Под капли дождя и слёз
Кэтрин Спэнсер








В юности Джейк Харрингтон страстно любил Салли Уинслоу. Но жизнь развела их, Джейк женился на ее подруге…






Кэтрин Спэнсер

Под капли дождя и слёз





Глава первая


С океана дул сильный, пронизывающий ветер и порывами накатывал дождь, но Салли ничего не замечала. Куда хуже были тяжелые, уничижающие взгляды собравшихся, пронзившие ее насквозь, когда она присоединилась к ним у свежевырытой могилы. Разумеется, никто не позволил себе высказаться вслух. Благовоспитанные обитатели Бейвью-Хайтс, самого престижного района Истридж-Бей, не могли допустить такое кощунство, пока тело дочери Бертонов не будет предано земле.

Нет, время обвинений наступит позже, на приеме в доме Бертонов, за чаем и шерри. Правда, Салли все равно их не услышит. Ее имя отсутствовало в списке гостей, приглашенных на поминки, что само по себе было равносильно оглашению обвинительного вердикта, хотя официально ее невиновность была доказана.

— Земля к земле, прах к праху, тлен к тлену…

Священник нараспев читал последние слова молитвы, его одежда развевалась на ветру.

Мать Пенелопы, Колетт, подалась вперед к украшенному цветами гробу. Из-под полуопущенных ресниц, Салли увидела, что Флетчер Бертон, утешая жену, молча, пожал ее руку. С другой стороны от нее, тяжело опираясь на палку, стоял Джейк со склоненной головой. Его волосы, преждевременно тронутые сединой, были такие же густые, как и восемь лет назад, когда Салли дотрагивалась до них в последний раз.

Словно почувствовав, что за ним наблюдают, он вдруг вскинул голову и перехватил ее взгляд, украдкой изучающий его. Зная, что дает повод для возмущения, она, тем не менее, не смогла отвести глаз. И более того, она отправила ему мысленное послание.

Джейк, я не виновата!

Но даже если он и понял ее, все равно не поверил. Как и все остальные, он считал ее виновной. В двадцать восемь лет стал вдовцом, и все из-за нее. Она читала осуждение в его пронзительно голубых глазах, тронутых сейчас тем же холодным инеем, что и волосы, в твердой линии рта, который целовал ее когда-то с жаром и нетерпением, свойственным разве что девятнадцатилетним.

Порыв ветра всколыхнул нагие черные ветви вязов, и ленточка на венке взметнулась вверх над гробом, как будто это сама Пенелопа пыталась приподнять крышку изнутри. Если бы она только могла это сделать, а потом рассмеяться прямо в лицо траурной церемонии!

— Жизнь — это карусель, — любила повторять она, — и я собираюсь накататься на ней вдоволь, а потом красиво умереть!

Вспоминая эти слова и сопровождавший их беспечный смех, Салли почувствовала, как слезы наворачиваются на глаза то ли от холода, то ли оттого, что подавленность, державшая ее в плену все время после аварии, наконец-то, ослабила хватку и выпустила чувства на волю.

Легкое движение в толпе вывело ее из забытья. Она вытерла глаза перчаткой и увидела, что служба уже закончилась. Колетт Бертон, прощаясь с дочерью, прижала кончики пальцев к губам, а потом к крышке гроба. Другие последовали ее примеру, все, кроме вдовца и его семьи. Он остался стоять без движения, с непроницаемым лицом. Синяя форма летчика хорошо сидела на его широких плечах. Близкие столпились вокруг, словно пытаясь защитить от чудовищности этой потери.

Салли опустила глаза и посторонилась — родители Пенелопы, демонстративно не замечая ее, прошагали в сторону лимузинов, припаркованных у обочины. Она пришла на похороны из уважения к бывшей подруге, а также потому, что знала, ее отсутствие даст еще больший повод для пересудов. Но Бертоны будто показывали всем присутствующим, Салли Уинслоу приносит одни несчастья, она всегда была такой и не заслуживает, ни участия, ни обходительности.

Салли вздрогнула, услышав рядом с собой голос Джейка:

— Я надеялся, что ты придешь. Ну, как ты, Салли? Держишься?

— Стараюсь, как могу, — сказала она. — А ты?

Он пожал плечами.

— Так же. Ты едешь к Бертонам?

— Нет, меня не приглашали.

Он с минуту равнодушно глядел на нее.

— Теперь ты приглашена. Я приглашаю тебя как муж Пенелопы. Вы давно с ней дружили. Такова была бы ее воля.

Она не смела взглянуть на него. Его голос звучал настолько безразлично, что слышать его было невыносимо.

— Я в этом не уверена, — ответила Салли, отворачиваясь. — Наши жизненные пути давно разошлись. В последнее время мы не были близки.

Не думая о том, что может вызвать неодобрение окружающих, он схватил ее за руку, не давая уйти.

— Для меня это важно, пожалуйста!

— Зачем, Джейк? — воскликнула она. — Мы не виделись много лет, а сейчас я просто не представляю, для чего тебе это нужно.

— Ты последняя, кто видел мою жену живой. Ты последняя с ней разговаривала. Я хочу поговорить с тобой об этом.

— Зачем? — спросила она, снова, пытаясь подавить волнение. — В полицейском отчете все точно описано. Все, что произошло той ночью.

— Я читал отчет полиции и слышал мнение ее родителей о том, что случилось. Меня интересует, что скажешь ты. Ты ведь единственный человек, который знает, как и почему произошла авария.

Ее снова охватила паника.

— Я уже много раз рассказывала…

— Прошу тебя, Салли, сделай это еще раз. — Он указал на палку в левой руке. — Меня отпустили из военного госпиталя в Германии только вчера. Я торопился, чтобы успеть на похороны. Все, что я смог узнать, пришло из вторых рук. Ты должна понять, мне хочется услышать все от тебя, единственного свидетеля гибели Пенелопы.

— Для чего?

— Возможно, ты вспомнишь что-нибудь, что не показалось тебе важным, когда ты давала показания. Какие-нибудь факты, которые могут заполнить некоторые пробелы в информации, которой я смог добиться.

Другими словами, он подозревал, что в случившемся есть что-то еще, кроме изложенного в официальной версии. Этого она и боялась. Боялась не его вопросов, а того, что он разглядит правду за той ложью, которую она всем говорила, щадя и его, и Бертонов.

— Салли! — резко окликнула ее Маргарет, старшая сестра. Было видно, что она не одобряет ее беседу с вдовцом на глазах, у охваченной горем, семьи. — Нам пора ехать, поторопись.

— Сейчас. — Это был редкий случай, когда вмешательство сестры было кстати. — Я как раз объясняла, что не могу поехать на поминки.

— Конечно, нет. — Лицо Маргарет смягчилось, когда она повернулась к Джейку. — Прими мои соболезнования, Джейк, это тяжелая потеря для всех нас. Ты возвратился домой в недобрый час. А сейчас нам действительно пора ехать. Мне надо домой, к детям.

— Вы с Салли приехали вместе?

— Да. После аварии она боится садиться за руль. Ее потрясение намного сильнее, чем кажется.

— Правда? — Он снова перевел глаза на Салли, стараясь угадать, что же прячется под ее внешним спокойствием. — Что ж, но крайней мере, ты не покалечилась.

— Мне повезло.

— Действительно. Намного больше, чем моей жене.

У нее мороз пробежал по коже от его слов, и страшная картина аварии встала перед глазами.

Она будто снова услышала последние слова Пенелопы:

— Как глупо, Салли. Упасть с карусели на полном ходу.

Усилием воли, Салли отогнала болезненные воспоминания и с трудом сказала:

— Да, мне повезло, но раны бывают не только физические. Увидеть смерть подруги — не самое легкое испытание.

— Обычно нет.

Вполне вежливые слова прозвучали оскорбительно, и она, потеряв над собой контроль, взорвалась:

— Ты думаешь, я лгу?

— Разве нет?

— Джейк, я понимаю твое состояние, но даже сейчас такие слова неуместны! — Маргарет редко одобряла поведение Салли, но, когда кто-либо из чужих начинал ее критиковать, она сразу становилась на защиту младшей сестры. — Наша Салли очень переживает смерть Пенелопы.

Выражение лица Джейка стало другим. Нельзя сказать, что оно смягчилось, но агрессия исчезла.

— Да-да, конечно, — произнес он. — Извини, Салли, я погорячился. Я отвезу тебя домой после поминок.

— Спасибо, Джейк, но я не хотела бы, чтобы у тебя возникли неприятности. Особенно в такой день.

— Ты окажешь мне услугу. А если ты боишься…

— Чего ей бояться? — резко вставила Маргарет. — Пенелопа погибла в результате аварии.

— Мне это известно, а также известно то, что не все поверили официальному заключению.

— Тогда, возможно, ты и прав. Наверное, привезти ее на поминки — не такая уж плохая идея. — Маргарет задумалась, а затем обратилась к Салли: — Действительно, поезжай. Посмотри всем в лицо и докажи, что тебе нечего стыдиться.

Салли потеряла дар речи. Хватит с нее, с этим надо покончить!

— Нет! — наконец, выпалила она. — Мне не в чем оправдываться!

Но Маргарет уже не было рядом, она пошла к своей машине, и лишь Джейк внимательно смотрел на нее.

— Кажется, — тихо заговорил Джейк, крепко взяв ее за локоть свободной рукой и направляя в сторону последнего оставшегося лимузина, — у тебя нет выбора и оправдываться все-таки придется. Не стоит заставлять водителя ждать. Не знаю, как ты, а я не смогу сейчас пройти пешком четыре мили до дома родителей моей жены, особенно по такой погоде.

Они сели в машину, и Салли, забившись в уголок на мягком кожаном сиденье, с удовольствием подставила ноги под теплые струи кондиционера. Совсем скоро ей придется получить новую порцию ледяного презрения. А пока можно расслабиться и на время забыть об этом.




Очаровательная Салли Уинслоу безбожно лгала. Джейк не виделся с ней целую вечность, но помнил ее достаточно хорошо, чтобы понять, она скрывает правду. В его мозгу безостановочно крутился один вопрос, почему?

Официальное следствие доказало, что авария произошла не по ее вине. Так что же мешает ей честно смотреть ему в глаза? Почему вместо этого она отвернулась к окну, так, чтобы он не мог видеть ее лицо, а только густую шапку темных блестящих волос? Какая причина заставила ее отодвинуться как можно дальше от него? Неужели она боялась, что, обезумев от горя, он схватит ее за горло и вытрясет из неё истину?

Шофер на маленькой скорости повел машину по широким улицам Бейвью-Хайтс, повернул на Кресент мимо величественных домов, стоявших на огромных участках земли, и, наконец, заехал в железные ворота особняка Бертонов. Массивное здание, построенное почти сто лет назад из гранитных блоков, добытых в каменоломне за городом, возвышалось темным силуэтом в ранних сумерках, и только из окон первого этажа на снег лился желтый свет ламп.

С легким шуршанием шин, лимузин остановился у входа прежде, чем Мортон, дворецкий, успел распахнуть двери. При виде Салли, поднимающейся по ступеням, на его лице промелькнуло удивление.

— Э-э… — начал, было, он, преграждая путь рукой.

— Мисс Уинслоу — моя гостья, — сообщил Джейк, поражаясь возникшему желанию встать на ее защиту.

Ведь она всегда отличалась умением постоять за себя.

С видимым неудовольствием Мортон принял у нее пальто.

— Вас ждут в гостиной, капитан Харрингтон, — сказал он. — Мне доложить о вас?

— Не нужно, мы сами пройдем. — Джейк передал слуге свою фуражку, стряхнул снег с одежды, многозначительно взглянул на Салли: — Ты готова к бою?

— Как всегда.

Он хотел, было, предложить ей руку, но решил, что будет достаточно его моральной поддержки. Не стоило сыпать соль на раны его родственников. Им и так досталось с лихвой.

Гостиная, подлинный шедевр зодчества второй половины девятнадцатого века, с замысловатой лепниной и изысканно украшенным потолком, была наполнена гулом голосов. Повсюду стояли фотографии Пенелопы, обрамленные цветами.

У высоких окон, выходящих в сад, находился стол с сэндвичами, канапе и французской выпечкой. Чай подавался в тончайшем, почти прозрачном китайском фарфоре. В другом конце комнаты, на английском столике восемнадцатого века, расположился бар, и хозяйничал там тесть Джейка. Колетт принимала соболезнования, присев на краю кресла с шелковой обивкой, у ее локтя стоял пустой бокал для бренди.

Флетчер первым увидел Джейка и Салли. Он уже собирался налить какой-то женщине с заплаканными глазами, стоявшей рядом с ним, шерри в бокал, но со звоном отставил граненый стеклянный графин на серебряный поднос и помчался к ним, рассекая толпу.

— Я не понимаю, как эта женщина ухитрилась проскользнуть мимо Мортона!

— Это я привел ее, Флетчер.

— Какого черта!

— Они с детства дружили с Пенелопой. Салли последняя, кто видел твою дочь в живых. Я думаю, это дает ей право находиться здесь наравне со всеми.

— Ради бога, Джейк! Ты же знаешь, как воспримет это Колетт. Мы изо всех сил стараемся…

— Так стараетесь, что забываете о приличиях, если тебе интересно мое мнение! — перебил его Джейк.

— Тем не менее, при данных обстоятельствах, я считаю…

— Конечно, вы родители Пенелопы, — снова оборвал его Джейк. — Но позволь мне напомнить тебе, Флетчер, что я был ей мужем и, на этом основании, имею право привести на ее поминки всех, кого считаю нужным.

— Нет, не имеешь, если это причиняет кому-то боль.

Салли, которую оттесняли к фойе, твердо сказала:

— Господин Бертон, я пришла высказать свои соболезнования и уже покидаю ваш дом.

— Спасибо. — Бедный старик Флетчер, всю жизнь находившийся под каблуком у своей жены, бросил обеспокоенный взгляд в сторону Колетт, беседовавшей с гостями в глубине комнаты. — Пойми меня правильно, не хотелось бы тебя обидеть, Салли, но боюсь, что ты больше не будешь для нас желанной гостьей. Если моя жена увидит тебя…

Но было слишком поздно, Колетт уже заметила их. Выронив носовой платок и задыхаясь от возмущения, она бросилась стремглав через всю комнату.

— Как ты посмела показаться в нашем доме, Салли Уинслоу? У тебя совсем совести нет?

— Она пришла со мной, — сказал Джейк, чувствуя, что уже устал повторять одно и то же.

Хотя это была его собственная ошибка. Ему следовало проявить больше твердости, настоять на своем и отложить похороны, чтобы, приехав, заняться ими самому. Для Пенелопы еще пара дней ничего уже не значили бы, а у него появилась бы возможность устроить поминки в своем доме, и этой сцены можно было избежать.

— Как ты мог так поступить, Джейк? — кричала Колетт, в ее голубых глазах стояли слезы. — Почему ты так обращаешься со мной? Ты оскверняешь память Пенелопы! Я уже достаточно настрадалась, и мне хочется хоть немного покоя.

— Он нам всем нужен, Колетт, — мягко сказал Джейк, потрясенный ее бурной реакцией. Может быть, Колетт Бертон частенько и строила из себя примадонну, но дочь она действительно любила всей душой.

— И ты рассчитываешь найти его, приведя сюда эту особу? — У нее вырвалось мучительное рыдание: — Ты, мой зять!

Флетчер, в таких случаях, всегда спешил в укрытие, но не Джейк.

— Я пытаюсь снова собрать свою жизнь по кусочкам.

— С помощью убийцы своей жены?

Эти слова услышали все, включая родителей Джейка.

Снова поймав себя на желании броситься на защиту Салли, Джейк сказал:

— Колетт, лучше возьми свои слова обратно, возможно, ты пожалеешь об этом, но исправить все будет значительно сложнее.

— Постой, — прервала его Салли, едва справляясь с собой. — Не требуй от нее ничего. — Она повернулась к Колетт и, с искренним раскаянием, дотронулась до ее руки. — Пожалуйста, простите меня, миссис Бертон, мне не следовало приходить. Я просто хотела еще раз сказать вам, что я очень сожалею, что жизнь Пенелопы прервалась так рано. Я действительно понимаю, что вы чувствуете.

Колетт отдернула руку, как будто коснулась открытого огня.

— Неужели, Салли Уинслоу! Ты хочешь сказать, что, после ее смерти, каждую ночь бродишь по дому и ищешь, откуда идет этот странный звук, а потом понимаешь, что это твое собственное сердце разрывается на части снова и снова?

— Нет, но я…

— Разумеется, нет! Да ты, наверное, счастлива, что Пенелопа умерла. Ты всегда ей завидовала — ее красоте, уму. Тебе больше не придется жить в ее тени, правда?

— Колетт, достаточно!

Флетчер хотел было увести жену, но безрезультатно.

— Оставь меня в покое! Я еще не закончила. — Она в бешенстве оттолкнула его и вернулась к Салли: — Да знаешь ли ты, каково видеть своего ребенка мертвым в гробу? Ты когда-нибудь лежала в кровати, не в силах сомкнуть глаза, и, моля у Бога милости, уснуть, и никогда не проснуться вновь? Скажи!

Салли, побледнев, отшатнулась и крепко сжала губы, чтобы не было видно, как они дрожат. Ее темно-зеленые глаза стали почти черными.

— Вот что ты мне сделала! — Голос Колетт звучал громко и резко. — Я никогда не смогу это забыть и тебе желаю того же! Будь ты проклята до конца своих дней!

Флетчер снова сделал попытку вмешаться.

— Хватит, Колетт, дорогая. Тебе надо успокоиться.

С запозданием Джейк понял, что Колетт успела выпить несколько бокалов бренди для подкрепления своих сил и была изрядно пьяна. Запах спиртного, исходивший от нее, мог сбить с ног любого.

И тут неожиданно Салли, как-то сразу обмякнув, рухнула на пол у его ног, прежде чем он успел ее поймать.

Колетт вырывалась из рук Флетчера и кричала:

— Чтоб ты сдохла! Так тебе и надо!

— Кажется, я тебя разочарую, — произнес Джейк, нащупывая пульс на шее Салли. — Она просто упала в обморок. — Затем, не сумев сдержаться, добавил: — Здесь просто дышать нечем. Куда ее положить, пока она не придет в себя?

— В библиотеку, — сказал Флетчер, передавая рыдающую Колетт кому-то из ее свиты. — Пусть там полежит.

— Я подниму ее, Джейк. — Рядом с ним появился его отец. — Тебе трудно с твоей ногой.

— Как-нибудь справлюсь, — пробормотал тот, сожалея, что его родители стали свидетелями только что разыгравшейся сцены. Между ними и Бертонами никогда не существовало особой любви, и Джейк знал, что нападки Колетт на него их расстроят.

— Послушай, нельзя все время изображать из себя железного героя. Иногда стоит принять чью-то помощь.

— Советы — в другой раз, папа, — ответил он, невольно нагрубив отцу. На самом деле, причиной его бестактности была адская боль в ноге. — Это я виноват, что Салли оказалась здесь. Теперь остается только довести дело до конца. Если хочешь помочь, уведи отсюда маму. Она плохо выглядит, для нее сегодня уже достаточно впечатлений.

Не обращая внимания на боль в ноге, Джейк поднял Салли на руки и понес сквозь толпу. Наверняка, кто-то из присутствовавших сочувствовал ей, но боялся открыться, за исключением, пожалуй, его родственников.

Библиотека была чисто мужской комнатой. Дубовая отделка, большие удобные кожаные кресла и диван напротив камина, несколько хороших картин, турецкий ковер и огромное количество книг, достаточное, чтобы обеспечить чтение до начала следующего века, — так выглядело убежище Флетчера, место, куда он ретировался в случае обострения отношений с женщинами в доме. Джейк частенько составлял ему там компанию, когда сам искал укрытия, или хотел выпить после ужина.

Как раз сейчас, Салли требовалось что-нибудь покрепче, чтобы вернуть ее к жизни. Да и ему самому не помешало бы выпить.

Он положил ее на диван и накрыл мохеровым пледом, висевшим на одном из кресел. Салли выглядела такой юной, такой уязвимой. Совсем как в начале их знакомства, когда она была студенткой второкурсницей. Он тогда учился на последнем курсе, и совершенно потерял голову от любви к ней.

Словно почувствовав его взгляд, она зашевелилась и, открыв глаза, посмотрела на него с подозрением.

— Что ты делаешь?

— Смотрю на тебя.

Джейк откинулся на спинку дивана, думая, что бы она ответила, скажи он, что ни у кого не видел таких длинных ресниц и таких восхитительных губ, вызывавших в нем дерзкое желание наклониться и поцеловать их.

Держи себя в руках, Харрингтон! Недели не прошло, как ты овдовел, и тебя должна переполнять тоска по твоей жене, а не интерес к другой женщине, даже если она была твоей первой любовью.

Она отвела глаза и осмотрелась.

— Как я здесь оказалась?

— Ты потеряла сознание, и я принес тебя сюда.

— Я упала в обморок? — Она прикрыла глаза рукой и в ужасе простонала: — Прямо перед всеми?

— Это было лучшее, что ты могла сделать в данной ситуации, — сказал он, затем, прихрамывая, подошел к шкафу и достал опустошенную на четверть бутылку «Курвуазье» и два бокала. — Ты виртуозно обставила Колетт. Мишень испарилась, и ей пришлось замолчать. — Он щедро наполнил бокалы и подал один Салли. — Выпей, это поставит тебя на ноги.

— Сомневаюсь, — сказала она. — Я сегодня совсем ничего не ела.

— А я-то гадаю, что с тобой такое…

— У меня совсем пропал аппетит после… аварии.

— Не хочешь поговорить о той ночи? Она села и убрала с лица волосы.

— Я не знаю, что еще можно добавить к тому, о чем ты уже знаешь.

Осторожно опустившись в ближайшее кресло, он выпил половину бокала и, чувствуя, как тепло от коньяка смягчает его боль, произнес:

— Попробуй рассказать мне, что же произошло, на самом деле, Салли.

По ее лицу пробежала тень, и она снова спряталась за непроницаемой маской.

— Ты считаешь, что я чего-то недоговариваю? С чего ты взял?

— Когда-то мы с тобой были настолько близки, что умели читать мысли друг друга. Я всегда угадывал, если ты хотела что-то от меня скрыть.

Она покачивала бокал с коньяком, но, как он заметил, так и не отпила ни капли. Почему она так осторожничает? Может, опасается, что алкоголь развяжет ей язык, и она сболтнет лишнее?

— Это было очень давно, Джейк. Тогда мы были детьми. Люди взрослеют и меняются.

— Нет, не меняются, — возразил он. — Они просто лгут искуснее. Ты можешь обвести вокруг пальца всех, включая полицию, но тебе никогда не удавалось провести меня. Только ты знаешь, как было дело, и я прошу тебя рассказать мне все — ради нашей прежней любви.

Мгновение она смотрела ему прямо в глаза, и он ждал, что она вот-вот решится, но тут отворилась дверь, и в комнату вошел Флетчер.

— Я думаю, тебе может понадобиться вот это, Джейк, — сказал он, помахивая палкой. — А еще я хотел узнать, как чувствует себя Салли. Если достаточно хорошо, то кто-нибудь из шоферов отвезет ее домой, пока гости не начали разъезжаться.

Едва скрывая раздражение, Джейк спросил:

— Нельзя подождать еще пять минут? У нас серьезный разговор, Флетчер. Извини.

— Нет-нет, мы закончили, — сказала Салли, откинула плед и опустила ноги на пол. — Я буду вам очень признательна, господин Бертон, если ваш шофер отвезет меня. Я уже совсем готова идти.

В разочаровании Джейк наблюдал, как она, пошатываясь, встала на ноги и неверной походкой направилась к выходу. Он ощущал свое полное бессилие, ничего не мог сделать, чтобы задержать ее на этот раз.

Он позаботится, чтобы они встретились снова. И тогда она не сбежит от него так легко, он добьется правды, узнает, что же произошло в действительности, каким образом судьба освободила его от того ада, в который превратилась его семейная жизнь.




Глава вторая


Ей никогда не удавалось провести его, считал Джейк, не сознавая, насколько сильно заблуждается. Салли успешно скрывала от него и более важные вещи, чем предыстория смерти Пенелопы. Она хорошо умела хранить секреты, даже те, что разбили ее жизнь, и в буквальном смысле и в переносном.

Сохранить последний не составит труда, нельзя лишь позволить Джейку разрушить ее защиту. А чтобы помешать этому, надо избегать его самого, потому что старая как мир пословица «с глаз долой — из сердца вон» в отношении Джейка Харрингтона, никогда не срабатывала. Даже наоборот. Несмотря на расстояния и годы, разделявшие их, воспоминания о нем не стирались из памяти. Его образ только сильнее притягивал, и новая встреча с ним доказала, что все осталось по-прежнему, страсть ее не отпускала.

Он выглядел старше, но ему это шло. Мальчик превратился в мужчину, юношеские черты сменила мужественная, зрелая красота. В военной форме Харрингтон выглядел особенно впечатляюще. С первого взгляда становилось ясно, что на его долю выпало немало испытаний и трагедий, которые только сильнее закалили его характер. Его манера держаться и гордая осанка лишь подтверждали это. Такой человек всегда смотрит правде в лицо и не страшится несчастий.

Так, предаваясь размышлениям на следующее утро, в понедельник, в переполненных коридорах Истриджской академии, Салли пришла к выводу, что не так уж сильно он отличался сейчас от того мальчика, который украл ее сердце много лет назад, в этих самых стенах. Даже в восемнадцать лет он обладал решительностью настоящего мужчины.

И все же Салли не представляла себе, как рассказать ему о Пенелопе. Мужская гордость — странное явление. Одно дело — управлять боевым самолетом и рисковать жизнью, выслеживая невидимого врага. И совсем другое — столкнуться с неверностью женщины, на которой женат, а особенно узнать об этом последним.

Когда она, направляясь в учительскую, проходила мимо кабинета ректора, ее окликнула старший секретарь:

— Доброе утро, Салли. Тебе только что звонили.

— Просили что-нибудь передать?

— Он сказал, что найдет тебя позже.

Он?

— Имя свое он назвал?

— Нет. — Секретарша посмотрела на нее смущенно. — Но у него был такой голос! Глубокий, с хрипотцой, как будто у него першит в горле. Я бы с превеликим удовольствием предложила ему стакан воды. Напоминает кого-нибудь из твоих знакомых?

От неприятного предчувствия, кольнуло под ложечкой, но Салли сразу отбросила его. Множество мужчин обладают глубокими, хриплыми голосами, и то, что Джейк — один из них, было чистой воды совпадением.

— Скорее всего, отец кого-нибудь из учеников звонил пожаловаться, что слишком много задаю на дом. Если еще раз позвонит, попроси номер телефона, я перезвоню попозже. Сегодня у меня уроки целый день.

— Хорошо. Да, и еще кое-что. — Секретарша кивнула в сторону двери слева от нее. — Господин Бейли просил, чтобы ты зашла к нему до начала занятий.

Лучше не бывает! Личный разговор с ректором Академии, который по совместительству является мужем ее сестры и далеко не самым приятным для нее человеком. День обещал быть бурным.

— Ты хотел меня видеть, Том?

Том Бейли оторвался от письма и, нахмурив брови, с раздражением посмотрел, кто это смеет отрывать его от важных административных дел.

— Здесь не семейное собрание, мисс Уинслоу. Если ты намереваешься игнорировать профессиональную этику, то, но крайней мере, закрывай дверь, прежде чем открывать рот.

— И тебе доброго утра! — Не дожидаясь приглашения, она села на стул напротив него. — И что же вы хотели мне сказать, господин Бейли?

— Маргарет сказала, что ты ухитрилась пробраться к Бертонам на поминки в субботу.

— Вообще-то меня заставили, твоя жена и еще кое-кто.

Наклонившись вперед, он уставился на нее своими блеклыми немигающими глазами. Этот способ использовался им для устрашения первокурсников.

— Как бы там ни было, позволь мне повторить то, что я уже один раз говорил, когда заварилась эта каша с Пенелопой Харрингтон. Мы заботимся о безупречной репутации нашей Академии, и я не позволю, чтобы ее запятнали подобными скандалами. Ты не проработала здесь и месяца, как твое имя попало на первые полосы всех газет, издаваемых в радиусе пятидесяти миль. Не хватало, чтобы сейчас, когда шумиха стала утихать, ты снова что-нибудь натворила. Я оказал тебе услугу, убедив Совет правления дать тебе у нас место, потому что…

— Наоборот, — перебила его Салли. — Это я оказала тебе услугу, Томми, когда согласилась поработать здесь после того, как моя предшественница ушла в декрет, оставив вас в середине года без преподавателя.

Он залился густой краской. Подчиненные не позволяли себе перебивать ректора Академии — в частности, никогда не поправляли его высказываний.

— Ты только что приехала в город, и у тебя не было работы!

— Я вернулась домой, чтобы хорошенько отдохнуть, а вместо этого пришлось сразу взяться за работу, потому что ты попал в безвыходную ситуацию. — Она посмотрела на настенные часы. — У тебя есть еще вопросы или я могу быть свободна и заниматься тем, для чего меня нанял Совет? Через десять минут у меня начинается урок истории искусства в старшем классе.

Том ограничился коротким ответом:

— Надеюсь, мы поняли друг друга.

— Я всегда понимаю тебя, Том, — сказала она, направляясь к двери. — Единственный человек, которого я не понимаю, это моя сестра. Уму непостижимо, почему она вышла за тебя замуж.

Салли тут же пожалела о сказанном. Она всегда была дерзким ребенком, но, повзрослев, стала считать, что в весьма щекотливых ситуациях держит себя в руках. Но это продолжалось до тех пор, пока она не ступила на землю родного города. Именно тем утром, на городской площади, она повстречалась с Пенелопой Бертон-Харрингтон.

— Салли! — С радостным криком, Пенелопа бросилась обнимать Салли, как будто их дружба никогда не была нарушена трещиной, шириной в десятилетие. — Как я рада видеть тебя! В последнее время жизнь здесь заглохла. Теперь, когда ты вернулась, все будет как раньше, мы их всех встряхнем.

И теперь, после аварии, жестокая ирония этих слов постоянно возвращалась, и мучила Салли долгими бессонными ночами. Спасибо, что Том нанял ее, и она была слишком занята, чтобы упиваться сознанием своей вины. Этот факт делал ее ответ еще более непростительным. Придется, чтобы успокоить свою совесть, найти его попозже и извиниться.

Сегодня у нее день полностью загружен уроками. К тому же, ей предстоит обед с дотошным заведующим отделением изящных искусств, а после занятий — разговор с учеником, который не понимает, почему скачивание сочинений из Интернета считается плагиатом и гарантирует большую, жирную единицу.

Постепенно неудачное начало дня отступило на задний план. Об утреннем звонке человека, который не представился, Салли тоже забыла.

