Леди Алекс
Кэтрин Крилл


Жестокий каприз судьбы забросил Александру Синклер, невинно осужденную знатную леди, на австралийскую каторгу. Но именно там, в этом кошмаре, где нет места надежде, неожиданно встретила леди Алекс мужчину, предназначенного ей свыше, — американца Джонатана Хэзэрда, который не только подарил ей свободу, но и открыл целый мир обжигающей страсти, нежности и наслаждения…


Кэтрин Крилл

Леди Алекс


Глава 1


Австралия, Новый Южный Уэльс, 1820 год


— Ничего не скажешь, капитан, лучшего денька, чтобы привезти невесту домой, и представить себе невозможно.

— Да поди ты к черту, старый ирландский негодяй.

— Есть, капитан.

— И скажи Бакстеру, чтобы к моему приезду он вычистил конюшню.

— Есть, капитан.

Финн Малдун, не чувствуя за собой никакой вины, широко ухмыльнулся, придерживая лошадей, пока его хозяин усаживался на сиденье фургона.

Можно было не сомневаться в том, что капитан Хэзэрд пребывает в крайне дурном расположении духа. Он больше походил на беднягу, которому предстояла дуэль, чем на человека, собирающегося нанять себе новую экономку.

Даже у святых не могло оставаться никаких сомнений, что в голове у седовласого коротышки Малдуна, бывшего моряка, царила такая неразбериха, что всякая его попытка хоть немного сблизиться с дочерьми Евы, особенно с теми, которых держали под замком тюрьмы Параматты, неизменно приводила к бурной стычке.

— Говорят, капитан, что эти фабричные девчонки — просто стая диких кошек. — В его устах это предупреждение прозвучало до комичности серьезно, даже покровительственно.

— Я это учту, будь спокоен. — Резкие, поброн-зовевшие на солнце черты лица Джонатана Хэ-зэрда слились в суровую маску, а его зеленые глаза, отражая неудовольствие, еще больше потемнели. — Но выбор у меня очень невелик.

— То есть как это? — откровенно усомнился Малдун, позволяя себе маленькую фамильярность и пользуясь преимуществом своего возраста и давним знакомством с капитаном. — По-моему, проще было бы спуститься по реке до Сиднея и приглядеть в бинокль кого-нибудь из новых каторжников, когда они будут сходить с корабля. Да любой из них согласится на что угодно.

— Перестань болтать. У меня нет времени! — недовольно проворчал в ответ Джонатан, но тем не менее впервые за все утро позволил некоему подобию улыбки коснуться своих губ. В его золотисто-изумрудных глазах засветились искорки неудержимого смеха, и он, чтобы скрыть их, поспешно опустил поля шляпы. — Я ничуть не сомневаюсь, что женщина, которую я найму к себе на работу, будет рада «согласиться на что угодно», как ты говоришь. У нее еще меньший выбор, чем у меня.

— Вот именно поэтому, капитан, вы и должны будете проявить большую осторожность, — сказал ирландец, нежно поглаживая холеную шею одной из лошадей. — Весьма вероятно, что у такой женщины будет единственное желание: как бы скорее вернуться в Сидней и потрясти там юбками. Многие местные распутницы, точно библейская Иезавель, используют свои чары — если они, конечно, таковыми располагают, — с тем, чтобы получить пропуск на свободный проход и тут же забыть своего благодетеля. — Он сдвинул брови, покачал головой и добавил: — Они, капитан, нахальны. Нахальны и вульгарны. Ну а если у них появится возможность вырвать сердце из груди мужчины, то, поверьте мне, они ее не упустят.

— Я буду иметь это в виду, — холодно ответил Джонатан, поставив обутую в высокий сапог ногу на переднюю перекладину фургона. — Однако, поскольку женитьба в мои планы не входит, я сомневаюсь, что моему сердцу что-либо угрожает. — Он резко кивнул, и его старший по возрасту собеседник послушно выпустил из рук поводья и отступил в сторону. — Я вернусь намного раньше полудня. Если на то будет Божья воля, то сегодня вечером нам предстоит славный ужин.

— Есть, капитан, — откликнулся Малдун. Правда, особой уверенности в его голосе не прозвучало. — Да будет на то воля Божья…

Джонатан, легко поддернув вожжи, дал сигнал лошадям. Фургон тронулся с места и вскоре выехал из густой тени пышно разросшихся деревьев, окружавших дом.

Безоблачное летнее небо сверкало солнечными лучами, а воздух был напоен пахучей смесью запахов эвкалиптов и жимолости. Листья лениво колыхались от легкого дуновения ветерка. Клекот ку-кабар, австралийских зимородков, напоминающий хохот человека, сливался с нежным щебетанием ярко окрашенных тропических пташек. Все предвещало наступление еще одного знойного дня, которыми так печально знаменита Австралия. Бесчисленные рои жужжащих насекомых уже спрятались от надвигающейся жары в глубину потайных щелей в растрескавшейся почве.

Красивый молодой хозяин плантации Бори бросил быстрый, раздраженный взгляд на небо. Меньше всего ему сейчас хотелось ехать на фабрику. До сих пор он избегал ее, как будто это место было зачумленным. Но, как он уже сказал Малдуну, выбора у него почти не было. Либо он попытает счастья на фабрике, либо рискнет потерять целый день на поездку в Сидней. К тому же и в этом случае не было никаких гарантий, что он сможет подыскать себе там более подходящую женщину. Совсем никаких.

Он вполголоса выругался и еще раз подстегнул лошадей, заставляя их быстрее бежать по весьма скверной, но, впрочем, типичной для этой части страны дороге. Взгляд его стал еще более мрачным, как только он задумался о стоящей перед ним задаче и о превратностях судьбы, побудивших его на этот шаг.

До сих пор, его попытки нанимать свободных женщин на должность домоправительницы не увенчались ни малейшим успехом. Три последних одна за другой спешили взамен с таким трудом завоеванной свободы связать себя узами брака. Одну из них, Нэри, даже самый непритязательный мужчина не назвал бы молодой или привлекательной. И тем не менее ни одна из них отнюдь не страдала от отсутствия ухажеров. Поскольку в этих местах число мужчин намного превышало количество женщин, тот факт, что в конце концов природа брала свое, удивления ни у кого не вызывал.

— Природа… — презрительно пробормотал он. — Будь она проклята, эта природа.

Неожиданным, полным злости движением эн сорвал со своей головы шляпу и забросил ее в глубь фургона. Солнечные лучи, отвесным потоком прорываясь сквозь сомкнутые кроны деревьев, заливали ослепительно золотистым светом его густые темно-каштановые волосы. Навязчивое стрекотание цикад звоном отдавалось в ушах, но, дав волю своему раздражению, он едва ли сейчас слышал его. Чертыхаясь, он пытался поудобнее устроиться на деревянном, лишенном какой-либо обивки сиденье, находя его тряским как никогда. Решительно все вызывало у него сегодня досаду — даже шелковый галстук, который он в конце концов одним рывком сорвал с шеи, всячески понося светское общество, к которому он неохотно причислял себя, за то, что оно в угоду условностям требует носить так много лишней одежды в столь знойном климате.

Посмотрев на запад, он увидел вдали очертания Голубых гор. Их тяжелые, бесплодные, образованные песчаником пики четко вырисовывались на зелени предгорий. «Страна контрастов», — рассеянно отметил он про себя. Расстилавшийся вокруг пейзаж резко отличался от того, что ему приходилось видеть до сих пор, и, конечно же, он был совсем иным, чем плоские и болотистые равнины, тянувшиеся вдоль побережья американского штата Мэриленд.

Джонатан почувствовал, что его охватил приступ ностальгии. На несколько мгновений его мысли вернулись на родину.


Родина…

Лицо его вновь приобрело напряженно-замкнутое выражение, но теперь он обратил свои проклятия на себя. Минуло уже два года с той поры, как он волею судьбы перебрался в Австралию. Какой теперь смысл вспоминать о прошлом?

Он двинулся дальше, заставляя себя думать о других вещах. К тому моменту, когда он въехал в поселение Параматта — аборигены называли его «скопищем угрей» — и замедлил бег лошадей, настроение его нисколько не улучшилось.

Даже в это время дня на улицах царило необычайное оживление. Городок заметно разросся, но с Сиднеем его, разумеется, сравнить никак было нельзя, и это радовало Джонатана.

Он рассеянно оглядел необычный конгломерат построек, раскинувшихся по берегам реки. Величественное здание, в котором размещалась администрация, увенчанное классическим портиком, казалось чуждым среди окружавших его незатейливых лавок и таверн. Возвышавшаяся двумя своими башнями церковь святого Иоанна, казалось, могла быть перенесена сюда из любой английской деревни. Сам же городок с его аккуратно спланированными улицами, причудливыми коттеджами, выдержанный в безмятежно зеленом колорите, нес на себе отпечаток английского стиля и в то же время был явно не английским. Как и другие города Австралии, Параматта была странной смесью старого и нового.

Отвечая молчаливыми, рассеянными кивками на адресованные ему приветствия, Джонатан продолжал спускаться по выложенной брусчаткой мостовой главной улицы городка. Его окончательный путь лежал к раскинувшемуся впереди расчищенному участку, который отстоял на весьма приличном расстоянии от более респектабельных районов Параматты. С каждым поворотом колес фургона он испытывал все большее стремление отказаться от своей затеи.

Но теперь он уже не мог позволить себе повернуть назад. Остановив лошадей, он закрепил тормоза, захватил шляпу и соскочил с фургона. Перед ним оказалась «Женская фабрика», названная так потому, что именно здесь женщины-заключенные изготавливали грубую ткань, шедшую на зимнюю одежду для осужденных.


Брачный рынок…

Его губы сжались в тонкую линию, когда он бросил взгляд на пользующийся дурной славой уголок города. Главное здание представляло собой на удивление красивую трехэтажную постройку в стиле одного из королей Георгов, словно похваляющуюся башенкой с куполом и установленными на ней часами. Весь район был окружен каменной стеной, предназначенной скорее для того, чтобы не допустить в поселок мужчин, нежели удержать внутри него женщин.

При всем том что и в нынешнем виде это была все-таки тюрьма, Джонатан напомнил себе, сопроводив свою мысль гримасой отвращения, что теперь она выглядела гораздо лучше своей предшественницы. Еще несколько мясяцев назад фабрика представляла собой не что иное, как отвратительное, запущенное, грязное строение. Не менее двух третей женщин-заключенных вынуждены были искать временное пристанище у местных поселенцев. Поскольку же этим женщинам нечем было расплачиваться за кров, они вынуждены были добывать деньги методом, именовавшимся у них «сыграй на моей заднице». Их клиентура состояла в основном из заключенных мужчин, и когда те оказывались неспособны заработать на нищенское существование честным путем, то они обращались к воровству. Так и складывался, как можно было с уверенностью предположить, порочный круг… Удивительно ли после этого, что Параматта получила прозвище «современных Содома и Гоморры»?

Теперь, слава Богу, все изменилось. Каким бы унижениям все еще ни подвергались женщины, у них по крайней мере была крыша над головой. А также и шанс на лучшую жизнь.

Подготавливая себя к неприятной задаче, которую ему придется вот-вот решить, Джонатан напялил шляпу и двинулся вперед. Он постучал в тяжелые, окованные железом двери. Через несколько секунд они распахнулись, и перед ним появилась здоровенная, неопрятно одетая женщина, один внешний вид которой, как подумал он с внутренним содроганием, мог бы остановить движение стрелок на башенных часах.

— Что надо? — требовательно спросила внушительная надзирательница. Ее глаза обшарили его с хорошо оплаченной бдительностью. Она была почти одного роста с ним и в случае необходимости смогла бы защитить свою честь. Правда, он сомневался, потребуется ли ей это.

— Я приехал, чтобы подобрать себе женщину, — сняв шляпу, коротко сказал Джонатан.

— Вы имеете в виду невесту?

— Нет. — «Боже упаси!» — подумал он при этом. — Моя цель найти работницу, а не вступить в брак.

— Работницу? — Ее серые ястребиные глаза подозрительно сузились. — И какая же предполагается работа?

— Мне нужна экономка. — Разозлившись, что она все еще воспринимает его как неоперившегося юнца, а не как закаленного жизнью тридцатилетнего мужчину, он резко добавил: — Только это, и ничего больше.

— Понимаю, — сказала она, все еще выражая всем своим видом недоверие. — В таком случае есть ли у вас письмо от преподобного Марсдена?

— Да. — Он засунул руку в карман своего сюртука и вынул требуемое от него официальное послание, надлежащим образом подписанное самопровозглашенным хранителем морали колонии.

Черноволосая великанша взяла письмо, внимательнейшим образом изучила его и наконец широко распахнула дверь. Однако, когда она отступила в сторону, чтобы впустить его, ее настрой сколько-нибудь заметно не смягчился.

— Я — миссис Бурке. Я слышала о вас, капитан Хэзэрд. — В ее голосе, который и с самого начала нельзя было посчитать приятным, к концу тирады уже прозвучала нотка обвинительного акта. — Вы ведь американец? — осведомилась она.

— Один из многих, — мрачно отозвался он, придав своему тону оттенок угрозы, и нетерпеливо кивнул в сторону главного здания. — Если вы не возражаете, я хотел бы приступить к делу. У меня нет времени.

— Как и у всех других благородных джентльменов, — фыркнула она.

Резко повернувшись, миссис Бурке повела его через двор. Привязанная к ее поясу увесистая связка ключей громко звякала при каждом ее тяжелом и далеко не грациозном шаге.

Джонатан следовал за ней по пятам, судорожно комкая в руках шляпу, словно собирался ее уничтожить. Надзирательница ввела его в центральный внутренний двор и попросила подождать, пока она соберет заключенных, оставив его томиться под бросавшей жалкую тень сосной.

Ждать пришлось, слава Богу, недолго.

Он увидел, как из главного здания в узкий, залитый солнцем двор вышла группа женщин. Их было, по-видимому, около тридцати. Они выстроились в полном молчании, послушно ожидая осмотра.

— Это наши «заслуженные» заключенные, капитан, — объявила надзирательница и выступила вперед, вставая рядом с ним. Она оглядела своих подопечных со слабой улыбкой превосходства. — Эти причиняют наименьшие хлопоты. За каждой из них полгода хорошего поведения, и ни одна не беременна.

Джонатан уклонился от немедленного ответа. Он пристально осмотрел женщин, удивляясь, как молоды были большинство из них. Одетые в грубые, серые фланелевые платья и белые домашние чепцы, они выглядели скорее школьницами, нежели закоренелыми преступницами, но тут же, несколько цинично улыбнувшись, Джонатан напомнил себе, что внешний вид часто бывает обманчив. Любая женщина с лицом ангела могла обладать душой проститутки. Однако, черт побери, это-то он, конечно, знал.

Убийство, воровство, проституция, .. Независимо от причин, которые привели их в ссылку, он не мог не испытывать к ним чувства сострадания. Они оказались вдали от дома, и им, по-видимому, предстояло провести остаток своих дней в Австралии.

Время отсчитывало секунды, а он все еще продолжал молчаливо и критически оценивать выстроившихся перед ним женщин. Он вновь вспомнил предупреждение Малдуна. Джонатан задумался: а действительно ли они хуже всех остальных? Некоторые из них были хорошенькими, другие — нет. По меньшей мере две из них, как он отметил, разделяли его неприязненное отношение к происходящей процедуре. Они сердито глядели на него исподлобья, и в их колючих взглядах угадывалась вероятность быстрой и, возможно, смертоносной реакции, если только он осмелится остановить на них свой выбор. Однако многие другие соблазнительно улыбались ему. В отношении этих он сомневался, смогут ли они продержаться хотя бы месяц на плантации Бори.

— Может быть, капитан, вам бы хотелось приглядеться повнимательнее, — предложила надзирательница. Было ясно, что ее раздражало отсутствие энтузиазма с его стороны. — Может быть, здесь есть такие, которые отвечали бы вашим желаниям…

— Нет. — Он с уверенностью покачал головой. Он интуитивно чувствовал, что пока еще не присмотрел такую женщину, которая была бы ему по душе. А интуиция очень редко обманывала Джонатана. — А есть ли здесь другие женщины? — спокойно, но требовательно спросил он.

— Сейчас есть и другие, но…

— Тогда отведите меня к ним.

Надзирательница была явно раздражена его командным тоном. Она не привыкла, чтобы ей приказывали, особенно американцы. Но служба есть служба.

— Лучше вы никого не найдете, — предупредила она подчеркнуто резко.

— Вполне возможно. — Он слегка улыбнулся ей, на что она лишь высокомерно вздернула подбородок.

С пренебрежением отвернувшись, она дала сигнал группе заключенных. Некоторые женщины, разочарованные результатом осмотра, возвращаясь в главное здание, тоскливо поглядывали на Джонатана. Не каждый день фабрику посещали столь превосходные образцы мужского племени. Обычно являвшиеся сюда «женихи» были либо стары, либо некрасивы, либо и то и другое вместе. Как всегда, жестокая судьба дала им в этот день возможность увидеть уголок рая, но всего лишь затем, чтобы снова вернуть их в круговорот обычных невзгод.

— Пожалуйста, следуйте за мной, — бросила через плечо миссис Бурке, но это приглашение прозвучало скорее как приказ.

Джонатан опять направился следом за ней. Она прошествовала к ряду длинных, расположенных под низкими крышами построек, и ее обширный зад колыхался под коричневыми шерстяными юбками.

— Неподдающихся мы содержим здесь. Вам лучше быть здесь поосторожнее, — посоветовала она, скривив рот в некоем подобии глумливой ухмылки.

Подобрав ключ из прикрепленной к поясу связки, она отперла массивную дверь и отворила ее внутрь. Вдоль всего здания тянулся узкий коридор, в который выходили двери одиночных камер. Когда Джонатан на секунду остановился, чтобы его глаза привыкли к полутьме, он почуял запах прелой соломы и хвои.

— Здесь у нас сидят любимицы самого дьявола, — едким тоном заметила миссис Бурке. Ее глаза сверкали каким-то триумфальным блеском. Она отперла ближайшую дверь, к которой они подошли, и рывком распахнула ее. — Встать, Кора! — резко выкрикнула надзирательница, врываясь в камеру. — К тебе посетитель.

Сердце Джонатана, никогда не отличавшееся особой чувствительностью, вновь сжалось от сострадания. Он молча ожидал, пока находившееся перед ним бедное создание не поднимет наконец голову. У женщины были мутные, выражающие чувство безнадежности глаза, напоминавшие ему затравленный взгляд дикого животного, уже давно содержащегося в неволе.

— Кому я говорю, встать! — вновь злобно рявкнула миссис Бурке. Она сделала угрожающий жест в сторону заключенной.

— Оставьте ее в покое! — произнес Джонатан, бросив рассерженный взгляд на надзирательницу. — Того, что я видел, мне уже достаточно.

— Поберегите вашу жалость для тех, кто ее заслуживает, — вновь с презрением сказала миссис Бурке. — Как только вы повернетесь к ней спиной, эта милочка раскромсает вам горло от уха до уха.

— Это, может быть, и правда, но…

Больше он не успел сказать ни слова. Без всякого предупреждения Кора спрыгнула с постели и кинулась на него. Он инстинктивно выбросил вперед руки, чтобы схватить ее за запястья, ибо, не сделай он этого, она вцепилась бы своими грязными, обкусанными ногтями ему в глаза. Теперь она воистину превратилась в дикое животное. Она брыкалась и корчилась, дав волю потоку отборнейших ругательств торговки с лондонского рыбного рынка Биллингсгейт, ругательств, которых не выдержали бы уши менее стойкого мужчины.

Ее сила удивила Джонатана. И все же ему удалось быстро утихомирить ее. Миссис Бурке, неподвижно стоя в стороне, ни во что не вмешивалась и ничем не помогла ему, когда он, обхватив своими могучими руками разбушевавшуюся Кору и подняв ее, как тушу, уложил на кровать. Казалось, после этого боевой дух у нее внезапно испарился. Она съежилась под грязным одеялом, поджала колени к подбородку и прикрыла руками лицо.

Уставившись на нее со смешанным чувством жалости и изумления, Джонатан подавил в себе желание положить ей руку на плечо и успокоить и только потом круто отвернулся от несчастной и с тяжелым сердцем покинул камеру. Выходя, он машинально распрямил свою смятую соломенную шляпу. На его лице появилось гневное выражение, когда надзирательница, прикрыв за ними дверь и заперев ее на ключ, повернулась, чтобы поглядеть на выражение его лица.

— Почему, черт побери, вы не предупредили меня, что она сумасшедшая? — уличил он ее. Его негодующий голос прозвучал сухо и резко, как щелчок бича.

— Вы сами мне сказали, что хотели бы посмотреть и других заключенных. — Самодовольно улыбаясь, миссис Бурке прошла мимо него своей монументальной походкой дальше по коридору.

— Попробуйте разыграть меня еще раз, миссис Бурке, и вам придется подыскивать себе новое место работы. — Это была явно не пустая угроза.

Надзирательница, по-видимому, осознала это, и несколько следующих бесед прошли без инцидентов. Все арестантки выглядели вполне здоровыми, хотя и несколько странными. Две из них гребнями вычесывали в своих камерах шерсть. Третья играла с солнечным зайчиком, едва-едва проникавшим в ее камеру через небольшое оконце в верхней части стеньг. Наконец еще одна, как только дверь в камеру открылась, встала на четвереньки, усмехнулась и сделала Джонатану откровенно вульгарное предложение.

У некоторых из заключенных здесь был такой вид, что не приходилось сомневаться в том, что они действительно совершили преступления, за которые и оказались сосланы. Одна из арестанток что-то пробормотала по поводу того, что мужчины — «сыновья самого сатаны» и поэтому вполне заслуживают того, чтобы им «на костре поджарили яйца». Джонатан легко представил себе, какое опустошение она могла бы причинить английской мужской породе.

Наконец его привели в общую комнату, расположенную в боковой пристройке, где группа заключенных изготовляла «параматтскую ткань». Некоторые явно были беременны. Остальные были искалечены или поправлялись после тяжелых болезней. Ни одна из них не подходила для такой работы, которую собирался предложить Джонатан.

— Других заключенных у нас нет, — с трудом скрывая свое торжество, сообщила ему миссис Бурке.

Он резко поклонился ей и направился к выходу. Придя к выводу, что в конечном счете он занялся бесплодным делом, Джонатан уже был готов отказаться от своей затеи, но тут он заметил находившуюся справа от него дверь. Он остановился и обернулся в сторону надзирательницы.

— А здесь что?

— Ничего интересного, капитан.

Однако в ответе женщины прозвучало что-то такое, отчего у Джонатана невольно сузились глаза. Внезапно охваченный неожиданным любопытством, он попытался открыть дверь, но она была заперта.

— У вас есть ключ от этой двери? — требовательно спросил он.

— Нет.

Джонатан понял, что она лжет.

— Тогда я предлагаю, чтобы вы разыскали его.

— У нас есть приказ, чтобы девушка не покидала помещения, — уклончиво ответила миссис Бурке. Плотно сжав губы, она покачала головой и бросила взгляд в сторону камеры, о которой шла речь, — Она настоящая дьяволица, вот кто она такая, — пояснила надзирательница.

— И все же я хотел бы сделать самостоятельный вывод, — продолжал настаивать Джонатан. Он допускал, что может вновь оказаться лицом к лицу с еще одной безумной женщиной, подобной Коре. И тем не менее что-то побуждало его выяснить, в чем же дело. — Поскольку нам до сих пор не везло…

— Вы рассуждаете так, будто я вам говорю…

— Я беру на себя полную ответственность, — заверил он надзирательницу, сопроводив свои слова неким подобием улыбки.

Миссис Бурке явно колебалась, и нерешительность была откровенно написана на ее пухлом, румяном лице. Она уставилась на Джонатана своим тяжелым, неприязненным взглядом, посмотрела на дверь, потом опять на него, а затем весьма неохотно уступила его требованию.

— Поступайте как хотите, капитан. Но знайте, пользы это вам не принесет. Она не поедет к вам.

Ее слова лишь разожгли любопытство Джонатана. Едва сдерживая нетерпение, он следил за тем, как миссис Бурке чудодейственным образом отыскала ключ и всунула его в замок. Она распахнула дверь, за которой он увидел камеру, во многом напоминавшую ему предшествовавшие арестантские помещения. Но за одним исключением. В ней находился ангел.


Ангел…

У Джонатана расширились глаза: он не поверил сам себе. Такой красивой юной женщины Джонатан еще никогда не встречал.

Ее густые золотисто-каштановые волосы были коротко подстрижены, что, как ни странно, отнюдь не уродовало ее, а, наоборот, лишь подчеркивало красоту. Прикрывавший волосы белый чепец выгодно оттенял локоны, вившиеся вокруг ее лица. Грубое, дурно скроенное платье не в силах было скрыть совершенство изгибов ее изящного тела. У нее была полная грудь, а бедра при всей их стройности сохраняли соблазнительную округлость. Требовавший, казалось, мужской ласки рот, точеные аристократические черты лица — какими они и должны быть у истинной леди, а также гладкая, безупречная кожа, свидетельствующая о ее англосаксонском происхождении, — все это являло собой признанный образец цветущей английской женственности.

А ее глаза! О Боже! Ее глаза были цвета моря — его сверкающих, полных огня сине-зеленых глубин.

Женщина стояла перед ним гордо, непокорно, глядя на окружающий мир так, будто она находилась посреди элегантно обставленной гостиной, а не в тесной, тускло освещенной, грязноватой тюремной камере.

Его темно-изумрудный взгляд погрузился в бездонную бирюзу ее завораживающих глаз. Оба еще не произнесли ни единого слова, но между ними сразу же возникло странное напряжение, быстро достигшее предела. Шли секунды, а грозная миссис Бурке все еще держалось в стороне, разумно прикусив язык.

И наконец ангел заговорил.


Глава 2


— Что за бесцеремонное вторжение?

Джонатан внимательно вглядывался в нее со смесью удивления и неприкрытого мужского интереса. Конечно, в ее манерах не было ничего ангельского. Она говорила прямолинейно, сердито и властно. Ее глаза метали в него незримые кинжалы. Он был уверен, что, случись их встреча в иных, более благоприятных для нее обстоятельствах, она с радостью применила бы настоящее оружие.

Будучи заинтригован ею, Джонатан доставил себе удовольствие получше разглядеть ее. Кровь в его жилах кипела, пока он медленно, неспешно ее рассматривал. Она совсем не походила на других женщин, встреченных им на фабрике… Она не походила и ни на одну женщину, с которыми ему пришлось сталкиваться в Австралии. Как же могло случиться, что дьявол бросил в подобную тюрьму столь изысканно выглядевшее создание?

— Этот джентльмен подыскивает себе здесь экономку, — разъяснила миссис Бурке, растягивая слова и сопровождая их улыбкой, выдающей, что она получает странное удовольствие от происходящего. Она скрестила руки на своей необъятной груди явно в предвкушении фейерверка эмоций.

— Экономку? Но я же… я не служанка! — негодующе прошипела молодая женщина. На шелковистой коже ее щек зардели два ярких пятна. Ее подбородок еще непокорнее поднялся кверху, а глаза метали на надзирательницу яростные взоры. — Вы что, не предупредили его, кто я такая?

— Если верить ее словам, она леди Александра Синклер, — сообщила миссис Бурке Джонатану. Правда, то, что сама Бурке отказывалась признать за арестанткой право на этот титул, было очевидно по насмешливой улыбке, которой надзирательница сопроводила свои слова. — Мы называем ее леди Алекс. Что же касается ее повадок, то она…

— Можете оскорблять меня, уродливое чудовище из рода гарпий, как вам угодно, но я действительно леди Александра Синклер.

— Леди? — эхом отозвался Джонатан, и его лоб пересекла морщина, свидетельствовавшая о работе мысли. Его глаза сузились, пока он внимательно изучал ее. В изысканности ей отказать было нельзя. По тому, как она себя держала и говорила, можно было судить, что она не простого происхождения. Но как можно объяснить появление английской дворянки среди каторжников? Для этого должно было существовать какое-то объяснение.

— Держу пари, что она чувствует себя на сцене, — высказала свое мнение надзирательница. — Актрисы — умные создания. Но не слишком умные, не так ли, дорогуша? — съязвила она в адрес Алекс, потом вновь повернулась к Джонатану и добавила: — Ее сослали за воровство.

— Меня ложно обвинили! — с горячностью заявила Алекс.

— Ну конечно же, вас и всех остальных, кто оказался на этом забытом Богом берегу, оболгали, — насмешливо бросила миссис Бурке.

— Кем бы вы ни были, — обратился Джонатан к леди Алекс, сделав шаг вперед и уничижающе взглянув на надзирательницу, — я полагаю, что вы были бы благодарны тому, кто помог бы вам выбраться отсюда. — Он выразительно посмотрел на Алекс и намеренно задержал на ней взгляд.

— Если вы имеете в виду какую-либо особую форму благодарности, сэр, то тогда поищите, объект для нее где-нибудь в другом месте. — Алекс положила руки на бедра и точнее сформулировала свою мысль: — Я не сомневаюсь, что круг обязанностей вашей «экономки» будет гораздо шире, чем традиционные домашние заботы!

Алекс несколько раз порывисто вздохнула. Продемонстрированная ею бравада резко контрастировала с внутренним смятением, которое Джонатан вызвал в ее душе. Она всеми силами старалась скрыть бешеное сердцебиение и подавить странное ощущение тепла, разливавшегося по ее телу.

«Боже, что же это происходит?» — в панике подумала Алекс. Она никогда раньше не испытывала подобных чувств. Мужчина — судя по его речи, американец — был красив, просто дьявольски хорош собой… Но было в нем что-то более незаурядное, чем привлекательный внешний облик.

Будучи не в силах оторвать взгляд от его великолепной фигуры, она сделала еще один глубокий вдох. Джонатана отличали довольно высокий рост и сухощавое, подтянутое тело с хорошо выраженной мощной мускулатурой. На нем был просто скроенный темно-синий сюртук, выгодно подчеркивавший его широкие плечи. Снежно-белая льняная рубашка эффектно оттеняла его загорелое волевое лицо. Тесно облегающие замшевые бриджи обрисовывали его стройные бедра атлета, а высокие, до колен, черные кожаные сапоги сидели как влитые на длинных сильных ногах. От него исходило ощущение истинной мужественности, самоуверенности, доходящей до надменности, и власти над всем, на что или на кого он обратил внимание.

Преодолевая смущение, девушка вновь взглянула на него. Ее щеки разрумянились, как только она заметила порочную, как она решила, самодовольную улыбку, пробежавшую по его губам. «Неужели этот распутник смеется надо мной?» — подумала она, испытывая сильное замешательство. Эта мысль вызвала у нее новый прилив раздражения, и, хотя ей удалось преодолеть неожиданно возникшее желание ударить его, она бросила на него испепеляющий взгляд и стиснула кулаки.

— Убирайтесь! — сказала она с высокомерием королевы.

— Я вас предупреждала, — с торжествующим видом повторила миссис Бурке. Она направилась было к двери, но тут же остановилась при звуке голоса Джонатана, обратившегося к Алекс.

— Может быть, прежде чем принять решение, вы еще раз подумаете? — со спокойной настойчивостью предложил он и, словно не замечая ее гневных взглядов, уверенной поступью приблизился к ней.

Теперь их отделяли друг от друга лишь несколько дюймов. Возвышаясь над ней, он жадно вглядывался в ее прекрасное, пылающее негодованием лицо, замечая краем глаза, как ее грудь быстро вздымалась и опадала под грубым арестантским платьем. Между ними, точно молния, пронесся невидимый, но тем не менее физически ощутимый опаляющий разряд.

В мозгу Джонатана предупреждающе тревожно прозвенел незримый колокольчик. «Что, черт побери, я делаю?» — подумал он. Эта маленькая злючка с волосами точно языки пламени была слишком хороша для намечаемой им для нее работы, и Джонатан это знал.

Как только в округе станет известно, что она работает на плантации Бори, он, вероятно, будет вынужден держать ее под охраной день и ночь. «Ни одна женщина не стоит таких забот», — пришел Джонатан к неизбежному выводу. Его цель состояла в том, чтобы подыскать экономку, которую нельзя будет соблазнить ни поцелуями, ни комплиментами, ни щедрыми посулами. И, Господи Боже, меньше всего ему нужна была женщина, которая заставила бы его отбросить прочь всякое благоразумие и заключить ее в свои объятия…

Но теперь все это не имело значения. Он уже не мог так просто уйти прочь. Он знал, что без нее он не уедет из Параматты.

— Меня зовут Джонатан Хэзэрд, — сказал он тихо. — Моя плантация всего лишь в нескольких милях отсюда. В Бори живет много рабочих, но ваши обязанности будут ограничены лишь главным зданием. Кроме меня, там живет еще только одна женщина, которая готовит и производит уборку. Посетителей у нас бывает очень мало.

— Я вам уже сказала: я не служанка! — возразила Алекс, правда, на этот раз с гораздо меньшей убежденностью, чем раньше. Ее буквально опалял жар, исходивший от его тела, а от его взгляда, устремленного на нее, у нее по спине побежали мурашки.

— Возможно, это и так. Но ведь вы заключенная.

Он широко и обезоруживающе улыбнулся ей. Она сделала глубокий вздох и задержала дыхание.

— Я предоставляю вам, леди Алекс, — продолжил он, проявляя чудеса терпения, избытком которого он никогда не мог похвастаться, — возможность изменить свою жизнь к лучшему.

— Вы имеете в виду вашу жизнь! — с презрительной гримаской воскликнула она, ни секунды не задумываясь, и тут же заметила, что его зеленые глаза потемнели до цвета нефрита.

— Я даю вам слово, что стану относиться к вам с добротой и уважением. — В его глубоком звучном голосе послышались стальные нотки.

— А почему я должна верить вам?

— Потому что у вас практически нет выбора.

Он был прав. Алекс нечего было возразить. Мгновение она смотрела на него широко открытыми, полными растерянности глазами, а потом неожиданно резко отвернулась. Сердце ее затрепетало, как пойманная птица, голова пошла кругом, и она с тревогой ощутила внезапное желание принять предложение Джонатана Хэзэрда. Закрыв глаза, она молча помолилась, прося у Бога совета. Решение, перед необходимостью принять которое она оказалась, могло свестись к выбору между жизнью и смертью. А ей очень хотелось жить.

— Мы потеряли здесь уже достаточно времени, капитан, — настойчиво напомнила миссис Бурке. — Дело в том, что, даже если девушка захочет с вами поехать, ей это не будет разрешено.

— Почему? — потребовал он ответа.

— У нас есть приказ содержать ее здесь.

— Приказ? — Он повернулся к надзирательнице, чтобы посмотреть ей в лицо, и сдвинул брови. — Чей приказ?

— Откуда я знаю? — вспыхнув, огрызнулась она. — В ее бумагах указывается, что ей следует сразу прибыть на фабрику и оставаться здесь. С чего бы это, как вы думаете, ее послали вверх по реке? Там, внизу, в Сиднее, жуликов тьма-тьмущая, да к тому же куда более опасных. Может, она ведьма, посмотрите, как она выглядит. Да ее подхватили бы сразу же, как только судно бросило бы якорь. — Губы миссис Бурке вновь скривились в глумливой усмешке. — Держу пари, что она и сейчас вкалывала бы на какого-нибудь папочку в портовом районе. Да, немало бы ей довелось потрудиться, лежа на этой гордой спинке.

— Подождите за дверью, — внезапно взорвался Джонатан.

— Но я…

— За дверью!

Лицо надзирательницы покраснело от гнева, и она открыла было рот, чтобы ему ответить. Однако, заметив бешенство, сверкнувшее в глазах Джонатана, почла за лучшее оставить его в покое.

— Все равно это не принесет вам пользы, — пробормотала она, но тем не менее поспешно удалилась.

Как только миссис Бурке вышла из камеры, Джонатан непроизвольно положил руки на плечи Алекс, с трудом удерживаясь от желания прижать ее к себе. Его взгляд скользнул по изящной линии ее шеи, и тут он заметил, как в узком луче солнечного света, чудом пробившегося в сумрачную камеру, пламенем вспыхнули ее коротко остриженные локоны тициановского золотисто-рыжего оттенка. И вновь он был поражен ее яркой, неожиданной красотой. Кем бы она ни была, что бы она ни совершила, она не имела отношения к Параматте. Это мог понять любой идиот.

— Вы хотите уехать со мной? — спокойно спросил он, и с удовлетворением почувствовал, как напряглось под его руками ее тело.

— Но как я смогу сделать это? — спросила она дрожащим голосом, и в ее глазах неожиданно засверкали слезы. — Вы же слышали, что сказала миссис Бурке. Я должна остаться…

— Да или нет? — оборвал он ее довольно резко.

— Я… У меня сложилось впечатление, что освободиться из тюрьмы я могу, только вступив в брак.

Хотя Алекс пробыла на фабрике меньше недели, она уже слышала, как другие женщины обсуждали те преимущества, которые можно было бы получить, став невестой поселенца. Но вполне вероятно, что этот поселенец-американец, подумала она, уже женат. Ведь он сказал, что в доме у него живет какая-то женщина. Удивившись глубине испытанного ею при этой мысли разочарования, она сложила перед собой руки и опустила глаза долу.

— Я не ищу жену, — еще раз подчеркнул Джонатан.

— И даже не любовницу? — бросила вызов Алекс, вновь гордо вскинув голову.

— В отношении этого я дал вам слово.

— Слово джентльмена, капитан Хэзэрд? — В ее тоне прозвучал нескрываемый сарказм.

— Меня называли по-разному, но слово «джентльмен» не слишком-то подходит мне, — иронично улыбнувшись, ответил он. Правда, тут же его тон сделался серьезным. Его взгляд — неотрывный, напряженный и проницательный — всматривался в сине-зеленые глубины ее глаз. — Кем бы я ни был, но в любом случае я не лжец, — сказал он.

— А я не воровка! — воскликнула она и едва не задохнулась от испуга, когда его руки крепко схватили ее за локти и слегка встряхнули.

— Да перестаньте же, невозможная вы женщина! Меня совершенно не интересует, что вы натворили, — убеждал он ее, с трудом сдерживая ярость, что удивило их обоих. — Вы можете использовать предоставляемый мною вам шанс или же провести еще семь лет запертой в этом аду! Есть, конечно, вероятность, что в тюрьму явится какой-нибудь грубый и вонючий негодяй и предложит вам выйти за него замуж. Но я сомневаюсь, что вы захотите обменять ваше нынешнее рабство на ту «свободу», которую он имеет в виду!

Потеряв от вызванного его словами шока дар речи, Алекс не мигая, смотрела на него. Его руки жгли ее тело даже сквозь толстую ткань платья, и она могла бы поклясться, что сердце перевернулось у нее в груди. Продолжая недоумевать, она пыталась разобраться, почему этого мужчину так волнует ее судьба. И еще важнее для нее было выяснить, заслуживает ли он хоть капельку ее доверия.

Восемь месяцев назад она даже не могла подумать о том, чтобы вручить свою жизнь в руки незнакомца… Но ведь это было еще до того, как начался этот ужасный, бесконечный кошмар. Восемь месяцев назад она была свободна и ничто не предвещало беды. Теперь же принадлежавшей в прошлом к привилегированному классу и избалованной леди Александры Синклер уже не существовало, а ее место заняла леди Алекс, преступница, приговоренная к семи долгим годам ссылки. Как бы ей теперь ни хотелось изменить судьбу, никакого возврата к прошлому не существовало…


«У вас нет выбора».

Его слова, как эхо, вновь и вновь отдавались в ее мозгу. Боже, помоги ей решить, как следует поступить! Ее душа взывала об освобождении. И это повторялось каждый день с того самого момента, когда она была столь жестоко оторвана от всего, что было ей дорого.

«Возможно, мои молитвы наконец услышаны», — подумала она. Глаза леди Алекс напряженно изучали лицо мужчины в поисках хоть каких-то признаков, позволивших бы ей надеяться на его верность данному слову. Но она не находила ничего обнадеживающего. И вместе с тем этот высокий, порочно привлекательный американец мог быть ниспослан ей Провидением. Ведь всегда говорят, что Бог действует порой таинственными путями.

— Да, — наконец ответила она. Потом кивнула головой и повторила более решительно: — Да, капитан Хэзэрд, я пойду с вами!

«К лучшему или худшему, но жребий брошен!» — решила Алекс.

— Вот и хорошо. — Его взгляд смягчился и потеплел. Он нехотя выпустил ее руки и спросил: — Вы должны что-нибудь с собой взять?

— Только это. — Повернувшись, она быстро направилась к своей кровати, опустилась перед ней на колени и достала медальон, который прятала под узким жестким матрасом. — Это все, что у меня осталось.

Зажав медальон в руке, она подошла к Джонатану. В ее глазах светились волнение и тревога. Впервые за долгие месяцы она осмелилась на что-то надеяться.

— А что, если они не разрешат мне уйти? — прошептала она, нервно посматривая на дверь. Она была уверена, что миссис Бурке попытается остановить их и что ей это удастся. Надзирательница в последние дни не скрывала своей враждебности, постоянно насмехаясь над ней. — Что мне делать, если…

— Никогда ничего не опасайтесь. Мы, американцы, уже давно научились не бояться поражений, — заметил бесстрастно Джонатан. Он взял ее за руку и повел к двери. — Держитесь рядом. И ничего не говорите.

Алекс в знак согласия кивнула головой. Она каким-то непостижимым образом чувствовала, что если кто-нибудь и может спасти ее, то лишь этот мужчина. Ей было совсем нетрудно представить себя принцессой, а его — скачущим рыцарем, который уничтожает огнедышащих драконов и выводит ее из заточения на свободу. Эта воображаемая романтическая картина зажгла в ее глазах свет удовольствия, которого она уже давно не испытывала. Черпая силы в уверенности своего избавителя, она ускорила шаги, чтобы держаться вровень с ним, и ощутила, как ее охватывает трепет от властного пожатия его твердой и вместе с тем неожиданно теплой руки.

Надзирательница ждала в коридоре, приготовившись к схватке на тот случай, если они выйдут из камеры вдвоем. Им предстояло сразиться с грозным и сильным противником, недооценивать которого было бы не только глупо, но и опасно.

— Ну, и куда же вы теперь, позвольте узнать, направляетесь? — язвительно спросила она, и в голосе ее отчетливо прозвучала неприкрытая угроза. — Я вызову охрану, если вы…

— Вызывайте, и покончим с этим, — бросил ей вызов Джонатан. Его взгляд был полон презрения. — Уверен, что губернатор Макквери с интересом узнает о вашем гостеприимстве. Так уж получилось, что завтра вечером я обедаю с ним.

Алекс с удивлением посмотрела на Джонатана, но его пальцы еще крепче сжали ее руку.

— С губернатором? — повторила миссис Бурке, как бы желая убедиться, что она не ослышалась. Ее глаза недобро сузились. — Но даже если это и правда, приказы всегда остаются приказами.

— Позвольте напомнить, что я передал вам письмо достопочтенного Марсдена, — холодно произнес Джонатан. — В нем он разрешил мне подобрать себе экономку из числа находящихся здесь женщин. Я свой выбор сделал. Аибо вы позволите нам пройти, либо вызовете охрану и будете отвечать за нарушение правил.

Алекс снова бросила на него изумленный взгляд. Он говорил так властно и так уверенно… Но это было, конечно, вполне естественно, если учесть, что он некогда командовал кораблем. Капитан Джонатан Хэзэрд… Она не сомневалась, что в то время он был способен полностью подчинить себе команду корабля. «Боже мой, — думала она, сдерживая дыхание и переводя тревожный взгляд широко раскрытых глаз на надзирательницу, — неужели миссис Бурке сможет противостоять его железной воле?»

Миссис Бурке мгновенно оценила ситуацию. Отнюдь не проявив ни малейших признаков милосердия, она наконец нехотя отступила в сторону.

Ее лицо, которое и без того нельзя было считать приятным, скривилось в отвратительной гримасе.

— Ну что ж, поступайте по-своему, капитан, — прошипела она. — Берите свою девку, и скатертью вам дорога. Но только не обвиняйте меня, если эта потаскушка утопит вас в вашей же собственной крови.

— Коль скоро мне выпадет такая судьба, то обещаю не предъявлять вам за это никакого счета, — поклялся он, сопроводив свои слова сардонической усмешкой.

Он повел Алекс к выходу. Она инстинктивно подняла руку, чтобы защитить глаза от лучей сияющего солнца. Но когда она приблизилась к порогу, ею вдруг овладело странное чувство неуверенности, и она замешкалась, не решаясь сделать последний шаг, отделявший ее от желанной свободы. Джонатан, потянув ее за руку, заставил выйти наружу и пересечь внутренний двор. Молча они прошли через главные ворота тюремной ограды.

Алекс оглянулась на высокие каменные стены, как только они с Джонатаном оказались по другую их сторону. Внезапная тень промелькнула по ее взволнованному бледному личику, напоминающему по форме сердечко. Она провела здесь в заточении всего несколько дней, но и этого было достаточно, чтобы она изведала настоящее отчаяние от окружавшего ее безысходного мрака.

— Есть немало людей, которые считают, что тюрьму надо спалить дотла.

Низкий голос Джонатана вернул ее в реальный мир. Она резко повернулась и встретила его внимательный взгляд, устремленный на нее. Краска смущения залила ее щеки.

— Вы придерживаетесь такого же мнения? — чувствуя неловкость спросила она.

— Я полагаю, тюрьма служит той цели, ради которой она построена, — сказал он. С непроницаемым выражением лица он подвел Алекс к стоявшему поблизости фургону. — Нам пора уже быть в пути, леди Алекс.

— Не называйте меня так! — Она резко дернулась, и глаза ее негодующе засверкали. — Меня зовут леди Александра Синклер!

— Теперь вы могли бы прекратить этот спектакль, — посоветовал он, сурово сдвинув брови, но при этом не мог не отметить, что гнев еще больше подчеркивает ее красоту. Предупреждающий звоночек в его мозгу зазвучал громче обычного. Он выругался про себя и попытался вновь взять ее за руку, но она успела увернуться.

— Я не актриса! — заявила она решительно.

— Но вы и не истинная леди, — возразил он.

— Если в вас сохранилась хоть капля благопристойности, капитан Хэзэрд, то вы выслушаете меня! Мой дядя — лорд Генри Кэвендиш, и я была…

Ну хватит! На лице его выразилось нескрываемое раздражение. Посуровев, он глубже нахлобучил шляпу себе на голову и решительно схватил Алекс за талию. Не обращая внимания на ее возмущенные протесты, Джонатан не слишком вежливо перебросил ее через борт фургона и усадил на скамью. Шокированная и разозленная его поступком, она попыталась подняться, но Джонатан одной большой, натруженной рукой сжал обе ее руки и вынудил остаться на месте.

— Отпустите меня! — вспыхнув, закричала она.

Никакого результата!

— Мы уладим этот вопрос здесь и немедленно, леди Алекс, или как вы там хотите, чтобы вас называли, — жестко сказал он. Джонатан смотрел на нее с затаенной ненавистью. — Вы далеко не невиновны, а я не дурак. Я очень хорошо знаю, что сюда, в Параматту, ссылают только самых неисправимых преступниц. Я не хочу знать подробности вашего преступления, ибо оно было совершено в прошлом, а я следую правилу, что человек должен иметь шанс исправиться. Однако начиная с сегодняшнего дня и впредь вы сможете обманывать меня, лишь рискуя собственной судьбой. Вы будете подчиняться мне. Вы станете прилежной и верной служанкой или, клянусь небесами, я выдам вас замуж за первого же идиота, который обратится ко мне с такой просьбой!

— Почему вы… Вы не осмелитесь! — От возмущения у нее перехватило дыхание, глаза округлились. — Вы не осмелитесь сделать это!

Джонатан и сам уже жестоко раскаивался, что выпалил эту угрозу. Алекс была, конечно, права. Он ни за что не поступил бы так. Но он был владыкой своего домашнего хозяйства, и ей следовало научиться подчиняться ему. Она была слишком горда и смела, чтобы это могло идти ей на пользу. Не исключено, что вскоре он станет сожалеть о своем решении или умрет ради того, чтобы выполнить его, размышлял Джонатан с горькой иронией, если сбудется зловещее предсказание миссис Бурке.

Еще раз мысленно ругнувшись, он выпустил ее руки и обошел фургон, чтобы занять место на скамье рядом с ней. Джонатан, и не глядя на нее, ощущал ее гнев и чувствовал на себе осуждающий взгляд, который она бросила на него, когда он взялся за вожжи.

— Я сказала вам правду, — вновь вскипела она. — Лорд Генри Кэвендиш действительно мой дядя, а я была оболгана в суде! Если бы я не поверила, что вы честный человек, я никогда не поехала бы с вами.

— Как вы вскоре поймете, честность — очень редкое качество в Австралии. — Он бросил на нее взгляд, заставивший затрепетать ее сердце. — К тому же — к добру то, что случилось, или во зло — следующие несколько лет вы будете связаны со мной.

— Если я только не выйду замуж, — парировала она.

— Такой вариант всегда возможен. — Он повернул голову, чтобы посмотреть ей в лицо, и их глаза встретились. Каждый из них обладал достаточно сильной волей, чтобы вступить в молчаливую схватку. — Но на это потребуется мое согласие. Дело в том, что отныне я ответственен за вас. Если хотите, я ваш опекун. — Ему показалось несколько странным, что этот факт ему отнюдь не неприятен. — Вы не вправе поехать куда-нибудь или встретиться с кем-либо без моего предварительного согласия. Если вы попытаетесь бежать, то вас поймают и накажут. Помните об этом, и у нас не будет…

— То, о чем вы говорили, ничем не отличается от рабства! — запротестовала Алекс. Испытанное ею на первых порах чувство облегчения мало-помалу уступало место нарастающему ужасу. «Небеса милосердные, — думала она, все больше и больше поддаваясь панике, — что же я наделала?» «Да ты же попала из огня в полымя», — отдавался в ней эхом внутренний голос.

— Такая система установлена в вашей, а не в моей стране, — заметил он мрачно.

Джонатан натянул вожжи, и застоявшиеся лошади резко взяли с места. У Алекс перехватило дыхание, и она в поисках поддержки машинально ухватилась за руку Джонатана. Его тело мгновенно напряглось, когда Алекс ненароком прижалась к нему грудью. Это прикосновение зажгло в нем чувства, которые были сродни лесному пожару. Он стиснул зубы и словно окаменел. Она, вспыхнув, быстро отодвинулась в сторону, но физический контакт между ними уже стал фактом.

Инстинктивно Джонатан чувствовал, что ему угрожает немалая опасность и что лучше было бы вернуть эту женщину назад и забыть о ней навсегда, но упрямо сопротивлялся своим предчувствиям. От такой опасности он не хотел бежать.

Всю дорогу, пока они колесили по улицам Параматты, и позже, когда они въехали под тенистые своды дикого леса, Алекс, сидя рядом с ним, сохраняла озлобленное, сосредоточенное молчание. Она жадно всматривалась в окружающую природу, скользя взглядом по верхушкам древних эвкалиптов и лишь краем глаза успевая замечать белых какаду, то и дело шнырявших над ними с криками, которые можно было услышать разве что в стане потерянных душ. Картины невиданной природы, ее удивительные звуки, витающие в воздухе запахи были еще не знакомы Алекс: ведь до сих пор она почти все время находилась под замком и ничего не могла видеть.

Девушка повернула лицо в сторону излучавшего тепло солнца, прикрыв глаза при внезапно нахлынувших воспоминаниях о путешествии из Сиднея вверх по реке. Это была печальная поездка. Они переправлялись на барже, и ни она, ни ее сестры по несчастью ни от кого никаких добрых чувств к себе не встретили. Дул лишь слабый ветерок, и они задержались в пути на день дольше, чем предполагалось. Им пришлось провести ночь в одной из встреченных на пути ветхих гостиниц, где их разместили в крытых тростником лачугах. Пища была совершенно несъедобна, постелями служили охапки сена, и даже умыться было негде.

Но самое худшее наступило, когда владельцы гостиницы, бывшие заключенные, теперь выпущенные на свободу, чтобы заняться «честным» трудом, стали опаивать женщин ромом, изнасиловали двух из них, а потом отобрали у остальных те немногие вещи, которые у них еще оставались. Если бы не ее бдительность и отказ от выпивки, Алекс, как она теперь с содроганием вспоминала, вполне могла оказаться в числе узниц, подвергнувшихся насилию. Однако для нее, к счастью, все ограничилось угрозами и оскорблениями, а потом наконец с большим опозданием появился приставленный к барже полицейский.

Было чудом, что ей каким-то образом до сих пор удавалось не нарываться на серьезные неприятности. Слабый, прерывистый вздох слетел с ее губ. До сих пор. Неприметно взглянув из-под ресниц на Джонатана, она увидела, что он все еще сохраняет на лице мрачную маску неприступности. Он выглядел одновременно и благородным, как джентльмен, и грубым, как простолюдин, будто принадлежал к двум разным мирам.

А точнее — к сотворенному им самим миру.

«Кто же этот человек, который теперь держит ее судьбу в своих руках?» — спрашивала она себя в замешательстве, все еще негодуя по поводу того, как грубо он с ней обошелся. Она приняла его предложение работать у него, поскольку полагала — как теперь оказалось, рассчитывать на это было глупо, — что он сможет помочь ей. Нечто замеченное ею в его глазах вынудило ее довериться ему. Он увел ее с фабрики, это правда. Но какой ценой?

До боли прикусив нижнюю губу, она ерзала на жесткой деревянной скамье, выражая сердитое неудовольствие причиняемыми неудобствами и стараясь держаться подальше от обманчиво бесстрастного Джонатана. Они по-прежнему сохраняли молчание, прерываемое лишь мягким поскрипыванием рессор фургона и странной симфонией леса.

Алекс раздумывала, не удастся ли ей соскользнуть вниз с фургона и убежать. Но она понимала, насколько глупа была эта мысль. Даже если бы ей и удалось скрыться от своего нового «опекуна», то куда она смогла бы направиться после этого? У нее не было ни пищи, ни денег, и она не имела ни малейшего представления, в каком направлении находится Сидней. «Для побега надо дождаться более подходящего момента», — заключила она наконец, сопроводив свое решение еще одним глубоким тревожным вздохом. Только сохраняя здравый смысл и соблюдая осторожность, не поддаваясь легкомысленным порывам, она могла надеяться вернуться в Англию.


Англия. Внезапная острая боль пронзила ее сердце. Закрыв на мгновение глаза, она почувствовала, что мысленно возвращается к самому началу своих тяжелых испытаний. В тот давнишний день в Лондоне ей довелось узнать, какой жестокой и своенравной бывает судьба…


Если не считать пережитой ею трагедии землетрясения, жизнь ее была бы поистине безмятежна. После смерти родителей примерно в течение пятнадцати лет она жила у своих тети и дяди. Ей незачем было даже мечтать о том, чтобы их заменил кто-то другой, способный любить ее больше, чем они, или предоставить ей еще большую свободу. Лишенные радости иметь собственных детей, они перенесли все свое внимание на нее: дали ей превосходное образование, достойные принцессы наряды и, что самое главное, предоставили неслыханную свободу действовать самостоятельно. Вполне естественно, что они испытывали гордость и восхищение, когда она заняла подобающее место в лондонском высшем обществе. Даже после того как она провела пять лет в бесплодных попытках найти себе подходящую пару для замужества, они никогда не пытались принудить ее выбрать мужа из многочисленного круга обожателей.

Она, конечно, очень любила своего дядю. Лорд Генри Кэвендиш был уважаемым пэром — членом палаты лордов, за советом к которому часто обращались другие парламентарии и даже сам король! Он очень откровенно высказывал свои взгляды, которые оказались воинствующе консервативными, и это создало вокруг него значительно более широкий круг недоброжелателей, чем он того заслуживал. Алекс и ее тетушка Беатрис не без оснований опасались, что лорд Кэвендиш может поплатиться за свои убеждения, но они даже не могли предположить, что жертвой этой мести окажется одна из них.

Произошло, однако, именно то, к чему они не были готовы, и тем более ужасными оказались для Алекс последствия этого чудовищного замысла. Один из противников ее дяди — злодей так и не раскрыл ей своего имени — ждал того момента, когда чета Кэвендишей на пару дней покинет Лондон, а затем использовал предоставившуюся возможность, для того чтобы осуществить свой дьявольски коварный план. Алекс была похищена наемными головорезами у самого порога своего дома, перевезена в карете через весь город, а потом брошена в дурной славы Ньюгейтскую тюрьму.

Она отчаянно пыталась убедить тюремщиков в своей невиновности, рассказывала о своем высоком положении в обществе, но все было напрасно. В конце концов она узнала потрясшую ее новость. Оказывается, ее судьба целиком зависела от прихоти тайного врага их семейства. Он задумал провести несчастную девушку по всем кругам земного ада и лишь затем, в целях мщения, известить лорда Кэвендиша о ее злоключениях.

Итак, сделать ничего было нельзя. Никто ей не поверил.

Последующие события развивались с потрясающей быстротой. В течение суток ее обвинили в воровстве, осудили на основе данных против нее ложных показаний и приговорили к смертной казни. Однако в последний момент циничный, едва ли способный на милосердие мировой судья, видимо, сжалившись над растерянной, отчаявшейся девушкой, решил заменить повешение ссылкой в Австралию — в Новый Южный Уэльс.

Алекс слышала о том, что преступников приговаривают к ссылке в далекие британские колонии, но этот вопрос редко обсуждался в кругах высшего общества, в которых она вращалась. На деле оказалось, что социальных различий между заключенными не было. Все они были только проститутки, убийцы, карманные воры, и ко всем ним относились одинаково, как если бы они перестали быть людьми вообще.

Ее доставили на борт арестантского судна и поместили в одну из подпалубных камер, в которых содержалось более двухсот женщин. Корабль отплыл из Портсмутской гавани ранним весенним утром, которое, казалось, издевалось над изгнанниками, явившись им во всем блеске своей безмятежной, сияющей солнцем красоты.

Переход через океан оказался и продолжительным, и опасным. Перенесенные штормы и многомесячное заключение дали о себе знать. Множество ссыльных умерли, еще больше занемогли. Много жертв оказалось на совести щеголявших друг перед другом жестокостью членов команды.

Ей удалось избежать каких-то особых неприятностей только благодаря вмешательству капитана. На этого справедливого пожилого человека, у которого тоже были дочери, произвели впечатление утонченность и интеллигентность Алекс. Ей предоставили привилегии помогать судовому врачу, который, равно как и капитан, хотя и отнесся скептически к ее не внушающему доверия рассказу, тем не менее обещал по возвращении в Англию установить контакт с ее дядей. Она была уверена, что, если бы не доброта, проявленная к ней врачом, и не выполнение порученных им обязанностей, она потеряла бы рассудок.

Когда судно наконец бросило якорь в заливе Ботани, Алекс вознамерилась, сойдя на берег, ходатайствовать в свою защиту перед самим губернатором. Ее надежды, однако, рухнули, когда капитан с сожалением сообщил ей, что согласно особым инструкциям ее без каких-либо задержек следует переправить в Параматту. Ей оставалось лишь предположить, что это было результатом предварительной договоренности между неизвестным ей мучителем и властями в Лондоне. Другие женщины, которые имели деньги или могли доказать наличие собственности, получили по прибытии в Австралию пропуска и могли искать работу по собственному выбору. Менее удачливые из них стали служанками или женами, если на это соглашались обе стороны, армейских офицеров или бывших заключенных, которых отнесли к разряду «благородного элемента». Наконец беременные, закоренелые грешницы, больные, калеки или просто слишком старые направлялись на фабрику в Параматту…


Ей было все еще трудно докопаться до глубины событий минувших восьми месяцев, а теперь в ее жизни произошел еще один, совершенно необычный (и к тому же внушающий тревогу) поворот. Она все дальше и дальше углублялась в пустынную местность с таинственным зеленоглазым незнакомцем, которому она фактически будет принадлежать все последующие семь лет. Он может оказаться бандитом, развратником, наконец, просто хладнокровным убийцей. Кто узнает, да и кого обеспокоит, если вдруг на ее долю выпадут несказанные ужасы, пока она будет в его власти?

Ее лоб пересекла морщина, выдававшая тревогу и беспокойство. Она уже готова была пожалеть себя, но тут же спохватилась. Жестокие уроки последних месяцев не прошли даром. Нет никакого смысла позволять своему воображению погружаться в дикий поток фантазии. Испытывая злость и нетерпение, она смахнула со щеки единственную появившуюся на ней слезу. Алекс всегда презирала плаксивых женщин. Слезы — признак слабости.

Бог свидетель, что и сейчас храбрость ее не оставила.

— Мы уже почти приехали, — вскоре сообщил Джонатан.

Отметив ее героические усилия не обнаруживать свои эмоции, он внезапно испытал нечто похожее на приступ вины, но сразу же вслед за этим почувствовал раздражение. Джонатан вовсе не привык принимать вину на себя. «Да пошли вы все к черту! Я не допустил никакой ошибки», — подумал он.

— Как далеко ваша плантация от Сиднея? — спросила Алекс, придав своему голосу подчеркнутое равнодушие.

— Намного дальше, чем вы могли бы даже подумать… о возможности самой преодолеть это расстояние, — твердо ответил он, блеснув глазами. Похоже, он разгадал ее умысел.

— Справедливость в конце концов восторжествует, капитан Хэзэрд, — с нескрываемой враждебностью проговорила Алекс, бросив на него осуждающий взгляд. — А когда это произойдет, можете быть уверены, вы пожалеете, что, имея уши, оставались глухим!

— Мне следует воспринять это как угрозу, леди Алекс? — Джонатан скривил рот в усмешке, но глаза его так и засверкали от тайного удовольствия. Рыжеволосая лиса отлично подходила для мелодраматических ролей! Но все-таки она была недостаточно опытна, чтобы он мог позабыть, где нашел ее.

— Да, сэр! Можете воспринимать это как хотите… — Она на полуслове замолчала, когда фургон внезапно накренился на одну сторону, толкнув ее на Джонатана. Залившись ярким румянцем, Алекс отпрянула в сторону, точно обжегшись, и, пряча пылающее лицо, вновь попыталась прикрыть свое смущение гневом. — Клянусь всем святым, что вы еще пожалеете о том дне, когда увидели меня!

— Вот здесь вы можете оказаться правы, — проворчал он.

Вновь воцарилось отчужденное молчание. Лошади, почуяв близкий конец пути, ускорили свой бег. Проехать оставалось совсем немного. К тому моменту, когда фургон выехал из тени деревьев и оказался на вершине холма, солнце уже было почти в самом зените. Воздух, согретый его жаркими лучами и напоенный смешанным запахом горелой древесины и пота животных, а также удушающим ароматом субтропических растений, казался неподвижным. Издали приглушенно донеслись слабые, но вполне различимые звуки человеческих голосов.

— Бори, — кивнул в сторону поселка Джонатан.

Алекс посмотрела в указанную им сторону, и глаза ее расширились. Плантация открылась перед ней загадочным, сказочным королевством. Такую картину она никак не ожидала увидеть.

Впереди расстилались до самого горизонта зеленые плодородные поля, которые перемежались хорошо ухоженными пастбищами с мирно пасущимися на них овцами, коровами, быками и лошадьми, сбившимися в табуны на предназначенных им участках долины.

Длинный ряд небольших, уютных коттеджей тянулся вдоль узкой тропинки, пролегавшей в тени высоких, раскачивающихся пальм, а на небольшом расстоянии от поселка виднелись два массивных, выбеленных известкой овина и конюшня под низкой крышей. Повсюду сновали рабочие — мужчины и женщины, внешний вид которых отнюдь не свидетельствовал о дурном обращении с ними. На лужайке, поблизости от домов, смеясь и возясь друг с другом, играли несколько малых ребятишек. Повсюду в изобилии цвели декоративные растения, чье великолепие служило убедительным свидетельством благополучного состояния поместья.

Замерев от удивления, Алекс разглядывала открывшуюся ей панораму, которую живописно венчала главная постройка усадьбы. Хотя она и была лишь двухэтажной, ее никак нельзя было принять за обыкновенный фермерский дом. Выкрашенная в белый цвет, с синими ставнями на окнах, суживающимися колоннами и с верандой, огибающей весь нижний этаж, она завершалась высокой покатой черепичной крышей, что придавало зданию характерный облик американской архитектуры времен колониальной эпохи. Ухоженная ограда из стриженого кустарника поднималась на высоту фундамента, а несколько высоких раскидистых деревьев прикрывали здание от солнечных лучей. В целом дом производил приятное впечатление своей простотой и элегантным очарованием.

Алекс поневоле задумалась, как только мог возникнуть такой райский уголок в этой Богом забытой стране. От всего увиденного у нее даже закружилась голова.

— Добро пожаловать к себе домой, — сказал Джонатан. В его голосе прозвучала откровенная гордость.

Она пришла в замешательство, когда он мягко повернул к себе ее голову и она вновь встретила его пристальный взгляд. Казалось, что он был способен видеть гораздо больше, чем ей хотелось бы. Проглотив неожиданно застрявший в горле ком, она импульсивно попыталась скрыть свое замешательство вызовом, брошенным Джонатану.

— Это не мой дом, и он никогда не будет моим.

— Никогда не говорите «никогда», — предостерег он ее с видом умудренного опытом человека, но глаза его при этом улыбались. — Если только вы не готовы довести дело до такой развязки.

— Я готова сделать все, чтобы отвоевать свою свободу! — решительно заявила она.

— Вы уверены? — насмешливо спросил он, открыто рассматривая ее лицо. Сопротивляясь внезапно возникшему порыву выяснить, действительно ли ее губы так сладки и мягки, какими они кажутся, он заставил себя перевести взгляд на открывшуюся перед ними дорогу и направил фургон вниз с холма.


Глава 3


— О прекрасная святая Бригитта, неужели это ты прибыла к нам собственной персоной? — громко бормотал Финн Малдун, с изумлением вглядываясь в приближающийся фургон. Он внимательно наблюдал за ним с веранды, где подбоченившись стоял.

Выражение лица его хозяина не предвещало ничего хорошего. Но когда Финн взглянул на женщину, глаза его сперва превратились в узкие щелочки, а потом приняли форму блюдца. Его нижняя челюсть буквально отвисла.

— Рыжеволосая! — с трудом выдохнул он, истово осеняя себя да в придачу и ангелоподобную юную красотку крестным знамением. Но никакого смысла это не имело. Никакого!

Через несколько мгновений Джонатан остановил упряжку прямо перед домом. Привычно закрепив тормоза, он подвязал вожжи и только тогда спрыгнул на землю. Заметив оцепенение, в которое впал Малдун, Джонатан бросил на него сердитый взгляд.

