кажется, переломов нет. Осматривая ее, он испытывал некоторое смущение. Хорошо еще, что на ней мужская одежда. Впервые он оценил ее наряд по достоинству. Даже в этой дикой прерии, за мили от человеческого жилья, он не хотел бы задирать на женщине юбку, пусть даже для того, чтобы проверить, не переломаны ли у нее кости.

Ноги у нее были в полном порядке, но вот что с ребрами? Никогда в жизни ему не приходилось обследовать женщин в таком состоянии. И все же нельзя было передвигать ее без осмотра, хотя бы поверхностного. Расстегнув ей рубашку, он с удивлением обнаружил, что под ней была батистовая кружевная сорочка. Такая изящная и чисто женская, что совершенно не вязалась с этим жилетом из овчины. Ясно, что Ферн не очень-то счастлива, играя роль мужчины. Должно быть, с ней действительно случилось нечто ужасное, если она поступает вопреки ее натуре.

Сунув руку ей под рубашку, он пробежал пальцами по ребрам и ему показалось, что все они целы. А потом его рука коснулась ее груди и замерла там. Больше он ни о чем не мог думать. Нежная грудь женщины притягивала его, как магнит.

Вот почему она носит эту просторную жилетку из овчины. Она скрывает полные груди. Мэдисон почувствовал, как кровь ударила ему в голову. Даже в самые интимные моменты общения с Лилиан Клэарбон он так не возбуждался. А ведь в мире не было более женственной и соблазнительной особы, чем Лилиан.

В тот же миг Мэдисон проклял себя за несдержанность. Надо было думать о том, как бы поскорее доставить Ферн к доктору, а не восхищаться ее грудью, кожей, губами. Он оторвал свои руки от восхитительного тела молодой женщины. Бормоча что-то про себя, застегнул на ней рубашку.

Его беспокоило, что Ферн никак не приходит в себя. На лбу у нее он рассмотрел большой синяк, которого раньше не заметил. Неизвестно, сколько еще синяков может быть у нее на теле. Но уж это проверять он точно не будет. Надо каким-то образом доставить Ферн домой, к отцу. Одной рукой он обнял женщину за спину, другой обхватил ее ноги. Она была не такая тяжелая, как он думал, но нести ее по каменистому, скользкому берегу ручья было довольно трудно. Слава Богу, кони сами подошли к ним. Он отказался от мысли усадить Ферн на ее собственного конягу. Мэдисон был хорошим наездником, но не смог бы поддерживать женщину и одновременно управлять двумя лошадьми. Напрягая все мускулы тела, он поднял Ферн и усадил ее на своего коня. Сам сел сзади. Тяжело дыша от напряжения, прижал ее плотно к груди, взял в руки поводья и тронул Бастера.

Конь Ферн пошел следом за ними.

Мэдисон не решился погонять Бастера, потому что не знал, как быстрая езда может отразиться на состоянии Ферн. Возможно, у нее там все-таки какие-то переломы или внутреннее кровоизлияние. По мере того, как они продвигались вперед, он стал думать о том, почему раньше не изучил хотя бы основы медицины.

(Если и в дальнейшем люди будут бежать от него в панике, то надо научиться хотя бы оказывать им первую помощь.)

Он не хотел того, что случилось с Ферн. Он вовсе не намерен был причинять ей вред. Просто он очень беспокоился о судьбе Хэна, надеялся найти новое объяснение тому, что произошло той ночью, когда был убит Трои Спраул. Мэдисон понятия не имел, какой эффект его слова и поступки могут оказать на Ферн.

И вот теперь, когда она совсем рядом, и он чувствует, как бьется ее сердце, слышит, как она дышит, его опять начинает донимать мысль о том, зачем женщина с таким сильным характером прячет свое естественное существо под мужской одеждой. Стыдилась ли она своей женственности или не хотела вызывать интерес у мужчин? И то и другое не имело смысла.

Если она делала это, чтобы не привлекать к себе внимание противоположного поля, то здесь была тактическая ошибка. Напротив, жаждущих любви ковбоев такая одетая в штаны баба могла только распалить еще сильнее.

Чем дальше он продвигался по прерии и чем сильнее прижимал к себе Ферн, тем сильнее становилось его желание и скоро он уже ни о чем не мог думать, как только о ее теле.

Никогда он так остро не чувствовал женщину. Их тела все время касались друг друга и порой Мэдисону казалось, что это электричество, которое возникло между ними, воспламенит их одежды.

Он держал ее чуть повыше талии, и всякий раз, когда она наклонялась вперед, ее грудь касалась его рук. Вместо того чтобы думать о том, какие у нее переломы или ушибы, все его мысли были только об этой груди. Похоть волнами накатывалась на него.

Он ощущал икры Ферн, ее бедра. Никогда он еще не был в таком интимном контакте с женщиной без возможности раздеть ее и дать волю своей чувственности. Это создавало страшное напряжение. Мэдисон представил ее без одежды. Одна мысль об этом вызвала такую мощную эрекцию, что он чуть не вскрикнул.

Еще час назад он думал о Ферн, как о забавной игрушке, с которой можно побаловаться от скуки. Теперь же он просто умирал от желания к ней.

Он с отвращением думал о том, что животная сторона в нем побеждает его разум. Его ужасало, что он уже не может контролировать себя. Животная природа в человеке, он знал прекрасно, если дать ей волю, до добра не доводит. Последствия могут быть самыми ужасными. Тогда конец карьере, да, может быть, и самой жизни. Вот почему у него было твердое правило – никогда не давать волю своим инстинктам.

Увидев, наконец, дом Спраула, Мэдисон страшно обрадовался.

– Здравствуйте, – закричал он, подъезжая, – есть кто-нибудь дома?

Он подъехал к окну и заглянул в комнату. Никого не было видно. Мэдисон подъехал к амбару, объехал его кругом, не переставая кричать. Никто не отозвался.

Отца Ферн не было дома.

Мэдисон не мог просто положить ее на кровать и уехать. Он не знал, сумеет ли отец, если даже он вскоре явится, позаботиться о ней как надо и оказать нужную помощь. Надо было везти ее в Абилин.

Он повернул Бастера в сторону города и вдруг вновь почувствовал желание к Ферн. Мэдисон выругался. Он не понимал, что же такое есть в этой женщине, что так влечет его к ней. Нет, надо держаться от нее подальше, так для него будет лучше.

Мэдисон уже почти достиг окраин Абилина, когда Ферн застонала и очнулась. Она с трудом повернула голову, чтобы посмотреть, кто сидит за ее спиной, и он увидел боль в ее глазах.

– Не двигайся, – предупредил он, когда она хотела вырваться из его рук. – Тебе будет больно.

– Что случилось? – спросила она, все еще делая попытки освободиться.

– Ты упала с лошади.

Она перестала бороться и посмотрела на него недоверчиво.

– Я никогда не падаю с лошади, – заявила она, морщась от боли. – Ты, наверное, что-то со мной сделал.

Гнев охватил Мэдисона, но он быстро подавил его и не произнес ни одного слова. Его гнев был вызван чувством вины, которую он мог загладить только одним способом – взять ответственность за все, что случилось, на себя.

– Я сказал кое-что, чего я не должен был говорить. Ты разозлилась и от злости не различала дороги. Твой конь споткнулся, и ты упала в ручей. У тебя может быть сотрясение мозга и несколько сломанных ребер.

– Откуда ты знаешь? – спросила она, глядя на него широко открытыми глазами.

– Я осмотрел тебя.

– Ты трогал меня? – спросила она с гневом и страхом в голосе.

Мэдисон не знал, почему ее реакция так раздражает его. Какой женщине понравится, если ее трогает посторонний мужчина.

И все-таки он злился.

У него из-за нее было чувство вины. Но после того как он с таким упорством подавлял в себе физическое влечение к ней, Мэдисону казалось, что он загладил свою вину хотя бы отчасти. Если бы она знала о том, что он хотел с ней сделать, она, пожалуй, не стала бы ждать, пока его повесят. Она бы пристрелила его сама.

– Я почти не касался тебя.

– Ты трогал меня? Как ты вообще посмел притрагиваться ко мне?

– А что мне оставалось делать? Попросить пробегающего мимо суслика, чтобы он осмотрел тебя? Извини, я не совсем знаком с правилами обращения с женщинами, которые одеваются, как мужчины. Как-нибудь ты должна объяснить мне их.

– Я больше видеть тебя не хочу, – взорвалась Ферн. Она толкнула его в грудь локтем и тут же застонала от боли.

– У тебя, наверное, сломано несколько ребер, – сказал Мэдисон, который испытавал к ней одновременно и сострадание и злость. – Не шевелись, пока я не отвезу тебя к врачу.

– Отвези меня домой, – крикнула она.

– Я уже привозил тебя туда, но твоего отца не было дома.

– Отвези сейчас же.

– Когда отец должен вернуться?

– Я не знаю. Может быть, вечером. Он поехал продавать продукты скотопромышленникам.

– Кто же тогда за тобой присмотрит, пока его не будет?

– Я сама присмотрю за собой.

– Нет, так не пойдет. Доктор должен осмотреть твою грудь.

– Ни один мужчина не будет осматривать мою грудь! – воскликнула Ферн. – Немедленно отпусти меня.

Она попробовала разомкнуть его руки и гримаса боли исказила ее лицо.

– Ты и пяти ярдов не пройдешь. Рухнешь прямо на улице.

– Это не твое дело.

– Вообще-то я согласен, что это не мое дело, но ведь по городу пойдут слухи, что из-за меня ты упала, а потом я отвез тебя домой и оставил там умирать. А завтра все в округе Дикинсон захотят моей крови.

– Им не нужно будет беспокоиться. Я обо всем позабочусь сама.

К своему удивлению, Мэдисон рассмеялся.

– Почему бы тебе не расслабиться и не позволить мне отвезти тебя к доктору. Ты к какому обычно обращаешься?

– Я никогда не обращаюсь к докторам. Не обращалась с самого рождения и не собираюсь. Это его не удивило. Она не признает никакой помощи ни от кого.

– Выбирай себе врача.

– Если ты не спустишь меня на землю, я закричу.

– Ну вот, хочешь быть похожей на мужчину, а пользуешься женскими трюками, – сказал Мэдисон.

– Я буду пользоваться любыми трюками, чтобы отделаться от тебя, – сказала она. – Ну, отпусти же меня.

На мгновение Мэдисону подумалось, что надо бы ее отпустить. Он ведь не отвечает за нее. Но он видел боль в ее глазах и не мог сделать то, о чем она его просила.

– Предлагаю компромисс, – сказал он. – Я отвезу тебя к своей невестке. Если она скажет, что с тобой все в порядке, я доставлю тебя домой. Если же она скажет, что у тебя есть повреждения, тогда мы найдем врача.

Он думал, что она начнет опять спорить. Но Ферн вдруг согласилась. Очевидно, она очень страдала от болей.

– По крайней мере, дай мне пересесть на моего коня. Пусть твоя невестка меня осмотрит, но я не хочу, чтобы ты вез меня в своих объятиях через весь город. Пусть лучше у меня все ребра будут переломаны.

Мэдисон хотел свернуть ей шею за такие слова, но подумал, что Джордж умрет от горя, если обоих его братьев повесят.

– Ты сможешь держаться за рог седла? – спросил он.

– Конечно. Что я неженка?

– Почему ты просто не отвечаешь на мои вопросы?

– Да, я могу держаться, – сказала она спокойно. Мэдисон слез с коня. Без его поддержки Ферн покачнулось, но удержалась в седле.

– Оставайся в седле, я поведу Бастера.

Ей это не очень понравилось, но без поддержки Мэдисона ей стало еще больнее, и она согласилась.

– Давай только не поедем через центр города, – выдавила она, скрипя зубами от боли. Я не хочу, чтобы меня приняли за циркового клоуна.

– Но ведь другого пути нет, а я не волшебник с летающим ковром в руках.

– Ты, кажется, взрослый человек, а болтаешь, как мальчишка.

– Наверное, мои профессора в Гарварде зря ставили мне отличные отметки.

– Я не имею в виду, что ты глупый, – сказала она, – просто ты говоришь глупости. Я знаю, что ты делаешь это специально, чтобы меня позлить. – Она сделала паузу. – Наверное, не стоит винить тебя за это. Я и сама тебе ничего приятного не сказала.

Мэдисон удивленно посмотрел на нее снизу вверх.

– Хотя на самом деле ты самый жалкий, низкий и гнилой тип из всех, каких я когда-либо встречала.

Мэдисон проглотил пилюлю.

– Будучи таким исключительно ничтожным представителем человечества, я, конечно же, недостоин тебя.

– Вот ты опять начинаешь, – сказала она, – всегда…

Но она так и не закончила фразу. Две собаки вдруг выскочили на улицу и кинулись прямо под копыта Бастера. Конь резко согнул ноги и Ферн не удержалась бы в седле и упала на землю, если бы Мэдисон не поймал ее. То, как она вскрикнула от боли, теряя сознание, заставило Мэдисона забыть всю злость к ней.

Не обращая внимания на любопытные взгляды прохожих, Мэдисон понес Ферн к дому, который снимал Джордж. Дворик был обнесен забором.

Два маленьких мальчика играли на крыльце.

– Как тебя зовут? – спросил Мэдисон старшего мальчика.

– Эд Эббот, – ответил тот слегка испуганно.

– Открой калитку, Эд. Потом сбегай и позови маму. Видишь, леди заболела.

– Мама ушла, – сказал мальчик. – Она сказала, чтобы я был на крыльце и не разговаривал с незнакомыми людьми.

– Тогда позови миссис Рэндолф, – сказал Мэдисон.

– Она спит.

– Разбуди ее.

– Мама сказала не будить ее.

Мэдисону захотелось задушить мальчишку.

– Открой калитку, – крикнул он злобно.

– Нет.

Мэдисону казалось, что весь штат Канзас в заговоре против него. Гораздо легче было вращаться в коварных сферах высшего общества Новой Англии, чем освоиться в этом паршивом городишке. Он перегнулся через забор и дотянулся до засова. Открыл калитку ногой и вошел во двор.

– Миз Рэндолф! Миз Рэндолф! – закричал Эд. Младший мальчонка просто стоял и молчал, вертя в руках игрушечную деревянную тележку. Роза вышла из дома, когда Мэдисон уже взбирался на крыльцо.

– Что случилось? – спросила она. – Почему Эд кричит?

– Ферн Спраул упала с лошади и сильно ушиблась, – объяснил Мэдисон, не обращая внимания на визг Эда. – Она очень страдает от боли.

– Ее нужно показать врачу.

– Я и хотел это сделать, но она не хочет показываться докторам. А дома я ее оставить не могу, потому что ее отец еще не вернулся.

Роза внимательно посмотрела на Ферн.

– Не нравится мне этот синяк. Внеси-ка ее в дом.

– Возможно, у нее переломаны ребра.

Роза провела их в дом, а потом в небольшую спальню, где почти не было мебели.

– Она что, после того как упала, так и не приходила в сознание?

Мэдисон не смог сдержать улыбки.

– Еще несколько минут назад она была в таком сознании, что обругала меня, как последнего идиота. Собаки испугали ее коня. Она потеряла сознание и упала.

Роза испуганно посмотрела на него.

– Я поймал ее, – добавил Мэдисон.

– Если у нее кости сломаны, я все равно позову доктора, хочет она этого или нет, – сказала Роза, глядя на Мэдисона. – Ну, что ты ждешь? Раздевай ее. В моем положении мне это не под силу.

Мэдисон почувствовал, что весь горит. Он не мог раздевать Ферн в присутствии Розы. Он не знал, что сделал бы Джордж, но сам он не смог бы скрыть свою похоть.


ГЛАВА ШЕСТАЯ


– Она убьет меня, если узнает.

– А я не скажу ей.

Она все равно узнает. Женщины всегда узнают то, что им не положено знать. По крайней мере, он может снять с нее сапоги. За это она не должна его продырявить. Он снял с нее сапоги и поставил их в угол. Но на Ферн все еще оставалась масса всякой одежды.

– Давай, – сказала Роза, поощряя его к дальнейшим действиям. – Я могу помочь немного, но мне нельзя сгибаться, иначе я упаду.

Если Роза упадет, Джордж убьет его. Если Ферн узнает, что он раздевал ее, она убьет его. Кажется, ему осталось жить совсем недолго. Но выхода не было. Надо было раздевать ее.

Как только он нагнулся и начал расстегивать рубашку, он почувствовал, как все его тело напряглось от возбуждения. (Это абсурд: так возбуждаться при одном прикосновении к ней. Ты просто снимаешь с нее рубашку. Ты не будешь трогать ее грудь.)

Испытывая сильное желание выскочить из дома и купить билет на ближайший поезд, который увез бы его подальше от этого Абилина, Мэдисон быстро расстегнул рубашку Ферн. Склонясь к ее телу и стараясь изо всех сил не смотреть на холмы грудей Ферн, он слегка приподнял ее, пытаясь высвободить ее руки из рукавов рубашки.

Но рубашка не снималась.

– Ее руки застряли в рукавах, – сказала Роза. – Держи ее, а я расстегну манжеты.

Мэдисон начал терять самообладание. Его лицо практически касалось груди Ферн. Он опустил ее на кровать.

– Я приподниму ее после того, как ты расстегнешь манжеты, – сказал он, делая глубокий вздох, чтобы снять напряжение и немного успокоиться.

– Ты ведешь себя так, будто никогда в жизни не касался женщин, – сказала Роза с легкой улыбкой на губах.

Мэдисон не ответил. Чтобы не сказать нечто, о чем он потом пожалеет. Но тело его не молчало. Он изо всех сил подавлял в себе дикое чувственное желание, в то время как Роза делала свое дело.

Как только Роза расстегнула второй манжет, рубашка Ферн легко снялась. Теперь нужно было снимать с нее штаны. Он вздохнул почти обреченно.

Роза, удивленная его замешательством, наблюдала за ним.

Только расстегивая пуговицы штанов Ферн, Мэдисон уже чувствовал жар желания во всем теле. Покончив с пуговицами, он хотел стянуть штаны с ног женщины, но это ему не удалось сделать. Роза опять улыбнулась.

– Ты их так не снимешь, они слишком плотно сидят, это почти как вторая кожа. Дай я тебе помогу.

Сделав несколько медленных глубоких вздохов, чтобы хоть как-то успокоить неистово бьющееся сердце, Мэдисон просунул руку под поясницу Ферн и слегка приподнял ее. Роза медленно стягивала штаны с Ферн.

Очень медленно. Чем дольше он держал ее, касаясь лицом ее живота, а руками бедер, тем сильнее становилось его желание. Наконец, сильным рывком Роза сдернула штаны до колен девушки. Дальше они снялись легко. Мэдисон бросил их на пол. Только бы не выдать свое волнение.

– Теперь снимай с нее сорочку, – сказала Роза.

– Нет!

– Но мы же не можем оставить ее в сорочке.

– Пусть остается так, – настаивал Мэдисон на своем. – Ты можешь бинтовать ее по сорочке или под ней, но я трогать Ферн больше не буду.

Роза усмехнулась.

– Не говори мне, что ты никогда…

– Молчи, – сказал Мэдисон, стараясь обрести самообладание. – В течение этого дня я столько натерпелся от этой женщины… мне кажется, у меня уже есть седые волосы. Конечно, жаль, что она ушиблась, но если бы она разрешила мне отвезти ее к врачу, то все было бы уже позади и не надо было нам ни о чем беспокоиться.

– Я не могу накладывать бинты поверх сорочки, – настаивала на своем Роза. Она села на край кровати, спиной к Мэдисону и начала ощупывать ребра Ферн. Вздохнув с облегчением, Мэдисон начала успокаиваться.

Хорошо, что он успокоился вовремя. Прежде чем Роза закончила осмотр грудной клетки Ферн, они услышали, как хлопнула дверь дома и сразу же после этого раздались тяжелые шаги взрослого человека, сопровождаемые легким топотом ребенка.

– Что здесь происходит? – спросила миссис Эббот, врываясь в комнату. Эд выглядывал из-за ее спины, кидая гневные и подозрительные взгляды то на Мэдисона, то на Розу.

– Вы пришли как раз во время. Надо помочь Розе позаботиться о мисс Спраул, – сказал Мэдисон, направляясь к выходу. – Она разбилась, упав с коня, и ни за что не хочет, чтобы ее отвезли к доктору.

– Ее надо раздеть, – сказала Роза, – возможно, у нее сломаны ребра.

Вид Ферн, лежащей в бессознательном состоянии на кровати, сразу заставил миссис Эббот смягчиться.

– Бедняжка. Дайте-ка я помогу, – ворковала она, выпроваживая Мэдисона и Эда из комнаты. – Мы сейчас быстро управимся.

Мэдисон почувствовал, что у него гора упала с плеч, когда оказался в другой комнате. Он повернулся к Эду, который очень расстроился из-за того, что все вышло не так, как он хотел.

– В следующий раз будешь открывать мне калитку, – сказал Мэдисон строго. – И никогда не кричи попусту и не суетись. Что ж за мужчина из тебя вырастет, если ты будешь так орать по всяким пустякам? Бери пример с малыша, который играл с тобой на крыльце.

Когда Мэдисон вышел на крыльцо, мальчуган все еще играл там со своей деревянной тележкой.

– Вот видишь, – показал на него Мэдисон, обращаясь к Эду, – он не прыгает и не вопит, словно ковбой, загоняющий коров.

– Он никогда не кричит, – сказал Эд.

– Замечательный ребенок, – заметил Мэдисон. – Когда-нибудь он станет известным промышленником, как его отец.

– Его отец никакой не известный промышленник, – сказал Эд, – его отец мистер Рэндолф.

Мэдисон уставился на малыша. Этот черноглазый, черноволосый, такой спокойный мальчик, был его племянником.

Он не понимал, почему это до него сразу не дошло. Ребенок был копия их младшего брата Зака каким его запомнил Мэдисон на той еще довоенной фотографии.

Странно было видеть этого сынишку Джорджа. Сам Джордж, всегда такой уверенный в себе, надежный, готовый к борьбе. А этот малыш был как бы его мирной, никому не угрожающей частичкой. Мэдисон присел на колени возле мальчика.

– Привет.

Мэдисон не понимал, почему он вдруг уселся чуть ли не на пол возле этого мальчика, который вовсе не испугался. Казалось, ему абсолютно безразлично присутствие взрослого дяди. Потом он спокойно взглянул на Мэдисона.

– Ты не мой папа, – сказал он, наконец. Теперь Мэдисон понял, почему малыш так пристально на него посмотрел. Ни один из его остальных дядей не был так похож на отца, как Мэдисон.

– Правильно. Я брат твоего папы.

Мальчик протянул ему свою деревянную тележку.

– Хочешь поиграть с ней?

– Нет, играй сам, – сказал Мэдисон, улыбаясь мысли о том, что подумали бы его друзья, увидев его сидящим на крыльце и играющим с деревянной тележкой. Он хотел встать, но присел снова. Мальчик интересовал его.

– Как тебя зовут? – спросил он.

– Уильям Генри Рэндолф, – отвечал малыш, четко и ясно произнося слова.

От удивления Мэдисон сел прямо на пол. Джордж назвал сына в честь их отца.

Ферн смотрела, как миссис Эббот убирает комнату и поправляет постель.

– Вы уверены, что можете сидеть? – спросила миссис Эббот. Просто чудо, что у вас все кости целы.

– Я отлично себя чувствую, – сказала Ферн, делая отчаянное усилие, чтобы не выдать голосом страшную боль, которую она испытывает.

– Вам все-таки надо еще полежать.

– Мне лучше, когда я сижу, – каждое слово отдавалось резкой болью в груди. Но стоило ей только прилечь, и у нее возникало такое чувство, будто она тонет. – Где миссис Рэндолф?

– Она со своим малышом. Я сделаю все, что вам нужно.

Ферн чувствовала себя не совсем в своей тарелке в присутствии миссис Эббот. Абилинские женщины не одобряли поведение Ферн. Даже теперь она читала какой-то укор во взгляде миссис Эббот. Взгляд этот как бы говорил, что вот, если бы Ферн не поехала одна с мужчиной, чего порядочная женщина делать не должна, то с ней бы ничего и не случилось. А тут еще эти штаны и рубашка, аккуратно сложенные на туалетном столике. Конечно, миссис Эббот была недовольна.

– Я хочу поблагодарить миссис Рэндолф за то, что она ухаживала за мной.

Роза не осуждала Ферн. Конечно, между ними было некоторое напряжение из-за того, что Ферн очень хочет увидеть деверя Розы на виселице. Но лично против нее миссис Рэндолф ничего не имела. Разногласия Ферн могла понять. Всю жизнь она со всеми спорила. Однако она никак не могла примириться с тем, что ее отторгают как чужую, хотя и старалась изо всех сил не придавать этому значения.

– Я скажу ей, что вы хотите ее видеть, – сказала миссис Эббот, поправив кружевную салфетку на туалетном столике, прежде чем выйти из комнаты.

– Но она, возможно, задержится. Она так предана своей семье. К малышу она относится отлично, но это не идет ни в какое сравнение с ее безрассудной любовью к мистеру Рэндолфу.

Как только дверь за миссис Эббот закрылась, Ферн упала на подушки и застонала от боли. Когда войдет Роза, она снова будет притворяться, что никаких болей нет, но сейчас лучше полностью отдаться страданиям и признать, что грудь чертовски болит.

(Ничтожество, тебе повезло, что ты не сломала себе шею.)

Глупо было удирать от Мэдисона. Ведь он не сказал ей ничего такого, что ей уже говорили другие. Нет, сказал.

(Почему ты так боишься признать, что ты женщина?)

Вообще-то она могла легко опровергнуть это обвинение. Она делала всю мужскую работу, так почему бы ей не одеваться, как мужчина? Так она объясняла это другим. Но истинная причина была глубоко спрятана в ее сердце. Каким-то образом Мэдисон за это утро все понял.

А, может, не понял. Возможно, это были случайные слова. Ей надо было притвориться, пропустить их мимо ушей, и тогда он бы забыл о них. А если бы повторил еще раз, тогда бы она ему ответила.

Да, но ведь кроме этого он обнимал и целовал ее.

Может быть, он прикинется, будто этого не было, но сама она никогда не забудет, что он с ней делал. Даже сейчас, вся в синяках и ушибах, она чувствовала его тело, прижатое к ее собственному, ощущала его поцелуй на своих губах. Одна мысль об этом вызывала у нее чувство панического страха.

Но тогда, перед тем как в панике бежать от Мэдисона, она испытала нечто такое, о чем никогда не забудет. Это случилось как раз после того, как он обнял ее, и Ферн еще не успела испугаться. Да, ей было приятно, она должна признать это. Странное, сладкое волнение овладело ею, как будто она нашла что-то дорогое, но давно утерянное.

Однако радость от находки исчезла почти моментально. Больше такое не повторится. Мэдисон никогда не станет опять целовать ее. Она этого не хочет. Определенно.

В дверь тихонько постучали, и вошла Роза. Ферн восхищалась, как грациозно двигалась эта беременная женщина, которая к тому же выглядела совершенно счастливой, всем довольной и абсолютно здоровой.

– Миссис Эббот сказала, что вы хотели меня видеть. Что? Стало хуже?

Ферн улыбнулась, делая вид, что с ней все в порядке.

– Иногда болит, но теперь уже не слишком. Я привыкла к ушибам. Когда ты проводишь всю жизнь в седле, этого не избежать, верно?

– Вам удобно? Может быть, положить еще одну подушку? Вы улыбаетесь, но по глазам видно, что страдаете от боли.

Ферн поняла, что Роза дала ей свои собственные подушки, а, возможно, подушки сына или мужа. Только чтобы ей было удобно. Как она могла не оценить такую женщину. Роза практически не знала Ферн, и, кроме того, Ферн считалась врагом семьи Рэндолфов.

– Я знаю, могло быть и хуже, – сказала Ферн, бодрясь и изо всех сил стараясь выглядеть повеселей. – Трои бы сказал, что так мне и надо, не буду в другой раз скакать, как пижонистый янки.

Она сразу покраснела после этих слов. Не нужно было упоминать имени Троя.

– Я не говорю, что Мэдисон ездит верхом, как пижон. Это я упала с лошади, а не он. Где он научился так хорошо ездить? – спросила она из чистого любопытства. – Я думала, он приедет на ранчо в коляске или в фургоне. Но он, оказывается, умеет ездить верхом, как будто полжизни провел в седле.

– Спросите его сами, – сказала Роза. – Думаю, он будет счастлив поговорить с вами опять и расскажет, где обучался верховой езде. Это отвлечет его от всех забот, связанных с делом Хэна.

– Сомневаюсь, что он захочет говорить со мной, – сказала Ферн. – Если даже я попрошу его об этом, но я не стану просить.

Роза посмотрела на нее вопросительно.

– Мы с ним плохо начали, – произнесла Ферн. – Теперь уже дело не поправишь.

Только слегка расслабившись, Ферн начала понимать, с каким напряжением она ждала упреков Розы, которых, на удивление, не последовало. Ее еще более удивило то обстоятельство, что она почувствовала потребность доказывать, будто Мэдисон был, собственно, не виноват. А еще совсем недавно она была уверена в обратном.

Роза улыбнулась доброй, дружеской улыбкой, давая понять, что Ферн может успокоиться: никто не станет осуждать ее… даже, если она в чем-то виновата.

– Мужчины в клане Рэндолфов славятся тем, что у них есть твердые убеждения, от которых они ни за что не хотят отступать, – сказала Роза. – Все, что нужно делать, – это не поддаваться им. Как только они начинают понимать, что имеют дело с сильным человеком, умеющим за себя постоять, они превращаются в джентльменов и готовы даже ублажать женщину, с которой поначалу не хотели считаться.

Ферн не могла себе вообразить, как Мэдисон мог бы ублажать ее. Скорее всего, он просто будет не замечать ее.

– Я сначала считала его неженкой.

– И ошиблись, не так ли?

Выражение лица Розы было серьезным, но Ферн заметила смешинки в ее глазах. Ферн кивнула.

– Не знаю, что Мэдисон делал после того, как уехал в Бостон, – говорила Роза, – но вырос он в Техасе среди лошадей и года три пас коров.

Она должна была догадаться. Было бы глупо думать, что у Джорджа и Хэна может быть брат, который не умеет ездить верхом.

– Если будете с ним правильно обращаться, увидите, какой он джентльмен.

Ферн почувствовала, что беспокойство возвращается к ней.

– Ничего не выйдет. Я хочу, чтобы Хэна повесили, а Мэдисон стремится вытащить его из тюрьмы.

Ферн не удивилась, когда увидела, что дружелюбное выражение на лице Розы исчезло. Грусть отразилась в ее взгляде, как будто Хэн был ее собственным сыном.

– Мне жаль вашего двоюродного брата. Я потеряла мать и отца, поэтому я знаю, что значит терять близкого человека. Но я знаю Хэна уже пять лет и уверена, что он не убивал Троя.

– Он убивал других людей, – заметила Ферн. – Все, включая шерифа Хиккока, говорят, что Хэн самый опасный человек в Абилине.

– Я знаю. С двенадцатилетнего возраста он был готов убивать, чтобы выжить самому. Но, в сущности, он такой же добрый, как и Джордж.

– Не думаю, что мы когда-нибудь найдем общий язык по этому поводу.

– Я тоже так считаю. Но это не помешает нам дружить, не так ли?

Роза начинала вести переговоры. Она прощупывала почву. К своему большому удивлению, Ферн обнаружила, что хочет ответить на вопросы Розы. Прежде с ней такого не бывало. Может быть, Роза была первой женщиной, которая не старалась изменить ее и принимала такой как есть.

Роза интересовала Ферн. Она была единственной женщиной в клане Рэндолфов. Она не только выжила среди них, но явно процветала и была счастлива. Все ее уважали. Больше всего Ферн нравилось в ней то, что Роза всегда оставалась сама собой.

Ферн тоже выжила, но не процветала. Она не была счастлива. Она вела борьбу не на жизнь, а на смерть за то, чтобы ее уважали. И никто не любил ее такой, какой она была. Даже ее родной отец.

Больше всего интересовало Ферн в Розе то, что, хотя она и была довольно привлекательной женщиной, ее жизненный успех имел мало отношения к внешним данным.

Ферн хотела знать, в чем ее секрет.

– Это ваша одежда теперь на мне? – спросила Ферн. Как только она пришла в себя, она увидела, что на ней розовый кружевной халатик, в котором она чувствовала себя не очень удобно.

– К сожалению, у меня нет ничего вашего размера, – сказала Роза, – ведь вы гораздо выше меня ростом.

– Дело не в этом, – сказала Ферн, трогая тонкую шелковистую материю халата. – Я чувствую себя не в праве носить ваши вещи.

– Не думайте об этом. У меня дюжина всяких рубашек и халатов. Когда у вас такой живот, в них только и можно ходить.

– Я чувствую себя неудобно в халате. У меня их никогда не было.

– Я бы чувствовала себя неудобно в штанах, – сказала Роза. – Кто к чему привык.

– Можно мне надеть мою одежду?

– Нет, пока вы не выздоровеете, нельзя.

– Мне кажется, эта боль никогда не пройдет.

Ферн удивилась, что призналась в этом Розе.

Никому другому она, конечно, не сказала бы про страшную боль, которую постоянно испытывала. Даже от отца бы скрыла. А как насчет Мэдисона?

Ему, может быть, и сказала бы. Ему не страшно признаться в своей слабости. Он утешать не будет. Она улыбнулась. Утешать ее и не надо. Он думает, что она станет винить его во всем. Ее интересовало, какие доказательства он предъявит, чтобы убедить Ферн, что виновата на самом деле она, а не он.

Она вспомнила в этой связи о его теориях относительно того, что не Хэн, кто-то другой убил Троя. Ее улыбка погасла. У них постоянно будут разные цели. Если Мэдисон освободит Хэна из тюрьмы, она никогда не простит ему этого. Лучше всего для них обоих было бы сделать следующее: ему сесть на поезд и уехать в Бостон, ей – сидеть дома.

– Что, так и будешь молчать? – говорил Мэдисон Хэну, когда терпение адвоката уже готово было лопнуть. – Речь идет о твоей шее.

Хэн не сказал ни слова. Он просто смотрел на Мэдисона и все.

– И не гляди на меня с такой ненавистью, – сказал Мэдисон. – Не обязательно любить адвоката для того, чтобы разговаривать с ним.

Хэн отвернулся. Теперь он уставился в стену.

– И ты вовсе не обязан прощать меня за то, что я уехал, когда мать умерла.

Хэн не пошевелился, но Мэдисон видел, как напряглась его спина.

– Может, ты и прав. Возможно, я струсил тогда и уехал. В любом случае, теперь это уже не имеет никакого значения. Сейчас нужно думать только о том, как спасти тебя от смерти.

Но Хэн и на этот раз не повернулся и не начал разговаривать.

– О’кей. Как хочешь. Ты всегда считал себя чертовски правым во всем, а остальные вокруг тебя постоянно были неправы. Но, послушай меня, Уильям Генри Хэррисон Рэндолф. Делать то, что ты презираешь, быть постоянно не самим собой – неправильно. В итоге это вывернет тебя на изнанку и лишит энергии. В тебе есть много хороших качеств, но ты слишком упрям и не хочешь прощать людям. Ты предпочитаешь ненавидеть, а не любить. Ты скорее заимеешь против кого-то зуб, чем простишь человека. У тебя есть принципы, которых ты придерживаешься, но ты не хочешь думать о том, что эти принципы могут погубить твоего ближнего.

Ты можешь сказать, что в свое время я поступил неправильно. Я могу, пожалуй, с тобой согласиться. Но я не умер внутри, – сказал Мэдисон и ткнул пальцем себя в грудь. – Я еще умею чувствовать. И я чувствую, что ты не убивал Троя Спраула. И я докажу это, черт побери! Будь я проклят, если тебя повесят.

А ты знаешь, почему я так хочу, чтобы ты не умер? Не только потому, что не желаю быть безучастным свидетелем того, как моего брата убивают за поступок, которого он не совершал. Я хочу, чтобы ты понял: презираемый тобой брат, который бросил тебя, когда тебе было только четырнадцать лет, вытащил тебя из петли. Я хочу, чтобы ты благодарил меня за это. И ты будешь меня благодарить. Тебе будет отвратительно делать это, но ты ведь упрямый, и ты заставишь себя благодарить меня за это.

А знаешь, что я сделаю, когда ты, наконец, произнесешь слова благодарности? Я пошлю тебя к черту.

Тишина. Хэн не сказал ни слова. Он не пошевелился даже. Он сидел и смотрел в стену. Мэдисон вышел из тюрьмы.

Идя по улице, он весь просто трясся от гнева. Он и не ожидал, что братья встретят его с распростертыми объятиями, но не думал, что они только и будут делать, что укорять его. Роза, кажется, единственный человек здесь, который рад его приезду.

Проучить их всех, что ли? Сесть на поезд, уехать в Бостон и уже больше никогда не видеть своих братьев. Но он знал, что никогда не сделает этого. Те же чувства, которые заставили его покинуть Бостон и с риском для себя приехать в Канзас для встречи с братьями, не позволяют ему теперь уехать отсюда, пока дело не разрешится каким-либо образом. Он знал, что, в сущности, он приехал, чтобы разобраться с братьями. Суд Хэна был только предлогом. Он приехал бы все равно, нашлась бы другая причина.

Его удивляло, почему неприятие его братьями причиняет ему такую боль. Раньше он не страдал от одиночества. Он был своим в семье Фредди, но чувствовал, что его собственная семья всегда примет его, если он только этого захочет.

Теперь он не был в этом уверен.

Он пожал плечами. Ничего, он что-нибудь придумает. Он всегда находил выход из всяких трудных ситуаций. Но не сегодня. Сейчас нужно, пожалуй, пойти проведать бунтаря в овчине и коже. Он говорил себе, что ему было плевать на ее состояние. Он ни в чем не виноват. Он говорил себе и другие вещи, все из которых были абсолютно правильными, но ничто не отменяло того факта, что он шел к ней, потому что он хотел видеть ее. Как он ни старался, он не мог забыть ее тело, прижатое к его собственному, свои губы, целующие ее нежную кожу, ее груди.

Он говорил себе, что не стоит волноваться из-за того, что она так влечет его к себе. Все равно из этого ничего не выйдет. Ему кажется, что она ему нравится, но это просто иллюзия. Через несколько недель он вернется в Бостон и забудет о ней навсегда.

– Ей здорово повезло, – говорила Роза Мэдисону, – она могла бы разбиться насмерть.

Джордж и Роза сидели на крыльце, когда Мэдисон подошел к дому Эбботов. Уильям Генри играл возле них.

– Я пытался остановить ее, – сказал Мэдисон, садясь на стул.

– Я не слишком хорошо знаю вас обоих, – сказала роза, но мне думается, вы в основном провоцировали друг друга, а потом пытались помириться.

– Кажется, это моя проблема в отношениях с другими людьми тоже.

– Я полагаю, с Хэном у тебя ничего не вышло, – сказал Джордж.

– Он не хочет даже говорить со мной.

– Я схожу к Хэну, – сказала Роза.

– Бесполезно, – ответил Мэдисон, – он все еще злится на меня за то, что я тогда уехал из дома.

– Мне плевать, что он злится, – сказала Роза, медленно вставая на ноги, – нет смысла отказываться говорить с тобой, если ты хочешь помочь. Присматривай за Уильямом Генри, Джордж. Он исчезает так быстро, как это делал ты, когда был маленьким.

Джордж начал было говорить что-то, но Роза не стала его слушать.

– Это самая упрямая, твердоголовая семья из всех, какие я только знала. В нормальной ситуации я еще могу кое-как это терпеть, но не тогда, когда смерть угрожает Хэну.

– Надень шаль, – сказал Джордж, – вечером становится прохладно.

Она вошла в дом.

– Почему ты не остановишь ее? – спросил Мэдисон.

– А ты считаешь, что тебе удалось бы это сделать?

– Нет, но…

– Вот и я не могу.

– Я не понимаю, – сказал Мэдисон. Джорджу, кажется, все всегда подчинялись, даже их отец.

– Ты и не поймешь. У тебя нет опыта. Я и сам раньше не понимал, но она мне все разъяснила. Если кто и заставит Хэна заговорить, то это Роза.

Роза вышла из дома.

– Есть ли что-то, о чем ты особенно хотел бы знать? – спросила она Мэдисона.

Мэдисон не мог понять, как эта маленькая женщина заставит Хэна сотрудничать, если все его уговоры и даже угрозы не имели успеха.

(Может быть, вот так же и Ферн покоряет тебя.) Но Мэдисон еще пока в этом себе не признавался.

– Мне нужно знать, куда он ехал той ночью, кто мог его видеть, и где он находился, когда убили Троя Спраула. Если я смогу доказать, что он был где-то еще, а не на месте убийства, тогда все остальное уже не будет играть никакой роли. Если же я этого не смогу доказать, я должен буду искать убийцу Троя. Мне нужно знать все, что Хэн знает об этом парне в мельчайших деталях.

– Я сделаю все, что смогу.

– Как там она? – спросил Мэдисон, кивнув в сторону дома.

– Иди сам посмотри, – ответила Роза, и ее лицо посветлело. – А ты, Джордж, будь наготове. Судя по тому, что произошло между ними за последние двадцать четыре часа, через три минуты может начаться перестрелка.

Мэдисон уже начал было вставать, но снова сел.

– Я не пойду, если она собирается кричать на меня.

– Я не знаю, что она собирается делать или уже сделала, но ты должен извиниться перед ней.

– Я? Да я же не толкал ее в этот ручей. – Мэдисон признавал свою вину наедине с собой, но не желал, чтобы кто-то другой говорил ему об этом.

– Физического насилия ты, может быть, к ней и не применял, но заставил же каким-то образом удирать от тебя. Так что иди и поговори с ней. Она тоже чувствует себя виноватой. Ты еще будешь здесь, когда я вернусь?

– Если она не будет слишком нападать на меня.

– Он что, всегда так говорит о женщинах? – спросила Роза Джорджа.

– Он к ним не привык.

Мэдисон воздел руки к небу и вошел в дом. Ну что ж пусть его высекут.


ГЛАВА СЕДЬМАЯ


Миссис Эббот оставила шитье, когда увидела, что дверь открылась и вошел Мэдисон.

– Куда вы идете?

– Навестить мисс Спраул.

– Только не в моем доме. Я не разрешаю мужчинам посещать женщин в спальных комнатах.

Мэдисон сдержался и не нагрубил миссис Эббот, помня о том, что Джордж и Роза живут здесь.

– Дверь будет открыта, и я обещаю не подходить к кровати, – сказал он, минуя хозяйку.

– Мистер Рэндолф! Мистер Рэндолф! – кричала миссис Эббот. Она звала Джорджа. Он должен был успокоить ее, но не явился. Мэдисон хотел уже постучать в дверь спальни, когда понял, что не знает, о чем говорить с Ферн. Неужели извиняться перед женщиной, которая умышленно издевалась над ним? Несправедливо было бы сваливать всю вину на него, хотя он признавал, что отчасти был виноват.

Чувство вины злило его, и он был не слишком спокоен, когда постучал в дверь.

– Войдите.

По голосу Ферн нельзя было сказать, что она слишком страдает. Может быть, быстренько извиниться и уйти? Ему захотелось вдруг выпить доброго бренди.

Мэдисон вошел в комнату и замер. Если бы он не был уверен, что это та самая спальня, он мог бы поклясться, что в постели не Ферн. Та Ферн, которую он знал, носила штаны и мешковатую рубашку, а на голове шляпу. Женщина на кровати была одета в красивый розовый кружевной халат. Ее прекрасные белокурые волосы были распущены по плечам. Большие серо-голубые глаза смотрели на него изучающе и обвиняюще в одно и то же время. Когда он вошел в комнату, Ферн вся напряглась.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил он. Глупый вопрос. Конечно же, она чувствовала себя ужасно. Но он не мог задать ей вопрос, на который хотел бы получить ответ: каким образом девчонка с мальчишескими замашками и ухватками таким чудесным образом превратилась в роскошную женщину?

Ферн почувствовала, что все ее тело до самых пяток загорелось огнем. Этот человек раздевал ее, трогал ее. Она бы накрылась с головой одеялом от смущения, если бы только каждое движение не причиняло ей такую страшную боль.

– Ты снимал с меня одежду, не так ли? – Ей не следовало бы спрашивать, она не хотела, чтобы он отвечал, но ничего с собой не могла поделать.

– Почему ты думаешь… Зачем мне… Какое это имеет значение?

– Какое это имеет значение? – повторила она. – Как бы ты себя чувствовал, если бы какая-нибудь женщина сбила тебя с ног, ощупала бы тебя всего и сняла с тебя одежду?

– Я не сбивал тебя с ног, – ответил Мэдисон спокойно.

Она поняла, что Мэдисон вторгся в самые интимные сферы ее жизни. Она чувствовала себя, почти как той ночью, давным-давно. О, как бы она хотела навсегда забыть эту ночь!

– По крайней мере, я не прикасался к твоей сорочке.

Ферн густо покраснела. Никто, даже ее отец, не знал про эту кружевную сорочку, которую она заказала себе в Чикаго. Ее убивало то, что после того, как она вела себя так заносчиво, хвалилась, будто может делать все, что делают мужчины, чтобы с ней обращались, как с парнем, этот Мэдисон должен был узнать ее тайну. Она чувствовала себя другой. Глупой бабой. Сентиментальной обманщицей.

– Кроме того, тут как бы наша общая вина, – сказал Мэдисон. – Ты всегда проделываешь такие штучки, когда злишься?

Ферн ударила бы его с радостью, если бы только могла поднять руку. Но она и побаивалась его. Она не могла полностью владеть собой при нем. Ферн была сама не своя, все шло не так, как она хотела.

Если она немедленно не даст ему понять, что между ними не может быть ничего общего, он, пожалуй, попробует ее опять поцеловать. Или даже хуже того – она сама захочет, чтобы он поцеловал ее.

– Я падаю с лошади всякий раз, когда остаюсь наедине с неженками, – сказала она резко. – Они такие беспомощные и подавленные когда попадают в сельскую местность. Мне их становится жалко и приходится делать так, чтобы они доставляли меня в город на руках. Они рады вернуться обратно. К тому же им кажется, что они делают благое дело.

– Да, представление было убедительное, – сказал Мэдисон, закипая.

– Стараюсь для бостонских адвокатов со склонностью набрасываться на беспомощных женщин. А ты еще так очаровал меня своей красотой, что если бы я не удрала, то пришлось бы полностью подчиниться тебе.

– Это было совсем неблагоразумно, – сказал Мэдисон, настолько разъяренный, что уже не подбирал слова, – ты волнуешь меня не до такой степени.

Как только он произнес эти слова, он тут же пожалел о сказанном. Когда же он взглянул на Ферн, в ее глаза, где застыла боль, он вообще почувствовал себя бессердечным негодяем. У нее, впрочем, было одно уникальное качество – общаясь с ней, он забывал все условности цивилизованного поведения. Но потом весьма сожалел о своих поступках.

– Послушай, я пришел не для того, чтобы спорить с тобой, – сказал он, стараясь взять себя в руки. – Я просто хотел извиниться за то, что я сделал, и узнать, стало ли тебе лучше. У меня скверный характер. Я быстро воспламеняюсь, а в Абилине к тому же полно горючего.

Черт побери! Когда же он научится не болтать лишнего? Или надо затыкать себе рот кулаком?

– Ты зря сюда приехал. У нас законы общие, что для техасцев, что для всех остальных.

Мэдисон потерял самообладание.

– Мисс Спраул, я искренне надеюсь, что однажды вас обвинят в том, что вы никогда не делали. И пусть тогда никто в Абилине, будь то ребенок, женщина или мужчина, не поверят ни одному вашему слову. И вы будете сидеть в тюрьме, думая только о веревке, которая затянется у вас не шее. И тогда вы поймете Хэна.

Она открыла рот, чтобы сказать что-то.

– И не болтай о правосудии. Ты хочешь лишь мстить и ничего больше. В противном случае ты бы не закрывала глаза на то, что действительно случилось той ночью. И ты бы исследовала каждую мельчайшую улику еще и еще раз, пока доподлинно не узнала бы, что действительно произошло той ночью.

– Никто не знает, что там случилось на самом деле.

– Убийца знает.

– Хэн не убивал.

Разговаривать с ней было все равно, что бросать слова на ветер. Стараясь изо всех сил не выдать своего разочарования, он сказал:

– Предположим, я докажу, что Хэна не было и близко у фермы Коннора той ночью?

– Ты не докажешь этого.

– Но предположим, что я докажу. Разве ты до такой степени ненавидишь техасцев, что хочешь видеть Хэна на виселице, а настоящего убийцу разгуливающим на свободе?

Он видел, как она борется сама с собой. Если она скажет, что хочет смерти Хэна во что бы то ни стало, она проклянет себя.

– Если ты докажешь, что Хэна не было в ту ночь возле фермы Коннора, – сказала она, с усилием произнося каждое слово, – я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь тебе найти убийцу. Но…

– О’кей. Теперь отдыхай. До суда у нас будет много работы.

Миссис Эббот стояла у двери, когда Мэдисон вышел из спальной комнаты.

– Теперь она ваша, – сказал он, – нервы у нее на пределе, но целомудрие не пострадало.

Миссис Эббот открыла рот от изумления – верный призрак того, что ее чувства оскорблены. А у Мэдисона даже настроение поднялось. Теперь оставалось только избить Хэна до потери пульса, и он вообще развеселится.

Джордж с нетерпением поджидал брата на крыльце.

– Надеюсь, она в лучшей форме, чем ты после вашей беседы. Но если Роза обнаружит, что у Ферн поднялась температура, ты за это дорого заплатишь.

– Это самая упрямая, несносная особа из всех, каких я когда-либо встречал, – сказал Мэдисон, показывая пальцем на комнату Ферн.

– Примерно так Роза охарактеризовала твоих братьев, когда впервые появилась на ранчо. Ты не думаешь, что все эти твои слова о Ферн больше подходят тебе?

– Если бы ты только слышал, что она говорила…

– Я слышал все.

Мэдисон в недоумении посмотрел на него.

– В июле тут всегда из-за жары окна открыты настежь. Все в Абилине, наверное, знают теперь, о чем вы с ней говорили. Не пойму, что с тобой случилось за последние десять лет, но в семье тебя не учили так обращаться с женщинами, даже с теми, которые тебя раздражают. Мне просто стыдно за тебя.

Мэдисон думал, что он взорвется. Какого черта он вообще уехал из Бостона? Тут с ним обращаются точно так же, как обращался отец в детстве. Старик вечно подкалывал его, делал обидные замечания по поводу того, что Мэдисон, мол, слишком умный, читает всякие ученые книги, общается с этим Фрэдди. Отец унижал его.

От Джорджа он такого не ожидал. Джордж всегда старался защищать его, объяснял отцу, что не надо так обращаться с Мэдисоном. Джордж утешал его, когда он весь дрожал и трясся после колких слов отца. Мэдисон полагал, что может рассчитывать на Джорджа, а тот так подвел его.

– Мне плевать, что ты обо мне думаешь, – сказал Мэдисон дрожащим от злобы голосом. – Я хочу доказать, что Хэн не убивал Троя Спраула. Потом я уеду в Бостон, и ты уже больше никогда обо мне не услышишь.

Он повернулся к брату спиной, спустился по ступеням крыльца, пересек дворик и вышел на улицу. Он хотел выпить чего-нибудь покрепче и решил отправиться в самый шумный и наиболее опасный салун города. Если Абилин действительно имеет репутацию самого дикого города на Западе, то лучше Мэдисону прятаться здесь от пуль, чем от своих мыслей.

Ферн хотела откусить себе язык. Зачем она опять довела Мэдисона до ярости? Ведь во всем, что случилось, виновата больше она, чем он. И все же, как только он вошел, она испытывала такое чувство, будто он вторгается в ее личную жизнь. Это настораживало ее, а когда она настораживалась, то была воинственна. Так она и относилась ко всем мужчинам – с настороженностью и воинственностью.

Интересно, почему никто не заметил этого до сих пор?

(Заметили. Мужчины перестали ухаживать за тобой, потому что это было бесполезно.)

– Я не хотела пускать его, – оправдывалась миссис Эббот, влетая в комнату. – Неприлично, если мужчина находится в спальне женщины.

– Он просто пришел узнать о моем здоровье.

Черт возьми! И она его еще защищает перед миссис Эббот.

– Это не порядочно, – настаивала хозяйка дома, оскорбленная в своих лучших чувствах. – Может быть, он и думает о вашем здоровье, но ведет он себя грубо. Некоторые люди считают, что если они учились в модных учебных заведениях и носят шикарную одежду, то им все позволено, как королям.

Ферн не носила шикарной одежды и не закончила даже начальной школы, но все время вела себя, как капризная принцесса. Она не могла винить Мэдисона за подобное поведение.

– Может быть, он исправится, когда у него улучшится настроение.

– Если он опять придет сюда и будет обращаться со мной, как с черной рабыней, то настроение у него гораздо ухудшится, – сказала миссис Эббот. Она так энергично стала поправлять постель, что Ферн опасалась, как бы не порвалась простыня или еще что-то.

– Миссис Рэндолф вернулась?

Лицо миссис Эббот прояснилось как по мановению волшебной палочки.

– Не думаю. На крыльце тихо. Ее нет, а малыш зовет мать каждую минуту. Мистер Рэндолф определенно любит ее слишком безрассудно. Можно подумать, что он хочет избаловать ее. Посмотрите, как он ходит за женщиной с брюхом, как у коровы, которая вот-вот должна отелиться. Но и она очень любит его, это видно.

Миссис Эббот считала, что в комнате Ферн нужно срочно навести порядок после вторжения Мэдисона. Даже одежда Ферн, эта мужская одежда, которую она не одобряла, лежала не так, как надо.

Ферн не хотела слушать про то, как Джордж балует Розу и обожает ее. Сама она считала себя никому не нужной, и поэтому ей было грустно слушать о том, как кто-то кого-то очень любит. От этого ее настроение отнюдь не улучшалось. Ведь вся эта любовь и забота не для нее.

– А посмотреть на нее, она же такая маленькая, – продолжала миссис Эббот, – и такая грациозная, а ведь уже родила одного ребенка и собирается рожать другого. Немудрено, что все мужчины в городе обращаются с ней, как с королевой. Я никогда не видела более элегантной дамы.

(А я, наверное, по ее мнению, похожа на бизона.) Миссис Эббот начала наводить порядок на туалетном столике возле кровати Ферн.

– Но она вовсе не сидит все время, прихорашиваясь перед зеркалом. Если бы я ей позволила, она бы переделала всю мою работу. В то время как сама платит мне за то, что я ухаживаю за ней. И что бы я ей ни говорила, она продолжает присматривать за моим Эдом. Такие женщины очень редко встречаются, вот что я вам скажу.

К счастью для Ферн, которая готова уже была расплакаться, слыша, какое почтение миссис Эббот испытывает к Розе, сама Роза вошла в комнату.

– У вас мешки под глазами, – сказала Роза, внимательно посмотрев на Ферн. – Полагаю, что ваш разговор с Мэдисоном был не из приятных.

– Еще бы, – воскликнула миссис Эббот, сверкнув глазами. – Как может порядочная женщина терпеть мужчину в своей спальне? А он ведь еще орал все время.

Роза вопросительно посмотрела на Ферн.

– Ему не понравилось кое-что из того, что я сказала о нем, – объяснила Ферн, недовольная тем, что должна признавать свои ошибки.

– Ему не понравилось! – воскликнула миссис Эббот. – Ну и ну! Пусть он мне еще раз попадется на глаза. Вот тогда ему точно не понравится.

– Не думаю, что следует с ним ругаться, – сказала Роза. – Ему нужно спокойно заниматься делом Хэна и искать доказательства невиновности парня.

– Извините, но я не хочу, чтобы он врывался в мой дом.

Роза хотела спрятать улыбку, но это ей не совсем удалось.

– Я думаю, он ничего плохого не замышлял. Можно попросить вас подогреть молоко? Мисс Спраул лучше бы поспать.

– Уже иду, – сказала миссис Эббот. Она еще раз поправила салфетку на туалетном столике и в который раз осмотрела комнату – все ли в порядке.

– Надеюсь, он не слишком огорчил вас, – сказала Роза.

– Скорее я огорчила его, – произнесла Ферн, которая так обрадовалась тому, что слишком взыскательная миссис Эббот, наконец, ушла, что готова была рассказать Розе практически все, о чем бы та ни спросила.

Роза посмотрела на нее долгим, проницательным взглядом. Ферн казалось, что она смотрит ей прямо в душу.

– Вы так его ненавидите?

– Я не ненавижу его, – воскликнула Ферн, обнаружив вдруг неожиданно для себя, что действительно ненависти к нему у нее нет. А ведь она думала, что ненавидит его. Хотела ненавидеть.

– Я просто не хочу, чтобы его брат оказался на свободе. – Она не могла рассказать о том, как он раздевал ее и про сорочку. Даже Розе она не хотела про это говорить. – Но я не ненавижу его. И не думаю, что кто-то его ненавидит.

– Еще как ненавидит.

– Но почему? Он часто говорит не подумав и язык у него довольно острый, но Мэдисон не злой человек. Он просто не хочет думать о том, что его слова задевают других людей. И ему не нравится наш город. Все в Канзасе его раздражает. Особенно я.

– В общении со своей семьей у него могут возникнуть куда более серьезные проблемы, – сказала Роза. Взгляд ее был затуманен. Теперь уже она поправляла салфетку. – Я хотела бы, чтобы вы оказали мне услугу.

– Конечно, – охотно согласилась Ферн. После того, что Роза для нее сделала, было бы свинством отказать ей в просьбе.

– Может быть, вам покажется странным то, о чем я вас попрошу, но не могли бы вы быть милы с ним?

Ферн открыла рот, чтобы сказать что-то.

– Если вы не можете, то я не настаиваю, но мне бы очень хотелось этого.

– А зачем?

– Не думаю, что смогу объяснить вам это прямо сейчас, но дело в том, что его ситуация хуже, чем вы полагаете. У меня есть предчувствие, что если вы будете к нему хорошо относиться, это ему здорово поможет.

– Но вы, его братья… – Бывают времена, когда семья доставляет человеку больше забот, чем помогает в делах.

Ферн сглотнула слюну.

– Я попробую, – сказала она, не зная тем не менее, как она может быть мила с человеком, который при одном ее виде начинает рычать и рыть землю лапами, как дикий зверь, – но я не могу вам ничего гарантировать. Тут многое от него зависит.

Лицо Розы просветлело. Какое-то подобие улыбки появилось в уголках рта.

– Не сомневаюсь, что вы приводите его в ярость, но он же мужчина, а мужчинам льстит внимание привлекательных женщин.

– Я не привлекательная, – возразила Ферн. Каковы бы ни были намерения Розы, она не должна была льстить ей, говоря, что она привлекательна.

– Кто сказал вам это?

– Все говорят. Даже мои коровы выглядят лучше меня.

– Тогда вам надо обзавестись новыми друзьями.

– Я знаю, как я выгляжу, – сказала Ферн. Слезы подступили к ее глазам. – И не надо говорить, что я привлекательная женщина.

– Хорошо. Не буду. Но даже миссис Эббот сказала, увидев вас без шляпы и жилета, что вы очень симпатичная. Раньше она, правда, этого не замечала. Джордж тоже говорил мне об этом. Он сравнил вас со статуей. Из уст такого сдержанного человека, как Джордж, это большая похвала. На самом деле он думает, что вы красавица.

Ферн зажала в кулак конец простыни. Если бы Роза имела хоть малейшее представление о том, как Ферн мечтала быть привлекательной, она бы ее так не мучила.

– Спасибо вам за добрые слова, но все это не имеет значения. Мэдисон не находит меня симпатичной.

– Вы никогда не узнаете, что он действительно думает о вас, если будете постоянно с ним ссориться.

Мэдисон никогда не назовет ее даже хорошенькой. Он, наверное, и за женщину ее не считает, думает, что она просто любопытный образец местной фауны.

– Я попробую хорошо с ним обращаться, но он никогда не скажет, что я симпатичная. Он правдивый человек.

– Да, он любит правду. Однако мне кажется, миссис Эббот уже идет с молоком. Вкус у него, возможно, ужасный, но все равно надо выпить. Оно поможет вам поскорее уснуть. А утром мы еще потолкуем.

Но Ферн долго не могла уснуть.

Слова Розы сорвали печать с ее души, и Ферн увидела там нечто такое, о чем и думать не смела. Это было все равно, что открыть ящик Пандоры. Целый рой демонов вился вокруг нее. Голова Ферн кружилась. Надежды, желания, мечты, которые она подавляла в себе, вдруг пробудились вновь. Открылись раны, которые она считала залеченными.

И как она ни старалась закрыть этот ужасный ящик, у нее ничего не получалось. Теперь приходилось разбираться в своих чувствах. Делать то, что она не решалась делать долгие годы.

И все из-за этого Рэндолфа.

Пусть бы этот Хэн застрелил лучше кого-нибудь в Элсворте или Ньютоне. Тогда Мэдисон не приехал бы сюда. Ей плевать было на то, что он несчастен. Она не хотела с ним хорошо обращаться. Лучше бы ей вернуться на ферму и забыть Мэдисона навсегда. Тогда она перестанет мучиться, спрашивать себя без конца, любит ли он ее, и был ли миг, когда он целовал ее и держал в своих объятиях, реальностью или это плод ее воображения.

Ей нужно было знать наверняка. Она ненавидела себя за слабость – у нее было предчувствие, что она попадет в беду, но ей нужно знать правду.

И до тех пор, пока Ферн не узнает, есть ли у нее хоть один шанс на то, что она интересует его немного больше, чем та одноглазая девка, что вечно торчит в салуне, Ферн не отступится от него.

А кроме всего прочего, ей нужно обязательно доказать ему, что она так же заинтересована в правосудии, как и он, и что Хэн убил Троя.

Свет сочился из дюжины абилинских салунов, игорных домов и отелей. Ковбои пытались за пару бурных вечеров забыть все одиночество двухмесячного пребывания на отдаленном пастбище. Они пили, смеялись и играли, отчаянно стараясь урвать как можно больше удовольствий в отведенный им краткий срок.

Шум, пение, топот танцующих, крики, звуки добитого пианино неслись из заведений.

Днем торговцы старались изо всех сил опустошить карманы ковбоев, предлагая самую лучшую одежду, какую только можно найти на Западе, и отличные патентованные сапоги. Парикмахеры тянули к себе, чтобы постричь и побрить. Банщики предлагали горячие ванны, а владельцы гостиниц – чистые номера и теплую постель.

Вечером же держатели салунов, игорных домов, а также всякие проходимцы лишали ковбоев денег, которые у них еще оставались.

Пока у них было долларов шестьдесят-девяносто, они жили, как принцы. Когда деньги кончались, они потихоньку отбывали в Техас. Без гроша в кармане, но преисполненные решимости все повторить сначала следующим летом.

Мэдисон не стал заходить в первый попавшийся салун. Он не успокоился, пока не нашел самый шумный – под названием «Голова Быка». Не без сарказма он заметил, что на пути туда ему попались школа и баптистская церковь. Они являлись как бы последними символами цивилизации, которые он оставлял за собой. В районе Техасской улицы начиналась зона, где царили необузданные, ничем не сдерживаемые страсти.

Он чувствовал себя, как дикий зверь, сорвавшийся с цепи. Его цепью был разум, который постоянно напоминал ему, кто он такой. Если бы он прислушался к голосу своего разума, то должен был пойти в гостиницу, выпить в полном одиночестве и лечь в постель, надеясь, что завтра ему повезет больше.

Но Мэдисон был отягощен дурной наследственностью. В нем было что-то от его распутного отца.

Он не хотел сидеть один в комнате. Он хотел повеселиться вовсю, хотел пощекотать нервы и забыть свою злость и чувство обиды, вызванные холодным приемом, который оказали ему братья, прощающие кого угодно, но только не Мэдисона. Что же, сейчас он себя слегка разогреет.

Он пошлет их всех к черту. Он покажет им, что их одобрение его поступков или наоборот осуждение для него ничего не значит.

– Дай мне бутылку лучшего бренди, – обратился он к неопрятному типу за стойкой.

Салун «Голова Быка» не был красивым заведением. Он был построен из сырого леса, привезенного с Востока. Джордж говорил, что салун соорудили буквально за неделю, и внешний вид его никого не интересовал. Единственным украшением внутри были несколько картинок на стенах да зеркало, которое висело позади стойки.

Среди посетителей терлись какие-то женщины, поощряя ковбоев угощать их выпивкой и приглашая в комнаты наверху. Большинство мужчин, однако, сидели за столами и играли в разные азартные игры, испытывая судьбу.

Один человек стоял возле стойки. Он с любопытством посмотрел на Мэдисона, когда тот заказывал бренди.

Бармен поставил перед Мэдисоном бутылку и стакан, который был совсем грязным. Мэдисон брезгливо осмотрел его, подняв к свету.

– Что, мухам обязательно гадить в стаканы перед тем, как ты подаешь их посетителям? – спросил он, возвращая стакан бармену.

– Никто не жалуется.

– Может быть, у людей в Абилине плохо со зрением?

Бармен взял другой стакан и тщательно его вымыл перед тем, как пустить по гладкой стойке в сторону Мэдисона. Стакан, однако, был пущен с такой силой, что упал на пол и разбился.

– Последний чистый стакан в салуне, – прокомментировал Мэдисон.

Помрачневший бармен достал еще один стакан и осторожно поставил его перед Мэдисоном. Тот налил себе немного бренди. Ему сразу не понравился цвет напитка. На запах ему было наплевать, но вкус был ужасный.

– У вас тут есть настоящее бренди? – спросил он. – Ну, то, которое пьет хозяин?

– Это настоящее, – пытался убедить его бармен.

– Настоящим его могут называть только в Канзасе. Подай мне нормальную выпивку или пусть кто-нибудь сходит и принесет что-нибудь получше этой дряни.

Бармен скрылся за дверью и через пару минут вернулся с другой бутылкой. – Этот подойдет вашему величеству?

Мэдисон знал этот сорт бренди.

– Это подойдет, если только ты не разбавил его.

Бармен отошел, чтобы обслужить другого клиента, а Мэдисон пригубил свой напиток. Он ему понравился. Напряжение сразу же пропало. Он останется здесь, пока ему не надоест, зная, что, по крайней мере, хоть бренди его не подведет.

– Вы, должно быть, брат Джорджа Рэндолфа, – обратился к нему сосед по стойке, подходя поближе.

– Ну, и что?

– Вы здесь для того, чтобы вытащить Хэна из тюрьмы?

– И что из этого?

– В городе вам никто не поможет. – Он глотнул немного виски и весь передернулся: крепкий напиток обжег ему горло. – Торговцы все за техасцев, но фермеры и барышники против них.

Мэдисон сделал большой глоток. Он не знал, что лучше: изводить себя, думая о Ферн, или слушать этого бродягу, который болтает о затаенных симпатиях и антипатиях абилинских обывателей.

– Фермеров винить нельзя, потому что техасский скот топчет их поля.

– Большая часть урожая пропадает по вине самих ваших фермеров, потому что они не умеют его сохранить, как следует, и это не идет ни в какое сравнение с потерями от техасского скота, – сказал Мэдисон незнакомцу. – Кроме того, скотопромышленники платят за убытки, причиненные их стадами. – Он знал, о чем говорит, так как навел справки. Не все время, что он пробыл в Абилине, Мэдисон воевал со своей семьей и сражался с Ферн.

– Да, платят, но фермерам это все равно не нравится.

Упрямые люди. Казалось бы, раз им платят, чего там беспокоиться. Но все здесь было основано на эмоциях. Никто не способен тут мыслить рационально.

Да и он тоже потерял рассудок, общаясь с этой Ферн. Не понятно, каким образом она так легко запала ему в душу. Он всегда был таким уравновешенным человеком, который просто не способен на необдуманные поступки.

– Вы думаете, что ваш брат убийца?

– Разве я сюда приехал бы, если бы так думал?

– Конечно. Родственные узы.

– Они не всегда такие уж прочные, – сказал Мэдисон, вспоминая прохладную встречу Джорджа и открытую враждебность Хэна.

– Кто это сделал, как вы считаете?

Мэдисон взглянул на дно своего стакана. Он не имел представления, кто убил Троя, и выяснить это не представлялось возможным до тех пор, пока убийца где-то прячется. Если даже он докажет, что Хэн был в другом месте в ночь убийства, трудно будет найти настоящего убийцу, затаившегося черт знает где. Нужно что-то сделать, чтобы потревожить его. Возможно, вот этот деревенщина и распустит слушок, будто убийце ничто не угрожает.

– Вы никому не расскажете? – спросил Мэдисон тоном заговорщика.

– Никому ни слова, – заверил его сосед по стойке, у которого глаза загорелись от любопытства.


ГЛАВА ВОСЬМАЯ


– Я осмотрел все в окрестности фермы Коннора и не нашел там никаких подтверждений официальной версии убийства, – говорил Мэдисон доверительно. – Я думаю, кто-то убил Троя Спраула в другом месте, отвез тело на ферму, а потом свалил всю вину на Хэна.

Глаза соседа Мэдисона по стойке округлились от любопытства.

– Кто этот человек?

– Вот это и нужно выяснить. Вы знаете кого-нибудь, кто хотел бы смерти Троя?

Собеседник Мэдисона засмеялся так громко, что несколько голов повернулось в его сторону.

– Да все в округе Дикинсон хотели его смерти, – сказал он, резко переходя на шепот. – Трои был просто негодяй. Он бы и родную мать обманул. Никому он не нравился, даже своему дяде.

(Великолепно, весь штат Канзас желал смерти Троя.)

– Бакер Спраул выгнал его с работы весной. Трои клялся, что убьет его, но никто его слова всерьез не принял. Он постоянно грозился кого-нибудь убить. Нет, никого не припомню, кому бы этот парень нравился.

– Ферн Спраул считает его чуть ли не святым.

– Он и ее особенно не жаловал, но она всегда была на его стороне. Не пойму я этого.

Мэдисон этого тоже не понимал, он старался следить за рассказом этого человека, который все говорил и говорил, описывая один за другим всякие гнусные поступки Троя, добавляя имя за именем к числу лиц, которых он обидел, но все это были какие-то мелкие пакости, из-за которых никто из этих людей не имел настоящего повода для убийства Троя. И непонятно, кому было выгодно сваливать всю вину на Хэна.

Вместо того чтобы слушать, Мэдисон начал думать о том, почему такая высокоморальная женщина, как Ферн, могла иметь что-то общее с Троем, у которого совести вообще, по-видимому, не было.

– … ненавидел Базза Карлетона. Не могли просто видеть и выносить друг друга.

Почему Ферн так любила своего двоюродного брата? Или точнее – почему она не любила Хэна, Рэндолфов в целом и вообще техасцев до такой степени, что хотела видеть Хэна на виселице, независимо от того, виновен он или нет?

– … удивился, когда узнал, что он работает на Сэма Белтона. Никогда не думал, что Трои будет заниматься продажей земли фермерам. Да он скорее занялся бы их отстрелом, я так считаю.

Двое мужчин подошли в это время к стойке. Нечто среднее между фермерами и ковбоями, насколько мог судить Мэдисон, глядя на них. Он подвинулся, чтобы освободить место.

– Если хотите что-то узнать про кого-то, спросите меня, – продолжал собеседник Мэдисона. – Я уже жил в этих местах, когда по прерии бродили одни бизоны. Ни одного человека тут нет, кого бы я не знал.

– С кем это ты разговариваешь, Амос? – спросил один из только что подошедших к стойке мужчин.

– Это брат Джорджа Рэндолфа, – сказал Амос, очевидно, гордясь своим знакомством с Мэдисоном.

– Ты пьян, – возразил знакомый Амоса, – Хэн Рэндолф в тюрьме.

– Это не Хэн. Это другой брат.

– Я знаю, что Рэндолфы размножаются, как кролики, но остальные братья пока в Техасе, не так ли?

– Я Мэдисон Рэндолф и, если я похож на кролика, то только потому, что в этом салуне слишком много виски.

– Это Рид Ландуский, – сообщил Амос Мэдисону. – У него ферма рядом с Бакером. Он и Пайк иногда помогают Ферн в работе.

Мэдисон повернулся к Риду, но тот уже разговаривал с Пайком.

– Это он, я тебе говорю, – настаивал на своем грязноватый блондин среднего роста, – он и никто другой.

– Ферн не пойдет с кем-то похожим на белку.

– Мне кажется, вы знаете изрядное количество видов всяких грызунов, – заметил Мэдисон.

– Так это ты, тот самый франт, который привез ее в город всю в синяках и ушибах?

– Я тот самый франт, который привез ее в город после того, как она упала с лошади, – ответил Мэдисон.

– Ферн никогда в жизни не падала с лошади, – возразил Пайк суверенностью в голосе. – Она ездит верхом, как будто родилась в седле.

– Возможно, она родилась заново с тех пор, как вы ее видели в последний раз.

– Ты что, очень умный, да?

– Да, это мой большой недостаток с самого детства.

Надо было уходить, а то он наговорит здесь такого, о чем потом пожалеет. Чем больше он пил, тем злее становился его язык.

Это у него от отца. Но упрямство не позволяло Мэдисону встать и уйти. Немыслимо, чтобы он от кого-то убегал. Если Рид и Пайк хотят неприятностей, они их получат.

Это у него тоже от отца – тяга ввязываться в драку. И ни Бостон, ни Гарвард не помогли ему полностью освободиться от этой дурной наследственности.

– Может быть, ты считаешь, что имеешь право развлекаться, как хочешь, с местными женщинами, а? – спросил его Рид.

Мэдисона удивил тот факт, что незнакомый ему человек пытается учить его, как себя вести. Но больше всего его взбесило то, что этот мужик вообще посмел упоминать имя Ферн в пьяном разговоре.

– Я не знаю местных обычаев, но не в моих правилах похищать невинных особ женского пола для удовлетворения своих низменных желаний. Равно как и мисс Спраул, я уверен, не позволила бы, чтобы ее похитили.

Рид придвинулся к Мэдисону и толкнул его, разлив бренди.