Но он не забыл о ней. Он вошел в класс, когда она складывала в портфель тетради, чтобы проверить их вечером. Уже было пять часов, и здание опустело, все, за исключением уборщиц, ушли домой. Услышав звук открывающейся двери, Салли подумала, что вошла одна из них. Не отрываясь от своего занятия, она сказала:

— Одну секунду, я уже ухожу.

Дверь закрылась, щелкнув замком. Такой звук должен был ее насторожить.

— Не торопись. У меня много времени, — услышала она в ответ. Да, это был тот глубокий голос с хрипотцой, пленивший утром секретаршу.

Но Салли не почувствовала его очарования, ее будто накрыло ударной волной. Кипа бумаг выпала из рук и разлетелась по полу. Взбудораженная, она упала на колени и стала собирать их.

— Я не думал, что у учителей такой длинный, рабочий день, подал голос Джейк, приближаясь к ней и глухо постукивая об пол палкой. — Давай я помогу.

— Спасибо, не надо! — В голосе предательски звучала паника. Она глубоко вздохнула и продолжила более сдержанно: — Мне не требуется твоя помощь. Ты вообще не должен был сюда приходить. Если Том Бейли узнает…

— Не узнает. Он уезжал, когда я подъехал. Мы совсем одни, Салли. Нас никто не побеспокоит.

Салли ужаснулась:

— Да? А уборщицы?

— Они убираются в спортзале и появятся в этом конце здания не раньше, чем через час. — Он накрыл своей ладонью ее руку. — Ты вся дрожишь, опять собираешься упасть в обморок?

— Естественно, нет! — сказала она, быстро отодвигаясь от него. — Я просто не люблю, когда кто-то подкрадывается ко мне и застает меня врасплох, вот и все.

— Я не «кто-то» и к тому же не подкрадывался. — Он похлопал себя по больной ноге. — Это сейчас мне не под силу.

— Предупреждаю! Ты раненый герой, вернувшийся домой похоронить свою жену. Но если, по твоей милости, нас увидят вместе, ты потеряешь сочувствие людей и станешь таким же изгоем, как и я.

— Я не ищу сочувствия, милая. Я жажду получить ответы на свои вопросы.

Милая… Он так называл ее, когда они были по уши влюблены друг в друга, когда занимались любовью…

Конец августа, тем летом ей исполнилось семнадцать, как раз за несколько недель до того, как он поступил в университет, двести миль отсюда… В безоблачном небе описывают круги чайки, доносится шум прибоя, солнце золотит ее кожу, и Джейк крепко обнимает ее.

— Я так скучаю по тебе, когда тебя нет рядом, — говорил он ей. — Я буду любить тебя всегда.

Но вышло по-другому. Через год с небольшим, ей пришлось на два месяца уехать на учебу во Францию. Вернувшись, она узнала от Пенелопы, что, пока ее не было, он встречался с какой-то студенткой из колледжа.

Салли была сражена, хотя в течение последних недель у нее было дурное предчувствие, и она должна была быть готова к такому повороту. Его телефонные звонки стали реже, а в разговорах то и дело возникали неловкие паузы. Он не встретил ее, как обещал. Он не приехал даже на День благодарения. И, в конце концов, когда не удалось избежать встречи с ней на Рождество, он совершенно беспардонно продемонстрировал ей свою новую пассию.

— Джейк Харрингтон — двуличный тип, — напевала ей сладким, полным участия голосом Пенелопа. — Будь выше этого, не стоит так изводиться из-за какого-то ничтожества. Забудь его! Вокруг столько интересных парней.

Забыть его! Легче сказать, чем сделать, особенно для восемнадцатилетней девушки, обнаружившей, что она беременна от любимого человека, который променял ее на другую…

Наконец, тетради и бумаги были собраны, Салли постаралась подняться на ноги как можно более грациозно, и запихнула их в портфель.

— Мы уже все обсудили в субботу. Я не могу рассказать ничего нового.

— Хорошо, — пожал он плечами, — не буду больше задавать вопросы.

Она вспыхнула от радости.

— Наконец-то, ты мне поверил.

— Конечно, — ответил он, — ты совсем не тот человек, чтобы скрывать от меня такие важные вещи.

К ее чувству облегчения тут же добавились сознание вины и подозрение.

— Так, а зачем же ты сюда пришел?

— В основном, чтобы попросить прощения за то, что втянул тебя в ту кошмарную историю, в субботу. Если бы я знал, что Колетт набросится на тебя…

— Ты не мог знать, что она так отреагирует. Считай, что ты прощен.

— Редко встретишь такое понимание у женщин, — произнес он с робостью. — Впрочем, ты никогда не была похожа на остальных женщин.

Робость? У Джейка Харрингтона?

При этой мысли ей захотелось громко расхохотаться, и в то же время по спине забегали мурашки. Он что-то задумал! Совершенно очевидно, что своим невинным поведением он пытался замаскировать какой-то хитроумный план.

— Ты сказал, что главное, зачем ты пришел, — это извиниться. Значит, есть еще другие причины?

Он изобразил застенчивую улыбку. Если бы это было в его силах, он бы, наверное, даже покраснел.

— Не поверишь, но, когда я узнал, что ты здесь работаешь, меня охватили воспоминания, и я не смог удержаться. — Он улыбнулся ей так, что у нее затрепетало сердце. — Салли, мы здесь познакомились, полюбили друг друга. Я тебя первый раз поцеловал у раздевалки, совсем рядом с этим классом. У тебя кончик носа был испачкан голубой краской.

— Меня удивляет, что ты это помнишь.

Она ощущала, как тепло разливается по телу, заставляя ее забыть об осторожности.

— Я все хорошо помню. Это было самое лучшее в моей жизни.

Тепло перерастало в плавящий жар. Ей так хотелось верить ему!

— Тебе нельзя это говорить.

— Почему нет? Я имею такое же право сказать правду, как и ты.

В его голосе звучало столько искренности, что она начала сомневаться. На самом ли деле, это была игра с его стороны? Пытался ли он ее поймать на чем-либо? Или ей мерещились капканы там, где их не существовало?

Решив, что на всякий случай лучше быть начеку и закончить этот разговор, она показала на битком набитый портфель и сказала:

— Мне пора идти. У меня на вечер много работы.

Он направился к выходу.

— У меня тоже, я все еще разбираю вещи Пенелопы, надо решить, что с ними делать, да и с домом тоже. Он слишком большой для меня одного.

Наблюдая, как он, хромая, идет к двери, она почувствовала укол сожаления оттого, что он закончил их разговор с такой легкостью. Ну и что, что его улыбка всколыхнула ее сердце? Они больше не дети. Первая любовь не перенесла восьмилетней зимы забвения и не расцветет вновь с наступлением весны.

И все же, его неожиданное появление выбило ее из колеи не меньше, чем встреча на кладбище. Он слишком сильно растревожил давно похороненные чувства.

Его голос, изгиб губ, страстность прямого взгляда его голубых глаз, пробудили в ней жажду того, о чем она не смела даже мечтать, и чем, конечно, не могла обладать. Поэтому, не желая снова столкнуться с ним, Салли подождала, пока не стих звук его шагов и по зданию не пронеслось эхо, от захлопнувшейся за ним двери. Только после этого она вышла из класса и забрала пальто в преподавательском гардеробе.

Небо затянули тучи, пошел промозглый дождь. Стоянка перед входом покрылась черной скользкой коркой.

Она два раза теряла равновесие и упала бы, если бы не железные перила вдоль дорожки. Но дела пошли еще хуже, когда она перешла на обледеневший тротуар. В своей обуви не по сезону, Салли совсем не могла по нему передвигаться.

Ей нужно было направо, но повернуться не представлялось возможным. Вместо этого, взмахнув портфелем, и больно, ударив им себя, по ноге, она полетела в груду грязного снега, собранного у обочины снегоочистительной машиной три дня назад. Не сдержавшись, она выругалась.

И тут выяснилось, что улица не была столь пустынной. К ней подкатила черная спортивная машина с низкой посадкой, укрывавшаяся до этого в тени старого клена, менее чем в десяти футах от нее. Переднее боковое стекло опустилось, и донесся голос Джейка:

— В те времена, когда я здесь учился, девушки на факультете не знали таких слов. Я не припоминаю, чтобы и ты пользовалась ими.

— Ты преследуешь меня? — спросила она с раздражением, стоя по колено в снегу и думая, какую жалкую картину она сейчас собой представляет.

— Отнюдь, просто хотел предложить подвезти тебя до дома.

— Нет, спасибо. Я лучше прогуляюсь.

— Ах, вот как это называется, а я-то думал, ты просто поскользнулась и упала.

— Я на секунду потеряла равновесие.

— На секунду? — Он глухо рассмеялся. — Дорогая мисс Уинслоу, если вы будете продолжать носить зимой летние туфли, то одной секундой не ограничится. Не упрямься и садись в машину, пока шею себе не сломала. Я бы вышел и открыл тебе дверцу, но боюсь, как бы со мной самим чего не случилось по такому гололеду.

Она подавила в себе желание грубо объяснить ему, что следует сделать с его предложением, но замерзшие ноги одержали победу над гордостью.

— Тебе не обязательно изображать из себя джентльмена, — пробурчала она, забираясь в благословенное тепло. — А то я ведь могу палку у тебя выбить.

— Теперь понятно, — ответил он, мягко нажимая на газ и плавно выруливая на дорогу, — почему некоторые люди, которые не знают тебя так хорошо, как я, говорят о тебе такие вещи.

— Какие именно? Кстати, я живу в коттедже для гостей у моих родителей. Надо повернуть налево…

— Я помню дорогу туда, Салли, — сказал он. — Когда-то я часто подвозил тебя до дома. Говорят, что ты вернулась домой, прихватив с собой мешок неприятностей. Это правда?

— А что ты меня спрашиваешь? Я вижу, тебе больше нравится слушать чужие версии.

— А где ты была все последние годы?

— В университете на западном побережье, а потом на Карибах.

— И что ты там делала?

В его голосе слышалось веселье.

— Ну, конечно, я не плела шляпы из листьев кокосовых пальм и не пела в ресторанах, если ты об этом подумал.

— Ты представления не имеешь, о чем я думаю, Салли. Ни малейшего. И ты не ответила на мой вопрос. Что тебя держало на Карибских островах столько лет?

— То же, чем я занимаюсь здесь. Я преподавала. Дети там совсем неизбалованные, и работать с ними, было, чистое удовольствие.

— Очень достойно. И сколько времени ты там провела?

— Два года в Мехико и два года на острове Санта-Лючия.

— Как тебя занесло в такую глушь?

— У них катастрофически не хватало учителей, а мне настолько же катастрофически хотелось уехать отсюда.

— Что? — Его голос задрожал от беззвучного смеха. — Разве ты не мечтала обосноваться в таком живописном месте, как Истридж-Бей? Пойти по стопам сестры, и выйти замуж за порядочного человека из хорошей семьи?

Было время, когда я мечтала об этом, но ты предпочел надеть обручальное кольцо на палец Пенелопы!

— Не все женщины считают брак самым важным событием в жизни, некоторые находят удовлетворение в карьере.

— Но не все бегут за этим на тропические острова.

— Мне надоели здешние зимы, но этот город все-таки мне родной, и я была очень счастлива, когда вернулась… пока все не покатилось кувырком. — Она поежилась и посмотрела в окно. Оказалось, что дождь сменился снегом, и большие мокрые хлопья залепляли ветровое стекло. Также она заметила, что они уже проехали поворот на Бейвью-Хайтс и, набирая скорость, неслись по главному бульвару, ведущему за город. — Мы не туда едем, Джейк!

— Мы правильно едем, — весело ответил Джейк.

— Разворачивайся и поезжай обратно! И скорость сбавь. Я уже сидела сегодня в сугробе, этого достаточно на сегодняшний вечер.

— Салли, не суетись. Поворот мы все равно проехали, так что давай покатаемся немного за городом.

— Я не хочу кататься за городом, — настаивала Салли. — Я хочу домой.

— Ты будешь дома, милая. Всему свое время.

— Я сейчас хочу! — Она потянулась к ручке. — Немедленно остановись, Джейк Харрингтон. И перестань называть меня милой.

Он не потрудился ответить. За гулом кондиционера было слышно только, как защелкнулись замки на дверях, и усилился шум шин на скользкой дороге.

Салли с негодованием уставилась на него. Они проехали границу города, поэтому на дороге больше не было фонарей, и только огоньки на панели управления освещали его суровый профиль.

— Это что, похищение?

— Не говори глупостей.

— А что, в таком случае, происходит?

— Сейчас найдем какое-нибудь местечко, где можно выпить. Это все, что я смог придумать, чтобы не дать тебе сегодня вовремя лечь спать.

Сами по себе безобидные слова были произнесены тоном, не сулящим ничего хорошего. Джейк, обезоруживший ее полчаса назад простой улыбкой, и нежными воспоминаниями, предложивший подвезти ее домой, чтобы она не подвергала себя опасности на скользких улицах, превратился в чужого человека, холодного и пугающего, как ночь за окном.

— Ты с самого начала это задумал, да? — спросила она, стараясь загнать поглубже рвущийся наружу страх. Господи, она согласилась, чтобы ее подвез бывший возлюбленный, герой, возвратившийся с поля боя в доблестных шрамах, а не какой-то безликий незнакомец. Подозревать, что ей может что-то угрожать, абсурдно. — Ты уже запланировал это, когда появился в моем классе?

— Да.

— Не стоило прибегать к таким крайностям. Я бы с радостью выпила кофе где-нибудь в городе.

— Слишком рискованно. Если нас увидят вместе, пойдут сплетни. Вдовец и сумасбродная девица плюют на моральные устои! Лучше уехать подальше, где не встретишь никого из знакомых. Найти такое злачное место, где не захочет быть замеченной ни одна уважающая себя женщина.

Злачное место? Да что на него такое нашло?

Сквозь окна ничего нельзя было разглядеть, и Салли не могла понять, куда они направляются.

Вскоре, в стороне от дороги, начала неясно проглядывать неоновая вывеска, которая становилась тем ярче и отчетливее, чем ближе подъезжала машина: «Придорожная закусочная Гарлана. Пиво. Закуски. Бильярд».

Шевелившееся где-то глубоко предчувствие, превратилось в панический страх. Однажды она уже видела эту вывеску. И Джейк знал об этом!

Он медленно въехал на парковочную площадку, поставил машину поближе к входу в заведение и выключил двигатель. Затем вышел из машины и, несмотря на то, что совсем недавно жаловался на хромоту, не позволяющую ему выполнять обязанности джентльмена, обошел вокруг машины и открыл для нее дверцу. Она сидела, не двигаясь. Тогда он отстегнул ремень и взял ее за локоть.

— Мы приехали, Салли, — вкрадчиво сказал Джейк. — Выходи.

— У меня нет ни малейшего желания.

— Выходи. Я не повезу тебя обратно, пока мы не побеседуем.

Удивительно, как резко человек может переходить от мягкой предупредительности к угрозам, как в ровном голосе могла ощущаться разгорающаяся ярость. Еще более странно, что она, как под гипнозом, выполняет команды, зная, что ее ожидает.

Как во сне, Салли встала на снег, не чувствуя ничего, кроме сковывающего холода. На негнущихся ногах пошла за Джейком.

— Проходи, — сказал он, толкая исцарапанную деревянную дверь, и бесцеремонно впихивая ее в прокуренное помещение.

Ее сразу оглушило шумом, в нос ударила смесь запахов пива, дешевого одеколона, пота и табака.

С подступающей к горлу тошнотой, она повернулась к Джейку.

— Пожалуйста, не настаивай!

— А что такое? — холодно спросил он. — Тебе здесь не нравится?

— Да, не нравится, — с трудом проговорила она. — Ты оскорбляешь меня уже тем, что задаешь такой вопрос.

— Но вам с Пенелопой это место казалось вполне подходящим, когда вы пришли сюда той ночью. В ночь ее смерти. Разве нет? — сказал он. — Почему же тебе теперь не нравится, когда ты со мной?




Глава третья


Она ничего не ответила, а он и не ждал ответа. Он обыграл ее с блеском. В замешательстве Салли задержалась у двери — она не могла решить, стоит ли ей попытаться спастись бегством или сдаться. Джейк понимал, что, если она убежит, догнать ее у него нет шансов, поэтому отрезал ей пути к отступлению, и отвел к кабинке на противоположной стороне танцевальной площадки.

— Уютно здесь, правда? — сказал он, садясь на потертую виниловую скамейку после нее, тем самым, заперев ее в ловушке между собой и стеной.

Плохо было лишь то, что ему пришлось наклониться к ней, чтобы она могла его слышать. От запаха ее волос и кожи закружилась голова, и он испугался, что может не справиться со своей задачей.

— Что будете брать, ребята?

Огромный лысый детина с мясистыми руками, сплошь покрытыми татуировками, вышел из-за стойки бара и стал возить по столу грязной тряпкой.

Не советуясь с ней, Джейк заказал:

— Пиво, любое. И начос.

— Я не пью пиво и не люблю начос, — раздраженно сказала она, как только парень отошел выполнить заказ.

— Разве? — Джейк полез в карман за кошельком. — Что же ты заказывала здесь в последний раз — шампанское и устриц?

— Почему ты думаешь, что мне приходилось здесь бывать?

— Ты забыла? Я читал полицейский отчет.

Она прислонилась к стене, понимая, что потерпела поражение.

— Джейк, ради чего ты все это устроил? — Салли старалась перекричать рев музыки. — Что ты надеешься выпытать из меня?

— Я хочу знать, зачем моя жена таскалась в подобные заведения в то время, когда я был на войне, и если ты не объяснишь мне, я найду кого-нибудь еще, кто расскажет.

— Ты зря теряешь время. Мы с Пенелопой зашли сюда только один раз, и когда я увидела, что это за место, то настояла, чтобы мы ушли.

Он осмотрел все помещение. На другой стороне танцевальной площадки, женщина потрепанного вида взобралась на стол, и непристойно крутила бедрами под аплодисменты завсегдатаев бара. Он снова повернулся к Салли и спросил:

— Это была твоя идея — начать вечер в этой забегаловки?

— Конечно, нет, — огрызнулась она. Затем, спохватившись, что сказала лишнее, добавила: — Мы решили поужинать в каком-нибудь ресторанчике за городом, но тут начался снег, дороги стали еще хуже, чем сейчас, и мы искали, где можно переждать снегопад. Неужели так трудно в это поверить?

— Не трудно, Салли. Но что заставило вас передумать и поехать обратно, хотя погода не улучшилась? Достаточно было выглянуть наружу, чтобы понять, садиться за руль — опасно.

— Я же сказала. Нам здесь не понравилась… публика.

Амбал в татуировках снова подошел к ним.

— А где же твоя подружка? — поинтересовался он, и большая кружка пива прокатилась через весь стол к Салли. — Нашим, ребятам она очень нравится. Уж она-то, умеет повеселиться.

— Знаешь, есть такая пословица, — оборвал его Джейк, прежде чем Салли успела что-либо ответить. Впрочем, после того как ее выдали с головой, она вообще была не в состоянии придумать что-либо правдоподобное. — Третий — лишний.

Малый ухмыльнулся.

— Я не собираюсь лезть к твоей кошечке, пижон. Только здесь много парней, которые быстренько вырвут ее из твоих рук.

— Мне кажется, — прошептала Салли с отчаянием в голосе, как только этот мужлан неуклюжей походкой двинулся за начос, — меня сейчас стошнит.

Джейк опрокинул в себя половину кружки пива.

— Так всегда случается с теми, кто пытается скрыть правду, попадаются на своем же вранье. Брось свои выдумки, и тебе самой сразу станет легче.

— Да уж, стоило бы, чтоб ты знал! — закричала она с горячностью. — А если тебе так, чертовски, необходимо докопаться до правды, вот, получи для начала. Я не знаю, почему мальчик, которого я знала прежде, превратился в такую беспощадную машину, но точно знаю, что мне не нравится человек, которым ты стал.

Ему самому это не очень нравилось. Запугивать женщину — любую женщину — было не в его стиле. Он вернулся домой не затем, чтобы продолжать военные действия. Он искал мира.

Джейк подавил в сердце жалость к ней и сказал:

— Не могу сказать, что и я в восхищении от тебя. Я надеялся, что ты повзрослела и перестала пользоваться недостойными лазейками из ситуаций, в которые попадаешь.

Она подняла свою кружку, и на секунду ему показалось, что она вот-вот плеснет этим пивом ему в лицо, но в последний момент она поставила ее обратно и выпалила:

— Это возмутительно, и я не собираюсь опускаться до уровня компании, в которой мне пришлось оказаться. Какой бы я ни была, я никогда, никогда не лгала тебе!

— Никогда, Салли? Ни разу? Даже ради моего спокойствия?

Она уже собиралась было ответить, но осеклась, словно ей помешала какая-то мысль. Ее глаза стали еще больше и наполнились слезами.

Ему захотелось вытереть эти слезы, обнять ее и сказать, что он не прав; он не хотел ворошить далекое прошлое, потому что оно не имело сейчас никакого значения. Но Джейк решил отбросить неутешительные мысли и осушил кружку.

— Понятия не имею, кого ты покрываешь, Салли, — сказал он, — но, чтобы доказать тебе, что я не совсем бессердечный, давай договоримся. Вместо того, чтобы загонять тебя в угол и заставлять выдавать чужие секреты, которые ты так тщательно оберегаешь, я сам расскажу тебе, как все произошло в ту ночь, когда умерла Пенелопа. От тебя требуется всего лишь сказать, на правильном я пути или нет. Если ты согласна, то обещаю впредь, после сегодняшнего вечера, никогда не поднимать эту тему вновь.

Она упрямо не поднимала глаз, и Джейк отметил, что ее всю трясло.

— Я дам тебе время подумать, — предложил он, поднялся из-за стола и взял в руки палку, — но не затягивай, вернусь через несколько минут.

Он прошел через танцевальную площадку мимо извивающихся друг против друга пар, чувствуя, что она не спускает с него глаз. В дверном проеме покачивался мальчик на вид лет восемнадцати с отсутствующим взглядом и болезненной бледностью на лице.

Было видно, что ему очень плохо.

— Эй, парень! — Джейк поймал его как раз вовремя, не дав ему упасть лицом на грязный пол, и направил к заднему ходу. — Стоит немного подышать свежим воздухом.

Снег перестал падать, и на небе выступили звезды. Ряды сосен, окаймлявших парковку, белели в темноте как привидения. Джейк прислонил парнишку к стене и стал снегом растирать ему лицо. Бедный мальчик только судорожно вдыхал воздух и дрожал всем телом. Вдруг он нагнулся вперед, и его вырвало.

— Полегчало? — спросил Джейк.

— Да, кажется.

— Как тебя зовут?

Тот вытер рукой рот.

— Эрик.

— Сколько тебе лет? Тебе уже разрешается ходить по барам, Эрик?

— Нет, — жалобно простонал тот, приваливаясь к стене.

— Я так и думал. Ты живешь далеко отсюда?

— Там, вниз по дороге. Около мили.

Джейк взвесил варианты. И своих собственных проблем по горло, не хватало еще чужих. С другой стороны, одна миля — не расстояние. Он вернется раньше, чем Салли начнет беспокоиться по поводу его отсутствия.

Джейк застегнул молнию на куртке и выудил из кармана ключи от машины.

— Пойдем, — сказал он. — Я тебя отвезу.




Она заметила бы этого человека раньше, если бы не была глубоко погружена в размышления. Когда она поняла, что стала объектом его внимания, он уже плюхнулся на скамью рядом с ней и положил ей на плечи свою потную руку.

— Ищешь компанию, малышка?

— Нет, — ответила она, уклоняясь от его тяжелого дыхания. — Я здесь не одна.

Он повертел головой вправо, влево, затем с пьяным гоготаньем заглянул под стол.

— Неправда. Сдается мне, ты здесь скучаешь и ждешь, чтобы Сид тебя развеселил.

— Нет-нет! Я с… другом. Он отошел…

Вот только куда он запропастился?

— Отлить?

Сид фыркнул и потянулся к ее нетронутому пиву.

В отвращении она вжалась в угол кабинки, как можно дальше от него, даже не пытаясь скрыть, охватившее ее, омерзение.

Большая ошибка! И без того злобные, близко посаженные глаза Сида, угрожающе сузились.

— В чем дело, крошка? Думаешь, слишком хороша для такого жеребца, как я?

— Нет, конечно, нет, — произнесла она, отворачиваясь. — Я уверена, что вы очень милый человек.

— Поверь на слово. — Он взял ее за подбородок, повернул к себе и заставил смотреть в глаза. Его рука легла ей на колено и начала медленно задирать юбку. — Будь умницей с Сидом, так будет лучше.

О боже! Куда пропал Джейк?

Пальцы Сида скользили у нее под юбкой, поднимались выше колена. Кто-то сменил музыку, Нэнси Клайн пела песню «Безумие».

Как в тему! Беспомощная, Салли истерически захохотала.

— Так-то лучше, крошка! Веди себя хорошо, и я покажу тебе, на что способен.

Салли так разнервничалась, что едва дышала, и тут ей в голову пришла идея.

— Давай потанцуем, — предложила она, молясь, чтобы голос не выдал ее ужаса.

На ее счастье, он был слишком пьян, чтобы вовремя сообразить, что единственное, чего она хочет, это выбраться из ограниченного пространства кабинки, и установить между ними некоторое расстояние.

— Конечно, кошечка! — оскалился Сид. С сокрушительной силой он поднял ее с места и прижал к себе. — Веселись, детка! — прохрипел он. — Двигайся, раз взялась танцевать!

Остановись он на этом, она осталась бы целой и невредимой. Но, побуждая ее, он засунул ей в ухо язык. В шоке и не думая о последствиях, она изо всех сил ударила его между ног коленом и вцепилась ему в лицо ногтями.

Он взревел как раненый медведь, подался назад, и сбоку на ее голову обрушился тяжелый удар. Вокруг поплыли лица людей, их голоса, перемежавшиеся грубым смехом, образовывали какофонию неразборчивых звуков.

В изумлении, Салли подняла голову и увидела, что к ней опять приближается его кулак. Боль обожгла щеку. Она упала на четвереньки, прямо на грязный пол. Во рту чувствовался соленый привкус крови. Он схватил ее за волосы и рывком поставил на ноги.

Затем, так же неожиданно, как накинулся на нее, он вдруг упал назад, как будто кто-то рванул его сзади. С искаженным и побелевшим от бешенства лицом и гневно сверкающими глазами, вышел вперед Джейк.

Женщина рядом завизжала, кто-то выругался. Не заставляя себя ждать, добрая половина мужчин, находившихся в зале, присоединилась к драке, без разбора опуская кулаки на первого, кто попадался под руку, но при этом избегая Джейка. Никто, из этого пьяного сброда, не рисковал связываться с человеком, державшим палку и готовым проломить череп любому, у кого хватит ума задеть его. Проложив к Салли путь сквозь столпотворение, он обхватил ее за талию и притянул к себе. И как только он дотронулся до нее, как только она почувствовала исходивший от него запах прохладной свежести и твердую уверенность его тела, закрывшего ее как щитом, она сразу обмякла.

— Я думала, он убьет меня! — рыдала она, уткнувшись носом в его шею.

Джейк погладил ее по голове, тихо произнес ее имя.

— Давай-ка убираться отсюда подобру-поздорову, — проговорил он и стал подталкивать ее к выходу, а то влипнем в историю.

Едва они приблизились к двери, как она распахнулась и внутрь ворвалась дюжина полицейских и преградила выход.

— Всем оставаться на местах. Без моего разрешения никто не имеет права покинуть здание, — приказал старший полицейский.

Даже в таком состоянии Салли узнала в нем того, кто первым приехал на место происшествия, когда погибла Пенелопа.

Он тоже сразу узнал ее, что было неудивительно, принимая во внимание, с каким размахом смаковали инцидент местные средства массовой информации.

— Опять вы! — воскликнул он, в то время как его коллеги принялись наводить порядок. — Леди, что же такое должно произойти, чтобы вы, наконец, поняли, что следует держаться подальше от таких заведений?

— Сейчас не время для поучений, — сказал Джейк. — Ее немедленно нужно отвезти к врачу.

Офицер оценивающе посмотрел на нее.

— Это может подождать. На ногах она стоит, идти сама может, — в конце концов, решил он. — Я задерживаю вас обоих вместе со всем этим сбродом.

— Во-первых, это я вас вызвал, — разозлился Джейк. — Если здесь кого и следует арестовать, так это вон того парня за стойкой. Он продает алкоголь несовершеннолетним. А еще, вон того мерзавца с разбитым носом. Он должен получить свое за то, что позволяет себе поднимать руку на женщин. Если вам интересно, мы собираемся подать на него в суд, но только завтра утром.

— Вам придется сделать это сейчас, и постарайтесь держать себя в руках, пока вы здесь, — предупредил тот, — я уже достаточно наслушался за сегодня.

— Все в порядке, Джейк, — стала успокаивать его Салли, почувствовав, что он закипает. — Я не против съездить в участок и написать заявление. Я ничего плохого не сделала.

Патрульный закатил глаза.

— Все так говорят.

— Может быть, все и говорят, но в моем случае, офицер, — произнесла она с таким достоинством, с каким только было можно, учитывая, что подбитый глаз заплыл и не открывался полностью, — это правда.

Джейк легко провел пальцем по ее щеке.

— Нужно просто позвонить моему адвокату, Салли, Он все устроит, это дело отложат до утра. Тебе надо отдохнуть.

Она согласилась бы повторить все снова, если он опять посмотрит на нее так, словно она держит его сердце в своих руках, и прижмет ее к себе, готовый, если потребуется, отдать за нее жизнь. Почему она так быстро забыла, какую цену ей пришлось заплатить в прошлом за любовь к Джейку! Крепясь, стараясь не расслабляться, она сказала:

— Я бы лучше сейчас с этим закончила, если не возражаешь.

Он пожал плечами.

— Тогда подожди здесь, я принесу пальто, и мы поедем. — Он перевел взгляд на офицера. — Ничего, если мы поедем на нашей машине, или вы настаиваете, чтобы мы сели в ваш фургон?

— Сколько вы выпили?

— Полкружки пива.

— Хорошо. Поезжайте на вашей, но, на всякий случай предупреждаю, не думайте улизнуть, я буду на хвосте.




В одиннадцатом часу они подписали заявления в полицейском участке, и Салли приняли в истриджской больнице, а еще через полчаса Джейк, наконец-то, припарковался у ее коттеджа. К этому времени жжение на лице и пульсирующая боль в голове утихли благодаря лекарству, выписанному дежурным врачом.

— Ну, пошли. — Джейк выключил двигатель и открыл дверцу. — Сейчас доведем тебя до дома и уложим в кровать.

