Интимные тайны
Кэтрин Гарбера


Лорд Брентвуд связан в воспоминаниях Мэри с ее богемной жизнью в Париже и с личной драмой. И вот он снова появляется на ее горизонте…


Кэтрин Гарбера

Интимные тайны


ГЛАВА ПЕРВАЯ


Мэри застыла над гробом Дэвида Дювалла. Слезы, удерживаемые из последних сил, нещадно жгли глаза. Почившему претили любые публичные проявления чувств. Эмоциональная и слезливая по своей природе, она решила почтить память деда тихой скорбью. Оставшись наедине с покойником, Мэри в последний раз коснулась дорогого сердцу лица, непривычно холодного, странно припорошенного погребальным гримом.

— Спи спокойно, дедушка.

Старик оставил Мэри Дювалл в щемящем одиночестве. Потеряв обоих родителей и младшего брата в автокатастрофе, она не обрела иммунитета к утратам. Ее новая жизнь балансировала между независимостью и неприкаянностью.

Дурные вести о здоровье деда настигли ее в Париже. Мэри незамедлительно возвратилась в столь нелюбимый ею Коннектикут. Слабеющий дед вознамерился вылепить из взбалмошной внучки достойную преемницу, дав ей хороший стимул. На короткое время…

Онемелыми губами она поцеловала благородный лоб последнего столпа гордого клана Дюваллов, чье сдержанное одобрение она ценила превыше всего. Старик был единственным в некогда большой семье, кто относился к неугомонной малышке Мэри с нежностью. Она знала, что будет скучать по нему больше, чем по кому-либо.

Стук в дверь напомнил Мэри о приближении публичной церемонии прощания. Она посмотрела на часы и поразилась скоротечности времени перед лицом смерти. Стайка родственников, слетевшихся на звон монет, ожидала своей очереди продефилировать мимо гроба в эффектных траурных нарядах.

У Мэри были свои виды на щедрое наследство Дэвида Дювалла. Уважение к деду не позволяло ей размениваться по мелочам. Она планировала учредить трастовый фонд для основания в клинике родного Иствика стационарного отделения послеродовой реабилитации для малоимущих. Она надеялась заняться финансовой поддержкой летнего лагеря для одаренных детей из необеспеченных семей. Мэри всегда с большим трепетом относилась к детскому творчеству. Сказывалось стойкое неприятие близкими ее увлечения живописью. Жизнь в Европе подарила ей первых единомышленников и познакомила со сладкими мгновениями долгожданной славы.

Мэри достала небольшой лист записанных накануне прощальных мыслей, перегнула вдвое и вложила в нагрудный карман дедовского погребального костюма, ближе к навек остановившемуся сердцу. За дверями ее поджидали Ченнинг и Лоретта Морхэд — племянники покойного.

— Я растроган. Твоя скорбь поражает правдоподобием, — съязвил Ченнинг, сопровождая сестру ко гробу.

— Я скорблю не меньше, чем вы, — сохраняя спокойствие, ответила Мэри.

— Не поздно ли, после того, как долгие годы ты только и делала, что доставляла старику одни лишь волнения? — изобразила гнев Лоретта.

Мэри отлично понимала, что парочка настроена спровоцировать скандал, и отделалась сухим ответом:

— Все разногласия мы уладили при его жизни.

— Возможно, тебе удалось одурачить умирающего старика. Но обещаю, что я глаз с тебя не спущу, лицемерка, — грозился Ченнинг Морхэд.

Сколько Мэри его помнила, он всегда был заносчивым истуканом, придавленным бременем своего высокого происхождения. Десятилетняя разница в возрасте изначально развела их пути. Но с его младшей сестрой Лореттой она была по-настоящему дружна, пока однажды подруга, будучи старше всего на два года, не решила, что незатейливые игры с восьмилетней Мэри принижают ее в глазах надменной родни.

— Оставлю вас наедине с усопшим, — поспешила закончить препирательства Мэри Дювалл.

В просторном холле она встретила своих немногочисленных подруг из организационного комитета Клуба дебютанток — золотых девушек Иствика. По доброй традиции, дебютировав в высшем свете штата, они еженедельно собирались, чтобы обсудить самые интересные происшествия в городке и окрестностях. Каждая их них была на пороге помолвки или свадьбы, отчего даже соболезнования из их уст звучали жизнерадостно.

Приписываемые Мэри неблагосклонным окружением неуживчивость и сумасбродство были лишь следствием воинственного непонимания родственников, разочарованных ее самостоятельным выбором стези. Мэри с рождения протестовала против узкой колеи, в которую ее загоняли фамильные традиции. Однако свое право на бунт Мэри оплатила слишком высокой ценой. Сейчас, у гроба деда, она дала себе зарок строить свою жизнь во благо династии, а не в отместку обидчикам, как делала прежде.

Мэри искренне поблагодарила затянутых в черное подруг и убедила себя, что охвативший ее страх перед одиночеством навеян печальной обстановкой похорон.

Парадная дверь открылась, и Мэри повернулась, чтобы встретить новоприбывшего. И замерла, увидев гостя, вынырнувшего из ее путаного прошлого, которое она надеялась похоронить вместе с дедом.

— Кейн? — соскользнуло с ее губ имя лорда Брентвуда, с которым ее связывало больше, чем светское общение, а разъединяло решительное нежелание видеть его вновь.

— Мэри… — глубокий голос заставил ее сердце сжаться.

Прежде Мэри верила, что тайны могут оставаться тайнами до конца времен. Если ее тайна будет раскрыта, это предвещает потерю наследства и уважения. Жажда новой жизни захлебнется в буре, которую поднимет в ее душе этот человек.

Кейн Брентвуд подхватил осевшую Мэри, лишь только заметил, как ее ватные ноги подогнулись под обмякшим телом. Вокруг раздался гулкий шепот пересудов. Многие из присутствующих узнали в нем заокеанского аристократа. Он крепко держал заметно полегчавшее за происшедшие годы тело Мэри Дювалл. Приподняв ее голову и заглянув в бескровное лицо с бессильно смеженными веками, он глухо спросил:

— Мэри-Белл, что с тобой?

— Кейн… — приоткрыла она лазоревые глаза.

— Что, моя дорогая?

— Увы. Не твоя, — слабо прошептала она.

— Мы должны обсудить это, — сказал Кейн тихим голосом, когда ему показалось, что Мэри оправилась после внезапного обморока.

— Полагаю, твоя жена тоже будет участвовать в обсуждении, — угрюмо предположила Мэри.

— Мы разошлись. А твой муж?

— Нет никакого мужа.

Кейн торжествовал. Он приготовился к битве за право вновь назвать ее своей. Ему дорого обошелся развод, встретивший порицание родственников. Казалось, теперь их ничего не разделяет.

— Мэри, как ты? — участливо поинтересовалась одна из подруг.

— Эмма, все хорошо. Просто мне не спалось этой ночью. — Темные полукружья глаз подтверждали это. Она собралась уходить, но он задержал ее за хрупкое запястье. Мэри покосилась на сгустившуюся рядом толпу.

— Зачем ты здесь? — с тревогой в голосе спросила она Кейна.

— Забрать то, что мне причитается.

В «Уолл-стрит джорнэл» в некрологе о смерти Дэвида Дювалла он прочел ее имя в числе ближайших родственников и, ни минуты не раздумывая, отправился в Иствик. Больше года нанятый им сыщик пытался проследить ее путь от парижской квартиры к новому пристанищу, но безрезультатно.

— Если ты говоришь обо мне, то не стоило приезжать. — Горечь пригашала синеву ее глаз.

— Удели мне минуту, — настоятельно попросил ее лорд Брентвуд.

— Зачем?

— Я должен многое тебе сказать.

— Говорите, мистер Брентвуд.

— Наедине.

Их напряженный диалог привлекал к себе все больше и больше любопытствующих. Кейн — обычно эксцентричный и нетерпеливый — отсчитывал последние секунды перед тем, как совершить нечто невообразимое, если она не поддастся на уговоры.

— Сейчас не совсем подходящий момент, — резонно возразила Мэри и высвободила запястье.

— Не отталкивай меня, Мэри-Белл, — перекрыл шепот собравшихся британский диалект лорда Брентвуда. Мэри-Белл, красотка Мэри — по старой памяти он продолжал ее звать этим игривым прозвищем, таким неуместным здесь и сейчас, среди всех этих снобов, заполнявших старинные стены родового имения.

Она неодобрительно посмотрела на него холодным взглядом синих глаз. Он принял его как вызов и ответил в свойственной только ему манере. Подойдя вплотную и склонившись над Мэри в той же позе, в какой он удерживал ее от падения, Кейн поймал ее плотно сжатые губы своим голодным ртом и долгим глубоким поцелуем воскресил в памяти забытый вкус.

Рядом кто-то фыркнул. Мэри гневно оттолкнулась от Кейна. Цепко удерживая ее талию, он зловеще посмотрел на лысоватого мужчину, презрительно спросившего:

— А кто это такой?

— Ченнинг, позволь представить тебе Кейна Брентвуда, мы познакомились, когда я жила в Лондоне. Кейн, это моя родня: Ченнинг Морхэд и его сестра Лоретта.

Ченнинг не считал необходимым скрывать свое неприязненное отношение к Мэри, и Кейн не преминул заметить это. И, демонстративно покровительственно обняв ее, сдержанно произнес, пожав поочередно Ченнингу и Лоретте руку:

— Примите мои искренние соболезнования.

— Мы были так близки с дядей Дэвидом, — запричитала Лоретта. — Он всегда был образцом для подражания. Его принципы и изысканные манеры…

— Ты совершенно права, Лоретта. Уходят лучшие. Это так печально, — прекратила поток ее артистического самовыражения Эмма, чем заслужила признательный взгляд Мэри.

Кейн живо сообразил, что в этих стенах присутствуют два враждебных полюса. Желая поскорее сориентироваться, он пытливо вглядывался в лица, скованные приличествующей случаю печалью. Он отлично знал, что нет ничего хуже, чем разбираться во взаимных претензиях членов семьи. Мэри же… насколько он мог судить, Мэри изменилась. Возможно, виной тому боль недавней утраты, возможно, здесь нечто более глубокое. Кейн пожелал разобраться и в этом. Он подхватил ее под локоть и отвел в сторону.

— Могу я чем-нибудь помочь?

— Спасибо, все идет своим чередом.

— Мэри-Белл, теперь, когда мы оба свободны…

— Сейчас я менее свободна, чем когда-либо. Я не имею права рисковать своей репутацией и не стремлюсь к новым отношениям.

— Ты самостоятельная взрослая женщина. Что может удерживать тебя в этом захолустье? Прошлой весной в лондонской галерее я видел несколько твоих работ. Они впечатляют и, кажется, пользуются успехом, — искренне признал Кейн.

— Ты великодушен, благодарю. Но в этом кругу никого не интересуют мои творческие достижения. Зато каждому не терпится поймать меня на бытовых промахах, — раздраженно прошептала она.

Кейн был знаком с ней почти десять лет и знал ее бесстрашной и импульсивной. Его удивила ее преувеличенная осторожность.

— У тебя есть дети, ты за них беспокоишься?

— Мой малыш родился мертвым, — тихо ответила Мэри и, как-то отстраненно помолчав, после томительной паузы продолжила: — У меня обязательства перед дедом, перед семьей. Я наследую не столько состояние предков, сколько их достоинство. Пусть наш род не такой древний, как ваш, но и мы должны сохранять наши традиции, приумножая достояние, — чопорным тоном отчеканила Мэри. — Спасибо, что приехал.

Кейн недоуменно выслушал эту тираду и кивнул головой в ответ на благодарность. Что-то надломилось в его красотке Мэри. Сердце щемило от ее потухшего взгляда.


Церемония была короткой — в отличие от поминок. Особняк семьи Дювалл кишел от наплыва желающих выразить соболезнования. Мэри, измученная суетой, уединилась в кабинете деда. Утонув в огромном кожаном кресле, она вдыхала аромат его любимого табака, которым пропахли все предметы консервативной обстановки. Он сам — огромная часть его существа — навечно остался за этим столом, как и в благодарной памяти внучки. В кабинет предупредительно постучали, дверь открылась. На пороге стояли Эмма, Лили и Каролин.

— Мы предполагали, что ты именно здесь прячешься, — тихо сказала Эмма, плотно притворив за собой дверь.

— Нет, не прячусь. Устала я.

Мэри добровольно обрекала себя на то, от чего долгие годы пыталась ускользнуть. Светские обязанности слишком быстро превращались из тяжелого испытания в непреодолимое наваждение. Она не могла заставить себя вновь выйти из своего убежища в толпу жующих ртов, досужей болтовни и любопытных взглядов.

— Этот Ченнинг — пренеприятнейший экземпляр, — выразила Каролин общее мнение.

— Он ищет меня? — равнодушно поинтересовалась Мэри.

— Нет. Просто Фелисити и Ванесса затеяли с ним какой-то спор, а Эбби сцепилась с Лореттой. Обычная история… Расскажи лучше про этого англичанина. Кто он?

— Отложим это до более подходящего случая, — отмахнулась Мэри.

— Я думаю, в скором времени такого случая не представится. Рассказывай.

— Я познакомилась с ним в Лондоне.

— Когда?

— Когда работала в универмаге «Харродс», — Мэри вспомнила, как Кейн застрял у витрины дамских платков, шарфов и кашне. Полчаса просил показать то один, то другой, пристрастно разглядывал, приценивался, после чего оказалось, что он так флиртует.

— И… — вытягивала из нее подробности Каролин. — Вы познакомились в магазине десять лет назад, а теперь он на поминках у твоего дедушки целует тебя на виду у всех. Между этими двумя событиями должно быть много интересного.

— Обычный роман, — изобразила Мэри пресную мину.

— Обычные романы от подруг не скрывают, — с недоверием заметила Лили.

— Я не виделась с ним почти три года — это длительный срок.

— Мне кажется, он так не считает, — предположила Каролин.

— У этих отношений не может быть продолжения, — вслух убеждала себя Мэри.

— Удивительно, как трезво ты все обдумала, — пошутила Лили над излишней рассудительностью ее тона.

Мэри грустно улыбнулась. Образ Кейна как раз вызывал в ее памяти безрассудность ее прежнего образа жизни, о котором дед сказал однажды, что ее проблемы тревожат его в большей степени, чем она может представить, а другим дают хороший повод для злопыхательства. А однажды очень резко заявил: «Ты компрометируешь нашу семью!» И как знать, не втянись она тогда в этот круговорот лжи и ошибок, возможно, ее малыш был бы сейчас жив.


ГЛАВА ВТОРАЯ


Проснувшись ранним утром после беспокойной ночи раздумий, Кейн, как обычно, отправился на пробежку по побережью. Характер не позволял Кейну отступать. Он намерен был любой ценой вернуть расположение Мэри.

За последнее время в его жизни многое изменилось. Разведясь с Викторией, брак с которой был обречен с самого начала, Кейн окончательно отстранился от семейного бизнеса, чем несказанно шокировал родню. Они поставили перед ним ультиматум, шантажируя правами на наследство. Кейн, в свою очередь, рассудил, что это отличный повод разорвать все отношения с деспотичными родственничками.

Так полтора года назад он окончательно перебрался на Манхэттен и основал собственную инвестиционную фирму, которая быстро завоевала отличные позиции на Уолл-стрит.

Погруженный в раздумья, он пробежал удивительно много, наконец остановился, размялся, оглядывая горизонт, и решил повернуть назад, как вдруг увидел предмет своих дум. Мэри сидела на скамье и глядела в безграничные океанические просторы. Восстановив сбившееся дыхание, он подошел к ней:

— Привет, дорогая.

— Доброе утро… — Она неспешно повернула к нему свое лицо и тихо добавила: — Кейн.

Мягкое утреннее солнце лестно освещало благородные черты ее лица и высветляло глубину темных локонов цвета зрелых каштанов. Она была тиха и по-утреннему расслаблена.

— Выбрался на пробежку? — спросила она с вежливой улыбкой.

— Да. Обычный моцион. Не возражаешь, если присяду рядом? Ты извини, возможно, я источаю не самый изысканный аромат, — преувеличенно деликатно расшаркался Кейн.

— Что же, садись, — без энтузиазма пригласила она его.

— Благодарю.

Мэри сидела на скамье в забавной птичьей позе, взгромоздившись с ногами и уютно упершись подбородком в колени.

— Зачем спрашивать? Это общественный пляж.

— Просто не хочется быть назойливым, если ты не нуждаешься в компании, Мэри-Белл, — без тени кокетства ответил он.

— Если бы я нуждалась в твоей компании, мы бы не расстались, — сообщила Мэри, убирая волосы с лица.

— Времена меняются, люди — тоже, — философски заметил Кейн, присев на песке напротив нее.

— Ты даже не представляешь, насколько сильно меняются люди. Прошедшее не вернешь, — обтекаемо очертила Мэри причины их несовместимости.

— У меня нет желания возвращаться в прошлое, — возразил он.

— Тогда зачем ты здесь?

— Из-за тебя, дорогая.

— Наивно и безосновательно.

— Но это правда.

— Тем более. Я другая. Можно сказать, что ты меня не знаешь. Не знаешь, чем я сейчас живу. У меня есть обязанности, которыми я не могу пренебрегать.

— Что же это за обязанности такие? — иронически поинтересовался Кейн, потерев затылок.

— Мне не до шуток. Есть несколько серьезных проектов, которые мне необходимо осуществить. Это связано с акушерством и педиатрией, и еще несколько образовательных программ, детский летний лагерь. Тебе это не интересно, — поспешно прервала она свои откровения.

— Звучит многообещающе. С чего собираешься начать? — постарался доказать свою заинтересованность Кейн.

— Вступлю в права наследования — будет видно. Конечно, это не просто. Я плохо разбираюсь в бизнесе. Ченнинг состоит в советах директоров двух крупных организаций, он хороший управленец. Но он мне не помощь.

— Почему?

— Мы с ним на разных сторонах баррикады. Если я проштрафлюсь, они с Лореттой будут претендовать на мою долю в наследстве.

— В завещании есть какие-то условия? — приготовился вникать Кейн.

— Больше, чем ты можешь себе представить.

— Какие, например?

— Мое поведение должно быть безупречным, безукоризненным, каким еще… ах да, идеальным. А репутация — прозрачной, как слеза младенца.

— Лихо они тебя!.. — с присвистом воскликнул он.

Мэри рассмеялась, став неотразимой. Он восхищался этой женщиной с неуловимой изюминкой.

— Не смотри на меня так, — смущенно сказала она.

— Но мне нравится твоя улыбка.

— Моя улыбка… — задумчиво произнесла Мэри, и улыбка исчезла с ее лица.

Он дотронулся подушечками пальцев до ее плотно сжатых губ и произнес:

— Это было первое, что я в тебе отметил тогда, в «Харродсе».

— Мой рот? — повеселев, уточнила она и шаловливо облизала губы.

— Да. Идеальные губы для поцелуев.

— Твои тоже очень сладенькие.

— Какой кошмар. Не говори так. У настоящих мужчин не может быть ничего сладенького. Настоящий мужик должен быть суровым и невозмутимым, — шутливо сморщил он лицо.

— А ты — сладенький, — дразнила Мэри. Губы ее разомкнулись, и Кейн, поймав струйку обжигающе горячего дыхания, склонился и поцеловал ее, нежно обхватив руками голову. Этот долгий поцелуй уже не был таким нетерпеливо голодным, как накануне. Он проникновенно ласкал ее губы, нежно касаясь упругого языка своим.

Кейн и прежде своими ласками уводил ее в безоблачный мир грез. В мир, который она считала своим по праву и никогда не стояла за ценой. Но реальность оказалась слишком отрезвляющей.

Она резко прервала этот поцелуй, не сводя затуманенных глаз с некогда безумно любимого человека.

— Но почему? — недоумевал Кейн.

— В моем нынешнем положении слишком легкомысленно вести себя таким образом прилюдно.

— Пойдем ко мне в отель.

— У меня встреча с адвокатом в десять, а после деловые переговоры.

— Деловые переговоры? С кем?

— Один человек из фирмы Меррилл Линч, другой — из «Ай-Джи Эдвардс». Не помню их имен, чувствую себя неуверенной. Меня угнетает моя безграмотность в финансовой сфере.

— Можешь рассчитывать на меня. Я профессионал в таких делах.

Говорить это было излишне, поскольку Мэри отлично знала его деловые способности. Благодаря его советам по инвестициям она смогла поправить свои денежные дела, оказавшись без финансовой поддержки семьи.

— Не хочется докучать.

— К чему церемонии? Я сам тебе это предложил, — убеждал он с легкой усмешкой.

— Имей в виду, я бестолковая.

— Хорошо, что предупредила.

Она собралась возвращаться домой, и Кейн охотно вызвался проводить ее, взяв за руку.

— Позавтракаем вместе? — Он вопросительно посмотрел в ее глаза.

— Не стоит, — отказалась она, снова занервничав.

— Отчего же?

— Может статься так, что мне не понадобится твоя помощь в финансовых вопросах, — предположила Мэри, ощутив, что ей все труднее сохранять благоразумие, когда он так близок и нежен с ней.

— Напрасно. Ты же знаешь, что я квалифицированный консультант.

— Нам трудно будет сработаться.

— Глупости. Работа есть работа.

— Я боюсь дать повод Ченнингу и Лоретте потащить меня в суд! — теряя терпение, воскликнула Мэри.

Кейн остановился и, серьезно посмотрев на нее сверху вниз, заботливо обнял за плечи и прижал к себе.

— Не нужно вести себя как герой-одиночка в стане врагов. Возможно, ты еще не поняла, но я нашел тебя, чтобы остаться. С этого момента ты под моей защитой. Тебя не должно это пугать.

— Кейн… сложности будут.

— Конечно, милая, но мы справимся, — нежно заверил он, заглядывая в ее небесные глаза.

Однако убедить, Мэри было не просто. Она ясно помнила все оскорбительные слова, сказанные им при расставании.

— Могу я знать, чем вызваны такие перемены? Помнится, ты говорил, что нас связывал только секс. Заверял, что я не имею права рассчитывать на большее, поскольку тебе и без того слишком дорого обошлось мое содержание, — решила выяснить отношения Мэри.

— Может быть, я и сказал что-то в этом роде. Для того чтобы задеть твое самолюбие. Не удивительно — вошел в раж, наговорил лишнего. Мы оба не отличаемся чувством меры.

Кейн был совершенно прав. Что касалось Мэри, страстность была у нее в крови, чем бы она ни занималась. Наиболее бурно это выплескивалось на полотна. Неуемность была тем бичом, с которым она особенно старательно боролась в последнее время.

— Вот видишь. Ты сам сказал, почему нам не стоит возобновлять отношения.