— Это наша новая экономка, — стараясь сохранять спокойствие, сообщил Джонатан. — Мисс Синклер.

Алекс взглянула на него с удивлением. Впервые за все время он удостоил ее чести назвать по фамилии. У нее, однако, не было времени оценить эту, пусть даже несколько снисходительную, учтивость, ибо навстречу, торопясь поприветствовать прибывших, быстро спускался по лестнице старый ирландец.

— От всей души приветствую вас, мисс Синклер, — сказал он, и его морщинистое, обветренное лицо расплылось в широкой улыбке. — Меня зовут Финн Малдун, и я счастлив познакомиться с вами. — Он приблизился к ней, чтобы помочь ей сойти на землю, и она почувствовала, что не может остаться безразличной к искоркам доброты, которыми светились его блекло-голубые глаза.

Ее губы сложились хотя и в слабую, но все же улыбку.

— Благодарю вас, мистер Малдун. — Она позволила ему подхватить ее и помочь спуститься вниз. Он оказался неожиданно сильным, несмотря на свой почтенный возраст. Она задумалась, был ли и он ссыльным.

— Мы уже много дней ждем приезда новой экономки, — сказал ей Финн, пока она грациозно отряхивала свои юбки. — Наш капитан всегда держит свое слово. Я надеюсь, он уже предупредил вас, что сегодня вечером у нас будет славный ужин?

— Ужин? — в замешательстве повторила она, сделав глубокий вдох. Немного покраснев, она призналась: — Я… я боюсь, что не умею готовить. — Она тревожно посмотрела на Джонатана, который подошел к ним с другой стороны фургона. Ее взгляд быстро померк под его напряженным, пронизывающим взором.

— Вы сказали, что не умеете готовить? — обратился к ней Малдун, и в его голосе прозвучало недоверие. Сердце у него екнуло, когда она, отвечая ему, в знак подтверждения молча наклонила голову.

— Она быстро научится, — пообещал Джонатан, приблизившись к ней. Выругавшись про себя, он попытался сообразить, что за новую шутку она разыгрывает. — Тилли сумеет научить ее.

— Да, капитан, — сказал ирландец и потом повернулся к Алекс с видом, выражающим и доброжелательность, и разочарование. — Вы и убирать не умеете?

— Нет.

— Не хотите ли вы мне сказать, девушка, что вас никогда в жизни не обучали женской работе? — спросил он с сомнением.

— Нет, мистер Малдун, меня этому не обучали! — Прежде чем ответить старику, она бросила на Джонатана быстрый, многозначительный, обороняющийся взгляд. — На самом деле я — леди Александра Синклер! Я предупреждала капитана Хэзэрда, что я не служанка, но он не захотел прислушаться к моим словам!

— А сейчас он прислушался? — проворчал Малдун, Лукавая усмешка опять пробежала по его губам, а глаза засветились озорством, когда он взглянул на застывшее лицо своего хозяина. — Итак, что мы имеем? Добрый котелок рыбы. Экономку, которая совсем не экономка. Служанку, которая не служанка… и ссыльную леди, принадлежавшую к знатному роду. Успеем ли мы к ужину, капитан? Что вы думаете?

— А у вас есть чем сейчас заняться? — огрызнулся Джонатан.

— Да, капитан, дела у меня найдутся. — И, прежде чем медленно удалиться, он заговорщицки подмигнул Алекс. — Я пойду скажу Тилли, что она нужна на кухне.

Алекс ошеломленно смотрела вслед сухопарому старому ирландцу. У нее создалось впечатление, что между двумя мужчинами сложились любопытные отношения. Во всяком случае, они не были типичными для хозяина и слуги.

— Я покажу вам ваши комнаты, — сказал Джонатан Алекс. Он взял ее за руку и повел в сторону парадной лестницы.

— Мои комнаты? — повторила она его слова, а потом, поняв их смысл, побледнела. — Вы предполагаете, что я буду спать под одной крышей с вами?

— Конечно.

— Это абсолютно исключено! — Она высвободила свою руку и набросилась на него в приступе справедливого негодования. — Я могу быть порой наивной по пустякам, капитан Хэзэрд, но я совсем не дитя, когда дело обстоит серьезно! Да, действительно, у меня открылись наконец глаза! Я требую…

— Ваше положение не позволяет вам выдвигать требования, — предупредил он угрожающе низким и ровным тоном. Его глаза засветились яростным, холодным светом. — Если бы я предполагал, леди Алекс, заполучить вас к себе в постель, то ваши девственные протесты отнюдь не остановили бы меня.

Откровенная прямота его слов заставила ее побагроветь.

— Вы не имеете права разговаривать со мной таким образом!

— У меня есть на это полное право. — Его рот скривился в глумливой улыбке. — И знайте, — добавил он, — что ваши изысканные манеры отнюдь не ввели меня в заблуждение. Вы можете сколько угодно заявлять о своей невинности, но я мало сомневаюсь в том, что вы такой нетронутый цветок, каким хотели бы казаться.

Ошеломленная Алекс, задохнувшись от возмущения и потеряв дар речи, несколько секунд могла только смотреть на него и лишь потом с трудом перевела дух. Она едва помнила себя от нанесенного ей оскорбления. Не задумываясь над разумностью или возможными последствиями своего шага, она подняла руку, чтобы ударить Джонатана по лицу, такому дерзкому и красивому и оттого еще более ненавистному ей в этот момент.

Но капитан молниеносно отреагировал на ее движение. Он перехватил руку Алекс прежде, чем та успела выполнить свое намерение Она вскрикнула, почувствовав, что его пальцы, подобно тискам, впились в ее запястье, и оказалась не в силах сопротивляться, когда он неожиданно сильно прижал ее к себе. Другой рукой он обхватил ее за талию.

— Поосторожнее, моя леди, или может оказаться так, что я пройдусь своей ладонью по вашему заду, — предупредил он ее спокойным голосом, понизив его чуть ли не до шепота. Его зеленые глаза безжалостно впились в бездонную синеву ее взгляда.

Алекс была не в силах отвернуться. Оказавшись прижатой к его дышащему мужской силой телу, ощущая твердость его крепких мускулов, она испытывала все большее головокружение, рожденное и тревогой, и гневом, и еще чем-то, назвать что она не решалась.

А потом он отпустил ее так внезапно, что могло показаться, будто близость ее тела испепелила его. От неожиданности она откинулась назад, и, чтобы удержаться на ногах и не упасть, ей пришлось ухватиться за его плечи. Ее щеки вновь запылали, но она отказалась уступить его наглости. Взгляд, которым Алекс одарила Джонатана, мог бы менее решительного мужчину превратить в ничто.

— Если вы еще когда-нибудь осмелитесь прикоснуться ко мне, капитан Хэзэрд, то я увижу вас на виселице!

— Лучше увидеть веревки конец, чем свадебный венец, — тихо пробормотал он, удивляясь, почему ему на ум пришла именно эта присказка. Джонатан нахмурился и, резко дернув, развязал свой шейный платок.

— Что вы сказали? — требовательно спросила Алекс. Ее ярость десятикратно усилилась, как только она заметила, что его глаза потемнели.

— Я делаю свое дело. И вы должны делать свое дело. — Он снова схватил ее за руку и, несмотря на бешеное сопротивление, потащил в дом. — Вы можете либо сопровождать меня добровольно, мисс Синклер, — поставил он ее перед выбором, — либо я вас доставлю куда следует на своем плече.

Его угроза произвела нужное впечатление, охладив ее пыл. Она не сомневалась, что он без колебаний готов унизить ее, таща на себе, словно поклажу.

Интерьер дома оказался таким же очаровательным, как и вид снаружи. Правда, она едва успела это заметить, бросив на внутреннее убранство лишь беглый взгляд. Джонатан немедленно повлек ее за собой по широкой винтовой лестнице на второй этаж, стремительно прошагал по устланной коврами лестничной площадке и устремился к находящейся в дальнем конце коридора комнате. Открыв дверь, он втащил Алекс внутрь и наконец выпустил ее руку.

— Здесь вы и расположитесь, — сказал он, оглядев просторную, залитую солнечным светом спальную комнату. — Я скажу миссис Ховарт, чтобы она разъяснила вам ваши обязанности.

— В Англии комнаты слуг, — посчитала Алекс необходимым информировать его, — располагаются под лестницами. — Она, морщась, растирала свою руку, и глаза ее были полны ненависти.

— Мы не в Англии. — Он посмотрел на ее грубое шерстяное платье с явным неодобрением. — Вам нужна новая одежда.

— Я не приму вашей благотворительности!

— Вы примете и будете этому радоваться. Но не считайте это благотворительностью. Вы заработаете на все это точно так же, как зарабатывают все остальные. — Он повернулся, чтобы выйти из комнаты, но на пути к двери остановился, желая дать ей еще один совет: — Не забывайте то, что я вам говорил. Пытаться бежать отсюда бесполезно. Смиритесь со своей судьбой. Если вы так поступите, то это будет лучше для всех нас.

— Моя судьба, как вы это называете, не что иное, как грубая судебная ошибка, и я не буду достойна имени Синклер, если не попытаюсь исправить ее!

К счастью, уже в следующий момент ей удалось овладеть собой, и она обратилась к Джонатану более сдержанно, лишь голос ее слегка дрожал. — Самое меньшее, что вы можете сделать для меня, — сказала Алекс, — это разрешить мне сообщить своему дяде, где я нахожусь. Ведь это, конечно же, никому не может причинить вреда.

— Согласен, — разрешил он, но губы его тронула ироничная улыбка. — А у вас действительно есть дядя?

— Конечно!

Ее сине-зеленые глаза снова вспыхнули огнем, и она застыла в позе гордого вызова, который был ему уже знаком и которым он восхищался вопреки тому раздражению, которое она в нем вызывала.

— Лорд Генри Кэвендиш, — продолжила Алекс, — одновременно является моим юридическим опекуном. Он очень богатый и влиятельный человек. Именно это и стало причиной того, что кому-то понадобилось бросить меня в тюрьму. Можете не сомневаться, мой дядя сделает все от него зависящее, чтобы разыскать меня и наказать виновных за…

— Я никогда не был в театре в Лондоне, — с издевкой растягивая слова, сказал Джонатан, — но я уверен, что на спектаклях с вашим участием бывало много зрителей. — Его в золотистых крапинках глаза выражали язвительную насмешку. Алекс вновь готова была взорваться от негодования. До сих пор она вовсе не считала себя вспыльчивой женщиной, но Джонатан обладал, по-видимому, способностью с легкостью лишать ее разума.

— Сколько раз я должна повторять вам, что я не актриса?! — раздраженно воскликнула она.

— Некоторые критики, несомненно, говорили о вас то же самое. — И с этими словами он вышел из комнаты.

Когда он закрывал за собой дверь, Алекс смотрела ему вслед в бессильной ярости. Она лихорадочно соображала, не запустить ли ему вслед каким-нибудь предметом потяжелее, но вместо этого удовольствовалась только тем, что пробормотала себе под нос абсолютно неприсущее дамам ругательство.

Оглядевшись наконец вокруг, она обнаружила, что находится в центре большой, со вкусом убранной комнаты, и оценила ее интерьер. Спальня выглядела просто очаровательно даже на самый взыскательный взгляд. Обстановка ее была выдержана в мягких тонах розового и кремового цветов, которые, как она отметила, насупившись, прекрасно соответствуют женскому вкусу. Два высоких окна были элегантно драпированы колышущимися кружевными занавесями. Вблизи двери стоял большой вишневого дерева платяной шкаф, рядом с которым располагался тщательно подобранный под стиль и цвет комод с выдвижными ящиками. Под оправленным в золотистую раму зеркалом, висящим в центре стены, обклеенной разрисованными цветами обоями, стоял красиво инкрустированный туалетный столик. Она осмотрела умывальник и складную парчовую ширму, стоявшие в углу комнаты. Но больше всего ее внимание поразила кровать — удивительно привлекательное и манящее сооружение. Она стояла под укрепленным на четырех резных деревянных столбиках розовым бархатным балдахином и была прикрыта покрывалом из вышитого кремового атласа. Лоб Алекс разгладился, дыхание выровнялось, и на губах промелькнула слабая тень улыбки. На нее нахлынула внезапная волна ностальгии. Давно она не спала в настоящей постели. Уже так давно…

Подавив тяжелый вздох, она отвернулась и тут заметила вторую дверь, справа от туалетного столика. Она поспешно подошла к ней, чтобы узнать, куда она ведет. Ее глаза уже засветились огоньком подозрительности, но дверь оказалась заперта на ключ. Алекс едва не подскочила от внезапно пришедшей ей в голову мысли.

— Ну и мерзавец! — прошептала она, мысленно посылая Джонатана Хэзэрда к дьяволу. Она ничуть не сомневалась, что по другую сторону этой двери находится его спальная комната. Этим-то и объяснялось, почему он не последовал обычаю и не отвел ей спальню на нижнем этаже дома. Он хотел, чтобы она была рядом.

«Ваши девственные протесты отнюдь не остановили бы меня».

Щеки ее раскраснелись, а сердце гулко забилось в груди. Да поможет ей Бог! Этот мужчина, вероятно, намеревался использовать «удобное» расположение комнат уже нынешней ночью. Так вот чего стоят его сладкоречивые обещания уважения и доброго отношения!

У нее перехватило дыхание от испуга, и в этот момент она услышала позади себя стук в дверь. В ее взбудораженном воображении промелькнуло лицо Джонатана, и это еще больше усилило в ней напряженность страха. Она быстро повернулась, пытаясь скрыть волнение. Теперь она оказалась перед выбором: либо едко и зло ответить на его предложение капитулировать, либо — и к этому она склонялась больше — вообще проигнорировать Джонатана. Но решения принять она так и не успела, ибо дверь открылась без дальнейших проволочек.

— Мисс Синклер? — мягко произнес женский голос.

Испытав облегчение, Алекс увидела вошедшую в комнату привлекательную темноволосую женщину, возможно, лет на пять старше себя. На лице маленькой хорошенькой брюнетки светилась искренне теплая улыбка, освещавшая ее блестящие карие глаза.

— Меня зовут миссис Ховарт, но все называют меня Тилли. Капитан Хэзэрд объяснил мне, что я вам должна показать, — сообщила она, говоря с присущим лондонцам акцентом «кокни». Ее синее хлопчатобумажное платье туго обтягивало живот, который хотя и был прикрыт чистым белым фартуком, заметно выступал вперед.

— Вы ждете ребенка? — непроизвольно спросила Алекс и тут же покраснела, сконфузившись от собственной неделикатности.

— Это мой четвертый, — ответила Тилли с материнской гордостью. Вопрос Алекс ничуть ее не смутил. — Мы, мой Сет и я, надеемся на девочку. У нас ведь уже есть три превосходных мальчугана. А теперь нужна перемена. — На смену улыбке у нее на лице появилось непритворное выражение сострадания. — Вы только что приехали с фабрики? Не так ли?

— Да, — подтвердила Алекс. Хотя она и почувствовала в Тилли возможную защитницу, тем не менее посчитала нужным проявить осторожность. Во время плавания через океан она подружилась с несколькими молодыми женщинами, но все эти привязанности заканчивались либо тяжелыми переживаниями в случае их смерти, либо болью за предательство, когда они пытались использовать ее, чтобы заручиться добрым отношением капитана. Воспоминания об этом тенью легли на ее лицо.

— Я бы об этом узнала даже в том случае, если бы Малдун мне ничего не сказал.

— Как…

— Прежде всего по вашему платью, — ответила Тилли, вновь улыбнувшись. — Ткань из Параматты очень легко узнать. И по вашим волосам. — И снова ее взгляд исполнился сочувствия. — Бедная мисс! Вы, наверное, очень плакали, когда их состригали?

— Некоторые заключенные просто вопили, когда подходила их очередь. — Алекс вспомнила, что это можно было отнести и к ней. Она невольно содрогнулась. — Нас, конечно, убеждали, будто это делается в гигиенических целях, но мы сразу поняли, что это было одним из средств устрашения.

Она тогда, помнится, даже всплакнула от жалости к самой себе. Тетя Беатрис часто повторяла, что главный секрет красоты племянницы — в ее чудесных волосах. «Что бы сказала тетя, — подумала с горечью Алекс, — если бы увидела меня сейчас?»

— Теперь все уже позади, — попыталась успокоить ее Тилли. — Здесь, в Бори, вы будете чувствовать себя в безопасности. Никто не обидит вас.

— Никто? — Алекс бросила быстрый, выразительный взгляд на дверь, соединяющую обе комнаты. — Я хотела бы быть убеждена в этом так же, как и вы.

— Что вы имеете в виду, мисс?

— Только то, что создается впечатление, будто капитан Хэээрд заслуживает меньшего доверия, чем я первоначально думала.

— Ну что вы! Капитан — истинный джентльмен. Это действительно так! — горячо возразила Тилли. — Лучшего хозяина было бы трудно отыскать. Он взял меня и Сета к себе, когда нам больше некуда было податься. Он помог не только нам, но и еще многим другим.

— Эту комнату занимала моя предшественница? — поставила Алекс вопрос по существу.

— Предшественница? — не понимая, куда клонит Алекс, в замешательстве повторила Тилли.

— Ну, прежняя экономка. — Алекс пыталась прочесть истину по вспыхнувшему лицу Тилли. Ее вопрос был полон сарказма. — Она также пользовалась привилегией спать в пределах слышимости вашего благодетеля?

— Благодетеля, мисс?

— Я имею в виду капитана Хэзэрда!

— Нет, — признала, выглядя смущенной, Тилли. Но потом она опять просияла и стала высказывать свои догадки: — Капитан, должно быть, посчитал, что после Параматты вы заслуживаете подобную красоту. Мэгги Дэмби — она служила здесь экономкой до вас — была свободной женщиной и к тому же совсем простой.

Вспоминая, что Малдун рассказывал ей о не внушающих доверия притязаниях мисс Синклер на высокородное происхождение, Тилли почувствовала, как разгорается ее любопытство. Ничто в поведении или словах несчастной девушки не свидетельствовало о ее сумасшествии. Тем не менее она была, несомненно, иной, чем остальные. Конечно, и на фабрике изредка можно было встретить женщин, отличающихся в лучшую сторону от обычных заключенных. Но где Алекс могла выработать в себе такие качества?

— Итак, ко мне относятся здесь с «особым уважением», — заметила Алекс обиженным, горьким тоном.

— Да, мисс. Полагаю, что вы вправе так сказать.

— Понимаю. — Ей вдруг с ужасающей ясностью открылось ее истинное положение в этом доме. Джонатана Хэзэрда подвигла на ее освобождение не галантность и даже не хозяйственные трудности, испытываемые на ферме, а скорее откровенная, чистой воды похоть.

За минувшие восемь месяцев ей встретилось достаточно мужчин такого типа, и ей следовало бы получше разбираться в них. Но он выглядел таким сильным и сердечным, таким энергичным и неустрашимым… Впрочем, сказала она себе с сожалением, совсем не удивительно, что она совершила ошибку подобного рода, если учесть обстоятельства, в которых она оказалась. Боже мой, ведь ее так легко понять! Она семь долгих дней и ночей провела в полной изоляции в той ужасной тюрьме. Отчаяние сделало ее опрометчивой.

Она тяжело вздохнула, размышляя о предательстве со стороны Джонатана.

Побег откладывать нельзя. Она должна изыскать возможность покинуть этот дом уже нынешней ночью.

— У нас будет много времени для разговоров, — сказала Тилли, приближаясь к ней, чтобы погладить ее руку. — Дорога вас, конечно, измотала. Параматта отсюда не так далеко, но сегодня очень жаркий день. Пойдемте вниз, на кухню. Может быть, после чашки чая вам станет легче.

— Я и в самом деле немного устала, — пробормотала Алекс, отводя взгляд в сторону. Конечно, это было далеко от правды Гнев и решимость придали ей бодрости. Она уже начала обдумывать план побега, решив не обращать внимания на предупреждение Джонатана. Ею владела одна лишь мысль: бежать, пока не случилось самое худшее.

Зная, что Тилли смотрит на нее, Алекс, стараясь не выдать себя, взглянула на маленькую служанку. Возможно, эта добрая душа сумела бы помочь ей… Если бы она знала правду… Алекс, однако, пришла к безрадостному выводу, что Тилли, без сомнения, всецело предана своему хозяину. Она ни за что не согласится оказать ему откровенное неповиновение.

И тем не менее, сочла Алекс, все-таки можно изыскать какой-то путь, чтобы заручиться ее помощью, хотя бы косвенной.

— После отъезда из Англии мне еще ни разу не удалось выпить хотя бы одну чашку настоящего чая, — заметила Алекс, силой заставив себя при этом хоть чуть-чуть улыбнуться.

— Ну что ж, мисс, тогда мы скоро наведем с этим порядок, — заверила Тилли, весело улыбнувшись ей в ответ.

— Пожалуйста, называйте меня Алекс.

— Алекс? Но ведь это же мужское имя!

— Я знаю, — подтвердила она, вновь слегка приподняв кверху уголки рта в принужденной улыбке. — Но тем не менее я уже привыкла к нему. Боюсь, что на имени Александра теперь может настаивать только моя тетя.

— У вас в Англии осталась семья? — с любопытством спросила Тилли, направляясь к двери.

— Да. — Алекс чуть было не принялась подробно рассказывать свою историю, но, спохватившись, решила не делать этого. — А у вас родственники есть? — спросила она Тилли, только чтобы не молчать и, не слушая ее ответа, по правде говоря весьма невразумительного, все свое внимание сосредоточила на окружающей обстановке.

Двадцать шагов до лестницы — посчитала она и зафиксировала в памяти.

— У меня в Англии остались три сестры, — сказала Тилли, — а также брат. Правда, когда я слышала о нем в последний раз, мне говорили, что он слишком часто… ну, как бы это сказать… приходил в столкновение с законом.

— Как долго вы уже в Австралии? — Тем временем Алекс решила, что если она будет держаться за перила, то во мраке ночи лестница не составит для нее проблемы. Она быстро осмотрелась и заметила, что справа от вестибюля расположена комната, которую она посчитала гостиной, а слева — столовая. Теперь надо было выяснить, живут ли в главном здании другие слуги.

— Прошло уже девять или десять лет, — наконец ответила Тилли.

— Десять лет? — удивленно переспросила Алекс, моментально забыв о своих собственных заботах по поводу побега. — Но вы едва ли выглядите достаточно взрослой для этого…

— В тот день, когда меня погрузили на корабль, мне исполнилось шестнадцать лет. — Служанка вздохнула и инстинктивно сложила руки, как бы защищая свой живот.

Спустившись с лестницы, Тилли повернулась к Алекс со спокойно-равнодушным видом, под которым она прятала застарелое чувство обиды.

— Меня арестовали за кражу продуктов, и никого не интересовало, что мы голодали. Но здесь вы услышите куда более неприятные рассказы. Тут говорят, что каждый из нас хранит в памяти историю, достойную описания. Полагаю, что и у вас есть такая про запас.

— Никто не считает, однако, что моя история заслуживает доверия. — В голосе Алекс прозвучало явное стремление вызвать интерес у Тилли.

— И тем не менее я хочу ее послушать, — дружелюбно произнесла маленькая служанка.

Пристально вглядываясь в открытое, честное лицо Тилли, Алекс старалась перебороть свое желание довериться ей. С одной стороны, она отчаянно нуждалась в человеке, который поверил бы ей, к которому можно было бы обратиться с просьбой о помощи и рассчитывать на понимание, не боясь при этом вызвать презрение. Но в этот день она уже была наказана за свою доверчивость, убедившись, что была предана.

— Достаточно сказать, что я тоже стала жертвой несправедливости, — глядя в сторону, уклончиво ответила Алекс.

На этот раз Тилли задержала на ней свой взгляд подольше, а потом повернулась и пошла через вестибюль в столовую. Алекс следовала за ней по пятам, продолжая запечатлевать в мозгу все, замеченное ею. И снова, несмотря на то что она была поглощена решением поставленной перед собой задачи, она была приятно удивлена вкусом, с которым был обставлен дом. На окнах столовой висели золотистого цвета бархатные шторы. В центре комнаты господствовал отполированный до блеска длинный стол красного дерева с расположенными вокруг него двенадцатью стульями с высокими спинками. С расписанного фресками потолка свешивалась хрустальная люстра.

— А я-то думала, что у капитана Хэзэрда бывает мало гостей, — размышляла вслух Алекс.

— Это так и есть на самом деле, — подтвердила Тилли. — Но капитан не тот человек, которого можно застать врасплох.

Остановившись в дальнем конце комнаты, она вновь повернулась лицом к Алекс.

— Вы взвалили на себя нелегкую задачу, — заметила Тилли. — Ежедневно должны быть прибраны все четырнадцать комнат и три раза приготовлена пища, хотя капитан и небольшой охотник до завтраков. Конечно, вам станут помогать другие девушки, да и мне будет приятно подсобить вам, когда у меня выдастся времечко. Во всяком случае, до рождения ребенка.

— Вы, по-видимому, весьма усердны… Почему вам не предоставили должность экономки? — поинтересовалась Алекс, полагая, что Тилли, несомненно, могла бы дать фору любой домоуправительнице из лучших домов Лондона.

— Имея на руках троих детей, я просто не располагаю для этого временем, — объяснила она. А потом с сияющими глазами добавила: — К тому же у меня есть собственный дом, и я должна за ним присматривать. Он, правда, невелик, но мне он дороже самого роскошного дворца в мире.

— Конечно, конечно, — пробормотала Алекс. Покраснев от досады на свою бестактность, она перевела взгляд на сверкающий глянцем наборный паркетный пол.

— И вам будет здесь хорошо житься, мисс, — простодушно заверила ее служанка. — На всем побережье океана места лучше не найти.

Слегка вздохнув, она засеменила в сторону кухни.

— Вот теперь мы и попьем настоящего чая. А потом я помогу вам готовить обед для капитана. У него дьявольский аппетит. Что же касается Финна Малдуна, то, хотя он и выглядит коротышкой, имейте в виду: этот ирландец может съесть столько, что будет достаточно для человека в два раза выше его. К тому же они привыкли к добротной кухне. — Она тихо рассмеялась. — После того как Мэгги Дэмби нашла себе мужа, им пришлось немало вытерпеть.

Прислушиваясь к Тилли лишь вполуха, Алекс прошла за ней через другую дверь на кухню. Это было просторное помещение с выкрашенными в мягкий белый цвет стенами. Солнечный свет проникал сюда через два больших окна, прикрытых красными льняными занавесками, способными пропускать прорывающийся через ветви деревьев легкий бриз.

На кухне имелась раковина для мытья посуды, снабженная ручным насосом. Вдоль той же стены тянулась огромная черная плита для приготовления пищи, а в центре выложенного кафелем пола был установлен деревянный рабочий стол. В шкафу с застекленными дверцами находилась всевозможная утварь: кастрюли, сковороды, другие кухонные принадлежности. Продукты же хранились в прохладной кладовой.

В глазах Алекс появился нескрываемый интерес, когда она увидела дверь, ведущую наружу. Вполне возможно, что ей придется воспользоваться ею позже для побега…

Времени для дальнейшего обдумывания плана у нее не оставалось, так как вошла Тилли, полная решимости сперва заварить чай, а потом начать готовить обед. Алекс, даже после того как она еще раз призналась в отсутствии у нее кулинарных способностей, получила задание чистить картошку. Она играла роль усердной ученицы, утешая себя мыслью, что если все пойдет, как она надеется, то ей больше не придется этим заниматься. Говоря по правде, ее негодование вызывали не столько указания Тилли, сколько мысль, что ее усиЛиями воспользуется Джонатан Хэзэрд.

Через час хозяин Бори и его главный помощник сидели за едой, которая хотя и не подходила для короля, но была по крайней мере горячей и сытной. Алекс милостиво освободили от тяжелого испытания видеть Джонатана. Тилли, решив, что Алекс чересчур утомлена, настояла на том, чтобы та поднялась наверх еще до возвращения в дом мужчин, и обещала, что Алекс сможет принять ванну во второй половине дня.

— Не сочтите это за обиду, мисс, — заметила Тилли, — но я полагаю, что вы сумеете выкупаться по-настоящему лишь после того, как вас закроют в вашей комнате.

Алекс была только рада воспользоваться уединенностью своей комнаты, но и не думала отдыхать. Оказавшись одна, она тут же подбежала к окнам и оглядела двор и расположенные вокруг него здания. Конюшня, рассчитала она, находилась не далее чем в ста метрах от ее окон. Если бы она сумела выскользнуть из дома и пересечь внутренний двор, то могла бы взять там какую-нибудь лошадь. А потом… а потом, да поможет ей Бог, как-нибудь нашла бы дорогу в Сидней. Скрестив руки на груди, Алекс, как обезумевшая, принялась расхаживать по комнате. До наступления ночи она ничего предпринять не могла. Ей оставалось выжидать и не терять присутствия духа.

Мысленно она вновь и вновь возвращалась к событиям минувшего утра, когда капитан Хэзэрд появился на пороге ее камеры.

— Я свой выбор сделал, — сказал он.

«А я сделала свой!» — поклялась про себя Алекс, и ее сине-зеленые глаза мстительно засверкали, когда она посмотрела в сторону двери.


Глава 4


Несколькими часами позже, когда Алекс по-прежнему оставалась одна в своей комнате, ее внезапно заставил насторожиться какой-то шум за дверью.

В коридоре против ее комнаты раздались приглушенные ковром, но тем не менее хорошо различимые звуки шагов. Она, замерев, уставилась на дверь. Сердце Алекс яростно билось в груди, но она сдерживала дыхание в ожидании неизбежного стука. Он оказался сильным и отрывистым, что свидетельствовало о нетерпении, испытываемом нарушителем ее покоя.

— Да? — отозвалась Алекс, похвалив себя в душе за то, что ей удалось сохранить хладнокровный, сдержанный тон.

— Я хотел бы переговорить с вами, мисс Синклер. — Как она и ожидала, голос, доносившийся из-за не слишком-то надежной преграды — двери, принадлежал именно ему.

— Как раз сейчас я занята, капитан Хэзэрд, — солгала она.

— Мне не потребуется много времени.

Когда дверь открылась, она сделала глубокий вдох и внезапно с волнением и с тревогой обратила свой взгляд к окну, у которого она совсем недавно стояла, вслушиваясь в звуки, доносившиеся из темноты с погружающейся в сон плантации. Только после этого она посмотрела на Джонатана. Его высокая, мускулистая фигура заполнила весь дверной проем. Зеленые глаза хозяина плантации прожигали сверкающую бирюзу ее взгляда.

— Я вам, сэр, войти не разрешала, — резко заявила она. Вновь увидеть его оказалось для нее не таким легким, как она хотела бы того, делом. Алекс не видела Джонатана с утра, поскольку он вернулся домой довольно поздно. Тилли великодушно взяла на себя приготовление ужина и вновь позволила ей уединиться в своей комнате. Правда, Алекс хотя и не очень уверенно, но все же предполагала, что в течение дня в какой-то момент он вызовет ее. Однако он этого не сделал.

Она благодарила за это милосердное небо, но внезапно в ее горле встал комок, когда она вспомнила, какой силой греховного влечения он обладает. Приведенная в смятение неожиданным ощущением, будто тепло разливается по ее телу, она застыла на месте с еще более вызывающим видом.

— Надеюсь, вы получили удовольствие от своего первого дня на плантации? — с несколько насмешливой улыбкой спросил Джонатан.

— Удовольствие? — Свет лампы позволил ему увидеть, как она ощетинилась. — Разве предполагается, что рабыня может испытать радость от своих цепей?

— Тилли сказала мне, что вы способная и старательная ученица. Мне было приятно это услышать. У нее нет ни времени, ни сил следить за двумя хозяйствами одновременно.

— Хотя я и считаю вашу заботу о ней трогательной, тем не менее хотела бы вам напомнить, что я не просила ее о помощи.

— Возможно, и так, — согласился он, но тут же нахмурился. — Однако ваше неумение или нежелание выполнить свои обязанности сделало ее помощь необходимой.

Он смело оглядывал всю ее, с головы до пят, и его взгляд темнел. Она приняла ванну и сменила свое грубое шерстяное платье на одежду, которую принесла ей Тилли. Это было легкое платье из бледно-розовой хлопчатобумажной ткани с очень высокой талией, короткими стегаными рукавами и глубоко вырезанным полукруглым декольте.

Хотя новый наряд и не отличался роскошью, но он был, конечно, значительным шагом вперед по сравнению с ее прежним арестантским платьем. На голове Алекс уже не было белого домашнего чепца. Ее короткие золотисто-каштановые локоны были аккуратно уложены вокруг головы, что делало ее еще более юной, еще более обольстительной.

— Сегодня вечером вы выглядите значительно лучше, — произнес Джонатан низким, несколько осипшим голосом.

— Предполагается, что ваше одобрение должно мне польстить? — парировала Алекс. Она вспыхнула, когда его взгляд остановился там, где ее груди пышно выступали над тесно облегающим корсажем платья. Она слишком поздно вспомнила о легкой шерстяной шали, которую незадолго до этого бросила на кровать. Борясь с инстинктивным желанием повернуться к Джонатану спиной, Алекс продолжала, гордо выпрямившись, стоять к нему лицом.

— Ну а теперь, — сказала она, — коль скоро вы успокоили свою совесть, удостоверившись в моем благополучии, я требую, чтобы вы оставили меня в покое!

— Сделаю это с удовольствием, — кратко ответил он, хотя на самом деле самым большим его желанием было остаться. В душе он обругал себя за то, что поддался соблазну, а Алекс — за ее внешний вид. Черт побери, он вполне заслужил муку, на которую сам себя обрек. А теперь ему придется постоянно переносить ее.

— Вы уже поели? — Этот вопрос пришел ему в голову совершенно неожиданно.

— Я нисколько не голодна.

— Рано или поздно вы наработаете аппетит. — Он повернулся, чтобы уйти, но ее голос остановил его.

— Еще одно, капитан, — требовательно сказала она. Ей пришлось сглотнуть накопившуюся во рту слюну, когда ее взгляд снова встретился с его глазами. — Я хотела бы завтра перебраться в комнату под лестницей. Я обнаружила, что эта мне совсем не нравится.

— Но почему?

— И вы еще спрашиваете об этом? — Ее красивые глаза засверкали, и она многозначительно кивнула в сторону двери, соединяющей ее спальню с соседней комнатой. — Разве не соответствует действительности, что ваша спальня находится…

— Та дверь заперта на ключ, — заверил он ее, и лицо его стало суровым. Когда он вновь заговорил, его тон был пронизан сарказмом, а также гневом, вспышку которого он и сам не мог бы объяснить. — Ваша «добродетель» в полной безопасности.

— Итак, вы отрицаете…

— Все останется как есть. — Его глаза заметно потускнели, и он строго посмотрел на нее. — Верьте всему, чему хотите, если вам так угодно. В свое время, когда вы продемонстрируете, что хорошо понимаете свое положение, я рассмотрю вашу просьбу.

Может быть, его слова звучали излишне резко, но он лишь хотел уберечь ее от многих опасностей, подстерегающих одинокую девушку в этой пустынной местности, — будь то со стороны людей или с какой-либо другой.

— До тех пор вам будет безопаснее здесь.

— И это правда? — цинично усмехнулась она. На какое-то мгновение ей показалось, что он страстно захотел обнять ее, то есть сделать именно то, о чем она даже не решалась подумать.

— Спокойной ночи, мисс Синклер, — спокойно попрощался он с ней, и его обожженный солнцем лоб пересекла морщина. Спустя мгновение он оставил ее наедине с собой, заперев дверь снаружи.

— Прощайте, капитан Хэзэрд, — прошептала она, как только тот удалился.

Но в следующее мгновение Алекс широко раскрыла глаза, услышав звук поворачивающегося в замке ключа. Полная ужаса, она поспешила к двери, желая удостовериться, что не обманулась. Увы, она действительно оказалась запертой — запертой! Все ее планы, черт побери, были перечеркнуты одним поворотом ключа.

— И что же теперь делать? — Она удрученно вздохнула. Алекс могла слышать, как Джонатан вошел в свою комнату. Ее лицо зарделось от мысли о том, что могло еще случиться.

Подбежав к окну, она до пояса высунулась из него, чтобы увидеть, что находится внизу. Взошедшая на небе луна бросала серебристый отсвет на густые заросли кустарников. Высота была не слишком большой…

Ее лицо озарилось решимостью.

Путь на свободу все-таки был!

Не теряя времени, Алекс тут же погасила лампу и, стараясь не производить шума, широко раскрыла окно.

Накинув на плечи шаль, она боком уселась на подоконник, быстро огляделась и перебросила наружу свои стройные, обтянутые белыми чулками ноги. В освещенном луной дворе она не заметила ни души. Сердце ее бешено заколотилось. Она не удержалась и мстительно посмотрела в сторону комнаты Джонатана.

— Настанет день, — полушепотом дала она неведомо кому зарок, — и вы упадете на колени и попросите у меня прощения! — Это была чрезвычайно приятная мысль, усилившая ее решимость. Одно ловкое движение — и Алекс стала осторожно спускаться из окна.

Ее пальцы соскользнули с подоконника, но, падая на землю, она успела подавить едва не вырвавшийся крик. Благополучно приземлившись в беспорядочной путанице юбок среди зарослей цветущих растений, она позволила себе задержаться лишь на мгновение, прежде чем поднялась на ноги. Потом Алекс проворно выбралась из душистых, цепляющихся за одежду кустов, бросила последний взгляд на верхний этаж и направилась к конюшне.

Она поспешно осмотрелась вокруг и стремглав понеслась через двор. Ее юбки взбились выше колен. До конюшни Алекс добежала за несколько секунд. В ней нарастала уверенность в успехе. Она отодвинула засов на воротах и проскользнула внутрь.

Запах сена, лошадей и кожи напомнил ей о многих приятных часах, которые она провела, совершая вместе с друзьями верховые прогулки. Алекс на мгновение задержалась, пока ее глаза привыкали к темноте, а затем направилась прямо к ближайшему стойлу. При ее приближении лошадь тихо заржала.

— Не волнуйся, милая, — успокаивающе прошептала Алекс. Хотя она и оставила дверь приоткрытой, разглядеть что-либо в конюшне было трудно. Но Алекс не рискнула зажечь хотя бы одну из ламп, подвешенных к тянущейся под крышей балке. Нащупав рукой верх двери стойла, она нашарила задвижку, открыла дверь и прошла к лошади. Та нервно фыркала и переступала по покрытому сеном полу. Ее примеру последовали несколько других лошадей, протестуя против незваной гостьи.

— Ну-ну, успокойся, — чуть слышно повторила Алекс. — Все в полном порядке. Но я нуждаюсь в твоей помощи. — Пошарив вокруг, она обнаружила висевшую на крючке уздечку, натянула на морду лошади и вывела ее из стойла. Времени, для того чтобы разыскать седло, у нее не было. До этого она никогда не ездила на неоседланных лошадях, но сейчас даже не допускала мысли, чтобы вернуться назад.

Взяв в одну руку поводья, Алекс другой вцепилась в густую гриву лошади. Она отпрянула в сторону, и Алекс пришлось для сохранения равновесия ухватиться за гриву покрепче. Она попыталась сесть верхом, но все дело кончилось тем, что лошадь сбросила ее на сено. Наконец она поставила обутые в сапожки ноги на нижнюю опору ограды стойла и решительно взобралась на спину лошади.

— Не спеши, — сказала Алекс ей на ухо. Она прикоснулась своими каблучками к бокам животного, подав тем самым деликатную, но твердую команду. Лошадь подчинилась и вышла из конюшни на прохладный, пропахший жимолостью ночной воздух. Алекс оглянулась назад, на главный дом, и с радостью убедилась, что окна в нем не светились. Натянув поводья, она направила лошадь в сторону манящего леса.

— Теперь вперед! — приказала Алекс, когда они отъехали на некоторое расстояние от конюшни. И вновь лошадь послушно подчинилась ее команде. У Алекс перехватило дыхание, когда животное стремительно и мощно бросилось скакать так, как будто за ними гнался сам дьявол. Это и пугало Алекс, и возбуждало ее, и ей не оставалось ничего иного, как крепко держаться за гриву, в то время как лошадь уносила ее все дальше и дальше под таинственную и непроглядную сень деревьев.

Алекс бросила быстрый взгляд на небо. Ночной свод сиял тысячью звезд, но она не знала, как с их помощью определить нужное ей направление.

В каком направлении находится Сидней?

Чем дальше она ехала, тем больше нарастало ее беспокойство. Она вспомнила предупреждение Джонатана о бесплодности любых попыток добраться до Сиднея самостоятельно, а также его обещание поймать и наказать ее, если она все-таки такую попытку предпримет.

Внезапно дрожь пробежала по ее спине. Она натянула поводья в попытке заставить лошадь хоть немного замедлить свой неистовый бег. Но, по всей видимости, та решила скакать до полного изнеможения. Сердце Алекс сковал самый настоящий страх.

Через несколько мгновений лошадь и всадница вырвались из-под деревьев на прогалину. Здесь Алекс снова попыталась сдержать дикий бег лошади. Ей это наконец удалось. Но она переусердствовала.

Подчинившись натяжению поводьев, лошадь неожиданно как вкопанная замерла на тропе и осела на задние ноги. Резкий, полный ужаса крик сорвался с губ Алекс, когда она почувствовала, что ее отбросило назад. Выпустив поводья из рук, она полетела на землю. Алекс упала в густую траву, что смягчило удар от падения. И тем не менее у нее пресеклось дыхание, и она осталась лежать оглушенная, а лошадь унеслась в ночь, Издалека раздался приближающийся стук копыт. И прежде чем Алекс сообразила, что происходит, на прогалине появился еще один всадник. Он резко осадил свою лошадь, спрыгнул с нее и опустился на колени рядом с лежащей без движения девушкой.

— Алекс!

Она слышала, как Джонатан назвал ее имя. Его голос был пронизан тревогой, и она была бы поражена, если бы смогла сейчас разглядеть выражение его глаз.

— Александра, вы слышите меня? — Не дожидаясь ее ответа, он стал ощупывать ее плечи, руки и ноги, быстро, но тщательно исследуя ее. — Вы что-нибудь повредили? — требовательно спросил он, качая ее, как в люльке, у себя на руках.

— Нет… думаю, что нет, — немного заикаясь, с трудом проговорила Алекс. Она напряженно вглядывалась в него в темноте. Отдыхая в теплых объятиях его рук, Алекс еще не сознавала, что ее юбки задрались до бедер. Не отдавала она себе отчета и в том, что у платья оторван рукав, а корсаж на груди разорван и весь перевернулся. Она знала только, что была смертельно напугана и что теперь страх уже исчез.

— Проклятие, женщина! Вы отдаете себе, черт побери, отчет в том, что делаете? — выпалил он.

— Что? — еле дыша, спросила она, удивившись неожиданной перемене, происшедшей в нем.

— Я мог подумать о вас что угодно, леди Алекс, но я не допускал, что вы слабоумная!

— Слабоумная? — Теперь немоту у Алекс сменило возмущение, что внезапно придало ей силы, в которых она так нуждалась. Решительно оттолкнув его в порыве гнева, она наконец неуверенно поднялась на ноги. Голова ее кружилась, но она не могла поддаться своей слабости, когда Джонатан оказался перед ней с суровым выражением лица. — Я избрала единственно возможный для себя путь.

— Вы дурочка, ведь вы могли погибнуть! — Он поднял руки, чтобы удержать ее за плечи жесткой, грубой хваткой. — Если бы я не поехал за вами…

— Оставьте меня! — закричала Алекс. Она из последних сил пыталась высвободиться, уперевшись руками ему в грудь. Но он схватил ее запястья и, не обращая внимания на сопротивление, заломил ей руки за спину, тесно прижав ее к себе.

— Вы, по-видимому, даже не подумали о том, что с вами могло здесь случиться? — требовательно спросил он ее резким и одновременно укоризненным тоном.

— Мои мысли были больше заняты тем, что могло бы со мной случиться там! — возразила она, кивнув головой через плечо. Она все еще не обрела ощущения направления, но смысл ее жеста был вполне понятен. — Я действительно была готова рискнуть подвергнуть себя неизвестным опасностям, нежели оставаться под угрозой, для осознания которой вообще не требовалось напрягать воображение!

— О чем вы говорите?

— Вы прекрасно знаете, о чем я говорю! — Ослепленная яростью, она была слишком разозлена, чтобы стыдиться состояния своей одежды. — Вы, сэр, со всеми вашими обещаниями вести себя по-рыцарски… Если я и была слабоумной, то только в тот момент, когда решила уехать с вами!

— Вы что, на самом деле хотели бы, чтобы я оставил вас в тюрьме?

— Да! Если бы я только знала то, что знаю теперь…

— И что же вы знаете теперь? — прервал он ее нарочито спокойным голосом.

— Именно то, о чем я подозревала с самого начала. Я ни на секунду не поверю, что вы поселили меня в расположенную рядом с вашей комнату ради моего благополучия. Даже в Англии, капитан Хэзэрд, приходится порой слышать о подобных мерах, предпринимаемых якобы в интересах «удобства».

Алекс гордо вздернула подбородок. Глаза ее в ярком голубоватом свете луны засверкали точно звезды.

— Я не стану вашей наложницей! — произнесла она с чувством.

— Я что-то не вспомню, чтобы я просил вас об этом.

У нее перехватило дыхание, будто ей нанесли удар. Заметив, на его лице слабую, да к тому же притворную, как ей показалось, улыбку, Алекс еще больше взъярилась. Она принялась отчаянно рваться из его рук, усердствуя что было сил, — впрочем, без видимого результата.

— Отпустите меня, мерзавец!

Джонатан, словно не замечая, как яростно она извивается в его объятиях, прижал ее к себе еще теснее и едва не застонал, всем своим напрягшимся телом чувствуя ее волнующе мягкие изгибы и соблазнительные формы. Тлеющий в нем огонь словно разгорался от созерцания ее буйной красоты. Его взгляд, медленно скользя по ее гибкой запрокинутой шее, опустился ниже, туда, где ее груди могли вот-вот вырваться из глубоко вырезанного корсажа, а потом так же неспешно опять обратился на ее лицо.

Выражение его глаз отдалось страхом в сердце Алекс. Слишком поздно она осознала опасность, которую навлекла на себя. Почувствовав, как сильно, тревожно забилось у нее в груди сердце, она неожиданно прекратила борьбу.

Но искра желания уже разгорелась. Проворчав какое-то невнятное ругательство, Джонатан запрокинул назад ее голову и совершил то, о чем страстно мечтал с того самого момента, когда впервые увидел ее. Его рот жадно обрушился на губы Алекс, а руки все сильнее сжимались вокруг ее тела, пока она чуть ли не потеряла возможность дышать.

Она тихо застонала — то ли в знак протеста, то ли испытывая внезапное удовольствие. Объяснить это она и сама не смогла бы. Ее глаза застилала жажда мести, а чувства разгорались под сладким мастерством его натиска. Ее, конечно, целовали и раньше. Но так — никогда.

У него оказались теплые и сильные губы, и он ждал, что его поцелуи встретят отклик. Алекс все еще извивалась в его объятиях, но в результате поцелуй становился только крепче, так что ей наконец трудно стало дышать. Его горячий, бархатный язык вошел между ее раздвинутых губ. И она снова не смогла удержать стон, когда Джонатан дерзко, голодно ощупал своим языком влажную пещеру ее рта.

Она едва ли замечала, что ее руки гладят плечи Джонатана. Теперь она уже трепетала в его пылких объятиях, остро ощущая, как его мускулистое тело посылает в нее волны опьяняющего тепла. Ее губы плутали где-то пониже его рта, а в ней самой вспыхнуло новое, до сих пор неведомое ей желание. У Алекс не было времени задумываться об этом, не было времени учесть возможные опасности пребывания в лесу, под лунным светом, наедине с мужчиной…

Однако поцелуй завершился так же внезапно, как и начался.

Глаза Алекс с трепетом раскрылись. Раскрасневшись и все еще не в состоянии отдышаться, она в изумлении и смущении пристально смотрела на Джонатана.

— Ради Бога, больше не надо! — измученно сказал он. Его руки охватили предплечья Алекс, стараясь надежно удержать ее от близости с ним.

Неожиданно бешеный взгляд его глаз вновь пресек ее дыхание. «Почему он злится?» — раздумывала она, пораженная его реакцией. Поцеловались-то они не по ее инициативе. Не в силах найти подходящие слова, она могла лишь молча смотреть на него, а его голос — хлесткий, как кнут, — наносил ей в тиши ночи удар за ударом.

— Вы актриса даже лучше, чем я предполагал, но все же далеки от совершенства!

Выражение лица Джонатана становилось все более суровым, а его пальцы безжалостно впивались в ее тело. Взгляд Джонатана все горячее смотрел вниз, на восхитительные полушария ее грудей.

— Я могу только догадываться, — сказал он, — сколько других мужчин вы довели до безумия, сколько других несчастных дураков вы обманули вашей «невинностью». У вас, быть может, и лицо ангела, но обольстительность проститутки. И будь я проклят, если попадусь на ваш крючок.

— Как вы смеете!.. — задыхаясь, проговорила наконец Алекс. Ее щеки пылали праведным гневом, а глаза опаляли сине-зеленым огнем. — Я никогда не пыталась ввести кого-либо в заблуждение и могу заверить вас, сэр, что меньше всего я хочу соблазнить вас. А теперь уберите от меня свои руки!

— С удовольствием! — Он резко выпустил ее и зашагал в сторону, где оставил свою лошадь.

Уставившись убийственным взглядом в его широкую сильную спину, Алекс смахнула неожиданные слезы и только теперь осознала необходимость срочно привести в порядок свою истерзанную одежду. Она почувствовала резкую боль в бедре. Алекс была уверена, что завтра увидит на этом месте по меньшей мере огромный синяк, но решила, что скорее согласится быть повешенной, чем признается Джонатану Хэзэрду, что ей больно.

— Поскольку вы составили обо мне такое мнение, вы теперь вполне можете разрешить мне уехать в Сидней, — настаивала она, наблюдая за тем, как Джонатан сердито поправляет на лошади сбрую. Ее тело еще хранило на себе тепло его губ, и она в замешательстве покраснела при воспоминании о том, как дерзко отвечала на его ласки.

— Вы останетесь в Бори. — Он подвел свою лошадь к тому месту, где ждала Алекс.

— Я не могу остаться! Ни после сегодняшней ночи… ни после того, как вы…

— То, что случилось сегодня ночью, лучше всего забыть, — подвел он краткий итог. Лицо его приобрело суровее, непроницаемое выражение. Он уже не смотрел на нее прежним, страстным, пронизывающим взглядом. Ничто не свидетельствовало о продолжающейся в нем самом внутренней борьбе. — Но если вы хотя бы еще один раз попытаетесь удрать, — предупредил он, — то я больше не буду столь милосердным.

— И это вы называете милосердием? — возмутилась Алекс. Сложив руки под грудью, она в ярости сверлила его глазами, совершенно не отдавая себе отчета в том, что выглядит при этом лишь еще более соблазнительной. — Отказываться выслушать правду, приговорить меня к семи долгим годам рабства, а затем навязать мне свое внимание! Полагаю, что это и есть особый, американский тип милосердия, и считаю такое «милосердие» омерзительным!

— Вы были признаны виновной задолго до нынешнего дня, — заметил в ответ ей Джонатан. — И не я выносил вам приговор.

Будучи не в силах оторвать взгляд от ее великолепных, полных грудей, он решил изменить тему обсуждения.

— Что касается «внимания», то это был только поцелуй и ничего больше. И нельзя сказать, что вы совсем не хотели этого.

— Это неправда! — Однако ее бурный протест прозвучал не слишком искренне из-за того, что она излишне поспешила с ответом. Заметив это и рассердившись, она собралась сказать что-то еще, но шанса на это не получила.

— Замолчите, леди Алекс, или вы ощутите всю силу моего гнева! — Он грубо схватил ее и забросил на спину лошади. Сев позади, сн обнял ее за талию и прижал к себе. Лицо Алекс зарделось, когда ее бедра оказались в волнующей близости с его напрягшимися стройными бедрами, и она была уверена, что расслышала его резкий раздраженный вдох.

Он взял в руки поводья и направил лошадь к дому. Алекс пыталась сохранять спокойный, независимый и даже равнодушный вид, но, когда они ехали через лес, испытывала все большее желание прильнуть к Джонатану.

С деревьев доносились негромкие глухие, скрипучие звуки, издаваемые сумрачными медведями коала, опоссумами, а также другими ночными существами, вышедшими на поиски пищи. В небе под мягким лунным светом носились летучие мыши. Скрытые от взгляда высокой травой и кустарником, дикие собаки динго гонялись за своей добычей по берегам протекавшей рядом реки.

На земле царили странное умиротворение и извечный порядок, присущий дикой, не укрощенной в своей прекрасной первозданности природе.

Но Алекс не ощущала ни умиротворения, ни порядка. Взволнованно вздохнув, она взглянула на мощную руку, охватившую ее талию. Когда ее спина касалась твердой мужской груди, она могла чувствовать, как напряжено тело Джонатана, как сильно и равномерно бьется его сердце.

«Это был только поцелуй и ничего больше», — так он сказал.

«Но разве это правда?» — спросила она сама себя, вспоминая неотразимую сладость огня его губ, когда он целовал ее. Господи помилуй, а она — разве она не ощущала страстное бурление своей крови?

Неожиданное движение, послышавшееся в мелколесье, заставило ее в тревоге сжаться. Ее ищущий взгляд заметил чрезвычайно странных животных, которых она однажды видела еще во время поездки вверх по реке из Сиднея. Животные были довольно крупными и отдаленно напоминали огромных длиннохвостых кроликов.

— Это кенгуру, — негромко произнес рядом с ее ухом Джонатан.

От его низкого, вибрирующего голоса по ее спине побежали мурашки. Она прерывисто вздохнула и, стараясь перебороть смущение, подняла глаза на усыпанное крупными звездами небо.

Джонатан был в равной степени, что и она, ошеломлен событиями, происшедшими между ними этой ночью. Его характеру не были присущи ни угрызения совести, ни состояние неопределенности. И тем не менее в настоящий момент в нем преобладали именно эти эмоции.

Когда он смотрел на сидевшую впереди него женщину, его глаза загорались свирепым огнем. Он жестко определил ее как красивую, но сварливую самку — рыжеволосую соблазнительницу, которая, по-видимому, привыкла использовать свое тело ради достижения поставленных ею целей.

Джонатан в сердцах обозвал себя идиотом. Ведь он не был похотливым, неопытным юнцом, которого можно заманить в подстроенную женщиной ловушку. Он слишком хорошо знал жизнь, чтобы проявить столь мало разума.

При воспоминании о своем безрассудном поведении Джонатан в бешенстве закусил губу. «Я потерял голову как последний глупец, — со злостью думал он. — Я не должен вновь допустить подобную ошибку. Начиная с этой ночи и впредь мое поведение в отношении этой женщины должно ограничиваться рамками хозяина и служанки. Черт побери, я во что бы то ни стало сохраню эту дистанцию независимо от того, сколь велико будет искушение поступить по-иному».

Когда они вернулись на плантацию, он направил лошадь в конюшню и, прежде чем расседлать ее, с каменным выражением лица стащил Алекс на землю. Она чрезвычайно удивилась, когда увидела, что непокорная лошадь, которой она воспользовалась сначала, самостоятельно нашла дорогу домой. Бросив на животное укоризненный, обвиняющий взгляд, она повернулась к Джонатану.

— Мои чувства, капитан Хэзэрд, не переменились! — упрямо заявила она. — Я не могу оставаться здесь…

— Вы можете, и вы останетесь. — Голос, которым это было сказано, низкий и угрожающий, недвусмысленно свидетельствовал, что он не потерпит дальнейшего сопротивления. Повернувшись к Алекс спиной, он быстро зажег лампу, затем разнуздал обеих лошадей и начал растирать их пучком соломы.

Алекс возмущенно фыркнула, но тем не менее не произнесла ни слова. Пока он работал, она молча стояла рядом, наблюдая за ним. Отметив про себя, что свет лампы красиво оттеняет золотистые пряди его волос, она не ограничилась этим, позволив себе украдкой разглядывать его широкие, сильные плечи и спину, рельефно проступающие сквозь облегающую их ткань тонкой льняной рубашки, а потом взгляд ее скользнул ниже… К хорошо подогнанным бриджам, туго обтягивавшим его мускулистые ягодицы и ноги.

«Он воистину греховно привлекателен, — решила она, вновь почувствовав, как внезапно стеснилось ее дыхание. — Джонатан мог бы заткнуть за пояс любого другого из знакомых мне мужчин», — подумала она. Ее щеки запылали при воспоминании, что она чувствовала в его объятиях, когда он с такой страстной горячностью целовал ее.

Джонатан покончил с лошадьми и поднял лампу. Когда он повернулся лицом к Алекс, она едва не выдала себя, бросив на него виноватый взгляд, но она тут же поспешила скрыть свои чувства под злой бравадой.

— Как это вам удалось уследить за мной? — требовательно спросила Алекс.

— Вам нужно было проявить чуть-чуть больше осторожности, — ответил он. От усилий сдержать улыбку углы его рта подергивались. — Я не такой тугоухий, как вам хотелось бы. — К этому моменту его гнев улегся, и он смог посмотреть на всю эту историю с долей юмора. — За вами было не так трудно проследить. И вам, может быть, окажется интересно узнать, что вы возвращались обратно в Параматту.

— В Параматту? — У Алекс сначала широко раскрылись глаза, но затем она опустила их под пристальным взглядом Джонатана. — Я… я на самом деле должна была попасть в конечном счете в Сидней, капитан Хэзэрд. — Ее слова прозвучали не очень-то убедительно даже для нее самой.

— В конечном счете? Возможно. — Он был удовлетворен, когда она снова растерянно посмотрела на него. Ему нужно было обладать железной волей, чтобы удержаться и опять не прижать ее к себе, ибо она выглядела невероятно соблазнительной и беззащитной в своем порванном, испачканном платье и с взъерошенными, цвета пылающего пламени локонами. — Ну а теперь, после всего этого, вы отбросите мысли о побеге и станете приносить пользу здесь.

— Пользу? — спросила она с вызовом, снова давая волю своей подозрительности.

— Я полагаю, мисс Синклер, что в этом отношении мы пришли к взаимопониманию. — Его манеры стали сдержанными, и в темно-зеленых глазах больше не было и намека на тепло. — Вы станете приглядывать за домом… и ничего больше.

Взяв Алекс за руку, он вывел ее из конюшни. Она подумала, что ей следовало бы оказать сопротивление, но в данный момент она была, честно говоря, слишком усталой для новой стычки. День выдался длинным и изнуряющим, а мысль о том, чтобы отоспаться в мягкой постели под балдахином уже вовсе не казалась ей такой неприятной… если только она надежно запрет дверь изнутри.


Глава 5


Утром следующего дня Алекс проснулась под слабый, странно умиротворяющий стук топора, которым где-то рядом кололи дрова. Лениво потянувшись под одеялом, она открыла глаза, и на мгновение ее охватила паника: Алекс не узнала окружающую обстановку. Секундой позже ее лоб разгладился: она осознала, где находится. Вновь откинувшись на подушки, Алекс вспомнила, что это плантация. Плантация Джонатана Хэзэрда.

Вздохнув, она села в постели. Ее мягкий, затуманенный сном взгляд сначала остановился на окне, а затем на соединяющей две комнаты двери. Мужчина сдержал свое слово — ночью никто ее не побеспокоил.

Слегка удивившись тому, насколько глубок был ее сон, она откинула одеяло и спустила ноги с перины. На ней была чужая великоватая для нее белая льняная ночная сорочка. Ее крупные складки фактически поглотили всю Алекс. Но она тем не менее была благодарна за то, что получила ее хотя бы на время. При мысли о том, что она могла заснуть обнаженной, девушка вспыхнула, а ее смущение удвоилось, как только она вспомнила о близости наглого американца.

Грациозно проведя рукой по своим коротким буйным волосам, Алекс подняла голову и принюхалась. Аппетитные ароматы кофе и бекона доносились до нее из расположенной ниже кухни. Она не могла сдержать улыбки, вспомнив о Тилли. Благодарение Богу, та вновь спасла ее.

Еще один вздох слетел с ее губ. Несмотря на нежелание выполнять роль служанки Джонатана Хэзэрда, Алекс осознала, что обязана помочь ласковой, добродушной Тилли. И конечно же, она предпочтет работать, чем сидеть без дела, наблюдая за тем, как со скоростью черепахи тянется время.

Она взглянула на полученное взаймы платье, которое ночью бросила к изножью кровати. Оно было в пятнах от травы и грязи и явно нуждалось в починке. Ее глаза затуманились при вызванных этой картиной неприятных воспоминаниях. Бесознательно она потянулась рукой к синяку и ссадине на бедре, но ее тело неожиданно охватило греховное удовольствие от ощущения нахлынувшего на нее тепла — самого живого напоминания о приключении, пережитом минувшей ночью.

С усилием отодвинув мысли об этом в глубины сознания, Алекс поднялась с постели и прошла босиком через всю комнату к умывальнику. Быстро, но тщательно умывшись и причесавшись, она надела одноцветную белую сорочку, столь же непритязательную пару панталон и черные хлопчатобумажные чулки. Наконец настала очередь платья, которое ей выдали еще в Параматте. По правде говоря, оно было уродливо, но гораздо больше другого подходило для работы.

Туго зашнуровав грубые прочные ботинки и несколько раз проведя по волосам лежавшей на туалетном столике щеткой, она направилась к двери. Открыла засов… и удивилась, убедившись, что ключ, вставленный с другой стороны двери, был уже повернут. Не посчитал ли самодовольно ее работодатель, что она больше не предпримет попытку побега?

Алекс нахмурила лоб, но осталась при решении не подчеркивать значения происшедшего между ними. Бесшумно выскользнув из комнаты, Алекс направилась вниз, на кухню. Ее взгляд привлекли портреты, развешенные на стенах вдоль лестницы. На двух из них была запечатлена привлекательная золотоволосая леди (на одном портрете она была изображена совсем молоденькой девушкой с блестящими озорными глазами, на другом — уже величественно-безмятежной матерью семейства). Рядом висел портрет мужчины, выглядевшего более старшим по возрасту вариантом Джонатана.

Она остановилась, чтобы рассмотреть этот портрет тщательнее. «Да, — сказала она про себя, — у него такие же сильные, резкие черты лица, те же самые пронизывающие зеленые глаза и темно-каштановые волосы. Это, должно быть, его отец, а возможно, даже дедушка». Как бы то ни было, но создавалось впечатление, что все мужчины из рода Хэзэрдов были красивыми дьяволами. Особенно тот, в руках которого оказалась ее судьба.

Вновь сдвинув брови, она тряхнула головой, отгоняя обуревавшие ее мысли, и пошла дальше. Как она и предполагала, Тилли уже хлопотала на кухне. Никаких признаков присутствия там Джонатана или Финна Малдуна не было.

— Доброе утро, мисс, — приветливо сказала Тилли, сопровождая свои слова сияющей улыбкой.

— Доброе утро, — с искренней теплотой ответила Алекс. — Простите, что я так долго спала. Мне нужно было бы…

— Да в этом нет никакой необходимости! Этого следовало ожидать после вашего первого вечера в поместье. Капитан уже поел, и Малдун тоже. — Она сняла с плиты кофейник и спросила: — Вы голодны? Сегодня утром у нас был прекрасный завтрак.

— Да, пахнет аппетитно. Спасибо, я действительно голодна.

— Ну тогда присядьте, а я приготовлю для вас порцию.

— Это вам следует присесть, — возразила Алекс, поспешив навстречу Тилли, чтобы взять у нее из рук кофейник. — Я вполне способна сама обслужить себя. — На ее губах появилась мягкая ироничная улыбка. В прошлом ее всегда обслуживали другие. Она, конечно, не была беспомощна, но гзо многом потворствовала этому.

Тилли не стала спорить и присела на стул у рабочего стола. Алекс налила им по чашке кофе, а потом положила на две тарелки по изрядной порции бекона, яиц и свежеиспеченных бисквитов. Она села напротив Гилли и стала есть с таким неподдельным удовольствием, с каким давно этого не делала. Пища была простой, но вкусной, и Алекс не могла припомнить, когда так радовалась еде. На борту корабля их кормили отвратительно, да и на фабрике еда была лишь немногим лучше.

— Сегодня придут помочь с уборкой Колин и Агата, — сообщила Тилли, с улыбкой наблюдая за Алекс. — Здесь так заведено, что они с точностью часового механизма приходят сюда по вторникам и пятницам. И у той, и у другой есть маленькие дети, но капитан им хорошо платит. А их мужья гордятся тем, что они работают в главном доме.

— Сколько же людей живет на плантации?

— Говорят, пятьдесят. Может быть, больше. Учтите, вокруг крутится много детей, — заметила она, рассмеявшись, и с уверенностью добавила: — Капитан — хороший и добрый хозяин, мисс. Остальные совсем другие. Он ко всем относится по справедливости. Это так. Очень редко случается, что он выходит из себя.

— Мне любопытно, как могло американца занести в такую отдаленную британскую колонию, — рассуждала вслух Алекс, уставившись на темную, ароматную, пышущую паром жидкость в своей чашке. Она была слегка напугана тем, что ей показался столь увлекательным разговор о Джонатане Хэ-зэрде.

— Он был капитаном корабля, — продолжала Тилли, — Еще тогда Малдун служил под его началом. Но я не могу сказать, что привело его сюда. При всем своем добросердечии он скрытный человек.

— Я… мне кажется странным, что он до сих пор не женат. — Алекс с ужасом почувствовала, что при этих словах ее лицо покрылось пятнами.

— Я говорю то же самое своему Сету. Любая свободная женщина в Новом Южном Уэльсе посчитала бы себя королевой, если бы он бросил на нее взгляд. И дело не в том, что он американец. Говорят, что его пытался женить сам губернатор Макквери. Держу пари, что на настоящей английской леди, — рассуждала Тилли, причем с редкой для нее миной неодобрения на лице. — Та женщина из богатой семьи и всегда держит нос по ветру.

— Я что, единственная ссыльная, которую капитан Хэзэрд привез сюда? — спросила Алекс, пытаясь проигнорировать раздражение, которое она ощутила при мысли о попытках сватовства со стороны губернатора. Какое, Боже ты мой, ей дело до того, если мужчина возьмет себе в жены девушку знатного происхождения или любую другую?