Эти слова вмиг лишили ее спокойствия.

— Я сама справлюсь, — сообщила она ему, рот точно набили ватой.

Он недобро, как ей показалось, рассмеялся.

— Милая, ты до бровей напичкана лекарствами. Вряд ли ты сможешь даже стоять без посторонней помощи.

— Ты так думаешь? — С твердым намерением доказать ему обратное, Салли с трудом открыла дверцу, и высунула из машины ноги. Конечно, вышло несколько неуклюже, но все же они приземлились в снег почти там, куда она намеревалась их поставить. — Смотри! — сказала она и попыталась поднять оставшуюся часть тела, но оказалось, что ноги, в вертикальном положении, были не прочнее желе.

— Тебе повезло, что с тобой я, — сказал он и поднял ее. — Где у тебя ключи от дома?

— На заднем сиденье портфель… в переднем кармане.

— Понятно.

Он широкими шагами поднялся на крытую веранду и поставил ее у перил.

— Ты сможешь так постоять здесь, пока я схожу за ключами?

— Разве есть выбор? — пробормотала она.

Джейк быстро вернулся с портфелем и ключами. Он ввел ее внутрь, закрыл ногой дверь и подождал, пока она щелкнет выключателем слева от него. Двойные бра на обеих стенах наполнили холл мягким светом, а на пол гостиной легли легкие уютные тени.

Никогда еще она не возвращалась домой с такой радостью, с единственным желанием поскорее лечь на большую мягкую кровать, и провалиться в сон.

— Теперь ты можешь идти.

— Конечно, Салли, только укрою тебя одеялом.

Он провел ее в гостиную и усадил на диван напротив камина.

— Подожди, сейчас вернусь.

Словно издалека слышала она, как он перемещается по дому. Вот он включил отопление в подвале, на кухне зажурчала вода. Она смотрела в окно на звезды, сверкающие между голых ветвей вязов. На Санта-Лючии звезды крупнее и ближе. И вращаются… вращаются… медленными гипнотизирующими кругами.

У нее была большая и красивая спальня, как и все в поместье Уинслоу. Гладкие дубовые полы, богатые восточные ковры, шелковые обои на стенах цвета старого пергамента, деревянные части, выкрашенные глянцевой белой краской, все это не могло не радовать глаз. Джейк проводил ночи в менее роскошных условиях и в еще менее желательной компании.

Нет, Салли не знала о том, что он остался здесь, и о том, что ему пришлось раздеть ее до нижнего белья, перед тем как уложить в постель. Таблетки, которые ей дали в больнице, наконец-то, подействовали и отключили ее от внешнего мира.

Врач предупредил, что Салли нельзя оставлять ночью одну.

— Ее нужно будить каждые два часа, а если она не будет отвечать, немедленно везите ее к нам. Рентген не выявил никаких повреждений, но я не исключаю сотрясения мозга. Повезло ей, легко отделалась.

Дикарю, который посмел обращаться с Салли как с боксерской грушей, тоже повезло. Просто чертовски!

Около окна стояли кресло и скамеечка для ног, оба на колесиках. Джейк подкатил их по ковру к кровати, устроился в кресле и, поморщившись, осторожно положил ноги на скамеечку. Его реабилитационная программа не предусматривала перенос женщины, пусть даже такой невесомой, как Салли, вверх по ступенькам, а потом из одной комнаты в другую, ему это стоило неимоверных усилий.

С другой стороны, это же его и спасло. Если бы не раненая нога, сидеть ему сейчас за решеткой. Не благоразумие усмирило в нем слепое желание убить подонка, а лишь физическое недомогание.

Даже сейчас, вспоминая момент, когда вернулся в придорожный бар и увидел, кого избивают на танцевальной площадке, он чувствовал такой жгучий гнев, что, казалось, мог осязать его. У него долго будут стоять перед глазами кулак, занесенный над головой Салли, и ее разбитое лицо. А главное — он больше всех был виноват в случившемся, и это он не сможет себе простить никогда.

Кто бы мог подумать, что вечер закончится столь печально! Он ни на йоту не приблизился к ответам на, мучившие его, вопросы, к тому же обнаружил, что снова попался в паутину чувств к Салли Уинслоу. Джейк гнал мысли о ней. Их отношения умерли много лет назад. Но, наблюдая, как при дыхании поднимается и опускается ее небольшая, совершенной формы грудь, и, вспоминая, как несколькими минутами раньше снимал с нее одежду, Джейк ощутил прилив беспокойного томления. Ее кожа всегда была нежной, как шелк, а талия такой тонкой, что казалось, легко уместится в его ладонях. От нее всегда пахло цветами, разгоряченным летним солнцем на зеленом лугу. Но это все осталось в прошлом. Они оба стали другими людьми. Прошло слишком много лет, и было совершено слишком много ошибок. Почему же ему безумно хочется лечь рядом с ней и охранять ее, пока не наступит утро нового, лучшего, чем сегодня, дня?

Салли пошевелилась и тихонько застонала, заставив его подскочить в кресле. Он осторожно опустил больную ногу на пол и склонился над ней. Убрал со лба темные шелковистые пряди и отпрянул при виде лилового синяка, оттеняющего бледность ее лица.

— Салли?

Она открыла глаза и улыбнулась ему легкой, рассеянной улыбкой, которая ножом вонзилась ему в сердце. Так она улыбалась, когда они отдыхали после занятий любовью.

— Привет! — едва слышно, прошептала она.

Как ты жила все эти годы, Салли? — думал он. Сколько мужчин было у тебя после меня? Сколько разбитых сердец ты оставила позади?

С улыбкой на губах она снова уснула. Если бы он мог так же быстро отключить свои мысли! Но дверца приоткрылась, и узкой щели было достаточно, чтобы сквозь нее хлынули вопросы, которые он старательно загонял поглубже столько лет.

Что произошло между нами, Салли? — спрашивал он себя. Тот француз, был лучшим любовником? Он пообещал тебе что-то большее, чем я? Поэтому ты так решительно положила конец нашим отношениям? Или мы оба были слишком юными, чтобы понять, как хрупка любовь, и просто не знали, что с ней надо бережно обращаться?




Глава четвертая


Салли с неохотой выбиралась из-под дурманящих покровов сна, не желая расставаться с приснившимся ей голосом, его голосом — глубоким, с хрипотцой, шептавшим нежности, в то время, как его руки ласкали ее тело, так успокаивающе… исцеляюще… пьяняще. Но сквозь закрытые веки проникал яркий дневной свет, говоривший о том, что на улице выпало много снега и уже довольно позднее утро.

Как такое могло случиться? В рабочие дни она просыпается в половине седьмого, еще до рассвета. И, что еще более странно, в воздухе витал аромат свежесваренного кофе.

Удивляясь, как тяжело это ей далось, она все-таки повернула голову и скосила глаза на электронные часы на ночном столике. Девять сорок пять? Не может быть! Уроки начались в полдевятого. В Академии требовали, чтобы преподаватели приходили на работу не позднее восьми, и Том Бейли ставил черные отметки напротив фамилии нарушителя. Можно себе представить, что ждет преподавателя, пропустившего целых два первых урока!

Не понимая, почему с одной стороны лица, при малейшем движении, возникает боль, почему она чувствует себя так, будто по ней проехал грузовик, и почему будильник не прозвонил вовремя. Салли еще раз посмотрела на часы как раз в тот момент, когда цифра пять сменилась цифрой шесть. Нет, она не ошиблась.

В ужасе она откинула одеяло и опустила ноги на пол, намереваясь броситься бегом в ванную, где она смоет туман, клубящийся в голове, очень горячим душем. Вместо этого, на нее рекой нахлынула дикая боль, и она со стоном упала обратно на подушку.

У нее болело все — каждая точка с головы до ног, даже зубы ныли. Она лежала, пытаясь противостоять мириадам булавочных уколов, атаковавших ее тело, и вдруг события предыдущего вечера, всплыли у нее в голове, и ей стало не хватать воздуха.

Салли осторожно прикоснулась к лицу. Ее левую щеку разнесло, как пышные лимонные пирожки, которые Эдит, экономка ее матери, печет к чаю по субботам, а кожа на ней натянулась и лоснилась.

Пошатываясь, она подошла к шкафу, стоявшему у кровати, посмотрелась в зеркало, и чуть не потеряла сознание. Из зеркала ее разглядывала физиономия, которую с трудом можно было узнать: опухшая, бесцветная, один глаз был налит кровью. Она вся съежилась при виде такого зрелища.

В этот момент, ее внимание привлек слабый скрип колесиков, доносившийся из холла. Через секунду появился Джейк, толкая перед собой латунный чайный столик, который обычно находился в столовой. Он шел босиком, голубая рубашка была расстегнута и болталась поверх темно-синих брюк, волосы были сырые, а подбородок и щеки аккуратно выбриты. В общем, он выглядел настолько свежим и бодрым, насколько побитой и нечесаной выглядела она.

— Э, так не пойдет. — Он отставил тележку и развернул ее от зеркала. — Ложись в кровать сейчас же, это приказ.

Ее первым желанием было ответить, что она не собирается слушаться никаких приказов, даже от военных в столь высоком звании, но под его внимательным взглядом, изучавшим ее сверху донизу, она вдруг сообразила, что стоит почти совсем голая и совершенно не помнит, чтобы прошлой ночью раздевалась сама. Она метнулась к кровати.

— Что со мной случилось? — спросила Салли с подозрением, натягивая одеяло до подбородка.

Он испытующе посмотрел на нее.

— Ты хочешь сказать, что ничего не помнишь? Ни бар, ни того парня, который…

— Нет, — перебила она, — конечно, это я помню! Я не настолько плоха! Я спрашиваю, как я очутилась в постели почти совсем без одежды.

— Я снял с тебя все лишнее.

Только этого не хватало!

— Когда?

— Когда ты заснула.

— Ты не находишь, что это странная ситуация для человека, который только что потерял жену?

Он подкатил столик к кровати и дал ей в руки стакан с апельсиновым соком.

— Не волнуйся, я не разглядывал твои прелести, если тебя это беспокоит. Да и какая разница? Я все это уже видел столько раз, что не сосчитаешь. Хотя не могу не признать, с тех пор, как я видел тебя в последний раз, ты немножко округлилась там, где нужно, и ровно настолько, насколько нужно.

— Мне неинтересно, что ты думаешь, — сказала она, сдерживая восторг, вызванный его словами. — И сока я не хочу, убери его, пожалуйста. И вообще, что ты делаешь в моем доме?

— Сначала выпей сок, потом побеседуем. Вот это еще прими.

Он опять придвинул к ней стакан, и протянул маленькую белую таблетку.

Она взглянула на нее скептически.

— Что это такое?

— Не средство для усиления сексуального влечения, не надейся. Это хорошее обезболивающее. Прописал врач, который вчера тебя осматривал. — Затем, чувствуя, что она продолжает упрямиться, добавил: — Салли, не спорь со мной. У меня сейчас не то настроение. Не только у тебя оказалась паршивая ночь. В этом кресле, наверное, очень удобно почитать часок-другой, но оно не предназначено для того, чтобы в нем спать.

— Я не просила тебя оставаться здесь и нянчиться со мной.

— А вот это, — категорично отрезал он, — я называю черной неблагодарностью! Хоть ты и считаешь, что с тобой не так все плохо, но с этим нельзя шутить. Вчера тебе могли нанести серьезное увечье.

— А кто виноват?

— Я, — ответил он. — И я и так уже чувствую себя идиотом.

Ей стало стыдно, и она отвернулась. Последняя ночь оставила для нее много загадок, но в мозгу намертво запечатлелось его лицо, переполненное яростью и ужасом, когда он бросился ее спасать.

— Извини, сорвалось.

Он пожал плечами.

— Глотай таблетку и запей соком, Салли. Завтрак остывает.

Она обратила внимание, что, кроме сока и кофе, он еще приготовил вареные яйца и тосты, и их было достаточно для двоих.

— Большое тебе спасибо за заботу, Джейк, но у меня нет времени. Я уже пропустила утренние занятия. Том Бейли будет взбешен.

— Ты пропустишь и остальные занятия. Ему придется обойтись без тебя несколько дней. Я с утра позвонил ему. Это предписание врача, а не мой приказ. — Он нежно дотронулся пальцами до ее отекшей щеки. — В любом случае, ты видела, на кого похожа. Представляешь, что будет, если ты покажешься в школе с синяком под глазом и распухшим лицом?

Разумеется, он был прав. Даже если ученики не будут возражать против ее нового стиля, можно не сомневаться, Том ее не поймет.

Все еще обеспокоенная отсутствием на себе одежды, Салли высунула руку из-под одеяла.

— Подай мне хотя бы халат. Он висит в ванной на двери.

Джейк выполнил ее просьбу, помог продеть руки в рукава и взбил подушки. Незнакомый человек, случайно заглянувший в окно, мог бы принять его за образцового мужа, ухаживающего за расхворавшейся супругой.

— Вот так-то лучше, — с одобрением кивнул он после того, как она проглотила таблетку с соком и принялась за яйца. — Подкрепишься и сразу почувствуешь себя лучше. Ты такая худенькая. Ты нормально ешь? Наверняка сидишь на диете и питаешься соей и сельдереем.

— Я ем как лошадь, — ответила Салли, неожиданно для себя наслаждаясь завтраком, несмотря на то, что жевать было не очень удобно. — Ты, кажется, говорил, что я поправилась в каких-то там местах.

Она с трудом стерпела его улыбку, когда он улыбнулся тому, как забавно она произносила слова.

— Я сейчас не про те места, где ты поправилась, Салли. Про остальные.

— Это от многолетней жизни на тропических островах, — беспечно сказала она.

— Там еды не хватало?

— Нет, просто я вела очень активный образ жизни. Много плавала, ныряла с аквалангом, играла в пляжный волейбол и теннис, в свободное время.

Он налил им обоим кофе, потом присел на край кровати и сам приступил к завтраку.

— У тебя там, наверное, было много друзей?

— Достаточно. Там много народа, приехавшего работать из других стран.

— Мужчины?

— И мужчины.

— Серьезные увлечения?

— Я давно перестала думать о таких вещах.

— Ну да, — сказал он — кто бы сомневался.

— Я пока не встретила человека, ради которого отказалась бы от независимости.

Он покачал головой.

— У брака есть свои недостатки. Семейная жизнь подходит не каждому.

Тебе она подошла, Джейк! Просто ты решил устроить ее не со мной. Даже сейчас становится нестерпимо больно, когда я вспоминаю, с какой легкостью ты ушел к другой.

Она отставила тарелку в сторону, аппетит пропадал быстрее, чем стирались воспоминания.

— Спасибо за завтрак. Извини, что не могу оценить его по достоинству.

— Пожалуйста. Еще кофе или я все убираю?

Она покачала головой и прищурилась, с ужасом ощущая, что его доброта растрогала ее до слез. Видимо, лекарство сыграло шутку с нервами, она уже много лет не плакала по нему.

Слишком близко наклонившись к ней, он спросил:

— Может, тебе еще чего-нибудь хочется? Возможно, переписать заново историю, но таких чудес не бывает.

— Я хочу в душ. — Она запустила руку в волосы. Пальцы нащупали в голове песок, и ее передернуло от отвращения. — Надо смыть всю грязь после вчерашней ночи.

— Я понимаю. — Он наклонился к ней и откинул одеяло. — Давай руку.

— Не надо, — сказала она, скрестив руки на груди. — Я сама великолепно справлюсь.

Она подумала, что он начнет настаивать на своем, но после минутного раздумья он согласился.

— Хорошо, только оставишь дверь в ванную открытой.

— Даже не подумаю! Ты не…

— Это не обсуждается, Салли. Либо дверь будет открытой, либо ты останешься в кровати. А если ты замышляешь одурачить меня, имей в виду, утром я сам принимал душ и обратил внимание, что этот замок можно открыть снаружи.

Она уставилась на него в полном расстройстве.

— Может, тебе срочно куда-нибудь нужно? Неужели у тебя нет никаких других дел?

— Ничего такого, что не могло бы подождать, — непреклонно сказал он. — Ну что, мы договорились? Поступаем по-моему?

Она почувствовала, как силы покидают ее, и сдалась.

— Как скажешь! Отдам все, только оставь меня в покое!

— Молодец. — Прихрамывая, он подошел к платяному шкафу. — Я найду тебе чистую ночную сорочку. Где она лежит?

— Нет, спасибо. Не хватало, чтобы ты рылся в моем белье.

Он ничего не сказал вслух, но долгий и загадочный взгляд, брошенный им через плечо, придал ее словам провокационный оттенок, и она вспыхнула. Оставалось только молиться, чтобы это не было заметно под многоцветьем синяков.

— Оденься сама, — насмешливо сказал Джейк и покатил столик к двери. — Пока ты будешь приводить себя в порядок, я надену фартук и займусь посудой. Если потребуется помощь, зови.

Как только он скрылся, она выбралась из постели, достала нижнее белье и мягкую хлопковую ночную рубашку и прошмыгнула в ванную комнату. Включила воду и бросила щедрую горсть ароматической соли в роскошную, длинную и глубокую ванну, оснащенную гидромассажем, а пока она наполнялась, встала под душ вымыть голову, и соскрести с себя основной слой грязи.

Затем, почувствовав себя более сносно, она установила таймер гидромассажа, залезла в ванну и погрузилась по подбородок в горячую воду. После такой ванны она станет похожа на вареного омара. Впрочем, ее это не беспокоило. Голову поддерживала надувная подушечка, а струи массировали ноющие мышцы — в таком блаженстве, она с удовольствием провела бы ближайшие несколько часов. И чтобы никто не беспокоил.

Вскоре за дверью послышался голос Джейка, как назойливое напоминание о том, что в данный момент она не являлась хозяйкой своей судьбы.

— Салли, что так долго? — Он старался говорить громче, чтобы его можно было расслышать из-за шума работающего гидромассажного устройства. — Пора обратно в постель.

— Убирайся, — прокричала она. — Выйду, когда закончу, и ни минутой раньше.

Но, словно сговорившись с ним, таймер коротко пискнул, и струи стихли. Признав, что, по крайней мере, на этот раз он одержал победу, она страдальчески выдохнула.

— Ну, хорошо! Ты выиграл этот раунд.

Как можно быстрее, Салли выкарабкалась из ванны, вытерлась и оделась.

— Я почти готова, — сказала она, расчесывая волосы. — Если бы ты не был таким нетерпеливым, и дал мне еще, хотя бы, одну минуту, я бы легла, и тебе не к чему было бы придраться.

Тишина, с которой были встречены ее слова, показалась ей зловещей. Она сразу поняла, в чем дело, как только вышла из ванной. Ее появления ожидал не только Джейк. Там же присутствовали ее мама и сестра, и возмущение на лице последней говорило о том, что она сделала неправильные выводы о происходящем.

Ее взгляд, не упуская ни одной детали, пробежал по одеянию Салли, мятой постели, свитеру Джейка, валявшемуся на полу рядом с креслом, и, наконец, остановился на самом Джейке.

— Ты провел здесь всю ночь?

— Не в том смысле, в каком ты подумала, — прохладно ответил он.

— И в каком же смысле я подумала, можно поинтересоваться?

— Будто мы с твоей сестрой только что выбрались из постели после любовных утех.

Маргарет не ожидала получить такой прямой ответ, и Салли не смогла сдержать смех, глядя на выражение ее лица. Это было все равно, что бросить зажженную спичку в канистру с бензином.

Маргарет в гневе набросилась на нее.

— Смеешься? Еще наплачешься, когда слухи о твоей последней выходке дойдут до определенных кругов! Я не стала говорить Тому за завтраком, но сейчас он уже, наверняка, сам узнал. И если ты думаешь, что это не отразится на твоей…

Ее прервала их мать.

— Маргарет, ради бога, сейчас не время устраивать скандал из-за таких пустяков, есть вещи поважнее. Я искрение благодарна Джейку. Любому понятно, что кому-то нужно было присмотреть за Салли ночью. Никто из нас не знал, что с ней случилась беда, и хорошо, что Джейк взял все на себя. — Она с любовью погладила Салли. — Прости меня, дорогая, я ничего не знала, пока не прочитала утреннюю газету.

— Я попала в газеты?

— О, ты сильно преуспела в этом, — взорвалась Маргарет и стала размахивать выпуском «Истридж дейли ньюс» у нее перед носом. — Тебе мало того, что на прошлой неделе ты красовалась на первых страницах главной героиней в истории со смертью дочери одной из самых уважаемых семей нашего города. Нет, на этой неделе ты опять вляпалась, теперь вместе с ее мужем, подумать только — надо же было напомнить всем, как ты любишь сенсации. Своим, выходящим за все рамки, поведением ты снова унизила всех нас. Не знаю, как остальные, а с меня хватит. Не жди, я больше не буду защищать тебя, Салли Уинслоу. На этот раз сама выбирайся.

— Именно это мне сейчас и требуется… чтобы меня оставили в покое.

— Замечательно, я поняла твой намек!

Маргарет величественно удалилась, на прощанье громко хлопнув дверью.

Мать, однако, осталась стоять на месте.

— Салли, ты можешь поправляться в главном доме, а если не хочешь, я пришлю сюда Эдит ухаживать за тобой. Я, ни в коем случае, не оставлю тебя одну, пока не увижу, что тебе стало лучше и ты сама в состоянии о себе позаботиться.

— Хорошо, что вы так отнеслись к этому, миссис Уинслоу, — сказал Джейк, поднимая с пола свитер. — Нужно, чтобы кто-нибудь щелкал хлыстом рядом с вашей дочерью. Медики в больнице настроены очень категорично, они считают, что ей требуется круглосуточный уход, но вы же знаете, какая она неуправляемая.

— Еще бы! — Миссис Уинслоу закатила глаза. — Сколько историй я могла бы тебе порассказать… никакого времени не хватит. Я вижу, тебе надо идти?

Надо? Скорее, безумно хочется улизнуть, судя по тому, как он пятился к двери.

— Меня ждут кое-какие дела, — признался он.

— Да, конечно. Твое возвращение домой было ужасным, Джейк. Но спасибо тебе за все. Мы так тебе благодарны. Правда, Салли?

— Да, — кротко ответила она, готовая согласиться с чем угодно, только бы ее перестали терзать.

В голову опять вступило, и ей хотелось поскорее вернуться в постель.

— Тогда я вас оставляю. — Он улыбнулся совсем как в далеком прошлом, и она почувствовала слабость в коленях. — Постарайся вести себя хорошо, ладно?

— Какой хороший парень, — отметила ее мать после того, как дверь с глухим стуком закрылась. Она расправила постельное белье и уложила Салли под одеяло. — Когда поправишься, расскажешь мне, как вы оказались прошлой ночью вместе, именно в том отвратительном ресторанчике, дорогая моя дочь. — Маргарет говорит дело, — посещение таких мест портит твое доброе имя.

— Да, мам. Естественно, вы правы. Больше этого не повторится.

Не в состоянии выслушивать одну лекцию за другой, Салли закрыла глаза и, удивительно быстро расслабившись, погрузилась в мир снов, где по небу плыли облака, и стояла глубокая упоительная тишина.

В течение последующих нескольких часов, она несколько раз слышала, как Эдит подходила к ней. Один раз она даже осознала, что экономка дала ей таблетку, и она проглотила ее, запив прохладной жидкостью. Большую же часть времени, она проспала долгим исцеляющим сном.




Салли была не единственная, кто подвергся критике. Не успел Джейк войти в дом, как к нему ворвалась Колетт Бертон и подняла такой шум, что ее могла слышать половина соседей.

— Откуда такое неуважение? — кричала она, посреди роскошно обставленного фойе, размахивая перед его лицом утренней газетой. — Моя дочь обожала тебя, Джейк. Ты был смыслом ее жизни. Если бы она узнала, что спустя всего лишь одну неделю, после ее смерти, тебя поймают с другой, это разбило бы ей сердце! — Она разразилась громкими рыданиями. — И не с кем-нибудь, а с этой женщиной! Ты хотя бы о своей репутации подумал!

Джейк, не желая причинять ей боль, мягко сказал:

— Люди склонны неправильно истолковывать то, что видят, Колетт. Вчера у нас с Салли Уинслоу был исключительно деловой разговор.

— В забегаловке самого низкого пошиба? — с издевкой, фыркнула она, и он не мог не согласиться с ней, объяснение действительно звучало неубедительно. — Ты что, меня за дуру держишь?

Он пожал плечами.

— Как хочешь, можешь мне не верить, тут я ничего не могу поделать.

— Ты мог, хотя бы, попытаться вести себя достойно, ведь ты только что овдовел. С тех пор, как ты вернулся, твое поведение вызывает недоумение, Джейк. Ты безразличен ко всему до откровенной жестокости. На похоронах не проронил ни слезинки, наплевал на мою просьбу и привел Салли Уинслоу прямо к нам в дом. — Она опять махнула газетой, и пристально посмотрела на него своими запавшими глазами. — А теперь, спустя лишь три дня, ты преподносишь нам такое! Что нам остается думать?

— Что ситуация может быть намного глубже, чем вам кажется.

Ее слезы резко высохли, а по лицу пробежала тень тревоги.

— Что ты имеешь в виду? Что ты затеваешь?

— Я ищу мира для своей души.

— За счет моей дочери? Я с тебя шкуру спущу!

— Колетт, не провоцируй меня и не смей мне угрожать.

Она накинула на лицо маску добродетели.

— Разве я угрожаю? Джейк, я хочу тебе помочь.

— Лучше позаботься о себе, — ответил он. — Каждый из нас воспринимает эту трагедию по-своему. Смирись с тем, что у меня может быть собственное мнение.

— Нам нужно поддерживать друг друга в это трудное время, а не оставаться каждому со своим горем один на один. Может быть, я могу чем-нибудь помочь?

— Да, — сказал он. — Почему ты сочла нужным, вынести отсюда личные вещи Пенелопы, а не оставила их мне? И еще объясни, почему следователю дали указание прислать результаты вскрытия непосредственно Флетчер, а не мне?

— Как «почему»? Мы щадили твои чувства. За последние полгода тебе пришлось столько всего пережить, Джейк. Нам казалось, что не стоило оставлять все эти печальные напоминания. Мы хотели снять с твоих плеч как можно больше груза. В смерти Пенелопы нет никаких тайн, поэтому, зачем было беспокоить тебя неприятными подробностями следственного отчета? А что до ее личных вещей, то это не мужское занятие — перебирать женские тряпки и думать, что с ними делать. Если ты думаешь о ее драгоценностях…

— Нет, — перебил он, — мне не нужны ни они, ни ее вещи. Я пытаюсь сказать по возможности более тактично, что вы все время вмешиваетесь не в свое дело.

— Пенелопа была нашей дочерью!

— Да, но, как ты все время напоминаешь мне, она была и моей женой.

— Очень жаль, что ты понял это таким образом, Джейк. Я думала, что мы одна семья и поэтому, можем пользоваться определенными правами. Очевидно, я ошибалась. Впредь постараюсь не беспокоить тебя.

Колетт резко открыла дверь.

Он знал, что по сценарию теперь. Он должен не дать ей уйти, попросить прощения, сказать, что она навсегда останется важной частью его жизни, и в доказательство разрешить ей свободно пользоваться его домом. Так всегда вел себя Флетчер. В этот раз она не на того напала.

— Жаль, конечно, но, видимо, это неизбежно, — сказал он и посторонился, чтобы никак не помешать ей уйти. — До свидания, Колетт. Если мне понадобится что-нибудь обсудить, я свяжусь с вами. Передавай привет Флетчеру.

Она решила, что расхохотаться ему сейчас в лицо будет ниже, ее достоинства. Вместо этого она выпалила.

— Ты пожалеешь, что позволил себе так со мной обращаться, Джейк. И ты, и Салли Уинслоу — вы оба, пожалеете! Ты слишком мало бывал дома в последние годы и стал забывать, какое влияние я имею в нашем городе. Ты узнаешь, как дорого обходится попирание устоев. Все двери, прежде широко открытые перед тобой, будут захлопываться прямо перед твоим носом. Ты станешь таким же изгоем, как и твоя жалкая шлюшка!

Не желая оказаться втянутым в обмен плевками, он поклонился на прощание и закрыл за ней дверь. Он мог бы в ответ вылить на нее ушат грязи, который обнаружил. Явственно вырисовывалось, что единственной шлюхой в этой истории была та, на которой он был женат.

Разумеется, своей прямотой он навлек на Салли еще больше неприятностей, которых ей и без того хватало. Необходимо предупредить ее. Но не сейчас. Пусть сначала поправится. И конечно, сначала он выведает все, что она от него утаивает.

Видит Бог, посадить истребитель на борт авианосца было детской забавой по сравнению с игрой на минном поле, ожидавшей его дома.




Глава пятая


Джейк переждал четыре дня и под покровом темноты, чтобы избежать дальнейшего развития скандала, снова отправился в коттедж Уинслоу. Одноэтажный домик, построенный на рубеже веков, как и сам особняк, стоял в сорока футах от дороги, откуда был хорошо виден. Он решил не проезжать через главные ворота и не ставить машину у входа, чтобы не привлекать лишнего внимания.

Джейк оставил машину на дороге, прошел через боковую калитку в стене, ограждающей пять акров частной собственности, и подошел к коттеджу. Слева, из окна гостиной, в сад лился слабый свет. Джейк сошел с тропинки, ведущей к крыльцу, и заглянул внутрь, под, не опущенные донизу, шторы.

Блики пламени в камине, и маленькая настольная лампа в углу, освещали Салли, устроившуюся в кресле у огня. Она сидела, подтянув колени к подбородку. На ней были темно-зеленое домашнее платье и белые пушистые тапочки, и, несмотря на то, что ее лицо закрывали волосы, он почувствовал ее подавленное состояние.

Джейк поднялся по ступенькам и дернул шнур старомодного колокольчика, висевшего рядом с дверью.

Когда она открыла дверь, он, первым делом, протянул ей большой бумажный пакет и сказал:

— Прежде чем выставить меня вон, принюхайся к этим запахам. Это из японского ресторана на Бич-стрит, рекомендуется против зимнего уныния.

Она послушно повела носом и бросила на него взгляд из-под ресниц.

— А сакэ ты, случайно, не прихватил?

— Разумеется.

Не говоря ни слова, она приняла у него пакет, жестом пригласила войти и ушла на кухню.

Он повесил свою куртку на латунный крючок, снял ботинки и прошел следом за ней.

— Не ожидал, что ты так просто капитулируешь.

— Сейчас не приходится быть разборчивой в компаниях. У меня дефицит друзей.

— Если я правильно понимаю, у тебя произошла еще одна стычка с сестрой?

— И с сестрой, и с зятем — с обоими! — ответила она и принялась распаковывать многочисленные коробочки с едой. — Вот это да! Рис, соусы и якатори из цыпленка, да еще темпура из креветок! Объедение!