— Я прошу меня простить за все, чем я тебя когда-либо обидел. Или тебе нужны какие-то поступки в доказательство моего раскаяния? Или, может быть, ты хочешь жертв? — говорил он с нарастающим раздражением, отчего его британский акцент звучал вычурнее обычного.

— Бог с тобой, возвращайся в свою жизнь, Кейн, — флегматично ответила Мэри.

— Не знаю, что они с тобой сделали, но ты действительно на себя не похожа. Зато я все тот же и сдаваться не привык. Если я поставил перед собой цель, то обязательно ее достигну.

— Это больше похоже на угрозу, чем на признание, — Мэри настороженно посмотрела на Кейна.

— Плевать! — выкрикнул он — и рассмеялся.

Кейн и прежде озадачивал ее резкими эмоциональными переходами. Чопорный в великосветских кругах, он был невероятно непредсказуем в личном общении. Ей было весело с ним. Он заражал своей беззаботностью и одержимостью. Но последняя из клана Дюваллов не могла себе этого позволить.

— К сожалению, у нас противоположные цели, Кейн.

— Ошибаешься. Тебе нужна помощь в учреждении трастового фонда. Лучшего специалиста, чем я, тебе не найти. Потому что помимо профессиональных знаний и опыта у меня мощный личный стимул. Я не бросаю друзей в беде.

Мэри в недоумении подняла брови.

— Ты сомневаешься? — спросил он, увидев ее картинное удивление.

— У меня нет оснований доверять тебе безоговорочно. Насколько я помню, друзьями мы никогда не были. Но если тебе неймется помочь мне в делах, я принимаю твое предложение, — резюмировала Мэри и протянула ему руку в знак согласия.

* * *


После трехчасовой беседы с адвокатом и Ченнингом Морхэдом голова Мэри раскалывалась. Макс Прейвин был поверенным в делах деда. Добродушный пожилой джентльмен, он на протяжении всего разговора не оставлял надежды примирить непримиримых Мэри и Ченнинга. Разумеется, тщетно.

Она откровенно изложила все свои планы относительно наследуемого ею состояния, подчеркнула, что принимает каждое поставленное перед ней условие, и обязалась строго соблюдать их. Адвокат довел до ее сведения, что, если выяснится ее причастность к какому-либо скандалу, из-за которого пострадает реноме династии Дювалл, вся унаследованная ею сумма будет взыскана, включая то, что она успеет истратить к тому времени. Возможно, осознание этого факта также стало причиной головной боли.

Возвращаясь к своему припаркованному у тротуара новенькому «мерседесу», она ощутила непреодолимое отвращение к сложившейся ситуации. Было искушение махнуть на все рукой. Так бы раньше она и сделала, повинуясь эмоциональному порыву и максимализму юности. От этого поступка ее удерживало только обязательство, данное себе, и долг перед умершим при родах младенцем. Только достигнув цели, она могла оправдать себя в собственных глазах.

Состояние смятения не позволило ей сесть за руль, и Мэри решила прогуляться вдоль побережья и зайти по пути в галерею своей подруги Эммы. Увидев сквозь громадную витрину, что Эмма занята с посетителем, Мэри предпочла подождать снаружи. В витрине экспонировалось четыре ее картины, посвященные столь любимому ею Парижу в каждый сезон года и объединенные в одну инсталляцию.

— Эти работы выгодно отличаются от тех, что ты делала прежде, — услышала она голос за своей спиной.

Обернувшись, Мэри увидела Кейна, одетого в черный пуловер и потертые джинсы. Его волосы разрозненными прядками спадали на лицо, отчего весь вид его был трогательно небрежным. Интересно, сказал ли он это просто так или действительно помнит ее старые работы?

— Ты считаешь? Нет предела совершенству. — Весь свой скепсис она вложила в интонацию.

— Художник и не должен быть удовлетворен своей работой, это удел зрителей, — резонно заметил Кейн.

— Как ты очутился в этой части города? — сменила она тему.

— Почему тебя это удивляет? Мы ведь теперь финансовые партнеры. Не мешало бы обсудить твой проект.

— Но как ты узнал, что я буду тут?

— Я не знал, просто собирался перекусить напротив, — он указал на кафе через дорогу.

— А то я на секунду подумала, что ты следишь за мной, — неосторожно высказалась она и почувствовала себя в глупом положении, поймав его удивленный взгляд.

— Кейн, мне кажется, правильнее будет все сделать самой.

— Я думал, мы уже это обсудили и пришли к окончательному решению.

— Меня беспокоит, что, если Ченнинг пронюхает о наших отношениях в прошлом, у него появятся основания опротестовать мое право на наследство.

— Он не узнает, потому что ни ты, ни я ему об этом не скажем.

Встретив Кейна, Мэри раздумала навещать галерею подруги, опасаясь возможных пересудов. Они отправились в ближайший парк со смотровой вышкой в центре. Дойдя до могучего кленового дерева, Кейн остановился, обнял Мэри за плечи и проникновенно сказал:

— Прости меня.

— За что?

— За то, что не всегда правильно поступал, когда мы были вместе.

— Нам обоим есть в чем себя винить, — неопределенно ответила Мэри, отведя глаза.

Она винила себя за боль, причиненную родителям, оскорбленным ее связью, не скрепленной узами брака. Она была тогда на вершине блаженства и не желала воспринимать их доводы.

Кейн хотел заключить ее в объятия, но она отстранила его.

— Я должна идти.

— Куда ты спешишь?

— Отпусти. Я должна соблюдать осторожность.

— Отпущу при одном условии.

— Как я устала от всех этих условий. Говори.

— Позволь мне помогать в осуществлении твоего проекта.

— Хорошо, если это будет наше единственное совместное занятие. Никаких сантиментов.

— Договорились.

— Спасибо, Кейн. Должна признать, что мне очень приятно видеть тебя вновь. — Она мягко посмотрела на него и пошла прочь.

— К сожалению, это не то, что я хотел услышать от своей Мэри-Белл, — бросил он ей вдогонку.

Она повернулась и увидела своего английского лорда вальяжно опершимся спиной о ствол клена с лукавой улыбкой на лице.

— Жаль тебя разочаровывать.

— Учти. Я буду шантажировать тебя нашими тайнами. Берегись, — шутливо напутствовал он Мэри.


ГЛАВА ТРЕТЬЯ


Кровь отхлынула от ее лица, глаза наполнились гневом. Она приблизилась к Кейну и пристально посмотрела на него, пытаясь понять, шутит он или говорит всерьез.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Только то, что знаю много такого, что способно заинтересовать твоего любознательного родственника.

— Но ты не сделаешь этого.

— Должны быть серьезные причины, чтобы я решился на этот поступок. В любом случае, все зависит от тебя, — неопределенно сказал он, не пожелав развеять ее тревогу.

— Это нечестно. И жестоко, — Мэри ощутила себя перед ним такой уязвимой, его угроза шантажа уже стала реальностью.

Труднее было понять, чего действительно он от нее хочет. Годы и расстояния сделали их чужими.

— Зачем я тебе нужна?

Кейн медлил с ответом. Он провел рукой по ее густым, некогда курчавым волосам, которые она укротила и укоротила, отчего они стали мягче и послушнее.

— Зачем женщина нужна мужчине?

— Почему ты всегда дерзишь?

— Я такой. За это ты меня и любишь, — вызывающе объявил Кейн.

В сущности, он вряд ли мог честно ответить на вопрос, что именно побудило его искать Мэри и нестись на похороны неизвестного человека, прочтя в газете ее имя.

— Ну так что? — допытывался он, цепко обхватив Мэри за талию.

— Это та цена, которую мне придется заплатить за твою помощь? — с горечью спросила она.

Ему всегда нравилось играть ее чувствами, от этого жизнь представлялась полнее. Казалось, что взаимные мгновения счастья способны окупить любую причиненную им боль. Сейчас он смотрел на нее с видом триумфатора, на белом коне въезжающего в поверженный город. Он не понимал ее колебаний, уверенный, что воссоединение станет благом для них обоих. И собирался доказать ей это, руководствуясь принципом, что в любви и на войне все средства хороши.

— Ты не голодна?

— Что? — удивил ее такой резкий переход.

— Пообедаем?

— Да, пожалуй.

— На сытый желудок беседовать приятнее, не так ли?

— Да, да, — отсутствующим тоном произнесла Мэри. — Вернемся в дедушкин, я имею в виду, в мой дом, я сделаю салат, и мы поедим.

— Как скажешь. Ты теперь мой босс.

— Забавно. Посмотрим, надолго ли хватит твоего энтузиазма подчиненного. Мне всегда казалось, что ты сторонник мужского превосходства.

— Это так. Но мне нравится ублажать тебя. Помнится, мы всегда любили поиграть. — В последнюю фразу он вложил столько подтекста, что Мэри зарделась, отчего ее глаза приобрели необыкновенное сапфировое сияние.

Когда они оставались наедине, то не задавались вопросами о дозволенном и запретном. Просто безоглядно упивались друг другом, исследуя глубины боли и наслаждения, пряной отрады обладания другим человеком.

— Мэри-Белл, ты вспоминала обо мне? — Он остановился, обхватил ее голову и заглянул в глаза.

— Да, — выдохнула она сквозь пересохшие губы.

Ее испуганные глаза осветил лучик облегчения, как если бы она сняла со своих плеч часть груза, тяготившего ее изо дня в день.

— Наше притяжение было фантастическим. Уверен, оно нисколько не ослабело.

— Да, — повторила она как во сне.

Они сблизились в поцелуе. Она чувствовала, что от нее уже ничего не зависит. Ей страшно было подчиниться, но этот голод нельзя было утолить иначе.


В кухне Мэри столкнулась с экономкой Кармен и, поздоровавшись с ней, приступила к стряпне.

— Могу я чем-нибудь вам помочь, мисс Мэри?

— Я приготовлю салат, а вы сделайте нам чай и накройте в кабинете. Кейн, пить хочешь?

— Перье, пожалуйста.

— Отлично.

Перекусив, они честно приступили к обсуждению инвестиционных планов Мэри, то и дело сбиваясь на нежные прикосновения и легкие поцелуи. Их прервал тихий отзвук чьих-то шагов.

— Ай-ай-ай, Мэри, — раздался укоризненный голос.

— Я думала, у тебя есть дела поважнее, чем лично шпионить за мной. Поменяй приоритеты, иначе твоя мануфактура быстро прогорит, — дерзко осадила Мэри бесцеремонного Ченнинга.

— Не волнуйся, меня па все хватит.

— Может быть, но кое-что вас все же не касается, — вступился за Мэри Кейн.

— А вам бы не стоило встревать, — взвился Ченнинг.

— Позвольте мне самому решать. Предупреждаю, любой, кто станет третировать Мэри, будет иметь дело со мной. Она уже не так беззащитна, как вам бы того хотелось.

Наблюдая за словесным поединком таких разных мужчин, Мэри втайне радовалась, что не поддалась переполнявшему ее инстинктивному желанию запереться с Кейном в спальне, как только они переступили порог дома. Ей приятно было осознавать, что дедушкина муштра в очередной раз сослужила ей добрую службу. Ченнинг удалился ни с чем, и, подкрепившись легким салатом за милой болтовней, они переключились на темы хоть и приземленные, но необходимые.

— Кейн, я сама справлюсь. Тебе не обязательно ввязываться в эти склоки, — посчитала она необходимым предупредить его.

— Если тебе это по силам, почему ты так напугана?

— Мы родственники, и он не исчезнет из моей жизни, как это можешь сделать ты, если тебе надоест роль покровителя.

— Ты полагаешь, я руководствуюсь сиюминутными капризами? — с обидой в голосе спросил Кейн.

Мэри не ответила. Она не имела представления, что руководит Кейном Брентвудом. Просто она воспользовалась случаем, чтобы сказать, что не имеет оснований безоглядно полагаться на него и что ее жизнь больше не замыкается на романтическом безумии, которое он хочет ей вновь навязать. Она знала, где проходит водораздел, отделявший стихийность ее юности от ровного течения зрелых поступков. Это память о невосполнимых утратах, саднившая душу, стоило ей остаться наедине с собой. Кроме того, она хорошо знала Кейна. Его независимая натура не терпела уз и оков. Когда он закрывал за собой дверь, у нее никогда не было уверенности, что он вернется. В отличие от подруг, ее не страшило одиночество, в сущности, только им она и жила.

— Пренебрегая мной, ты можешь меня обидеть, но не избавиться от меня, — шутливо предупредил Кейн, видя, что Мэри вновь уходит в себя.

— Я не пренебрегаю тобой, а лишь пытаюсь обуздать свой норов.

— У тебя это отлично получается, — сердито проворчал он.

Мэри не ожидала услышать ропот из уст этого великана. Она находила крупицы перемен в человеке, которого, казалось, изучила вдоль и поперек.

* * *


— Давай работать, — призвала его Мэри к порядку, вооружилась ручкой и развернула блокнот, усаживаясь за рабочий стол в кабинете деда.

— Твое желание — закон, — голосом, полным театрального смирения, согласился Кейн.

— Я уже набросала кое-что, почитай, — она передала ему свои заметки. — И договорилась о встрече с хорошим адвокатом. Он мой друг. Я полностью ему доверяю.

Мэри говорила таким уверенным тоном, а записанные ею идеи были настолько хорошо проработаны, что Кейн быстро сменил снисходительное отношение мецената на внимание коллеги и увлеченно занялся изучением ее проекта.

— Учти, что инвестиционный план должен предусматривать возможность хотя бы частичной компенсации затрат, если меня вынудят вернуть наследуемые средства.

— Нельзя начинать работу с таких пессимистичных мыслей.

— К сожалению, выбора у меня нет.

— Когда именно ты вступишь в права?

— По словам мистера Превина, через три месяца. Испытательный период будет длиться два года.

— То есть, в течение этих двух лет ты будешь под неусыпным надзором?

— Совершенно верно.

— Ты должна быть просто хорошей девочкой или существует какой-то особый кодекс поведения?

— О да. Я должна буду жить в полном соответствии с заветами моей великосветской прабабки — подобно обеим моим бабушкам и маме. Это свято чтимый свод правил, хранимый в кожаном переплете, к соблюдению которых мой дед обязал меня как продолжательницу династии Дюваллов, — с легкой иронией произнесла Мэри.

Кейн внимательно посмотрел на нее, но от комментариев воздержался. С этим циркуляром она отождествляла все ужасы своего взросления. Сколько Мэри себя помнила, ей приходилась слышать, что носить фамилию Дювалл — огромная ответственность и худший грех для юной девицы — запятнать это гордое имя.

— В этой книжке есть картинки?

— Только назидания и правила, нарушение которых карается по всей строгости.

— Понятно, почему она тебе не нравится.

— Можно подумать, в вашей семье нет чего-либо в этом роде.

— Не без того. Но на меня эти предписания больше не распространяются.

— С каких нор? — воскликнула она в изумлении.

Для Мэри оставалось загадкой все, что происходило в его жизни после расставания три года назад. Конечно, у нее была возможность заполнить этот пробел благодаря общению с общими знакомыми или чтению светской хроники, но прикосновения ко многим струнам прошлого вызывало болезненные ощущения. Она была уверена, что он с другой. Все остальное не имело значения.

— После развода с Викторией я, можно так сказать, сжег мосты.

— Радикальный поступок. Прости мое любопытство, но почему вы расстались?

— Разве это имеет отношение к предмету нашей деловой беседы? — отрезал он.

— Нет, извини, — осеклась Мэри и сконфуженно склонилась над старинным столом орехового дерева.

— Я пошутил, — рассмеялся Кейн. — Ты все утро так настаивала на сугубо деловом тоне, что я не удержался, чтобы не подтрунить над тобой.

— Всем хочется меня проучить. Грустно сознавать это, — без притворного кокетства отметила Мэри.

Кейн подошел к ней и, подняв за руку, усадил ее на край стола. Затем крепко обхватил и прижал к себе. Он проделал это в сосредоточенном молчании. Она тоже не издала ни звука, подмечая, как напружинилось его лицо и все тело. И он не мог не заметить изменений под тонким шелком ее блузки, столь очевидных и бесстыдных, стоило ему оказаться между ее бедрами.

— Поверь, успех нас ждет по всем фронтам. Одно другому не мешает.

— Ты склоняешь меня к разврату?

— Кто говорит о разврате, милая?

Тяжело дыша, он плотно прижал свои губы к ее жаркому рту. Он ждал ее нетерпения, ее ответа. Она выстояла, затушив необоримое желание ответить на его поцелуй. Кейн посмотрел на ее скованное лицо и, снимая оцепенение, нежно провел языком по карминным губам. Их объятия сделались крепче, а тела напряглись. Он легонько укусил ее нижнюю губу и впился в приоткрывшийся рот.

Их дыхание соединилось в ритме стократных поцелуев, прежде чем они застыли, отдаляя взрыв страсти. Она сдавила его бедра своими, перекрестив щиколотки. Ее сдерживаемая страстность готова была прорваться в любой момент, и на короткий миг ему показалось, что она горячее, чем он может выдержать. Он ощутил яростную цепкость ее ногтей на своей коже.

В отличие от слов, их чувства не поддавались контролю. Единение, как если бы они расставались ненадолго, обрадовало обоих. Он торопливо расстегнул ее блузку, оголив атласные плечи, сорвал рубашку и вновь прижался к ней всей упругостью своего могучего тела.

Мэри отпрянула, отстранив его согнутыми в локтях руками, прикрывавшими грудь. Она смотрела на него своими бездонными синими глазами, затененными густыми ресницами. Ее щеки горели, дыхание волновало грудь. Кейн провел подушечками пальцев по ее увлажнившейся ключице вниз к животу.

В коридоре раздались шаги, и благоразумие велело им остановиться. Но, разомкнув объятья, они вновь приникли друг к другу. Он соскользнул на ее гибкую шею, прижался губами к мягкой возвышенности груди. Она обхватила его голову руками, запрокинувшись назад и в наслаждении сомкнув веки.

Подгоняемый шумом в конце коридора, Кейн дерзнул соединиться с ней, не медля ни секунды, и не встретил сопротивления с ее стороны. Она лишь сипло прошептала его имя. Ее пылающее тело содрогалось в его крепких объятиях. Кейн дождался, когда оно станет податливым, а трепет размеренным, и отдался чистому наслаждению. Самые яркие воспоминания о былой страсти померкли в этот упоительный миг.


ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ


Мэри оттолкнула Кейна. В голове шумело. Она с трудом понимала, как это произошло. Поспешно приводя себя в порядок, она с тревогой поглядывала на дверь. Для нее стало ясно, что Кейн считает возможным добиваться своего любой ценой, невзирая на ее увещевания. Тяжелее было принять, что именно он теперь будет властвовать над ее чувствами и мыслями. И все же забавляло то, что все произошло в этом священном кабинете, где ее благопристойные предки читали ей ханжеские нотации.

— Мэри… — тихим, но властным голосом вывел ее Кейн из состояния рассеянной задумчивости.

— Полагаю, на сегодня более чем достаточно, — с нескрываемой досадой прервала она его.

Слишком близко подпустила она его к себе. Это угрожало не только ее благородным планам в отношении наследия семьи, но и сохранению тайны, разоблачение которой грозило потерей честного имени.

— В дальнейшем все, что невозможно будет решить в телефонном разговоре, мы перенесем в официальные учреждения. А сейчас прошу меня оставить, — тоном, не допускающим возражений, заявила она.

Не проводив посетителя, она торопливо покинула кабинет и через холл направилась к заднему дворику, мимо бассейна и домика для гостей, в очаровательный и ухоженный садик, служивший ее деду местом уединенных раздумий. Облюбованный им уголок под развесистой плакучей ивой, который Мэри знала с детства, всегда привлекал ее своей безмятежностью и простотой.

Под этими свисающими до самой земли ветвями, в прохладной тени, можно было ощутить себя огражденным от всего внешнего, подчас враждебного и неизменно тревожного. Мраморная скамья, нежная травка под ногами, мощный ствол дерева были такими же, как в далеком детстве. Это место стало их с дедом тайным заповедником, в котором время останавливалось и ничто не могло заглушить голос собственного сердца.

Слезы застилали глаза, ком в горле предвещал жалобный стон. Все усилия взять в свои руки собственную жизнь, собственную судьбу казались Мэри тщетными. Это был один из немногих моментов отчаяния, которые запоминаются на всю жизнь. Ей горько было признать, что, поступая вопреки или благодаря, она всегда от кого-то зависела. И чем отчаяннее старалась разорвать эти путы, тем глубже увязала в трясине всё прибывающих проблем.

Она так долго внушала себе, что стала другой, сдержанной и рассудительной, и старательно убеждала в этом других. И все для того, чтобы признать постыдную правоту злорадного Ченнинга.

— Мэри, — прозвучало над ней.

Кейн остановился перед каскадом ниспадающей зелени, не решаясь проникнуть в ее убежище. Мэри подняла на него покрасневшие и испуганные глаза. Щеки блестели от слез, губы распухли.

— Я просила тебя уйти, — прохныкала она, превратившись в малое дитя.

Кейн раздвинул лиственный занавес, шагнул в тайное капище, рассекая воздух порывистыми движениями, и небрежно сел рядом с ней на скамью, закинув ногу на ногу. Его вторжение задело Мэри.

— Пожалуйста, уйди, — процедила она.

— Не думаю, что ты этого хочешь, — самоуверенно предположил Кейн и добавил: — Очевидно, что ты несчастлива.

— Да, я несчастлива. А ты только усугубляешь это. Не в твоих силах что-либо изменить к лучшему, — вздохнула она, отирая кулачком соленые щеки.

— Ты удивишься, но я умею делать женщин счастливыми, — хвастливо заявил англичанин. — Во всяком случае, я могу загладить свою вину перед тобой, — посерьезнел он.

— Какую вину? — всхлипнула Мэри.

— Когда в Париже… — начал было Кейн, но она не дала ему закончить.

— Я не хочу об этом, — замотала она головой.

Ей вспомнилась ее весна в городе любви, когда она с нетерпением ждала возвращения Кейна. Не терпелось поскорее порадовать его вестью о своей беременности и услышать, что он отказывается от «идеальной партии», которую ему навязывал общественный статус, но… ее ждало разочарование.

— Я мог бы все исправить.

— Увы. Это невозможно. Есть вещи, которые нельзя изменить.

— Признаю, я был с тобой резок, даже жесток. Но как я мог реагировать на то, что у тебя другой мужчина и ты носишь его ребенка?

Глядя в прошлое, трудно было понять, что именно заставило ее так запутаться, что подвигло придумать какого-то мужчину вместо того, чтобы прямо отвергнуть оскорбительное предложение Кейна оставаться его любовницей, тогда как официально он будет жить с Викторией.