– Сейчас ты узнаешь один наш обычай.

– Какой же? – спросил Мэдисон. – Грубость или неотесанность?

– Мы не любим франтов, которые обижают наших женщин, – сказал Рид, еще плотнее придвигаясь к Мэдисону. Пайк заходил с другой стороны.

Мэдисон был окружен.

Он чувствовал прилив энергии, почти эйфорию. В Бостоне он должен был контролировать себя и выпускать пар только на боксерском ринге. Здесь его ничего не сдерживало. Он весь собрался, крепко сжимая стакан. Он был готов к драке.

– Мисс Спраул из-за меня никак не пострадала. Она упала потому, что споткнулся ее конь. Я отвез ее в город, так как отца ее не было дома.

– Последнего пижона вроде тебя отсюда вынесли на носилках, – сказал Рид.

– Я предпочитаю ходить сам, – сказал Мэдисон. Каждый мускул его напрягся. Он был готов к бою. Прямо сейчас.

Рид схватил его за рубашку.

– Я тобой пол вытру. А когда покончу с тобой, пусть приходит твой брат и убирает то, что от тебя останется.

Мэдисон был совершенно спокоен. Спокойствие было его обычным состоянием перед поединком на ринге. Он сосредоточил все свое внимание на Риде.

– Убери руку или я ее сам уберу.

– Ну, убери, – усмехнулся Рид. – Ты слышал, Пайк? Он хочет убрать мою руку. Ну, и как ты это сделаешь?

– А вот так.

Рид удивился, когда Мэдисон просто взял его за кисть руки. Но в тот же момент Мэдисон нащупал на запястье Рида определенную точку и сильно нажал на нее пальцами. Рид страшно побледнел. Он изо всех сил старался удержать рубашку, аж вены выступили на шее, но все было бесполезно. Рука разжалась. Посетители салуна смотрели и не верили своим глазам.

– А теперь допивай свое виски и убирайся отсюда, – сказал Мэдисон, оправляя рубашку.

– Я убью тебя, – закричал Рид.

– Разреши мне сначала снять пиджак.

– Неважно, в чем ты будешь одет. Ты сейчас умрешь.

– Он дерется лучше всех в городе, – предупредил Амос Мэдисона, который снял пиджак и аккуратно положил его на стойку. – Он убьет вас.

– Эй, только здесь не драться, – протестовал бармен.

– Пусть дерутся, Бен, – попросил кто-то из посетителей. – Долго бостонец не продержится, а мы хоть развлечемся немного. Тут жизнь скучная.

– Если они что-нибудь разобьют, платить будете вы.

– Мы очистим карманы бостонца перед тем, как выкинуть его на улицу.

Мэдисон испытывал эмоциональный подъем. Наверное, то же чувствовал его отец, затевая драку. Не было ни страха, ни тревоги. Он с нетерпением ждал схватки.

– Ну, кто будет первым? – спросил Мэдисон.

– Какая разница, – мрачно предсказал Амос. Любой из них вас убьет.

– Он мой, – крикнул Рид, подлетая к Мэдисону.

– Пусть все тут знают, что я ничем не обидел мисс Спраул, – обратился Мэдисон к зрителям, ловко уклоняясь от ударов Рида. – И сейчас я сделаю из этого парня лепешку за то, что он опорочил ее репутацию.

– Ты лучше начинай драться, – крикнул Рид, опять нападая на Мэдисона.

Серия ударов обрушилась на Рида. Он был сильнее и массивнее Мэдисона, но не смог воспользоваться этими преимуществами, потому что так и не сумел нанести адвокату ни одного удара.

Когда стало ясно, что с Ридом практически покончено, Пайк сделал попытку помочь другу, но бармен остановил его, ткнув ему в живот ружье.

– Он хотел этого. Пусть теперь дерется до конца. Рид продержался недолго. Через пару минут он был на полу.

– Что ты с ним сделал? – спросил Пайк. – Тут что-то не так. Не мог ты победить Рида в честном бою.

– Я просто использовал приемы современного бокса, – ответил Мэдисон. – В Гарварде за три года меня никто не мог победить.

– А теперь тебе конец, – крикнул Пайк и выхватил револьвер.

Мэдисон бросился на Пайка, сбил его с ног, и они клубком покатились по салуну, борясь друг с другом. Раздался оглушительный выстрел, и Пайк растянулся на полу. Револьвер выпал из его рук.

Мэдисон встал на ноги.

– Ты убил его, – сказал бармен, направляя ружье на Мэдисона. – Ты кинулся на него и убил.

– Ты, наверное, не обратил внимания, что я не вооружен.

– Ты убил Пайка из его собственного револьвера, – крикнул кто-то из толпы зрителей.

– Давайте линчуем его!

Вся толпа согласно заорала.

– У кого-нибудь есть веревка?

– У меня есть, в седле.

– Тащи ее сюда. Мы повесим его на балке.

Неожиданно Мэдисон кинулся к бармену, выбил у него ружье и перегнулся через стойку бара. Прежде чем бармен сумел прийти в себя, адвокат нанес ему сильнейший удар в горло и сбил с ног.

Несколько человек в салуне выхватили пистолеты, но Мэдисон навел на них заряженное ружье.

Они опустили пистолеты.

– Теперь давайте разберемся, – сказал Мэдисон, слегка задыхаясь после схватки. – Я не начинал драки. Я даже не знаю этих людей. У меня нет револьвера.

– Ты хоть не вооружен, но смертельно опасен, – раздался вдруг голос, и все увидели стоящего в дверях салуна Дикого Билла Хиккока. Он подошел к двум телам, лежащим в центре зала. Рид шевелился, Пайк не подавал признаков жизни. – Ты хочешь сказать, что нокаутировал Рида, застрелил Пайка и одолел Бена, а потом еще справился с целой толпой, которая хотела тебя линчевать, не применяя оружия?

– Так и было, шериф, – подтвердил Амос. – Как он говорит, так оно и было. Это Рид все начал.

– Кто-то хочет его опровергнуть? – спросил шериф.

– Мы только обратили на них внимание, когда они начали драться, – сказал один человек, – но мы видели как он прыгнул на Пайка и выстрелил в него.

– Пайк сам выстрелил в себя из своего же револьвера, – сказал Мэдисон. – А я схватил ружье только для того, чтобы меня не повесили.

– Думаю, тебе придется пойти со мной, пока я во всем не разберусь, – сказал Хиккок.

– Конечно, – согласился Мэдисон.

Он положил ружье подальше от бармена и вместо того, чтобы пробираться сквозь враждебную толпу, сделал большой прыжок через стойку прямо туда, где стоял Хиккок.

– Вижу, что парень ты прыткий, – заметил тот. Мэдисон взял свой пиджак, стряхнул с него пыль и надел его.

– Не заметишь ведь, как состаришься, и тогда уже не попрыгаешь, – сказал он.

– Это верно. Ну что ж, пошли. Мне надо еще доиграть партию в карты, не могу же я здесь торчать всю ночь.

– Ты его отпустишь? – спросил кто-то.

– Этим Рэндолфам все с рук сходит, – сказал другой.

Хиккок посмотрел на толпу.

– Я его веду в тюрьму. Но он там долго не задержится, если только вы не докажете мне его вину. – Он повернулся спиной к разъяренным мужикам и вышел на улицу. – Теперь не хватало, чтоб в город прискакал твой младший братец Монти, – сказал он Мэдисону, когда они переходили улицу, – и разорался бы тут, как сумасшедший.

– Из-за меня он не прискачет.

– Неважно, из-за кого он прискачет. Если он окажется здесь, жди беды.

Но для Мэдисона было важно, из-за кого мог прискакать Монти. Очень даже важно.

Мэдисон сел на кровати в камере, когда услышал, что стукнула дверь и кто-то вошел в тюрьму. Он взглянул на свои часы. Прошло двадцать восемь минут. Он не знал, как быстро распространяются новости в Канзасе, но полагал, что достаточно быстро.

Мэдисон знал, что пришел Джордж. По крайней мере, старшему брату было не наплевать на него. Хэн просто повернулся к нему спиной, когда Хиккок ввел его в камеру. Хэн не посмотрел на него, не заговорил с ним.

Мэдисон хотел знать, придет ли Ферн. Милостивый Боже! Он хотел видеть Ферн. Огнедышащую, носящую штаны, ненавидящую Рэндолфов и бунтующую против слабого пола Ферн. Он, наверное, сошел с ума. Хотеть видеть Ферн было равнозначно желанию положить свою голову в пасть льву. Храбрость его люди оценят, но подумают, что он полный идиот.

(В ней есть нечто привлекательное, притягивающее. Она не выходит у тебя из головы.)

Да, что-то в ней влекло его. И не только тело, хотя и тело ее он не мог забыть. Они сражались друг с другом в битве, где не могло быть победителя. И никто из них не хотел побеждать. Тем не менее, они должны были продолжать схватку, чтобы не потерять друг друга.

Он даже не осознал толком, как важно для него это общение с Ферн. Он только еще начинал догадываться. А тут появляются эти Рид с Пайком, ее знакомые, она дружит с ними. Она хочет, чтобы он покинул город, а они работают с ней вместе на ферме. Интересно, она заплатила им? От этой мысли у него закипела кровь. Она специально подослала их, чтобы они начали с ним драку.

Как он мог так ошибиться в этой женщине?

Теперь не оставалось ничего другого, как только забыть о ней. Он мог бы спокойно подавить в себе физическое влечение к ней, как подавлял влечение к другим женщинам. Но ему казалось, что впервые в жизни он встретил человека, близкого ему по духу. Как же тут быть?

Нет, он не хотел, чтобы она приходила сюда. И дело тут даже не в ее предательстве. Он не мог предстать перед ней в таком виде. Ему необходимо было принять ванну, поменять одежду. Сейчас он был похож на канзасца. Странно, однако, что пребывание в тюрьме вовсе не беспокоит его. Джорджа это, безусловно, беспокоит.

– Ты прибыл быстрее, чем я ожидал, – сказал Мэдисон с легким сарказмом в голосе, когда Джордж вошел в камеру.

– Ты специально попал в тюрьму, чтобы проверить, насколько быстро я могу проснуться среди ночи, встать, собраться и прибыть сюда?

– Нет, но я знал, что ты придешь.

– Ты расстроил Розу.

– Мне очень жаль, что она расстроилась.

– А меня тебе не жаль?

– А что, пожалеть?

– Почему ты вернулся, Мэдисон?

Мэдисон схватился руками за решетку.

– Ты хочешь спросить, почему я уехал? – прорычал он. – Ты хочешь, чтобы я тебе ответил на этот вопрос?

– Я знаю, почему ты уехал.

– Нет, не знаешь. Я думал, что ты мог бы знать, но у тебя нет ни малейшего понятия об этом.

– Тогда скажи мне.

– Зачем? – спросил Мэдисон, отступая от дверей с решеткой в глубь камеры. – Я уехал, вот и все. В этом вся суть.

– Я думал, суть в том, что ты вернулся.

Добрый старый Джордж. Как только ты хочешь накинуться на него, он выбивает у тебя почву из-под ног. Он был слишком колючий, жесткий для того, чтобы Мэдисон действительно любил его, но сам он любил Мэдисона.

– Я умирал там почти так же, как мама, но никто этого не видел. Никто не понимал меня. Всем было наплевать.

– Ты был нужен близнецам.

Он был нужен близнецам! Это смехотворно. Близнецам никто не был нужен, а особенно он. Но Джорджу этого не понять. Он думал только о том, как эти два четырнадцатилетних подростка остались одни на ферме. Он не мог понять, что эти ребята были больше приспособлены к деревенской жизни в свои двенадцать лет, чем Мэдисон в двадцать. Да и теперь, в двадцать шесть лет, он не годился для такого труда.

– Спроси Хэна, нужен ли я был ему там, – сказал Мэдисон. – Я знаю, что характер у меня тяжелый, но я делал все, что мог. Я выучил наизусть каждый клочок земли этого жалкого ранчо. Кинь меня в какое угодно место на расстоянии десяти миль от фермы, и я буду дома через час. Но чтобы я ни делал, их это не устраивало. Монти даже сказал мне, чтобы я оставался дома и присматривал за малышами, а Хэн и он будут выполнять всю мужскую работу.

– Монти никогда ничего не говорит серьезно.

– Он повторял в точности слова отца, – продолжал Мэдисон, в то время как эпизоды прошлого все яснее всплывали в его памяти. – Почему ты не такой, как Джордж или Фрэнк? – все спрашивал у меня отец. Почему ты вечно сидишь, уткнувшись носом в книжку или умничаешь? – говорил он мне. Ты знаешь, он же перестал платить за мое обучение, полагая, что я уже достаточно взрослый и должен не учиться, а начинать работать на ранчо.

Это было самое болезненное воспоминание в его жизни. Он все еще помнил то унижение и гнев, которое испытывал по возвращении на ферму. Мать никогда не ругала его, но она молила его быть таким, как того хотел отец.

Только благодаря Джорджу он не убежал из дома прямо тогда. Теперь-то он понимал, что у Джорджа всегда на первом месте был долг перед семьей.

– Я должен был уехать, чтобы понять себя. Отец подавлял меня. Мне было невыносимо на этом ранчо.

– А я, наоборот, понял себя только тогда, когда вернулся домой.

– Мы разные люди, Джордж. Может быть, теперь, когда я полностью сложился как личность, я мог бы вернуться, если бы этого захотел ты.

– Ты ничего не рассказывал, где был, чем занимался.

Теперь это все старая история, которую не стоит и рассказывать.

– За несколько месяцев до того, как умерла мама, я получил письмо от Фрэдди. Его отец предлагал мне приехать к нему в Гарвард и работать в его фирме. Этого я только и хотел тогда. Я думал написать тебе, но решил, что это не имеет смысла.

– Но как ты смог оставить ребят одних: ведь шла война?

– К черту войну! Не хочу о ней слышать.

– Ты что, не понимаешь, за что мы воевали?

– Конечно, понимаю. Я же начитанный, запомни. Вы хотели, чтобы каждый штат был сам по себе, как независимое государство. Я в такое устройство не верю и думаю, что это очень глупо. И я не хотел бы умирать ради этого.

– Никогда не говори это Джефу.

– Не думаю, что у меня есть еще что-то сказать любому из вас.

– Ты уезжаешь?

– Нет! – он чуть не кричал. – Я приехал сюда доказать, что Хэн не виновен и собираюсь это сделать. Не ты, не Хэн и уж, конечно, не эта Далия в овчинном жилете – никто не помешает мне добиться своего. Когда я сделаю свое дело, я вернусь в Бостон.

– Тогда зачем ты прибыл сюда. Мог бы нанять адвоката в Сент-Луисе. Все было бы гораздо проще.

– Пошел к черту, Джордж. Ты что, совсем мне не веришь? Неужели ты думаешь, что я мог бы где-то отсиживаться, зная, что Хэна вот-вот вздернут?

– Но ты же бросил их в Техасе.

– Потому что там я был им не нужен! – закричал Мэдисон. – Они не хотели, чтобы я был с ними. И если бы я оттуда не уехал, я бы сошел с ума.

– Я этого не понимаю.

– Раньше ты меня понимал, – сказал Мэдисон, присаживаясь на кровать. Он немного успокоился. – Ты один меня понимал.

– Тогда ты был другим.

– Нет, просто я не был уверен в себе.

– Ты не уверен в себе?

– Не смейся. Не все люди такие самоуверенные, как ты. Том Бланд не считал меня таким уж выдающимся. У меня был только мой ум и острый язык. Это могли оценить лишь Фрэдди да некоторые учителя. А также ты, как мне казалось. Я помню, ты говорил мне, чтоб я подождал, не отчаивался. Но мы переехали в Техас, а потом началась война. Когда умерла мама, я должен был уехать. Я знал, что если вернется отец, а я все еще буду на ранчо, то останусь там навсегда.

– А чем плохо наше ранчо? – заговорил, наконец, Хэн.

– Не знаю, смогу ли объяснить вам. Я просто чувствовал, что для того, чтобы выжить, мне надо уехать.

– Джордж вернулся, – сказал Хэн.

– Я тоже, – сказал Мэдисон, – но меня тут не очень-то тепло встретили.

– Я не о том, – сказал Хэн, – Джордж ведь уехал на войну.

– А я уехал, чтобы сражаться за свою жизнь, – сказал Мэдисон. – Я думал, что это вы можете понять. Надеялся, по крайней мере.

– Я бы, наверное, мог понять, но у меня осталось слишком мало времени, – сказал Хэн.

– Прежде, чем я уйду отсюда, – сказал Мэдисон, скрежеща зубами, – признай, что перед тем как уехать, я все-таки разобрался с этими конокрадами и распотрошил их гнездо. И получил от них пулю, которую мама потом извлекла из меня. Да меня бы могли убить, если бы я остался тогда в доме, как хотел ты и Монти.

– Не думаю, что копание в прошлом поможет нам разобраться в настоящем, – сказал Джордж. – Надо начинать жизнь сначала.

Начинать жизнь сначала. Не для этого ли он прибыл в Канзас? Не ждал ли он все эти годы этого возвращения? Да, ждал, но такого, при котором ему не надо было ни перед кем оправдываться. А, может быть, он и не хотел возвращаться вовсе? Он не был уверен ни в чем. Он устал отвечать на бесконечные вопросы. Все это не имело никакого значения.

– Я никогда не приживусь здесь, – сказал Мэдисон. – Да и вы не хотите меня принять. В глубине души вы мне не доверяете.

Джордж сурово посмотрел на брата.

– Ведь ты уехал из Техаса не только потому, что он был тебе не по душе? Были же и другие причины?

– Да, я не хотел, чтобы люди, которых я любил, делали мне больно. От посторонних людей я готов терпеть любые обиды, но не от своей семьи. Я и теперь не намерен терпеть, когда меня обижают родные братья.

Ферн быстро шла по улице. В руках корзинка с едой. Каждый шаг отражался резкой болью в груди, но, она не обращала на это внимания. Принеся ей завтрак, миссис Эббот сообщила Ферн, что Мэдисон Рэндолф попал в тюрьму за убийство Пайка Кэррола.

Что-то здесь было не так. Зачем Мэдисону убивать Пайка? Они даже не знали друг друга. Как они оказались вместе? Где был в это время Рид Ландиский? Вот этот мог бы, точно, затеять драку.

– Мисс Спраул.

Никто не называл ее мисс Спраул, даже Амос, чей голос она услышала. Сам Амос стоял в тенистой аллее, которая разделяла два салуна – «Голову быка» и «Старый фрукт».

– В чем дело, Амос?

– Вы идете в тюрьму к этому Мэдисону, который там из-за Пайка?

– Да.

– Тогда вам надо кое-что знать.

– Я слушаю.

– Идите сюда. Не хочу, чтобы нас видели. Некоторым не понравится то, что я расскажу вам. Слегка побаиваясь, Ферн все же без колебаний пошла к тенистой аллее. Когда через некоторое время она снова оказалась на улице, ее шаги уже не были столь уверенными, как раньше. Она не знала, что думать. Ее не удивило то, что Мэдисон не начинал драки и не убивал Пайка – она в это и тогда не поверила, когда ей сообщила об этом миссис Эббот, – но ее очень удивило то обстоятельство, что Мэдисон дрался с двумя мужчинами, защищая ее репутацию.

Некоторые люди, правда, считали, что Мэдисон, в первую очередь, защищал свое достоинство, но Ферн знала, что это не так. Такому высокомерному человеку, как Мэдисон, плевать было, что думают о нем какие-то там мужики.

Он дрался из-за нее.

Никто никогда еще не делал этого ради нее. Она и не думала, что это может доставить ей такую радость. Если бы не адская боль, она бы бегом побежала к тюрьме.

Но вместе с эйфорией она почувствовала и отвращение к себе за то, что стоило ему оказать ей какое-то внимание, как она и растаяла, забыла о том, как он обращался с ней. Хорошо, у него были веские причины, чтобы драться с Ридом и Пайком, но надо было быть глупой бабой, чтобы думать, будто Мэдисон изменился по отношению к ней.

Пусть ее огорчает то, что он попал в тюрьму. Что плохого в том, если она не хочет, чтобы его повесили за то, что он пытался защитить ее честь? Но он дрался из принципа. Принципы для него значат больше, чем люди. Вот почему он все время попадает в разные истории.

К тому времени, как она, наконец, подошла к тюрьме, вся ее уверенность исчезла. Помощник шерифа Том Карсон сидел у входа.

– Я узнала, что Мэдисона Рэндолфа посадили за убийство Пайка, – сказала она.

– Пайк пока не умер, – сказал Том, – если он выживет, то все расскажет.

– Но у мистера Рэндолфа не было пистолета. Пайк сам в себя выстрелил.

– Нет общего мнения по этому поводу, – сказал Том. – Некоторые очевидцы утверждают, что Мэдисон выхватил револьвер Пайка и хладнокровно выстрелил в него.

– Но зачем ему нужно было это делать? Он же совсем не знал Пайка.

– Я этого сам не пойму. Только этих техасцев вообще трудно понять.

Ферн хотела было объяснить, что Мэдисон прибыл из Бостона, а не из Техаса, но решила, что только напрасно потеряет время.

– Где он?

– Он в тюрьме, но видеть его нельзя.

– Попробуй только остановить меня, – сказала Ферн и шагнула к двери.


ГЛАВА ДЕВЯТАЯ


– Послушай, Ферн, это нечестно. По большей части ты ведешь себя, как мужчина, а то вдруг прикидываешься барышней, если тебе это выгодно.

– Я бы всегда оставалась мужчиной, если бы у меня был выбор. – Она оттолкнула его и закрыла за собой двери тюрьмы.

Ферн немного нервничала перед встречей с Мэдисоном. Хорошо хоть, что на ней опять были штаны и жилет – в этой одежде она чувствовала себя уверенней. В халате Розы она становилась совсем уязвимой. Тем более, зная, что Мэдисон раздевал ее. Ферн интересовало, к каким участкам ее тела он прикасался. Нет, лучше не знать этого. Одна мысль об этом бросала ее в жар. Вот уже восемь лет ни один мужчина не касался ее после той ужасной ночи.

Мэдисон сидел в первой же камере, к которой она подошла. Увидев Ферн, он встал и окинул ее холодным взглядом. Она замерла.

– Пришла порадоваться? Или удостовериться, что я буду висеть рядом с Хэном?

Его слова поразили Ферн. Она не сомневалась, что ему неловко от того, что она видит его в камере, но ей никогда не приходило в голову, что он будет обвинять ее в желании увидеть его на виселице.

От этих слов Мэдисона ей стало почти так же больно, как от болей в груди.

(После того, что она говорила о его брате, неудивительно, что он так думает.)

Но разве он не понимает, что она просто хочет, чтобы убийца Троя получил по заслугам. Рэндолфы не были ей неприятны. И к Мэдисону она не испытывала отвращения, по крайней мере, теперь. Она только ненавидела то дело, из-за которого он прибыл в Абилин.

– Я беспокоилась. Я знала, что ты не убивал Пайка, – она протянула ему корзинку. – Я принесла тебе завтрак.

– Сегодня ты, наверное, чувствуешь себя счастливой, – сказал Мэдисон, не обращая внимания на предложенную еду. – Два Рэндолфа в тюрьме и, кажется, не скоро отсюда выйдут. Теперь тебе нужно спровоцировать Джорджа на какую-нибудь глупость. Но это будет нелегко: он не дурак. А то трое из нас были бы здесь. Но чтобы нас всех повесить, тебе понадобится много веревки. Там, откуда мы родом, еще осталось достаточно Рэндолфов.

– Тебя не повесят, – сказала Ферн. – Амос говорит, что ты не виновен.

Мэдисон метался по камере, как тигр в клетке. Гнев его становился все более опасным.

– Перед тобой тот самый Рэндолф, о котором ты говорила, что он пижон, модный восточный адвокат, который плевал на правосудие, бостонский сноб, смотрящий свысока на всех, кто не принадлежит к избранному обществу. Ты уверена, что я виноват.

– Мэдисон, ты думаешь, что это честно, – перебил его Хэн.

– Я просто говорю то, что она сама мне говорила, – сказал Мэдисон, – ну, еще вставил кое-что из ваших с Джорджем слов, так как не хочу, чтобы она думала, будто у меня здесь есть союзники.

– Амос рассказал мне о том, что произошло в салуне, – сказала Ферн.

– И ты ему поверила? Я разочарован.

– Я знаю, что не очень хорошо с тобой обращалась, но я не ожидала, что кто-то начнет винить тебя в том, что произошло со мной. Я, конечно же, не ожидала, что Рид будет намекать… говорить… я…

Ферн так расстроилась, что с трудом владела собой.

– Ты хочешь уверить меня в том, что не ты все это организовала, что эти двое просто так зашли в салун и затеяли драку со мной?

– Как ты можешь думать, что я могла натравить кого-то на тебя?

– А почему бы и нет? Отличный способ избавиться от меня, разделаться с Хэном и быть уверенной в том, что Джордж уже больше никогда не пригонит коров в Абилин. Городок будет свободен от Рэндолфов. Я думаю, именно этого ты и хотела.

Ее он не слушал. Он был твердо уверен, что она заплатила Риду с Пайком за то, чтобы они напали на него. Гнев мешал ему понять то, что пыталась объяснить Ферн.

– Ты искажаешь все, что я говорю.

– Скажи, что ты говорила?

А что она говорила? Многое, о чем теперь сожалеет.

– Я сказала много такого, чего не должна была говорить, – выпалила Ферн, – но никогда не опущусь до того, чтобы просить кого-то выкинуть тебя из города. Я сделаю это сама.

Мэдисон пригвоздил ее своим яростным взглядом к полу.

– После того, что случилось со мной за последние два дня, нет никого на всей планете, кто мог бы выкинуть меня из этого города, пока я не закончу то, из-за чего сюда прибыл. Я не знаю, что ты делала и чего не делала. Мне плевать на все твои интриги. Я не стрелял в Пайка Кэролла, а Хэн не убивал твоего двоюродного брата. И прежде, чем со мной покончат, каждый честный человек узнает об этом.

– Я не…

– А сейчас лучше возвращайся к миссис Эббот. Мне надо выспаться. И ты после вчерашнего падения должна находиться в постели. Ты, наверное, чертовски страдаешь.

Она посмотрела на еду, которую принесла с собой, и почувствовала себя идиоткой. Он не будет есть этого. Он подумает, что пища отравлена.

Но было одно утешение – гнев хоть как-то притупил ее боль. Она не хотела, чтобы он знал, чего ей стоило прийти сюда: не доставит она ему такого удовольствия – жалеть ее. Она хотела ненавидеть его с чистой совестью.

– Не знаю сама, зачем пришла, – сказала она. – Ты не способен оценить человеческую доброту.

– Мне кажется, что я способен ценить доброту, – сказал он, раздумывая над ее словами, – но после того, как ты напала на меня, не успел я сойти с поезда, и обругала, как последнего негодяя, я не склонен думать, что ты будешь когда-либо добра ко мне.

– Ты нисколько не изменился, – сказала Ферн.

– Конечно, нет. Я тот же человек, который приехал из Бостона защищать брата и отвез тебя к Розе, когда ты отказалась показаться врачу, и я тот самый человек, который не позволил, чтобы его убили два твоих сообщника. Это твое восприятие меняется, вот в чем дело.

– Да, я ошибалась, – крикнула Ферн, бросая еду на стол. Ты такой же, каким я тебя считала с самого начала. – Она повернулась на каблуках и направилась к двери.

– Рад это слышать, – крикнул ей вслед Мэдисон.

– Ненавижу разочаровывать людей.

Она хлопнула дверью с такой силой, что затряслась вся тюрьма.

– Если ты себя и в Бостоне так ведешь, то держу пари, все вдовушки оспаривают друг у дружки честь приглашать тебя на чашку чая, – сказал Хэн, иронически улыбаясь.

– На самом деле, так оно и есть. Как ни странно, я там считаюсь очень приличным молодым человеком – дружелюбным, веселым, таким, на которого можно положиться в случае чего. Что-то, наверное, случилось со мной после того, как я пересек Миссисипи.

Он все же одержал небольшую победу: Ферн не удалось пожалеть его. Но это был горький триумф. В Бостоне он мог спокойно сдерживать свой темперамент. Почему же он не может этого здесь? У него была репутация человека, который мог уговорить любого делать то, что ему было выгодно, но в Абилине стоило ему только открыть рот, как все начинали орать на него.

Корзинка с едой так и осталась нетронутой.

Он надеялся ночью, что Ферн придет к нему. Утром она пришла, а он приложил все усилия, чтобы прогнать ее. Что же такого было в этой Ферн? Почему она, да и его семья, и весь этот город заставляли Мэдисона вести себя противоестественно?

Его учителя говорили ему, что с его умом он может решать любые проблемы. Но здесь у него этого не получалось.

– Никто не сказал мне, что драка была из-за Ферн Спраул, – заметил Хэн. – Надеюсь, ты скоро вытащишь меня отсюда. Хочу посмотреть, как ты будешь ухаживать за этой женщиной.

– Пошел к черту! – крикнул Мэдисон.

– Вам нельзя подниматься, – ругала Роза Ферн, надевая на нее через голову ночную рубашку.

– Я не удивлюсь, если теперь вам придется провести в постели на день-другой больше.

– Я ненавижу его, – крикнула Ферн, закипая от ярости. – Он самый упрямый, ненавистный, ограниченный человек, каких я только встречала. Он даже понятия не имеет о человеческой доброте. У него самого ее нет и в других замечать не хочет.

– И хороших манер у него тоже нет, – добавила миссис Эббот, не забывая, как Мэдисон прорвал ее оборону и ворвался в комнату Ферн.

– Не понимаю, как он может быть братом вашего мужа, – обратилась Ферн к Розе, – Джордж мне никогда плохого слова не сказал, хотя и знает, что я думаю, что Хэн убил Троя. Но Мэдисон… Она не могла подобрать нужных слов, но они были в избытке у миссис Эббот.

– Мистер Рэндолф настоящий джентльмен, – сказала она, – и он так добр к моему Эду. Ведь у бедного мальчика нет отца.

– Мэдисону приходится очень несладко с тех пор, как он приехал сюда. Я думаю, он ведет себя не как обычно.

– Я тоже так считаю, – согласилась миссис Эббот, – в противном случае, что же у них там за нравы в высшем бостонском обществе.

– Я не знаю, как он ведет себя в высшем бостонском обществе, – продолжала негодовать Ферн, – но я хочу, чтобы он сразу же уехал отсюда, как только выйдет из тюрьмы.

– Я тоже так думаю, – сказала миссис Эббот, непоколебимо настроенная против Мэдисона. – Вы должны держать вашего малыша подальше от этого Мэдисона, чтобы он не повлиял на него дурно. Он может испортить вашего замечательного, бесценного мальчика, – обратилась она к Розе.

– Если Уильяма Генри не испортили другие его дяди, не говоря уже о множестве грубых ковбоев, которых кругом полно, то он может спокойно избежать дурного влияния Мэдисона, – ответила Роза довольно резко.

– А теперь миссис Спраул надо позавтракать. Она еще ничего не ела. Так она никогда не поправится.

– Никогда не поправится, – повторила миссис Эббот. – Сейчас принесу ей завтрак.

– Не спешите нести его, – сказала Роза, – Я хочу, чтобы она успокоилась, прежде чем начнет есть.

– Мудро сказано, – согласилась миссис Эббот. – К желудку нужно относиться очень осторожно, особенно если он деликатный.

– У меня желудок не деликатный, – сказала Ферн, как только миссис Эббот закрыла за собой дверь. – Отец говорит, что я вообще не деликатная.

– Мне кажется, что вам надо побыть некоторое время без миссис Эббот. Да и без меня тоже.

Ферн улыбнулась.

– Она слишком навязчивая.

– Она уверена, что все, кого она любит, добры и порядочны, а если ей кто не понравится… ну, вы сами слышали, что она говорит о Мэдисоне.

– Он этого заслуживает.

Роза присела на край кровати. Она так долго смотрела на Ферн, изучая ее, что та почувствовала некоторое смущение.

– Вы хотите по-настоящему понять Мэдисона? – спросила Роза, пронзая Ферн взглядом.

– Отвечайте правду. Не ради меня, но ради него. А, может быть, ради вас тоже.

– Я д-думаю, да, – призналась Ферн неохотно, не очень-то понимая, к чему клонит Роза. – Я начала думать, что он отличается от всех мужчин, которых я раньше знала. Но после сегодняшнего утра, – сказала она и почувствовала, как гнев опять закипает в ней, – я уверена, что ошибалась.

– Я меньше знакома с Мэдисоном, чем вы, – начала Роза, – но я знаю кое-что из его биографии. Однако там есть много такого, что вы могли бы использовать ему во вред, а я бы этого не хотела.

– Я никогда этого не сделаю, – протестовала Ферн, не понимая, почему у Розы такие же предубеждения против нее, как и у Мэдисона. – Вопреки его взглядам не все в Канзасе такие бесчувственные.

– У Мэдисона было трудное детство, – продолжала рассказывать Роза, не обращая внимания на последний выпад Ферн. – Мальчики в его семье так и не научились любви и доверию друг к другу и к людям.

– Почему?

– Насколько я понимаю, отец у них был грубый, вечно ругающийся пьяница, а мать слабовольная и беспомощная женщина. Во время войны Мэдисон исчез, оставив близнецов одних на ранчо. Братья не простили ему этого.

– Но ведь он вернулся, чтобы помочь Хэну. Неужели этого мало?

– Да, по-видимому, мало. Даже Джордж, а он справедливейший из всех людей, каких я знаю, не может до конца простить его.

– Он что, не сказал им, почему уехал?

– Он сказал им прошлой ночью, когда Джордж приходил к нему в тюрьму.

– Что же он сказал?

– Вам нужно его спросить.

– Я не могу задавать ему такие вопросы.

– Может быть, вам он как раз и скажет. Кажется, вы ему нравитесь.

– Если бы вы послушали, что он наговорил мне некоторое время назад, вы бы так не считали.

– Ради Бога, Ферн. Вы прогнали его вчера; после того, как он привез вас в седле, беспомощную, неизвестно откуда. Потом он идет в салун, и там ваши работники начинают драку и хотят его убить. А когда он пытается защитить себя, да и вашу репутацию тоже, кстати, его бросают в тюрьму. Чего же от него можно было ожидать? Он не святой, но надо быть святым, чтобы не поверить в версию, что подстроили все это вы.

– Но я бы никогда такого не сделала.

– Откуда ему знать? Как вы сами признались, едва он сошел с поезда, вы стали кричать на него и говорить, чтобы он убирался из города. Не могу отвечать за Мэдисона, но мне бы на его месте показалось, что эти двое парней именно вам помогали избавиться от него.

Ферн ужаснулась. Она ведь боролась во имя правосудия, а к самому Мэдисону не имела никаких претензий. Она выступала бы против любого адвоката, нанятого защищать Хэна.

Но ведь его слова были адресованы ей лично, не так ли? А, может быть, это все из-за него, из-за того, что она с ним плохо обращалась.

– Его братья, в сущности, ничем не лучше, – добавила Роза. – Вчера я высказала Джорджу и Хэну все, что о них думаю. Надеюсь, на них это подействует, хотя и не уверена. Некоторые их семейные раны так глубоки, что уже никогда, наверное, не заживут.

– Вы действительно верите, что я ненавижу его? – спросила Ферн.

– Я считаю, он верит в это. Иногда и мне так кажется.

– Но я не ненавижу его, – протестовала Ферн. – Я даже Хэна не ненавижу, а ведь он убил Троя.

Лицо Розы помрачнело. Голос ее стал резким.

– Я полагаю, что пока нет свидетелей, которые могли бы подтвердить, что Хэн действительно убил, вы не должны быть так уверены в этом. Мэдисон, Джордж и я – мы все верим, что Хэн не мог убить Троя. А наше общее мнение что-то значит.

Легко можно было понять, что как бы Роза ни симпатизировала Ферн, она была твердо на стороне мужа.

– Но кто-то же убил Троя, и есть доказательства того, что это сделал Хэн.

– Что обнаружил Мэдисон вчера на ферме Коннора? Из-за падения с лошади Ферн забыла, что Мэдисон говорил ей какие-то вещи, которые несколько поколебали ее твердые убеждения относительно этого убийства.

– Мэдисон считает, что кто-то другой убил Троя, потом привез его тело на ферму и попытался все свалить на Хэна.

– Он сказал вам, почему так считает? Он сказал, что тело не могло окоченеть через час после убийства, и он думает, что внутри домика из дерна было слишком темно, чтобы там можно было убить человека одним выстрелом.

– Кажется, это разумные доводы.

– Но зачем кому-то понадобилось убивать Троя? Все же его прекрасно знали.

– Я ничего не знаю о вашем двоюродном брате, – сказала Роза. – Но не сбрасывайте идеи Мэдисона со счетов только потому, что злитесь на него. Можно не любить его семью, но поймите, он умный человек.

Дверь открылась, и вошла миссис Эббот с подносом, полным горшочков, тарелок и чашек.

– Ваш завтрак, – прощебетала она. – И вы должны съесть все, пока еда еще горячая. Сразу лучше себя почувствуете.

Но Ферн почти не ощущала вкуса пищи, равно как и не слушала болтовню миссис Эббот, убирающую комнату уже во второй раз за день.

Она размышляла о словах Розы.

Предположим, что Троя убил кто-то другой. От этой мысли у нее по спине пробежал холодок. Убийцей мог, в принципе, оказаться кто угодно. Может быть, она уже несколько раз разговаривала с ним после того, как все это случилось.

Убийцей мог быть ее отец.

Конечно, по мнению Ферн, отец не убивал, но ведь и Мэдисон думал точно так же в отношении Хэна. Если она брала на веру то обстоятельство, что ее отец не убивал, то почему бы не поверить в то, что Хэн тоже не убил.

Однако чем больше она думала, тем больше возникало всяких соображений и вариантов. Легче всего было верить в то, что убивал Хэн.

Но она уже не могла так безоговорочно верить в это, как раньше. Мэдисон поколебал ее уверенность в виновности Хэна.

Да он вообще поколебал все ее убеждения. Мэдисон оставался в тюрьме два дня, пока Пайк окончательно не пришел в себя и не рассказал все, что произошло на самом деле в салуне тем вечером.

– Тебе повезло, – сказал Хиккок, освобождая Мэдисона.

– Причем тут везение, – заметил Мэдисон, которому плевать было на этого Хиккока. – Против меня ты никогда не смог бы возбудить дела.

– Зато насчет дела своего братца ты этого не скажешь, не так ли? – парировал Хиккок, обозленный словами адвоката. Он привык, что все побаиваются его.

Самоуверенность адвоката из Бостона не нравилась шерифу. Да если на то пошло, никто из Рэндолфов ему особенно не нравился. Джордж обращался с ним вежливо, но Хиккок подозревал, что исключительно из-за его должности, а как человека Джордж шерифа ни во что не ставил. Что касается Хэна, то этот парень, кажется, вообще никого не уважал. Ему на всех было в высшей степени наплевать.

– Послушай моего совета… – начал Хиккок.

– Люди в этом городе начали давать мне советы, как только я сошел с поезда, – сказал Мэдисон. Он даже не взглянул на шерифа. – Но все эти советы они давали во имя собственной пользы, на меня им было наплевать.

Мэдисон надел пиджак, слегка разгладил складки на брюках и вышел из камеры.

– Поэтому я решил не слушать ничьих советов.

– И напрасно, – сказал Хиккок.

– Я напрасно уехал из Бостона, – сказал Мэдисон, – но раз уж я здесь, надо довести до конца то, что я затеял.

– И что же ты затеял? – спросил Хиккок, хотя и знал, в чем причина приезда адвоката. Все в Абилине знали об этом. Но шериф хотел, чтобы Мэдисон сказал ему лично.

– Я намерен найти убийцу Троя Спраула. И буду здесь до тех пор, пока мой брат не выйдет на свободу.

– Не все добиваются того, чего хотят, – сказал Хиккок.

– Я своего добьюсь, – сказал Мэдисон и пошел прочь.

– Твой брат был всегда таким скромным? – спросил Хиккок Хэна, раздраженно гладя вслед удаляющемуся Мэдисону.

Хэн усмехнулся.

– Не пытайтесь играть с ним, шериф. Он вас все равно обыграет.

– Еще никто меня не обыгрывал, – сказал Хиккок не без гордости.

– Может, и нет, но с Мэдисоном вы еще играть не садились.

Мэдисон придирчиво осмотрел себя в зеркало, чтобы быть уверенным – следов пребывания в тюрьме не осталось.

Он собирался отправиться в дом миссис Эббот и уже несколько минут ругался вслух. Он намеревался увидеть Джорджа и Розу. Он хотел видеть Ферн. Вот почему он ругался.

Он знал, что ему следует извиниться за свое поведение. Несмотря на все, что она наговорила ему, и все, что сделала, как только он пришел в себя и успокоился, Мэдисон понял, что Ферн не имеет никакого отношения к нападению на него в салуне. Просто там, где дело касалось Ферн, все было очень запутано.

Наверное, лучше им больше не ссориться друг с другом. Она имеет право на то, чтобы убийца ее двоюродного брата был наказан по заслугам. Точно так же, как и он вправе спасать своего брата от незаслуженного обвинения. У Ферн нет никакого повода ненавидеть Мэдисона, и ему надо перестать вести себя так, словно он был заносчивым, вспыльчивым идиотом. Если он не может убедить ее в том, что Хэн не виноват, как же сможет убедить в этом судью и присяжных?

Кроме того, ему нужно заниматься делом, а их вечные ссоры отвлекают его. Как только она начинает его злить, он отвечает ей тем же. Потом он испытывает чувство вины и желание извиниться перед ней. А это бесит его. Он начинает думать только о Ферн, забывая про Хэна.

Он даже стал ее в какой-то степени уважать. Она относилась к нему паршиво, но, пострадав сама, не ныла и не жаловалась. Он не мог понять, почему пытается заставить ее полюбить его. Разве кто-то может любить его в этом варварском крае?

Когда он вошел в гостиницу, ему показалось, что все постояльцы высыпали в коридор. Некоторые похлопывали его по плечу, как победителя. Иные смотрели на него с любопытством. Но были и злые взгляды. Он всех приветствовал лучезарной улыбкой.

Быть может, благодаря тому, что он постоянно думал о Ферн.

Почему он никак не может выкинуть ее из головы? Она не такая уж красавица, не богата, у нее нет особых достоинств. Она просто некто из городка, затерявшегося на краю света.

Но нужно отдать ей должное. Никто не может носить штаны так, как она.

– Доброе утро, мистер Рэндолф, – приветствовал его администратор гостиницы, когда Мэдисон оказался в холле. – Я надеюсь, ванна вам понравилась.

– Надо принять еще несколько ванн, чтобы окончательно смыть всю эту тюремную грязь.

– Да, человек с вашим положением всегда должен быть чистым, – сказал администратор.

«Жирный черт», подумал Мэдисон, «интересно, что у него на уме?»

– Я слышал, Рид и Пайк начали драку с вами. Думали, что вас легко победить.

– Все остальные тоже так считали. Они хотели позабавиться этим зрелищем.

– Говорят, вы задали им перцу. Некоторых это удивило.

– В одном виде спорта я точно преуспел, – сказал Мэдисон не без гордости. – В боксе.

На улице было тихо, хотя и многолюдно.

Ранним утром солидные граждане Абилина занимались бизнесом. Даже ковбои, слоняющиеся тут и там, были трезвые.

Женщины делали всякие покупки и сплетничали, в то время как их дети беззаботно носились повсюду и играли. Мэдисон подумал, что эти женщины должны быть такими же сильными и стойкими, как Ферн, чтобы выносить все тяготы жизни и воспитывать детей на Западе. Он уважал этих женщин.

Не то чтобы он думал жениться на женщине с Запада. Она никогда не впишется в бостонское общество. К тому же, в Бостоне было много девушек, готовых выйти замуж за Мэдисона. Сестра Фрэдди, Саманта, например, ему очень нравилась. Милая, образованная, всегда хорошо и к лицу одета, умеет вести себя в обществе. К сожалению, люди, умеющие хорошо себя вести в обществе, не очень интересовали Мэдисона.

Странно, что он задумался о женитьбе. Может быть, это из-за общения с семьей Джорджа, где ожидалось пополнение. Наверное, его инстинкт к размножению был разбужен. Он полагал, что серьезно подумает об этом, когда вернется домой.

Миновав деловой район Абилина, Мэдисон прошел несколько городских построек в центре. Это были, в основном, неприглядные каркасные дома, ни в какое сравнение не идущие с красивыми каменными зданиями Новой Англии, но они, несомненно, были лучше тех дерновых домишек, ютившихся на окраине города.

Его интересовал возраст Ферн. Его также интересовало, выйдет ли она когда-нибудь замуж. Даже в Канзасе, он полагал, ей придется надеть на свадьбу платье.

Он хотел бы взглянуть на нее в приличной женской одежде перед тем, как покинет этот город. Пока что он мог представить ее только в штанах, жилете и шляпе, натянутой на глаза. Не очень то впечатляющий образ.

И все же это был весьма навязчивый образ.

«– Она просто раздражает тебя, – думал он. – Ну, что в ней есть такого, что могло бы привлечь тебя? С ней совершенно невозможно общаться».

– Доброе утро, мистер Рэндолф.

– Я вас знаю? – повернулся Мэдисон к человеку, заговорившему с ним. Человек стоял в дверях одного из домов.

– Нет, не знаете. Но я слышал о вас.

– С прошлой ночи, наверное, все тут уже слышали про меня.

– Я не об этом. Я о цели вашего пребывания в Абилине.

– Мне кажется, все знают, что привело меня сюда.

– Людям это не нравится. Многие тут любят техасцев, пока они тратят в городе свои деньги, но никто не любит модного адвоката с Востока.

– Я уже понял.

– И никто вам ничего не скажет.

Мэдисон пристально посмотрел на этого человека.

– Вы хотите рассказать мне что-то?

– Я не знаю ничего наверняка. Но есть кое-какие вопросы, которые можно было бы обсудить.

– У меня самого в голове полно вопросов.

– Я знаю кое-кого, кто мог бы ответить на некоторые вопросы. Зайдите в дом. Кому – то может не понравиться, что я разговариваю с вами.

Мэдисон понимал, что его может подстерегать опасность. Он не был вооружен. Он знал, что может войти в этот дом и исчезнуть навсегда в безвестной могиле, затерявшейся где-то в необъятной прерии. Но, возможно, здесь он получит доказательство того, что Хэн не убивал Троя Спраула.

Ради этого стоит рискнуть. Мэдисон направился к дому.


ГЛАВА ДЕСЯТАЯ


Комната была обставлена скромно, но выглядела безукоризненно чистой. Мэдисон почувствовал, что может доверять человеку, живущему здесь.

– Садитесь, – сказал человек, предлагая Мэдисону лучший стул в комнате.

– Я постою, если вы не возражаете. В тюрьме я насиделся и належался.

Незнакомец, кажется, остался недоволен тем, что его гость не сел, но Мэдисон нуждался только в информации, а рассиживаться ему было, собственно, некогда. Он страстно хотел поскорее увидеть Ферн.

– Меня зовут Том Уайт, – сказал человек, протягивая руку. – У меня тут небольшой бизнес по перевозке товаров.

Мэдисон пожал руку Тома.

– Я полагаю, вы много путешествуете.

– Да приходится.

– И встречаетесь с разными людьми.

– Случается.

Мэдисон с трудом сдерживал свое нетерпение узнать побольше, но Том долго скручивал сигарету, а потом раскуривал ее. И не начал говорить, пока не раскурил ее, как следует.

– Амос сказал мне, что у вас есть своя версия того, как погиб Трои – сказал Том. В его глазах невозможно было что-то прочитать. – Как вы до этого додумались?

– Тело было холодное и окоченевшее, поэтому ясно. Троя убили, по крайней мере, за восемь часов до того, как нашли. И никто не смог бы всадить ему пулю прямо в сердце в темноте этого домика из дерна.

– У вас есть какие-то мысли о том, кто мог быть убийцей?

– Нет, а у вас?

Том покачал головой.

– Тогда зачем вы пригласили меня сюда?

– Один мой знакомый говорит, что видел Хэна той ночью, когда был убит Трои.

Мэдисон весь напрягся.

– Кто ваш знакомый? Как я могу с ним встретиться?

– Не уверен, что он будет разговаривать с вами. Возможно, он сначала захочет получить деньги.

Мэдисон насторожился. Что, если этот человек попытается шантажировать его и будет утверждать, будто видел Хэна на ферме Коннора, если Рэндолфы не заплатят ему?

– Что он знает?

– Он говорит, что ваш брат был далеко от того домика, где убили Троя.

Мэдисон ничем не выдал растущего волнения.

– Где же он видел Хэна?

– Он не говорит.

– Он скажет об этом судье или присяжным?

– Не знаю.

– Мне нужно с ним поговорить.

– Он может не согласиться встретиться с вами. Он никому не верит.

– Скажите ему, что я встречусь с ним в любом месте и в любое время.

– Сделаю, что смогу, и дам вам знать.

Мэдисон направился к выходу.

– А вам какая от всего этого польза? – спросил он, оборачиваясь.

– Я хочу знать, кто убил Троя.

– Зачем?

– Хочу пожать руку убийце. Я ненавидел этого сукиного сына Троя.

– Вам еще рано уходить отсюда, – сказала Роза. Вы еще не выздоровели окончательно. Вам надо лежать.

– Мне надо возвращаться домой, – сказала Ферн. – Больше некому заниматься работой, кроме меня. И я должна ухаживать за папой.

– Нет таких мужчин, которые смогли бы прожить без женщин, – сказала Роза. – Не могу передать словами, в каком ужасном состоянии было ранчо «Седьмой круг», когда я прибыла туда.

По дому просто крысы бегали. Но Рэндолфы чувствовали себя превосходно.

– Больше так жить они не захотят, я думаю, – сказала Ферн, имея в виду то, как тщательно следит за порядком Роза.

– Подождите, вот познакомитесь с Монти. Этот готов жить на скале, только бы у него живот был чем-нибудь набит.

– Не думаю, что буду знакомиться с другими Рэндолфами, – сказала Ферн, размышляя о том, что говорил ей Мэдисон в тюрьме. Она хотела бы забыть начисто все их перебранки, но не могла.

– Монти вам понравится. Он не похож на Мэдисона.

Ферн удивило, каким образом такое сравнение Розы могло вдруг разозлить ее. Она обвиняла Мэдисона во всех грехах и в то же время хотела защищать его от нападок. Наверное, у нее размягчение мозга.

– Возьмите этот халат себе, – предложила Роза.

– Нет, не могу, – протестовала Ферн.

– Берите же. У меня их много. В моем положении я только их и могу носить. Ферн должна была признать себе, что ей нравился этот халатик. В нем она чувствовала себя женщиной, хотя внешне больше походила на мужчину. Халат, как и ее волосы или кружевная сорочка, был безобидной иллюзией ее женственности.

– Хорошо, я возьму его, но не знаю, где мне его носить. Если папа увидит этот халат, он обругает меня последними словами.

Ее волновало, понравилась ли бы она Мэдисону в этом халатике. Глупо было думать об этом. Если бы он захотел увидеть кого-то в подобной одежде, то нашел бы себе женщину более симпатичную, которой такие вещи идут куда больше.

Она спрашивала себя: есть ли у него любовница. Ей казалось, что для удовлетворения своих половых инстинктов он не станет соблазнять даму высшего света, а скорее подыщет себе какую-нибудь шлюшку, как это делают те ковбои из Техаса, приезжающие в Абилин дня на два посорить деньгами. Она хотела бы знать, каковы падшие женщины в Бостоне. Возможно, они выглядят лучше любой леди из Абилина.

– Тебе надо обзавестись не только халатами, но и платьями. Женщины должны всегда хорошо выглядеть. Мужчинам это нравится.

Она им не понравится в любом виде. Никто в Абилине никогда не видел ее в платье и не увидит.

– Здесь никого не интересует, как выглядит женщина, – сказала Ферн. – Мужчины хотят, чтобы они были сильными и умели хорошо работать.

– В Техасе тоже любят сильных и работящих женщин, – сказала Роза, но я не вижу причины, почему при этом мы не можем хорошо выглядеть. Я даже Джорджа заставляю следить за собой. Пусть он подолгу общается с коровами и лошадьми, но это не значит, что от него должно пахнуть, как от животных.

Ферн засмеялась.

– Я скажу об этом как-нибудь папе. Когда он завалится в дом и от него будет нести, как из хлева.

– Трудно урезонивать мужчин, – заметила Роза. – Они не хотят прислушиваться к голосу разума, хотя и считают себя очень умными.

– Не смешите меня. От смеха у меня еще болит грудь.

– Вот я и говорю вам, что рано еще возвращаться домой. Как вы туда попадете, кстати? Не верхом же на лошади?

– Я чаще езжу верхом, чем хожу пешком, – сказала Ферн, думая о том, куда бы положить розовый халатик. Разве что в мешок, притороченный к седлу. Но тогда халат весь провоняет конским потом. Нет, она не собирается его никому показывать. Она просто спрячет его в какой-нибудь ящик подальше, и сама мысль о том, что он там лежит, будет доставлять ей удовольствие.

– Может быть, и так, но сейчас вам нельзя ехать верхом.

– Я сильнее, чем вы думаете.

– Возможно, но я вижу, с каким напряжением вы нагибаетесь.

– Я, наверное, буду напрягаться еще с неделю, но это не смертельно.

– Вы всегда такая упрямая? – спросила Роза, отчаявшись уговорить Ферн остаться.

– Обычно я еще хуже, – сказала Ферн, пытаясь улыбнуться. – Как правило, я очень вежливая.

– К черту вашу вежливость. Я думаю только о состоянии вашего здоровья.

– Я в полном порядке. Со мной и не такое в жизни случалось, а ухаживать за мной было некому. Моя мать умерла, думая, что рожает сына, которого так хотел отец.

– Моя мать умерла, когда мне было двенадцать, но, кажется, мой отец был вполне доволен дочерью.

– Папа тоже доволен мной, пока я справляюсь с моей работой.

– Вы имеете в виду, что он доволен вами, как сыном, который делает мужскую работу?

– Это не его вина, – отвечала Ферн, избегая взгляда Розы, – а мой выбор.

– Но почему? – спросила Роза в некотором замешательстве. – Вы достаточно красивы, чтобы заставить половину молодых людей Абилина проложить торную тропу к вашему дому.

– Не надо, – прервала ее Ферн, не желая слышать этих слов, чуть ли не затыкая уши. Годы ушли на то, чтобы Ферн смирилась с мыслью – она некрасивая и никогда не будет даже симпатичной. Теперь она не хотела, чтобы кто-то уверял ее в том, что она красавица. От таких слов она просто захочет, чтобы Мэдисон опять начал издеваться над ней.

– Вы совсем еще недавно были девочкой-подростком, немного, может быть, угловатой. Но теперь-то у вас замечательная фигура. Я вам начала завидовать с той минуты, как вы оказались в этом доме. Даже миссис Эббот это заметила.

Ферн поняла, что Роза не собирается отступать от нее, пока не узнает, почему она носит мужскую одежду. И вдруг увидела с облегчением, что в комнату входит Мэдисон. Сердце забилось у нее в груди.

– Почему миссис Эббот сказала мне, что ты возвращаешься домой? Ведь ты еще не оправилась окончательно.

Миссис Эббот вошла вслед за Мэдисоном.

– То же самое ей твердит миссис Рэндолф, но она не слушается.

– Может быть тебе больше повезет, – обратилась Роза к Мэдисону. – Она все еще страдает от боли в груди.

То, что испытывала Ферн в данный момент, – легкое головокружение, задержку дыхания и неприятные посасывания под ложечкой – не имело ничего общего с симптомами ее болезни.

– Судя по нашему последнему разговору, – сказала Ферн, – он скорее выхватит пистолет и прикажет мне убраться отсюда, чем станет удерживать меня здесь.

Она пыталась вести себя в его присутствии так, как-будто он ей безразличен, но не могла. Стоило только взглянуть на него, и Ферн чуть ли не лишалась чувств. Он был чисто вымыт и гладко выбрит. Его волосы были еще слегка влажными после ванны и блестели. Он выглядел как новый пенни – яркий и сияющий. Она не могла понять, почему он все еще не женат. Если бы она была наследницей богатого состояния в Бостоне, она бы заплатила кому-нибудь, чтобы его похитили для нее.

– Мои обидные слова тут ни при чем, – сказал Мэдисон. – Вы сильно ушиблись при падении. Вам не следовало бы вставать и приходить ко мне в тюрьму.

Ферн было любопытно, как это мужчинам удается быть такими скрытными. Как же с ними общаться, если ты не знаешь, что у них на уме? Даже коровы так не поступают. Если у коровы плохое настроение, она перестает давать молоко. Почему бы и людям не быть такими же открытыми, как животные.

– Я это поняла, как только вошла в тюрьму.

Мэдисон выглядел так, как будто он проклинает себя. Она бы даже сказала, что он раскаивается, но такого просто быть не могло.

– Из-за этого, в основном, я и пришел сюда, – сказал он, – я хочу извиниться. Я не должен был говорить тебе то, что сказал. Я не хотел.

Ферн была удивлена. Она видела, с каким трудом он заставляет себя приносить эти извинения. Но еще больше ее поразил эффект, который его слова произвели на нее. Не только исчез весь ее гнев, она вся растаяла, ей захотелось плакать. Какой позор – стоило только человеку сказать ей пару добрых слов и проявить лишь минимум порядочности, как она уже готова была разрыдаться.

Она хотела быть с ним в одной комнате и не ссориться. Но ей не хотелось вот так стоять и смотреть на него, размышляя о том, как это он может дышать в таком тугом воротничке, и почему человек, которому безразлично мнение окружающих, так заботится о своем внешнем виде. В городе, где нормой были растрепанные бороды, неопрятная одежда и запах пота вперемежку с навозом, Мэдисон восхищал ее. Она никак не могла привыкнуть к тому, что от мужчины может так приятно пахнуть, но не находила притягательным тот аромат, что источал Мэдисон.

С трудом выходя из состояния задумчивости, Ферн сказала:

– Мне надо возвращаться домой. Там полно работы.

– Если ты сейчас же по прибытии домой хочешь схватить нож и отправиться к этим несчастным бычкам…

Робкая улыбка появилась на губах Ферн.

– Хотела бы я, чтобы разъяренные Пайк и Рид занялись лучше моими бычками, чем тобой, – сказала Ферн.

– Может быть, твой отец позаботился о быках сам, – предположила Роза.

– От него дождешься! Если кто и помогал мне в этом деле, то это был Трои. Пока папа не выгнал его. И не надо смотреть так, как будто ты кот, перед которым поставили миску сметаны, – обратилась она к Мэдисону. – Папа не убивал Троя. Они просто не ладили. Все об этом знают.

– Тогда к лучшему, что Троя больше нет, – сказал Мэдисон. – Но, что касается твоего возвращения домой…

– Я должна быть дома, – сказала Ферн. – Я слишком долго злоупотребляла добротой Розы.

– Пустяки, – заметила Роза. – Мы снимаем этот дом.

Но Ферн знала, что Роза платит миссис Эббот за пребывание Ферн. Она также знала, что миссис Эббот заставила бы Розу платить, если бы даже та и не предложила ей деньги.

Ферн нагнулась, чтобы взять свое седло. Лишь героическим усилием воли ей удалось скрыть на лице выражение страдания, которое она испытывала, разгибая спину. Инстинктивно она перехватила взгляд Мэдисона и поняла, что он обо всем догадался.

– Ты не поедешь, – заявил Мэдисон.

Он даже не спрашивал ее. Он просто приказал ей, а приказы всегда бесили ее.

– И как ты хочешь остановить меня?

– Я тебя из седла выну, если будет нужно. Ферн не понимала, почему она так злится. Может, это из-за тона его голоса: он обращается с ней, как с обыкновенной женщиной, которая должна его слушаться только потому, что он мужчина.

– Никому еще не удавалось такое.

– Наверное, не так уж много по-настоящему смелых мужчин, – сказал Мэдисон, глядя на нее с такой же решимостью добиться своего, с какой и она смотрела на него. – Временами ты можешь превращаться в разъяренную львицу.

– Так почему же ты не боишься меня?

– Потому, что я сам могу быть разъяренным львом. – Чудо. Он улыбнулся ей. – Но если ты так уж настаиваешь, я отвезу тебя в коляске.

– У тебя нет коляски.

– Я найму ее.

– Я не хочу, чтобы ты тратил на меня деньги.

– Я заплачу за коляску, – сказала Роза, прерывая их разговор, – но пусть Мэдисон отвезет тебя.

– Я бы не хотела, чтобы он отвозил меня.

Выражение лица Мэдисона не изменилось, но изменилось кое-что в их отношениях. Изменение это было так ощутимо, что его можно было слышать. Оно было как стук закрываемой двери.

– Если тебе так тягостно мое присутствие, я попрошу Тома Эверетта отвести тебя.

– Дело не в этом, – протестовала Ферн, расстроенная тем, что он подумал, будто ей невыносимо его присутствие. Никогда раньше она не могла ранить людей словами так сильно. Она не понимала, почему это происходит теперь.

– Тогда в чем дело?

– Я не хочу, чтобы из-за меня поднимали такой шум.

– Перестань спорить, и никто не будет шуметь.

Ферн понимала, что Роза на стороне Мэдисона. Они не позволят ей ехать домой одной.

– Хорошо, нанимай коляску, но если тебя не будет здесь через десять минут, я уеду одна.

– Не уедешь. Я возьму с собой твоего коня.

– Мэдисон Рэндолф, какое вы имеете право на моего коня? – крикнула Ферн негодуя, но только понапрасну сотрясала воздух, потому что Мэдисон вышел из комнаты, а миссис Эббот отправилась вслед за ним.

– Он самый невыносимый человек из всех, каких я когда-либо встречала, – пожаловалась Ферн Розе. – Он же всех доводит до крика через пять минут после общения с ним.

– Мне казалось, что Монти тоже такой, – сказала Роза. – Но когда я узнала его лучше, он мне даже понравился. Я думаю, со временем вам понравится Мэдисон.

– Он мне понравится только тогда, когда вы его свяжете и посадите на коня верхом, – сказала Ферн. – Не удивлюсь, если Бостон перенесут в другое место, пока там нет Мэдисона, чтобы он не смог его найти.

Если он и там ведет себя так же, то бостонцы вряд ли ждут его возвращения с таким уж нетерпением.

– Вы разрешите этому человеку отвезти вас домой? – спросила миссис Эббот, возвращаясь в спальню после того, как убедилась, что Мэдисон благополучно покинул дом.

– У меня, кажется, нет другого выбора, – ответила Ферн. – Целая армия не остановит его.

Она посмотрела на свое седло и решила оставить его в углу. Уж коли Мэдисон настаивает на том, чтобы отвезти ее домой, то пусть тащит и седло.

И он потащит. Этот человек был наполовину бесцеремонным нахалом, а наполовину чутким, заботливым мужчиной.

Ферн сама себе удивлялась – ее радовало то, что он повезет ее домой. Она была дурой, идиоткой, но ей было плевать на это. С Мэдисоном она была сама не своя. Она думала только о нем, остальное ее не волновало. То, что он разговаривает с ней так высокомерно, конечно, бесило ее, но ведь впервые в жизни кто-то проявлял к ней настоящий интерес.

Она понимала, что пожалеет, если поедет с ним, она также понимала, что пожалеет еще больше, если не поедет. Она была, как пьяная. Она знала, что очнется с ужасной головной болью, но продолжала наслаждаться каждой минутой опьянения.

– На вашем месте я бы не позволила ему отвозить вас домой, – сказала миссис Эббот. – Он может отвезти Бог знает куда.

– Этого он делать не будет, – успокоила ее Ферн, надевая шляпу как можно осторожнее, чтобы не растрепать волосы. Она хотела причесаться, но, даже надевая шляпу, испытывала острую боль.

– Как знать.

– Я знаю, – сказала Ферн. Она надела свой жилет. – Для него я недостаточно женственная. Я не интересую его. Уверена, что он общается исключительно с красавицами, которые носят шикарные наряды и обитают в прекрасных дворцах. А чем я могу привлечь его?

– Спроси у него сама, – предложила Роза.

– Мы уже проделали полпути до твоего дома, а ты мне почти ничего не сказала, – говорил Мэдисон.

– Я сказала более чем достаточно, – ответила Ферн.

– Ты хочешь сказать, что твое мнение обо мне изменилось?

– Мое мнение не изменилось относительно твоего приезда сюда, – сказала Ферн, – я хочу, чтобы убийцу Троя повесили.

– Ты говоришь «убийцу Троя», не Хэна.

– Я решила, что лучше не называть пока имен. Успеется еще по ходу дела.

Она не могла сказать ему, что не питает больше никакого желания унижать его. Так же, как не могла сказать ему, что продолжает думать о нем, как о случайном человеке, который встретился на ее пути.

– Я не подговаривала Рида с Пайком, чтобы они напали на тебя в салуне, – сказала Ферн, заговорив, наконец, на тему, которой старалась избегать до этого.

– Теперь я это понимаю, – сказал Мэдисон. Несколько минут он молчал. – Мне кажется, что я был груб с тобой.

– Я тоже тебе грубила.

– За одно это меня следовало заточить в тюрьму, как говорит Джордж.

– Джордж – джентльмен. Я сомневаюсь, что он сможет понять такого сложного человека, как ты.

Мэдисон громко засмеялся.

– Да ты просто не знаешь нашу семью.

Эта неожиданная реакция Мэдисона удивила ее.

– Ты не можешь отрицать, что Джордж джентльмен.

– А я не джентльмен, – сказал Мэдисон, все еще продолжая смеяться. – Это факт, который не прикроешь ни модной одеждой, ни блестящим образованием.

– Я этого не говорила.

– Ладно, ясно. Так как ты в ближайшее время намереваешься видеться, по крайней мере, с тремя Рэндолфами, то позволю дать тебе один совет. Со стороны, учти, все мы можем не походить друг на друга, но в сущности мы одно целое. Все мы, пока здравствующие, включая Хэна, будем ожесточенно драться за интересы семьи, не хуже Джорджа. Все мы, включая Джорджа, такие же чуткие и ранимые, как Хэн. Но все мы, в первую очередь, сыновья нашего отца, а он был более диким по натуре, чем весь штат Канзас.

Ферн внимательно посмотрела на Мэдисона.

– Глядя на Джорджа, Хэна и меня, ты видишь три лица одного и того же человека.

– Но вы все такие разные.

– Это только кажется. Ты никогда не поймешь нас, если будешь рассматривать поодиночке.

Это испугало Ферн. Если то, что он говорит, правда, тогда она вообще ничего о нем не знает. Она почувствовала беспокойство. Ей показалось, что рядом с ней сидит какой-то незнакомец.

Она вспомнила, как он нежно поцеловал ее. Может быть, он поцеловал ее помимо ее воли, но ей все равно было очень приятно.

Она предпочла бы, чтобы он был таким, как Джордж, но не таким, как Хэн. Она только однажды встречалась с Хэном, и он произвел на нее впечатление холодного человека, бесчувственного убийцы, который ни о чем не сожалеет и не раскаивается в том, что убил человека.

У нее мурашки пошли по коже от мысли, что и Мэдисон может быть таким.

– Расскажи, чем ты занимаешься в Бостоне, – попросила она.

– Тебе будет неинтересно.

– Может быть, но как я могу знать, интересно это мне или нет, если ты ничего мне не расскажешь.

(Хорошо хоть не сказал, что ей будет непонятно.)

– Я адвокат. Я помогаю бизнесменам делать деньги законным путем.

– Но ведь это не имеет никакого отношения к поискам убийц.

– Имеет. Кроме того, я единственный адвокат в семье.

– У твоего брата разве нет денег, чтобы нанять адвоката?

– Пока что Джордж считает, что мне не требуется помощник.

– Расскажи побольше о своей работе, – попросила Ферн, вспоминая, что не хотела говорить с ним о его семье и про убийство Троя.

Но когда Мэдисон начал рассказывать ей про то, чем он занимается в Бостоне, она стала думать о том, с какими женщинами он там встречается и как ведет себя с ними. Трои бывал в Чикаго и Новом Орлеане. Он рассказывал ей о сказочных дворцах, о диких пирах и продажных женщинах, за которыми охотятся праздные мужчины.

Она могла хотя бы на мгновение вообразить себя живущей в этом мире. Но она не могла представить, как можно спать до обеда, потом есть какую-нибудь экзотическую еду, принесенную служанкой, и после этого позволять другой служанке одевать себя в одежды, которые стоят почти столько же, сколько вся ферма ее отца. Как можно было вообразить толпы мужчин, вьющихся возле тебя, молящих только о том, чтобы поговорить с тобой, потанцевать, и готовых отдать жизнь за цветок из твоих волос, погибнуть ради твоего носового платка или мимолетного поцелуя.

Мир этот казался ей сказочным, слишком волшебным, чтобы быть правдой. Неужели эти богатые, погрязшие в роскоши женщины, которых знал Мэдисон, действительно живут в таком мире? Но даже самые богатые и избалованные должны все-таки работать.

Однако у нее было подозрение, что они не работали. Мир, в котором обитал Мэдисон, был таким непонятным, что она бы обязательно растерялась, попади вдруг туда, и просто не знала бы, что там делать. (И поделом тебе будет. Не смей и думать, чтобы ехать в Бостон.)

Ферн очнулась от своего сна наяву. Она никогда не поедет в Бостон или в другой подобный город. Она родилась в Канзасе и проживет здесь всю жизнь.

– Ну, вот и все, пожалуй, – закончил Мэдисон свой рассказ. – Не очень впечатляющая жизнь, верно?

(Какие уж там впечатления могут быть у тебя, если ты вообще не слушала, что он говорит. Ты будешь выглядеть дурой, если он спросит, что ты думаешь о его жизни в Бостоне.)

Они свернули с накатанной дороги, которая шла по прерии, на ухабистую, торную тропу, ведущую к дому Ферн.

– Похоже, твой отец дома, – заметил Мэдисон.


ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ


Пес по кличке Винк выскочил из-под дома, где у него было любимое место, и бросился навстречу коляске, громко лая всю дорогу.

– Интересно, что ел отец без меня? – сказала Ферн. – Он не любит готовить.

Винк не перестал лаять и тогда, когда узнал Ферн.

– Может быть, он ездил в город?

– Он просто ненавидит городскую пищу.

– После того, как он выгнал Троя, ему надо было нанять кого-то еще. Ведь у тебя столько работы на ферме, а тут еще готовить приходится.

Ферн почувствовала приятное волнение. Никто еще не пожалел ее до сих пор за то, что ей приходится так много трудиться. Она не могла понять, почему это пришло в голову только Мэдисону. Она считала, что он вообще понятия не имеет о том, что женщины должны работать. Может быть, в нем все-таки больше положительных качеств, чем она думает. Мэдисон остановил коляску перед домом.

– Заткнись, Винк, – крикнула Ферн. – Это же я.

Пес успокоился.

– Оставайся здесь, а я проверю, действительно ли твой отец дома, – сказал Мэдисон, вылезая из коляски.

Пес хотел опять начать лаять, но после грозной команды Ферн только взвизгнул и завилял хвостом.

Бакер Спраул вышел из дома в тот момент, когда Мэдисон вылез из коляски.

– Давно пора бы тебе уже быть дома, – сказал Бакер дочери, как бы не замечая Мэдисона. – В хозяйстве все к черту расстроилось без тебя. Где ты была все это время?

Мэдисон весь закипел от гнева.

– Она очень ушиблась при падении с коня, – сообщил он Спраулу голосом, холодным, как сталь, окидывая одновременно Бакера враждебным взглядом. – Я привез ее сюда при условии, что она будет лежать в постели, по крайней мере, до конца недели.

– Ферн никогда в жизни и дня не провела в постели, – сказал ее отец, глядя в упор на Мэдисона, – не говоря уже о неделе. – Тут у нее дел невпроворот. К тому же в доме есть нечего.

– Я сейчас мигом что-нибудь приготовлю, – сказала Ферн, вылезая из коляски, сжимая при этом крепко зубы, чтобы не закричать от боли.

– О еде пока рано думать, – сказал отец. – Нужно разобраться со скотиной. Твои быки бродят черт знает где. Двоих я отловил на моем поле. Если они залезут в кукурузу старика Клакстона, он начнет стрелять. Тогда ты ответишь перед ним и передо мной.

– С Розой случится сердечный приступ, если она узнает, что ты села на лошадь, – сказал Мэдисон.

– Отнеси вещи в дом, – сказала она ему, стараясь избегать его взгляда. – Я потом ими займусь.

– И начинай сразу же кастрировать бычков, – добавил ее отец. – Еще немного и они начнут прыгать через забор к коровам.

– Я этим сейчас займусь, – сказала Ферн. Быстро разнуздав своего коня, она хотела прыгнуть в седло прежде, чем Мэдисон мог остановить ее.

Она думала, что вот сейчас ей будет больно, когда бралась рукой за седло. Она была готова к адской боли, вставляя ногу в стремя. Но никак не ожидала, что боль поразит ее с такой страшной силой, когда она сделала попытку перекинуть ногу через круп коня. У нее закружилась голова. Она теряла сознание. Все поплыло у нее перед глазами, она не смогла удержаться в седле. Она падала.

Ферн не могла поверить в такое. Неужели она настолько слаба и беспомощна, что не в силах сесть на своего коня?

– Я же сказал, что тебе еще рано ездить верхом, – сказал Мэдисон, подхватывая ее на лету. – Отправляйся прямо сейчас в кровать и не смей вставать до завтра. Я приеду утром навестить тебя.

– Ничего подобного, – возразил Спраул. – Кто же будет работать?

Даже вся в тисках боли, чувствуя себя так, как будто ее схватил и держит гигантский спрут, Ферн заметила, как Мэдисон весь напрягся при этих словах отца. Он замер на месте, обдумывая что-то.

– Мне безразлично, кто будет работать, – сказал Мэдисон, поднося Ферн к коляске и осторожно опуская на сиденье, с которого она поднялась лишь несколько минут назад. – Мне плевать на то, что быки вытопчут поля и сожрут кукурузу Клакстона.