Усмехнувшись, он сказал:

— Как я вижу, ты с обеда ничего не ела.

Она сморщила нос.

— Мне не то чтобы не хочется, просто я говяжий бульон уже видеть не могу. Остатки я вылила в раковину.

— Ах ты неблагодарная! — проворчал Джейк, распечатывая бутылку с рисовой водкой. — Я не сомневался, что у тебя найдется японский сервиз для этих блюд…

— Разумеется. — Из глубины буфета Салли достала глиняную бутыль и две маленькие чашки, украшенные грациозными белыми фигурами журавлей в полете. — На этой кухне найдется все что угодно, на все случаи жизни. Прикати сюда чайный столик. Мы сервируем его и пойдем в гостиную ужинать у камина.

Говоря это, она повернулась к нему, и, при ярком свете на кухне, он увидел, что отек на лице спал, но синяки все еще оставались багровыми.

— Надеюсь, что тебя это обрадует. Тот парень, который напал на тебя, уже за решеткой, и, видимо, надолго, — сказал он, выкатывая столик из столовой на кухню. Пока она разогревала водку, он поставил на него тарелки с угощениями. — Его даже под залог не отпустили — он и раньше привлекался за нанесение телесных повреждений. На этот раз ему придется ответить за все.

— Возможно, это меня утешит, когда я решу, что же делать дальше.

Его неприятно поразило, с какой безнадежностью она это произнесла.

— Только не говори, что ты опять собираешься уехать.

Она изящно повела плечом.

— Я не это имела в виду, но, раз уж ты сам так сказал, почему бы и нет? Похоже, что все мои благие намерения, проходят впустую. Как я ни стараюсь всем угодить, вместо этого получаются одни неприятности. Что меня здесь держит?

— Здесь есть я, — вырвалось у него, и он почувствовал неуместность этого признания.

— У тебя своих забот хватает.

— Для старых друзей всегда можно найти время.

Ее лицо снова погрустнело. Если бы она позволила, он бы протянул руку и по-братски обнял ее за плечи, чувствуя себя ответственным не только за свои действия, но и за ее спокойствие. Но она отодвинулась от него, чтобы перелить разогретое сакэ в бутыль. Это было мудрым решением с ее стороны. Дотронуться до нее под каким-либо предлогом, было, все равно, что играть в футбол бомбой, и у него хватило ума понять это.

— Неужели? — Она выстрелила в него своими невероятно зелеными глазами, которые никогда не умели прятать самые сокровенные переживания. — Именно поэтому тебя уже четыре дня не видно и не слышно?

— Салли, это не потому, что я забыл про тебя, — сказал он, горя желанием взять ее за подбородок, и провести пальцем по любимым, печально изогнутым губам. — Я решил, что лучше подождать, пока утихнет шум, прежде чем я дам какой-нибудь новый повод.

— Он еще долго не утихнет, Джейк, — тихо вздохнула она. — У людей в нашем городе длинная память, они не прощают так быстро. Еще сколько лет назад, мне приклеили ярлык, что я трудный подросток, нарушаю условности общества, в котором мне пришлось родиться. События последних двух недель, только укрепили всех во мнении, что, хоть я и повзрослела, ничего путного из меня не вышло.

— Значит, ты собираешься сбежать?

Она поморщилась от язвительности, которую он постарался вложить в свои слова.

— Называй это так, если тебе нравится.

— Салли, мне это не нравится!

— А что еще мне остается делать? Предстать перед судом и позволить этим ханжам закидать меня гнилыми помидорами в наказание за мои грехи, действительные и воображаемые?

— Нет, — сказал он, стараясь утихомирить водоворот непозволительных чувств, растущий внутри него. — Докажи всем, что они не правы. Перестань заискивать в поисках одобрения и начни требовать к себе уважения.

— Это сложно.

— Никто и не говорит, что это просто. Перестроиться на борьбу в новом направлении требует некоторых усилий. Уж я-то знаю.

Она прошла к двери кухни и кивнула в сторону его ноги.

— Такой ценой тебе пришлось заплатить за военную карьеру?

— Да. Я больше не смогу летать, — признал он и, пытаясь не задеть ее, покатил чайный столик в прихожую, а оттуда в гостиную, — зато с такими способностями я могу стать прекрасным дворецким.

Она рассмеялась в первый раз с того момента, как они снова повстречались. На него нахлынула волна воспоминаний. Раньше они много смеялись вместе, иногда просто от какой-то сиюминутной радости, иногда совсем тихо, как смеются наедине влюбленные, когда их могут услышать только звезды.

— Ну что ты дурачишься, Джейк? Корни наших семейств вросли в рафинированную почву Кресента так же прочно, как фундаменты особняков. Они не производят прислугу, они ее нанимают.

— Времена меняются, Салли, и нам приходится меняться с ними.

— Но не до такой же степени! Твой отец уже шесть раз избирался мэром, а у мамы есть собственный благотворительный фонд. — Она задумчиво смотрела, как он подкладывает в огонь дрова. — А теперь и ты, герой войны, вернулся из Персидского залива. Я не представляю себе, как ты вновь вольешься в обыденную жизнь после того накала страстей, в котором ты так долго находился.

Он поставил совсем рядом с ее креслом еще одно, чтобы им было удобно за столиком, и разлил сакэ.

— Не совсем так. Если война — это накал страстей, то этого накала мне хватит до конца моих дней. Я устал от насилия. — Он бросил еще один взгляд на ее синяки. — Я не могу больше видеть невинные жертвы человеческой жестокости.

Пропустив мимо ушей, намек на нее саму, Салли сказала:

— Ты опустошен, Джейк, и это неудивительно. Наверное, тебе нужно время, чтобы отдохнуть. Ты ведь можешь себе это позволить.

Он вытянул ногу и похлопал себя по бедру.

— Это ненадолго, а с деньгами и вовсе проблем нет. Одной моей пенсии более чем достаточно, к тому же, когда мне было двадцать, я сделал вложения с наследства, которое тогда получил. Но я не могу сидеть без дела. Как только поправлюсь, я займусь чем-нибудь новым.

Она обмакнула креветку в соус.

— И что это будет? Политика? Законотворчество? Финансы?

— Ну-ну. — Он покачал головой. — Мне нужно что-нибудь более практическое, более связанное с жизнью, чем те предприятия, в которые постоянно ввязывается моя семья.

Ее брови взметнулись вверх от удивления.

— Ты хочешь нарушить традиции? Боже, тебя ждет та же участь, что и меня!

— Мне все равно. — Он удивился, что его мысли потекли так плавно, а смутные идеи, зревшие в каких-то тайных уголка его мозга в течение нескольких дней, вдруг приобрели четкие очертания и направление. — Я хочу строить, а не разрушать. Создавать прибыльные рабочие места для людей, готовых честно трудиться и неплохо зарабатывать. Хочу, чтобы меня запомнили как человека, который кое-что сделал для простых людей, а не как одного из богатеев, живущих на высоком холме, и не имеющих ни малейшего понятия о жизни других. — Он усмехнулся с иронией. — Смейся, не стесняйся.

— Мне не смешно, — ответила она. — Твои слова задели меня за живое. Меня точно так же мучают угрызения совести. Я всегда все воспринимала как должное. Никогда не задавалась вопросом, откуда возьмется следующая тарелка с едой, а ночью, над головой, всегда была крыша. На Карибах я работала среди людей, не имевших тех возможностей, к которым я привыкла с детства, и от этого получала еще большее удовольствие.

— А преподавание в Академии тебе не приносит такого удовлетворения?

Она скорчила гримасу.

— А, до тебя еще слухи не дошли. Меня освободили от обязанностей. Вчера Том заезжал и лично сообщил мне об этом. Совет правления не устраивает, что я приношу школе дурную славу.

— Извини, Салли. Это я во всем виноват. Если бы я не потащил тебя в закусочную Гарлана…

Она отмахнулась от его извинений.

— Я бы нашла другой способ устроить им неприятности. Я все равно не вписываюсь в их стереотипы.

— Возможно, но нельзя же из-за этого бежать из города. Здесь есть другие школы, где тоже требуются учителя.

— Не надо мне никакой другой школы, мне и Академия не, была, нужна. Преподавание — не мое призвание. Мне пришлось этим заниматься на Санта-Лючии, потому что это было единственное, что я могла там предложить. Но я не настолько этим увлечена, чтобы продолжать это дело и здесь.

— Значит, работа учителя тебя не воодушевляет. Что же тогда?

Она выбрала шпажку с кусочками цыпленка и в задумчивости рассматривала ее.

— Я хочу помогать неудачливым людям, — наконец произнесла она. — Защищать право быть другими тех, кто не укладывается в общепринятые шаблоны или не может постоять за себя.

— Очень благородные помыслы, Салли.

— Не более, чем твои.

— Да, мы с тобой всегда существовали на одной волне.

Повисла напряженная осязаемая тишина, как будто неведомая сила проникла в комнату и парализовала все вокруг.

— Нет, ты ошибаешься, — сказала она, нарушая молчание. — Так было не всегда.

— Если ты имеешь в виду то лето, когда ты уехала в Париж… мы никогда не говорили об этом, и я часто…

— Нет смысла ворошить такое далекое прошлое.

Близкая, сердечная женщина, с которой он только что делился своими замыслами, в мгновение ока, превратилась в незнакомку. Все началось снова.

— Тогда, может быть, мы проясним кое-какие вопросы из недавнего прошлого, в частности события одной ночи? — холодно предложил он.

Ее глаза стали непроницаемыми, как лесная чаща.

— Лично мне непонятно только то, как ты мог бросить меня одну в том свинарнике, который почему-то назывался закусочной.

— Сам не знаю, — ответил он, — и все время проклинаю себя за это.

— Ближе к делу, Джейк. Где ты был? Куда пропал?

— Возле уборной я нашел восемнадцатилетнего мальчика, пьяного вдрызг, и отвез его домой. Я думал, что вернусь очень быстро. Дело в том, что в машине он отключился, и его мать подумала, что это я напоил его. Пока мы разобрались, и я помог отвести его наверх и уложить в постель, прошло пятнадцать минут вместо пяти. Если бы я знал, что с тобой…

— Откуда ты мог знать, — мягко перебила она его. — Ты правильно сделал, что помог этому мальчику. Конечно, я тебя прощаю.

— Только сам я не могу себя простить, и не знаю, смогу ли когда-нибудь. Я готов был убить этого мерзавца, когда увидел, что он с тобой делает. Если бы полиция не подоспела вовремя, так бы и случилось. — Он поставил тарелку обратно на столик. Отвратительное настроение, не покидавшее его последние дни, снова вернулось к нему и убило аппетит. — Все мои рассуждения о том, как я презираю насилие, ничего не значат, когда наступает решительный момент. Я становлюсь сущим дикарем, если речь идет о защите женщины, которую я…

Что? Которую я люблю? Он действительно чуть не произнес это? Совсем с ума сошел! Он много лет не влюблялся ни в одну из женщин.

В изумлении он поднял на Салли глаза, ожидая увидеть на ее лице насмешку, а вместо нее обнаружил такую незащищенность и уязвимость, что пришлось напрячься, чтобы не припасть к ней и не сжать ее в своих объятьях.

Она поняла, что выдала свои чувства, и залилась густой краской. Но что-либо исправлять было поздно. Время не в силах изменить некоторые вещи, и такое глубокое, инстинктивное знание друг друга, было одной из них.

Не было необходимости заканчивать предложение, она и так все поняла. В результате неопределенной, ситуация оставалась только для него, он искрение не понимал, почему она восприняла его полупризнание так болезненно.

— О чем я говорил? — начал он, спотыкаясь о слова.

А она, придя в себя быстрее, отрезала.

— Что в тот момент в тебе возобладал инстинкт сильного пола защищать тех, кто слабее.

— Да, что-то вроде того, — сказал он и решил, что пора менять тему. — Вчера я опять ездил в ту закусочную. Она сейчас закрыта за нарушения закона о продаже алкогольных напитков, но я нашел хозяина и показал ему фотографию Пенелопы. Пришлось немного потратиться, и, в конце концов, он сознался, что Пенелопа часто бывала в том месте в течение многих месяцев — до того, как ты приехала в город.

Салли уставилась в свою миску с рисом, как будто боялась, что она может прыгнуть на нее и укусить.

— Не может быть!

— Да уж. — Он пристально посмотрел на нее, но теперь она уже не пыталась скрывать то, что думает, и он решил идти до конца. — Он рассказал такие подробности… даже назвал ее маленькой сексапильной сучкой. Должен признать, термин не из моего словарного запаса, но, согласись, картину рисует впечатляющую.

— Да, — согласилась она таким же тусклым и безжизненным голосом, как унылый зимний пейзаж за окном. — Похоже, что так.

— Ты удивляешь меня, Салли, — мягко сказал он. — Я думал, ты начнешь опровергать все, доказывать, что это голословные утверждения. Напрашивается вопрос: почему? Что еще, кроме этого, тебе известно?

Это дало результаты, которых он добивался.

В нервном возбуждении она почти кинула миску с рисом на столик, вскочила с кресла, быстро прошла между мебелью к окну и осталась стоять там.

— Что еще может быть мне известно? — сказала она. — Пенелопа не откровенничала со мной.

— Вы были неразлучными подругами. Ты знала ее лучше, чем кто-либо другой.

— Это было раньше.

— А что между вами произошло?

Она плотно сжала губы, словно жалея, что вела себя слишком опрометчиво, и медленно подбирала слова.

— Просто я уехала. Мы больше не поддерживали контакта, поэтому я не могла знать, какие места она посещает. Мы только один раз собрались вместе обменяться новостями, и ты сам знаешь, чем это закончилось. Из-за моей глупости ты потерял жену.

— Что? — Он встал и подошел к ней. — Ты действительно считаешь себя виноватой в смерти моей жены?

Она отшатнулась от него, как пугливый ягненок.

— А кто еще виноват? Я сидела за рулем.

— Ты сидела за рулем ее машины, а это меняет дело. Может, объяснишь, почему так получилось?

— Нет, — упрямо сказала она.

— Тогда я объясню. Она напилась, и за руль села ты. Ей это не понравилось. Тебе, наверное, пришлось силой отнять у нее ключи. Салли, так дело было?

Она ничего не ответила, все было ясно без слов. Кровь отхлынула от ее лица, и синяки стали еще темнее.

— Ты с трудом усадила ее на переднее сиденье, — продолжал он, — и либо ты не заметила, что она не пристегнулась, либо она наотрез отказалась застегнуть ремень. Поэтому, когда вы врезались в столб, ты сама осталась цела, а она вылетела из машины и разбилась насмерть.

Наконец, ключ был подобран, и ее прорвало, она говорила и говорила без остановки.

— Она не хотела уходить из бара, — начала Салли дрожащим голосом, как маленький ребенок, старающийся отогнать ночной кошмар. — Это было ужасно… отвратительно! Что она там творила! Ползала на четвереньках и орала дурным голосом такие вещи! Она превратилась в животное. Я не узнавала ее. Мне было так стыдно. Когда я все-таки умудрилась вытащить ее оттуда, она выронила сумочку, и я достала из нее ключи. Мы чуть не подрались, когда я усаживала ее в машину. Она потеряла всякий контроль, пыталась выдернуть ключи из зажигания, отнимала у меня руль. Машину занесло, завизжали тормоза… и я не сумела… не сумела…

— Я понимаю, — сказал он, ненавидя себя за то, что заставил ее снова переживать это. Он никак не мог успокоиться, и оставить все как было. — Знаешь, сколько раз я проходил то же самое? Со счета сбился.

— Да, но с тобой она всегда оставалась жива.

— Салли, это был несчастный случай, она сама его спровоцировала. Если бы ты позволила ей самой вести машину, погибли бы вы обе. Этого я бы не пережил.

— Надо было сразу ее остановить, не давать ей так напиваться. Ты должен ненавидеть меня за это.

Не задумываясь о последствиях, он подошел ближе и протянул руку к ее волосам. Этот невинный жест, которым он хотел лишь успокоить Салли, смягчить ее боль, вызвал стихийную вспышку. Пряди ее волос, словно мягкий шелк, заскользили между его пальцами, и, в следующий момент, его руки принялись ласкать ее лицо.

Всё ограничения, натянутость, осторожность, существовавшие между ними, рассыпались пеплом от одного толчка озарения, настолько острого, что по телу Салли пробежала судорога. Она подняла руки, чтобы оттолкнуть его, но вместо этого прижалась к его груди, закрыв глаза.

Они оба уже были не властны над собой. Их губы слились в едином порыве, как будто прошлое никогда не стояло между ними. Дамба рухнула, и запретное желание хлынуло мощной струей. Одно мгновение, они задержались на расстоянии руки друг от друга, а в следующее, она уже была сжата в объятьях, и он неистово осыпал ее короткими поцелуями. С его губ тихим шепотом, сами собой, срывались слова:

— Разве я могу ненавидеть тебя? Ты была моей первой любовью… ты самое лучшее, что у меня есть.

— Перестань, — взмолилась она. — Тебе нельзя это говорить! Ты только что похоронил жену.

— Я знаю… знаю.

И он, не останавливаясь, целовал ее, скользил по ее губам, шее. И у нее не было сил сопротивляться. Она плакала, не переставая. До чего прекрасна она была в этот момент! Так прекрасна, что у него перехватывало дыхание.

— Завтра ты будешь ненавидеть нас обоих, — шептала она, из-под опущенных ресниц катились слезы. — Тебя будет мучить совесть…

— Гораздо больше меня мучает то, что произошло с тобой в понедельник.

— Ты не виноват.

— Я очень виноват. — Большим пальцем он вытер слезы на ее лице и поцеловал их соленые следы на ее щеках. — Мне так хотелось начать с тобой все снова. Лечь рядом, держать тебя в своих объятьях всю ночь. Оберегать тебя и не позволить тебе уйти.

— Это оттого, что ты оскорблен Пенелопой, рыдала она. — Тебе трудно признать, что она предала тебя, поэтому ты все это говоришь. Тебе сейчас нужен хоть кто-нибудь, а я оказалась под рукой.

Если бы это было на самом деле так, все было бы проще. Ему надоело притворяться убитым горем. Он устал изображать счастливый брак, который давным-давно изжил себя.

— Не кто-нибудь, Салли, — сказал он, сжимая ее своими руками. — Мне нужна только ты. Когда ты рядом, я начинаю верить в завтрашний день. Ты возвращаешь мне интерес к жизни.

Чувствуя, что тает от его слов, она хотела возразить, но его поцелуй прервал ее.

Кто знает, что было бы дальше, если бы их внезапно не ослепила яркая вспышка света за окном, отчетливо высветившая их на месте преступления.

— Какого черта…

Он загородил ее собой, понимая, что, хотя и в состоянии защитить Салли от физического посягательства сейчас, он ничего не сможет сделать, чтобы спасти ее репутацию позже. Тот, кто подкрался к дому и застал их врасплох, вряд ли сохранит увиденное в тайне.

Разглядеть незваного гостя было невозможно. Фонарик погас, и темная фигура быстро засеменила через покрытую снегом лужайку к воротам. Секундой позже, ночную тишину разорвал звук отъезжающей машины.

— Вот дьявольщина!

Чертыхаясь, Джейк рывком задернул шторы на окне.

— Спасибо, — пробормотала она, едва дыша.

— За что? За то, что все время то слишком рано, то слишком поздно? — Он обернулся и увидел, что она вся сжалась и закрыла рот рукой. — Прости, Салли. У тебя и так полно неприятностей, а тут снова появился я и сделал еще хуже.




Глава шестая


Ошеломленная, Салли спросила:

— Что ты такое говоришь?

— Подумай сама, — сказал он и, прихрамывая, прошел в коридор и стал надевать куртку и ботинки. — Кому может понадобиться шпионить, светить в окно фонариком, а потом бежать без оглядки? Он или она явно не занимаются сбором пожертвований для общества защиты животных, уверяю тебя! У них какие-то свои скрытые мотивы.

Она вышла вслед за ним.

— Ты думаешь, хотели разбить окно и залезть в дом?

Он пожал плечами.

— Вполне возможно.

— Да нет, вряд ли! Это же домик для гостей. Что здесь можно украсть? Кому такое придет в голову, тем более что в округе есть более заманчивые возможности?

— Полагаю, что для них интерес представляет именно твой коттедж.

У нее по спине пробежали мурашки.

— Знаешь, Джейк, меня это совсем не успокаивает.

— Извини. Забудь все, что я сказал. Я не больше тебя понимаю, что происходит. — Он вышел на крыльцо. — Но все-таки, на всякий случай, закрой дверь на замок и не выходи из дома, а я обойду вокруг и посмотрю, не болтается ли здесь кто-нибудь. И еще остальные окна и двери проверю. Я вернусь быстро.

Раньше ей никогда не было страшно жить одной, для нее этот коттедж всегда был самым безопасным местом. В их районе не случалось даже малозначительных преступлений.

Правда, по возвращении в город, Салли, как магнит, притягивала к себе неприятности. Они шли за ней по пятам, куда бы она ни направлялась, и теперь у нее начинали сдавать нервы. Переходя из комнаты в комнату, она шарахалась от теней и со страхом прислушивалась к каждому звуку. Неожиданно французское окно в столовой показалось ей слишком хлипким, подоконник в спальне слишком низким, перешагнуть его ничего не стоило.

В переднюю дверь громко постучали, и душа у нее ушла в пятки.

— Салли, это я, — раздался голос Джейка, и она, вздохнув с облегчением, побежала открывать дверь.

— Что-нибудь обнаружил?

— Только следы на снегу. Есть плохая новость, незваный гость потоптал кусты перед домом, и хорошая, у него маленький размер ноги, поэтому он вряд ли сможет причинить серьезный ущерб.

— И это все? — Она наклонилась и приподняла крышку почтового ящика, висящего на стене рядом с дверью. — Даже анонимного письма с угрозами не оставили? Кирпичей, чтобы в окно кинуть, тоже нет?

— Ничего. Я думаю, подростки развлекаются. Знаешь, так, на спор. — Он вынул из кармана ключи и поднял воротник куртки. — Все в порядке. Правда.

Напуганная сильнее, чем хотела признать, Салли сказала:

— И это все? Ты вот так просто уйдешь?

— Ну конечно. Я совершенно уверен, что тебя больше никто не побеспокоит, но все-таки, когда будешь ложиться спать, включи сигнализацию, это не помешает.

— Я не об этом. — Она подняла ладони вверх. — Джейк, пока нас не прервали так грубо, мы с тобой…

— …играли с огнем, — отрезал он. — Ты должна сказать «Спасибо», что так получилось. Я совершил большую ошибку, что пришел.

Да, он научился решать проблемы легко и быстро! Никаких тонких намеков, никакого постепенного снижения интереса, хотя бы из сострадания к ней. Категоричный отказ прямо в лоб!

— Да, разумеется, — произнесла она с достоинством, — Я сама тебе это говорила, ты не хотел слушать меня.

— Теперь я слушаю. И спасибо за напоминание.

Он посмотрел ей прямо в лицо, и на какое-то мгновение ей показалось, что она увидела в его глазах боль. Наверное, рана на ноге беспокоит или совесть.

— Не забудь свою палку, — сухо сказала она. — Не оставляй повода вернуться сюда. И кто знает, может, она тебе пригодится, когда ты еще какую-нибудь женщину силой затащишь в самый паршивый притон Соединенных Штатов.

К концу тирады, она начала задыхаться. Похоже, что на него эти слова не произвели ровным счетом, никакого впечатления!

— Извини, что расстроил тебя, — спокойно сказал он. — Тебе и без меня досталось в последнее время.

— Не льсти себе, ты ни капли не осложнил мне жизнь. — С раздражением она осознала, что жизнь так ничему и не научила ее, и практически вытолкнула его за дверь. — В любом случае спасибо, что напомнил, из-за чего нам пришлось расстаться. Ты всегда рьяно берешься за дело, но никогда не доводишь начатое до конца.

— Черт возьми, ты о чем?

— Сам подумай.

Не дожидаясь ответа, она захлопнула дверь и выключила наружное освещение.

Джейк был прав, ей действительно повезло, что им помешали, и намного больше, чем он представлял себе! Когда он был рядом, рассудок покидал ее. Она едва не рассказала о том, что хранила в тайне много лет.

Он использовал все средства, чтобы проникнуть сквозь ее защиту, сумел воскресить прошлое настолько живо, словно все происходило только вчера. Но хуже всего то, что при нем все плохие воспоминания стирались, уступая место лишь прекрасным моментам. Короче говоря, он заставил ее потерять бдительность.

Закипая от этих мыслей, Салли отвернулась от двери и направилась в гостиную с намерением выкинуть все, что они не доели, и все остальное, что могло напомнить ей о нем. Но, сделав несколько шагов, она поймала свое отражение в зеркале.

В изумлении она уставилась на существо с запавшими глазами напротив себя, опухшие от поцелуев губы, покрасневшая от щетины кожа на подбородке и шее, волосы в диком беспорядке, молния на халате расстегнута и обнажено одно плечо.

Ее внешний вид точно соответствовал тому, кем она была на самом деле, слабая, никчемная, глупая и настолько увязшая в своих переживаниях, что не оставалось никакой надежды убежать от, преследующих ее болезненных, воспоминаний…




Сущность их отношений с Джейком раскрылась в сентябре, когда она уехала на один семестр в Сорбонну. Предыдущей весной ему исполнилось двадцать, и он был на полпути к поступлению в школу подготовки офицеров морской авиации. Ей было всего восемнадцать, она только что закончила высшую школу и вся светилась после лета, проведенного вместе с мужчиной, которого обожала.

Уехать от Джейка было нелегко, но она придумала себе, что возможность, совершенствоваться во французском языке во время учебы в самом романтичном городе мира, будет компенсацией за расставание с ним.

Впрочем, даже если бы она осталась дома, они все равно не смогли бы часто видеться. За два года до этого, он поступил в университет, и во время учебного года их разделяло расстояние в четыреста миль. Тем не менее, их чувства только укрепились. Никогда еще они не любили друг друга так сильно. Именно поэтому, она отправилась в Европу с легким сердцем, уверенная, что там не случится ничего, что могло бы повлиять на их отношения.

Но изменения пришли с его стороны, сначала всякие мелочи, вкрадывающиеся так незаметно, что она отказывалась верить предчувствиям, отравлявшим ее разум.

По телефону его голос звучал отстраненно и напряженно. Но это оттого, что она находилась, на другой стороне земного шара. Она звонила ему домой, и иногда он отсутствовал. Ну что ж, у него третий курс, большая нагрузка. Наверное, задерживается в университетской библиотеке.

Он предложил, вместо телефонных разговоров, два раза в неделю пользоваться электронной почтой, и она согласилась, так как ей не хотелось выглядеть собственницей по отношению к нему.

Если Джейк, время от времени, по нескольку дней не отвечал на ее послания, а потом ограничивался парой уклончивых строк, то только потому, что не хотел, чтобы кто-нибудь случайно подглядел, как он пишет. В любом случае, ему нужно было готовиться к экзаменам в конце семестра, и он был занят. Вполне понятно. Это важно для его будущей карьеры.

Салли всегда находила объяснение его поведению и жила в выдуманном мире, пока однажды реальность не обрушилась на нее.

— С вами все в порядке, дорогая, вы совершенно здоровы, — сказал ей милый французский доктор, когда она обратилась к нему за помощью после того, как два месяца подряд у нее творилось что-то неладное с циклом. — У вас десять недель беременности. Иногда у женщин случаются кровянистые выделения в обычные дни месячных. Это проходит на четвертом месяце. Беспокоиться следует, только если количество крови значительно увеличивается, и начинаются спазмы.

Жизнь приняла неожиданный оборот, но все же Салли откладывала момент объяснения. Она не решалась сказать Джейку о ребенке. Еще не время. Ей не хотелось сообщать ему такие новости по электронной почте или телефону. Совсем скоро она поедет домой, и они снова будут вместе.

Он обещал встретить ее в аэропорту, чтобы провести День благодарения вместе. Новости могли подождать до того дня, когда он снова обнимет ее, и она увидит в его глазах страсть, которую ему никогда не удавалось спрятать.

Но его не оказалось на месте, и она не смогла больше отмахиваться от голоса своего сердца. Совершенно разбитая, она рассказала все Пенелопе.

— Между нами с Джейком что-то не так, — начала она, и излила все свои подозрения в отчаянной надежде, что ее лучшая подруга рассмеется и скажет ей, что это ее фантазии.

Пенелопа не рассмеялась. Она сказала ей с большим сочувствием:

— Да, кое-что случилось. Тебе надо крепиться, Салли.

— Почему? Что происходит? — Страх сковал горло, ей стало трудно дышать. — Что с ним? Он заболел?

— Нет, не в этом дело. Он встречается с другой. Так, одна первокурсница.

Слова оглушили, словно удар молота по голове. Несколько секунд она сидела ни жива, ни мертва.

— Откуда ты это знаешь?

— Мне сказала моя кузина Tea. Она живет в том же общежитии, что и его новая подружка. Я как-то раз зашла к ней, и она мне сообщила эту новость. Кстати, его самого я там тоже видела. Мы вместе ужинали.

— Это неправда! — заплакала Салли, но где-то в глубине души она понимала, что все так и есть. — Я ему верю, он никогда не изменит мне.

— Салли, он изменял тебе столько времени! Как ты думаешь, почему он перестал звонить?

— Это очень дорого.

— Не смеши меня! У него достаточно денег. Если бы хотел, мог бы звонить тебе по три раза в день.

— Это неудобно из-за разницы во времени. Мы договорились писать друг другу.

— И долго это продолжалось? Не быстро ли ему это надоело?

Она физически ощущала, как зревшие внутри подозрения выкристаллизовались в огромную глыбу уверенности, с которой ей было не справиться. Она закрыла рот рукой, и по щекам заструились слезы.

Пенелопа, переполненная сочувствием и одновременно обидой за подругу, подала ей салфетки.

— Салли, он такой подонок. Тебе повезло, что ты избавилась от него.

— Нет, нет! — рыдала та. — Я люблю его! Мне нужно с ним поговорить. Он должен кое-что знать.

Пенелопа вздохнула.

— Разговоры не помогут. Он и слушать не будет.

— Ему придется! — Охваченная отчаянием, она выложила кошмарную правду: — Пенелопа, я беременна!

— Да что ты! — Глаза Пенелопы округлились от ужаса. — Это его ребенок?

У Салли совсем не было сил, иначе она залепила бы ей пощечину за подобный вопрос.

— Конечно, он его отец!

— Я так спрашиваю, потому что ты три месяца провела в Париже. Это достаточное время, чтобы успеть завести роман на стороне.

— Ты же знаешь, я на такое неспособна! Джейк, мой единственный мужчина.

— Плохо, что он пренебрег презервативом, что еще тут скажешь.

