Все на продажу
Кэндес Бушнелл


Одна из «четырех блондинок» возвращается в джунгли нью-йоркского высшего света, и на сей раз она добьется настоящего успеха в мире «высокой моды»! Она чуть старовата для супермодели? Ну что ж… зато она — не глупенькая «вешалка» только-вчера-из-школы! Она чересчур опытна для идеальной «мужской мечты»? Тем хуже мужчинам, попавшимся ей на пути!


Кэндис Бушнелл

Все на продажу


Моей красавице матери Камилле и моим бабушкам: Эльси Салонии, всегда читавшей запоем, покойным Люси и Лене и моей новой бабушке Джейн, Особая благодарность Энн Шерман, придумавшей название.


Книга I


1


В преддверии лета 2000 года Нью-Йорк, где улицы искрились, казалось, золотой пылью коммерческого успеха и экономического подъема, был, как всегда, занят делом. Мир был готов спокойно перейти в очередное тысячелетие, президент снова избежал импичмента, двухтысячный год наступил всего лишь под легкое шипение, как при откупоривании старой бутылки французского шампанского. Город сиял всем своим величественным, вульгарным, безжалостным великолепием.

В данный момент у всего города на устах был Питер Кеннон, адвокат, подвизавшийся в шоу-бизнесе и вытянувший из клиентов-знаменитостей примерно 35 миллионов долларов. В ближайшие месяцы и годы будут новые скандалы, миллиардные убытки, ограблению подвергнется все американское общество. Но пока в «деле Питера Кеннона» упоминалось достаточно громких имен, чтобы жадные до сплетен Нью-Йоркцы чувствовали временное удовлетворение. Все мало-мальски значительные люди знали либо самого Питера, либо кого-то, беспардонно им обманутого, и полагали, что одураченным самим следовало бы держать ухо востро.

Одним из пострадавших был рок-музыкант тридцати одного года от роду по кличке Диггер. Диггер был одной из диковин, довольствующихся короткой кличкой, начинавших совсем скромно и выглядящих чудаками. У этого выходца из Де-Мойна, штат Айова, были грязные светлые волосы и пугающе белая прозрачная кожа, под которой синели вены. Его отличительным признаком могла считаться мягкая шляпа с плоской тульей и загнутыми полями.

В пятницу под вечер, накануне Дня поминовения, он спокойно сидел у бассейна летней виллы в Сигапонаке, вблизи Хэмптона, арендованной за 100 тысяч, курил сигарету без фильтра и смотрел на жену Патти, увлеченно болтавшую по телефону.

Диггер затушил сигарету в горшке с хризантемой (там уже выросла горка окурков, которую позже уберет садовник) и откинулся в деревянном шезлонге. День выдался чудесный, к тому же он откровенно не понимал всего этого шума из-за Питера Кеннона. Считая целью жизни быть выше презренной гонки за наживой, Диггер не имел представления о цене денег. Его менеджер подсчитал, что он потерял около миллиона долларов, но Диггеру миллион представлялся смутной абстракцией, понять которую можно было только при помощи музыки. Он полагал, что сумеет вернуть этот миллион, сочинив один-единственный хит, но в такую очаровательную погоду, лениво нежась в шезлонге, он был готов вообще махнуть рукой на потерю.

Его горячо любимая жена Патти находилась в сильном волнении от получасовой болтовни по телефону с сестрой Джейни Уилкокс, знаменитой моделью из «Тайны Виктории». Патти сидела в бельведере в закрытом купальнике, совмещая болтовню с солнечной ванной. Она поймала взгляд мужа, и они сразу поняли друг друга. Патти встала и направилась к нему. Он по привычке залюбовался ею: светлыми, с рыжим оттенком волосами, достающими до лопаток, очаровательным курносым носиком с веснушками, круглыми голубыми глазами. Ее старшая сестра Джейни считалась настоящей красавицей, но у Диггера был на это свой взгляд. При одинаковом с Патти вздернутом носике у Джейни был коварный, даже роковой облик, чтобы его привлечь; к тому же он считал, что Джейни с ее порочным подходом к деньгам и положению в обществе, с ее ветреностью и высокомерием, с ее увлеченностью собой — попросту самовлюбленная идиотка.

Подойдя к нему, Патти протянула телефон:

— Джейни хочет поговорить с тобой.

Он скривился, обнажив желтые зубы, мелкие и неровные, и взял у жены телефон.

— В чем дело?

— Ах, Диггер… — Мелодичный, капризный голосок Джейни всегда его раздражал. — Прости меня. Так и знала, что Питер совершит непростительную глупость. Надо было заранее тебя предупредить.

— Откуда тебе было знать? — осведомился Диггер, вытаскивая из зубов крупинку табака.

— Я встречалась с ним несколько лет назад, — призналась она. — Всего неделю-другую! Он всех вокруг считал паршивыми полячишками…

Диггер поморщился. Его настоящая фамилия была Вачанский, и он подозревал, что Джейни намеренно его провоцировала.

— И что дальше? — процедил он.

— А то, что я всегда знала: он жулик. Я так расстроена! Что ты намерен предпринять?

Диггер покосился на жену и ухмыльнулся:

— Если ему так необходимы мои денежки, пусть ими подавится.

На том конце телефонной линии ахнули, помолчали, потом прозвучал мелодичный смешок.

— Вот ужас! Прямо буддизм какой-то! — Как она ни старалась, в ее тоне слышалось презрение. Не зная, что еще добавить, она спросила:

— Наверное, я увижу тебя сегодня вечером у Мими Килрой?

— Какая еще Мими? — поинтересовался Диггер усталым голосом, которым говорил обычно, когда его спрашивали про Бритни Спирс. Он отлично знал, кто такая Мими Килрой, но, поскольку та принадлежала к категории, которую он, как многие люди его поколения, не выносил, — к белым протестантам-англосаксам, к тому же республиканцам, он не намеревался подпевать Джейни.

— Мими Килрой, — капризно произнесла Джейни. — Дочь сенатора Килроя.

— Ну да… — протянул Диггер.

Разговор окончательно потерял для него интерес: Патти присела рядом и обвила стройной ногой его поясницу, заглянула в лицо, дотронулась до плеча — и его, как всегда, охватило нестерпимое желание.

— Мне пора, — буркнул он в телефон и дал отбой. Посадив Патти себе на колени, он принялся ее целовать. Диггер был глубоко, романтически, без малейшего цинизма влюблен в жену, для него это было важнее всего. Питер и Джейни были ему глубоко безразличны.

Хорош, подумала Джейни Уилкокс о Диггере. Если ему наплевать на деньги, то почему бы не поделиться ими с ней?

Она пристально смотрела сквозь ветровое стекло своего серебристого кабриолета «порше-бокстер» на неисчислимое стадо автомобилей, запрудившее скоростную автостраду Лонг-Айленда. Что за пошлость — угодить в пробку по пути в Хэмптон, когда ты супермодель! Будь у нее лишний миллион, думала она, то первым делом она полетела бы в Хэмптон на гидроплане, а во-вторых, наняла бы помощника, который бы ее возил на машине: у всех знакомых богатых людей были водители. Но в Нью-Йорке никуда не деться от извечной проблемы: как бы успешен, по твоему собственному мнению, ты ни был, всегда найдется кто-то еще богаче, еще успешнее, переплюнувший тебя известностью; от одной мысли об этом иногда опускаются руки. Но вид сверкающего серебряного капота собственного кабриолета поднял ей настроение: она вспомнила, что находится на таком жизненном этапе, когда сдаваться нет причин, наоборот, есть все основания поднажать! Немного самоконтроля и дисциплины — и она добьется всего, чего ей хочется.

Розовые солнечные очки от Шанель сползли вниз, и она, поправляя их, почувствовала гордость от обладания столь престижной вещицей. Джейни принадлежала к людям, у которых внутренняя пустота маскируется поверхностной мишурой, однако, если бы кто-нибудь назвал ее пустышкой, она искренне удивилась бы. Джейни Уилкокс была из тех красивых женщин, которые, наслаждаясь вниманием, уделяемым их внешности, начинают верить, что они — настоящий кладезь разнообразных достоинств. Она считала, что под ее глянцевой, почти безупречной оболочкой скрываются яркие способности и она рано или поздно поразит мир — скорее как художник, чем как коммерсант. То обстоятельство, что это самомнение ничем не подтверждалось, ее не настораживало: она верила, что ничуть не хуже остальных. Случись ей повстречаться, скажем, с Толстым, полагала она, тот немедленно признал бы в ней родственную душу.

Скорость движения в потоке упала до двадцати миль в час, и Джейни забарабанила пальцами по рулю. На солнце заблестели золотые часики «Булгари». У нее были длинные тонкие пальцы — гадалка однажды назвала ее руки руками художницы, но их портили обкусанные ногти. Уже девять месяцев подряд, с тех пор как она стала вдруг, словно Золушка, красоваться в новой рекламной кампании «Тайны Виктории», все маникюрши города умоляли ее перестать грызть ногти, но она никак не могла покончить с этой привычкой, оставшейся с детства. Причинение себе физической боли было извращенным способом борьбы с душевной болью, которую ей причинял мир.

Вот и сейчас, нервничая от движения ползком в автомобильной пробке и представляя, как гидроплан уносит в небо более удачливых членов нью-йоркского высшего света, она инстинктивно поднесла пальцы ко рту, но в кои-то веки приструнила себя. Грызть ногти уже не было оснований: наконец-то и она вырвалась наверх. Всего год назад, когда ей было тридцать два, казалось, все позади: ее актерская и модельная карьера застопорилась, и она так поиздержалась, что вынуждена была одалживать деньги у богатых любовников, чтобы платить за крышу над головой. Дошло до того, что три позорные недели она от отчаяния собиралась стать агентом по торговле недвижимостью и даже посетила четыре занятия. Но потом вмешалась спасительная Судьба; собственно, она всегда знала, что так и случится. И сейчас, глядя на себя в зеркало заднего вида, она снова думала о том, что слишком красива для неудачницы.

В машине зазвонил телефон, и она нажала зеленую кнопку, полагая, что это Томми, ее агент. Год назад Томми даже не отвечал на ее звонки, но с тех пор как она стала участвовать в кампании «Тайны Виктории», благодаря чему ее личико появилось на всех уличных рекламных плакатах и во всех журналах Америки,

Томми снова стал ее лучшим другом, связывался с ней по несколько раз в день и снабжал последними сплетнями. Этим утром Томми сообщил ей, что Питер Кеннон был накануне арестован у себя в кабинете; они всласть наболтались об изъянах характера Питера, главный из которых заключался в том, что Питер потерял голову, якшаясь со знаменитостями, и сам вообразил себя знаменитостью. Пусть Нью-Йорк сказочное место, но каждому известно, что существует непреодолимый рубеж между знаменитостями и «обслугой», а адвокаты, при всей своей образованности и опытности, не перестают принадлежать к последней категории. История Питера уже превратилась в предостережение: при попытке нарушить естественные законы известности и славы наиболее вероятный результат — арест, а то и приговор, тюремное заключение!

Но вместо обычного для Томми начала «Привет, красотка!» женский голос с выраженным английским акцентом вежливо попросил Джейни Уилкокс.

— Это я, — ответила Джейни, сразу поняв, что говорит с ассистенткой из шоу-бизнеса: в этой сфере с недавних пор стало модным говорить с английским акцентом.

— С вами желает побеседовать мистер Комсток Диббл. Вы примете звонок?

Не успела Джейни ответить, как в трубке раздался голос самого Комстока.

— Джейни! — сказал он резко, показывая намерение сразу перейти к делу.

Джейни не видела и не слышала его уже почти год, и его голос возродил неприятные воспоминания. Комсток Диббл был прошлым летом ее любовником, Джейни даже воображала, что влюблена, а он взял и объявил о помолвке с Морган Бинчли — высокой, гибкой и светской. То, что он предпочел ей другую (которую Джейни не сочла даже хорошенькой), усугублялось обстоятельством, что тот же самый сценарий неоднократно повторялся в прошлом. Мужчинам очень нравилось с ней встречаться, но брачный союз они предпочитали заключать не с ней, а с другими претендентками. С другой стороны, Комсток Диббл, глава «Парадор пикчерс», был одним из могущественнейших людей в киноиндустрии и вполне мог позвонить, чтобы предложить ей роль в своем следующем фильме. Поэтому, как ей ни хотелось преподать ему урок, пусть даже состоящий всего лишь в том, что она теперь к нему равнодушна, она понимала, что лучше не зарываться. В этом и заключается искусство выжить в Нью-Йорке — в способности подавить свои чувства ради шанса преуспеть. Холодным (но не настолько холодным, как ей хотелось) голосом Джейн произнесла:

— Да, Комсток?

Однако от следующих его слов ее пронзило холодом.

— Джейни, — проговорил он, — сама знаешь, мы с тобой всегда были друзьями.

Дело было даже не в том, что это утверждение полностью противоречило истине — нормальный человек не назвал бы теперь их отношения дружескими, а в том, что фраза «мы с тобой всегда были друзьями» была кодом, которым влиятельные Нью-Йоркцы начинали неприятный для собеседника разговор. Она обычно означала, что им причинен ущерб, но поскольку обе стороны принадлежат к одному и тому же обществу избранных, они должны попытаться сначала решить дело миром, не прибегая к помощи адвокатов и газетных собирателей сплетен. В следующую секунду страх сменился возмущением: Джейни не представляла, какой ущерб она могла причинить Комстоку Дибблу. Это он ее бросил, значит, он — ее должник. Однако правильнее было прежде позволить ему высказаться, поэтому она, сделав над собой усилие, спросила игриво:

— Мы друзья, Комсток? Вот это да! От тебя почти год ни слуху ни духу. Я решила было, что ты звонишь предложить мне роль в новом фильме.

— Не знал, что ты актриса, Джейни.

Это был хорошо рассчитанный выпад: Комсток прекрасно знал, что она еще восемь лет назад сыграла одну из главных ролей в приключенческом фильме. Но Джейни не стала заглатывать наживку.

— Ты вообще многого обо мне не знаешь, Комсток, — про пела она с прежней игривостью и даже добавила:

— Ты ведь не звонишь…

Конечно, он не обязан ей звонить, но ведь лучший способ зацепить мужчину — вызвать у него чувство вины за то, что он спал с тобой, а потом месяцами не звонил. — Я звоню сейчас, — буркнул он.

— Когда же мы увидимся?

— По этому поводу я и звоню.

— Только не рассказывай, что вы с Морган расстались…

— Морган — прелесть, — заявил он, подразумевая, видимо, что о Джейни этого не скажешь. Это было уже второе оскорбление, на которое она ответила фальшивым тоном:

— Почему бы ей не быть прелестью? Все, что от нее требовалось, — получить в наследство миллионы!

— Джейни! — отозвался Комсток предостерегающим тоном.

— Брось, Комсток, ты же знаешь, что это чистая правда, — сказала Джейни. Оказалось, она может запросто с ним болтать, как тем летом. В глубине души она ненавидела его за то, что он ее отверг, но в то же время пылала к нему любовью, ведь он был одним из могущественнейших людей Нью-Йорка… — Очень про сто быть милашкой, когда не нужно самой зарабатывать.

Комсток вздохнул, словно потерял надежду ее образумить.

— Не будь ревнивицей, — сказал он.

— Я не ревную! — взвизгнула Джейни. Ничто не вызывало в ней такую ненависть, как попытки указать ей на ее недостатки. — С какой стати мне ревновать тебя к Морган Бинчли? — На взгляд Джейни, Морган была ходячим ископаемым: ведь несчастной скоро стукнет сорок пять! У нее оставалось одно достоинство: темные волнистые волосы, закрывавшие полспины.

Но Комстока утомило, как видно, направление, которое принял их разговор, потому что он вдруг повторил:

— Джейни, мы с тобой всегда были друзьями… — И добавил:

— Я знаю, ты не станешь чинить мне преграды.

— Зачем мне чинить тебе преграды? — удивилась Джейни.

— Перестань, Джейни! — сказал Комсток тихо, заговорщическим тоном. — Сама знаешь, какая ты опасная женщина.

Джейни не могло не понравиться это замечание: в нередкие минуты самолюбования она действительно воображала себя опасной женщиной, которая рано или поздно завоюет мир; однако в словах Комстока она усмотрела завуалированную угрозу. В прошлом году, когда она осталась на мели, у нее за спиной шептали, что она шлюха. В этом году, когда она добилась наконец успеха и больше не нуждалась в помощи, шептали другое: что она опасна. На то и Нью-Йорк… Страстным голосом, скрывающим растущий испуг, она проговорила:

— Если тебе хочется со мной дружить, Комсток, то ты подходишь совсем не с той стороны.

Он хохотнул, но в следующую секунду его тон стал грозным:

— Не вздумай подставить мне подножку!

Джейни уже казалось, что сейчас последует взрыв гнева — Комсток Диббл прославился вспышками ярости. Считаясь гением кинобизнеса, он прослыл также способным на беспричинную демонстрацию дурного настроения: он часто обзывал женщин самыми грязными словами, а потом обычно присылал им цветы. В Нью-Йорке было не меньше дюжины влиятельных людей вроде него, у которых учтивость мгновенно сменялась неистовством. Но пока Комсток оставался главой «Парадор пикчерс», а «Парадор» — одной из известнейших кинокомпаний, он мог себе позволить все. И это тоже был Нью-Йорк!

Менее самоуверенная особа испугалась бы, но Джейни Уилкокс была не робкого десятка и всегда гордилась тем, что не боится даже самых могущественных людей. Поэтому голосом, каким лепечут невинные девицы, она спросила:

— Ты вздумал мне угрожать, Комсток?

— Я знаю, что сегодня ты идешь к Мими Килрой! — выпалил он.

Джейни так удивилась, что даже прыснула.

— Да ты что, Комсток? Не нашел ничего лучшего, чем звонить мне по поводу вечеринки!

— Представь себе, — признал он, тоже переходя на легкий тон, — это выбивает меня из колеи. Черт возьми, Джейни, почему бы тебе просто не остаться дома?

— А тебе? — парировала она.

— Морган — лучшая подруга Мими.

— Ну и что? — холодно сказала Джейни.

— Послушай, Джейни, я просто пытаюсь тебя дружески предостеречь. Для нас обоих лучше, чтобы никто не знал о нашем знакомстве.

Джейни не смогла отказать себе в удовольствии напомнить Комстоку об их прежних отношениях.

— Нет, — сказала она со смехом, — это для тебя лучше, чтобы никто не узнал, что ты спал со мной прошлым летом.

На этот раз Комсток все же взбеленился.

— Может, заткнешься и послушаешь? — гаркнул он. — Дура долбаная!

Он так разорался, что Джейни не сомневалась: звук из ее сотового телефона донесся до водителей соседних машин на скоростном шоссе Лонг-Айленда. Если Диббл думает, что может так ее обзывать, то сильно заблуждается. Она уже не та дошедшая до отчаяния девчонка, с которой он спал год назад, и она не собиралась скрывать от него это.

— Нет, уж лучше ты послушай, Комсток, — сказала она с ледяным спокойствием. — Ты говоришь, что прошлым летом я годилась только на то, чтобы меня иметь, а этим летом я уже не гожусь даже на то, чтобы со мной знаться. Так позволь тебя предупредить: со мной так нельзя.

— Мы все знаем, как с тобой можно, Джейни, — зловеще проговорил он.

Разница между тобой и мной в том, что я не стыжусь своих поступков, — сказала она. Это было не совсем правдиво, зато прозвучало отлично. Но на Комстока ее слова впечатления не произвели.

— Одним словом, держись от меня подальше! — прорычал; он. — Я тебя предупредил. Иначе нас обоих ждут очень крупны неприятности. — И он повесил трубку.

Проклятый Комсток! Джейни ударила по тормозам. Движение на автостраде вообще прекратилось. Она высунулась из окошка, хмуро изучая автомобильное столпотворение.

И это называется «лето ее торжества», сердито размышлял Джейни. Новый рекламный ролик, в котором она, щеголяя в одном шелковом лифчике и трусиках, делает вид, что поет и играет на белой электрогитаре, начали показывать три дня назад, сопровождая демонстрацию страшной шумихой; теперь, когда она стала наконец знаменитой супермоделью, настало время для настоящего взлета. В ее планах было покорить сильных мира сего, собирающихся каждым летом в Хэмптоне, устроить там «салон», где собирались бы художники, киношники, писатели, чтобы посудачить и обсудить умные темы. Если бы на Джейни надавили, она призналась бы, что ее цель — кинорежиссура… Но главное, она воображала, что новый статус супермодели избавит ее от общения с кретинами вроде Комстока Диббла, а в ее орбите окажутся мужчины не в пример лучше его. Естественно, ей хотелось полюбить, но разве, присмотревшись даже к самой сияющей паре, не замечаешь некоторую долю цинизма? А публика больше всего на свете обожает, когда пары образуют знаменитости…

Но неожиданный звонок Комстока все это поставил под вопрос, и она даже заволновалась, действительно ли взлетела на желаемую высоту. Всю жизнь Джейни, кажется, только и делала что спала с богачами, чтобы выжить, — с пузатыми лысыми коротышками с волосами в ушах и грибком на ногах, с провалами вместо зубов и с шерстью на спине, с вялым членом — словом, с мужчинами, с которыми никакая уважающая себя женщина никогда не занялась бы сексом, если бы у них не водились деньги. Джейни давала себе слово, что этим летом все станет по-другому. Но хватило одной фразы Комстока: «Мы все знаем, как с тобой можно…» — чтобы лишить ее уверенности.

Она вцепилась в руль, взгляд упал на обкусанные ногти. Джейни поспешно зажала одну руку коленями, чтобы не думать о ногтях, и попыталась убедить себя, что слова Комстока не надо принимать всерьез. Наверное, он просто бесится, что она стала супермоделью, а он ее не удержал… Но нет, его слова напомнили обо всех изъянах Нью-Йорка. Мужчина может спать со столькими женщинами, со сколькими ему нравится, но многие люди в «высшем» обществе по-прежнему придерживаются старомодного мнения, что у женщины не должно быть слишком много сексуальных партнеров. Определенная доза секса женщине позволена, этого от нее даже ждут. Однако существует некий предел числа постельных партнеров у женщины, и если она этот предел превысит, то уже не считается подходящей для брака.

Джейни сердито думала о несправедливости этой традиции. Конечно, у нее было больше секса с мужчинами, чем у большинства знакомых ей женщин, и она знала, что за спиной люди шепотом называют ее потаскухой. Но никто не понимает, что всякий раз, когда она занималась с мужчиной сексом, даже когда попросту делала ему минет в ресторанном сортире, причиной было то, что она думала: наконец-то это он, тот самый! Во всяком случае, пыталась себя в этом убедить.

Телефон снова зазвонил, и она поспешно схватила трубку, надеясь, что это Комсток с извинениями.

— Джейни? — Голос был женский, смутно знакомый. Судя по выговору, звонившая была образованной уроженкой восточного побережья. — Это Мими Килрой. Как поживаете, дорогая? — Можно было подумать, что они давние подруги, потерявшие друг дружку из виду.

Сначала Джейни была так поражена, что не могла говорить. Назвать Мими своей близкой подругой она никак не могла. Все их знакомство сводилось к мимолетным встречам на вечеринках на протяжении нескольких лет. Но звонок Мими привел Джейни в восторг. Мими Килрой стояла на одной из верхних ступенек нью-йоркского света: ее отец был знаменитым сенатором, претендующим, по слухам, на пост министра финансов в случае победы республиканцев на выборах. Ходили также слухи, что Мими, с пятнадцати лет появлявшаяся в «Студии-54», тайно возглавляет весь нью-йоркский свет. За последние десять лет Джейни и Мими перебросились от силы тремя словечками, до этой минуты Мими всегда делала вид, что не видит ее или не знает, кто она такая, — и все же звонок Мими не слишком ее удивил.

Ведь стоит добиться в Нью-Йорке успеха — и люди, раньше неудостоившие вас вниманием, тут же начинают набиваться вам в друзья.

Поэтому Джейни промурлыкала таким голоском, словно они с Мими и впрямь давно дружили и та никогда не игнорировала ее на приемах:

— Хэлло, Мими! Представляю, как вы сбились с ног, готовясь к сегодняшнему вечеру! — И Джейни откинулась в кресле, с удовлетворенной улыбкой любуясь собой в зеркальце.

Конечно, разыгрывать подругу Мими просто потому, что той вдруг захотелось с ней знаться, было вызывающим лицемерием. Но Джейни никогда не церемонилась, особенно если ситуация складывалась в ее пользу.

— Я и пальцем не шевельнула, — отозвалась Мими с оттенком вины в голосе. — На то есть метрдотели и прочие. Пробовать закуски — вот моя единственная обязанность.

Джейни ощутила неловкость. Она за всю жизнь устроила лишь два приема, оба неудачные (она не отличалась щедростью, и оба раза не хватило выпивки), а Мими славилась своими приемами и имела возможность нанимать для их подготовки опытных специалистов, что только увеличивало разделяющую их пропасть. Обычно, услышав напоминание о своем невысоком статусе, Джейни откликалась каким-нибудь язвительным замечанием, но на сей раз сдержалась и вместо язвительной реплики: «Не могли, что ли, найти кого-нибудь и для этого?» — всего лишь вежливо рассмеялась.

— Дорогая, — продолжила Мими, — я просто хотела удостовериться, что вы сегодня придете. Я хочу вас кое с кем познакомить. Это Селден Роуз, он только что переехал из Калифорнии. Знаете, кто это? Новый глава кабельного канала «Муви тайм». Возможно, вы, как и я, не смотрите телевизор, но ясно, какая это важная должность… К тому же он чудесный, разведенный, слава Богу, без детей, относительно свежий, а главное, дорогая, он страшно, страшно… реальный. Да, это самое правильное слово — реальный. Не то что мы! — Мими издала многозначительный смешок. — Конечно, я не жду, что вы в него влюбитесь, но он старый друг Джорджа и почти ни с кем не знаком, так что была бы очень мило, если бы вы проявили к нему внимание…

— С удовольствием с ним познакомлюсь, — ответила Джейни светским тоном. — Вы его божественно описали.

— Он такой и есть, — заверила ее Мими. — И естественно, я никогда не забываю никого, кто оказал мне услугу…

Разговор продолжался в том же духе еще некоторое время, затем Мими завершила беседу словами: «Целую, дорогая!» Хватило считанных минут, чтобы Джейни снова взметнулась ввысь. «Селден Роуз» звучало не больно многообещающе — судя по описанию Мими, этот мужчина мог оказаться еще одним Комстоком Дибблом, но то, что Мими позвонила с намерением познакомить с ним Джейни, утвердило ее в мысли, что она проделала желанный путь наверх. Разве это не будет пощечиной Комстоку Дибблу, отличным способом показать ему, что ей нет до него дела? Джейни не знала в точности, что имела в виду Мими, говоря о «внимании» к Селдену Роузу (если Мими ожидает, что она устроит ему в ванной сеанс орального секса, то ее ждет разочарование), но некоторое внимание Джейни ему окажет. Пусть Комсток видит: она проникла в круг избранных, общается с Мими, пусть бесится…

Движение снова застопорилось перед самым поворотом. Довольная собой, Джейни воспользовалась остановкой, чтобы посмотреться в большое подсвеченное зеркало на щитке над ветровым стеклом. Собственное отражение неизменно поднимало ей настроение, вот и сейчас она, подавшись вперед, залюбовалась собой.

Длинные, светлые и густые волосы. Почти безупречный овал лица, высокий лоб, аккуратный подбородок. Синие, с чуть приподнятыми внешними уголками, глаза светились умом, а полные губы (недавно пополневшие еще сильнее после инъекций у косметолога) свидетельствовали как будто о детской невинности. Подкачал разве что нос — с чуть вздутым, вздернутым кверху кончиком, но без такого носа ее красота была бы классической, холодной. Благодаря носу красота делалась доступной, создавала у мужчины впечатление, что Джейни будет принадлежать ему, надо только с ней повстречаться.

Созерцание собственной внешности увлекло Джейни, и она не заметила, как машины тронулись. Из задумчивости ее вывели резкие гудки сзади. Волнуясь и немного стыдясь, она посмотрела в зеркальце заднего вида и обнаружила, что сигналит поразительно красивый мужчина за рулем темно-зеленого «феррари». Сначала Джейни испытала зависть — ей всегда нравились «феррари», но зависть сменилась ревностью, когда она узнала пассажирку красавчика.

Пиппи Мос! Пиппи и ее младшая сестра Нэнси, уроженки Чарлстона, Южная Каролина, были киноактрисами. Личики у обеих как у мышат, зато обе могли похвастаться завидными фигурами, редко встречающимися в природе: худышки с большой грудью. Кроме груди, обеих отличало вопиющее отсутствие таланта, и вообще, с точки зрения Джейни, они олицетворяли все дурное, что есть на свете, но это не помешало им сделать карьеру, играя дурочек в картинах независимых режиссеров. Джейни было невдомек, с какой стати Пиппи едет в Хэмптон, ведь Пиппи там не место. Еще удивительнее то, что в ней нашел такой сногсшибательный мужчина. Даже низкое кресло «феррари» не могло скрыть его высокий рост — наверное, целых шесть футов четыре дюйма, и стройность; к тому же у него были полные губы и безупречное лицо манекенщика. Не исключалась его принадлежность к гомосексуалистам — с кем еще, как не с геями, якшаться Пиппи? Впрочем, воинственность, с какой сигналил незнакомец, выдавала в нем скорее гетеросексуала.

Гудением оскорбление не ограничилось: «феррари» резко вильнул в сторону, выехал на обочину и через секунду проскользнул мимо нее, как мимо надоедливого насекомого. Под восторженный визг Пиппи Джейни успела рассмотреть водителя. Их взгляды встретились, и Джейни не поверила своим глазам: он был так потрясен, словно вдруг увидел ангела…

Но зеленая машина быстро скрылась за поворотом, и у Джейни снова возникло чувство, что ее обошли, обставили. Если ей не видать гидроплана до Хэмптона, то ее место по меньшей мере в такой машине, рядом с таким мужчиной… Рассеянно выкусывая несуществующий заусенец, она утешала себя мыслью, что водитель, несомненно, влюбился в нее с первого взгляда и что он может оказаться именно тем мужчиной, кого она ищет. Лихо стартуя сразу с третьей передачи, она подумала, как здорово было бы увести его у Пиппи Мос.


2


Традиционный прием у Мими Килрой в честь Дня памяти Погибших в войнах[1 - Отмечается в США 30 мая. — Здесь и далее примеч. пер.]

Был громким событием, вошедшим в легенду. Поскольку этот прием расписывали все газеты и журналы города, сделать вид, что его не существует, было невозможно, — но только это оставалось тем, кого не пригласили. Джейни никогда прежде у Мими не бывала, и каждое лето ее терзала мысль, что приглашена сотня самых модных, блестящих, самых талантливых и значительных людей Нью-Йорка, а ее намеренно обошли. Как она ни выбивалась из сил, сколько ни повторяла насмешливым тоном: «Избавьте меня, это такая глупая вечеринка!» — ее не оставляло чувство, что Мими сознательно и жестоко вычеркнула ее из списка.

Логики в этом не было ни на грош — ведь Мими попросту не знала о ее существовании. Тем не менее год за годом Джейни лезла из кожи вон, чтобы попасть на «глупую вечеринку»: делала минет плохо знакомому мужчине в надежде, что он возьмет ее с собой, даже проводила разведку береговой полосы позади дома Мими на предмет незаметного просачивания. Но самый сокрушительный удар она получила четыре года назад, когда на прием был приглашен Питер Кеннон, с которым она в то время встречалась.

— С какой стати Мими тебя пригласила? — спросила Джейни тогда недоверчиво.

Он окинул ее взглядом и бросил презрительно:

— Почему бы и нет?

— Потому! — упрямо сказала Джейни. Ей хотелось добавить: «Потому что ты — никто», но она промолчала, ведь тогда получи лось бы, что она встречается с ничтожеством. Кроме того, ей очень хотелось, чтобы он взял ее собой на прием.

Питер был не прочь ее взять (Джейни замечала, что время от времени в нем прорезаются свойства нормального человека), но ему не позволила Мими. Когда он попросил приглашение на двоих, помощница Мими позвонила и спросила, как зовут гостью. Он ответил: «Джейни Уилкокс». Помощница перезвонила через два часа и попросила ее извинить.

— Кто, вы сказали, будет вашей спутницей?

— Джейни Уилкокс.

— Да, но кто это?

— Девушка, — резонно ответил он.

— Кто она такая? Чем занимается?

— Она… скажем, модель, — промямлил Питер.

— Мне придется перезвонить вам еще раз.

— Почему ты ей не сказал, что я актриса? — закричала на него Джейни.

— Не знаю… Наверное, потому, что ты уже лет пять не акт риса.

— Просто я жду настоящую роль! Помощница перезвонила.

— Мне так жаль! — сказала она. — Я поговорила с Мими. Оказывается, в этом году у нас перебор приглашенных. Мы отменяем для всех разрешение приходить вдвоем.

— Конечно, это было неприкрытое вранье.

Тогда Джейни возненавидела Мими. Не зная, все равно ненавидела, как ненавидят иногда кинозвезду или политика: ненавидела то, что та олицетворяла.

Она с горечью размышляла: в отличие от большинства людей Мими никогда ни в чем не ощущала недостатка. Ей никогда не надо было ни за что бороться, не приходилось бояться, что нечем будет платить за жилье. В техническом смысле она не сидела без дела (была моделью для Ральфа Лорена, ведущей на кабельном телеканале, дизайнером драгоценных украшений, а в последнее время импортировала дорогущие козьи шали, которые продавала друзьям), но, по мнению Джейни, Мими была воплощением праздности, всего-навсего никчемной светской дамочкой, щеголяющей в дизайнерских нарядах и позирующей для колонок светской хроники глянцевых журнальчиков.

Самым невыносимым в Мими была для Джейни ее внешность. Она была высокой и тощей натуральной блондинкой с не очень здоровыми волосами, тем не менее ее всегда называли красавицей. Джейни не верила своим ушам. Ведь не купайся Мими в деньгах, не родись она в такой привилегированной семейке, ни один мужчина в Нью-Йорке не потратил бы на нее даже дня! Короче говоря, Мими являлась ослепительным подтверждением несправедливости жизни: если бы не случайное счастье рождения, она была бы никем.

Мать Мими, Табита Мейсон, родилась в знатной филадельфийской семье и была кинозвездой пятидесятых годов, отец, Роберт Килрой, происходил из клана калифорнийских Килроев. К моменту их женитьбы в 1955 году он был одним из самых молодых сенаторов в американской истории. В 1956 году, произведя на свет первенца, Сэнди, Табита рассталась с Голливудом, чтобы заниматься семьей. Через два года она родила девочку Камиллу, которую все называли Мими.

В детстве Джейни знала о Мими все: от ее излюбленного цвета (розового) до клички лошади (Блейз), на которой Мими выиграла кучу трофеев и синих ленточек. Все это Джейни знала потому, что на протяжении шестидесятых и в начале семидесятых годов женские журналы — «Образцовый дом», «Дневник леди» и другие — без устали публиковали репортажи о блестящем семействе Килроев. Праздник Дня благодарения в доме Килроев был для менее удачливых американцев привычным и лакомым, как клюквенный сок. А еще они могли наблюдать, как взрослеет Мими: сначала девочка в розовом платьице с белым кружевным передником, с косичками или хвостиком с блестящей ленточкой, потом девушка, первый раз надевшая платье «хозяйки дома», с зачесанными назад или собранными в модный в начале семидесятых пучок не слишком здоровых волос. На этих фотографиях Мими всегда выглядела немного изможденной, с вылупленными синими глазами и выражением дерзости на лице, словно она понимала, как все это смешно, и предпочла бы проводить время с большей пользой.

Шестилетняя Джейни Уилкокс с пухлой мордашкой и густыми волосами неопределенного цвета рассматривала эти снимки и жалела, что не родилась в доме Мими Килрой. Жизнь, выпавшая на долю этой Мими Килрой, должна была достаться ей, Джейни!

Но время шло, в жизни случалось всякое, Джейни напрочь забыла о Мими Килрой и не вспоминала, пока не приехала в Нью-Йорк в конце восьмидесятых. Джейни только что исполнилось двадцать лет, за плечами было летнее турне по Европе с показом мод. Она сразу подцепила банкира-инвестора по фамилии Пити, мужчину тридцати с небольшим лет, казавшегося ей стариком. Он зачесывал блестящие черные волосы со лба назад, у него были слишком близко посаженные глазки и изящные мягкие ручки, как у девочки, зато им было легко вертеть. Однажды он взял ее с собой на частную вечеринку в клубе «Гройлер», куда не было приглашения даже у него самого, тем не менее его впустили, ведь он был для клуба одним из главных источников средств.

Вечеринку устроили в честь писателя с Юга Рэдмона Ричардли, прогремевшего своими шалостями. Участники много шумели и много пили, корча из себя сливки нью-йоркского общества, а свое сборище провозглашая наилучшим в городе. Джейни сразу увидела, что Пити в тяжелом костюме английского покроя в тонкую полоску здесь чужой: раньше она принимала его масленую гладкость за изысканность, а оказалось, что он презренный денежный мешок и больше ничего.

— Давай уйдем, — позвала она его шепотом.

Он посмотрел на нее как на сумасшедшую, схватил за руку и потащил наверх, где был бар. У стойки сидела молодая женщина в окружении нескольких мужчин. Увидев, что Пити заказывает выпивку, она сверкнула глазами и соскочила с табурета. Джейни не видела фотографий Мими Килрой уже много лет, но сразу поняла, что это она, и от изумления сделала шаг назад.

Она навсегда запомнила, как выглядела Мими на этой вечеринке, и с тех пор подражала ее изящному, обманчиво дорогому стилю. На Мими была белоснежная рубашка с большими манжетами, завернутыми почти до локтя и закрепленными золотыми мужскими запонками. Рубашка была небрежно заправлена в бежевые замшевые джинсы, на левом запястье сверкал, как браслет, золотой мужской «Ролекс», на пальце правой руки красовалось большое кольцо с овальным сапфиром. От нее исходил запах не только дорогих духов, но и больших денег.

Мими подошла к Пити сзади и закрыла ему ладонями глаза. Пити вздрогнул, схватил ее за руки и обернулся. Она сказала, томно на него глядя:

— Хэлло, дорогой.

Она принадлежала к тем женщинам, которые в жизни гораздо лучше, чем выходят на фотографиях, ибо то, что делает их особенными, слишком большая редкость и слишком неуловимо, чтобы запечатлеться на пленке. В последующие годы Джейни постепенно пришла к мысли, что именно поэтому Мими, неподражаемая Мими никогда не выходила за рамки своего маленького, строго очерченного мирка: ее достоинства не могли стать достоянием масс…

Держа Пити за руку, она наклонилась и произнесла:

— Давайте отойдем, мне надо кое-что с вами обсудить.

На физиономии Пити появилось выражение недовольства, смешанного с покорностью, как будто он понял, что его снова хотят использовать.

— Минутку! — бросил он и притянул к себе Джейни. — Ты знакома с Джейни Уилкокс?

Мими протянула худую руку и проговорила без всякого интереса:

— Рада с вами познакомиться.

Джейни была поражена звучанием ее голоса. Она не знала, чего ждать, но такого голоса еще никогда не слышала — глубокого, благородного, полного оттенков и полутонов.

— Джейни недавно в Нью-Йорке, — сказал Пити. — Она модель.

Мими холодно взглянула на Джейни, усмехнулась и бросила:

— Как все.

И тогда Джейни, поддавшись неосознанному желанию произвести впечатление на своего идола, услышала собственный голос, лепечущий:

— В детстве я рассматривала ваши фотографии в журналах… Воцарилась неловкая тишина. Джейни могла думать только об одном: угораздило же ее издать этот позорный писк! Мими окинула ее оценивающим взглядом и, решив, что ею можно пренебречь, сказала:

— Неужели? Понятия не имею, о чем это вы. — И, бросив на Пити многозначительный взгляд, отвернулась.

Потрясенная, Джейни смотрела на нее не отрываясь: она поняла, что ее сознательно и грубо отвергли, но не могла понять, за что. Видя ее выражение, Пита тихо сказал:

— Не обращай внимания. Все, кто знает Мими, в курсе, что она ненавидит других женщин, особенно если они моложе и интереснее ее… Ничего, ты привыкнешь. — И он со смехом подал Джейни ее стакан.

Джейни сделала глоток, не в силах отвести взгляд от Мими. Она была уничтожена, но одновременно покорена тем, как та жестикулирует, как наклоняет голову, как шевелятся ее губы; Мими еще не произнесла ничего нового, а Джейни показалось, что она снова слышит ее голос, и она приросла к месту, боясь новой унизительной реплики в свой адрес.

Но страх оказался напрасным: сколько она с ней ни сталкивалась в следующие десять лет, Мими всякий раз смотрела через ее плечо и произносила своим роскошным холодным голосом: «Рада снова вас видеть». К этому приветствию Нью-Йоркцы прибегали тогда, когда понятия не имели, с кем говорят. Джейни усвоила то, что ей старались внушить: они с Мими могут очутиться в одном помещении, но она останется так же далека от мира Мими, как в детстве, когда любовалась ее фотографией в «Образцовом доме».

Но постепенно в отношении Мими к Джейни стали происходить изменения. Если раньше Мими просто уклонялась от общения с ней, то последние пять лет ее слова «рада снова вас видеть» начинали граничить с откровенной неприязнью. Джейни подозревала, что причина тому одна: ей и Мими случается спать с одними и теми же мужчинами и что ту душит ревность.

Джейни прикинула, что общих любовников у нее с Мими набралось не меньше десятка, включая Рэдмона Ричардли и сценариста Билла Уэстакотта. Ее страшно злило, что Мими, известную всем любительницу разнузданных вечеринок, спавшую с любым, на кого клала глаз, никто никогда не называл потаскухой и не смотрел косо на ее выходки. Так подтверждалась еще одна истина касательно нью-йоркского общества: богатую сучку, переспавшую с сотней мужчин, снисходительно назовут богемной, а бедную, не отстающую от нее, — авантюристкой и шлюхой.

Но все это разом изменилось, стоило Джейни стать моделью в «Тайне Виктории». Казалось, проведя столько лет в Нью-Йорке, она только сейчас предстала во всем цвету. Люди внезапно ее увидели, поняли, кто она такая и чего от нее можно ждать. А за этим последовало желанное приглашение на прием к Мими.

Ровно месяц назад курьер доставил в нью-йоркскую квартиру Джейни тяжелый кремовый конверт. Она жила в том же доме без лифта на Восточной Шестьдесят седьмой улице, куда въехала десятью годами раньше. Она решила, что ей повезло: хорошо, что оказалась дома, ведь внизу не было привратника" принять послание было бы некому — что бы тогда произошло?! На конверте стояло только ее имя: «Мисс Джейни Уилкокс», без адреса, словно адрес был лишним. Она поняла, что лежит в конверте, еще в него не заглянув. Аккуратно его вскрыв, так, чтобы он выглядел нетронутым (такие штучки она предпочитала сохранять), она извлекла простую серовато-бежевую карточку. В верхнем левом углу, как принято в Англии, было каллиграфически выведено ее имя, ниже красовались слова, набранные типографским шрифтом: «Мими Килрой и Джордж Пакетов, дома, в пятницу 27 мая». Глубокая ненависть Джейни к Мими мигом исчезла. Трудно ненавидеть человека, проявившего к тебе внимание, решившего тебя признать. Джейни подумала, что Нью-Йорк бывает поверхностным, но поверхностность его великолепна, особенно когда ты сама оказываешься в кругу избранных.

Три года назад, в тридцать девять лет, Мими Килрой наконец угомонилась и вышла замуж за миллиардера Джорджа Пакстона. Пакстон, считавшийся уроженцем бостонского пригорода, что звучало слишком неопределенно и могло означать что угодно, внезапно объявился в нью-йоркском высшем обществе за пять лет до этого. Там уже установилось правило, что раз в несколько лет появляется словно из-под земли новый миллиардер — обыкновенно мужчина средних лет, быстро сколотивший состояние и испытывающий кризис среднего возраста. Много лет он трудился без передышки, делая деньги, и в итоге получил возможность насладиться жизнью, что всегда значило впервые жениться. С Джорджем Пакстоном так и произошло.

Первые два года в Нью-Йорке он строго следовал традиции: кочевал с вечеринки на вечеринку, где его носили на руках, и постоянно назначал «свидания вслепую»: ведь нет ничего занимательнее нового холостяка-богача, толком не представляющего, как потратить свои денежки. После двух лет встреч с лучшими одинокими женщинами, каких только мог предложить Верхний Ист-Сайд, — с накладными грудями и безгрудыми, с безупречными телами — изделиями кудесников, спешащих откреститься от своих изделий, с волосами цвета жженого сахара и в норковых манто, с участницами советов директоров и владелицами собственных компаний, адвокатами, врачами, агентами по торговле недвижимостью, бывшими женами других богатых мужчин, испытав свой член на погружение во все мыслимые и немыслимые отверстия женского тела, пройдя через наручники и веревки, исстрадавшись от прижигания своих сосков и выбривания мошонки, устав беспокоиться о том, как добиться эрекции и как ее поддержать, — тогда, и только тогда Джордж Пакстон удостоился знакомства с Мими Килрой.

Джордж Пакстон не такой представлял себе свою будущую жену: она походила на нервную породистую лошадку, а Джордж не отличался изысканным вкусом. Но после двух лет, на протяжении которых он чувствовал себя жеребцом, обязанным трудиться при скоплении зрителей на племенном поприще, Мими стала, по его собственным словам, «глотком свежего воздуха». В ней не оказалось чрезмерной серьезности, кроме того, Джордж всегда гордился своей способностью распознать «добрый товар». Люди тоже не ожидали, что у Мими будет такой муж. Им представлялась более блестящая партия: кинозвезда, красавчик политик, даже один из английских принцев, а Джордж был довольно невзрачен. Но в действительности она поступила исключительно умно, ухватившись за миллиардера: ведь брюшко мужчины средних лет всегда можно замаскировать дорогим итальянским костюмом. Никто не знал настолько хорошо, как Мими, каким образом тратить деньги Джорджа, поэтому общество ожидало восхитительного зрелища.