— Мы оба поступили неразумно, — вслух подытожила Мэри свои размышления о прошлом и позволила Кейну обнять себя за плечи, уютно устроившись в его сильных руках, и тихо улыбаясь маленькой мимолетной надежде.

— Кейн, объясни, зачем ты приехал, — вновь задала она вопрос, тревоживший ее эти два дня.

Его затянувшееся молчание действовало угнетающе. Ей хватало собственной неразберихи. Хотелось думать, что такой волевой и независимый человек, как Кейн, более властен над своими страхами и желаниями.

— Я же говорил, что искал тебя. Искал с тех самых пор, как аннулировал свой брак, — наконец ответил он и добавил: — Потому что ты мне нужна.

— Другими словами, оставшись один, ты вспомнил о своей прежней любовнице.

— Не стоит так опошлять.

— Кейн… ты сказал, что аннулировал брак. Я думала, ты развелся. Что это значит?

— Это сложно и неинтересно, — попытался увильнуть он.

Кейну было неприятно вспоминать, тем более рассказывать, о своих семейных казусах. Мэри и Виктория были для него непересекающимися темами. С Викторией его никогда не связывали глубокие чувства. Этот брак был всецело плодом родительских стараний.

— Твоя скрытность наводит на неприятные мысли, — строго заглянула Мэри в его глаза.

Кейн нехотя поддался:

— Я рассказывал тебе о моем старшем брате Найджеле? — спросил он, отлично зная, что никогда о нем не упоминал.

Трагедия, унесшая жизнь старшего брата, переживалась тяжело и в одиночестве. Найджел был страстным альпинистом и погиб во время схода лавины, когда Кейну был двадцать один год.

— Нет. Я никогда о нем не слышала, — уверенно ответила Мэри. — Не помню, чтобы ты когда-нибудь рассказывал мне о своей семье.

— Верно. Ты была моим оазисом наслаждений, Мэри-Белл, — признался он и поцеловал ее в темечко.

— Оазисом наслаждений? — удивленно воскликнула Мэри. — Не знала, что ты поэт.

Кейну тоже понравился этот экспромт, он помог понять, что его влекло к Мэри, что он искал рядом с ней.

— Ты хотел рассказать о старшем брате, — напомнила Мэри.

— Он был любимчиком всей семьи. Этакий золотой мальчик. Он родился победителем. С ним сопрягали много надежд по части продолжения семейных традиций. В общем, он был полной противоположностью мне.

— Из-за этого ты о нем никогда не рассказывал?

— Нет. Из-за того, что он трагически погиб. Это сильно подточило всю нашу семью. Он погиб во время восхождения на Эверест.

— Вероятно, от тебя потребовали, чтобы ты заменил его?

— Они до сих пор уверены, что имели на это право.

— А при чем тут твой брак?

— Виктория была невестой Найджела. Она переживала его гибель вместе с нашей семьей. Тяжелее, чем кто-либо из нас. Это стало причиной очень длительной депрессии. Она вызывала мое искреннее уважение и сочувствие.

— И поэтому ты женился на ней.

— Не совсем. — Кейн замялся. — Она была в глубоком отчаянии, замкнулась в своем горе. Нам приходилось буквально насильно вытаскивать ее из дома. Я часто навещал ее, мы много говорили, вспоминали Найджела, прошлое. Я симпатизировал ей. В какой-то момент мы увлеклись. Потребовалось время, чтобы понять, что это всего лишь подмена.

— Ответь честно. Ты сделал ей предложение, когда мы были вместе?

— Да.

— В таком случае ты — мерзавец, — четко произнесла Мэри.

— Жаль, но это так, — смиренно принял он ее вердикт.

Кейн искренне верил в то, что Виктория, воспитанная в строго английских традициях, будет идеальной женой для молодого перспективного аристократа. А простушка Мэри не могла рассчитывать ни на что, кроме как на честь быть его пылкой любовницей.

— Так почему все-таки брак был аннулирован? — продолжала допытываться Мэри.

— Незадолго до гибели брат позвонил мне с места их последней стоянки и заставил меня пообещать, что в случае несчастья я позабочусь о его невесте. Ради его спокойствия я дал обещание. Но сложилось так, что наш брак оказался фикцией. Мы не были супругами в полном понимании этого слова.

— Как долго это продолжалось?

— Больше года.

— Невероятно, чтобы за это время вы ни разу… — Мэри запнулась, подозревая, что Кейн ее дурачит.

Кейн почувствовал себя неловко. Ему очень хотелось, чтобы она поняла его правильно.

— Видимо, у тебя с твоим мужем все было иначе.

— Ты хочешь, чтобы я чувствовала себя виноватой перед тобой? Это так. Я жестоко ошиблась.

— Вместо того чтобы сокрушаться о прошлом, мы должны воспользоваться шансом и все исправить, Мэри, — менторским тоном сказал Кейн. — Мы стали мудрее и можем простить друг друга.

— Кейн, пойми меня. В моей жизни сейчас такой период, когда я должна стать самостоятельной. А на это требуется время. Я должна понять, кто я и что я. А это можно сделать лишь в одиночестве. Ты сам убедился, чем чреваты скоропалительные решения. Мы должны подождать… несколько лет.

— Ты, должно быть, шутишь. С каждым годом я чувствую, как бездарно пролетает жизнь. Я бы мог тебя понять, если бы между нами стояли объективные преграды, но… — Он смолк и крепко обнял ее. — Расстаться сейчас станет еще более непростительной ошибкой, чем то, что мы натворили, будучи молодыми и самонадеянными. Мы знаем жизнь и сможем справиться с трудностями.


Остаток дня Мэри пребывала в состоянии растерянного удивления. Как же быстро и незаметно обида на Кейна сменилась чувством вины перед ним. Конечно, то обстоятельство, что он, будучи ее любовником, присматривал себе другую женщину на роль жены, ранило Мэри. Но свое прегрешение перед ним она расценила строже. Кейн все еще пребывал в неведении, чьего ребенка она носила, оставляя его. Мэри затруднялась предсказать его реакцию, случись ему узнать об этом.

Равновесие духа достигалось нелегко. Мысли перепрыгивали с его рассказов о семье на взрыв страсти, испытанной в кабинете деда. Блаженная нега быстро приходила на смену терзающему ощущению безвыходности.

Когда Кармен принесла напитки с закуской к бассейну, Мэри забеспокоилась, как бы экономка чего-нибудь не заподозрила в отношении ее и Кейна, слишком плохо у нее получалось вернуть себе душевное спокойствие. Вспоминался дед, строгий к эмоциональным вольностям.

Старик многим казался жестким, отпугивал своей бескомпромиссностью. Но у Мэри была возможность убедиться, что это лишь внешнее проявление его волевого характера. Когда в доверительном разговоре она рассказала ему о своем желании учредить педиатрическое отделение для детей из малообеспеченных семей, он благословил ее план. Он искренне сочувствовал ее потере и не сомневался в серьезности намерений. Однако нежная его любовь и понимание никогда не умаляли строгости главы клана. Его требования оставались одинаково обязательными для всех. Мэри была готова на многие жертвы, чтобы соответствовать высоким стандартам, предъявляемым к женщинам семьи Дюваллов. И это было нетрудно, пока она вновь не встретила Кейна.

— Не желаешь прогуляться по пляжу? — спросил ее быстро освоившийся Кейн.

— Придется переодеться, — согласилась она.

— Я подожду.

— Там, — она указала на кабинки для переодевания возле бассейна, — есть разная пляжная одежда. Подбери себе что-нибудь.

— Отлично.

Мэри надела свободную юбку и легкий топик без рукавов. И собралась было выпорхнуть из комнаты босиком, но, вспомнив о правилах семьи Дювалл, обула сандалии и степенно спустилась по лестнице, на нижней ступени которой замерла, насторожившись.

Внизу Кармен разговаривала с Ченнингом. Чтобы не привлекать их внимание, она разулась и бегом на цыпочках пересекла внутренний дворик. Кейн поймал ее за талию и спросил:

— За тобой кто-то гонится?

— Не хочу сталкиваться с Ченнингом.

— А мне бы очень хотелось с ним столкнуться, — воинственным тоном произнес Кейн.

Будучи превосходным боксером, он мог позволить себе даже открытые угрозы в адрес противника.

— Кулаками проблемы не решаются, — строго одернула его Мэри, видя, что Кейн не шутит.

— У меня свои методы решения спорных вопросов, и они меня никогда еще не подводили.

— Свои дела ты можешь улаживать, как тебе нравится. Но это моя семья и мои проблемы, — категорически заявила она.

Он с недовольным, но все же покорным видом взял из ее рук сандалии и, присев на одно колено, заботливо застегнул ремешки на ее ногах, чем несказанно растрогал Мэри. Смягчившись, она сказала:

— Это неправильно.

— Я не считаю, что заступиться за женщину — это неправильно, — сурово объявил Кейн, не глядя на Мэри.

Он извлек из кармана солнцезащитные очки и спрятал за ними свой ставший вдруг строгим взгляд, устремив его куда-то вдаль, из чего следовало, что нечто в ее позиции его сильно расстроило.

— Я ценю это. И все же не считаю, что рукопашный бой пойдет на пользу.

— Ты права с рациональной точки зрения. Однако с эмоциональной и этической скорее прав я.

— С этической? С каких пор мордобой прописывается этикетом?

— Со времен рыцарских турниров за прекрасных дам. Хрупкая женщина не имеет возможности самостоятельно противостоять таким негодяям, как он.

— Я не хрупкая и всегда могла постоять за себя.

— Возможно. Но я уверен, что та борьба, которая закаляет мужчин, способна искалечить женскую сущность. Об этом красноречиво говорит твой потухший взгляд.

Мэри знала истинную причину утраченного сияния глаз — ее несостоявшееся материнство.

— У каждого своя судьба, которая неминуемо отпечатывается на лицах.

— Наша судьба зависит от нас самих. Я никогда не соглашусь считать себя жертвой роковых обстоятельств. Именно поэтому я и приехал… Нас с тобой многое связывает, больше, чем банальное плотское влечение.

— Приключение в дедушкином кабинете говорит об обратном.

— Не моя вина, что ты такая красавица, Мэри-Белл. — Они постепенно возвращались к препирательству влюбленных, держась за руки и гуляя по знойному пляжу, искрящемуся острыми гранями мелкого песка и чешуей морской зыби.


ГЛАВА ПЯТАЯ


Не желая усложнять своей возлюбленной движение к намеченной цели, Кейн всю неделю был чуток и невзыскателен. Он довольствовался приятным обществом Мэри, предвкушая неминуемое ее пробуждение к дремавшей долгие три года жажде жизни и действия. Им редко удавалось побыть наедине. Дом Мэри кишел гостями. Ее многочисленные подруги с мужьями и приятелями заполоняли ее шезлонги, бассейн, гостиную. Для Кейна было очевидно, что Мэри дорожит этими узами. Он незаметно стал своим в кругу ее знакомых.

Арендовав неподалеку дом, он пригласил Мэри отпраздновать символическое новоселье. Немногочисленный персонал корпел над организацией скромного, по меркам лорда, ужина, когда дворецкий проводил единственную гостью в гостиную.

Ее вечерний наряд был аристократически лаконичен. Длинное платье по фигуре с открытыми плечами и жемчужное колье — щедрый подарок принимающей стороны — ненавязчиво украшали пышноволосую шатенку с сияющей на пухлых, сочно-ярких губах улыбкой.

— Ты прекрасно выглядишь.

— Благодарю. Надеюсь, не слишком опоздала? Звонил Макс, передал, что мне необходимо быть завтра в десять утра у него в офисе. Ченнинг и Лоретта настаивают на встрече.

— Я бы мог сопроводить тебя. Поддержка не помешает.

Всю прошедшую неделю Кейн улаживал собственные дела. Он окончательно решил устроиться в Иствике и занимался переводом своего дела в Коннектикут.

— У нас с тобой общих дел вполне достаточно. Предоставь Ченнинга и Лоретту мне, — шутливо отказалась она от помощи, желая убедить, что ее ничуть не тревожит предмет завтрашнего разговора.

— Если я тебе понадоблюсь, звони.

— Для чего ты арендовал этот дом? — Мэри поспешно сменила тему, лениво расхаживая по гостиной. Ее внимание привлек массивный старомодный камин. Она провела ладонью по холодному мрамору и вопросительно посмотрела на Кейна.

— Настало время вести оседлый образ жизни. Устал от разъездов. Скоро подадут ужин, — так же не желая распространяться о своих планах, он подхватил гостью под локоть и повел в столовую.

— Мартини для аперитива, — протянул он ей бокал.

— Хочешь одурманить меня этим зельем? — Она посмотрела на него с подозрением.

— Ни в коем случае. Просто разогреваю чувства. Не поверишь, у меня такое ощущение, что мы только неделю назад познакомились и мне хочется узнать тебя поближе.

Теперь она слушала его с доверчивым вниманием. Кейн проводил ее на обширную веранду. Арендованный им дом был выстроен ступенчато, в несколько террас, с каждой из которых открывался замечательный вид.

— Вот объяснение, почему я арендовал именно этот дом, — сообщил Кейн, очертив жестом простирающаяся вокруг панораму.

— Мне нравится, — произнесла Мэри, глядя на закат светила, последними лучами играющего в бокалах с хмельным напитком. Она сделала глоток, оставивший блестящую каплю на ее губах.

Кейн склонился над ней и осторожным движением языка слизнул капельку мартини. Затем, посмотрев в ее кроткие глаза под изогнутыми ресницами, на приоткрывшийся рот, нежный изгиб сочных губ, поцеловал их долгим и сладким поцелуем. Оторвавшись друг от друга, они некоторое время стояли безмолвно, наблюдая закат.

Кейн взял из ее руки опустевший бокал и поставил рядом со своим на столик. Затем дотронулся до ее обнаженного плеча, провел рукой по ключицам вдоль жемчужной нити, очертил линию декольте. Мэри как в ознобе передернула плечами и со смущенным видом покинула веранду.

Кейна как магнитом потянуло за ней в гостиную, освещенную стремительно гаснущим солнцем. Он подошел к Мэри, остановившейся у камина, обнял ее за обтянутую шелком талию и спросил:

— Теперь теплее?

— Я дрожу не от холода. Я чувствую непонятную слабость, — пожаловалась Мэри.

— Возможно, это от голода, и, значит, надо подкрепиться. Оставайся здесь. Посмотрю, накрыт ли стол.

Оставшись одна, Мэри рассудила, что едва ли в этот необыкновенный вечер ей удастся избежать его ласк. Наряжаясь, она стремилась вызвать у него сильное желание. Вряд ли Кейн позволит остаться ему неутоленным.

Но совсем другое мучило ее сейчас. Каким-то образом Ченнинг прознал, что Мэри была беременна и родила сына, не будучи замужем. Он дал ей понять, что не остановится ни перед чем, чтобы выяснить, кто отец ее несчастного мертворожденного младенца.

Она мысленно отслеживала цепочку лиц и событий. По возвращении в Париж, больше похожем на бегство, она поселилась в просторных апартаментах Жана-Поля Бернара, великодушного владельца галереи, с которой она сотрудничала, ее большого друга. В его преданности она ни на секунду не сомневалась.

Но его альковный партнер Альбер испытывал к Мэри стойкую неприязнь. Он-то и мог снабдить Ченнинга этими сведениями. Она затруднялась сказать, что страшит ее больше: угроза потерять свою долю в наследстве, разоблачения и скандалы или страх потерять Кейна, который рано или поздно узнает, что это его сына она носила, скрывая от него правду.

Зная Ченнинга и Лоретту, она была уверена, что эти двое не остановятся на полпути, завладев ее деньгами. Страшило то, что они станут трепать имя невинного малыша Брента — так она нарекла перед похоронами своего младенца, — чтобы до основания разрушить ее жизнь.

Стараясь не думать о последствиях, Мэри решила, что Кейн должен узнать о сыне из ее уст. Не в лучшие времена он вернулся к ней. Узнавая его вновь, Мэри была уверена, что его возвращение — не блажь или авантюра, а обдуманный поступок зрелого человека. Его переезд в Иствик, желание стать финансовым партнером в учреждаемом ею проекте, его постоянные уступки и терпеливое отношение обязывали ее быть откровенной с ним. Он уже стал частью ее жизни, она не могла отрицать очевидное.

— Приступим к трапезе, — вывел ее Кейн из задумчивости, горячей рукой прикоснувшись к ее обнаженной спине.

— Пожалуй, — согласилась она.

Мартини добавил еще больше сумятицы в ее беспокойные и путаные мысли. Посмотрев в лицо Кейна, она испугалась своего желания открыть ему правду. Любое сказанное ею слово грозило стать последним в этих почти идеальных отношениях.

— Кейн… я бесконечно благодарна тебе за все, что ты для меня делаешь.

— Я делаю это не только для тебя, а ради нашего общего будущего. И я счастлив, что могу хоть чем-то тебе помочь. — Кейн нежно поцеловал ее в лоб.

Растроганная и растерянная Мэри обхватила его торс озябшими руками и, словно ребенок, прижалась к груди.

Все эти годы стараясь держать себя в руках, она втайне мечтала о таком могучем плече, в которое можно зарыться в надежде, что все дурное быстро пройдет, а ее защита крепка и несокрушима. Обнимая Кейна, Мэри осознавала скоротечность этой минуты и все же в глубине души цеплялась за наивную мечту.

Кейн приподнял ее лицо за подбородок и, обнадеживающе поцеловав глубоким поцелуем, сказал:

— Не тревожься, милая. Все образуется.

— Каково это — всегда быть таким правильным? — спросила она, думая о своем и вызвав его искреннее недоумение.

— Ты мне льстишь.

— Назови хотя бы один случай, когда ты сознательно солгал, — допытывалась Мэри, — или поступил нечестно.

— Я думаю, таких случаев было много, иначе я бы тебя не потерял.

— Я понимаю, ты тогда запутался, что называется, из лучших побуждений. Но бывает, что люди сознательно совершают неправильные поступки. Скажи откровенно, с тобой было такое?

— Ты хочешь, чтобы я выдал тебе какую-то страшную тайну из своего прошлого? — шутливым тоном предположил он, избегая затягивать тему, не сулящую ничего хорошего.

Мэри пристально наблюдала за ним. Вместе с восхищением и удивлением он всегда вызывал у нее желание вооружиться карандашом и набросать тот или иной своеобразный его жест, запечатлеть па бумаге неуловимую мимику.

Мэри уже долгое время не была в своей мастерской, она даже эскизы делала крайне редко. Сначала ей казалось, что эта апатия временная и вызвана проходящими причинами, но в последнее время почувствовала, что ничего не вдохновляет ее, как прежде. Страсть к рисованию вернулась вместе с Кейном. Она впитывала его глазами, чтобы затем излить на холсте чувства, навеянные им.

— У всех есть парочка скелетов в шкафу.

— Даже у тебя?

— Я задала вопрос первая, — слегка занервничав, отгородилась Мэри.

— Ты действительно хочешь знать обо мне все? — спросил он, и она кивнула. — Это хороший знак, одобряю. Но только не уверен, что я готов по первому твоему слову выворачиваться наизнанку. В этом есть что-то патологическое, прости… Может быть, со временем, — разочаровал ее Кейн. — Но если ты хочешь, чтобы в моем шкафу оказался скелет Ченнинга, я с удовольствием это устрою. — Заполнив этой кровожадной шуткой неуютную паузу, он вышел на балкон, а она вслед за ним.

Растекшийся по горизонту солнечный круг вычерчивал на земле длинные мутные тени. Становилось влажно и душно. Засыпающий день гасил беспокойный вихрь мыслей. Мэри понимала, что все дурное, что могло произойти сегодня, уже случилось. А ночь сулит чистое отдохновение, и она не должна пренебрегать этим даром. Закат пьянил. Пение океана убаюкивало. Кейн согревал.

Они уже многое знали друг о друге. Казалось, обсудили все стоящие книги, вместе посмотрели несчетное количество интересных фильмов, хорошо изучили вкусы друг друга. Однажды он крайне изумился, застав ее за чтением книги маститого британского историка о Второй мировой войне. А когда она прямо спросила его мнение о популярном ныне типаже актрис с силиконовыми деталями, он озадаченно почесал затылок и решил, что правильней будет сказать: «Я как-то не задумывался над этим». Тогда Мэри призналась, что хотела бы обзавестись более сочными формами, вынудив Кейна признать, что она самая желанная женщина на свете в ее природном виде.

Кейн наблюдал за Мэри и понимал, что она не просто расстроена, она раздавлена навалившимися проблемами. Он видел ее в подобном состоянии только дважды: в день гибели родителей и брата и в день, когда он сообщил ей о своем намерении жениться на Виктории.

Ужин прошел чинно. Мэри промокнула губы салфеткой.

— У тебя красивейшие губы, мне не терпится их поцеловать. — Кейн смотрел на нее, не отрывая взгляда.

— Меня тоже вдохновляет красота. И лишь однажды она меня ввергла в отчаяние. Твоя свадьба была убийственно красива.

— Ты видела фотографии?

Она молча кивнула в ответ, вспоминая отчаяние, с каким разглядывала эти одновременно притягательные и отвратительные снимки в разделе светской хроники.

— Каким образом ты познакомилась с Жаном-Полем?

— Я знакома с ним дольше, чем с тобой. Познакомилась в его парижской галерее.

В глазах Кейна блеснула настороженность. Зная его ревность, Мэри поняла, что высказалась не вполне аккуратно.

— Насколько я знаю, он очень высоко ценит твои работы. Вы встречались, когда мы жили вместе?

— Кейн, ты меня в чем-то подозреваешь?

— Ты понимаешь, что я имею в виду, — дерзко сказал он.

Мэри неторопливо встала со своего места и, подойдя к забавно злящемуся Кейну, с хмельной игривостью присела к нему на колени.

— Тебе нравится ранить меня? — прошептала она, заглянув ему в глаза с грустной улыбкой.

— Конечно же, нет! Но у меня достаточно оснований ревновать тебя. — Кейн долгие три года жаждал узнать, к кому ушла Мэри, чьего ребенка она носила.

— По-моему, когда мы жили вместе, я не посещала его галерею. Но ты хотел знать другое, а именно: встречалась ли я в этот период с другим мужчиной? — Она выдержала паузу, наблюдая за Кейном. — Нет, Этого не было.

— Что тебя тревожит сегодня? — мягко поинтересовался воодушевленный ее ответом Кейн. — Не скрывай, — добавил он, видя ее нежелание признаться.

— Почему ты думаешь, что я тревожусь?

— Я тебя хорошо знаю. И не советую искать спасение в мартини, Мэри-Белл.