Он привязал ее коня к коляске, а потом повернулся к отцу Ферн.

– И я надеюсь, что эти быки покроют всех коров в радиусе ста миль от Абилина. Это твоя скотина, Спраул. Это твои проблемы.

Мэдисон вновь положил мешок с вещами Ферн в коляску.

– Что ты делаешь, черт возьми? – спросил Спраул.

– Я отвезу Ферн назад к Розе, где о ней позаботятся должным образом.

– Она моя дочь, – заорал Бакер, – и я говорю, что она останется здесь и будет работать.

– Говори, что хочешь, – сказал Мэдисон совершенно спокойно, – я везу ее назад.

– Она останется, – зарычал Спраул, угрожающе приближаясь к Мэдисону.

У Ферн сердце останавливалось от волнения. Мэдисон был высокий, но слишком изящный. Отец Ферн походил на медведя, а годы постоянного труда сделали его здоровым, как вол. Она не помнила, чтобы он когда-нибудь дрался. Даже Трои уклонялся от схватки с ним.

Когда Мэдисон садился в коляску, Спраул напал на него без предупреждения.

Ферн закрыла глаза, боясь увидеть, как Мэдисона будут сбивать с ног, но, услышав грохот падающего тела, посмотрела и увидела, что на земле лежит ее отец. Прежде чем Бакер успел встать, Мэдисон прыгнул в коляску, взмахнул кнутом и погнал лошадей прочь от фермы. Они уезжали под аккомпанемент лая Винка и проклятий отца Ферн.

– Не думай, что я удираю потому, что я трус, – говорил Мэдисон, сворачивая на дорогу, ведущую в город. – Просто не чувствую себя вправе бить твоего отца.

Ферн была слишком ошеломлена увиденным, чтобы отвечать. Менее чем за пятнадцать минут Мэдисон перевернул ее привычный мир вверх ногами. Скотина останется без присмотра, но Ферн было плевать на это.

Ее отец приедет в город рано или поздно, но ей и на это было наплевать. Еще несколько дней назад Трои, отец и скот было все, о чем она думала. Сегодня она о них почти не вспоминала. Все ее мысли были только о Мэдисоне. И об этих чертовых быках.

Она засмеялась. И стоило ей только засмеяться, она уже не могла остановиться, хотя ребра от этого ужасно разболелись.

– Чему смеешься? – спросил Мэдисон.

– Тому, что ты сказал про быков, – ответила она, едва сдерживая смех. – Я представила, как быки гоняются за коровами по всей округе, а папа преследует их с ружьем, и быки оглядываются на него, боясь, что он их подстрелит, подсчитывая одновременно, скольких коров они уже успели покрыть.

Она опять разразилась громким смехом.

– Уверена, что никакая дама о таком думать не станет или не признается, что думает о чем-то подобном.

– Ты считаешь, что отец будет преследовать их? – спросил Мэдисон.

– Если он не дурак, то не станет этого делать. Просто дождется, пока они все вернутся, слишком усталые после своих подвигов, чтобы убегать опять.

Ферн снова засмеялась, но боли были такими сильными, что она перестала смеяться.

– Ты не должна одна ухаживать за скотиной.

– После того, как папа прогнал Троя, мы так и не смогли найти себе нового работника. Я предупреждала отца, но он меня не слушал.

– Почему он прогнал его?

– Они ни в чем не соглашались друг с другом.

– Уверен, что Джордж мог бы найти вам работника.

– Почему ты так уверен, что твой брат может решить все проблемы?

– Потому, что он от рождения умел это делать.

– Тогда почему же он не адвокат Хэна?

– О, это совсем другое дело. – Мэдисон замолчал, а Ферн стала размышлять о противоречивой натуре Мэдисона.

То он злится на нее, а то дерется с ее отцом из-за того, что тот хочет заставить ее работать на ферме.

Мэдисон был так же непостижим для нее, как и те перемены, которые происходили в ней самой.

Ей следовало бы беспокоиться об отце, но она не беспокоилась. Ей нужно было возвращаться к своей прежней жизни, но вместо этого она возвращалась к миссис Эббот и страстно желала узнать Мэдисона получше.

Более всего она опасалась, что общение с Мэдисоном ослабит ее сопротивляемость, сделает ее уязвимой. Ведь все эти годы она весьма успешно подавляла в себе женское начало.

Это пугало ее до смерти, и она понятия не имела, что может произойти с ней завтра, но даже если перед ней открывается прямой путь в ад – она пойдет по этому пути. Она уже не вольна была в своих поступках.

– В Абилине часто устраивают вечеринки? – спросил Мэдисон. Вопрос был такой неожиданный, что Ферн не сразу ответила.

– Я не знаю. Я никогда не хожу на вечеринки.

– Почему же?

– Никогда не было такого желания.

– Я-то думал, что ты любишь приключения.

– Кто-то, может, и любит, но не я.

– Ни разу не была?

– Ни разу.

– А со мной пойдешь?

Ни один мужчина еще никогда не приглашал ее на вечеринку. Ни один не посмел.

– В этом городе ты не можешь пригласить меня на вечеринку.

Никто здесь не одобряет моего поведения.

– Я тоже не одобряю твоего поведения, но все же, как насчет вечеринки?

– Если ты не одобряешь того, что я делаю, как ты можешь приглашать меня?

– Я не сказал, что не одобряю твоего поведения в целом, просто мне не нравится кое-что из того, что ты делаешь.

– Это одно и то же.

– В таком случае ты не знаешь мужчин.

Она не знала мужчин, но не хотела признаться ему в этом.

– Ты не отвечаешь на мой вопрос, – сказала Ферн, – почему ты приглашаешь меня на вечеринку?

– Я не знаю здесь других женщин.

Она хотела, чтобы ее смех прозвучал скептически, но он был больше похож на презрительное фырканье.

– А тебе и не надо их знать. Они сами упадут к твоим ногам.

– Кажется, ты этого не хочешь. Ты что считаешь, что девушки не должны общаться со мной?

– Я не это имею в виду, сам знаешь. Я уверена, что миссис… ну, кто бы там ни устраивал вечеринку, пригласит множество незамужних женщин.

– А что, если я не желаю быть очарованным местными красотками?

Ферн чуть не присвистнула.

– Да с твоей внешностью они через десять минут соберутся возле тебя, как стадо гусынь.

– Значит тебе нравится моя внешность? Я-то был уверен, что на твой взгляд кусок речной глины выглядит лучше меня.

– Ты сам знаешь, что ты красивый мужчина, – сказала Ферн, сама не веря в то, что произносит такие слова. – И ты прекрасно знаешь, что можешь очаровывать женщин. Это только со мной ты превращаешься в зверя.

– Твои замечания обо мне изумительны, – сказал Мэдисон, – но мы отошли от первоначальной темы. Итак, ты пойдешь со мной на вечеринку?

– Кто ее устраивает?

– Миссис Маккой.

– Жена мэра! – воскликнула Ферн. – Она меня на порог не пустит. С ней чуть ли обмороки не случаются, когда я попадаюсь ей на глаза.

– Тебе нужно будет надеть платье, но я не вижу в тебе ничего такого, от чего люди могли бы падать в обморок.

– Выходит такая, какая я есть, я тебе не нравлюсь? – спросила Ферн, закипая.

– Я не сказал об этом ни слова, – ответил Мэдисон. – Я уверен, миссис Маккой возражает только против твоей манеры одеваться.

– А ты бы взял меня на вечеринку в той одежде, которая на мне сейчас?

– Это же вечерний бал. Я бы и сам не пошел туда в той одежде, которая на мне сейчас.

– Почему же?

– Ты всегда уклоняешься от прямых ответов на вопросы?

– О чем ты говоришь?

– Пятнадцать минут назад я спросил тебя, пойдешь ли ты со мной на вечеринку. Ты не только уклонилась от ответа на вопрос, но и совершенно сбила меня с толку. Спрашиваю тебя опять. Ты пойдешь со мной на вечеринку к миссис Маккой?

Ферн почувствовала, как что-то оборвалось у нее внутри. Было такое ощущение, что ей предложили попробовать какую-то вкусную еду, но не дали ее съесть.

Вечеринка, – сказала она себе. Да, она хотела пойти на вечеринку. Сама не зная почему. Раньше она никогда не испытывала ни малейшего желания ходить на вечеринки. Некоторые знакомые ребята дразнили ее одно время из-за того, что никто не приглашает ее, но перестали, поняв что она сама не хочет туда ходить.

Тут дело не в вечеринке. Она просто хочет быть вместе с Мэдисоном. Эта мысль вообще ее ошарашила. Она никогда не хотела идти куда-либо с мужчиной.

– Спасибо за приглашение, но я не могу принять его. – Ей казалось, что она говорит равнодушно. Если бы он только догадывался, как она хотела пойти.

– Ты ведь не боишься надеть платье? Или, может быть, тебе нечего надеть.

– Дело не в этом.

У нее не было платьев. Она сожгла все до единого восемь лет назад.

– В чем же дело?

– Там не будет никого из тех, кого бы я хотела видеть, и меня там никто не захочет видеть.

– Там буду я.

Она знала, что он просто дразнит ее, хочет, чтобы она согласилась. Ферн надеялась, что он не понимает, какую боль причиняют ей его слова. Ее глупое сердце хотело верить этому.

– Ты только что говорил, что мне нужно оставаться в постели.

– Вечеринка состоится через две недели. К этому времени ты уже поправишься и даже разберешься со своими быками. Надеюсь, они успеют все-таки отдать дань своим юношеским увлечениям.

– Почему тебя так беспокоят быки? – спросила она, надеясь, что он забудет про вечеринку. – Держу пари, ты быков никогда в жизни не видел.

– Не только видел, но и кастрировал. Меня чуть не вырвало при этом. – Мэдисон внимательно посмотрел на Ферн. – Не нравится мне твой взгляд.

Ферн засмеялась.

– Не беспокойся. Ты в безопасности. Не стану я разочаровывать твоих подружек.

– Ты считаешь, что я повеса?

– Могу поспорить, что сотни женщин в Бостоне с нетерпением ждут твоего возвращения.

– Может быть, одна-две и заметили мое отсутствие, но вовсе не скучают без меня. Есть старая пословица – лучше синица в руках, чем журавль в небе. К ухажерам это подходит. Женщина может вздыхать о поклоннике, который пребывает в дальних краях, но любовник, которого она, так сказать, держит в руках, ей дороже.

– Уверен, что ты говоришь на основании собственного опыта.

– Да, у меня большой опыт. Я покорил всю женскую половину Бостона.

Ферн улыбнулась.

– Я думаю, ты преувеличиваешь. Иначе, что же тогда осталось отдыхающим на берегу океана?

– Ты сочувствуешь ухажерам, любовникам, отдыхающим, но только не мне.

Ферн почувствовала, как сердце чаще забилось в ее груди. Он просто флиртует и развлекается. Что ж, ей тоже следует флиртовать, но она оробела. Даже случайно произнесенное слово Мэдисона пронзало ее грудь, как стрела.

– Обойдешься и без моего сочувствия.

– Тогда я предлагаю презирать меня. Ты всегда сможешь отказать мне в приглашении на танец.

– Я не откажу тебе.

– Как мне заставить тебя пойти со мной?

– Я бы пошла, если бы ты честно сказал мне, зачем это тебе нужно.

– Значит договорились.

– Я сказала, я бы пошла. От тебя можно ожидать всего на свете. Например, ты наврешь с три короба, а потом я поверю, и ты же будешь смеяться надо мной.

– Ты думаешь, что я способен на такое?

Его поведение смущало ее. Он выглядел расстроенным, как будто ему действительно было не все равно, что она о нем думает. Ее волновало это. Она чувствовала себя все время такой беспомощной рядом с ним, что теперь не могла не испытывать некоторого удовольствия. Может быть, ей не следовало радоваться, но она радовалась.

– Наверное, мне не нужно было этого говорить, – сказала она, – но мы ведь только тем с тобой и занимаемся, что ссоримся и попадаем друг из-за друга в разные передряги. Я думаю, ты вовсе не такой, каким хочешь казаться. Я знаю, что я не такая, какой кажусь тебе.

– Тогда давай начнем сначала. Прямо с сегодняшнего дня.

Ферн думала, что эта поездка в город никогда не кончится. Да, она понимала, что хотела бы начать с Мэдисоном с самого начала. Вот почему, кстати, она и пошла к нему тогда в тюрьму. Но потом она задумалась об их отношениях и пришла к мысли, что если они начнут все сначала, это вызовет только новые страдания. Мэдисон очаровывал ее, она признавала это, но очарование не было поводом для продолжения отношений, из которых ничего толкового получиться не может. Не важно, как закончится суд над Хэном – все равно, связи Мэдисона с Ферн придет конец. Он уедет в Бостон к своим богатым, красивым и притягательным женщинам. Он будет смеяться вместе с ними над Канзасом и шутить по поводу местных баб. Он, разумеется, будет рассказывать про Ферн и потешаться над ней.

Нет, надо кончать с этим. А почему бы не закончить прямо сейчас?

– Не думаю, что это хорошая мысль.

– Ты о вечеринке или о том, чтобы начать сначала?

– Я о том и другом.

Как она могла сказать ему, что он разбудил в ней, нечто такое, о чем она и думать боялась? Он разбудил в ней женщину. Как она могла сказать ему, что не хотела признавать этого, боролась с женским началом в себе все эти долгие годы?

– Ты подумаешь над моим предложением?

– Нет.

– Очень жаль.

Ферн увидела, как у ее ног разверзлась пропасть. Надо было сменить тему разговора. В конце концов, она могла бы выйти из коляски и пойти пешком. Но она этого не сделала.

– Почему? – спросила она.

– Абилин так и не увидит превращение гадкого утенка в прекрасного лебедя. И обиднее всего то, что ты сама этого не увидишь.

Ферн отвела взгляд в сторону. Она не хотела, чтобы Мэдисон видел боль в ее глазах.

– Не надо, – сказала она. – Я знаю, как я выгляжу. Мэдисон взял ее за подбородок и медленно, чтобы не причинять ей боль, повернул ее лицо, заставив Ферн смотреть ему прямо в глаза.

– Ты знаешь, что я думаю о том, как ты выглядишь?

– Пожалуйста, – она хотела отвернуться, но он не позволил ей этого сделать.

– Я вижу перед собой молодую женщину, которая пытается спрятаться от себя самой, потому что она боится признаться себе в том, что она симпатичная, так как после этого ей придется делать то, чего она боится.

– Хватит! – крикнула Ферн, вырываясь из рук Мэдисона.

Мэдисон остановил коляску. Он взял Ферн за плечи и повернул к себе лицом.

– Было бы жестоко с моей стороны не разуверить тебя в том, что ты уродлива. Напротив, ты красива и женственна.

– Только потому, что я ношу штаны…

– Если бы я думал, что ты веришь в себя, я бы ничего не имел против штанов, – сказал Мэдисон, – но я не хочу, чтобы ты носила их из-за страха перед собой.

– Я не боюсь. Я…

– Ты боишься, что мужчина может целовать тебя, поэтому стараешься быть непривлекательной.

– Не говори глупостей. Я…

– Но я тебя знаю лучше, чем ты думаешь, и я намерен открыть тебе глаза, чтобы ты могла увидеть себя.

– Каким образом?

Нежно привлекая ее к себе, Мэдисон приподнял ее подбородок и посмотрел ей в глаза.

– Вот таким образом.

И он запечатлел нежный поцелуй на ее губах.

У Ферн перехватило дыхание, сердце бешено колотилось. Весь мир исчез. Она оказалась где-то между раем и адом.

Она вся размякла от прикосновений Мэдисона. Ни один мужчина не мог поколебать ее, однако Мэдисон практически сломил ее сопротивление. Никогда еще она не хотела сдаться так охотно на чью-то милость, как в этот миг.

Его губы на ее губах были теплыми и шелковистыми. Она ощущала теплоту его дыхания. Она вдруг похолодела вся от возбуждения, но в следующий момент ее кинуло в жар. Она думала, что потеряет сознание.

Мэдисон заставил ее отвечать на его поцелуй. Она задышала чаще, когда он коснулся кончиком языка ее нижней губы. Она не могла пошевелиться, не видела ничего вокруг себя. Для нее существовал только Мэдисон.

Когда она сделала попытку отстраниться, Мэдисон обнял ее крепче и поцеловал долгим страстным поцелуем. Ферн чувствовала желание, влечение к этому человеку. Ей казалось, что на улице слишком жарко. Ферн знала, что она в опасности. Это уже был не тот томный первый поцелуй. И это не был поцелуй, вызванный любопытством и жалостью к ней. Это был поцелуй чувственный и опасный.

Напуганная, Ферн отпрянула. Ее дыхание было неровно, глаза широко открыты.

– Тебя надо целовать часто, – пробормотал Мэдисон. – Ты должна понять, что ты очень привлекательная женщина. Трои делал это с тобой? Скажи, ведь поэтому он единственный человек во всем Абилине, для кого у тебя есть добрые слова?

Очарование прошло. Ферн почувствовала, что гибнет.

– Нет, – сказала она, отстраняясь от Мэдисона. Она старалась подавить в себе страх, который всегда испытывала от мужских прикосновений, даже случайных. Ей нужно было успокоиться и сказать ему, чтобы он прекратил и никогда больше ее не трогал.

– Тогда скажи, почему он тебе так нравился.

– Не скажу.

– Когда-нибудь скажешь.

Она содрогнулась. Ее воля была практически сломлена. Она делала отчаянные усилия взять себя в руки. Надо сказать ему, чтобы он оставил ее в покое. Прямо сейчас.

– Я не могу принять твоего приглашения, – сказала она ему.

– Почему?

– Я не хочу идти на вечеринку. Но дело не только в этом. – Она не смотрела на него. Она не могла. – Я не хочу, чтобы меня касались и целовали. Я не хочу, чтобы мужчины делали это со мной.

Мэдисон не мог понять, что смущало его больше – его собственные действия или слова Ферн. Ему совершенно неожиданно пришла в голову мысль пригласить ее на вечеринку. Отказ Ферн обидел его. Сначала, возможно, он хотел поцеловать ее, чтобы просто подразнить, но это переросло в нечто большее. Может быть, он хотел вызвать в ней чисто женские чувства, но был шокирован сам, не в меньшей степени, чем она.

Ему стало казаться, что все это не имеет больше никакого отношения к его желанию дразнить ее или смущать ее. Она состояла не только из овчинного жилета и испанских шпор. Где-то глубоко в ней была запрятана ее женская подлинная сущность, о которой она и сама только смутно догадывалась.

Ее отказ очень огорчил его. Он подозревал, что Ферн старается сохранять дистанцию между ними, но не предполагал, что она станет возводить высокий забор. Никогда раньше, вплоть до этого мгновения, он не осознавал, как она нужна ему.

Теперь-то он понял.

Ферн проснулась, но не хотела вставать, предпочитая лежать в постели, прислушиваясь к звукам в доме, и думать.

Она старалась не вспоминать Мэдисона, но он, казалось, проник во все утолки ее сознания. Она только о нем и могла думать. Ей никак не удавалось выкинуть его из головы.

Она больше не ненавидела его, но от этого ей легче не становилось. Стало только хуже. Лучше бы она ненавидела его лютой ненавистью, которая испарилась бы сразу же после его отъезда из Абилина. Может быть, она бы и думала о нем потом время от времени, как думают о катастрофах или стихийных бедствиях, но не более того.

Она любила его. Теперь это было ясно. Стыдно признаться в этом, но ничего не поделаешь. Она призналась себе в этом.

Странная все-таки это была любовь. Она не приносила ей ни малейшего успокоения. Любовь эта была подобна вражескому вторжению. Ферн не могла больше контролировать свои чувства. Она могла кричать на Мэдисона, спорить с ним, обзывать его по-всякому и понимать в то же время, что она любит его. Она могла говорить ему, чтобы он отправился в свой Бостон и никогда не возвращался назад, но она знала, что на самом деле этого не хочет.

Одна мысль о том, что она никогда его не увидит, вызывала у нее панику. Почему этот человек так не похож на других? Почему он не выходит у нее из головы? Она ни одному мужчине больше не позволит занимать такое большое место в ее жизни. Все это пройдет, надо только забыть его.

Но как она могла забыть Мэдисона, если вкус его поцелуев все еще был у нее на губах?

Все свою жизнь она считала мужчин своими соперниками. Она презирала женщин, которые теряли голову от одного прикосновения мужчины, и чьей единственной целью было добиваться мужского внимания. Теперь, после этих волшебных поцелуев, она стала понимать женщин лучше. Но желание Мэдисона драться за нее, его твердое намерение защищать ее поколебало Ферн еще больше.

Он считал, что она привлекательная, но хотел, чтобы она почувствовала себя красивой. И это ее настораживало. Никто из мужчин не будет хотеть такого просто так, бескорыстно. У него должны быть свои скрытые мотивы.

Может быть, он просто флиртовал с ней. Возможно, после бесчисленных побед над женщинами он пресытился и захотел чего-нибудь остренького. А что если ему стало жалко ее? Подобно прекрасному принцу он хотел разбудить спящую красавицу. Немного лести, немного внимания, несколько мимолетных поцелуев, и он может возвращаться в Бостон, теша себя мыслью, что доставил ей немало приятных мгновений.

Наверное, так оно и есть. Человек вроде Мэдисона Рэндолфа не может интересоваться всерьез какой-то там Ферн.

А вдруг она все же интересует его?

Она вновь почувствовала его поцелуй на губах. Он был такой чудесный, волнующий и абсолютно искренний. Что бы ни думал о ней Мэдисон, когда они встретились впервые, что бы он не намеревался делать в будущем, этот поцелуй был настоящий. Она это чувствовала.

Но что это значит? Она не, знала в данную минуту. Однако Мэдисон не из тех людей, которые умеют хранить секреты. Скоро она узнает.

А пока ей надо вставать. Роза-то уже встала. Да и миссис Эббот тоже. Ферн не могла разобрать, о чем они говорили, но их голоса слышала явно. Голос миссис Эббот был резкий и строгий. Казалось, она постоянно жалуется на что-то. Роза говорила мягким, но уверенным голосом. Она не болтала так много, как миссис Эббот, но заставляла собеседника прислушиваться к каждому своему слову.

Ферн удивлялась, как удается Розе вызывать к себе такое почтение и уважение. Даже восхищение. Она понимала, что дается это ей нелегко, хотя казалось, что происходит это совершенно естественно.

(У Розы ничего не вышло бы, если бы она носила штаны и лезла из кожи, чтобы казаться мужчиной. Она сильная, уверенная в себе женщина, но она и очень женственная по натуре.)

Но если даже Ферн в глубине души и сожалела о времени, в течение которого боролась против всего женского в себе, она не могла отделаться от мысли, что мужчины желают обладать ее телом. Она видела перед собой безликого мужчину, который срывает с нее платье, трогает ее грудь, покрывает ее тело поцелуями и наваливается на нее. Это было ужасно. Нет, такого она не хотела. Никогда в жизни.

Совершенно расстроившись, она решила встать. Но только успела сбросить с себя одеяло, как услышала, что кто-то подъехал к дому на лошади.

Раздался сильный стук в дверь и голос миссис Эббот.

– Мистер Спраул, вы не должны ломиться к женщинам в такую рань. Мы еще не совсем одеты.

Ее отец! Ферн вся напряглась. Он приехал за ней. Ни Джорджа, ни Мэдисона в доме нет. Теперь некому его остановить.


ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ


– А мне плевать, – орал Бакер Спраул. – Там у вас моя дочь. Она мне нужна.

– Она крепко спит, – объяснила ему миссис Эббот.

Но ему было наплевать на это. Гордость Ферн задевало то, что посторонние люди заботятся о ней, а родному отцу нет до нее дела.

– Чепуха, – сказал Спраул. – С ней все в порядке. Вы просто нянчитесь с ней.

– Должна сказать вам, что у меня в доме есть жильцы, – сказала миссис Эббот, выражая голосом крайнее неодобрение действий Спраула. – Вам нельзя входить.

Ферн полагала, что ее отец может силой заставить миссис Эббот впустить его. Интересно, как долго она сможет сопротивляться?

– С дороги, женщина. Там моя дочь, и я вытащу ее оттуда.

– Вы ничего подобного не сделаете, пока она не выздоровеет окончательно, – говорила ему миссис Эббот. – Она была так слаба вчера, после того как вернулась от вас, что не могла без посторонней помощи добраться до кровати.

Ферн знала, что отец думает, будто миссис Спраул только ради приличия не впускает его, однако он явно недооценивал упорство этой женщины. Так просто от нее не отделаешься. После инцидента с Мэдисоном, который рвался в спальную комнату к Ферн, она была намерена сопротивляться попыткам любого мужчины проникнуть в дом. Она была довольно худая женщина среднего роста, но Ферн знала, что миссис Эббот будет держаться до последнего.

– Вы уже испортили мне ее. Теперь поможет только ремень.

– Мистер Спраул, – миссис Эббот увещевала его, – не вздумайте бить эту девушку. Мне не нравится, как она одевается – приличная женщина не должны одобрять подобную одежду – но бить ее…

– Это ей только на пользу.

Ферн вспомнила, как много раз отец наказывал ее ремнем. Но это не доводило ее до безрассудства. Она просто еще больше замыкалась в себе. К сожалению, отец этого не замечал.

– В моем доме я вам этого делать не позволю, – заявила миссис Эббот. – Только попробуйте ее ударить, и здесь сразу же появится начальник полиции и арестует вас.

– Если только вам удастся разбудить его после бессонной ночи, которую он провел за игрой в карты, – сказал Спраул. – А теперь дайте мне войти. Я заберу мою девочку и сделаю это прямо сейчас.

Ферн встала с кровати. Миссис Эббот долго не продержится. Ферн не очень-то любила эту женщину, но та заботилась о ней, а если и ворчала, то как-то по-матерински.

– Миссис Эббот, что это за дикие крики?

Ферн замерла. Это говорила Роза. Ферн не могла позволить отцу нападать на Розу после всего того, что та для нее сделала. И тем более, Розе нельзя волноваться в ее положении. Если с ней что-то случится…

– Это мистер Спраул. Он пришел, чтобы…

– А, так вы отец Ферн, – сказала Роза с осуждением в голосе. – Давно пора бы вам побеспокоиться о дочери. Я думала, что вы приедете в тот же день, когда ее привезли сюда.

– То, что она слегка ушиблась, еще не повод для того, чтобы бегать искать ее, – ответил Спраул. – Я ждал, что она вернется в тот день домой к обеду.

Ферн не верила своим ушам. Голос отца изменился. Все угрозы исчезли. Отец чуть ли не извинялся.

– Если бы вы потрудились навести справки, вы бы поняли, что ваша дочь была не в состоянии готовить вам обед, да и выполнять другую работу тоже.

– Я ни одного дня не провел в постели.

– Не всем же так везет.

– Люди любят себя баловать, чтобы чувствовать себя господами.

– Я уверена, что вы правы, но Ферн действительно сильно пострадала.

Ферн опасалась, как бы отец не сорвался. Он не привык, чтобы ему противоречили. Особенно женщины. Он очень злился, если Трои начинал спорить с ним.

– Но теперь-то она здорова.

– Ничего подобного. Я думаю, вы должны были это понять, когда она при вас не смогла сесть верхом на коня.

– Все оттого, что она слишком долго валялась в постели. Пусть подвигается пару часиков и вмиг поправится.

– Боюсь, что не соглашусь с вами. Ей понадобится еще несколько дней перед тем, как она сможет выполнять свои обязанности, хотя бы частично.

Он не любил, когда ему перечили. Это бесило его. Именно из-за этого он и подрался с Троем.

– Я позабочусь о том, чтобы она была в седле еще до захода солнца. Не думайте, что я буду за нее работать. У меня своей работы хватает.

– Мне безразлично, кто будет выполнять ее работу. Ферн останется здесь, пока я не решу, что ей можно возвращаться домой.

– Послушайте, леди, я не знаю, кто вы…

– Меня зовут Роза Рэндолф. Мой муж Джордж Рэндолф.

– … но вы мне тут не командуйте, я сам разберусь с дочкой. И прочь с дороги, пока я добрый.

Ферн скинула халатик и схватила рубашку. Он не должен прикасаться к Розе. Ферн больше не сможет смотреть в глаза Мэдисону, если отец тронет Розу хоть пальцем.

– Если вы только тронете меня, мой муж убьет вас, – заявила Роза. Она сказала это совершенно спокойно, без всякого пафоса, как будто сообщала о том, что день будет опять жарким. – Если только Хэн его не опередит.

После этого заявления, естественно, последовала тишина. Руки Ферн замерли на пуговицах рубашки. Образ Джорджа, сидящего в тюрьме за убийство ее отца, был адским видением. Случись такое, это было бы невообразимым кошмаром.

– Никто меня за такое убивать не станет, – прошипел Спраул.

– Не могу поручиться за других мужчин, – отвечала ему Роза, – но за Рэндолфов я отвечаю.

– Я вам не верю.

Ферн быстро застегнула две оставшиеся пуговицы и схватили штаны. Ее отец никогда никому не верил. Он думал, что он пуп земли.

– Мистер Спраул, вы зарабатываете на жизнь, продавая продукты скотопромышленникам, не так ли?

– В основном.

– Я только одно слово скажу мужу, и никто из техасцев покупать у вас не будет.

Тишина.

Ферн никогда не задумывалась, какой вес имеет Джордж среди техасцев, но не сомневалась, что во имя своей семьи он погубит любого.

Она не хотела, чтобы из-за нее погибал отец. Она не желала, чтобы все это случилось, и она, разумеется, не хотела, чтобы он угрожал Розе, но этого можно было от него ожидать.

Она стала искать носки, но услышав следующие слова Розы, приостановила поиски.

– Я так понимаю, что у вас есть скот, стадо, за которым вы заставляете Ферн присматривать, – говорила Роза. – Если вы сейчас же не вернетесь на ферму, случиться так, что скотина испугается чего-нибудь и убежит куда подальше. А прежде, чем вы найдете вашу скотину, она окажется в руках индейцев.

Ферн слышала громкое сопение отца. Он мог притворяться, что скот не играет в хозяйстве такой уж большой роли, но любил деньги, которые выручал за него.

– Надо также следить за животными, чтобы они не забрели на поля, где зреют овощи.

– Вы угрожаете мне? – спросил Спраул. Он все еще недовольно и даже гневно пыхтел, но Ферн поняла, что ярость его улетучилась. Она присела на кровать, так и не найдя носков.

– Я только говорю вам, что может случиться на оставленной без присмотра ферме. Ферн останется здесь. Таким образом, вам не придется ухаживать за ней, и вы займетесь исключительно хозяйством.

– Я никогда в жизни не ухаживал за женщинами, – крикнул Спраул, – даже за матерью.

– Я думаю, к лучшему, что миссис Спраул умерла так рано. С вами бы она намучалась. А теперь извините меня, мне нужно заниматься делами. До свидания, мистер Спраул.

– До свидания, мистер Спраул, – повторила за Розой миссис Эббот, энергично закрывая дверь прямо перед лицом отца Ферн.

– Никогда не думала, что Бакер Спраул такой бесчувственный человек, – сказала миссис Эббот. – Он просто жестокий, это ясно.

– Некому было перевоспитать его в свое время. Хорошая, умная жена могла бы сделать из него приличного человека.

– Я бы не стала этим заниматься.

– Да теперь уже, наверное, слишком поздно. Ферн постепенно расслабилась и прилегла на кровать. Только теперь она поняла, как испугало ее появление отца. Она уже приготовилась ехать с ним немедленно и поехала бы, если б только не Роза. Она заставила его призадуматься. Отец любил деньги больше всего на свете.

Ферн казалось, что она привыкла к равнодушию отца. Другого она от него и не ждала. А Роза и Мэдисон показали ей, что можно заботиться о человеке, не будучи с ним в родстве.

Самое удивительное было то, что они хорошо к ней относились после того, как она сделала все, чтобы настроить их против себя. Она этого не понимала. Они ведь не были похожи на миссионеров, спасающих заблудшую душу.

Ее также удивляло, что у нее пропало всякое желание возвращаться домой. Она хотела оставаться у этих посторонних людей. И дело тут было вовсе не в ушибах. Впервые в жизни кто-то проявил о ней заботу, интересовался тем, что с ней случилось, и как она себя чувствовала.

Она привязалась к Мэдисону, потому что он рассмотрел в ней такое, чего не замечали другие. Он захотел целовать ее и пригласил на вечеринку к миссис Маккой. Он хотел, чтобы Ферн поверила в собственную привлекательность. Он сочувствовал ее страданиям. Ему было не все равно, как к ней относятся другие люди. Он даже дрался из-за нее.

Она этого никогда не забудет. Никогда.

Ферн разделась и нырнула под одеяло.

– Ты все лежишь сегодня, – сказала Роза, обращаясь к Ферн. – Еще сильно болит?

– Нет. Мне гораздо лучше. Наверное, надо возвращаться домой.

– Ты не можешь уехать, пока не вернется Мэдисон. Он мне сказал, чтобы я тебя не отпускала.

Ферн улыбнулась, но сразу же посерьезнела опять.

– Зачем вы за мной ухаживаете? Ведь от меня одни неприятности.

Роза улыбнулась, как бы успокаивая ее.

– Вы ушиблись и за вами нужен был уход. Вы же отказались показаться врачу. Помните?

Ферн кивнула.

– Но зачем вы держите меня здесь?

– Кто-то же должен ухаживать за вами. Кроме того, мы любим вас. А что до коров, как-нибудь обойдутся там без вас. Я иногда думаю, что коровы – это единственные твари божьи, которые заслуживают жизнь вечную.

– Вам не нравятся коровы?

– О, Боже, конечно, нет. Как можно любить коров, особенно длинноногих. Джорджу они тоже не нравятся, но коровы нас кормят. Тут уж ничего не поделаешь.

Ферн с трудом верила своим ушам. Никогда она не слышала от жителей Техаса такое. Чтобы они не любили коров! Глядя на то, как техасцы обращаются с ними, можно было подумать, что они дорожат коровами так же, как своими детьми.

Но вслед за этим открытием последовало еще одно. Ферн поняла, что и ей не нравятся коровы. Она ненавидела их годами, даже не подозревая об этом. Она зависела от них, потому что они давала ей заработок и независимость. Она ухаживала за ними, так как это было необходимо. Но в глубине души она ненавидела этих огромных, вонючих, упрямых и шумных животных. Она была бы совершенно счастлива, если бы больше в жизни не увидела ни одной коровы.

Это открытие опять все в ней вывернуло наизнанку. Ее работа, необходимость вставать рано утром – все это было связано с коровами. Теперь такая жизнь теряла для нее всякий смысл. Все рушилось. И все из-за Мэдисона.

Если бы он оставался у себя в Бостоне, ничего бы этого с ней не случилось. И если бы она не повезла его в деревушку Коннор, то ничего бы не произошло с Ферн. Если бы он после этого отвез ее домой, то все было бы нормально.

Но теперь слишком поздно думать об этом.

А почему поздно? Она же могла забывать о других мужчинах, которых встречала на своем пути.

Но с той минуты, когда Мэдисон сошел с поезда, Ферн уже не могла забыть его. Имя этого человека постоянно было у нее на устах. Он проявлял к ней внимание и неподдельный интерес. Благодарная Ферн запоминала каждое его слово, жест, выражение лица. Образ Мэдисона не выходил у нее из головы. Она пила из его благодатного источника живую воду.

Теперь она уже не могла жить без него.

Все в ее жизни разом изменилось. Он все разрушил. Но что же ей теперь делать? Ведь отец не примет ее такой.

Сможет ли она сама примириться с теми переменами, что произошли в ней.

Она чувствовала себя беспомощной и испуганной. Она никогда раньше так себя не чувствовала. Ферн всегда находила выход из любой ситуации. Выход должен быть и теперь, но она его не видела.

– Что с вами? – спросила Роза. – Вы, кажется, не готовы пока возвращаться домой?

– Мне не хочется туда возвращаться. У меня сил нет ехать туда.

– Это на вас не похоже.

– Я стала какой-то другой. Я всегда любила ездить верхом, была уверена в себе. А теперь лежу в кровати и на мне этот розовый халатик.

Роза мягко улыбнулась.

– Я думаю, многие женщины завидуют вам. Не каждой удается познакомить с таким красивым молодым человеком.

– Но в этом деле две стороны.

– Я тоже так считаю.

– Никогда бы не случилось это несчастье, если бы я не повстречала Мэдисона.

– Может быть, теперь и не случилось бы, но вам все равно этого было не избежать. От своей судьбы не уйдешь.

– Вы уверены в этом?

– Никто не может вас заставить любить то, что вы не любите, чувствовать так, как вы не хотите чувствовать, или быть такой, какой вы быть не хотите. У нас есть причины таиться от самих себя, но рано или поздно все выходит наружу. Тогда мы понимаем, кто мы такие на самом деле.

– Я еще ничего не поняла. Не знаю, какая я есть на самом деле.

Мэдисон налил себе кофе в чашку, затем повесил кофейник над костром.

– Признаюсь, я получил большое удовольствие, – говорил от Джорджу. – Но после этих сотен миль, которые мы проскакали верхом, хочется принять горячую ванну и лечь в постель. Надоело есть вареные бобы и спать, подложив под голову седло.

В окрестностях Абилина жило достаточно фермеров, и город уже считался скотоводческим центром. Но Джордж решил исследовать Элсворт как еще одно место, куда техасцы могли бы пригонять свои стада. Мэдисон отправился с ним, чтобы изучить дорогу, по которой скакал Хэн в ту ночь, когда убили Троя. Он надеялся встретить кого-нибудь, кто мог видеть Хэна, говорить с ним или узнать его лошадь. Он так и не повидался пока с приятелем Тома Уайта и хотел найти хоть каких-то свидетелей.

– Ты, кажется, не очень стремишься в Техас? – спросил Джордж.

– Разумеется, нет. А что я там забыл?

– Ты можешь опять стать членом семьи.

Мэдисон предполагал, что Джордж заговорит об этом раньше или позже. Для него семья играла в жизни огромную роль. Не то чтобы Мэдисон не одобрял этого, просто для Джорджа никогда не существовало ничего, кроме его семьи.

– Для меня в этой семье нет места. Вот почему я уехал тогда из Техаса. Я знаю, ты думаешь, что теперь мы все подружимся и будем жить счастливо до конца наших дней, но я уверен, что этого не произойдет никогда. Хэн и Монти не поймут меня, а я не пойму их. Между нами взаимная неприязнь. Так было всегда. Я не любил их за агрессивность. Они нападали на всех, в том числе на меня. Не нравилась мне их шумная, бестолковая жизнь. Они не признавали книг. Не надо пытаться соединить нас.

– Но ведь ты покинул свой уютный дом, чтобы спасти Хэна от виселицы, – сказал Джордж. – А это значит, у тебя все-таки есть семейный инстинкт.

Это замечание разозлило Мэдисона.

– Я, может быть, не самый любящий из братьев, но не совсем бесчувственный.

– Ты не мог не знать, что я в состоянии нанять самого лучшего адвоката. Я бы мог и без тебя вытащить Хэна из тюрьмы.

– Мне нужно было сделать это самому.

– И тебя не беспокоило, что мы можем сказать тебе?

– Я не ждал, что Хэн поймет меня, но думал, что ты поймешь.

– Я бы на твоем месте никогда не уехал.

– Не суди других по себе.

– Роза то же самое говорит. Я стараюсь измениться.

Мэдисон решил, что Роза пользуется в семье большим влияние, чем он думал. Он полагал, что никто не мог изменить человека из клана Рэндолфов. Оказывается, Роза одна на это способна. Ему любопытно было знать, в Розе ли тут дело или любящая женщина могла так воздействовать на своего мужа.

Он тут же выругал себя за то, что вспомнил в этой связи Ферн. Она-то совершенно не нужна была его семье. Ей бы лучше подошла Саманта или кто-то вроде нее. Может быть, Сарра Кабот или Фиба Уоткинсон. Да многие другие женщины, которых он знал, – все очаровательные, изящные, красивые. Все они очень хотели выйти замуж, обзавестись своим домом и детьми.

Тогда почему же он все думал и думал о Ферн? Может быть, это было из-за его тяги делать все наоборот. Всю жизнь он выбирал самые необычные и трудные пути. Он настоял на том, чтобы жить в интернате при школе, в то время как большинство учеников жили дома. Он покинул ранчо в попытке найти себе место в жизни на Севере, когда шла жестокая и кровавая война. Он решил пробиться в непробиваемые слои высшего бостонского общества. Он бросил вызов финансовым магнатам, которые преобразовывали американскую промышленность. Не удивительно, что его заинтересовала самая недоступная из женщин, какую он когда-либо встречал.

Да, она его интересовала. Один Господь знал почему. Это было так же неожиданно, как то удовольствие, которое получил Мэдисон от поездки по прерии с Джорджем, когда они вставали ни свет ни заря и скакали до самого заката по пыльной и раскаленной пустыне. По дороге Мэдисон знакомился с неизвестной ему породой людей, называемых ковбоями, которых он начинал уважать.

– Роза сказала что-нибудь еще?

– Да. Она сказала, что ты вновь хочешь стать членом семьи, иначе ты не покидал бы Бостон, прожив там восемь лет.

– Ты веришь всем ее словам?

– До сих пор она еще не ошибалась.

Мэдисон знал, что не может провести несколько недель, общаясь с Джорджем и Хэном, а потом вернуться в Бостон и забыть их. Он не мог не знать, почему Джордж назвал своего первенца в честь отца, которого они оба ненавидели.

Он не мог просто сесть на поезд и забыть Ферн.

– Я думаю, на этот раз она тоже не ошиблась. Я много лет пытался забыть прошлое, – говорил он. – Особенно хотел забыть все свои неудачи, напрасно потерянное время, гнев и горечь, то, как он желал убить отца или покончить жизнь самоубийством, но не имел достаточного мужества для этого.

– Ты когда-нибудь пробовал узнать, что случилось с нами?

Лучше бы Джордж сам догадался. Были вещи, в которых Мэдисон не хотел признаваться даже самому себе. Взять Ферн. Она окружила себя стеной, чтобы не видеть то, чего она не хотела видеть. Она хотела оставаться в своем мирке, который она создала для себя, чтобы только кто-то не открыл ей глаза на ее истинную сущность.

Его стены были, может быть, не такие крепкие, но все же это были стены.

– У отца Фредди есть друзья в Вашингтоне. Не трудно было навести справки через армейское ведомство.

– Значит, ты имел отношение к генералу Шеридану?

– Нет, но когда ты подал прошение о помиловании…

– Как ты узнал об этом?

– Через отца Фредди.

– Выходит, Грант не подписал помилование.

– Он подписал, но это заняло много времени, пока оно прибыло по назначению.

– А Шеридан?

– Он преследовал бандитов. Вот и завернул к вам на ранчо. Мэдисон вспомнил, с каким нетерпением он ждал новостей о семье. Отец Фредди был куда добрее и щедрее его собственного отца, но никто не мог заменить ему семьи в те мрачные годы. И ему становилось легче просто от той мысли, что с родственниками все в порядке.

– А как ты узнал про Хэна?

– Владельцы железнодорожной компании «Канзас Пасифик» в числе наших клиентов. Им выгодно, чтобы техасцы продолжали пригонять скот в Канзас. Их поезда идут на Запад, груженные товаром, а возвращаются почти пустые. Они хотят нажиться на ваших коровах. Война, которая может вспыхнуть между техасскими скотопромышленниками и жителями Абилина из-за того, что повесят члена одного из самых влиятельных кланов Техаса…

– Господи, кто же нас так называет?

– … эта война не на пользу железнодорожной компании. Они дали знать мне немедленно.

– Значит, ты узнал об аресте Хэна почти тогда же, когда и я.

Мэдисон кивнул.

– Ты не смог бы информировать нас о сообщениях компании, после того как вернешься в Бостон?

– Я надеюсь, что в этом не будет нужды.

– Ну, если тебе наплевать на семью…

– Мне не наплевать.

Он удивился, как трудно было ему произносить эти слова. Ему казалось, что он проявил слабость. Он как бы признавал, что ошибся, уехав с ранчо восемь лет назад.

– Мне ничего другого не оставалось, как уехать, – сказал Мэдисон.

– Не думаю, что когда-нибудь пойму тебя, но постараюсь.

– Близнецы меня никогда не поймут.

– Но было бы неплохо, если бы мы все были опять вместе.

Мэдисон надеялся, что Джордж говорит правду. На самом деле Мэдисон очень нуждался в семейной любви и заботе, но не признавался в этом даже самому себе. Так было легче.

– Почему ты назвал сына в честь нашего отца? Я чуть не упал, когда узнал об этом.

– Когда-нибудь расскажу тебе.

– Почему не сейчас?

– Ты еще не готов.

Эти слова Джорджа разозлили Мэдисона.

– Что ты имеешь в виду? Ты считаешь, что техасцы знают что-то такое, чего не знают другие люди?

– Нет. Просто никогда не поймешь этого, пока не смиришься. Сейчас ты еще слишком воинственный, в тебе много злости и самолюбия. Одним словом, ты пока не созрел.

Мэдисону это объяснение не очень понравилось, но он честно признался себе, что Джордж, возможно, прав. Слишком яростно он доказывал им, почему ему было необходимо тогда уехать. И он был уверен, что это единственный выход для него.

– Какие у тебя проблемы? – Спросил неожиданно Джордж.

Настроение Мэдисона изменилось.

– Не стоит быть слишком любопытным.

– Хорошо, – сказал Джордж, улыбаясь и нисколько не смутившись. – Когда интересуешься человеком, поневоле приходится совать нос в личные дела.

– Но если вы все живете в одном доме, то этого, кажется, не избежать.

– Ты не живешь с нами.

Тень огорчения омрачила лицо Мэдисона.

– Не думаю, что мне хочется рассказывать тебе о моих проблемах. Я еще не уверен, что из всего что-то получится, а афишировать свои неудачи не намерен.

– Хочешь совет?

– Нет.

– Хорошо. Я не особенно разбираюсь в женщинах. – Кто тебе сказал, что дело в женщинах?

– Я уже пять лет женат. Меня не проведешь. Чую, когда пахнет бабой, – сказал Джордж. Глаза его смеялись. – Одно из двух – или тут замешана женщина, или ты ведешь себя в Канзасе очень странно.

Мэдисон громко рассмеялся.

– Я забыл, что ты всегда был в курсе того, что у меня на уме, как я ни пытался скрывать от тебя.

– Вот видишь, кое-что остается неизменным.

– Но многое изменилось.

– Но есть и вечные ценности. Просто надо уметь правильно оценивать их.

Мэдисон не был уверен, что понял смысл последних слов Джорджа, но не хотел задумываться о их подлинном значении. Все, что он хотел теперь знать, – почему он приехал в Абилин и стал разбираться в своих семейных отношениях.


ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ


– Вы подумали, какое платье наденете на вечеринку? – спросила Роза Ферн.

– Нет. Я…

– Мэдисон ведь пригласил вас, не так ли? Он сказал мне, что пригласил, только мужчины не всегда помнят о таких пустяках, как приглашение на вечеринку. И уж могут начисто забыть о подобной мелочи, мотаясь по пыльной прерии в поисках новых скотных дворов.

– Да, но…

– Тем не менее, нам следует поторопиться, – сказала Роза, внимательно глядя на Ферн. – Может быть, купить новое платье в магазине, если у вас нет дома подходящего. В Абилине продают платья для балов?

– Не знаю. Я никогда не покупала себе платья.

– Никогда? – спросила Роза, и ее глаза удивленно округлились.

– Ни одного не купила в жизни, – сказала Ферн с каким-то вызовом в голосе. – Я не ношу платьев.

– Вы Мэдисону об этом говорили?

– Я сказала ему, что не пойду с ним.

Выражение лица Розы стало непроницаемым.

– Он сказал мне, что вы пойдете с ним.

– Мэдисон никогда не слушает то, что ему не нравится, особенно, если это говорю я.

Тишина.

– Вы пойдете?

Ферн уже сколько раз говорила себе, что не пойдет, но неожиданно для себя произнесла:

– Я бы могла пойти.

– Но тогда вам нужно иметь платье.

Выходит, Роза такая же, как и все. Ферн не знала, почему она считала ее другой. Наверное, потому, что Роза пожалела ее больше других. Ферн думала, что эта женщина поняла ее.

– Мужчины ведь ходят в штанах, а что, женщинам нельзя?

– Я знаю, что вы и Мэдисон имеете привычку все делать наоборот и всем назло, – сказала Роза с нетерпением в голосе, – но вечеринка миссис Маккой – не место для перебранок. Там будет много народу. Люди ходят на вечеринки, чтобы развлекаться и расслабляться. Если вы хотите, конечно, испортить им вечер, то ходить не стоит. Кроме того, Мэдисон уже высказал свое мнение по поводу вашей одежды.

– Он уже по поводу многих вещей высказал свое мнение.

– Очевидно, вы плохо его слушаете. У мужчин клана Рэндолфов много положительных качеств, но уступчивость не в числе их добродетелей.

– Я не собираюсь вить из него веревки.

– Хорошо. Мне бы не понравилось, если бы вы влюбляли его в себя только для того, чтобы отвергнуть в конечном счете.

– Я? Влюблять его в себя!?

Ферн совершенно растерялась. Как мог кто-то, особенно Роза, думать, что она пытается влюбить в себя Мэдисона. Даже если бы она могла это сделать, она не стала бы пытаться влюбить его в себя. Она не хотела привлекать к себе мужчин после той ужасной ночи.

– Я никогда не старалась нравиться Мэдисону. Но если он настаивает на том, чтобы я носила платье, значит, я ему, в сущности, безразлична.

– Наоборот, если он настаивает на этом, значит, вы ему не безразличны.

– Почему вы так считаете?

– Может быть, он думает, вы откроете в себе нечто такое, что таите от себя самой, когда наденете платье.

– Что же эта такое?

– Спросите его.

Ферн почувствовала, как волнение нарастает у нее в груди. Он, должно быть, действительно ее любит. Он целовал ее. И он говорил ей, что она красива. Он сказал ей, что будет повторять это, пока она сама не поверит в то, что привлекательна. И если Роза говорит, что Ферн нравится Мэдисону, то, наверное, так оно и есть. Ферн столько лет жила с мыслью, что она никому не нужная дурнушка, что привыкла к этому. Она поражалась, с какой силой хочет сейчас, чтобы ею восхищались. Это можно было сравнить с ощущениями изголодавшегося человека при виде пищи.

(Ничтожество! Ты ничем не лучше Бекки и всех остальных. Несмотря на все твои мужские замашки, твои штаны и загар и натруженные руки, испанские шпоры и умение отлично скакать верхом – ты всего лишь тщеславная женщина.)

Ей было все равно. Она хотела видеть, как загораются его глаза, когда он смотрит на нее. Она хотела этого так сильно, что у нее напряглись все мускулы. Но смелости пойти с ним на вечеринку у нее не хватало. А ведь там бы она узнали наверняка, нравится она ему или нет. Роза может и ошибиться.

Черт побери! Она не могла понять, почему она так хочет на эту вечеринку. Все эти годы она не испытывала ни малейшего желания делать это.

Чего она хотела добиться?

Она хотела заполучить Мэдисона.

Господи сохрани, она, должно быть, сходит с ума. Не может быть, чтобы она влюбилась в Мэдисона. Она ни в кого не может влюбиться.

О, Боже! Она любила Мэдисона. Она так увлеклась делом Хэна, так много спорила и угрожала, что не обратила внимания на то, что творится в ее собственном сердце.

Паника овладела Ферн. Ей нужно было побыть одной.

– С вами все в порядке? – спросила Роза. – Вы очень побледнели.

– Думаю, я еще не совсем здорова, – ответила Ферн.

– Тогда полежите до обеда. Я позабочусь о том, чтобы никто вас не беспокоил.

Слишком поздно, думала Ферн про себя. Слишком поздно.

– Но я не умею танцевать, – протестовала Ферн.

– И не надо, – сказал Мэдисон. Он все еще не мог смириться с ее отказом пойти с ним на вечеринку.

– Я тоже не могу танцевать, – сказала Роза, поглаживая себя по животу. – Я слишком неуклюжая.

– Ты такая же грациозная, как и всегда, – сказал Джордж.

– Мило с твоей стороны, что ты так говоришь, дорогой. Но, я думаю, я лучше присяду где-нибудь в уголке и буду смотреть, как танцуют другие.

– Пусть Мэдисон научит вас танцевать, – посоветовал Джордж Ферн.

– Можем начать прямо сейчас, – сказал Мэдисон, вставая.

– Я могу поиграть на пианино, – предложила миссис Эббот.

Все удивленно посмотрели на нее.

– Но я играю очень плохо, – добавила она.

– Никто не будет учить меня танцевать, – заявила Ферн. Щеки ее горели. – Я же говорю вам, что не пойду на вечеринку. Но если бы даже и пошла, я не позволила бы таскать себя по всему залу у всех на виду. Я бы чувствовала себя идиоткой.

В этом доме было принято оставаться за столом после обеда и обсуждать события дня. Полутьма, простенькие обои, крашеная мебель – все это не очень веселило. Но здесь было как-то уютней, чем в гостиной.

– Ну что ж, обсуждайте эту тему наедине, после того как мы уйдем, – сказала Роза, вставая. – Надо еще прогуляться перед сном и уложить Уильяма Генри вовремя.

– Вы можете перейти в гостиную, – предложила миссис Эббот. – Я пока уберу со стола.

Но Мэдисон и Ферн решили выйти на крыльцо. Роза и Джордж пошли прогуляться по городу. Они шли, держась за руки, а Уильям Генри бежал перед ними, о чем-то их возбужденно расспрашивая. Но они разговаривали только друг с другом.

Ферн восхищала любовь Розы и Джорджа. Глядя на них, она чувствовала себя ужасно одинокой. Интересно, Мэдисон мог любить ее? Он проводит с ней время, проявляет к ней интерес, но, ей кажется, что он просто хочет изменить ее. Вряд ли, размышляла она, его интересуют мотивы ее поведения. Он считает, что она должна измениться ради него. Как глупо быть влюбленной без надежды, что тебя полюбят.

– Мы можем начать прямо сейчас, – сказал Мэдисон.

– Сейчас? – спросила она неожиданно тонким голосом, прервав свои размышления.

– Конечно. Уже почти темно, никто нас не увидит.

– Если бы сейчас было полное затмение солнца, то только тогда я позволила бы тебе давать мне уроки танцев на крыльце дома миссис Эббот, – заявила Ферн. – Я выросла здесь и знаю местных жителей очень хорошо. Они мне такого никогда не забудут.

– Тогда присядь, – сказал Мэдисон. Взял ее за руку и повел к скамейке.

– Я лучше постою. Я достаточно насиделась и належалась за последние дни.

Он все-таки усадил ее рядом с собой. Она хотела было встать, но решила, что он все равно от нее не отстанет. Пусть будет на этот раз так, как он хочет.

– Я забыл, что ты не можешь сидеть без дела. Ждешь с нетерпением, когда опять вскочишь на коня?

Странно, но Ферн не скучала о своем коне.

– Если Роза согласится, я покатаюсь с тобой завтра, – сказал Мэдисон.

Ее сердце билось чаще только оттого, что она сидела рядом с ним. Ей не нравилось это. Еще больше ее расстраивало то возбуждение, которое она испытывала. Она прекрасно знала, что это значит, и ненавидела себя, но ничего не могла с собой поделать. С каждым днем становилось все хуже. Единственное лекарство – избавиться от Мэдисона.

Но пойти на это она не могла.

– Я не хочу ехать с тобой. Что, если папа меня увидит?

– Я не позволю ему заставлять тебя работать. Этого ты боишься? – спросил Мэдисон.

Ферн почувствовала, как слабеет напряжение. Он все еще был готов защищать ее от враждебного мира. Она не была ему безразлична.

Ее не волновало то, что ей предстоит вернуться домой и начать работать. Она даже хотела бы поскорей начать работу. Ее беспокоило лишь то, что Мэдисон не будет приходить к ней на ферму. Она хотела оставаться в доме миссис Эббот как можно дольше, несмотря на гнев отца.

– Почему ты боишься того, что люди говорят о тебе? – спросил Мэдисон. – Мне кажется, ты только тогда успокаиваешься, когда залезаешь в свою нору, где прячешься от всего мира. Ты в этом весьма преуспела.

– Я всего лишь фермерская дочка.

Ей трудно было сосредоточиться. Его рука лежала на спинке скамейки, прямо у нее за головой. Их тела разделяли всего несколько дюймов. Таких крохотных дюймов.

– Фермерская дочка, которая хотела бы быть фермерским сыном.

– Не понимаю, что за радость быть женщиной? – спросила она. – Мужчины вечно тобой командуют – иди туда, говори то, делай это. Они считают – все, что ты умеешь, это готовить, делать уборку и рожать детей. Ты сам думаешь, что я не вправе носить ту одежду, которую хочу.

– Ты все сказала?

– Нет, не все, – ответила Ферн, пытаясь сесть подальше от Мэдисона и поворачиваясь к нему лицом. – Если девушка не желает терпеливо ждать, пока кто-то возьмет ее в жены, то из такой девушки мужчины делают шлюху или что-то в этом роде.

Ферн всю трясло, как от холода. Воспоминания той ночи, восемь лет назад, нахлынули на нее. Огромным усилием воли она опять загнала их в темный угол своего сознания, где прятала этот кошмар.

– Дело не в том, – сказал Мэдисон. – Ты боишься жителей этого городка не больше, чем я. Дело в твоем отце.

– Нет, – Ферн пыталась защищать отца. Мэдисон несправедливо обвинял его. Она не могла рассказать Мэдисону о том, что случилось той ночью.

– Роза рассказала мне о том, что он говорил. Если он хоть прикоснется к тебе, я ему руки отобью, – поклялся Мэдисон.

– Он не бьет меня. Он меня любит, – настаивала Ферн.

Мэдисон придвинулся к ней. Не вплотную, но был совсем близко.

– Я сомневаюсь, что твой отец способен любить что-то еще, кроме своего счета в банке. Что бы он делал, если бы ты надела платье и перестала заниматься хозяйством?

– Я не могу позволить себе не заниматься хозяйством. Нас же всего двое на ферме, – настаивала Ферн, не желая признаться даже себе самой в тех сомнениях, которые одолевали ее сердце.

– Он мог бы нанять работников. От вашего стада такой доход, что вы могли бы запросто платить двум мужикам, вроде Пайка и Рида.

Ферн не знала, то ли ей злиться на Мэдисона за то, что он лезет в финансовые дела отца, то ли радоваться, что он так беспокоится о ней. Она решила радоваться. Ее жизнь менялась. Она могла быть с ним женщиной. Это значило, что он переставал быть ее соперником, он становился объектом ее безграничного любопытства. Она хотела без конца смотреть на него, внимательно слушать его. И, хотя она не смела, она желала прикасаться к нему. Ферн хотела знать, что она почувствует от прикосновения к этим сильным рукам, которые держали ее на всем пути от фермы Коннора до города.

Она, словно впервые, посмотрела на Мэдисона. Ее удивило, как такие черные глаза могут быть одновременно такими живыми, сверкающими огнем. Ее интересовало, как он выглядит в растрепанном виде, когда волосы падают ему на глаза, а лицо не брито.

Она хотела знать, устает ли он когда-нибудь от своей независимости. Не хочет ли он иногда иметь рядом близкого человека? Интересно, бостонские женщины считают, что мужчина должен знать ответы на все вопросы? Ферн не возражала бы полюбить такого человека, который совершает ошибки.

Конечно, такие люди, как Мэдисон, никогда не признаются, что ошибаются. Ему, должно быть, нелегко от этого. Ему нужен кто-то, с кем он мог бы побыть самим собой, кто-то такой, кто любил бы его.

Ее удивляло, что, находясь с ним рядом, она чувствовала себя совсем не тем человеком, что раньше. Она не понимала, почему все, чего она старалась достичь раньше, было совсем не тем, чего она хотела теперь. Более всего ее сбивало с толку то, что она хотела измениться, даже рискуя потерять себя прежнюю навсегда.

Находясь рядом с Мэдисоном, она теряла всю свою сопротивляемость. У нее больше не было ни энергии, ни желания защищаться. Медленно, но верно он срывал с нее защитный камуфляж, обнажая ту нежную Ферн, существование которой она упорно скрывала от чужих глаз.

Ферн хотела отделаться от своих навязчивых мыслей. Они смущали ее, даже пугали немного. Она отвернулась, чтобы Мэдисон не мог прочитать по ее глазам, что она думает.

Рука Мэдисона касалась ее плеча, и она чувствовала, как тысяча острых иголок вонзается в нее. Она всем своим существом ощущала его.

– Думаю поговорить с ним завтра, – продолжал Мэдисон.

– Я сама поговорю с отцом, – сказала Ферн, благодарная Мэдисону за то, что он Настолько озабочен ее судьбой, что старается защищать ее от отца, но и раздраженная тем, что он не спросил сначала ее разрешения на такой разговор.

– Но ты не станешь с ним говорить.

– Откуда ты знаешь?

– Ты вбила себе в голову, что для того, чтобы с тобой нормально обращались, необходимо работать больше, чем любой мужчина. Но ты всегда останешься только жалкой имитацией мужчины. Я полагаю, однако, что, если бы ты захотела, то могла бы стать замечательной женщиной. И весьма красивой к тому же.

Ферн не проронила ни слова.

Презрение Мэдисона ко всему тому, чего она с таким большим трудом добивалась в жизни, бесило ее. Знал ли он, как здорово она ездила верхом, как ловко могла заарканить быка, стрелять без промаха? Нет, не знал. Знал ли, чего ей стоило добиться уважения к себе со стороны мужчин? Конечно же, нет. И он хотел свести на нет все ее достижения одной фразой!

Ферн не могла больше злиться на него. Никто и никогда не называл ее замечательной женщиной. Никто не говорил, что она могла бы быть красивой. А ведь он видел ее только в штанах. Лишь сегодня она перестала расхаживать по дому миссис Эббот в шляпе.

– Почему ты так считаешь? – спросила Ферн. Она знала, что не надо быть такой любопытной. Мэдисон всегда говорит вещи, которые ей не нравятся. Она прекрасно понимала, но не могла справиться с собой.

– Что я считаю?

– Что из меня может получиться красивая женщина. – Трудно было признаться в собственном любопытстве. Он поймет, что нравится ей.

– Тебе надо поменьше бывать на солнце и ветре, чтобы твоя кожа перестала походить на древний пергамент. – Легкая улыбка появилась на губах Мэдисона – Ты больше похожа на индианку, чем на бостонскую даму.

Его палец прикоснулся к ее плечу, и она вся вспыхнула, как сухой хворост.

– Лучше быть простой индианкой, чем бостонской дамой, – фыркнула Ферн. – Индианки, по крайней мере, более сообразительные.

– Ты сообразительная. Это то, что мне в тебе нравится.

– Раньше тебе во мне ничего не нравилось.

– Я изменил свое мнение.

– Относительно чего?

– Относительно почти всего. Я все еще не хочу, чтобы ты одевалась в мужскую одежду, но я заметил, что у тебя отличная фигура. Если же на тебе будет надето несколько юбок, то она не так будет бросаться в глаза.

Ферн покраснела. До этой минуты она затоптала бы на своем коне любого, кто осмелился бы сказать ей нечто подобное. Но пальцы Мэдисона касались ее шеи, и это сводило ее с ума. Она не могла найти нужных слов, чтобы отвечать должным образом.

– Мне нравится, тем не менее, что ты сняла эту шляпу. У тебя прекрасные глаза. От пребывания на солнце они были налиты кровью, но теперь они просто замечательные. Большую часть времени они карие, но, когда ты злишься, становятся зелеными.

Он зажал ее локон между пальцев.

– Удивительно, что ты не обрезала волосы. Я хотел бы видеть, как они падают на твои плечи, и ветер развевает их у тебя за спиной.

Ферн не собиралась говорить ему, что волосы – один из атрибутов ее женственности, с которым она ни за что не хотела расставаться. Если бы она сказала ему об этом, он посчитал бы это слабостью, а с ним она и так уже проявила достаточно слабости.

– Я зацеплюсь за первое попавшееся дерево.

– Я представлял, как ты едешь со мной верхом, а не гоняешься за этими несчастными бычками. Ты что, ни о чем другом, кроме них, думать не можешь?

– Я вовсе не думаю о…

– Мне нравится, когда ты улыбаешься. Твое лицо при этом совершенно меняется. Тебе не идет хмуриться.

Его пальцы ласкали ее шею. Ферн думала о том, что она почувствует, если его пальцы коснутся ее голого плеча.

– Вспомни свой собственный совет, – удалось ей промолвить.

– У тебя ямочки. Я их раньше не замечал.

Ферн презирала эти ямочки.

– Они симпатичные. С ними ты больше похожа на фермера.

Если он и дальше будет продолжать в том же духе, то она пожалеет, что затеяла этот разговор.

Она еще не встречала человека, говорящего о вещах, которые ему нравятся, с таким презрением в голосе. В таком тоне Мэдисон мог говорить ей, что она похожа на бульдога, а не о том, что она исключительная девушка, которую он искал и не мог найти в Бостоне.

– Рада слышать от тебя это, – сказала она, – мне нравятся фермеры. От техасских скотоводов я не в восторге.

– Ты еще не познакомилась с моим братом Монти.

– Роза мне про него все уши прожужжала. Ей кажется, что он мне больше понравится, чем ты.

Она не хотела его обидеть этой фразой: это были слова Розы. Но то, что сказала, подействовало на Мэдисона, как удар тока.

Он отдернул руку и отодвинулся от Ферн. Это ее поразило.

Мэдисон даже представить себе не мог, как могут разозлить его эти праздные слова. Он никогда не ладил с Монти, но теперь просто хотел задушить его. Ему плевать было на то, что Роза любит Монти больше, чем его. Мэдисон не мог смириться с тем, что Ферн могла бы предпочесть ему этого забияку. Он уже думал о Ферн, как о своей собственности, и не потерпел бы, чтобы кто-то покушался на нее. Пусть даже этот кто-то далеко отсюда.

(Все это смешно. Если бы кто-то другой вел себя так, ты считал бы его идиотом.)

Может быть, но он ничего не мог с собой поделать. У него не было сил бороться с желанием, которое все усиливалось в нем, подобно жаре в пустыне. Он был заинтригован Ферн с самого начала, а теперь он просто горел от нетерпения прикоснуться к ней, обнять ее. Раньше он только хотел защищать ее, сделать ее счастливой. Она этого заслуживала, но теперь он желал большего. Прошло несколько дней и притягательность ее тела покорила его. Ему было уже наплевать – носит она штаны или нет. Он любил ее в любом наряде. У нее была узкая талия, крутые бедра и длинные стройные ноги, которые ему даже во сне не снились.

Она ходила, слегка покачивая бедрами, что не могло не волновать любого нормального человека.

Ему нравилось держать ее в своих руках, ощущая тепло ее тела. Ему нравилось целовать ее. Он мечтал о том, чтобы заняться с ней любовью.

Он уже не рассматривал ее как особу, бунтующую против своего пола. Он смотрел на нее как на женщину, которая возбуждала его, которая хотела, чтобы ее любили.

Но, даже испытывая невероятное желание к ней, он сдерживал себя. Он чувствовал, что должен быть осторожен с Ферн. Мэдисон смутно догадывался, что однажды какой-то мужчина ее уже обидел. В своем невежестве он мог обидеть ее еще сильнее.

А Мэдисон не хотел этого делать. У нее и так было достаточно горестей и так мало радостей. Он страстно желал заняться любовью с ней, но обрек бы себя на вечное воздержание от половой жизни, если бы причинил ей хоть малейший вред.

То чувство вины, которое выражали ее глаза, чуть не заставило его улыбнуться. Он сразу почувствовал себя лучше. Пусть ей будет немного стыдно за свои слова. Это говорит о том, что ей так же небезразличны его чувства, как и ему ее.

И он не возражал против того, чтобы она пожалела о том, что расстроила его. Она постоянно держала его на расстоянии. Может быть, сейчас тот самый момент, когда следует проломить брешь в стене, которой она отгородила себя от всего мира.

И он намеревался это сделать. Она слишком долго находилась в раковине, которую никто не мог разбить.

Но Мэдисон доберется до этого сокровища. И в самое ближайшее время.


ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ


Ферн пожалела, что сказала эти слова. Мэдисон казался сломленным.

Нет, этого человека сломить невозможно. Разочаровать, огорчить, но не сломить. Если он не принимал что-то из того, что ему говорят, он старался изменить точку зрения собеседника.

Но Мэдисон все-таки выглядел обиженным, и она была удивлена и поражена его реакцией на ее слова. Похоже, он очень любил ее, иначе все это трудно было объяснить. Хотя, судя по тому, как он с ней разговаривает, этого не скажешь.

Нет, все-таки он любит ее. Иначе он не говорил бы ей, что ему в ней нравится, и все такое. Конечно, от его комплиментов голова не закружится, но Ферн и не хотела, чтобы у нее, кружилась голова. Она просто хотела чувствовать себя привлекательной. Она хотела быть любимой и желанной.

Внимание Ферн привлек какой-то человек, медленно идущий по улице. Он не останавливался, но все время смотрел на нее с Мэдисоном. Хорошо, что она не позволила Мэдисону учить ее танцевать. Она не знала этого человека, но была уверена, что если бы он увидел ее танцующей, он распустил бы слух по всему городу. Еще до полуночи все бы знали об этом.

– Роза говорит, что этот Монти просто бредит коровами, – сказала Ферн. – Я бы не смогла полюбить мужчину, который предпочитает коров женщинам.

Мэдисон уже расслабился, но все еще сидел от Ферн на некотором расстоянии и не проявлял к ней никаких признаков внимания.

– О чем это я говорил? – спросил он.

– О том, что мои ямочки не делают меня похожей на полоумного пастуха. Это не такой уж комплимент, я понимаю. Тем более что еще недавно ты сравнивал меня с телкой.

Мэдисон с облегчением рассмеялся.

– Я сказал это просто для смеха, чтобы ты не очень гордилась своей внешностью.

Ферн напустилась на Мэдисона.

– Ты говоришь мне, что мое лицо выглядит, как пергамент, и что никакая уважающая себя женщина не станет расхаживать в такой одежде, как моя, и что все из сказанного, сделанного и даже подуманного мной за всю жизнь никуда не годится, и ты же имеешь наглость заявлять, что я слишком самолюбива. С какими тогда женщинами ты общался?

Мэдисон опять засмеялся и обнял ее рукой.

Ферн нравилось, когда он прикасался к ней. О, эти волшебные прикосновения! На этот раз он был более смел. Его рука скользнула по ее плечу, и пальцы начали трогать обнаженную плоть под рубашкой.

Она никогда не подозревала, что кожа может быть так чувствительна к простому прикосновению, к малейшему пожатию или перемене температуры. Казалось, что плечи стали центром всего ее тела.

– Ты необычный человек, – сказала Ферн, еще не решив: то ли это признание в любви, то ли она сошла с ума, услышав от него ласковые слова.

У нее не было никакого опыта общения с мужчинами, она руководствовалась исключительно инстинктом. Джордж не поступал с Розой, как Мэдисон с Ферн, и ни у кого не было сомнений, что Джордж боготворит Розу.

Мэдисон не двигался с места, но казалось, что расстояние между ним и Ферн сокращается. Она чувствовала нежность в его глазах. А пальцы Мэдисона говорили ей то, чего ни разу не сказали губы.

Потом она поняла, что для него признаться в глубоких чувствах было так же трудно, как для нее признаться, что она такая же женщина, как и другие, с обычными женскими нуждами и желаниями. Он даже, возможно, и не понимал, что любит ее, но она понимала. Она видела любовь в его глазах.

Он обнял и прижал ее к себе.

– Я сказал, что мне нравится твоя сообразительность. Но больше всего мне нравится, когда ты злишься и не можешь решить: то ли ударить меня, то ли задавить на лошади.

– Какому же мужчине может понравиться такая женщина? – спросила она. Было ясно, что в голове у нее все перемешалось. Она хотела, чтобы он подольше пребывал в таком состоянии.

– Я не знаю, – ответил он, очевидно, так же сбитый с толку, как и она. – Само собой не такому, как я. По крайней мере, не такому, каким я себя считал раньше. Кажется, в Канзасе во мне проснулось чувство ответственности за других людей.

– А что, в Бостоне некого было защищать?

– Такой, как ты, там не было.

– Как я?! От кого же ты хочешь защищать меня?

– От твоего отца, от себя самой, от этого города. И от чего-то еще, о чем ты мне не хочешь рассказать. Что же это такое? Отец, возможно, заставлял тебя чрезмерно трудиться, но ведь он не обижал тебя.

Ферн опять заметила этого человека. Он возвращался. На этот раз он шел по улице еще медленнее, чем раньше. Он определенно наблюдал за ними. Холодок пробежал у нее по спине. Она рада была, что Мэдисон рядом. Его присутствие успокаивало ее.

– Я не могу рассказать тебе.

– Но почему?

– Есть вещи, которые трудно объяснить.

На минуту ей показалось, что Мэдисон откажет ей в праве иметь от него секреты, но неожиданно его взгляд смягчился, и Ферн поняла, что он будет относится к ней с глубоким пониманием.

– Пора тебе стать настоящей женщиной и начать гордится этим. Отцу твоему это сначала, может быть, и не понравится, но со временем он привыкнет. Возможно, он даже начнет тобой гордиться.

Ферн почувствовала непреодолимое желание обнять его и расплакаться у него на груди. С большим трудом она подавила в себе эту слабость. Мужчины никогда не плачут и ненавидят плачущих женщин.

– А как насчет тебя? – спросила она, думая о том, что пока они будут говорить о нем, она окончательно возьмет себя в руки. Вместо того чтобы отвечать ей, он взял ее за плечи и повернул к себе лицом.

– Почему ты плачешь?

– Я не плачу.

– Хорошо, почему у тебя глаза на мокром месте?

– Ты говоришь глупости, – сказала она и засмеялась, несмотря на комок в горле.

– Ты тоже.

– Женщинам простительно говорить глупости. Ты что, этого не знал?

– Чем я тебя обидел?