Первым делом Мими провернула покупку старого имения Уэйнмейкера в Истхемптоне. Долгие годы этот дом из песчаника, считавшийся никому не нужным — а кому понадобятся пятнадцать спален, закрытый бассейн и подлинные итальянские фрески? — простоял пустой. Он был плодом фантазии Честера Уэйнмейкера, сколотившего состояние на сети универмагов в начале и в середине XX века, но в конце семидесятых годов разорившегося из-за блажи расширить сеть. Банк лишил хозяев права пользования домом и назвал цену — 8 миллионов; однако время, песок и океанская соль не пощадили дом, поэтому его реставрация, по оценке, должна была вдвое превысить продажную цену. Именно такие проекты были Мими по душе: только что, в апреле, реставрация была завершена, и рядом с обновленным особняком появилась взлетно-посадочная площадка для вертолета Джорджа.


3


Весь день и начало вечера Дня поминовения вертолет переносил самых важных гостей с Манхэттена к дому. В семь вечера, когда «порше» Джейни свернул на Джорджика-Понд-лейн, «Черный сокол» Сикорского в очередной раз приземлился за зеленой изгородью вблизи дома. Джейни гадала, кого он доставил теперь и кем надо быть, чтобы удостоиться не только приглашения к Мими на прием, но и доставки по воздуху. Она дала себе слово, что через год вертолет пришлют и за ней.

Однако удовольствием было уже показать приглашение милейшему привратнику, вытянувшемуся у сверкающей гранитной лестницы к парадным дверям.

— Ваше приглашение, пожалуйста, — попросил он. Джейни открыла маленькую усыпанную бисером сумочку,

Уникальное изделие (модельер сделал всего десять штук и одну из них преподнес ей в подарок) и протянула карточку.

Добро пожаловать, мисс Уилкокс. Простите, я должен был вас узнать.

— Ничего, — великодушно ответила Джейни, приподняла подол длинного желтого платья от Оскара де ла Рента, взятого напрокат для такого случая, и легко взбежала по ступенькам, любуясь цветущими яблонями и наслаждаясь их ароматом. Между деревьями подбрасывали золотые яблоки жонглеры, на верху лестницы расположился струнный оркестр. Тяжелые деревянные двери были открыты настежь. Запыхавшаяся Джейни вошла в дом под приветствие скрипок.

Ослепительная Мими стояла в белом платье от Тюле в глубине отделанного мрамором холла. Джейни с удовольствием увидела, что она беседует с Рупертом Джексоном, знаменитым английским киноактером. Мими помахала ей, и Джейни подошла, думая помимо воли о том, какую потрясающую пару составили бы они с Рупертом Джексоном.

— Джейни, дорогая! — пропела Мими, беря ее за руки и целуя в обе щеки. На обоих ее запястьях сверкали браслеты с бриллиантами, в ушах сияли бриллиантовые клипсы. Подобно многим нью-йоркским женщинам, Мими почти не постарела за те десять с лишним лет, что Джейни ее знала. Как ей это удалось?

— Какие красивые браслеты! — восхитилась Джейни.

— Пустяки, дорогая! — ответила Мими в тон ей.

— Изумительно, как непринужденно богачи говорят, что миллион долларов — сущий пустяк! — вставил Руперт.

— Дорогой, вы ведь знаете Джейни Уилкокс? — спросила Мими.

— Нет, но, думаю, этот недостаток надо исправить, — ответил Руперт.

Актеры бывают двух разных типов, подумала Джейни: не имеющие ничего общего со своими персонажами и похожие на них как две капли воды. Руперт Джексон определенно принадлежал ко вторым. В жизни он был столь же красив, как на экране: точно так же мило морщил лицо в улыбке и мучился с прядью волос, все время падающей на лоб.

— Я всюду вижу вашу фотографию, — признался он. — Очень хотелось узнать, какова эта девушка на самом деле.

— Обещайте, что позже обсудите со мной свое нижнее белье с глазу на глаз!

— Джейни рассмеялась, а Мими сказала игриво:

— Уймитесь, Руперт! Джейни самая красивая девушка на приеме, это верно, но вы ведь практически обручены, к тому же я припасла для нее другого кавалера.

— Как обидно! — сказал Руперт. — Кто этот счастливчик?

— Селден Роуз, — ответила Мими. — Новый глава «Муви тайм». Его только что доставили сюда. Он застрял на скоростном шоссе Лонг-Айленда, пришлось высылать ему на выручку вертолет.

— Неужели? Поразительно! Кем же надо быть, чтобы претендовать на спасение из пробки на шоссе при помощи летательного аппарата? — Изобразив насмешливый ужас, Руперт повернулся к Джейни и подмигнул. Джейни пришлось мысленно с ним согласиться: она еще не видела Селдена Роуза, но ничего хорошего от встречи с ним уже не ждала.

— Не верьте ни единому его слову! — предупредила ее Мими. — Селден и Джордж — старые друзья. И не беспокойтесь, с ним не придется скучать. А что касается Джорджа, то я никак не пойму, чем он занимается, кроме того, что владеет едва ли не всем миром!

Джейни и Руперт засмеялись — именно этого от них и ожидали. Краем глаза Джейни увидела, как в дом входит Комсток Диббл со своей невестой Морган Бинчли. Все складывалось удачно: Комсток не позволит себе плохо обойтись с Джейни в присутствии Мими. Та, впрочем, смотрела в другую сторону и еще не заметила его появления.

— Иногда я говорю Джорджу, что он владеет и мной, — радостно продолжила Мими. — Ему нравится это слышать. — У нее была манера превращать все на свете в тайну. Наклоняясь к Джейни и доверительно касаясь ее руки, она произнесла:

— Никогда не выходите замуж, Джейни! Во всяком случае, до тех пор, пока без этого можно обойтись. Это жуткая скука! Но ничего, Селден совсем не такой. Утверждают, что он источает блеск. Представляете, я слышала, что он любит читать книги! Джордж, конечно, не читает ничего, на чем не нарисован доллар. Кажется, его специализацией в Гарварде была литература.

Джейни чувствовала, как Комсток сверлит ей взглядом спину. Склонив голову набок и мелодично рассмеявшись — этому Джейни научилась у самой Мими несколько лет назад, — она спросила:

— Вы о Джордже?

— Нет, что вы! О Селдене. Джордж тоже окончил Гарвард, но иногда, честно говоря, я перестаю в это верить..;

— Только взгляните на него! — И она указала на ничем не примечательного мужчину среднего роста, державшего в одной руке зажженную сигару, а другой опрокидывавшего себе в рот креветок в томатном соусе из бокала. — Джордж! — окликнула его Мими через весь холл.

Джордж виновато покосился на нее, взял салфетку с подноса у оказавшейся рядом официантки, вытер рот и направился к жене.

Глядя на его кремовые брюки и синий блейзер с золотыми пуговицами, Джейни была вынуждена согласиться: о нем говорят правду — обликом он был так обычен и скучен, что при следующей встрече с ним сложно вспомнить, кто это. Даже глаза в глазницы ему вставили, казалось, на поточной сборочной линии.

— Дорогой, — обратилась к нему Мими с выразительным вздохом, — ты забыл, что нельзя одновременно курить и есть? Что бы сказала твоя матушка?

— Матушка, к счастью, на том свете, сомневаюсь, что она что-нибудь сказала бы, — ответил ей Джордж.

— Мужья совсем как дети, — заявила Мими. — Слышишь это со всех сторон, но не веришь, пока сама не выйдешь замуж. Джордж, ты знаком с Джейни Уилкокс?

— Джордж вытер толстые пальцы салфеткой и протянул Джейни пятерню.

— Не знаком, но все о вас знаю, — сообщил он и без дальнейших церемоний спросил:

— Каково это — знать, что пол-Америки любуется вашими снимками в нижнем белье?

— Джордж! — воскликнула Мими.

— Я как раз хотел спросить вас о том же, — признался Руперт.

— А что, можете попытаться, — смело ответила Джейни.

— Боюсь, стану еще более смешным, — сказал Руперт.

— Джордж, дорогой, клянусь, если бы ты не был так богат, я бы с тобой развелась! — выпалила Мими. В следующую секунду она заметила Комстока и Морган.

Когда Джейни встретилась взглядом с Комстоком, тот поспешно отвернулся. Мими отдалила неприятную встречу, сказав Руперту:

— Пойдите поздоровайтесь с Морган, хорошо? Она в вас души не чает, но я обещаю не сажать вас за стол рядом. — Джорджу она сказала:

— Дорогой, раз ты собираешься грубить нашим гостям, то пусть от тебя будет хотя бы какой-то прок. Джейни надо выпить. — И она увела Руперта, оставив Джейни нос к носу с Джорджем.

Он повел ее в украшенную гостиную, болтая что-то о реставрации, но Джейни быстро отвлеклась. Ее занимали собственные мысли: брак Мими и Джорджа был именно таким союзом, какого она всю жизнь пыталась избежать. Впрочем, она была с собой не до конца честна: пока что ни один мужчина, ни бедный, ни богатый, не изъявлял желания на ней жениться. В данный момент, однако, вынужденная слушать нескончаемую тираду занудного Джорджа о стоимости различных типов обшивки стен, Джейни была склонна благодарить за это судьбу и удивлялась, как легендарную Мими Килрой угораздило выйти за Джорджа Пакстона. Нельзя сказать, что он был так уж плох — она уже успела заметить, что он не лишен чувства юмора, но уж больно походил на вытащенную из воды рыбину. Одновременно она прониклась неприязнью и к «блестящему» Селдену Роузу: его дружба с Джорджем была далеко не лучшей рекомендацией.

Пока Джордж чесал языком — кажется, теперь он распространялся о методах упаковки мебели для доставки из Европы в Америку, а этот предмет Джейни не интересовал и интересовать не мог, — она увидела Пиппи Мос через французские окна, выходящие на террасу, и тут же вспомнила сногсшибательного молодого человека, который ее сюда привез. Сейчас его нигде не было видно, но это еще не означало его отсутствия на приеме. Извинившись и сказав, что ей хочется подышать свежим воздухом, Джейни устремилась к Пиппи Мос и сделала вид, будто только что ее заметила, когда едва на нее не налетела. Изображая приятное изумление, она воскликнула:

— Пиппи?!

Выражение личика Пиппи было типичным для знаменитости: смесь желания быть узнанной и страха оказаться в лапах не в меру ретивого поклонника. Джейни едва не фыркнула от презрения: на ее взгляд, известность Пиппи была совершенно недостаточной для такого выражения. Тем не менее Джейни протянула руку и представилась:

— Джейни Уилкокс.

— О! — отозвалась Пиппи. Несомненно, она не представляла, кто перед ней. При обычных обстоятельствах Джейни ни за что не стала бы терять время на разговор с какой-то Пиппи. Но сей час она умирала от любопытства и хотела узнать хотя бы имя спутника Пиппи, поэтому сказала:

— Помните, мы встречались в… Нет, не могу сказать, где это было…

— А я вообще чаще всего не знаю даже, какой сегодня день, — призналась Пиппи, ободряюще кивая.

— Кажется, вы сегодня обогнали меня на скоростной авто страде Лонг-Айленда.

Пиппи разинула рот: кажется, она узнала Джейни и даже вспомнила, кто она такая.

— Наверняка обогнали, — согласилась она. — Мы проскочи ли мимо всех. Вы меня видели? Я ехала в зеленом «феррари».

— Джейни не стала комментировать то, что и так было очевидно.

— Прелесть, а не машина! — восхитилась она.

— Не то слово! — подхватила Пиппи. — Мне бы тоже такую хотелось. Жаль, не могу себе этого позволить.

Это машина вашего бойфренда?

Нет. То есть машина его, но он мне не бойфренд. Вернее, еще им не стал… Он игрок в поло, — проговорила она, словно это все объясняло.

Джейни понимающе кивнула. У бедняжки Пиппи с ее мышиным личиком и близко посаженными глазками вряд ли был шанс соблазнить такого мужчину. Подпустив в голос сочувствия, она сказала:

— Надо было привести его на прием.

— Я хотела, но не смогла, — удрученно ответила Пиппи. — У него ужин с каким-то стариком, кажется, Гарольдом… не помню, как дальше.

— Гарольд Уэйн? — Джейн постаралась не выдать свое возбуждение. Гарольд Уэйн раньше был ее любовником и остался хорошим другом. Надо будет позвонить ему завтра и расспросить о загадочном игроке в поло. — Как его зовут? — осторожно осведомилась она.

— Вылетело из головы! Гарольд?..

— Гарольда я знаю! — сказала Джейни с высокомерным смешком. — Я об игроке в поло.

— Зизи… — Пиппи огорченно потупилась. — В общем, его все так зовут. Но я не узнала ни его фамилии, ни…

— Ничего себе! — Джейни рассеянно улыбалась. Пиппи оказалась абсолютной дурочкой. Цель была достигнута, теперь ей хотелось поскорее сбежать. Она обернулась и увидела спасение в лице Руперта Джексона.

Тот определенно ее искал, потому что направился прямо к ним и сказал с наигранной ворчливостью:

— Мисс Уилкокс, вы очень нехорошая. Я только что узнал: вы знакомы с негодяем Питером Кенноном. Это правда, что вы с ним даже… встречались?

Джейни предпочла бы, чтобы Руперт об этом не пронюхал, но в Нью-Йорке невозможно хранить тайны. Через секунду ее тревога сменилась удовлетворением: похоже, она вызвала у Руперта Джексона интерес!

— Велика важность! — отозвалась она небрежно. — Встреча была такая же, как я встречаюсь со всеми мужчинами: минутная..

— Я не ошибся: вы очень нехорошая! — сказал Руперт с удовольствием и громче, чем требуют приличия. Его голос привлек внимание всех присутствующих, но он добавил:

— Придется вам все рассказать дядюшке Руперту. — После этого он на виду у всех взял ее под руку и увел в дальний угол террасы.

Народу прибывало. На террасе то и дело раздавалось: «Разве не чудесный вечер?» Можно было подумать, что хорошую погоду обеспечили сами гости, а не мать-природа. Впрочем, взять на себя ответственность за такую погоду никто бы не отказался. Свежий, но достаточно теплый воздух, полная луна и слабое подобие ветерка с Атлантического океана… Бриз подхватывал и разносил музыку оркестра, уподобляя ее прелестным переливам колокольчиков и посыпая ею гостей, как сказочной пыльцой. Цветущие фруктовые деревца в кадках с искусно подстриженными ветвями, напоминающие леденцы на палочке, были любовно расставлены через одинаковые интервалы вдоль белой балюстрады. Между двумя деревцами сейчас помещалась Джейни Уилкокс.

Отделившись ненадолго от толпы, она приняла самую выгодную свою позу: лицом к океану, в три четверти поворота. Ее руки лежали на балюстраде, на которую она слегка опиралась, выгнув спину и выставив вперед грудь. При этом она немного откинула голову и глубоко вдыхала вечерний воздух. Она знала, какое производит впечатление: очаровательная молодая женщина, погруженная в свои мысли.

На самом деле она лихорадочно соображала. Вечер складывался для нее удивительно удачно: сначала долгий и многообещающий разговор с Рупертом Джексоном, потом Мими представила Джейни новому главному редактору «Харперс базар», намекнувшему, что мог бы поместить ее фотографию на обложке своего журнала. За все годы работы моделью Джейни так и не достигла статуса «девушки с обложки». Оставалось удивляться причудливости судьбы: стоит произойти одному хорошему событию — и другие тут же сыплются, как из рога изобилия!

А сама Мими! Теперь Джейни считала, что все эти годы она напрасно ей не доверяла: подобно большинству людей, Мими оказалась вполне милой, стоило ее получше узнать. Джейни пришло в голову, что виновата была она сама: наверное, Мими подозревала, что она ее недолюбливает. В этом заключается одна из прелестей Нью-Йорка: достаточно единственного дружеского жеста, чтобы предать забвению многолетнюю вражду. Неписаный закон гласит, что прежние шероховатости в отношениях лучше никогда не вспоминать.

Она сделала глоток шампанского и уставилась на океан. Отделиться от толпы на вечеринке — старый фокус, к которому она расчетливо прибегала, чтобы заинтересовавшийся мужчина имел возможность к ней подойти. Не отрывая взгляда от бескрайнего водного простора, Джейни лениво гадала, какая рыбешка попадется на ее крючок в этот раз. Вдруг у нее над ухом раздался знакомый и не самый желанный голос:

— О, да это же Джейни Уилкокс собственной персоной! — Билл Уэстакотт, сценарист! — Господи, Джейни, — продолжил он, подходя вплотную, — стоит выйти на нью-йоркскую улицу, как в глаза лезет твое проклятое изображение. Как это понимать?

Из других уст такие слова звучали бы комплиментом, но слышать их от него было неприятно: она сразу вспомнила, сколько раз терпела от Билла обиды.

— Билл! Ты-то откуда здесь взялся? — язвительно откликнулась она, делая вид, будто удивлена, что его тоже пригласили.

— Почему бы мне здесь не быть? — настороженно спросил он.

— Действительно, почему? — Джейни высокомерно засмеялась. — Просто я удивилась. — Приблизив лицо к его лицу, она понизила голос:

— Я думала, ты не любишь Мими Килрой.

Билл не собирался заглатывать наживку.

— Перестань, Джейни, — сказал он. — Может, нам с ней и пришлось пару раз за несколько лет повздорить, но Мими все равно остается одним из моих самых старых друзей.

— Ах да! — согласилась Джейни с саркастической усмешкой. — Я и забыла.

— Зато я кое-что помню: кажется, это у тебя были с ней проблемы, — бросил Билл небрежным тоном. — «Не могу поверить, что кто-то все еще обращает внимание на эту старую уродину». По-моему, это твои слова?

Джейни отшатнулась.

— Никогда этого не говорила! — прошипела она, пытаясь ук рыться за деревцем в кадке. Почему Билл такой несносный? Веч но умудряется так повернуть разговор, что она оказывается кругом виноватой. Какая несправедливость!

— Говорила, говорила! Ладно, я не собираюсь тебя выдавать. Я достаточно долго прожил в Нью-Йорке и понимаю, что к чему. Теперь ты королева бала — так почему бы тебе не превратиться в лучшую подругу Мими Килрой?

— Ну, лучшей ее подругой меня не назовешь, — осторожно признала Джейни.

— Ничего, скоро ты ею станешь, — сказал Билл. — Ты никогда не упускаешь шанс забраться на ступеньку выше. —

И, пронзив ее взглядом, он добавил:

— А Мими никогда не упускает возможность подольститься к новоявленной звезде.

— Я тебя умоляю, Билл! — Неприязненный тон предупреждал, что она не удостоит ответом его последнюю реплику. Но Билла было трудно обескуражить.

— Что от тебя понадобилось Руперту Джексону? — спросил он с веселой улыбкой.

Вот оно что: старая ревность! Билл, женатый на сумасшедшей, отец двух детей, был ее любовником два лета подряд. Он не собирался оставлять жену, но с типичным для мужчины инстинктом собственника не мог допустить, чтобы его любовница встречалась с кем-то еще. Прошлым летом он чуть не взбесился, когда пронюхал о связи Джейни с Комстоком Дибблом. Желая его подстегнуть, она проворковала:

— Что ему от меня понадобилось? А как ты сам думаешь?

Билл вдруг громко захохотал.

— Не знаю, но скорее всего не то, что ты думаешь.

— Неужели? — Она недоверчиво приподняла брови.

— Я просто констатирую очевидное, — торжествующе улыбнулся Билл. — Руперт Джексон — гомосексуалист, об этом знает весь Голливуд.

Джейни удивленно разинула рот, но удивление быстро сменилось раздражением.

— Не думала, что ты такой злюка, Билл. Если у тебя не ладится карьера, это еще не значит…

Он ее перебил:

— Во-первых, я только что продал новый сценарий студии «Юниверсал». Так что с карьерой у меня полный порядок, — сказал он невозмутимо. — А во-вторых, советую тебе выйти из оборонительной позиции. С чего ты взяла, что все только и думают, как бы тебя уязвить? Я просто пытаюсь по-дружески тебя предо стеречь. Не хочется, чтобы ты сглупила с Рупертом Джексоном, как в прошлый раз — с Комстоком Дибблом. Помнится, это я раскрыл тебе глаза на его помолвку…

— Не на помолвку, а на брак. Ты сказал, что он женат.

— Какая разница? Главное, у него была другая…

Джейни сама все знала, но слышать это было неприятно: тут же вспомнился дневной разговор с Комстоком. Впрочем, она не хотела показывать Биллу, что он задел ее за живое. Смело глядя ему в глаза, Джейни отчетливо произнесла:

— Ну и что, Билл? А то ты раньше не замечал, что большинство моих мужчин встречаются не только со мной!

Билл тоже не остался в долгу. Уловив ее замешательство и спеша уколоть побольнее, он небрежно спросил:

— Кстати, что случилось с тем сценарием, который ты для него писала?

Это был запрещенный прием. Джейни задумалась: почему Билл такой жестокий? Она всегда считала его бестолочью, но злобности в нем не замечала. На поверхностный взгляд, нью-йоркское общество выглядело гладким и сияющим, как лед, но чуть глубже водились ядовитые змеи-щитомордники и кусачие черепахи. Джейни знала мужчин, у которых вызывал зависть чей угодно успех" даже успех женщины, но раньше она не причисляла к ним Билла. Ей даже стало обидно за Билла, ставшего таким жалким. Отмахнувшись от его колкости, она процедила:

— Ты это о чем?

Он сложил руки на груди и наклонился к ней с воинственным видом:

— Кажется, прошлым летом ты вынашивала грандиозный план — стать знаменитой голливудской сценаристкой. Разве не ты говорила, что Комсток платит тебе за сценарий?

— Представь себе, он заплатил, — бросила Джейни, пожав плечами, словно не понимая, к чему клонит Билл.

— Ты его дописала? Теперь надо, наверное, ждать выхода потрясающего голливудского фильма с тобой в главной роли?

— Жди больше! — Она засмеялась, пытаясь превратить разговор в шутку. Но внутри у нее все кипело. Благодаря успеху, вы павшему в последние месяцы, Джейни сумела выбросить из голо вы очевидный факт: прошлым летом Комсток заплатил ей 30 тысяч под обещание написать сценарий, а она вымучила лишь 30 страниц, чем все и закончилось. Ей была невыносима мысль о собственном провале, особенно в деле, которое она всегда считала пустяковым. Прошлым летом, пытаясь поставить Билла на место, она без удержу хвасталась, как лихо продвигается ее сценарий и каким удачным он получится. Теперь она оказалась в трудном положении: приходилось оправдываться.

— Ну? — поторопил он ее.

— Что «ну»?

— Так ты дописала? — спросил Билл высокомерно, словно уже знал ответ.

— Почти закончила второй вариант. — Это было полнейшим враньем, но у Джейни не оставалось выхода. Билл всегда твердил, что у нее ничего не получится, и она не могла доставить ему удовольствие убедиться в собственной правоте.

— Неужели? — недоверчиво протянул он. — Ты должна дать мне его прочесть.

— Непременно! — пообещала она.

Они посмотрели друг на друга. Оба оказались в тупике: Билл не мог доказать, что она так и не написала сценарий. Джейни сделала шажок вперед, как бы намекая, что разговору конец. Но ее ждала новая неожиданность: в их сторону шел, не подозревая об их присутствии, сам Комсток Диббл, погруженный в разговор по мобильному телефону. Несколько секунд — и он упрется в балюстраду и окажется всего в трех футах от них. Джейни знала: Биллу хватит вредности заговорить с Комстоком о злополучном сценарии.

Что мог сказать об этом Диббл?.. Она стала озираться, подыскивая тропинку бегства, но убедилась, что деваться некуда: она угодила в ловушку между цветущим фруктовым деревом и балюстрадой. Оставалось сбить Билла с ног или перелезть через ограду. Билл заметил выражение отчаяния на ее лице и решил выяснить, чем оно вызвано. Комсток по-прежнему понятия не имел, что сейчас на них набредет. Он был багровым от злости и, как всегда, обильно потел, визгливо говоря в трубку:

— Если они считают, что могут вешать мне на уши лапшу, то их ждет сюрприз… Я отыграюсь на их ребятишках, черт возьми!

Захлопнув крышечку телефона, Диббл резко обернулся — и увидел их. Его глаза сузились, губы скривились в недоброй улыбочке, обнажив два передних зуба, между которыми зияла пустота. У Джейни была на его счет своя теория: мать Комстока Диббла пила, пока его вынашивала, а его малый рост — всего пять футов шесть дюймов — одно из свидетельств врожденного алкогольного синдрома. Но ее замешательство стало еще больше, когда она убедилась, что его улыбочка предназначена не ей, а Биллу, а ее он вообще не собирается замечать.

— Уэстакотт! — Комсток протянул руку. — Приятели из «Юниверсал» говорят, что у вас получился отличный сценарий.

Билл мигом превратился в голливудского профессионала: сложил руки на груди и так широко расставил ноги, что уже не возвышался над коротышкой Комстоком.

— Да, ему дали зеленый свет. Руперт согласился исполнить главную роль.

— Серьезно? — сказал Комсток. — Я люблю Руперта, он классный актер. Только его нелегко поднять с постели раньше одиннадцати утра…

— Слышал, — кивнул Билл.

Джейн не утерпела и напомнила о себе:

— У меня только что был с ним долгий разговор. Он такая душка!

Не успела она это выпалить, как сообразила, что сглупила, но ей было все равно. Сколько можно торчать рядом с ними бессловесной тенью? Она с вызовом переводила взгляд с одного на другого. Билл покосился на нее с легким удивлением, зато Комсток уставился как баран на новые ворота, словно видел первый раз в жизни, а ее умение говорить — и вовсе для него неожиданность. Билл первым не вытерпел и весело спросил:

— Комсток, вы знакомы с очаровательной и талантливой Джейни Уилкокс?

Никогда не имел удовольствия, — ответил тот. Тон был нейтральным, но выражение на физиономии кричало: «Попробуй мне навредить — ноги переломаю!»

Он протянул Джейни руку, и ей, трясущейся от злости, пришлось пожать его руку. Как он смеет так с ней поступать, тем более в присутствии Билла, знающего об их отношениях! Она все еще раздумывала над достойным ответом, когда у Комстока снова зазвонил мобильный телефон. Он отвернулся с видом могущественного кинопродюсера, не позволяющего себе отвлекаться на мелочи.

— Извините, это из офиса, — бросил он Биллу через плечо. — Нигде не дают покоя!

— Попробуйте перебраться в другой часовой пояс — напри мер, в Австралию, — засмеялся Билл.

— Уже пробовал! — фыркнул Комсток, рявкнул «Да?», при жав к уху трубку, и зашагал прочь.

У Джейни была одна мысль: Комсток уходит безнаказанным. Она попыталась было его догнать, чтобы как следует отбрить, но Билл ее удержал. Как она и ожидала, он принялся над ей издеваться, едва удалился Комсток.

— Разве вы с ним не занимались любовью? Чем ты ему насолила? Укусила член?

Она могла бы ему ответить десятком разных способов, один другого обиднее, но, увидев ликующее выражение его лица, одумалась. Ее обида доставляла ему слишком сильное удовольствие, и инстинкт подсказал ей, что он предвкушает взрыв ее бешенства. Тогда она потупила взгляд, надулась, как обиженный ребенок, и стала за ним наблюдать сквозь длинные ресницы.

Столкнувшись со столь неожиданной женской покорностью, Билл дал волю инстинкту мужчины-защитника и покровительственно ее приобнял:

— Брось, Уилкокс, это все шуточки. Все знают, что Комсток козел. Лучше держись от таких подальше, если можешь. И вообще ты слишком хороша, чтобы опускаться до секса с этим пердурком-недомерком.

— Я в порядке, — возразила Джейни. Чувствуя в Билле единственного человека, способного ее понять, она добавила помимо воли:

— Я спала с ним только потому, что думала: это мне поможет!

Неожиданный приступ откровенности удивил Билла и вызвал у него смех.

— Мне трудно с тобой согласиться. С другой стороны, это, наверное, самое искреннее твое признание за многие годы.

Джейни покосилась на него с мыслью, что попалась. Ведь раньше она убеждала себя, что влюблена в Комстока, даже могла говорить то же самое Биллу…

— Если ты хочешь сказать, что я лгунья… — начала она.

— Ничего я не хочу сказать. Просто обозначаю факт. Ты лгунья, хуже того, ты лжешь самой себе.

— Что я вижу! Кажется, милые бранятся? — раздался из-за спины голос Мими.

Джейни негодующе взглянула на Билла: они не должны были допускать, чтобы их застали за такой интимной беседой. Билл опасен: впредь надо быть осторожнее и не позволять ему загонять ее в угол. Она не впервые ему это позволяла, и каждый раз все кончалось постелью. Билл в отличие от нее не расстроился: как ни в чем не бывало засунул руки в карманы, небрежно оперся о балюстраду и изрек:

— Джейни и я — старые друзья. Мы всегда ссоримся, как брат и сестра.

Мими сочувственно посмотрела на Джейни.

Боюсь, это и есть понятие Билла о дружбе, — сказала она. — Со мной он начал ссориться еще в песочнице, в нежные детские годы.

— Нечего было отнимать у меня лопатки и формочки! — ото звался Билл.

— Как был хулиганом, так и остался! — припечатала Мими. — В общем, я пришла сказать, что мы садимся ужинать. Джейни, ваше место рядом с Седденом Роузом.

При упоминании Селдена Роуза Билл хмыкнул.

— Джейни съест его на завтрак, — предостерег он.

— Прекрати, Билл! — простонала Мими, укоризненно глядя на него. Взглядом пригласив Джейни следовать за ней, она про говорила:

— Не знаю, почему это Билла так разобрало. С каждым годом он все язвительнее и язвительнее. Может, у него финансовые проблемы?

Джейни понятия не имела, что происходит с Биллом: она была знакома с ним только два года, и все это время он был таким, как сейчас. Но говорить это Мими было ни к чему, поэтому она ответила:

— По-моему, Билл просто женоненавистник.

Мими остановилась и удивленно посмотрела на нее:

— Знаете, по-моему, вы совершенно правы!

И в этом, наверное, большая вина его жены, — добавила Джейни, со значением глядя на Мими. Та улыбнулась и заговорщически взяла Джейни под руку.

— Так и есть, — прошептала она. — Бедная Элен! Раньше она была такой милой…

И они вместе появились на пороге столовой. Неприятное впечатление от разговора с Комстоком и Биллом стало ослабевать. Этим вечером самым главным для Джейни человеком была Мими Килрой, а та обращалась с ней как с одной из своих лучших подруг. Ее радость стала еще сильнее, когда Мими указала на место в центре зала и произнесла:

— Мы пришли, Джейни. Надеюсь, вы не будете возражать? Я посадила вас за свой стол.

Через три дня, в час пополудни, Патти Уилкокс опустилась на скамеечку перед салоном Ральфа Лорена в Истгемптоне. Она пришла на встречу с Джейни, своей сестрой, и сейчас удивлялась, зачем, зная, что та все равно опоздает, выскочила из дому вовремя, чтобы быть на месте ровно в час дня. На пунктуальность Джейни рассчитывать не приходилось. Но в присутствии Джейни Патти случалось поеживаться. Их отношения были типичными для старшей и младшей сестер: бывало, Патти ее даже побаивалась.

Джейни позвонила ей в одиннадцать утра и своим обычным жизнерадостным голосом, намекавшим, что в ее жизни все просто замечательно, предложила пробежаться днем по магазинам.

— Не знаю… — ответила ей Патти в сомнении. — Не уверена, что это уместно.

Смех Джейни свидетельствовал, что сестра говорит глупости.

— Тебе не обязательно делать покупки.

— Дело не в этом. Просто я не уверена, что сейчас меня должны видеть в магазинах.

Разве тебя преследуют фотографы, Патти? Тебя никто не узнает.

«Меня-то нет, — подумала Патти, — зато тебя узнают…» Она не имела доказательств, но подозревала, что Джейни могла позвонить репортеру какой-нибудь скандальной рубрики и сообщить, что жена Диггера, надутого Питером Кенноном на миллион зеленых, отправилась в салон Ральфа Лорена, Как всегда, когда Патти посещали такие мысли о сестре, она почувствовала себя виноватой и потому согласилась встретиться с Джейни в час дня. Теперь, голодная и взволнованная, она озиралась, готовая утолить голод мороженым.

Впрочем, этого она тоже не могла себе позволить: если Джейни застанет ее с мороженым, то наградит своим невыносимым укоризненным взглядом. Сегодня, когда Патти и так не знала, куда деваться от неприятностей, ей было совершенно ни к чему напоминание о собственных недостатках. Лучше остаться голодной, чем позволить Джейни говорить, что ей нелишне сбросить фунтов пять — десять.

На это Диггер ни за что не согласится. Глядя на кинотеатр, где шел фильм Комстока Диббла «Мешок костей», она думала о том, что Диггер всегда советовал ей давать сестре отпор. Но сейчас ей не слишком хотелось прислушиваться к его словам, а кроме того, Диггер не разбирался в Джейни так хорошо, как она. Он был единственным человеком из всех, кого она знала, кто каким-то загадочным образом не поддавался чарам Джейни. Патти была вынуждена признать, что это было одной из причин, по которым он ей приглянулся; с другой стороны, Диггер не мог толком понять отношение жены к сестре. Правда заключалась в том, что, порой побаиваясь Джейни, Патти боялась и за нее.

Джейни была присуща привлекательность опасного свойства, потому что она непременно причиняла вред всякому, кто с ней связывался. Сама Джейни пребывала по сему поводу в блаженном неведении. Иногда Патти даже хотелось, чтобы с сестрой стряслась какая-нибудь беда, которая преподнесла бы ей урок, хотя что это был бы за урок, она не могла сказать. Вслед за этим желанием Патти неизменно охватывало чувство вины: все-таки Джейни была ей родной сестрой, а желать родным людям неприятностей грешно.

Правда, Джейни еще ребенком нельзя было назвать нормальной. Об этом Патти думала, устремив взгляд вдаль. Ее всегда отличало безразличие. Каждое лето, пока другие дети плавали и играли в теннис, толстая неспортивная Джейни, стеснявшаяся показываться в купальнике (как иронично это звучало теперь!), просиживала за столиком в кустах, довольствуясь картами. Другие дети пытались с ней подружиться, но она всех отшивала обидными замечаниями.

Неудивительно поэтому, что вся семья вздохнула с облегчением, когда в шестнадцать лет Джейни приняли в агентство моделей Форда. То лето, когда Джейни впервые уехала, на целых три месяца, Патти запомнила как самое лучшее в жизни: она выиграла чемпионат штата по плаванию среди девочек, младше двенадцати лет, а семья в кои-то веки смогла отдохнуть от ссор. Следующим летом Джейни уехала, казалось, насовсем. Но все у нее пошло кувырком, хотя никто в семье, включая ее саму, никогда не говорил об этом и не объяснял причин. Патти знала одно: ей не забыть конец того, второго лета, когда восемнадцатилетняя Джейни вернулась с юга Франции такой изменившейся, словно побывала на другой планете и сама стала инопланетянкой. У нее были чемоданы фирмы «Луи Вюиттон» и модная одежда из Франции и Италии, сумочки от Шанель и туфли от Маноло Бланика. Она хвасталась всем этим добром перед Патти и рассказывала, как дорого оно стоит. Патти запомнила: одна сумочка потянула на целых две тысячи; она даже испугалась, когда Джейни сказала ей своим новым голосом, с привезенным из Европы фальшивым акцентом, что не стоит жить, если не умеешь взять от жизни максимум.

Патти со вздохом опустилась на скамейку. В этот июньский, понедельник на главной торговой улице Истгемптона было не очень многолюдно, но Патти становилось все больше не по себе. Мимо проехал «мерседес», потом «ренджровер», потом «лексус». Можно было подумать, что в Хэмптоне вообще нет машин дешевле 100 тысяч долларов. Она напомнила себе, что и у нее дорогой «мерседес», но это не прогнало неверия, которое вообще никогда ее не покидало. Ей казалось, купленный Диггером «мерседес» ей не принадлежит.

Может, дело в том, что все вокруг слишком изысканно? Все эти ухоженные старинные домики, белоснежные фасады, дорогие магазины… Вся улица, весь городок кричали о богатстве. В витрине агентства недвижимости у нее за спиной красовались сделанные с воздуха фотографии размером с уличную афишу имений стоимостью 10 миллионов долларов, а магазинчик нижнего белья не стыдился просить 150 долларов за одни трусики. Находясь в Хэмптоне, она чувствовала себя, как в Нью-Йорке, и каждую минуту ждала неприятной встречи.

Именно это в конце концов и произошло. Мысли Патти прервал чей-то визгливый голос, кричавший в мобильный телефон:

— Я же тебе говорила его не впускать! Клиент страшно зол!

В следующее мгновение из-за дерева вывалилась малорослая Родити Дердрам.

Родити была одна из тех девушек, добившихся успеха в сфере «связей с общественностью», чьи фотографии стали появляться на обложке журнала «Нью-Йорк». Она была ровесницей Патти — двадцать восемь лет — и благодаря мамочкиным деньгам возглавляла собственную пиар-компанию «Дитци продакшнз». Родити ждала французская тюрьма за несчастный случай на яхте у южного побережья Франции, тогда несколько ее друзей лишились конечностей, потому что перебрали «экстази» на устроенной Родити вечеринке; но пока с ней не происходило никаких неприятностей и она слыла королевой нью-йоркских вечеринок, способной организовывать их оригинальнее других и привлекать самых завидных участников. Ее последний прием был верхом экстравагантности: в нем участвовали собачки в моднейших собачьих нарядах и несколько ослепительных кинозвезд. Патти знала: если Родити ее заметит, пиши пропало. Но было поздно. Она услышала, как та говорит в телефон:

— Ладно, я вижу Патти Уилкокс. Я пошла. Катастрофа была неизбежна.

— Па-а-а-а-атти! — закричала Родити, заставив обернуться сразу нескольких прохожих. — Ка-а-а-а-а-а-ак поживаешь?

— Неплохо, — ответила Патти, подставляя ей сначала одну, потом другую щеку для лицемерных поцелуев.

— Сто ле-е-е-е-е-е-ет тебя не видела! Что сейчас поделываешь? Именно на этот вопрос Патти больше всего не хотелось отвечать, но деваться было некуда, поэтому она сказала:

— Ничего!

— Ничего?! — переспросила Родити, словно этот ответ был ей непонятен.

— Да, ничего, — подтвердила Патти. — Стала домохозяйкой. Лицо Родити выражало недоумение и снисхождение, но она сумела выдавить:

— Господи! Настоящее ретро-о-о-о-о-о-о-о! Как здорово! Патти сложила руки на коленях и кивнула, хотя была убеждена, что Родити смотрит на нее как на извращенку.

— Чем же ты весь день занята?

— Разными делами… — Патти не собиралась рассказывать Родити, что уже целый год безуспешно пытается забеременеть, что больше всего на свете мечтает о ребенке, поскольку до боли, до слез любит мужа, из чего непреложно следует, что надо раз вить их отношения рождением ребенка… Такая, как Родити, ни за что не поймет это волшебство — загадку молодости, любви и преданности мужчине!

Родити наклонилась, словно обозначая несуществующие узы интимности, и спросила тихо:

— А как Диггер? Сейчас только и разговоров, что о…

— О Питере Кенноне? — Патти выпрямилась. — Нет, все хорошо.

— Вот и славно! — сказала Родити. — Лично я не понимаю, что произошло с Питером Кенноном, а ты? Все были от него в восторге, он со всеми был на короткой ноге… Помнишь эти его дикие вечерники? Если бы мы знали, что он платит за лучшее шампанское нашими деньгами…

— Ну его! — перебила ее Патти.

— Ну его! — согласилась Родити. — Какие у вас планы на ближайший уик-энд? Обязательно приходите на вечеринку, которую я устраиваю для…

Диггер уезжает на гастроли, — снова перебила ее Патти сурово. — На целых два месяца.

— Тогда приходи одна, — не унималась Родити. — Я велю своей ассистентке прислать за тобой машину, чтобы ты могла спокойно веселиться, не думая о том, как будешь добираться домой.

Родити смотрела на нее незамутненным взглядом женщины" не понимающей слова «нет». Возражать ей было невозможно.

— Отлично! — резюмировала Родити, откинула крышечку мобильного телефона с видом человека, которого ждут важные встречи и переговоры, и вошла в салон Ральфа Лорена.

Патти обессилено опустилась на скамейку. Только сейчас, она со всей ясностью поняла: на два месяца, которые Диггер проведет в турне, ей придется отложить мысль о беременности. Очень не хотелось идти на совершенно не интересную ей вечеринку. Почему в Нью-Йорке от тебя всегда требуют куда-то идти? А все Джейни с ее вечными опозданиями! Если бы она хотя бы раз в жизни появилась вовремя, то не было бы встречи с Родити.

Вот и она! «Порше-бокстер» Джейни мчался по шоссе номер 27. Ее можно было услышать за милю, потому что она гнала машину, как скаковую лошадь, оглушительно громко меняла передачи, причем намеренно, чтобы все обращали на нее внимание. Ей всегда хотелось, чтобы на нее таращились, и это сильно беспокоило Патти. Ведь далеко не всегда люди говорили о Джейни хорошо…

Машина замерла перед Патти. Выход Джейни из машины был целым представлением, даже захлопнуть дверцу она сумела эффектным жестом. На ней была узкая красная блузка от Прады и белые джинсы (белые джинсы вошли в моду только что, но Джейни носила их всегда). С естественной улыбкой, совсем не похожей на похотливую гримасу с рекламного плаката, она помахала Патти рукой. Этого оказалось достаточно, чтобы Патти, как обычно, растаяла и отбросила все дурные мысли о сестре. Невозможно, чтобы такая красавица была порочной!

Весело прочирикав: «Привет, сестренка!», Джейни взяла ее за руку, подражая Мими, и затараторила:

— Слушай, я не хотела говорить тебе это по телефону, поскольку знала, что ты откажешься. Я хочу купить тебе кое-что в «Ральфе», а потом угостить тебя ленчем в «Ник энд Тони».

Так назывался один из самых шикарных ресторанов в Хэмптоне. Патти снова не знала, как ей быть.

— А может, обойдемся без магазинов? — предложила она, стремясь избежать новой встречи с Родити Дердрам. — Я умираю от голода.

— Конечно, обойдемся! — легко согласилась Джейни и тут же, буравя сестру взглядом, осведомилась:

— Кстати, как там Диггер? — Вопрос был задан небрежным тоном, но глаза сестры пронзали Патти насквозь и, казалось, сразу видели правду. У Патти снова появилось неприятное ощущение, что она захлебывается и тонет.

— В общем, он… — сбивчиво начала она. Джейни понимающе кивнула.

Патти почувствовала, что сестре все ясно. Шагая рядом с ней к «Ник энд Тони», Патти пришла к мысли, что самое лучшее в Джейни — ее умение создать у тебя впечатление, что ты можешь доверить ей все свои страшные, темные, глубинные мысли: она все поймет.

Еще в восемнадцать лет Джейни вообразила себя человеком, умеющим вызывать людей на откровенность, и быстро поняла, что владение информацией — путь к могуществу. Не всегда важна сама информация (многие ошибочно считают именно так), а то, что ее тебе доверяют: это связывает с тем, кого тебе удалось разговорить, создает молчаливый пакт дружбы, которой впоследствии можно воспользоваться и добиться желаемого…

Сейчас, за ресторанным столиком, Джейни изображала соответствующее случаю сострадание. Но как она ни разыгрывала серьезность, ее внимание оставалось приковано к дверям. В любой момент она ожидала появления Мими Килрой, которое потребует использования совсем других ее талантов.

Утром Джейни позвонила Мими под тем предлогом, что хочет поблагодарить ее за прием. Мими не оказалось дома. Джейни назвалась гувернантке, снявшей трубку, хорошей знакомой Мими и сумела выведать, что после занятий верховой ездой Мими будет обедать в «Ник энд Тони». Значит, она тоже там пообедает, решила Джейни. Оставалось решить, с кем она туда отправится — не одна же! Перебрав в уме потенциальных спутников, она остановилась на Патти.

Мысль о том, чтобы воспользоваться сестрой для достижения своих целей, не вызвала у нее колебаний. Сестру она обожала. То есть всегда хорошо к ней относилась, как обыкновенно бывает в семьях, но полюбила по-настоящему только два года назад. Она убедила себя, что раньше толком не знала Патти: они вращались в разных кругах, пока Патти не стала продюсером на телевидении, не познакомилась с Диггером и не вышла за него замуж год спустя. Только тогда Джейни сумела оценить доброту и простоту Патти, а также полное отсутствие у нее честолюбия. Через три месяца после свадьбы она ушла с работы, чтобы посвятить себя семье и еще не рожденным детям. Джейни не забывала, как полезно, когда твоя родная сестра — жена рок-звезды. Она не слишком любила Диггера, но признавала, что, выйди сестра за водопроводчика (чего Джейни одно время всерьез опасалась), они с ней не стали бы близки.

Трудно было себе представить более трогательнее зрелище, чем две доверчиво склонившиеся одна к другой белокурые головки! То было настоящее олицетворение сестринской любви. Джейни прекрасно это сознавала, именно такую картинку она и готовила для Мими, чтобы та увидела ее в столь трогательной обстановке. Теперь, отгоняя эгоистичные мысли о собственной выгоде, Джейни заставляла себя быть внимательной к Патти, теребившей белую салфетку и превращавшей ее в изящного лебедя.

— Патти! — Что?

— С тобой все в порядке? Только честно!

— В общем, да. — Лебедь мгновенно снова превратился в глад кую салфетку у нее на коленях. — Сейчас я видела Родити Дердрам. Она вошла в салон «Ральф Лорен».

— Как она поживает? Между прочим, она мне нравится, — сообщила Джейни.

— Неужели? По-моему, это какой-то ужас!

— Не очень приятная особа, — согласилась Джейни, — но если разобраться, она просто живет, как все остальные. Ко мне она всегда внимательна.

— К тебе — конечно!

— А к тебе — нет?

— Она тащит меня на субботнюю вечеринку.

— Что в этом плохого? — Продолжая трещать, Джейни подо звала официанта. — Тебе стоит больше бывать на людях.

— Зачем?

— А почему бы и нет?

— С какой целью?

— Предположим, цели нет. Просто люди не должны сидеть в четырех стенах, необходимо видеться с друзьями.

— Но ведь чаще всего эти люди друг другу даже не симпатичны.

— Откуда ты знаешь? Да, люди несовершенны. Ограниченны. Будем считать, что они проявляют друг к другу посильную симпатию.

— Мне этого мало.

— Брось, Патти. Что тебя гложет?

— Я одного не пойму: зачем все стараются доказать, какие они важные? Поговорив с Родити, я, кажется, поняла, в чем ее недостаток: в почти полном отсутствии самоуважения.

