Волны святого волшебства
Лавиния Уайтфорд








Смерть матери и предательство любимого человека заставили романтичную и по-детски наивную Анжелу решиться на рискованное путешествие в дикую сельву, где основал свою миссию ее отец. Здесь она надеялась забыть о случившемся, однако судьба уготовила ей новое испытание: она оказалась во власти «дьявольских» чар красавца Фила Боргеса.

Для широкого круга читателей.






Лавиния Уайтфорд

Волны святого волшебства





Глава первая


В считанные минуты небо заволокло тучами. Как бы дело не кончилось плохо, — подумала Анжела, когда очередной порыв ветра яростно ударил по закрытым ставням и домишко словно содрогнулся от этого удара. — А впрочем, что может случиться — дом же не развалится». Девушка, казалось, старалась убедить себя, что ей совсем не страшно.

Хорошо, что, вняв совету Хосе, она заблаговременно закрепила все ставни, а также отключила подачу газа из баллона на случай пожара и зажгла пару свечей. Их пламя теперь колебалось и порой почти угасало. Это не очень-то успокаивает, уныло подумала Анжела.

— Все будет в порядке, не волнуйтесь, — виновато сказал ей Хосе перед уходом. Это прозвучало совсем неубедительно. К тому времени он оставался в доме последним — все уже ушли. А ему надо было еще позаботиться о своей семье в поселке, расположенном ниже по течению реки. Анжела сама уже несколько часов настаивала, чтобы он возвращался туда.

— Ну конечно, — ответила она, — я знаю, это защищенное место. Со мной ничего не случится, Хосе. К тому же, нам уже приходилось видеть сильные ураганы.

За те пять лет, что она жила здесь с отцом, бывали и ураганы, ломавшие тридцати футовые деревья, и дожди, превращавшие окрестности в болото… Она мужественно переживала их, ремонтируя крышу и сохраняя пищу и энергию, в то время как ее отец, игнорируя опасность, рассуждал о святости своей миссии проповедника.

Анжела выглянула наружу через щель в ставне. Тропинка, ведущая в деревню, уже была залита водой. А ведь еще полчаса назад там было лишь несколько больших луж. Сейчас тропа напоминала ручей, впадающий в реку.

Анжела выпрямилась, закусив губу. Она и раньше наблюдала такие явления. Но еще никогда положение не ухудшалось так быстро. И она еще никогда не оставалась совсем одна. Если отца не было, а большей частью его не было, то ответственность брал на себя кто-нибудь из работников миссии.

Конечно, она знала, что надо делать: одеться подходящим образом, взять рюкзак с самым необходимым и выбраться на высокое место, пока берега Рио Верде не ушли под воду. Беда в том, что при такой силе урагана все знакомые тропинки, должно быть, скрылись под водой и стали непроходимыми. А у нее недостаточно опыта, чтобы пробираться через девственный лес нехоженым путем. Тем не менее она знала, что паника — более страшный убийца, чем мутные воды притока Амазонки или сама сельва.

— Надо быть готовой уходить в любой момент, — сказала Анжела самой себе.

Она знала что надеть. Этим премудростям она научилась уже в первую неделю после приезда к отцу. Тогда здесь еще был Джеймс Портер, американский антрополог. Отец очень сердился, когда Джеймс уводил Анжелу в лес и учил, что нужно надевать, за чем нужно следить и как находить дорогу среди гигантских деревьев, когда неба не видно под пологом леса. Он рассказал ей, как пользоваться компасом, и показал очень странную карту, грубо вычерченную на куске замасленной холстины.

Отец, вспоминала с усмешкой Анжела, был крайне недоволен этими прогулками. А карта, неизвестно почему, просто привела его в ярость.

— Работа дьявола! — сказал он, сплюнув, и отобрал карту у Портера.

Американец поднял брови.

— Чертовски хорошая карта. Делал профессионал.

Анжела никогда еще не видела отца в таком гневе.

— Профессионал-соблазнитель! — взревел он. — Этот проходимец хозяйничает здесь только потому, что отцовская семья заплатила ему, чтобы он покинул Рио. Он мог бы читать лекции по всему свету о своих так называемых исследованиях, но уехал на север лишь потому, что семья больше не хотела знать его. Он великий грешник.

Джеймс удивился. Что могло привести смиренного Уинстона Крея в такое неистовство? Обычно в присутствии дочери он сдерживал свой темперамент.

— Однако он сделал хорошую карту. Уинстон Крей открыл рот, чтобы возразить, но счел за лучшее промолчать. Он обратил свое внимание на Анжелу.

— А тебе нечего заниматься ерундой. Ты здесь туристка, ты приехала работать! Миссия не для того оплачивала твой проезд, ты знаешь. Ты обязана делать то, что требует Господь, хоть и не желаешь этого.

Первопричиной конфликта был отказ Анжелы участвовать в проповедях отца. Похоже, он так и не смирился с этим. В конце концов он почти перестал разговаривать с ней, кроме как о самом необходимом.

Она вздохнула: «Нет, не о таких семейных отношениях она мечтала, когда ехала в Бразилию». Уиистон Крей был человеком одержимым. Во славу Господа он был готов эксплуатировать кого угодно. Трудяги-преподаватели, отчаянные бедняки из здешних деревень, приходящие разведчики индейцев — он использовал всех. Почему же он должен был по-другому относиться к собственной дочери?

Хватит об этом думать, — решила Анжела. Такие мысли ни к чему хорошему не приводят, только начинаешь больше жалеть себя. В конце концов она знала, что рискует, принимая предложение отца, ее все об этом предупреждали. Но любопытство победило. Любопытство и глубоко запрятанное желание сироты иметь рядом близкого человека. Что ж, она его получила.

Сейчас стало понятно, что это была ошибка, которую надо как можно скорее исправить. В конце концов, жила ведь она большую часть жизни без любви и ничего, выжила. И нечего больше гоняться за радугой.

— Если, конечно, — сказала она вслух, — я когда-нибудь отсюда выберусь. Или хотя бы переживу эту ночь, — добавила она, когда раздался угрожающий треск.

Анжела вздрогнула. Она подумала об огромных деревьях, окружающих поляну, на которой стоял их домик. Ведь это, несомненно, был звук-падающего на землю ствола. А что если одно из таких не выдержавших напора ветра старых деревьев упадет на их простенькую, из рифленого железа, крышу?

Девушка нашла хлопковые брюки, шелковую рубашку и шарф, хлопковую курточку-сафари и длинные хлопковые носки. Натянула рубашку и брюки и задумалась.

Надо бы, конечно, надеть высокие сапоги, коль скоро ей предстоит шлепать по воде. В них, правда, неудобно, и она их не любила, но что делать, если вода кишит кровососами. Ворча, она влезла в сапоги.

— И что дальше? — спросила она себя, вставая. — Разумеется, питьевая вода. Пожалуй, нож. Что еще?..

Анжела бросила взгляд в зеркало, которое Хосе, игнорируя неодобрение ее отца, преподнес ей в прошлом году на день рождения от имени всех проповедников миссии.

Она увидела высокую, тонкую и гибкую фигуру, бледную в полутьме. У Анжелы были каштановые волосы, длинные и шелковистые. Во время уроков она закалывала их сзади в пучок, но сейчас они свободно рассыпались по плечам. Небрежно закрутив локон на палец, Анжела ухмыльнулась.

— Если бы не это, — сказала она своему отражению, — ты была бы вылитый мальчишка, И вообще ты похожа на пирата.

Ветер тем временем продолжал завывать. Сквозь щели в ставнях Анжела видела, что тропинка превратилась в бурный поток грязной воды. Времени на то, чтобы выбраться с поляны на возвышенное место, оставалось немного.

Она проворно заколола волосы на затылке и надела сверху непромокаемую шляпу. На самом деле ее трясло от страха. Она достаточно давно жила во влажных джунглях, чтобы наслушаться всяких страшных легенд о незваных гостях, вступающих под своды леса…

Кроме того, никогда ей еще не было так одиноко. А ведь одиночество — ее постоянный спутник в жизни. Она тщательно застегнула куртку, стараясь не думать об этом. Если бы только отец не настоял на путешествии вверх по реке, если бы он вернулся до начала бури. Если бы она не приехала в Бразилию в поисках Бог знает чего: покоя, дома, любви…

— Ладно, пусть это была ошибка, — вслух сказала Анжела. — Но я выбрала это. Может быть, мне больше повезет в сельве?

Она проверила длинное мачете в кожаных ножнах и повесила его себе на пояс. Затем взяла компас с полки под картой американского континента во всю стену. Глядя на нее, Анжела сразу же подумала о карте, которую Уинстон Крей несколько лет назад почти вырвал из рук молодого антрополога. Работа дьявола, так, кажется, он тогда назвал ее, хотя Анжела до сих пор не смогла понять почему. Возможно, со вздохом подумала она, на нее нанесены какие-нибудь святилища индейцев. Ее отец был нетерпим к верованиям других людей, особенно тех, которых он должен был обратить в веру истинную.

Без особой надежды Анжела провела рукой по полке с книгами, которыми они пользовались для преподавания географии. Она едва смогла поверить в свою удачу, когда ее пальцы нащупали небольшую пластиковую папку, откуда выпало несколько набросков карт. Большинство из них представляло собой грубую глазомерную съемку. Классные работы учеников, решила она. Но две-три карты претендовали на большее, а одна, на клочке холстины, не была ни любительской, ни глазомерной. Девушка присела на корточки, переводя дыхание. Да, как ей помнилось, на этой карте были отмечены тропы и их азимуты.

Она выпрямилась и осторожно спрятала карту во внутренний карман куртки. Затем, нетвердо ступая, наполнила питьевой водой две большие бутыли и уложила их в рюкзак. Она знала, что в лесу воды хватает, ее даже слишком много для путешествия, но никто не скажет, можно ли эту воду пить. Пусть уж хоть для начала у нее будет настоящая питьевая вода.

Снова раздался треск, громче и страшнее предыдущих. Анжела подпрыгнула и судорожно сглотнула слюну. Что уж тут скрывать, несмотря на решительные приготовления, она была ужасно перепугана.

Отзвуки последнего треска еще не смолкли. Почему-то они напоминали мрачные человеческие голоса.

— Это было бы слишком чудесно, — сказала себе Анжела, закидывая рюкзак за плечи. — Но никто, кроме тебя самой, не вытащит тебя отсюда.

Шум голосов тем временем усилился.

— Только галлюцинаций мне еще не хватало, — испуганно сказала Анжела. — Иди, Анжела! Иди скорей! Выходи под этот прекрасный дождь. Чем раньше начнешь свой путь, тем скорее найдешь где-нибудь убежище. И хватит паниковать!

Она проверила наличие карты и компаса, натянула перчатки и сделала шаг к двери.

В этот момент входная дверь с террасы с лязгом распахнулась. Пламя свечи заметалось. Анжела отскочила, невольно взвизгнув. Иллюзия превратилась в реальность.

— …вниз по течению несколько дней назад, — сказал жесткий, нетерпеливый голос. Это был мужской голос, твердый и решительный. Чувствовалось, что его обладатель привык командовать. — Даже этот старый идиот не останется снаружи после штормового предупреждения.

Анжела не могла вымолвить ни слова. Она отступила, боясь, что обладатель властного голоса вот-вот появится на пороге, и еще больше опасаясь, что расстроенные чувства сыграли с ней злую шутку и там вообще никого нет.

Быстрые, твердые шаги — и дверь из классной комнаты отворилась. Анжела попятилась, ее рука инстинктивно потянулась к мачете на поясе.

На пороге возник мужчина. Он был высок, а среди пляшущих теней казался еще выше. Глядя через плечо, вошедший разговаривал с кем-то позади себя.

— Свет тут есть, но… — Мужчина повернул голову и увидел девушку. — О Господи! Это еще кто, черт тебя побери?

Он, конечно, говорил по-португальски, Анжела решила, что его тон ей не нравится. Она выпрямилась.

— Уинстон Крей… — начала она, но была перебита.

— Так старый дурень все еще здесь? — Мужчина повернулся и прокричал в маленькую прихожую — Андреас, вы были правы. Здесь мальчик. Заходите.

Мальчик?.. Анжеле потребовалась пара секунд, чтобы понять, что дерзкий чужак говорит о ней. Она все еще переживала это пугающее открытие, когда появился спутник высокого мужчины. Он был ниже ростом и старше и казался явно встревоженным.

— В спальнях никого, — сказал вновь прибывший. — Где твой хозяин, мальчик? — обратился он к Анжеле. По контрасту с другим его голос звучал вполне доброжелательно.

— Уинстон… мистер Крей вчера отплыл вверх по реке, — пробормотала она. — В крестовый поход.

Человек, которого звали Андреас, видимо, еще больше встревожился. Он повернулся к своему спутнику.

— Он предпринимает такие путешествия три-четыре раза в год. Называет их «крестовый поход за людей». Берет катер и отправляется по поселкам читать проповеди и раздавать библии. Обычно его путь лежит по Рио Верде, но если он поднимается по одному из притоков… Ты знаешь, куда он пошел, мальчик?

Анжела точно знала, куда направился отец. Он намеревался с помощью лодки проникнуть в прибрежную полосу дальше обычного, хотя опасался, что его попытка спасти заблудшие души язычников на этот раз под угрозой срыва.

— Поселок называется Амарал, — хрипло сказала она. — Оттуда он собирался пойти по индейским деревням.

— Амарал! — Андреас выглядел потрясенным.

Высокий мужчина выругался длинно и виртуозно.

— Когда он отплыл? — выпалил он.

— Вчера утром.

— Один?

Она покачала головой.

— Рубен Круз и его брат вели катер. И он захватил с собой Регину Всрнер.

— Немецкая миссионерка из лагеря шахтеров, — сообщил Андреас, когда высокий обернулся к нему с гневно-вопросительным выражением. — Опытный врач. Она делает доброе дело, Филипп.

Звучит так, словно он его успокаивает, подумала Анжела. Мужчина, которого зовут Филипп, ей совсем не нравился.

— В Амараде есть рация? — слова выпалил он.

— Не знаю. Наверное, нет, — сказал Андреас с несчастным видом.

Филипп обратил к Анжеле свой пронзительный взгляд.

— Когда здесь последний раз слышали Крея?

— Я его не слышал, — просто сказала она, — Он не выходил на связь. Он, знаете ли, не беспокоится о своей безопасности. — Или о моей, — могла бы она добавить, но не добавила.

Его глаза сверлили ее.

— Где все остальные? Дети?

— Их отправили по домам, как только было получено штормовое предупреждение.

— И то слава Богу. А прочие?

— Ушли вчера. Кроме Хосе Лопеса. Я заставил его уйти около трех часов назад.

Андреас быстро сказал:

— Лопеса я видел в школе, Фил. Он в безопасности.

Анжела облегченно вздохнула. Она раньше не представляла, что будет так беспокоиться о слишком сознательном Хосе.

— Так, теперь ты. Что мне с тобой делать? Фил бесцеремонно осмотрел ее с головы до ног. Конечно, он же не представляет себе, что я девушка, напомнила себе Анжела, отчасти смиряясь с его бесцеремонным взглядом. Но все равно его холодное превосходство было невыносимо. Она сжала губы, чтобы предотвратить резкий ответ. В конце концов, он, наверное, собирается спасать ее. Она сказала:

— Я намерен выбираться на возвышенное место.

Его глаза сузились, он словно впервые увидел ее рюкзак и одежду для улицы.

— И где же это место? — осведомился он, явно забавляясь.

Она стиснула зубы и деревянным голосом ответила:

— Пока не знаю. Надо идти вверх. У меня есть карта и компас, — с гордостью добавила она.

Это сообщение неожиданно произвело сильное впечатление на мужчину, его лицо, во всяком случае, очень изменилось Анжела вдруг увидела, что это поразительно красивое лицо — тонкое и выразительное. Темные глаза окаймлены длинными ресницами, а рот, казалось, познал все чувственные тайны мира. Она изумилась собственным мыслям и отвела глаза.

— Так у тебя есть карта? — мягко спросил он.

— Да, ее оставил один антрополог. Уинстон говорил, что это работа дьявола, — тихо сказала она вздрагивающим от напряжения голосом. — Она хранилась среди ученических работ.

Ей показалось, что он еще больше поражен, хотя на его красивом лице на этот раз ничего не отразилось.

— Работа дьявола, хм… Надо бы взглянуть на эту дьявольскую карту.

— Фил… — предупреждающе протянул Андреас.

Тот успокоил его, положив руку на плечо.

— Покажи, — мягко сказал он.

Анжела была в замешательстве. Но она не видела причин для отказа. К тому же карта, по-видимому, значила для него больше, чем для нее. Она вытащила холстину из кармана и развернула.

Некоторое время Фил рассматривал ее без всякого выражения. Затем она увидела, как его лицо побледнело, словно под влиянием сильного чувства. Но когда он вернул карту, голос его был холоден.

— Береги ее. Существует очень немного карт влажных джунглей, — равнодушно сказал он.

— Фил… — снова сказал Андреас. Тот одарил спутника ослепительной улыбкой, белые зубы сверкнули в полумраке.

— Нам пора в путь. Ветер может только усилиться. Возьмем пария с собой. Когда буря кончится, мы найдем Крея.

Почему-то это прозвучало угрожающе.

— Возьмем куда? — с сомнением сказал Андреас.

— На фазенду Боргес, конечно.

— Но…

— Андреас! — мягко сказал Фил. Старший пожал плечами.

— Ваша лошадь или моя?

— Я не умею ездить верхом, злорадно объявила Анжела.

Фил пожал плечами.

— Большую часть пути придется идти пешком. Там, где можно будет ехать, я посажу его на Тобиаса. Он посвежее и вынесет двоих. Мальчик много не весит.

Он говорит так, будто меня здесь вообще нет, подумала задетая Анжела.

— Я боюсь лошадей, — осторожно сказала она.

Впечатление, которое произвели эти слова, при других обстоятельствах могло бы заставить ее рассмеяться. Андреас открыл рот от изумления. Филипп не выглядел ни удивленным, ни задетым, но ироническая усмешка искривила его губы.

— Сожалею, юный миссионер, — насмешливо сказал он. — Но придется преодолеть страх. Считай это испытанием духа, — посоветовал он, отворачиваясь. — Забирай свечу и пошли.

У Анжелы вырвалось недовольное восклицание, но она сумела сдержать себя. Андреас уже ушел. Человек, которого звали Филипп, снова обернулся к ней, подняв бровь.

— Пойми меня, мальчик, — мягко сказал он, — я не дружу с миссионерами. А с Уинстоном Креем у меня свои счеты. Ты можешь идти с нами или действовать в одиночку. Что предпочитаешь?

Снаружи выл ветер, и дождь шумел так, словно наступил всемирный потоп. Его взгляд впился в нее, казалось, желая подчинить своей воле. Досадуя на себя, она опустила глаза.

— Предпочитаю идти с вами, — пробормотала она и погасила свечу.

— Тогда пошли, — откликнулся он, разворачивая ее не слишком вежливым касанием руки.

Снаружи было действительно паршиво. Андреас уже взобрался на свою лошадь, которая выглядела скорее крепкой, чем красивой. Она вела себя достаточно смирно, несмотря на дьявольский шум ветра и бушующий ливень..

Конь Фила был совсем другой. Он показался Анжеле таким огромным, что та не могла себе представить, как можно взобраться на этакую гору. К тому же он не стоял спокойно.

Фил сказал:

— Ну, смелей, у нас мало времени. Анжела почувствовала, что ее бесцеремонно забрасывают в седло. Она поспешила вцепиться в него, слишком напуганная, чтобы отстаивать свое достоинство. Когда она осмелилась взглянуть вниз, ей показалось, что до земли очень далеко. Ее руки судорожно вцепились в потертую кожу седла. Конь беспокойно переступал, очевидно чувствуя себя столь же неуютно, как всадница. Анжела посмотрела на своего спасителя. Дождь, стекающий по лицу, прилизал ему волосы, но он обращал на потоки воды не больше внимания, чем если бы это была легкая морось.

Он глядел на нее, прищурившись, и она сначала подумала, что он рассержен. Но когда их взгляды встретились, он рассмеялся и покачал головой.

— И чему только вас, мальчиков, учат, прежде чем послать сюда? — насмешливо сказал он. — Первой помощи в городе? Не бойся, Тобиас знает, что делать, даже если ты не знаешь.

Анжела собиралась было достойно ответить, но проглотила свой праведный гнев и мирно сказала:

— Мне, конечно, приходилось ездить на муле. Но до прибытия сюда настоящей верховой езды не было.

Его глаза сверкнули.

— Когда-нибудь ты расскажешь мне, какой ветер занес тебя сюда. — Он надел широкополую шляпу и положил одну руку на шею лошади, а другую на седло. — И как Уинстон Крей ухитрился тебя покинуть?!

Он взлетел на спину лошади позади нее и разобрал поводья, просунув руки у нее под мышками. Только отчаянным усилием воли девушка удержалась, чтобы не вскрикнуть. Она съежилась в своей бесформенной куртке и понадеялась, что он будет слишком занят трудной дорогой, чтобы обращать внимание на то, что держит в руках.

Фил действительно перестал обращать на нее внимание. Развернув коня, он крикнул своему другу, показывая рукой на деревья с южной стороны;

— Вверх по склону! Я впереди!

Андреас кивнул. Он выглядел довольно хмуро, но не возражал против такой команды. Не похоже, чтобы вообще кто-нибудь ему возражал, уныло подумала Анжела. По крайней мере, судя по тому, как Фил распоряжался, не дожидаясь согласия Андреаса, он не ожидал возражений.

Анжела поймала себя на том, что обдумывает, как бы расстроить планы этого самоуверенного человека, чтобы на этот раз он не смог осуществить свои дерзкие замыслы. Она знала, что в них есть нечто необычное. Именно потому он и Андреас спасли ее от похода в одиночку через незнакомый лес, которого она жутко боялась.

Впрочем, это дела не меняло. Ей чертовски не нравился человек, в чьих руках она сейчас находилась. И она использует любую возможность, чтобы дать ему понять, что относится к нему с точно такой же презрительной небрежностью, с какой он отнесся к ней.

Настроение у Анжелы было хуже некуда.




Глава вторая


Путешествие верхом обернулось для Анжелы пыткой. Очень скоро ей уже казалось, что кожа на ногах стерта от лодыжек до бедер. Мужчина, однако, не подавал вида, что догадывается о ее проблемах. Когда она шевелилась, чтобы устроиться поудобнее, он делал ей энергичное внушение. По другим поводам Фил к ней вообще не обращался.

Кажется, с Андреасом он тоже общался без слов. Они пустили лошадей через подлесок по склону с такой скоростью, которая встревожила бы Анжелу и в тихий солнечный день. Под дождем это было особенно ужасно. Вначале она подскакивала и оглядывалась каждый раз, когда позади них рушились из-под копыт обломки скал, но Фил быстро водворял ее на место, что причиняло ей ужасную боль, и вскоре она перестала делать это.

Анжела потеряла ощущение времени. В лесу было так темно под покровом древесных крон и дождевых туч, что трудно было сказать, день сейчас или ночь. И, несмотря на всю свою неприязнь, ей оставалось только восхищаться уверенностью, с которой Фил находил дорогу. Андреас, похоже, иногда колебался, Фил — нет.

Он просто натягивал поводья и заставлял Андреаса следовать за собой.

— До заката около часа, — пробормотал он, не обращаясь к Анжеле.

Андреас выглядел очень встревоженным. Он вытащил из седельной сумки небольшую рацию и вытянул телескопическую антенну. Лес наполнился треском и неразборчивым бормотанием. Андреас покачал головой и убрал антенну.

— Помехи слишком сильны. Фил нахмурился.

— Примерно через час будет гребень. Тревога Андреаса усилилась.

— Фил, мне надо бы вернуться. Без меня не обойтись, когда начнут поступать пострадавшие.

— Вы знаете дорогу?

Слабая улыбка тронула губы старшего мужчины.

— Не так, как вы. Но если держать путь на северо-запад, то, уверен, попаду на след.

Фил испытующе глянул на него.

— А если нет? Андреас пожал плечами.

— Тогда проведу ночь в лесу. Не впервые. — Он коснулся руки спутника. — Не беспокойтесь, друг мой. Вы обучили меня всяким премудростям. Я не потеряюсь. А вам надо удостовериться, что на фазенде все в порядке.

— Если бы можно было связаться с ними по рации… — вздохнул Фил.

Андреас покачал головой.

— Есть только одно решение, и вам оно известно. — Он поколебался. — Хотите, возьму мальчика с собой?

Шокированная Анжела не сразу поняла, что речь идет о ней.

— Нет, — сказал Фил. — Он может принести пользу на фазенде. Этих миссионеров обучают основам медицины. Конечно, это немного, но любая помощь будет кстати.

Сердце у Анжелы упало. Действительно, миссия обучала своих юных помощников основам медицины. Но она-то никогда не проходила этого курса. Она приехала в Бразилию слишком юной, и отец не отпускал ее из поселка на учебу. Так что о медицине она знала лишь то, чему научил ее отец. Оставалось надеяться, что этого будет достаточно.

Анжела опустила голову и притворилась, что игнорирует беседу двух мужчин. Поскольку они больше вообще не обращали на нее внимания, это было нетрудно.

Фил и Андреас не затянули прощание.

— Выходите на связь вовремя, — коротко сказал Фил, коснувшись седельной сумки, где, очевидно, лежала его собственная рация.

Он так ничего и не сказал ей, направив коня круто в гору. Здесь лес был погуще, но деревья ниже. Временами ему и даже Анжеле приходилось пригибаться, чтобы избежать низко нависших веток.

Уже совсем стемнело. Филипп достал из рюкзака мощный фонарь и приладил его к седлу. Луч заливал дорогу сверкающим светом, но тени от деревьев выглядели угрожающими. Анжела слышала, как попискивают мелкие зверьки, разбегающиеся в поисках убежища.

Через некоторое время они остановились, и Филипп слез на землю. Анжела огляделась. Это была небольшая полянка, на которой, видимо, и раньше останавливались люди. Трава местами вытоптана, а на кострище оставались зола и угли.

— Почему мы остановились? — нервно спросила она, поглядывая на длинные тени.

— Бензин кончился, — пошутил он и нетерпеливо добавил: — Мы здесь отдохнем. Нельзя ехать всю ночь.

Анжела насупилась.

— Я… ну, мне не нужен отдых. Я могу ехать дальше.

— Ты можешь — лошадь не может, — грубо сказал он. — Ей и так сегодня досталось, а ночью двигаться труднее. Слезай-ка и разжигай костер. — И, поскольку она не шевельнулась, он пристально взглянул на нее. — Не знаешь, как разжечь костер, юный миссионер?

— Еще чего! — тоже грубо ответила Анжела. Пять лет жизни на опушке леса не пропали даром, кое-что она все-таки знала.

— Тогда слезай и дай бедному коняге отдохнуть.

Она ненавидела его.

— Боюсь, что не смогу, — жалобно сказала она.

Он уставился на нее, затем бессердечно расхохотался.

— О, я не подумал. Да, для дебюта сегодняшнее путешествие было тяжким.

Он протянул руки, приподнял ее и опустил на землю легко, как ребенка. Это выглядело не очень достойно. И стало еще менее достойным, когда Анжела пошатнулась, как только он отпустил ее.

Он тут же снова подхватил ее.

— Судорога?

В его голосе прозвучало сочувствие, но девушка была слишком поглощена неожиданным отказом своих ножных мышц, чтобы заметить это. Она покачала головой, в широко открытых глазах стояла тревога.

— Нет, не знаю. Я не чувствую ног.

— Мышцы онемели, — сказал он, бережно опуская ее на землю. — Разотри их. Это скоро пройдет.

Анжела последовала его совету. Слабое чувство обиды рассеялось, когда кровообращение восстановилось, ноги обрели чувствительность и как следует разболелись. Она немного выпрямилась. Фил поставил фонарь на землю и теперь снимал с лошади сбрую. Он не замечал ее мучений. Ладно, подумала Анжела со вновь вспыхнувшей обидой, он тут же ее заметит, когда обнаружит, что костер не разожжен.

Фил тем временем уже положил рюкзаки на землю и начал развязывать их.

— Давно ты здесь? — бросил он через плечо.

— Пять лет, — ответила она.

— Пять лет? — Он поднял глаза в немом изумлении. — Но, конечно, не с Уинстоном?

— Почему же? С Уинстоном.

Смуглое лицо выразило неприкрытое недоверие.

— Я не очень близко знаю этого человека, но здесь не слишком населенная местность. Я должен был бы слышать, что у него есть молодой помощник. Торговцы знали бы. Или шахтеры.

— Нет, — тихо сказала она.

Его брови сошлись в одну линию. Это придавало ему еще более повелительный и нетерпеливый вид, чем обычно.

— Он что, тебя скрывал?

— Да.

Фил прикрыл глаза, опустив веки. Но ничто не могло прикрыть насмешливую улыбку на губах.

— Не объяснишь ли зачем? — протянул он.

— Это сложно…

— Ладно, — сказал Фил, улыбнувшись одними глазами. — Пить лет назад ты был совсем еще ребенком. Сколько же тебе тогда было? Одиннадцать? Двенадцать?

На самом деле ей тогда было восемнадцать. Но в качестве мальчика, ей и сейчас нельзя было дать больше восемнадцати, и она об этом знала. Анжеле страшно не хотелось в этом темном и уединенном месте открывать ему, что она не мальчик. Она опустила глаза и рассказала лишь часть правды.

— Он… мы… мое пребывание в доме хранилось в тайне. Когда приходили гости, я прятался в лесу. Дети, конечно, знали о моем существовании, потому что я их учил. И еще индейцы. Больше никто.

Он бросил на девушку взгляд, опаливший ее. Затем, слегка пожав плечами, вернулся к своим делам и начал проворно извлекать из рюкзака какую-то ткань, не глядя на Анжелу и не обращаясь к ней. Наконец он развернул содержимое рюкзака, и она увидела, что это палатка.

— Зачем? — сказал он наконец, все еще не глядя на нее. Он, казалось, был весь поглощен распутыванием палатки. Голос его звучал так, будто этот вопрос надоел ему. — Зачем он тебя прятал?

Анжела закусила губу, наблюдая за ним. Она колебалась.

— Уинстон Крей — мой отец, — тихо сказала она наконец.

Он повернул голову, и она увидела в его глазах такую ярость, что испуганно заморгала. Но он сразу вернулся к возведению палатки.

— Ты меня изумляешь, — сказал Фил сдавленным голосом, закрепив основание, и ловко собирая каркас. — Так у него где-то есть жена? Или ты дитя греха?

Ирония была неожиданной, неприкрытой и неуместной. Анжела вздрогнула.

— Ничего подобного, — тихо сказала она. — Моя мать была его женой, Она умерла в Европе. После этого он привез меня сюда. Вот в чем причина секретности. Она ненавидела миссию, и ее семья хотела помешать мне вернуться к отцу. Были даже сражения в суде. Я помню их.

— Значит, твой отец хотел иметь сына при себе. Чтобы тот мог продолжить его деятельность?

Его слова по-прежнему звучали насмешливо.

— Я преподаю чтение и письмо. Еще географию старшим детям. Немного ботанику, — сухо ответила Анжела.

Он нахмурился.

— Но я никогда не слыхал о тебе. Он проделал поразительную работу, сохраняя тебя в тайне. Не верится, что это возможно.

Анжела вздернула подбородок.

— А что тут такого? Мне, например, тоже не приходилось слышать ваше имя.

Все, чего она этим добилась, была презрительная усмешка, искривившая уголки его губ.

— Видимо, твой отец считает, что я недостойный субъект для детей, — сказал он. — Стащить мою карту — да, позволить имени дьявола осквернить его уста — нет.

Анжела нахмурилась. Что-то шевельнулось в памяти.

— Вашу карту? — медленно сказала она. Он пожал плечами.

— Я ее вычертил. Уинстон решил, что ему она нужнее, чем мне. Ладно, это неважно. Пошли. Залезай в палатку. По крайней мере, обсохнем.

Анжела попыталась встать, но сочла за лучшее отказаться еще от одной попытки. Вместо этого она кое-как вползла в палатку, поднырнув под входной клапан. Фил хмуро наблюдал за ней, но ничего не сказал, пока она не оказалась внутри.

— Снимай с себя все, пока не доберешься до сухого, — скомандовал он и швырнул ей какую-то грубую одежду. Когда он ушел, она на ощупь определила, что вещи были тонкие и поношенные, но абсолютно сухие. Анжела стянула куртку и брюки и начала энергично растирать влажную кожу. Она хотела переодеться в сухое прежде, чем он вернется.

Фил внес в палатку яркий фонарь и приглушил его свет, прикрыв регулируемую заслонку. Затем уселся напротив нее, скрестив ноги, и начал ужин из собственных запасов.

Анжела поежилась. Было ясно, что палатка рассчитана на одного человека. Вынужденная близость вызвала у нее сердцебиение. Конечно, он оставался совершенно невозмутимым, но ей от этого не легче.

Фил бросил на нее острый взгляд поверх тарелки.

— Ты очень нервный для отважного миссионера.

— Я не миссионер.

Он поднял брови, словно не веря ей.

— Нет? А что об этом скажет Крей?

Скажет много слов, по большей части гневных. Особенно сейчас, когда он начал понимать, что у нее есть собственная воля и своя цель в жизни. Но Анжела не стала говорить об этом с чужаком. Она лишь пожала плечами.

Фил поставил миску на пол и, обняв руками колени, поглядывал на нее. Несмотря на его расслабленную позу, Анжела чувствовала себя словно под микроскопом. Она напряглась.

— Как тебя зовут? — спросил он.

Анжела вздрогнула. Надо было подготовиться к такому вопросу, с досадой подумала она. А теперь он застал ее врасплох. Но она не намеревалась говорить ему правду. Секундное промедление уже выглядело подозрительным.

— Пол, — сказала она вызывающим тоном, зная, что опоздала.

Он поднял бровь.

— Я так понимаю, что в миссионерском центре Сан-Пауло тоже ничего не знают о тебе.

Она покачала головой. Глаза Филиппа сузились.

— Но почему?

Он не нравился ей, но он спас ей жизнь. Она выдала ему еще одну небольшую порцию правды.

— Семья матери послала за мной частных сыщиков. Уинстон боялся, что если они найдут меня, то сумеют уговорить бразильские власти отправить меня домой, в Англию. А если не сумеют, то просто похитят.

Ее спутник, молча, наблюдал за ней, и под его взглядом она поежилась.

— Неужели это было возможно?

Анжела закусила губу. Такой вопрос она часто задавала себе, особенно когда подросла.

— Отец так говорил.

Снова молчание. Она обнаружила, что его темные глаза чертовски проницательны.

— И ты решил остаться?

— О да.

Искренность ответа не вызывала сомнений.

Он опять прищурился.