— Он не пренебрег. — Она с осторожностью положила руку на живот. — Поэтому мне даже в голову не пришло, что здесь уже есть малыш.

— И ты надеешься заарканить его таким способом? Спустись на землю, подруга! В наше время мужчины не скованы старомодными понятиями о чести. Он либо будет совсем отрицать свою причастность, либо выпишет тебе чек и посоветует сделать аборт.

Совсем выйдя из себя, Салли прокричала сквозь слезы:

— Ты ошибаешься. Он никогда не бросит меня одну, да еще в такой ситуации!

— Он вытрет об тебя ноги. Посмотри правде в лицо, Салли, он ушел к другой, тебе нельзя больше на него рассчитывать. — Она обняла Салли за плечи. — Но ты всегда можешь рассчитывать на меня, я тебя не брошу.

Салли безутешно рыдала.

— Но мне нужен Джейк!

— А ты ему не нужна, — тут же ответила Пенелопа. — Тебе придется научиться жить с этим.

Лучше бы ей умереть, чем слушать эту жестокую правду, но судьба решила на этом не останавливаться. Той же ночью у нее началось кровотечение, на этот раз настоящее, а к утру ее скрутили спазмы. Было страшно и стыдно, поэтому Салли, ничего не сказав родителям, обратилась к Пенелопе.

Пенелопа отвезла ее в больницу в соседнем городе и подождала, пока врачи завершат, начатое природой, дело. Потом она ее успокаивала и обещала ей, что не скажет об этом ни одной живой душе.

Пенелопа позаботилась обо всем. Но не в ее силах было склеить разбитое сердце, как не могла она избавить Салли от боли, когда та встретилась с Джейком на рождественских каникулах. Она не знала, что он приехал домой, и остолбенела, столкнувшись с ним около одного из магазинов в центре города.

Он прекрасно выглядел! Прекрасно! Такой высокий, темноволосый и красивый, что она не могла отвести глаз.

— О! — выдохнула она. — Привет! Надо же, как встретились!

— Да, — сказал он очень холодно, как совершенно чужой человек. — Ну, как Париж?

— Очень французский город, — ответила она, немыслимым образом заставив себя улыбнуться, несмотря на то, что его тон рвал на части ее сердце. — Было очень интересно. Столько нового узнала.

— Мы оба узнали много нового, намного больше, чем ожидали.

Как он мог быть таким далеким? Таким равнодушным? Как будто она была простой знакомой по колледжу, чье имя он с трудом припоминал.

— Я не совсем понимаю, что ты хочешь этим сказать.

Несмотря на ее усилия, ее голос дрожал.

При этих словах тень пробежала по его лицу, и ей пришла в голову безумная мысль, что она сможет разрушить эту неприступную стену отчуждения и найти за ней знакомого ей юношу. С ликованием она ухватилась за эту надежду, но та тут же разбилась вдребезги, потому что дверь слева открылась и из нее вышла миниатюрная брюнетка в плаще и алом берете.

— Извини, что заставила тебя ждать здесь на холоде, милый, — прощебетала она, показывая Джейку коробочку в руках, — но мне хотелось, чтобы мой подарок был сюрпризом.

Потом она заметила Салли и, премило улыбнувшись, сказала:

— Привет! Я, кажется, вас перебила?

— Нет, — ответил Джейк и демонстративно просунул ее руку под сгиб своего локтя.

Она перевела взгляд своих ясных, как у птенца, глаз с Джейка на Салли.

— Вы ведь знакомы?

— Теперь уже нет, — выдавила из себя Салли и, резко развернувшись, поспешила прочь от них.

Родители, обеспокоенные упадком духа своей дочери после неудачи в первой любви, как они полагали, отправили ее в январе продолжать учебу в Калифорнию, надеясь, что солнце круглый год, и смена обстановки, окажут на нее благотворное действие.

Она была рада уехать, бежать от всего, что напоминало ей о потере. Еще целый год она горевала о своем нерожденном ребенке и о том, что была такой доверчивой и поверила, что Джейк, действительно, любил ее.

В течение последующих трех лет, Салли редко приезжала домой, боясь опять столкнуться с ним, а потом осталась совсем ненадолго. Все это время, Пенелопа порхала из одного престижного колледжа в другой. Их дружба ослабела из-за расстояний, разделявших их, а потом и вовсе сошла на нет.

Это было неважно. Старых друзей сменили новые, и Салли считала, что шрамы рассосались. До тех пор, пока, будучи уже на последнем курсе, не получила от Маргарет газетную вырезку с объявлением о свадьбе лейтенанта Джейка Харрингтона.

Вот тогда она поняла, что ничего не прошло. Раны вскрылись с еще большей болью, когда она узнала, что невестой была ее бывшая подруга, Пенелопа Джессика Бертон.




Поддавшись импульсу, Салли подняла руку и с размаху ударила в зеркало, пытаясь разбить его и не заботясь о том, что может изрезать руку. Ее единственным желанием было избавиться от отражения лица двадцатишестилетней дуры, в упор рассматривающей ее безумными глазами.

Но зеркало только слегка покачнулось на крючке. Толстое стекло даже не треснуло, и в нем по-прежнему отражалась та же физиономия.

Салли отвернулась, испытывая к себе отвращение. Ну почему она была настолько слабовольной, что снова оказалась в его власти? Что нужно сделать, чтобы порвать старые путы, так прочно привязавшие ее к нему?

В голове, словно только и ждал подходящего момента, тут же зашевелился уже известный ответ: придется снова бежать, ибо, пока их пути пересекаются, у нее нет никаких шансов освободиться от него. Он будет продолжать сеять смуту в ее чувствах, жизни, нарушать ее душевный покой.

Приняв решение, Салли бросилась в спальню, распахнула настежь платяной шкаф и выдвинула ящики комода, боясь потерять хоть одну секунду драгоценного времени. Она соберет вещи и, когда он узнает об ее исчезновении, уже будет далеко.

Она подыщет себе другое место, где можно пустить корни. Там, где она будет в полной недосягаемости.

На следующее утро, Салли получила повестку в суд для дачи свидетельских показаний против Сиднея Алберта Фланагана по делу о нанесении оскорбления действием. Заседание суда было назначено на начало апреля, через шесть долгих недель.

Запланированный быстрый и безболезненный побег сорвался.




Он понимал, что причинил ей боль своим уходом, получалось, будто он с радостью ухватился за первую попавшуюся возможность дезертировать. В действительности он был страшно разозлен тем, что обнаружил снаружи, и едва сдерживался, чтобы не рассказать ей все, но это расстроило бы ее сильнее, чем его бегство.

Рядом с его машиной чьими-то шинами были взрыты две глубокие колеи. Шпионивший за ними, явно постарался как можно быстрее скрыться и ударился о ее правое крыло, оставив на нем следы темно-бордовой краски.

— И это был не единственный ключ к загадке, на который он наткнулся. Он говорил Салли правду, когда сказал, что видел на лужайке следы. Он умолчал лишь о том, что такую изящную зимнюю обувь на тонких каблуках может себе позволить только женщина, знающая толк в дорогих вещах.

Кто-то заметил его «ягуар» на обочине и остановился, чтобы разнюхать, почему он припарковал свою машину у ограды владений Уинслоу. К тому же этот «кто-то» был паршивым водителем, а машина была темно-бордовая. Оставалось только умножить два на два и получить четыре. Надо быть совсем слабоумным, чтобы не справиться с такой простой задачей. И следующим утром он нанес визит своей теще.

Джейк застал Колетт за завтраком, и первое, что бросилось ему в глаза, был ее нездоровый внешний вид. Он сразу распознал похмельный синдром, с Пенелопой он приобрел большой опыт. К тому же, после шести лет военной службы, он без труда угадывал панику в глазах людей. Как только она его увидела, ее чуть не хватил удар.

Он опустился в кресло напротив и налил себе кофе.

— Извини, что побеспокоил тебя так рано, Колетт, но я хотел застать дома тебя до того, как ты отправишься по делам.

— Зачем? Что тебе нужно? — спросила она слабым голосом, вглядываясь в него воспаленными глазами.

— Дело вот в чем, — начал он и наклеил на лицо самую сердечную улыбку. — Я собираюсь отправить большую часть мебели на аукцион или раздать на благотворительные цели, так что, если ты хотела бы что-то…

Глаза Колетт наполнились слезами.

— Неужели ты способен забыть о трауре, и немедленно вышвырнуть все напоминания о моей дочери из своей жизни?

— Для этого мне не нужны ее вещи, Колетт, — ответил он. — У меня остались менее материальные сувениры. А так как я планирую вскоре переехать…

— Ты продаешь дом, который Пенелопа так сильно любила? — От возмущения, на болезненно бледных щеках, Колетт выступили пятна. — Дом, который мы с ее отцом подарили вам на свадьбу?

— Он мне не принадлежит, и я не собираюсь им распоряжаться, — сказал он с превосходным самообладанием. Хотя это был и щедрый подарок, претенциозный особняк в двух кварталах отсюда, всегда был камнем преткновения между ним и Пенелопой. В нем он никогда не чувствовал себя дома и был рад, что есть возможность от него избавиться. — Он ваш, делайте с ним что хотите. Я просто перееду в какое-нибудь, более подходящее для меня, место.

— Могу себе представить, чем ты там будешь заниматься! — съязвила Колетт.

— Кстати, о том, чем я занимаюсь. Это, собственно, и привело меня сюда. Мне тут машину задели.

— А при чем здесь я?

— Может, проверишь свою, — сказал он, лениво оглядывая покрытую снегом террасу. — Я полагаю, твоя тоже слегка помята.

— Совершенно не понимаю, о чем ты говоришь, — надменно сказала она. — Вчера вечером я ездила только в клуб, играть в бридж.

Он снова посмотрел на нее, немного помолчал, чтобы дать ей время понять, что у нее только что сорвалось с языка, а затем сказал:

— Колетт, разве я говорил о вчерашнем вечере?

У нее бешено затряслась рука, и ей пришлось опустить чашку на блюдце.

— Я хотела сказать, что вчера я выходила из дома только вечером.

Он воздержался от замечания, что слово «вчера» в его речи тоже не прозвучало, и лишь повторил:

— В клуб играть в бридж.

— Именно так.

— Отсюда, — он продолжил тему, — до клуба можно добраться только через Кресент.

— Да, Джейк, — отрывисто произнесла она и выразительно посмотрела на каминные часы. — Мы закончили? Я очень спешу.

Интересно куда, с издевкой подумал он. Обратно в постель, чтобы прийти в себя после событий последней ночи?

— Тогда я поехал. Я верю, что вчера вечером ты была в клубе и играла в бридж.

— Спасибо, естественно, это правда!

Он направил на нее взгляд, под которым молодые офицеры сбивались на бессвязный лепет.

— Кроме этого, я уверен, что на обратном пути ты заметила мою машину у ворот поместья Уинслоу и решила сунуть свой нос не в свое дело. Ты увидела свет в гостевом коттедже, подкралась, чтобы подсмотреть, что там происходит, увидела нас с Салли и решила преподать нам урок. Ты вернулась к машине и посветила нам в окно фонариком, чтобы мы знали, что нас застукали. Ты надеялась, что это напугает ее и заставит навсегда отказаться от меня.

— В жизни не слышала ничего более абсурдного и нелепого. Если ты не знаешь, чем занять себя после демобилизации, Джейк, советую начать писать сказки для детей.

— Если я сделал неправильные выводы, это легко проверить.

— Как?

— Покажи мне свою машину.

— Ни за что!

Ее попытка изобразить праведное негодование не увенчалась успехом.

— Надеюсь, ты понимаешь, что ничто не может мне помешать самому пойти в гараж и осмотреть ее?

— Я раньше выкину тебя вон отсюда.

Он вздохнул, его терпение было на исходе.

— Мне все это нравится не больше, чем тебе, так что я объясню просто. Я специально ждал, пока ты останешься одна, чтобы поговорить с тобой. Вряд ли тебе захотелось бы, чтобы Флетчер оказался в курсе. Так что либо мы улаживаем этот вопрос сейчас, либо я отправляюсь прямо к нему в офис, а по пути заскочу в полицию и заявлю, что кто-то подпортил внешний вид моей, отнюдь не дешевой, машины на сумму в несколько сотен долларов. Я не сомневаюсь, что они очень быстро найдут нарушителя. У тебя единственный в округе темно-бордовый «линкольн». Что скажешь на это, Колетт?

Ее сопротивление было сломлено, и вдруг стало заметно, что ей все семьдесят, а не пятьдесят шесть.

— Ты сам виноват! — сказала она с горечью. — Ты и эта дрянь, которая погубила мою дочь, заслуживаете, чтобы все знали, какие вы лжецы и предатели. Давай иди, жалуйся, что разбили твою драгоценную машину. Скажи в полиции, что это я сделала. Мне все равно! У меня есть страховка, и я могу себе позволить такие расходы. Но знай, так или иначе я выживу Салли Уинслоу из нашего города, даже если мне придется умереть.

— Если кого-то и стоит выгнать из города, то это тебя. Ты исчадие ада! Я не обязан пускаться в объяснения, но знай, что к Салли я пришел без приглашения. Это я увлекся и потерял голову. Она была бы только счастлива, если бы я не попадался больше ей на глаза.

Колетт расхохоталась.

— Кого ты надеешься одурачить? Я видела, как она вцепилась в тебя. Еще пять минут, и она валялась бы на полу, раздвинув ноги.

— Не думал, что ты можешь быть настолько вульгарна, мать моей жены, — сказал он с холодной яростью. — Наверное, у дочки научилась? Насколько я знаю, она всегда была рада раздвинуть ноги перед каждым, кто положил на нее глаз.

С перекошенным от гнева лицом, Колетт вскочила с кресла.

— Ты очень пожалеешь, что сказал эти слова, Джейк Харрингтон, — закричала она, брызжа слюной. — И если я узнаю, что ты повторил их хоть одной живой душе, вылетишь из города вместе с Салли Уинслоу. Ты у меня на улице глаз поднять не посмеешь!




Глава седьмая


— Пожалуйста, не делай опрометчивых шагов, — просила Марта Уинслоу Салли, когда та рассказала ей о вторжении непрошеного гостя и сообщила о своем намерении уехать из города, как только закончится суд. — Ведь мы твоя семья, и нам так редко приходилось видеться с тобой после того, как ты закончила университет. Ты не представляешь себе, как мы были рады с отцом, когда ты решила поселиться здесь. Мы думали, что ты выйдешь замуж, у тебя будут дети, и они будут расти здесь, на наших глазах. Это так много для нас значит, Салли.

— Вряд ли Маргарет и Том согласны с вами. Я им мешаю.

Ее мать поморщилась.

— Том всегда был немного… консервативен. Он предпочитает придерживаться строгих правил, но именно это сделало его отличным ректором Академии. Ты не такая. Маргарет знает это и любит тебя. Но она жена Тома, и находится между двух огней. На первом месте у нее муж, и это правильно. Даже не думай, она тоже счастлива, что ты снова дома.

— Это не потому, что мне хочется уехать, — вздохнула Салли. — Я действительно рвалась домой. Просто не ожидала, что наделаю столько шума с самого первого шага.

— Тебе не повезло и, наверное, не хватило мудрости, но со временем все пройдет. Честно говоря, я удивилась, что ты так легко сдалась. Я думала, у тебя достаточно твердый характер, чтобы не позволить каким-то неизвестным шутникам помешать твоим планам.

— Дело не только в этом, мама. Еще есть Джейк.

Мать наклонилась вперед и дотронулась до ее щеки.

— Ты думаешь, я ничего не понимаю, дорогая? У вас было много общего, когда-то вы были очень близки. Это естественно, что сейчас он вызывает у тебя большое сочувствие. Он понес ужасную потерю. Ему требуется поддержка, но я не думаю, что именно от тебя, по крайней мере, не сейчас. Нужно время, чтобы утихли страсти после смерти Пенелопы. Возможно, что даже тогда вы не сможете вернуть прежнее. Ты изменилась, он тоже, но в нашем городе хватит места вам обоим. Вовсе не обязательно, чтобы ваши пути пересекались.

Ее мать не сказала ей ничего нового, она много раз говорила это себе сама. Постоянное бегство не решало проблемы. Когда-нибудь стоило остановиться и смело взглянуть судьбе в лицо.

— Ты во всем права, — сказала Салли. — Да, мне хотелось бы иметь детей, мужа, дом, огороженный частоколом, и розы, вьющиеся по стене. Мои пожелания не отличаются оригинальностью, значит, я достаточно повзрослела, чтобы признаться себе в этом. Но ради всего святого, мама, я не могу сделать целью моей жизни, охоту на мужчин, чтобы потащить кого-нибудь из них к алтарю. Мне необходимо иметь какое-то дело, от которого я буду получать удовлетворение, даже если мне не удастся выйти замуж. Трудность в том, что я не знаю, чего хочу.

— Может, ты прикладываешь слишком много усилий, чтобы понять это? Самые лучшие идеи приходят, когда меньше всего чего-то ждешь.

— Но пока мне надо чем-то себя занять!

Ее мать хитро улыбнулась.

— В конце июня состоится ежегодный сбор средств на благотворительность. Комитет работает уже несколько месяцев, но все же лишние руки нам не помешают. Масштабы нашего мероприятия так разрослись — просто не узнаешь. Ты примешь в нем участие в этом году?

— Не знаю, мама. У меня нет спутника.

— Он тебе и не нужен. На тебе будет самое красивое платье в городе, а самые достойные мужчины округа будут у твоих ног умолять потанцевать с ними. Кроме того, Френсис, брат Тома, будет там, я уверена, он с радостью согласится сопровождать тебя. — Она схватила Салли за руку и умоляюще сжала ее. — Салли, не разочаровывай меня. Ты ведь можешь подарить мне хотя бы один вечер?

После некоторых раздумий Салли нашла, что в этой идее есть привлекательная сторона. Она забыла, когда в последний раз наряжалась и пила шампанское.

— Хорошо, — ответила она матери, и с души как будто камень свалился. Возможно, она приняла слишком близко к сердцу выходку подростков, раз решила в корне изменить жизнь.

— Кстати, — призналась ее мать, вздохнув с облегчением, — я уже купила билеты и зарезервировала столик на шестерых. Да, теперь мы проводим торжество в зале старой базы подготовки ВМС. Сам зал нельзя назвать роскошным, но вокруг него восхитительный сад, а офицерский клуб вполне подходящее место для аперитива, к тому же, там можно спокойно посидеть, если кто-то устанет от танцев. Самое сложное — превратить основные помещения в сказочное царство. А ты такая изобретательная! Так что, если найдешь время и займешься этим, будешь у меня работать двенадцать часов в день, весь следующий месяц.

— Я сделаю все, чтобы не подвести тебя, — сказала Салли, уже начав обдумывать план действий, и находя это предложение все более заманчивым.

— Как бы там ни было, никто не сможет упрекнуть меня в том, что я не приношу пользу.

— Наоборот, наш комитет с радостью примет тебя.

— С чего бы это?

— Просто, — сказала мать, и ее глаза слегка затуманились, — хотя ты и совершаешь ошибки, но ты, одна из нас. Это твой дом. Ты принадлежишь нашему городу.




Совсем скоро, Салли почувствовала, что это, на самом деле, так. Женщины в комитете пришли в восторг от ее планов по украшению унылого зала с холодным цементным полом и голыми стенами. Они одобрили ее наброски, выделили ей на работу щедрый куш бюджета и предоставили полную самостоятельность.

Дни наполнились бурной жизнью. На улицах ее узнавали и улыбались ей. В газете напечатали очень лестный отзыв о ее добровольном труде. И хотя, сам Джейк не предпринимал попыток вступить с ней в контакт, ею интересовались другие мужчины, включая Френсиса Бейли, брата Тома, оказавшегося, на удивление, приятным человеком. Салли стала появляться на обедах, посещать театр, ходить на вечеринки.

Но однажды, она, буквально нос к носу, столкнулась с Джейком в кофейне «Старая мельница». Как и она, он был нагружен всевозможными пакетами, и не смотрел под ноги, поэтому они налетели друг на друга на полном ходу с такой силой, что у нее сумки разлетелись в разные стороны.

Едва ли у Салли был шанс сделать вид, что она не заметила Джейка, когда он бросился собирать ее покупки. А потом, он пригласил ее выпить чашечку кофе, и она не нашла благовидного предлога отказаться.

На нем были черные брюки, светло-коричневая кожаная куртка, рубашка кремового цвета и черные мокасины. Морщинки вокруг глаз и рта разгладились. Он выглядел помолодевшим и отдохнувшим. Как никогда привлекательным, и как никогда запретным. От него исходила угроза разрушения всего, чего она с таким трудом добилась. Ее старания, обрести независимость от него, показались ей как никогда жалкими.

Когда он подвинул для нее стул, она опустилась на него, благодаря Бога за то, что это произошло раньше, чем у нее окончательно подкосились ноги.

— Эспрессо, — заказала она.

— Ну что ж, — сказал он, оглядывая ее с искренним восхищением, когда они устроились за столиком, — ты похорошела. Синяки прошли.

— Ты тоже, — ответила она. — Уже без палки.

Он рассмеялся. Лучше бы он этого не делал!

— Я теперь почти не хромаю, — кивнул он. — Мне кажется, мы оба выглядим лучше и как бы обновились. Правда, ты все равно меня опережаешь. Тебе очень идет лиловый — просто цветок крокуса.

— Благодарю. — Она не заметила, что бессознательно дергает единственную пуговицу на своем льняном жакете. Его взгляд проследил за движением ее пальцев, потом прошелся вверх по шее к ее лицу. Она почувствовала, как заливается краской, и знала, что он не мог это не заметить. — Я вижу, ты делаешь покупки.

— Несколько безделушек. Хочу сделать мое новое жилище уютнее.

— Ты переехал в другое место?

Она встрепенулась так, будто он объявил, что переселился на другую планету. От смущения, она сделала большой глоток слишком горячего кофе. Горло сверху донизу обожгло болью. Надо было попробовать его сразу, до начала разговора. Может, тогда она держала бы рот закрытым.

— Всего лишь на другую сторону холма, — сказал он. — Мне хотелось перемен, я поискал в округе, нашел подходящий дом, и две недели назад оформил покупку. А ты как? Все так же живешь в домике для гостей?

— Временно. Я должна была давать показания против Сида Фланагана, поэтому боялась строить долгосрочные планы, пока суд не закончился. Мальчик, которого ты отвозил домой той ночью, тоже выступал свидетелем. Против владельца закусочной.

— Я знаю.

— Ты поддерживаешь с ним связь?

— Да.

В этом он весь! Станет заботиться о первом встречном, и никакого внимания на нее.

— У него наладились дела? — непринужденно спросила она.

— Да, я дал ему работу, и он неплохо справляется. — Джейк сделал паузу, и на секунду она подумала, что он расскажет подробнее, но он вернулся к теме судебного разбирательства: — Я рад, что они нашли достаточно улик, чтобы отправить Фланагана далеко и надолго.

— Я тоже.

Он опять внимательно осмотрел ее, склонив голову набок, и прищурив глаза с длинными темными ресницами.

— Тебе, наверное, нелегко было встретиться с ним еще раз?

Она сделала вид, что один из ее ногтей требует неотложного внимания.

— Это стоило того.

— Сейчас все закончилось, тебе надо бы отдохнуть недели две. Поезжай куда-нибудь, погрейся на солнце.

С тобой? — хотелось ей спросить, но она не поддалась неверному импульсу и только сказала:

— Не могу, даже если бы захотела. Я по горло в делах, готовимся к благотворительному сбору средств.

— Мама мне говорила. Все считают, что ты вдохнула новую жизнь в этот довольно устаревший проект.

— Я получаю удовольствие от моей работы.

Она осмелилась снова взглянуть на него, по какому праву он получил львиную долю мужественной привлекательности и красоты? — с негодованием думала она. Как только закончится траур, за ним начнут бегать все женщины младше девяноста лет!

Давая отпор бессознательному желанию, пытающемуся захватить ее, она спросила:

— А чем ты еще занимаешься, кроме обустройства нового дома?

Корпорация Харрингтонов была одной из старейших и самых престижных в городе, а Дункан Харрингтон, отец Джейка, пользовался большим влиянием в деловых кругах.

— Твой отец собирается на пенсию? — Она покачала головой. — Не могу себе представить.

— Он останется председателем совета, но у него много работы как у мэра, и ему требуется помощник, чтобы заниматься рутинными делами.

— И ты считаешь, что готов к этому?

В вопросе было столько яда, что она вся съежилась, но если он и заметил, то внешне не показал.

Он откинулся на спинку стула, закинул за нее руку и сказал:

— Конечно, придется многому научиться. Но если потребуется совет, отец всегда поможет. Я планирую придать компании новое направление. Мы обсуждали эту тему, и ему понравились мои идеи. Я уверен, что справлюсь.

— Кажется, тебе это интересно. Я имею в виду, что ты нашел сложную задачу, которую искал.

— Да, — сказал он и устремил на нее проникающий насквозь взгляд. — А ты?

— Еще нет. — Она отставила в сторону чашку с кофе и взглянула на часы. — Боже мой, не думала, что уже так поздно. Кофейня сейчас уже закроется.

— У нас есть еще несколько минут.

— У тебя, может, и есть, а у меня нет. Меня ждет работа. Спасибо за кофе, и поздравляю с началом новой карьеры.

— Я провожу тебя до машины.

— Не надо.

Он не возразил, просто не стал ее слушать, захватил половину ее имущества, взял свои сумки и ждал, когда она поведет его к своей машине.

Когда они подошли к машине, и она открыла багажник, их внимание вдруг привлекли громкие голоса. Недалеко от них, молоденькая девушка, на большом сроке беременности, по лицу которой бежали слезы, схватила за руку парня с бегающими глазами.

— Ты должен помочь мне, Билли! — всхлипывала она. — Это ведь и твой ребенок.

— Ну, конечно! — презрительно рассмеялся он, и оттолкнул ее так грубо, что она чуть не упала. — Мой или еще чей-то? Отстань от меня, шлюха!

Лицо девушки и ее поза выражали такое отчаяние, что Салли, не думая о последствиях для себя, швырнула сумки на землю и бросилась к парню.

— Ах ты, свинья! — завизжала она. — Ты что, не можешь вести себя с ней по-человечески?

Она готова была выцарапать ему глаза, вырвать все волосы по одному! Но сзади ее подхватили руки Джейка и прижали к груди с такой силой, что она выдохнула всеми легкими.

Парень тут же отбежал в более безопасное место, за ближайшую машину.

— Слушай, держи свою бешеную на поводке, — выкрикнул он Джейку, перемежая слова своим любимым нецензурным выражением.

Разозлившись, она стала вырываться из крепких рук Джейка, и ей удалось пару раз хорошенько ткнуть его локтями в ребра, чтобы он знал.

— Зачем ты это сделал? — выкрикнула она. — Почему ты не дал мне разобраться с ним?

— Потому что мне не хочется снова выступать в суде, — спокойно объяснил он.

— Ему не удалось бы ничего со мной сделать.

— Ты не знаешь, удалось бы или нет. Я уже начинаю сомневаться, что ты вообще что-то соображаешь, Салли. Тебе не приходило в голову, что у него мог быть нож? И что ты сейчас лежала бы здесь, и истекала кровью?

— Нет, — с возмущением сказала она, — я думала, что кому-то здесь больше требовалась защита, чем мне. Этой бедной девочке нужна помощь.

— Которую я был готов оказать, к тому же, не завязывая уличную драку.

— Так предложи сейчас! Сделай что-нибудь!

У него от удивления поднялись брови.

— Что ты предлагаешь сделать? Ей уже никто не угрожает сейчас, по крайней мере.

— А что будет завтра или послезавтра?

— Боюсь, тут я ничего не смогу сделать.

— Да, замечательно! Ты не пожалел времени и сил, чтобы помочь пьяному мальчишке найти работу, но не желаешь и пальцем пошевелить, чтобы помочь девушке, попавшей в беду. Меня это нисколько не удивляет!

— Что я должен, по-твоему, сделать? — Он стал злиться так же, как и она. — Поселить у себя дома? Удочерить?

— Она одинока и напугана. Ей нужен адвокат.

— К сожалению, она не одна такая. Здесь их много. Это целая проблема нашего города. Не веришь мне, спроси моего отца.

Девушка натянула на выпячивающийся живот свитер и стала толкать старую магазинную тележку к складу около железнодорожных путей в конце аллеи.

— Нельзя найти быстрое решение для детей, рожающих детей? — презрительно сказала Салли. — У меня есть, по меньшей мере, одно!

Схватив свою сумочку, она побежала за девушкой.

— Постой!

Девушка обернулась, ее взгляд был полон подозрения, а выражение лица настолько закрытым и недоверчивым, что у Салли сердце оборвалось. Она открыла кошелек, вынула из него все крупные деньги и мелочь и вложила их в руку девушки.

— Возьми, — сказала она, — здесь не много, но ты сможешь поесть что-нибудь горячее и найти комнату в мотеле на ночь.

Когда она вернулась к машине, Джейк сложил все покупки в багажник.

— Очень достойный поступок, — отметил он, закрывая крышку, — но ты ведь понимаешь, что это сиюминутная помощь, которая не решит проблему кардинально?

— Конечно, Джейк. — В ее голосе звучал сарказм. — Может быть, я не отличаюсь большим умом, но все-таки не врожденная идиотка.

— Это спорный вопрос. — Он открыл перед ней дверцу машины, помог ей сесть, а затем, прежде чем она успела понять, что происходит, обошел машину с другой стороны и сел рядом с ней.

— Я не помню, чтобы предлагала подвезти тебя до дома, — сказала она.

— А я не помню, чтобы просил тебя об этом.

— Тогда выходи из машины.

— Сначала выслушай меня.

— Я уже достаточно наслушалась. — Она включила двигатель. — Я спешу.

Он протянул руку и выключил машину.

— Девушка забеременела не по моей вине, — начал он. — С моей точки зрения, единственное, что я должен был делать, — это уберечь тебя от неприятностей, в которые ты могла попасть. Так что, будь любезна, объясни мне, почему ты все свалила на мою голову? Может быть, тебя беспокоит совесть, и ты срываешь на мне свое разочарование?

— Совесть? — отозвалась Салли. — Почему меня должна беспокоить совесть? Потому что я никогда не знала, что значит не иметь ни единого гроша, как эта девочка?

— Именно поэтому. У тебя всегда было достаточно денег, чтобы выпутаться из любой ситуации.

— Ты считаешь, что это может помочь сейчас?

— Не ты ли призывала броситься на защиту бедной девочки? Пожалуйста, у тебя есть шанс использовать свои деньги на праведные нужды.

— На что, например? Открыть приют для подростков, попавших в беду?

— Это так, размышления, — пожал плечами Джейк. — Забудь.

