Легенды ночных стражей 4: Быть королем
Кэтрин Ласки


Легенды ночных стражей #11


Мрак сгущается над совиным миром после гибели короля Храта. Кровожадные хагсмары и войска мятежников вынашивают планы окончательного покорения совиных королевств. Вся надежда на наследного принца Хуула. С помощью наставников — мудрого Гранка и кузнеца Тео — ему предстоит занять престол и создать сильное войско, способное выступить против наступающей тьмы и победить ее. Сила волшебного угля пылает в сердце Хуула, помогая ему стать королем. Но Хуулу угрожает опасность намного страшнее мятежа или яда смертоносных хагов. Ибо даже самая добрая магия таит в себе великий соблазн для всякого, кто ею обладает.


Легенды ночных стражей 4

Быть королем


Автор считает своим долгом выразить огромную признательность Уильяму Шекспиру. В основу речи, с которой король Хуул в 26-й главе обращается к своим солдатам накануне штурма, я положила знаменитые слова Генриха V, произнесенные им перед битвой в день Святого Криспиана.

Уильям Шекспир. Генрих V, акт 3 и 4, сцена 1 и 3 соответственно


Пролог


— Темнодейство!

Страшное слово, отзвучав, повисло в воздухе.

— Что ты говоришь, Корин? — ахнула Гильфи. — Неужели ты думаешь, что вместе с углем в наш мир просочилось темнодейство?

Шестеро сов молча смотрели на решетчатый железный ларец, в котором хранился уголь Хуула. Чуть меньше лунного цикла тому назад Корин достал этот уголь из полыхающего жерла вулкана Данмор в стране Далеко-Далеко, став тем самым законным наследником трона Великого Древа Га'Хуула. Добрый король Корин, славный король Корин… Но почему теперь он вдруг заговорил о жуткой древней магии, о темнодействе былых времен, едва не уничтожившем весь совиный мир? Сквозь решетчатые стенки ларца просачивался оранжевый свет с колеблющимся сверху синим язычком, обрамленным зеленым. Казалось, уголь пульсировал, дышал, словно живой.

Несколько долгих ночей и дней шестеро стражей Великого Древа читали старинные легенды Га'Хуула. Их любимый наставник Эзилриб на смертном одре завещал им изучить все секретные книги, спрятанные в глубине его дупла.

— Значит, Эзилриб хотел предупредить нас, — прошептал Копуша.

— Но я все равно не понимаю! — воскликнула Гильфи, сидевшая на плече огромной бородатой неясыти по имени Сумрак. — Разве мы сделали что-то плохое? Ведь мы всегда были верны Великому Древу и доброй магии, питающей его! Уголь не может быть злом.

Сорен тяжело вздохнул, чувствуя предательскую дрожь в желудке.

— Я уверен, что уголь принес в наш мир много добра. Но мы все знаем, что добро и зло всегда летят рядом, крыло о крыло.

— Сорен прав, — признала молчавшая до сих пор Отулисса. — Зло частенько рядится в перья добра, точно так же, как добро порой может показаться злом. Они издревле вместе.

Корин внимательно посмотрел на Отулиссу. Что и говорить, его наставница на Великом Древе Га'Хуула была необыкновенной совой! Корин всем желудком доверял ее мудрости и все-таки был поражен тем, с какой точностью Отулисса описала чувства, которые вызывал в нем пылающий уголь Хуула. Знал ли король Хуул об опасности этого угля? Сумел ли он победить заключенное в нем зло? Смог ли противостоять темнодейству? Возможно, об этом им предстоит узнать из последней книги древних преданий. Корин обернулся к Сорену и попросил:

— Дядя Сорен, давай приступим к третьей легенде.

Сорен провел крылом по древнему фолианту, переплетенному в мышиную кожу, и облачко пыли взлетело в воздух. Всем показалось, будто потускневшие от времени золотые буквы вдруг засияли в свете пылавшего рядом угля. Четкая тисненая надпись гласила: ЛЕГЕНДЫ ГА'ХУУЛА. А ниже, чуть мельче, были выведены всего два слова: БЫТЬ КОРОЛЕМ.


Глава I

Великое Древо


Не важно, кто я такой. Я просто рассказываю окончание истории Хуула.


Хуул летел в небесах — простой рыцарь среди рыцарей. На нем не было ни короны, ни королевских регалий, его отличали лишь боевые когти да свисавший с правой лапы грубый металлический ларец, в котором светился таинственный уголь, добытый из жерла вулкана Данмор в краю Далеко-Далеко. Жарко пылал уголь, но сильнее жара была невидимая сила, струившаяся из самой его глубины. «Как странно, — думал Хуул. — Когда-то этот уголь выпил все силы у Гранка, довел моего мудрого и могучего наставника до полного истощения тела, желудка и ума. Почему же я не испытываю ничего подобного?» Близость угля не только не ослабляла Хуула, но, напротив, наполняла его какой-то новой, пугающей силой. У этой силы был отчетливый привкус жажды мщения. Она требовала рассчитаться за смерть матери, за убийство отца, за все зло, разрушения и надругательства, принесенные лордом Аррином и хагсмарами в некогда великое королевство. С недавних пор Хуул постоянно чувствовал незнакомую и неутихающую дрожь в желудке. Оказывается, месть возбуждает. Неудивительно, что она издавна была любимым блюдом тиранов, обезумевших от жажды мщения!

Справа от Хуула летел Гранк, его приемный отец и наставник, а слева — два лучших друга: крошечный воробьиный сычик по имени Финеас и здоровенный виргинский филин Тео. Позади следовало множество других сов, а внизу, под крыльями, кипело бурное море. Вскоре из-за гребней высоких волн показался уединенный остров, посреди которого росло одинокое могучее дерево. Никто из сов никогда в жизни не видел такого огромного дерева — оно вздымалось кроной к самым тучам, словно хотело соскрести с луны немного серебра и рассыпать его по небу, указывая совам путь к острову. Кстати, это было бы весьма полезно, ибо туман уже начал куриться внизу, скрывая грозное море. Но — о чудо! — вблизи острова туман вдруг из серого стал бледно-перламутровым, и на глазах у изумленных сов серебристое сияние кольцом окружило сушу. Откуда струился этот свет? С луны? С далеких звезд? Или же его рождал уголь, зажатый в боевых когтях юного короля по имени Хуул? И вновь Хуул невольно задумался над властью этого угля. Есть ли предел у этой власти? И где кончается свет таинственного угля?

Король Хуул только что одержал победу над лордом Аррином и его хагсмарами. Лорд Аррин был узурпатором Ниртгара, убийцей короля Храта, отца Хуула. Несколько раз он пытался убить и мать Хуула, королеву Сив. Но Хуул остался жив, он вырос и вышел на бой с лордом-убийцей. Юный король и его хратианская гвардия одержали победу в битве, но тяжесть потерь омрачила триумф Хуула, и желудок его до сих пор сжимался от боли.

Но сейчас было не время для скорби. Эта ночь должна была стать началом новой жизни и нового порядка. Хуулу предстояло вернуть себе отцовское королевство и изгнать мятежных лордов вместе с их грозными хагсмарами. Но важнее всего было поскорее очистить совиный мир от ядовитого темнодейства, которое, подобно страшной болезни, уже начало расползаться по королевствам юга. До недавнего времени древняя магия хагсмаров была сосредоточена в Ниртгаре, но теперь хагсмары осмелились появиться и в Сиртгарских землях! Хуул страшился даже думать о том, что случится, если злобной силе удастся закрепиться и умножиться в мире, ибо темнодейство хагсмаров было самой страшной и самой черной магией на свете.

Хуул знал, что в угле заключена великая сила, но поможет ли эта сила найти выход из беды? Сможет ли она научить его править королевством? Похоже, в будущем ему еще не раз придется прибегнуть к своему дару читать огонь, ведь его окружают сотни опасностей, о которых нужно знать заранее. Рано или поздно возникнут новые заговоры, новые зловещие союзы. Лорд Аррин был изгнан, но не уничтожен, а страшные хагсмары по-прежнему рыщут по совиному миру… Внезапно невеселые размышления Хуула были прерваны взволнованным криком.

— Древо! Великое Древо! — наперебой ухали совы.

Ветви дерева протянулись навстречу совам, словно гостеприимные объятия друга, и с каждой ветки свисали тонкие лозы, усыпанные золотыми ягодами с легчайшим розовым отливом.

Закаленный в испытаниях Гранк, привыкший считать себя стариком, внезапно ощутил давно забытый трепет в желудке. Не веря своим глазам, он смотрел на огромное дерево. Он отлично помнил, как всего лунный цикл тому назад они пролетали над этим островом по пути из Ниртгара и даже опускались на берег, чтобы передохнуть. Тогда остров был совершенно пустынным, на нем не было ничего, кроме камней и чахлых кустов!

Но потом Гранк вспомнил, как Хуул стоял в сторонке, оплакивая свою мать, и как его слезы упали на крошечный росток, чудом пробившийся из голой земли… И тогда на глазах у изумленного Гранка росток начал стремительно расти, превращаясь в дерево!

«Вот диво! — подумал старый Гранк, подлетая к дереву. — Даже ягоды на этих ветвях имеют форму слез!» Старик заморгал, вглядываясь в ветви.

И тут Гранку почудилось, будто из толщи покачивающихся лоз, усеянных слезными ягодами, до него донеслись слова Хуула: «Это хорошее дерево, дядя Гранк. У него есть Га. Да-да, у него есть Га!»

Вы знаете, что такое Га? Объяснить это трудно, скажу лишь, что это самое ценное качество любой совы. Буквально оно означает «великий дух», а говорят так про сову, в желудке которой беспримерная доблесть уживается с такой же беспримерной скромностью.

Выходит, Хуул был прав, решив вернуться к этому дереву вместо того, чтобы прямиком отправиться в Ниртгар. Им еще рано лететь на север. «Всему свое время, всему свое время…» — думал Гранк.

Внезапно в ушах у Гранка загудело, и он едва не оглох от громкого уханья, визга, криков и прочих совиных «ух-ху» и «угу-гу». Каждая сова надрывалась на свой лад, но все они кричали одно и то же:

— Великое Древо Га'Хуула! Великое Древо Га'Хуула! Молодой король покрутил головой и смущенно заморгал, уставившись на своего наставника.

— Что все это значит, дядя Гранк?

Гранк тихонько загудел, как делают совы, когда хотят посмеяться, и негромко ответил:

— Они назвали это дерево в твою честь, Хуул.

— Но… — начал было Хуул.

— Да-да, отныне это дерево зовется Великий Дух Хуула. Оно названо в честь тебя, и это справедливо.


Глава II

Просто Хуул?


Последняя летняя гроза бушевала вокруг острова, ослепительные вспышки молнии то и дело разрывали ночное небо. Но на самом Великом Древе (которое, кстати, все еще продолжало расти, хоть и гораздо медленнее) было тихо, тепло и уютно. Даже самые страшные раскаты грома не были страшны могучему стволу, а густые ветви лишь заметно вздрагивали в ответ на ярость стихии. Сидя в самом нижнем дупле, Хуул, не отрываясь, смотрел на уголь, просвечивавший сквозь дырочки в железном ларце.

— Какой прелестный новый сундучок, ваше величество! — воскликнул Гранк, влетая в дупло.

Хуул с тоской посмотрел на своего наставника.

— Ну хоть ты не начинай, пожалуйста!

— Простите, ваше величество? Что вы хотите сказать?

— Мы и трех ночей не прожили здесь, а я уже для всех стал «величеством»! Это невыносимо, понимаешь? А теперь еще и ты туда же, дядя Гранк! Когда ты так сказал, мне показалось, будто я потерял своего лучшего друга.

— Ты заблуждаешься, Хуул. Попробуй понять, что такое обращение — это знак уважения. Если ты хочешь править королевством, тебе придется научиться не только заслуживать, но и поддерживать уважение своих подданных.

— Но ведь уважение заслуживают делами, а не титулами!

— Разумеется, ты прав — погадка цена титулу, за которым нет заслуги. Однако об этикете тоже не следует забывать!

Этикет! Это слово наводило на Хуула тоску. Он уже догадался, что под этикетом имеется в виду сложный ритуал оказания почестей монарху, но разве есть на свете что-нибудь скучнее церемониала? Кому нужны все эти правила и запреты?

Гранку пришлось в очередной раз напомнить себе, что Хуул не совсем обычный король. В конце концов, его детство нельзя назвать обычным детством принца, малышу просто негде было усвоить сложные правила дворцового этикета! Возможно, не следует так уж строго требовать от него соблюдения всех необходимых условностей?

Вздохнув, Гранк посмотрел на новый ларец для угля.

— Прелестный ларчик! Какая необычная форма — он не квадратный, как раньше, а… — Гранк замялся, подыскивая нужное слово. Ему очень хотелось сказать «слезовидный», но он удержался и поправил себя: — В виде ягоды.

— Да, — еле слышно ответил Хуул. — Тео чудесно переделал старый сундучок. — На самом деле форма ларца и ему напоминала слезу, но он тоже предпочел не говорить об этом вслух. Тем более что Тео не видел слез Хуула и, скорее всего, действительно задумал сделать ларец похожим на ягодку.

— Говорят, вкус этих ягод напоминает жидкость, которую называют молоком, — заметил Гранк. — Из-за этого совы уже прозвали их молочникой.

— Неужели? — рассеянно спросил Хуул, а про себя подумал: «Слава Глауксу, они не назвали их „ягодами Хуула“ или тому подобными глупыми именами!»

— Надо сказать, — продолжал Гранк, — что наш Тео творит чудеса! Под корнями дерева он нашел замечательную пещеру для кузницы. Кстати, он все-таки согласился ковать боевые когти.

— Должно быть, ему нелегко далось это решение. Наш Тео всегда был убежденным противником насилия, — покачал головой Хуул.

— Последняя битва изменила его, — вздохнул Гранк. — Его, как и всех нас, страшит мысль о том, что хагсмары и темнодейство безнаказанно распространяются в нашем мире. — Гранк помолчал, а потом добавил: — А теперь к делу, Хуул. Я хочу предложить тебе сделку. С сегодняшней ночи я не буду называть тебя «ваше величество» и прочими титулами, которые так тебе не нравятся, но в обмен ты прекращаешь при всех называть меня дядей. Идет?

— Тебе не нравится, когда я называю тебя дядей? — растерянно захлопал глазами Хуул.

Желтый взгляд Гранка потеплел.

— Еще как нравится! Ни одно другое имя не заставляет мой желудок сжиматься сильнее. Но если ты станешь королем, с твоей стороны будет верхом неприличия называть своего главного советника дядей!

— Понятно, — кивнул Хуул. — Договорились, Гранк. Отныне ты будешь Гранком, я а — просто Хуулом.

«А вот это вряд ли, — подумал про себя Гранк, вылетая из дупла. — Сомневаюсь, что у тебя когда-нибудь получится стать „просто Хуулом“!»


Глава III

Раздумья над углем


Когда Гранк улетел, Хуул продолжил изучение угля, заключенного в ажурную железную слезу.

— Я стал королем благодаря тебе, уголь, — прошептал Хуул, и ему показалось, будто он разговаривает с живым существом. Странным образом он чувствовал, что это правильно. Хуул знал о великой силе угля. Волк Фенго очень подробно рассказал ему о том, как несколько лет назад эта сила едва не одолела Гранка. Что же такое магия и почему даже добрая магическая сила не может быть способом управления государством? Хуула не на шутку тревожило то, что многие совы на дереве видели в нем не просто короля, но мага. Надо сказать, что титул «маг» нравился ему еще меньше, чем «король».

— Ты можешь быть очень опасным, — так же тихо продолжал Хуул. Ему показалось, что в ответ на эти слова уголь запульсировал, а голубой язычок в его центре едва заметно потемнел. — Слишком многие хотят обладать тобой. Они готовы убивать ради тебя. Они думают, что твоя магия сделает их всемогущими, даже бессмертными! — Уголь еле слышно зашипел, и огненные искорки брызнули сквозь отверстия железной слезы. «Кажется, я понял, — подумал Хуул. — Этот уголь заставляет своих обладателей вечно балансировать на острие меча между царствованием и тиранией, между мудростью и магией». — Значит, я должен научить сов, живущих на этом дереве, видеть и понимать эту опасность!

Тут по дереву начал разливаться прекрасный голос Снежной Розы, пестроперой совы, сражавшейся вместе с ними в битве с хагсмарами. Снежная Роза пела старинную балладу о рассвете, когда совам приходит время устраиваться на ночлег.
		Куда уходят звезды? Куда уходит тьма?


		И чистота ночная скрывается куда?


		Не тревожься, не грусти и не скучай —


		Скоро ночь вернется снова, так и знай.


		Тьма ночная — ты для сов родимый дом,


		Тьма глубокая, укрой меня крылом.


		Час настанет, снова ночь в наш мир придет,


		Час настанет — и желудок запоет.


		Но сейчас приходит утро — пусть идет,


		Пусть с собою свет и солнце приведет.


		Тени будут исчезать, а свет слепить,


		Совы будут крепко спать и не тужить.


		Не тревожься, не грусти и не скучай —


		Ночь опять к тебе вернется, так и знай.


		Тьма вечерняя свет солнца приглушит,


		День убраться восвояси поспешит.


		И тогда наступит ночь — вставай, сова!


		День уступит темноте свои права.


		Час настанет, снова ночь в наш мир придет.


		Час настанет — и желудок запоет…


Хуул был очень счастлив, что Снежная Роза решила хотя бы на время остаться с ними. Правда, Гранк недавно охладил его радость, напомнив, что пестроперые редко подолгу задерживаются на одном месте.

— Не забывай, что однажды наша Снежная Роза уже пыталась быть сестрой Глаукса, но ей скоро наскучило в обители. Постарайся не судить ее строго — как ни крути, она всего лишь пестроперая! — сказал тогда Гранк.

Сейчас Хуул задумался над его словами. После того как совы поселились на острове, Снежная Роза пела им каждое утро. Надо сказать, что рассвет — это очень тяжелое время для всех сов. Ночь уходит, а яркий свет приносит с собой раздражение и тревогу. Но Снежной Розе каким-то чудом удавалось смягчать неизбежное расставание с ночью, делая его нестрашным, спокойным и даже дружелюбным. Внезапно Хуул понял нечто очень важное. Возможно, Снежная Роза осталась с ними не случайно, а потому что сумела найти свое место на дереве. Здесь она впервые в жизни почувствовала себя не просто полезной, но незаменимой…

Как бы сделать так, чтобы все совы на острове могли чувствовать себя особенными, нужными и незаменимыми? Если каждая сова будет ощущать себя важной птицей, это не только усилит ее преданность, но и отвлечет от пустых размышлений о магах и магии! Более того, это могло бы сделать Великое Древо по-настоящему великим, ведь где еще найдешь такое место, где у каждого есть свой особый талант?

«Кажется, Гранк был не прав, — понял Хуул. — Снежная Роза не просто пестроперая. Она — певица и воительница! А Тео не просто кузнец, создающий оружие для битвы. Он может научиться делать и другие полезные вещи, не все же ему ковать когти да футляры для угля! — Хуул снова посмотрел на ажурный ларец в виде слезы. — Если Тео сделает несколько таких ларцов для обычных углей, мы сможем освещать ими дупла на дереве. В освещенных дуплах мы будем проводить занятия, читать и обучать сов разным наукам!»

Взять хотя бы самого Гранка! Все знают, что он был первым в мире угленосом, но разве он не может научить своему искусству других, чтобы передать свой дар новым поколениям? Сколькому еще можно обучить сов, сколькому научиться! Великое Древо Га'Хуула станет великим не только благодаря своим размерам. Оно положит начало новому времени, благословленному Глауксом, свободному от магии и темнодейства.

«Вот только как объяснить все это парламенту?»

Высунув клюв из дупла, Хуул окликнул молодого лейтенанта из полка Ледяных Когтей Храта, сидевшего возле светового оконца.

— Слушаю, ваше величество! — воскликнула молодая сипуха, вспархивая с ветки.

— Никаких следов Джосса? — спросил Хуул.

— Никаких, ваше величество.

— Спасибо, Катмор. Немедленно предупреди меня, как только появятся какие-то новости.

— Будет исполнено, ваше величество!

Положение становилось все более тревожным. Джосс был их самым лучшим и надежным посланником, он служил еще королю Храту, отцу Хуула, и когда-то сообщал находившемуся за пределами Ниртгара Гранку обо всем, происходившем в стране. Много воды утекло с тех пор, но и теперь только от Джосса Хуул и его сторонники могли узнать о том, что происходит в Северных королевствах. Чем сейчас занимается лорд Аррин? Приступил ли он к воссозданию своей армии? И что слышно о хагсмарах? Погибли ли хоть некоторые из них? Хуул был в ярости на самого себя за то, что не догадался сначала послать Джосса в Южные королевства и выяснить, не нашли ли хагсмары убежище там. Если это так, то дело совсем плохо. «Почему, ну почему я не подумал об этом? — в тысячный раз с тоской спросил себя Хуул. — Я должен научиться думать, как командир, как король! Нет, не так, — поправил он себя. — Я должен научиться быть королем».


Глава IV

Клятва Ночных стражей


Странное это было слово — «парламент». Хуул никогда не слышал его раньше, но Гранк объяснил ему, что парламентом называется собрание сов, которые слетаются вместе для обсуждения важных вопросов и принятия решений. Хорошенько все обдумав, Хуул решил, что просторное дупло у самых корней дерева лучше всего подойдет для такого представительного собрания.

И вот одиннадцать сов, включая самого Хуула, расселись полукругом в нишах, углублениях и трещинах огромного дупла. Хуул занял место в центре и, крутя головой из стороны в сторону, обвел глазами собравшихся. Некоторые из них, такие как Финеас, Тео и Гранк, были его старыми друзьями. Других он узнал совсем недавно — они вышли из остатков старой Хратианской гвардии, прилетевшей на помощь Хуулу в битве. Хуул пристально вглядывался в этих сов. Здесь был лорд Ратник — один из ближайших советников его отца, который повел в бой Ледяной полк Храта и храбро сражался с армией лорда Аррина. Офицеры Ледяного полка все были рыцарями, а именно лорд Ратник произвел в рыцари самого Хуула.

Честно признаться, посвящение в рыцари значило для Хуула гораздо больше, чем предстоящая коронация. Для себя он уже решил, что не станет носить корону. Он был скромной совой и в глубине души очень хотел, чтобы это прекрасное дерево называли не Великим Древом Га'Хуула, а просто Великим Древом!

Рядом с Хуулом сидел старый Гранк. Возле него устройся Тео, затем Финеас. По другое крыло от Хуула сел лорд Ратник, а сразу за ним восседала чета полярных сов — сэр Гартнор и его супруга, леди Хеллинг. Далее места занимали: северная иглоногая сова по имени сэр Тобифьор (или просто Тоби), ушастая совка лорд Владкин, сипуха сэр Боре и, наконец, пятнистая сова, носившая красивое имя Стрикс Струлажен.

Хуул поморгал, не сводя глаз со своего парламента. Во вcex устремленных на него взглядах читался немой вопрос: «Где уголь?» Как ни крути, уголь был символом королевски власти. Совы, полукругом рассевшиеся возле Хуула, всеми силами пытались скрыть свое беспокойство, но оно густым облаком висело в просторном дупле, и парламентарии украдкой крутили головами, ища глазами уголь.

Наконец сэр Гартнор нервно щелкнул клювом и нерешительно спросил:

— Простите, ваше величество… С углем что-то случилось?

— Нет, он надежно спрятан, — твердо ответил Хуул. — Я поставил возле него двух стражей.

— Вы полагаете, это разумно, ваше величество? — осторожно поинтересовался лорд Владкин.

— Что же в этом неразумного, лорд Владкин? Или вы опасаетесь, что кто-нибудь из стражей может похитить уголь?

— Ни в коем случае, ваше величество. Однако осмелюсь напомнить, что мы поклялись в верности вашему величеству, как законному владельцу угля. — Одобрительный шепоток облетел собравшихся, и Хуул увидел, как совы оборачиваются друг к другу и кивают, выражая полное согласие со словами лорда. — Вот почему присутствие угля представляется нам не только разумным, но и необходимым.

— Почему? — снова спросил Хуул.

На этот раз ему ответил лорд Ратник:

— Видите ли, ваше величество… Дело в том, что мы хотим наделить вас абсолютной властью. Мы решили сделать это на нашем сегодняшнем заседании. Нам представляется справедливым, достойным и необходимым должным образом возвеличить законного владыку могущественного угля.

Гранк пристально посмотрел на Хуула. «Наступило время испытания», — говорили его желтые глаза.

— Боюсь, мне будет нелегко объяснить вам свои намерения, — начал Хуул, — но я попробую. Дело в том, что я пришел к вам сегодня для того, чтобы сказать — я не хочу абсолютной власти. — В тот же миг парламент взорвался изумленными криками, уханьем и хлопаньем крыльев. — Тише, тише! — Хуул схватил палку и постучал по стене дупла. — Выслушайте меня. Пришло время новой жизни. Я буду вашим королем, но вы не можете просто передать мне власть. Вы правы, напоминая, что моя власть частично зависит от угля. Но неправы, полагая, будто вся власть порождена им.

— Ваше величество, но откуда же тогда исходит власть? — вскричал сэр Гартмор, и громовое уханье полярной совы эхом разнеслось под сводом дупла.

Сразу несколько сов подхватили его крик:

— Что порождает власть, если не уголь?

— Ответьте нам, ваше величество!

— Дайте же ему сказать! — рявкнула Стрикс Струмажен.

Хуул отметил, что эта сова единственная не принимала участия в общем переполохе, она не кричала и не ухала вместе с стальными, но, оставаясь совершенно спокойной, не сводила него внимательных глаз.

— Уголь дает неслыханную силу, — признал Хуул. — Вот почему, попав в дурные когти, он может принести неисчислимые бедствия. Клянусь, я сделаю все, чтобы не допустить этого. Но задайте себе вопрос: откуда исходят силы угля? Ответ прост — они порождены магией. Но разве магия может быть справедливым источником власти?

— Магия — не оправдание власти, ваше величество. Но разумно ли отрицать ее? — спросила леди Хеллинг, и совы вновь одобрительно заухали. — Зачем протестовать против того, что очевидно?

— Я протестую не против магии. Я протестую против вашей готовности подчиниться ей, позволив через силу угля властвовать над вами. Представьте, что власть — это дерево. Корни удерживают его на земле, позволяя высоко взмыть в небо. Я хочу, чтобы для нас, живущих на этом Великом Древе, корнями власти стали идеалы добра, равенства и благородства. И я не случайно решил устроить парламентское дупло именно здесь, вблизи корней дерева, чтобы они служили нам постоянным напоминанием об источнике власти. Не наделяйте меня властью, которой я не заслужил. Не делайте меня абсолютным владыкой. Я ваш король, но мы вместе, как равные, будем обсуждать и строить наше общее будущее. Не происхождение и не магия делают нас благородными! Мы обретаем благородство, совершая добрые дела, и теряем его, когда сворачиваем на путь зла. Я хочу избавить совиный мир не только от темнодейства, но и от всякой магии — как от злой, так и от доброй. Я — Хуул! Прежде всего я — сова, потом — король, но я не маг и не желаю им быть! Никогда.

Совы притихли. Гранк с изумлением смотрел на юного короля, думая про себя: «Это великий момент. Нечасто совам доводится видеть явление поистине великого Га!»

— А теперь, с вашего позволения, я изложу свой план… — И Хуул посвятил парламентариев в свой план создания рыцарского ордена Великого Древа. — Когда я был еще совсем юным и обитал на острове в Горьком море, Гранк рассказывал мне истории о совах, живших при правлении моего деда, короля Хратмора. И больше всего мне нравилась легенда о совах, которые объединялись в небольшие стайки, называвшиеся клювами, чтобы демонстрировать друг другу свои умения и учиться новым навыкам. Я предлагаю разделить обитателей этого дерева на такие же клювы, в каждом из которых совы будут учиться разным новым умениям.

— Новым умениям? Это еще что за притча? — спросил сэр Боре.

— О, среди нас есть множество талантов! — с жаром воскликнул Хуул. — Взять хотя бы вас, сэр Боре! Я слышал, будто вы превосходно разбираетесь в движении звезд по ночному небу и ваши познания намного превосходят навигационные навыки большинства сов. Разве вы не могли бы обучить своему искусству других?

— Вот вы о чем… Что ж, пожалуй, мог бы. Это я точно смогу, ваше величество!

— А вы, Стрикс Струмажен! Я знаю, что вы, как и все пятнистые совы, особо чувствительны к любым колебаниям давления воздуха и поэтому можете предугадать грядущие изменения погоды.

— Это не догадки, ваше величество. Это система стройных логических выводов, позволяющая с высокой точностью предсказывать и объяснять погодные условия.

— А вы не откажетесь возглавить клюв и обучить сов своему искусству предсказания погоды?

— Разумеется, нет, ваше величество. С превеликим удовольствием. Но позвольте спросить — мне предстоит обучать только пятнистых сов?

— Думаю, нет. Мне кажется, каждая сова может научиться вашему мастерству — разумеется, если ей это интересно. Происхождение не должно ограничивать наши интересы и возможности!

Теперь весь парламент пришел в великое возбуждение, и совы вместе с молодым королем пустились с жаром обсуждать, кто, кого и чему мог бы научить. Гранку поручили возглавить клюв угленосов, а Тео взялся обучать сов секретам ковки металлов. Самое главное, что ни одно из этих искусств не было магией, и мастерство учителей и учеников зависело лишь от их собственных усилий и талантов.

Наконец собрание подошло к концу, и настало время Хуулу положить последнее перышко в основание нового порядка.

— Мы все вместе, как рыцари, сражались в последней битве. И мы должны быть вместе в грядущей битве по сокрушению темнодейства и армии лорда Аррина. Но здесь и сейчас мы будем жить по-новому. — Хуул помолчал и обвел глазами всех членов парламента. — Вы все уже дали клятву рыцарей, но сейчас я прошу вас принести еще одну клятву.

Жгучий вопрос зажегся во взорах, обращенных на юного короля. «Что это будет за клятва?» — думали все.

— Не бойтесь, — успокоил их Хуул. — Мы будем крепко охранять уголь, но, как я уже сказал вам, уголь — это не главный и не единственный источник власти. Сегодня мы с вами установим гораздо более прочную и сильную власть. Ее тоже нужно будет хранить и защищать, как мы бережем корни дерева, которое берет начало в земле, но вздымается к небесам. И корни эти будут питаться добром, равенством и благородством. Мы с вами должны стать Ночными стражами Га'Хуула. Я прошу вас принести мне присягу стражей.

Мертвая тишина воцарилась в дупле. Но вот десять голосов начали хором повторять за молодым королем слова торжественной клятвы:

— Отныне я — Ночной страж Га'Хуула. С сегодняшней ночи я посвящаю свою жизнь защите совиного мира. Я никогда не сойду с пути долга. Я клянусь поддерживать своих братьев и сестер по ночной страже как в мирное время, так и в час битвы. Я стану глазами в ночной тьме и тишиной в реве ветра. Я стану когтями, пронзающими пламя, и щитом, ограждающим невинных. Я не стану искать венца власти и не буду стремиться к славе. Честью Ночного стража я клянусь исполнять данную клятву до скончания дней своих. Я даю клятву. Я отдаю жизнь. Я клянусь именем Глаукса.


Глава V

Хагсмары из Ледяных проливов


А в это самое время в глубокой пещере в краю Ледяных проливов, соединявших Южное и Северное моря, хагсмара по имени Игрек наблюдала за подрагивавшим яйцом. Она была не одна. Рядом с ней стоял ее муж, виргинский филин Плик. Многие называли супружество филина и хагсмары нечестивым союзом, однако справедливости ради следует признать, что Плик и Игрек по-своему любили друг друга. Единственная неприятность заключалась в том, что у них не могло быть детей, поскольку такие союзы обречены на бесплодие. Тем не менее Игрек была одержима жаждой материнства. Только безумное желание иметь птенца могло заставить ее поселиться в Ледяных проливах, забыв о вековом страхе хагсмаров перед открытым морем. Напомню моим читателям, что вороньи перья хагсмаров лишены защитной жировой смазки, поэтому стоит брызгам соленой воды попасть на их крылья, как они мгновенно пропитываются насквозь и, отяжелев, утягивают своих хозяев в море.

Теперь вы понимаете, на какой риск пошли Плик и Игрек, поселившись в Ледяных проливах вместе с Крит — чудовищно могущественной хагсмарой, не боявшейся жить возле моря. Свое решение старая ведьма объясняла просто: «Морская вода — мой враг. Как говорится, держи друзей близко, а врагов — еще ближе».

Крит почти всю жизнь прожила в ледяной пещере над бурными волнами проливов, пытаясь придумать заклинание, которое сделало бы хагсмаров неуязвимыми к смертельной опасности морской воды. Несмотря на то что старания ее до сих пор не увенчались успехом, она глубоко постигла искусство черной магии, и среди хагсмаров ей не было равных в темнодействе. Однако Крит предпочитала работать одна. В ранней юности приняв обет безбрачия, она всю жизнь прожила затворницей, и неудивительно, что лорду Аррину так и не удалось втянуть ее в свои глупые игры ради обладания жалким троном и шутовской ледяной короной!

Если Игрек была одержима ненормальной для хагсмар жаждой материнства, то старая Крит посвятила всю свою жизнь столь же дикому для большинства ведьм кодексу чести. Одним из постулатов этого кодекса было отрицание войны. Впрочем, вы совершили бы глубочайшую ошибку, предположив, будто старая Крит протестовала против войны из врожденного миролюбия или стойкого отвращения к насилию! Для Крит не существовало никакого морального запрета на убийство. Она отрицала войну только потому, что считала ее уделом глупцов, предпочитающих грубую силу и примитивную стратегию тонкому искусству темнодейства и заклинаний. Всем известно, что фингрот был практически единственным колдовством, успешно применявшимся на полях сражений. Нет, война была занятием, недостойным настоящей колдуньи!