— Потому что ты любишь Уинстона? Или Бразилию? Или был несчастен в Англии?

— Все вместе, — почти беззвучно ответила Анжела. У нее появилось мерзкое ощущение, что ее допрашивают в полиции.

Она внимательно посмотрела на сидящего напротив мужчину. Таких длинных ресниц она еще ни у кого не видела, они выделялись на загорелых скулах, словно бахрома маски. Некоторые женщины, должно быть, находят его неотразимым, неожиданно подумала она.

Это была странная, пугающая мысль. «Да откуда мне знать, что женщины находят в мужчинах неотразимым? — уныло спросила она саму себя. — С тех пор, как уехал Джеймс, я не говорила ни с кем, не считая детей, кроме Уинстона, Хосе и Терезы, которая знает о мужчинах еще меньше, чем я. И вдруг я берусь оценивать его сексуальность, будто городская шлюха из любимого комикса Терезы…»

Она чувствовала, как запылали ее щеки, но понадеялась, что при слабом свете он этого не заметит. Ей вдруг пришла в голову еще одна мысль, смутившая ее больше, чем все предыдущие. А что, если он знает, что она женщина?

Его ресницы внезапно взметнулись вверх. Анжела застыла, как заяц, попавший в луч прожектора.

Фил холодно сказал:

— Не надо бояться, я тебя не трону. Если бы Уинстон был здесь, у меня, наверное, появилось бы искушение выбить из него дурь. Но я не ищу козлов отпущения. Лучше расскажи мне, что твой отец замышляет.

Анжела в замешательстве уставилась на него.

— Замышляет? Вы говорите так, будто он преступник! — возмутилась она.

— Нет, я не думаю, что он преступник, — спокойно возразил Фил, — но думаю, что он — одержимый фанатик, лишенный сострадания и милосердия, — продолжал он ледяным тоном. — Он, видно, думает, что может вытворять все, что ему угодно, во славу Господа. Уинстон Крей, похоже, считает, что Господь наделил его исключительными правами.

Анжела почувствовала смущение и легкий испуг. Она понимала, что невольно стала жертвой давнего конфликта. Но разделял ли его Уинстон Крей? Если да, то почему никогда не упоминал имени этого человека? Ведь отец не был скрытен, особенно когда дело касалось его борьбы с врагами. Ее присутствие в миссии — единственный секрет, который Уинстон Крей должен был хранить, и то скорее в ее интересах, чем в своих.

Так кто же этот человек? Она порылась в своей памяти и ничего не нашла.

— Кто вы такой? — спросила она напрямик. Его губы дрогнули, как будто она позабавила его. Но он ответил вполне серьезно.

— Филипп Боргес.

— Боргес? — Анжела нахмурилась, В этом имени было что-то знакомое. Она попыталась отыскать разгадку.

— Откуда вы знаете моего отца?

Он бросил на нее скептический взгляд.

— В этой местности просто невозможно не знать каждого европейца в радиусе сотни миль. Кроме тебя, конечно. Что возвращает нас к моему вопросу: что Уинстон собирается делать с тобой?

Анжела вздохнула.

— Учить меня, — не сразу ответила она.

— Чтобы было кому передать дело? Ты серьезно?

Она поморщилась.

— Почему бы нет? Это способ избежать новобранцев из министерства. Уинстон считает, что можно сохранить это дело как семейное, каким оно когда-то и было.

— И тебя это устраивает? — протянул Филипп Боргес.

Нет, ее это не устраивало с того дня, как они с отцом шумно поругались и за которым последовали дни язвительного молчания, карающего ее строптивость. Она твердо знала, что у нее нет призвания к миссионерству. Более того, Анжела знала, что и Уинстону она не нужна. Собираясь в Бразилию, она по наивности надеялась, что станет ему опорой. Времени, проведенного здесь, хватило, чтобы убедиться: этот человек не нуждался ни в ком, кроме себя самого, и ее здесь ничто не удерживает. Надо уезжать. Она это знала. Тереза и Хосе тоже были уверены, что рано или поздно она покинет миссию. Единственный человек, которого предстояло убедить, был Уинстон. И она старалась. Но она вовсе не собиралась рассказывать обо всем этом дерзкому и надменному чужаку, поэтому сделала вид, что занята поглощением бобов в томате, которыми он ее угостил.

— Уинстона надо упрятать в психушку, — раздраженно сказал Боргес. — Какого черта он бросил тебя в миссии после штормового предупреждения?

На этот вопрос Анжела могла ответить, не вступая на зыбкую почву предательства.

— Он сказал: мы должны верить, — доложила она.

Ее спутник фыркнул.

— Это похоже на него. Но ты понимаешь, что мы вышли к миссии только по счастливой случайности?

Анжела вздрогнула.

— Понимаю, — тихо сказала она.

У нее появилось ощущение, что Филипп собирался сказать что-то важное, но в последний момент передумал. Он хмуро посмотрел на нее.

— Несколько лет назад, — сказал он после паузы, — мы с Уинстоном крепко поспорили.

Анжела уныло кивнула. Отец расходился во мнениях со всеми, кроме терпеливых индейцев, которые кротко воспринимали все, что он говорил, а потом делали по-своему. Она старалась вести себя с ним так же. Что же касается земляков-европейцев, иногда ей казалось, что отец воюет с ними со всеми поголовно.

— Что послужило поводом к вашей ссоре?

Он осклабился:

— Мораль и права на землю. Точнее говоря, моя мораль и права индейцев на землю. — Воспоминание позабавило его. — Уинстон считал, что Господь дал ему право вмешиваться и в то и другое. Я… э-э… разубедил его.

Она отчетливо припоминала, как отец что-то говорил ей о подобном конфликте. Речь тогда шла о каком-то соблазне. И кого-то он называл великим грешником. Уж не Фила ли Боргеса?

— Никому еще не удавалось разубедить Уинстона Крея, — рассеянно заметила она.

— Неправда, мне удалось, — холодно поправил ее Фил. — Он захотел построить миссионерский центр среди племенных земель. Я воспрепятствовал этому.

Анжела покачала головой.

— Представляю, как он был разгневан, — сказала она, заинтересовавшись. Ах, надо было быть внимательнее к рассказам Уинстона! — Но почему он никогда не рассказывал о вас? — пробормотала она.

— Потому что Уинстон из тех людей, которые не любят рассказывать о своих поражениях, — сухо ответил ее спутник.

Анжела вздохнула.

— Да, это правда. — Она поморщилась. — Черт побери, вот уж он разъярится, когда узнает, что это вы вытащили меня из миссии!

— Когда он стащил вычерченную мной карту, он оставил мне записку. Это было несколько лет назад, в разгар спора о местоположении миссии. Он написал, что изымает ее для того, чтобы отделить добро от зла.

Неприятное воспоминание кольнуло Анжелу.

— Он называл ее работой дьявола, — медленно сказала она.

— Ну, так это была моя работа. Но почему он сделал из меня дьявола, может быть, ты скажешь?




Глава третья


Анжела вздрогнула, и сама удивилась такой странной реакции на вопрос Фила Боргеса. Конечно, она его не боится, но что он ей не нравится — это точно. У него неприятная привычка командовать. Правда, так же повелительно он вел себя и со славным Андреасом, не только с ней. Но все же можно сказать: он достаточно вежлив, хотя и нетерпелив. После пяти лет жизни на опушке влажных джунглей, после пяти лет, проведенных с неистовым Уинстоном Креем, она усвоила, что существует множество вещей, которых следует бояться больше, чем острого языка.

«Самолюбивый», «надменный», «дерзкий». Это, пожалуй, слишком мягкие слова по отношению к нему, подумала Анжела. Но за пять лет она хорошо усвоила основы дипломатии и сейчас решила, что ни за что не покажет своей неприязни.

— Ладно, доедай свои бобы, и пора спать, — скомандовал Филипп Боргес.

Сам он быстро покончил с трапезой и теперь сидел, откинувшись на свернутую постель. Анжела не торопилась выполнять его приказание.

— Тебя, я вижу, трудно вывести из равновесия, да? — сказал он, потягиваясь. — Во время езды даже не пожаловался. Попробуй распознай, что у тебя на уме.

Ты даже не распознал, что я не мальчик, злорадно подумала Анжела. Это была ее маленькая месть.

Она подобрала вилкой остатки бобов.

— Уинстон Крей говорит, что в моем возрасте все мальчишки такие.

— Такие же суровые и угрюмые? Пожалуй, твой отец не прав, мальчуган. — Фил весело посмотрел на Анжелу. — Готов поспорить, и у тебя нет серьезных причин для недовольства своим положением. Или я ошибаюсь?

— Еще бы! Было бы тепло и сухо, и с меня довольно, — язвительно ответила Анжела.

— Неплохая философия для сельвы, — не заметил ее иронии Фил Боргес.

— Полагаю, что так. — Анжела усмехнулась. — Во всяком случае, когда вы меня нашли, мне, похоже, только это и было нужно.

Его суровое лицо смягчилось.

— Ты вел себя храбро.

— Нет, — честно призналась Анжела, — мне было безумно страшно.

— В этом и заключается храбрость.

Фил ловкими, точными движениями начал раскатывать подстилку. Анжела подобрала ноги, чтобы не мешать, но этого можно было и не делать. Удивительным образом он ухитрился разостлать подстилку, нисколько не вторгаясь на ее территорию.

Закончив, он присел на краешек, упершись локтем в колено, и задумчиво обратился к ней.

— Я не планировал, что нас будет двое, — откровенно заявил он. — Но мы постараемся устроиться как можно лучше.

Анжела колебалась. Но о том, чтобы кому-то ночевать вне палатки, не могло быть и речи. Дождь все еще шумел и барабанил по натянутой парусине.

— Что вы предлагаете?

Боргес указал длинным пальцем на край водонепроницаемой подстилки у задней стены палатки.

— Ты ляжешь здесь. Затем я лягу рядом и натяну подстилку поверх нас обоих. Таким образом, я смогу выйти приглядеть за Тобиасом, если его испугает молния.

Анжела посмотрела на узкую подстилку и с трудом сглотнула. Как он и сказал, она была предназначена для одного. Да ведь в темноте это сильное, могучее тело ее просто раздавит!

Фил Боргес мягко сказал:

— И это вовсе не предложение…

Она посмотрела ему в лицо. Оно было твердым, уверенным и очень решительным.

— …это приказ, — закончил он. Ей пришлось сдаться.

Этот Фил Боргес не так уж стеснял ее. Он предоставил ей возможность завернуться в подстилку, пока выходил взглянуть на лошадь и вынести их миски под непрекращающийся дождь.

Она тут же воспользовалась кратким уединением. Крепко натянув спасительную шляпу на голову, она надежно закрепила ее шпильками, которыми были заколоты волосы на макушке. Шляпа так сдавила голову, что ей стало больно до слез.

На мгновение Анжеле очень захотелось узнать, что бы он стал делать, если бы вдруг узнал, что она девушка. Глядя на холодное, безучастное лицо мужчины, Анжела не могла себе представить его одержимым ошеломляющей страстью к кому бы то ни было, не то что к тощей девице, только что возникшей из юноши.

Что до нее самой, то она уже твердо решила, что не боится его. Даже если она заметила, как играют в резком свете фонаря могучие мышцы под его ковбойкой, это еще не повод терять голову. Или самообладание.

Когда Филипп вернулся, он глянул на нее сверху вниз, и ей показалось, что его губы плотно сжаты. Впрочем, в неверном свете фонаря она могла ошибиться. Неожиданно он резко нагнулся и погасил фонарь движением, которое было похоже на гневный жест.

Усевшись спиной к ней, он стянул сапоги, затем повернулся, вытащил край подстилки и лег на спину, аккуратно прикрыв подстилкой их обоих.

И хотя она закрыла глаза и приказала себе отдыхать, по-настоящему заснуть было невозможно. Она слишком хорошо чувствовала удивительное тепло его тела. Она слышала его спокойное дыхание. Она вдыхала травянистый аромат шампуня, которым он мыл голову. И при каждом движении она касалась его, и между ними возникала такая близость, которой она еще не испытывала никогда в жизни.

Несмотря на всю ее решимость, ей было тревожно. И это не располагало к спокойному сну.

Это была не самая приятная ночь в ее жизни. Она обнаружила, что Фил Боргес спит.

Волны святого волшебства, неестественно тихо. Упираясь глазами в темный бугор его плеча, который заменял ей горизонт, она вот-вот была готова обвинить его в том, что он вообще не спит. Сама Анжела спать не могла. Утром Анжела с трудом открыла глаза. Фил Боргес, наоборот, выглядел свежим и бодрым.

— Ветер стих, — сказал он, когда она пошевелилась.

Анжела изобразила пробуждение. На самом деле она была уверена, что всю ночь лежала без сна, прислушиваясь к шуму леса. Она потерла глаза костяшками пальцев. От недостатка сна в них будто песок насыпали.

— А дождь? — спросила она.

Он сел и сбросил с себя подстилку.

— Не похоже. — Он взглянул на нее. — Справишься с постелью?

Анжела не была в этом уверена. Но она не хотела сдаваться без боя.

— Попробую, — сухо бросила она.

Он отодвинул постель и вылез через клапан палатки.

— Давай действуй. Пойду погляжу, не найдется ли чего-нибудь на завтрак.

Как только он ушел, Анжела вскочила. Ее шляпа съехала на один глаз под кривым углом. Мягкие каштановые локоны выбились наружу вдоль шеи и над открытым ухом. Она торопливо поправила их.

Боргес был слишком занят, чтобы заметить это, утешила она себя. И вообще почему бы юноше не иметь волосы до плеч? Хотя вряд ли он стал бы заплетать их в две школьных косички. Нет, волосы почти наверняка выдали ее.

Конечно, он, в конце концов, все равно должен узнать, что она девушка. Эта мысль не давала покоя ей еще ночью. И сейчас она заставила ее сердце биться сильнее. Разумеется, она скажет ему, твердо решила Анжела. Ей только не хотелось лезть к нему с этим признанием теперь, пока они все еще вдвоем.

Анжела потуже заправила рубашку в брюки и собрала складки курточки, чтобы они лучше скрывали грудь. Затем, как сумела, уложила постель.

Филипп отвернул клапан и влез обратно в палатку.

— Надеюсь, ты любишь гуанабану, — сказал он, повернувшись к ней. Его голос звучал натянуто. Или так только представилось ее воспаленному воображению? — Это все, что я сумел найти на завтрак.

Он протянул ей крупный плод. Анжела вздохнула и слегка поморщилась. Ей не нравился вкус гуанабаны, хотя местные жители считали ее деликатесом. Кроме того, плод был безобразным на вид. Он напоминал огромный авокадо, усеянный шипами.

— Уродлива, согласен, но она снабдит нас энергией для езды. Дорога будет трудной, — жестко сказал он. — Некоторые тропинки вообще размыты. Все скалы мокрые и опасные. Дай-ка ее сюда.

Фил отобрал плод и ножом нарезал его на ломтики с такой скоростью, будто внутри была не тугая мякоть, а масло. Теплое масло, подумала Анжела, беря кусочек и осторожно косясь на нож.

— Он выглядит убийственно. Фил взглянул на нож.

— Этот? — ласково сказал он, подбросив нож так, что тот совершил полный оборот и рукоятка снова легла ему в ладонь. — Если уж имеешь нож, то он должен резать!

— Удивительно, что вы не захватили мачете.

— Я захватил.

Анжеле нечего было сказать. Боргес одарил ее сверкающей улыбкой.

— Не зная, какой ущерб может нанести шторм, я пришел, готовый ко всему. Могу пройти сквозь все преграды, кроме упавших деревьев. Но и через них можно перебраться. В любом случае, это скоро кончится. К вечеру мы должны добраться до фазенды.

Это было нелегкое путешествие. Ветер стих, оставив после себя поваленные деревья и с корнем выдранные кусты. Сверху, хотя дождь и кончился, все время лилась вода, скопившаяся в листве. Большую часть времени неба было не видно. Пробираясь сквозь джунгли, Анжела чувствовала себя словно в огромном, величественном соборе, где вот-вот загремит божественный орган и своими звуками обратит в прах простых смертных.

Фила, по-видимому, нисколько не смущали опустошение и разрушения, причиненные ураганом. Во всяком случае, он взирал на них равнодушно, полностью сосредоточившись на дороге. Они больше шли пешком, чем ехали верхом, и Фил вел терпеливого Тобиаса в поводу. Иногда Анжеле казалось, что они кружат по лесу, выходя на одно и то же место. Деревья были невероятно высокими, словно какой-то гигант специально вытягивал их кверху, пока они подрастали.

Отовсюду свисали огромные лианы, одну из которых Фил ловко обрезал, чтобы сделать посох для Анжелы. Она удивилась, какой он получился твердый и прочный. На деревьях лианы выглядели гибкими, как веревки.

Иногда почва под ногами была почти чистая, покрытая лишь прошлогодними листьями и мягким кустарником, а иногда Филу приходилось прорубать дорогу с помощью мачете. По меньшей мере, дважды им довелось карабкаться среди вывернутых корней, словно штурмуя крепостные валы, и Филипп, терпеливо уговаривал пугающегося Тобиаса.

Дорога была трудной и опасной. Где-то внизу слышалось клокотание реки. И все же путешествие поднимало настроение. Анжела видела массу огневок, целые гроздья этих красных трубчатых цветков вдоль стволов, которые напоминали алые пальчики, укоризненно указывающие на деревья, загораживающие им свет. А однажды после полудня, когда в лесу было так тихо, словно ничто, кроме них, не двигалось, она увидела колибри. Птичка летела чуть ниже них вдоль склона долины. Ее крылышки слабо жужжали. Погружая длинный черный клювик в глубину цветка огневки, она была похожа на трепещущее радужное пятно.

Анжела восхищенно остановилась. Фил посмотрел, куда она показывает. Его лицо ненадолго прояснилось.

— Жизнь бьет ключом. Типично для сельвы, — сказал он и вдруг слегка коснулся ее щеки. — Если хочешь жить, надо двигаться, вот как.

Она неохотно пошла дальше, оглядываясь назад.

— Смотри, куда ногу ставишь! — предупредил он.

Но Анжела уже поскользнулась на куче грязи, которую приняла за твердую породу. Та расползлась под ее ногами, и девушка вскрикнула, скорее удивившись, чем испугавшись.

В мгновение ока Фил подхватил ее, прижав к себе так, что у нее перехватило дыхание. Ей показалось, что он, вместо того чтобы спасать, пытается ее задушить.

Филипп внимательно взглянул на нее и бережно поставил на ноги.

— Было бы чертовски жаль сломать ногу так близко от дома, — сказал он немного погодя.

— От дома? — едва осмелилась она переспросить.

Он кивнул в сторону полога леса впереди.

— Разве ты не видишь тропинку?

Анжела вгляделась с надеждой, но ничего не увидела. Они пошли дальше. Фил шагал первым. Спуск неожиданно стал более пологим, и она заметила тропинку. Усталость словно рукой сняло, она ускорила шаг.

Они вышли на поляну. Было слышно, как льется вода.

— Водопад, — кратко пояснил Фил, кивнув в направлении шума. — Мы уже на земле Боргесов. — Он покосился на нее. — Держишься?

— Держусь, — кивнула Анжела.

Сейчас, когда отдых и крыша над головой были близки, она позволила себе ослепительную улыбку. Фил моргнул.

— Садись на лошадь, — сказал он, — я ее поведу. На дороге могут быть поваленные деревья.

Не дожидаясь согласия, он поднял ее и усадил в седло. Тобиас стоял спокойно, только встряхивал головой и слегка фыркал, возмущаясь такой несолидной ношей. Анжела потрепала коня по холке и рассмеялась.

Она взглянула вниз, приглашая Филиппа разделить ее веселье, но вдруг обнаружила, что он смотрит на нее с очень странным выражением на лице. Смех замер у нее на губах.

— Простите… Я задерживаю вас? — виновато спросила она.

Он, похоже, вздрогнул.

— Нет, — вежливо возразил он. — Но нам действительно надо торопиться, чтобы успеть до темноты.

Им это не вполне удалось. Но его фонарь можно было отрегулировать, чтобы он освещал путь подобно фаре. Фил повесил его на ремень, и последние полчаса они двигались при неверном свете.

Анжела вяло колыхалась в седле, когда они приблизились к дому. Вначале она услышала голоса. Затем, когда они завернули за угол, ей открылся двухэтажный дом в колониальном стиле, залитый светом.

— Мы, кажется, попали в рай, — восхищенно пробормотала Анжела.

Фил повел лошадь прямо в конюшню, где его прибытие приветствовали со сдержанным энтузиазмом.

— Андреас радировал, — сказал высокий усатый мужчина, принимая поводья Тобиаса. — Это и есть мальчик Крея?

Не отвечая, Фил легко поднял Анжелу с седла и поставил на ноги, повернув к свету. Лицо усатого было невозмутимо, но у Анжелы создалось впечатление, что он заметно напуган.

— Велик ли ущерб? — спросил Фил.

Мужчина пожал плечами, его глаза еще раз скользнули по Анжеле, прежде чем он повернулся для ответа.

— Рано судить. Хотя крышам, конечно, изрядно досталось. — Он отвел Тобиаса в стойло и вернулся. — Бебель Мартине привела немецкую женщину, — добавил он в заключение.

Фил поглядел на Анжелу, и ей показалось, что в его глазах промелькнуло облегчение. Это ее удивило.

Но он только сказал:

— Два миссионера под дырявой крышей. Не иначе где-то здесь должна быть и мораль.

Анжела поняла, кто эта немецкая женщина.

— Вы хотите сказать, что Регина Вернер здесь? — с сомнением спросила она.

Регина была коллегой Уинстона. Она сопровождала его в крестовых походах за новыми обращенными. На время ее ежегодного визита Анжела изгонялась из дома. Анжела закусила губу.

— Он берег тебя и от взгляда фройляйн Вернер? Теперь ничего не поделаешь. Так уж получилось.

Он взял ее за локоть и повел по мощеной дорожке.

После леса здесь было действительно как в раю. Настенные фонари бросали теплый отблеск на старинную каменную кладку и упругую траву газона. То тут, то там колебались тени от вьющихся растений, таких непохожих на темные дикие лианы влажных джунглей. Вокруг чудесно пахло промытыми дождем цветами.

Пока Анжела старалась поспеть за широким шагом своего спутника, медовый аромат цветов уступил место домашним запахам кофе и теплого хлеба. Послышался гул дружелюбных голосов.

— Волшебство, — сказала Анжела со вздохом. Много лет ей не доводилось испытывать такое чувство покоя и уюта. Если вообще когда-нибудь доводилось, уныло подумала она. — Вы правы. Мы дома.

Она слегка пошатнулась. Фил покосился на нее. На его лице было странное выражение.

— Ты с ног падаешь. Все, что тебе нужно, — это тарелка супа и мягкая постель.

Он отворил большую деревянную дверь, которая вела в кухню. Вот это и было то, о чем она подумала, — такой комнаты ей уж точно никогда в жизни не приходилось видеть.

Комната была полна света и тепла. И людей. Шум стоял неописуемый. Анжела даже зашаталась от него. Фил не отпускал ее локоть. Внезапно он заорал так, что у нее чуть не лопнули барабанные перепонки.

— Анна!!! В толпе возникло небольшое завихрение, из которого появилась крупная дама.

— О, вы вернулись, — сказала она без особого воодушевления. — Андреас просил, чтобы вы как можно скорее вышли на связь.

Фил кивнул.

— Отлично. А пока я буду этим заниматься, найди добрую порцию супа для мальчика или чего-нибудь еще, ладно?

Анна, прищурившись, взглянула на Анжелу. Затем весело улыбнулась и сказала:

— Две порции.

Фил кашлянул и отпустил локоть Анжелы.

Анна усадила девушку на скамью за длинным столом и поставила перед ней тарелку тушеного мяса и большой стакан воды.

Анжела с жадностью накинулась на еду, но, не съев и половины, почувствовала, что начинает клевать носом. Фил тем временем вернулся и направился к ней, прокладывая путь вокруг импровизированных столов. Анжела сонно наблюдала за ним. Он перекидывался словечком со многими из тех, кто собрался здесь по случаю шторма.

Когда он проходил мимо одного из столов, высокая женщина встала и положила ему руку на плечо. Он повернулся, и на его лице проступило выражение восхищенного удивления.

— Сильвия! Вы все еще здесь!

Он нежно обнял ее. Анжела почему-то отвела глаза и внезапно почувствовала, что ей больше не хочется ни есть, ни спать.

— А вы кто?

Голос принадлежал маленькой седоволосой женщине в роговых очках. Она не очень-то приветлива, подумала Анжела.

— Я из миссии, — осторожно ответила она.

— Из миссии? — пронзительно переспросила та. — Из миссии Уинстона Крея? Как вы оказались в миссии?

— Оставьте допрос на завтра, фройляйн Вернер, а? — протянул хриплый голос. — Ребенку надо спать.

Анжела с облегчением повернулась на голос. Филипп глянул на нее и щелкнул длинным пальцем по щеке.

— Сегодня никаких объяснений! Женщина, очевидно Регина Вернер, выглядела неудовлетворенной. Ну и пусть, подумала Анжела. Фил прав, сегодня она уже не могла отвечать на вопросы этой женщины. Она чувствовала смертельную усталость.

— Как чудесно звучит слово «спать», — искренне заявила она.

— Ладно, пошли со мной.

Он повел ее вверх по великолепной винтовой лестнице. В другое время богатство обстановки привело бы Анжелу в благоговейный восторг, но сейчас от сильной усталости она почти ничего не замечала.

Фил Боргес вел ее по коридору, который отзывался гулким эхом на стук его каблуков по полированному паркету. Она заметила несколько гобеленов, наверняка старинных, и превосходные резные панели. Но она слишком устала, чтобы высказывать свое мнение.

Когда проснусь, вяло думала Анжела, надо будет здесь все как следует осмотреть. Она еле ковыляла вслед за ним. Слава Богу, до утра еще далеко, добавила она про себя.

Фил распахнул дверь. За ней оказалась комната с высоким потолком, обставленная с роскошью прошлого века. Анжела растерянно заморгала. Они медленно вошли внутрь.

Фил встал на пороге.

— В комоде найдешь ночную рубашку. Если захочешь принять душ, — в его голосе прозвучало некоторое сомнение, — ванна вон там.

— Спасибо, — сказала Анжела.

Она присела на краешек кровати. Неопределенный аромат витал среди богатых драпировок, словно здесь до нее побывали сотни элегантных женщин. Она почувствовала себя ужасно юной и неуклюжей. И грязной.

Вспоминая кухню, полную бездомных, она задумчиво сказала:

— Наверное, я не смогу принять ванну?

Последовало какое-то странное молчание. Затем Фил Боргес рассмеялся. На этот раз не издевательски. Скорее виновато.

— После урагана обычно возникают проблемы с водоснабжением. Но сейчас можешь пользоваться ванной сколько угодно. Только не усни в ней и не утони.

Он ушел.

Анжела обнаружила, что ванная комната отделана темным полированным деревом, как и остальные помещения в доме. Ванна стояла посередине комнаты, громоздкое викторианское сооружение на когтистых лапах, с огромными ранами в виде русалок. Но горячая вода была, слада Богу, как и полагается всякому современному жилищу.

Со вздохом облегчения она сбросила с себя грязную одежду и налила в дымящуюся воду розовый шампунь, который нашла на мраморном столике. Погрузившись в ванну по шею, она шевелила плечами, тихонько постанывая от удовольствия.

Вот это роскошь, думала она, понемногу отходя от изнеможения. Я никогда ничего подобного не видела. Даже представить себе такого не могла, тем более в одиноком доме посреди джунглей. А для него, похоже, это самая заурядная вещь. Она усмехнулась и блаженно вытянулась.

Уинстон пришел бы в ужас, обнаружив меня развалившейся в ванне среди праздной роскоши. Завтра надо подумать об извинениях. А сегодня я только отмокну здесь и… Он предупреждал, чтобы я не заснула, вяло напомнила она себе. Я не засну. Я только еще немножко полежу в теплой воде… чуть-чуть…

Дверь в ванную отворилась, лязгнув петлями.

— Так я и думал, — мрачно буркнул Фил Боргес.

Анжела подскочила, чувствуя себя потрясенной и виноватой, ее глаза широко открылись. Красная и смущенная, она попыталась укрыться под водой.

Фил Боргес не был смущен, скорее сердит, и в том, как нетерпеливо он протягивал ей большое мохнатое полотенце, легко угадывалось раздражение.

— Вылезайте. Я вас предупреждал!

— Уходите!

— Дорогое мое дитя, теперь, когда мы дома, можно уже не притворяться друг перед другом.

Анжела схватила полотенце и выбралась из остывающей воды. Она бросила на него испепеляющий взгляд. Он равнодушно встретил его и ответил на молчаливый вопрос.

— Милая девушка, если вы несколько часов едете на лошади буквально в руках мужчины, то разоблачение неизбежно.

— О! — Это было как холодный душ. Она отвела глаза. — Так вы знали, что я не мальчик? Почему же вы не сказали мне?! — в отчаянии воскликнула она.

— А когда было говорить? — неожиданно резко ответил он. — Когда мы сидели в палатке друг у друга на голове и вы были так напуганы, что почти перестали дышать? Или когда мы уютно завернулись в одну подстилку?

Их глаза встретились. Анжела не могла отвести взгляд. Ее глаза раскрывались все шире, впиваясь в него. Неужели он был сердит? Его рот искривился в сардонической усмешке.

— Никто не узнает, что вы притворялись, — сказал он. — И никто ничего не скажет, если вы будете держаться подальше от моей комнаты сейчас, пока вы здесь.

Анжела потуже закуталась в полотенце. Ей вдруг стало зябко.

— Не понимаю, — пролепетала она.

— Не понимаете, это вы-то, дочь миссионера? — Его голос звучал глумливо.

Он приблизился к ней тремя большими шагами, стуча каблуками по полированному паркету. Она уставилась на него. Он привлек ее к себе, изображая нежное объятие, которым, как она видела, он одарил высокую женщину внизу. Хотя он улыбался, Анжеле показалось, что она чем-то ужасно разозлила его.

— Тогда позвольте выразиться яснее. Для вас будет крайне опасно появиться где-нибудь вблизи моей комнаты, вот так.

Поцелуй был свирепым. Она чувствовала себя так, словно ее глотают заживо. В одном она уверена, смутно соображала Анжела, в то время как его губы мяли ее рот, а руки стискивали в жестоком объятии, Боргес не был одержим страстью. Гневом — да, нетерпением — да, страстью — нет. Но чем она ухитрилась так сильно разозлить Фила Боргеса?




Глава четвертая


Наконец она отпрянула от него, отступила на пару шагов, прижимая ко рту слегка трясущуюся ладонь.

Он опустил руки. Его глаза поблескивали.

— 3-зачем вы так? — нетвердым голосом спросила она.

— Вы должны знать, чем рискуете.

— Рис… рискую?

Говорю, как тупая школьница, с отвращением подумала Анжела. Презрительный взгляд был ответом на ее косноязычный вопрос.

— Один мужчина, одна женщина. — Он показал на пальцах. — Не понимаете? Да еще когда вокруг тьма и на каждом шагу подстерегает опасность.

— Но…

— Это гремучая смесь, понимаете?

Она уставилась на него.

— Не понимаю. Вы поцеловали меня поэтому? Но теперь-то мы в безопасности. Надеюсь, мы не собираемся возвращаться в лес. И мы больше не одни. Дом полон людей, — сказала она, вспоминая переполненную кухню.

— Да, верно. Но мы были одни. Сегодня и прошлой ночью. Во тьме и в опасности. — Он произнес это обдуманно, неторопливо. — Говоря на языке химии, реакция уже началась, и с этим ничего нельзя поделать, разве что попытаться сдержать ее.

— А вы не преувеличиваете? Может, проблемы вовсе нет? — тупо спросила Анжела.

— Там, где есть молодая красивая женщина, всегда возникает проблема, — криво усмехнувшись, сказал Фил. — По крайней мере, у меня. — Он вдруг издал короткий смешок. — О Господи, я ведь даже не знаю, как вас зовут.

— Анжела, — рассеянно отозвалась она. Слишком разозлившись на оскорбительную попытку обвинить ее в соучастии, она едва ли заметила, что он назвал ее красивой. — Ну, уж вы-то ничем не рискуете, — заверила она его, гордо выпрямившись.

Он мягко спросил:

— Так вы считаете, что опасность позади, да?

— Я считаю, что она существует только в вашем воображении, — поправила она его. — Не вижу никакой проблемы, кроме той, что вы выдумали.

— Да ведь не я породил ее, эту проблему, Анжела, — с явной иронией сказал Фил. — И не вы.

— А?..

— Мое тело, Анжела, — почти свирепо перебил он. — Физическое влечение, химическое влечение, называйте как угодно. Вы не видите проблему, но она есть.

Анжела почувствовала тревогу.

— Но мы же совсем не знаем друг друга! Он ненадолго прикрыл глаза.

— А нам и не нужно знать друг друга. Все началось в тот момент, когда я коснулся вас.

Она покачала головой.

— Но вы же думали, что я мальчик!

— В самом деле?

— Да… — Она осеклась. Она припомнила насмешку в его голосе, когда он нарочито называл ее «мальчик», и как он оставил ее в палатке, чтобы она могла раздеться, и как держал ее.

Ее передернуло, словно от боли. Он заметил это, и его лицо немного подобрело.

— Вы бы все и сами поняли, если бы жили где угодно, только не с этим сумасшедшим стариком, — сказал он. — Послушайте, не надо бояться. Я не причиню вам вреда.

Анжела приложила руку ко лбу.

— Я ужасно устала, и я не верю, что люди не способны контролировать собственные эмоции.

— Не верите? — недоверчиво протянул Фил Боргес.

Ответить она не успела.

На этот раз не было никакой свирепости. Его рот был нежен, он увлекал ее, подталкивал, покусывал и отодвигался, чтобы начать снова. Утопая в новых ощущениях, которые он ей открывал, Анжела вертела головой, слепо ища возбуждающих касаний. Его небритый подбородок жестко царапал ее нежную кожу. Но в его объятиях отнюдь не было жестокости…

Да, никакой жестокости, а лишь мягкая опытность, с которой он немного приспустил ее полотенце, чтобы открыть доступ к уязвимому горлу, к маленькой груди. Анжела откинула голову. Только когда его небритый подбородок уколол нежную плоть ее груди, она сообразила, что происходит. Анжела в ужасе начала отталкивать его. Лишь секунду он сопротивлялся ее яростным усилиям. Затем, громко вздохнув и передернув плечами, отпустил и отступил назад.

Трясущимися руками Анжела натянула на себя полотенце. Она не понимала, что случилось. Но она твердо знала, что ненавидит Фила Боргеса за то, что он заставил ее испытать такие ощущения.

