Синеглазая Касси
Кэтрин Спэнсер


Первая любовь не бывает счастливой. Это правило еще раз подтвердили Имоджен Палмер, самая богатая и самая красивая девушка Роузмонта, и Джо Донелли, рокер из предместья. Против них все: юный возраст, властные родители, богатство и бедность...

А когда они случайно встретились десять лет спустя, их разделили еще и страшные, постыдные тайны – у каждого своя. Они твердят себе, что терпеть не могут друг друга. Но взаимное притяжение так велико, что и расстаться они не могут. Синеглазая фея по имени Касси навсегда соединила их судьбы.


Кэтрин Спэнсер

Синеглазая Касси


ГЛАВА ПЕРВАЯ


Таня выудила из мусорной корзины скомканное приглашение и аккуратно его разгладила.

– Не ожидала от тебя такой глупости! Твой родной город отмечает столетие со дня основания, директриса твоей школы уходит на пенсию, а ты собираешься отделаться почтовой открыткой? Ты просто не имеешь права упускать такой шанс.

– Какой шанс? – без особого любопытства спросила Имоджен, не отрываясь от эскиза окон для особняка миссис Линч-Картер.

– Ну, естественно, шанс помириться с матерью. Или ты планируешь сделать это после ее смерти? Если так, дорогая, то уверяю: угрызения совести будут мучить тебя до конца жизни.

– Таня, если бы мать хотела меня видеть, то давно бы навестила. Она знает мой адрес.

– Брось, это ты отказалась вернуться домой, и поэтому именно ты должна сделать первый шаг, – возразила Таня тем решительным тоном, какой приберегала для клиентов, полагавших, что толстый кошелек гарантирует своему обладателю все, даже хороший вкус. – Имоджен, ты сильно страдаешь от разрыва с матерью, но посмотри правде в глаза: она наверняка страдает не меньше.

Имоджен вспомнила, как мать выдворила ее из родного города в считанные дни после того, как узнала о позоре дочери.

– Сомневаюсь. Она предала меня в тот момент, когда я нуждалась в ней больше всего.

– А тебе не приходило в голову посмотреть на ситуацию ее глазами? Может, и она сочла, что ты предала все ее надежды, и в тот момент была в ярости! Теперь она наверняка жалеет о ссоре, но не знает, как загладить свою вину... В общем, послушайся моего совета и постарайся исправить ситуацию, пока не поздно.

Конечно, Таня не подозревала, что Имоджен не раз говорила себе то же самое, а в последнее время скучала по матери даже больше обычного.

Может, действительно они смогли бы начать все с чистой страницы? Не как мать и ребенок, а как двое взрослых разумных людей, связанных тесными узами и взаимным уважением. Попавшая в беду девушка, которой не к кому было обратиться за помощью, давно канула в Лету. К двадцати семи годам Имоджен стала абсолютно самостоятельной и независимой. Так не пора ли забыть об обидах?

Таня, никогда не уступавшая в спорах, интуитивно почувствовала близость победы.

– Твоя мать – вдова, старуха, а ты – ее единственный ребенок, единственная опора! Ну сколько еще тебя уговаривать?

Сьюзен Палмер – старуха? Смешнее и не придумаешь. Даже очень постаравшись, Имоджен не смогла представить ее старухой. Мать просто не допустит ничего подобного. Она будет красить волосы и ложиться под нож пластического хирурга до конца своих дней. Однако ей почти шестьдесят, и они не виделись больше восьми лет.

– Если ты ищешь какой-нибудь предлог, я тебе его дарю. – Таня сделала широкий жест. – Просто появись на пороге и скажи: «Я случайно оказалась поблизости и решила узнать, как ты поживаешь».

Имоджен хмыкнула, настроение у нее улучшилось. Действительно, за эти годы она повзрослела и наверняка справится с любой ситуацией. Хотя... возвращение в Роузмонт повлечет за собой гораздо больше, чем улаживание проблем с матерью...

Таня словно прочла ее мысли.

– Конечно, если у тебя есть какие-то другие причины держаться подальше от дома, если ты боишься столкнуться с... – И сделала многозначительную паузу.

– Договаривай! – встрепенулась Имоджен. Но слишком быстро отреагировала, слишком сердито прозвучал ее голос.

– Интересно, почему мне пришло в голову имя Джо Донелли?

– Понятия не имею. Я не вспоминала о нем уже несколько лет.

И тут Таня, красивая и элегантная, умудренная жизненным опытом, образованная и утонченная, завопила с детским восторгом:

– Лгунишка! Лгунишка!

Самое неприятное было то, что говорила она чистую правду: Имоджен так и не смогла забыть Джо Донелли. Нельзя сказать, что она не пыталась. Иногда неделями, даже месяцами она не вспоминала о нем, особенно когда занималась очередным дизайнерским проектом. Но когда на горизонте появлялся новый поклонник, Имоджен не могла не сравнивать его с синеглазым бунтарем. Его улыбка была так же прекрасна, как и опасна, и способна совратить с пути истинного даже святую. Имоджен пыталась каждый раз стереть из памяти его образ, убеждая себя, что за прошедшие годы Джо Донелли наверняка распух от неумеренного потребления пива, а если пошел в отца – то и облысел. Однако, как правило, отрезвляющее действие запаздывало: искра, проскочившая между нею и очередным Томом, Стивом или Гарри, с издевательским шипением угасала.

– Из твоего молчания я заключаю, что попала в точку, – заметила Таня.

– Ничего подобного.

– Да ладно тебе! Ты до сих пор влюблена в него, я знаю.

– Конечно, я его помню, – холодно сказала Имоджен, честно стараясь сохранить объективность. – Но говорить, что я влюблена, просто нелепо. Когда я видела его в последний раз, мне не было и восемнадцати, я только-только закончила школу. Девчонки часто влюбляются в мужчин на несколько лет старше и с такой репутацией, как у Джо. Я повзрослела с тех пор. Горячие парни на мотоциклах больше не кажутся мне привлекательными.

– Женщина никогда не забывает своего первого мужчину.

– Я забыла.

– Тогда нечего так бояться возвращения домой!

– Я и не боюсь. – Слишком поздно Имоджен заметила, что гордость снова загнала ее в угол.

– Ну, раз ты такая смелая и взрослая, то вполне сможешь помириться с мамочкой!

Имоджен покрутила кончик карандаша, обдумывая последствия подобного шага. Безусловно, возвращение домой оживит болезненные воспоминания, однако не пора ли утихомирить призраков, мучивших ее восемь лет? Надо только быть избирательной в своих воспоминаниях, сосредоточиться на отношениях с матерью и не углубляться в бесполезные сожаления о мужчине, который, познакомив ее с сексом, тут же забыл о ней.

Пока она будет придерживаться выбранной тактики и контролировать свои чувства, ничего плохого не случится.

– Ладно, Таня, ты меня убедила. Я поеду, и посмотрим, как мама отнесется к моему появлению.

Весь последующий месяц Имоджен терзали сомнения в правильности принятого решения, и в самолет «Ванкувер – Торонто» она садилась охваченная дурными предчувствиями. За время полета ее уныние лишь усилилось, а когда она села в арендованный автомобиль и помчалась на северо-восток, ей уже нестерпимо хотелось повернуть обратно.

По обе стороны шоссе мелькали окруженные садами коттеджи, и, овеваемая прохладным ветерком, Имоджен вскоре забыла липкую духоту Торонто.

Вот наконец и Клифтон-Хилл, самый фешенебельный район Роузмонта. Когда Имоджен въезжала в огромные чугунные ворота, ее подташнивало от волнения.

Стоял конец июня. «Укромная Долина», пожалуй, единственная недвижимость в Роузмонте, соответствующая гордому званию «поместье», утопала в зелени, безмятежно и непоколебимо уверенная в своей красоте.

– Мадам нет дома, – сообщила совершенно незнакомая юная горничная, решительно преграждая путь в родной дом. Имоджен даже не нашлась что ответить. Она была готова к чему угодно, но такого поворота событий не предвидела. Сегодня ведь суббота! Четыре часа дня! То время, когда – зима или лето – Сьюзен Палмер пьет чай в солярии, просторной комнате со стеклянными панелями вместо двух стен, а потом тщательно наряжается к очередному приему, который собирается удостоить своим присутствием или который дает сама. Уж это Имоджен помнила точно.

Словно желая проверить, что не ошиблась адресом, Имоджен заглянула в холл поверх плеча горничной. Холл совершенно не изменился. Люстра из драгоценного хрусталя сверкала в солнечных лучах, переливаясь всеми цветами радуги. Сияли благородным блеском резные дубовые перила лестницы, устланной персидской ковровой дорожкой ручной работы. Даже розы на консоли зеркала в позолоченной раме казались теми же, что и восемь лет назад, когда Имоджен вышла из этого дома, полагая, что никогда больше сюда не вернется.

Горничная чуть переместилась, загораживая собой дверной проем и пытаясь прикрыть дверь. – Как мне сказать хозяйке, кто заходил?

– Что? – Имоджен вынырнула из прошлого. – Ах да! Ее дочь.

Отлично вымуштрованная горничная лишь слегка приподняла брови.

– Мадам уехала на уикенд и должна вернуться завтра к вечеру. Она не говорила, что ждет гостью.

– Она меня не ждала. Я приехала всего на пару дней и остановилась в «Брайарвуде».

– Я передам. Всего хорошего. – И горничная с явным облегчением захлопнула дверь.

Поскольку в ближайшие часы делать было нечего, Имоджен медленно колесила по городу, узнавая, казалось бы, совершенно забытые места и, несмотря на данное себе обещание, все глубже погружаясь в воспоминания.

Транспаранты, растянутые между колоннами здания суда, возвещали о столетнем юбилее Роузмонта, корзины с цветущими растениями свисали с чугунных фонарей вдоль Мейн-стрит. Но не все изменения были связаны с празднествами: в доме судьи успела обосноваться бухгалтерская фирма, а в старом здании городской больницы разместился молодежный центр.

За железнодорожным вокзалом Мейн-стрит разветвлялась. Правая улочка огибала озеро и тянулась вдоль берега, левая вела в Листер-Медоуз.

«Трущобы», – презрительно поджав губы, вынесла приговор Сьюзен Палмер, когда пятнадцатилетнюю Имоджен пригласили сюда на день рождения. Однако Имоджен любила дружелюбных жителей Листер-Медоуз. Конечно, домики здесь были маленькие, стояли почти вплотную друг к другу, и места хватало лишь на узкие длинные садики позади них, зато не было ни заборов, ни табличек с угрозами жестоко покарать нарушителей частных владений.

Дом семейства Донелли замыкал крайнюю улочку, вспомнила Имоджен, а рядом протекал ручей. Живут ли Донелли в старом доме или переехали, Имоджен понятия не имела. Она потеряла связь со своей подругой Пэтси Донелли той осенью, когда ей исполнилось восемнадцать лет, а Джо...

О, Джо Донелли было настолько наплевать на Имоджен Палмер, что он исчез через несколько дней после того, как провел с ней ночь. Он не заслуживает ее воспоминаний.

Так почему же она повернула на восток? Туда, где когда-то «Гараж Донелли» был открыт для страждущих автомобилистов по пятнадцать часов в день без выходных? Неужели она всерьез ожидала, что мистер Донелли, как прежде, копается в очередном забарахлившем моторе, его младший сын, Шон, накачивает шины, а старший, Джо, оседлав мощный «харлей-дэвидсон», окидывает скучающим взглядом вереницу девиц, демонстрирующих свои прелести в надежде соблазнить самого красивого и любвеобильного парня городка?

Сердце у нее захолонуло: на месте гаража красовалась современная автозаправочная станция самообслуживания, принадлежащая крупнейшей нефтяной компании. Имоджен остановила машину и потерла виски. «Слава Богу, – твердо сказала она себе, – ничто больше не напоминает о нем».

Развернув автомобиль вопреки всем правилам дорожного движения – благо полицейского поблизости не оказалось, – Имоджен оставила Джо Донелли в той части своего прошлого, которую больше не собиралась ворошить, и направилась к отелю.

Роскошный номер Имоджен находился на втором этаже. Из окон открывался вид на озеро. Предпочитая насыщенный ароматами цветов бриз стерильному комфорту кондиционированного воздуха, Имоджен открыла застекленные двери и вышла на маленький балкон, нависающий над садом. Прямо под ней шумела свадьба: накрытые столы на лужайке, прелестная тоненькая новобрачная в облаке белой одежды.

Острый приступ зависти к юной женщине застал Имоджен врасплох. Она вдруг почувствовала себя старой. И ожесточенной. Странно! Любой, глядя на нее, сказал бы, что у нее есть все, имеющее значение в современном мире: она сделала карьеру, у нее есть деньги, мужчины находят ее привлекательной и она не испытывает недостатка в приглашениях. Раза два ей даже предлагали выйти замуж.

Однако душа ее была пуста. Хорошо еще, что горе со временем смягчилось, а острая сердечная боль пригасла.

Часы на здании суда пробили семь. Слишком взвинченная, чтобы ужинать в шикарном ресторане отеля, Имоджен сняла изящный льняной костюм, привезенный для встречи с матерью, надела простое хлопчатобумажное платье и босоножки. Прогулка быстрым шагом – гораздо лучше, чем плотный ужин, – поможет расслабиться и подарит спокойный сон без кошмаров.

Хотя с озера дул легкий бриз, воздух хранил дневное тепло. Скрыв большую часть лица солнцезащитными очками, Имоджен вышла из отеля и сразу свернула направо, к деревянному променаду, протянувшемуся вдоль берега озера, миновала пирс, городской пляж, затем прошла через парк и сорок минут спустя оказалась в месте, которое прежде называлось «Чайным садом Роузмонта».

Как и многие другие достопримечательности города, этот сад претерпел изменения. Старые пластмассовые столы и стулья сменились удобной плетеной мебелью и вязаными ковриками. Вместо лепешек, домашнего клубничного джема и чая – разнообразные охлажденные супы, салаты и модные итальянские блюда.

– Имоджен Палмер, ты ли это прячешься за солнечными очками?

Имоджен вздрогнула и оглянулась. Пэтси Донелли! Из-за столика у ограды поднималась Пэтси Донелли, такая же черноволосая, как брат, и с такими же ярко-синими глазами.

Пэтси по-своему истолковала молчание Имоджен.

– Имоджен, это же я, Пэтси Донелли! Неужели ты меня совсем забыла?

– Конечно нет, – еле слышно проговорила Имоджен. – Просто удивилась, увидев тебя здесь, вот и все.

Хотя ответу Имоджен явно недоставало энтузиазма, Пэтси предпочла это не заметить. Приглашая Имоджен за свой столик, она выдвинула еще один стул.

– Нечему удивляться. В конце концов, на столетие Роузмонта народ со всех концов страны собирается. Я просто первая в череде знакомых лиц, с которыми ты столкнешься. Джо тоже приехал. А ты надолго к нам?

– Нет, ненадолго, – выдавила Имоджен, с трудом подавив порыв броситься прочь и, покидав вещи в чемодан, мчаться в аэропорт. Там она вскочила бы в первый же самолет, летящий на запад, и только тогда перевела бы дух.

Взмахом руки Пэтси подозвала официанта и попросила принести еще один бокал, затем выжидательно посмотрела на Имоджен.

– Расскажи о себе. Ты замужем? А дети есть?

– Нет. – Ответ прозвучал почти резко, но Имоджен никак не могла переварить известие о том, что Джо Донелли в городе. Она не сможет встретиться с ним. Она этого просто не переживет. Вот так! Не переживет! Мало того, что он, как черт из табакерки, все время выскакивает в ее воспоминаниях, не хватало еще встретить его на самом деле.

Пэтси перегнулась через столик. Озабоченные морщинки прорезали ее хорошенькое оживленное личико.

– Имоджен, я тебя чем-то обидела?

Имоджен постаралась взять себя в руки.

– Нет, нет. Просто я удивилась, что ты меня помнишь.

Это заявление нельзя было назвать совершенно идиотским. До тринадцати лет ее учила гувернантка, а потом, если бы мать настояла на своем, она поехала бы в какой-нибудь дорогой пансион. Однако Имоджен выклянчила у отца разрешение посещать среднюю школу Роузмонта, хотя никогда не чувствовала себя там своей. Круг ее друзей ограничивался несколькими девочками, которых ее мать считала достойными общения с представительницей рода Палмеров. Имоджен хватило бы пальцев одной руки, чтобы пересчитать всех, кому дозволялось пересечь границы «Укромной Долины» и поиграть в теннис или окунуть аристократические ножки в бассейн.

Хотя Пэтси Донелли была одной из лучших подруг Имоджен, она не соответствовала строгим стандартам Сьюзен и не бывала у нее в доме.

– Не помнить тебя? – Пэтси ухмыльнулась и жестом попросила официанта наполнить оба бокала из открытой бутылки вина, стоявшей на столике. – Мы все благоговели перед тобой, мечтали стать такими, как ты. Ты была... – Пэтси осеклась и замахала обеими руками, словно призывая на помощь ангелов. – Ты была принцессой. Таинственной, непостижимой. Вот почему...

– Продолжай! – Заинтригованная неожиданно воцарившимся неловким молчанием, Имоджен наклонилась к Пэтси. – Что ты собиралась сказать?

Пэтси пожала плечами и с преувеличенной сосредоточенностью стала накручивать бумажную салфетку на ножку своего бокала.

– О, просто я... ну... я подумала, что, может быть... ты здесь не одна, а с кем-нибудь. – Нет, я здесь одна.

– Понимаю. – Пэтси продолжала вертеть в руках бокал и терзать салфетку. – Итак... ммм... где ты живешь? Чем занимаешься?

Имоджен с любопытством разглядывала Пэтси. Девушка, которую она знала в школе, никогда не лезла за словом в карман, однако сейчас Пэтси была явно смущена.

– Я работаю дизайнером по интерьеру в одной из ванкуверских фирм.

– Дизайнер по интерьеру! – Снова оживившись, Пэтси расплылась в восхищенной улыбке. – Господи, у тебя наверняка здорово получается!

– Ничего особенного. Я просто помогаю богатым женщинам решить, в какой цвет покрасить ванные комнаты.

– Подозреваю, что от тебя требуется гораздо больше. У тебя всегда был прекрасный вкус и стиль. Ты единственная из всех моих знакомых, на ком джинсы и футболка смотрелись произведениями знаменитых модельеров.

– Вероятно, потому, что если мама и позволяла мне носить джинсы и футболки, то только с дизайнерскими ярлыками. А как ты, Пэтси? У тебя есть муж или дети?

– Мужа нет, а дети есть. Я – дважды тетя. Деннису семь с половиной, а Джеку в октябре исполнится шесть. Они очаровательны. Да ты сама увидишь. – Пэтси подняла свой бокал. – Твое здоровье! Рада снова тебя видеть. – И без паузы выпалила: – Джо отправился с мальчишками на рыбалку, а я здесь обедала кое с кем из старых друзей. Только мне не хотелось брать машину, так что Джо заедет за мной.

Имоджен окаменела. Она ко многому готовила себя, многое пыталась предусмотреть, но то, что Джо остепенился и обзавелся семьей, ей и в голову не приходило. Она, наверное, не испытала бы такого потрясения, даже если бы в нее ударила молния.

Ей хотелось кричать: «Это несправедливо! Если он наконец влюбился, то почему не в меня?»

– Ты стала медсестрой, как мечтала? – с трудом выдавила Имоджен, когда Пэтси на секунду умолкла.

– О да. Получила диплом, затем прошла специальную стажировку и теперь работаю в Центральной больнице Торонто в родильном отделении, выхаживаю недоношенных малышей. Как же мне это нравится! Хотя иногда просто сердце разрывается. Но чудо рождения до сих пор потрясает меня до глубины души, особенно когда ребенок выживает, несмотря на почти полное отсутствие шансов.

Легкие волны на озере еще искрились в солнечных лучах, однако вокруг Имоджен будто сомкнулась удушающая чернота. Как могла старая боль вспыхнуть с такой силой и поглотить ее целиком, лишить зрения, затуманить разум, гигантским кулаком сжать сердце?

Имоджен рывком поднялась со стула, хотя секунду назад не могла даже пошевелиться.

– Мне пора.

– Но ты ведь только что пришла!

– Да-да. Но я как раз вспомнила...

В спешке Имоджен задела соседний стол, и ее сумочка полетела на пол. Бумажник ударился о каменные плиты с такой силой, что отделение для мелочи раскрылось и монетки покатились в разные стороны.

Двое мальчишек вылетели из тени, словно только этого и ждали. Как нищие бросаются за объедками, так они с восторженными криками бросились подбирать блестящие монеты. Кто, кроме отпрысков клана Донелли, мог похвастаться такими непослушными иссиня-черными вихрами, такими ослепительно синими глазами? Мальчишки, ползающие у ее ног, были миниатюрными копиями Джо. И если эти дьяволята здесь, то их папаша где-то рядом!


ГЛАВА ВТОРАЯ


– Парни, отдайте даме ее деньги. – Вкрадчивый, струящийся, словно черный бархат, голос будто ласково погладил ее шею.

Пусть чертовы мальчишки обчистят ее до нитки! Главное – не свалять дурочку перед ним. Приняв такой надменный вид, какому позавидовала бы даже ее мать, Имоджен на мгновение оглянулась.

– О, привет! Джо, если не ошибаюсь?

Достигнутые результаты оправдали ее усилия на сто пятьдесят процентов. Достаточно было увидеть, как отвисла у него челюсть, как взметнулись густые черные ресницы, как расширились глаза.

– Имоджен? – Его голос изменился, потерял бархатистость и зазвучал словно из темных озерных глубин.

– Совершенно верно. – Хотя внутри все бурлило, Имоджен улыбнулась с вежливым безразличием. – Имоджен Палмер. Мы с Пэтси вместе учились и как раз вспоминали старые добрые времена.

– Тебя не узнать! – придушенным голосом пробормотал Джо.

Если бы боль не продолжала терзать Имоджен, она насладилась бы его замешательством, но в данный момент она с трудом сдержалась, чтобы не перепрыгнуть через низкую ограду, отделяющую «Чайный сад» от парка. Собрав всю свою волю в кулак, Имоджен медленно повернулась и взглянула ему в лицо.

Как ни пыталась она представить его обрюзгшим бездельником, он остался таким представителем мужской половины человечества, о каком любая женщина может только мечтать: высокий, стройный, гордый. Мятежник не был укрощен, но стал контролируемым.

– Ну, – выдавила Имоджен, отворачиваясь прежде, чем Джо успел увидеть отчаянную тоску и голод, наверняка отразившиеся в ее глазах, – приятно было снова увидеть тебя, Пэтси. Жаль, что мы не успели как следует поболтать.

Пэтси перевела смущенный взгляд с Имоджен на Джо.

– Но...

Один из мальчишек протянул грязную ладошку.

– Вот ваши деньги, мадам.

– Спасибо, – поблагодарила Имоджен, старательно отводя взгляд от кристально чистых детских глаз. Она осторожно обошла мальчиков и мужчину, стоявшего рядом с ними.

– Прости, что убегаю, Пэтси, но, вероятно, мы увидимся завтра или на днях. До свидания, Джо. У тебя прелестные дети.

Ей удалось уйти с достоинством. Прямая спина, гордо поднятая голова. Лавируя между столиками, преграждавшими дорогу к выходу, Имоджен старалась двигаться с грацией топ-модели. Только пройдя ярдов сто по променаду и оказавшись на безопасном расстоянии от кафе, Имоджен привалилась к деревянным перилам и провела дрожащей рукой по лицу. Господи, она плачет! Не рыдает, трясясь всем телом, как почти девять лет назад, когда Джо Донелли бросил ее. Не льет безутешные слезы, как следующей весной, когда без ребенка вышла из клиники с опустошенным сердцем. Две большие теплые слезинки медленно скользили по ее щекам.

Позади послышались шаги, и она вздрогнула. Неужели ее побег прошел не так удачно, как ей казалось? Секунду спустя ее подозрения подтвердились.

– Зачем так спешить, Имоджен?

В смятении она выудила из сумочки бумажный платок, промокнула слезы и высморкалась как можно изящнее.

– В чем дело? – спросила она, мысленно благодаря сгустившиеся сумерки. – Я что-то забыла?

Джо положил ладонь на ее плечо, словно собрался арестовать за бродяжничество.

– Да.

– Неужели? – Дернув плечом в попытке стряхнуть его руку, Имоджен вглядывалась в сумочку так напряженно, словно увидела там змею. Пусть уж змея, только бы не смотреть ему в глаза. – Что именно?

– Меня. – Джо схватил ее за плечи и повернул лицом к себе.

«Он мерзавец и аморальный тип, ему не место в приличном обществе! – бушевала мать, когда Джо привез Имоджен домой после выпускного бала. – Если он посмеет еще раз появиться здесь, я добьюсь, чтобы его арестовали за нарушение границ частной собственности».

Однако, что бы ни говорила мать, при всех недостатках Джо Донелли абсолютная честность была его неотъемлемой чертой. К тому же, в отличие от большинства знакомых Имоджен, он никогда не боялся выяснения отношений и уж точно не отступит перед ее притворным высокомерием.

– Я надеялась, что как джентльмен ты не станешь напоминать мне о прошлом.

– Я не джентльмен, – резко ответил он, – и никогда им не был. Уверен, это ты не могла забыть.

Что же ему ответить? Признать, что один лишь брошенный на него взгляд напомнил о вкусе его губ? Что звезды на небе вдруг засверкали ярче, выхватив из глубин памяти ночь их любви? Ту ночь под невероятно огромной летней луной, когда его кожа светилась, словно белое золото? Или признать, что он самый потрясающий мужчина на свете, с кем никто не может выдержать сравнения?

– Как я могла забыть? – спросила она, потрясенная остротой боли, причиненной воспоминаниями. – Джентльмен бы...

Джо понял ее горечь, ее отчаяние.

– И как поступил бы джентльмен? Что сделал бы джентльмен, чего не сделал я?

«Нашел бы способ связаться со мной, – хотела выкрикнуть она. – Позвонил бы... написал бы... да просто бы пришел в дом и отказался уходить. Остался бы со мной, когда я так нуждалась в тебе, и унял бы гнев моей матери! Джентльмен разделил бы со мной мое горе. А ты... ты ничего этого не сделал, потому что тебе было наплевать на меня».

– Не имеет значения... Наше... то, что произошло между нами в ту ночь...

– Ну, почему ты замолчала, Имоджен? Сформулируй, пожалуйста, что же между нами произошло?

Он дразнил ее, бросал вызов, точно так же, как прежде. Стоит ли прятать правду за хорошими манерами?

– Секс, Джо. Одна-единственная ночь секса. Ледяной принцессе захотелось оттаять и узнать, что такое секс. И кто смог бы стать лучшим учителем, чем парень, перепробовавший всех остальных девиц городка? Ты это хотел услышать?

– Нет, – отрезал он, отдернув руки, словно обжегшись. – Я надеялся, ты скажешь правду. – Ты думаешь, я лгу?

Джо отвернулся от нее, уставился на темнеющее озеро.

– Имоджен, я никогда не обманывался насчет причин, бросивших тебя ко мне в ту ночь, и все же надеялся, что после нашей... – он скривил губы, – после нашего случайного секса, как ты это назвала, ты почувствуешь что-то. Скажу больше, я все еще надеюсь, что сейчас ты лжешь!

– Брось, Джо. Так все произошло или иначе, какое это теперь имеет значение? Та история оказалась лишь мимолетным эпизодом в твоей жизни. Не думаю, что ты потерял из-за нее сон хотя бы на одну ночь.

– Ты в этом уверена?

В сотне ярдов от них, словно маяк, сверкал окнами и рекламой отель. Почему она не бросилась к этому спасительному свету? Почему попалась на провокационный вопрос? Почему не оставила последнее слово за Джо? Неужели не поняла, что лишь усугубит свои страдания?

– Еще бы! Ты ведь женат, не так ли? – Имоджен из упрямства не обратила внимания на удивленное лицо Джо. – У тебя двое детей, оба уже школьники, сразу видно, чем ты был занят после нашей последней встречи. Ты явно не тяготился ни воспоминаниями, ни сожалениями.

– И это тебя огорчает, Имоджен?

– Ни капельки, – надменно возразила она. – С какой стати?

– Ну, не знаю, – протянул Джо с легкой насмешкой. – Особенно если учесть, что я не женат и не отец мальчишкам, с которыми ты сейчас познакомилась. Я их дядя.

– Ну, моя ошибка вполне объяснима, любой бы мог ее совершить. Мне и в голову не пришло, что Шон женился так рано.

– Шон женился на своей школьной подружке, Лиз Бейкер, когда им обоим было по девятнадцать лет, а Деннис родился через полгода.

Слишком много потрясений она испытала за последний час. Только этим, наверное, можно было бы объяснить абсолютно несвойственное ей бестактное замечание:

– Ты хочешь сказать, что им пришлось пожениться.

Во взгляде Джо вспыхнула такая смесь жалости и негодования, что Имоджен съежилась.