— Нет. Ты говорил, что есть много бедняг, которым не к кому обратиться и некуда податься. Почему бы не организовать для них убежище! У меня много денег. Я вполне потяну такой проект.

— Ты серьезно?

— Да! — с восторгом продолжила она. — Совершенно серьезно! Джейк, я могу это сделать. Я точно знаю. Нужно подыскать подходящее место. Какой-нибудь большой старый дом, где много комнат.

— Или большой старый монастырь, который бросили монахи, когда переехали в новое жилье на другом берегу залива.

— Ты серьезно?

— Естественно.

Его гнев остыл, и он светился улыбкой.

Она поняла, о каком месте он говорит, двухэтажном здании, окруженном с одной стороны яблоневым садом, стоящем вдали от дороги в пяти милях на восток от города, на крутом речном берегу.

— Он продается?

— Отец сказал, что он уже год, как выставлен на продажу.

— Мне нужно разрешение…

— Не стоит торопиться. Подумай, чем это может обернуться, прежде чем приступишь к делу, — предостерег ее он. — Там соберутся не только беременные девушки. Очаровательные молодые люди, наподобие ее дружка, тоже туда прибегут.

— Я с ними разберусь. Справилась же я с ним!

— Да уж, — усмехнулся он. — У него глаза из орбит вылезли, и он чуть штаны не намочил.

На этот раз она рассмеялась вместе с ним.

— Я немного вышла из себя.

— Тогда ты, может, все-таки не будешь спешить? Сначала обдумай детали, а потом примешь окончательное решение.

— Я никогда не боялась обязательств, Джейк.

Ее энтузиазм вдруг сменился напрасными сожалениями.

К этому времени парковка почти опустела. Сумерки сгущались. Ей вспомнилось, как они, бывало, уезжали куда-нибудь подальше и занимались любовью на заднем сиденье его джина. Их не волновало, что кто-то увидит.

— Что с тобой? — спросил он, вглядываясь в нее в полумраке. — Отчего потух свет в твоих глазах?

— Старые привидения. — Ее глаза встретились с его глазами. — И прохладно стало. Солнце село, и сразу похолодало.

Он наклонился вперед и запустил двигатель.

— Последнее легко исправить, а вот привидения… — покачал он головой. — Их лучше не беспокоить. Отпусти их и смотри в будущее.

— Как это сделать, Джейк?

— Прогони их. Вот так.

Она не была готова ни к поцелую, ни к острому желанию, охватившему ее. Она не была готова к тому, что с глухим стоном сдаст свои позиции, что оживет каждый дюйм ее кожи, все поры раскроются навстречу ему, как распускаются почки под щедрым апрельским солнцем.

В голове пронеслась только одна мысль, не очень логичная, ничто и никогда не сможет излечить ее от страсти к Джейку. Ее пронзила боль от осознания этой истины, по щекам потекли слезы.

— Прекрати, ты делаешь мне больно! — рыдала она, уворачиваясь от него.

Он отпрянул с непониманием на лице.

— Тебе больно? Салли, прости, я сделал это ненамеренно.

Смутившись от своего взрыва и от невозможности объяснить, что с ней происходит, она постаралась взять себя в руки.

— Ты все время это делаешь, — сказала она, когда вновь обрела дар речи. — Каждый раз, когда мы встречаемся, ты покидаешь меня и уносишь с собой еще одну частицу моей души. — Прижав к груди кулак, она перешла на шепот: — Я должна положить этому конец, иначе здесь ничего не останется. Ты заберешь последнее.

— А если я скажу, что не хочу уходить от тебя? — С непередаваемой нежностью он заключил в свои ладони ее лицо. — Что тогда? Ты разрешишь мне остаться?

— Нет, — сказала она, отворачиваясь и не давая искушению прочно обосноваться в душе. — Я тебе не верю. Как бы там ни было, ты не можешь быть готов к этому. Ты всего несколько месяцев назад овдовел.

Он вздохнул. От него веяло теплом.

— Мы опять вернулись к тому, с чего начали?

— Да, — решительно ответила она и, чтобы не смотреть на него, уставилась на машины, еще оставшиеся на парковке.

— Может, ты взглянешь на все по-другому, если я скажу, что мой брак перестал существовать много лет назад? Он продлился так долго исключительно из-за того, что большую часть времени я проводил вдали от дома. И даже наша постоянная разлука не смогла сделать его более или менее приемлемым. — Он взял ее за подбородок. — Посмотри на меня и послушай. Если ты ничему не веришь, может, это сможет тебя убедить. Я собирался развестись с Пенелопой, как только демобилизуюсь, и ей пришлось бы дать мне развод.

— Почему ты так в этом уверен?

— Потому что она тоже не была счастлива. — Он рассмеялся с горечью, в его смехе не было ни намека на радость. — Неужели ты думаешь, что я не подозревал, какую жизнь Пенелопа вела за моей спиной? Для чего мне тогда было нужно мучить тебя расспросами о ночи ее гибели? Только чтобы подтвердить свои подозрения.

— Каковы бы ни были грехи Пенелопы, смерти она не заслуживала.

— Я же не говорю, что она это заслужила. Просто она превратилась в инструмент саморазрушения, и я не могу больше зацикливаться на этом. Надо продолжать жить, Салли.

Он наклонился к ней, обнял ее. Проник рукой под жакет, провел по ее груди так искусно, что у нее дыхание перехватило.

— Помнишь, как у нас это было? — пробормотал он, прижимаясь своими губами к ее губам. — Как мы не пропускали ни одной возможности остаться наедине? Как я смешил тебя…

Она старалась сдержать дыхание, предательски участившееся под воздействием его чар.

— Мне больше не смешно с тобой. Ты меня пугаешь. Отчего ты стал таким черствым и безжалостным? Тебя нисколько не трогает смерть молодой женщины?

— Я слишком ценю жизнь, чтобы легко относиться к смерти, — ответил он. — Этому люди учатся на войне. И я не считаю, что только Пенелопа виновата в том, что наш брак оказался разрушен. В этом есть и моя вина.

— Ты ей изменял?

— Я не спал с другими женщинами, если ты об этом. Но если можно считать предательством то, что я женился на ней без любви, то да. Если душевная неверность то же самое, что физическая, — тоже да. Я не был ей верен.

— Зачем же ты женился на ней, если не любил?

— Потому что я позволил своей гордости стать между мной и женщиной, которую я действительно любил. Потому что не верил, что наступит день, когда у меня снова появится шанс.

Его рука скользнула с ее плеча к застежке жакета. Он расстегнул единственную пуговицу и начал гладить шелковую поверхность ее сорочки.

Его руки опускались все ниже по ее груди, ребрам, затем по плоскому животу к бедрам. Он осыпал ее лицо, шею, грудь быстрыми поцелуями. Она ощущала жар и влажность его губ, проникающие сквозь тонкую ткань, и была не в состоянии сдерживать себя.

— Остановись! — попросила она, запуская пальцы в его волосы и удивляясь, что намеренно суровое предостережение прозвучало как мольба.

— Хорошо, — сказал он, но не остановился.

— Джейк, я не шучу! Мы не должны делать это!

Он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза и глубоко вздохнул.

— Знаю, знаю! Ты боишься, что нас увидят, а мы уже не подростки. Ты считаешь, что мне еще рано завязывать отношения с тобой. Пойдут разговоры, и так уже достаточно сплетен ходило. Но, Салли, я так скучал по тебе. Мне до боли хочется, чтобы ты снова была рядом. Черт возьми, наплевать на то, что с нами произошло, мне хочется начать все сначала. С тобой.

— Я тоже этого хочу, — всхлипывала она. Его горячие слова заставили ее признать свои подлинные чувства. — Но не тайком, как сейчас. Не прячась в темном углу парковочной площадки, чтобы заняться любовью. Я не хочу опасаться, что кто-нибудь опять будет подглядывать в окно, чтобы потом сплетничать о нас.

— Ты хочешь, чтобы мы устраивали свидания? Чтобы я заглянул к тебе в субботу вечером и пригласил тебя в театр или на ужин? Объявить всему миру, что мы снова вместе? Это единственное мое желание, если ты готова.

Она покачала головой.

— Нет, еще рано. Только когда я буду знать, что это не вызовет разговоров. Мне хочется, чтобы меня воспринимали как порядочную женщину, а не дрянную девчонку.

— Тогда что ты хочешь от меня? Еще на полгода оставить тебя в покое и делать вид, что тебя не существует? Дорогая, я уже пытался это делать — не получается.

— Я думаю, должен быть другой путь. Какой-нибудь компромисс.

— Чтобы мы были вместе, и никто не был в курсе? — Он помолчал с минуту, потом хлопнул себя по лбу. — Ну, конечно! Конечно, так можно! Поехали ко мне в мой новый дом.

Остаться там вдвоем, где никто не нажмет на тормоза и не помешает потерять голову от страсти?

— Ой, я не знаю! Я думаю…

— Подумай, прежде чем отказываться, я не буду на тебя давить или ставить требования, никаких условий. Только ты и я. Будем заново знакомиться друг с другом, отрезанные от всего мира. Разве мы не заслуживаем такой малости?

Боже, какой соблазн! Но следует ли ей соглашаться? Следует ли ей довериться своему сердцу, которое слышало только обещание в его голосе, или разуму, предупреждающему, что шанс восстановить прошлое очень хрупкий, и не стоит рисковать своим будущим?

— Никто никогда ничего не узнает, — уговаривал он. — Дом не видно с улицы. В гараже есть место для твоей машины. Мы устроим там секретное пристанище, где будем прятаться, это сделает период ожидания более сносным. — Он взял ее руку и поцеловал. — Салли, что скажешь?




Глава восьмая


Следующим вечером, вскоре после восьми, она ехала на своей машине к его дому, скрывающемуся среди раскидистых кленов.

— Давай поужинаем, — предложил он, — и поболтаем. И, обещаю, все будет только, как ты захочешь.

Она согласилась с надеждой и ложной уверенностью. Предложение показалось ей разумным. В конце концов, они взрослые люди и сумеют справиться с ситуацией.

Едва она выключила двигатель, как дверь открылась, и навстречу ей, из тени, вышел он сам. Он коротко пожал ей руки, быстро поцеловал в щеку и сказал:

— Привет. Очень рад, что ты приехала. Замечательно, кажется, нет никакой опасности.

Тогда почему у нее трясутся ноги, и бешено бьется пульс?

— Я не захватила никакого подарка по случаю новоселья, — начала бормотать она, лишь бы заполнить паузу после его слов. — Я хотела сначала посмотреть, какой стиль ты выбрал.

— Лично я считаю, — Он мягко направил ее к боковой двери в дом и повел по узкому, слабо освещенному коридору, — что ты испугалась, что поступила неправильно, и ищешь повод не оставаться здесь.

Она попыталась рассмеяться, но у нее вырвался лишь истеричный хохоток.

— Неужели так заметно?

— Только если очень хорошо тебя знать — так, как я. — Он остановился у старомодного шкафа и снял с ее плеч шелковую шаль. — Тебе нечего бояться меня, Салли. Я не нарушу своего слова. Все будет так, как ты захочешь, — и сегодня, и в следующий раз.

Она сразу почувствовала себя глупо и сказала:

— Спасибо за понимание.

Он повесил шаль в шкаф и провел ее по более просторному коридору в длинную гостиную, где окна располагались по обе стороны каменного очага. Стены были выкрашены белой краской, а большую часть темного дубового пола покрывал турецкий ковер, хоть и полинявший, но не потерявший при этом своей красоты.

Перед камином стоял стеклянный кофейный столик в окружении двух мягких кресел и дивана на трех человек, обитого темно-синим рубчатым плисом.

Джейк развел огонь, чтобы изгнать прохладу, характерную для поздних апрельских вечеров. Языки пламени плясали, щелкая, поднимались к трубе и играли яркими бликами на полированной поверхности медной каминной полки. В комнате был еще один источник света — несколько толстых белых свечей в тяжелых латунных подсвечниках, расставленных по разным углам комнаты — со знанием стратегии.

Все вместе создавало такую теплую и гостеприимную атмосферу, что Салли забыла о своих волнениях и воскликнула:

— Ты все сам подбирал?

— Да, — ответил он, вынимая бутылку из ведерка.

— Превосходно!

— Мне тоже нравится. — Он показал ей этикетку на бутылке. — «Перье Жуэ». Не возражаешь?

— С удовольствием!

Он открыл бутылку, разлил шампанское и поднял бокал, чтобы сказать тост.

— За старых друзей и новые начинания.

— Да. — Она отпила из своего фужера, сознавая, что, несмотря на их попытки держаться непринужденно, во всем присутствовал скрытый подтекст, намекавший на что-то большее, чем дружба.

Считая, что лучше сохранять дистанцию, она не села в предложенное им кресло, а прошлась по комнате.

— Твой дом чудесный.

— Это тот дом, какой я хотел иметь. Без претензий, прочный. Построенный на века.

— Он очень старый?

— Ему почти сто пятьдесят лет. Я проведу для тебя экскурсию, если хочешь. Попозже.

— Конечно, хочу, — ответила она, хотя понимала, что безопаснее было бы отказаться. — Очень даже хочу.

— Значит, не жалеешь, что приняла мое приглашение?

— Нет, — она снова прошлась по комнате, — я рада, что пришла.

— Ты чувствуешь себя здесь хорошо?

Она резко обернулась к нему и увидела, что он смотрит на нее непроницаемым взором, прислонившись к каминной полке.

— Да, но не надо так пристально меня рассматривать.

— Не могу сдержаться. Ты такая красивая.

— Мы с тобой оделись как близнецы. Я про цвета, — сказала она и нервно улыбнулась такому совпадению. На ней были черная длинная юбка и белая блузка с гофрированным воротником и манжетами, а на нем — черные брюки и белоснежная рубашка с длинными рукавами.

— Я думаю, мы больше напоминаем незаконченную работу художника, — ответил он без малейшей нотки веселья в голосе. — Набросок уже сделан, осталось подобрать цвета. Ты не проголодалась?

От одной мысли о еде, у нее тошнота подступила к горлу. Но с другой стороны, ужин, состоящий из одного шампанского, вряд ли мог довести до добра.

— Да, пожалуй.

— Хорошо, — ответил он. — Я тоже. Но не бойся, Салли, я не собираюсь съесть тебя живьем. Так что перестань метаться, как зверь в клетке. Сядь к огню, а я пока похозяйничаю на кухне.

— Тебе помочь?

Прежде чем выйти из комнаты, он наполнил ее бокал.

— Не сегодня. Может, в следующий раз.

Будет еще один раз? А нужно ли?




Когда через пятнадцать минут он вошел и объявил, что ужин готов, Салли все еще обдумывала этот вопрос.

— Боже мой! — Она задержалась на пороге, с изумлением оглядываясь вокруг. — Какая необычная комната!

Столовая представляла собой совершенно круглое помещение с потолком-куполом, с которого свисал изящный бронзовый канделябр. Высокие окна от пола до потолка. Здесь тоже горели свечи, но, в отличие от гостиной, их огни мерцали бесчисленными отражениями в стеклах незанавешенных окон, за которыми была ночная тьма.

— Эксцентричное архитектурное решение, — отметил Джейк, жестом приглашая ее пройти. — Таких в доме много.

— Но выглядит так прелестно. Мне очень нравится! — Она бросила озабоченный взгляд на окно. — Мне так кажется.

— Не волнуйся, шпионы сюда не проберутся. Снаружи только океан и небо. Эта часть дома стоит на обрыве. Сегодня вечером нас никто не побеспокоит.

— Мне стало намного легче! — Она села, остро ощутив его близость, когда он пододвинул ее стул поближе к столу. Затем он на мгновение положил ей на плечо руку и перешел к своему месту напротив нее. — Не хотелось бы, чтобы появился незваный гость и нарушил нам ужин.

И ничего страшного не случилось. Они вдвоем беседовали под тихо звучавший ноктюрн Шопена, включенный на случай, если возникнут неловкие паузы. Шампанское и атмосфера комнаты сотворили чудо, чему немало способствовали, отлично приготовленные блюда.

— Я заказал в ресторане, — признался Джейк, уклоняясь от ее комплиментов. — Мне оставалось лишь не забыть включить духовку. Из всей кулинарии, я силен только в жарке мяса на решетке.

Последней каплей, заставившей ее окончательно растаять, был десерт. Апельсиновый мусс и взбитые сливки между тончайшими слоями бисквита, украшенного завитками белого шоколада, фирменное блюдо маленькой французской кондитерской на площади. Они попробовали его в первые дни знакомства, и с тех пор, он стал своеобразным символом всего самого прекрасного в их отношениях.

— Ты и это помнишь.

Она была тронута до глубины души.

— Я ничего не забыл, Салли.

Она вздохнула.

— Я тоже. Мы отмечали им важные для нас события: первый месяц наших встреч, первое Рождество, День святого Валентина, наши дни рождения…

— Нашу первую близость, — он не сводил с нее своих голубых глаз, — и последнюю.

— Не надо, — попросила она. — Ты же сам говорил, что нужно оставить привидения в покое. Этим ничего не добьешься.

— Хорошо. Давай поговорим о чем-нибудь другом. Почему ты решила вступиться за ту девушку вчера? Потому что она была беременна?

— Нет. Просто она сама еще ребенок, и за нее некому было заступиться.

— Если ты все же решишься открыть приют, это сильно изменит жизнь таких, как она.

— Но тогда будет уже поздно помогать ей. Ребенок родится со дня на день, а значит, появится еще одно бесприютное дитя.

— Тебя именно это тревожит?

— Нет, — ответила она.

Ее настроение испортилось при воспоминании, как ей самой было страшно и одиноко, когда она оказалась в подобной ситуации, в том же самом возрасте.

— Расскажешь мне?

— Нет. Ты этого не поймешь.

— Попробуй объяснить, — сказал он. — Может быть, ты меня недооцениваешь?

Возможно ли это? Научилась ли она по-настоящему доверять ему, чтобы поделиться с ним таким секретом?

— Как-нибудь попозже, — сказала она. — Не сегодня.

— Ну ладно, — не стал настаивать он. — Пойдем, мы будем нить кофе в другой комнате.

— Давай я сначала помогу тебе убрать со стола.

— Ты хочешь посмотреть кухню, чтобы проверить, какой я, на самом деле, разгильдяй? — пошутил он.

Напряжение спало, и она рассмеялась.

— Как ты догадался?

— Ты все время забываешь, что я неплохо тебя знаю.

Со стороны они выглядели как семейная пара, которая вместе наслаждается ужином, прекрасным вином и получает простое удовольствие от компании друг друга.

Они были одни в уютном доме-крепости, с которым никого из них не связывали никакие дурные воспоминания. После кофе он повел ее осматривать дом, как и обещал.

Большая часть комнат не представляла опасности. Когда он продемонстрировал ей небольшой атриум в задней части дома, ее восторгу не было предела. Письменный стол в его кабинете вызвал у нее искреннее восхищение.

— Как красиво, — отметила Салли, проведя пальцами по гладкой кожаной поверхности. — Ты собираешься работать дома?

— Почему нет? По реорганизации компании куча дел.

Она посмотрела на рулоны проектов, теснившиеся в старой подставке для зонтов.

— Ты не рассказывал, в чем заключается реорганизация. Расширяешь собственность компании в центре?

— Зачем? Чтобы на меня набросились все жители Истридж-Бей за то, что я разрушаю историческое наследие? Нет, не это! — Он взял ее за локоть и повел через зал. — Но ты недалека от истины. Я планирую возродить северную часть города. По-моему, она тоже является частью истории, так же, как и здание Харрингтона или Башня Бертона.

Они направились к лестнице. С трудом сдерживая дыхание, когда поняла, куда она ведет, Салли спросила:

— Ты о том месте, где мы были вчера?

— Именно о нем. После закрытия рыбного завода, многие здания пришли в негодность. Просто позор. Сейчас там лачуги, где живут такие люди, как девушка, которую мы вчера повстречали.

— И ты хочешь снова превратить его в доходное предприятие?

Он открыл дверь в первую комнату, в коридоре верхнего этажа и сказал с укором:

— Салли, в твоих устах слово «доход» звучит как что-то грязное. Не обязательно так. Если деньги тратить с умом, они могут принести много пользы.

— Ты считаешь пользой выгнать бездомных людей из их единственного прибежища?

— Даже не пытайся затеять со мной ссору. — Он посторонился, пропуская ее в комнату. — Лучше подумай, как нам будет хорошо здесь вдвоем, когда ты решишь, что готова, и сможешь мне довериться.

Она хотела сказать, что доверие было разбито, и его не всегда возможно починить. Но тут она увидела фотографию, висящую над кроватью, и это окончательно сокрушило ее и без этого нестройный ход мыслей.

Это был ее портрет, сделанный во время их последнего лета. Она смотрит прямо в камеру, в широко распахнутых глазах — любовь и вера, на лице играет полуулыбка.

— Да, — тихо, с хрипотцой, произнес Джейк со своего поста у двери. — Это ты… в дни своей невинности.

— Я была не так уж невинна, — сказала она срывающимся голосом. — Мы уже год как были любовниками.

— И продолжали бы ими быть дальше, если бы не позволили другим людям встать между нами. Он приблизился сзади и взял ее за плечи. — Что тогда произошло, Салли? — спросил он, и оставил на ее шее теплый, трепетный поцелуй.

Она выдавила из себя:

— Тебе надоело возиться с неопытным подростком, и ты решил поискать что-нибудь более изысканное.

Она услышала, как он с шумом вдохнул воздух, почувствовала, как угрожающе напряглись его руки, и вот они уже развернули ее лицом к нему.

— Что я сделал?!

У него был настолько ошеломленный вид, что она почти уже начала сомневаться в своих словах. Почти!

— Ты стал встречаться с другой, — твердо сказала Салли.

— Наоборот! — Он покачал головой, как будто стряхивая туман, застилавший память. — Это ты нашла другого — того парня в Париже, старшего брата твоей соседки по комнате, который вызвался познакомить тебя с достопримечательностями и ночной жизнью города.

— Ночная жизнь… с Эмилем? — Она рассмеялась. — С чего ты взял, что между мной и Эмилем могло возникнуть что-либо романтическое? Он же католический священник. Его интересовали только религиозный позыв и французские художники семнадцатого века! Да, он мне показал город — многие музеи. И еще он познакомил меня с Никола Пуссеном, который, если тебе интересно, умер в семнадцатом веке.

Грохочущая тишина, с которой Джейк принял это откровение, звучала громче барабанного боя. Он отошел к окну, взялся обеими руками за раму и уставился в ночь.

Когда он, наконец, повернулся к ней лицом, Салли внутренне содрогнулась. Лицо белое, глаза темнее ночи, губы плотно сжаты. Не зная его, можно было подумать, что он не способен ни смеяться, ни улыбаться.

— Священник? — повторил он. — Это Пенелопа забыла упомянуть, когда радовала меня рассказами о твоих похождениях.

Разъяснения не требовались. Салли все поняла мгновенно, хотя восемь лет назад все случилось по-другому. Впрочем, тогда она еще была уверена, что Пенелопа ей подруга.

Накопившаяся в нем горечь, неожиданно нашла выход: Джейк взорвался, схватил со спального столика книгу и швырнул ее через всю комнату.

— Вот ведьма! — рычал он диким зверем. — Придушил бы собственными руками, если бы она уже не была в могиле!

— Виновата не только она, — прервала его Салли. — Это наша собственная вина. Если бы мы доверяли друг другу…

— Не оправдывай ее! — ревел он. — Не надо сваливать ее вину на нас!

— Почему бы нет? Если бы мы друг другу верили…

— Мы были детьми, черт побери! Если ты считаешь, что я не прав, посмотри на фотографию. Ты была моей единственной девушкой. Я был твоим первым… — в бессильном гневе, он ударил кулаком об стену. — Что мы знали о жизни?

— Видимо, совсем мало. Иначе повели бы себя по-другому. Но мы не можем вернуть все назад и изменить, так что придется забыть.

— Я так не считаю, Салли! Не в этом случае. Нельзя исключить из памяти прошлое из-за того, что воспоминания о нем слишком болезненны. Так ты ничему не научишься, и в следующий раз снова обожжешься.

— Вряд ли мне когда-нибудь будет так же больно. — Несмотря на смелые слова, ее голос дрогнул, когда она продолжила: — Когда мы встретились на Рождество, после моего возвращения из Франции, ты был так холоден. А та девушка, которая была с тобой… как ты смотрел на меня, как ты щеголял ею передо мной… Джейк, ты вел себя так, будто ненавидел меня.

— Конечно, я очень старался вести себя именно так. — В три шага, он пересек комнату к месту, где она стояла, и притянул ее к себе с такой силой, что у нее перехватило дыхание. — Но у меня ничего не получилось. То, что ты видела, милая, была не ненависть. Это была злость и уязвленное самолюбие. А девушка… — Он поцеловал ее в макушку, и еще крепче сжал в своих объятьях. — Это так, девушка, которая хотела приятно провести время.

— Она была такая хорошенькая, такая живая. Рядом с ней я почувствовала себя серой мышью. Бледной и неинтересной.

— Любимая, не смей сравнивать себя с другими женщинами! Это было просто развлечение, никто из нас не относился друг к другу серьезно. Она была мне нужна, чтобы отвлечься, чтобы забыть тебя.

— Вы были близки? — спросила она.

Он прижал ее лицо к своей груди.

— Какое это имеет значение теперь?

— Так были? — настаивала она.

Ей было необходимо знать.

— Да, — признался он со вздохом, — совсем недолго. Однажды ночью я назвал ее по ошибке Салли, и все закончилось. — Он отодвинулся на расстояние вытянутых рук, не выпуская ее, и взглянул на нее, изучающе: — Я не имею права задавать тебе такие вопросы, но все же… у тебя были другие мужчины?

— Нет, — ответила она, и по ее лицу покатились слезы. — После тебя я никак не могла впустить в свою жизнь других мужчин.

— Так впусти сейчас меня, — с жаром прошептал он, опуская ее перед собой на кровать и покрывая поцелуями ее глаза, щеки, губы. — Мы потеряли столько времени, Салли. Давай больше не будем терять ни минуты.

В его голосе звучала такая уверенность, и ей безумно хотелось верить, что они могут восстановить прежнее. Но он еще не все знал.

Как же она могла, находясь в здравом рассудке, до сих пор утаивать от него тот факт, что была беременна? Это ведь был и его ребенок тоже. Он должен знать правду.

Возможно, он не воспримет это известие спокойно. Скорее всего, оно его взбесит, и он не захочет больше ее видеть. Но лучше все рассказать до того, как она поддастся его порыву.

— Нам не стоит так торопиться, — начала она. — Сначала надо поговорить. Столько всего произошло…

— Разговоры подождут, — пробормотал он и положил ее на спину, а сам смотрел на нее так, словно не мог наглядеться. — Прошедшие года можно стереть только одним способом. Мы должны слиться воедино. Я хочу чувствовать твою кожу, Салли. Я хочу видеть тебя всю. Я хочу уснуть, обнявшись с тобой, и проснуться утром возле тебя. А больше всего, мне хочется растворяться в тебе снова и снова, потому что только так, я смогу забыть, каким был дураком.

От его слов, поцелуев она потеряла осторожность, а самое главное, волю к сопротивлению. Словно во сне, она чувствовала, что он снимает с нее блузку, сорочку, бюстгальтер. Его губы оставляли на коже пылающие следы, сливавшиеся в звездопад ощущений.

Его ласки были так знакомы. Быстрыми и легкими прикосновениями пальцев, губ, он открывал ее заново, пока острое желание не превысило грань, и не хлынуло на нее с беспощадностью, а ее плоть не стала молить о пощаде. Ее обдало влажным, разгорающимся жаром.

Но даже сейчас, она не могла забыть об укорах своей совести, и сделала еще одну попытку сбросить с себя этот груз.

— Ты бы отверг меня, если бы только знал…

— Ты думаешь, что я не хочу тебя, Салли? — простонал он.

В его голубых глазах сверкнул огонь, когда она инстинктивно, с чувством собственницы сжала его руку.

— Ты ведешь нечестную борьбу, — прошептала она.

— Я борюсь, чтобы победить, — ответил он. — Я борюсь за то, во что я верю, а верю я в нас.

— Много лет назад я тоже верила, но кое-что произошло, Джейк…

— Мы сделали ошибку, — сказал он, — но сейчас все исправим.

Она была покорена и настолько заторможена бездумным удовольствием, что не полностью сознавала, что он уже почти совсем раздел ее.

Она прижалась к нему, мечтая об одном — чтобы время повернуло вспять и ничто, и никто не стояли между ними. Он задал сумасшедший ритм, и она включилась в него, чувствуя с мучением, как ее несет к краю пропасти.

— Не уходи от меня, любимая, — пробормотал он, тяжело дыша и сопротивляясь приближению развязки, угрожающей полностью лишить его сил.

Она старалась, но, в конце концов, сдалась. Чувство вины лежало на ней слишком тяжелым гнетом. Она могла только остаться рядом с ним и проводить его туда, куда сама не могла попасть. Теперь она поняла, что уже не может быть так, как прежде.

Его дыхание замедлилось, и он поднял голову, чтобы посмотреть на нее.

— Тебя со мной не было, — сказал он, убирая с ее лица волосы. — Я растерял свои способности, Салли?

— Нет, — печально ответила она. — Это из-за меня. Я была слишком напряжена… слишком много мыслей в голове. Джейк, тем летом, которое мы провели вместе… кое-что случилось. Я должна была сразу рассказать тебе, но не сделала этого. Я думала, что смогу забыть, что все уже в прошлом, но сейчас, когда мы снова встретились, это терзает меня. Боюсь сказать, это может испортить…

Он поцеловал ее в уголки глаз, откуда струились слезы.

— Не бойся, — сказал он. — Нет ничего такого, чего ты не могла бы мне рассказать.

— Нет, есть, — ее голос сорвался на шепот, и она прильнула к нему.

Станет ли ей жить легче без тяжести молчания? Или она потеряет второй шанс обрести рай?

Он повернул ее лицо к себе и, когда она попыталась отвернуться, крепко удержал ее за подбородок, и ей пришлось смотреть ему прямо в глаза. Какой у него был прямой и бескомпромиссный взгляд.

— Посмотри на меня, Салли. Хватит упиваться своим горем, — жестко сказал он. — Если ты хочешь рассказать о ребенке, я все знаю. И уже давно.




Глава девятая


В первый раз было такое красивое весеннее утро. Солнечный свет разливался по гладкому деревянному полу кухни, кофеварка тихо шумела в унисон с щебетанием птиц в кормушке за окном, а Джейк готовил коктейль из шампанского и апельсинового сока.

— Нам надо ввести это в привычку. — Он поцеловал ее сзади в шею. — Ты переедешь ко мне, и мы будем счастливо жить здесь втроем.

— Втроем?