Без всякого выражения, молча, он наблюдал за ее попытками восстановить благопристойность, как будто ожидая потока обвинений. Но Анжела была слишком потрясена, чтобы что-нибудь сказать. Она не могла вынести его цинично выжидающего взгляда. Опустив глаза, она дрожащими пальцами поправила полотенце.

Наконец, мягко усмехнувшись, Фил направился к двери.

— Вот вам маленькое доказательство того, что проблема все-таки существует, — хладнокровно сказал Фил Боргес. — Спокойной ночи!

Дверь беззвучно затворилась.

Усталость быстро сморила Анжелу. Но сон ее был беспокойным. Несколько раз она просыпалась от страха, ей казалось, будто она все еще лежит в палатке, прижимаясь к неподатливой спине Фила.

Вдруг снизу до нее донеслось призывное мяуканье. Удивленная, Анжела подскочила, затем свесилась с кровати в поисках мяукающего создания. Мяуканье повторилось, на этот раз громче и требовательнее.

Анжела опустила руку вниз, пытаясь нащупать то, что никак не удавалось разглядеть в темноте. Но в этот момент она услышала, как кто-то многозначительно скребется у двери на балкон.

Она встала.

— Ну ладно. Полагаю, у тебя, как и у всякого другого, есть свои права.

Надо было найти котенка и помочь ему. Анжела подошла к балконной двери и сразу увидела его, дрожавшего под ночным ветерком.

В бледном свете ночника она едва различила и широкую, покрытую кафелем веранду, идущую вдоль всей стены дома на уровне второго этажа, а на углу лестницу, ведущую в сад. Анжела решила отнести котенка туда. Она наклонилась и взяла котенка на руки, ласково поглаживая его между ушками.

На дальнем конце веранды виднелось еще одно освещенное окно, не закрытое ни ставнями, ни шторами. Проходя мимо, Анжела не могла удержаться, чтобы не заглянуть в него.

Это была спальня, очень похожая на ту, что занимала она. Здесь, очевидно, остановилась та женщина, которую она видела внизу, и которую Фил обнимал за талию. Она явственно видела ее в оконном проеме, Теперь на ней была ночная рубашка тонкого сатина, которая выглядела так, словно в любой момент могла соскользнуть с ее красивого тела. Расчесывая длинные белокурые волосы, она разговаривала с кем-то, находившимся вне пределов видимости Анжелы.

Котенок начал вырываться. Анжела опустила его на пол у начала лестницы, не в силах оторвать глаз от фигуры за окном.

Было ясно, что компаньон красивой блондинки — мужчина. Вскоре она убедилась в этом. В поле зрения появилась высокая фигура. Лица мужчины не было видно, но он двигался с уверенностью человека, знакомого с женской спальней.

Анжела сразу отступила, прижимаясь к стене. Парочка спокойно болтала. Женщина чувствовала себя в его присутствии так же непринужденно, как и он сам. Анжеле почему-то было больно видеть это. Женщина вдруг запрокинула свою длинную красивую шею и рассмеялась.

Мужчина тоже выглядел веселым. Он нагнулся и поцеловал изящный изгиб ее плеча, взъерошил ее светлые волосы. Анжела обнаружила, что ей ужасно не хочется знать, кто он. Но прежде, чем она смогла отвести взгляд, он подошел к окну, чтобы задернуть занавески. Она застыла. В этот момент повелительное мяуканье прозвучало достаточно громко, чтобы девушка, нагнувшись, попыталась успокоить его, прижав палец к его носу. Котенку эта игра понравилась. Он поднял лапку и стал отталкивать ее палец, сладострастно извиваясь.

Когда Анжела разогнулась, мужчина в освещенном окне представился ей абсолютно отчетливо. Это был Фил Боргес.

Схватив котенка за шиворот, она помчалась обратно в свою комнату. Ее опять трясло. Да так, что она с трудом сумела запереть балконную дверь.

Это уж слишком, подумала она. Вид Фила Боргеса с этой блондинкой пробудил в Анжеле какие-то неведомые, давно дремавшие в ней чувства. И это потрясло ее до глубины души.

Почему? Она снова и снова задавала себе этот вопрос. Не потому ли, что ей раньше никогда не приходилось видеть искушенных взрослых, обнимающих друг друга? Не потому ли, что всего час назад этот мужчина целовал ее, Анжелу? Терзаемая мыслями, она с такой силой прижала ко рту тыльную сторону ладони, что зубы впились в костяшки пальцев. Наконец Анжела провалилась в тяжелый сон.

Она еще не проснулась, когда дубовая дверь отворилась, скрипнув петлями. Когда поднос опустился на прикроватный столик, она перевернулась и что-то пробормотала. Но окончательно она проснулась и заморгала, когда Анна раздвинула шторы и впустила в комнату утреннее солнце.

— Шоколад, — кратко сказала Анна, — и одежда. Сеньорита Сильвия кое-что вам оставила. Сеньор сказал, вам надо утром отдохнуть. Он ждет вас к ланчу.

Она исчезла прежде, чем Анжела обрела дар речи.

Когда же она наконец встала и надела одолженные блузку и юбку, то оказалось, что первый встретившийся ей человек — не высокомерный хозяин дома, а Регина Вернер.

Анжела искала пару новых эластичных лент для укладки волос взамен тех, которые она накануне вечером растянула до потери упругости. Она заглянула в дверь комнаты в конце коридора и оказалась лицом к лицу с фройляйн Вернер.

Немка хмуро глянула поверх газеты, которую изучала. Лицо у нее было довольно суровое.

— Извините… — Анжела сразу поняла, что она помешала. Живя с Уинстоном, она привыкла постоянно испытывать такое ощущение. — Я только искала что-нибудь подвязать волосы.

Женщина продолжала хмуриться. Затем в ее глазах появилось выражение понимания.

— Ну конечно! Дочь Уинстона, Анжела, не так ли? Что ты хотела, детка?

— Эластичные ленты, если есть, — ответила Анжела, показывая на волосы.

— Разумеется.

Женщина порылась в коробке из папье-маше, стоявшей на столике перед ней, и нашла желаемое. Она протянула ленты Анжеле.

— Вот они. Надо сказать, я тебя не сразу узнала. Ты теперь выглядишь совсем иначе, чем прошлым вечером.

Она неодобрительно оглядела широкую цветную юбку из набивного ситца и полосатую муслиновую блузку.

— Полагаю, это вещи Сильвии Мартинес? Анжела пожала плечами.

— Не знаю. Анна, домоправительница, сказала, что кто-то одолжил мне эти вещи, но я еще не вполне проснулась и не поняла, кто именно.

Доктор Вернер сжала губы.

— Это, должно быть, Сильвия Мартинес. Больше никто не носит таких тканей. Притом, что в доме нет настоящей хозяйки, я должна с сожалением сказать, что жена Мартинеса проводит здесь слишком много времени.

Из-за дверей послышался шум. Обе они оглянулись. На пороге возник Фил Боргес. Он выглядел удивленным. Анжела вспыхнула.

Регина, ничего не заметившая, неодобрительно глядела на него.

Фил, казалось, забавлялся ситуацией.

— Что случилось с христианским милосердием, дорогая доктор Вернер?

Женщина покачала головой.

— Я вам не «дорогая». На этой территории я, кажется, единственная из женщин, кто имеет право так сказать.

Он громко рассмеялся.

— Полагаю, вы переоцениваете мое обаяние, доктор. Я, знаете ли, просто не отгоняю их, вот и все.

Анжела, вспомнив, как она отвечала ему прошлым вечером, вспыхнула еще ярче. Лучше бы он отогнал ее как собаку, подумала она, мучительно вздрогнув.

— Порядочные женщины не ведут себя так, чтобы их приходилось отгонять, — чопорно возразила Регина.

Фил оперся на книжный шкаф, сунув руку в карман брюк, и с интересом взглянул на нее.

— Вы взяли на себя труд изучать мою жизнь? — вежливо спросил он.

— В этом нет надобности, — отрезала Регина, и Анжела вдруг заметила, что та чуть ли не кипит от злости. — Ваша жизнь как открытая книга.

Губы Фила скривились в сардонической усмешке. Увидав ее, Анжела подумала, что на месте этой женщины она не заходила бы слишком далеко.

— Я в этом не уверен, — мягко сказал он.

— Да ведь вы никогда не беспокоились о том, чтобы спрятать ее от чужих глаз. Взять хотя бы жену Мартинеса. Шлюха из Рио. Бог знает, сколько других…

Фил глазом не моргнул. Кривая усмешка не сошла с его губ. Но каким-то образом Анжела вдруг поняла, что он уже не забавляется.

— Я польщен вашим интересом к моей личной жизни, — вежливо сказал он. — Однако не вижу необходимости надоедать моим гостям ее подробностями. — Он повернулся к девушке. — Как вы себя сегодня чувствуете?

Анжела облизала губы.

— Превосходно. Его глаза блеснули.

— Ни царапин, ни ссадин, ни синяков? Ни ломоты в костях?

Она, усмехнувшись, пожала плечами, стараясь не встречаться с ним взглядом.

— Ломота — да. Для первого путешествия верхом условия были далеко не идеальными. Пожалуй, пара царапин.

Он выглядел нетерпеливым.

— Давно вам не делали прививку от столбняка?

Глаза Анжелы расширились.

— Думаю, с детства. А что? Он повернулся к Регине Вернер.

— Вот видите, в конце концов, есть гораздо более серьезные вещи, чем обсуждение моей сексуальной жизни, — ласково сказал он. — Позаботьтесь об этом перед уходом, хорошо? Он повернулся.

— Если я понадоблюсь, то вы найдете меня в кабинете. Увидимся за ланчем.

Похоже, им обеим нечего было возразить. Он слегка кивнул. Это был изящный жест благодарности за следование его указаниям, так его поняла Анжела. Было очевидно, что ему и в голову не приходило, что его могут не послушаться. И что самое обидное, у него были для такой самоуверенности все основания.

Регина, даже не ворча, повела ее в импровизированный медпункт, примыкающий к конюшне. Она посмотрела на оставленные лесом следы и нашла их пустяковыми, но все же сделала своей подопечной противостолбнячный укол, как велел Фил Боргес.

Она проявила также повышенный интерес к маленькой царапине на шее у Анжелы, видимо нанесенной незаметно для нее острым концом какой-то ветки.

— Ты разве раньше никогда не слышала о Филиппе Боргесе?

Анжела покачала головой, вздрогнув, когда та прижгла ей царапину йодом.

— А что думаешь о нем теперь, когда узнала его поближе? — рассеянно спросила Регина, накладывая на поврежденное место полоску липкого пластыря.

Анжела старалась не покраснеть. Поскольку в комнате не было Фила Боргеса, это ей удалось.

— Он очень грубый и высокомерный, — честно сказала она.

Регина отступила, любуясь делом рук своих.

— Но привлекательный?

Анжела пожала плечами, не отвечая.

— Он выглядит, пожалуй, защитником слабых, — продолжала Регина. — Он о тебе заботился в лесу?

— Он заботился не только обо мне, — сухо сказала Анжела.

— Да, разумеется. — Голос фройляйн Вернер звучал задумчиво. — Мне представляется, что это для него в новинку.

Анжела напряглась.

— Напротив, у меня было впечатление, что он прекрасно ориентируется в лесу, — осторожно сказала она, не совсем понимая, о чем идет речь.

Регина начала убирать свои инструменты, выкинув ампулу от противостолбнячной сыворотки в ведро с надписью «медицинские отходы». Похоже, ей вдруг захотелось выговориться. Она медленно сказала:

— Он циник. Не сомневаюсь, что ты считаешь его забавным. Даже сексуальным. Ведь так сейчас говорят девушки?.. Я уверена, что ты считаешь его сексуальным. Половина населения здешних мест согласится с тобой. Настоящая невинность бежит от таких людей, он может уязвить ее до глубины души. Но в этом человеке под цинизмом кроется и много хорошего. Анжела встала.

— Полагаю, вы правы. Глаза Регины сузились.

— Разумеется, со мной ему нечего делать. Или с тобой. Пошли на ланч?

Ланч подавали в маленьком салоне, окна которого выходили в сад. Филиппа еще не было. Анна с извинениями принесла на подносе напитки и салаты:

— Кругом, знаете, столько народу, и всем надо помочь. Сеньор все еще занят, но очень скоро присоединится к вам.

Он вошел вместе с блондинкой, чьи шторы задергивал прошлой ночью. Анжела почувствовала, как краска залила ей лицо.

Регина Вернер напряглась.

— Доброе утро, — небрежно сказала блондинка, не подозревая о подспудных страстях. — Я вас искала, Регина. Фил говорил, что, к сожалению, для вас сейчас нет свободной комнаты. Так вы можете лететь со мной вертолетом сегодня днем. А в Санта-Круз найдется кому вас приютить.

Доктор сильно нахмурилась, но не возразила. Слова женщины были вполне дружелюбны, хотя звучали твердо.

— Тогда я пойду укладываться, — сказала она ледяным тоном и покинула комнату.

Блондинка вздохнула.

— Не уверена, что была достаточно тактична, дорогой. Она, видимо, настроилась побыть здесь, пока вода не спадет.

Фил подошел к буфету и наполнил пару бокалов. Анжела заметила, что он даже не спросил женщину, чего именно та хотела бы выпить. Судя по сцене, которую она наблюдала прошлой ночью, он знал о прекрасной блондинке все, что следовало знать.

Однако Анжеле он выпить не предложил. Наверное, считает меня слишком молодой, сердито подумала она.

— Поразительно, — сказал Фил довольно безразличным тоном, — она хочет остаться здесь, чтобы обратить меня в веру. Она делает это при каждом удобном случае. Может быть, она и отличный врач, но, честно говоря, Сильвия, мне от нее одни неприятности. Я бы хотел, чтобы она уехала.

— Ну, вот она и уезжает, — успокаивающе сказала женщина по имени Сильвия. — Относись к этому философски. Она не во всем плоха, шахтеры ею очень довольны.

— Я им сочувствую, — сказал Фил, мигом проглотив свою выпивку. — Она ходячее доказательство того, что любовь к ближнему — заблуждение. Сегодня утром она внушала этой девочке, что я грешник.

Анжела боролась со смущением. Когда она подняла глаза, то обнаружила, что Сильвия проницательно смотрит на нее.

— Фил, кажется, не склонен представить нас, — сказала она с улыбкой. — Так вот, меня зовут Сильвия Мартинес. Я слышала о вашем ужасном путешествии. Как чувствуете себя сегодня?

— Отлично, — осторожно сказала Анжела.

Улыбка женщины была полна настоящей теплоты и участия. Она улыбнулась в ответ. — Несколько царапин, и все.

Она инстинктивно потрогала маленькую полоску на шее. Как раньше Регина, Сильвия подняла брови. Она быстро глянула на Фила, прежде чем снова повернулась к девушке.

— Так что вы собираетесь делать? Сегодняшний вертолет будет переполнен, но в ближайшие дни мы сможем доставить вас в Санта-Круз, если пожелаете.

Анжела покачала головой.

— Я знаю, что это звучит глупо, но я ни о чем не думала. Все, что Я до сих пор делала, так это выполняла указания Уинстона.

Конечно, так больше не должно быть. В этом была одна из причин их ожесточенных перепалок. Но рассказывать об этом посторонним не стоило, даже если они выражают сочувствие. Когда она вернется домой, они с Уинстоном сами разберутся.

На красивом лице Сильвии промелькнуло сочувствие.

— Так вы хотите подождать его здесь?

— Я… я думаю, да. Сильвия снова взглянула на Фила. Проследив за ее взглядом, Анжела с удивлением увидела на его лице странное выражение: отчасти унылое, отчасти покорное.

— Что скажешь, дорогой? — спросила Сильвия.

Последовала пауза. Он осушил свой стакан и некоторое время глядел на него так, будто это кристалл, способный дать ответ. Затем равнодушно сказал:

— Мне все равно. Комнат хватает… — Тут ему пришла в голову новая мысль: — Разумеется, если она не начнет свою пропаганду.

Сильвия рассмеялась с облегчением. Она повернулась к Анжеле.

— Вы можете дать торжественное обещание не пытаться обратить его в веру? — спросила она.

Анжела с улыбкой кивнула.

— Это обязанность отца, а не моя.

— Прекрасно, — сказал Фил. Он подошел к подносу с напитками и взял еще стакан. Не оборачиваясь, он произнес: — Решено. Она остается на фазенде, пока Уинстон не вернется и не скажет ей, что надо делать.

Его голос звучит странно, подумала Анжела. Сильвия, однако, ничего не заметила.

— Ну, вот и хорошо. — Она поколебалась и мягко добавила: — А если окажется, что Уинстона… долгое время не будет, что вы станете делать? Есть у вас опекун в Бразилии?

— Опекун? — Анжела выглядела оскорбленной. — Боже мой, конечно нет! Мне ведь уже двадцать три года!

— Двадцать три! — воскликнул Фил и добавил ругательство, о смысле которого девушка с воспитанием Анжелы могла лишь смутно догадываться. — Да что ж этот Уинстон себе позволяет, черт бы его побрал?!

— Что вы имеете в виду? — пролепетала обиженная и шокированная Анжела.

— То, что он держит вас взаперти в этой миссии, — средневековье какое-то! — Он был в холодной ярости, тонкие губы кривились. — Поглядывайте иногда на себя в зеркало, вы выглядите как школьница! — сказал он почти свирепо. — Вы и ведете себя как школьница. Косички и котятки, о Господи! Я думал, вам лет семнадцать.

— А какая разница, сколько мне лет? — осведомилась Анжела.

На его лице появилось язвительное выражение.

— Ваш вопрос только подтверждает мою правоту. Вам нельзя возвращаться в эту проклятую миссию. Вам надо сначала повзрослеть, И как можно скорее.

Что-то было в его голосе такое, от чего Анжелу бросило в дрожь.

— Вы очень добры, но, право же, не стоит обо мне беспокоиться, — сказала она. — Я и сама хотела бы вернуться в Англию. Мы с Уинстоном это обсуждали.

Фил поглядел на нее с пониманием.

— Вы сможете продолжить это обсуждение у меня дома, когда старое чудовище вернется, — сухо сказал он. — Я нахожу, что при таком обсуждении моральная поддержка вам не помешает.

Сильвия кивнула.

— Хорошая мысль. Дайте мне знать, если и я смогу пригодиться, — добавила она. — Могу, например, связаться с вашей семьей или друзьями в Англии.

Анжела поблагодарила ее.

Словно обрадовавшись, что одна проблема из огромного списка решена, Сильвия заговорила о продолжающихся спасательных работах. Это заняло у них все оставшееся время ланча, от возвращения Регины до отправления вертолета.

Фил вышел к машине, чтобы усадить в нее Сильвию, когда остальные пассажиры уже заняли места. Он перебросился несколькими словами с пилотом. Анжела наблюдала за ним, укрывшись под навесом веранды. Снова пошел сильный дождь. Когда Фил побежал обратно к дому, его мокрые волосы были прибиты к голове ветром от винта.

Он помахал рукой вслед вертикально взлетающему вертолету. Анжела вздрогнула от грохота.

Фил, смеясь, вбежал на веранду. Несмотря на дождь, промочивший ему рубашку и брюки и ручьями стекающий по лицу, он выглядел живее любого живого существа, которое ей приходилось видеть, подумала Анжела. Он пылал как пламя. Если встать слишком близко к нему, можно обжечься.

Он заметил что-то странное в ее выражении.

— Что-нибудь случилось? Анжела быстро покачала головой.

— Ничего.

— Вас беспокоит, что мы остались вдвоем? Она вытаращила глаза.

— Вдвоем? Но Анна, служанки… они что, ушли?

Он кашлянул, ладонью смахивая капли дождя со скул.

— Нет, они остаются здесь. Но я сомневаюсь, что доктор Вернер зачтет хоть одну из них в компаньонки молодой девушке.

— Что?

— Это вас беспокоит, не так ли? — проницательно заметил он. — Я видел, как она вас загнала в тупик перед отъездом.

Анжела вспыхнула. Регина действительно загнала ее в тупик, напомнив о том, что Уинстон не доверял Филу Боргесу, да к тому же не без влияния этой добродетельной женщины считал его не заслуживающим спасения.

— Я думаю, она просто чувствовала свою ответственность. Поскольку она одна из немногих людей, знавших о моем существовании.

— Ей просто хотелось вмешаться, — холодно сказал Фил. — Не слушайте ее. Один одержимый диктатор уже достаточно испортил вашу жизнь. Не впускайте в нее другого.

— Уинстон вовсе не портил мне жизнь, — тихо возразила она.

— Да? — его голос неожиданно окреп. — Вы хотите жить, скрываясь в джунглях, в то время как другие учатся в университетах и путешествуют за океан?

Анжела покачала головой.

— Это не совсем так. Я сама выбрала приезд сюда, не забывайте! В доме дяди я была несчастна, и то, что предложил Крей, выглядело предпочтительнее.

Пока не выяснилось, что привязанность была иллюзией, грустно добавила она про себя. Пока не обнаружилось, что его предложение подразумевало полное умственное и духовное подчинение, а любовь была ее собственной фантазией. Она отвернулась.

— Просто это не сработало, вот и все, а Уинстон не виноват, — печально сказала она.

Фил резко повернул ее к себе.

— И как он отнесся к вашему решению уехать?

Анжела вздохнула.

— Он его не принял, — призналась она.

— Может быть, это сделает вашу жизнь более мирной, — заметил Фил. — Как я понимаю, вы с ним крепко ссорились, в основном из-за вашего решения.

Анжела усмехнулась.

— С Уинстоном Креем нельзя ссориться. Надо делать что он велит. Или он перестанет вас замечать. — Она слегка кашлянула. — Последнее время он меня почти не замечал.

Фил поглядел на нее долгим взглядом.

— О Господи! — сказал он наконец.

Она уловила его критический настрой и строго посмотрела на него.

— Вы не понимаете. Да, я не бывала на вечеринках, не посещала университет и все такое прочее. Вы, наверное, думаете, что я ужасно неопытная. Но все не так плохо. Зато я умею быть самостоятельной. И верю в себя.

Он ничего не сказал. Она сбавила тон.

— Вообще-то иногда бывает одиноко, — призналась она.

Он изучал ее лицо.

— Одиноко?

— Да, — быстро сказала Анжела. Она не могла понять, почему вдруг стала с ним это обсуждать. Она даже слегка испугалась, потому, что никогда ни с кем это не обсуждала, даже с Терезой.

— Хочется с кем-то поделиться, — выпалила Анжела. — С кем-то посмеяться. С кем-то, кто может тебя понять. — Она оборвала себя. — Нет, это все жалобное нытье. Уинстон иногда тоже способен кое-что понять.

Она еще подумала.

— Просто я привыкла мечтать, что на свете есть еще кто-то, кому хотелось бы побыть со мной. Кому было бы хорошо со мной и своей мечтой.

Она опустила глаза и сжала руки, очень недовольная собой.

— О, вам, должно быть, все это кажется совершенной чепухой, — пробормотала она.

Темные глаза Боргеса сверкнули. Он уже не смахивал воду с лица. Его глаза изучали ее, как скрытая камера. Хотя она не смотрела на него, но чувствовала этот обжигающий взгляд. Последовало долгое молчание.

— Не кажется, — угрюмо сказал — наконец Фил. — Вы говорите об одиночестве души. Нельзя сказать, что я незнаком с этим чувством. Это не пройдет, пока вы не покинете джунгли. Станет только хуже. Но вот чего вы, видно, не знаете — такое одиночество может настигнуть человека посреди многолюдного города. И там оно тяжелее всего.

Она испуганно подняла на него глаза. — Поверьте мне, — тихо сказал он.




Глава пятая


Вдруг случилось нечто странное. Это поняла даже Анжела, хорошо сознающая собственную неопытность. Их глаза встретились.

Фил Боргес выглядит действительно как сам дьявол, подумала она в замешательстве. Сильный дождь придал его волосам вороной блеск. Влажные скулы выделялись особенно дерзко. Его глаза щурились сквозь капли дождя, повисшие на ресницах…

От этих прищуренных, остановившихся на ней со странно напряженным выражением глаз что-то у нее внутри затрепетало. Она почувствовала, как ее дыхание участилось. Ей стало страшно и неуютно, и она поднесла руку к горлу.

Фил продолжал молча разглядывать ее. Он выглядит почти шокированным, подумала она, шокированным и сердитым.

Анжела вдруг поняла, что ей хочется потрогать его лицо, погладить резкие морщины вокруг внимательных глаз, снять напряжение со рта, коснувшись его своими губами…

Она порывисто вздохнула. О чем она только думает!.. С другой стороны, абсолютно неясно, как вести себя с таким дьявольски искушенным мужчиной, как Фил Боргес. Ее единственная и притом неудачная мысль о любви должна была бы насторожить ее. Но у нее не было ни опыта защиты, ни способности восстанавливаться после ущерба, который он, несомненно, мог нанести. Она была слишком уязвимой, а Фил Боргес слишком взрослым.

— Не надо на меня так смотреть! — сердито сказала она.

Он не стал притворяться, что не понимает, и лишь прошептал ее имя. Но не попытался дотронуться до нее.

Анжела резко отвернулась.

— Почему мой отец называл вас дьяволом? — спросила она.

Фил поколебался.

— Кто знает…

Она снова повернулась к нему, ее глаза стали жесткими. — Вы знаете. Он пожал плечами и усмехнулся.

— Мы не сошлись в приоритетах. Анжела покачала головой, отвергая уклончивый ответ.

Волны святого волшебства.

— Зачем вы говорите «приоритеты», если имеете в виду принципы? Моральные принципы! — накинулась она на него.

Он задумчиво смотрел в ее разрумянившееся лицо.

— Вы полагаете, я это имел в виду? — медленно сказал он.

— Вы знаете, что это так, — презрительно промолвила она.

— Интересный вывод. — Его голос стал мягче. — Однако с чего вы взяли?

На этот раз Анжела без смущения встретила его взгляд.

— Я сужу но вашему обращению со мной. На его лице отразилось недоумение.

— Вы имеете в виду то, что я вытащил вас из миссии, которая должна была вот-вот уйти под воду, в то время как ваш морально безупречный отец бросил вас на произвол судьбы?

Это был, несомненно, сильный удар. Анжела вызывающе вздернула подбородок, не желая обнаруживать, как ее задело упоминание о равнодушии Уинстона.

— Я, скорее, имела в виду то, как вы хулиганили и запугивали меня по пути сюда, — сказала она. — А еще вашу невыразимую наглость. Вашу грубость. Особенно прошлым вечером.

— Ага. — Фил Боргес мягко усмехнулся. — Вот как. Так в чем же дело, милочка? — ядовито спросил он. — Вы в гневе от того, что я поцеловал вас прошлым вечером? Или от того, что я не пошел дальше?

У Анжелы перехватило дыхание. Впервые в жизни она почувствовала такой приступ ярости, что несколько секунд буквально не видела ничего перед собой из-за кровавого тумана, застлавшего ей глаза.

— Как вы смеете!

— О, я смею, — холодно ответил он. — А что, разве есть другие причины? Я почему-то так не думаю.

— Что?!

Он взял ее за предплечье, и довольно крепко.

— Послушайте меня, Анжела, — мрачно сказал он. — Последние пять лет вы жили неестественной жизнью. Конечно, на это надо сделать скидку. Но вы не ребенок, что бы там ни говорил вам Уинстон Крей. Вы больше не имеете права вести себя как маленькая девочка.

Анжела свирепо глядела на него. Она была вне себя.

— Что вы имеете в виду? — с ненавистью огрызнулась она.

— А то, что мне совершенно не нужна в доме ломака, действующая на нервы себе и другим, — грубо сказал он.

Она лишилась слов.

— Усвойте это. Я не святой, а в вас полно сексуальных эмоций, ожидающих своего часа. И объекта страсти, я бы сказал, — добавил он небрежным тоном, после чего у Анжелы вспыхнуло такое дикое желание ударить его, какого она в жизни еще не испытывала. Она незаметно сжала кулаки так, что ногти впились в ладони.

— Вам поздновато начинать эксперименты, дорогая, — продолжал он. — Сочувствую, только вот вам совет: не экспериментируйте со мной.

Анжела резко шагнула вперед. Она пылала от стыда, но негодование было сильнее.

— Уж не хотите ли вы сказать, что это я вас поцеловала прошлым вечером?! — крикнула она срывающимся от гнева голосом.

На мгновение Фил опешил. Он опустил руки.

— Нет, — спокойно ответил он. — Но это входило в предупреждение, которое вам было сделано. Как я сказал, я не святой. И между нами есть определенного свойства притяжение. Подозреваю, что довольно сильное.

Анжела была потрясена. Она издала слабый, нечленораздельный звук.

Фил Боргес между тем продолжал: — Не смотрите на меня так. В этом нет ничего особенного. Если бы вы жили в реальном мире, то знали бы, что так случается сплошь и рядом. Вот почему на самом деле вам нужно экспериментировать, чтобы научиться отделять хорошие флюиды от плохих. Только сделайте милость, не начинайте, пока не уедете отсюда, — закончил он усталым голосом. Анжеле хотелось завыть.

— Я ничего не начинала! — закричала она. Он отступил от нее с кривой улыбкой на лице.

— Не нарочно, согласен. Но начали.

— Как?!

— Можно одеться мальчиком, можно спрятать волосы и надеть одежду, которая вам велика, но все это не изменит манеры двигаться. — Анжела уставилась на него. — И реакции мужчины на эту манеру, — нарочно добавил Фил Боргес.

Она снова вспыхнула и опустила глаза под его спокойным взглядом. На глазах выступили слезы, и она сердито смахнула их.

Он шагнул было к ней, но резко остановился. Ей послышалось, что он тихонько выругался.

Анжела проглотила слезы и надменно вздернула подбородок.

— Если у вас ко мне такие чувства, почему же вы мне не позволили улететь с синьориной Мартинес? — осведомилась она дрожащим голосом.

Фил вздохнул.

— Вертолет и так был опасно перегружен.

— Но Регина Вернер не хотела уезжать, — настаивала Анжела. — Я могла бы занять ее место.

После короткой заминки он быстро сказал:

— Это особый случай. Сильвия хотела, чтобы Регина была под рукой в больнице на случай каких-нибудь осложнений.

В его тоне было что-то, внушавшее Анжеле недоверие. Но, сказала она себе, если не верить ему, то какие другие причины могли заставить его удерживать ее на фазенде? Из всего, что он наговорил, было ясно, что ей лучше всего как можно скорее убраться с его дороги.

Однако прежде чем она собралась бросить ему вызов, он мрачно сказал:

— Но если бы здесь возникла критическая ситуация, вы были бы первым пассажиром вертолета на Санта-Круз, поверьте мне.

Кто-то позвал его из дома. Он повернул голову и ладонью пригладил мокрую шевелюру.

К своему ужасу и изумлению, Анжела почувствовала, как от этого жеста дрогнуло ее сердце. Волна желания вдруг затопила ее. Она задрожала и опустила глаза. Наверное, Фил Боргес знал, что говорил, когда упоминал о сильном влечении, со страхом подумала она. Это было унизительно.

Хриплым, неузнаваемым голосом она произнесла:

— А пока что я постараюсь пореже попадаться вам на глаза.

Он оглянулся на нее. В его глазах мелькнули искорки веселья. Она ненавидела этот его циничный взгляд.

— Что ж, попробуйте.

Но прежде чем она успела потребовать объяснений, он убежал. Его башмаки торопливо простучали по каменному полу. Анжела осталась, глядя ему вслед со смешанным чувством гнева и трепета. Затем медленно последовала за ним в дом.

В этот день она его больше не видела. Ей не было нужды стараться не попадаться ему на глаза. Как сказала Анна, сеньор уехал на плантацию оценивать ущерб и искать людей, изгнанных наводнением из своих домов.

В течение всего дня они стекались на фазенду, грязные, несчастные, напуганные и истощенные. Анна поддерживала кухню в постоянной готовности, и Анжела предложила ей свою помощь, видя, что та буквально валится с ног от усталости. Поток беженцев не иссякал.

— Сегодня ночью будет еще хуже, — сказала Анна, глянув в окно на серо-стальные тучи.

Сердце у Анжелы упало.

— Откуда вы знаете?

— Я не знаю, — честно сказала Анна. — Но так написано в последней записке сеньора.

Она показала на пару вновь прибывших, съежившихся в своих одеялах над мисками с фейжоадой.

— Ее принесли братья Монтейро. Сеньор собирается отправиться в бухту Галисия посмотреть, не осталось ли там пострадавших. Он вряд ли сегодня вернется.

Анжела вздрогнула. Сама она ни за что не отправилась бы снова в эту штормовую пустыню. Безусловно, Фил Боргес — храбрый человек. В эту жуткую погоду он находится где-то вне дома, пытается спасти жизни людей, которых едва ли знает. Так же, как спас и ее. Это сильно мешало ненавидеть его, как следовало бы. Она снова вздрогнула.

Анна посмотрела на нее с добротой и сочувствием.

— С ним ничего не случится, с сеньором. Он проделывал это много раз, — сказала она, неверно истолковав выражение лица Анжелы. — Его всегда зовут, когда люди теряются в лесу. Он сумеет о себе позаботиться.

— В этом я не сомневаюсь, — бросила Анжела. — В жизни еще не встречала столь самонадеянного человека. Самонадеянного, циничного и с куском льда вместо сердца.

Анна подняла глаза к потолку.

— Г-м-м… — уклончиво произнесла она. — Так вот, поскольку о его возвращении не было речи, обед — полностью на ваше усмотрение. Когда прикажете подавать?

Анжела отвергла самую мысль об обеде. Она делала все, что могла, для беженцев. Когда же стало ясно, что она настолько нервничает, что от ее помощи получается больше вреда, чем пользы, она ушла из кухни и отправилась бродить по главному зданию, заглядывая в пустые комнаты, доставая книги с полок, не в силах успокоиться.

Наконец она вернулась в свою комнату. Конечно, заснуть не удастся, но можно хотя бы поиграть с котенком, думала она. Она уступила ему свою постель для дневного отдыха.

Однако, войдя в комнату, она увидела на прикроватном столике белый конверт. Сердце у нее остановилось. Мог ли Фил Боргес написать ей? Сожалел ли он о своей грубости? Или хотел выразить что-то такое, что не мог сказать в лицо?

Мысль была странно тревожной. Анжела дотронулась до конверта так, словно это была спящая анаконда. Котенок поднял голову и сонно взглянул на нее.

Девушка взяла конверт в руки и осмотрела его. Он был надписан аккуратным, чуть старомодным почерком, который — Анжела была почти уверена — не мог принадлежать нетерпеливому, резкому Филу Боргесу. С одной стороны, это успокаивало, С другой — разочаровывало. Недовольная собственной противоречивой реакцией, Анжела быстро вскрыла конверт.

Она сразу взглянула на подпись. Письмо было от Регины Вернер. Она нахмурилась.