— Тебя Диггер этому научил? — спросила Джейни с улыбкой.

— Нет, — ответила Патти немного обиженно. — Сама поду май! Почему она все время носится, все время пищит в свой мобильник, как какая-то мышь? Между прочим, мы с тобой тоже недостаточно себя уважаем. Ты никогда не задумывалась, почему мы не чувствуем себя по-настоящему счастливыми?

Джейни сделала ей одолжение и ненадолго задумалась. А ведь сестренка права: она, Джейни, не знает настоящего счастья, ее не оставляет чувство, что жизнь к ней недостаточно справедлива, хотя она затруднялась определить, как и в чем.

— Понимаешь, все дело в том, как нас, детей, воспитывали родители, — продолжала Патти. — Они никогда не старались, что бы мы что-то делали. Ты заметила, что они нам не говорили, что мы сможем добиться успеха, что нас ждет интересная жизнь?

— Нет, тебя, Патти, они поощряли.

Джейни откинулась в кресле. Этот разговор начинал ее раздражать. Патти принадлежала к счастливицам, легко добивающимся в жизни всего, чего им хочется. В детстве Патти была избалованным младшим ребенком, любимицей мамы и папы. Она умела по-особенному говорить с мамой, по-особенному с папой, тогда как Джейни совершенно не могла найти общего языка с отцом, а с матерью воевала. К тому же Патти считалась в семье красоткой. Ее даже назначили командовать спортивными болельщицами, а потом, несмотря на скромные оценки, приняли в Бостонский университет. Джейни посещала тогда догадка, что сестра переспала с кем-то из приемной комиссии (как поступила бы на ее месте она сама), хотя достаточно было разок взглянуть на Патти, чтобы понять: она не из тех, кто приносит в жертву успеху свои нравственные устои. А потом она познакомилась с Диггером и влюбилась. Сама Джейни никогда не влюблялась, во всяком случае, как Патти, но не переставала видеть в любви наивысшую ценность и верить, что истинная любовь — это все. Проблема была только в том, чтобы ее найти.

— Патти, у тебя есть все для счастья, — сказала она, сдерживая раздражение.

Патти опять уперлась взглядом в свою салфетку, перебросила светлые с рыжим оттенком волосы через плечо («Было бы гораздо лучше, если бы ты их немного осветлила», — подумала Джейни) и спросила:

— Ты когда-нибудь беременела?

— Что за вопрос? Джейни немного помедлила и шутливо ответила:

— Я не раз говорила, что беременна…

— А на самом деле, Джейни?

— Насколько мне известно, нет.

— А я целый год пытаюсь забеременеть, но у меня не получается, — призналась Патти.

Как раз в этот момент появилась Мими Килрой.

Джейни казалось, что она уже не один час готовится к ее появлению, но все равно повела себя не обычным образом — что стоило просто поднять глаза и помахать рукой? — а притворилась, будто поглощена беседой с сестрой.

— Брось, Патти, — сказала она, — это ерунда. Всем известно, что обычно на это уходит как раз год. Ты была у врача? — При этом все ее мысли были заняты Мими.

В пятницу вечером, на обратном пути после приема у Мими, у Джейни открылись глаза: у нее никогда не было много подруг, но она вдруг поняла, как хорошо было бы приобрести такую подругу, как Мими, поняла, что такая дружба оказалась бы полезнее, чем отношения с влиятельными мужчинами. Дружба двух женщин никогда не кажется сомнительной, тогда как дружба женщины и мужчины всегда вызывает подозрение, особенно когда женщина красива, а мужчина богат. При этом Мими была так же влиятельна, как большинство ее знакомых мужчин (более того, многие из них даже ее побаивались). Если бы удалось превратить интерес Мими к Джейни в настоящую дружбу, то ей бы многое удалось — такое было у Джейни ощущение. При поддержке Мими перед ней распахнулись бы все двери…

Единственной проблемой было то, что Джейни не знала, как завоевать дружбу Мими. Дело было не только в том, что с Мими хотели дружить все и что Мими, как большинство популярных Нью-Йоркцев, уже не нуждалась в новых друзьях, но и в том, что Джейни никогда не умела запросто сходиться с женщинами. В детстве ее предала компания девчонок, безжалостно над ней издевавшаяся за то, что ей понравился мальчик постарше; потом, повзрослев, она не переставала мстить за давнюю обиду всему женскому полу, уводя мужчин из-под самого носа других женщин. Поэтому отношения Джейни с женщинами всегда были трудными: она им не доверяла, а они (часто справедливо) не доверяли ей. Зато ее никогда не подводил инстинкт: на приеме она смекнула, что соблазн не обязательно связан с сексом и что она может добиться расположения Мими так же, как добивается симпатий мужчин.

Первым шагом в плане Джейни было как бы случайно столкнуться с Мими, для этого и понадобился ленч с сестрой. Их с Патти присутствие в «Ник энд Тони» одновременно с Мими должно было выглядеть совпадением. Еще важнее было постараться не проявлять излишнего рвения: в этом смысле тактика приручения женщины не отличается от тактики с мужчиной. Она хотела, чтобы Мими подошла к ней, а не наоборот, потому и попросила посадить их с Патти поближе к дверям. Только слепая не заметила бы здесь Джейни, а дальше должна была сыграть роль обычная воспитанность: Мими просто вынуждена будет ее поприветствовать.

И вот теперь, изображая участие к сестре, но при этом наблюдая краешком глаза за Мими, Джейни придала лицу самое сочувственное выражение, на какое только была способна, и спросила:

— Что же ты собираешься предпринять?

Патти, не подозревавшая о появлении Мими и о подлинных намерениях Джейни, ответила с отчаянием в голосе:

— Не знаю! Иногда мне становится страшно: неужели я превращусь в одну из тех сумасшедших, которые крадут чужих младенцев?

Но Мими не дала Джейни ответить: увидев ее, она произнесла тихо и сладко:

— Джейни, дорогая, это вы?

Джейни обернулась, разыграв удивление. Мими явилась в ресторан прямо с занятий верховой ездой — в белоснежной рубашке с короткими рукавами, в белых бриджах и обтягивающих сапожках со шпорами. На плече у нее висела сумочка из «Гермес Биркин», оттуда торчал кожаный хвостик хлыста. В принципе в Истгемптоне считалось дурным тоном щеголять в костюме для верховой езды, ибо так поступали чаще всего заезжие идолы шоу-бизнеса и нувориши. Но Мими не стеснялась этого, к тому же была, наверное, единственной на свете женщиной, сохранявшей сногсшибательную стройность в белых бриджах.

— Мими! — пропела Джейни, грациозно поднимаясь и протягивая руку. Если Мими ее чмокнет, это будет хорошим признаком; впрочем, Мими старше ее, значит, намерение обменяться поцелуями уместнее проявить Джейни. Так и вышло: взяв Джейни за руку, Мими подставила ей сначала одну, потом другую щеку:

— Какое совпадение! — воскликнула Джейни. — Я звонила и просила передать мою благодарность за прием.

— Получилось неплохо, правда? — спросила Мими. Ей было уже за сорок, но она по-прежнему сохраняла очаровательное мальчишеское выражение лица. — Руперт от вас без ума, а Джордж трижды мне сказал, что считает вас красавицей. Я не выдержала и ответила, что в таком случае ему лучше развестись со мной и жениться на вас. Селден тоже очень вами заинтересовался. Вы так увлеченно беседовали с ним за ужином!

С последним утверждением можно было поспорить. Джейн" с Селденом Роузом не удалось достигнуть согласия, но сейчас было не время в этом сознаваться.

— Он такой интересный! — заявила Джейни со всей возможной убедительностью, и Мими осталась довольна. Джейни по спешила сменить тему:

— Вы знакомы с моей сестрой Патти? .

Мими протянула руку.

— Разумеется, я знаю вашего мужа. Все расхваливают его талант. Говорят, это будущий Мик Джаггер…

Патти захотелось возразить, что между Диггером и Миком Джаггером нет ничего общего, однако она покорно кивнула:

— Большое спасибо!

Удивительно, что Мими притворяется, будто знает Диггера и ценит его творчество: ведь Диггер ее на дух не переносит! В следующую секунду Джейни и Мими в типично нью-йоркской манере забыли о Патти.

— Джейни, вы мне не говорили, что бываете здесь по будням! — Можно было подумать, что Мими действительно ее упрекает.

— Представьте себе, я провожу лето в городе.

— В таком случае мы просто обязаны встречаться! — решила Мими. — Здесь по будням такая скука! Джордж приезжает только на уик-энд, но здесь его сыновья, и я считаю, что детей нельзя на все время поручать няне… Еще здесь Морган. Вы ведь знакомы с Морган?

— Конечно! — кивнула Джейни, хотя знакомством это нельзя было назвать: ее раз-другой подводили к Морган, следовательно, они с Морган знали о существовании друг друга — но не более того.

— Бедняжка Морган! — произнесла Мими театральным шепотом и так удрученно покачала головой, будто все уже много лет сочувствовали Морган. — Невеста Комстока Диббла! Я твержу ей, чтобы она не выходила за него, но она не желает меня слушать. Говорит, будто влюблена, но никто не понимает, что они — как две горошины из одного стручка. У Морган ужасный характер: они даже не могут решить, когда поженятся.

Патти переводила взгляд с Мими на Джейни с растущей неприязнью. Не такой уж она была темной, чтобы не знать: Мими и Морган считаются лучшими подругами. Почему же Мими злословит о своей лучшей подруге? Судя по виду Джейни, ей до этих тонкостей не было никакого дела: она слушала так внимательно, словно болтовня Мими вызывала у нее огромный интерес.

— Может, этого не произойдет? — с энтузиазмом предположила Джейни.

— Обязательно произойдет! — заверила Мими. — И приведет к катастрофе… В любом случае обещайте, что завтра мне позвоните. Я люблю Морган, но обедать с ней каждый день совершен но не обязательно. Кстати, вы ездите верхом?

Джейни помялась, но дала утвердительный ответ.

— Отлично! — воскликнула Мими. — Мы с вами покатаемся и обсудим Селдена. Эта тема меня очень занимает: возможно, я подыскала Селдену жену!

Джейни встретила это замечание своим фирменным журчащим смехом.

Через несколько секунд появилась Морган Бинчли с хмурым выражением на лошадином лице (Патти решила, что она всегда такая угрюмая). Мими и Морган ушли за свой столик, и Джейни села. У нее был такой вид, будто она выиграла золотую медаль. Патти недоумевала, что такого сестра нашла в Мими.

Вооружаясь вилкой (пока они болтали с Мими, официант принес салат), Джейни думала о том, что сценка с Мими удалась даже лучше, чем она надеялась, несравненно лучше. Конечно, людей вроде Мими Килрой трудно заподозрить в искренности, но то, что она хотела продолжить общение с Джейни, не вызывало сомнений. Это было огромным достижением: одно дело — получить приглашение на прием вместе с сотней гостей и совсем другое — проводить время вдвоем с Мими. Джейни была поглощена своим триумфом и ждала, что Патти разделит ее радость.

Но одного взгляда на Патти оказалось достаточно, чтобы вернуться с небес на землю. У нее был такой вид, будто ее только что предали. Джейни вспомнила: Патти, даже став женой рок-звезды, не живет светской жизнью. Год назад, когда Патти выходила замуж, ей досталось внимание прессы, но удовольствия это ей не принесло, и она постаралась побыстрее уйти в тень, сочтя происходящее фарсом. На мгновение Джейни увидела себя и Мими глазами сестры: две любительницы привлекать к себе внимание, две поверхностные дурочки, обменивающиеся лживыми комплиментами… А ведь Патти права, мелькнула мысль. Но если подумать, то Патти слишком незрелая, чтобы оценить смысл преувеличенного внимания, деланного восхищения, сглаживания углов.

— Послушай, Патти… — начала Джейни, но сестра перебила ее!

— Как ты могла?

— Ты о чем? — удивилась Джейни, разыгрывая непонимание.

— Начать с того, что ты ни разу в жизни не сидела на лошади.

— Подумаешь! — небрежно бросила Джейни. — Ну, проедем шагом, велика важность… А что, на лошади так трудно сидеть? — Вопрос прозвучал невинно, но глаза Джейни сузились, превратившись в холодные синие льдинки. Патти знала: сестра терпеть не может, когда ее критикуют.

— Ты солгала, — прошептала Патти.

— Перестань, Патти! — От огорчения Джейни положила вилку. — Хватит принимать все буквально. Что плохого, если я проедусь с Мими Килрой верхом? Или я такая никчемная, что даже недостойна новой подруги?

Патти с обреченным видом опустила плечи. Джейни снова каким-то образом удалось выявить эмоциональную подоплеку ситуации. Даже чувствуя в логике сестры изъян, Патти не могла с ней спорить: в конце концов, кто она такая, чтобы указывать, Джейни, с кем дружить? А с другой стороны, зачем ей эта Мими Килрой? Лучше бы выбрала себе кого-то попроще.

— Брось, Патти! — твердо произнесла Джейни. — Мими очень милая. Наверное, тебя огорчили ее слова о Диггере. Откуда ей знать, что у тебя не получается завести…

— Джейни!

Джейни, вспомнив восхищение в тоне Мими, когда та упомянула Диггера, вынуждена была признать, что союзу Патти и Диггера стоит позавидовать и что его надо тщательно оберегать.

— Успокойся, Патти. — Она потянулась через стол и сжала сестре руку. — Уверена, это просто решить. Тебе никогда не при ходило в голову, что Диггер, возможно, перебарщивает с курени ем травки?

На лице Патти появилось выражение долгожданного облегчения. Джейни ободряюще улыбнулась, довольная, что все-таки сумела ей помочь.

Морган Бинчли то и дело косилась на Джейни из дальнего угла ресторана и думала, что Джейни Уилкокс красива, этого у нее не отнять, но у нее дешевая красота. Последнее соображение служило ей утешением.

— Не понимаю, Мими, — не выдержала Морган, — как ты можешь с ней разговаривать? Она такая заурядная, к тому же с дурной репутацией. Говорят, она переспала со всеми, включая Питера Кеннона.

— О ком ты? — спросила Мими, проследила взгляд Морган я воскликнула:

— Джейни Уилкокс? — Она засмеялась. — Знаешь, Морган, репутация меня не волнует. Иначе первым, с кем бы я перестала разговаривать, стал бы Комсток Диббл.

Нью-Йоркцы все подразделяют на мелкие категории, потом, как сортировщики драгоценностей, изучают и оценивают каждую частицу. Яркий тому пример-местность под названием Хэмптон.

Тридцатимильный участок от Саутгемптона до Истгемптона считается самым лакомым кусочком. Внутри этого кусочка на первом месте зона к югу от шоссе, которой отдается предпочтение по сравнению с зоной к северу от этого шоссе — двухрядной дороги номер 27. Далее существуют сотни оттенков, отличающих один акр земли от другого: от близости к океану до профессии соседей. Джейни отлично знала все эти тонкости, однако не соглашалась с принятым мнением об одном из участков: втайне она предпочитала места к северу от дороги местам к югу. Ей нравились просторные поля, милы были извилистые проселки, которые она обнаружила, когда впервые сюда приехала десять лет назад. Когда ей хотелось побыть одной, она всегда по ним колесила. Правда, раньше ей приходилось брать для этой цели машину мужчины, с которым она тогда спала. Теперь же она, переходя с четвертой передачи на третью и закладывая крутой поворот, наслаждалась наконец собственным автомобилем.

Оставив сестру и Мими в Истгемптоне, она решила, что погода в самый раз для вечерней автомобильной прогулки. На прямом участке дороги она перешла на четвертую передачу и разогналась до семидесяти миль в час. Волосы, собранные в хвост, бешено развевались. Ей нравилось ощущение свободы, приходившее со скоростью, хотелось разгоняться сильнее и сильнее. Но скорость пришлось, наоборот, сбросить, чтобы свернуть к конеферме «Два дерева».

На скорости двадцать миль в час Джейни кое-как привела в порядок волосы. Ей казалось, что двигатель стонет от необходимости так медленно работать. Вот и выкошенная лужайка с несколькими машинами. Черный «мазерати» Гарольда Уэйна стоял, конечно же, отдельно и криво, чтобы рядом никто не смог приткнуться. Она сразу узнала его машину: три года назад она три месяца была подружкой Гарольда и провела в ней немало времени. Гарольд был слишком осторожен, хорошим водителем его нельзя было назвать, но, когда Джейни сказала ему об этом, он в тревоге на нее покосился и пустил машину едва ли не ползком. Больше она на эту тему не высказывалась.

Тормозя на обочине, она думала о том, как любит Гарольд пускать пыль в глаза. Чего стоят его сияющая лысина и лучезарные туфли! При этом он был очень мил и добр (одолжил Джейни денег, когда она осталась на мели) и не заслуживал упреков.

Но поло!.. Глядя на себя в зеркальце на щитке от солнца и неспешно подкрашивая губы своей любимой губной помадой «Пусси пинк», она думала о том, что совершенно не ожидала этого от Гарольда, маленького и нервного (в свои пятьдесят с хвостиком он никак не мог усидеть на месте). Представить его в седле она не могла при всем старании. Впрочем, игра в поло должна была стать этим летом самым модным времяпрепровождением, а Гарольд принадлежал к тем, кто хочет быть на острие всех модных веяний. Разбогатев за последние два года на биржевой игре, он мог позволить себе проводить досуг так, как ему вздумается, даже если со стороны это выглядело смешно.

Вдали виднелись крохотные всадники, скачущие на игрушечных лошадках по зеленому бархату травы, но расстояние не позволяло их опознать. Джейни поплелась к ним, надеясь удивить и обрадовать Гарольда своим появлением, но тут же столкнулась с затруднением: два последних дня шел дождь, и в своих туфельках на тонком трехдюймовом каблучке от «Дольче и Габанны» она вязла в мокром дерне и весьма неизящно хромала. Пришлось вернуться к машине, чтобы разуться.

Наклонившись, чтобы расстегнуть ремешок, Джейни поймала себя на неприятном чувстве, что за ней наблюдают. Она терпеть не могла, если ее заставали врасплох, и всегда избегала ситуаций, когда не могла контролировать впечатление, которое производила на других. Подняв глаза, она убедилась, что не ошиблась. Наблюдатель был тут как тут, и не кто-нибудь, а именно тот, кого она, честно говоря, мечтала покорить, когда сюда ехала: Зизи!

Ей стало неудобно. Он опирался о «ренджровер», сложив руки . на груди (откуда он взялся, ведь минуту назад здесь никого не было?) и самовлюбленно ухмыляясь, как будто догадался, что Джейни прикатила ради него. Хуже всего то, думала она, удерживая равновесие у своей машины, что он оказался ничуть не хуже, чем она его запомнила. Если откровенно, он выглядел сейчас даже лучше, чем тогда, в «феррари». Он был красив той опасной мужской красотой, из-за которой женщины глупеют и готовы забыть о гордости. Кажется, он это знал.

Джейни уже хотела сесть в машину и уехать (чтобы хоть этим сбить его с толку), но он направился в ее сторону. Она быстро опустила глаза, гадая, остановится ли он, заговорит ли с пей, но он не остановился, а только, проходя мимо (он оказался на добрых пять дюймов выше ее, а ведь она тоже была рослой, целых пять футов десять дюймов), сказал игриво:

— Вам бы сапоги…

— Сапоги? — усмехнулась она. — Зачем?

— Грязь! — бросил он через плечо и был таков.

Она с трудом удержалась, чтобы не кинуться за ним вдогонку (наверное, он ждал именно этого, полагая, что все женщины обязаны так на него реагировать), и замерла в неуклюжей позе, с приподнятой над мокрой травой голой ногой.

Вдруг он остановился и обернулся:

— Ну?

— Что «ну»?

— Вам помочь?

— Я ищу Гарольда Уэйна, — сказала она, подчеркивая, что ищет не его.

— El patron?[2 - Хозяина? (исп.)]

Я вас к нему провожу.

Он пристально смотрел на нее, как будто подразумевая нечто большее. Потом вернулся к «ренджроверу», распахнул дверцу и достал пару резиновых сапог.

— Держите! — сказал он с усмешкой.

Когда он протянул ей сапоги, их пальцы соприкоснулись, и ее будто тряхнуло разрядом электрического тока. Закружилась голова, все поплыло перед глазами, зато приобрели дополнительную контрастность мелочи: трещина на голенище черного сапога, колкость травы, а главное, странный оттенок его зеленых глаз, напомнивший ей Карибское море в штиль, когда можно ясно рассмотреть ракушки и разноцветных рыбок, скользящих в воде над белым песочком. Его тоже тряхнуло, подумала она, или это просто ее воображение? Если это не самообман, что тогда?

Он зашагал через поле с уверенностью молодого бога, она неуклюже заковыляла за ним, стараясь не отстать. Она не могла оторвать от него глаз (ни одной женщине это было бы не под силу). Когда он оборачивался и улыбался, она убеждалась, что добрая снисходительность сочетается в нем с немного высокомерной небрежностью, отличающей человека, чья красота приподнимает его над остальным человечеством.

— Вы любите поло? — осведомился он.

— Нет, до поло мне нет никакого дела, — ответила Джейни о несвойственной ей честностью и приподняла брови, словно предлагая ему с ней поспорить, однако ее лицо выражало при этом больше откровенного женского кокетства, чем она обычно готова была использовать в отношении мужчины, с которым еще не нашла правильного тона. Он поощрил ее одобрительным смешком, она ответила скромным смехом, удивляясь, что куда-то подевалась вся броня, обнажив ее подлинное естество. Они обменялись понимающими взглядами.

— Кажется, нас ждет неплохой денек, — сказала она.

Их отвлек конский топот. В их сторону, нацеливаясь на ворота, скакали от края поля два всадника. От них отстал третий, похожий на мешок картошки, кое-как привязанный к седлу. Он опасно раскачивался во все стороны сразу. Когда мешок на лошади приблизился, Джейни узнала Гарольда Уэйна.

Два всадника развернулись и поскакали к нему. Испуг на лице Гарольда свидетельствовал, что он уверен в неизбежности столкновения. Уже не пытаясь предстать мало-мальски умелым наездником, он доверился своей лошади, которая, как он, видимо, надеялся, тоже не хотела, чтобы ее затоптали, и обхватил руками ее шею. Лошадь, старая кобыла по кличке Бисквит, недавно оторванная от пенсионного досуга именно для того, чтобы безопасно носить в седле Гарольда, поняла, что от нее требуется. Закусив удила, чтобы Гарольд при всем старании не смог сбить ее с верного пути, она решительно затрусила к конюшне.

Единственной заботой Гарольда Уэйна было теперь не свалиться с Бисквит и провести в седле милю, отделявшую их от конюшни, где ему вернет свободу недовольный конюх. Но внезапно его внимание привлекла стройная женская фигура, а еще через секунду, присмотревшись, он узнал в женщине Джейни Уилкокс. Какого черта ей здесь понадобилось? Потом он с тревогой увидел, что она стоит близко, даже слишком, к его лучшему игроку в поло. Они не прикасались друг к другу (еще не прикасались, удрученно отметил он), но в их позе уже чувствовалась интимность. Она смотрела на него, он на нее. Проклятие, он не позволит, чтобы его лучший игрок спутался с Джейни Уилкокс! Надо будет поговорить с Зизи и уничтожить эту опасность в зародыше. Он убеждал себя, что так будет лучше для команды: он хотел, чтобы она выиграла, а для этого от Зизи требовалась полная отдача.

«Придется Зизи ко мне прислушаться!» — думал Уэйн, повиснув на шее у благоразумной лошадки с цепкостью и терпением богача, никогда не сомневающегося в успехе. В конце концов, он хозяин, он тратит на команду полмиллиона долларов в месяц, и аргентинским игрокам приходится подчиняться его желаниям. Значит, сильно беспокоиться из-за Джейни Уилкокс нет необходимости. Он напомнил себе, что она принадлежала ему, а потом он сам ее отверг: Джейни из тех женщин, которые ловко завоевывают мужчин, но не умеют их удерживать.

Но с уменьшением расстояния до спасительной конюшни он все отчетливее осознавал неприятную для себя истину: он ревновал! Да, он отверг Джейни Уилкокс, но не для того, чтобы у него на глазах ее подхватил другой. Тем более мужчина на двадцать лет моложе его, в сто раз красивее и, главное, выше на все двенадцать дюймов!

«Он — именно то, что мне нужно!» — думала Джейни по пути домой. В том, что касалось чувств: любви, ненависти, ревности, радости, ликования — Джейни не отличалась ни особенной тонкостью, ни поэтичностью, зато она испытывала их с большой силой. Она уже решила, что полюбила Зизи сильнее, чем кого-либо до него.

Во всяком случае, размышляла Джейни, выезжая на загруженное шоссе номер 27 (не без умысла — медленная езда оставляла время подумать), она не увлечется Селденом Роузом, тем более теперь, после волшебных минут рядом с Зизи. Вливаясь на мерно урчащем «бокстере» в плотный автомобильный поток и чувствуя, как припекает солнце, она вспоминала свою забавную встречу с Селденом Роузом на приеме у Мими.

Первым впечатлением Джейни от Селдена Роуза стало то, что внешне он был вполне приемлем: высокий брюнет, сильно за сорок, но лицо еще молодого мужчины. Однако стоило ему поздороваться с ней за руку и натянуто улыбнуться, как она поняла, что он считает себя находкой для любой женщины и ни одной не позволит это забыть.

Джейни заняла отведенное ей место с ним рядом покорно, без всякого воодушевления. Когда она села, он сознательно отвернулся. Она испытала разочарование: этот кавалер не стоил такого платья.

На их половине стола беседу в основном направлял он.

— Проблема людей заключается ныне в том, — разглагольствовал Роуз с уверенностью человека, считающего, что к его мнению всегда отнесутся серьезно, — что без войны исчезает нравственная цель. Люди стали изнеженными и безнравственными, поскольку им позволили забыть о реальности смерти. Мы привыкли к этому. Теперь смерть забирает человека за закрытыми дверями, ее никто больше не видит…

Джейни, неспособная принимать всерьез такие речи, вставила:

— Для Истгемптона это слишком пафосно.

Он повернулся к ней (давно пора, подумала она) и без тени сарказма в голосе, словно не сомневался, что перед ним полная дура, предложил:

— Хотите, я вам растолкую?

— Нет, не портите мне удовольствия. Лучше я сама пороюсь в словарях. — И Джейни сделала глоток коктейля из шампанского и перье.

— Как вам угодно, — ответил он, будто не знал, о чем еще с ней говорить.

Джейни решила, что он совершенно неотесанный, и объяснила это тем, что он раньше жил в Лос-Анджелесе. Она отвернулась к своему соседу слева, он — к своей соседке справа.

Сосед Джейни слева был сенатором-республиканцем из Нью-Йорка, простым в обращении, хотя и очень влиятельным шестидесятилетним человеком по имени Майк Мэтьюз. Обсуждая с ним достоинства нового, вычищенного Нью-Йорка, Джейни не забывала про закуску-белужью икру на крохотных картофелинах. Но когда тарелки унесли, в разговоре возникла пауза, и ей пришлось снова повернуться к Селдену. Тот оказался неиссякаем на дурацкие умозаключения — чего стоили утверждения о различиях между мужчинами и женщинами, которыми он терзал элегантную даму средних лет справа от себя! Впрочем, беседы на эту тему нельзя было избежать, раз Селден холост: рано или поздно кто-то обязан был спросить о причинах его одиночества. Словно уловив мысли Джейни, Селден ляпнул:

— Истина в том, что мужчины по своей биологической сущности выбирают женщин по их внешности. — И осмелился торжествующе добавить:

— Вот чего феминисткам никогда не отменить!

Дама средних лет снисходительно хохотнула, Джейни не удержалась от презрительного смеха. Роуз был вынужден обратить на нее внимание. Джейни победно улыбалась. Как кстати, лучше не придумаешь! Несколько дней назад в книжном магазине ей как нарочно попалась на глаза толстая неофеминистская книга под названием «Красота: как мужские ожидания губят женскую жизнь». Она по привычке полистала книгу и запомнила несколько ярких фактов, чтобы потом использовать их как раз в такой ситуации.

— На самом деле, — сказала она добродушно, — вы ошибаетесь. До двадцатого века, до перераспределения богатства и «золотых лихорадок», мужчины обычно выбирали женщин по критериям состояния, положения в обществе, способности рожать детей или работать. С внешностью выбор партнерши совершенно не был связан…

— Ну что вы… — снисходительно произнес он, будто его перебил невоспитанный ребенок. Отхлебнув воды

— (Боже, он вдобавок непьющий!), он спросил, словно это что-то доказывало:

— А как насчет Елены Троянской?

Джейни знала, что появление Елены неизбежно: книга предупреждала, что такие, как он, никогда без нее не обходятся.

— А что Елена? — Она пожала плечами. — Лучше вспомним англичан, выбиравших жен на основании происхождения и ха рактера.

— Вы считаете, что это лучше? — спросил он с сарказмом мужчины, не привыкшего, чтобы ему противоречили.

— Речь не о том, что лучше или хуже, — ответила Джейни, перекидывая волосы через плечо. — Я просто говорю, что не следует делать обобщения, распространяя свои незрелые желания на всю мужскую половину человечества. — Ей уже казалось, что она зашла слишком далеко.

Сейчас, сворачивая на приморское шоссе, она думала о том, что сумела поставить его на место. На протяжении всего ужина она только и делала, что противоречила ему, потому он был вынужден с ней разговаривать, хотя, как она видела, ему этого совсем не хотелось. После ужина они одновременно встали и разошлись в противоположные стороны. Позже, столкнувшись с ним по пути в туалет, она ограничилась вежливым кивком.

Подъезжая к дому, Джейни сказала себе, что поступит так же, если им доведется повстречаться снова.


4


Была середина июня, первый уик-энд в сезоне поло в Бридж-хэмптоне. Стояла редкая для этого времени изнуряющая жара.

Джейни Уилкокс сидела под широким белым навесом в позолоченном шезлонге и обмахивалась журналом «Хэмптон». Она собрала волосы на затылке и была почти раздета — не считать же одеждой крохотную золотистую маечку и розовые шорты, — но все равно мучилась от жары. По шее и по груди стекали струйки пота. Два дня назад вдруг задул горячий ветер с севера, погнавший вдоль океанского берега песок и покрывший все тонким слоем пыли и цветочной пыльцы. Появиться на пляже было невозможно, даже просто выйти из помещения было мучительно, однако летний сезон есть летний сезон, поэтому хэмптонский свет мужественно улыбался, фотографировался и с геройским воодушевлением обсуждал вчерашний прием.

Субботним днем свет стекался на матч по поло, хотя сама игра мало кого интересовала, что было общеизвестно. Взглянуть на игру можно было, утомившись от яркой толпы под тентом для особо важных персон. Тем не менее Джейни и Мими уже двадцать минут бросали вызов условностям, сидя на местах для высоких гостей у кромки поля и потягивая шампанское. Мими то и дело подносила к глазам бинокль.

— Вон тот молодой человек великолепен! — сказала она Джейни, опуская бинокль и указывая на Зизи. — Ради него можно и понаблюдать за игрой.

Джейни с усмешкой взяла у нее бинокль, притворяясь, что впервые видит Зизи. Манеру Мими иногда принимать усталый вид и переходить на пустую болтовню она считала причудой богатых. Впервые Джейни услышала от нее нечто подобное два дня назад, позвонив и спросив, не желает ли та побывать на игре в поло.

— Дорогая, — ответила Мими со страшной неохотой, как будто ее потревожили в могиле, — знаете, сколько раз мне приходилось присутствовать на поло? — Джейни уже испугалась, что сейчас последует отказ, но трубка вдруг ответила радостным тоном школьницы:

— Но ничего не поделаешь, обязанности надо исполнять. Я пойду с вами.

А в пятницу Мими позвонила и спросила, не возражает ли Джейни, если на поло к ним присоединится Селден. Пришлось сделать вид, что она об этом всю жизнь мечтала, хотя на самом деле худшую перспективу трудно было вообразить. Потом Мими предложила заранее встретиться и пообедать вдвоем, без Селдена, чтобы посплетничать о нем. Меньше всего на свете Джейни хотелось обсуждать Селдена, тем более что она теперь не могла даже думать о других мужчинах, так ее зацепил Зизи. Но поскольку их с Мими дружба находилась еще в зачаточном состоянии, Селден был хорошим предлогом, чтобы, начав с него, перейти к более занимательным темам — например, другим общим знакомым, начиная с Комстока Диббла.

Джейни кое-что смыслила в правилах приличия и знала: не познакомившись с Мими получше и не разобравшись, чем она дышит и чего хочет, нельзя признаваться, что у нее была связь с Комстоком Дибблом. Правда, Комстоку она не могла доверять: женщинам приходилось его опасаться. Он не выходил у Джейни из головы из-за неприятного письма, полученного этим утром. Послание переправили из Нью-Йорка с остальной ее почтой; скорее всего оно было отправлено перед самым Днем памяти погибших. Письмо было от самого Комстока Диббла: он писал, что им еще оставалось завершить какие-то дела с ее «сценарием», хотя, по ее мнению, со всеми их делами уже было покончено. Так что письмо было всего лишь жалкой попыткой Комстока Диббла нагнать на нее страху. Оставалось сообразить, почему он так настойчиво продолжает кампанию запугивания. В любом случае Джейни твердо намеревалась дать ему понять, что ее нельзя запугать, а для этого лучше всего притвориться, будто знать ничего не знает и ей вообще нет никакого дела до его интриг.

Казалось, главным содержанием этого дня были бесконечные увертки. Напряженно щурясь в бинокль, она любовалась тем, как великолепный Зизи производит своей клюшкой мощный удар, от которого мяч отлетает на противоположный край поля. Выдавать свое истинное отношение к нему было слишком рано, поэтому Джейни невинно спросила:

— Кто это?

Наверное, тот самый игрок в поло, о котором говорила Пиппи, — ответила Мими. — Она считает, что он ею заинтересовался.

— Где же в таком случае она сама?

— На кинопробах.

Уверена, он один из тех мужчин, которые заставляют всех женщин думать, что он ими заинтересовался. — Говоря это, Джейни мысленно поправилась: «Всех, кроме меня». Изучая лицо Зизи в бинокль, она прокручивала в памяти каждое словечко их разговора и все больше укреплялась во мнении, что он говорил слишком искренне, чтобы счесть это обычным флиртом.

— Какой в этом прок? — фыркнула Мими. — Нельзя же выйти замуж за игрока в поло!

— Почему же? — спросила Джейни.

— Во-первых, у них пустые карманы, — ответила Мими со смехом. — Во-вторых, они все время в разъездах. — Она протянула руку за биноклем. — Это все равно что выйти за циркового жонглера… Ну, может, не совсем, но похоже. А по виду он — отменный жеребец.

Джейни тут же бросилась его защищать.

— Держу пари, он не такой, — сказала она. — Мне кажется, у него есть душа.

— Если даже она у него есть, — возразила Мими, отдавая ей бинокль, — то на Ист-Энде ее дни сочтены. — Казалось, она уже забыла о Зизи. — Я беспокоюсь за Селдена, — сказала она, озираясь.

«А я нет!» — чуть было не ляпнула Джейни. Спохватившись, она спросила:

— Когда он должен был приехать?

— В три часа. А сейчас уже без четверти четыре. Надеюсь, на этот раз он не заблудится. Вы нигде его не видите?

Джейни нехотя оторвала взгляд от игрового поля и сделала вид, что изучает в бинокль толпу у них за спиной.

— Джордж так расхваливает Селдена! — проговорила Мими рассеянно. — Он считает, у Селдена большое будущее. Не то что бы у него было незавидное настоящее, но Джордж твердит, что не удивится, если состояние Селдена скоро перевалит за пятьсот миллионов.

— Неужели? — Джейни расширила глаза. — Но, знаете, деньги для меня мало значат.

— Джейни Уилкокс! — воскликнула Мими. — Я еще плохо с вами знакома, но как-то мне не верится, что вам не важны деньги. А с лгуньями я не вожусь.

Джейни заподозрила, что Мими произнесла эту реплику тоном, каким говорят богатые воспитанницы пансиона. Трудно было разобрать, шутит она или говорит серьезно. Джейни снова почувствовала огромную разницу между ними и, идя на попятный, пробормотала:

— Полагаю, деньги важны для любой женщины…

— Вот именно! И нечего притворяться, что это не так, ведь нет ничего хуже, чем необходимость содержать мужчину… Вас не должна отпугивать внешность Селдена: по-настоящему успешные мужчины обычно невзрачны.

Я как раз считаю, что он… ничего. — Джейни едва не пода вилась этим словечком. Чтобы скрыть отвращение, она поспешно добавила:

— Но, Мими, я уже вам говорила: кажется, я ему не понравилась.

Поверьте, дорогая, я знаю мужчин. Селден заинтересовался вами. Вы не представляете, как он воодушевился, когда я ему сказала, что буду на поло вместе с вами.

Наверное, он передумал, — пробормотала Джейни, наводя бинокль на узкую, забитую машинами дорогу между двумя заборами, ведущую к игровому полю. — На въезде еще стоит большая очередь из автомобилей, — доложила она. — Вечно здесь проблемы со стоянкой!

Разглядывая машины, она задержалась на редкостном экземпляре-"Ягуаре ХК-120" 1948 года с шестицилиндровым двигателем. Эту диковину (первые двести машин были ручной сборки) она видела единственный раз в жизни — на выставке автомобильной классики на старом гоночном стадионе Бриджхэмптона. Тогда она даже подумывала, не заняться ли с владельцем машины сексом, чтобы оказаться ближе к этому авто, но владелец отсутствовал. Сейчас, гадая, кто этот богач с тонким вкусом, приехавший на такой машине, она навела бинокль на водителя.

Его прическа показалась ей смутно знакомой, а в следующую секунду она содрогнулась, узнав Селдена Роуза. Как он оказался в такой машине? Она ему не идет, как и он ей… Повернувшись к Мими, Джейни воскликнула:

— Вот и Селден Роуз! С минуты на минуту он будет здесь. — И подумала со вздохом, что подтверждается одно из отвратительных правил: самые лучшие машины попадают ко всяким кретинам… Сочтя ситуацию безнадежной, Джейни снова перенесла внимание на поле.

У Селдена Роуза были пушистые густые волосы, выглядевшие так, словно они никогда не отрастали длиннее и потому не нуждались в стрижке и в уходе вообще. Он обнажал в мальчишеской улыбке крепкие зубы, на которых четыре десятилетия назад наверняка красовались скобы, так и не сумевшие их выпрямить. Он был учтивым до приторности уроженцем пригорода Чикаго. После двух-трех встреч с ним складывалось впечатление, что это служащий большой компании, делающий карьеру, однако в действительности он принадлежал к считанным людям, пробившимся на самый верх, и отличался неутолимым честолюбием. Как главе «Муви тайм» ему оставалось преодолеть еще одну-две ступеньки, и он собирался рано или поздно это сделать-лучше рано. Его целью было возглавить всю корпорацию «Сплатч Вернер».

«Муви тайм» было отделением «Сплатч Вернер» — медиа-конгломерата, считавшего себя крупнее и значительнее любого правительства и подходившего к бизнесу в сугубо американской манере. Внешне казалось, что концерн заботится о своих служащих, предоставляет им льготы и пакеты акций проявляет политкорректность, приверженность мультикультурным подходам и не допускает в своих стенах сексуальных домогательств (о чем свидетельствовала электронная почта). Но в сущности это был все тот же бизнес, управляемый людьми, молча соглашающимися, что их работа — это война, разве что без огнестрельного оружия. В последние пятнадцать лет «Сплатч Вернер» скупал журналы и кинокомпании, кабельные студии, издательства, интернетовские серверы, телефонные и спутниковые компании, рекламные агентства. Концерн создавал, рекламировал и продавал развлекательный продукт. Его товар пользовался хорошей репутацией, и, пока его охотно покупали, никто не пытался вдаваться в принципы концерна, заключавшиеся в одном: делать деньги любой ценой. Люди, одолевавшие служебную лестницу «Сплатч Вернер», видели политику компании в том, чтобы раздавить, как мошку, любого, кто им противодействовал. Одиночка не мог против них выстоять, самый меткий Давид был бы заранее обречен на проигрыш этому Голиафу; заправилы компании иногда шутили, что тот, кто посмеет им угрожать, больше ни разу не пообедает на этом свете.

Селден Роуз, образцовый сотрудник «Сплатч Вернер», был скромен в одежде и в манерах. Единственное, в чем он собирался себя проявить, — это выбор второй жены.

Многие его коллеги, тоже возглавлявшие отделения компании, мужчины от сорока до пятидесяти лет, как и он, недавно женились вторично, поменяв первых жен (большей частью привлекательных серьезных дам на год-два моложе мужей, как первая жена Селдена — адвокат) на более броских, моложе их лет на десять — пятнадцать. Глава рекламного направления женился на прима-балерине ведущего театра, маленькой большеглазой брюнетке, всегда таинственно молчавшей; глава направления «Кабельные каналы» — на русской пианистке, провозгласившей себя прямым потомком Романовых. Среди вторых жен была гениальная в области интернет-программирования китаянка, учившаяся в Гарварде, республиканка с собственным шоу на Си-эн-эн и дизайнер модной одежды. Джейни Уилкокс не только заняла бы достойное место в этом списке, она возглавила бы его, превратив мужа в предмет зависти всей компании. Мысленно Роуз уже навесил на нее ярлык: «Модель, всемирно признанная красавица».

Селден Роуз поставил машину на лужайке и вылез, поправляя прописанные окулистом солнечные очки. Обычно он поднимал верх и запирал машину, но сейчас не стал возиться, поскольку чувствовал себя галантным кавалером. Ему понравилось сделанное на ужине в пятницу открытие: Джейни Уилкокс вопреки его ожиданиям и предостережениям доброжелателей не была дурой, а под маской язвительности он рассмотрел в ней бездну доброты. Подобно многим мужчинам без богатого опыта, не понимающим женщин, он не мог вообразить, что красавица способна оказаться стервой, не мог даже помыслить, что далеко не всякой понравится. Поэтому резкие реплики Джейни он объяснял ее желанием защититься — так и положено милой девушке, не привыкшей к добрякам вроде него. Роуз подозревал, что Джейни Уилкокс еще никогда по-настоящему не любили, что у нее еще не было «здоровых отношений» (по крайней мере в этом он не ошибался). Он видел в Джейни женщину, которую надо спасать.

О самом себе Селдену Роузу нравилось думать как о рыцаре в сияющих доспехах. Направляясь к тенту и к ленточке с надписью «VIP», перегородившей вход, он думал о том, что показал себя на приеме у Мими не лучшим образом. Он объяснял это нервами и испытывал воодушевление оттого, что женщина еще может заставить его переживать. За два года после развода у Селдена были встречи с красавицами, но в основном специфического, лосанджелесского пошиба, красота которых походила на купленное час назад платье. Джейни Уилкокс казалась другой: красота была неотделима от нее, как врожденный дар.

Сегодня он постарается произвести благоприятное впечатление, думал Роуз, называя фамилию девушке со списком приглашенных. Правило «Сплатч Вернер» гласило: заметил блеск — хватай его источник, прежде чем его заметили другие. Он не сомневался, что этот принцип можно применить к Джейни. Его не беспокоило, что никто еще не был ослеплен ее сиянием, он считал аксиомой: признание чего-то одним человеком — преддверие всеобщего признания. Поэтому Роуз собирался действовать стремительно и завоевать приз еще до конца лета.

Девушка нашла в списке его фамилию и безразлично приподняла бархатную ленту. На короткой дорожке, ведущей к тенту, дежурили семь-восемь фотографов, мимо которых Селден собирался проскочить незамеченным. Однако перед ним задержался довольный вниманием фотографов и изображающий смирение Комсток Диббл. Он крепко держал за талию высокую брюнетку, демонстрирующую в улыбке добрых полдюйма десен. Селден узнал невесту Комстока, которую видел на приеме. Было забавно, что Комсток выбрал Морган Бинчли, женщину старше его: это наводило на мысль, что Комсток уже достиг вершины и теперь скатывается вниз.

Неудивительно, если это так, размышлял Селден. Комсток Диббл принадлежал к категории — к счастью, ныне редкостной — индивидуалистов, которые преуспели вопреки обстоятельствам и потому ценили самостоятельность. Это сулило победу двадцать — тридцать лет назад, но сегодня, когда прибыли достигали многих миллиардов, Комсток выглядел непокорным чудаком, люди уже поговаривали, что он не заслуживает доверия. Селден никогда не симпатизировал Комстоку и полагал, что рано или поздно его обуздают. Но они были в одном бизнесе и много лет знали друг друга. Поэтому он шлепнул Комстока по спине и протянул руку.

— Комсток! — радостно произнес Селден. Тот обернулся. Судя по выражению маленьких глазок с красными веками, он не ожидал увидеть доброжелателя. Трудно было сказать, рад ли он встрече; скорее нет.

— Селден Роуз! — отозвался Комсток. — Что ты здесь делаешь?

— То же, что и ты, наверное: любуюсь лошадками.

— Разве здесь собираются для этого? — Казалось, Комсток хочет поставить Селдена на место своим цинизмом знатока.

— Так я по крайней мере слышал, — ответил Роуз.

— Значит, ты решил появиться на хэмптонской сцене… — процедил Комсток, плохо скрывая неудовольствие.

— Прошу прощения, — вмешался один из фотографов, — можно сфотографировать вас вдвоем?

— Нет, спасибо, — отмахнулся Селден и сказал Комстоку Дибблу тем же тоном знатока, каким тот говорил с ним:

— Пусть нас знают наши близкие, а не публика.

— Сказано это было шутливо, небрежно, но попало в цель. Комсток вытаращил глаза. Мать Комстока любила показывать его фотографии своим друзьям. Ей хотелось гордиться сыном, хотелось, чтобы они сравнивали его с принцем Чарлзом — ведь сама она превращалась в таком случае в королеву. Но такому зажравшемуся кретину, как Селден Роуз, никогда этого не понять.

Комсток стоял, провожая глазами Селдена, пока Морган не дернула его в нетерпении за рукав рубашки, вернув к действительности. Он грозно глянул на фотографов — хватит! Селден Роуз ему никогда не нравился, но теперь враждебность превратилась в лютую ненависть.

«Как много секретов!» — думала Мими, оглядывая вечером сидящих за столом. Были секреты и у нее. Один Селден не скрывал своих чувств: он учтиво ухаживал за Джейни, подливая ей шампанского и пытаясь вызвать на разговор о ее карьере модели.