— Ты, я и вот это. — Он попробовал голландский соус, который она готовила для яиц по-бенедиктински, и, жмурясь от удовольствия, облизал губы. — Не волнуйся, этой ночью я принял меры предосторожности. Ты не беременна.

— Тогда мы тоже приняли меры, но, тем не менее, я забеременела.

— Иногда такое случается. — Он погладил ее по голове. — Не надо изводиться из-за этого.

— Я так боялась, что ты разозлишься, когда услышишь.

— Сначала, я действительно был очень зол, — ответил он слишком мрачно, что ее сильно встревожило, — просто вне себя от ярости. Но я это пережил. Ты была юная, и тебе было страшно.

— А как ты узнал?

— Догадайся с трех попыток.

— Пенелопа! Ну, конечно же. — Она закатила глаза. — И зачем я спросила?

— Если бы она рассказала вовремя, а не после того, как все случилось, я был бы с тобой, и тебе бы не пришлось справляться с этим в одиночку. Но она поступила иначе. И ты тоже ничего не сказала. Так что я не вижу смысла ворошить эту тему сейчас, спустя столько времени.

В его голосе опять прозвучала жесткая и холодная нотка, и она бросила тень на солнечное утро.

— Но ведь это был наш ребенок, Джейк, — мягко произнесла она. — Крохотный человечек, зачатый в большой любви, как и должны появляться дети. Как мне хотелось бы, чтобы все случилось по-другому. Наверное, если бы я пришла к тебе…

— Но ты не пришла. — Он резко повернулся и начал усердно проверять ветчину и булочки, разогревающиеся в духовке. — Забудь об этом, Салли. Я забыл.

— Ты серьезно? Ты говоришь как…

— Даже если мы до отвращения наговоримся на эту тему, мы все равно не сможем переделать прошлое, — отрезал он.

Он был прав. Ей надо было идти дальше — теперь, когда ее совесть была чиста, и между ними не было больше тайн, она чувствовала себя уверенно.

— Все готово, — сказала она, натужно улыбаясь.

К ее облегчению, он ответил весело:

— Тогда садимся есть! Надо восстановить силы после тренировки, которую ты устроила мне ночью. Кстати, мисс, я забыл сказать, что вы потрясающе выглядите сегодня утром.

— Да ну, нет!

Ее волосы были еще сырыми после душа, она была в его рубашке, босиком. Не слишком романтично для начала дня или для встречи с возлюбленным за завтраком.

— Ты покраснела, — язвительно сказал Джейк. — Дорогая, не следует становиться напротив солнца. Все, что ты так пытаешься спрятать, просвечивает под рубашкой, и я начинаю сходить с ума. Может, нам отложить завтрак и продолжить беседу в спальне?

— После того, как я батрачила у плиты, готовя тебе еду? Ни за что!

Она полила соусом яйца и поставила тарелки перед ним.

Он отнес тарелки на стол, сел напротив нее и коснулся своим стаканом ее стакана.

— Спасибо за ночь, Салли. То, что ты осталась, много значит для меня.

— Для меня тоже. Хотя я думаю, что не смогу теперь смотреть в глаза твоей теще.

Эти слова были большой ошибкой. Так же быстро, как до этого он наполнялся теплотой и нежностью, его голос мгновенно стал холодным.

— Моей тещи это не касается. Она не имеет никакого отношения к нам, и, в частности, к тебе или тому, что ты делаешь.

— Не совсем так. Она входит в комитет подготовки торжества, и я не могу избегать ее. В последние недели мы видимся довольно часто.

— Я не знал, — сказал он с искренним удивлением. — Она третирует тебя?

— Не особенно. Она немного смягчилась, видимо потому, что я не спорю и делаю, что велят. Вообще, я вношу свою лепту и стараюсь лишний раз не попадаться ей на глаза.

— В этом вся Колетт. Она любит командовать.

— Следует отдать ей должное, Джейк. У нее есть недостатки, но она замечательный организатор. К тому же, она так отвлекается от своего горя.

— Я полагаю, она просто убивает время, — сказал Джейк с иронией. — А что она будет делать, когда вся эта суета закончится?

— Вряд ли она об этом задумывалась. Я думаю, что она, как и все мы, живет настоящим моментом. Ты придешь?

— На торжество? — Он задумчиво посмотрел на коктейль. — Я не планировал, но, если ты туда собираешься…

— Правда, мы не должны быть вместе.

— Ты хочешь сказать, будем притворяться, что не общаемся друг с другом?

Она попыталась рассмеяться, но он действительно не понял, что в этом забавного.

— Не нужно заходить так далеко. Будем вести себя как воспитанные люди, а для публики меня будет сопровождать брат Тома, Френсис.

— И ты думаешь, что я с этим смирюсь? Еще чего!

— Ты должен! Чтобы избежать ненужной критики и сплетен. И потом, всего лишь несколько месяцев назад…

— Я похоронил свою жену. Я знаю, я устал это слышать. Мне жаль, что Пенелопа умерла, пойми меня правильно, но я не жалею, что ее нет со мной. Честно говоря, этот фарс с трауром очень неубедителен.

— Но люди ждут от тебя именно этого.

— Какие люди? — взорвался он, швырнул на стол вилку с ножом и отодвинул свою тарелку с незаконченным завтраком. — Не те, среди которых я провел весь прошлый год! Там у людей не было роскоши соблюдать приличия, и если я чему-то у них научился, так это тому, что жизнь слишком ценная вещь, чтобы ее откладывать, и чертовски короткая, чтобы терять время даром.

— Я не говорю, что это навсегда, Джейк.

Она решила унять его гнев и предоставить убедительные доводы.

— Тогда насколько? Полгода? Год?

— Где-нибудь около двух, да.

— И тебя это устраивает? — Он взглянул на нее с возмущением. — Может быть, ты и готова встречаться тайком столько времени, а я нет. По мне, лучше встречаться в открытую, и плевать на разговоры и осуждение.

— Я не смогу, — сказала она с тоской. — Я хочу, чтобы люди принимали меня. Мне надоело быть отверженной.

— Что, по-твоему, Салли, для этого нужно сделать? Ходить по улицам в дерюге, посыпать голову пеплом и просить у всех прощения за то, что ты нормальная женщина с нормальными женскими потребностями?

— Видимо, я не стала лучше с тех пор, когда боялась опозорить семью и стать матерью-одиночкой.

— Ты не единственная, кто дорого за это поплатился. Женщинам, в некоторых отношениях, больше везет, по крайней мере, никто из мужчин не появится у нее на пороге и не скажет: ты знаешь, а у нас мог быть ребенок! Как тебе это нравится?

— Что за гадости ты говоришь?

— Я вижу, — горько сказал он, — что чужое мнение для тебя важнее, чем мое. И мне хочется спросить тебя, ты действительно хочешь, чтобы мы были вместе?

— Я же не сказала, что не хочу. Пожалуйста, не искажай мои слова! Неужели ты думаешь, что я осталась бы у тебя на ночь и занималась бы с тобой любовью, если бы мне не были так дороги любые мелочи, связанные с нами?

— Не надо задавать мне вопросы! Я уже начинаю думать, что встретился с незнакомкой. Ты никогда не заботилась о том, чтобы всем нравиться.

— Просто я повзрослела. — Она решила попытаться наладить мост через трещину, которая начала образовываться между ними, и потянулась через стол к его руке. — Еще полтора месяца назад, мне даже в голову не приходило, что я однажды проснусь в постели рядом с тобой. Я не думала, что могу так сладко спать и буду счастлива не просыпаться никогда, если в будущем меня не будет ждать ничего замечательного. Неужели я похожа на женщину, потерявшую вкус к жизни?

— Да, пока у тебя будут водиться черные, грязные тайны.

— Но Джейк! — вздохнула она. — С нашей стороны будет оскорблением открыто демонстрировать наш роман, в то время как Бертоны пребывают в трауре.

— Вот как ты это называешь — роман? А я-то считал, что это безграничная, бескорыстная любовь.

— Это шантаж. — Салли была потрясена. — И я не собираюсь на него поддаваться.

— А если я откажусь участвовать в обмане?

— Значит, мы зашли в тупик, — сказала она, ее голос дрожал.

— Так мы о чем-нибудь договоримся?

— Это была большая ошибка.

— Это? — В его голосе прозвучало презрение. — Ты сейчас говоришь о яйцах на завтрак, Салли, или о сексе, который у нас был ночью?

Не позволяя отчаянию выбить ее из колеи, Салли произнесла с превосходным самообладанием:

— Изменилась не только я, Джейк. Ты тоже стал другим. Я полюбила уравновешенного, доброго человека, способного к состраданию. У тебя не осталось ни одного из этих качеств.

— Прости, что разочаровал тебя, — сказал он с упреком. — Видимо, притворство — это твоя стихия, а не моя.

— Дело не в притворстве…

Он пожал плечами в ответ на ее возражение.

— Неважно, как это называется, для меня сущность все равно не меняется. Устраивать спектакль на публике, делать вид, что мы едва знакомы, — нечестно, как ты это не назови.

— Вчера ты говорил другое. Вчера ты сам был настроен хранить нашу связь в секрете.

— Считай, что это был акт отчаяния человека, который заблуждался и думал, что ему нечего терять. Извини, Салли, но я четыре последних года жил во лжи, это более чем достаточно для любого человека. Я больше не могу.

— Ну что ж, полагаю, что беседа подошла к концу.

— Постой, — сказал он с удивительным безразличием. — Если хочешь дождаться темноты, боишься, что тебя увидят при свете дня, можешь остаться здесь, но уверен, что ты меня простишь, если я не составлю тебе компанию.

— И не думала просить тебя об этом, — ответила она. — Я уеду сейчас, и с превеликим удовольствием. Оставаться здесь слишком рискованно.




Во второй половине дня, с океана пришел дождь и лил целую неделю, лупил каплями с такой злостью, что только что открывшиеся нарциссы не могли ему сопротивляться и были прибиты к земле, цветки лежали в грязи. Все опять повторилось, думала Салли. Как только она почувствовала, что может свободно обходиться без Джейка, так сразу оказалась с ним в постели, и как же быстро ей пришлось об этом пожалеть!

Между ними не было тайн, ни одного вопроса, оставшегося нерешенным. Как и раньше, в нем было столько любви, страстности, силы, что она легко закрыла глаза на другие черты его характера, проявившиеся только теперь.

Они беззаботно болтали, заполняя пробелы, накопившиеся за годы их разлуки.

— А как относилась Пенелопа к тому, что ты хранил мою фотографию? — спросила она.

Он обнимал ее, а ее голова лежала у него на груди.

— Она не знала. — Его пальцы побежали вниз по ее спине, и у нее перехватило дыхание. — Я и забыл, что она у меня. Нашел, когда упаковывал вещи для переезда из старого дома. Она была в старом учебнике, еще с колледжа. Тогда у тебя волосы были длиннее. Когда ты их обрезала?

— Когда поехала в Калифорнию. Мне хотелось начать все сначала, чтобы ничто не напоминал мне о том, что осталось позади.

Он накрутил одну прядь себе на палец. Легко потянул за нее.

— Ты меня забыла?

Она перевернулась на спину, ликуя от чувственных, дразнящих соприкосновений их тел.

— Я старалась, но тебя нелегко забыть.

— Тебя тоже.

И в сладострастии и самоотречении, они снова слились в любви.

Но это все было мечтой, миражом, рассеявшимся при первых лучах нового утра. Совсем скоро она осознала, что они с Джейком жили разными жизнями намного дольше, чем были вместе, и что она с головой окунулась в игру с чужим, а отнюдь не близким ей человеком.

Мальчик стал мужчиной, а по пути приобрел жесткость, нетерпимость и злость, которые ей были незнакомы. А что еще хуже — она предчувствовала это заранее и все же сдала свои, хорошо укрепленные, позиции. Глупо поддавшись наваждению, она пропустила его внутрь к своему сердцу.




Чувство стыда было настолько мучительным, что Салли снова стала думать о побеге. Но вместо этого, лишь стиснула зубы, загнала поглубже свои переживания, чтобы окружающие не догадались, и продолжала подготовку к торжеству. Она также строила планы на будущее, зная, что после окончания этой работы, ей понадобится новая реальная цель.

Идея открыть приют для подростков, уже несколько недель зревшая где-то в мозгу, потребовала срочных мер, когда она услышала, что планы Джейка Харрингтона привести в порядок район складов достигли такого развития, что десятки бездомных подростков вот-вот должны были оказаться без крыши над головой. Салли изучила возможность покупки заброшенного монастыря на другом берегу реки, обнаружила, что осилит запрашиваемую цену, и осмотрела место.

Месторасположение было идеальным: спокойным, красивым и довольно далеко от неблагополучного района, на который большинство обеспеченных жителей города закрывали глаза.

Она поговорила с юристом, вместе они разработали предложение, которое он и представил на рассмотрение в Совет. В конце мая, Салли получила разрешение на воплощение в жизнь ее планов, и совершила покупку.

Семье она сообщила эту новость за обедом, в доме ее сестры во вторник, перед торжеством.

— Мы так гордимся тобой, — сказал отец.

Маргарет, как обычно, видела одни лишь недостатки.

— Надеюсь, что кусок, который ты отхватила, тебе по зубам, — проворчала она. — Люди, для которых ты стараешься, стали бездомными не без основательных причин. У тебя там соберутся воры и убийцы.

Удивительно, но Том не разделял сомнений жены.

— Маргарет, я думаю, она взялась за достойное дело, — сказал он.

В разговор включился Френсис, брат Тома.

— У меня есть контакты с поставщиками. Я с радостью сведу тебя с ними, если захочешь.

Какой же он был симпатичный, тактично держался в тени — ничего общего с напыщенностью, свойственной Тому, — и по-своему очень привлекательный. Чем больше она его узнавала, тем больше он ей нравился. Наверное, существует жизнь без Джейка Харрингтона, к такому выводу пришла она.

Салли, все время, была так занята, что не нашла времени подыскать наряд для торжества. Но, наконец, выкроив день, она уговорила мать пройтись с ней по магазинам. Почти сразу они нашли то, что требовалось, — платье, только что привезенное из Европы. Без бретелек, из белого шифона, расшитого шелковыми розами. Полупрозрачная ткань струилась почти до пола, с одной стороны, и доходила до середины щиколотки, с другой.

Покупку решили отметить в ресторанчике.

Мать внимательно смотрела на Салли.

— Я давно не видела тебя такой счастливой. У тебя из глаз ушла грусть.

— Хождение по магазинам может преобразить любую женщину.

— Дело не в магазинах, Салли, и мы обе это знаем. Сейчас ты вся светишься изнутри.

— Просто теперь я нахожусь в мире с самой собой.

— Ты можешь рассказать, почему тогда сбежала? Мы с отцом всегда считали, что это произошло из-за того, что расстроились ваши с Джейком отношения. Но я часто задавала себе вопрос: быть может, на то была еще какая-нибудь причина?

— Да, была. — Салли помолчала. — У нас был не просто юношеский роман, мама.

— Я знаю. Вы были близки.

Салли посмотрела на мать с удивлением и встретила ее взгляд, полный любви и понимания.

— Как ты узнала?

— Даже если бы об этом не судачил весь город, надо, было, быть совершенно слепой, чтобы не догадаться, что между вами происходит. Но этим ведь не закончилось, правда?

— Да. Когда я оказалась в Париже, то обнаружила, что беременна.

— Боже! Моя бедная девочка! — В глазах матери блестели слезы. — Я думала, что такое могло случиться. Почему же ты мне ничего не сказала?

— Вскоре, после приезда, я потеряла ребенка. Не было смысла вешать на тебя проблему, в которой ты все равно не могла бы помочь.

— Ты, наверное, была напугана.

— Да, и еще мне было стыдно. Я подвела тебя. Ты дала мне все, о чем только можно мечтать, любовь, защиту, свободу, — а я так тебе отплатила.

— Родительская любовь не означает оценку всего, что делает ребенок, Салли. И потом, ни я, ни твой отец не были такими безупречными родителями, как тебе кажется.

Салли слегка пожала плечами.

— Что было, то было. Что ни делается, все к лучшему. Мы с Джейком не подходим друг другу.

— Ты уверена?

— Я долго в этом сомневалась, но не теперь. Прошло восемь лет, мама, время не стоит на месте. Мы повзрослели каждый сам по себе. Наши пути разошлись.

— Он наделал много шума в деловых кругах, хочу тебе сказать. Он с рвением претворяет в жизнь свои амбициозные планы.

— Это меня не удивляет. Он всегда был прямолинейным и никогда не признавал полумеры. Я рада, что он нашел выход для своей энергии. Желаю ему успеха во всем и надеюсь, что он сможет реализовать себя в гражданской жизни.

Она говорила с большим убеждением, потому что искренне верила в каждое свое слово.




Идеи Салли по украшению зала, в реальности превзошли ее самые смелые ожидания. Километры струящейся ткани «вишня в цвету» закрыли стены, свисали с потолка. Сотни звездочек из тонкой фольги сверкали на сооруженном настиле для танцев в свете огромной старинной люстры, найденной на чердаке одного из самых старых домов города. Воздух благоухал ароматом гардений и роз. На столах, накрытых льняными скатертями, светились розовые и белые свечи.

— Ты сотворила невозможное! — восклицали одни.

— Сказочная красота! — восторженно вздыхали другие. — Невероятно!

Даже Колетт Бертон удостоила ее кивком головы.

— Очень симпатично, — пробурчала она, проходя мимо. — И платье у тебя миленькое, дорогая. Мы можем гордиться тобой.

Невольно услышав эти слова, Френсис сказал:

— Хочу заметить, что я целиком поддерживаю это мнение. В этом зале ты самая красивая, Салли. — Он предложил ей руку. — Может, пройдемся, пока не сели за стол? Я хочу убедиться, что никто не похитит тебя у меня, предложив более высокую цену за танец с тобой.

— Скажи, что шутишь! — воскликнула она. — Мы предложили всем леди, которые участвовали в организации этого мероприятия, продавать свои танцы, чтобы собрать побольше денег, но вряд ли кто-нибудь этим заинтересовался.

— Пойдем, сама увидишь, — ответил Френсис. — Эта идея вызвала бурный интерес и всем так нравится, что, наверное, это станет традицией. Кажется, у меня есть соперники, — заметил он, посмотрев на ее карточку, поставил под последней ставкой свою цифру и расписался. — Придется дорого заплатить за удовольствие.

Салли потеряла дар речи, когда увидела суммы, которые мужчины собирались потратить. И такие суммы стояли не только в ее карточке. В других они были такими же.

— Ну, кто в здравом рассудке заплатит две тысячи долларов за пять минут вальса? — выпалила она. — Это ненормально, Френсис!

— Если только дело не касается благотворительности, — напомнил он ей. — Тем более, если у желающих заплатить, карман не опустеет без такой суммы. А вечер только начинается. — Френсис намеренно пожал ей руку сильнее, чем обычно. — Кто знает, что еще ожидает нас?

Она точно не знала! Но когда ей пришлось вспомнить, что бдительность никогда не бывает излишней, уже было невозможно избежать человека, наблюдающего за ней через весь зал, и тем более проигнорировать женщину, вцепившуюся ему в руку, словно она чего-то боялась.

Салли ее понимала. Вид Джейка в белом галстуке и фраке, мог заставить любую женщину остановиться и дважды оглянуться на него.

— Что с тобой, Салли? — спросил Френсис, внимательно оглядывая ее. — Ты вдруг вся побледнела.

Она сильно сжала кулаки, так что на ладонях остались следы от ногтей.

— Со мной все хорошо.

На самом деле, все как раз наоборот. У нее все мысли смешались из-за Джейка. Зачем он пришел и разрушил ее иллюзии?

Простое желание, чтобы и он, и его подруга испарились как дым, не могло помочь. У Салли не оставалось выбора, и, хотя ей очень хотелось поступить иначе, она нацепила улыбку на лицо и встретила ситуацию с высоко поднятой головой.




Глава десятая


Он явился подготовленным, знал, что рано или поздно они столкнутся, и был уверен, что достоинство не покинет его и ей придется пожалеть, что она не смогла избежать встречи.

Боже, он ничего не знал про себя! В ту минуту, когда он увидел Салли, его мозг отказался соображать, а язык прилип к небу.

— Привет, — сдержанно произнесла она, зафиксировав свой взгляд в точке за его левым плечом. — Я так рада снова видеть тебя.

— Тоже рад тебя видеть, — ответил он.

Тут же потеряв к нему интерес, она переключила свое внимание на Урсулу.

— Кажется, мы знакомы. Мы могли раньше встречаться?

— И не один раз, — сказала Урсула. — Мы ходили вместе в школу, Салли. Девятый класс. Я Урсула Раштон. Правда, когда мы были знакомы, я носила фамилию Филипс.

— Ну, конечно же! Как же я забыла. — Она одарила Урсулу самой обаятельной своей улыбкой, потом указала рукой на, стоявшего рядом с ней, мужчину. — Хочу представить тебя моему очень хорошему другу, Френсису Бейли. А это, кстати, Джейк Харрингтон, Френсис. Мы с ним тоже вместе учились.

— Я бы даже сказал, больше чем учились, — съязвил Джейк и пожал молодому человеку руку. — Когда-то Салли считала меня тоже… очень хорошим другом.

На мгновение она посмотрела ему прямо в глаза и сказала:

— Ты прав, когда-то действительно было так.

Он выдержал ее взгляд.

— Но время не стоит на месте, правда, Салли?

— Да, действительно. — Она глубоко вздохнула и улыбнулась своему спутнику. — А теперь нам надо идти и найти остальных из нашей компании. Да, Френсис?

— Конечно, — ответил тот.

Она взялась за руку Бейли и повернулась к Урсуле.

— Приятно было с тобой поговорить, Урсула. Еще как-нибудь увидимся. Приятно провести время.

— Все понятно, — произнесла Урсула, глядя вслед Салли. — Столько лет прошло, а ты все никак не можешь успокоиться и забыть Салли Уинслоу.

Джейк ответил с горечью в голосе.

— Нет. Взаимности между нами больше не существует. Но старые привычки не умирают так быстро, ты сама это знаешь.

Она бросила последний взгляд на удаляющуюся фигуру Салли.

— Не могу не позавидовать. Ни один мужчина не может устоять перед ней. Ты видел, как Френсис на нее смотрел?

— Видел, — мрачно процедил он.

— Что в ней есть такого, чего нет во мне, Джейк?

— Не знаю.

Но он намеревался это выяснить до того, как вечер завершится.




Хотя имена выигравших хранились в секрете до тех пор, пока оркестр не начал играть последний тур в этот вечер, аукцион закрылся только перед самым ужином. За это время Салли более или менее пришла в себя.

Самое большое событие вечера состоялось ближе к полуночи. Женщин, чьи имена стояли в карточках, вызвали на подиум, где они должны были встретиться с партнерами.

Карточка Салли была в числе последних. Френсис так следил за ставками, что постарался заплатить после всех, поэтому она не обратила внимания, что люди стали расступаться перед кем-то, идущим от боковой двери. Она уже была на половине пути к Френсису, но тут ей пришлось остановиться, так как ведущий объявил, что она танцует с капитаном Джейком Харрингтоном.

— Не может быть, — крикнула она. — Он уехал несколько часов назад.

Ведущий указал жестом в другой конец зала.

— Он вернулся, чтобы получить приз, — ответил он, и Салли, охваченная тревогой и раздражением, увидела, что к ней сквозь толпу направляется Джейк.

— Милая, перестань смотреть, как будто тебе за шиворот метлу засунули, и улыбнись, — пробормотал он, подойдя совсем близко. — Они играют нашу песню.

— Надеюсь, что это стоит тех денег, которые ты заплатил, — произнесла она тихим, злым голосом. — Но имей в виду, мне это, ни капли, не нравится.

— Думаю, что нравится, — ответил он. — Ты вся вибрируешь и, наверное, мечтаешь, чтобы я заглянул тебе в декольте. Но это ни к чему, я и так уже знаю, на чем держится этот тонкий шелк.

— Прекрати!

— Ты не очень дружелюбна. Мы ведь когда-то были хорошими друзьями. Разве, не так? Салли?

— Мы и сейчас могли бы быть ими, если бы ты не был так сосредоточен на себе и думал о других тоже.

— Неправда, — мягко сказал он. — Я следил за твоим последним предприятием с большим интересом.

— Что ты хочешь сказать?

— Я хочу сказать, что очень тобой горжусь. Ты хочешь помочь детям, которые никогда не знали ни роскоши, ни привилегий, к которым мы с тобой привыкли с детства.

— Да, кто-то должен за них заступиться. И насколько я знаю, ты не собираешься этого делать. Неужели ты не можешь подождать, пока у меня все будет готово, и не выгонять их из твоих драгоценных складов?

— Я это делаю для их же блага. Половина этих зданий представляет смертельную опасность. Так что, Салли, не настолько уж я занят собственной персоной.

— Я не хотела обвинять тебя в этом.

Оркестр сменил темп и заиграл что-то медленное и романтичное.

Забывшись, Джейк провел рукой вверх по ее спине.

— Нет? — спросил он. — Наверное, я неправильно понял.

Решив не поддаваться потоку уверенности, исходящему от него, она сказала:

— Ты делаешь это из своей гордыни.

— Не понимаю, о чем ты.

— Все ты понимаешь! Ты даешь волю своим рукам на глазах у всего зала только для того, чтобы потешить свое «эго».

— Ты действительно так думаешь?

— Да, — прошипела она. — Ты прекрасно знал, что я собиралась танцевать с Френсисом, но ты и мысли не можешь допустить, что уступишь другому.

Он опустил руки и отошел от нее.

— Иди к нему, если ты так считаешь. Я не буду пытаться тебя остановить, если он тот, кто тебе нужен.

Она не хотела говорить правду, но не удержалась.

— Нет… не он, — призналась она дрожащим голосом проигравшего.

— Тогда я ему сочувствую. Он совсем потерял голову от тебя. Если тебе потребуется, он отдаст обе почки. Только попроси.

— Да, а тебе на меня наплевать, ты тут же нашел мне замену.

Он снова схватил ее обеими руками.

— Ты об Урсуле? Я просто сопровождал ее на вечере. Она только что развелась с мужем.

— Из-за тебя?

— Нет, Салли. Из-за другой женщины. Но разве я не могу подставить по-дружески плечо тому, кому трудно?

— А почему Урсула так рано уехала? Тебе отказали?

— Нет, милая. В борьбу со мной вступаешь только ты. Ее позвали домой, потому что ее ребенок заболел.

— Извини. Надеюсь, что ничего серьезного.

— Объелся клубникой на десерт, насколько я знаю. Почему бы нам не сменить тему и не поговорить о нас?

— Какой смысл? Мы больше не вместе. Ты очень ясно это показал в последний раз.

— Я потерял самообладание. Я пытался посмотреть на вещи твоими глазами, Салли, но чувства, которые я старался контролировать, неожиданно выплеснулись наружу и овладели мной.

Ее внимание было настолько поглощено его словами, что она даже не заметила, как он вывел ее из зала в сад, пока ее каблуки не начали увязать в траве, и она не сбилась с такта, по спине пробежала дрожь.

— Зачем ты меня сюда привел?

— Потому что я хочу поцеловать тебя, а тебе вряд ли бы понравилось, если бы я сделал это у всех на глазах.

— Я не хочу, чтобы ты меня целовал, — сказала она.

Его губы коснулись ее губ.

— Ну, зачем так, ведь мы оба не верим в это? — Добавив как можно больше решительности в голосе, она сказала:

— Я верю. И мне очень нравится жизнь без тебя.

— Неужели? — ответил он, не удержался и слегка провел языком по ее нижней губе. — А я ненавижу свою, в которой нет тебя.

— Ты ненавидишь, Джейк, — начала горячиться она, — когда что-то идет не по-твоему. Тебе не нравится, что я не прибежала назад и не стала молить дать мне еще один шанс, исправить наши отношения.

Он скользнул руками вниз по ее рукам, запустил пальцы в струящуюся ткань, взял ее за бедра и придвинул к себе.

— Ну, скажи, что ты не скучала по этому, — сказал он, в его хриплом голосе послышалась уверенность. — Попробуй еще раз сказать мне, что можешь жить без меня.

С невероятной скоростью, горячность ее негодования переросла в прожигающий, чувственный огонь. Она обмякла в его руках, подняла лицо и со вздохом ответила на его поцелуй.

Сначала этого было достаточно. Но только сначала. Затем вдруг проснулся страшный голод, неутолимое желание.

С глухим стоном неудовлетворенности, Джейк оторвался от ее губ.

— Здесь слишком много народа, даже для меня, — пробормотал он и потянул ее вниз, на лужайку, отгороженную от посторонних глаз решеткой, сплошь увитой глицинией.

Ей следовало возмутиться, начать сопротивляться. Вместо этого, она сдалась. Трава с редкими маргаритками была такая мягкая, благоухала по-летнему.

— Не хочется испортить тебе платье, — сказал он, прижимая ее к себе и перебирая складки ткани нервными движениями пальцев. — Мне не хочется сделать тебе больно. Но, Салли, я так хочу тебя, что боюсь, не смогу удержаться.

— Наплевать на платье, — прошептала она, забыв о другой опасности.

— Зачем ты его надела… У тебя такая кожа… — У него вырвался стон, он наклонил голову, чтобы нежно прикусить кожу на ее плече. — Салли, ты специально это сделала, чтобы помучить меня?

— Да, — сказала она. Правда сама выскочила, неизвестно откуда, и поразила ее. — Я хотела, чтобы ты обратил на меня внимание.

Он грубовато потянул лиф ее платья. Шелк недолго сопротивлялся, затем соскользнул, обнажив ее грудь.

— Этого ты тоже хотела? — прорычал он.

— Я хотела тебя! — кричала она в агонии. — Что бы я ни делала, кем бы я ни стала, я все время возвращаюсь к тебе! Но я не верила, что ты чувствуешь то же самое.

— Я знаю. — Он поднял голову, чтобы покрыть ее лицо легкими, как крылья бабочки, поцелуями. — Прости меня. Тогда мы оба подвели друг друга, но когда ты снова отказалась быть со мной в открытую, едва мы вновь обрели друг друга… черт возьми, Салли, во второй раз я не мог этого перенести.

Она плохо понимала его сбивчивую речь и подумала: может, он слишком много выпил или между ними просто отсутствовало взаимопонимание?

— Все, чего я когда-либо хотела, это быть с тобой, Джейк.

— Тогда пойдем ко мне домой, — попросил он. — Будем заниматься любовью всю ночь.

В ужасе она оттолкнула его руку и сдвинула ноги.

— Я не могу!

— Почему? — Вопрос повис в воздухе, напряженном от страсти.

— Потому что, — ответила она, поднимаясь на ноги, — это неправильно.

Он вытянулся на траве, раскинув руки, и закрыл глаза.

— Что же это такое, мы опять вернулись на то же место?