 «Моя дорогая девочка!

Я чувствую себя очень неловко, оставляя тебя одну на фазенде Боргес. Анна — хорошая женщина, но она всецело предана Филу Боргесу. На нее рассчитывать нельзя. Полагаю, что в отсутствие твоего отца предупредить тебя — мой долг».

Анжела насмешливо фыркнула. Итак, Регина тоже предупреждает ее. Интересно, что бы подумала миссионерша, если бы узнала, что первым пришло предупреждение Фила Боргеса, и было очень красочно иллюстрировано.

Она перевернула письмо Регины. Почерк стал острее, четче, словно писавший тщательно взвешивал каждое слово.

«Я знаю, что твой отец считает Фила Боргеса большим грешником», — продолжала Регина.

Анжела вздохнула. Письмо выпало из ее внезапно ослабевших рук. «Большим грешником». Она, должно быть, слышала слова Уинстона. Именно это она пыталась припомнить в лесу, когда Фил сказал, что карта принадлежит ему. Теперь это вспомнилось. Она еще порылась в памяти.

«Профессионал-соблазнитель». Вот что тогда сказал отец.

Анжела вздрогнула. Ей было так легко представить себе все это. Но ведь Фил Боргес не пытался соблазнять ее, разве не так? Он ее предупредил и, предупреждая, он с ужасающей наглостью показал ей, как легко она может пасть перед его натиском.

Не просто профессиональный соблазнитель, но тип, которого отвергла собственная семья, оплатив его изгнание из Рио. Фазенда Боргес, очевидно, сыграла роль отступного.

Хорошенькое отступное, криво улыбнулась Анжела, оглядывая обстановку, приобретенную тремя поколениями. Что же он такого натворил? Она возвратилась к письму Регины.

«После той истории с его невесткой ни одна женщина, имея дело с ним, не может быть спокойна за свою репутацию».

Его невестка? Анжела была ошеломлена.

«У него нет никакого уважения к невинности. Он уже дал пищу для болтовни, проведя с тобой ночь в джунглях. Боргеса это, конечно, не беспокоит. Ему наплевать, что скажут люди. Но твоему отцу не наплевать, и другим тоже. Так что, пожалуйста, будь осторожна, дорогая детка. В ближайшие несколько недель ты сделаешь выбор, который повлияет на все твое будущее. И за неверный выбор тебе придется расплачиваться до конца жизни».

Вместо подписи была взволнованная закорючка.

Его невестка! Анжела покачала головой. На него не похоже. Он, конечно, жестокий, насмешливый, немилосердно бесчувственный мужчина. Но он не подлец. Где-то в самой глубине души она чувствовала, что это так.

Значит, если все, что написано в письме, — правда, а в этом, похоже, никто не сомневается, то могла быть только одна причина.

— Он, должно быть, безумно любил ее, — сказала она вслух.

И тогда семья изгнала его.

Письмо, порхая, слетело на пол, когда Анжела встала и подошла к окну. Уж она-то знала кое-что относительно семейного отвержения. И она была не склонна безоговорочно осуждать Фила Боргеса только за это, А что до всего остального, то Регина сумела поставить ему в вину только безразличие к чужому мнению.

Анжела беспокойно ходила, поглядывая наружу, в залитую дождем тьму.

Идет ли он под дождем, замерзший и усталый? Или раскинул свою палатку и угощает бобами какую-нибудь сироту?

Неожиданный взрыв эмоций потряс ее мысли. Анжела судорожно вздохнула. Она отпрянула от окна, словно обжегшись, чувствуя, что вся дрожит.

— Я ревную, — сказала она вслух. — Ревную, О Господи, что со мной происходит?

Она схватила спящего котенка в охапку и почти что вылетела из комнаты.

Фил, вошедший в гостиную часом позже, обнаружил ее свернувшейся клубочком в кресле и читающей затрепанный роман в мягком переплете.

Увидев ее, он в удивлении остановился. Анжела подняла голову. Встретив его взгляд, она слегка покраснела и сказала лишь:

— Вы в порядке? Как там дела? Он пожал плечами и прошел к бару.

— Сыро и холодно. Похоже, что Галисию все покинули до того, как вода поднялась. — Он налил себе добрую порцию выпивки. — Никаких признаков того, что Уинстон там был.

— Ох! — Анжела чуть не подскочила. До нее вдруг дошло, что он, должно быть, искал ее отца. — Н-но вы думали, он мог там быть, да?

Фил повернулся к ней со стаканом в руке.

— Вы не очень хорошо знаете его, правда? — с любопытством спросил он.

Анжелу задел такой тон. Она вздернула подбородок.

— Я знаю его настолько хорошо, насколько он позволяет, — с достоинством ответила она.

— Ну да, я так и думал.

Он посмотрел на бледно-золотую жидкость в своем стакане и задумчиво поболтал ее.

— Он ведь вам ничего не говорит? Я имею в виду насчет того, что делает и куда идет?

Анжела кивнула.

— Ничего. Он сказал, что если я чего-то не буду знать, то и не буду тратить время, чтобы думать об этом. — Она внезапно рассмеялась. — Отца ужасно беспокоит, что люди тратят время. Он считает, я трачу слишком много времени, рассказывая детям разные истории, вместо того чтобы только учить их географии. А что до историй, то мне говорили… впрочем, это все пустяки.

Фил рассеянно улыбнулся. Его глаза изучали выражение ее лица.

— И он никогда не упоминал обо мне? Анжела покачала головой.

— Я же сказала: он мне ничего не говорил. Думаю, он боялся, как бы его слова не обернулись против него, — сказала она с невольной тоской и добавила: — Он говорит, что мир полон предателей:

— Включая вас? — недоверчиво протянул Фил.

Анжела закусила губу. Отец не проявлял подозрительности к ней, пока она не заявила о своем намерении покинуть маленькую миссию. Она сказала ему, что чувствует себя здесь как в ловушке и отчаянно хочет вернуться во внешний мир. Именно тогда он начал все скрывать от нее.

— Он становится очень нетерпим к людям, которые хоть в чем-то не разделяют его взглядов. Фил слегка усмехнулся.

— Становится? Я что-то не помню, чтобы он когда-нибудь был терпимым.

Анжела заинтересовалась.

— А вы давно его знаете?

— Дольше вас, если вы встретились с ним только пять лет назад, — с кислой миной сказал Фил. — Ведь он прибыл на территорию лет пятнадцать назад. Разумеется, в то время я еще не был владельцем этой земли. Но я часто сталкивался с ним, когда он корчевал сельву, чтобы выращивать помидоры.

Он слегка осклабился.

— Надо сказать, я его отговорил.

Анжела была поражена. За все это время, что она провела с отцом, ей ни разу не удалось отговорить его от задуманного. Она так и сказала.

Фил оперся на стол красного дерева и с любопытством поглядел на нее.

— А зачем вы вообще сюда приехали? — резко спросил он.

Она не была готова к прямому вопросу. Сердце у нее сжалось.

— Долгая история, — уклончиво ответила она.

Фил посмотрел в темноту за окнами. Ветер снова усилился, заставляя бугенвиллеи вокруг дома трещать и дребезжать, словно снаружи происходила пляска скелетов. Его губы скривились в усмешке.

— Ночь тоже будет долгой. И я никуда не тороплюсь.

Анжела поглядела на него. Он держал одну руку в кармане, небрежно распахнув свободную хлопковую куртку. Брюки, рубашка и сама куртка были перепачканы зеленью и покрыты пятнами там, где они промокли от ливня и потом высохли. Ясно, что он с утра не брился, и теперь его подбородок был черен от дневной щетины. Он выглядел настоящим бандитом — закоренелым, неисправимым и очень опасным. И самым опасным казалась насмешливая теплота в его глазах, глядящих на нее в ожидании ответа.

Анжела окончательно только сейчас поняла, до чего же привлекателен этот человек. До чего же привлекателен для нее, поправила она себя.

— Ну? — Он лениво наблюдал за ней. — Вам было сколько? Восемнадцать?.. Немного поздно, чтобы убежать из школы. Так откуда вы убежали?

Ее сердце подступило к горлу. О, он все видел, этот смеющийся, беззаботный бандит.

— Откуда вы знаете, что я от чего-то бежала? — тупо спросила она.

— Уинстон — очень горькое лекарство, принимать которое можно только с отчаяния, — цинично объяснил он. — Так что там было? Провал на экзаменах? Или неудачная юношеская любовь?

Она ничего не сказала. Она была уверена, что никогда об этом не скажет. Но его глаза сузились.

— Ага, вот оно что. — Он осушил свой стакан, наблюдая за ней. — Так что наделал парень? Подвел вас со свиданием? Не оказался ли Уинстон Крей с джунглями Амазонки слишком сильнодействующим средством?

Ленивый, небрежный допрос разозлил Анжелу. Но это было кстати, так как помогло ей преодолеть замешательство. Она неприязненно взглянула на него.

— Парень жил в одном доме со мной и рассчитывал, что я стану его любовницей, — честно ответила она.

Брови Фила удивленно взметнулись вверх, И Анжела почувствовала некоторое удовлетворение. В конце концов, он все же не знал о ней всего, что следовало бы знать, подумала она.

— Всякий раз, когда его жена была в отъезде, — хладнокровно закончила она.

К нему сразу вернулось самообладание. Он поставил стакан на место.

— Неприятно, — спокойно сказал он. — Полагаю, вы любили его.

Анжела невольно покраснела. Он ухмыльнулся той самой кривой ухмылкой, в которой столько же цинизма, сколько и веселости.

— Ну, конечно, любили. Объяснения в любви так опьяняют в восемнадцать… Особенно когда любовь запретная — Его голос звучал задумчиво. — И все же я считаю, что Амазонка — это уж слишком.

Она пожала плечами.

— Моя мать умерла, когда мне было двенадцать. С тех пор я жила в семье у дяди. Они были добры ко мне, но… О, вы понимаете! Они не знали, что со мной делать. У меня не было денег, а они жили по своим доходам, и я для них была обузой. Когда Уинстон явился с предложением присоединиться к нему… — Она снова пожала плечами. — Ну, он ведь мой отец. Он сказал, что любит меня и что настало время нам узнать друг друга. Это звучало достаточно веско.

Последовало недолгое молчание, затем Фил сказал без всякого выражения:

— Я вижу, что из этого вышло.

Он отвернулся от нее и снова наполнил свой стакан.

— Когда вы обнаружили, что все это далеко от идеала?

Анжела задумалась.

— Трудно сказать. Это было не то, что я ожидала — но ведь я и не знала, чего надо ожидать, поэтому не очень беспокоилась. Мне нравилось учить детей. И нравились другие люди в миссии.

Она помолчала.

— Я думаю, дело в том, что Уинстон никогда… никогда не уважал никого из окружающих. Вначале у нас остановился один антрополог. Это он показал мне вашу карту. Как — только отец узнал о нашей дружбе, он вышвырнул его вон.

— Джеймс Портер, — сказал Фил. — Меня удивляет, почему он никогда не упоминал о вас. Я думал, Уинстон вышвырнул его еще до вашего появления.

Анжела широко открыла глаза.

— И поэтому он был в таком бешенстве от того, что я увидела карту?

— Полагаю, что так.

Фил говорил ровным голосом, но у девушки создалось впечатление, что под этой сдержанностью глубоко запрятано сильное чувство. Она бросила на него осторожный взгляд.

— Так кто же еще? — поинтересовался он. — Уинстон, дети, чернорабочий. И вы больше никого за пять лет не видели? Даже Регину?

Анжела покачала головой.

— Была еще одна учительница из деревни — Тереза. Она приглядывала за самыми маленькими и перевозила детей через реку. Она была очень забавная. Уинстон сказал, что в ней много фривольного, и уволил ее.

— Такие личности… — пробормотал он.

— Что? — настороженно переспросила Анжела.

— Не обращайте внимания. Ничего существенного. Так как насчет Регины?

— Он говорил про доктора Вернер, — призналась Анжела. — Но не одобрял ее. Он считал, что она слишком въедливая.

— Вот здесь я единственный раз соглашусь с ним, — сказал Фил. — Будь моя воля, я бы эту женщину на порог не пустил. А как вы с ней поладили?

Анжела чуть призадумалась.

— Полагаю, что нормально. Хотя она, конечно, очень интересовалась мною.

— Ну, еще бы. — Он тяжело вздохнул. — О Господи, за какие грехи Ты послал ее и Уинстона Крея на мою территорию? Братья в Сьюдад-Вер-де просто ангелы, и медицинская миссия вверх по реке работает замечательно. А мне достались пламенный средневековый проповедник и любопытствующая старая ведьма.

Он выглядел так кисло, что Анжела невольно рассмеялась. Это было не очень-то почтительно по отношению к Уинстону, и она тут же оборвала смех. Но, несомненно, в его шутке была солидная доля правды.

Фил подошел к ней и присел на ручку кресла. Он изучал ее лицо, покачивая ногой. В его темных глазах снова светилось тепло.

— Вам надо почаще смеяться, — сказал он наконец. — Тогда видно, как вы на самом деле молоды. Надеюсь, с вами она не справилась. Ее любимый конек — обличать мой безнравственный образ жизни. Боюсь, вам тоже пришлось об этом услышать. Но, по правде говоря, ее мнение гроша ломаного не стоит. Надеюсь, она вас не убедила?

— Что? — Анжела вздрогнула. — О нет.

— Не допрашивала вас с пристрастием насчет нашей ночи вдвоем в лесу?

Анжела испугалась. Она вспомнила письмо Регины и невольно покраснела.

— Ну… — неуверенно начала она.

— Скажите мне правду, Анжела, — тихо попросил он.

Она смущенно потупилась.

— Ну, в общем, нет. Но она мне написала, чтобы… предупредить меня.

— Насчет меня?

Она кивнула, не в силах говорить. Он тихонько выругался.

— Полагаю, что можно было ожидать чего-нибудь в этом духе. Единственное, что меня удивляет — как она вообще решилась оставить вас здесь. Видимо, она считает, что дочь миссионера способна дать мне отпор, — сухо сказал Фил. — Впрочем, я бы не удивился, если бы она велела вам попытаться благотворно повлиять на меня.

Вспомнив намеки в медпункте и подтекст письма, Анжела вздрогнула и отвела глаза.

Фил неверно истолковал это действие. Испуганный взгляд Анжелы заставил его снова расхохотаться.

— Совершенно верно, — сказал он, потрепав ее холодными пальцами по пылающей щеке. — Не стоит даже пробовать. Я давно уже миновал точку спасения по дороге в ад.




Глава шестая


Миновал точку спасения! Оставшись, наконец, в одиночестве, Анжела снова и снова повторяла про себя его насмешливые слова. Почему Фил Боргес решил, что миновал точку спасения? Было ли это просто раздражением взрослого мужчины, которому соседи-миссионеры читали слишком много морали? Или за этим скрывалось что-то еще? Может быть, он, таким образом, хотел предупредить ее, чтобы не впутывалась в его дела?

Анжела вспомнила вчерашнее предупреждение в этой самой комнате и форму, в которой оно было сделано. Ее губы, да и все тело, запылали от воспоминаний. Предупреждение, видимо, запоздало, подумала она.

Анжела облизнула внезапно губы, бросив украдкой взгляд на дверь, через которую он вошел прошлым вечером. Придет ли он сегодня снова? А если да, что она скажет? Что будет делать? И что он будет делать? Ее сердце начало сильно колотиться.

О Господи, думала Анжела, как это тревожно. Сам Фил честно предупредил, чтобы я его не трогала. Регина сделала то же самое, когда мы с ней говорили, да еще написала, открыв дополнительные причины и подробности. С того момента, как я его увидела, я поняла, что это наглец, которому плевать на любое мнение, кроме своего собственного. Я не желаю впутываться в его дела. А я уверена, что не желаю?

Она присела на край кровати, наблюдая за дверью и чувствуя, что дрожит. Но в большом доме стояла тишина: только дождь и ветер били в ставни. Фил Боргес не собирался вторгаться в ее спальню. Наконец она залезла под одеяло и свернулась калачиком, подтянув колени к груди и обхватив их руками, говоря себе, что ей холодно. Но это не был физический холод. Когда она заснула, ей приснилось, что она снова в сельве, одинокая и испуганная, пробирающаяся сквозь чащу, хватающую ее за лицо и одежду, в поисках чего-то или кого-то — она не знала. И потому ей было холодно.

На следующее утро Анжела встала засветло. Ветер стих, но когда она открыла ставни и окно на веранду, то обнаружила в атмосфере какую-то зловещую тяжесть. Она надела одолженную одежду и сбежала вниз по резной лестнице.

Фил как раз проходил у подножия лестницы. Он остановился. Анжеле показалось, что он выглядит расстроенным. Но когда она подошла ближе, выражение его лица было хладнокровным, как всегда. Так что, или она ошиблась, или он — умел молниеносно менять свой облик.

— Доброе утро. Вижу, что вы, восстановившись после сельвы, соблюдаете миссионерское расписание, — поддразнил он.

Анжела улыбнулась в ответ.

— Я не уверена, что когда-нибудь полностью восстановлюсь после сельвы, — жалобно сказала она и со смехом покачала головой. — А ведь всего за день до того, как начался дождь, я говорила Терезе, что хотела бы испытать приключение.

— Остерегайся, человек, своих желаний, они могут исполниться! — торжественно сказал Фил.

Она вздохнула.

— По-видимому, вы правы. Он слегка ущипнул ее за щеку.

— Не смотрите так сокрушенно, дитя мое. Это полезный урок, который надо усвоить.

Его голос зазвучал неожиданно сухо.

Анжеле сразу очень живо припомнились другие уроки, которые она получила от Фила Боргеса. Она опустила глаза, и сладкая, тайная дрожь прошла по ее телу.

Длинные пальцы приподняли ей подбородок. Фил испытующе оглядел ее лицо. Темные глаза были проницательны, красивый рот выражал решимость.

— Помните их, — мягко сказал он.

Ага, торжествующе подумала она, значит, он тоже думал о том опустошительном поцелуе. Она прикрыла глаза, но пульс у нее участился. Хоть он и пошел прямиком в спальню красотки Сильвии, ему было немногим проще зачеркнуть это в памяти, чем ей. И он не мог сослаться на неопытность в качестве извинения.

Она отступила, чтобы быть вне досягаемости его рук.

— Я помню, — холодно ответила она. — А вы? На мгновение он смутился, затем рассмеялся.

— Хороший укол, — сказал он. — Вы злее, чем выглядите. Об этом не надо забывать.

Он бросил на нее задумчивый взгляд. Анжела ответила улыбкой. Хватит говорить о ее юности! — с чувством ликования подумала она.

— Да, — сказала она. — Не надо.

Он снова рассмеялся. Не в первый раз его неотразимая привлекательность обожгла Анжелу, как пламя близкого костра. Она моргнула и умолкла.

— Буду помнить, — обещал он. — А теперь пойдем завтракать. Или дочь миссионера не должна есть до восхода солнца?

Анжела тоже рассмеялась и пошла рядом с ним. В коридоре было маленькое окно, выходящее во двор позади конюшни. Анжела посмотрела в него и вздрогнула.

— Как вы думаете, сегодня солнце взойдет? — мрачно пошутила она. — Когда я открыла окно, было очень странное ощущение. Гнетущее. Почти… жуткое.

Она снова невольно вздрогнула. Фил бросил на нее быстрый взгляд. Но ответил абсолютно спокойно:

— Вы страдаете от того, что вынуждены носить одну и ту же одежду два дня подряд. На любую женщину это подействует гнетуще.

Анжела недоверчиво покачала головой.

— Мне надо было подумать об этом раньше, — твердо сказал он. — Пошли. Сейчас мы для вас найдем что-нибудь.

Он небрежно взял ее за руку. Анжела вздрогнула. Его прикосновение подействовало на нее как удар тока. Неужели он сам не чувствует этого? Но Фил, похоже, ничего не замечал; он повел ее вверх по лестнице к комнате, которой она еще не видела.

Это было что-то поразительное. Анжела застыла на пороге, восхищенная мебелью времен Второй Империи, тяжелыми золотистыми и бордовыми портьерами, коврами, которые, несомненно, были сотканы именно для этой комнаты и этой обстановки.

С небрежностью старого знакомого Фил подошел к огромному гардеробу орехового дерева и распахнул его.

— Бабушкино имущество, — объяснил он. — У нее была осиная талия и склонность к парчовым платьям, но здесь наверняка найдется много такого, что вы с удовольствием наденете.

Ее ошеломленный вид Фила рассмешил.

— Подберите себе платье, и я вам устрою лучший завтрак во всем южном полушарии.

Анжела робко перебирала одежду, касаясь ее с благоговением. Несмотря на возраст, платья находились в отличном состоянии. Это были вещи высшего качества, на некоторых из них красовались имена модельеров, заставлявшие ее широко раскрывать глаза, несмотря на слабое знакомство с миром моды. Наконец она выбрала себе юбку с высоким корсажем, хрустящую при ходьбе, и кремовую блузку с сотней маленьких жемчужных пуговок. Одевшись, Анжела почувствовала себя на седьмом небе.

Когда она спустилась в кухню, Фил внимательно оглядел ее, и ей показалось, что его глаза чуть расширились. Но он только сказал:

— Кажется, в нашей резиденции появилась еще одна осиная талия.

Анжела села за стол, сумев не покраснеть.

— Ваша бабушка, наверное, была очень красивая?

Он поднял брови.

— Потому что потратила на одежду целое состояние? Вот уж, действительно, женская логика!

Анжела покачала головой.

— Нет, потому что одежда очень простая и очень изящная.

Он засмеялся.

— Это говорит лишь о том, что у нее был хороший вкус. Она настояла на постройке этого дома. Она создала здесь сады. От нее я унаследовал и фазенду и кое-какие секреты.

— Вы здесь воспитывались? Фил мягко усмехнулся.

— Я воспитывался в Рио. И в Париже. И в Вашингтоне. Когда дедушка умер, он оставил мне все это по другим причинам, — холодно сказал он. — Моему отцу такое наследство было абсолютно ни к чему. Он политик. Вывезите его на пятьдесят километров за город, и он начнет сомневаться в собственном существовании. Тогда как я…

Анжела оглядывала прекрасно оборудованную кухню и вспоминала неопрятный, полный людьми уголок миссии, где ей приходилось готовить.

— Здесь и не пахнет сельской простотой, не так ли? — сухо спросила она.

Фил выглядел озадаченным.

— Ну и что?

— Все выглядит совсем иначе, когда пользуешься пятидесятилетней давности уборной с дырками от сучков в стенах, — честно призналась она. — Я себе даже вообразить не могла роскоши, которую вы, похоже, принимаете как должное.

— Всю эту роскошь может в одну секунду унести ураган, — заметил он и вдруг оживился: — Послушайте, поскольку сегодня, возможно, последний день нашего существования, почему бы нам не позавтракать с шиком? Вы, кстати, для этого подходяще одеты.

Анжела вздрогнула.

— С шиком? — подозрительно переспросила она.

— Следуйте за мной.

Она последовала. Он распахнул дверь в небольшую комнату в углу дома, которой она раньше не видела. Отсюда открывался чудесный вид на сады, тянувшиеся вплоть до опушки леса. Анжела подошла к окну и всмотрелась в отдаленную тьму, сжав руки перед собой.

— Забудьте об этом, — мягко сказал Фил. — Наслаждайтесь моментом. Сядьте за стол, а я попрошу Анну подать нам завтрак из четырех блюд, каким дедушка с бабушкой потчевали своих гостей.

Он вел себя так же мило, как и говорил. Анна, вся сияя, принесла им блюда с деликатесами, яйцами и фруктами. А также теплый, только что из печи, домашний хлеб. Вежливая, приятная беседа, которую Фил умело поддерживал, успокаивала Анжелу и погружала в забытье. Девушка забыла и ветер, и лес, и вообще все на свете, кроме мужчины напротив, из глаз которого на время исчез насмешливый огонек.

— Как, должно быть, замечательно быть воспитанным среди такой красоты, — задумчиво сказала она, пощупав изысканную льняную скатерть, постеленную на стол Анной.

Филипп в это время чистил манго, ловко орудуя серебряным фруктовым ножиком.

— Право, не знаю, — усмехнулся он.

Анжела подняла глаза и обнаружила, что тот наблюдает за ней. В его упорном взгляде было что-то, напомнившее ей ученого, который тщательно настраивает свой микроскоп, пока тот не даст нужного увеличения.

Наконец Фил медленно вымолвил:

— Вы не должны составлять обо мне ложное представление, Анжела. Я во многом такое же «перемещенное лицо», как и вы. Я в одиночку бродил по дорогам чужих стран. У меня бывало так туго с деньгами, что поесть удавалось, лишь когда находилась работа на стройке или в качестве гида для туристов. Вы видите вокруг себя фазенду и мебель красного дерева, и вам кажется, что я рожден в богатстве. Нет ничего более ошибочного. Моя мать была танцовщицей в кабаре и отец долго вообще не знал о моем существовании, пока мне не стукнуло десять и дедушка не заставил его… — Он резко оборвал себя, словно пожалев о приступе откровенности.

Его глаза почернели и стали почти враждебными. Но, по крайней мере, он перестал меня высмеивать, подумала Анжела, потрясенная и… странно обрадованная. Она склонила голову и чуть не протянула ему руку.

— Я ничего об этом не знала, — призналась она вполголоса.

Он, кажется, остыл от гнева или раздражения и пожал плечами.

— Об этом мало кто осведомлен. А вы, по вашему же признанию, еще три дня назад вообще не знали о моем существовании. — Он помолчал и снова добавил: — Не смотрите так на меня. Это была не такая уж плохая жизнь.

Не такая уж плохая? Анжела покачала головой. Едва признанный своей семьей, он был отвергнут ею из-за любви к жене брата. Которая, очевидно, тоже отвергла его. Не было никаких признаков того, что она когда-нибудь бывала здесь вместе с ним.

— От меня, по крайней мере, Уинстон никогда не отказывался, — порывисто сказала она.

Фил откинул назад голову и рассмеялся.

— Не делайте из меня мученика, — взмолился он. — Не хватало еще, чтобы вы начали меня жалеть!

Он вручил ей ломоть манго, и она машинально положила его в рот.

— Хватит с меня пока и той ответственности, которую я несу за вас, — хладнокровно продолжил он.

Анжела вздернула подбородок.

— Никто, кроме меня самой, не может нести ответственность за меня, — торжественно заявила она.

На это он ответил лишь кривой улыбкой. Ее кулачки гневно опустились на вышитую скатерть.

— Вы не несете!

— Если бы я не нес… — ответил он мягко, но с нескрываемой иронией.

Анжела умолкла. Она враждебно смотрела, как он налил кофе из кофейника в маленькую чашку и подвинул ей через стол.

— Выпейте свой кафезиньо, эту маленькую чашечку кофе, — непривычно терпеливо сказал он, — может быть, это умерит ваш пыл.

Он посмотрел на часы.

— Когда-нибудь мы обсудим, что делать с вами, дочь миссионера. Но не сейчас. Мы с Андреасом должны встретиться на гребне с первыми лучами солнца. Из-за вас я чуть не опоздал.

Он легко вскочил на ноги, взглянув на нее сверху вниз с насмешливой улыбкой. Анжела вспыхнула. Улыбка стала еще шире. Его пальцы мимолетно коснулись ее лба между бровей.

— Не надо хмуриться и дуться, — мягко сказал он. — Никакая другая женщина не заставила бы меня так задержаться здесь.

Анжела судорожно вздохнула, захваченная врасплох. Но прежде чем она сумела потребовать объяснений, он уже ушел. Она выпила поданный им горячий кофе. До чего же мерзкий вкус, подумала она.

Фил не возвращался. Анжела, помогая по кухне, невольно подслушивала указания, которые Рубен, управляющий, принимал по рации и передавал Анне. Они были короткие и четкие, и ни в одном из них она не упоминалась.

Анжела нарезала овощи, следила за кипящими котлами, но ничто не могло отвлечь ее мысли от его слов. Ее снедало беспокойство. Что он имел в виду?

— Неужели он сегодня вообще не вернется? — нетерпеливо спросила она у Анны, когда начало темнеть.

Анна выглядела озабоченно. Но ответила успокаивающе:

— Уверена, что вернется, если только сможет.

— А как же ваш замечательный ужин? — Анжела сердилась, хотя понимала, что это смешно. — Вы тратите столько сил и энергии, стряпая для него, а он даже не потрудился сообщить, придет ли домой поесть.

Анна удивилась.

— В такое время еду приходится все время держать разогретой. Мужчины едят, когда могут.

— Но…

Анна выглянула в окно, и ее широкое, приятное лицо помрачнело.

— Идет большой шторм, Рубен говорит, река снова поднимается. Вот почему они постарались переправить всех в Санта-Круз, пока буря не разыгралась.

Анжела смутно припомнила, что вертолет весь день прилетал и улетал. Теперь она сообразила, что в кухне остались только девушки с фазенды.

— Нам грозит опасность?

— Здесь? — Анна покачала головой. — Слишком высоко. Река никогда сюда не поднимется. Но нас может временно отрезать.

Она выглядела озабоченной.

— Я не знала, должны ли вы лететь в Санта-Круз, когда уходил последний вертолет. Он вряд ли скоро вернется, если шторм будет усиливаться. Но сеньорита Мартинес говорила, что вам лучше оставаться на фазенде, и сеньор с ней согласился, так что я Рубену ничего не сказала. Надеюсь, сеньор на меня не рассердится, когда узнает.

Она явно была в этом не вполне уверена.

Да и Анжела тоже.

Она оторвалась от беспокойного разглядывания сгущающейся тьмы за окном и увидела, что Фил входит в дверь кухни.

— Вот и вы, — сказала Анжела, готовясь к схватке. Если он выразит недовольство» что она осталась здесь после всеобщей эвакуации, то она первой выразит обиду. — Вы так давно не радировали, — сердито сказала девушка. — Не было возможности?

Он выглядит мрачным и измученным, внезапно подумала она. Под грязной дневной щетиной кожа посерела от усталости. Он провел рукой по глазам.

— Можно и так сказать. Боюсь, у меня плохие новости.

Анжела уставилась на него. Плохие новости? Берега реки обрушились? Вездеход утонул в грязи?

И лишь увидев его глаза, в которых светилось сострадание, она все поняла. Сердце ее сжалось.

— Уинстон… — хрипло прошептала она. Его губы скривились.

— Боюсь, что да.

Она прижала ко рту сжатые кулачки.

— О нет!

— Что толку говорить, — сердито возразил Фил. — Он пытался ввести лодку в бухту. Похоже, она перевернулась. Мы вытащили его к вечеру. Он, должно быть, сразу утонул. Мне очень жаль, Анжела.

Она была в шоке.

— Благодарю вас. Я уверена, вы сделали все, что могли.

Ее голос звучал очень вежливо.

Фил, казалось, еще больше помрачнел. Он взял ее за плечи и впился в нее взглядом, затем погладил по шее, отбросив несколько прядей, выбившихся из-под эластичных ленточек, подаренных Региной.

— Не будьте такой сдержанной. Плачьте. Кричите на меня, — хрипло потребовал он. — Делайте что угодно, но дайте выход чувствам, не подавляйте их.

Анжела покачала головой. Она не знала, что сказать. Она даже не понимала, какие испытывает чувства. Что-то вроде застывшего замешательства.

— Скажите что-нибудь, — ласково попросил он. Что бы вы обо мне ни думали, сейчас не время сдерживаться.

— Не знаю, что я чувствую, — решилась она наконец. Ее голос звучал очень странно. — Я… я не уверена, что вообще что-нибудь чувствую.

— Шок. Ну конечно. Ах, я дурак. — Он обнял ее за плечи. — Пойдемте в гостиную, вам надо хорошенько выпить.

Анжела послушно пошла с ним. Она видела, что он участливо поглядывает на нее. Но все еще не могла вымолвить ни слова. Он, не спрашивая, налил ей коньяку вложил в руку сферический бокал и сжал ее пальцы вокруг него.

— Пейте, — коротко сказал он.

Она молча повиновалась. Но после первого глотка поставила бокал на стол. Фил нахмурился.

— О нет, — прошептала она. — Пожалуйста. Право же, не хочу.

Он опустился на колени рядом с ее креслом и внимательно поглядел ей в лицо.

— Тогда кофе?

Несмотря на оцепенение, Анжела слабо улыбнулась.

— Кафезиньо? Нет, прошу вас! Мне это, правда, не нужно.

— Это почти предательство, — сказал Фил. Ему очень хотелось нормализовать ситуацию, так же как и ей. — Вы ведь пили кофе в миссии?

— Но не такой, как у вас, — ответила она, вспоминая черную патоку, которой он угощал ее на завтрак. — Не такой крепкий и сладкий.

— Именно так его пьют бразильцы, — возразил он. — Вы, должно быть, испортили себе вкус ужасным английским варевом.

В его голосе можно было расслышать облегчение. Он, должно быть, испугался, не останется ли навсегда в его руках безгласный живой труп, подумала она.

— Уинстон вообще не любит кофе. Мы всегда пьем чай, — сказала она… и запнулась, почувствовав боль, словно от укола иглой. Она судорожно вздохнула. — Не любил. Не любил кофе, — спокойно поправилась она.

— О, дорогая, — печально сказал Фил.

Он порывисто притянул Анжелу к себе и начал одной рукой баюкать ее голову у себя на груди.

— Плачьте! — приказал он.

И, словно вняв его приказу, Анжела заплакала. Все это время, пока ее плечи вздрагивали, а чувства изливались в рыданиях и всхлипываниях, Фил нежно обнимал ее. Он ничего не говорил, но теплая грудь под ее щекой казалась надежной как скала.

В конце концов она выплакалась. Всхлипывания перешли в небольшие прерывистые вздохи, а потом совсем затихли. В горле у нее першило от рыданий, глаза распухли, а голова болела. Но слез больше не было.

Она осторожно освободилась от объятий Фила Боргеса. Лишь долю секунды он сопротивлялся ее движению. Затем заботливо помог откинуться на подушки. Его руки опустились, хотя он все еще стоял на коленях рядом с ней.

— Простите, — сказала Анжела. Она утерла глаза рукой и всхлипнула.

Фил очень нежно убрал прядь волос с ее мокрого лба. Затем снова подал ей бокал с коньяком.

— За что простить? — недоуменно спросил он. — За горе? Мы все иногда горюем так или иначе. А теперь выпейте.

Прежде чем она ответила, он легко вскочил на ноги и подошел к бару. Анжела увидела, что он налил себе в стакан немного золотистой жидкости и одним глотком осушил его. Только сейчас Анжела вдруг заметила, что он выглядит так, словно его неутомимость подошла к концу.