Сидя в своей ледяной пещере, Крит краем уха слушала горестный рассказ Плика о поражении лорда Аррина в битве с юным королем Хуулом. Глупая Игрек опять не удержалась от печальных вздохов. Эта безмозглая хагсмара когда-то мечтала заполучить маленького Хуула и вырастить его как собственного птенца! Они с Пликом даже попытались захватить малыша при помощи темнодейства, и их затея едва не увенчалась успехом, но в последний момент они упустили свой шанс и с тех пор не переставали оплакивать свою утрату.

— Довольно вздыхать, Игрек! — проворчала Крит. — Что было, то прошло. Если не перестанешь охать да ахать, твои хаги никогда не найдут дорогу назад! Как они могут вернуться домой, если их хозяйка только и делает, что крутит перьями попусту?

Думаю, следует напомнить вам, кто такие хаги. В нашем мире хагами называют крошечных ядовитых существ, обитающих в оперении хагсмаров. Во время схватки эти смертоносные паразиты покидают своих хозяев и нападают на их врагов. Однако главная польза от хагов заключается в том, что при правильном питании и обучении из них можно сделать великолепных шпионов и следопытов.

— Соберись, Игрек, — ухнула Крит. — Надеюсь, что очень скоро я смогу, наконец, утолить твои материнские инстинкты. Хотя должна заметить, что подобные желания находятся выше моего понимания. Что может быть скучнее создания существа по собственному образу и подобию? Абсолютно пустая и заурядная затея! Я предпочитаю творить новую жизнь, чтобы изучать ее, наблюдать за нею, постичь все ее возможности.

Плик нервно обвел глазами пещеру. По всем стенам, на вбитых в лед крючьях были развешены головы убитых в бою сов. Строго говоря, в этом не было ничего необычного. У хагсмаров принято отрубать своим жертвам головы, насаживать их на острие своих ледяных мечей и торжествующе облетать поле боя, потрясая своими страшными трофеям. Крит частенько выкупала у вояк приглянувшиеся ей головы, кроме того, она собирала пепел сов, сожженных на погребальных кострах. В Ниртгаре такие церемонии не в ходу, так поступают только в Сиртгарских королевствах, где совы умеют обращаться с огнем. Поскольку такой пепел стоил целое состояние, Крит использовала его только для самых сложных и сильных заклятий.

При помощи этих страшных артефактов и заклинаний колдунья проводила эксперименты по созданию совершенно новых существ птичьего мира. Не все опыты увенчивались успехом, о чем красноречиво свидетельствовали скелеты ужасных существ, висевшие на стенах пещеры рядом с гроздьями сушеных совиных желудков и низками сморщенных птичьих глаз. Но одно творение Крит все-таки выжило, и при взгляде на него невольный страх рождался у Плика в желудке — вернее, в том, что осталось от этого желудка после его союза с Игрек. Короче говоря, жалкие остатки его желудка еле заметно содрогались при виде созданного Крит сопика — помеси тупика и полярной совы. Никогда в жизни Плику не доводилось видеть более уродливого создания. Несчастный сопик с трудом ковылял по льду, пытаясь удержать в воздухе тяжелый клюв тупика, нелепо торчавший посреди белоснежного лицевого диска полярной совы.

Долгое время Крит избегала колдовать над яйцами и произносила заклинание трансформации только над едва вылупившимися или совсем юными птенцами. Однако недавно она изменила свое мнение или, как она выражалась, «философию». Вы, наверное, уже догадались, что эта ведьма считала себя не просто практикующей хагсмарой, но великой ученой, творцом и философом.

— Плик, Игрек! — вскричала Крит. — Появился яйцевой зуб!

Думаю, настало время сказать несколько слов о яйце. На полу пещеры стояло похищенное яйцо виргинского филина, к которому Крит некоторое время назад «прикоснулась» вороньим пером. Разумеется, подобное прикосновение на деле означало сильнейшее магическое заклинание, в ходе которого Крит задействовала самые могущественные силы темнодейства.

Нетерпеливое ожидание воцарилось в пещере. Игрек и Плик придвинулись ближе к яйцу. Одна мысль, одно желание объединяло их в этот миг: «Он будет наш! Наш долгожданный птенец!» Услышав шорох в дальнем углу пещеры, Крит повернула голову за спину и грозно посмотрела на сопика.

— Отойди от сердец, слышал? Я их не для того мариную, чтобы ты все перевернул! Пошел вон!

— Уже иду, мамочка, — проскрипел сопик и уныло заковылял прочь.

— Сколько раз тебе говорить? Не смей называть меня мамочкой! Я твоя создательница, а не какая-то паршивая мамочка! Ты — мой эксперимент.

Отчитав сопика, Крит снова повернулась к Плику.

— Птенец вот-вот появится на свет.

Послышался громкий треск, а потом над скорлупой показалась лысая головка крошечного птенчика.

— Кто это? — прошептал Плик.

— Потерпи, скоро увидим, — хмыкнула Крит. — Кажется, вы заказывали виргинского филина?

— Да, но это точно он?

— Возможно, он самый. Очень возможно, — лукаво прошипела Крит.

— Он выглядит, как совенок, Плик, — прошептала Игрек. — Ты только взгляни на эти огромные выпученные глазки! — Они с Пликом склонились над крошечным птенчиком.

— Ты разочарована, дорогая? Ты хотела, чтобы он был больше похож на хагсмару?

— Нет, любовь моя, ни в коем случае! Я мечтала лишь о хорошеньком маленьком птенчике.

Что ж, птенчика они получили. Насколько он хорошенький, говорить пока было рано, но главный вопрос заключался совсем в другом — что это за птенец? Дело в том, что едва вылупившиеся совята все похожи друг на друга. Лысые, беспомощные, с мутными глазками — они практически лишены характерных признаков своего семейства. Лишь когда наступает время опериться, глазки совят проясняются, и они становятся похожими на свою родню.

* * *


Через несколько дней после появления птенца на свет Плику показалось, будто он узнает в малышке характерные черты славной семьи виргинских филинов. По крайней мере, глазки у новорожденной стали ярко-желтыми, как у всех филинов. Плик был бы на седьмом небе от счастья, если бы не зловещее ощущение, что старая Крит с какой-то нехорошей усмешкой посматривает на них с Игрек. Это было очень странно, но еще больше нервировало Плика то, что всякий раз, когда он вслух восторгался сходством приемной дочки с виргинским филином, Крит негромко, но отчетливо кхекала. Однако самое неприятное событие произошло в ту ночь, когда малышка потеряла первый пушок и обрела настоящие перышки, как две капли воды похожие на перья настоящего виргинского филина.

После долгой охоты Плик и Игрек дружно влетели в ледяную пещеру, чтобы бросить свою добычу.

— Ну как тут наша девочка? — заухал Плик и едва не облысел от страха, услышав дикий визг Игрек.

— Что случилось? — надрывалась хагсмара. — Деточка моя! Что с ней такое?

— Что с ней? — перепугался Плик, бросаясь к Крит. — Она заболела? Она умерла? Что ты с ней сделала, старая ведьма?

— Ничего, — захохотала Крит. — Я просто создала шедевр, только и всего!

— Плик, ты только взгляни на нее! — простонала Игрек. Плик взлетел в гнездо, где малышка усердно клевала ледяных червей. Услышав шум крыльев, она подняла головку, посмотрела на своего приемного папочку и моргнула. В тот же миг Плик почувствовал, как его ссохшийся желудок вдруг ожил и содрогнулся. Дочка смотрела на него черными глазами сипухи, но перья на ее лице были рыжими перьями виргинского филина!

— Ч-ч-что случилось? Как такое может быть? — пролепетал Плик, но тут лицевой диск дочери окончательно утратил рыжеватый оттенок и побелел, будто снег. А потом, прямо на его глазах, лицо дочери стало изменяться: удлинилось снизу, расширилось сверху и, наконец, приобрело присущую сипухам форму сердечка! — Это же сипуха! Амбарная сова! Но я ничего не понимаю! — ахнул Плик.

— Где тебе понять? — зловеще проскрипела Крит. — Это все сделала я. Это мой шедевр, мое лучшее создание! Я дам ей имя Лутта. Она — все. И никто. Причем одновременно.

— Что ты мелешь? — вскричала Игрек. — Мы мечтали о маленьком птенчике, похожем на одного из нас или даже на обоих! А ты что наделала? Ведь она… она совсем чужая!

— Как скажете, — буркнула Крит. — Но вы только взгляните на нее! Полюбуйтесь на мое лучшее творение! — Теперь белый лицевой диск сипухи стал черным, как вороново крыло, а большие глаза превратились в крошечные блестящие бусинки.

В ту ночь Лутта только и делала, что превращалась. Несколько часов подряд она была вороной. Потом практически мгновенно стала пестрой неясытью. Затем полярной совой. Наиболее зрелищным было превращение из угольно-черной хагсмары в белоснежную полярку, а самым симпатичным — обращение в пятнистую сову.

Сама Лутта радовалась вовсю, а Плик и Игрек, хоть и были счастливы, что малышка называет их мамой и папой, все-таки никак не могли привыкнуть к существу, которое Крит любовно называла превращалкой.

— Я гений! — без умолку каркала ведьма. Несмотря на все свое прежнее отвращение к материнству, она, казалось, искренне привязалась к Лутте и ворковала над ней, как заботливая мамочка.

— Но ведь все эти изменения… это ненормально, — попробовал возразить Плик.

Крит устремила на него немигающий взгляд своих крошечных черных глазок.

— А ты уверен, что хоть кто-то из нас нормален? И вообще, кому она нужна, эта норма! Лутта уникальна, вот что главное! Она — восхитительный феномен, а это куда важнее твоей скучной нормальности.

— Да-да, конечно, — дружно закивали Плик и Игрек. Они честно пытались внушить себе, что у них самая лучшая, самая уникальная и расчудесная дочка. И были вынуждены так же честно признать, что это их нисколько не радует. «Нам не нужен феномен, мы хотели обычного птенчика! Такого, которого мы могли бы назвать своей деткой!» — думали они про себя. Тем не менее на первых порах они пытались принять и полюбить свою феноменальную малютку. Привыкнуть к ее превращениям. Научиться любить ее и радоваться ей.

Надо сказать, поначалу это у них получалось. Плик и Игрек убедили себя в том, что под снежной белизной полярки, крапчатыми перьями пятнистой совы или серебристым оперением бородатой неясыти дочурка все равно остается их маленькой Луттой. Тем не менее Плику было нелегко справиться с разочарованием, постигшим его в ту ночь, когда он принес своей малютке сочную мышку для торжественной церемонии Первой косточки, а маленькая Лутта многократно изменила свой облик во время ритуала. Начала она свои превращения с облика виргинского филина, затем оделась в черные перья хагсмары. Плик и Игрек громко восторгались талантами дочурки, видя в них знак дочерней признательности Лутты.

— Какое уважение к родителям! — растроганно пробормотала Игрек.

И все бы хорошо, если бы на этом сюрпризы закончились. Но в следующий миг почтительная малютка стала сычиком-эльфом, причем уменьшилась до таких размеров, что с трудом смогла протолкнуть в пищевод проглоченную мышку.

— Великий Глаукс, зачем она это делает? — охнул Плик. Лутта молча уставилась на него, потом моргнула.

— Почему ты называешь меня «она», папочка? Разве я не Лутта?

Плик ничего не ответил.

— Мамочка, почему он назвал меня — «она»? Я ведь ваш птенчик! Почему вы смотрите на меня так, будто не узнаете?

— Ах, дорогая… Просто порой нам бывает нелегко привыкнуть, — пролепетала Игрек, зачарованно глядя, как крошечный сычик-эльф раздувается до размеров сипухи. Заглянув в черные блестящие глазки своей феноменальной дочки, она дрожащим голосом спросила: — Это ведь ты, правда?

Сидевшая в дальнем углу пещеры Крит лишь хитро прищурилась.

Время шло, и Плик с Игрек все больше и больше сомневались в своей любви к Лутте. Каждую ночь, вылетая на охоту, они подолгу обсуждали свою странную дочку.

— Я просто не знаю, что с этим делать, Плик.

— Как я тебя понимаю, дорогая! Мне кажется, мы должны научить ее летать, — устало вздохнул Плик. — Но ты права — я уже и сам не знаю, что думать и что чувствовать.

Любой ребенок, будто то птенец или дитя иного класса и вида, чувствует холодность родителей, и Лутта не была исключением. Сначала она злилась, потом ей стало все равно. Какое ей дело до того, что думают о ней Плик и Игрек? Ведь у нее была Крит. Старая хагсмара всегда была добра к Лутте. Крит любила ее такой, какая она есть — какой бы она ни была. Со временем Лутта стала ненавидеть время, когда ее приемные родители возвращались с охоты. Она чувствовала, что за пределами пещеры они только и делают, что сплетничают о ней. И еще Плик и Игрек взяли обыкновение с опаской поглядывать на нее, не говоря ни слова, или вовсе отводить глаза, словно им было неприятно даже смотреть на Лутту. Зато Крит была совсем другая. Ей нравились все превращения Лутты — и сама Лутта!

В ту ночь, когда родители вернулись в пещеру, Лутта встретила их в облике вороны, потому что хотела сделать приятное Игрек. Но мама только посмотрела на нее тяжелым, нелюбящим взглядом и ничего не сказала. «Клянусь демонами из паровых дыр! — повторила Лутта про себя любимое ругательство Крит. — Почему моя так называемая мамочка смотрит на меня, как на погадку?»

— Послушай! — не выдержав, выпалила она. — Разве я виновата, что родилась такой и не могу быть другой?

Крит внимательно наблюдала за этой сценой из темного угла пещеры.

— Нет, что ты… В самом деле… — с трудом выдавила Игрек. А Плик, не глядя на Лутту, молча вспорхнул на ледяной насест.

В полдень следующего дня, когда Крит и Лутта крепко спали, Плик и Игрек улетели, оставив свою долгожданную дочурку на воспитание заколдовавшей ее хагсмаре.


Глава VI

Обучение Лутты


Отблески звездного сияния плясали на ледяных стенах пещеры. В стране холодов такие блики называют ледяными звездами.

— Ох, как я заспалась! — пробормотала Лутта и покрутила головой, которая этим вечером формой и цветом была неотличима от головы настоящей сипухи. В ее глазах, как в маленьких черных зеркалах, отражались звезды. В эту ночь даже Крит невольно залюбовалась красотой маленькой Лутты. — Они улетели, да? — Лутта повернулась к хагсмаре, и та молча кивнула. — Но ведь сегодня церемония моего Первого полета! Я ведь только что полностью оперилась… Так я и знала, что им все равно! — с нескрываемым раздражением выпалила Лутта.

— Не беспокойся, дорогая. Я научу тебя летать гораздо лучше, чем это смогли бы сделать твои так называемые родители, — пообещала Крит, не сводя с нее внимательных глаз. Белоснежный лицевой диск Лутты начал едва заметно рыжеть, густая желтизна затопила черноту глаз. Началось очередное превращение этой удивительной совы, но на этот раз оно было вызвано болью и обидой на предательство. Бедная Лутта до сих пор пыталась стать такой, какой хотели ее видеть приемные родители!

Крит с самого начала знала, что ей придется самой вырастить и воспитать свое удивительное творение. У нее были далеко идущие планы в отношении Лутты. Пусть дураки и невежды ведут свои бесконечные войны в Северном и Южном королевствах! Пусть сражаются за жалкие клочки земли, снежные троны и ледяные короны! Им и невдомек, что новая царственная династия рождается здесь, в пещере Ледяных проливов. Эта династия будет порождена мраком и страшным заклинанием, и Лутта будет стоять у ее истока!

Но сначала нужно научить малютку контролировать свои силы. Похоже, она даже не подозревает о том, что может изменяться по собственному желанию и самостоятельно выбирать свое очередное обличие.

— Лутта, я люблю тебя такой, какая ты есть, и за то, что ты именно такая, — очень медленно проговорила Крит, не сводя темного взгляда с бледнеющей черноты в глазах Лутты. — Ты — это то, что ты есть сейчас, плюс то, кем ты будешь в следующий момент. — Превращение постепенно замедлилось. Желтизна в глазах Лутты угасла, а ее лицевой диск снова стал белоснежным.

Лутта ничего не поняла из странного бормотания Крит, однако почувствовала непривычные изменения. Превращение замедлилось! Впервые за все это время Лутта испытала покой. Опустив глаза, она увидела, что ее грудка осталась белой, в рыжую крапинку. Крылья стали желтовато-коричневыми, с белыми пятнышками. Крит с неподдельным интересом следила за происходящим. «Она впервые почувствовала разницу! Это хорошо, это очень хорошо!»

— Все прекратилось, — изумленно пролепетала Лутта.

— Это сделала ты. Ты прекратила превращение.

— Я? Но как? Как я это сделала?

— Узнав, кто ты такая, и почувствовав изменения. Скажи, как ты поняла, что с твоим лицевым диском что-то происходит?

— Я почувствовала, как он удлиняется и сужается книзу. А верхняя часть, наоборот, стала шире, чем нижняя!

— Абсолютно правильно. А еще?

— Белизна… Я почувствовала белизну моего лица, честное слово! Не знаю, как можно чувствовать цвет, но я точно его почувствовала!

— Все просто, моя дорогая. Ты ощутила белизну как способность отражать свет.

— И еще я стала лучше слышать!

— Разумеется. Понимаешь, милая, тут есть одна хитрость. Если ты сможешь сосредоточиться на главных признаках каждой конкретной совы, то сумеешь управлять всеми изменениями. И тогда ты сможешь по собственной воле вызвать, принять или отвергнуть любые превращения. Ты будешь контролировать их, а не они — тебя. Ты обретешь власть над ними.

— Правда? — спросила Лутта.

«Она ни о чем не догадывается и ничего не подозревает! Что ж, это существенно облегчает мою задачу!» — подумала про себя Крит.

— Лутта, послушай, что я тебе скажу. У тебя есть сила. Огромная сила. Наверное, ты слышала, что говорят об угле Хуула? Так вот знай, что своей силой ты можешь поспорить как с этим углем, так и с молодым выскочкой, который им владеет!

— И что мне делать с этой силой?

— Править, что же еще? Ты станешь первой царицей новой династии.

Страшный взгляд родился в черных глазах сипухи, и Лутта почувствовала легкую дрожь в маховых перьях.

«Дымные демоны! — каркнула про себя Крит. — В ней рождается хагсмара! Ах, она слишком хороша, чтобы быть настоящей! Хагсмара в оперении обычной сипухи. Восхитительно! Исключительно! Гениально! Подумать только, ведь она еще даже летать не умеет».

— А я смогу наказать своих родителей? Заставить их страдать?

«Ого! — еще больше поразилась Крит. — Кажется, в этом я смогу тебе помочь!»

Наверное, кто-то мог бы подумать, что неразумно растрачивать гигантскую магическую силу на глупую детскую месть вероломным родителям. В конце концов, Плик и Игрек вряд ли заслуживали такого жестокого наказания. Однако Крит была мудра и глядела намного дальше своего клюва. Она знала, что месть может быть не только сладка, но и полезна. Она будет питать огонь, разгорающийся в этой едва оперившейся малютке. Месть станет пробным камнем, на котором Лутта опробует свои коготки.

— Разумеется, дорогуша. Но поверь мне, тебя ждет куда более крупная дичь, нежели эти двое. А сейчас мы с тобой будем учиться летать. Кстати, как бы ты хотела летать? Как сипуха? Как полярная сова? Как виргинский филин или бородатая неясыть?

— Как бородатая неясыть, — твердо ответила Лутта.

— Отличный выбор. У неясытей особенно пушистая бахромка на крыльях, так что они очень хороши в полете. Попробуй сосредоточиться на своих ощущениях и начинай превращаться в бородатую неясыть.

Лутта растерялась. Обычно превращения происходили так быстро, что она не успевала ничего заметить.

— Начни с головы, милая, — пришла ей на помощь Крит. — Всегда начинай с головы.

Лутта крепко сжала клюв и вдруг почувствовала, как нижняя часть ее лицевого диска начала разрастаться в стороны. Голова у нее стала расти и округляться, а лицевой диск увеличился почти вдвое. Бахромка на крыльях стала гуще и засеребрилась в звездном свете.

— Лети за мной, дорогуша! Начнем наш первый урок!


Глава VII

Предложение Стрикс Струмажен


— Он летит! Джосс летит! — послышался оглушительный крик.

В следующий миг Катберт, командир второй стражи, вихрем влетел в дупло Хуула.

— Прошу прощения, ваше величество, но мы только что увидели его в рассветном небе. Это Джосс, ошибки быть не может. Он вернулся! — Хуул мгновенно проснулся и захлопал глазами. — Еще раз простите, что прервал ваш сон, ведь рассветные сумерки еще не рассеялись.

— Не нужно извиняться, командир. Для важных новостей не может быть промедления!

Через несколько секунд Хуул уже сидел на вершине дерева, пристально всматриваясь в розовеющее утреннее небо.

— Клянусь желудком, он возвращается! Слава Глауксу! — и прежде чем кто-нибудь из королевской свиты успел глазом моргнуть, Хуул сорвался с ветки, бросился в восходящий термальный поток и полетел навстречу своему верному посланнику, пятнистой совке по имени Джосс.

— Дай же ему дух перевести, малыш! — ухнул снизу Гранк.

— В этом нет необходимости, сэр! — крикнул в ответ Джосс. — Мне нужно слишком много рассказать его величеству, так что не будем терять время.

— Прости меня, — смутился Хуул. — Добро пожаловать в мое дупло, Джосс. Отдохни, а потом поговорим.

— Можно я начну? — нетерпеливо спросил Джосс, усевшись на жердочку в гнезде Хуула.

— Конечно! Какие новости?

— Вы сделали действительно доброе дело, сокрушив лорда Аррина, ваше величество. Теперь в этом нет никаких сомнений.

— Джосс, прошу тебя, не называй меня так! — взмолился Хуул. — Ну какое я тебе величество? Кроме того, мы тут втроем и можем прекрасно обойтись без церемоний, — добавил он, умоляюще посмотрев на Гранка.

— Да, конечно… как скажете, сэр. Я хотел сказать, что многие бывшие союзники отошли от лорда Аррина. Как говорится, они утратили веру. Но в то же время происходит зарождение новых союзов. Думаю, вы предвидели это.

— Да, Джосс, этого-то я и боялся. Но, честно говоря, я не думал, что это случится так быстро.

— Однако это так.

— Тебе удалось узнать, что это за союзы?

— Мне стало известно, что Ульрика отошла от лорда Аррина.

— Ульрика? Самая страшная убийца в строю лорда Аррина? Ты помнишь ее, Гранк? — вскричал Хуул, оборачиваясь к своему советнику.

— Разумеется, — мрачно кивнул Гранк.

— Ходят слухи, будто она начала формирование собственной армии хагсмаров.

— Ее армия состоит из одних хагсмаров? — уточнил Хуул.

— Так точно, — ответил Джосс.

Хуул и Гранк переглянулись и дружно моргнули. Похоже, сбывались их самые страшные опасения. Целая армия чистокровных хагсмаров! Однако это было еще не все. Одна и та же невысказанная мысль обожгла короля и его советника. Они оба обладали даром читать огонь, однако в последнее время в его пламени им никак не удавалось увидеть четкие образы хагсмаров. Может быть, это магия темнодейства мутила ясность огня? Не означало ли это, что настало время обратиться к магии угля? Что, если Хуул должен сокрушить силу магии мощью другой магии? Хуулу не нравилась эта мысль, но он не мог от нее избавиться.

— Что еще? — первым нарушил молчание Гранк.

— Повсюду говорят о каком-то молодом выскочке — на сей раз совы, а не хагсмары — откуда-то с севера, из-за залива Клыков. Разговоров о нем идет много, но никто точно не может сказать, кто он такой и что в нем особенного. Ясно одно — ему подчиняются остатки армии лорда Аррина. До сих пор неизвестно, вступил ли этот загадочный юнец в союз с хагсмарами или ведет какую-то свою игру. — Джосс помолчал, а потом тихо сказал: — И еще, боюсь, я принес плохие вести для Стрикс Струмажен.

— О Глаукс! — простонал Гранк. — Что случилось?

— Ее дочь, Эмерилла, без вести пропала в стычке над Ледяными когтями.

— Пропала? — растерянно моргнул Гранк. — Это значит, она не погибла?

— Я не слышал о ее гибели, сэр. Видите ли, в той битве сражалось множество хагсмаров, и если бы Эмерилла была убита, они бы… Вы понимаете, что я хочу сказать?

Все трое молча переглянулись. Они знали о страшных боевых обычаях хагсмаров.

— Немедленно позовите сюда Стрикс Струмажен, — приказал Хуул.

Как только Стрикс Струмажен влетела в дупло и увидела Джосса, она, казалось, мгновенно все поняла. Перья ее словно обмякли, и она сразу стала казаться вдвое меньше ростом.

— Она погибла. Моя Эмерилла погибла.

— Нет, мадам! — мягко возразил Джосс. — Она пропала… но не погибла.

— Никто не видел ее… ее головы? — бессильно выдохнула Стрикс Струмажен.

Желудок у Хуула сжался при мысли о том, каких усилий стоило матери задать такой вопрос.

— Нет, мадам. Никто этого не видел.

Стрикс Струмажен слегка ожила и даже немного распушила перья. Потом она повернулась к Хуулу и тихо проговорила:

— Моя дочь — исключительная молодая сова, ваше величество. Поверьте мне на слово, ее дар предсказывать погоду даже превосходил… — Стрикс Струмажен осеклась и поспешно поправилась: —…превосходит мой талант. Эмерилла была бы ценнейшим приобретением для этого дерева.

Сорвавшись с места, Хуул перелетел с одной жердочки на другую, над которой висела грубая карта, принесенная кем-то из Хратианских гвардейцев из Ниртгара.

— Так-так… Но где находятся эти Ледяные когти? Что-то я их здесь не вижу.

— Они лежат за бухтой Клыков, поэтому не отображены на этой карте. Битва над ними была короткой, но очень жестокой, — ответил Джосс.

— Моя девочка так рвалась в бой! — горестно покачала головой Стрикс Струмажен. — Я знала, что она еще слишком молода для битвы! Но ведь вы сами, ваше величество, едва ли старше ее. Мы с Сив отложили яйца во время одного лунного цикла. После того как отец Эмериллы пал в битве над Ледяным кинжалом, ее было уже не удержать. Бедняжка была слишком мала, чтобы управиться с большим боевым ятаганом, поэтому раздобыла себе маленький меч из чистого иссенблау! А ведь обращение с этим оружием требует особой храбрости, им можно сражаться лишь в ближнем бою… Ах, видели бы вы, как она ловко владела этим коротким мечом! Она была такой храброй… — Янтарные глаза Стрикс Струмажен вновь наполнились слезами.

Хуул уткнулся клювом в перья на грудке. Он обдумал одну очень важную мысль и принял решение.

— Я больше не хочу терять своих сов в стычках с хагсмарами и тиранами! — объявил он. — Мы должны нанести удар первыми. Если мы будем медлить, то дождемся того, что враги явятся сюда, на это дерево!

— Битву выигрывает тот, кто выбирает время и место, — мрачно отчеканил Гранк.

— Вот именно! — кивнул Хуул. — Но на этот раз я выберу не одно поле битвы.

— Не одно? — моргнул Гранк. — Ты уверен, что это разумно?

— Сейчас поясню, — проговорил Хуул, медленно поворачивая голову. — Не все поля битвы будут таковыми в обычном понимании. Не все они потребуют одинакового количества сил и войск, однако все они будут иметь решающее значение для нашей победы.

— Простите, сэр, но я ничего не понял, — признался Джосс.

— Не торопись, — ответил Хуул. Повернувшись к карте Ниртгара, он подцепил ее когтями и перевернул, открывая столь же грубо выполненную карту Сиртгара. — Итак, у нас есть три королевства — Ниртгарское, Сиртгарское и наше, на Великом Древе. В одном королевстве мы будем сражаться, — заявил Хуул, ткнув лапой в место на карте, где посреди холодных ледяных полей возвышался великий дворец на Ниртгарском леднике. — В другом мы будем учиться и тренироваться, — Хуул постучал когтем по крошечному островку в бескрайнем море. — А здесь, — он быстро обвел когтями Южные королевства, включая самую дальнюю его оконечность, именуемую страной Далеко-Далеко, — мы должны найти себе друзей и узнать, нет ли там хагсмаров.

Подлетев к Стрикс Струмажен, Хуул легонько похлопал ее крылом по плечу и пошевелил клювом перья на ее спине.

— Стрикс Струмажен, ты разбираешься в погоде лучше всех известных мне сов, но кроме этого ты прекрасно владеешь любым оружием. Я видел, как вчера вечером ты тренировалась с боевыми когтями, и это было незабываемое зрелище! Ты будешь страшной угрозой врагу на этом поле битвы, — молодой король снова указал на изображение своего родового дворца на Ниртгарском леднике. — Я хочу попросить тебя обучить новоприбывших сов искусству обращения с коротким мечом. Научи их всему, что знаешь, Стрикс Струмажен.

— Это великая честь для меня, ваше величество.

— А ты, Джосс, займешься созданием сети лазутчиков в Ниртгаре. Долгое время ты был и лазутчиком, и посланником, а это слишком много для одной совы. Нам нужно больше информации. Переговори с совами, не принимавшими участия в войне ни на одной из сторон, переговори даже с убежденными мирными желудками, испытывающими отвращение к насилию. Уверен, многие из них охотно согласятся помогать нам.

— Слушаюсь, ваше величество. Это было бы очень полезно. Внезапно Хуул постучал себя когтем по голове и воскликнул:

— Кстати, почему бы нам не использовать белых медведей в качестве осведомителей?

— Блестящая мысль! — вскричал Джосс. — Я знаком с несколькими из них и думаю, они с радостью придут нам на помощь.

— Если мы наладим такую систему, Джосс, то сможем вовремя узнавать обо всем, что творится в лагере наших врагов.

— Вы позволите мне высказать предложение, ваше величество? — кашлянула Стрикс Струмажен.

— Разумеется, мадам.

— Мне кажется, пестроперые могли бы стать нашими ушами и глазами в совином мире. Они странствуют по всему свету и знают все, что там происходит.

— Великолепно! Снежная Роза поможет нам связаться с ними! — с воодушевлением вскричал Хуул и добавил, продолжая размышлять вслух: — Великий Глаукс! Пестроперые, полярные медведи, монахи — кто еще может оказаться на нашей стороне? Возможно, нам удастся даже волков сделать своими союзниками! Вы понимаете, что это значит? У нас складывается наш собственный союз — да такой, какого еще не знал мир!

Когда Стрикс Струмажен покинула дупло, Хуул послал за Финеасом и Тео. Дожидаясь их прихода, он в великом волнении летал по дуплу, не в силах присесть. Когда молодые совы явились на его зов, Хуул вкратце изложил им свою мысль о создании сети осведомителей, покрывающей все совиные королевства. Под конец он рассказал друзьям печальную историю без вести пропавшей Эмериллы. Закончив, Хуул задумчиво посмотрел на уголь и добавил:

— В новой войне нам потребуется не только магия, но и стратегия, тщательное планирование и военная хитрость!

— Но послушай, Хуул, — перебил его Гранк. — Ты не можешь сам лететь в Северные королевства, это слишком опасно. Однако мне нравится твоя мысль насчет Снежной Розы. Она действительно может быть нам полезна.

Хуул внимательно посмотрел на своего советника. Гранк показался ему непривычно оживленным. Старый угленос сидел на жердочке неподалеку от угля, однако на этот раз это опасное соседство, казалось, не только не лишало его сил, но, напротив, наполняло каким-то лихорадочным возбуждением.

— Все огорчатся, если Снежная Роза покинет древо, — вздохнул Тео. — Мы уже привыкли каждое утро засыпать под ее волшебное пение.

— Ничего, придется принести эту маленькую жертву на алтарь нашего великого дела! — горячо воскликнул Гранк и быстро заговорил: — Так, Финеас, ты отправишься вместе со Снежной Розой. В Северных королевствах тебя никто не знает, поэтому это будет безопасно. А Тео пусть летит в Сиртгар, там…

— Я тоже полечу в Сиртгар, — перебил его Хуул. Про себя он отметил, что Гранк, все сильнее воодушевляясь, уже взял на себя руководство всей операцией. Неужели это уголь так действует на него? Хуул решил повнимательнее присматриваться к своим друзьям, чтобы заметить малейшие изменения в их поведении: — И мне кажется, что будет лучше, если Финеас отправится вместе со мной. Ведь он родом из Темного леса, а значит, должен хорошо знать этот район.

— Да-да, ты совершенно прав! — мгновенно согласился Гранк.

— Я не думаю, чтобы меня уж слишком хорошо знали в Ниртгаре, — заметил Тео. Вообще-то происхождение Тео было покрыто плотной завесой тайны. Он был родом с берега отдаленного залива Сильнобрызген из залива Клыков и крайне скупо рассказывал о своей семье.

Внезапно успокоившийся Гранк снова взял слово:

— Если вы все трое улетите, нужно заранее выработав способ связи, чтобы я в любой момент мог послать вам вес точку.

— Но каким образом? — не понял Тео. — Ты же не будешь знать, где мы!

— Самопады, — загадочно ответил Гранк.

Хуул и Джосс растерянно заморгали. Они впервые слыша ли это странное слово.

— Самопады? — шепотом переспросил Финеас. — Не разве они не опасные? Говорят, в них призраки живут, и все такое.

— Глупости! Старые совиные сказки, вот как я это называю! — отмахнулся Гранк и, повернувшись к Хуулу и Джоссу пояснил: — Самопадами называют внешне совершенно здоровые деревья, которые в расцвете сил вдруг без всякой видимой причины ломаются и падают наземь. Многие совы с опаской относятся к самопадам и объясняют их падения чарами темнодейства. Но, как я уже сказал, это полная чепуха. Одно время я специально изучал природу самопадов, но, чтобы не утомлять вас длинными научными объяснениями, скажу просто: деревья падают по совершенно естественным причинам. В любом случае, они послужат нам отличным местом для передачи секретных сообщений. Я изготовлю карту, на которую нанесу хорошо известные мне самопады в разных лесах Сиртгара. Время от времени вы будете наведываться к ним и проверять, нет ли сообщений. А оставлять эти сообщения мы попросим Катберта и Гемму, они у нас летают лучше всех на дереве. Надеюсь, Джосс не станет возражать против таких помощников?