— Да, — сказала она, стараясь не слышать усталость в его голосе. — Здесь нас могут застать, например, мой спутник.

— Возможно, это было бы к лучшему. Он бы узнал, куда могут завести его отношения с тобой.

— Это было бы ужасно, я не хочу подвергать его такому унижению.

— Другими словами, он у тебя на первом месте.

— Причем здесь он? Это касается только меня. Мне нравится, когда ко мне относятся с уважением. Мне нравится, что я могу смотреть прямо в глаза миссис Бертон и знать, что она больше не настроена ко мне враждебно.

— Она получила неопровержимые доказательства того, какую жизнь вела ее дочь у всех за спиной, и понимает, что не может обвинять тебя в аварии.

— Мне неважно, что заставило ее изменить мнение. Главное, что это произошло.

— Очень достойно, Салли, ничего не скажешь. Скажи мне, на этой умильной картинке для меня найдется место?

— Только если мы сможем прийти к какому-нибудь компромиссу.

— Компромисс? Извини, что не понял твоего хода мыслей, когда ты решила избавиться от нашего ребенка. Если бы смог, то нашему сыну или дочери скоро уже исполнилось бы восемь лет, и этого разговора не было бы.

Она уставилась на него, не понимая.

— Что ты сказал?

— То, что ты слышала.

— Ты обвиняешь меня в том, что я… убила нашего ребенка? — Она еле-еле смогла произнести эти слова. — Ты это имел в виду секунду назад?

— Не думаешь же ты, что Пенелопа рассказала мне только половину истории? Она с большим удовольствием выложила мне все подробности, даже то, как нянчилась с тобой, потому что ты не хотела, чтобы родители узнали о твоем посещении врача в соседнем городе.

— Это неправда! — воскликнула она.

— Хочешь сказать, что не была беременна? Слишком поздно, Салли! В этом ты уже созналась.

— У меня случился выкидыш, я ни в чем не виновата!

— Естественно, — презрительно усмехнулся он.

— Ах! — Она прижала обе руки к губам. Его неприкрытый цинизм задел ее за живое. — Я уже поверила, что могу доверять тебе! Какая же я дура, подумала, что твои чувства ко мне сильны настолько, что преодолеют любое препятствие!

— Да, — с горечью сказал он, — я тоже так думал.

— Не веришь мне, проверь архив в больнице Святой Марии в Редфорде. Они точно не врут.

Видимо, он почувствовал в ее голосе правду, потому что секунду или две в молчании смотрел на нее таким пронзительным взглядом, что, казалось, мог просверлить им отверстия в ее голове. Затем с гримасой самоуничижения, от которой она вздрогнула, отвернулся и уставился на мерцающие огни кораблей, стоящих на якоре в гавани.

В стоящем воздухе поплыл его меланхоличный голос.

— Я привел тебя сюда посмотреть на этот вид в тот год, когда заканчивал высшую школу.

— Я помню.

— Ты все время плакала.

— Да.

— Ты сейчас плачешь?

— Да.

Прошло несколько мгновений, прежде чем он заговорил вновь:

— Почему у нас всегда все так трудно, Салли?

— Потому что мы слишком сильно любим, — рыдала она.

— Неужели? А может, мы никогда не любили достаточно сильно, чтобы безоговорочно доверять друг другу?

Ее охватило чувство безнадежности. У них всегда будет так: неудержимое, горячее влечение, всегда побеждающая яростная, безумная жажда, а потом — печальное сожаление.

Она оглядела свое платье, подол запачкан землей, изящная шелковая вышивка в пятнах от травы. Оно было безнадежно испорчено, так же безнадежно опустошены были они сами.

— Ты прав, — сказала она. — Мы никогда не любили.

— Сможем когда-нибудь научиться?

— Вряд ли.

— Куда же нам теперь идти?

— Никуда, — сказала она. — Карусель остановилась, Джейк. Пора выходить.




Глава одиннадцатая


— Нет, — ответил он. — Я отказываюсь сдаваться. Не допущу, чтобы победила Пенелопа.

Но в ответ раздалось только мягкое шуршание шагов, удаляющихся по мокрой от росы траве.

Ему потребовалось собрать в кулак всю свою волю, чтобы не броситься вслед за ней. Остаток разума говорил ему, что еще не время. Им обоим следует сначала оправиться от шока и боли.

Не все кончено, сказал он безмолвной ночи, совсем нет. Неважно, пусть на это уйдет еще восемь лет, но он ее вернет, так или иначе.

Не сиди без дела. Салли не помнила, чьи это были слова, но они стали ее девизом в последующие дни и спасли ее душевное спокойствие. Она занялась ремонтом монастыря и, если заглушить боль в сердце, все-таки, не удалось, нашла некоторое успокоение в поддержке, которая была ей оказана после того, как слух о ее стараниях разнесся по округе.

Разрешение на перестройку, она получила очень быстро. Все муниципальные инспектора, приходившие оценить масштаб требуемого ремонта, очень помогли, дав рекомендации, где можно найти самых лучших электриков, сантехников, каменщиков и плотников.

Зернышко идеи, пришедшей Салли в голову при встрече с бездомной девочкой, проросло, и хотя проект принадлежал ей одной, со временем он стал набирать силу, и все больше людей принимали в нем участие. Она это поощряла. Какая разница, кто являлся автором проекта? Главное, что у детей появится кров, где о них будут заботиться.

Единственное, что она не могла сделать, — это принять помощь от корпорации Харрингтона.

А самое главное, она не отвечала на звонки Джейка. Просто не могла. С нее достаточно. Слишком много страданий принесло ей знакомство с ним. Они перешли черту той ночью, когда он обвинил ее в том, что она избавилась от их ребенка, и на этот раз пути назад нет.

В эти трудные дни, Френсис оставался ее надежной опорой. В нем не было чрезмерного напора, свойственного Джейку, Он не ставил ультиматумов.

— Я хотел бы сказать, что люблю тебя, — сказал он, уговорив ее как-то раз после обеда немного отдохнуть и составить ему компанию на пикнике у реки, — но вряд ли ты хочешь это услышать, по крайней мере, от меня.

Он был добрым, внимательным, надежным, неназойливым, красивым — все, что нужно любой женщине, и даже больше. Ну почему этого было недостаточно, чтобы она тоже смогла полюбить его?

— Мне хотелось бы, чтобы это было не так, — грустно ответила она, — чтобы все было по-другому.

— Но все случается так, как случается. Не мы выбираем любовь, а она нас. Ложью ничего не добьешься, только накажешь саму себя. Лучше оставить все как есть, а не надеяться, что когда-нибудь сможешь полюбить.

— Но я не хочу терять твою дружбу. Она для меня все.

Он взял ее за руку, поцеловал в ладонь.

— Я буду с тобой до тех пор, пока тебе это будет нужно.




Наступил август, и с ним пришли осложнения, которых никто не ожидал. По побережью прошелся ураган, принес с собой штормовой ветер на целых три дня и затопил всю округу дождем.

Прежде чем шторм ушел вглубь материка, он вырвал с корнем столетний бук, серьезно повредив заднее крыло монастыря, и нарушив основную канализационную линию, идущую от дороги. В другом месте была пробита крыша. В результате, три комнаты на верхнем этаже залило водой.

Салли так надеялась, что приют будет готов в конце месяца, но обстоятельства заставили ее отложить официальное открытие, пока не будут решены все проблемы.

До конца месяца оставался один день. Она разбирала почту, когда услышала, что во двор въехал автомобиль. Подумав, что приехал кто-то из дилеров, занятых в ремонте, Салли не обратила на это внимания, но через несколько минут в коридоре раздались шаги. Подняв глаза, она увидела Джейка, стоящего в дверях и глядящего на нее.

Шок от встречи с ним был настолько силен, что она не могла двигаться. Нож для открывания конвертов выпал из рук и ударился об пол с глухим звуком. Она хотела нагнуться и поднять его, но не смогла. Была не в состоянии ни встать, ни убежать. В конце концов, она смогла издать какие-то хриплые звуки.

— Ты нарушаешь границы частных владений.

— Подай на меня в суд, — ответил он, пересекая комнату и наклоняясь над ней.

— Думаешь, не подам?

— Я думаю, что ты можешь делать все, что взбредет тебе в голову. Но ты не сверхженщина, и сейчас у тебя неприятности. Чего я не понимаю, так это почему ты принимаешь помощь от любых незнакомых людей, но не позволяешь, ни мне, ни моим рабочим сделать шаг на твоей территории?

— Сейчас ты уже дошагал до моего кабинета, Джейк, и я прошу тебя, его покинуть.

— Знаешь, Салли, — как ни в чем не бывало, сказал он, прохаживаясь по кабинету, словно по своим владениям, и разглядывая развешанные по стенам чертежи, я считал тебя умнее. Что важнее: должным образом организовать работу, и вовремя завершить ее или наказать меня за мои тяжкие грехи?

— Почему ты думаешь, что я не могу справиться с обеими задачами одновременно?

— Ты отрезаешь нос, чтобы досадить лицу.

— Это мой нос и мое лицо.

Он задумчиво посмотрел на нее.

— Может быть, — произнес, в конце концов, — но я люблю их такими, какими их создала природа. Я люблю тебя.

— Нет, не любишь! — закричала она. Все, что кипело у нее внутри и с трудом сдерживалось, вновь вырвалось на поверхность. — Разве может мужчина испытывать гнев и презрение к женщине, которую любит? Он не поверит в то, что она способна избавиться от его ребенка, просто потому, что кто-то ему так сказал. Он пойдет к ней и попросит рассказать правду и поверит всему, что она скажет.

— Салли, мы были молодые и наивные. Ошибки совершили мы оба.

— Прекрасно! Теперь мы квиты. Считай, что счет сравнялся, и убирайся.

— Мне жаль, что ты все восприняла таким образом. Я надеялся, что ты поймешь мое предложение о помощи правильно — это была попытка исправить отношения между нами.

— Пожалуйста, не надо! — К ней снова вернулись силы, и она вскочила со стула. — Ты думаешь, я не знаю, зачем ты пришел сюда на самом деле? Тебя нисколько не интересует, есть ли у меня проблемы. Единственная причина, по которой ты хочешь мне помочь привести это место в порядок, это то, что тебе не терпится избавиться от этих навязчивых детей, заполонивших твой бесценный склад.

— Ну что мне сделать, чтобы ты дала мне еще один шанс, Салли? — спросил он с горечью. — Броситься с ближайшей скалы?

— Можешь сгореть в аду, мне наплевать, — ответила она, упрямо отказываясь признаться себе, как же ей хочется поверить, что этот раз мог бы все исправить.

— Я уже горю, милая. — Он протянул руку, провел пальцами по ее щеке, вокруг рта и вниз по шее. — Для меня жизнь без тебя — ад.

Его прикосновение было легким, скользящим, но вызвало взрыв чувственности. Да, сейчас им обоим так легко поддаться искушению, но потом последует столько боли! Она это хорошо знала, они сами создали этот шаблон. За высоким экстазом всегда приходили, разрушающие душу, падения.

Поэтому она оттолкнула его и жестко сказала:

— Прекрати! Между нами все кончено, Джейк. Все закончилось уже давным-давно. Просто мы оказались несообразительными и не поняли это вовремя.

— Я никогда с этим не смирюсь.

— А я уже смирилась. Пожалуйста, не надо все усложнять, и так тяжело. Просто уходи.

— Скажи мне, что ты меня не любишь, — сказал он, гипнотизируя ее своим низким, захватывающим дух, голосом, — и я уйду.

Она глубоко вздохнула и собрала остатки самообладания.

— Я не люблю тебя.

Он пристально посмотрел на нее в поисках трещин в ее обороне, как будто его желания могло быть достаточно, чтобы заставить ее передумать.

Она выдержала его взгляд.

— Надеюсь, Салли, тебе не придется пожалеть о том, что ты сказала, — наконец, произнес он.

Когда человек не может оставаться наедине со своими мыслями, и боится задуматься о завтрашнем дне, существует только одно средство — загрузить себя работой до такой степени, чтобы ночью валиться в кровать практически в коматозном состоянии. Видимо, именно так можно объяснить то, что в середине сентября, в половине третьего ночи, Джейку понадобилось некоторое время, чтобы понять, что разбудивший его звон шел не от будильника, это звонил телефон.

— Алло? — невнятно буркнул он, проводя рукой по волосам.

Звонили из полиции. На одном из его складов случился пожар.




Дни были ужасными, ночи еще хуже. Она приходила домой такая уставшая, что быстро готовила что-нибудь легкое на ужин, к девяти часам уже забиралась в постель и тут же засыпала. Потом она просыпалась около часа ночи с мыслями о Джейке и не могла уснуть до четырех, иногда до пяти часов утра.

Как-то раз ночью, в середине сентября, всего за два дня до открытия приюта, она обдумывала, не выключить ли телевизор и не отправиться ли наверх, как черно-белый фильм вдруг прервался и на экране возник репортер с микрофоном в руке.

На заднем фоне творился хаос. Территория была забита пожарными и полицейскими машинами, фургонами «Скорой помощи». Позади, языки пламени лизали крышу здания. Люди бежали в разные стороны как сумасшедшие, либо собирались в объятые ужасом группы. В ночи ревели сирены, заглушая слова репортера.

Впрочем, ей не требовалось слышать, что он говорил. Она узнала место, а то, что происходило, не нуждалось в комментариях. Один из складов, недавно приобретенных корпорацией Харрингтона, растворялся в дыму. Она также узнала человека слева и девушку, которую он крепко держал и изо всех сил старался успокоить.

С тяжелым чувством Салли догадалась, почему девушка — уже не беременная — вела себя как безумная, и почему мужчина смотрел на горящее здание с таким беспокойством. Ее охватил ужас, какой ей никогда прежде не приходилось испытывать.

Она совершенно не помнила, как оказалась в машине и сколько времени гнала по пустынным в этот час улицам. Она ощущала только жуткое, удушающее чувство страха того, что может обнаружить, добравшись до места.

Девушку она нашла сразу. Бедняжка билась в истерике, ею занимались врачи «Скорой помощи».

— Ее зовут Лайза, — сказал Салли водитель. Он кивнул головой в сторону здания в огне. — Она и другие подростки жили здесь несколько месяцев. Наверное, развели костер, чтобы ночью было теплее, но устроили его слишком близко от штабеля сухого дерева. Проснулись, увидели, что все в дыму, и успели выскочить. Только вот несчастье, у нее ребенок, маленький мальчик. В панике она решила, что ее подруга подхватила его. А малыш все еще где-то там.

Этого Салли и боялась.

— Но ведь кто-то пошел туда за ним, правда? Они ведь не стоят здесь без дела?

И тут она узнала, что даже самая скверная ситуация может стать еще хуже.

— Да, один действительно прыгнул туда. Ненормальный, хозяин этого места, протаранил заграждение и бросился внутрь.

— Вы хотите сказать — Джейк Харрингтон? — спросила она, не узнав собственный голос. — И никто не пытался его остановить?

— Никто не смог. Он был как обезумевшее дикое животное.

У нее вырвался отчаянный, гневный вскрик. Человек посмотрел на нее с сочувствием.

— Вы так переменились в лице. Кто-нибудь из ваших знакомых?

— Знакомый, — еле выговорила она и взмахнула руками, колени ослабели.

— Боже! — Он успел ее поймать, прежде чем она приземлилась. — Лучше посидите в машине с мамашей, и будем ждать новостей.

— Нет, мне нужно быть там, когда он выйдет, — прошептала она, ее глаза искали знакомое, любимое лицо.

— Посмотрите на себя, — ворчал водитель. — Ваш наряд не подходит для такой ночи, как эта. На вас даже и обуви нормальной нет.

Его беспокойство было справедливо, но Салли отключилась от него. Находясь в плену своего собственного кошмара, она слышала только свой голос, вернувшийся, чтобы снова потрясти ее. Он повторялся эхом в ее опустевшем мозгу.

Можешь сгореть в аду, мне наплевать… сгореть в аду…




Глава двенадцатая


Она нашла одеяло. Завернулась в него вместе с убитой горем девушкой, они прижались друг к другу, два чужих человека, оказавшиеся рядом в бездонной яме безнадежности. Обе молились в голос о том, чтобы случилось чудо, чтобы и малыш, и взрослый мужчина, рискующий своей жизнью ради него, остались живы.

Время отмерялось ударами сердца — непрекращающаяся гонка бесконечными кругами, подгоняемая уничтожающими словами, которые Салли ему наговорила. Ни одно из них не было правдой, они были нужны, только чтобы причинить боль.

Тебе не терпится избавиться от этих навязчивых детей, заполонивших твой бесценный склад… считай, что счет сравнялся, и убирайся… между нами все кончено…

И самая отвратительная ложь: я не люблю тебя!

— Я не хотела, Джейк! — шептала она. — Я всегда буду тебя любить. Пожалуйста, вернись, я тебе все скажу… докажу…

В толпе раздался крик. Боясь узнать, в чем дело, и боясь оставаться в безвестности, она обхватила девушку, почти силой вытащила ее из машины и подошла к водителю.

— Из здания кого-то вынесли, — сказал он.

Кого-то?

Она бросилась было вперед, горя желанием все выяснить, но водитель успел ее схватить.

— Ты только будешь мешать, — объяснил он, — останься здесь, пусть специалисты делают свою работу. Мы совсем скоро узнаем, как обстоят дела.

— Это мой ребенок? — жалобно спросила Лайза. — Они нашли моего мальчика?

— Будем надеяться, дорогая, — ответила Салли. И хотя она вытягивала шею и напрягала глаза, чтобы разглядеть, что там происходит, все, что она увидела, так это санитара «Скорой помощи», бегущего к машине. Только когда он подбежал поближе и стал слышен плач ребенка, она поняла, что у него в руках маленький сверток.

Он залез в машину, завернул ребенка в одеяло и надел ему на худенькое личико кислородную маску.

— Тебе повезло, — сообщил он рыдающей матери. — Кажется, с ним все хорошо. Ожогов нет, только пара царапин и синяков. Он лежал на полу, и это его спасло, чем ниже, тем меньше вероятности задохнуться от дыма. Но нам придется его проверить, чтобы точно убедиться. Прыгай в машину, милая. Прокатимся.

Вспомнив о Салли, топтавшейся в волнении позади машины, водитель спросил:

— А парня, который бросился за ним, ждать будем?

— О-хо-хо, — врач покачал головой и потянулся к двери, чтобы закрыть ее. — Там некуда торопиться. Им займутся оставшиеся.

От этих слов у Салли все поплыло перед глазами, и она не смогла удержать равновесие. Звезды стали падать дождем маленьких искр и слились с задними огнями машины «Скорой помощи». Она упала на землю.

Рядом показалась чья-то грязная рука. Она взглянула вверх, и увидела склонившегося над ней мальчика. Вероятно, это один из бывших жильцов склада.

— Леди, вы хорошо себя чувствуете? — спросил он.

— Нет, — ответила она, — и уже никогда не буду чувствовать себя хорошо.




Он привык отдавать приказы, а не получать их, и если они не перестанут его пихать и толкать, то он вышибет из них потроха.

— Не надо меня в больницу, — прохрипел он и отшвырнул маску, которую они пытались на него надеть. — Разыгрывайте Флоренс Найтингейл перед кем-нибудь другим. Здесь столько детей, которым может понадобиться помощь.

Главный из них отступил и спрятал стетоскоп в карман.

— Они часто так себя ведут, — сказал он с сознанием своей важности.

Господи, надень на человека униформу, и он будет считать, что управляет миром!

— Свяжите его, если надо, и унесите. Он надышался дымом.

— Много ты знаешь, — попытался заорать Джейк, но зашелся сильным кашлем.

— Не волнуйся, дружище, — обратился к нему доктор Всезнайка. — Детей оттуда сразу вывели.

Катастрофа коснулась только твоего склада. Сгорел дотла.

Черт возьми! При первой же возможности он сожжет их всех. И не за что будет беспокоиться.

Он почувствовал запах ее духов раньше, чем услышал ее голос. Сколько он помнил, «Дива» были ее любимые духи. Она благоухала ими, когда он в последний раз был с ней в постели. Она так пахла и в тот день, когда навсегда вышвырнула его из своей жизни.

Почему она здесь сейчас? Ведь к сказанному больше уже нечего добавить?

Салли бормотала дрожащим голосом:

— Джейк, ты меня слышишь?

О, да! И он бы ей ответил, если бы надеялся, что она скажет то, что ему нужно услышать.

— Открой глаза, Джейк, — попросила она и обхватила его руки своими.

Он чувствовал ее, и это было хорошо. Это было очень хорошо.

— Мне так много надо тебе сказать, — продолжала Салли и, видимо, облокотилась на кушетку, или на что там его положили, с одной стороны, так как она слегка прогнулась под ее весом.

Он снова хотел было ответить, но решил, что безопаснее притвориться спящим.

— Джейк… — Рыдания подступали к горлу, но она подавила их долгим вдохом. — Джейк, черт побери! — Слова выстрелили как пули. — Открой глаза и посмотри на меня! Я люблю тебя, ты слышишь? Я верю в нас. В нас! Не лишай меня шанса доказать это. — Она ударила его кулаком по плечу. Она ударила его, лежащего в кровати, злодейка! — Не лишай!

Он медленно поднял веки. На потолке висел плафон, из которого шел приятный, мягкий свет, вокруг него самого с трех сторон висела бледно-зеленая занавеска. Он скосил глаза вправо, пока Салли не попала в поле его зрения.

— Ах, да ты не спишь! — Хотя она прижала ко рту кулак, чтобы подавить смех, в ее голосе звучали слезы. — Ты выглядишь, как будто напился.

Он облизал губы и подмигнул.

— А ты выглядишь забавно. — Он хотел разрядить атмосферу. — Что это на тебе надето?

Она бессознательно одернула полинявший больничный халат, который накинула поверх короткой ночной рубашки с лиловыми лягушками.

— У меня не было времени одеться. Услышала о пожаре и сразу же помчалась искать тебя. — Она погладила его по волосам. — Ты ведь помнишь, что был пожар, да? На складе?

— Да, — ответил он. — Я отыскал ребенка. Может, я и выгляжу ненормально в твоих глазах, но с головой у меня все в порядке!

— Ты не просто отыскал ребенка, Джейк. — Она провела рукой по его лицу, по щетине, отросшей за день на его подбородке. — Ты спас ему жизнь.

— Неплохо, как ты думаешь?

— Естественно! Это лучшее, что может быть!

— Отчего же у тебя такой трагический вид?

— Потому что врач сказал, что можно не торопиться везти тебя в больницу. — Ее губы снова задрожали. — Я подумала, что ты умер.

— И ты недовольна, что этого не случилось?

— Я недовольна собой, — сказала она и не смогла сдержать слезы. Они хлынули по лицу рекой. — Я лгала и тебе, и себе, и чуть не оказалось слишком поздно все исправить.

— Я тоже был с тобой не совсем честен, — сказал он. — Я слышал все твои слова, когда ты думала, что я без сознания. И если в тебе просто говорило чувство вины, я хочу, чтобы ты знала, я не буду тебя удерживать. В стрессе мы все говорим и делаем не то, что думаем и хотим.

— Я сказала то, что думала, — ответила она. — От всего сердца. И если бы ты умер прошлой ночью, не услышав их, я бы тоже умерла. Ты моя жизнь. И всегда был.

Он поймал ее руки, и ему захотелось никогда не выпускать их.

— Сделай одолжение, — сказал он. — Пойди, найди мои вещи и кого-нибудь, чтоб расковать меня: Пойдем отсюда поскорее, пока я не стал посмешищем.

— Ничего я не буду делать, — строго сказала она. — Тебе нужно отдыхать.

— Мне нужна ты.

— Я у тебя есть.

— Тогда докажи это, принеси мои вещи. У нас с тобой есть одно серьезное дело, и оно не должно произойти здесь.

— Ты уверен, что ты в состоянии?

Он попытался придать своему лицу серьезное выражение, но рот скривился и выдал его.

— Загляни под одеяло, моя милая Салли, и сама убедишься, насколько я в состоянии.




Через час он сидел в ее машине, она везла его домой, а он смотрел на нее и не мог налюбоваться. На ней все еще были больничный халат поверх ночной сорочки и белые пушистые тапочки, которые подходили для прогулок еще меньше. От ее кожи пахло «Дивой», она была соблазнительна, как золотистые груши, свешивающиеся с веток в его саду, и никогда не была для него милее и желаннее, чем в эту минуту.

Солнце уже выглянуло из-за горизонта, когда она въехала в его ворота.

— Ты хочешь поставить машину в гараж? — спросил он.

— Нет, — сказала она, поворачиваясь и глядя на него своими глубокими и загадочными, нефритовыми глазами. — У меня изменились убеждения. Теперь неважно, увидит меня кто-нибудь здесь или нет.

Он наклонился к ней и, старательно сдерживая себя, поцеловал ее в щеку.

— Сколько месяцев я ждал от тебя этих слов, Салли, и это стоило того.

Она взялась за его руку и последовала за ним в дом.

— Хочешь есть? Давай я приготовлю завтрак?

— Да, да! — Он заключил ее в свои объятья, где она должна была находиться всегда, и стал подталкивать к лестнице. — Я очень голоден, но сейчас не до еды.

Они начали с душа. Долгие, горячие, нежные соприкосновения и большие мыльные мочалки, смывающие гнетущие, ужасающие напоминания о прошедшей ночи. Она терла ему спину, он мыл шампунем ее волосы. Она распластала руки на его сильной, красивой груди, а он прижал ее к себе.

— Я люблю тебя, — пробормотал он, припав губами к ее губам.

Волна радости пробежала по ней.

— Мне так не хватало этих слов.

— Если я пообещаю компенсировать тебе это все следующие пятьдесят лет, ты выйдешь за меня замуж?

У нее брызнули слезы. Кажется, в последнее время это случалось с ней чаще всего остального.

— Да, — проговорила она. — Конечно, да.

Он завернул Салли в большое, пушистое полотенце, обернулся другим и понес ее к себе в спальню. Сентябрьское солнце струилось по мятым простыням, и наполняло комнату нежным светом.

— У меня нет ни шампанского, ни роз. — Он опустил ее на матрас. — У меня нет ни кольца, ни скрипок. Сейчас, любовь моя, все, что я могу тебе дать, так это себя.

— Ты все, что мне нужно, — прошептала она, распахивая руки навстречу ему. — Жаль только, что мне пришлось почти потерять тебя навсегда, чтобы понять бесценность того, что есть между нами.

Он кинулся к ней с нетерпением, и жаром, которые растопили лед, владевший ее сердцем столько времени.

Потом, удовлетворив на некоторое время свой голод, они тихо лежали рядом. Наконец-то, наступило блаженство, которого не хватало во время их предыдущих встреч, взаимное наслаждение после занятия любовью обещало, что завтра они будут снова любимы.

Она повернулась к нему, глаза ее были затуманены страстью.

— У нас будет ребенок, Джейк, — нежно произнесла она. — Клянусь жизнью.

— И это неудивительно, — ответил он, укладывая ее к себе на грудь там, где было сердце. — Но на этот раз мы не совершим ошибки.




Эпилог


Она назвала приют «Гаванью» и, хотя официальная церемония с перерезанием ленточки, в присутствии мэра Харрингтона и высших сановников города, состоялась в конце октября, открыла его двери через пять дней после пожара.

Лайза и ее сын Дэвид стали первыми жителями, а к концу недели, к ним присоединились еще пять девочек и два мальчика от четырнадцати до семнадцати лет. Монастырь, так долго простоявший в пустоте, и тишине, вдруг наполнился звуками шагов и смехом молодых людей, которым до этого момента не приходилось видеть в жизни счастья и доброты.

Как-то морозным утром, незадолго до официального открытия, один фермер, живший внизу по дороге, привез целую повозку огромных, сочных и блестящих оранжевых тыкв.

— Это для детей, — сказал он. — Уверен, что они и не помнят, когда у них последний раз был настоящий Хэллоуин.

Он также подарил им двух черненьких щенков лабрадора.

— Если в доме нет одной или двух собак, это не дом. А весной у меня еще котята для вас будут. Выгонят вам всех мышей с чердака.

До заката, несколько подростков вырезали столько фонарей из тыкв, что хватило на все окна и на дорожку от крыльца к воротам. Остальные под руководством воспитательницы наполнили дом запахами жареных тыквенных семечек, тыквенного супа и пряного тыквенного хлеба.

Прямо перед ужином, одна из девочек, хрупкое создание пятнадцати лет с изобретательным умом, взяла самый большой фонарь, посадила в него малыша Лайзы, так, чтобы сверху выглядывала его мордашка, и попросила у Салли фотоаппарат, чтобы сфотографировать его. За это время щенки успели сжевать пару обуви, и оставить маленькие визитные карточки на ковре в гостиной.

Но никто не расстроился. Бывает. Это и значит быть семьей.

Кроме того, что Салли наблюдала, как успешно воплощается в жизнь ее проект, у нее были и другие заботы, постараться ограничить себя в еде, потому что она оказалась права — у них с Джейком должен появиться ребенок. А на Рождество они запланировали свадьбу.

Сразу после Дня благодарения она узнала, что ожидается двойня.

— Как ты смотришь на то, чтобы попросить Колетт и Флетчера быть крестными? — спросил Джейк после того, как оправился от шока. — Для них это единственная возможность иметь внуков, и потом, я все, что у них осталось от семьи.

Так как Бертоны очень сердечно приняли известие о ее помолвке с их зятем, Салли с радостью согласилась. Правда, в эти дни она радовалась всему. Еще бы, запутанный клубок ее прежней жизни, наконец-то, был распутан, будущее манило заманчивыми обещаниями, а мужчина, которого она обожала, ждет не дождется, когда она станет его женой.

— Это жестокое и противоестественное обращение с человеком в моем положении, — жаловался Джейк, когда по вечерам ему приходилось целовать ее на прощание в дверях, и отправляться к себе домой.

Но выбора ему не оставили.

— Этому не бывать! — заявили ему родители Салли после того, как он попросил руки их дочери и высказал предложение, что они будут жить вместе до венчания. — Она останется дома до тех пор, пока не выйдет замуж по всем правилам.

Они стали мужем и женой на вечерней службе, при свете свечей, пятнадцатого декабря, в самой большой церкви города, потому что все в округе, в пределах двадцати миль, изъявили желание прийти и пожелать молодым всего хорошего.

Всю неделю перед венчанием шел снег. В Истридж-Бей, в декабре, всегда много снега. В сам же великий день тучи рассеялись и обнажили небо, усыпанное холодными звездами, как и должно, было, быть, прекрасный вечер для начала брака, такого близкого к совершенству, как ничто другое по эту сторону небес.




КОНЕЦ




Внимание! Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения. После ознакомления с содержанием данной книги, Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст, Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование, кроме предварительного ознакомления, запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий. Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.