Она прильнула лицом к его щеке и молитвенно произнесла:

— Не заставляй меня думать о моих злоключениях хотя бы этой ночью. Пусть она будет идеальной. Я так ждала этого. А что до мартини, то тобою я пьяна неизмеримо больше… и эта радость… Просто забудь обо всем, — сбивчиво лепетала Мэри ему на ухо.

Кейн обнял ее, прижав к своей теплой груди. Некоторое время он ласково гладил Мэри по волосам, молча обдумывая услышанное, и не заметил, как ее сморило в сытости, покое и тепле, словно маленького ребенка на руках у матери. Когда он обнаружил это, она уже крепко спала. Усмехнувшись такому неожиданному повороту, он заботливо отнес ее в спальню.

Его тревожила догадка, что ее расспросы о тайнах его жизни — не досужее любопытство. Ему показалось, что она пытается разрешить собственную дилемму, признаваться или не признаваться ему в чем-то. Он решил выяснить это.


ГЛАВА ШЕСТАЯ


Мэри просыпалась тяжело. Излишки мартини, выпитого накануне, давали о себе знать туманом в сознании и неприятными ощущениями. Она безуспешно старалась вспомнить все сказанное и услышанное. Глаза, испуганные ярким светом, упорно не желали открываться, она нещадно терла их. Когда это все же удалось, Мэри сделала еще одно открытие. Рука обхватывала ее талию, рука Кейна, приникшего к ее спине.

Она помнила свое горячее желание очутиться в его постели. Это желание исполнилось. Однако жажда близости в своем воплощении оставалась для нее загадкой. Смутно всплывали бесконечные вопросы и сбивчивые признания, но ничего больше.

Стараясь не шевелиться, Мэри осмотрела себя и обнаружила, что она одета в просторную хлопковую майку, вероятно принадлежавшую Кейну. Рука его уютно расположилась на обнаженном участке ее тела между кружевными голубенькими трусиками и сбившейся майкой.

Мэри вновь сомкнула глаза. Напрягать память было бесполезным занятием. Она предпочла бы подумать о будущем, о возможности брака между ней и Кейном, например. Но дальше предпочтений мысли не шли. Боязно было обнадеживаться вновь. Она откинулась на подушку и глубоко вдохнула исходящий от Кейна горячий аромат. Да и весь он, плотно прижавшийся к ней, был удивительно горячий.

Он пошевелился, и Мэри притворилась спящей. Его ладонь целенаправленно скользнула к ее груди, и Кейн, отчетливо ощутив, как напряглось тело под его пальцами, догадался, что Мэри проснулась. Он цепко обхватил одну из ее пышных округлостей, слегка сдавил, осязая участившуюся пульсацию, и отнял руку.

Приподнявшись, Кейн заглянул в ее неподвижное лицо. Затем, отогнув подол майки, он вернулся к бархатной груди, уже двумя руками поглаживая волнующие взгорья, с каждым движением все ощутимее задевая малиновые соски. Наконец ее тело томно изогнулось и с гранатовых губ слетел тихий возглас наслаждения.

Кейн безжалостно прекратил ласки, испытующе глядя на разнеженную Мэри. Перестав ощущать его желание, она открыла разочарованные глаза и, встретив самодовольную усмешку, пролепетала:

— Ну пожалуйста.

Кейн медлил, изучая силу ее нетерпения.

— Пожалуйста — что, красавица моя?

— Моя грудь замерзает.

— Прикройся майкой.

— Ты смеешься надо мной, негодяй.

— Скажи, чего ты хочешь?

— Поцелуй их, — и Мэри томным жестом указала на напрягшиеся холмики груди.

— Ты хочешь, чтобы я ласкал твои сладкие изюминки, милая?

— Бесконечно.

Кейн натянул майку обратно на ее озябшую грудь и разгладил складки трикотажа, тщательно повторяя изгибы тела. Когда две круглые маковки вознамерились прорвать материю, он обильно увлажнил их губами, еще более горячими, чем его руки.

Мэри порывистым движением развела бедра.

— Что-то не так? — отстраненно спросил ее Кейн.

— Мне нужно больше, — вновь сомкнув веки, простонала она.

— Будет ли это правильным? Не думаю, что такое поведение предусмотрено твоим кодексом хороших девочек, — испытывал он ее, вновь обнажая ей грудь.

Повеяло холодом. Ее лицо исказилось мукой.

— Делай, что хочешь… но нежно, — не выдержала она пытки молчанием и обняла его.

Приподняв Мэри и поддерживая ее за спину, Кейн зарылся лицом в атласную ложбинку меж полновесных грудей, опаляя ее жарким дыханием. Она откинула голову, разметав густые темные волосы по спине, опутав волосами его чувствительные пальцы. Насладившись мягкой упругостью груди, Кейн поднял голову и, окинув взглядом ее расслабленное в неге тело, положил руку на напряженный живот. Она не открывала глаз.

— Что теперь, милая?

— Я жду тебя. Зачем ты меня томишь Кейн? — Она беззастенчиво развела бедра, приглашая его внутрь.

Торопливым жестом протиснув руки под резинку его трусов и сжав тугие ягодицы, она яростно впилась в них ногтями, отомстив их обладателю за медлительность.

Кейн молча сносил ее неистовства, пока Мэри не покусилась па самый чувствительный участок его чресл. Она похитила капельку нектара, пользуясь теперь уже неконтролируемым его возбуждением, и, наслаждаясь своей новой властью, разомкнув веки, скрестилась с ним взглядом, меряясь самообладанием. Наконец сдалась первая и недовольно произнесла:

— Снимай трусы.

Вместо этого он сорвал с нее майку, швырнул ее на пол возле кровати и в ожидании застыл над Мэри, упираясь коленями в матрас. Она скосила взгляд па свое обнажившееся тело и, удовлетворившись видом похорошевшей груди, выскользнула, извиваясь змейкой, из изящных трусиков. Распластавшись на постели, она предъявила себя своему единственному мужчине, втайне сожалея, что не молодела все эти годы в разлуке.

Он мельком зацепил ее голодные губы своим пышущим ртом, не задержавшись и секунды и еще сильнее растравив ее жажду, затем спросил:

— И чего ты ждешь?

Заслышав этот странный призыв к действию, Мэри, присев на колени, одним махом стянула с него податливые трикотажные трусы и прижалась бедрами к его бедрам, стремясь полнее ощутить освободившуюся плоть.

— У тебя есть таблетки? — поинтересовался практичный Кейн.

— Есть, но я думала, ты будешь использовать… — недоуменно промямлила Мэри.

— Это лишит меня многих наслаждений. Ты ведь не хочешь этого? — Кейн требовательно посмотрел на нее. — Ложись и впусти меня, — коротко распорядился он.

Она покорно откинулась на подушки. Он положил свою ладонь на ее увитый темными волосками склон с повлажневшим руслом. Мэри испуганно следила за каждым его движением. Он слегка окунул в проступившую влагу свою затвердевшую плоть, готовую до краев наводнить это русло, и приказал ей:

— Шире!

Она подчинилась, раскрывшись навстречу его большому приближающемуся телу. Он властно приник к ней, дразнящими касаниями продлевая мучительный пролог. Она старалась прильнуть к его груди своей ноющей грудью, губами впивалась в шею. Он коснулся ее спины, провел пальцами по позвоночнику, охватил скользкие от испарины ягодицы, затем вжался ладонями в бедра и… оторвал ее от себя, вновь откинувшись на колени.

— Садись и начинай.

— Но я хочу чувствовать твое тело над собой.

— А так ты сможешь видеть все. — Он вальяжно откинулся на выпрямленных руках, сведя лопатки.

Мэри устроилась в уготованном ей месте, охватив его бедра коленями. Привстав, раскрыла пальцами набухшие лепестки и, глубоко вздохнув, впустила твердое жало в сердцевину. Кажется, есть такие плотоядные цветки, которые питаются пчелами, заманивая их на свой нектар, почему-то мелькнула у нее в голове кровожадная мысль.

Оказавшись в теплом гнезде, Кейн обвил рукой ее мерно вздымающуюся талию, задав ритм их танцу. Он ненавязчиво правил ее лодочкой в бурном течении приближающегося водопада. Опьяненная раскрепощенностью своего тела, Мэри сдавила ладонями грудь, изогнув спину и откинув голову, сдерживаемая от падения лишь его неосязаемым касанием.

Мэри чувствовала наслаждение каждой клеткой своего готового к извержению тела. Казалось, она совсем одна в воздушных потоках утреннего света. Она взмывала, предвкушая приближение небывалой радости, и это длилось долго, слишком долго, пока она не изнемогла, оставаясь по-прежнему мучительно голодной.

Мэри жалобно посмотрела на мужчину большими влажными глазами, умоляя о скором разрешении, и сдавила бедрами его таз.

— С добрым утром, Мэри-Белл, — шепнул Кейн, привставая, и, обняв ее ниже талии, рывком переместил на себя, милостиво поменяв роль пассивного партнера на роль ведущего. После череды нарастающих волы он исторг из себя все неимоверно сдерживаемое и в тот же миг отстранился от Мэри, вырвав из ее горла болезненный стон. Откинувшись на спину, он тяжело дышал, сглатывая прохладный воздух.

Она лежала с блаженно приоткрытыми вспухшими губами, лежала рядом — и неизмеримо далеко, стиснув мокрые бедра в неослабевающих конвульсиях. Он со стороны наблюдал экстатические содрогания раскрасневшегося хрупкого тела. Затем склонился над затихающей Мэри и вновь вернул себе власть над ней, поймав запекшиеся губы и в бесконечно долгих поцелуях вонзая язык в ее пьянящий рот.

Он обрушил на нее всю тяжесть своего могучего тела, зарывшись лицом во влажные спутавшиеся волосы, а Мэри гладила его шею и плечи, наслаждаясь этим драгоценным грузом. Наконец она обхватила его ослабевшими ногами, замкнула в кольце гибких рук и, открыв глаза, попыталась улыбнуться болезненно распухшими губами, не зная, что делать дальше.

Кейн знал. Он зажал ее в своих руках и, перекатившись на спину, повлек за собой. Он еще не встречал женщины, которая так откровенно наслаждалась бы его ласками, жаждала его с такой яростью, безоговорочно мирилась бы с его требованиями. Он владел ею по праву. Он верил, что она никогда не наскучит ему, даже если они поселятся среди простыней и будут насыщаться только друг другом.

Он заблаговременно отменил все утренние деловые встречи, чтобы беспредельно растянуть этот утренний пир плоти. Единственное, чего он опасался, — это возрастания ее женской власти над собой. Непривычно много уступок требовала она от него. Следовало подумать над тем, как, не отпугнув, заставить ее быть более сговорчивой.

Он давно понял, что если в постели она безотказна, то в прочих вещах с ней приходится считаться, а подчас и уступать. В свое время женской прелестью она без труда покупала себе комфорт и благоденствие.

Он положил ее рядом, лицом к себе, и стал лениво ласкать ее довольное тело. С дерзким любопытством касался он всех чувствительных участков ее кожи, которые прицельно высматривал под одеждой всю предыдущую неделю целомудренного общения на почве общих финансовых интересов. Это ввергло Мэри в растерянность. У него появилась неприятная привычка внезапно гасить свою страсть.

Унизительно исследуемая, она лежала подле, пытаясь вернуть ему чувственность, щекоча его кончиком язычка. Безуспешно. Мэри отвернула лицо.

Он сильно укусил ей грудь и сказал как отрубил:

— Ты только моя! Просто запомни это.

Ее передернуло от ярости, которую Кейн вложил в эти слова. Она испуганно посмотрела на него.

— Станешь возражать? — не менее властно спросил он.

Мэри обхватила его щетинистые щеки похолодевшими пальцами и пытливо заглянула в глаза.

— Да, любимый. Я твоя, а ты — мой, — с поспешной готовностью ответила она.

Кейн без предварительных пассажей погрузился в нее и внезапно взревел, когда плотное кольцо ее налившейся кровью плоти не позволило ему податься назад.

— Ой, прости, — извинилась она, как школьница, и ослабила хватку.

— Не извиняйся. Лучше удиви меня, — подстегнул он Мэри и все же в отместку укусил ее еще раз и злобно приник губами к болезненно набухшей груди. Его рывки были нещадно дикие и учащенные. Он сжал ее колени в руках и развел их в стороны, до боли, до предела углубляясь в нее.

Мэри путано шептала слова восторга и его имя на разные лады, перемежая их криками и стопами, поощряя его животную ярость. Она из последних сил сдавливала его вибрирующую плоть тесным кольцом, чуть не разрывавшимся от трепета. Они вновь не разочаровали друг друга.

— Я не могу пропустить мою утреннюю встречу, — бесцветным тоном сказала усталая и опустошенная Мэри, когда волна блаженства спала, выбросив на берег их истерзанные штормом тела.

— Я хочу, чтобы ты осталась! — постарался удержать ее Кейн, когда Мэри присела на край кровати.

— Я больше не твоя содержанка, — оборвала она его властный окрик.

— Я перекроил все мое расписание, чтобы провести этот день с тобой, — упрекнул Кейн.

— Ну а у меня нет такой возможности, — враждебным тоном парировала Мэри.

— Возможности или желания?

— Желания тоже. Можно было бы остаться здесь с тобой, сделать вид, что за этими стенами ничего не существует, и наслаждаться сиюминутными радостями. Но реальность предъявит свой счет рано или поздно. Я устала быть жертвой обстоятельств. Ты сам убеждал меня, что наша судьба в наших руках.

— Что такое непоправимое может произойти, если ты отменишь эту встречу?

— Ничего не произойдет, потому что я пойду на нее. Вопрос решенный.

— Неудивительно, что ты так буянишь, — нагло усмехнулся обиженный Кейн. — Тебе не стоило вчера напиваться, — съязвил он, видя, что ее не остановить.

— Отпусти! — гневно крикнула Мэри, разорвав его уже не столь крепкую хватку. Она раздраженно подняла с пола свою одежду.

— Ладно, следующие выходные у меня свободны.

— А остающиеся до них четыре ночи? — разочарованно спросила Мэри.

— Терпи, если тебе так надо на эту встречу. Я в таком случае тоже не стану откладывать свою встречу с Биллом Хатчинсом. Он прилетает сегодня из Лос-Анджелеса. — Билл был человеком, которого Кейн три месяца уговаривал сотрудничать с его инвестиционной фирмой, зная о редкостных деловых способностях этого молодого специалиста.

— Ты правда готов был отказаться от своих планов ради меня? — промурлыкала растроганная Мэри, взбираясь па постель в очередном приступе вожделения.

— Да, — ответил недовольный своей откровенностью Кейн и тут же скрылся от Мэри за дверью ванной комнаты. «Он изменился», — подумала Мэри.


ГЛАВА СЕДЬМАЯ


Кейн вынужден был отвозить Мэри на своей машине. Он был подавлен неудачным завершением сумбурного диалога.

Мэри предупредила Макса по телефону, что, возможно, опоздает. В машине она была хмурая от сознания собственной вины в возникшем между нею и Кейном недопонимании, при этом, подспудно радуясь своей власти над этим незаурядным мужчиной, все же понимала, что есть некая тонкая грань, заходить за которую опасно для них обоих.

Езда в кабриолете «ягуар» приятно освежила обоих.

— Спасибо, что подбросил, — словно чужая поблагодарила Мэри. Ее страсть к Кейну стала более управляемой, спокойной.

В былые дни она панически боялась любых возникавших в их отношениях обострений. Часто брала вину на себя и заглаживала ее в любовных играх. Тогда она ощущала себя лишь любовницей влиятельного человека. Но не теперь.

— Всегда к твоим услугам, — нерадушно ответил Кейн, продолжая смотреть на дорогу.

Самонадеянность Мэри пошатнулась, она поняла, что в этот миг уже не была для него оазисом наслаждения.

— Прости. Мне не следовало…

— Ты здесь ни при чем, — резко оборвал Кейн.

Мэри почувствовала себя никчемной. Старые уловки стали неприемлемы, новыми она не владела. Его аристократический профиль оставался непримиримо жестким. Аргументы правоты бурлили в ней, не осмеливаясь обрести голос.

Кейн ввел код, и массивные металлические ворота открыли подъезд к величественному особняку Дюваллов. Не заезжая в глубь поместья, Кейн остановил авто и, повернувшись лицом к Мэри, взял обе ее руки в свои ладони, нежно погладил их и поцеловал.

— Сдается мне, ты что-то от меня скрываешь, — уверенным тоном предположил Кейн.

Мэри выдала себя, невольно вздрогнув. Спокойствие, с которым он выразил свою догадку, искушало ее сей же миг открыть все свои постыдные тайны. Благоразумие безмолвствовало, и Мэри с трудом удалось сдержаться.

— Мэри-Белл?

— Это просто эмоции — результат моего скверного характера, который, увы, плохо поддается исправлению.

— Ты можешь полностью довериться мне, — уверил ее Кейн, гипнотизируя ее взглядом.

— Буду иметь в виду. Только не принимай мою взбалмошность слишком близко к сердцу, я с ней борюсь. — Мэри никогда не считала себя великой актрисой, оттого порой чувствовала огромную необходимость оттачивать мастерство лицедейства. Много возможных реплик промелькнуло в ее голове, прежде чем она нащупала ту, которой можно было бы завершить этот неудобный разговор.

— Я обожаю, когда ты дикая. Ты много потеряешь, если переусердствуешь с самовоспитанием. Возможно, из-за этого ты и перестала рисовать, — Кейн словно чувствовал ее слабые места и ни разу не промахнулся.

— То, что ты называешь дикостью, не очень помогает жить среди людей. А рисовать я перестала потому, что у меня изменились приоритеты.

— Даже если ты и права, от себя не убежишь.

— Давай не будем говорить друг другу банальностей. Ты можешь помочь мне приспособиться к этой нормированной жизни, но мешать мне я никому не позволю, даже тебе.

— Я тебя понял, — рассмеялся Кейн.

— Над чем ты хохочешь? Я не шутила. Да, я слабый человек, но хотя бы стараюсь работать над собой.

— Мне больше нравится, когда ты просто слабая, без этих никчемных потуг. Прости, оставим эту специфическую тему.

— Я не возражаю. Но позволь напомнить: вчера ты сам сказал, что не можешь выворачиваться наизнанку по первому моему требованию. Я тоже не способна на это.

— Однако женщины более склонны к откровенности. Ты не исключение, — Кейну очень импонировал этот курс на прямолинейность. Ему казалось, что с этой стратегией он более свободен, чем Мэри.

Сейчас она существенно отличалась от той восторженной дикарки, которую он когда-то знал. Подавленная внешними обстоятельствами и внутренними переживаниями, Мэри жила с оглядкой, опутанная сомнениями. Она словно дозировала себя, экономила чувства.

Мэри знала это про себя, она изо дня в день шла как по канату, балансируя в неестественной позе. Она хотела похоронить в себе обеих Мэри: одну бесстрашную, другую уязвимую. Кто придет им на смену, она не знала сама.

— У меня такое чувство, что я просчитываю тебя, вместо того чтобы разгадывать.

— Не делай ни того, ни другого. Я и так живу как под микроскопом. Ты действительно проницательный человек и пугаешь меня этим. Не становись одним из тех, кто хочет вывести меня на чистую воду.

— Даже если и так, не забывай, что я на твоей стороне и мне легче будет помогать тебе, если я узнаю больше.

— Просто высади меня возле дома, мы можем поговорить об этом позже, — Мэри тревожило чувство, что Кейн не оставляет надежды манипулировать ею, становясь все более изощренным.

— Как скажешь. — С видимой покорностью он выключил зажигание, будучи у парадного подъезда, и, обхватив за шею, сладострастно поцеловал ее на прощание.

— Я говорила, что эта вертихвостка не способна владеть собой, как это от нее требуется, — обернулись они на крикливо-капризный голос Лоретты.

Чуть в стороне от особняка в ожидании Мэри стояли оба претендента на наследство и адвокат.

Кейн изобразил угрожающий прищур в адрес ее родственников. Мэри принялась объяснять им что-то, но вскоре замолкла и на секунду плотно прикрыла глаза, видимо приходя в себя. Пауза длилась недолго. Она мигом преобразилась в спокойную и уверенную даму.

— Что предосудительного вы все видите в том, что она целовалась со своим женихом? — спросил Кейн.

— Ничего, если бы вы были помолвлены! — взвизгнула Лоретта.

— Простите, что не отчитались перед вами, но это действительно так. Мэри согласилась стать моей женой. — Он обхватил ошалевшую Мэри, прижал к себе и вновь с упоением поцеловал на глазах у склочных родичей.

Мэри нешуточно испугало такое внезапное исполнение ее самого потаенного желания. Кейн не спеша помог ей выйти из машины. Пульс на виске готов был прорвать бледную кожу Мэри.

— Кармен, бутылку шампанского, пожалуйста, и бокалы на террасу, — по-хозяйски скомандовал Кейн.

— Сейчас, сэр.

Кейн жестом собственника обнял «нареченную» за плечи и направился к террасе. Пройдя мимо собравшихся, он остановился, неторопливо развернулся и небрежно проронил:

— Кажется, нас не представили.

— Это Макс Превин. Макс, это Кейн Брентвуд, — зачастила Мэри, напуганная происходящим.

Кейн пожал руку адвоката и с насмешливой строгостью спросил:

— Вы тоже один из ее родственников?

— Нет. Я поверенный в делах семьи Дювалл. Лоретта и Ченнинг были озадачены отсутствием Мэри. Мы еще вчера договорились о встрече.

— Простите, Макс, — вступила Мэри, — разве ваш ассистент не передал, что я опоздаю?

— Только за пару минут до вашего прибытия.

— Но мы уже в курсе, что ты не ночевала дома. Кармен сказала.

Кейн, обозленный царившими в этом семействе деспотическими нравами, демонстративно проигнорировал выпад Ченнинга и, обратившись к Максу, объяснил:

— Это целиком моя вина. Я знал о назначенной встрече, но не позволял Мэри уйти, пока она не даст свое согласие на брак. Такой уж я настойчивый.

— Кейн, — кашлянула Мэри, — а мы бы не могли поговорить наедине?

— С удовольствием, любимая, — искрометно рассмеялся Кейн. — Мы присоединимся к вам на террасе и отпразднуем это великое событие, — бросил он ошеломленной троице, удаляясь.

Вслед за Мэри он последовал в кабинет деда. Она плотно затворила дверь и еле слышно прошептала:

— О чем ты думаешь? К чему приведут эти игры с помолвкой? Ты считаешь, так мне поможешь?

— Это не игры. Мы помолвлены.

— Правда? Напомни мне, это случилось, когда я уснула, переборщив с мартини, или когда ты заперся в ванной комнате?