— Прекрасный план, Гранк! Огромное тебе спасибо! — воскликнул Хуул, искренне обрадованный тем, что его старый друг и наставник, похоже, полностью пришел в себя. Однако стоило ему посмотреть на остальных своих друзей, как его поразило отсутствующее выражение, появившееся в их глазах. Что с ними такое? Неужели их страшит предстоящее задание? Великий Глаукс, да они смотрят так, словно никак не могут сосредоточиться! Неужели нельзя отнестись к делу с большим вниманием, ведь это жизненно важно! Хуул раздраженно вздохнул и заговорил медленно и четко:

— Но есть еще одна трудность.

— Какая? — мгновенно спросил Гранк.

— Время работает против нас. Мы должны нанести удар первыми, и не позже Короткого Света. Долгая Ночь будет нашим лучшим союзником! — Долгой Ночью совы называли самую длинную ночь в году, которой предшествовал самый короткий день, или, по-совиному, Короткий Свет. В это время солнце лишь совсем ненадолго поднималось над горизонтом.

— Но до Короткого Света осталось меньше трех лунных циклов! — заметил Джосс.

— Я знаю, — кивнул Хуул. — Нам предстоит очень многое успеть сделать. И мы успеем.

— Значит, до Короткого Света, — торжественно кивнул Гранк.

— До Короткого Света, — хором повторили остальные.

«Они действительно согласны со мной или просто поддакивают?» — подумал про себя Хуул. В ответе друзей ему послышалось странное безразличие. Может быть, так и положено вести себя подданным абсолютного монарха? Но Хуулу нужные были мыслящие совы, а не говорящие совуколки — куколки в виде сов, которых родители делают из пуха и перьев для своих птенчиков! Неужели уголь убивает в них способность самостоятельно мыслить, спорить, задавать вопросы: «Нужно спрятать этот уголь куда-нибудь подальше!» — решил Хуул. На память ему пришла первая ночь, проведенная на этом острове после битвы, и то, как весь остров и Великое Древо показались ему окутанными сияющим светом. Тогда Хуул никак не мог понять, что порождает этот свет — caм остров или уголь, и впервые задумался над пределами таинственной силы угля. Но сейчас ему было некогда размышлять об этом, ведь до Короткого Света оставалось совсем мало времени.

Так и было решено. Следующим вечером совы должны были отправиться на поиск союзников. Гранк оставался на Великом Древе, чтобы править от имени Хуула в его отсутствие. Он должен был изложить королевский план парламенту, а также, при помощи пещерной совы, соорудить секретную комнату в своем дупле. Ибо там Хуул решил спрятать и хранить уголь. Не в своем собственном дупле, а в дупле своего наставника. «Ибо кому я могу доверять больше, чем Гранку — моему учителю, приемному отцу, стражу и ближайшему советнику?»


Глава VIII

Миссия хагов


Многие совы боятся летать над морем в период буйства катабатических ветров, но для Тео эти вихри стали бурным приветствием королевства, некогда бывшего его родным домом. Считается, будто коварные северные катабаты служат невидимой стеной, отбивающей у сов из Сиртгарских королевств охоту вторгаться в Ниртгар. Но Тео находил эти ветра бодрящими и с удовольствием принимал их суровый вызов. Перед расставанием Гранк назвал ему имена белых медведей, из которых, по его мнению, могли бы получиться хорошие лазутчики. Особое место в этом списке занимала медведица Свенка, лучшая подруга погибшей королевы Сив. Было известно, что в это время года — то есть осенью — она должна перебраться с летнего места обитания на острове Черной гагары на отдаленные ледники неподалеку от бывшего дома Тео в заливе Сильнобрызген. При мысли о семье у Тео слегка сжимался желудок. Его мать была кроткой, безответной и не очень умной птицей, испуганно вздрагивавшей при каждом громком слове. Зато отца Тео никто не рискнул бы назвать тихоней! До появления на свет младшего брата Шадика Тео принимал на себя всю тяжесть отцовских вспышек гнева. Его отец был отставным Хратианским гвардейцем. Сам он так и не дослужился до офицерского чина, поэтому страстно мечтал, чтобы Тео поступил в гвардию и осуществил его мечту.

Но Тео не чувствовал никакой склонности к солдатской жизни. Тихий и задумчивый, он часто летал в обитель Глауксовых братьев, где выучился читать и писать. Когда отец прознал об этом, бешенству его не было предела.

— Какого хагсмара ты забыл у этих трусов, беспомощных бездельников и тунеядцев? Ленивые, презренные отродья совиного мира — вот кто такие эти дармоеды! Клянусь Глауксом, они не смогут отличить ледяной ятаган от кучи погадок! — бушевал он.

— Они хорошие совы, просто испытывают отвращение к войне, — пытался защитить своих новых друзей Тео. — Они по природе сдержанны и не воинственны. Их страсть — это мир. Их героизм — милосердие. Понимаешь, они видят честь в отрицании насилия, поскольку избрали путь смирения.

— Заткни клюв, ради Глаукса Великого! — заорал отец и, замахнувшись когтем, с силой швырнул Тео через все дупло.

Мать, как всегда, лишь жалобно вздохнула, не посмев заступиться за сына.

Пиа, старшая сестра Тео, при первой же возможности поспешила выпорхнуть из отцовского дупла, причем, к ужасу своих добропорядочных родителей, примкнула к первой же стае пестроперых. Что ж, Тео нисколько не сомневался в том, что его сестра сможет позаботиться о себе. Он тревожился за своего младшего брата Шадика. Щуплый и неуклюжий Шадик унаследовал робость своей матери, что сделало его излюбленной мишенью необузданного отцовского гнева. Отец не только охотно унижал своего младшего сына перед посторонними, но и частенько бил его. Тео, как мог, пытался защитить своего братишку, но однажды ночью, после особенно ужасной ссоры с отцом, он не выдержал и улетел прочь.

Очутившись на острове посреди Горького моря, Тео встретил Гранка и нашел в нем отца, о котором всегда мечтал. Но на этом чудеса не закончились. Через несколько недель после прибытия Тео на остров из яйца, которое Гранк так бережно хранил в дупле, появился на свет Хуул. В ту ночь Тео просто не мог поверить своему счастью. Теперь у него есть не только отец, но и младший братишка, а значит, он нашел свою настоящую семью!

Но все это время его продолжало терзать чувство вины за то, что он бросил своего беззащитного младшего брата на произвол отцовской жестокости. Но потом он стал думать, что Шадик уже вырос, а значит, может и сам о себе позаботиться. Наверное, он уже давно улетел из родного дупла и забыл свое детство, как страшный сон.

Тео так глубоко ушел в эти невеселые мысли, что не заметил, как изменившийся ветер принес с собой зловещий вороний запах, предупреждающий о близости хагсмаров.

Но хагсмара из Ледяных проливов никогда ничего не упускала из виду. Завидев Тео, огибавшего пролив, она стремительно юркнула в свою ледяную пещеру и подозвала к себе Лутту.

— Иди-ка сюда, детка. Ты еще не забыла наши уроки маскировки?

— Конечно нет, тетушка! — После трезвого размышления Крит остановилась на термине «тетушка» и предписала Лутте использовать его в качестве ласкового обращения.

— Кодировка Три-С!

— Снежная, Стройная, Секретная! — отчеканила Лутта.

— Умничка! Лети и исполни. Гляди в оба и приведи хагов в состояние полной боевой готовности. Разведай все и возвращайся ко мне с докладом.

— Слушаюсь, тетушка.

— И побыстрее. Он уже близко.

Лутта не стала тратить времени на расспросы о том, кого имеет в виду Крит. Мгновенно побелев, как полярная сова, она выпорхнула из пещеры и ступила на шельфовый лед. Вытянувшись на коготках, она крепче прижала крылья к бокам и стала на глазах сужаться, пока над пещерой не появилась стройная белая сосулька, не отличимая от других таких же сосулек, ледяной бахромой свисавших над входом в жилище Крит. Через несколько секунд Лутта-сосулька заметила Тео. «Сильные крылья, хорош в полете», — мгновенно оценила она. Похоже, этот путник был неплохо знаком с катабатическими ветрами. Когда Тео скрылся за очередным поворотом залива, Лутта еле заметно приподняла крылья и приказала хагам следовать за ним. «Но никакого яда», — шепнула она вслед удаляющейся стайке.

Как вы уже знаете, хаги обладают несравненным даром чувствовать, отыскивать и запоминать малейшие изменения воздуха, взбаламученного крыльями пролетающей совы. От хагов не укроются ни крошечные волокна совиного пуха, колышущиеся на воздушных потоках, ни мускусный запах отрыгнутой в полете погадки, ни прочие, еще менее заметные для обычных существ приметы, ибо для хагов не существует ни пустяков, ни мелочей.

— Что удалось выяснить? — спросила Крит, когда Лутта вернулась в пещеру.

— Он отлично летает. Похоже, знаком с катабатами. Судя по курсу, летит в сторону Ледяного кинжала.

Крит одобрительно кивнула.

— Кажется, явился откуда-то с юга.

— Да что ты говоришь? — язвительно воскликнула Крит.

— Не торопись, — успокоила ее Лутта. — Хаги обнаружили в воздухе следы очень странного дерева. Они уверяют, что до сих пор ни одна сова, прилетающая из Сиртгара, никогда не приносила с собой ничего подобного.

Темные вороньи глаза Крит превратились в крошечные точки, чернота которых по интенсивности могла соперничать с самым ярким светом. Заглянув в эти глаза, Лутта почувствовала странное возбуждение. Она знала, что Крит чем-то очень заинтересована, а значит, разведка прошла даже лучше, чем ей казалось.

— Очень, очень интересно, — свистящим шепотом проговорила Крит. — Продолжи слежку, но тайно, незаметно! Пошли своих хагов. Я хочу знать о нем все. — Крит многозначительно помолчала и добавила: — Повторяю — все.

— Хорошо, тетушка.

— И вот еще что, дорогуша…

— Да, тетя?

— Твоя так называемая мать славилась своими несравненными хагами. Но я готова поспорить, что твои хаги вдвое лучше, моя милочка.

Едва заметный шелест пробежал по перьям Лутты. Это ее маленькие мерзкие хаги радостно завозились, польщенные похвалой.


Глава IX

Встреча со Свенкой


— Она погибла? Это правда? Сив больше нет? — Белая медведица раскачивала тяжелой головой из стороны в сторону, словно никак не могла понять смысла этих страшных слов.

— Прости, что мне пришлось принести тебе эту печальную новость, — вздохнул Тео. Он разыскал белую медведицу Свенку в узком морском заливе неподалеку от бухты Клыков. Перед вылетом с Великого Древа Хуул зашел в кузницу Тео и увидел в пламени кузнечного горна, как Свенка и ее медвежата плывут на север, придерживаясь северо-западного направления.

— Мама, он сказал, что тетя Сив умерла? — пробасил Рольф. Медвежата Свенки, которых звали Рольф и Анка, заметно подросли и теперь были всего вдвое меньше своей мамы. Свенка горестно кивнула, и оба малыша расплакались.

— Неужели мы больше никогда, никогда ее не увидим? — всхлипывала Анка.

Тео понимал, что должен дать доброй медведице время выплакать свое горе, но его дело не терпело отлагательства. Желудок у него нервно подрагивал от нетерпения. Он должен был как можно скорее организовать сеть лазутчиков и осведомителей. Каждая секунда была дорога, ведь для выработки плана вторжения совам срочно нужна была информация!

— Но ты сказал, что перед смертью она все-таки увидела своего сына? — спросила медведица.

— Да, — кивнул Тео. — Сив умерла у него в крыльях. — Он уже начал терять терпение. Минуты одна за другой утекали у него сквозь когти, а он до сих пор ни на шаг не приблизился к делу! Но Свенка и ее медвежата были так убиты горем, что он не смел торопить их… Тео повернулся к Рольфу и Анке, и на память ему вдруг пришли слова, которыми Гранк когда-то утешил Хуула, потерявшего мать. И Тео повторил эти слова:

— Сив и ее сын встретятся вновь в сияющей глауморе, в совином раю, где нет слез.

Медвежата дружно посмотрели на мать.

— Но как же так? — растерянно заморгала Анка. — Если Сив сейчас в совином раю, а мы с мамой после смерти попадем в медвежий, то значит, мы больше никогда-никогда не встретимся?

— Не тревожься, дитя, — успокоил ее Тео. — Небеса едины для всех. Все души после смерти будут вместе. Просто при жизни мы называем райские небеса разными именами.

— Сдается мне, ты проделал такой долгий путь не только для того, чтобы сообщить мне о смерти моей подруги, — мрачно заметила Свенка.

Тео испытал такое облегчение, что чуть не взлетел.

— Нет. Меня послал к тебе Хуул. Скажи, ты знаешь, кто такие «лазутчики»?

— Шпионы поганые, — с отвращением ответила Свенка.

— Ты… почти права, — пробормотал Тео. — Я прилетел просить тебя стать нашей лазутчицей. Не шпионкой, а другом и помощником. Тебе не нужно будет ничего вынюхивать и подглядывать, просто держи глаза и уши открытыми. — «Тем более такие здоровенные уши!» — подумал он про себя, а вслух добавил: — У нас очень мало времени, Свенка. Лорд Аррин выбил остатки хратианских войск из дворца. Но это еще не самое страшное. Ходят слухи, будто хагсмары формируют свою армию — целую армию, Свенка!

— Армия хагсмаров? — взревела Свенка, и Тео увидел искорку тревоги, промелькнувшую в ее блестящих темных глазах.

Тео молча кивнул. Для белой медведицы, как и для любой совы из Ниртгара, известие о захвате Ледяного дворца стаями хагсмаров означало примерно то же, что новость о падении луны.

— Наступает зима, а это время всегда было благоприятно для хагсмаров. Чем больше воды замерзнет, тем для них безопаснее и тем хуже для нас. Хуул решил первым нанести удар, но сделать это нужно до наступления Долгой Ночи. Вот почему нам сейчас так нужна любая информация!

В ответ Свенка печально покачала головой и вздохнула:

— Но мы, медведи, живем в одиночку. У нас мало друзей, и мы не собираем сплетни.

— Ты что, мама? — воскликнул Рольф, подпрыгивая на льду от волнения. — Мы тоже много чего слышим, нужно только держать ухо востро! Вот я, например, слышал, как целая стайка синюшек только что выплыла из этого залива! — похвастался он.

— А я слышала, как один тюлень болтал об анчоусах, которые живут в том ледяном проливчике, что соединяет этот залив с большим заливом! — подхватила Анка.

— Дети, дети! — рявкнула Свенка. — Вряд ли нашего друга Тео заинтересуют сведения о перемещении стай анчоусов и синюшек! Ему нужна более важная информация.

— Ну почему же, это тоже весьма любопытно, — вежливо ответил Тео, а сам подумал, что такая информация может очень пригодиться для разговора с другими медведями, которые могли бы стать лазутчиками.

— Что именно вы хотели бы узнать? — спросила Свенка.

— У нашего короля Хуула есть одна верная соратница — очень храбрая и умная сова по имени Стрикс Струмажен из Ледяного полка. Ее юная дочь решила принять участие в битве над Ледяными проливами, и с тех пор о ней ни слуху ни духу. Считается, что она пропала без вести. Мы хотели бы знать, жива она или нет.

Свенка пожала плечами. Ей ли не знать кровожадные повадки хагсмаров! Перед самым рождением медвежат она своими глазами видела, как хагсмары убили Миррту, верную служанку и подругу королевы Сив. Никогда в жизни ей не забыть, как хагсмара летела в ночном небе, держа на острие ледяного копья голову убитой полярной совы, и капли крови хвостом зловещей кометы неслись в черном небе за этим страшным трофеем.

— И еще, — прервал ее мрачные воспоминания Тео, — нам нужно знать все о перемещениях хагсмаров и сторонников лорда Аррина. — Затем Тео вкратце рассказал Свенке о Великом Древе и о новом порядке, который начал вводить Хуул. — Понимаешь, Свенка, наш король Хуул — это особенный король. Он не хочет быть абсолютным владыкой. Ты только представь — владея углем, обладающим самой могущественной силой во всем нашем мире, наш король отказывается править при помощи магии — как темной, так и любой другой! Хуул говорит, что настоящим источником власти должны быть идеалы добра, равенства и благородства. Вот он какой, наш король Хуул.

Свенка задумалась. Сравнив про себя обычаи хагсмаров и идеи юного короля, она кивнула и сказала:

— Я сделаю все, что смогу.

Глубокая тишина воцарилась над заливом, и, если бы не свист ветра, Тео и медведи могли бы услышать в воздухе еле слышный шелест крыльев хагов.

— Что? — завизжала Крит. — Он хочет очистить мир от магии? Болван! Глупый мальчишка! — Запрокинув голову, она зашлась в каркающем хохоте, но, отсмеявшись, мгновенно посерьезнела. — Самое главное — это уголь. Я должна завладеть им. Просто смешно, что величайшее сокровище мира досталось в когти какому-то безумному корольку! Впрочем, этот уголь будет попусту растрачивать свои силы в любых когтях, кроме моих, разумеется. Уж я-то знаю, что с ним делать! — Глаза ее вновь превратились в черные точки, и старая хагсмара размечталась о новых, невиданных заклятиях, проклятиях и могущественных чарах. — Ну что ж, дорогуша, теперь у нас с тобой будет хлопот невпроворот! Надеюсь, ты не забыла, как превращаться в пятнистую сову?


Глава X

В Сиртгар!


— Но я не умею петь! — взмолился Хуул.

— Твоя мать тоже не умела, мой хороший. Просто напевай, большего и не нужно, — посоветовала Снежная Роза, небрежно втыкая несколько перьев и веточек в хвост Хуулу. «Ну дела! — думала она про себя. — Кто бы мог подумать, что я когда-нибудь буду украшать перьями хвост самого короля! Насколько мне известно, ни одна пестроперая до сих пор не удостаивалась такой чести. Как говорится, вот так шутки в желудке!»

Закончив хлопотать над нарядом короля, Снежная Роза повернулась к Финеасу:

— К тебе это тоже относится. Будем надеяться, никто не попросит нас спеть! Но если что, помните — мы не в голосе, бережем горло. Особенно вы, разумеется.

Это Гранк придумал, чтобы Хуул, как однажды сделала его мать, выдал себя за пестроперого, летящего в Южные королевства. Вообще-то в совином мире Хуула почти не знали, однако во время разведки меры предосторожности никогда не бывают лишними. Маскировка удалась на славу, и, когда трое пестроперых вспорхнули с Великого Древа и полетели над морем, ни одной сове не пришло бы в голову искать среди них короля!

Вскоре у дальнего края моря, которое совы с Великого Древа называли морем Хуулмере, показался мыс Глаукса.

Перед нашими разведчиками стояла двойная задача: разузнать о судьбе Эмириллы и завербовать лазутчиков. Опустившись на мыс, чтобы передохнуть, они провели первое совещание.

— Куда лететь? — устало вздохнул Финеас. — С чего начать?

— С пьяного дерева! — мгновенно ответила Снежная Роза. — Туда собираются все слухи и сплетни совиного мира! Думаю, там мы и пестроперых повстречаем, и ветеранов свиста, если повезет.

— Ветеранов свиста? — хором переспросили Хуул и Финеас.

— Никогда не слышали такого выражения? — удивленно моргнула Снежная Роза. Финеас и Хуул молча помотали головами. — Как бы вам получше объяснить… Среди них встречаются и настоящие ветераны, но большая часть этих вояк никогда не принимала участия ни в одной войне. Разумеется, они ни за что в этом не признаются! Чаще всего ветеранов свиста можно найти на ветках пьяных деревьев, где они отдают должное перебродившему ягодному соку и чешут клювы, свистя всем подряд о войнах, кровавых сечах и собственных подвигах. Для настоящей войны они либо слишком стары, либо чересчур ленивы, однако считают себя крупными специалистами по всем военным вопросам. Свистуны те еще! Не знаю, что должно случиться, чтобы они вдруг покинули свои насесты и отправились в бой, однако они всегда готовы послать на войну молодых.

— Ух-ху! — негодующе ухнул Хуул.

— Что делать, — вздохнула Снежная Роза. — Тем не менее ветераны свиста служат отличным источником информации. Некоторые из них могут оказаться очень полезны. Они рады любому собеседнику! Так что если есть хоть какие-то сведения о без вести пропавшей в бою пятнистой сове из Ниртгара, эти болтуны наверняка об этом знают. Кстати, если там поблизости пролетал кто-то из глауксовых братьев, они об этом также должны знать, — добавила Снежная Роза, выразительно посмотрев на Хуула, которому очень хотелось склонить на свою сторону брата Бервика. — Ветераны свиста презирают глауксовых братьев.

— За то, что те отрицают войны? — спросил Хуул и украдкой вздохнул, вспомнив доброго старого Бервика, который когда-то давно учил его ловить рыбу.

— Именно.

— Ну и где тут ближайшее пьяное дерево? — поинтересовался Финеас.

— Насколько я помню, на границе между Серебристой мглой и Темным лесом. Но час уже поздний, скоро наступит утро. Если мы не хотим подвергнуться нападению ворон, лучше дождаться сумерек. — Хуул и Финеас уныло вздохнули. «Ох уж мне эта молодежь!» — подумала про себя Снежная Роза, а вслух сказала: — Выше клювы! Дни становятся все короче и короче, так что вы и охнуть не успеете, как наступит вечер. Времени у нас в обрез, так что давайте поскорее поохотимся и подкрепимся перед дальней дорогой.

Всем известно, что на мысе Глаукса охотиться одно удовольствие. Деревьев здесь мало, дичь видна издалека, а скалистые склоны и растрескавшаяся земля так и кишат полевками, мышами и даже скальными крысами, мясо которых славится особой сочностью.

Финеасу повезло поймать такую крысу, и разведчики честно поделили ее на три части, предоставив Финеасу право первым выбрать свою долю.

— Вот что я тебе скажу, Финеас, — заявила Снежная Роза, одобрительно глядя на крошечного воробьиного сычика. — Росточком ты, конечно, не вышел, зато охотишься — дай Глаукс каждому!

— В таком деле размер не имеет значения, — ответил ей Хуул. — Тут важна точность расчета. Видишь, куда он клюнул эту крысу? Прямо между глаз. Финеас всегда был непревзойденным охотником, а смертоносная спираль у него получается точнее и лучше, чем у всех нас!

Смущенный Финеас опустил глаза и взъерошил перья. Он был очень скромной совой и терпеть не мог находиться в центре внимания.

— Это все пустяки, — пробормотал он, отрывая крысе голову.

В чахлых деревьях, росших на открытом всем ветрам мысе Глаукса, не было ни одного дупла, зато среди разбросанных по берегу огромных камней наши путешественники без труда нашли себе надежное укрытие от ветра и случайных ворон.

Когда ночь, побледнев, перетекла в день, трое разведчиков забились под камень и приготовились отойти ко сну. Для Хуула и Финеаса это была первая в жизни ночевка на голой земле, зато Снежная Роза не испытывала никаких неудобств, ведь полярным совам частенько приходится ночевать таким образом. Прежде чем уснуть, все трое глубоко погрузились в свои мысли.

Снежная Роза вспоминала лису, которую она год назад поймала в Серебристой мгле. До сих пор при воспоминании о сочном лисьем мясе у нее начинало приятно урчать в желудке.

Финеас, как всегда, тосковал по родительскому дуплу, маме с папой и младшей сестре, погибшим в лесном пожаре в далеком краю Амбала.

Что касается Хуула, то он размышлял о странностях жизни. Взять хотя бы его, Хуула. Он считал себя сиротой, а потом узнал, что у него есть мать. Правда, его мать умерла прежде, чем он успел как следует узнать ее… Он всегда считал себя самой обычной совой — и вдруг стал королем. Почему он смог достать уголь из пылающего жерла вулкана? Все произошло так быстро, в разгар битвы, в которой была смертельно ранена его мать. Ему тогда почудилось, будто кто-то поманил его, и он не смог противиться этому зову. Он пролетел сквозь стену огня, но языки пламени даже не опалили его перья. Но теперь Хуул припомнил еще кое-что: стены вулкана вдруг стали прозрачными, и он увидел сквозь них уголь. Что же это за уголь и что он несет — проклятие или благословение? Хуул всем желудком чувствовал, что уголь может быть очень опасен. Разве он своими глазами не видел, как меняются совы, очутившись поблизости от него? Он хорошо помнил странное возбуждение Гранка и ненормальное оцепенение Тео, Джосса и Финеаса, которые на последнем совещании из мыслящих сов превратились в безмозглых совуколок. Тем не менее пока беспокоиться было не о чем: Хуул чувствовал, что у него хватит сил справиться с загадочным воздействием угля и защитить от него своих подданных. Но что будет после его смерти? Сама смерть его не пугала, ведь Хуул знал, что в сияющей глауморе его будет ждать мать. Нет, его страшила не смерть, а судьба угля.

Веки Хуула отяжелели. Хватит думать об этом, сейчас ему нужен отдых. Как хорошо было бы снова встретиться с Бервиком! Кажется, он отдал бы все на свете, лишь бы вернуть те далекие, беспечные вечера над Горьким морем, когда они с Бервиком удили рыбу, сидя на ветке ольхи, далеко протянувшейся над водой. Лунный свет серебрил темную воду, рыбы бесшумно скользили в глубине, словно ожидая, когда их выловят… Тогда в его жизни еще не было никакого угля. Тогда он ничего не знал о своей матери и не помышлял ни о каком королевстве. Жизнь была такой простой, такой безоблачной! Хуул зевнул и провалился в сон, словно в туман.

Туман рассеялся, превратившись в легкую дымку, и из этой дымки выпорхнула прелестная пятнистая сова. Казалось, пятнышки на ее оперении сияют в темноте. Она выглядела усталой, но сильной. При виде этой совы желудок Хуула запел от радости. «Ах, какая воительница!» Казалось, она только что вылетела из одной битвы, но уже мчится в другую. «Нужно помочь ей!» — пронеслось в голове у Хуула. Расправив крылья, он поднялся в небо. Где же пятнистая сова? Почему ее нигде не видно? Неужели всему виной вновь сгустившийся туман? Или туман тут ни при чем, а просто наступил Короткий Свет? Как, уже? Так быстро? Но этого не может быть! Еще слишком рано! В чем же дело? Или это опять чары хагсмаров? Неужели их магия настолько усилилась, что они могут влиять на лунные циклы? Всякий раз, когда Хуулу удавалось приблизиться к пятнистой сове, туман сгущался, преграждая ему дорогу. Наконец он потерял сову из виду. Пятнышки на ее перьях, еще недавно сверкавшие, как звезды, растаяли в колеблющейся мгле. Внезапно туман начал темнеть, но это была не привычная тьма ночи, а зловещая воронья чернота! Хуул почувствовал мерзкий запах хагсмаров, и в тот же миг из тьмы хлынуло жуткое желтое сияние. «Великий Глаукс, да это же фингрот, страшное оружие хагсмар! Сейчас я оцепенею и рухну наземь».

В следующий миг между ним и желтым светом возникла тень какой-то совы с изуродованным крылом. Мама!

— Мама, ты где?

— Держись, мой принц. Держись.

— Я не могу! Не могу…

— Хуул, проснись! Проснись! — Снежная Роза трясла его с такой силой, что ее перья дождем посыпались прямо на голову Хуула. «Опять туман?» — подумал он и окончательно проснулся. Перепуганный Финеас тоже стоял над ним. — Похоже, тебе приснился кошмар. Извини за перья, — смущенно добавила Снежная Роза. — У меня как раз настала пора межсезонной линьки.

— Ты в порядке? — склонился над Хуулом Финеас. — Что это было?

— К-кажется, приснился кошмар, — выдавил Хуул.

— О чем? — не унимался друг.

— Не помню. Наверное, что-то, связанное с туманом, потому что когда я увидел перья Розы, то подумал, будто лечу сквозь туман. — Помолчав, Хуул поскреб когтем голову, а потом легонько ткнул себя в живот рядом с желудком, словно пытаясь вытряхнуть оттуда воспоминания. — Честное слово, никак не могу вспомнить, что же это было! Но я точно знаю, что сон не все время был плохой, — задумчиво добавил он, тщетно пытаясь поймать ускользающую тень чего-то светлого и милого, промелькнувшую сквозь его сновидение. — Уже смеркается? — спросил он.

— Почти, — ответила Снежная Роза. Трое сов высунули головы из своего убежища. Небо на западе окрасилось тусклым багрянцем, по которому ползли длинные оранжевые облака. Луна появлялась из-за них, заливая землю призрачным желтым светом. Странная дрожь пробежала по перьям Хуула, а в желудке что-то тревожно дрогнуло. Финеас внимательно посмотрел на него.

— Что с тобой? Никак скрум пролетел над местом твоей смерти?

— Ч-что? — захлопал глазами Хуул.

— Великий Глаукс, прекрати его пугать, он и так сам не свой! — рассердилась Снежная Роза.

— Я не хотел, — смутился Финеас и виновато добавил: — Это просто такая старая поговорка у нас в Амбале.

— Хотел бы я, чтобы это был всего лишь скрум, — загадочно пробормотал Хуул.

— Что это значит? — не понял Финеас. Тихонько усмехнувшись, Хуул ответил:

— Сам не знаю. Ладно, пора браться за дело!

Они подождали, пока оранжевые облака утонут в пурпуре заката, а пурпур потемнеет до густой синевы. Когда первые звезды засияли в вечернем небе, три совы бесшумно поднялись в воздух.


Глава XI

Ветераны свиста


— Так вот, значит… Подхожу я к этому лейтенантику, который маховое перо от хвостового с трех шагов не отличит, и прямо ему говорю: «Прошу прощения, но так дела не делаются. Эдаким манером нам с такими тварями нипочем не справиться». Представляете? Так прямо и режу, начистоту. «Когда имеете дело с хагсмарами и их желтым светом, то первым делом заманите их в открытое море!» И что вы думаете? Так мы и сделали. Разумеется, я лично возглавил операцию и…

Хуул, Снежная Роза и Финеас опустились на пьяное дерево как раз в тот момент, когда виргинский филин приступил к самой драматической части своего повествования. Закончив, он повернулся к новоприбывшим и заухал:

— Лопни мой желудок, кого я вижу! Трое пестроперых! Как я смотрю, вы прилетели с севера?

— Как там дела? Неужели не порадуете нас известиями о добрых битвах? — спросила сидевшая рядом огромная бородатая неясыть. Хуул сразу узнал ее. Эта сова была в числе наемников, которых Сив привела на помощь перед последней битвой, поэтому Хуул всем желудком надеялся, что неясыть не узнает его в облике пестроперого скитальца.

— Да-да, нынче все добрые битвы идут на севере! — перебила пестрая неясыть.

— А я о чем? Мой двоюродный брат рассказывал, будто Ледяной дворец захвачен армией хагсмаров под предводительством какого-то юного сорвиголовы. Кое-кто говорит, будто он сумасшедший.

У Хуула похолодело в желудке.

К счастью, бородатая неясыть уже утратила к нему интерес и повернулась к Снежной Розе и Финеасу:

— Эх, друзья, какую вы битву здесь пропустили! Вот это, я вам доложу, было зрелище! Никогда не забуду, как молодой король промчался прямо сквозь стену огня с углем в клюве! — Хуул слегка вздрогнул и еще сильнее втянул голову в плечи. — Не хотите отведать здешнего соку? И моим друзьям поднесите по стаканчику! — Он сделал знак содержателю дерева, малой ушастой совке весьма подозрительного вида, и вскоре та вернулась с несколькими ореховыми скорлупками, до краев наполненными крепким питьем. Разведчикам предстояло сделать вид, будто они вовсю накачиваются забродившим соком и при этом оставаться совершенно трезвыми.

Затем на дерево, пошатываясь, опустилась изрядно потрепанная короткоухая сова и сипло крикнула:

— Еще один стаканчик, Гарри! Ты же знаешь, я употребляю только в медицинских целях.

— Она была ранена над Хратгаром. Потеряла половину лапы, шутка ли! — понизив голос, пояснила бородатая неясыть Хуулу и Финеасу. Украдкой покосившись на короткоухую сову, друзья невольно поежились: в самом деле, на ее правой лапе осталось всего два пальца с когтями.

— Должно быть, ей теперь нелегко охотиться, — сочувственно прошептал Хуул.

— А мы на что? — даже слегка обиделась неясыть. — Мы о ней заботимся. Хотя, скажу вам откровенно, с выпивкой ей пора завязывать.

— Что ты там болтаешь обо мне, Аластар? — крикнула короткоухая сова, поворачивая голову. Капли забродившего сока фонтаном брызнули из ее клюва.

— Ничего, дорогуша. Молчу как рыба.

— Это в медицинских целях, ясно? Тот брат, что выхаживал меня, когда я приходила в себя после ранения, так прямо и сказал… Вот так и сказал, слово в слово: «Лолли, дорогая, никого не слушай, а делай, как я тебе скажу! Принимай по стаканчику хмельного сока, чтобы облегчить боль, особенно в зимнее время!» Так и сказал…

— Брат? Вы говорите об одном из Глауксовых Братьев? — не удержался от вопроса Хуул.

— Да уж не о своем брате, это точно! Я тебе так скажу — мой брат и чайкиного помета не стоит! — Сидевшие на ветках пьяного дерева совы дружно загоготали, так что листья зашуршали. Несколько мелких сов, которые были уже не в силах удерживать в лапах стаканы, опрокинулись с дерева, однако в последний момент все-таки ухитрились расправить крылья, избежав позорного падения на землю.

— А вы случайно не помните его имени? — спросил Хуул.