– Видите ли, леди Имоджен, с нами, простыми смертными из Листер-Медоуз, подобное случается. Наши животные инстинкты часто празднуют над нами победу. Однако вряд ли такая утонченная особа, как вы, способна это понять.

Имоджен лихорадочно искала достойный ответ, но напряжение нарастало с каждой минутой, с каждым шагом, приближавшим их к «Брайарвуду». Скорее бы взбежать по ступенькам парадного входа, скорее бы исчезнуть за внушительными дверями... однако усвоенные с младенчества хорошие манеры заставляли ее соблюдать приличия.

– Было приятно снова встретиться, Джо, и я рада, что у тебя все в порядке. Вероятно, мы еще увидимся во время празднования.

Любой другой на его месте понял бы намек, пожал бы протянутую руку и ушел. Любой, только не Джо Донелли. Он взглянул на ее руку, поднял глаза на залитый электрическим светом фасад отеля, затем перевел взгляд на ее лицо.

– Ты действительно остановилась в отеле или просто пытаешься избавиться от меня, пока тебя не заметили в неподобающей компании?

– Я остановилась в отеле.

– Почему? Чем плох твой дом?

– Мама уехала на пару дней, и мне не хотелось беспокоить прислугу.

– Если она знала, что ты приедешь, то почему уехала?

– Потому что... – Имоджен осеклась и устало вздохнула. – Джо Донелли, ты задаешь слишком много вопросов.

– Может, позволишь угостить тебя бокалом вина и расскажешь, чем занималась со времени нашей последней встречи?

– Спасибо за приглашение, но не могу. У меня был тяжелый день, я устала.

– Другими словами, твоя жизнь меня не касается.

Имоджен посмотрела ему прямо в глаза.

– Если честно, то именно так.

Джо долго не отводил взгляд, и ей стало неловко.

– Прекрасно. Прости, если причинил тебе беспокойство. Подобное не повторится.

И он сделал то, чего она, собственно, и хотела: развернулся и отправился в ту сторону, откуда они пришли. Снова бросил ее, даже не оглянулся.

Сила воли, поддерживавшая Имоджен весь последний час, покинула ее. Боясь потерять сознание, она осторожно опустилась на край газона. Проходившая мимо пожилая пара поняла это по-своему.

– Похоже, девица набралась, – заметила женщина, обходя Имоджен как можно дальше.

Имоджен было все равно. Она сидела, ошеломленная своим открытием: несмотря на прошедшие годы и пережитую по его вине трагедию, она все еще по уши влюблена в него! Возвращение в Роузмонт, как она и думала, оказалось ошибкой, страшной ошибкой. Слишком поздно она осознала, что невозможно выдергивать из прошлого отдельные детали. Или все, или ничего...


Вернувшись домой, Джо увидел, что Пэтси сидит в гостиной на диване и жадно впитывает одиннадцатичасовые новости.

– Привет! – воскликнула Пэтси, выключая телевизор. – Как прошел вечер?

– Отлично! – Джо плюхнулся на диван рядом с сестрой и хмуро уставился в темный экран. – Ты отвезла мальчишек домой?

– Конечно. В целости и сохранности. Похоже, у тебя мерзкое настроение.

– Ничего подобного.

– Меня не проведешь, – парировала Пэтси, разглядывая брата, словно букашку под микроскопом.

– Господи, да не смотри ты на меня так! Я не твой пациент, – поежился Джо.

– Полагаю, пылкое свидание с Имоджен не удалось, – заметила Пэтси после довольно долгого молчания.

– Это было не свидание.

– Ха-ха-ха! Опять пытаешься меня обмануть. Ты так бросился за ней, что любой бы догадался...

– Пэтси, заткнись!

– Прости. Я не подозревала, что она так много значила для тебя.

– Чушь! – Джо откинулся на спинку дивана и уставился в потолок. – Просто кое-что не меняется, сколько бы времени ни прошло. Я был недостаточно хорош для Имоджен Палмер в прошлом и зря надеялся, что она уделит мне капельку своего драгоценного времени сейчас. Конец истории.

– Кажется, ты слишком низко ценишь себя и плохо думаешь о Имоджен. Она никогда не была снобом.

– Я знаю, Пэтс, но давай посмотрим правде в глаза. Такие, как Имоджен Палмер, общаются только с людьми своего круга.

– Джо, но и ты ведь живешь не на милостыню, а женщины стали падать к твоим ногам, как только ты начал бриться. Так что ты пытаешься мне объяснить?

Его грызло чувство вины. И стыд. Только он не собирался ворошить прошлое.

– Не знаю. Может, у нее есть парень и ей не хочется бродить по берегу с...

– Никого у нее нет. Она сама мне сегодня сказала.

– Ну, это только доказывает, что я был прав, не так ли? Ей приятнее гулять в одиночестве, чем с таким, как я.

Пэтси снова уставилась на брата, как на несмышленого младенца, и изучала его минуты две, пока наконец не приняла какое-то решение.

– Я не должна говорить об этом, да я и не сказала бы, если бы кое-что не поняла. Жаль, что только сейчас... В общем, я случайно узнала, что твоя «богиня» – обыкновенная земная женщина, такая же, как все мы, грешные. В то лето она сбежала из города не потому, что ее не устраивал местный воздух...

– Я знаю, – прервал Джо. – Она улетела в какую-то закрытую школу в Швейцарии, что опять же укладывается в мою теорию.

– Нет. Она не улетала в Швейцарию. Она была беременна, и мать отправила ее к дальним родственникам, подальше от любопытных глаз.

Когда Джо только начинал работать с лошадьми, один жеребец лягнул его под ребра. К счастью, это был всего лишь скользящий удар, но тогда Джо показалось, что треснули все ребра. То же самое он почувствовал сейчас.

– Пэт! Что за грязные сплетни? Не ожидал от тебя.

– Это не сплетни, Джо. Я в то лето подрабатывала регистратором у доктора Стивенса и видела медицинскую карту Имоджен.

Джо прошиб пот. Пэтси никогда не была сплетницей. Вряд ли она заговорила бы, если бы не была уверена в фактах. И все же он не хотел верить своим ушам.

– Ты ошиблась. Или спутала ее с другой пациенткой.

– Я рассказала это тебе только для того, чтобы ты наконец перестал мучиться дурацким комплексом неполноценности, который нападает на тебя каждый раз, когда речь заходит об Имоджен Палмер. – Пэтси снова изучающе уставилась на брата. – Джо, я уверена, что ты никому не повторишь моих слов.

– Конечно! Действительно, кому какое до этого дело? И вообще, я хочу спать. – Джо широко зевнул, и получилось очень естественно.

– Я тоже. Хочешь чего-нибудь перед сном?

Он хотел многого, неразбавленного виски например, но больше всего – ответов.

– Нет, спасибо. Ты иди спать, а я пробегусь с Тэффи.

Крыльцо утопало в тени деревьев. Лунный свет тонкими стрелами пронзал густую листву и отражался от бутылки виски, взгроможденной на перила. Опершись на один из столбов, поддерживавших крышу, Джо смотрел на узкую полоску сада и удивлялся окружавшему его покою, так противоречившему буре внутри него.


У его ног лежала Тэффи, собака, подобранная им на обочине шоссе десять лет назад. Часы на здании суда пробили полночь, и в ночной тишине эти звуки донеслись даже сюда. Еще как минимум девять часов, и он получит ответы на свои вопросы. Как же убить эти девять часов?

Старушка Тэффи пошевелилась во сне и задергала скрюченными артритом лапами, словно гонялась за крысами. шмыгающими в ее снах. Джо считал себя знатоком снов. Сны мучили его все то время, что он сидел в тюрьме, куда его засадили за убийство Коберна.

Его и Коберна дорожки пересеклись, когда Джо нанялся матросом на эквадорский корабль, шедший в порт Сан-Диего. Как все остальные на борту, Джо прекрасно понимал, что Коберн – животное, но настоящие беды начались на островке в Карибском море, где корабль бросил якорь, чтобы пополнить запасы еды и воды.

Коберн затеял пьяную драку и чуть не забил до смерти местного жителя. Джо вступился, и все бы обошлось, только Коберн неудачно упал и его череп не выдержал. Через пару минут на сцене появилась полиция. У Джо руки были в крови, а рядом в канаве валялись двое, и один из них – труп.

Как вскоре довелось узнать Джо, правосудие в банановых республиках вершится чрезвычайно просто. Особенно когда пострадавшей стороной является местный житель. Джо не успел и глазом моргнуть, как оказался в каталажке, а корабль ушел.

Ему удалось пережить кошмар последующих месяцев только благодаря воспоминаниям о прозрачной воде озера Роузмонт, о чистых простынях, которые мать развешивала в солнечном дворике, о вкусе яблочного пирога, вынутого из духовки. Может, банальности, но его эти банальности спасли от безумия.

А иногда, когда ночь пропитывалась стонами спящих узников, он мечтал об Имоджен в длинном белом платье, вспоминал, как она цеплялась за него, как рыдала в его объятиях и как – благодаря ему – она снова улыбалась. Он задавал себе кучу вопросов: помнит ли Имоджен его? Доживет ли он до новой встречи с ней? И если доживет, не отвернется ли она от него? Но в самых смелых, самых диких своих мечтах он и на мгновенье не представлял, что оставил ее беременной.

А если она забеременела от него, то где ребенок?


Имоджен проснулась около восьми. Мозг, освеженный сном, не желал вспоминать кошмары и страхи предыдущего вечера. Ну и пусть Джо Донелли снова оказался так близко, что можно дотронуться до него. Конечно, она была потрясена. А какая женщина осталась бы равнодушной? И все же надо постараться больше не сталкиваться с ним.

В местной газете сообщалось о распродаже в маленьком городке в двух часах езды от Роузмонта. Прекрасная возможность избежать случайных встреч.

Вернулась Имоджен в пятом часу и направилась прямо в «Укромную Долину». Мать сама открыла дверь и вместо приветствия выдавила после стольких лет разлуки:

– О, это ты, Имоджен.

М-да, такой прохладный прием явно не располагал к поцелуям...

– Да, мама. Как поживаешь?

– Ну, я... удивлена. Когда Молли сказала мне о твоем приезде, я просто не знала, что и подумать.

Имоджен подавила вздох. А чего она ждала? Что ярчайшая звезда высшего общества Роузмонта изменилась и встретит блудную дочь с распростертыми объятиями? С другой стороны, Сьюзен Палмер явно подрастеряла свою знаменитую самоуверенность. Она немного робеет и... неужели нервничает?

– Разве удивительно, что, оказавшись в городе, я захотела тебя увидеть? – ласково спросила Имоджен.

– Но почему сейчас, после стольких лет?

– Потому что нам надо исправить наши отношения, мама, и я... я скучала по тебе.

– Ну... – нерешительно произнесла Сьюзен, – тогда, полагаю, тебе лучше войти.


ГЛАВА ТРЕТЬЯ


Имоджен проследовала за матерью в парадную гостиную, где Сьюзен обычно принимала гостей.

– Чаю хочешь?

– С удовольствием. Здесь все еще подают чай в солярий?

– Мой ежедневный ритуал. – Слабая улыбка тронула губы матери. – Как мило, что ты помнишь.

– Конечно, помню. Я так удивилась вчера, узнав, что ты нарушила традицию.

Сьюзен вскочила с дивана, затеребила тройную нитку жемчуга на шее.

– Вчера я... у меня была важная встреча.

Имоджен вдруг заметила, что прошедшие годы не пощадили мать. И, похоже, ей нездоровится.

– Мама, ты болела?

Сьюзен оскорбленно выпрямилась и с возмущением посмотрела на дочь.

– Естественно, нет. Как ты могла такое предположить?

– Ты кажешься усталой.

– Просто много дел, как и у тебя, полагаю. – Сьюзен дернула шнур, болтающийся рядом с камином. – Я прикажу принести чай, и ты сможешь рассказать, как жила с тех пор, как переехала на западное побережье. Ты все еще занимаешься дизайном?

– Да. – Имоджен прошла вслед за матерью в залитый солнечным светом солярий.

Сьюзен с достоинством опустилась на один из диванов и скрестила в лодыжках по-прежнему изящные ноги.

– Я думаю, что с деньгами, которые оставил тебе отец, ты могла бы и не работать.

По ее тону можно было предположить, что зарабатывать на жизнь едва ли достойнее, чем обчищать карманы.

– Мама, мне нравится быть занятой, и я очень люблю свою работу.

– Компания – твоя собственность, дорогая?

– Нет.

– Как странно. Поверить не могу, что кто-то из Палмеров работает по найму. Но ты никогда не оправдывала моих ожиданий.

– Особенно в то лето, когда закончила школу.

Горничная вкатила сервировочный столик. По раздувшимся ноздрям и приподнятым бровям матери Имоджен поняла, что затронутая тема не предназначена для ушей прислуги, и умолкла, полная решимости продолжить дискуссию, как только они снова останутся одни.

– Мама, я вижу, что ты не склонна к воспоминаниям, но я считаю, что мы должны поговорить о прошлом.

– Почему тебе так необходимо копаться в истории, которую лучше забыть?

– Потому что я потеряла не только ребенка. Я потеряла и мать. А ты потеряла дочь. И то, что мы до сих пор не наладили отношения, кажется мне страшным расточительством. – Имоджен обвела взглядом просторную комнату. – Когда-то это был мой дом. Это и сейчас часть меня. Но я столько времени не была здесь!

– Ты могла вернуться домой, – возразила Сьюзен и нерешительно добавила: – После.

– Мама, я не вернулась, чтобы наказать тебя, ведь очень долго я считала, что ты бросила меня, когда я больше всего в тебе нуждалась.

– Я сделала то, что считала наилучшим для тебя. А чего бы ты хотела? Остаться здесь, где все тебя знают, и разрушить свою жизнь? Прошлое всегда преследовало бы тебя.

– Оно и так преследовало меня, мама. Неужели ты думала, что я смогу забыть свою маленькую дочку?

– Я на это надеялась.

– А ты забыла бы меня, мама? Может ли женщина забыть рожденного ею ребенка?

– Перестань, Имоджен! – Сьюзен так резко опустила серебряный чайник на столик, что у Имоджен зазвенело в ушах. – Этот разговор меня расстраивает, и, если говорить откровенно, подобные темы – дурной тон.

– Да, ты не изменилась. – Имоджен с разочарованием поняла, что матери снова удалось обидеть ее. – Наверное, кое-что мы не сможем простить друг другу.

Сьюзен явно разволновалась, ее щеки вспыхнули лихорадочным румянцем.

– Это не так, по крайней мере с моей стороны. Я счастлива видеть тебя. Если есть возможность начать заново, я хочу попытаться. Но сразу предупреждаю: ничего не получится, если ты будешь постоянно бубнить о том, что лучше не трогать. Вся та история закончена и забыта.

– Только не для меня! Как я могу забыть, если никогда даже не видела своего ребенка? Сегодня я беременна, чувствую, как она стучится во мне, а назавтра она мертва! И ты хочешь, чтобы я вела себя, будто ее никогда не было?

– Имоджен, я тебя умоляю! – Мертвенно побледнев, Сьюзен поставила чашку с блюдечком на столик и сжала виски падьцами с ярко-красными ногтями.

Мать все-таки нездорова, поняла Имоджен, охваченная угрызениями совести. Косые лучи катящегося к горизонту солнца безжалостно освещали искаженное болью красивое лицо, жестоко подчеркивали морщинки вокруг глаз и рта... К счастью, вошла горничная.

– Гостья будет ужинать, мадам?

– Боюсь, что нет, – ответила Сьюзен. – У меня начинается приступ мигрени. Прости, Имоджен, но мне придется лечь в постель.

– Конечно, мама. Я могу тебе чем-нибудь помочь? Аспирин, может быть?

– Нет, спасибо. У меня на такие случаи есть специальное лекарство. Молли мне поможет. Визит явно подходил к концу.

– Тогда не надо меня провожать. Я позвоню тебе завтра, если можно.

– Конечно.

Имоджен хотелось обнять мать, но она не решалась. Когда Сьюзен поднялась с дивана и покачнулась, стало ясно, что ей действительно очень плохо. Имоджен ласково коснулась материнской руки.

– Мама, мне очень жаль, если причина приступа – мой приход.

– Боюсь, я сама виновата. – Сьюзен крутила кольца на тонких пальцах, хмурилась, словно решала какую-то сложную задачу. Наконец она глубоко вздохнула, подняла голову и тихо сказала: – Имоджен, может быть, пока ты в городе, поживешь дома? Я бы очень хотела, чтобы ты остановилась здесь. Я... я очень скучала все эти годы.

Чего-чего, а подобного признания Имоджен не ждала. Она была тронута до глубины души и потрясена тем, что всего от нескольких слов начали затягиваться такие глубокие раны.

– Я не хочу стеснять тебя, мама, в отеле очень удобно.

– Но твой дом здесь. Если ты хочешь найти путь к примирению, естественно начать поиски под той крышей, где все так ужасно изменилось.

– Хорошо. Спасибо, мама, – чуть не расплакавшись, едва слышно прошептала Имоджен.


– Я выезжаю. Пожалуйста, подготовьте мой счет и через полчаса пришлите кого-нибудь за багажом.

Юный портье встревожился.

– Надеюсь, ничего не случилось, мадам? Может, какие-то претензии к обслуживанию?

– Никаких, – улыбнулась Имоджен. – Все прекрасно, лучше и не бывает.

Похоже, ее опрометчивое заявление сглазило удачу. События стали развиваться с бешеной быстротой и совсем не так, как хотелось бы.

Когда двадцать минут спустя раздался стук, Имоджен распахнула дверь, справедливо полагая, что пришел коридорный за багажом. Только вместо коридорного на пороге, грозно сверкая глазами, стоял Джо Донелли.

– На твоем месте я бы предложил мне войти, – заметил он, не дождавшись приглашения от застывшей, как статуя, Имоджен. – Не думаю, что ты хочешь оповестить весь этаж о причинах моего появления.

Раньше Джо, уверенный в своей неуязвимости, был готов бросить вызов всему миру, теперь же самоуверенность уступила место решительности, готовой перерасти в бурю гнева при малейшей провокации. И почему-то Имоджен показалось, что именно она спровоцировала его гнев.

– Что тебе нужно? – спросила Имоджен, отшатываясь и невольно пропуская его в комнату. Джо последовал за ней и прикрыл дверь.

– Кажется, я вовремя, – он кивнул в сторону лежащего на кровати раскрытого чемодана. – Вижу, ты снова собираешься бежать.

– Я никуда не бегу, Джо Донелли. Я переезжаю к маме на то время, что буду в городе... В общем, я не собираюсь ничего тебе объяснять.

– Неужели, Имоджен? А я думаю совсем иначе, – возразил Джо, наступая, и она пятилась, пока не наткнулась на кровать, и села, чтобы не упасть. – Можешь начать объяснения со своего побега из города восемь лет назад. – Он сложил руки на груди и чуть расставил ноги, всем своим видом показывая, что добьется своей цели. – Не говори только, что меня это не касается. Теперь это мое личное дело.

Его вкрадчивый голос так отчетливо контрастировал с угрожающей позой, с леденящим взглядом, с суровой линией губ, что Имоджен задохнулась от страха. Она судорожно сглотнула комок в горле, отчаянно пытаясь найти ответ, который положил бы конец допросу. – Я уехала на год в Швейцарию. В колледж.

Джо обхватил ее запястья длинными сильны ми пальцами и рывком поставил ее на ноги.

– Врешь! У тебя был ребенок. Мой ребенок.

Кровь моментально отхлынула от ее лица. Голова закружилась. Джо Донелли, которого она знала и боготворила, никогда бы не обошелся с ней так жестоко, никогда бы так безжалостно не бросил в лицо столь страшное обвинение... Но этот мужчина был незнакомцем.

– Я прав? – Джо схватил оба ее запястья одной рукой, а другой поднял ее подбородок, заставил поднять голову и встретить его взгляд.

Имоджен молчала, и ее молчание сильнее любых слов подтверждало ее вину. Когда-то она задрожала бы от счастья, если бы оказалась так близко от него, что могла бы разглядеть начавшую пробиваться щетину на подбородке. Однако сейчас она видела лишь холодный огонь его глаз и губы, сведенные яростью. Так негодовал бы обманутый мужчина или свободный человек, если бы кто-то посмел попрать его права.

«Почему «если бы»? – напомнила ей совесть. – Его права были попраны, он был обманут. И это сделала ты. А он от кого-то узнал правду, которую должен был услышать от тебя много лет тому назад. Неудивительно, что он в ярости. Неудивительно, что он считает твой поступок непростительным».

– Откуда ты узнал? – прохрипела Имоджен, даже не пытаясь увиливать.

– Случайно.

– Прости, – пролепетала она.

– За что простить?! – взревел Джо. – За то, что я узнал о своем ребенке случайно, или за то, что вообще узнал о нем? Повторяю, это касается не только тебя, но и меня. И больше ты не сбежишь.

– Мне очень жаль, что ты узнал вот так, – словно слабоумная пробормотала Имоджен, а в голове вертелась лишь одна мысль: «Как же сильно он должен презирать меня!»

– Это было очень легко предотвратить. Надо было только вовремя сказать мне правду.

– Я...

– Постой-ка, я сам догадаюсь, почему ты ничего мне не сказала, – перебил Джо, обжигая Имоджен презрительным взглядом. – Гены Донелли испортили бы голубую кровь Палмеров. Я прав, принцесса? Держу пари, что прав!

Ошеломленная, Имоджен не могла вымолвить ни слова, не говоря уж о том, чтобы опровергнуть измышления Джо, и только продолжала таращиться на него. Господи! Как же случилось так, что ее тщательно охраняемая тайна вырвалась наружу? Кто мог рассказать Джо, если, кроме нее самой, эту тайну знали только ее мать и семейный врач?

– Твою мать я всегда считал ведьмой, – свирепствовал Джо, – но никогда не хотел верить, что ты сделана из того же теста. Никогда не думал, что ты способна на хладнокровное убийство.

– Прекрати! – яростно прошептала Имоджен, придя в себя от несправедливости обвинения.

– А ты не считаешь аборт убийством? Вчера вечером ты так презрительно скривила свои аристократические губки, когда узнала, что, как ты это сформулировала, Шону и Лиз «пришлось пожениться». Однако они не искали легкого выхода, а родили ребенка, хотя это и поломало их планы на будущее.

– Я тоже не искала легкого выхода! – воскликнула Имоджен, наконец снова обретя голос. Как же больно оттого, что Джо так плохо о ней думает! А как еще он может думать? Он занимался с ней сексом из жалости. Он практически не знал ее, знал только, что она из самой богатой семьи в городе, вот и все.

– Я не делала аборт, – еле слышно сказала она. – Даже и не думала об аборте.

Теперь Джо потерял дар речи и только после напряженной паузы выдавил:

– Тогда где же мой ребенок, черт побери?

– Она родилась мертвой.

– Мертвой? – будто эхом отозвался Джо и без сил рухнул в кресло.

Глядя на него, Имоджен заново переживала тот момент, когда ей сказали, что она родила мертвую девочку. Ее глаза, как тогда, набухли слезами, она вновь почувствовала бездонную пустоту. Пустоту, которую невозможно заполнить ни сочувствием, ни добротой, в каких бы количествах они ни предлагались. Ее душа ныла так же невыносимо, как в те страшные дни. – Почему?

– Неужели ты думаешь, что я не спрашивала себя, почему это случилось со мной? Почему умер именно мой ребенок? – Имоджен не смогла остановиться, словно мстя Джо за нанесенную обиду. – И еще я спрашивала себя, почему отцом был ты, а не мужчина, который любил бы меня и был бы рядом со мной, чтобы разделить мое горе.

Джо повернул голову, и она увидела его глаза – без намека на жалость или сострадание, без капельки тепла или нежности.

– Если бы я знал, я был бы рядом с тобой. Но я не знал. Ты не потрудилась поставить меня в известность.

– Ты уехал из города и даже не попрощался. Я поняла, что совершенно не интересую тебя.

– И решила наказать, скрыв от меня моего ребенка? Или вы с мамашей просто стремились как можно быстрее замять неприятную историю? Не дай бог, кто-нибудь узнает о том, что принцесса валялась в сене с простолюдином?

Три вопроса, и первый был очень близок к истине. Действительно, исчезновение Джо обескуражило Имоджен, и она сознательно разжигала в себе гнев и негодование, только так она могла справиться со своей болью. Однако от последнего обвинения она залилась краской стыда.

Сьюзен нашла другие слова, но суть от этого не изменилась: «Никто не должен ничего заподозрить. Если кто-то узнает, что Имоджен Палмер родила внебрачного ребенка от Донелли, я этого не переживу. Это навсегда опозорит наше имя!»

У восемнадцатилетней Имоджен не хватило сил бороться. Страшась будущего, она смирилась с приговором матери, собрала свои вещи и исчезла без следа. Ну и что? Джо Донелли поступил точно так же. Укатил на запад на своем обожаемом «харлей-дэвидсоне», оставив за собой лишь быстро развеявшееся облако пыли.

Терзаемая укорами совести, Имоджен отвернулась. Вряд ли сейчас, по прошествии восьми лет, следует ожидать, что Джо поверит, будто его отцовство было достаточной причиной для того, чтобы она обожала ребенка.

Джо подошел к балконным дверям. Имоджен затаила дыхание, ожидая нового взрыва. Когда ее ожидания не оправдались, она отважилась поднять глаза.

Джо стоял спиной к ней, опершись одной рукой о стену. Косые солнечные лучи прокрадывались между густыми ветвями соседнего дерева и создавали сияющий нимб над его склоненной головой, подчеркивали упрямую линию его плеч. Воздух в комнате, казалось, бурлил гневом и недоверием.

В тот момент, когда Имоджен подумала, что больше не выдержит ни секунды, в дверь снова постучали.

– Мисс Палмер! – позвал коридорный.

Имоджен не ответила. Она дрожала всем телом, опустошенная и измученная бесполезными сожалениями.

В конце концов дверь открыл Джо и, сунув коридорному чаевые, приказал:

– Заберите багаж и подгоните машину мисс Палмер к парадному входу. Она спустится через пару минут.

Когда они снова остались одни, Джо прошел в ванную комнату и почти сразу же вернулся со стаканом воды.

– Выпей.

– Нет. – Имоджен попыталась оттолкнуть Джо, но его рука даже не дрогнула.

– Выпей, Имоджен. В таком состоянии ты не сможешь вести машину. Я не хочу, чтобы ты врезалась в дерево. На моей совести и так много всякого.

Нежданная забота Джо настолько потрясла Имоджен, что слезы покатились по ее щекам, горло сжалось.

– Не думала, что ты огорчишься, если я врежусь в дерево.

– Это говорит лишь о том, как мало ты меня знаешь. Я очень высоко ценю человеческую жизнь.

И снова он прав. Она знает его не лучше, чем он – ее.

– Думаю, я должна попросить у тебя прощения.

– Ты должна мне гораздо больше, Имоджен, и не сомневайся, я очень скоро потребую уплаты долга.

Джо говорил ровным голосом, почти без всякого выражения, но так убедительно, что Имоджен даже в голову не пришло сомневаться.

– Тогда я позвоню тебе, Джо, как только обустроюсь дома.


Как часто в детстве и в юности Имоджен считала «Укромную Долину» тюрьмой! Высокие каменные стены надежно ограждали ее от жизни, к которой она стремилась. Однако той ночью, когда парадные ворота поместья захлопнулись за ней, ей показалось, что она покидает надежное убежище.

Дверь снова открыла горничная Молли, правда на этот раз с улыбкой.

– Мадам уже легла спать, но надеется, что утром вы позавтракаете с ней, мисс Имоджен. – И Молли наклонилась за чемоданом. – Я провожу вас наверх. Ваша прежняя комната готова.

– Не беспокойтесь, – возразила Имоджен, перехватывая чемодан. – Я знаю дорогу.

Открыв самую дальнюю дверь на втором этаже, она замерла, едва переступив порог. В комнате, где она прожила восемнадцать лет с самого рождения, ничего не изменилось. Ни одна вещь не тронута. Ни одна!

На стенах – все те же обои, расписанные тонкими цветущими веточками. Тот же ковер на дубовом полу. Старинная кровать с расшитым балдахином и все то же покрывало. Книги и фотографии, награды за победы в конных состязаниях, старый плюшевый мишка – все вещи точно на тех же местах, где Имоджен их оставила. Даже ее письменные принадлежности на столике в нише у окна лежат так, будто она только что встала из-за стола, а через минуту вернется, чтобы закончить письмо подруге.

Оставив багаж у двери, Имоджен прошла в ванную комнату. Ее любимое мыло, пена для ванны и тальк для тела аккуратно расставлены на широкой полке у наполненной ванны. Ее любимый шампунь – в застекленной душевой кабинке. На медной трубе – полотенца с ее монограммами. В зеркальном шкафчике над раковиной – полупустая бутылочка духов, которые она любила в юности, рядом – тюбик бледно-розовой губной помады и тюбик зубной пасты.