– Ты меня ничем не обидел. Меня раньше обидели.

Вместо того чтобы задавать другие вопросы или заверять ее, что ничего, мол, все будет в порядке, он привлек ее к себе и обнял. Он держал ее в своих сильных руках, нежно прижимая к груди.

– Это худшая из обид, которую ты никак ни можешь забыть – сказал он и поцеловал ее в макушку.

Ей было хорошо в его объятиях, она знала, что Мэдисон понимает ее. Она знала, что он переживет, потому что сам пережил нечто подобное. Он догадывался, что она упорствует не потому, что она сильная или слабая, а потому, что защищает свое право на существование. А ее сомнения не исчезнут так просто. Они всегда останутся с ней и будут приносить страдания.

Но если бы она нашла надежный щит, который всегда был бы при ней, и был бы достаточно прочным, отражая любые удары, может быть, в таком случае ее страдания не были бы столь невыносимыми.

Она не знала, каким должен быть этот щит, но ей казалось в тот блаженный миг, что объятия Мэдисона очень могут походить на подобный щит. Никогда в жизни она не чувствовала себя в такой безопасности.

Всю жизнь люди хотели, чтобы она служила их интересам и при этом переставала оставаться сама собой. Но теперь, в объятиях Мэдисона, она понимала, что он хочет, чтобы она была сама собой. Он принимал ее такой, какая она есть. Он знал, кого держал в объятиях, и был этим весьма доволен.

Она знала, что он обращается с ней осторожно из-за ее ушибов, но, даже испытывая небольшую боль, она желала, чтобы он прижимал ее крепче. Она мечтала так прижаться к нему, чтобы никто уже не смог оторвать ее от него.

Ее руки осторожно обняли Мэдисона за талию. Она не понимала, как это произошло. Ее руки просто оказались там помимо ее воли.

Все ощущения были столь новы для Ферн.

Мужчина еще никогда не держал ее в объятиях. Страх и ожидание чего-то необыкновенного усилили чувство блаженства, которое она испытала вслед за этим. Ферн была полностью умиротворена.

Но когда она в свою очередь обняла Мэдисона, она почувствовала себя на седьмом небе. Он был такой сильный и уверенный в себе, что, казалось, ничто не может поколебать его. После жизни зыбкой, более основанной на чувствах, чем на разуме, Ферн почувствовала себя, как за каменной стеной.

Она была в тихой гавани. Она была дома.

Поцелуи Мэдисона были нежны, его прикосновения мягки, но обнимал он ее и держал в руках так, как будто не хотел отпускать вовеки. В его поцелуях была какая-то нежная притягательность, против которой Ферн не могла устоять. Она была полностью в его власти, он мог делать с ней все, что хотел.

Мэдисон целовал ее, запечатляя один прохладный поцелуй за другим на ее ждущих устах, но вскоре ее податливость воспламенила его. Его поцелуи стали страстными. Он покрывал ими все ее лицо. Ферн никогда не подозревала, что мужчины могут целовать женщинам ресницы, и уши, и поняла, что ей это очень нравится.

Она с трудом верила в то, что Мэдисон – такой сдержанный, грубоватый, ироничный, мог вдруг полностью отдаться страсти и вести себя, как безумный любовник.

Каким-то образом ей удалось очаровать его до такой степени, что он напрочь забыл все то, что ему в ней не нравилось и хотел только одного – ласкать и целовать ее. Она чувствовала, что он весь в ее власти, как заарканенный бык.

Но и его власть над ней была не менее сильной.

Она никогда не хотела казаться красивой, чтобы привлекать внимание мужчин. Она не хотела, чтобы ее обнимали и защищали. Она не думала, что ей понравится целоваться с кем-то. И уж, конечно, она не предполагала, что кто-то будет целовать и обнимать ее с такой страстью, как Мэдисон.

У нее перехватило дыхание, когда его язык проник к ней в рот. Она была уверена, что в Канзасе не было ни одного мужчины, кто бы делал нечто подобное. С каким-то необычным волнением она подумала, что это неприлично, что даже шлюхи не одобрили бы такое. Но через мгновение она поняла, что ей это очень нравится. Отвечая на вызов Мэдисона, она просунула свой язык ему в рот.

Боль в ребрах говорила о том, что Мэдисон слишком сильно сжимает ее в своих объятиях, но ей было наплевать на боль. Это была небольшая плата за то блаженство, которое она испытывала в его руках.

Однако все изменилось, когда он еще крепче прижал ее к себе, и они как бы сплелись друг с другом, бедра к бедрам, грудь к груди. Ферн испугалась.

Страх, который дремал в ней все эти восемь лет после той ужасной ночи, вдруг проснулся. Все еще в объятиях Мэдисона, страстно желая раствориться в них, она почувствовала вдруг какое-то напряжение. Чувство паники нарастало и походило на ужасное чудовище, разбуженное после долгого сна. Это чувство проникло в нее, примешиваясь к тому возбуждению, которое она испытывала, когда ее грудь прижималась к его груди. И чувствуя, как его ноги плотно прижимаются к ее ногам, Ферн начала ощущать какие-то неприятные, щемящие боли под ложечкой. Она не могла больше наслаждаться в объятиях Мэдисона.

В ней стало нарастать желание вырваться из его рук. Все ее тело напряглось и было готово к тому, чтобы сделать усилие и высвободиться.

Она пыталась уверять себя, что Мэдисон не причинит ей вреда, не обманет ее. Но все, что с ней происходило, было так ново для нее, так необычно, что страх преследовал ее, она никак не могла от него отделаться. Она должна освободиться из объятий Мэдисона. Должна прекратить это.

Но даже отталкивая его, она стала думать, под каким же предлогом это сделать. Мэдисону потребуются веские причины. Она не могла рассказать ему про то, чего она боится. Она не могла рассказать об этом никому.

И тогда она опять увидела этого незнакомца, который все ходил и ходил взад и вперед по улице мимо дома миссис Эббот.

– Там человек на улице, он все смотрит на нас, – сказала Ферн, вырываясь из рук Мэдисона.

Некоторое время Мэдисон еще не мог думать ни о ком, кроме Ферн, но, взглянув в сторону улицы, сразу собрался и приготовился действовать. Он вынул из кармана часы.

– Он пришел, – сказал Мэдисон с волнением в голосе и быстро встал.

– Кто пришел?

– Человек, который может доказать, что Хэн не убивал твоего двоюродного брата.

Мэдисон уже почти забыл о Ферн. Он думал теперь только о Хэне. Она опять взглянула на этого человека на улице.

– Ты уверен, что тебе ничего не угрожает? – спросила она. Если этот человек готов предоставить доказательства, почему тогда он прячется в тени деревьев?

– Может быть, это и опасно, но я не могу упустить шанс только из-за того, что со мной может что-то произойти. Посидишь здесь одна, пока не вернутся Роза и Джордж?

Все волшебство исчезло. Мэдисон вновь стая деловым, сосредоточенным, таким, каким был обычно, а она – просто кем-то, с кем он разговаривает.

– Если мне потребуется помощь, я позову миссис Эббот.

Мэдисон рассеянно улыбнулся. Он очень торопился уйти.

– Она уж точно тебя защитит.

– Иди, пока он не передумал, – поторопила Ферн Мэдисона. – Ты никогда мне не простишь, если из-за меня тебе не удастся заполучить это доказательство.

Мэдисон повернулся, лицо его выражало некоторую растерянность.

– Ты не представляешь, как я хочу простить тебе все, – сказал он.

На мгновение Ферн показалось, что он останется с ней и скажет еще что-то, но он уже бежал вниз по ступенькам крыльца и через дворик. Как только Мэдисон покинул Ферн, человек на улице скрылся между домами. Опасения Ферн нарастали. Если этот человек так боится, что не хочет встретиться с Мэдисоном даже на темной улице, то какой опасности может в таком случае подвергаться Мэдисон?

Он стал очень дорог ей, она жить без него не могла. Он придал ее жизни новый смысл. Благодаря его заботе и вниманию она как бы родилась заново. Она начала ощущать себя женщиной. Он стал ее защитником, ее кумиром. Он стал ее жизнью.

Она любила Мэдисона.

Вдруг словно холодная сталь клинка пронзила ее. Ей стало нехорошо. Что толку в такой любви, если она не хочет, чтобы он даже прикасался к ней? Она же не может постоянно держать его на расстоянии. Он на это не пойдет. Да и глупо было с ее стороны так вести себя.

Но она никогда не сможет стать его женой.

А ведь это именно то, чего она так хочет. Она видела себя в церкви рядом с Мэдисоном. Они давали друг другу клятву в вечной любви и верности.

Ничтожество! Ну, и что же ты теперь станешь делать?

Следуя за незнакомцем в темную глубину дворов, Мэдисон все еще вспоминал те мгновения, когда держал в объятиях Ферн.

Он вовсе не собирался обнимать и целовать ее, как будто изголодался по женщине. Он старался убедить себя, что так бы он поступил с другими девушками. Но он знал, что это неправда. Он уверял себя, что Ферн огорчена, что она нуждается в утешении, что нет ничего необычного в его желании утешить ее. Но он прекрасно знал, что это не так.

Он хотел не только утешать ее, не только обнимать ее и не просто целовать.

Он хотел слишком многого.

Мэдисон прошел вслед за незнакомцем дворами и вышел на Спрус Стрит.

Он не хотел видеть Ферн такой неприступной. Он мечтал о том, чтобы отвезти ее в Бостон и сделать из нее настоящую леди. Но Ферн будет против. Он уже как бы слышал ее слова протеста. Одна мысль об этом заставила его улыбнуться.

Однако, на самом деле, его мало интересовало, какая леди могла бы получиться из Ферн, пусть даже самая прекрасная и очаровательная. Он знал лишь Ферн, которая носила штаны, ругалась, как техасец, и была такой же крепкой, как кусок испанской кожи.

Он свернул на Вторую улицу и пошел на запад.

Что же, в конце концов, его так привлекало в ней? За исключением крутых бедер, длинных, стройных ног и приятной груди.

Во-первых, они были близкие по духу люди.

(Они оба были, в сущности, очень одиноки в этом мире. Она, возможно, была даже более одиноким человеком, чем он, хотя и жила с отцом. Но она боролась за свою жизнь. Она заставила мир признать ее на ее собственных условиях, на таких условиях, которые были бы невозможны для любой другой женщины.)

Оба они страдали, но старались не показывать виду.

Ни он, ни она не хотели ни о ком думать, они утверждали, что им никто не нужен.

Ему нравилось то, что она такая живая и энергичная.

Но даже это не объясняло все до конца. Он должен был признать, что она привлекала его просто как женщина. У нее было такое замечательное тело, которое не могла скрыть даже грубая одежда, что Мэдисона удивляло: почему местные парни не выстроились до сих пор в очередь у крыльца ее дома. Как же ей удалось всех их так запугать?

Странно, что она практически не пыталась отшить его самого. Она хотела, чтобы он покинул город, но не гнала о себя. О, какие же они все-таки были разные люди.

Он увидел, что человек ждет его в тени возле здания школы и весь напрягся. Сосредоточился. Он сунул руку в карман, нащупал ручку пистолета. Он не ждал неприятностей, но был к ним готов на всякий случай.

– Я чуть было уже не ушел, – сказал человек. – Мне нельзя показываться людям на глаза.

– У меня было неотложное дело.

– Я видел ваше дело.

– Не важно, – сказал Мэдисон, раздраженный вмешательством в его личную жизнь. – Что вы можете мне сообщить?

Человек нервно посматривал по сторонам.

– Я не люблю город. Я не доверяю людям, которые живут в таком муравейнике. Это противоестественно.

– Может быть, так оно и есть, – согласился Мэдисон, теряя терпение, – но этого не изменить ни мне, ни вам. Что вы можете рассказать мне о Хэне? Где он был той ночью?

– Я могу сказать, что он был далеко от фермы Коннора.

– Где же он был?

– За десять миль к югу оттуда, в сторону Ньютона. Не знаю, был ли он в Ньютоне, но ехал явно оттуда.

– Сколько времени было тогда?

– Не могу точно сказать.

– Подумайте хорошенько. Очень важно знать, который был час.

– Это было не раньше десяти, но и не позже одиннадцати. Наверное, где-то пол-одиннадцатого. Я неплохо угадываю время по звездам. Часов у меня никогда не было.

Мэдисон с трудом скрывал свое волнение. Дейв Банч говорил, что видел лошадь Хэна вблизи фермы Коннора, когда было где-то четверть одиннадцатого. Если этот человек сможет доказать, что видел Хэна за десять минут от фермы в половине одиннадцатого, то никто уже не поверит в то, что он убил Троя Спраула.

– Вы скажете об этом в суде?

– Я не пойду в суд! – Человек собрался уходить. – Кто-то убил Троя и свалил вину на вашего брата. Убийце не понравится, если я явлюсь в суд и развалю все это дело против Хэна. Тогда меня просто убьют.

– Я гарантирую вам защиту.

Человек презрительно засмеялся.

– Как такой франт вроде вас может защитить меня от того, кто убил Троя и подставил Хэна, которого должны за это повесить?

Мэдисон с трудом сдерживал кипящий гнев. Этот человек был похож на близнецов. Когда только люди поймут, что не обязательно быть размазней, если у тебя хорошие манеры и ты носишь чистую, аккуратную одежду.

– Джордж тоже будет вас защищать.

– Он не на много лучше вас, – иронически улыбнулся незнакомец.

– Вот если бы еще Хэн вышел из тюрьмы, тогда у меня точно была бы надежная защита. Этот парень сначала стреляет, а потом задает вопросы.

– Может быть, вы больше доверяете шерифу Хиккоку?

Незнакомец сплюнул и выругался.

– Этот только и знает, что режется в карты. Меня могут убить и отвезти тело к мексиканской границе, прежде чем он узнает, в чем дело.

– Вы можете побеседовать с судьей? – спросил Мэдисон.

– Да, если вы мне хорошо заплатите.

– Послушайте, я заплачу за вашу безопасность. Я даже куплю вам дом в каком-нибудь другом штате, чтобы вы спокойно жили там после суда. Но если кто-то узнает, что я платил вам за дачу показаний, то ваши показания будут стоить не дороже жареных бобов.

– Но почему? Я же буду говорить правду.

– Никто вам не поверит. Они скажут, вы говорите все это, потому что я вам заплатил.

– Так вы не дадите мне денег?

– Я вам просто говорю, что я могу для вас сделать, – ответил Мэдисон.

– Но этого недостаточно. Я хочу золота. Я слышал, что ваш старик наворовал много золота во время войны. Никто же об это мне узнает.

– Это ложный слух. Его пустили в Техасе, – сказал Мэдисон, теряя выдержку. – Но дело не в этом. Я бы не дал вам золота, даже если бы оно у меня было.

– Я не стану рисковать головой бесплатно, – сказал незнакомец и повернулся, чтобы уйти. – Когда у вас возникнут серьезные намерения, скажите об этом Тому. Он знает, где меня искать – сказал он, удаляясь в темноту ночи.

– Двадцати долларов в день вам хватит?

Человек остановился. Он не отвечал, но стоял и слушал.

– По закону можно платить человеку, если он дает показания и не работает в это время.

– А сколько дней займет дача показаний?

– Вы можете заработать около ста долларов, если останетесь в городе до начала суда.

– Я не буду жить в гостинице.

– Больше я ничего не могу для вас сделать.

Незнакомец постоял еще минуту.

– Я дам вам знать, – сказал он, затем повернулся и пошел прочь.

– Подождите! Как вас зовут? Как я могу вас найти?

– Найти меня вы никак не сможете, – ответил человек, не оборачиваясь.

Мэдисон понимал, что если этот человек исчезнет, то исчезнут и последние надежды на освобождение Хэна. Не тратя ни минуты на то, чтобы подумать о возможных последствиях, Мэдисон, бесшумно, как кошка, бросился за незнакомцем, настиг и схватил за горло, прежде чем тот понял в, чем дело. Зажав ему горло так, что тот не мог кричать, Мэдисон быстро нашел нужную вену и нажал на нее. Человек, как труп, упал возле его ног.

– Не могу такого допустить, чтобы вы исчезли, – сказал Мэдисон. – От ваших показаний зависит жизнь Хэна. – Он взвалил человека на плечи и понес в сторону Дроверс Коттеджа.

– Вам помочь? – спросил администратор гостиницы, увидя Мэдисона, входящего в вестибюль со своей ношей.

– Вы бы мне очень помогли, если бы открыли дверь моей комнаты, – сказал Мэдисон, задыхаясь после долгой дороги.

Администратор поспешил открыть дверь комнаты Мэдисона.

– Ваш друг? – спросил он. Мэдисон кивнул.

– Он болен?

– Нет, пьян. А не похоже, глядя на него со стороны, что он так плохо переносит виски.

– Да, действительно, я бы не сказал.

– Спасибо, – поблагодарил Мэдисон администратора, который открыл перед ним дверь комнаты. Он поискал в кармане монету. – Никому не говорите про это, ладно? Моему другу будет очень неприятно узнать, что я доставил его сюда в бессознательном состоянии.

– Я никому не скажу, – заверил его администратор, глаза которого округлились при виде монеты.

– И пусть завтра никто не приходит убирать комнату. Я буду спать до обеда. – Он подмигнул администратору и тот удалился, довольный.

– Если ты мне больше ничего не захочешь сказать, они долго не будет убирать это комнату, – сказал Мэдисон человеку, который все еще не пришел в себя, – ты останешься здесь до начала суда над Хэном.

– Этому свидетелю можно доверять? – спрашивал Джордж.

– Он ничем не хуже Дейва Банча, – отвечал Мэдисон. – К тому же, их показания не противоречат одно другому. Банч не утверждает, что видел самого Хэна, он говорит только про его лошадь. Я думаю, убийца специально покрасил лошадь, чтобы она выглядела, как жеребец Хэна, и можно было подумать, что это едет Хэн.

– Наверное, так оно и было, – заметил Хэн. – Бримстоун никого бы себе не подпустил, кроме меня.

К всеобщему удивлению Хиккок сейчас же выпустил Хэна из тюрьмы, как только узнал, что есть свидетель, готовый подтвердить, что видел Хэна за десять миль от места убийства той ночью.

– Я никогда не думал, что Хэн трусливый убийца, – сказал Хиккок. Они сидели за столом, разговаривая после обеда. Ферн никак не могла смириться с мыслью, что сидит за одним столом с людьми, которых считала своими врагами, и чувствовала себя неловко.

Хэн мог убить. Она видела это по его глазам.

Не из-за ненависти или гнева. Он никогда бы не потерял голову и не совершил бы необдуманного поступка. Ферн думала, что он вряд ли вообще способен на какие-то чувства. Его глаза были голубыми, как летнее небо в солнечный день, но в них не было ни теплоты, ни страсти, которые светились в глазах его братьев.

Смотреть в глаза Хэна было все равно, что на какие-то изящные изображения из стекла – красиво сделанные и разукрашенные, но абсолютно холодные. Он мог убивать только с расчетом и делал это не колеблясь. Без всякого сожаления.

Она смотрела на Мэдисона и Джорджа. С ужасом она осознала, что если Мэдисон говорил ей правду, и лица трех братьев были на самом деле лицом одного человека, тогда Джордж и Мэдисон были такими же опасными людьми, как и Хэн. Может быть, не с такой готовностью, как младший брат, но и они могут убивать.

Она вздрогнула.

– Ты думаешь, он будет давать показания? – спросила Ферн. Она уже так свыклась с мыслью, что убийца Хэн, что ей трудно было поверить в то, что убил другой человек.

– Да, – отвечал Мэдисон. – Сейчас он злится на меня за то, что я его связал, но меня это не беспокоит. Пока что у убийцы все шло удачно. Он мог сидеть где-то и наблюдать за событиями. Но когда он обнаружит, что мы можем доказать невиновность Хэна, и поймет, что у нас есть возможность выйти на него, он должен будет что-то предпринять.

– У тебя есть какие-то соображения насчет того, кто этот убийца, – спросила Ферн.

– Нет, – признался Мэдисон. – Я только знаю, что убийца хотел извлечь какую-то пользу для себя, убив Троя и свалив вину на Хэна.

– Какую пользу?

Мэдисон пожал плечами.

– Я не знаю. Никто особенно не любил Троя. Даже твой отец выгнал его. Но деньги у парня откуда-то водились.

– Трои никогда много не тратил, – сказала Ферн.

– Мне тоже это говорили, но потом я узнал, что он любил играть в азартные игры. Не очень по-крупной, но все равно для такой игры не хватило бы тех денег, которые платил ему Сэм Белтон. Он доставал деньги где-то еще.

– Может быть, он занимался шантажом? – предположил Джордж.

– Вполне возможно.

– Но кого он шантажировал? – спросила Ферн.

– Я думал, что ты сможешь ответить на этот вопрос, – сказал Мэдисон. – Ты знала своего двоюродного брата лучше, чем кто-либо. Ты знаешь жителей этого города. Вспомни все, что тут происходило за твою жизнь. Подумай, кого мог бы шантажировать Трои.

Одна сцена сразу же возникла в сознании Ферн. Сцена была такая яркая и живая, что Ферн испугалась. Но нет, не может быть. Тот человек давно покинул Канзас.

А, может быть, он не уехал? Шантажом Трои мог спокойно заниматься, это было в его натуре. Страх все больше овладевал ею. Если этот человек вернулся, она могла неоднократно встречать его на улице.

– Но причем тут тогда Хэн? – спросила Роза. – Он только на пару дней приезжает в город. Пригоняет стадо и отправляется назад.

– Может быть, тут какая-то связь с тем слухом про золото, которое украл наш отец? – спросил Джордж.

– Нет. Я не понимаю, как убийца мог добраться до золота, если бы Хэн был повешен. Нет, он хотел нанести вред семье Рэндолфов или выставить всех техасцев из Канзаса.

– Выставить техасцев? Но зачем кому-то это делать? – спросила Роза. – Местные жители ведь наживаются на нас.

Собственные слова Ферн громким укором прозвучали у нее в голове. Она сама всегда громче других канзасцев кричала против того, чтобы техасцы пригоняли коров в Абилин.

– Я уже не говорю про тех, кто продает землю вновь прибывшим поселенцам. Или взять владельцев скотопрогонных дворов в Элсворте и Ньютоне, – говорил Мэдисон, – им было бы выгодно, если бы техасцев выдворили из Абилина. От этого их доход увеличился бы на сотни тысяч долларов.

– Другими словами, любой человек в штате Канзас мог бы совершить подобное убийство, – сказал Джордж.

– Не совсем так, – сказал Мэдисон, – но близко к этому.

– Что же ты собираешься делать?

– Распространять слухи. Верные и не совсем точные. Нужно, чтобы убийца начал беспокоиться. Мы должны заставить его совершить ошибку.

– До завтра мы все равно ничего предпринять не сможем, поэтому я иду спать, – сказала Роза, вставая. – Ты, наверное, тоже устала, – обратилась она к Ферн.

Ферн нисколько не устала. Она сомневалась, что сможет уснуть, но ей нужно было побыть одной и все обдумать. Кто мог убить Троя и почему? Предложение о том, что Трои шантажировал кого-то, казалось ей фантастическим. Если бы такое мнение высказал другой человек, а не Мэдисон, она бы не обратила на это никакого внимания. Но к ее замешательству, все о чем бы ни говорил Мэдисон, в конечном итоге оказывалось правдой. Она хотела знать: прав ли он окажется и на этот раз.

И она хотела убедиться в этом сегодня ночью.


ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ


Ферн с нетерпением ждала в своей комнате, пока все в доме улягутся. Роза отослала братьев в Дроверм Коттедж, чтобы они не мешали спать другим своими разговорами. Сама Роза была уже в постели, но миссис Эббот еще не ложилась.

Ферн смотрела в окно. Ночь была темная и ветреная. Хорошее время для того, чтобы покинуть город незамеченной.

Она намеревалась добраться до фермы Коннора и не хотела, чтобы кто-то знал об этом. Она хотела осмотреть получше домик из дерна. Ей хотелось проверить довод Мэдисона о том, что нельзя было застрелить Троя в темноте этого домика. Может быть, этот новый свидетель просто врал в надежде получить большие деньги. Все знали, как богаты Рэндолфы.

Наконец, она услышала, как хлопнула дверь в комнате миссис Эббот, и Ферн поняла, что хозяйка дома легла спать. Не теряя ни секунды, Ферн выскочила из своей комнаты, прошла на цыпочках по гостиной и вышла через парадный выход, который миссис Эббот оставила открытым, потому что Джордж еще не вернулся. Мэдисон отвел ее коня в платную конюшню Твинз, принадлежащую Ричарду и Тому Эвереттам. Нужно было идти через весь город. По пути Ферн должна была миновать Дроверс Коттедж. Она надеялась, что никто не узнает ее. Ферн быстро прошла по Второй улице, избегая освещенных мест, и вышла на Бакки Стрит. Она передохнула минутку, свернула налево и быстрым шагом пошла на север, в сторону железной дороги. Она натянула шляпу на глаза. На ней была темная, мешковатая одежда.

Хорошо, что салуны далеко отсюда, на Техасской Улице, и она не рисковала наткнуться на ковбоев. Они ее всегда узнавали.

Ферн замедлила шаги, приближаясь к Дроверс Коттеджу, но, увидев, что на крыльце никого нет, нагнула голову и проскочила мимо гостиницы.

Теперь вплоть до платной конюшни шло голое пространство, на котором нельзя было никак укрыться. Нужно было незамеченной проскочить эту сотню ярдов по ту и другую стороны железнодорожной линии.

Том Эверетт был в конюшне.

– Я бы на твоем месте не поехал, – сказал Том, когда она попросила его запрячь коня. – Кажется, скоро начнется буря.

– Я знаю, но мне срочно нужно на ферму, проверить там кое-что. Папы не будет дома несколько дней.

– В такую ночь я бы не поехал, – сказал Том. – Что, если с тобой что-то случится?

– Я эти места все объехала вдоль и поперек верхом на лошади. С шестилетнего возраста все тут обскакала. И днем и ночью. Почему же я не могу ехать сейчас?

– Если ты упадешь, до утра тебя никто не обнаружит.

Ферн уже открыла рот, чтобы сказать, что она никогда не падала с лошади, но теперь уже все в Абилине знали, почему она гостит в доме миссис Эббот.

– Я уже могу возвращаться домой. Мои ребра практически в норме.

Несколькими минутами позже она была уже в седле и покидала город. На этот раз нужно было опять миновать Дроверс Коттедж, но Ферн больше не беспокоилась, что ее узнают: верхом на коне она выглядела, как обыкновенный фермер.

Она проверила, на месте ли ее ружье. Ферн никогда им не пользовалась, но с той ночи, восемь лет назад, всегда держала ружье при себе, отправляясь куда-нибудь в ночное время.

– Пока мы не найдем убийцу Троя, никто не поверит, что Хэн не виновен, – говорил Мэдисон. – Они скорее скажут, что мы заплатили Эдди Финчу за дачу ложных показаний.

Джордж нашел домик в прерии, где они держали Эдди до начала суда. Домик был расположен довольно далеко от города, и там Эдди мог кричать о помощи сколько угодно, все равно его никто бы не услышал. Но до сих пор ковбоям Джорджа удавалось убедить Финча в том, что ему лучше бы вообще не кричать.

– Особенно, если принять во внимание то обстоятельство, что свидетель только и думает, что о деньгах, – заметил Джордж.

– Хэн всегда может вернуться в Техас, если потребуется, – предположил Мэдисон.

– Я не собираюсь убегать, – сказал Хэн, глядя Мэдисону прямо в глаза.

– Так ты выражаешь свою благодарность? – укорил его Джордж.

– Не надо, Джордж, – сказал Мэдисон, – пусть выговорится.

– Я никогда не забуду, когда вернулся домой и увидел, что ты исчез, – сказал Хэн, гневно сверкая глазами.

– Я тоже кое-что никогда не забуду, – парировал Мэдисон. – Я не любил гоняться за коровами и скакать верхом под палящим солнцем до полной слепоты или надрываться в схватке с быками, а ты все время кричал, что же я за мужик. Стоило мне только заикнуться о том, что я хочу вернуться в школу, или ты заставал меня с книгой в руках, или когда я пытался убрать немного тот свинарник, в котором мы жили, как ты сразу начинал орать, что лучше бы мне было родиться девчонкой.

– Я не помню, чтобы я тебя так уж доводил.

– Ты так привык к этому, что, наверное, даже не замечал, когда говорил такие вещи. Ты был таким же, как отец.

Хэн встал и поглядел на Мэдисона с холодной яростью во взгляде.

– Я убью тебя, если ты еще раз скажешь, что я похож на него.

– Ты можешь застрелить меня на месте, но от правды никуда не денешься, – сказал Мэдисон.

– Ты постоянно нападал на Монти, – обвинил Мэдисона Хэн. – Ты знал, что он не может ответить тебе словами, а только злится, как черт, и лезет драться. И ты знал, что если он начинает драться, это огорчает маму. Ты вел себя, как трус.

– А что, вы поступали лучше, когда все время обвиняли меня в том, что я ничего толком делать не умею? Чем больше я старался чему-то научиться, тем больше вы презирали меня.

– Мы тебя не презирали, – сказал Хэн.

Как он похож на отца, подумал Мэдисон. Боже, как он ненавидел этого человека, но, казалось, что деться от него некуда.

– Отец добился того, что я стал ненавидеть себя. Почему, ты думаешь, я умолял его отправить меня в школу? Почему, ты думаешь, я чуть с ума не сошел, когда мне пришлось вернуться из интерната домой? А жить с тобой было все равно, что жить с отцом.

– Ты что, уехал из дома из-за меня и Монти? – спросил Хэн.

Мэдисон хотел закричать в ответ. Долгое время он пытался заставить Монти и Хэна признать, что они поступают с ним жестоко. Езда верхом, умение заарканивать быков или стрельба из револьвера – все это никогда особенно не интересовало Мэдисона. Он знал, что хочет другого в жизни. Близнецы ездили верхом, стреляли и заарканивали быков, безусловно, лучше, чем он. Ну, а то, что он умел делать действительно хорошо, не приносило ему радости, потому что отец бранил его за это.

Как мог Мэдисон после этого уважать самого себя?

Теперь пришло время отплатить им всем и дать залечиться старой ране. Но он не мог этого сделать. Он видел, что Хэн совершенно бесчувственный человек. Если у Хэна и Монти, думал Мэдисон, и есть душа, то на ней футляры из прочной сыромятной кожи. Теперь он начал понимать, что кожаный футляр Хэна явно прохудился. Если он заставит Хэна поверить в то, что уехал из дома из-за него, тот никогда ему этого не простит.

Мэдисон признавал, что никогда особенно не понимал никого, кроме себя самого, и ни к кому не испытывал особой симпатии, разве что к Джорджу. Можно быть, на него повлияло общение с Ферн, но впервые в жизни ему стали небезразличны страдания Хэна. Он не знал причины, но понимал, что мучается.

Чтобы Монти и Хэн ни делали тогда, как бы они ни были виноваты перед Мэдисоном, – теперь словами все равно не поможешь. Если все они вновь хотят жить вместе, как одна семья, они должны забыть прошлое.

Ему не надо было глядеть на Джорджа, чтобы понять, что тот переживал в данный момент. Милый Джордж, он так близко принимал все к сердцу и так хотел, чтобы они все опять были вместе. Дождется ли он, когда они вновь станут настоящей семьей?

Мэдисон сомневался в этом, но не хотел разрушать мечту брата.

– Нет, я уехал потому, что мне нужно было уехать.

Мэдисон видел, как исчезла дыра в кожаном футляре. Драгоценная душа Хэна опять была надежно защищена на какое-то время. Он был рад, что не причинил страдания брату. Причиняя боль ему, он сделал бы больно и себе тоже.

– Кажется, я чувствовал себя человеком только тогда, когда сидел возле матери, – сказал Мэдисон. – Иногда я читал ей. Чаще я просто слушал, как она рассказывает про то время, когда была молодая. Ты можешь это понять?

Хэн не ответил. Мэдисон знал, что братьям его не понять. Но пока они его не поймут, они и не простят его. Он не понимал, почему его это так трогает. Ведь он живет так далеко от них. Казалось, какое ему дело до семьи?

Но ему было дело до них. Наконец, он понял, почему покинул Бостон. Он пытался добиться того, чтобы они простили его.

Он подошел к окну, не желая встречаться взглядом с Хэном, но нетерпеливо ожидая его ответа.

– Меня все время интересовало, почему мама такая несчастная и не делает ничего, чтобы стать счастливей, – сказал Хэн голосом, смягчившимся от воспоминаний. – Даже когда мы жили в Эшберне, она была ко всему безразлична. А когда переехала в Техас, то просто совершенно потухла. Она хотела умереть. Я пробовал ее как-то расшевелить, но безуспешно.

Мэдисон никогда не мог понять, почему Хэн, самый, казалось бы, бесчувственный и жесткий из клана Рэндолфов, был так привязан к матери.

– Роза мне вначале не понравилась, – признавался Хэн. – Она могла делать все, чего не умела делать мама. Маму это огорчало. Потом, года Роза начала мне нравиться, я стал злиться на маму. Наконец, я начал понимать, что мама оставила все самое дорогое в Виргинии. Свою семью, красоту, жизнь, которая имела для нее смысл. Переехав в Техас, она всего лишились, как будто у нее отняли хлеб насущный. Казалось, еще немного, и она умрет с голоду. Тебе это тоже приходило в голову?

– Да.

Хэн посмотрел на Мэдисона так, как будто он начал что-то понимать.

– Тебе нравится жить в Бостоне?

– В основном, да, – ответил Мэдисон.

– Джордж может жить где угодно.

– А я не могу.

– Я тоже не могу, – признался Хэн. – Но все случилось так быстро…

– Это Ферн! – воскликнул Мэдисон, увидя всадника, промчавшегося мимо гостиницы.

– Ты ошибаешься, – сказал Джордж. – Она шла ложиться спать, когда мы уходили.

– Мне показалось, что это она прошла пешком мимо гостиницы некоторое время назад, но теперь, верхом на коне, я ее точно, узнал.

– Что она затеяла? – спросил Джордж.

– Я не знаю, – ответил Мэдисон и схватил шляпу, – но собираюсь выяснить.

– Какое ему дело до этой Ферн Спраул? – спросил Хэн, когда дверь захлопнулась за Мэдисоном. – Ты думаешь он влюбился в нее?

– Он очень возится с ней после этого несчастного случая.

Хэн присвистнул.

– Джефа хватит удар. Ее отец во время войны был на стороне северян. Говорят, он даже служил у Джона Брауна. А это гораздо хуже, чем быть просто янки.

– Она сказала, что ей что-то нужно проверить на ферме, потому что ее отец уехал – объяснял Мэдисону Том Эверест. – Я сказал ей, чтобы она не ехала ночью, но она не послушалась. Ферн никогда не слушается.

– Я это хорошо знаю, – сказал Мэдисон. – Седлай Бастера. Я поеду за ней.

– Я не буду седлать Бастера. Вы его угробите в такой темноте, – возражал Том.

– Я не собираюсь этого делать, а на других твоих клячах не поеду. Тогда погибну я сам.

– Ты не погибнешь, – заявил Хэн. – Любой, кто свяжется с Ферн, должен иметь больше жизней, чем у амбарного кота. За одну поездку верхом во время бури ты можешь потерять одну-две жизни, не больше.

– Я с ней пока еще не связался, – сказал Мэдисон. – Я просто не могу позволить ей ехать туда одной. Она еще не выздоровела. С ней всякое может случиться. Кроме того, она ведь женщина.

– Может быть, и женщина, но ни одному мужчине в округе ей лучше бы об этом не напоминать. Прошлый раз, когда кто-то ей сказал такое, она чуть не затоптала его на своей лошади.

Мэдисон рассмеялся, несмотря на то, что был крайне раздражен.

– Она несколько обидчива, не так ли?

– Ты можешь называть ее обидчивой, но некоторые люди называют ее сумасшедшей.

– Лучше бы им не обзывать ее так в моем присутствии. Но через некоторое время Мэдисон начал думать, что это он сумасшедший. Может случиться так, что он обнаружит Ферн у нее дома, где она сидит свежая, как только что испеченный пирог, и чувствует себя в такой же безопасности, как теленок в загоне. Судя по небу и ветру, скоро должна была разразиться гроза, и Мэдисон, пока доскачет до фермы, промокнет насквозь, а ведь ему придется еще возвращаться назад в самый разгар бури.

Он не ждал, что его оставят переночевать.

Но чем дальше он ехал, тем тревожней становилось на душе. Зачем Ферн было возвращаться домой? Какой в этом смысл? И откуда она могла знать, что ее отец уехал? Мэдисон об этом ничего не слышал. Он не предполагал, конечно, что Ферн должна ему все рассказывать, но об отъезде отца он должен был знать. И даже если отец уехал, зачем ей нужно было проверять, все ли в порядке дома? Она уже много дней провела вне дома и, кажется, вообще о нем не думала. Но если она не поехала домой, то куда же? Мэдисон не находил ответа на этот вопрос. Чем дальше он ехал, тем яснее становилось ему, что не знает, где ее искать.

Поездка на ферму Коннора была долгой и утомительной. Ферн еще была довольна слаба. Она явно переоценила свои силы. Еще задолго до того, как она прибыла на место, ее грудь начала болеть. Так же, как и все ее мускулы. Время, проведенное в постели, ослабило ее.

Она постоянно оглядывалась. Она не могла понять, почему-то ли она боялась, что кто-то преследует ее со злыми намерениями, то ли думала, что Мэдисон будет гнаться за ней. Она говорила себе, что это глупо. Мэдисон не знает, что она покинула город, а всем остальным было наплевать. Буря приближалась. И, кажется, должна была быть сильной. Тучи метались по небу, скрывая луну. Резкий ветер волнами пригибал траву к земле. У нее с собой был плащ, но он вряд ли мог помочь от сильного ветра и ливневого дождя. Она надеялась, что доскачет до домика раньше, чем начнется гроза.

Покинутые дома поселенцев выглядели странно в темноте. Домики из дерна казались какими-то серыми пятнами среди полного мрака. Если верить Дейву Банчу, такой ночью убили Троя.

Дождь начался еще до того, как она добралась до покинутой фермы Коннора. Он обрушился неожиданно из непроницаемого неба и с такой силой, будто какой-то фантастический, огромный и злой зверь наносил по земле мощные удары. Через несколько мгновений сухая и пыльная почва превратилась в сплошную грязь.

Ферн спрыгнула с коня и привязала его к дереву очень тщательно, так, чтобы если удары грома испугают его, он не смог убежать. В противном случае, Ферн пришлось бы провести всю ночь в домике из дерна.

Ее не так беспокоило то обстоятельство, что крыша может протекать, как какое-то странное опасение, что этой ночью может случиться нечто непредвиденное.

Но она уже не была четырнадцатилетней девчонкой, которая всего боялась. И у нее с собой было ружье. Внезапная вспышка молнии осветила пустынный пейзаж, и Ферн почувствовала себя еще более одинокой. Сдерживая непонятно откуда взявшуюся дрожь, она вошла в домик.

Внутри было совершенно темно. Она прошла в самый конец домика, который состоял из одной комнаты, достала белую рубашку, которую привезла с собой, повесила ее на спинку кровати и отошла к порогу.

Она ничего не видела. Она пыталась переходить с места на место, на это не помогало. Если смотреть со двора, то в доме тоже ничего не видно. Мэдисон был прав. Убийца не мог видеть Троя в этой чернильной темноте. Только при большой удаче он мог застрелить его с одного выстрела. Она опять прошла в конец комнаты и посмотрела на вход в дом. Всякий, входящий в домик, был бы виден, так как снаружи было светлее, чем внутри. Трою было бы очень легко убить противника с первого же выстрела.

Ферн облокотилась о стену, чувствуя сильное облегчение. Хэн не мог убить Троя так, как об этом говорили.

Мэдисон действительно старался докопаться до правды.

Для Ферн все это было жизненно важно. За последние несколько дней она изменила свое мнение о Мэдисоне. Она была бы очень разочарована, если бы ее первое впечатление о нем подтвердилось. Она почувствовала расслабление во всем теле, как после вздоха облегчения.

Мэдисона можно было любить, не опасаясь за последствия.

Плевать на последствия, она любила его в любом случае.

Сильнейшая буря разразилась в то время, как Мэдисон скакал в поисках Ферн. Он накинул на себя плащ и мысленно поблагодарил Эвереста за то, что тот заставил прихватить его с собой. Зря он отказался взять еще и широкополую шляпу, которую предлагал Том. Ничего, достигнув фермы Спраулов, он высушится.

Мэдисон нисколько не удивился, приехав на ферму и застав там одного Бакера Спраула. Он уже давно решил, что едет по ложному следу. Отец Спраул понятия не имел, где может быть его дочка.

– Ей бы следовало заняться быками, – пробормотал Спраул мрачным голосом, не двигаясь со стула и не приглашая Мэдисона присесть.

– Теперь-то она уже ими, наверное, заниматься не будет. После общения с вами она изменилась в худшую сторону.

– А где стадо? – спросил Мэдисон.

– В трех милях на юг отсюда, – ответил Бакер. – Это самый лучший участок прерии, который можно себе вообразить. Долина протяженностью в несколько миль. Полно воды и травы. Это за той фермой Коннора. Ферн там обычно пасет стадо. И никого больше туда не пускает. А многие мужики ведь пытались попасти в этой долине свои стада.

– Как мне найти это место?

– Вы не найдете. Не в такую ночь.

– Значит, вы должны ехать со мной.

– Вы с ума сошли. Там же настоящая буря. Если Ферн хочет, чтобы ее унесло ветром в Миссури, это ее дело.

– Ты ленивый негодяй! – взорвался Мэдисон. – Если бы ты интересовался ею немного больше, чем своими курами, она бы не была там, где она теперь.

– Что ты имеешь в виду? – спросил Бакер.

– Ты все равно не поймешь, даже если бы у меня было время объяснять тебе.

Удаляясь от фермы Спраула и мчась в кромешной мгле, он стал думать о том, что опять ищет Ферн не там, он и сам не знал толком, где она находится. Единственной координатой, которую дал ему Бакер Спраул, была ферма Коннора. Как только он ее минует, придется искать наобум.

Завывающий холодный ветер превратил дождь в град, который вонзался в лицо Ферн тысячами крохотных стрел. Она понимала, что промокнет до костей, прежде чем достигнет города. Ее конь, возможно, так же мечтал о конюшне, как сама Ферн о теплой кровати в доме миссис Эббот.

Она хотела уже повернуть назад и переждать бурю в домике из дерна. Она прикинула, не заехать ли ей домой, но решила, что отец не отпустит ее после этого в город. А Мэдисон начнет требовать от отца, чтобы Ферн вернулась к миссис Эббот. Она не хотела этого столкновения.

Кроме того, она не хотела пока видеться с отцом. Ночная поездка полностью убедила ее, что ей еще рано садиться в седло. Может быть, Мэдисону она бы и не призналась в этом, но сама-то знала определенно, что так оно и есть.

Ей просто необходимо было подумать о будущем. Мэдисон навел ее на мысль о том, что ей нужно выяснить отношения с отцом относительно ее обязанностей на ферме. Если она вернется домой сейчас, то ей придется играть прежнюю роль до конца жизни. Она знала, что отец никогда не изменится. Сейчас у нее был шанс. Она может заставить отца относиться к ней по-другому. Только нужно точно знать, что ей делать. Как только она примет какое-то решение, отец уже будет не в силах заставить ее изменить его. Он не позволит ей уехать с фермы. А если и позволит уехать, то никогда не разрешит вернуться. Ей тяжело было это признать, но она понимала, что он не испытывает к ней теплых чувств. Если он и чувствовал к ней что-то, то только обиду по поводу того, что выжила она, а не ее брат. Всю свою жизнь она хотела, чтобы ее отец видел в ней мальчика, а не девочку и не переживал так из-за смерти младенца. Но все равно до конца ей это никак не удалось сделать.

Но что она будет делать, если покинет дом?

Внезапно она поняла, чего она хочет. И почти тотчас же осознала, что это невозможно. Мэдисон никогда не сделает ей предложение. Надо быть безумной, чтобы думать о том, что он женится на ней. И она будет, точно, сумасшедшей, если согласится стать его женой.

Они самая неподходящая пара в мире. Дело тут не в том, что она считает его самым красивым мужчиной в мире и мечтает о нем. И неважно, что его поцелуи проникли ей в самое сердце, и она уже не может слушать голос разума. Пусть она твердит себе постоянно, что она не хочет выходить замуж и быть женщиной.

Она хотела быть с Мэдисоном до конца своих дней, но не знала, как достичь этого. Впрочем, успех пугал ее не меньше, чем неудача. Ладно, все равно она не могла ответить на эти вопросы прямо сейчас, когда буря готова была унести ее черт знает куда. Нужно было думать только о том, как бы добраться поскорее до города и не утонуть в разлившемся ручье.

Но больше, чем дождь, ее беспокоило чувство, что ее кто-то преследует. Это чувство все усиливалось и усиливалось по мере того, как тьма сгущалась, и все труднее было различать дорогу. Вспышка молнии осветила пустынный пейзаж, но она не могла отделаться от мысли, что она не одна в прерии.

Ферн скользнула рукой под плащ и потрогала приклад ружья. Ощущение того, что она может защитить себя, улучшило ее самочувствие.

Она вглядывалась во тьму, напрягая зрение. Она пыталась услышать какие-нибудь подозрительные звуки, но из-за шума бури она не услыхала бы и рева несущегося по прерии стада. Каждый мускул ее тела напрягся. Она то и дело нервно трогала приклад ружья.

Ферн пыталась думать о том, что бы ей такое предпринять, чтобы помочь Мэдисону поймать убийцу. Она пробовала решить, что ей делать по возвращении на родную ферму. Она даже размышляла о приглашении Мэдисона на вечеринку. Но она не могла ни на чем сосредоточиться.

Ощущение того, что она не одна в прерии, было таким сильным, что она наполовину вытащила ружье из чехла.

Но проходили минуты и ничего не происходило. Вспышки молнии стали реже, дождь был уже не такой сильный, но ветер по-прежнему дул со страшной силой, завывая так громко, что оглушал Ферн своим ужасным ревом. Даже конь ее пытался все время найти укрытие в одной из балок, которые то и дело встречались на пути. Завтра утром Ферн предполагала увидеть множество вырванных с корнем и унесенных ветром деревьев.

Молния ударила так близко от Ферн, что ей показалось, будто она обожгла ее слегка своим огнем. Оглушающий удар грома так испугал девушку, что она закричала. В тот же миг она увидела всадника на расстоянии примерно тридцати ярдов от себя.


ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ


Немедленно Ферн остановила коня и выхватила ружье. Как только следующая вспышка молнии осветила всадника, она выстрелила. Затем, развернув коня, пустила его по прерии галопом.

Рассудок ей подсказывал, что нельзя скакать в таком бешеном темпе во время бури. Ведь крутом ничего не видно. Конь может споткнуться и упасть. Если даже она сама и останется в живых, животное обязательно погибнет.

Но как только коняга перешел на рысь, Ферн тотчас же вспомнила о всаднике, который преследовал ее.

Вдруг это был ее отец или любой другой мужчина, которого застала в прерии буря. Почему бы кому-то не оказаться ночью на этой дороге? Кто бы это ни был, она подстрелила его. Она не могла промахнуться. С ней такого никогда не случалось. Но она не может бросить этого человека.

Ферн повернула коня назад, съехала с дороги на ведущую по низине тропу. Дождь уже порядком размыл ее, делая путь опасным, но так Ферн скорее доскачет до незнакомца.

Ветер дул со страшным ревом. Ферн не могла слышать; стрелял ли этот человек, чтобы кто-то услышал выстрелы и пришел ему на помощь.

Молния осветила окрестности.

Никого не было видно. Ручьи воды, бегущие по прерии, быстро превращались в поток. Уже сейчас вода мешала передвигаться коню, а скоро потоки станут еще более опасными, когда понесут деревья, суки и всякие обломки.

Опять сверкнула молния и осветила лошадь на расстоянии примерно ста ярдов от Ферн. Всадник полулежал в седле.

Это был тот человек, в которого она стреляла.

Испытывая огромное чувство вины, Ферн направила коня вверх по склону холма, к дороге. Но, подъехав достаточно близко к незнакомцу, она опять почувствовала страх. Это же мог быть кто угодно. То, что он ранен, еще не гарантирует ее безопасности.

Но Ферн отбросила свои опасения. Она ведь первая выстрелила в него. Возможно, он умирает. Нужно оказать ему помощь. Даже если это опасно, она должна рискнуть. Никогда в жизни она не позволит страху овладеть ею. Она не могла понять, что случилось с ней той ночью.

Она осторожно приблизилась к всаднику. Из-за темноты и от того, что ее пугливый конь все норовил отпрянуть назад, она никак не могла различить черты лица этого человека.

– Вы ранены?! – крикнула она, подъезжая ближе.

– Конечно, я ранен, черт возьми, – ответил мужчина, – ты всадила мне пулю в руку.

Это был Мэдисон, и он был в гневе.

Сердце Ферн застучало в диком ритме. Понимая, что натворила, она вдруг почувствовала, что слабеет и вот-вот потеряет сознание. Она даже схватилась за луку седла, чтобы не упасть, но прошло еще несколько минут, прежде чем у нее перестала кружиться голова.

Она же могла убить любимого человека. И она бы убила его, если бы не стреляла в такой спешке. И все из-за слепого, глупого страха.

– Ты же говорила мне, что хочешь моей крови.

– У тебя сильное кровотечение? – спросила она.

– Я не знаю. Сколько крови ты хочешь выпить? Чашку? Пинту?

– Я отвезу тебя к себе домой. – Они должны были кричать друг другу, хотя и находились практически рядом.

– Я уверен, что твой отец с радостью всадит мне еще одну пулю. Прямо в сердце.

– Я поведу твоего коня.

– Нет, ты этого не сделаешь, – крикнул он ей. – Коли я сам не смогу ехать, то останусь здесь до тех пор, пока буря не кончится.

Его гнев и сарказм даже улучшили настроение Ферн. Может быть, она больше ранила его гордость, чем руку.

Рев ветра оглушил ее. Обоих коней трудно было сдержать. Она чуть было не схватила поводья Бастера, когда тот хотел сойти с дороги, но понимая, что Мэдисон никогда не простит ей это, отдернула руку.

– Что, ветер всегда так громко ревет здесь? – спросил Мэдисон. – Он звучит почти как шум поезда, когда он проносится рядом с тобой.

Ферн не обращала внимания на ветер, но прислушавшись, стала различать какой-то зловещий звук. При обычных бурях такого не было. Но она уже слышала этот звук.

– Это торнадо, – объяснила Ферн.

– Что? – закричал Мэдисон.

– Торнадо, – крикнула Ферн, пытаясь перекричать рев ветра. – Нам нужно найти место, где мы сможем укрыться.

Они бы не успели до начала торнадо добраться до фермы Коннора.

Они почти ничего не видели. Кони их не слушались. Ферн схватила узду Бастера и потащила его за собой с дороги в низину, где протекал ручей.

– Нам надо найти укрытие, – кричала она. Ветер заглушал ее слова. Они не достигали ушей Мэдисона, пропадая в кромешной мгле.

Она ничего не видела, но понимала по испуганному поведению коней, что не ошибалась насчет этого зловещего звука. Торнадо приближался к ним. Она только надеялась, что он пройдет стороной. Если же он ударит по ним, тогда их ничего уже не спасет.

Дождь бил ей в спину. Она пристально всматривалась в темноту ночи, пытаясь увидеть небольшую лощину, которую она знала с детства. Еще маленькой она любила играть там. Лощина должна быть между двумя деревьями, возле ручья, но Ферн не была уверена, что в такой темноте отыщет ее.

Деревья неясными тенями едва вырисовывались на фоне темного неба. То и дело пришпоривая коня, Ферн принуждала двигаться вперед испуганное животное.

Когда они подъехали, Ферн спешилась и подтащила коней к одному из деревьев, чтобы привязать их.

– Ты сам сможешь слезть на землю? – крикнула она Мэдисону, но он уж был на земле, прежде чем ее слова долетели до него.

Борясь с ветром, она надежно привязала коней к дереву.

– Иди за мной, – крикнула Ферн, беря Мэдисона за руку, чтобы отвести к лощине, которая большой серой тенью лежала перед ними.

Неожиданно рев бури превратился в пронзительный вой, и Ферн услышала, как треснуло дерево. Прежде чем она успела как-то прореагировать, Мэдисон уже обхватил ее за талию здоровой рукой, поднял и бегом потащил в лощину. Они упали туда. Ферн оказалась внизу, Мэдисон на ней. Она сразу же забыла про торнадо, падающее дерево, ливень, ржущих коней и потоки воды. Она вспомнила эпизод восьмилетней давности, когда неизвестный мужчина подмял ее под себя и начал рвать на ней одежду, впиваясь ногтями в ее тело.

Она из всех сил пыталась скинуть с себя Мэдисона. Он был намного массивней, чем она, он чуть не раздавил ее своим весом, она пыталась согнуть колени и оттолкнуть его. Она почти не обратила внимания на то, что рядом упало дерево и загородило выход из лощины.

– Что с тобой? – кричал Мэдисон. – Ты что, хочешь оторвать мне руку?

– Слезай с меня! – пронзительно орала она.

– Я не могу! – кричал он ей в ответ, прямо в ухо. – Ты придавила мне руку.

Он не мог слезть с нее, пока рука была прижата. Он не мог высвободить руку, не отодвинув прежде упавшее дерево. Он не мог отодвинуть дерево, прежде чем он слезет с Ферн. Они оказались в западне.

Борясь с удушающим чувством ужаса, Ферн пыталась уверить себя, что это же Мэдисон, он не станет насиловать ее. Но никак не могла совладать с паникой, охватившей ее.

Она слышала, как ржут кони, потом мир перед ее глазами просто исчез, поглощенный неистовым вихрем. Ревущий смерч все впитал в себя, как воронка.

Прошло несколько секунд, и все кончилось. Даже дождь почти кончился.

– Ты в порядке? – крикнул Мэдисон. Тяжесть дерева вдавила его лицо в ее плечо. Она с трудом понимала его слова.

– Ты можешь приподняться? – крикнула она ему в свою очередь. Она готова была впасть в панику. Она никак не могла вылезти из-под него. Она вцепилась руками себе в бок, чтобы не разрыдаться, пытаясь забыть воспоминания о человеке, который хотел изнасиловать ее.

– Приподнимись немного, чтобы я мог высвободить руку, – сказал Мэдисон.

Прилагая все усилия, Ферн с трудом приподнялась так, чтобы он мог вытащить из-под нее здоровую руку. Он скатился с Ферн и лег на бок. Теперь все уже не казалось Ферн таким безумным. Она сделала несколько глубоких вдохов, чтобы успокоить бешено стучавшее сердце.

Мэдисон попробовал поднять ствол дерева, но ему это не удавалось.

– Не смогу поднять его одной рукой, – сказал он. Вдвоем им удалось, наконец, отодвинуть дерево. От напряжения Ферн совсем ослабла и задыхалась, но отчаянное желание поскорей выбраться на свободу из этого заточения и не быть в таком близком контакте с Мэдисоном придало ей сил, и она встала на ноги. Свежий ветер привел ее в чувство.

Она с удивлением увидела, что от одного из стоявших тут деревьев осталась только искореженная часть ствола. Все остальное было унесено ветром. Обернувшись, Ферн с трудом поверила своим глазам – второе дерево стояло абсолютно нетронутое. К нему были привязаны кони.

– Боже! – воскликнул Мэдисон, с изумлением разглядывая изуродованный ствол. – Я слышал о торнадо, но до сих пор не верил, что он может натворить такое.

– Такое часто тут случается?

– Нет. – Она смотрела на Мэдисона, стоящего неподалеку от нее. Он был такой сильный, такой надежный. Даже с простреленной рукой. Как она могла подумать, что он способен обидеть ее? Он же бросился в пасть бури, чтобы найти Ферн.

Но, вспомнив тяжесть тела, прижавшего ее к земле, она вновь начала паниковать. Нет, она никогда не преодолеет в себе этот страх.

– Поехали ко мне домой, надо заняться твоей рукой, – крикнула она Мэдисону и пошла к лошадям.

Дождь практически кончился, и небо стало проясняться, но Ферн и Мэдисон почти не разговаривали друг с другом. У нее все силы иссякли. События ночи утомили и опустошили ее.

Ощущение, что случилась какая-то беда овладело Ферн еще до того, как она поняла, в чем же дело. Они должны были уже быть на ферме, но перед ними все еще простиралась пустынная прерия. Только подъехав совсем близко, Ферн поняла, что столбы, которые она издалека приняла за забор, были вовсе не столбы, а все, что осталось от амбара. Приглушенно вскрикнув, она пришпорила коня.

Мэдисон на Бастере скакал галопом вслед за ней.

Дома тоже не было. Даже пол исчез. Ничто не напоминало о существовании фермы. Свинарник, курятник – все пропало, лишь один чудом сохранившийся цыпленок бродил по двору, как слепой. Торнадо проложил себе торную дорогу в том месте, где росли деревья и кустарники. Остатки всякой растительности валялись повсюду.

Мэдисон мог только догадываться, какое горе испытывала Ферн, видя, что то, ради чего жили и работали она и отец, все, что они считали своим домом, – исчезло, как будто ничего этого никогда тут не было. Он мог понять человека, лишившегося всего и вдруг оказавшегося совсем одиноким в чужом, жестоком и пугающем мире.

Он мог понять это, потому что сам пережил нечто подобное. Он обнял ее. Она оставалась неподвижной в его объятиях, как бы застывшей в своем горе. Он не знал, что сказать ей. Могут ли его слова изменить что-то. Он хотел знать, где нашел укрытие ее отец. Мэдисон осмотрелся по сторонам и увидел, что местность была абсолютно плоской – ни ям, ни складок в почве.

Прятаться было негде.

– Я должна найти папу.

– Я уверен, что он покинул дом задолго до того, как налетел торнадо, – сказал Мэдисон. – Может быть, он укрылся где-нибудь вместе со скотом.

Но он не верил в то, что говорил. Он вспомнил, как трудно было им управлять конями во время бури. Он не мог себе представить, как Спраул в одиночку мог загнать целое стадо в укромное место. Ему самого себя спасать надо было.

– Поедем в город, – сказал Мэдисон. – Здесь уже нечего делать.

– Я должна найти папу, – повторила Ферн.

– Он уже, наверное, далеко отсюда, – сказал Мэдисон. – В такой темноте мы его все равно не найдем.

Он хотел увести ее, но она стряхнула его руку.

– Видишь, его здесь нет, – говорил Мэдисон через пятнадцать минут, когда они не обнаружили никаких следов Бакера Спраула.

– Он не мог оставить дом, – настаивала Ферн, впервые с тех пор, как они добрались до фермы, взглянув на Мэдисона. – Эта ферма была самой большой ценностью в его жизни.

Мэдисон понял, что Ферн была в шоке. Она потеряла шляпу и ее мокрые волосы лежали на плечах, она вряд ли осознавала, то делает. Больше всего Мэдисона пугали ее глаза. Они были широко открыты, но ничего не выражали, как будто Ферн не понимала, где она и что с ней происходит.

– Твоя рука, – сказала она, и какое-то подобие жизни отразилось в ее взгляде. – Я совсем забыла про нее.

– А я не забыл, – сказал Мэдисон и попробовал улыбнуться.

– Я обещала перевязать ее, когда… – Ее голос оборвался.

– Рука подождет, – сказал Мэдисон. – Нам надо ехать. Ты промокла до костей. Тебе сильно повезло, если все твои кости целы.

– Все пропало. Все. Вот так просто. Все было – и ничего нет.

Мэдисон хотел как-то утешить ее, но что он мог сказать женщине, которая потеряла свой дом и, возможно, своего отца? Он тоже потерял и дом и отца. Но она не ненавидела своего отца и не стремилась убежать из дома. В его случае он, расставшись с домом и родными, испытал огромное чувство облегчения, которое перевешивало боль утраты.

А у Ферн была только горечь утраты.

– Твой отец может построить новый дом.

– Как же все непрочно и ненадежно в этом мире, – сказала Ферн.

– Поехали. Ты должна лечь в постель.

Ферн сделала слабую попытку улыбнуться. Ей не удалось это, и Мэдисону стало до боли жалко ее.

– Ты пытаешься заботиться обо мне, а ведь ранен ты, а не я. Ты, наверное, считаешь меня ужасной дурой. Я не хотела стрелять в тебя, но ты испугал меня, вдруг появившись из темноты.

– Вам надо поставить в прерии несколько уличных фонарей, – сказал Мэдисон. – Даже пара хороших газовых фонарей осветит там все, как днем. К тому же, не мешает установить таблички с указанием улиц. Я удивлен, как это людям удается все-таки находить дорогу в прерии.

Он говорил чепуху, он просто хотел, чтобы она улыбнулась. Даже слабая улыбка Ферн утешила бы его немного.

Он подвел ей коня, и она села верхом. Они выехали со двора, не оглядываясь.

– Мне надо найти место, где я могла бы жить, – сказала она, обращаясь как бы к самой себе.

– Я уверен, что миссис Эббот позволит тебе остаться у нее, пока твой отец не решит, что вам делать.

– Но ведь Джордж и Роза снимают этот дом. Мне кажется, я вторгаюсь в их личную жизнь.

– Розе нравится общаться с тобой. Джорджа постоянно не бывает дома. Я знаю, она обрадуется, когда Джеф вернется из Денвера.

– Я думаю, мне следует жить где-то в другом месте.

Мэдисон слушал, как она перечисляет дома, в которых она могла бы снять комнату, а потом объясняет, почему ее не устраивает тот или иной дом. Он был уверен, что она все-таки решит остаться у миссис Эббот. Он стал думать о судьбе Ферн.

Он не знал, что они будут делать с этой фермой – это решать ее отцу – но он не собирался ждать, пока найдется Бакер Спраул. Этот человек никогда особенно не заботился о Ферн, и Мэдисон не думал, что начнет делать это теперь.

Но Мэдисон не мог вмешиваться в их дела, не имея для этого веских оснований.

Таких оснований у него, на его взгляд, пока не было. Вмешиваясь в жизнь других людей, нужно иметь стремление, нет, желание взять на себя ответственность за их судьбы. Он испытывал к Ферн самые глубокие чувства. Она ему нравилась, очень нравилась, но он еще не знал, что ему с ней делать.

Его злило то, как люди обращаются с ней. Она заслуживала лучшего, и он был намерен позаботиться о том, чтобы…

Приглушенный вскрик Ферн прервал его мысли.

Ферн слезла с коня и бежала по кукурузному полю, по которому тоже прошелся вихрь. Когда Мэдисон подошел к ней, он увидел, что она склонилась над телом ее отца. Мэдисон не видел ран на его теле, но Спраул лежал в таком противоестественном положении, что было очевидно – большая часть его костей переломана. Его, наверное, подхватило бурей и унесло на большое расстояние.

– Я знала, что он не оставит ферму, для него она была всем в жизни.

Ферн, осторожно прикасаясь к отцу, снимала мокрые волосы с его глаз, застегивала его рубашку, стирала грязь с его щек. Она не притрагивалась к его телу, как бы не желая удостовериться, что он мертв.

– Он заставил мать покинуть ее семью и переехать к нему. Он хотел, чтобы она родила ему мальчика здесь, так чтобы у него был наследник, которому он мог бы оставить ферму. Все приносилось в жертву ферме. Даже я.

Мэдисон не знал, как он может облегчить страдания Ферн, которые она испытывала от утраты отца и потери дома. Теперь она осталась одна во всем мире. Он пережил нечто подобное, так почему же он не может найти нужные слова, чтобы утешить ее.

Да потому, что его собственные раны еще не зажили.

Джордж был прав. Мэдисон еще не готов к жизни. Он не мог еще строить свой собственный дом, сеять и пожинать плоды.

Мэдисон взял Ферн за плечи и хотел поднять ее, но она, не желая вставать, продолжала сидеть возле тела отца. Мэдисону стало бы легче, если бы она разрыдалась, но глаза Ферн были совершенно сухие.

Взяв ее за руку, Мэдисон поднял Ферн. Не обращая внимания на свою рану, он прижал девушку к себе. Она пошла с ним, не отрывая глаз от мертвого отца, позволив Мэдисону обнять ее, принимая его теплоту и заботу.

Затем появились слезы. Она плакала, как ребенок, и ее тело содрогалось в его руках, а слезы катились у нее по щекам и падали на руку Мэдисона.

– Он все-таки любил меня, – говорила она. – Просто он очень хотел сына.

Мэдисон не сказал Ферн, что он думает о Бакере Спрауле, но если бы он до него добрался, Бакеру пришлось бы умереть еще раз той ночью.

– Нам надо отвезти его в город, – сказал он. Мэдисон привел коня Ферн. Она все не отрывала взгляд от отца и держала уздечку, в то время как Мэдисон погрузил мертвое тело в седло. Поднимая мертвеца, Мэдисон содрогнулся от неприятного ощущения. Внутренности звенели в теле Спраула, как бобы в мешке. Он старался как можно быстрее прикрепить его к седлу.

Мэдисон был рад тому, что Ферн оказалась не одна, когда обнаружила отца. В одиночку она могла бы этого не перенести.

– Мы можем отвезти его пока в платную конюшню, до тех пор, пока ты не распорядишься насчет похорон, – предложил он.

Она смотрела на него невидящим взглядом. У нее не было больше сил переживать такое потрясение. Он отвел ее к Бастеру и помог сесть в седло. Она никак не прореагировала но то, что он сел сзади нее. Они отправились в сторону Абилина.

Эдди Финч окинул Мэдисона гневным взглядом.

– Я ничего не буду есть.

– Ну и хорошо, – сказал Мэдисон, на которого гнев Эдди не произвел особенного впечатления. – Думаешь, легко доставлять тебе пищу, не привлекая чьего-либо внимания?

– Мне плевать. Я не буду ничего есть, – повторил Эдди.

– Как хочешь, но ты все равно останешься здесь до начала суда над Хэном в Топека. До этого дня ты еще чертовски проголодаешься.

– Я не буду давать показания. Я ни слова не скажу.

– Тогда все твои страдания не окупятся. Ты не получишь свои двадцать долларов в день.

– Это похищение. Я тебя в тюрьму посажу.

– Конечно, похищение, – согласился Мэдисон. – Но ты не хочешь давать показания по делу. Это тоже незаконно. Мы можем оказаться в соседних камерах.

Мэдисон услышал топот копыт и, выглянув в окно, увидел, что прибыл верхом на лошади один из людей Джорджа.

– Вот и Спенсер. Может быть, ради него ты съешь что-нибудь.

– Может быть, я и дам показания, – сказал Эдди сердито. – Я скажу судье, что ты хотел подкупить меня. Возможно, я скажу ему, что видел, как Хэн скачет прямо в дерновый домик.

Мэдисон улыбнулся Финчу открытой, дружеской улыбкой, но от этой улыбки у Финна мороз пробежал по коже.

– Я сочувствую тебе, ты очень раздражена, – сказал Мэдисон с холодной угрозой в голосе, – тем не менее, ты будешь давать показания и расскажешь всю правду. А если не расскажешь, то и дня не проживешь после суда.

Несмотря на рану и все неудобства, которые она ему причиняла, Мэдисон большую часть времени проводил с Ферн. Она сделала все распоряжения в отношении похорон отца, но даже и не заговаривала о ферме.

– Нечего об этом говорить, – сказала она однажды и больше уже никогда не касалась этой темы.

Но у Мэдисона был опыт общения с коровами, и этот опыт подсказывал ему, что эти упрямые твари могут пережить даже торнадо.

Поэтому он нанял Рида и Пайка, чтобы они поискали пропавших животных.

Он также позаботился о том, чтобы все куски, уцелевшие от дома Ферн и фермы, были найдены и сожжены. Он не хотел, чтобы Ферн, наткнувшись на них случайно, вновь переживала боль, связанную с утратой.

Оправдав веру Мэдисона в свою живучесть, коровы вскоре отыскались, и потери в стаде были весьма незначительные. Но эта приятная новость нисколько не утешила Ферн. Роза и миссис Эббот пытались развлекать ее, постоянно разговаривая с ней, старались вовлечь ее в домашние дела. Ферн соглашалась помогать им, но делала только то, что ей говорили, не проявляя никакой активности.

– Сколько же времени она будет оставаться в таком летаргическом состоянии? – спрашивал Мэдисон Розу. – Уже неделя прошла со дня похорон отца, а она никак не может прийти в себя.

– Трудно сказать, – ответила Роза. – Люди по-разному переносят подобные утраты. Ферн труднее, чем другим, потому что она осталась совсем одна. На нее столько всего навалилось, что она, бедная, не в силах это переносить.

– Я был бы рад делать за нее любую работу, но она не позволяет мне.

Роза внимательно посмотрела на шурина.

– Ты влюблен в нее?

Мэдисон старался не думать об этом, тем более задавать себе такой вопрос. В душе он рассматривал свою жизнь в Бостоне как нечто не имеющее ни к Ферн, ни к семье никакого отношения.

Но за последние недели тот Мэдисон, которого он, казалось, похоронил в Техасе много лет назад, вдруг воскрес. Он полюбил скакать верхом по дикой прерии, полюбил мрачноватую местность, где обитали неразговорчивые, суровые люди. Ему даже стала нравиться полная опасностей жизнь на диком Западе, где, как на фронте, всегда приходилось находиться в боевой готовности. Он даже смирился с тем, что Ферн носит штаны.

Теперь, обнаружив в себе такие качества, он просто не знал, что с собой делать. Но что бы он ни делал, без Ферн тут не обойтись.

– Я еще не уверен, – отвечал Мэдисон Розе. – Иногда мне кажется, что я не могу быть влюбленным в нее. Я, наверное, сошел с ума. У меня в жизни не было такой путаницы в голове.

– Ты говорил ей что-нибудь?

– Нет.

– Тогда и не говори, пока не поймешь, что точно влюблен в нее. Сейчас у нее и так забот хватает и без твоих признаний в любви.

– Ты считаешь, что любовь это обуза? – спросил Мэдисон, несколько упав духом. Он не ожидал, что его чувства к Ферн могут как-то повредить ей.

– На ком ты будешь в конце концов жениться, меня не интересует, – сказала Роза. – Но я не хочу, чтобы ты огорчал Ферн. И не обижайся, – упрекнула его Роза. – Я знаю, что ты очень хочешь видеть Ферн счастливой, но прежде, чем решишься признаться ей в любви, подумай хорошенько. Вы оба готовы были впиться друг другу в горло в первый день твоего приезда. Вам многое не нравится друг в друге. И потом, где вы будете жить? Ты не любишь Канзас, но ты уверен, что Ферн будет в восторге от Бостона?

– Я думаю, мы придем к какому-то разумному компромиссу. – Он надеялся, что говорит с уверенностью в голосе, но понимал, что до этого далеко.

Роза рассмеялась.

– Если чего-то и не хватает в ваших отношениях, то это как раз разумных компромиссов, – сказала она.

Мэдисон глубоко задумался, ощущая полный разброд в своих чувствах. В это время в комнату вошла Ферн, одетая для верховой езды.


ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ


– Я еду на ферму, – объяснила она. – Я договорилась с Пайком и Ридом, чтобы они ждали меня там.

– Я поеду с тобой, – предложил Мэдисон, вставая из-за стола.

Ему показалось на минуту, что она собирается спорить с ним, но вместо этого она улыбнулась и сказала:

– Хорошо, поехали.

– Ты хочешь, чтобы миссис Эббот дала тебе с собой какую-нибудь еду? – спросила ее Роза.

– Конечно, хочет, – сказала миссис Эббот. – А если она не захочет есть, то мистер Мэдисон точно проголодается.

Сначала миссис Эббот называла Мэдисона молодым человеком и мистером Рэндолфом, но когда в доме стал часто появляться Хэн, она стала всех называть просто по имени. Но миссис Эббот не нравилось называть людей просто по имени. В этом была какая-то чрезмерная фамильярность, а всякая фамильярность по отношению к мужчинам приводила в беспокойство миссис Эббот.

– Идите за лошадьми, – сказала Роза. – А мы тут все приготовим к тому времени, как вы вернетесь.

– Почему ты так яростно боролась со мной, когда мы были в лощине? – спросил Мэдисон. Они уже оказались за пределами города, но еще не сказали друг другу ни слова.

Он не особенно вспоминал о том, что произошло с ними после торнадо, но все время думал о том, как там, в лощине, она старалась скинуть его с себя, не столько потому, что он так уж придавил ее, сколько из-за чувства страха.

– Не знаю, о чем ты говоришь, – сказала Ферн. Она смотрела прямо перед собой.

– Ты боролась со мной и кричала, как безумная.

– Ты причинял мне боль. Ты ведь здоровый мужик.

– Возможно, но ты вела себя так, будто я хотел задушить тебя.

– Я нервничала из-за бури.

Ферн лгала ему. Он знал это. Она избегала смотреть ему в глаза. Она даже обогнала его на своем коне. Мэдисон опять поравнялся с ней.

– Кроме бури были и другие причины. Почему ты не хочешь рассказать мне?

– Нечего рассказывать, – ответила она и посмотрела на него ничего не выражающим взглядом.

Некоторое время они ехали молча.

– Раньше мне часто снился один кошмар, – сказал Мэдисон. – Всегда один и тот же.

– Мне никогда не снятся кошмары, – заявила Ферн уверенно.

– Как будто я заперт в чулане и никто не знает, где я. Я кричу, зову на помощь, но стены такие толстые, что никто меня не слышит.

– Мне вообще сны не снятся.

– Иногда, если отец заставал меня с книгой, в то время как я должен был загонять верхом на лошади коров или чистить кожи, он запирал меня на конюшне. Там не было окон. Никого там не было, только мыши пищали и шуршали, бегая в поисках зерна. Когда отец долго не выпускал меня, мыши начинали наглеть и бегать по моим ногам.

– В чем смысл твоего рассказа?

– Я хочу убедить тебя в том, что у всех нас есть свои кошмары. Надо делиться друг с другом, это помогает нам отделаться от них. Я все еще ненавижу тесные помещения без окон, но этот кошмар мне больше не снится.