— Имя? Да, как его… как же его… — Сова несколько раз коротко дернула головой, словно пыталась поставить мозги на место. — Викбер, кажется. Да, точно! Викбер. Или Бервик.

— Бервик! — ахнул Хуул. — Мохноногий сыч?

— Ага, кажется. Типа того. Мохноногий… Сыч.

— Вы случайно не знаете, где его можно найти?

— Найти? Ну это… это вопрос сложный. — Короткоухая сова снова затрясла головой. — Дайте-ка подумать. Я была еле жива, когда вырвалась из Ниртгара, но мне повезло с ветром. Хвостовой был ветер, это я точно помню. И кажется, я… Да, наверное, я полетела в Серебристую мглу. Потому что мне не хотелось долго торчать на мысе. Сами знаете, что это за дрянное место — ни деревьев, ни травы. О, кажется вспомнила! — Янтарные глаза Лолли радостно заблестели, и Хуулу показалось, будто она даже слегка протрезвела. — Это было возле того места, где когда-то жили Другие. Как раз рядом с ихней цирковью.

— Церковью? — пришел ей на помощь Аластар.

— Точно!

— Прелестное романтическое местечко.

— В Серебристой мгле вообще много развалин, оставшихся от Других, — заметил Аластар.

Когда Хуул впервые попал в Сиртгар, у него не было времени как следует осмотреться, но ему уже тогда очень хотелось побольше узнать о загадочных каменных дуплах, некогда построенных Другими.

— Тогда нам лучше поторопиться, пока Бервик не отправился еще куда-нибудь, — сказала Снежная Роза.

— Мы вас не отпустим, пока вы нам не споете! — заухал виргинский филин, совсем недавно красочно живописавший свои боевые подвиги в Ниртгаре. — Знаете, перед битвой наш славный король Храт всегда призывал пестроперых, чтобы те спели нам воодушевляющую песню!

— Стая безмозглых пропойц! — процедила Снежная Роза.

— Что будем делать? — в отчаянии прошептал Финеас.

— Положитесь на меня, — так же тихо ответила Снежная Роза, выступая вперед. — Мои друзья сегодня не в голосе, у них сейчас межсезонная линька, а в это время у певцов часто першит в горле. — Совы понимающе закивали и захлопали крыльями. На самом деле это была чушь чаячья, но захмелевшие совы были готовы и не в такое поверить. — Но я знаю несколько старинных боевых песен и с радостью исполню для вас балладу неба и льда!

Разумеется, это предложение было встречено с восторгом, и ночь взорвалась радостными воплями, визгом, уханьем и хлопаньем крыльев.

Снежная Роза запела. Ее чарующий голос жидким лунным светом поплыл по ночному небу, вплетаясь в ветви пьяного дерева и заливая все вокруг волшебным мерцанием красоты.
		Там, где с небом лед бескрайний слит


		в царстве бесконечном,


		Там, где не растут деревья,


		а вода лежит под спудом —


		Недвижима и смиренна,


		покоренная навечно.


		Там, где ветер с диким воем


		заметает снегом льдины,


		Вырезая в стылой толще


		величавые строенья,


		Башни, зубчатые стены, с


		тройные мосты и шпили.


		Там однажды очутившись,


		ты раскинь пошире крылья,


		В воздухе застынь недвижно,


		обратившись в слух единый


		И прислушайся — услышишь


		разговоры льда седого.


		Год за годом, век за веком


		лед ведет свое преданье.


		Говорит о древнем прошлом,


		о великих исполинах,


		Вмерзших в толщу ледяную,


		и о времени застывшем.


		Говорит о сне глубоком,


		усыпившем это место,


		Где вовек лед не растает


		и не вырастут деревья.


		Вот туда хочу умчаться,


		вот туда стремится сердце,


		Ведь на дне его таится лед


		из царства вечной стужи.


Последние слова песни еще дрожали в небе, когда совы бесшумно взлетели с дерева.

— Ух-ху! Чуть не влипли, — выдохнул Финеас, с радостью поймав крыльями теплое термальное течение.


Глава XII

Тео спешит


Сидя на задних лапах, Свенка пристально смотрела на Тео. Она была честной медведицей, и, хотя ей было совсем не по душе шпионить, она понимала, что это нужно ради доброго дела. В память о погибшей Сив она должна была сделать все возможное ради ее сына, юного короля, который, похоже, был славным малым.

— Вот что, Тео, — сказала она наконец. — Так и быть, я буду твоими глазами и ушами здесь. Но лучше всего тебе потолковать со Сварром, отцом моих медвежат. Он живет как раз неподалеку от крепости лорда Аррина, на востоке залива Клыков. Сварр много знает. Возможно, он даже видел ту пятнистую сову, которую ты ищешь.

— А где находится крепость лорда Аррина?

— Как вылетишь из этого залива, сразу бери курс на север и лети, никуда не сворачивая, до самого залива Клыков. Залив будет постепенно сужаться, потом снова расширится, а перед началом большой лагуны опять станет узким, как коготь. Вот как доберешься до этого второго сужения, лети на восток, вдоль щекотки.

— Вдоль щекотки?

— Как бы тебе объяснить? Смотри, заливчик — это маленький залив, так? А щекотка — это совсем крошечный заливчик. Мы, белые медведи, прозвали его так потому, что когда через него проплываешь, то иногда скребешь боками о берега, и это ужасно щекотно.

Тео моргнул. Кто бы мог подумать, что такие огромные создания с густой шерстью и толстенной шкурой могут чувствовать щекотку!

— В самом конце залива, где высятся груды льда, есть пещера. В ней ты и найдешь Сварра.

— Так ты говоришь, это рядом с крепостью лорда Аррина?

— Да, но это не важно. Паровые дыры — вот что главное.

— Паровые дыры? Ты говоришь о струях теплого воздуха, которые вырываются из земли? И что в них такого важного?

— А то, что мы их любим! Нам нравится горячий пар, мы любим нежиться в лужах с теплой водой, которых всегда много вокруг таких мест. Сварра за хвост оттуда не вытащишь! Видишь ли, годы берут свое, он стареет, и у него все чаще ломит плечи. Всем известно, что горячие ванны отлично помогают от этой напасти. Но речь сейчас не об этом, а о том, что белые медведи давным-давно сделали одно важное открытие: оказывается, паровые дыры отлично проводят звук. Сварр ужасно любопытен и обожает подслушивать всякие разговоры, пока принимает ванну. Несколько лунных циклов назад я навещала его по просьбе Сив. Моя бедная подруга хотела узнать, что затевает лорд Аррин. Между прочим, Сварр тогда рассказал мне много интересного! Короче, он тебе поможет. — Помолчав немного, Свенка задумчиво добавила: — И кстати, передай ему мой привет и скажи, что годика через два мы, может, свидимся снова. Где-нибудь, когда-нибудь.

Поблагодарив добрую медведицу, Тео распрощался с медвежатами и расправил крылья. Он уже готов был подняться в воздух, как вдруг Рольф умоляюще попросил:

— Мама, а можно мы поплывем за ним до конца залива?

— Можно, только пообещайте, что носа не покажете в большой залив!

— Обещаем! — хором воскликнули медвежата.

Тео низко полетел надо льдом, а медвежата поплыли на спине по заливу, без умолку болтая друг с дружкой.

— Правда нечестно, что мама не разрешает нам участвовать в войне?

— Еще бы! Да она нам вообще ничего не позволяет. Вот только недавно разрешила сидеть возле лунок и глушить тюленей, когда они высунутся подышать.

— Да ну, скукотища! Сначала было интересно, а теперь надоело.

— А ты когда-нибудь сражался в бою, Тео?

— Да, но только мне это не очень понравилось.

— Как это? Почему? — поразился Рольф. — Ты перепугался, да?

— Конечно, еще как. Если кто-нибудь скажет тебе, что на войне не страшно, знай — перед тобой дурак или сумасшедший. А теперь нам пора прощаться. Будьте умниками и возвращайтесь к маме.

— Ладно, — дружно вздохнули медвежата. — Пока, Тео.

— Пока, Рольф. До свидания, Анка!

Была уже почти полночь, когда Тео добрался до конца щекотки. Надо сказать, Свенка оказалась права — этот заливчик действительно был очень узким! Не долетая до конца залива, Тео увидел исполинского медведя, издалека похожего на гору желтоватого снега. Неужели это и есть Сварр? Медведь сидел на льду и смотрел куда-то вниз. Тео опустился чуть ниже. Услышав его приближение, медведь поднял лапу, предупреждающе взмахнул в воздухе, а потом приложил ко рту, требуя тишины. В следующий миг чья-то темная круглая голова показалась над поверхностью лунки, затем раздалось глухое «хрясь!» — и вода в заливчике заходила ходуном. Кровь брызнула на лед.

— Погоди немного, — прорычал медведь, вытаскивая на лед обмякшую тушу тюленя. Средним когтем он молниеносно чиркнул по тюленьему брюху, аккуратно разорвал шкуру и принялся с урчанием выгребать еще теплый жир.

— Мммм, вкусный попался, — проурчал медведь и повернулся к Тео: — Тебе чего?

— Ты Сварр?

— Нет, только не это! Чего ей еще надо?

— Кому?

— Свенке, кому же еще?

— Как ты догадался?

— Проще простого! В последнее время Свенка стала неприлично общительной. Ведет себя совершенно не по-медвежьи, просто стыд и срам! Это все оттого, что она связалась с совами. Они плохо на нее влияют.

— Насколько я знаю, вы и сами довольно много знаете совах, — вежливо возразил Тео.

— Верно. Я про них много чего знаю, а вот они обо мне ничего! — с усмешкой парировал медведь.

— А что именно вас интересует в совиной жизни? — с искренним любопытством спросил Тео.

— Их политика, войны, заговоры и тому подобные глупости. Весьма любопытно, надо признаться.

— В таком случае, мне очень повезло встретить вас! — дружелюбно воскликнул Тео.

Сварр поднял голову и впервые за все это время посмотрел на него.

— Я рад, что ты не обиделся.

— Разве на правду обижаются? Честно говоря, сам я не интересуюсь ни войной, ни политикой.

— Тогда откуда ты и что делаешь здесь?

— Родом я из залива Сильнобрызген, это недалеко от сюда.

— Знаю, знаю. Неплохое местечко. Тюлени там особенно жирные.

— Да, наверное. Но сейчас я прилетел из другого места, и Южных королевств. Видите ли, я посланник короля Хуула.

Сварр отложил кусок окровавленного жира и изумлена уставился на Тео.

— Правда, что ли? Тео кивнул.

— Я слыхал много хорошего о вашем молодом короле. Говорят, он храбро сражался в битве в краю Далеко-Далеко и даже раздобыл там какой-то волшебный уголь. Дай-то Урсус чтобы при помощи этого угля ему удалось вышибить хагсмаров из нашего мира!

— Ты много знаешь, Сварр, поэтому я и прилетел к тебе.

— Зачем это? — насторожился медведь.

— Видишь ли, твои сведения могли бы очень помочь нашему королю, — ответил Тео и изложил медведю королевский план по созданию сети лазутчиков во всех королевствах совиного мира.

— Видишь ли, мы не совы, а белые медведи, — выслушав его, неторопливо ответил Сварр. — У нас своя жизнь и свои обычаи. Мы никогда не вмешиваемся в конфликты и не примыкаем ни к одной из сторон. Но эти поганые совы и хагсмары мне совсем не по душе. Я слышал, как они заколдовали Свенку, когда она носила моих медвежат!

— Ой, чуть не забыл! У меня для тебя сообщение от Свенки. Она сказала, что хотела бы встретиться с тобой годика через два.

Сварр с напускной мукой закатил глаза к небесам.

— Ну что ты с ней будешь делать? — Он тяжко вздохнул, да так, что Тео чуть не сдуло с ледяной глыбы в залив. — Я так понял, ты хочешь, чтобы я подслушивал возле паровых дыр?

— Да! — обрадовался Тео. — Узнай, не планирует ли лорд Аррин ответный удар или что-нибудь в этом роде. Сколько у него войск? Сумел ли он завербовать новых хагсмаров?

— Ох-хо-хо!

И снова Тео пришлось изо всех сил вцепиться когтями в лед. Неужели эти медведи не могут выражать свои эмоции чуть менее бурно?

— Вы, умники, отстали от времени. Сколько войск у лорда Аррина? Да у него сейчас и двух погадок-то не найдется, не говоря уже о войсках!

— Что?

— Что слышал. После последней битвы его войска разбежались. Раскололись, как льдины в летний день.

— Хочешь сказать, что они исчезли?

— Нет. Просто перегруппировались — знаешь такое слово? Союзники лорда Аррина пошли в бой ради военной добычи, а вместо этого стали пищей для стервятников. Перед битвой в Далеко-Далеко лорд Аррин захватил Ледяной дворец старого короля Храта, но сейчас какой-то молодой выскочка во главе огромной армии осадил этот дворец и вышиб оттуда самого лорда Аррина. Сказать тебе, что случилось потом? Ульрика, самая страшная из всех хагсмар и лучшая наемница лорда Аррина, восстала против него и собрала собственную армию. И в этой армии уже нет ни одной совы.

— Значит, складываются новые союзы?

— Именно. Они все сражаются за власть. Сейчас настоящий пир для стервятников всех мастей! Поверишь ли, даже стая пестроперых решила поучаствовать в будущей войне!

— Пестроперые надумали сражаться? — поразился Тео.

— Ушам своим не веришь? — оживился медведь. — Погоди, я тебе еще не то скажу! Они больше не называют себя пестроперыми. Теперь они краали. Нельзя сказать, что они интересуются властью или находят особое удовольствие в убийствах. Их влечет жажда наживы.

— Краали, — повторил Тео, а про себя подумал, что это название, наверное, произошло от старого кракишского слова «краалинк», обозначавшего грабительский набег.

— Краали торгуют всяким пестрым барахлом да цветными перьями, а жить предпочитают в гнездах на земле, в тундре. Они научились делать разноцветные краски из разных ягод, мхов и прочего. Честно тебе скажу, ты с небес рухнешь, когда их увидишь! Они раскрашены во все цвета радуги! По сравнению с ними обычные пестроперые покажутся тебе серыми сплюшками.

— Ты сказал, что какие-то совы захватили Ледяной дворец Храта? — спросил Тео.

— Да. Вот только я запамятовал имя этого захватчика. Под его началом тоже полно хагсмаров, причем все больше молодых.

Что и говорить, Сварр оказался ценнейшим источником информации! Важнее всего были сведения о хаосе в Ниртгаре. Сварр правильно сказал: это некогда великое королевство теперь стало приманкой для стервятников всех мастей! Хагсмары, наемники, краали, тираны и тиранчики со всех концов света слетелись туда в поисках поживы. «Пожалуй, придется навестить Ледяной дворец и своими глазами посмотреть, сколько там сов и хагсмаров», — подумал Тео.

— Кстати, чуть не забыл! — воскликнул Тео перед тем, как взлететь в небо. — Ты ничего не слышал о пятнистой сове по имени Эмерилла?

— Эмерилла? Дочь Струмажен и Хартвела?

— Да! Да!

— Слыхал, как не слыхать. Говорят, она была одной из лучших воительниц в Ледяном полку, но пропала без вести после битвы. С тех пор о ней ни слуху ни духу.

— И ты больше ничего о ней не знаешь?

— Нет. Однако чего о ней только не говорят! Я слышал, что лорд Аррин сходит по ней с ума и мечтает сделать своей подругой. Одни говорят, будто она улетела со стаей хагсмаров, другие уверяют, что видели ее среди краалей.

— Огромное тебе спасибо, Сварр. Ты просто не представляешь, как помог нам! Послушай, если ты узнаешь еще что-нибудь важное, то, может быть, найдешь способ сообщить нам?

— Видишь ли, мы, белые медведи, существа одинокие. Но я попробую передать весточку со Свенкой.

— Это было бы прекрасно! — обрадовался Тео. — Мы будем регулярно связываться со Свенкой.

— Вообще-то она хорошая медведица, — пробурчал Сварр. — Порой я очень скучаю по ней. Передай ей, что все эти два года я буду с нетерпением ждать новой встречи. Пусть будет здорова и счастлива, и медвежата тоже.

— Не хочешь передать что-нибудь Рольфу и Анке?

— Рольф и Анка? Это что же за имена такие? Клянусь Урсусом, медведей так не называют! У нас принято давать медвежатам добрые северные прозвища, например Свен. Или Сварр.

— Может быть, Свенке захотелось быть более оригинальной? — предположил Тео.

Сварр лукаво подмигнул ему и потер лапой подбородок.

— Знаешь, что я тебе скажу? Порой мне кажется, что наши самки не знают удержу в своем желании быть оригинальными.

— Вы полагаете? Никогда об этом не задумывался… Значит, вы ничего не хотите передать медвежатам?

— Ничего не хочу. Медвежата меня утомляют. Какой в них интерес?

Тео моргнул. Что за странные существа эти белые медведи! Он еще раз поблагодарил Сварра за помощь и поднялся в небо. «Может быть, заглянуть ненадолго в свое дупло? Посмотрю, как там мама, Шадик и отец».

При одной мысли об отце крылья его отяжелели, словно каменные.


Глава XIII

Неужели это мой дом?


Залив Сильнобрызген имел форму задней волчьей лапы, кроме того, это был один из немногих заливов, по берегам которого росли деревья. Время уже близилось к рассвету, когда Тео заметил впереди Ниртгарскую березу, в которой находилось родовое дупло его семейства. Он до сих пор не знал, как объявить родным о своем появлении. Его мама была особой пугливой и нервной, и Тео не хотелось ее волновать. Интересно, Шадик еще здесь? Может быть, лучше облететь дерево кругом и отыскать маленькое заброшенное дупло, в котором уже сто лет как никто не живет? Если оно и сейчас пустует, то в нем можно будет спокойно переночевать, а заодно послушать, что творится в родительском доме.

Подлетая к дереву, Тео услышал два голоса — мужской и женский. С трудом протиснувшись в тесное дупло, годившееся скорее для сычика-эльфа, чем для крупного филина, он весь обратился в слух. В первый миг ему показалось, будто он ошибся деревом. Мать Тео всегда была совой миниатюрной, с еле слышным голосом, но сейчас из родительского дупла доносилось оглушительное уханье и визг, перемежавшийся взрывами громового хохота.

— Клянусь перьями на заднице, это самая смешная шутка, которую я когда-либо слышала! — кричал грубый женский голос.

— Честное слово, Филма, это чистая правда!

Филма? Так звали его мать, но Тео никогда в жизни не слышал, чтобы она смеялась или разговаривала таким резким голосом. Что касается второго собеседника, то он явно не был ни отцом, ни Шадиком. «Глаукс Великий, да что там происходит?» Не в силах больше терзаться догадками, Тео вылетел из дупла, обогнул дерево и опустился на ветку.

— Мама! — Его крик утонул в новом взрыве дикого хохота. — Мама! Ма-аам! — изо всех сил заорал Тео. Смех оборвался. Через несколько секунд в темноте дупла зажглись два круглых желтых глаза, а потом показалась крупная голова, увенчанная двумя пучками перьев, которыми мама всегда очень гордилась, поскольку они были намного гуще и пушистее, чем у ее соседок. Сомнений не было — это была его мама!

— Тео! — заухала мама. — Тео, детка моя! Глазам своим не верю — Тео вернулся! Виг, иди сюда! Это же мой Тео!

«Виг? Это еще кто такой?» — опешил Тео. Насколько он помнил, его отца звали Хакон. Тут из дупла показался совершенно незнакомый крупный виргинский филин и настороженно уставился на непрошеного гостя.

— Мам, а где папа? — спросил Тео.

— Ах, сынуля, даже не спрашивай. Просто не знаю, как тебе сказать…

— Ну-ну, крепись, Филмочка, — ухнул Виг, по-хозяйски взъерошив крылом пучки перьев над ее головой.

— Мне очень больно говорить это, сынок, — начала мама, впрочем, без особой скорби в голосе, — но твоего отца больше нет.

— Нет? Как нет? Он умер?

— Да, сынок. Я понимаю, как тебе тяжело, ведь вы с отцом всегда были так близки!

«Она что, смеется надо мной?» — захлопал глазами Тео.

— Как это произошло?

— О, это целая история. Когда Шадик отправился на войну…

— Что? Шадик отправился на войну?

— Ну да. Ты представляешь? Твой брат прославился на этой войне, но об этом я расскажу тебе потом. Ах, что же мы болтаем на пороге, заходи скорее в дупло! У нас как раз сочные лемминги к ужину, — мама повернула голову и влюбленно посмотрела на Вига. — Мой Виг такой замечательный охотник! — Она подлетела и нежно клюнула своего друга в перья над головой. После этого парочка принялась с нежным угуканьем перебирать друг другу перышки, и Тео был вынужден отвернулся.

— Так ты рассказывала о папе, — напомнил он через какое-то время.

— Ах да, конечно! Я просто немножко отвлеклась, — игриво захихикала мама.

«В жизни не встречал более веселой вдовушки!» — подумал про себя Тео.

— Так вот, когда Шадик улетел на войну, твой отец тоже решил тряхнуть стариной. Ты же знаешь своего папочку, Тео!

Разве он мог позволить, чтобы его собственный сын, которого он всегда считал никчемным последышем, хвастался перед ним боевыми подвигами! — Мама замолчала, пытаясь придать своим сверкающим от счастья глазам подобающее случаю скорбное выражение.

— Да, конечно, — пробормотал Тео. — И что случилось?

— Он полетел на войну и погиб, вот и все. В первом же бою, не успел даже ледяной меч поднять. — Филма потупила глаза и издала горлом натужный звук, отдаленно напоминавший нечто среднее между всхлипом и вздохом. Когда она подняла голову, глаза ее просияли таким счастьем, какого Тео никогда в них не видел. — Но теперь у меня новый супруг. И он не бьет меня, как это делал твой папочка!

Тео был потрясен до глубины души:

— П-поздравляю. Я очень рад за тебя. А Шадик? Ты сказала, он полетел на войну?

Глаза Филмы стали огромными, как луны.

— Ах, сыночка, держись крепче, чтобы не упасть! Твой брат теперь не такой малыш, каким ты его помнишь! — Она понизила голос до еле слышного шепота: — Наш Шадик высоко взлетел — он теперь командует целым полком! И знаешь что еще?

— Ч-что? — холодея от страха, выдохнул Тео.

— Его полк захватил старый хратгарский Ледяной дворец!

Это было уже слишком. Тео часто-часто заморгал и выдавил:

— Ледяной дворец? Тот, что на леднике?

— Тот самый, — кивнула Филма.

— Но это же дворец короля Храта… Он был добрым королем.

— Ах, сынок, что мы понимаем в большой политике? Ты же знаешь, как в жизни бывает, — отмахнулась Филма.

— Нет, мама. Я не знаю.

— Король Храт потерпел поражение, а мерзкий лорд Аррин захватил его королевство. Но Шадик говорит, что этот лорд — самый обыкновенный выскочка, который и править-то не умеет! Шадик считает, что было бы позором оставлять такой прекрасный дворец в грязных когтях самозванца.

— Выскочка? Самозванец? Но, мама, наш Шадик тоже не король! Он-то откуда знает, как править государством?

— Как-нибудь научится, сынок. Велика ли наука! Не забывай, что его теперь окружают очень милые молодые хагсмары, так что ему есть на кого положиться.

— Хагсмары? Он водит дружбу с хагсмарами?

— Конечно, милый. Знаешь, они вовсе не такие плохие, как о них думают, особенно те, что помоложе. Наш Шадик воспитывает их, учит всему хорошему и справедливому.

«Справедливые хагсмары? Они тут что, совсем спятили?»

Сотни вопросов вертелись у Тео на кончике клюва. Неужели Шадик и мама утратили последние остатки преданности королевской династии Хратгарда? Но если они больше не верны Сив и Храту, значит, они и Хуула не признают королем? Но ведь они не могли не слышать о битве в Далеко-Далеко!

Но после того как Тео узнал, что его брат вступил в союз с опаснейшими существами во всем совином мире, он понял, что ему следует держать свои вопросы при себе. Более того, ни в коем случае нельзя было говорить матери о том, что он является верным союзником и близким другом короля Хуула, законного наследника ледяного трона Ниртгара!

— Мы с Вигом частенько бываем в Ледяном дворце, — продолжала мать, не замечая его смятения. — И нас каждый раз принимают с королевскими почестями!

Тео с трудом удержался, чтобы не отрыгнуть. Внезапно его осенила блестящая мысль. Напустив на себя самый восторженный вид, он сказал:

— Я бы тоже хотел повидаться с Шадиком!

— Ах, сыночек, ну разумеется! Мы можем все вместе отправиться к нему. Это будет так прекрасно, так трогательно! — От избытка чувств Филма взлетела в воздух и защелкала когтями. Тео в ужасе смотрел на нее. «Подумать только, она гордится сыном, вступившим в союз с хагсмарами!»


Глава XIV

Запах хагсмары


— Высматривайте дым, — приказал Хуул, когда они пролетали в юго-восточном направлении над лесом Амбалы. Трое разведчиков уже почти два лунных цикла странствовали по Южным королевствам. Сейчас они искали следы кузницы одинокого кузнеца.

Надо сказать, что известия о новом могущественном оружии, использованном сторонниками короля Хуула в битве, быстро распространились по всему Сиртгару. Не прошло и нескольких лунных циклов после битвы, как Хуул своими глазами увидел, что бывшие воины королевы Сив пытаются, рискуя жизнью, разводить костры и подбирать угли. Разумеется, пока лишь немногие из них преуспели в этом искусстве, но начало было уже положено. Теперь перед совами стояла куда более трудная задача — научиться выплавлять из камня металл и делать из него оружие. Многим это искусство казалось настоящей магией, однако важнее всего было то, что практически все кузнецы и угленосы были горячо преданы памяти славной королевы Сив. Одиночки по натуре, они не стремились обустраивать дупла и обзаводиться семьями. Однако было бы неправильно считать их всех мрачными отшельниками. Кузнецы искренне радовались гостям, время от времени посещавшим их кузницы, чтобы полюбоваться чудом рождения металла, и живо интересовались новостями из большого совиного мира. Таким образом, они всегда были в курсе самых последних сплетен и событий.

Хуул давно понял, что из одиноких кузнецов могут получиться отличные лазутчики. В последнее время чуть ли не каждая сова стремилась обзавестись собственными боевыми когтями, поэтому к кузнецам слетались посетители со всех уголков совиного мира. По числу разговоров и сплетен кузницы вполне могли соперничать с пьяными деревьями!

С самого начала Хуул решил, что было бы слишком неосторожно напрямик предлагать каждому кузнецу стать лазутчиками. Сначала нужно узнать, на чьей он стороне, а потом осторожно выяснить, хватит ли у него ума и искусства для сбора нужной информации. Надо сказать, что до сих пор все встреченные ими кузнецы оказались умны, отважны и исполнены желания служить славному молодому королю. Многих из них Хуул помнил по битве, однако, к счастью, до сих пор никто не узнал его в обличие пестроперого.

Летя в ночном небе рядом с Финеасом и Снежной Розой, Хуул припоминал все, что им удалось узнать за эти долгие дни. Во-первых, хагсмары были где-то поблизости, однако никто их толком не видел. То тут, то там на земле попадались черные воронья перья или странные погадки, а иногда ветер приносил с собой отвратительный вороний запах, говоривший о близости этих дьявольских созданий.

Но это было не единственное открытие разведчиков. Во время путешествия по Сиртгару Хуулу вдруг пришло в голову уговорить нескольких одиноких кузнецов переселиться на Великое Древо, чтобы там, под наблюдением Гранка и Тео, они могли усовершенствовать свое мастерство. Вся трудность заключалась в том, чтобы сделать это предложение как можно небрежнее, как бы между делом.

— Я слыхал, — сказал Хуул одному одинокому кузнецу из царства Тито, — будто на Великом Древе, на том самом, которое еще называют Великим Древом Га'Хуула, можно научиться ковке металлов и искусству обращения с углями у настоящих мастеров своего дела.

Таким образом ему удалось отправить на Великое Древо сразу нескольких талантливых кузнецов и угленосов-самоучек, а значит, к моменту битвы у верных королю сов не будет недостатка в боевых когтях!

На границе Пустошей и Серебристой мглы Хуул, Финеас и Снежная Роза встретились с Джоссом. Посланец доложил, что Гранк очень доволен новыми кузнецами и угленосами. Теперь на острове действуют целых четыре кузницы, по два кузнеца на каждую, и запас боевых когтей увеличился в несколько раз. Каждый день на остров прибывают добровольцы, желающие принять участие в грядущей битве, и лорд Ратник со своими помощниками без устали обучает новичков навыкам обращения с ледяным оружием. Кстати, благодаря холодам и великолепным защитным свойствам ягод-молочники, ледяное оружие сохраняется в отличном виде, ничуть не теряя остроты.

Как оказалось, Хуул и Финеас в свое время не зря проводили столько времени в кузнице Тео. Теперь им не составляло никакого труда, не выдавая себя, якобы мимоходом подбрасывать кузнецам разные ценные советы и подсказки. Таким образом, они ковали узы дружбы с мастерами во всех королевствах. И всякий раз они расспрашивали кузнецов о том, не слыхали ли те о появлении хагсмаров в Южных королевствах — и каждый раз получали отрицательный ответ. Никто не видел ничего подозрительного, но Хуул желудком чувствовал — тут что-то не так.

— Но если бы хагсмары были здесь, мы бы непременно их учуяли! — возражал Финеас.

— Несомненно! — поддерживала его Снежная Роза, которая до сих пор не могла забыть облако тяжелого смрада, повисшее над полем битвы в краю Далеко-Далеко. — Этот мерзкий вороний запах ни с чем не спутаешь. К нему невозможно привыкнуть!

— Не забывайте, что совы никогда не могли похвастаться хорошим обонянием, — вздыхал в ответ Хуул.

И вот однажды ночью, когда они гостили у одинокого кузнеца из Амбалы, Хуул увидел в пламени горна нечто такое, что заставило его желудок содрогнуться от ужаса. Это была хагсмара! Хуул сразу узнал ее.

Финеас сразу понял, что Хуул увидел в огне что-то дурное, но одинокий кузнец лишь непонимающе поглядел на молодого пестроперого, таращившего глаза в огонь, и тихонько спросил:

— Что это с вашим приятелем?

В тот же миг в воздухе дохнуло смрадом, а потом чернота ночи стала окрашиваться зловещей желтизной, становившейся все ярче и ярче по мере того, как усиливались чары фингрота.

— Мы безоружны! — прошептал Финеас. Нужно было немедленно что-то предпринять, пока хагсмары не напустили на них своих брызжущих ядом хагов. Именно для этого и применялся фингрот — колдовской желтый свет парализовывал сов, давая хагсмарам возможность без особых хлопот подбираться к ним на нужное расстояние и выпускать хагов.

— Эх, и ледяных ятаганов тоже нет, — крякнул кузнец. Хуул решительно выхватил из огня кочергу с повисшей на кончике каплей расплавленного металла. Ему казалось, будто время замедлило свой бег, и все происходит неспешно, словно во сне. Только мозг Хуула работал четко и быстро. Во время великой битвы в краю Далеко-Далеко им с мамой удалось спастись от желтого хагсмарского фингрота. «Держись, мой принц», — сказала ему Сив. И он держался. Беспримерным усилием воли Сив сделала их обоих неуязвимыми для чар хагсмаров.

Теперь пришла очередь Хуула спасти своих друзей. Пусть сейчас у него не было отцовского ледяного ятагана, зато с ним был образ матери, а в когтях он сжимал раскаленную кочергу с каплей расплавленного металла на конце! Подняв кочергу, молодой король ринулся сквозь желтое марево и обрушил свое оружие на хагсмару. Удушливый запах паленых перьев смешался со смрадом воронья. Внезапно хагсмара утратила весь свой грозный вид. Желтый свет померк, послышался еле слышный хлопок — и вот уже на земле перед кузницей задымилась куча грязных черных перьев.

— Смотрите! — ошеломленно выдавил Финеас. — Это же просто ворона!

— И какая маленькая! — прошептала Снежная Роза.

— Глазам своим не верю, — ухнул кузнец. — Да она стала вдвое меньше ростом, чем была! — Дело в том, что размах крыльев хагсмаров почти втрое больше, чем у самой крупной совы, но лежащее на земле тело вдруг съежилось, став величиной с обыкновенную ворону!

— Выходит, вопреки всем заверениям, одну хагсмару мы все-таки повстречали, — сказал Хуул. — Наверное, она прилетела сюда наземным путем. В это время года море еще не замерзает, и ни одна хагсмара не решится лететь над водой.

«Сколько же хагсмар готовятся к новой войне после окончания Короткого Света?» — подумал он про себя.

Подойдя к мертвому телу, Хуул наклонился и перевернул его кочергой. И тут все четверо дружно ахнули. На том месте, где у сов находится лицевой диск, у хагсмары зияла неглубокая впадина. На ней не было ни глаз, ни клюва, ни перьев — лишь на дне виднелась быстро испаряющаяся лужица желтой жидкости. Никогда в жизни им не доводилось видеть более мерзкого и отталкивающего зрелища.

— Как тебе удалось убить ее, Хуул? — прошептал Финеас.

— Хуул? — ахнул кузнец. — Вы — король Хуул? — Совы растерянно переглянулись, но кузнец уже рухнул на колени. — Я должен был догадаться!

— Встань, кузнец, — устало сказал Хуул. — Да, я король.

— Вы спасли нас всех, ваше величество. Ваша магия намного сильнее темнодейства хагсмаров! Но почему при вас нет волшебного угля? Я слышал, что его называют углем Хуула!

— Это была не магия, — резко ответил Хуул. — Я победил силой своей воли, своего желудка. Знай, добрый кузнец, что я не использовал никаких заклинаний. Однако ты прав — при мне нет угля. Моим оружием стала твоя кочерга с каплей раскаленного добела металла на кончике. А теперь, кузнец, дай мне слово, что ты никому не расскажешь о нашей встрече.