Господи! Имоджен вздрогнула, словно тонкие прохладные пальцы прошлого коснулись ее кожи, и ретировалась в комнату.

Гардероб у дальней стены, комод в изножье кровати...

Словно зачарованная, Имоджен стала резко выдергивать ящики, распахивать дверцы, обнаруживая все новые и новые напоминания о девушке, которой больше не существовало.

Летняя пижамка – вся в оборочках, фланелевые ночные рубашки до пола, с длинными рукавами – для зимы. Дорогие свитера из тонкой шерсти и плиссированные юбки. Первое вечернее платье из нежно-голубого крепдешина, с широким бархатным поясом. Ей было тогда четырнадцать лет...

Из глубины зеркала, укрепленного на внутренней стороне гардеробной дверцы, на Имоджен смотрела взрослая женщина, незнакомка, вторгшаяся в усыпальницу девушки, которой давно уже нет на свете. Все эти годы Имоджен думала, что мать стерла следы ее пребывания в доме, выбросила ну если не мебель, то, во всяком случае, ее вещи, одежду, сувениры. Но вот они все здесь. Даже розовые розы, подаренные мальчиком, который сопровождал ее на первый зимний бал, лежат, засохшие, на стеклянной полке.

Бросив чемодан на кровать, Имоджен стала выдергивать из него платья и костюмы с таким остервенением, словно их присутствие в этой комнате смогло бы изгнать призраки прошлого. Дорогая элегантная одежда благородных цветов: спелой сливы, светло-лилового, жемчужно-серого. Изящные блузки и свободные юбки. Маленькое черное платье, блейзер цвета слоновой кости и соломенную шляпку для церемонии чествования директрисы школы она наденет через два дня. Черный шелковый костюм – на тот случай, если придется куда-нибудь выйти вечером.

Одним взмахом руки Имоджен сдвинула девичью одежду в глубь гардероба, освобождая место для женских нарядов. С той же решительностью она вытряхнула на кровать содержимое двух ящиков. В один сложила шелковое белье, отделанное французскими кружевами, и колготки; в другой – две кожаные сумочки и одну вечернюю, расшитую стразами.

Вещи из гардероба она сложила в верхний ящик комода, затем открыла нижний ящик – со старыми альбомами для фотографий, пачками перевязанных лентами поздравительных открыток... И тут увидела дневник, который ей подарили на пятнадцатилетие. Кожаный переплет кремового цвета, тисненный золотом, слегка обтрепался по краям. Неудивительно: он хранил столько секретов совсем другой жизни...

Коснувшись его, Имоджен совершила ошибку, колоссальную ошибку. Дневник словно по собственной воле раскрылся на первой странице, вернув из прошлого девушку, которую Имоджен так отчаянно пыталась забыть. И взрослая Имоджен смирилась, признала то, что, в общем-то, знала все это время: от прошлого невозможно отвернуться, единственный способ победить его – встретиться с ним лицом к лицу.


ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ


25 июня

Дорогой Дневник, сегодня мне исполнилось пятнадцать лет, и ты – первый подарок, который я развернула. Вечером у меня будет настоящая вечеринка в саду, и впервые мне разрешилипригласить школьных друзей. К тому же я выпросила наконец раздельный купальник.


26 июня

Дорогой Дневник, вечеринка прошла просто ужасно. Я готова была сквозь землю провалиться. Мама смотрела на моих друзей так, будто они собираются украсть столовое серебро. Когда все разошлись, она сказала мне, что девочки недостойны общаться с Палмерами. Жаль, что не было Пэтси Донелли, но я не смогла уговорить маму. «ОбитателиЛистер-Медоуз не нашего круга», – сказала она.


17 августа

Дорогой Дневник, ну-ка, отгадай, что случилось! Дейв Бакстер назначил мне свидание! Он спросил, не хочу ли я пойти с ним в кино в пятницу. Конечно же, я согласилась, только не знаю, смогу ли убедить маму отпустить меня.


18 августа

Дорогой Дневник, меня отпустят в кино с Дейвом, но только если мы будем не одни. Так что я позвонила куче знакомых и все устроила. Шофер отвезет меня в кинотеатр и заберет после сеанса. В десять вечера я уже должна быть дома. Но ведь это только начало, правда?


22 августа

Дорогой Дневник, наконец наступил величайший день моей жизни, а мама его испортила. Я вымыла голову, оделась, наложила голубые тени, которыеДебби подарила мне на день рождения, и уже выходила, когда появилась мама и заставила меня умыться и снять джинсы. Видите ли, ее дочь не должна появляться в обществе одетая как бродяжка. И вот я сижу здесь, как примерная девочка пятидесятых годов: в темно-синей юбке и белой блузке, с волосами, стянутыми в конский хвост, и блестящим, как солнце, носам! Честное слово, я не вру!


23 августа

Дорогой Дневник, Дейв Бакстер – мерзкое ничтожество. В середине фильма он вдруг набросился на меня и попытался поцеловать. Гадость какая! Впервые в жизни я радовалась, что Артур ждет меня у кинотеатра и отвезет домой. Девчонки в школе столько об этом болтают, но я определенно проживу без поцелуев. Может быть, я даже стану монахиней.


Сейчас Имоджен с трудом верила в то, что она и та наивная, полная радужных ожиданий девчонка – один и тот же человек.

От воспоминаний ее отвлек телефонный звонок.

– Я у задних ворот, – объявил Джо, не теряя времени на любезности. – Хочу тебя видеть. Имоджен выпрямилась так резко, что дневник соскользнул на пол.

– Неужели нельзя подождать до утра?

– Послушай, Имоджен, я не собираюсь торчать всю ночь под забором и напоминаю на тот случай, если ты не заметила: сейчас начало одиннадцатого.

– Но я недавно приехала.

– Ну и что? Или тебе до сих пор необходимо мамочкино разрешение, чтобы выйти из дому?

– Хорошо, я приду через пятнадцать минут, – прошептала Имоджен, воровато оглядываясь на дверь. Господи! Неужели она до сих пор боится?

– Через десять. И захвати жакет.

Ни «до свидания», ни «спасибо», ни «прости, что побеспокоил тебя»... Он даже не сомневается, что его приказ будет выполнен. И все же... она не могла не откликнуться на его зов, так же как не могла сжечь дневник. Это было выше ее сил.

Имоджен проскользнула через солярий, раздвинула одну из стеклянных панелей и вышла на веранду. Отсюда широкие ступени спускались к тропинке, вьющейся мимо усеянного лилиями пруда к дальней стене сада.

Огромный диск луны освещал ей путь, но Имоджен и в полной темноте, и с завязанными глазами не заблудилась бы. Обширный, более пятидесяти акров, сад с раннего детства был ее убежищем, дарующим уединение и покой, а в ту незабываемую ночь – волшебное счастье.

Ноги уверенно несли Имоджен к южной части сада, где располагались оранжереи. Она замешкалась лишь раз, когда проходила мимо крохотного домика, примостившегося под раскидистыми ветвями древнего дуба.

Нет! Ей хватит здравого смысла не повторять собственных ошибок! И все же... разве она еще не заметила, как кружится голова, как разлетаются мысли и исчезает куда-то вся ее решительность, когда рядом оказывается Джо Донелли или когда она просто вспоминает его? Она прекрасно понимает, как опасен для нее Джо Донелли, однако не успел он позвать, и вот она уже бежит к нему, забыв обо всем.

Джо стоял в глубокой тени высокой каменной ограды.

– Хорошо, что не забыла надеть жакет, – только и сказал он, беря ее за руку и ведя к шоссе, к сверкающему в лунном свете черному мотоциклу, прислоненному к дереву. Протянул ей запасной шлем, убедился, что она надежно застегнула ремешок под подбородком, затем вскочил в седло и, не оборачиваясь, приказал: – Залезай.

Имоджен безмолвно повиновалась, словно овца, которую ведут на заклание. Что заворожило ее? Может, тепло его тела? Имоджен чувствовала сквозь рубашку перекатывающиеся мускулы, и ей не было страшно... Или ее поддерживала слепая надежда на то, что судьба дает ей еще один шанс?

Рев мощного мотора перекрывал свист ветра. Мужчина и машина, слившись в единое сказочное существо, неслись прочь от Роузмонта, легко вписываясь в крутые повороты дороги, огибающей пустынное озеро. И так же легко Имоджен перенеслась в другое время, единственное драгоценное для нее время, когда Джо так же надежно защитил ее от ночной прохлады и отогнал кошмар... Она готова была мчаться с ним куда угодно и сколько угодно, навсегда оставив позади ту часть своей жизни, в которой не было его, то есть почти всю свою жизнь.

Мотоцикл взревел, возвещая о конце гонки, сбросил скорость и свернул к тропинке, упирающейся в каменистый берег, где невысокие холмы подступали почти к самому озеру, надежно ограждая его от остального мира.

Тишина оглушала. Воздух словно замер, и неподвижная вода сияла серебряным зеркалом. Ни шороха травы, ни шелеста листвы, ни голосов ночных птиц, будто природа боялась спугнуть этот странный, абсолютный покой. Даже Джо, казалось, забыл, как стремительно мчался сюда. Он застыл в седле мотоцикла, упершись одной ногой в землю, и пристально смотрел на залитое лунным светом озеро.

Однако у Имоджен уже не было оснований прижиматься к Джо, обхватив его за талию, поэтому она слезла с мотоцикла, сняла шлем и отошла, осторожно ступая по камням.

– Как здесь спокойно! – Имоджен всей ко жей ощущала напряжение, возникшее между ними еще в гостиничном номере, и все же продолжала лепетать в глупой надежде на то, что Джо забудет, зачем привез ее сюда: – Удивительно, что здесь до сих пор не построили курорт. Вода такая чистая, а вид...

Голос Джо, оборвавший ее лепет, резанул Имоджен словно скальпель.

– Конечно, теперь это неважно, но все же хотелось бы знать, что ты собиралась делать с ребенком, если бы он остался жив?

Имоджен не ожидала подобного вопроса, но ответ твердо знала давным-давно:

– Растила бы.

– Ты бы связалась со мной? Попросила бы моей помощи? – спросил Джо, не сводя глаз с озера.

– Какое это имеет значение? Наш ребенок умер, и нет смысла думать о том, что могло бы быть.

– Я скажу тебе, почему это имеет значение. – Джо слез с мотоцикла и обернулся. В его глазах кипела такая боль, что Имоджен вздрогнула. – Может, ты и закрыла ту книгу, но я только что открыл ее. Так что, Имоджен, нравится тебе это или нет, наши отношения не закончатся, пока я не прочту каждую страницу. И хватит напоминать, что я не оставил нового адреса, когда уехал из города. Моя семья всегда знала, где меня найти. Ты должна была только прийти к ним и спросить.

В его голосе кипел гнев, но его глаза рассказывали совсем другую историю. Джо был охвачен скорбью и явно чувствовал себя обманутым. Как и она, он потерял ребенка. Разница лишь в том, что у него не было восьми лет, чтобы справиться с болью потери.

– Джо, не в моих силах изменить прошлое, – терпеливо произнесла Имоджен, понимая, что извинения не помогут. – Я могу только попытаться объяснить, почему поступила так, как поступила.

– Я слушаю.

– Я чувствовала себя в ловушке, я не знала, к кому обратиться. В ту ночь, если помнишь... – Вряд ли я когда-нибудь смогу забыть.

Странно. Имоджен не удивилась бы, если бы Джо начисто забыл их единственное свидание.

– Ну, в общем, я надеялась, что смогу попасть в дом незамеченной, однако мне не удалось проскользнуть дальше парадной двери. Мама поймала меня. Если бы я могла тогда размышлять здраво, то поняла бы, что она поджидала меня. Наш шофер ездил в школу, чтобы забрать меня с бала, и узнал, что я давно ушла. Естественно, он сообщил матери, и она поняла, что дело нечисто. И вдобавок, когда я наконец явилась, на моих плечах была твоя куртка.

– Ты объяснила ей, почему?

Имоджен сдавленно вздохнула.

– Я пыталась. Но мое лицо, волосы, платье, туфли говорили лучше всяких слов. Один взгляд на меня – и мать прекрасно поняла, что произошло.

– Отличная у тебя мамочка!

– И дочка ей под стать! Я знала, чего она ждет от меня. Она хотела услышать, что мне стыдно, что я раскаиваюсь... а я... я просто не могла это сказать. Я не могла притвориться, что сожалею, и это разъярило ее. Она не привыкла к сопротивлению, особенно не ожидала его от дочери, которая всегда подчинялась ее власти и которая просто должна была соответствовать самым высоким стандартам. Мое молчание она восприняла как подлое предательство и сказала, что своим беспутным поведением я очернила славное имя Палмеров. Если хотя бы намек на мою распущенность просочится за стены дома, она никогда больше не посмеет появиться в приличном обществе. Она даже сказала, что, если бы отец был жив, я бы убила его своим поступком... В общем, она пообещала сделать все для того, чтобы я никогда больше не опозорила ее своим распутством.

– Так и сказала? – рассмеялся Джо.

Но для Имоджен тот разговор был слишком мучительным, чтобы стать поводом для смеха даже через столько лет.

– Может быть, ты не поверишь, но меня больше волновало, как снова встретиться с тобой и вернуть куртку.

– Это не было главным, Имоджен, – тихо сказал Джо.

– Для меня было, – откликнулась она, вспоминая, как обнимала его куртку той долгой ночью, пытаясь найти утешение в ласковом прикосновении шелковой подкладки, в аромате лосьона для бритья. – Я поняла, что у меня нет ни единого шанса выскользнуть из дома и встретиться с тобой, как мы договорились, поэтому я написала записку, положила ее в карман и на следующее утро до того, как все проснулись, отнесла куртку в кукольный домик. – Да, я нашел ее вечером.

Имоджен ждала, пока он что-нибудь добавит, как-то объяснит, почему не попытался встретиться с ней, когда шумиха улеглась. Но он стоял, ссутулившись, и швырял в озеро камень за камнем. Наконец он распрямился, повернулся к ней.

– И что было потом? Мать поволокла тебя к врачу, чтобы удостовериться в наихудшем?

– Нет. Она отправила меня в Париж на месяц, якобы для усовершенствования во французском, но на самом деле – подальше от соблазна.

– Если ты не хотела уезжать, то почему подчинилась? Неужели тебе даже в голову не пришло возразить ей, сказать, что это твоя жизнь и ты хочешь прожить ее так, как считаешь нужным?

Джо не попытался скрыть презрение, и оно обожгло Имоджен. Она опустила голову.

– В те дни я едва удержалась от нервного срыва. Я пережила серьезное потрясение, если ты забыл.

Имоджен давно поняла, что Джо никогда не имел намерений продолжать отношения с ней. То, что она считала началом чего-то чудесного, для него было всего лишь случайным эпизодом... без которого, впрочем, он предпочел бы обойтись.

– Ты никогда не относился ко мне серьезно, правда, Джо?

– Я оказался рядом, когда ты нуждалась в спасении, не так ли?

– Да. Однако ты сделал бы то же самое для любой другой девушки.

– Не совсем так, Имоджен. До сих пор, я не знаю, как это сформулировать. – Джо беспомощно пожал плечами. – Ты была такой красивой, такой... хрупкой. Я боялся, что ты сломаешься. И хотел как-то поддержать тебя.

– То есть ты меня пожалел?

Джо не отвел взгляд, но в темноте она не различила выражения его глаз.

– Да.

– О, понимаю, – прошептала Имоджен, сраженная его прямотой, и резко отвернулась, пытаясь скрыть, как больно ее ранил этот короткий ответ. Она отдала ему все. Все! Свое сердце, тело, душу. А он в ответ смог предложить ей только жалость. Она подозревала это, но надеялась совсем на другое, и вот услышала горькую правду от него самого. Джо подошел к ней, положил руку на плечо.

– Послушай, я не хотел обидеть тебя тогда и не хочу причинить боль сейчас. Я просто стараюсь быть честным. Разве не для этого мы встретились сегодня? Разве не для того, чтобы сказать друг другу правду?

– Да, – прошептала Имоджен, стряхивая его ладонь с плеча. – И теперь, когда мы это сделали, не вижу необходимости задерживаться. Если не возражаешь, я хотела бы вернуться домой.

– Возражаю, принцесса. Ты не рассказала и половины своей истории, а я даже не начал свою, поэтому продолжай, если не хочешь провести тут всю ночь.

Имоджен изумленно взглянула на него, но не сумела выдавить ни звука. Джо спокойно сложил руки на груди.

– Я жду, Имоджен.

– Мне нечего добавить. Как только мать обнаружила, что я беременна, она отправила меня к дальней родственнице.

– Куда?

– Какая разница? Главное, чтобы я не слонялась по Роузмонту с торчащим на милю животом и не позорила ее перед друзьями по гольф-клубу и бриджу. В Ферндейле, крохотном городке рядом с Ниагарским водопадом, я прожила всю беременность. Схватки начались восемнадцатого февраля, я родила девятнадцатого, а едва придя в себя, уехала на год в Швейцарию. Сделала то, что и собиралась, только несколько позже. И больше в Роузмонт не возвращалась. Несколько лет я путешествовала, а потом вернулась в Канаду, только на западное побережье. Обосновалась в Ванкувере и с тех пор живу там. Конец истории.

– Что привело тебя сюда сейчас?

– Столетний юбилей города... и надежда наладить отношения с матерью, как и подобает взрослым людям.

– Зачем? По твоим словам, она считала, что ты предала ее, но, по-моему, все совсем наоборот. Где она была, когда ты нуждалась в ней?

– А где был ты? – не выдержала Имоджен. – Неужели не понимаешь? Только ты был нужен мне. Если бы ты был рядом...

– По-твоему я виноват в смерти ребенка?

– Может быть. Неизвестно, как мое душевное состояние во время беременности повлияло на здоровье ребенка. – Имоджен разрыдалась, но ей уже было все равно. Пусть видит ее такой.

Пусть слышит слова, может, и несправедливые, но предназначенные именно для него.

– Наверно, девочка поняла, что отцу на нее наплевать, и не хотела жить.

– Имоджен!

Судя по голосу, Джо был разочарован. Он явно не ждал от нее ничего подобного. Ей самой стыдно, но она не желает, да и не может остановиться. Так она не рыдала даже в тот день, когда вышла из клиники в Ферндейле, чувствуя себя самой одинокой и самой нелюбимой на всем белом свете.

Словно прорвалась плотина – все горе, которое Имоджен подавляла так долго, переполнило ее и вырвалось наружу.

– Уйди, оставь меня! – простонала она.

– Конечно, конечно. Как скажешь, принцесса.

Но его руки осторожно легли на ее плечи, ладони обняли ее лицо. Пальцы смахнули слезы с ее ресниц и щек. И вдруг его губы прижались к губам Имоджен в ласковом дружеском поцелуе.

Медленно, медленно стала таять ледяная глыба ее горя. Ее кулачки, упиравшиеся в его грудь, разжались. Болезненный спазм, сжимавшей горло, ослаб... И вдруг все изменилось. Незаметно, как туман постепенно поглощает ясное утро, Джо пересек границу, отделяющую друга от любовника. Его рука обвила талию Имоджен, колено коснулось ее бедер, и поцелуй, начавшийся так спокойно, переполнился ненасытной жаждой.

Не в силах сопротивляться охватившему ее желанию, Имоджен прижалась к Джо. Ее руки обвили его шею, пальцы запутались в его волосах, таких шелковистых и мягких! Жаркая страсть пронзила ее, обволокла все внутренности, подавила волю, заставила забыть о сопротивлении, оставив одно желание: подчиниться ему.

Что случилось бы, если бы Джо не положил конец этому безумию?

Имоджен пришла в ужас. В восемнадцать лет она могла винить свою неопытность. В двадцать семь лет остается винить только саму себя. Если бы Джо не отпрянул, она отдалась бы ему прямо здесь, у кромки воды, где камни уступили место тончайшему песку. Она рискнула бы всем ради мгновенного упоительного счастья принадлежать ему еще хотя бы один только раз. О Боже! Неужели она никогда не поумнеет? Он-то точно поумнел.

– Я отвезу тебя домой. Немедленно.

Имоджен безвольно оперлась о него, потрясенная, пристыженная. Джо подхватил ее на руки, донес до мотоцикла и посадил на заднее сиденье, словно она была капризным ребенком, которого следовало наказать за непослушание.

– Надень. – Он сунул шлем в ее ослабевшие руки и завел двигатель с такой решимостью, словно собирался отправить Имоджен на самую далекую планету и бросить там.

И вот уже Джо ведет ее мимо оранжерей, мимо огородов. Его желание избавиться от нее явно не ослабело. Показался кукольный домик. Джо вдруг остановился как вкопанный, явно зачарованный игрой света и тени на дорожке, ведущей к двери.


– Ты помнишь? – тихо спросила Имоджен, не удержавшись, может, все еще надеясь на что-то. Когда-то под этой крышей они создали из кошмара чудо... Два сердца, два тела, две души. Как он смеет заявлять, что им двигала лишь жалость?

– Помню, – отозвался Джо, отшатываясь от нее, словно от раскаленного уголька. – Отсюда ты сама найдешь дорогу.

И, словно привидение, растворился в темноте. Но ощущение его рук и его губ осталось. Не померкло воспоминание о буре чувств, охвативших их у озера. Пусть Джо говорит что хочет, но там, на берегу, он обнимал и целовал ее не из жалости. Даже со своим ничтожным опытом она могла распознать мужчину, охваченного страстью. Бешено бьющееся сердце, затрудненное дыхание, восставшая мужская плоть... жалость не способна вызвать все это.

Джо заставил ее сделать еще один шаг, заставил увидеть: все, что она с таким тщанием создавала, вся ее взрослая жизнь – такая же тюрьма, как давящие стены «Укромной Долины» во времена ее юности. Сам того не желая, Джо снова освободил ее, снова заставил чувствовать, жаждать, мечтать... любить.

Имоджен брела к дому, пытаясь понять, почему из всех мужчин, каких она знала, только Джо может заполнить пустоту в ее душе. Почему не кто-то другой – спокойный, предсказуемый? Почему этот непостижимый, этот неукротимый мужчина?

Было уже далеко за полночь, когда Имоджен вошла в мирно спящий дом и тихо поднялась в свою комнату. Первое, что бросилось ей в глаза, – дневник. Он лежал на полу, на том самом месте, куда упал, когда она вскочила, услышав голос Джо. И – это показалось ей пророчеством – был раскрыт на странице, датированной ее шестнадцатым днем рождения.


20 мая

Дорогой Дневник, сегодня днем мы с друзьями ездили на барбекю (меня пригласил Рик Алдрен). Джо Д. появился на своем «харлее» с подружкой на заднем сиденье. На нем были коротко обрезанные джинсы и рубашка, расстегнутая до самой талии, так что были видны волосы на груди. Он великолепен. Хотелось бы почувствовать, как это – быть его подружкой, но, наверное, я никогда этого не узнаю.


«Ты и не узнала, дурочка, – подумала Имоджен, захлопывая дневник. – Зато ты узнала, что чувствуешь, когда он бросает».


ГЛАВА ПЯТАЯ


Покинув Имоджен, Джо еще долго гонял на мотоцикле по окрестностям, старательно огибая многочисленные городки. Он не нуждался в компании. Луны ему вполне хватало. Лишь около четырех часов утра он остановился передохнуть на берегу узкого ручья. Обычно подобные гонки прочищали ему мозги. Обычно, но не сегодня. Сегодня он так и не смог избавиться от беспокойных мыслей, а потому назрела необходимость навести в голове хоть какое-то подобие порядка.

Совсем рядом с ним над водой нависала плоская скала. Добравшись до самого края, Джо уселся, оперся локтями о согнутые колени и мрачно уставился в пространство. Он не любил копаться в прошлом. Считал: что сделано, то сделано. Он полагал, что кое-чему научился с годами, и ему это нравилось. Он научился уважать храбрость, ценить преданность, презирать жестокость. Он научился жить с памятью о том, что убил человека, хотя и случайно. И все для того, чтобы восемь лет спустя узнать, что на его совести еще одна смерть – смерть его собственного ребенка! Эта новость убивала его. Он не был самонадеян и не считал, будто мог изменить исход родов, но он мог и должен был предотвратить зачатие. Эту ответственность переложить не на кого. Виноват он, и только он.

«Ты помнишь?» – спросила Имоджен.

О да, черт побери, он помнит! Он помнит все, и даже слишком хорошо.

Ничто не изменилось за пять лет, прошедшие с тех пор, как сам Джо праздновал окончание школы. Именно поэтому он хотел проследить, чтобы его сестра благополучно вернулась домой.

Для выпускного бала сняли зал в «Брайарвуде». Джо оставил свой мотоцикл в конце автомобильной стоянки рядом с садом отеля, рассчитывая, что успеет до появления Пэтси выкурить сигарету. Он прислонился спиной к дереву и закурил и поначалу не обратил внимания на приглушенный спор где-то рядом. Однако его насторожили истерические нотки в голосе девушки, умолявшей: «Не надо, пожалуйста... пожалуйста, прекрати!», и треск рвущейся ткани.

Отшвырнув сигарету, Джо бросился сквозь затейливо подстриженные кусты и наткнулся на совершенно пьяного Филипа Мейтленда, сына городского мэра, навалившегося на принцессу Палмер. Свет луны освещал порванное платье и полуобнаженную грудь отчаянно сопротивлявшейся девушки. У Джо просто не было выбора. Рванувшись вперед, он обхватил Мейтленда и отшвырнул, для верности наподдав ботинком под зад. Парень пролетел пару метров и ткнулся носом в цветочную клумбу. Девушка была не в лучшем состоянии. И дело не в ее тщетных попытках прикрыться, а в ужасе, застывшем на ее лице. Джо бросился к ней, одним рывком поднял ее с земли и обнял.

Она дрожала всем телом, судорожно дышала, как после трехмильной пробежки. Ее немигающие глаза были широко раскрыты, взгляд рассеянный... она смотрела мимо Джо в тот кошмар, который только она могла видеть.

Джо стянул куртку и прикрыл обнаженные плечи Имоджен, стараясь не касаться ее. Он понимал, что девушка в шоке и вряд ли понимает, что он хочет помочь ей, а не навредить.

– Хочешь, я кому-нибудь позвоню? Твоей матери, например, или вызову такси? Вопрос вывел ее из оцепенения. Она попятилась, отвернулась, как будто Джо пригрозил сфотографировать ее, растрепанную, в разодранном платье, для первой страницы «Дейли геральд».

– Нет! Никто не должен видеть меня такой! Пожалуйста, отвези меня домой!

Двух девушек на «харлей» не посадишь, а Пэтси должна была появиться с минуты на минуту: родители велели ей вернуться не позже половины двенадцатого. Но и бросить принцессу Джо не мог.

– Конечно. Подожди здесь, я только позвоню Шону, чтобы он заехал за Пэтси.

Пять минут спустя Джо вернулся к Имоджен. Она сидела на земле, стуча зубами, как будто провела всю ночь на зимнем холоде.

– Эй, – тихо окликнул ее Джо, – поехали. Теперь все будет хорошо.

Пустые слова, он понимал это. Ее пытались изнасиловать, и неизвестно, когда она придет в себя.

– Как я могла быть такой дурой? – прошептала она.

Джо тоже хотел бы это знать. Пэтси точно не пошла бы в темный сад с пьяным парнем.

– Ты не видела, что он пьян в стельку?

– Нет. Как он мог напиться? На балу не подавали спиртное. Нам ведь еще нет восемнадцати.

Изумление, прозвучавшее в ее голосе, выявило всю глубину ее наивности... и тем непростительнее было его дальнейшее поведение. Если бы он хоть на секунду мог представить, чем закончится вечер, то нашел бы кого-нибудь другого на роль ее защитника.

Когда они подъехали к воротам поместья, Джо вдруг услышал голос Имоджен. Свернув к обочине, он обернулся.

– Прости, я не расслышал.

– Я не хочу, чтобы кто-то увидел, как я... Ты не мог бы подъехать к задним воротам? Это всего в полутора милях отсюда.

– Как прикажете, миледи.

Если бы у него оставалась хоть капелька здравого смысла, он сказал бы, что только те, кто чувствует за собой вину, крадутся в дом через черный ход, а он своими глазами видел: она абсолютно ни в чем не виновата. Но он выполнил ее просьбу.

Ряд деревьев отделял хозяйственную часть поместья от сада. Слабый свет луны чуть усиливался, отражаясь от стекол оранжерей, однако дальше чем на пару метров разглядеть дорогу было невозможно.

Выключив зажигание и поставив мотоцикл, Джо сказал:

– Я пойду с тобой.

– Нет. Я и так доставила тебе кучу хлопот.

Джо решительно взял ее под руку.

– Простите, принцесса, но я никогда не останавливаюсь на полпути. Если уж я привез вас сюда, то обязательно провожу до дому.