Компания состояла из самой Мими, Джейни, Селдена, Морган и Комстока. Они собрались за угловым столиком под тентом, считавшимся лучшим местом из-за ветерка. На столе стояли пластмассовое ведерко с бутылкой «Вдовы Клико» и тарелка сандвичей от безумно дорогой компании «Уорэнд Стере» (Мими называла ее «Воры и стервы» — ей нравились такие шуточки), но настроение у всех было не слишком праздничное. Атмосфера за столом была под стать угнетающей жаре. Тем не менее Мими наслаждалась происходящим.

Комсток и Джейни игнорировали друг друга слишком тщательно, вызывая подозрение, что их связывали тесные отношения. Три раза Джейни бросала на Комстока сердитый вопросительный взгляд, но тот неизменно отворачивался. Кажется, Морган тоже это заметила, не зря же она завела с Джейни разговор о ее отношениях с Питером Кенноном. Она видела Питера накануне на вечеринке и была возмущена, что он смеет показываться на публике. Селден делал вид, будто его интересует их беседа, но было ясно: он предпочел бы, чтобы Морган замолчала, ведь из-за нее ему никак не удавалось заговорить с Джейни. А та, только потому, наверное, что не любила Морган, отчаянно вступилась за право Питера Кеннона бывать на людях.

— В наши дни все потеряли стыд, Комсток, — сказал Селден. Комсток, восприняв эти слова как укол, проворчал:

Стыд еще никогда никому не помогал.

За столом воцарилась тишина. Джейни глотнула шампанского и посмотрела на поле, где команде Зизи вручали серебряный кубок.

— Не знал, что вы так интересуетесь поло, — обратился к ней Селден.

— Вы многого обо мне не знаете, — коротко ответила она.

Мими предпочла бы, чтобы Джейни была с Селденом повежливее. Селден был неплохой малый и имел все, чего человек может желать, просто, чтобы это понять, нельзя было довольствоваться внешним впечатлением. Обаяния у него было маловато, но гордость и самомнение мешали ему признать важность этого качества. К тому же сам он мог обходиться без него.

— Совсем другое дело — Комсток. Какое странное телосложение: выпяченная грудь и короткие тонкие ножки… Глядя на него, Мими не могла справиться с любопытством: ее очень интересовало, какой части фигуры — верхней или нижней — соответствует его мужское приспособление. Сегодня он натянул узкую черную рубашку на молнии от Прады, на ногах у него были тяжелые черные сандалии той же марки. Он обильно потел и вытирал лицо платком; он вообще был потлив, словно жить на свете было для него непомерным усилием. Это, впрочем, не помешало ему сделать дополнительное усилие — закурить сигару.

— Вы не сказали, над чем сейчас работаете, — обратилась к нему Мими.

— Делаю фильм с Венди Пикколо.

— С кем, с кем? А-а, вспомнила, крошка с роскошным телом!

— Насчет ее тела я не в курсе, — сказал Комсток, косясь на Морган, а потом откинулся в кресле и запыхтел сигарой, явно считая беседу законченной. «Подобно большинству магнатов, он соизволит что-то делать, даже говорить, только если видит в этом пользу для себя», — подумала Мими.

— Что ж, — проговорила она, глядя на него, как на полное ничтожество, — пожалуй, нам пора.

— Побудем еще! — взмолилась Джейни, уже решившая ни за что не уходить, не поговорив еще разок с Зизи. — Я хочу поздравить Гарольда.

— Я и забыла, что это команда Гарольда Уэйна, — сказала Мими.

— Я, пожалуй, тоже останусь, — решил Селден. — Познакомлюсь с владельцем команды.

— По-моему, это называется patron, — сказала Джейни резче, чем требовалось.

— Кажется, вы раньше встречались с Гарольдом? — ввернула Морган.

— Действительно, — подтвердила Джейни. — Он очаровательный.

— Он вырос в Нью-Йорке, — подсказала Мими.

— На Пятой авеню, — уточнила Джейни.

— Странно, что мы его не знали, — сказала Морган.

— Почему странно? — уставилась на нее Джейни. — Разве вы знаете всех, кто вырос на Пятой авеню?

— Он учился в Гарварде, мне знакомо это имя, — заметил Селден.

— Ну, в таком случае он — форменный неудачник, — не утер пел Комсток. — Все выпускники Гарварда — неудачники.

— Нет, вы только его послушайте! — всплеснула руками Мими. — Селден тоже из Гарварда.

— Наверное, в некоторых кругах это как дурное клеймо, — вздохнул Селден.

— Если мы решили остаться, то закажем еще шампанского, — сказала Мими, вынимая из ведерка бутылку и выливая последние капли себе в бокал.

Компания дождалась Гарольда Уэйна и Зизи и усадила их к себе за стол, но атмосфера симпатии и гармонии, к которой стремятся люди в подобных случаях, так и не возникла. Как опытная наблюдательная хозяйка Мими с тревогой заметила, что Джейни сумела посадить по одну руку от себя Зизи, по другую Гарольда, так что Селден оказался теперь между Гарольдом и Морган. Селдену можно было посочувствовать, но Мими понимала Джейни: Зизи был на редкость привлекательным мужчиной, любая женщина увлеклась бы и захотела такого. Мими пристально вглядывалась в лицо Зизи. Чем дольше она на него смотрела, тем лучше становилось впечатление. В конце концов она поймала себя на мысли, что он больше похож на пришельца с другой, более совершенной планеты, чем на обыкновенного человека. Джейни и подавно была очарована им, но это еще не делало его подходящей для нее парой!

Не показывая своих чувств, Мими улыбнулась и окинула взглядом стол. Гарольд беседовал с Селденом о бизнесе, Джейни пыталась привлечь внимание Зизи тем, что называла его деревенщиной: ведь он родился на аргентинской ферме. Несмотря на красоту, Джейни всегда была готова броситься в драку с мужчиной: в агрессии заключался ее метод вызвать у мужчины интерес. Но сейчас, размышляла Мими, отхлебывая шампанское, она нацелилась не на того мужчину. Подобно тому как собака одной породы инстинктивно узнает представительницу другой, Мими сразу увидела, что Зизи — человек со старомодными европейскими ценностями, поэтому нападки Джейни его только оттолкнут (и верно, он уже озирался, как будто мечтал сбежать). Лучше бы Джейни применила свои уловки к Селдену.

Зизи повернулся к Мими и улыбнулся, мгновенно перебросив к ней мостик взаимопонимания. Мими хорошо, тепло относилась к Джейни, как бывает у женщин, между которыми возникает дружба. И все же, если им суждено подружиться, Джейни придется усвоить, что она не сможет сделать своим любого мужчину, какого пожелает, особенно в присутствии Мими. Придется познать науку самоограничения. Прибегая к своему собственному, испытанному и неоднократно проверенному методу, Мими спросила Зизи:

— Вы играли в этом году в Палм-Бич?

Она знала, что все за этим столом, кроме нее, по части поло полные невежды, поэтому, польстив Зизи переходом к его любимой теме, могла легко завладеть его вниманием.


5


Джейни Уилкокс была из тех, кого другие женщины считают стервами, зато собаки и дети почему-то проникаются к ним любовью. Она сидела на дешевой трибуне на 23-м «Ежегодном бейсбольном турнире знаменитостей Четвертого июля имени плюшевого мишки» (названном так по давно забытой причине) между двумя маленькими мальчиками. Одному было шесть, другому восемь лет, и трудно было найти у них хоть какое-то сходство: один болезненно худ, другой недопустимо толст, тем не менее они были родными братьями, отпрысками Джорджа Пакстона и его первой жены Марлин.

Младший, Джек, вцепился в руку Джейни с искренним рвением, присущим только маленьким детям, еще не открывшим для себя цинизм взрослой жизни, в то время как Джордж-младший (которого жестокая школьная детвора дразнила

Джорджи с девчонкой изучал табло со скрупулезным любопытством нотариуса. Диггер изготовился на поле к удару.

Если он хорошо пробьет, то вероятность их выигрыша — пятьдесят три процента, — уверенно сказал Джорджи. Он был миниатюрной копией отца, унаследовав у него склонность к полноте и даже крошащиеся ногти на ногах — последствие трудноизлечимого вируса. — С другой стороны, если удар будет плох, то вероятность проигрыша будет равна двадцати четырем процентам.

— Как ты думаешь, он даст нам автограф? — взволнованно спросил Джек, раскачивая пальцем молочный зуб. Зубы его сей час крайне заботили: выпадали и выпадали. Все твердили, что вырастут новые, но он не был в этом уверен. — Что, если мы попросим автограф, а он откажется?

— Давай для верности обратимся к Патти, — ласково предложила Джейни и, наклонившись к Патти, сидевшей рядом с Джеком, сказала:

— Джек боится, что Диггер не даст ему автограф.

— Патти оторвала взгляд от Диггера — в таких случаях она всегда опасалась за его безопасность, боясь, например, как бы кто-нибудь из фотографов не оказался сумасшедшим поклонником и не покусился на его жизнь, — и взъерошила мальчишке волосы.

— Если он не даст тебе автограф, скажи мне.

Сестры, Джейни и Патти, очень ласково обращались с детьми, потому что, будучи подростками, зарабатывали почетным занятием — сидением с чужими отпрысками. В Хэмптоне, где уход за детьми доверяли профессионалам, такое чадолюбие было редкостью.

Со следующего за ними ряда за этой сценкой подсматривала со смесью отвращения и ревности Родити Дердрам. Она кичилась тем, что знает всех-и знаменитостей, и зрителей, все они находились здесь по приглашению — и могла бы подсесть к любому, но решила порадовать своим присутствием Джейни и Патти. Конечно, отчасти это было вызвано желанием похвастаться своим близким знакомством с Диггером… Но она не ожидала, что ей предпочтут детей!

В довершение несправедливости, негодовала Родити, эти двое мальчишек даже не отвечают требованиям, предъявляемым к детям, во всяком случае, к детям, которых приводят на такое зрелище: их никак нельзя было назвать очаровательными. Младший трясся, как нервная собачка породы чихуахуа, а старший был такой громадиной! Родити не слишком часто бывала в детском обществе, но сейчас негодовала: почему они вырастают такими здоровенными? У старшего парня было пивное брюхо, как у мужчины средних лет, ему бы в санаторий, сгонять вес и сидеть на диете — салат да пырейный сок! Укоризненно взглянув на Джорджи, Родити наклонилась над ним и, возвращаясь к прежнему разговору, сказала Джейни:

— Сидеть ему в тюрьме!

— Кому? — спросила Джейни, успевшая забыть о Родити.

— Питеру Кеннону! Мой отец — адвокат, он говорит, что власти ждут, чтобы взять его с поличным. Налоги-то он, конечно, не платил!

Патти вздохнула и закатила глаза. Джейни не обратила на это внимания. Не желая быть невежливой с Родити, которую считала полезной, она сказала:

— Одного не пойму: почему ему поверили столько кинозвезд?

— Ха! Киноактеры не отличаются сообразительностью. К тому же он втерся к ним в доверие, когда они только начинали сниматься. До того, как они разбогатели. — И Родити покосилась на Патти.

— Сколько еще времени люди будут об этом говорить? — про стонала Патти.

— Пока не разразится следующий скандал. Тогда об этом сразу забудут, — ответила Родити со знанием дела.

На поле известнейший прежде киноактер Джейсон Бин с силой запустил мяч в сторону Диггера, стоявшего теперь на основной базе. В колонках сплетен писали, что Джейсон Бин скатился из категории "А" в категорию "С", когда решил баллотироваться на выборную должность. Дело было не в политической позиции, а в отсутствии у него воображения: он захотел стать политиком, потому что однажды сыграл политика в кино. Диггер попытался отбить мяч, но промахнулся. Его снимали сразу несколько фотографов.

— Какие эти папарацци неугомонные! — пожаловалась Патти.

— Это благотворительность, дорогая! — сказала ей Джейни.

— Кто эта девушка? — спросила Родити, умудрявшаяся за раз говором обшаривать взглядом весь стадион. — Она уже с полчаса таращится на Патти.

— Какая?

— Вон та! — Родити указала в толпу. Оттуда в их сторону смотрела молодая темноволосая женщина в джинсовой рубашке, джин совой мини-юбке, дешевых черных туфлях на шпильках. Стоило им обратить на нее внимание, как она отвернулась.

— Понятия не имею, — сказала Патти.

— Как она сюда попала? — негодовала Родити. — Хэмптон становится проходным двором!

Джейни засмеялась. Она знала, что некоторые говорили то же самое о Родити. Но при следующем взгляде в толпу у нее сузились глаза, живот подвело — так происходило всякий раз, когда она видела Зизи. Как и полагалось по сценарию, который повторялся со все более тревожной регулярностью, Зизи был с Мими, хуже того, оживленно и доверительно с ней беседовал. Джейни изошла бы ревностью, если бы не манера Мими вести себя как с близкими знакомыми со всеми на свете. К тому же было трудно представить, чтобы Зизи находил Мими привлекательной, ведь она была старше его лет на пятнадцать, если не больше. И говорили они только о лошадях. Это, правда, тоже удручало: Джейни уже призналась в своем полном равнодушии к лошадям и теперь не могла вмешаться в их разговор, не создав впечатления, что ее цель сводится к тому, чтобы завоевать внимание Зизи.

— Можно потом поехать в «Мейдстоун»? — взмолился Джорджи. — Я знаю новый карточный фокус. Хочешь, покажу?

— Какой ты молодец, Джорджи! — сказала Джейни, наблюдая за Зизи и Мими, пробирающимися к трибунам. — Только я сегодня не могу. Может, тебя туда свозит Мими.

При упоминании Мими личико Джека стало грустным, как морда спаниеля, а Джорджи уставился на кончик своей кроссовки. Между Мими и сыновьями Джорджа не было взаимопонимания. Мими считала Джека слишком прилипчивым, а Джорджи вообще не выносила: стоило ему появиться, как она находила повод отослать его куда-нибудь с гувернанткой.

Джейни подружилась с братьями, потому что слишком хорошо знала, каково это — быть ребенком-аутсайдером, всегда неуверенным, что с ним может произойти. Но в последнее время с ними приходилось проводить многовато времени. В первый раз она была в восторге от предложения Мими сопровождать их в «Мэдисон кантри клаб», самый привилегированный клуб в Хэмптоне. Но в последние две недели Мими взяла за правило исчезать на час и больше, предоставляя Джейни самой развлекать подопечных. Каждый раз Мими, возвращаясь, утверждала, что у нее дома случилось что-то непредвиденное, но Джейни удивлялась, почему прислуга из четырех человек не может обойтись без хозяйки.

С неприятным чувством, часто сопровождающим нежелательную догадку, она задавалась вопросом, не зовется ли новое непредвиденное происшествие Зизи. Она подбадривала себя мыслью, что этого не может быть. Но зрение ее не обманывало: Зизи как раз сейчас помогал Мими усесться в первом ряду, сосредоточенно слушая ее лепет. «Почему он больше не смотрит таким же добрым взглядом на меня?» — огорченно думала Джейни. Ведь в первый раз, когда они только познакомились, он смотрел на нее именно так. С тех пор в каждую их встречу он вел себя с ней с веселой сердечностью, как футбольная звезда колледжа ведет себя с любой из толпы хихикающих невзрачных девчонок, дружно в него влюбленных. Конечно, этим он только разжигал огонь ее желания: в его присутствии она таяла, как влюбленная дурочка.

Он будет принадлежать ей, думала она, надо только сообразить, как этого добиться! За последние недели Зизи превратился в звезду хэмптонского масштаба: с такой внешностью, с такими подкупающими манерами его повсюду принимали с распростертыми объятиями. Нежелание Зизи уступать женским чарам делало его втрое интереснее. Он уже мог бы собрать целую коллекцию красоток, но не делал этого и оставался один, и это значило, что он ищет одну-единственную женщину, любовь своей жизни.

«Чего бы я только не отдала за такую любовь!» — думала Джейни, не сводя взгляда с его мускулистой спины, широких плеч, тонкой талии. Она не собиралась отступать, готова была отправиться с ним в путешествие вокруг света, жить с ним в Аргентине, согласилась бы даже терпеть бедность…

Ее ослепила ревность: Мими подала ему руку и позволила перетащить ее на второй ряд. Мими пошатнулась на узкой планке, Зизи не дал ей упасть. Оба засмеялись, и Джейни в сотый раз спросила себя, что такое есть в Мими, чего нет в ней. Конечно, деньги и положение в обществе: Зизи наверняка клюнул на обладательницу титула «Американская принцесса». От расстройства Джейни впилась зубами в ноготь указательного пальца. Жизнь снова ей напоминала, что никакими усилиями ей не отменить простого факта — своего незавидного происхождения. С другой стороны, лучи прожекторов обращены на нее, а не на Мими, это она мелькает на телеэкране, в журналах, красуется на уличных плакатах. Если и этого недостаточно, чтобы завоевать интерес мужчины, остается опустить руки-вот еще! В конце концов, Мими — всего лишь хозяйка на светских раутах, а главное, замужняя женщина!

А может, в этом и заключается разгадка, думала Джейни, поправляя волосы под бейсбольной кепкой и следя из-под козырька за Зизи и Мими. Может, недоступность Мими дает Зизи чувство безопасности? С точки зрения хэмптонского общества Зизи был протеже Мими, прирученной дворняжкой, которая теперь трется у ее ног в ожидании кусочков омара с барского стола… Такой же дворняжкой можно назвать и саму Джейни… Конечно же, Мими видела, какую прекрасную пару могут составить два ее ручных любимца, однако не собиралась этому способствовать.

Диггер еще раз попытался отбить мяч, но промахнулся. Оба мальчишки разочарованно застонали. Что ж, думала Джейни, ей хорошо знаком тип мужчин, у которых вызывают интерес только равнодушные к ним женщины. Если для завоевания Зизи необходимо проявить равнодушие к нему, то она готова изобразить саму недоступность. Если надо, она начнет встречаться с любым, даже — тут она горько усмехнулась-с чертовым Селденом Роузом!

Селден… После того, первого матча в поло, когда Джейни согласилась проехаться с ним в машине (его она могла отвергнуть, но такую машину-никак), он таскался за ней, как собачонка. Тогда, сев в машину и восхитившись ею, она на минуту-другую смогла представить себе его как возможного любовника. Судя по машине, Селден был человеком с положением, с деньгами, обладал вкусом. Но он стал вдаваться в такие подробности о машине — как охотился за натуральными кожаными креслами и особенными хромированными порогами, — что минут через пятнадцать у Джейни от скуки остекленели глаза. Селден остался верен себе: не заметил, что наскучил ей, что интерес к нему умер, не родившись, хотя постоянно наталкивался на ее отказ снова с ним встретиться. Она знала, что стоит поманить его мизинцем — и он прибежит. Сейчас, глядя, как Мими и Зизи усаживаются на трибуне, она решила именно так и поступить.

Мими и Зизи обернулись и помахали ей. У маленького Джека расширились от страха глаза. В дом к его отцу приходили в уикэнд самые разные люди, и они с братом запоминали далеко не всех, но игрок в поло запомнился сразу. Он появлялся дважды, когда там была одна Мими, и оба раза грозился посадить Джека на коня, обещая сделать из него маленького жокея, как будто его просили! Чувствуя, что Джеку не по себе, Джейни отвела взгляд от Зизи и прижала к себе мальчугана. Завести детей она не решалась (а если заведет, то обязательно будет пользоваться услугами нянь, не то что Патти, видевшая какое-то моральное превосходство в том, чтобы самой с ними нянчиться), но одно в отношении детей ей было совершенно ясно: настоящий мужчина не знает зрелища притягательнее, чем молодая женщина, нежно воркующая с детишками.

Диггер наконец-то попал по мячу, и зрители поддержали его громкими воплями.

— Теперь вероятность выигрыша выросла до двадцати семи процентов, — важно сообщил Джорджи.

— А ты как считаешь, Джек? — спросила Джейни.

Не знаю. Мне не нравится игра.

— Представь, мне тоже. — Она с улыбкой взъерошила ему волосы и прижала к себе его личико. Лишь бы ее сейчас видел Зизи!

На беду, как часто случается, когда люди пытаются направить полет купидоновых стрел, поражена была нежеланная мишень: стрела сразила не Зизи, а Селдена Роуза.

Несколько минут назад, оставляя машину в длинной цепочке автомобилей на безымянной задней улочке Истгемптона, он поклялся, что в последний раз опускается до подобных увеселений. (Он опять заблудился, потому что никто в Хэмптоне не мог толком указать направление, ограничиваясь подсказками вроде: «Это за „Эй энд Пи“», будто он знал, где находится «Эй энд Пи».) Наткнувшись на вереницу припаркованных машин, он поехал вдоль нее, еще не уверенный, что доберется таким образом до бейсбольного стадиона, злясь по пути, как бессмысленно складывается для него лето. Все уик-энды были плотно забиты встречами, вечеринками, торжественными церемониями (открытиями магазинов, кинотеатров, художественных выставок), и всюду надо было присутствовать обязательно, кровь из носу, как будто это делало тебя избранным. Но он повсюду сталкивался с одними и теми же людьми. Когда на протяжении одного уик-энда видишь на шести сборищах одни и те же лица, разговоры становятся нестерпимо банальными. Селден уже решил, что хэмптонский свет — как богатые детишки в дорогом летнем лагере, постоянно нуждающиеся в дурацких увеселениях.

Он примкнул к группе людей, пересекавших подобие школьных спортивных площадок. Селден был не против пообщаться, но предпочел бы проводить время с большей пользой. В Лос-Анджелесе, при всей грубости манер, если это можно было на звать манерами, общение все-таки способствовало успеху сделок и приятных знакомств, здесь же все сводилось к тому, чтобы тебя «увидели», как будто иначе ты провалишься сквозь землю. Бессмысленное времяпрепровождение! Сжимая бокал дешевого шампанского и рассеянно кивая, Селден сомневался, что всех этих людей интересуют красота, природа, истинные человеческие связи, а не просто случайные встречи в одних и тех же местах. Машинально называя имя очередной безликой молодой особе в черном, с блокнотиком и в наушниках, он пожалел, что не послушался внутреннего голоса и не выбрал прогулку на своей яхте.

Он непременно поднял бы парус, если бы не эта чертова Джейни Уилкокс, думал он, сердясь. Уже месяц он выставлял себя дурак дураком, стараясь бывать всюду, где

Бывала она, воображая, что, привыкнув к нему и узнав его получше, она оценит его по достоинству. Но Джейни его упорно отвергала, презрительно отвечая на его предложения поужинать вместе: «Что вы, Селден, ужин в субботу вечером в Хэмптоне в июне? У меня приглашения на четыре вечеринки!» Селден уже готов был смириться с мыслью, что она им не заинтересовалась и никогда не заинтересуется. Напрасно он целый месяц воображал, будто Джейни Уилкокс расцветет, если забрать ее из этого бессмысленного общества, ведь он почему-то наделял ее той же самой любовью к красоте и к искусству, которая была у него. Она могла подолгу (и на удивление разумно, учитывая отсутствие высшего образования) говорить о литературе, кино и живописи, но он уже догадался, что это никак не связано с подлинным интересом к искусству, что это вульгарный светский фокус, призванный привлечь к ней внимание и повысить ее рейтинг.

Торопясь вдоль изгороди позади основной базы, Роуз твердил себе, что напрасно теряет на нее время. В Нью-Йорке сотни утонченных молодых красоток, а он — завидный одинокий мужчина. Если Джейни Уилкокс ему не по зубам, то надо скорее продолжить поиск: наверняка его ждет находка не хуже, а то и лучше Джейни… Но характерный звук удара битой по мячу прервал его размышления, и он стал следить за мячом.

Мяч взмыл высоко над третьей базой, и он, провожая его взглядом, увидел Джейни между сыновьями Джорджа Пакстона. Его тут же покинула недавняя решимость. Казалось, он видит фотографию, сделанную скрытой камерой: лицо Джейни было сейчас необыкновенно нежным. Она прижимала лицо мальчика к своей груди (как бы Селдону хотелось оказаться на его месте!) и сияла добротой, прямо как Мадонна кисти Рафаэля. У него заколотилось сердце, мир обрел равновесие: оказалось, что он с самого начала сумел разглядеть ее сущность. Необходимо спасти ее от нее самой, ведь она губит себя, ступив на путь поверхностности и легкомыслия, и его долг помочь ей снова обрести в жизни смысл. Он представил ее склонившейся над их собственными детьми (которые будут, ясное дело, посимпатичнее детей Джорджа), а потом, словно его планам благоволила сама судьба, встретился с ней глазами, и они обменялись понимающими взглядами.

Во всяком случае, Джейни ему помахала. Селден решил, что рука ее не уступает изяществом трепетному крылу бабочки.

Джек Пакстон боялся, что его стошнит. Напрасно он согласился съесть этот хот-дог! А что делать, когда тебя подбивает старший брат? И вот сейчас, находясь на стоянке, среди толпы взрослых, Джек чувствовал в желудке признаки подступающей рвоты. Больше всего в жизни он боялся, что рвота пойдет носом. Однажды с ним такое случилось в трехлетнем возрасте. Это было самое раннее его воспоминание об отце. Тогда его стало тошнить, он сказал: «Папа, меня вырвало через нос», а отец ответил: «Я знаю, сынок», — и сразу после этого ушел из дома.

Джек почувствовал, что у него отхлынула от лица кровь. Матч закончился, но взрослые, как всегда, слишком долго расходились.

На Флаинг-Пойнт-роуд устраивают коктейль, — говорила Родити Дердрам, похожая на тявкающую собачонку, путающуюся у людей под ногами и требующую внимания.

— Не знаю… — протянула Патти, поглядывая на Диггера, чувствуя запах его пота и мечтая о любви Ей хотелось прижаться к нему, приникнуть к его великолепно сложенному телу (в нем было 6 футов 4 дюйма роста, весил он 180 фунтов), утонуть в его всегда загадочных глазах — широко расставленных, похожих на драгоценные камни в овальной оправе. Она знала, что Диггер тоже думает о ней: он крепче стиснул ей талию, склонил к ней голову и подмигнул.

Этот обмен интимными сигналами не ускользнул от внимания Джейни. Изнывая от жары, разрываясь между влечением к Зизи и желанием его наказать, для чего пришлось бы уделить внимание Селдену, она была поражена этими свидетельствами близости между мужчиной и женщиной. Джейни всегда думала о любви как о каком-то смутном, неопределенном чувстве, но сейчас, когда сияющая толпа подалась к машинам, она вдруг увидела в любви определенность, форму, выражающуюся в жестах, в действиях. Ей захотелось того же, чем обладала сестра. Посмотрев на троих мужчин-Диггера, Зизи, Селдена, — Джейни убедилась, как невзрачен Селден по сравнению с рослыми, полными энергии Диггером и Зизи. Селден пытался обратить на себя ее внимание, оттесняя ее от остальных. Она поняла, что никогда не испытает такого чувства к нему, нечего и пытаться. Это значило, что на Селдена придется махнуть рукой, как бы полезен он ни был для осуществления ее целей.

— Хочу показать Джейни мой новый автомобильный компьютер, — сказал Селден.

Джейни в ужасе уставилась на него. Ей не понравилась решительность его тона. Можно было подумать, что Селден обо всем договорился с ней. В атмосфере ощущалась напряженность: Джейни посмотрела на Мими, потом на Зизи, чувствуя, что и она, и Мими готовы составить компанию Зизи. Но у Мими были дети.

Вы не можете увезти Джейни, — сказала Селдену Родити, всегда придерживавшаяся собственного расписания. — На коктейле будет сын Софии Лорен.

Мне пора, — сказал Зизи, смуглый и белозубый, настоящий молодой бог, самоуверенный и независимый, совершенно неотразимый для женщин.

Мы с вами. — Диггер снова обменялся с Патти любящим взглядом, причинив Джейни боль, так она им завидовала. Если бы она могла отделаться от Селдена, то увязалась бы за Зизи или по крайней мере выяснила, куда он направляется.

Поехали, — не глядя бросил Джорджи младшему брату. Он напряженно наблюдал за взрослыми, готовый предупредить их действия, поскольку чувствовал, что Мими способна про них за быть и оставить одних.

Услышав из-за машины сдавленный плач, Джорджи посмотрел туда и увидел шатающегося заплаканного Джека с зеленым лицом. Мими в это время целовалась на прощание со всеми присутствующими по очереди. Минута-другая — и она укатит, забыв про них!

— Быстрее! — прошептал Джорджи.

Джек мужественно пытался держаться: сжимая бейсбольный мяч с автографом Диггера (хотя бы в этом взрослые не обманули), он поплелся в центр группы.

— Кажется, ему нехорошо… — предупредила всех Родити Дердрам за секунду до рвотной спазмы у Джека. Зажав коленями драгоценный мяч, он согнулся пополам. Непереваренный хот-дог вывалился из его широко разинутого рта прямо на туфлю Родити.

Сидя в мраморной прохладе особняка Уэйнмейкера, Джейни, взволнованно болтая кубики льда в стакане, говорила Джорджу:

— Он всего лишь ребенок!

Великолепие обстановки должно было подействовать на нее успокаивающе: теперь она бывала у Мими так часто, что чувствовала себя там, как у себя дома; но день сложился таким неожиданным образом, что и богатые интерьеры не могли помочь.

— Он не виноват, — поддержала ее Мими. Она безостановочно расхаживала по просторной гостиной, словно не могла ре шить, садиться ли ей и хочет ли она вообще здесь оставаться.

Она настаивала, чтобы Джейни приехала с ней и помогла с детьми, и Джейни согласилась — отчасти потому, что это позволяло не ехать с Селденом, отчасти потому, что взяла за правило никогда не отклонять приглашения Мими. Но едва она вошла в дом, как поняла, что совершила ошибку. Мраморный холл с зеркалами в золоченых рамах и римские бюсты показались на сей раз слишком мрачными, как и ее отношения с Мими У Джейни появилось ощущение, что она тонет в чужой жизни. Заглядывая в свой стакан с тающим льдом, она удивлялась, как ее угораздило превратиться в подчиненную Мими. Сейчас она с радостью перенеслась бы куда-нибудь в другое место, где смогла бы снова принадлежать только себе.

— Нельзя, чтобы дети подолгу сидели на солнцепеке, Мими! — произнесла она резко и в следующую секунду поняла, что сердится, а причиной тому — поведение Мими в отношении Зизи. Надо поговорить с ней об этом, подумала она, ловя взгляд Мими в большом зеркале над камином. Только бы вышел Джордж…

Выражение лица Мими было виноватым, но она, по своему обыкновению, просто сменила тему.

— Джордж, ты ведь будешь вежлив с Комстоком, когда они с Морган придут к нам ужинать? — обратилась она к мужу.

Джордж закатил глаза, потом подмигнул Джейни. Казалось, он находит жену чрезвычайно забавной, хотя и недостаточно серьезной. Джейни знала, что ему нравится подтрунивать над Мими.

— Это зависит от того, что значит «вежливость», — начал он. — Если ты собираешься уложить меня с ним в постель, то…

— Джордж! — укоризненно сказала Мими, и он захихикал.

Самого себя Джордж тоже считает большим весельчаком, невесело подумала Джейни. Он повернулся к ней, желая подтверждения, и она постаралась ободрить его улыбкой.

— В общем, Комсток вам не по душе, — заключила она.

— По правде говоря, я его не выношу, — признался Джордж, поглядывая на Мими. — Но Мими настаивает, чтобы мы его при гласили.

— Я не настаиваю, — возразила Мими. — Просто этого требуют приличия. Он жених Морган, так что никуда не денешься…

Джордж полуприкрыл набрякшие веки и взглянул на жену исподлобья. От его обыкновенного доброго выражения не осталось и следа.

— Ты рискуешь, Мими, — грозно проговорил он.

— Перестань, Джордж! — Она обернулась. — Из-за того, что он единственный, кому удалось обойти тебя в сделке, ты…

— Если бы он честно меня обошел, еще полбеды, — холодно сказал Джордж. — Но он меня надул! После этого видеть его в своем доме…

— Это было давно, — напомнила Мими.

— Освенцим тоже был не вчера, — брякнул Джордж.

Мими встала. Она умела быть страшно высокомерной, когда считала, что ей бросают вызов, и настолько холодной и презрительной, что возникало ощущение: она никогда больше с вами не заговорит. Эту эффективную тактику Джейни была бы не прочь перенять, но сейчас она не понимала, почему Мими так тянет поругаться с Джорджем.

— Джордж Пакстон! — Теперь Мими пугающе растягивала гласные. — В приличном обществе так не поступают. Нельзя путать бизнес с дружбой. Если бы их путали, все уже давно перессорились бы. Кроме того, я уверена, что в один прекрасный день вы с Комстоком станете лучшими друзьями.

Джордж приподнял брови, словно ее речь не произвела на него никакого впечатления, и сказал:

— Друг — это человек, с которым можно иметь дело, Мими.

— Да, но мне не хотелось бы дружить ни с кем из твоих деловых партнеров, — заявила Мими сурово, ставя точку в споре.

Разговор зашел в тупик. Супруги воинственно взирали друг на друга. Где-то в глубине дома зазвонил телефон.

— Резиденция Пакстонов, — сказала горничная, снявшая трубку. Джейни решила, что это удобный момент для бегства:

— Пожалуй, мне пора…

— Нет-нет, Джейни! — Мими обернулась к ней с устрашаю щей улыбкой. — Я хочу с тобой поговорить.

В комнату вошла горничная в серо-белой форме.

— Миссис Пакстон, это вас.

— Спасибо, Герда. Я сейчас. Не отпускай Джейни, Джордж.

— Прямо как приказ, — пожаловался Джордж, когда его жена вышла.

Джейни со вздохом опустилась в белое шелковое кресло. Джордж был прав: когда Мими говорила таким тоном, с ней не было смысла спорить. С некоторым раздражением Джейни подумала, что люди, рожденные богачами, считают, будто могут помыкать всеми, особенно теми, кто беднее их. Но из головы не выходил Зизи. Игра это, или он действительно к ней равнодушен?

Ее мысли прервал Джордж, пересекший комнату и присевший на край дивана рядом с ней. Джейни удивленно взглянула на него. Ей было не очень приятно оставаться с ним наедине: в присутствии Мими он был паинькой, но раз или два, когда Мими была занята наверху и Джейни приходилось с ним болтать, он вел себя так, будто стоит ей подать знак-и он с радостью с ней переспит. Дело было не в его словах, а в вожделенных взглядах, обращенных на ее грудь. С другой стороны, с такими, как Джордж Пакстон, она умела справляться, ведь всю жизнь только этим и занималась. Не скрывая скуки, она спросила:

— Как дела, Джордж?

— Я слышал, что вы часто видитесь с моим другом Селденом, — сказал он. Он всегда переводил разговор на секс, словно за словами могли последовать дела.

— Наверное, вы видите его не реже, чем я, — парировала Джейни.

— Значит, он вас еще не заарканил, — бросил Джордж тоном знатока.

— Не знаю, с чего вы взяли, что у него это получится.

— О, Селден — старая гончая. — Джордж отпил виски и положил толстую икру на колено, как бы демонстрируя свою муж скую силу. — Обычно он добивается желаемого. — Он откинулся на спинку дивана, глядя на противоположную стену, где висела картина Дэвида Салле «Арлекины». — Знали бы вы, каким он был раньше! В школе он только и делал, что кололся и играл в теннис.

— Селден Роуз — наркоман? — Джейни недоверчиво рассмеялась.

— Не только: еще он спал с девчонками-болельщицами, — сказал Джордж, поднося к губам рюмку. — Странно, как он вообще оказался в Гарварде.

Джейни не удостоила его ответом. Поднимаясь с кресла, она пробормотала:

— Разыщу-ка я Мими…

— Подождите! — Джордж неожиданно схватил ее за руку. Она негодующе глянула на него, и он поспешил сгладить свою невежливость хохотом. — Сами знаете, это бессмысленно: ее все равно не оттащить от телефона. К тому же мне никогда не удается поговорить с вами… с глазу на глаз. — Он никак не мог оторвать взгляд от ее груди. — И вообще мне хочется послушать, как вы работаете.

— Работаю? — фыркнула Джейни. — Я фотомодель, Джордж. И у меня сейчас летние каникулы. — Она говорила насмешливо, но вопрос Джорджа вызвал у нее чувство вины. Она не собиралась потратить попусту пол-лета. Она планировала читать хорошие книги, возможно, дописать сценарий (слава Богу, Комсток больше не поднимает эту тему), заняться карьерой. Но времени не хватало, она погрязла в мелочах…

Джордж, словно читая ее мысли, сказал:

— Я внимательно изучил телевизионную рекламу с вашим участием и думаю, что у вас талант. Настоящий талант! Между прочим, я зарабатываю деньги и на этом.

— Неужели? — Она пренебрежительно улыбнулась. Глядя на него, Джейни пыталась понять, серьезен он или просто ищет способ затащить ее в постель. Однако ей нравилась лесть, к тому же она любила, когда в ней ценили что-то еще, помимо внешности. Задумчиво постукивая пальцами по спинке кресла, она продолжила:

— Я как раз думала, что могла бы стать неплохим продюсером…

В действительности раньше ей это не приходило в голову, просто сейчас показалось, что такая реплика придаст ей веса.

— Вроде Селдена, — сказал Джордж, почесывая ляжку.

— Не совсем, — возразила Джейни. Она сама не знала, к чему клонит, но разговор начинал ей нравиться. — Я бы продюсировала небольшие фильмы, интересные мне самой, говорящие что-то американскому зрителю…

— Думаете, это может приносить деньги? — спросил Джордж. Его лицо перестало быть скучным, Джейни даже показалось, что в его глазах блеснул интерес.

— Почему бы и нет? В конце концов, единственная гарантия хорошего заработка — качественный продукт, нужный американцам.

— Я сам подумывал, не заняться ли мне кинопроизводством… — начал Джордж, но его прервал стук каблучков Мими по мрамор ному полу.

— Вы не поверите, кто это был! — воскликнула она, врываясь в комнату. — Родити Дердрам! Хочет, чтобы ей заплатили за испорченную туфлю!

Услышав про Родити Дердрам, Джейни вспомнила события этого дня и нахмурилась. Сейчас она, как никогда, была полна решимости поговорить с Мими о Зизи.

— Мне действительно пора, — сказала она, считая это единственным способом на несколько минут остаться с Мими наедине.

— Ты ведь попрощаешься с детьми? — сказала ей Мими, мгновенно превращаясь в заботливую мамашу.

— Конечно! — Джейни встала и наклонилась к Джорджу, чтобы чмокнуть его на прощание в щеку. — Не забудьте про наш разговор, — прошептала она ему. — Будут идеи — звоните.

Ведя Джейни наверх по широкой парадной лестнице, Мими пребывала в сильном возбуждении.

— Дети подождут, — не выдержала она. — Мне надо тебе кое-что рассказать.

Джейни последовала за ней по длинному коридору к хозяйской спальне. Идя мимо гравюр, изображающих скаковых лошадей, она укреплялась в мысли, что темой разговора будет Зизи. Это имя не было произнесено, но они обе о нем думали… Наивное воображение подсказывало невероятное: Зизи признался Мими, что влюблен в нее, Джейни, и просил Мими передать ей записку…

Из большой внутренней спальни с огромной кроватью под балдахином — супружеским ложем Мими и Джорджа — окна до пола вели на веранду под зеленым полосатым навесом. Там стоял белый плетеный столик, накрытый для чая: сине-голубой фарфоровый чайник и тарелка сандвичей с огурцом и лососиной. Правило Мими, гостеприимной хозяйки, заключалось в том, что гостям в любое время суток надо предлагать что-нибудь вкусное. Мими присела, взяла чайник длинными тонкими пальцами и налила кипяток через серебряное ситечко с чаем в две чашечки. Было видно, что ею руководит привычка, а не голод или жажда. В глазах сияло зловещее удовольствие, словно она совершила что-то дурное и гордилась этим. Проникновенным голосом, будто Джейни была самым близким ей человеком, она проговорила:

— Дорогая, боюсь, я совершила нечто ужасное…

Джейни подошла к ограждению веранды и стала смотреть на море. Был тот час неподвижности, когда уже начинают сгущаться сумерки, но от пляжа еще исходит тепло. Потом она обернулась к Мими, стараясь унять сердцебиение. Пришло время поговорить начистоту о Зизи. Не тратя времени на вступление, она выпалила:

— Я знаю, вы с Зизи добрые друзья… — Ей пришлось пре рваться: ее сбило с толку виноватое выражение лица Мими.

— Джейни, обещай на меня не злиться! — затараторила Мими. — Я хотела признаться тебе раньше, но не знала, что произойдет, и не хотела тебя в это втягивать. Но ты поймешь лучше любой другой…

Джейни второй раз за день почувствовала, что у нее подкашиваются ноги. Она уже знала ответ, но все равно не смогла не спросить:

— Пойму что?

Во взгляде Мими появилось замешательство.

— Я думала, ты догадываешься… В общем, я решила, что ты должна знать… У нас с Зизи роман. Это продолжается уже три недели.

Эти слова стали для Джейни ударом, после которого она не сразу обрела дар слышать и говорить. Сначала до нее донесся шум разбивающихся внизу о берег волн, потом она увидела как сквозь туман сидящую Мими, полную возбуждения и страха. Необходимо было что-то ответить. Джейни перебросила волосы через плечо, издала холодный смешок и выдавила:

— Конечно, я знала. Это ведь так очевидно!

— Неужели? — поразилась Мими.

— По крайней мере для меня. — Джейни усмехнулась. — Это потому, что я тебя слишком хорошо знаю. — На самом деле она

Совершенно не знала Мими и, уж конечно, не догадывалась, что та способна на предательство.

— Джейни! — Мими была искренне удивлена. — Ты сердишься!

Правильнее было назвать это лютой злобой, но Джейни скорее прыгнула бы в адский огонь, чем позволила Мими снова взять над ней верх.

— Вот еще глупости! — сказала она равнодушным голосом и, желая лучше скрыть свои чувства, спросила:

— Когда это началось? На первом матче в поло? — Какой же она была дурой, что пригласила Мими на тот матч!

Мими, полная собственных переживаний и равнодушная к чужим, изобразила сочувствие.

— Я, как и все, находила его восхитительным, но не подозревала, что тоже ему нравлюсь, до того раза, когда ты укатила с Селденом на его машине. Тогда мы с Зизи условились, что на следующий день поедем кататься верхом. Я не могла с тобой по советоваться, тебя ведь не было рядом… А он пошел за мной в конюшню, мы стали целоваться и…

Джейни крепче ухватилась за перила. Только бы не стошнило! Угораздило же ее поехать кататься с Селденом после матча! Одно необдуманное решение толкнуло Зизи в объятия Мими. Но она никак не могла заподозрить, что Зизи увлечется Мими. Со всей силой уязвленных чувств она винила в происшедшем Зизи. Он оказался альфонсом, презренным охотником за богатыми замужними дамочками… Наверное, он клянчит у Мими деньги! Если так, то Джейни повезло, что она с ним не связалась. Она с грехом пополам изобразила сочувствие и озабоченность.

— Мими, — проговорила она, — ты думаешь, надо было?..

— Нет! — выкрикнула Мими. — Ни в коем случае! Но теперь уже поздно. Сама видишь, какое он чудо. Конечно, я в него безумно влюбилась. — Она машинально уродовала пальцами один сандвич за другим. — Хуже всего то, что он говорит, будто тоже в меня влюблен.

Новый удар! Джейни была готова принять мысль, что Зизи спит с Мими с корыстными целями, но любовь…

— А Джордж? — прошипела она.

Вопрос, кажется, вернул Мими с небес на землю. Она смахнула остатки сандвичей со скатерти и спросила:

— Что Джордж?

— Ты его жена.

Мими с вызовом уставилась на Джейни, как на врага.

— Ну и что? — Она слегка передернула плечами. — Честно говоря, твоя провинциальность меня удивляет. От тебя я меньше всего ждала ханжества.

Появившийся между ними холодок стремительно превращался в отчуждение. Обе молчали. Их дружба оказалась под угрозой. Джейни могла поддержать Мими и остаться ее подругой, а могла осудить — и потерять.

В тишине раздалось бульканье: Мими бросила в свою чашку два кубика сахара. Сейчас Джейни ее ненавидела. Ей никогда еще не доводилось уступать мужчину другой женщине, но Мими была не просто «другой»: она привыкла присваивать все, что ей захочется, такова привилегия богатых. Доставшееся ей с рождением право она использовала непринужденно, как модницы носят изысканные наряды. Она все равно не отстанет от Зизи, что бы ни думала об этом Джейни, а ее, Джейни, легко выбросит из своей жизни. Начнутся пересуды, и Джейни снова почувствует себя ничтожеством, снова должна будет доказывать, что чего-то стоит…

Нет, подумала она, стараясь быть холодной и расчетливой.

Не для того она трудилась над зданием своей дружбы с Мими, чтобы его разрушил какой-то мужчина. Роман Мими она обратит себе на пользу, он их еще крепче свяжет. Подойдя к Мими, она сказала:

— Я помогу тебе, Мими. Не хочу, чтобы вас застукали. Атмосфера сразу изменилась. Столкновения не в природе женской дружбы: правила требуют отвечать на примирительный жест взаимностью.

— Не обращай внимания, Джейни, — поспешно сказала Мими. — Просто мне показалось, что ты тоже неравнодушна к Зизи.

И они дружно засмеялись. Горничная Герда, явившаяся убрать со стола, была поражена благостностью открывшейся ей сцены. Бело-зеленый навес слегка трепетал от вечернего ветерка. Под ним на фоне синей морской глади две белокурые загорелые красавицы наклонились друг к другу и о чем-то весело шушукались. Герда догадалась, что темой их разговора являются мужчины.

В следующую секунду ее догадка подтвердилась.

— Глупости, дорогая! Все равно я уже решила, что начну встречаться с Селденом Роузом, — услышала она голос Джейни.


Книга II


6


10 сентября 2000 года «Нью-Йорк тайме» сообщила, что Джейн (именуемая Джейни) Уилкокс, тридцати трех лет, модель, известная по рекламе белья фирмы «Тайны Виктории», четыре дня назад вышла замуж за Селдена Роуза, сорокапятилетнего главу «Муви тайм», на небольшой частной церемонии в Монтрадонии, Италия.

Упоминалось также о тюремном приговоре Питеру Кеннону. Это сообщение сопровождал материал о том, что тюрьмы для «белых воротничков» — не привычные им загородные клубы и что неплательщиков налогов и финансовых махинаторов там ждет немало сюрпризов начиная с неважной кормежки.