— Даю слово чести, ваше величество, — склонил голову кузнец. Он помолчал, серьезно глядя в глубокие янтарные глаза Хуула, и добавил: — Клянусь своим именем и своей честью. Знайте, ваше величество, что меня зовут Руперт.

За время, проведенное в Южных королевствах, Хуул успел узнать, что среди одиноких кузнецов назвать свое подлинное имя считается знаком величайшего доверия к собеседнику.

Молодой король почтительно склонил голову перед кузнецом и ответил:

— Благодарю за честь, Руперт.


Глава XV

Черные перья в пустыне


Финеас сразу узнал этот запах. Медленно паря над низким подлеском, он осматривал заросли крапивы и колючего кустарника, росшего на границе пустыни Кунир, когда вдруг увидел маленький комок черного пуха и сразу же почувствовал знакомую вонь. Он опустился рядом с кустом.

— Смотрите!

— Что? — спросил Хуул, садясь рядом.

— Тончайшие черные перышки с очином, — ответил Финеас.

— И что это значит? — спросила Снежная Роза.

— Это самые маленькие и легкие перышки из тех, что расположены близко к телу, — ответил Финеас. Всем известно, что такие перья настолько легки, что, выпадая при линьке, они уносятся ветром, а потом оседают на траве или кустах. У большинства птиц нижние перья светлые, но эти перья были черны, как ночь. — Перья хагсмаров, — мрачно добавил Финеас.

Все трое вздрогнули. Долгое время никто не решался произнести ни слова, потом Хуул повернул голову за спину и посмотрел на юго-запад.

— Кажется, пустыня Кумир недалеко отсюда?

— Четверть ночи полета, не больше, — ответила Снежная Роза. — А что?

— Лучшего места для хагсмаров не найти, — задумчиво произнес Хуул. — Сухо, далеко от моря, со всех сторон суша и горы. — Всем известно, что хагсмары смертельно боятся воды, особенно морской. Долгое время Ниртгар был для них идеальным уголком, поскольку море Вечной Зимы никогда не тает. Так что логично предположить, что, перебравшись в Сиртгар, хагсмары могли найти пристанище в пустыне Кунир. Впрочем, страна Далеко-Далеко тоже могла им подойти — далеко от моря, сплошная пустыня, хоть и с вулканами. Может быть, хагсмары отправились туда? Место им знакомо, однажды они уже сражались там. Вот только непонятно, как отнеслись бы к такому соседству волки?

Хуул зажмурился и стал думать. Хагсмары на юге. Слухи о захвате Ледяного дворца армией очередного мятежника на севере. Неужели им предстоит война сразу на несколько фронтов? Хуул понимал, что ни в коем случае нельзя ввязываться в бой раньше срока, если только крайняя необходимость не вынудит их начать войну неподготовленными. Но до Короткого Света оставалось уже менее двух лунных циклов. Было бы безумием бросить все и отправиться в Кунир на поиски хагсмаров! Сначала необходимо наведаться к самопаду: возможно, там их ожидает новое сообщение от Гранка. Заодно нужно доложить наставнику о том, что слух об армии хагсмаров под предводительством Ульрики полностью подтвердился, хотя ни Джоссу, ни Тео до сих пор не удалось выяснить, эта ли армия захватила и удерживает Ледяной дворец. Короче, дел был полон клюв. Желудок у Хуула дрожал, как в лихорадке, но он понимал, что не имеет права действовать очертя голову. Сначала нужно собрать побольше информации.

— Придется вернуться к Руперту. Я попрошу его развести огонь и посмотрю, что видно в пламени.

— Вы уже вернулись? — поразился Руперт, поднимая голову от кузнечного горна. — Только не говорите, что вновь повстречали хагсмаров!

— Похоже на то, — мрачно кивнул Хуул. — Руперт, я хочу попросить тебя об одной услуге.

— Просите обо всем, что хотите, — ответил Руперт.

— Мне нужен твой горн, Руперт. Кузнец растерянно уставился на короля:

— Хотите попробовать себя в кузнечном деле, ваше величество? Уверен, вы знаете в нем толк!

— Нет, не совсем. Видишь ли, Руперт, у меня есть дар читать огонь, — признался Хуул, очень серьезно посмотрев на Руперта. — Это такой особый талант, в нем нет никакой магии! Ты, наверное, знаешь, что некоторые совы, например, рождаются с неимоверно чувствительными желудками, они могут предсказывать будущие события. А я родился с даром читать огонь. Ты позволишь мне заглянуть в пламя твоего горна?

Руперт почтительно отошел в сторону:

— Моя кузница в вашем распоряжении.

— Спасибо. Тогда у меня к тебе последняя просьба — будь добр, вытащи этот камень из трубы. Мне нужно, чтобы тяга была сильнее и огонь разгорелся пожарче.

Через несколько минут огромные языки пламени вырвались из трещины в камне, и Хуул склонился над ними. На этот раз он не сразу нашел желудок огня, поскольку не знал, что именно хочет увидеть. У огня свои законы, к нему нельзя прийти с собственными идеями и задумками, ожидая получить точные ответы на волнующие тебя вопросы. Так ничего не получится. Сначала необходимо опустошить свой разум, раствориться в пламени и терпеливо ждать, пока древний жар примет тот или иной образ. Наконец Хуул нашел желудок огня, но на этот раз в его колеблющейся желтой сердцевине горела крошечная точка цвета. Да-да, сквозь желтизну огня просачивалось очень знакомое зеленое свечение! Но почему этот зеленый огонек показался Хуулу таким знакомым? Где он видел его раньше? В угле Хуула? Нет, не там… Внезапно Хуула осенило. Так светятся зеленые глаза страховолков! Догадка переросла в твердую уверенность, поскольку Хуул знал: в глазах волков хранится отсвет древней магии. Если бы только можно было как-нибудь использовать эту силу… Но почему бы и нет? Почему не попросить у волков помощи в войне против хагсмаров? Эта мысль и раньше приходила ему в голову, но Хуул никак не мог придумать способ ее реализовать. Теперь он знал ответ. Волки обладали искусной стратегией и безыскусным даром предугадывать намерения врага. Всем известна их сверхъестественная способность беззвучно общаться друг с другом в самой гуще сражения.

Но к кому обратиться с этим гениальным планом? К Фенго? Нет-нет… Может быть, к той, которая раньше звалась Хорзерд, а теперь называет себя Намарой? Точно, лучше не придумаешь. Намара Макнамара была храброй волчицей. Хуул поверил ей тогда, когда все волки и совы считали ее предательницей, и продолжал верить сейчас. «Я должен разыскать Намару. Я должен вновь заключить союз с волками. Я должен обратиться к Намаре».


Глава XVI

В поисках пера

		Йонот, фингрот, увелеха,


		Скоро будет всем потеха!


		Смрад, клубись, курись, ползи,


		Вихрем надо льдом бузи,


		Превращай зловонный пар


		В страшный хагсмарский отвар.


		Ум, кружись! Дрожи, рассудок!


		Ох, волнуется желудок!


		Скоро из такой котельни


		Новая родится шельма.


		Гимлих гимолк махтен-гот,


		Это хагсмарский фингрот!


		Да поможет лиходейство


		Страшным чарам темнодейства!


Вот такая безумная песня крутилась в голове Крит, летевшей над Ледяными проливами. Вы спросите, что она делала?

Она искала перо, принадлежавшее какой-нибудь сове из семьи Эмериллы. Для такого дела лучше всего годилось перо отца Эмериллы, павшего в битве над Ледяным кинжалом, а значит, Крит нужно было разыскать хагсмару, унесшую голову храброго Хартвела. Возле Ледяных когтей жила целая стая хагсмаров, среди которых был и знаменитый Пенрик. Этот лихой рубака и безжалостный убийца еще недавно считался одним из главных сторонников лорда Аррина, но в последнее время между ними будто ледяная крыса пробежала. Что ж, Крит нисколько не осуждала Пенрика. Звезда лорда Аррина, похоже, закатилась, а Пенрик был не из тех, кто готов пойти на дно вместе с проигравшим. Повернув на восток, Крит полетела над извилистым каналом, глубоко прорезавшем толщу береговой скалы в том месте, где находился так называемый Скальный дворец, еще одна твердыня прежних королей Ниртгара. Красотой и пышностью эта королевская резиденция намного уступала знаменитому дворцу Храта на леднике, да и отыскать Скальный дворец могли только те, кто знал путь через запутанный лабиринт ледяных каньонов. Сейчас на ледяных скалах было черным-черно от хагсмаров. Что ж, Крит отлично понимала, чем это место привлекает ее многочисленных сородичей — большую часть года мелкие фьорды и канальчики оставались скованными толстым слоем льда, а значит, здесь было совершенно безопасно. Спасибо королям Ниртгара, они правильно выбрали место для строительства своей резиденции! Что касается самой Крит, то ее больше всего восхищала храбрость королевской династии, не побоявшейся поселиться в столь труднодоступном месте. К сожалению, большая часть хагсмаров не могла похвастаться особо развитым интеллектом, поэтому сложный путь через ледяной лабиринт к дворцу был для них непосильной задачей. Но Крит, само собой, считала себя блестящим исключением из этого печального правила.

Когда узкий канал немного расширился перед входом в каньон, Крит догнала какая-то хагсмара.

— Ты что тут делаешь, Крит?

— Ищу Пенрика. Я слыхала, он сражался в битве над Ледяными когтями?

— Ага, точно. Я тоже там сражалась!

Крит смерила хагсмару внимательным взглядом, но так и не смогла припомнить ее имени.

— Слушай, в той битве против вас сражался один старый вояка, пятнистая сова, — начала она.

— Как же, помню! Его звали Стрикс Хартвел, — перебила хагсмара.

— Кто его прикончил?

— Майкрофт!

— Ты не подскажешь, где его найти?

— В Ледяных проливах.

— Ч-что? — Крит даже слегка пошатнулась от изумления. — Что ты мелешь! Хагсмары не живут в Ледяных проливах… Кроме меня, разумеется.

— А вот Майкрофт живет.

— Ты мне не «воткай»! — рассвирепела Крит. — Ты, ты… Да я тебя! — Она резко развернулась через левое крыло и помчалась обратно.

Не щадя сил, Крит махала своими лохматыми крыльями. Сначала она хотела осмотреть каждую пещеру, каждую расщелину во льду в поисках Майкрофта, но вовремя поняла, что в этом нет никакой необходимости. Совершенно никакой! У нее ведь есть пророческий глаз! Как она могла о нем забыть? Долгие годы Крит искала нужный глаз, и вот, совсем недавно, незадолго до появления на свет Лутты, судьба послала ей в когти молодую пеструю неясыть, заброшенную ветром в Ледяные проливы. Крит лично вырвала у несчастной глаз и спрятала его в глубине своей пещеры.

— Ты принесла перо? — спросила Лутта, когда усталая Крит вернулась домой.

— Нет. Но я узнала, что голова нужной нам совы находится у хагсмара по имени Майкрофт.

Ни Крит, ни Лутта не заметили, что при упоминании этого имени маленький нелепый сопик с тоненьким писком забился в угол пещеры. Ибо он не только хорошо знал Майкрофта, но даже имел с ним дело. Коварный Майкрофт пообещал превратить уродца в сову или в тупика, по его выбору, а взамен потребовал сообщать ему обо всем, что происходит в пещере колдуньи и добывать секреты ее колдовских зелий. Это была очень опасная сделка, но бедный сопик смертельно устал от Крит, ее жутких экспериментов и постоянных оскорблений. Но больше всего он устал быть жалким, уродливым чудищем.

Крит вытащила глаз и с величайшей осторожностью подвесила его над маленькой ледяной пирамидкой. Глаз медленно вращался, отбрасывая золотистые блики на ледяные стены пещеры. Вскоре отсветы начали складываться в какой-то образ.

— Что это такое, тетушка? — спросила Лутта.

— Закрой клюв! Ты мешаешь мне сосредоточиться. Лутта испуганно попятилась, а Крит еще ниже склонилась над глазом.

Майкрофт сидел в своей пещере. Он оказался не слишком крупным хагсмаром, его черный хвост едва доставал до ледяного пола. Вся пещера Майкрофта была завалена страшными трофеями, вырванными из тел его жертв. Сам хагсмар был занят каким-то делом, и Крит беспрепятственно обшарила взором его имущество. Вскоре она нашла то, что искала. На ледяном выступе пещеры стояла голова красивой пятнистой совы. «Эти пятнистые совы вообще ничего с виду, смотреть приятно, — подумала про себя Крит. — А у этого, ишь ты, даже блеск в глазах сохранился!» Крит с трудом подавила радостное волнение. Она непременно раздобудет пару перышек с этой прекрасной головы, а потом… потом…

И тут она оцепенела.

В ледяном котле на полке пещеры плавали две погадки и рыбий хребет! Этого не могло быть. Это было ее собственное зелье, ее тайный рецепт, ее очередная попытка создать колдовской отвар, делающий морскую воду безопасной для хагсмаров! Крит сразу поняла, каким образом Майкрофт мог прийти к такому «открытию».

— Сопик! — обернувшись, завизжала она, но уродца уже и след простыл.

Не помня себя от ярости, Крит вылетела из пещеры. Сначала она бросилась на север, потом повернула на юг. Битый час она искала мерзкого урода, но все было тщетно, и ей пришлось вернуться домой с пустыми когтями. Крит заглянула в волшебный глаз, но тот, будто назло, подернулся мглой, и она ничего не увидела. Куда подевалась эта проклятая тварь? Неужели помчался предупредить Майкрофта? Как узнать? Она была бессильна — по крайней мере до тех пор, пока глаз снова не прояснится. Какая мука — быть слепой и беспомощной! Ну ничего, она умеет ждать. Уж чего-чего, а терпения ей не занимать! Но Крит просто с ума сводила мысль о том, что еще один хагсмар живет рядом с ней в Ледяных проливах, и не просто живет, а ворует ее тайные рецепты, чары и заклинания! Куда катится этот мир? Неужели в нем совсем не осталось ни чести, ни благородства?

Она ждала целую ночь, и следующую, и еще две, и только на четвертую ночь глаз наконец прояснился. Крит ожидала увидеть сопика в ледяной пещере. Она была уверена, что он полетел предупредить Майкрофта, однако на этот раз пещера колдуна оказалась пуста. Голова красивой пятнистой совы по-прежнему стояла на ледяной полочке. Что-то тут было не так… Может быть, это ловушка? Возможно, проклятый сопик все-таки успел предупредить Майкрофта о ее планах? Снова заглянув в волшебный глаз, Крит прошептала древнее заклинание, специально предназначенное для того, чтобы открывать сокрытое и делать невидимое видимым. Ну-ка, ну-ка… Она сдержанно ахнула. Пещера осталась пуста, ни сопика, ни Майкрофта нигде не было видно. Значит, пора!

— Летим, Лутта. Пора раздобыть тебе перо!


Глава XVII

Ледяной дворец


Сияние Ледяного дворца было видно за много лиг вокруг. В ясный, солнечный день зрелище просто завораживало своей красотой. Острые ледяные шпили сверкали, словно серебро, в синем небе. Изрезанные ветрами стены, мосты и башни слепили глаза, и ни один бриллиант в мире не мог бы соперничать с этим лучезарным блеском. Но еще более великолепным дворец казался в лунные ночи. Подлетая к нему, мать Тео болтала, не закрывая клюва.

— Ах, сынуля, видел ли ты такое чудо? Подумать только, как высоко взлетел наш Шадик! Теперь это все принадлежит ему, ты представляешь?

— Но что случилось с лордом Аррином? — спросил Тео.

— Разве я тебе не говорила? Он больше никто. После битвы в Далеко-Далеко, где этот жалкий неудачник позволил себя разбить, он утратил все наше уважение. Часть его войск разлетелась, а некоторые хагсмары решили создать собственные армии. Кажется, я слышала про армию Ульрики.

«Кажется ей! — с возмущением подумал Тео. — Она говорит об этом так небрежно, словно это пустяки! Ей безразлично, кто и за что сражается в нашем мире. Ей плевать, кто на чьей стороне. Ну да ладно, Глаукс ей судья. Если я правильно понял, наши враги теперь дерутся друг с другом — хагсмары, мятежные совы, краали и прочая шваль. Правильно Сварр сказал: такие времена — настоящий пир для стервятников!»

Желудок у Тео тревожно сжался при виде хагсмаров, рассевшихся на ледяных стенах дворца. На фоне сверкающего льда их крылья казались особенно черными. Подлетев ближе, Филма издала обычные позывные виргинских филинов — четыре долгих уханья и два коротких, а потом еще три раза коротко ухнула.

— Это наш новый клич, сыночек, — пояснила она, поворачивая голову к Тео. — Теперь все знают, что прилетела мамочка Шадика. Ох, сынок, они все такие любезные, такие галантные! Ты просто не представляешь, какими почестями нас окружают! Как-никак, мы теперь важные птицы, вроде как особы королевской крови.

— А когда Шадик станет настоящим владельцем замка?

— Очень скоро, мой милый, очень скоро! Жду не дождусь, когда смогу назвать моего дорогого мальчика королем. Во дворце состоится пышная церемония… Кажется, она называется коронирование, да?

— Коронация, — рассеянно поправил ее Тео, думая о своем: «Как же все это произошло? Каким образом Шадик смог встать во главе такой огромной силы?»

Он как раз хотел спросить об этом, но тут мама снова восторженно залепетала:

— Ах, вы только посмотрите! Кажется, со времени нашего прошлого визита тут стало еще больше хагсмаров! Тео, детка моя, сейчас ты увидишь тронный зал и своего дорогого брата, восседающего на ледяном троне хратгарских королей! Подумать только, мой сын сидит на древнем троне! Разве это не прекрасно?

Тошнота подступила к горлу Тео, когда они вошли во дворец и проследовали по ледяным коридорам в тронный зал. Теперь он понял, почему хагсмары предпочитали сидеть снаружи. Великолепный дворец гнил изнутри! Гнилой лед! Тео никогда не думал, что это крепкое выражение может быть чистой правдой. Внутри ледяные стены помутнели и стали ноздреватыми, словно подтаявший снег. Внезапно Тео понял, что напоминает ему этот гнилой, пористый лед. Однажды в Сиртгаре он увидел в дупле дерева медовые соты, и эти соты были точь-в-точь похожи на начинку ледяного дворца! Сладкий гнилой лед! Дворец гнил и разлагался, поэтому лишь внешние его стены были безопасны для хагсмаров.

Интересно, как долго хагсмары останутся верными своему предводителю и королю — этому жалкому, щуплому совенку, съежившемуся на гниющем троне? С тех пор как Тео покинул родное дупло, его брат почти не прибавил в росте. Его всклокоченные перья торчали во все стороны, словно их уже давно никто не чистил и не приглаживал, хотя это очевидно было не так. Сразу четверо сов — воробьиный сычик и три сычика-эльфа — деловито копались клювами в оперении Шадика, выклевывая блох у него над ушами и между когтей.

— Мама? — подался вперед Шадик.

— Да, деточка моя! Смотри, кого я к тебе привела! Шадик мгновенно посуровел и отчеканил:

— Сколько тебе повторять, что ко мне следует обращаться по-военному — командир Сильный Коготь! — Он высокомерно повернулся к Тео: — Добрый вечер, брат. Давно не виделись. Я слышал, ты все это время занимался науками? Насколько я помню, в тебе никогда не было ни солдатской жилки, ни военной косточки! — Он повернулся к находившимся в зале совам и пояснил: — Мой брат Тео с детства отличался склонностью к наукам. Он не боец. — Совы загудели, как показалось Тео, неодобрительно. — Совсем не боец!

Шадик слетел с трона. Да, это был легендарный трон хратгарских королей, высеченный в целой глыбе льда в виде дерева с множеством ледяных ветвей, на которых могли рассесться король, королева, принцы и принцессы. Но сейчас большая часть ветвей сгнила и отвалилась, а некогда величественный трон выглядел так, будто с трудом выдерживал вес чахлого Шадика и его свиты из четырех крошечных сычиков.

Тео решительно шагнул вперед, но Шадик истерически взвизгнул и замахал на него крыльями:

— Стой там, где стоишь! Не приближайся!

— Добрый вечер, — вежливо поздоровался Тео и намеренно сделал паузу. Как он и ожидал, Шадик тут же выкатил грудь и напустил на себя угрожающий вид. — Добрый вечер, командир Сильный Коготь, — закончил Тео.

В эти несколько секунд Тео успел понять самое главное — его брат искренне забыл или намеренно выбросил из головы их общее прошлое. Шадик больше не помнил, сколько раз старший брат защищал его от отцовского гнева, утешал и успокаивал, помогая залечить не только пощипанные крылья, но и больно раненное самолюбие. И еще Тео понял, что Шадик не просто слегка помешался от собственных успехов, а полностью сошел с ума. Безумный огонек плясал в его янтарных глазах.

— Разве он не прекрасен, Тео? — шепнула ему на ухо Филма. Тео подумал про себя, что, если она еще раз скажет слово «прекрасно», он отрыгнет прямо в тронном зале. — Ты заметил, как величественно он держит себя, дорогуша?

— Мы с семьей проследуем в банкетное дупло, — заявил Шадик, поворачиваясь к сычикам. — Прошу вас составить нам компанию, мои малютки.

Карликовые сычики радостно защебетали, раскланиваясь.

Банкетный зал был похож на большую помойку. Повсюду валялись остатки обглоданных леммингов, снежных белок и ледяных крыс, но никто, казалось, не обращал на это никакого внимания. Подтаявший лед был перепачкан кровью. Как ни голоден был Тео, у него мгновенно пропал аппетит, и он отвернулся от сов, вносивших в зал свежую дичь.

— Рассказывай, как поживаешь, братик, — пропищал Шадик, поворачивая голову к Тео. — Все учишься? Надеюсь, ты еще не стал Глауксовым братом? — пошутил он и тут же настороженно покосился на свою свиту. Сопровождавшие его совы истерически захихикали. Было очевидно, что здесь принято с презрением относиться как к науке, так и к чрезмерно вдумчивым совам.

— Я… — выдавил Тео и замялся. — Да… можно и так сказать. Я занимаюсь наукой и подумываю о принятии обета.

«Вообще-то это почти правда. Зачем уточнять, что я дал обет на далеком острове в Сиртгаре и принес клятву быть Ночным стражем и верным подданным законного короля?»

Впервые в жизни, если не считать войны и безвыходных ситуаций, Тео испытывал настоящую слепую ярость. «Похоже, при виде моего брата в самой миролюбивой сове проснется воитель!»

— Не думаю, что у обитателей этого дворца есть время на подобные… занятия. В наше суровое время это было бы недопустимой роскошью, не правда ли? — напыщенно проговорил Шадик, крутя головой во все стороны, чтобы видеть устремленные на себя взгляды. Разумеется, брата он не удостоил своим вниманием.

«Он стал вести себя очень странно, — отметил про себя Тео. — И говорит неестественно — скажет слово и замолкает, выдерживая паузу. И эти странные взгляды — спесивые и жеманные в одно и то же время. Мой брат сошел с ума. Но неужели никто этого не замечает? Ладно мама, матери могут быть слепы, но куда смотрит Виг? А эти совы, которые порхают вокруг него? Как ему удается отводить им всем глаза? Как он сумел собрать вокруг себя всех этих сов и хагсмаров? Неужели никто, кроме меня, не видит, что этот дворец насквозь сгнил изнутри? И неужели единственными разумными существами в этом дворце остаются хагсмары, сидящие на балюстрадах и башнях?»

Внезапно взгляд его упал на пятнистую сову, подносившую своему военачальнику и будущему королю сочную ледяную крысу. Сова приближалась изящными шажочками, низко склонив голову, всем своим видом выражая раболепство, подобострастие и угодливое преклонение перед великим владыкой. Голова подданной была опущена, но Тео успел заметить золотой блеск в ее темных глазах — очень умных темных глазах совы, умело скрывающей свой ум. В этот короткий миг Тео успел понять, что во всем дворце он единственный, от кого не укрылся умный взгляд пятнистой совы. И единственный, кто узнал ее. Ибо перед ним была Эмерилла, дочь Стрикс Струмажен и Стрикс Хартвела!


Глава XVIII

Быть Эмериллой


Крит искусно вплела перо в оперение Лутты.

— А теперь выслушай меня хорошенько, дорогуша. Выглядеть, как пятнистая сова, — это только полдела. Ты должна стать ею. Перья с головы Хартвела позволят тебе, до некоторой степени, превратиться в Эмериллу. Мы с тобой знаем, что ты отлично умеешь подражать характерному крику пятнистой совы, этому протяжному «хуу-хуу, хуу-хуу». Ты с великолепной точностью переняла неподражаемый изгиб бахромы на крыльях пятнистых сов во время виражирования и научилась думать, как думают эти совы. Теперь тебе предстоит научиться думать, Как Эмерилла. Ибо мне стало известно, что безумный молодой король, поселившийся на странном дереве, ищет Эмериллу, как хаги ищут свою жертву. Ты — главная часть моего плана по захвату волшебного угля. Если ты сумеешь стать Эмериллой, уголь станет моим!

Так что слушай и запоминай, Лутта. Ты уже знаешь, что хагсмары лишены того, что совы называют «настоящим желудком», но эти перышки позволят нам получить нечто очень-очень похожее. Странная вещь, эти совиные желудки! Никакого проку от них нет, уж это я тебе точно скажу. Куда лучше хагсмарский желудок — незамысловатый орган пищеварения, не отягощенный ненужной чувствительностью и способностью к так называемым эмоциям.

— Что такое эмоции? — спросила Лутта.

— Глупые чувства, которые мешают действиям, — отчеканила Крит, строго глядя на Лутту своими черными бусинками-глазками. — Это будет самая сложная часть твоего задания, детка. Ты должна будешь поступать, как сова с чувствительным желудком, но в то же время решительно подавлять любые фокусы со стороны этого глупого органа. Запомни, дорогуша, желудок может быть смертельно опасен. Поняла?

— Да, тетушка.

— То-то же. В твоем задании нет места эмоциям и прочим глупостям, которые грозят помешать нашему плану. Ты ведь не хочешь сорвать мой план, Лутточка?

— Нет, ни за что! Никогда! — выкрикнула Лутта и вдруг почувствовала странный укол в желудке. Что-то внутри нее корчилось, болело и содрогалось. Она впервые испытывала боль в желудке, пусть и не в настоящем. Это было очень странное чувство. Пожалуй, его нельзя было назвать совсем неприятным. Честно говоря, эти странные корчи позволили Лутте почувствовать себя более… более… Она задумалась, подыскивая нужное слово, и ответ пришел сам собой: более настоящей.

Но Лутта не могла позволить себе этого. Она должна была отправиться на остров, лежащий далеко на юге, и выкрасть оттуда уголь Хуула. И никакие шуточки так называемого желудка не могли ей помешать.

Когда Крит впервые услышала об угле и Великом Древе, которым правит молодой идиот, вознамерившийся очистить мир от магии, она сразу же приступила к разработке стратегии. Разведка Луттиных хагов снабдила ее всеми необходимыми сведениями, но для этого дела, как оказалось, требовались знания совсем иного рода. Необходимо было понять, что представляет из себя этот странный король, который не только сумел завладеть источником самой могучей силы, но и пожелал избавить от него мир. Пришлось прибегнуть к чарам. Сорвав с ледяного крюка высушенный совиный желудок, Крит опустила его в особый раствор и зашептала странные слова. Это было сильнейшее заклинание, позволявшее проникать в сны, и его нужно было произнести дважды: сначала правильно, а потом задом наперед, и без единой ошибки! Вот что шептала Крит: «Виблин спурр криблин спурр виблин Хуул Луух нилбив ррупс нилбирк ррупс нилбив».

Два раза она сбивалась, но на третий, наконец, довела дело до конца. Теперь она могла проникать в сны Хуула — правда, не во все и не все время. Некоторые сны не представляли никакого интереса, поскольку не давали ключа к натуре Хуула. Зато другие могли оказаться очень полезными. Несколько дней Крит копалась в снах молодого короля, но ей, как назло, попадалась всякая ерунда. Дурак дураком, и сны у него дурацкие! Хуулу снились самые обычные сны: то он охотился за дичью, в последний момент ускользавшей у него из когтей; то парил в звездном ночном небе, которое неожиданно оказывалось дневным небосклоном, скрытым черной тучей воронья. Еще королю снилась битва в Далеко-Далеко, но не так часто, как хотелось бы Крит. Дело в том, что сны о битвах содержали много любопытных сведений о боевой тактике Хуула, и Крит особенно заинтересовали странные штуковины, которые молодой король и его ближайшие соратники носили на когтях, удлиняя и заостряя их. Впрочем, все это было не более чем занятно. Но однажды поздним вечером, незадолго до того часа, когда Крит обычно просыпалась, ей удалось проникнуть в сон, который мог стать решающим для понимания натуры Хуула и успеха задуманного дела.

В этом сне Хуул летел сквозь густой, но постепенно редеющий туман. Казалось, мерцающий свет звезд просачивается в жемчужно-серую дымку, озаряя ее. Но это были вовсе не звезды, а крапинки на перьях пятнистой совы! Хуулу снилась Эмерилла. Впрочем, в этом не было ничего необычного: Крит знала, что молодой король и его друзья повсюду разыскивают пропавшую пятнистую сову. Однако подсмотренный сон открыл ей нечто гораздо более важное — оказывается, Хуул был неравнодушен к Эмерилле! У самой Крит не было мускульного желудка, но она отчетливо почувствовала, что происходит в желудке Хуула. Он волновался за пропавшую сову, тревожился о ней и восхищался ее отвагой.

Крит резко проснулась.

— Но это значительно упрощает дело! — вскричала она.

Подскочив к спящей Лутте, Крит потрепала ее по перу, недавно вплетенному в первостепенные маховые перья притворщицы.

— Теперь, Лутточка, — прошептала она, — ты сможешь стать настоящей Эмериллой. Чувствуешь?

Лутта прислушалась к себе. Она в самом деле чувствовала себя как-то иначе, но пока не могла разобраться в путанице своих ощущений. Сильнее других чувств была растерянность, однако Лутта не решилась приставать к Крит с расспросами, ибо по опыту знала, что когда тетушка пребывает в таком возбуждении, ей лучше не докучать. И все-таки Лутта никак не могла понять, кто же она такая. Хагсмара? Сова? Но если сова, то какая? Полярная? Пятнистая или неясыть? Сычик-эльф или воробьиный сычик? А может быть, она все-таки виргинский филин — ведь она была им, когда вылупилась из яйца? Порой ей казалось, будто она рассыпается на сотни разных кусочков. Все это было очень странно и порой мучительно. Неудивительно, что она в последнее время чувствовала себя растерянной и очень-очень одинокой.


Глава XIX

Старая подруга


На север Сиртгара уже пришла зима, и ночь была исхлестана режущим ветром с дождем и снегом. Холодная погода вновь напомнила Хуулу о неумолимо приближающемся Коротком Свете, и он изо всех сил заставлял себя еще быстрее работать крыльями. Каждую ночь тьма удлинялась, а ослабевшее солнце чахлой птицей поднималось над горизонтом, словно предчувствуя приближение утра, когда ему уже не суждено будет взлететь. Тогда наступит Долгая Ночь и начнется война.

Хуул в одиночестве летел на северо-восток. Он впервые столкнулся с мокрым снегом, поэтому продвигался вперед с трудом. В холодном Ниртгаре не знают, что такое дождь, там с небес падает только снег.

— Великий Глаукс, да тут крылья потеряешь, пока долетишь, — пробурчал он, подлетая к мысу Сломанного когтя. Финеас и Снежная Роза долго спорили, когда он приказал им возвращаться на дерево и доложить Гранку обо всем, что удалось узнать. Друзья непременно хотели сопровождать его, и Хуулу пришлось потратить немало времени на уговоры.

— Да поймите же, что вы принесете куда больше пользы, если поспешите на остров и доложите обстановку. Кроме того, по пути вы могли бы поискать других кузнецов и уговорить их стать нашими лазутчиками, — объяснял он. Наконец Финеас и Снежная Роза вняли его доводам и улетели.

Огонь показал, что могучая волчица Намара живет не в самом Далеко-Далеко, а в суровом краю к юго-востоку от мыса Сломанного когтя. Хуул ничуть не удивился, узнав, что Намара покинула страну, куда Фенго привел страховолков. Большую часть своей жизни Намара прожила в Далеко-Далеко, где была одной из подруг жестокого волка по имени Макхит. Однако Намара покинула свой клан, перешла на сторону Хуула и проявила чудеса храбрости, преследуя вероломного Макхита. Именно она перед самой битвой предупредила Хуула о приближении лорда Аррина. Если бы не Намара, верные королю войска оказались бы застигнуты врасплох. С тех пор храбрая волчица стала героиней для всех волков в Далеко-Далеко. Но сама Намара не хотела быть частью волчьего общества. Выслеживая своего старого мужа, она вновь обрела силу, красоту и уверенность в себе. Вот тогда-то она и отказалась от прежнего имени Хорверд, став Намарой.

— Теперь меня зовут Намара, а мой клан будет называться кланом Макнамара. Отныне я сама себе клан и сама себе предводитель, — объявила волчица.

И вот теперь Хуулу во что бы то ни стало нужно было разыскать отважную Намару из клана Макнамара.

Он был знаком с обычаем волков. Он жил в пещере Фенго, дышал одним воздухом с его волками и научился читать их метки. Он завершил свое обучение, присоединившись к странствующей волчьей стае, научившись охотиться и убивать, как волк. Пусть Хуул не превратился в волка по крови, но он стал им в душе. Он чувствовал, как его клюв превращается в клыки, а перья — в шерсть. Он читал глаза волков, как читал языки пламени.

Теперь эти забытые ощущения вернулись вновь. Хуул знал, что приближается к Намаре. Он чувствовал, что она охотится где-то неподалеку. Интересно на кого? На стаю северных оленей? На рысь? С каждым взмахом крыльев Хуул вновь становился волком, и это было одновременно пугающее и волнующее ощущение.