— Даже если это мой экспромт, на который меня вынудила твоя родня, я все равно собирался сделать тебе предложение. Но если ты не хочешь…

— Что значит — не хочу? Если бы ты меня спросил, я бы подумала о твоем предложении. Мы только начали восстанавливать наши отношения… — Она замолчала, задумавшись. — Но уже для того, чтобы заткнуть эти злорадные рты, я готова не раздумывая согласиться на помолвку.

— Э, нет, милая. Либо ты хочешь быть моей женой, либо не хочешь. Я не позволю тебе использовать меня.

Они смотрели друг на друга, как бы уличая один другого в подвохе. Каждый почувствовал, что зашел в тупик. Кейн поразмыслил и серьезно произнес:

— Этим вечером мы все обстоятельно обсудим.

— А сейчас — что же мы выйдем отсюда и будем лгать этим людям еще больше, вооружая их против нас?

— Не придется лгать, если ты знаешь другой выход.

— У меня нет полной уверенности, что я готова ответить согласием на твое предложение.

— Помнится, этим утром ты более уверенно согласилась, что принадлежишь мне. Чему я должен верить?

Мэри отступала, пока не задела край письменного стола. Кейн подошел к ней вплотную и сделал то, к чему она всегда была готова: надавил ладонями на ее ягодицы, а своим щедрым поцелуем вознес ее сознание к головокружительным высотам беззаботности. На минуту они в унисон усомнились в необходимости слов, когда их физическое единство много больше, чем взаимопонимание рассудков.

— Не настаиваю на браке, мне достаточно иметь тебя в постели. Я готов признать это перед твоими огнедышащими сородичами, если ты не желаешь их обманывать. Пошли, скажем, что мы любовники, — предложил Кейн.

— Опять шантаж. Я думала, ты выше этого.

— Цель оправдывает средства. Когда они прогонят тебя из этого храма благочестия, ты гарантированно станешь моей, и только моей.

— Ты очень доходчиво объясняешь. Я согласна быть твоей женой.

Ее согласие стало хорошим поводом для короткой здравицы, которую произнес Кейн, с невестой в обнимку присоединившись к ожидавшим на террасе хозяевам. Торжество ограничилось единственным тостом, после которого Кейн чмокнул Мэри, сообщил, что будет аккурат в шесть к ужину, и покинул собрание.

Почти сразу Ченнинг и Лоретта отозвали Макса для уединенной беседы — после того как Мэри призналась, что была знакома с Кейном, еще живя в Европе, но их отношения прервались задолго до ее возвращения в Америку.

Оставшись одна, Мэри решила укрыться в студии — бывшем будуаре своей бабушки, недавно переделанном под мастерскую. Затворившись, она избавилась от вечернего платья, такого надоевшего и сейчас уже неуместного.

Стоя посреди комнаты голой, как иствикская ведьма, она не спешила одеться. Ей нравилась эта абсолютная свобода быть собой. Она открыла мольберт с холстом, над которым работала по ночам втайне от всех. Мэри всегда славилась колоритными пейзажами, но этот раз она писала портрет. Собирала на кончике кисти все свои сожаления о былом, саднящее чувство вины, погибшие надежды и воплощала их в цвет и форму, убеждая себя в том, что все было не напрасно.

Она чувственно провела руками вдоль своего дышащего всеми порами тела, особенно нежно поглаживая скучавшие без Кейна островки. Достаточно было закрыть глаза, и наслаждение возвращалось почти в той же мере. Ей стало жарко. Волны накатывали одна за другой.

Бесцеремонный стук в дверь отвлек Мэри. Она торопливо накинула рабочий халат, расцвеченный брызгами краски, и открыла дверь.

— Что, Кармен? — с еле скрываемым неудовольствием спросила Мэри.

— К вам пришли.

— Кто еще?

— Эмма Диаборн и Лили Картрайт, они на террасе.

У Мэри не было достаточных оснований отсылать друзей, она дорожила их добрым отношением.

— Скажите, что я умоюсь и тут же спущусь.

Когда шаги Кармен затихли в дальнем конце коридора, Мэри быстро вышла из мастерской, заперла ее и побежала в спальню, торопливо сбрызнулась под душем и упаковалась в приталенный сарафан. На полпути на террасу она обнаружила, что идет босиком. Чувствуя себя неисправимой, вернулась и нашла подходящую пару сандалий.

Подруги ждали ее на террасе, удобно расположившись в шезлонгах и нежась на солнце в темных очках и с запотевшими от ледяного лимонада стаканами в холеных ручках.

— Прошлось ждать? Простите. Не думала, что вы придете. Что-то случилось?

— Экстренное сообщение. — Таинственно улыбаясь, Лили сместила очки па кончик носа, медленно приоткрыла глаза и сощурилась от солнца.

— Какое экстренное сообщение? — искренне заинтересовалась Мэри. Но что-то в тоне подруги заставило ее насторожиться.

— Это ты должна нам сказать, — с наигранной суровостью произнесла Эмма. — Почему мы узнаем от этой ящерицы Лоретты, что наша лучшая подруга выходит замуж за высокородного англичанина?

— Все произошло так быстро, меньше часа назад, когда он привез меня домой, — с чувством облегчения оправдывалась Мэри, обрадованная, что причиной визита подруг стали последние события, а не застарелые язвы ее души.

— Вы провели эту ночь вместе? Ты обязана нам все рассказать в мельчайших подробностях, — сгорала от нетерпения Лили.

— Никаких подробностей, — категорически произнесла Мэри. При всей любви к подругам по клубу любовь к Кейну была неприкосновенна. Она налила лимонада в свой стакан и присела напротив Эммы.

— Мэри, позволь заглянуть хотя бы в щелочку, — взмолилась Лили. — Мы уверены, что вас связывает что-то необычное, иначе ты не упала бы в обморок, увидев его.

— Я упала в обморок из-за переутомления, а не из-за него.

— Ну разумеется. Ты всегда падаешь в обморок, переутомившись, — ехидно заметила Эмма.

— Я думала, что никогда не увижу его вновь. Не знаю, почему я потеряла сознание именно в тот момент. Глупо получилось, — Мэри чувствовала усталость, ей хотелось скорее отделаться от любознательных подруг.

— Не смей сожалеть. Получилось очень романтично, а не глупо. Любая хотела бы оказаться на твоем месте, когда он так галантно подхватил тебя на руки, — восторгалась Лили, возбуждая у Мэри воспоминание о его обжигающе горячих руках.

— Я уже в тот момент готова была поклясться, что он сделает тебе предложение, — подытожила Эмма.

— А у меня еще вчера не было такой мысли, — разочаровала их Мэри.

— Показывай кольцо, — с горящими глазами потребовала Лили.

— Нечего показывать.

— Новая мода — помолвка без кольца? — изумилась Эмма.

— Официально помолвка состоится только сегодня вечером.

— А сейчас у вас, значит, неформальная помолвка, так, что ли?

— Похоже на допрос с пристрастием. Мне это не нравится.

— Я все поняла! — воскликнула Лили. — Они барахтались в постели, когда он сделал ей предложение. Молодец, Мэри. Не каждая женщина способна так воспламенить мужчину.

— Это всего лишь твои домыслы, дорогая.

Еще тридцать минут они жонглировали ничего не значащими фразами, прежде чем подруги сочли возможным удалиться, взяв с нее обещание, что официальное предложение станет достоянием гласности. Мэри смотрела вслед удаляющимся экс-дебютанткам, благодарная уже за то, что они не считают ее аферисткой.


ГЛАВА ВОСЬМАЯ


Кейн изрядно поволновался, приближая урочный час приятными заботами. В стремлении достичь совершенства он то и дело утрачивал свойственное ему хладнокровие, начиная мыслить крайностями. Желая Мэри в жены, он рассчитывал на большее с ее стороны воодушевление. Легко добившись ее тела, он все еще пребывал в неведении относительно истинных ее чувств.

Встреча с калифорнийским финансовым гением была все-таки отложена, побледнев перед более насущными целями Кейна, ясными как никогда. И четче всего в его сознании вырисовывалось кольцо его мечты, предназначенное для покорения Мэри. Материализовавшись, оно стало ждать своего часа в кармане его брюк.

Кейн сосредоточенно склонился над листком бумаги, коротко формулируя на ней свои требования к прислуге. Свежесрезанные цветы в эффектных композициях уже украшали чуть ли не все уголки его особняка, ароматизированные свечи в изящных подсвечниках готовились наполнить воздух благоуханием. Коридор, ведущий в спальную комнату хозяина, еще не знал, что его усыплют ароматными розовыми лепестками. Сама же опочивальня должна была превратиться в ориентальный рай, пестрящий сочными орнаментами драгоценных тканей. Кейн разделял пристрастие Мэри к роскоши.

Приближался вечер. Повар корпел на кухне. Кейн дотошно исследовал преобразившееся пространство, поглядывая на часы. Он вышел из дома уже к вечеру, и сентябрьский ветерок слегка охладил его разгоряченные мысли.

Кейн не стал поднимать тент автомобиля. Несясь навстречу судьбе, он внимал безмятежным увещеваниям зефира.

Мэри сама открыла дверь, когда он позвонил в условленный час. Элегантная, тонкая, в облегающем платье без рукавов неуловимого цвета. Видимость спокойствия нарушала узкая кисть, нервно теребившая череду жемчужных капель на ключицах.

— Добрый вечер, — он почтительно поцеловал руку своей избранницы.

— Здравствуй, Кейн. Ты отлично выглядишь, — заглушила она нервозность поспешным комплиментом.

— Приятно слышать. А ты бесподобна, Мэри-Белл, — он сторицей вернул комплимент и, положив руку на обнаженную спину подруги, повел ее к своему авто.

Не отказывая себе в удовольствии разглядеть свободные от тканей атласные прелести любимого тела, он отметил смелость кроя, казалось бы, традиционного платья для коктейля. Глубокий разрез открывал гибкую спину и подчеркивал плавную линию бедер.

— Теперь я знаю, где проходит граница между сексапильностью и вульгарностью.

— Мое скромное платье не могло стать причиной такого серьезного открытия.

— В фас — ты образец целомудрия. Но, глядя на твою спину, я, кажется, вижу языки адского пламени, в котором мечтаю сгореть вместе с тобой.

— Порочный, — низким голосом с нотами кокетства сказала она, садясь в машину.

Они понеслись по дорогам города, который Кейн не без удовольствия начинал считать своим.

— Как прошел день? — поинтересовался он.

— Чудно.

— Чудно?

— Утром какой-то безумец попросил стать его женой в присутствии двух драконов, приходящихся мне родней. Потом встречалась с друзьями, которые взяли меня за горло, выбивая секретную информацию, которую, оказывается, знает уже чуть ли не весь город.

— Обычный денек, ничего особенного.

— Для безумца.

— Считаешь, только безумец может желать жениться на тебе? Ты не допускаешь мысли, что это кто-то, кому необходимо обрести смысл жизни?

— Смысл жизни? Ты еще больший безумец, чем я думала до сих пор. Или гений. А это пугает даже сильнее.

Кейн рассмеялся в попытке развеять нарастающее волнение. Незнакомая рассудительность Мэри лишала его полновластия над ней. Хотелось знать, какой частью непредсказуемого существа она вверяет ему свою судьбу.

— Надеюсь, твой день был более продуктивным, — проявила Мэри ответную заинтересованность.

— Увы. И всему виною — ты.

— Знать бы, почему?

— Ты обнадежила меня своим согласием.

— Больше не буду.

— До этого дня моя личная жизнь никогда не пересекалась с профессиональной.

— А сегодня пересеклась?

— Не просто пересеклась, а перечеркнула ее.

— Опасная тенденция, — в свой черед рассмеялась Мэри, чтобы заглушить возникшую тревогу.

Вызывало подозрение необычное чистосердечие Кейна, прежде замкнутого и эмоционально сдержанного. Будучи его лондонской любовницей, она видела его не чаще трех раз в неделю. Он щедростью покупал себе право па отчужденность и независимость от нее.

— Вовсе нет, — спокойно разуверил он. — Настало время изменить приоритеты, как это сделала ты.

— Я боюсь разочаровать тебя.

— Этого не случится.

Оказавшись на его террасе, Мэри уразумела, сколь много потрудился Кейн, подготавливая этот вечер. Но даже это не могло разуверить ее, что предложение брака не было продиктовано лишь желанием защитить ее от нападок Ченнинга и Лоретты. Со слишком подозрительной поспешностью он его сделал. Но сколько версий она пи перебрала за истекший день, были они одна нелепее другой.

— Мартини? — предложил Кейн.

— Нет-нет, — категорически отказалась Мэри, памятуя о выпитом накануне.

Заиграла музыка. Упоительный бархатный голос Шаде наполнил гостиную, сквозь распахнутые двери вырываясь на террасу, исподволь вовлекая пару в медленное кружение.

— Ты помнишь наш первый танец? — шепнул Кейн.

Он не сомневался, что Мэри помнила минуты их первого единения под звуки песни Шаде «Бриллиантовый обман». Они впервые вышли в свет, он — английский лорд, привыкший блистать и очаровывать, и она — дикая провинциалка, знавшая лишь претензии и нравоучения. Его объятия стали лекарством для закомплексованной американки. Его проникновенного шепота и ободряюще заинтересованного взгляда оказалось достаточно, чтобы пробудить в угловатой девушке кошачью грацию нарождающейся чувственности.

Он тогда впервые оплатил ее дорогую «обертку», чтобы, раздразнив весь свет нетронутой красотой своей спутницы, затем небрежно сорвать этот фантик и единолично насладиться сладостью доверчивости и чистоты. Кроме денег и комфорта, которыми Кейн щедро расплачивался с юной Мэри, он подарил ей толику присущей ему уверенности. Именно на этом кирпичике она возводила сейчас здание своей независимости.

Кейн — отменный танцор — и очаровательная Мэри стали с тех пор завсегдатаями танцевальных вечеринок и клубов. Л завораживающий голос Шаде сделался голосом их страсти, такой же глубокой и пьянящей. В один из ее дней рожденья Кейн водил Мэри па концерт любимой певицы, после которого преподнес ей усыпанный бриллиантами и сапфирами чокер.

Утянув гибкую шею этой драгоценной безделушкой, она обезоруживающе нагая предстала перед Кейном в ту незабываемую ночь. Так они и оставались нагими весь уикенд, испытывая на прочность кровать в номере люкс.

— Конечно, я помню эту песню, — произнесла Мэри, доверительно положив голову на его плечо.

Но тут заиграла обжигающе страстная музыка. Она положила ладони на его грудь. «Давай продолжим», — будоражил чувственный голос Марвина Гэйя.

— Кейн, ты слишком напорист, — посетовала Мэри, понимая, что это не случайный набор песен.

— Зачем откладывать то, что все равно случится? — спросил он, настойчиво проводя ладонями по ее бедрам.

— Когда? — Она игриво укусила его губу и вдела розовый язычок в изумленно приоткрытый рот. Он погрузил пальцы в гриву каштановых волос и отнял у нее инициативу в поцелуе.

— После ужина, — назначил он срок, когда запас воздуха в легких оказался на исходе.

Мэри не представляла возможным отложить этот порыв. Она, как проснувшийся вулкан, была на грани извержения.

— Ужин может подождать, но не я, — взмолилась она.

— Я запланировал другую очередность.

— Очень жаль, что ты не предусмотрел моего желания, — возроптала Мэри, оскорбленная необходимостью выпрашивать ласки.

Кейн выключил коварный диск.

— Ты когда-нибудь гуляла в окрестных садах?

— В детстве, когда Олстейны жили в этом доме. Их сын — ровесник моего брата — однажды пригласил нас на свой день рождения.

— Ты никогда не рассказывала о своем брате. Какой он был?

— Само совершенство, — с легкой грустью сказала Мэри и уточнила: — В глазах наших родителей. Настоящий Дювалл.

— А кем он был для тебя? — допытывался Кейн.

— Он был на четыре года младше меня, поэтому я отлично помню его с младенчества. Алекс всегда был находчив не по годам. Пока я не стала подростком, мы отлично ладили. Но затем последовали постоянные попреки со стороны родителей. Они целиком сосредоточились на нем, договорившись считать меня безнадежной.

— Странно это слышать. Я не понимаю, неужели у тебя с матерью не было чисто женских доверительных отношений?

— Мы оказались антиподами. Ее разочаровывало во мне абсолютно все. Она хотела скроить меня по викторианским лекалам… — Мэри внезапно замолчала, затем посмотрела на Кейна холодными глазами и добавила: — Не хочу говорить об этом.

Они вошли в сад. Глубину его наполнял яркий рукотворный свет. Как если бы кто-то инсценировал детский сон с его воздушной наивностью.

— Очень жаль. Мне бы хотелось знать историю твоей семьи, — не желал он ставить точку.

Мэри, сколько себя помнила, подчеркивала дистанцию, отделявшую ее от родных, с тем же воодушевлением, с которым многие упиваются рассказами о детстве, родителях, родственниках. Но привязанность все же была сильна. Она обнаружила это совсем недавно, когда с искренним сожалением подумала, что ее родители оставили этот мир в полной уверенности, что их дочь — неудачница. Усмехнувшись, она сказала:

— Теперь моя семья — это Ченнинг и Лоретта. Лучше расскажи о своей знатной династии.

— Аннулировав брак с Викторией, я порвал все связи с семьей.

— Есть хоть какая-нибудь возможность восстановить отношения?

— Сомневаюсь.

Мэри услышала не отчаяние или досаду, но решительность и уверенность в его голосе. Это испугало ее. Показалось, что за мнимым хладнокровием кроется глубокая обида на близких. Эта обида гуще и темнее, чем ее. Обида, которая будет с ним до конца. Обида, которая, возможно, распространится и на Мэри, когда он узнает о том, что это его сын скончался, лишь увидев свет, что это ее волей он пребывал в неведении.

Кейн быстро пожалел, что затеял такой разговор. Дойдя до фонтанчика в центре сада, он остановился. Ласковое журчание воды растворило его молчаливую досаду.

На старинную скамью ажурной ковки были предусмотрительно положены пушистые диванные подушки. Несмотря на отдаленность, из окон дома отчетливо доносилась спокойная музыка, садовые фонарики напоминали гигантских светлячков. О большом мире вокруг шептал только прохладный океанический бриз, застрявший в густых кронах сада.

Кейн не стыдился своей сентиментальности, так как был уверен, что не обладает ею. Весь изысканно организованный вечер был результатом его желания удивить и порадовать любимую женщину. Сам же он не нуждался в глупостях подобного рода. Кроме того, ему льстило не столько исполнять свои мечты, сколько создавать и дарить их друзьям.

— Меня восхищает твоя настойчивость, — вслух высказала она то, что он хотел услышать.

— Да, это в моем характере.

— Я должна признаться тебе кое в чем, — сказала она после тяжелой паузы. — Ты должен узнать это прежде, чем решишь сделать мне предложение. Это касается моего брака с Жаном-Полем.

— Ты не обязана ничего рассказывать. Это меня не касается, — поспешил прервать ее Кейн. Ему казалось кощунственным упоминание о другом мужчине в такую минуту.

— Нет, послушай, — твердо произнесла Мэри.

— Мы уже достаточно зрелые люди с прошлым, но я не настолько лоялен, чтобы спокойно выслушивать истории о твоем прежнем браке.

— Я думала… Но, возможно, ты прав. Не стоит об этом. Должна признать, ты совсем не безумец, как я шутя назвала тебя. Твое предложение, наверное, самое разумное, что произошло со мной за последние месяцы. А этот день должен стать лучшим в моей жизни, и не позволяй мне его испортить, любимый. — Она очень нервничала, и это выражалось во всем: в звенящих нотах голоса, в учащенном дыхании, в трепете влажных ресниц.

— У нас еще будет время наговориться, — утешал он ее, взяв за руки.

— Я многое должна объяснить, — всхлипнула она.

— Позже.

— Этим вечером?

— Если хочешь, — успокаивал Кейн, втайне уверенный, что этим вечером разговоров не будет.

— Это нельзя откладывать, — с новой силой забеспокоилась Мэри.

— Не будем, — решительно произнес он и усадил ее рядом с собой на скамью — так, как он это мысленно прорепетировал прежде.

Воцарилось молчание. Они сидели, соприкасаясь коленями, и серьезно смотрели друг на друга. Ее красота и трогательная ранимость заставили его медлить. У него было кольцо, которым он мечтал утешить это раненое сердце. Образно говоря, конечно. Он не спешил, тщательно подыскивая слова.

— Мэри, — начал он, — я привык думать о жизни как о веренице последовательных поступков и достижений. Так меня учили. Наши прежние отношения хорошо укладывались в эту цепь, которой я сам себя опутал. Но тогда я не считал нашу любовь достижением, а напрасно. Расставшись с тобой, я смог понять только одно, но, наверное, главное: все сделанное без сердца ведет в пустоту. — Он встал на одно колено и, обхватив ее холодные пальцы, поцеловал их.

— Кейн…

— Позволь сказать, — он заглянул в ее растерянные глаза, словно пытался прочитать в них свою следующую мысль. — Поэтому я бросил все и стал искать тебя. И нашел такой же одинокой и потерянной, каким был сам. Я сполна заплатил за свою глупость и надеюсь, что ты согласишься стать моей женой, Мэри. — Он чуть замешкался, доставая из кармана бархатную коробочку. — Не из-за нападок твоей родни, не ради чьего-либо ободрения. Это мое выстраданное намерение. Моя не желавшая умирать надежда.

Кейн достал из футляра кольцо и надел его па тонкий палец растроганной Мэри. Слезы заволокли ее глаза. Она старалась и не могла разглядеть искрящуюся красоту его подарка.

— Конечно, я выйду за тебя, Кейн, — уверила она его сквозь слезы. — Я буду счастлива прожить с тобой всю мою жизнь, любимый.

Кейн поцеловал ее небывало нежно, ласково.


ГЛАВА ДЕВЯТАЯ


Ужин прошел по плану, то есть романтично и с размахом. Мэри удивил стол, богато сервированный прямо в саду, под благосклонным сиянием звезд. Кейн знал ее слабость к рыбным блюдам, которые стали ее любимыми после проведенных вместе каникул на Капри.

Неторопливо отужинав, они в приподнятом настроении вновь прогулялись до террасы, где опять закружились в танце, будя воспоминания и лелея новые мечты. Предвкушение новой жизни было таким отчетливым, что они оба не могли скрыть волнение и детскую радость.

— Спасибо тебе, — сказала Мэри топом глубокой признательности.

— За что? — рассмеялся он и поцеловал ее в шею.

Она порывисто обхватила его голову горячими ладонями, поцеловала не по-женски сильно и с огнем во вновь тревожных глазах прошептала:

— Пусть эта ночь будет словно последняя в нашей жизни.