Ну конечно, Фил, наверное, работал много часов, прежде чем они нашли Уинстона, подумала Анжела со внезапным сочувствием. Невзирая на свою неприязнь к Уинстону Крею в обычных обстоятельствах, он, должно быть, искренне сожалел, когда они вытащили бедного утопленника. А может быть, и не одного. Ведь Уинстон намеревался подбирать верующих, идя вверх по реке. Его лодка была достаточно велика и приспособлена для долгого плавания.

— Он был… один? — спросила она, ужаснувшись этой мысли.

— Да, слава Богу.

Он снова наполнил стакан и так же быстро выпил. Его глаза были устремлены в зеркало над баром, но казалось, что он где-то очень далеко отсюда.

— Уинстон не пытался уговаривать вас сопровождать его? — спросил Фил, вздрогнув.

Анжела покачала головой.

— Он знал, что я не согласна с его миссией в сельве.

— И на том спасибо, — проворчал Фил. Его голос звучал почти грубо. — Но какого черта он считал, что…

Анжела слабым движением выразила протест.

— Простите, — нетерпеливо сказал он. — Но человек ответственный просто не имеет права беспечно отправляться в дикие места, чтобы вмешиваться в чужие дела, пока не уладит собственные.

— О какой ответственности вы говорите? Фил снова налил себе, но не выпил. Вместо этого он вдруг резко обернулся. Он стоял со стаканом в руке, наклонившись над столом, и смотрел на нее. Анжела с изумлением увидела, что его рука чуть заметно дрожит. Должно быть, неудачная спасательная операция потребовала больше физических усилий, чем ей представлялось.

— Просто об ответственности, — повторил он с нажимом.

Она озадаченно покачала головой. Уинстон каждую минуту бодрствования ощущал ответственность перед своей паствой, это уж точно.

— Но…

— Об ответственности перед дочерью-сиротой в чужой стране, — Фил говорил резко, почти грубо, — оставшейся без денег, без друзей. Без понятия, как приобрести их.

Он был сильно рассержен.

Анжелу озарило. Фил уже говорил ей, что считает себя ответственным за нее. Теперь, когда ее отец мертв, он тем более будет считать себя обязанным присматривать за ней. И он не делает секрета из того факта, что эта перспектива ему не очень нравится. Она покраснела.

— Я сама могу… — чопорно начала она, но он раздраженно перебил ее:

— С вами сейчас все в порядке. Но если бы мы с Андреасом не подоспели? Что, если бы вы остались совсем одна в этом проклятом школьном домишке? Или в сельве? Кто мог бы тогда присмотреть за вами? Кто хотя бы вспомнил о вашем существовании? — бросил он ей в лицо. — Горстка детей да пара индейских рабочих, которые и писать-то не умеют. Даже если бы знали, кому написать. Это же просто кошмар!

Он с мрачным выражением осушил свой стакан.

— Я об этом не подумала. — Она медленно покачала головой.

— К счастью, в этом не было нужды. Анжела закусила губу.

— Потому что я оказалась здесь, в вашем доме, вы это подразумеваете? Но я не собираюсь злоупотреблять вашим гостеприимством…

Она запнулась. До чего же это чопорно звучит, с отвращением подумала она. Чопорно и неблагодарно, в то время как она лишь хотела напомнить о праве самостоятельно распоряжаться своей жизнью.

Она попыталась исправить положение.

— Не то чтобы я не была благодарна. Я знаю, что без вас мои шансы выжить были не…

Это прозвучало еще хуже — напыщенно и глупо. Фил выглядел мрачнее тучи. Анжела безнадежно умолкла. Ей не в чем было его винить. Но почему же, почему он так действует на нее? Никто другой не мог бы повергнуть ее в такую застенчивость, заставить ее умолкнуть на полуслове, словно школьницу.

Его губы сжались, но он сказал только:

— Боюсь, что вам придется еще долго пользоваться моим гостеприимством, нравится вам это или нет.

Анжела собиралась возразить, но тут другая горькая мысль остановила ее.

— А что произошло с телом Уинстона? — с трудом спросила она. — Ведь его надо похоронить, а я совсем не разбираюсь в формальностях.

Фил мягко сказал:

— Я обо всем позабочусь.

— Но…

— Как ни печально, но не он один погиб. Приготовления уже сделаны.

— О… — Ей стало гораздо легче. — Благодарю вас.

Она засопела и тут же обнаружила, что ей в руки упал носовой платок. Он был смятый и не блистал чистотой, но вполне годился к употреблению. Она приняла его с благодарностью. Фил отступил назад. Анжела шумно высморкалась.

— Простите. Я не думала снова реветь.

— Не извиняйтесь, Если у кого и есть достаточный повод плакать, то это у вас.

Несмотря на добрые слова, его голос звучал отстраненно. Анжела поглядела на него из-под ресниц. Он выглядел до смерти усталым или как будто ему было больно. И еще она заметила, что он держится от нее как можно дальше, насколько позволяет обстановка. Эта отстраненность усилила в ней чувство одиночества. Чтобы скрыть его, она снова высморкалась и резко поднялась.

— Возможно. Но не на вашей груди. Вы и так слишком добры ко мне.

Он скорчил гримасу.

— Добр? Вы так сказали? Анжела, я вовсе не добрый человек. Я…

Его прервал шум в коридоре снаружи.

— Черт, — буркнул он, проведя рукой по волосам. — Простите, Анжела, я немного распустился. Больше себе такого не позволю. Простите. Обещаю, что мы еще основательно побеседуем. Обсудим все ваши намерения. Когда вы решите, что вам нужно: получить работу, поступить в университет, вернуться в Англию — я помогу вам. Но сейчас не время об этом говорить.

Анжела отступила назад, словно между ними вдруг выросла стена. Ее подбородок вздернулся.

— Разумеется, нет, — сказала она с холодным достоинством. — Я вполне понимаю вашу занятость. С вашей стороны было очень мило найти время, чтобы лично сообщить мне о смерти отца.

Фил снова выругался.

— Я вам уже говорил, что никакой я не добрый человек, — сказал он с кроткой улыбкой, смягчившей напряженность взгляда. — Если бы я не сделал этого сам, мне бы пришлось просить кого-то еще рассказать вам об Уинстоне. Может быть, Сильвия сделала бы это и лучше. Но мне… Мне хотелось быть здесь ради вас.

Темные глаза сверкнули. Голос снова стал нетерпеливым, почти гневным. Это смутило Анжелу. Почему он говорит, или, по крайней мере, намекает, что заботится о ее чувствах, а сам смотрит на нее почти что свирепо?..

И самое главное, почему этот его необъяснимый гнев повергает ее в такое смятение? Она вовсе не трусиха. Уинстон не раз обрушивал на нее весь свой темперамент, а она только посмеивалась. А вот Филу Боргесу стоит нахмуриться, как у нее ноги подкашиваются и сердце замирает в груди.

Рассматривая его напряженное красивое лицо, Анжела вдруг сделала открытие. Ноги у нее подкашивались вовсе не от страха. Это скорее было предвкушение, хотя в этом и трудно признаться.

— Спасибо, — сказала она.

Шум в коридоре приблизился. Затем раздался резкий стук в дверь, и появилось встревоженное лицо Анны.

— Андреас де Кастро, — начала она. — Ребята из медико-спасательной службы хотят знать, вы его видели?

Тут грянул взрыв голосов, и Анну бесцеремонно оттеснили. Двое усталых и грязных мужчин прорвались мимо нее в комнату, галдя наперебой. Даже Анжеле, привыкшей к местным диалектам, было нелегко следить за их речью. Но один взгляд на Фила сделал это ненужным.

— Когда он пропал? — бросил он, отодвигая от себя недопитый стакан с таким видом, будто его абсолютно не интересовало содержимое. — И где?

Мужчины объяснили, как сумели. По-видимому, произошел несчастный случай. Они увидели лошадь Андреаса, когда она брела, спотыкаясь, по грязной лесной тропинке. Они поймали ее — сейчас она в конюшне — и приехали на ней на фазенду за помощью, так как самого Андреаса найти не удалось, да и ночь подступает.

— Туда можно доехать на вездеходе? — спросил Фил.

Двое мужчин выразили сомнение.

— Пусть оседлают пару свежих лошадей для этих джентльменов, — сказал Фил Анне, — и попросите уложить рюкзак, как обычно.

Он поднял рацию, брошенную на стол во время разговора с Анжелой, и нацепил ее на пояс. Застегнув куртку, он начал натягивать перчатки. Брови его были нахмурены, он выглядел встревоженным и озабоченным.

Но Анжела не могла Fie видеть и его чудовищной усталости. Она решительно сказала:

— Вы же чуть не падаете от усталости. Не может ли кто-нибудь другой пойти?

Его глаза скользнули по ней, едва ли видя ее.

— Кто же, например? Никто, кроме меня, как следует не знает сельву. Вот почему эти ребята первым делом примчались сюда.

— Отложите хотя бы до утра!

— К утру Андреас может быть уже мертв, — просто ответил он.

Анжела вздрогнула.

— Ну хоть возьмите кого-нибудь с собой, — взмолилась она. — Вернувшись, вы даже не посмотрели в зеркало. А выглядите вы ужасно.

Он хрипло засмеялся.

— Прошу меня извинить, я побреюсь завтра.

— Я не об этом, вы знаете, — с досадой сказала она, подойдя к нему и взяв его за руку. Ей показалось, что он напрягся, но не оттолкнул ее. — Я имела в виду то, что сказала раньше — вы смертельно устали.

Он очень тихо сказал:

— Нет, это вы меня не поняли. Андреас — мой друг, но даже если бы это было не так, кроме меня, все равно некому.

— Возьмите хотя бы меня с собой, — вдруг выпалила Анжела.

Она и сама не поняла, почему так сказала. Меньше всего на свете ей хотелось выходить в эту дикую тьму. Но и отпускать Фила одного было почему-то невыносимо.

Он ласково коснулся ее руки.

— Спасибо за доброе побуждение, дорогая, но вы не знаете, что творится снаружи.

Анжела посмотрела ему в глаза.

— Неужели? Вы думаете, я уже забыла, что там творилось три ночи назад, когда мы были в сельве вместе?

На мгновение в комнате воцарилась полная тишина. Умолкли даже обеспокоенные мужчины. По его смущенному лицу легко было увидеть, что по крайней мере один из них достаточно знает английский, чтобы понять последнюю реплику. Анна испуганно переводила взгляд с Фила на Анжелу и обратно.

Затем Фил неожиданно рассмеялся.

— Ну, еще бы! Как я мог забыть? — виновато сказал он.

— Тогда…

Он покачал головой.

— Боюсь, что это не превратило вас в специалиста по выживанию в сельве. — Он сжал ее пальцы. — Поверьте мне. Ваше присутствие принесет только лишние хлопоты. Оставайтесь с Анной и приготовьте комнату для Андреаса. И молитесь, чтобы мы нашли его, — мрачно добавил он.

Анжела вцепилась в его руку, но он легко высвободился и повернулся к мужчинам. Она поняла, что он не собирается менять решение, и украдкой смахнула слезу. Не стоит создавать ему дополнительные трудности.

— Будьте, осторожны, — сказала Анжела лишь чуть-чуть дрогнувшим голосом.

Фил напрягся. Она увидела, как мускулистые плечи вздрогнули, словно от удара. Он повернулся к ней. Встретив его взгляд, Анжела почувствовала внезапное головокружение.

Один быстрый шаг вперед — и она очутилась в его объятиях. Его рот был жесткий. Анжеле было все равно. Она прильнула к нему, отвечая пылкими поцелуями на поцелуи, не обращая внимания на окружающих. Когда он поднял голову, она тихонько всхлипывала.

— Я вернусь, — тихо сказал он. — Ждите меня.

— Да. О да!

Он отпустил ее, как ей показалось, неохотно.

— Отдохните. Я не знаю, когда вернусь. — Он посмотрел на домоправительницу. — Проследите, чтобы она отдохнула, Анна.

Приятное лицо Анны было бесстрастно.

— Да, сеньор.

— Присмотрите за ней, — мягко сказал он.

Фил вышел, и мужчины с задумчивыми лицами потянулись за ним вслед. Анжела уставилась на закрывшуюся за ними дверь. Ее сердце сильно билось. Анна откашлялась.

— Было бы мудро, — осторожно сказала она, — сделать так, как хочет патрон.

Анжела обратила на нее изумленный взгляд. Ей казалось, будто она плывет сквозь золотой туман. Я влюблена, мечтательно подумала она.

— Хотите, я сделаю вам горячее питье? — предложила Анна. В ее голосе промелькнула смешинка.

Анжела одарила ее сияющей улыбкой. Анна моргнула и взяла зачарованную девицу под руку.

— Пошли, — ласково сказала она, — вам нужен отдых. Вы провели пару опасных дней.

Девушка быстро глянула на нее.

— Опасных?

Но Анна лишь загадочно улыбнулась и увлекла ее наверх. Там Анжела получила горячее питье, благоухающее экзотическими фруктами и корицей, и была оставлена наедине со своими мечтами.




Глава седьмая


Утром пришли новости от Фила, хотя сам он еще не вернулся.

— Они нашли Андреаса, — доложила Анна. — Патрон вызвал по рации вертолет из Санта-Круз.

Анжела похолодела.

— Он ранен? — хрипло сказала она.

Анна повернулась обратно к плите и пожала плечами.

— Разве я врач?

— Пожалуйста, скажите. Мне… мне нужно знать, — вырвалось у Анжелы.

Анна взглянула на нее с сожалением.

— Патрон в порядке, но у Андреаса повреждены ребра.

— Ох! — сказала Анжела, чувствуя, как краска медленно заливает все ее тело. Она опустила глаза, пристыженная.

Анна равнодушно сказала:

— Он вернется, как только сможет. И привезет сеньориту Мартинес.

— Сеньориту Мартинес, — эхом отозвалась Анжела. — А… а зачем?

— Затем, что она была с Андреасом, когда тот был ранен, так мне кажется, — спокойно ответила Анна, Она опустила глаза на овощи, которые чистила, и без всякого выражения добавила: — Она старый друг патрона. Очень старый друг.

— Ох, — снова сказала Анжела, но уже совсем другим тоном. Она вспомнила то, что видела с веранды. Так что же, красотка Сильвия разве не любовница Фила? Она чуть не спросила об этом Анну, но что-то остановило ее. Ей не хотелось услышать от Анны, что она не ошиблась. Пусть ей скажет об этом сам Фил Боргес и объяснит, что означал прилюдный поцелуй вчерашним вечером. Или он считает, что Анжела сгодится для развлечения, пока под рукой никого нет?!

Она вся кипела, сердитая на Фила за его поведение. Помчавшись в библиотеку, она попыталась погрузиться в книгу. Не помогало. Перед ней так и стояли его темные настойчивые глаза и взгляд, полный огня, который он метнул на нее прошлым вечером.

Тут она сделала открытие. Оказывается, она сердится вовсе не на Фила Боргеса. Она сердится на себя. Она чувствует себя задетой и униженной, выставленной тем поцелуем на посмешище всей фазенды.

Она сделала и другое открытие, еще более тревожное. Несмотря на унижение и гнев, она по-прежнему отчаянно беспокоится за него. Храни его, Господи, думала Анжела, отбросив в сторону довоенный роман и так же легко отбросив собственные чувства. Пожалуйста, храни его.

Ей стало холодно. Так что же, она не обманулась в туманном восторге прошлого вечера? Но будет ли она чувствовать то же самое при свете дня? Может ли она по-настоящему любить этого загадочного дерзкого мужчину?

Нет, решила Анжела. Впервые за последние годы она позволила себе вспомнить несколько месяцев, проведенных в большом семейном доме перед тем, как Уинстон забрал ее на Амазонку.

Пит Эйр всегда был другом дома, насколько она могла припомнить. Его семейство было небогатых, но очень знатным. Они обитали в величественном замке. Она знала, что дядя всегда был рад, когда его приглашали на охоту в поместье. Но ей и в голову не приходило, что в это же время он устраивал альянс между своей кузиной Джейн и их старшим сыном. Особенно когда Пит Эйр поклялся, что женится на Анжеле, во время предстоящего сборища на автостоянке после танцев в честь Юных Фермеров.

Конечно, она была очень неопытна. Даже невинные героини из журнальчиков Терезы знали больше ее о сексе и о том, во что он может вовлечь вполне порядочных людей.

Порядочных людей вроде Фила Боргеса? Был ли тот поцелуй вчерашним вечером мгновенной вспышкой, временным помрачением? Или он гоже, как Регина, тайно хотел бы знать, станет ли невинная партнерша для него спасением? Думал ли он, что она сможет спасти его от одиночества, о котором он говорил, и от цинизма, который сама Анжела видела слишком ясно? И не потому ли он твердо настаивал, чтобы она осталась на фазенде и с не меньшей твердостью, чтобы Регина уехала?

Анжела припомнила все их столкновения до сегодняшнего дня и вздохнула. Нет, насколько можно судить, это маловероятно!

Найденный Анжелой котенок делил свое время между нею и кухней. Сейчас, обнаружив ее растянувшейся в библиотечном шезлонге, он немедленно вскарабкался к ней на колени. Он раза три перевернулся, а затем свернулся в клубочек, спрятав нос между лапок. Она почесала его за ушком, и он замурлыкал.

Это немного успокоило ее смятенное сердце. По крайней мере, в компании с котенком ей не надо было притворяться перед заходившими в комнату служанками, что она целиком поглощена книгой, в то время как на самом деле ее внимание полностью захвачено тем, чтобы не пропустить момент возвращения хозяина.

Наконец он вернулся, но не один. Его сопровождала Сильвия Мартинес. Анжела стояла в дверях старой конюшни и чувствовала, как каменеет ее сердце.

Трудно было определить, кто из этих двоих более грязен или более утомлен. Фил выглядел измученным, но Сильвия вообще производила впечатление ходячего трупа. Лишь взглянув ей в лицо, Анжела, невзирая на те чувства, которые вызывал в ней образ этой женщины, бросилась вперед, чтобы поддержать тонкую шатающуюся фигуру.

— Спасибо, — сказала Сильвия, едва шевеля губами. Глаза ее смотрели пустым взглядом. — Простите. Я больше не могу идти.

И она мягко склонилась на плечо Анжелы. Фил взглянул на поникшую фигуру и взял ее на руки. — Пойдем со мной, — бросил он Анжеле через плечо.

Он отнес Сильвию в комнату, которую она занимала раньше, и осторожно уложил на кровать.

— Как она только вынесла все это, — спокойно произнес Фил, глядя на неподвижную фигуру на кровати. — И у нее даже не возникло мысли бросить меня.

Анжела увидела на его лице глубокую озабоченность, и сердце у нее остановилось. Она попыталась привести в порядок свои чувства. Сильвия Мартинес нуждалась в ее помощи, а не в неуместной школьной зависти. Одна из немногих вещей, которым миссия ее научила, — это умение помогать истощенным людям.

— Ей нужен отдых, — сказала она ровным голосом. — После сна ей станет лучше. И она, по-видимому, обезвожена. Я принесу графин с водой.

Фил вскочил на ноги. Взгляд, который он бросил на нее, был почти что удивленным. Как будто он позабыл о ее присутствии в комнате, подумала Анжела. Она нарочно напомнила себе, что он привык быть здесь вдвоем с Сильвией. Это уязвило ее. Она отвернулась.

Он провел рукой по волосам.

— Да. Вы, конечно, правы. — На несколько секунд он словно отрешился от всего, что происходит.

Это уязвило ее еще сильнее. Но Анжела сдержалась. Она повернулась и осторожно послала улыбку куда-то в район его левого уха.

— Я побуду с ней, — спокойно произнесла она. — Не беспокойтесь.

— Спасибо вам, — просто сказал он.

Он нежно коснулся бровей спящей женщины и вышел.

Сильвия спала тяжелым сном большую часть дня, время от времени возвращаясь в состояние полусна, и тогда Анжеле удавалось напоить ее.

Ближе к вечеру она полностью проснулась и повернула голову в сторону Анжелы, стоявшей у окна.

— Андреас? — недоуменно спросила она. Анжела вздернула брови. Означало ли это, что Сильвия привыкла делить эту комнату также и с Андреасом де Кастро? Или она просто приняла незнакомую фигуру за него?.. Судя по лениво-жеманному топу, справедливо было первое, подумала Анжела, Но если так, знает ли об этом Фил Боргес? — удивилась она.

Она подошла к кровати и взяла Сильвию за запястье. Пульс был успокаивающе сильным, — Как вы себя чувствуете? Недоумение в глазах на мгновение усилилось. Затем в них блеснул свет. Женщина привстала на подушках.

— Вы дочь Уинстона Крея?.. О, я припоминаю! — Она приложила руку к голове. — Фил оказался прав, не так ли? Мне очень жаль!

Анжела уставилась на нее, ничего не понимая.

— Насчет чего оказался прав? Сильвия Мартинес покачала головой.

— Я говорю бестолково, да? — виновато сказала она. — Я имела в виду вашего отца. Фил был почти уверен, что тот погиб. Вот почему он хотел, чтобы вы были при нем до окончания поисков. Он считал, что здесь вам будет легче, чем среди чужих людей в Санта-Круз. — Ее красивое лицо не выражало ничего, кроме теплого участия. — Я думаю, он был прав?

Так вот в чем дело, догадалась Анжела. Притяжение тут ни при чем, и еще менее — возможность помочь ему своей невинностью. Это была чистая жалость к бесприютной, осиротевшей жертве урагана.

Она дернулась так, словно женщина на кровати плеснула ей в лицо кислотой.

— О, дорогая, — сказала Сильвия Мартинес, заметив инстинктивное движение, — я не хотела…

Анжела расправила плечи.

— Сеньор Боргес был очень добр ко мне, — сказала она деревянным голосом.

— А я была бестактна. — Голос женщины был полон раскаяния. — Послушайте, я только хотела сказать, что давно знаю Фила Боргеса и прислушиваюсь к его мнению. — Она усмехнулась. — Ну, это, полагаю, делает большинство. Я позволила ему уговорить себя, что вам лучше временно оставаться здесь. Но вы не обязаны оставаться! Если у вас никого нет в Бразилии и вы без денег, то я помогу вам, в конце концов, я несу за вас профессиональную ответственность. Если пожелаете, могу устроить вам отъезд.

Анжела снова вздрогнула, почувствовав нарастающее раздражение.

— Все только и твердят об ответственности. Мне, слава Богу, двадцать три. Никто не должен нести за меня ответственность, будто я ребенок, — энергично заявила она.

Сильвия выглядела смущенной.

— Ну, конечно нет. Я и не говорила…

— Нет, вы говорили. И он тоже. — В голосе Анжелы внезапно зазвучало отвращение. — Прекратите это. Вы, оба! Я сама могу о себе позаботиться.

Она судорожно вздохнула. Сильвия смотрела на нее с любопытством.

— Полагаю, вы не откажетесь принять душ или ванну, — чопорно сказала Анжела. — Анна принесла полотенца. Кажется, у вас здесь есть своя одежда, чтобы переодеться.

Глаза женщины были безмятежны.

— Да, конечно.

Анжела вспыхнула, сама не зная почему. Она ведь уже знала, что эта женщина здесь постоянный гость. И у нее было более чем достаточное основание явиться на фазенду.

— Могу я вам чем-то помочь? — по-прежнему чопорно спросила она.

— Нет, благодарю вас, — в тон ей ответила та.

Анжела пожала плечами. Может быть, следовало настоять? — мелькнула у нее мысль. Но на щеках гостьи уже заиграл здоровый румянец, и, кроме того, Анжеле ужасно не хотелось проводить лишнее время в компании прекрасной бразилианки.

— Тогда увидимся позднее внизу. В холле ее остановила одна из служанок.

— Патрон хотел видеть вас, сеньорита, — робко произнесла девушка. — Я сказала ему, что вы все еще с сеньоритой Мартинес. Извините.

— Я там была. Теперь пойду к нему. Где он?

— В офисе, сеньорита. Анжела казалась озадаченной. Она до сих пор не выяснила расположение более чем половины помещений широко раскинувшегося дома.

— А где это? Девушка улыбнулась.

— Снаружи, в лабораторном блоке. Туда от конюшни ведет мощеная дорожка. Я покажу.

Анжела следовала за ней, подняв брови. Лабораторный блок весь состоял, похоже, из громадных оранжерей, заполненных растениями. Но в конце коридора виднелась маленькая белая дверца, куда и подвела ее девушка, затем, небрежно постучав, убежала, хихикая. Анжела оставалась одна, пока из-за двери не донеслось властное «войдите».

Комната была оборудована как обычная лаборатория, по крайней мере, насколько Анжела могла припомнить школьные лаборатории. Сам Фил сидел на табурете, разглядывая в микроскоп лист папоротника.

Он не поднял глаза.

— Вы хотели меня видеть?

Анжела возненавидела собственный голос. Он звучал мрачно и чопорно.

На этот раз он поднял глаза. Она увидела, что он чисто выбритый и, очевидно, отдохнувший. Во всяком случае, от усталости не осталось и следа.

— Да.

Он кивком головы указал ей на другой табурет и что-то быстро записал в тетрадь.

— Что вы делаете? — спросила она, заинтересованная.

— Стараюсь продвинуть давно запущенную работу.

Он тщательно положил лист папоротника в маленький стеклянный контейнер и поместил его в большой холодильник, стоявший в углу.

— Работу? Фил развеселился.

— А вы думали, я провожу свою жизнь, путешествуя по сельве в поисках девушек, чтобы спасать их?

Его глаза смеялись. Анжела покраснела и отвела взгляд. Не первый раз в его присутствии она чувствовала, что теряет почву под ногами. Она постаралась напомнить себе, что вовсе не влюблена в него, Ну, разумеется, нет.

Она оглядела застекленные шкафы.

— Так чем же вы здесь занимаетесь?

— Ботаническими исследованиями.

Холодный ответ прозвучал так неожиданно, что она забыла о необходимости отводить глаза.

— Ботанические исследования? Он громко рассмеялся.

— Не ужасайтесь. Это моя специальность. Ботаник. Вот почему дедушка оставил мне фазенду.

Он неожиданно сжал губы.

— Это одна из причин, — поправился он. — Мы здесь ведем небольшую научно-исследовательскую программу. Главным образом на растениях, собранных в этой местности. И тех, что мы выращиваем, конечно.

Анжела в замешательстве тряхнула головой. Чинные академические исследования совершенно не вязались с образом наглого бандита, который вел ее через сельву.

— И вы сами их ведете? — с сомнением спросила она.

— Я генеральный директор программы. — В его глазах плясали чертики. — Но я слишком часто отсутствую, поэтому, больше ею занят Рубен.

Это звучало гораздо правдоподобнее.

— Куда же вы так часто отлучаетесь? — чуть презрительно спросила она.

— Провожу время в низкопробных кабаках Рио, — тожественно заявил Фил.

Анжела поняла, что он дразнит ее. Она сверкнула глазами.

Фил смягчился.

— Я читаю лекции. Главным образом в Фонде природы ООН. Иногда в университетах Европы или США. Мы рассматриваем безопасные виды и их свойства. Пока что я стал любимцем у гомеопатов, — вежливо добавил он.

Анжела восприняла эту реплику с презрением, которой та не заслуживала.

— Так вы занимаетесь спасением в сельве лишь в свободное время? — спросила она с вызовом, но так же вежливо.

К ее удивлению, он лишь покачал головой, даже не улыбнувшись.

— Я никогда не видел ничего подобного тому, что творилось в последние дни. Будет большая удача, если на этом все закончится.

Анжела внезапно посерьезнела.

— Вы имеете в виду, что шторм может вернуться?

Красивое лицо Фила было мрачно.

— Вы сами сказали, что вчера весь день было как-то гнетуще. Честно говоря, я ждал самого худшего всю прошлую ночь. Ждал, зная, что вы здесь одна со слугами. Но старина Андреас сломал себе пару ребер, и я не мог его оставить.

Это звучало более чем серьезно. На некоторое время он, казалось, полностью погрузился в свои мрачные мысли.

— И что же будет самое худшее? — прервала она его молчание.

Он с минуту рассматривал ее потемневшими глазами. Затем лаконично ответил:

— Ураган.

— Ураган? Но, разумеется…

— Вы должны представлять себе, что мы были на волоске от большой беды, — сказал он ровным голосом. — Не стоит обманываться и называть то, что было, ураганом. Да никто и не называет. Теоретически он прошел, ушел на юг. Практически… — Он пожал плечами. — Известно, что ураганы иногда возвращаются, сделав круг. В следующий раз мы можем оказаться не столь удачливы.

Анжела вспомнила поток промокших беженцев через кухню фазенды, свое изнурительное путешествие, падающего от усталости Фила…

— Удачливы?

— В этот раз на деревьях остались листья, — спокойно объяснил он. — Сами деревья в основном устояли. После урагана не остается ничего, кроме громадной свалки.

Анжела вздрогнула.

— И какие шансы, что он вернется?

— Малые, если верить бюро погоды. Анжела уловила подтекст.

— А вы им верите?

— Не знаю. Я не специалист в метеорологии. Но они предсказали также, что опасность подъема воды миновала, и ошиблись. С утра река поднялась более чем на метр. Еще пара метров, и она затопит Росарио.

— Это серьезно?

— Деревня эвакуирована, так что из людей никто не должен пострадать. Но ущерб может быть огромен. И фазенда почти наверняка будет отрезана.

Фил беспокойно пошевелился.

— Надо как можно скорее вывезти отсюда Сильвию.

Помолчав, он подчеркнуто добавил:

— И вас, разумеется. Анжела ощутила легкий приступ паники при мысли о том, что наглый бандит отсылает ее прочь. Но она снова обуздала себя.

— Что ж, вам виднее, — сказала она бесцветным тоном.

— Я думаю… — Он остановился. — Я думаю, что в ситуации опасности люди не могут ясно мыслить.

Анжела ощетинилась.

— Если вы снова хотите сказать, что несете за меня ответственность…

Он всплеснул руками.

— Я хочу сказать, что не имею права возлагать на себя ответственность за вас. Я не благородный рыцарь, а вы… вы слишком невинны.

Анжела сверкнула глазами.

— Я в этом виновата? Фил издал сдавленный смешок.

— Вряд ли это вопрос вины. Я хотел сказать… ну, я не уверен, что для нас это хорошая идея — слишком долго быть вместе.

— Почему? — выпалила она. Он ненадолго закрыл глаза.

— Вы не та невинность. Она поспешно шагнула вперед.

— Вы так считаете, потому что вас тянет ко мне. Он открыл глаза.

— Это тоже объяснение, — уныло согласился Фил.

— Но ведь вас тянет к сотням женщин, не так ли? — с вызовом сказала Анжела. — И это вас не очень волнует. А что до меня… — Она пожала плечами. Получилось совершенно бесстрастно, и она возгордилась. — Когда-то ведь это должно было случиться.

Пламя метнулось в его глазах. Заметив это, Анжела с замиранием сердца стала ждать, что он сейчас же заключит ее в объятия. Но она оказалась совершенно неподготовленной к его мрачному ответу.

— Не думаю, что мы всерьез станем проверять это утверждение. Если бы мне была нужна иллюстрация к тому, что вам следует побыстрее уехать, то лучшей не придумать.

Анжела уставилась на него.

— Не понимаю.

— В самом деле?

Было заметно, что он рассердился.

— Сильвия была права. Господь хранит меня от милых юных девушек.

Анжела никогда в жизни не чувствовала такого унижения.

— Я вам не милая юная девушка! — крикнула она.

— А кто же?

Фил не возвысил голоса, но эффект от его слов был как от удара хлыста. Анжела отпрянула. Он был грозен, как проснувшийся вулкан. И он тут же заключил ее в свои объятия.

Это был по-настоящему взрослый поцелуй. Его безжалостная страсть обожгла ее — обожгла и неожиданно ужасно напугала. Когда Фил отпустил ее, она еле сдерживала слезы. Он мрачно посмотрел на нее.

— И Господь поможет мне отправить вас отсюда. Чем скорее, тем лучше.

Она отступила.

— Я вас ненавижу! Голос ее дрожал.

— Хорошо, — хладнокровно сказал Фил. — Развивайте дальше эту тему. Это лучшая страховка, которую мы с вами можем найти. А теперь идите и не мешайте мне работать.

Анжела потеряла дар речи. Со сдавленным воплем девушка развернулась и вылетела вон из лаборатории.

Не помогла и встреча в гостиной с Сильвией Мартинес, листающей американский модный журнал. Она сама, как картинка из журнала, подумала Анжела, стараясь быть справедливой. Свободный морской бушлат, соответствующие брюки и ослепительно белая блузка как бы отождествляли ее с образом моряка по канонам мировой моды. В одолженном платье эдвардианской эпохи Анжела чувствовала себя рядом с ней ребенком, одетым в платье старшей сестры.

Сильвия подняла глаза с ясной улыбкой.

— Привет.

— Здравствуйте, — сказала Анжела и добросовестно добавила:

— Как вы себя сегодня чувствуете?

— Снова человеком. Сегодня утром я себя чувствовала древесной лягушкой, — с кислым видом сказала Сильвия. — Это мой первый и последний опыт пребывания в палатке в лесу. А вы ухитрились провести в ней целую ночь, Надо сказать, я вам не завидую.

Анжела была обезоружена.

— Да, такое запоминается надолго, — согласилась она. — Я бы не хотела снова это пережить, — добавила она, с дрожью вспоминая крепкое тело Фила рядом с собой в темноте палатки. Но это была неправда. Сильвия Мартинес тонко улыбнулась и начала обсуждать фасоны из журнала. Анжела слушала ее вполуха.

Да, это была неправда. Она бы сделала все, что угодно, преодолела бы любые препятствия, только чтобы снова быть с Филом Боргесом. Он покровительствовал ей и он же отверг ее. Да какая разница, с досадой думала она. При одной мысли о его красивом строгом лице она таяла, кровь быстрее бежала по жилам, и все, чего ей хотелось, — это крепко прижаться к нему и закрыть глаза.

Любовь. Да, вот что это было. Это не девичий пыл. И не ее неопытность. Когда она встретила Джеймса, антрополога, она была моложе и впечатлительнее, чем сейчас. Нет, сколь бы она ни была неопытна, она достаточно давно научилась различать абсолютные ценности. Это была любовь.

Анжела внезапно села, чувствуя себя изумленной. И слегка встревоженной. Одно дело — сознавать, что ты любишь мужчину, который обнимает тебя и, похоже, заботится о тебе. И совсем другое — понимать, что ты все еще любишь человека, только что отвергшего тебя. Особенно, сухо подумала она, если ты после этого оказываешься наедине с женщиной, которая почти наверняка была его любовницей.

— Вы в порядке? — услышала она вопрос Сильвии. Он, казалось, донесся откуда-то издалека.

— Что? — она вскинула голову и увидела, что ее компаньонка отложила журнал и сочувственно поглядывает на нее. — О, да, вполне. Я… э… просто кое-что вспомнила.

— Судя по вашему виду, ничего хорошего.

«Хорошего»? Анжела улыбнулась про себя. Да, действительно, ничего хорошего. Лишь небо, и ад, и глубокая тревога.