Он заметил Намару, когда луна опустилась к самому горизонту, готовясь уйти в другую ночь другого мира, и первые серые сумерки начали разбавлять густую черноту ночи. Намара шла по следу тощего северного оленя. Опустившись на дерево, Хуул приготовился увидеть уже готовый свершиться обряд лохинвирра. Это был старинный обычай, древняя связь, соединяющая хищника и жертву. В момент лохинвирра жертва взглядом говорит хищнику: «Мое мясо очень ценно, оно насытит тебя. Моя жизнь стоит дорого, и ты должен уважать ее». Лохинвирр — это не миг торжества или поражения, но акт величайшего достоинства.

Когда Намара убила оленя, Хуул слетел с дерева и завис в воздухе над ее головой. Волчица подняла перепачканную в крови морду и прорычала:

— Хуул, дорогой друг! — Просто не верилось, что такие добрые слова вылетают из этой клыкастой окровавленной пасти! — Что привело тебя сюда, малыш? Ох, прости, пожалуйста, я такая грубая. Ты же теперь король, верно?

— Нет, для тебя я всегда буду просто Хуулом, Намара. Терпеть не могу титулы.

Намара тихонько рассмеялась и спросила:

— Каким ветром тебя занесло в это одинокое место?

— Ты одинока, Намара?

— Вообще-то нет. Но даже если так, то это мое собственное одиночество. Я сама его выбрала, и оно мне подходит. Ты же знаешь меня, дружок. Но ответь, зачем ты здесь?

Хуул рассказал ей о своем столкновении с хагсмаром в Амбале и о подозрении, что остальные хагсмары поселились где-то поблизости.

— Поэтому я решил вернуться и заглянуть в огонь. Намара кивнула, продолжая поглощать оленье мясо.

— Ну да, ты ведь умеешь читать огонь, я помню. И огонь рассказал тебе, что хагсмары скрываются в Сиртгаре?

— В пустыне Кунир, если быть совсем точным. Кстати, отличное место для них. Но огонь открыл мне еще кое-что.

— Что же? — На этот раз Намара подняла голову. Ее прищуренные зеленые глаза засверкали от любопытства. Наклонившись, Хуул заглянул в глубину этих глаз и убедился, что не ошибся. Именно этот зеленый свет он видел в огне!

— Намара, огонь открыл мне великую тайну. Зеленый свет волчьих глаз может победить фингрот хагсмаров! Поверь, я это точно знаю. Я увидел это в огне и знаю желудком. — Хуул помолчал, собираясь с мыслями. Он боялся задать следующий вопрос, но знал, что другого выхода нет. — Намара, я хочу попросить тебя повести волчью стаю в пустыню Кунир. Ты поможешь мне? Подожди, не спорь! Я знаю, что ты одиночка, но знаю и то, что ты прирожденная предводительница. Волки в краю Далеко-Далеко тоже знают это и относятся к тебе с величайшим уважением. Намара, я не прошу тебя жить с волками, я прошу возглавить их. Эта битва касается всех волков. Я тоже полечу с тобой и буду сражаться вместе с волками. В последней битве мама научила меня противостоять чарам фингрота, но я не могу полностью уничтожить это колдовство. Мой родовой дворец — великий Ледяной дворец ниртгарских королей! — захвачен врагами. Хагсмары обосновались в Сиртгаре. Прежде чем я вернусь на север и поведу своих сов на Хратгарский ледник, чтобы навсегда изгнать оттуда захватчиков и тиранов, я должен убедиться, что Сиртгар свободен от хагсмаров.

— Значит, покончив с хагсмарами, ты прямиком полетишь в Ниртгар?

— Нет, не сразу. Мне предстоит еще много сделать до начала войны.

— Что именно?

Хуул даже опомниться не успел, как они поменялись ролями. Теперь Намара спрашивала, а он должен был отвечать. Он знал, как многое зависит от его ответа, поэтому крепко задумался. «Это будет настоящее испытание», — понял Хуул.

— Нужно многое сделать, прежде чем Ночные стражи Га'Хуула будут готовы к войне. Один раз мы победили, и, хотя наша победа не была случайностью, следующая битва требует гораздо более серьезной подготовки. В прошлый раз лишь четверо из нас использовали боевые когти. Тогда у нас не было больше оружия, но сейчас мы должны обеспечить когтями всех своих воинов и научить их обращаться с ними. Нам нужно больше угленосов и кузнецов, больше оружия. В той части мира, где мы живем, ледяного оружия очень мало, и его тяжело хранить. А еще… — Хуул помолчал, глядя в зеленые глаза волчицы, а потом твердо проговорил: —…еще нам предстоит научиться думать, как волки. Ему показалось, что его ответ успокоил Намару.

— Хорошо сказано, друг. Ты прав. Ты должен научить своих сов обычаям волчьей стаи. Что касается угленосов и кузнецов, то их с каждым днем становится все больше. Они очень быстро обучаются добывать угли, пусть не из самого кратера вулкана, но некоторые рискуют подбираться очень близко. Я даже видела, как совы кружат над лесными пожарами, представляешь?

— Правда? — ахнул Хуул.

Серьезно кивнув, Намара продолжала:

— Да что говорить, тут поблизости недавно появилась новая кузница. Все кузнецы преданы тебе, Хуул, и с удовольствием помогут тебе в деле.

— А ты, Намара? Ты поможешь мне?

— Куда же я денусь, малыш? Ты же знаешь, я сделаю все на свете ради того, кто когда-то единственный поверил в меня. С первой тьмой мы выступим из Далеко-Далеко. Фенго поможет мне поднять волков. Не тревожься, мой друг. Лучше отведай сочной оленятины.

— Спасибо, Намара, но я, пожалуй, откажусь. Этот олень был таким тощим, что тебе самой едва хватит. Я лучше поохочусь на мышей и землероек.

— Как хочешь, Хуул. Но когда насытишься, приходи в мое логово. Оно тут неподалеку, под корнями вон того старого дуба. Там как раз хватит места для волчицы и совы.

После еды волчица и сова устроились в волчьем логове на ночлег.

Хуул уже очень давно не видел во сне прелестную пятнистую сову. Каждый раз, когда она начинала ему сниться, словно какая-то сила оттаскивала его прочь, погружая в тяжелый сон без сновидений.


Глава XX

В гниющем дворце


А в это самое время в северной части совиного мира прелестная пятнистая сова, о которой мечтал Хуул, шепотом разговаривала с его другом Тео. Они встретились в самом невероятном месте на свете — в самом сердце Ледяного дворца Храта! Едва дождавшись удобного момента, Тео выскользнул из банкетного зала следом за пятнистой совой.

— Ш-ш-ш-ш! Не называй меня Эмериллой, слышишь? Здесь меня знают под именем Сигрид, — прошипела Эмерилла, когда они очутились в узком коридоре.

— Но это же ты, правда? — спросил Тео, склонив голову набок.

— Правда! Но как ты догадался?

Тео задумался. Действительно, как он догадался? Просто желудком почувствовал — вот и все. Дело было не столько в сходстве Эмериллы со Стрикс Струмажен, сколько в ее разительном отличии от остальных обитателей этого гиблого места.

— Просто узнал, и все.

Похоже, Эмерилла оказалась вполне довольна этим ответом.

— Ты не знаешь, где сейчас моя мать?

— С Хуулом, — ответил Тео.

— А ты? Ты тоже живешь там?

— Да.

Они разговаривали короткими фразами, кивками и взглядами, боясь выдать себя. Просто поразительно, как многое они успели узнать друг от друга за такое короткое время! Оказалось, что Эмерилла жила в Ледяном дворце с той самой ночи, когда его захватил Шадик. К счастью, тот не узнал ее, поскольку Эмерилла в основном сражалась вдалеке от мест, где воевал Шадик. В последнее время битвы, стычки и непрекращающиеся усобицы бушевали во всех Северных королевствах. Война давно перестала быть двусторонней, теперь в ней участвовали все — и против всех. Солдаты лорда Аррина сражались против войск лорда Анзера, боевые действия велись даже возле Горького моря, где раньше никогда не было сражений. Порой даже хагсмары воевали против хагсмаров.

— Кто-нибудь из бывших бойцов Храта продолжает сражаться? — спросил Тео.

— Возможно, да только теперь они воюют совсем не за свое королевство, как раньше.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Все по-настоящему преданные совы улетели на юг, в Сиртгар. А те, что остались здесь, давно позабыли о верности династии Хратов. Сейчас тут полно разных союзов, но в основном каждый стоит за себя. — Помолчав, Эмерилла наклонилась к Тео и еле слышно прошептала: — Ледяной дворец гниет изнутри, потому что его обитатели забыли о чести и благородстве. Закон Храта умер в этих стенах. Он разрушен и растоптан, вот почему лед начал таять! Все это было предсказано в древних пророчествах Хратмора.

И она повторила те самые слова, которые Тео уже слышал от белого медведя Сварра:

— И дворец, и весь Ниртгар стали местом пира для стервятников.

Рассказ Эмериллы глубоко запал в душу Тео, однако кое-что в ее словах показалось ему немного странным. «Если, по ее словам, дворец вот-вот развалится и хагсмары разлетятся, кто куда, то что она тут делает? Почему не улетает к матери, на остров?»

— Что тебя здесь держит? Почему ты не улетишь прямо сейчас? Ты столько знаешь об этом дворце и ситуации вокруг него, твои сведения были бы бесценны для Хуула! — прямо выпалил он и увидел, как Эмерилла нервно захлопала глазами. — В чем дело, Сигрид? Я же чувствую, что ты рассказала мне не все.

Она быстро зажмурилась, потом снова открыла глаза и твердо посмотрела на Тео.

— Я боец ближнего боя, Тео.

— Я знаю. Твоя мама нам рассказывала.

— Ни одна сова не может сравниться со мной в искусстве обращения с коротким мечом.

— Да, — снова кивнул Тео.

— Шадик — твой брат.

Это был не вопрос, а утверждение. У Тео похолодело в желудке.

— Я задумала убить его.

Тео пошатнулся. Желудок его сжался в комок.

— Он безумен, Тео. Он пытает сов для собственного удовольствия. Он сидит на гнилом троне и мечтает захватить весь совиный мир. Ты знаешь, что это он убил твоего отца?

Тео разинул клюв, судорожно хватая воздух.

— Он пытался убить твою сестру, которая живет с пестроперыми. Знай, что он, скорее всего, захочет убить и тебя. Ты должен как можно скорее убраться отсюда. Когда на твоего брата находит безумие, он бросается даже на собственных стражей.

— Но почему моя мать не замечает этого?

— В ее присутствии он держит себя в когтях. Кроме того, твоя мать видит в нем только своего ненаглядного птенчика. Она слепа к его странностям и недостаткам, Тео. — Эмерилла снова замолчала, а потом прошептала: — Он хуже любого хагсмара, и я убью его при первой возможности! — Она твердо посмотрела в глаза Тео. — А тебе здесь нечего делать. Улетай немедленно!

Но Тео решил остаться еще ненадолго, чтобы побольше узнать о Ледяном дворце и его обитателях. Ничего, он будет вести себя очень осторожно и не попадет в ловушку. Его послали в разведку, а значит, он обязан собрать как можно больше сведений для своего короля. Но уже сейчас ясно, что у них нет времени ждать, пока хагсмары покинут рассыпающийся дворец. Если Ниртгар превратился в арену междоусобных войн, то кто знает, какая стая окончательно возьмет верх?

Тео вернулся в банкетный зал. Похоже, никто не заметил его отсутствия. Стоило ему сесть, как мать радостно закричала:

— Ах, сыночек, твой милый брат отвел нам самые роскошные покои во всем дворце! Ты не поверишь, но мы будем спать в ледяных пещерах восточной стены!

Шадик довольно заухал, и странный огонек промелькнул в его пустых янтарных глазах.

— Я не сомневаюсь, дорогой братец, что тебе там будет очень уютно. Ах, какие сладкие сны приснятся тебе этим днем!

«Неужели моя мать совсем ослепла? Но почему Виг не откроет ей глаза? Или эта слепота заразна?» Тео молча смотрел на нишу в восточной стене дворца. Несмотря на то что внешняя часть стены овевалась всеми ветрами Ниртгара, внутренность пещер разлагалась на глазах. Было слышно, как ледяные черви кишат во льду, жадно подтачивая его.

— Мама? Виг?

— Что, детка?

— Вы не слышите, как ледяные черви грызут лед?

— Ах, душечка, ты все такой же фантазер! У тебя всегда было такое богатое воображение.

«Может, это я спятил? Как можно этого не видеть и не слышать?»

— Знаешь, Тео, говорят, что в этой самой опочивальне королева Сив когда-то снесла яйцо, из которого потом вылупился принц. Теперь ты понимаешь, какая великая честь нам оказана? Ты только взгляни, как сияют стены! Серебро, чистое серебро! А какой прозрачный лед, ты, верно, в жизни такого не видел. Смотри, даже утренняя звездочка просвечивает сквозь стены.

«Потому что эти стены тают на глазах!» — хотелось крикнуть Тео, но он удержался. Ему казалось, будто мир вокруг него начал переворачиваться вверх — или вниз? — тормашками, что, впрочем, одно и то же.

— Виг, — сказал он самым спокойным и сдержанным голосом. — Тебе не показалось, что с этим льдом что-то не так? Он будто немного… немного… — Тео задумался, подыскивая подходящую замену слову «гниет», — …капельку непрочный?

— Есть маленько, дружище, но это пустяки. Вот погоди, скоро наступит Короткий Свет, и лед снова затвердеет.

— Ах, Тео, ты непременно должен остаться на праздник Долгой Ночи! Твой брат планирует устроить грандиозное торжество! Ждать осталось совсем недолго, чуть меньше одного лунного цикла.

Праздник Долгой Ночи издревле считался одним из самых главных в Ниртгаре, где все совы с радостью отмечали исчезновение солнца и наступление долгой тьмы. В совином мире ночь значит гораздо больше, чем день. Во время Долгой Ночи и молодые, и старики без устали кружат в небе, не тратя времени на сон. Да и когда спать, если до самой зари устраиваются состязания, игры и бурлит веселье, а пестроперые поют свои сладкие песни и танцуют в небе, на фоне яркой луны?

«Провести Долгую Ночь в гниющем дворце, да еще в обществе безумного братца? От одной мысли в дрожь бросает. С другой стороны, если я все-таки останусь, то стану самым ценным лазутчиком в Ниртгаре!»


Глава XXI

Хагсмары в пустыне


С высоты волчья стая казалась бесконечной серебряной рекой, бегущей по равнине. Хуул даже не думал, что Намара сможет собрать стольких волков под своей лапой. Однако волки в Далеко-Далеко встретили вернувшуюся Намару как легендарную героиню. Во главе огромной стаи бежали главы всех кланов. Здесь были несгибаемый Данмор и бесстрашный Дункан Макдункан, косматый Быстровей и храбрый Банко и множество других отважных волков из разных кланов. Сам старый Фенго бежал вместе со всеми. Хотя Хуул формально был всего лишь королем Великого Древа, волки видели в нем истинного защитника всех живых существ — как небесных, так и земных. Они помнили, как он охотился вместе с ними и, убив дичь, совершал лохинвирр, как подобает настоящему волку. Они не забыли его отвагу в бою, но, пожалуй, лучше всего они помнили его несгибаемую преданность той отверженной всеми волчице, которая теперь возглавляла стаю под именем Намары Макнамары.

Леса под крыльями Хуула постепенно редели, и вскоре внизу замелькала земля, поросшая ежевикой и низкорослыми, стелющимися растениями. Они приближались к пустыне Кунир. Волки бежали днем и ночью, не останавливаясь на отдых, поэтому быстро продвигались к цели. За все это время Хуул ни разу не увидел следов ворон, хотя нисколько не боялся путешествовать при свете — в случае опасности он мог в любой момент спуститься вниз, под защиту волков.

Вместе с волками он составил план операции. Вместо того чтобы очертя головы забираться вглубь пустыни, они первым делом обоснуются в каком-нибудь удобном месте, например найдут просторную пещеру или выроют норы в песчаных дюнах. Летевшему высоко над землей Хуулу был поручен выбор подходящего убежища, после чего волки, наделенные чутким обонянием, должны будут прочесать окрестности в поисках хагсмаров или следов их присутствия.

Вскоре Хуул заметил с высоты отличное укрытие. Это была большая пещера у подножия невысокого склона, окруженного скалами песчаника. После того как все волки собрались в этой природной крепости, Хуул принял на себя командование операцией. Усевшись на скалу, он огляделся по сторонам и заговорил:

— Сдается мне, что это прекрасное место вполне могло бы служить укрытием для хагсмаров. Думаю, они селятся в таких же пещерах. Я хочу с рассветом отправиться на разведку. В это время все хагсмары будут спать, и я смогу увидеть все, что нам нужно.

— Но как же вороны, Хуул? — спросил Фенго.

— Мне казалось, они не живут в пустыне?

— Казалось? — переспросил старый вожак, и сидевшие рядом с ним волки низко зарычали. — Мы не отпустим тебя без охраны, и не спорь.

— Я пойду! И я! Я тоже хочу! — послышались крики со всех сторон.

— Честное слово, трех волков будет вполне достаточно, — заверил собрание Хуул. Он обвел глазами стаю и выбрал трех самых крупных волков: — Доннгейл, Кайлин и Камран, вы пойдете со мной.

Под защитой этих волков он мог чувствовать себя в полной безопасности. Кроме того, огромный и могучий Доннгейл был чрезвычайно наблюдателен и никогда ничего не упускал из виду. Можно быть уверенным, что ни одно перышко хагмаров не укроется от его пристального взгляда!

С рассветом Хуул вылетел из пещеры и вскоре заметил небольшое углубление в песке, с одной стороны скрытое большими камнями. Застыв в воздухе, он спиралью спустился вниз, чтобы предупредить волков:

— Доннгейл, беги вперед и смотри, нет ли там перьев и пуха хагсмаров. Только помни, что пух у них не черный, как перья, а скорее темно-серый.

— Слушаюсь, Хуул.

Вернувшись, Доннгейл доложил, что впереди нет ни пуха, ни перьев, ни каких-либо других следов хагсмаров.

Хуул снова поднялся в небо, а три волка помчались по земле под ним. «Может быть, убежищ тут не так много, как мне показалось?» В тот же миг бежавшие внизу волки разом застыли. Посмотрев вперед, Хуул увидел вздымающиеся из песка огромные черные фигуры. Он подлетел чуть ближе, чтобы получше рассмотреть их. Вообще-то хагсмары всего в два раза крупнее совы, однако крылья у них поистине огромны, и Хуулу показалось, будто они черной грозовой тучей накрывают землю. Здесь было около тридцати хагсмаров, их черные тела ритмично вздымались и опадали в такт дыханию. Развернувшись, Хуул полетел обратно к камню, где ждали волки.

— Их там не меньше тридцати.

— Солнце еще высоко. Пройдет несколько часов, прежде чем они проснутся, — прорычал Кайлин. — Может быть, вернемся за остальными и нападем на них?

— Отличная мысль, — согласился Доннгейл, а Камран молча кивнул.

— Но, друзья мои, все не так просто. Да, преимущество внезапности будет на нашей стороне, но дневной свет приглушит зеленое сияние ваших глаз.

С тех пор как Хуул увидел в огне кузнечного горна зеленый свет, напомнивший ему свечение угля, он неотступно думал об этом. Он вспомнил, как Гранк когда-то рассказывал ему, что впервые увидел отражение угля именно в глазах волка Фенго. Хуул уже давно с опаской относился к углю, ведь он своими глазами видел, какое воздействие тот оказывал на всех, кто оказывался с ним рядом. Но есть ли какая-то связь между силой угля и зеленым сиянием волчьих глаз? Случайно ли в них обоих горит один и тот же зеленый огонь? А если нет, то что, если волки обладают силой, сравнимой — если не превышающей! — могущество фингрота хагсмаров? Вот только как бы получше использовать эту силу?

— Для того чтобы мой план сработал, нам придется дождаться темноты, — решил Хуул.

— А-а-а-а!

Трое волков сразу поняли, что молодой король прав. Накануне Хуул объяснил им, что зеленый свет волчьих глаз очень похож на свет угля, и ему кажется, будто этот свет может разрушить чары фингрота. Но для того чтобы зеленые волчьи глаза горели ярче, им придется действовать ночью, пожертвовав возможностью застать хагсмаров врасплох. Ну что ж, зато ночь обещала быть прекрасной — накануне узкий коготь убывающей луны почти растаял в темноте, а новолуние еще не началось. Значит, будет темно, как в пещере!

— Их не меньше тридцати, — доложил Хуул стае, когда они вернулись обратно. — Они спят в неглубокой песчаной яме. А теперь послушайте, что я придумал. — Хуул спорхнул со скалы, на которой сидел, и прочертил когтем по песку. — Вот это яма. Тут скалы — тут, вот тут и еще здесь. Всего скал пять, все невысокие, с плоскими вершинами. Вас тридцать, как и хагсмаров. Вы разделитесь на пять отрядов, по шесть волков в каждом, а я буду помогать там, где понадобится.

Он сделал паузу, ожидая, пока волки обдумают его слова, и продолжал:

— Мы должны выйти до сумерек, в тот призрачный срок, когда последняя капля дневного света растворяется в первых тенях ночи. Эти тени помогут нам незамеченными добраться до скал. Вы все поняли?

— Да, — ответили волки. Чего же тут непонятного? План Хуула немногим отличался от привычной для них охоты на северных оленей.

— Помните, если мы все сделаем правильно, то первая атака будет очень легкой, а затем вы начнете убивать.

И снова волки прорычали: — Да!

— Фенго, ты готов возглавить волчью песнь?

— Да, Хуул. Мы начнем с самого низкого воя, с тихого скулежа, затем перейдем к общему вою и закончим песней смерти.

— Песнь смерти! — Огромный Быстровей вскочил на задние лапы и взмахнул передними в сторону садящегося солнца.

— Песнь смерти! — запрыгали остальные волки.

Хуул с восторгом смотрел на них. Разве есть на свете более верные существа, чем волки? Более благородные, умные и храбрые?

И хотя уголь был сейчас очень далеко отсюда, на маленьком острове, запертый в ажурный металлический ларец в форме слезы, Хуул чувствовал его силу в зеленом сиянии волчьих глаз. Когда-то Гранк увидел отражение угля в зеленых глазах Фенго, а теперь Хуул видел его в глазах каждого волка, и это внушало ему уверенность в победе. Ему не нужно было держать уголь под крылом, он мог просто посмотреть в волчьи глаза, чтобы почувствовать прилив силы. И желудок подсказывал Хуулу, что эта сила сможет победить хагсмаров. Это тоже была магия, но хагсмары никогда не смогут ее понять, не говоря уже о том, чтобы в нее поверить.


Глава XXII

Ночь зеленого света


С тех самых пор, как Хуул впервые познакомился с волками, он нередко чувствовал себя больше волком, чем совой. Вот и теперь, низко паря над серебристыми волчьими спинами, он вновь испытывал это странное ощущение. Сова и волки двигались вперед вместе с сумраком наступающей ночи, и Хуул желудком чувствовал каждый шаг бегущей внизу стаи. Он тоже дышал короткими частыми вдохами. Сейчас волки бежали плотной цепью, изготовившейся к нападению из засады. Хуул уже знал, что при приближении к месту битвы они слегка перегруппируются на бегу. Волчья организация всегда вызывала у Хуула восторг. Различные тактики поведения приводились в действие при помощи серии беззвучных сигналов, отточенных и неизменных, как движение планет или путь звезд по ночному небу. Сами волки называли свою стратегию просто: Большая игра.

Тьма сгущалась. Ночь обещала быть безлунной, а значит, очень скоро хагсмары проснутся. С каждой минутой Хуул все сильнее ощущал себя волком. Ему казалось, что его лицевой диск начинает вытягиваться вперед, а клюв превращается в длинный волчий нос. Ушные отверстия тоже вытянулись над головой, так что он мог шевелить ими в разные стороны, собирая звуки. Огромное волчье сердце оглушительно колотилось у него в груди, и даже когти как будто стали другими. «Я не волк, но я волк, — думал он. — Крылатый волк».

Они приближались к пяти камням. Теперь нужно было незаметно спрятаться за ними и ждать. Как только первый хагсмар пробудится ото сна, Хуул даст сигнал к началу новой фазы Большой игры.

Они ждали и ждали. Наконец Хуул почувствовал, что дыхание спящих слегка изменилось. Он поднял лапу и чиркнул когтем по скале. Это был первый сигнал, по которому волки вскочили с земли и заняли свои места на камнях. Затем по знаку Фенго они начали волчью песнь. Дикий, первобытный мотив прорезал тишину ночи. Хагсмары обезумели от ужаса. Пробудившись ото сна, они в страхе били крыльями, пытаясь подняться в воздух. Но ночь вдруг замерцала всполохами пронзительного зеленого света. Хуул слышал, как хагсмары отдают какие-то приказания хагам на том странном языке, на котором они всегда разговаривали со своими крошечными ядовитыми слугами. Он видел, как колышется оперение хагсмаров, но ни один хаг так и не появился оттуда. Похоже, зеленый свет парализовал их, прежде чем они успели высунуться из своего безопасного убежища. Хагсмары ударились в панику. Хуул услышал визгливый приказ привести в действие фингрот и понял, что настало время главного испытания.

Повинуясь новому беззвучному сигналу, волки дружно запрокинули головы в небо, и зеленый свет заструился из тридцати пар глаз. Фенго провыл приказ точнее направить взгляды, и яркие лучи мерцающего зеленого света ударили в хагсмаров, пытавшихся задействовать свой грозный желтый фингрот. Ослепительные желтые вспышки заполыхали в глазах хагсмаров, но зеленые лучи легко прорезали их, круша и дробя на миллионы желтых искр.

Паривший в небе Хуул и стоящий на скале Фенго, каждый со своей позиции, направляли волчьи взоры и координировали направление ударов. Это была поистине страшная ночь для хагсмаров. Привычное небо внезапно превратилось для них в крутой склон, облитый безжалостным зеленым льдом. Их крылья теряли опору, не в силах удерживать своих хозяев в воздухе. И тут Хуул вдруг увидел нечто такое, от чего у него похолодело в желудке.

— Сзади, Фенго! Сзади!

Две хагсмары спустились с ночного неба и ползли на брюхах по песку пустыни. Их страшные когти были всего в нескольких дюймах от спины Фенго… В следующий миг серебристая шерсть волка окрасилась кровью, и Фенго взлетел в небо, поднятый могучими когтями хагсмары.

— Посмотри вверх! Вверх! — позабыв обо всем, кричал Хуул. — Зажги свой взгляд!

Но ночь проглотила его слова. Вторая хагсмара приближалась к Фенго, нацелившись вытянутым когтем ему в голову. Хуул похолодел, поняв ее дьявольский замысел. Хагсмара целилась в глаза Фенго. Ночь снова окрасилась кровью. Хуул пошатнулся и начал задыхаться.

Во время битвы в Далеко-Далеко он не видел, как была смертельно ранена его мать. Ему казалось, будто она все время была рядом, и вдруг оказалось, что ее больше нет… Но на этот раз он своими глазами видел, как был нанесен удар. Он мог его предотвратить, но оказался бессилен. И тогда дикое бешенство всколыхнулось в желудке Хуула. Никогда в жизни он не чувствовал такой злости, как в эту жуткую ночь. Казалось, жар угля опалил все его существо, рождая ярость, пугающую его самого. Не отдавая себе отчета в том, что делает, Хуул полетел прямо на хагсмаров, схвативших Фенго. Они были уже высоко в небе, и Хуул знал, что если хагсмары разожмут когти, волк погибнет. Сам Хуул ни за что не смог бы его удержать, ведь он был почти в два раза мельче хагсмаров.

— Не бросайте его. Я приказываю вам бережно опустить его на землю.

Это было почти смешно. Это было невозможно, не говоря уже о том, что безрассудно. Разве может сова приказывать хагсмарам? Но если бы в тот момент кто-нибудь посмотрел вверх, его глазам предстало бы очень странное зрелище. Парившая в ночном небе сова вдруг начала светиться призрачным зеленым светом. Она была больше похожа на духа) сотканного из света, нежели на живое существо из перьев, костей и плоти. Хагсмары отчаянно пытались включить свой фингрот, но желтое сияние их глаз бессильно растворялось в ночи.

— Опускайте, только осторожно. Осторожно!

И первая хагсмара, словно во сне, медленно опустилась на землю и бережно положила истекающего кровью волка на плоский камень.

Повинуясь сигналу Хуула, волки начали опускать на землю остальных хагсмаров. Они так ловко наводили свои взгляды, что вскоре в небе соткалась целая паутина зеленого света, и лишенные воли хагсмары, словно мухи, беспомощно забились в ней.

Как только хагсмары коснулись земли, поступил новый сигнал, и волки начали молча смыкать клыки на глотках оцепеневших врагов. Ударом клюва Хуул распорол грудь хагсмаре, вырвавшей глаз Фенго, а другой волк прикончил ту, что первая схватила его когтями.

Кровь хлестала из пустой глазницы Фенго. Второй глаз его горел неистовым зеленым светом, но дыхание сиплыми хрипами вырывалось из груди старого волка.

— Мое время на земле подошло к концу, друг мой…

— Нет! Этого не может быть! Просто не может быть, слышишь?

— Но это так, Хуул, — спокойно проговорил Фенго.

— Уголь! Я чувствую силу угля. Это она сбросила хагсмаров на землю. Она вернет тебе жизнь, Фенго!

— Нет, молодой король. Здесь уже ничто не поможет.

— Магия угля может все, Фенго! Это добрая магия, она не похожа на темнодейство!

— В этом-то все и дело, дружок. Добрая магия действует в гармонии с Люпусом и Глауксом, в согласии с природой. Смерть — это тоже часть Большой игры, в которую играет все живое. Я старый волк, и время мое истекло. Ты не можешь изменить это только потому, что у тебя есть уголь. — В горле у Фенго страшно заклокотало, а грудь его заходила ходуном в мучительной борьбе за последний глоток воздуха. — Попрощайся за меня… с моим старым другом… Гранком. Мне… пора. — Последним усилием воли Фенго повернул голову и уставился единственным глазом на Хуула. Наступил миг лохинвирра. Хуул не отнимал жизнь у Фенго, и старый волк не был его добычей, однако это была благородная кончина. Фенго должен был уйти достойно, чтобы его дух мог взойти по звездному следу в небесную пещеру духов.

Намара, до сих пор стоявшая в стороне, приблизилась к Хуулу.

— Все хагсмары мертвы, Хуул. Когда мы пришли, их было тридцать, и ровно тридцать тел лежат теперь на песке.

Хуул поднял голову и увидел жалкие кучки перьев. И снова, как в Амбале, его поразило то, какими маленькими становятся хагсмары после смерти. Но неужели тут лежат все хагсмары, нашедшие убежище в Сиртгаре? И как они очутились здесь — сами прилетели после битвы или были для чего-то посланы лордом Аррином? Удалось ли сегодня нанести серьезный удар по врагу и существенно ослабить его силы накануне грядущей битвы? На все эти вопросы у Хуула пока не было ответов. Что ж, ничего не поделаешь. Сегодня сделано немало, но впереди его ждет еще множество вопросов и по меньшей мере одна большая битвы.

Кроме того, оставался еще один, самый главный вопрос: удалось ли ему хоть на шажок приблизить полное освобождение совиного мира от магии?

Волки оттащили тело Фенго подальше от мертвых хагсмаров. У подножия песчаного склона они выкопали яму и похоронили в ней своего предводителя, чтобы пожиратели падали не добрались до его тела.

После этого сова и волки покинули пустыню и еще до окончания ночи вернулись в Амбалу, где отыскали огромный старый дуб. К рассвету сильно похолодало, поэтому волки устроили так называемый «сонный круг» — тесно сбились в кучу, согревая друг друга боками. Волки всегда так спят, если им приходится в холод ночевать под открытым небом.

Что касается Хуула, то он был счастлив вновь очутиться на дереве. Поскольку утро еще не наступило, а следовательно, для всякой уважающей себя совы было еще слишком рано ложиться спать, он решил подняться на вершину дерева. Ночное небо было усеяно звездами. От Гранка Хуул знал названия многих светил и созвездий, а еще ему было известно, что созвездие Золотых когтей волки называют Люпусом, или Звездным волком. Когда последние звезды взобрались к передним лапам волка, Хуул почувствовал странную смесь грусти и радости: грусти от разлуки со старым другом и радости при виде того, как звездный путь загорелся в ночном небе под лапами у Звездного волка. «Он уже на пути к пещере духов», — подумал Хуул, бесшумно взлетая в небо.

«Интересно, я лечу или прыгаю по звездам»? — думал он, прочертив кончиком крыла вдоль морды Звездного волка. Внезапно он увидел, как светлое облачко, похожее на волка, легко взбегает по пути духов к звездам. Вот оно проскользнуло над головой Хуула — и вдруг застыло. Призрачный волк повернул голову, запрокинул морду, и Хуул услышал далекий волчий вой, сотканный из облаков и тумана, звездного света и ночных небес.

— До свидания, друг мой, — прошептал Хуул. — До встречи!

А в это самое время, на далеком острове посреди Южного моря, другая пестрая сова заглянула в огонь и увидела, как ее старый друг из края Далеко-Далеко уходит по звездному пути в пещеру духов.

«Глаумора или пещера духов? — подумал Гранк, качая головой. — Какая разница, ведь это одно и то же место, где мы все встретимся однажды».


Глава XXIII

Эмерилла?


Огромное дерево содрогалось под порывами первой зимней бури.

— Надо быть полным дураком, чтобы подняться в небо в такую погоду! — поежившись, проговорила юная короткоухая сова по имени Джастин. — Клянусь Глауксом, я не понимаю, зачем Гранк и Стрикс Струмажен сидят на дозорной ветке!

— Они не дураки, Джастин. Я только что облетал дерево, поэтому знаю, что говорю. Кажется, к нам летит дочь Стрикс Струмажен, вот что!