— До вас здесь было несколько ссыльных — главным образом сельскохозяйственных рабочих, но среди них не было женщин, — ответила Тилли. Она отодвинула свою тарелку и, поддавшись внезапному порыву, спросила: — А почему вы сказали Малдуну, что вы настоящая леди? — Однако как только она заметила выражение страдания, появившееся на лице Алике, она немедленно извинилась с виноватым и расстроенным видом: — Простите, мисс, я не должна была…

— Все в порядке, Тилли, — заверила ее Алекс, взяв себя в руки и слегка улыбнувшись. Она мгновение поколебалась, а затем разъяснила, взвешивая каждое слово: — Вчера я вам сказала, что моя история выглядит неправдоподобной. Я до сих пор не встретила никого, кто бы поверил в нее. И тем не менее я рассказала мистеру Малдуну правду. — Она несколько показавшихся долгими секунд наблюдала из-под ресниц, как Тилли воспримет ее слова, и только потом подняла глаза и встретилась с ней взглядом.

— Но если это так, тогда, возможно, я могла бы вам чем-то помочь.

— Только если вы готовы помочь мне бежать, — ответила Алекс. Однако в ее голосе прозвучало мало надежды.

— Нет, мисс. Этого я сделать не могу, — с болью сказала Тилли.

— Я так и предполагала. Но может быть, вы смогли бы помочь мне связаться с губернатором?

— С губернатором, мисс?

Ее глаза стали похожи на блюдца.

— Он единственный человек, который вправе выдать мне пропуск на выезд, — объяснила Алекс. Она потянулась через стол и взяла руки собеседницы в свои теплые ладони. — Прошу вас, Тилли! Я прошу лишь об одном: дать мне возможность послать письмо. Капитан Хэзэрд никогда об этом не узнает.

— Этого я тоже сделать не могу! — огорченно воскликнула Тилли. Она убрала свои руки и, качая головой, встала из-за стола. — Пожалуйста, мисс, не просите меня о том, чтобы я сделала что-нибудь против капитана.

— Вы же не совершите ничего против него, — запротестовала, столь же поспешно поднимаясь, Алекс. Ее глаза светились искренней мольбой. Хотя она и не собиралась обращаться к Тилли за помощью, тем не менее в конце концов случилось так, что она именно это и сделала. Всплывающие перед нею помимо ее воли воспоминания об объятиях Джонатана Хэзэрда, а также об испытанном ею при этом наслаждении еще более усиливали необходимость предпринять какие-то меры.

«То был поцелуй и ничего больше».

Внутренний голос Алекс издевался над ней, напоминая эти его слова и спрашивая, чего же она боится больше — его или самой себя?

— Он никогда об этом не узнает! — повторила она, еще более покраснев. — Какой это может нанести ему вред? Я уверена, что, как только губернатор узнает о моем состоянии, он сделает так, чтобы воссоединить меня с моей семьей.

— Вам тогда следует поговорить с капитаном, — посоветовала Тилли, говоря теперь спокойным, рассудительным тоном. — Он друг губернатора и…

— Он не станет слушать меня, — удрученно вздохнула Алекс.

Судя по звукам, проникающим через защищенные от солнечных лучей окна, работы на плантации в это время дня были в полном разгаре.

Мужчины ухаживали за животными, трудились на полях и выполняли многочисленные повседневные задания, которыми они будут заняты до самых сумерек. Женщины стирали и чинили одежду, убирались, готовили пищу и заботились о своем веселом и постоянно увеличивающемся потомстве. «Бори напоминает крошечное королевство, — думала Алекс. — И его единственный суверен — Джонатан Хэзэрд».

Ее сине-зеленые глаза вспыхнули негодованием, когда она оглядела комнату, в которой находилась. Она вновь подумала, что могла бы попросту отказаться выполнять предназначенную ей работу. Но она заметила сама себе, что подобный жест выглядел бы по-детски, непростительно легкомысленно. Разумеется, ей безразлично, что думает о ней Хэзэрд. Ее это не беспокоит. Она, однако, почти не сомневалась в том, что каким-то образом он заставит ее работать. Он сумел бы и припугнуть ее… и убедить.

Приближался полдень. Приведя в порядок кухню, Алекс отправилась наверх, чтобы присоединиться к двум другим женщинам. Она обнаружила Колин, рослую блондинку, в спальне Джонатана, которая примыкала к ее, Алекс, комнате. Сердце ее учащенно забилось, когда она переступила порог его спальни, ибо ей в голову пришла мысль, что она вторгается в его личные владения. Хотя Джонатана в комнате и не было, она не могла не чувствовать его присутствия.

— Капитан — мужчина довольно высокий. Правда? — заметила Колин, разглаживая складки на свежевыстиранных простынях, которыми она только что застелила постель. Она старалась держаться в рамках правил хорошего тона, как она их понимала, исключительно благодаря строгому напоминанию Агаты о том, что, какого бы мнения они ни были о мисс Синклер, именно она сейчас отвечает за домашнее хозяйство и если только захочет, то может незамедлительно уволить их. — Вы когда-нибудь видели такую чудовищную штуковину? — спросила со скрытой усмешкой Колин. Кивком головы она указала на кровать.

— Нет, — сухо ответила Алекс. Она тяжело вздохнула, и ее щеки слегка порозовели, когда она бросила взгляд на занимающую господствующее место в комнате массивную кровать, установленную под балдахином на четырех колонках.

Она была значительно больше той, на которой спала Алекс. Сделанная из мореного дуба кровать настолько возвышалась над полом, что любой человек, не обладающий преимуществом такого большого роста, как ее владелец, должен был, для того чтобы взобраться на перину, использовать скамеечку для ног. Диаметр каждой колонки составлял добрых пятнадцать сантиметров, балдахин был изготовлен из тяжелой парчи цвета красного вина, а передняя спинка кровати по высоте почти достигала потолка. Было совсем не трудно представить себе красивого, мужественного хозяина плантации растянувшимся на этой более чем просторной кровати, которая была под стать ему самому.

Алекс краснела все больше и отчаянно пыталась унять охватившую все ее тело дрожь.

— Она сделана по специальному заказу, — сообщила Колин, укладывая поверх простынь атласное стеганое одеяло. — Доставлена прямо из Америки. Впрочем, как и все остальные вещи.

Алекс заставила себя отвести взгляд от кровати и перенести свое внимание на шкаф для одежды, комод и другие предметы обстановки. Все говорило о неоспоримом мужском начале владельца спальни.

— Если хотите, то можете начать с комнаты рядом, — неожиданно предложила блондинка, взбивая подушки. — Агата пошла за постельным бельем. — Колин уставилась на Алекс наглым, всезнающим взглядом: — Кстати, к спальне капитана примыкает ваша комната?

— Распределение комнат произошло не по моей инициативе, — твердо и хладнокровно заявила Алекс.

— Пусть будет так, как есть, вы ничего с этим поделать не можете, но считайте честью, что вас поселили на верхнем этаже, — сказала Колин, отдавая себе отчет в риске, на который она пошла, но тем не менее не уклоняясь от него.

Вскоре после ее прибытия на плантацию был момент, когда она была бы рада обменять свое достойное положение жены Пэдди О'Тула на порочное место любовницы капитана Хэзэрда. Это было до того, как у нее появился младенец и она угомонилась, но воспоминания о твердом и злом отказе со стороны Хэзэрда до сих пор задевали ее гордость.

— Честью? — повторила Алекс слова Колин, озадаченно сдвинув брови. — Что вы имеете в виду, миссис О'Тул?

— Послушайте, мы обе женщины. Почему не признать, что его выбор пал на вас по очень понятной причине? Женщина с такой внешностью готова на все.

— Что-о?!

— Капитан такой же, как и все мужчины, — с усмешкой заяьила Колин, пожимая плечами. Она упрямо покачала головой и сложила руки под своей необъятной грудью. — У нас тут все говорят, что вы должны были зажечь его кровь, ибо в противном случае он не привез бы вас сюда. Вы ведете себя так, будто никогда не марали руки. Вы ничего не знаете о том, как вести домашнее хозяйство. Ну а теперь скажите, почему же тогда, по вашему мнению, он выбрал именно вас?

— Почему?.. Что за манера выдвигать подлые обвинения! — Алекс даже заикалась от негодования и возмущения. Но она не знала, что сказать в свою защиту, тем более что те же самые мысли и ей приходили в голову. — Если у вас еще когда-нибудь хватит дерзости…

— И что же вы сделаете? Уволите меня? Или подвергнете порке?

Лицо ирландки приняло еще более воинственное выражение. Она резким движением отвернулась, распустила шнурки на лифе и спустила платье с плеч. У Алекс перехватило дыхание, когда она увидела синеватые, все еще отчетливо заметные следы ударов хлыста, испещряющие в разных направлениях бледную кожу спины Колин.

— Полюбуйтесь, меня стегали и до этого. Все было! — заявила Колин чуть ли не с гордостью. — И заковывали в кандалы, и морили голодом, а бывало даже похуже этого! — Она натянула платье и опять повернулась лицом к Алекс. — Так что у вас остался очень небольшой выбор из того, что со мной еще не делали раньше.

— Боже мой! Неужели вы хотите сказать, что с вами так жестоко обращался капитан Хэзэрд? — произнесла Алекс, еле переводя дыхание и испытывая ужас от одной этой мысли.

— Не будьте дурой, — презрительно заметила блондинка. — Если вам интересно знать, то это был не он. Да и никто в Бори не имеет к этому отношения. Но боль, причиненная мне, не забывается.

— Мне… мне очень жаль… — запинаясь, пробормотала Алекс.

Она смотрела в сторону, и сердце ее содрогалось от ненависти и жалости к столь много перенесшей женщине.

— А к чему вам волноваться? У вас-то дела идут неплохо. Ведь правда?

— Этого я отрицать не стану. — Алекс внбвь встретила враждебный взгляд Колин и спокойно и строго объявила: — Но сейчас все переменилось. Несмотря на то что вы думаете, я никогда не намеревалась быть возвышенной капитаном Хэзэрдом. Я приняла его предложение лишь потому, что оно давало мне единственный шанс вернуть себе свободу. Или по крайней мере я так тогда считала, — добавила она, вновь сдвинув брови.

— Так, значит, вы не женщина капитана? — требовательно спросила Колин, все еще сохраняя скептический тон.

— Нет.

Женщина капитана.

Но почему, черт побери, эти слова вызывают в ней такую бурю чувств?

— Если это правда, то вам все равно придется туго, — заметила Колин.

— Я надеюсь, у меня не будет необходимости пройти по этому пути.

— Что же вы в таком случае собираетесь делать? — подозрительно спросила Колин. Ее глаза опять недобро сузились, когда она увидела, что Алекс возвращается к двери.

— Единственное, что я могу сейчас сказать, так это то, что в моих планах на будущее капитан Джонатан Хэзэрд не значится.

Произнеся эти полные таинственного смысла слова, она оставила Колин в одиночестве и направилась в свою спальню. Несколькими минутами спустя к ней присоединилась Агата, оказавшаяся куда более приветливой и веселой компаньонкой по выполняемой ими домашней работе.

Когда время перевалило за полдень, Алекс вознамерилась вполне заслуженно отдохнуть от своих трудов. Агата и Колин уже отправились по своим домам, а Тилли еще не пришла, чтобы помочь ей с приготовлением пищи. Сняв фартук, который она еще раньше обнаружила на кухне, Алекс бросила его у лестницы и отправилась побродить по большой веранде, окружавшей дом.

С момента своего заключения она так мало бывала на свежем воздухе, под солнечными лучами! Конечно, пока судно плыло в Австралию, всего этого было у нее в изобилии. Когда позволяла погода, женщины большую часть времени проводили на верхних палубах: стирали и чинили одежду, ожидали своей очереди постоять у перил, а то и просто весело болтали, наслаждаясь краткой иллюзией свободы, которую давало им пребывание на воздухе, и тяготясь скученностью в темных душных трюмах.

На лице ее появилось выражение мрачноватой иронии. Она направилась к одной из колонн и лениво обвила ее рукой, легко скользнув пальцами по ее гладкой белой поверхности»

Сейчас тетя Беатрис вряд ли бы узнала ее. Все прошлые годы Алекс проводила в тени, укрываясь от солнца, боролась с веснушками с помощью молочной сыворотки и никогда не выходила на открытый воздух без шляпы и перчаток…

Но последние восемь месяцев у нее не было ни сыворотки, ни шляп и перчаток, и, говоря по правде, у Алекс отсутствовало всякое желание волноваться из-за подобных пустяков. Хотя ее кожа по-прежнему была гладкой и безупречно чистой, она приобрела мягкий золотистый оттенок, который в Лондоне вряд ли бы посчитали модным.

— Доброе утро, мисс Синклер!

Отвлекшись от своих мыслей, она повернула голову и увидела медленно направляющегося к ней Финна Малдуна. «Он, — отметила Алекс, — человек странный, но отнюдь не отталкивающий». Она вспомнила, что Тилли рассказывала о нем. Теперь, когда Алекс знала, что он несколько лет служилу Джонатана Хэзэрда, отношения между этими мужчинами перестали быть для нее загадкой.

— Добрый день, мистер Малдун. — Царственным движением протянув руку в его сторону, она с достоинством выпрямилась, ожидая, что он поднимется на веранду, но он, лукаво блестя голубыми глазами, оставался на нижней ступеньке лестницы.

— Не хотели бы пройтись? — предложил он со своей обычной, немного плутовской усмешкой. Он был одет в белые парусиновые брюки и короткую синюю куртку и выглядел так, будто был готов отдать приказ распустить паруса.

— Это доставило бы мне большое удовольствие, благодарю вас, но, к сожалению, я не могу — я жду Тилли, — церемонно ответила Алекс и посмотрела на тропинку, ведущую к ближайшему ряду коттеджей, желая убедиться, не появилась ли ее добродушная наставница.

— Сегодня она придет попозже, — сообщил ирландец. — Она прислала записку и попросила, чтобы вы какое-то время занялись тем, что вам по душе.

— А как поступить с вашим обедом?

— Капитан еще не собирается есть. Что же Касается меня, — торжественно провозгласил он, Поднимаясь на веранду, чтобы галантно предложить ей руку, — то меня посчитали бы косоглазым простаком, если бы я упустил шанс прогуляться в компании красивой женщины.

Уголки ее рта приподнялись в любезной улыбке. Бросив беглый взгляд на залитый солнцем дом, она приняла руку Финна и сошла вместе с ним вниз по ступеням.

Они направились через двор. Пробивающиеся сквозь листву солнечные лучи и теплый, душистый бриз ласкали их лица.

— У нас здесь прекрасное место, мисс Синклер, — заметил Малдун, величественно и широко простирая руку. — С моей точки зрения, лучше его нигде нет.

— Включая Ирландию, мистер Малдун? — слегка улыбнувшись, поддразнила его Алекс.

— Никогда не задавайте такой вопрос истинному сыну Эйре. Мы, кстати, предпочитаем называть нашу страну этим ее народным названием. Ирландия — слишком официально для нас.

— А что означает название Бори? — внезапно вздумала полюбопытствовать Алекс.

В ее взгляде светился неподдельный интерес, когда они шли по полям, которые сейчас, во время перерыва на обед, были пустынны. Все вокруг выглядело одновременно и естественным, не нарушая гармонию природы, и в то же время превосходно ухоженным. На всем лежала печать порядка и трудолюбия. Это и в самом деле прекрасное место, решила она, но, допустив подобную мысль, тут же почувствовала себя предательницей.

— Это слово из языка туземцев-аборигенов. Оно означает «терпеливый». Капитан выбрал его, надеясь на счастье.

— Мне не пришлось видеть ни одного аборигена. Во время плавания нам, конечно, рассказывали о них.

— И что же вам говорили?

— Будто бы они странные, скрытные люди, занимаются колдовством и исповедуют культ мертвых, — ответила она, невольно содрогнувшись.

— Занимаются колдовством? — Он улыбнулся и покачал головой. — Это совсем не то, что вы представляете себе. Они глубоко религиозны и считают, что волшебство исходит от самой земли. Говорят, что, по их верованиям, звезды над нами — это лишь дорога, по которой путешествуют души мертвых. Прошлое для них, понимаете ли, священно. — Когда он говорил, улыбка покинула его лицо и глаза наполнились сожалением. — Печально то, что вы увидите лишь немногих из них… поскольку их вытеснили из этих краев…

— Такие люди, как капитан Хэзэрд? — В ее голосе прозвучала нотка осуждения.

— Это произошло задолго до того, как капитан решил бросить море, — мягко возразил ей Малдун. — Если вам так уж хочется кого-нибудь осудить, то полезнее оглянуться назад, на времена капитана Шиллипа и его солдат с их первыми поселениями на этой земле. Туземцев пыталась цивилизовать Англия. Но она лишь принесла сюда оспу и алчность.

Алекс нахмурилась и посмотрела в сторону, не зная, что сказать в ответ. На некоторое время между ними воцарилось молчание. Малдун первым прервал его, начав развлекать ее рассказами о первых трудных днях плантации. Он вел ее вдоль амбаров и конюшен, расположенных за жилыми коттеджами на широком, изумрудного цвета поле, усеянном пасущимися белыми овцами. Алекс, вновь почувствовав острый приступ тоски по дому, оперлась на верхнюю перекладину изгороди и медленно оглядела поле. Можно было легко представить себе, что она находится в сердце Англии.

— Самая лучшая шерсть в мире, — гордо сказал Малдун. Он поставил ногу на нижнюю перекладину и лениво оперся на верхнюю. — Сейчас у нас приготовлен полный фургон товаров, который завтра с рассветом отправится в Сидней. Среди прочего там есть и тюки с мериносовой шерстью, которую вывел Джон Макартур около тридцати лет назад в Параматте. Но вы уже об этом знаете, не так ли, мисс Синклер?

— До отъезда из Англии я практически ничего не знала об Австралии. Кое-что мне удалось узнать во время плавания. Судовой врач великодушно делился со мной теми немногими книгами, которые он взял с собой в путешествие. Но это все были либо книги по истории Англии, либо медицинские учебники.

— Когда вы были на фабрике, вам приходилось заниматься ткачеством?

— Нет. Я… большую часть времени была заперта в камере. Мне говорили, что так было заранее обусловлено. — Она начала было вдаваться в детали, но потом решила не делать этого. — Все, что со мной произошло, — это история предательства и несправедливости, — сказала она ему с покорным вздохом. — Я совершенно уверена, что, как и всем остальным, она покажется вам неправдоподобной. Достаточно сказать, что, если бы не капитан Хэзэрд, я провела бы в тюрьме долгие недели и месяцы.

А возможно, подумала она, даже была бы подвергнута вечному заключению. Она тут же мысленно осудила себя за то, что в ней осталось так мало веры в справедливость. В конце концов дядя нашел бы ее и вернул в Англию, и она смогла бы забыть все, что случилось с того злополучного дня в Лондоне.

«Все?» — Внутренний голос Алекс смеялся над ней. Ее пальцы судорожно вцепились в перекладину.

— В таком случае вы должны быть признательны капитану, — проворчал стоявший рядом с ней старый моряк.

— Но не в том смысле, в каком другие это склонны предполагать, — поспешно возразила она. Ее глаза сверкали, когда она повернулась к Финну и без обиняков сказала: — Я не проститутка, мистер Малдун!

— Я никогда о вас так не думал, — честно признался он. Примирительно улыбнувшись ей, Финн посмотрел в ее бирюзовые глаза и сказал: — Вы — леди, истинная и подлинная, и я обезобразил бы рожу любому человеку, который против этого возразил бы.

Его слова произвели на Алекс желаемое впечатление и немного успокоили ее.

— Вы, сэр, сладкоречивый распутник, — заметила она, и впервые мягкая улыбка появилась на ее губах.

— Конечно, но только не называли ли меня похуже?

Таким образом лучше узнав друг друга, они направились в обратный путь к дому. Малдун оставил ее на веранде, заявив, что собирается разыскать хозяина. Она отряхнула подолы своих юбок и направилась в дом, будучи уверена, что Тилли уже пришла.

— Тилли, я… — начала она, распахнув дверь на кухню. У нее перехватило дыхание, когда вместо Тилли она обнаружила там внешне бесстрастного Джонатана.

— Тилли здесь нет, — сообщил он и без того очевидный факт. При виде Алекс его зеленые глаза потемнели до цвета нефрита, но она не нашла в них ни намека на тепло. Сложив руки на груди, он сурово смотрел на нее с другой стороны рабочего стола.

— Вам что-нибудь надо, капитан Хэзэрд? — спросила она, храбрясь и пытаясь продемонстрировать свое хладнокровие.

Вопреки всем усилиям оставаться безучастной щеки ее начал заливать румянец, ибо ею опять овладели воспоминания о его поцелуе. Она готова была застонать от отчаяния. Дело еще больше осложнялось тем, что в данный момент он выглядел особенно привлекательным — таким земным и страстным. Его густые темные волосы растрепались, рубашка была расстегнута до самого пояса, а бронзовая кожа блестела от пота. Его можно было принять за обычного батрака. «Но нет, — думала она, с трудом переводя дух, — в нем нет ничего обычного».

— Еда, я думаю, будет вкусной, — протяжно сказал он своим звучным голосом, наполняющим всю комнату.

— Вы думаете? — отозвалась она гордо. — Боюсь, что вам придется подождать миссис Ховарт. Конечно, вы могли бы доверить свою судьбу и мне, хотя я знаю, что с большой охотой вы этого не сделаете. Ведь в конечном счете я могла бы получить хоть полшанса отравить вашу пищу. — Алекс еще больше покраснела, когда по его губам пробежала снисходительная улыбка.

— В будущем я буду более осторожен, — пообещал он, а затем быстро посерьезнел. — По правде говоря, я пришел, чтобы предупредить вас, что сегодня вечером меня дома не будет.

— Вы уезжаете?

— Я не вернусь до завтра. — Ничего дополнительно он не разъяснил, лишь добавил: — Вместо себя я оставляю Малдуна. Вы же с наступлением темноты не должны покидать своей комнаты.

— И я буду содержаться наверху как заключенная каждую ночь? — Ее глаза засверкали от оскорбления.

— До тех пор, пока вам можно будет доверять.

— Тогда лучше закуйте меня в кандалы и покончите с этим, ибо я никогда не уступлю вам!

— Нет, уступите, — сказал он со сталью в голосе. — Здесь и сейчас. — В его глазах появился опасный блеск, а лицо стало зловещим, когда он медленно двинулся вокруг рабочего стола, приближаясь к ней.

Она инстинктивно отступила, глядя на него широко раскрытыми глазами, со странной смесью страха и волнения, которые она испытала минувшей ночью.

— Мое терпение истощается, мисс Синклер!

— Так же, как и мое, — храбро ответила она, но у нее перехватило дыхание, когда ее спина уперлась в стену.

— Вы приняли мое предложение, и, клянусь Богом, вы выполните свою часть сделки.

— Мы не заключали никакой сделки! — Сердце ее тревожно забилось, когда он остановился прямо перед ней. Она повернулась, чтобы убежать, но Джонатан уперся рукой в стену, перекрыв ей таким образом пути к бегству. Она взглянула ему прямо в лицо.

— Вы все еще никак не поймете, что это для вас самое безопасное место? — потребовал он от нее ответа. Он испытывал мучительное искушение встряхнуть ее, дабы подчеркнуть смысл сказанного, однако не решался, боясь даже представить себе, чем все это может закончиться, если он осмелится прикоснуться к ней. — Черт побери, женщина, вся Австралия забита мужчинами, у которых полностью отсутствуют хоть какие-то понятия о… — Он умолк, вновь проворчал ругательство, но потом попытался сдержать свое раздражение, перейдя на спокойный, размеренный тон. — Вполне могло оказаться, что вы попали бы во власть какого-нибудь свирепого ублюдка, который, ни на секунду не задумавшись, задрал бы вам юбки на голову!

Потрясенная, Алекс покраснела до кончиков пальцев на ногах, но быстро пришла в себя. Ее характер оказался под стать ему.

— Но почему вас так волнует мое благополучие? — парировала она. — Вы меня не знаете! Вы ничего не знаете обо мне!

— Я знаю все, что мне нужно знать. И нравится вам это или нет, сейчас я отвечаю за вас.

— Как благородно! — Алекс сердито скрестила руки на груди и откинула назад голову, чтобы пригвоздить его к месту своим разгоряченным, яростным взглядом. — Когда я согласилась поехать с вами, я не имела ни малейшего представления о том, что меняю одну тюрьму на другую.

Я никогда не вводил вас в заблуждение. — Его разгорающийся огнем взгляд скользил по ее разрумянившемуся лицу. — Я ничего не обещал вам, кроме справедливого обращения.

— Вы можете сдержать свои обещания, капитан Хэзэрд. Да, вы можете осуществить свои благородные намерения и перенести уроки приготовления пищи в вашу прекрасную постель! — Она сожалела о сказанном, едва то или иное слово в запальчивости слетало с ее губ. Чувствуя себя оскорбленной до глубины души, Алекс с возмущением видела, как улыбка расплывается по его порочно красивому лицу.

— Мне кажется, что у вас удивительный ход рассуждений, леди Алекс.

— Но вы выбрали меня не за мои рассуждения, капитан Хэзэрд, и нам обоим это известно! — дерзко отрезала она.

Она попыталась ускользнуть от него, но он положил руки ей на плечи. Ему не следовало этого делать.

Алекс преодолела затрудненное дыхание и снова в упор посмотрела на него. Он впился горящим взглядом в ее глаза. Казалось, время остановилось на несколько долгих мгновений.

И тогда разум вновь уступил искушению. Отбросив к черту всякую осторожность, Джонатан с силой привлек ее к себе. Она, задыхаясь, издала замирающий крик рожденного испугом протеста, подняла руки, чтобы толкнуть его в грудь, но высвободиться из его объятий не смогла. Его мощные руки охватили, подобно тискам, ее гибкую фигуру, а рот впился в ее губы с такой пленительной яростью, что она почувствовала, что ее ноги вот-вот подкосятся.

«Милосердные небеса, только бы все не повторилось!»

Так думала Алекс, внутри которой боролись протест и желание. У нее закружилась голова. Когда он ее целовал, крепко и страстно, из самых глубин ее естества волнами распространялось по телу точно такое же тепло, какое она ощущала минувшей ночью. Она оказалась слишком чувствительной к прикосновениям его каменного торса, к его мужскому запаху и к жару, который исходил от его сильного, налитого мускулами тела.

Ее руки трепетали, когда она непроизвольно положила их ему на плечи. Ее уста приоткрылись под страстным нажимом его губ, и она, не удержавшись, слабо застонала, когда язык Джонатана стал жадно ласкать ее рот. У нее не осталось времени подумать, не было времени вспомнить чувство вины и унижения, испытанное ею при их первом поцелуе. На этот раз объятия стали вспышкой, зажегшей пламя, в котором горели их тела.

И к черту любые последствия!

Она опять застонала, когда его руки стали нетерпеливо опускаться вниз по ее телу. Его сильные пальцы скользили по округлым выпуклостям ее ягодиц и делали это все интимнее, побуждая ее еще теснее прижиматься к нему. Ее лицо запылало, когда она ощутила несомненные свидетельства того, что его плоть пробудилась, и она едва не задохнулась, когда он приподнял ее, а она позволила его горячим, как бы оставлявшим после себя клеймо губам опуститься вдоль своего шелковистого затылка туда, где у самого основания шеи с тревожащей частотой бился пульс. Его рот опускался все ниже, к ее соблазнительной груди, стиснутой тугим корсажем. Она вновь и вновь задерживала дыхание, чувствуя, будто кровь в ее венах превращается в жидкое пламя.

Молча капитулировав, она льнула к нему, обвивая руками его мощную шею. Она томно смежила глаза, ее голова откинулась назад, и ей казалось, что мир куда-то исчез, а проснувшееся желание поработило ее. Это было безумие — полнейшее, дурманящее безумие, но у нее не было ни сил, ни стремления освободиться от него.

Раздавшийся за дверью звук приближающихся шагов безжалостно вернул обоих к реальности. Алекс пыталась восстановить дыхание, поспешно, хотя и без большого желания высвободившись из его объятий. Она оперлась одной непослушной рукой о стену, другую же прижала к сердцу, громко стучавшему в ее груди. Встретив глубокий взгляд Джонатана, ее глаза наполнились смесью страсти и замешательства. А он, прежде чем повернуть голову в сторону женщины, прервавшей их пылкие объятия, еще раз пронзительно посмотрел на Алекс.

— О, я… я не знала, что вы здесь, капитан, — запинаясь произнесла, открыв дверь, Тилли. Ее удивленный взгляд переходил с Джонатана на Алекс и обратно. Хотя Тилли и не могла не обратить внимания на раскрасневшуюся Алекс, она промолчала. Как только хозяин ушел, Тилли закрыла дверь и, извиняясь, улыбнулась Алекс.

— Я бы пришла раньше, но Джеми — это мой старший сын — принялся ловить ящерицу и в результате поранил себе палец. Ничего страшного не случилось, но я должна была обнять и успокоить его. А потом мой младший, Вилл, поднял такой крик, требуя обеда, что его бедный отец должен был вернуться на работу, успев съесть только кусок холодного мяса. Я надеюсь, что вы меня ждали не слишком долго, мисс?

— Нет, — пробормотала Алекс, — я ждала вас не слишком долго. — Молча покачивая головой, она рассеянно добралась до кухонного стола и упала на стоявший рядом стул.

— Ну что ж, я рада, что это так. Но тем не менее я предполагаю, что Малдун ждет горячей еды даже в том случае, если от нее отказался капитан. — Она уселась и начала подбирать нужные продукты. Она частенько бросала взгляд на свою молодую компаньонку, и глаза ее были полны молчаливого, понимающего сочувствия. Никакими силами ее нельзя было бы заставить забыть то, что она увидела, открыв дверь. Но она об этом не расскажет даже своему Сету. Ведь это может вызвать у него самые дурные подозрения, и тогда сплетен не миновать.

Все еще потрясенная встречей с Джонатаном, Алекс некоторое время продолжала сидеть молча, поглощенная своими мыслями. Она не могла поверить, что все повторилось вновь. Как она была малодушна, если позволила ему прикоснуться к ней подобным образом!

Она зарделась от смущения. Но, Боже мой, ведь она сама хотела, чтобы он поступил так. Она хотела, чтобы он схватил ее в свои объятия и целовал до тех пор, пока она не забудет все, кроме него. Воспоминания об этом теперь были еще более постыдными и вызывали еще большее смущение, чем те, о которых она пыталась позабыть на протяжении всего дня.

В ее душе нарастала паника. «Что произойдет в следующий раз?» — думала она. Ведь она не была какой-то вульгарной девкой, с которой можно было бы забавляться. Ни в коем случае! Она была леди Александра Синклер. Она никоим образом не принадлежала к Бори. Она вообще не имела никакого отношения к Австралии. И уж совсем определенно она не принадлежала какому-то надменному, зеленоглазому американцу, который обращался с ней столь бесцеремонно и неуважительно.

Она должна бежать. Сейчас же. Пока не будет слишком поздно.

Встав со стула, она, как сомнамбула, прошла мимо Тилли, чтобы занять место у раковины. Она едва понимала, что делает, когда стала накачивать насосом воду в котелок.

«Сейчас у нас приготовлен полный фургон товаров, который завтра с рассветом отправится в Сидней».

Когда она внезапно вспомнила слова Финна Малдуна, ее рука остановилась на полпути, а глаза засверкали вновь обретенной решимостью.

«Конечно, фургон»! — сказала она сама себе. Судьба наконец смилостивилась над ней. Она подарила Алекс отъезд Джонатана, а также возможность добраться до Сиднея. Теперь все зависит от того, как она воспользуется даром фортуны. И она придумала, что надо сделать.


Глава 6


Алекс в приподнятом настроении выскользнула в полутемный коридор. В уголках ее губ мелькнула победоносная улыбка, когда она увидела на верхней лестничной площадке своего спящего стража. Но она понимала, сколь опасна самоуверенность. Ей еще предстояло выйти из дома и пересечь внутренний двор. И даже если ей удастся спрятаться в фургоне, то ее отсутствие может быть все же замечено, и тогда все бросятся на ее поиски.

Сидней располагался на много миль ниже по течению реки, путь предстоял неблизкий, и за это время вполне могло случиться, что кто-нибудь обнаружит ее еще до того, как она доберется до города. Она знала, что не будет чувствовать себя в безопасности до тех пор, пока не встретится с губернатором. Алекс была уверена, что уж он-то поверит в ее рассказ.

Закрыв на мгновение глаза, она молча помолилась, прося Бога одарить ее силой и храбростью, чтобы преодолеть все, с чем бы она ни встретилась на своем пути. На этот раз ее не постигнет неудача!

Как это ни удивительно, думала она, покачивая головой, но до сих пор все шло по плану. Финн Малдун с радостью разделил с ней компанию, когда она за вечерней трапезой предложила ему вина, а затем и изрядную дозу излюбленного коньяка хозяина.

К этому времени Тилли уже ушла домой, и они — Алекс и Финн — остались наедине. Между ними завязалась приятная беседа, а потом Малдун извинился перед ней, явно начиная ощущать воздействие вина и коньяка, и запер ее на ночь на ключ.

Поскольку Алекс еще до этого тайно отперла дверь, соединяющую спальню Джонатана с ее комнатой, она не только не стала протестовать, но даже добродушно убедила Финна, будто прекрасно понимает, что он лишь исполнитель полученных им приказов.

Всю ночь она бодрствовала. И наконец дождавшись, когда небо окрасили первые слабые лучи рассвета, Алекс бесшумно перешла в комнату Джонатана, чтобы осуществить заранее спланированный ею побег. Она нервно взглянула на массивную дубовую кровать, чуть ли не ожидая услышать обращающийся к ней из темноты низкий, глухой голос хозяина. Странная грусть охватила ее сердце, когда в ее сознании возник образ капитана, но она решительно отбросила его прочь и выскользнула из комнаты.

Алекс почувствовала острый приступ угрызений совести, когда, осторожно ступая, она медленно прошла мимо Малдуна, который громко храпел, разлегшись в кресле. Ей было очень неприятно, что она так вероломно провела его. Однако другого выхода у нее не оставалось. Он, конечно же, простит ее, когда поймет, что она рассказала ему чистую правду, подумала Алекс, подавив вздох. Он и Тилли были так добры к ней.

Спустившись по ступенькам и стараясь не производить шума, Алекс направилась прямо на кухню, а затем к черному ходу. Прежде чем выйти наружу, она захватила с собой небольшой сверток с едой. Подобно тому, как она это сделала наверху, Алекс на секунду замерла, прислушиваясь, перед тем как закрыть за собой дверь. Она надеялась, что не оставила ничего, что могло бы навести на мысль о ее исчезновении. Если на то будет Божья воля, подумала она, то о ее побеге обитатели дома узнают значительно позже.

В это раннее утро воздух был свежим и ароматным, и она с наслаждением сделала глубокий вдох полной грудью, прежде чем пробежать через двор к амбару. Фургон стоял на том же месте, где она видела его вечером. Руки ее дрожали, когда она, подобрав юбки выше колен, забралась туда, где шерсть была навалена выше человеческого роста и прикрыта брезентом. Алекс проворно выкопала в ней себе норку поглубже, чтобы можно было спрятаться там целиком. Наконец, вдыхая острый овечий запах пушистой массы, она устроилась поудобнее, припорошила голову тонким слоем шерсти и стала ждать.

Прошло немного времени, и Алекс услышала звуки голосов. Она лежала вся напрягшись, стараясь не шевелиться, даже не дышать, а рабочие в это время запрягали в фургон упряжку лошадей и укрепляли брезент перекрещивающимися бечевками. Возница взобрался на сиденье и, обменявшись несколькими словами с другими рабочими, наконец щелкнул вожжами над головами лошадей и отдал им команду. Фургон тронулся с места. Его колеса протяжно заскрипели, а деревянные части затрещали, словно жалуясь, когда возница погнал лошадей в юго-восточном направлении под ясным, окрашенным в розовые тона небом.

Алекс глубоко, облегченно вздохнула. Ей удалось добиться своего. Она на пути в Сидней. Никогда больше она не окажется перед лицом тех трудностей и унижений, которые вынуждена была испытать за минувшие восемь месяцев, никогда больше не покорится воле другого человека. И никогда больше не увидит Джонатана Хэзэрда.

Это должно было доставить ей наибольшее удовольствие.

Однако по необъяснимым причинам такого чувства она не испытывала.

Дневной переезд оказался таким трудным, как она и опасалась. А может быть, даже труднее. Лежать под слоем шерсти было невыносимо жарко, а запах ее был удушающе крепок. Примерно через час после выезда с плантации Алекс развернула взятый с собой в дорогу сверток с продуктами. Она напилась вдоволь воды, но обнаружила, что у нее нет никакого желания есть хлеб и сыр.

Непрерывное покачивание фургона вызывало у нее тошноту. Наконец Алекс задремала, просыпаясь лишь тогда, когда колеса попадали в особенно глубокую колею. Время от времени, отстраняя шерсть с лица, она полной грудью с наслаждением вдыхала свежий воздух. Окончательно проснувшись и посмотрев наверх, она с удивлением заметила, что солнце уже стояло прямо над головой.

Наступило самое жаркое послеполуденное время. Алекс поспешно зарылась в шерсть, когда слышала приближение других фургонов или лошадей. Ее постоянными спутниками были, кроме жары и скрипа колес, непрерывное стрекотание цикад и уносимое ветром в небо птичье пение. Давая отдохнуть лошадям, возница дважды останавливал фургон. В это время Алекс пряталась особенно тщательно, преодолевая сильнейшее стремление высвободиться из своего удушающего кокона и размять затекшие ноги.

Поездка казалась бесконечной. Она даже не могла бы сказать, как долго ей пришлось неподвижно, испытывая муки, лежать в фургоне. Но как раз в тот момент, когда Алекс почувствовала, что это становится невыносимым, она уловила далекий соленый запах моря. Они приближались к месту назначения!

Алекс сразу же начала действовать. Выкарабкаться из-за тюков шерсти и удержаться на онемевших без движения ногах оказалось не так-то уж и легко, но твердая решимость добиться своего придавала ей сил. Она лишь на мгновение заколебалась, перед тем как выпрыгнуть из медленно двигающегося фургона. Упав на обочину дороги, поросшую густой травой, девушка привстала на колени и бросила тревожный, озабоченный взгляд на возницу. С радостью удостоверившись, что он ничего не заметил, она с усилием поднялась на ноги и отряхнула юбки. В ее глазах сверкнула уверенность, когда она увидела невдалеке город.

— Слава Богу, — прошептала Алекс. Она стояла глядя вслед удаляющемуся фургону, и на лице ее промелькнуло несколько противоречивых чувств. Но, несомненно, главным для нее было только одно из них — чувство облегчения. Хотя голод и усталость притупили ее бдительность и осторожность, она тут же подобрала юбки и направилась в ближайший лес. Алекс решила переждать, пока фургон отъедет достаточно далеко, и тогда продолжить свой путь. Если ей повезет, то ночь она проведет уже под крышей губернаторского дома. Она будет свободной женщиной, а не ссыльной, не служанкой, не игрушкой в руках Джонатана Хэзэрда.


Сидней.

Место, где зародилась Австралия, приютилось между низкими, покрытыми деревьями холмами и морем. Именно здесь менее сорока лет назад первые доставленные сюда на кораблях осужденные буквально высекли в скалах новую жизнь. Это раннее поселение, состоявшее из палаток и бревенчатых хижин, превратилось теперь в процветающий город (по английским меркам, правда, небольшой), в котором двухэтажные кирпичные и оштукатуренные бревенчатые дома выстроились аккуратными рядами, окруженные садами и изгородями. Добротные, респектабельные сооружения свидетельствовали об устоявшемся быте.

Но не все здесь, как и можно было предполагать, несло на себе печать благополучия и покоя. У Сиднея была и другая сторона. Вдоль береговой линии безнадежно опустившиеся переселенцы в основном с уголовным прошлым устроили бордели, таверны, игорные дома, образовав целые кварталы трущоб. Даже несмотря на постоянное патрулирование этих районов солдатами, было почти невозможно поддерживать мир между людьми, которые полагали, что их изгнали из рая и обрекли провести остаток жизни в аду.

Главным ядром поселения была, конечно, гавань. Охраняемые величественными утесами ее сверкающие синие воды были почти всегда забиты самыми различными судами. Здесь находили пристанище охотники на тюленей и китобои, торговые и военные корабли, транспорты с ссыльными, которые регулярно прибывали сюда со своим подневольным человеческим грузом.

На пути в порт суда проходили мимо десятка небольших островов, которые еще не столь давно были священны для аборигенов. На нескольких из этих скалистых, выглядевших пустынными отмелей некогда содержались самые непокорные заключенные, закованные в цепи и изредка получавшие обрекавшую их на голодную смерть скудную пищу. Говорили, что теперь их неприкаянные души пытаются похищать моряков с палуб проходящих мимо судов.

Но Алекс мало волновали призраки, равно как и богатая, своеобразная история города. Все ее мысли были направлены к одной цели — найти дом губернатора. Пробираясь по Рыночной улице через шумную, бурлящую толпу, она не обращала внимания на устремленные на нее любопытствующие или восхищенные взгляды. Воздух здесь пропах рыбой, дымом, потом от немытых тел. Вокруг нее царило сущее столпотворение. Свежий улов, одежда, домашняя утварь и огромное разнообразие других товаров было выставлено на продажу в легких временных деревянных киосках и на лотках. Голоса продавцов и покупателей слились с обычными звуками города в единый гам, еще более усиливавший ее беспокойство.

Боже, какой дорогой идти?

Растерянная, сбитая с толку, она снова и снова задавала себе этот вопрос, а толпы посетителей рынка теснили и грубо толкали ее, как только она пыталась продвинуться в каком-нибудь направлении. Даже если бы ей удалось хоть немного сориентироваться, она едва ли могла бы выбраться сейчас из этой давки. До этого Алекс лишь однажды была в Сиднее — в тот самый день, когда ее сняли с транспортного судна и быстро пересадили на баржу, чтобы отправить вверх по течению реки в Параматту. В результате она не запомнила в городе ни одного приметного ориентира.

Время шло, а положение ее ни в коей мере не улучшалось. Алекс поняла, что не сможет обойтись без посторонней помощи. Она с растущим беспокойством изучала толпу, ища к кому могла бы обратиться. Заметив перед одним из киосков седую женщину, с любовью улыбавшуюся маленькому мальчику, она протиснулась к ней сквозь толпу.

— Прошу вас, — умоляющим голосом произнесла Алекс, вежливо, но настойчиво подергав женщину за рукав, чтобы привлечь к себе ее внимание. — Не могли бы вы сказать мне, где я могу найти резиденцию губернатора Макквери?

— Губернатора? — Глаза женщины выразили явное неодобрение, когда она оглядела мятую, грязную одежду Алекс и ее взъерошенные волосы. — Что хотели бы вы от такого человека, как он?

— Я должна немедленно поговорить с ним!

— О! Вы должны? — насмешливо спросила женщина. Ласковая улыбка, которую она излучала несколько мгновений назад, сменилась на ее лице глумливой гримасой. — Тогда вам лучше немного принарядиться, если вы хотите выпить чаю в кафе «Старый Стринджибарк».

— Простите, вы, по-видимому, не поняли меня. Мне нужно…

— Уходите прочь или я позову стражу!

— Нет, подождите! — взмолилась Алекс. С беспомощным отчаянием она наблюдала, как женщина взяла мальчика за руку и поспешно направилась к другому киоску.

Нахмурив брови, Алекс повернулась и вновь напряженно стала отыскивать в толпе человека, к которому можно было бы обратиться. Вокруг нее было так много народа. Кто-нибудь из окружающих, конечно же, мог проявить достаточно сострадания и помочь ей.

Она закусила нижнюю губу и бросила тревожный взгляд на небо. Солнце уже начало склоняться к безгранично синему горизонту. Вскоре должно было стемнеть. Что она станет делать, когда наступит ночь, а она все еще не сможет переговорить с губернатором? На нее снова надвигался приступ паники…

— У вас, девушка, неприятности?

Она обернулась на звук женского голоса, раздавшегося позади нее, и увидела перед собой стройную юную блондинку, одетую в тесное, слегка поношенное платье с излишне глубоким декольте. Волосы молодой женщины были собраны в небрежный пучок, шпильки в котором едва держались. Глаза у нее были тусклые, какие-то неживые, веки воспаленные и припухшие. Но по крайней мере создавалось впечатление, что она готова помочь Алекс.

— Я… я пытаюсь найти дорогу к резиденции губернатора, — заявила Алекс, повысив голос, чтобы перекричать окружающий шум. Ее едва не сбил с ног прохожий с корзиной морских губок в руках. — Не можете ли вы мне сказать, как попасть туда?

— Это недалеко. — Глаза незнакомки сузились, когда она бросила беглый взгляд на менее чем элегантный наряд Алекс. Прежде чем она продолжила, на ее губах мелькнула слабая улыбка. — Я смогу показать вам туда дорогу.

— Спасибо, — с благодарностью отозвалась Алекс.

Она пошла вслед за женщиной вдоль оставшегося ряда открытых лотков, стараясь не потеряться, и глаза ее засияли надеждой.

Вскоре они выбрались из толпы. Не говоря ни слова, блондинка повернула на значительно более узкую улочку, ведущую в район порта. Дома вдоль нее имели обшарпанный, ветхий вид, а встречавшиеся им люди выглядели намного грубее и оборваннее.

Оглядываясь вокруг, Алекс испытывала все нараставшее беспокойство. Она ускорила шаг, чтобы поспевать за своей неразговорчивой проводницей.

— Вы уверены, что мы идем правильным путем? — спросила Алекс.

— Конечно, вполне уверена, — ответила женщина, неопределенно пожав плечом.

— Но я… Дом губернатора, конечно же, расположен немного дальше от причалов, — заметила Алекс, изучая лицо своей спутницы. На нем застыло странное, неопределенное выражение, которого Алекс не могла понять.

— Сначала мы должны на минуту задержаться, — неожиданно сказала блондинка.

— Задержаться? — Алекс в изумлении вскинула брови. — Что вы имеете в виду?

— Это много времени не займет, — уклончиво ответила женщина.

Не удовлетворившись подобным ответом, Алекс захотела расспросить ее подробнее. Но в этот момент они вошли в пользующийся дурной репутацией квартал, который повсеместно называли «Скалы». То, что теперь увидела Алекс, разом заставило ее забыть — по крайней мере временно — другие мучившие ее вопросы.

По иронии судьбы эта часть побережья была как раз тем местом, где в свое время стала реальностью задуманная далеко отсюда колония Новый Южный Уэльс. Вдоль берега были возведены первые склады, больница, тюрьма и бараки. Сейчас это было, бесспорно, самое жалкое место в городе. Именно здесь проститутки облегчали чувство одиночества моряков, а часто и сами, испытав трудности бытия, сводили счеты с жизнью. Здесь вооруженные бритвами бандиты грабили случайных неосторожных прохожих. Здесь спаивали мужчин, не желавших по своей воле становиться моряками судовых команд. Здесь осужденные всех возрастов и «профессий» трудились, подобно бесправным рабам, в лавках и на складах с рассвета и дотемна, потеряв надежду на освобождение.

Алекс со все большим удивлением и ужасом смотрела на женщин, демонстрирующих себя полуобнаженными в дверных проемах. Они смеялись и обращались к проходящим мужчинам с непристойными предложениями. На одном из расположенных напротив причалов два матроса дрались из-за бочонка рома. На другом направляющееся в Англию судно загружалось мериносовой шерстью. Парусники под высокими мачтами входили в гавань и покидали ее, а накатывающие волны океанской зыби обрушивались на берег бурунами, оставлявшими после себя на песке клокочущую и шипящую пену.

Алекс заметила, что, несмотря на продувающий доки просоленный ветер, запахи становились все сильнее и неприятнее. Она с отвращением отворачивалась в сторону, стараясь не дышать. И хотя темнота еще не наступила, таверны уже были переполнены посетителями, стремящимися утопить свои горести в кружках эля. Некоторые из пирующих гуляк уже разбрелись по булыжной мостовой, пьяно ковыляя в различные «дома порока», которые, казалось, процветали в каждом порту во всем мире.

Алекс нагляделась всего этого уже достаточно. Встревоженная более, чем она решалась себе признаться, она крепко схватила блондинку за руку и заставила ее остановиться.

— Я требую, чтобы вы сказали, куда мы направляемся!

— К дому губернатора, — ответила женщина, вырывая у нее свою руку. В ее глазах появился странный блеск, и она улыбнулась Алекс загадочной улыбкой.

— Я не могу поверить, что губернатор… — начала Алекс, но договорить ей не пришлось. Теперь она должна была подумать, как ей вырваться от проходившего мимо подгулявшего матроса, буквально дернувшего ее за руку, чтобы остановить.

— Пойдем со мной, девочка, — невнятно промычал он. Его грубое лицо налилось кровью. А пах он так, будто несколько недель не был в бане. Алекс попыталась сбросить его сальные пальцы со своей руки.

— Убирайтесь от меня! — возмущенно потребовала она, изо всех сил упираясь и извиваясь в попытке вырваться.

— Да ты же просто девка, — заревел матрос, сопровождая свои слова взрывом злобного смеха. Он схватил ее за другое запястье и притянул к себе. Не будучи крупным мужчиной, он тем не менее обладал большой физической силой, развившейся за долгие годы, проведенные им в море.

Алекс громко вскрикнула. Она посмотрела злым, испуганным взглядом на свою попутчицу. Но та не предприняла никаких попыток прийти ей на помощь, продолжая стоять в стороне и молча наблюдать за происходящим со странным выражением отрешенности во взгляде.

— Помогите! — вновь пронзительно закричала Алекс. Ее сопротивление усилилось, когда захвативший ее зловонный негодяй попытался поцеловать ее своими мокрыми губами. — Кто-нибудь, прошу вас, помогите мне!

— Не ори без пользы, — презрительно сказал мужчина. — Здесь правил нет. — Он снова полез к ней с поцелуями, но она вовремя резко дернула головой, чтобы помешать ему, и закричала в еще одной бесплодной попытке призвать на помощь. Алекс не знала, что крики здесь — дело обычное. Хотя она и привлекла своими воплями любопытные взгляды нескольких прохожих, однако никто не захотел вмешиваться в то, что люди считали обычным выяснением отношений между моряком и его «девочкой для радости». Даже патрульные солдаты не обратили внимания на ее призывы о помощи.

Алекс переборола приступ тошноты и нанесла сильный, но малоэффективный удар по голени мужчины. Он даже не ослабил свою хватку. Его пожелтевшие зубы засверкали в триумфальном оскале, когда она не сумела повторить свои прием. Тогда, вспомнив то, чему однажды научил ее дядя, Алекс нанесла сокрушительный удар коленом вверх по его незащищенной мошонке.

Он издал хриплый, отрывистый вопль и скрючился от боли. Алекс наконец удалось освободиться. Оставив своего насильника стоящим на коленях на мостовой и изрыгающим ругань, она резко повернулась и побежала вдоль причалов. Блондинка бросилась за ней в погоню.

— Вы идете неправильной дорогой! — кричала она.

— Вы же вели меня вовсе не к дому губернатора! Разве не так? — обвинила ее Алекс, остановившись, чтобы высказать женщине свои подозрения. — И почему, Бог мой, вы не помогли мне?

— Вы не нуждались в помощи, — спокойно ответила женщина. — Я же вам сказала, что нам надо сперва задержаться. — Она улыбнулась и показала рукой в обратном направлении. — Отсюда совсем недалеко.

— Это действительно так? — Бирюзовые глаза Алекс сверкали, ее сердце под корсажем отчаянно колотилось. Она с сомнением глядела на блондинку. «Сейчас этой женщине, — подумала Алекс, — едва ли можно доверять, но есть ли у меня другой выход?» Она была совсем не уверена, что сможет самостоятельно найти дорогу в более приличный район города. Она боялась, что заблудится и, когда наступит ночь, окажется в одиночестве.

— Скоро станет темно, — предупредила женщина, будто прочтя мысли Алекс. — Вы и тогда захотите остаться здесь? Я помогу вам добраться до дома губернатора как можно быстрее.

Алекс была вынуждена признать справедливость ее слов. Она молча кивнула головой и вновь пошла по улице в сопровождении странной незнакомки. Они прошли без каких-либо инцидентов мимо скопления таверн, а затем повернули в узкую улочку, тянущуюся как раз к северу от причалов. Звуки скрипок — это была веселая ирландская джига — долетели до них из неопрятного вида здания. С танцевальной музыкой смешивались мужские и женские голоса, взрывавшиеся буйными раскатами смеха.

— Вот здесь я живу, — сказала наконец блондинка.

Алекс взглянула наверх и увидела, что они стоят перед двухэтажной деревянной постройкой, давно нуждающейся в покраске. Над дверью была криво приколочена написанная уродливыми буквами вывеска, напоминающая повешенного цыпленка. На ней можно было прочесть: «Насест». При виде всего этого Алекс нахмурилась, и беспокойство с новой силой охватило ее.

— Я подожду вас здесь, — сказала Алекс своей безымянной проводнице.

— В этом нет необходимости. У меня это займет лишь секунду.

— Нет! — отрезала Алекс. Она покачала головой и повторила свой отказ. — Я предпочитаю подождать снаружи.

— Как хотите.

Женщина подняла руку и постучала в дверь, а потом слегка улыбнулась, когда дверь распахнулась и в ней появился темнокожий, с бочкообразной грудью, двухметрового роста мужчина. Налитый мускулами гигант молча посмотрел сверху вниз на женщин. Его хищный взгляд задержался на Алекс.

— Я привела Флоре новую девушку, — сказала блондинка и резко кивнула в сторону Алекс. — Она «особая». Говорит как настоящая леди. Я получу за нее кругленькую сумму.

Алекс ошеломленно и недоверчиво уставилась на женщину.

Новая девушка?

И тут ее внезапно озарила ужасная догадка. Однако прежде чем она смогла задать вопрос или выразить протест, гигант сцапал ее и втащил внутрь здания.

— Отпустите меня! — потребовала девушка, отбиваясь изо всех сил. Но он был силен как буйвол, и его руки сжимали ее так крепко, что она не могла дышать.

— Отведите ее наверх, — приказала другая женщина, вышедшая на шум. — Я сама вызову Флору.

— Нет! — У Алекс сперло дыхание, а ее полные отчаяния глаза отыскали блондинку. — Прошу вас… вы не можете сделать этого!

— Вы успокоитесь, и достаточно скоро, — заверила ее та без тени раскаяния в своем поступке. — С нами со всеми так случается.

— Успокоюсь? — повторила побелевшая как мел Алекс. — Ну нет! Отпустите меня! — Охваченная паникой, она, пронзительно крича, боролась что было сил. Но это не могло остановить бесстрастного великана, и он, схватив ее в охапку, быстро понес по затемненной лестнице на второй этаж. Девушка лихорадочно озиралась, ища хоть кого-нибудь, кто мог бы ее спасти. Но рядом не было никого.

Воздух отравляли вызывающие тошноту запахи дешевых крепких духов, гниющей пищи и грязных уборных, а из-за полудюжины закрытых дверей, мимо которых они проходили, раздавались стоны и ругань. Захвативший ее мужчина направился к открытой двери в дальнем конце плохо освещенного коридора. Маленькая комната, куда они вошли, была погружена в золотистый мрак, который едва могла рассеять тускло горящая лампа. Окна в комнате не было, а ее убогая обстановка состояла лишь из железной кровати, стула и умывальника. Немой гигант бросил свой отчаянно сопротивляющийся груз на кровать. С губ Алекс сорвался протестующий вопль, когда она упала на покрытое пятнами и изорванное стеганое одеяло, прикрывающее скомканный жесткий матрас. Алекс с трудом села, превозмогая боль во всем теле и подступающую к горлу тошноту. Мужчина оставил ее в комнате одну. Уходя, он запер за собой дверь.

Алекс немедленно вскочила, бросилась к двери и нажала на ручку, но было слишком поздно. Во внутреннем замке уже повернулся ключ.

— Вы не имеете права так поступать! — снова закричала она, принимаясь колотить в дверь кулаками. — Я здесь против своей воли! Прошу вас, выпустите меня!

Единственным откликом на ее отчаянные просьбы была реплика из соседней комнаты. Нетрезвый женский голос промычал нечто вроде того, что ей «лучше вести себя спокойно, или ее отхлещут кнутом по спине».

Алекс тяжело, со всхлипом вздохнула и почувствовала, что глаза ее наполнились жгучими слезами. Приглушив рыдания, рвавшиеся из горла, Алекс сделала несколько шагов, но ноги ее подкосились, и она соскользнула на пол. Закрыв глаза, она прислонилась головой к шершавой двери.

Она оказалась пленницей в борделе. Ее разум отказывался в это поверить. Как она могла оказаться такой глупой, такой беспечной и наивной? Прежде чем поверить незнакомке, ей следовало бы разобраться во всем получше. Она должна была проявить осмотрительность!

— О Боже мой! Что же мне теперь делать? — кричала, как ей казалось, она.

Но на самом деле голос ее звучал всего лишь как хриплый, дрожащий шепот. Она даже не осмеливалась подумать, что с ней случится, если она не сможет убежать из этой клоаки, которая была для нее хуже тюрьмы.

Внезапно перед ее глазами проплыло лицо Джонатана Хэзэрда. Это видение заставило сжаться ее горло, а в сердце запылало желание вновь почувствовать его сильные руки. Он предупреждал ее! Он говорил ей об опасностях, которые поджидают ее на пути, если только она будет настолько глупа, что попытается выбраться самостоятельно. А она отказывалась прислушиваться к его словам.

Господи, помоги ей! Она не могла понять, где в ней говорила гордость неподчинения, а где проявлялось упрямое безрассудство. Алекс отдала бы все, все на свете, только бы вернуться на плантацию из этого отвратительного, подлого места, где она пребывала в ожидании чего-то такого, что было слишком ужасно даже мысленно себе представить.

Она открыла глаза. Не обращая внимания на охватившую ее дрожь, Алекс стала быстро вытирать слезы, которые катились по ее щекам. Она не могла терять время и силы ни на чувство жалости к себе, ни на раскаяние, ни на страстные желания, смысл которых она не могла уяснить.

Она поднялась на ноги и быстро и внимательно осмотрела вновь засверкавшим решительностью азглядом комнату, в которой находилась. Алекс готова была поклясться всем святым, что она — леди Александра Синклер. Неужели она выстояла под натиском всех испытаний и потрясений последних восьми месяцев только для того, чтобы теперь потерпеть поражение, когда победа была наконец так близка? Выход должен был найтись!

Она перевела взгляд на лампу, стоявшую на стуле рядом с кроватью, и пристально посмотрела на нее. Вот то, что надо! Она сядет и станет ждать, когда дверь вновь откроется, а затем использует эту лампу как оружие против молчаливого охранника или любого другого человека, который войдет в комнату. Как только незваный гость повалится без чувств, она припустит вниз по лестнице и убежит через парадную дверь дома, ни разу не оглянувшись назад. И больше она никогда не доверит свою жизнь незнакомцу. Но ведь Джонатан Хэзэрд был тоже незнакомцем, хмуро напомнила она себе. Однако он был другим… совсем, совсем другим.

Проглотив внезапно появившийся в горле комок, Алекс направилась к лампе. Но прежде чем она успела взять ее в руки, дверь без предупреждения распахнулась. Сердце ее в испуге бешено забилось. В дверном проеме появилась крепко сложенная Женщина, возможно, лет сорока, за спиной которой стоял темнокожий великан. На ней было обтягивающее короткое атласное платье янтарного оттенка. Ее волосы цвета меди, скорее всего крашеные, были зачесаны в высокий пучок, а лицо напудрено и нарумянено до такой степени, что глаза на нем выглядели странно матовыми.

— Я — Флора, — объявила она, насмешливо оглядывая Алекс. — А как вы, девушка, называете себя?

— Я — леди Александра Синклер, и вы не имеете никакого права задерживать меня здесь! Либо вы меня тотчас же освободите, либо…

— Салли сказала, что вы какая-то «особая», — проворчала Шлора. Ее широкое лицо расплылось в хищной улыбке, а взгляд потемнел от жадности. — Мы вас немного приведем в порядок, и вы получите модное платье. Я заставлю этих несчастных подонков держать на вас пари, и они будут стоять здесь в очереди день и ночь, как только разнесется новость о том, что у нас появилась такая шикарная новая девочка. К тому же рыжая!

— Вы не имеете права удерживать меня здесь! — пылко заявила Алекс. Ее гнев переборол страх. — То, что вы собираетесь сделать, противоречит закону, и я добьюсь того, что вы будете наказаны за ваши гнусные делишки, если только не разрешите мне тотчас уйти!

— Вас, милочка, надо еще научить хорошим манерам, — сказала, вновь алчно улыбнувшись, Флора. Она коротко кивнула головой через плечо. — Там внизу ждет джентльмен, наш постоянный посетитель, который хорошо оплачивает привилегию быть первым.

— Нет! — воскликнула, тяжело дыша, Алекс. Она приняла отчаянную, но безуспешную попытку выскользнуть из комнаты, и ей оставалось лишь дико закричать, когда великан поймал ее и прижал спиной к кровати. Хотя она и боролась с ним как тигрица, он бросил ее на матрас и вернулся на свое место позади хозяйки борделя.

— Снимай платье, — спокойно приказала ей Флора.

— Идите к дьяволу! — выпалила в ответ Алекс. Она снова вскочила с кровати и, возмущенно сверкая своими прекрасными глазами, набросилась на Флору. — Я никогда не подчинюсь этой… этой мерзости!

— Майор быстро сорвет его с вас, — пообещала Флора, сопроводив свои слова гадким презрительным смешком. Повернувшись, она поспешно вышла в коридор. Ее огромный хищноглазый спутник, прежде чем запереть дверь, бросил на девушку угрожающий взгляд.

Алекс быстро схватила лампу и побежала через комнату. Заняв рядом с дверью оборонительную позицию, она прислонила ухо к стене, чтобы услышать, не раздаются ли снова чьи-то шаги.

Ждать ей пришлось мучительно долго. Все ее тело тревожно напряглось, когда она наконец уловила чье-то приближение. Она загасила огонь, высоко подняла лампу и затаила дыхание.

В замке повернулся ключ, и дверь моментально открылась. В комнату проник свет от другой лампы, висящей в коридоре. Как только Алекс увидела в дверном проеме мужскую голову, она обрушила на нее сокрушительный удар своим увесистым оружием.

Однако человек, который, по ее расчетам, уже должен был замертво рухнуть на пол, оказался слишком ловким для жертвы. Увернувшись от удара, который мог бы раскроить ему череп, он выбил из рук Алекс лампу и широко распахнул дверь. Он цепко схватил девушку за запястье, когда та попыталась прошмыгнуть мимо него, и вырвал ее из тени.

— Мне следует поблагодарить Флору за предупреждение, — сказал он с наигранной веселостью. Это был по-своему весьма привлекательный мужчина, среднего роста, с коротко стриженными на военный манер волосами, источавший дух превосходства. Он был в форме офицера полка Нового Южного Уэльса.

— Пустите меня! — Алекс ударила его свободной рукой, но он перехватил и вторую ее руку и удерживал ее перед собой в свете лампы. В его бесцеремонном взгляде читалась пылкая, похотливая оценка ее очарования.

— Черт побери, а вы даже красивее, чем утверждала Флора!

— Вы ничего не понимаете! — воскликнула Алекс. Внезапно прекратив сопротивление, она смело взглянула прямо ему в лицо и попыталась объяснить ему суть ситуации. — Я не имею никакого отношения к этому дому! Я не одна из здешних…

— Может, это так, моя сладкая, но сейчас вы здесь.

Он грубо вытащил ее в коридор, схватил лампу, висевшую там на вбитом в стену крюке, и втолкнул Алекс обратно в комнату. Она споткнулась о стул и опрокинула его, и тогда он, захлопнув дверь, опустил лампу на пыльный, затоптанный пол.

— Вы — офицер на службе Его Величества, — подчеркнула Алекс, повернувшись, чтобы опять посмотреть ему в лицо. Мимоходом она успела заметить, что он в звании майора. — Вы должны следовать кодексу чести, выполнять свой долг перед королем и страной.

— Когда я свободен от службы, я сохраняю верность только самому себе. — Он с усмешкой начал расстегивать медные пуговицы на груди своего сюртука.

— Но тогда хотя бы подумайте над тем, что я вам должна сказать. — Она высокомерно выпрямилась и обратилась к нему с максимально возможной для нее в нынешних обстоятельствах выдержкой. — Я — леди Александра Синклер. Мой дядя — лорд Генри Кэвендиш. Если вы поможете мне хотя бы попасть к губернатору…

— Боюсь, что этого не одобрит жена губернатора, — с холодным сарказмом произнес офицер и стал медленно приближаться к ней.

Алекс в панике отступила назад. Широко распахнув глаза, она лихорадочно искала какое-нибудь другое средство обороны.

— Прошу вас, выслушайте меня! Я говорю вам правду! И если бы даже это было не так, вы все равно не имели бы права… сделать это!

— Я заплатил за это право. И могу вас заверить, что оправдаю свои расходы.

Когда он ринулся на нее, с ее губ сорвался подавленный крик. В мгновение ока она оказалась прижатой спиной к кровати. Майор схватил ее запястья и заломил ей руки над головой, а потом навалился на нее всем телом. Она отвернула голову, когда он попытался поцеловать ее, но была не в силах помешать ему прижать губы к ее шее.

— Нет! — громко кричала она, яростно извиваясь под ним. — Прошу вас, прекратите!

— Еще ночь не закончится, как вы станете умолять меня повторить, — похвастал он и в нетерпении опустил руку, чтобы сорвать с нее юбки.

Она тут же воспользовалась этим и нанесла кулаком сильный удар по его голове, а затем попыталась выбросить вверх колено. Насильник выругался и опять схватил ее запястья своими железными пальцами. Он наклонился к ее побледневшему лицу и впился в него сверкающим мстительностью и злорадством взглядом.

— Я заставлю вас заплатить за это, вас, маленькая проститутка!

— Я не проститутка! — воскликнула Алекс в отчаянии.

Она почувствовала, как поднялась к горлу желчь. От страха и отвращения она вот-вот могла потерять сознание.

О Боже! Это не может произойти!

Твердя про себя эти слова, чувствуя, как кровь стучит у нее в ушах, она выгнулась дугой в напрасной попытке сбросить майора с себя. Она зажмурилась и молча молилась об избавлении от этого ужаса. Алекс не могла вынести мысли, что этот мужчина или кто-нибудь другой возьмет силой то, что она могла дать добровольно только любимому…

Внезапно дверь с грохотом распахнулась.

Майор крепко выругался и спрыгнул с кровати. Аристократические черты его лица исказились от гнева, когда он быстро обернулся, чтобы увидеть, кто же осмелился нарушить его хорошо оплаченное уединение.

— Что за проклятие?.. — прорычал он. Но закончить фразу так и не смог.