Они прошли полосу деревьев и вышли на поляну, где стоял маленький домик.

– Что это? – спросил Джо, решив, что по пал в сказку.

– Мой старый кукольный домик.

– Ничего себе кукольный!

Да, Джо мог бы назвать пару семейств в Листер-Медоуз, которые сочли бы этот домик дворцом.

Одной рукой Имоджен придерживала ворот его куртки, свободно болтавшейся на ее тонкой фигурке.

– Нельзя, чтобы мама увидела меня в таком виде. Я подожду здесь, пока она не ляжет спать, а потом вернусь домой.

Должно быть, прошло много лет с тех пор, как сюда кто-нибудь заходил. Деревянную дверь перекосило от зимних морозов и летних дождей. Когда Имоджен наконец поняла, что ей самой не справиться, она привалилась к косяку и расплакалась. И тут Джо понял, что она вовсе не так невозмутима, как кажется.

– Подожди. – Джо осторожно отодвинул ее. – Дай я попробую.

Джо надавил на дверь плечом – та поддалась неожиданно легко, и он чуть не упал, споткнувшись о порог. Внутри было темно хоть глаз коли.

– Осторожнее, – предупредил Джо, смахивая с лица паутину.

Он услышал приближающиеся шаги и скорее почувствовал, чем увидел Имоджен. И тут же ее пальцы скользнули в его ладонь.

– Как ты думаешь, здесь есть мыши? – боязливо спросила Имоджен.

– Нет, – солгал Джо, уверенный в том, что здесь можно найти любых грызунов. – Посмотри в куртке, там должна быть зажигалка.

Имоджен порылась в карманах, и ее голос прозвучал немного увереннее:

– Вот, нашла.

Джо взял зажигалку, чуть не отдернув руку от ласкового прикосновения ее пальцев. От крохотного огонька тени как безумные запрыгали по стенам и низкому потолку. Джо разглядел ковер на полу, качалку у одного из окон, кукольную кроватку рядом. У другого окна стоял столик, за которым маленькая девочка наверняка устраивала чаепитие для своих кукол. Пэтси, когда ей было лет восемь-девять, с ума сошла бы от восторга, если бы ей довелось хотя бы одним глазком взглянуть на все это.

Но сидеть здесь теперь, среди пыли и паутины?..

– Тебе нельзя здесь оставаться, принцесса, – сказал он, когда Имоджен протянула ему куртку. – Позволь отвести тебя домой. Если хочешь, я объясню твоей матери, что произошло. Она не сможет ни в чем обвинить тебя.

– О, это невозможно! – Голос девушки испуганно задержал. – Ты не понимаешь! Моя мать не должна видеть... все это.

Имоджен опустила глаза на разорванное, испачканное платье, на когда-то белые атласные туфельки. И он тоже уставился на нее.

Его взгляд метнулся к ее волосам, отливающим золотом в тусклом свете, к ее дрожащим рукам, пытающимся навести хоть какой-то порядок в одежде, к точеной шее над изодранным лифом платья...

Имоджен съежилась под его взглядом.

– Я чувствую себя грязной, – прошептала она, и новые слезы засверкали на кончиках ее ресниц. – Я чувствую себя глупой дешевкой.

Джо знал о сексе все, знал обо всем, что притягивает мужчину к женщине. Однако до этой ночи, до этого мгновения он понятия не имел о невинности и хрупкости. Только взглянув в ее глаза, он увидел ее израненную душу и начал кое-что понимать. Но уже было поздно для них обоих.

Он обнял ее, намереваясь лишь утешить, но она без малейших колебаний потянулась к нему. Джо погасил зажигалку.

– Ничего подобного, принцесса, – пробормотал он, прижимая ее лицо к своей шее и гладя ее дрожащую спину.

Аромат Имоджен хлынул в его ноздри. Она пахла нежностью и прелестью, весенними днями и летними ночами, страстью и невинностью – всем, что, казалось бы, невозможно соединить в одной женщине. Она была самой прекрасной, самой желанной женщиной, пьянящей и незабываемой.

Его кровь вскипела, все тело болезненно напряглось. Внутренний голос попытался остановить его, но уже не разум управлял им.

Имоджен перестала дрожать, подняла к нему лицо, и через мгновение он уже целовал ее. Она отвечала на его поцелуи. Ее губы были теплыми, нежными, податливыми.

Невозможно было скрыть его возбуждение, но ее это, похоже, не пугало. Он не заметил, как обхватил ее бедра и теснее прижал ее к себе. И даже если бы от этого зависела его жизнь, он не смог бы сказать, когда они закачались вместе в медленной, соблазнительной прелюдии к близости.

Все случилось само собой. В том заброшенном домике, на том истертом ковре, при свете луны, заглядывающей в маленькие окна, он занимался с ней любовью с такой нежностью и осторожностью, на какие не считал себя способным.

Напряженная и податливая, ведомая лишь инстинктом, слишком безыскусная, чтобы притворяться, и слишком щедрая, чтобы сдерживаться, она подарила ему всю себя без остатка. И он принял этот подарок, забыв обо всем на свете, забыв даже о презервативах, которые всегда носил во внутреннем кармане куртки.

Потом он пришел в ужас и мысленно ругал себя последними словами.

А она? Она свернулась калачиком в его объятиях и прошептала:

– Спасибо, Джо.

Как будто он достал ей с неба луну...


На востоке появилась светлая полоска, но Джо и без нее бы понял, что ночь на исходе, – от предрассветного холода свело все тело. Заставив себя подняться, Джо размял плечи, колени, повертел головой. Глаза словно засыпало песком, желудок свело от голода. Не самое лучшее состояние для мужчины, которому предстоит управлять мощной машиной, решил он и заковылял к ручью сполоснуть лицо.

Ледяная вода быстро привела его в чувство. Смахнув капли, запутавшиеся в волосах, вытерев ладони о джинсы, он направился к мотоциклу, оставленному у дороги.

Может, обогнуть Роузмонт и махнуть без остановки в Калифорнию, которую он называл своим домом последние четыре года?

Хорошая идея. Если бы таким способом он мог обрести душевный покой, то не сомневался бы ни минуты. Но слишком много нерешенных вопросов терзали его. И самый главный: почему умерла его дочь? Могло ли его присутствие предотвратить ее смерть?

Если так, то Сьюзен Палмер придется за многое ответить, ибо, несмотря на убежденность Имоджен в обратном, он пытался связаться с ней. Более того, два дня спустя он объявился у парадной двери, но ему приказали убраться, так как наследница не желает поддерживать с ним никаких отношений и уехала из города, лишь бы больше никогда не видеть его...

Нет, он никуда не уедет, пока не получит кое-какие ответы. Выведя мотоцикл на середину дороги, Джо сидел с минуту, оглядывая долину внизу. В лощине среди деревьев примостилась маленькая ферма. В окнах уже зажегся свет, и тоненький столбик дыма торчал из трубы в неподвижном воздухе. Из сарая донесся слабый лязг металла. топот копыт, и Джо неожиданно испытал острую тоску по тому, что могло бы быть, но не сбылось.

Если бы судьба распорядилась иначе, он довольствовался бы такой жизнью и был бы счастлив. Кусок земли, который он мог бы назвать своим, лошади в конюшне, жена, ребенок. Если бы Имоджен тогда пришла к нему, если бы их ребенок остался жив...

Джо нетерпеливо вдохнул свежий утренний воздух и включил зажигание. Если повезет, завтрак, приготовленный матерью, не успеет остыть. Ветчина, яичница, жареная картошка и крепкий горячий кофе, чтобы, не свалившись с ног, прожить наступающий день.


Поразительно, но Сьюзен решила отправиться вместе с Имоджен на торжественную церемонию в школу.

– Почему бы и нет? – бодро спросила она, явно оправившись от мигрени, мучившей ее накануне. – Во-первых, я получила приглашение, поскольку восемь лет проработала в школьном совете. Во-вторых, я хочу появиться в обществе со своей дочерью. Когда мы в последний раз выходили вместе, Имоджен?

Имоджен не стала уточнять, что это случилось в тот день, когда мать поспешно отвезла ее из больницы Ферндейла в ближайший аэропорт. Зачем омрачать праздник неприятными воспоминаниями, если Сьюзен старается внести свой вклад в налаживание их отношений? Школьный зал быстро заполнялся. Имоджен увидела несколько знакомых лиц, однако Джо среди них не было. Ну, и к лучшему. После прошлой ночи вряд ли она сможет сохранить невозмутимость, столкнувшись с ним. Тот последний поцелуй слишком многое всколыхнул в ней.

Скользнув в кресло рядом с центральным проходом, Имоджен огляделась. Все почти так же, как в тот день, когда она получила аттестат. Сцена украшена цветами, полированная кафедра—в центре полукруга кресел.

Имоджен была одной из двадцати трех выпускников: так же, как они, полная надежд, уверенная в том, что ее ожидают счастье и успех. Только для нее все изменилось очень быстро. Менее чем через сутки вся ее жизнь лежала в руинах.

Люстры замигали, предупреждая о скором начале церемонии. По залу пронесся приглушенный шепот. Школьный учитель музыки поднял дирижерскую палочку, оркестр заиграл, и на сцену вышли почетные гости.

– Дорогая мисс Данклиф, – сказал ведущий после вступительных приветствий. – Мы долго обсуждали, как лучше отметить этот знаменательный для всех нас день, и решили, что самые искренние поздравления произнесут те, кто, как и я, учился у вас. Может, вы и не вспомните все имена и лица, которые услышите и увидите в ближайшее время, однако ваши ученики вас не забыли. Итак, без долгих разговоров, позвольте представить нашего первого гостя.

Имоджен откинулась на спинку кресла, наслаждаясь происходящим и чувствуя себя так легко в обществе матери, как даже не могла себе представить еще неделю назад.

Поздравления были очень разными: от трогательных до юмористичных, даже Сьюзен иногда снисходила до подобающих светской даме смешков. Но когда объявили последнего гостя и на сцену вышел Джо Донелли, Имоджен захотелось провалиться сквозь землю.

В темно-синем костюме, ослепительно белой рубашке и темно-вишневом галстуке он был бесподобен. Имоджен затаила дыхание и – не в силах отвернуться – жадно смотрела на него. Как изящны его руки! Как прекрасны его глаза! Кажется, он смотрит на нее. О Боже! Она задыхается.

Джо заговорил. Наверное, он сказал что-то смешное, так как все вокруг засмеялись, но Имоджен, зачарованная движением его губ, ничего не слышала. Вместо того, чтобы слушать, она погрузилась в воспоминания о ночном поцелуе, ощутила губы Джо на своих губах.

Да, перед Джо Донелли устоять невозможно. Его обаяние почти осязаемо, его уверенность и непринужденность так далеки от образа «плохого парня», который он когда-то с таким усердием создавал.

После выступления Джо председатель школьного совета преподнес мисс Данклиф подарок, и церемония завершилась объявлением о том, что на игровой площадке накрыты чайные столы.

Пока выходили из зала, настроение Сьюзен резко изменилось.

– Думаю, мы это пропустим, – неодобрительно фыркнув, заявила она. – Выпьем чай дома. Ненавижу толпу и жару.

Однако Имоджен летела через всю Канаду не для того, чтобы мать по старой привычке командовала ею.

– Мама, если хочешь, поезжай домой, но я останусь здесь и пообщаюсь с друзьями, которых не видела столько лет.

Мать отреагировала на ее предложение со снисходительным неодобрением.

– О, Имоджен, я думаю... – Сьюзен вовремя поняла, что старые уловки не помогут, и на ходу перестроилась: – Тогда вряд ли мне следует тебя покидать. Мы должны выступить единым фронтом.

В чайной палатке было тесновато, но они умудрились найти свободный столик в дальнем конце. И вдруг перед ними, словно по мановению волшебной палочки, появился Джо.

– Я от всей души надеялся найти вас здесь. Как поживаете, миссис Палмер?

Его улыбка, искренняя и теплая, могла бы растопить и камень, но совершенно не подействовала на Сьюзен.

– Я с вами знакома? – спросила она, устре мив на него ледяной взгляд.

Джо не дрогнул.

– Мы с вами встречались, миссис Палмер, только это было давно. Я – Джо Донелли. Из Листер-Медоуз.

Он бросил слова в лицо Сьюзен, словно вызов на дуэль, и – несмотря на жару – холодок пробежал по позвоночнику Имоджен. Джо что-то задумал, и вряд ли хорошее. Она знала это так же точно, как свое собственное имя. И Сьюзен явно готовилась отразить удар.

– Я надеялся, – продолжал Джо с восхитительной наглостью уличного кота, поймавшего зазевавшуюся мышь, – что мы вместе выпьем чаю. В последний раз мы с вами встречались очень давно.

– Не понимаю, о чем вы говорите, молодой человек, – холодно процедила Сьюзен, – и не собираюсь выяснять. И позвольте добавить, что я нахожу ваше поведение неприлично дерзким.

Сьюзен поднялась и отвернулась, однако от Джо не так легко было отделаться.

– Я вовсе не хотел вас оскорбить, мадам. Просто подумал, что мы могли бы...

– Боюсь, что нет.

– Как скажете. – Джо пожал плечами и повернулся к Имоджен. Его взгляд скользнул по ее «лодочкам» из тончайшей кожи, золотым часам на лацкане блейзера, крохотным бриллиантовым сережкам, наконец остановился на ее губах.

Боясь растаять под его жарким взглядом, Имоджен опустила голову, пряча лицо под широкими полями шляпы, но Джо нагнулся и коснулся пальцем ее подбородка.

– Имоджен, сегодня ты выглядишь еще прелестнее, чем прошлой ночью.

– Прошлой ночью? – выдохнула Сьюзен, рухнув на стул.

Не сводя глаз с Имоджен, Джо спокойно сказал:

– Разве она не рассказала вам, миссис Палмер? Мы провели часть ночи, вспоминая старые добрые времена.

– Имоджен, это правда? – запаниковала Сьюзен.

– Да, – подтвердила Имоджен, завороженно глядя в глаза Джо.

Он сходил в парикмахерскую и – пусть только на сегодня – сменил голубые джинсы на отличный костюм, однако понадобилось бы гораздо больше, чем безупречные стрелки на брюках и консервативная стрижка, чтобы Джо Донелли стал таким, как все.

Неудивительно, что не только Имоджен не могла отвести от него глаз. Высокий рост, широкие плечи, узкие бедра, длинные ноги, почти звериная грация в сочетании с неоспоримой силой и мужественностью. А лицо! Длинные густые ресницы, ослепительно синие глаза, выразительные губы, решительный подбородок и обезоруживающая улыбка. И, мало этого, аура пренебрежения к общепринятым правилам, которую никакой поверхностной респектабельности не удастся стереть.

Глядя на Джо, Имоджен вспоминала день, когда в первый раз поняла, что он для нее не просто старший брат Пэтси, работающий в семейном гараже. Ей было около шестнадцати, она вышла из школы на несколько минут раньше обычного, поскольку спешила к зубному врачу.

Джо, как часто бывало, поджидал сестру на автостоянке, чтобы отвезти в больницу, где она работала добровольцем два вечера в неделю. В те дни его обычной униформой была черная кожаная куртка и тяжелые ботинки. Темные волосы завитками спускались на воротник, на одной руке болтался мотоциклетный шлем. Все это не могло не потрясти девушку, воспитанную так, как воспитывали Имоджен.

Тогда, так же, как сейчас, Джо внимательно взглянул на нее. За одно мгновение оскорбительно оценивающий взгляд пропутешествовал от ее ног до лица и обратно. Она смотрела на него как зачарованная. Он сидел верхом на мотоцикле. Разворот его плеч, его ноги, обхватившие мощное тело железного коня, излучали чисто животный магнетизм. Собственная реакция потрясла Имоджен.

Как будто точно зная, что она чувствует, Джо медленно, вызывающе улыбнулся, а когда заговорил, его голос словно окутал ее, восхитительный, как сам грех:

– Я могу чем-нибудь помочь, милая?

Имоджен залилась ярким румянцем. Никто никогда не называл ее «милой». Даже родители ее так не называли, в их семье это было не принято.

Ее охватил жар, она жадно глотнула воздух... и неожиданно тонким голоском выпалила:

– Я опаздываю к дантисту.

– Хочешь, подвезу?

Она обомлела, не веря своим ушам. Если бы он спросил: «Хочешь, обниму?», она вряд ли пришла бы в больший ужас... или восторг!


И вот на виду у матери Джо одарил ее той же неподражаемой улыбкой, словно у них теперь был секрет, слишком интимный, чтобы делиться с остальным миром, и заговорщически подмигнул:

– Мы не все обсудили вчера, не так ли?

– Да, – выдохнула Имоджен, владея собой не лучше, чем в шестнадцать лет.

– Я хотел бы продолжить дискуссию. Поужинаешь со мной сегодня? – Джо погладил лацканы роскошного пиджака и улыбнулся. – Не так часто я принаряжаюсь, и не хочу, чтобы мои усилия пропали даром.

Не обращая внимания на недовольное бормотание Сьюзен и полностью сознавая свою полную зависимость от Джо, Имоджен снова сказала: «Да». Если бы Джо предложил слетать на Луну, она бы и на это согласилась. Не ради того, чтобы продемонстрировать матери свою самостоятельность, а потому, что новому Джо Донелли, как и прежнему, просто невозможно противиться. Новый Джо Донелли поцеловал ее прошлой ночью, и это было так же чудесно, как восемь, лет назад. И сколько бы она ни напоминала себе, что играет с огнем, это уже ничего не меняло. Она рвалась к нему так же, как и прежде. Они оба повзрослели за прошедшие годы. Они не собираются повторять старые ошибки. Они могли бы попробовать установить новые отношения, основанные на дружбе и взаимном влечении, и посмотреть, куда это их заведет.

«Дружба, Имоджен? – ехидно спросил внутренний голос, и она покраснела. – Не криви душой, ты думаешь о большем, гораздо большем!»

Джо отвернул белоснежный манжет рубашки и взглянул на часы.

– Ты свободна сейчас? Я знаю одно чудесное местечко на пути к Питерборо, но туда ехать ча са два.

Имоджен опустила взгляд на свою узкую юбку.

– Не на мотоцикле, надеюсь?

– Нет. – Джо рассмеялся и, приглашая взять его под руку, выставил локоть. – На этот раз я прокачу тебя на машине, принцесса.

Ну и что, если она думает о большем, чем дружба? Если она верит в себя и в Джо, разве не должна она ухватиться за предоставленный судьбой второй шанс?

Расправив плечи, Имоджен решительно взяла Джо под руку и кокетливо взмахнула ресницами.

– Тогда не будем терять время зря!


ГЛАВА ШЕСТАЯ


Джо не удивился бы, если б Сьюзен Палмер, несмотря на свои аристократические манеры, с криком бросилась за ними и силой удержала Имоджен. Однако им удалось беспрепятственно добраться до автостоянки и влиться в вереницу автомобилей, выползающих через ворота школы.

Они мало разговаривали на пути к ресторану. Джо одолжил у Шона его гордость – «тандерберд» 1955 года с откидным верхом – и с удовольствием гнал его по пустынному шоссе. Имоджен бросила шляпку на заднее сиденье и тоже наслаждалась гонкой, лишь изредка комментируя пролетающие мимо ландшафты. Джо радовался, что не надо поддерживать беседу. Он не смог бы объяснить почему, но чувствовал себя скованным и косноязычным, как подросток на первом свидании.

Ну действительно, почему? Это же не свидание, и он пригласил Имоджен не импульсивно, он все обдумал заранее. У них общее дело, вот и все, и естественно обсудить его там, где вряд ли они встретятся со знакомыми. В Роузмонте в эти дни на уединение рассчитывать не приходится.

Они приехали в ресторан около семи часов вечера, и их сразу же провели к столику на веранде, выходящей в сад.

Официант принес закуски и щедро посыпал еду перцем, смолотым тут же в ручной мельнице.

– Итак, – начал Джо, когда они снова остались одни, – что ты скажешь о сегодняшнем сборище?

– Все прошло чудесно и очень трогательно. – Посмеиваясь и шурша шелком, Имоджен устроилась в кресле поудобнее. Вместо блузки она надела под жакет атласный, отделанный кружевами топик, словно предназначенный для того, чтобы любой нормальный мужчина переставал соображать и контролировать некоторые части своего тела. – Особенно мне понравилось твое выступление.

– Спасибо. – Джо смущенно поежился и переложил льняную салфетку на колени, пожалев, что они заказали слишком острых устриц. Он и без того был возбужден. – Этот ресторан... тебе здесь нравится или ты предпочла бы нечто более изысканное?

– О нет, Джо! Прелестное местечко. – Имоджен обвела восхищенным взглядом почер-невшие потолочные балки, беленые стены, сад, где в высокой траве под старой кривой яблоней поблескивали золотистые ноготки. – Даже цветы здесь необыкновенные, правда?

– Возможно. А почему ты не ешь салат? Не нравится?

– Ну что ты, очень вкусно. – Только ее действия противоречили словам: она отодвинула тарелку, провела пальцем по краю бокала... и наконец решилась. – Если честно, меня кое-что мучает, мучает с того момента, как мы уехали из школы, но я боялась испортить вечер... Только он все равно будет испорчен, если я не сниму тяжесть с души, так что, пожалуйста, дай мне сказать. Мне очень стыдно за то, как мама обращалась с тобой сегодня. Я не знаю, почему она была так груба.

– Зато я знаю, – сказал Джо, откладывая вилку. – Она меня боится.

Имоджен недоверчиво взглянула на него.

– Это смешно.

Джо помолчал, раздумывая, стоит ли рассказывать о своей давней, незабываемой встрече со Сьюзен Палмер. Он с удовольствием сорвал бы маску со старой ведьмы. Но незачем вбивать клин между матерью и дочерью, решил он.

– Ничего смешного, принцесса. Она знает, что ты забеременела от меня, и не хочет, чтобы ты снова со мной спуталась. Не могу винить ее за это. Я тоже защитил бы свою дочь, если бы кто-то решил снова ее обидеть.

– Ты решил меня обидеть?

– Нет, если это в моих силах. Но не могу поручиться, что не обижу.

– Я готова и к этому. Я не поехала бы с тобой, если бы не была готова.

– Я уже принес тебе много горя.

– Да.

Джо разделался с устрицами, отвернулся к окну, затем снова взглянул на Имоджен.

– Имоджен, у меня было несколько причин, чтобы пригласить тебя сюда. Одна из них: я должен сказать тебе, как сильно я сожалею о том, что случилось между нами той ночью.

– Джо, если бы не ты, я в ту ночь сошла бы с ума. Разве ты не понимаешь?

– Если бы не я, ты не прошла бы через ад после. Мне не дают покоя твои вчерашние слова... о том, что я виноват в смерти ребенка.

Ее глаза потемнели.

– Не надо! – Она прижала левую ладонь к груди. Невинный жест, но он привлек внимание Джо к нежной ложбинке над атласной маечкой. – Я была не права. Я...

Джо откашлялся и титаническим усилием воли привел мысли в порядок.

– Нет, ты была права. Я виноват в том, что ты забеременела. Уж это я мог и должен был предотвратить. А я не предотвратил, увлекся, забыл обо всем...

– Тебе будет легче, если я скажу, что никогда не сожалела о том, что мы сделали? – Имоджен опустила глаза на свои руки, не смея смотреть ему в глаза. – Ты был самым потрясающим мужчиной, какого я знала, и я влюбилась в тебя в ту ночь.

– Это не было любовью. – Джо просто чувствовал себя обязанным расставить все точки над «і». – Может, ты это решила, потому что так тебе легче было справляться с последствиями. Но ты не должна обвинять себя в произошедшем. Ты была слишком юна, слишком неопытна для такого парня, как я.

– Джо, мне было восемнадцать. Достаточно, чтобы сказать «нет», если бы я хотела сказать «нет». Но я не сказала. Конечно, я понимала, что не похожа на твоих девушек. Я была слишком наивной, слишком неопытной, чтобы надолго заинтересовать тебя. И все же я надеялась, что и для тебя случившееся было чем-то особенным и что я снова увижу тебя. Признаю, когда я поняла, что беременна, а ты уехал из города, я была очень несчастна. Но даже в самые худшие моменты я не жалела о том, что жду твоего ребенка.

Своим признанием Имоджен, сама того не зная, насквозь пронзила его сердце.

– Имоджен, я бы все отдал за то, чтобы знать о ребенке!

– И все же мне удалось выжить и кое-чего добиться. – Имоджен молчала, пока не унесли пустые тарелки, и вдруг шаловливо улыбнулась. – Могу сказать, чего я хочу сейчас. Чтобы сейчас мы встретились впервые. Ты все еще самый потрясающий мужчина из всех, кого я знала.

– И мы все еще принадлежим к разным мирам, принцесса, – поспешно возразил Джо, боясь, что поддастся соблазну.

– Мы равны, Джо, и всегда были равными.

Джо посмотрел на нее: естественная грация, элегантность, благородные манеры... Нет, он должен положить конец ее иллюзиям, пока ситуация полностью не вышла из-под контроля. Факт остается фактом: он может вырядиться в лучший костюм от европейского кутюрье, но навсегда останется простым деревенским парнем. Если он – пусть даже на короткое время – поверит, будто у них что-то получится, то только впутается в совершенно ненужные неприятности. Четыре года назад он покинул Оджо-дель-Дьябло свободным человеком и положил немало трудов, чтобы стать тем, кем стал. Надо быть круглым идиотом, чтобы поставить все достигнутое под угрозу.

Так зачем он рискнул? Зачем бросился искать в этой женщине девушку, перед трогательной красотой и беззащитностью которой не смог когда-то устоять? Почему она смущает его и мешает следовать давно выработанному кодексу выживания?

Если бы она превратилась в холодную жеманную красотку, как многие женщины ее круга, он проигнорировал бы ее признание. Но ее нежная, не нуждающаяся ни в каких ухищрениях красота, ее обаяние и, более всего, честность и уязвимость притягивали его. Джо охватило нестерпимое желание коснуться ее, принять все, что она предлагает, и сказать...

О, будь все проклято, кое о чем лучше промолчать!

Джо вдруг разозлился. Как ей удалось обнаружить в нем такую унизительную слабость!

– Имоджен, я в это не верю, и думаю, ты тоже не веришь. Давай забудем о лести и перейдем к делу.

– К делу?

– Вот именно. Вчера ты лишь начала рассказ. Я хочу знать остальное о моей дочери.

– Остальное? – Имоджен почувствовала его гнев, однако, как и он сам, не поняла причину. В ее глазах отразились боль и замешательство. – Но я все рассказала тебе вчера. Что еще я могу сказать?

– Ты можешь рассказать, сколько она весила, почему умерла, как ты назвала ее. – Распаляя себя, чтобы не поддаться жалости, Джо шел напролом, ему необходимо узнать, понять. – И самое важное: где она похоронена. Я хочу прийти на ее могилу, Имоджен. Пусть она знает, что небезразлична своему отцу.

– Я не могу ничего тебе сказать.

– Можешь и должна.

– Не могу, – повторила она, горестно качая головой. – Я сама не знаю.

– Не лги мне! Ты обязана знать. Она родилась в срок. Ее рождение и смерть должны быть зарегистрированы.

– Но мне никогда не рассказывали о деталях.

– Почему?

– Роды были тяжелыми. В конце мне дали обезболивающее. Я проснулась уже не в родильном отделении, а в отдельной палате на другом этаже. Все уже было кончено. У постели сидела мама. Она сообщила мне о смерти девочки и сказала, что обо всем позаботится сама.

Джо с отвращением хмыкнул.

– И я должен в это поверить? Ты даже не попросила, чтобы тебе принесли нашего ребенка? Ты позволила отправить ее в морг, даже не подержав ее на руках?

Лицо Имоджен исказилось болью, глаза наполнились слезами, но она не дала им пролиться. Собравшись с силами, она гордо подняла свою аристократическую головку и посмотрела в глаза Джо.

– Да. Впервые в жизни я была счастлива отдать все в руки матери. И раз уж тебя так интересует правда, то я скажу тебе, почему. Потому что тогда мне было все равно. Потому что я хотела одного: тоже умереть. Я не видела в жизни ничего, ради чего стоило бы жить. Ничего! Много месяцев после этого я не жила, а существовала, закупорив в себе свое горе.

– Неужели ты не понимала, что так нельзя? Как ты думаешь, для чего люди проходят через муки похоронной церемонии? Просто им необходимо попрощаться. И если бы ты попрощалась с нашей девочкой, тебе было бы гораздо легче.

– Наверное, – прошептала Имоджен. – Но я не попрощалась. Я сбежала. Целый год я провела в Северной Африке, Индии, Малайзии. Я работала в таких местах, где, какую малость ни сделаешь, чтобы облегчить жизнь людей, это для них бесценный подарок.

– Ты работала?

– Да, – подтвердила Имоджен. – Да, я работала. Это помогало мне отвлечься от собственного горя. Но сколько ни беги, от реальности не сбежишь. Только в Таиланде я полностью осознала факт смерти моего ребенка, но уже было слишком поздно.