Он вспомнил, как они часами беседовали с Фредди. Ферн же не с кем было поговорить.

– Неужели то, что с тобой случилось, так ужасно, что ты не можешь рассказать мне об этом?

Она не отвечала.

– Может быть, ты боишься, что я расскажу кому-нибудь?

Он действительно сомневался в том, что она может доверить ему тайну, которую хранила даже от родного отца. Но в последние недели он проявлял такой большой интерес к ее жизни и так заботился о ней, желая ей только добра, что ее недоверие обижало его.

– Дело не в этом, – поспешила успокоить его Ферн. По выражению ее лица он понимал, что ей действительно есть что скрывать.

– Это имеет отношение к тому, что ты носишь мужскую одежду?

– Почему ты так настаиваешь? Ты же понимаешь, что я не могу тебе рассказывать все о себе. Даже бостонец, кажется, мог бы это понять.

Он мог бы помогать и кому-то еще. Со дня его приезда в Абилин, после встречи с Ферн, он только и делал, что помогал кому-то. Он хотел помогать людям.

– Ты слишком долго жила одна. Ты замкнулась в себе. Ты никак не можешь отделаться от кошмара, который случился с тобой. Он стал частью тебя, стал влиять на твои слова и поступки, на твое отношение к людям.

– А что в этом такого?

– Но ведь ты ведешь себя не так, как должна, не так, как хочешь. Ты не можешь быть сама собой.

Все это было так похоже на его собственные страхи, которые заставляли его замыкаться в себе, таиться от собственной семьи в течение восьми лет. Он много потерял из-за этого. Ферн тоже много потеряла. Теперь пора бы им обоим не терять, а начинать обретать.

– С чего ты взял, что я не делаю то, что хочу?

– Но я же вижу разницу между тобой и Розой. Роза делает то, что она хочет, оставаясь сама собой. Никогда раньше я не видел более довольного жизнью, счастливого, открытого, честного существа. И она так любит помогать другим людям.

– Значит, по-твоему, я несносная эгоистка.

– Нет, но ты прячешься от людей. Ты не боишься нападать на меня, если тебе кажется, что я не прав. Но стоит мне попросить тебя рассказать о себе, как ты начинаешь таиться.

– Тебе не должно быть до меня дела.

– Мне и не было до тебя дела, когда я сошел с поезда в Абилине. Но теперь мне есть до тебя дело.

Их жизни навеки сплелись вместе. Ему уже никогда не забыть Ферн, как не забыть ему и своей семьи.

– Я не хочу, чтобы ты интересовался мной.

– Тогда почему ты общаешься со мной?

Молчание.

– Ферн, я не сую нос в твои дела из праздного любопытства. Я вижу, что ты страдаешь и хочу помочь.

– То, что случилось, уже старая история. Теперь все это не имеет никакого значения. В любом случае, ничего уже не изменишь.

– Но можно изменить свое отношение к тому, что случилось с тобой.

Он видел, как она вся напряглась, как будто хотела заткнуть себе уши и не слышать его слов. Между ними вдруг начала расти стена. И вдруг Ферн сдалась.

– Восемь лет назад один человек пытался меня изнасиловать, – крикнула она, выплескивая на Мэдисона весь годами копившийся гнев и всю боль. – Это ты можешь изменить? – всхлипывая, она пришпорила коня, заставив его перейти в галоп.

Мэдисон тоже пришпорил своего Бастера, чтобы догнать Ферн.

Он готов был услышать от нее любое, но только не это. Что он может сказать ей по этому поводу, чтобы ей стало хоть немного легче?

Трудно было представить, какие тяжелые воспоминания томили ее все это время. Как только она могла жить с ними? Ее, должно быть, постоянно преследовал страх, что подобное может повториться. Мэдисон думал, что годы ушли на то, чтобы научиться защищать себя с помощью мужской одежды, притворяясь совершенно не такой, какой она является на самом деле, подавляя в себе все женское.

Эта мысль вызвала у него яростный гнев к неведомому насильнику. Если бы он попался ему в момент нападения на Ферн, он бы без колебания убил его.

Догнав Ферн и взглянув на ее заплаканное лицо, он еще больше разозлился. Мэдисон остановил обоих коней, соскочил на землю и помог Ферн спешиться.

Они стояли среди пустынной прерии, над которой было ясное голубое летнее небо. Ферн рыдала, и в ее рыданиях слышались боль, печаль и гнев, которые она носила в себе все эти восемь лет. Она прильнула к Мэдисону с доверчивостью женщины, которая, наконец-то, поделилась своей самой заветной тайной с любимым человеком.

Мэдисон почти радовался в душе. Он всегда гордился сдержанностью своих поступков, однако вот же как вышло – плачущая женщина в его объятиях и никого рядом, кроме двух коней. Он не мог вообразить, что бы сказали его друзья, расскажи он им про это, но ему было абсолютно безразлично их мнение по этому поводу. Он намеревался оставаться с Ферн до тех пор, пока она в нем нуждается.

(Ты остаешься с ней потому, что влюблен в нее.)

Эта мысль так поразила его, что на минуту Мэдисону показалось, будто это Ферн обнимет его, а не наоборот. Он, должно быть, ошибается. Не может он быть влюблен в нее. Не то, чтоб она ему совсем не нравилась. Она ему очень нравилась. Он восторгался ее мужеством, цельностью ее характера, но ведь это еще не любовь. Ему даже не нравился тип женщин, к которому она принадлежала.

Фредди бы все это очень позабавило. Мэдисон так ловко избегал сетей, которые расставляли для него наиболее искушенные в вопросах любви и соблазнения роковые женщины Бостона и Нью-Йорка, только для того, чтобы попасться на крючок фермерской дочки из Канзаса.

Рыдания Ферн прекратились.

Сердито сопя, она выскользнула из рук Мэдисона.

– Я не хотела реветь, – сказала она. – Вот что получается, когда ты пытаешься заставить меня быть женщиной.

– Ничего, я это переживу, – сказал Мэдисон, еще окончательно не придя в себя, но уже склонный шутить. – Уж лучше плачь, но не гони меня из города.

– Прости меня. Трои спас меня той ночью. Я ему многим обязана и поэтому хочу, чтобы его убийцу повесили. Но нам надо ехать дальше, – сказала она и села на своего коня. Достала носовой платок и стала вытирать глаза и щеки. – Рид и Пайк давно ждут меня. Не хочу, чтобы у них был новый повод для драки.

Как только ее минутная слабость прошла, Ферн снова замкнулась. Она даже не подождала, пока Мэдисон вскочит на коня. Но Мэдисон не мог позволить ей опять уйти в свою раковину. Не теперь и не когда-либо в будущем. Он хотел делить с ней ее невзгоды. Отныне и навеки.

Ферн нельзя было оставлять одну. Раны ее были так глубоки, что изменили всю ее жизнь. Да плюс еще полное равнодушие к ней ее отца. Ей стало казаться, что никто не любит ее, что мужчины только вожделеют ее. Он должен научить ее поверить в себя, поверить в то, что мужчина может любить ее ради нее самой, а не за то, что она хорошо работает и не потому, что может подарить ему минуты физического наслаждения.

В то же время важно было сдерживать свое собственное растущее желание к ней. Если она только узнает, как страстно он жаждет заняться с ней любовью, она уже больше не подпустит его к себе. Во всяком случае, перестанет доверять ему.

А теперь ее доверие имело для него огромное значение.

– Расскажи мне о том, как это случилось, – попросил он, догнав ее, и поскакал рядом.

– Зачем? – спросила она, поворачиваясь к нему. – Хочешь посмаковать пикантные детали?

– Ты в самом деле так думаешь?

Она отвернулась от него, стараясь подавить слезы и гнев.

– Нет, но все это случилось давно. С этим покончено.

– Не совсем. Ты все еще боишься. Поэтому ты и носишь мужскую одежду.

– Ерунда. Я ношу штаны потому, что в них легче работать.

– Ты боишься, что если наденешь платье, то будешь привлекать к себе внимание мужчин, и кто-то опять захочет наброситься на тебя.

– Это неправда.

– Тогда почему же ты боролась со мной, как будто я хотел изнасиловать тебя?

– Ты придавил меня.

– Ты врешь, Ферн. И мне, и себе.

– Разве в Гарварде учат читать чужие мысли?

– Нет, но когда тебе начинает нравиться человек, ты понимаешь его лучше, чем раньше. Чисто интуитивно.

Раньше он в такое никогда не верил. Он считал, что холодный, не эмоциональный анализ может дать куда больше сведений о человеке, чем какие-то чувства. Но теперь, полюбив Ферн, он не только мог чувствовать ее настроение, но и то, что стоит за этим. Когда ей было больно, ему тоже было больно. Он понимал, когда она не откровенна с ним.

– Я тебе безразлична, – говорила Ферн, – и нисколько не нравлюсь. Ты, возможно, решил позабавиться со мной и научить не совсем обычную женщину правильно ходить, говорить и одеваться так, как это делают настоящие леди. После этого ты поедешь в Бостон, чувствуя, что слегка облагородил хотя бы одну душу в этом варварском крае. В тебе, наверное, очень развиты общественные инстинкты. Мне говорили, что все бостонцы такие. Это наследие эры пуританства.

– У меня совсем другие намерения по отношению к тебе. Я…

– Надеюсь, ты не будешь признаваться мне в любви, потому что я все равно этому не поверю. Держу пари, что большинство женщин в Бостоне бегают за тобой.

Он почувствовал оттенки жестокости и цинизма в ее голосе. Она снова была отлично защищена. Она рассказала ему, что случилось с ней, не собираясь больше откровенничать с ним. Она не верила в то, что была ему небезразлична. Она не могла позволить себе верить в это, потому что еще слишком боялась.

– Что сделал твой отец, когда ты рассказала ему? – спросил Мэдисон.

– Я ничего ему не рассказала.

Ее ответ поразил его.

– Почему?

– Какой смысл? Этот человек все равно уехал из Канзаса.

– Тебе нужно было сказать отцу.

– Нет, папа погнался бы за ним, и тогда все узнали бы про то, что со мной случилось. И я навсегда бы осталась женщиной, которую хотели изнасиловать. Некоторые люди даже стали бы говорить, что я сама виновата. Зачем мне было переживать еще и это. Я и так уже достаточно пострадала.

Мэдисон понимал, что Ферн права. Даже добрые от природы люди думали бы, что она как-то спровоцировала этого насильника.

– Ты знала его?

Восемь лет Ферн хранила память о той ночи глубоко в тайниках своего сознания. Всякий раз, когда эта ночь пыталась напомнить о себе, Ферн запрятывала воспоминания куда-нибудь подальше. И вот появляется этот Мэдисон со своей обворожительной улыбкой, нежными поцелуями и наэлектризованными прикосновениями.

Благодаря его усилиям все запоры отворились, и наружу вышла уродливая истина, которую Ферн так надежно скрывала все эти годы.

– Было слишком темно, и я не могла видеть его лица, – сказала она, позволив себе припомнить детали этого кошмарного происшествия. – Я возвращалась от стада. Не смотрела по сторонам. Я боялась, что папа будет сердиться за то, что я поздно возвращаюсь, поэтому думала только о том, что приготовить ему на ужин и как бы сделать это побыстрее.

– Что же случилось?

Она представила все так живо, будто это происходило с ней вновь. Она вздрогнула. Если бы у нее хватило смелости, она попросила бы Мэдисона обнять ее.

– Он выпрыгнул из темноты в том месте, где находится бизонье лежбище, и, прежде, чем я поняла, что происходит, стащил меня с лошади на землю. Я плохо видела в темноте, да я и не старалась приглядываться. Я хотела одного – вырваться и убежать.

Она видела, как эта зловещая фигура появляется из кромешной мглы. Она запомнила только его голос. Он звучал, как шипение змеи.

– Он был жестокий. Ему нравилось делать мне больно. Он разорвал на мне рубашку. Он целовал меня всю и хватал меня.

– Как Трои нашел тебя?

– Он возвращался домой после игры в карты. Если бы он не был так пьян, он бы поймал его. Но мне на это было наплевать. Я была рада уже тому, что он избавил меня от этого насильника.

– И ты держала все это в себе долгие годы.

– А что мне еще оставалось? – спросила она, повернувшись к нему.

– Думаю, что делать тебе было нечего, но теперь позволь мне помочь.

– А что ты можешь сделать?

Мэдисон всегда гордился тем, что мог разрешить любую проблему, но здесь он, кажется, действительно ничего не мог поделать. То, что произошло, произошло, и ничего тут не поделаешь. Ферн придется жить с этим до конца своих дней. И что бы он ни предпринял, этого уже не изменишь.

Но он хотел, чтобы она знала, как он сочувствует ей и что его чувства к ней останутся неизменными.

– Я не знаю, – признался он, – но я что-нибудь придумаю. А пока ответь мне на один вопрос.

– Какой вопрос? – Она насторожилась.

– Ты решила, какое платье оденешь на вечеринку? Оно должно быть необычным. Я хочу, чтобы все увидели, что ты красавица.

Ферн засмеялась, потому что вопрос был совершенно неуместен после той темы, которую они только что обсуждали.

– У меня есть другие дела, которые я должна уладить, прежде чем займусь этим платьем, – ответила она, и он заметил, как все ее напряжение исчезло. Теперь если она не убьет его, когда приедет на ферму и увидит, что он там сделал, может быть, он наберется смелости и скажет ей, что любит ее.

– Он купил дом Прутта, – объяснял Пайк. – Дом разобрали на части и погрузили на телегу. Заняло всего пару часов, чтобы собрать его.

– Но амбар? – спросила Ферн, с удивлением рассматривая строение из недавно срубленного леса.

– Я выписал его из Канзас Сити, – объяснил Мэдисон. – В разобранном виде амбар привезли по железной дороге. За день мы его тут собрали.

Оба строения были не очень большими, но в доме был пол, чугунная плита и даже мебель. Амбар был достаточно велик, чтобы вместить несколько кур, свиней и корову.

– Зачем ты все это сделал? – спросила она.

– Я хотел, чтобы у тебя был свой дом.

– Но ты же хотел заставить меня жить у миссис Эббот.

– Мне не хотелось, чтобы ты жила там помимо своей воли.

Ферн слегка покраснела, взглянув на Пайка и Рида.

– Они думают, что ты виноват передо мной и пытаешься загладить свою вину, – сказала она Мэдисону. – Поезжай в город, а я займусь тут делами. – Она посмотрела по сторонам. – Хотя работы тут почти никакой не осталось.

– Сначала я хочу поговорить с тобой.

Она взглядом дала понять, что не хочет разговаривать с ним.

– Только несколько минут. Наедине.

– Займитесь каким-нибудь делом, – сказала она Пайку и Ридом. Мэдисон начинал раздражать ее. – Я приду через пять минут.

– Я думаю, мне надо спешить, а то тебя свиньи заждутся. А у кур случится нервный срыв. У кур бывают нервные срывы? – спросил он.

– Прости, если я говорила с тобой резко, – извинилась Ферн, улыбаясь тому, как глупо себя ведет, – но воспоминания о той ночи расстроили меня. Я в чертовски затруднительном положении, а ты только и знаешь, что разговариваешь со мной. Мы целыми днями говорим и говорим. Что ты еще хочешь мне сказать?

– Я хочу сказать, что люблю тебя.

Ферн замерла. Она знала, что любит Мэдисона, она знала об этом уже давно, но не могла и думать о том, что он любит ее. Она думала, что он интересуется ею от скуки. Она допускала, что чуть-чуть нравится ему.

На самом деле, в течение последнего времени она постоянно думала о том, что будет делать после того, как он уедет в Бостон. Она не хотела рассказывать ему про ту кошмарную ночь, когда ее хотели изнасиловать, частично из-за того, что ей не хотелось углублять отношения, у которых не было будущего.

Но Мэдисон сказал, что любит ее, и она была в полной растерянности.

– Я думал, что удивлю тебя, – сказал Мэдисон. В его голосе звучала обида. – Я думал, что ты можешь потерять дар речи после моего признания. Но я не предполагал, что ты так испугаешься. На тебе лица нет.

– Я не ис-спугалась, – заикалась от волнения Ферн. – Я просто шокирована.

Удивительно. Неправдоподобно. Невероятно. Ни одно из этих слов не могло передать того, что чувствовала Ферн. Может быть, была удручена. Ведь Мэдисон на самом деле не любит ее. Он спутал жалость к ней с любовью. Он жалел ее из-за утраты отца, потери фермы и того ночного происшествия, о котором она ему наконец рассказала. Но если бы даже он и любил ее из этого все равно ничего бы не вышло. Она не может выйти за него замуж. Это она понимала прекрасно. Она уже давно смирилась с этим.

– Ты хочешь что-то сказать? – спросил Мэдисон.

– Я не знаю, что сказать.

– Обычно в таких случаях говорят: я тоже тебя люблю. Но судя по выражению твоего лица, ты этого не скажешь.

– Нет… Я имею в виду… Видишь ли… Я шокирована.

Она не могла сказать ему, что уверена в том, что он ее не любит, и не могла сказать ему, что сама всем сердцем любит его, но не может выйти за него замуж.

– Ты мне раньше такого не говорил.

– До сегодняшнего дня я не был уверен.

– У меня не было времени подумать об этом.

Это была ложь. Она ни о чем другом и не думала.

– Может быть, ты теперь об этом подумаешь.

Ферн никогда в жизни не была такой несчастной.

Если она чего-то и хотела, то только того, чтобы Мэдисон любил ее. Вот теперь он признался ей в любви, а она не может сказать ему, что уже несколько недель любит его.

Она знала, что не может выйти замуж за Мэдисона, потому что как только он начинал обнимать и целовать ее, она тотчас вспоминала ту ужасную ночь. Нет, она не может быть его женой в полном смысле этого слова.

– Я не могу думать, когда ты рядом со мной. При тебе у меня мысли путаются.

– Так и должно быть, когда двое любят друг друга.

– Может быть, но я хотела бы, чтобы ты вернулся в город. Сегодня вечером мы опять сможем поговорить.

Боль, которую она видела в его глазах, удручала ее. От этого ей самой было больно, но она ничего не могла поделать. Ей нужно было время, чтобы обдумать свои слова.

– Разве сейчас мы не можем поговорить?

– Мэдисон, я никогда не думала, что ты питаешь ко мне глубокие чувства. Честно тебе говорю, я никогда не думала. Мы очень разные люди. Между нами нет ничего общего.

– Но…

– Мы же ни о чем толком не говорили с тобой. Ни о твоей семье, ни о том, какая жена тебе нужна, ни о моей одежде…

– Все это не имеет значения.

– Нет, это имеет значение. И даже если сейчас это не имеет значения, то это будет иметь значение позже. Дай мне время подумать и…

– Ты любишь меня? – спросил Мэдисон. – Если любишь, все остальное не играет никакой роли. Если не любишь… Ну, тогда все это тоже не имеет значения.

Ферн не могла взглянуть на него. Она боялась, что глаза выдадут ее.

Она стояла, с трудом удерживая равновесие на пороге новой жизни, в которой могут сбыться все ее мечты, и понимала, что эта жизнь не для нее. После стольких лет, проведенных в полном одиночестве, когда ни один человек не делал даже попытки понять ее, она знала, что было бы жестокостью по отношению к самой себе отказаться от Мэдисона.

Но она должна это сделать ради него и ради себя.

– Мне надо время, чтобы подумать, – сказала она, напрягая все силы. – Я скажу тебе сегодня вечером.

Мэдисон взял ее за подбородок и повернул ее лицо к своему, заставляя смотреть ему прямо в глаза.

– Ты что-то не хочешь говорить мне?

– Дело не в этом, – ответила Ферн, убирая его руку и опуская глаза. – Пожалуйста, Мэдисон. Я не могу ни о чем думать, когда ты стоишь рядом и требуешь немедленного ответа.

– Я не требую…

– Нет, требуешь, – возразила она, поднимая глаза. – Ты самый нетерпеливый человек из всех, кого я знала. Ты хочешь, чтобы все было по-твоему и немедленно. Я не могу тебе ответить так быстро, слишком важное это дело.

– Хорошо. Я поеду в город, но вернусь сегодня в полдень.

– Рид с Пайком проводят меня в город.

– Я вернусь, – повторил Мэдисон.

Ферн поняла, что протестовать бесполезно. Он все равно вернется.

И она была рада этому.

Мэдисон позволил Бастеру идти шагом. Он никогда не представлял как будет объясняться женщине в любви и что может после этого произойти, но теперь понял – он ждал, что Ферн упадет ему на грудь. Он думал, что она могла бы, по крайней мере, сказать да или нет, а не «мне нужно подумать об этом». Он надеялся, что не страдает мужским тщеславием, однако ее реакция ошарашила его. Он чувствовал, что его предали.

(Нет, ты просто никогда не думал, что женщина может отказать тебе.)

Не совсем так. Он мог представить себе, что будет влюблен в женщину, которой он сам не нравится.

Ферн он нравился, поэтому ее реакция так удивила его. Но если она не может дать ему прямого ответа, значит, если он ей и нравится, то разве что чуть-чуть. О чем тут тогда вообще думать.

Нет, подумать тут все-таки надо. О многом подумать. Но он считал, что подумать можно было и потом, после того как они признаются друг другу в любви и испытают взаимное блаженство. К тому же, он сильно изменился в последнее время, и мало что уже его занимало в жизни, кроме его отношений с Ферн.

Но действительно ли он так уж изменился?

Да, его больше не шокировал костюм Ферн. Но если бы даже она и могла носить штаны в Бостоне, что, разумеется, абсолютно неприемлемо для женщин в этом городе, он не был уверен, что окончательно примирится с этим, если они останутся вместе.

Потом вставал вопрос: сможет ли Ферн войти в бостонское высшее общество? Нет, дело тут даже не в ее образовании, а, скорее, в воспитании. Она совершенно не знает той жизни. Он спрашивал себя, могли он просить ее стать другой. Честно ли это было с его стороны. Скорее всего, чтобы подходить для жизни в Бостоне, там нужно было родиться. Существовало так много правил, условностей, невидимых нитей – всего того, что скрепляет установленный порядок вещей. Постороннего же общество отвергает прямо с порога.

Но в то время как одна половина сознания Мэдисона выдвигала одно возражение за другим против его союза с Ферн, вторая половина с той же быстротой отвергала эти возражения как не идущие к делу. Он думал, что у Ферн было достаточно мужества и силы духа, чтобы преодолеть любые трудности. Она всего могла достигнуть при желании.

Вот только будет ли у нее желание? Это зависело от того, как сильно она любит Мэдисона. Опять самонадеянность. Он знал, что это в нем есть, и она также понимала это. Она обвиняла его в том, что он высокомерный эгоист, и он только что доказал ей это.

Почему она должна любить его? Или выходить за него замуж? Что он предложит ей кроме своего Бостона, где ей придется носить платья и скакать на лошади, сидя в дамском седле?

Она не нуждалась в его покровительстве. У нее была своя ферма и свои деньги. Может быть, ей вообще не нужен мужчина. Даже муж ей не нужен. После того, что с ней случилось, муж мог бы постоянно укорять ее за это.

Как Мэдисон ни старался, он не мог сожалеть о том, что Бакер Спраул был мертв. Он должен был гордиться дочкой, если бы она обладала и половиной тех качеств, которые были у Ферн, – смелостью, силой духа, умом и привлекательностью. Он должен был бы гордиться тем, что ему выпала честь заботиться о такой дочери.

Мэдисон хотел дать Ферн то, чего не сумел дать ей отец. Нет, дело тут не в деньгах, домах или слугах. Не в роскошной одежде и путешествиях в Европу. Он хотел, чтобы она успокоилась, чтобы знала, что он позаботится о ее счастье, что он хочет делить с ней все горести и радости.

Он хотел, чтобы она знала, что ее любят. Он хотел, чтобы она знала, что заслуживает любовь к себе.

Он хотел, чтобы она никогда не чувствовала себя одинокой.

Остальную часть обратного пути в город он размышлял о том, как заставит ее опять доверять людям, искать общения с людьми, сделает так, что она сможет делиться своей любовью с другими. Он знал, что любовь таится в ней и только ждет благополучной минуты, чтобы заявить о себе в полный голос.

Он старался не думать о том, что будет делать, если она скажет, что не любит его.

И после таких размышлений его еще сильнее поразило столкновение с той жизнью, которую, ему казалось, он оставил в надежном Бостоне. Оказалось, что он должен был встретиться с ней лицом к лицу в Дроверс Коттедже.


ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ


Уже много раз в течение дня Ферн говорила себе, что не хочет, чтобы Мэдисон приезжал на ферму. Но по мере того, как шло время и перевалило далеко за полдень, она все чаще поглядывала в сторону города. И даже готовясь уезжать, она все смотрела, прищурив глаза, не клубится ли пыль по дороге.

Нет, не клубится. Мэдисона не было видно.

– Все, больше уже ничего сегодня сделать не успеем, – сказал Пайк. Они с Ридом уже давно закончили свою работу, но делали что-то по мелочи, понимая, что Ферн ждет Мэдисона.

– Тогда отправляйтесь домой, – посоветовала им Ферн. – А то до темна не справитесь с вашими домашними делами.

– Мы проводим тебя до города, – предложил Пайк.

– В этом нет нужды, – настаивала Ферн. – Я сама найду дорогу. Я ее отлично знаю с детства.

– Я понимаю, но…

– Никаких но, – оборвала его Ферн. Она сделала глубокий вдох и сказала то, о чем они уже догадывались:

– Мистер Рэндолф, может быть, забыл о своем обещании приехать за мной, но я теперь уже совсем здорова и обойдусь без посторонней помощи.

Она не знала, верят ли они в то, что Мэдисон должен был сопровождать ее исключительно из-за ее болезни, но надеялась, что они не догадываются о том, что она влюблена в него, а он уехал и забыл про нее. Она воображала, как все посмеются над ней, когда станет ясно, сопливая Ферн влюбилась в этого пижона, а он повозился с ней и бросил.

– Встретимся здесь завтра после восхода солнца, – сказала она. – Жить здесь пока еще нельзя, нужно купить все необходимое, но к концу недели я думаю сюда перебраться.

Пора бы ей уже покинуть дом миссис Эббот. Так часто видясь с Мэдисоном, она вбила себе в голову черт знает какие глупости. Она уже начала думать о том, подойдет ли она для его семьи. От этой мысли уже недалеко до размышлений на тему о преодолении страха перед физической близостью с ним.

Но это было невозможно, и она хорошо знала об этом. Она также знала, что единственный способ положить конец упрямым надеждам на то, что у них что-то может получиться, это перестать видеться с Мэдисоном. А пока он постоянно рядом с ней и делает все, чтобы завоевать ее сердце, она не может сопротивляться ему.

– Но ты же не можешь оставаться тут одна, – протестовал против ее решения Пайк.

– Почему же нет? Я не единственная женщина в Канзасе, которая живет одна. Кроме того, не могу же я управлять фермой из города?

– Ты можешь нанять нас в работники, – предложил Пайк.

– Я не могу нанять вас, но надо посмотреть, хватит ли у меня денег, чтобы платить вам.

– Мистер Рэндолф уже заплатил нам за месяц вперед.

Ферн почувствовала, как краска смущения залила ее лицо.

– Тогда я заплачу мистеру Рэндолфу.

Она не хотела ничем быть ему обязанной. Возможно, она отдаст ему этих бычков, о которых он так беспокоится.

– А теперь вам пора.

– Я не поеду, пока ты здесь, – сказал Пайк.

– Я тоже останусь, – сказал Рид.

До приезда в Абилин Мэдисона такого бы не произошло. К этому времени Пайк с Ридом уже давно торчали бы в салуне и не думали о том, где находится Ферн. Чудеса произошли просто благодаря тому, что она сняла жилет и распустила волосы по плечам.

– По коням, – крикнула Ферн. – И тот, кто последний выедет со двора, будет чистить колодец.

Пайк обогнал Рида, но Ферн обогнала их обоих и первая достигла дороги. Она весело помахала мужчинам, мчась в сторону города, но вскоре улыбка исчезла с ее лица.

Она беспокоилась. Что-то, наверное, случилось с Мэдисоном.

Еще две недели назад она бы подумала, что он просто играет в любовь, смешав роль прекрасного принца с ролью доброй феи. Но с тех пор она начала лучше понимать его. Он, действительно, заботился о ней, она ему была небезразлична. Несмотря на свою рану, он почти не отходил от Ферн, после того как она потеряла отца. Даже Роза была с ней меньше, чем он.

Кроме того, если бы Мэдисон не захотел бы что-то делать, он ей просто сказал бы об этом. Нет, он намеревался приехать за ней на ферму. Что-то помешало ему сделать это.

Она не думала, что произошло нечто ужасное – в таком случае Роза послала бы кого-нибудь на ферму, чтобы сообщить Ферн, но тревога не проходила.

Мэдисон был человеком решительным. Ничего не могло остановить его от выполнения задуманного. Она уже достаточно в этом убедилась.

Но что могло случиться? Это беспокоило ее до такой степени, что она почти забыла о более важном вопросе: как она скажет ему, что не может выйти за него замуж?

Она хотела знать, сможет ли она произнести эти слова. Она больше жизни хотела выйти за Мэдисона. Она пошла бы на то, чтобы не спать с ним в одной кровати, жить в разных комнатах, обходиться без поцелуев, только бы не потерять его, быть рядом с ним.

Но она не могла бы так обращаться с ним. Им нужно было все или ничего.

Что ж, она бы примирилась и с потерей. Всю жизнь у нее ничего не было. Она привыкла к этому. Но после того, как она в течение месяца была в центре внимания Мэдисона, веря, что она ему небезразлична, горечь потери была бы невыносима. И только потому, что она так сильно его любит, она может думать о том, что когда-то расстанется с ним.

– Я не видела Мэдисона, – сказала ей Роза.

Ферн старалась казаться спокойной, осведомляясь, где мог быть Мэдисон, но понимала, что Роза видит ее волнение. Ее выдавали голос и тревожное выражение лица.

– Я думала, что он весь день пробудет с тобой, – говорила Роза.

– Я отослала его в город. На ферме ему делать нечего. Но он сказал, что приедет за мной в полдень.

– Он не пришел к обеду, – сказала миссис Эббот, – а человек, который не хочет обедать, уж точно чем-то озабочен всерьез.

– Может быть, он поехал с Джорджем, – предположила Роза. – Джордж подыскивает ферму для зимовки скота.

– Этого не могло быть, – возразила миссис Эббот.

– Лотти Мэрфи говорила мне, что видела, как мистер Рэндолф уехал из города через пятнадцать минут после того, как Ферн и Мэдисон отправились на ферму.

– Может быть, он получил по почте какие-нибудь важные бумаги, которыми надо было срочно заняться, – сказала Роза. – Его фирма ведет разные дела, пока он находится здесь. Он, возможно, так увлекся бумагами, что забыл все на свете. Вы же знаете, что для мужчин их бизнес – это все. – Роза отвела Ферн в гостиную, чтобы избавить ее от апокалипсических замечаний миссис Эббот. – Где бы он ни был, я уверена, он будет себя проклинать за то, что не встретился с тобой. Почему ты не сходишь в Дроверс Коттедж? Может быть, твой приход так встряхнет Мэдисона, что он больше не забудет о своих обещаниях. Он все больше и больше напоминает мне Монти.

Ферн прикусила язык. Становилось все невыносимей выслушивать всякие сравнения не в пользу Мэдисона и не иметь возможности опровергать их.

Направляясь в сторону Дроверс Коттеджа, она спрашивала себя, чем же мог заниматься Мэдисон. Какие у него могли быть дела. Она настолько погрязла в своих собственных заботах, что ничего вокруг себя не замечала. Теперь она начала беспокоиться о том, что не могла предложить Мэдисону ничего такого, что могло бы сравниться с его жизнью в Бостоне.

Она почти видела, как эта жизнь настигает его в Абилине и тянет назад. Она постаралась отделаться от этого видения. Все равно это уже не имеет значения. Она же собирается отказать Мэдисону. Она просто хочет узнать, все ли с ним в порядке.

Она не могла не обратить внимания на то, что многие люди на улице смотрят на нее и провожают взглядами. Слишком много людей смотрело на нее. Обычно она не привлекала столько внимания. Она не думала, что это сочувственные взгляды, выражающие соболезнование по поводу смерти ее отца. Они пялились на нее с явным любопытством.

Потом она поняла. Она была без овчинного жилета, и ее волосы свободно падали на плечи. Все из-за Мэдисона. На ней все еще были штаны, но теперь она больше походила на женщину, чем раньше. Вот почему все так глазеют на нее.

От этих взглядов она чувствовала себя неловко. Она хотела бы знать, придет ли время, когда взгляды мужчин перестанут смущать ее. Она решила, что опять начнет носить шляпу и жилет. А Мэдисон скоро уедет домой. После его отъезда ей уже будет неважно, как она выглядит.

Подойдя к Дроверс Коттедж, она несколько успокоилась. Она вошла в здание, где надеялась скрыться от праздных взглядов, но здесь ее ожидало необычное потрясение. Мэдисон сидел на диване в холле, а рядом с ним сидела такая красивая женщина, каких Ферн еще не видела.

Ей не нужно было объяснять, что эта дама, а также мужчина, который сидел по другую сторону от нее, были из Бостона. Она это сразу поняла. Все в них говорило о том, что это богатые, утонченные люди, живущие в мире, о котором Ферн ничего не знала. По сравнению с этой женщиной Ферн почувствовала себя просто уродиной. Она хотела бы провалиться сквозь землю.

Ферн хотела было потихоньку выйти из гостиницы и убежать, но было слишком поздно – Мэдисон увидел удивленную и испуганную Ферн и встал.

– Ферн, иди сюда. Я хочу познакомить тебя с моими друзьями.

Ферн не помнила, чтобы видела Мэдисона когда-либо таким приветливым. Он улыбался ей, но она знала, что он улыбается, потому что здесь эта женщина. Ферн хотела бы ненавидеть эту даму. И она стала бы ее ненавидеть, если бы та была бы хоть немного удивлена видом Ферн или обнаружила какое-то неприятие ее одежды. Но она не сделала ничего подобного. Она встала и улыбнулась такой же широкой, приветливой улыбкой, какой улыбается Мэдисон.

Она была удивительно красива. Даже Роза не могла сравниться с ней. Если в Бостоне все женщины такие, Ферн не понимала, как он мог уехать оттуда.

На ней была простая юбка цвета сливок и испанский жакет, украшенный красными кружевами, весь в складках и сборках, со множеством маленьких пуговиц. Ее шляпку украшали ленты и перья. Но Ферн не могла оторваться от ее каштановых волос, голубых глаз, розовых губ и безупречно белой кожи.

Было бы глупо думать, что Мэдисона могла заинтересовать какая-то Ферн, если он водит дружбу с таким удивительным созданием.

Ферн всегда думала, что Мэдисон ошибается в своих чувствах к ней, но постоянно надеялась, что он все-таки может полюбить ее. Со страхом в душе она ждала его возвращения на ферму. И понимая, что конец этому неизбежно наступит, она наслаждалась каждым мгновением общения с ним.

Более всего на свете ее огорчало то, что не успела эта дама появиться в Абилине, как Мэдисон сразу забыл про Ферн. Она была в ярости, она ревновала и плевать хотела на доводы разума. Ее захватили эмоции.

Но будучи в полной растерянности, когда вся ее жизнь внезапно погибла, гордая Ферн не могла допустить, чтобы эта красавица и Мэдисон видели, что ей приходит конец. Она натянуто улыбнулась и позволила Мэдисону подвести ее к своим друзьям.

– Это Ферн Спраул, – представил ее Мэдисон. – Она только что вернулась с фермы…

Голос его оборвался, улыбка исчезла с лица.

– Мне же надо было ехать за тобой, – сказал он.

– Все в порядке, я не заблудилась, – сказала Ферн, стараясь казаться веселой. Она не хотела, чтобы кто-то заподозрил, что в последние часы она очень переживала из-за того, что Мэдисон не приехал, волнуясь за него. Кроме того, она весь день мучилась из-за того, что любит его, но не может выйти за него замуж.

– Я так заговорился с Самантой и Фрэдди, что забыл обо всем на свете.

– Так как Мэдисон постоянно все забывает, я думаю, что я сама представлюсь, – сказала дама. – Я – Саманта Брюс, а это мой брат Фредерик. Мы очень давно знакомы с Мэдисоном.

Ферн понятия не имела, как здороваются друг с другом светские дамы, поэтому просто крепко пожала протянутую ей руку в перчатке молочного цвета, надеясь не испачкать ее своей перчаткой из оленьей кожи.

– Извините, что я такая растрепанная, но, как сказал Мэдисон, я весь день провела на ферме.

– Мэдисон рассказал нам о ваших несчастьях. Вы очень храбрая женщина.

Хуже всего было то, что эта дама была совершенно искренна, и Ферн это понимала. А людей, которые ей искренне сочувствовали, она ненавидеть не могла. Даже таких писаных красавиц.

– Какая уж там храбрость, просто делаешь то, что можешь, вот и все, – сказала Ферн.

– Но ведь вы мужественно сражались за свою жизнь, – сказала Саманта, – и Мэдисон сказал нам, что вы очень смелая.

– Я уверена, что он преувеличивает, – сказала Ферн, смутившись. Она не привыкла к тому, что ей делают комплименты. Ей стало казаться, что мисс Брюс смеется над ней.

– Преувеличивает? Мэдисон? – недоверчиво рассмеялся Фрэдди. – Да он самый здравомыслящий человек, каких я встречал в жизни.

Да, Мэдисон преувеличивал. Он не мог быть влюбленным в нее. Саманта Брюс очень красивая женщина, но если ты любишь кого-то, ты будешь помнить о ней даже в присутствии трижды раскрасавицы.

Может быть, и так, но, если предмет любви – дурнушка Ферн, то о ней можно и забыть: Почему бы нет?

– Мэдисон старается подбадривать меня, – сказала Ферн. – Я не придаю его словам особого значения. – Мэдисон строго посмотрел на нее. – Он вам уже сказал, что купил для меня дом, чтобы у меня было место, где жить? Он даже не предупредил меня, просто взял и купил его, привез в разобранном виде на ферму. Там его собрали и обставили мебелью. И он ничего мне не сказал об этом. Как можно верить такому человеку?

Ферн делала все, что было в ее силах, чтобы сдержать слезы, но они так и подступали к глазам.

– Я никогда не делаю того, чего не хочу делать, – сказал Мэдисон.

– Ты просто джентльмен, – сказала Ферн. – Сначала я так не думала, но оказалось, что ты действительно джентльмен.

– Я не делаю того, чего я не хочу, потому что я джентльмен, – сказал Мэдисон.

– Тем лучше. – Она повернулась к мисс Брюс. – Рада была с вами познакомиться, мэм, однако мне пора. Если я не приведу себя в порядок, миссис Эббот не пустит меня за стол. – Она хотела уйти.

– Я иду с тобой, – сказал Мэдисон.

– Нет, оставайся со своими друзьями. Не можешь же ты оставить их в первый день их приезда в город. Я скажу Розе, чтоб она не волновалась за тебя.

– Ферн, подожди! Я сейчас вернусь, – сказал Мэдисон Фрэдди и Саманте и побежал вслед за Ферн.

– Чрезвычайно оригинальная девушка, – сказал Фрэдди. – Я с трудом глазам поверил, когда она вошла в гостиницу.

– Я так и знала, что Мэдисон не может влюбиться в нормальную женщину.

– Мэдисон влюблен в такую! Ты шутишь?

– Как только он впервые упомянул ее имя в разговоре, я поняла, что он влюблен.

– О, дорогая сестра. Мне так жаль.

– Подожди, черт возьми, – кричал Мэдисон, догоняя Ферн. Если бы она носила юбки как все нормальные женщины, она не могла бы ходить так быстро, тогда ему не нужно было бы бежать, высунув язык, за ней на виду у всего города. Он видел, как люди с улыбкой смотрели на него и представлял, как они будут рассказывать своим друзьям, сидя с ними за бутылкой виски, о том, как он бежал за Ферн Спраул, как шелудивый щенок. Мысль о том, что вечером он станет предметом шуток во всех салонах, вовсе не утешала его.

– Если ты не подождешь меня, Ферн, то я…

– Возвращайся к своим друзьям, Мэдисон. Возвращайся в Бостон, там твое место.

– Бостон и мои друзья никакого отношения к этому не имеют, – сказал Мэдисон, догнав ее, наконец, схватив за руку и повернув к себе. – Ты что, на самом деле думаешь, что я говорю какие-то слова только для того, чтобы поднять настроение?

– Ну…

– Черт возьми, Ферн! Ты не можешь так просто обвинить в этом человека, а потом взять и уйти.

– Почему же нет? Ты ведь мог сказать мне, что приедешь на ферму, и не приехал.

Она знала, что несправедлива к нему, но ничего не могла с собой поделать. Боль, которую причинил ей Мэдисон, заставляла ее ударить его изо всех сил. От этого ей становилась легче. Ей нужно было как-то продержаться до того момента, когда она останется одна и успокоится.

– Я совершенно не ожидал увидеть Саманту. Это меня так поразило, что я забыл обо всем на свете.

– Она приехала в сопровождении брата или ты этого еще не заметил?

– Конечно, я заметил Фрэдди, но его приезд не так удивил меня, как приезд Саманты.

– О, она слишком хороша для Канзаса, не так ли? Ты боишься, как бы она не испачкалась в нашей грязи?

– Не говори глупостей.

– Теперь я опять глупая. Этого надо было ожидать. Люди из Канзаса не могут слишком долго быть умными. Очевидно, весь мой ум рассосался за несколько недель.

– Теперь ты вообще ахинею несешь. Ты же знаешь, что я не имел в виду ничего подобного. Ты ревнуешь меня к Саманте или злишься за то, что я не приехал на ферму?

– Ни то, ни другое, – фыркнула Ферн. – Я не стану терять время, ревнуя какого-то мужчину. Что же касается твоего приезда на ферму, то признаю, да, я ждала тебя. Но у тебя появилась привычка делать все мне назло. А я, глупая, еще беспокоилась о тебе, боялась, что с тобой что-то случилось.

– Я уже извинился перед тобой, – сказал Мэдисон. – Мы заговорились, и я забыл о времени.

– Ну что ж, я полагаю, у вас есть еще о чем поговорить. Я тебя, наверное, задерживаю. Ты их приведешь в дом попозже или предпочтешь, чтобы Роза и Джордж пришли в гостиницу для встречи с ними?

– Стоит тебе запустить зубы в человека, и ты начинаешь рвать его на части.

– Не понимаю, о чем ты говоришь.

– Я думал, что ты не похожа на других женщин, но, по-видимому, вы все одинаковые, носите ли вы юбки или штаны. Все вы начинаете сходить с ума от ревности, если видите, что ваш мужчина разговаривает с другой женщиной.

– У меня есть, слава Богу, чем заниматься, и мне некогда терять время на ревность, тем более ревновать какого-то самовлюбленного теленка из Бостона, – крикнула Ферн, не обращая внимания на то, что кругом уже собралось немало зевак. – Мне наплевать на тебя, болтай хоть с тысячью женщин.

– Не думаю, что меня хватит на такую толпу, – выпалил Мэдисон, – особенно если это женщины вроде тебя.

– На меня ты свою драгоценную силу больше тратить не будешь, а заодно избавишь меня от своего обмана, – набросилась она на него, припомнив его заверения в любви к ней.

– Я не врал, но мне кажется, тогда я разговаривал с другой женщиной.

– Ну, вот и хорошо, что ты вовремя разобрался.

– Да, хорошо.

Ферн повернулась и чуть не побежала от Мэдисона. Рыдания душили ее. Она не могла расплакаться прямо на улице, но и сдерживать слезы была не в силах.

До этой минуты она не представляла себе, насколько она привыкла к Мэдисону, привыкла быть в центре его внимания. Она никогда не думала, что будет вести себя, как сварливая баба, но, увы, оказалась таковой. По крайней мере, около дюжины свидетелей могли бы подтвердить это, если бы она вздумывала отпираться.

Но что от нее можно было ждать? Еще восемь часов назад он говорил, что любит ее. Весь день она мучительно размышляла над тем, как сказать ему, что она его не любит, в то время как она любила его всем сердцем. Ее старые раны обнажились, и она искала способ залечить их. Она вытащила наружу ужасные воспоминания прошлого, которые преследовали ее годами. И все ради чего? Ради того, что он сразу забыл о ней, как только его «друзья детства» приехали в город.

Но ей, очевидно, не стоило во всем винить Мэдисона. Нет сомнения, что он говорил правду сегодня утром. Просто, увидев Саманту, он уже больше не мог думать о Ферн.

Она свернула на дорожку, ведущую к дому миссис Эббот, и к своему ужасу, увидела, что Джордж и Роза сидят на крыльце. Делая невероятные усилия над собой, она постаралась выглядеть так, будто ничего не случилось.

– Мэдисон не придет к обеду, – объявила она. – Его друзья приехали к нему, он будет с ними.

– Он приведет их сюда?

– Он ничего про это не говорил, – ответила Ферн. И внезапно она не выдержала и расплакалась. Рыдая, она распахнула дверь и бросилась в свою комнату.

– Что произошло? – спросил Джордж.

– Понятия не имею, – ответила Роза, нахмурившись, – но готова держать пари, что кто-то из друзей Мэдисона – привлекательная женщина.

Ферн не знала, как долго она плакала. У нее было над чем плакать – над детски невинным восприятием мира, которое было разрушено той ужасной ночью, над тем, что ее отец никогда не любил ее, над годами одиночества, когда она пыталась жить вопреки законам природы.

Но больше всего она плакала о своих рухнувших надеждах. Она знала, что не выйдет замуж за Мэдисона, но надеялась, что его любовь к ней будет согревать ее всю оставшуюся жизнь. Теперь у нее не было этого.

Она переборола себя и перестала плакать. Нужно было принять ванну и переодеться к обеду. Но есть она не могла. Она отклонила предложение Розы посидеть с ними за столом после обеда, но и ее комната вскоре стала казаться ей невыносимой тюрьмой. Сидеть на крыльце было не лучше. Она пыталась думать о ферме, но не могла сосредоточиться на курах и свиньях, когда все ее мысли были только о Мэдисоне.

Она могла сколько угодно говорить себе, что задето ее самолюбие, что она никогда не будет ему верить, но после того, как она все это высказала, она поняла, что все это не имеет никакого значения. Важно для нее было только одно – она любила Мэдисона. Она не могла сказать, что на все остальное ей было наплевать, но только любовь к Мэдисону что-то действительно значила для нее. Нет, важно было только то, чтобы Мэдисон был счастлив. Но она не могла любить его так, как нужно любить мужчину, и поэтому ей нужно уйти с его дороги и не мешать ему быть счастливым с другой женщиной.

Саманта Брюс любила Мэдисона. Ферн сразу поняла это. Возможно, единственным человеком, кто об этом не догадывался, был сам Мэдисон. Но он вскоре это поймет. Как только вернется в Бостон. Из нее получится идеальная жена для него – красивая, образованная, богатая и влюбленная в него по уши. Она не будет обращать внимания на его диктаторские замашки. Она не станет говорить ему о его ошибках. Она не станет спорить с ним и будет вести домашние дела так, как он этого хочет.

Важнее всего то, что она будет любить его не меньше, чем Ферн. Она будет любить его так, как Ферн хотела бы его любить, но не могла – всей душой и телом.

Конечно, лучше бы он остался с ней. Ничто в жизни не заменит ей чудесных минут, проведенных с ним, но, по крайней мере, она будет знать, что он в надежных руках. Она только несколько минут провела с Самантой, но уже поняла, что у нее мягкий характер и теплое сердце. Она будет ему лучшей женой, чем Ферн. И, несмотря на страшную боль, которую Ферн испытывала, думая об этом, она пришла к выводу, что должна отказаться от Мэдисона и тем оказать ему большую услугу.

Не успела она прийти к этому выводу, как, взглянув на улицу, увидела Мэдисона.


ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ


Ферн хотела запереться в своей комнате, но приказала себе не делать этого. Она должна видеть Мэдисона. Ей нужно сказать ему, что она его не любит. Еще до того, как он поднялся на крыльцо, она спросила:

– Почему ты не привел своих друзей?

Она хотела взять инициативу в свои руки. Она сидела на стуле, стоявшим на некотором расстоянии от других стульев. Она не хотела, чтобы Мэдисон приближался к ней. Так ей легче было сказать ему то, что она хотела сказать.

– Они устали.

– Роза и Джордж хотели бы познакомиться с ними.

– Она обратила его внимание на свет в доме. – Они еще не ложились.

– Успеют еще познакомиться. Фрэдди прибыл сюда по делу. Он пробудет в Абилине несколько дней.

Он подошел к ней, и она почувствовала, что очень волнуется.

– Сядь, – сказала она, показывая на стоящие поодаль стулья. Но Мэдисон продолжал стоять. – Почему приехала его сестра?

– С ним за компанию. Их родители умерли в прошлом году, больше в семье никого не осталось, кроме Фрэдди и Саманты.

– Но ведь у них есть ты.

– Я просто друг.

– Ты больше, чем друг.

– Может быть. Но я не об этом хочу с тобой поговорить. Я пришел извиниться за свой срыв. Я не должен был высказывать тебе всего этого. Ты знаешь, я так не думаю.

– Я тоже наговорила тебе всякой ерунды, – сказала Ферн, изо всех сил стараясь говорить ровным голосом.

– Не надо, – сказала она, когда Мэдисон попытался взять ее за руку. – Сядь, пожалуйста. Я не могу сосредоточиться, когда ты возвышаешься надо мной.

– Тогда встань сама.

– Я не могу ни о чем думать, когда ты стоишь рядом.

– Я люблю тебя, Ферн. О чем тут думать? Мы говорили друг другу глупости и спорили, но теперь с этим покончено.

– Это неправда.

– Ты же только что сказала мне, что говорила мне не то, что думала на самом деле.

– Сядь, Мэдисон. Мне очень трудно говорить то, что я хочу сказать, а ты еще стоишь над душой.

– Что тебе так трудно сказать мне?

– Я скажу тебе, если ты сядешь.

Мэдисон поупрямился еще немного, но все-таки сел.

– Я снова хочу извиниться, – начала Ферн. – Не за этот вечер, а за утро, за то, что я не сказала тебе тогда правду.

Мэдисон весь напрягся. Она уже открыла рот, чтобы произнести заготовленные слова, но язык ее не слушался. Она не могла говорить то, что может уничтожить ее последний шанс на любовь, подобную той, которая существовала между Розой и Джорджем. Она любила Мэдисона такой же сильной любовью.

Но она должна говорить. С ней у него не будет будущего. Она должна быстро отделаться от него, пока ее не покинуло мужество.

– Я не люблю тебя.

Она удивилась, что небо не упало после этих слов. Ни один смертный еще не произносил более чудовищной лжи.

Она была также удивлена, что Мэдисон не понял, что она врет. От этой лжи все вдруг изменилось. Кровь ее заледенела. Сердце превратилось в камень.

– Я должна была понять это раньше, но, наверное, меня сбило с толку то, что красивый адвокат-янки…

– Я южанин, – заявил Мэдисон с гордостью в голосе.

– … говорит мне, что любит меня. Я хотела бы любить тебя. Ты такой мужчина, о котором женщины могут только мечтать.

– Но ты обо мне не мечтаешь, верно?

– Ты мне очень нравишься. Может быть, после стольких лет одиночества, я так сильно хотела влюбиться, что не понимала, как ошибаюсь.

– И когда же ты поняла, что ошибаешься?

– Когда встретила мисс Брюс и поняла, что она любит тебя так сильно, как я никогда бы не смогла тебя любить.

– Саманта? Да она относится ко мне, как к брату.

От ее слов он вновь почувствовал, как жизнь возвращается к нему. Он начал оживать. Он уже не выглядел таким подавленным.

– Она любит тебя, Мэдисон. Ты, может быть, этого не замечаешь, но я-то все вижу. Она без ума от тебя.

– Но к нам-то это никакого отношения не имеет. Я не влюблен в Саманту.

Теперь он окончательно пришел в себя. Спор с людьми придавал ему сил.

– Сейчас ты, может быть, ее и не любишь, но полюбишь после.

– Но это чушь, – возразил Мэдисон. – Я очень давно знаю Саманту. У меня было достаточно времени влюбиться в нее, если бы я захотел. Но я же не захотел. Я влюбился в тебя. Не знаю, чего ты хочешь добиться, но я тебе не верю.

Мэдисон вскочил, схватил Ферн за руку и поднял ее со стула.

– Ты любишь меня, я по твоим глазам вижу. Я знаю, что любишь.

– Отпусти меня, – попросила его Ферн. Чувство паники возвращалось к ней, она вся дрожала. Мэдисона так удивило это изменение ее состояния, что он убрал руку и отступил от Ферн.

– Я только взял тебя за руку.

Она не хотела, чтобы он испытывал чувство вины от того, что прикоснулся к ней. Он может подумать, что ей отвратительны его прикосновения, что она не выносит его присутствия. Она не хотела, чтобы он мучился, она видела боль в его глазах. Ферн знала, что это такое, когда тебя отвергают. Она не могла отвергнуть Мэдисона. Он заслуживает того, чтобы она сказала ему правду, которая не причинит ему больше вреда, чем сказанная ею ложь.

– Сядь, – сказала Ферн. – Я еще не все сказала.

Мэдисон не садился. Взгляд его скорее выражал укор, чем гнев. Ферн тоже продолжала стоять.

– Больше я не хочу тебе лгать, – сказала она, стараясь не отводить от него взгляда. – Я люблю тебя. Люблю больше всего на свете, – она спряталась за стулом, увидев, что Мэдисон хочет обнять ее, – но толку от этого никакого не будет. Я не хочу, чтобы ты прикасался ко мне. Я старалась, Боже, как я старалась привыкнуть к этому, но я не могу.

– Не говори ерунды. Ты же не хочешь сказать…

– Ты только что это видел. Ты прикоснулся ко мне, и я вся съежилась от страха. – Он ей не верил. Он не понимал ее. – Ты же понял это. Я знаю, что ты понял. Я по твоим глазам видела. Нам нельзя пожениться. Ты будешь обнимать меня, и я возненавижу тебя за это. Я хотела, чтобы это мне нравилось, я пыталась желать твоих объятий, но даже мысль о том, что ты обнимаешь меня, пугает меня до смерти.

Мэдисон заставил себя не двигаться с места и держать руки по швам. Он проклинал себя за то, что был таким дураком. Если бы он любил ее даже в половину того, как он думает, что любит ее, он должен был знать об этом. Он должен был понять это.

– Это из-за того, что тот человек хотел изнасиловать тебя?

– Да.

Он мог себе представить, как она страдала, видя, как ее подружки влюбляются, понимая, что с ней это никогда не произойдет. Она боялась, что это может случиться с ней.

И вот теперь это с ней случилось.

– Ты можешь превозмочь эти страхи. Я помогу тебе. Для этого потребуется некоторое время, но…

– Ты готов жениться на женщине, к которой не сможешь прикоснуться до конца своих дней? Ты готов отказаться от мысли, что у тебя никогда не будет детей?

– Этого не будет, – заверил ее Мэдисон. – Сейчас ты боишься, но когда привыкнешь ко мне, то перестанешь бояться, и все будет хорошо.

– Я не буду спать с тобой в одной кровати, – сказала Ферн. – Я не буду спать с тобой даже в одной комнате.

В ее голосе слышалась уверенность в том, что она говорит. Выражение лица Ферн было решительное. В глазах – отчаяние. Она боялась, слишком боялась и не знала, как ей относиться к нему.

– Я все время думаю об этом с тех пор, как ты в первый раз поцеловал меня, – сказала Ферн. – Я хотела, чтобы страх исчез, но ничего не могу с собой поделать.

Мэдисон чувствовал, что его счастье улетучивается, словно подхваченное легким Канзасским ветерком. Он весь напрягся, готовясь биться за свое счастье. Он от слишком многого отказался, покинув Техас. Больше он ничего не хотел терять. И, конечно же, не Ферн.

– Я подожду, пока у тебя это пройдет, – сказал он. – Я найду тебе лучших в мире врачей.

– Ты не понимаешь, – сказала Ферн. – Когда я носила штаны, и ругалась, и ездила верхом, я думала, что защищаюсь от своих страхов. Я думала, что когда-нибудь они исчезнут. Теперь я знаю, что они никогда не исчезнут.

– Это неправда.

– Тебе нужна жена, которая любила бы тебя так, как другие жены любят своих мужей. Я не могу быть такой женой.

– Ферн, ты слишком быстро сдаешься. Ты не представляешь, каким терпеливым я могу быть.

– Представляю, – сказала она. Ее улыбка была горькой и счастливой в одно и то же время. – Сколько я тебя знаю, ты постоянно пытаешься настаивать на своем. Но дело тут не в терпении. Я не смогу к тебе привыкнуть. Я уже пыталась.

Мэдисон видел, как она удаляется от него, становится недосягаемой, и не выдержал. Он схватил ее за руку.

– Этого не может быть. Ты все еще сердишься на меня за то, что я не приехал на ферму. Через некоторое время ты успокоишься и будешь относиться ко всему по-другому.

– Мэдисон, пожалуйста…

Она чувствовала, как в ней растет панический страх. Тот самый мерзкий страх, который отравляет ее существование.

– Ты же знаешь, что я не обижу тебя.

– Ты не обижаешь меня. – Нет, ничего не помогало. Ни гнев, ни разочарование. Она чувствовала как напрягаются ее мускулы.

– Я люблю тебя, Ферн. Я хочу жениться на тебе. Я буду делать все, что ты захочешь, ждать, если это необходимо, но я хочу, чтобы ты стала моей женой. Я не хочу, чтобы ты погубила себя.

– Пожалуйста… – Сердце у нее так громко стучало, что она почти не слышала его слов. Слышал ли он, как бьется ее сердце? Понимал ли, что она чувствует?

Мэдисон обнял ее за талию.

– Ну вот, видишь, все нормально. Ты больше не дрожишь. Через некоторое время ты окончательно придешь в себя. Тебе даже захочется, чтобы я обнимал тебя. – Он прижал ее к себе. – Я люблю тебя, Ферн. Я не отпущу тебя.

Его грудь прижалась к ее груди. Ферн вся напряглась и оттолкнула Мэдисона от себя.

– Если не отпустишь меня, я закричу.

– Ты этого не хочешь, – сказал Мэдисон. – Подожди, и ты увидишь, что тебе нечего бояться.

Ферн с трудом дышала. Перед глазами у нее поплыли черные пятна. Она боялась, что если сейчас же освободится от Мэдисона, то сойдет с ума.

Она ударила его ногой. Очень сильно.

– Сукина дочь, – воскликнул Мэдисон, освобождая Ферн. – Ты что, хочешь сломать мне ногу?

– Я сказала тебе, чтобы ты отпустил меня, а ты не отпускал.

– Ты в самом деле хотела этого?

– Да.

Она видела, как его лицо исказил гнев.

– Я хочу сказать тебе, Ферн Спраул, что ты внушила себе, что боишься меня. Не сходи с ума и остынь. Я знаю, то, что с тобой случилось – ужасно. Но я люблю тебя. Я никогда не обижу тебя.

– Я знаю. Я пробовала измениться, но у меня ничего не получается.

– Я в это не верю. Я не знаю пока, в чем дело, но собираюсь выяснить и не сдамся, пока не разберусь в этом.

– Мэдисон, возвращайся в Бостон и женись на Саманте. Она любит тебя. Она будет идеальной женой.

– Я люблю тебя, – зарычал Мэдисон, – вот только не знаю какого черта. После ада, через который я прошел в своей семье, мне казалось, что я могу слегка расслабиться и полюбить кого-то.

– Ты и полюбил. У тебя есть Саманта. Что еще может желать мужчина?

– Не знаю, как насчет других мужчин, но я люблю тебя, Ферн Спраул, и я добьюсь того, что ты станешь моей.

– Но…

– Никаких но. Сегодня я тебя оставлю одну. Я не хочу этого делать, но я уйду. А ты готовься к вечеринке.

– Мэдисон, ты в своем уме? Я не могу…

– Конечно, я не в своем уме. Я же влюблен в тебя, а следовательно, я сошел с ума. Но уж если такое случилось, то я отныне буду сумасшедшим. Я отведу тебя на эту вечеринку. Если ты так хочешь, я буду касаться только кончиков твоих пальцев, но мы будем танцевать. И ты будешь ходить со мной, и мы будем держаться за руки, и ты будешь целовать меня. И мы будем заниматься этим снова и снова, пока ты перестанешь меня бояться. И тогда, если ты посмотришь мне в глаза и скажешь, что не любишь меня, тогда я отпущу тебя. Но только тогда. Ты понимаешь?

Мэдисон схватил Ферн, прижал ее крепко к себе и поцеловал ее в губы.

– Ну вот, – сказал он, отпуская ее, – можешь кричать сколько угодно. Но завтра я все равно приду сюда. Скажи Розе, что я приведу Саманту и Фрэдди к ланчу.

После этих слов Мэдисон перепрыгнул через перила крыльца, чуть примяв один из драгоценных цветов миссис Эббот, и удалился в сторону гостиницы.

А Ферн, как только осталась в своей комнате, опять расплакалась.

(Мэдисон провел по сжатым губам Ферн кончиком языка. Ощущая ее теплые влажные губы, он весь напрягся. Постанывая от неудовлетворенного желания, он жадно целовал ее. Она с нетерпением обняла его, ее язык нырял и выныривал из его рта, как быстрая рыбка в реке, ее тело плотно прижалось к его телу, ее твердеющие соски под тонким кружевным халатиком касались его обнаженной груди. Дрожь, вызванная сладким томлением, прошла по его телу. Ферн тоже дрожала.

Мэдисон стал поглаживать ее по груди, пока соски не стали совсем твердыми. Оставив ее жаждущий поцелуев рот, он прикоснулся языком к соску через тонкий хлопок ее халатика. Стон удовольствия, который издала Ферн, только усилил его желание овладеть, ею.

Продолжая целовать ее грудь, он скользнул одной рукой по ее бедру. Она замурлыкала от удовольствия, когда он просунул руку под халат и коснулся у нее между ног. Он громко застонал и почувствовал сильнейшую эрекцию.

Приспустив халатик о ее плеч, Мэдисон неистово целовал ее грудь. От ощущения ее близости, ее готовности отдаться ему кровь закипала у него в венах. Отбросив всю осторожность, он сорвал с нее халатик и кинул его на пол.

Он с изумлением рассматривал ее прелести. Он стал гладить ее тело, прошелся пальцами по мягкому животу, восхищался нежностью ее кожи. Руки Ферн в это время исследовали его тело. Она трогала его, ласкала, щипала, возбуждала его, пока он уже больше не мог сдерживаться.

Мэдисон страстно обнял ее. Она прижималась к нему плотнее и плотнее, пока они, наконец, не стали как бы единым телом и душой.

Но достигнув такого совершенного состояния, Мэдисон вдруг почувствовал, что отделяется от Ферн. Он смотрел на нее, как бы со стороны. Она была в объятиях другого человека.

Ее лицо более не выражало экстаза. Гнев и страх исказили милые черты. Вместо того, чтобы обнимать, она пыталась освободиться из объятий.

Человек, который обнимал Ферн, не был Мэдисоном, и он занимался с ней любовью. Незнакомец насиловал Ферн. Мэдисон хотел прийти к ней на помощь, отделить их тела друг от друга, но не мог этого сделать, что-то держало его, в то время как Ферн, не открывая рта, звала его на помощь.)

Задыхаясь, хватая воздух ртом, как рыба на берегу, и содрогаясь всем телом, Мэдисон проснулся. Его всего трясло. Простыня прилипла к его влажному телу. Сон очень походил на явь. Он отбросил простыню и встал с кровати.

Этот человек никак не выходил у него из головы.

Где-то в неизвестном месте обитал человек, который напал на Ферн. Он мог быть убийцей, а мог быть и образцовым гражданином, но он так и не заплатил за содеянное. Он едва не погубил Ферн и должен ответить за это. Мэдисона уже не могло удовлетворить только то, что он докажет невиновность Хэна. Ему было необходимо отыскать этого человека и позаботиться о том, чтобы он больше не нападал на женщин.

Мэдисон поклялся, что никогда не оставит Ферн. Когда-нибудь она станет его женой. Она придет к нему в свое время, когда она этого захочет, когда уже больше не сможет сопротивляться желанию, которое влечет ее к нему, или не придет вообще.

В течение следующего дня Ферн не видела Мэдисона, потому что с утра пораньше уехала на ферму. Но вечером он привел Саманту и Фрэдди, чтобы познакомить их с Розой и Джорджем. Если он намеревался убедить Ферн, что она ошибалась насчет Саманты, то ничего хуже он придумать не мог. Мисс Брюс, конечно, была настоящая леди и умела скрывать свои мысли, но Ферн видела, что Роза через пятнадцать минут уже поняла, что Саманта влюблена в Мэдисона. Даже миссис Эббот поняла это.

– Я никогда не думала, что мне придется сказать такое про мистера Мэдисона, – говорила миссис Эббот, после того как Мэдисон и Джордж пошли проводить Брюсов до гостиницы, – но из него и этой мисс Брюс получилась бы идеальная семейная пара. Вы думаете, они поженятся? Я уверена, что она только и ждет, когда он сделает ей предложение.

– Ничего не могу сказать по этому поводу, – отвечала Роза, искоса поглядывая на Ферн. – Я знаю Мэдисона не больше вашего.

– Я понимаю, но вы ведь его невестка и все такое…

– Он не откровенничает со мной. Джордж говорит, что он ни с кем не откровенничает.

– Жаль, что она не пойдет на бал, – сказала миссис Эббот, – Никто в Абилине еще не видел таких женщин.

– Миссис Маккой прислала специальное приглашение мисс Брюс и ее брату, – сообщила ей Роза.

– Я так и знала, что Мэдисон не позволит ей оставаться в гостинице. Он уж не упустит случая потанцевать с такой красивой дамой.

– Я не сомневаюсь, что Мэдисон будет с ней танцевать, но идет она туда с братом, а Мэдисон сопровождает Ферн.

– Я еще не сказала, что я пойду, – обратилась Ферн к женщинам, – Мэдисон считает, что я обязана делать все, что он хочет.

– Возможно, это и так, но вы же не собираетесь пока отказывать ему? – воскликнула миссис Эббот.

Ферн удивляло то, как изменила миссис Эббот свое отношение к Мэдисону. Что он сделал такого, чтобы из подозрительного типа, врывающегося в спальную комнату женщины, превратиться в настоящего джентльмена, которому даже Ферн не может ни в чем отказать. Хотела бы она пользоваться у людей таким же уважением.

Она не понимала, какой толк от этой вечеринки.

Если раньше ее волновала мысль о том, как она будет выглядеть на фоне местных красоток, то теперь было бы совершенной глупостью появляться на балу, где будет царить Саманта Брюс.

И все же она мечтала пойти туда. Каждую ночь она видела себя во сне на вечеринке, одетую в такое роскошное платье, которое Саманта не могла купить ни в Бостоне, ни в Нью-Йорке. Она хотела быть красивее всех женщин, которых когда-либо встречал Мэдисон. Она видела, как танцует весь вечер только с ним, как он держит ее в своих руках, как она смотрит ему в глаза и читает в них такую любовь, которая мешает ему замечать других женщин в зале. Она слышала его слова о любви и вечной верности, обращенные к ней. Она мечтала о его поцелуях, которые воспламеняют ей душу, и сама хотела зажечь в нем огонь желания.

Но когда наступало утро, все ее мечты таяли при свете яркого солнца.

У нее не было платья. А у Саманты, Ферн была уверена, платьев было множество, и все они намного красивее тех, которые можно купить в Канзас Сити, Сент-Луисе или даже в Чикаго.

И никого Ферн не ослепит своей красотой. Ее волосы были в беспорядке, ее кожа покрыта грубым загаром. Кроме того, она не была даже симпатичной.

Она хотела, чтобы он целовал и обнимал ее, но понимала, что старый страх заставляет ее гнать Мэдисона от себя. Так было всегда, хотя теперь она так сильно хочет быть с Мэдисоном, что это желание доводит ее до слез.

Но она не могла сдаться без боя. Несмотря на все аргументы «против», несмотря на все, что происходило с ней, что-то в ней говорило: можно найти выход и из такого положения. И это что-то в ней никогда еще не заявляло о себе с таким упорством, как сейчас.

– Я, может быть, и пойду на вечеринку, если найду приличное платье, – сказала Ферн миссис Эббот. – Но в Абилине не купить платья, которое могло бы подойти для бала у миссис Маккой.

– Это точно, – согласилась миссис Эббот. – Я давно твержу Саре Уэлс, что ее мужу надо начать продавать приличную одежду. Многим женщинам в Абилине уже надоело носить простой ситец.

Ферн надеялась, что Роза предложит ей что-то, но та ничего не сказала. Вместо этого она как-то изучающе посмотрела на Ферн, и той стало неловко от такого взгляда. Ферн не поняла, что бы это могло значить. Она очень привязалась к Розе, та стала ее самым близким другом, но Ферн понимала, что Роза в первую очередь предана своему мужу и его семье.

– Я хотела поехать в Канзас Сити, но после смерти папы просто забыла об этом.

– Я не сомневаюсь, что Мэдисон это поймет, – заверила ее миссис Эббот, – но не думаю, что вы найдете у него такое же понимание в вопросе о вечеринке. Мужчины никогда не понимают того, что противоречит их желаниям.

Роза все молчала.

– Он хочет, чтобы я пошла с ним. С тех пор, как он в Абилине, я только и делаю, что действую ему на нервы.

Она хотела знать, как долго еще он будет любить ее, хотеть держать ее в своих руках, сколько еще пройдет недель, прежде чем ее образ померкнет в его воображении, и он забудет о ней. Сколько еще должно пройти времени, прежде чем он забудет о том, как влюбился в нее, забудет о тех пустяках, которые вскружили ему голову, и он понял, что Ферн это не просто женщина, которая носит мужскую одежду, но очень дорогое ему существо.

Сама она его никогда не забудет. Она сохранит в памяти все связанное с ним. От одного его присутствия в одной комнате у Ферн поднимается температура, краски становятся ярче, слова звучат многозначительней. Она вся – ожидание: как будто вот-вот произойдет нечто чудесное.

Встреча с Самантой Брюс и мысль о том, что Мэдисон неизбежно вернется в свой Бостон, обескровили Ферн. Она обессилела и пала духом. Она уже больше ничего не ждала от жизни. Ферн была уверена только в одном – Мэдисон женится на Саманте. Ферн хотела постоянно общаться с Мэдисоном, но это общение причиняло ей все больше огорчений.

Она очень хотела пойти на бал. В глубине души ее интересовал вопрос: может ли она соперничать с Самантой? Глупо было даже думать об этом. Как можно их сравнивать? Но Ферн не могла оставить надежду на то, что если она пойдет на вечеринку, то Мэдисон каким-то образом поймет, что она любит его такой любовью, которая Саманте даже и не снилась.

– Кажется, у меня есть платье, которое вам подойдет, – проговорила, наконец, Роза.

Ферн вся напряглась. Она заявила о том, что может пойти на вечеринку, полагая, что подходящего платья в Абилине ей не найти. На самом деле она ни за что не хотела быть среди этих мрачных людей, которые постоянно осуждают других. Она даже не знала, что ее будет стеснять больше: платье, к которому она не привыкла, или их взгляды. Она не могла представить себя в платье. Как в нем ходить или сидеть?

Она не знала бы, куда девать свои мозолистые руки с потрескавшейся кожей. Даже перчатки не могли спасти их во время грубой работы, когда она, например, заарканивала коров.

И потом, опять эта Саманта. Никто из здравомыслящих женщин не станет соперничать с ней. Ферн привыкла к примитивной трудовой жизни, а Саманта чувствовала себя на балах, как у себя дома. Это был ее мир, где она привыкла царить.

Вот если бы они были вместе на родео, тогда все было бы как раз наоборот.

Но Ферн не могла не использовать еще один шанс. Она хотела быть с Мэдисоном. Суд над Хэном в Топека начинался через три дня. Его могут освободить и снять опять с него все обвинения. Он будет на свободе. И тогда Мэдисону уже незачем будет оставаться в Абилине.

Она с огорчением думала о том, что он может уехать. Она не сможет отказать себе в удовольствии побыть с ним несколько часов вместе.

– Ты же гораздо меньше меня ростом – сказала Ферн. – Я не влезу ни в одно твое платье, если даже ты распустишь его по швам.

– Эти тебе подойдут по размеру, – рассмеялась Роза, слегка смутившись, как показалось Ферн. – Мне так надоело походить на корову, что я заказала себе в Сент-Луисе два платья. И еще одно в Канзас Сити. Магазин в Сент-Луисе прислал мне платья не моего размера. Если они подойдут тебе, не возникнет нужды отсылать их назад.

Ферн успокоилась. Невозможно было так ошибиться, чтобы платья, предназначавшиеся Розе, могли подойти ей. Но, с одной стороны, мысль о том, что она не пойдет на вечеринку приносила ей облегчение, а с другой – расстраивала ее.

Раз в жизни ей предоставляется возможность повеселиться, ей выпал случай побыть только женщиной. Ей не будет нужно никого уверять, что она в то же время еще и мужчина. И если быть до конца откровенной, она хотела, чтобы ее пригласили на танец. Она не умела танцевать, но хотела бы попробовать.

Но больше всего ей хотелось, чтобы кто-нибудь считал ее симпатичной. Она знала, что она некрасивая. Она знала об этом с десятилетнего возраста, когда какой-то мальчишка сказал ей, что она похожа на лягушку. Она сбила его с ног и расквасила ему нос. Она била его больше потому, что иначе она расплакалась бы, чем из-за того, что хотела сделать ему больно. Но эти слова так огорчили ее, что она никогда их не забывала.

Она никогда не думала, что она симпатичная, до того времени как Мэдисон начал уделять ей внимание. Он говорил ей, что она привлекательная, говорил ей, что любит ее. Во всем виноват только Мэдисон.