— Если вам когда-нибудь захочется рассказать… — мягко начала Сильвия.

Глаза Анжелы внезапно наполнились слезами. Что она могла сказать? «Я люблю мужчину, с которым вы иногда спите»? Она покачала головой.

Сильвия вздохнула. Но, к большому облегчению Анжелы, оставила тему. Как все бразильские женщины, она, вероятно, очень рассеянна, подумала Анжела. Даже когда пришел Фил и они сели обедать, Сильвия не утратила рассеянного выражения лица.

Это был странный обед. Фил витал где-то вдалеке, Анжела, слишком хорошо помнившая их недавний диалог, держала язык за зубами.

Но наблюдательность ей не изменила. Разглядывая Фила и Сильвию вместе, она укрепилась в своем убеждении, что их любовь — под большим вопросом. Скорее, они просто нравятся и приятны друг другу. Несколько раз на протяжении этого нескончаемого обеда Анжела вообще начинала сомневаться, осознают ли эти двое ее присутствие. Если бы она была убеждена, что Фил любит Сильвию, это ранило бы ее, но тогда бы не было этого невыносимого чувства опустошенности.

Анжела пила вино, что было для нее непривычно, но почти не притронулась к пище и отвечала односложно. Она едва подняла голову, когда Фил встал из-за стола.

— Пойду заканчивать свои заметки, — сказал он. — Я буду пить кофе в кабинете.

— Ну конечно. — Сильвии, похоже, стоило больших усилий сосредоточиться. — Увидимся позже?

Анжела отвела глаза. Она видела, что Фил наблюдает за ней, но никак не могла замаскировать свои чувства.

— Разумеется, — холодно сказал он.

Когда он ушел, воцарилось молчание. Сильвия поигрывала крохотной серебряной ложечкой. Она хмурилась. Казалось, ее одолевает какая-то серьезная проблема.

Наконец она подняла голову.

— Я не очень-то поддерживаю компанию, правда? — виновато заметила она. — Простите. Это все из-за сельвы. Она меня сильно напугала.

Анжела невольно посочувствовала.

— Идите-ка в постель, — грубовато посоветовала она. — Отдых для вас сейчас самое лучшее.

Сильвия устало кивнула.

— Полагаю, вы правы, я покидаю вас. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — буркнула в ответ Анжела.

Оставшись одна, она почувствовала, что стены столовой словно давят на нее. Фил, верно, уже присоединился к Сильвии Мартинес в той спальне наверху, терзалась она. Он мог и не любить эту особу, но он зрелый, опытный мужчина, а она красивая женщина. Он — человек, привыкший довольствоваться второсортными чувствами. Вот почему он такой циничный, размышляла Анжела. Но разве, когда он забывал об иронии, в нем не проступал настоящий мужчина? Так как же вытащить этого настоящего мужчину на свет Божий? Анжела задрожала, ибо знала ответ. Возможно, Регина права. Возможно, он нуждается в такой женщине, которая готова отдаться, не думая о последствиях. Посмеет ли она?

Кабинет Филиппа был неизведанной территорией. Расположенный в другом крыле дома, он казался мрачнее других комнат. Лишь тонкий луч света пробивался из-под его тяжелой резной двери. Анжела с трудом отворила ее и вошла внутрь. Это была простая комната, гораздо скромнее, чем все ранее виденное в этом обиталище роскоши. Ее стены украшали только карты, а пол — блестящие туземные коврики. И повсюду были книги. Книги на резных полках, книги на витиеватых столиках, книги на полу. Анжела прошла вперед.

Филипп не замечал ее приближения. Он сидел в кресле со стаканом в руке. Его ноги в сапогах покоились на антикварном столике. Темноволосая голова склонилась, рассматривая золотистую жидкость, которую он помешивал в стакане кругообразным движением. Он снял пиджак, в котором был за обедом, и остался в одной рубашке. Расстегнутый белый ворот красиво оттенял загорелую мощную шею. В резком свете настольной лампы лицо молодого человека выглядело пугающе мрачным.

Анжела посмотрела на него с опаской. От ее решимости не осталось и следа. И все же она робко шагнула к нему.

Филипп резко поднял глаза, словно ожидая нападения. Его брови сошлись в одну линию.

— Что вы здесь делаете?

Ни слова, ни тон нельзя было назвать приветливыми.

Анжела глубоко вздохнула.

— Я подумала, что вам, может быть…

Она вдруг совсем забыла, что хотела сказать. Его глаза сузились.

— Что «может быть», Анжела?

— Может быть, нужна компания, — выговорила она наконец. Ей самой было ясно, насколько жалко прозвучали ее слова.

Темные глаза не дрогнули. Они замерли на ее лице. Но она чувствовала, что он не видит ее. Анжела сделала слабую попытку исправить положение.

— Нелепо же пить кофе в одиночку, — пролепетала она.

— Так вы решили составить мне компанию?

В невинном тоне вопроса не было ничего такого, что могло заставить кровь прилить к щекам, подумала Анжела, рассердившись на себя.

— Э… да.

— Очень мило с вашей стороны.

Анжела закусила губу. Она не представляла, что разговаривать с ним будет так трудно.

— Так я позвоню насчет кофе? — спросила она.

Он улыбнулся. Улыбка, возможно, из-за игры света, выглядела дьявольской.

— Боюсь, это будет пустая трата времени.

— Что?

— Вам не нравится мой кофе, — мягко пояснил он, — а у меня и так достаточно стимуляторов.

Она уставилась на него. Он поднял стакан.

— Виски, — сказал он. — Попробуйте немножко. Острый, резкий аромат алкоголя ударил ей в нос. Анжела с отвращением замотала головой. Филипп злорадно улыбнулся.

— Смелее, дочь миссионера! Если уж вы вбили себе в голову обратить меня в свою веру, вам еще и не то придется проделать!

Анжела подскочила — Обратить вас? Он пожал плечами.

— А разве не за этим вы пришли? У меня сложилось впечатление, что нашего сегодняшнего общения вам должно хватить до конца жизни.

Анжела чувствовала себя так, словно с нее сорвали одежду.

Увидев ее смятение, Фил немного смягчился.

— Вы ведь только начинаете свои игры в спасение, не так ли? Если бы вы знали их лучше, то обнаружили бы, что это лишь серия сделок, как и все прочее в этом мире. Добродетель на Земле в обмен на награду на Небе. И бывает так, что продавец завышает цену.

Его речь прозвучала почти мягко. Анжела подняла глаза.

— Я не торгуюсь, Анжела. Мне только хотелось бы знать, это ваша собственная инициатива или вам подсказала идею Регина?..

Анжела мгновенно и неудержимо покраснела:

— Ах, вот как!

Он убрал ноги со стола и со стуком поставил их на пол. Затем лениво встал.

— Ладно, знаю я, чего хочет Регина Вернер — еще одну миссию. Этого она не получит. Но вернемся к вам. Что вы думаете, находясь здесь так поздно и мило предлагая мне выпить с вами кофе? Чего вы на самом деле хотите, Анжела?

Она встретила взгляд темных глаз и поняла, что не сможет солгать.

— Я не хочу, чтобы вы сегодня шли к Сильвии Мартинес, — выпалила она.




Глава восьмая


Воцарилось молчание.

— Боже мой, вы действительно этого не хотите? — сказал он наконец очень мягко. — Но почему, Анжела?

Он подошел к ней. В его глазах опять была насмешка. Анжела вспыхнула и отвела взгляд.

— Пожалуйста, не ходите к ней, — быстро сказала она. Ей припомнилась рассеянность Сильвии и его хмурая отстраненность. — На самом деле вы не заботитесь о ней, а она не любит вас.

— Это правда.

Ее глаза впились в его лицо. Был ли на нем гнев? Нет, оно не выражало ничего, кроме холодного любопытства. Заметив ее волнение, он громко рассмеялся.

— Конечно, это правда, моя милая Анжела, Если бы хоть один из нас всерьез подумал о любви, весь мир тут же ополчился бы на нас.

— Но… я думала… разве вы… не любите сеньориту Мартинес?

— Вы же сами сказали, что я на самом деле не забочусь о ней, — напомнил Фил.

— Я имела в виду, что ваше чувство к ней поверхностно.

На мгновение в его глазах что-то вспыхнуло. Затем он снова рассмеялся.

— А что вы знаете о чувствах, дочь миссионера? — съязвил он.

Его тон больно задел ее. Но Анжела не была трусихой.

— Я знаю, что любовь сильнее всего, — тихо сказала она.

Его лицо потемнело.

— Любовь, — презрительно фыркнул он. — А что вы, собственно, подразумеваете под этим затертым словом?

Она стойко встретила его взгляд.

— Уж во всяком случае не то, что происходит между вами и сеньоритой Мартинес, — неожиданно злобно сказала она. Как он смеет так опекать ее? Как он смеет!

Фил опять презрительно усмехнулся.

— Ну, вы, по крайней мере, чему-то научились в этом доме. Мы с Сильвией понимаем друг друга. — Он помолчал и добавил подчеркнуто, наблюдая за ней прищуренными глазами: — И нас обоих это вполне устраивает.

Анжела вздрогнула и попыталась обуздать свои чувства. Впрочем, без особого успеха.

— Не смотрите на меня так, — сказал он и указательным пальцем взял ее за подбородок. — Одобрять или не одобрять — это не ваше дело. Вы моя гостья, а не моя совесть.

— Я не хотела…

— Хотела или не хотела… Я отношу это на счет плохого воспитания. Только плохое воспитание могло приучить вас считать себя выше других и судить их.

Анжела ужаснулась.

— Нет, я так не считаю!

— В самом деле? — Его губы искривились. — Тогда почему я не должен сегодня идти к Сильвии?

Ответить на это ей было нечего. Мужество изменило ей. Она не могла рассказать, что открыла в себе любовь к нему. Не могла. Он сам сказал, что не добр. Он мог бы высмеять ее. Этого она бы не выдержала.

Анжела опустила глаза. К своей досаде, она почувствовала, что снова краснеет.

— Молчите? Где же проповедь любви, которая должна совлечь меня со стези греха? — ядовито спросил Фил.

Она сделала беспомощный жест.

— Ах, вы не понимаете!

— Не понимаю? Но вы же дочь миссионера! Просветите меня. Что такое, по-вашему, эта так называемая любовь?

Сарказм был беспощаден. Анжела собралась с силами, не питая особых надежд.

— Любовь — это когда ты думаешь о счастье другого больше, чем о своем собственном, — тихо сказала она наконец, — Когда отказываешься от всех мелочей — таких, как твое достоинство, твоя гордость, — ради этой единственно важной цели.

Последовало недолгое молчание. Фил резко отвернулся, гневно взмахнув рукой.

— Заурядное мученичество. Не говоря уж о моральном превосходстве. Весьма подозрительно, — сказал он уже с иронией. — Вы можете этого не признавать, но перед нами по-прежнему сделка. Вы жертвуете своей гордостью и достоинством ради некоего мифического «другого», но предполагается, что в ответ он пожертвует собой, разве не так?

Анжела покачала головой.

— Я же сказала, вы ничего не понимаете.

— О, прекрасно понимаю, — твердо сказал он. — Мы находимся в царстве волшебных сказочек. Анжела, что сказала Регина, чтобы вдохновить вас на это дело? Грешного мужчину спасет любовь чистой женщины?

Анжела растерялась. Удар попал в цель. Конечно, Регина намекала на это, но сценарий Анжела, по крайней мере наполовину, придумала сама, вдохновленная, без сомнения, рассказами из журналов Терезы. Она прижала ладони к пылающему лицу.

Фил мягко рассмеялся. Он протянул руку и коснулся ее лица. Это было нежное прикосновение. Но и презрительное.

— Значит, я могу получить вас, если откажусь от Сильвии и позволю Регине проповедовать в новом медицинском центре. Разве не так?

— Нет, — сказала Анжела, ужасаясь не столько его словам, сколько собственным мыслям.

— О, я знаю, что мы наряжаем эту истину в разные одежды. — Сквозь легкий сарказм в голове Филиппа проступала свирепость. — Вы любите меня. Я люблю вас. Мы оба любим весь мир. Но это все та же сделка, только в сказочных одеждах. Это игра. Взгляните правде в лицо. Она гордо подняла голову.

— Я не играю в игры с любовью, — отрезала она.

Он пожал плечами.

— Мы все играем в игры с любовью. Этого не избежать. Такова наша природа.

— Не верю.

Некоторое время он задумчиво смотрел на нее.

— Вы действительно опасно наивны, — сказал он наконец. — Ничего удивительного, ведь вы прошли положенный христианину курс самообмана. Этого нельзя забывать.

Анжела покачала головой.

— Нет, я нисколько не обманываюсь.

— Уверяю вас, это так. Она мягко улыбнулась.

— Для меня любовь действительно больше чем сделка. Больше чем игра. У нас просто разные взгляды на это.

— Вы даже толком не знаете, о чем говорите, — раздраженно возразил Фил.

Анжела подумала о своей бережно хранимой в тайне любви. Ее улыбка была полна печали.

— Уверяю вас, что знаю, — с иронией сказала она.

Он обернулся к ней одним быстрым элегантным движением и подошел поближе.

Повернув ее лицо к себе, он пытливо вглядывался в него. Анжеле пришлось призвать все свое самообладание, чтобы выдержать его прикосновение. Наконец он нетерпеливо вздохнул.

— Вы ребенок.

Анжела в ярости схватила его за руку.

— Я не ребенок!

Длинные элегантные пальцы вздрогнули, как от ожога.

Взволнованная, она вряд ли заметила это.

— Поверьте мне. Я знаю, что любовь — не сделке! — пылко заявила она.

Несколько долгих секунд он смотрел на нее сверху вниз. Красивая рука повернулась и по-хозяйски сжала ее кисть. Он выглядел так, будто принял решение.

— Так вы собираетесь рассказывать мне о любви, малышка? — ласково сказал он, но даже Анжела почувствовала в его словах опасность. Однако храбро продолжила.

— Любить — это значит отдавать, не ища выгоды… — Его одновременно и ласковое и насмешливое выражение нисколько не изменилось. И она страстно добавила: — О, если бы только я смогла показать вам, как вы не правы!

Он прищурился. Последовало молчание, полное обоюдного невысказанного напряжения. Наконец Фил сказал:

— Возможно, вы сможете.

Этого она никак не ожидала. Анжела напряглась.

Он снова заговорил тем мягким рассудительным голосом, в котором она видела опасность.

— Мой опыт подсказывает мне, что женщины никогда ничего не делают бескорыстно. Особенно когда говорят о любви. С другой стороны, с такими женщинами, как вы, мне никогда не приходилось иметь дела.

Это был вызов. Анжела выпрямилась, застыв в неподвижности. Он неожиданно поднес их сцепленные руки ко рту и приложил ее мягкую ладонь к губам. Анжела затрепетала.

Волны святого волшебства.

— Бескорыстная любовь, — задумчиво сказал он. — Это привлекательная идея. Отдать все ради счастья другого. Вы бы так поступили, Анжела? Отдали бы все?

Она кивнула. Ее пульс бешено колотился.

— А ради меня?

Анжела вдруг осознала, во что втягивается. Крепко зажмурилась и снова кивнула. Я, должно быть, сошла с ума, подумала она.

— Никаких обещаний, — предупредил он. — Никаких прав. Никаких соглашений на завтра. Ничего, кроме чистой любви.

Его голос звучал цинично.

Анжела колебалась. Она осторожно приоткрыла глаза и увидела, что он смотрит на нее со странным выражением: наполовину мрачным, наполовину торжествующим. Она открыла глаза еще шире.

— Вот видите. Вам это нравится не больше, чем любому другому разумному человеку, — сухо сказал он. — Когда вы даете, вы хотите что-то получить в ответ. Как я сказал, любовь — это сделка. Он опустил ее руку и отвернулся. Анжела сказала не своим голосом: — Я докажу, что это не так. Фил замер. Он смотрел прямо перед собой. Словно сосредоточившись на том, чтобы выкинуть ее из головы, внезапно подумала Анжела. Она подошла к нему и положила руку на обнаженную бронзовую грудь. Он напрягся.

— Вы ведь этого хотели, не правда ли? — мягко сказала она.

Он едва слышно пробормотал ее имя.

— Я знаю, — шепнула Анжела. Ее охватила дрожь. — Вы хотели, чтобы я преодолела барьер, не требуя страховки. Вы этого хотели с того дня, как я здесь появилась, не так ли?

Его рука накрыла ее ладонь, лежавшую у него на груди.

— Вы не так наивны, как кажетесь, — сказал он без всякого выражения.

— Отнесите это на счет обучения в вашем доме, — парировала Анжела. — Неделю назад мне бы такое и в голову не пришло. Вы меня кое-чему научили, Филипп Боргес.

— Ничему из того, что вы хотели бы узнать, — заметил он и почти отшвырнул ее от себя. — Это смешно. Вы не ведаете, что творите. Возвращайтесь к Регине, малышка. — Он застегивал рубашку быстрыми, нетерпеливыми движениями. — Там вы будете в безопасности.

— Мы говорили не о безопасности. Мы говорили о любви, — возразила Анжела.

— Вы говорили о любви, — быстро поправил ее Фил. — Я говорил о реальной жизни.

— Это одно и то же.

Он вдруг повернулся к ней. Красивое лицо было непроницаемо, но глаза сверкали, как будто он собрался драться на дуэли.

— Реальная жизнь, — сказал он, — это голод и нужда, когда ты учишься жить, не имея средств на удовлетворение элементарных потребностей. — Он взял ее за плечи. — Пора взрослеть, Анжела. Тот вид любви, о которой вы говорите, существует разве что в классической опере. В реальной жизни люди отдают, что могут себе позволить, чтобы получить в ответ то, что сумеют использовать.

Не обращая внимания на жесткую отповедь Фила, она протянула ладони к его лицу.

— Позвольте мне доказать, что есть и другая реальность. Дайте мне шанс, — прошептала она.

Он отступил на шаг.

— Вы живете в волшебной сказке, — сказал он безнадежно равнодушно.

Равнодушие испугало ее больше, чем гнев или цинизм. Она начала понимать, что упускает последний случай переубедить его.

Неловким, беспомощным движением она взяла его руку и прижала к своей груди.

— А то, что вы хотите меня, это тоже сказка? — осведомилась она, наблюдая за его реакцией.

Он застыл. Какое-то время казалось, будто он перестал дышать. Затем грубо сказал:

— Нет. Но хотеть можно по-разному. Я хотел многих женщин. — Немного смягчившись, он продолжал: — Вы думаете, что сейчас меня хотите. Но вы не видели мужчин в последние пять лет. А их еще будет много…

— Но вы-то хотите меня. Сейчас. Разве нет? — бросила она отчаянный вызов.

Их взгляды встретились, и они застыли, как загипнотизированные. Его красивые губы искривились, словно от боли.

— Да.

Она почувствовала слабый всплеск торжества.

— И вы бы взяли меня, если бы не думали, что это замаскированная сделка. Если бы не считали, что в один прекрасный день придется платить по счету.

Он сделал протестующее движение.

— Это всегда…

— Нет, — тихо отрезала Анжела.

Слегка дрожащими пальцами она начала снимать шелковую блузу. Отбросив ее в сторону, она прижала его ладонь к нагой пылающей коже и уставилась ему в глаза.

— Никакой сделки. Никакого счета. Никакой оплаты, — сказала она.

Фил словно окаменел. Анжела изучала его лицо. Она не сомневалась, что он хочет ее, даже если не любит. Почему бы ему не заняться любовью с нею? В объятия Сильвии Мартинес он шел достаточно охотно.

Анжела судорожно вздохнула и начала кончиками пальцев ласкать тыльную сторону его ладони.

— Вы играете с огнем, — точеные губы еле пошевелились.

— Я вам сказала. Я не играю в игры с любовью, — пробормотала она, продолжая поглаживать его.

— Это не любовь, — жестко сказал он.

Но Анжела уже не могла возражать. Она была слишком умна для этого и понимала, что словесный спор выиграть невозможно. Ее всю трясло. Она наклонила голову и коснулась губами его руки на своей груди. Он шумно вздохнул.

— Искушаете, Анжела? — но в холодном, бесстрастном голосе прозвучала нотка, которой она раньше никогда не слышала.

Она слепо искала его губы. Он взял ее за плечи и отодвинул от себя. Его руки впились в нежную плоть, как тиски.

— Вы что думаете, я уж совсем бессовестный, да?

Он отвергал ее. Несмотря на то, что сказал, будто хочет ее — а она знала, что хочет, — он собирался прогнать ее. Она не могла этому поверить. Странное чувство овладело ею: отчасти паника, отчасти упорство. Если она сейчас позволит ему отвергнуть ее, они, наверное, станут врагами на всю жизнь, мрачно подумала она. Это было бы невыносимо.

Она повернула голову и очень нежно коснулась губами руки, лежащей у нее на плече.

Он крепко выругался. Затем сгреб ее в охапку, чуть не раздавив. Он не так обнимал Сильвию, ликующе подумала Анжела. Его губы жадно впились в ее рот.

Я была права, успела подумать Анжела, отдаваясь необыкновенно сладостным ощущениям. Не было ни малейшего сомнения в том, что Фил Боргес хотел ее.

А затем, приподняв ее с пола и заглянув в широко открытые зеленые глаза, он сказал всего несколько слов, но таких, которые все испортили.

— Прежде чем мы с вами пойдем дальше, надо честно предупредить вас, Анжела. Я не даю обещаний. Ни в постели, ни вне ее.

Последовало краткое молчание. Фил насмешливо поглядывал на нее. Но сквозь насмешку проглядывало что-то еще.

— Отпустите меня, — еле слышно сказала Анжела.

Он рассмеялся ей в лицо.

— Вот как? После такого приступа страсти? Вы, знаете ли, были очень убедительны. Особенно для девушки с ограниченным опытом.

Она покраснела, но твердо повторила:

— Отпустите меня, пожалуйста.

— Хотите убежать и никогда не возвращаться? Анжела вздрогнула.

— Я вам объяснила. Для меня это не сделка. Но я не могу притворяться, будто не понимаю, что для вас-то это именно так. У меня, может быть, весьма ограниченный опыт, но я вовсе не дурочка. Отпустите меня, пожалуйста.

С преувеличенной заботливостью, которая сама по себе была оскорбительна, Фил поставил ее на ноги. Недавнее желание полностью исчезло с его лица. Теперь он выглядел жестким, циничным и слегка скучающим.

— Очень мудро. — Он повернулся к своему столу. — Предлагаю вам написать Регине и рассказать ей, что вы сделали все, что могли, но это не сработало. Сильвия охотно доставит письмо. Анжелу покоробили его холодный сарказм и нарочитое упоминание о Сильвии Мартинес, но из гордости она постаралась выглядеть невозмутимой.

— Вы ошибаетесь. Мне нет никакого дела до Регины, — небрежно бросила она, отворачиваясь. — Я иду спать.

Он пожал плечами.

— В данных обстоятельствах я не воспринимаю это как приглашение, — цинично сказал он.

Анжела сжала губы, чтобы удержаться от гневного восклицания. Она колебалась, изучая его лицо.

— Что вас таким сделало? — медленно спросила она. — Таким… недоверчивым?

Он поднял брови.

— Это называется — повзрослеть. Анжела вздернула подбородок.

— Мне уже двадцать три, — процедила она сквозь зубы.

— Этому никто не поверит. Ваше воспитание нуждается в основательном совершенствовании, — жестко сказал он.

Зеленые глаза сверкнули.

— Похоже, я приступила к этому, не правда ли? — притворно-ласково парировала она.

Ей показалось, что в темных глазах промелькнул отблеск невольного уважения.

— Не рано ли… — проворчал он. Но это уже не звучало цинично, скорее — устало. — О, так идите же спать, дитя мое. Пока вы не повзрослели настолько, что мы оба окажемся к этому не готовы.

Так она и сделала.

Она все-таки заставила его себя уважать, иначе пришлось бы испытать полное унижение, размышляла Анжела, лаская котенка в спальне. Пожалуй, большей глупости в своей жизни она не совершала. И никогда больше не совершит, обещала она себе. И она сделает все, что в ее силах, чтобы никогда не встречаться взглядом с Филом Боргесом. Она попросит Сильвию Мартинес как можно скорее помочь ей с отъездом с фазенды. А пока что она будет избегать Фила, поклялась она. Даже если для этого придется прятаться в шкаф, пока он не уйдет.

Тем не менее, когда следующим утром Сильвия Мартинес за завтраком спросила: «Вы возвращаетесь со мной в Санта-Круз на вертолете?»— Анжела энергично замотала головой.

— Не сегодня. Пока нет. Я еще не готова. Сильвия выглядела смущенной. Анжела вдруг подумала, что он мог рассказать ей об их стычке прошлым вечером. Эта мысль больно уколола ее.

— Я знаю, что это нелегко, дорогая. Но когда-то вам все равно придется вновь предстать перед цивилизацией. Какой смысл откладывать это?

Анжела молча вознесла благодарственную молитву по случаю того, что Сильвия нашла такое легкое объяснение ее нежеланию покинуть фазенду.

— Мне нужно время, — пробормотала она. 

Сильвия вздохнула.

— Может быть, вы и правы. Но… 

Анжела подняла голову.

— Но?

— Так ли уж мудро оставаться здесь с Филиппом наедине? — мягко спросила Сильвия. Анжела поджала губы.

— То же самое говорила Регина Вернер. 

Сильвия сразу рассердилась.

— Ох уж эта женщина! Я думаю не о сплетнях, милочка. И даже не об условностях. Я думаю о вас. Он очень привлекателен и… о, вы понимаете, что я хочу сказать. Вы вели такую замкнутую жизнь. Он может здорово вам навредить. Хотя, конечно, вы отличаетесь от большинства молодых женщин вашего возраста, — закончила она.

Не очень-то я отличаюсь, с иронией подумала Анжела, но ничего не сказала.

Сильвия снова вздохнула.

— Я говорила Филу… — Она внезапно осеклась. — Ладно, лучше пойду, проверю, договорился ли Рубен со спасательной службой насчет места, — добавила она в некотором замешательстве. — Так вы уверены, что не хотите лететь со мной?

Анжела утвердительно кивнула.

— Что ж, вам виднее, — без всякой убежденности в голосе сказала Сильвия.

Вертолет, который должен был забрать ее, приземлился несколькими часами позже. Все это время Анжела не видела Фила. Он появился из своего офиса, обнимая Сильвию, лишь когда послышался шум вертолета. Посадив ее в машину, он обменялся несколькими словами с пилотом и пошел обратно. Это не очень походило на взволнованное прощание, думала Анжела, болезненно высматривая признаки физической близости.

Сейчас все было совсем не так, как в прошлый раз, когда Фил и Анжела провожали вертолет. На этот раз не было никакой дружеской беседы. Вместо этого он чуть ли не бегом миновал ее, вряд ли заметив ее присутствие. Анжела, оскорбленная и глубоко задетая, проводила его взглядом.

Она быстро спрятала обиду. В конце концов, нет никакого смысла показывать ему свою боль.

В лучшем случае это даст ему предлог отправить ее в Сайта-Круз. В худшем — послужит свидетельством того, что она-то самое уязвимое, незрелое создание, каким, похоже, он ее считает.

Итак, она расправила плечи и спокойно проследовала за ним в дом.

Она обнаружила, что он немедленно прошел в кухню и теперь громко рассказывал что-то собравшимся домочадцам.

— Вода уже поднялась до отметки восемь метров. Плотина в Росарио прошлой ночью начала трескаться. Пилот сказал мне, что они вызвали аварийную службу. Это значит, есть вероятность, что она рухнет. — Он оглядел серьезные лица служанок, Анны и озабоченного Рубена. — Вы сами понимаете, насколько это серьезно. Мы можем оказаться отрезанными от мира Бог знает на какое время. Водоснабжение почти наверняка выйдет из строя. Я подсчитал, что нефти и газа в баллонах нам хватит, чтобы продержаться дней десять. Если кто хочет уйти домой, это надо делать сейчас. Послышался общий ропот. — Пилот ясно сказал, что возвращаться не собирается. Ситуация ухудшается. В конце концов, у нас есть пища и кров. Итак, рейсов в Санта-Круз больше не будет, разве что кто-нибудь сломает ногу, — мрачно добавил он. — Но если вы хотите быть с вашими семьями и вам надо переправиться через реку, то уходите сейчас же.

Служанки переглянулись. После некоторого колебания выяснилось, что идти хотят все. Даже Анна, — с удивлением отметила Анжела. Ей никогда не приходило в голову, что Анна не живет постоянно на фазенде. Фил кивнул.

— Поедем на вездеходе, — отрывисто сказал он. — Я смогу довезти вас до брода.

— Фил… — начал было Рубен, похоже испытывая угрызения совести.

Фил оглянулся.

— О, разумеется, вы хотите быть с Еленой, — сказал он.

— Но растения…

— Люди важнее, чем растения, — сухо сказал Фил. — Не сомневаюсь, что сумею присмотреть за ними в течение нескольких дней. Ступайте, Рубен. Мне теперь не надо будет отправляться к броду и возвращаться обратно. Можете взять грузовик и оставить его в деревне.

Он огляделся.

— Идите же, Пять минут на сборы. Надо действовать быстро, иначе брод закроется.

После его слов в кухне поднялся настоящий вихрь. Анжела поспешно отступила за дверь, когда Анна вылетела оттуда со скоростью, совершенно не соответствующей ее габаритам.

Фил бросил Рубену ключи от грузовика.

— Гоните, как черт, — посоветовал он.

Тот ловко поймал ключи, виновато улыбнулся и исчез. Анжела услышала крики, смех и безошибочно узнаваемый шум автомобильного мотора. Затем все стихло. Фил с облегчением опустил плечи. Они переглянулись через кухню, и Анжеле показалось, что он впервые по-доброму улыбнулся ей.

— Наконец-то одни, — услышала она.

Анжела затаила дыхание. Холодность, которую он раньше выказывал, была отброшена, как ненужная маска. Он, кажется, позабыл, что называл ее ребенком. Темные веселые глаза смотрели на нее отнюдь не как на ребенка, подумала она с легкой дрожью.

— Да, — ответила она еле слышным шепотом. Он не подходил к ней.

— Вы не боитесь?

— Подъема воды? — Она покачала головой. — Нет.

Если он подразумевал, не боится ли она его, то ответ не был бы таким уверенным, — подумала Анжела. Но все равно это скорее восхитительный трепет, чем настоящий страх.

— А вы? — с любопытством спросила она. Он размышлял.

— Мне приходилось переживать жестокие штормы. Однажды даже ураган. Будь у меня выбор, я постарался бы избежать этого. Но если мы будем благоразумны, то скорее всего не пострадаем.

Он повернулся к большой раковине и закрыл слив затычкой. Затем начал наполнять ее.

— Заполняйте водой все, что найдете, — скомандовал он через плечо. — Хуже всего, когда не хватает воды. Наполняйте ванны и тазы. И все кастрюли тоже.

Она повиновалась. Они усердно работали, пока тусклый дневной свет не угас. Тогда Фил включил электричество.

— С этим тоже надо быть экономнее, — сказал он. — Генератор прямо-таки пожирает топливо.

— А керосиновые лампы есть? — спросила практичная Анжела.

Красивые брови поднялись.

— Полезная мысль. Да, где-то есть. Но будь я проклят, если знаю, как они работают.

— Я знаю, — хладнокровно сказала Анжела. — У миссии Уинстона Крея не было собственного генератора.

— Тогда пошли со мной. Они отыскали лампы. Долго пришлось искать и керосин, но в конце концов Анжела обнаружила его на задней полке в чулане. Торжествуя, она притащила свой трофей в кухню.

— Фитили надо подрезать, — сказала она, принимаясь за дело, — и они ужасно пыльные. Но в остальном все в порядке.

Фил развернул кухонный стул и сел на него верхом, наблюдая за ней с благодарным удивлением.

— Вы не устаете преподносить мне сюрпризы, — заметил он.

Анжела пытливо поглядела на него.

— Потому что знаю, как зажечь керосиновую лампу?

— Потому что вы кажетесь такой хрупкой, и вдруг на глазах превращаетесь в опытного специалиста.

Анжела засмеялась. Она краем подола стирала пыль с медного корпуса лампы.

— Я не хрупкая. Это вам кажется.

— Не только мне, — медленно сказал он. — Сильвия перед отъездом напомнила мне, как вы… молоды.

Анжела фыркнула.

— Двадцать три — далеко не школьный возраст.

— Может быть, и нет, но, согласитесь, вы последние пять лет вели довольно странную жизнь, — сухо сказал Фил.

Она посмотрела на него поверх лампы.

— А вы — разве нет? — спокойно возразила она. — Его изумленный взгляд вызвал у нее смех. — Только это разные виды странности, вот и все.

Темные глаза блеснули.

— Так вы полагаете, что мы оба странные? Оба выделяемся из толпы? Только выбрали разные пути для самовыражения?

Анжела дохнула на лампу и потерла ее до блеска.

— Да.

Он сложил руки на спинке стула и положил на них подбородок. Ему опять пора бриться, подумала Анжела. Запыленный после своих исследований, он выглядел как пират. Почему-то у нее сжалось сердце и она сосредоточилась на старинной, полувекового возраста лампе перед собой. Пусть она и любит его, но не стоит делать ему подарок, давая знать об этом.

— Итак, вы считаете, что мы похожи? — задумчиво спросил Фил Боргес.

Анжела позволила себе легкую иронию.

— Ну, разумеется, не во всем.

Он засмеялся и встал. Она была почти уверена, что он подойдет к ней, но тут раздался страшный треск. Это сразу напомнило ей об ужасных часах, когда она сидела в доме миссии, пытаясь собраться с силами, чтобы уйти. Она побледнела.

Фил сразу это заметил.

— Вы, конечно, не испугались?

— Н-нет.

— Вам, знаете ли, не обязательно храбриться. Вполне допустимо и испугаться. Хотя это пока что всего лишь шум.

Анжела вздрогнула, представив себе, что будет, если начнется не только шум.

Фил принял решение.

— Давайте посмотрим, как эти штуки работают, а потом возьмем их в гостиную и выпьем при колеблющемся свете бабушкиных ламп. Как вам нравится эта романтическая перспектива?

Анжела встала. Она была благодарна за смену темы разговора.

— Конечно, они будут работать, — сказала она, слегка задетая. — И ничего не станет колебаться. При их свете прекрасно можно читать.

Он взял две лампы и улыбнулся ей с той теплотой, от которой у нее таяло сердце, независимо от темы разговора.

— Я не собираюсь читать. Я хочу культурно провести вечер в собственной гостиной. Мы будем пить и обсуждать положение в Соединенном Королевстве. Рассказывать друг другу свои биографии.

Анжела ответила чуть дребезжащим смехом.