– Никогда не поздно, Имоджен. – Джо стало стыдно за то, что он кричал на нее, за то, что разбередил ее боль. Он коснулся ее рук, безвольно лежавших на столе и холодных как лед. Сжав ее пальцы, он постарался согреть их. – Где-то есть могила. Я думаю, если ты хочешь обрести душевный покой, то должна найти это место. Я точно должен его найти.

Слезы покатились по ее щекам, закапали на жакет. Она сидела совершенно прямо, словно высеченная из мрамора. Ни рыданий, ни дрожи, только бесконечные крупные слезы.

И, к своему ужасу, Джо почувствовал, как его глаза тоже наполняются слезами. Он скрежетнул зубами, мучаясь от бессилия что-либо изменить.

Джо не знал, сколько времени прошло, пока он овладел собой. Наверное, много, так как моджен вдруг вскрикнула и он понял, что слишком сильно сжимает ее пальцы.

– Прости, – пробормотал Джо, выпустив ее руки, и искоса взглянул на нее. – Кажется, пора убираться отсюда.

Имоджен кивнула и, пока он расплачивался по счету, ушла в дамскую комнату.

Джо решил подождать Имоджен на улице. Было то таинственное время дня между закатом и темнотой, когда воздух напоен ароматом растений: цветов, травы, листьев. Тишину нарушало лишь журчание воды.

Лежит ли его дочь в таком же тихом месте? Растут ли цветы на ее могиле или задохнулись в сорняках... как он задыхается сейчас от тоски и горя?

Когда Имоджен вышла из ресторана, Джо стоял на горбатом мостике, опершись о перила, и следил за медленна вращающимся мельничным колесом.

– Может, прогуляемся? – спросил он. – Вдоль берега есть тропинка, и еще не поздно. Или ты хочешь вернуться домой?

– Нет, Джо, – горько усмехнулась она. – Теперь я могу приходить и уходить, когда хочу.

Джо взял ее за руку и повел вниз по каменным ступеням к тропинке. Он остановился под ивой, притянул Имоджен к себе, а потом, как и накануне, наклонился и поцеловал ее долгим, неспешным, полным нежности поцелуем. И, прижавшись грудью к его груди, раскрыв губы под его губами, она утонула в поцелуе, словно то было самым естественным поступком на свете.

Джо на мгновение оторвался от нее. Его глаза спрашивали: «Ты уверена?»

И ее взгляд смело ответил: «Я никогда не была так уверена, как сейчас!» Пусть много лет назад все началось для них так же: с сочувствия, с желания утешить. На этот раз все иначе. Она больше не неопытная девчонка, слепо ступившая на стезю страсти, абсолютно не представляя, куда это ее заведет. Она много страдала и сознает, сколько может вынести, как сознает, что Джо – единственный мужчина на земле, который смог бы залечить острую боль ее потери.

Джо погрузил пальцы в ее волосы, жадно впился в губы. Он совершенно потерял голову. Боже милостивый, как могло случиться, что ее власть над ним не ослабла за прошедшие годы?

У нее был вкус меда и шелка, невинности и соблазна.

Страсть терзала его, мысли как сумасшедшие метались в мозгу. Сколько еще он сможет терпеть? Где найти уединенное место? Где спрятаться, чтобы утонуть в ее нежной плоти, почувствовать дрожь ее тела и найти собственное освобождение?

Его пальцы, словно по своей воле, ловко расстегнули пуговицы жакета и нашли нежные, теплые груди. Имоджен застонала, бессильно повиснув на нем.

Вокруг не было ничего подходящего, кроме раздвоенного ствола старой ивы. Прислонившись к дереву, Джо снова притянул Имоджен к себе, впился губами в грудь, напрягшуюся под тонким шелком.

Джо гладил ее бедра, ноги. Ее юбка задралась почти до талии, и наконец между ними не осталось никаких преград. Он был так близок к цели, он был настолько близок к раю, что изысканная пытка чуть не убила его. Имоджен положила конец безумию, отпрянув от него. Не жестоко, не так, как он сам – накануне, чтобы доказать свою неуязвимость, а нежно. И ее слова пристыдили его своей искренностью и честностью.

– Кажется, я знаю себя недостаточно хорошо, хотя думала иначе, – сказала она, тяжело дыша. – Я не могу сопротивляться тебе, так же как и в восемнадцать лет.

Не в силах выдержать его взгляд, она стала приводить одежду в порядок. Джо дрожащими руками поправил лацканы ее жакета.

– Последние два дня вымотали нас. В подобных обстоятельствах люди способны на неадекватные реакции. Я точно зашел слишком далеко. И вчера, и сегодня. Прости меня.

– Хочешь сказать, что сожалеешь о поцелуе?

Поцелуе? Да он чуть не изнасиловал ее!

Тусклые фонари отбрасывали таинственные тени на ее лицо, подчеркивали линию губ, такую нежную, что он едва сдержался, чтобы не поцеловать ее снова. А ее глаза... как он мог лгать под этим чистым безыскусным взглядом?

– Да. Зря мы...

– Почему? —

Господи, неужели она всегда такая? Докапывается до самой сути, до правды, которой ей лучше бы не знать?

– Я не слишком романтичен. Я не могу дать тебе то, что ты ищешь, Имоджен.

– Откуда ты знаешь, чего я ищу? Даже если я и рассказала тебе о своем прошлом, ты понятия не имеешь о том, чего я жду от будущего.

– Я знаю, наши дороги не могут пересечься. Прошлое тому подтверждение. Если бы наш ребенок остался жив, я бы не бросил тебя. Но даже если бы мы поженились, у нас не было бы шанса на удачу.

Глядя на свои сплетенные пальцы, Имоджен снова спросила:

– Почему?

Если не помогает здравый смысл, вдруг шутка поможет?

– Просто ты родилась с серебряной ложкой во рту, а моя самая памятная ложка – деревянная, которой отшлепала меня мать, когда в восемь лет я наголо побрил брата.

Ее смех прозвучал словно журчание ручья по камням, она вся засветилась, и Джо еле сдержался, чтобы не поцеловать ее. Правда, она очень быстро посерьезнела, и сумерки снова сгустились вокруг них.

– Джо, мы давно уже не дети. Мы не должны играть по правилам, придуманным другими людьми. Мы можем создать собственные правила.

Вот в этот момент он и должен был установить между ними безопасную дистанцию, поблагодарить ее за приятный вечер и отвезти домой. А он, дурак, прикоснулся ладонью к ее щеке.

– Имоджен, ты даже не представляешь, как сильно рискуешь. Я никогда не умел соблюдать правила, даже свои собственные.

– Я готова рискнуть.

Она повернула голову и прижалась губами к его ладони.

Джо окаменел. Его пальцы сами собой разжались и ослабли. Как завороженный, он смотрел на ее раскрывающиеся губы, на кончик языка, очертивший маленький круг в центре его ладони. Эта ласка чуть не свалила его с ног.

– Ты не представляешь, во что впутываешься, – снова пробормотал он, но ему явно недоставало прежней убежденности, он почти уже сдался.

– О, прекрасно представляю! Я знала, что делала, когда отдавалась тебе, Джо Донелли, моему первому мужчине, и сейчас я вполне осознаю свои действия.

Если бы она казалась хитрой, легкомысленной, падкой на любовные приключения, – он тут же умчал бы ее на ночь в ближайший мотель. Искренность спасла ее. Джо отчетливо представлял, чего ей будет стоить связь с ним.

– Нет, принцесса, ты не знаешь. Моя жизнь не связана с этим городом, как и твоя. Через несколько дней, самое большее через неделю, мы снова пойдем каждый своей дорогой. Неужели ты действительно готова рискнуть всем только для того, чтобы проверить, действительно ли та наша ночь была так хороша, как услужливо подсказывает тебе память?

– Да. Я устала от осторожности. Потребовалось снова встретиться с тобой, чтобы понять: я жила в пустоте с того самого дня, как узнала о смерти моего ребенка. И мне вдруг пришло в го лову: если та беременность была грехом, то тра тить впустую остаток жизни – еще больший грех.

Если бы он поверил в то, что краткая связь удовлетворит ее! Но она не создана для мимолетных романов. Ей нужен мужчина, с которым она могла бы прожить жизнь. Подходящий муж. Он же годится ей не больше, чем свинья – для бальных танцев.

Она никогда не узнает, как соблазнительна для него мысль подчиниться ее фантазии. Но у него и так достаточно грехов, чтобы прибавлять к ним еще один. Поэтому Джо взял ее за руку и быстро повел к ярко освещенной автостоянке, подальше от манящих теней.

– Нельзя переделать историю, Имоджен. Я хочу найти могилу нашей дочери, чтобы закрыть дверь в прошлое раз и навсегда, и двигаться дальше. Если ты хоть на одну десятую так умна, как думаешь, сделай то же самое.


ГЛАВА СЕДЬМАЯ


Бесчисленные звезды сияли над ними. Луна висела в бездонном небе, как старинный серебряный доллар. Пятнистая от теней деревьев лента дороги послушно летела под колеса. Пустынные безмятежные поля замерли в обманчивой неподвижности. Чудесная летняя ночь была словно создана для любви, как и маленький «тандерберд». Имоджен могла бы спокойно дотянуться до колена Джо или положить голову на его плечо, однако она остро ощущала его отчужденность. Джо был так далек и недоступен, будто их разделял океан или толстая каменная стена.

И когда Имоджен уже решила, что остаток путешествия пройдет в полном молчании, Джо вдруг заговорил. Заговорил? Да он взорвался так неожиданно, что она чуть не подпрыгнула.

– Знаешь, что я скажу, принцесса? Тебя нельзя выпускать из дому без телохранителя! Ты готова броситься сломя голову за мной, полагаясь лишь на пару поцелуев. Но я уверен, ты быстренько передумаешь, как только узнаешь, что я за парень.

– У нас позади не только пара поцелуев, Джо, – возразила она. – Мы знаем друг друга не меньше двенадцати лет.

– Брось молоть чепуху! Наши отношения можно измерить часами. Мы едва обменялись парой слов до того, как я сделал тебя беременной.

– Я знала, что ты приличный парень, и добрый, и благородный.

– О Боже милостивый! Теперь ты хочешь причислить меня к лику святых.

– Нет. Ты был повесой, в этом никто не сомневался. Ты с удовольствием вгонял меня в краску при любой возможности, и, полагаю, я была легкой добычей. Зато никто не смел приставать к Пэтси, потому что тогда пришлось бы иметь дело с тобой. Я бы все отдала, чтобы кто-нибудь так же заботился обо мне. И однажды это случилось. Ты стал моим ангелом-хранителем, ну, может, чуть грубоватым, но тем не менее...

– Я был дьяволом во плоти, и ты это знаешь.

– Та ночь была волшебной. – Какое счастье, что темнота скрывает ее вспыхнувшие щеки! – Ты был изумительным любовником.

– А если и нет, ты вряд ли поняла бы разницу!

Имоджен покраснела еще больше.

– Если тебе нравится опошлять то, что случилось между нами, продолжай. Но никакими словами не изменишь тот факт, что именно ты познакомил меня со страстью.

– Только потому, принцесса, что у меня была обширная практика. В том возрасте, когда я начал, ты, наверное, еще верила в добрую фею.

– Грубость и вульгарность тоже ничего не изменят, – резко возразила Имоджен. – Можешь упрямиться до скончания века, но правда заключается в том, что после Филипа Мейтленда я чувствовала себя комом грязи, и только ты вернул мне чувство достоинства. Я почувствовала себя прекрасной впервые в жизни. И хватит повторять, будто я не знаю, о чем говорю, ибо я знаю.

– Ошибаешься, Имоджен. Ты просто выдаешь желаемое за действительное. Или твоя память играет с тобой злые шутки.

– Я бы согласилась с тобой, если бы не нашла дневник.

– Какой еще дневник?

– Который я завела, когда мне исполнилось пятнадцать лет. Я наткнулась на него в своей комнате. Ты не поверишь, как часто там встречается твое имя. Связь между нами, которую мы считали прерванной, когда покинули город почти девять лет тому назад, все еще существует, Джо. Вчера ты сказал, что хочешь закрыть книгу о нас. Но, по-моему, она еще не начата.

Джо вписался в поворот дороги, не снизив скорости, и Имоджен отбросило к дверце.

– Мне не нравится, как работают твои мозги. Сейчас еще о любви заговоришь.

– Нет. Слишком рано, я понимаю. Но кто знает!

– Ну, нет! Я этого не допущу!

От его уверенного тона сердце Имоджен дрогнуло.

– Я, конечно, могу говорить только за себя, но разве не возможно, чтобы ты и я...

Джо устало вздохнул и ударил кулаком по рулю.

– Ты передумаешь, если я скажу, что три года отсидел в тюрьме за убийство.

– Всего три года? – спросила Имоджен, не поддаваясь панике. – Значит, обвинение было ложным.

– Отлично, принцесса, только ты промахнулась. Человек умер, и убил его я. Голыми руками.

– За что?

– Какая разница, черт побери? Я отнял человеческую жизнь, и меня бросили в тюрьму.

– Где?

– Это что? Телевикторина? На Оджо-дель-Дьябло, островке неподалеку от побережья Колумбии.

Ночь была теплой, но у Имоджен мурашки побежали по коже.

– Неприятное название.

– Означает «Глаз Дьявола». Говорят, название происходит от озера в центре острова, но большинство верит, что остров проклят и глаз дьявола повсюду следит за тобой.

– Как ты оказался там?

– Случайно.

Он явно не собирался вдаваться в подробности, и в других обстоятельствах Имоджен не решилась бы настаивать. Однако Джо ее не жалел, и она сочла небольшое давление вполне оправданным:

– Ладно, Джо, расскажи-ка правду. Я же не поверю, что ты просто пошел и убил человека ради развлечения.

– Не проси, Имоджен! В жизни ни перед кем не выворачивал нутро, а об этом деле вообще хочу забыть как можно скорее.

– Ты заговорил об этом, не я.

Имоджен уже случалось видеть Джо в ярости, но эта вспышка не шла ни в какое сравнение с прежними.

– Потому что хочу избавиться от тебя! – огрызнулся он. – Мы с тобой не подходим друг другу, и точка! Я не собираюсь блистать в «мыльной опере» под названием «Принцесса и арестант».

– Меня не интересует твое прошлое. – Джо не ответил, не повернул головы, и Имоджен осторожно положила ладонь на его руку. – Джо, важно только то, какой ты сейчас. Понимаешь?

Даже во мраке она различила гримасу отвращения, исказившую его лицо.

– «Какой ты сейчас»! – передразнил он. – Господи, мисс Имоджен, жаль мне парня, который на вас женится!

Ну, с нее хватит.

– Пожалуйста, успокойся. Если ты хотел убедить меня, что ты последний на земле кандидат в мои мужья, то победил. С каждой минутой этого разговора я все больше убеждаюсь в твоей правоте. Кроме того, что мы вместе сделали ребенка, у нас действительно нет ничего общего.

Промелькнул дорожный знак, возвещавший близость Роузмонта.

– Слава Богу! – торжествующе воскликнул Джо. – Потребовалось почти два часа, но в конце концов до нее дошло!

– Можешь отрицать сколько хочешь, однако два часа назад больше всего на свете ты хотел заняться со мной сексом.

– Конечно, хотел. Ты красивая женщина, Любой нормальный мужчина захотел бы. Дело не в сексе, Имоджен. Меня беспокоит твое отношение к нему. Ты убеждена, что до сих пор влюблена в меня. И почему? Только потому, что я видел, что у тебя под этим скромным костюмчиком? Скажи мне, Имоджен, сколько мужчин видели то же самое? Сколько мужчин видели тебя обнаженной и ложились с тобой в постель?

Имоджен отвернулась, испугавшись, что если попытается ответить, то выдаст свое полнейшее невежество в этой области. Однако Джо понял.

– Я так и думал. Ни одного. Твоя пуританская душонка не желает прощать тебя за то, что ты зачала ребенка вне брака, и единственный для тебя способ искупить вину – это снова стать несчастной. Ибо именно это случится, если ты свяжешься со мной, принцесса. Я не из тех парней, что ошиваются в загородных клубах, развлекаясь гольфом, поло или бриджем, и никогда таким не стану.

– Так весь шум из-за того, что ты не член разных клубов?

Джо вздохнул, как вздыхает человек, терпение которого испытывают слишком долго.

– Знаешь, чем я зарабатываю на жизнь? Я тренирую лошадей для приятеля того американца, который вытащил меня из тюрьмы. Я живу в однокомнатном домишке в калифорнийском захолустье и каждый вечер отдираю с сапог конский навоз. И знаешь, что самое интересное? Мне это нравится. Не потому, что я зарабатываю больше, чем когда-либо рассчитывал, и не потому, что хозяин уважает меня и ценит мой труд. а потому, что я счастлив. И женщина, на которой я женюсь, должна будет довольствоваться тем, чем я смогу ее обеспечить.

– Мне не нужен богач, – прошептала Имоджен. – У меня достаточно собственных денег.

– Я не пойду на содержание к женщине. Поэтому возвращайся в свой большой город и найди мужчину себе под стать, принцесса.

Не успел Джо остановить машину перед воротами «Укромной Долины», как Имоджен выскочила из машины.

– Не беспокойся, – предупредила она, когда Джо открыл свою дверцу. – Я прекрасно обойдусь без тебя.

После короткой паузы он захлопнул дверцу, и его голос пронзил ночь под аккомпанемент тихо урчащего мотора:

– Именно это я всю дорогу и пытался тебе объяснить, принцесса. Но не забывай, что я собираюсь искать могилу нашей дочери. И если ты еще не передумала...

– Не передумала, но искать я буду не с тобой. Чем меньше я буду видеть тебя, тем лучше. А напоследок хочу напомнить: это ты явился ко мне в отель, позвонил в дом моей матери и вызвал меня, пригласил меня сегодня. Ты, ты, ты, а не я. Если бы все зависело от меня, то мы бы не обменялись и парой слов.

Ее прощальная стрела попала точно в цель. Машина, взревев двигателем, рванула с места, оставив за собой лишь визг шин и запах жженой резины. Умная женщина возликовала бы. А что сделала Имоджен? Пробралась в свою комнату и упала на кровать. Наплакавшись вдоволь, она поднялась и открыла дневник. Раз уж ей не достался сам мужчина, она решила упиваться воспоминаниями о нем.


21 мая.

Сегодня днем играла в клубе в теннис с Риком Алдреном. Потом он отвез меня домой. По дороге остановились заправиться в «Гараже Донелли». Джо помогал отцу. Жара была страшная, и он был одет соответственно. Распахнутая рубашка и шорты из старых джинсов. Высокий, загорелый. Я не могла отвести от него глаз. Он подошел стереть мошек с ветрового стекла, и у меня отвисла челюсть. Даже его подмышки сексуальны. Он увидел, что я таращусь, и улыбнулся этой своей улыбкой...


21 декабря.

Сегодня был самый лучший вечер моей жизни. Я уговорила маму отпустить меня на рождественский вечер в церкви Святого Патрика, и Джо Донелли играл в оркестре. Естественно, мне пришлось уйти раньше всех. Я выходила из вестибюля, а Джо возвращался после перерыва, и мы столкнулись. Мы оба посмотрели наверх и увидели ветку омелы, и я, конечно же, покраснела. А он улыбнулся, как всегда, и сказал: «Ну, принцесса, теперь тебе придется поцеловать лягушку. Счастливого Рождества». И он поцеловал меня. Не просто чмокнул в щеку, а поцеловал по-настоящему, как сказала бы Джулия Коумз.

Я никогда этого не забуду – губы у него мягкие и твердые одновременно. Никаких зубов или слюней, как с Дейвом Бакстером. Но у Джо гораздо больше практики. Все знают, что Джо Донелли целует девушек чуть ли не с детского сада.


Суббота, 14 марта.

Дорогой Дневник, я впервые смогла раскрыть тебя после смерти папы. Я так сильно скучаю по нему! Поверить не могу, что никогда больше не увижу его и не услышу его голос. Мама говорит, что жизнь продолжается и мы должны жить дальше, но я иногда удивляюсь: зачем, если впереди ждет только смерть? Я почти не выхожу из дому. Мне не хочется никого видеть. В школе всем как-то неловко. Они не знают, как разговаривать со мной, хотя мои друзья изо всех сил стараются меня подбодрить. Но сегодня днем я ездила в город подстричься и, выходя из салона, столкнулась с Джо Донелли. Обычно он только ухмыляется и отпускает какое-нибудь остроумное замечание, а сегодня остановился и сказал, что очень сожалеет о смерти моего отца, и спросил, как я себя чувствую. Если честно, мне казалось, что я вся горю огнем. Джо не просто говорил то, что обычно говорят в таких случаях, а как будто он действительно неравнодушен. Он вернул немного тепла в мою жизнь.


26 июля.

Вчера Морин Уоллас пригласила всю нашу компанию к себе на барбекю, и я чудесно веселилась, пока не обожгла руку, когда переворачивала гамбургеры. Пэтси, прирожденная медсестра, отвела меня к себе домой, чтобы оказать первую помощь.

Миссис Донелли суетилась на кухне, вынимала фруктовые пироги из духовки. Она села за стол рядом со мной и сама наложила мазь на мой ожог.

Как раз когда Пэтси заканчивала бинтовать мне руку, в дом вошел Джо, и сразу же просторная уютная кухня показалась маленькой и тесной. Он был обнажен до пояса, и когда я наконец перестала таращиться на его мышцы и волосы на груди, то заметила, что он держит щенка, завернутого в его рубашку. Он нашел беднягу на дороге. Джо принес коробку и одеяло, покормил щенка молоком, а потом уселся верхом на стул напротив меня и сказал, что я выгляжу почти такой же несчастной, как щенок. Разве моя мама не предупреждала меня быть осторожнее с огнем?

Я как-то странно себя почувствовала. У меня внутри как иголки закололи и все распухло, будто вот-вот стошнит, а потом меня бросило в жар и все тело заныло.

Я знаю от Джулии Коумз, что мальчики любят трогать девочек за грудь и даже за другие части тела, но со мной такого никогда не случалось, да я никогда и не хотела. Раньше мне это казалось отвратительным, но теперь все изменилось, и я знаю, что если бы Джо Донелли предложил мне прогуляться с ним к ручью, то я пошла бы за ним, не оглядываясь, и позволила бы ему все, чего он захочет...


– Я вчера надеялась, что ты заглянешь ко мне поболтать, но ты, видимо, слишком устала, – небрежно обронила Сьюзен за завтраком.

Однако Имоджен расценила это как приглашение к откровениям, а они наверняка завершатся перепалкой. Конечно, это все равно случится, но лучше хотя бы после первой чашки кофе.

– Было уже очень поздно, когда я вернулась, – сказала Имоджен, запинаясь и презирая себя за это.

– Я заметила. – Сьюзен умолкла, затем неодобрительно фыркнула. В алом шелковом халате, изящными складками ниспадавшем от горла до лодыжек, с идеально подстриженными и уложенными белокурыми волосами, мать явно считала, что полностью контролирует ситуацию. Подхватив серебряными щипчиками кубик сахара, Сьюзен придержала его над чашкой, как палач – занесенный топор над головой приговоренного. – Я должна сказать, Имоджен, я была в шоке – ты слышишь, в шоке! – когда увидела тебя вчера с этим мужчиной. Ты забыла, что именно он разбил твою жизнь?

– Хватит, мама. Я больше не желаю слушать.

– Ну, кто-то же должен заставить тебя понять, как глупо ты себя ведешь. И кто сделает это лучше, чем родная мать? Надеюсь, ты не забыла, что именно я спасла тебя, когда ты попала в беду? Более того, как ты можешь защищать человека, которого должна презирать...

– Мама, я сказала, что не желаю слушать, пожалуйста, прекрати немедленно.

Кубик сахара с оскорбленным всплеском упал в чашку.

– Имоджен, мне не нравится твой тон. Совсем не нравится.

– Прости. Если я резковата...

– Резковата? – Сьюзен осторожно поднесла чашку к губам и сделала маленький глоток. – Ты крайне груба.

Имоджен не дрогнула.

– Если только таким способом я могу достучаться до тебя, то боюсь, тебе придется смириться. Сейчас, мама, впервые в жизни я буду говорить, а ты – слушать. И если, – увидев в глазах матери приближение взрыва, Имоджен предостерегающе подняла руку, – ты не сможешь или не захочешь слушать, мне придется снова покинуть этот дом, теперь уже навсегда.

Имоджен умолкла, чтобы перевести дух и оценить реакцию матери. Сьюзен сидела ошеломленная, ее голубые глаза грозно сверкали, но она не проронила ни слова. Ободренная, Имоджен продолжила свою речь:

– Во-первых, я не презираю Джо Донелли. «Я мучительно хочу его и всего, что он мог бы мне дать».

Эта голая правда пронзила ее насквозь и чуть не лишила самообладания. Не следовало открывать проклятый дневник, подумала Имоджен и решительно направила свои мысли в более безопасное русло.

– Хочешь ты признавать этот факт или не хочешь, но Джо Донелли был отцом твоей внучки, что навсегда связало меня с ним. Когда мне было восемнадцать лет, может, ты и имела право вмешиваться в мою жизнь, и я не сомневаюсь, что ты думала, будто печешься о моих интересах, но я выросла. Я давным-давно живу своим умом.

Имоджен сделала паузу, чтобы допить сок. Рискованный шаг, ибо мать получила шанс перехватить инициативу. Однако Сьюзен, похоже, так и не вышла из транса и только смотрела на дочь широко раскрытыми глазами.

– Тогда, мама, у меня не оставалось выбора, мне не к кому было обратиться. И давай не будем притворяться, что ты делала все ради меня. Ты думала только о себе. Ты стыдилась меня и, может, даже радовалась, когда моя дочка умерла, потому что один Бог знает, как бы ты объяснила ее появление своим друзьям.

Сьюзен судорожно выдохнула.

– Ее смерть раздавила меня не только потому, что она была моей дочерью. Она была единственным, что осталось у меня от Джо. Ты забыла о ней, а я так и не смогла. Ты и не представляешь, насколько часто я размышляла, как бы все повернулось, если бы она осталась жива и Джо узнал бы о ней!

Имоджен снова умолкла, вроде бы для того, чтобы намазать маслом тост, но на самом деле она еле сдерживала слезы. Она снова готова была расплакаться, что происходило с ней с ужасающей частотой практически с того момента, как она приехала в Роузмонт. На этот раз причина заключалась в том, что она ясно увидела, какой прекрасной была бы жизнь с Джо и их ребенком. Как жаль, что сам Джо не желал это видеть.

Сьюзен зашевелилась.

– Вообразить не могу...

– Пожалуйста, мама, позволь мне закончить, а потом я с удовольствием выслушаю тебя. Я понимаю, пути назад нет, и если ты боишься возобновления наших с Джо отношений, успокойся. Он абсолютно ясно заявил, что ничего подобного не допустит. Только это не делает его негодяем, да он никогда и не был таким, как ты пыталась его представить. Он очень горевал, когда узнал о мертворожденном ребенке.

– Ты ему сказала? – Вопрос сорвался с губ Сьюзен, тихий, как призрак. – Имоджен, зачем?

– Вообще-то это он сказал мне, что только сейчас узнал о моей беременности, а я не стала лгать. Естественно, у него появились вопросы.

– Не отвечай. Он не имеет права...

– Он имеет полное право. Вот почему он пригласил меня вчера. Он хотел услышать ответы, но я почти ничего не могла ему сказать, и он неудовлетворен.

– Будь он проклят! – воскликнула Сьюзен. – Разве ты не видишь, что из-за него ты снова страдаешь так, будто все случилось только вчера? Имоджен, умоляю, держись от него подальше.

– Мама, он не может забыть о смерти своего ребенка. И я не могу. – Оттолкнув тарелку, Имоджен перегнулась через стол. – Годами я пыталась игнорировать эти вопросы, но они не исчезли. Они все еще мучают меня, и Джо лишь заставил меня осознать, что я не успокоюсь, пока не узнаю все. – Сделав глубокий вдох, Имоджен прямо посмотрела в глаза матери. – Пожалуйста, скажи мне, мама, где свидетельство о рождении и где похоронена наша дочь? Джо хочет узнать о ней все и хочет навестить ее могилу. И – ради нас обоих – я согласилась ему помочь.

– Нет! – Хриплый вопль вырвался из груди Сьюзен, и в тот же момент чашка выскользнула из ее руки, кофе брызнул на скатерть. – Господи, Имоджен, не позволяй ему копаться в прошлом!

– Я не смогла бы остановить его, даже если бы попыталась. Мы имеем дело не с испуганным подростком. Джо Донелли – человек огромной силы воли. Он полон решимости защищать свои права, и я не могу винить его за это. Я с самого начала должна была рассказать ему о своей беременности.

Лицо Сьюзен менялось на глазах. Если полчаса назад она могла сойти за сорокапятилетнюю женщину, то сейчас выглядела на все семьдесят.