В разделе новостей бизнеса сообщалось о крахе нескольких новоявленных магнатов информационных технологий. Молодой финансовый обозреватель Мелвин Метцер писал: «Если хорошенько прислушаться, то с Уолл-стрит донесется рокот тамтамов, предвещающий экономическую катастрофу». Эту строчку просмотрели три редактора, вследствие чего в газету посыпались письма о непочтительном упоминании индейцев, ибо на теперешней Уоллстрит прежде жили индейцы, лишь потом голландские поселенцы возвели стену, чтобы от них отгородиться.

Но для большинства Нью-Йоркцев это был прекрасный понедельник второй недели сентября. В тот день Комсток Диббл обдумывал приобретение квартиры на Парк-авеню за 10 миллионов долларов, которое стало бы для него преодолением очередной ступеньки на лестнице вверх, но карабканье это сопровождалось сильным потоотделением. Стоя в холле дома номер 795 по Парк-авеню, который, как Диббла снова и снова уверяли агент по недвижимости Бренда Лиш и его невеста Морган, был в Нью-Йорке одним из лучших, он утирал пот с лица и лысеющего черепа. Это не мешало ему одобрительно оглядывать холл. Перед уик-эндом бухгалтеры предупредили Комстока, что впервые за три года его компания "Парадор пикчеро понесла убытки в первом полугодии. Зато вечером в четверг мэр Нью-Йорка выразил ему признательность за благотворительность, кроме того, одна из назревавших сделок обещала принести не меньше 50 миллионов чистой прибыли. С недавних пор Диббл подумывал о расширении горизонтов. Он любил кино, но постепенно пришел к мысли, что это детские игры. Разве из него не получился бы успешный политик? Он вытер лоб платком и улыбнулся, слушая нескончаемый щебет Бренды Лиш.

— Вам об этом холле можно не рассказывать, — сказала она, обращаясь к Морган. — Это творение Стенфорда Уайта поддерживают в безупречном состоянии. Здесь все осталось в первоначальном виде. Если продать этот холл на аукционе «Сотби», он потянул бы на все двадцать пять миллионов.

Стены были обиты панелями красного дерева, центральное место занимал огромный мраморный камин, на котором высилась ваза с трехфутовым букетом цветов. По холлу бесшумно, как призраки, скользили ливрейные лакеи в белых перчатках. Здесь поддерживалась атмосфера не подверженной времени сдержанной роскоши. Истекшие восемьдесят лет не оставили в этом оазисе изящества ни одного отпечатка.

— Что вы обо всем этом думаете, Комсток? — спросила Бренда Лиш.

Комсток покосился на нее — особу на пятом десятке, каким-то чудом сохранявшую облик школьницы. Что это на ней за цветастое платьице?..

— Я думаю, что… — Он помолчал. — Я не покупаю холл.

Морган закатила глаза, но Бренда прыснула, будто услышала очень удачную шутку. Если он и догадывался, как абсурдно смотрится в такой обстановке, подчеркивающей грубость всего его облика, то не подавал виду. Бренда Лиш тем более не собиралась поднимать эту тему. Она происходила из старой нью-йоркской семьи, помнившей времена, когда корни еще имели вес, в этом доме раньше жила ее мать. Полвека назад такого, как Комсток Диббл, сюда не пустили бы на порог; впрочем, тогда у такого, как он, хватило бы ума не возжелать апартаментов в подобном доме. Но те времена ушли в прошлое, как и фамильное состояние семейства Лиш от него ничего не осталось к середине 80-х годов. Пришлось Бренде, сохранившей скромность, спокойствие и разумную практичность прусских предков, стать агентом по торговле недвижимостью. Ей пригодилось знание лучших домов города: с его помощью она обзавелась клиентурой, желавшей и способной тратить многие миллионы на престижное жилье. Люди вроде Комстока Диббла были ей совсем не по вкусу, она видела, что ему дадут фору даже заносчивые, лишенные вкуса молодчики с их сногсшибательными женами, изменившие в 80-х годах лицо общества, но отдавала должное и ему. У Диббла были имя, деньги, его благодарил сам мэр (а это поможет ему добиться причисления к почетным гражданам: он уже обмолвился, что скоро получит от мэра рекомендательное письмо), он собирался жениться на Морган Бинчли, а это тоже полезно.

— Выйдем на улицу? — предложила Лиш, и все трое оказались на ярком солнце. — Вам, Морган, этого можно не говорить, — продолжала Бренда, — вы ведь сами знаете, что квартиры в этом доме продаются нечасто… В последний раз это произошло три года назад. Если вы заинтересованы, я сразу сделаю заявку, потому что цена предложения…

Но тут Морган потянула носом воздух, словно уловила зловоние.

— Меня беспокоит шум.

— Шум? — переспросил Комсток. Он выглядел так, будто готов был взорваться, и Бренда, много слышавшая о разных людях — такое уж у нее ремесло, — подобралась, ожидая от Комстока его знаменитой вспышки буйства.

— Разве ты не привыкла к шуму? Ты и так живешь на Парк-авеню. — Он повернулся к Морган с видом обвинителя, будто поймал ее на воровстве с магазинной полки.

— Ну и что? Я слышала громкий звук.

— Это была, наверное, болтовня Бренды, дура! — проревел Диббл.

— Это сигналила машина, — ответила Морган, не реагируя па его брань. Кроме прочего, ему нравилась в ней толстокожесть старого аллигатора.

В окнах двойное остекление, — сказала Бренда, — но его можно было бы сделать тройным тысяч за пятьдесят… — Она вдруг вспомнила одну историю про Комстока Диббла: болтали, будто он однажды поставил женщине на соски зажимы, привязал к ним лямки и овладел ею сзади, дергая за лямки, как за поводья. Женщина, кажется, осталась довольна.

— Ты ведь знаешь, что я не переношу шум, — сказала Морган непреклонным тоном. — Помнишь, Бренда, в детстве я всегда плакала, когда слышала сирену?

— А я сейчас не выношу тебя! — заявил Комсток. — Куда девалась моя машина?

— Естественно, он стоял прямо перед своим черным «мерседесом» с затемненными пуленепробиваемыми стеклами.

— До свидания, Бренда, — сказал он, свирепо глянув на Морган. — Я сам вам позвоню.

— В любое время, — ответила Бренда и помахала рукой.

— Он ужасный, правда? — простонала Морган.

По мнению Бренды, назвать его так было все равно, что похвалить, но она согласно кивнула.

— Ничего не могу с собой поделать: я его люблю, — призналась Морган.

Бренда чуть не рассмеялась. В отличие от остальных ей не было жаль «бедняжку Морган»: ее будущий союз с Комстоком она считала возмездием свыше. Бренда и Морган вместе учились в «Бреарли», и Комсток был прав: Морган всегда была непроходимой дурой. Она действительно всегда кричала при каждом завывании сирены, однажды даже обмочилась. Ее бы с радостью исключили, но ее родители были слишком богаты и находились-вместе с доброй сотней горожан — в родственной связи с Вандербильтами.

— Если ты его любишь, то все остальное не важно, — сказала Бренда.

— Я знаю. — Морган достала из синей сумочки «Фенди» из змеиной кожи золотую пудреницу и напудрила свой длинный острый носик. — Мне пора, дорогая. Сегодня начинается «Неделя высокой моды».

— Рада была с тобой повидаться. — Бренда наклонилась для двух ритуальных псевдопоцелуев. — Ты выглядишь точно так же, как двадцать лет назад.

— Ты тоже, — откликнулась Морган. — Знаешь, я уже забыла, как чудесны эти старые платья от Лауры Эшли. Может, они еще вернутся.

Все возвращается, — сказала Бренда и проводила взглядом Морган, удаляющуюся по тротуару Парк-авеню. Она не обиделась на намек Морган по поводу ее платья: она признавала, что безнадежно старомодна. Однако это не мешало ей зарабатывать больше двух миллионов долларов комиссионных в год. Бренда собственными глазами наблюдала крах многих состояний и не собиралась зря тратить деньги на тряпки.

«Какие глупцы эти богачи!» — думала она, поднимая руку, чтобы остановить такси. Можно подумать, что модная одежда поможет Морган Бинчли стать яркой личностью! Бренда села на заднее сиденье и назвала следующий адрес. Она внутренне ликовала: несмотря на возражения Морган, Комсток Диббл непременно купит квартиру или по крайней мере попытается купить. Квартира, вызвавшая его интерес, имела номер 9В и была «классической восьмеркой» площадью четыре тысячи квадратных футов: гостиная, столовая, кабинет, три спальни, комната прислуги. Бренда подозревала, что он купил бы и квартиру размером с коробку для обуви, если бы других не оказалось. Нельзя сказать, чтобы дом по адресу Парк-авеню, 795, был одним из лучших в городе, но в нем жил сам Виктор Матрик, безумный глава «Сплатч Вернер», а там, где жил он, не мог не поселиться и Комсток. Пока Бренда показывала ему и Морган квартиру, он задавал нескончаемые вопросы про квартиру Виктора Матрика: где она расположена по отношению к номеру 9В, какая у нее площадь, кто разрабатывал внутренний дизайн? Все это так типично, так смешно, размышляла Бренда: богатые и могущественные люди, которые должны быть выше подобных мелочей, принимают решения, как правило, исходя из соображений мелкого тщеславия.

В двух кварталах к югу, на углу Пятой авеню и Семидесятой улицы, Мими Килрой вошла в маленький лифт, обслуживавший се с Джорджем квартиру, и поздоровалась с лифтером. Тот сам нажал кнопку, чтобы она не изволила себя утруждать. В холле прохлаждались два привратника. Она кивнула обоим, и один из них распахнул и удерживал тяжелую дверь, пока она не вышла.

— Кажется, машины нет, миссис Пакстон, — сказал он с величайшим огорчением, словно мысль о том, что Мими может пройти несколько шагов, причиняла ему физическую боль.

— Сегодня я обойдусь без машины, Хесус. Я поеду в этом! Правда, чудесно? И она указала на странный экипаж у тротуара — подобие велорикши. На водителе была бейсбольная кепка.

— Это выглядит опасно, миссис Пакстон, — сказал привратник. Мими засмеялась.

— Сами знаете, Хесус, со мной ничего не может случиться.

Настроение у нее было прекрасное, как и погода. Пятая авеню — одно из чудеснейших мест на свете, она всегда, год за годом, остается прежней. Мало на что в жизни можно рассчитывать с такой уверенностью! Мими задумалась над тем любопытным обстоятельством, что улица способна поднять ей настроение лучше, чем семья, чем друзья. Она давно убедилась, что в жизни важно принимать счастье из любого источника, ведь обещания счастья из людских уст часто не сбываются.

Мими уселась в экзотический экипаж, выкрашенный в ярко-желтый цвет для привлечения туристов, для которых и предназначался. Закинув ногу на ногу, расправила юбку из тонкого твида. Она обула бежевые замшевые туфельки, страшно непрактичные и безумно дорогие, что от них и требовалось. Водитель кивнул клиентке и влился в транспортный поток. Медленно плывя по Пятой авеню, Мими прислушивалась к своему душевному состоянию.

Заключение было отрадным: в этот день она чувствовала себя счастливой. В сорок два года она делила свое настроение на два противоположных типа: подавленное и легкомысленное головокружение. Когда бывало второе, Мими снова чувствовала себя восемнадцатилетней девчонкой, для которой жизнь только начинается, которая способна на все: начать выступать с девичьей рок-группой, научиться бренчать на электрогитаре и запеть перед тысячами людей! В подавленном состоянии она чувствовала себя старухой, ничего в жизни не добившейся, которая скоро перестанет быть желанной: никто уже не захочет заниматься с ней любовью! После менопаузы у нее высохнет влагалище; с увлажнением у нее уже случались проблемы, особенно когда партнером становился Джордж. Впрочем, он за последний год не очень часто проявлял к ней интерес. Она догадывалась, что он получает желаемое от других женщин, как большинство знакомых ей женатых мужчин, но не возражала против этого, лишь бы он помалкивал.

Несколько лет назад Мими не позволила бы себе таких мыслей. Ее отец был большим бабником (и оставался им, насколько ей было известно, до сих пор). Под внешней жизнерадостностью матери она угадывала горечь и несчастье и подростком не могла простить ей снисходительности к частым ночным отлучкам отца. Но мать ясно давала понять, что эту тему поднимать нельзя: «Я никогда не стану осуждать твоего отца!» Эти слова звучали у Мими в ушах долгие годы. Иногда она даже подозревала, что это из-за них она была такой бунтаркой от двадцати до тридцати лет и даже позже, не хотела остепениться, выйти замуж, «что-то сделать». Однако в принципе Мими восхищалась самопожертвованием матери. Она часто задумывалась, способна ли сама на такое, и вдруг со смехом поняла, что так же ведет себя с Джорджем. Ведь она тоже отбросила собственные предпочтения ради того, что вообразила большим благом.

Но большим для кого? Этот вопрос Мими задавала себе, проезжая сейчас мимо белого мраморного дворца, бывшего в двадцатые годы резиденцией миллионера, а теперь ставшего музеем Фрика. Конечно, Мими заботилась прежде всего о себе: ведь Джордж был очень богат. Всегда считалось, что она выйдет замуж за богача, хотя бы для преумножения состояния Килроев. Но при этом она знала, что будет Джорджу прекрасной женой и заметным дополнением его богатства. Понимание, что это должно стать целью ее жизни, как и смирение, пришло не сразу: много лет Мими отвергала эту мысль, как молодая необъезженная лошадка. В детстве она мечтала стать «кем-то»: звездой, наездницей-победительницей Олимпиад или хотя бы только жокеем, актрисой, журналисткой; однако ее попытки приобрести профессию встречались в семье с неодобрением — возражения не высказывались, но сковывали движения не хуже кандалов. Ей нельзя было слишком бросаться в глаза, чтобы не потерпеть неудачу и не стать посмешищем для критиков (однажды родные ее все-таки высмеяли: когда она выступила в театральной постановке, даже не на бродвейской сцене), чтобы не навредить семье, особенно отцу. Молчаливое требование всегда оставалось одним: зачем ей что-то делать, если в этом нет необходимости? Разве не достаточно просто изящества, очарования, красоты лица и одежды? А раз так, какого черта она связалась с Зизи?

Мими переживала кризис среднего возраста. Никто никогда не говорит женщинам, что произойдет в их эмоциональной сфере, когда им перевалит за сорок. Сначала приходит чудесное ощущение покоя. Вы понимаете, что не все поддается вашему контролю, что не все происходящее имеет отношение к вам, что очень многое из того, чему вы раньше придавали значение, оказывается мелочью. Тем не менее вы по-прежнему чувствуете себя молодой, все еще способны прочесть вечером в ресторане меню… А затем наступает эмоциональный спад: вы начинаете сомневаться в том, что в жизни есть смысл — по крайней мере в вашей жизни. Вам вдруг подавай цели, связи, любви, но вы видите, что все это поблекло. Саму себя вы воспринимаете автоматом, производящим привычные движения, делающим знакомые дела, но уже не получающим от этого удовольствия, осознавшим их бесцельность… Мими случалось, ложась спать, желать, чтобы утро уже не наступало. Но оно всегда сменяло ночь.

Разумеется, о ее чувствах не знал никто, включая Джорджа. Она не собиралась никому о них рассказывать. Мать учила ее, чего нет ничего более отталкивающего, чем богачка, жалующаяся на жизнь. Мими знала, что ей повезло в жизни: ведь она была благополучнее почти всех на свете! Она пыталась напоминать себе об этом каждый день, пыталась излучать радость, но это редко уливалось.

А потом она встретила Зизи. Мими знала, что им увлеклась Джейни, что он тоже проявляет к ней интерес, но быстро положила этому конец. Впрочем, Гарольд Уэйн посоветовал Зизи не связываться с Джейни. У той была дурная репутация, ходили даже слухи, что она шлюха, что берет с мужчин деньги, но Мими не спешила в это верить. Изъян Джейни заключался в том, что в ней было недостаточно пыла, чтобы завоевать такого мужчину, как Зизи, — сына немецкого графа, о чем, впрочем, ни Джейни, ни кому-либо еще не было известно. Его семья переехала в Аргентину до рождения Зизи, который, будучи вторым сыном, лишенным надежды унаследовать деньги и титул, занялся поло.

Мими с радостью вышла бы за Зизи, не будь она женой Джорджа и окажись Зизи лет на пятнадцать старше. Это была одна из жестоких шуток жизни, смысл которых раскрывается только тогда, когда ничего уже нельзя изменить. Мими не могла уйти от Джорджа (разрыв вызвал бы скандал, о котором она боялась даже думать), но пока не могла отказаться от Зизи. Ведь он был скорее всего последним в ее жизни молодым красавчиком, с которым ей суждено заниматься любовью…

Перед Шестьдесят шестой улицей движение замедлилось, и велорикша воспользовался этим, чтобы обернуться и с улыбкой представиться пассажирке:

— Меня зовут Джейсон.

— Мими. — Она протянула ему руку, желая соблюсти приличия и скрасить впечатление от официального тона. — Вы живете здесь, Джейсон?

— С другом в Бруклине.

Она тут же представила себе облезлый дом. В Бруклине ей случалось бывать только по пути в аэропорт, если водитель пытался выиграть время и избежать пробок.

— Понимаю, — сказала она.

— Но это только летом. Сам я из Айовы. Этим я занимаюсь летом, чтобы заработать на учебу.

— Хорошее занятие!

Мими улыбнулась. Слева высился дом, в котором она выросла. Ее семья занимала в нем целый этаж — десять тысяч квадратных футов; вместе с ними жили две горничные-ирландки. Подняв голову, Мими увидела окно своей прежней комнаты и невольно вспомнила детство. Зоопарк Центрального парка находился как раз напротив, и маленькой она слышала по ночам львиное рычание… Впервые за долгие годы Мими вспомнила свои детские фантазии: когда отец не возвращался домой, она воображала, что он ночует со львами.

Львов в парке не было уже давно — за них вступились борцы за права животных. Зато размножились соколы-сапсаны, питавшиеся голубями, белками и крысами, а порой лакомившиеся и собачками: два дня назад у старушки, завернувшей с утра пораньше в парк с Восточной Шестьдесят третьей улицы, они похитили любимую чихуахуа. Это происшествие попало на вторую страницу «Нью-Йорк тайме»: подозревали, что пара соколов гнездится под декоративным скульптурным карнизом отеля «Лоуэлл».

Двумя этажами ниже, в большом гостиничном номере с холлом, гостиной, двумя спальнями, тремя ванными комнатами и используемым по назначению камином готовилась к выходу в город свежеиспеченная супружеская пара. Селден Роуз унизывал манжеты белоснежной до хруста накрахмаленной рубашки золотыми запонками, а его жена тщательно подкрашивала глаза.

Селден находился во второй спальне и напевал себе под нос. Пока все складывалось замечательно, и он хвалил себя за предусмотрительность: едва приехав в Нью-Йорк, он снял этот номер, и теперь они с Джейни могли, проживая с комфортом в отеле, спокойно подыскивать постоянное жилье. Пока они находились в Тоскане, горничные перенесли его одежду в шкафы второй спальни, а секретарша позаботилась, чтобы вещи Джейни оказались в первой. Селден с удовольствием вспоминал их свадебное путешествие: они посетили не меньше десяти церквей и много маленьких музеев, а главное, отлично ладили, если не считать происшествия на площади в обнесенном старинными стенами маленьком городке. Они пили из крохотных чашечек темный итальянский кофе, сфотографировав друг друга перед большой каменной аркой, за которой открывалась пестрая картина — раскинувшиеся до самого горизонта маленькие квадратики ферм.

— Такие виды помогают понять, каким католики представляли себе рай, — сказал Селден.

Джейни коротко кивнула. Он счел причиной ее равнодушия жару.

— Хочешь лимонаду? Или, может, мороженого?

Снова не удостоившись ответа, если не считать взгляда ее огромных синих, как сапфиры, глаз, он достал карту Тосканы и развернул на круглом металлическом столике.

— Думаю, сегодня мы снова поужинаем на вилле, — сказал он. — Зачем куда-то идти, когда у нас есть свой повар? Утром можно будет поехать в Монтекатини. Там в музее прекрасные картины шестнадцатого века. Их уже много лет пытается приобрести музей «Метрополитен», но итальянцы отказываются с ними расстаться, как не расстались бы со своими пейзажами…

Селден думал, что Джейни, как всегда, оценит его юмор, но вместо этого она лишь как-то странно на него посмотрела и швырнула кофейную чашечку на булыжники, где она почему-то не paзбилась.

— Как ты не понимаешь? — крикнула она. — Плевать и хотела на твои картины шестнадцатого века!

Несколько секунд они потрясенно смотрели друг на друга, пораженные этой вспышкой.

— Я думал…

— Ты никогда не думаешь, Селден! Ты просто делаешь то, что сам хочешь, и ждешь, что мне это понравится. — И она разрыдалась.

На площади было полно пожилых людей: женщины в черном, в платках, мужчины-шахматисты, и все на них уставились, любопытствуя, что будет дальше. Селден услышал несколько фраз по-итальянски, поймал осуждающие взгляды: невольные зрители сочли, что «мужчина мучает красавицу американку».

Он бросил на зеленый столик пять тысяч лир и схватил Джейни за руку.

— Идем!

— Не пойду! Мне жарко, я устала… Почему не поехать в Портофино, на Капри, где могут оказаться знакомые? Тошнит меня от всех этих старых итальяшек, от их музеев и древних церквей… Ты что, сам не видишь, какая тут грязь?

— Поторопись! — сказал он. — Иначе угодишь в полицию. Джейни позволила ему усадить ее в машину. Когда они стали медленно спускаться по извилистой дороге, она перестала плакать.

— В чем дело? — спросил он. — Месячные?

— При чем тут месячные! — крикнула она. — Просто мне тошно мотаться. Тошно жрать макароны. И до смерти тошнит от картин.

— Но мы ведь это обсуждали… — беспомощно промямлил он. — Ты сказала, что любишь Караваджо.

— Караваджо мы не видели.

— Значит, увидим. Давай поедем в Рим…

Джейни опять заплакала — на этот раз тихо, но с обильно катящимися по щекам слезами. Селден свернул на обочину и затормозил. Она была его драгоценностью, и он не мог видеть ее такой расстроенной. Он обнял ее, заставил положить голову ему на плечо.

— Что с тобой, детка? Пожалуйста, не плачь. Чего тебе хочется?

— На Капри. Или по крайней мере в Милан. Я хочу походить по магазинам. Там все так дешево…

— Ехать на Капри уже поздно, а в Милан мы отправимся завтра, обещаю, — сказал он. Жаль было, конечно, покидать виллу на три дня раньше намеченного срока, заплатив 20 тысяч долларов за неделю. Но ему хватило ума догадаться, что сейчас не время думать о деньгах. — В Милан так в Милан. Снимем номер-люкс в отеле «Времена года».

Когда, благополучно въехав в номер для новобрачных стоимостью 1500 долларов за ночь, Джейни стала разбирать бесчисленные пакеты с оплаченными Селденом покупками (для них делали скидку — слава Богу, Джейни узнавали все продавцы), он сказал, что если она чем-то недовольна, пусть обязательно ему говорит — он все поймет…

Теперь, в Нью-Йорке, готовясь к первому рабочему дню в качестве женатого человека, Роуз думал о том, что без такой притирки не обойтись в начале брака, тем более такого, как их. Учитывая, что они с Джейни знакомы всего три месяца с небольшим, все идет на удивление хорошо, думал он, повязывая перед зеркалом галстук. Чего стоит фантастический оргазм, который она ему подарила этим утром! Вспомнив об этом, он почувствовал, что уже по ней соскучился, хотя она была рядом, в соседней комнате.

Он защелкнул на худом запястье золотой браслет часов от «Булгари» и, миновав гостиную, оказался в главной спальне. Джейни красилась в ванной комнате, стоя перед большим круглым зеркалом. Ее отражение улыбнулось ему. Он подошел к ней, приподнял ей волосы и нежно поцеловал сзади в шею.

— Привет, дорогой, — сказала она.

— Привет, миссис Роуз. Чем ты собираешься заниматься весь день?

— Отправлюсь с Мими на показы мод. Нам надо подобрать наряды на следующий сезон, — ответила она игриво.

— Я думал, ты сама будешь выступать моделью.

— М-м… — протянула она, закрывая один глаз, чтобы наложить тени на веко. — Это работа на износ. К тому же теперь пред почитают молоденьких и плоскогрудых, таким ведь можно почти не платить… Ты жалеешь, что пропустил вручение «Эмми»? — спросила она вдруг. — Я прочитала в газете, что фильм Джонни Блока выиграл…

— «Эмми» вручают каждый год. А свадебное путешествие бывает раз в жизни.

— Да, — согласилась она, — ты прав. — И потом, бывают еще «Золотой глобус», «Оскар»…

— Ну, это еще не скоро. — Ему не хотелось ей говорить, что глава «Муви тайм» всегда сопровождает одну из своих актрис. — Я тут подумал… — Меняя тему, он присел на край джакузи. — Почему бы нам не провести сегодняшний вечер дома? Мы только что вернулись. Закажем ужин в номер — икру, бифштекс с беарнским соусом…

На секунду ему показалось, что она смотрит на него в точности как тогда в Тоскане.

— Ты же знаешь, Селден, это невозможно, — сказала Джейни с сожалением. — Сегодня первый вечер «Недели высокой моды», и нам придется посетить шоу Кельвина Кляйна, затем ужин, затем большой прием… Ты не обязан туда идти, но если не пойдешь, все удивятся.

— Этого мне никогда не понять, — сказал он, вставая.

— Поймешь, дорогой, — успокоила она его с улыбкой. — В среду у нас прием «Армани» и открытие нового бутика «Прада» в Нью-Йорке, в четверг вручение призов мэра. От этого тем более никуда не деться: глава «Тайны Виктории» желает видеть нас за своим столом.

Селдену ничего этого не хотелось, но глаза жены горели таким восторгом, что он не стал ее разочаровывать.

— Где мы с тобой встретимся сегодня вечером?

— Под навесом в Брайнт-парке, в семь часов. Если ты опоздаешь минут на пятнадцать — не страшно, показ всегда начинается на полчаса позже назначенного времени. Просто войди — тебе обещано место в первом ряду, рядом со мной. — Она вдруг обернулась и обняла его. — Будь умницей, дорогой. Я буду весь день по тебе скучать. Даже не знаю, как выдержу до семи часов.

— В таком случае я не стану опаздывать, — пообещал он, не охотно отстраняясь от нее.

Через несколько минут Селден уже садился на заднее сиденье большого черного «линкольна», каждый день отвозившего его на работу и обратно. Удобно устроившись на кожаном сиденье, он позвонил в офис.

— Это я, — сказал он секретарше. — Кто-нибудь звонил?

— Только что звонил Гордон Уайт. Вас соединить?

Через несколько секунд он услышал голос Гордона Уайта, своего партнера.

— Селден! — Это был даже не голос, а похотливое мурлыканье. — Как прошло свадебное путешествие?

— Блестяще! — ответил Селден.

— Ты видел вручение «Эмми»?

— Выиграл Джонни Блок. Для нас это отлично.

— Но он не поблагодарил «Муви тайм».

Селден нахмурился и сразу превратился в другого человека.

— Изучите-ка его контракты. — Он смотрел из окна на отель «Шерри-Нидерланд» на Пятой авеню, мимо которого проезжал. — Там наверняка найдутся лазейки. Надо подумать, как его проучить.

«Ушел!» — подумала Джейни с внезапным облегчением. Теперь она могла вздохнуть свободно.

Положив аппликатор, она плюхнулась на кровать. Джейни не могла сказать, что совсем не любит Селдена

Роуза: наоборот, бывали мгновения, часы, даже целые дни, когда она бывала безумно в него влюблена. Но бывали и другие мгновения, часы, целые дни, когда она чувствовала, что совершенно его не любит, и, глядя на него, ловила себя на пугающей мысли, что совершила величайшую в жизни ошибку. Невозможно было распознать, какое из двух противоположных чувств настоящее, поскольку все говорили, что ее страх — нормальное явление, естественное сопровождение замужества.

Лежа на кровати, она вспоминала, как у них дошло до брака. Переломным стало признание Мими, что она встречается с Зизи: оно напомнило Джейни о жесткой реальности любви, о том, что выбор партнера, предоставленный женщине, всегда ограничен мужчинами, которые ее жаждут, а не наоборот. Тогда, уезжая от Мими, она решила, что больше никому не позволит ее обскакать. И подобно миллионам женщин за многие века, заставила себя полюбить влюбленного в нее мужчину.

Сначала это было непросто. В первые два уик-энда, когда Джейни позволяла Селдену водить ее по Хэмптону и даже брала его за руку, все ее существо этому противилось. Чтобы поцеловать его, ей понадобилась жестокая борьба с собой. Его поцелуи были короткими и жесткими, как у старика; мысль о том, чтобы с ним переспать, вызывала отвращение. Однако он был настойчив, а она наблюдала и ждала, отыскивая в нем хоть что-то хорошее и надеясь, что настанет момент, когда она позволит ему сломить ее сопротивление…

Ей помогал энтузиазм Мими. Замужняя женщина обожает загонять независимую овечку в стадо. Вот и Мими день за днем расписывала ей достоинства Селдена: другого такого одинокого мужчину не найти днем с огнем, женщины встают в очередь, чтобы с ним встретиться… Возможно, Джейни представляет будущего мужа не таким, но выходить всегда приходится не за героев своих грез. Джейни уже перебрала всех мужчин в Нью-Йорке и ни к чему не пришла. А Селден от нее без ума, это заметно всякому, кто видит их вместе. Всегда лучше иметь мужа, который любит тебя сильнее, чем ты его («Но надо еще такое переварить», — мысленно возражала ей Джейни).

Наконец настал момент, когда и она его полюбила.

Они встречались уже три недели, когда он предложил сплавать на его яхте на Блок-Айленд. Сначала она отказывалась (что там делать, а главное, кого они там увидят?), но Мими подсказала, что будет полезно посмотреть на Селдена под другим углом. И оказалась права: вдали от суеты и соперничества, неизбежного в Хэмптоне, Селден сразу вырос в глазах Джейни.

Его яхта оказалась прелестной — старинной, тридцатифутовой, с красными сиденьями. Едва поднявшись на борт, Селден преобразился: он стал капитаном, умело и радостно управляющим судном. Впервые он переключил внимание с Джейни на свое занятие, предоставив ей пространство, в котором могло вырасти ее чувство. Стоя рядом с Роузом, вблизи штурвала, она пила пиво и хохотала над их общими недалекими знакомыми, вроде Морган Бинчли. Когда Джейни разделась, оставшись в крохотном розовом бикини, и он обнял ее за талию, она поняла, что в кои-то веки чувствует себя комфортно в обществе мужчины. В отличие от большинства ее знакомых мужчин Селдена не распирало собственное эго…

Они добрались до острова, покрытые солью и растрепанные от ветра, и весь день катались на велосипедах и закусывали на каменистом берегу, усеянном принесенными морем стволами и ветвями, скелетами чаек. Они поделились своими жизненными историями, а потом остались ночевать в большом старом отеле в гавани. Ей уже не составило труда лечь с ним в постель, и его поцелуи уже не были жесткими. Потом она стала изучать его лицо. У него оказался сильный подбородок и правильные черты; красавцем это его не делало (рот и зубы были словно заимствованы у умственно отсталого), но она увидела, что любящему взгляду это лицо вполне могло бы показаться красивым.

И она решилась.

Но невзирая на решимость, до свадьбы ей случалось впадать в панику, цепенеть, терять дар речи, чувствовать себя самоубийцей. Потом ей стало сниться, что она выходит замуж и что у алтаря ее ждет не тот мужчина. В такие дни она видела только недостатки Селдена.

Когда она переставала его любить, ей ни на что не хотелось смотреть. Во второй день в Тоскане Селден обул сандалии темными носками. Увидев это, она поняла, что не может быть с ним. Весь день, посвященный «исследованию местности» (его излюбленному времяпрепровождению), для нее не существовало очаровательных желтых холмов с рассыпанными по склонам стогами сена: она видела только его темно-синие носки (как будто новые, но все равно с ниткой, торчащей на большом пальце левой ноги) в тяжелых кожаных сандалиях. Обувь была от Прады, но даже модельная обувь не спасает человека с врожденным дурным вкусом, и Джейни провела день в мучениях. Отменить венчание? Но сделать это по такой пустяковой причине значило бы продемонстрировать свою примитивность. Попросить его поменять носки? Она боялась, что голос выдаст при этом отвращение и она выплеснет на него все накопившееся недовольство. Поэтому она ничего не сделала, ничего не сказала, испытывая отчаяние, близкое к тошноте, как приговоренная, которую ведут на гильотину.

Наконец, увидев в конце пути ориентир — одинокую башню на холме, у подножия которой вилась грунтовая дорога к их вилле, — он заметил ее состояние.

— Что-то ты притихла, — сказал Селден. Она сумела лишь кивнуть в немом ужасе. — Тебе страшно?

— А тебе нет? — робко спросила она.

— Конечно, и мне страшновато, — признался он и оторвал взгляд от дороги, чтобы посмотреть на нее и сжать ей руку. Белое тосканское солнце делало его карие глаза золотистыми. — Но я знаю, что вместе нам будет хорошо. Мы будем счастливы. У нас, будет все, чего мы пожелаем. Мне не терпится подарить тебе ребенка. Я так тебя люблю…

Тот же самый довод он использовал, когда сделал ей предложение через неделю после поездки на остров. До венчания оставалось пять дней. Если бы он проявил хотя бы капельку колебания, страха, хотя бы чуточку рассердился, она сумела бы избежать свадьбы.

Но он был тверд. Недаром он достиг высот в «Сплатч Вернер»

Лежа на кровати в роскошных апартаментах отеля «Лоуэлл», Джейни рассматривала свое обручальное кольцо (они купили его в салоне «Гарри Уинстон» накануне вылета в Тоскану, в свадебное путешествие) и вспоминала, что в день свадьбы ей не было страшно. Она пребывала тогда в сильном возбуждении, он тоже. Они занялись любовью, как только проснулись, а потом принялись пить шампанское, бутылку за бутылкой «Кристалла», заказанного Селденом прямо из Парижа. Плавая в длинном неосвещенном бассейне, наслаждаясь теплой водой, они пытались освоиться с тем, что через час-другой станут мужем и женой. Потом они вместе оделись: она-в белое платье в греческом стиле от Валентине стоимостью 6 тысяч долларов, он — в белый костюм от Ральфа Лорена и розовую рубашку. Глядя на него, Джейни удивлялась своим, прежним мыслям: Селден вдруг превратился в прекраснейшего мужчину на свете; ей вдруг показалось, что это должно быть вид но всем.

А потом прибыли все их гости — четыре человека. Они до сих пор гордо посмеивались, что пригласили всего четверых, раз уж эти четверо тоже отдыхали тогда в Тоскане. Гарольд Уэйн приехал со своей очередной подружкой — Марией, ровесницей Джейни, издававшей новый журнал о шикарном шоппинге и твердившей Джейни, какая та счастливица. Второй парой были Росс Джард, знакомый Селдена по корпорации, с женой Констанс. Росс руководил в ней интернет-отделением, его жена, крохотная худенькая брюнетка, была балериной. Джейни мысленно сравнила ее с горошиной. Она не вымолвила ни слова, очень быстро напилась и забегала по лужайке, подпрыгивая, как эльф.

Церемонию провели в большом дворе, который нанятые Селденом люди искусно украсили цветами. Пару венчал католический священник (у Селдена была бабушка-итальянка, и он называл себя верующим человеком), церемония велась на итальянском, и Джейни не поняла ни слова, кроме собственного имени, на которое она отозвалась словами: «Да, согласна».

Потом кто-то завел «Грейтфул Дэд» и «Братьев Олмен», и начались неистовые танцы.

— До чего же здорово! — твердил Гарольд Уэйн. — Самая веселая свадьба в моей жизни!

В общем, Джейни решила, что со страхами покончено.

Но она ошибалась. Время от времени она ловила себя на чувстве сильнейшей неприязни к мужу, более того, ненавидела его сильнее, чем других мужчин. Ей казалось, что ей уже никуда не деться от него, от его недостатков. Он мучительно долго уходил из дома, потому что по три раза проверял, взял ли ключи и бумажник. Не выносила она и его манеру останавливаться посреди улицы для разговора по сотовому телефону и заставлять ее минут пять переминаться рядом; стоило ей открыть рот, чтобы возмутиться, он прерывал ее не слишком вежливым жестом. А его растущее брюхо, плоский дряблый зад, член — в общем-то нормального размера, но почему бы ему не быть немного больше? Главная проблема заключалась в том, что он лишил ее перспектив. Когда Джейни посещали эти черные мысли, она удивлялась, почему не поставила перед собой более высоких целей.

Ее надуманное неудовлетворение произрастало из мысли, что без своей работы Селден Роуз был никем, попросту неплохим парнем из Чикаго. Он не был наделен врожденным обаянием, не обладал творческим талантом, который приподнимал бы его над толпой. Он не происходил из выдающийся семьи (хотя его отец, как она знала, был юристом, а мать работала в газете) и даже не считался в бизнесе «киллером», в отличие от Комстока Диббла или Джорджа Пакстона. Короче говоря, средний американец из высшей прослойки среднего класса. Ничего дурного в этом не было, просто таким же было и ее происхождение, а именно от всего, что с этим связано, она пыталась сбежать с самых юных лет.

До замужества Джейни фантазировала, что выйдет за европейского принца крови, кинозвезду, признанного художника или писателя. Она представляла себя рядом с необыкновенной личностью, не вязнущей в отличие от остального человечества в болоте рутины. Выйдя за Селдена Роуза, она навсегда лишила себя такой возможности.

Или не навсегда? Селден ей твердил, что нельзя предвидеть, удастся ли брак, нельзя предсказать, что произойдет в будущем Важно не то, сколько времени была знакома пара до заключения брака — пять лет или пять минут; самое главное — рискнуть, попробовать. А потом посмотреть, что будет приносить каждый новый день.

Зазвонил телефон: два коротких звонка — вызов снизу. Беря трубку, она знала, что это привратник с сообщением о прибытии Мими. «Что я за дурочка!» — подумала она, спрыгивая с кровати. Гостиничные хоромы были усеяны ее миланскими трофеями: платьями, туфлями, сумочками, перчатками. Селден молодчина: оплатил, причем с радостью, все ее прихоти. Конечно, как все мужчины, он негодовал из-за цен, качал головой при виде изделия без рукавов и спины, сложенного в квадратик толщиной в четверть дюйма («Пятьсот долларов за тряпочку, которая не прикроет попку младенцу?»), но Джейни видела по блеску в его глазах, что ему нравится наряжать молодую красавицу жену. А ей доставляло удовольствие дарить ему эту радость…

Только бы он хотя бы изредка оставлял ее в покое, думала она, роясь в чемодане в поисках той самой «тряпочки». Он от нее не отставал, наблюдал за ней, как будто ему было крайне важно, что она сделает в следующую минуту. Взять хотя бы это утро. Она сделала ему минет (в этом ему было легче легкого угодить), потом они сидели за столом, пили кофе и читали газеты. Внезапна он поставил чашку, и она, застыв с газетой в руках, поняла, что он смотрит на ее пальцы. Она поймала его взгляд и ответила недовольным прищуром, он смущенно хмыкнул и улыбнулся своей идиотской улыбкой, всегда вызывавшей у нее отчаяние и тошноту. Как научить его улыбаться по-другому?

— Как красивы твои руки, когда ты переворачиваешь страницу! — И он потянулся, чтобы стиснуть ей ладонь, нагнул голову, посмотрел на нее, разжал одну руку, чтобы выпустить ее ладонь, как птичку, и поцеловал ее.

Что она могла сделать? Ей не хотелось его расстраивать, но в уголках ее глаз уже стояли слезы отчаяния.

— Селден! — выдохнула она. — Мне надо заняться ногтями.

Раздался звонок в дверь, и она побежала открывать.

— Привет, замужняя дама! — приветствовала ее Мими. — Я счастлива снова тебя видеть!

— Это чудесно! — подхватила Джейни, принимая поцелуй Мими и чмокая ее в ответ. Раздражение улетучилось, стоило ей подумать: «Теперь я равна тебе, Мими». Вслух она произнесла:

— Заходи. Только здесь страшный беспорядок. Мы возвратились вечером, и горничные еще не успели прибраться.

— Не торопись, — сказала Мими, входя в гостиную. — Без меня все равно не посмеют начать: знают, как много я покупаю у «Оскара». Вот забавно: вы с Селденом живете здесь как супруги! Ты знаешь, что отель «Лоуэлл» — место, где селятся мужчины, разведясь с женами?

— Знаю. — Джейни доводилось наведываться в «Лоуэлл» имен но по этой причине.

Они с Мими обменялись веселыми понимающими взглядами. Их связывала не настоящая старая дружба, но кое-что почти такое же сильное — взаимная приязнь двух красивых женщин со сходным жизненным опытом.

Через несколько минут они оживленно щебетали уже за спиной у рикши, торопившегося по Пятой авеню к Сорок второй улице, где под большими белыми навесами, похожими на цирк шапито, вот-вот должен был начаться показ мод. При их приближении многие повернули головы. От сознания, что они замечены, подруги затрещали еще оживленнее. У входа их ждала стайка фотографов с камерами на изготовку.

— Теперь держи ухо востро, — предупредил один.

— Кто такие?

Джейни Уилкокс, модель «Тайны Виктории». Мими Килрой, светская дамочка, — прошипел кто-то.

Шикарные штучки!

— Да, но уже успевшие надоесть.

Стареющие, но шикарные… Джейни, Мими! Сюда! Как замужняя жизнь, Джейни?

— Покажите нам обручальное кольцо! — попросил кто-то.

— Кольцо! Кольцо!

Джейни вытянула левую руку. Мими обняла ее за талию и притянула к себе.

— Ну, как Селден? — спросила она. — Ты безумно влюблена?

— В самолете, на обратном пути, он сказал ужасно милую вещь, — отозвалась Джейни. — Взял меня за руку и пообещал совершенно серьезно: «Джейни, мы подчиним себе Нью-Йорк». Обе лучезарно улыбнулись в объективы.


7


Через три дня, утром в четверг, Патти Уилкокс встала и поплелась в ванную. У нее начались месячные.

Проклятие, думала она. Хотя чего еще было ждать? Диггер почти все лето провел в разъездах, за последние две недели они увиделись лишь один раз, но она почему-то питала глупую надежду, что забеременела. Ей было всего двадцать восемь лет, они пытались уже год, и ее мучили подозрения, что с ней что-то не в порядке, иначе она бы уже ждала ребенка. Ведь все остальное в ее жизни происходило по плану, она старалась все делать правильно.

Беря тампон, Патти вспомнила про щенка. В последнее появление Диггера дома она сказала:

— Знаешь, если я не забеременею в следующем месяце, надо будет завести щенка. Даже если забеременею, мы его заведем. Назовем Трисквит. Малютка Трисквит — правда, здорово?

Он закивал. Его рот был набит пиццей.

— Трисквит? Мне нравится!

— Это будет небольшая собачка, — продолжала она, стоя с Диггером рядом и гладя его по голове. Он запрокинул голову, и она увидела его удивительные зеленые глаза. — Но она должна быть личностью. Пусть не возражает, когда мы ее нарядим и по ведем на парад в День всех святых.

Муж обнял ее за шею и посадил себе на колени. Они принялись целоваться, как подростки. Через пару минут она сказала:

— Какой ты буйный!

— Знаю, — отозвался он. — Наверное, я забыл повзрослеть. Они переглянулись и дружно рассмеялись. Это была одна из их любимых шуток. Родилась она в их третье свидание, когда Диггер, явившись к Патти домой, набросился на нее и не отпускал по меньшей мере час. Тогда, два года назад, они поняли, что их отношения станут очень серьезными.

— Значит, идея о собаке тебе понравилась, — сказала она.

— Понравилась, — подтвердил он и потерся щекой о ее щеку. — Я так тебя люблю!

— Я тоже тебя очень люблю, — сказала она. — Если с тобой что-нибудь случится, мне придется умереть и отправиться в рай, чтобы снова тебя найти.

— Откуда ты знаешь, что я попаду в рай? — спросил он.

— Попадешь, я знаю!

Вот и настал день приобрести собаку, решила Патти, натягивая трусики. Этого надо было ожидать. В последнее время она чувствовала себя совершенно незначительной, хотела что-то сделать, но боялась, что мир ее отторгнет, к тому же толком не знала, за что взяться.

Она натянула облегающие бедра брючки и футболку, заказанную по каталогу «Аберкромби энд Фитч». Она отдавала предпочтение одежде такого рода — демократичной униформе своего поколения, доступной практически любому. Спустившись вниз в лифте, Патти миновала холл и кивнула Кенни, человечку с перепачканными типографской краской пальцами. Кении торговал в газетном киоске и всегда улыбался при виде Диггера, потому что тот всегда покупал у него пачку сигарет, хотя почти не курил, просто ему нравилось делать знакомому приятное.

— Привет, Кенни! — сказала Патти.

Кенни, как всегда, сидел на складном железном стульчике рядом с киоском.

— Ваш муж скоро вернется? — спросил он.

— На следующей неделе. — Она вздохнула. — Жду не дождусь! Кенни сочувственно покивал, словно знал обо всех бедах, какие только могут обрушиться на человеческое существо.

Следующим на ее пути предстал Сарук, грустный привратник с Ближнего Востока, исполнявший функции охранника и не выходивший из-за своего столика, даже если вы сражались с гроздью пакетов или с неподъемными чемоданами. Он понимающе улыбался, как будто тоже понимал, как трудно живется нью-йоркскому среднему классу, вынужденному самостоятельно таскать тяжести.

— Привет, Сарук! — бросила ему Патти и выбежала на улицу.

Дом, в котором они жили, носивший номер 15 по Пятой авеню, желтеющая старая громадина, был прежде отелем «Вашингтон-сквер». О былом величии свидетельствовали золоченые фрески на потолке в холле и мраморный парадный подъезд с золотым резным козырьком на Пятой авеню. Этим подъездом теперь никто не пользовался, словно здание уже не могло претендовать на элегантность. Стены в коридорах выкрасили в тошнотворный зеленый цвет, и в доме обитали теперь многие сотни жителей, ютившиеся в одно и двухкомнатных конурках с устроенной в углу гостиной кухней. Но Патти все равно любила этот дом. Она обожала забавных старушек, вечных его обитательниц, по-прежнему плативших арендную плату (примерно 400 долларов за квартирку с одной спальней) и щеголявших в таком виде, что любой встречный таращил глаза. Одна красила ногти на ногах в неоново-пурпурный цвет и появлялась исключительно в обществе собачонки, похожей на чучело львенка, лишившееся шерсти от бесконечного любовного причесывания. Другая носила обтягивающие маечки и брючки и ковыляла на высоких каблуках, словно поощряя злословие о ломтях плоти, наросших у нее на плечах.