Глава 7


Алекс, еще не успев понять, что произошло, с усилием приподнялась и села на измятой постели. Ее рот округлился в удивлении, когда она увидела, что напавший на нее мужчина свалился на пол.

Не веря глазам своим, она смотрела на другого, только что ворвавшегося в комнату мужчину, который приготовился дать майору еще одну крепкую зуботычину. На его красивом лице застыло выражение, которое лучше всего можно было бы охарактеризовать как предупреждение о готовности нанести смертельный удар, а темно-зеленые глаза излучали бешенство.

— Капитан Хэзэрд!

Алекс была по-настоящему потрясена. Сердце ее дико забилось, когда она увидела его. Ее охватила такая глубокая радость и такое чувство облегчения, какого она никогда в жизни не испытывала. Через мгновение глаза Джонатана встретились с ее взглядом. То, о чем они сказали тогда друг другу глазами, они не забудут до конца своих дней.

— Будьте вы прокляты, Хэзэрд! — взревел майор, уже успевший подняться на ноги. Он растирал свою ушибленную челюсть и с мстительно мрачным видом смотрел на Джонатана. — Эта женщина моя! Я заплатил Флоре…

— Еще одно слово, майор Битен, — угрожающе произнес Джонатан своим низким и ровным голосом, — и я доставлю себе удовольствие убить вас!

Битен заметно побледнел. Хотя он и продолжал бросать на Хэзэрда свирепые взгляды, у него все же хватило разума промолчать. Капитан Джонатан Хэзэрд не относился к тем мужчинам, которых можно было провоцировать, не подвергая себя при этом серьезной, а возможно, и смертельной опасности. За два последних года не один несчастный идиот испытал на себе крутой нрав американца.

В яростном молчаливом негодовании Битен наблюдал, как девушка порывисто соскочила с кровати и под влиянием первого побуждения припала к широкой груди своего спасителя.

— Слава Богу, что вы пришли, — волнуясь, произнесла Алекс. Жестоко потрясенная пережитым ею испытанием, она закрыла глаза и глубоко, вся содрогаясь, вздохнула, когда его руки обняли ее. Они словно излучали властное тепло исполненного физической силы мужчины.

— С вами все в порядке? — спросил он с беспокойством.

— Да!

Она немного отстранилась и, запрокинув голову, посмотрела ему в лицо. Ее глаза сверкали непролитыми слезами, а нежные черты лица выражали такую муку, что Джонатан почувствовал, как сердце, пронзенное болью, перевернулось у него в груди. Его кровь пылала раскаленной ненавистью. Он пронзил огненным взглядом мужчину, осмелившегося прикоснуться к ней. С трудом сдерживая желание избить его до бесчувствия, Джонатан сделал угрожающий шаг по направлению к нему.

— Я не имел представления, о чем она говорила, — поспешил объяснить майор Битен. Он в страхе пытался укрыться от ярости Джонатана, и слова с нервной поспешностью слетали с его губ. — Клянусь вам, мне сказали, что она принадлежит мне и я могу ее взять. Если вы не верите мне, то можете спросить об этом Флору.

— Черт возьми, вы же не кто иной, как ублюдок, напяливший красный мундир английского солдата, — наступал на него Джонатан. — За то, что вы сделали, я должен был бы свернуть вам шею! — Он продвинулся еще на один шаг вперед.

— Прошу вас, — обратилась к Джонатону Алекс, дрожа и цепляясь за его руки, — уведите меня из этого ужасного места. — Как бы она ни ненавидела майора за то, что он пытался с ней совершить, Алекс не хотела видеть его мертвым. А она почти не сомневалась, что Джонатан Хэзэрд был вполне ютов убить майора голыми руками. — Вы… вы пришли как раз вовремя. Он ничего не сделал. Ничего!

Джонатан внимательно посмотрел на нее и, соглашаясь, коротко кивнул. Он не мог оставаться непреклонным, видя отчаяние в ее сверкающих бирюзовых глазах. Подумав, что она уже достаточно пережила, капитан неохотно отказался от намерения расправиться с негодяем. Действуя одновременно и властно, и нежно, он взял ее за руку и вывел из комнаты.

Оставшийся в одиночестве майор, поняв, что ему больше ничего не грозит, подошел к кровати и тяжело плюхнулся на нее. Он поклялся отомстить. И дал клятву, что овладеет женщиной, чье сладкое, причиняющее муки очарование он смог ощутить на такой короткий срок…

Мускулистый гигант ждал Алекс и Джонатана на нижних ступенях лестницы. Он шагнул навстречу, чтобы преградить им путь. Его темные глаза вступили в молчаливую битву с пронизывающими зелеными глазами Джонатана.

— Отойдите в сторону, — приказал Джонатан, но гигант не тронулся с места. — Отойдите в сторону или…

— Куда, к черту, вы собираетесь уйти с моей новой девочкой? — требовательно спросила подоспевшая наконец Флора, вовсе не собирающаяся выпускать из когтей свою добычу.

Алекс затаила дыхание и инстинктивно прижалась к Джонатану, который одной рукой обнял ее за талию, а вторую запустил под полу пиджака к маленькому с серебряной рукояткой пистолету, который он засунул за пояс своих бриджей.

— Эта женщина не состоит у вас на службе, — коротко произнес он.

— А кто вы такой, черт побери, чтобы говорить мне это?

— Моя фамилия Хэзэрд. Капитан Джонатан Хэзэрд. И я намерен добиться того, чтобы вас наказали сполна по закону, карающему за похищение людей.

— Похищение людей? У вас нет оснований, чтобы угрожать мне! — воскликнула, перейдя в оборону, Флора. — Я просто предоставила девушке возможность у меня остановиться. Она пришла сюда с улицы, похожая, как вы можете видеть, на мокрую курицу.

— В таком случае у вас нет оснований возражать против нашего ухода, — парировал Джонатан. Его пальцы легли на рукоятку пистолета, а взгляд устремился на гигантского мужчину, который, по всей видимости, готовился к нападению.

Алекс прислониласо к Джонатану. На какое-то мгновение она почувствовала опасную слабость в ногах. Но потом собралась с силами, ожидая, что же произойдет дальше.

Прошло несколько долгих, напряженных секунд, прежде чем Флора капитулировала, но и это она сделала намеренно нагло.

— Ну и забирайте эту сучонку. Забирайте, и скатертью вам дорога! Но не рассчитывайте, что вы сможете вернуться сюда с полицейским… Я хорошо плачу за защиту. Знайте это!

Она сердито кивнула мощному охраннику. Бросив молчаливый сердитый взгляд, он наконец убрался с их пути.

Облегчение, которое вновь испытала Алекс, когда Джонатан вывел ее из грязного притона, вернуло ей интерес к окружающему. Удивившись, что на город уже опустилась темнота, она глубоко вздохнула и уставилась на небо, на котором виднелась узкая полоска облаков, пересекавшая освещенный лунным светом сияющий ночной свод. Внезапная непроизвольная Дрожь пробежала по ее спине, когда порыв холодного ветра рванул ее юбки, но это даже приободрило ее. Кошмару наступил конец.

Она бросила взгляд на своего молчаливого, сурового попутчика. Его рука все еще надежно придерживала ее за талию. Она была благодарна ему и за это, но куда большая благодарность переполняла ее за то, что он еще раз спас ее от грозившего ей несчастья. «Воистину, — подумала она, — это было чудо». Джонатан Хэзэрд оказался ее хранителем. А если точнее — ангелом-хранителем.

За лошадью Джонатана присматривал неряшливо одетый юноша. Он на лету подхватил монету, которую тот бросил ему, и поспешил прочь в предвкушении доброй выпивки.

Посадив Алекс на лошадь, Джонатан занял место позади нее и взял в руки поводья. Алекс благодарно прильнула к нему, когда они отправились в путь.

— Как вам удалось меня найти? — решилась наконец она спросить. Они уже доехали до главного бульвара, тянувшегося вдоль пристани, освещенного уличными фонарями и весело бурлящего резкими красками, звуками и запахами, которые всегда несет с собой ночь. — Как вы смогли…

— Скажу позже, — промолвил он с непроницаемым лицом.

Не желая и дальше докучать ему в этот момент вопросами, Алекс, пока они ехали через толпу весельчаков, хранила сосредоточенное молчание. Сейчас никто не отваживался приставать к ней: охотникам до развлечений достаточно было только лишь взглянуть на ее защитника.

На следующем перекрестке Джонатан направил лошадь вверх на холм. Вскоре они очутились в явно более респектабельном районе города. Здесь хорошо ухоженные дома стояли аккуратными рядами и воздух был напоен приятными ароматами цветов и дыма от горящих дров.

Проехав еще немного, Джонатан остановил лошадь и спешился. Он помог спуститься наземь Алекс и повел ее по узкой, обсаженной цветами дорожке в сторону очаровательного дома, сложенного из желтого кирпича. Вывеска с надписью «Корнуолл инн» красовалась на выкрашенной в белый цвет веранде, соторая протянулась вдоль второго этажа здания.

— Почему мы остановились именно здесь? — просила, сердито наморщив лоб, озадаченная Алекс.

— Эта гостиница принадлежит моему другу, — ответил Джонатан. — Его зовут Джеймс Теннер. Мы остановимся здесь на ночь.

— Но я… я думала, что мы возвращаемся на плантацию.

— Сейчас для этого слишком поздно. Мы отправимся туда утром.

Джонатан наконец снял руку с ее талии, но, когда они стали подниматься по ступенькам вверх, он взял ее под локоть. У дверей их встретил лысеющий мужчина в очках, одетый в фланелевую белую сорочку и серые шерстяные брюки для верховой езды.

Он тепло улыбнулся Джонатану.

— Итак, вы ее нашли, — заметил мужчина с чувством удовлетворения. Он широко распахнул двери и горячо приветствовал обоих. — Вы, должно быть, мисс Синклер, устали. Как раз сейчас я дал указание, чтобы наверх отнесли горячую воду для ванны. И вы, Джонатан, тоже, несомненно, нуждаетесь в этом же, — добавил он, дружески похлопывая его по спине. — Совершенно ясно, что сегодня вы провели слишком много времени в седле! О вашей лошади не беспокойтесь. Я присмотрю за ней. Эллен подготовила ваши комнаты, и скоро ваш ужин будет на столе.

Алекс слегка улыбнулась сердечному хозяину. Ей было любопытно, откуда он узнал ее имя, и она сделала в уме заметку, чтобы, как только они отдохнут, спросить об этом Джонатана, а также о многом другом. Сейчас же ей больше всего хотелось, чтобы ее проводили в комнату, в которой камин распространял приятное тепло, а большая металлическая ванна ждала, когда ее наполнят водой.

— Я отвел капитану Хэзэрду комнату рядом с вашей, мисс Синклер, — сказал Джеймс Теннер, вводя ее в маленькую, но очень мило убранную спальню. — Если вам что-нибудь понадобится — что угодно! — вам нужно будет лишь уведомить об этом меня.

— Спасибо, — прошептала Алекс. Ее глаза непроизвольно обратились на Джонатана, который стоял рядом с пожилым мужчиной, возвышаясь над ним на две головы. Он ничего не сказал, лишь коротко улыбнулся, покидая вместе с другом комнату Алекс.

Как только мужчины вышли, она глубоко, всей грудью вздохнула. Чувствуя себя полностью опустошенной — физически и эмоционально, — она подошла к обитому тканью в цветочный узор шезлонгу и обессиленно опустилась на него. В ее мозгу прокручивались изнуряющие события сегодняшнего дня, и в особенности последних часов, и Алекс заметила, что к ее глазам подступают слезы, навеянные облегчением, которое она так полно ощутила. Алекс закрыла лицо руками и дала волю своим чувствам…

Минул один короткий час, и она почувствовала себя значительно лучше. Она съела несколько бисквитов и выпила чаю, который принесла жена Джеймса Теннера, Эллен, «чтобы заморить червячка до ужина», как объяснила эта спокойная, ласковая женщина. Алекс щеткой соскребала с себя в ванне грязь, с наслаждением чувствуя, как горячая мыльная вода снимает напряжение с мышц ее измученного тела, а потом надела свежее нижнее белье и платье, которые ждали ее на постели. Удивившись, как подходят ей данные напрокат вещи, она повернулась к своему отражению в высоком, заключенном в раму из вишневого дерева зеркале рядом с камином.

На ней было самое красивое платье, которое ей довелось носить после отъезда из Лондона. Оно было сшито из муслина с узором из цветов, обрамленным по краям лиловой полоской. Это было изящное по покрою платье с высокой талией, глубоким декольте и короткими рукавами. Чтобы наряд ее не выглядел излишне смелым, Алекс прикрыла декольте белой гофрированной батистовой косынкой. Тонкие шелковые панталоны и подходящая к ним по цвету нижняя сорочка нежнейшим образом касались ее кожи, равно как и изящные кремового цвета чулки, удерживаемые на ногах светло-голубыми атласными подвязками. Ансамбль завершался парой лайковых домашних туфель на низком каблуке, закреплявшихся на ногах лентами, перекрещивающимися на ступнях и вокруг щиколоток, а также блестящей шалью зеленого цвета.

Ее волосы, несмотря на все усилия высушить их с помощью полотенца, оставались еще влажными и в беспорядке вились вокруг лица. При виде их Алекс нахмурилась, раздумывая, не считает ли ее Джонатан Хэзэрд менее женственной из-за отсутствия длинных локонов. Возможно, он хотел бы, чтобы волосы у нее ниспадали до пояса. А может быть, он хотел бы, чтобы они были цвета золотистого меда или черными, как полночь, а вовсе не цвета обжаренных каштанов.

— Идиотка, — проворчала она, еще раз испытав острое недовольство своим отражением в зеркале. Как смешно беспокоиться по поводу незначащих вещей, особенно сейчас, когда в ее жизни столько проблем. Она совершила непростительный грех, убежав с плантации. Ее едва не изнасиловали! А сейчас ей предстоит провести ночь под одной крышей с мужчиной, являющимся и ее защитником, и ее мучителем. Почему же она, во имя всего святого, должна волноваться, хорошего ли Джонатан мнения о ней или нет?

— Мисс Синклер!

Она виновато вздрогнула при звуке его голоса. Покраснев, Алекс отвернулась от зеркала и выжидающе уставилась на дверь.

— Да? — отозвалась она.

— Ужин ждет нас.

— Я… я не голодна. — Обругав себя за трусость, она прижала руки к груди, пытаясь — правда, без значительного успеха — не обращать внимания на беспорядочное биение своего сердца.

— Чепуха, — сказал Джонатан из-за двери, поворачивая ручку.

Алекс от удивления прищурилась, когда он открыл дверь и вошел в спальню. Он тоже принял ванну и переоделся. Теперь на нем был темно-синий жилет, надетый поверх белой в полоску рубашки, и бежевые бриджи из оленьей кожи. Его черные высокие, до колен, сапоги были начищены и блестели. Густые темно-каштановые волосы были волнами зачесаны на лоб. «Он выглядит по-настоящему красивым и дерзновенным, — подумала Алекс. — До кончиков ногтей он образец страстного, пылкого американского мужчины».

Она с трудом проглотила застрявший в горле ком и еще больше покраснела, когда Джонатан медленно, как-то по-особенному дерзко, интимно, с чувством собственника осмотрел ее с ног до головы. Было очевидно, что и ему понравилось то, что он увидел, особенно когда его горящий взгляд остановился на обнаженных выпуклостях ее грудей.

— Не рискуете ли вы обидеть наших хозяев? — с вызовом спросил он ее низким голосом, исполненным восхищения. Он посмотрел на нее с воистину обезоруживающей улыбкой.

От удивления она открыла рот, ибо была совершенно не подготовлена к такой внезапной перемене в его отношении к ней. Она ожидала увидеть его злым, сварливым, угрожающим, а то даже и еще похуже. «Какую игру он теперь ведет?» — задала она себе вопрос.

— Я… я вам не разрешала войти, — запинаясь от нахлынувших эмоций, сказала она.

— Вы совершенно правы, — приблизившись, невозмутимо согласился он. — Но я хотел удостовериться, не больны ли вы.

— Нет, нет, — прошептала она и опустила взгляд под его глядящими в упор глазами. — Я не больна. — Она развела руками, а ее щеки еще больше покраснели, когда она непроизвольно прошептала: — Воистину, капитан Хэзэрд, я просто не знаю, как я смогу вас когда-нибудь отблагодарить за то, что вы пришли мне на помощь. Если бы не вы…

— Но я пришел. — Выражение его лица стало торжественным, а голос приобрел явную твердость. — Единственное, о чем я сожалею, так это о том, что я не нашел вас раньше.

— Я считаю, что это чудо, что вы вообще нашли меня. — Она решилась посмотреть ему в лицо. В ее красивых глазах отражались танцующие огоньки камина. С потрясающей быстротой посыпались приготовленные ею заранее вопросы: — Как вы узнали, где меня искать? Ведь я могла быть где угодно. Что привело вас именно в это заведение? И как вы могли узнать о моем исчезновении, а затем так быстро оказаться в Сиднее? Я покинула плантацию, едва рассвело…

— …спрятавшись в фургоне с шерстью, — закончил он ее фразу. Лишь подобие улыбки коснулся его губ при виде ее беспокойства. Но он явно получил от этого удовольствие. — Когда я вскоре после полудня вернулся домой, мне тут же сообщили о вашем побеге. А также о предполагаемом способе, который вы использовали для него. Я во весь опор поскакал за вами в Сидней.

— Но откуда вы узнали, что меня надо искать в… — Ее голос упал, и тень пережитого омрачила ее только что оживленное лицо.

Джонатан переборол в себе внезапно возникшее сильное желание привлечь ее к себе. В нем опять пробудилось глубоко врезавшееся в душу инстинктивное стремление взять ее под защиту, а также чувство мстительного негодования в отношении человека, причинившего ей боль. Он еще не покончил с майором Битеном. «Нет, клянусь Богом, — сказал он себе, — этот мерзавец еще заплатит за свой поступок».

— Как только я удостоверился, что вас нет в доме губернатора, — продолжил он, — я немедленно направился в район порта. Хорошо известно, что туда завлекают молодых женщин, обещая им прибежище. Предчувствие подсказывало мне, что и вас постигла такая же участь. «Насест» был одним из многих заведений, которые я намеревался осмотреть. Но на это могло бы потребоваться много времени, если бы только не неожиданная удача.

— Неожиданная удача?

— Вас увидел на улице один мой знакомый. — Глаза Джонатана потемнели при воспоминании, что он почувствовал, когда Джеремия Баркли намекнул на то, где она могла быть. Во всяком случае, судьба явно была милостива к ним, ибо Джеремия Баркли бродил рядом с одной из своих излюбленных забегаловок как раз в тот момент, когда мимо него быстро прошли Алекс и другая женщина. Слава Богу, что старый морской волк не был слишком пьян, чтобы забыть, что он увидел. — Он описал вас с удивительной точностью. И он узнал вашу попутчицу. Та не впервые занималась всяческими проделками по поручению Флоры.

— Понимаю, — прерывисто вздохнула Алекс и медленно прошла мимо него к камину. — А майор Битен? Каким образом этот человек мог оказаться в числе ваших знакомых?

— Сидней — небольшой город. — Не вдаваясь в дальнейшие подробности, Джонатан внимательно наблюдал, как она вновь скрестила руки у себя под грудью. Пламя камина играло на ее лице, придавая оживленный вид тонким, пленительным чертам ее лица и подчеркивая совершенство ее фигуры.

— Ну а что вы можете сказать о мистере Тен-нере? — продолжала она расспрашивать. — Откуда он знает мое имя?

— Я впервые остановился в этой гостинице, желая заручиться помощью его сына. Дэниел работал тогда в одном большом магазине. Он довольно хорошо знает порт.

— Я удивлена, капитан, что вы не довели случившееся до сведения властей, — бесстрастно прокомментировала она. Было ясно, что к ней полностью возвратились ее силы и дух. — Ведь в конечном счете я была беглой ссыльной, и…

— Неужели вы думаете, что я настолько глуп, чтобы доверить полковому офицеру такую женщину, как вы? — Он покачал головой и криво улыбнулся ей. — Должен признать, мне не прибавило бы чести, если бы я признал, что меня перехитрил мой собственный работник. К тому же женщина. Кроме того, привлечение к этому делу солдат замедлило бы поиски. Жители этой части города не встречают английских солдат, мягко говоря, с распростертыми объятиями.

— Полагаю… я думаю, что это так, — без большой уверенности, запинаясь, сказала она. Алекс вновь устремила взволнованный взгляд на пляшущий в камине огонь, а потом требовательно спросила: — Ну, и как вы думаете поступить со мной теперь?

— Я предполагаю пригласить вас на ужин.

— А потом вы поможете мне встретиться с губернатором Макквери?

— Я обедал с ним вчера и не очень стремлюсь повторить этот визит в ближайшее время.

— Вы говорили ему обо мне? — спросила она. Ее глаза загорелись надеждой, когда она вновь взглянула в лицо Джонатана.

— Нет.

— Почему?

— А что я мог ему сказать? — Он спокойно приблизился к ней. Его улыбка немного потеплела, но в углах рта таилась скрытая насмешка, и от нее это не укрылось. — Например, то, что я принял на себя ответственность за заключенную, утверждающую, что она — дама знатного происхождения? Что моя новая экономка — упрямая, рыжеволосая маленькая злючка со способностями к сценическому искусству и склонностью нарываться на неприятности? О, нет! Обо мне бы подумали как о самом последнем идиоте, если бы я рассказал об этом. А над вашей историей только посмеялись бы.

Джонатан не признался, однако, даже себе в том, что была еще одна причина. Гораздо более важная.

— Если вы действительно считаете, что я лгу, если вы верите, что я воровка и женщина… легкого поведения, тогда почему, сэр, вас обеспокоило, что майор Битен получит от меня то, что он хотел? — решительно спросила она. Чувствуя, как яркая краска выступила у нее на щеках, она, преодолевая испуг и смущение, гордо подняла голову и бросила на Джонатана обвиняющий взгляд. — Почему вы грозились убить его?

— Кем бы ни была женщина, — ответил Джонатан спокойным, ясным тоном, — она тем не менее не заслуживает такого зверского обращения.

— Выходит, вы назначили себя опекуном всех женщин в порту, кому выпала подобная судьба? Вы и их спасете? Обеспечиваете ли вы им прибежище и позволяете ли брать напрокат подобные наряды? — закончила Алекс, подчеркнув последнюю фразу и указывая на свое роскошное платье.

— Остальные женщины не на моем попечении. А одежда взята не напрокат.

— Что?

— Эти вещи я купил для вас вчера, — откровенно признался он. Его глаза потемнели до цвета нефрита, когда он вновь с нескрываемым одобрением посмотрел на Алекс. — Я рад убедиться, что потратил свои деньги не зря.

— Но почему… зачем вы сделали это? — Ее глаза округлились. Она задержала дыхание, когда он еще ближе подошел к ней.

— Потому, моя дорогая мисс Синклер, что я не мог больше выносить вида этой проклятой тюремной робы.

— А я-то и не знала, капитан Хэзэрд, что мой внешний вид имеет для вас такое значение.

— Вполне естественно, что так и должно быть, поскольку в течение следующих семи лет мне придется ежедневно смотреть на вас, — подтвердил он свою мысль, сардонически подняв одну бровь.

— Но этого не будет, если мои попытки убежать увенчаются успехом, — возразила она. Но уже в следующую секунду с губ ее слетел слабый крик — так порывисто и так крепко он схватил ее за руки.

— К черту, женщина! Неужели вы еще не получили урок? — резко спросил он. Его взгляд безжалостно впился в яркий сине-зеленый огонь ее прекрасных глаз, а по его лбу пролегла мрачная морщина. — Какой же дьявол должен убедить вас, что побега быть не может?

— Я уже однажды вам сказала, что никогда добровольно не отдам себя в цепи рабства! — Она подняла руки, чтобы толкнуть его в грудь, но он перехватил их.

— Я полагал, что вы уже достаточно страдали, чтобы стать разумной женщиной. По-видимому, я ошибался.

— Не прикасайтесь ко мне! — приказала она, повышая голос. В ней снова проснулась ярость. — Вы не имеете права прикасаться ко мне, никакого права! Или вы хотите доказать, что вы такой же, как майор Битен?

Алекс сразу же охватило раскаяние за вырвавшиеся у нее слова, ибо она понимала, насколько несправедливо это сравнение. Но было уже слишком поздно.

Ее слова обожгли Джонатана, как пощечина.

В нем вспыхнула ответная ярость, но он сумел сдержаться. Даже снисходительная улыбка мелькнула на его губах, когда он разжал руки и выпустил ее. Мгновения тянулись бесконечно долго, пока они смотрели друг на друга, словно два противоборствующих бойца в необъявленной, но от этого не менее реальной войне. В комнате слышалось лишь мягкое потрескивание горящих в камине дров да тиканье часов, стоящих на каминной доске. Воздух был настолько насыщен напряженной враждебностью, что казался осязаемым.

Алекс замерла в ожидании реакции Джонатана. Глаза у нее были расширены, дыхание сбивалось и пропадало. Когда он заговорил, ее сердце пронзила внезапная необъяснимая боль.

— Вы на обеих лопатках, леди Алекс, — протяжно произнес он. Лицо его приобрело холодное, замкнутое выражение. Не сказав больше ни слова, он повернулся и тремя широкими, гневными шагами преодолел расстояние до двери комнаты.

Джонатан уже закрывал за собой дверь, когда Алекс совершила поступок, обернувшийся для нее фатальной ошибкой.

— Я не возвращусь на плантацию вместе с вами, — поспешно произнесла она ему вдогонку. — Я не намерена уехать из Сиднея, пока не переговорю с губернатором.

Джонатан замер. Он медленно повернулся. Его глаза яростно впились в нее, но лицо оставалось каменно спокойным, только на чисто выбритых щеках дергался один-единственный мускул.

— Вы поступите так, как я говорю, — приказал он убийственно холодным тоном.

— Я обращусь за помощью к мистеру Теннеру, возможно, даже к его жене, — сказала Алекс, незапно загоревшись этой идеей. Если бы она знала Джонатана лучше, то проявила бы осмотрительность и пресекла свою мятежную вспышку до того, как дело зашло слишком далеко. — Я надеюсь, что им по крайней мере известно, что такое благопристойность. Я совершенно уверена, что…

— Вы не привлечете их к осуществлению своих идиотских планов.

— Не привлеку? — Она непокорно тряхнула головой и надменно заявила: — Хотя я вам, капитан, и благодарна за вашу помощь нынешней ночью, мое решение остается неизменным, как и раньше. И ни вы, ни кто-либо другой не сможет помешать мне достичь своей цели — добиться свободы.

— Несмотря на опасности?

— Я к ним готова!

Как ни старался Джонатан, он не мог проигнорировать брошенный ему вызов. Он хотел отнестись к ней с нежностью и терпимостью, взяв себя в руки и держа свои чувства под контролем. Но воспоминание о том, как она лежала под майором Битеном, все еще жгло его мозг. Одной только мысли, что подобная ситуация может повториться, было достаточно, чтобы привести его в бешенство.

Это была последняя капля, переполнившая чашу его терпения. Его сознание вступило в молниеносное, яростное сражение с его земными инстинктами — и проиграло.

Глаза Алекс опять широко раскрылись, и у нее тревожно сжалось сердце, когда она увидела, что он ворвался обратно в комнату и захлопнул дверь. Она подобрала юбки и, не отдавая себе отчета в своих действиях, бросилась к окну. Но Джонатан поймал ее за талию и прижал к себе спиной.

— Черт меня побери, но сейчас вы принадлежите мне. Это вы понимаете? — сквозь зубы произнес он. Его голос, низкий и хриплый, полный едва сдерживаемого гнева, грозным эхом отдался у нее в ушах, а по спине пробежали мурашки. У нее перехватило дыхание, когда он резко повернул ее лицом к себе. — Вы моя!

У нее не оставалось времени спорить, не было возможности кричать, бороться или хотя бы вздохнуть. Он прижал ее к себе властным, сильным движением. А его рот ловил ее губы.

Она вновь почувствовала, будто ее охватило пламя. И это, бесспорно, было пламя — дикий одурманивающий взрыв взаимной страсти. Она извивалась в его объятиях, но ее протесты в лучшем случае можно было назвать нерешительными. Ее руки как бы зажили сами по себе. Сначала они поднялись, чтобы оказать сопротивление, а потом, без боя капитулировав, против ее воли обвили шею Джонатана.

Он целовал ее голодно, сочно. У него были теплые, сильные, требовательные губы, а его бархатистый язык вызывающе ощупывал ее рот. У Алекс кружилась голова, подкашивались ноги. Она была уверена, что упала бы навзничь, если бы только ее не поддерживали его руки.

Он приподнял ее повыше в своих объятиях. Почувствовав, что ее ноги оторвались от пола, Алекс отвечала на его поцелуи с такой сладостной, невинной страстностью, что Джонатан не смог сдержать внутреннего стона. Его руки сжимали ее со всевозрастающим яростным чувством власти над ней. Поцелуи становились все более притягивающими, страсть, закипевшая в них с самого начала, теперь вспыхнула пожаром, охватывая горячим пламенем их души.

Джонатан неожиданно подхватил ее на руки и отнес на шезлонг. Он опустился в него, не выпуская из рук свою прекрасную ношу, и усадил Алекс к себе на колени. Его рот обжигал жаркими ласками ее тело, опускаясь все ниже и ниже вдоль ее шелковистой шеи, туда, где ее соблазнительные груди выступали из глубокого декольте. Она едва дышала, когда он нетерпеливо сорвал с нее белую косынку, обнажив полную грудь. Ее веки трепетали, как крылья бабочки, горячий румянец залил щеки при первом прикосновении его губ к нежным полушариям ее грудей.

— Джонатан! — прошептала она, задыхаясь, Ее глаза снова томно закатились, и она конвульсивно ухватилась за его широкие плечи. Низкий стон вырвался из ее горла, а бедра начали беспокойно извиваться, охватывая его мускулистые бока, в то время как его рот жадно покрывал поцелуями ее спелое, трепещущее тело. Ее голова бессильно откинулась назад, а дыхание превратилась в нескончаемую череду тихих вздохов.

Придерживая одной рукой ее за талию, Джонатан успокаивающе гладил другой ее спину. Но вот он опустил руку вниз и одним движением поднял ее юбки прежде, чем она смогла остановить его (если она вообще собиралась сделать это). А потом его рука скользнула вдоль ее стройных ног и обласкала атласные бедра. Его пальцы пробежали по волнующему изгибу ее живота, который был прикрыт лишь легким белым шелком панталон. Он исследовал ее аппетитные округлости так смело, что это заставило ее еще больше вспыхнуть и вздрогнуть всем телом.

Он прижал ее к себе еще ближе, к тому месту, где трепетало, чуть ли не вызывая физические муки, его напрягшееся мужское естество. Его губы продолжали мучительно сладостную атаку на ее груди, и она помимо своей воли изгибала спину, вся во власти упоительных ощущений. В той крохотной части ее мозга, которая еще сохранила способность разумного мышления, у нее родилась мысль, что поцелуи и ласки Джонатана не имели ничего общего с тем, что пытался сделать с ней майор Битен. В то время как Битен был жесток, Джонатан Хэзэрд доставлял ей неслыханное наслаждение.

С трудом пробираясь сквозь легкий туман страсти, она понимала, что ни один мужчина никогда не приносил ей таких ощущений… ни один мужчина не осмеливался прикоснуться к ней, как это делал Джонатан. Это было грешно. Это было неприлично.

Это было божественно.

Джонатан тоже пытался в последнем героическом усилии следовать голосу разума. Но желание неистовствовало в нем, грозя взорваться, подобно пороховому бочонку. Он хотел Алекс так, как никогда не хотел ни одну другую женщину. С первого же момента, когда он увидел ее в Параматте, она заполнила его чувства, зажгла его кровь, преследовала его в снах. И дело было не только в ее красоте. Его увлекли ее храбрость, ее непостижимая, какая-то колдовская сила, ее манеры, и в самом деле свойственные разве что знатным дамам. Она одновременно приводила в ярость и пленяла своей неотразимостью, и Бог помог ему. Он страстно хотел обладать ею, ее телом и душой.

Она была его.

Рука Джонатана двигалась в соответствии с его желанием, приближаясь к заветному уголку ее манящего тела, а его губы опять вернулись, чтобы овладеть ее ртом. Прежде чем она смогла догадаться о его намерениях, его пальцы нырнули под края ее панталон. Она тяжело задышала у его рта, а глаза ее широко раскрылись, когда он прикоснулся к шелковистому треугольнику золотисто-каштановых волос, вившихся между ее стройных бедер. Его теплые, умелые пальцы раздвинули нежные складки розоватого тела, стремясь овладеть бутоном, укрывавшим в себе тайну ее женственности.

Алекс тревожно напряглась. Джонатан ласкал ее слишком интимно, слишком смело… слишком грешно возбуждающе. Она испугалась как своих собственных тайных желаний, так и более откровенных устремлений Джонатана. Чары внезапно рассеялись, и Алекс не выдержала.

— Нет! — в испуге хрипло закричала она, отрывая свои губы от его, но он удержал ее. — Прошу вас, отпустите меня!

— Да что с тобой, Александра? — опешил он. Его зеленые глаза мгновенно вспыхнули от ее запылавшего яростным бирюзовым огнем взгляда. — Черт побери, что за…

— Вы ничем не отличаетесь от майора! — выпалила она. При этом ею больше двигал страх, чем какое-то иное чувство.

Красивое лицо Джонатана превратилось в зловещую маску ярости. В нем закипели гнев и неосуществленное желание. Стремление удержать ее у себя на коленях боролось в нем с более искусительным желанием завершить задуманное, но он мудро решил не делать ни того, ни другого.

Он весьма бесцеремонно поставил ее на ноги и разжал объятия. Зардевшаяся и тяжело дышавшая Алекс приводила в порядок юбки, а Джонатан тем временем мрачно смотрел и безуспешно пытался отвести взгляд от ее быстро вздымавшихся и опадавших грудей. Клокоча от бешенства, он дал себе молчаливую клятву, намереваясь сдержать ее во что бы то ни стало, и опять направился к двери.

— Нас ждут внизу, — сообщил он, стараясь не смотреть на нее.

— Я не голодна, — повторила Алекс. Как она сможет сесть с ним за один стол после всего, что произошло? Лицо ее горело "при воспоминании о том, что он делал с ней… с ее, Алекс, добровольного согласия. И, как всегда, она скрыла свое смущение гордым вызовом. — Я хочу только одного — остаться в одиночестве!

— Вы, леди Алекс, сейчас пойдете со мной или я, черт побери, принесу вас в столовую.

Это была не пустая угроза. Она почувствовала, что его ярость уже переходит опасную границу и вот-вот вырвется наружу. Бросив на него возмущенный взгляд, она наклонилась, подняла с пола батистовую косынку, которую он сорвал с ее груди, пристроила ее на место и с сердитым выражением лица прошла вперед.

— Хорошо, капитан, — дрожащим от обиды и злости голосом сказала она, но внезапно резко остановилась.

Он стоял, внимательно наблюдая за ней. Пребывая в блаженном неведении, насколько ему трудно сдерживать себя и не прикасаться к ней, она мстительно произнесла:

— Сегодня я сопровождаю вас на ужин. Завтра я вернусь с вами на плантацию. Но пусть меня повесят, если вы когда-нибудь притронетесь ко мне! Бог свидетель, что я…

— Не трудитесь продолжать, я вас хорошо понял, — грубо оборвал он ее.

Глаза Алекс вновь метали в него сине-зеленые искры, но она ничего больше не сказала, молча прошла мимо и вышла в коридор.

Ужин продолжался недолго; за столом царило скованное молчание. Алекс была по меньшей мере благодарна хозяевам за то, что они часто появлялись во время еды, ибо она была не в настроении вести с Джонатаном пустую беседу. Он сидел напротив нее и, казалось, как и она, всеми силами хотел избежать разговоров. Но его пронизывающий, обжигающий взгляд был все время направлен на нее. Она впала бы в панику, если бы только знала, о чем он думает.

Постаравшись после ужина поскорее удалиться в свою комнату, Алекс поспешно закрыла дверь на засов и прислонилась к ней спиной. Она могла слышать, как Джонатан ходит по соседней с ней спальне, но старалась не обращать внимания на эти звуки, пока раздевалась и укладывалась в постель на надушенные лавандой простыни. К этому моменту в камине остались лишь тлеющие головешки. Комнату заливал бледный свет луны, проникающий через кружевные занавески. Часы уютно тикали в тишине.

Алекс протяжно вздохнула. Ее глаза предательски осмотрели стену, разделяющую ее комнату и Джонатана. Двери между двумя комнатами не было. И все же она не считала себя в достаточной безопасности.

«Джонатан Хэзэрд — человек-загадка, абсолютная тайна», — сердито думала она, не понимая, как может случиться, что в один момент мужчина способен быть таким героем и таким бесчестным негодяем — в другой. Мужчину попросту нельзя понять, заключила она.

Но ему нельзя и сопротивляться.

Справедливость этой мысли относилась к вещам, с которыми она предпочла бы не иметь дела. И все же ее сердце обмануть было нельзя.

Вновь покраснев от воспоминания о своем бесстыдстве, Алекс нахмурилась и шумно повернулась на другой бок. Она в досаде ударила кулаком по пышной, мягкой подушке. Ночь проходила, но сна не было.

По другую сторону стены так же неспокойно чувствовал себя Джонатан. Он стоял у окна с мрачным выражением лица, скрестив руки на груди, и не отрываясь смотрел на темные, блестевшие под луной воды расположенной невдалеке гавани, однако мозг его был заполнен мыслями о красивой рыжеволосой «леди», находившейся в соседней комнате.

Он лег в постель далеко за полночь. К утру, измучившись ночными раздумьями, он наконец признался себе в своих истинных чувствах, но успокоения ему это не принесло.


Глава 8


В обратный путь на плантацию они отправились утром следующего дня.

Всю показавшуюся ей такой длинной ночь Алекс провела в тревожных снах, в которых на нее нагонял страх какой-то темный, безликий недруг. От опасности ее уберег закованный в латы красивый рыцарь — высокий и, конечно, зеленоглазый, — который сперва поверг злого врага, а потом посадил Алекс впереди себя на великолепного белого коня. Не произнеся ни единого слова, он умчал ее, словно прекрасную принцессу в окруженный башнями замок, возвышающийся в окутанной туманом ночи подобно некоему волшебному райскому уголку.

Все, что произошло потом, запомнилось уже не так хорошо. В ее сознании остались лишь смутные мерцающие отблески пылающего огня, стакан сладкого вина, согревшего все ее тело от головы до пят, а также повергший ее в восторг неотразимый поцелуй, который стер из ее разума все подавляющие чувства запреты…

Она постаралась поскорее стереть этот сон из памяти. Осуждая свое воображение за столь абсурдные романтические бредни, Алекс покраснела и беспокойно задвигалась в седле. Ее красивые глаза были окружены легкими тенями, и она едва была в состоянии скрывать свое разочарование от того, что она ехала не вместе с Джонатаном, а рядом, на своей лошадке. Она объяснила себе это тем, что ее попытка повидаться с губернатором провалилась, и судьба грубо лишила ее надежды на маячившую впереди свободу. По крайней мере теперь она даже не хотела думать о еще одной попытке побега. События вчерашнего дня преподали ей больший, чем она могла рассчитывать, урок.

«Возможно, — предположила Алекс, вздохнув про себя, — настало время для небольшой передышки». Она вынуждена была признать, что все могло бы оказаться гораздо хуже, чем предстоявшие ей несколько дней в таком месте, как Бори.

Украдкой посматривая на своего спутника, Алекс отметила, что, судя по выражению его лица, он все еще оставался начеку. За завтраком он не произнес ни слова и приблизился к ней лишь тогда, когда они стали прощаться с Теннерами.

По телу ее волной прошла дрожь, когда Джонатан обхватил ее за талию и подсадил на лошадь, которую им одолжил Джеймс Теннер. Ей приходилось надеяться только на Божью помощь, ибо сам факт, что на нее могло так подействовать легкое прикосновение мужчины, свидетельствовал о ее безнравственности.

Ведь прошлым вечером ничего, кроме прикосновений, и не было.

Во всяком случае, так напоминал ей ее внутренний голос. Правда, думала она, покусывая нижнюю губу, прикосновения эти были горячими и властными и куда более опьяняющими, чем любое вино. И, конечно же, с радостью отвечая на них, она была ничем не лучше «размалеванной женщины».

Испытывая неудобство от стыда, она поправила юбки у себя на коленях в тщетной попытке прикрыть лодыжки. Надетое на ней бледно-голубое платье из муслина — это тоже был подарок Джонатана — выглядело просто, но было безукоризненно сшито. С его высоко поднятым корсажем в стиле французской империи, скромным вырезом и короткими буфами рукавов оно было и легким, и удобным.

Ее все подмывало ехидно спросить Джонатана, откуда он приобрел такое знание женской одежды. Ее также интересовало — правда, такой вопрос она не решилась бы задать, — как ему удалось так отлично подогнать все по размерам. Когда она стала протестовать, утверждая, будто ни одно из двух подаренных ей платьев для верховой езды не годится, Джонатан довольно раздраженно сообщил ей, что ее старое платье сожжено.

— Здесь мы отдохнем, — внезапно произнес Джонатан, и его бархатистый низкий голос вывел Алекс из мечтательных раздумий.

Они въехали в прохладную тень леса. Узкий ручей пробивался вдоль скалистой тропы сквозь душистые заросли кустарника, под которым шмыгали самые разнообразные мелкие животные. Над головой нависали густые, зловещие серые облака, предвещавшие такое редкое для Австралии явление, как летний дождь.

— До плантации еще далеко? — поинтересовалась Алекс, приостановив свою лошадь рядом с лошадью Джонатана.

— Час езды. Возможно, больше, — уточнил он, бросив быстрый взгляд на небо.

Он спешился и повернулся к Алекс, намереваясь и ей помочь слезть с лошади. Но она поспешно перекинула ногу через седло и соскочила на землю по другую сторону от Джонатана. Вздрогнув от неожиданной острой боли в ягодицах, она сделала неуверенный шаг вперед и, пытаясь скрыть испытываемое ею неудобство, сделала вид, что разглаживает складки на юбках. Она обозлилась, взглянув на Джонатана и заметив ехидную радость в его глазах.

— Я могу вас спросить, капитан, что вы находите здесь забавного?

— А вы именно это и заслужили, — бросил он короткий выразительный взгляд на ее юбки. Они оба знали, что он имел в виду.

Она, надувшись, посмотрела, как он подобрал поводья обеих лошадей и повел животных к ручью. В желудке у нее заурчало от голода. На завтрак она ела свежие фрукты и намазанные маслом пшеничные лепешки. Но это было несколько часов назад. По крайней мере к ней возвращается аппетит, отметила она со слабой ироничной улыбкой. Если бы только могли так же прийти в норму ее эмоции и успокоиться ее сомнения, подумала она.

— Если вы голодны, то имейте в виду, что миссис Теннер дала нам в дорогу пакет с едой, — сказал ей Джонатан.

Алекс никогда не переставала удивляться его способности читать ее мысли.

— Нет, спасибо, я не голодна, — поспешно ответила она и немедленно вслед за этим мысленно обругала себя за упрямство.

Она побрела к ручью и осторожно встала на колени на травянистом берегу, чтобы напиться. Наклонившись, она сложила ладони ковшом, зачерпнула воды и грациозным движением поднесла их ко рту.

— Что вы украли? — неожиданно удивил ее Джонатан своим требовательным вопросом.

— Я… прошу прощения, но я не понимаю, — заикаясь, сказала она, затаив дыхание. Она повернула голову в его сторону и увидела, что он, приблизившись к тому месту, где она набирала воду, внимательно наблюдал за ней.

— Вас сослали за воровство. — Он остановился в двух шагах от нее и изучал ее обращенное к нему лицо. — Что вы украли?

— Я ничего не крала! Я вам уже говорила, что меня оболгали и несправедливо осудили. — Поднявшись с колен, она положила руки себе на бедра и, подняв подбородок, смело посмотрела Джонатану в глаза: — А у меня, сэр, сложилось впечатление, что вы ничего не хотите знать о моем прошлом!

— Да, раньше я не хотел, — подтвердил он, сопроводив свои слова подобием улыбки. — Но это было до тех пор, пока вы не решили втянуть меня в веселую погоню через весь Новый Южный Уэльс.

— Однако я не понимаю, что это должно было изменить!

— И тем не менее кое-что изменилось, — произнес он загадочно. — В большей степени, чем вы отдаете себе в этом отчет.

Алекс уже собралась ответить, но с ее уст так и не слетело ни одного слова. Она закрыла рот и почувствовала, как под его упорным пронизывающим взглядом по всему ее телу разливается тепло. Как всегда, она ощущала его близость, его необычайную мужскую силу, а также жар, излучаемый его мускулистым телом. Но на этот раз Джонатан был несколько иным — и это ее и пугало, и волновало. В нем появилось что-то такое, что заставило ее сердце дико, почти болезненно биться в груди.

— Я думаю, что наконец-то проголодалась, — в смущении отвернувшись, пробормотала она.

В это мгновение она оступилась, и каблук ее левого ботинка соскользнул с обрывистого берега. Теряя равновесие и падая назад, она пронзительно вскрикнула. Молниеносным движением Джонатан подхватил ее за талию и поставил на ноги.

— Осторожнее, мисс Синклер, — с насмешливым сочувствием посоветовал он. Его глаза, дерзко оглядев всю ее, засветились удовольствием, смешанным с неприкрытым желанием. — Если вы промокнете, то наша дальнейшая поездка будет еще менее комфортной.

— Прошу вас, отпустите меня, — потребовала она слабым, дрожащим голосом. Ее руки беспомощно уперлись ему в грудь.

— А может быть, у вас в Лондоне остался муж, а то и два?

— Что? — Она даже поперхнулась от возмущения. — Я… конечно, нет! Я никогда не была замужем.

— Или вас содержал какой-нибудь молодой титулованный щеголь, у которого больше денег, чем мозгов?

Джонатан и сам понимал, что напряженный, отрывистый тон, которым он обращался к ней, выдает его с головой, но ничего не мог с собой поделать. От ревности вся кровь бросилась ему в голову при одной мысли о том, что какой-то другой мужчина обнимал ее так, как он это делал сейчас… Или кто-то другой наслаждался ее сладкими губами и гладил ее нежное, округлое тело. Эти мысли сводили его с ума.

— Содержал? — Алекс, нахмурившись, посмотрела в недоумении на него и тут же зарделась, как только до нее дошел смысл его слов. — У вас нет никакого права… — запротестовала она, теперь уже всерьез отталкивая его.

— На это я имею полное право. — Одной рукой он властно обнял ее, а другой взял ее за подбородок и приблизил ее лицо к своему. Она задрожала, увидев его дышащие яростью глаза. — И вы знаете это так же хорошо, как и я.

— Я не имею ни малейшего представления, о чем вы говорите! — задыхаясь, произнесла Алекс. Ее блестящие глаза, не отрываясь, смотрели в его. Она почувствовала слабость в коленях, дыхание ее прерывалось. Алекс с замиранием ждала, что он вот-вот ее поцелует. Ее пальцы ласкали его широкие плечи, а губы призывно приоткрылись, приглашая его — не так уж подсознательно — к поцелую.

— Будьте вы прокляты, леди Алекс, — хриплым голосом произнес Джонатан. — И я вместе с вами.

Девушка была шокирована, когда он, оттолкнув ее от края воды, внезапно отпустил. Она ошеломленно проследила за ним, когда он зашагал туда, где в густой траве лениво паслись лошади. Подхватив поводья, Джонатан повел животных за собой.

Алекс прилагала все усилия, чтобы овладеть своими чувствами, недоумевая, почему он не воспользовался таким удобным моментом… И почему она так сильно хотела его.

— Поехали, — коротко сказал он. — Я и так слишком много времени потратил на вас.

— Вы потратили на меня?.. — Она умолкла, и глаза ее зажглись сине-зеленым пламенем. — Вы не должны были приезжать за мной! Было бы значительно лучше, капитан Хэзэрд, если бы вы…

— Если бы я позволил майору Битену или какому-нибудь другому мужчине заплатить вам за соответствующий прием в «Насесте»? — спросил он низким озлобленным голосом.

— Начнем с того, — возразила Алекс, — что если бы вы всего лишь согласились устроить мне встречу с губернатором, то подобная опасность и не возникла бы. — На ее щеках вспыхнули два ярких пятна, свидетельствовавших о нарастающей злости.

— Видит Бог, женщина, — вскричал Джонатан, — если вы еще хоть раз заговорите о губернаторе, я доставлю себе такое удовольствие и хорошенько вас поколочу!

Джонатан, конечно, знал, что он этого никогда не сделает. Но эта маленькая дикая кошка обладала проклятущей способностью легко как никто другой спровоцировать его на насилие.

— Меня отнюдь не удивляет, что вы прибегаете к подобным угрозам. Ведь в конце концов вы — американец! — с презрительной гримаской произнесла Алекс. — Могла ли я вообще рассчитывать, что вы, как и ваши друзья-колонисты, способны на что-нибудь иное, кроме варварства и жестокости?

— Мы уже не колонисты с того самого времени, как вынудили ваших друзей-англичан бежать из Америки, поджав хвосты, к вашему любезному королю Георгу. — Его рот искривился в саркастической усмешке.

— Если вы готовы хвастаться победами, одержанными вашей страной, тогда почему вы предпочли поселиться в Австралии? — Она скрестила руки под полной грудью и бросила на него высокомерный, вызывающий взгляд. — Ведь в конце концов Австралия — это всего лишь одна из отдаленных британских колоний. Почему вы не возвращаетесь в вашу родную Америку?

— Я принадлежу Австралии. — Выражение его лица опять стало крайне напряженным.

Когда он подошел к ней, его глаза тускло блестели. Он собрался подсадить ее на лошадь, но Алекс отступила на шаг, чтобы избежать его прикосновения.

— Возможно, это и так. Но ко мне это не относится. Я Австралии не принадлежу, — произнесла Алекс.

Он схватил ее за талию и притянул к себе. Тела их соприкоснулись, и оба почувствовали, что между ними снова возник грозовой разряд. Они вспомнили о возбуждении и страсти, которые вспыхнули между ними, когда их глаза впервые встретились в темноте заплесневелой тюремной камеры. Ни один из них никогда до этого не испытывал столь сильного тяготения к другому человеку. Это было внезапное, стремительное чувство, волнующее и пленительное.

Это было неизбежно.

— Говорю вам: вы ошибаетесь, — пробормотал Джонатан низким, тревожно вибрирующим голосом. В его изумрудном взгляде уже не было гнева — только нежность и теплота. — Я думаю, Что вас привело сюда то же самое, что и меня.

— Я… я не понимаю, что вы имеете в виду.

— Не понимаете? — Он привлек ее к себе еще ближе, и его сильные руки медленно и властно обняли ее. Она затрепетала, когда ее груди коснулись его тела. — Когда я был моложе, я издевался над идеей предначертанности. Но минувшие годы научили меня обратному.

— Прошу вас, — умоляла она, хотя и не могла бы точно передать смысл своей мольбы. Ее пальцы судорожно впивались в его мускулистые предплечья. Она отклонила голову назад, чтобы взглянуть ему в глаза и почувствовать жар его взгляда.

— Вы, Александра, моя.

— Нет! — Она качала головой и отчаянно стремилась заставить его понять причину своего отказа. — Это не…

— Я тоже уклонялся от того, чтобы посмотреть правде в глаза, — сообщил он как бы по секрету, слегка улыбнувшись при этом. — Но теперь этого больше нельзя отрицать. Особенно после минувшей ночи.

— Прошу вас, не надо! — Она была теперь не на шутку встревожена и напугана — и за него, и за себя. — Отпустите меня!

— Никогда.

Ее глаза широко раскрылись. Она попыталась сопротивляться, но было уже слишком поздно. Возглас, в котором смешались протест и наслаждение, вырвался из ее горла, когда Джонатан обрушился на нее с поцелуями. Он целовал ее долго и страстно. Его губы и язык наполняли восторгом и блаженством ее тело. Она плавно покачивалась из стороны в сторону, прильнув к нему и обвив руками его шею. По мере взлета страсти сердца их стучали в унисон. Но он внезапно поднял голову, и она испытала острое чувство потери, разочарования и опустошения.

— Будь я проклят, вы можете совратить и святого, — проворчал он. — Но я-то отнюдь не святой.

Раскрасневшейся и задыхавшейся Алекс не оставалось ничего, как только, испытывая смущение, в упор смотреть на Джонатана. Она с нетерпением ждала, когда же он снова поцелует ее. Но он ее больше не целовал. Обхватив Алекс за талию, он повернул ее лицом к лошади и наконец усадил в седло.

— Если мы сейчас не тронемся, то вполне можем попасть в бурю. — С большим нежеланием он разжал руки и направился к своей лошади. — За последние два года на мою долю выпало достаточно селевых потоков, — заметил Джонатан.

— Селевых потоков? — повторила она. Бросив взгляд на небо, она увидела, что тучи стали более грозными, чем раньше. Воздух напитался свежим запахом близкого дождя. Ветер начал обрывать и гонять листья. Но она едва заметила эти перемены.

— Если нам повезет, мы доберемся до плантации еще до того, как начнется самое страшное. — Он взял лошадей под уздцы, вывел их на старую дорогу и только тогда проворно прыгнул в седло. — Держитесь рядом.

Все еще приходя в себя от поцелуя, а также от предшествовавшего ему дерзкого заявления Джонатана о том, что она принадлежит ему, Алекс коснулась каблучками боков лошади и поехала за ним. Буря, поднявшаяся у нее в душе, вполне соответствовала той, которая угрожала в любой момент обрушиться потопом на землю.

К несчастью, им не удалось добраться до Бори вовремя. Небесные хляби разверзлись за полчаса до того, как они выехали из леса. Молнии, подобно грозным предвозвестницам будущего, пересекали в разных направлениях небо. Раскаты грома грохотали им в ответ. Дождь с яростью обрушился на высушенную солнцем землю, и его можно было считать одновременно и беспощадным, и благословенным.

Алекс наклонила голову под потоками ливня. Джонатан прикрыл ее плечи брезентовым плащом, но тот оказался плохой защитой от дождя. Алекс безуспешно пыталась поспевать за ним. Он вернулся, чтобы помочь ей. Взяв в свои руки поводья ее лошади, он повел животное за собой, а Алекс крепко ухватилась за луку седла и молилась, чтобы они скорее добрались до укрытия.

Холодные капли дождя хлестали ее по лицу. И всякий раз, когда новый раскат грома сотрясал землю, сердце ее наполнял страх. Но ей достаточно было взглянуть на Джонатана, и к ней возвращалась храбрость. Его присутствие внушало ей чувство безопасности. Она внезапно поняла, что так было с самого начала.

Буря все еще бушевала, когда они наконец пересекли границу Бори. Джонатан остановил лошадей напротив дома. Как бы из ниоткуда перед ними появился Финн Малдун в сопровождении какого-то мужчины и принял у них из рук измученных лошадей.

Алекс не возражала, когда Джонатан снял ее с седла и на руках внес в дом. Он не отпускал ее до тех пор, пока они не поднялись к ней в спальню, где в ожидании их приезда уже был разожжен камин. На столике рядом с постелью горела лампа, и ее золотистый свет еще больше усиливал гостеприимный дух комнаты.

— Вам нужно немедленно снять с себя мокрую одежду, — заявил Джонатан, поставив ее на ноги.

Она кивнула головой в знак согласия, смахнула со щеки прилипшую прядь влажных волос, а потом взглянула на пол и заметила лужицу воды, стекавшей с ее ботинок.

— Ковер будет вконец испорчен! — огорченно заметила она, поднимая глаза на Джонатана и с удивлением обнаруживая на его лице мягкую улыбку.

— Видели бы вы себя! Вы похожи на тонущего котенка. — Его глаза с любовью смотрели на нее.

Он сам промок больше, чем она. Его темные волосы разметались по лбу, рубашка и бриджи плотно облегали его сильное, гибкое, мускулистое тело. Он подошел, чтобы снять с ее плеч плащ. Насквозь промокшее платье повторяло все изгибы и выпуклости ее фигуры, что он, конечно, не преминул про себя отметить. Он бросил плащ на пол и сказал ей:

— Я сожалею, что поездка принесла вам столько неудобств. Но нам негде было переждать…

— Возможно, капитан Хэзэрд, вы организовали ее как еще одно напоминание о многих опасностях, подстерегающих меня, коль скоро я попытаюсь совершить новый побег, — задиристо заметила она.

Джонатан обезоруживающе улыбнулся:

— У вас острый язык, леди Алекс. Да и подкрепляющий его настрой не менее остер.

Непостижимые темно-зеленые глаза Джонатана тепло смотрели на нее. Она могла бы поклясться, что он хочет прикоснуться к ней, но он этого не сделал. Сердито сдвинув брови, она наблюдала за тем, как он отвернулся и медленно направился к двери.

— Я позабочусь, чтобы вам приготовили горячую воду для ванны.

— Я вполне способна сделать это самостоятельно, — возразила она и, иронически улыбнувшись, подумала, что прежняя леди Александра Синклер даже не помыслила бы взяться за подобную лакейскую обязанность.

— И тем не менее вы должны остаться здесь и раздеться, — приказал Джонатан. Он почувствовал, как напряглась его плоть, когда в его воображении возникла эта сулящая наслаждение картина. Сопротивляясь желанию предложить свою помощь (еще никогда его так не привлекала перспектива выполнить роль горничной, обслуживающей леди), он вышел из комнаты и прикрыл за собой дверь. Если бы он только знал, что мысли Алекс витали в тех же греховных мечтаниях, это доставило бы ему большое удовольствие.

Покраснев, Алекс подошла к камину. Трясущимися руками она с трудом стащила с ног размокшие ботинки, отставила их в сторону и поспешно расшнуровала платье. Оно упало на пол мокрым, жалко измятым комком. За платьем последовали панталоны, чулки и сорочка. Дрожа, несмотря на бушевавшее в камине пламя, она быстро завернулась в легкое шерстяное одеяло и легла на расстеленный перед очагом плетеный ковер.

Ее глаза упорно смотрели на соединяющую две комнаты дверь. Хотя она и не слышала ни одного звука в соседней спальне, она тем не менее не могла быть спокойной. И неуязвимой.

«Вы моя, Александра».

Как только эти слова снова всплыли в памяти Алекс, ее трепет многократно усилился. Джонатан произнес их минувшей ночью и снова повторил сегодня. Но какой именно смысл он вложил в них? Может быть, они просто должны были напомнить ей о сложившихся между ними отношениях хозяина и служанки? Или их значение выходит далеко за пределы этого?

Будучи гораздо умнее какой-нибудь избалованной юной мисс, которую приводит в негодование целомудренный поцелуй поощряемого на брак жениха, Алекс была склонна придерживаться второго варианта. Джонатан Хэзэрд не скрывал своих желаний. Он целовал ее все чаще, а его поцелуи становились все более пьянящими. Хотя Алекс отказывалась признать это, но на самом деле она считала капитана совершенно неотразимым. Одной только мысли о его объятиях было достаточ] но, чтобы ее переполняли и стыд, и страстное желание. Говоря по правде, она ощущала слишком много второго и недостаточно первого.

— О Господи, как же я должна поступить? — шептала она, глядя в камин.

«Семь лет, — думала в отчаянии Алекс. — Семь долгих лет жизни под одной крышей, семь лет я в соседней с ним комнате и с постоянной мыслью о нашем взаимном, потрясающе сильном влечении. Ситуация воистину немыслимая».

Она перенесла задумчивый взгляд на окно, и ее еще раз пробрала дрожь, никоим образом не вызванная физическим ощущением холода. Дождь барабанил по стеклу и грохотал по крыше. Ветер продолжал сотрясать окружающую местность и свирепо завывал вокруг дома. Наступила уже середина дня, но небо оставалось совершенно темным. Лишь иногда его озаряли вспышки молний.

Раздался стук в дверь. Алекс сделала резкий вдох. Повернув голову, она пригласила стучавшего войти. Она предполагала, что увидит Тилли, или Агату, или даже, возможно, Колин. Но это был Финн Малдун, который открыл дверь и вошел в комнату с большим деревянным ведром, наполненным испускающей пар горячей водой. В другой руке он держал ведро холодной воды.

— Мистер Малдун! — захлебнувшись от неожиданности, сказала Алекс. Ее лицо запылало, и она, понадежнее укутавшись в одеяло, вскочила на ноги. — Я не… я не ждала вас.

— Конечно, мисс Синклер. Я не хотел беспокоить вас, — попросил он прощения, сопроводив свои слова уважительным поклоном и улыбкой во весь рот. — Но капитан ушел на конюшню и оставил котел кипеть на печи. Я подумал, что вам захочется принять ванну после того, как вы сегодня страшно вымокли.

— Это действительно так. Весьма вам благодарна. — Все еще испытывая смущение, Алекс улыбнулась и наблюдала за тем, как Финн скрылся за ширмой, чтобы вылить содержимое ведер в ванну.

— Мы так рады, что вы опять вернулись, мисс Синклер, — признался старик ирландец. — И притом вернулись невредимой. Ведь Сидней — жестокий город.

— Боюсь, что в этом вы правы, — пробормотала она, и ее глаза затуманились воспоминаниями о событиях минувших дня и ночи.

— Предполагаю, что вы больше не повторите этого. — Он снова появился из-за ширмы и посмотрел на нее ласковым отеческим взглядом. — Капитан чуть с ума не сошел, когда обнаружил, что вы удрали.

— Он был просто зол на меня.

— Дело не только в этом, — настаивал Мал-дун. Он повернулся к двери, но, прежде чем уйти, задержался. — Я никогда не знал, что капитан может бесноваться как истый сумасшедший. Клянусь всеми святыми, что, если бы он не нашел вас… — Финн не закончил фразу и покачал головой, собираясь высказать мысль, которая беспокоила его. — Позаботьтесь о себе. Есть много людей, на которых добрая воля капитана не распространяется. Отбудьте ваш срок в Бори. Здесь вы будете в безопасности. — Он опять повернулся, чтобы уйти.

— Мистер Малдун! — Алекс испытала неожиданное желание задержать его.

— Да, мисс?

— Я… мне очень жаль, что в прошлый раз я воспользовалась вашей склонностью к крепким напиткам.

— Все в порядке, мисс, — ответил он. К нему возвращалось его привычное хорошее настроение. Его глаза буквально хохотали, когда он встретил ее взгляд. — Никаких неприятностей мне это не доставило. За исключением словесной выволочки, которая мне еще предстоит. Полагаю, что еще до наступления вечера я почувствую, как Джонатан умеет жалить. Я уже испытал это раньше, но знаю, что боль не продолжается долго. — Посмеиваясь, он скрылся в коридоре с пустыми ведрами в руках.

Когда он вышел, лицо Алекс расплылось в неудержимой улыбке. Она немного поколебалась, прежде чем подойти к двери и закрыть ее на засов. Сделав это, она прошла за ширму, отбросила прочь одеяло и села в ванну. Вздох удовольствия сорвался с ее губ, когда ее тело обволокло успокоительное тепло воды. Она закрыла глаза и откинулась в ванне, уходя в свои мысли и прислушиваясь к не-утихающей ярости бури.

Алекс не расслышала, как открылась дверь из соседней комнаты. Не осознала она и того, что кто-то подошел к ней. Но тогда было уже слишком поздно…

— Александра!

Это был голос Джонатана. Он прозвучал по другую сторону ширмы.

Ее глаза широко раскрылись, она вскрикнула и рывком села в ванне. Вода перелилась через края, но это ее не так уж и обеспокоило. Вскочив на ноги, она схватила полотенце, висевшее рядом с ванной, и обернула им свое нагое тело.

— Как вы осмелились! — гневно воскликнула она, вся дрожа. Она убийственным взглядом смотрела на ширму, представляя себе мужчину, скрывавшегося за ней. — Уходите отсюда немедленно!

— Я принес вам сухую одежду.

— Интересная выдумка!

— Во всяком случае, достаточно примитивная, чтобы подтвердить ее правдивость, — парировал он. Его кровь вскипела при мысли о том, что скрывала ширма. Если бы он мог отбросить эту проклятую штуку в сторону и позволить своим глазам насладиться обнаженным телом Алекс… Но нет, Бог свидетель, едва ли он смог бы удовлетвориться созерцанием ее прелестей.

«Скоро», — пообещал он себе, хотя в настоящий момент это было для него слабым утешением.

— Вы, капитан Хэзэрд, могли бы и постучать, прежде чем…

— Конечно, мог бы. Но я знал, что вы все равно не смогли бы ответить. — Он положил сверток с одеждой на постель и безуспешно пытался отвести свой горящий взгляд от ширмы. Испытываемое им искушение было яростным, болезненным и заставило его стиснуть зубы, а выражение его лица стало строгим от усилий, которые он вынужден был прилагать.

— Может быть, вы выйдете? — вновь потребовала Алекс. Ее переполняло странное озорное волнение. Она покраснела с головы до пят. Она даже перестала дышать, пока ждала, когда он выйдет…

Или останется.

Прошло несколько долгих, пронизанных электрическим зарядом секунд. Новый оглушительный раскат грома потряс дом. На этот раз выдержка Джонатана одержала триумф. Испытывая желание отбросить прочь свое благородство, он тем не менее повернулся и возвратился в свою спальню, осторожно закрыв за собой дверь.

Долго сдерживаемое Алекс дыхание разрешилось вздохом облегчения. Когда она медленно выходила из ванны, на лице ее сменилось несколько сталкивающихся друг с другом в конфликте эмоций. Ошеломленная и потрясенная мыслью о том, что произошло и еще больше тем, что могло бы произойти, она вновь залилась малиновой краской и побежала к двери, чтобы закрыть ее на ключ. Оказалось, что, конечно, во всем была виновата она сама: в ночь своего побега Алекс забыла запереть дверь. Как только она могла не проверить замок?

«В конечном счете Джонатан Хэзэрд оказался джентльменом», — изумленно подумала Алекс.

В ее глазах отразилось еще большее смущение, когда она взглянула на одежду, которую он оставил на постели. Он, конечно, мог бы использовать в своих интересах все выгоды этого положения. «Какой бы была моя реакция, — подумала Алекс, — если бы он зашел за ширмы и схватил меня в свои объятия?»

Проклятое тепло распространялось по ее телу — медленно, восхитительно приятно. Бог спас ее. Но хуже всего было то, что она вовсе не была уверена в том, что не хотела, чтобы это случилось.


Глава 9


Прошло несколько дней, и между ними установился пусть хрупкий, но все же мир.