– Имоджен, – прошептала она, хватаясь трясущейся рукой за горло, – умоляю тебя, ради всех нас, пока не поздно, положи этому конец.

– Ты слишком остро реагируешь. – Внешне невозмутимая, Имоджен испугалась, что с матерью случится удар. – Почему я должна останавливать его?

Сьюзен смотрела куда-то вдаль, в ее глазах стоял такой ужас, словно она видела адское пламя.

– Потому что нет никакой могилы, Имоджен. Ребенок не умер.


ГЛАВА ВОСЬМАЯ


Листер-Медоуз выглядел точно так же, как в тот день, когда Имоджен обожгла руку на барбекю. Дети все так же играли в садиках под развешенным на длинных веревках бельем, все так же цвели герани в горшках на подоконниках, а стену дома Донелли все так же украшала россыпь ярко-желтых и оранжевых настурций. Даже собака, дремавшая на солнце у входной двери, была постаревшей версией щенка, которого Джо принес домой в тот день, когда Имоджен было семнадцать лет и она еще не подозревала, какие несчастья обрушатся на нее всего лишь через год.

Имоджен остановилась посреди дороги, радуясь, что припарковала машину у магазинчика за углом. Вид взятого напрокат «линкольна» возвестил бы о появлении чужака громче иерихонских труб, а ей необходимо время, чтобы взять себя в руки и, наверное, в пятнадцатый раз отрепетировать, как выложить свои сногсшибательные новости.

После материнского откровения воздух в комнате загустел так, что Имоджен задохнулась и еле слышно прошептала:

– Что ты сказала?

– Твой ребенок не умер, дорогая... но лучше бы она умерла.

– Для кого лучше, мама?! – гневно выкрикнула Имоджен, обретя голос. – Для меня? Для Джо? Или для тебя?

– Для всех, включая девочку, – ответила Сьюзен. – Ее удочерили, о ней хорошо заботятся.

Имоджен не могла прийти в себя. Шок, восторг, гнев, замешательство мешали думать связно. Вопросы, сталкиваясь, метались в голове. Кто? Когда? И самое главное – почему? – Почему, мама?

Сьюзен разрыдалась:

– Твоя дочка – результат изнасилования. При каждом взгляде на нее ты вспоминала бы о насилии, которому подверглась. Как бы ты жила с этим? Как я могла позволить ей остаться с тобой?

– Господи, мама, о чем ты говоришь? Джо не насиловал меня. Ты слышишь, мама? Джо меня не насиловал.

– Имоджен, я нашла твое платье, все изорванное, грязное. Я видела синяки у тебя на шее и на руках.

– Не он это сделал! – выкрикнула Имоджен.

– Ты заблокировала память, чтобы не сойти с ума, но я-то никогда этого не забуду. И не прощу. Я боролась со своей совестью, дорогая, поверь мне. Джо Донелли должен сидеть в тюрьме за содеянное. Но ты была так юна, Имоджен, моя малышка, бесценное папино сокровище, и я не могла выставить тебя и наше имя на публичное унижение, как потребовало бы официальное обвинение.

– Значит, вместо того, чтобы расспросить меня о случившемся, ты вышвырнула меня из города. – Имоджен не смогла скрыть горечь. – С глаз долой – из сердца вон. Так, мама?

– Перемена обстановки, Париж в июле... по-моему, неплохое лекарство, о таком, как ты говоришь, «вышвыривании» можно только мечтать.

– А потом ты поняла, что я беременна, и отослала к кузине Эми. Об этом тоже можно мечтать?

Сьюзен поникла в кресле, как увядшая роза, растерявшая лепестки.

– Не знаю! Я поступила так, как считала правильным. Откуда мне было знать, что через столько лет ты возобновишь отношения с человеком, которого должна презирать и ненавидеть? Как я могла знать, что ты совершишь такую глупость – скажешь ему о ребенке? И кто, находясь в здравом уме, станет восхищаться его желанием навестить могилу дочери? Сегодня он такой же негодяй без чести и совести, каким был в тот день, когда изнасиловал тебя... Ты еще долго будешь смотреть на меня обвиняющими глазами? Может, еще скажешь, что не он украл твою невинность?

– Это была любовь.

– Валяться в грязи с самым распущенным парнем в городе? – с презрением спросила Сьюзен. – Ты называешь это любовью? Тогда ты еще большая дура, чем я думала.


Краем глаза Имоджен заметила какое-то движение и очнулась от воспоминаний. Миссис Донелли вышла подмести парадное крыльцо. Собака потянулась и перекатилась на брюхо.

Имоджен понимала, что ее миссия не из легких. К своему стыду, в какой-то момент она даже решила не делиться новостями с Джо. Какой смысл? Зачем перекладывать на Джо эту тяжелую ношу? Вряд ли они имеют право искать своего ребенка и требовать, чтобы приемная семья вернула им дочь.

«В любом случае Джо недвусмысленно дал понять, что не желает иметь с тобой ничего общего. Так зачем же напрашиваться на новые оскорбления?» – прошептал противный внутренний голос.

«Затем, что ложь длилась слишком долго и должна наконец закончиться, – строго ответила совесть. – Джо несправедливо обвиняют в изнасиловании. И ты просто обязана все исправить».

Заметив гостью, миссис Донелли выпрямилась и ладонью прикрыла глаза от солнца.

– Боже милостивый, неужели Имоджен?

– Точно. – Улыбаясь, Имоджен наклонилась погладить собаку. – Не думала, что вы помните меня. Как поживаете, миссис Донелли?

– Хорошо, просто отлично. Ты чудесно выглядишь, Имоджен, но ты всегда была как картинка. Заходи, здесь жарко. Ты пришла к Пэтси?

Имоджен последовала за миссис Донелли в кухню.

– Вообще-то я надеялась застать Джо.

– Джо, говоришь? – Миссис Донелли внимательно взглянула на Имоджен. – Его нет дома. Поехал вернуть «тандерберд» Шону, но вернется с минуты на минуту. Мы с Пэтси как раз собирались выпить кофе – под яблоней, в холодке. Не хочешь присоединиться к нам, милая?

Хлопнула дверь черного хода, и в кухню вошла Пэтси, в шортах и майке похожая на семнадцатилетнюю школьницу, которую помнила Имоджен.

– Имоджен, какой чудесный сюрприз! Я искала тебя вчера в чайной палатке, но кто-то сказал, что ты уехала сразу после официальной церемонии.

– Ну, сейчас она здесь, так что можете поболтать, пока не вернется Джо. Бери поднос, Пэтси, а я принесу кофе.

– Ты хотела увидеть Джо? – настороженно спросила Пэтси. – Он знает, что ты заедешь?

– Нет. – Имоджен оглянулась на миссис Донелли, такую уютную, такую радушную, и подумала, как та отнесется к известию, что ее лишили одного из внуков. Сможет ли она, при всей своей доброте, простить такой грех?

– Ты виделась с ним в эти дни? – скороговоркой спросила Пэтси.

– Да. Мы ужинали вчера, а позавчера он заезжал на пару часов. А что?

– Я просто спросила... Извини, Имоджен, я сказала ему кое-что, что не должна была говорить, и с тех пор меня грызет совесть. – Пэтси огорченно вздохнула. – Если я тебе скажу, ты, наверное, никогда не простишь меня.

И вдруг Имоджен поняла. Джо и Пэтси всегда дружили. Если еще вспомнить, как Пэтси при первой встрече с ней нервничала, терзая салфетку, то не надо быть гением, чтобы найти верный ответ.

– Ты каким-то образом узнала о моей беременности и рассказала Джо?

Знаменитые глаза Донелли казались еще синее на вспыхнувшем краской стыда лице Пэтси. – Мне так стыдно, Имоджен, до смерти стыдно! Даю слово, я ни одной живой душе не проболтаюсь. Я бы и Джо ничего не рассказала, но он был таким...

– Каким, Пэтс? – Голос Джо вонзился в признания Пэтси, как горячая сталь – в податливое масло. Джо, не замеченный никем, обо шел дом и теперь стоял за их спинами, прислонясь к яблоне, сложив на груди руки и обжигая их вызывающим взглядом.

Пэтси взвизгнула и вскочила, как будто вдруг заметила, что сидит на осином гнезде, но бежать ей было некуда.

Миссис Донелли застыла с кофейником в одной руке и пустой кружкой в другой.

– Что здесь происходит? Из-за чего весь этот шум?

– Пэтси очищает свою совесть за чужой счет, – ответил Джо. – Продолжай, Пэтс, раз уж начала.

Пэтси лихорадочно пыталась найти какой-нибудь способ вывернуться, но не находила.

– Я...

– Неужели ты сплетничала? – упрекнула мать. – Ну, Пэтси Донелли, я думала, что лучше воспитала тебя.

Имоджен больше не могла молчать. Слишком велики были ее собственные грехи, чтобы винить кого-то другого.

– Это не сплетни. Джо имел право это знать, и я должна была сама рассказать ему давным-давно. Я благодарна тебе, Пэтси, ты помогла мне осознать мою трусость.

Пэтси расплакалась.

– Патриция Мария Луиза, прекрати! – сказала миссис Донелли, беря дочь за руку. – Имоджен приехала повидать Джо, а не нас. Пойдем, и пусть они разберутся в своих делах без твоей помощи.

Только когда мать с сестрой исчезли в доме, Джо повернулся к Имоджен.

– В чем дело?

– Хотела увидеться с тобой.

– Я так и понял. – Он раздраженно оттолкнулся от дерева. – Зачем? Что случилось?

– Нам необходимо поговорить.

– Сколько можно переливать из пустого в порожнее? Я все сказал, Имоджен, и если ты до сих пор хочешь собрать величайший роман своей жизни из обрывков воспоминаний, то зря тратишь время. Я надеялся, что ясно выразился вчера.

– Я здесь не для этого.

– Отлично. Видишь ли, меня вся эта история начинает утомлять. Ты привлекательная женщина, и я бы с удовольствием с тобой поразвлекся, если бы ты была другой, а не той, кто ты есть. Однако в данных обстоятельствах...

– Наша дочь жива, Джо.

Если бы Имоджен специально добивалась драматического эффекта, то и тогда не смогла бы выбрать лучшего момента. На секунду воцарилась мертвая тишина. Затем, словно в трансе, Джо пробормотал:

– Повтори.

– Наша дочь жива. Мама призналась мне сегодня утром.

Джо тяжело опустился на садовый стул.

– В какую игру вы обе играете, черт побери?

– Клянусь, я не играю.

– Неужели? – Джо уставился на лицо Имоджен, выискивая доказательства лжи. – Теперь только остается сказать, что все это время ее прятали на чердаке.

– Нет. Ее удочерили.

– Что?! Кто...

– Понятия не имею.

– Дьявольски удобно! Минимум информации, чтобы я на коленях выпрашивал остальное! Неужели ты думаешь, что я поверю?

– Надеюсь, ты сможешь сосредоточиться на самом важном. Я сообщила тебе, что ребенок, которого мы считали мертвым, жив. Я разрываюсь между раем и адом. Я не знаю, смеяться или плакать, а ты обвиняешь меня в подлой игре. У тебя сомнения, Джо Донелли?

– Имоджен, я не знаю! Может, все дело в том, что с момента нашей встречи ты не даешь мне расслабиться ни на секунду. Я каждый раз и вообразить не могу, какую очередную новость услышу в следующий момент. Сначала я узнаю, что зачал ребенка, причем узнаю не от тебя. Потом, не сумев вывернуться, ты рассказываешь жалостливую историю об умершем ребенке. Я начинаю расспрашивать о деталях, а ты, видите ли, ничего не знаешь. Нет ни свидетельства о рождении, ни свидетельства о смерти – ничего. Прошлое – прошлому, говоришь ты мне, только будущее имеет значение. – Схватив пару ложек, Джо забарабанил ими по подносу. – Сюрприз, сюрприз, господа! Парню не удастся сорваться с крючка. Дочка, которую он считал мертвой и похороненной, жива и здорова.

– Джо, так получилось.

– Я чувствую себя обманутым дураком! И я хочу знать, что еще вы замыслили. Сколько еще тараканов бегает по чердаку, который ты называешь своими мозгами?

Имоджен ответила на его свирепый взгляд не менее свирепым взглядом.

– Если тебя больше всего волнует, как избавиться от меня, успокойся. Может, это и потрясение для мужчины, который считает себя неотразимым, но чем больше я смотрю на тебя, тем менее привлекательным нахожу. А что касается моих планов – да, они у меня есть. Только приготовься, Джо, так как сейчас твое непомерно раздутое самомнение получит еще один удар: мои планы тебя не касаются. Да, я многое хочу сделать. Вначале я заставлю маму рассказать, где моя девочка. Я хочу увидеть ее, узнать, счастлива ли она, здорова ли. Я хочу знать, хватает ли ее приемным родителям денег, чтобы обеспечить ей такую жизнь, какой она заслуживает. Если нет, надеюсь, они примут мою помощь. Однако в любом случае я намерена основать трастовый фонд, чтобы обеспечить ее будущее.

Имоджен умолкла, переводя дух, и Джо тут же воспользовался паузой.

– То есть ты хочешь выкупить ее и тем самым возместить все зло, которая причинила твоя мать. Между прочим, при твоем попустительстве... – Джо заскрежетал зубами, и слова полетели Имоджен в лицо, как плевки. – Она украла у этого ребенка право знать своих собственных родителей!

– Если тебе не хватает ума и доброты, можешь и так сформулировать. Однако мною движет совсем другое. – Имоджен подошла к нему, гордо подняв голову. – Я устала переубеждать тебя, Джо. Неужели ничего невозможно сделать, чтобы ты изменил свое мнение обо мне? Все, хватит! Думай, что хочешь, мне теперь наплевать.

Имоджен встала и направилась к дому. Джо нагнал ее и бесцеремонно схватил за руку.

– И куда же ты понеслась?

– Начинать поиски. – Имоджен устремила многозначительный взгляд на длинные пальцы Джо, обхватившие ее запястье. – Будь добр, отпусти меня. Я и так потратила на тебя слишком много времени.

Джо злобно зашипел. Его глаза засверкали гневом.

– Мы начнем поиски вместе, принцесса. И начнем мы с дражайшей мамочки. Как ты сюда добралась?

– На машине. Или ты думал, что я прилетела на метле?

– Поехали!


Сьюзен, видимо, немного оправилась от утренних потрясений. Она стояла у дверей гостиной в элегантном голубом костюме; тройная нитка натурального жемчуга на шее, безупречная прическа, аккуратно подкрашенные губы. Только слишком бледное лицо и крепко сжатые руки выдавали ее волнение.

Увидев Джо, Сьюзен не вымолвила ни слова, лишь слегка приподняла изящные брови и повернулась к дочери.

– Он знает, мама, – сказала Имоджен в ответ на вопросительный взгляд Сьюзен. – Я передала ему все, что ты мне рассказала, однако думаю, нам обоим этого недостаточно. Мы хотим узнать подробности.

– Возможно, ты права, но не здесь, – резко возразила Сьюзен. – Идемте в солярий.

В молчании все трое проследовали в солярий. Как только двери за ними плотно закрылись, Сьюзен повернулась к Джо.

– Можете присесть, мистер Донелли.

– Я предпочитаю стоять.

– Как пожелаете. – Сьюзен выбрала самый дальний от Джо диван, присела на подлокотник и царственно разрешила: – Ну, говорите. Несомненно, вы хотите многое сказать.

– В данный момент я горю желанием послушать, что скажете вы.

Сьюзен встала и, пожав плечами, подошла к кадке с цветущими гардениями.

– Вам? – Она сорвала увядший цветок и презрительно взглянула на Джо. – Вам я ничего не должна. Ни объяснений, ни извинений. Все, что я сделала, я сделала ради моей дочери и ни о чем не сожалею. Меня волновали только ее интересы.

В два широких шага Джо преодолел разделявшее их расстояние.

– А меня сейчас волнуют интересы моей дочери, миссис Палмер. Я хочу знать, где она... и не стоит говорить, что не знаете, я не поверю.

– Она живет в любящей и стабильной семье, больше я ничего не намерена вам сообщать. – И, словно подчеркивая, что вопрос исчерпан, Сьюзен швырнула цветок в кадку.

Джо перевел взгляд на измятый цветок, затем снова посмотрел в лицо Сьюзен, сунул руки в карманы джинсов и, не спеша пройдясь по комнате, остановился у южного окна. Внезапно он развернулся и, подойдя к Сьюзен, наклонился к ней. Его голос прозвучал так угрожающе, что даже Сьюзен вздрогнула.

– Вы думаете, я позволю вам снова сыграть Господа Бога? Неужели вы действительно верите, что сможете вышвырнуть меня из этого дома, как почти девять лет назад, когда я пришел сюда и попросил разрешения увидеть Имоджен?

Имоджен, до этого момента, как загипнотизированная, наблюдавшая за сражением между матерью и Джо, очнулась.

– Мама! Это правда?

– Правда, – подтвердила Сьюзен, не отрывая взгляда от Джо. – Жаль, что я не наподдала ему так, чтобы он улетел отсюда навсегда.

Джо зловеще улыбнулся, и Имоджен невольно подумала, что никогда еще не видела его таким красивым и таким безжалостным. Его заявление о том, что он голыми руками убил человека, уже не казалось ей абсурдным. Однако, несмотря на закипающую в нем ярость, его голос прозвучал кротко, словно мурлыканье сытого кота.

– Я отец вашей внучки, миссис Палмер. Может, поговорим как родственники?

– Я скорее умру, чем признаю вас членом своей семьи.

Улыбка Джо стала еще шире, однако у Имоджен мороз пробежал по коже.

– Вы рискуете умереть гораздо раньше, чем предполагаете, потому что, если не скажете, где моя дочь, я сверну вашу тощую шею.

На несколько бесконечных секунд противники застыли лицом к лицу, глаза в глаза, и, как ни велико было негодование Сьюзен, она не выдержала неумолимого гнева Джо. Она обмякла, явно поняв бесполезность сопротивления, и без сил опустилась на диван.

– Крайние меры не понадобятся.

Однако больше Сьюзен ничего не сказала. Имоджен смотрела на сжимающиеся и разжимающиеся кулаки Джо, и ей казалось, что ее сердце бьется в том же ритме, заглушая журчание фонтана.

– Мы ждем, – напомнил Джо с обманчивой мягкостью, впрочем не замаскировавшей угрозу. – И мое терпение заканчивается. Где моя дочь, старая ведьма?!

Сьюзен вскинула руку, но туг же опустила, признавая поражение.

– Она живет в Норбери, к западу от Ниагарского водопада, и учится в очень хорошей школе. – Сьюзен подняла глаза на Джо. – Мы не любим друг друга, мистер Донелли, и сомневаюсь, что наши отношения когда-либо изменятся, однако я вовсе не людоедка, какой вы меня считаете. Пытаясь защитить свою дочь, я не бросила вашу. Я заботилась о ней, делала для нее все, что могла. Я хотела, чтобы Имоджен забыла тот кошмар и начала жизнь заново, в новой обстановке. Может быть, я ошибалась и составила о вас неправильное мнение. Если так, я глубоко сожалею.

Ей не удалось разжалобить Джо, и он не стал делать из этого секрета.

– Извинения запоздали, миссис Палмер, чудовищно запоздали. Никакие ваши заботы не возместят и не оправдают того, что мы с Имоджен потеряли восемь лет из жизни нашего ребенка.

– Я понимаю, однако вы еще успеете наверстать упущенное.

– Сомневаюсь. Даже после ваших откровений мы вряд ли сможем постучаться в чью-то дверь и потребовать нашу дочь. Как мы вырвем ее из единственной семьи, которую она знает? Как оправдаем тот факт, что столько лет не объявлялись? И как мы докажем совершенно чужим людям, что имеем на нее права? Ответьте мне на все эти вопросы, и посмотрим, захочется ли мне хотя бы выслушать ваши извинения.

В глазах измученной старой женщины вспыхнули отблески огня, горевшего в прежней Сьюзен Палмер.

– Сформулированные вами проблемы не так неразрешимы, как вам кажется, мистер Донелли. Женщина, заботам которой я доверила свою внучку, не чужая нам, она заботилась и об Имоджен. Имоджен, раскрыв рот, таращилась на мать.

– Да, Имоджен, – кивнула Сьюзен. – Я говорю о Моне Уайборн, твоей старой няне. Именно она забрала твою дочь и растит ее.

– Я думала, что и Мона умерла, – прошептала Имоджен, когда к ней наконец вернулся дар речи. И вдруг, не в силах ничего с собой поделать, разразилась истерическим смехом. Кудахтающее эхо ударило ей в уши, и она в ужасе зажала рот рукой.

– Заткнись, Имоджен, – приказал Джо.

– Не могу! – выкрикнула она между всхлипами и упала на ближайший диван. – Я несколько лет подряд посылала Моне рождественские открытки, а они возвращались с пометкой «Вернуть отправителю». – Смех снова начал душить ее, слезы хлынули из глаз. – Ну разве не смешно, Джо?

– Не смешно. – Он выхватил из кармана носовой платок и всунул его в руку Имоджен. – Ну хватит, успокойся. Ты должна успокоиться. Если будешь так вести себя при нашей дочери, то испугаешь ее до смерти.

– Почему испугаю? Наоборот, она хоть поймет, как я счастлива видеть ее.

Джо сел рядом с Имоджен, и она, уткнувшись лицом ему в плечо, зарыдала так, будто ее сердце разрывалось на куски.

– Я прикажу подать чай, – предложила Сьюзен.

– Прикажите, – разрешил Джо таким тоном, будто был хозяином дома.

Этого оказалось достаточно, чтобы Имоджен снова залилась истерическим хохотом вперемешку с плачем, но Джо ласково гладил ее по спине, и судорожные рыдания вскоре прекратились.

Измученная, обессиленная, Имоджен затихла. Она могла бы оставаться в его объятиях бесконечно, наслаждаясь покоем и ощущением безопасности, словно наконец нашла единственное место, где могла бы быть счастлива. Но и это Джо оборвал, отстранив ее.

– Тебе лучше?

– Не знаю... – всхлипнула она. – Не могу понять, что на меня нашло.

– Ну, не нужно быть большим ученым, чтобы понять. С самого своего приезда ты находилась в невероятном напряжении, а сейчас наступила разрядка.

Имоджен посмотрела на него, увидела озабоченность в его глазах.

– Не волнуйся, Джо. Все в порядке. Самое страшное позади.

– Ты действительно так считаешь? По-моему, все только начинается.

– Как ты можешь так говорить? Наша девочка жива. – Имоджен неуверенно улыбнулась сквозь слезы и почувствовала, как приятное тепло растекается по всему телу. – Подумай только! Через несколько часов мы встретимся с ней. Увидим ее, поговорим, потрогаем.

– А что потом?

– Не знаю. Сейчас я не могу думать, что будет дальше.

– Не хотел бы спровоцировать новую истерику, принцесса, но...

– Тогда помолчи. – Имоджен затрясла головой и на секунду прижала ладонь ко рту. – Пожалуйста, не заставляй меня думать о завтрашнем дне.

Джо внимательно посмотрел на нее, вздохнул, поцеловал кончики ее пальцев.

– Хорошо, Имоджен, будь по-твоему. Но не обманывайся, нам не пикник предстоит. Нам придется перевернуть вверх тормашками две жизни, поэтому побереги силы.


ГЛАВА ДЕВЯТАЯ


Деревянный белый заборчик окружал све-жепобеленный кирпичный домик с зелеными ставнями и аккуратно подстриженную маленькую лужайку. Вымощенная камнями дорожка вилась от калитки к входной двери, по обе стороны которой, словно часовые, цвели розовые кусты. Единственное, чего недоставало словно сошедшей с почтовой открытки идиллии, так это толстой полосатой кошки, дремлющей на залитом солнцем крыльце.

– Приехали, Имоджен. Ты готова?

Готова? Она не знала. На ее взмокших от пота ладонях остались глубокие вмятины от ногтей. Ее подташнивало, во рту появился странный металлический привкус.

– Надеюсь, ты не собираешься снова устраивать истерику? – подозрительно спросил Джо.

Имоджен не ответила, уставившись на старую женщину, появившуюся из-за дома. Отирая руки о фартук, женщина приблизилась. В ее волосах было больше седины, чем Имоджен помнила, лицо и руки были более морщинистыми, но улыбка не изменилась. Имоджен даже уловила до боли знакомый запах английской лаванды, подмешанной к крахмалу, а когда она наклонилась, то попала в самые теплые и родные объятия.

– Благодарение Господу, дитя мое, наконец ты приехала! – заворковала Мона Уайборн, крепко обнимая Имоджен. – Я все ждала и ждала с той минуты, как твоя мать позвонила и сказала, что ты едешь.

– Мама звонила тебе?

– Ну да. Она верно рассудила, что меня нужно подготовить. – Мона отступила на шаг и без стеснения утерла краем фартука струящиеся по лицу слезы. – Ну, дай-ка посмотреть на тебя, моя деточка! Какая ты взрослая, и красавица необыкновенная! Ох, Имоджен, сколько же раз я хотела связаться с тобой! Только я обещала твоей матери, что сохраню ее тайну, и не могла нарушить слово. Но теперь я так счастлива, что ты здесь и что ты знаешь о Касси.

Имоджен вцепилась в калитку, боясь рассмеяться или заплакать. Они даже не спросили у матери, как зовут их девочку.

– Ты так ее называешь? Касси?

– Ну, ее настоящее имя Кассандра, только оно слишком длинное для малышки, и все зовут ее Касси. Кроме ее бабушки, конечно. – Мона наконец обратила внимание на терпеливо ожидающего в сторонке Джо, и в ее глазах мелькнули веселые огоньки. – Вряд ли стоит говорить, что миссис Палмер всегда поступала так, как считала правильным.

– Вы правы, мадам, не стоит. – От улыбки Джо, открытой и искренней, у Имоджен заныло сердце. Ей он никогда не улыбался так тепло. – Я это давно знаю. Между прочим, я – Джо Донелли, отец Касси.

Мона и его обняла.

– Могли этого и не говорить, молодой человек! Девочка – вылитая ваша копия.

Имоджен нетерпеливо оглянулась.

– Она дома, Мона? Мы можем ее увидеть?

– Видишь ли, дорогая, я отослала ее к подружке поиграть, – объяснила Мона, ведя их к дому. – Подумала, что, может, лучше, если ее не будет дома, когда вы приедете. Но она недалеко, всего через несколько домов отсюда и, как только вы позовете, прибежит через пять минут.

Они прошли в крохотную прихожую с винтовой лестницей и туг же оказались в большой гостиной, заставленной обитыми ситцем диванчиками и креслами и мебелью темного вишневого дерева. А у камина на уютном кресле с подголовником изящно раскинулась кошка, только не пушистая и полосатая, а высокомерная сиамская красавица. Завидев чужаков, посмевших забраться на ее территорию, кошка даже не зашипела, лишь следила за каждым их движением немигающими безразличными голубыми глазами.

– Конечно, это не то, к чему привыкла ты, Имоджен, – заметила Мона, гордо оглядывая свои владения. – Но здесь уютно и зимой тепло. У меня есть садик, где я люблю возиться летом, а у Касси – отдельная большая комната наверху и вторая кроватка, на случай, когда подружка остается ночевать. Школьный автобус каждый день забирает Касси прямо у калитки, а вечером привозит домой. И я изо всех сил стараюсь воспитать ее так, как ты сама бы ее воспитала.

Охваченная любовью и благодарностью, Имоджен снова обняла старую няню.

– Я так счастлива, что именно ты растила и берегла ее для меня! А что касается дома, Мона, то он просто прелесть. Замечательный дом для маленькой девочки.

– Пойдемте на кухню, – предложила Мона. – Я приготовлю чай.

Выкрашенная в солнечно-желтый цвет кухня тянулась во всю длину домика. Окна с широкими низкими подоконниками выходили в сад. С раскидистых ветвей старого кривого дуба свисали птичьи кормушки, а под ними стояла каменная ванночка с водой.

Мона наполнила чайник, поставила его на плиту и сняла с полки лакированную жестяную банку с чаем.

– В последнее время Касси начала задавать вопросы. Она умная девочка и видит, что ее жизнь отличается от жизни ее подружек.

Имоджен встревоженно посмотрела на Джо.

– И что ты ей говорила, Мона?

– Ну, она зовет меня нянюшкой и знает, что дама, которая навещает ее раз в месяц, ее бабушка, живущая в другом городе. Долгое время этого было достаточно, только недавно Касси стала спрашивать, где ее мамочка и папочка. Я отвечала, что жизнь складывается по-разному, но если очень сильно надеяться и молиться, то когда-нибудь все будет так, как ты хочешь.

Имоджен нервно вскочила и подошла к окну.

– И вот этот день настал, а мы понятия не имеем, как объяснить ей, почему так долго не появлялись.

Джо, наоборот, казался абсолютно невозмутимым.

– Успокойся, принцесса. Просто положись на интуицию. Нужные слова сами придут, вот увидишь.