– Ну, сегодня мы, кажется, обо все поговорили, – сказала Роза, заслышав шаги Джорджа на крыльце. – Завтра посмотрим, сможем ли материализовать наши мысли. А пока ты не должна бывать на ферме, – обратилась она к Ферн, – перед вечеринкой нечего тебе возиться со свиньями.

Мэдисон нигде не мог найти Розу. После того, как он решился поговорить с ней о Ферн, досадно было то, что он не обнаружил ее дома. Он решил подождать, но вскоре ему наскучило одиночество. Он покинул гостиную и вышел на крыльцо, а потом спустился во двор, где увидел Уильяма Генри, играющего в тени под деревом. Эда нигде не было видно.

Уильям Генри складывал домик из дощечек. У него был также загон для скота, сооруженный из крошечных столбиков со специальными зарубками для ограды. В загоне находилось около дюжины вырезанных из дерева коров и лошадей. Три ковбоя сторожили скот от воров.

– Красивые у тебя игрушки, – сказал Мэдисон, в то время как Уильям Генри гнал одного из всадников галопом по загону. – Отец купил тебе этот набор?

– Не-а, – отвечал Уильям Генри, не отрываясь от своей игры. – Дядя Солти сделал его для меня. И он сделает еще другие игрушки.

Первый всадник объехал загон. Уильям Генри взял второго всадника и начал объезд сначала.

– У этого ковбоя есть имя? – спросил Мэдисон.

– Это дядя Монти. – Он положил игрушку, чтобы Мэдисон мог ее лучше рассмотреть.

– Видишь, он злится.

– Почему? Кто-то хочет украсть коров?

– Нет. Эта девушка опять надоедает ему. Дядя Монти не любит девушек. Он говорит, что от них одни неприятности.

Мэдисон подумал, что он и его младший брат могли бы в конечном счете найти общий язык. Ферн перевернула его жизнь вверх ногами.

– А кто другой всадник? – спросил Мэдисон.

– Это папа, – ответил Уильям Генри, показывая самую большую игрушку. – А это дядя Хэн. Он тоже девушек не любит.

– Хорошо, что твой папа любит девушек.

– Папа не любит девушек, но он любит маму, – многозначительно заявил Уильям Генри.

– Мне тоже твоя мама нравится, – сказал Мэдисон, пытаясь скрыть улыбку.

– Всем нравится мама, – сказал Уильям Генри. – От нее нет неприятностей. Она всем помогает.

Вот такой, если вкратце, должна быть девушка, на которой хотел бы жениться Мэдисон. Такой была Саманта. Но он влюбился в Ферн, которая была самым опасным стихийным бедствием к западу от Миссисипи.

– Я думаю, не каждая девушка может быть такой, как твоя мама.

– Дядя Монти говорит, что путаться с Айрис хуже, чем гоняться за быком, который залез в густой кустарник. Дядя Монти говорит, что Айрис надо выслать.

Мэдисон засмеялся.

– Откуда она родом?

Уильям Генри оглянулся по сторонам. Затем, подойдя к Мэдисону, прошептал ему на ухо:

– Дядя Монти говорит, что она родом из ада. – Уильям Генри радостно захихикал. – Мама говорит, что я не должен говорить такие слова, но дядя Монти все время повторяет это слово. Мама говорит, что дядю Монти может поразить молния, но папа говорит, что у молнии ничего не получится.

Мэдисон понимал, что не стоит хвалить мальчишку, но впервые за все это время он почувствовал, что ему нравится его племянник. Он никогда не проявлял никакого интереса к детям, но Уильям Генри был каким-то особенным ребенком. Может быть, потому, что он был сыном Джорджа и поэтому частью его собственной плоти и крови. Может быть, он видел в малыше самого себя, еще до того момента, как отец убил в нем его по-детски невинную веру в этот мир. А, возможно, он видел в нем сына, которого хотел иметь от Ферн.

Что-то случилось с Мэдисоном. Он больше не хотел разговаривать с Розой. Он знал, что ему нужно, и он знал, как достичь того, что он хотел. Но он добавил к списку нужных вещей еще один предмет – ему нужен был сын, точно такой же, как Уильям Генри. Он хотел, чтобы род Рэндолфов продолжался, он хотел, чтобы для его сына семья играла самую важную роль в жизни.


ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ


Стук в дверь прервал размышления Мэдисона. Он выругался и отложил в сторону бумаги. Открыл дверь и увидел, что в коридоре стоит Пинкертон, нанятый им сыщик.

– Входи, – сказал Мэдисон.

Мэдисону явно не хотелось впускать сыщика в данную минуту, но он поспешно вошел в комнату, как бы не замечая недовольства Мэдисона.

– Как поживает семья Эдди?

– Отлично. Деньги, которые вы им посылаете, здорово помогают им. Они стали жить лучше, чем раньше. Жена Эдди хорошая хозяйка.

– А как их ранчо?

– Люди вашего брата сделали там больше, чем Эдди за все время, пока он владеет этим ранчо. Я думаю, что его жена не будет возражать, если вы подержите подольше ее мужа.

– Она его получит назад, как только закончится суд. Как твое расследование? Удалось что-нибудь узнать?

– Немного. Только один человек пока соответствует вашему описанию, но я никак не могу найти доказательств того, что он причастен к убийству.

– Есть какие-нибудь соображения?

– Нет. А у вас?

– Есть кое-что.

– Скажите мне, – сказал сыщик и сел.

В день вечеринки Роза встала из-за стола после завтрака и произнесла оживленно:

– Пора примерить платье. Пойдем в мою комнату.

Ферн всю ночь думала о том мгновении, когда она будет примерять платье, но была совершенно не готова увидеть те платья, которые лежали на кровати Розы. Одно платье можно было носить повседневно. Нижняя часть его была голубой, а верхняя – украшена крохотными голубыми цветами и полосками. Очень красивое платье, но совершенно не сравнимое с другим – замечательным вечерним платьем золотистого цвета. Ферн так давно отказывалась от платьев, что не могла представить, как она будет себя чувствовать, когда наденет платье, но она моментально почувствовала страстное желание надеть это золотистое платье.

– Что ты о них думаешь?

Она думала, что золотистое платье было очень красивое. Она обменяла бы своего любимого коня на это платье лишь для того, чтобы показаться в нем Мэдисону.

– Я не разбираюсь в платьях, – ответила Ферн. Она смутилась, как будто только что призналась в совершении какого-то постыдного поступка. – А что ты думаешь?

– Я думаю, что они восхитительны, – сказала Роза, – особенно золотистое. Мне бы оно очень пошло. А вам, может быть, лучше пошло бы голубое. Оно, правда, попроще, не такое изысканное.

Ферн посмотрела на голубое, но ее взгляд вернулся к золотистому.

– Какое ты сама надела бы на бал? – спросила Ферн.

– Золотистое. В голубом можно ходить дома или навещать друзей.

– Тогда я, пожалуй, примерю сначала золотистое платье.

Ферн понимала, что если она наденет это платье, то это ей вряд ли поможет. Наверное, возникнет еще больше всяких проблем, чем их было раньше. Но ей было на все наплевать. Она хотела пойти на вечеринку именно в этом платье.

Но с этим были связаны определенные трудности. Если она пойдет на вечеринку, то никогда уже не сможет вести тот образ жизни, который она вела до того момента, как Мэдисон сошел с поезда в Абилине. Но Ферн не хотела думать о последствиях. Если бы она задумалась о них, то никогда бы не решилась пойти на бал.

Всю жизнь она прожила, нося в себе страх, который мотивировал все ее поступки. Сегодня она отбросит все предосторожности. Она наденет это платье, она пойдет на вечеринку и будет танцевать весь вечер, хотя и не имеет представления о том, как танцевать.

Очень скоро Мэдисон уедет домой, и все ее мечты рухнут. С этим придется смириться, но пусть у нее будет один момент блаженства. Она хотела лететь на яркий огонь вместе с другими прекрасными мотыльками. Раз в жизни она хотела почувствовать себя женщиной, как все остальные. Она хотела любви. Она не хотела ни о чем думать, забыть о здравом смысле, бросить вызов условностям.

Она будет летать так высоко и так долго, как пожелает. Не важно, если она обожжет себе крылья и упадет на землю. Послезавтра ее уже никто не увидит. Завтра она переедет на ферму. Завтра она навсегда забудет Мэдисона.

Нет, только он останется в ее сердце до конца дней.

– Разденься, – приказала Роза. – Попробую найти тебе подходящую сорочку.

– Зачем? – спросила Ферн. – Я могу надеть платье на мое собственное нижнее белье.

– Нельзя примерять платье так, как ты примеряешь башмаки, – сказала Роза. – Нужно подготовиться к этому.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты увидишь.

В течение следующего получаса Ферн позволила, чтобы ее толкали и дергали, крутили и вертели, обсуждая при этом, как она выглядит. Роза и миссис Эббот принялись спорить о том, какой должна быть длина волос Ферн и какая прическа пойдет ей больше всего. Она выслушивала их замечания относительно того, что ее волосы слишком неухоженные. Миссис Эббот буквально оплакивала кожу Ферн.

– У некоторых мужчин кожа и то лучше, – чуть не причитала она. – Вы что, никогда не смазываете кожу кремом на ночь?

– Папа побил бы меня палкой, если бы увидел жир на моем лице.

– Крем, – поправила миссис Эббот. – Жиром смазывают обувь. И посмотрите на ее плечи – они у нее белые, как полотно, а руки и шея, коричневые, как у индейцев. Где же найти такое платье, которое могло бы прикрыть ее с головы до ног?

Ферн и вообще не была о себе высокого мнения, но критические замечания миссис Эббот окончательно добили ее.

– Все не так плохо, как кажется, – сказала Роза, – нам надо придумать какой-нибудь высокий воротник и длинные рукава. Будем надеяться, что вечер будет прохладным.

– В июле прохладно не бывает, даже вечером, – сказала миссис Эббот.

– Что ж, на погоду я повлиять не могу, но с кожей можно будет что-нибудь придумать, – сказала Роза. Она взяла со стола кувшин, опустила палец в его содержимое и начала осторожно натирать кожу Ферн.

– Крем к ней не пристает, – воскликнула миссис Эббот. – У нее кожа сухая, как пергамент.

– Ничего, крема у меня много, – сказала Роза, снова погружая палец в кувшин.

Ферн позволила мазать и массажировать себя. Она знала, что толку от этого не будет. Даже если ей накраситься, как это делают девушки из салуна «Жемчужина», и то вряд ли поможет. Красивей она не станет.

– А теперь надо заняться волосами.

– Что? – воскликнула миссис Эббот. – Да это все равно, что расчесывать щетину.

– Сначала надо их вымыть, – сказала Роза. – Там сейчас, наверное, можно найти все, что произрастает в канзасской прерии.

– Я регулярно мою волосы, – протестовала Ферн.

– Я шучу, – сказала Роза. – После одного дня, проведенного в техасской чаще, надо потом долго отмываться.

Ферн не успокоило такое невыразительное извинение, но она послушно разрешила, чтобы ей вымыли волосы. Когда ей намылили голову, она предалась грезам наяву. Вот она в золотистом платье, окруженная мужчинами, которые добиваются возможности поговорить с ней, поднести ей какой-нибудь напиток или закуску, проводить ее до дома и попросить разрешения проехать с ней верхом.

Пока она решает, кому отдать предпочтение, появляется Мэдисон. Растолкав всех, он берет ее за плечи и обнимает. Не слушая громких возгласов изумления, он прижимает ее к себе так плотно, что ей кажется, что будто жар его желания вот-вот сожжет ее.

– Я думаю, нам надо только слегка из подрезать, – говорила Роза.

– Мне кажется, надо обрезать их покороче и сделать завивку.

– Нет! – воскликнула Ферн, с ужасом представляя, как появится на балу вся в завитушках. – Я никогда не обрезала волосы.

– Что, если мы соберем их в красивый пучок на твоей шее? – спросила Роза. – А, может быть, ты хочешь, чтобы мы их уложили на голове?

– Тогда она будет самая высокая женщина на вечеринке, – возразила миссис Эббот.

Ферн разрешила им делать с собой все, что они хотели, но волосы трогать не дала. Она не станет ни за что обрезать их, сколько бы неудобств они ей не доставляли. У ее матери были длинные волосы, а она всегда хотела быть похожей на мать.

– Жаль, что мы не можем обнажить твои плечи, – сказала Роза, – однако, кожа станет лучше, если ты не будешь проводить столько времени на солнце.

– К сегодняшнему вечеру она лучше не станет, – сказала миссис Эббот.

– Нет, к сегодняшнему вечеру не станет, – согласилась Роза со вздохом. – Но у меня есть жакет болеро, она может его надеть.

Ферн обедала в своей комнате, пока ее волосы сохли. Роза была с Уильямом Генри и Джорджем.

Ферн решила, что если для того, чтобы стать красавицей необходимо постоянно мыть голову, натирать кожу кремом до такого состояния, пока не становишься похожей на жирную свинью, и все время примеривать десятки сорочек, платьев и жакетов, то стоит только пожалеть таких юных леди, как Саманта Брюс. Ожидание было ужасно. Ферн страшно скучала. Она привыкла к подвижной жизни, а тут пришлось все утро просидеть в одном и том же кресле, не выходя из комнаты, и соглашаться со всем, что говорит Роза. Ферн сама любила командовать.

– А что это такое? – спросила Ферн, когда Роза и миссис Эббот вновь пришли к ней после обеда.

– Это корсет, – сказала Роза, имея в виду вещь, которую держала в руках, – его надевают под платье.

– Я его надевать не буду, – заявила Ферн, отталкивая от себя корсет. Она уже слышала о корсетах. Она даже видела их на девушках из салуна «Жемчужина». Иногда они расхаживали а одних корсетах на голое тело.

– Мы его не будем сильно затягивать, – сказала Роза. – Ты и так стройная.

– Я его не надену, – сказала Ферн.

– Но вечерние платья без него не носят.

– Нет, – сказала Ферн, поглядывая на корсет, как будто это был какой-то злой зверек. Она думала, что это варварское приспособление такая вещь, которая, как сказал бы Мэдисон, могла быть изобретена только в Канзасе.

– Я подержу ее, а вы накидывайте на нее корсет, – предложила миссис Эббот.

– Нет, – сказала Роза. – Она должна понять, что без него ей не обойтись. Иначе ничего не получится.

– А ты сама носишь такие вещи? – спросила Ферн Розу.

– В ее положении? – воскликнула миссис Эббот.

– Я бы ей не советовала.

– Я бы его надела, чтобы не казаться такой огромной, – сказала Роза.

– Но ты будешь носить корсет после того как родишь?

– Все женщины носят корсеты, – сказала Роза со смирением в голосе. – Без этого предмета нельзя прилично выглядеть.

(Если ты намерена идти на эту вечеринку, то полумерами не обойтись. Саманта Брюс носит корсет. И ты должна надеть корсет.)

Все оказалось не так ужасно, как думала Ферн. Она не испытывала особых неудобств в корсете, ее беспокоило только одно – она не могла в нем согнуться. На лошадь бы она не села в этой штуковине, это точно. И корову не смогла бы клеймить. Она не была уверена даже, что может вздохнуть полной грудью.

– А теперь пора сделать тебе прическу, – сказала Роза. – Это займет уйму времени.

– Она скоро поймет, что лучше бы ей обрезать волосы, – сказала миссис Эббот.

Ферн думала, что у нее не хватит терпения ждать, пока они сделают ей прическу, но обрезать волосы она им позволить не могла.

– Я думала, будет хуже, – сказала миссис Эббот, после того, как в волосах Ферн оказалось, на ее взгляд, не менее ста заколок.

– Да, получилось неплохо, – заметила Роза. – Даже не ожидала такого.

– Дайте мне посмотреть на себя в зеркало, – попросила Ферн.

– Сначала мы тебя полностью подготовим к балу, а потом посмотришь на себя, – возразила Роза.

Последние часы приготовлений были особенно тягостны. Время страшно тянулось. Ферн старалась утешать себя мыслью, что необходимо пройти через все эти испытания, чтобы хорошо выглядеть на вечеринке. Надо выдержать все ради Мэдисона.

Но как только Ферн начала примерять платье, все изменилось. Ее страдания закончились. Скоро Ферн должна преобразиться.

Она уже больше не скучала. Она чувствовала то возбужденное нетерпение, которое испытывает любая женщина, когда наряжается, преображаясь в нечто божественное.

Она молча терпела, когда на нее надевали платье, дергая при этом его в разных местах, поправляя и подгоняя, чтобы оно хорошо сидело. Платье подходило ей идеально, словно было куплено для нее. Ей пришлось принять решение, что лучше надеть, чтобы скрыть плечи: жакет или шаль.

Ферн решила, что жакет подойдет ей лучше. Пришлось потерпеть, пока Роза и миссис Эббот решали, какие украшения ей лучше надеть, примеряя те и эти, пока не нашли наиболее подходящие.

Но когда они стали говорить о том, стоит ли заколоть ей в волосы цветы, и если да, то какие именно, она уже не могла больше терпеть.

– Я хочу посмотреть на себя, – сказала она, ерзая от нетерпения.

– Я все же настаиваю, что цветы необходимы. Они смягчат цвет кожи и черты лица, – сказала миссис Эббот.

– Цветы здесь не помогут, – возражала Ферн. – Мое лицо всегда было похоже на дубленую кожу и останется таким навеки. Дайте же мне посмотреть на себя в зеркало.

– Я думаю, тебе действительно пора на себя взглянуть, – сказала Роза. Она взяла зеркало и протянула его Ферн.

Ферн не верила, что смотрит на свое отражение. Нет, она не была красавицей и никогда ею не станет, но выглядела она все же лучше любого бульдога в Канзасе.

Больше всего ее поразило то, что она совершенно не была похожа на себя. В зеркале была не Ферн Спраул. Она смотрела на незнакомую женщину, еще неведомую в Абилине.

– Вы себе нравитесь? – спросила миссис Эббот, не в силах сносить молчание Ферн.

– Я не похожа на себя.

– И это, полагаю, вас радует, – сказала хозяйка дома.

Роза нахмурилась и строго посмотрела на нее.

– Это твоя другая половина, – сказала Роза. – Она всегда была в тебе, просто ты скрывала ее.

– Да уж, половина, – сказала Ферн, не зная, что и думать по этому поводу. – Что я буду делать с этой половиной на ферме? – спросила она, показывая на свое отражение в зеркале. Она говорила так, как будто здесь было две Ферн. Естественно, что та другая женщина будет думать и вести себя совершенно по-другому, чем первая. Это беспокоило Ферн. Мэдисон и так внес уже достаточно неопределенности в ее жизнь. Она не была уверена, что сможет переносить дальнейшие перемены.

– Ты научишься быть женщиной, – сказала Роза. – Это не всегда легко, но нам всем приходится учиться этому.

Однако Ферн сомневалась: должна ли она этому учиться. Она годами создавала свой прежний образ, и он ее вполне устраивал. Она знала, чего ждут от нее люди. Все знали, чего она ждет от них. Но теперь она понятия не имела, что ей делать с этой женщиной в зеркале. Хуже того, она не знала, как люди будут воспринимать ее в новом виде. И она боялась того, как она сама будет воспринимать себя такую.

Ферн чувствовала себя неважно. Она боялась, несмотря на то, что, в общем, нравилась себе в новом обличье; а Роза и миссис Эббот подтверждали, что она отлично выглядит. Но ее пугала мысль о том, как воспримет новую Ферн Мэдисон. Он никогда не видел ее в платье. Если он говорит правду и не любит Саманту, то и ее может разлюбить, потому что она больше не похожа на себя, а до красоты Саманты ей еще, ох, как далеко.

– Не кусай ногти, – сказала Роза. – Ты выглядишь замечательно.

– Я не кусаю ногти. Я их даже не вижу. – На руках Ферн были тонкие перчатки, и они тоже нервировали ее.

– И не кусай губы. Если не перестанешь, они у тебя распухнут к тому времени, как сюда придет Мэдисон.

– Я думала, что мужчины любят женщин с пухлыми губами.

– Может быть. Но я сомневаюсь, чтобы они любили привкус крови на женских губах. – Джордж вошел в комнату. – Скажи ей, что она хорошо выглядит, – обратилась к мужу Роза.

Ферн заставила себя улыбнуться Джорджу, но для нее мало значило то, что думает о ее внешности муж Розы. Для нее было важно одно – чтобы Мэдисон любил ее. Она не сможет пойти на вечеринку, если он будет стесняться ее внешнего вида. Но и дома она не сможет остаться: после всех трудов, которые приложили Роза и миссис Эббот, чтобы нарядить ее, было бы неблагодарностью по отношению к ним не пойти на бал.

– Вы выглядите превосходно, – сказала Джордж. – Я должен признаться, что не ожидал, что вы такая красивая. Вы оказывали плохую услугу себе и мужчинам Абилина, расхаживая все эти годы в штанах.

– Вот видишь, я же говорила тебе, – сказала Роза, для которой мнение мужа было законом. – Сейчас я найду Уильяма Генри и попрощаюсь с ним, а после этого мы можем идти на бал.

Однако в это время миссис Эббот вошла в комнату с Уильямом Генри, переодетым для сна. Он, как хороший мальчик, поцеловал отца и мать.

– А где Ферн? – спросил он, высвобождаясь из рук матери.

– Я хочу ее тоже поцеловать и пожелать ей спокойной ночи.

– Вот Ферн, – сказала его мать.

– Меня не обманешь, – сказала он, радостно смеясь, потому что думал, что родители хотели подшутить над ним, но это им не удалось. – Ферн носит штаны, как и папа.

– Ты не узнал ее, потому, что она надела платье, – сказала Роза.

Ферн присела на корточки, приблизив свое лицо к лицу мальчика.

– Я просто нарядилась, чтобы пойти на вечеринку. Неужели я так непохожа на себя?

Уильям Генри все еще думал, что его пытаются обмануть. А Ферн волновалась. Если мальчик не узнал ее, что же подумает Мэдисон? Она ему покажется незнакомкой, а Мэдисон не очень легко сходится с людьми.

– Ты не похожа на Ферн, – сказал Уильям Генри.

– Но я Ферн, – уверяла она его, чувствуя, как слезы подступают к ее глазам. – Я просто нарядилась, чтобы пойти на бал вместе с дядей Мэдисоном.

– Это, действительно, Ферн, – сказала Роза. – Поцелуй же ее скорей. Тебе уже надо ложиться спать.

Уильям Генри решил, наконец, поверить матери.

– Ты такая красивая, как та леди, которую приводил сюда дядя Мэдисон, – сказала он Ферн. – Ты почти такая же красивая, как мама.

Ферн нежно поцеловала малыша и порывисто обняла его.

– Ты бесстыдный льстец. Я надеюсь, что твоя жена будет красивая, как принцесса, а дети милы, как ангелы! А теперь беги в кроватку. Обещаю рассказать тебе все про бал завтра утром.

– Мальчики не любят балы, – с серьезным видом заявил Уильям Генри, – но я послушаю тебя, если ты хочешь.

– Вот так, – сказал Джордж. – Таковы Рэндолфы, – объяснил Ферн гордый отец. – Ничего с этим не поделаешь.

– И не надо пытаться ничего делать, – сказала Ферн. – Он будет доводить свою жену до истерики, но тем сильнее она станет любить его.

– Это верно, – согласилась Роза, провожая уходящих мужа и сына нежным взглядом.

– Трудно себе представить, что Мэдисон был когда-то таким же малышом, – сказала Ферн, обращаясь больше к себе самой, чем к Розе.

– Джорджа тоже трудно таким представить, – сказала Роза и, как будто вспомнив вдруг о чем-то, вышла из комнаты, а через минуту вернулась с фотографией в руках. – Узнаете здесь Мэдисона?

Как будто невидимый палец указал Ферн на высокого худого мальчика слева от Джорджа.

– Ему здесь шестнадцать.

– Он тут такой юный, – сказала Ферн. – Кажется, он еще не столкнулся с жестокостью и несправедливостью, которые царят в мире.

– О, уже тогда он хорошо знал, что это такое, – возразила Роза. – Отец превратил его жизнь в ад. Мэдисон тебе про это не рассказывал, но я расскажу. – Она ткнула пальцем в Уильяма Генри Рэндолфа на фотографии. – Посмотри на него. Красавец, не правда ли? О таком мужчине женщины могли только мечтать.

– Не удивительно, что Джордж и Мэдисон такие красивые, – сказала Ферн, – но даже они не так красивы, как их отец.

– Я не могу тебе рассказать о том, что он вытворял со своими детьми, – говорила Роза. – Он был, наверное, самым жестоким и порочным человеком на земле. Вы знаете, что Мэдисон родился в Валентинов день?

– Джордж говорил мне, что отец насмехался над Мэдисоном и дразнил его по этому поводу, до тех пор пока тот не отказался отмечать свой день рожденья. Мэдисон хотел учиться, но отец сделал так, что его выгнали из школы.

– Как можно быть таким жестоким?

– К другим мальчикам он так же относился. Но я рассказываю про это тебе не для того, чтобы ты жалела братьев или злилась на отца. Я просто хочу, чтобы ты знала, почему Мэдисон затрудняется демонстрировать свою любовь, даже веря в то, что вы его любите.

– Я… мы…

– Я не прошу вас рассказывать мне о ваших отношениях, – сказала ей Роза, – но я не могу не видеть, что между вами возникло некоторое напряжение, особенно после того, как приехали мисс Брюс и ее брат.

– Дело не…

– Я уверена, что дело не в этом. Но Мэдисону еще предстоит принять кое-какие решения, и не в последнюю очередь он должен определиться в своих отношениях с семьей. Он должен решить: хочет ли он опять стать членом семьи.

– Но я думала… он и Джордж.

– Джордж – это еще не вся семья. Хэн все еще не простил Мэдисона. А ведь есть еще Монти и Джеф.

– А другие?

– Зак и Тайлер были тогда слишком маленькие и ничего не помнят.

– Чем я могу помочь ему?

– Вы плохо с ним обращались. Может быть, даже хуже, чем другие. Я вас не виню, – сказала Роза, видя, как Ферн краснеет от смущения. – Обстоятельства сделали вас врагами, но теперь-то это все в прошлом. Те решения, которые он примет сейчас, определят всю его дальнейшую жизнь. Он нуждается в ком-то, кто принял бы его таким, какой он есть. Мне кажется, раньше у него не было такого человека.

– Я уверена, что мисс Брюс готова принять его, – сказала Ферн, сама стыдясь своих слов. Выпад был недостоин ее.

– Может быть. Но ему не нужна мисс Брюс. Если бы она была ему нужна, он, возможно, не уехал бы из Бостона. Ферн никогда не задумывалась об этом. Она всегда считала, что он уехал из Бостона не по своей воле и ждет не дождется, когда вернется назад и сможет навсегда забыть Канзас.

– Не знаю, следует ли мне тебе это говорить, – продолжала Роза, – но дело в том, что Мэдисон купил это платье для вас. Он и голубое тоже купил. Он решил, что вам, возможно, нечего надеть на вечеринку, и поэтому вы не сможете пойти.

Ферн вздрогнула. Она разозлилась, она почувствовала, что ее предают. Опять ее провели, как дурочку. Вот снова доказательства того, что Мэдисон всегда настаивает на своем.

– Он сказал мне, чтобы я не настаивала на том, чтобы ты выбрала то или иное платье. Он сказал, что, в конечном счете, он пойдет с тобой на вечеринку, если даже ты предпочтешь идти туда в штанах.

– Но ты же сама сказала, что я не могу пойти в штанах и что он не пойдет со мной, пока я не надену платье.

– Я ошибалась, – сказала Роза. – Выходит, что он больше дорожит вашим обществом, чем всякими условностями. Фактически, мне показалось, что он не был намерен идти на вечеринку, если бы ты отказалась пойти туда.

У Ферн снова возникли надежды и все уже не казалось ей таким мрачным. У нее даже появилась уверенность, что ей повезет, и все будет хорошо. Если от кого-то и зависело ее счастье, то только от Мэдисона.

– А как насчет мисс Брюс и ее брата?

– Мисс Брюс обычно посещала балы без Мэдисона. Я думаю, и на этот раз она обойдется без него.

Ферн пыталась сдерживать себя и не радоваться раньше времени, но ничего не могла с собой поделать – счастье переполняло ее. Если Мэдисон смирился с тем, что она ходит в штанах, и предпочитает ее Саманте, значит, он действительно любит ее.


ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ


Мэдисон пустил лошадь шагом. Он ехал в коляске, которую нанял, чтобы отвезти Ферн на вечеринку, но в самое последнее время стал думать, что был полным идиотом, когда поверил в то, что Ферн его любит.

Она не могла любить его и отказываться от него одновременно.

Она говорила, что не может забыть то, что случилось с ней восемь лет назад, но это же смешно. То, что она превращается в камень, как только он приближается к ней – разве это не доказательство того, что она его не любит? Если бы она любила его хоть немного, она бы преодолела свой страх. Но, насколько он мог понять, она даже не пыталась это сделать.

(Но ты же сам никак не можешь забыть той обиды, которую причинили тебе отец и близнецы.)

Он все еще помнил, как отец запирал его в темной конюшне. Эти воспоминания уже не будили в нем страха и отвращения, но он часто вспоминал о том, как однажды через него ползла змея. Он сдерживал крик, пытаясь успокоить себя, уверить себя в том, что это не ядовитая змея, не гремучая змея, не мокасиновая змея, а безобидная черная змея, которая не нападает на людей, а охотится на мышей, которые кормятся тут зерном. Но он до сих пор не мог забыть охватившего его ужаса, когда огромная рептилия переползала через него. Он все еще ощущал ее прикосновение. Он слышал, как она шуршит по сухому зерну, пробираясь к кормушке.

Мороз пробежал по его спине. Наверное, эти воспоминания навеки останутся с ним, так же, как и унизительная мысль о том горьком дне, когда его отчислили их школы. Ни с чем невозможно сравнить ту дикую ярость, которая охватила его, после того как он узнал, что отец перестал платить за его обучение, потому что решил – Мэдисону слишком хорошо живется в школьном интернате вдали от дома.

Нет, должно быть, есть нечто такое, чего он никогда не сможет простить. Есть раны, которые не залечить за всю жизнь. И если такое происходит с ним, почему это же не может произойти с Ферн?

Он свернул за угол дома и увидел, что Роза и Джордж выходят во двор. Итак, Ферн решила не идти на вечеринку. Он не мог понять, почему ему казалось, что она пойдет с ним. Ведь чтобы предстать перед жителями города в платье, от Ферн потребовалось бы большое мужество. Это событие, к тому же, могло изменить всю ее жизнь. Она никогда бы уже не смогла стать прежней Ферн.

Ее отказ идти на бал означал, что ее удовлетворяет существующее положение вещей. Мэдисон мог понять это, но принять это он не мог. Приехав в Канзас, он покончил с привычным существованием. И он не хотел, чтобы Ферн продолжала жить в страхе, не понимая своих истинных целей в этой жизни. Оттого, поймет ли она, зависело не только ее будущее, но и ее счастье.

– Ты опаздываешь, – сказала Роза Мэдисону, после того как он вышел из коляски.

– Кажется, мне вообще не стоило приезжать.

– Ну, не знаю, – улыбнулась Роза широкой улыбкой. – Я думаю, тебя ждет большой сюрприз.

– По крайней мере, Уильям Генри так думает, – сказал Джордж. – Он считает, что твоя девушка очень красивая.

– Уильям Генри? – повторил Мэдисон, ничего не понимая. – О чем ты говоришь?

– Он хотел поцеловать Ферн и пожелать ей спокойной ночи, но не узнал ее. Надеюсь, ты-то хоть ее узнаешь.

Сердце Мэдисона дало небольшой сбой.

– Значит, она идет? Когда увидел вас вдвоем…

– Она ждет тебя в доме, – сказал Джордж. – Увидимся на вечеринке.

Он взял жену под руку и помог ей сесть в коляску. Хотя до дома Маккоев было не очень далеко, идти туда пешком по пыльным улицам значило полностью испортить свой наряд.

Мэдисон, словно на крыльях полетел к дому миссис Эббот. Все сомнения исчезли. Он больше не сомневался в храбрости Ферн, равно как и в том, что она его любит. Он знал, что далеко не все еще решено, но Ферн уже сделала первый шаг. Может быть, с его помощью она проделает и весь путь до конца.

Она сидела, когда он вошел в комнату. Она тотчас встала, в глазах ее был страх. Ее опасения, что ему не понравится, как она выглядит, были так очевидны, что он все равно назвал бы ее красавицей, если бы даже она выглядела, как пятнистая телка.

Но она была настоящей красавицей. Она была красивей, чем он думал. В отличие от Уильяма Генри, он сразу же узнал ее. Дело было не в платье, не в цветах, украшавших ее волосы, не в том, что на ней больше не было штанов и овчинного жилета. Просто все черты ее лица были навечно запечатлены в его сердце.

– Ты превратилась в лебедя.

– Что? – спросила Ферн, не понимая.

– Есть такая сказка про утенка, которого все считали гадким, но однажды утром он увидел свое отражение в воде и понял, что стал лебедем – самой прекрасной птицей на земле.

Он видел, как беспокойство покидает Ферн, и на лице вместо выражения страха появляется робкая улыбка.

– Я не смешно выгляжу? Люди не будут смеяться надо мной? Я уйду с бала, если только кто-нибудь начнет смеяться надо мной.

– Никто не будет смеяться над тобой, – заверил ее Мэдисон, – но все будут потрясены. Ты красавица. Настоящая красавица.

– Я рада, что ты не считаешь меня уродиной, – сказала Ферн, все еще, по-видимому, не веря ему. – Мне было бы стыдно плохо выглядеть в этом платье, зная, с каким трудом ты доставал его.

Теперь уже Мэдисону стало не по себе.

– Ну вот, теперь, похоже, ты хочешь убежать, – продолжала Ферн. – Когда Роза сказала мне, что ты купил это платье, я слегка расстроилась, но успокоилась, после того как она сообщила мне, что ты не настаивал на том, чтобы я надевала его, и что ты скорее не пойдешь на вечеринку, чем будешь заставлять меня делать то, что мне неприятно.

– Я смотрю, Роза тоже любит поболтать так же, как и все остальные в нашей семье.

– Она правильно сделала, что сказала мне, – успокоила она Мэдисона. – После этого я уже не могла не пойти на вечеринку, верно? И если я действительно не уродлива…

– Ты можешь мне не верить, – сказал Мэдисон. – Подожди, сама увидишь, как ты поразишь всех на балу.

– Ты видел мисс Брюс и ее брата перед тем, как уехал из гостиницы?

– Я проводил их до дома Маккоев, прежде чем прибыл сюда. – Он приблизился к Ферн. – Я бы никому это не стал говорить, но ты сегодня такая же красивая, как и она.

Ферн почувствовала себя на седьмом небе. Мэдисон считал, что она такая же красивая, как Саманта. Она в это не совсем верила, но ей не важно было, что он лгал ей. Важно было то, что он сказал это. Она чувствовала себя после этих слов так же великолепно, как если бы они были правдой.

Они очень быстро приехали. Ферн было совершенно безразлично, куда они едут. Лишь бы быть рядом с Мэдисоном, слышать его восторженные слова, слушать его похвалы. Но мысль о том, что она предстанет перед множеством людей на балу, ужасала ее.

– Все мужчины на вечеринке захотят танцевать с тобой, – сказал Мэдисон. – Но помни, я страшно ревнив.

– Не волнуйся. Я всем буду отказывать. Даже тебе откажу. Я ведь не умею танцевать.

– Я забыл об этом. Надо было бы тебя научить. «Препятствия. Всегда возникают какие-то препятствия», – подумала Ферн.

– Я что-нибудь придумаю, – сказал Мэдисон. Несколько десятков колясок уже стояло возле дома Маккоев. Яркий светлился из всех окон, раздавались веселые звуки скрипок, а неподалеку, на Техасской улице, в салунах тоже звучала музыка, но куда менее благозвучная.

– Я высажу тебя у входа, – сказал Мэдисон. – А сам быстренько найду, где поставить коляску.

Ферн подумала о том, что ей придется стоять одной на глазах у проходящих мимо людей, и ее сердце дрогнуло. Нет, она не войдет одна в дом Маккоев, скорее уж вернется назад.

– Я останусь с тобой, – сказала она Мэдисону.

– Но ты испачкаешь платье.

– Ну и что? Я исчерпала весь запас мужества, пока Роза и миссис Эббот надевали на меня это платье. Одна я в дом не пойду.

– Тебе не надо входить в дом. Подожди у дверей, пока я не вернусь.

– Нет, – возразила Ферн. Ее пугала мысль о том, что все проходящие мимо мужчины будут глазеть на нее, а женщины – обсуждать, как она выглядит. Она вынесет это, если рядом будет Мэдисон, с ним она все вынесет, но она не могла оставаться одна.

Попросив кучеров двух колясок подъехать друг к другу поближе, чтобы освободить место для его коляски, Мэдисону удалось поставить ее возле деревянного забора, который окружал дом Маккоев.

– Я донесу тебя до дорожки, – предложил Мэдисон, когда Ферн хотела выйти из коляски.

– Я сама пойду.

– После всех испытаний, которые ты вынесла, пока тебя наряжали, я не могу позволить, чтобы все пошло насмарку. Ты вся испачкаешься.

– Не можешь же ты нести меня на руках, как девку из салуна. Что скажут люди?

– Ага, значит девок из салунов мужчины носят на руках? – спросил Мэдисон, улыбаясь хитрой улыбкой. – Мне надо было поменьше оставаться в гостинице.

– Ты знаешь, о чем я говорю.

– Я знаю. И я также знаю, что ты не должна прибыть на бал в таком виде, как будто только что чистила коровник. Это даст еще больше поводов для разговоров.

И прежде чем Ферн промолвила еще одно возражение, Мэдисон взял ее на руки. Глотая воздух широко открытым ртом от неожиданности и страха, что он не удержит ее, и она упадет в пыль, Ферн обхватила его руками за шею. Но от этого ее смущение только еще больше усилилось.

Никогда ее не носили на руках, за исключением того случая, когда она была без сознания. Даже в ту ночь, когда Трои спас ее, и она была полуобнаженная, грязная, плачущая от страха и стыда, она не позволила ему нести ее. Всякий раз, когда мужчина прикасался к ней, она была на грани истерики. Она никому не позволяла обнимать себя. И вот теперь она вдруг оказалась на руках у Мэдисона, обнимала его за шею, прижималась к его груди.

К ее удивлению, она не впала в панику. Другое чувство, весьма неожиданное и необычное, охватило ее. Она не чувствовала страха от его прикосновений, она почувствовала возбуждение, ощущая силу его рук. Ее приятно волновало то, как он несет ее – осторожно, будто бесценное сокровище. Она обнаружила, что находиться на его груди ей вовсе не в тягость и ничего ужасного в этом нет. Да, она слегка смущалась, но в то же время испытывала какое-то пьянящее чувство удовольствия. К тому моменту, когда Мэдисон опустил ее на землю, Ферн вся раскраснелась, тяжело дышала, в ее чувствах был полный разброд.

Сердце ее было не на месте. Мэдисон не просто прикасался к ней. Он держал ее и крепко обнимал. Она не в силах была сопротивляться ему, не могла вырваться и убежать, и она больше не боялась его. Старый мерзкий страх, правда, начал давать о себе знать, когда Мэдисон опустил ее на землю, но куда сильнее было ощущение сладкого волнения и какого-то неясного ожидания.

Внезапно ей показалось, что на улице слишком жарко, а кругом слишком много народу. Она не могла пока разобраться в своих новых переживаниях, для этого потребовалось бы время, а у нее его не было. У нее щеки горели и бешено билось сердце, а Мэдисон уже крепко взял ее за руку и повел к дому. К свету, ко всем людям.

– Я не хочу, чтобы ты вела себя так, как будто в этом вечере нет ничего необычного, – говорил ей Мэдисон. – Если ты будешь делать вид, что ничем не удивлена, то и сама никого не удивишь.

– Но я чувствую себя, как клоун в балагане.

– А я так себя не чувствую, – сказал Мэдисон, крепко сжимая руку Ферн. – Я чувствую себя, как счастливчик, которому выпала редкая честь сопровождать на бал самую красивую женщину в городе. Я понимаю, что ее попытаются отбить у меня, но я намерен драться, как лев за свою добычу.

– Ты так говоришь, как будто я кость, за которую будут драться собаки, – сказала Ферн. Она понимала, что Мэдисон говорит все это для того, чтобы она чувствовала себя уверенней, но все равно его похвалы радовали ее. Он все же любит ее, это ясно. Если он называет ее самой красивой после того, как видел Саманту, то просто ослеп от любви.

Музыка зазвучала громче, раздались громкие голоса и смех. Дом был залит светом, комнаты заполнены людьми. Ферн прижималась к Мэдисону, держа его под руку. Еще мгновенье и они из темноты улицы войдут в ярко освещенный дом.

Радостное возбуждение и желание быть рядом с Мэдисоном изгнали страх из сердца Ферн. Впервые в жизни она открыто касалась мужчины, позволяла ему касаться себя без внутренней дрожи. Может быть, если Мэдисон действительно любит ее…

– Добрый вечер, Мэдисон, – приветствовал его Дуг Маккой, когда Мэдисон и Ферн подошли к ступеням крыльца.

– Ваша мисс Брюс в центре внимания. К ней невозможно пробраться. – Он посмотрел в полутьму, туда, где стояла Ферн. – Кажется, вы привели еще одну красавицу. Где вы ее нашли?

– Прямо у вас под носом, – отвечал Мэдисон, подводя Ферн к двери, за которой лился свет. – Вы что, не узнаете Ферн Спраул?

Ферн показалось, что Мэдисон получает огромное удовольствие от всего происходящего, но сама себя она чувствовала червяком под камнем. На нее таращились, пялилились и глазели разные люди всю ее жизнь, но никто еще не рассматривал ее в таком оцепенении, как Дуг Маккой.

– Это не Ферн, – произнес, наконец Маккой. – Ну, она… – Он опять уставился на нее. Затем взял ее за руку и подвел поближе к свету. – Святые угодники! – воскликнул он. – Эдна! – рявкнул мэр. – Эдна, иди сейчас же сюда. Ты глазам своим не поверишь.

Ферн попробовала вырваться, но Дуг Маккой крепко держал ее за руку. Мэдисон стоял рядом с ней, а люди за ее спиной поднимались вверх по ступеням. Она почувствовала себя, как в ловушке. Импульсивно она взяла Мэдисона за руку. Она чувствовала, что успокаивается, держа его руку.

– Иди вперед, – шепнул он ей. – Твой час настал. Наслаждайся.

Ферн хотела бы чувствовать себя принцессой, которую ведут к трону, но вместо этого ощутила себя заключенной, которая вот-вот предстанет перед судом, и судья обязательно накажет ее за то, что она посмела быть такой красивой. Гости были присяжными заседателями, которые были намерены признать ее виновной.

Она вошла в зал, и множество пар глаз уставились на нее.

Она хотела бежать, но чувствовала руку Мэдисона у себя на талии. Он вел ее, давая понять, что он рядом и нечего ей бояться. Она увидела Розу, которая улыбнулась ей ободряющей улыбкой. Чувствуя поддержку близких ей людей, Ферн решительно шла вперед.

Несколько мужчин в изумлении смотрели на нее. Некоторые с любопытством изучали ее, не подозревая, кто она на самом деле. Но все эти взгляды выражали одно – восхищение при виде замечательно красивой женщины.

Дамы смотрели на нее несколько иначе. Она заметила Бекки Льюс и вспомнила о том дне рождения, когда она была еще девчонкой, но сразу же забыла об этом, увидя, с каким гневом смотрит на нее бывшая подруга. Да и другие женщины смотрели на нее с негодованием, как будто она сделала что-то не так.

Ферн знала: они боятся, что она затмит их всех, и их никто не будет замечать. Слишком часто прежде они заставляли ее испытывать подобное чувство.

Обида душила Ферн. Мэдисон крепко сжал ее руку.

Она видела по выражению лица Розы, что та не одобряет то, как встречают Ферн эти дамы. Затем, к своему удивлению, она увидела, что к ней идет Саманта Брюс. Ферн не могла понять, как ее могли считать красивой, когда в том же зале находится Саманта. Вот это, действительно, была очаровательная юная леди. Ферн удивляло, что кто-то вообще обратил внимание на ее скромное присутствие. Как они могли вообразить, что Ферн угрожает кому-то, когда среди них находится такая красавица, как Саманта.

– Я так рада, что вы пришли, – произнесла Саманта, приблизилась к Ферн и обняла ее за талию. – Приятно увидеть знакомого человека. Фрэдди и я ждем, когда вы представите нас своим друзьям.

– Я думаю, они сами вам представятся, – сказала Ферн. Она практически не была знакома ни с одним мужчиной в зале. Она хотела бы знать: многие ли женщины хотят, чтобы она представляла их Саманте. Большинство ровесниц Ферн были уже замужем. Она видела, как крепко они держат своих мужей за руки, как будто боятся, что они вдруг улетят от них навсегда.

– Конечно, они могут это сделать сами, но всегда хочется, чтобы тот, кому ты доверяешь, мог порекомендовать тебе кого-то.

Ферн решила, что если кто-то и достоин рая, так это Саманта Брюс. Она поклялась, что никогда в жизни не будет больше ревновать ее к Мэдисону, не будет плохо о ней думать, завидовать ее красоте и всему тому, чем она обладала в жизни.

Вот только Мэдисоном Саманта обладать не будет. Его Ферн при всей доброте Саманте не отдаст.

– Чудесное платье, дорогая, – сказала Роза, подходя к Ферн, чтобы поддержать ее. – Оно вам очень идет.

– Оно вам к лицу, – сказал Фрэдди, подходя к женщинам. – Надеюсь, вы скажете Саманте, в каком магазине вы его покупали. У вас отменный вкус.

По мере того как, они перемещались по залу, Ферн чувствовала себя все более и более уверенной, как будто находилась под чьим-то надежным прикрытием. Роза и Саманта шли по обе стороны от нее, а Мэдисон и Джордж следовали за ней. В таком сопровождении Ферн, действительно, почувствовала себя принцессой, идущей к трону.

Это ощущение усиливалось по мере развития событий на балу. Все гости хотели познакомиться с Брюсами. Женщины хотели познакомиться с Розой. Но при этом все должны были представиться Ферн. Для Ферн такая ситуация была настолько же пугающей, как для них невыносимой. И, конечно, женщины горели желанием познакомиться с Мэдисоном. Они все уже видели его и слышали о нем. Они знали, что он богатый адвокат из Бостона, который уже практически доказал, что его брат не убивал Троя Спраула.

Но все окончательно изменилось, когда в зале появился Хэн Рэндолф и подошел к Ферн. Она могла слыть местной девушкой с замашками парня, могла быть предметом шуток и сплетен городских дам, которые могли не пускать ее в свой круг и всячески поносить ее, но любая женщина, которая находится в дружеских отношениях с богатой светской леди из Бостона и ее красивым братом, сопровождающим ее на балу, а также с влиятельным техасским фермером и его женой, равно как и со скандально знаменитым ковбоем, с такой женщиной приходилось, хочешь того или нет, но считаться. Прошлое кануло в Лету. Все было забыто. Из отверженной и гонимой Ферн за один вечер превратилась в светскую львицу.

Но Ферн не была уверена, что ей нравится быть светской львицей. Она не хотела быть центром внимания, она хотела общаться только с Мэдисоном. Ей начало казаться, что другие женщины общаются с ним больше, чем она. И всякий раз, когда она хотела подойти к нему, кто-то обязательно подходил к ней, чтобы вспомнить какой-нибудь старый случай, о котором она сама давно забыла. Все хотели представить ее своим знакомым.

Она бросала на Мэдисона умоляющие взоры. После одного такого исполненного отчаяния взора он прервал свой разговор с каким-то незнакомым Ферн мужчиной и стал прокладывать себе путь в толпе людей, обступивших Ферн. Наконец, он приблизился к ней.

– Вы, дамы, пообщайтесь между собой, – сказал он, беря Ферн под руку. – Ферн пришла на бал со мной, а я с ней еще и двумя словами не обмолвился за весь вечер.

Мэдисон повел ее по направлению к выходу.

– Не уходите далеко, мистер Мэдисон, – предупредила его миссис Маккой. – Скоро начнутся танцы.

– Мы их не пропустим, – ответил ей Мэдисон, не замедляя шаг.

После жары в зале вечерняя прохлада в саду была освежающей, как вода в реке. Ферн не противилась, когда Мэдисон привлек ее к себе. Его нежность успокаивала и волновала в одно и то же время.

– Ты себя теперь лучше чувствуешь? – спросил он.

– Нет, я возмущена. Сначала все негодовали, увидев меня, а теперь ведут себя так, как будто мы близкие друзья.

– Я не думаю, что они негодовали, просто были очень удивлены.

– Я всегда буду благодарна Саманте. Она и Роза изменили настроение женщин.

– Саманта замечательная женщина, – сказал Мэдисон, сияя глазами. – Ты полюбишь ее так же, как люблю ее я.

Ферн не думала, что дело зайдет так далеко, но говорила себе, что не должна ревновать эту даму к Мэдисону.

– Как тебе нравится быть самой красивой женщиной на балу? Ради этого стоило сменить штаны на платье?

– Спасибо за то, что так говоришь, но я не самая красивая женщина на балу.

– Как тебя убедить в том, что ты красавица?

– Я должна выпить две бутылки виски, – засмеялась Ферн.

– Но даже после этого я буду недостаточно пьяна, чтобы признать такое.

Мэдисон обнял ее.

– Твоя беда в том, что ты никогда не верила в себя.

– Это неправда, – сказала Ферн, прижимаясь к нему. – Я доказала, что могу делать все, что пожелаю.

– Ты заставила людей признать тебя в том образе, в котором ты перед ними предстала, но твое истинное «я» ты прятала ото всех, потому что не верила в себя. И теперь не веришь. Ты не хочешь поверить в то, что ты красива. Ты не хочешь верить в то, что ты женщина. Ты не веришь в то, что из тебя получится хорошая жена, и ты отказываешь себе в праве на счастье.

– Мэдисон…

– Я говорю о своем счастье тоже, и я не собираюсь позволить тебе сдаваться так быстро. Я понимаю суть твоего страха, по крайней мере, мне кажется, что я понимаю…

– Я…

– … ты можешь преодолеть его. Я разговаривал с Самантой, и она знает доктора, который…

Весь жар, охвативший Ферн, вдруг исчез, она почувствовала, как кровь стынет в жилах. Выражение лица ее вмиг изменилось. Она вырвалась из его объятий.

– Ты рассказал Саманте Брюс о том случае со мной?

– Нет. Я никому не сказал про это ни слова.

Ферн немного успокоилась.

– Тогда о чем вы говорили?

– У нас есть один общий знакомый, который посещал доктора, лечащего людей, которых одолевают тревоги и страхи. Таких докторов раньше не было. Они появились совсем недавно. Саманта говорит, что этот знакомый очень быстро излечился от своих недугов. Я подумал, что, может быть, ты захотела бы… – он замолчал.

Ферн подошла ближе к Мэдисону, и он опять обнял ее.

– Ты обратил внимание, как я себя вела несколько минут назад?

– Да. Ты не отталкивала меня.

– Я не боялась, когда ты обнимал меня, потому что я знала – ты не обидишь меня. Может быть, если ты будешь терпелив…

– Я буду самым терпеливым человеком в мире, – сказал Мэдисон, прижимая ее к себе, окрыленный ее словами. – Я буду ждать, сколько потребуется. Мы можем пожениться сразу же после окончания суда над Хэном. А как только мы переедем в Бостон, я немедленно найду этого доктора.

Мэдисон опять начал торопиться. Ферн почувствовала, как старый страх вновь овладевает ею. Она не знала: то ли она боится ехать в Бостон, где ей придется изливать душу какому-то незнакомому доктору, то ли ей опять страшно в объятиях Мэдисона. Но она решила подавить этот страх. Она доверяла Мэдисону. Он не обидит ее. Пока она будет это понимать, пока будет верить в это, у них есть надежда не будущее.

Она поняла, как он хочет, чтобы они были вместе, только после приезда в Абилин Саманты, когда Ферн испугалась, что может потерять Мэдисона. Но он любил ее. Он предпочел ее этой красивой, богатой светской даме, которая могла бы помочь ему достичь всего в жизни. Ей необходимо было верить в это.

Легко было верить в это, находясь в объятиях Мэдисона. Еще легче, когда он целовал ее. Она все же боялась, что мерзкий страх внутри будет разрастаться, пока не отравит все удовольствие, которое она чувствовала в этот миг, но постепенно тревога исчезла, и она совсем успокоилась. Первый раз она находилась в объятиях Мэдисона и ничего не боялась.

Но мало того, что страх исчез. Теперь Ферн испытывала невиданное ранее наслаждение. Успокоение. Счастье. Она давно уже догадывалась, что есть какая-то тайна в отношениях между мужчиной и женщиной. Она часто гадала, почему все девчонки, которых она знала, болтают только о парнях и желают в жизни одного – поскорее выйти замуж. С ее боязнью мужчин и страхом умереть во время родов Ферн никогда не понимала этих девчонок.

Но теперь она поняла их. Она испытывала такое блаженство, когда он обнимал ее, что ради этого пошла бы с ним на край света.

– Ты уверена, что больше не боишься? – спросил Мэдисон, после того как поцеловал ее.

– Абсолютно уверена, – ответила Ферн и не могла отказать себе в удовольствии поцеловать его.

Кольцо его рук вокруг ее шеи гарантировало спокойствие, оно было защитой против всего, что могло бы разрушить ее счастье. Его тело, прижимающееся к ее телу, возбуждало ее. Она никогда не думала, что эти прикосновения могут быть такими опьяняющими, и постепенно ее плоть освободилась от уз, которые сдерживали ее желание. Пробуждались инстинкты ее тела: они намекали, приглашали, плясали на радостях после стольких лет, проведенных в заточении. Ферн не совсем понимала, что с ней происходит, но все это ей очень нравилось.

– Мистер Рэндолф, – позвала миссис Маккой, выходя на крыльцо, – танцы сейчас начнутся. Попрошу всех в дом.


ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ


Ферн отпрянула от Мэдисона. Осуждающие интонации в голосе миссис Маккой смутили ее. Но даже краснея и стесняясь глядеть в глаза этой величественной даме, проходя мимо нее, она не могла скрыть своей радости. Она улыбалась счастливой улыбкой.

Она преодолела один из барьеров: поняла, что значит быть влюбленной. И она преодолеет следующие барьеры в ближайшее время. Она почти готова заявить всему миру, что любит Мэдисона. А после этого ей будет уже безразлично, если даже кто-то увидит ее в его объятиях.

– Почему ты улыбаешься? – спросил Мэдисон, когда они шли через комнаты в зал для танцев.

– Потому, что я счастлива.

Мэдисон пожал ее руку.

– Лучше не очень-то показывай, что ты счастлива, а то все продумают, что мы занимались чем-то крайне неприличным в саду.

Она вдруг представила себе, какую гримасу скорчила бы миссис Маккой, если бы действительно застала их во время крайне неприличного занятия, и ею овладел приступ смеха. Она пыталась справиться с ним, но не смогла и громко рассмеялась, привлекая внимание всех, находившихся в зале людей.

– Что ты делала на улице? – спросила Ферн Бекки Льюис, глядя, однако, на Мэдисона.

– Ничего, – ответила Ферн.

– А почему же тогда смеешься?

– Ах, ты об этом, – сказала Ферн, пытаясь подавить смех, – Мэдисон только что рассказал мне смешную историю.

– Расскажи ее нам, – попросила Бекки.

– Я не могу, – сказала Ферн, бросая на Мэдисона озорной взгляд. – Это неприличная история.

– Я не верю, что мистер Мэдисон может рассказывать всякие непристойности, по крайней мере, дамам.

– Значит, ты его плохо знаешь, – сказала Ферн. – От него всего можно ожидать.

Ферн не могла поверить, что у нее хватило мужества отвечать Бекки Льюис. Одна мысль о том, что она привлекает к себе столько внимания, почти лишила ее сил. Она взяла Мэдисона под руку.

– Вы не хотели бы открыть танцы? – спросила миссис Маккой Мэдисона.

– Вам придется найти ему другую партнершу, – сказала Ферн. – Я не умею танцевать.

В зале была только одна женщина, с которой Ферн хотела бы видеть танцующим Мэдисона. Это была Роза, но она танцевать не могла. Оставались только абилинские женщины и Саманта. Не очень-то Ферн хотелось, чтобы он танцевал с ними, но она вдруг вспомнила, как тепло приветствовала ее бостонская леди и сказала:

– Почему бы тебе не пригласить Саманту? Покажите нам, как вы танцуете в Бостоне.

Мэдисон колебался, но Саманта сразу согласилась. Отступая в глубь толпы, Ферн подошла к Фредди.

– Давайте найдем комнату, где нас никто не будет видеть, и вы поучите меня танцевать.

– Вы правда не умеете?

– Да. Я была дурой, когда отказалась учиться. Мэдисон предлагал научить меня танцевать.

– Почему бы вам не попробовать на крыльце? – предложила Роза. – Если вы останетесь в комнате вдвоем, люди могут всякое о вас подумать.

Ферн хотела было уже сказать, что никому не придет в голову, что она может заниматься чем-то неприличным наедине с мужчиной, но прикусила язык. Как говорит Мэдисон, она всегда недооценивает себя. Если уж Мэдисон, у которого был большой выбор, влюбился в нее, значит она, действительно, должна быть красива. Возможно, даже достаточно красива, чтобы соблазнить такого светского человека, как Фрэдди.

Ферн скоро поняла, что научиться танцевать не так уж трудно. Но при условии, что она будет думать о том, куда ставить ноги, а не о том, что там делают в зале Мэдисон с Самантой.

– Вы должны выучить все па наизусть, чтобы выполнять их автоматически, – говорил Фрэдди. – Это позволит вам вести разговор с партнером во время танца.

– Вы, наверное, очень часто танцуете, – сказала Ферн, удивленная тем, как это можно и танцевать и разговаривать одновременно. Это все равно, что заставить ее вести беседу во время того, как она заарканивает и вяжет теленка. Она, конечно, кричит, делая это, и подает всякие команды, но разговором это не назовешь.

– Мы рано учимся танцевать, – объяснил Фрэдди. – Очень важно хорошо уметь танцевать для того, чтобы быть принятым в обществе.

– Здесь у нас танцы бывают раз или два в год, если не брать в расчет салуны, куда приличные люди не ходят, – сказала Ферн.

– У нас балы дают каждую неделю.

– А зачем? Вам, наверное, надоедает все время танцевать с одними и теми же людьми.

– Есть строгие правила, запрещающие танцевать более двух раз за вечер с одним и тем же человеком, – сказал Фрэдди.

– Но если вам нравится партнерша, то почему бы не потанцевать с ней и больше?

– Тогда это будет воспринято как знак того, что вы проявляете серьезную заинтересованность. Молодой человек, прежде чем начать оказывать такое внимание юной леди, должен поговорить с ее отцом.

– Вы хотите сказать, что прежде чем станцевать со мной три танца, вы должны поговорить с моим отцом?

– Да.

– Но он умер.

– Тогда я должен был бы поговорить с вашим опекуном.

Ферн решила, что жизнь, должно быть, очень нелегка в этом Бостоне, если там нужно постоянно спрашивать разрешения, сколько раз с кем можно танцевать. Она не понимала, как Мэдисон может там жить. Он никогда ни у кого не просил никаких разрешений, а действовал так, как считал нужным. Где он ни появляется, опекуны, наверное, сразу начинают волноваться.

– Ну, теперь вы имеете представление о том, как надо танцевать, – сказал Фрэдди.

– Если только будет звучать та же музыка, и они не начнут танцевать быстрее, – сказала Ферн, когда они возвращались в зал.

Но как только она вошла, сразу же захотела выйти оттуда: Мэдисон и Саманта опять танцевали в самом центре зала. Все стояли и смотрели на них. Они были такой элегантной парой, Ферн знала, что никогда не научится так красиво танцевать, даже если будет заниматься танцами на крыльце до конца своих дней.

Хуже того, казалось, что они получают огромное удовольствие, танцуя друг с другом. Они разговаривали, смеялись, совсем не замечая ее и Фрэдди.

Она хотела бы потихоньку исчезнуть из дома, но не могла этого сделать. Нет, она не сделает это: Мэдисон сказал, что он любит ее. Она должна ему верить, пусть даже он держит в своих руках другую женщину.

Однако, как трудно было верить ему в такие минуты.

Ферн вздохнула в облегчением. Она почти станцевала целый танец и, если делала при этом ошибки, то совсем незначительные.

– Теперь ты можешь говорить? – спросил Мэдисон.

– Только короткими фразами, – отвечала Ферн, улыбаясь ему кроткой улыбкой.

– Посмотри на меня.

Ферн подняла на него глаза и немедленно сделала не то па.

– Нет, лучше буду смотреть себе под ноги. А на тебя насмотрюсь завтра.

Но она все равно то и дело посматривала на него. Теперь она понимала Розу, которая могла часами тихо сидеть на одном месте и смотреть на Джорджа. Если бы такое было возможно, Ферн до конца своих дней могла бы сидеть и смотреть на Мэдисона. Сегодня вечером, этим удивительным вечером, она, наконец, увидела в Мэдисоне что-то такое, что не имело никакого отношения ни к его красивому лицу, ни к высокомерной улыбке, ни к самоуверенному виду.

Она поняла, что перед ней человек, который любит ее по-настоящему, настолько, что не отказался от нее даже тогда, когда она изо всех сил старалась его прогнать. Это был человек, который разглядел в ней женщину, которую она запрятала где-то глубоко и далеко внутри себя, и решил, что пора этой женщине выйти наружу. И Ферн стала такой, какой она должна была быть.

Именно благодаря тому, что он настойчиво просил ее пойти на вечеринку вместе с ним, она открыла в себе другую Ферн. Она как бы родилась заново. Нет, не родилась заново, а просто родилась, впервые появилась на свет. Ей больше не нужно было прятаться от себя, надевать мужскую одежду или выполнять мужскую работу. Теперь у нее был выбор.

– Тебе здесь нравится?

– И да и нет, – ответила она. – Я очень нервничаю оттого, что боюсь сделать что-то не так. Но, в общем, я восхищена. Со мной такого еще не бывало. Я не верю, что это со мной происходит, что я ношу платье и танцую. Завтра утром я, должно быть, проснусь и не поверю, что все это было на самом деле.

Мэдисон посмотрел на присутствующих в зале.

– Я думаю, эти люди не дадут тебе забыть этот вечер.

Набравшись смелости, Ферн огляделась и с удивлением заметила, что все смотрят на нее с восхищением и затаенной завистью.

Она знала, что женщины завидуют ей, потому что она танцует с Мэдисоном. Только раз взглянув на него, можно было сразу понять, что он самый красивый мужчина на балу. Некоторые могли бы назвать самым красивым Джорджа, но Ферн предпочитала Мэдисона. Шаловливая улыбка, наплевательское ко всему отношение, чрезмерная самоуверенность – все эти качества раньше только раздражали ее, а теперь делали его самым дорогим ей человеком.

Однако она не могла понять, почему мужчины смотрят на нее с восхищением. Как они могут ею восхищаться? Ведь это те самые мужчины, которые только вчера проходили мимо нее и не замечали. И вот, пожалуйста – Джо Теббс стоит и смотрит на нее, высунув язык, как раньше смотрел на Ному Рэ Симпеон в салуне «Жемчужина».

– Закрой рот, Джо, – шепнула она ему. – А то комара проглотишь.

Джо покраснел до корней волос, улыбнулся, переступая с ноги на ногу в своих новых, неудобных башмаках, но смотреть на Ферн не перестал.

– Пусть парень смотрит, – сказал Мэдисон. – Возможно, он никак не поймет: почему это он знает тебя сто лет и никогда не замечал, что ты такая красивая.

– Прекрати это повторять, а то я перестану тебе верить, – сказала Ферн.

– Посмотри, все смотрят на тебя.

– Они смотрят на тебя.

– Меня они почти не замечают. Люди никак не могут прийти в себя после твоего перевоплощения.

– Мне кажется, я заслужил право на танец с мисс Спраул, – сказал Фрэдди, похлопывая своего друга по плечу. – В конце концов, это же я научил ее танцевать.

Мэдисон галантно уступил ему Ферн.

– Теперь обрати внимание, куда будут смотреть люди, – сказал он Ферн. – Они не будут смотреть на меня.

– О чем он говорит? – спросил Фрэдди.

– О, он пытается убедить меня, что все смотрят на меня, а не на него.

– Он прав, – сказал Фрэдди. – Мэдисон сегодня никого не интересует. Все говорят только о вас.

– Но почему?

– Вы их удивили. Они никак не могут привыкнуть к тому, что вы такая красивая.

– Вы считаете, я действительно красивая.

– Конечно, вы красивая, но я уверен, что вы всегда об этом знали. Я слышал, как Мэдисон говорил вам об этом.

– Я боялась верить ему, – сказала она, обращаясь больше к себе, чем к Фрэдди.

– Ну, мне-то вы можете верить. Вы очаровательная женщина. И если я не ошибаюсь, этот парень, который все время глазеет на вас, хочет набраться смелости и пригласить вас на танец.

Джо набрался-таки смелости и, когда танец кончился, подошел к Ферн. Он очень нервничал.

– Вы не могли бы станцевать со мной следующий танец?

Ферн поискала глазами Мэдисона и увидела, что он разговаривает с Сэмом Бэлтоном. По крайней мере, ей показалось, что это был Сэм. Она видела его только раз в жизни, в тот день, когда он сошел с поезда вместе с Мэдисоном. Она не хотела прерывать беседы Мэдисона и отказывать Джо. После того как он сделал такое неимоверное усилие и преодолел свою робость, было бы жестоко отказать ему. С ней не раз обращались жестоко, она хорошо знала, что это такое. Она будет танцевать с любым, пока ноги ее держат, но она не долго продержится. Она привыкла делать работу, сидя в седле верхом на лошади. Она привыкла носить сапоги. А в этих туфельках ноги не чувствовали должной опоры. Это было все равно, что ходить босиком.

Мэдисон хотел танцевать с Ферн. По правде говоря, он хотел бы отвести ее на крыльцо и снова начать целовать. Сегодня она его уже не отталкивает. Он всегда был уверен, что найдет способ убедить ее выйти за него замуж, но теперь он был уверен, что скоро они начнут вместе думать о свадьбе. Он хотел разговаривать с Ферн, а не слушать болтовню Сэма Бэлтона о злонамеренных техасских скотопромышленниках.

– Вы когда-нибудь видели, как коровы умирают от вашей техасской лихорадки? – спрашивал Сэм у Мэдисона.

– Я и месяца не пробыл в этом городе, – отвечал Мэдисон. – Вы думаете, я только и делаю, что занимаюсь поисками умирающих коров?

– Корова выгибает спину, а голова у нее падает, – сказал Бэлтон, игнорируя протест Мэдисона. Его взгляд горел фанатизмом реформатора, когда он говорил на эту тему. – Глаза у коровы стекленеют. Ноги начинают подкашиваться. Температура поднимается, а аппетит пропадает. Она начинает задыхаться, сердце у нее бьется часто-часто. Дыхание становится зловонным, моча темнеет, иногда в ней появляется кровь. Некоторые коровы впадают в коматозное состояние и лежат без движения. Другие, наоборот, становятся, словно бешеные, и трясут головами с такой силой, что ломают рога.

– У меня нет коров, так что не надо меня запугивать. Поговорите лучше с моим братом Джорджем.

– Я пытался, но он все равно пригоняет свои стада в Абилин.

– Значит, можно предположить, что жители Абилина поощряют его на такие действия.

– Он не будет больше пригонять сюда скот. Я сейчас пытаюсь организовать местных жителей на борьбу с техасцами, – заявил Бэлтон с бесстрастным выражением лица. – Мы послали прошение губернатору штата о том, чтобы был установлен санитарный пограничный кордон. Мы очистим этот город от техасского скота и не позволим вашим людям здесь обогащаться. Пусть наши фермеры спокойно работают и заботятся о своих семьях.

– Я думаю, это замечательная идея, – сказал Мэдисон.

– Вы согласны? – спросил Бэлтон, и удивление пришло на смену его воинственному пылу.

– Ну, конечно. Всегда найдется какой-нибудь город, где понадобятся коровы в больших количествах. Кроме того, возле Абилина становится все меньше свободной земли для пастбищ, а теперь извините, меня ждет моя дама.

Огонь сверкнул и погас в глазах Бэлтона. Он проследил за взглядом Мэдисона и увидел Ферн, танцующую с каким-то ковбоем.

– Это действительно дочь Бакера Спраула? – спросил он.

– Да, это Ферн Спраул, – ответил Мэдисон.

– Ну и удивила же она всех. Кто бы мог подумать, что скрывается под этим овчинным жилетом.

– Ничего там не скрывалось, – сказал Мэдисон. – Просто люди не хотят видеть того, чего они не хотят видеть.

– И все-таки техасцам недолго осталось торговать в Абилине.

– Найдите кого-нибудь другого для своих проповедей, – сказал Мэдисон, отворачиваясь от него. – Я устал вас слушать.

«Слишком устал», – подумал Мэдисон про себя. Пока Мэдисон разговаривал с Сэмом Бэлтоном, еще один ковбой пригласил Ферн на танец, а когда танец кончился, Мэдисон исчез куда-то.

Ферн изо всех сил старалась не показывать своего разочарования. Она танцевала со всеми, кто приглашал ее, но вскоре устала быть королевой бала. Она хотела, чтобы на нее перестали обращать внимание. Она хотела опять быть с Мэдисоном. Ее ноги болели, нужно было дать им отдых. Ее радовали ее успехи, но она делала все ради Мэдисона, а не ради себя самой. Если Мэдисон пропал и не наблюдает за тем, как она покоряет зал, то ей лучше присесть и дать отдых ногам.

Еще двое мужчин пробовали пригласить ее на танец, но она отказала и тому и другому.

– Я очень устала, – говорила она. – Танцевать, оказывается, труднее, чем арканить коров.

– Я принесу вам что-нибудь попить, – предложил ей один мужчина.

– Я принесу вам что-нибудь поесть, – сказал другой, и они оба исчезли, а Ферн стала искать взглядом Мэдисона. Она видела Розу и Джорджа, которые разговаривали с миссис Маккой. Саманты не было видно, но Ферн заметила Фрэдди, который танцевал с младшей сестрой Бекки Льюис. Бекки, кажется, была не очень довольна, но ее сестра – просто счастлива.

Потом она увидела Сэма Бэлтона. Может быть, он знает, куда пропал Мэдисон. Она подошла к нему.

– Извините, – сказала она, – вы не видели, куда пошел Мэдисон после беседы с вами?

Ферн решила, что быть красивой не всегда выгодно. Ей не нравилось, что на нее вечно таращились незнакомые мужчины. Она чувствовала себя неловко, как будто являлась общественным достоянием.

– Я думаю, он прошел вон туда, – сказал Бэлтон, указывая на коридор. Он неотрывно смотрел на Ферн. У нее мурашки побежали по коже. Что-то в его голосе показалось ей знакомым, но она никогда раньше не разговаривала с этим человеком.

Пайк говорил, что он живет в Топека. Он прибыл в Абилин только потому, что подыскивал кого-нибудь на должность своего агента вместо Троя.

– Спасибо, – сказала Ферн и рада была поскорее покинуть этого человека. Она полагала, что не стоит судить о людях по первому впечатлению, но этот тип ей явно не нравился, и она с этим ничего не могла поделать. Если бы он пригласил ее на танец, то она нашла бы повод отказать ему. Она поджидала Мэдисона, расстроенная общением с Бэлтоном. Ей хотелось подойти к Розе с Джорджем, которые разговаривали с миссис Маккой, но она решила не делать этого. Она побаивалась хозяйки дома.

Ферн еще никогда не приходилось бывать в таком большом доме. Дуг Маккой построил этот дом на деньги, вырученные от продажи скота. Он зарабатывал гораздо больше, чем Бэлтон зарабатывал на продаже земли фермерам. Бэлтон понимал, что если торговля скотом переместится в другое место, то половина абилинских бизнесменов разорится, а он знал, что его настоящими конкурентами были абилинские бизнесмены, а не техасские скотопромышленники.

Ферн хотела бы знать, зачем Маккойям столько много комнат. У них было три гостиных, по крайней мере, она думала, что это гостиные. Все они были ярко освещены. Тут можно было отдохнуть после танцев и спокойно поговорить.

Мэдисон и Саманта оказались во второй гостиной. Ферн открыла было рот, чтобы сказать что-то, но тут она услышала то, что говорит Мэдисон, и не смогла вымолвить ни слова.

– Я всегда любил тебя, Саманта, – говорил Мэдисон, – но никогда не любил тебя так, как сегодня. Ты редкий человек.

Потом он поцеловал ее. Открыто, не опасаясь, что их могут увидеть. Он даже не прикрыл дверь и не смотрел по сторонам. Он просто, не стыдясь никого, поцеловал ее, как будто так и надо было.

– Я тебя тоже очень люблю, Мэдисон, – сказала Саманта. – Ты знаешь, что я все для тебя сделаю.

Больше слушать такое Ферн не могла. Нужно было уходить. Мэдисон врал ей. Оказывается, он любит Саманту. Ферн слышала это из его собственных уст.

Она повернулась, чтобы уйти, но не могла идти через зал на виду у всех этих людей. Кто-то непременно захочет пригласить ее на танец. Роза спросит у нее, почему она уходит с бала так рано. Кто-нибудь сообщит Мэдисону, и он придет за ней.

Она направилась в заднюю часть дома, проскользнула мимо последней открытой двери и попала на кухню. Несколько женщин готовили пищу для гостей, но Ферн не задержалась на кухне и не заметила, знакомы ли ей эти женщины или нет. Она быстрым шагом миновала кухню, вышла через черный ход и оказалась в саду.

Почти ничего не видя из-за темноты и слез, которые стояли у нее в глазах, она натыкалась на стоящие полукругом коляски, кареты и пролетки. Она хотела обойти их, но вдруг опознала коляску Мэдисона. Внезапно приняв решение, она непривычным движением подобрала платье, чтобы залезть в коляску.