— Я мечтаю, чтоб каждая паша ночь была такой, — согласился Кейн, недоуменно глядя на нее.

Мэри знала, что от признаний ей не уйти, но обязанность быть до конца честной показалась ей сейчас такой эгоистичной. Не честностью она должна была заплатить ему за то чудо, которое он сотворил, но любовью. Правда, она еще не ведала, какой будет ее новая любовь.

— Я должна сделать для тебя что-то столь же грандиозное, — не нашла Мэри других слов, чтобы выразить переполнявшие ее чувства.

— Я уже благодарен тебе. — Кейн подхватил ее па руки и понес, ступая по розовым лепесткам, устилавшим путь в опочивальню.

Ее голова кружилась не то от пьянящего аромата, не то от восторга. Мэри терялась в догадках, чем заслужила такую любовь. Единственное послабление, какого она дождалась от родственников, это разрешение деда переделать одну из необитаемых комнат дома под мастерскую — с условием, что его мягкосердечие не станет достоянием гласности.

Но Кейн был совершенно другим… Вернее, он стал другим. Казалось, он гордился чудодейственной силой своей любви. Она начинала верить в это.

У дверей спальни он поставил ее па нежный ковер из лепестков.

— Входи и располагайся. Я скоро вернусь.

— Но куда ты? — воскликнула она вслед.

— А это сюрприз, — обернулся он лукавым прищуром.

Она отворила двери и, обомлев, остановилась на пороге. В ее сознание ворвалось красочное пламя сплетенных из мечты и реальности всполохов. Пол комнаты был повсеместно устлан восточными подушками, шелковый орнамент которых мерцал в огнях свечей. Одна из них, круглая — невероятно громадная, больше кровати, — лежала в центре. Стены комнаты были задрапированы шелками, повторяя очертания шатра.

Возле гигантской круглой подушки, застланной как ложе, стоял небольшой сундучок, на красивой бирке которого было крупно выписано ее имя. Она открыла его и нашла там бархатный мешочек, заглянув в который увидела какую-то одежду. С этим мешочком она отправилась в ванную комнату. В нем оказались атласные шальвары и лиф цвета лунной ночи со звонкими золотыми монистами по краям.

Облачившись в необычный наряд, она посмотрела на свое отражение и нашла, что шальвары красиво обнажают ее бедра, а лиф подчеркивает пышный изгиб высокой груди. На розовой коже чуть виднелся мстительный укус, которым Кейн наградил ее минувшим утром. На дне мешочка лежал памятный чокер из сапфиров и бриллиантов, который она вернула ему, расставаясь. Мэри украсила им шею.

Там же она нашла роскошные золотые браслеты с любимыми ею васильковыми камнями и такие же причудливые украшения для щиколоток. На самом дне бархатного мешочка лежала длинная цепочка с крупным сапфиром на конце. Мэри повертела ее в руках и закрепила на талии.

Нарядившись восточной красавицей, Мэри зачарованно посмотрела на себя в зеркало. Затем покрутилась на носочках босых стоп, слушая нежное пение золотых монет. Закрыв глаза, она отдалась танцу обуревающей ее чувственности и долго вращалась в нем, не помня себя, пока осторожный стук в дверь не отрезвил ее. Она прикрыла лицо тонкой вуалью и закрепила ее, затем отозвалась на стук.

— Мэри, я готов, — известил ее Кейн.

— Я сейчас.

Мэри достала из вечерней сумочки маленькую косметичку, ловким движением подрисовала контуры глаз, придав им миндалевидную четкость, и бросила на свое отражение последний довольный взгляд. Она жаждала щедро наградить своего возлюбленного, спасшего ее из пут ложной необходимости притворяться не той, какая она есть на самом деле.

Из скрытых за драпировкой динамиков вкрадчиво зазвучала вязь арабских напевов, когда Мэри ступила из ванной в спальню. Этот знойный мотив заставил ее вспомнить уроки восточных танцев, которые она посещала, живя в Лондоне.

— Хочешь, чтобы я станцевала для тебя? — спросила она низким голосом, преображаясь на глазах.

Ее бедра привели в движения золотые монеты, и они зазвенели в унисон музыке. Украшения на руках вторили этому разноголосому пению. Природная экспрессия сорвала оковы сдержанности с ее сластолюбивого тела.

— Ты — ведьма, — очарованно признал Кейн.

Она тряхнула головой, разметав волосы, и взглянула на него глазами, источавшими жар соблазна. Огни свечей в марокканских светильниках кидали пестрые блики на ее извивающееся тело. Нарастающий ритм первобытного танца приближал экстаз единственного зрителя. Он видел, что она не таится в своем чувства, целиком вверяя себя в его руки. Отчаянно и безоглядно, потому что у такой страсти не может быть изнанки. Это разоблачающая страсть.

Мэри остановилась в некотором отдалении. Ее бедра продолжали мерно вращаться, взгорье живота вздрагивало от тугих волн.

— Иди ко мне, — подозвала она Кейна, усевшегося на край постели.

— Я думал, ты будешь танцевать для меня.

— Все мои танцы для одного тебя.

Она сама подошла к нему ближе, затейливо поиграла пальчиками в месте его давешнего укуса. Он остро почувствовал: чтоб наблюдать ее танцующей, необходимо обладать большой выдержкой. Но в мыслях он уже владел ею. Он с трудом взял себя в руки.

— Все мои ночи для одного тебя, — продолжала вещать Мэри глубоким голосом.

Выписывая гибкими кистями витиеватые узоры, она подняла над головой руки, соединив их в запястьях подобно лебединым крыльям, и изогнула тело в пульсирующую дугу, откинув назад свободные пряди густых волос. Он поцеловал согнутое колено выставленной вперед ноги и задержал дыхание, когда она застыла в этой невероятно красивой позе, прежде чем вновь пуститься в порывистое кружение под нарастающие вихри яростной музыки. Свечи источали дурманящий аромат, голова кружилась от запахов, диких плясок, от переполнявшего плоть желания.

Когда головокружение прошло, он увидел ее танцующей с расстегнутым лифом и со сведенными у груди ладонями. Полумрак шатра лестно выписывал ее едва прикрытые сочные груди, ложась глубокими тенями в потных ложбинках. Она разняла руки и неуловимым движением потянула за тонкий шелковый шнурок на бедрах, легкое покачивание которых скинуло полупрозрачный шелк шальвар. Не прерывая танца, она все ближе приступала к нему, неотрывно наблюдая за его лицом и красноречивом напряжением чресл. Она бесстыдно выставляла себя, наслаждаясь своей грацией и красотой. Она игриво подергивала плечами в ритм мелодии, позволяя бретелькам сползать все ниже, все сильнее приоткрывая грудь. Наконец лиф скользнул с плеч, обнажив набухшие соски. Обнаженная, в вуали, открывающей лишь глаза и подчеркивающей их блеск, Мэри закрутилась в бешеном темпе адской музыки. Не отводя от нее взгляда, Кейн скинул с себя остатки одежды.

— Потанцуй со мной, — призвала она охрипшим голосом.

— Но я голый, — неуклюже замялся он, смущенный ее колдовской дерзостью.

Не дожидаясь, когда Кейн присоединится к ней, Мэри приблизилась к нему. Обхватив руками его голову и прижав ее к себе, она стала приподнимать Кейна. Но, привстав, он обхватил ее талию и увлек за собой в постель.

Уткнувшись при падении ему в пах, она поцеловала его истомившуюся плоть. Он стал ласкать ее тело, еще дышащее неистовыми ритмами танца. Кейн мог уже сейчас завершить этот танец безумным экстазом, но они оба любили сладкие муки ожидания. Она всячески приближала его к соитию, на что он насмешливо спросил:

— Ты куда-то спешишь, любимая?

— Да… Нет, — прошептала она, целуя его грудь. — Я могу ждать тебя вечно.

Но он уже проник в средоточие ее жара и обильно оросил его нектаром.

Какое-то время они лежали неподвижно, в сладкой опустошенности. Затем Кейн запустил руку под матрас и извлек из-под него несколько бархатных лент. Обхватив ее левую стопу, он поцеловал лодыжку и оплел ее лентой.

— Кейн, что ты делаешь?

— Наблюдай.

То же самое он проделал с другой ногой и, прикрепив концы лент к изножию кровати, удовлетворенно посмотрел на распростертое перед ним тело. Она подняла бедра навстречу его алчному взгляду. Он с наслаждением медлил, зачерпывая из корзинки охапки лепестков цвета молодой крови и всю ее ими осыпая.

Лепестки на ее возбужденной груди лежали невероятным грузом. Он увлажнил ее затвердевшие соски и подул на них. Холодный воздух вызвал в ней дрожь, и от странной боли, наполнившей разгоряченное тело, Мэри впилась в его спину острыми ногтями. Она приподнялась, и лепестки осыпались. Он укоризненно посмотрел па нее и. надавив на плечи, вновь уложил на спину. Затем собрал разбросанные лепестки и украсил молочно-белую кожу алым орнаментом. Когда кропотливый труд был завершен, он разглядывал ее неспешно несколько секунд, пристроившись, меж ног.

— Раскройся, — приказал он.

Ее ноги были связаны, и она, не сумев их раскинуть, пальцами раздвинула края русла, зажатого меж чресел и наполненного влагой. Разверстая глубь звала проникнуть в себя. Но Кейн продлевал пытку.

— Оставайся так, — велел он ей, обрамляя склоны русла ароматными лепестками.

Обхватив уступчивые бедра и опалив своим жарким дыханием трепетавшую плоть, впился в нее языком. Мэри, извиваясь всем телом, ответила прерывистыми стонами.

Измученная, она сомкнула веки, судорожно выгнув шею. Ее плечи, приподнятые над постелью, и вздымающаяся грудь с пунцовыми сосками покрылись испариной.

Кейн безжалостно продолжал пытать ее, неотвратимо приближая развязку, и отпрянул, когда она была уже близка, наблюдая ее чувственные терзания.

— Умоляю, — простонала женщина.

Он стиснул зубами ее пульсирующую завязь, и она яростно взвыла от боли и наслаждения, сотрясаясь всем телом.

Кейн накрыл ее своим пылающим торсом, и она нетерпеливо изогнулась ему навстречу. Его горячий рот соединился с ее спекшимися губами.

— Я не узнаю тебя, — призналась Мэри и, нащупав его неудовлетворенную плоть, отерла мягкой подушечкой пальца росинку, слизнула ее и попросила:

— Отвяжи мои ноги.

— Люблю, когда ты вся передо мной.

— Обещаю, тебе понравится то, что я задумала.

Он сорвал ленточки с ее лодыжек. Освободившись, она тут же с силой швырнула его лопатками на подушки. Стоя рядом на коленях, она обильно усыпала его воздетую плоть алыми лепестками. Затем легкими прикосновениями влажного языка стала ласкать ее, дразня и играя. Наигравшись, горячими губами надежно завладела ею, нагнетая напряжение. Но Кейну иначе хотелось взойти на вершину близости. Насладившись нежностью ее губ, он уложил Мэри вместо себя среди нагретых подушек и вторгся в нее.

Мэри неистово извивалась. Их руки, ноги переплетались между собой. Вбирая друг друга, они не могли насытиться. Они свились в один клубок, который, казалось, уже не распутать. Тяжелое дыхание остывающих тел, затерянных в мятых подушках, колыхало огоньки догорающих свечей. Веретена ярких вспышек кружились в прикрытых глазах. Звенящие токи крови рвали мембраны сосудов. Наконец они пресытились неистовыми ласками.

Избегая касаться друг друга телами и взглядами, они, изнеможенные, смаковали горькое блаженство порознь. Между ними лежала тяжелая плотная тень невысказанного признания.


ГЛАВА ДЕСЯТАЯ


Мэри оставалось удивляться тому, как быстро их общие будни приобрели предсказуемость и размеренность. Кейн не меньше восьми часов в день проводил у компьютера и в телефонных разговорах, управляясь с многочисленными клиентами. В четыре пополудни он приезжал в особняк Дювалл. Наряду с Мэри он взялся курировать ее благотворительные проекты. К ее удовольствию, ради посещения местного ежегодного бала, учрежденного филантропами города, он отложил деловую поездку в Нью-Йорк.

Всякий раз, когда у Мери возникала потребность посвятить Кейна в детали скрываемых ею обстоятельств прошлого, она безжалостно подавляла это сомнительное желание. Слишком велик был риск потерять расположение любимого.

Однажды, перед приездом Кейна, раздался телефонный звонок.

— Резиденция Дюваллов, — произнесла Мэри, взяв трубку.

— Здравствуй, Мэри. Это Эбби. — Звонила Эбби Тэлбот — еще одна блистательная представительница организационного комитета Клуба дебютанток.

Эта молодая женщина недавно лишилась матери. Смерть Банни Болдуин сопровождалась загадочными обстоятельствами, чем вызвала много толков. Смерть уже готовы были списать на естественные причины, как вдруг следователь обнаружил исчезновение ее дневника.

Банни вела весьма откровенную колонку светских новостей в местной газете и могла спровоцировать кого-то из объектов своей любознательности на столь вопиющий поступок, как убийство. Во всяком случае, следователи приняли эту версию к рассмотрению, хотя на памяти читателей эта газета не напечатала еще ни одного разгромного разоблачения, а лишь щекотала нервы горожан.

— Рада тебя слышать, Эбби. Что-то случилось?

— Город наводнили слухи, а ты знаешь, как я к этому отношусь. Просто теряю самообладание, представляю, каково тебе. Ты что, еще не в курсе?! — стрекотала Эбби.

— Расскажи по порядку, — пыталась утихомирить подругу Мэри.

— Все толкуют, что у Кейна — жениха твоего — есть любовница.

— Это не может быть правдой. Он целыми днями работает.

— Мне рассказывали, что когда он был помолвлен со своей женой, то содержал какую-то женщину. И якобы из-за этой интрижки его жена развелась с ним. Лоретта тебе все лучше расскажет.

Мэри было смешно и горько слышать эти запоздалые новости. Прошлое расставило ей капканы, в один из них она и угодила сейчас.

— Эбби, спасибо, что беспокоишься обо мне. Уверена, Лоретта с наслаждением расскажет мне все подробности.

— Прости, Мэри. Надеюсь, не сильно тебя расстроила. Я решила, что будет лучше, если ты узнаешь об этом до свадьбы. Может быть, у него с той женщиной уже все кончено.

— Не волнуйся, я не в обиде на тебя. Ты правильно сделала. Пока.

— До свидания, милая, звони.

Мэри повесила трубку и погрузилась в дедушкино кресло.

— Что-то случилось, — предположил Кейн, застав ее в глубокой задумчивости.

— Тебя вывели па чистую воду, — без улыбки пошутила она.

— То есть?

— Оказывается, у тебя до женитьбы была любовница. Весь город уже об этом говорит. И из-за этой распутницы — твоей любовницы — от тебя ушла жена. Ты плохой. Очень плохой. Страшно подумать, какой стану я в их глазах, когда все узнают, что содержанка и разлучница — это Мэри Дювалл. Ченнинг и Лоретта будут до смерти рады. Кстати, именно Лоретта усеяла город этими сплетнями.

Кейн поставил портфель и стал мерить кабинет крупными шагами.

— Кейн, признайся, твоя жена знала обо мне?

— Если и знала, то не от меня. И расстались с ней мы не из-за этого. — Кейн хотел положить руки ей на плечи, но она предпочла отклониться. — Лоретта уже знает, что это ты?

— Если еще не знает, то в скором времени это обязательно случится. Любопытно, как она сумела разведать?

— Родители Виктории, надеясь предотвратить развод, шантажировали меня связью с тобой, несмотря на разрыв наших отношений, в котором они, впрочем, не были уверены. Твое имя никогда не упоминалось, это я помню точно. Во всех документах об аннулировании брака значится совершенно другая причина, — пытался он развеять нараставшее беспокойство.

— И однако они уже многое знают и наверняка смогут узнать все.

Она не случайно вспомнила об исчезнувшем дневнике Банни Болдуин. О том, как эта женщина незадолго до гибели, в доверительной беседе на правах матери близкой подруги, интересовалась о происхождении Кейна, о его занятиях. Оставалось гадать, насколько глубоко продвинулась эта любопытная журналистка в своих расследованиях. Не исключено, что в похищенном дневнике имелись записи и об истинных отношениях Мэри с Жаном-Полем. Чем больше Мэри размышляла, тем решительнее становилось ее намерение рассказать Кейну о сыне.

— Дорогая, когда все вскроется, мы уже будем женаты. Разве это не главное?

— Я бы могла с тобой согласиться, если бы не мои обязательства перед семьей. Дело не лично во мне и в моих ошибках. Эта связь порочит имя Дювалл, бросает тень на всю пашу династию. А потом, Ченнинг и Лоретта обдерут меня как липку, если им дать хоть один козырь.

Кейн подошел к ней и, подняв за руки, приблизил к себе.

— Мэри, любимая, ты постоянно забываешь, что больше не одинока. Есть кому защитить тебя. Относись к этому как к маленькой неприятности. — Он обнял ее и продолжил: — Мне не правится, что ты во всем винишь одну себя, это неправильно. Мы были молоды, любили друг друга, нам было хорошо. Я виноват в том, что женился не на тебе, а на Виктории. Оставим эту глупую тему. Вернемся к нашим делам по трастовому фонду. Для начала объясни, почему ты назвала его «Брент Траст»?

— Брент — имя моего сына. — Мэри не удержалась и расплакалась. Ощущать себя в капкане становилось невыносимым.

— Расскажи мне о нем, — попросил Кейн, не зная, о чем еще можно говорить.

— Что я могу рассказать о ребенке, прожившем такую короткую жизнь! Когда я носила его, я не была гражданкой Франции. У меня не хватало денег па обследование, не было права на бесплатное дородовое наблюдение.

— А твой муж? Насколько я понимаю, он не беден.

— Мы не были женаты.

— Он не знал, что ты беременна от него?

— Кейн, я не выходила замуж за Жана-Поля. Я сказала тебе тогда, когда ты приехал в Париж, что мы женаты, чтобы пресечь отношения с тобой. Он просто хорошо ко мне относился и поэтому помогал, не требуя интимных услуг.

— Я не понимаю.

— А что тут понимать? Ты меня бросил. Женился на другой. Неужели я могла оставаться твоей любовницей?

— Мэри, прости. Я не думал бросать тебя па произвол судьбы. Я поверил, когда ты мне сказала, что у тебя есть другой мужчина.

— Зато сейчас Ченнинг раскопает все наше грязное белье и вывесит его на потеху публике.

— Может, этот Ченнинг и слывет большим и страшным в вашем захолустье, но я имел дело с чудовищами и пострашнее его.

— Например? — скептически поинтересовалась Мэри.

— Ты не знаешь семью Виктории. Они беззастенчиво требовали от меня откупа за разрыв с ней. Я честно следовал букве брачного соглашения и отмел все их притязания, — похвастался Кейн.

— Благодарю за предупреждение. Буду иметь в виду, что в случае развода на твое великодушие рассчитывать не придется, — строго произнесла Мэри и посмотрела на него пронзительно-острым взглядом сапфировых глаз. — А что ты вообще для нее сделал? Потакал ее женским слабостям? Усыпал ее спальню розами? Ублажал ее долгими ночами? Зачем нужен был этот брак? Объясни.

— Я пошел на это в память о брате.

— Как ты, должно быть, ее осчастливил, — съязвила Мэри.

— Напрасно ты ее жалеешь. Она все отлично понимала и, однако, пошла на это. Уж очень ей нравилась вся эта суета вокруг ее переживаний.

— Что бы ты теперь пи говорил, женился ты именно па Виктории. Не уверена, что смогу простить тебя, особенно узнав, что ты даже не был увлечен ею. Или все-таки был?

— Нет.

Мэри отвернулась от него, переведя взгляд на простиравшуюся за окнами кабинета террасу.

— Думаю, будет лучше, если мы разорвем помолвку сегодня же, — бесстрастным топом произнесла она.

— Дело не в помолвке, а в наших истинных отношениях. — Кейн подошел к ней и взял за руку. — Если мы снова будем решать сгоряча и искать легкие выходы, это приведет нас к новому тупику. Мы должны принять реальность такой, какая она есть, а не прятаться от нее.

Ее мысль о разрыве отношений показалась Кейну невероятной дикостью. Они буквально срослись в эти недели.

— Я всегда жила под чьим-то давлением. Теперь ты хочешь думать за меня, принимать решения, суфлировать мысли как начальник или наставник.

— Прекрати эту истерику. Я никогда не стремился диктовать тебе.

— Нет, конечно. — Она вырвала свою руку из его руки. — Ты всего лишь ненавязчиво обосновываешь то, что более всего удобно для тебя. Если три года назад я была неприемлемой кандидатурой на брак, то ты женился на Виктории, а поскольку с ней у тебя не получилось, ты намерен во что бы то ни стало жениться на мне — видимо, я с тех пор достаточно выросла в твоих глазах. Мне должно это льстить? — почти на крик перешла она, но затем прибавила более спокойным тоном: — Внушай все, что тебе угодно, своим клиентам. Меня гипнотизировать не надо.

— Я не собирался внушать. Сама подумай, еще этим утром наш брак был неизбежной реальностью. Мы слишком тяжело приближали ее, чтобы позволить провинциальным сплетникам все разрушить.

— Это ты хорошо высказался: «неизбежная реальность». Звучит как «неотвратимая катастрофа» и «неминуемая гибель». Высокий стиль! — Мэри перешла на саркастический хохот.

Кейн понял, что она будет стоять на своем.

— Должен с тобой согласиться. Хотя я как мужчина всегда считал, что обязан принимать решения и отвечать за их последствия. Не вижу, что в этом плохого.

— Ничего плохого. Но считаю себя обязанной делать все то же самое, если не по праву мужчины, то по праву человека. Хотя должна признать, у нас, бесспорно, было замечательное прошлое.

— Ты полагаешь, будет лучше опять таиться ото всех, Скрывать правду? Думаешь, это разумнее? Когда я мог бы запросто урезонить этих стервятников, Ченнинга и Лоретту.

— Но должна-то это сделать я сама. И если нам суждено вступить в брак, то войти в него мы должны беспрепятственно. Жизнь с чистого листа. Этого я хочу, понимаешь?

Кейн видел, что Мэри уже не так непримирима, как минуту назад. Она смотрела на него распахнутым, взывающим о понимании взглядом. Он обнял ее, прижался щекой к шелковым каштановым волосам и ласково произнес:

— Я уверен, что ты сможешь все. Просто мне хотелось стать твоим героем. Мне очень жаль, что подавлял тебя этим.

— Хочешь сказать, что в теле деспота живет маленький рыцарь? — Она заглянула в его глаза и рассмеялась в ответ на его кивок. — Это самое лучшее, что я о тебе узнала.