Мона смотрела в окно на малиновок, плещущихся в ванночке, и повернулась, только когда пронзительно засвистел чайник.

– Ну, милая, – сказала она, разливая чай по чашкам, – мы все понимаем, что будет нелегко, однако Джо прав, я думаю. Пусть Касси вернется домой и познакомится с вами, а там посмотрим. Ее нельзя назвать слишком застенчивой. Если она захочет что-то узнать, то спросит. И если, Имоджен, тебе нужен мой совет, отвечай ей честно, ты это умеешь... Ну что? Позвонить и позвать ее домой?

– Да, – ответил Джо. – Звоните.

И они стали ждать. Молча ждали, пока Мона набирала номер. Ждали, пока она говорила с кем-то по телефону. Ждали, пока она вешала трубку.

– Касси идет.

Они снова ждали. Сколько? Минуту? Две? Сто?

В чашках остывал нетронутый чай... Наконец звякнула задвижка калитки, затем раздался звук легких шагов по камням дорожки, распахнулась и захлопнулась входная дверь. Ожидание закончилось.

– Я боюсь, – вскрикнула Имоджен, хватаясь за край стола.

Джо резко подтолкнул ее локтем.

– Не дури. Сейчас мы увидим нашего ребенка. Чего тут бояться?

«Откуда у него такая уверенность?» – изумилась Имоджен, прислоняясь к Джо в поисках опоры.

В кухню впорхнула Касси.

Джо никогда не видел более красивого ребенка. Утонченные черты лица Имоджен и его темные волосы, его ярко-синие глаза. Жизнерадостная, с улыбкой, обращенной ко всему миру, которую совершенно не портила щель на месте выпавшего переднего зуба. Девочка была похожа и на него, и на Имоджен и в то же время обладала ярко выраженной индивидуальностью.

Он не помнил, когда сел, а может, рухнул на стул, не знал, сделал это случайно или чтобы не свалиться на пол. Он не помнил, когда схватил руку Имоджен, как утопающий хватается за брошенный ему спасательный круг, как автоматически улыбнулся в ответ на сияющую улыбку дочери и сказал «привет». Но он сразу понял, что перевернет небо и землю, если кто-то снова попытается отнять ее у него.

Оцепенев, Джо смотрел, как Имоджен пожала маленькую ручку. Почему рукопожатие, недоумевал он? Почему Имоджен не схватила девочку в объятия, почему не осыпала поцелуями? Как она может так вежливо улыбаться, ведь этот ребенок – ее дочь!

Мона, Имоджен и Касси заговорили одновременно. Джо только видел, как движутся их губы, и ничего не понимал. С тем же успехом они могли говорить на суахили. Пустая женская болтовня, наверное. Ребенок... нет, не ребенок. Касси. Его дочь. Касси прижалась к Моне, обвила ее худенькой ручкой. Он бы с радостью отдал десять лет жизни, лишь бы Касси смотрела на него с такой же любовью, как смотрит на няню...

– Вы останетесь поужинать с нами?

Вопрос был обращен к нему. И задавала этот вопрос его дочь. Ее голос звучал как нежная музыка, как ручеек, струящийся с холма, как ветер в апреле, сладкий и живительный.

– А? Что? – Собственный голос показался Джо голосом последнего идиота, а не здравомыслящего мужчины.

Мона, добрая душа, бросилась ему на помощь.

– Ну конечно, они останутся, дорогая, – ответила Мона, посмеиваясь. – У нас есть гамбургеры, и я испекла пирог с ревенем. А когда мы попьем чай, ты поможешь мне надергать латука, и мы приготовим салат.

Обворожительная щербатая улыбка снова расцвела на детском личике.

– Давайте поужинаем в саду, хорошо?

– Хорошо, если наши гости не возражают.

– И не забудь зефир, нянюшка. У нас есть зефир.

Имоджен легко поддерживала разговор. Ну и отлично, думал Джо. Он все равно не мог вымолвить ни слова и только изумлялся. Женщины ничего не умеют делать молча. Вот, пожалуйста, убирают посуду, моют чашки, достают еду из холодильника – и болтают как заведенные. Он прислушался. Его дочка откручивала крышку стеклянной банки непонятно с чем и щебетала о прудике на заднем дворе и золотых рыбках, которых надо покормить.

Имоджен мимоходом погладила головку Касси. Девочка подняла на нее восхищенные, полные обожания глаза. И неудивительно. Имоджен – молодая, красивая, элегантная, именно такими женщинами восхищаются маленькие девочки... А он? Что он может предложить дочери, чем заинтересовать?

– Вообще-то я больше люблю лошадей, – услышал Джо восхитительное хихиканье Касси, – зато золотые рыбки едят гораздо меньше и не требуют много места.

«Я мог бы подарить тебе лошадь, – хотел сказать он дочке. – Если бы все сложилось по-другому, я мог бы обучить тебя верховой езде и купить тебе все, что необходимо первоклассной наезднице».

Но Джо сидел отчужденный, словно случайный гость.

– Хотите посмотреть рыбок? – Вопрос Касси не был адресован кому-либо конкретно, но она стояла так близко, что Джо мог бы дотянуться до нее и посадить на колено... если бы посмел. Он разглядел длинные черные ресницы, ямочки на щеках, крохотные ушки, плотно прижатые к голове, и совсем растаял.

Ему так хотелось притянуть ее к себе, вдохнуть ее аромат, ему хотелось бы каждый вечер относить ее в кроватку после ванны, чувствовать, как худенькие ручки обнимают его за шею. Каждый вечер играть с ней и рассказывать о лошадях! Какое счастье!

– Я с удовольствием посмотрю, – откликнулась Имоджен и бросила на Джо взгляд, явно говорящий: «Ты, дурень, неужели не можешь что-нибудь сказать, ну, на худой конец закрой рот!» – Когда я была маленькой, у меня тоже был пруд с золотыми рыбками.

Касси подпрыгнула от удовольствия, схватила Имоджен за руку, а Джо сидел, пытаясь проглотить подступивший к горлу комок. Да еще, к своему ужасу, он почувствовал, как его глаза наливаются слезами. Только этого не хватало!

– Господи, могу поклясться, что покупала еще одну баночку майонеза, но ее нигде нет. – Мона зацокала языком, и Джо ухватился за ниспосланный свыше шанс сбежать и собрать клочки растерзанного самообладания.

Яростно замигав, он подавил слезы и отлепился от стула.

– Я съезжу в ближайший магазин и куплю вам майонез.

Вернувшаяся из сада Имоджен услышала его предложение.

– Ну нет, на моей машине ты не поедешь! Это арендованная машина, и в контракте стоит мое имя. А вот если бы там стояло твое имя, я бы с удовольствием отправила тебя на все четыре стороны.

– Спокойно! – возмутился Джо. – Да что я такого сделал?

– Чего ты не сделал, тупица! – Имоджен гневно ткнула большим пальцем в сторону раскрытой двери в сад. – Нашей дочери не терпелось показать нам свой мир. Неужели так трудно было проявить хоть каплю интереса?

– Я проявил. – Джо чуть не взорвался. Его нервы и так на пределе, а мисс Высокомерие еще читает ему нотации!

– Меня не одурачишь! – фыркнула Имоджен. – Сидел с такой каменной физиономией, что я уж начала задаваться вопросом, не слабоумный ли ты.

Джо аж задохнулся от возмущения.

– И только из-за того, что я не подлизывался к ней и не болтал без умолку, как ты?

– Как ты смеешь, Джо Донелли! Я никогда не «подлизываюсь» и не «болтаю».

Имоджен точно дала бы ему по губам, но вмешалась Мона.

– Вы не забыли про майонез, Джо? – Она сняла с крючка связку ключей. – Можете взять мою машину. И раз уж вы все равно едете, не купите ли еще один пакетик зефира? Касси его так любит! Не спешите. Посмотрите город, если хотите. – Старая няня протянула Джо ключи, незаметно подмигнула и чуть сжала его пальцы. – Сейчас летние каникулы, и я не стану переживать, если Касси ляжет спать чуть позже обычного.

– Спасибо, – от всей души поблагодарил Джо.

Он довольно легко нашел маленький торговый центр, в который направила его Мона: булочная, универсам, винный магазин, аптека, парикмахерская и агентство по продаже недвижимости.

Джо начал с универсама. Нашел именно тот сорт майонеза, что заказала Мона, взял зефир и уже направлялся к кассе, когда заметил полку с конфетами. Ну, черт побери, пусть он вырос не в утонченной атмосфере Клифтон-Хилла, однако даже парень из Листер-Медоуз время от времени покупает женщинам подарки. Джо понимал, что должен Моне Уайборн гораздо больше, нежели коробку шоколадных конфет, однако для начала – самую большую! А бутылку шампанского и упаковку пива он захватит в винном магазине.

Джо уже шел к машине, когда заметил объявление в окне агентства по продаже недвижимости.


«СРОЧНО ПРОДАЕТСЯ! КОНЕФЕРМА!

25 акров земли, конюшня на 8 денников, 2 сарая, 6 огороженных пастбищ, открытый манеж, жилой дом. Через участок протекает ручей. Собственность нуждается в ремонте».


Рядом красовалась фотография: холмистый участок, орешник, отбрасывающий длинные тени на угол сарая, явно готового рухнуть при малейшем дуновении ветра.

Джо долго таращился на фотографию, охваченный неожиданным желанием обладать этим куском земли. Как бы он поступил, если бы увидел это объявление при других обстоятельствах?

«Ничто в жизни не случается без причины, – всегда говорила его мать. – И не нам спрашивать – почему. Мы просто должны верить: Бог знает, что делает».

«Если хочешь чуда, создай чудо, – сказал Чарли Гринвэй, когда вез его из тюрьмы на свою конеферму в центре Оджо-дель-Дьябло, где Джо предстояло отбывать остаток своего срока. – Будешь ждать, пока это сделает кто-то другой, не дождешься до самой смерти».


Шел седьмой час вечера, стол в саду уже был накрыт к ужину, гамбургеры ждали, когда их наконец поджарят, а Джо еще не вернулся.

– Не могу представить, почему он так задерживается, – сказала Имоджен как минимум в пятый раз. – Думаешь, он заблудился?

Мона как будто совсем не тревожилась.

– Если и заблудился, нетрудно позвонить, дорогая.

– Наверное, он поймал меня на слове и исчез навсегда. Снова.

– Или понял, что вам обоим необходимо время привыкнуть к обстоятельствам. – Мона кивнула на Касси, качающуюся на качелях в глубине сада. – Думаю, ты слишком строга с ним, Имоджен. И слепой увидел бы, как его потрясла встреча с дочерью.

– Только не Джо, – уверенно заявила Имоджен. – Никогда не встречала такого полного отсутствия эмоций.

– Ты хорошо его знаешь, дорогая? – спросила Мона, складывая бумажные салфетки и прижимая их тарелками, чтобы не разлетелись на ветру.

– Да, хотя он в это не верит.

– И тебе кажется, что ты его любишь?

– Думаю, что легко могла бы полюбить, если бы он подпустил меня поближе к себе. Но он такой... замкнутый.

– Имоджен, по-моему, Джо очень гордый мужчина. И благородный. Может, ты и простила его за то, что он бросил тебя беременной, но вряд ли сам он себя простил.

– Не его вина в том, что я осталась одна. Он приходил за мной в то лето, как и обещал. Если бы мама не солгала, не сказала бы ему, что я уехала, лишь бы больше не видеть его, мы были бы сейчас вместе.

– А может, и нет. Кто знает? Он не мог обеспечить уровень жизни, к которому ты привыкла, и вряд ли может сейчас. Думаешь, он не понимает этого, дорогая? Скорее всего, он считает это непреодолимой преградой.

– Так что же нам остается, нянюшка? Раздельная жизнь и общий ребенок? – Судорожно всхлипывая, Имоджен прижала руку к сердцу. – Она здесь, нянюшка. В моем сердце. И для Джо здесь есть место, только он не желает это видеть. И если настанет день, когда мы сможем открыться ей...

– Настанет, Имоджен. Я всегда знала это и, конечно, не имею права и дальше прятать ее от тебя. Она обязательно будет с тобой.

– Тогда мы должны предложить ей хоть какое-то подобие нормальной жизни. Мы уже пропустили восемь лет! Как же она будет разрываться между матерью, которая живет в Ванкувере, и отцом, который живет неизвестно где?

– Он живет здесь, – заявил Джо, выходя в сад из двери кухни. Во второй раз за этот день он подкрался незаметно, во второй раз подслушал то, что не предназначалось для его ушей. – На ферме «Ореховая Роща».

Имоджен затрясла головой, пытаясь осознать услышанное.

– Ничего не понимаю! А где эта ферма?

– Понятия не имею. Я ее еще не видел, но уже купил.

– Еще не видел? Уже купил? Боже милостивый, ты точно спятил.

– Не рычи, принцесса. Ты переволновалась из-за моего долгого отсутствия, но, пока я звонил своему адвокату, пока подписывал проект договора, стукнуло шесть часов. У тебя явно неадекватная реакция.

Они так и продолжали бы обмениваться колкостями, если бы не Мона. Вынув из одного пакета майонез и зефир, она заглянула в другой.

– Джо, глаза меня не обманывают? Я действительно вижу шампанское?

Он расплылся в довольной улыбке.

– Да, Мона. И уже охлажденное. Убрать его в холодильник или открыть сейчас?

– Думаю, сейчас, дорогой. Кажется, нам есть что отпраздновать. А пока ты открываешь бутылку, я поищу подходящую посуду. Боюсь, у меня нет настоящих бокалов для шампанского.

– Что это на тебя нашло? – сквозь зубы процедила Имоджен, как только Мона исчезла в доме.

– Отцовство, – гордо ответил Джо, разворачивая серебряную фольгу.

Имоджен взглянула поверх его плеча. Касси, соскочив с качелей, поймала зазевавшуюся кошку, уложила ее в кукольную коляску и стала укутывать в одеяльце.

– Что же нам делать, Джо?

– Единственное, что в наших силах. Мы подарим ей семью. А зачем же еще я купил ферму?

– Ты хочешь отобрать Касси у Моны? – воскликнула Имоджен.

– Да нет же. Ломать чужие жизни – это специализация твоей мамочки, не моя.

Мона вернулась с тремя винными бокалами.

– Джо, я нашла в кухне коробку конфет. Вы привезли их Касси?

– Нет, вам, Мона. Считайте, что я начал отдавать свой долг.

«Джо Донелли может очаровать кого угодно, – кисло подумала Имоджен, – даже телеграфный столб».

Раскрутив проволоку, Джо вытащил пробку, наполнил бокалы и подал шампанское дамам. – Я хочу произнести тост. За будущее!

– За будущее, – с готовностью откликнулась Мона.

Имоджен промолчала. Она так напряженно пыталась разобраться в затее Джо, что чуть не поперхнулась шампанским. И что он имел в виду, когда сказал: «Мы подарим ей семью»? А еще важнее – как он собирается воплотить свои слова в жизнь?

– Джо, нам с тобой необходимо поговорить.

– Конечно, но в данный момент я должен поджарить гамбургеры. Это мужская работа.

Как только Джо отправился в кухню за пивом, она решила не упускать шанс и зажала его между холодильником и рабочим столом.

– А теперь выслушай меня, Джо Донелли. Я не собираюсь спокойно стоять в стороне, я не позволю тебе играть в свои глупые игры с нашей дочерью, с Моной и со мной. Я хочу знать, что ты задумал, и хочу знать это сейчас.

– Я надеюсь убедить Мону покинуть этот дом и переехать на мою ферму.

– Господи помилуй! Ты собираешься перевернуть вверх тормашками чужую жизнь, и тебе наплевать, как это повлияет на весь остальной мир? Даже если бы тебе удалось убедить Мону...

– Удастся, принцесса, – беззаботно отозвался Джо. – Уж тебе бы следовало знать, что если я чего-то хочу, то обязательно добьюсь.

– А когда добьешься, что потом?

– Потом я скажу Касси, что я ее отец, а ты и ее няня будете жить со мной.

– А что ты ответишь ей, когда она спросит, где ты был первые восемь лет ее жизни? Или ты настолько опьянен своим всемогуществом, что так далеко не загадываешь?

– Осторожнее, Имоджен. Ты становишься похожей на свою мать.

– Может, я начинаю чувствовать себя матерью, – сказала она, понимая, что он нарочно подкалывает ее. – Не забывай, Касси и моя дочь. И как же я вписываюсь в твою идиллическую картину, или меня ты уже вычеркнул?

– Это тебе решать, но на первые вопросы ответить могу. Когда Касси спросит, где я был все эти годы, я скажу ей правду.

– Какую правду?

– Мне понадобилось время, чтобы стать достойным ее, но теперь все в порядке и больше я ее не покину. Чем оправдаешься ты, принцесса?


ГЛАВА ДЕСЯТАЯ


Этот страшный вопрос мучил Имоджен весь остаток вечера. Она машинально жевала свой гамбургер и зефир, в нужных местах вместе со всеми смеялась над шутками, но чуть не взвыла от душевной боли, когда Касси прижалась к ней и серьезно спросила:

– Вы еще будете здесь завтра утром, когда я проснусь?

Однако самым сильным из ее чувств в этот вечер была ярость. Джо думает, что знает ответы на все вопросы. Какая самонадеянность! Он не глядя покупает недвижимость. Какое легкомыслие! Он принимает решения за других, как будто имеет на это право. Да как он смеет! А каким трусом он оказывается, когда речь заходит о чувствах! Неужели он думает, что она не заметила, как он каждый раз находит предлог, чтобы не коснуться их девочки и не заговорить с ней?

Когда Касси ушла спать, Джо, пустив в ход все свое обаяние, изложил Моне свой план, и его доводы в сочетании с неотразимой улыбкой звучали очень убедительно.

– Мона, ни за что на свете я не стал бы отнимать у вас Касси, вы это знаете. Я предлагаю вам просто поделиться ею с нами. Неужели я прошу слишком много?

– Конечно, нет. У ребенка не может быть слишком много любящих людей, а вы – ее родители. Она принадлежит вам.

– Но она и ваша. Вы очень долго были для нее всем, вот почему я надеюсь, что вы согласитесь жить с нами на ферме. Мона, вы нужны нам гораздо больше, чем мы нужны вам.

«Нам»? Имоджен снова вскипела. Джо явно считается с ней не больше, чем со шкафом или с диваном. «Что за «мы» в твоих грандиозных планах? Когда ты в последний раз советовался со мной?» – хотелось закричать ей.

– Сейчас пока там жить нельзя, – улыбаясь, признался Джо и слегка пожал плечами. – Однако, когда я закончу ремонт, всем хватит места. Дом обветшал, конечно, но там больше трех тысяч квадратных футов, и от Норбери недалеко, так что Касси не придется менять школу.

Ошеломленная Мона капитулировала без единого возражения, и Имоджен не могла винить ее за это. Джо Донелли в роли отца мог бы растрогать и камень.

– Я не сомневаюсь, дорогой, у вас все прекрасно получится. Можете рассчитывать на мою помощь, – уверила его Мона.

Джо накрыл ладонью ее натруженную руку.

– Я понимаю, как тяжело вам будет покинуть этот дом, но ради Касси...

Он одарил старушку еще одной обворожительной улыбкой, и незаконченная фраза многозначительно повисла в воздухе. Глаза Моны наполнились слезами сочувствия.

– За Касси я отдала бы жизнь, неужели вы не понимаете, Джо? А это... – Она обвела взглядом свою обитую ситцем мебель, дорогие ее сердцу вещицы, собранные за целую жизнь, затем протянула вторую руку Имоджен. – Это просто куча кирпичей и досок. Мы с Касси были счастливы здесь, но, как говорится, дом там, где сердце, а мое сердце всегда будет с Касси и ее мамой. Если вас не пугает то, что я буду путаться у вас под ногами, то я не возражаю против переезда. Я еще не так стара и не держусь за привычное.

– Благодарю вас от всего сердца! – Джо поставил старушку на ноги и крепко обнял ее. – И обещаю, я из кожи вон вылезу, но мы переедем к сентябрю, к началу школьных занятий.

Имоджен хотелось кричать от злости, ругаться, но она держалась из последних сил.

– Думаю, Мона уже устала от нас. Да и нам пора. Одиннадцатый час, а до Роузмонта добираться больше трех часов.

– О, разве я тебе не сказал? – беспечно улыбнулся Джо. – Утром я должен подписать документы, а потом съездим посмотреть, что же я все-таки купил. В общем, я заказал номера в здешнем отеле.

– У нас нет даже зубных щеток! – возмутилась Имоджен. – Джо Донелли, неужели тебе и в голову не пришло посоветоваться со мной? Или мои чувства, мысли и планы не имеют значения?

Мона задумчиво поджала губы.

– Я бы предложила тебе переночевать здесь, но у меня нет лишней комнаты. Пожалуй, вам лучше побыть вдвоем и поговорить. И, милая, я могу одолжить тебе все необходимое, не волнуйся.

Джо снял два смежных номера в старой гостинице у реки чуть выше водопада. Не успела Имоджен выйти из ванной и надеть просторную ночную рубашку Моны, как в дверь, соединяющую комнаты, постучали.

– Я принес выпивку. Думаю, нам обоим не повредит, – объявил Джо, когда Имоджен открыла дверь. Он без приглашения прошел в комнату и устроился в кресле у крошечного камина.

– А если я не хочу?

Джо устало взглянул на нее.

– Имоджен, перестань капризничать и успокойся. Нам надо обсудить кое-какие детали.

– Полагаю, я должна чувствовать себя польщенной, ведь ты наконец смилостивился и включил меня в свои планы. – Она гордо прошествовала к постели.

– Что именно в моем поведении заставляет тебя кривиться, словно ты случайно надкусила лимон?

– Ты должен был спросить мое мнение, прежде чем вслепую покупать ферму с намерением поселиться там с Моной и Касси. Я не позволю оттеснять меня от принятия решений, от которых зависит будущее моей дочери.

– Хочешь сказать, что не позволишь мне следовать твоему примеру и примеру твоей мамочки? Ты скрыла от меня свою беременность, а твоя мамочка обманула нас обоих, заставив верить, что ребенок умер.

– Так вот в чем все дело, Джо? Ты хочешь расквитаться? Ну, если так, то ты...

– Не так, – спокойно прервал он. – Но одного я точно больше не допущу. Твоя мамаша больше никогда не посмеет совать нос в жизнь моей дочери. С этого дня она будет спрашивать у меня разрешение даже на то, чтобы послать Касси поздравительную открытку.

– А я? Какое место занимаю я в твоих планах?

– Ты, Имоджен, – вторая половина семьи, которую я предложу Касси. Значит, нам придется пожениться.

Хотя сама Имоджен примерно о том же говорила с Моной, ничего подобного от Джо она не ожидала.

– Кого ты пытаешься удивить, Джо? Твое желание жениться на мне не сильнее моего желания видеть тебя своим мужем.

– Неужели? Может, ты скажешь нашей дочери, что теперь, когда она наконец нашла настоящих мать и отца, они не желают поступиться собственными интересами, а потому не собираются пожениться? Ты скажешь ей, что она будет жить с отцом, а с матерью видеться лишь время от времени?

Ярость и страх заставили Имоджен вскочить.

– Забудь об этом, Джо Донелли! Больше никто, никогда не разлучит меня с моим ребенком.

– И меня, – неумолимо отрезал Джо. – Итак, давай выберем дату, принцесса.


Наутро Джо завершил все формальности, связанные с покупкой фермы. Затем, как и обещал, отвез Имоджен, Касси и Мону посмотреть новую собственность и с тактичностью, тронувшей Имоджен до глубины души, посвятил дочь в свой план жить там всем четверым.

Закончив расхваливать прелести деревенской жизни, Джо остановил машину на посыпанной гравием площадке в конце ухабистой, окаймленной деревьями дороги.

– Приехали. Касси, осмотри окрестности, а потом поделишься с нами своими впечатлениями.

Девочку не потребовалось уговаривать. С восторженными криками она побежала по высокой траве.

– Я присмотрю за ней, а вы загляните в дом, – предложила Мона, вылезая из машины.

Воздух в салоне машины туг же загустел, как перед бурей. Джо, растеряв весь оптимизм, наклонился вперед, оперся локтями о руль и уставился на свою собственность через ветровое стекло.

Его тяжелый вздох прокомментировал увиденное выразительнее любых слов. Покосившаяся крыша одного из сараев, задушившие огород сорняки, сорванные с петель ворота, облупившаяся краска на стенах дома...

– Вот так, принцесса, – наконец сказал Джо. – Ферма «Ореховая Роща». Боюсь, не совсем то, к чему ты привыкла, но самое лучшее, что я пока могу предложить.

Джо явно ждал, что она сейчас в ужасе всплеснет руками и заявит, что не смирится с такой дырой. А Имоджен видела совсем другое.

Дом очаровал ее. Он стоял на невысоком холме, значит, и утром, и вечером все его комнаты будут залиты солнечным светом. К парадному входу, обрамленному красивыми створчатыми окнами, вели широкие ступени. Из остроконечной крыши поднимались четыре высоких каминных трубы. Вьющиеся растения упорно ползли вверх к затейливому карнизу по угловым столбам веранды, огибавшей дом с трех сторон.

Конечно, дом был запущен, но его неподвластная времени красота требовала не такого уж большого ремонта. Длинный и невысокий, он идеально вписывался в окружающий ландшафт.

– Если ты думаешь, что твой взгляд сотворит чудо, сиди, пожалуйста, а я пойду проверю конюшню. Вот ключи от дома.

Имоджен не стала терять времени даром. Дом не обманул ее предчувствий: дубовые полы, трехметровые потолки с лепниной, изумительной красоты встроенные застекленные буфеты в столовой и огромная чугунная ванна на гнутых ножках в ванной комнате на втором этаже...

О, из такого сокровища она смогла бы создать настоящий семейный очаг, дом, куда мужчина с радостью возвращался бы после длинного трудового дня, дом, который смогла бы полюбить и маленькая девочка.

И неважно, какой толщины слой пыли покрывает здесь все, неважно, что со стен гостиной клочьями свисают обои, а в большой спальне на потолке следы протечек. Это все пустяки, их легко исправить.

На обратном пути Касси была абсолютно уверена в том, что на всем свете нет ничего лучше жизни на ферме, однако Мона привела еще один убедительный довод:

– Ты же знаешь, Касси, как мучает меня зимой артрит, а теперь, если что случится, мы не одни. И думаю, тебе позволят завести щенка, ведь там полно места для собаки.

– Даже двух, – добавил Джо. – И конечно, у нас будут лошади. – Он одарил дочь улыбкой, способной растопить полярную льдину. – Ты еще мечтаешь о собственном пони?


На следующее утро Имоджен улетела в Ванкувер, чтобы продать квартиру, уволиться с работы и собрать вещи. А через несколько дней прицепила к своему автомобилю трейлер с вещами и отправилась назад через всю страну.

Она приехала на ферму вечером накануне свадьбы. Калифорнийские номера на пикапчике у амбара возвестили о том, что Джо уже здесь.

– Ради всего святого, Имоджен! – воскликнул Джо, когда она втащила один из своих огромных чемоданов в холл. – Почему ты не позвала меня на помощь?

Ни тебе «Привет, милая, как я рад, что ты доехала в целости и сохранности», ни радушных объятий.

– Куда все это отнести? – спросил Джо, внося в дом последний ящик.

– Наверх, – выдохнула Имоджен, сдувая прядь волос со взмокшего от пота лба. Стоял обычный для Онтарио июль, жаркий и влажный. После четырех дней в пути она падала с ног от изнеможения, а завтра ее свадьба!

Больше всего на свете она хотела бы сейчас полежать в прохладной воде, сделать маникюр, потом завернуться в халат и провести тихий вечер в гостиной, делясь со своим женихом мечтами и планами на будущее...

Как оказалось, Джо замыслил совсем другое.

– Пока тебя не было, я нанял команду уборщиков и купил все для кухни, а сейчас жду электрика. Он обещал заехать после работы, чтобы закончить проводку. Поскольку других дел сегодня нет, можешь поехать в Норбери и выспаться. Я заказал тебе номер в отеле на несколько дней.

Таская чемоданы, Имоджен успела заметить спальный мешок на полу главной спальни и висящую в шкафу одежду.

– Как я поняла, ты обосновался здесь?

– Угу, все равно я целыми днями во дворе.

– Я заметила. – Она уже видела свежие заплаты на крыше и новые секции забора. При всех своих недостатках Джо явно не боялся физического труда. – На разве не удобнее ночевать в гостинице?

Он пожал плечами.

– Мне годится и пол. Я спал и в худших условиях. По меньшей мере здесь чисто и сухо. Я бы купил кое-какую мебель, но решил, что ты предпочтешь выбрать сама. Только должен предупредить, Имоджен, свободных денег у меня немного.