Свои обязанности экономки Алекс выполняла все с большим умением и усердием. Тилли, Колин и Агата были всегда готовы прийти к ней на помощь, и научиться справляться со своей работой самостоятельно стало для нее делом чести. Наведение глянца на мебель, смена постельного белья, выпечка хлеба — все это было ее заботой, а ведь раньше ей даже не пришла бы в голову мысль, что она сможет добровольно взять на себя роль служанки.

Теперь все реже ей приходили на ум воспоминания о ее прошлой жизни. Она объясняла себе это тем, что просто была слишком занята или чересчур уставала для того, чтобы испытывать ностальгию, которая могла лишь возбуждать в ней самые печальные размышления. Тем не менее порой на Алекс все же обрушивались приступы тоски по родине. И до сих пор ее не оставляла мысль о побеге, хотя теперь он казался ей менее привлекательным, чем раньше.

Воспоминания о том, что в Сиднее она оказалась на волоске от гибели, заставляли ее проявлять осторожность. Алекс не хотела повторения уже совершенных ею ошибок. Она решила, что когда вновь попытается встретиться с губернатором, то подготовится к этому гораздо тщательнее.

Однако пока время для этого не приспеет, она постарается извлечь для себя все, что возможно, из пребывания в Бори. Прежде всего, конечно же, должно укрепиться ее душевное состояние. Восемь долгих месяцев борьбы, страха, отчаяния и даже самобичевания сделали свое дело. Возможно, размышляла она в минуты смятения, именно поэтому Джонатан Хэзэрд сумел так растревожить ее душу и смутить все ее чувства.

В последнее время капитан редко появлялся в главном доме. Каждое утро он исчезал сразу после завтрака и не возвращался до наступления темноты. Алекс было совершенно ясно (да и другим тоже), что он избегает ее. Финн Малдун регулярно являлся к завтраку, обеду и ужину, но обычно сообщал Алекс о том, что капитан не придет. Она задумывалась, не питается ли он где-нибудь на стороне. Мысли, что он может испытывать удовольствие от кулинарного опыта и, конечно, компании какой-то другой женщины, вызывали у нее очередные приступы ревности.

Правда, Колин говорила ей, что незамужних женщин на плантации нет. «Но разве этот нахальный распутник не может развлекаться с женой какого-нибудь из своих работников?» — задумалась как-то Алекс, но потом посчитала это маловероятным. Кем бы он ни был, Джонатан не производил на нее впечатления человека, который мог получать удовольствие, наставляя рога другим мужчинам.

Изредка ей удавалось его увидеть, поскольку она теперь пользовалась свободой передвижения по плантации. Иногда во время вечерних прогулок ее сопровождал Малдун. Порой она бродила в тени деревьев с Тилли. Однако Алекс предпочитала прогуливаться по плантации в одиночестве. Она не спеша знакомилась с другими женщинами, которые большей частью приветствовали ее словами: «Добрый день, мисс!» — и робкими улыбками. Особенно дружески к ней относились дети, для которых Алекс перестала быть посторонней. Они были, конечно, чужды каких-либо подозрений относительно ее положения в главном доме.

Куда бы ни шла Алекс, она всегда старалась увидеть Джонатана. Она была чрезвычайно озадачена неожиданным изменением его отношения к ней. Когда им случалось встретиться, он вел себя отчужденно и сдержанно, его лицо было абсолютно непроницаемо, а пронизывающий, строгий взгляд золотисто-изумрудных глаз больше не излучал и намека на прежнюю теплоту и страсть. Создавалось впечатление, будто Джонатан внезапно стал совсем другим человеком — мрачным, неприступным незнакомцем, сожалеющим ныне об их короткой близости.

Ночи приносили ей еще большее беспокойство, чем дни. Она подолгу лежала без сна под балдахином своей кровати и чутко прислушивалась к тихим звукам, доносившимся из соседней комнаты. Алекс беспомощно краснела, когда представляла себе, как он раздевается и взбирается на свою с четырьмя колонками кровать, которую он привез с другого конца земного шара. Когда же в спальне капитана царила тишина, чувства ее приходили в такое смятение, что она даже не замечала, как вздох за вздохом рвутся из ее груди и как дрожит она всем телом, несмотря на душную теплоту ночи.

Она могла вспомнить каждое сказанное им слово, каждый подаренный им поцелуй, каждую его ласку. Теперь ей стало до боли ясно, что они ничего не означали. Он сказал, что она принадлежит ему, что он никогда не разрешит ей уйти. Почему же он изменил свое мнение? Возможно, он сердится на нее за то, что она убежала тогда в Сидней. Возможно, испытываемое им к ней желание уменьшилось до такой степени, что он больше не стремился соблазнить ее. Он вполне мог прийти к выводу, что преступница недостойна его внимания.

Но какова бы ни была причина столь разительной перемены, Алекс должна была бы только радоваться подобному повороту событий. В самом деле ей должно было бы стать намного легче, коль скоро он относится к ней с таким безразличием, и она должна была бы быть благодарна ему за это.

Но почему тогда так болит ее сердце?

Ей никогда не приходила в голову мысль, что у Джонатана, может быть, была тайна, тщательно продуманная цель, преследуя которую он и сохранял дистанцию между ними. Не подозревала она и того, что там, за стеной, из ночи в ночь он страдает душой и телом не меньше, чем она.

Что-то неизбежно должно было случиться. Напряженность между ними перерастала в пышущую жаром лихорадку. И хотя ни один из них не был пока готов признать это, возникшая перед ними дилемма имела простое решение.

Однажды вечером, примерно через неделю после возвращения на плантацию, Алекс осталась в одиночестве на кухне. Опершись о стол, она задумчиво смотрела в окно. На землю только-только начали опускаться сумерки. Она управилась со всеми намеченными на день делами: еда была готова, стол накрыт, посуда вымыта и расставлена. Колин и Агата отправились домой, захватив с собой по пакету с продуктами для детей. А красивый молодой хозяин Бори опять не явился на ужин.

Недовольно хмурясь, Алекс развязала тесемки фартука, сняла его и бросила на рабочий стол. Потом она пошла в сторону входной двери, решив под влиянием неосознанного побуждения отказаться от уже установившейся привычки проводить остаток вечера наверху, в своей комнате, за чтением, шитьем или за письмом дяде. В душе у нее царило какое-то странное беспокойство и острое, не такое, как всегда, ощущение одиночества. Вздохнув, она отворила дверь и вышла наружу.

Садившееся за горизонт солнце окрасило небо в великолепные цвета. Воздух уже был прохладен. Легкий бриз принес с собой знакомые ароматы горящих дров и жимолости. Уже взошедшая луна обещала ясную летнюю ночь. Где-то вдалеке раздавался вой дикой собаки динго, а совсем рядом овцы, коровы и быки все еще медленно бродили по пастбищу.

Алекс глубоко вздохнула и скрестила руки на лифе своего нового рабочего платья. Сшить его помогла ей Тилли. Они отрезали на платье кусок ткани от рулона, который нашли в одном из шкафов на чердаке. Сшитое из светло-бежевой шерсти платье было гораздо практичнее тех, которые подарил ей Джонатан, хотя нельзя было не признать, что оно ей не так шло. Цвет его был тусклым, а фасон слишком прост, чтобы его можно было посчитать модным. Но в нем Алекс было удобно двигаться, и оно было на удивление прохладным.

Без всякой предварительной мысли, куда ей направиться, Алекс не спеша пошла через двор. Взгляд ее бирюзовых глаз праздно переходил с одного предмета на другой, нигде не задерживаясь. Кроткая печальная улыбка коснулась ее губ, когда она посмотрела на раскинувшиеся впереди коттеджи и услышала неясный детский смех. «Там живут семьи, — подумала она, — люди, любящие друг друга… мужчины и женщины, которые делят радости и печали своей жизни, заново начатой в такой далекой и дикой стране».

У нее же никого не было. Бросив исполненный боли взгляд на небо, она закрыла глаза и почувствовала, как в горле ее образуется ком. Алекс с трудом переборола внезапно охвативший ее порыв побежать обратно в дом и уединиться в своей комнате и, открыв глаза, повернула в сторону большего из двух амбаров.

Ночь быстро надвигалась, но она шла дальше, не обращая на это никакого внимания. Ее отсутствия в доме никто не заметит. Джонатан Хэзэрд вообще едва ли помнит, что она все еще существует на свете.

Алекс отворила двойную дверь и проскользнула в прохладную, таинственную темноту амбара. Поскольку она здесь раньше уже бывала, Алекс вспомнила, что в нескольких футах от нее на столбе должен висеть фонарь. Она ощупью нашла его и зажгла огонь. Потом, взяв его в руку, она вернулась к высоким деревянным дверям. Оставив их лишь слегка приоткрытыми, она повернулась вокруг и осмотрела амбар.

Воздух здесь пропах смолистым, характерным ароматом еще не просохших досок, сложенных в одном углу в достигающие стропил штабеля. Финн Малдун рассказывал ей, что в интересах торговли выгодно придерживать их до тех пор, пока спрос на них в Англии не вызовет повышения цен. Таким образом, хотя овцы были лишены своих драгоценных шуб уже несколько недель назад, амбар все еще располагал местом для хранения товара, ставшего для плантации главным источником ее дохода. Выращивание продовольственных культур и разведение крупного рогатого скота было обязательным занятием на плантации, однако блестящее будущее сулила Бори торговля мериносовой шерстью.

Высоко подняв фонарь, Алекс пробралась к горе состриженной овечьей шерсти и не долго думая погрузилась в ее душистые мягкие недра. Она поставила фонарь у своих ног, легла на спину, скрестила руки под головой и на короткое мгновение засмотрелась на причудливые тени, отбрасываемые на стену пламенем от горящего масла. Ее веки тихо смежились. В хаос мыслей, овладевших ее сознанием, помимо ее воли вторгся образ высокого, зеленоглазого американца.

— Джонатан, — пробормотала она. Лишь смутно отдавая себе отчет в том, что она произнесла его имя вслух, Алекс повторила его полным тоски голосом и еще глубже закопалась в шерсть. «О Боже! Что я собираюсь сделать?»

В это время Джонатан верхом на лошади пересекал двор по направлению к дому. Внезапно он остановил коня. Его брови изумленно поползли вверх при виде исходящего из амбара узкого пучка бледно-золотистого света. Он знал, что работы на сегодня закончены, люди разошлись по домам к своим семьям, а Малдун еще днем сообщил, что собирается поехать на одну из ближайших плантаций, чтобы нанести своему приятелю давно обещанный визит. «Кто, черт побери, станет бродить здесь в такой поздний час? И зачем?» — подумал Джонатан.

Сорвав с головы шляпу, он небрежно бросил ее себе на колени и направил лошадь к амбару. Пока он ехал, он обернулся и посмотрел на дом. Ему показалось странным, что на верхнем этаже не светилось ни одно окно. Джонатан подумал, не легла ли Алекс спать. Как всегда, мысли о ней, лежащей в постели с закрытыми глазами, о ее округлом теле, не прикрытом ничем, кроме тонкой ночной сорочки, вызвали у него внезапный взлет раскаленного добела желания. Он не сдержал тяжелого вздоха.

Больше выносить это было ему не по силам.

Его терпение, его самообладание, его решимость преодолеть страсть уже готовы были изменить ему.

Вернувшись из Сиднея, он поклялся, что предоставит им обоим время на раздумья. Он хотел проверить свои собственные чувства, желая выяснить, действительно ли они, как он начал подозревать, столь сильны и долговременны. Одновременно он хотел убедиться, что ответная пылкая реакция Алекс на его поцелуи рождалась также под влиянием ее искренних чувств.

Алекс казалась такой невинной! Ему становилось все труднее поверить, что она была либо воровкой, либо опытной соблазнительницей, да и в конце концов это больше не имело значения. Кем бы она ни была в прошлом, сейчас она принадлежит ему. И рано или поздно он вынудит ее это признать.

Без особого желания выяснить, кто зажег свет в амбаре, он приблизился к дверям и распахнул их. Его взгляд померк, когда он увидел внутри Алекс.

Он хотел было приказать себе повернуть обратно и уйти, дабы не позволить диким, необузданным инстинктам, которые Алекс разожгла в нем, овладеть собой. Но было поздно, теперь ничто на свете уже не могло заставить его удалиться.

Он медленно двинулся к ней. Его сапоги бесшумно ступали по покрытому сеном полу. Свет фонаря играл на его лице и отбрасывал причудливые тени на стены. Но Алекс это не могло встревожить: ее глаза были все еще закрыты, а сознание глубоко погружено в мысли.

Джонатан остановился рядом с ней, пожирая взглядом ее распростертое у его ног тело. Его пронзительные зеленые глаза разгорались огнем жгучего желания. Не имея представления о том, что он стоит в шаге от нее, Алекс закинула руки за голову и лениво скрестила обутые в высокие ботинки ноги. Она на секунду прикусила нижнюю губу, что у нее было выражением тайного томления.

— Джонатан, — вновь прошептала она.

Звук его имени, сорвавшийся с губ Алекс, был воистину искрой, брошенной в пороховой бочонок.

Выругавшись сквозь зубы, он опустился на колени в мягкую шерсть и схватил Алекс. Ее глаза широко раскрылись, и при первом же прикосновении его рук она издала подавленный крик испуга.

— Капитан Хэзэрд! — с трудом выдохнула Алекс. Не понимая, что происходит, странно взволнованная, она почувствовала, что он приподнимает ее. — Что вы…

Его губы сокрушающе обрушились на ее мягкий приоткрытый рот в яростном, пылком, требовательном поцелуе, заставившем усиленно биться ее сердце. Она протестующе подняла руки, чтобы оттолкнуть его, но отказать ему не могла.

Глухой стон вырвался из груди Алекс, извивавшейся в его властных, объятиях. Не обращая внимания на ее беспомощные, да к тому же не вполне искренние протесты, он вместе с ней рухнул на пружинящее руно. Джонатан при этом оказался на спине, удерживая ее на себе своими сильными руками. Алекс направила ему между ног колено в последней отчаянной попытке остановить безумие.

Джонатан быстро повернулся так, что она оказалась под ним. Его рот всосал в себя горячее дыхание Алекс, а его полное мужской силы, напрягшееся мускулами тело вдавливало ее в шерсть.

Чувствуя себя так, будто она заблудилась в одном из своих грешных снов, Алекс не смогла противостоять своему желанию обвить его шею. Она стала сама целовать его. Ее язык отвечал на каждое возбуждающее, вызывающее у нее головокружение движение его языка, а ее губы сладко покорились ему.

Яркий свет и огонь… Так всегда случалось между ними.

Она так хотела этого.

Она уступала его грубым ласкам, ибо ей стало наконец ясно, что он был далеко не безразличен к ней. Его страсть никак не могла остыть. «Да, — думала Алекс сквозь окутывающий ее сознание туман, — если считать нынешние действия Джонатана хоть за какое-то выражение его чувств, то это значит, что он сейчас хочет меня больше, чем когда бы то ни было до сих пор».

Она испугалась этой мысли, но не высказала сколь-нибудь убедительных возражений, когда он поднес свою руку к округлому декольте ее лифа. Он так сильно рванул его, что со спинки платья посыпались пуговицы. С вызывающей у нее головокружение дерзостью он опустил вниз лиф и нижнюю сорочку, обнажив ее груди. Она вздохнула еще раз, чувствуя на своей обнаженной коже волну прохладного воздуха.

Джонатан не оставил ей времени опомниться. Его губы лихорадочно ласкали ее тело, а потом, обжигая поцелуями шелковистую шею, спустились к ее полным грудям. Она вздрогнула, когда его губы сомкнулись вокруг нежной розовой вершины одной из грудей. Его горячий, бархатистый язык возбуждающе кружил вокруг чувствительного соска.

— Джонатан! — Алекс еще раз выкрикнула его имя. Но это была не просьба о пощаде, не требование отступить. Жидкий огонь разлился по ее жилам, и она инстинктивно выгибала под ним спину. Ее пальцы скользили по его широким плечам, а он продолжал восхитительный в своей дерзости штурм ее грудей.

Его рука присоединилась к его губам, изучая ее тело, дразня его и воспламеняя. Она боролась хотя бы за возможность вздохнуть. Ее голова металась по мягкой подушке шерсти.

Вторая рука Джонатана лишь на миг запуталась в ее юбках, поднимая их. С уст Алекс сорвался еще один подавленный вздох, когда его пальцы сомкнулись на ее едва прикрытых ягодицах. Он смело и властно сжал их соблазнительные округлости, а потом рука его ловко проникла под ее панталоны. Она издала приглушенный протестующий крик, но его губы печатью закрыли ее рот.

Стон вырвался у нее из груди, а веки задрожали и приоткрылись, когда Джонатан прикоснулся к треугольнику шелковистых волос между ее бедрами. Его пальцы раздвинули влажные розовые складки тела Алекс. Хотя теперь она начала извиваться всерьез, ей не удалось помешать ему захватить то сокровище, к которому он так стремился.

Гело Алекс напряглось. А когда Джонатан стал нежно, но вместе с тем настойчиво ласкать ее, всеохватывающая волна страсти потрясла ее. У нее было чувство, что ее тело пронзила молния, грозящая испепелить ее. Испытываемое ею желание пугало ее в той же степени, что и его вожделение. Она была и в самом деле невинна. Но она знала, к чему неизбежно ведет страсть… Она не может допустить, чтобы это случилось.

У нее отобрали все, что некогда было так дорого для нее. Невинность было последнее, что у нее осталось. Единственное, что она могла бы отдать по своей собственной воле. Но как она может дарить ее человеку, который ее не любит?

Внезапная острая боль пронзила ее сердце. Она хочет, чтобы это сладкое безумие продолжалось. Она жаждет поцелуев и ласк Джонатана Хэзэрда. Однако она не может пойти на то, чтобы всю дальнейшую жизнь испытывать сожаление, получив взамен длившееся лишь одну-единственную ночь наслаждение. Она не просто его рабыня, не просто его собственность, которую можно использовать, а потом выкинуть прочь. Одной этой мысли было достаточно, чтобы вернуть ее в мир реальности.

Резко повернув голову, она уперлась ему в грудь и попыталась сомкнуть свои бедра, препятствуя грешному искушению, которому подвергали ее его пальцы.

— Прошу вас, остановитесь, — умоляла она голосом, полным отчаяния.

— Черт побери, женщина! Что за игру вы ведете? — рассвирепел он. В его глазах сверкнуло чуть ли не бешенство. Когда он посмотрел на нее сверху вниз, Алекс увидела, что его лицо словно накрыла грозовая туча.

— Это не игра… А теперь разрешите мне уйти. — Алекс ударила его в грудь, но он сжал ее запястье железной хваткой и завел руку ей за голову.

— Может быть, вы хотите выторговать себе за это свободу? — Желание все еще пылало в нем. Его возбужденная плоть болезненно пульсировала. Его яростный, горящий взгляд разглядывал ее покрасневшее лицо, а потом опустился ниже, на вздымающиеся обнаженные груди.

Джонатан стиснул зубы и попытался противостоять своему стремлению взять ее сейчас же. Хотя он никогда еще не брал ни одну женщину насильно, эта женщина, думал он, вынуждает его уступить и честь, и разум самому дьяволу.

— Не входит ли в ваши планы предложить свое тело в обмен на пропуск для отъезда из Австралии? — резко спросил он, и в намеренно грубо заданном вопросе прозвучали обвинительные нотки.

— Нет! — вскрикнула Алекс. Побагровев от его жестоких слов, она почувствовала, что ей на глаза навертываются горячие, горькие слезы. — Нет… Я… мне не нужна никакая сделка с вами. — Она корчилась и извивалась в его безжалостных руках, отчаянно пытаясь освободиться. — Позвольте мне уйти!

Джонатан снова выругался. Он знал, что не пойдет на то, чтобы силой заставить ее отдаться ему. Он предчувствовал, что она возненавидит и себя, и его, если он завершит начатое им дело насилием. И все же…

Он должен обладать ею.

Неожиданно к нему пришло удивительно ясное решение. Сперва он не хотел соглашаться с ним, полностью осознавая, что после этого пути обратно у него не будет. Но сердце его одобрило эту внезапную мысль. Говоря по правде, это был единственный оставшийся путь.

Алекс была ошеломлена, когда он вдруг освободил ее и поднялся во весь рост. Приходя в себя, она смотрела на него в течение показавшихся ей такими долгими нескольких секунд, а потом поднялась сама.

Ее руки дрожали, когда она поспешно оправляла свое платье. Она стояла перед ним в свете фонаря, широко раскрыв глаза и затаив дыхание. Клочки шерсти запутались у нее в волосах, и ее полные груди оставались все еще на виду, несмотря на все ее усилия прикрыть их от его взгляда.

Для Джонатана же вид ее нового домашнего платья еще более подтвердил правильность принятого им решения.

— Я могу предложить вам, Александра Синклер, собственную сделку, — сказал он спокойно.

— Я сказала вам, что я… — начала она протестовать.

— Даже вы не можете больше отрицать того, что существует между нами. — Его зеленые глаза тепло всматривались в бездонные глубины ее тревожного взгляда. Тень улыбки мелькнула на его губах. — Наступило время посмотреть в глаза правде и, заказав музыку, заплатить оркестру.

— Я не понимаю, о чем вы говорите. — Хотя ее разум приказывал ей бежать, тело отказывалось подчиняться этому приказу. И почему вспышки пламени, которые так пугали ее, вместо того чтобы отступить, приблизились?

Ей показалось, что слова, которые произнес вслед за этим Джонатан, прозвучали откуда-то из дальнего далека.

— Я говорю о браке.

— О чем? — Должно быть, решила Алекс, она плохо его расслышала.

— Мы собираемся пожениться, — проговорил он. — И притом возможно скорее.

— Вы… вы не можете говорить об этом всерьез, — запинаясь, сказала она. Ее глаза округлились и выглядели как два блюдца, а ноги стали подкашиваться.

— Я никогда не был более серьезен, чем сейчас, — заверил он ее.

— Но это же невозможно! — Она, все еще не веря услышанному, покачала головой. — Как вы можете желать, чтобы я стала вашей женой? Мы знаем друг друга так недавно, и к тому же я ваша экономка.

— Я найду другую.

— Вы всегда думали обо мне самое плохое, — напомнила она ему, пытаясь осмыслить его ошеломляющее предложение. — Для вас я просто обычная воровка, ссыльная заключенная, привязанная к вам на семь лет. С какой стати вы хотите дать мне ваше имя?

— Ну а как вы сами думаете? — спросил он ее в ответ. — Я хочу вас больше, чём когда-либо хотел любую другую женщину. И ваша страсть разгорается, как и моя.

— Нет! — но это прозвучало неубедительно даже для нее самой.

— Вы моя, Александра.

— Действительно, ваша, — насмешливо-презрительно ответила она. На ее лице появился злой румянец, когда она бросила ему обвинение: — Вы хотите меня только в вашей постели!

— Я не отрицаю. Но дело-то идет дальше этого. Я мог бы овладеть вами сегодня вечером, и никто бы об этом, не узнал.

— Но тогда почему вы не поступили так? — возразила она, поднимая руку и сердито смахивая единственную слезу, катившуюся по ее гладкой, по-расневшей щеке.

— Да потому что, черт побери, мне нужно от вас ольше, чем это!

У нее перехватило дыхание, когда его руки внезапно легли на ее обнаженные плечи. Дрожа, она откинула голову назад и уставилась на него со смесью замешательства, страха и удовольствия — удовольствия столь сильного, что это испугало даже ее самое.

— Я хочу вас целовать! — сказал он, и лицо его стало опасно мрачным.

— А этого, сэр, ни один мужчина от меня никогда не добьется! — нанесла она встречный удар.

— Этого добьется вот этот мужчина, — клятвенно заявил Джонатан. Он крепко прижал ее к себе, и его пальцы впились в ее податливое тело. — . Телом и душой вы принадлежите мне!

— Вы не владеете мною, Джонатан Хэзэрд. Для вас я, может быть, и движимое имущество, но это все же не дает вам права…

— У меня есть полное право. И клянусь всем святым, вы будете моей женой.

— Вы действительно вступите в подобный брак? — решительно спросила она, всеми силами стараясь не обращать внимания на свое дикое сердцебиение. — В конечном счете я осужденная.

— А я — американец. — Губы его подрагивали, а взгляд скрывал теперь проказливую улыбку. — Мы хорошо подходим друг другу. Вы не станете этого отрицать?

— Это — безумие, — сказала она, прерывисто дыша.

О Господи, этот мужчина лишился разума. Либо это так, подумала она, либо он ведет некую хитрую игру.

— Называйте это как вам нравится, но никуда не уйти от того, что нам предназначено быть вместе.

— Я не могу выйти за вас замуж.

— Вы можете, и вы выйдете.

— О нет! Боже, я… я даже не знаю вас! — Она почувствовала, что ее охватывает паника. Правда, она не могла бы сказать, результат ли это его клятвы владеть ею или ее сомнений в том, можно ли допустить это.

— У нас впереди целая жизнь, чтобы узнать друг друга.

Руки Джонатана заскользили вниз, и он обнял ее стройную талию. Он взглянул в глубь ее глаз:

— Неужели, Александра, перспектива выйти за меня замуж действительно столь неприятна? Точно так же, как вы сделали это в тот день, когда я нашел вас в Параматте, вам следует хорошо обдумать свое положение. Став моей женой, вы освободитесь от нависшего над вашей головой приговора. Вы станете хозяйкой Бори. Ни я, ни кто-либо другой не сможет использовать против вас ваши прежние прегрешения.

— У меня нет никаких прежних прегрешений, — воскликнула она слабым, дрожащим голосом. — И я ничего не могу понять!

— Тогда и не пытайтесь. Просто скажите «да».

— Но как я могу это сделать?! Как я могу пойти на такое хладнокровное соглашение?

— Хладнокровное соглашение? — бросил он ей вызов, сопроводив его притворной улыбкой, и Добавил, разъясняя, в чем дело: — Ваше согласие необязательно.

— Что вы имеете в виду?

— Я имею в виду, моя дражайшая леди Алекс, что в данном вопросе у вас нет выбора. По правде говоря, ваша судьба в моих руках. Я могу подписать ордер на вас любому, кто бы ни захотел. Я могу выдать вас замуж. Если захочу, то за себя.

— И вы согласитесь жениться на несогласной на этот брак невесте? — спросила она без обиняков, гордо подняв голову. Ее сердитый жест, однако, маскировал сладкое тепло, разливающееся по всему ее телу.

— А вы не будете несогласной, — пообещал он.

Прежде чем она успела спросить о значении его слов, Джонатан решил доказать свою правоту способом, который оставил бы мало сомнений и у него, и у нее. Он наклонился к ее лицу и впился в ее губы таким поцелуем, который, хотя и был много нежнее предшествовавших ему, все же заставил ее содрогнуться в новом приступе страсти. На нее это так повлияло, что она едва вновь не оголила свои груди, когда ее руки против собственной воли потянулись, чтобы обнять его. Но ей пришлось вовремя спохватиться и предотвратить окончательную катастрофу. Когда он поднял голову, Алекс открыла глаза и увидела, что его взгляд полон неотразимой смеси ласки, решительности и желания.

— Вы — моя, Александра, — повторил он. От низкого тембра его голоса мурашки поползли по ее телу.

Алекс, затаив дыхание, неотрывно смотрела на него. В душе у нее бушевала буря, и она уже не знала, что чувствует и во что верит. Издав нечленораздельный крик, она оторвалась от Джонатана и бросилась к дверям.

Джонатан не пытался остановить ее. Он молча, с деланным безразличием наблюдал за тем, как она скрылась в сгустившейся темноте. А потом на губах его заиграла легкая улыбка удовлетворения.


Глава 10


Той ночью Алекс почти не сомкнула глаз. И когда на следующее утро она рискнула спуститься вниз, то обнаружила, что ее в столовой ждет Джонатан.

— Вы опоздали, мисс Синклер, — заметил он с кривой усмешкой.

Заметив его, она остановилась. Ее глаза расширились, щеки порозовели. Он сидел на своем обычном месте во главе стола — или, если говорить точнее, до недавнего времени это было его обычным местом. Прошла почти неделя, как он в последний раз приходил на завтрак.

Встреча с ним тут же воскресила в ее памяти безумие минувшей ночи. Она, однако, решила вести себя так, будто ничего не произошло. Он, полагала Алекс, несомненно, сожалел о своем необдуманном и предельно нелепом предложении вступить с ним в брак. Сейчас же, когда они встретились друг с другом при ярком отрезвляющем свете дня, в его душе должен был бы, конечно, возобладать голос разума.

— Что вы здесь делаете? — спросила она, предприняв героическую попытку найти компромисс.

— Жду свой завтрак. И вас.

Она с испугом отметила, как затрепетало ее сердце. Остро ощущая на себе его внимательный взгляд (она не сомневалась, что мысленно он раздевает ее), Алекс скрестила руки под грудью и попыталась, скрыв свое смятение, перебороть внезапно возникшее у нее желание выбежать из комнаты. Сегодня на ней было подаренное им бледно-синее муслиновое платье. Пуговицы к рабочему платью придется пришить заново — если только она, конечно, разыщет их. При мысли о необходимости возвратиться для этого в амбар она тяжело вздохнула.

— А где мистер Малдун? — спросила она с заметной дрожью в голосе.

— Он ушел.

Джонатан медленно поднялся со стула. Затопивший комнату солнечный свет позолотил его темные волосы. Алекс замерла на месте и в растерянности опустила руки. Ее глаза, не подчиняясь ей, бросали взгляды на его мужественное, налитое мускулами тело, а потом опять на лицо. Ее опасения усилились, когда она заметила, что он улыбается. Улыбка его показалась ей какой-то двусмысленной, чуть ли не хищной, и вмиг перечеркнула ее робкие надежды на то, что он изменил свои намерения. Судя по выражению его глаз, дневной свет ничуть его не отрезвил.

— Я… я позабочусь о вашем завтраке. — Она поспешно направилась к двери на кухню, но он преградил ей путь.

— Александра! — он произнес ее имя так, будто уже в нем заключалась ласка.

Ее сердце тут же учащенно забилось, а во взгляде отразилось смущение, когда их глаза встретились. Хотя Джонатан и не прикоснулся к ней, она вздрогнула, как от ожога.

— Простите, капитан Хэзэрд, но мне пора приниматься за дела.

— Вчера ночью вы называли меня «Джонатан», — Отбросив в сторону недомолвки, напомнил он ей.

— Я хотела бы, чтобы мы оба забыли об этом… об этом прискорбном эпизоде. — Она покраснела еще больше и опустила глаза. — Воспоминания о нем крайне унизительны для меня, и я уверена, что ваш намек был продиктован не чем иным, как…

— Это был не намек, — спокойно возразил он.

Джонатан страстно желал прижать ее к себе, вновь ощутить ее опьяняющую сладость. Но он боялся, что не сможет ограничиться одним-единственным поцелуем. Особенно после событий прошлой ночи. Это было наваждение, но он ничего не мог с собой поделать. Остаток ночи он пролежал в своей постели, чувствуя, что тело его сжигает пламя неукротимого желания, и помня о проклятом долге чести, требующем от него не уступать своему низменному побуждению овладеть ею до свадьбы. Теперь он отлично понимал, что все дело было в том, что эта маленькая мегера полностью завладела его сердцем. «Итак, — с ироничной усмешкой сказал он себе, — мне придется вопреки своему обыкновению вести себя как подобает истинному джентльмену».

Но долго это продолжаться не будет.

— Что бы это ни было, — сказала Алекс, — было бы лучше всего, если бы я покинула плантацию.

— Никогда. — Теперь его взгляд отнюдь не свидетельствовал о сколько-нибудь шутливом настроении, и его лицо заметно посуровело.

— Вы сказали, что могли бы подписать бумаги о передаче меня в услужение кому-либо другому, — волнуясь, сказала она. — В таком случае сделайте это. Или разрешите мне уехать в Сидней.

— Я полагал, что мы все уладили.

— Мы ничего не уладили. — Она раздраженно повернулась к Джонатану спиной. — Больше я не могу здесь оставаться. Да поможет мне Бог, но я вынуждена признать, что физическое влечение между нами слишком велико, чтобы его можно было игнорировать. Я сознаю, что духовно я позорно слаба. Но я не намереваюсь выходить за вас замуж! Даже если ваше предложение было искренним, я не могу принять его. Мы с вами чужие, и мое место вовсе не здесь.

— Ваше место там, где нахожусь я, — заявил Джонатан, жадно оглядывая ее. Его зеленые глаза потемнели.

— Нет, это не так, — с излишней поспешностью возразила она. Ее горло болезненно сжалось, а в сердце точно вонзилась острая игла. — Я — леди Александра Синклер. Мое место в Англии, а не в Австралии. — Она вновь повернулась к нему лицом, набравшись решимости. — Кроме того, между нами нет ничего такого, на чем можно было бы построить брак.

— Неужели нет? — спросил он низким вибрирующим голосом.

— Нет! — бросила она ему в ответ, при этом голос ее опасно повысился. — Это неправда, будто какое-то чувство влечет вас ко мне.

— Ну а если бы это было правдой, это что-нибудь изменило бы?

— Что? — спросила она, с трудом дыша.

— Что-нибудь изменилось бы, если бы я сказал, что люблю вас?

— Но почему я… Как это может быть? — Она нахмурилась и покачала головой. — Я бы не поверила вам! Как вы могли бы любить меня и одновременно подчинять своей воле?

— Думайте что хотите, — заявил он ей торжественно, — но учтите, что моя цель — обладать вами.

— Вы не можете жениться на женщине только потому, что хотите иметь ее в своей постели. — Она порывисто приблизилась к нему вплотную, не отдавая себе отчета в том, что в результате представила его взору свои созревшие соблазнительные груди. — Кроме страсти, должно быть истинное уважение. Возможно, в Америке браки заключают легче, подчиняясь капризу, но в Англии узы супружества священны.

— Однако нас объединяет безграничная страсть.

— Черт побери! Вы что, не слушаете, что я говорю?

— Нет, я слушаю. Но мы не в Америке и не в Англии. — Это единственное, что он нашелся сказать, дабы удержаться от желания избить ее. — В силу необходимости в Австралии сложились свои собственные правила.

— И что это должно значить?

— Только то, что в будущую субботу мы будем обвенчаны.

Явно считая спор законченным, он нахлобучил шляпу и медленно пошел на кухню.

Потрясенная и все еще не верящая его словам Алекс уставилась ему вслед. Она подошла к стулу, с которого он только что поднялся, уселась на него и приложила руку к груди, где так бешено стучало сердце.

Суббота. Господи, до нее осталось только два дня! Что же ей делать?

«Всегда остается возможность еще одной попытки побега», — думала она с нарастающим отчаянием. Она могла бы снова попытаться удрать верхом. Она могла бы даже направиться не в Сидней, а в Параматту и обратиться там к кому-нибудь с мольбой о помощи. Но, по правде говоря, она мало сомневалась в том, что Джонатан Хэзэрд не найдет ее.

Не в силах усидеть на месте, Алекс вскочила со стула и начала в смятенных чувствах ходить взад и вперед около стола. Казалось, единственное, что ей теперь остается, — это попытаться возвать к его здравому смыслу, убедить, что их брак обернется ужасной ошибкой. Маловероятно, что кто-нибудь из обитателей плантации возьмется отговорить его от поставленной им цели. Даже Тилли, которая стала близкой подругой Алекс, не осмелится вмешаться в эту историю. И хотя Финн Малдун по отношению к Алекс — сама доброта, было трудно представить его дающим советы своему хозяину по такому личному вопросу. «Нет, — решила она, прерывисто дыша, — я не могу полагаться ни на кого, кроме себя».

«Ваше место там, где нахожусь я».

Удивляясь, почему эти его слова не вызвали у нее страха и отвращения (дело скорее обстояло совсем наоборот), она повернулась и направилась на кухню. Джонатан уже ушел. Без завтрака. И даже ни разу не прикоснулся к ней…

Следующие двое суток пролетели с беспощадной быстротой. В субботу, когда уже забрезжил рассвет, Алекс после проведенной без сна ночи охватила паника. Она уже перепробовала все. При любой встрече с Джонатаном она высказывала ему свои возражения против их союза и умоляла его отказаться от своего плохо продуманного плана. Она атаковала его, раздражала, высказывала ему откровенное неповиновение. Один раз она даже прибегла к слезам. Но все ее усилия оказались напрасными. Его позиция не менялась: Алекс будет его женой.

Ни о каких подробностях он не говорил. И довольно странно, что на плантации тоже никто не упоминал о свадьбе. Все вели себя так, будто и не подозревают о предстоящем событии. Она раздумывала над тем, искренне ли было поведение обитателей Бори, если даже Джонатан по какой-то неизвестной ей причине решил сохранить предполагаемую брачную церемонию в тайне. Но это лишь еще больше усиливало ее беспокойство.

Все утро ее нервы были натянуты, как тетива у лука. Она была рада, что в доме никого, кроме нее, не было. Тилли, Колин и Агата проводили выходной день в своих семьях. Большинство рабочих отправились на фургоне в Параматту в местные лавки и таверны. Те немногие, которые остались в Бори, удовлетворились тем, что в свободное время просто отдыхали или копались на своих участках.

Хотя Алекс оделась и спустилась вниз раньше обычного, Джонатана она не встретила. Не видела она его и предыдущим вечером. Вполне вероятно, что он избегал ее. Она решила было отправиться на его поиски, но потом отказалась от этой затеи. Она уже и так довольно часто испытывала свою судьбу.

Утро заканчивалось. Алекс сделала генеральную уборку дома, отчаянно пытаясь отвлечь свои мысли от главного события наступившего дня. Поскольку никто не появился, она заняла свое место на кухне. Но оценить приготовленную ею еду было некому, ибо ни Джонатан, ни Финн ни на завтрак, ни на обед не пришли. Что касается ее, то она уже давно потеряла аппетит. Алекс собрала еду в пакет и отправилась в коттедж к Тилли, где узнала, что ее подруга была среди тех, кто поехал в Параматту.

Возвращаясь в дом, Алекс тревожно огляделась вокруг в смутном ожидании увидеть Джонатана. Однако нигде не было никаких признаков его присутствия. Под влиянием мгновенной слабости ей пришла в голову мысль, что она могла бы вновь воспользоваться для побега его отсутствием, а также отсутствием почти всех обитателей плантации. Она даже быстро направилась к конюшне и заглянула в нее. К своему удивлению, она убедилась, что конюшня была пуста.

Ее глаза заблестели, ибо теперь она уже не сомневалась в том, что Джонатан не собирается добиваться ее согласия. Пробормотав отнюдь не свойственное знатным дамам ругательство, Алекс бросилась в дом и с еще большим усердием, нежели до этого, взялась за работу.

Она даже не заметила, как солнце стало опускаться за горизонт. А Джонатан все еще не возвращался. Алекс сделала вид, что он в конце концов принял, по-видимому, во внимание ее протесты. Настал вечер… и ничего не произошло. С мучительной неопределенностью было покончено. Она наконец могла вздохнуть облегченно.

Никакой свадьбы не будет.

Ощущая необъяснимую тяжесть на сердце, Алекс взошла по лестнице и заперлась в своей комнате. Она расстегнула платье и позволила ему упасть комком на пол вокруг щиколоток. Еще днем она приняла ванну, и сейчас ей хотелось лишь забраться в постель и попытаться привести в порядок свои чувства. Сейчас они находились в более хаотичном состоянии, нежели когда-либо раньше. Она уныло размышляла о том, что обречена пребывать в таком состоянии, пока Джонатан оставался в ее жизни.

Сбросив ботинки и сняв затем нижнюю сорочку, панталоны и чулки, она надела новую белую батистовую ночную рубашку, которую днем раньше закончила подрубать. Она сидела на Алекс гораздо лучше, чем прежняя, и ей шли большое декольте и очень короткие рукава. Но в этот момент Алекс не волновал ее внешний вид. Еще раз вздохнув, она босиком направилась к кровати.

Алекс взялась за покрывало, собираясь отдернуть его в сторону. И в этот момент в дверь, расположенную позади нее, громко и настойчиво постучали. Она вздрогнула и в тревоге оглянулась. Ее глаза округлились, а сердце дико забилось.

То, конечно же, был Джонатан, требовавший, чтобы она впустила его в комнату (в самом деле кто, кроме него, осмелился бы обеспокоить ее в такое неподходящее время?). Сначала Алекс была не склонна отвечать на стук. Он, вероятно, пришел, подумала она, чтобы дать ей какое-то объяснение, и отнюдь не была уверена, что хочет выслушать его.

— Кто там? — наконец отозвалась она.

— Я хотел бы сказать вам пару слов.

Сквозь дверь был хорошо слышен его знакомый красивый, звучный голос.

— Я очень прошу меня извинить, капитан Хэзэрд. — Она говорила спокойным голосом, нисколько не выдающим бушевавшие в ней страсти. — Но у меня нет желания разговаривать с вами.

— Откройте дверь, Александра.

— Уходите!

— Откройте дверь или я ее выломаю!

Она подавила в груди вздох. Было трудно сказать, насколько решительно он настроен. Но если он говорит серьезно, то она нимало не сомневалась в том, что он приведет угрозу в исполнение. Алекс решила, что в таком случае лучше поверить ему. Она хорошо могла себе представить, что случилось бы, если бы он силой ворвался в комнату, да еще в таком взвинченном состоянии.

Вспыхнув, Алекс посмотрела на свою ночную сорочку. Она сдвинула брови и поспешила набросить на себя бледно-желтый шерстяной халат, лежавший в ногах постели. Она подпоясала его как раз в тот момент, когда подошла к двери. Алекс выдвинула задвижку, повернула ключ в двери и, приоткрыв ее, осуждающе взглянула на Джонатана.

— Разве с этим нельзя было подождать до завтра, капитан? — высокомерно спросила она. Яркий румянец окрасил ее щеки, когда Джонатан стал откровенно разглядывать ее.

— Идемте со мной, — отрывисто сказал он.

— Я… я прошу прощения, — запинаясь, начала она.

Не говоря ни слова, он крепко взял ее за руку и вынудил выйти в коридор.

— Что вы делаете? — спросила Алекс. — Куда мы идем?

— На свадьбу.

— На свадьбу? — тихо повторила она. — На чью свадьбу?

— На нашу.

— Что?

— Священник ждет внизу, — сообщил он ей, а сам тянул ее за собой вниз со способным довести до бешенства спокойствием.

— Вы не можете говорить это всерьез! — бросила она ему, слишком потрясенная для того, чтобы оказать более чем символическое сопротивление.

— Разве вы еще не отучились сомневаться во мне? — В его глазах сияло какое-то странное удовольствие. И еще некое чувство, которое она предпочла не распознавать. — Я прошу прощения за то, что вынужден побеспокоить вас в столь поздний час, моя дорогая леди Алекс, но я не мог избежать опоздания. Дело в том, что сегодня в Параматте совершалось еще одно бракосочетание, которое должно было быть первым. Судя по внешнему виду невесты, с ним и так уже слишком запоздали. Достопочтенный Стокбридж был более чем счастлив сопровождать меня сюда.

К этому моменту они вышли на лестничную площадку и медленно начали спускаться по покрытым ковром ступенькам. Их шествие выглядело бы не столь комичным, а вполне торжественным, будь Алекс одета подобающим образом.

— Вы в самом деле полагаете, что я сейчас выйду за вас замуж? — возмущенно воскликнула Алекс. — Господи Боже мой, ведь я в ночной одежде. И к тому же я не хочу быть вашей женой!

Остановившись наконец посередине лестницы, она принялась дергать свою руку в безуспешных попытках освободить пальцы из его железной хватки. Она только успела слабо вскрикнуть, когда Джонатан внезапно подхватил ее вторую руку и поцеловал ее — крепко и страстно. Затем он поднял голову и посмотрел на Алекс с такой теплой, обезоруживающей улыбкой, что она испугалась, как бы у нее не подкосились ноги.

— Вы выйдете за меня замуж, — приказал он.

Алекс показалось, что ее засосал в себя смерч. Все еще сопротивляясь, она тем не менее быстро спустилась по лестнице и оказалась в освещенной светом лампы уютной гостиной. Взволнованный взгляд ее бирюзовых глаз упал на поднявшегося ей навстречу с софы, обитой цветастым ситцем, молодого мужчину с Библией в руках. Все выдавало в нем человека, принадлежащего к духовному сословию. Одет он был в мрачное черное платье и в черные же бриджи.

Увидев Алекс, он благожелательно ей улыбнулся и отвесил легкий поклон.

— Для меня честь познакомиться с вами, мисс Синклер. Я — достопочтенный Стокбридж, викарий церкви святого Иоанна в Параматте.

Если викарий и посчитал странным, что свадебный наряд Алекс состоит из ночной сорочки и халата, то он оказался в высшей степени джентльменом, чтобы закрыть на это глаза. Кроме того, ему никогда до сих пор не приходилось венчать босую невесту.

— О, достопочтенный Стокбридж, все это ужасная ошибка! — торопливо произнесла Алекс, и в глазах ее застыла отчаянная мольба.

— Это действительно так? — прошептал священник, слегка сдвинув брови. Он посмотрел на Джонатана, властно обнявшего плечи Алекс.

— Я же вам рассказывал об особых обстоятельствах, святой отец.

— Ах, да, — сказал священник, и воспоминания о разговоре с Джонатаном разгладили его лоб. — Обстоятельства!

— О чем вы говорите? — решительно спросила Алекс. Ее глаза прищурились, будто она парировала удар Джонатана. — Что вы ему рассказали?

— Правду. — Он коротко кивнул головой священнику. — Святой отец, становится поздно.

— Я полностью отдаю себе в этом отчет, капитан. Вы пригласили свидетеля?

— Да. — Джонатан через плечо бросил взгляд на дверь. Подчинившись его молчаливой команде, она открылась, и появился Финн Малдун собственной персоной. Он вошел в комнату с добродушной сонной улыбкой на лице. Как и его хозяин, он все еще был одет в костюм для верховой езды.

— Мистер Малдун! — отчаянно воскликнула Алекс.

Осознав, что тот был ее последней надеждой, она стала исступленно умолять его:

— Я заклинаю вас попытаться убедить его разумно посмотреть на вещи! — Не могло быть никаких сомнений в том, кого она имела в виду под словом «его».

— Это решил капитан, мисс, — с глубоким сожалением в голосе ответил старый ирландец, но в его бледно-голубых глазах она явственно видела полное одобрение всему происходящему здесь, когда он приготовился занять свое место позади жениха и невесты.

— Я не хочу этого бракосочетания! — собравшись с духом, решительно заявила Алекс. Но единственное, чего она добилась своим заявлением, — это того, что Джонатан точно тисками сжал ее руку в своей. Она тихонько охнула от боли.

— Начнем? — спросил священник. Он раскрыл Библию, внутри которой лежали изрядно замусоленные странички с текстом свадебного церемониала.

— Как можете вы, сэр, будучи духовным лицом, участвовать в подобной пародии? — посчитала возможным возмутиться все еще не смирившаяся Алекс. — Разве для вас не имеет значения, что я…

— Капитан Хэзэрд оказывает вам большую честь, мисс Синклер, — попытался уговорить ее священник. Хотя он был лишь пятью годами старше Алекс, он старался держать себя покровительственно. — Воистину так, дитя мое. Вам следовало бы встать на колени и поблагодарить Господа Бога за то, что он избрал для вас такого спутника жизни.

— Мы будем благодарить его вместе, — пообещал Джонатан, изумрудный взгляд которого светился проказливой улыбкой. — Из ночи в ночь.

Лицо Алекс ярко вспыхнуло. Она еще раз попыталась вывернуться из рук Джонатана, но он держал ее крепкой хваткой. Не желая примириться с неизбежным, Алекс решила сделать все возможное, чтобы спасти свое достоинство. И потому она стояла напряженно и недвижно, когда священник начал произносить слова свадебного церемониала.

Когда настала очередь Джонатана, тот повторил положенную клятву сильным, ясным голосом. Алекс гордо ответила на это полным молчанием. Но это не имело значения, ибо ее согласие было подтверждено тремя присутствующими на церемонии мужчинами, и свадьба продолжалась.

Три минуты.

Потребовалось всего лишь три минуты для того, чтобы она стала женой Джонатана Хэзэрда! К терзавшим ее жестоким сомнениям и тревогам теперь добавилась робкая надежда, когда священник, завершая свою проповедь известным изречением о том, что только смерть может нарушить заключенный союз, улыбнулся и разрешил Джонатану (такое разрешение было для последнего совершенно излишним) поцеловать свою жену. И тогда его руки тесно сплелись вокруг нее и губы коснулись ее губ в поцелуе, предвещавшем незабываемую ночь.

Когда молодой супруг с неохотой разжал объятия и выпустил новобрачную, священник взял ее руку и сжал между своими ладонями.

— Эта церемония должна была бы состояться в храме Божьем, — заметил он со слабым вздохом. — Но я боюсь, что ваш муж слишком торопился и не успел сделать соответствующие приготовления. Однако разве это так уж редко случается с любящими друг друга людьми? Я буду молиться за ваше счастье.

Алекс безмолвно смотрела на него. Место священника вскоре занял Финн Малдун.

— Я желаю вам обоим всего хорошего, мисс… Простите, миссис Хэзэрд, — быстро поправился он. Сердечно поцеловав ее в щеку, он почтительно сделал шаг назад, но не смог удержаться от добродушной шутки. — Мы все скоро привыкнем к этому имени.

— Что я наделала, мистер Малдун? — горестно спросила шепотом Алекс. Словно оцепенев, она покачала головой. — Что же, Боже мой, я сделала?

— Вы вышли замуж за самого достойного мужчину, который когда-либо жил на земле, — торжественно подбодрил ее старый ирландец.

— Но я… я не хотела этого!

— Разве вы не хотели? — Он улыбнулся и любяще, и понимающе. — Так же точно, как то, что я стою здесь, миссис, я никогда не видел двух людей, которые бы больше подходили друг к другу, чем вы и капитан. И это сущая правда.

— Простите, но мне нужно идти, — сообщил всем присутствующим достопочтенный Сток-бридж. — Моего возвращения ждет моя собственная милая жена.

— Я, святой отец, поеду с вами, — тут же продолжил Финн Малдун. — Я решил провести ночь в городе. — Прежде чем выйти вместе со священником из комнаты, он обменялся с Джонатаном понимающим взглядом.

Алекс осталась одна вместе со своим мужем.

Муж.

О Боже, этого не должно было случиться…

— Это кольцо принадлежало моей бабушке, — сказал ей спокойно Джонатан.

Она посмотрела на тонкий золотой ободок, который он надел ей на палец. Кольцо показалось ей странно теплым, оно как будто согревало ей палец.

— Я не должна носить его, — тихо произнесла она, и глубокая морщина пролегла по ее лбу.

— А почему?

— Да потому, что я, как вы знаете, далеко не счастливая и не любящая невеста.

Сейчас она забыла все о гордости и достоинстве. Подчинившись внезапной вспышке раздражения, Алекс сорвала с руки кольцо и бросила его в Джонатана. Он даже не попытался поймать его, но внимательно посмотрел на Алекс пристальным, лишающим ее душевного равновесия взглядом. Она с трудом проглотила накопившуюся во рту слюну, и ее горло сжалось еще сильнее, когда часы на каминной полке пробили девять раз. Казалось, каждый их протяжный удар издевался над ней.

Они в упор смотрели друг на друга, и между ними воцарилось грозное напряженное молчание. Алекс скрестила руки у себя под грудью и в полном смятении от охвативших ее чувств размышляла, как это может быть, чтобы один и тот же человек выглядел одновременно и неотразимым, и таившим опасность. Даже в пропыленной белой полотняной рубашке и измятых бриджах из оленьей кожи он был красив. Дьявольски красив.

Муж…

Слово это вновь пронзило ее мозг. Она упрямо покачала головой в знак несогласия и решилась наконец нарушить молчание.

— Вы, Джонатан Хэзэрд, могли заставить меня обвенчаться с вами. Но вы не сможете силой меня…

— Мы муж и жена, — напомнил он ей очень спокойным и ровным тоном и медленно направился к ней.

Паника охватила Алекс.

— Я не буду вашей женой! — пылко воскликнула она и отступила назад.

— Нет, будете. — Его слова прозвучали зароком.

Она бросилась бежать, но было уже слишком поздно. Он подхватил ее на руки и, не скрывая своих намерений, потащил по лестнице наверх.

— Нет! — пронзительно закричала она, изо всех сил отбиваясь и извиваясь. — Нет, будьте вы прокляты! Отпустите меня! — Алекс впервые использовала подобные слова.

Губы Джонатана искривились судорожной усмешкой.

— Красочным языком, миссис Хэзэрд, заговорила истинная английская леди.

— Не называйте меня так!

— Значит, вы устали играть в таинственность?

— Вы знаете, что я вовсе не это имела в виду!

Она в бешенстве нанесла удар по его красивой голове и тут же обнаружила себя лежащей у него на плече с лицом, обращенным вниз. Когда она принялась колотить его по спине своими кулачками, он нанес всего один, но весьма увесистый шлепок по округлостям ее ягодиц. Она издала хриплый крик негодования и продолжала яростно бороться с Джонатаном. Он же в это время прочно удерживал ноги Алекс.

Как всегда, ее борьба оказалась бесполезной. Через несколько секунд он ударом ноги распахнул дверь в свою комнату, внес ее туда и не слишком-то нежно опустил на свою массивную кровать с балдахином на четырех колонках. Пока он отошел, чтобы зажечь лампу и запереть дверь, она успела вскочить на колени на пышном, набитом перьями матрасе.

— Вы не сможете сделать это!

— Что сделать?

— Вы отлично знаете что!

Джонатан перенес поближе к кровати горящую неярким огнем лампу, и комната наполнилась теплым мягким золотистым светом. Алекс смотрела огромными глазами на то, как его руки поднялись к вороту рубашки. Он начал расстегивать пуговицы, одну за другой.

— Боже мой! — задыхаясь, проговорила она. — Вы же, конечно, не… — Она неожиданно умолкла, с ужасом и одновременно зачарованно наблюдая, как он снимает с себя рубашку.

В свете лампы его кожа отливала бронзой, широкая, мощная, мускулистая грудь была скрыта порослью темных волос. Его руки казались способными сокрушить любого мужчину или прижать к своему сердцу женщину с той самой невероятной нежностью, о которой Алекс уже не раз с изумлением вспоминала.

Алекс закусила нижнюю губу и старалась восстановить нормальное дыхание. Не говоря ни слова, однако сохраняя на губах слабую таинственную улыбку, ее муж сел на край постели и стащил с себя сапоги и носки. Затем, снова выпрямившись, он стал снимать бриджи. В этот момент Алекс пришла в себя.

— Нет! — задыхаясь, воскликнула она, спрыгнула с постели и бросилась к двери.

Он немедленно настиг ее и теперь крепко держал в руках.

— Осторожно, леди Алекс, или я забуду свою клятву быть терпеливым мужем, — предупредил он. Его голос был пронизан и страстью, и снисходительным юмором.

— Позвольте мне уйти! — Ее удивило, что он, вместо того чтобы вернуть ее в постель, поставил прямо перед собой. Прежде чем она смогла догадаться о его намерении, он развязал пояс ее халата и спустил одежду с плеч.

— Нет, не надо! — закричала она, впадая в самую настоящую панику. Она попыталась помешать его рукам добиться грешных целей, но халат упал с ее тела и лежал теперь на ковре. Оставшись только в ночной рубашке, она скрестила руки на едва прикрытых легкой тканью грудях. От страха ее глаза внезапно наполнились слезами.

— Когда вы со мной, можете не изображать этакую девичью скромность, — насмешливо сказал он ей.

— Я ничего не изображаю.

Он нахмурился, увидев на ее красивом лице выражение отчаяния. Ему пришло в голову, что, возможно, еще до инцидента с майором Битеном кто-то дурно обошелся с ней. При этой мысли его охватил яростный, мстительный гнев, хотя одновременно в его сердце зашевелилось и рожденное любовью сострадание.

— Я не причиню вам боли, Александра, — мягко обещал он.

У нее вновь перехватило дыхание. Ее взор растерянно заметался, ловя его взгляд. То, что она увидела в пронзительных, бездонных глубинах его глаз, заставило ее сердце содрогнуться.

— Я не… — Ее голос затих. Она чувствовала, как слабеют ее колени, как жидкое пламя распространяется по всему телу.

Она не запротестовала, когда Джонатан вновь привлек ее к себе и медленно повел к кровати. Он бережно уложил ее, выпрямился и расстегнул свои бриджи. Взгляд его проникал в самые глубины ее сине-зеленых глаз.

Неожиданно для себя Алекс оказалась не в силах отвести глаза в сторону. Она залилась краской, когда Джонатан предстал перед ней во всем своем мужском блеске.

Глаза Алекс расширились, оглядывая все его тело — начиная сверху, от мощного торса, вниз к стройной талии и плоскому, твердому, как скала, животу, далее к узким бедрам и округлым, по-мужски совершенным ягодицам, а затем еще ниже, к длинным, мускулистым ногам. Лишь на мгновение ее взгляд задержался на том самом месте, где из кущей густых черных волос выступал носитель его мужского достоинства.

Алекс протяжно вздохнула и в изнеможении закрыла глаза. Биение ее сердца отдавалось барабанным грохотом у нее в ушах, когда она осознала, что он, вне всякого сомнения, наиболее блестяще сложенный мужчина, какого ей когда-либо пришлось видеть. Конечно, ее опыт в этой сфере был весьма скромен, но тем не менее она была уверена в своей оценке.

Ее уверенность, однако, не распространялась на тайны брачной постели. Ее глаза опять широко раскрылись, когда она внезапно почувствовала, что он задирает вверх подол ее ночной сорочки.

— Прошу вас, не надо, — умоляла она, хотя даже для нее самой ее просьба прозвучала жалко и неубедительно.

— Будет правильно, если муж взглянет на свою жену.

— Вы хотите сказать — на свою рабыню? Не так ли?

Едва лишь эти слова слетели с ее губ, как она тут же пожалела об этом. Но брать их обратно было уже слишком поздно. Взбрыкнув ногами, она вновь попыталась выпрыгнуть из постели. Однако Джонатан не был расположен опять пускаться за ней в погоню. Его руки схватили Алекс за талию еще до того, как она добралась до края кровати. Приглушенный крик сорвался с ее губ, когда он опрокинул ее на спину и всей своей тяжестью обрушился на нее.

Его нагота обожгла Алекс даже через ткань ее ночной сорочки. Она неистово отталкивала его плечи, но он схватил ее за запястья и завел руки ей за голову. Его рот искривился короткой торжествующей улыбкой.

— Вы, миссис Хэзэрд, злоязыкая дикая кошка, — хрипло проворчал он. — Пора вас выдрессировать. — Однако гнева в его словах не было. Только любовь и страсть. Только уже давно бушующее в нем нетерпеливое стремление обладать ею.

— Вы что, не придерживаетесь никаких правил приличия? — спросила она. Ее груди высоко вздымались под тонкой, облегающей тело тканью. Алекс смотрела ему в глаза, и взгляд ее пылал гневом. — Это за пределами всего разумного, что вы отказались предоставить мне свободу. Но еще предосудительнее, что вы силой заставили меня выйти за вас замуж! — Потом она сделала глубокий вдох и добавила: — Я была обвенчана в этой чертовой одежде!

— У нас будет еще одно, на этот раз настоящее венчание, — торжественно пообещал он, хотя в его глазах сверкал огонек порочного удовольствия. — Вы сможете надеть любые наряды и украшения, какие только захотите. Но, по правде говоря, я предпочитаю видеть вас такой, какой вы были сегодня вечером.

Наконец его рот впился в ее губы. Она в знак протеста стонала и корчилась под ним. Но это лишь заставляло его еще острее ощущать свое желание.

Теперь в его поведении не осталось и следов шаловливости. Его губы со страстью и пылом сливались с ее губами. Его язык с настойчивостью и жаром двигался во влажном пространстве рта Алекс, требуя от нее ответной реакции, но сейчас она не была на нее способна.

Джонатан освободил ее запястья. Одна его рука быстро скользнула вниз, чтобы лечь ей на грудь, другая же перебирала шелковистые, пламенеющие рыжим огнем локоны на ее затылке. Она тихо застонала, и ее руки сами собой сомкнулись вокруг бронзовой тверди его спины. С заставившей ее взволноваться быстротой все мысли о сопротивлении покинули Алекс. Она уступила поцелуям Джонатана и забыла обо всем, кроме него и того сладкого безумия, которое способен был вызвать у нее лишь он один…

Пламя страсти разгоралось все сильнее и жарче. С дикой поспешностью Джонатан сорвал с нее ночную сорочку. И когда их обнаженные тела соприкоснулись, Алекс затрепетала. Она содрогнулась, когда губы Джонатана опять захватили ее полную, увенчанную розовым соском грудь. Он взял вершину этой манящей груди в свой обжигающий жаркий рот, а язык его ласкал и совращал ее, когда он, подобно младенцу, ненасытно сосал грудь. Лежащая под ним Алекс инстинктивно выгнулась навстречу ему, закрыла глаза и вцепилась в его широкие плечи. Она чувствовала глубокое наслаждение и была по-настоящему раззадорена его прикосновениями, а ее мягкие вздохи и стоны отдавались в его теле яростным, почти выходящим из-под контроля желанием.

Он, однако, решил дождаться, пока она не будет хотеть его так же сильно, как он желает ее… Он поставил своей целью, чтобы сохранившиеся у нее воспоминания о ее прошлых любовниках навсегда стерлись в ее сознании.

Она должна знать, что принадлежит лишь ему одному!

Он приподнялся над ней на руках. Ее веки трепетали, но глаза были открыты. Алекс смотрела на него со смесью огорчения и смущения. Не произнося ни слова, он внезапно перевернул ее на покрывалах вниз лицом. У нее перехватило дыхание. Ее руки судорожно схватились за подушку, когда он опять опустил свою голову и, нежно щекоча, поцеловал ее в основание шеи. Его губы легко бродили, вызывая у нее приступы сладостной муки, по шелковистым изгибам плеч и спины Алекс, опустились вниз, вдоль позвоночника, а потом с бездумной интимностью обласкали ее задорно выступающие, округлые ягодицы.

Лицо Алекс пылало. Она протяжно вздохнула. Ее бедра без устали двигались в ответ на его бесстыдные ласки. Она не могла собраться ни с волей, ни с силами, чтобы остановить его.

Хотя его действия, с точки зрения Алекс, были греховны и шокировали ее, они были одновременно необычайно приятны. Он исследовал каждый нежный холмик и долину ее тела. Его зубы нежно покусывали ее шелковистую кожу, а язык, горячий и влажный, касался ее пышной, сочной плоти.

Ощущая трепет ее тела, Джонатан опять перевернул Алекс на спину и возобновил умелые, исторгающие у нее восторг ласки ее грудей. Его руки продвинулись к треугольнику золотисто-каштановых волос внизу ее живота. Алекс инстинктивно напряглась, когда его теплые, сильные пальцы проворно раздвинули влажные, бархатистые складки и нашли запрятанный там нежный бутон ее женственности.

На этот раз Алекс не оттолкнула Джонатана. По меньшей мере ей захотелось попробовать, что же последует дальше. Ее бедра как бы сами собой раздвинулись. Ее дыхание перешло в беспорядочные тихие вздохи, когда она почувствовала, как нарастает точно, по спирали, ее умело разбуженная Джонатаном страсть.

Алекс едва ли замечала, что рот Джонатана постепенно спускался вниз по ее животу. Нежная дрожь охватила ее тело, когда его язык проник во впадину ее пупка. Ее пальцы запутались в выгоревшей на солнце шевелюре Джонатана. Ее губы жаждали вновь овладеть его губами. Но он, как и прежде, был полон решимости продлить жгучие и сладкие муки, пока она сама не станет умолять его о пощаде. Рот же его опускался все ниже…

— Джонатан!

Ее глаза широко раскрылись. Переполошившись, она решила, что они с Джонатаном, конечно же, совершают нечто запретное, и потянула его за волосы, Пытаясь остановить. Но он не собирался уступать. Он крепко обвил руками ее сомкнувшиеся бедра, Пытаясь вновь их раздвинуть. Она, извиваясь, выгнула спину, а в результате лишь приблизилась к дерзкому, всепоглощающему пожару его губ и языка.

— Джонатан, прошу вас! — задыхаясь от волнения умоляла Алекс. Но вскоре стыд ушел, и его место заняло желание, подобно молнии, пронзившее ее. Из груди Алекс раздавались лишь глухие стоны, а ее пальцы почти конвульсивно ворошили шевелюру Джонатана.

— Прошу вас! — Ее голова металась по подушке. Под влиянием самого страстного из испытанных ею когда-либо желаний она плотно смежила веки. Алекс чувствовала, что больше выдержать эту муку не сможет!

— Вы моя, Александра! — произнес Джонатан низким, вибрирующим от страсти голосом. Когда он скользнул по ее телу наверх, его пальцы пришли на смену звуку. — Повторите за мной эти слова! — умолял он ее.

— Нет, я… я не могу, — хрипло прошептала она. Ее руки вцепились в его предплечья, а глаза, прикрытые дрожащими веками, открылись. — Прошу вас, я…

— Черт побери, я все равно услышу, как вы скажете это. — Его тлеющий огнем взгляд безжалостно проникал в ее глаза.

— Скажите это!

— Я ваша! — Эти слова родились где-то в глубине ее души, невольно сорвались с ее губ, а веки вновь смежились. — Да поможет мне Бог. Я ваша!

На губах Джонатана появилась сияющая триумфом улыбка. Его желание опасно приблизилось к грани терпения, и он больше не мог ждать, чтобы овладеть тем, что с самого начала действительно принадлежало ему.

Чувствуя, что страсть жарко охватила все его тело, он, дав наконец полную волю своему желанию, слегка приподнял бедра Алекс и подвел свой напряженный член к вратам в ее сокровенный женский мир. Он всем телом подался вперед. Тяжелый стон вырвался у него из груди, когда он убедился, насколько сильно она желает его, и он наконец полностью вошел в нее. Острый приглушенный крик боли сорвался с ее губ, когда его твердая плоть окунулась до самого основания в ее бархатистое тепло.

Он нахмурился, и его глаза потемнели, когда он неожиданно получил несомненное подтверждение девственности Алекс.

Оказалось, что она действительно была невинна!

С одной стороны, это открытие родило в нем чувство угрызения совести, а с другой — ликование. Но сейчас у него не было времени на размышления. Его бедра начали учить ее извечным ритмам любви. Его движения становились все быстрее, а удары все глубже, а Алекс, прижимаясь к нему, чувствовала, как тупая боль между бедрами уступает место новому неслыханному наслаждению.

Они испытывали взаимное, расслабившее их обоих удовлетворение. В момент, когда все кончилось, Алекс издала тихий крик. Ей казалось, что она вознеслась до самых небес, а затем медленно опустилась на землю.