Накануне осеннего благотворительного бала Мэри спала в одиночестве. Срочные дела вынудили Кейна лететь на Манхэттен. Все дни, прошедшие после откровенного разговора, они пребывали в блаженном, чутком покое, как бы заново открывая друг друга. Несмотря на свою отчаянную попытку разорвать помолвку, Мэри понимала, что таких отношений, как с Кейном, у нее не может быть пи с одним мужчиной. Они заключили соглашение, но которому Мэри брала на себя препирательства с родней, а Кейн подгонял ее с организацией свадьбы.

Подруга Мэри — Фелисити — настойчиво навязывала свою помощь в планировании свадебной церемонии, но Кейн в свойственной ему бескомпромиссной манере заявил, что они справятся без чьей либо помощи. На все приготовления он выделил не более двух недель, поскольку обоснованно полагал, что женская зацикленность на мелочах способна растянуть приготовления на неопределенный срок. В его представлении все должно было пройти просто и лаконично, а пляж напротив арендованного им дома как нельзя лучше подходил для церемонии бракосочетания.

Перед его отлетом в Нью-Йорк Мэри получила по почте фотокаталог свадебных букетов. Она уже заказала венчальное платье у своей подруги — дизайнера Кары Морелли, поэтому четко представляла, какими аксессуарами дополнит свой наряд.

В это особенно приятное осеннее утро она спускалась после душа в холл, когда ее окликнула экономка:

— Доброе утро, мисс Мэри. Ваш завтрак на террасе. Обратите внимание па конверт, который сегодня утром оставил для вас мистер Превин.

— Благодарю, Кармен.

Мэри устроилась завтракать, но прежде небрежно вскрыла конверт, даже не предполагая, что в нем может находиться. Достала из него листок, одновременно обмакивая другой рукой блинчик в голубичный джем.

Это оказалось вполне благожелательное послание адвоката о прохождении ею испытательного срока перед вступлением в права наследования и размышления о том, какие изменения желательно внести в этический кодекс женщин семейства Дювалл, вызванные требованием времени. Мистер Превин смело предположил, что Мэри как правопреемница должна задуматься над новой редакцией этого путеводителя по житейским волнам.

— Любовная записка? — раздался над ее головой шутливый голос.

— О, ты уже вернулся! — с нескрываемой радостью воскликнула она. — А говорил, что будешь только к вечеру.

— Управился раньше, решил удивить тебя. Так что это за послание?

— Размышления Макса о назревшем изменении кодекса барышень семейства Дювалл. Считает, что я должна взять это на себя.

— Вообще упраздни этот домострой прямо сейчас и иди со мной в постель. Лучше вынести пытки каленым железом, чем провести одну ночь без любимой.

— А я отлично выспалась.

Кармен принесла завтрак и для Кейна, и он, расположившись напротив Мэри, жадно набросился на крепкий кофе.

— Не подумай, что я тебя принуждаю, по, поскольку бал продлится допоздна, я считаю, что нам необходимо соснуть. — Кейн посмотрел на Мэри выжидающим взглядом.

— Дел много.

— Ну что ж, вздремнем на балу. Надеюсь, я не буду слишком громко храпеть.

— Ложись сейчас, отдыхай сколько хочешь. Это у меня много дел. В конце месяца нужно набрать штат для моего фонда, а я еще не определилась с местом для офиса. Коллеги по Иствикскому художественному совету мне не очень помогли, у них связи в других сферах, придется искать самой.

— Вовсе не обязательно. Подключим мои связи. Тебе нужно не больше восьми человек, это я уже обдумал. А также договорился с веб-дизайнером, который будет разрабатывать сайт для «Брент Траст». Через этот сайт ты сможешь рекрутировать людей.

Мэри поражалась, как сильно увлекся Кейн ее идеей, более того, он обогатил ее концепцию своим воображением и опытом. Благодаря его оригинальной инвестиционной стратегии задуманное ею стационарное отделение послеродовой реабилитации станет естественным продолжением службы дородового патронажа малообеспеченных матерей при местной больнице.

— Спасибо, Кейн. Не предполагала, что ты уже и в этом направлении поработал, — порадовалась Мэри тому, что ей не придется самой искать разработчика сайтов.

— Не стоит благодарности, — великодушно ответил Кейн.

— Не говори так. Это большое дело. Три года я лелеяла свою мечту. И только благодаря тебе она становится реальностью:

— Я делаю это не ради благодарности, а лишь потому, что осознаю важность твоего проекта.

Чем безукоризненнее становился Кейн в ее глазах, тем горше были собственные затаенные мысли. Неужели Кейн не понял, что это его ребенка она потеряла? Но если не понял, как ему об этом сказать?


ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ


Они неторопливо прохаживались по пляжу и мирно беседовали, когда запищал мобильный телефон Кейна.

— Я должен ответить, не возражаешь?

Его обходительность порой смущала Мэри.

— Я прекрасно понимаю, что у тебя есть дела, — ответила она и оторвалась от него, продолжая идти вдоль берега.

Кейн быстро завершил разговор и. нагнав Мэри, обнял ее за плечи.

— Мне необходимо принять участие в экстренном селекторном совещании, могу я воспользоваться телефоном в твоем кабинете?

— Безусловно. Мог не спрашивать.

— Как жаль, что нам не удалось… вздремнуть, — посетовал он, направляясь к дому.

Оказавшись одна, Мэри решила отправиться в мастерскую. Там она села и серьезно задумалась о себе, Кейне и маленьком Бренте. Предстояла жизнь, сценарий которой был неизвестен. В детстве она играла роль непоседы, мятежного подростка, отверженной в своей семье, ее самолюбию льстило быть не похожей на скучных представителей клана Дюваллов.

Будучи начинающей художницей, Мэри ценила эксцентричность богемы, присущие ей экстравагантные безоглядность и смелость, фатализм суждений, поэтому, сойдясь с Кейном, она настолько увлеклась ролью блистательной любовницы аристократа, что ни на секунду не задумалась о возможных последствиях. Она слишком долго потакала своим капризам, оправдывая себя непониманием близких.

Сейчас рядом с нею человек, который стремится понять и принять ее. Но Мэри впервые в жизни сама не понимала, кто она. Знала, что переросла роли обиженного ребенка, богемной художницы, нещепетильной содержанки. Кем она стала? Неудачницей, обманувшей любимого человека и этим погубившей собственное дитя. Человеком, который должен доказывать, что имеет право носить фамилию своих родителей. Осознать это было мучительной необходимостью.

Мэри закрыла дверь на ключ и накинула рабочий халат. Переместив мольберт в центр мастерской, она подставила его под ясный полуденный свет, обильно втекавший сквозь высокие окна.

На холсте был набросок любимого лица. Она рисовала неподражаемые черты по памяти, каким и запомнила их три года назад. Теперь, вслед за временем, многое приходилось менять. К лучшему, думала Мэри.

Обмакивая кисть в краску и кладя филигранные мазки на холст, Мэри испытывала небывалое чувство, как если бы сызнова создавала своего любимого, влагая в него всю себя. Вновь разбередив незаживающую рану, Мэри искала способ запечатлеть их малыша на том же холсте, как бы дав ему новую, другую жизнь — жизнь в ярких красках.

Независимо от сознания сама сложилась композиция. Отчетливый полноцветный портрет Кейна контрастно проявлялся на размытом фоне женской фигуры и ангелоподобного младенца. Завершив финальный набросок, Мэри сквозь слезы оглядела весь холст. Семейный портрет, подумала она. Наивная нелепица, подумал сидящий глубоко внутри критик.

Не один час минул с тех пор, как она уединилась в мастерской. Стук в дверь вернул ее к реальности.

— Кто это? — вздрогнув, испуганным голосом крикнула Мэри.

— Я, — услышала она голос Кейна.

Мэри развернула мольберт холстом к стене и открыла дверь.

— Рисуешь? — Кейн провел рукой по ее щеке. Когда он отнял руку, она увидела кобальтовую краску на подушечке его пальца.

— Да! — рассмеялась она. — Должна закончить одно полотно, чтобы приступить к выполнению крупного заказа. Я, то есть Мэрибел Д., именно так я подписываю свои работы, обязалась сделать серию пейзажей — подобных тем парижским видам, которые ты видел в витрине галереи. Имей в виду, в Иствике никто не знает, что Мэрибел Д. — это Мэри Дювалл. Не выдавай меня.

— А тут, значит, твоя подпольная мастерская по изготовления шедевров. Понимаю. — Рассмеявшись, Кейн оглядел студию. — Позволишь посмотреть, над чем ты сейчас трудишься? — спросил он и решительно ступил в мастерскую.

Мэри остановила Кейна, взяв его руки в свои и удивляясь, как внезапно оставило ее намерение делить с этим человеком все без утайки.

— Это особая для меня картина. И мне бы не хотелось, чтобы ее кто-нибудь видел до завершения.

— Я не кто-нибудь. И зачем тебе вся эта конспирация? Слава гораздо лучше.

— Это глубоко личное. Я не желаю, чтобы горожане соотносили меня с моими работами. Я хочу быть для них только одной из Дюваллов.

— Но я-то знаю, кто ты на самом деле. — Настроение Кейна было приподнятое, и улыбка не сходила с его уст. — Покажи картину.

— Я сказала, она еще не закончена.

— Чем больше ты интригуешь, тем сильнее мне хочется на нее взглянуть. Просто покажи.

— Обычные наброски. Ничего толком. Я даже не уверена, стоило ли ее начинать, — сникла Мэри и пошатнулась. Кейн поддержал ее, испуганно спросив:

— Что с тобой?

Он взял ее на руки и понес прочь из мастерской. Мэри пришла в себя, но не стала открывать глаз. Она корила себя за трусость, из-за которой опять приходилось лгать Кейну. Раньше она лгала от обиды, гнева, растерянности, но считала себя смелой. Теперь же она лгала из-за опасения потерять Кейна и чувствовала себя подлой лицемеркой.


Кейн вызвал лимузин, и они отправились на бал. Мэри сидела бочком, с удовольствием наблюдала за Кейном и за тем, как он поигрывал кончиком своего галстука, завязанного безупречным узлом.

— Что ты делаешь? — весело спросила она.

— Считаешь, смокинг — подходящая одежда для такого случая?

— Если мужчина выглядит как агент 007 — это значит, что он одет соответственно любому случаю.

— Как Джеймс Бонд, говоришь? — ухмыльнулся польщенный Кейн.

— Другой вопрос, выгляжу ли я как девушка Бонда?

Он оценивающе посмотрел па нее, обхватил за шею, притянул к себе и легко коснулся ее губ. Она положила руки на его плечи, перекрестив расслабленные кисти у него за спиной.

К ней вернулось самообладание. Одеваясь к балу, она решила сразу по возвращении не только показать Кейну его портрет, ставший семейным, но и поведать о своей душевной боли.

— Итак, девушка Бонда? — Кейн протянул ей руку, когда шофер открыл дверцу лимузина, затем привычно, по-хозяйски, положил свою властную ладонь на ее бедро. Ее обнаженная спина красноречиво изогнулась.

— Ты уже знаешь, как проведешь этот вечер? Будешь общаться со знакомыми или потанцуем? — спросил Кейн, когда они входили в людное фойе.

— Мы обязательно потанцуем, но сначала я хочу поздороваться с Эбби. Пойду к ней. Принесешь мне что-нибудь выпить?

— Конечно. Мартини?

— Пожалуй. Надеюсь, мистер Бонд, по пути вы не подцепите красавицу злодейку, с которой мне придется бороться в последних кадрах фильма.

— Как можно, Мэри-Белл? Ты единственная красавица в моей жизни, — объявил Кейн.

— Я собираюсь свести тебя с ума, — шепнула по секрету Мэри.

— У тебя это отлично получается, — сказал он, и они разошлись в разные стороны. Кейн отправился к бару, Мэри — в сторону Эбби.

— Я думала, Люк будет с тобой, — сказала Мэри, имея в виду мужа подруги.

— Он где-то поблизости. Кого-то встретил. О чем-то разговаривает. Я не вмешиваюсь в его дела, — объяснила Эбби. — А где же Кейн?

— Он сейчас подойдет.

Эбби допила бокал шампанского и, кокетливым жестом просигналив ближайшему официанту, взяла с подноса еще один.

— Не люблю шампанское, — между прочим призналась Мэри.

— А я обожаю.

— Это заметно. Мы можем с тобой поговорить наедине?

— О чем? — жеманилась захмелевшая подруга.

Мэри понимала, что обстоятельства неподходящие, и все же заговорила, ведя Эбби за локоть в относительно тихий уголок:

— По поводу слухов, о которых ты мне рассказывала на днях.

— О каких слухах?

— Я хочу знать, от кого они исходят. Мне это необходимо, — шипела раздосадованная на ее непонятливость Мэри.

— Ах, ты об этом. Но, кажется, я все тебе рассказала. Или не все? — тщетно сосредоточивалась Эбби, отхлебывая глоток за глотком.

Мэри решительно отняла у нее полупустой бокал и приступила к допросу с пристрастием:

— Есть люди, которые могут использовать эту информацию против меня и Кейна. Мне нужно знать, расследовала ли твоя мать подробности его или моего прошлого, делала ли записи и где они сейчас?

— Мэри, ты меня пугаешь! — вскрикнула подруга и уже тише добавила: — В ее дневнике я про тебя ничего не читала.

Облегчение Мэри было неполным. Информация могла быть в рабочих записях не только дома, но и в редакции. Если похитили дневник, другие бумаги могли быть тоже украдены. Она вернула подруге бокал и продолжила:

— Откуда-то Лоретта узнала часть правды, Эбби. Между нами: это я была любовницей Кейна, когда жила в Лондоне. Он оплачивал мою квартиру, проживание, дал деньги на мои первые крупные художественные проекты…

— Тш, — закрыла ей рукой рот мигом протрезвевшая Эбби. — Передо мной оправдываться не надо. Я тебе не судья.

Мэри посмотрела на подругу с признательностью дикой птицы, которую наконец выпустили из тесной клетки. Она не предполагала, что реакция хотя бы одной из ее подруг будет столь добросердечной. Успокоенная, она задумчиво произнесла:

— Благодаря этим слухам я узнала много важного о прошлом.

— О Кейне?

— И о себе, — она помолчала. — А до того момента я сама не верила, что мы когда-нибудь поженимся.

— Мне нравится этот человек. Он делает тебя такой… разной, трогательной.

— Это так заметно?

— Ты сама скоро заметишь это.

— Кто знает, насколько это хорошо — быть разной. Думаю, лучше быть постоянной, надежной, стабильной, как сказал бы дед.

— Может быть, но он умер, — напомнила Эбби. — А ты — не дед, — прибавила она вразумляющим тоном и неудержимо рассмеялась.

— Не пей больше, Эбби, пожалуйста, — взмолилась Мэри, растерянно наблюдая за подругой.

И только в этот момент сконфуженно подумала, что, возможно, Эбби таким образом заглушает свои неприятности, а она даже не догадалась поинтересоваться, как у нее дела.

— Эбби, что-то стряслось?

Но доверительного разговора не получилось: к ним шумно присоединилась Делия Форрестер.

— Здравствуйте, милые. Как я рада вас видеть! Что вы здесь прячетесь, как дурнушки на выпускном балу? — громогласно шутила красавица Делия, блистая в невероятно утягивающем, скандально миниатюрном платьице, пикантно позиционирующем прогресс в пластической хирургии.

За ней послушно плелся благоверный Фрэнк Форрестер — филантроп семидесяти с лишним лет, благотворительная деятельность которого фокусировалась в основном на Делии, за что она его и полюбила. Мэри знала Фрэнка с детства, так как он водил дружбу с ее бабушкой. Они играли в гольф раз в неделю в компании с двумя джентльменами, и все четверо казались маленькой Мэри дремучими старцами. Сейчас Фрэнк старательно, но безуспешно, молодился в погоне за своей Делией, которая была почти на тридцать лет моложе его. Делия всегда вызывала у Мэри смешанные чувства, но, несомненно, она проявляла себя чуткой и великодушной подругой.

В неловкий момент появился Кейн с бокалом мартини в руках.

— Вот ты где, дорогая! Скучала?

— Как всегда.

— Боялся не увидеть твоего суженого, — тоном умирающего сообщил Фрэнк.

— Фрэнк и Делия Форрестер, это Кейн Брентвуд. Кейн, это Фрэнк и Делия, — автоматически перезнакомила она их.

Кейн осторожно потряс старческую руку и отчетливо, как глухому, произнес:

— Рад знакомству, Фрэнк!

— Какой возбуждающий акцент у твоего мужчины, — сластолюбивым тоном промурлыкала Делия. — Надевай на него хомут, да поскорее, Мэри.

— Еще неизвестно, кто на кого, — отозвался Кейн. — В случае с Мэри надо осваивать лассо.

Казалось, все были счастливы. Аперитив лился рекой, шутки шутились, все смеялись. Мэри воспользовалась возможностью приникнуть к Кейну. Она действительно чувствовала себя под его защитой. Ей больше не хотелось принадлежать самой себе. Кейн из-под изогнутой брови посмотрел на нее, уютно устроившуюся под его крылом, и еще крепче обвил большими руками хрупкое тело. Поймав их в такой позе, Делия многозначительно сузила озорные глазки. Не смущенная таким взглядом, Мэри звякнула ободком своего бокала о бокал Кейна и провозгласила:

— За долголетие в любви и согласии!

— Трогательные, как два голубка с открытки, — съязвила Делия. — На каком карнизе вы познакомились?

— Под сводами лондонского универмага, — с готовностью отозвался Кейн.

— С этого места покрасочнее, пожалуйста. Нет ничего лучше сочных подробностей, — проговорила заядлая любительница фривольных бесед.

— Придется огорчить тебя, милая Делия. Обошлось без сочных подробностей, — поспешила закрыть тему Мэри.

— Значит, есть что скрывать, — проницательно посмотрела на подругу Делия и, оттопырив губки, принялась цедить прохладное белое вино.

— Фрэнк, я слышала, у вас были проблемы со здоровьем, — прямолинейно поинтересовалась Эбби, намереваясь выручить подругу в щекотливой ситуации.

— Оно и неудивительно, — опередила супруга с ответом Делия. — Его очень расстроила смерть твоей матери.

Мэри, одарив Эбби благодарным взглядом, перестала следить за болтовней.

— На самом деле ничего серьезного, — попытался вступить в разговор Фрэнк, — просто я перепутал свои утренние и вечерние лекарства и, запамятовав, принял двойную дозу сердечного препарата. По счастью, меня быстро доставили в клинику.

— Представляю, как Делия расстроилась, — сочувственно произнесла Мэри.

— Очень. — В подтверждение этого Делия чмокнула престарелого супруга в щеку и добавила: — Я наняла нянечку, чтобы этого больше не повторилось.

Над их головами грянули динамики, разразившись энергичной песней «Мы — семья», и Мэри сказала:

— Это наша песня.

— Разве? — удивился Кейн.

— Я имею в виду, что это песня Клуба дебютанток, — уточнила она и объявила: — Девочки идут танцевать!

Увлекая Кейна за собой в центр танцпола, Мэри впорхнула в девичью стайку. Эмма, Фелисити, Лили и Ванесса лихо отплясывали в окружении своих кавалеров. Было очевидно, что для взрослых девчонок это не столько танец, сколько ритуал, неизменно вызывающий приступ немотивированного счастья. Кейн, озадаченный их безудержным весельем, предпочел наблюдать пляску со стороны и вернулся к избраннице лишь под звуки песни Тины Тернер «Останемся вдвоем».

— Ты заказал эту песню? — догадалась Мэри, на что Кейн скромно кивнул.

Они танцевали, словно и впрямь остались вдвоем. Каждое слово песни отстукивало свой неровный ритм в их трепещущих сердцах. Под затихание мелодии Мэри обхватила гибкими пальцами любимое лицо мужчины с портрета и наполнила его губы своей неистощимой любовью.


ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ


Этот танец заразил Кейна неимоверным азартом страсти. Он буквально ощутил ожог на пальцах от ее горячего тела. Он жаждал уединения с непременным продолжением, каким для песо становились любовные игры с Мэри.

— Домой, немедленно, — отчеканил он, увлекая невесту за собой из зала.

— Да, дорогой, — восхитилась его напором Мэри, — только перекинусь с Эбби парой слов.

Кейн со своей высоты оглядел в поисках макушки Эбби зал и предположил, увидев ее прильнувшей в медленном танце к какому-то мужчине:

— Кажется, ее муж объявился.

— Правда? Где они? Я ничего не вижу сквозь эту толпу.

Кейн отбуксировал Мэри к тому месту, с которого она могла убедиться, что встревожившая ее подруга угомонилась. В результате Мэри тут же согласилась покинуть шумное торжество ради тихих домашних радостей, чем вызвала ею бурный возглас:

— Превосходно!

— Ты ведешь себя, как будто…

— …очень возбужден.

— Я думала, ты устал. День был длинный, из-за перелета ты не выспался. И даже не вздремнул.

Он гортанно рассмеялся, умиляясь ее трогательной воркотне. Пока они ожидали, когда подадут лимузин, к ним присоединилась чета друзей — Эмма и Гарретт.

— Люк давно появился? — поинтересовалась Мэри.

— Вовремя, — с подтекстом в голосе ответила Эмма.

— Вовремя для чего? — непонимающе спросила Мэри.

— Для того, чтобы пресечь роман Эбби с искристым бокалом, — ехидно усмехнулась Эмма. — Она начала вести себя странно, и Люк предположил, что ей в шампанское что-то подсыпали.

— Дикое предположение. И кому это может понадобиться? — скептически произнесла Мэри.

— Чушь, — вступил в разговор Кейн. — Шампанское разносит официант на подносе по всему залу. Эбби могла взять любой бокал.

— Люк утверждает, что от шампанского исходил подозрительный запах, — пояснила Эмма.

— Кому нужно было травить Эбби? — недоверчиво обратился в пространство Гарретт.

— Сплетники наверняка свяжут этот сомнительный случай с гибелью Банни, — задумчиво произнесла Мэри.

— Просто Люк избрал странный способ предупредить чрезмерное увлечение жены этим напитком, и никакого злого умысла искать не следует, — раздраженным тоном наставника пресек словопрения Кейн.

Друзья договаривались навестить Эбби на следующий день, когда подъехал нанятый Кейном лимузин.

— Наконец одни, — облегченно выдохнул лорд Брентвуд, вальяжно расположившись на заднем сиденье.

Ему наскучил этот деревенский клуб, досужий говорок искусственных дамочек и дутых кавалеров. Он потянулся к своей женщине, усадил ее, такую послушную, к себе на колени и мастерски одолел застежку на ее платье, одновременно лакомясь соком с губ своей возлюбленной.