— Молодая воительница, мастер ближнего боя? Слава звездам в глауморе, наконец-то наша старая Стрикс Струмажен перестанет печалиться.

— Еще бы!

Обоих стражей настолько разбирало любопытство, что они выпорхнули из теплого караульного дупла, расположенного у самой верхушки дерева, и поглядели наверх. Они подоспели как раз вовремя — молодая пятнистая сова грациозно опускалась на ветку рядом с Гранком и Стрикс Струмажен.

— Мама!

— Эмерилла! — разинула клюв старая сова.

— Это твоя дочь? — спросил Гранк.

— Да! — выдохнула Стрикс Струмажен, обнимая дочь крыльями. Молодая пятнистая сова крепко зажмурилась и изо всех сил вцепилась когтями в ветку, чтобы справиться с накатившей дурнотой. «Только бы не отрыгнуть, только бы удержаться! Ох, неужели это и есть то, что они называют чувствами? Какое счастье, что у меня нет желудка! Эти чувства не только мешают думать и действовать, от них еще и выворачивает наизнанку».

— Ты цела, дорогая? Вид у тебя немного потрясенный.

— Все хорошо, мама. Все прекрасно.

— Конечно, милая. Это просто твой желудок. Мой тоже не находит себе места от счастья, — прошептала Стрикс Струмажен, и глаза ее вновь наполнились слезами.

«Какие глупости!» — подумала про себя Лутта. Теперь она понимала, что имела в виду Крит, когда предупреждала ее о фокусах желудка. Наконец ее собственный «желудок» слегка успокоился, и тошнота тоже улеглась.

— Мы послали столько сов на твои поиски, но все гонцы вернулись с пустыми крыльями. Где же ты была и почему никто не мог тебя найти? — спросил Гранк.

— Ох, простите меня, — смутилась Стрикс Струмажен, поворачиваясь к дочери. — Я совсем потеряла голову от счастья и забыла представить тебе нашего дорогого Гранка. Он главный советник короля Хуула.

— Очень приятно, — пискнула Лутта.

— Гранк правит островом во время отсутствия Хуула, — пояснила Стрикс Струмажен.

— Значит, Хуула сейчас нет на дереве? — уточнила Лутта, стараясь скрыть свое изумление. Но если короля нет на острове, значит, угля тут тоже нет? Зачем же тогда она сюда притащилась? Нужно как можно осторожнее всё выяснить… — Где же он?

— Полетел искать тебя, моя дорогая, — ответила старая пятнистая сова. — И по другим делам.

«Думаю, лучше до времени скрыть свой интерес к этим „другим“ делам», — подумала Лутта, а вслух сказала:

— Король оказал мне великую честь, лично отправившись искать меня.

Наверное, это был правильный ответ, потому что Стрикс Струмажен тихонько рассмеялась и воскликнула:

— Не скромничай, моя милая! Всем известна твоя отвага и великое мастерство в обращении с коротким мечом.

Тут старая сова грустно вздохнула и опустила голову. «Если бы только мой дорогой муж был жив, как бы он обрадовался возвращению своей любимой дочери!» Ей почему-то показалось, будто после возвращения Эмерилла стала еще больше похожа на своего отца, и это сходство болью отзывалось в сердце Стрикс Струмажен. Она быстро зажмурилась, пытаясь отогнать печальные воспоминания.

Но Лутта отлично затвердила свой урок, поэтому сразу нашла нужные слова:

— Не думай о нашем дорогом папочке, мама. Мы с тобой снова вместе, и это самое главное.

— Да, Эмерилла, я просто не могу поверить в это чудо! Нам сказали, что ты пропала где-то над Ледяными когтями. Что же с тобой случилось?

Лутта была готова ответить и на этот вопрос.

— Да я и в самом деле пропала! Меня ранили в голову, и хотя крови совсем не было, я потеряла сознание. Ты права, мама, дальше со мной произошло настоящее чудо. Подумай только, потеряв сознание, я упала на спину полярному медведю! Его звали Свен, и я до конца дней своих буду ему благодарна. Он спас мне жизнь, мамочка. И даже больше — он отнес меня в свою ледяную пещеру и ухаживал за мной, пока я не поправилась. Он приносил мне рыбу, а однажды даже поймал для меня лемминга!

«Чудеса, да и только!» — подумал про себя Гранк. Он никогда не слышал о том, чтобы белые медведи охотились на леммингов, тем более белые медведи из Ледяных когтей. Дело в том, что лемминги крайне редко забредали в это пустынное место.

— Ах, мамочка, я так объелась рыбой, что теперь до самой смерти ее в клюв не возьму, честное слово!

— Идем же скорее, моя милая. Летим в обеденное дупло, там тебя ждут сочные полевки и великолепные луговые мыши!

После ужина Стрикс Струмажен повела дочь в свое дупло. Она была счастлива, и все же ее немного задевала непонятная скрытность дочери. Эмерилла ни словом не обмолвилась о том, как она узнала, что ее мать теперь живет на Великом Древе, и не спешила рассказать, чем же она занималась все это долгое время после ранения. Неужели так и прожила у медведя в пещере? Стрикс Струмажен попыталась расспросить дочь, но та крайне скупо рассказывала о себе, зато проявляла огромный интерес к молодому королю и его углю.

— Значит, ты уже слышала об угле? — спросила Стрикс Струмажен.

— Конечно, мамочка! В Северных королевствах только о нем и говорят.

— Но ведь ты почти все время провела в обществе белого медведя?

— Да, но Свен постоянно плавал туда-сюда. Он рассказывал мне все новости. Но скажи лучше, какой он из себя, король Хуул?

— Он молод и красив. Очень умен. Он… — Стрикс Струмажен задумалась. Она рассказала Эмерилле, что король отправился на ее поиски, однако ни словом не обмолвилась о другой задаче Хуула: об установлении сети лазутчиков в Сиртгаре. Стрикс Струмажен не могла объяснить, почему она умолчала об этом. Конечно, миссия Хуула была секретной, о ней знали только члены парламента. Но в глубине желудка Стрикс Струмажен знала, что вовсе не это соображение заставило ее сжать клюв. Ее остановил какой-то тревожный укол в желудке. «В чем дело? Чего испугался мой желудок?» Стрикс Струмажен растерянно посмотрела на дочь и вновь поразилась ее пугающему сходству с отцом.

Дважды за время дневного сна Стрикс Струмажен просыпалась и подлетала к дочери, безмятежно спавшей в своем уголке дупла. Мать до боли всматривалась в нее, разглядывая каждую крапинку на оперении, а потом нежно перебирала клювом перышки вновь обретенной дочери. «Почему я не счастлива? Чего мне не хватает? — в отчаянии думала она. — Что со мной творится? Ведь я так ее люблю! Почему же меня не оставляет это странное ощущение в желудке?» Наконец она вернулась на свое место и провалилась в глубокий сон.

— Мама! Мамочка! — разбудила ее Эмерилла.

— Что? Что такое, родная? Сколько времени?

— Почти сумерки. Ты слышишь радостные крики?

— Да! Что случилось?

— Дозорные увидели короля! Он приближается к дереву!

— Глаукс Великий, он вернулся! Какое счастье!

— Мама, а он удивится?

— Чему, милая?

— Тому, что я здесь. Он искал меня повсюду, а я сама нашлась! Это ведь радость для короля, правда?

Стрикс Струмажен заморгала. «Странно, очень странно. И весьма нескромно», — подумала она про себя. Эмерилла всегда была такой скромной, такой простодушной!

— Значит, уголь тоже вернулся, да? Ведь Хуул принес его с собой?

— Но уголь никогда не покидал этого дерева, милая, — рассеянно ответила Стрикс Струмажен.

— Правда?

— Конечно. Было бы глупо и неосторожно всюду таскать его за собой!

— Но он спрятан в безопасном месте?

— Конечно, — ответила Стрикс Струмажен. Помолчав, она осторожно добавила: — Видишь ли, Эмерилла, на этом дереве все основано на доверии. Можно сказать, что доверие — это главная ценность Ночных стражей. Ты ведь понимаешь, дорогая? В нашей семье все тоже всегда строилось на доверии, оно присуще нам, как пятнышки на оперении. — Она протянула крыло и нежно дотронулась до пушистых бровей Эмериллы, так похожих на отцовские. В тот же миг она почувствовала, как Эмерилла содрогнулась от ее прикосновения. Страшная тревога сжала желудок старой совы. «Эмерилла очень изменилась. Похоже, этот удар по голове не прошел для нее бесследно. Может быть, ей нужен какой-то укрепляющий препарат для возвращения желудочной силы? Нужно посоветоваться с Гранком».


Глава XXIV

Покушение


В Ледяном дворце Храта играла музыка. Гостей развлекала целая стая пестроперых, а совы во главе с Филмой и Шадиком отплясывали летучую совиную кадриль. Слуги разносили куски леммингов и чаши с забродившим соком. Стоя в тени, Тео с отвращением смотрел, как его захмелевший братец громко орет, воодушевляя танцоров:
		Эх, кавалеры-душки!


		Кругом вокруг подружки —


		Пусть каждая дурнушка


		Кружится, как волчок!


		Потом спиралью в небо


		Взлетаете нелепо


		И кружитесь свирепо


		Все вместе, все в кружок!


		Теперь давай головкой


		Кивай без остановки,


		Вертись в кадрили, совка —


		И лемминга глотай!


Тут Шадик пошатнулся и тяжело плюхнулся на гниющий ледяной трон. Подумать только, что на этом самом троне когда-то сидели отец и дед Хуула и множество других благородных сов!

Сигрид, она же Эмерилла, облетала гостей с зажатыми в когтях леммингами. Пролетев мимо Тео, она еле слышно шепнула:

— Когда взойдет луна, жди меня у северо-восточной стены. Есть новости. Улетаем сегодня же.

Тео не собирался так надолго задерживаться во дворце, но ему хотелось собрать побольше полезной информации. Важно было узнать, что случится раньше — прогнивший дворец рассыплется на куски или очередной отряд проходимцев осадит его стены. Но теперь, похоже, миссия Тео подошла к концу.

Эмерилла оказалась необычайно умной и храброй совой. Рискуя жизнью, она каждый день при ярком свете вылетала на разведку, высматривая, что затевают войска лорда Аррина и мятежные стаи хагсмаров. Здесь же, в стенах гниющего дворца, она ловко притворялась самой исполнительной и покорной служанкой, хотя ей приходилось постоянно отбиваться от приставаний как самого Шадика, так и его грубых стражей и советников. Да-да, у Шадика тоже были советники! Разумеется, только полный безумец мог бы всерьез назвать своих лизоблюдов этим громким именем. Впрочем, государственные обязанности при дворе блистательного Шадика не отличались особой сложностью — от советников требовалось лишь постоянно соглашаться с монархом, развлекать его и превозносить до небес, даже когда он напивается до полного отупения.

Когда луна начала приближаться к своему самому высокому насесту, Тео ринулся в извилистые ледяные коридоры, выходившие к четырем стенам замка. На истончившихся прозрачных стенах колыхались тени сов, отплясывавших бешеную джигу под музыку стаи пестроперых, расположившейся на одном из парапетов стены. Похоже, этой ночью за стенами дворца было ничуть не спокойнее, чем внутри. Один раз Тео заметил даже тень хагсмары, которая неуклюже кружилась в небе, тщетно пытаясь попасть в такт музыке.

Внезапно в прозрачный коридор хлынули тени, мгновенно скрыв свет луны и звезд. Тео насторожился. Сердце его пропустило один удар, желудок сжался. Прямо на него неслись двое самых здоровенных стражников Шадика! Тео резко повернул обратно, но сзади неслись еще двое! Все четверо были вооружены ледяными мечами и ятаганами, а у Тео не было ничего — только клюв и пара когтей!

«Для совы, испытывающей желудочное отвращение к войнам, мне чересчур часто приходится сражаться!»

Тео обвел глазами узкий коридор, обдумывая, нельзя ли отломить какую-нибудь сосульку, чтобы использовать ее вместо оружия. Но какой прок от гнилого льда, который раскрошится от первого же удара! Тем временем четверо убийц были вооружены ледяным оружием из самого крепкого иссенблау, вырезанного с вершины Ледяного кинжала. «Спокойно, — сказал себе Тео. — Если действовать с умом, то и гнилой лед может оказаться полезен!» В мгновение ока Тео взмыл в воздух. Он был сильной совой с тренированными крыльями, а потолок в коридорах низко нависал над полом, поэтому стражники на миг растерялись, не понимая, что затеял этот безумец. Неужели надеется промчаться у них над головами? Они взметнули свои ледяные ятаганы, но Тео был не только быстр, но и хитер. Широко раскинув крылья, он изо всех сил чиркнул ими по колоннам из гнилого льда, и огромные глыбы с грохотом посыпались в коридор. Потом с тяжелым треском начал рушиться потолок. Через несколько секунд высоченная груда льда преградила путь совам. В следующий миг Тео увидел несущуюся к нему Эмериллу. Он хотел броситься к ней, но негромкое клацанье за спиной заставило его обернуться. Самый щуплый стражник каким-то чудом сумел протиснуться над кучей обрушившегося льда и мчался прямо на Тео. К несчастью, в этом месте коридор был настолько узок, что Тео даже не мог повернуться к врагу лицом!

— Прижмись к стене! Дай мне пройти! — крикнула ему Эмерилла. Вжавшись в подтаявшую стену, оцепеневший от ужаса Тео смотрел, как Эмерилла бросается на врага, уже занесшего над головой свою ледяную саблю. Брызнула кровь, и маленький стражник непонимающе уставился на собственные внутренности, выпавшие из его распоротого живота на ледяной пол.

«Она настоящий мастер ближнего боя!» — беззвучно вскричал Тео.

Тем временем трое оставшихся стражей уже прорубали себе дорогу через завал. Эмерилла схватила ледяную саблю, выпавшую из когтей убитого, и протянула ее Тео. Вдвоем они бросились на наступающих убийц, и в этот миг их мысли и чувства слились воедино. Тео сразу понял, что должен отвлекать внимание троих сов выпадами своей сабли, дав Эмерилле возможность подобраться к ним поближе. Стражам и в голову не могло прийти, что у глупой маленькой служанки может быть оружие, поэтому до поры до времени они не обращали на нее никакого внимания. И это была их смертельная ошибка. Когда второй нападавший рухнул на пол, лишившись половины левого крыла, двое оставшихся в строю стражей в страхе уставились на него.

— Убьем ее! — закричал один из них. — Иначе Шадик нам головы поотрывает!

— Нет! — завизжал Тео, подхватывая с пола саблю рухнувшей совы. Сжимая в каждой лапе по сабле, он взмыл вверх и бросился на стражей, поразив одного в желудок, а другого — прямо в сердце. Ледяной коридор стал скользким и липким от крови.

А потом послышался оглушительный грохот.

— Северо-восточная стена обрушилась! — закричала Эмерилла. Сквозь огромную щель в стене они увидели, как высокая стена медленно осыпается в ночь. — За мной!

Вылетев в образовавшуюся в стене дыру, они помчались на юг, к острову Быстробуйный. Время от времени Тео поглядывал вниз, на охваченный паникой дворец. Вся восточная часть здания провалилась внутрь, и перепуганные хагсмары тучей кружили в воздухе.

Налетевший порыв ледяного вихря напомнил Тео о скором наступлении зимних бурь, которые нагоняет суровый северовосточный ветер, получивший название ниртнокко. Подгоняемые попутным ветром, совы к рассвету добрались до Быстробуйного.

— В подветренной части острова есть хорошая ледяная пещера! — прокричала Эмерилла сквозь свист ветра. — Там мы укроемся от непогоды.

Забравшись внутрь, она посмотрела на Тео и сказала:

— Как раз перед тем, как нас столь грубо прервали стражники, я собиралась сообщить тебе последние новости.

— Но что привело тебя именно в этот коридор? Мы же договорились встретиться на стене?

— Просто желудком почувствовала. Меня вдруг как будто клюнуло, и я поняла, что Шадик задумал какую-то гадость.

— Ты прекрасно сражалась!

— Ну ты тоже был неплох.

— Так о чем ты хотела мне рассказать?

— Лорд Аррин собрал огромное войско.

— Но я слышал, что его сторонники разлетелись!

— Одни разлетелись, зато другие прилетели. Лорд Элгобад вернулся.

— Лорд Элгобад?

— Да. Ты его знаешь?

— В некотором смысле. Однажды он напал на меня в Горьком море. Я его ранил, да только не смертельно, к сожалению.

— Да уж… Теперь он объединился с лордом Аррином, и они планируют осадить Ледяной дворец.

— Великие вояки еще не знают, что там уже почти нечего осаждать!

— Боюсь, ниртнокко приостановит гниение льда.

— Что ж, это и хорошо, и плохо, — подумав, сказал Тео.

— Вот именно. Ниртнокко позволит королю Хуулу выиграть драгоценное время, — кивнула Эмерилла. — Он готов к войне?

— Надеюсь, что готов. Когда я видел его в последний раз, он отправлялся в длительное путешествие в Сиртгар. Хуулу нужны новые кузнецы и угленосы.

— Это все для изготовления нового оружия? Я много слышала о нем. В Ниртгаре только и говорят об этих боевых когтях!

Тео закрыл глаза и грустно кивнул.

— Что случилось, Тео? — спросила Эмерилла.

— Это я выковал первые боевые когти.

— Здорово! Но ты ведь не из-за этого расстраиваешься?

— Именно из-за этого, моя дорогая… — Тео почувствовал, что может назвать ее так, хотя Эмерилла была ненамного младше его самого. — Не очень-то приятно войти в историю создателем нового смертельного оружия.

— Я понимаю, — тихо вздохнула Эмерилла.


Глава XXV

Кто я? Что я делаю?


— Вот это да! Да ты просто чудо, Эмерилла! Ты словно появилась на свет с боевыми когтями! Вы только взгляните, как она обращается с ними! — восторженно кричал Гранк, любуясь Эмериллой.

— Да, она всегда славилась исключительным проворством и мастерством обращения с коротким мечом, — с гордостью отвечала Стрикс Струмажен.

— Она великолепно удерживает равновесие, а ведь короткий меч намного меньше и легче боевых когтей, — заметил Финеас.

«И Гранк меня похвалил! И Финеас! — думала про себя Лутта. — Даже старый дурень лорд Ратник одобрительно отозвался о моей сноровке, почему же Хуул не обращает на меня никакого внимания?»

— Мама, — негромко сказала она чуть позже. — Мне кажется, Хуул совсем не смотрел, как я парировала удары в воздухе!

— Ну что ты, родная, — рассмеялась Стрикс Струмажен. — Он все видел, просто у него сейчас столько дел! Ты же знаешь, что наш король следит за подготовкой всех сов и новых добровольцев!

Прошло чуть меньше лунного цикла после возвращения Хуула, и за это время Лутта успела без памяти влюбиться в прекрасного юного короля. Это было странное и удивительное чувство. Что касается настороженности, с которой Стрикс Струмажен отнеслась к дочери сразу после ее возвращения, то от нее уже давно не осталось и следа. С каждым днем Эмерилла становилась все больше и больше похожа на саму себя. «Ах, первая любовь творит настоящие чудеса!» — растроганно думала Стрикс Струмажен. Жаль только, что никак нельзя было узнать, может ли бедная девочка рассчитывать на взаимность. Разумеется, Эмерилла была исключительно привлекательной молодой совой, но ведь у короля Хуула столько хлопот да забот! В его жизни просто не было места для любви. Хотя он проявлял определенный интерес к Эмерилле и частенько приглашал ее вместе с матерью на чашечку чая в свое дупло. Одна беда — за чаем они чаще всего обсуждали военную стратегию и планы будущей войны.

За это время на Великом Древе произошли огромные перемены. Хуул привел с собой на остров Руперта из Амбалы и двух опытных угленосов, а Финеас со Снежной Розой сумели привлечь еще троих кузнецов и двух угленосов. Жаль только, что Тео до сих пор не вернулся и не мог лично взяться за обучение новичков тайнам кузнечного дела, однако Гранк, многому научившийся у Тео, с успехом его заменял. Что касается искусства обращения с углями, то тут Гранку не было равных! В распоряжении кузнецов были жаркие огни целых шести кузниц, расположенных неподалеку от дерева. Казалось, изготовление боевых когтей полностью забирало весь жар горнов, лишая пламя живой силы, так что Гранк и Хуул напрасно вглядывались в него, ожидая известий из Ниртгара. Все было готово к выступлению, ждали только вестей от Тео. Несколько ночей тому назад Джосс отправился на встречу с ним в Ниртгар.

Другие члены парламента полетели осматривать войска из Темного леса, Тито, Амбалы и Серебристой мглы. Каждый день на остров прибывали все новые и новые добровольцы, которых нужно было обучать военному делу. Когда с острова прозвучит сигнал к выступлению, все войска должны быть полностью готовы.

Во время перерыва Лутта, словно завороженная, смотрела на Хуула, тренировавшего юную сипуху.

— Когда ты летишь в полном вооружении, очень важно слегка приподнимать лапы. Это поможет уравновесить тяжесть боевых когтей, — пояснил Хуул, дружески пихнув сипуху в бок. Эмерилла зажмурилась, и внутри у нее что-то затрепетало. Уже не в первый раз она испытывала это странное чувство, но до сих пор не могла к нему привыкнуть. Что это такое? Почему это происходит с ней по нескольку раз за ночь? Сотни раз она уверяла себя в том, что эти странности не имеют никакого отношения к желудку. «У меня нет желудка! Это невозможно. Я не могу испытывать никаких желудочных глупостей. И вообще, ничто не должно отвлекать меня от дела», — строго сказала она себе, не сводя глаз с Хуула.

— Ну вот, Уинфир, — сказал король молодому бойцу. — Когда ты научишься летать с боевыми когтями, мы посмотрим, как ты справишься с коротким мечом. — Он помолчал и вдруг повернул голову к Лутте: — Кстати, вот у нас лучший специалист по ближнему бою. — Он кивнул Лутте, и она чуть не свалилась с ветки от волнения. А потом ее вдруг осенило. Только что Хуул сам дал ей отличный повод заглянуть к нему в дупло!

— Так что ты предлагаешь, Эмерилла? — спросил Хуул, усаживаясь на перекладинку. Лутта так разволновалась оттого, что впервые осталась с ним наедине, что растеряла все слова. Она сидела прямо перед стальным ларцом в виде слезы, в котором пылал уголь. Его жаркое сияние заливало все дупло. Лутта никак не могла привыкнуть к этому углю, каждый раз он переворачивал все у нее внутри. Он напоминал ей о задании и о силе, которую обретут они с Крит.

«А что, если… — вдруг подумала она. — Что, если бы он стал моим навсегда?» Страшная судорога прошла по ее телу, а уголь с тихим шипением запылал еще ярче. «Интересно, пришел бы он ко мне по своей воле? Пришел бы, если бы знал, кто я такая?»

Оказываясь рядом с углем, она каждый раз заводила этот бесконечный разговор сама с собой. И каждый раз, вместо облегчения, этот монолог приносил ей лишь смятение, досаду на невыполненный долг и вопросы, вопросы… Кто я? Что делаю? И зачем?

Наконец ей удалось выбросить из головы все эти мысли и перейти к делу.

— Ваше величество, сегодня, когда я наблюдала, как вы обучали молодую сипуху военному делу, мне пришла в голову одна мысль. Мне кажется, я могла бы обучать новобранцев искусству обращения с коротким мечом. Вы позволите мне помогать маме?

Хуул часто-часто заморгал:

— Блестящая мысль! Почему только я сам до этого не додумался? Если вы со Стрикс возьметесь за дело вдвоем, мы сможем обучить целую эскадрилью бойцов ближнего боя! Ты будешь ее вторым командиром, Эмерилла!

— Правда?

— Конечно! Это просто необходимо. У нас достаточно крепких сов, умеющих сражаться тяжелыми ледяными мечами, ятаганами, саблями и пиками, и еще немало совсем маленьких сов, вроде Финеаса, которые ловко обращаются с ледяными кинжалами. И при этом почти нет проворных бойцов ближнего боя! Обучив эскадрилью таких бойцов, мы сразу получим более эффективную и сильную армию, сможем применять разные тактики в различных ситуациях! — Помолчав, Хуул посмотрел на Лутту, и ей показалось, будто в глазах его зажегся какой-то новый свет. — Ты очень умна, Эмерилла.

— Умна?

Их прервал громкий стук в стену дупла. Молодая полярная сова просунула голову внутрь и доложила:

— Зашифрованное послание, ваше величество. Гранк уже летит сюда.

— Отлично! Отлично, — закивал король и снова повернулся к Лутте: — Огромное тебе спасибо. К сожалению, сейчас тебе придется меня извинить. Мне нужно срочно поговорить с Гранком.

Лутта осталась сидеть на жердочке. Хуул непонимающе посмотрел на нее.

— Я попросил оставить меня одного.

— Ну да, конечно, — кивнула она, не трогаясь с места. Хуул склонил голову набок:

— Ты не поняла, что я сказал, Эмерилла? Тебе придется покинуть это дупло. Извини, но так нужно.

Влетевший Гранк внимательно наблюдал за этой странной сценой.

— Ой, конечно! — Сорвавшись с места, Лутта помчалась прямо на Гранка, едва не сбив его с лап.

— Странная она какая-то, — пробурчал Гранк, когда Лутта улетела.

— Есть немного. Так что за послание?

— Сейчас, — кивнул Гранк и высунул голову из дупла, чтобы убедиться, что Эмерилла и молодой посыльный улетели. — Давай-ка войдем внутрь, там и прочитаем. — Он выразительно кивнул на жердочку, торчавшую из трещины в дупле.

На вид это была обычная трещина, неотличимая от сотен других щелей в толще дерева, куда так удобно втыкать жердочки для сидения. Но когда Хуул, взлетев, дернул когтями за жердочку, то из щели вытянулась длинная плеть молочники. Еще один рывок — и стена отодвинулась, а за ней оказалась крошечная комнатка, в которой едва могли поместиться две совы. Забравшись внутрь, Хуул и Гранк плотно закрыли за собой дверь. Это была та самая секретная комната, которую Гранк сделал в отсутствие Хуула и в которой они читали зашифрованные послания Джосса.

Развернув кусок березовой коры, Гранк начал читать:

— «Ледяные черви ворочаются. Тли и блохи роятся. Горящая слеза наведет порядок».

Гранк и Хуул переглянулись.

— Значит, Ледяной дворец уже начал гнить… Хуул снова опустил глаза на письмо:

— «Лорд Аррин и Элгобад объединились и готовы к нападению». Неужели это правда, Гранк? Значит, я должен принести туда уголь? Ты уверен, что тут написано именно это?

— Только сила угля может прекратить гниение.

— Но было бы верхом безрассудства таскать с собой уголь!

— Да, — моргнул Гранк. — Я должен хорошенько подумать над этим. Дай мне время, Хуул.

— Конечно, но сначала нужно созвать заседание парламента. Пришло время разработать детальный план вторжения.

— Обычный путь в Ниртгар лежит через Ледяные проливы, — говорил Хуул членам парламента, указывая когтем на карту, вычерченную обугленной палочкой на высушенной заячьей шкурке. — Но сегодня, когда нас много сотен, было бы неразумно всей армадой протискиваться сквозь узкий проход, рискуя попасть в засаду. Давайте попробуем придумать что-нибудь необычное. — Десять членов парламента одобрительно зашушукались.

— Внезапность может быть опаснее самого грозного оружия, — вслух сказал лорд Ратник.

— Точно! Совершенно правильно! — заухали остальные.

— Я вот что придумал, — продолжал Хуул. — Ледяные проливы, безусловно, остаются самым коротким и прямым путем в Ниртгар, но не забывайте, что там уже начался сезон ветров ниртнокко. После встречи с этими ветрами мы прибудем в Ниртгар изрядно потрепанными и вымотанными. Но если мы полетим кружным путем, минуя ниртнокко, то не только сбережем силы, но и получим редкую возможность подобраться к врагу незамеченными.

— У меня вопрос, ваше величество, — поднял коготь сэр Тобифьер.

— Слушаю, сэр Тоби.

— Если я правильно понял, вы хотите лететь через мыс Сломанного когтя. Но каким образом сотни сов, летящие над мысом, смогут остаться незамеченными?

— Мы разделимся! — воскликнул Хуул. — Полетим сразу тремя маршрутами — над Сломанным когтем, через лес скрумов и на восток, вокруг дальнего побережья Южного моря. Я знаю, что восточный путь очень редко используется в это время года, однако оттуда мы сможем сразу прорваться на север и облететь проливы. Будет замечательно, если сэр Боре и его ученики сумеют обеспечить нас точными картами звездного неба. Как я уже говорил, совы редко летают этим путем, поэтому не хотелось бы сбиться с курса.

— У-ху! — радостно заухали парламентарии.

— Стрикс Струмажен, вы не могли бы дать нам прогноз изменения атмосферного давления? Какую погоду нам ожидать?

— О точных прогнозах говорить пока рано, но кое-что ясно уже сейчас. Нам известно, что рядом с восточным побережьем есть несколько паровых дыр. В это время года они обычно очень активны и должны вызывать сильные выбросы, которые с легкостью пронесут нас над ветрами ниртнокко. Но я бы предложила разделить отряд, который полетит этим путем, по меньшей мере на две части. Так можно рассредоточиться, не привлекая к себе ненужного внимания. Насколько я знаю, восточный береговой район малонаселен, там живут только орлы.

— Отлично, Стрикс Струмажен! — в восторге воскликнул Гранк.

«Ах, если бы! — грустно подумала про себя мудрая сова. — Вот если бы Эмерилла могла мне помочь, тогда это было бы действительно отлично. Бедная девочка всегда была исключительно чувствительна к малейшим изменениям атмосферного давления. Куда только подевалась эта ее способность? Ах, это все последствия того ужасного удара!»

Итак, план вторжения был утвержден. Совы полетят тремя большими группами, разделенными на отряды по восемь-девять сов в каждом, которые будут покидать остров через определенные промежутки времени. Несколько отрядов полетят к мысу Глаукса, свернут на север и, пролетев над лесом скрумов, встретятся с подразделениями, летящими над мысом Сломанного когтя. Вместе они образуют полк. Затем к ним присоединятся остальные подразделения, и объединенные силы двинутся на север, чтобы принять непосредственное участие в атаке на дворец Храта. До сих пор было неизвестно, будет ли лорд Аррин защищать дворец или же решающая битва произойдет на отрогах Хратгарского ледника. Кроме того, нужно было потратить время на поиск старых складов ледяного оружия, ведь нападавшие не могли рассчитывать только на свои боевые когти. Первые отряды, отправляющиеся на мысы Сломанного когтя и Глаукса, должны были вылететь на рассвете. Следом за ними предстояло отправиться остальным.

Поздним вечером Хуул сказал Лутте, что она полетит с недавно созданным Восточным полком.

— Прости, Хуул, но мне этот полк совсем не подходит, — возразила она.

— Не подходит? — захлопал глазами Хуул. Они снова были одни в дупле.

— По дороге сюда я летела через Ледяные проливы. За несколько дней до моего прибытия на остров начали дуть сильные ветра с юга. Мне пришлось спрятаться в дупле вместе с семейством тупиков. Конечно, это не самые умные птицы на свете, однако они показали мне нечто совершенно потрясающее.

— Что же?

— Огромный склад оружия.

— Правда?

— Да, Хуул. Там были короткие мечи. — Лутта помолчала, а потом решительно заявила: — Я могла бы возглавить эскадрилью, которую обучаю. Мы возьмем эти мечи. Сейчас у нас маловато оружия для ближнего боя, ты сам знаешь. Я могу сражаться двумя мечами одновременно, по одному в каждой лапе. — Она моргнула и сощурила глаза, так что они превратились в две светящиеся желтые щелки. Свет угля как-то странно заиграл на ее лицевом диске, и Хуул почувствовал, как у него похолодело в желудке.

— Позволь мне отправиться туда, Хуул. С боевыми когтями и двумя мечами я буду сражаться так, как еще никто никогда не сражался.

Хуул внимательно посмотрел на нее. Нет, определенно, в этой сове было что-то странное! Ее страстность почти пугала его, и в то же время Эмерилла была очаровательна. Она пробуждала в нем что-то смутно знакомое. Вызывала целую бурю противоречивых чувств. Внезапно Хуула осенило. «Она похожа на уголь…»

— Вы в порядке, ваше величество? — тихо спросила Лутта. — Что-то не так?

— Нет-нет, все отлично. Так ты говоришь, что оружия там хватит на целую эскадрилью?

— Да-да, именно так… Но… Хуул…

— Да, Эмерилла?

Ее взгляд вдруг стал рассеянным, словно она смотрела куда-то очень-очень далеко.

— Что с тобой, Эмерилла? Ты хотела мне что-то сказать? Она быстро, почти зло, встряхнула головой и выпалила:

— Ничего, ваше величество. Совсем ничего!

На самом деле она хотела сказать ему очень многое, но слова словно застряли у нее в клюве. Она хотела сказать: «Когда все закончится, мы будем вместе — ты и я. Навсегда, до конца жизни. Я буду твоей королевой, Хуул». Нет, не королевой! Просто женой, и этого достаточно. Незнакомая боль пронзила все существо Лутты. «Просто женой». Эти слова как громом, поразили ее. Она никак не могла в это поверить, и все-таки это была правда. Оказалось, что Лутте не было нужно никакое королевство. Она хотела только любви. Безумный страх охватил притворщицу. «Этого не может быть. Не должно быть! У меня нет желудка! Нет, никогда не было и не будет!»


Глава XXVI

Это не уголь!


— Ч-что? Как это — не уголь?

— Это подделка, никчемная ты идиотка!

Вне себя от ярости, Крит с силой хлестнула Лутту крылом по теперь уже темному лицевому диску.