В следующее мгновение Джонатан, лежа на ней, напрягся. Из него изверглась дарящая жизнь горячая влага, и у нее опять перехватило дыхание.

После этого первого бурного соития Джонатан Хэзэрд откинулся на спину в уютное тепло постели и прижал к себе свою горячо любимую жену.

Она не сопротивлялась. Податливо и, как этого требовали ее ощущения, стыдливо прильнув к нему, с неисчезнувшим отсветом страсти, все еще сияющим в ее глазах, она издала вздох полного удовлетворения.

«Вы моя, Александра!»

Он доказал справедливость своих слов. Он воистину доказал это.


Глава 11


— Почему вы меня не предупредили?

При звуке его голоса Алекс зашевелилась. Чары, которыми она была околдована, рассеялись. Алекс нахмурилась и вновь глубоко вздохнула, осознав с большим огорчением последствия своей капитуляции. Смущение, гнев, самоуничижение и никогда не испытанное ею до сих пор наслаждение — все смешалось в ее душе. Она не могла поверить в реальность того, что произошло.

Алекс никогда не могла бы подумать, что простой физиологический акт мог так подействовать на ее сознание. А потом, почувствовав, как заливает ее краска стыда, она потеряла способность вспоминать…

— Я не понимаю, что вы имеете в виду, — наконец пробормотала она. Сейчас, когда к ней вновь стала возвращаться скромность, Алекс инстинктивно натянула на себя одеяло. Однако она почувствовала бесплодность своих усилий, когда Джонатан одним движением сорвал его с нее. Одну руку он опустил вниз и властно положил на изгиб ее обнаженного бедра, а другой нежно гладил ее руку от плеча до кисти.

— Почему вы не сказали мне, что были еще невинны? — произнес он. В его вопросе прозвучали и любовь, и обвинение.

— Я пыталась сделать это. — Алекс приподняла голову из уютного гнездышка, образованного его плечом, и бросила на него прищуренный, исполненный негодования взгляд. — Но вы, сэр, отказывались прислушаться к моим словам!

— Обвинение признаю, — ответил он, как в суде, и откуда-то из глубины его груди вырвался тихий рокочущий смешок. Но его лицо тут же стало серьезным, когда ему на ум внезапно пришла мысль, что, может быть, она все-таки рассказывала правду и о своем происхождении, и о жизни вообще. Но над такой возможностью в тот момент он не задумался. Алекс — его жена. И это, черт побери, единственное обстоятельство, имеющее какое-то значение.

— Полагаю, вы сейчас поздравляете себя за… в общем, за то, что вы совершили этой ночью, — обвинила она Джонатана, и в ее словах явно прозвучало негодование.

— А что, у вас есть какие-то жалобы, миссис Хэзэрд? — мягко парировал он.

Лицо ее опять вспыхнуло от возмущения. Ее гневный взгляд уперся в его мощные, мускулистые бедра, и символ его мужского достоинства так красноречиво напомнил ей о только что пережитых ощущениях неземного блаженства, что гнев ее тут же испарился. Томно смежив веки, она в смущении затихла.

На долгие секунды между ними воцарилось молчание. Алекс, уже спокойно предаваясь своим мыслям, лежала в его объятиях. Ее щека доверчиво прильнула к его груди. Она прислушалась к равномерному, сильному биению его сердца и чувствовала, что ее сердце бьется в унисон с его. Ей казалось вполне естественным лежать обнаженной в его объятиях в эти становящиеся все более поздними вечерние часы.

«Но как он позволил себе сделать это?» — вновь спросила она себя. Взволнованная воспоминаниями об испытанных ощущениях — все они были, однако, приятны, — она потрясла головой, будто могла таким образом избавиться от них.

— Это ужасная ошибка! — повторила Алекс, правда, с гораздо меньшей степенью убежденности, нежели раньше.

— Это не было ошибкой.

— Как это так?

Она, приподнявшись, оперлась на локоть и вновь осуждающе посмотрела на Джонатана. Его губы сложились в легкую усмешку, ибо Алекс, по его мнению, вела себя именно так, как можно было бы в этой ситуации ожидать от жены. Он, естественно, предполагал, что она будет разгневана. Но он считал, что всплески ее характера не такая уж большая цена за то, что он получил взамен.

«Я ваша…»

Сладкого воспоминания о ее капитуляции было достаточно, чтобы кровь его закипела вновь.

— Вы заставили меня выйти за вас замуж! — напомнила ему Алекс, не отдавая себе отчета в том, сколь соблазнительной выглядит она сейчас со своим горящим взглядом и со спутанными пламенеющими кудрями. Ее груди касались тела Джонатана, щекоча и дразня его своими несущими наслаждение полными, розовыми сосками. Она, однако, была настолько оскорблена, что не заметила изменившегося выражения его лица.

— Вы, Джонатан Хэзэрд, даже не спросив разрешения, женились на мне, уложили к себе в постель и…

— И это повторится, — поклялся он. Джонатан поднял руку и мягко взял ее за подбородок. Взгляд его зеленых глаз был неотразим. — Теперь, Александра, вы моя жена. И я защищаю то, что мне принадлежит.

Она глубоко вздохнула, когда он легонько коснулся пальцами ложбинки между ее грудями. Взглядом он следовал за движением своей руки, и глаза его разгорались при виде совершенных изгибов ее обнаженного тела. В свете лампы ее кожа отливала шелком.

— Вы даже красивее, чем я ожидал.

— Не надо! — закричала она, испуганная внезапно возникшим желанием вновь раствориться в нем. Она вывернулась из его рук и сердито села, прикрыв себя наконец хотя бы частично одеялом. — Что за манеры у вас, у мужчин? Меня ничуть не удивит, если я узнаю, что вы, Джонатан, уже поступали точно так же и с другими женщинами.

— Поступал как? — парировал он ее вопрос, издевательски подняв бровь. Он перекатился на другую сторону постели и потянулся, даже не пытаясь прикрыть свою наготу. — Женился на них или сразу затаскивал к себе в постель?

— И то и другое! — огрызнулась Алекс, безуспешно пытаясь отвести взгляд от великолепных, скульптурных форм его тела.

— До этого я никогда не был женат. И могу вас заверить, что, начиная с нынешнего дня, впредь я не положу к себе в постель ни одну женщину, кроме вас. — Хотя в глазах Джонатана светились искорки смеха, однако говорил он всерьез.

— Этим вы хотите снять с меня бремя треволнений? — Прежде, чем он смог найтись с ответом, она нахмурилась и отодвинулась к краю матраса. Джонатан немедленно схватил ее за руку.

— Ночь еще только начинается, — сказал он низким голосом в приказном тоне.

— Вы так и не позволите мне воспользоваться несколькими мгновениями уединения? — дрожащим голосом спросила она. Алекс испытала облегчение, когда он выпустил ее руку и улыбнулся.

— Что же, я не буду вам препятствовать. Но запомните, только сегодняшней ночью. Я не хочу, чтобы между нами были какие-то барьеры.

Его слова опять затронули в ее сердце струну тревоги. Она выскользнула из постели и поспешно накинула халат. Кожей чувствуя на себе его дерзкий, пронизывающий взгляд, Алекс собрала свое белье и выскользнула из комнаты, сохраняя, насколько возможно в подобных обстоятельствах, достоинство.

Войдя в свою спальню, Алекс заперла дверь и укрепила засов. Она поспешила к умывальнику, налила воду из кувшина в таз и взяла кусок мыла. Сбросив с себя халат, она стала с такой силой намыливать и скрести свое тело, будто хотела таким образом смыть даже воспоминания о прикосновениях Джонатана Хэзэрда. Однако она понимала, что это было невозможно.

Теперь она была воистину его жена…

— О, Алекс… как ты могла? — прошептала она, запинаясь и разглядывая себя в зеркало. Ее внешний вид не претерпел никаких чудесных изменений, но все равно она больше никогда не будет такой, какой была до этого вечера.

«Что будет со мной теперь? — думала она, все больше поддаваясь панике. — Как теперь я смогу вернуться в Британию?»

Почувствовав, что у нее на глаза наворачиваются неудержимые, горючие слезы, она бросила скомканную рубашку в чан и снова натянула халат. На подкашивающихся ногах она добралась до своей кровати, но как только уселась на ее край, тут же услышала голос Джонатана, донесшийся к ней с другой стороны двери, разделяющей их комнаты.

— Александра?

— Прошу вас, уйдите! — ответила она голосом, полным боли и замешательства. Вся ее жизнь перевернулась с ног на голову. В настоящий момент она хотела только одного: остаться наедине со своими мыслями, какими бы печальными они ни были. Она ни с кем не желала делить эти горестные минуты.

Но Джонатан не был в настроении следовать ее желанию.

— Откройте дверь, — спокойно приказал он.

— Не открою! — покачала она головой в знак неповиновения, пусть даже он и не мог видеть этого через стену.

— Разве мы вчера вечером уже не разыгрывали эту сцену?

— А вы считаете, что уже и без того недостаточно натворили? — возразила она.

— Я предупреждаю вас, Александра, — в его голосе прозвучало раздражение.

— Оставьте меня в покое, черт побери! — Ругательства с удивительной легкостью стали слетать с ее языка. — Вы что, не понимаете? Я не хочу состоять в этом браке. И вы мне не нужны.

— Вы не отдаете себе отчета в том, что говорите.

— Нет, я полностью отдаю себе в этом отчет, — настаивала она. Алекс знала, что она поступает неразумно, но ничего не могла с собой поделать. О Боже, зачем только она жаждала прикосновений мужчины, который просто-напросто уничтожил все ее надежды на счастье? Как это несправедливо и бессмысленно! Все теперь потеряло для нее смысл. — Вы… вы сумели один раз фактически изнасиловать меня, бушевала она, изо всех сил борясь с подступившими к горлу рыданиями. — Но пусть меня повесят, если я только допущу, чтобы это когда-нибудь повторилось вновь!

После этого наступило продолжительное молчание. Она задержала дыхание, прислушиваясь, но ответа от Джонатана не последовало. Ошибочно решив, что победа на ее стороне, Алекс испустила вздох облегчения и легла на постель, схватив подушку и прижав ее к груди. Она не желала признаваться себе в том, что испытывает острое чувство потери и разочарования.

Внезапно дверь с грохотом распахнулась.

В страхе вскочив, Алекс широко открытыми глазами ошеломленно смотрела, как Джонатан направляется к ней. На нем был едва завязанный темно-синий халат. Его красивое лицо превратилось в мрачную маску гнева, а взгляд предвещал грядущее возмездие.

— Слышите вы, маленькая ведьма, нас больше не будут разделять запертые на замок двери! — Приглушенный крик сорвался с ее губ, когда он грубо схватил ее в свои объятия. Он отнес ее в свою комнату, швырнул на постель и сверху обрушился на ее тело, так что она не могла пошевелиться.

Джонатан издавал свежий аромат туалетного мыла, а его влажные волосы разметались по лбу. Но внимание Алекс было приковано к выражению его глаз.

Они предупреждали, что отныне он ее хозяин…

— Вы, конечно, не собираетесь… — У Алекс сперло дыхание, пока она боролась, лежа под ним.

Он одной рукой с легкостью зажал оба ее запястья.

— Я собирался с вами поговорить. Но теперь мои планы изменились. — Другой рукой он стиснул ее грудь.

— Нет! — Она сопротивлялась изо всех сил, хотя и он, и она понимали, насколько бессмысленна эта борьба. Ее чувства вновь пришли в полный хаос, а сердце дико билось.

— Я… я ненавижу вас, Джонатан Хэзэрд! — в отчаянии прошептала она.

— Вы можете ненавидеть меня, если вам так хочется, — ответил он нарочито спокойным тоном. — Но вы знаете, что вы — моя.

Его губы властно овладели ее ртом. Он развязал пояс своего халата и распахнул его полы. Рука Джонатана горячо, требовательно гладила ее тело. Она стонала и извивалась под ним — отчасти в знак протеста, но отчасти уже и в экстазе. Джонатан внезапно перевернулся на спину. Она встрепенулась, почувствовав, что он освободил ее запястья, но у нее не оказалось времени, чтобы убежать до того, как он преподаст ей второй урок любви.

Он заставил ее немного приподняться. Его губы впились в ее нежные трепещущие груди, пока он срывал с ее плеч халат. Джонатан обеими руками с силой сжал ягодицы Алекс, а она тяжело дышала у его рта, ощутив у своих бедер обжигающую твердость его восставшей плоти.

Желание вспыхнуло и запылало в ней. Она уже готова была взмолиться, прося пощадить ее и не подвергать этой мучительной пытке страстью.

На этот раз, однако, Джонатан не стал дожидаться от нее такой мольбы. Глядя прямо в ее запрокинувшееся от исступленного наслаждения лицо, он приподнял ее за бедра и опустил на свое твердое мужское достоинство. Она вспыхнула от потрясения, вызванного такой, по ее мнению, непристойной позой, но была настолько сильно захвачена восхитительным вихрем страсти, что из ее уст не прозвучало никаких возражений.

Ее руки крепко обвились вокруг плеч Джонатана, даже не пытаясь остановить его, и она с тихими вздохами и стонами наслаждения приветствовала толчки его тела. Когда их соитие достигло неизбежной, казалось, сотрясающей землю кульминации, она вскрикнула и в изнеможении упала ему на грудь. И только после этого он позволил себе последовать за ней.

Через несколько минут Джонатан, вновь убаюкивая Алекс, прижал ее к себе и улыбнулся, почувствовав уверенность в будущей жизни с такой пылкой супругой, как она. Сон наконец постепенно сморил их. Равномерное биение их сердец слилось в некую странную, мистическую гармонию, которую способны познать только истинные любовники.


Когда на следующее утро Алекс проснулась, она перво-наперво увидела, что ее муж уже ушел. Она повернула голову на подушке и спросонья взглянула на опустевшее место рядом с собой. Матрас еще хранил слабый отпечаток его тела.

То была ее первая брачная ночь…

Щеки Алекс залились яркой краской. На нее нахлынули воспоминания о безумствах прошлой ночи. Еще до того как первые нежные лучи солнца расцветили горизонт, Джонатан овладел ею в третий, а затем даже и в четвертый раз. Их последняя «стычка», которую она вспомнила с охватившим ее приятным возбуждением, произошла перед самым рассветом, когда она проснулась оттого, что почувствовала на своем бедре теплые, обольщающие губы мужа. Казалось, он вознамерился покрыть поцелуями каждый дюйм ее тела.

Посмотрев беспомощным взглядом на балдахин над кроватью, она отбросила в сторону одеяла и наконец выкарабкалась из постели. С ее губ сорвался невольный вздох. Все ее тело было неприятно раздражено. Она испытывала тупую ноющую боль в самых интимных его уголках.

На самом деле это не должно было стать для нее неожиданностью…

Во всяком случае, так ликующе подсказал ей ее внутренний голос. Она сдвинула брови и поспешила надеть халат. Завязывая его пояс, она направилась к окну.

Алекс напряглась, услышав легкий удар в дверь. Подумав, что это мог быть Джонатан, хотя она и знала, что он впредь ни за что не станет стучать в дверь, Алекс, прежде чем открыть, на мгновение заколебалась.

За дверью стояла Тилли, сияющая своей теплой улыбкой.

— Доброе утро, мисс, — весело сказала она. В руках она держала серебряный поднос с чайником и тарелкой еды, прикрытой салфеткой.

— Тилли! — вымолвила Алекс с удивлением. — Почему… что вы… — Она замолчала, покраснев от охватившего ее чувства унижения, ибо ей пришло в голову, что должна была бы подумать Тилли. Ее взгляд упал на халат, и Алекс стала подыскивать слова, которыми можно было бы объяснить скандально выглядящую ситуацию.

— Я подумала, что сегодня вы, быть может, захотели бы позавтракать здесь, — объяснила Тилли, внося в комнату поднос и устраивая его на мраморном столике у гардероба.

— Вам не надо было беспокоиться, — запротестовала Алекс с затуманившимся от тревоги взглядом. — Особенно в вашем деликатном положении.

— Деликатном? — Маленькая брюнетка не удержалась и прыснула. — Я сильна как лошадь, несмотря на свои размеры. Если сказать по правде, то до самого рождения своих сыновей я скребла полы. Но теперь не собираюсь делать этого.

— Возможно, это и так, но, я полагала, мы договорились, что впредь готовить буду я! В конце концов у вас есть своя семья, и…

— Еще и суток не прошло, как вы стали новобрачной, — ласково прервала ее Тилли. Ее глаза выразили симпатию и понимание. — Вы не должны испытывать неудобство от того, что вы все еще в постели, миссис. — Она лукаво улыбнулась и быстро поправилась: — О, прошу прощения… миссис Хэзэрд.

— Значит, вы… все знаете? — запинаясь, спросила Алекс, чувствуя себя крайне неловко, несмотря на выраженное Тилли сочувствие.

— Да, я знаю. Это первое, что мне сказал сегодня утром капитан. Я думаю, что он хотел успокоить мои опасения на тот случай, если я поинтересуюсь вашим здоровьем.

Тилли таким образом молча признала, что известие об их свадьбе не было столь уж неожиданным. Всякий, у кого были глаза, мог видеть, что капитан и Алекс идут по сулящему им обоим только беды пути. Слава Богу, что это завершилось браком, а не чем-нибудь иным.

— Капитан сказал, что вы еще спите, но, поскольку время уже перевалило за полдень, я подумала, что вы, должно быть, проголодались.

— Уже полдень? — изумилась Алекс. Она быстро осмотрела освещенную солнцем комнату, а потом опять опустила глаза. — Он об этом еще кому-нибудь сказал?

— Большинство наших жителей все еще в Параматте. Так уж у нас повелось, что мы проводим там субботний вечер, а утром в воскресенье идем в церковь. Мы с Сетом поступили бы так же, но у меня такое чувство, что мне следует быть поближе к дому.

Она изучающе посмотрела на лицо Алекс и ласково поинтересовалась:

— С вами все в порядке, миссис? Может быть, что-нибудь…

— О Тилли! Я не могу поверить в то, что произошло.

— Свадьба была, конечно, немного поспешной, — согласилась Тилли, слегка нахмурившись. — Но в конце-то концов какое это имеет значение? Теперь это и ломаного гроша не стоит. — Желая подчеркнуть свои слова, она покачала головой. — Здесь, в Австралии, все выглядит по-другому, не так пристойно и красиво, как у нас там, в Англии. Капитан был полон решимости взять вас в жены, и вы, я думаю, должны быть довольны, что все это решилось между вами.

— Довольна? — Алекс подняла руку и провела ею по своим коротким взъерошенным волосам. — Ради всего святого, поймите, что этого мужчину я знаю менее двух недель. И если вы хотите знать, то меня венчали насильно. У меня не было намерения выходить замуж за Джонатана Хэзэрда. — Она скрестила руки у себя под грудью и принялась возбужденно расхаживать взад и вперед. — Я должна вернуться в Англию.

— Как вы можете говорить такие вещи? — спросила явно потрясенная Тилли. — К добру это или во зло, но теперь, миссис, вы обвенчаны с капитаном.

— Это ничего не меняет. — Она перестала расхаживать и оперлась рукой на столбик кровати. Ее голова поднялась в знак гордой решимости признать, что — принимает она это или нет — она побеждена высоким зеленоглазым американцем. — Моей целью все это время было добиться свободы, убедить губернатора в моей невиновности и вернуться к моим тете и дяде в Лондон. Как я сказала своему мужу, я не имею и никогда не буду иметь ничего общего с этой страной!

— Я полагаю, Александра, что вам лучше придерживаться того, что вам подсказывает сердце, а не голова, — спокойно посоветовала Тилли. Она впервые назвала Алекс по имени, а не по фамилии.

Глаза Алекс от неожиданности округлились, и она испугалась, что ее щеки опять покраснели.

— Я… я боюсь, что не понимаю, о чем вы говорите.

— Я вас, миссис, очень прошу не сделать ошибки и не слишком нажимать на капитана. — Предупреждение прозвучало вполне всерьез. — Он хороший и справедливый человек, но при всем этом он мужчина. Вряд ли он станет спокойно выслушивать разговоры об отъезде.

Тилли повернулась и, слегка переваливаясь, направилась к двери. На мгновение остановившись, она печально улыбнулась Алекс, и эта улыбка обнаружила, что она гораздо мудрее, чем можно было бы ожидать при ее молодости.

— Вы добились того, о чем многие могли только мечтать. Вы завоевали сердце капитана. Он не захочет получить его обратно. И если я не ошибаюсь, вы и сами по-настоящему не захотите вернуть его. — С этими словами она тихо вышла из комнаты.

Проглотив неожиданно застрявший у нее в горле ком, Алекс уселась в большое винного цвета кожаное кресло у стола и рассеянно налила себе чашку чая. Она размышляла над тем, что сказала Тилли, но так и не смогла обрести душевного покоя. Ее взгляд остановился на подносе. Удивившись внезапно возникшему у нее чувству голода, она сняла с тарелки салфетку и съела до последней крошки яйца, ветчину и бисквиты.

Позже, приняв ванну, Алекс оделась и наконец спустилась вниз. Она вышла во двор через парадные двери, и ее глаза, как всегда, искали какие-нибудь признаки пребывания здесь Джонатана. Хотя сегодня было воскресенье, она точно знала, что он не мог сидеть где-нибудь без дела. Ей никогда не приходилось встречать человека, который бы меньше, чем он, был приспособлен к пустому времяпровождению. Он был настолько подвижен, так невероятно силен и энергичен и так уверен в себе! Минувшая ночь убедительно подтвердила это…

Устыдившись того, что ее мысли приняли столь грешный оборот, она почувствовала, как заливается краской.

После полудня территория перед домом была фактически пустынна. Она вспомнила, что, как говорила ей Тилли, рабочие и их семьи оставались в Параматте. В известной степени Алекс, пожалуй, была этому рада. Сейчас она меньше всего хотела попасть под перекрестный огонь вопросов и поздравлений.

Некоторые, несомненно, будут уверены, что она с самого начала намеревалась стать хозяйкой Бори. Другие же, подобно Тилли, примут эту новость без раздумий, как само собой разумеющееся. И, наконец, найдутся и такие, кто испытает зависть к заключенной, которой еще предстояла семилетняя ссылка, сумевшей так легко обрести свободу.

Она вздохнула и пошла прочь от главного дома.

Стоял прекрасный день. Она могла бы радоваться ему, если бы только у нее не было так тяжело на душе. Проходя мимо конюшни, Алекс подчинилась своему инстинктивному желанию направиться в сторону амбара.

Совершенно неожиданно заросли зелени раздвинулись, и на ее пути оказался незнакомец.

Крик тревоги сорвался с ее губ, когда она была вынуждена остановиться. Мужчина, стоявший перед ней, был совершенно темным, с кожей шоколадного цвета. Его голову венчала объемистая шевелюра жестких, как проволока, волос, а таких черт лица, какие были у него, она никогда до сих пор не встречала. Хотя он был лишь несколькими дюймами выше ее, его сдержанные, полные достоинства манеры производили неожиданно величественное впечатление. На нем была лишь набедренная повязка, а тело покрывала странная белая татуировка.

— О Боже! Кто вы такой? — сдавленным голосом спросила Алекс. Страх сковал ее сердце, когда она увидела, что в одной руке он держит копье.

— Его зовут Джага, — ответил оказавшийся позади нее Джонатан.

Алекс резко обернулась на звук его голоса.

— Вы хотите сказать, что знаете его? — испуганно спросила она.

— Мы с Джагой старые друзья. — Джонатан слегка улыбнулся и прошел вперед, чтобы жестом собственника взять ее за талию. — Джага, это моя женщина.

— У нее волосы цвета огня, — заметил абориген низким гортанным голосом.

— Вы говорите по-английски? — спросила Алекс, взгляд округлившихся глаз которой выражал недоверие.

— Я говорю по-английски. — Его рот неожиданно блеснул белозубой улыбкой, когда он сказал Джонатану: — На нее можно много смотреть.

— Действительно так.

— Она принесет вам много сыновей, — добавил Джага. Его темные глаза многозначительно смотрели на бедра Алекс.

— Меня удовлетворят и дочери, — сказал Джонатан.

— Прошу прощения!..

Не выдержав, Алекс вмешалась в разговор. Ее страшно возмутило, что о ней говорят как о племенной кобыле. Алекс сердито отвернулась от мужа и с достоинством обратилась к его экзотическому приятелю.

— Мне доставляет честь познакомиться с вами, Джага, — произнесла она, следуя правилам хорошего тона. Слегка повернув голову в сторону Джонатана, она добавила: — Если вы меня милостиво простите, сэр, то у меня есть гораздо более важные дела, чем выслушивать дискусию о моих… о моих физических достоинствах.

Как бы подхватив ее реплику, Джага что-то пробормотал на своем родном языке и собрался уходить. Джонатан ответил ему словами, которые Алекс не могла понять, и поднял руку в прощальном приветствии.

— Мистер Малдун сказал мне, что туземцы теперь обитают только в диких частях страны, — задумчиво проговорила она, смотря вслед уходящему Джаге.

— В большинстве случаев это так, — ответил Джонатан. — Но, как я вам сказал, Джага — один из наших друзей.

— Какая любопытная дружба! Не правда ли? Ведь в конечном счете вы поселились на земле, которая некогда принадлежала его народу.

— Вы дали довольно точную характеристику британскому колониализму, — резко пошутил он.

— Вы оба ведете себя довольно грубо, — вновь рассердившись, заметила она.

— Считайте, что вам повезло, что вы не его, а моя жена. Женщина, которая допускает ошибку, провоцируя своего супруга, рискует быть избитой или даже получить дубинкой по голове. Говорят, что особенно мстительный муж преследует жену день за днем, пока не убьет ее. — Джонатан закончил свою тираду с каким-то дьявольским выражением глаз: — Так что, любовь моя, вы можете убедиться, что ваш собственный муж в конце концов не такой уж дикарь.

— Я не «ваша любовь», — сердито возразила Алекс, но ее сердце тут же стало давать перебои.

— А что вы здесь делаете, позвольте узнать? — спросил Джонатан с приводящим ее в бешенство хладнокровием. — Ищете меня?

— Вовсе нет! — Испытывая неловкость и вместе с тем обрадовавшись встрече с ним, Алекс отвернулась в сторону и пробормотала: — Мне просто захотелось выйти на свежий воздух.

— Я отнюдь не намеревался оставлять вас надолго, но оказалось, что один из фургонов потребовал ремонта, и только я один мог сделать это. — Его взгляд потеплел, а в низком тоне голоса зазвучала страсть. — Отныне, миссис Хэзэрд, по воскресеньям мы будем отдыхать. Мы сможем вообще не подниматься с постели, — Почему вы продолжаете делать вид, что у нас была настоящая свадьба? — спросила она, и щеки ее порозовели. Воспоминания о том, что случилось этой ночью, были невыносимы, а его слова просто убивали ее своей грубой бесцеремонностью. — Она была совершенно ненормальная, и вы хорошо знаете это.

— Я думаю, правильнее было бы ее назвать экстраординарной.

— Это бракосочетание не может считаться законным, — заявила она, прибегая к новой тактике. — Я не согласилась соблюдать брачную клятву. Я не согласилась быть вашей женой.

— Оно было законно. Помните слова: «Пока смерть не разлучит нас»? — Джонатан в этот момент тоже был во власти волшебных воспоминаний. Сейчас Алекс выглядела красивее, чем когда-либо. Он улыбнулся при мысли о том, что им сулила новая ночь.

— Я позабочусь о том, чтобы мой дядя расторг наш брак. Он член парламента и сможет найти способ, чтобы…

Она замолчала на полуслове, когда Джонатан крепко, как бы наказывая, схватил ее за руки и притянул к себе. Его глаза сверкали едва скрываемой яростью.

— Черт побери, ни о каком разводе не может быть и речи, — прошипел он. — Мне наплевать, будь ваш дядя хоть самим королем. Я никогда никому не отдам вас!

Никогда!..

Потерявшая дар речи Алекс могла лишь молча смотреть на Джонатана. Она была уверена, что он собирается поцеловать ее. Но он этого не сделал. Будто вспомнив, что их ссору может кто-нибудь заметить, он лишь еще раз посмотрел на нее пронзительным взглядом, а потом отпустил. Он уже успел справиться со своим раздражением, и теперь Алекс была поражена, увидев на его лице не гримасу ярости, а легкую ироничную улыбку.

— Возможно, во мне действительно есть что-то от дикаря. — Под маской спокойной иронии он скрывал бешеное желание затащить ее в амбар хотя бы для того, чтобы показать ей, до какой степени он является дикарем. — Вы, Александра, моя жена. Сейчас и навсегда. Я больше не хочу говорить с вами о разводе.

Она не смогла сказать ему в ответ ни слова и только молча смотрела, как он зашагал прочь и исчез за конюшней. Растирая затекшие запястья и бросая ему вслед возмущенные взгляды, она повернулась и направилась обратно к дому.

Рабочие вернулись на плантацию перед самым заходом солнца. Их веселые голоса доносились с улицы на кухню, где Алекс готовила ужин. Она улыбнулась, услышав эти звуки. Как это было ни странно, но они принесли ей чувство некоторой удовлетворенности и спокойствия.

Хотя она пробыла в Бори совсем недолго, ее уже стала интересовать жизнь здешних обитателей. Все они были, размышляла она между делом, словно единая семья. А Джонатан Хэзэрд был среди них как красивый, всемогущий патриарх.

Однако Алекс вскоре перестала улыбаться и нахмурилась. Ее глаза затуманили мысли о ее собственной семье. Она все еще не закончила писать письмо дяде Генри. Почему же оно, черт побери, так нелегко ей дается? Совсем не трудно представить его реакцию, когда он узнает, что она замужем и что ее муж, не говоря уже о прочем, американец.

Финн Малдун рассказывал ей, что во время англо-американской войны 1812 — 1814 годов, вызванной нарушениями английской стороной правил плавания в нейтральных водах и ее стремлением подорвать влияние Соединенных Штатов, Джонатан командовал американским военно-морским кораблем. Следовательно, он был не только отвратительный распутник, но также и враг ее страны. А поскольку ее дядя во время этого конфликта был английским военным советником, то — прибегая к одному из излюбленных выражений Малдуна — «сами святые» не станут сомневаться, что два эти человека совершенно несовместимы. Правда, весьма маловероятно, что их пути могут когда-нибудь пересечься.

Она взглянула в окно. Вскоре наступит темнота.

Мысли о приближающейся ночи заставили учащенно забиться ее сердце. Она тихо выругалась и направилась к раковине. Алекс взялась за ручку насоса и начала поднимать и опускать ее с такой злой силой, что заглушила звук открывающейся задней двери.

— С нетерпением ждете моего возвращения? — с веселой насмешкой протянул Джонатан.

От неожиданности Алекс едва не подскочила на месте. Но уже в следующее мгновение она накинулась на него:

— Что касается меня, то вы можете идти хоть к самому дьяволу!

— А существует ли какая-нибудь другая форма, в которой жена могла бы приветствовать своего владыку и хозяина?

— Для меня вы никогда не будете ни тем, ни другим, — парировала она, сверкая глазами. — Можете получить ваш ужин!

Ее будто вихрем вынесло из кухни в столовую, и ее бурная вспышка улеглась только тогда, когда она увидела, что за столом уже сидит Финн Малдун.

— Вот тебе на, миссис Хэзэрд… Сегодня вечером я не затрудню вас с ужином, — произнес он, извиняясь, и поднялся со стула, стараясь скрыть усмешку, появившуюся у него на губах.

— Задержитесь, мистер Малдун. — Она вздохнула и, чувствуя за собой вину, покраснела.

В столовую вошел Джонатан и занял свое место во главе стола. Она скрестила руки на груди и отвернулась, чтобы не встречаться с ним взглядом.

— Я постараюсь найти другую экономку, — пообещал он. Его глаза тепло улыбнулись. — Возможно, на этот раз я пошлю на поиски Малдуна.

— Э, капитан, может статься, и я найду себе там невесту. — Он широко улыбнулся и взглянул на Алекс, которая делала вид, что не замечает их дружескую перебранку. — Прошу меня простить, миссис Хэзэрд, — добавил Малдун, — но, может, мне лучше уйги…

— Глупости. — Алекс гордо выпрямилась. — Вы останетесь и поужинаете здесь. — Она ушла на кухню и вскоре появилась с едой.

Как только она поставила блюдо на стол, Джонатан поднялся и нежно взял ее за руку.

— Присаживайтесь, Александра.

— Нет. — Она строптиво покачала головой и попыталась вырваться, но он крепко удерживал ее.

— Вы присоединитесь к нам. Так я сказал.

— Нет, — упрямо повторила она.

— Черт побери, женщина! Садитесь!..

Вполне возможно, что она совершила бы ошибку, продолжая демонстрировать свое неповиновение, но быстрый взгляд на Финна Малдуна заставил ее изменить свое намерение. Сдавшись, она явно без большой охоты подошла к столу и в напряженной позе уселась напротив ирландца.

— Я принесу кофе, — поспешно предложил Малдун.

За ужином Алекс ела мало. Однако оба мужчины наложили себе по щедрой порции и оживленно обсуждали деловые вопросы: осенний урожай, планы выведения новой породы овец, покупку дополнительных плугов и других сельскохозяйственных орудий. Они предпринимали многократные попытки вовлечь Алекс в свою беседу, но та ограничивалась лишь короткими замечаниями. Наконец Алекс встала, чтобы убрать посуду.

— Оставьте все на месте, — приказал Джонатан.

— Все оставить? — удивленно повторила она его слова. — Я не могу…

— Теперь, Александра, вы — хозяйка плантации, — напомнил он ей. Если бы она знала его лучше, то поняла бы, что он просто дразнит ее. — Я не хочу, чтобы моя жена работала, как служанка.

— Ради Господа Бога! Вы хотите, чтобы я ничего не делала и целый день пила чай и занималась вышивкой? — сердито спросила она, упершись руками в бока.

— А разве высокородные английские леди не так проводят свое время? — Он откинулся на своем стуле и сложил руки на груди. Его зеленые глаза вглядывались в светящиеся глубины ее бирюзового взгляда. — Что скажете на это, леди Алекс? — Он говорил мягким шутливым тоном.

— Может быть, это и правда, но я — именно я! — никогда не позволила бы, чтобы кто-то диктовал, как мне надо себя вести.

— Я вполне могу поверить в это. — Он лениво поднялся с места и бросил свою салфетку на стол.

Алекс почувствовала, как нарастает у нее в душе тревога. Финн Малдун смотрел попеременно то на Алекс, то на Джонатана. Наконец он решил немедленно встать и сообщить, что уходит.

— Ну, теперь я пошел, — сказал он и вежливо поклонился, пряча усмешку. — Весьма благодарен вам, миссис Хэзэрд, за прекрасный ужин.

— Прошу вас, мистер Малдун… Не могли бы вы перед уходом пройти со мной в гостиную и пропустить стаканчик бренди? — умоляюще спросила Алекс. Она страшно боялась вновь остаться наедине с мужем.

Для этого у нее было достаточно оснований…

— Ну что ж, — поколебавшись, нерешительно произнес Малдун. Пропустить стаканчик он, конечно, был не прочь, но, прежде чем согласиться, еще раз посмотрел на Джонатана. То, что он увидел в его глазах, заставило его отклонить любезное приглашение Алекс. — Благодарю вас, миссис, но мне еще нужно кое-чем заняться сегодня вечером. Видите ли, это такое дело, которое, я боюсь, отложить нельзя. Оно, правда, не зависит от того, сколь велика моя жажда…

— Спокойной ночи, Малдун, — решительно оборвал его Джонатан.

— Доброй ночи вам, капитан. И вам, миссис Хэзэрд. — Старый моряк отвесил еще один поклон и быстро вышел.

— Становится поздно, любовь моя, — произнес Джонатан, как только гость удалился.

— Еще довольно рано, — храбро воскликнула Алекс. Повернувшись к нему спиной, она прошла в гостиную. Ее отнюдь не удивило, что Джонатан последовал за ней, но она не подала виду, что знает о его присутствии. Спокойно приблизившись к стоявшему рядом с диваном столику, она увеличила огонь в лампе.

— Вы что, боитесь темноты, Александра? — поддразнил ее Джонатан своим низким вибрирующим голосом. Он встал в дверном проеме, как в раме, и не сделал ни одного движения по направлению к ней.

— Я ничего не боюсь. — Ее ответ прозвучал совсем по-детски. Скрестив руки у себя под грудью, она раздумывала, сообщить ли ему прямо сейчас, что сегодня она будет спать одна в гостиной, или же сразу броситься бежать и закрыться на засов.

— Возможно, вы хотели бы со мной побеседовать? — спросил Джонатан.

— Единственное, что я хотела бы обсудить с вами, Джонатан Хэзэрд, так это вопрос о моей свободе! — Ее глаза широко раскрылись, когда он направился к ней.

— Я предупреждал вас не делать этого, — напомнил он ей с недоброй улыбкой, заигравшей на его губах. — Я вам никогда не разрешу уйти.

Он подошел к дивану. Она проворно отскочила за его спинку.

— Что же, вы думаете, я пожелаю навсегда остаться с мужчиной, который обращается со мной, как это делаете вы? — спросила она, отступая назад. У нее перехватило горло, когда она, собравшись с духом, взглянула ему в глаза.

— А как я обращаюсь с вами, Александра? — Он медленно приближался к ней. Его движения были неторопливыми и уверенными. — Возможно, как с женой? А может быть, как с женщиной, испытывающей такое же страстное влечение, как и я? С женщиной, ум и дух которой превосходят ее красоту?

— Приберегите ваши комплименты для кого-нибудь другого. Вы прибегаете к ним лишь потому, что хотите опять заполучить меня в свою постель. — Она бросила отчаянный взгляд на дверь.

— Я не скрываю своего желания. Но я хочу иметь вас всю целиком, — мягко сказал он. — Ваши сердце и душу.

— Я никогда вас не полюблю, — упрямо повторила она, испугавшись при этом охватившей ее дрожи. — Я никогда не буду испытывать к вам ничего, кроме… кроме страха и отвращения.

— И это действительно так? — Его взгляд впился в ее глаза с силой, делающей сопротивление невозможным. Он внезапно остановился и одарил ее обезоруживающей улыбкой. — Я полагаю, моя дорогая супруга, что вы уже любите меня.

— Нет! — Дикая боль полоснула ее по сердцу. Она тряхнула головой и воскликнула: — Я все еще ничего о вас не знаю. Почему так получилось, что я вышла за вас замуж, будто за незнакомца?

— А что вы хотите знать? Я — Джонатан Хэзэрд, в прошлом житель Балтимора, штат Мериленд. Мои мать и отец еще живы. У меня есть сестра, которую я очень люблю. К тому же у меня куча тетушек и дядюшек, сестер и братьев. Все они счастливо живут в Америке. Прежде чем приехать два года назад в Австралию, я служил в морском флоте. А все остальное не имеет никакого значения.

— Вы забыли упомянуть, что сражались против моих соотечественников.

— Могу заверить вас, что функции контроля за движением судов вненациональны. — В его глазах промелькнула улыбка. — А что еще Малдун посчитал возможным сообщить вам?

— Аишь то, что, мы с вами очень подходим друг другу, — сболтнула она.

— А-а, это значит, что старый негодяй не только проницателен, но и предан мне.

— Все здешние обитатели полностью очарованы вами. Как только они могут быть столь слепы в отношении ваших пороков?

Алекс снова скрестила руки под грудью и тут же почувствовала, как подкашиваются у нее ноги, когда она заметила, каким голодным взглядом он ее пожирает. Она сделала над собой усилие.

— Почему они не понимают, какой вы мерзавец? — продолжала она. Разум ее требовал, чтобы она сейчас же убежала прочь, а тело отказывалось подчиниться этому приказу.

— Возможно, вам следует спросить об этом их самих. — Он снова поймал ее взгляд и прищурился. — Но только не теперь. Я и так терплю слишком долго. Клянусь Богом, я целый день думаю только о вас, — продолжил Джонатан. В его словах звучала не жалоба влюбленного, а простая констатация факта. — С того самого момента, когда я увидел вас в Параматте, я знал, что вы станете моей.

— А вы мне обещали, что я буду выполнять в вашем доме только традиционные обязанности экономки и ничего больше, — напомнила она ему.

— Но теперь вы уже больше не экономка. — Он вновь сделал несколько шагов в ее сторону.

— Вы дадите такие же заверения следующей женщине, которая согласится занять это место? — спросила Алекс. — Станете ли вы оказывать ей такое же любезное внимание? Возможно, что, как только вы устанете от меня, вы обратитесь к ней за…

— Я никогда не устану от вас, леди Алекс.

— Вы… вы не можете быть уверены в этом.

— Вы ошибаетесь.

То, как он сказал это, подвигло ее наконец на действия. Она вновь покачала головой, резко повернулась и бросилась к двери. Жалобный крик сорвался с ее губ, когда он схватил ее и прижал спиной к себе. Она еще пыталась сопротивляться и даже ухитрилась нанести довольно сильный удар ему по голове. Но это не остановило Джонатана. Он отнес ее к дивану и положил на него. Она, однако, немедленно скатилась на пол. С трудом поднявшись на четвереньки, Алекс с ужасом почувствовала, что он встал на колени сзади нее и обвил рукой ее талию.

Последнее, что она отчетливо помнила, было то, что он задрал ее юбку выше пояса и спустил с нее панталоны.

— Джонатан! — Ее обнаженные ягодицы были обращены к нему, и она залилась краской.

— У вас красивый зад, миссис Хэзэрд, — хрипло сказал он.

Испытывая потрясение и возмущение — а к тому же еще и лихорадочное возбуждение, в чем она никогда не решилась бы признаться, — она попыталась вывернуться. Но он с силой прижал ее спину к себе. Его рука продвинулась между ее бедрами, и его теплые пальцы стали гладить ее шелковистое тело, и эта ласка одновременно опьяняла и ужасала ее. Другая его рука проникла в округлое декольте ее лифа.

— Нет, прошу вас… не надо! — задыхаясь, умоляла Алекс, а ее руки предательски тянулись к его затылку.

Теперь она уже ничего не смогла бы предпринять. Было слишком поздно. Джонатан снова заставил ее опуститься на четвереньки и начал расстегивать свои бриджи. Она пока не понимала, что он собирается сделать с ней, однако ее недоумение быстро рассеялось. Он вошел в нее сзади.

Она застонала, почувствовав твердость его плоти, которую он ввел во влажное тепло ее лона. Их поза была безнравственна и шокирующа, но в то же время потрясающа.

Алекс выгнула спину и ощутила прикосновение его губ на шее, затылке и плечах. Ее бедра приспосабливались к его чувственным движениям, а соитие их тел подняло их на тот уровень наслаждения, который превратил землю в небо.

Спустя несколько минут Джонатан сел на диван и усадил ее к себе на колени. Покоившаяся в его руках Алекс вся раскраснелась и задыхалась. Лиф ее платья перекосился, а груди должны были вот-вот выпасть наружу. Она попыталась одернуть свои помятые юбки и спрятать грудь, но взявший ее в плен любящий мужчина не разрешил ей сделать это. Он нежно ласкал ее обнаженное тело, и в этих ласках ей чудилось выражение благодарности за чудесный дар любви, который она отдавала ему.

— Откуда вы так много знаете о… о том, что мы сейчас делали? — тихо спросила она.

Он улыбнулся и еще ближе прижал ее к себе.

— Это вопрос, который задают все жены.

— А вы знаете, как уйти от него?

— Совсем нет. — Лицо его приобрело серьезное, даже строгое выражение, когда он признался ей в этом. — Я, Александра, не жил как монах. И после войны… достаточно сказать, что несколько лет я бродил без цели и какого-либо определенного направления.

— Почему? — Захваченная внезапным желанием узнать о нем как можно больше, она наморщила лоб и подняла голову, чтобы встретить его взгляд. — Что же произошло, что сделало вас таким неугомонным?

— Теперь причина этого уже не имеет значения. — Еще одна короткая улыбка скользнула по его губам. — Это было давно, и теперь лучше всего об этом забыть.

— Почему вы не вернулись в Америку? — Ее сердце опять затрепетало. Она положила голову ему на грудь и стала водить пальцем вдоль раскрытого ворота его рубахи.

— Потому что я нашел то, что искал.

— И что же это такое?

— Новую жизнь. Новую страну. Место, где истинная цена мужчины определяется его характером и способностями, а не его прошлым. Даже те, кто попадает сюда по принуждению, способны здесь обрести свободу, которая становится слаще от того, что она завоевана с таким трудом. — На этот раз вздохнул он и, подняв свою руку, стал ласково перебирать ее блестящие огненные волосы. — Теперь Австралия — мой дом И ваш тоже.

Она раскрыла рот, чтобы возразить ему, но не произнесла ни слова. Ее глаза закрывались, и она уже не протестовала, когда Джонатан понес ее наверх…


Глава 12


Через два дня на горизонте вновь стали собираться грозовые облака. И они предвещали нечто большее, чем просто дождь.

Как и предвидела Алекс, сразу же после того, как новость о свадьбе стала известна рабочим на плантации, отношение их к ней изменилось. Многие ее поздравляли, но она чувствовала растущее напряжение по отношению к себе. Создавалось впечатление, что никто не осмеливался вызвать гнев капитана распространением слухов о его молодой жене. Но все держались от нее на почтительном расстоянии и даже с некоторым отчуждением. С оттенком грусти Алекс отметила, что прежней теплоты в отношениях уже не будет. Кем бы она ни была в прошлом, теперь она стала хозяйкой плантации.

Одна Тилли, как и раньше, держалась с ней подружески. Но Колин и Агата больше не были склонны работать рядом с ней, хотя и не отказывались выполнять ее распоряжения. Правда, в такой перемене не было ничего неожиданного. Они уже давно покинули Англию и сохраняли прежние представления о классовой структуре общества. Алекс могла лишь надеяться на то, что со временем, когда все привыкнут к ее новому положению, она добьется его признания.

Признание…

Пока она предпочитала об этом не задумываться. Последние два дня (и две ночи), проведенные ею с Джонатаном Хэзэрдом, породили еще большую путаницу в ее душе.

Он был страстным и требовательным, нежным и очаровывающим… И она оказалась бессильной оказывать ему сопротивление. Ее тянуло к нему не только в стенах спальни, но и далеко за их пределами. Алекс радовалась его голосу и каждой улыбке, которой он одаривал ее. Она тайно ждала его прихода в столовую и любой якобы случайной встречи с ним в течение всего дня. Она даже обнаружила, что подсчитывает время, остающееся до захода солнца, ибо только тогда они оставались наедине друг с другом.

Мысли о бегстве все реже тревожили ее, что вызывало у нее острые приступы угрызений совести. Что случилось с ее решимостью выбраться на свободу? И почему ей становилось все труднее вспоминать лица своих друзей, оставшихся в Лондоне?

Эти трудные вопросы — а возможно, и еще с десяток других — хаотично переплетались в ее сознании, и ответа на них она не находила. Измучив себя раздумьями и угрызениями совести, она в один из дней, уже далеко за полдень, вышла побродить по двору. Свой сосредоточенный взор она обратила на небо и слегка улыбнулась при виде плотных серых облаков, собирающихся вот-вот обрушить благостную влагу на выжженную солнцем землю. В воздухе уже чувствовался свежий аромат дождя. Она глубоко и с удовольствием вздохнула и сомкнула веки, но приближающийся перестук копыт заставил ее вновь широко раскрыть глаза.

Она увидела двух всадников — мужчину и женщину, которые скакали как раз позади ряда коттеджей. Приблизившись к главному дому, они перевели своих лошадей на шаг, а потом и совсем остановили их, когда из амбара показался Джонатан Хэзэрд. Женщина, не дожидаясь помощи своего спутника, спешилась и заторопилась к Джонатану с полной радостных слез приветственной улыбкой.

— Ион!..

— Гвендолин? — недоверчиво пробормотал Джонатан. Его лоб пересекла морщина, а взгляд вспыхнул и тут же померк.

Он заметил, что внешне она переменилась: ее в прошлом, как он вспоминал, светло-русые волосы теперь стали цвета потускневшего золота, а на лице появились морщинки, которых раньше не было. Но это была все та же Гвендолин, все еще красивая, и он с чувством облегчения отметил, что, вновь увидев ее, испытал лишь удивление.

— О, Ион… Я так сильно скучала о вас! — Скрывая свое разочарование от его более чем холодного приема, она театрально прильнула к его груди.

Тем временем Алекс услышала их короткий обмен репликами. И теперь, когда она увидела маленький спектакль, который устроила на ее глазах незнакомка, острая боль пронзила ее сердце. Она хотела было окликнуть Джонатана и выразить свой протест против бурных объятий, но не сделала этого. Скрестив руки под грудью, Алекс сошла вниз по ступеням лестницы медленными, размеренными шагами.

— Что, дьявол вас побери, вы здесь делаете? — резко спросил Джонатан, высвобождая свою шею из рук бывшей невесты. Он поступил бы точно так же, если бы даже и знал о приближении своей жены. — Почему вы не сообщили мне о том, что собираетесь приехать?

— Не брани меня, дорогой Ион, — картинно сложив руки, умоляла его Гвендолин.

Она была довольно высокой женщиной. Во всяком случае, ее голова была выше его плеч. Она лучезарно улыбалась, когда ее карие глаза с любовью заглянули в глубь его бездонных зеленых глаз.

— Я знаю, что мне нужно было написать, но я боялась, что вы запретите мне приехать. Прошло так много времени, да к тому же мырасстались с вами на горькой ноте.

— А ваш муж путешествует вместе с вами? — Его рот скривился в некоторое подобие ироничной улыбки.

— Нет. Мой муж… скончался. — Создавая образ грустной молодой вдовы, она вынула из кармана своей синей бархатной амазонки кружевной носовой платок и поднесла его к совершенно сухим глазам. — Это произошло уже более года назад.

— Значит, это уже случилось, — в его голосе не было ни малейших признаков соболезнования. Он вопросительно посмотрел в ту сторону, где в ожидании стоял ее проводник с лошадьми.

— Я предпочел бы вернуться в Сидней, миссис Уилкокс, — сказал молодой, хорошо одетый незнакомец, ставя на землю ее саквояж. Он ответил на короткий кивок Джонатана таким же приветствием.

— Да, конечно, — томно протянула Гвендолин. Вздохнув, она повернулась в его сторону и добавила: — Весьма благодарна вам, мистер Фицпатрик, за то, что вы так любезно меня проводили. — Она чуть ли не кокетливо улыбнулась, а он с покрасневшим лицом прыгнул в седло и уехал, держа в поводу вторую лошадь, взятую напрокат для Гвендолин.

Когда Джонатан увидел наконец Алекс, взгляд его потеплел. Пойдя ей навстречу, он ласково взял ее за руку. Она при его прикосновении напряглась, но Джонатан сделал вид, будто не обратил на это внимания, и повел ее за собой, чтобы познакомить с Гвендолин.

— Александра, я рад представить вам своего старого друга из Америки — миссис Гвендолин Уилкокс.

— Конечно же, не старого и не просто друга, — поправила его с гортанным смешком Гвендолин. Ее глаза сверкнули и сузились, когда она презрительно посмотрела на Алекс. — Кто она такая, Ион? Возможно, одна из ваших маленьких ссыльных? Ваша мать рассказывала мне, что, кроме них, здесь некого нанимать на работу…

— Я его жена, — заявила, подчинившись внезапному побуждению, Алекс и тут же покраснела, почувствовав на себе теплый удивленный взгляд мужа, рука которого обняла ее за талию.

— Жена? — ошеломленно повторила Гвендолин. Она долго молча переводила недоверчивый взгляд с Алекс на Джонатана, а затем обрушилась на него с гневным вопросом: — И давно вы женаты?

— Всего несколько дней, — ответил он невозмутимо.

— Тогда это хоть как-то объясняет, почему ваша семья ничего не сообщила мне об этом! — Стараясь продемонстрировать свое спокойствие, она принужденно улыбнулась. — Я представляю, каким это будет для них сюрпризом. Это, конечно же, был молниеносный флирт — вероятно, примерно такой же, как у нас?

— У вас? — Теперь настала очередь Алекс в удивлении широко открыть глаза.

— Конечно! Разве Ион никогда вам об этом не рассказывал? Мы так отчаянно любили друг друга! Если бы не война…

— Все это было очень давно. — Джонатан оборвал ее голосом, напоминающим щелчок кнута. Его пальцы сжали руку Алекс. Он смотрел настороженным взглядом. — Но вы, Гвендолин, так и не сказали мне, что вы здесь делаете.

— Я здесь, потому что должна была повидаться с вами.

— Что за неожиданный порыв после всех этих долгих лет?

— Вы знаете почему. — Ее глаза еще ярче заблестели непролитыми слезами, когда она спросила Джонатана: — Вы что, действительно собираетесь остаться здесь навсегда, Ион? Именно поэтому вы не ответили ни на одно мое письмо?

— Это не имело бы смысла.

— Вы весьма заблуждаетесь! — воскликнула она. Теперь слезы ручьями полились из ее глаз, и, прежде чем обратиться к Джонатану, она бросила быстрый взгляд на Алекс. — Пожалуйста, я… должна переговорить с вами наедине. Я приехала из такой дали, Ион. Самое меньшее, что вы можете сделать, это выслушать меня.

Джонатан выругался про себя. Ему так не хотелось уступать ее просьбе. Больше всего он хотел отправить ее прочь. Но он подумал, что независимо от ее прошлых поступков она все же не заслуживает такого жестокого обращения.

— Пойдемте в дом, — сказал он спокойно.

Алекс почувствовала, как сжалось у нее сердце. Она отстранилась, когда Джонатан попытался снова взять ее за руку и повести с собой.

— Что касается меня, то я останусь здесь, — заявила она низким дрожащим голосом.

— Александра, я…

— Вы и миссис Уилкокс хотите побеседовать наедине. Разве не так? — Ее глаза с упреком посмотрели на него.

— Я вам объясню все позже, — пообещал он.

— В этом нужды не будет, — заметила она. Ее гневный бирюзовый взгляд уперся в Гвендолин. — С вашего позволения, миссис Уилкокс, я дам указание, чтобы вас с удобством устроили в одну из наших комнат для гостей.

— Благодарю, — с холодной небрежностью пробормотала та, даже не удостоив Алекс взгляда. Она наскоро осушила глаза невесомым кружевным платочком и развязала ленты своей шляпки из шелковой тафты.

Алекс безмолвно смотрела, как Джонатан повернулся, взял саквояж и сопроводил их неожиданную гостью через двор в дом. Вскоре они вдвоем исчезли из виду.

Размышляя, почему новость о том, что ее муж был некогда помолвлен с другой женщиной, так расстроила ее, Алекс нахмурилась и попыталась не обращать внимания на возникшую у нее в груди колющую боль.

— Мы так отчаянно любили друг друга…

Алекс вспомнила слова Гвендолин, и они прозвучали для нее насмешкой, вызвав в ней целую бурю чувств.

«Мужчина, подобный Джонатану Хэзэрду, должен был знать великое множество женщин», — так рассуждала Алекс, глубоко и прерывисто дыша. Он же сам признался ей, что вел далеко не святую жизнь. Она могла легко представить, какой тянется за ним шлейф сердец, разбитых им во время его многочисленных поездок.

Но Гвендолин Уилкокс была отнюдь не плодом ее воображения. Нет, нет! Эта похожая на статуэтку молодая вдова была уж слишком реальна. И она пересекла половину земного шара, чтобы повидаться с Джонатаном.

Для какой цели?..

В небе прокатился раскат грома. При приближении бури между деревьями стал завывать ветер. Придерживая юбки, Алекс нерешительно взглянула в сторону дома. Она не хотела вновь попасть под ливень. Оказавшись перед выбором — искать ли убежище в амбаре или вернуться на веранду, она предпочла второе. Но поступив так, она должна была слышать каждое слово, долетавшее до нее через открытое окно…


Джонатан стоял перед камином. Гвендолин сидела на диване, расправив вокруг себя свои бархатные юбки и расстегнув жакет для верховой езды, под которым виднелась белая блузка для игры в хоккей на траве.

— Может быть, вы хотя бы предложите мне освежиться, Ион? Дорога к вам оказалась такой долгой и утомительной. Не могу понять, как вам удается выдерживать такую адскую жару. — Она сняла жакет и отбросила его в сторону, а потом подняла руку, чтобы удостовериться, в порядке ли ее модный шиньон.

Подойдя к стоящему у двери серванту, Джонатан налил стакан воды и подал его Гвендолин. Обычно он выступал более гостеприимным хозяином, но ему отнюдь не хотелось привечать эту посетительницу Бори.

— Когда вы приехали в Австралию? — спросил он.

— Три дня назад. — Перед тем как приступить к дальнейшим разъяснениям она жадно выпила воду. — Я хотела тут же направиться к вам, но была совершенно вымотана после путешествия через океан.

— Скажите мне правду, Гвендолин, зачем вам надо было приезжать? — Вернувшись к камину, Джонатан настойчиво смотрел на нее ничего не выражающим взглядом. — Неужели вы надеетесь заставить меня поверить, что приехали лишь ради прошлого?

— Я сказала вам, что должна была повидать вас! Пять лет я ждала, пять долгих лет, не получив от вас ни слова…

— Вы забыли, что вышли замуж? Я сомневаюсь, что ваш муж разрешил бы вам переписываться с бывшим любовником.

— Вы что, все еще сердитесь на меня? — спросила она тоном избалованного ребенка. — Ради всего святого, Ион! Я дорого заплатила за свои ошибки. Моя жизнь с Генри была невыносимой.

— Вам следовало бы это понять заблаговременно.

— Но как я могла догадаться, что он окажется таким подлым эгоистом? Ведь я была так молода и одинока. Я, конечно, любила вас, но я… я запуталась. Я боялась, что вы никогда не вернетесь с войны, а Генри соблазнил меня своими заверениями в преданности. Если бы вы только не уехали!

— Вы могли бы подождать, Гвендолин, — заметил он. И вновь у него на губах заиграла слабая насмешливая улыбка. — Другие женщины ждали.

— Я отличалась от них, — горячо возразила она. — Вы же знали, какой уязвимой я была, как легко на меня можно было повлиять. По своей натуре я всегда была очень страстной. — Она вновь поднесла платок к носу и заплакала. — О, Ион! Как вы можете быть таким жестоким? После всего того, что мы значили друг для друга?..

— Но какое это имеет значение сейчас? Что миновало, то миновало. — Его красивое лицо было непроницаемо, и в его взоре не было ни капли тепла, когда он ей сказал: — Если вы проделали весь этот путь, чтобы попросить извинения, то вы уже добились своей цели и можете заказывать обратный билет на родину.

— Да, я действительно приехала, чтобы просить вас простить меня. — Она резко поднялась и быстро пересекла комнату, чтобы положить свою вымаливающую прощения ладонь на его руку. Когда она посмотрела ему в глаза, ее взор был мягким и соблазняющим. — Но была и еще одна причина, о которой вы, должно быть, уже догадались. Я, Ион, никогда не переставала любить вас. И я не могу поверить, что вы больше ничего ко мне не испытываете.

— Вы забыли, что у меня есть жена? — бросил он ей встречный вопрос, и в глубоком тембре его голоса прозвучало удивление.

— Ах да! Эта ваша краснеющая от смущения особа, — презрительно бросила она. — Я могу поспорить, что эта рыжая лисичка чем-то заманила вас в брак. — Круто повернувшись, она подошла к серванту. На этот раз она налила себе бренди и залпом проглотила яркую, огненно-янтарного цвета жидкость. Когда она вновь повернулась к Джонатану, то он увидел, что ее лицо покрылось краской гнева. — Она не та женщина, которая нужна подобному вам мужчине. А я — именно такая, и вы это знаете. Вы не могли забыть часы, которые мы провели друг у друга в объятиях, моя самая дорогая любовь. Вы не могли забыть, как нам едва удавалось скрывать свою страсть. Конечно же, вы должны помнить, как я украдкой убегала из дома, чтобы встретиться с вами, как я…

К этому времени Алекс уже услышала более чем достаточно. Она поняла, что Джонатан делил с Гвендолин то же самое, что он делил с ней, и это довело ее до белого каления. Она испытывала чудовищную смесь боли и ревности. Одно дело — интересоваться прошлым своего мужа, и совсем другое — удовлетворить свое любопытство с такой ужасной, приводящей в смятение ясностью.

Лицо Алекс стало белым как мел. Испытывая сердечную, боль, она поспешно спустилась по ступенькам и пересекла двор. Она бесцельно углубилась в поле, совершенно забыв, что в любую минуту может разразиться буря.


Когда Алекс ушла, спор в комнате становился с каждым своим витком все более откровенным.

— Можете ли вы положа руку на сердце сказать, что больше не желаете меня? — спросила Гвендолин, вновь приблизившись к нему. Она положила руки ему на плечи, но этим добилась лишь того, что он крепко схватил ее запястья и заставил опустить руки вниз.

— Да, могу. А счастливые воспоминания, о которых вы говорите, уже давно поблекли.

— Нет! — Яростно опровергая его слова, она затрясла головой так, что ее пышные груди заколыхались под облегающей их блузкой. — Вы клялись, что будете любить меня вечно.

— Это была ошибка с моей стороны, — охотно согласился Джонатан. Он скрестил руки у себя на груди и властным, жестким взглядом вынудил ее опустить глаза. — Ну а что ваш покойный муж, столь зловредный мистер Уилкокс? Вы говорили, что он умер всего лишь год назад. Не нужно обладать мозгом ученого, чтобы подсчитать, что вы горевали не так уж долго. Ведь, судя по всему, вы должны были поднять паруса уже через несколько коротких месяцев после его кончины.

— Почему я должна считать себя лицемеркой? Он был по отношению ко мне непростительно жесток!

— Во всяком случае, так утверждаете вы.

— Ваша мать подтвердит справедливость моих слов. Она была всегда готова с симпатией выслушать меня. Я останусь вечно ей благодарна за ее доброту.

Гвендолин снова вздохнула, и ее глаза засияли светом, который, как она надеялась, был захватывающе лучезарным.

— Она мне показывала ваши письма, Ион. Я впитывала каждое их слово. Вот тогда-то я и решила, что должна ехать.

— У моей матушки всегда было очень доброе сердце. — Он улыбнулся сам себе и заметил: — Только очень странно, что в своих письмах она ни разу не упомянула о вас.

Он вспомнил, что его сестра писала ему о Гвендолин, но это было много лет назад. Тогда она посчитала своим долгом сообщить ему, что замужество Гвендолин обернулось широко обсуждаемой катастрофой. Ходили слухи о непристойном поведении и ее, и ее мужа, о скандальных суммах, расходуемых на наряды, званые приемы и мебель, о яростных ссорах супругов. Хотя все эти новости и не доставляли ему удовольствия — к тому времени он уже давно пережил и сердечную боль, и чувство мести, — его это совсем не удивляло.

— Полагаю, что она хотела избавить вас от новой боли, — вздохнула Гвендолин и вернулась на диван. — А потом, когда Генри умер, я просила ее не сообщать вам об этом. Мне кажется, я всегда знала, что приеду в Австралию, найду вас и мы наконец опять будем вместе. — Она снова повернулась к нему лицом, и из глаз ее хлынул новый поток слез. — Прошу вас, Ион! Поймите, я уже достаточно настрадалась. Конечно, вы не можете сомневаться в искренности моего желания исправить ошибки юности. Особенно теперь, когда я столько выстрадала, чтобы разыскать вас.

— Уже слишком поздно, Гвендолин. — В его голосе не было ни страдания, ни печали. Одна лишь жалость. — Мне жаль, что ваша жизнь оказалась не такой, к какой вы стремились. Но возврата к прошлому быть не может. Вы могли бы избежать трудностей и расходов на поездку, если бы…

— Вы хотите меня наказать? — вскинулась она. — Честно говоря, я не могу винить вас за это, так как знаю, что причинила вам боль. Именно из-за меня вы оказались вынуждены провести целых пять лет вдали от дома. Но разве вы не понимаете? Это лишь доказывает, насколько глубоки и неотвратимы ваши чувства ко мне. Ведь не было и нет никакой другой причины, которая заставила вас оказаться так далеко от всего, что вам дорого, и поселиться в этой страшной, Богом забытой стране.

— Сначала действительно именно вы были причиной, которая удерживала меня здесь, — признался он. — Но это было только на первых порах. А потом случилось так, что я теперь считаю эту «страшную, Богом забытую страну» своим домом.

— Вы не можете так думать! Возвращайтесь со мной в Балтимор. — Она опять подбежала к нему, чтобы обнять его за плечи с явной целью как-то умаслить его. — Вы не принадлежите этой стране. Вы, черт побери, американец.

— Вот об этом мне все время напоминает моя супруга. — Отстранившись от Гвендолин, он подошел к окну. Его глаза холодно сверкнули, когда он спросил ее: — Для вас имеет какое-то значение, что сейчас я женат? Черт побери, Гвендолин! Неужели вы настолько потеряли всякий стыд?

Воздух сотряс оглушительный раскат грома. Он нахмурился, и его мысли вернулись к Алекс.

— Когда я ехала к вам, у меня не было никакого стыда. Да и вообще у меня никогда его не было! Вы все еще любите меня, Ион. Я знаю это! Поскольку вы обвенчаны всего несколько дней назад, будет нетрудно расторгнуть ваш смехотворный брак…

— Хватит! — положил он конец ее разглагольствованиям. Когда он повернул к ней голову, она увидела, что выражение его лица стало угрожающе суровым.

— Неужели вы думаете, что мой приезд сюда именно в этот момент — случайность? — спросила она, испугавшись того, что прочла в его глазах, но все еще не желая отказаться от своего плана, предприняв всего лишь одну-единственную попытку его осуществления.

— Для меня ваш приезд просто составляет неудобство. И ничего больше. — Небо внезапно осветила вспышка молнии. Озабоченность тем, где же Алекс, наконец помогла прекратить эту тягостную беседу. — Вы можете оставаться в Бори до тех пор, пока я организую вашу обратную поездку в Америку. — Он направился к двери.

— Я так легко не признаю свое поражение, — без обиняков визгливо прокричала она ему вслед. — Я не уеду из Австралии, если вы не поедете со мной.

Джонатан тихо выругался, но не замедлил шагов. Когда он сбегал вниз по лестнице и пересекал двор, ему на лицо упали первые капли дождя. В поисках Алекс он сначала бросился в конюшню, а затем в оба амбара. Никаких признаков ее присутствия там он не обнаружил.

Его беспокойство усиливалось по мере нарастания урагана. Когда он достиг земельных участков, его глаза тревожно потемнели. Рабочие и члены их семей уже спрятались в укрытия от надвигающейся яростной летней бури. Небо потемнело, и в нем закипели тучи. Воздух был наэлектризован разрядами.