Дом был чрезвычайно богемным: в нем поселились и молодые богатые деятели шоу-бизнеса вроде Диггера с женой, занявшие большие готические пентхаусы наверху, и работящий средний класс, довольствовавшийся «студиями» и квартирками с одной спальней. Это была либо молодежь, стремящаяся вверх, либо люди сорока — пятидесяти — шестидесяти лет (Патти казалось, что они в большинстве одиноки), смирившиеся с тем, что уже ничего не добьются и что самое значительное, что их ждет в будущем, — рак. Некоторые из них выглядели сломленными жизнью, нескончаемой рутиной бессмысленного труда, одевались в черное, бесформенное, грязное, будто с незапамятных времен соблюдали траур. У других угадывалась цель в жизни. Такой была пятидесятилетняя женщина, работавшая в Фонде спасения животных, — быстрая, жизнерадостная, очень дружелюбная. Она жила этажом ниже, и когда лифт открывался на ее этаже, Патти обычно слышала из-за ее двери оживленный разговор. Это всегда напоминало Патти, что в жизни есть добро…

Сама она была счастливицей. Сейчас, выходя на солнышко, она опять об этом вспомнила. Ведь ей скорее всего не придется беспокоиться о том, что с ней случится в старости, хотя до старости было еще так далеко, что казалось, она никогда не наступит, У входа переминались в замешательстве две женщины, но Патг" не обратила на них внимания: перед домом находилась автобусная остановка и станция электрички в сторону Нью-Джерси, поэтому кто-нибудь обязательно выглядел заблудившимся. Патти прошла немного по Пятой авеню и свернула на Девятую улицу, размышляя о своей жизни. С тех пор как она бросила работу, ее не покидали тревожные мысли о том, что она собой, собственно, представляет.

В последнее время она упорно обдумывала сложившуюся ситуацию: не нужно работать, потому что Диггер богат. Реальность была замечательной, но она никак не могла с этой мыслью смириться. Конечно, Патти могла избежать проблемы, продолжив работать, но тогда столкнулась бы с другой дилеммой, потому что на работе непременно закисла бы. Последний год перед уходом с работы она не могла не видеть правду: съемка документальных лент о рок-звездах — это лишь потворство неоправданному самомнению всех участников проекта, в том числе своему собственному. Чтобы продолжать, пришлось бы сознательно закрывать глаза на сущность процесса, сосредоточиваясь на мелочах и уговаривая себя, что делает дело государственной важности. Все это было для нее неприемлемо, поэтому она и ушла, но одно это не могло сделать ее уважаемым человеком. В конце концов почти все вынуждены трудиться всю жизнь примерно в тех же условиях, ненавидя свою работу, но не имея возможности от нее отказаться. Поэтому Патти не могла не чувствовать себя мошенницей.

А поскольку она не работала и позволяла Диггеру ее содержать, ее не покидала тревога, не заслуживает ли она нравственного осуждения как шлюха.

С самого детства Патти неосознанно отторгала мысль о «традиционном браке». Ее удивляло, почему остальной мир не клеймит женщину, цинично обменивающую секс, домашний труд, деторождение на кров и еду на столе. Истина заключалась для нее в том, что истинную любовь можно обрести, только если не нуждаешься в финансовой поддержке мужчины. В остальных случаях начинаются компромиссы и уступки, секс с человеком, к которому вас на самом деле не тянет. Можно себя уговорить, что все в порядке, но в действительности, считала Патти, все это было лишь завуалированной формой проституции.

И вот она сама превратилась именно в то, что всегда презирала!

Шестая авеню кишела людьми. По тротуару брела развинченной походкой стайка прыщавых мальчишек в штанах мешком, спущенных на середину задниц. Старухи катили тележки с покупками, молодая женщина кричала на ходу в сотовый телефон: «Я рада, что ты наконец набрался храбрости все мне сказать. Это три года мешало нашей дружбе…» Перед «Бальдаччи», магазином деликатесов для состоятельных покупателей, где, как шутили Диггер и Патти, все, включая яйца, стоило не меньше шести долларов, сидел молодой бездомный в одеяле, с собачонкой в руках. ; На вид ему было не больше двадцати пяти лет, на бумажке рядом с ним было написано, что он собирает сорок долларов на автобус в Пенсильванию. За год, что Патти и Диггер прожили в этом квартале, он так и не попытался тронуться с места.

Сейчас он разговаривал с молодой женщиной, свертывавшей одеяло.

— Я на улице с девяносто седьмого года, — гордо говорил он. — Бездомные возвращаются. Скоро сменится мэр, и улицы снова станут наши.

Патти удивлялась, как ему удается продержаться: политика мэра заключалась в том, чтобы каждую ночь собирать на улицах бездомных и помещать их в приюты. Некоторые даже утверждали, будто их вывозят в автобусах из города. Она достала из кошелька двадцать долларов и протянула ему. Она делала это почти каждую неделю, поскольку чувствовала себя виноватой. Она знала, что бездомный, возможно, этого не заслуживает, но у нее столько денег, а у него пустые карманы… Он поднял глаза.

— Мой ангел-хранитель! Как поживаете?

— Хорошо, — ответила Патти. — Иду покупать щенка.

На светофоре загорелся зеленый свет. Переходя улицу, Патти думала о том, что способна терпеть себя только благодаря любви — не к самой себе, этой любви у нее было немного, а к Диггеру. Между ними существовало редкое, волшебное чувство под названием «настоящая любовь» — чистая привязанность, позволяющая поверить в слова из обещания при венчании: «В радости и в горе, в богатстве и в бедности, в болезни и здравии…» Настоящая любовь, размышляла Патти, — это противоположность чувству, будто внутри тебя пустота, это ощущение полноты, как после вкуснейшей трапезы…

На другой стороне Шестой авеню две крупные чернобровые девушки в темной одежде, в туфлях на толстой подошве (скорее всего студентки Нью-Йоркского университета, подумала Патти) размахивали вешалками для одежды.

— Покончить с республиканцами! — кричала одна прохожим. — Голосование за республиканцев — возврат в средневековье!

— Долой Буша! — кричала другая.

— Эй! — окликнула первая девушка Патти, попытавшуюся про скользнуть мимо. — Вы за республиканцев или за демократов?

— А вы как думаете?

— Республиканцы хотят отнять у вас право на аборт.

— Я не хочу делать аборт.

— Вы за женщин или против? — прозвучал суровый вопрос.

— За… — пробормотала Патти.

У Патти под носом появилась дощечка с листком на зажиме.

— Тогда регистрируйтесь как избирательница-демократка. Чуть дальше, на Кристофер-стрит, находился зоомагазин. В кедровых опилках возились четыре щенка. Один из них, маленький бульдог с огромными карими глазами, увидел Патти и прыгнул на стекло. Вот он, подумала Патти и вошла.

Она не была уверена, что правильно поступает: все ее предупреждали, что нельзя покупать собаку в зоомагазине. Она может оказаться больной, с недостатками экстерьера; этих собак получают с собачьих ферм, где жестокие заводчики заставляют сук рожать без перерыва, а потом, когда они перестают рожать, их убивают и скармливают другим собакам… Но щенки в этом не виноваты! Только Богу известно, что с ними станет, если она не купит хотя бы одного.

— Я хочу приобрести щенка, — сказала Патти продавщице.

— Вы знаете какого?

— Вон того, полосатого и глазастого.

— Это девочка породы французский бульдог. — Продавщица от крыла пластмассовый ящик и достала сопротивляющегося щенка. — Она из России. Очень редкая порода, здесь их нелегко достать. Она попала к нам только потому, что у нее не правильный окрас.

— Окрас меня не волнует, — сказала Патти, беря собачку. Через несколько минут она вышла из магазина с ошейником и поводком, неся малышку Трисквит в контейнере с мягкими стенками. На углу, не сдержавшись, она вытащила собачку. Та выскочила, как ракета, и ухватила Патти за нос. Патти рассмеялась — зубки у негодницы оказались крохотные и неострые.

— Вы Патти Уилкокс? — прозвучал молодой женский голос.

Она обернулась. Сначала ей показалось, что этих двух девушек она видела на каком-то приеме, но имен вспомнить не могла. Темноволосая выглядела смутно знакомой. Потом Патти вздрогнула: это была та самая особа, которая уставилась на нее в июле на бейсбольном состязании в Хэмптоне. Оказалось, что девушки, с которыми она столкнулась, выходя из дому, шли за ней по пятам. Зачем?

— Вы — Патти Уилкокс, — сказала вторая. Она была крупнее брюнетки, выше ее ростом, с крашенными в рыжий цвет волоса ми. Брюнетка с бейсбольного матча была поинтереснее, хотя в ней угадывалась простушка уроженка Бруклина или Нью-Джерси, стремящаяся на Манхэттен в поисках славы. Под ее цветастой рубашкой виднелся кружевной бюстгальтер, в котором с трудом умещались большие груди. Судя по всему, она делала ставку на свою внешность.

— Простите, — сказала им Патти, — но я вас, кажется, не знаю.

— Зато мы вас знаем, — сказала рыжая. Она была у них за главную. Брюнетка молча пыжилась, воображая себя невесть кем. — Это насчет Диггера.

Патти с облегчением перевела дух. Поклонницы! Две свихнутые, вообразившие, что цель их жизни — поглазеть на Диггера. Так иногда случалось, и правильнее всего в этой ситуации было сохранять вежливость и дружелюбие, но постараться быстрее унести ноги.

— Если вам нужен Диггер, то обратитесь в его звукозаписывающую компанию. Попробуйте поговорить с кем-нибудь из отдела рекламы.

Девушки переглянулись. В их облике было что-то зловещее, и Патти вдруг стало страшно.

— Нам реклама ни к чему, — сказала брюнетка.

— Но огласки не избежать, — подхватила рыжая. — Нам уже звонили из «Стар»…

— Простите, у меня дела, — сказала Патти. — Мне надо идти. — Собачка вырывалась из ее рук. При своем раздутом брюшке и тоненьких лапках она оказалась скользкой, как детеныш тюленя.

Рыжая девушка шагнула к ней.

— Вам наверняка захочется нас выслушать. Мериэл специально взяла отгул.

— Извините, — сказала Патти, — но я ничем не могу вам по мочь.

— Нам ваша помощь ни к чему, — заверила Мериэл.

— Мериэл будет звездой, как Джей-Ло, — заявила рыжая.

— Я собираюсь сделать то, что должна. Мы с Сенди все обсудили и решили, что правильно будет сначала все рассказать вам, — продолжила Мериэл.

— Что рассказать? — крикнула Патти.

Привыкайте к мысли, что вам придется поделиться мужем, — сказала Сенди. — У Мериэл будет ребенок от Диггера.

— Давно ты разговаривала с сестрой? — спросил Селден без особенного интереса.

— Она не берет трубку, — ответила Джейни. — Может, отправилась к Диггеру в Европу?

Был вечер четверга, когда вручались награды мэра в области моды. Джейни сидела в спальне у туалетного столика. Миловидная азиатка занималась ее макияжем, стилистка разложила на кровати три платья. Джейни, несмотря на суету, с любовью смотрела на Селдена: она наслаждалась новым чувством — приготовлением к важному вечернему событию вместе с мужем.

— Думаю, рано или поздно она даст о себе знать, — сказал Селден, роясь в ящиках в поисках галстука-бабочки. Ему было не по себе от необходимости одеваться в присутствии стольких женщин.

— Наверное, я надену синее платье с мехом от «Люка Люка», Барбара, — сказала Джейни стилистке. — Черный цвет устарел, ведь так? По-моему, это цвет для бедных ассистенток, он сочетается со всеми черными предметами. Носить вещи других цветов труднее, приходится заботиться о своем гардеробе.

— Это правда, — согласилась та.

— Да, черный — не цвет, — подтвердил Селден, наклоняясь, чтобы поцеловать жену, но она отвернулась, поэтому его губы коснулись лишь ее волос.

— Дорогой, я уже накрасилась!

— Значит, я весь вечер не смогу тебя поцеловать?

— Не сможете, — подтвердила за клиентку косметичка.

— Мой муж еще не до конца понимает, что значит нью-йоркский прием, — сказала Джейни.

Селден решил перейти в гостиную и выпить в ожидании. Он бросил в стакан три кубика льда и налил на полтора пальца водки. Он уже устал от приемов, а ведь еще только четверг. За неделю это был уже восьмой по счету. Джейни, правда, сказала, что их ждет единственная вечеринка в этот вечер. Селден уставал не столько от самих приемов, сколько от бесконечных приготовлений к ним: многих часов, посвящаемых причесыванию и макияжу жены, поездок в модные салоны за нарядами, звонков по поводу заказа машин, от сменяющих друг друга посыльных. Как ему представлялось, цель всей этой возни исчерпывалась всего лишь несколькими фотографиями в воскресном номере «Нью-Йорк пост» или на странице светской хроники журнала «Вог». Селден не видел во всем этом смысла, но не хотел портить Джейни удовольствие. Выходя в свет, она вся светилась, чего не было в Тоскане. Вот и сейчас он слышал из соседней комнаты довольный смех.

— У вас очаровательный супруг, — донесся до его слуха голос стилистки.

Джейни ответила:

— Да, у меня хороший муж.

Селден вздохнул. После возвращения из свадебного путешествия она штурмовала Нью-Йорк с рвением скалолазки, решившей покорить высочайший пик, а его превратила в шерпа в черном галстуке. Он говорил себе, что долго это не протянется: Джейни быстро устанет от всей этой светской кутерьмы, остепенится, забеременеет — и у них пойдут дети. Они уже разговаривали о скором приобретении квартиры на Парк-авеню или на Пятой, но он все больше приходил к мысли, что лучше подождать и купить дом за городом, в Гринвиче или Катоне: в конце концов лично у него не было необходимости жить в центре города, он не мог себе представить, как там можно растить детей…

Но уже через мгновение его мысли прервало торжествующее «ну?» Джейни. Обернувшись, он увидел ее в обманчиво простом платье, с обнаженными плечами. Ее кожа сохранила с лета смуглость, цвет платья подходил голубизной к синеве ее глаз, сиявших, как сапфиры. На шею падали по моде тридцатилетней давности завитки волос — Селден вспомнил слова Джейни о возвращении этой моды. Он уже все ей простил.

— Ты такая красавица! — прошептал он, теперь довольный тем, что они выходят в свет. Он понял, кто он такой, каково его место в мире. Он — чрезвычайно успешный человек, женатый на потрясающей женщине. Такой судьбе любой бы позавидовал. У него было все, о чем можно мечтать.

Спускаясь в лифте в вестибюль, он сжал ее руку и притянул к себе, стараясь не смазать ее грим. Тем не менее она напряглась.

— Ты очень красивая, — повторил он.

— О, дорогой! — вздохнула она. — Спасибо! — В лифте было зеркало, и она самодовольно в него поглядывала, приподнимая одну бровь. — Но я напрасно не надела украшения.

— Тебе не нужны украшения, — прошептал он, имея в виду, что она красива и без них.

— Нет, нужны, — не согласилась она, делая вид, что не пони мает. — Я могла бы что-то взять напрокат в салоне «Гарри Уинстон», но они приставляют к своим драгоценностям охранника. Я подумала, тебе это не понравится.

— Правильно подумала. — Он засмеялся. — Мне и так не нравится делить тебя со всем Нью-Йорком.

Ему показалось, что Джейни презрительно закатила глаза, но в следующую секунду двери лифта открылись, и она превратилась в улыбающуюся, любящую жену, шествующую рука об руку с ним к лимузину. Усевшись на заднее сиденье, она сказала:

— Я подумываю об ассистентке. Барбара не поверила, что я обхожусь одна. Она говорит, что ассистентки есть у всех. У Мими тоже есть…

— Кто такая Барбара?

— Селден! Барбара — стилистка. Она работает со всеми, одевает всех кинозвезд…

— Сколько это будет стоить? — спросил он.

— Не знаю… — Она пожала плечами, словно от денег можно было отмахнуться. — Долларов двести в день.

Ничего себе, подумал он. Примерно четыре тысячи в месяц, почти столько же, сколько получает его секретарша. Разумеется, он ни в чем не хотел отказывать Джейни, дело было не в деньгах, а в логике человека среднего класса: она работает, речь о бизнесе; пусть сама платит своей ассистентке. Он уже выяснил, что его супруга терпеть не может тратить свои собственные деньги, тем не менее у него хватило решительности сказать:

— Разумеется, ты можешь делать со своими деньгами что хочешь.

— Но я подумала, что она работала бы для нас обо их, — возразила Джейни, удивленно глядя на него, — Она бы, например, носила в чистку твои рубашки. Разве тебе не нужны чистые рубашки?

Селден всегда сам заботился о своих рубашках, но сейчас был тронут заботой жены. Взяв ее руку и гладя ей ладонь, он ответил:

— Если так, обсудим.

Но через секунду она как будто забыла об их разговоре и стала спешно проверять, в порядке ли помада на губах. Они добрались до места назначения.

Селден Роуз смотрел красными от утомления глазами на рыбу у себя в тарелке и чувствовал, что скука перерастает у него в раздражение. Справа от него сидела Джанна Гленей, главный редактор «Вог». После обмена дежурными репликами стало очевидно, что между ними нет ничего общего. Соседка, не снимая солнечных очков, повернулась к соседу справа, знаменитому дизайнеру обуви, и повела с ним оживленную беседу. Со своей соседкой слева Селден, как оказалось, вообще не мог говорить, во всяком случае, по-английски; кое-как вспомнив школьные уроки испанского, он уяснил, что она только что приехала с бразильской фермы и участвует в рекламной кампании «Тайны Виктории». В двух креслах от него сидела Морган Бинчли, с которой он по крайней мере был знаком и которая владела английским языком, но большой круглый стол позволял разговаривать только с ближайшими соседями.

Оставалось потягивать воду со льдом и делать вид, что он очарован происходящим. Прием был устроен в огромном, похожем на пещеру помещении, бывшем банке, на Восточной Сорок второй улице, напротив вокзала «Гранд-Сентрал». Гостей усадили по десять человек за круглые столы. Обстановка должна была выглядеть праздничной: этой цели служили клетчатые скатерти с изображенными посередине черными и белыми цветами, галстуки-бабочки мужчин и роскошные наряды женщин, пытавшихся перещеголять одна другую. Но роскошь не мешала скуке: казалось, гости, привыкшие к приемам, надеялись на лучшее, но убедились, что и здесь все будет, как всюду.

Исключением Селден считал свою жену. Наблюдая за Джейни через стол, он восхищался тем, что она в отличие от всех остальных становится с каждым часом все оживленнее. Лицо ее сияло, улыбка была теплой и радушной. Перед ней беспрерывно останавливались другие гости, поздравлявшие ее с недавним замужеством, на что она отвечала приветливым помахиванием руки в сторону Селдена. Угрюмо ковыряя вилкой рыбу, он думал о том, что «светскость» Джейни для него не сюрприз, но только сейчас он начинал понимать, что это значит на самом деле. Он не ожидал, что так получится, когда прием только начался, и даже приготовился нежиться в лучах ее славы.

Ему приходилось бывать на голливудских приемах, но сам он никогда не вызывал интереса у фотографов, поэтому и сегодня отнесся к ним спокойно. Но как только лимузин затормозил перед тентом, их встретила вездесущая девица в черном, объявившая, что будет их сопровождающей и обо всем позаботится. Потом она крикнула в свой микрофон, что прибыла Джейни Уилкокс, и уже через секунду их ослепили вспышки. Фотографы окликали ее, просили посмотреть влево, вправо, сделать шаг вперед или назад. «Подождите, — мелькнула мысль у Селдена, — мы так не договаривались! Если я желал этого, то женился бы на кинозвезде…»

Но Джейни держала его за руку, подставляла ему щеку для поцелуя. При папарацци ее уже не беспокоила сохранность макияжа. Потом им захотелось поснимать ее одну, и его оставили в покое. Он почувствовал себя лишним. Спасибо молодой женщине в черном, спасшей его и отведшей в сторону. Джейни снимали и интервьюировали еще минут двадцать. Когда он наконец решил, что ее отпустили и они могут утолить жажду и перекинуться словечком, их потащили в VIP-зону, где Джейни снова принялись фотографировать, а он снова оказался не у дел.

А потом их отвели за стол. Добраться туда было нелегко из-за толпы, в которой все до одного оказались в той или иной степени знакомыми Джейни. Они походили на ватагу детишек, вернувшихся в школу после летних каникул.

— Привет, Джейни! Как провели лето?

— Превосходно, дорогая. Я вышла замуж.

— Джейни, милочка! Какое чудесное платье!

— Спасибо, дорогая. Это Люка Люка, мой новый любимый итальянец.

— Хватит, детка, пойдем сядем, — не выдержал Селден, пытаясь оттащить жену от какого-то развеселого коротышки.

— Не беспокойся, все равно никто не сядет до последней минуты. Оливер рассказывает мне о своем путешествии на Капри. Вот куда нам надо было отправиться в свадебное путешествие…

И так далее.

Судя по всему, их стол относился к привилегированным, хотя Селдену было невдомек, чем один стол отличается от другого — разве что присутствием Комстока Диббла, почетного гостя на приеме. Джейни удивилась и как будто была польщена тем, что оказалась его соседкой. Селден был, наоборот, недоволен и даже предложил переставить таблички на столе.

— Селден! Так не делают. Сам знаешь, жен и мужей не сажают рядом, а когда меняешь таблички, это всегда кто-нибудь замечает, и потом ты становишься героем скандальной хроники. — Она улыбнулась и позволила ему прикоснуться губами К ее губам.

Комсток и Морган уселись за стол перед самой подачей первого блюда. Комсток сиял и был радушен, как человек, пришедший с мороза и знающий, что его ждут доброе виски и кубинская сигара. Здесь была его территория, и он это знал.

— Скучища, верно, Роуз? — обратился он к Селдену, как к старому другу.

— Что верно, то верно.

— Что ли еще будет, когда твоя благоверная протащит тебя за один вечер через три приема.

— Думаю, у благоверной найдутся занятия получше.

Комсток не ответил, только приподнял брови, как бы предостерегая, что Селдену еще многое предстоит узнать. Заметив за плечом у Селдена знакомого, он ускользнул.

Гоняя по тарелке кусок рыбы, Селден думал о том, что поступки, мысли и слова Комстока Диббла ничего для него не значили бы, если бы того не посадили рядом с его женой. Селден был убежден: Комсток заигрывает с Джейни. Можно было бы подумать, будто между ними что-то есть, но эту мысль Селден гневно отметал. Слишком фамильярно Комсток наклонял к ней голову, слишком по-свойски цедил какие-то словечки, а она встречала его замечания ухмылкой, словно слышала их раньше. К счастью, Комсток пользовался у женщин дурной репутацией, что было общеизвестно: странно, что они вообще обращают на него внимание при такой-то внешности…

Тем временем Комсток Диббл говорил его жене:

— Твой муженек не сводит с нас глаз. Наверное, ревнует.

— Ревнует? Не глупи, Комсток. Он безумно в меня влюблен, только и всего.

— А ты в него?

— И я, конечно. — Джейни допила третий бокал шампанского. Она не чувствовала опьянения. — Какой же ты злой, Комсток!

— Да, я злой, но и ты не лучше. Может; две злюки снова могли бы соединиться?

— А что подумает Морган? — спросила Джейни со смехом. она ничего не узнает.

— Я этим больше не занимаюсь. Ты забыл, что я замужем? — сейчас не занимаешься, займешься потом. Вот увидишь! — предрек Комсток.

Джейни знала, что должна возмутиться, но ей было лень возмущаться. К тому же вместо негодования она почувствовала облегчение. Комсток был с ней груб все лето, но теперь вроде бы сменил гнев на милость и не собирался напоминать о двух письмах, которые послал ей раньше. Конечно, он высоко взлетел: глядя, как он по-пингвиньи пыжится в своем смокинге, все вспоминали, что его ценит сам мэр. Но Джейни тоже стала теперь птицей высокого полета. Свадебное путешествие получилось тоскливым, однако все окупило триумфальное возвращение в роли жены влиятельного в шоу-бизнесе человека. Не боясь адресовать Комстоку соблазнительную улыбку, она сказала:

— Знаешь, нам действительно надо попытаться стать друзьями.

Ответная улыбка Комстока была похожа на оскал льва, собирающегося проглотить жертву. Внимательный человек рассмотрел бы даже стекающую с клыков слюну.

— Да, — сказал он. — Давай попытаемся.

— О чем вы беседовали с Комстоком Дибблом? — спросил Селден в лимузине на обратном пути.

Джейни пожала плечами:

— О кино, о чем же еще! Я убеждала его снять фильм по «Сельскому обычаю» Эдит Уортон. Эту вещь еще никто не экранизировал, а он в экранизациях дока.

— Он одобрил твой совет?

— Почему бы нет? Идея хорошая. — Она откинулась на спинку сиденья. — По-моему, вечер удался, ты согласен?

— Конечно. — Селден смотрел на сверкающие витрины Мэдисон-авеню. — Только я не знал, что вы с Комстоком такие добрые друзья.

— Мы не друзья. Просто много лет время от времени встречаемся.

— Поразительно, что такому субъекту присуждают гуманитарную премию.

— Это потому, что он снимает в городе много фильмов, — объяснила Джейни, беря его за руку.

— Это еще не делает его заслуженным гуманистом.

— Брось, Селден! Все ведь знают: это фальшивка, и ничего другого не ждут. — Глядя на него сверкающими глазами, она на несла неотразимый удар:

— Если разобраться, то это ничем не отличается от премии «Эмми». Всем известно, что там тоже сплошная политика.

Он открыл было рот, чтобы возразить, но передумал. Нельзя было не признать, хотя бы частично, ее правоту. Остаток пути! они проделали молча.

Привратник отеля «Лоуэлл» приветствовал их словами:

— Мистер Роуз, у меня для вас посылка. — Он протянул па кет. Селден убедился по наклейкам, что внутри письма к Джейни, пересланные со старого адреса.

— Это тебе, — сказал он, отдавая ей пакет.

— Спасибо, Нейл, — сказала Джейни привратнику. — Я давно этого ждала.

В лифте она делала вид, что внимательно изучает почту, то и дело адресуя мужу холодную улыбку, означавшую, что она не видит причин для его дурного настроения. Он уже был знаком с этой ее уловкой, из-за которой чувствовал себя нашкодившим мальчишкой, вышедшим из доверия у любимой мамочки, и знал, что не сможет долго выдерживать такое обращение. В квартире Селден сказал:

— Я ложусь спать.

Она равнодушно улыбнулась и ответила, садясь за письменный стол перед камином:

— Я только просмотрю почту. Я скоро.

Он снял и бросил на кресло пиджак, снял брюки и галстук-бабочку. После туалета и чистки зубов он посмотрел на пустую кровать и вернулся в гостиную.

Джейни зажгла декоративное бревно «Дюраселл» в камине и сидя вскрывала серебряным ножиком для бумаги конверт. Отсвет огня делал ее кожу бронзовой, очень светлые волосы блестели. Каким он был глупцом, что повздорил с ней из-за ерунды! Подойдя, Селден откинул ей волосы и поцеловал в затылок.

— Привет, дорогой, — откликнулась она.

— Не считай меня психом, — попросил он.

— Не возьму в толк, что тебя огорчило, — сказала она. — Я делаю все, что в моих силах, чтобы представить тебя в выгодном свете…

— Я знаю, дорогая. — Он встал перед ней, наклонился и взял за руку. — Просто я не мог вынести, как этот Комсток Диббл на тебя глазел. Мне приходили в голову разные дурацкие мысли, вроде того, что ты с ним спала или собираешься переспать. И что если ты с ним действительно спала, то я уже не смогу тебя видеть, не смогу оставаться твоим мужем… — Он осекся. — Знаю, я идиот. Прости меня.

Он растерянно усмехнулся. Ему показалось, что на ее лице промелькнуло виноватое выражение. Потом ее глаза насмешливо сузились.

— Комсток Диббл! — прощебетала она. — Знаешь, Селден, это последний мужчина на свете, из-за которого тебе надо беспокоиться. Он отвратительный! Честно говоря, меня даже оскорбляет твое подозрение, что я с ним спала.

Как ни весело, как ни доверительно звучал ее голос, она встревожилась. Если это для него так важно, ей придется быть бдительной и постараться, чтобы он не пронюхал правду.

Селден принудил ее встать, обнял и погладил по голове.

— Ничего не поделаешь, я ревнивый муж. Теперь ты ляжешь? Джейни подарила ему быстрый поцелуй и отстранилась.

— Еще минутку! Мне непременно надо просмотреть почту: здесь полно приглашений, вдруг на некоторые нам следует откликнуться? — Видя его недовольное выражение, она игриво за метила:

— Видишь? Если бы у нас была помощница, мне бы не пришлось этим заниматься.

— Претензия принимается, — ответил он весело. — А я пока посмотрю новости. Ты будешь заниматься нашим светским календарем, я же проверю, не случилось ли в мире чего-нибудь важного.

— Если что-нибудь взорвалось, обязательно сообщи, — напутствовала она его, прежде чем он исчез в спальне.

Джейни со вздохом вынула из прически заколки. Волосы рассыпались по плечам. В следующее мгновение за окном ударил гром, по крышам и по асфальту внизу забарабанил дождь. Она прильнула к окну. Лучше было бы сказать Селдену всю правду про Комстока Диббла, тем более что Комсток продолжает слать ей письма. Но возможность упущена, теперь придется помалкивать. В любом случае дружбе с Комстоком надо положить конец или по крайней мере временно ее прекратить. Ей совершенно не улыбалось обманывать мужа, хотя лгать мужчинам часто приходится, просто чтобы выжить, а неведение не сулит Селдену огорчение…

Глядя на темную улицу, она заметила на другой стороне одинокую фигуру, горбящуюся под дождем и пытающуюся остановить такси. Присмотревшись, Джейни поняла, что это молодая хорошенькая девушка в черном платье и в туфлях на высоких каблуках. В этом квартале дурнушку не встретишь: девушка возвращалась скорее всего с шикарного приема, где самоуверенные богатые мужчины обмениваются красотками, как бейсбольными карточками. Джейни поневоле вспомнила собственное прошлое, перенеслась мысленно на несколько лет назад, когда сама не гнушалась такими вечеринками в надежде познакомиться со своим спасителем и найти чем заплатить за такси, если таковой опять не встретится… Девушка внизу задрала голову, как будто спрашивая: «За что, Господи?» Дождевая вода текла по ее лицу и волосам, сбегала по ногам, затекая в туфли. Джейни чувствовала ее отчаяние, знала, что такое полные воды туфли, за которые заплачено 200 долларов — как удачно, такие модные и со скидкой! — а теперь их придется выбросить…

Девушка повесила голову: такси ей не поймать, она побредет домой пешком. Джейни подмывало открыть окно и крикнуть: «Иди сюда! Посиди в тепле!» Но мысль была дурацкая, даже если не вспоминать о нетерпеливо ждущем в соседней комнате муже. Если бы она ее зазвала, то Селден вообразил бы, чего доброго, что ее цель — секс втроем, а такая девушка вполне могла бы на это пойти ради того, чтобы не промокнуть до нитки. Наверняка ведь уже усвоила, что секс — не такая уж высокая плата за приличную постель со свежим бельем и за ванну без тараканов.

Джейни прижалась лбом к стеклу, провожая взглядом девушку, быстро удаляющуюся под дождем. Скорее всего она уже жалела о том, как провела вечер. Хорошенькие девушки — своеобразный народ; иногда лучше не быть хорошенькой. Таким вечно твердят, что внешность делает их особенными, что рядом, за ближайшим углом их ждет чудо, хотя чудо это слишком часто оборачивается всего лишь вымокшими туфлями, на которые вообще не стоило выбрасывать деньги. Джейни нехотя отошла от окна. Она знала, что между этой девушкой и ею самой почти нет разницы, если не считать, что она добилась успеха, вышла за богатого кинопродюсера…

Снова садясь за стол, Джейни подумала, что сполна за это заплатила. Одно из писем заставило ее встрепенуться: обратный адрес — «Парадор пикчерс»! Джейни в ужасе перевернула письмо и не обнаружила марки. Оно было адресовано ей сюда, в отель «Лоуэлл», и было доставлено с посыльным только сегодня. Она открыла конверт дрожащими руками и развернула письмо.

Письмо как письмо, только официальное, от юристов Комстока, с требованием вернуть 30 тысяч долларов, заплаченных ей под обещание сценария, который она так и не представила. Сначала она была в шоке, потом обозлилась. Как он смеет? Он должен был ей эти деньги за секс! Вот, значит, почему он был весь вечер таким дружелюбным: воображал, должно быть, что одолеет ее, что ей придется ему уступить…

— Мне ужасно одиноко, — произнес Селден у нее за спиной, и Джейни подпрыгнула от испуга. Она обернулась, стараясь со хранить хотя бы внешнее спокойствие. — Что с тобой? — спросил он. — Можно подумать, тебя укусили.

— Ничего особенного. — Она невесело рассмеялась. Сказать Селдену про письмо? Но тогда придется выложить все про Комстока Диббла, а она сейчас никак не может этого сделать… — Просто письмо из благотворительного фонда с предложением председательского поста в одном из их комитетов в обмен на взнос в десять тысяч долларов. Как тебе это нравится? Казалось бы, достаточно права использовать мое имя, не прося сверх этого еще и денег! Даже если бы у меня были лишние десять тысяч…

— Только и всего? — спросил Селден со снисходительной улыбкой.

— Глупости, правда? — Она скомкала письмо и швырнула в камин.


8


— Это все? — спросила кассирша. Она была чудовищно тол ста и с подозрением смотрела на Джейни маленьким глазками, едва раздвинувшими жир на лице, грозивший совсем ее осле пить. Ее рука походила на огромный стиральный валик.

— Да, все.

Джейни забрала журнал и украдкой огляделась. В магазине было грязно и полно понурых покупателей. Кассирш всего две, и они не торопились. Своей очереди ждали человек двадцать, причем, как ни странно, совершенно безропотно. Покупатели не проявляли нетерпения, словно были нещадно потрепаны жизнью, разучились возмущаться и свыклись с тем, что немалая часть их жизни пройдет в ожидании чека за шоколадку или бутылку газировки.

— Доллар тридцать девять, — сказала кассирша, глядя в сторону.

— Простите, что вы сказали? — переспросила Джейни.

— Доллар тридцать девять, — повторила кассирша, глядя на нее, как на идиотку.

Джейни стала нервно рыться в сумочке в поисках мелочи. Что может стоить доллар тридцать девять? Сумма до того незначительная и неудобная, что лучше отдавать журнал даром. Вдруг на лице кассирши появился интерес: она узнала покупательницу.

— Я вас, случайно, не знаю?

Джейни замерла. Она не знала, как отвечать на такие вопросы. Сказать высокомерно «нет», схватить журнал и сбежать? Или объяснить, что она Джейни Уилкокс, модель «Тайны Виктории», и что кассирша скорее всего видела ее на телеэкране?

— Я знаю! — сама догадалась кассирша. — Вы рекламируете нижнее белье!

Джейни взяла журнал, кивнула и выдавила улыбку.

— Эй, Вашингтон! — крикнула кассирша своей соседке за кассой справа. — Смотри, модель «Тайны Виктории»!

— Неужели? — Носительница громкой фамилии оглядела Джейни с головы до ног. — Жаль, что в модели не берут толстушек. Я такая сексуальная!

— Тощая белая сучка! — пробормотал один из покупателей. Джейни покраснела, но заставила себя проглотить оскорбление. Она выбежала из магазина на Вторую авеню, потрясенная и задыхающаяся.

Что творится в этом мире? С этой мыслью она озиралась, отыскивая свой автомобиль. Кто эти люди? Что происходит у них в голове, почему они не выносят худобу? Да и не такая она тощая… Скоро ей даже придется удалять лишний жир. Увидев машину в нескольких ярдах, она бросилась туда, распахнула дверцу и спряталась в удобном кожаном салоне.

Водитель, индус по имени Рашниш, посмотрел на нее в зеркало заднего вида.

— Куда теперь, мисс?

— Во «Времена года», — выдохнула она. — Ресторан. На Восточной Пятьдесят второй улице. Не в отель.

С колотящимся сердцем — так на нее подействовали эта не спровоцированная враждебность, определение «тощая белая сучка» — она схватила журнал и принялась им обмахиваться. Что она сделала, чтобы заслужить столь враждебное отношение? Ничего! Просто таков нынешний мир, слишком в нем много сердитых и алчных людей, считающих, будто они заслуживают большего просто потому, что появились на свет. Непонятно только, почему всем им хочется рекламировать нижнее белье?

А теперь еще и это! На обложке журнала была помещена фотография актрисы Гвинет Пэлтроу с перекошенной мордашкой. Заголовок гласил: «Гвинет тайно хочет „Оскар“». Выше Гвинет была маленькая фотография потного Диггера с гитарой и подпись: «Тайное дитя любви рок-звезды».

Она не хотела читать, но пришлось. Два часа назад, под конец съемки для каталога «Тайны Виктории», ей позвонила Патти, тихо сказала: «Загляни в журнал „Стар“», — и повесила трубку.

— У кого-нибудь есть журнал «Стар»? — крикнула Джейни.

— А что? — спросил фотограф.

— Там про мою сестру.

— С ума сойти! — подала голос мастерица макияжа из Коста-Рики. — Я всю жизнь мечтаю попасть в «Стар».

— Это один из тех журнальчиков, которые копаются в чужом грязном белье? — спросил ассистент фотографа.

— А я бы была только рада, если бы кто-нибудь покопался в моем грязном белье. Там столько интересного!

— Например? Презервативы?

— Использованные презервативы не представляют интереса, — твердо подытожила Джейни, закрывая тему.

«Что ж, теперь это моя жизнь», — думала она, быстро листая журнал. Ее сестра попала в «Стар»!

Семье Патти была посвящена целая страница, одна из первых. Посередине была большая фотография Диггера, рядом фотография поменьше темноволосой девушки в черном одеянии, похожем на униформу садистки, и совсем маленькое фото Патти, наклоняющейся на улице к черно-коричневой собачонке, присевшей на тротуаре. Волосы Патти были растрепаны, на ней были синие спортивные штаны «Найк», расстегивающиеся по бокам, и выглядела она так, будто только что встала с постели, это, видимо, соответствовало действительности. Что за собака? Потом Джейни вспомнила: Патти недавно купила щенка. Она стала читать:

"Знойная певичка Мериэл Дюброси провела ночь любви с Диггером и теперь носит его ребенка!

Двадцатидвухлетняя бойкая красотка познакомилась с Диггером за кулисами во время его выступлений в Миннеаполисе, и парочка очутилась в постели. «Стоило Диггеру увидеть Мериэл, как между ними пробежали искры, — рассказала подруга Мериэл. — Он не мог от нее оторваться: не переставал целовать и прикасаться к ее груди»…"

Джейни подумала, что это похоже на Диггера: от Патти его тоже не оторвешь.

"Потом Диггер увел Мериэл к себе в номер, где они предались сладострастным утехам. Их не было видно до четырех часов следующего дня.

А теперь красотка Мериэл беременна!

Есть, правда, проблема: Диггер уже женат — на бывшем телепродюсере двадцативосьмилетней Патти Уилкокс. Патти — отлично сложенная (а вот это преувеличение, подумала Джейни) красавица, завоевавшая сердце Диггера два года назад, когда они повстречались па съемках. «Патти и Диггер по-настоящему любят друг друга, — сообщает источник. — Патти не уступит его без борьбы».

«Мне все равно, — говорит Мериэл, собирающаяся родить в мае. — Ничего не имею против его жены, но Диггер чудесный человек и прекрасный любовник. Он талантлив и добр. Никогда не забуду проведенную с ним ночь!»

Джейни швырнула журнал на сиденье. Что за отвратительная чушь! И зачем Диггер так сглупил? Надо же было клюнуть на отъявленную потаскуху! Наверняка она все заранее продумала, поставила капкан, и Диггер угодил прямиком туда. Пусть теперь расплачивается. Но расплачиваться придется не ему, а Патти. Он разбил ей жизнь, она вряд ли от этого оправится…

Рука Джейни снова потянулась за журналом, снова зашелестели страницы. Джейни вгляделась в фотографию Патти. Ее пронзила страшная мысль: она завидует сестре!

Какая гадость! Как такое возможно? И все-таки ревность была налицо: ей тоже хотелось попасть в журнал «Стар». Не так, как Патти, конечно… Но ее карьере сильно помогло бы, если бы она появилась на страницах этого журнала, посвященных моде. Все женщины, чьи снимки там помещают, актрисы, пользуются большей известностью, хотя она красивее их и не менее интересна…

Джейни откинулась на спинку сиденья, злясь на несправедливость жизни. Каждый день приходится бороться за свое место в мире. Уже два дня она снималась для обложки каталога, стараясь сохранить терпение. быть со всеми вежливой, не жаловаться, когда перегорал свет, когда стилистка не могла справиться с непослушной прядью, а костюмерша возилась с подкладками в ее лифчике, а на самом деле специально трогая ее соски — так казалось Джейни. Какая же это скука-работать моделью! Никто этого не понимает, никто не догадывается, что ей платят за сидение в оцепенении и за отчаянное старание не свихнуться… И ради чего все это? Ради фотографии, при взгляде на которую люди шипят: «Тощая белая сучка, тощая белая сучка…»

Машина медленно проехала мимо подъезда «Времен года», перегороженного четырьмя черными лимузинами, такими же, как у нее.

— Стойте! — крикнула Джейни водителю, опомнившись.

— Я не могу затормозить посреди улицы, мисс, — объяснил тот, оглядываясь. — Все мэр со своими новыми правилами! За это полагается штраф в четыреста пятьдесят долларов.

— Наплевать! — бросила Джейни. Житья нет от этих водите лей, вечно они жалуются на новые штрафы, придумываемые мэром, как будто это ее вина. — Не собираюсь идти пешком!

Она распахнула дверцу и выскочила, приказав перед этим водителю подождать.

— Будьте перед подъездом, когда я выйду, — сказала она на последок и захлопнула дверцу.

Джейни миновала вращающуюся дверь ресторана и распорядительницу, готовую принять у нее отсутствующий плащ. Потом она вдруг вспомнила, что нехорошо пренебрежительно обходиться с обслуживающим персоналом, и обрадовалась, что ее не видит Мими. Учитывая обстоятельства этого дня, она предпочитала не встречаться с Мими.

Патти сидела в одиночестве на коричневой кожаной банкетке. Ее волосы поддерживала желтая бандана. Удивительно, что ее в таком виде сюда впустили… Даже издали Джейни увидела, как осунулась сестра. С того дня, когда к Патти подошла на улице Мериэл, прошло больше недели, но первые пять дней она крепилась и никому ничего не говорила, даже Диггеру. Она заперлась в квартире, не отвечала на телефонные звонки и никому не открывала дверь.

Диггер, два дня оставляя сообщение на автоответчике, умолял ее подойти к телефону (он совершал со своей группой европейское турне), а потом упросил управляющего отпереть дверь и проверить, как там Патти. Управляющий якобы застал ее в постели, когда она лакомилась тянучками в форме мишек, как бывало всегда, когда ей приходилось утолять голод дома. («Что за тянучки, Патти?» — удивилась Джейни. Патти ответила, что это любимое лакомство Диггера.)

Мими любезно согласилась составить Джейни компанию и навестить вместе с ней Патти три дня назад, когда Джейни позвонила мать, с которой связывался Диггер. (Почему он не мог позвонить сам? Сначала Джейни удивлялась, а потом поняла: он тал, что ему оторвут башку.) Диггер сказал, что Патти «чем-то огорчена» и что ее надо проведать. У него самого связаны руки, цель он еще в Амстердаме, хотя отменил пару концертов и возвратится в Нью-Йорк уже через день.

— Он не обалдевший? — спросила Джейни у матери.

На что мать, француженка по рождению, изображавшая воспитанную леди, ответила:

— Что значит «обалдевший»? Я не понимаю.

— Если он накурился марихуаны, то еще не такое выдумает, — объяснила Джейни.

Но выдумкой как будто не пахло. Джейни и Мими побывали у Патти и сумели из нее вытянуть путаную историю неверности Диггера. Потом Мими дала Патти таблетку снотворного и оставила ей горсть успокоительного, приказав принимать его после пробуждения.

— Мы могли не застать ее в живых, — сказала Джейни мрачно.

— Могли, — согласилась Мими.

— Теперь Джейни наклонилась к сестре и поцеловала ее.

— Привет, милая! — весело произнесла она. — Как дела?

— Хорошо, — кисло ответила Патти.

— Ты принимаешь таблетки? Смотри, не больше трех штук в день.

— Знаю, — кивнула Патти. — Почему ты так сильно накрасилась?

— Я только что со съемки, — ответила Джейни, как будто обращалась к маленькому ребенку.

— Ну и как? — спросила Патти.

— Сама знаешь. — Джейни вздохнула. — Скука! Ее сестра чуть заметно улыбнулась.

Патти, дорогая, — продолжила Джейни, — надеюсь, ты не против, если с нами пообедает Мими?

— Не против, — ответила Патти. — Мне все равно.

— Вот и хорошо. — Джейни развернула у себя на коленях салфетку. — Между прочим, Мими большая мастерица улаживать скандалы. У нее огромный опыт. Она два раза попадала в «Стар»…

— Неужели? — удивилась Патти. — За что?

— За свидания с кинозвездами. Однажды она угодила прямо на обложку, потому что встретилась с самим принцем Чарлзом.

— Сплошное вранье! — сказала Мими, устраиваясь на банкетке по другую сторону от Патти. Наклоняясь к Джейни, она спросила, словно Патти — глухая старуха:

— Как она сегодня?

— Кажется, получше, — ответила Джейни.

— Ты узнала что-нибудь новенькое про Диггера?

— Еще нет.

— Отлично, значит, я ничего не пропустила. Подошедшему официанту Джейни сказала:

— Мне бокал шампанского и немного икры.

— Икра? — удивилась Патти.

— Ты тоже поешь икры, от нее тебе полегчает, — посоветовала ей Джейни.

— Принесите ей икры! — скомандовала Мими. — В общем, икра для троих. Хотя нет, я голодна, лучше икра на пятерых.

— Икра на пять персон. Хорошо, мэм, — сказал официант.