— Мы не одни, — пыталась она возразить, удерживая от падения лиф платья и кивком показывая на водителя.

— И что? — не поддавался на увещевания Кейн, спуская тонкие лямочки.

Он уложил ее на сиденье, склонился над сжавшимся телом и принялся покусывать кремовую кожу. Шелк чуть прикрывал отвердевшие изюминки ее грудей. Она уступила ласкам, заслонив свою наготу его головой, запустив пальцы в короткие пряди густых волос.

Поведя плечами, Мэри сбросила стесняющую ткань и прижалась свободной грудью к жесткой белизне его крахмальной сорочки. Кейн стиснул ее талию и впился в рот, сразу вспухший от поцелуя.

Он глубоко вдыхал запах, который начинала источать его женщина, — запах солоноватого бриза, заблудившегося августовским вечером в дикой яблоневой роще. Он знал, что эта медовая кислинка восковых яблок никогда не вызовет у него оскомины, а только неутолимый аппетит первобытной страсти.

Внезапно рессоры взбрыкнули и скинули любовников с сиденья. Они жестко приземлились на пол салона. Он охватил ее руками, защищая от повторных ударов. Машина остановилась.

Мэри оправила лиф измятого платья и продела руки в бретельки. Кейн помог ей подняться на сиденье и опустил затемненную перегородку между салоном и водителем.

— Что случилось? Вы в порядке? — спросил он водителя, ослепленный яркими огнями встречных машин.

— Олень перебежал дорогу. Машина со встречной полосы въехала в бордюр. Я в порядке. Вы как? — сжато отчитался водитель.

— Нормально. Узнайте, другой машине нужна наша помощь? — велел Кейн.

— Пойду спрошу. Их машину хорошо провернуло, прежде чем она врезалась.

— Я позвоню по 911, — Мэри достала мобильный телефон из сумочки.

Кейн вышел вслед за водителем. Вернувшись, сказал, что никто не пострадал. «Скорая» и полиция подъехали быстро, офицеры отпустили всех, как только записали показания.

Когда водитель их лимузина включил зажигание, Кейн поднял перегородку и, по-родительски обняв Мэри, спросил:

— С тобой все в порядке?

— Да. А ты? Упали-то мы на тебя.

— Не заметил.

— Головой не ушибся?

— Перестань хлопотать. Все нормально.

— Ты мой герой! — восхищенно признала Мэри.


Кармен выбежала им навстречу, когда они вошли в холл.

— Вам звонили, мистер Брентвуд. Сказали, это срочно.

— Спасибо, Кармен, — поблагодарил Кейн, забирая из ее рук листок с номером телефона. Очевидно, это Билл Хатчинс хочет обсудить с ним вопросы совместного сотрудничества.

— Поговори в кабинете, а после выпьем по бокалу вина на террасе, — предложила Мэри.

— И только-то? — лукаво улыбнулся он в ответ.

— Кейн, — укоризненно произнесла Мэри и прикрыла ладонью его губы, сконфуженная присутствием Кармен.

— Вино — это хорошо. Встретимся на террасе, — пообещал Кейн своему цензору и скрылся за дверями кабинета.

Он установил в кабинете Мэри телефон собственной компании, который часто использовал для проведения селекторных совещаний. Телефон был оснащен звукозаписывающей приставкой, позволяющей фиксировать все переговоры с клиентами, чтобы застраховать фирму от возможных претензий в случае неблагоприятного изменения биржевого климата. И теперь, звоня Биллу Хатчинсу, он заблаговременно включил эту аппаратуру. Предстоял разговор об установлении гонорара — в случае согласия Билла на деловое предложение Кейна. В полной уверенности, что звонит именно ему, Кейн некоторое время слушал в трубке длинные сигналы. Когда они прекратились, Кейн сказал:

— Это Кейн Брентвуд.

— Ты один? — услышал он приглушенный женский голос.

— Да. С кем я говорю?

— Считай меня доброжелателем.

— Что это означает? — Он лихорадочно перебирал в памяти все женские голоса, пытаясь определить, кому принадлежит этот.

— Я хочу тебя предостеречь: Мэри — опасная женщина.

— Виктория? — брезгливо предположил Кейн.

— Нет. Этот разговор не имеет отношения к твоей бывшей жене.

— Вы напрасно думаете, что меня могут заинтересовать анонимные сведения.

— Даже если они касаются лично тебя? — самоуверенно прошептали на другом конце.

— Что вы имеете в виду? — поддался Кейн искушению.

— Мэри обманывает тебя.

— В чем, например? — гневным тоном продолжал выспрашивать он.

— Ты думаешь, она была замужем, — хищным голосом промурлыкала женщина, — так вот, это ложь.

— Допустим, — попытался изобразить равнодушие Кейн.

— Она забеременела вне брака, когда жила в Париже, — дозировала информацию доброжелательница.

— Вы тратите мое время.

— Неужели? Тогда, возможно, ты сам у нее спросишь, кто был отцом ее ребенка.

— Мне это не интересно.

— А все же спроси, — притворно ласково посоветовала женщина и положила трубку.

Раздраженный разговором, своей беспринципностью, странными намеками анонимного доброжелателя, Кейн откинулся на спинку старинного кожаного кресла. Проверил, записался ли этот нелепый диалог, помедлил в путаных раздумьях и направился на террасу, где его ждала Мэри.

На столике перед ней в ведерке со льдом утопала бутылка шампанского. Мэри стояла с торжественно загадочным видом рядом с прикрытым темной материей мольбертом. Торшеры патио и уличные огни по периметру бассейна ярко освещали пространство террасы. Круглая луна с опаской наблюдала, что разыгрывается на сцене заднего дворика.

Кейн был шокирован причудливым пересечением двух реальностей: тяжелого телефонного разговора и необъяснимой торжественности приготовлений на террасе. Он смотрел на Мэри напряженным, непонимающим взглядом.

— Это закрытый премьерный показ моей новой работы, — радостно объявила она, готовясь сорвать покрывало с мольберта. — Все для тебя, любимый!.. Так Билл принял твое предложение?

— Звонил не Билл, — озадаченно проговорил он.

— А кто? — начала беспокоиться Мэри, наблюдая его странную реакцию.

— Какая-то женщина. Она не представилась. Беспокоится из-за тебя, — ответил Кейн, пристально глядя на Мэри.

— Вот как. И что она сказала? — Мэри попыталась унять необъяснимую тревогу.

— Сказала, что ты хранишь секрет, который мне следовало бы знать, — с нарастающим волнением проговорил Кейн, приближаясь к Мэри.

— Какая-то женщина, которая не назвала себя? Гнусная анонимщица, правильно я понимаю? — зло резюмировала Мэри, ища защиту в гневе.

— Да.

— Хотелось бы знать, кто она. Ты определил голос?

— Нет, — Кейн наблюдал за Мэри изучающим взглядом. — Но я записал разговор. Если будет желание, сможешь послушать его позже.

— Зачем же откладывать?

— Хочу последовать совету доброжелательницы и спросить у тебя кое-что.

— Что? — не то от гнева, не то от страха побледнела Мэри. Слабой рукой она пододвинула под себя стул и хотела сесть, когда он задал этот вопрос:

— От кого ты была беременна?

Ее колени заметно тряслись и медленно подгибались. Кейн в очередной раз удержал ее от падения. Она хотела прильнуть к его груди, но почувствовала неблагосклонное напряжение. Его объятия были надежными, но жесткими.

В голове что-то кружилось, взвинчивая гнетущие мысли: кто звонил? А если звонила убийца Банни, выкравшая ее дневник, что еще попытается сделать эта женщина? Неужели она собирается предать все гласности? А если информация исходит не от Банни? Как она все узнала?

— Мне нужно сесть, — пролепетала Мэри.

— Давай покончим с секретами, — примирительным, но сухим тоном предложил Кейн, рассерженный ее постоянными обмороками.

— Да. Именно это я и собиралась сделать сегодня вечером.

— Очень разумно. Приступай.

— Я не была замужем за Жаном-Полем. У нас даже романа не было.

— А с кем был? Кто он? — Не дождавшись ответа, он резко вскрикнул: — Почему молчишь?

— Никого не было! — выдавила она сквозь комок, застрявший в горле.

— А ребенок был? — терял терпение Кейн.

— Да. Твой ребенок.

Кейн ничего не сказал и только присел, а из глаз Мэри выкатились две блестящие капли. Сглатывая горечь, она заговорила:

— В тот день я получила две новости. Как говорят в кино: одна хорошая, другая плохая. Я ждала тебя, чтобы порадовать хорошей новостью. Но плохая перечеркнула все. Я наткнулась на газетное объявление о твоей помолвке. — Кейн бессмысленно смотрел перед собой, и она продолжала: — Я тогда не до конца понимала, что делаю. Знала, что не могу больше оставаться в Лондоне. Вылетела в Париж. Жан-Поль всегда был добр ко мне. Приютил.

— Почему не рассказала все, когда я к тебе приехал? — яростно выкрикнул Кейн.

— Хотела до тех пор, пока ты не предложил мне оставаться твоей любовницей. Так же жить в твоей шикарной квартире и принимать тебя в ней втайне от твоей женушки. Это было унизительно. Я умолчала о беременности, потому что боялась, что ты не оставишь меня в покое, узнав об этом.

— Ты не умолчала, а соврала, сказав, что беременна от другого. Ты лишила меня ребенка. Как ты могла упрекать меня в несправедливом отношении к Виктории, зная за собой такое?

— И ты не смей упрекать меня, — зарычала на него Мэри. — Я заплатила за свой грех. До сих пор расплачиваюсь.

— Что толку, если он мертв, — жестоко произнес Кейн. Но, подумав, спокойно попросил: — Расскажи все по порядку.

— Живя в Париже, я нуждалась. Моя семья отказалась выделять мне деньги. Про беременность я им, разумеется, не могла рассказать. Жан-Поль давал мне крышу, пропитание. Больше я с него брать не могла, не хотела. На врачей денег не было совсем… — Мэри умолкла.

Ее лицо было спокойным, слипшиеся ресницы блестели от слез. Брови приподнялись, открыв ясный взгляд глядящих в пустоту глаз. Мэри была торжественно тиха, оживив в себе то тревожное время, когда она готовилась к рождению нового человека, надеясь, что ее материнская любовь затмит нужду и невзгоды.

— Я начала работать в его галерее и копить деньги на акушерскую помощь. Роды были долгие и мучительные. Когда малыш вышел, оказалось, что пуповина обвила его шею… Он задохнулся. Мне сказали, что его можно было бы спасти, если бы к схваткам подготовились более тщательно.

Мэри сцепила руки как в ознобе. Она плакала без слез, всхлипывая и содрогаясь. Ей хотелось кричать. Осыпать Кейна накопившимися за долгие годы обвинениями. Но теперь в смерти Брента она видела только свою вину.

— Как можно передать это чувство? — стонала она. — Потерять все сразу. В один-единственный миг. Будь он проклят.

— Наверно, это похоже на то, что я чувствую сейчас, Мэри, — колко сказал Кейн.

— Хочешь сказать, что оставил бы Викторию ради меня и ребенка? Не лги.

— Любишь правду? В таком случае должна была спросить меня об этом тогда.

Наблюдая его растерянность, боль и гнев, Мэри почувствовала себя отомщенной. Она долгие годы нуждалась в этом лекарстве.

— Ты прости меня, Кейн. Надеюсь, у нас еще могут быть дети. — Ей показалось это лучшим утешением. Она ошиблась — Кейн вспылил:

— Простить? Ты просишь простить тебя? Не слишком ли все легко получается?

— Но как я могла рассказать тебе об этом раньше, если ты и сейчас отказываешься понять меня? — в отчаянии простонала Мэри.

Но он был непримиримо черств.

— Это наш последний разговор, Кейн, — тихо подытожила она и, зайдя в дом, закрыла за собой дверь на террасу.


ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ


Кейн не удерживал ее. Он нуждался в тишине, в одиночестве, в скорби. С усилием переставляя ноги, утопающие в прибрежном песке, он добрел до скамьи.

Сидя спиной к ее замершему дому, он беззвучно облекал в слова свои воспаленные мысли: у меня был сын, он погиб; он погиб, потому что был лишен шанса выжить; я не дал ему этого шанса, потому что у меня отняли такую возможность — это сделала Мэри. Так думал Кейн. Слезы душили его, саднили глаза, сдавливали горло. Он стиснул веки, закрыв ладонями лицо.

Он понимал, что для самой Мэри это незаживающая рана, невосполнимая утрата, неизбывное раскаяние, но и непрощенная обида на него — на Кейна.

Он знал, что прошлое нельзя изменить, но никогда прежде не сожалел об этом, ошибочно полагая, что при желании все можно исправить, переписать набело.

Он пошел к себе домой, где его ожидали холодные стены, враждебная пустота и тягостная необходимость думать, принимать решение.

Первым желанием было — вернуться на Манхэттен, в суматоху и иллюзорную общность занятых одним делом людей. Он в полумраке нащупал бутылку солодового скотча. Налил полный стакан, но тут же оттолкнул его от себя. Тот, поблескивая янтарем, скользнул по полировке столешницы и предусмотрительно остановился невдалеке от края. Зло посматривая на своего стеклянного компаньона, Кейн уселся в кресло возле него, прихватив с собой бутылку. Опустошив стакан, наполнил вновь.

Вспомнилась первая ночь Мэри в этом доме, когда она, обеспокоенная чем-то, переусердствовала с мартини. Причина ее беспокойства стала понятной Кейну. Она годы жила с острым сознанием своей вины перед ребенком и его отцом.

Когда бутылка отказалась в очередной раз напоить запотевший стакан, Кейн с досады отшвырнул ее от себя. Она покатилась по полу, глухо позвякивая толстым рифленым телом.

За годы жизни с Мэри он не смог заслужить ее доверия. Даже не старался, потакая лишь собственным мужским желаниям. Он жил по стандартам безмятежной аристократической жизни, высокомерно не терпящей возле себя чужих невзгод, парящей над обыденностью.

Только в последние недели отношений с Мэри, из дневных бесед и откровений о прошлом, он смог осознать, насколько обожженной она была с малых лет. Видя остатки былой славы клана Дюваллов в лице Ченнинга и Лоретты, он всерьез проникся ее переживаниями о тяжелом родовом наследии. Хотя знал это все и прежде, не впуская сопереживания в свое холодное аристократическое сердце.

Идея возвращения на Манхэттен сулила поворот в опостылевшее никуда. Он окончательно отверг ее. Полтора года он мирился с нью-йоркским образом жизни, предвкушая встречу со своей любимой. С мыслями о Мэри он вставал по утрам, в них он искал опору, когда все узы с семьей были порваны и мир вокруг казался бесцельным.

Мэри, которая жила теперь по соседству, наверно, так же, как он, без сна встречала первые проблески восходящего солнца, вытесняющего тьму за край небес. Он мысленно разделял с ней эти минуты противоборства света и сумрака, зная финал.

Именно зная финал, он без лишних рассуждений принял душ, переменил одежду. Стряхнув с себя усталость и хмель, он зашагал к ее дому по червонному золоту песчаного пляжа и поднялся на террасу.

Сквозь стекла в гостиной виднелся скрытый под покрывалом мольберт. Он вошел в дом через патио. Скинул покров с холста и… увидел то, от чего вчера загородился гневом. Увидел, каким было его дитя в призрачные мгновенья короткой жизни. Слезы прорвали все преграды эгоистичного самообладания. Он увидел не художественный вымысел в красках, а портрет подлинной семьи, запечатленной в счастливый миг, который, как бы там ни было, взаправду существовал. Не мог не существовать…

Раздался звонок в дверь, отозвавшись гулким эхом в пустынном холле особняка. Кейн пошел открыть и увидел Мэри, спускающуюся с лестницы. Изможденная и подавленная, она с трудом переставляла ноги, идя на пронзительный звук дверного колокольчика. Бессонница оставила под сникшими ресницами лиловые дуги, делая глаза большими и пугливыми. Ее бессилие вызвало в его сердце нежность, развеявшую боль невосполнимых потерь.

— Не знала, что ты здесь, — произнесла она глухим тоном деланого равнодушия.

— Я только что пришел… поговорить, — пылко и отрывисто прозвучал его голос.

Дверной трезвон не унимался.

— А где же Кармен? — встревожился Кейн.

— Она работает с восьми, — объяснила Мэри.

Кейн пересек холл, отворил двери и увидел перед собой Ченнинга и Лоретту, им не терпелось переступить порог.

— Не рановато ли для визитов? — обрушил на них Кейн остатки гнева, преграждая им путь.

— Юридическая необходимость, — фыркнул Ченнинг. — Прошу вас не встревать в это дело, Брентвуд, — тоном выпестованной наглости прогнусавил плешивый интриган. — Вас это не касается. Пришел конец твоим грязненьким тайнам! — выкрикнул он в сторону Мэри.

— Не забывайтесь, Морхэд, — не сходя с места, процедил Кейн.

— Мэри, не соблаговолишь ли уделить нам время? Ладно, и вас зовем, Брентвуд. Обещаю, будет интересно… всем без исключения.

— Пусть входят, — распорядилась Мэри, и Кейн их впустил.

— Что вам нужно? — спросил он, давая понять, что дальше холла им не пройти.

— Недолго тебе осталось распоряжаться в этом доме. Со дня на день он непременно перейдет к нам, — осклабился Ченнинг в сторону Мэри.

— Вот тогда и приходите, — насмешливо посоветовал Кейн.

— О! Мистер Смельчак. Интересно, а Мэри известен тот факт, что, женившись, вы бросили беременную любовницу? — приступил к обличению самозваный судья.

— Я даже знаю, что он ее не бросал. Она ушла от него по собственной воле, — голосом, полным презрения, произнесла Мэри.

Лоретта приступила к ней с сощуренными глазами и зло поджатым ртом. Кейн поспешил занять пространство между двумя родственницами.

— Не понимаю, при чем здесь Мэри? — спросил Кейн у Лоретты, вызвав ее едкий смех.

— При том, что она и была твоей шл… любовницей, — благоразумно исправившись, прошипела она ему в лицо и, просверлив Мэри злобными глазками, прокаркала: — Развратница, лицемерка. Жаль, что дядя Дэвид умер прежде, чем все это вскрылось. Как вообще он мог тебе поверить? Наивный старик!

— Неудивительно, что, когда мы познакомились, Мэри сказала, что у нее нет семьи, — хмыкнул Кейн. — Стервятники вы, а не люди.

— Нам все равно, что о нас думает какой-то чужак. Мэри взяла на себя обязательства, которые не выполняются, — процедил Ченнинг.

— Как бы вы ни использовали эту информацию, она должна остаться внутри семьи, — предупредил Кейн.

— Нет. Мне очень хочется, чтобы все узнали о ее двуличии. И ничто не помешает мне это сделать.

— В таком случае обещаю, что, если это выплывет наружу, я употреблю все свое немалое в финансовом мире влияние, чтобы пустить вас по миру. Это не блеф. Я адекватно оцениваю свои возможности.

— Откуда вдруг такая забота о малышке Мэри? Сначала оставляешь ее ради другой, а теперь кидаешься из-за нее в схватку.

— Ты суешься на запретную территорию. — Кейн открыл дверь. — Вы всё сказали. Покиньте дом. С этой минуты все разногласия будут улаживаться только при посредничестве Макса Превина. Я не позволю раздуть вам из этого скандал. Вон отсюда.

Незваные гости покинули дом так же внезапно, как и появились. Тишина воцарилась в холле, где после ухода Мэри в сад остался один Кейн. Он решил, что прежде всяких объяснений необходимо обговорить с адвокатом последствия этих подлых разоблачений и обеспечить безопасность вложений Мэри в фондовый капитал.

Мэри, странно бесчувственная к случившемуся, сидела у бассейна и смотрела прямо перед собой. Ее любовь и ее боль словно отделились от измученной души и находились рядом, беседуя с ней на равных.

Минувшей ночью Мэри искала в себе силы расстаться с одной из своих сердечных мук — с любовью к Кейну. С болью о сыне она обручилась до конца времен. Но с момента признания, отразившись на холсте, эта боль стала светлой, терпимой. Мэри впервые смогла отделить своих постоянных спутниц — безрассудную любовь и неизлечимую боль — от уязвленной гордости, попранного достоинства, колющих амбиций, от хлама несбывшихся надежд и неоправданных ожиданий, от обиды на всех и вся, разросшейся до размера вселенской. Ей хорошо было сидеть сейчас у голубого зеркала воды, чувствуя себя опустошенной и очищенной.

— Мэри, — не услышала она голос Кейна.

Он подошел ближе, посмотрел на ее отсутствующее, бледное лицо с потерянным взглядом. Прошелся вдоль бассейна. Вернулся к ее шезлонгу, опустился рядом на колено и сказал:

— Я могу простить тебя о прощении?.. До этого утра я не понимал, под каким невыносимым давлением ты жила долгие годы детства и юности. Как извращают жизнь эти жалкие люди, вроде Ченнинга и Лоретты, как парализуют человека их лицемерные догмы. Ты позволишь мне защитить тебя?

— Будущее мне безразлично, а от прошлого защитить невозможно.

Он присел рядом на край шезлонга.

— Мне не безразлично твое будущее, оно надежно связано с моим.

— Я не смогу жить с тобой, оставаясь лгуньей, отнявшей у тебя право быть отцом, чтобы нескончаемо платить по счетам: твоим, Морхэдов, клана Дюваллов.

— Наша история может начаться здесь и сейчас. Мэри, мы уже знаем главное: мы не можем друг без друга. Моя одержимость тобой неизлечима. Забудь про семью. Тех, кто подавлял тебя, уже нет, а эти — они тебе не судьи. Кто лучше меня сможет понять твой неугомонный нрав, твои мечты? Мы уже немало достигли вместе.

Разделяя каждое его слово, Мэри боялась поддаться наваждению. Память подсказывала, что он еще никогда не лгал ей. Она часто пеняла на беспощадность его честности, но не на ложь. Она посмотрела на него вопросительным взглядом.

— Я сожалею о том, что в день нашей встречи я пошел по ложной тропе и увлек тебя за собой. Все должно было начаться иначе.

— Как?

— Как сейчас, — сказал он, взял ее на руки, крепко прижал к себе и, прильнув к ее щеке, прошептал: — Люблю тебя, Мэри. Хочу жить с тобой, спать с тобой, дышать тобой. Хочу называть своей возлюбленной, любовницей, женой. Своей единственной.

Мэри доверчиво заглянула в его глаза.

— И я тоже люблю тебя. — Она коснулась любимых губ невесомым поцелуем. — Куда ты меня несешь?

— В постель. К истокам большой семьи.


Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.