– Могу я вам помочь?

Чуть не вскрикнув от неожиданности, Ферн повернулась на голос, и увидела перед собой незнакомого мужчину.

– Вам трудно садиться в коляску в таком платье.

– Да, это целая проблема, – согласилась Ферн, подумав, что в темноте не видно ее заплаканного лица.

– Жаль, что вы так рано уезжаете, – говорил молодой человек, поддерживая Ферн за руку, в то время как она поставила ногу на подножку.

– У меня разболелась голова, – сказала Ферн. – Это от музыки и громких голосов. – Ей удалось залезть в коляску.

Она села и взяла в руки поводья.

– Держитесь подальше от Техасской улицы, – посоветовал ей молодой человек. – Стоит этим пьяницам заметить вас, как они бросят своих танцовщиц и погонятся за вами.

– Спасибо, – произнесла Ферн. Как только она выехала на улицу и повернула в сторону дома миссис Эббот, она снова расплакалась.

Ферн обрадовалась, увидев, что в доме нет света. Она не хотела встретить кого-то, кому нужно было что-то объяснять. Она поспешила пройти в свою комнату и зажгла свет. Она сорвала с себя платье, чуть не разорвав его на части. Она ненавидела этот символ утраченных грез.

Если бы она не надела это платье, то и не приняла бы решение выйти замуж за Мэдисона, если бы она не надела это платье, то не покончила бы навеки с прежней Ферн. Если бы она не надела это платье, она не разбила бы свое сердце.

Браня себя за глупость, она переоделась в привычные штаны и рубашку. Она винила в своем несчастье Мэдисона и Саманту, Розу и Джорджа, Хэна и миссис Эббот, а также всех тех, кто вошел в ее жизнь после того злосчастного дня, когда Мэдисон сошел с поезда в Абилине.

Но она прекрасно понимала, что должна винить во всем только себя. Никто не заставлял Ферн думать, кроме нее самой. Никто не заставлял ее отказываться от прежней привычной жизни ради чего-то абсолютно недосягаемого. Может быть, Мэдисон и расставил сети, но попала в них она по своей воле и глупости.

Ферн успела уже натянуть сапоги, когда в комнату вошла миссис Эббот в халате, накинутом на голые плечи. Волосы у нее были завиты на ночь.

– Что вы делаете дома так… Что вы сделали с платьем? – почти кричала она. – Вы же испортили его.

– И хорошо, – сказала Ферн. – Если бы у меня было время, я бы сожгла его.

– Что случилось? Где мистер Мэдисон?

– Я не знаю, и мне плевать, где он, – сказала Ферн, собирая свои вещи. – Но вы можете передать ему, если он вспомнит обо мне и спросит, что я пришлю коляску назад завтра рано утром.

– Но куда вы едете?

– На ферму, там мое место. Мне не надо было вовсе покидать ее. Вот что случается, если ты хочешь быть не тем, кем являешься на самом деле.

– Я не понимаю, о чем вы говорите, – взмолилась миссис Эббот.

– Это не имеет значения. Зато я все поняла. Наконец-то. Пожалуйста, поблагодарите Розу за все, что она сделала для меня.

– Вы сами ее увидите.

– Сомневаюсь. – Ферн надела шляпу и повернулась к двери. – Вам тоже спасибо. Вы были так добры.

– Не знаю, была ли я так уж добра, – возразила миссис Эббот, – но знаю точно, что миссис Рэндолф будет очень огорчена. Вы ей очень нравитесь.

– Она мне тоже очень нравится, – сказала Ферн, но чему быть, тому не миновать.

Слезы душили Ферн, когда она покидала дом. Но она не хотела плакать на глазах у миссис Эббот. Это ее личная беда. Она сама преодолеет ее.

Она чувствовала себя очень одинокой, добираясь до фермы. Она не радовалась виду прерии и не испытывала подъема душевных сил, как прежде, когда проезжала эти места. Хотела она этого или нет, она оставила свое сердце в Абилине и не была уверена, что вновь обретет его.

Мэдисон нигде не мог найти Ферн. Он скучал по ней и многое хотел ей рассказать. Саманта предложила помочь Ферн войти в бостонское общество. Она сказала Мэдисону, что Ферн могла бы пожить у нее с Фрэдди до тех пор, пока будет в состоянии вести свой собственный дом. Для женщины с темпераментом Ферн не легко будет войти в бостонское общество. Мэдисон был намерен сделать все, чтобы облегчить ей ее задачу.

– Если вы ищите вашу юную леди, – обратился к нему Сэм Бэлтон, – то она спрашивала о вас не так давно. Я сказал ей, что вы прошли через коридор.

– Когда она вернулась?

– Кажется, она вообще не возвращалась. Мэдисон не мог представить, что могла делать Ферн одна в гостиной. А, может быть, она не одна? Мэдисон почувствовал приступ ревности. Он не хотел, чтобы она с кем-то была наедине. Даже с Фрэдди. Особенно с Фрэдди. Мэдисон нетерпеливо пробирался сквозь толпу в зале.

Он проигнорировал несколько человек, которые хотели заговорить с ним. Он даже не слышал их. Его мысли были лишь о Ферн.

Ее нигде не было. Все комнаты были пусты. Куда она могла уйти? До его слуха дошел шум голосов женщин на кухне. Может быть, они покажут ему еще какую-то комнату, которой он не знал. Он открыл дверь.

– Я ищу одну даму, которая должна была проходить здесь, – сказал он, глядя на женщин, которые во все глаза рассматривали его. – Ее нет в гостиных. Может быть, здесь есть еще комната, куда она могла бы зайти?

– Красивая девушка в ярко желтом платье?

– Она должна быть красивой, – сказала вторая женщина, слегка толкнув свою подругу локтем, – посмотри, разве такой мужчина будет знаться с какой-нибудь уродиной.

Мэдисон сдержал улыбку.

– Да, она очень красивая и одета в желтое платье, – подтвердил он.

– Она пробегала здесь минут двадцать назад. Она выскочила во двор. Куда она делась потом, я не могу сказать.

Мэдисон почувствовал некоторое беспокойство. Что-то было не так. Когда он видел Ферн в последний раз, она веселилась. Он бы не оставил ее одну, если бы она была в плохом настроении.

Возле дома Ферн тоже не оказалось, но он и не ожидал ее там найти. Она не стала бы покидать дом для того, чтобы бродить в саду. Случилось что-то, что расстроило ее и, не найдя его, она убежала. Его не удивило то обстоятельство, что она не обратилась к Розе. Он так привык быть единственным утешителем Ферн, который постоянно приходит на помощь в трудную минуту, что и не представлял, как она может обращаться за помощью к кому-то другому.

Зачем ей кто-то другой? У нее был человек, который любил ее и хотел жениться на ней. Он хотел взять ее с собой в Бостон и сделать ее богатой и счастливой. Он был тем человеком, который намеревался всю оставшуюся жизнь посвятить Ферн, сделать так, чтобы она забыла все страдания, которые выпали на ее горькую долю. Было бы вполне естественно, чтобы она обращалась за помощью только к нему.

– Почему же она не сделает этого?

А когда он обнаружил, что его коляска исчезла, он начал беспокоиться по-настоящему.

– Она не сказала мне, почему ушла с бала, – говорила Мэдисону миссис Эббот. – Она ничего не сказала толком. Она просто ворвалась сюда, схватила столько своих вещей, сколько смогла унести, и убежала. Но перед этим успела испортить свое платье. Теперь с ним уже ничего не сделаешь, больше она его носить не может.

Как только Мэдисон увидел платье, он понял, что Ферн не просто расстроилась. Она была в ярости.

Он точно обезумел. Он не знал, что могло так разгневать ее. Он не имел понятия о том, что ей такое могли сделать. Но он уж позаботится о том, чтобы впредь такого не случалось. Пора уже людям знать, что у Ферн есть мужчина, готовый ее защищать. Он был готов разобраться с любым из-за нее.

– Она сказала мне, чтобы я передала вам, что она пришлет вашу коляску завтра утром, – сообщила ему миссис Эббот.

– Не беспокойтесь, я сейчас же отправлюсь на ферму. Я сам заберу коляску и привезу Ферн.

Дорога домой не успокоила Ферн. Скорее наоборот. К тому времени, как она почистила лошадь и поставила ее в стойло, Ферн еще больше разволновалась. Все напоминало ей о Мэдисоне. Его лошадь, его коляска, его амбар, его дом. Этот человек был повсюду. Она задыхалась в его объятиях.

Но ей некуда было деваться, по крайней мере, этой ночью. Может быть, в будущем она продаст ферму и сожжет дом с амбаром. Конечно, это глупое расточительство, но она сделает все, чтобы освободиться от Мэдисона и всего, что с ним связано. Она не могла дышать в атмосфере, где витал его дух.

Идя через двор к дому, она вдруг осознала, что единственное тут, что не принадлежит Мэдисону, это ее одежда, а также одиннадцать кур, четыре свиньи и одна корова. Ведь даже стадо, благодаря шуткам Мэдисона о быках, было осквернено его прикосновением.

Она вошла в дом и хлопнула дверью. Она припомнила то время, когда считала покупку этого дома самым замечательным событием в ее жизни. Теперь она чувствовала себя здесь, как в тюрьме.

Она не могла оставаться здесь. По крайней мере, не сегодня ночью. Она проведет ночь на брошенной ферме Коннора. Мэдисон может преследовать ее, но туда он заглянуть не додумается.

Ферн хотела ударить себя за то, что посмела надеяться, будто он станет искать ее. Но даже если бы он стал искать ее, это ничего бы не изменило. Возможно, он вообразил, что любит ее – каждый сходит с ума по-своему – но появление Саманты вернуло его к действительности. Он снова спятил, когда увидел Ферн в платье. Может быть, он был изумлен, увидев, что она такая красивая.

Что бы там ни было, он вовремя пришел в себя и понял, что любит только Саманту. И это хорошо. Ферн не нужен был мужчина, который не любит ее. Она не хочет мечтать о человеке, который влюблен в другую.

Ферн схватила одеяло и подушки и бросила их к двери. Она искала простыни, когда услыхала стук копыт.

Она замерла. Ничтожество! Он все-таки нашел ее.


ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ


Ферн себе не верила: ее сердце вдруг забилось с удвоенной силой, ее усталое тело внезапно наполнилось новой энергией, которой хватило бы на двоих.

– Стоит ему только показаться перед тобой, и ты сразу готова упасть ему на грудь, – произнесла она вслух, чувствуя отвращение к самой себе. – Ты, наверное, хочешь, чтобы он отвез тебя в Бостон и сделал своей любовницей, в то время как сам женится на Саманте Брюс.

Эта мысль положила конец ее колебаниям. Она могла многое вынести, но делить Мэдисона с другой женщиной и быть при этом второй скрипкой она не могла. Она бросила простыни, которые только что нашла, шагнула к двери и распахнула ее.

Конь Мэдисона – весь в мыле от бешеной скачки – только что внес Мэдисона во двор. У Ферн защемило сердце. На Мэдисоне все еще была одежда, которую он носил на вечеринке. Он выглядел великолепно. Даже после его предательства ей нужно было собрать всю силу воли, чтобы отослать его назад в город.

– Не трудись слезать с коня, – крикнула она Мэдисону. – Я ничего не хочу слышать.

Мэдисон спрыгнул на землю. Он не стал привязывать коня к столбу. Он подошел к Ферн и обнял ее.

– С тобой все в порядке? – спросил он. – Что случилось? Почему ты ушла? Почему не нашла меня?

Забота о ней проложила складки на его лбу.

(Не дай ему одурачить тебя. Он дурил тебе голову раньше. Если ты сейчас с этим не покончишь, это будет всегда продолжаться.)

– Нет, я не в порядке, – отвечала Ферн, сдерживая изо всех сил отчаянно бьющееся сердце. – У меня была ужасная головная боль, и на ногах у меня завтра точно будут мозоли. Кое-что еще у меня тоже болит, но это пройдет. Никогда в жизни я уже не буду так страдать. Никогда!

– Ты больна? – спросил Мэдисон. – Тебе не следовало уезжать одной. Надо было сказать об этом Розе или миссис Эббот.

– Я больше не позволю людям заботиться обо мне, – заявила Ферн, высвобождаясь из его объятий. – Я должна была знать с самого начала, что от этого одни неприятности.

– Я думал, тебе нравится Роза.

Ферн хотела бы, чтобы у нее хватило силы духа ударить его. Как он смел преследовать ее?! Добропорядочный человек в такой ситуации просто порвал бы с ней. И уж, по крайней мере, не стоял бы здесь с таким видом, будто она значит для него все в этом мире. Он должен быть вместе с Самантой и Маккоями. Вот где его место – среди красивых, богатых и образованных. Если бы в нем была хоть капля доброты, он бы забыл Ферн и позволил ей вернуться к ее коровам.

– Кто-то сказал что-нибудь обидное тебе? Когда я увидел твое платье, практически разорванное в клочья, я подумал, что с тобой случилось нечто ужасное.

Ну, хватит. Она не могла больше это выносить. Она ударила его кулаком в грудь. Не так сильно, как хотела бы, но достаточно сильно. У него глаза вылезли из орбит.

– Ты еще долго будешь притворяться? – спросила Ферн.

– Притворяться в чем?

Ферн схватила подушку и швырнула ее в Мэдисона. Он небрежно отмахнулся от нее.

– Притворяться в том, что я тебе небезразлична. Притворяться в том, что ты любишь меня.

Она швырнула в него свое одеяло. Оно не причинило ему вреда, но развернулось и повисло на нем. Мэдисон в гневе отбросил его в сторону.

– Что ты несешь, черт побери?

– Я говорю о той лжи, которую ты внушал мне в течение последней недели, а я, как дура, верила твоему вранью.

Она кинула в него сапог и промахнулась, но бросила в него другим сапогом и попала. Это так взбодрило ее, что она стала искать, чем бы в него еще запустить. Но в доме больше ничего не было. После того, как все было унесено торнадо, Ферн еще не занималась толком обустройством дома, потому что жила у миссис Эббот. Расстроенная, она протянула руку к узлу со своей одеждой.

– Что с тобой случилось? Еще часа не прошло с того времени, как мы разговаривали с тобой о свадьбе. А теперь ты бросаешься в меня чем попало.

– Не говори со мной о свадьбе, – ты, гнусный обманщик, – сказала Ферн и швырнула в него свой овчинный жилет. – Ты хотел поразвлечься со мной во время вынужденного пребывания в Канзасе, да?

Сквозь ворох штанов и рубашек, которые летели в него, Мэдисон бросился к Ферн. Схватил ее за запястье.

– Почему ты называешь меня обманщиком? Я же не смотрю на других женщин с тех пор, как встретил тебя.

Страшный гнев, который обуял Ферн, придал ей сил, и она освободилась от Мэдисона. Она схватила чашку, из которой пила кофе, и кинула в него. Чашка разбилась о стену прямо за его спиной.

– А Саманта Брюс, ты, негодяй? – крикнула она, в отчаянье пытаясь найти что-нибудь еще, чтобы запустить в Мэдисона. Она нашла шпоры. Одна пролетела мимо него, но вторая ударила его в грудь, издав глухой звук.

– Я не верю, что ты считаешь меня такой дурой, настолько влюбленной в тебя, что ты мог бы жениться на ней, а меня держать для развлечений.

– Ты с ума сошла? – спросил Мэдисон, уклоняясь от летящего в него кофейника. – Я не хочу жениться на Саманте. Я хочу жениться на тебе.

– Это ты говоришь мне, но что ты говорил ей? – Она кинула в него тарелку, но промахнулась.

– Что ты имеешь в виду? Я весь вечер смотрел, как ты танцуешь с разными ковбоями.

– А что ты говорил Саманте, когда целовал ее в гостиной, гнида?

Она запустила в него еще одной чашкой. На этот раз она почти попала.

– Я никого не целовал.

– Не ври мне, Мэдисон Рэндолф. Я видела это своими глазами. Ты целовал ее. Ты говорил ей, что любишь ее. А она говорила, что все сделает для тебя.

– Ах, это, – сказал Мэдисон таким тоном, как будто она только что сообщила ему о том, что хочет поменять занавески на кухне. – Это ничего не значит.

– Для тебя это, может быть, и ничего не значит, ты, бессовестный распутник, но для меня это чертовски много значит, – она подняла стул и занесла его над головой, чтобы бросить его в Мэдисона.

Она совершила ошибку. До этого Мэдисон еще терпел ее выходки, но теперь он подскочил к ней, прежде чем она бросила стул, вырвал его из ее рук, и, до того как она успела схватить другой, прижал ее к стене.

– Прежде, чем ты тут все разнесешь, расскажи мне в чем дело.

Он стоял вплотную к ней, держа ее за руки, прижимая их к ее бокам. Торпясь покинуть дом миссис Эббот, Ферн забыла надеть сорочку. Она чувствовала, как ее грудь касается Мэдисона. Ощущение было такое, будто на ней ничего нет. Это пугало, но и возбуждало ее. Соски Ферн терлись о его накрахмаленную рубашку, и от них, словно ток по проводом, шло возбуждение во все нервные окончания ее тела. Она почти забыла о ссоре с Мэдисоном.

Почти, но не совсем.

– Что тут объяснять. Ты сам прекрасно понимаешь, что это значит – целовать женщину.

– Смотря какую женщину.

Ферн пыталась освободиться, но он держал ее железной хваткой. Она хотела ударить его, но ее руки были плотно прижаты к ее бокам.

Она больше не желала видеть Мэдисона, она лишь хотела причинить ему такую же боль, какую он причинил ей.

– Я не знаю, что по этому поводу думает мисс Брюс, и мне плевать на ваши бостонские нравы. Здесь, в Канзасе, человек, который только что клялся в любви одной женщине и просил ее стать его женой, не будет через пять минут целовать свою прежнюю возлюбленную в гостиной. Мы, конечно же, дикари, но какие уж есть.

– Ты действительно расстроилась из-за этого? Правда? Ты думаешь, что я на самом деле люблю Саманту?

– Я видела, как ты целовал ее! – крикнула Ферн.

– Я слышала, как ты говорил, что любишь ее. Почему я не должна верить своим глазам и ушам?

– Потому, что я сказал тебе: я люблю тебя. Я просил тебя стать моей женой.

– И я, дура, тебе поверила.

– Саманта – мой друг. Я давно ее знаю.

– Но это еще не значит, что ты должен целовать ее! – крикнула Ферн. – Пайк и Рид тоже мои друзья, но я же не целуюсь с ними. Я не признаюсь им в любви. Если бы я начала это делать, они бы подумали, что я рехнулась.

– Ты хочешь знать, что мы делали в гостиной?

– Я уже знаю.

– Нет, не знаешь. Тебе только кажется, что ты знаешь.

– И ты не целовал ее, да?

– Целовал.

– И ты не говорил ей, что любишь ее?

– Не помню, может быть, и говорил.

– Ты не помнишь! – взвизгнула Ферн. – Наверное, ты также не помнишь, что признавался в любви мне.

– Мне кажется, я помню каждое слово, которое сказал тебе.

Ну вот, он опять пытается обмануть ее своими ласковыми речами, пытается заставить ее поверить в то, что она играет большую роль в его жизни. Больше всего ее бесило то, что ей хотелось верить ему. Она не верила, но ей очень хотелось поверить. После того, как ей не удалось высвободиться из его рук, она делала все, чтобы, по крайней мере, не смотреть на него. Пусть она не может освободиться, но она будет избегать его притворно искреннего взгляда. Ферн не могла понять, как этот человек может так убедительно врать ей. Никогда она не постигнет этого. Она полагала, что ему удавалось это потому, что он был адвокатом. – Саманта и я, мы говорили о тебе.

– И ты так увлекся, описывая ей, как любишь меня, Что стал целовать ее – первую попавшуюся под руку красавицу.

– Я сказал ей, что просил твоей руки, но у меня есть сомнения насчет того, сможешь ли ты жить в Бостоне.

– Ты, наверное, думал, что я буду ходить на все балы в штанах и овчинном жилете. Тебе было бы очень неловко за меня, не так ли? Воображаю, что стали бы говорить твои старые друзья. «Не можем понять, что нашло на Мэдисона. Почему он втрескался в эту странную особу? Ведь ее место не в салоне, а в салуне».

– Я сказал ей, что ты будешь себя чувствовать очень одиноко без друзей.

– А ты думал, что у дикарей могут быть друзья, особенно в Бостоне? Может быть, ты подумывал о том, чтобы привезти мне туда бизона или дикую собаку из прерии, чтобы мне не было так скучно одной? Но, надеюсь, ты не хотел подарить мне гремучую змею. Она бы слишком напоминала мне тебя.

– Саманта сказала, что была бы счастлива познакомить тебя со своими друзьями, чтобы ты не скучала во время моих отъездов из Бостона. Я иногда уезжаю по делам.

Ферн заколебалась: продолжать ей сердиться или нет.

– Зачем ей это делать для меня? Она же сама влюблена в тебя.

– Но я не давал ей никакого повода для того, чтобы она влюблялась в меня.

Ферн почувствовала, как из нее выходит пар, словно воздух из проколотого воздушного шарика.

– А тебе и не надо давать никакого повода. Женщины влюбляются в мужчин без всякого повода. Я влюбилась в тебя, когда сама считала тебя самым несносным, самодовольным и самоуверенным из всех негодяев, которых только терпит земля.

– Значит, ты еще любишь меня, – сказал Мэдисон, так сильно сжимая ее в своих руках, что она чуть не задохнулась.

Надежда, упрямая маленькая сволочь, никак не хотела исчезать. Она опять вынырнула на поверхность, как яблоко из ведра с водой.

– Я сказала, что влюбилась в тебя, но не говорю, что люблю тебя сейчас.

– Ты слишком упряма, чтобы постоянно менять свои решения.

Черт возьми! Опять он заговорил ее своими ласковыми речами.

– Ты, без сомнения, самый самодовольный, отвратительный…

Мэдисон крепко поцеловал ее в губы.

– Мне кажется, я влюбился в тебя в ту минуту, когда ты прыгнула на лошадь и поскакала по прерии. И с тех пор я люблю тебя.

Она чувствовала, что сдается, начинает верить ему.

– Тогда почему ты целовал Саманту? – настаивала Ферн. – Почему говорил ей, что любишь ее?

– Да, я люблю ее, – отвечал Мэдисон. – Я люблю всю эту семью. Они имели мужество взять бедного мальчика с Юга в свой дом во время жестокой войны между Севером и Югом. Они платили за мое образование, я вращался в кругу их друзей, они считали меня членом семьи. Я всегда буду любить их, но это не значит, что я хочу жениться на Саманте. Она мне, как сестра.

– У нее к тебе не сестринские чувства.

– Откуда ты знаешь? Она говорила тебе?

– Нет, но это сразу видно. Роза поняла это в первый же вечер, когда увидела Саманту.

Мэдисон был удивлен.

– Я не знал этого. Почему же она ничего мне не говорила?

– Она не могла сказать такое тебе, особенно зная, что ты любишь другую.

Она видела растерянность в его глазах. Ясно было, что он не хочет обижать Саманту. Было невозможно не верить в искренность его слов, и Ферн стало стыдно из-за того, что она не верила ему.

Она давно должна была понять, что Мэдисон не стал бы лгать ей. Ему было наплевать на то, что думают о нем люди. Если бы она не была так неуверенна в себе и уверена в том, что он никогда не полюбит ее такой, какая она есть, она бы давно поняла это.

Мэдисон никогда не лгал ей. Это она сама лгала себе годами.

Ферн чувствовала, как тает ее решимость. Потом она вообще исчезла, как снег весной. Ферн была влюблена в Мэдисона до гробовой доски. Она должна доверять ему и себе.

– Жаль, если я обидел Саманту, – сказал Мэдисон. – Я не хотел этого, но я люблю тебя. Я хочу жениться на тебе.

– Ты уверен? – спросила Ферн. Голос ее смягчился.

– Ни в чем я еще не был так уверен за всю жизнь. Ты сводишь меня с ума до такой степени, что я даже начал спрашивать, как мне быть, у Уильяма Генри.

– Что? – не поняла Ферн, готовая пускать пузыри от радости.

– Я искал Розу, чтобы попросить у нее совета, что мне сделать для того, чтобы ты полюбила меня, но не нашел ее, и стал разговаривать с ее сыном.

Ферн посерьезнела.

– Я пока еще точно не знаю, но, мне кажется, я позволю тебе заниматься со мной любовью. Только я не хочу детей.

– Это из-за того, что случилось с твоей матерью?

Она кивнула.

Мэдисон крепко прижал ее к себе.

– Я покажу тебя лучшим докторам Нью-Йорка. Мы даже можем поехать в Европу, если хочешь. Тебе не надо будет рожать, пока ты боишься. Я сам не хотел иметь детей, пока не увидел своего очаровательного племянника. Однако у меня, в любом случае, есть еще пять братьев, так что Рэндолфов всегда будет в избытке в этом мире.

– Ты уверен, что будешь счастлив, не имея детей?

– Не знаю, но без тебя я определенно буду несчастлив. – Он поцеловал ее в кончик носа. – Я привык ухаживать за тобой. Мне это очень нравится.

– Но есть еще одна проблема, – заметила Ферн. Последовала тишина.

– Что нам с ней делать? – спросил Мэдисон.

– Ты же не думаешь, что сможешь жениться на мне и не… не…

– Я хочу, чтобы ты была моей женой, Ферн, несмотря ни на что.

Но Ферн прекрасно понимала, что если с детьми он и готов подождать, то явно не намерен воздерживаться от половой любви с ней. Может быть, он постарается не домогаться ее, и, возможно, это ему удастся, но тогда в их совместной жизни будет явно недоставать некой изюминки. Она не была уверена, что сама перенесет подобный брак. Даже теперь, когда их тела прижаты друг к другу, она вся дрожит и чувствует, что хочет быть с Мэдисоном, еще крепче прижаться к нему, прильнуть к нему всем телом.

Ей казалось, что в ней борются две силы – ее разум говорил ей, что близость с Мэдисоном причинит ей боль, а ее плоть настаивала на том, что в объятиях Мэдисона она испытает новое, удивительное наслаждение.

– Я думаю, мы должны попробовать.

Мэдисон уставился на нее.

– Когда?

Она сглотнула слюну.

– Сейчас.

– Ты уверена?

– Да. Я не хочу выходить за тебя замуж до тех пор, пока не узнаю, могу ли я быть тебе подходящей женой. Она приложила свои пальцы к его губам, видя, что он хочет что-то сказать. – Я скорее предпочту, чтобы ты женился на Саманте и жил с ней счастливо, чем был в браке со мной, и мы спали бы на разных кроватях.

– Я не позволю тебе…

– Ты не можешь тут принимать решения, – сказала Ферн. – Если я не смогу заниматься любовью с тобой, то не смогу и выйти за тебя замуж. Это мое последнее слово.

– Ты знаешь, что я люблю тебя, но я никогда не прощу себя, если причиню тебе боль.

– Я прошу тебя об этом, – сказала Ферн. – Я боюсь, но я хочу тебя. – Она высвободила свои руки из его рук и обняла его. – Я еще немного паникую, когда ты обнимаешь меня, но уже испытываю и другие чувства. Мне кажется, что должно случиться нечто чудесное, и все мое тело замирает от сладкого предчувствия. Кажется, со мной должно вот-вот произойти что-то такое, чего я с нетерпением жду и страстно желаю. Это чувство ожидания становится сильнее после каждого твоего нового объятия и поцелуя. Я хочу ласкать тебя, Мэдисон. Я хочу, чтобы ты ласкал меня.

Мэдисон с нежностью убрал прядь волос, упавшую на лоб Ферн. После того, как она в клочья разорвала свое платье, проделала пять миль в открытой коляске и метнула в него всеми вещами, которые только имелись в комнате, почти ничего на осталось от той элегантной прически, которую Роза соорудила на голове Ферн, не говоря уже о заколках, которые держали эту прическу.

– Я так хочу обладать тобой, – сказал он. – Но больше всего я хочу, чтобы мы всю жизнь прожили с тобой вместе. Я не хочу делать с тобой ничего такого, что могло бы принести тебе страдания и отравить твое будущее. Останови меня, если почувствуешь страх, или что-то будет не так, или просто, если тебе не захочется продолжать. Поняла?

Ферн кивнула.

– Я серьезно.

– Я знаю. А теперь кончай болтать и поцелуй меня. Неловкость и слабый страх пока не проходили, но Ферн заставила себя полностью отдаться поцелую Мэдисона. Она любила его. Она хотела быть его женой. Она преодолеет свой страх и позволит ему заниматься любовью с ней. Это необходимо. Все ее будущее зависит от этого.

Но ей нравилось то, что с ней происходило. Ей нравилось ощущать прикосновение рук Мэдисона, когда он обнимал ее. Вот так стоять с ним в центре комнаты и чувствовать его губы на своих губах. Раньше ее никто не обнимал. Даже когда она была девочкой, отец не пускал ее к себе на колени. Он не укладывал ее в постель. Не утешал ее, когда у нее что-то болело, или когда она боялась чего-то. Всю жизнь она сама заботилась о себе, стараясь убедить себя, что ей никто не нужен. Что ей ничего ни от кого не надо. Она врала себе.

Ей просто необходима чья-то забота и ласка, но она врала себе, полагая, что это не для нее. Теперь, в объятиях Мэдисона, она понимала, что может получать от жизни все, что заслуживает женщина.

Если бы только ей удалось преодолеть ее страх. Ферн сосредоточилась на губах Мэдисона. Они были как будто мягкие, но в то же время такие упругие и нежные. Он покусывал ее нижнюю губу, терся губами о ее губы, или проводил по ним кончиком языка. Он был все еще нежен, когда стал целовать ее более страстно, разомкнув ей губы и просунув ей в рот язык. Она вся была в кольце его рук. Его пальцы скользили по ее спине, нежно поглаживая ее, прижимая ее ближе и ближе к себе, пока, наконец, они чуть ли не слились в одно тело, воспламененное страстью.

В своем сознании она воздвигла мощные укрепления против своего старого страха, который то и дело выглядывал из своей темной пещеры и готов был в любую минуту испортить ей все удовольствие, разрушить ее будущее. И будущее Мэдисона тоже. Прижимаясь к нему еще плотнее, она вся отдалась его поцелуям и тому наслаждению, которое он давал ей.

– Поцелуй меня, – попросил ее Мэдисон.

– Я и так целую тебя.

– Нет, это я целую тебя. Это две разные вещи.

Мэдисон перестал целовать Ферн. Она почувствовала себя покинутой. Она убрала руки с плеч Мэдисона, взяла в руки его лицо и прижала его к себе. Его губы были теплые, влажные, но безответные. Она потерлась о них своими губами. Губы Мэдисона были гладкие и мягкие. Она сильнее надавила на них, но они не отвечали ей. Приоткрыв рот, она поцеловала Мэдисона. Сначала осторожно, потом все более уверенно.

Он все еще не отвечал на ее поцелуй.

Обняв Мэдисона за шею, Ферн крепко поцеловала его в губы, приоткрыв рот, впиваясь в него с такой же страстностью, с какой он целовал ее прежде. Она чувствовала, что он весь дрожит, но упорно не хочет брать инициативу в свои руки, позволяя Ферн учиться самой.

Со все растущим возбуждением она приняла его вызов.

Слегка колеблясь, она все же провела кончиком языка между его губами. Он вздрогнул. Она решила, что от удовольствия. Становясь смелее и нетерпеливей, она просунула язык между его губ и прикоснулась к его гладким зубам. Ферн застонала от наслаждения и крепко обняла Мэдисона за шею.

Он более не в силах был сдерживать себя.


ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ


Мэдисон до боли сжал Ферн в своих объятиях. Он прильнул губами к ее губам со всей страстностью человека, которому долго приходилось сдерживать свои желания. Его язык проник ей в рот и всасывал в себя ее свежесть.

Но в то время, когда его ничем не сдерживаемая страсть зажгла в Ферн ответный огонь желания, ее вдруг всю сковало страхом.

Мэдисон почувствовал, как она вся напряглась.

– Ты хочешь, чтобы я прекратил? – спросил он ее хриплым от страсти голосом.

– Держи меня, – сказала Ферн, обнимая его и прижимаясь к нему всем телом.

Странно, что эта близость, которая вызывала в Ферн все увеличивающийся страх, в то же время так успокаивала ее. В объятиях Мэдисона она чувствовала себя вне опасности, она ощущала себя любимой. И никакой страх не мог победить это чудесное чувство.

Они стояли, обняв друг друга, и руки Мэдисона блуждали по ее спине и бедрам. Он ласкал ее, успокаивал, утешал. Она прижималась к нему. Постепенно напряжение стало исчезать. Вместо него она ощутила страстное желание в груди. Она почувствовала, что ее соски затвердели.

Она чувствовала эрекцию Мэдисона.

Человек, который напал на нее той ночью, обнимал ее только до пояса.

Она с испугом чувствовала, как Мэдисон ласкает ее груди.

Тот человек хватал ее за грудь. Он делал ей больно руками и зубами. Он целовал ее горячими губами до тех пор, пока она не почувствовала тошноту. Он навалился на нее всем телом и придавил к земле. Он до смерти испугал ее.

Но теперь все было по-другому. Мэдисон был другой человек.

Ей нравились его поцелуи, нравилось находиться в его объятиях.

Он не вел ее к кровати, он стоял с ней в центре комнаты. Но Ферн хотела бы, чтобы он положил ее на кровать. И все же, когда руки Мэдисона оказались на ее груди, она не могла думать ни о чем, кроме той ужасной ночи.

– Ты хочешь, чтобы я прекратил? Скажи мне, – спрашивал ее Мэдисон.

Одна Ферн хотела, чтобы он прекратил, но другая хотела продолжать. Она ничего не сказала.

Рука Мэдисона ласкала ее шею, и от этого Ферн еще больше расслабилась. Он провел пальцем по ее горлу, обнял ее за плечи и привлек к себе.

– Я хочу, чтобы тебе это нравилось, – промолвил Мэдисон с нежностью в голосе. – Нечего этим заниматься, если не получаешь удовольствия от этого.

– Скоро мне понравится, – сказала ему Ферн. Ей понравится. Она хотела, чтобы ей понравилось.

Руки Мэдисона скользнули под ее рубашку. Она застонала от прикосновений его пальцев к ее голому телу. Это были удивительные ощущения. Если раньше она испытывала удовольствие от его объятий, то теперь она почувствовала блаженство. Его руки были теплые и мягкие. На них не было жестких мозолей. Тепло его рук успокаивало ее. Но прежде чем она успела толком привыкнуть к этим прикосновениям, его руки поползли выше. Она замерла в тревожном ожидании. Под рубашкой у нее ничего не было. Руки Мэдисона приближались к ее груди.

– Я просто хочу ласкать тебя, – прошептал Мэдисон. – Не надо бояться.

(Я боюсь.)

Мэдисон взял ее груди в свои руки, и Ферн показалось, что она не перенесет этого. Ощущения, которые испытывала ее плоть, были такими сильными и противоречивыми, что она не могла в них разобраться. Она прильнула к нему, ее ногти царапали его спину.

– Здесь он делал тебе больно? – спросил Мэдисон.

Она кивнула. Говорить она не могла.

– Я не сделаю тебе больно. Я перестану, если хочешь, но скоро ты испытаешь такое же наслаждение, какое испытываю сейчас я.

Ферн сомневалась в этом. Все, что она могла сделать, – это удержаться, чтобы не оттолкнуть его. Все ее нервы протестовали против того, что он делает.

Когда ей показалось, что больше она уже не выдержит, она сказала себе, что должна или оставаться с Мэдисоном и позволять ему ласкать себя, или прогнать его навсегда. И, хотя она чувствовала себя как в аду, она не могла прогнать его.

Несмотря на сильный страх и ужас воспоминаний, Ферн вдруг испытала новое, незнакомое ей прежде чувство. Ей показалось, будто пожар вспыхнул в ее груди и стал распространяться по всему телу. Мускулы ее были по-прежнему напряжены, ее чресла болели, но она уже не была полностью во власти страха. Успокаивающее тепло разлилось по телу.

Мэдисон нежно трогал ее затвердевшие соски кончиком пальца.

– Тот человек этого не делал, – с трудом выговорила Ферн.

– Он не был влюблен в тебя, – прошептал Мэдисон.

Вот в чем вся разница. Что бы ни случилось, Мэдисон любит ее. Он никогда не обидит ее, не испугает ее. Ей просто надо научиться не бояться его.

Каким-то образом, не расстегивая на ней рубашку, он умудрился стянуть ее с плеч Ферн. Прежде чем она успела испугаться того, что он хочет сделать с ней, он уже прикасался губами к мягкой плоти ее плеч, стал покрывать поцелуями ее шею и чувствительные мочки ушей.

Ферн совершенно размякла. Казалось, что ее тело подвергается атаке со всех сторон. Чувство наслаждения окончательно перебороло все страхи. Она наклоняла голову в стороны, пока он покрывал поцелуями ее шею, сначала одно, а потом другое плечо. И все это время его руки продолжали ласкать ее соски, пока она уже больше ни о чем не могла думать.

Ее тело вновь напряглось, когда Мэдисон стал целовать ее грудь. У нее дыхание прервалось от неожиданности, и тут же она застонала от наслаждения.

– Сейчас я расстегну твою рубашку, – пробормотал Мэдисон.

Ферн пыталась бороться со скованностью, и ей удалось преодолеть ее. Она вспомнила, как тот человек хватал ее за нежные груди. Она помнила, как он зубами впивался в ее плоть.

Но Мэдисон продолжал нежно ласкать и мять ее груди, обнимая их руками, поднимая их выше и выше, пока она не почувствовала прикосновение его влажного языка к ее трепетным соскам.

Не было боли. Не было грубости. Только ощущение блаженства во всем теле. Блаженство побеждало страх. На смену скованности пришло желание физической близости, такое всепроникающее, что Ферн удивилась, почему раньше она никогда не знала этого желания.

Мэдисон взял один ее трепетный сосок в свой рот. Ее тело содрогнулось, готовое испытать боль, но вместо этого волна удовольствия окатила ее и полностью очистила от всех прежних страхов. Со страстным вздохом она полностью отдала себя во власть Мэдисона. Она отдалась его нежным ласкам.

Не переставая ласкать ее, он подвел Ферн к кровати и уложил ее. Она вновь почувствовала некоторую неловкость, когда он прилег рядом с ней, но тело говорило ей, что все в порядке.

– Я хочу ласкать тебя, – Ферн произнесла эти слова прежде, чем осознала свое желание. Но как только эти слова слетели с ее губ, она уже знала, что она хочет делать. Она еще никогда не ласкала мужчину. Желание поскорее узнать, что это такое, полностью овладело ею.

Ферн почувствовала себя покинутой, когда он оторвался от груди, но как только она начал снимать с себя пиджак, галстук, рубашку, она вновь вся загорелась желанием. Тело Мэдисона было мускулистое и поджарое. На груди росли черные, как ночь волосы. Едва заметный шрам проходил по его животу.

Ферн протянула руку к его телу. Ее первые прикосновения были осторожны, как будто она трогала плиту: не горячая ли. Волосы Мэдисона на груди были жесткие и волнистые. Набравшись смелости, Ферн провела рукой по его груди, испытывая огромное удовольствие и легкое недоумение от того, что он улыбался. Она трогала его руки. Они были не широкие. Она коснулась пальцем его шрама.

– Конокрады, – объяснил ей Мэдисон. – Они окружили Хэна. Я и Монти напали на них.

Она провела рукой по его шее, исследуя все выемки и изгибы. Прикоснулась к гладко выбритому подбородку и провела пальцем по его полным губам. Лоб у него был прохладный, брови густые. Синяя жилка пульсировала у него на виске. Совершенно осмелев, Ферн прикоснулась к соскам на груди Мэдисона.

Он дернулся. Подумав, что сделала ему больно, Ферн отдернула руку. Он взял ее руку и вновь положил ее себе на грудь.

– Щекотно, – прошептал он.

– А мне не щекотно, когда ты трогаешь мою грудь.

Не вполне веря Мэдисону, она прикоснулась кончиком пальца к соску. Ее удивило, что он в конце концов затвердел. Еще больше удивило ее то, что при этом ее собственные соски тоже затвердели. Она хотела бы знать, что испытывает он от ее прикосновений. Что бы он ни испытывал, признаков страха он явно не проявлял.

Смелея, Ферн наклонилась к Мэдисону и поцеловала его в сосок. И, видя, что он не противится, поцеловала другой сосок. Поняв, что ему приятно, она потрогала соски кончиком языка. Мэдисон содрогнулся от удовольствия, а по всему телу Ферн прокатились волны наслаждения. Она может доставлять ему удовольствие.

Ферн взяла его голову в свои руки и запечатлела на его устах страстный поцелуй. Она даже не пошевелилась, когда его тело прильнуло к ее телу. Она лишь чувствовала прикосновение его кожи и волос к ее сверхчувственным соскам. Она вся напряглась.

– Я сделал тебе больно? – спросил Мэдисон, быстро отстраняясь от нее.

– Нет, – сказала Ферн, вновь привлекая его к себе. – Я просто не подозревала, что моя грудь такая чувствительная.

– У тебя очень красивая грудь, – прошептал Мэдисон, покрывая поцелуями ее подбородок, шею и грудь.

– Я рада, что нравлюсь тебе, – сказала Ферн, улыбаясь ему улыбкой любви.

– Ты мне вся нравишься.

– И ты мне нравишься, – сказала Ферн, – лаская его грудь. – Никогда не думала, что ласкать мужчину так приятно.

Она склонилась над Мэдисоном и опять поцеловала его.

– Главные радости еще впереди, – пообещал ей Мэдисон.

– Самая большая радость для меня то, что ты со мной и обнимаешь меня. Все остальное прекрасно, чудесно, но самое главное – ты со мной.

– Ты больше не боишься?

– Нет.

– Ты не хочешь, чтобы мы перестали этим заниматься?

Ферн отрицательно покачала головой.

– Слава Богу, – простонал Мэдисон. – Я бы больше этого не вынес.

– Может, мы просто полежим?

Но Ферн чувствовала эрекцию Мэдисона. Он прижимался к ее бедру, прикасался к ее животу, когда целовал ее. Его член был между ее ног, когда она лежала на боку и целовала Мэдисона. Напряжение в теле Мэдисона, их обоюдный жар влечения друг к другу – все говорило о том, что они не могут просто лежать.

– Это необходимо? – спросил он.

– Нет.

Она почувствовала, что он расслабился.

Она больше ничего не боялась, ее лишь наполняло ощущение того, что с ней происходит какое-то чудо. Она не хотела признаваться в этом себе, но как только он касался ее, она сразу же хотела ласкать его. Все его тело. Она хотела трогать его мощные бедра, его грудь, исследовать каждую частичку его тела.

Но трудно было полностью сосредоточиться на теле Мэдисона, в то время как он делал такие удивительные вещи с ее собственным телом.

Она вся уже зависела исключительно от его прикосновений. Когда он стал вновь целовать ее грудь, его рука скользнула по внутренней стороне ее бедра, а потом переместилась на живот. Ее мышцы напряглись, когда он стал расстегивать пуговицы на ее штанах, но лишь от предчувствия неиспытанных наслаждений. Она уже больше не боялась того, что он с ней может сделать.

– Я никогда раньше не занимался любовью с женщинами в штанах, – прошептал Мэдисон. – Странное ощущение.

– Все, что мы с тобой делаем, кажется мне странным, – сказала Ферн, нервно извиваясь в то время как он стаскивал с нее штаны.

– Скоро ты к этому привыкнешь. Когда мужчина и женщина любят друг друга, заниматься любовью самое естественное дело на свете.

Ферн не знала, было ли это самым естественным делом на свете, но то, что это было самым приятным и волнующим делом, которым она когда-нибудь занималась в жизни, в этом она не сомневалась. Она понимала, что раздеться придется не только ей. Она стала расстегивать пуговицы на штанах Мэдисона.

– Если хочешь, чтобы я полностью не потерял контроль над собой, будь поспокойней.

– Что ты имеешь в виду? – спросила она, чувствуя легкий приступ старого страха, который, вроде бы, навсегда исчез.

– С тобой все будет в порядке, – поспешил успокоить ее Мэдисон. – Просто мужчине не так просто управлять своим телом, как женщине.

Этого Ферн понять не могла. Ее собственное тело ее совершенно не слушалось.

Потом рука Мэдисона коснулась у нее между ног, и Ферн задышала часто и прерывисто. Мэдисон слегка помассировал ее живот, чтобы расслабить мускулы. Он хотел, чтобы она разжала плотно сжатые колени.

– Раздвинь ноги, – попросил ее Мэдисон.

– Что ты собираешься делать? – спросила Ферн.

– Пока ничего.

Хорошее ничего! Его пальцы раздвинули ее половые губы, и он стал потирать пальцем ее клитор. Ферн застонала, ее тело напряглось, она впилась ногтями в матрас. Казалось, она вот-вот воспарит над кроватью.

– Я не делаю тебе больно?

Но она уже не боялась, что он сделает ей больно. Такого удивительно-мучительно-прекрасного чувства она еще никогда не переживала. У нее свело пальцы на ногах, в голове звенело, все тело наполнилось ощущением страстного и сладкого томления. Сквозь пелену тумана, который наполнил ее сознание, она пыталась думать о том, испытывает ли Мэдисон такое же наслаждение, как она. Без предупреждения она сунула свою руку ему в штаны.

Мэдисон отпрянул, как будто ужаленный пчелой.

– Извини, – сказал он и положил ее руки себе на живот. – Все нормально, просто это было так неожиданно.

– Ты уверен, что дело только в этом?

– Помоги мне раздеться.

Стараясь изо всех сил не прикасаться к его набухшему члену, Ферн расстегнула штаны Мэдисона и помогла ему снять их. Они упали на пол. Туда же полетели трусы.

Ферн смотрела на Мэдисона. Она страстно хотела ласкать его, сжимать его, трогать его за все места, как он трогал ее, но она понимала, что должна обращаться с ним так же нежно, как он обращается с ней. Ее ласки действовали на него так же возбуждающе, как и его ласки действовали на нее.

Ферн легла на бок, чтобы иметь возможность обнять Мэдисона. Ее рука двигалась по его ягодицам и остановилась на его бедре. Она улыбнулась, почувствовав, как мышцы реагируют на ее прикосновения.

Ощущая в себе все растущую уверенность, она провела рукой вверх по бедру Мэдисона и осторожно коснулась его члена.

Дрожь наслаждения сотрясла все его тело.

Ее удивило то, как густо росли волосы у него на лобке. Они показались ей крепостью, которая защищала его от вторжения.

Ферн нравилось видеть себя в качестве завоевателя. Еще больше нравилось ей представлять Мэдисона беспомощной жертвой. Воодушевленная этим образом, она протянула руку и взяла Мэдисона за член.

Мэдисон издал стон, подобного которому Ферн еще не слышала. Это был стон удовлетворения, счастья. И это был стон человека, который сдавался на волю победителя.

Мэдисон сдавался ей.

Ферн вся превратилась в одну трепещущую плоть, и, казалось, почувствуй она в этот миг малейшее прикосновение или услышь нежное слово, она не выдержит и взорвется от наслаждения.

Она продолжала ласкать его. Мэдисон не так, как она, реагировал на ее ласки. В то время как Ферн вся увлажнилась от желания, член Мэдисона становился все тверже и тверже. Он прямо пульсировал у нее в руках.

Когда ее рука скользнула ниже, он раздвинул ноги, пропуская ее. А Ферн почувствовала в эту минуту такую легкость и такой прилив энергии, что, казалось, готова была улететь, как пух татарника.

Наконец, утомленный своей пассивной ролью, Мэдисон повернулся к Ферн и положил свою руку ей на живот.

Она хотела бы продолжать изучать его, но ласки Мэдисона заняли все ее внимание, а потом его палец проник в нее, и она вздрогнула всем телом.

Теперь она ощущала только это вторжение.

Казалось, что он сразу завладел всем ее телом. Одна его рука зажигала огонь в ее чреслах, другая ласкала грудь. Его губы высекали искры на всем расстоянии от ее лба до пупка.

Не в силах более владеть своим телом и дрожа, как лист на ветру, Ферн прижалась к Мэдисону, моля утолить жажду ее плоти.

– Сначала может быть немного больно, – предупредил он, но Ферн это не волновало. Все ее тело извивалось и было в конвульсиях сладких мук. Она ощущала Мэдисона у себя между ног, а когда он проник туда, где у нее все горело и жгло, она почти забыла, где она и что с ней. Только он один наполнял ее всю, он овладел ею.

Боль была похожа на уколы иголкой. Ее плоть растягивалась, по мере того, как он глубже и глубже проникал в нее… Она хотела, чтобы он проник еще глубже, достигнув источник ее пожара… Чем больше она старалась затушить костер ее чувств, тем ярче разгоралось пламя. Она полностью отдавалась во власть Мэдисона. Каждое его движение, каждый вздох возбуждали ее. Она как бы со стороны, отделившись от самой себя, слышала свои стоны, крики и мольбы о том, чтобы Мэдисон удовлетворил, наконец, ее жгучее желание. Она чувствовала, что теряет рассудок и впилась ногтями ему в спину. А когда уже сил не было терпеть, укусила его в плечо. Он застонал и это было сигналом того, что скоро наступит облегчение.

Она почувствовала судорогу наслаждения во всем теле, начиная от пальцев ног, и тут же мощный взрыв потряс все ее существо. Не выпуская Мэдисона из себя, она слышала, как он застонал, почувствовала, как прошла дрожь по его телу, и теплая влага пролилась в нее.

Ферн показалось, что ее всю залило живой водой. Она прильнула к Мэдисону, заставляя его погружаться глубже и глубже в себя. Туда, где находился источник ее страсти. Все ее тело стало упругим, как тетива лука. Оно натягивалось, пока у нее не создалось впечатление, что вот-вот оно разорвется в клочья. И после того, как сладкую муку уже совершенно невозможно стало переносить, все у нее внутри вспыхнуло тысячами ярких огней, словно праздничный фейерверк.

В первый раз в жизни Ферн не чувствовала себя одинокой. Она стала частью Мэдисона, соединилась с ним навеки невидимыми нитями. Она принадлежала ему, он принадлежал ей. Сделка состоялась.

Она крепко прижалась к нему. Союз их тел как бы скреплял союз их сердец навеки. Она испытывала блаженство, триумф, открыв для себя чудодейственную силу любви.

После сегодняшней ночи нет уже ничего невозможного.

Ферн расслабилась и выпустила Мэдисона из своих объятий. Неожиданно она почувствовала, как сильно она устала за сегодняшнюю ночь, и со стоном упала головой на подушку.

Прошло некоторое время, прежде чем они начали опять разговаривать.

– Ты выйдешь за меня замуж? – спросил Мэдисон, прерывая молчание.

– Да.

– Ты больше не боишься?

– Я боюсь только одного – ты не будешь любить меня так, как я люблю тебя.

– Об этом можешь не беспокоиться.

Тишина.

– Тебе нужно возвращаться в гостиницу?

– Нет.

– Ты хочешь спать?

– Нет.

– Я тоже не хочу.


ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ


Ферн проснулась и увидела, что лежит на кровати абсолютно голая, а рядом с ней – голый Мэдисон. Но она не столько была шокирована увиденным, сколько счастлива, вспоминая, что они в Мэдисоном ночью занимались любовью. Она победила свой мерзкий страх перед близостью с мужчиной, она позволила мужчине обладать ее телом.

Она полностью успокоилась и стала размышлять о том, нравится ли ей быть обнаженной. Для нее такое состояние весьма необычно. Раньше она старалась по возможности избегать наготы. Даже принимая ванну, она старалась полностью не раздеваться или прикрывалась чем-нибудь. Насколько она помнила, отец всегда поощрял в ней скромность. Она уходила из дома, когда он мылся. А он делал тоже самое, когда мылась она. Таким образом, даже не задумываясь об этом, она с детства принимала на веру тот факт, что обнаженной быть неприлично, нехорошо. Теперь-то она знала, что это не так. Она наслаждалась, ощущая утреннюю прохладу на своем теле. Она была свободна от оков одежды и радовалась, что покончено еще с одним страхом. В наготе не было ничего неприличного, вредного или нехорошего. Ферн чувствовала себя лучше, чем когда-либо в жизни.

А самое главное, теперь уже не было никаких препятствий, мешающих ей выйти замуж за Мэдисона. Ей больше не надо было бояться его, или себя, или таинственных незнакомцев, подстерегающих ее и готовых наброситься на нее, как только она зазевается или позволит проявить малейший интерес к мужчине. Теперь она полюбила мужчину, и чувствовала себя превосходно.

Она посмотрела на Мэдисона, лежащего рядом с ней, и затрепетала. Она была счастлива. Никогда, в самых своих смелых мечтах, она не могла себе позволить вообразить, что такое может случиться с ней. Она любила этого восхитительного красавца, а он любил ее. И она могла любить его без страха и каких-либо опасений.

Больше она не могла терпеть одиночество. Не могла вот так лежать на кровати, в то время как он спит. Не могла далее сдерживать свое радостное возбуждение.

Она стала трясти Мэдисона и будить его.

– А, что? – воскликнул он и сразу проснулся.

– Вставай, соня, – дразнила она его. – Уже утро.

– Нет, еще не утро, – протестовал Мэдисон, видя, как первые лучи солнца только начали пробиваться на горизонте. – Сейчас шести часов еще нет. – Он отвернулся от нее и накрыл свою голову подушкой.

– Просыпайся, – сказала Ферн и толкнула его в бок. – Это на Востоке вы встаете, когда солнце уже в зените.

Мэдисон застонал.

– Послушай. Петух уже поет. Как можно после этого спать.

– Сверни ему шею, и я покажу тебе, как можно после этого спать, – сказал Мэдисон, хватая ее за руку, чтобы она не смогла его больше толкать.

– Ты что, собираешься валяться в постели все утро?

– Попробую, – сказал Мэдисон, открыв один глаз и посмотрев на Ферн. – Насколько я помню, мы ночью почти не спали.

Ферн покраснела.

– Это ничего не значит. День наступил. Пора вставать и заниматься работой.

Мэдисон повернулся к ней и поцеловал ее.

– Мне понравилась ночь. Попробуем повторить ее?

Ферн хихикнула.

– Конечно же, нет, глупый. Если бы люди все время повторяли прошлое, то мы все еще жили бы во времена этих ужасных древних греков, о которых ты мне рассказывал.

– Я люблю древних греков. Они умели веселиться.

– Если они предавались такому разврату, как ты говоришь, то я удивлена, что не было второго всемирного потопа. Попробуй заняться чем-либо подобным в Абилине, и тебя моментально выдворят из города.

– Может быть, все-таки попробуем, а? – спросил Мэдисон и потерся о Ферн носом.

Она опять хихикнула.

– Даже этим нам нельзя заниматься, – сказала она, когда его рука легла к ней на грудь. – Пайк с Ридом скоро должны приехать сюда.

– Черт, – выругался Мэдисон и сел в кровати. – Даже в центре огромной необитаемой пустыни нельзя побыть вдвоем с женщиной. Интересно, как это удается бизонам.

– Ты сумасшедший, – сказала Ферн и рассмеялась.

– Во всем ты виновата, – сказал он, набрасываясь на нее и пытаясь щекотать ее. Он щекотал Ферн, пока она не уже не могла смеяться. – Я был абсолютно здравомыслящий, устроенный в жизни взрослый человек, до того как повстречал тебя. А теперь я общаюсь с женщиной в штанах и думаю о том, как бы оказаться в эпицентре торнадо. Нет, с этим пора кончать. Благонамеренные бостонцы этого никогда не поймут.

– Бостонцы?

– Да, я говорю о Бостоне. Там мой дом, моя работа. Там мы будем жить с тобой после нашей свадьбы.

– Свадьбы?

– Да, свадьбы, – отвечал Мэдисон, опять обнимая ее. – Я хочу сделать из тебя приличную женщину. Может быть, начнем прямо сегодня утром?

– Не говори ерунды. Я не могу выйти за тебя замуж сегодня утром. Я еще даже не накормила скотину.

– Выпусти всех животных на волю, пусть сами кормятся. Антилопы и дикие куры, которые водятся в прерии, уже миллионы лет добывают себе пищу сами. Твои свиньи могли бы хоть одно утро позаботиться о своей еде.

– Ты знаешь, что я не могу этого допустить.

– Хорошо, но запомни, в Бостоне я разрешу тебе держать дома разве что кота. Ну, конечно, у тебя будут я и дети, если ты захочешь их иметь.

– Когда ты возвращаешься в Бостон? – спросила она. Она уже пожалела, что разбудила его. Еще минуту назад жизнь казалась такой простой и легкой.

– Как только закончится суд над Хэном. Ты будешь готова к этому времени?

– Готова к чему?

– Выйти за меня замуж. И переехать в Бостон.

– А тебе очень нужно ехать туда?

– Конечно, там же моя работа.

– И ты хочешь, чтобы я поехала с тобой?

Мэдисон сел. Выражение его лица стало серьезным.

– Обычно жены живут вместе с мужьями.

– Я знаю, но…

– Но что?

– Я не знаю. Все происходит так быстро. Я не думала… не думаю…

– Ты ведь больше не боишься меня, не так ли?

– Конечно нет.

– Тогда в чем дело?

Ферн думала: насколько же простодушной должна она быть, веря в то, что любовь к Мэдисону не будет связана с трудностями. Очевидно, она так долго считала, что ничего из этого не получится, что и не задумывалась даже о том, каково это – быть женой Мэдисона. Но теперь она задумалась об этом, и перспектива испугала ее.

– Мне кажется, я еще не обо всем подумала.

– Например?

– Ну, эта ферма и…

– Продай ее.

– Я не могу так просто взять и продать ее.

– Почему же?

Действительно, почему она не может продать ее? Она может спокойно разбить ее на участки и продать. Она же владеет самой лучшей землей в Канзасе.

– Я не хочу продавать ферму, – ответила она. – Это мой дом.

– Тогда сохрани ее. Мы наймем Рида с Пайком и они станут работать на ней.

– Но…

– Но что?

– Я боюсь.

– Чего ты боишься?

– Всего. Я не могу ехать в Бостон. Я не понравлюсь жителям этого города. Ты говорил, что Саманта поможет мне, но на самом деле она этого не хочет. Она сама любит тебя. И не говори мне о том, что ты относишься к ней как к сестре.

Только адвокат может испытывать к такой женщине, как Саманта, чисто братские чувства.

– Это все?

– Нет. Я боюсь носить платье все время. Иногда можно было бы его надевать – скажем, на какой-нибудь бал – но мне не нравятся платья. В них я себя глупо чувствую. И мне не особенно нравятся женщины. А судя по твоим словам, в Бостоне полно женщин.

– Ферн…

– Разве ты не понимаешь, что я боюсь, что может произойти со мной. Я затеряюсь в этом новом мире. От прежней Ферн Спраул ничего не останется. Будет лишь напуганная, растерянная миссис Рэндолф, которую все будут жалеть, потому что она не знает, как ей жить. – Теперь, когда все барьеры между ними исчезли, она могла высказать ему все, что думала. Она спешила, пока у нее хватало смелости говорить ему все это. У нее нет хороших манер. Она ругалась. Она неловкая и скованная. И не умеет ездить верхом в дамском седле. Она не любит вечеринок, она не образованная и понятия не имеет, какую одежду должна носить настоящая дама и как она должна вести себя в приличном обществе.

– Тебе не нужно беспокоиться. Я же сказал тебе, что Саманта…

– Черт возьми! Я не хочу зависеть от Саманты, не хочу, чтобы она говорила мне, что мне нужно делать. Я даже не хочу, чтобы ты командовал мной. Я хочу знать все сама. Как бы ты чувствовал себя, если бы шагу не мог сделать без того, чтобы не спросить чьего-либо совета?

По глазам Мэдисона можно было видеть, что он понял ее. Он обнял ее и привлек к себе.

– Что же мне делать?

– Я не знаю.

– Придумай что-нибудь. С чего мы должны начать.

– Давай пока не будем принимать ни каких решений.

– Но нам надо что-то решить. Мы не можем просто лежать здесь нагишом и ждать, пока сюда придут Пайк и Рид.

– Дай мне поговорить с Розой.

– Что тебе может сказать Роза?

– Я не знаю, но она бросила свой дом и вышла замуж за твоего брата. У нее должно быть больше опыта, чем у меня.

– Когда у нас будет свадьба?

– Я не знаю.

Мэдисон замер. Тишина, последовавшая за ее словами, показалась ему зловещей. Он отстранился от нее, повернул ее голову к себе так, чтобы она смотрела ему прямо в глаза.

– Ферн, скажи правду. Ты хочешь выйти за меня замуж?

– Хочу больше всего на свете.

– Тогда в чем дело?

– Я тебе сказала. Я боюсь. Раньше я боялась быть с мужчиной и умереть во время родов. Я думала, что если избавлюсь от этих страхов, то буду счастлива. Теперь я знаю, что это не так. Я не такая, как Саманта, и никогда не буду походить на нее. Я не умею говорить по-французски и не могу вести беседу об одежде, о тех местах, где я путешествовала, или о своих родственниках. Я думаю по-другому и веду себя по-другому. И я никогда не буду думать и вести себя так, как она. Я бы хотела быть такой, как она, ради тебя. Я бы могла попробовать и приложить все усилия, но у меня ничего не получиться. И мне тяжело будет видеть, как ты начнешь любить меня все меньше и меньше с каждым днем.

– Я никогда…

– Дай мне закончить, – сказала Ферн. – Ты будешь хотеть разлюбить меня, но это случится помимо твоей воли. Даже мои собственные дети будут стыдиться своей матери. Я не говорю, что не хочу выйти за тебя замуж. Я скорее умру, чем скажу это, но мне нужно знать точно, хочу ли я быть такой, какой ты надеешься меня увидеть. А не просто твоей женой, которой ты будешь стыдиться. Я хочу быть женой, которой ты бы мог гордиться.

– Я горжусь тобой.

– Ты гордишься мной здесь, в Канзасе, когда рядом только куры, свиньи да быки. Это не то же самое, что гордиться мною в Бостоне.

– Я буду гордиться тобой, где бы мы ни жили. А если ты не хочешь жить в Бостоне, давай останемся здесь. Если уж Джордж научился управлять ранчо, то я как-нибудь научусь управлять фермой. Я ничего против Канзаса не имею, если мне не придется гоняться за коровами.

Ферн чуть было не размякла в его объятиях, но подумала, что если он окончательно потерял рассудок, то ей этого делать не стоит. Кто-то из них двоих обязан сохранять здравый смысл.

– Не ты ли говорил мне, что уехал из Техаса, потому что иначе сошел бы там с ума?

– Да, но…

– Канзас не лучше Техаса. Может быть, даже хуже. Я помню, как ты вел себя, когда только что прибыл сюда.

– Но я тогда все ненавидел.

– И теперь ты все тут ненавидишь, – настаивала Ферн. – Признай это. Нам обоим надо хорошо подумать. Я люблю тебя больше всего на свете, но мы не можем просто пожениться и надеяться, что все само собой образуется самым лучшим образом.

– Что ты предлагаешь?

– Я хотела бы выйти за тебя замуж прямо сейчас и обо всем забыть, – сказала Ферн, – но я думаю нам лучше подождать.

– Как долго? Я должен ехать в Топека на суд. Я хочу, чтобы ты приняла какое-то положительное решение к тому времени, когда я вернусь.

– Я постараюсь.

– А теперь, до того как ты перейдешь к бурной деятельности в амбаре и появятся Пайк с Ридом, у нас с тобой есть тут одно незаконченное дельце.

– Я думала, что мы закончили его вчера ночью.

– Нет, мы только начали. Мы с тобой его никогда не закончим.

Ферн в изумлении смотрела на Джефа. И дело тут было не в том, что у него отсутствовала одна рука. Когда Мэдисон сообщил ей, что Джеф завернет в Абилин по пути из Денвера в Чикаго, она ожидала увидеть агрессивного, уверенного в себе, но в общем веселого человека, вроде Мэдисона, Джорджа и Хэна.

Джеф совершенно не был на них похож. В отличие от братьев, он был невысокого роста, худой и очень спокойный человек. Но все это компенсировалось его энергичностью. В его глазах светилась какая-то неистовость, от которой Ферн было не по себе. Ей казалось, что огонь его взгляда может испепелить ее. Она знала, что он не одобряет ее мужскую одежду, но упорно отказывалась сменить штаны на платье, чтобы угодить ему. Мэдисон, Джордж и Хэн уже смирились с ее штанами. Так чем же Джеф лучше их?

– Тебе не нужно ехать с нами до Топека, – говорил Джордж, собираясь в дорогу, – Мэдисон и я прекрасно справимся с этим делом без тебя.

– Не сомневаюсь, что вы справитесь, – говорил Джеф, – но я все равно поеду.

Ферн очень не нравилось, как Джеф смотрит на Мэдисона. Он никогда ничего не говорил своему брату, но смотрел так, как будто хотел ударить его. Ферн хотела бы знать, научатся ли братья Рэндолф когда-нибудь любить друг друга. Мэдисон уже как будто нашел общий язык с Джорджем и Хэном, а тут появляется этот Джеф, и отношения между братьями опять обостряются. А что будет, когда Мэдисон встретиться с тремя другими братьями? Может быть, ему действительно лучше уехать в Бостон?

Ферн страшно боялась разлуки с Мэдисоном, но хотела, чтобы он поскорее уехал отсюда. Саманта и Фредди ехали с ним до Топека. Ферн призналась себе, что когда Саманта уедет в Бостон, ей станет легче дышать. Ферн говорила себе, что она мелочная эгоистка и совершенно несправедлива к Саманте, но как она ни старалась, не могла примириться с этой дружбой между Мэдисоном и Самантой Брюс.

– Что ты думаешь о Джефе? – спросила Роза, после ого как мужчины покинули дом.

– Я думала, что он будет похож на Джорджа, – отвечала Ферн, скрывая свое настоящее мнение.

– Он тоже думал, что ты другая, – сказала Роза, улыбаясь понимающей улыбкой. – Я полагаю, Мэдисон сказал ему, что собирается жениться на тебе.

– Да.

– И ты все-таки продолжаешь носит штаны.

– Людям придется принимать меня такой, какая я есть, – сказала Ферн, защищаясь. Она любила Розу, но не могла понять, почему та не одобряет ее одежды.

– Я не сомневаюсь, что людям ничего другого не останется делать, – сказала Роза, приглашая Ферн сесть за стол, – но не всем удастся примириться с этим. Некоторые даже не станут стараться.

– А Джеф?

– Я думаю, куда важнее то, как женщины Бостона отнесутся к вашей манере одеваться.

Ферн опустила плечи и поникла.

– Я знаю. Я уже говорила с Мэдисоном об этом, но он считает, что все образуется. Хуже того, он думает, что Саманта может помочь мне вписаться в Бостонское общество.

– А что ты сама думаешь по этому поводу?

– Как бы ты себя чувствовала, если бы какая-то женщина, влюбленная в твоего мужа, взяла бы тебя под крылышко и пыталась учить тебя, как тебе вести себя так, чтобы вас принимали в высшем обществе?

– Я бы чувствовала себя точно так же, как и ты, – отвечала Роза, изображая на лице гримасу. – Я чувствовала бы себя ужасно.

– Тогда почему Мэдисон никак не поймет этого?

– Мужчинам этого не понять. Им наплевать, нравятся ли они другим мужчинам или нет. Я иногда думаю, что они даже не хотят нравиться другим мужчинам. Они не понимают, что значит для женщины переместиться в среду, такую враждебную ей, как отряд викингов.

– И вот это тоже. Я не знаю, кто такие эти викинги. Все в Бостоне знают про викингов и римлян, и про этих ужасных турок, о которых рассказывал мне Мэдисон.

– Джордж гораздо более образованный человек, чем я, – сказала Роза, однако, признаюсь, что жить на ранчо это не то же самое, что вращаться в бостонском высшем обществе.

– Я знаю. Если бы я послушалась Мэдисона, я бы сегодня же продала ферму и отправилась бы в Бостон.

– Не многих женщин любят так сильно, как тебя.

– Я понимаю, – сказала Ферн. – Я так волнуюсь, как бы чего не случилось. Мне даже опять стали сниться кошмары.

– Какие кошмары?

– Ну, про то, как на меня напали.

– Ты вспомнила какие-нибудь приметы этого человека?

– Нет.

– Тогда, я думаю, это просто нервы. Все пройдет, как только вы решите, что тебе делать.

– Ты можешь дать мне совет?

– Никакие советы тебе не помогут. Не позволяй только своим страхам омрачать твое счастье. Выходи за Мэдисона поскорее. Жизнь будет поначалу нелегкой, но вместе вы что-нибудь придумаете.

– Как у тебя все получается просто.

– Но ничего сложного тут и нет. Когда любишь кого-то так сильно, как ты любишь Мэдисона, все остальное имеет второстепенное значение.

– Я распространю слух, пока вы будете в Топека, – говорил Пинкертон Мэдисону.

– Нет, подожди, пока я вернусь, – возразил Мэдисон. – Мне все равно кажется, что убийство Троя как-то связано с нападением на Ферн восемь лет назад.

– Не вижу связи. Сэм Белтон никогда не бывал в Абилине, пока не унаследовал здесь землю два года назад. Если Трои и шантажировал его, то тут было что-то другое.

– Я понимаю. Но все как-то сходится.

– Нельзя подтасовывать факты, сэр. Да и фактов у вас пока маловато.

– Знаю, – сказал Мэдисон.

Они уже несколько недель занимались расследованием, но у них пока что не было доказательств того, что Белтон был человеком, напавшим на Ферн. Мэдисон также не мог найти подтверждение своей версии, что Белтон убил Троя, который шантажировал его.

Ферн не узнала в Белтоне человека, пытавшегося ее изнасиловать, и это, конечно, не помогало делу.

Но, несмотря на то, что прямых улик не было, Мэдисон никак не мог отказаться от своих предположений. Он считал, что Сэм Белтон напал на Ферн и убил Троя.

Ферн вскрикнула и резко села в постели. Она задыхалась, сердце так бешено билось в груди, что ей казалось, что она теряет сознание. Ей опять приснился этот кошмар. Худший из всех кошмаров, снившихся ей до этого. Он был такой яркий, будто все это происходило с ней наяву.

Она услышала шаги в коридоре, и почти тотчас в комнату вошла Роза. Ее огромный живот был едва прикрыт халатом.

– Что с тобой? – спросила Роза. – Я услышала твой крик.

– Все нормально. Просто опять приснился этот кошмар. Все прямо как наяву.

– И больше ничего?

– Нет. Он мне постоянно снится, так что я даже к нему привыкла. – Стараясь забыть про кошмар, она сбросила с себя одеяло и встала. – А тебе лучше пойти и лечь, а то ты начнешь рожать прямо сейчас. Джордж никогда не простит мне, если я буду причиной твоих преждевременных родов.

– Я рожу где-то через три недели, – сказала Роза, позволив Ферн отвести себя назад в комнату. – Но я хотела бы родить поскорее. Мне кажется, я такая огромная.

– Ну, подумай о том, какая худенькая ты будешь сразу после родов. Я сказала Мэдисону, что мы не поженимся, пока ты не родишь ребенка. Я хочу, чтобы ты была моей подневестницей на свадьбе. И я не хотела бы, чтобы ты вдруг начала рожать во время венчания в церкви.

– Это было бы ужасно, – сказала Роза и засмеялась. – Ты, наверно, испугалась бы.

Они поговорили еще немного о всяких пустяках, а потом Ферн пожелала подруге спокойной ночи и ушла к себе. Она легла на кровать, но уснуть не могла. Этот кошмар сегодня ночью отличался от других. Она по-прежнему не могла различить лица насильника, но четко слышала его голос. Теперь она знала, кто пытался изнасиловать ее. Этот человек был в Абилине.


ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ


Четыре брата сидели в холле гостиницы. Две белокурые головы напротив двух черноволосых голов. Мэдисон чувствовал напряжение в отношениях между братьями. Оно не исчезало в течение всего дня. Оно не так сильно ощущалось, пока с ними были Фрэдди и Саманта, и пока продолжался суд, но, когда он благополучно закончился, все разрешилось и братья остались одни, напряжение между ними усилилось. Отрицать это было невозможно.

Мэдисон сожалел, что члены его семьи никак не могут примириться друг с другом, но ему приносило некоторое облегчение то обстоятельство, что он был, по крайней мере, не единственным виновником распри. В самое последнее время Хэн относился к Мэдисону вполне терпимо, но отношения между Хэном и Джефом окончательно испортились.

– Надеюсь, теперь ты вернешься домой, – сказал Джеф Мэдисону. – Я думаю, Хэн никогда не забудет того, что ты для него сделал.

– Если ты хочешь сказать, что я благодарен ему за то, что он спас мою драгоценную голову от петли, то да, я могу сказать ему спасибо за это, – прорычал Хэн. – Но ботинки ему лизать не буду.

Джордж пристально посмотрел на Хэна, который под взглядом брата втянул голову в плечи и отвернулся.

– Я думал, что ты уедешь вместе со своими друзьями, – говорил Джеф Мэдисону. – Одному-то не очень весело совершать такое длительное путешествие, не так ли?

– Я не один поеду. Со мной будет моя жена, – ответил Мэдисон.

Искры в голубых глазах Джефа превратились в пламя, которое, правда, быстро погасло под холодным взглядом Джорджа, но Мэдисон понимал, что огонь может вспыхнуть вновь в любую минуту.

– Итак, ты все-таки женишься на этой Ферн Спраул. Мэдисон сдержал свой гнев. Он уже столько раз объяснял братьям, что значит для него Ферн, защищая ее от их нападок. Стоит ли злиться, всякий раз, когда кто-то говорит то, что ему не нравится.

– Если она не будет против.

Ярость загорелась в глазах Джефа, и он плотно сжал челюсти.

– Тебя, конечно, не интересует то обстоятельство, что ее отец был на стороне северян в то время, когда мы сражались против янки.

– Джеф все еще воюет, – сказал Хэн, кисло улыбаясь. – Это отвлекает его от всяких переживаний и жалости к самому себе.

– Хэн, – сказал Джордж и нахмурился, явно не одобряя слова брата.