— И бутылку «Вдовы Клико», — сказала Мими, глядя на Джейни. Та пожала плечами. Раньше она была равнодушна к шампанскому в отличие от Мими. Впрочем, за прошедшие три месяца она тоже успела его полюбить.

— Думаю, днем «Вдова» — это то, что надо, — сказала она.

— Кто платит? — спросила Патти.

— Диггер, милочка. — Мими похлопала ее по руке. — Это первый урок, который тебе надо усвоить: когда мужчина обманывает, он за это платит. Дорого платит!

Официант вернулся к их столику с бутылкой шампанского и ведерком со льдом.

— Два бокала? — спросил он с сомнением, поглядывая на Патти.

— Думаю, хватит двух, — ответила Джейни. — Для нее шампанское — слишком сильный напиток.

— Патти, милочка, — не вытерпела Мими, — что он говорит?

— Говорит, что ничего этого не было, — ответила Патти, переводя взгляд с Мими на Джейни. Те переглянулись.

— Конечно, чего еще от него ждать! — фыркнула Джейни. — Как он оправдывается?

— Говорит, она к нему приставала, у него в номере была вечеринка, но он там не спал. Он взял ключ у Уинки — это их ударник-и ночевал в его номере, а Уинки спал с этой…

— С этой шлюхой? — подсказала Мими, понимающе кивая. — Уверена, Уинки все подтвердит. Боже, что за подонок: все свалить на другого!

— Он считает, что она делает это для рекламы. Строит себе таким способом карьеру. — Говоря это, Патти смотрела на Джейни.

— Значит, так, — сказала Джейни. — Представляешь, как тебе надо теперь поступить?

— Нет, — ответила Патти. — Я не имею понятия, как мне быть. Весь мой мир превратился в прах.

— Такое время от времени случается, — сказала Мими.

— Ты должна от него уйти, — сказала Джейни.

— Но я не могу! — воскликнула Патти.

— Раз мужчина начал изменять, значит, уже не перестанет, — предупредила Мими.

— Неизвестно, со сколькими он переспал до этой, — добавила Джейни.

— Но он говорит, что это не правда… — слабо возразила Патти.

— Брось, Патти! Конечно, он будет все отрицать. Уверена, он по-прежнему тебя любит и понимает, что совершил большую ошибку. Но она беременна. Беременна! Она родит ребенка, которого должна была родить ты. — Сказав это, Джейни торжествен но выпрямила спину.

— Не слишком ли сурово, Джейни? — сказала Мими, пригубливая шампанское.

— Пусть смотрит правде в глаза, — не отступала Джейни. — Иначе нельзя.

А если ребенок не его? — возразила Патти. При обычных обстоятельствах она бы не допустила, чтобы ее бесплодие обсуждалось в присутствии Мими. Но после того, как она стала принимая пилюли, оставленные Мими, церемонии уже не имели для мое значения.

— Все равно гони его в шею, — посоветовала Джейни. — Вдруг он опять возьмется за свое? — Одно дело, если мужчина плохо обращается с ней, и совсем другое, если страдать приходится сестре, думала Джейни.

Примерно через час Патти проводила Джейни и Мими к их машинам. Обе сильно захмелели. Патти поймала себя на мысли, что и в этот раз, хотя в беду попала она, центром внимания удалось стать Джейни. Ей бы рассердиться, но зла не было. Наверное, дело в пилюлях, подсунутых Мими, думала она. Как она их назвала? «Куколки»! Сладкие «куколки», успокаивающие нервы.

— Лучше я поеду с Мими, а ты, Патти, возьми мою маши ну, — сказала Джейни не терпящим возражений тоном.

— Я могу взять такси, — сказала Патти.

— Не вздумайте! — сказала Мими. — Частный способ пере движения всегда предпочтительнее коммерческого.

— Мне дали машину в «Тайне Виктории», так что не волнуйся, это бесплатно, — добавила Джейни. Подойдя к своему водителю, разговаривавшему по сотовому телефону, она сказала:

— Отвезите мою сестру домой, хорошо?

Водитель выглядел огорченным, и Джейни вспомнила свою вспышку. Решив дать ему чаевые, она открыла бумажник, задумалась, сколько дать — пять или десять долларов, и решила, что хватит пяти. Водитель посмотрел на купюру, на Джейни, чуть заметно покачал головой.

— Спасибо, — сказала она.

— Это вам спасибо, — ответил он насмешливо.

— Бедная! — посочувствовала Мими, когда ее машина отъехала от тротуара.

— Она последняя, с кем такое могло случиться, — сказала Джейни. — Я всегда думала, они по-настоящему друг друга любят. — Она покачала головой. — Вот еще одно доказательство, что ни одному мужчине нельзя доверять…

— Ужас, правда? — вздохнула Мими. — Мухаммед, — обратилась она к шоферу, — не находите ли вы, что соблазны мира сильнее истинной любви?

— О да, мэм, — согласился шофер, — это очень, очень печально.

Мими погладила Джейни по руке.

— В любом случае я рада тебя видеть, дорогая. Нам вдвоем всегда так весело!

— Это верно, — согласилась Джейни.

— Не слишком ли сурово мы с ней поговорили? — спросила Мими и в следующую секунду закрыла себе ладонью рот. — Совсем забыла тебе сказать! Морган говорит, что Комсток покупает квартиру в доме номер 795 по Парк-авеню. За десять миллионов долларов!

— Ты шутишь! — с готовностью удивилась Джейни.

— Дорогая, — сказала Мими, ловко меняя тему, — у тебя со хранилась твоя квартира?

— На Восточной Шестьдесят седьмой улице?

— Да. Не мог бы Зизи там пожить?

При упоминании Зизи Джейни немного поморщилась, как от внезапной зубной боли. Мими редко о нем говорила, и в последнее время Джейни даже надеялась, что их роман сошел на нет. Но раз Мими пытается найти для него угол, значит, об угасании пет речи. Это известие не вызвало у нее радости. Она до сих пор не могла понять, почему Зизи отдал предпочтение Мими, а не ей. Ей не хотелось, чтобы Зизи поселился в ее квартире, потому что она не собиралась упрощать Мими свидания с ним. Однако отказать значило нанести удар по их дружбе.

— Я не возражаю, — проговорила Джейни не особенно радостно. — Хотя вообще-то я подумывала ее сдать.

— Зизи может за нее платить, — сказала Мими. У Джейни не осталось выбора.

— Хорошо, — сказала она.

— Куда ты идешь сегодня вечером? — спросила Мими. Договоренность была достигнута, и она не хотела больше об этом распространяться. Она по-прежнему подозревала, что у Джейни были раньше виды на Зизи, и это было ей неприятно.

— Джейни закатила глаза.

— Мы едем в Гринвич, штат Коннектикут. На какой-то ужин «Сплатч Вернер».

— Какой ужас! — всплеснула руками Мими.

— Мне придется познакомиться с женами всего руководства компании.

— У тебя будет сногсшибательный вид, их всех перекосит от ревности.

— Я постараюсь, — пообещала Джейни.

Выйдя из машины, она огляделась. Вокруг было очень цивилизованно, и она почувствовала облегчение.

По пути к отелю «Лоуэлл» она проходила мимо маленького французского бистро, дорогого и шикарного. Под его зеленым навесом сидели несколько привлекательных европейцев, одетых одинаково: джинсы, кожаные итальянские туфли, дорогие спортивные куртки. Хозяин по имени Кристиан, мужчина среднего телосложения с лицом кинозвезды, курил у входа. Увидев Джейни, он улыбнулся и раскрыл объятия.

— Вот и она! После того как вы вышли замуж, вас не увидишь. — Схватив ее за левую руку, он попросил с клоунским кривляньем:

— Дайте-ка полюбоваться кольцом! Очаровательно! — Он смотрел на нее с уважением.

— У меня чудесный муж, — сказала Джейни.

— Он счастливчик! — Кристиан взмахнул рукой с дымящейся сигаретой. — Никогда этого не забывайте.

Джейни пошла дальше, улыбаясь на ходу. Был теплый конец сентября. Ей каким-то чудом удалось всех обойти: и Патти, которой стал изменять муж, и Мими, муж которой так ужасен, что изменять ему приходится уже ей… То ли дело она, Джейни: муж в нее безумно влюблен, и она ничего не имеет против секса с ним. Уверенно входя в вестибюль отеля «Лоуэлл», она думала о том, что наконец-то обрела опору в жизни.

Но эта иллюзия не просуществовала и нескольких секунд.

— Миссис Роуз, — шепотом обратился к ней привратник, — вас ожидает какой-то человек.

По его выражению было видно, что людей такого типа в «Лоуэлл» не очень жалуют. Оглянувшись, она увидела субъекта с изуродованным оспой лицом, занявшего одно из двух кресел в нише. Она шагнула к нему, он поднялся ей навстречу.

— Джейни Уилкокс? — На нем был бежевый синтетический костюм со штопкой на обшлаге пиджака и на рукавах. Джейни подумала, что он не зря так оделся. Ей стало страшно.

— Да? — произнесла она, разыгрывая нетерпение.

— У меня для вас письмо. Извольте расписаться в получении.

— От кого? — спросила она подозрительно.

— От «Парадор пикчерс». Она прищурилась, придумывая, как отказаться от письма.

— Что, если я не распишусь?

— Как вам угодно. Но тогда я приду завтра, потом после завтра…

Джейни оглянулась. Привратник и посыльный наблюдали за их беседой. Если она устроит скандал, то об этом обязательно станут судачить, и Селден все узнает. Взяв у рябого ручку, она поспешно расписалась, схватила письмо и сунула в сумочку.

— Все в порядке, миссис Роуз? — спросил привратник.

— Да, конечно. — Она принужденно улыбнулась. Порядок был как раз нарушен, об этом она думала в лифте, потом в коридоре, по пути к двери в их апартаменты. Нервно повернув в замке ключ, она ворвалась в комнату, швырнула сумочку на кресло, вырвала из нее конверт. Разорвав его, она быстро пробежала глазами письмо. Все то же самое:

Требование вернуть «Парадор пикчерс» 30 тысяч. Как Комсток смеет требовать у нее деньги? Тем более теперь, покупая хоромы за 10 миллионов?

Собственно, у нее набралась бы такая сумма на сберегательном счету. Но тогда она осталась бы без гроша. Счет она открыла 15 лет назад, когда вернулась после своего первого европейского тура с показами мод. С тех пор она тщательно экономила, откладывая деньги всякий раз, когда получала чек, поскольку не была уверена в будущем и знала, что когда-нибудь ей понадобятся все эти деньги, до последнего цента, чтобы выжить. Разве справедливо, если такой богач, как Комсток Диббл, отберет у нее хотя бы доллар? И потом, разве она не заработала эти деньги? Она честно пыталась написать сценарий, а Комсток занимался с ней сексом…

Она расхаживала по гостиной взад-вперед. «Думай!» — приказывала она себе. Надо что-то предпринять, положить этому конец раз и навсегда. Даже если бы она отдала Комстоку его 30 тысяч, не было никакой гарантии, что вымогательство прекратится: с него станется изобрести еще какой-нибудь повод, чтобы продолжать ее преследовать. Если бы она была мужчиной! У мужчин из круга Комстока Диббла существовало негласное соглашение не связываться с теми, кто тоже может прибегнуть к помощи дорогих адвокатов. Джейни села за письменный стол и забарабанила пальцами по кожаной обивке. В жизни бывают ситуации, когда женщина не может за себя постоять: самой сопротивляться Комстоку Дибблу было бы глупо. В прошлом она использовала мужчин для решения своих проблем и владела всеми тонкостями манипулирования ими; оставалось только найти правильного мужчину.

Зазвонил телефон, но она не обратила внимания на звонок. Помощь должен был оказать человек, не уступающий Комстоку богатством и влиянием, а то и оставляющий его позади. О Селдене не могло быть речи, Гарольд Уэйн одолжил ей в прошлом слишком много денег (так что она осталась должна и ему), чтобы теперь снова она могла к нему обратиться. Помощь должна была исходить от человека, не знавшего о ее прошлых трудностях, способного поверить, что с ней поступают несправедливо. Это будет нетрудно — ведь она действительно жертва несправедливости!

Трудность заключалась в том, что мужчины обычно оказывают такие услуги в обмен на секс или на обещание секса. Но теперь она замужем, ей это не подходит. Джейни закрыла глаза и прижала ко лбу кулаки. У нее связаны руки: если Селден пронюхает о ее проблеме, хотя бы только денежной, он наверняка станет задавать вопросы и рано или поздно узнает, что она и Комсток были близки и продолжалось это целое лето! Надо было рассказать Селдену правду о Комстоке, когда такая возможность была, но тогда она испугалась, что он неверно ее поймет, а теперь слишком поздно. Вот бы найти человека, ненавидящего Комстока так же сильно, как она… Уронив руки, Джейни оглядела комнату в поисках вдохновения.

Увидев на каминной полке несчетные пригласительные карточки, она сердито вскочила. Она не может вернуться к прежней жизни: не кочевать же ей снова с приема на прием в поисках «кого-то», присасываясь к типам, которых ей трудно вынести, делая минет мужчинам, которые при следующей встрече прикинутся, что не знакомы с ней. Она устала постоянно испытывать нехватку денег и страх за свое будущее, когда ее красота померкнет и ей уже нечего будет предложить…

С отчаянным рыданием Джейни смахнула приглашения с каминной полки. У ее ног легла на ковер тяжелая белая открытка с выпуклой надписью золотом — приглашение на зимнее гала-представление в «Нью-Йорк-Сити балет». Председательствовала в оргкомитете Мими, она уже просила Джейни побывать на концерте вместе с ней и с Джорджем.

Джордж! В следующую секунду, глядя на веер приглашений на полу, Джейни устыдилась, как девочка, испортившая в приступе раздражения любимую игрушку. Подбирая по одному приглашения, она снова аккуратно расставляла их на камине. Когда порядок был восстановлен, она позвонила Джорджу.

Спустя полчаса роскошный черный «мерседес» затормозил у скромного подъезда дома на углу Парк-авеню и Шестьдесят девятой улицы. У машины были темные пуленепробиваемые стекла, внутри был телевизор и Интернет; в последние годы магнаты стали пользоваться такими монстрами вместо лимузинов. Главное достоинство машины состояло в том, что при необходимости она превращалась в мобильный офис, в котором магнат мог заниматься бизнесом, мчась прочь от гневных толп, требующих еды из-за выхода из строя сканирующих устройств в супермаркетах-так звучало самое расхожее предсказание о событиях, которые одновременно начнутся 1 января 2000 года. Но, как и все апокалиптические прогнозы, этот прогноз не сбылся, 2000 год наступил без происшествий, поток товаров и услуг не прерывался ни на мгновение. Впрочем, сверхшикарные «мерседесы» остались в моде.

Экземпляром на углу Парк-авеню и Шестьдесят девятой улицы владел Джордж Пакстон; его водитель Пайк был сикхом и не снимал тюрбан. Подобно Мухаммеду, другому водителю Джорджа, Пайк владел боевыми искусствами; Джордж всем рассказывал, что в тюрбане у Пайка спрятан кривой меч — это было совершенно невозможно, но многими принималось на веру. Сейчас водитель в традиционной индийской расшитой рубахе, кушаке и широких шароварах вышел из машины и открыл ее заднюю дверцу. Единственная проблема этого дредноута состояла в том, что сесть в него и выбраться наружу нельзя было грациозно. Прежде чем оказаться на улице, Джордж Пакстон долго возился, разбираясь, с какой ноги начать карабкаться.

В костюме с иголочки он блестел, как черный жук. Как он и предполагал, Джейни Уилкокс ждала его у входа, прижимая к груди сумочку с таким видом, словно в ней был плутоний; увидев Джорджа, она тут же опустила сумочку и перебросила через плечо волосы, чтобы выглядеть увереннее. Джордж не мог не признать, что она очень красива.

Протягивая руку, похожую на клешню рака, на которой красовались большие часы фирмы «Булгари» из восемнадцатикаратного золота, он сказал:

— Добро пожаловать. Пойдемте, я буду вашим гидом.

Джордж нажал на золотую кнопочку рядом с тяжелой деревянной дверью без ручки, и через мгновение дверь открыл высокий человек с мертвенно-бледным лицом в сером фраке.

— Добрый вечер, мистер Пакстон, — сказал он с поклоном.

— Добрый вечер, Бушвелл. Мистер Бушвелл, Джейни Уилкокс, подруга моей жены. Я показываю ей квартиру тайно, так что помалкивайте.

— Конечно, мистер Пакстон.

Джейни поспешила за ним в маленький голубой холл с белыми барельефами, но у лифта замешкалась.

— Джордж, я… — начала она.

Он остановил ее жестом, открывая бронзовую дверь.

— Успеется, — сказал он, маня ее в кабину. Кабина была тесная, обоим пришлось подпирать плечами углы. — Единственное, что в таких местах нехорошо, — лифты. Когда эти дома строили, лифты были в новинку, им не доверяли, считая роскошью, а не необходимостью.

Пока лифт со скрежетом полз вверх, Джейни храбро улыбалась, но Джордж видел, что она близка к панике. Видимо, думает, что он потребует от нее секса, хотя он предполагал, что к концу их разговора скорее она сама станет его домогаться.

— Куда вы меня ведете, Джордж? — не выдержала Джейни, постаравшись все же, чтобы вопрос прозвучал весело, а не оскорбительно.

Придав лицу безобидное выражение, чтобы она его не боялась, он доверительно проговорил:

— Сюрприз! Я знаю, вам нравится все красивое, вот и поду мал, что вам понравится это.

— Что «это»? — крикнула она, когда остановился лифт. Джордж открыл дверь и вышел в выложенный мрамором холл, обшитый сияющим ореховым деревом; из-за редкости эту древесину почти не используют для обивки стен.

— Это квартира, — прозвучал ответ.

— Квартира?!

Джейни огляделась с ужасом и тревогой. Помещение было совершенно пустым, прежние хозяева съехали год назад, но даже без мебели зрелище было впечатляющее. На куполообразном потолке высотой в двенадцать футов были изображены облачка и херувимы в золотом обрамлении. Когда Джейни задрала голову, Джордж обратил внимание на юную гладкость ее шеи и на красоту груди.

— Не просто квартира, — пояснил он, приглашая ее в просторный холл, — а самая большая и самая дорогая во всем Нью Йорке. Двадцать тысяч квадратных футов, тридцать комнат, двенадцать ванных комнат — и все за тридцать миллионов.

— Джордж! — ахнула она.

Он устремил на нее оценивающий взгляд. При виде такого богатства она как будто забыла о своей неприятности, из-за которой позвонила ему и попросила о немедленной встрече.

— У вас ведь уже есть квартира, — произнесла Джейни осуждающе, словно одна квартира — это все, что человеку позволено иметь.

— Да, есть, — согласился Джордж. — Но если в продажу по ступает такая квартирка, а у тебя есть на нее деньги, то ты счастливчик. Знаете, кто здесь раньше жил?

— Нет, — сказала Джейни, качая головой.

— Мори Финчберг. Помните такого? В середине восьмидесятых годов он был самым богатым человеком в Нью-Йорке.

— О нем рассказывали всякие ужасы!

— Да, с виду он был черепаха черепахой, — признал Джордж, присаживаясь на отопительную батарею. Сцена доставляла ему массу удовольствия: он наслаждался изумлением Джейни, тем, как она медленно ходит перед ним кругами. Хотя при таком колоссальном богатстве, как у него, человек способен наполнить восторгом каждую минуту своего существования.

— Что вы собираетесь со всем этим делать? — спросила она.

— Подарю Мими на Рождество. Хороший сюрприз? — Он упивался ее потрясением и завистью, хотя то и другое предвидел. Какая женщина не позавидовала бы такому? Закинув ногу на ногу, он спросил:

— Джейни, вы когда-нибудь задумывались, для чего человек становится богатым?

— Это просто, — тут же ответила она с презрением ребенка, считающего, что ему задали глупый вопрос. — Для секса.

— Так полагают все женщины, — улыбнулся Джордж. — Вы недостаточно цените нас, богачей. Истина в том, что некоторые иногда богатеют для того, чтобы творить добро.

— Бросьте, Джордж! — Джейни шутливо изобразила возмущение. — Какое добро сотворили вы?

— Ага! Вместе с большинством вы презираете богатого чело века. Сами замужем за богачом, а презираете.

— Богатство Селдена с вашим не сравнить.

— А вам не кажется, что начиная с какого-то уровня это уже не имеет значения? — спросил он.

— Имеет, еще какое! Например, такую квартиру Селдену ни за что не купить.

— Я подумывал, не преподнести ли ее в дар городу. Пусть бы здесь устроили школу, — сказал Джордж. — Но, как ни печально, такая благотворительность обычно выходит боком: людям не нравятся богачи, они наделяют их всеми мыслимыми пороками, а партнеры по бизнесу могут принять за умалишенных. Прежде чем совсем разориться, Мори Финчберг пожертвовал огромные суммы на ремонт подземки. И что же? На него набросилось Федеральное налоговое управление, его компанию разорвали на части, а его самого обвинили в смертных грехах…

— Понятно, — произнесла Джейни задумчиво и, слегка хмурясь, медленно подошла к окну, позволяя Джорджу любоваться ее профилем и фигурой. У окна она повернулась и игриво стрельнула глазами. — А вы совсем не такой, каким я вас считала, Джордж, — произнесла она томно.

Он ничуть не удивился. Он знал, что на приемах, вообще при большом стечении людей не производит должного впечатления и открывает свое истинное нутро только самым близким людям. Но ее слова подтвердили, что она невольно превращается в пленницу его чар. Еще немного, и он совсем вскружит ей голову.

Конечно, она была слишком хороша, чтобы он отказался с ней переспать, и он уже решил, что если представится возможность, то не упустит ее, хотя из уважения к Селдену сам не сделает первый шаг. Да ему и не придется проявлять инициативу: будучи миллиардером, он хорошо изучил поведение женщин, когда они сталкиваются с обладателем такого состояния; иногда их реакция даже казалась ему биологической. Сопротивляться богатейшему мужчине могли или молодые идеалистки, не догадывающиеся, какая борьба им предстоит, или молодые таланты, творческие натуры, наделенные кое-чем поважнее денег, или немногочисленные богатые женщины, не испытывающие нужды в деньгах. Наиболее отчаянными он считал так называемых женщин-карьеристок, либо играющих в работу, пока им не попадется богач, либо по-настоящему вкалывающих, знающих на собственном опыте, как тяжко все время трудиться, утомившихся и нуждающихся в перерыве. Женщин обоих последних типов он знал как самых жадных до секса: уже под конец первого свидания они предлагали как минимум минет, ошибочно полагая, что таким способом докажут, что им нравится он сам, а не его деньги. Глазея на Джейни и потирая себе лицо, Джордж думал о том, что ценит Мими за противоположное: она никогда не делала вид, что он ей нравится. Она с самого начала объяснила, что видит в нем законченного хама и будет терпеть его только до тех пор, пока он не разорится.

Джейни Уилкокс он относил к другому типу женщин. Там, где Селден Роуз видел невинность, он распознал хищницу. Джордж не осуждал Селдена за этот брак: Селден еще карабкался вверх по поленнице и, подобно всем неглупым мужчинам, понимал, насколько важно иметь подходящую жену, чтобы не загреметь вниз вместе с дровами. Оставалось надеяться, что Джейни не заставит его страдать — бедняга достаточно настрадался от своей первой жены. Сейчас, встретив ее последнюю реплику теплой улыбкой, Пакстон сказал:

— Вас я тоже представлял другой.

Опираясь на подоконник, он наслаждался тем, что порадовал ее своим ответом, и тем, что если и соврал, то только отчасти. Конечно, она оказалась именно такой, как он предполагал, но под ее холодной и продуманно утонченной внешней оболочкой он угадывал детскую натуру. От этой детской натуры можно было ждать либо тепла и любви, либо требовательности и жестокости, в зависимости от уровня комфорта, в котором она окажется; при определенном побуждении она станет стремиться к удовлетворению любой ценой, даже рискуя саморазрушением.

Он протянул руку и попросил:

— Дайте-ка взглянуть на письмо, из-за которого вы сама не своя.

На лице Джейни появилось выражение не то злости, не то безысходности. Когда она отдавала Джорджу выуженное из сумочки письмо, на ее лице читалось отвращение.

— Мне так неудобно… — начала было она, но он жестом заставил ее умолкнуть и стал читать письмо.

"Дорогая миссис Уилкокс!

С 15 июня 2000 г. мы пытаемся обсудить с Вами вопрос о незавершенном сценарии для «Парадор пикчерс». Сейчас мы предпринимаем четвертую по счету попытку с Вами связаться.

До нашего сведения было доведено, что вы заключили с Комстоком Дибблом устное соглашение о предоставлении оригинального сценария без названия. За эту работу (далее именуемую «Неозаглавленный сценарий») Вы, как явствует из наших документов, получили 23 мая 1999 г. чек на 30 тысяч долларов. По правилам Гильдии писателей Америки устное соглашение вместе с выплатой по нему считается равным стандартному соглашению Гильдии писателей о выполнении Неозаглавленного сценария, и к нему применимы стандарты Гильдии по предоставлению Неозаглавленного сценария и его оплате.

Стандарты Гильдии писателей подразумевают предоставление Неозаглавленного сценария не позднее 90 (девяноста) дней со дня заключения контракта или выплаты, в зависимости от того, что состоялось раньше. Если Неозаглавленный сценарий не предоставляется в 90-дневный срок, то контракт признается аннулированным и недействующим, а Автор — его нарушителем. В этом случае последний возмещает Студии («Парадор пикчерс») все деньги, полученные им, не позднее 30 (тридцати) дней после прекращения действия контракта.

Согласно нашим документам, Вы не предоставили Неозаглавленный сценарий и не предпринимали попыток сделать это. Ввиду истечения 18-месячного срока после получения Вами платы за Неозаглавленный сценарий мы вынуждены просить Вас вернуть все выплаченные Вам деньги по чеку «Парадор пикчерс» в сумме 30 тысяч долларов.

В случае возникновения у Вас вопросов, предоставления Неозаглавленного сценария или недопонимания просим обращаться к нам.

Искренне Ваши…"

Джордж с улыбкой сложил письмо и опустил его на подоконник позади себя. История наверняка была богаче нюансами, чем явствовало из письма. Глядя на Джейни, он гадал, насколько честной она с ним будет.

— А что об этом думает Селден? — поинтересовался он.

— Селден? — Она не смогла скрыть раздражения, но уже в следующую секунду взяла себя в руки и изготовилась к представлению: потупила взор, потом посмотрела на него исподлобья, как ребенок, знающий, что нашкодил. — Дело в том, что я не смогла ничего рассказать Селдену…

— Расскажите мне, раз скрываете от него!

Она присела рядом с ним на радиатор, заставив его сместиться на самый край.

— Если Селден узнает… — И она отвернулась.

— Селден разбирается в контрактах такого рода, — резонно возразил Джордж. — Возможно, ему самому приходилось делать такие заказы.

— В том-то и дело. — Она изящно закрыла ладонями лицо. — Если Селден узнает… — Вся ее поза буквально кричала, что Джордж должен ее утешить.

— Скучные карие глаза Джорджа стали маслеными.

— Теперь понял, — кивнул он. — Тут не только бизнес.

— Так и есть, — сказала она с облегчением, убрала от лица ладони и посмотрела ему в глаза. — Проблема только в том… Вам можно доверять, Джордж? Вы должны пообещать, что никому не проговоритесь, даже Селдену.

— Даю слово, — сказал Джордж.

— Я очень сглупила, — заговорила Джейни, уставившись в пространство. — У меня не было денег, и я не знала, во что ввязываюсь… В общем, Комсток Диббл воспользовался моей беззащитностью.

Джордж удивился: он понятия не имел о связи Джейни с Комстоком Дибблом. Впрочем, почему бы и нет? О ней болтали, что она умудрилась переспать со всеми. Не показывая своего удивления, он попросил:

— Продолжайте.

— Я познакомилась с ним на вечеринке. Это было давно, тог да я… в общем, у меня была черная полоса. Комсток стал за мной ухаживать…

— Он так поступает с каждой женщиной, — сказал Джордж сочувственно.

Джейни кивнула:

— Да, он был очень настойчив. Тогда он мне нравился, я больше ни с кем не встречалась и думала, что он тоже.

— Вас не смутила его репутация? — спросил Джордж, удив ленно приподнимая брови.

— Я сама оцениваю людей, Джордж. Их репутация для меня не имеет значения, — ответила она с ноткой обиды. — Он сказал, что любит меня, я и поверила.

— Мало ли, что он скажет…

— Более того, — крикнула она, — он говорил, что хочет на мне жениться!

А вот это ложь, подумал Джордж, тем не менее спросил:

— А вы что ему ответили?

Что это невозможно, конечно. Мы ведь только познакомились. Откуда мне было знать…

— Что он обручен с другой женщиной?

— Да. — И Джейни отвернулась, будто ей было больно об этом вспоминать.

Джорджа подмывало расхохотаться, но у него было правило не вести себя жестоко без необходимости. И он спросил бесстрастно:

— И вы с ним переспали?

— Джордж! — укоризненно сказала она, изображая смущение. Тогда он посуровел лицом.

— Джейни, вы хотите, чтобы я вам помог. Значит, я должен знать всю правду.

— Так оно и было, да. — Джейни одарила его соблазнительным смелым взглядом, и ему показалось, что она уже готова расстегнуть молнию у него на брюках. — У меня не было причин не переспать с ним. Я думала, он встречается только со мной, что серьезно ко мне относится. А потом он, наверное, почувствовал неуверенность. Хуже всего, когда мужчина становится неуверенным…

— Особенно Комсток Диббл, — поддакнул Джордж.

— Он предложил мне помощь. Идея, чтобы я написала сценарий, принадлежала ему. А тридцать тысяч он мне дал на аренду дома на лето. — Она вдруг зажала себе ладонью рот и наклонилась, словно сдерживая дурноту. — Я только сейчас поняла, как ужасно это звучит. Вы можете подумать…

Джордж оперся о стену и задумчиво покивал:

— Тридцать тысяч долларов — что ни говори, большие деньги.

— Но я ни в чем не виновата! — возмутилась Джейни. — Я понятия не имела… Я действительно считала, что он хочет мне помочь.

— Но сценарий-то вы написали? — спросил Джордж вкрадчиво.

— Дело не в этом! — Она уже сожалела, что рассказала ему все. — Я забросила это занятие, когда узнала на свадьбе своей сестры, что у него есть невеста. И после этого не вспоминала о нем, пока не получила письмо. — Джейни говорила все тише, и Джорджу приходилось к ней наклоняться, чтобы разобрать слова. — Вы богаты и влиятельны, Джордж. Вы понятия не имеете, что значит быть одинокой женщиной. Такие вещи происходят постоянно, а у нее нет никого, кто бы ее защитил. Мне оставалось только пожать плечами и жить дальше.

— Понимаю, — сказал Джордж.

— Он не может вытерпеть, что я вышла замуж, что я счастлива. Увидев меня на вручении гуманитарных премий мэра, он пря мо заявил, что хочет снова стать моим любовником. Я, естествен но, рассмеялась ему в лицо. А потом стали приходить эти письма.

— Так вы подозреваете, что он вас шантажирует?

— Конечно, шантажирует! — Стоило Джейни произнести эти слова, как она поверила в их истинность. — Я бы с удовольствием вступила с ним в бой, — продолжила она, водя пальцем по своему колену, — поскольку знаю, что права. Но тогда это обязательно просочится в прессу. Вы только представьте, как к этому отнесется Селден!

— Представляю, — сказал Джордж. — Его жена будет выглядеть шлюхой.

Джейни ахнула. Раньше она не задумывалась, какой предстает ситуация на взгляд других людей, ведь была полностью поглощена собственными переживаниями. Ее глаза мгновенно наполнились слезами. Она смотрела на Джорджа с выражением потрясения на заплаканном лице.

Джордж не знал, что подумать. Он был склонен считать ее слезы театрально фальшивыми, но представление не оставило его равнодушным.

— Тут вот какое дело, Джейни, — заговорил он. — Какими бы ни были истинные побуждения Комстока, он вправе прислать вам это письмо. Наилучший способ избавиться от Диббла — за платить. Сделайте вид, что возвращаете долг, и дело с концом.

Джейни побледнела и схватилась за живот, как будто ее тошнило от одной мысли о том, чтобы заплатить. Глубоко вздохнув, она встала.

— Да, способ хорош — для вас, — осуждающе проговорила она. — А вот у меня нет денег.

— Бросьте! У вас должны найтись деньги. Вы же знаменитая модель. Уж тридцать-то тысяч наскребете, я полагаю.

— Нет, не наскребу, — ответила она холодно. — Модели зарабатывают не так много, как принято считать. Агентство забирает у меня двадцать пять процентов, потом правительство оттяпывает еще половину. Я считаю везением, когда мой годовой заработок достигает пятидесяти тысяч чистыми. Может, вы запамятовали, но в Нью-Йорке этого едва хватает на аренду жилья.

— Зато я помню, что у вас есть Селден, — спокойно сказал он

— По-моему, женщине не годится полностью полагаться на мужа, — заявила Джейни, многозначительно глядя на него.

Господи, подумал он, приглаживая ладонью волосы. Если она так понимает гордость, то никогда не вернет эти деньги. Глядя, как она нарочито медленно забирает письмо и прячет его в сумочку, он разрывался между желанием ей помочь и побуждением умыть руки.

— Если все сводится к тридцати тысячам… — начал он. Она обернулась.

— Я не приму деньги у лучшего друга моего мужа! — отчеканила она. Ирония ситуации заключалась в том, что раньше она взяла бы, еще как взяла! Сейчас она твердила себе, что дело не в деньгах, а в принципе. Ей осточертели все комстоки дибблы на свете. — И потом, разве не ясно, что если я с ним расплачусь, то ему ничто не помешает снова чего-то от меня потребовать? — И она направилась к двери.

— Есть небольшая загвоздка, — бросил Джордж ей вслед. '

— Да? — Джейни остановилась, но пока не обернулась.

— Одно дело, если бы я сам что-то не поделил с Комстоком Дибблом. И совсем другое — вступиться за другого человека. Если я позвоню Дибблу, он скорее всего пошлет меня куда подальше.

Теперь она стояла вполоборота и поглядывала на него.

— Отлично понимаю, — холодно проговорила она. — И все же хотела бы попросить вас о небольшой услуге, если не возражаете: не могли бы вы сделать вид, что у нас не было этого разговора?

Джордж в ответ засмеялся. Она действительно оказалась не такой, как он представлял: ей не занимать самообладания. Он встал и шагнул к ней.

— Признайтесь, вам просто хочется засветить этому ублюдку промеж ног.

Их глаза встретились. Они отлично друг друга понимали.

— Очень хочется, — согласилась Джейни, опуская голову.

— С этого и надо было начинать, — грубо брякнул Джордж.

— Я бы с радостью, но вы мне не дали.

— Тогда договорились. — И он сунул руку в карман за ключа ми — жест, подразумевавший, что он готов уйти. — Я велю своим адвокатам посоветовать его адвокатам посадить собак на цепь.

Оба замолчали. Он был уверен, что она готовится броситься ему на шею, и предпочел бы, чтобы этого не случилось, поскольку она успела слишком сильно ему понравиться, к чему он оказался не готов. Он зашагал к лифту, она — за ним. Их шаги гулко разнеслись по пустым комнатам.

— Не представляю, как можно жить в таких хоромах, — сказала Джейни, озираясь.

— Наверное, Мими — одна из немногих женщин на свете, которая с этим справится. Это не значит, что вам это не по плечу…

— Нет, я совершенно не разбираюсь в домах и обстановке, — скромно возразила Джейни. — Я владею только одним талантом — демонстрировать бюстгальтеры.

Входя в лифт, он подумал, что если она намеревалась привлечь этими словами его внимание к своей груди, то добилась цели. Джордж решил поменять тему:

— Можно попросить вас о небольшой услуге?

Он собирался попросить ее не рассказывать о квартире Мими, но она решила, что речь пойдет о сексе, подошла к нему вплотную (хотя в тесной кабинке они и так стояли почти впритык) и, чуть ли не касаясь губами его уха, ответила:

— Конечно, я всегда готова, Джордж. Я всегда буду вам благодарна. Вам остается только попросить.

В следующую секунду дверь лифта открылась, и они вышли в холл. Бушвелл распахнул для них дверь.

— Доброй ночи, мистер Пакстон.

— Доброй ночи, Бушвелл. Я загляну на следующей неделе.

Стоя на тротуаре, он протянул Джейни руку, но она подставила ему щеку для поцелуя, потом слегка повернула голову — он решил, что нарочно, — и его поцелуй пришелся почти ей в губы.

— До свидания, Джордж, — сказала она весело и зашагала прочь. Один раз она обернулась, чтобы помахать ему рукой, и у него появилось чувство, что его умело использовали. В данном случае это чувство нельзя было назвать неприятным.

— Не уверен, что это подходящий наряд для поездки в Гринвич, — сказал Селден.

— Этот? — Джейни разглядывала свое платье, изображая невинность. — Чем он плох? — Она наклонилась к зеркалу и повернула голову, укрепляя в мочке уха большое золотое кольцо.

— Просто он немного… — Селден беспомощно смолк, не найдя надлежащих портновских терминов.

— Немного что? Шикарное платье!

— В таких ходят скорее в ночные клубы, — сказал он.

— Туда тоже, — ответила Джейни, хмурясь. — Но я его берегла для особого случая.

— Понимаю. — И Селден, покачав головой, ретировался из ванной комнате. Он не собирался ссориться с женой из-за платья. С другой стороны, он не мог допустить, чтобы его жена вы глядела на корпоративной вечеринке в Гринвиче как русская шлюха. — Может, наденешь что-нибудь сверху? Какой-нибудь свитер? — предложил он.

— Не говори глупостей, Селден. — Она вышла из ванной комнаты в серьгах. — Представь, как нелепо будет выглядеть свитер поверх этого платья! У твоих друзей будет впечатление, что мне стыдно его носить.

«Хорошо бы!» — подумал он и тут же испытал стыд.

Спорное платье было белым синтетическим мини, выпрошенным Джейни несколько дней назад у модельера Майкла Корса. Всего пять таких платьиц сшили в середине восьмидесятых годов; это был выставочный образец, но стоило Джейни его увидеть, как ей приспичило стать его обладательницей. Не обращая внимания на слабые возражения добряка Майкла, она его примерила. Эффект был сногсшибательным: можно было подумать, что платье шили специально для нее. Естественно, у Майкла не осталось выбора: ему пришлось «одолжить» его Джейни — с ее точки зрения, навсегда.

Любуясь собой в зеркале в полный рост, она мысленно называла платье безупречным оружием против других жен из «Сплатч Вернер», способом напомнить им, что она — знаменитая Джейни Уилкокс, модель «Тайны Виктории». Мужья будут пускать слюни, жены — скрежетать зубами. Пусть помучаются!

Только бы Селден перестал нервничать! Думая об этом, Джейни искала в шкафу подходящие сапожки. Хотя так даже забавнее… Найдя сапоги под большой стопкой коробок с туфлями, она в очередной раз порадовалась тому, что ее мужа так просто шокировать. Это неизменно доставляло ей удовольствие, лишний раз подтверждая, что она — рулевой и держит его под контролем.

— Что скажешь вот об этом? — Она показала ему пару белых кожаных сапожек с серебряными пряжками «Гуччи» на подъеме и, не дожидаясь ответа, уселась на кровать, натянула сапоги и застегнула молнию. — Я купила их в девяносто четвертом году. Тогда они показались мне страшно дорогими: восемьсот долларов, а денег у меня было в обрез, но сейчас я так счастлива, что их купила… Коллекционная модель!

— Неужели? — Селден не знал, что еще сказать. Он никогда не испытывал большого интереса к одежде, а Джейни в последние дни только об этом и болтала.

Она встала, демонстрируя весь ансамбль. Теперь, в кожаных сапогах, она была точь-в-точь шлюха с Шестой авеню. Селден злился все сильнее. Он давно предвкушал этот вечер, мечтал, как будет гордиться женой, как продемонстрирует ей образ жизни, которого они с ней достойны, а она снова умудрилась все испортить. Он предпочел бы, чтобы она надела что-нибудь поскромнее Почему она всегда ставит свои желания выше его? Ему виделся в ее поведении умысел: она знала, чего хочется ему, но не собиралась с этим считаться.

Но не умея выразить свои мысли, он всего лишь спросил:

— Сколько стоило платье? — Вопрос был законным, потому что он только что оплатил счет «Американ экспресс» и был поражен суммой, которую она истратила в Милане на одежду, — около 40 тысяч … Он считал, что иметь столько одежды-просто блажь. А она взяла и купила еще одно платье!

— Дурачок! — Она рассмеялась. — Это все, что тебя волнует? Представь, платье досталось мне даром: модельер мне его подарил.

— О! — только и сказал Селден, досадуя, что жена снова оставила его в дураках. Надо было срочно выходить из этого мрачного настроения. — Пора ехать. — Он посмотрел на часы. — Машина ждет внизу.

Видимо, она догадалась наконец, что он ею недоволен, потому что подошла к нему, изобразила покорность и сказала:

— Что с тобой, Селден? Ты не хочешь, чтобы я выглядела сексуально? — Ее тон был дразнящим.

— Да. но…. — Он думал, что сейчас сумеет уговорить ее без слез сменить наряд, но она неожиданно опустилась на колени и быстро расстегнула ему молнию на брюках.

Джейни с рвением профессионалки принялась за дело. После встречи с Джорджем она находилась в приподнятом настроении. Теперь избавившись от страха разоблачения Комстоком Дибблом, она собиралась припеваючи.

Со вздохом, в котором должно было звучать наслаждение, Селден положил руки ей на голову, надеясь, что это быстро кончится и они не опоздают на ужин. Спустя минуту он невольно застонал. Какой же он осел! Любой американец пожертвовал бы правой рукой, чтобы оказаться на его месте: заиметь жену, которая не только вызывает вожделение, но и сама охотно занимается сексом, доставляет мужу наслаждение, даже когда ее не просят!

Марк Макейду и его жена Додо Бланшетт Макейду жили в чудовищном новом доме, прозванном в насмешку Мак-Мэншн. Дом вырос на дорогом мысу, вдающемся в залив Лонг-Айленд. Архитекторы, проектируя его, желали воспроизвести колониальную виллу, если, конечно, таковые когда-нибудь существовали. К парадному входу между четырех колонн вели ступеньки, по бокам которых развевались флаги. В доме было четыре камина, шесть спален, оранжерея (правильнее сказать, пристроенная теплиц выросли пока только два глубоких кресла). Сзади раскинулась главная диковина — современнейшая кухня площадью пятисот квадратных футов.

Посреди кухни в окружении кастрюль, сковородок, медных сосудов, двух кухонных комбайнов, в луже красного вина, от которой к задней двери вела, отклоняясь к раковине, дорожка из муки, стояла Додо Бланшетт, колдовавшая над обедом и напоминавшая сейчас мясника у его колоды-плахи. Додо все в жизни делала решительно и серьезно, как подобает настоящей деловой женщине; не переставая совершенствоваться, она недавно окончила двухнедельные поварские курсы в Американском институте кулинарии. Специализировалась она на телятине, неудивительно поэтому, что кухня сейчас больше всего смахивала на бойню.

Рядом с Додо стояла со смесью ужаса и восхищения на лице Салли Стамак, девочка-подросток, жившая по соседству. Рослая Салли каким-то образом сочетала неуклюжесть и обстоятельную надежность; у нее были длинные светлые волосы в завитушках и очки на носу, которые она носила с независимым видом девушки, твердо решившей не участвовать в конкурсах красоты. Изобретательная Додо «нанимала» Салли себе в помощь, когда готовилась принимать гостей, ценя в ней послушание: она могла безнаказанно помыкать девочкой.

— Салли, сбивалку! — Додо изготовляла маленькие оладьи, которые собиралась увенчать ломтиками копченой лососины с несколькими зернышками икры.

— Где она? — спросила Салли, мечась по кухне, как крупная неуклюжая мышь.

— В раковине? — предположила кулинарша, выливая в миску молоко. При этом она залила молоком каталог «Тайны Виктории», открытый на фотографии Джейни, рекламирующей золотистый купальник. Додо смахнула капли молока со страниц в миску. — Не могу поверить, что Селден Роуз притащит эту модель, — повторила она в пятнадцатый раз.

— Разве она ему не жена? — пискнула Салли. Она выудила сбивалку из мусорной корзины и тщательно ее споласкивала. Додо уже час перемывала косточки Джейни Уилкокс, и Салли мечтала, чтобы она успокоилась. Сама она еще никогда не встречалась с моделями «Тайны Виктории» и предвкушала это событие.

— Дело в том, — не унималась Додо, отнимая у Салли сбивалку, — что эта модель полностью нарушит равновесие сил. На нес будут таращить глаза все мужчины, включая моего мужа. Между прочим, я его предупредила: пусть хоть раз посмотрит в ее сторону — и ему на целый месяц будет отказано в оральном сексе. Мужчины, знаешь ли, как собаки: они четко реагируют на поощрения и наказания.

— Не знаю, что вас так тревожит, — сказала Салли. — Вы не уступаете ей красотой.

— Вот и я толкую Марку о том же. — Приступ взбивания массы в миске был недолог, потом Додо посмотрела на большие круглые часы над двойной фарфоровой раковиной. — Смени меня ненадолго, хорошо? Мне надо пойти наверх и переодеться. — Она вытерла руки фартуком и убежала.

— Я не знаю, что мне делать! — крикнула Салли ей вслед.

— Размешивай! — донесся издалека голос Додо. Пробегая через столовую, она задержалась перед зеркалом, взбила себе волосы и громко сказала: «Хороша!» Додо была молода и уверена в себе, но не красавица: мужеподобное лицо, бледная кожа и веснушки. Впрочем, она была твердо убеждена в своей неотразимости, так что некоторые в итоге даже ей верили и корили себя за слепоту.

В прихожей она столкнулась со своим мужем Марком, только что вернувшимся домой. У Марка была густая курчавая шевелюра, и он до сорока лет успешно сохранял привлекательность и подтянутость, но потом растолстел, выгнал первую жену и через четыре года женился на Додо. Он был импульсивным и чутким, все считали его милым, а он часто сожалел, что женился на сумасшедшей.

— Привет! — сказал он, бросая на столик «Нью-Йорк пост».

— Привет, мой великан! — Великаном его, при росте пять футов пять дюймов, можно было назвать разве что в шутку. — Я быстро — в кухне Салли.