– У меня есть, – осмелела Имоджен, увидев шанс обсудить то, что однажды уже было поводом для споров. – Я знаю, как ты относишься к финансовой помощи женщины, но почему бы нам не потратить немного для того, чтобы здесь стало уютно? И не понимаю, зачем тебе сразу закладывать ферму. Как только мы поженимся, все мое станет твоим. Ты сможешь вернуть заем, и еще останутся деньги в банке.

Имоджен не считала, что Джо ухватится за ее предложение, но и такой яростной вспышки не предвидела.

– Даже не поднимай этот вопрос! – заорал он. – Скорее ад заледенеет, чем я воспользуюсь деньгами Палмеров для оплаты своих счетов. Может, я и не соответствую твоим стандартам, но по крайней мере у меня есть гордость, и, черт меня побери, я ею не поступлюсь.

– О чем ты говоришь? Я думала, что мы вместе попытаемся создать дом для нашей дочери. Множество семей живут на совместный доход. Почему я не могу внести свою долю?

– Внести можешь, – угрюмо согласился Джо. – Ты просто не можешь откупиться.

Имоджен вздохнула, страдая и физически, и морально, и понуро побрела к выходу.

– Я не откупаюсь, и если ты действительно хочешь, чтобы у нас все получилось, постарайся забыть о своем дурацком высокомерии. Я не враг, Джо, и, если доверилась тебе, ты тоже должен хоть немного верить в меня.

Она уже добрела до машины, когда Джо вышел из дома и окликнул ее:

– Эй, погоди!

Имоджен настороженно оглянулась.

– Ты права, – сказал Джо, подходя к ней. – Права в том, что касается доверия. Я погорячился. Я понимаю, что ты не покупаешь свое место в этом доме, но, пожалуйста, пойми и меня; за достаток в доме отвечаю я.


Гражданская церемония заключения брака состоялась в половине одиннадцатого утра. Не было ни конфетти, ни шампанского, ни идиллического номера для новобрачных в одной из множества очаровательных гостиниц вокруг Ниагарского водопада. Не было никаких гостей. Свидетелями выступили двое случайных прохожих.

У Имоджен не нашлось ни белого платья, ни свадебного букета. Она надела простенький хлопчатобумажный костюмчик цвета спелой пшеницы. И слава богу! Новобрачный явился в голубых джинсах. И когда чиновник объявил их мужем и женой, Джо не заключил новобрачную в жаркие объятия, не сказал, что любит ее, зато сообщил, надевая на ее палец тонкое золотое колечко:

– Через час я встречаюсь с подрядчиком на ферме. Поехали.

– Возьми мою машину, а мне оставь твой пикап. Мне надо кое-что купить.

Джо удостоил ее мимолетным, совершенно незаинтересованным взглядом, не спросил, куда она едет и зачем, лишь бросил ей ключи от своей машины и взял ее ключи.

Когда около двух часов дня Имоджен приехала на ферму, Джо возился в конюшне.

– Проголодался? Я захватила сандвичи и газировку.

– Оставь в машине. Я поем, когда закончу здесь, – ответил он, даже не подняв головы.

Имоджен только пожала плечами. Выгрузив покупки, она побродила по пустым комнатам, на ходу жуя сандвич, и решила, что и ей пора заняться самыми неотложными делами.

Солнце уже висело над горизонтом, когда Джо наконец изволил объявиться. Имоджен, устроившись на верхушке стремянки, прислоненной к стене, красила стены лестничной клетки в бледный зеленовато-серый цвет.

– Имоджен, чем ты занимаешься, позволь тебя спросить?

– А ты что подумал? – ответила она вопросом на вопрос, вытирая лоб тыльной стороной ладони. – Мне казалось, что я освежаю дом.

Джо подошел к основанию лестницы и поднял глаза. Лучше бы он этого не делал. Имоджен переоделась в старые шорты и футболку, и со своей выгодной позиции Джо видел слишком много для ее душевного спокойствия.

– Немедленно слезай!

– Я еще не закончила.

Джо затейливо выругался.

– Куда так спешить? Мона и Касси переедут только через пять недель, у тебя удобный номер в отеле. Ни к чему немедленно наводить безупречный порядок.

– Я выехала из отеля, – сообщила Имоджен, вставая на цыпочки, чтобы дотянуться до самого дальнего уголка.

– Почему, если не секрет?

– Потому что мы не можем позволить себе лишние расходы. И мы женаты, Джо, а жить с мужем не грех, разве не так? Более того, – продолжила Имоджен, не услышав никаких возражений, – я не люблю сидеть без дела, а поскольку это будет и мой дом, я хочу сделать его удобным и красивым. – Имоджен откинулась назад, чтобы полюбоваться результатами, и стремянка угрожающе наклонилась.

Джо бросился вверх по лестнице и сдернул Имоджен со стремянки.

– Ну, знаешь ли, в гипсе от тебя будет мало проку!

Его глаза сердито сверкали, воздух вырывался из легких с яростным свистом. Ей было все равно. Они стояли на лестничной площадке, тесно прижавшись друг к другу, Имоджен чувствовала, как колотится под ее ладонью его сердце, ощущала тепло его тела. Она не касалась его с той самой ночи, что они гуляли у реки... Одно неуловимое движение, и она снова ощутила бы вкус его губ.

– Ты обнимаешь меня впервые после свадьбы, – прошептала она, скользя взглядом по его лицу и отчаянно пытаясь не восхищаться его мужественной красотой.

Джо чуть покраснел и опустил взгляд, и пронзительная синева скрылась за плотным черным занавесом его ресниц.

– Прекрати, Имоджен. У нас полно дел в ближайшие недели, и нечего все усложнять.

– Это все, что я значу для тебя? Осложнения? Неизбежное зло?

Он отстранил ее.

– Посмотрим на тебя через месяц, когда тебе надоест махать малярной кистью и ты поймешь, что обречена на скуку, принцесса. Ни вечеринок, ни великосветских приемов, ни ужинов в клубе. Да и меня ты вряд ли будешь часто видеть. Чтобы до зимы привести ферму в порядок, придется работать с утра до ночи без выходных.

– Я вышла за тебя замуж с широко открытыми глазами и не жду никаких развлечений. Ты мог хотя бы дать мне шанс показать тебе, чего я на самом деле стою, а потом уж выносить приговор.

Ему все это не понравилось, ни капельки не понравилось, но деваться было некуда. Дом еще совершенно не пригоден для жилья, а Касси должна быть счастлива здесь.

И не только Касси ему нужна. Ему нужна и Имоджен. Его жена. Женщина, которая последние две недели вставала с рассветом и готовила ему завтрак и ждала его с горячим ужином, когда он еле вползал в дом после заката. Женщина, которая каждую ночь спала на полу рядом с ним в ситцевой сорочке до пят, излучая слабый аромат духов.

Имоджен ни разу не пожаловалась, что на полу жестко спать. Лучше бы пожаловалась. Тогда бы он предложил купить большую двуспальную кровать. Однако после того, как она чуть не свалилась со стремянки, она даже не намекала на интимные отношения.

Она просто с утра до вечера красила потолки, оклеивала стены обоями, натирала полы, мыла окна. И Джо обнаружил, что, увлеченная работой, она время от времени медленно облизывает верхнюю губу кончиком языка. Интересно, как бы она отреагировала, если бы он сказал, что находит эту ее привычку очень эротичной?

Имоджен обычно работала в заляпанных краской шортах. Отгоняя опасные мысли, Джо старательно отводил взгляд от ее ног. Ее ногти, длинные, покрытые бледно-розовым лаком в день их свадьбы, теперь были коротко подстрижены, и он готов был убить себя за то, что не может предоставить ей те условия, к которым она привыкла.

Однажды – в тот день жара была особенно невыносимой – он вернулся домой и увидел, что Имоджен подстриглась. Волосы теперь не касались ее плеч, а открывали шею. Она выглядела на восемнадцать лет и заставила его мечтать о невозможном, например о том, чтобы повернуть время вспять и начать их отношения с чистого листа, с подвенечного платья и кружев, со всего, о чем мечтает женщина, когда думает о свадьбе.

С каждым днем дом становился все красивее и уютнее. Имоджен даже умудрялась выкраивать время, чтобы навещать Касси и Мону и привозить их на ферму.

В первый раз Джо, ничего не подозревая, как обычно, пришел домой пообедать и нашел их на веранде. Они ждали его за накрытым столом. Касси засыпала его вопросами о том, как тренируют лошадей, и когда он начнет учить ее верховой езде, и какой породы щенка они купят. С каждым новым визитом взаимная неловкость подтаивала, и настал день, когда Касси спрыгнула с крыльца и побежала ему навстречу и он поймал ее и обнял, а она прижалась к нему. Джо и не подозревал, что можно быть таким счастливым, до того момента, как, обвив его шею худенькими ручками, Касси чуть не задушила его. Чтобы скрыть ослепившие его слезы, пришлось притвориться, что в глаза попала пыль. К концу третьей недели Джо увидел в доме мебель и полдюжины огромных ящиков. Он обвинил Имоджен в том, что она нарушила договоренность и вложила собственные деньги, однако она уверила, что не вышла за рамки бюджета и потратила только то, что он ей оставил.

– Это невозможно, – не поверил Джо.

– Поездки по распродажам, барахолкам и антикварным ярмаркам были частью моей работы в Ванкувере. Если человек знает, что и где искать, то получается очень дешево.

– Ну ладно. Только не смей двигать тяжести без меня. Я приду сегодня пораньше и помогу тебе.

Пока Имоджен устраивала в буфетах сервиз из приданого невесты начала века, Джо расставил вокруг длинного дубового стола восемь тяжелых дубовых стульев и повесил старинную бронзовую люстру, которую Имоджен раскопала в подвале.

Потом она расстелила в гостиной толстый белый ковер, а Джо приволок и подтащил к камину темно-зеленый бархатный диван. Обстановку гостиной дополнил посудный шкаф с застекленными дверцами, брошенный предыдущими хозяевами. Джо уже собирался сжечь это облупившееся старье, но Имоджен его остановила. Она ободрала всю краску, натерла обнажившееся дерево воском до благородного сияния и заполнила сине-белой керамикой.

Во всех комнатах они оставили свободные места. Для вещей Моны, объяснила Имоджен, чтобы Мона чувствовала себя как в родном доме. И спальню Касси Имоджен не стала обставлять, чтобы девочка выбрала все по своему вкусу.

– Мне придется уехать на несколько дней, – объявил Джо в конце первой недели августа. – На конный аукцион в Нью-Джерси.

Джо хотел попросить Имоджен поехать с ним, даже подумал превратить эту поездку в нечто вроде медового месяца, однако Имоджен убила его надежду в зародыше. Он даже не успел сформулировать приглашение.

– Поезжай, конечно, и не волнуйся обо мне. У меня здесь хватит дел.

Хватит, чтобы не заметить его отсутствие?

Джо вернулся домой неделю спустя, проведя за рулем почти целые сутки, с рассвета до полуночи. Он спешил домой, потому что скучал по Имоджен! Смертельно скучал!

Был уже час ночи, когда он устроил в конюшне четырех новых лошадей. Стояла одна из тех изумительных августовских ночей, когда луна огромным серебряным блюдом висит в небе, усыпанном мириадами звезд. Джо остановился у парадного входа, глядя на свою землю, на поблескивающие в бледном лунном свете новые загородки пастбищ, на смутные очертания рощи калифорнийского ореха, в честь которой была названа ферма, на свежевыкрашенные сараи и конюшню.

Он создал больше, чем когда-либо надеялся, и все из-за девочки, которая до сих пор не знает, что он ее отец. И из-за жены, которую он так и не поцеловал после свадьбы.

В доме было темно и тихо, и Джо не хотел будить Имоджен. Однако с дороги ему необходимо было вымыться. Лучшее, на что можно рассчитывать, – бочка с дождевой водой у черного хода. Джо разделся догола, соскреб грязь с усталого тела, ополоснулся нагретой солнцем шелковистой водой и вошел в дом, оставляя мокрые следы.

Луна заглядывала в высокое окно над лестничной площадкой, и его тень, длинная и нескладная, спешила впереди него. Джо нашел в ванной комнате полотенце, вытерся насухо, почистил зубы и, как ребенок, который бережет самый сладкий кусок пирога напоследок, наконец пробрался в спальню.

У дальней стены стояла кровать – огромная кровать с витым медным изголовьем, а в центре кровати спала Имоджен. У другой стены стоял высокий комод, а в углу – зеркало на подставке.

Джо обогнул еще один комодик, примостившийся в изножье кровати, вошел в большую гардеробную, закрыл за собой дверь и включил свет. И замигал от изумления.

Имоджен наверняка даже не присела за время его отсутствия. Половина огромного шкафа была занята женскими нарядами, в основном из мягких нежных тканей, а вторая половина... джинсы и рабочие рубахи, которые он сваливал в кучу на пол, теперь были выстираны, выглажены и аккуратно развешены. Ремни висели рядом на стене, на каком-то хитром приспособлении. Но ни трусов, ни носков, обычно валявшихся на обувной полке у задней стены, он не обнаружил. Ну и ну! Наверное, Имоджен сложила их в комод в спальне. Чувствуя себя очень глупо, Джо выключил свет и вернулся в спальню, благодаря луну за вполне достаточное освещение.

Очень осторожно он открыл верхний ящик комода и стал ощупывать содержимое. Определенно не его белье... он никогда не увлекался шелком. Джо открыл второй ящик... Он копался в третьем, когда Имоджен проснулась и решила, что в комнате грабитель.

Она завизжала и сразу перешла к решительным действиям. Книга, весившая не менее пяти фунтов, была брошена с приличной силой, но, слава богу, с гораздо меньшей меткостью и лишь задела его плечо.

– Ради всего святого, принцесса! – завопил Джо, успев уклониться от просвистевшего у самого лица будильника. – Это всего лишь я. Угомонись!


ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ


– Джо? – Имоджен выдохнула его имя дрожащим от страха голосом.

Забыв обо всем на свете, он бросился утешать ее. И в этот момент она включила ночник.

Имоджен сидела в центре кровати, как фарфоровая кукла. Широко распахнутые голубые глаза блуждали по его телу. Он повернулся к ней спиной и пробормотал через плечо:

– Прости, что разбудил тебя. Я просто искал...

– Трусы? – Теперь ее голос дрожал от смеха, и он понял, что она смотрит на него в зеркало и видит все, что он с такими мучениями пытается скрыть. – Они в шифоньере.

Шифоньер? Оглядываясь, как загнанный зверь, Джо попытался определить, о чем она говорит, и увидел нечто среднее между гардеробом и комодом за распахнутой дверью спальни. Он выхватил трусы из верхнего ящика, поспешно натянул на себя и только тогда осмелился взглянуть ей в лицо.

Имоджен успела передвинуться на правую половину кровати, освободив левую половину.

– Думаю, надо поспать немного, – выдавил Джо, чувствуя себя круглым дураком. – Через четыре часа рассветет, и мне придется идти к лошадям. – Ты нашел то, что искал? Это замечательно!

– Если бы у меня был трейлер побольше, я бы не ограничился четырьмя. – Джо выключил свет и только тогда скользнул в постель. – Там был такой жеребец! Отличный производитель.

Постель пахла цветами, свежестью и Имоджен. Он успел натянуть простыню только до пояса, а Имоджен уже лежала совсем рядом.

– Если бы я его купил, то можно было бы сразу приступить к воспроизводству...

Имоджен свернулась калачиком и прильнула к нему.

– Я так рада, что ты снова дома, Джо.

– ... воспроизводству лошадей, – хрипло закончил он.

– Я скучала по тебе, – прошептала она, сладко щекоча дыханием его шею.

– О, Имоджен! – простонал: Джо, прижимая ее к себе. – Я тоже скучал. Мне иногда кажется, что я скучал по тебе всю свою жизнь.

– Ты имеешь право. Ты мой муж.

Джо больше не мог сдерживаться и осыпал ее поцелуями, зная, что на этот раз поцелуями не ограничится. Он хотел получить все, что она могла и хотела ему дать.

Медленно, очень медленно он снял с нее ночную рубашку, и ее обнаженное тело, посеребренное луной, задрожало.

Он целовал ее, ласкал и, когда она выкрикнула его имя и выгнулась, подумал, что только последний идиот мог ждать шесть недель, чтобы сделать ее своей женой в самом полном смысле этого слова.

Тихая ночь взорвалась фейерверком, потрясшим их обоих. Имоджен цеплялась за него, ее тело сотрясалось от страсти и рыданий. И постепенно все поглотивший пожар сменился тихими теплыми отблесками. Джо с трудом нашел в себе силы подтянуть простыню и стереть слезы с ее лица пальцами, совершенно не подходящими для такой тонкой задачи.

Рядом с ней он чувствовал себя большим и неуклюжим. Рядом с ней он чувствовал себя королем.

– Я люблю тебя, принцесса! – прошептал он. И это была чистая правда.


Когда наутро Имоджен проснулась, Джо уже ушел. Она поднялась, выглянула в окно и увидела в загоне четырех лошадей: чалую, вороную и пару гнедых. Джо сидел на заборе и смотрел, как лошади обследуют свое новое жилье.

Когда час спустя Джо вошел в кухню, Имоджен жарила яичницу. Она не смела поднять на него глаза. Сожалеет ли он о прошедшей ночи? Действительно ли он верит в то, что сказал в порыве страсти?

Ей не пришлось долго задавать себе эти вопросы. Подойдя к ней сзади, Джо обнял ее за талию, затем его ладони легли на ее грудь.

– Доброе утро, миссис Донелли, – прошептал он, уткнувшись в ее шею, затем повернул к себе и нашел губами ее губы.

Как ему удается так искусно возбуждать в ней эту жажду одним только словом, одним прикосновением? Ее губы еще ныли от ночных поцелуев, каждая клеточка еще помнила его близость, и все же ее тело вспыхнуло снова. Как и его тело. В этом она не могла сомневаться. – Есть хочешь? – спросила Имоджен, с трудом собравшись с мыслями.

– Умираю от голода, – прошептал Джо, увлекая ее к угловому бару.

На другом конце рабочего стола деловито бурчала кофеварка, выплескивая горячий кофе в прозрачный кувшин. Дыхание Джо участилось, губы жадно искали ее губы. Имоджен прижалась к нему, обвила ногами его талию, теряя сознание от нестерпимого желания.

Тостер, лязгнув, выбросил готовые гренки, и в то же мгновение Джо с Имоджен слились воедино.

Когда она повисла на нем, обмякшая и насытившаяся, зазвонил телефон.

Джо рассмеялся, протянул руку и снял трубку.

– Ферма «Ореховая Роща». – Он послушал несколько секунд и снова рассмеялся. – Она здесь, рядом, миссис Палмер. Минуточку.

– Повеса! Развратник! Ты еще хуже, чем о тебе говорят! – шепнула она ему, зажав трубку рукой.

Пока она поддерживала беседу с матерью, он покусывал ее шею, ухо, уголок рта. Имоджен попыталась соскользнуть на пол, но он прижал ее к столу своим телом.

– Поторопись, – напомнил он. – Яичница остывает.

Мать услышала.

– Я оторвала вас от завтрака, дорогая?

– Да, – задыхаясь от нового приступа желания, прошептала Имоджен. – Мы только что начали. Не возражаешь, если я позвоню тебе позже?

Они сидели в плетеных креслах на восточной веранде и пили кофе.

– И чего же хотела твоя мать?

– Приехать повидаться с Касси. – Имоджен осторожно взглянула на Джо из-под ресниц. – Я предложила ей встретиться с Касси здесь. Надеюсь, ты не возражаешь?

Джо задумчиво закусил губу, потом вздохнул:

– Кажется, мы подошли вплотную к нашей последней проблеме, принцесса.

– Да. – Имоджен поставила чашку на стол и вытерла ладони салфеткой. – Как же мы скажем Касси правду?

Джо наклонился к ней и накрыл ее руки своими.

– Мы найдем способ, милая. А если Касси не справится с новостями сразу, мы будем объяснять ей, пока она не поймет. Но, что бы ни случилось, я никому не позволю повлиять на наши отношения, встать между нами.

– А вдруг это все-таки случится, Джо? Ты ведь никогда не хотел жениться, особенно на мне. Если Касси отвергнет тебя, ты можешь пожалеть о затраченных силах и времени.

– Выслушай меня, Имоджен. Когда я впервые узнал, что меня столько лет держали в неведении о нашем ребенке, я потерял голову и искал виноватого. И поскольку на линии огня оказалась ты, я обвинял тебя. Но я ошибся в выборе цели. Твоя мать не имела права лгать, не имела права лишать тебя твоего ребенка, а ты не должна была отдавать все в ее руки. Однако больше всех виноват я, и мне очень жаль, что я так долго не признавал этого.

– Почему ты? – сквозь слезы спросила Имоджен.

– Если бы я тогда поддержал тебя, ничего бы плохого не случилось. Я не должен был отпускать тебя к матери в ту ночь. Я не должен был уступать, когда она прогоняла меня. Оправдания, конечно, найти можно, но главное состоит в том, что я не был готов к серьезным отношениям. Во всяком случае, думал, что не готов. Не могу сосчитать, сколько раз за последние годы я вспоминал о тебе и задавался вопросом, не отбросил ли бездумно редчайшую драгоценность. Теперь я точно знаю, что именно это я и сделал.

Слезы еще текли по ее лицу.

– Видишь, я плачу. Мама увидит мои красные глаза и решит, что ты меня бьешь.

– Я бы тебя поцеловал, но уже знаю, что женился на очень горячей женщине. Твоя мать слышала, как мы занимались любовью, но я не собираюсь демонстрировать ей все наглядно. Имоджен засмеялась.

– О, Джо, я так тебя люблю!

Он все-таки не удержался и поцеловал ее.

– Отлично. Потому что тебе никуда от меня не деться.


В этот вечер на ферме было необычайно многолюдно. По предложению Имоджен Джо позвонил своим родителям и тоже пригласил их.

– Думаю, ты права, – заметил он. – Пора познакомить Касси с дедушкой и бабушкой. Я и так удивляюсь маминому терпению.

Первыми прибыли Мона и Касси с коробкой печенья и лимонным тортом со взбитыми сливками, испеченным Моной.

– Я еще привезла кое-что из вещей, – сообщила Мона, открывая багажник. – Все равно переезжать через неделю-другую.

Сьюзен и родители Джо появились через час с перерывом в пять минут и встретились на южной веранде, где Имоджен расставляла плетеные стулья вокруг стола с кувшином охлажденного чая и стаканами. Сьюзен Палмер протянула миссис Донелли обтянутую перчаткой руку.

– Как поживаете? Насколько я понимаю, мы теперь более или менее родственники.

– Скорее более, чем менее, если вам интересно мое мнение, – парировала миссис Донелли, жадно следя за каждым движением Касси. Девочка с удовольствием расставляла тарелки и раскладывала льняные салфетки.

Джо поймал Имоджен в кухне, куда она заглянула за новой порцией чая.

– По-моему, в воздухе пахнет грозой, – заявил он.

– А по-моему, все прекрасно общаются, – возразила Имоджен, раскладывая печенье на блюде.

– Шутишь?

– Ну, они же не впиваются друг другу в глотки.

– Может быть... Твоя мать сидит на стуле, как царица Савская на троне, и разглагольствует о погоде, а моему отцу приходится держать маму за руки, чтобы она не схватила Касси и не задушила ее поцелуями. Боже, принцесса, если Касси всего этого не выдержит, что нам тогда делать?

– Я не знаю. – Уверенность Имоджен явно подтаяла от сомнений Джо.

Однако в конце концов именно Сьюзен спасла положение, реабилитировав себя за многолетний обман.

– Я думаю, – царственно произнесла она, – что мы все ощущаем некоторые... подводные течения, ответственность за которые в наибольшей степени несу я. Следовательно, именно я должна положить этому конец. Кассандра, дорогая моя, подойди и сядь рядом со мной. Послушай историю, которую я давно должна была рассказать тебе. Жила-была очень красивая маленькая девочка.

– Она была принцессой? – спросила Касси.

– Да, – сказал Джо. – Моей принцессой.

Сьюзен посадила Касси к себе на колени и наградила Джо уничижительным взглядом.

– Однако мама принцессы, королева, была не очень хорошей, и она решила, что молодой человек, который хотел жениться на ее дочери и увезти ее на своем... э... вороном коне...

– А как звали коня? – заинтересовалась Касси.

– «Харлей», – твердо ответил неукрощенный Джо, покосившись на Имоджен. Та прижимала к груди сжатые кулаки, словно боялась, что сердце выскочит из груди. – «Харлей-дэвидсон».

Сьюзен величественно откашлялась.

– Как-то зимним утром принцесса родила маленькую девочку. Королева решила, что принцесса слишком юна, чтобы заботиться о дочке, поэтому она забрала малышку и поручила ее заботам старой няни принцессы до тех пор, пока принцесса не повзрослеет и не сможет сама воспитывать свою дочку.

– Как я и нянюшка? – Касси подняла головку и с любопытством уставилась на Сьюзен.

– Вот именно, Кассандра. Видишь ли, эта маленькая девочка – ты, а принцесса – Имо-джен.

Имоджен внутренне съежилась под внимательным взглядом Касси.

– Бабушка, а откуда ты знаешь?

Глаза Сьюзен подозрительно заблестели.

– Потому что я – та злая королева, что забрала тебя у принцессы. Это был очень плохой поступок, и я о нем глубоко сожалею.

Сьюзен подняла голову и смело обвела взглядом всех присутствующих. Миссис Донелли рыдала без всякого стеснения. Мистер Донелли, казалось, превратился в камень. Мона следила за Касси, напоминая встревоженную наседку. Джо вцепился в руку Имоджен, как в спасательный круг.

– Я надеюсь, что вы сможете простить меня. Все вы, – закончила Сьюзен.

В воцарившейся тишине раздался голосок Касси:

– А кто принц?

Сьюзен нервно сглотнула комок в горле.

– Ну... Это Джо. Имоджен – твоя мама, а Джо – твой папа.

Те несколько секунд, что Касси переваривала информацию, показались Имоджен вечностью.

– Ты снова меня у них заберешь? Ты поэтому сюда приехала? Сказать, что я снова не могу с ними жить?

– Нет, Касси. – Джо подошел и присел перед дочерью на корточки. – Никто и никогда не заберет тебя у нас. Когда ты приедешь сюда на следующей неделе, ты приедешь навсегда. И каждое Рождество, и в День Благодарения, и на твой день рождения все, кто любит тебя, будут приезжать сюда, чтобы праздновать вместе с тобой.

– Мы всегда празднуем с нянюшкой! – выпалила девочка. – И бабушка очень добрая. Только она всегда боится, что я ее испачкаю.

– Ну, теперь все изменится. – Джо забрал дочку у Сьюзен. – Теперь мы все будем любить тебя.

– И мы, – сказала миссис Донелли, протягивая руки. – Я – твоя вторая бабушка, а это твой дедушка.

Имоджен затаила дыхание. Джо был необычно бледным. По щеке Сьюзен катилась одинокая слеза, которую она даже не пыталась смахнуть.

Видимо, список показался Касси слишком коротким.

– И это все? Я бы еще хотела сестричку.

Все расхохотались. Слишком громко, но смех сотворил чудо. Напряжение вмиг исчезло, словно смытое огромной волной облегчения. Все бросились целовать и обнимать Касси, чему она не сопротивлялась.

– Очень скоро ты познакомишься со своей тетей, дядей и двоюродными братьями, – пообещала миссис Донелли.

– И мы сделаем все, что от нас зависит, чтобы подарить тебе сестренку, – сказал Джо, обнимая и привлекая к себе Имоджен.

Сьюзен уже взяла себя в руки.

– Я бы хотела пригласить вас всех на праздничный ужин в Норбери. Я слышала, там есть один очень хороший ресторан.

– Ты все еще злая королева? – с подозрением спросила Касси.

– Нет, дорогая. Больше нет. Теперь я просто твоя бабушка.

– Отлично. Потому что в моей книжке злая королева дала Белоснежке отравленное яблоко.

– На нашем столе никогда не будет отравленных яблок. Твой папа прав, Кассандра. У тебя есть теперь дом и семья, и мы никогда тебя не обидим.

После ужина в Норбери они вернулись на ферму в девятом часу.

– Не хочу обманывать себя надеждами на безоблачное счастье, – сказал Джо, переплетая свои пальцы с пальцами Имоджен, – но думаю, что худшее позади, принцесса.

Имоджен счастливо вздохнула и посмотрела на луну, скользящую над верхушками ореховых деревьев. Листья дрожали четкими силуэтами на фоне фиолетового неба. Тишина и покой были словно специально созданы для влюбленных. В это же время на следующей неделе Касси будет спать в своей комнате наверху, а Мона – в большой удобной комнате на первом этаже, думала она.

– Мы должны быть благодарны за все, что получили, – прошептала Имоджен.

Джо обнял ее и поцеловал.

– А еще больше – впереди, принцесса! На сколько я знаю, сестренку для Касси надо готовить девять месяцев, прежде чем она выскочит из печки. Пора начинать!