— Капитан!

Он быстро повернул голову и увидел спешившего к нему Финна Малдуна. Ирландец выглядел необычайно озабоченным.

— Вы видели Александру? — спросил Джонатан более тромким, чем обычно, голосом, чтобы перекричать вой ветра, гонящего по полю листья и пыль.

— Да, капитан, видел, — подтвердил Малдун кивком головы. Он указал в ту сторону, где невдалеке от них мычали и бесцельно метались обезумевшие коровы и быки. — Бедная девочка шла вдоль восточного пастбища. Я пытался убедить ее, что сейчас неподходящее время для прогулок. Но она ничего не хотела слышать. Вы бы лучше…

— Идите домой и оставайтесь там с леди, — коротко приказал Джонатан. Он уже отправился дальше искать Алекс.

— С леди, капитан? — спросил в замешательстве Финн.

— Делайте то, что я вам говорю! — К этому времени дождь резко усилился, и его бурные потоки скрывали почти все окружающие предметы. Джонатан шел вдоль изгороди, тянущейся в восточном направлении. Его охватили ужасные предчувствия, когда он подумал о всех опасностях, которые могла встретить на своем пути Алекс. Она могла слишком далеко зайти в чащу и заблудиться. Ее могло поразить разрядом молний, которые продолжали расчерчивать своими вспышками темноту неба. Ее могло даже снести потоками воды, если она, к несчастью, попыталась пересечь реку вброд.

Он вновь выругался и ускорил шаг, молча молясь за безопасность Алекс. А также обещая себе дать хорошую взбучку своей строптивой, своенравной жене, как только доберется до нее. Мысль о том, что с ней может что-нибудь приключиться, казалась ему невыносимой. Черт побери, никогда в жизни он не предполагал, что может так безоглядно и бесповоротно полюбить…


Не зная, что Джонатан идет по ее следу, Алекс кое-как добрела до изгороди и крепко ухватилась за ее верхнюю перекладину. Промокшие муслиновые юбки запутались у нее в ногах, не давая сделать ни шагу, а хлеставший в лицо дождь мешал ей видеть окружающее. Она уже сожалела, что вспыльчивость завела ее так далеко, хотя сердце ее все еще сжималось от ненароком сделанного ею открытия.

Ощущая себя более несчастной, чем это было в прошлый раз, когда она попала в самое пекло грозы, Алекс подняла руку, чтобы защитить глаза от низвергающихся с неба потоков воды и лучше разглядеть путь обратно. Ни главного дома, ни других построек за стеной дождя уже не было видно. Она повернулась и безнадежно посмотрела в противоположную сторону. Подавив рыдания, она продолжала свой путь, крепко держась за перекладину изгороди, которая и поддерживала ее, и не давала сбиться с пути.

Алекс почувствовала облегчение, когда внезапно увидела перед собой небольшой, крытый жестью домик. Она вспомнила, что как-то интересовалась им у Малдуна и тот рассказал ей, что домик выстроил для себя Джонатан, когда два года назад приехал в эту пустыню.

Подобрав намокшие юбки, она наклонила голову вперед, навстречу ярости бури, и пошла в направлении хижины. Дверь, к счастью, оказалась незапертой. Она вошла внутрь и притворила ее. Потом остановилась, тяжело дыша и стараясь привыкнуть к темноте. Слабый свет проникал в домик через узкое незашторенное окно. Но и он позволил ей разглядеть, что единственная комната была лишена какой-либо мебели, за исключением грубо сколоченного стола и стульев, а также стоявшего в углу старого морского сундука.

Алекс отбросила с лица прилипшие к нему золотисто-каштановые локоны и, присмотревшись, обнаружила в глубине комнаты каменный камин. Она была приятно удивлена, увидев сложенную рядом с ним поленницу дров. Бросившись вперед, Алекс упала коленями на пыльный пол, положила несколько расколотых поленьев в камин, а потом стала искать спички.

Ее глаза победоносно засверкали, когда она увидела ящик для трута и, не теряя времени, высекла искру из кремня и куска стали. Она разожгла огонь, осторожно дуя на щепки для растопки, которые подложила под пирамиду из поленьев. Ее усилия скоро увенчались успехом. Разгоревшееся пламя стало вытеснять из комнаты холодный воздух. Тогда она встала на ноги и облегченно вздохнула.

Мурашки пробежали у нее по спине. Ее взгляд вернулся к морскому сундуку. Она тут же подошла к нему и заглянула внутрь. Быстро перебрав его содержимое, она обнаружила в нем старую одежду, навигационные карты и три переплетенных в кожу тома, напоминающих капитанские журналы.

Алекс сняла свою промокшую одежду и вместо нее натянула рубашку. Та была слишком велика для нее и пропахла плесенью, но зато была совершенно сухая. Разложив для просушки свое платье и нижнее белье на столе, Алекс перетащила стул к камину, уселась и протянула руки к огню.

Она горестно сдвинула брови, когда перед ее мысленным взором непрошено возник образ Джонатана. Сразу же за ним последовала Гвендолин.

«Вы не можете забыть те часы, которые мы провели в объятиях друг друга…»

Почему открытие Алекс этой случившейся так давно любви причинило ей такую боль? Боже мой, почему?

Но Джонатан был сейчас с Гвендолин. Вдова, вероятно, произносит красивые слова о своей неувядающей любви и преданности. Соблазнится ли он на то, чтобы возобновить интимные отношения, которые некогда были между ним и его бывшей невестой? Неужели может случиться, что он так быстро забудет клятву, данную им при их бракосочетании? В ее глазах, затуманившихся слезами, отразился яркий мерцающий танец огня. Выражение беспредельного отчаяния появилось на ее лице.

Внезапно дверь открылась, пробудив ее от мучительных мыслей. У нее перехватило дыхание, и она вскочила на ноги.

— Джонатан!

— Черт побери, Александра! Что, вы полностью лишились разума? — гневно спросил он, сверля ее глазами. Он вошел в хижину и захлопнул за собой дверь. — Я уверен, что даже в Англии предупреждают об опасностях удара молнии во время бури!

— Там предупреждают также и о других вещах, — сказала она в ответ, сердито и непокорно кивнув головой. А затем с горьким сарказмом, прозвучавшим в ее голосе, спросила: — Значит, вы предоставили своей возлюбленной полагаться на ее собственные силы? По правде говоря, я поражена, как вам удалось оторваться от нее, чтобы обеспокоиться моим благополучием?

— Это было нетрудно, — огрызнулся он. — К тому же Гвендолин не моя возлюбленная. — Он вел яростное, хотя и не проступавшее наружу сражение со своим нравом. — Почему, черт побери, вы не вернулись домой, как только начался дождь?

— Да потому, что я не хотела вторгаться в вашу счастливую встречу. — Она вновь отвернулась в сторону камина и сморгнула с ресниц вновь набежавшие слезы.

Джонатан гневно смотрел на нее. Его ярость немного приутихла, когда он наконец заметил, во что она была одета. Выцветшая синяя хлопчатобумажная рубашка была ей ниже колен. Она выглядела точно ребенок, надевший одежду своего старшего брата. Правда, ее фигура ничем не напоминала ребенка. Ткань облегала выпуклости ее грудей и округлости бедер, а стройные ноги вообще не были ничем прикрыты.

— Мы с Гвендолин знаем друг друга с детского возраста, — стал он рассказывать куда более спокойным голосом. — И приехала она сюда в качестве неожиданного и непрошеного гостя.

— Но вам было приятно ее увидеть. Ведь это правда?

— Я был удивлен, и никаких других чувств у меня не возникло.

— Я вам не верю! — Ей очень не хотелось признаться, что она подслушала их разговор. Однако Алекс не могла отказаться от сложившегося у нее впечатления, что Джонатан слишком уж мягко реагировал на льстивые ужимки Гвендолин. Пристально вглядываясь в его лицо в мерцающем свете огня, она высказала предположение: — Я полагаю, вам очень польстило, когда вы узнали, что ее сердце и душа все еще принадлежат вам?

— Значит, вы слышали? — резко спросил он. Его подозрения укрепились, когда чувство вины заставило ее покраснеть до ушей. — Черт побери, женщина! Вы должны доверять мне!

— Как я могу доверять мужчине, прошлое которого остается для меня тайной? Вы мне никогда не рассказывали ни о вашей помолвке с очаровательной миссис Уилкокс, ни о том, что она вынудила вас покинуть Америку.

— Я не считал это таким уж важным. — Он подошел ближе, и его промокшие под дождем сапоги и одежда оставляли лужи на деревянном полу. — Я всегда предпочитаю не оглядываться на прошлое.

— Я слишком хорошо это знаю, — парировала она возмущенным тоном, когда Джонатан остановился в нескольких дюймах от нее. — В самом деле, вы до сих пор отказываетесь выслушать что-либо обо мне.

— Это совершенно другое дело.

— Как так?

Он не дал немедленного ответа на ее вопрос. Его напряженный изумрудный взгляд проник в сверкающую бирюзу ее глаз. Казалось, он борется с чем-то, сидящим в глубине его души. Когда он наконец заговорил, его голос был полон глубокой муки.

— Потому что я боюсь правды.

Алекс потрясенно молчала. Она пристально смотрела на него и не произносила ни слова. Она еще ни разу не видела Джонатана таким.

— Я уже давно забыл о Гвендолин, — сказал он Алекс, решительно возвращая разговор к тому, с чего он начался.

— Как вы могли забыть женщину, которая должна была стать вашей женой? — стала спорить с ним она, а голова ее пошла кругом. — Вы некогда любили ее… вы должны были любить. Ради всего святого, признайтесь, что вы были с ней в интимных отношениях. — Она нетерпеливо тряхнула головой, ибо слезы снова стали застилать ее глаза.

— Да, я думал, что люблю ее. И я не отрицаю, что нас объединяла взаимная страсть, хотя я лишь однажды позволил своему желанию вырваться на свободу. Мы были помолвлены. Но это было много лет назад.

Он на мгновение умолк, но когда он продолжил объяснение, у него было сумрачное выражение лица.

— Шла война, и я, подобно многим другим молодым людям, месяцами не бывал дома. Я был одинок, тосковал по дому и не всегда был уверен, что мне доведется увидеть следующий день. И все же я не пытался воспользоваться преимуществами, которые давала мне Гвендолин. Она предлагала мне свою любовь, точно так же — мне стало это известно позже, — как и другому мужчине до меня. Как она сама призналась, она обладала чрезвычайно страстной натурой. В конце концов она сделала мне большое одолжение, выйдя замуж за другого. Я позже разобрался во всем.

— Но почему она тогда сейчас здесь? Ведь она, конечно же, проделала весь этот путь не для того, чтобы облегчить свою совесть вашим прощением.

— Двигающие ею мотивы всегда было трудно понять, — произнес он с ироничной улыбкой.

— Но не в данном случае, — возразила Алекс, покачав головой и приложив руку к сердцу, поскольку вновь испытала всю силу боли. — Она приехала для того, чтобы придать новую жизнь тому, что было некогда между вами, несмотря на то что вы обвенчаны с другой. Коли вы хоть чуть-чуть задумываетесь о том, чтобы помочь ей в осуществлении этого подлого плана, то я хотела бы вас предупредить, что…

— Для вашей ревности, Александра, никаких оснований нет. — В глубине души он, конечно, был рад реакции Алекс, поскольку она лишь подтвердила справедливость того, во что он всегда верил, а именно, что она питает к нему такие же глубокие чувства, как и он к ней. Джонатан был уверен, что она любит его, и, возможно, как он отмечал более чем просто с удовлетворением, с этой точки зрения появление Гвендолин не было в конце концов таким уж несвоевременным.

— Ревную? Я… я не ревную, — пробормотала Алекс. Ее глаза сначала округлились, а потом зажглись возмущением. Вспышка злости окрасила ее щеки румянцем. Она скрестила на груди руки и испытала сильнейшее желание ударить его. — Вы помните, что я не хотела никакого брака?

— Да, помню. Но сейчас вы не считаете свои супружеские обязанности такими уж тягостными, — уточнил он, совершенно не раскаиваясь в сказанном. Теперь в его взгляде сияло такое явное и грешное удовольствие, что это еще более разъярило Алекс.

— О, какой же вы тщеславный и невыносимый плут! — воскликнула она, продолжая возмущаться. Алекс все еще страдала оттого, что ей пришлось встретиться с его бывшей возлюбленной. И она не могла обнаружить хоть какие-то крупицы юмора в том, что он напомнил ей о ее непоследовательном отношении к их занятиям любовью.

Этого для нее было слишком много.

Она, которая частенько впадала в возбужденное состояние, но никогда не помышляла о насилии, сейчас обнаружила, что попала в тиски большего гнева, вызванного «зеленоглазым дьяволом», чем она готова была признать. И теперь, когда ее гнев и возмущение вышли из-под контроля, она подняла руку и нанесла увесистую пощечину по твердой, гладко выбритой щеке своего мужа.

Тут же, пристыженная совершенным ею поступком, Алекс негромко вскрикнула и зажала рукой рот. Она в упор смотрела на Джонатана в безмолвном ожидании. Ее глаза широко раскрылись, когда она заметила на его коже покрасневшие отпечатки своих пальцев.

Алекс была уверена, что он рассердится. Более того, она опасалась, что Джонатан подвергнет ее жестокой словесной выволочке или — о Боже, только не допусти этого! — изобьет, как он уже однажды предупреждал ее. Но его реакция оказалась полностью противоположной той, которую она ожидала. На его лице появилась улыбка одержавшего триумф человека. Наконец он подошел к ней, и его сильные руки ласково погладили ее плечи.

— Благодарю тебя, Боже. Оказывается, я влюбился в обычную вспыльчивую англичанку, — заявил он. Голос его был низким и вибрирующим. Джонатан был так неотразим, что у нее опять мурашки поползли по спине.

— Вы влюбились?..

Будто пораженная молнией, Алекс повторила его слова.

— Да, миссис Хэзэрд, я влюбился. — Его глаза сияли несомненной добротой и нежностью, когда он притянул ее к себе… и он был распутно прекрасен. Она могла чувствовать жар его мужественного, воистину великолепного тела еще до того, как они слились в объятии. Но не это прикосновение, а именно его слова заставили бешено забиться ее сердце. — Иначе почему же я тогда, по-вашему, так настаивал на нашем браке?

— Я считала, что это потому… потому что вы хотели меня, — заплетающимся языком выговорила она. Ее пальцы легли на его промокшую белую льняную рубашку там, где она прозрачно прилипла к его груди.

— Но это лишь одна сторона медали. Если бы я давал свою фамилию каждой женщине, которую считал привлекательной, то меня бы уже более тысячи раз осудили за многоженство. Нет, Александра, — заключил он, вновь обезоружающе улыбнувшись. — Это было гораздо больше, чем желание. И все началось в тот момент, когда я увидел вас такой гордой и красивой в той проклятой тюремной камере на фабрике.

— Но любовь с первого взгляда — это просто бессмыслица. Это фантазия… миф. — Однако, несмотря на всю настойчивость ее протеста, Алекс сама не верила своим словам. Она вновь затрепетала, когда прижалась грудью к Джонатану. Сырость его одежды проникала через ее рубашку.

— И вы думаете, что вы правы? — Его руки крепко обняли Алекс. Он глубоко заглянул в ее глаза, и огонь камина играл на его лице. — Я люблю вас, леди Алекс. Какое значение имеет, когда это чувство родилось и как оно развивается?

— Почему вы не сказали мне об этом до свадьбы? — спросила она, чувствуя себя рискованно легкомысленной. Ее руки ласкали его плечи.

— В свое время вы поклялись, что никогда не поверите в подобные декларации.

— Ну а теперь вы думаете, я поверю? — Она с удивлением почувствовала, что ее душа воспаряет в небеса. Ощутив внезапное, необычайное ликование, она прильнула к нему и дрожа спросила: — Как я могу знать, не говорите ли вы это все, чтобы как-то утихомирить меня? Вполне может быть и так, что вы хотите, чтобы я продолжала делить с вами постель, а вы одновременно делили бы постель с Гвендолин!

Такое безумное предположение одновременно доставило ей и боль, и разгневало ее, вернув на землю. Она подавила рыдания и перешла в наступление.

— Бог свидетель, Джонатан Хэзэрд. Если только вы думаете…

— Мы делим нашу постель, — сурово поправил он ее, хотя его взгляд снова засиял от удовольствия. — И я не собираюсь делить ее ни с кем, кроме вас.

Блестящие глаза Алекс изучающе смотрели на него. Дождь гремел по крыше у них над головой, а ветер грозился снести сами стены. Но она не обращала внимания на ураган. Руки Джонатана обнимали ее, прижимали к себе, внушали ей чувство безопасности и уверенности. В настоящий момент ничто другое не имело значения.

— Я люблю вас…

Его слова эхом отдавались в ее мозгу… и прогнали прочь все мысли о Гвендолин Уилкокс.

Он поднял ее повыше в своих объятиях и приблизил свои губы к ее лицу. Она радостно почувствовала его губы на своих. Более сладкого поцелуя они никогда до сих пор не испытывали. Но это было лишь обещание грядущего блаженства…


Глава 13


К тому времени, когда примерно через час Джонатан и Алекс вернулись в главный дом, ярость урагана понемногу пошла на убыль. Гвендолин, которая, все еще проявляя нетерпение, вместе с Финном Малдуном оставалась в вестибюле, окликнула Джонатана. Услышав ее голос, тот нахмурился и неохотно задержался, чтобы поговорить с ней.

Алекс, мнительным взглядом посмотрев на него, поспешила вверх по ступеням, чтобы переодеться, удивляясь тому, насколько отчаянно она хочет поверить его признаниям в любви. Она не могла думать ни о чем другом, сбрасывая с себя сырую одежду и направляясь к умывальнику. Ей нужно было проверить собственные чувства. Она уже не могла отрицать, что испытывает к Джонатану Хэзэрду нечто большее, нежели физическое влечение. Намного большее.

Она вспоминала, как он обвинил ее в ревности, а она с негодованием отвергла его подозрения.

Но ведь он говорил правду…

Она резко повернулась и пристально посмотрела на себя в зеркало.

— Бог мой, — прошептала она, увидев, какими огромными казались ее глаза на овале лица. Она ревновала капитана к его прошлым отношениям с Гвендолин. Ее разгневала одна лишь мысль о том, что они были вместе. Несмотря на сумбур, царящий в ее собственных мыслях, несмотря на неопределенность своего будущего, Алекс не могла смириться с мыслью о том, что Джонатан мог любить какую-то другую женщину.

«Но почему? — спрашивала она себя, взяв полотенце и рассеянно вытирая волосы. — Быть может, лишь потому, что он женился на мне, или из-за того, что связывает меня с Джонатаном теперь? Но это же неразумно. В конце концов, я по-прежнему собираюсь вернуться к своей прошлой жизни в Англии. Ведь это так! Но с другой стороны, если бы я окончательно отбросила мысль о том, чтобы остаться в Австралии, тогда не имело бы никакого значения, ищет ли он утешения в объятиях Гвендолин или любой другой женщины… Мне это должно было быть безразлично…»

Но это имело значение!..

С ее губ сорвался долгий, прерывистый вздох. Она закрыла глаза, и переживаемые ею чувства внезапно закружили ее, точно темный, стремительный вихрь. Все лишилось какого-либо смысла.


В этот вечер она, как обычно, приготовила ужин и попыталась не обращать внимания на хаос, бурлящий в ее душе. Она приняла великодушное предложение Малдуна помочь ей накрыть на стол и, когда все было готово, заняла свое обычное место рядом с Джонатаном. Гвендолин села на стул по левую руку от него, а Малдун, поставленный перед выбором, рядом с какой из дам сесть, предпочел устроиться поближе к Алекс.

Он и вдова Уилкокс провели в этот вечер целый час в пренеприятнейшей компании друг с другом, и он не испытывал никакого желания повторять это удовольствие.

«Эта женщина — просто змея в шелковых юбках…» — думал Малдун про себя.

— Джонатан говорил мне, что вы прекрасная кухарка, — заметила Гвендолин, холодно улыбнувшись Алекс, когда та положила себе на тарелку крошечную порцию политого маслом свежего гороха, вареной картошки и кукурузный хлеб. Гвендолин со слабым, хотя и заметным отвращением смотрела на горшочек тушеного мяса.

— Он так сказал? — пробормотала Алекс. Она украдкой посмотрела на Джонатана, а потом быстро уклонилась от его взгляда, когда заметила отразившееся в нем смущение. Воспоминание об идиллии, пережитой в хижине, окрасило ее щеки в нежный румянец.

— Как долго вы уже в Австралии, Александра? — приступила к допросу Гвендолин. На ней было модное, с низким вырезом платье из розового щелка. Она уже успела бросить неодобрительный взгляд на простой наряд Алекс, сшитый из белого муслина.

— Не очень давно.

— Вы из Англии?

— Да.

— И на чем вы сюда приехали?

— На транспортном корабле.

Рот Джонатана искривился в ухмылке. Оценка же этого диалога Малдуном была не столь сдержанной. По комнате прокатились раскаты его громкого смеха. Спохватившись, он внезапно умолк, когда Гвендолин бросила на него свирепый взгляд.

— Транспортный корабль? — эхом повторила она, и выражение ее лица стало суровым, когда она вновь обратила свое внимание на Алекс. — Боюсь, что я не понимаю.

— Ссыльных перевозят сюда, миссис Уилкокс, на транспортных кораблях, — разъяснила Алекс со спокойствием, за которым скрывалось внутреннее смятение. Ей было трудно сохранять вежливый тон с этой ненавистной ей женщиной, особенно когда она вспомнила подслушанный ею разговор. — Весь переезд обернулся истинным кошмаром, а условия, в которых мы оказались по его окончании, были еще более ужасными. — Она вновь почувствовала на себе взгляд Джонатана и, ничего больше не сказав, уставилась в свою тарелку.

— А вы что, ссыльная? — в ужасе выдохнула Гвендолин.

— Да, я сюда была сослана. — Спокойный сине-зеленый взгляд Алекс столкнулся с мрачным, презрительным осуждением со стороны вдовы. И, повинуясь какому-то необъяснимому побуждению, Алекс добавила: — Но я не совершила никакого преступления.

— В самом деле? — протянула Гвендолин. Прежде чем обратиться к Алекс, она бросила понимающий взгляд на Джонатана. — Я совсем не удивлена подобным утверждением. Я очень сомневаюсь, что ваш так называемый муж знает истинную правду.

— Я знаю правду, — спокойно прервал ее Джонатан. Его замечание вызвало вопросительный взгляд широко раскрытых глаз Алекс.

— Как и я, — посчитал нужным подтвердить сидевший рядом с Алекс старый ирландец.

— О, Ион! О чем вы только думали? — воскликнула Гвендолин с выражением скорбного сочувствия на лице. — Как, вы думаете, отреагирует ваша семья, узнав, что вы женились на женщине с такой сомнительной репутацией? Вы, конечно же, не можете настаивать на подобном безумстве. Как вы вообще могли надеяться…

— Я полагал, что сегодня вечером все стало достаточно ясным, — резко оборвал он ее.

— И вы думаете, что я останусь безучастным зрителем и ничего не предприму, коль скоро вы губите свою жизнь?

— Моя жизнь больше никак вас не касается.

— Еще как касается! — Ее взгляд опять уперся в Алекс. — Он вам рассказывал, что мы росли вместе? Еще когда мы были детьми, наши родители рассчитывали, что мы поженимся.

— Гвендолин, — сказал Джонатан голосом, в котором прозвучало предупреждение.

— Меня нельзя заставить замолчать. Особенно если вопрос близок моему сердцу, — с чувством возразила она.

— Я совершенно уверена, что у вас с Джонатаном очень давние связи, — заметила Алекс низким, уравновешенным тоном. С ее стороны это была преднамеренная попытка разрядить напряженную ситуацию. Вдова ей активно не нравилась (да разве могло быть иначе?), но тем не менее она хотела предотвратить столкновение. Борясь с желанием ответить огнем на огонь, Алекс слегка улыбнулась. — В самом деле, миссис Уилкокс, я не сомневаюсь, что вы…

— Это именно я не сомневаюсь в том, что его завлекли в сети хитростью, — сказала обвиняющим тоном Гвендолин. — Будь он в здравом уме, он не мог бы взять себе в жены преступницу. Что же вы сделали для этого? Сперва заманили его к себе в постель, а потом солгали, будто вы были девственницей?

— Замолчите, Гвендолин! Я больше ничего не хочу об этом слышать! — взорвался Джонатан. Его зеленые глаза яростно сверкали. — Вы гостья в моем доме и поэтому заслуживаете вежливого с вами обращения. Но если вы опять станете так разговаривать с моей женой, то я, черт побери, забуду о правилах гостеприимства!

— Я имею полное право добиваться истины.

— Если вы, миссис Уилкокс, уже удовлетворили свой аппетит, то я буду счастлив проводить вас в вашу комнату, — поспешил предложить Финн Малдун. Его желудок был далеко не удовлетворен, но тем не менее он был готов уйти из-за стола голодным, лишь бы уберечь свою хозяйку от дальнейших укусов гадюки.

— Нет, благодарю вас, мистер Малдун, — холодно отклонила его предложение Гвендолин. Она вновь злобно взглянула на Алекс. — Хотя на мой вкус еда слишком проста и тяжела, я все-таки предпочла бы остаться и побыть с Джонатаном. Есть еще множество вещей, которые нам нужно успеть предпринять.

— Предпринять? — повторила ее слова Алекс, сдвинув брови под влиянием возникших подозрений. — И что же вы намерены предпринять, миссис Уилкокс?

— Обычные вещи, конечно. — Она сияющими глазами с намеком посмотрела на Джонатана. — В конце концов, у нас целая жизнь, полная общих воспоминаний. Весьма особых воспоминаний… которые не могут быть перечеркнуты столь незначительным обстоятельством, как женитьба на другой женщине.

— Не судите о других браках по своему собственному, — предостерег ее Джонатан, поднеся к губам бокал вина.

— Он говорил вам о нашей помолвке, моя дорогая Александра? — с вызовом спросила Гвендолин, вновь перенеся излишне пристальное внимание на Алекс. — Я осмелюсь сказать, что перед лицом Бога мы навеки муж и жена.

— Если это так, то как же тогда могло случиться, что вы взяли в мужья другого мужчину? — парировала Алекс. Ревность разжигала ее раздражение, а ладонь чесалась от желания дать оплеуху этой женщине.

— То было военное время, — скорбно ответила Гвендолин, многозначительно пожав плечом. — Прошел почти год, а я не получила от Джонатана ни одного слова, и я, как и многие другие женщины, ошибочно предположила, что он убит. — Это не совсем соответствовало правде, но выставляло ее в героическом свете. — Я вышла замуж за Генри Уилкокса под влиянием горя и одиночества.

— У вас есть дети?

— Нет, ни одного… Я боюсь, что мой покойный муж был бесплоден… — проговорила она упавшим голосом и испустила вздох, стараясь, чтобы он прозвучал как можно трогательнее.

— Как жаль, — пробормотал Финн Малдун. Потом он выразительно ухмыльнулся и добавил: — Я предполагаю, что капитану и его жене такая неприятность не грозит.

Это замечание Финна вызвало у Джонатана кривую, но чрезвычайно довольную усмешку. Щеки Алекс ярко вспыхнули, а Гвендолин бросила на ирландца сердитый взгляд.

На короткое время наступило молчание. Его нарушил Джонатан, который сообщил, что хочет посмотреть, какой ущерб нанес ураган, прежде чем «мать Природа» опять решит разъяриться. Вслед за ним вышел из комнаты Финн Малдун. Алекс оказалась в незавидном положении, будучи вынуждена развлекать гостью. Поскольку для нее было делом гордости и чести играть роль оставшейся на посту хозяйки, у нее не было другого выхода, как оставить обеденный стол неприбранным и перейти вместе с Гвендолин в гостиную.

— Как долго вы собираетесь здесь оставаться, миссис Уилкокс? — спросила она без обиняков, занимая место на дальнем конце дивана. Гвендолин села в кресло прямо напротив нее.

— У меня пока нет определенных планов.

— Тогда, возможно…

— Давайте поговорим. Зачем терять время на банальности? — неожиданно спросила Гвендолин. Ее губы перекосила злая усмешка. — Мы обе знаем, почему я сюда приехала.

— А мы действительно знаем?

— Вы маленькая дурочка! Неужели вы думаете, что теперь, когда я оказалась здесь, вы сможете удержать его? Он любит меня, он всегда любил меня, и что бы вы ни сказали, что бы вы ни сделали, никакого значения это иметь не будет.

— Да, но имеется один незначительный вопрос: я имею в виду наш брак, — напомнила Алекс, не удержавшись от едкого сарказма.

— Джонатан Хэзэрд — человек со средствами, — сообщила ей вдова. — Его семья входит в число наиболее уважаемых людей в штате Мэриленд. Конечно же, даже вы способны понять, как нелепо выглядит ваш брак. Джонатан заслуживает лучшего, чем получить в жены женщину, которая, по всей видимости, лгунья и проститутка! — Ее глаза сузились, лревратившись в узкие щелочки. — Но как же случилось, что вас выслали из Англии?

— Я не лгунья. И не проститутка. — У Алекс на кончике языка вертелось замечание, что быть лгуньей и проституткой лучше, чем прелюбодейкой. — Как я вам уже говорила, я была оговорена и несправедливо осуждена. После этого мой выбор был очень мал. Никаких шансов на побег не было.

— А потом за вас принялся Джонатан… нет ничего удивительного в том, что его увлекло хорошенькое личико. Он всегда был очень пылким.

— Все это никакого отношения к благотворительности не имело, — заявила Алекс. Ее особенно задело последнее замечание Гвендолин, поскольку оно вызвало в памяти его прошлые интимные отношения с ней. — Впрочем, это совсем не напоминало то, о чем вы говорите. Я была нанята экономкой.

— Экономкой? — насмешливо повторила надменная блондинка, а потом презрительно рассмеялась. — Значит, здесь, в Австралии, это занятие называют таким словом? В Америке для обозначения подобных отношений используется совсем другое выражение.

— Думайте что вам хочется. Факт же сводится к тому, что я — жена Джонатана Хэзэрда, и пусть меня повесят, если я позволю вам узурпировать мое место в его сердце или постели. — Слова самопроизвольно лились из нее.

— Ну что ж, моя дорогая Александра, если мы намерены говорить без обиняков, — прошептала вдова, вскочив с кресла с откровенно злорадным выражением лица, — тогда вам следует знать, что я не уеду отсюда без Джонатана. Я сделаю все, чего бы это мне ни стоило, чтобы убедить его, что мы принадлежим друг другу.

Чего бы ни стоило…

— Это что, миссис Уилкокс, объявление войны? — Алекс вела себя подчеркнуто хладнокровно. Она тоже поднялась на ноги.

— Можете быть уверены в этом. Так же, как вы можете быть уверены в том, что Джонатан никогда не перестанет любить меня.

— Неужели вы действительно думаете; что он за эти годы не изменился? Неужели так трудно допустить, что он не тот самый…

— Почему вы не возвращаетесь в Англию? — удивила ее Гвендолин своим вопросом. Она неожиданно подошла к Алекс вплотную. — Вы сказали, что вас привезли сюда против вашей воли.

— Да, это так. Но с момента моего приезда многое изменилось, — запинаясь произнесла Алекс. Этот вопрос она и сама задавала себе не один раз за несколько минувших дней.

— Я могу вам помочь, — предложила ее собеседница, и глаза ее засияли предвкушением триумфа. Она положила руки на плечи Алекс. — Послушайте меня, Александра. Я могу сделать так, чтобы вы на первом же корабле отправились домой, в Англию. У меня еще есть деньги, и я с радостью использую их в этих целях. Вы можете поехать в страну, которой вы принадлежите. То же самое сделает и Джонатан. Он обязан вернуться ради своей семьи. Ради самого себя!

— Он мне ни за что не разрешит уехать.

«Боже мой, а сама-то хочу, чтобы он разрешил?»

— Не бойтесь. Я могу убедить его, — заверила ее Гвендолин. — Как только вы уедете, ничто не будет отвлекать его от…

— Нет! — Алекс отстранилась от своей искусительницы и покачала головой. Ее глаза пылали, когда она вымолвила с едва скрываемым гневом: — Об этом я больше ничего не хочу слышать. Вы не имели права приезжать сюда. У вас нет никакого права предполагать, что Джонатан воспримет ваше возвращение в его жизнь с радостными объятиями. И, говоря по правде, меня поражает, что вы настолько потеряли чувство благоразумия и благопристойности, что смогли выразить свою любовь к человеку, который не только совершенно ясно сказал, что вы ему ни в каком качестве не нужны, но который недавно женился на женщине, которую он, как заявляет, любит. — Сердце Алекс взмыло к небесам, когда она вспомнила его брачную клятву.

— Вы не сможете победить, рыжая сука, — с ненавистью заявила Гвендолин. — Джонатан Хэ-зэрд принадлежит мне. И так будет всегда.

— Это утверждение могло бы иметь большой смысл, если бы вы не стали женой другого мужчины, — заметила Алекс. — Ошибку совершили вы сами и никого, кроме себя, винить в ней не должны.

С высоко поднятой головой Алекс прошествовала мимо разгневанной, уязвленной соперницы и удалилась в столовую. Когда вскоре вернулся Джонатан, именно ему досталось на долю проводить Гвендолин наверх в приготовленную для нее гостевую комнату. Как ни пыталась Алекс не думать об этом, она, наводя порядок на кухне, не могла избавиться от мысли, что сейчас эти двое находятся вместе. И в ту ночь, когда она наконец заснула рядом с мужем в тепле огромной постели, ее преследовали ужасные сны, в которых она оказывалась возвращенной в тюремную камеру в Параматте, тщетно пытаясь окликнуть Джонатана, который с самодовольной улыбкой проходил мимо под руку с Гвендолин.

На следующий день никаких признаков улучшения ситуации не наблюдалось. Все долгое утро Алекс была занята по дому, испытывая, как всегда, благодарность к составившим ей компанию Колин и Агате. Обе они придерживались одинакового мнения об американской гостье. «Скорпион надутый», — так охарактеризовала ее Колин, встретив после завтрака.

К счастью, вдова провела большую часть утра наверху, уединившись в своей комнате. Всякий раз, когда она и Алекс встречались лицом к лицу, они едва ли обменивались хотя бы одним словом. Но они и молча понимали друг друга, что порождало решимость у Гвендолин и чувство неловкости у Алекс.

Вскоре после полудня Алекс решила немного пройтись по свежему воздуху. Она больше не в силах была оставаться в доме, зная, что рядом с ней находится ее заклятая соперница. Алекс пошла своим обычным путем по полям, испытывая удовольствие от теплых солнечных лучей.

Ураган оставил после себя несколько поломанных деревьев, вороха сорванной листвы и толстый слой вязкой грязи. Но вместе с тем он оставил после себя свежий воздух и прохладу.

Вскоре Алекс свернула к изгороди и пошла вдоль нее дальше, нежели обычно, — в сторону домика, в котором за день до этого она провела с Джонатаном страстный, озаренный любовью час. Ее глаза светились воспоминаниями об их физической близости. Алекс чувствовала, как волна тепла прокатилась по ее телу. Желание верить клятвам Джонатана в его вечной преданности овладело ею сильнее, чем когда-либо до сих пор, и она испытывала соблазн поразмышлять о возможностях своей будущей жизни далеко от берегов Англии. Она вздохнула, и на ее губах появилась легкая ироничная улыбка при мысли о том, какие пойдут по Лондону сплетни, когда станет общеизвестно, что леди Александра Синклер живет в дебрях Нового Южного Уэльса вместе с мужем-американцем.

Но когда она приблизилась к хижине, ее улыбка испарилась: она услышала голоса.

Это были Джонатан и Гвендолин…

Внезапный страх перехватил ее горло. Ускорив шаг, она приблизилась к открытой двери и, стараясь оставаться незамеченной, заглянула внутрь. Ее глаза расширились, когда она увидела в хижине двух людей.

Джонатан, выпрямившись во весь свой рост, стоял у камина, повернувшись спиной к двери, Гвендолин — прямо напротив него. По ней никак нельзя судить, увидела ли она Алекс.

— Я знаю, что это правда, — воскликнула Гвендолин, и на ее губах появилась улыбка, которая должна была знаменовать ее полную победу. — Я знала, что вы так легко не смогли забыть меня! — В следующее мгновение она бросилась Джонатану на грудь, обвила руками его шею и прижалась к его губам.

Алекс не удержалась от громкого выдоха, в котором смешались боль и ярость. Джонатан услышал ее. Он грубо схватил запястья Гвендолин, сбросил ее руки со своей шеи, а затем резко повернулся, чтобы посмотреть на свою жену.

— Александра! Какого черта вы не дали мне знать, что стоите там? — требовательно спросил он.

— И тогда бы я прервала ваше «предприятие» с миссис Уилкокс? — гневно ответила она. Дрожа от возмущения, Алекс боролась с желанием броситься на него. Ее голос был пронизан сарказмом, когда она наконец в бешенстве сказала: — Благодарите Бога, сэр, что он не допустил, чтобы я подольше оставалась свидетельницей вашей дискуссии.

Она круто повернулась и пошла обратно тем же путем, которым пришла сюда. Горячие слезы брызнули из ее глаз, и сердце так болезненно сжалось, что ей стало трудно дышать. Джонатан бросился за ней, но Гвендолин тут же схватила его за рукав.

— Пусть она уходит. — Она снова положила ему руки на плечи и прижалась к нему своим сладострастным телом. — Ну пожалуйста, Джонатан… Разве вы не понимаете, что произошло? Теперь мы будем вместе, и…

— Я, Гвендолин, до сих пор ни разу не ударил женщину, — зарычал он. — Но должен вас предупредить, что в случае с вами я испытываю соблазн сделать исключение. — С этими словами он отбросил в сторону расчетливую вдову и устремился за Алекс.

Он догнал ее как раз в тот момент, когда она подошла к роще вблизи коттеджей рабочих. Он схватил ее за руку, чтобы вынудить остановиться, но она вырвалась и бросилась бежать в тень деревьев. Он быстро последовал за ней.

— Черт побери, Александра! Остановитесь! — приказал он.

— Отправляйтесь назад к своей любовнице, — бросила Алекс ему через плечо. Она вскрикнула, когда почувствовала, как его рука обвила ее талию. Он рванул ее к себе, но она была слишком разозлена, чтобы уступить. Отбиваясь, Алекс яростно корчилась в его объятиях. — Я ненавижу вас, Джонатан Хэзэрд! Да если бы на то не была воля свыше, я никогда бы даже не увидела вас!

— То, что вы видели, было… — пытался он объяснить.

— Я прекрасно знаю, что это было! — Она яростно царапалась, стараясь вырваться, и только коротко вскрикнула, когда он внезапно бросил ее на густую влажную траву и прижал к земле своим сильным мускулистым телом.

— Мне никогда не были нужны объятия Гвендолин, и я никогда не добивался их, — заявил он хладнокровным и ясным тоном.

— Как вы могли… — набросилась на него Алекс, оглашая весь мир воплем оскорбленной жены. — И это в том самом месте, где вы… где мы… — Она подавила всхлип и яростно рванулась из-под него. — Дайте мне уйти! Я не хочу вас больше видеть!

— И тем не менее вы будете меня видеть, — заявил он с опасно суровым лицом. — Я люблю вас, маленькая сварливая упрямица! Я люблю только вас и никого больше. Клянусь Богом, настало время, чтобы вы осознали, что я не допущу, чтобы что-то встало между нами!

— Ничего, кроме ваших эгоистичных желаний! — горячо возразила она.

— Эгоистичных? — Он слегка улыбнулся, но это была деланная улыбка, смешанная с выражением некоего грешного, порожденного влюбленностью намерения. — Я полагаю, что вы не правы, леди Алекс.

Прежде чем она успела спросить, что он имел в виду, Джонатан задрал ей юбку и решительно направил свою руку вниз, к тому месту, где сходились ее бедра.

— Джонатан, нет! — выдохнула она, и ее глаза округлились.

Было очень светло, и, хотя их скрывали деревья, не исключено было, что кто-нибудь да пройдет рядом. Кроме того, она не могла уразуметь, разве можно уступить ему после всего увиденного ею?

— Нет, черт вас побери! Я не позволю вам положить мне между ног то, что вы клали между ее ног! — От непристойной прямоты собственных слов она залилась румянцем.

— Вы прекрасно говорите, любовь моя, — хрипло проворчал он, сдерживая смех. — Но с того времени миновало столько лет. И я не добиваюсь повторения этого.

Он все еще говорил, а Алекс уже издавала прерывистые вздохи, когда его теплые пальцы, скользнув ей под панталоны, стали нежно, умело гладить шелковистое тело между ее бедер. Ее руки обвили шею Джонатана. Она слабо отталкивала его, но в ней уже разгоралось знакомое сильное желание.

Когда его рот опустился на ее губы, Алекс закрыла глаза. Джонатан целовал глубоко, пылко. Его губы и язык приводили ее в сладкий восторг. Она ответила на его поцелуй и изогнулась под ним. Ее одетые в чулки ноги раздвинулись еще шире, и ее тело охватило восхитительное тепло. Раздался слабый звук треснувшей ткани — это он нетерпеливо разорвал шов на ее панталонах, чтобы быстрее войти в нее, и она лишь слабо ощутила своей спиной сырость травы, когда их общее, раскаленное добела желание полностью захватило их.

Тихий крик наслаждения сорвался с ее губ, когда он погрузился в нее. Она запустила руку в его густую шевелюру и снова притянула его голову к своей. Ее рот требовал и получал в свою власть его любящие губы. Их обоюдная страсть вздымалась все выше и наконец приблизилась к тому пределу, за которым бурное, подогретое злостью соитие тел достигло своего завершающего удовлетворения.

Они медленно возвращались на землю. Алекс лежала, задыхаясь и пылая румянцем, в объятиях Джонатана. Он мягко улыбался, глядя на нее сверху вниз, и ласкал нежные изгибы ее грудей.

— Я не испытывал никакого желания ссориться с вами, миссис Хэзэрд, — проговорил он низким вибрирующим голосом. — Но будь я проклят, если буду сожалеть о нашей стычке, коль скоро мы разрешили наши противоречия именно таким способом.

— Почему вы позволили той женщине поцеловать вас? — спросила Алекс, и неожиданная тень вновь набежала на ее лицо, когда в их беседу вновь ворвалась реальность.

— Я не ожидал, что она собирается сделать это, — честно ответил он.

— Но тогда что вы делали в хижине наедине?

— Малдун сказал мне, что он видел Гвендолин, судя по всему направляющуюся в сторону полей. Я последовал за ней, желая предупредить, чтобы она не уходила слишком далеко. Она отказывалась вернуться до тех пор, пока я не соглашусь на еще один приватный разговор.

— Вы… вы уверены, что за этим не скрывалось нечто большее? — Алекс задержала дыхание и ждала ответа. Она почувствовала облегчение, когда Джонатан, не колеблясь, ответил утвердительно. И она вновь отчаянно хотела поверить ему.

— Гвендолин немного больше, чем…

Прежде чем он успел закончить фразу, они услышали невдалеке голос Малдуна, звавший его по имени. Джонатан неохотно поднялся на ноги, застегнул брюки и повел Алекс рядом с собой. Она отряхнула юбки и покраснела еще больше, когда поняла, что ей предстоит починить еще один предмет туалета.

— Завтра я собираюсь поехать в Сидней, — сказал Джонатан, ведя ее обратно между деревьями. Его зеленые глаза лучились смехом, когда он снял травинку с ее пламенных локонов. — Чем скорее Гвендолин Уилкокс окажется на пути в Америку, тем лучше будет для всех нас.

— Мне кажется странным, что она оказалась здесь, — проворчала Алекс, и на лице ее отразилось некоторое недоумение.

— Мне тоже. Полагаю, что за всем этим кроется нечто большее, чем она готова признать.

— Что вы имеете в виду?

— Ее брак обернулся катастрофой. Генри Уилкокс был богатым человеком, но создается впечатление, что его состояние с катастрофической скоростью уменьшалось после того, как он женился на Гвендолин. Моя мать позволила ей прочесть мои письма и поэтому она знала о моих успехах в Австралии. — Для себя Джонатан уже принял решение отругать своих родителей за то, что они нарушили его доверие. Но он собирался сделать это по возможности мягко.

— Возможно, что финансы в самом деле были одной из причин ее появления здесь. Но может быть, она все еще интересуется вами, — без особого удовольствия предположила Алекс.

— Это не имело бы значения. — Он промолчал и, обняв, пропустил ее на полшага впереди себя. Теперь они были уже посередине ряда коттеджей.

Финн Малдун стоял в нескольких ярдах в ожидании их, окруженный группой женщин и детей.

— Джонатан! — запротестовала Алекс, вспыхнув, когда заметила устремленные на нее пристальные взгляды зрителей. — Что они все могут подумать?

— То, что они подумают, окажется правдой. А именно, что их хозяин не может не дать волю своим рукам, когда он рядом с женой. — Он быстро и крепко поцеловал ее, покружил в воздухе, точно балованного ребенка, и игриво шлепнул по заду. Она вздохнула и сердито посмотрела на него. Но он лишь улыбнулся.

— Мне нужно кое-чем заняться, миссис Хэзэрд. — Он медленно пошел в сторону Малдуна.

Она открыла рот, чтобы сказать ему вслед что-нибудь к месту, но так ничего и не придумала. Ее глаза сверкали, когда она провожала его взглядом, а на губах играла влюбленная улыбка.

— А вы знаете, Александра, о том, что ваше платье на спине испачкано в грязи? — внезапно спросила оказавшаяся позади нее Гвендолин.

Алекс посмотрела на небо злым, раздраженным взглядом, а затем перевела глаза на лицо женщины.

— Впредь, миссис Уилкокс, держитесь подальше от моего мужа, — предупредила Алекс. — Или вам придется познакомиться с последствиями.

— И что же это за последствия меня ожидают? — издевательски поинтересовалась вдова.

— Во время нашего многомесячного рейса через океан я узнала очень много от своих сестер по ссылке. Включая, естественно, различные методы, с помощью которых можно причинить боль другому человеку. — Ее кровь опять закипела, когда она вспомнила губы Гвендолин на губах Джонатана. В этот момент она знала, что для того, чтобы вырвать этой женщине волосы, ей не потребовалось бы получить более мощный импульс.

— Как вы смеете мне угрожать?

— Это не угроза. — Ее глаза разгорелись, и она помрачнела, добавив: — Это обещание.

Прежде чем Гвендолин обрушила на голову Алекс проклятия, та повернулась и ушла.

Вторая половина дня прошла достаточно спокойно, ибо Гвендолин, пожаловавшись на жару, пыль и духоту, решила вновь уединиться в своей комнате. Ужин, однако, оказался таким же тяжелым испытанием, как и вчера.

Все еще решительно настроенная вдова то флиртовала с Джонатаном, то насмехалась над Алекс. На этот раз Финн Малдун хранил молчание, ибо он не хотел вновь остаться голодным. К тому же он не сомневался в том, что его хозяйка сумеет сама справиться с этой нахалкой, которая оказалась достаточно глупой, чтобы в свое время предать капитана.

Поскольку вечер был ясным и теплым, Джонатан настоял на том, чтобы они после ужина собрались не в гостиной, а на веранде. К этому времени Алекс уже перетерпела больше, чем могла вынести, и поэтому под предлогом головной боли поднялась к себе наверх. Она могла слышать доносящиеся снизу через открытое окно отзвуки голоса Джонатана, и ее сердце трепетало от них.

«Я люблю вас и никого больше…»

Так он сказал ей. Почему она так сильно желает, чтобы эти слова были правдой? И почему, во имя всего святого, она никак не может закончить писать письмо своему дяде?

Она лежала в постели под покрывалами, делая вид, что спит, когда менее чем через час в комнату вошел Джонатан. С лукавой улыбкой на губах он не спеша разделся, задул лампу и нырнул в постель рядом с ней.

Впервые после свадебной ночи он не привлек ее к себе. Она удивилась, когда он улегся на свою сторону, повернувшись к ней спиной. Ее глаза широко раскрылись от растерянности и разочарования. Действуя исключительно под влиянием порыва, она тоже перевернулась и прижалась своими едва прикрытыми пышными формами к его обнаженной мускулистой спине.

Ее смелость была немедленно вознаграждена. Джонатан повернулся к ней и с торжествующим видом крепко прижал ее к себе. Он наслаждался своим триумфом. Алекс издала тихий вздох удовлетворения и закрыла глаза.


Глава 14


На следующее утро, вскоре после завтрака, Джонатан Хэзэрд уехал в Сидней. Гвендолин сделала все, что было в ее силах, чтобы отговорить его от этой поездки. Но ее усилия оказались напрасны. Он был исполнен решимости организовать ее отъезд на родину, а пока хотел позаботиться о том, чтобы до отплытия корабля устроить ее подобающим образом в городе.

День обещал быть вновь чрезвычайно знойным. Несмотря на гнев, который Алекс испытывала к Гвендолин, она все-таки не могла не посочувствовать вдове, видя, как та страдает от жары. Она порекомендовала ей ограничиться одной нижней юбкой и предложила надеть одно из своих легких платьев. Однако Гвендолин презрительно отказалась принять совет или позаимствовать более подходящую одежду.

Примерно в полдень в кухню поспешно вошел Финн Малдун с сообщением о прибытии посетителей. Алекс, обменявшись удивленными взглядами с Тилли, быстро вытерла фартуком руки и обернулась к ирландцу.

— Посетители? — повторила она и озабоченно сдвинула брови. — Но кто это?

— Губернатор собственной персоной, — торжественно сообщил Малдун, подмигнув ей. — Я бы посоветовал вам выйти на парадную лестницу, миссис, а то он может подумать, что капитан разорился и женился на бедном и безмозглом существе, которое и людям-то показать стыдно.

— Здесь губернатор Макквери?

— Они с капитаном стали друзьями, — заметила, улыбнувшись Тилли. — Хотя губернатор и не похож на людоеда, но многие считают его таковым.

— О мой Боже, — промолвила, затаив дыхание, Алекс. Ее руки дрожали, развязывая тесемки фартука и снимая его. «У меня на пороге уже стоит тот самый человек, которого я так отчаянно старалась найти», — думала она. В это нельзя было поверить.

— Ступайте, я закончу готовить пищу, — ласково сказала Тилли.

— Спасибо, — пробормотала Алекс, у которой голова просто кругом пошла. Она быстро повернулась и выбежала из кухни. Она спешила к парадному входу, и лицо ее пылало, а глаза сверкали.

Через пару минут из-за деревьев появились два хорошо одетых мужчины и направились по дороге, ведущей в Бори. Они медленно шли к главному дому и не особенно спешили вернуться к лодке, которую вместе с сопровождающими их лицами оставили ждать на речном берегу недалеко отсюда.

Вскоре они приблизились к парадному входу в дом, где на верхней ступени лестницы ждала их Алекс. Ее сердце яростно билось в груди, и она лихорадочно обдумывала слова, которыми хотела бы описать губернатору свое положение. Неожиданно лицо ее мужа проплыло у нее перед глазами. Джонатан!

— Добрый день, миссис Хэзэрд! — сказал старший из двух посетителей, когда они вошли в примыкающий к дому внутренний двор.

Поразившись, что он сразу же узнал ее, Алекс смогла в ответ лишь выдавить из себя слабую улыбку.

— Позвольте мне представиться, — сказал губернатор голосом, свидетельствующим о его шотландском происхождении. Он был довольно высоким, стройным и по-своему привлекательным мужчиной с копной ярко-рыжих волос. — Я — Лачлен Макквери, губернатор Нового Южного Уэльса. Джентльмен рядом со мной — лорд Монтфорт. Он сейчас с визитом на нашем благословенном побережье.

— Считаю честью познакомиться с вами, миссис Хэзэрд, — произнес нараспев лорд Монтфорт. На вид ему было около тридцати лет, и держал он себя как истинный джентльмен — подтянуто и высокомерно. Слегка завитые, тщательно уложенные светло-русые волосы и аккуратно подстриженные усы придавали ему весьма изящный облик в полную противоположность его грубоватому спутнику.

— Здравствуйте, губернатор Макквери, — наконец произнесла Алекс. — Добрый день, лорд Монтфорт. — Она крепко сцепила перед собой руки и глубоко вздохнула, выравнивая дыхание, пока оба визитера поднимались по ступеням.

— Ваш муж дома, миссис Хэзэрд? — спросил губернатор, быстро оглядев окружающую местность. Он вынул из кармана своего синего жилета носовой платок и приложил его ко лбу, покрытому бисеринками пота.

— Нет… боюсь, что его нет. Он уехал в Сидней.

— В Сидней? Тогда нам придется подождать, чтобы расспросить обо всем этого шалопая! — Он захихикал и заметил: — Джонатан всегда отличался тем, что упускал благоприятные возможности. До тех пор, пока, осмелюсь заметить, не засмотрелся на вас.

Его синие глаза быстро осмотрели ее, и было ясно, что он одобрил увиденное.

— Моя жена тоже очень хотела бы познакомиться с вами. Говоря по правде, она хочет убедиться, что наш американский друг не взят в полон какой-нибудь бессердечной авантюристкой. Ей недостаточно, что, по мнению достопочтенного Сток-бриджа, вы отнюдь не волчица в шкуре ягненка. Она не будет удовлетворена до тех пор, пока ваш муж не посетит вместе с вами наш дом в Сиднее, что ему уже приказано сделать в не слишком отдаленном будущем.

— Не откажетесь ли вы войти в дом и немного освежиться? — предложила Алекс слегка дрожащим голосом.

— С удовольствием, миссис Хэзэрд. Мы сейчас Проплыли от самой Параматты, и нам предстоит еще дальнейший путь. Так что выпить будет совсем нелишне.

— Можно ли что-нибудь прохладительное? — жалобно промямлил лорд Монтфорт. Пот так и лил с его бледного аристократичного чела, и он хмурился, легко промокая его на висках тончайшим носовым платком.

— Конечно. — Алекс повернулась и пошла впереди, показывая им, как пройти в гостиную, успев по пути поспешно забежать на кухню, где ее ждали Тилли и Малдун.

— Итак, госпожа?.. — спросил ирландец, улыбаясь как Чеширский кот из повести «Алиса в Стране чудес». — Уверен, что Макквери оказался совсем не таким, каким вы его представляли себе. Не так ли?

— Совсем не таким, — подтвердила она, покачав головой.

Как удачно, что Джонатана не было дома! Это давало ей шанс, которого она так давно добивалась. О Боже, неужели ее тяжким испытаниям придет конец?

— Для шотландца он совсем не плох, — позволил себе быть великодушным Малдун.

— Джентльмены остаются на обед? — спросила Тилли.

— Не думаю, — ответила Алекс. — Но на какое-то время они у нас задержатся. — Не теряя времени, она поставила на поднос кувшин свежего лимонада и несколько стаканов. Она внесла поднос в гостиную и поставила на сервант, а потом налила каждому по полному стакану кислой, подслащенной медом жидкости.

— Вы сама доброта, миссис Хэзэрд, — заметил губернатор, усаживаясь на диван. Он занял место рядом с хозяйкой, а английский дворянин сел на краешек кресла.

— Губернатор Макквери, мне хотелось бы кое-что обсудить с вами, — сказала, путаясь в словах, Алекс.

— В самом деле? — Он вновь поднес свой стакан к губам, сделал большой глоток и бросил на нее вопрошающий взгляд.

— Да. Это касается моего присутствия здесь. — Она еще раз прерывисто вздохнула и вдруг испугалась, почувствовав внезапно нахлынувшее на нее странное нежелание продолжать начатый разговор. — Не здесь, в Бори, конечно, но…

— Больше ничего нет нужды говорить, девочка. — Он прервал Алекс благожелательной, чуть ли не отеческой улыбкой. — Я знаю о вашем несчастливом прошлом. Знаю также о том, как далеко не традиционно сложились период ухаживания и свадьба. Это не имеет значения. Наша страна полна, так сказать, призраков. Здесь у каждого есть что-то такое, какая-то небольшая часть жизни, которую он хотел бы похоронить. Ваше наказание не будет особенно продолжительным. К тому же об этом в любом случае позаботится ваш муж, — завершил он, и мягкий смешок снова сорвался с его губ.

— Поскольку этот парень Хэзэрд американец, препятствия для его женитьбы на осужденной являются минимальными, — посчитал необходимым вмешаться лорд Монтфорт.

— Американец он или нет, но он относится к числу лучших мужчин, с которыми вам приходилось когда-либо встречаться, — заявил губернатор в поддержку Джонатана. Он допил стакан и, прежде чем договорить, внушительно сдвинул брови. — Как жаль, что у нас нет хоть сотни таких людей, как он.

— Вы из Англии, миссис Хэзэрд? — спросил лорд Монтфорт, хотя и не заметно было, чтобы он проявлял сколько-нибудь интереса к этому вопросу.

— Да, из Лондона, — пробормотала она.

Какое, к черту, это имеет отношение к ней…

— У вас там есть семья?

— Тетя и дядя. — Ее ответ оказался гораздо более уклончивым, чем она предполагала.

— Александра? — прозвучал неожиданно голос Гвендолин в вестибюле при входе в дом.

Алекс, не в силах скрыть свое неудовольствие, нахмурилась, когда в комнату вплыла вдова. Оба мужчины вежливо встали.

— О, моя дорогая Александра! Я совсем не знала, что вы развлекаете посетителей, — солгала Гвендолин: она слышала, как они разговаривали, когда проходила в столовую.

— Губернатор Макквери… Лорд Монтфорт… — У Алекс не было иного выхода, как представить их Гвендолин. Мужчины кивнули в ответ. — Я должна представить вам миссис Уилкокс. Она… старая подруга моего мужа. Из Америки.

— Здравствуйте, миссис Уилкокс, — первым отреагировал высокий шотландец. — Сердечно приветствую вас в нашей прекрасной стране.

— Очаровательная страна, мадам, — заметил лорд Монтфорт. Тут же на месте сраженный этой пышной светловолосой красоткой, он выступил вперед и галантно поднес ее руку к своим губам.

Она одарила его обаятельной улыбкой, а взор ее уже пытался очаровать его.

— Своей галантностью вы вскружите мне голову, — промурлыкала она. — Боюсь, что мой покойный муж не был ко мне столь внимательным.

— Значит, вы вдова? — оживился джентльмен, и тут же надежда затеплилась в его душе.

— Да. Уже более года. — Она наконец отняла у него свою руку и прошла к другому креслу. Грациозно усевшись в него, она подождала, пока джентльмены займут свои прежние места, а потом обольстительно улыбнулась губернатору. — Когда я была в Сиднее, я много слышала о вас, сэр.

— Боюсь, что меня там слишком часто обсуждают. — Появившаяся на его губах вежливая улыбка не коснулась его глаз. В Гвендолин он приметил нечто обеспокоившее его. Он взглянул на Алекс, напряженность которой не укрылась от его взора.

— А я здесь тоже визитер, миссис Уилкокс, — сообщил лорд Монтфорт.

— Тогда, возможно, нам придется посочувствовать друг другу. Что касается меня, то я здешнюю жару нахожу просто невыносимой. А вы?

— Безусловно! И я никак не могу понять, почему местные жители отходят ко сну так рано. Ведь здесь только после наступления темноты человек может надеяться, что ему удастся подышать. Видите ли, мы в Лондоне не обедаем раньше девяти часов вечера, и для нас вполне обычно развлекаться далеко за полночь.

— Во многом то же самое и у нас в Балтиморе. — Она помолчала, а потом мягко, артистично вздохнула. — Хотя должна признаться, что развлечений у нас немного.

— Не согласитесь ли вы, прежде чем мы уедем, обойти ваше поместье, миссис Хэзэрд? — внезапно спросил губернатор Макквери, уставший от жары и безделья и желавший двинуться дальше. — Хотя мне прискорбно признаться в этом, но я уже несколько месяцев не посещал Бори. Мне хотелось бы познакомиться с теми улучшениями, которые осуществил здесь за это время ваш муж.

— Да, конечно, — согласилась Алекс, стараясь при этом отвлечь свои мысли от Джонатана, что ей, надо сказать, плохо удавалось.

Все четверо участников разговора поднялись и вышли наружу. Алекс составила пару губернатору, а Гвендолин была несказанно рада повиснуть на руке лорда Монтфорта. Теперь жара, по-видимому, перестала казаться ей таким уж бедствием.

Они неторопливым, прогулочным шагом прошли через передний двор в сторону внешних построек. Губернатор Макквери сделал несколько замечаний по поводу аккуратного и процветающего вида плантации, отвечая на которые, Алекс удалось удачно вставить несколько реплик. Наконец, после того как Гвендолин и англичанин вырвались несколько вперед, губернатор вежливо задержал ее.

— Что вас беспокоит? — спросил он. Его глаза излучали такую доброту, что она испытала искушение открыть перед ним свою душу. Но внезапно она решила сдержаться.

— Я… совсем ничего.

— Может быть, вы тоскуете по дому?

— Порой да, — призналась она. Алекс ощущала искреннее сочувствие губернатора.

«Чего же ты хочешь?» — настойчиво пытал ее сознание внутренний голос.

Она на мгновение закрыла глаза и быстро отвернулась. Почему она не обращается к губернатору с просьбой о помощи? — задумалась она. Почему не рассказывает ему свою кажущуюся неправдоподобной историю и не требует, чтобы он доказал несправедливость, совершенную по отношению к ней?

— Ваши тетя и дядя в Лондоне. Они знают о том, где вы находитесь? — продолжил губернатор. — Как их фамилия? Возможно, я смогу сообщить им о вашем браке. Я смог бы даже организовать их визит сюда.

— Я боюсь, что они не одобрят мой брак.

— Как они могут не одобрить такого человека, как ваш муж, миссис Хэзэрд? — отреагировал он на ее слова улыбкой, выражавшей удивление. — Послушайте, они, конечно, убедятся, что положение ваше значительно улучшилось, и ваш брак с американцем уже не покажется им таким отталкивающим. Я не хочу вас обидеть, но лорд Монтфорт был прав, когда утверждал, что женщина в вашем положении едва ли может рассчитывать на лучшее. — Губернатор сурово нахмурился, прежде чем настойчиво задать еще один вопрос: — Ваш дядя занят честным трудом? Если нет…

— Мой дядя — лорд Генри Кэвендиш! — Итак, Алекс совершила решающий шаг. Но вместо того чтобы почувствовать облегчение, она ощутила, как усилилась тяжесть у нее на сердце.

— Лорд Генри Кэвендиш? — повторил губернатор. Он был явно ошеломлен. Это имя было ему знакомо. — Вы говорите, что ваш дядя — пэр королевства?

— Я знаю, это звучит крайне неправдоподобно, но тем не менее это правда. — Ее горло болезненно сжалось, а внезапные слезы заволокли глаза. — Меня зовут леди Александра Синклер, а мой дядя — лорд Генри Кэвендиш.

— Как это может быть? — Лицо губернатора стало холодным и отстраненным.

— Некий человек, желая отомстить моему дяде, добился выдвижения против меня ложного обвинения и моего заключения в тюрьму. Я была осуждена и отправлена в Австралию прежде, чем смогла дождаться помощи от своей семьи или друзей.

— А ваш муж знает о вашем несчастье?

— Я ему говорила об этом, но он… я совсем не уверена, что он верит мне. — Она начала заикаться и, не удержавшись, всхлипнула и залилась слезами. Ее слова прозвучали уныло, когда она добавила: — Я, конечно, не могу осуждать его за это. Я ссыльная. Я была в тюрьме в Параматте, когда он нашел меня.

— Если ваш собственный муж не верит этому, тогда почему вы ждете, что я поверю вам? — бесстрастно возразил губернатор. Его взгляд проник в светящиеся глубины ее глаз. — С тех пор как я занял пост губернатора в этой колонии для заблудших душ, мне пришлось выслушать множество историй о невиновности и судебных ошибках. Но я должен сказать, что ваша — самая неожиданная. Создается впечатление, что Джонатан Хэзэрд стал в конце концов жертвой какого-то страшного недоразумения.

— Его нельзя осуждать за то, что произошло.

— Совершенно верно. — Лицо губернатора помрачнело, и он покачал головой. А потом, прищурившись, задал еще один вопрос: — Что же вы надеялись выиграть, сообщая мне эту информацию?

— Я надеялась, что как минимум вы сможете сообщить обо мне моему дяде. А может быть, сумеете даже устранить совершенную в отношении меня несправедливость.

— Но теперь вы жена Джонатана Хэзэрда, — Да, и я…

— Вы хотите покинуть его и вернуться в Англию?

— Я хотела, — тихо проговорила она, дрожа всем телом. — Но теперь… О Боже, помоги мне, я сама не знаю, чего я хочу.

— Я пошлю на вас запрос, — заставил вздрогнуть ее губернатор своим предложением.

Она опять взглянула в его глаза и была почти уверена, что увидела в них новую вспышку милосердия.

— Скажите Джонатану, чтобы он приехал ко мне и поговорил об этом деле.

— Он откажется сделать это, — пояснила она. — Он намерен сохранить наш брак.

— В таком случае я, миссис Хэзэрд, сказал бы, что вы на самом деле очень счастливая женщина.

Она глубоко вздохнула. Слова губернатора подняли в ней бурный вихрь чувств. Но прежде чем она собралась с ответом, воздух сотряс пронзительный крик Гвендолин. Губернатор тут же бросился вперед, чтобы выяснить, в чем дело, а Алекс поспешила за ним, чуть ли не наступая ему на пятки. Они обнаружили Гвендолин и лорда Монтфорта сразу же за конюшней. Перед ними стоял Джага, выражение лица которого было стоически неподвижным, но темные глаза буквально излучали иронию.

— Боже мой, он всех нас убьет, — голосила вдова, прячась за своего спутника.

— Не двигаться, дикарь, убийца! — отважно вскричал лорд Монтфорт, несмотря на то что он был безоружен и ничем подкрепить свой приказ не мог.

— Успокойтесь сэр, этот человек не представляет никакой опасности! — поспешила сообщить Алекс, становясь рядом с Джагой. — Джага, мне очень жаль…

— Ничего страшного, — отозвался он, переводя взгляд на губернатора, который приветствовал его вежливым поклоном.

— Я рад встретиться с вами снова, Джага.

— Вы хотите сказать… вы знакомы с этим язычником? — бессвязно пробормотала Гвендолин, в полном недоумении набросившись с вопросами на губернатора.

— Да. Джага хорошо известен капитану Хэзэрду.

— Он — друг Джонатана, — пояснила Алекс. Она с извиняющейся улыбкой поглядела на полуобнаженного аборигена.

— Может быть, вы зайдете в дом? В настоящий момент мужа нет, но…

— Я еще приду, — сказал он. Как и в прошлый раз, он беззвучно повернулся и скрылся за углом здания.