Они вошли в неосвещенную гостиную. Здесь, так же как и в других помещениях, ставни были закрыты и заперты. Анжела вздрагивала, когда они начинали стучать. Это звучало так, словно в дом ломилась шайка разбойников.

В темноте Фил поставил принесенные лампы и достал из кармана зажигалку. Анжела услышала легкий щелчок и шипение, и тут же вспыхнул крохотный огонек. Фил поднес его к фитилю. В контрастном свете Анжела не заметила, чтобы его рука хоть немного дрожала.

— И вы нисколько не боитесь? — сказала она, восхищенная и успокоенная.

— Я привык иметь дело со стихиями, — голос его звучал сухо. — На мой взгляд, есть другие вещи, которых надо опасаться.

Анжела устроилась в шезлонге.

— Наши биографии, да? — язвительно пробормотала она.

Последовало странно напряженное молчание. Затем он буркнул почти грубо:

— Ну уж нет!

— О, — сказала Анжела, удивленная и немного обиженная. — Я не имела ввиду ваши секреты…

Он подошел и уселся рядом с ней на шезлонге. Она подобрала ноги, чтобы дать ему место. Это оставило между ними маленький, но существенный промежуток. Он бросил на нее холодный взгляд.

— Проблема не в секретах, Анжела. Есть кое-что поважнее. То, что ты хочешь, то, что ты чувствуешь, то, чего ты даже себе не можешь позволить. Подавленные эмоции — в этом нет ни: чего хорошего.

Анжела уставилась на него.

— Я не подавляю свои эмоции.

Ей показалось, что его глаза блеснули в отдаленном свете лампы. Затем он откинулся, положив руку на спинку кресла.

— О, нет, подавляете. — Он снова поддразнивал ее. — Если вам страшно, надо выпустить пар. Закричать. Наброситься на меня прежде всего за то, что привез вас сюда. Ударить меня, если угодно. — Он неожиданно улыбнулся. — Выпустите эмоции, и вы избавитесь от них. Затолкайте их внутрь, и тут же получите проблемы на будущее.

Несмотря на небрежный тон, темные глаза глядели на удивление проницательно. Все это очень мило, — подумала Анжела, с беспокойством встречая его взгляд, — но он слишком много видит.

Внезапно волна тревоги затопила ее. Она не совсем понимала, в чем дело. Но поняла, что ее тревожит, как бы эти проницательные глаза не разглядели ее чувства, ее тщательно скрываемую любовь.

Анжела осторожно заговорила. — Но, может быть, и лучше отложить проблемы на будущее? Я имею в виду, если сейчас с ними не можешь справиться.

Снова последовало тревожное молчание. — У вас был прекрасный повод хорошенько закричать, — весело сказал Фил наконец.

Значит, он не так уж много заметил. По иронии судьбы Анжеле тут же захотелось, чтобы он заметил побольше. Она улыбнулась, но рассеянно.

— Может быть. Но есть масса вещей, делать которые у меня нет ни малейшего повода.

Она вызывала его на вопросы. Это было очень опасно. Она затаила дыхание. Снова последовало молчание, более долгое. Анжела чувствовала, что он ждет, чтобы она заговорила. Но она не сделала этого. Не смогла.

Затем Фил сказал хриплым голосом:

— Я знаю. Можете ничего не говорить. Но почему вы думаете, что я…

Он оборвал себя, разглядывая ее напряженное лицо. Его глаза потемнели, и он что-то сказал сквозь зубы. Анжеле показалось, что это подозрительно похоже на ругательство. Затем он встал и прибавил света, подкрутив фитиль лампы.

— Не старайтесь быть слишком благонравной, Анжела, — бросил он через плечо. — У вас был тяжелый период. — Он помолчал. — Я, конечно, имею в виду не шторм. Вы заслужили право даже устроить истерику, если захотите.

Она слушала его с недоверием. А он будет утешать ее, как в день наводнения? Словно она — ребенок? Разве он не видел, что ей это не нравится? Если он снова назовет ее ребенком, она этого не вынесет.

Она сказала:

— Не надо проявлять ко мне доброту, Фил. Он стоял очень тихо спиной к ней. Затем сделал быстрый отвергающий жест, словно эта мысль была ему отвратительна.

— Уж я-то вряд ли бываю к кому-то добр. Вы это знаете. Говорить одинокой девице, что она имеет право на чувства, — не значит проявлять доброту.

Анжела чувствовала себя так, словно он ее ударил.

— Одинокая девица… Вы меня такой видите? — прошептала она.

Он не смотрел на нее.

— Это не должно вас обижать, — сухо сказал он. — А как еще вас назвать, если вашей единственной компанией в миссии был полусумасшедший отец?

— Там были люди, которые приходили в школу. И дети, — с трудом сказала Анжела.

Ей была невыносима его жалость. Невыносима.

Он повернулся к ней. Даже в плохо освещенной комнате она заметила, что в глазах у него было сочувствие.

— И все они шли дальше по своим делам, — мягко сказал он. — Не надо притворяться передо мной, Анжела. Вы говорили мне о своем одиночестве. Уж мне-то хорошо знакомо это чувство — Красивый рот покривился. — Еще одно, в чем мы похожи… — Фил быстро подошел и присел перед ней на корточки. Его глаза впились в нее.

— Я не понимаю, о чем вы говорите.

— А я так думаю, понимаете. — Он говорил мягко, но неумолимо. — Вы слишком умны, чтобы не понимать. Неопытная — да, дурочка — нет. Разрази меня гром, уж никак не дура.

Анжела испытующе глядела ему в лицо. Ей было видно, что он разгневан, И здесь, похоже, была ее вина.

Она снова облизала сухие губы. Он находился так близко от нее, что она заметила, как при этом движении что-то вспыхнуло в его глазах. Его губы сжались в ниточку.

— Не делайте так, — бросил он.

Анжела дернулась, сконфуженная.

Он издал глубокий вздох, стараясь не потерять самообладания. Затем откинулся на пятки и начал разглядывать ее.

— Послушайте меня, Анжела. Не знаю, что вам обо мне наговорили, у сплетен свои законы, но, уверяю вас, вам незачем меня бояться, — сказал он с сильным нажимом.

Словно сосулька вонзилась ей в сердце. Она не шевельнулась, не сказала ни слова, ожидая, когда утихнет боль.

Он протянул руку и приподнял ей подбородок.

— Вы меня понимаете?

На помощь пришла гордость.

— Вы имеете в виду, что не собираетесь соблазнять меня, — с напускной храбростью заявила Анжела. — Не очень лестно. Но в данных обстоятельствах звучит вполне успокаивающе.

Он глядел на нее, сощурив глаза.

— Как вы сказали, я не дура, — продолжала она, повернув ледяной кинжал в свежей ране, — и понимаю, что вы не дали бы мне этого утешения, будь я хотя бы отчасти привлекательной женщиной.

Он шумно вздохнул и снова выругался на своем родном языке.

— Вы не слишком высокого мнения о моей нравственности, Анжела, не так ли?

Она посмотрела ему прямо в глаза.

— Я сужу на основании фактов, — сказала она.

Его глаза снова сверкнули. Он издал сдавленный смешок.

— Фактов, вами самой полученных? — съязвил он.

Анжела покраснела.

— Мне кажется, я вел себя безупречно, — насмешливо продолжал он. — Если помните, я даже предостерегал вас.

Она покраснела еще гуще. Ее глаза опустились под жгучим презрением его взгляда. Она не понимала, откуда взялось это презрение, но оно обрушивалось на нее так же неизбежно, как дикий ветер снаружи на ставни.

— Господь не велит мне оспаривать ваши свидетельства, — сказал Фил с ледяной яростью. — И, в конце концов, кто может вынести мне более справедливый приговор, чем нетронутая девица?

Он ловко вскочил на ноги. Анжела испуганно смотрела, на него снизу вверх. В гибком элегантном движении проступило нечто, говорящее о твердом намерении. Это тревожило. Анжела постаралась отодвинуться, в то время как он возвышался над ней в сгущающихся тенях, словно башня.

Быстрым, змеиным движением он схватил ее за руку и заставил встать. Она споткнулась о красивый коврик и чуть не упала. Фил не обратил на это никакого внимания. Он смотрел на нее сверху вниз, его мрачные глаза были полузакрыты.

— Вам ничего не приходит в голову? — сказал он хриплым резким шепотом.

— Ч-что вы имеете в виду?

— Нужды простых смертных, — сказал он, кривя губы. — Не изгоев. Обыкновенных человеческих существ. Обыкновенные человеческие потребности: немного тепла, немного утешения. Для вас ведь существует только белое или черное, злодеи или святые.

Анжела была напугана реакцией, которую, похоже, сама невольно вызвала. Но она не была трусихой. Она решительно взглянула в его гневные глаза.

— Именно потому, что верю только свидетельству собственных глаз…

— Есть еще более важное свидетельство, — прервал он ее дрожащим от возбуждения голосом. — Поверьте ему.

Он протащил ее последние несколько дюймов по скомканному коврику и закрыл ей рот обжигающим поцелуем.




Глава девятая


Такое действительно могло напугать. Но сильнее страха казался ненасытный голод, охвативший их обоих.

Анжела прильнула к Филу, ее пальцы запутались в его волосах.

— Я, кажется, теряю рассудок, — хрипло прошептал он. — О, Анжела!.. — Он издал звук, похожий на стон.

Его руки как тиски сжимали ее талию. Она дрожала. Губы Фила теперь нежно целовали ее подбородок, спускаясь ниже, к шее. Ей казалось, что все ее тело устремляется навстречу ему, как цветок к солнцу.

Она вздохнула. Объятия стали еще крепче. Со сладостным содроганием она ощутила, что он покусывает ей мочку уха и, в свою очередь, застонала. Стон прозвучал глубоким контральто. Анжела и не подозревала, что ее голос способен так звучать.

Она сама нашла его губы.

Этот поцелуй был еще дольше и еще яростнее. Когда Фил прервал его, ей пришлось вцепиться ему в плечи, чтобы устоять в этом качающемся мире. Он-то стоял твердо, как скала.

— Анжела, я…

В ее глазах стояло изумление.

— Поцелуй меня еще, — перебила она.

Он сглотнул. Она видела, как дернулся его кадык.

— О Господи, если только…

— Я хочу тебя.

Он порывисто вздохнул. Тубы его покривились.

— Знаю. Но…

Анжела закрыла ему рот рукой.

— Поцелуй меня. Пожалуйста, — сказала она, всем телом прижимаясь к нему. Он прикрыл глаза.

— Вы не знаете… — сердито начал он.

— Так дай мне познать, — перебила она его с мягким вызовом.

Глядя из-под опущенных ресниц, она видела, что он принял вызов и отреагировал на него. Его губы опять покривились.

— Я, знаете ли, не намерен воспитывать невинных девиц.

Он не без труда отодвинул ее от себя и отступил назад. Анжела с недоумением воззрилась на него, не веря, что он смог так поступить.

— Не смотрите так на меня, — сердито сказал он. — О Господи, Сильвия, как всегда, была права.

— Сильвия? — еле слышно отозвалась Анжела.

Фил словно говорил сам с собой.

— Можно быть двадцатитрехлетней и абсолютно неопытной. Только мерзавец может воспользоваться… — Он осекся.

Анжела спокойно спросила:

— Так как же я могу избавиться от неопытности?

На этот раз вызов звучал жестко.

Фил, видимо, озадаченный, посмотрел ей в глаза. То, что он там увидел, заставило его свирепо проворчать несколько слов себе под нос. Ударом ноги он послал скомканный коврик в угол комнаты.

— Не надо было вас целовать, я знаю. Но… Анжелу такая реакция страшно задела, и она разозлилась. Вызывающе поглядев на него, она саркастически осведомилась:

— Это извинение? Его глаза блеснули. Он тихо шагнул к ней. На мгновение ей показалось, что он хочет снова обнять ее. Она затаила дыхание в ожидании. Лицо его застыло, как маска. Но вдруг он мягко усмехнулся.

— Нет. Не могу я извиняться за то, что мне было приятно.

Приятно! Это было слишком тривиальное слово для обозначения того, что она чувствовала и, как ей казалось, он тоже. Она впилась глазами в его лицо, пытаясь убедиться, что не обманулась.

Он бесстрастно выдержал проверку. Одна из темных бровей изогнулась. Ледяным голосом он произнес:

— Вам надо кое-что запомнить, дочь миссионера. Мужчинам приятно целовать красивых девушек.

Анжела восприняла это как пощечину. Она была достаточно проницательна, чтобы понять, что он всего лишь пытается заставить ее отступиться от него. Но надо было подумать и о собственном достоинстве.

— Благодарю вас, — сказала она с иронией, — обещаю запомнить.

— Считайте это моим вкладом в ваше воспитание.

Его слова, подумала Анжела, звучат так, словно он упрекает себя не меньше, чем ее. Это было неутешительно.

— Если захотите внести дальнейший вклад, напомните мне, что надо вооружиться, — парировала она.

Но внутри она была сильно уязвлена. Я люблю этого человека, думала она. Господи, как же это случилось? Он считает меня ребенком. Я знаю, что у него нет совести. Он сам так сказал. И вместе мы только из-за наводнения. Когда спадет вода, он отошлет меня прочь и вздохнет с облегчением.

И все же единственное, чего ей хотелось, — это прильнуть к нему и поцелуем стереть с его лица циничные морщинки, растопить холод одиночества, оковавший его сердце.

Она крепко стиснула руки. Нет, ничего такого она себе не позволит с этим саркастически улыбающимся мужчиной. Может, она и любит его, но она не дура. И если скажет ему, что любит, из этого не выйдет ничего хорошего. Филипп кисло проворчал:

— Думаю, мы оба могли бы вооружиться. Я забыл… — Он осекся.

Снаружи ветер перешел в грозный рев. Тяжелые портьеры на окнах шевелились, словно призраки. Анжела вздрогнула.

— Не бойтесь, — попытался успокоить ее Фил. — Я знаю, грохот адский. Но скоро все стихнет.

Словно в противовес его словам страшный порыв обрушился на стену дома. Настольная лампа задребезжала. В ее неверном свете длинные тени метались по стенам, словно дьявольские пальцы, нащупывающие свою жертву.

Анжела снова вздрогнула. Ей никогда не было так страшно. И так одиноко. Ах, если бы только он обнял ее… Но он уже обосновался в другом углу комнаты и, похоже, не собирается его покидать.

Она улыбнулась через силу. — Стихнет?

— Да. А потом река спадет, и вы сможете вернуться к цивилизации и зажить настоящей жизнью.

Она закусила губу.

— Прошло много времени с тех пор, как я покинула цивилизацию, как вы ее назвали. Не знаю, как мы найдем друг друга после стольких лет.

Красивое лицо было холодным и отстраненным.

— Она вам понравится, это уж точно, но придется многое наверстать.

— Наверстать?

— Разумеется. Вы многое упустили за эти пять лет. Не только в воспитании. — Он говорил легким, светским тоном. — Компании сверстников. Красивые платья. «Красавицу и чудовище» Диснея.

Ее улыбка выглядела вымученной.

— Опять воспитываете? Фил задумался, затем сказал:

— Назовите это советом. От того, кто знает мир лучше вас. — Он развернул плечи. — Вам надо расправить крылья. Повеселиться. Немножко поэкспериментировать. Вы это заслужили. — Его голос звучал ровно. — Но не со мной, Анжела.

Воцарилось мертвое молчание. Даже рев ветра, похоже, стих. Анжеле казалось, что она слышит собственное дыхание. Сказать такое… Лучше было бы умереть, смутно подумалось ей.

Но гордость подсказывала путь почетного отступления.

— Разумеется, — сказала она, едва узнавая собственный голос. Он звучал так, словно лет сто пролежал в леднике.

Фил опять что-то буркнул себе под нос, явно сердитое. Впрочем, Анжела уже заметила, что его гнев был направлен столько же на себя, сколько и на нее.

Затем он вздохнул и без всякого выражения произнес:

— Я знаю, сейчас вы мне не верите. Но в один прекрасный день поверите.

— Может быть.

Он быстро шагнул к ней и остановился.

— Не «может быть», а точно. Она покачала головой.

— Я знаю больше, чем вы думаете, — сухо сказала она. — Как по-вашему, почему я все-таки согласилась уехать с Уинстоном?

Глаза Фила сузились:

— Неудачные школьные романы не восполняют отсутствие опыта.

Анжела вдруг рассердилась по-настоящему. Она взглянула ему прямо в глаза.

— Вы действительно считаете, что у вас на все готов ответ? — тихо сказала она. — Ну что ж, на этот раз вы не правы. Я была юной, да. Но не глупой. У меня был друг, который обещал, что мы обязательно поженимся. В доме у дяди я… не была счастлива. После смерти мамы до меня там никому не было дела. Я была одинока. Стив покончил с моим одиночеством. Он сказал, что мы поженимся, и я ему поверила.

— И что же случилось? — безразлично спросил Фил.

Анжела вздохнула.

— Он тоже был очень юный. Я совершенно не представляла, что мы могли себе позволить. Их семья испытывала серьезные затруднения. У них был великолепный старый дом. А моя кузина была совладелицей большой трастовой компании. Так что… — Она пожала плечами.

В то время это казалось таким важным, с удивлением подумала она. Чуть ли не вопросом жизни и смерти. Сейчас она с трудом могла припомнить, как он выглядел, этот Стив Уэйр.

— Он женился на вашей кузине?

— Да.

— А вы отбыли в джунгли Амазонки? Неужели он не может не иронизировать? Анжела гордо вздернула подбородок.

— Я отбыла в джунгли Амазонки, как вы изволили заметить, потому что жила в одном с ними доме, и Стив не видел причин, почему бы нам не продолжить… э… дружбу. Разумеется, на строго приватной основе.

По ее тону было заметно, как горько ей было вспоминать о прошлом. Она судорожно вздохнула, пытаясь успокоиться.

— А Уинстон знал? Анжела покачала головой.

— Никто не знал, кроме нас со Стивом. А теперь вы знаете.

Он молчал.

Она грустно сказала:

— Мне некому было рассказывать. В дядиной семье я чувствовала себя не совсем дома. В ожидании переезда я не заботилась особенно о родственных отношениях.

Фил с чувством поддержал ее:

— Уж мне-то можете не объяснять. Бывали времена, когда я каждую следующую неделю жил в другом городе — когда мать была в турне, А потом отец послал меня учиться в Штаты.

Он пристально посмотрел на нее.

— Так вот чего вы ждали от Уинстона Крея — стабильности. Привязанности. — Он говорил не без сочувствия. — И не дождались, так ведь?

Анжела закусила губу. В ответе не было нужды.

Фил порывисто вздохнул.

— Ну и дела… И это все, с чем вы собираетесь назад, в Англию?

Она отвела глаза.

— Да.

На его лице появилось выражение любопытства.

— А может быть, Сильвия все-таки не права? — пробормотал он. Но прежде чем Анжела собралась потребовать объяснений, снова раздался ужасный треск.

— Что это? — вскрикнула она.

— Надо думать, одно из деревьев в саду. Филипп слегка коснулся ее плеча, тут же отдернув руку, как только она повернулась к нему.

— Ни одно из этих деревьев не упадет на дом, — сказал он немного натянутым голосом. — Моя бабушка сажала их с таким расчетом. Так что мы в полной безопасности, К тому же к утру, полагаю, шторм выдохнется. Почему бы вам не пойти в связи с этим спать?

Анжела вздрогнула.

— Спать? — с сомнением промолвила она, глядя, как волнуются тяжелые шторы, несмотря на запертые ставни.

Фил внезапно ухмыльнулся.

— Да, похоже, я поторопился. Ну, ладно. А почему бы вам не присесть и не выпить то, что я приготовлю?

Он отошел к бару и вернулся с прозрачным напитком, пахнувшим лимоном и корицей.

— Коктейль «Том Коллинз», — сказал он, когда Анжела спросила, что это такое. — Не крепкий, но требует к себе уважения. Скажите, вы играете в шахматы?

Анжела покачала головой.

— Шашки? Криббидж? Скрэбл?

Она вдруг рассердилась.

— Я не ребенок, чтобы не понимать опасности шторма! И нечего меня отвлекать!

Его глаза блеснули.

— Откуда вы знаете, может быть, я сам хочу отвлечься? — Она недоуменно уставилась на него. — И, кроме того, сегодня не ветер самая главная опасность, — с нажимом добавил он.

Анжела вздрогнула.

— Я бы вас просила не говорить такие вещи, — сказала она через несколько секунд.

— Не любите правду, Анжела?

— Не люблю, когда со мной играют, — внятно сказала она, глядя ему в глаза.

Выражение его лица сразу изменилось.

— Простите, — сказал он официальным голосом.

Она вздохнула.

— Расскажите о своей исследовательской программе, — подыскала она наконец нейтральную тему.

Пару секунд Филипп недоверчиво смотрел на нее, затем тихо рассмеялся. Анжела настороженно подняла голову. Это был нехороший смех.

— На самом деле вам хочется знать, верно ли то, что обо мне говорят.

— Что?.. — растерянно спросила она, ничего не понимая.

— Ну, так и быть, — продолжал он, — расскажу. То, что вы слышали, — правда. Мой дедушка оставил мне фазенду, ибо считал, что семья отца мне кое-что задолжала. — Он помолчал и жестко добавил; — Несмотря на то что я соблазнил свою невестку.

Анжеле показалось, будто она ослышалась. Она тупо смотрела на него. Он хохотнул.

— Я был не такой, как ваш Стив. И не надо на меня так смотреть. Я не хотел крутить роман за спиной у Томаса. Я был тогда юным идеалистом. Немного похожим на вас. Я хотел жениться на ней.

Анжеле удалось восстановить дыхание.

— А что, женятся только юные идеалисты? — спросила она как бы между прочим.

Он снова рассмеялся, но уже совсем иначе, как будто она действительно развеселила его.

— Туше, — виновато сказал он. — Хотя, я думаю, только очень опрометчивый человек мог хотеть жениться на Бьянке.

Анжелу не обманул его покаянный тон.

— Какая она была?

— Очаровательная, но недобрая к своим поклонникам. Отчасти ее обаяние в том и состояло, что они никогда не знали, чего достигли. Один день она прямо-таки таяла от уступчивости, а на следующий, случайно встретив, к примеру, на пляже, могла посмотреть сквозь вас.

Анжела попыталась изобразить на лице улыбку, но, так и не справившись, предпочла не скрывать своего волнения.

— И вы были ее поклонником? — осторожно сказала она.

Его лицо было мрачно.

— Некоторое время.

Понятно, пока девушка не предпочла Томаса.

— И с вами она тоже так поступала? — Анжеле самой не нравилось, как звучал ее голос — безучастно и насмешливо. — Не замечала на пляже?

— Особенно на пляже, — цинично улыбнулся он. — Я был решительно настроен против публичных откровений.

Анжела уронила руки на колени. Ему, наверное, не нравилась роль тайного любовника. Он, видимо, ненавидел себя за это. Чтобы играть в такую игру, нужно было быть очень сильно влюбленным.

— Так что же случилось? — спросила она, когда ей удалось справиться со своим голосом.

Фил пожал плечами.

— Мы обычно встречались в моей комнате в университете. Тогда она, конечно, была еще не замужем. Даже не помолвлена. Я привык думать… — Он осекся.

Анжела ничего не сказала, только ногти ее впились в ладони с такой силой, что она почувствовала пульсацию крови под ними. Как ему, должно быть, было больно, подумала она.

Он снова пожал плечами и подвел итог:

— Что ж, я ошибался. Бьянка вовсе не собиралась за меня выходить, что бы она ни говорила. Иногда мы поднимались в горы, там у одного друга был охотничий домик. Он предоставлял мне его на уик-энды. Бьянке, разумеется, было необходимо алиби. Она обычно говорила, что собирается навестить бабушку. Бедная старая леди никогда не знала, что говорить, — была у нее Бьянка или нет. — Его губы искривились от отвращения. — Не очень красиво, дочь миссионера, не правда ли?

— Да, — кротко согласилась Анжела. — И вы, таким образом, все выяснили?

— Нет. — Он говорил почти удивленно. — Нет. Все было гораздо проще. Она обручилась. С моим единокровным братом. — Он помолчал. — С моим законным единокровным братом, — повторил он замогильным голосом.

Анжела почувствовала, что ее захлестнула волна непонятной, неожиданной ярости. О, как же ему было больно, думала она, чуть не плача.

— Не надо — сказала она сдавленным голосом.

— Вы просили… — безжалостно отозвался Фил и небрежно добавил: — В конце концов, вы имеете полное право узнать обо мне самое худшее.

Она отвернулась.

— Я пытался отговорить ее, — продолжал Фил. Его глаза потемнели от воспоминаний, о которых Анжела могла только догадываться. — Томас был богатый и веселый, он мог дать ей все, что она захочет. Мы сможем продолжать видеться, говорила она. Это будет даже легче, когда она станет замужней женщиной, которую никто не спросит — где была и что делала. Томас не станет беспокоиться, потому что ничего не будет знать.

Анжела уныло кивнула. Звучало чертовски знакомо! Точно такие же доводы приводил Стив.

— Вы отвергли ее? — почти умоляюще спросила она.

— Я пытался уговорить ее не выходить замуж.

Достаточно было взглянуть на его лицо, чтобы ясно представить, какую форму принимали эти уговоры. Анжела почувствовала тошноту. Как же он должен был любить ее!

— Мои уговоры не подействовали. Тогда я рассказал о наших встречах Томасу. Любящие слепы — он не поверил мне. — Фил нехорошо улыбнулся. — Тут уж в дело вмешался дедушка. Он был стреляный воробей и знал о Бьянке больше, чем любой из нас. И в один прекрасный вечер он просто привел Томаса в мою квартиру, где в это время находилась Бьянка.

Анжела с ужасающей ясностью представила себе эту сцену. О подробностях ей слышать не хотелось.

— К несчастью, Томас не поверил даже своим глазам. И, в конце концов, вышло так, что это я злодей. Гнусный соблазнитель, протянувший свои грязные лапы к неопытной бедняжке.

— И что было дальше? — спросила Анжела, снова чувствуя тошноту.

— Меня выкинули, — безразличным голосом отозвался Фил. — Отругали за неблагодарность. Отлучили от семьи. Но это еще не все. Отец перестал оплачивать мое обучение. Вот это мне первое время здорово досаждало. Но так или иначе я нашел свой путь в жизни. А когда умер дедушка, мне досталось поместье. В виде компенсации, как говорилось в завещании. — Лицо его было суровым.

— Вы ее любили, — медленно сказала Анжела. — Разве не так? Если вы сумели переступить через свои принципы, значит, это не был просто секс. Вы любили ее.

Он посмотрел на нее с некоторым любопытством.

— Принципы? — сказал он странным голосом. — А откуда вы знаете, что у меня вообще есть принципы? Я полагаю, что благочестие принимает меня за дьявола во плоти?

Анжела выпрямилась:

— Я не заимствую суждения у других людей. Мы знакомы меньше недели, но я наблюдала вас уже не в одной критической ситуации. И видела, как другие люди полагаются на вас. Ваше поведение не вяжется с образом дьявола во плоти.

Он прищурился.

— И это ваш окончательный приговор? Она вздернула подбородок.

— Да. И я в это верю.

— Так это вера? — мягко произнес Фил. — Или инстинкт?

Анжела в замешательстве сдвинула брови. Он сел и откинулся на бархатную обивку. Волосы его были взлохмачены, загорелый подбородок решительно вздернут. Несмотря на запыленную и порванную рубашку, он выглядел вызывающе красивым.

— Поверьте мне, — лениво промолвил он, и что-то в выражении его лица заставило ее сердце внезапно заколотиться, — с вашей стороны будет крайне неблагоразумно доверять своим инстинктам там, где дело касается вас и меня.

У Анжелы по коже побежали мурашки. Ведь он не коснулся ее, даже не двинулся, почему же ей показалось, что он положил руку ей на плечо и она обратилась в камень, и останется каменной, пока он не вернет ее к жизни новым прикосновением?

Ее сердце было готово выпрыгнуть из груди. Между ними повисло молчание. Анжелу бросало в холод и жар одновременно. Она чувствовала страх и возбуждение. Разум говорил ей, что она стоит перед каким-то решающим выбором, способным изменить всю ее дальнейшую жизнь.

Она затаила дыхание, глядя на него. И увидела, как он ушел в себя. Как будто только что он сидел рядом, поддразнивал ее ленивыми, насмешливыми словами, и вдруг вспомнил нечто ужасное. Глаза его потемнели, а лицо приняло отсутствующее выражение.

Похоже, он позабыл о ее присутствии, подумала Анжела. Пока он углубился в свои мысли, она изучала его. Итак, первопричину того страшного одиночества, которое всегда в нем чувствовалось, звали Бьянка. Она стоила ему семьи и чуть не стоила образования. Да и сейчас все еще преследует его. Сердце Анжелы сжалось.

Ее мысли прервал страшный треск. Он исторг легкий вскрик у Анжелы и вывел Фила из забытья. Затем послышался грохот, что-то рушилось совсем рядом.

Фил был уже на ногах.

— Видимо, в соседней комнате. Оставайтесь здесь, — кратко сказал он.

Он выбежал из гостиной. Анжела, секунду поколебавшись, бросилась за ним.

Это уже были не ставни. Бешеный порыв ветра выбил большое французское окно вместе с рамой. Один ставень вообще исчез. Другой валялся на полу. Но пока Анжела с ужасом и восхищением созерцала эту сцену, ветер и этот ставень выдул в пролом стены. Словно дракон языком слизнул, подумала Анжела.

Ей пришлось всем весом навалиться на дверь в коридор, чтобы закрыть ее. Чувствуя, как ветер потащил ее, она слабо вскрикнула. Казалось, Фил никак не мог услышать ее среди этого грохота. Но он повернул голову и что-то ей прокричал.

Анжела не разобрала слов. Она помотала головой и подошла к нему поближе.

— Уходите, — крикнул он ей в ухо. — Идите в другое крыло дома.

Но Анжела смотрела куда-то через его плечо. Она протянула руку и схватилась за него. Он инстинктивно обнял и поддержал ее.

— Там кто-то есть! — крикнула она в ответ. Она показала туда, где остов веерообразной пальмы-ломоноса гнулся до земли под порывами ветра. Под ней, скрюченная, но безошибочно распознаваемая, находилась человеческая фигура. Похоже, на ней был красный головной платок. Несоразмерно слабая защита от проливного дождя, подумала Анжела.

Филипп тоже ее увидел. Он выругался. Свирепый порыв ветра снова обрушился на них, Он пошатнулся и крепче обнял Анжелу. Опрокинутая мебель со зловещей неотвратимостью двигалась к разбитому окну.

Ломонос в саду принял почти горизонтальное положение. Казалось невозможным, чтобы припавшая к земле фигура сумела выжить под натиском стихии.

— Кто бы это ни был, мы не можем его там оставить, — сердито сказал Фил.

Анжела вцепилась в него.

— Не выходите. Вы погибнете.

— Я буду осторожен.

— Нет!

— Я должен, — просто сказал он, как говорил ей раньше. — Больше некому. — Он на глаз прикинул расстояние. — Здесь всего около двухсот метров. В конюшне найдется подходящая веревка. Я привяжусь.

Анжела яростно цеплялась за него.

— К чему вы привяжетесь? — крикнула она, видя, как мебель продолжает свое движение, а дверь в коридор угрожающе хлопает. — Не ходите. Что толку, если пострадают двое?

Филипп не ответил. Вместо того он потащил ее обратно через комнату, кое-как открыл дверь в коридор и втолкнул ее туда. Он тяжело дышал.

— Идите в мой кабинет, — скомандовал он. — Это в подветренном крыле. Там вы будете в безопасности.

Анжела упрямо поджала губы.

— Я пойду с вами.

Он издал дребезжащий смешок.

— Дорогая, это невозможно. Ветер мгновенно унесет вас. — Он ласково убрал каштановые пряди с ее лица, словно не мог удержаться, — Да и веревка только одна.

— Тогда я буду держать другой конец, — упорствовала она.

Фил покачал головой.

— У вас не хватит сил. Ее надо привязать за надежную опору.

— Я вас одного не оставлю, — твердо заявила Анжела.

Он с любопытством посмотрел на нее.

— Что ж, хорошо. Вы можете стоять на страховке веревки, Но не на ветру, — добавил он также твердо. — А пока что стойте здесь и не двигайтесь.

Минут через пять он вернулся с тяжелым мотком. Обвязав конец вокруг талии, он закрепил ею морским узлом. Анжела с недоумением посмотрела на него.

— Но куда же вы привяжете другой конец? В этой комнате все скользит, как на катке, — едко заметила она.

Фил хохотнул.

— Да, это вызов.

Анжела строго глянула на него.

— Вы любуетесь собою, — упрекнула она. Его глаза блеснули.

— Я люблю вызовы. Как и вы. — И он слегка дернуя ее за нос. — Или вы — нет?

Его тон настолько разозлил Анжелу, что она отвернулась. Когда же она снова посмотрела на него, он уже обвязал веревку вокруг центральной колонны у подножия лестницы и теперь проверял узел.

— Получается не очень удачно, потому что нельзя как следует закрыть дверь. Так что вам придется всем весом навалиться на нее, чтобы держать прикрытой, пока я не вернусь.

Анжела забыла о своей злости. Кровь отхлынула от ее лица. В полутьме Фил не мог этого заметить, но все же ласково потрепал ее по плечу.

— Через десять минут все будет кончено. Пойдемте. Навалитесь на дверь в тот момент, когда я выйду.

Прежде чем она успела возразить, он вышел и закрыл дверь за собой. У нее не было выбора. Она сделала так, как он велел.

Это были самые долгие минуты в ее жизни. Ни не было видно часов. Прихожая тонула во мраке. Ветер снаружи ревел как дикий зверь. Все, что она могла, — изо всех сил давить на дверь и молиться во спасение Филиппа.

В голове у нее крутилось как молитва:

— Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! — И затем: — Господи, Ты не дашь ему погибнуть сейчас, когда я только что нашла его! И еще не успела сказать ему, что люблю.

Анжелу внезапно озарило. О, она и раньше думала, что любит его, говорила себе, что любит его, но до конца не понимала цельности, абсолютной надежности, силы духа этой любви. Она все еще осторожничала, вспоминая мелкоту притворной любви Стива, любовь Уинстона, исчезнувшую, как только она вернулась с ним в Бразилию.

Но Фил не такой. Он не говорит того, в чем не уверен. Она усмехнулась, вспомнив, как он сказал, что не дает обещаний ни в постели, ни вне ее. Да, с таким цельным человеком, как Фил Боргес, никакие обещания не нужны, подумала она.

Анжела глубоко вздохнула. Невзирая на то что творилось по ту сторону двери, она чувствовала, как душу ее осеняет великое спокойствие.

Она покрепче уперлась в тяжелую деревянную дверь и улыбнулась.