– А мне надоело слушать одно и то же, – сказал Хэн. – Казалось бы, пример Розы, которая принесла счастье в семью, мог бы успокоить Джефа.

Хэн встал и отошел от братьев.

– Джеф, – начал Джордж.

– Я знаю, знаю, – сказал Джеф, несколько успокоившись после того, как Хэн отошел от них. – Пора бы и забыть про войну. Надо залечивать наши раны. Но как я могу залечить мои раны, если все кругом женятся на дочерях янки? Почему никто из вас не хочет влюбиться в женщину с Юга?

– А почему ты сам не влюбишься в такую женщину?

– Какая женщина захочет выходить замуж за однорукого? – спросил Джеф. – Я лучше останусь холостяком, чем заведу себе жену, которая только и будет знать, что жалеть меня.

Джордж попробовал сменить тему разговора.

– Где ты думаешь жить с Ферн? – спросил он Мэдисона.

– В Бостоне.

– А что она будет делать с фермой? Ты же знаешь, что у нее очень много земли, не так ли? И это самая лучшая в Канзасе земля.

– Я хочу, чтобы она продала ее.

– А как сама Ферн относится к переезду в Бостон?

– Как и следовало ожидать. Она страшно боится ехать.

– Ты хочешь ее заставить?

– Если она не захочет ехать, я заставлять ее не буду.

– А что же ты будешь делать?

Мэдисон предпочел бы, чтобы Джордж его об этом не спрашивал, по крайней мере, не в присутствии Джефа. Он не хотел бы обсуждать при нем свои личные дела, тем более что Джеф не одобрял его выбор. Да он не одобрял и поведение самого Мэдисона.

– Я еще точно не знаю, но я уже говорил с Фрэдди относительно возможности открытия филиала нашей фирмы.

– Где?

– В Чикаго. Нью-Орлеане. Может быть, в Сен-Луи или даже в Канзас Сити.

– А ты не боишься оказаться в такой дали от Бостона и Нью-Йорка?

– Но жизнь в Бостоне без Ферн покажется мне адом, – сказал Мэдисон, едва сдерживая раздражение. – К тому же, есть ведь поезда, Джордж. Я всегда смогу за несколько часов добраться до Нью-Йорка.

– А ты не думал о том, что мог бы заняться фермерским хозяйством вместе с Ферн?

– Я думал об этом, – ответил Мэдисон и удивил своим ответом обоих братьев. – Мысль о том, что я мог бы работать на ферме, весьма привлекательна для меня, но я не думаю, что из меня может выйти хороший фермер. Кроме того, мне все еще нравится Бостон. Может быть, стоит поискать такое местечко, которое было бы полугородом, полудеревней, – улыбнулся он. – Ну, например, Чикаго.

Мэдисон не сказал братьям, что давно уже обдумывает свой переезд в другой город. Его ничего не удерживало в Бостоне. Необязательно было проводить всю оставшуюся жизнь в компании Фрэдди и Саманты.

Возможно, строгая, деловая жизнь Виргинии погубила их отца. Родись он на Западе, он прожил бы простую, но достойную жизнь.

– А ты не думал о том, что мог бы работать с нами?

Глаза Мэдисона сузились.

– Что ты предлагаешь? – Он видел, как забеспокоился Джеф.

– Джефу надоело все время разъезжать. Он хочет обосноваться в Денвере. Я думал, может, ты захочешь взять на себя часть его работы.

Мэдисон почувствовал облегчение, видя, что Джеф расслабился. Если бы этого не произошло, Мэдисон не стал бы даже и думать о предложении Джорджа.

– Ты хочешь, чтобы я стал членом семьи?

– Но ведь ради этого ты и приехал сюда, верно?

– Да, отчасти. В основном, – признался Мэдисон неохотно, – но я не хочу отнимать у Джефа его работу.

– У меня ее слишком много, – сказал Джеф. – Он слегка приподнял свой обрубок, давая понять, что этим все сказано.

– А что об этом думают близнецы?

Джордж позвал Хэна.

– Что бы ты сказал, если бы Мэдисон стал работать с нами?

– Я считал, что он уже работает на семью.

– Но что ты об этом думаешь? – спросил Мэдисон.

Он был намерен так или иначе получить от Хэна прямой ответ на свой вопрос.

– Я же не выхожу за тебя замуж, – сказал Хэн. – Я, может, и видеть тебя буду только пару раз в год.

– Я не об этом спрашиваю, – сказал Мэдисон.

– Я предпочел бы, что бы ты был здесь, а не в Бостоне, – сказал Хэн и отвернулся.

– Ну, Хэн просто приглашает тебя в семью, – сказал Джордж Мэдисону. – Так что ты об этом думаешь?

– Надо поговорить с Ферн, но лучше бы мне продолжать работать с Фрэдди. В итоге я все равно стал бы работать на семью, – объяснил Мэдисон, а когда Джордж пытался что-то возразить, добавил:

– Я буду слишком дорого вам стоить. Не думаю, что вы можете позволить себе содержать меня.

– Значит, тебе нужно сделать так, чтобы мы стали богаче.

– Я многое могу, но я не Мидас, – сказал Мэдисон.

– Не беспокойся, – сказал Джеф. – Джордж у нас Мидас. Все, к чему он прикасается, превращается в золото.

– Если бы у нас было золото, которое, как говорят, украл наш отец, то никому из нас больше не пришлось бы работать, – сказал Джордж.

– Давайте забудем эту историю, – предложил Мэдисон. – А то опять придется вытаскивать Хэна из тюрьмы.

– Сомневаюсь, что такие истории можно забыть.

Люди всегда будут верить, что где-то можно вдруг найти горшок с золотом и потом уже никогда не работать. Мэдисон знал, что его золотом была Ферн. Ему так не терпелось вернуться домой. Он также очень хотел опять стать членом семьи. Ему было очень приятно вот так просто сидеть с братьями и разговаривать. Даже несмотря на напряжение, которое еще не совсем исчезло между ними, он чувствовал, что он снова дома.

– Я хочу поехать на ферму, – объявила Ферн. Она и Роза сидели за столом и завтракали. Ночью она опять не спала. Она прободрствовала до самого утра, думая о том, почему Сэм Бэлтон убил Троя.

Она уже была уверена в том, что Сэм Бэлтон был убийцей. Соединив информацию, которую сообщил ей Мэдисон, с теми фактами, которые ей самой были известны о Трое, она получила полную картину того, что случилось.

– Я думала, что останешься у нас до возвращения Мэдисона, – сказала Роза. Она кормила Уильяма Генри, но после этих слов Ферн оставила свое занятие. – Мэдисон строго-настрого велел мне не спускать с тебя глаз.

– Я знаю. Но мне действительно надо туда поехать. Я гощу здесь уже слишком долго.

– Ты знаешь, как мне приятно общаться с тобой. Даже Уильям Генри все время спрашивает о тебе, когда тебя нет.

– Я буду скучать по вам обоим, но мне действительно надо ехать.

Роза внимательно посмотрела на Ферн. Та не любила, когда на нее так смотрят. Роза всегда разгадывала ее тайны.

– Это имеет какое-то отношение к поискам человека, который напал на тебя?

– Да.

– Ты знаешь, кто это был?

– Сэм Белтон.

На минуту Роза замерла.

– Ты уверена?

– Полностью уверена.

– А он знает, что ты знаешь про него?

– Нет.

– Что ты хочешь делать?

– Я не знаю.

– Откуда ты знаешь, что это именно он?

– Сначала я не была уверена. Было слишком темно, и я к тому же была слишком напугана и не думала о том, чтобы запоминать его лицо. Я даже больше не думала о нем, потому что Трои сказал мне, что Белтон уехал из Канзаса и никогда не вернется. Но на вечеринке у Маккоев я встретила человека, которого однажды уже видела, но с которым никогда не разговаривала. Я не могла понять, почему мне было так неловко, когда я говорила с ним.

Когда тот человек напал на меня, он все время говорил вполголоса. Он говорил мне, какая я красивая, как я нравлюсь ему, и что он собирается со мной сделать. Я была так напугана, что все это начисто забыла. Но услышав его голос, все вновь припомнила. Всякий раз, когда мне снится этот кошмар, я слышу голос насильника. Прошлой ночью я поняла, что это голос человека, которого я встретила на вечеринке.

– Я думаю, тебе надо подождать, пока вернутся Джордж и Мэдисон, – сказала Роза. – У тебя нет доказательств. Белтон имеет вес в обществе, и тебе никто не поверит.

– Мне бы не поверили, даже если бы он был нищий, – сказала Ферн сердито, – но я знаю, что он тот самый человек, который хотел изнасиловать меня. Я убеждена, что именно он убил Троя.

– Если это правда, то он очень опасен, – сказала Роза. – Ты считаешь, что будешь в безопасности на ферме?

– В большей безопасности, чем здесь, в Абилине. Я боюсь, что он уже подозревает, что я догадываюсь, кто он на самом деле.

– Хорошо. Если ты так считаешь, – сказала Роза, – но я хочу, чтобы ты давала знать о себе каждый день. И не говори мне, что ты была слишком занята и забыла. Если ты не будешь давать о себе знать, то я сама приеду к тебе на ферму.

– Не смей этого делать! – воскликнула Ферн. – Ты родишь, не успев туда добраться.

– Значит будешь помнить. Если я рожу еще одного Рэндолфа мужского пола где-нибудь в кустах, то это будет твоя вина.

Роза остановилась перед конторой по продаже земли и перевела дыхание. Ей становилось все труднее добираться от дома миссис Эббот до центра города. Она села на скамейку и похлопала по ней, приглашая Уильяма Генри присесть рядом.

Она думала, что ей не надо выходить из дому до самых родов, но ее угнетала мысль о том, что ей придется торчать целыми днями в четырех стенах. Она не вынесет постоянной болтовни миссис Эббот. Кроме того, Уильям Генри очень любит гулять с ней. Он был хороший мальчик, но ему тоже нужно было гулять. Он родился там, где возле дома был двор величиной в несколько гектаров. С ним постоянно возились пять дядей, да и поиграть было с кем. Здесь были только незнакомые горожане и Эд. Роза чувствовала, что хочет вернуться на ранчо. Так хорошо будет жить в просторном доме, который построил Джордж после того, как Макглендоны сожгли их старую хибару. Ей уже надоело томиться в тесноте у миссис Эббот.

– С вами все в порядке, мэм? – спросил у Розы какой-то человек, вдруг оказавшийся возле нее.

– Я немного устала, – ответила она. – Посижу несколько минут и все будет нормально.

– Вы уверены? Я могу послать за коляской, чтобы вас отвезли домой.

– Будьте так добры, – попросила Роза, радуясь тому, что ей не придется возвращаться домой пешком. Ей казалось, что она не дойдет до дома.

– Я вернусь через минуту, – сказал мужчина и скрылся в конторе. Вскоре он вышел оттуда.

– Сейчас прибудет коляска.

– Вы не знаете, как я вам благодарна, – сказала Роза, поворачиваясь к незнакомцу, чтобы лучше рассмотреть его. – Я совершила глупость, что пошла на прогулку.

– Все будет в порядке.

– Я знаю, вы думаете, что женщине в моем положении не следовало бы выходить из дому, и вы правы. Но мне так надоело все время торчать в четырех стенах. Да и Уильяму Генри очень нравятся прогулки.

– Очень красивый молодой человек. Не сомневаюсь, что вы гордитесь им.

– Мы где-то уже встречались с вами? – спросила Роза. – Не помню вашего имени, но лицо ваше мне знакомо.

– Меня зовут Сэм Белтон. Мы не знакомы, но вы могли видеть меня на вечеринке у Маккоев несколько дней назад.

Роза молила Бога, чтобы ее лицо не выдало того изумления, которое она почувствовала, встретившись лицом к лицу с человеком, которого Ферн подозревала в попытке изнасилования и убийстве.

– Ах, вот где это было, – сказала она, заставив себя улыбнуться. – Теперь я вспомнила.

– У вас было не очень много времени смотреть по сторонам. Рядом с вами находились две самые красивые женщины, которых когда-либо видел Абилин, – сказал Сэм.

– Да, там было много народу.

Роза почувствовала сильное желание поскорее избавиться от этого человека. Она посмотрела на улицу, надеясь увидеть коляску, но ее пока не было.

– Я так понимаю, что мисс Спраул выходит замуж за вашего деверя, – говорил Белтон. – Если она переедет в Бостон, то такая большая ферма ей здесь уже не понадобится. Она хотела бы ее продать?

Роза заставила себя притвориться совершенно спокойной. В вопросе Белтона не было ничего необычного. Было очень важно, чтобы он ничего не заподозрил.

– Я не знаю, – отвечала Роза уклончиво, не желая ни в коем случае, чтобы Белтон узнал, где сейчас находится Ферн. – Вы сами ее можете спросить об этом.

– Она на ферме, – проболтался Уильям Генри. – Ее дом унесло бурей, и дядя Мэдисон подарил ей новый.

– Она поехала проверить, как там дела, – объяснила Роза, злясь на Уильяма Генри за то, что тот не умеет держать язык за зубами. – Она беспокоится о хозяйстве, надо ведь ухаживать за скотиной и все такое. Если вы хотите поговорить с ней, приходите как-нибудь вечером в дом миссис Эббот. – Когда вернутся Джордж и Мэдисон, Ферн будет в безопасности.

– Спасибо, мэм. Обязательно зайду.

Роза облегченно вздохнула, когда коляска, наконец, подъехала к конторе. Не теряя ни минуты времени, она села в коляску и посадила в нее сына. Она больше не хотела отвечать на вопросы Сэма Белтона.

– Будьте осторожны, – сказал Белтон Розе. – Не дай Бог с вами что-нибудь случится до того, как мистер Рэндолф вернется в город. А когда вернется мисс Спраул, скажите ей, что я хотел бы взглянуть на ферму.

– Обязательно скажу, – заверила его Роза, и коляска тронулась.

Как только она благополучно добралась домой, Роза сразу же прочитала Уильяму Генри лекцию о том, что нельзя без разрешения разговаривать с незнакомыми людьми, а потом уложила его спать. Она пошла в свою комнату и легла, но заснуть не смогла. Она все думала о Сэме Белтоне. Если он действительно убил Троя и пытался изнасиловать Ферн, то он был чрезвычайно опасным человеком. Розе надо было как-то действовать. Но что она могла сделать?

Она пыталась говорить себе, что спешит с выводами. У нее было не больше доказательств, чем у Ферн. Белтон занимался землеторговлей. Для него естественно было спрашивать о том, продаст ли Ферн ферму. Джордж и Мэдисон должны были вернуться сегодня вечером. Она им все расскажет, и пусть они сами решают, что им делать.

Но чем больше Роза думала об этом, тем неспокойнее она становилась. Белтон сказал, что торопится вернуться в Топека, поэтому он может прийти сегодня. Но не захочет ли он прежде, чем поговорить с Ферн, увидеть землю? А это значит, что он может поехать на ферму днем. Конечно, Ферн могла ошибиться. Это были только ее предположения. Но Роза не беспокоилась о том, что Ферн могла ошибиться, ее пугало то, что Ферн могла не ошибиться в этом человеке.

Ферн не ожидает его приезда, он застанет ее врасплох. Роза не могла ждать, пока вернется Джордж. Уже сейчас Белтон, возможно, отправился на ферму Спраулов.

Сначала Роза хотела попросить миссис Эббот помочь ей, но тут же решила не делать этого. Миссис Эббот ни за что не позволит ей покинуть дом, если Роза не скажет ей, что она намерена делать. А доверять секрет миссис Эббот нельзя. Через час пол-Абилина будет знать о том, что Роза подозревает Сэма Белтона в убийстве Троя и попытке изнасилования Ферн и что в данную минуту он, возможно, направился на ферму Спраулов.

Роза пошла искать Уильяма Генри. Она нашла его играющим в фермеров с Эдом. Уильям Генри был владельцем фермы, а Эд работником. «Как он похож во всем на отца,» – думала Роза, ведя мальчика в свою комнату.

– Слушай внимательно, что я тебе скажу, – говорила она ему, убедившись, что миссис Эббот занята на кухне. – Мама хочет поручить тебе очень важное дело. Ты знаешь, где находятся платные конюшни?

Мальчик кивнул.

– Ты сможешь пойти туда один?

Он опять кивнул.

– Хорошо. Но Эда с собой не бери. Иди туда один и не говори ни Эду, ни миссис Эббот, куда и зачем ты идешь. Понял?

Он кивнул.

– Спроси там Тома Эверетта. Кроме Тома ни с кем не разговаривай. Скажи ему, пусть подаст коляску на угол Второй улицы и Бакки Стрит. Запомнил?

Он снова кивнул.

– Скажи мне, что ты будешь делать.

– Скажу Тому, чтобы он прислал тебе коляску.

– Куда?

– За угол дома, чтобы миссис Эббот не могла увидеть.

Роза обняла сына.

– А теперь поторопись. Дело очень важное. А когда вернется отец, расскажешь ему все, что я делала.

– Я хочу поехать с тобой.

– Ферн, возможно, угрожает опасность. Я, может быть, останусь с ней. А ты должен быть здесь и рассказать отцу, где нас можно найти. Скажи ему, что мы знаем, кто убил Троя Спраула. Сможешь это сделать?

Он кивнул.

– И еще одно. Скажи Тому, чтобы он никому не говорил про это.

Роза хотела отдохнуть на крыльце в ожидании коляски, но так нервничала, что не могла усидеть на месте. Может быть, не нужно было посылать Уильяма Генри. Он еще такой маленький и может не запомнить того, что ему нужно делать. Но сама она пойти не могла. После сегодняшней прогулки она поняла, что не в силах будет идти через весь город до частной конюшни.

– А, вот вы где, – сказала миссис Эббот, появляясь на крыльце. – Эд говорит, что не может нигде найти Уильяма Генри. Я думала, что он с вами.

Роза никогда не ругалась, даже про себя, но в данный момент она захотела выругаться. Миссис Эббот была доброй душой и добросовестным человеком. В любое другое время Роза была бы только рада, что она заметила исчезновение Уильяма Генри. Но сегодня она этому не радовалась.

– Я послала его в гостиницу с запиской для его дяди.

– Надо было послать с ним Эда. Такой маленький мальчик не должен шататься по городу один.

– Он не будет шататься, – сказала Роза, – и если только он не не появится здесь через несколько минут, я пошлю за ним Эда.

– Я сейчас пришлю Эда сюда, – предложила миссис Эббот. – Чтобы он был у вас под рукой на всякий случай.

– Нет, я хочу побыть одна, – возразила Роза. – У меня что-то сегодня нервы шалят.

– Это потому, что скоро вам рожать, – сказала миссис Эббот с сочувствием в голосе. – Я бы и сама с вами посидела, но у меня пироги на плите и тесто поднимается.

– Со мной все хорошо. Я хочу просто побыть одна. День такой замечательный.

– Если что, позовите меня. Я мигом пришлю сюда Эда.

– Хорошо, – сказала Роза, надеясь, что миссис Эббот, наконец, уйдет. Она уже заметила на улице коляску. Она не хотела, чтобы миссис Эббот ее тоже видела.

Роза подождала еще пару минут после того, как миссис Эббот скрылась в доме, а затем поспешила вниз по ступенькам, через двор и на улицу.

– Вам не надо бы в вашем положении ездить куда-либо, – сказал Том Эверетт, когда она подошла к коляске.

– Я знаю, но выбора у меня нет. Пожалуйста, не говорите никому, кроме моего мужа и его брата.

– Что случилось, миссис Рэндолф? Если что случилось, я готов помочь.

– Ничего не случилось. Я просто не хочу, чтобы кто-то в городе знал о моих делах. И тебя это тоже касается, Уильям Генри. Если миссис Эббот спросит у тебя, где я, говори, что ты не знаешь.

Роза и пяти минут не проехала в коляске, когда почувствовала, что у нее начались родовые схватки.


ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ


– И смотри, чтобы быки не топтали посевы Клакстона, – говорила Ферн Пайку. – Не хватало только, чтобы этот Клакстон на меня накидывался.

– Что-то беспокоит вас, мадам? – спросил Пайк. – Ты сегодня нервничаешь, как курица при виде койота.

– Никак не могу прийти в себя, – сказала Ферн. – Слишком много всякого разного случилось со мной за последнее время.

– Говорят, ты выходишь замуж и уезжаешь в Бостон.

– Кто тебе сказал?

– Все знают, что Мэдисон Рэндолф сделал тебе предложение. И никто не думает, что ты ему откажешь.

– А кто эти все? – спросила Ферн.

– В основном Бекки Льюис. Люди говорят, будто она утверждает, что ты наняла кого-то, кто прикинулся тобой, чтобы Мэдисон попросил твоей руки. Бекки говорит, что он разочаруется в тебе, когда поймет, на ком женился.

– А что люди думают об этом?

Пайк рассмеялся.

– Они думают, что Бекки просто с ума сошла от зависти. Она считает, что из всех абилинских женщин только она достойна такого красавчика, как Мэдисон.

– А что ты думаешь?

– Это, конечно, не мое дело, но я бы очень хотел, чтобы ты уехала в Бостон. Там тебя так любить не будут, как любим тебя мы здесь.

– Я что-то не заметила, чтобы меня здесь слишком любили.

– Ты не давала повода. Но мы считаем, что если ты уж один раз дала слабинку и надела платье, то наденешь его опять. Люди говорят, ты была в платье такая красивая, что там никто не верил, что это ты.

– Ну, не знаю, может, я опять надену платье, может, нет, а вот тебе надо идти к стаду, а то Рид будет тебя искать. Тогда некому будет сторожить быков, и они точно залезут на поле старика Клакстона.

Через пятнадцать минут Ферн вошла во двор и увидела Розу, подъезжающую к дому на коляске.

Еще до того, как она подъехала к дому, Ферн поняла: что-то не так. Роза сидела согнувшись, едва касаясь поводьев. Ферн со всех ног кинулась к коляске.

– Что случилось? – спросила она, как только подбежала к лошади. – Зачем ты сюда приехала?

– Помоги мне войти в дом, – попросила ее Роза.

– Я немедленно отвезу тебя назад в город.

– Я не доеду. У меня начались роды.

– О, черт! – ругнулась Ферн, забыв о том, что рядом Роза. – Ты не можешь рожать здесь. Тебе нужен доктор.

– Тебе придется помогать мне.

Никакое ругательство не могло бы выразить тех чувств, которые овладели Ферн.

– Джордж убьет тебя и меня, – сказала Ферн, как только она уложила Розу в кровать. – Я поеду за доктором.

– Нет, подожди. Я встретила Сэма Белтона в городе сегодня утром, – сказала Роза, когда боли немного отпустили ее.

Ферн замерла.

– Что он хочет?

– Он хочет купить твою ферму. Я боюсь, он может приехать сюда сегодня. Я должна была предупредить тебя. Я не хотела, чтобы он застал тебя врасплох.

– Никакой беды бы не было. Он бы не нашел меня здесь.

– Я этого не знала.

– Я не злюсь на тебя. Я просто беспокоюсь. Надо ехать за доктором.

– Уже нет времени. Скоро я начну рожать.

– Я все знаю, как ухаживать за коровами, когда они телятся, но понятия не имею, как принимать роды у женщин.

– Разница не велика. Делай то, что я тебе скажу.

У Розы опять начались схватки, и Ферн побледнела от волнения.

– Ты уверена, что рожаешь?

– Да, – заверила ее Роза, как только боли немного утихли, и она могла опять говорить. – Помоги мне раздеться. А потом приготовь полотенце и горячую воду. Понадобятся также ножницы и нитки. Я тебе доставлю кучу хлопот.

Ферн не понимала, как Роза может сохранять такое хладнокровие. Несмотря на то, что схватки опять начались и стали еще сильнее, Роза ни разу не вскрикнула. А ведь видно было, что она сильно страдает. Все ее тело было в страшных тисках боли. Лицо побелело от изнеможения. Ферн стало стыдно за то, что она позволяла Розе в свое время ухаживать за собой: боли у нее в груди не шли ни в какое сравнение с теми мучениями, которые испытывала сейчас Роза.

После новых жестоких спазм Ферн больше не могла молчать.

– Как ты можешь все это выносить? – спросила она Розу, не понимая, зачем та подвергает таким мучениям.

– Я смотрю на Уильяма Генри… и хочу еще ребеночка… Такого же замечательного, как он, – с трудом проговорила Роза. – Из-за этого стоит помучиться.

Но Ферн была не согласна. Помня, что случилось с ее матерью во время родов, она спросила:

– А ты не боишься умереть?

– Нет, но люди… люди умирают от всяких болезней. Я думаю, что умереть в родах лучше всего.

Ферн никогда об этом не задумывалась. Но эти слова Розы ее не убедили.

– Тебе нужно будет… ты должна… держать головку…, – проговорила Роза, задыхаясь. – Скажи мне… когда увидишь ее. – Голос Розы слабел. Ее слова было трудно разобрать.

Теперь, когда роды уже начались, Ферн почувствовала себя уверенней. Живя на ферме, она много раз видела, как телятся коровы, и хорошо знала, как это происходит. Однако принимать ребенка было для нее необычным делом. Ребенок – это не совсем то же самое, что теленок или ягненок.

– Я вижу головку, – сказала Ферн, страшно волнуясь. – Она лысая.

Роза чуть не задохнулась от смеха. Она с трудом проговорила:

– Держи ее. Приготовься… хватай… как только появятся плечи… тащи…

Ферн была чуть жива от страха. Не успела головка появиться, как вдруг вновь исчезла. Но вот опять схватки, еще один толчок, и головка появляется вновь. Ферн осторожно взялась за головку младенца. Он не двигался, не кричал. Он просто готовился к своему рождению. Ферн казалось невероятным, что она держит в руках новую жизнь. Ребенок был родственником Мэдисона. И будет ее родственником, когда она выйдет замуж за Мэдисона.

Этот младенец был членом ее семьи. Эта мысль так поразила ее, что она растерялась, когда увидела, что показалось сначала одно плечико, а потом и другое. Вскоре весь младенец был в ее руках.

– Это девочка, – сказала Ферн, испытывая благоговейный ужас при виде маленького живого существа, глядящего на нее широко открытыми голубыми глазами. – Но она такая маленькая.

– Я надеюсь, я буду с тобой, когда… ты будешь… твоего первого, – произнесла Роза, все еще с трудом дыша.

– Мэдисон сказал, что я могу не иметь детей, если захочу.

Но как она могла не хотеть стать частью этого волшебного круговорота жизни. Только женщина способна давать миру новую жизнь. Только женщина может создавать новые человеческие существа. Как она могла отказать себе в таком драгоценном даре?

– А я хочу этого ребенка и хочу иметь много-много других детей, – сказала Роза, пытаясь лечь таким образом, чтобы увидеть девочку. – Дай ее мне.

Ферн положила ребенка возле груди Розы, потом перерезала и завязала пуповину, после чего вымыла ребенка.

Девочка была крошечная, красная, морщинистая, с жиденькими светлыми волосиками на головке. Она не издавала ни звука, пока Роза не прочистила ей рот и не провела по пятке ногтем. После этого ребенок закричал во всю глотку.

– По крайней мере, ясно, что легкие у нее здоровые, – сказала Роза, улыбаясь гордой материнской улыбкой. – Ты красивая девочка, правда, сладкая моя? – ворковала она. – Папа обрадуется, когда увидит тебя.

– Я надеюсь, что он настолько обрадуется, что не прикончит нас с тобой на месте, – сказала Ферн. Она достаточно хорошо знала Джорджа Рэндолфа, чтобы понять: ему вовсе не понравится то, что роды у его жены принимала неопытная акушерка.

– Как ты ее назовешь? – спросила Ферн.

– Еще не знаю. Может быть, дать ей имя сестры Рэндолфа, которая умерла в детстве, или назвать ее в честь его матери. Пусть он сам решает.

Роза посмотрела на свой все еще очень большой живот.

– Я надеялась, что сразу похудею, как только рожу. Наверное, я слишком много ела. Нет, надо есть поменьше, а то буду выглядеть, как пышка.

– Тебе нужно помыться. Ты же не хочешь, чтобы муж застал тебя в таком виде.

– Ты сегодня только и делаешь, что отпускаешь мне комплименты, верно? Я знаю, что выгляжу неважно, но я… о, о, оу-оу.

Роза уже пошла было за водой, но крики Розы заставили ее обернуться.

– Что случилось? – спросила она, испугавшись за Розу.

– Мне кажется… я… у меня… близнецы, – с трудом произнесла Роза.

Вторые схватки были не менее жестокими, чем первые, но все кончилось несколько быстрее. Через несколько минут Ферн приняла у Розы вторую голубоглазую блондинку. Роза с нетерпением ждала, пока Ферн положит девочку рядом с ней.

– О, Боже! Джордж не поверит своим глазам, – прошептала она, вся сияя, несмотря на полное изнеможение, от которого пот лил с нее ручьями.

– Как ты будешь различать их? – спросила Ферн, глядя на двух одинаковых младенцев, которых Роза любовно держала в руках.

– А ты разве не различаешь их?

– Нет. Они совсем одинаковые.

– Только не для меня, – сказала Роза. – И я могу спорить, что Джордж тоже будет их различать. Привяжи ленточку к ножке первой девочки. Я тебе обещаю, что через неделю ты сможешь их различать.

Ферн сомневалась в этом, но не хотела спорить с Розой. В то время как похудевшая мама нежно прижимала к себе двух дочек, Ферн занялась уборкой. Роза была права: беспорядок из-за родов был ужасный. Через час Ферн убралась в доме, потом помогла Розе вымыться и одеться в одну из ночных рубашек, которые та в свое время подарила Ферн.

– Я пошлю Рида за доктором, – предложила Ферн.

– Зачем? – спросила Роза, не глядя на Ферн. Она смотрела только на своих детей. – У нас все хорошо.

– Я пошлю за доктором потому, что хочу еще пожить и выйти замуж за Мэдисона. Может быть, Джордж не убьет меня, если доктор скажет, что роды прошли нормально. А мне Джордж может и не поверить.

– Но я сама приехала сюда.

– Ты думаешь, твой муж будет тебя винить в чем-то? – спросила Ферн. – Я никогда не видела мужей, которые так носятся с их женами, как Джордж с тобой.

– А как насчет Мэдисона?

Как насчет Мэдисона? Любил ли он ее так же, как Джордж любил свою жену? Обожала ли она его меньше, чем Роза своего мужа? Чувствуя себя на седьмом небе от счастья, Ферн осознала, что они с Мэдисоном любят друг друга не меньше, чем Джордж и Роза. Она больше не завидовала Розе и не мечтала о том, как хорошо было бы ей оказаться на месте подруги. С ней случилось такое же, и скоро люди будут смотреть на нее и Мэдисона так же, как она раньше смотрела на Розу с Джорджем.

Ферн улыбнулась счастливой улыбкой.

– Я думаю, Мэдисон любит меня так же, как Джордж любит тебя, но он не стесняется говорить мне, если я делаю что-то не так.

– Но он же от этого не перестает тебя любить.

– Нет. – И он никогда не перестанет ругать ее и любить ее. Такой уж это человек.

– Тогда не волнуйся. Эти Рэндолфы упрямы, как мулы, но приняв однажды решение, они никогда уже от него не отступятся.

– Я это запомню, а теперь мне надо идти. Полчаса потребуется, чтобы найти Рида. Я тебе не понадоблюсь?

– Со мной все хорошо – ответила Роза и стала ворковать со своими новорожденными. – Никогда в жизни мне не было так хорошо.

Пинкертон подбежал к поезду прежде чем тот успел остановиться.

– Что случилось? – спросил его Мэдисон. – Что-нибудь с Ферн?

– Нет, – ответил Пинкертон, несколько успокоив Мэдисона, – но я выяснил, что Белтон был в Абилине восемь лет назад. Он дважды проезжал через город с грузом, следуя по военной дороге до Сайта Фе. Последний раз он был здесь, когда случилось это нападение на Ферн.

– Какое нападение? – спросил Джордж.

– Я расскажу тебе потом, – ответил Мэдисон. – Мы теперь знаем, кто убийца. Как только я спрячу Ферн в безопасном месте, мы им займемся.

– И пусть доктор тебе не говорит, что он ей не нужен после благополучно прошедших родов, – инструктировала Ферн Пайка. – Док Грей большой лентяй. Он бы давно умер с голоду, если бы не был единственным врачом в Абилине.

– А что если он не захочет ехать?

– Дай ему по голове чем-нибудь тяжелым и тащи его сюда. Пусть лучше он набросится на меня, чем Джордж.

– Или Хэн, – добавил Пайк, садясь в седло. – Док плохо стреляет, а вот Хэн еще ни разу не промахнулся.

Ферн отпустила поводья и позволила своему коню самому везти ее к ферме. Он прекрасно знал дорогу от пастбища. Ферн было о чем подумать. Она все еще не могла забыть эти роды. Она знала, что Роза вот-вот должна была родить, но она не могла себе вообразить счастье матери при виде двух белокурых девчушек. Она смотрела на них, как на самых драгоценных новорожденных в мире. Ферн хотела знать, чувствовала ли ее мать то же самое по отношению к ней. Она не могла не думать о том, какие чувства она будет испытывать к своему ребенку. К дочери или сыну Мэдисона.

Она понимала, что ее мать испытывала это волшебное желание, когда хотела второго ребенка, зная, что рожать вторично для нее опасно. Она знала, что Мэдисон не станет заставлять ее без конца рожать. И она сама, возможно, не захочет этого делать, потому что никогда не мечтала иметь так много детей, как Роза. Один или два ребенка было бы для Ферн вполне достаточно. Одна только мысль о том, что Мэдисон будет держать на руках ее ребенка, увлажняла ее глаза. Дети придают смысл жизни, она понимала это. Она страстно хотела жить. Слишком долго она старалась похоронить себя заживо. Теперь она хотела радоваться жизни и получать от нее все.

Но она не хотела переезжать в Бостон. Эта перспектива все еще пугала ее. Она полагала, однако, что можно и попробовать. Она однажды уже чуть не позволила страху погубить свою жизнь. И поклялась никогда не допускать подобного впредь. Что бы ни случилось с ней в жизни, отступать она больше не будет.

Ее конь заржал. Она подняла голову и увидела перед собой Сэма Белтона.

– Я не знаю, где она, – говорила миссис Эббот, истерически рыдая. Рыдания мешали ей говорить. – То она была на парадном крыльце, а то вдруг исчезла. Растворилась среди бела дня.

– Ну, далеко она уйти не могла, – сказал Джордж. – В ее-то положении.

– Я тоже об этом думала, но ее нет и нет. Целый день уже прошел. К этому времени она должна бы уже вернуться.

Уильям Генри тянул отца за руку. В рассеянности Джордж взял его на руки и поцеловал его, но, не отрываясь, смотрел на миссис Эббот.

– Вы уверены, что она ничего не говорила о том, куда она собиралась пойти?

– Ничего, – застонала миссис Эббот и, театральным жестом закрыв лицо руками, упала на диван. – Я все время пыталась вспомнить. Но нет, она ничего не сказала.

– Может быть, она где-нибудь с Ферн, – предположил Мэдисон.

– Ферн на ферме.

– Папа, – шепнул Уильям Генри отцу на ухо.

– Не сейчас, сынок, – сказал Джордж. – Надо найти маму. Ей нельзя так долго быть далеко от дома.

– Я думаю, надо сообщить об этом шерифу Хиккоку, – сказал Джеф.

– Может быть, сначала спросить у врача, – предположил Хэн.

– Если что-то случилось с ней, то это должно иметь отношение к родам. Я схожу к доктору, если хотите.

– Будь добр, – сказал Джордж.

– А я пойду к шерифу, – вызвался Джеф.

– Попроси его, чтобы он никому об этом не говорил, – предостерег его Джордж. – Роза убьет меня, если узнает, что мы перевернули весь город, в то время как она находилась где-то рядом, по соседству.

– Я уже почти все дома в городе обошла, – сказала миссис Эббот. – Никто ее не видел.

– Папа, – позвал опять Уильям Генри.

– У меня сейчас нет времени, – сказал ему Джордж, – опуская мальчика на пол. – Иди на улицу поиграй.

Но Уильям Генри не уходил. Он стоял около отца.

– Что же нам делать? – спросил Мэдисон. – Я не могу сидеть и ждать, пока вернутся Хэн и Джеф. Мне надо видеть Ферн.

– Я не знаю, что нам делать. Мы не знаем, где искать Розу. – Джордж почесал голову. – Я не могу понять. На Розу это не похоже. Она никогда не уходит из дому, не сказав, куда она идет.

– Я знаю, где она, – заявил вдруг Уильям Генри.

– Я знаю, что ты хочешь помочь, – сказала миссис Эббот, обнимая мальчика, – но лучше иди, найди Эда и поиграй с ним. Папа беспокоится о твоей маме.

– Мама сказала мне, куда поехала, – сказал Уильям Генри.

– Ну, мальчик, это не хорошо говорить…

– Что сказала мама? – спросил Джордж.

– Это тайна. Мама говорила, чтобы я сказал только тебе.

– Ты можешь сказать нам, – сказал Джордж, – все в порядке.

Уильям Генри с недоверием посмотрел на миссис Эббот.

– Поищите Эда, миссис Эббот, – попросил ее Джордж. – Может быть, он знает что-нибудь.

– Я уже спрашивала его…

– Уверен, что вы спрашивали, но не помешает спросить его еще раз.

– Ну, если вы настаиваете, – сказала миссис Эббот, явно недовольная тем, что ее отсылают из комнаты.

– Ну, что же сказала тебе мама? – спросил Джордж, как только дверь закрылась за миссис Эббот.

Уильям Генри удостоверился, что миссис Эббот ушла.

– Мама поехала к Ферн. Она знает, кто убил этого человека.

– Какого человека?

– Мистера Спула, – сказал Уильям Генри.

– Троя Спраула! – воскликнул Мэдисон. – Но как она это узнала?

– Что еще сказала мама? – спросил Джордж.

– Сказать мистеру Тому, что это тайна.

– Седлай поскорей лошадей, – сказал Джордж Мэдисону. – Я только поговорю с миссис Эббот и приду.

– Ты думаешь Ферн в опасности?

– Я не знаю. Но Роза не поехала бы на ферму просто так.

– Захвати свой револьвер, – сказал Мэдисон. – И возьми револьвер для меня.


ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ


Вопрос за вопросом проносились в голове Ферн, как сухие листья на ветру. Что делает здесь Сэм Белтон? Знает ли он, что в доме беспомощная Роза с двумя крошками? Знает ли он, что все Рэндолфы в Топека, а вернутся только к вечеру.

Ферн понимала, что она ни за что не должна показывать, что она подозревает Белтона. Ради Розы и ради себя самой. Она не знала, что собственно собирается предпринять Белтон, но от одной мысли о том, что он причинит какой-то вред близнецам, у нее кружилась голова.

– Мистер Белтон, что вы делаете в наших краях? – Она заговорила первой, надеясь, что ее голос не выдаст ее страха. – Я думала, что вы уже в Топека.

– Я уже собирался уезжать, но решил поговорить с вами о вашей ферме.

– Я не хочу ее продавать.

– Но у вас слишком много земли, одной вам тут не справиться. – Он махнул рукой, показывая сколько много земли у Ферн. – Кроме того, я слышал, что вы выходите замуж и переезжаете в Бостон.

– Я еще не решила.

Он был не похож на убийцу или насильника. Он был похож на здравомыслящего, трудолюбивого буржуа. Никто никогда не поверит в то, что он пытался изнасиловать ее. А теперь, когда Троя нет в живых, некому и подтвердить ее обвинение. У нее не было абсолютно никаких доказательств. И у Мэдисона тоже их не было.

Но она знала, что это Белтон напал на нее. Она чувствовала.

– Если вы сейчас не очень заняты, не могли бы показать мне участки, которые вы хотели бы продать.

Ферн хотела было сказать ему, чтобы он приезжал в другое время, но подумала, что он может начать уговаривать ее и поехать за ней к дому, где находятся Роза с новорожденными.

Нет надо увести его подальше от дома. Чем дольше она будет отвлекать его, тем больше пройдет времени. Вернутся Джордж и Мэдисон, они начнут искать Розу и приедут сюда. Они поймут, что Роза никогда бы не решилась на такую поездку, если бы Ферн не грозила опасность.

– Какую землю вы хотели бы купить? – спросила она.

– Меня интересуют участки земли с жильем. Фермеры не будут платить за пастбища. Они пользуются государственными лугами, а когда там становится слишком тесно, перебираются дальше на Запад. Но небольшие фермерские участки охотно покупаются. Как насчет бывшей фермы Коннора?

Ферн не хотела ехать к ферме Коннора. Она была связана в ее сознании с неприятными воспоминаниями и находилась слишком далеко от дома. Однако, поехав туда, она могла бы увести Белтона довольно далеко от Розы, находясь в то же время на своей земле.

Она пыталась угадать, было ли что-то необычное в поведении Белтона. Нервничал ли он, был ли напряжен, подозрителен, скрытен. Она пыталась понять, догадывается ли он, что она его подозревает. Но он, казалось, вел себя абсолютно нормально. Она вела бы себя точно так же на его месте.

У нее в седле всегда была при себе винтовка, но хотя у Белтона и не было заметно никакого оружия, она все же не могла полностью терять бдительность. Подобно Мэдисону, он носил городскую одежду и неизвестно, что у него в карманах.

Белтон постоянно говорил во время их путешествия. Он спрашивал о почве, воде, траве, о том, какие злаки тут произрастают. То есть, задавал такие вопросы, какие и можно было ожидать от торговца землей. К моменту, когда они добрались до фермы Коннора, Ферн уже сомневалась, помнит ли Белтон о том, что пытался изнасиловать ее восемь лет назад.

– Домик в неплохом состоянии, – сказал он. – Похоже, фермерская семья могла бы поселиться тут прямо сейчас.

– Крыша протекает. Сами посмотрите.

Сэм улыбнулся.

– Может быть, вы сочтете меня трусом, но я боюсь темноты. Никогда не знаешь, кто может затаиться в темном углу.

– В домике никого нет, – сказала Ферн, стараясь не показать, как она презирает Белтона. – Я там много раз бывала, даже ночью.

– Не сомневаюсь, что вы говорите правду, но не могли бы вы сейчас заглянуть туда. Просто на всякий случай.

Ферн чуть не фыркнула. Для четырнадцатилетней девочки он еще мог представить какую-то опасность, но теперь-то она его не боится. Он был трус. Мэдисон еще и суток не пробыл в Абилине, а уже, не колеблясь, заходил в этот домик из дерна.

Но уже собравшись было спрыгнуть с коня, Ферн вдруг передумала. Может быть, Белтон только прикидывается трусом.

Как знать. Но пока она в седле, она всегда может воспользоваться своей винтовкой или ускакать от него.

– Нечего смотреть, – сказала она. – Нет там никого внутри.

– Тем не менее, лучше вооружиться, – сказал Белтон, слезая с лошади и держа в руках кнут. – Все-таки какая-то защита лучше, чем ничего.

Ферн была настороже.

– Не задерживайтесь там. Уже дело к вечеру, а до города дорога не близкая.

Ферн с трудом верила своим глазам – он остановился и закатал штанины до колена, чтобы не испачкать их. И почему она только боялась его?

– Я не знал, что здесь водятся бизоны, – сказал Белтон, вставая.

– Бизонов здесь нет. Я ни одного уже много лет не видела.

– Но вот же они, – сказал Белтон, махнув рукой, – целое стадо.

Ферн посмотрела в ту сторону, куда показывал Белтон, и увидела трех бизонов, тяжело бежавших по склону холма.

– Они, наверное, отбились от стада в восточном Канзасе, – сказала она. – Они…

Но договорить она не смогла. В то время, как она смотрела на бизонов, Белтон что есть сил хлестнул ее коня кнутом.

Заржав от боли, конь взвился на задние ноги, Ферн от неожиданности не удержалась в седле и упала.

Еще падая, Ферн уже поняла замысел Белтона. Приземлившись на руки и колени, она сразу же покатилась по траве. Она хотела тут же вскочить на ноги, но Белтон настиг ее, прежде чем она успела подняться.

Ферн никогда ни с кем не дралась, но драки ей видеть приходилось. Выполняя всю мужскую работу, она считала, что и сдачи может дать любому мужику. Но как только Белтон схватил ее, она сразу поняла, что он здоровый, как вол. А она, наоборот, весьма ослабла за последнее время, почти не работая и не ездя верхом. В схватке с Белтоном, она бы, очевидно, проиграла.

Ферн попробовала освободиться из рук Белтона, но не успела она подняться, как он схватил ее за ногу, и она, потеряв равновесие, упала. Ферн сделала отчаянную попытку опять вскочить на ноги, но Белтон прыгнул на нее сзади, и они покатились по земле.

Ферн была взбешена.

Этот человек уже погубил восемь лет ее жизни. Теперь он хочет вообще убить ее. Нет, она не позволит этого ему сделать.

Собрав последние силы, Ферн подтянула под себя колени, уперлась руками, оттолкнула от земли и перевернулась на спину. Белтон оказался под ней. Он издал хрюкающий звук, у него перехватило дыхание, но не ослабил свою хватку. Он крепко держал ее за шею тогда Ферн изо всех сил ударила его локтем в живот, и, прежде чем он пришел в себя, она рванулась от него. Белтон ослабил свою хватку, задохнулся, и разжал руки. Ферн поднялась на ноги.

– Только трусы нападают на женщин, – сказала она и ударила его кулаком в челюсть.

Белтон упал.

– А теперь убирайся с моей земли.

Ферн подошла к своему коню и взяла в руки поводья. Но все еще не пришедший в себя после Белтона конь, не подпускал к себе Ферн. Он кругами пританцовывал вокруг нее, не давая ей сесть. Краем глаза Ферн видела, как Белтон встает на ноги. Она еще успела заметить, как он кидает в нее камень, но не смогла уклониться от него.

Они были похожи на четырех всадников Апокалипсиса. Их сильные кони высекали искры копытами, глаза всадников горели гневом. У них не было мечей, но они готовы были совершить акт возмездия.

Последний раз Мэдисон ездил с братьями десять лет назад. Время разделило их. У всех братьев были непростые судьбы. Но сегодня они забыли все претензии друг к другу. У них была общая цель и одно намерение – защитить своих женщин.

Когда-то вот так же сообща они сражались с бандитами в Техасе. Такая же общая воля помогла им когда-то выжить. У них было трудное детство, более слабые люди никогда бы не перенесли такого.

А теперь они преследовали Сэма Белтона.

– Вы думаете, он держит их в доме? – спросил Хэн, когда они подъезжали к ферме.

– Ферн никогда не впустила бы его в дом, – сказал Мэдисон.

Джордж первым из братьев спрыгнул с коня. Он так рванул дверь, что сорвал ее с петель. Мэдисон поспешил за ним.

– Бога ради, Джордж, ты что, не знаешь, как надо входить в дом? – спросила его Роза.

Раздался плачь одной девочки, и сразу же к ней присоединилась вторая.

– Дочери? – закричал от волнения Джордж. Он в два прыжка пересек комнату, лишившись на радостях дара речи, и только смотрел на свое потомство.

Не найдя Ферн в комнате, Мэдисон стал осматривать дом.

– Черт возьми, ты обещала родить девочку, – сказал Хэн, влезая в дом через окно. – Но я не ожидал, что ты родишь сразу двух. Что нам теперь делать с таким количеством бабья?

– Вам надо привыкать к женскому полу, – отвечала Роза. – Как знать, может быть, Ферн подарит Мэдисону еще двух девочек в этом году.

– Где Ферн? – спросил Мэдисон, озадаченный ее отсутствием.

– Она пошла найти одного из своих работников, чтобы послать его за доктором, – сказала Роза, отрываясь от новорожденных. – Пора бы ей, однако, уже и вернуться. – Счастливая улыбка исчезла с ее губ, и складки озабоченности появились на лбу. Она посмотрела на Мэдисона. – Она знает, кто убил Троя.

– Сэм Белтон, верно? – спросил Мэдисон.

– Откуда ты знаешь? – удивилась Роза. – Ладно, расскажешь после. Я приехала сюда, чтобы предупредить ее о том, что Белтон, возможно, будет здесь. Он хотел поговорить с ней о продаже ее земли. Но тут у меня начались схватки, и я родила двойню. После этого она пошла найти работника и послать его за доктором. Я боюсь, что она могла повстречать Белтона на дороге.

Земля закачалась под ногами Мэдисона. Чувство ненависти и презрения, которое он испытывал к насильнику, превратилось в страстное желание убить его.

– Я поеду искать ее, – сказал Мэдисон.

– Мы поедем с тобой.

– Только не ты, Джордж. Останься с Розой. Кто-то должен остаться здесь, – сказал Мэдисон, видя, что Джордж колеблется. – Мы как-нибудь втроем с одним справимся.

– Иди познакомься с дочками, Джордж, – обратилась к мужу Роза, теряя интерес к деверям. – Мы ждали тебя весь день.

Джордж подошел к кровати и опустился возле нее на колени.

– Это Аурелия, – сказала Роза, показывая ему девочку, которая лежала с правой стороны от нее. – Она старшая. Я назвала ее в честь твоей матери. А это Джульетта, – сказала Роза. Я назвала ее в честь твоей сестры.

Братья на цыпочках вышли из комнаты. Мэдисон рассказал им о том, что Белтон пытался изнасиловать Ферн.

– Но почему же он убил Троя? И свалил все на меня? – спросил Хэн.

– Трои, должно быть, шантажировал его, – объяснил Мэдисон.

– И что? – все же не понимал Хэн.

– И Белтону нужно было избавиться от него, но ему нужен был козел отпущения. Когда ты затеял эту драку с Троем, он воспользовался этим обстоятельством.

– Из-за него я провел три недели в этой чертовой тюрьме. Вперед, – сказал Хэн, пришпоривая лошадь. – Мне надо кое с кем рассчитаться.

– Она уехала с час назад, – говорил им Рид. – Пайк поехал в город. Я думаю, доктор вот-вот должен приехать.

– Куда она поехала отсюда?

– Назад, на ферму, – ответил Рид. – Она сказала, что не может оставить миссис Рэндолф одну с близнецами.

– Что-то случилось, – сказал Мэдисон. – Нам надо разделиться и искать ее.

– Я буду искать ее вдоль дороги, которая ведет к городу, – предложил Джеф. – По крайней мере, там я не заблужусь.

– А я поеду в южном направлении. В ту ночь, когда Сэм Белтон убил Троя, я хорошо изучил эту местность.

– Ну, а я поеду на ферму Коннора, – сказал Мэдисон. – Вы можете считать меня сумасшедшим, но у меня есть предчувствие, что Ферн там. Если мы не найдем ее, встретимся через два часа в доме Ферн и обсудим, что нам делать дальше.

Но Мэдисон надеялся, что делать этого им не придется. Если что-то случилось, то каждая минута дорога.

Еще толком не придя в себя, Ферн почувствовала страшную боль в голове. Она хотела дотронуться до головы рукой, но не смогла этого сделать. Она вообще не могла пошевелиться.

Ферн открыла глаза и увидела, что она привязана к кровати. Сэм Белтон стоял возле окна. Он очистил его от паутины и мусора, чтобы наблюдать за тем, не появится ли какой-нибудь всадник. Когда Ферн застонала от боли, он обратился к ней.

– Не долго ты была без сознания.

– Почему вы напали на меня? – спросила она. – Что вы хотите со мной сделать?

– Ты знаешь, кто я.

– Вы Сэм Белтон, – сказала Ферн, напрягая мозг. – Я видела вас на вечеринке у Маккоев.

– Мы и раньше встречались.

– Я видела вас, когда вы сходили с поезда в день приезда Мэдисона Рэндолфа.

– Мы встречались до этого, восемь лет назад. Я понял, что ты узнала меня, когда увидела на вечеринке.

Итак, бесполезно было притворяться, будто она не знает, что он пытался изнасиловать ее. Если даже она скажет ему, что ничего не помнит, он ее уже не отпустит.

– Я не вспомнила вас.

– Может быть, тогда и не вспомнила, но вспомнила потом. Я сегодня это по твоим глазам понял.

Она выдала себя. Если бы только он не напал на нее так неожиданно.

– Почему ты убил Троя? Он шантажировал тебя?

– Негодяй, – взорвался Белтон. – Мой отец умер пару лет назад и оставил мне в наследство много земли. Мне нужно было остаться в Чикаго и продать всю эту землю, но я подумал, что буду в безопасности в Топека. Я не думал, что окажусь в Абилине. И вот несколько месяцев назад я наткнулся на Троя. Он был пьян, но узнал меня. К этому времени я уже преуспевал, у меня была репутация добропорядочного гражданина. Трои и не собирался разоблачать меня. Он просто хотел, чтобы я его всю жизнь снабжал деньгами. На работе у меня он только числился и получал зарплату.

– Итак, ты убил его. Но зачем ты свалил все на Хэна?

– Если бы я мог натравить город на техасцев, они бы перестали заниматься здесь скотопродажей. Без техасской лихорадки моя земля вдвое или даже втрое поднялась бы в цене.

– Так я и думала, – сказала Ферн.

– Ты так же умна, как и красива. Я понимаю, почему Мэдисон Рэндолф хочёт сделать тебя своей любовницей.

– Ничтожество! – воскликнула Ферн. – Он хочет жениться на мне.

– Может быть, и так, – сказал Белтон, пристально посмотрев на Ферн, – но сейчас уже поздно. Ему нужно было увозить тебя в Бостон до этой вечеринки.

– Что ты собираешься со мной делать?

– Я собираюсь закончить то, что начал делать восемь лет назад.


ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ


Белтон облизал губы, потом оскалил зубы, как волк, перед тем как наброситься на свою жертву.

– А после этого, боюсь, тебе придется отправиться туда же, где находится твой двоюродный брат.

Она видела, что он едва сдерживает себя. Он улыбался, но это была улыбка койота, который чует добычу. Ферн похолодела от страха, но не потеряла голову. Она всю жизнь была борцом.

Он отошел от окна и подошел к кровати. Ферн чуть не впала в панику, заметив, как он возбужден. Она лежала связанная на кровати и не могла пошевелить ни ногой, ни рукой.

– Ты меня привела в замешательство, когда я увидел тебя на той вечеринке. Я не представлял, что ты скрываешь под овчинным жилетом. – Он стоял рядом с кроватью и смотрел на грудь Ферн. А она думала о том, вернулся ли уже Мэдисон и его братья из Топека. Несомненно, они сразу же отправятся на ферму, как только Уильям Генри сообщит им, куда уехала его мать. Они найдут Розу. Она будет в безопасности, но Мэдисон не будет знать, где ему, искать Ферн. Она была предоставлена самой себе.

– Почему ты прятала себя?

– Я пряталась от людей, как и ты, – ответила Ферн.

– Тогда тебе никогда не нужно было надевать платье.

Ферн не нравилось, как горят его глаза. Она решила, что не позволит ему изнасиловать себя, не даст осквернить ее чудесную близость с Мэдисоном. Но она понимала, что прежде всего ей надо остаться в живых.

Возможно, этот человек сумасшедший. А если так, то одно неосторожное слово или движение могут спровоцировать его на убийство.

Неожиданно Белтон протянул руку к ее груди. Ферн вся сжалась.

Его рука так и не коснулась ее груди. Он улыбался. Он дразнил ее, наслаждаясь пыткой.

Ферн думала, что страх станет сковывать ее, парализует ее. Но он уже не имел такой силы над ней, как прежде. Она чувствовала одну лишь ярость от того, что этот человек думает, будто имеет право надругаться над ее телом.

Она чувствовала, как он касается ее своими пальцами, пробегая ими по пуговицам ее рубашки. Белтон буравил Ферн своим взглядом. Он выбрал одну пуговицу и расстегнул ее. Ферн, не моргая, бесстрашно смотрела ему в глаза. Он хотел лишить ее присутствия духа. Но теперь она уже не была беспомощной девочкой-подростком. Она была женщиной, с которой ему нелегко будет справиться.

Ферн ждала.

Неожиданно он схватил ее рубашку и разорвал ее на груди Ферн. Звуки отрывающихся пуговиц и рвущейся материи заглушили ее слабый вскрик, но она поняла, что он увидел страх в ее глазах. Она с трудом сдержалась и не закричала.

Садистская улыбка играла на губах Белтона, когда его пальцы пробирались через порванную рубашку к груди Ферн. Белтон присел на край кровати. Его рука лежала на ее груди.

Она чувствовала его дыхание на своей шее.

– С той ночи я все время думал о том, как снова буду ласкать тебя, – прошептал он, не отрывая взгляда от ее груди.

Выражение его лица пугало Ферн. Много раз ей приходилось видеть гнев и ярость на лицах разных людей, но ей казалось, что в глазах Белтона было безумие.

Внезапно он сжал ее грудь. Он сжимал и сжимал, пока от боли на глазах Ферн не выступили слезы.

– У тебя такая белая кожа.

Страдая от боли, Ферн услышала вдруг отдаленный звук, который все приближался к домику из зерна. Стук копыт. Кто-то мчится сюда галопом. «О боже, пусть это будет Мэдисон».

Она понимала, что ей надо отвлекать внимание Белтона. Может быть, он был так занят своими безумными мыслями, что не услышит стук копыт, но рисковать Ферн не могла. Сглотнув несколько раз слюну, она, наконец, произнесла:

– Почему ты пытаешься изнасиловать, меня?

Сначала ей показалось, что Белтон не хочет отвечать ей. Он уже не так сильно сжимал ее грудь. Кажется, он погрузился в мир своих грез.

– Твоя кожа такая белая, – прошептал он, наконец.

– Почему ты был на ферме Коннора той ночью? – спросила она. Она боялась, что если она не будет говорить, то он услышит стук копыт и поймет, что кто-то приближается к домику верхом на лошади.

Белтон стал ласкать ее плечи.

– Я знал, что ты будешь идти этой дорогой домой. Я ждал тебя тогда точно так же, как сегодня.

– Но ты же не знал меня. Ты никогда меня раньше не видел.

Его руки гладили ее бедра, живот. Ферн чуть ли не трясло от отвращения.

– Я видел, как ты расхаживаешь в штанах по городу, чего порядочные девушки никогда не делают. И я видел, как все мужики обалдевают от тебя. Они могли только таращиться на тебя, на большее они не решались осмелиться. А я осмелился. Я сказал людям: интересуюсь покупкой скота, и они рассказали мне все, что я хотел знать. В том числе и то, где ты пасешь коров.

Стук копыт звучал, как раскаты грома, в голове Ферн. Еще минута. Еще несколько секунд.

– Ты не знал меня. Ты не любил меня. Как ты мог…

– У тебя такая белая кожа, – сказал Белтон, вновь погружаясь в свои грезы.

Белтон так увлекся, лаская Ферн, что не услышал, как в комнату ворвался Мэдисон.

Мэдисон нанес Белтону сильнейший удар по голове сзади, но тот не упал. Издав дикий, звероподобный крик, он вскочил, выставив вперед руки, которые были похожи на когтистые лапы, напал на Мэдисона. Обхватив друг друга и сплетясь, будто два борющихся зверя, они катались по всей комнате, ломая остатки мебели, пока не выкатились из домика. И тут, воспользовавшись преимуществами открытой местности, Мэдисон сумел при помощи своих боксерских навыков довольно быстро нокаутировать Белтона. После этого Мэдисон побежал к Ферн.

– С тобой все в порядке? – спрашивал он ее, развязывая веревки, которыми она была привязана к кровати. – Он что-нибудь сделал с тобой?

– Нет, я так разъярила его, что он забыл, что собирался насиловать меня.

Мэдисон развязал Ферн, и она кинулась в его объятия.

– Он хотел меня, потому что думал, что я нетронутая, девственница. Когда я сказала ему, что уже занималась любовью с тобой, он обезумел.

– Он давно уже сошел с ума, – сказал Мэдисон, прижимая к себе Ферн.

– Ты знаешь, – говорила Ферн, чувствуя себя в полной безопасности в объятиях Мэдисона, – я так взбесилась, что хотела убить его. И совсем его не боялась.

– Я рад, но…

– Мэдисон! – вскрикнула Ферн, изо всех сил толкая его в сторону.

Белтон стоял во дворе с пистолетом в руке и целился в Мэдисона.

Схватив Ферн за руку, он увлек ее за собой в темный угол. Но все же в домике было не достаточно темно, чтобы Белтон, который стоял теперь в дверях с пистолетом в руках, мог не видеть их.

Мэдисон проклинал себя. Какой дурак! Спасая Ферн, он забыл связать Белтона и оставил свою винтовку у входа.

– Стой у стены, – шепнул Мэдисон Ферн. – Я попробую добраться до моей винтовки.

– Но он у дверей, он увидит тебя.

– Это наш последний шанс. Иначе он нас тут перебьет, как мух.

Сжавшись, как пружина, Мэдисон вдруг рванулся и побежал.

Раздались выстрелы и несколько пуль застряло в стенах, но Мэдисон все-таки успел добраться до своей винтовки. Белтон отбросил один пистолет в сторону, выхватил из-за пояса второй и кинулся в угол, где пряталась Ферн.

Мэдисон почувствовал жгучую боль в бедре. Он был ранен, но ему нужно было остановить Белтона, который уже целился в Ферн. Вскинув винтовку, он выстрелил в Белтона.

Гром выстрела оглушил его.

Пистолет выпал из руки Белтона, и ужасная гримаса боли исказила его лицо. Он схватился за низ живота и стал пятиться назад, все время при этом воя. Он споткнулся, упал и лежал, корчась на земле. Штаны его были в крови.

Не бросая винтовки, Мэдисон помог Ферн встать.

– Все кончено, – сказал он. – Больше он тебя не обидит.

Они вышли из домика. Солнце клонилось к закату. Они увидели Хэна верхом на лошади с пистолетом в руке.

– Скверный выстрел, братец. Куда ты целился, черт возьми? – спросил он, показывая на рану Белтона.

– Он напал неожиданно. Я не успел как следует прицелиться.

– Хорошо, что восемь лет назад ты стрелял лучше, – сказал Хэн сухо. – Но ничего. Он выживет и предстанет перед судом, но женщин тревожить не будет.

Ферн почувствовала на пальцах какую-то липкую жидкость. Она посмотрела и увидела на них кровь.

– Ты ранен, – крикнула она, поворачиваясь к Мэдисону, чтобы посмотреть на него.

Она чувствовала себя ужасно виноватой перед ним. Во второй раз он был ранен из-за нее.

Лицо Мэдисона исказила гримаса боли, когда он нагнул голову, чтобы взглянуть на свое бедро.

– Мне надо садиться на ближайший поезд и уезжать в Бостон или начинать учиться стрелять.

– Надо ехать в Бостон, – уверенно сказала Ферн.

– Я не хочу, чтобы в тебя больше стреляли.


ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ


– Стой спокойно, – бранила Роза Ферн. – Нельзя же идти на свадьбу в таком расстегнутом виде.

Ферн смотрела на себя в зеркало. На ней было второе платье из тех, что купил для нее Мэдисон, и оно ей не очень нравилось.

– Я не хочу выходить замуж за Мэдисона в платье, которое носят каждый день. Держу пари, что Саманта заказывала себе платье в одной из тех экзотических стран, о которых постоянно говорит Мэдисон.

Ферн не могла не думать о том, что Саманта и Фрэдди Брюс приехали в Абилин на их с Мэдисоном свадьбу. Она понимала, что люди будут сравнивать ее с Самантой. И как она ни старалась не придавать этому значения, она все же беспокоилась, что и Мэдисон начнет сравнивать ее со своей старой знакомой.

Нет, она не опасалась за то, что он передумает жениться на ней.

Несмотря на ранение, из-за которого он большую часть времени лежал, Мэдисон с ума сходил по Ферн. Даже Джордж это заметил. Она не хотела вспоминать о том, что говорил ей Джеф. Она могла понять людей, которым Джеф не нравился.

Она даже не была уверена, помнит ли Мэдисон, что Саманта приехала в Абилин. Он думал только о Ферн. Она старалась понять его. Наконец, она решила, что не знает, в чем причина. Он просто сходил по ней с ума, вот и все. Нужно было с этим смириться.

Она смирилась с этим и была счастлива, как никогда в жизни.

– Но Мэдисон не женится на Саманте, – сказала Роза терпеливо. Она все утро успокаивала Ферн. – И я уверена, что ему будет абсолютно все равно, во что ты будешь одета. – Роза застегнула все пуговицы на спине.

– Ах, то желтое платье подошло бы в самый раз для свадьбы, – простонала миссис Эббот. – Но на нем весь лиф разодран. Я так и не смогла его починить.

Миссис Эббот все еще оплакивала то платье, которое Ферн надевала на бал в доме Маккоев.

– Мне надо было съездить в Канзас Сити, – сказала Ферн.

– Может быть, даже в Сент-Луис. Я так и знала, что в Абилине я подходящего платья не найду. – Она купила шесть платьев, но ни одно из них ее не устраивало, и она решила надеть то платье, которое купил для нее Мэдисон.

– Не волнуйся, – сказала Роза и поцеловала Ферн в щеку.

– Ты выглядишь замечательно.

– Я бы заказала себе платье в Чикаго, если бы мои каталоги не унес торнадо.

– Мэдисон все равно женился бы на тебе, если бы даже ты пошла на свадьбу в штанах и овчинном жилете.

– Нет, он не женился бы на ней, если бы она была в таком виде! – ужаснулась миссис Эббот.

– Вы так считаете? – спросила Ферн.

– Ты годами ненавидела платья, а вот теперь готова объехать все крупные города мира только для того, чтобы купить платье, которое понравилось бы Мэдисону. Так почему же Мэдисон не может примириться с твоими штанами и жилетом?

Улыбка блаженства преобразила лицо Ферн.

– Думаю, ты права. Он, кажется, одобряет все, что я делаю.

Роза окинула свое собственное платье внимательным взглядом и опять повернулась к Ферн.

– Тебе нужно быть более уверенной в себе.

– Об этом мне и Мэдисон постоянно твердит, но мне это с трудом дается. Я очень изменилась, и мне трудно привыкать к новой жизни.

Ферн остановилась у входа в маленькую церковь. Мэдисон позаботился о том, чтобы туда принесли из салуна «Старый Фрукт» пианино, и пианист развлекал собравшихся, играя романтические мелодии Стефана Форстера. Она сомневалась, что «Прекрасные мечты» и была самой подходящей для такого случая мелодией, но она была созвучна настроению Ферн. Ее мечта сбылась, самая прекрасная мечта любой женщины.

В церкви ее уже ждал Мэдисон. Возле него стоял Джордж. Точно как в тот раз, когда она впервые их увидела. Хэн и Джеф тоже были в церкви. Остальные братья из Техаса были приглашены, но пока не прибыли.

– Сейчас приду, – прошептала Роза и пошла по проходу в направлении алтаря. После родов Роза опять была стройная и изящная.

Поджидая Розу, Ферн смотрела на Мэдисона. Никто больше ее в этот день не интересовал. И никогда не будет интересовать. Он был центром ее вселенной. Она все еще не совсем верила, что она в церкви и через несколько секунд начнется венчание.

Она не верила, что выходит замуж за Мэдисона.

– Пора идти, – шепнула миссис Эббот. – Иди помедленней. Пусть все тобой полюбуются.

Но Ферн на всех было наплевать. Ее интересовал только Мэдисон. И как только он пошел ей навстречу, она чуть ли не побежала к нему.

– Ничтожество! – прошептала она. – Я плачу.

Возле церкви собралась такая толпа, которую Ферн никогда в жизни не видела. Конечно, все эти люди просто не смогли бы разместиться в церкви. Шериф Хиккок, наверное, прикрыл все салуны на Техасской улице. Ферн могла поклясться, что она поздоровалась за руку со всеми техасскими ковбоями.

– Куда вы отправитесь в свадебное путешествие? – спросил Хэн.

– Мне надо сначала съездить в Бостон, – ответил Мэдисон. – Но как только я справлюсь с делами, мы поедем в Новый Орлеан.

– После того, как он показал мне, как ведут себя порядочные дамы, он хочет показать мне непорядочных дам, – сказала Ферн и улыбнулась счастливой улыбкой.

– Когда же мы увидим вас здесь? – спросил Джордж.

– Мы приедем где-то к зиме. Я дам вам знать, – ответил Мэдисон.

– А чем ты думаешь заниматься, когда Мэдисон будет работать? – спросила Роза.

– Ходить по магазинам, – скорчила гримасу Ферн. – Он сказал мне, что я смогу купить себе любые платья, которые только пожелаю.

– Я также говорил ей, что ей не обязательно покупать себе платья. Я влюбился в нее, когда она была в штанах. Я бы даже не возражал, если бы она пришла на свадьбу в штанах.

– Но я против этого, – возразила Ферн. – Мне люди, может, и ничего бы не сказали, но тебе они наговорили бы много всякого разного.

– Не имеет значения, кто там что говорит.

– Нет, имеет, – сказала Ферн. – Я не хочу, чтобы ты вел войну с жителями Бостона из-за меня. Нет ничего страшного в том, чтобы все время ходить в платье. Роза ведь ходит в платьях. Но я, конечно же, не хотела делать это открытие.

Ее новые девери засмеялись.

– Мэдисон пообещал отвезти меня в Техас на ваше ранчо. Пожалуйста, разрешите мне походить там в штанах.

– Там ты можешь ходить в чем угодно, – сказала Роза. – Можешь взять с собой шляпу, жилет, шпоры. На ранчо «Седьмой круг» у тебя будет полная свобода действий. И никто тебе там слова не скажет.

Как раз в этот миг три всадника показались из-за угла. Они галопом приближались к церкви. Улыбка появилась на лице Джорджа.

– Или я сильно ошибаюсь, Ферн, или к нам скачут твои остальные девери.

– Они опаздывают, – сказал Мэдисон и посуровел.

Ферн поняла, что он не очень-то хочет встречаться со своим братом Монти.

Близнец Хэна чуть не наехал на Ферн и спрыгнул с коня прямо у ее ног.

– Я скакал во всю от самого Техаса.

Еще два парня спрыгнули с коней неподалеку от Монти. Один был очень высокого роста, а второй очень походил на Джорджа, когда тому было двенадцать лет.

– Я доказывал ему, что он перепутал числа, – сказал младший брат, подходя к Джорджу, – но Монти никогда никого не слушает.

– Ты ведь сказал, чтобы мы приезжали двадцатого, верно? – обратился Монти к Джорджу.

– Да, сказал, но сегодня-то двадцать первое. Мэдисон и Ферн поженились час назад.

– Черт возьми! – выругался Монти.

– Это Джеймс Монро Рэндолф, – сказал Джордж, представляя брата Ферн. – Извини его. Он общается исключительно с коровами и забыл, как надо себя вести в присутствии дам.

– Прошу прощенья, мэм, – извинился Монти, слегка краснея. – Я просто очень зол на себя за то, что опоздал на свадьбу.

– А эти бродяги – Тайлер и Зак, – сказал Джордж. – Будь особенно осторожна с младшим. На вид он безобидный, но коварный, как змея.

– Ничего подобного, – сказал Зак, подходя к Ферн. – Мне нравятся дамы, особенно красивые.

– Теперь я поняла, с кого берет пример Уильям Генри, – сказала Ферн Розе.

Монти оттолкнул своего младшего брата в сторону и подошел к Мэдисону.

– Итак, ты, наконец, вернулся, сукин сын! – Без предупреждения он ударил Мэдисона в челюсть и сбил его с ног. Но после этого, на удивление всей семье, на лице Монти появилась добродушная улыбка, и он помог Мэдисону встать на ноги. – Рад, что ты не дал замарать честное имя Хэна. Джордж и Роза очень за него переживали. – Он огляделся по сторонам. Город ему явно не нравился. – Не очень-то красивый городишко. Что вы скажете, если я привезу сюда ребят из Техаса, и мы сожжем его к чертовой матери?

– Значит так ты даешь понять своему брату, что простил его? – спросил Джордж, удивленный выходкой Монти.

– Но я же не застрелил его.

– Несколько грубовато, – сказал Мэдисон, потирая подбородок, – но по делу.

– Прежде чем совершать такие безумные поступки… – начала Роза, но прервала себя на полуслове. Ферн подошла к Монти и изо всех сил ударила его в живот. Он только произнес короткое «уф» и согнулся пополам.

– Так ты встречаешь своего деверя? – спросил Монти, с трудом дыша.

– Я же не застрелила тебя, верно? – ответила Ферн.


ОТ АВТОРА


После окончания гражданской войны техасцы, вернувшись домой, обнаружили, что повсюду от Нучиса до Рио Гранде бродят тысячи неклейменных коров. Это было огромное богатство. Бык, который стоил в Техасе всего три доллара, продавался на восточном рынке за двадцать пять долларов.

К сожалению, техасский рогатый скот был разносчиком опасного заболевания, прозванного в народе испанской или техасской лихорадкой, которая поразила коров северных штатов. В 1886 году штаты Канзас и Миссури установили на своих границах санитарные кордоны, которые не пропускали техасский скот. В Техасе было полно мяса, но продать они его не могли.

Весной 1867 года компания «Канзас Пасифик» проложила железную дорогу вдоль северного берега реки Смоки Хилл до самого округа Дикенсон в Канзасе. Два этих события, продажа скота и открытие железной дороги, может быть, так и остались бы вне всякой связи между собой, если бы не некий Джозеф Г. Маккой. Он счел Абилин весьма удобным местом для торговли техасским крупным рогатым скотом.

Несмотря на то, что ввоз коров в Абилин был незаконным, Маккой заручился устным согласием представителей компании «Объединенный Пасифик», построил скотопрогонный двор и послал своих людей на юг, чтобы те сообщили скотопромышленникам о возможности продажи их коров в Абилине. К середине августа техасский скот уже пасся на плодородных лугах округа Дикенсон.

Однако сопротивление фермеров и владельцев ранчо привело к тому, что 1871 стал последним годом, когда техасцы могли торговать в Абилине. Рынок постепенно переместился на запад и до 1885 года находился в Додже. Позже волна переселенцев в западный Канзас послужила причиной того, что перегон скота прекратился.

Так закончилось двадцатилетнее легендарное существование Канзасского центра торговли скотом.


notes


Notes


1


салун – увеселительное заведение в западных штатах США.