— Туземцы безвредны, миссис Уилкокс, — с явным раздражением заверил Гвендолин губернатор Макквери.

— Тем не менее этот неприятный маленький эпизод подтверждает правильность моего предложения, — высказал мнение лорд Монтфорт.

— Что же вы предлагаете? — спросил губернатор.

— Дамам, подобным миссис Уилкокс, нечего делать на этом ужасном, зараженном насекомыми колониальном аванпосту. Ей следует вернуться с нами в Сидней.

— Но мы уезжаем уже сейчас, Уильям. Я предполагаю возвратиться домой до наступления ночи.

— К черту, Лачлен! Несколько лишних минут никакого значения иметь не будут.

— Возможно, и нет. Но вполне вероятно, что миссис Уилкокс не хочет, чтобы мы оторвали ее от друзей. Она, в конце концов, совершила продолжительное путешествие…

— Так случилось, сэр, что капитан Хэзэрд в настоящий момент организует мою поездку домой, — Гвендолин посчитала нужным информировать губернатора об этом. Она бросила еще одну приторную улыбку, адресованную молодому англичанину — англичанину богатому, как она только что выяснила. Хотя ей всегда была Ненавистна мысль о поражении, ей стало ясно, что добиться своего от Джонатана она ни за что не сможет. Кроме того, теперь у Гвендолин появился еще один шанс удовлетворить свое стремление. И это, если ей повезет, могло бы принести ей и титул, и состояние, в котором она отчаянно нуждалась. — Я отнюдь не отвергаю любезное приглашение лорда Монтфорта.

— Ну а как же с Джонатаном? — язвительно поинтересовалась Алекс. — Мне вспоминается, дорогая миссис Уилкокс, что вы настроились на продолжительный визит моему мужу.

— Он оказался не тем мужчиной, которого я помнила.

— Я рада это слышать.

— Идемте, миссис Уилкокс, — сказал лорд Монтфорт, вновь галантно взяв ее под руку. — Я помогу вам собрать вещи.

— У нас в лодке места немного, — строго предупредил губернатор.

— Со мной только саквояж, — поспешила сообщить Гвендолин. Обращаясь к лорду Монтфорту, она похвастала: — Я многоопытная путешественница.

Все вчетвером они вернулись в дом. Алекс рассеянно показывала им путь, испытывая как удовольствие от предстоящего отъезда своей соперницы, так и некоторый страх в связи с тем, что она открылась перед губернатором, хотя давно мечтала это сделать.

Когда вскоре настало время проститься с Гвендолин и двумя джентльменами, Алекс смогла выжать из себя лишь усталую улыбку.

— До свидания, губернатор Макквери. До свидания, лорд Монтфорт. — Ее бирюзовый взгляд светился триумфом, когда она перевела его на породившую столько беспокойства вдову. — Надеюсь, что вы благополучно доберетесь до Америки, миссис Уилкокс.

— Вы так действительно считаете, Александра? — улыбнулась Гвендолин. Вид у нее был весьма довольный. — Передайте, пожалуйста, Джонатану, как мне жаль, что я не смогла лично попрощаться с ним. Я уверена, он меня поймет.

— И я тоже.

— До свидания, миссис Хэзэрд, — сказал лорд Мотнфорт, хотя его глаза были прикованы к Гвендолин. Он поднял саквояж и повел ее вниз по парадным ступеням.

Губернатор Макквери на секунду замешкался.

— Даже если рассказанное вами окажется правдой, — сказал он Алекс, — то потребуется несколько месяцев для получения подтверждения этого.

— Я понимаю. — Алекс отвернулась в сторону, и по ее щекам неожиданно разлился румянец. — Я… я полагаю, что до того времени должна буду наиболее достойным образом вести себя.

— Вы уже сделали самое лучшее, что смогли, девчушка.

Вымолвив эту мудрую мысль, он водрузил на голову шляпу и повернулся, чтобы следовать за остальными. Алекс пристально посмотрела ему вслед. Она так и стояла, пока и он, и его попутчики не исчезли в укрывшем их сумраке леса, раскинувшегося на склонах холма. Затем Алекс, скрестив руки на груди и не отдавая себе отчета в причинах нахлынувшей на нее меланхолии, вернулась на кухню, чтобы присоединиться там к Тилли.

Алекс была благодарна, что Тилли разделяет с ней компанию. Когда они покончили с едой, она проводила подругу в ее коттедж. Сет и три мальчика обрадовались гостинцам, которые она принесла им, и Алекс пробыла там некоторое время, а потом пошла к конюшне.

Поскольку рабочие все еще заслуженно отдыхали после трудов праведных, не было никого, кто мог бы ее заметить, когда она прошмыгнула в конюшню и оседлала одну из находившихся там лошадей. С того дня, когда Джонатан привез ее из Сиднея, она ни разу не ездила верхом. Воспоминания о той дикой и напугавшей ее поездке сквозь бурю и о ее уверенности", что Джонатан благополучно доставит ее домой, взволновали ее до глубины души.

Вскоре она уже была в пути. Оседланная ею лошадь несла ее как ветер вдоль дороги. Она не хотела думать. Она не хотела строить планы, не хотела размышлять или осматриваться. Отчаянно стремясь бежать от беспорядка, возникшего в собственных мыслях, Алекс даже не задумывалась о цели своей поездки.

Солнечный свет проникал сквозь листву, и, любуясь его игрой, она удалялась от Бори по тропе, которая все дальше уводила ее в глубь леса. Точно так же было в ту ночь, когда она пыталась бежать. В ночь, когда Джонатан Хэзэрд впервые обнял ее.

Она низко пригнулась в седле и позволила лошади самой искать дорогу между деревьями и густыми зарослями подлеска. Дорога, как отметила Алекс, была теперь с трудом различима, и она не могла отделаться от нарастающего чувства грозящей опасности. Джонатан предупреждал ее, что ей не следует выезжать за пределы плантации.

— Джонатан, — нежно прошептала она его имя. Несмотря на свою решимость, она задумалась над всем тем, что сказал ей губернатор Макквери. Возможно, он был прав, и она ужевладела всем самым лучшим…

Внезапно ее внимание привлек чей-то неясный силуэт среди зарослей. Прежде чем она смогла заставить свою лошадь отклониться в сторону, рядом с ней появился плотный, грубо скроенный мужчина. Его тяжелые руки схватили под уздцы лошадь, а затем вытащили Алекс из седла. Она громко закричала, упав на землю, а дико испуганная лошадь встала на дыбы. Мужчина схватил ее поводья, успокоил животное и посмотрел в ту сторону, где его спутник помогал Алекс встать на ноги.

— Глянь-ка, вот и нам достался добрый кусок баранины, — заметил захвативший ее мужчина. Когда его лицо приблизилось к ней и она почувствовала его зловонное дыхание, ее едва не стошнило.

— Проклятущая душа, убери от меня свои руки! — закричала она, пытаясь вырваться, но он лишь хихикал и все сильнее сжимал ее предплечье, пока она не стала содрогаться от боли. Алекс извернулась и нанесла сильный удар кулаком по его лицу. Он прорычал ругательство и угрожающе занес руку, чтобы ударить ее.

— Оставь ее, Олли! — К месту схватки подъехал третий мужчина. Он был моложе двух остальных и не выглядел столь зловеще, как они. На всех троих была одежда, которую носили осужденные на принудительный труд на строительстве дорог. — Нам досталась лошадь. Поедем дальше.

— Очень скоро сюда явятся солдаты, — высказал мнение мужчина, державший лошадь за поводья. Он нервно оглядывался вокруг.

— Мы возьмем ее с собой. Когда мы вернемся в Сидней, она заработает для нас немало пенсов, — осклабившись, заявил второй.

— Ты что, слабоумный, парень? — сказал самый молодой беглец. — Нам нельзя возвращаться в город, и мы не можем взять женщину с собой! Они же нас определенно повесят, если…

— Я за Сидней, — сказал плотный мужчина, предводитель этой тройки. — Делайте, что я говорю, или я брошу вас на произвол судьбы.

— Может быть, Шогнесси и прав, — осмелился высказать мнение второй. — Может быть, у нас будет больше шансов, если мы направимся прямо в заросли.

— У вас будет совсем мало шансов, если вы не отпустите меня, — заявила Алекс с показной храбростью, которой она на самом деле не ощущала. Запоздало, со злостью, с глубокой горестью она осуждала себя за то, что не послушалась предупреждений Джонатана. Она горячо молила Бога, чтобы он спас ее от этой беды. — Мое отсутствие будет вскоре замечено. Освободите меня, и я даже забуду, что когда-либо видела вас.

— Заткни свою пасть, — промычал мужчина по имени Олли. Он потащил ее к лошади.

— Нет! — Она боролась с ним изо всех сил, но так и не смогла помешать ему взвалить ее на спину лошади.

Седло было уже сброшено прочь, так что он смог усесться сзади нее. Руками он крепко обхватил ее за талию.

— Я без колебаний перережу тебе глотку, девчонка, — выпалил он свою угрозу и, нахмурясь, посмотрел на двух других беглецов. — Мы скоро и для вас найдем лошадей. А до тех пор крепитесь или идите собственным путем!

— Я не намерен идти в Сидней, — вновь сказал самый молодой из них. Он бросил на Алекс беспомощный взгляд, а потом внезапно круто повернул и бросился в подлесок.

— Если хочешь, то можешь последовать за ним, ублюдок! — заорал Олли третьему спутнику.

— Нет, нет. Я… связан с вами, — заплетающимся от страха языком повторил тот.

Алекс с трудом могла дышать, когда захвативший ее бандит правил лошадью, колотя ее по бокам. Они возвращались по дороге, по которой ехала Алекс, при этом пеший ссыльный в отчаянии пытался не отставать от них.

Джонатан!.. Ее сердце мучительно болело. Но она понимала, насколько бессмысленно надеяться, что он может спасти ее. Он, конечно, еще не вернулся из Сиднея, и никто не знает, где она и что с ней. Но ведь есть же какой-нибудь способ, чтобы освободиться, пока не будет слишком поздно!

Она переборола еще один приступ тошноты, когда лошадь стала испражняться под ними. Хотя она и чувствовала смертельный ужас, она не могла позволить себе впасть в отчаяние. Что-то все-таки нужно было сделать! Мысль о том, что ждет ее в Сиднее, была невыносима. Еще более реальной стала опасность, что с ней случится то, что ей тогда угрожало.

Внезапно в воздухе раздался странный шелестящий свист. Алекс бросила взгляд вверх и ничего необычного там не обнаружила, а затем у нее перехватило дыхание, когда она услышала раздавшийся невдалеке мужской крик. Захвативший ее бандит немедленно остановил лошадь.

— Томас! — позвал он. Потом повернул голову и, не услышав ответа, сердито и удивленно нахмурился. — Открой глаза, Томас. Что…

Прежде чем он смог закончить свой вопрос, странный звук повторился. Что-то быстро задвигалось под кронами ближайших деревьев, а потом раздался негромкий звук глухого удара. Алекс почувствовала, что мужчина позади нее замер в напряжении, но он не закричал, как это сделал его товарищ по побегу. Руки, обхватившие ее талию, внезапно ослабли. Она схватилась за поводья и оглянулась, когда мужчина сполз с лошади. Он лежал распростертым без сознания на земле, и, приглядевшись, она заметила небольшую лужицу крови, вытекающей из раны на его голове.

Она бросила недоумевающий взгляд туда, где стоял едва ли в двадцати ярдах от нее одинокий, неподвижный, похожий на призрак мужчина.

— Джага! — воскликнула она, прерывисто дыша. Поняв, что она спасена, Алекс соскользнула на землю. Она повернулась лицом к своему спасителю с выражением глубокой благодарности, когда он молча двинулся к ней. — О Джага! Я… я благодарю вас, — проговорила она запинаясь.

Потрясенная новым испытанием, которое ей довелось пережить, Алекс не смогла устоять на подкосившихся ногах. Она опустилась на покрытую травой землю и смотрела, как абориген подходил к валявшемуся без чувств ссыльному. Он наклонился и подобрал свое оружие, представлявшее собой круто изогнутую заостренную плоскую деревянную палку.

— Что… — в замешательстве собиралась спросить Алекс.

— Бумеранг, — подсказал Джага. Он стер с лица даже намек на улыбку. — Теперь вы должны ехать домой.

— А что будет с ними? — спросила она, не в силах справиться с дрожью, когда она поднялась на ноги и взглянула на мужчину, пытавшегося похитить ее. — И с другим то же самое… Вы… вы убили их?

— Возможно. — Его темные глаза засветились мрачным юмором.

— Это нельзя установить точно?

— Оставьте их. — Он уже отвернулся. — Вы хорошая женщина. Но ваш муж должен побить вас. — Не сказав больше ни слова, он ушел, исчезнув в сверхъестественной тьме леса, пока она стояла, в изумлении качая головой.

Отвернувшись от распростертого тела беглеца, она вновь взобралась на лошадь и направилась к дому. Когда она добралась до плантации, Джонатан еще не вернулся из Сиднея, но Финн Малдун встретил ее тревожным вопросом, куда она исчезла. Она рассказала, что с ней случилось, и обратилась к нему с просьбой оказать помощь напавшим на нее беглецам или, если помощь уже не нужна, похоронить их по христианскому обряду.

Ирландец, сперва удостоверившись, что хозяйка серьезно не пострадала, быстро приказал трем работникам помочь ему выполнить ее распоряжение. Он решительно заявил, что если они еще живы, то он доставит их в Параматту. Он посоветовал Алекс подготовиться к «грозной ярости», с которой на нее обрушится капитан, когда она расскажет ему, что с ней приключилось, и объяснит причины отсутствия рабочих.

Она, неподвижно стоя на веранде, долго наблюдала за четырьмя уезжавшими прочь мужчинами. Потом, испытывая угрызения совести и досаду на саму себя, Алекс стала флегматично бродить по дому, и лишь после горячей ванны и чашки чая ее напряженные нервы стали успокаиваться.

Она уселась, свернувшись калачиком на диван в гостиной, пытаясь найти забвение и утешение в чтении сонетов Шекспира, когда в половине третьего появился Джонатан. Одного взгляда на его лицо было достаточно, чтобы понять, что кто-то уже встретил его и рассказал о нападении на нее.

— Что за чертовские разговоры о том, как вы раскатываете по лесу? — спросил он закипевшим от гнева голосом.

— Со мной все в порядке, если вас это заботит! — парировала она обиженно. Алекс поднялась с дивана и гордо вскинула голову, когда он приблизился к ней, чтобы взять ее за плечи.

— Да, меня это очень заботит, — проговорил он, а его взор пронзал ее насквозь. Его привело в ярость, что она подвергла себя такой опасности. Колеблясь между желанием покрепче прижать ее к себе и стремлением выпороть, он в конце концов решил ограничить наказание укоряющим взглядом.

— Я высоко ценю ваше примерное поведение, а теперь я хочу знать, почему вы не слушаетесь меня и уезжаете одна на верховые прогулки. Ради всего святого, запомните, женщина, что вас могут убить!

— Вы думаете, я об этом не знаю? Если бы Джага не оказался там…

— Джага?

— Он спас меня. — Она сглотнула накопившуюся слюну, и тень воспоминаний опустилась на ее лицо. — В начале дня он был здесь, в Бори. Я не знаю, следил ли он за мной или просто случайно оказался рядом во время моего похищения. Его удары сразили двух ссыльных. Третий к тому времени уже отделился от их группы. Мистер Малдун и несколько рабочих уже уехали посмотреть, живы ли они. Они собирались отвезти меня в Сидней. Я… я нашла бы способ спастись, — настаивала она, хотя убедительности ее словам явно не хватало.

— Черт побери, Александра! — Джонатан наконец заключил ее в свои сильные, теплые объятия.

Она закрыла глаза и добровольно покорилась ему.

— Слава Богу, что вы не пострадали, — добавил он своим низким вибрирующим голосом, в котором сейчас слышалось неподдельное волнение. Он обнимал ее так, будто решил никогда не отпускать.

— Я больше не буду ездить верхом одна, — обещала Алекс, тут же затрепетав.

— Если бы с вами что-нибудь случилось… — он так и не закончил фразу, но смысл ее был ясен.

Алекс не запротестовала, когда он уселся на диван и посадил ее к себе на колени. Она положила руки ему на плечи, и громкий вздох слетел с ее губ, когда его рука сжала ее бедра.

— Я знаю, что мои действия были безрассудны, но я вдруг почувствовала потребность уехать, — призналась она.

— Из-за Гвендолин?

— Нет, по… другой причине.

— Послезавтра мы перестанем тревожиться из-за ее постоянного вмешательства в нашу жизнь.

— Вы достали ей билет в Америку? — Ее глаза широко раскрылись; она досадовала на случайность, до крайности запутавшую историю с бойкой вдовушкой, и не знала, как ей теперь поступить. Конечно, рано или поздно она должна будет рассказать Джонатану о неожиданном повороте событий — в противном случае как можно было бы объяснить отсутствие Гвендолин? Но она предпочла бы подождать, пока нервы придут в норму. Теперь же откладывать разговор было нельзя.

— Да, я это сделал, — с чувством удовлетворения сказал он. — Она отплывет на борту «Фрегата», который поднимет якорь всего лишь через пять дней. Я также зарезервировал для нее комнату в гостинице моего друга Теннера.

— А вам не будет жаль, что она уезжает? — Алекс не могла удержаться и не задать этот вопрос.

— Ни в малейшей степени. — Он прижал ее еще ближе к себе и взглянул на потолок. — Что, надоедливая миссис Уилкокс в своей комнате?

— Я счастлива сообщить, что там ее нет.

— Тогда где же она?

— Наша гостья сейчас на пути в Сидней.

— Она поехала туда одна? — Он напрягся, ибо такой вариант был ему не по душе.

— Нет, — поспешила заверить Джонатана Алекс. И потом добавила тихим голосом: — Ей повезло, ее эскортирует сам губернатор Макквери.

— Что?.. — изумленно пробормотал Джонатан. Он разжал объятия и немного отодвинулся от нее, чтобы попытаться прочесть правду по ее лицу. — Губернатор был здесь?

— Да, — неохотным кивком головы она подтвердила свой ответ. — Он и джентльмен по имени лорд Монтфорт приехали навестить вас, когда вы были в отъезде. Они пригласили Гвендолин сопровождать их на обратном пути в Параматту. Она просила меня передать вам свои извинения за…

— А что произошло с вами? — спросил он. Его лицо вновь приняло опасно суровое выражение. — Я полагаю, что вы использовали эту возможность, чтобы навязать губернатору свою версию о вашем происхождении?

— Но как я могла не сделать это? — обороняясь, парировала она. Ее глаза сверкали, смело встречая его взор. — В конце концов это правда, и я имею полное право искать у губернатора помощи.

— И какова же была его реакция? — Его рот искривился в слабой и весьма невеселой улыбкой.

— Он обещал провести расследование.

— Но его обещание отнюдь не необходимо.

— Не необходимо? К черту, Джонатан Хэзэрд! Как…

— Я уже предпринял шаги, чтобы распутать тайну вашего прошлого.

— Что?!

— В тот день, когда вы задумали сыграть роль беглянки в повозке, я отправил письмо своему высокопоставленному посреднику в Лондон. Я поручил ему выяснить все, что он может, о лорде Генри Кэвендише. И о молодой женщине по имени леди Александра Синклер.

— Во имя Господа Бога, почему вы не рассказали мне об этом раньше?

— Для получения ответа потребуется месяц, — сообщил Джонатан со сводящим с ума хладнокровием.

— Возможно, и так. Но я… мне было бы приятно знать, что что-то делается, — сбивчиво сказала она обиженным тоном. Выйдя из себя, она спрыгнула с его колен. Алекс привычным движением скрестила руки на груди, когда он поднялся с дивана и встал перед ней. — Поскольку вы и без этого зашли достаточно далеко, то почему вы раньше не сказали губернатору о моем положении? — спросила Алекс.

— Я полагаю, что вы знаете ответ.

— Тем не менее просветите меня.

— Всегда имеется шанс — пусть и крохотный, — что Аачлен Макквери решит удовлетворить вашу просьбу об убежище. А я не смог бы отказаться от вас. Но даже в этом случае, я знаю, что никогда не позволил бы вам уйти от меня.

— Если вы действительно любите меня, вы никогда не поставили бы ваши желания выше моих, — проговорила она.

— Я люблю вас, — сказал он спокойно, только взор его потемнел. — Если бы вы были честны перед собой, то должны были бы признать, что у нас общие желания.

— Нет! — Она потрясла головой, будто могла каким-то образом заглушить голос своего сердца. Более чем когда-либо она хотела вообще отказаться от дальнейшей борьбы.

— Я — да поможет мне Бог! — я не знаю, что мне делать, — призналась она, и ее голос дрожал, а голова шла кругом.

— Вы моя жена, Александра. Сейчас и навсегда. — Он опять потянулся к ней.

И несмотря на путаницу, царившую в ее сознании, ей было хорошо оставаться в его объятиях.


Глава 15


У Алекс стало легче на сердце, когда она узнала, что два бежавших преступника хотя и ранены, но остались живы. Финн Малдун сообщил ей, что их благополучно доставили в лагерь для дорожных рабочих вблизи Параматты, где им окажут необходимую медицинскую помощь, а затем закуют в кандалы в качестве наказания за побег. Методы обращения в колонии с нарушителями тюремного режима были суровыми, часто жестокими, но в большинстве случаев оказывались весьма действенными. К тому же Алекс была рада, что третьего мужчину — того, кого звали Шогнесси, — задержать не удалось.

Два последующих дня оказались прохладнее и пасмурнее, хотя серьезных признаков приближения дождя не наблюдалось. Лучшую часть утренних часов Алекс проводила на воздухе с Колин и Агатой, которые задерживались на работе в надежде получить дополнительные деньги за помощь, оказываемую ими Алекс, в шитье двух новых рабочих платьев.

Вспоминая те элегантные и дорогие наряды, которые она носила в Лондоне, Алекс с удивлением отметила, что совсем не скучает по ним. Она уже привыкла надевать на себя меньше одежды, чем раньше, и обнаружила, что это придает ей ощущение свободы. Чувственные мысли о Джонатане дерзко приходили ей на ум столь же часто, что и раньше. Ночи были заполнены нежностью и страстью. Она со вкусом отдавалась сладкому, приносящему восторг волшебству на огромной кровати под установленным на четырех колонках балдахином.

Но она все же скрывала в глубине души свои тайные помыслы и переживания. Алекс молилась о разрешении той ужасной неопределенности, которая сковывала ее сердце. Как бы упорно она ни пыталась выбросить из головы эти мысли, она знала, что в конце концов ей нужно будет решить — вернуться ли в Англию или остаться с мужчиной, утверждающим, что он любит ее.

И поклявшимся, что ни за что не отпустит ее…

На третий день после отъезда Гвендолин Алекс сидела на веранде в плетеной качалке. Рядом с ней отдыхал в кресле Финн Малдун. Только-только перевалило за полдень, и они оба с увлечением и удовольствием обсуждали ее планы по разбивке сада. Внезапно теплый, напоенный ароматами луга бриз принес им приближающиеся звуки перестука копыт. (Если их не обманывали уши, то по дороге скакала не одна лошадь.)

— Вы слышите? — пробормотал, встретившись с ней глазами, старый моряк.

Они поднялись со своих мест, наблюдая со смешанным чувством удивления и недоумения появившихся перед их взором всадников. Разговаривавший с Сетом у амбара Джонатан немедленно прекратил беседу и быстро поехал к ним навстречу. Он поспел к парадному двору как раз в тот момент, когда выстроившийся в два ряда отряд одетых в красную военную форму всадников остановился перед домом.

В мужчине, командовавшем солдатами, Алекс сразу узнала губернатора Макквери. Но ее внимание привлек к себе седовласый джентльмен по левую руку от него.

Ее глаза расширились от изумления. Краска мгновенно сошла с ее лица. Она почувствовала, будто сердце переворачивается у нее в груди.

— Дядя Генри! — на одном выдохе произнесла она. Словно пораженная ударом молнии, Алекс перевела взгляд на Джонатана, а потом опять на довольно полного, хорошо одетого пожилого мужчину.

— Александра! — Лорд Генри Кэвендиш спрыгнул с седла и бросился к ней. — Боже мой! Это ты! — Он раскрыл объятия, и Алекс, лишь на мгновение заколебавшись, оказалась в его теплых, любящих руках.

Наблюдая за ними, Джонатан почувствовал, что его охватили противоречивые эмоции. Он посмотрел на губернатора и решил сохранять молчание, совет о чем он прочитал в глазах своего друга.

— Дядя Генри, что вы делаете здесь? — растерянно спросила Алекс. Она все еще пребывала в шоке, после того как всмотрелась в его лицо. — Как вы узнали, где найти меня?

— Это было не очень трудно, — загадочно ответил он, улыбнулся и положил руку на ее дрожащие плечи. — Я тебе вскоре все объясню, моя дорогая.

— Я предложил бы, чтобы вы, миссис Хэзэрд, пригласили своего дядю войти в дом, — мрачно заметил губернатор Макквери. Он спешился, но находившиеся под его командой, одетые в красную униформу солдаты продолжали сидеть на лошадях. — И вашего мужа тоже.

— Да, да, мужа, — проворчал лорд Кэвендиш, сделав презрительный жест. Но у него не было иного выхода, как уступить просьбе губернатора. Он дал ему слово, что выслушает Джонатана Хэзэрда, несмотря на то что уже пришел к мнению, что этот парень — мерзавец и охотник за приданым.

Онемевшая от испытанного удивления, Алекс позволила, чтобы дядя ввел ее в дом. Джонатан следовал в нескольких шагах позади. Алекс чувствовала, что он смотрит на нее, и сопротивлялась внезапному, острому побуждению повернуться и броситься ему на грудь.

Лорд Генри, Алекс и Джонатан вошли в гостиную. Лорд Генри посадил Алекс рядом с собой на диван. Джонатан же занял свое обычное место перед камином.

— Мне до сих пор не верится, что вы здесь, — сказала Алекс, качая головой и вновь посмотрев в глаза своего дяди.

Лорд Генри опять сжал ее руку и печально подумал о том, что же ей пришлось пережить за минувшие восемь месяцев. Она изменилась. Ее внешний облик значительно отличался от того, каким он его помнит. И в ней было что-то еще, подобрать название чему он никак не мог. Но все же она осталась той самой любимой племянницей, ради которой — чтобы вернуть ее домой — он предпринял такое долгое путешествие. И он поблагодарил Провидение за то, что они смогли после столь долгой разлуки снова увидеться друг с другом.

— Я узнал о предательстве со стороны Арне-сона в тот самый день, когда мы с тетей вернулись в Лондон, — сказал он Алекс.

— Арнесона?

— Это то самое отродье дьявола, которое организовало твое похищение. — Лорд Генри пылал яростью и чувством мщения. — Если бы не добрый поступок оставшегося неизвестным человека, я бы никогда не узнал о твоей судьбе. Меня вывели на Арнесона, которого после этого «убедили» раскрыть весь запущенный им в ход дьявольский план. Потребовалось лишь несколько дней, чтобы уладить мои дела, и после этого я отплыл, чтобы найти тебя.

— А тетя Беатрис? — спросила взволнованно Алекс. — С ней все в порядке?

— Да. Она рвалась сопровождать меня, но я не хотел и слышать об этом. Ты, должно быть, еще не знаешь, что ее здоровье несколько пошатнулось, но я предполагаю, что, как только ты вернешься домой, она очень скоро поправится.

— Домой? — Алекс проглотила внезапно образовавшийся в горле ком. Ее взгляд потух, когда она перевела его на Джонатана. Он ничего не сказал, но она знала, о чем он должен был думать. И что чувствовать… — Прошу прощения, дядя Генри, — пробормотала она, вновь повернувшись к нему, — но я еще должным образом не представила вас…

— Я — муж Александры, — пришел ей на помощь Джонатан. На его губах промелькнула слабая улыбка, а взгляд заблестел предвещавшим нечто странное светом. Он отвесил короткий поклон в сторону англичанина. — Говоря точнее, я — капитан Джонатан Хэзэрд.

— Я знаю кто вы такой, а брак ваш не имеет законной силы, — заявил резко и гневно лорд Генри.

— Дядя Генри, не примете ли вы во внимание, что… — поспешно попыталась вмелаться Алекс.

— Губернатор Макквери рассказал мне, как вы спасли мою племянницу из тюремной камеры, за что я вам премного благодарен, — сказал он с еще более мрачным видом. — Но после вы воспользовались ее положением — вы, проклятый американский мошенник, — и уже за одно это я мог бы добиться, чтобы вас повесили!

— Александра — моя жена, — повторил Джонатан обманчиво низким и уравновешенным тоном. — И брак между нами имеет законную силу.

— Вы хотите наложить лапу на ее состояние? — выдвинул обвинение лорд Генри, покраснев от гнева. — Если это так, то вам придется жестоко разочароваться. Вы не получите и пенса из него. Слышите? Ни одного проклятого фартинга.

— Джонатан женился на мне не из-за денег, — воскликнула, задыхаясь от волнения, Алекс. Она снова взглянула на своего мужа и увидела в его глазах целую бурю противоречивых чувств, господствовало над которыми одно. И она знала, что это за чувство.

— Она сказала вам, кто она такая? Или нет? — Дядя Генри продолжал обрушивать на Джонатана свой гнев. — Если у вас осталась хоть капля достоинства, то вы немедленно передадите мою племянницу под защиту губернатора.

— Здесь она в безопасности.

— А ну, выкладывайте всю правду!

— О, дядя Генри, прошу вас, — стала умолять Алекс. Ее голова поворачивалась из стороны в сторону. Она резко встала и бросилась к окну. Морщина пересекла ее лоб, когда она, выглянув наружу, увидела солдат, стоявших под деревьями по стойке смирно. Но в данный момент ее волновали другие, более важные проблемы, чем присутствие во дворе целого вооруженного отряда.

— Дядя, Джонатан не верил моему рассказу, и хотя бы поэтому как он мог вообще думать о том, чтобы захватить мое состояние?

— Это не имеет значения, — резко сказал лорд Генри, также поднявшийся со своего места. — Я уже предпринял меры, чтобы аннулировать ваш брак.

В недоумении и растерянности она взглянула на дядю:

— Что?

— Прибыв сегодня с первыми лучами солнца в Сидней, я не терял времени и разыскал губернатора Макквери. Ты можешь представить себе мое удивление, когда он признался, что не только знает, где ты живешь, но и сказал, что ты недавно стала женой того самого беспринципного колониста, который захватил тебя в рабство. — Он помолчал и вновь бросил на Джонатана враждебный взгляд. — Петиция уже подана. Поскольку подписал ее я, ты можешь быть уверена, что она будет немедленно удовлетворена.

— Никакого развода не будет, — заявил Джонатан. Его зеленые глаза приобрели темный цвет нефрита, а красивые черты лица стали суровой маской, свидетельствующей о решимости. — Александра — моя жена в полном смысле этого слова. И я намерен удержать то, что принадлежит мне.

— Губернатор предупредил меня, что вы едва ли станете сотрудничать со мной, — презрительно ответил лорд. — Но я позаботился о мерах безопасности в предвидении трудностей, которые могли ожидать меня на этих Богом забытых берегах. Я привез с собой документ, подписанный самим премьер-министром, в котором указывается, что приговор, вынесенный моей племяннице, пересмотрен и я тем самым вновь назначаюсь ее опекуном!

— Что вы говорите?! — спросила вновь задрожавшим голосом Алекс. — Вы действительно имеете в виду, что…

— Я говорю, моя дорогая, что ты сегодня же вернешься со мной в Сидней и в конце недели мы отплываем в Лондон! — Обращаясь к Джонатану, он сказал: — Губернатор не был склонен оказать мне помощь, но ничего не смог поделать, когда я показал ему документ. Я потребовал и получил вооруженный эскорт, и я не позволю провести своей племяннице хотя бы еще мгновение под вашей крышей!

— О милостивые небеса, — прошептала Алекс. Испытывая неожиданный ужасный страх, она посмотрела на Джонатана и увидела, что тот стал белым как мел.

Наступил наконец момент торжества истины. И Бог свидетель, ее это не радовало.

— Я не разрешу ей уехать, — поклялся Джонатан с убийственным спокойствием.

— Ваше мнение, сэр, не имеет никакого значения, — возразил лорд Генри. Прежде чем Алекс смогла догадаться о его намерениях, он подошел к окну, у которого она стояла. — Действуйте, губернатор! — приказал он.

— Нет! — яростно запротестовала Алекс. Ее глаза в ужасе расширились. — Прошу вас, дядя Генри. Вы… вы не можете так поступить!

— И могу, и поступлю! — Он снова положил ей руку на плечо. — Вы прошли через ужасные испытания, моя дорогая Александра. Теперь вы должны доверить мне решить, что будет самым лучшим для вас.

— Но я замужем за Джонатаном!

Ее горящий, наполненный болью взгляд вновь упал на лицо Джонатана. Тот был готов в любой момент вмешаться в борьбу.

— Тебя заставили выйти замуж, — оспорил ее слова дядя.

— В самом начале может быть, — допустила она. — Но…

— Александра с вами не поедет, лорд Генри, — настойчиво заявил Джонатан. Его гнев достиг опасного уровня. — Вы можете предъявить любые документы, какие вам только заблагорассудится, но они ничего не изменят. Она моя. И, черт побери, я не позволю ни вам, ни любому другому человеку отобрать ее у меня.

— Если вам дорога ваша голова, вы не осмелитесь помешать мне, — предупредил англичанин. — Любая, самая небольшая провокация с вашей стороны — и я убью вас сам.

К этому моменту в дом направились шесть солдат под предводительством самого губернатора Макквери. Их сапоги гремели по деревянному полу, когда они заняли позицию в вестибюле. С опозданием Алекс узнала одного из них — смуглого человека с соколиным взглядом. При виде его у нее расширились глаза, и она почувствовала, как сжалось ее сердце от нарастающей боли, вызванной усиливающейся тревогой.

— Майор Битен, — еле слышно проговорила она. Ее слова, по-видимому, разобрал только Джонатан.

— Мне очень жаль, Джонатан, — сказал, выступив вперед, губернатор. — Но несмотря на нашу дружбу, я не мог отказать лорду Кэвендишу в его просьбе.

— Он не имеет права так поступать, Аачлен, — ответил Джонатан. Его глаза теперь сверкали чуть ли не бешенством, и это не могло не встретить понимания в сердце губернатора. — И вы, губернатор, знаете, что она принадлежит мне.

— Я могу понять, что вы чувствуете, но у лорда действительно есть документ…

— Я ее не отдам. — Его взгляд пронзил Алекс.

— Возможно, мы сможем урегулировать это через один-два дня, — предложил шотландец. — Ну а до этого Алекс, как мне кажется, должна будет вернуться вместе с нами в Сидней.

— Нет, Лачлен.

— Черт побери, Джонатан, мой долг обеспечить это.

— Хватит пороть бессмыслицу, — нетерпеливо прорычал лорд Генри. Он схватил Алекс за руку и потащил ее к двери.

Джонатан сделал движение, чтобы остановить их. Первым вмешался майор Битен. Джонатан отбросил его в сторону точно рассчитанным ударом в подбородок, но к майору на помощь бросились пять других солдат. Они немедленно напали на Джонатана.

— Нет! — громко закричала Алекс, вырывая свою руку. Она попыталась броситься на защиту мужа. — Джонатан!

Ее дядя схватил Алекс за талию и оттащил в сторону.

— Хватайте его и крепко держите! — скомандовал губернатор, хотя сделать это ему было тяжело. — Не отпускайте его до тех пор, пока мы не удалимся далеко от плантации.

Бормоча ругательства, он бросился наружу, чтобы убедиться, что нет опасности вмешательства со стороны работников.

Крик Алекс заставил Финна Малдуна прибежать из кухни, куда он ушел, чтобы подслушать весь разговор. Он, не колеблясь, бросился в схватку. Лорд Генри пытался вытащить Алекс из комнаты, но она продолжала сопротивляться.

Все произошло с такой головокружительной быстротой, что не осталось времени на обдумывание плана действий или на рассуждения. В конечном счете Джонатан оказался не в силах сопротивляться превосходящему числу напавших на него. Его свалили на пол и связали руки за спиной. Преданного несчастного Малдуна уже через несколько мгновений после того, как он ворвался в комнату, одним метким ударом лишили сознания.

Продолжая сопротивляться своему дяде, Алекс в ужасе наблюдала, как майор Битен внезапно напал на Джонатана. Его глаза сверкали мщением.

— Итак, капитан, мы все-таки снова встретились, — протяжно сказал он, подняв сжатую в кулак руку и нанося ею сильнейший удар по лицу Джонатана.

— Джонатан! — отчаянно закричала Алекс.

В этот момент она с поразительной ясностью все осознала. Алекс встряхнула головой, и слезы брызнули у нее из глаз.

— Эй, майор! Губернатору это не понравится, — запротестовал один из солдат.

— Придержи язык, ублюдок! — заверещал майор. Его взгляд впился в Алекс. Углы его рта скривились в злорадную улыбку. — Я должен свести старые счеты с нашим американским другом!

— Нет! — вновь громко закричала Алекс, но смогла сделать лишь прерывистый вдох, когда дядя схватил и сжал ее в своих руках.

В отчаянии она оглянулась и посмотрела на Джонатана. Их взгляды встретились лишь на мгновение, но этого было достаточно для нее, чтобы прочесть в его глубоких, золотисто-изумрудных глазах обещание. Она знала, что никогда в жизни не забудет открывшуюся ей ужасную картину — сильного, гордого, яростно сопротивляющегося Джонатана, схваченного пятью солдатами, на лицах которых явственно были видны следы его неповиновения.

Она снова выкрикнула его имя. Но дядя быстро вытащил ее из дома и поволок вниз по ступенькам. По другую сторону двора собралась толпа. Солдаты стояли с ружьями наготове на тот случай, если кто-нибудь помешает им увезти Алекс.

Хотя она боролась изо всех сил, ее все-таки забросили в седло ожидавшей лошади. Один из одетых в красные мундиры солдат взгромоздился позади нее. Его руки сомкнулись вокруг ее талии, с тем чтобы удерживать пленницу, а губернатор отдал приказ об отъезде.

— Прошу вас, губернатор Макквери, — она умоляла его, подавляя рыдания. — Джонатан…

— Это не в моей власти, девчушка, — оборвал он ее. Потом он сердито двинулся вперед и направил отряд в сторону Сиднея.

Алекс оглянулась на дом, прежде чем до конца осознала, что ее опять похитили. Ей казалось, что сердце ее разрывается, будто одна его половина осталась в той комнате, в которой она стала женой Джонатана… и где ее столь жестоко оторвали от него.


Глава 16


К тому времени когда Алекс оказалась одна в своей комнате на втором этаже губернаторского дома в Сиднее, ночь быстро опустилась на город.

Большое выбеленное известкой здание находилось в двух шагах от гостиницы Теннеров — ирония такого соседства оказалась ею незамеченной. Утомленная и безутешная Алекс была совсем не в настроении восхищаться окружающей ее обстановкой. Она не замечала внушительных колонн в стиле ранней эпохи английских королей Георгов, не любовалась замысловатой резьбой по дереву и элегантной мебелью.

Поездка из Бори была долгой и изнурительной, и у нее не оказалось никакой возможности наедине поговорить со своим дядей.

Жена губернатора Макквери, Элизабет, уже ждала их приезда дома и приветствовала их. Она была красивой женщиной, на несколько лет моложе своего мужа, и обладала столь приветливым характером, что Алекс испытала искушение сразу же излить ей свои беды и попросить о помощи. И она бы так и поступила, если бы не присутствие дяди, нрав которого — да будет это известно — отличался чрезвычайной возбудимостью.

Отрывистый вздох сорвался с губ Алекс. Она подошла к кровати и тяжело опустилась на покрытое вышивкой шелковое покрывало, борясь с новым приступом слез, навернувшихся у нее на глаза в тот момент, когда перед ней мелькнул образ Джонатана. Как она ни старалась, у нее из памяти не исчезало воспоминание о нанесенном ему ударе. Не могла забыть она и откровенное злорадство на лице майора Битена. Может быть, этот трус еще раз ударил Джонатана? Но, может быть, Сет или другие рабочие осмелились встать на защиту своего хозяина?

— О Джонатан, — судорожно прошептала она. В ее сердце прозвучала отчаянная, искренняя молитва за него. Она подавила рыдание и поднялась с постели. Походив какое-то время бесцельно по комнате, Алекс подошла к окну и бросила исполненный страдания взгляд наружу.

На небольшом расстоянии от особняка протянулась гавань, и в ее необычно спокойных водах отражался яркий серебристый свет луны. Сквозь опускавшиеся сумерки только-только начали прорезаться огни города. Легкий и прохладный ветерок гнал по бесконечной синеве неба облака. Такую ночь обитатели Сиднея называют «нежной». Мысль об этом вызвала у Алекс проиступ сильнейшей тоски. Для нее это будет первая ночь после свадьбы, когда она не будет спать в его сильных, любящих, теплых руках.

В расположенную позади нее дверь настойчиво постучали. Поспешно вытерев слезы, она обернулась и увидела входившего в комнату дядю.

— Мне не хотелось бы беспокоить тебя, моя дорогая, но я подумал, что мне следует поговорить с тобой до ужина. Миссис Макквери настолько добра, что прислала тебе соответствующий наряд. — Он показал на перекинутое через руку модное бледно-желтое шелковое платье.

Поскольку Алекс никак не отреагировала на его слова, он подошел к кровати и положил на нее платье, а затем, примиряюще улыбаясь, повернулся к Алекс.

— Возможно, наша встреча, — сказал он, — оказалась не такой, как каждый из нас хотел бы, но…

— Как вы могли, дядя? — Она наконец обрела голос, чтобы высказать ему свое возмущение. — Как вы могли поступить таким образом?

— Я пытался лишь действовать в твоих интересах, — настойчиво сказал он, демонстративно проявляя терпение, как будто разговаривал с неразумным ребенком. — Мои методы, быть может, слегка чужды условностям, но тем не менее они всегда оказываются чрезвычайно эффективными.

— Джонатан Хэзэрд такого неблагодарного к себе отношения не заслуживает!

— Ты так думаешь? — Он сдвинул брови и покачал головой. — Этот мерзавец воспользовался тобой, Александра.

— Это неправда, — горячо возразила она.

— Ты до сих пор утверждаешь, что вышла за него замуж по своей воле? — скептически спросил он.

— Нет, — вынуждена была она признать, а затем поспешно добавила: — Но так случилось только потому, что в то время я еще не разобралась в своих истинных чувствах.

— И каковы же твои «истинные чувства»? — Его вопрос был пронизан сарказмом.

— Я люблю Джонатана Хэзэрда!..

Она глубоко, содрогнувшись всем телом, вздохнула и скрестила руки под грудью. Ее сердце дико билось, когда она наконец открыто сказала о своей любви.

— Я полагаю, что и тогда я все знала, но я… я не хотела признавать этого. Я меньше всего предполагала, что влюблюсь в невозможного, приводящего меня в ярость мужчину, который наймет меня в качестве экономки, откажется поверить мне, что я была несправедливо обвинена, а потом потратит так мало времени на то, чтобы жениться на мне и уложить меня в постель. Однако я влюбилась в него, — продолжала Алекс, — и полагаю, что я должна была понять это еще в тот самый первый раз, когда встретила его. Я должна была бы это уже давно понять. — Он пытался объяснить мне, — пробормотала она, глубоко вздохнув с чувством сожаления. — Он пытался заставить меня взглянуть в лицо правде, но я не слушала его. Если бы я только не была такой упрямой! О мое проклятое упрямство!

— Александра! — сделал резкое замечание лорд Генри. Он еще больше сдвинул брови, а его глаза, когда он взял ее за руку, потускнели. — То, что ты чувствуешь к нему, не любовь.

— Нет, дядя Генри, это и есть любовь. — Она отодвинулась и продолжала ходить по комнате. — И именно поэтому я не могу уехать.

— Ты вела замкнутую жизнь, — напомнил он ей. Его опасения по поводу ее душевного состояния многократно усилились. — Слава Богу, — сказал лорд Генри, — что у нас никогда не было случая говорить о таких вещах раньше. Но теперь необходимо это сделать.

— Я должна вернуться к Джонатану! — воскликнула она, не обращая никакого внимания на слова дяди. — Разве вы не понимаете? Я не могу…

— Послушай меня, Александра! — Он снова крепко схватил ее за руку и заставил остановиться перед ним. — Этот бродяга совратил тебя. Он украл твою невинность. Он тебя запутал и ввел в заблуждение.

— Нет! — Она резко покачала головой, отвергая его слова. — Вы ошибаетесь.

— Ты думаешь, что ты первая, которую так провели? — Его рот скривился в презрительной гримасе. — Ситуация эта хорошо известна в среде наших пэров. Мужчина вынудил тебя играть роль служанки. Разве не так? Именно потому, что ты оказалась в столь уязвимом положении, он смог воспользоваться тобой.

— Как же вы тогда объясните тот факт, что он женился на мне? — спросила она лорда Генри.

— Ты — наследница. Он понял возможность…

— Глупость и бессмыслица! — С тем самым выражением гордого неподчинения, которое с самого начала восхитило Джонатана, она подняла голову и заявила: — Я не могу возвратиться с вами в Англию, дядя Генри!

— Ты забудешь о нем, как только мы окажемся в Лондоне, — высказал он свое мнение с самодовольной, приводящей ее в бешенство уверенностью. — Как только ты снова окажешься среди своих друзей, вернешься в мир, к которому принадлежишь, ты сумеешь позабыть об этом печальном эпизоде и подумаешь о новом браке, который принесет тебе больше счастья, чем ты даже можешь себе вообразить. Развод может оказаться в каком-то смысле делом деликатным, но я позабочусь о том, чтобы он прошел возможно спокойнее. Даже если и существует возможность скандала, имя твоей семьи, ее состояние и связи, несомненно, сгладят все неприятности.

— Вы что, не расслышали ни одного слова из того, что я вам говорила? — спросила Алекс, все больше приходя в отчаяние. Ее глаза загорелись яростным сине-зеленым огнем. — Развода не будет. Я намерена остаться со своим мужем!

— Что ты имеешь здесь? — Его пальцы сжались вокруг ее руки, а аристократические черты исказились от злости, когда он приблизился к ней. — Неужели ты действительно веришь в то, что можешь найти счастье в этой грубой, варварской стране, в далекой и обширной колонии, населенной отбросами общества? Можешь ли ты действительно представить себя женой мужчины, который не только американец, но и негодяй и изгнанник? Что, по твоему мнению, сказала бы твоя мать, упокой Бог ее душу, узнав, кого ты выбрала себе в мужья? — Он выпустил ее руку и тяжело вздохнул. — Я люблю тебя, Александра, так, как если бы ты была моей собственной дочерью. И поэтому я не могу позволить тебе разрушить свою жизнь из-за какого-то мимолетного увлечения. Ты вернешься со мной в Англию!

Он повернулся кругом на своих высоких каблуках и вышел из комнаты. Алекс уставилась ему вслед, чувствуя себя более жалкой, чем когда-либо до сих пор.

Алекс любила своих дядю и тетю. Все долгие минувшие годы они были добры и щедры по отношению к ней. И ее жизнь в Лондоне была легка, удобна и полна привилегий. Она так не походила на тяжелый труд в Бори. И вместе с тем могла ли она даже задумываться о возвращении в Англию именно теперь, когда она поняла, что любит Джонатана? Перспектива жизни без него была для нее невыносима. Одной только мысли о том, что она никогда больше не увидит его, было достаточно, чтобы ощутить, как острый нож пронзает ее сердце. О Боже, она не могла покинуть его!

— Что мне делать? — бормотала Алекс, вновь и вновь обращая отчаянные взгляды на небо. Ведь были же пути для того, чтобы убедить дядю в истине. Существовали какие-то способы помешать ему силой заставить Алекс вернуться в Лондон — надо было только отыскать их.

Она снова подошла к окну. Ее глаза внезапно загорелись осознанием ясной и уверенной в успехе решимости.

«Конечно», — решила она, и сердце ее лихорадочно забилось, по мере того как в ее мозгу принимал очертания план, уже использованный ею довольно успешно некоторое время назад. «Вскоре стемнеет, — размышляла Алекс. — Тогда можно будет вылезти из окна, спуститься на землю, а затем бежать. Бог мне поможет, и я двинусь вдоль реки вплоть до плантации».

Назад к Джонатану!..

Бросив быстрый тревожный взгляд через плечо, Алекс бесшумно открыла окно и устремилась в глубину комнаты. Она знала, что вскоре дядя придет за ней, чтобы сопровождать ее на ужин, поэтому стала поспешно умываться и одеваться.

Около девяти вечера ей разрешили вернуться в свою комнату. Она еще в коридоре пожелала дяде доброй ночи — при этом, для того чтобы не вызвать подозрений, сделала это не слишком тепло, — шмыгнула в комнату и затворила дверь. Едва не заплясав от радости, она бросилась к окну и взглянула вниз, в темноту.

За окном Алекс никого не увидела. Она собралась с духом и подобрала свои юбки.

Внезапно чья-то рука зажала ей рот. Она напряглась, и тревожный полузадушенный крик вырвался из ее горла, когда Алекс почувствовала, что ее обхватили сзади за талию.

— Спокойно, любовь моя, не то мы поднимем на ноги весь этот проклятый полк, — прошептал ей в ухо знакомый, удивительно красивый по тембру голос.

Сердце Алекс затрепетало от радости. Она повернулась в его объятиях, и глаза ее ярко засветились, встретив его любящий взор.

— Джонатан! — ошеломленно прошептала она. — Как?.. Где?..

— Я же сказал, что никогда не позволю вам уйти.

— Каким образом вам удалось проникнуть в мою комнату?

— Никогда не советую вам недооценивать людей из семьи Хэзэрдов.

— Но, Бог мой, я не могу поверить, что вы в самом деле здесь, — сказала, волнуясь, она. — А что, если кто-нибудь вас видел? Здесь вы в гораздо большей опасности! Прошу вас, Джонатан. Вы должны немедленно удалиться.

— Только с вами. — Он положил свои руки ей на плечи. Его красивое лицо — правда, слегка поцарапанное и со следами побоев — приобрело мнимую суровость, когда он спросил ее: — Вы пойдете со мной по доброй воле, миссис Хэзэрд? Или я переброшу вас через свое плечо и унесу силой!

— Разве вы не заметили, что я готовилась к побегу? — дерзко парировала Алекс, кивнув в сторону окна. Но в следующее мгновение она заговорила серьезно. — О, Джонатан! С вами все в порядке? Майор Битен…

— Сейчас он наслаждается плодами своего труда в какой-то таверне в Параматте. — Джонатан не добавил, что он заранее позаботился о своей личной мести, и следующим утром майор будет испытывать огромное «удовольствие» от полученных им синяков. — Сет и двое других работников, — пояснил Джонатан, — оказались достаточно любезны, чтобы сопроводить его туда. Его начальство отнюдь не отнесется к нему сердечно, обнаружив его пьяным и не совсем в порядке при исполнении служебного долга.

Джонатан переборол стремление поцеловать ее, утешив себя мыслью о предстоящей ночи, как только они покинут Сидней.

— Но сейчас ни слова об этом. Вперед, леди Алекс, — сказал он, нехотя отрывая ее от себя и одновременно крепко беря за руку. — Мы больше не можем терять времени. Наш корабль готов сняться с якоря, как только мы…

— Наш корабль? — повторила она, и глаза ее округлились от изумления. — О чем вы говорите? Разве мы не возвращаемся домой?

— Нет. Мы отплываем в Америку.

— В Америку…

— Ваш дядя не разрешит вам остаться здесь. Губернатор недвусмысленно разъяснил свою собственную позицию. У нас нет иного выбора, кроме побега.

— Но что будет с плантацией? Что будет…

Джонатан быстро протащил ее через комнату, открыл дверь и убедился, что в плохо освещенном коридоре никого нет. Он знаком предупредил Алекс, чтобы она сохраняла молчание, и выскользнул из комнаты.

Алекс послушно проследовала за ним на лестничную площадку. Ей пришла в голову мысль, что он даже не поинтересовался, почему она готова ослушаться дядю и отказывается от всякой мысли вернуться в Англию. Если бы ее нервы не были натянуты как тетива лука, она бы обиделась за такое невнимание. Но она все равно ушла бы с Джонатаном.

Алекс молниеносно оглянулась вокруг и, сдерживая дыхание, на цыпочках пошла за ним по широким, устланным коврами ступеням. Внезапно ей почудилась ужасная картина того, что может произойти, если их перехватит ее дядя. Будет поднята тревога, и на них набросятся правительственные войска. Воображаемая картина, однако, не превратилась в реальность. Джонатан вел ее по узкому коридору к черному ходу. Наконец они вышли в прохладную темноту, царившую снаружи.

— Почему нет стражи? — прошептала она. Голова ее шла кругом при мысли о том, с какой легкостью им удался побег. — Конечно, губернатор…

— У меня в этом доме есть друг, — скупо ответил Джонатан, закрывая за ними дверь.

— Друг?

— Элизабет Макквери была всегда безнадежно романтичной особой. — Заметив удивление в глазах Алекс, Джонатан на какое-то мгновение улыбнулся. — Идемте в ту сторону, — вновь потянул он ее за собой.

Они быстро шли вдоль спокойных, освещенных лунным светом улиц, а потом спустились вниз с холма в более шумную часть города. Когда они наконец достигли гавани, Алекс задыхалась. Джонатан проталкивал ее сквозь толпу, направляясь к ожидавшей их трехмачтовой шхуне.

— Как вам удалось… так быстро организовать выезд? — запинаясь, спросила Алекс. Ее глаза засверкали, а щеки разрумянились, когда он подобрал ее юбки, чтобы подняться по сходням.

— Шхуна «Просперо» принадлежит мне, Александра.

— Вам? — У нее от удивления перехватило дыхание. — Но я полагала…

— Я слишком много лет пробыл в море, чтобы навсегда отказаться от него, — заметил он с кривой улыбкой. — А на тот случай, если вы склонны разделить подозрения вашего дяди в отношении моего корыстолюбия, вы должны знать, что у меня есть и другие суда.

— Так что же получается, вы совсем не нуждаетесь в моем состоянии? — поддразнила она его, а ее глаза сияли от восторга, в который привело ее это открытие.

— К черту ваше состояние! — Он поддержал Алекс, когда та перебиралась со сходен на палубу шхуны.

— Готовьтесь к отплытию, мистер Малдун! — приказал он резким повелительным тоном.

— Есть, капитан!

Алекс обернулась и увидела старого ирландца, который стоял наверху на спардеке — средней надстройке корабля. Он широко улыбался, глядя на нее сверху вниз.

Она с интересом наблюдала, как команда засуетилась, готовясь к отплытию. Алекс продолжала напряженно следить за происходящим в порту, так как до сих пор не могла поверить, что и она, и Джонатан свободны. Она знала, что ее дядя не остановится ни перед чем, лишь бы вернуть ее назад. Она могла допустить, что он даже способен потребовать смертной казни Джонатана через повешение за попытку ее похищения.

Ее охватила неудержимая дрожь. Она посмотрела вдаль, туда, где из таверн и игорных домов вываливались на улицы предававшиеся веселью люди.

Ее самые худшие предположения оправдались, когда она увидела в конце пристани экипаж, в котором находились ее дядя и губернатор. Из ближайших казарм была вызвана колонна солдат — эскорт, который потребовал ее дядя, когда он обнаружил отсутствие своей племянницы. Солдаты маршировали сразу же за экипажем.

— Джонатан! — вмиг охрипшим голосом закричала Алекс, горло которой сжалось в тревоге.

Через мгновение он уже стоял рядом с ней. Его суровое лицо превратилось в яростную маску решимости, когда он посмотрел в указанном ею направлении.

— О Боже, что нам теперь делать? — задыхаясь, спросила Алекс.

— Все то, что потребуется.

По сигналу Джонатана Малдун и остальные члены команды собрались за его спиной, подготавливаясь к обороне. Все были вооружены. И все были готовы к сражению, даже если бы это означало противоборство с войсками губернатора.

— Александра! — обратился к ней Генри Кэвендиш, когда он, хватаясь за сердце, трусцой преодолел освещенный фонарями причал, чтобы разглядеть ее. Он остановился у самых сходен. Его негодующий, мстительный взгляд уперся в Джонатана. — Отпустите ее, вы, злонамеренный бродяга!

— Он не бродяга, дядя, — крикнула в ответ Алекс. — Джонатан — мой муж, и вам ничего не удастся сделать, чтобы помешать мне уехать с ним.

— Я — твой опекун. Ты сделаешь так, как я тебе скажу. Немедленно спускайся на берег или… — предупредил он.

— Черт побери, Джонатан! Вы что, спятили? — бросил ему губернатор Макквери, когда оказался рядом с лордом Генри. Солдаты заняли позиции на пристани в ожидании команды. — Этот мужчина имеет полное право взять Александру с собой, — напомнил губернатор Хэзэрду.

— Она — моя жена, Лачлен, — заявил тот спокойно. Его глаза выражали так хорошо известную Алекс опасную напряженность. — Как я вам уже сказал раньше, я не отдам ее.

— Вы готовы пойти на риск кровопролития? — с насмешливым недоверием спросил лорд Генри.

— Я готов рисковать своей собственной жизнью.

— Нет! — закричала Алекс, переводя охваченный ужасом взгляд с Джонатана на дядю, а с того — на губернатора. Ради Бога, губернатор Макквери. Вы же не собираетесь…

— Я, девчушка, боюсь, что решение зависит от вашего дяди. — Губернатор, конечно, блефовал. Он не собирался прибегать к насилию. И его собственная совесть, и его жена уже дали ему нагоняй за ту роль, которую он сыграл минувшим днем в неприятных событиях в Бори. Но тем не менее он должен был убедительно продемонстрировать готовность применить силу. — Если бы лорд Кэвендиш согласился урегулировать эту проблему цивилизованным путем, то мы смогли бы все вернуться домой в свои постели, — предложил Макквери.

— Здесь нечего регулировать, — упрямо заметил англичанин. Он вновь с яростью взглянул на Джонатана. — Мне следовало бы предвидеть, что вы попытаетесь украсть Алекс.

— Мы отплываем в Америку, — сообщила Алекс.

— Ты говоришь черт знает что!

— Да, дядя Генри, я это говорю! И я также говорю, что вы меня больше никогда не увидите, если будете настаивать на этом абсурде!

Она почувствовала, что горючие слезы потекли по ее щекам, но она решительно смахнула их:

— Я очень люблю вас и тетю Беатрис. Я, честное слово, благодарна вам за все, что вы сделали для меня. Но теперь я жена Джонатана. Независимо от того, что вы станете говорить или делать, независимо от того, насколько вы хотите, чтобы все вернулось к прежнему положению вещей, вы не сможете изменить то, что есть. — Потом она сделала глубокий вдох и сказала: — Я люблю его, дядя. Я люблю его всем сердцем. И если вы чувствуете к тете Беатрис хотя бы десятую долю того, что я чувствую к Джонатану Хэзэрду, тогда вы сумеете понять, почему я должна остаться с ним!

Алекс почувствовала сильную теплую ладонь Джонатана, снова сжавшую ее руку, и ее щеки зарумянились, когда она посмотрела ему в глаза.

— Лучше поздно, чем никогда, леди Алекс, — едва слышно проговорил он. Его слова предназначались только для ее ушей.

— Что с тобой случилось, Александра? — спросил ее дядя, сдвигая брови под влиянием испытываемого им обидного и злого удивления. Он понял, что она изменилась даже в большей степени, чем он предполагал. Ему никогда не приходилось видеть ее столь неуступчивой и твердой. — Ты всегда была такой беззаботной, но…

— Боюсь, что теперь я стала даже хуже, — вздохнув, призналась она. Выражение ее лица стало мягким и умоляющим, а голос был полон надежды, когда она сказала: — Вы, конечно, смогли убедиться, что Джонатан заслуживает того, чтобы вы его признали. Он показал, что готов отдать все, чем он здесь владеет, для того чтобы быть со мной. Он присягнул на вечную любовь и преданность мне. Прошу вас, дорогой дядя, дать нам ваше благословение.

— Она права, лорд Генри, — посчитал в этот момент возможным вмешаться в разговор губернатор Макквери. Он положил руку на плечо старого лорда и торжественно посмотрел на него. — Неужели вы допустите, чтобы ваша гордость разбила ее сердце — да к тому же и ваше? Вы можете навсегда потерять ее, если только лишите ее этого шанса на счастье.

— Какое счастье может быть в таком непристойном браке? — воскликнул лорд Генри. В нем боролись чувства и разум. Его взгляд смягчился, когда он посмотрел на племянницу.

— Больше, нежели вы можете вообразить себе.

Алекс снова взглянула на Джонатана. Почерпнув силы в том, что она увидела в его глазах, она отошла в сторону и медленно пошла вниз по сходням. Она остановилась перед дядей и взяла его руки в свои.

— Прошу вас, дядя Генри, — умоляла она. — Я люблю его.

— Итак, ты хочешь, чтобы я оставил тебя в этой пустыне? — спросил он внезапно дрогнувшим голосом. — Так далеко от дома? Так далеко от всего, что тебе было так дорого?

— За исключением вас и тети Беатрис, все, что мне дорого, находится в этой пустыне, — заверила его она, и ее глаза снова засверкали.

— Ты уверена в этом, Александра? — Он внимательно всматривался в ее лицо. — Возврата обратно быть не может. Избрав свой путь, ты должна будешь идти по нему до конца. В этом ты должна дать себе отчет.

— Говоря по правде, сейчас я более уверена в этом, чем когда-либо. — Она оглянулась на Джонатана, который спускался по сходням, чтобы присоединиться к ней. Он протянул пожилому англичанину в знак примирения руку.

— Даю вам слово, лорд Кэвендиш, я сделаю все, чтобы она не сожалела о своем решении.

— Но почему, черт побери, я должен верить слову американца?

— Потому что — независимо от того, американец ли я или нет — я мужчина, которому она всегда будет принадлежать. — Призрак улыбки бродил по его губам, пока он продолжал ждать с твердо протянутой вперед рукой.

Лорд Кэвендиш оказался перед дилеммой, не похожей ни на одну из тех, с которыми он встречался до сих пор. Его раздражало, что его племянница вышла замуж за человека, столь низкого по положению и столь неподходящего для нее. Он всегда видел ее невестой богатого дворянина или, возможно, наследного принца одного из европейских дворов. А какой теперь у него выбор? Он может продолжать настаивать на своих правах опекуна. Он может захватить ее сейчас и с помощью губернатора заставить отплыть вместе с ним в Европу в конце этой недели. Но, поступив так, он опасался, что оправдается предупреждение шотландца. Он потеряет ее навсегда.

— Я не могу отрицать того, что весьма неохотно доверяю ее вашим заботам, капитан Хэзэрд, — сказал он, хотя и пожал его руку. У него было непреклонное выражение лица, но глаза свидетельствовали о покорном согласии. — Обращайтесь, молодой человек, с ней мягко или, Бог мне свидетель, я встречусь с вами в аду!

— Я буду помнить об этом, — медленно проговорил Джонатан, глаза которого возбужденно засверкали.

— Спасибо, дядя, — тихо сказала Алекс. Переполненная смешанными чувствами облегчения, благодарности и любви, она обняла его за шею и крепко прижалась к нему. — Скажите тете Беатрис, что я наконец встретила то, к чему стремилось мое сердце. Она поймет.

— И я, дорогая Александра, ради всего святого, надеюсь на это.


Позже в эту же ночь, когда команде дали увольнительные на берег, а губернатор Макквери увел солдат и гостя с тем, чтобы они могли еще раз воспользоваться комфортом своих постелей, Алекс и Джонатан лежали вместе в каюте шхуны «Просперо». Финн Малдун оставался на вахте на освещенной лунным светом палубе, празднуя честно заработанной бутылкой спиртного окончание кризиса и наступление яркого завтрашнего дня.

— Неужели это все сделали вы, Джонатан? — удивилась вслух Алекс. Она уютно пристроилась рядом с ним в тепле узкой корабельной койки. Изгибы ее обнаженного тела прекрасно вписывались в его мускулистый торс. — И вы проплыли бы весь путь до Америки?

— Если бы было нужно, я проплыл бы до края земли. — Скользящим движением он направил свою сильную властную руку к изгибу ее бедер. — Вы все еще, миссис Хэзэрд, не понимаете, что я люблю вас больше самой жизни?

— Я начинаю это понимать. — Она блаженно вздохнула, а потом нахмурилась, и глаза ее наполнились неожиданным раскаянием. — Я… мне жаль, что я позволила своей глупой гордости брать . верх над тем, чем было заполнено мое сердце. Вы, конечно же, были правы. Я действительно ревновала вас к Гвендолин. А сегодня, когда я увидела, как майор Битен ударил вас, я больше не могла прятаться от своих истинных чувств.

— Если бы я знал, что для этого потребуется так мало, я позволил бы ему ударить меня еще той ночью в кабаке «Насест», — поддразнил он ее. Потом он посерьезнел, и глаза его потемнели, когда он признался: — С моей стороны было ошибкой не верить вашей истории. Я так хотел вас… Клянусь небом, я знал, что вы не такая, как остальные. Я понял это, когда впервые увидел вас. Но было уже слишком поздно. Я был уже околдован. — Мягкая ироничная улыбка тронула уголки его рта.

— Так же, как и я, — быстро ответила она. — Я страдала от своей неспособности сопротивляться вам. Я была уверена, что превратилась в истинную шлюху, в женщину столь низких нравственных устоев, что вам было достаточно прикоснуться ко мне, чтобы затащить к себе в постель.

— С таким наблюдением можно согласиться. Но лишь до тех пор, пока вы выступаете в роли шлюхи не с кем иным, как со мной.

— В этом вы можете быть уверены, — обещала она, краснея от удовольствия.

Еще один вздох удовлетворения сорвался с ее губ перед тем, как она затрепетала в его руках. Она приподняла голову с его плеча и посмотрела на него сверху вниз. Красивые черты его лица освещались светом лампы, а в темно-зеленых глазах отражалась опьяняющая смесь нежности и желания. Она увидела в них свое будущее. Будущее, полное любви и чуждое сожаления о том, что Алекс оставила позади.

— Итак, мы остаемся в Австралии навсегда, мой дорогой капитан Хэзэрд? — спросила она чуть слышно.

Он улыбнулся, и она почувствовала, как плавится ее сердце.

— Навсегда плюс еще один день, леди Алекс, — подтвердил он, притянув ее к себе.

Их губы встретились в поцелуе, настолько сладострастном, что все остальное было тут же немедленно забыто.