— Все, что мне осталось, — сказала она, обращаясь к резной лестнице, — это сказать ему.




Глава десятая


Времени на размышления больше не оставалось. За дверью сквозь шторм послышались звуки, свидетельствующие о возвращении Фила. Анжела вцепилась в дверь и постаралась приоткрыть ее ровно настолько, чтобы впустить его. Сгибаясь под ветром в три погибели, Фил тащил на плече что-то похожее на охапку мокрого белья для стирки.

Войдя, он туи же привалился спиной к двери, и они вдвоем с Анжелой сумели плотно закрыть ее. Затем повернулся и медленно опустил свою ношу.

Это была женщина… нет, девушка, немногим старше ее самой, решила Анжела. Она выглядела так, будто ее вытащили из моря, а не из-под дождя. Глаза ее были закрыты, а красный платок вымок до черноты.

— Елена, девушка Рубена, — устало пояснил Фил. — Она пришла к нему, в то время как он счел своим долгом отправиться к ней. Храни меня Господь от безумств влюбленных.

Анжелу слегка покоробило его высказывание, но и оно не смогло серьезно нарушить обретенную ею прекрасную безмятежность.

— Я присмотрю за ней, — сказала она, поддерживая едва стоявшую на ногах девушку. — Пойдемте, надо переодеться в сухое, иначе схватите воспаление легких.

Он ухмыльнулся. Несмотря на то, что он был мокрый и грязный и только что, можно сказать, совершил подвиг Геракла, он не выглядел усталым. Скорее чертовски оживленным. Встретившись с ним глазами поверх головы Елены, Анжела опять ощутила сердцебиение.

— Да, мадам, — кратко сказал Фил и ушел в темноту коридора таким легким шагом, словно он только что вернулся с послеобеденной прогулки.

Переодев Елену, Анжела поила ее горячим сладким чаем, пока та не пришла в себя. Сначала девушка смутилась, потом испугалась за Рубена. Но бразильянка сразу успокоилась, когда узнала, что он добрался на грузовике до ее родной деревни, где сейчас, несомненно, в безопасности пережидает шторм.

Не желая пользоваться верхним этажом из опасения, что ветер может сорвать крышу, Анжела постелила девушке на раскладушке в комнате рядом с кухней. Та заснула прежде, чем Анжела закрыла за собой дверь.

А Фил?

Анжела колебалась. Он хотел ее. В этом не было сомнений. Он сам ей сказал. И он никогда не пытался замаскировать свои чувства, хотя изо всех сил стремился обуздать их.

О, да, он здорово хотел ее. Но считал, что она слишком неопытна, чтобы разобраться в собственных чувствах, и что всякий, кто попытается заняться с ней любовью, злоупотребит ее невинностью. А у Филиппа Боргеса были принципы. Он ни за что не придет к ней, как бы ему ни хотелось.

Значит, придется идти самой, решила Анжела, слегка вздрогнув. Смелость этого решения тревожила ее.

А ты, оказывается, трусиха? — свирепо спросила она себя. Да, есть немножко. И потом, я же еще никогда ни с кем не занималась любовью. И Фил это знает. Так ты любишь его или нет?

Ответ был очевиден, так что по поводу дальнейших действий вопросов уже не возникало.

Анжела вернулась в гостиную и зажгла одну из керосиновых ламп. После этого она взыскательно оглядела себя. Дождь не промочил ее так основательно, как Елену или Фила, но платье все еще неприятно липло к телу.

Она рискнула ненадолго вернуться в спальню, где под ветром содрогались стропила, и скинула одежду. Затем надела на голое тело шелковый халат, туго подпоясалась, взяла лампу и отправилась испытывать судьбу.

Она знала, где комната Фила, хотя никогда туда не заходила. Спустившись вниз, она прошла по коридору, подошла к угловой комнате и отворила тяжелую дверь. Внутри было тихо и темно. Видимо, Филиппа там не было.

Анжела закрыла за собой дверь и подняла лампу. Постояла молча, блуждая взором по плохо освещенной комнате. Ничего. Она прислонилась к двери, стараясь унять возбужденно бившееся сердце.

Что, если она ошибается? Что, если он вообще не хочет ее? Или недостаточно хочет? Что, если он выгонит ее? Откажется принимать ее всерьез?

Анжела напомнила себе, что любит его и должна сказать ему об этом. Может быть, ей удастся спасти Фила от демонов, терзающих его душу. Но что бы ни случилось, как бы ей ни было страшно, она знала, что это неизбежно.

Она оторвалась от двери и направилась к кровати под пологом. Босые ноги неслышно ступали по паркету. Голое тело озябло под халатом.

Ты любишь его, твердо сказала она себе и отдернула занавеску.

Фил, очень тихо лежавший посреди кровати, уставился на нее без всякого выражения. Ясноглазый герой, каким он был всего час назад, куда-то исчез.

Анжела встретила его пристальный, недобрый взгляд. Затем очень осторожно поставила керосиновую лампу на прикроватную тумбочку.

Заикаясь, она вымолвила;

— Я… я н-не слышала вас. Я д-думала, вас нет.

— Вот как? — Фил даже не улыбнулся.

Он уже избавился от сапог, промокших бриджей и темной полотняной рубашки, надев вместо этого безобразные, потертые и грязные джинсы. Рубашки на нем не было. Анжелу бросило в дрожь.

— Да, я…

Он лежал, закинув руки за голову. Сильные мышцы бугрились под загорелой кожей. Волосы казались особенно черными на фоне белоснежной наволочки. Он и не подумал встать.

— Вы что здесь делаете, Анжела? — тихо спросил он.

Она облизнула губы. Он наблюдал за ней, в темных глазах нельзя было ничего прочесть.

— Я… э…

— Ну?

Она перевела дыхание. Держись! — свирепо скомандовала она самой себе. Надо придумать достойный ответ.

— Я думала, может быть, вам нужна помощь, — быстро нашлась она.

— Помощь? — мягко откликнулся он. Так мягко его голос раньше, кажется, не звучал.

— Например, снять сапоги… — Она знала, что этот жалкий лепет смешон. Ужасно смутившись она все же упрямо продолжала — Я думала, может быть, вам захочется, чтобы я вам помогла Вы ведь так устали. И, может быть, принести вам выпивку. Вы же любите выпить, когда…

— Когда силы на исходе, — согласился Фил. — Но, как видите, сапоги мне удалось снять без посторонней помощи. А что до выпивки, — он кивнул на столик красного дерева рядом с кроватью, — у меня ее достаточно, и со всеми удобствами.

Голос его был ровным, присутствие Анжелы, видимо, было ему безразлично. Она почувствовала, что проклятый румянец снова заливает ей щеки, и отвела глаза.

— А мы можем поговорить? — спросила она наконец.

— На какую тему? — сухо отозвался он. Изобретательность Анжелы иссякла. Она еще гуще покраснела.

Неожиданно он шевельнулся. Анжела сразу напряглась, и сердце у нее забилось сильнее. Он посмотрел на нее с глубокой иронией. Нарочито медленно он спустил ноги по другую сторону кровати и встал на пол.

Они стояли лицом друг к другу, и их разделяла огромная кровать. Как будто они — враги, изумленно подумала она. Его глаза были темны, как леспой омут, и так же притягательны.

— Дело не в том, почему вы здесь, — сказал Фил. — Дело в том, что это на нас обоих плохо отражается.

Изучая его лицо, Анжела сделала открытие. Он далеко не так безразличен к ее приходу, как хочет показать. Его ноздри слегка раздувались, как будто поддерживать самообладание стоило ему больших усилий.

Смущение начало покидать ее. Вернулась смелость, а с ней и любопытство. Она медленно направилась к нему. В уголках ее губ появился намек на улыбку.

— Если вы знаете, почему я здесь, мне нет нужды вам рассказывать, — мягко заметила она.

Его глаза сверкнули, но он не отвел взгляда.

— Не играйте в незнакомые игры, Анжела. — Голос прозвучал неожиданно жестко.

Она остановилась у резного столбика, поддерживающего полог, и задумчиво посмотрела на Фила. Он мог бы коснуться ее, протянув руку. Но вместо этого он проворно сунул руки в карманы. Однако она успела заметить, что перед этим они были сжаты в кулаки так сильно, что костяшки пальцев побелели.

Он тихо, злобно выругался.

— Идите спать, Анжела. — Она при этом отрицательно помотала головой. — Я не хочу, чтобы вы были здесь.

Его глаза обжигали. Без сомнения, он в сильном гневе, подумала она. Но в напряженном теле таилось что-то большее, чем гнев. Ей требовалось знать, что именно.

Эта потребность вдруг показалась непреодолимой, как натиск шторма, как само земное тяготение. Она схватилась рукой за горло. Все ее тело затряслось под воздействием этого планетарного магнетизма. Он был сильнее, чем страх перед его гневом, сильнее природной стыдливости, сильнее всех заботливых предупреждений Уинстона.

Она сделала быстрое инстинктивное движение к нему. Он отпрянул назад, словно она его ударила.

— Это еще что такое? — рявкнул Фил, сверкнув глазами. Он резко шагнул вперед. — Уходите. Вы не ведаете, что творите. Уходите немедленно! — Он выбросил руку в направлении двери.

Анжела видела, что он говорил искренне. Его глаза полыхали гневом.

К счастью, у нее так сильно тряслись ноги, что она все равно не могла двигаться, даже если бы захотела, с иронией подумала Анжела. Она схватилась за столбик полога, чтобы устоять на ногах. И вдруг с абсолютной ясностью она поняла, он разжигает в себе гнев, чтобы заглушить другие чувства.

Ее присутствие настолько явно выводило его из душевного равновесия, что ей захотелось сейчас же обнять его и утешить. Но она пока что не осмеливалась.

— Нет, — прошептала она.

— Да, Анжела. Уходите. Сейчас же.

Она покачала головой, цепляясь за опорный столбик, как обезьянка. Легкая ткань халата вздымалась и опадала на ее груди от учащенного дыхания. Она заметила, что глаза Фила скользнули по едва прикрытым выпуклостям ее грудей. На мгновение ей показалось, что она сейчас совсем лишится дыхания.

— Анжела… — Это прозвучало, как стон. Она быстро замотала головой.

— Не прогоняйте меня!

Если бы только она не выглядела такой юной и испуганной, в отчаянии подумала Анжела. Она-то себя такой не чувствовала, даже под свирепым взглядом Фила. Она чувствовала себя вполне взрослой.

— Пожалуйста!

Она подвинулась к нему поближе и положила руки на его обнаженные плечи. Даже сквозь слезы, застилавшие ей глаза, она разглядела выражение его красивого лица. Это было вожделение. Оно почти потрясло своей горечью и остротой.

Я угадала, ликовала Анжела. Неважно, что он говорит, теперь пусть следует своим инстинктам!

Она приподнялась на цыпочки и обвила руками его шею. Медленно, медленно она начала склонять к себе его гордую голову. Фил стоял как скала. Его губы были сжаты, а глаза неумолимы. Но он ничего не мог сделать, чтобы скрыть бешеный стук своего сердца. Анжела прильнула к нему всем телом.

Ее губы раскрылись, и она коснулась его рта, на мгновение почувствовав страстный отклик. Она глубоко вздохнула и еще теснее прижалась к нему.

— Нет!

Он почти оттолкнул ее.

Потрясенная, Анжела зашаталась и рухнула на огромную кровать, вытянув руки для опоры. Склонив голову, она судорожно глотала воздух. Она чувствовала себя как человек, который успешно карабкался в гору и вдруг совершенно неожиданно оступился и полетел в глубокую пропасть.

— За кого вы меня принимаете, черт возьми? — с вызовом бросил он.

Анжела в смущении покачала головой.

— Не понимаю.

— В вас проснулась женщина, и вы решились на эксперимент. — Фил глубоко вздохнул. — Отлично. Возвращайтесь к цивилизации. Но подождите, пока вам попадется сверстник!

Она уставилась на него.

— Это не эксперимент, — возмущенно заявила она. — У меня нет вашего опыта, но я пока могу управлять своими инстинктами. Я не дура, я…

— Чепуха, — грубо перебил он. — Разум здесь ни при чем. Никто не может управлять своими инстинктами, Анжела. Никто. Поверьте мне…

— Но…

Он игнорировал попытку возражения.

— …все, что могут сделать цивилизованные люди — это обуздать свое поведение. И то лишь если успеешь до того, как инстинкты возьмут верх. Нельзя управлять чувствами, Анжела, — сурово продолжал он. — Поддаются контролю лишь действия. Иногда. Если вовремя спохватиться. Если повезет.

Она пристально глядела на него. Неожиданно резко Фил сказал:

— Ничего не помогает, когда красивые и безмозглые девушки приходят и бросаются на тебя, если только ты… — Фил осекся. Но он сказал достаточно, чтобы выдать себя. Анжела вытаращила глаза и выпрямилась.

— Да ведь вы очень хотите меня! — произнесла она так, словно сделала великое открытие.

Фил выругался себе под нос. Анжела встала, не обратив на это внимания.

— Вы хотите, не правда ли?

— Не смейте пробовать на мне свои чары, — угрожающе проворчал он.

Она игнорировала и эту угрозу.

— Так нельзя — читать мне лекции о честности, а самому отказываться говорить правду, — мягко упрекнула она. — Вы хотите меня? — Она в упор глядела ему в глаза.

Лицо Фила окаменело. Нескончаемую минуту они стояли в полутемной комнате, не касаясь друг друга, словно боксеры перед решающей схваткой. Снаружи бушевал шторм. Тени от керосиновой лампы дико метались по стенам, когда дом содрогался от порывов ветра. Казалось, они были вдвоем во всей Вселенной. Наконец он еле слышно сказал:

— Да, я хочу вас.

Анжела вдруг с пугающей ясностью осознала, что это вовсе не звучит как признание поражения. Да она и не чувствовала себя победительницей, хотя вырвала у него признание против его воли. Вместо этого ей пришлось собрать все самообладание, чтобы выдержать его взгляд. Ее сердце начало колотиться, словно от страха.

Я люблю его, напомнила она себе.

Он молча подошел к ней, бесшумно ступая по паркету. Она с ужасом наблюдала за ним, чувствуя себя загипнотизированным зверьком, покорно глядящим в глаза хищника. В глаза своей судьбы, неуверенно подумала она.

— О да, я хочу вас, — снова сказал он. — Я — мужчина. Я давно завершил свои эксперименты. Я знаю, чего хочу.

Анжела судорожно вздохнула.

Он подходил все ближе, словно подкрадывающаяся пантера. В его лице не было доброты.

— Я понял, что хочу вас, с той ночевки в палатке. Вы чувствовали — что-то случилось, но не понимали, что именно, не так ли? Это было еще до того, как вы осознали свои возможности. До того как вы выбрали меня своим… наставником.

Голос его звучал глухо.

Анжела энергично замотала головой, но Фил этого не заметил. Он неожиданно протянул руки и привлек ее к себе настолько резко, что она с тревогой подумала о хрупкости своего тела. В его руках тоже не было доброты.

Он посмотрел на нее сверху вниз.

— Я не даю уроков, дорогая, — цинично сказал Фил. — Если приходите ко мне, то как равный к равному. И представляете себе все последствия.

Анжела крепко зажмурилась, когда он бешено впился губами в ее дрожащий рот. Никакой доброты и никакой скидки на неопытность, о которой он так много говорил. Он поднял ее, как перышко, и прижал к себе нарочито ласково, словно демонстрируя пропасть между их относительными познаниями.

Анжела вздохнула. Ей опять пришлось напомнить себе, что она любит его. Но она отлично знала, сколько силы и гнева в руках, обнимающих ее.

Неожиданно она оказалась на свободе и в изумлении открыла глаза.

— Игра начинает идти всерьез? — съязвил Фил, наблюдая за ее лицом. — Это риск, Анжела. Проблема с этой игрой заключается в том, что можно выбрать только момент старта, но вам чертовски повезет, если после этого у вас будет еще какой-то выбор. Те инстинкты, о которых вас предупреждал Уинстон, — это ваши инстинкты, Анжела. И мои тоже. Так что хватит экспериментов, прошу вас. Иначе как бы нам обоим не свихнуться.

Она повторила с болью в голосе:

— Это не эксперимент. Я люблю вас.

— Ради Бога! — Его голос ударил ей в уши. — Неужели вы не можете оставить меня в покое? — Она невольно отступила в испуге. — Идите спать, девочка, — приказал Фил. — Идите спать и благодарите Бога, что я отпустил вас одну.

Он взял ее за подбородок и заставил посмотреть ему в лицо. На мгновение оно показалось ей дьявольской маской похоти. Она видела, как в нем борются желание, гнев и горькое сожаление.

Она прерывисто прошептала:

— Я хочу, чтобы вы были счастливы. 

Его губы покривились.

— Хватит красивых слов. Вы хотите, чтобы я вас взял к себе в постель, — грубо сказал он. — Я вас предупреждал…

— Да, вы меня предупреждали и предупреждали, — гневно крикнула Анжела, — но никогда не говорили, что просто боитесь заняться любовью со мной!

— Заняться любовью? — на его лице жестко проступили скулы, словно с него сошла плоть, оставив только страдающую сущность мужчины. Он сделал два шага к ней.

— Значит, заняться любовью?

Наглым, чуть ли не ленивым движением он распахнул на ней халат. Кончиком пальца прошелся по ее телу — по хрупким ключицам, по каждой груди в отдельности, так медленно, что она чуть с ума не сошла в ожидании, затем вниз по шелковистой коже живота и еще ниже, одним легким касанием руки раздвинув ей ноги.

Их глаза встретились. Его лицо было спокойным и невыразительным. Но пальцы неожиданно пришли в неистовство. Анжела слышала собственное тяжелое дыхание. Ее голова откинулась назад, и она крепко прижалась к нему. Несколько долгих секунд она ничего не сознавала, кроме бушующего внутри вихря, поднятого им. Казалось, что он сорвал завесу с ее самой тайной сущности и теперь показывает ей, обнаженной, такие неизведанные глубины, о существовании которых она лишь догадывалась… и которых ужасно боялась.

Плотно зажмурив глаза, она вздрогнула и закричала. Последовало долгое молчание. Безжалостные пальцы остановились.

— Любопытство удовлетворено? — сказал жесткий голос у нее над ухом.

Анжела медленно открыла глаза. Она боялась того, что собиралась сделать. Но несравненно больше она боялась, что он прогонит ее, и она его больше никогда не увидит. Она повела плечами и сбросила халат. Тот опустился к ее ногам алым всполохом. Это было единственное цветовое пятно в сумрачной комнате.

На мгновение это обезоружило Фила. Он выглядел, словно под пыткой. Затем он отступил от нее. На его щеках играли желваки. Он оглядел ее с ног до головы одним оценивающим взглядом и, казалось, остался равнодушным. Но Анжела, уловившая легкую неровность его дыхания, знала, что это равнодушие — напускное.

Она подняла голову, заставляя его посмотреть ей в глаза. Дрожащими пальцами отбросила назад волосы. Он не двигался. Она переступила через груду алого шелка и встала перед ним. Он сделал невольное движение, но тут же оборвал его.

Их взгляды встретились. Что-то подсказало Анжеле не трогать его: следующее движение должно быть за ним.

В мертвой тишине она отступила к кровати и легла на нее, не спуская с него глаз. Ей показалось, что он ненадолго зажмурился, но при неверном свете керосиновой лампы она могла ошибиться.

Фил неслышно подошел к кровати и посмотрел на нее сверху вниз. Лицо его было спокойно.

— Я пытался прогнать вас.

— Да, — кротко согласилась она.

— Если бы я мог быть уверен, что вы понимаете, что делаете…

Он, казалось, говорил сам с собой.

— Я понимаю, — сказала она, встряхнув головой. — Вы мне говорили, помните? «Я не даю обещаний. Ни в постели, ни вне ее». Это произвело на меня должное впечатление.

В углах его рта внезапно проступили морщинки, словно ему было больно.

— И вы мне поверили?

— Да.

— И все же хотите… остаться? 

Молчание было столь напряженным, что Анжела поколебалась. Она закрыла глаза.

— Я хочу любить вас, — прошептала она.

— Что ж, будь по-вашему, — убийственно ласково произнес он.

Она открыла глаза, но он уже был рядом с ней в постели. Впервые в жизни Анжела почувствовала всей своей плотью тяжесть его мощного тела и нежный жар его губ.

Он медленно целовал ее повсюду, не делая никаких скидок на ее неопытность и робость. Когда она вздрагивала в испуге, он мягко посмеивался. Когда она подскочила и запротестовала, он заставил ее замолчать поцелуями, от которых у нее голова пошла кругом. И над этим он тоже посмеялся.

Это вовсе не то, чего я ожидала, смущенно думала Анжела. Все ее представления о нежном любовном слиянии сгорели в пламени этой медленной, рассчитанной страсти. Он никогда, ни на секунду не терял контроль ни над собой, ни над ней. И если что-то здесь имело смысл, то не сила ее любви, а темная, непреодолимая сила его чувственности. Даже содрогаясь под его прикосновениями, Анжела была шокирована.

Она была так уверена, что сможет дать ему любовь. Так уверена. А пока что давал только он. И то, что он давал, вряд ли было любовью.

Анжела никогда не могла даже вообразить подобных ощущений, не могла представить, что будет издавать короткие звериные стоны, словно исходящие из чьего-то чужого горла на другом краю Вселенной.

— Нет! — простонала она.

Но было слишком поздно. Его руки уже полностью завладели ее телом. С огромным удивлением она обнаружила, что оно изгибается, приспосабливаясь к нему. Она смутно осознала, что точка возврата пройдена.

Анжела почувствовала, что боится. Она попыталась сказать ему. Но теперь его тело было слишком напористым. Она попробовала произнести его имя, но он не услышал. Его дыхание вдруг стало устрашающе шумным. Она вскрикнула в тревоге. Он приостановился… слишком поздно!

Анжела не ожидала боли, даже не думала о ней. От внезапности страдание показалось ей острее. Она чувствовала, будто Фил метнул в нее молнию, и от удара она рассыпалась на куски. Каждый ее нерв отзывался на это потрясение. Она пыталась отстраниться, ее прерывистое дыхание в тишине было красноречивее, чем любые крики боли.

Он коснулся ее лица. Теперь его глаза не были непроницаемы. Они были полны сочувствия.

— О, моя дорогая…

Его пальцы дотронулись до ее щеки так, словно боялись повредить ее. Он сам отстранился.

И вдруг Анжела поняла, что ей уже не страшно. Внезапно вся любовь, в которой она была так уверена, снова нахлынула на нее. Все вдруг стало замечательно и изумительно, как и должно было быть.

Она обвила руками его шею, накрыла рот своими губами и всем телом прижалась к нему, призывая его изо всех сил.

— Я тебя люблю, — абсолютно уверенно прошептала она.

И он наконец отбросил свою сдержанность…




Когда Анжела проснулась, ветер наконец стих. Но было еще темно. Какие-то мгновения она не могла понять, где находится.

Однако тело, лежавшее рядом, было хорошо знакомо. Она поняла, что ее щека лежит на его плече, которое поднимается и опускается в такт дыханию. В полудреме перед окончательным пробуждением ей пригрезилось, что они снова в лесу, в пугающе тесной палатке, и он не знает, что она девушка. Она напряглась.

— Анжела? — Голос Филиппа был сонным, но не мягким.

Она слегка подвинулась, так, чтобы их тела не соприкасались.

— Да?

Анжела почувствовала, как он повернул голову на подушке, чтобы посмотреть на нее. Он не попытался дотронуться до нее, только глядел на нее в темноте. Все ее существо молило коснуться ее, снова принять в объятия, сказать, что любит. Но он так не сделал.

Вместо этого он заботливо спросил все еще тем, полуночным, шепотом:

— Как самочувствие?

Что ему ответить? — печально подумала она. Я люблю мужчину, который ко мне ничего не испытывает: как же я должна себя чувствовать?

— Прекрасно.

Он лежал очень тихо. Потом легонько вздохнул.

— Я пытался тебе объяснить. 

Объяснить, что он не любит ее? Вряд ли нужно было это делать. Каждое его слово, каждый поступок говорили об этом.

— Да, пытался.

Наступило недолгое, но болезненное молчание. Обними меня, молча взывала Анжела.

— Должен признаться, я не ожидал, что так скоро в этом раскаюсь, — неожиданно жестко сказал Фил.

Анжела зажмурилась от боли. Он уже раскаивается? Она сжала губы, чтобы вслух не попросить его снова обнять ее. Почем нынче собственное достоинство?

— Очень сожалею, — язвительно сказала она. 

Он приподнялся на локте и наклонился к ней.

Анжела открыла глаза, бесконечно благодарная темноте. Она чувствовала, что Фил внимательно смотрит на нее.

— Сожалею — это, если хорошенько подумать, явное преуменьшение, — сухо сказал он уже в полный голос. — Не кручинься, малышка. Все пройдет со временем.

Она проглотила комок слез, стоявший в горле.

— Уверена, что ты прав. Только это… так ново для меня.

— В том-то и беда, — согласился он. — Пропасть между нами слишком широка. Мне очень жаль, дорогая.

Ласковое слово оказалось последней соломинкой, надломившей ненадежное самообладание Анжелы. Ее нижняя губа задрожала. Она начала лихорадочно нащупывать свой халат.

— Анжела…

Это был тот самый наглый голос, которым он командовал в лесу. Анжела злобно фыркнула не оборачиваясь.

— Мне надо заглянуть к Елене. Прошлым вечером она была…

— …Очень мокрая и очень усталая, — продолжил Фил. В его голосе безошибочно распознавался смешок. — Если ты ее разбудишь, она не скажет «спасибо». Дай бедной девушке выспаться. Нам есть что обсудить.

А ведь можно было так быстро и легко улететь с Сильвией на вертолете, уныло подумала Анжела. Она наклонила голову.

— В самом деле? — Голос ее звучал как у обиженного ребенка. Не зря Фил часто называл ее ребенком, безнадежно вздохнула она.

Он отвел ей волосы за уши. Нежная властность этого жеста ранила сердце. Если бы он позаботился о ней… Но она никогда не просила его заботиться о ней, она хотела только отдавать, ничего не получая взамен, и именно так поступила.

Он задумчиво спросил:

— Так зачем же ты пришла прошлым вечером, Анжела? Не считая, конечно, желания помочь мне снять сапоги, — иронически добавил он.

В утренней полутьме было незаметно, как при этом напоминании жаркий румянец залил ей лицо.

— Ты знаешь, — пробормотала она наконец.

— Думаю, что да.

Она пожала плечами, по-прежнему отворачиваясь от него. Ей показалось, что он вздохнул.

Кровать скрипнула, и Фил соскочил на пол. Он бросился к ставням и распахнул их, сначала на одном окне, потом на другом. Свет хлынул внутрь. Анжела заморгала, жмуря глаза под натиском солнечных лучей.

Он обернулся и начал обозревать ее, величественно игнорируя собственную наготу. Анжела стыдливо прикрыла грудь простыней. Когда она привыкла к свету, то заметила, что Фил смотрит на нее с хорошей улыбкой. Из его глаз исчезла напряженность. Вместо нее там прыгали веселые чертики, и у него был такой вид, словно его только что выпустили из тюрьмы. Она с трудом узнавала его.

— Ну, так что? — очень мягко спросил он. Казалось, он проникал взглядом прямо ей в душу. Анжела снова принялась за поиски халата, ее грудь ходила ходуном от волнения.

— Или объяснить тебе? — лениво предложил Фил.

Она кивнула, не глядя на него.

— Я думаю, что ошибся насчёт тебя, Анжела, не правда ли? — задумчиво произнес он. — Да все мы ошибались. Надо было бы тебе послушать лекцию, которую мне прочла Сильвия, — как ты молода и как я уже не молод!

Его слова так напугали Анжелу, что она забыла о своем решении не глядеть на него.

— Сильвия?

Он криво улыбнулся.

— Дело не в том, что она — моя любовница, — подчеркнуто сказал он, — она проницательная и добрая женщина. Она знала, как со мной непросто, и считала, что это будет несправедливо по отношению к тебе. Честно говоря, ей очень не хотелось оставлять тебя со мной. Она согласилась, только убедившись, что я хотел… позаботиться о тебе, если Уинстон погибнет. А мы оба в этом не сомневались.

Анжела в замешательстве покачала головой. 

— Ты хотел позаботиться обо мне? Но ведь ты меня не знал. Ты не мог этого сделать.

— Но сделал, — мягко поправил ее Фил.

— Ино… — Она запнулась. От его взгляда у нее кружилась голова. — Фил…

Фил вернулся к кровати. Он обошел ее и присел рядом, взяв руки Анжелы в свои и крепко сжав их.

Он заговорил, тщательно подбирая слова:

— По правде говоря, дорогая, мне и в голову не приходило, что я смогу опять влюбиться. Мне с избытком хватило первого раза. И я даже не мог себе представить, что такая женщина, как ты, существует, не говоря уж о том, чтобы влюбиться в нее.

Анжела затрепетала. На этот раз ласка не ранила ее. Она откашлялась.

— Что значит — такая женщина, как я?

— Нежная, — быстро сказал он. — Храбрая. Забавная. Непорочная. О Господи, настолько непорочная, что это было подобно прогулке по минному полю. Видишь ли, я-то порочен. И я видел все опасности. И пытался предупредить тебя. Но все, что я делал, сначала пугало тебя, а потом — на его губах мелькнула знакомая кривая улыбка, — ну, прошлым вечером ты ведь не боялась, верно? Ты так хотела доказать свою правоту, что перестала бояться.

Анжела кивнула.

— Да, — согласилась она и храбро подняла подбородок. — Послушай, Фил, тебе не обязательно проявлять доброту. Прошлой ночью я знала, что делаю, и ты в этом нисколько не виноват. Я сама свалилась тебе на голову.

Он поднял ее руки к губам и медленно расцеловал костяшки пальцев.

— Да, слава Богу, ты свалилась, — с чувством сказал он. — А то мне было очень плохо, пока я разрывался между инстинктами и угрызениями совести.

Он разжал ей пальцы и поцеловал мягкую ладонь. Анжела закрыла глаза. По телу прошла легкая судорога чистого экстаза.

— Ну, ладно. Допустим, я влюблен, — пробормотал Фил все с той же смешинкой в голосе. — Но у тебя-то какое оправдание?

Анжела широко открыла глаза.

— О!

Она отдернула руки. Он легко отпустил их.

— Ты так и не ответила на мой вопрос.

— В-вопрос?

— Зачем ты пришла ко мне прошлым вечером? 

Она опустила глаза. Этого он не должен был себе позволять.

Он взял ее за подбородок и заставил поглядеть себе в лицо.

— Я должен был послушать тебя, а не Сильвию. Ты была права. Ты не ребенок. И ты знаешь, что означает эта ночь. Для нас обоих, — мягко сказал он.

Анжела вспыхнула, ее глаза внезапно наполнились слезами. Фил очень нежно провел пальцем ей под глазами, осушая их.

— Никогда не видел такой честности, — тихо сказал он. — Когда мы занимались любовью, ты отдала мне все, что имела, не правда ли, дорогая? Прошлая ночь не была экспериментом. Это была любовь.

Анжела сидела очень тихо, словно проглотив язык.

— Тебе трудно говорить? Может быть, тебе поможет, если я скажу, что обожаю тебя? Что я по уши влюбился в тот самый первый момент, когда увидел тебя в нелепой шляпе, тебя, пытающуюся притвориться мальчишкой? Что я жить без тебя не могу?

Она обрела голос.

— Но Сильвия… Ты был у нее в комнате…

С болезненной ясностью она припомнила их ласки. Но теперь, в свете прошлой ночи, Анжела была вынуждена признать, что это не выглядело страстными ласками. Теперь-то она знала, как целует Фил в порыве страсти. Совсем не так, как он тогда поцеловал Сильвию.

Фил отстранился и посмотрел на нее сверху вниз. Красивое лицо стало неожиданно холодным.

— Не хочу лгать тебе, дорогая. Когда я впервые появился здесь… ну, Сильвия была мне в новинку, и она была одинока. Мы оба, каждый по-своему, оказались изгоями. Некоторое время ей казалось, что она любит меня. Я же никогда ее всерьез не любил. Я знал, что такое одиночество, и знал разницу между ним и любовью. В конце концов я ей так и сказал. С тех пор она успела влюбиться в Андреаса, она сама в этом призналась.

— В Андреаса? — изумленно сказала Анжела. — Так когда вы вернулись вдвоем и ты так огорчался и заботился о ней, это было из-за того, что Андреас ранен? Ох я дура! Я была уверена, что вы любовники!

Фил покачал головой.

— Сильвия — друг. Единственная моя любовница — это ты, хоть и упрямая, и подозрительная, помоги мне Бог! — Он слегка встряхнул ее, его глаза смеялись. — А теперь говори, ты собираешься за меня замуж или нет?

Глаза Анжелы расширились так, что она испугалась, как бы они не выскочили из орбит.

— Ты не можешь на мне жениться, — в изумлении сказала она.

— Нет, могу, — спокойно возразил Фил. — Никто из нас до сих пор не состоял в браке. Все, что мне нужно, — это твое согласие. — Он хитро сощурился. — И я знаю, как его добыть.

Анжела вспыхнула. Она почувствовала, что ее губы невольно растягиваются в улыбке. Тепло разливалось по ней, как солнечный свет после шторма.

— Ты сказал, что не даешь обещаний ни в постели, ни вне ее, — язвительно напомнила она.

Фил застонал.

— Упрямая, подозрительная и имеющая отвратительную склонность поминать любую глупость, которую я когда-либо говорил.

— А что? — сказала Анжела, прильнув к его груди и невинно глядя ему в глаза. — Разве ты так не думал?

— Думал, — признался он. — Но женитьба на тебе — не обещание. Это необходимость.

Он вдруг стал очень серьезен.

— Прошлой ночью, когда ты заснула, я понял, что ты пришла лишь потому, что любишь меня. И никаких других причин не было. Тебя не беспокоило, что обо мне говорят другие. — Он прижал ее покрепче. — И ты уже узнала меня лучше, чем кто-либо другой. За несколько кратких дней ты поняла, что я не бессердечный соблазнитель, что я действительно любил Бьянку. Ты всегда говоришь правду, моя прекрасная Анжела. И ты очень ясно видишь, когда ее говорят другие.

Он ласково провел губами по ее волосам. Ей было очень хорошо у него на руках.

— Ты мне нужна, — тихо сказал Фил. — Выходи за меня, Анжела. Будь со мной навеки.

Она медленно, глубоко вздохнула и подняла к нему лицо для поцелуя.

— Да, — просто сказала она.

Его лицо вспыхнуло счастьем. Затем осознав, что в нем лишь отразилось ее собственное выражение, она улыбнулась и сказала то, что хотела сказать прошлым вечером, но не осмелилась:

— Возьми меня навсегда, Фил. Люби меня.

— Да, — сказал он.