Да-да, с обличием пятнистой совы было покончено. Надо сказать, это было одно из самых зрелищных превращений Лутты. Следуя плану Хуула, она повела свою эскадрилью через Ледяные проливы, а потом вырвалась вперед, скрывшись за изгибом фьорда. Через несколько секунд она уже неслась обратно — только не в облике пятнистой совы Эмериллы, а в виде огромной хагсмары! Изумление и ужас вчерашних соратников опьянили ее, словно сок перебродивших ягод. Она еще даже фингрот не успела наслать, а трое сов уже застыли в воздухе и рухнули наземь! Четверо других попытались вступить в бой, но Лутта вернулась с ледяным ятаганом в когтях и быстро положила конец сопротивлению. Расправившись с эскадрильей, она не стала подбирать головы убитых, а прямиком полетела на опустевшее Великое Древо за углем.

И вот теперь Крит говорит, будто это вовсе не уголь!

— Но с виду он точно такой же, как тот, что был в дупле Хуула! И ларчик такой же, в виде слезы…

— Я тебе глаза выцарапаю, дура! — взревела Крит, бросаясь на Лутту. Та едва успела закрыть голову крыльями.

— Нет! Нет! Пожалуйста, не надо!

— Тогда достань мне настоящий уголь, бездарная девчонка!

— Наверное, Хуул подменил настоящий уголь… Он… он… Он не доверял мне! — прошептала Лутта и вдруг почувствовала, как внутри у нее что-то разбилось. Неужели желудок?

С воздуха Хратгарский ледник был похож на цепь зубчатых хребтов, торчавших из воды до самого горизонта. У самого края этого ледника высился Ледяной дворец — точнее, то, что от него осталось. После того как хагсмары улетели, бросив в полуразрушенном дворце безумного короля с горсткой верных ему солдат, некому стало защищать ледяные стены от натиска врага. И все-таки взять дворец штурмом было не так-то просто, ведь войска лорда Аррина осадили его с двух сторон. Со своего наблюдательного пункта Хуул видел черные косматые тени, клубившиеся на дальних отрогах ледника. Лорд Аррин заново собрал свою хагсмарскую армию, в которую влились силы лорда Элгобада и мятежники со всех концов Северных королевств. Все враги прежней власти, противники закона, кодекса чести и благородства, собрались ныне под стенами рассыпающегося дворца.

На шее Хуула висел уголь, спрятанный в старый погнутый футляр, похожий на те, в которых северные вояки носят набор инструментов для заточки ледяного оружия.

— Куда запропастилась эскадрилья, посланная через Ледяные проливы? — взволнованно спросил Хуул. — Они уже должны быть здесь! — Он окинул взором свои войска. Что и говорить, никогда еще Ниртгар не видел более пестрой армии! Ночные стражи, как и подобает воителям парламента, выглядели грозно и внушительно. Все они были вооружены боевыми когтями, ледяными мечами, саблями и ятаганами. — Кроме того, здесь были наемники из Сиртгара и другие совы, которых привела в Ниртгар любовь к законному королю Хуулу. Многие явились сюда, чтобы отдать дань уважения матери Хуула, великой королеве Сив, вместе с которой они сражались в краю Далеко-Далеко. Эти закаленные в боях рубаки называли себя гвардией Сив, или сивианками. Как видно из названия, гвардия состояла в основном из самок, отличавшихся исключительной отвагой и искусством обращения как с боевыми когтями, так и с ледяными ятаганами. Возглавляла сивианок сама Стрикс Струмажен, которую они обожали.

Хуул посмотрел на Стрикс Струмажен, неподвижно сидевшую на ветке, устремив взгляд в небо, откуда должна была появиться ее дочь с эскадрильей верных сов. Хуул знал, что даже вторичное исчезновение Эмериллы не помешает Стрикс Струмажен исполнить свой долг, однако сердце его разрывалось от боли за мать и тревоги за дочь. Внезапно Хуул насторожился. Он заметил какое-то движение внизу, возле самой земли. Что это за зеленые всполохи, сияющие, словно прорехи, в черном оперении ночи?

— Великий Глаукс! — еле слышно прошептал Хуул. — Это же Намара!

Он расстался с волчицей в Амбале, откуда она отправилась обратно в свое логово, расположенное возле мыса Сломанного когтя. И вот теперь Намара снова была здесь, да не одна, а с целой армией волков — да-да, их было намного больше, чем во время похода в Кунир! Волки расселись у склона ледника, а Намара подбежала к Хуулу.

— Намара!

— Да, командир. — Припав к земле, она прижала уши к затылку и проползла несколько шагов на брюхе, как делают волки, демонстрируя свою покорность.

— Сейчас же встань! — закричал Хуул. Он искренне восхищался волчьим сообществом, однако никак не мог смириться с царящей в нем строгой иерархичностью и железной системой подчинения.

— Но ты мой командир!

— Я командую армией, но с тобой, Намара, мы всегда будем равны. Зачем вы пришли сюда?

— Сражаться! Я привела тебе Небесных псов из Далеко-Далеко. Присмотрись хорошенько, ты больше никого не замечаешь?

Хуул моргнул, потом сощурился и снова моргнул. Ему почудилось, будто легкий трепет пробежал по огромной волчьей армии, и тогда он догадался.

— Великий Глаукс! Да это же сычики-эльфы, воробьиные сычики и мохноногие сычи!

Да, это были они — самые маленькие представители совиного мира, заслуженные ветераны дивизии Ледяных клювов, рассеявшиеся по всем королевствам после поражения в войне. Все они были опытными бойцами ближнего боя и великолепно обращались с острыми ледяными пиками. Онемев от восторга, Хуул молча качал головой. Это было великолепно — нет, гораздо больше, чем великолепно! Никакое боевое искусство не может сравниться с военной стратегией волков, но объединение волчьей армии с отрядом маленьких сов делало ее практически непобедимой.

— Когда думаешь напасть? — спросила Намара.

— Мы ждем нашу эскадрилью, но, похоже, она пропала. где-то над Ледяными проливами.

— А если она сейчас появится?

— Тогда мы немедленно бросимся в бой.

— Ты позволишь дать тебе совет, Хуул?

— О чем ты спрашиваешь, Намара!

— Вы заняли идеальную позицию на отроге этого ледника. Вы стоите лицом к западу, а ваши враги развернуты на восток. Дождись утра, Хуул.

— Утра? Но до него еще очень далеко.

— Подожди, пока солнце поднимется на высоту волчьего прыжка.

— Но зачем?

Внезапно он все понял. Ну конечно, как он сразу не догадался! Если атаковать на рассвете, враг будет ослеплен восходящим солнцем. Да еще как ослеплен — ведь лучи света, острые, как отточенные мечи, будут многократно отражаться от блестящих склонов ледника!

Хуул немедленно призвал к себе военачальников и членов парламента. Когда все собрались, он долго молчал, собираясь с мыслями. «Великий Глаукс! — думал он про себя. — Одень сталью сердца моих солдат. Разожги им кровь, подготовь их желудки к битве. Дай мне слова, что раскалят их дух, как кузнец раскаляет металл, и пронзят их желудки, словно острейший меч, вырезанный из самой толщи Ледяного кинжала! Защити этих благородных сов, Глаукс. Ты знаешь, как сильно я порой завидую простоте их желудков и как жалею о том, что, родившись принцем, должен быть королем!»

Затем он изложил свой новый план и рассказал о прибытии Намары с армией Небесных псов.

Впереди было еще много дел, и Хуул знал, что даже если Глаукс дарует им победу и он завоюет себе право царствовать на Великом Древе, перед ним встанет колоссальная задача по вычищению гнили из отцовского дворца и возвращению государства к временам кодекса Храта. Что и говорить, на это уйдут долгие годы… Но Хуул не собирался забегать так далеко вперед. Сначала нужно выиграть битву. Поэтому он отбросил все лишние мысли и обратился к своим войскам с такой речью:

— Дорогие друзья! Меня волнует не то, что кто-то наденет мою корону или воссядет на трон, гниющий в этом разлагающемся дворце! Все это лишь внешние блага, а я к ним равнодушен, ибо не они делают сову совою. Но я неравнодушен к чести и ради чести готов стать самой грозной совой во всем подлунном мире. Наступает Долгая Ночь. Те из вас, кому суждено будет пережить ее, пусть каждый год, собрав друзей, отмечают канун Долгой Ночи. Пусть каждый из уцелевших взлетит высоко-высоко и, подняв крылья, покажет свои боевые шрамы и скажет: «Я получил эти раны в битве Короткого Света и Долгой Ночи». Старики забывчивы, но эту битву они не позабудут никогда. В эту ночь в каждом дупле будут звучать наши имена, которые станут известны всему совиному миру — Стрикс Струмажен, Ратник, Гартнор, Боре и Тобифьор. Каждая сова будет рассказывать своим детям и внукам о битве Короткого Света и Долгой Ночи, а значит, отныне до скончания веков сохранится и память о нас с вами!

Что ж, смело ринемся в проломы стен, чтобы остановить гниение или своими телами завалить бреши в этих чахлых башнях! Ничто так не украшает сову в дни мира, как скромность, простота и тихий нрав, но когда налетает ураган войны — забудьте кротость, напрягите крылья и в ярости летите на врага!


Глава XXVII

Короткий Свет


Они ждали Короткого Света. Ждали в густом мраке ночи и в серых сумерках рассвета. Они смотрели, как полумрак постепенно рассеивается, а небеса обретают предрассветную прозрачность. Повернув голову на восток, Хуул глядел в занимающееся зарево рассвета. Розоватый свет постепенно краснел, и вот уже небо заполыхало красками восходящего солнца. Хуул чувствовал нарастающее напряжение своей армии. Не опуская глаз, он молча начал считать про себя, и на двадцать второй секунде после восхода солнца Намара высоко подпрыгнула в воздух. Солнце вспыхнуло на ее серебристой шкуре — и это был сигнал.

— Хи-яяяя! — закричал Хуул.

Первыми с ледяных отрогов ринулись Горячие когти Хуула под командованием самого короля, за ними хлынула гвардия Сив, возглавляемая Стрикс Струмажен. Далее следовали Ледяной полк Храта под началом лорда Ратника и остальные полки, взводы и роты. Совы летели очень низко, чтобы не загораживать лучи солнца от вражеских войск. Один из солдат подлетел к Хуулу и коротко доложил:

— Ваше величество, с юга подлетает Тео во главе небольшой эскадрильи.

Хуулу нестерпимо хотелось обернуться на юг, но он не мог позволить себе отвлекаться. Сейчас у его армии было преимущество, и его нельзя было терять. Он видел, что вражеские войска пришли в смятение. Даже хагсмары поддались общей панике, ибо слепящее солнце занимающегося дня не позволяло им задействовать фингрот. Обезумевшие враги взлетали в небо, но тут же падали наземь, ослепленные, и тут за дело брались Небесные псы и крошечные совы. Обучая свои войска на острове, Хуул попробовал привнести в организацию совиной армии некоторые элементы волчьей тактики — прежде всего, систему беззвучных сигналов, которыми управляется волчья стая во время войны или путешествий. И вот теперь пришло время испытать эту систему на деле. Хуул поднял вверх хвостовые перья — и его армия, мгновенно разделившись на четыре части, бросилась на четыре стратегически важных гребня, два из которых все еще оставались в когтях врага.

Когда склоны были заняты, Хуул приказал своим войскам сделать небольшой привал и перегруппироваться. Отряды разведчиков, посланные оценить обстановку, сосчитать убитых и подобрать брошенное ледяное оружие, вернулись с хорошими новостями. Хагсмары так и не сумели применить свой фингрот на ярком солнце, и теперь склоны ледника были усеяны трупами дьявольских птиц. Войска лорда Аррина были отброшены гораздо дальше, чем рассчитывал Хуул, однако до победы было еще далеко. Хуул понимал, что с наступлением Долгой Ночи битва вспыхнет с новым ожесточением. Он дотронулся крылом до футляра с углем и почувствовал его жар. «Магия не поможет мне выиграть битву», — подумал он. Но магия могла восстановить некогда величественный Ледяной дворец его предков, ныне представлявший собой груду тающих на глазах обломков. То, что было выстроено тысячами грозных Ниртгарских зим, бесчисленными ветрами, суровыми метелями и буранами, сгнило и рассыпалось за считаные месяцы! Как такое могло случиться?

— Кто этот безумец, что поселился в этом дворце? — пробормотал себе под клюв Хуул.

— Он мой брат, ваше величество, — ответил Тео.

— Тео! — ошеломленно вскричал Хуул. — Ты здесь?

— Да. Моя эскадрилья стоит на соседнем склоне, — доложил Тео, кивая головой в сторону.

— Так ты говоришь, он твой брат?

До сих пор Хуул и не подозревал, что у Тео есть брат.

— Да. Он захватил Ледяной дворец во главе разноперой армии негодяев, безумцев и хагсмаров. Он полностью сумасшедший и едва не убил меня. Это из-за него дворец начал гнить.

Хуул снова дотронулся до футляра и вновь почувствовал жар угля.

— Да, кстати, — заметил Тео, явно стараясь сменить тему. — Это ты здорово придумал — использовать волчью сигнализацию.

— Спасибо, — кивнул Хуул. — Я рад, что все получилось.

— Ох, чуть не забыл.! Я нашел Эмериллу. Надо поскорее обрадовать Стрикс Струмажен. Представляешь, Эмерилла спасла мне жизнь!

— Что? — разинул клюв Хуул. — Ты нашел Эмериллу? Она спасла тебе жизнь? Но когда?

— Что значит — когда? Когда мой брат пытался меня убить.

— Но это невозможно!

Их прервал громкий крик лорда Ратника.

— Они наступают! Они приближаются!

Последняя капля света упала за горизонт, пролившись в другое утро другого мира. Короткий Свет догорел.

— Великий Глаукс! — заморгал Хуул. Никогда в жизни он не видел ничего подобного. На них летели сотни хагсмаров и сотни сов. Каким образом враги сумели так быстро оправиться от смятения? И откуда получили подкрепление? «Ну вот и наступила Долгая Ночь! — подумал Хуул. — И мы должны лететь ей навстречу!»


Глава XXVIII

Долгая Ночь


Эта ночь была залита кровью, разорвана сверканием ледяных мечей и боевых когтей. В правой лапе, закованной в боевые когти, Хуул сжимал ледяной ятаган своего отца — тот самый ятаган, с которым его мать сражалась в битве над Далеко-Далеко. Странное дело, но этот ятаган воодушевлял его гораздо сильнее, чем пылавший на шее уголь. Когда-то этот ятаган помог Сив сосредоточиться и противостоять парализующему воздействию фингрота, теперь он поддерживал в бою ее сына. Разумеется, не только ятаган давал силы королю. Его воодушевляли воспоминания о материнской храбрости. Ликующая отвага клокотала в желудке Хуула, когда он летел вперед, прорубая в желтом фингроте путь для своих воинов. «Что за трусы эти мятежники! Они прячутся за желтым светом, не имея смелости честно сразиться с нами!»

— Летите вперед, как честные совы! — прокричал Хуул Элгобаду и Аррину, которые вместе со своими командующими флангов трусливо жались за остатками тающего на глазах фингрота. За спиной Хуула летели Стрикс Струмажен и Тео. Значит, трое против двух лордов и двух капитанов, трое против четверых! Все четверо врагов были вооружены длинными мечами, поэтому с одними боевыми когтями к ним было не подобраться. Ледяное оружие Хуула и его соратников было короче, чем у врагов, зато намного острее. Хуул учитывал это, когда тренировал свои войска на острове. Он молча подал сигнал начать маневр «парирование с ложным выпадом». По его команде все трое бросались вперед, а затем ловко уходили в сторону, разворачивая крылья. Длинные мечи врагов беспорядочно метались во все стороны, пытаясь попасть в такт этой безумной воздушной кадрили. Такой хитрый маневр был специально разработан для атаки на открытом пространстве с использованием короткого оружия. Нужно было только набраться терпения, и если не с первого, так с третьего или четвертого раза враг непременно откроется. «Эх, не успею!» — с досадой подумал Хуул и вдруг увидел, как брызнула кровь, а лорд Элгобад стремительно рухнул вниз. Краем глаза Хуул успел заметить молодую пятнистую сову, резко отлетавшую вправо.

— Эмерилла! — прогремело в ночи. В этот самый миг Стрикс Струмажен поняла, что видит перед собой настоящую Эмериллу, а та, что выдавала себя за ее дочь, была самой страшной обманщицей в мире.

Эта страшная обманщица сейчас сидела на вершине ледяной скалы вместе со своей создательницей и наблюдала за ходом битвы. Крит не сводила сощуренных глаз с футляра, болтавшегося на шее Хуула.

— Вот где уголь, дурища! — проскрипела старая хагсмара. Она видела отдельные всполохи фингрота, вспыхивавшего в разных концах поля битвы. Совы короля теснили войска лорда Аррина. Фингрота явно не хватало, и, хотя Крит было наплевать, какая из сторон одержит победу в этой глупой войне, она все-таки решила поддержать тающий желтый свет своими силами. Крит легко могла позволить себе такую роскошь, ведь, в отличие от остальных хагсмаров, она почти не тратила свой фингрот, отчего он приобрел особую силу и интенсивность. Пожалуй, это и сейчас не будет бездумным расточительством, поскольку послужит великой цели — захватить уголь. «А потом пусть снова убивают друг друга за этот гнилой дворец!» — подумала она про себя.

Лутта все еще оставалась в облике хагсмары. Искоса поглядывая на нее, Крит вынуждена была признать, что ее воспитанница оставалась красавицей даже в оперении ведьмы. Ее черные перья отливали густой синевой, а опахала на крыльях трепетали, словно языки сверкающего темного пламени. Но сейчас Лутте пришло время вновь превратиться в пятнистую сову, искусную в ближнем бою. Она снова должна была стать Эмериллой.

Крепко зажмурившись, она попробовала сосредоточиться. Вскоре коричневый вихрь закружился перед ее внутренним взором, и Лутта почувствовала, как белые крапинки брызнули на черное оперение ее грудки.

— Что это с тобой? — злобно прошипела Крит.

Лутта открыла глаза и, моргая, уставилась на свою грудь. Белые пятнышки действительно появились, но сами грудные перья так и остались иссиня-черными! Заглянув в глаза Крит, Лутта тихонько охнула, увидев в них свое отражение. Оказывается, на голове у нее тоже появились белые крапинки, но где же бурые с рыжим перья, присущие всем пятнистым совам? Какой ужас! Она превратилась в какую-то чудовищную полусову-полухагсмару. Но страшнее всего было то, что совиная часть ее сущности корчилась и задыхалась от зловонного дыхания хагсмары.

— У тебя ничего не получилось! — выругалась Крит, и черное жало вылетело из ее клюва.

— Я знаю, знаю! Я уже вижу! Но я не понимаю почему? Что со мной такое?

На самом деле Лутта все отлично понимала. Она заболела. Она надорвалась, устав от своей вечной раздвоенности. Сколько можно быть наполовину совой — наполовину вороной, наполовину хагсмарой — наполовину Эмериллой? Внезапно она поняла, что ее нет. Она — никто. Она была никем, и все-таки она любила!

— У меня есть желудок! — в отчаянии закричала она своей создательнице.

— Нет у тебя никакого желудка, дура! Безмозглая идиотка! Я создала тебя, мне ли не знать, что у тебя есть, а чего нет.

— Ты создала меня, а я создала себе желудок. На миг Крит даже онемела от такой наглости.

— Нет! — заорала она и отвесила Лутте такую оплеуху, что та едва не рухнула со скалы вверх крыльями. Оглушенная болью, Лутта взлетела и замахала крыльями над головой Крит.

— Ты ничего не поняла, Крит! Я чувствую боль, слышишь? Настоящую боль!

— Вздор! Это фантомные боли фантомного желудка.

— Какая разница, фантомный желудок или настоящий? Он болит, понимаешь? И я люблю его! Люблю!

— Ты должна его убить, — прошипела Крит. В следующий миг узкий луч желтого свет хлынул из ее глаз, и крылья Лутты беспомощно повисли вдоль тела.

— Опускайся, дорогуша. Ниже, еще ниже и еще… Прямо к моим когтям. Вот так, очень хорошо. Мягкой посадки, милая.

А в это время сидевшие на дальнем склоне огромный виргинский филин и крупная хагсмара во все глаза следили за происходившим на скале.

— Глазам своим не верю, она использовала против нее фингрот! — ахнула Игрек. — Это неправильно! Она не имела права так поступать. Мы не используем фингрот против… — тут она осеклась, а потом решительно закончила: —…против своих!

Плик удивленно заморгал, словно никак не мог взять в толк, отчего его супруга так разгневалась.

— Да, Плик, она наша! — прошипела Игрек. — Даже у чудовищ есть какие-то принципы.

— Ты не чудовище, душечка моя, — поспешно заверил жену Плик. Игрек смотрела на него своими пылающими черными глазами. Она знала, что хотел, но не решился сказать ее супруг: «Ты не чудовище, милая, но Лутта — именно такая. Она — не наша. Она монстр в перьях!»

— Нет, Плик.

— Что нет?

— Проблема не в Лутте, а в нас.

— О чем ты говоришь?

— Это не она чудовище, а мы с тобой, — Игрек помолчала, а потом еле слышно сказала: — Мы не умеем любить.

Очнувшись, Лутта посмотрела вниз и увидела хорошенькие бурые перья пятнистой совы. «Значит, она все-таки сделала это. Она снова превратила меня в Эмериллу. Наверное, при помощи какого-то колдовства. Но кто же я на самом деле?»

Она молча смотрела, как Крит поднимается в небо. Вот мощный луч желтого света хлынул над полем боя, затмевая сияние луны. Стражи Га'Хуула вдруг оцепенели в воздухе, гвардейцы Сив дрогнули. Сотни сов градом посыпались с неба и были добиты на земле. Началась резня.

Страшная тишина вдруг воцарилась над ледником. Хуул в недоумении обернулся — и едва удержался в воздухе. Да, это был очень сильный фингрот. Хуул крепче сжал в когтях ледяной ятаган своего отца, короля Храта, и матери, королевы Сив. Он знал, что должен лететь к источнику желтого света. Он уже делал это раньше, он сможет сделать еще раз! Насылавшая фингрот хагсмара была огромной, старой и косматой. Целые тучи хагов копошились в оперении ее черных крыльев, а потом Хуулу вдруг показалось, будто рядом с хагсмарой летит молодая пятнистая сова. Он зажмурился, а когда открыл глаза, пятнистой совы уже не было. Наверное, ему почудилось… В следующий миг Хуул увидел, как лорд Ратник камнем рухнул с неба, а целая стая хагов, вырвавшись из перьев хагсмары, мчится за ним следом, клюя и терзая на лету. Благородный лорд умер, не долетев до земли.

«Я не позволю благородным совам гибнуть от темнодейства!» — с мукой подумал Хуул. Высоко вскинув свой ятаган, он понесся навстречу желтому сиянию и попытался прорубить его, но колдовское марево оказалось слишком густым.

— Великий Глаукс, это очень сильный фингрот! — в смятении прошептал король.

Внезапно ночь прорезали лучи зеленого света. Волки! Без всякого приказа сотни волков взбежали на склон ледника и устремили свои зеленые взгляды на фингрот, вплетая в желтую основу бесчисленные зеленые нити своей собственной магии. «Он ослабевает! Ослабевает!» — беззвучно возликовал Хуул. Наконец фингрот иссяк, и чернота Долгой Ночи прорвалась сквозь него. И тут же повсюду зашуршали и зашевелились перья — крапчатые, рыжие, бурые и белоснежные. Совы, долетевшие почти до самой земли, расправили крылья и поднялись в небо, а пошатнувшиеся в полете восстановили равновесие. Фингрот погас!

И тогда из угольной тьмы вдруг вылетела пятнистая сова.

— Эмерилла! — ахнул Хуул.

Громкий визг едва не оглушил его.

— Уголь, Лутта! Хватай уголь, или я прокляну тебя навечно! Огромный волк из клана Дункана Макдункана высоко подпрыгнул в небо, где в лучах зеленого волчьего света неистово метались визжащая хагсмара и свора ее злобных хагов. Щелкнув челюстями, волк-одиночка стащил хагсмару на землю, вырвал ей глаза, в которых все еще пульсировал слабый желтый свет, а потом вонзил клыки в глотку.

Волна воодушевления прокатилась по измученной армии Хуула.

— На Ледяной дворец!

Сотни сов ринулись на последние рубежи, а волчьи cтаи серой рекой хлынули за ними. Вот лунный свет блеснул на боевых когтях пролетевшего мимо Тео.

— За короля Хуула!

Позабыв об Эмерилле, Хуул развернулся в воздухе и по вел полки на штурм осыпающегося дворца, туда, где волки уже перепрыгивали через ледяной крепостной ров.


Глава XXIX

Ледяной дворец


— Эмерилла? — захлопал глазами Хуул, глядя на сову, сидевшую возле Тео на мокрых стенах тронного зала. Эта сова была похожа на Эмериллу — только еще лучше. Как такое возможно?

— Ты меня знаешь? — смутилась пятнистая сова. Почему этот молодой король так странно смотрит на нее?

— Мне ли тебя не знать! — мягко ответил Хуул. — Я так боялся, что с тобой случилась какая-то беда над Ледяными проливами!

— Над Ледяными проливами? — совсем растерялась Эмерилла. — Но я никогда не была там!

— Зато я летела над Ледяными проливами, — раздался еще один голос за спиной Хуула. Мертвая тишина воцарилась над толпой сов и волков. Только слышно было, как — кап… кап… кап… — тает гнилой лед в зале. Еще одна пятнистая сова стояла в лужице воды.

— Эмерилла? — Обернувшись, Хуул увидел пятнистую сову, как два пера похожую на ту, с которой он только что говорил. Она была точно такая же, но при этом другая. Кончики ее рыжеватых крыльев уже начали чернеть. На глазах у Хуула сова, которую он до сих пор считал Эмериллой, превратилась в черную хагсмару. И она летела прямо к нему! Хуул хотел увернуться, но неожиданно поскользнулся и рухнул на подтаявший трон. На миг он зажмурился, а когда снова открыл глаза, то увидел Стрикс Струмажен, парившую над невесть откуда взявшейся грудой черных и бурых перьев. Лужица растаявшего льда быстро окрашивалась красным. Стайки каких-то мелких блох плавали на поверхности лужи.

— Хаги! Смотрите, смотрите, это же хаги! — зашептались в зале.

— Мне пришлось ее убить, — резко сказала Стрикс Струмажен. — Она выдавала себя за мою Эмериллу. Я с самого начала чувствовала, что с ней что-то не так. Мошенница, вот кто она такая! Хагсмара проклятая.

— Н-нет! — прошелестел еле слышный голос из груды перьев. Сорвавшись с трона, Хуул подлетел к ней.

— Кто ты? — спросил он, склонившись над умирающей.

— Я — никто, и все-таки я люблю…

Сосуд с углем упал с шеи Хуула. Умирающая хагсмара подняла коготь.

«Ей нужен уголь!» — догадался Хуул.

— Нет… Не уголь был мне нужен… — прошептала Лутта и умерла.

Туманное облачко легкой тенью воспарило над жалкой кучей перьев. Оно поднималось все вышел и выше, а потом растаяло, и дух Лутты навсегда покинул Ледяной дворец.

— Полетела в хагсмир, — злобно процедила Стрикс Струмажен, оборачиваясь к настоящей Эмерилле. — Девочка моя! — вздохнула она, распахивая крылья для объятия.

Хуул молча смотрел на Эмериллу. Пятнышки на ее оперении мерцали, как звезды на небе. Ему показалось, будто сама глаумора сошла на землю.

«Наконец-то», — подумал Хуул, и желудок его вдруг задрожал от какого-то незнакомого, но теплого и чистого чувства.

Внезапно в тронном зале наступила тишина.

— Капель прекратилась! — первым прошептал Тео.

— Лед больше не тает! — воскликнул Финеас.

— Посмотрите на трон! — закричала Снежная Роза и, поднявшись в воздух, закружила над ледяным троном королей Ниртгара.

— Взойдите на трон, ваше величество! На трон! — загудели в зале.

Вот так Хуул занял свое законное место. Стоило ему опуститься на трон благородных правителей Ниртгара, как тот не только перестал таять, но засверкал свежим льдом. Жар угля опалил грудь Хуула, и в этот миг он отчетливо понял, что никакая магия не может выиграть войну и восстановить королевство под властью законного правителя. Это был главный урок угля, и Хуул хорошо его усвоил. Взлетев на самый высокий ледяной выступ королевского трона, он поднял над головой сосуд с углем, который в этот миг засветился таинственным зеленым светом, и сказал:

— Как звезды не властны над нашим будущим, так и этот уголь не имеет власти над нашими судьбами. Дорогие мои друзья, мы сами — кузнецы своего будущего. Пусть же грядущее станет для нас временем надежды и славы!

Ликующие крики были ему ответом. «Да-да, надежда и слава! — растроганно подумал Хуул. — И еще любовь».

Все случилось так, как предсказал Хуул. Последующие дни и годы стали для короля и его подданных временем славы, любви и надежды. Эмерилла и Хуул были очень счастливы вместе. У них родились совята, один из которых, Хратриан, стал наместником Ледяного дворца в Ниртгаре. Только никто больше не называл это место Ниртгаром. Вскоре после окончания войны Ниртгар и Сиртгар стали называться просто — Северные и Южные королевства. Южное море получило название море Хуулмере, ну а остров, само собой, стал островом Хуула. Король Хуул и королева Эмерилла счастливо жили на Великом Древе до глубокой-глубокой старости.

И вот настал день, когда король Хуул обратился к Эмерилле:

— Я хочу сказать тебе кое-что, любовь моя.

— Я знаю, Хуул, — тихо ответила она.

— Знаешь? И что же ты знаешь?

— Я знаю, что пришло время отнести уголь обратно в Далеко-Далеко.

— Да. Перед смертью Гранк взял с меня обещание сделать это, но я и сам знаю, что должен отнести уголь на место. Его магия слишком сильна даже для наших детей, хотя все они сильны и благородны желудками. Было бы слишком опасно оставить уголь в этом мире. Он должен быть похоронен в одном из вулканов.

Вот так две старые пятнистые совы, ставшие от времени белыми, словно полярные, не сказав никому ни слова, пустились в дальнюю дорогу. Они улетели без церемоний и без свиты, никто не сопровождал их в полете через Хуулмере в край Далеко-Далеко. Но когда они достигли края вулканов, на границе их встретила старая, седая как лунь волчица.

— Намара! — вскричал Хуул.

— Здравствуй, Хуул.

Рядом с Намарой стояли дети волков, сражавшихся в битве у Ледяного дворца.

— Посмотри на этих волков, Хуул. Это Макдунканы, дети тех, кто храбро дрался у стен Ледяного дворца, славные потомки Дункана, убившего ведьму Крит. Они будут стеречь кольцо вулканов и сберегут уголь для совы, которой предначертано добыть его вновь. Знай же, что по решению этих волков главный хранитель вулканов будет отныне носить имя Фенго.

Хуул моргнул. Целый поток воспоминаний нахлынул на него — он вспомнил свои первые дни на острове в Горьком море, добрую заботу Гранка, уроки Фенго, своих верных друзей — Тео, Финеаса и Снежную Розу, чья праправнучка сейчас пела на Великом Древе. Ах, какой долгой была его жизнь — и какой интересной!

Расправив крылья, Хуул поднялся в воздух. В когтях он держал уголь. Не в искусном ларце, выкованном Тео, а просто в когтях, как в первый раз, когда он достал его из жерла вулкана Хратмор. Почувствовав приближение угля, все вулканы вдруг начали бешено извергаться, столбы пламени вырвались в небо, и в этом зареве начали проступать невиданные прежде образы. Всмотревшись, Хуул увидел белую тень с угольно-черными глазами. Кто это? Сипуха? Да-да, это была сипуха, но только через сто или даже тысячу лет после этого дня. Разжав когти, Хуул бросил уголь в пылающий зев вулкана. Светящийся уголь с голубой сердцевиной и зеленым ободком цвета грозных волчьих глаз ярко вспыхнул, словно в последний раз подмигнул Хуулу, а потом исчез, проглоченный пузырящейся лавой.

Так волшебный уголь покинул совиный мир.

Но однажды прилетит сипуха…

По крайней мере, мы верим в это, ибо к тому времени, когда это случится, я, записавший для вас эту историю, уже давно переселюсь в сияющую глаумору…


Эпилог


Сорен перевернул последнюю страницу книги. Шестеро сов сидели молча, боясь проронить хоть слово. Уголь все так же ярко пылал в своем ажурном ларце.

— Он вернул его в вулкан, — недоверчиво прошептал Корин, а потом обернулся к Сорену. — Я тоже должен буду сделать это.

— Еще не скоро. Твое дело еще не закончено, — ответил тот. — Оно только начинается.

— Но он слишком опасен, — сказал Корин, глядя на уголь широко открытыми глазами, словно никак не мог поверить в угрозу, исходящую от маленького источника света, пылавшего за ажурными стенками ларца.

— Корин, ты та самая сипуха, которую Хуул увидел в пламени вулкана, — твердо проговорил Копуша. — Тебе было предназначено достать уголь.

— Ты должен сражаться за это дело, — пробасил Сумрак.

— Дело не только в силе, — подала голос молчавшая до сих пор Гильфи. — Многое зависит от характера. Корин, у тебя хватит сил противостоять опасному влиянию угля и использовать его только для добрых дел. Ты, как и Хуул, сумеешь не поддаться чарам темнодейства.

— Какое темнодейство в наше время? — ухнул Сумрак. — Его давно нет! Оно исчезло вместе с последней хагсмарой, и вот уже сотни лет о нем ничего не слышно!

В тот же миг Корин почувствовал зловещую дрожь в желудке. Ему показалось, будто воздух в дупле тревожно всколыхнулся.

— В чем дело, Корин? — спросила Отулисса. Подлетев к нему, она принялась ласково перебирать клювом его перышки.

— Ничего… Ничего, — выдавил Корин, бросив украдкой взгляд на Сорена. Он знал, что сказал неправду. Страшная, темная тайна связала Корина и Сорина. Ибо только они двое подозревали, что темнодейство не совсем исчезло из совиного мира. Последняя хагсмара была жива, а значит, вместе с ней оставалось и темнодейство.