Додо взбежала вверх по лестнице, миновала застеленный ковром холл и метнулась в спальню. Первым делом она заперла на ключ тяжелую дубовую дверь. Потом схватила сумочку и принялась рыться в старых рецептах, клочках салфеток с номерами телефонов, пузырьках с лаком для ногтей, тюбиках губной помады, использованных платках, кисточках для бровей, исписанных и пачкающихся шариковых ручках. Еще она наткнулась в процессе поисков на битком набитый бумажник, четыре отдельно валяющиеся стодолларовые купюры, черную косметическую палочку и щетку для волос, забитую обесцвеченными волосами. В отчаянии она вывалила все это на кровать и, покопавшись, нашла то, что искала: тоненькую пластмассовую пудреницу с белым порошком.

Запустив туда мизинец, Додо извлекла микроскопическую дозу порошка на длинном накладном ногте. Подобно Джейни Додо тайно грызла ногти и тщательно скрывала свои еженедельные сеансы у маникюрши, ухаживавшей за ее фальшивыми ногтями. Зажав одну ноздрю, она сделала вдох, потом другой. Гора барахла осталась на кровати. Додо убрала пудреницу в ящик с бельем и зашла в ванную, чтобы привести в порядок нос.

Додо Бланшетт считала себя очень современной молодой женщиной. Ей было тридцать три года, и она полагала, что добилась в жизни успеха: она не скрывала, что амбициозна, игрива, любит конкуренцию, называла себя неофеминисткой. Додо придерживалась принципа женской взаимопомощи (потому и нанимала себе в помощь Салли) и непрерывно думала о том, как продвинуться в карьере, завоевать мир и попасть в газеты. У нее было много подруг, девиз ее был «Власть — женщинам», и она произносила его с поднятым кулаком. Подобно многим молодым женщинам своего поколения она не имела предрассудков по части использования секса для продвижения вперед и переспала со всеми своими боссами, наткнувшись в конце концов на Марка.

Но все это требовало слишком много сил. Будучи репортером местного филиала Си-би-эс и занимаясь всем, от кинопремьер до лучших салонов искусственного загара и падающих из окон котят, она вставала в шесть утра, мчалась в гимнастический зал, потом час добиралась вместе с Марком до города, читая в машине свежие газеты, в офисе прорабатывала очередной сюжет, занималась прической и макияжем, потом выезжала на съемку, возвращалась в студию для редактирования отснятого материала, выходила в эфир, а затем общалась с подругами, потребляя в модных барах бесчисленные коктейли. За ужином Додо выпивала несколько бокалов белого вина или возвращалась домой готовить ужин для Марка и неизбежных гостей, важных для карьеры обоих супругов.

Она была поборницей упорного труда, считала, что делать все надо только наилучшим образом, и часто повторяла, что с ней за одну неделю происходит больше событий, чем с большинством людей за целую жизнь. При всем этом необходимо было заботиться о внешности и о фигуре, то есть непрерывно находиться в процессе избавления от лишних десяти фунтов.

Телосложение у Додо было спортивное, в школе она играла в женский футбол, а в университете Тафта даже была включена в состав сборной страны. У нее были крупные груди, которые она приподнимала бюстгальтером, чем всю жизнь покоряла мужчин, но этого ей казалось недостаточно, и она уже дважды удаляла жир с талии и бедер. В двадцать два года, стажируясь в «Нью-Йорк Таймс», она открыла для себя кокаин и могущество своих грудей. Через полгода ее уволили. Предлогом увольнения была ее неспособность появиться на работе раньше одиннадцати часов, а истин-ной причиной — роман с женатым боссом, жена которого застукала их и заставила мужа уволить Додо. С тех пор Додо контролировала вое пристрастие к кокаину, но взять под контроль свою сексуальную тягу к влиятельным мужчинам было свыше ее сил.

На подсознание Додо оказывали сильное влияние рекламные изображения красивых женщин, и она старалась на них походить, хотя и ужасалась, думая о власти безмозглых красоток над мужчинами. Одна из ее любимых книг называлась «Красота: как мужские ожидания губят женскую жизнь», и она то и дело цитировала на званых ужинах сентенции оттуда вроде того, что «недавняя приверженность мужчин женской красоте в немалой степени ответственна за разрушение семьи». При этом Додо очень хотелось привлекать влиятельных мужчин собственной красотой…

Стоя перед зеркалом в ванной, она покрасила губы красной помадой, потом приблизила лицо к зеркалу и придирчиво изучила результат, приподнимая пальцем верхнюю губу. Несколько инъекций коллагена — и она сравняется красотой с Джейни Уилкокс, подумала она. Впрочем, о чем беспокоиться? Джейни Уилкокс — самая настоящая безмозглая красотка, к тому же в их кругу красота женщины стоит на втором месте: если она не блистает умом, не способна рассуждать о бизнесе и политике, ничем толком не занята, то мужчины теряют к ней интерес и забывают о ее существовании.

Впрочем, даже выполнение всех трех условий еще не гарантирует постоянного мужского внимания, с горечью подумала Додо. В последние полгода муж проявлял к ней все меньше интереса. Раньше он непременно смотрел ее репортаж в пять часов, но в последнее время говорил, что забыл посмотреть. Приходилось ему напоминать, что его жена не из тех, кого можно забыть, как ключи от двери. Раньше ее приступы возмущения давали надежный результат, но теперь он только закатывал глаза и брел в другую комнату смотреть телевизор. Пришлось ей стать любовницей его лучшего друга Пола Лавледи. Сам виноват!

Пол Лавледи и его жена Каролина, концертирующая пианистка, утверждавшая, что происходит из русского княжеского рода (Додо ей не верила), были среди гостей предстоящего ужина, и Додо весь день, не забывая про Джейни Уилкокс, гадала, как поведет себя Пол. В последний месяц Пол и Додо занимались любовью дважды — оба раза в выходные, когда Марк был в спортом ном зале, а Каролина — на репетиции в Линкольновском центре сценических искусств. Кроме того, они по часу в день разговаривали по телефону. Пол называл ее блестящей и красавицей, и Додо не чувствовала себя виноватой, хотя Каролина считалась одной из лучших ее подруг. Она уже давно решила, что вина бесполезное чувство, и относилась к женатым мужчинам просто если жена не может предотвратить измену своего мужа это ее проблема.

Додо добавила губам блеска и, почмокав, поспешила обратно • спальню, на мощный зов маленькой пудреницы с кокаином. Еще две крошечные дозы — как раз то, что нужно, чтобы взбодриться и продержаться весь долгий вечер. Таковы были ее планы на ближайшее время, то есть до завтра.

В это время Марк Макейду заглянул в кухню. Ему было тревожно, и он то и дело принюхивался, чтобы вовремя учуять назревающую беду. За три года брака с Додо он научился постоянно быть настороже, поскольку несколько раз заставал в кухне занимающийся пожар. Марк до смерти боялся, как бы его дом не сгорел дотла, но Додо оставалась беспечной, твердя, что кухонные пожары — это образ жизни дипломированного повара, каковым она теперь стала. Он не верил, что две недели занятий превращают неумеху в квалифицированного повара, но Додо стояла на своем, а он уже убедился, что с ней проще соглашаться, даже если она отстаивает полнейшую чушь.

Впрочем, в этот вечер все было спокойно. В кухне, разумеется, царил кавардак, но Марк к этому привык. Малышка (та еще малышка…) Салли, соседская девушка, что-то размешивала в миске, из духовки тянуло жареным барашком.

— Здравствуйте, мистер Макейду, — пропищала Салли.

— Привет, Салли. — Марк направился к холодильнику за бутылкой белого вина. — Можешь называть меня Марком. Я не твой папаша…

— Знаю, мистер Макейду.

Такой диалог повторялся всякий раз, когда они встречались. Отыскав в ящике штопор в виде черного кролика, Марк удалился с довольным видом, размышляя о том, какая приятная и цивилизованная жизнь в пригороде по сравнению с городом.

Каролина и Пол Лавледи прибыли ровно в 7.30. Каролина расцеловала Додо, спросила:

— Она уже здесь? — и, получив отрицательный ответ, прошептала Додо на ухо:

— У тебя что-нибудь есть?

— В ящике с бельем, — так же шепотом ответила Додо. За последние два года они с Каролиной подружились. Цементом их дружбы стал кокаин — тайна, которую они тщательно скрывали мужей.

Видя, как женщины шепчутся, и боясь, как бы Додо не призналась Каролине, что встречается с ним, Пол спросил:

— О чем это вы секретничаете?

— Ни о чем, — ответила Додо. — Делимся впечатлениями об этой манекенщице.

— Пол о ней весь день мечтал, — сказала Каролина. — Он никогда не признается, но я-то всегда точно знаю, что у него на уме. Разве не так, дорогой? — И она потрепала мужа по щеке.

Пол испытал новый приступ паники и пожалел, что спал с Додо. Сначала он думал, что это невинный романчик, но после второго раза она стала ежедневно названивать ему на работу. Он собирался положить этому конец, порвать с ней уже сегодня, но стоило ему взглянуть на ее грудь — и решение было отложено. На Додо был пиджак, под ним — только бюстгальтер, лакомые округлости в синем кружеве. Она надела тот самый бюстгальтер, который был на ней, когда они в первый раз занялись сексом. Пол тут же вспомнил прикосновение ее грудей и пришел к мысли, что еще один разок никому не повредит, тем более что его жена по этому параметру сильно уступала подруге. Каролина была очень элегантна, но после года брака Пол уже не находил ее сексуальной.

— Между прочим, я — американец из плоти и крови. Ничего не могу с собой поделать… — сказал он вслух.

— Главное, держи застегнутыми штаны, — ответила Додо, со значением глядя на него.

— Я иду в ванную, — доложила Каролина, поднимаясь по лестнице.

Росс и Констанс Джард приехали через несколько минут после четы Лавледи. По мнению Додо, Констанс оделась, как всегда, странно — в синюю гофрированную блузку и бархатистую юбку ниже колен. Можно было подумать, что она все еще изображает невинную девицу в память о том, какой она была, когда поступила в балет. Каролина считала Констанс странной, но Додо ее всегда защищала, говоря, что она очень мила, просто не такая, как все, поскольку всю жизнь проводит в балетных тапочках. Главной причиной симпатии Додо к Констанс была молчаливость, позволявшая Додо выигрышно смотреться на ее фоне.

Три пары перешли в гостиную, где стояли блюда с орешками и оливками и поднос с мягкими французскими сырами. Минут пятнадцать мужчины разговаривали о политике, а Додо и Каролина обсуждали сослуживицу Додо, молодую особу, бросавшую на нее, по утверждению Додо, грязные взгляды. Потом раздался звонок и дверь, разговоры прервались, но почти сразу возобновились, словно беседующим не было никакого дела, кто там пришел.

Дверь открыла Салли. Додо всегда утверждала, что это ей только полезно, учит искусству встречать гостей, но Салли в такие моменты всегда чувствовала себя служанкой. Впрочем, этим вечером она не возражала против подобной роли: ведь она позволяла ей первой увидеть Джейни Уилкокс, заранее ставшую героиней вечера.

Додо предупреждала, что Джейни — сногсшибательная стерва. Салли уже сталкивалась с такими штучками у себя в частной школе, и ей не терпелось познакомиться с тем же вариантом взрослой женщины. К тому же ей еще не доводилось видеть живую модель. Додо каркала, что та окажется гораздо хуже, чем на фотографиях, но Салли не очень ей верила. Так или иначе, она поразилась зрелищу, которое ждало ее в дверях. От неожиданности она отшатнулась и едва не грохнулась, зацепившись ногой за толстый восточный ковер.

Салли знала, что модель высока; в самой шестнадцатилетней Салли было 5 футов 10 дюймов, но Джейни оказалась созданием с пропорциями амазонки. Салли еще не видела женщин с такой безупречной фигурой и не могла предположить, что возможна такая высокая степень совершенства. Стоило Джейни открыть рот — и ее голос обволок Салли, как сливочный крем.

— Твои родители дома? — спросила Джейни.

— Они мне не родители, — пробормотала Салли, возясь с дверной ручкой. — Я просто соседка. — Она окончательно стушевалась.

— Вот и отлично, — сказала Джейни, озираясь с выражением, которое Салли определила как веселая презрительность. В холле висел большой портрет Додо в жемчугах и пеньюаре, написанный по фотографии и не отличающийся высоким качеством. При виде этого портрета Джейни снисходительно прищурилась, и Сал ли стало неудобно за Додо.

— Все в гостиной, — сказала она, задыхаясь, и проводила глазами Джейни и Селдена. Потом радостно поспешила в кухню. В жизни Джейни Уилкокс была так же красива, как на фотографиях, а значит, Додо будет рвать и метать. Разочаровал только муж Джейни. От избытка чувств Салли позволила себе рюмочку бело-го вина, зная, что Макейду, употребляющие много спиртного, никогда этого не заметят. Рядом с такой женщиной, как Джейни, должен быть знаменитый киноактер, не меньше, а необыкновенный человек, похожий на ее отца или на мистера Макейду, то есть совершенно безликий.

— Марк! — воскликнул Селден, входя в гостиную.

Марк вместе со всеми остальными вскинул голову. Потом все отвели глаза, один Марк пошел к вновь прибывшим. Он стиснул руку Селдена обеими ладонями, затем последовало похлопывание друг друга по спине.

— Познакомься, моя жена Джейни, — сказал Селден.

Марк улыбнулся, стараясь не проявлять чрезмерного дружелюбия, и потряс руку Джейни.

Додо в тревоге заметила, что все мужчины стараются не смотреть на Джейни, и это лишь подчеркивало их желание на нее поглазеть. По мнению Додо, Джейни была именно такой, о какой мечтают все мужчины: скверной смазливой безмозглой девчонкой. Додо неторопливо поднялась с дивана и пересекла комнату.

— Здравствуйте. Наверное, вы — Джейни?

— Да, а вы?..

Додо Бланшетт, жена Марка, — холодно ответила Додо, кипя из-за того, что Селден не позаботился сказать жене, как ее зовут Или сообщил, а она такая дура, что не удержала имя «Додо» в памяти? — Вы не заблудились, отыскивая наше скромное жилище? — спросила она.

— Водитель действительно поплутал, — сказала Джейни.

— Как жаль! — сказал Марк Макейду. — Додо никогда не умел толком объяснить, как к ним добраться. Сама она не нашла бы выхода из бумажного пакета.

Додо нехорошо улыбнулась Марку. Сейчас она с равным удовольствием прибила бы и Джейни Уилкокс, и собственного мужа

— Я хочу произнести тост! — Додо постучала ножом по ста кану с водой и пошатываясь поднялась, едва не уронив бокал красным вином. Она успела перебрать спиртного и кокаина и пребывала в приподнятом настроении. — За новенькую в нашему узком кругу! Добро пожаловать, Джейни Уилкокс!

— За вас! За вас!

Джейни поблагодарила всех натужной улыбкой и села, едва пригубив вино. В этом кругу ей никогда не будет места, как бы она ни старалась. Она была чужестранкой, не владевшей их ял ком. Глядя на сидящих за столом, Джейни остро чувствовала свое одиночество.

Додо она сочла совершенно ненормальной. Перед ужином Додо вызвалась устроить для нее экскурсию по дому и все время повторяла, что могла бы жить в городе, но за пять миллионов Гринвиче можно купить гораздо больше простора… А потом тащила Джейни к себе в спальню и предложила кокаину. Джейни отказалась. Тем не менее Додо продержала ее в ванной комнате минут пятнадцать, откровенничая, как она избегает беременности: на основании теста на овуляции избегает секса в эти дни, когда может забеременеть.

— Я — беременная! Можете себе такое представить? — повторяла она, как попугай. — А мужчины спят и видят, чтобы нас обрюхатить. Мы им нужны только для секса и деторождения, как но я и так не выбиваюсь из сил! На мне и дом, и Марк, который не ударяет палец о палец…

Каролина тоже хороша! С таким длинным аристократическим лицом она считалась бы красавицей лет двести назад. А если присмотреться повнимательнее, то становится видно, что она обозлена, поскольку знает: муж ей изменяет. И вот Каролина все время ищет улики. Хотя разве их трудно найти? Надо быть слепой, чтобы не увидеть — Додо не отлипает от Пола, ее мужа, шепчет что-то ему на ухо, прижимает коленку к его ноге.

Наконец, маленькая жалкая Констанс. Эта так тоща, что вот-вот шлепнется в голодный обморок. На нее никто не обращает внимания, как будто она кукла, которую кто-то сдуру усадил за стол.

И все такие чопорные, такие самоуверенные!

— А я тебе говорю, республиканцы разрушат экономику! — с жором доказывал Росс Селдену.

— Брось, Росс, это чепуха, ты сам знаешь, — не соглашался Селден. — Экономика живет собственной жизнью, не важно, кто президент — демократ или республиканец.

— Я среди вас единственная, кто работает на телевидении, и я вам говорю: фондовый рынок выправится, — сказала Додо.

— Росс, милый, а про Рейгана ты забыл? — подала голос Каролина.

Джейни ковыряла мясо ягненка и помалкивала. Мясо оказать слабо прожаренным, и она побаивалась, как бы недожаренная баранина не испортила ей желудок.

— Вы вкладываете деньги в акции? — внезапно спросил у нее Босс.

— Немного, — ответила Джейни.

— Надо полагать, у вас есть консультант по капиталовложениям? Кажется, у моделей это принято? В таком случае вам самой не обязательно разбираться в фондовом рынке, — высказалась Додо.

— На самом деле многие модели сами вкладывают свои деньги, — возразила Джейни.

— На днях я беседовал с одним типом, имеющим отношение индустрии показа мод, и он мне открыл тайну о топ-моделях: оказывается, они неплохо соображают, — сказал Пол. — Иначе им не добиться успеха.

— Брось, Пол! — возмутилась Каролина. — Неплохо в сравним с чем? — Воцарилась полная тишина, и ей пришлось оговориться:

— Вас я не имею в виду, Джейни.

Кто-то поспешил сменить тему, заговорив о путешествии в Индию в прошлом году и о штурме гималайских вершин. Джейни даже не пыталась вникнуть в то, что слышит: она терпеть но могла спорт и не бывала в Индии. Она украдкой глянула на часы только половина десятого. Какая странная компания! Если не знать, кто чей муж, то их ни за что не сложить в пары правильно, поскольку в этих парах отсутствует искренняя взаимная приязнь. Больше всего они походили на недорослей, корчащих из себя взрослых.

— А что мы предпримем в этом году? — спросила Каролина.

— Я уже предлагал: переправим «феррари» в Монтану и уст роим гонки, — сказал Марк.

— Кажется, у тебя тоже «феррари», Роуз?

— Кое-что получше, — отозвался Селден. — «Ягуар ХК-120».

— Какую скорость он развивает? Селден пожал плечами:

— Думаю, миль сто — сто двадцать.

— Мы заставим вас глотать нашу пыль, — пообещала Додо.

— Почему Монтана? — неожиданно для всех спросила Джейни

— Наверное, потому, что там нет ограничений скорости, — ответила Каролина чуть грубовато, и это не ускользнуло от внимания мужчин.

— Вы — только модель, Джейни? — спросила Додо. Оглядев стол так, словно сказала бестактность и сама это поняла, она быстро добавила:

— Просто многие топ-модели имеют и другие занятия, не так ли? Взять хотя бы ту потрясающую красавицу, забыла ее имя… — Она вопросительно посмотрела на Каролину.

— Кристи Тарлингтон, — подсказала Каролина. — Да, у нее своя компания, свои модели, а еще она делает видеофильмы про йогу.

— Действительно, Джейни, — подхватил захмелевший Пол. — Расскажите нам о себе.

На Джейни устремились все взоры. Ей стало так страшно, что закружилась голова. Показалось, что она задыхается, не чувствует больше собственного тела. Даже одежда, обычно придававшая ей уверенности, сейчас не могла спасти. Если она промолчит, то они сочтут ее идиоткой. Нет, она не доставит им такого удовольствия, будь они все прокляты! Отхлебнув для храбрости вина, Джейни произнесла с деланным спокойствием:

— Я кинопродюсер.

— Неужели? — поразилась Додо.

— Что же вы продюсируете? — поинтересовалась Каролина, доставая из сумочки сигарету.

— Не кури, Каролина! — взмолился Пол.

— Пошел ты! — И она закурила.

— Прошлым летом я написала сценарий. — Как обычно, одна ложь влекла за собой другую, и лгать было с каждой секундой все Легче. — Сейчас фильм в процессе создания.

Она выпила еще вина, не смея смотреть на Селдена. Уголком глаза она видела: он в замешательстве, словно не верит, что она способна на такое наглое вранье. А что еще ей оставалось?

— О чем он? — спросила Каролина.

— О манекенщице, о том, как все пытаются ее использовать в собственных целях, — ответила Джейни.

— Старая история, — бросил Селден снисходительно.

— Селден кипит, потому что он не в курсе, — сказала Джейни Каролине и Додо. Повернувшись к мужу, она добавила:

— Я тебе не говорила, дорогой, поскольку хотела, чтобы получился сюрприз. На что ewe, по-твоему, я трачу дневное время суток?

Эта реплика вызвала взрыв смеха.

— Вам не приходило в голову, что жена прочесывает магазины? — поддела Селдена Додо.

Я никогда не задумывался о том, чем занимаются женщины, — ответил Селден и, поспешно меняя тему, спросил Росса:

— Как там старик? — Стариком в компании называли пожилого генерального директора.

— Медленно сходит с ума, — ответил Росс.

— Говорят, он купил самолет, — подхватил Марк.

— Самолет… — фыркнул Пол. — Назовем вещи своими именами: реактивный лайнер, «Боинг-727».

— Вот и гадай потом, на что тратится прибыль, — резюмировал Селден.

— Знаете, я тоже раньше была моделью, — сказала Додо шепотом, наклоняясь к Джейни.

— Вот как? — Джейни было трудно изобразить интерес.

— Ты занималась этим всего два месяца, — уточнила Каролина. — Не то что я — целый год!

— Ничего подобного! — рассердилась Додо. — Я целых два года демонстрировала купальники «Тропикана».

— В любом случае это было ужасно. — И Каролина махнула рукой.

— Ума не приложу, как вам хватает терпения, — сказала Додо. — Это такая скука! Да еще каждый фотограф норовит затащить тебя и постель.

— Да, конечно, — согласилась Джейни. — Форменный ужас! Но вот ведь странно: почти все симпатичные девушки, которых я знаю, либо этим занимались, либо хотят заняться.

— По-моему, — многозначительно произнесла Джейни, направляясь к машине, — эта соседская девочка очень мила.

— Они все милые. Отличная компания! — сказал Селден. Джейни с видимым раздражением устроилась на сиденье. Она сама не знала, почему злится. Назревала ссора.

— Пожалуй, мне приглянулась Констанс, — сказала она. — Но мне показалось, ей нехорошо. Может, отравление?

— Она интересный человек, если с ней разговориться.

— Наверное. — Джейни уставилась в окно, прикидывая, успеют ли они добраться до дома до того, как разразится ссора. Если успеют, то ссору можно будет предотвратить.

Сочтя ее ответ отступлением, Селден сказал:

— Додо, жена Марка, очень забавная.

— Забавная-то она забавная, вот только готовить не умеет. Как ты думаешь, сырая баранина — это очень опасно?

— Она чрезвычайно успешная женщина, одна из самых популярных на телевидении, — сказал Селден. Он смотрел на Джейни и не понимал, какая муха ее укусила. У Шейлы, его первой жены, всегда была уйма подруг, она отлично ладила с женами его деловых партнеров. — Но ты не позволила этим женщинам проявить свои достоинства. — Он ослабил узел галстука.

Джейни удивленно повернулась к нему.

— Я? — Какие же мужчины болваны! — Да они сразу меня воз ненавидели! Ты не видел выражения лица Додо, когда я вошла? Если не видел, то уж точно слышал их колкости насчет моделей.

— Наверное, тебе все-таки не надо было надевать это платье! — выпалил Селден. Возможно, лучше было промолчать, но он уже не мог держать это в себе.

Джейни удрученно покачала головой.

— Твоим партнерам оно, кажется, понравилось, — язвительно произнесла она.

Это уж слишком, подумал он. Почему они все время ссорятся? Стоит ему начать вежливый разговор, происходит дурацкое столкновение самолюбий. Она проявляла эту свою черту с самого первого дня их знакомства. Селден льстил себя надеждой, что их первая перепалка за столом была лишь притиркой, приведшей их в постель, но на самом деле та вспышка враждебности выявила расхождение в ценностях и в морали. Да еще это вранье! Какой она продюсер?

— По-моему, нам пришло время поговорить, — сказал он.

— Да? О чем? Ты считаешь, мне лучше было бы терпеливо сносить их оскорбления и не пытаться защититься?

— Ладно, пусть они относятся к тебе как хотят. Но объясни, ради Бога, зачем было говорить им, что ты кинопродюсер?

— Взяла и сказала, подумаешь! — Ее глаза сверкнули.

— Но ведь это ложь! — Он едва не сорвался на крик. И как всегда, стоило ему потерять терпение, она взяла над ним верх. Сложив руки на груди, Джейни заявила:

— Я не позволю на меня орать. Никому, даже тебе, Селден Роуз. Теперь обороняться пришлось ему:

— Я не ору. Просто хочу знать зачем. Ты моя жена, черт подери…

— И поэтому ты ждешь от меня полной откровенности? — Она искусно уводила его в сторону от сути спора. С этой ее улов кой он уже был хорошо знаком.

— Джейни, ты не продюсер. И что это за ерунда насчет сценария?

— Сценарий! Она едва не выболтала свой секрет. Переходя в наступление, Джейни зачастила:

— Допустим, я ничего не поставила и не написала — пока… Но чтоб ты знал, я вынашиваю такие планы, очень серьезно намереваюсь этим заняться в будущем. Если тебя это не устраивает, лучше поговорим прямо сейчас.

Сначала он разрывался между желанием встряхнуть ее, как ребенка, выбить из нее правду и расхохотаться. Ведь она понятия не имела о продюсерской работе, не догадывалась, как делают кино; поиграет пару дней в продюсера — и бросит, вернется в магазины. Поэтому он сказал:

— Поступай, как тебе угодно.

— Спасибо. — Она прикусила палец и отвернулась. Еще несколько минут назад она не думала о продюсерстве всерьез и забыла бы о нем, если бы не напоминание Селдена. Но сейчас эта мысль пред ставилась ей удачной: реакция Додо и Каролины показала, что таким способом она приобретет уважение, которого жаждет. Конечно, Джейни не собиралась лгать, но теперь, когда она приняла решение, это уже не было ложью, что бы ни думал Селден…

Она посмотрела в окно. Они мчались по автостраде в сторону Нью-Йорка, мимо заправочных станций, рекламных панно, дрянных домишек. Как тоскливо было бы здесь жить, подумала она. В следующую секунду она почувствовала облегчение: испытания этого вечера остались позади.

— Послушай, — сказала она, примирительно дотрагиваясь до руки мужа, — давай не будем ссориться, тем более из-за людей, которых я, наверное, никогда больше не увижу.

Селден недовольно убрал руку. Неужели они не в состоянии друг друга понять?

— Увидишь, никуда не денешься, — буркнул он. — Особенно если мы переедем в Гринвич. Тогда ты будешь постоянно с ними встречаться.

— Переедем в Гринвич?! — вскрикнула она в ужасе.

— Да, подтвердил он насмешливо. — Это предполагалось с самого начала.

— Вот как? — Ее охватила паника. Она не припоминала, что бы раньше они обсуждали Гринвич, не считая разговоров о поездке в гости к его друзьям. Переезд туда был бы для нее равносилен смерти там она превратится просто в домашнюю хозяйку, уподобится какой-то Додо…

Марк говорит, неподалеку от них, прямо у воды, как раз продается отличный дом. Там было бы где поставить яхту. По мнишь как здорово мы на ней плавали летом?

Она покосилась на него. Он выглядел невозмутимым, взгляд был тверд, словно он подбивал ее снова бросить ему вызов. Но женский инстинкт подсказал: сейчас не стоит продолжать ссору, поэтому она отступила.

— Да, — сказала она ровным голосом, — было бы неплохо.

Он сразу успокоился и, воображая, что кризис миновал, взял ее за руку.

— Не знаю, есть ли там причал, но мы могли бы его построить Дом достаточно велик, то, что нам нужно. Если хочешь, мы могли бы там устроить тренажерный зал…

Спортивные упражнения никогда не были ее излюбленным занятием, но она послушно пробормотала:

— Звучит заманчиво…

— В таком случае я завтра же позвоню Марку и узнаю, кто его агент по недвижимости.

Джейни зевнула, делая вид, что ее клонит ко сну, придвинулась к мужу и уронила голову ему на плечо. Селден погладил ее по волосам. Она закрыла глаза, хотя не ощущала усталости. Она напряженно размышляла, прикидывая разные пути бегства. Внезапно она осознала, что замужество с Селденом Роузом — большая ошибка. Вдруг всплыл Джордж с его огромной квартирой Она сказала ему, что не смогла бы жить в таком месте, но теперь представив жизнь в Гринвиче, поняла, что обманывала себя Оказалось, ей ничего так не хотелось, как жить в самой большой квартире во всем Нью-Йорке. Будь у нее голова на плечах она бы давно занялась Джорджем и вышла замуж за него. Джордж, подумала она и вздрогнула. Джордж, могущественный и сказочно богатый — вот кто для нее предназначен!


9


Над пересечением Пятой авеню и Пятьдесят седьмой улицы гордо парила рождественская звезда высотой в 20 футов, фонарные столбы были украшены венками, манекены в витринах магазинов были разодеты в карнавальные наряды. Декабрь 2000 года выдался морозным, магазины и рестораны были до отказа забиты людьми, без оглядки тратившими деньги. Модные журналы провозгласили возвращение мехов и всевозможных излишеств, от пластмассовых часиков с настоящими бриллиантами до сапожек из крокодиловой кожи за 5 тысяч долларов. Желудок был объявлен новой эрогенной зоной, нуждающейся в возбуждении даже в зимний холод, а модный пластический хирург из Калифорнии брался омолаживать дамские влагалища.

— Можно подумать, то, чем нас оснастил Господь, недостаточно качественно! — возмущенно заявила Пиппи Мос, выходя на улицу из вращающихся дверей ресторана «Каприани». Пиппи была навеселе. Джейни не одобряла ее, но втайне испытывала удовлетворение оттого, что Пиппи никогда не бывает совершен но трезвой. Впрочем, на сей раз она и сама выпила.

— Неужели? — Джейни подумала, что влагалище Пиппи — единственное, что еще осталось у нее настоящим.

— Мими не понимает, — не унималась Пиппи. — С возрастом там происходят изменения…

— Это какие же? — спросила Мими.

— А то ты не знаешь! Растяжение губ. — Пиппи визгливо расхохоталась и вцепилась в руку Джейни. — Мои, например, широки, как Большой Каньон: я переспала со столькими мужчинами!

— Знаешь, Пиппи, большей глупости мне еще не доводилось слышать, — изрекла Мими, натягивая перчатки. — Ты меня совершенно смутила. Вдруг кто-нибудь заглянет в меня и примет за старуху?

— Наверное, ты имеешь в виду Зизи? — Спросив это, Пиппи зажала себе ладонью рот, словно спохватилась, что сказала лишнее. — Ну, так он все равно считает тебя старой.

Ее бестактность была под стать шаткой походке. Каждый шаг давался ей с таким трудом, будто она не умела ходить на высоком каблуке. Ее нетвердая поступь, громкий голос и сам факт, что она — актриса Пиппи Мос, уже привлекали внимание прохожих.

— Уймись, Пиппи! — сказала Джейни. — Хочешь опять угодить в колонку сплетен?

— Я оттуда все равно не вылезаю, — заявила Пиппи. — Черт с ними, врунами!

— Пойдем пешком или возьмем машину? — спросила Мими.

— Машину! — твердо ответила Джейни, оценив состояние Пиппи. Она всем твердила, что любит, даже обожает Пиппи, но соглашалась с Мими, что Пиппи истеричка. Джейни тяготилась обществом Пиппи, потому что вынужденно превращалась в ее сиделку. Пиппи с удовольствием плыла по волнам своих желаний: напивалась, нюхала кокаин, могла вдруг куда-нибудь исчезнуть — удалиться в ванную с только что встреченным мужчиной или просто повалиться под стол. Все бросались ее искать, а найдя, утешали. То она рыдала, выдумав, что кто-то ее презирает, то вынашивала планы мести за надуманную обиду. Джейни пред почла бы обойтись без ее общества, но компания Мими в эти дни подразумевала необходимость терпеть и Пиппи.

— Куда денешься, Мими, — продолжала Пиппи, становившаяся от спиртного или наркотиков агрессивной и долго не слезавшая с надоевшего всем конька, — ты его на целых двадцать лет старше. Вот скажи, бывали у тебя мужчины на двадцать лет старше тебя, которых ты бы не считала мерзкими стариками?

— Запросто, — вставила Джейни.

— Ты не в счет, ты любишь старичков, — отмахнулась Пиппи.

— Селден не старик, — сказала Джейни обиженно.

— Он старше тебя на пятнадцать лет, если только ты не уменьшаешь собственный возраст…

— Пиппи! — прикрикнула Мими, делая знак своему шоферу подать машину.

— Подумаешь! — Пиппи пожала плечами. — Я преуменьшаю свой возраст. Не мечтайте, что я скажу вам правду.

— Я ее и так знаю, — напомнила Мими. — Не забывай, что мы дружим с десяти лет.

Черный «мерседес» притормозил у тротуара, Мухаммед выскочил и распахнул заднюю дверцу.

— Спасибо, Мухаммед, — проворковала Мими.

Все три женщины сели в машину, и она присоединилась к праздничному транспортному потоку на Пятой авеню. На преодоление десяти кварталов должно было уйти не меньше четверти часа, но Джейни нравилось ехать в «мерседесе» с водителем, выглядеть и быть богатой, кутаться в меха, пьяно хохотать после шампанского, выпитого в одном из самых шикарных ресторанов города, быть красивой и иметь красивых и знаменитых подруг, да еще направляться не куда-нибудь, а на аукцион драгоценностей «Кристи». Она провела по стеклу пальцем в перчатке, радуясь совершенству всего происходящего с ней. Ее фотография красовалась на обложке рождественского каталога «Тайны Виктории»: на ней были отделанные бриллиантами трусики и лифчик, доставленные к фотографу в студию под вооруженной охраной. Пока она в этом облачении на пресс-конференции отвечала на вопросы журналистов, охранник стоял в трех футах от нее. Но верхом всего стала обложка журнала «Максим»: на ней Джейни демонстрировала черный кожаный наряд-несколько полосок с серебряными заклепками. Сочетание этих двух образов — ангельского и демонического — породило обвал откликов. Не осталось ни одного развлекательного шоу, где не обсуждали бы Джейни.

Пиппи заерзала и полезла в сумку за сигаретами.

— Как Селден? — спросила она.

— Мы превосходно ладим, — твердо ответила Джейни. Это несколько противоречило действительности, но не жаловаться же Пиппи на Селдена! После ее триумфального появления на двух обложках они с Селденом заключили нечто вроде перемирия, и он старался не заговаривать о Гринвиче. Джейни подозревала, что ему нравилось любоваться женой сразу на двух журнальных обложках, знать, что ее хотят миллионы мужчин; впрочем, ей было недосуг особенно в это вдаваться. В последнее время Селден был сговорчив, как щенок, старался ей угодить, как в дни, когда они только поженились. Если он вдруг упоминал переезд, она подавленно вздыхала и говорила: «Я бы с радостью, но я так занята, как же я могу?»

Но Мими гнула свое:

— Джейни, ты так и не позвонила Бренде Лиш? Вот увидишь, если твой брак рухнет, то только из-за вашего с Селденом сумасшествия: это же надо, жить в таком отеле!

Джейни мелодично засмеялась:

— Селден почти не бывает дома. И потом он обычно не видит, что его окружает.

Пиппи глубоко затянулась сигаретой. В машине стало так дымно, что Джейни поспешила нажать кнопку, чтобы немного приоткрыть окно. Струя холодного воздуха привела Пиппи в чувство.

— В тот раз, в «Динго», он оказывал знаки внимания Венди Пикколо. Это выше моего понимания. Она такая кроха, что надо постараться ее заметить.

Джейни еще продолжала по инерции улыбаться, но в ее глазах появился вызов.

— На что ты намекаешь, Пиппи? У Селдена роман?

— Ничего похожего, — вмешалась Мими решительным тоном. — Три месяца брака — еще не срок для измены. Но если вы не совьете собственное гнездышко…

— А я знаю женихов, которые тащили в постель других женщин даже накануне свадьбы, — настаивала Пиппи. — Один так вообще снял для любовницы номер рядом со своим в медовый месяц.

— Это потому, что ты водишься исключительно с актерами, — сказала Джейни.

— Я сама актриса! — гордо напомнила Пиппи, готовая защищать свою профессию.

Джейни рассмешило ее самомнение. Сколько бы времени она ни проводила из-за Мими в обществе Пиппи, подружиться они не могли. Пиппи видела в Джейни конкурентку, а той казались жалкими ее потуги, ведь она ставила себя выше, чем Пиппи. «У нее острый нос!» — сказала она однажды Мими. «Знаю. Но мужчины находят ее сексуальной», — ответила Мими. Джейни промолчала, только многозначительно улыбнулась: мужчины считали Пиппи сексуальной по одной причине — из-за ее постоянной готовности к сексу.

— В любом случае Селден не из тех, кто заводит любовниц, — заявила Мими. — Поверь мне, Джейни раньше заведет себе любовника.

Сейчас было бы очень кстати напомнить Мими про ее собственного любовника, Зизи. Но Джейни разрядила обстановку, сказав:

— Не могу представить, как можно завести любовника, будучи женой Селдена. Наверное, мне повезло: я вышла за мужчину, которого по-настоящему люблю.

Это тоже было преувеличением: слишком часто она злилась из-за необходимости изображать любовь к нему. Но фразу о настоящей любви она произносила так часто — репортерам на пресс-конференциях, на всяческих торжествах, в ответ на поздравления на приемах, — что перестала наделять ее смыслом.

— А я нет! — выпалила Мими, словно убеждая себя, что это не важно.

— Брось, ты его любишь, — возразила Джейни.

— Люблю, но не влюблена, — уточнила Мими и поспешно добавила:

— Не будем говорить о Джордже.

— Ладно, — пискнула Пиппи и. — Тогда поговорим о Зизи. Что ты ему подаришь на Рождестве"?

— Часы. Он только и говорит о том, как хочет приличные часы И он прав: когда у каждого в этом городе на руке часы за пятнадцать тысяч долларов, если у тебя таких нет, чувствуешь себя изгоем Джейни хотелось презрительно засмеяться, но она и позволила себе такой бестактности. Чтобы соблюсти приличия, она отвернулась к окну и для верности прижала руку в перчатке ко рту. Зизи перебрался в Нью-Йорк три месяца назад и с тех пор испортился. Джейни несчетное число раз наблюдала этот процесс с разными людьми. В Хэмптоне Зизи вел себя безупречно, был галантен и ни за кем не волочился. Но в Хэмптоне было гораздо меньше соблазнов, чем в большом городе. Здесь Зизи сумел быстро снискать известность как завсегдатай клубов: он часто веселился до четырех утра и прослыл большим проказником. Внешность делала его неотразимым для женщин, ходили слухи, будто каждую ночь он отбивается от поклонниц, желающих попытать счастья, а Патти рассказывала даже, что удачливые вступают в тайный «клуб Зизи».

Если бы Мими прислушалась! Джейни уже отчаялась ей помочь. Она не раз пыталась ей намекнуть, что Зизи не тот, за кого себя выдает, но Мими относилась к этому только как к доказательству ревности Джейни. Это теперь было очень далеко от истины: услышав о новой победе Зизи или увидев его с очередной ослепительной красоткой, она радовалась, что его отвергла — так она предпочитала оценивать исход их несостоявшихся отношений. Мими продолжала платить за Зизи арендную плату; зная его любовь к деньгам, Джейни предвидела, что он рано или поздно встретит девушку из состоятельной семьи и женится на ней, чем сведет Мими с ума. Она уже представляла себе пену ярости на губах утонченной Мими Килрой.

Проезжая мимо «Тиффани», перед которым выстроилась очередь туристов, Джейни сильнее прикусила палец перчатки. Она всегда гордилась своим умением анализировать истинные намерения мужчин и никогда не лгала себе насчет того, к чему мужчина в действительности стремится. Ей было трудно терпеть женщин вроде Мими, сознательно заблуждавшихся по этому поводу. Но дружба требовала, чтобы Джейни скрывала от подруги правду о Зизи. Ей даже не хотелось гадать, что произойдет, если она больше не сможет обманывать Мими.

— А что ты подаришь дядюшке Джорджу? — пискляво спросила Пиппи.

Джейни поморщилась: она не выносила фамильярности Пиппи. Мими была к ней, впрочем, равнодушна.

— Обойдется запонками, — ответила Мими. — Подыщу что-нибудь старинное, редкое — скажем, платиновые от «Аспри». Он прейдет в восторге, если получит что-то эксклюзивное.

— По-моему, у Джорджа прекрасный вкус, — вставила Джейни. Мими покатилась со смеху и, навалившись на Пиппи, похлопала Джейни по рукаву:

— Не рассказывай мне, что ты увлеклась моим мужем. Хотя это было бы удобнее всего. Если ты его хочешь, пользуйся. Толь ко не могу представить, что ты будешь делать с двумя мужьями.

Мими никак не могла отсмеяться, ей вторила Пиппи. Вылезая за ними следом из машины, Джейни чувствовала, что у нее горят щеки. После того разговора в квартире Джордж не выходил у нее из головы. Когда они сталкивались на приемах, она чувствовала, что между ними пробегает искра, хотя на людях было невозможно дать себе волю.

— Если честно, я считаю Джорджа чрезвычайно милым, — произнесла Джейни чопорным тоном. Мими снова прыснула:

— Он лучше всех, дорогая, можешь не сомневаться. Я его обожаю…

Входя в аукционный зал, Джейни думала о том, как отнесется Джордж к уготованным ему запонкам. Ведь она знала, какой подарок он приготовил Мими.

Через два часа Джейни расплачивалась в кассе аукциона за ожерелье из черного жемчуга. На карточке «Американ экспресс» Селдена разом стало на 50 с лишним тысяч долларов меньше. Она все еще испытывала возбуждение после торговли за жемчуг, завершившейся выигрышем, и смело подписала «Джейни Уилкокс Роуз» внизу чека, сознательна" не глядя на цифру. Вместе с налогом покупка потянула на 54 тысячи. Аукционный дом брался отослать жемчуг за пределы штата, чтобы избежать налога с продажи, но Джейни встретила это предложение смехом и сказала, что если Селден может себе позволить истратить 50 тысяч, то налог для него не проблема.

— Тут ты ошибаешься, — возразила Мими. — Мужчины и возражают раскошелиться на что-то полезное для них, но терпеть не могут зря швыряться деньгами.

— Возьмешь лишний раз в рот — мигом обо всем забудет. — Дав этот совет специалистки, Пиппи заковыляла к такси. Ее лисья шуба распахнулась, тяжелые груди, обтянутые зеленым свитером, торчали наружу, как боеголовки снарядов. Мими взяла Джейни под руку и сказала:

— Не обращай внимания на Пиппи. Она прелесть, но страшно завистливая. Особенно она завидует тебе теперь, когда ты пре успеваешь, а у нее дела ни к черту. Из-за этой твоей обложки «Максима» она чуть не свихнулась.

— Что именно она сказала? — осведомилась Джейни.

— Ничего нового. Что не понимает, почему в журнале выбрали тебя, а не ее.

— Ее ведь уже года три не снимали в нормальном кино, — запротестовала Джейни. — А последний фильм так и не попал на экраны, а сразу пошел на видео.

— Не имеет значения. Она воображает, что по-прежнему популярна, как десять лет назад. Как ее подруги, мы должны позволить ей и дальше заблуждаться.

— А по-моему, она может наделать бед, — упрямо бросила Джейни, но Мими только рассмеялась.

— Пиппи? Она слишком глупа, чтобы быть опасной. Правда, я бы не осмелилась оставить ее одну в комнате с жемчугом, который ты сейчас купила… — Как будто читая в глазах Джейни вопрос, Мими быстро добавила:

— Знаю, знаю, Пиппи — ходячее горе, у нее мозги набекрень, но ведь я с ней выросла, она мне как сестра. Ее крестная была лучшей подругой моей матери. У маленькой Пиппи и у ее сестры никогда толком не было семьи, поэтому она проводила с нами все праздники. И потом у всех нас есть недостатки. Например, у меня их полно, и в моем возрасте я хочу, чтобы к ним относились снисходительно. В сорок лет с женщиной что-то происходит: она начинает понимать, как важно проявлять к людям доброту.

Джейни усмехнулась — так всегда бывало, когда она пыталась скрыть замешательство.

— Я вовсе не хотела…

— Я тебя не упрекаю. Но мы можем быть с Пиппи терпеливы ми, зная историю ее жизни. Она устала, разочаровалась, судьба ее изрядно помяла, к тому же у нее нет ни денег, ни мужчины, который бы о ней позаботился. Неудивительно, что она зла на весь свет.

— Разумеется, ты права, — сказала Джейни. Мими улыбнулась и сжала ей руку.

— Мне пора. Я обещала встретить детей Джорджа в аэропорту. Скоро увидимся!

Джейни улыбнулась и проводила Мими глазами. В арсенале Мими был большой запас восхитительно элегантных жестов: достаточно было посмотреть, как она стучит пальчиком по окну машины, привлекая внимание водителя, как стоит, наклонив гону, пока он открывает ей дверцу. Прежде чем нырнуть на сиденье, она ловко подобрала полы шубы.

— Если Селден станет тебя упрекать за жемчуг, — крикнула она па прощание, — сошлись на меня: мол, это я заставила тебя его купить!

— Так я и сделаю! — крикнула Джейни в ответ. Машина Мими укатила, а Джейни свернула на Мэдисон-авеню. Спрятав руки в карманы белого норкового манто, она наслаждалась морозным декабрьским воздухом, безветрием, темным небом, разлитым в воздухе приподнятым ожиданием, предвещающим снег. Лица прохожих были радостными, словно вместе со снегопадом начнется настоящий праздник.

Джейни всегда относилась к первому зимнему снегу как к чему-то особенному. В день первого снега могло произойти все, что угодно. В подтверждение этого она потрогала жемчужины у себя на шее. Купить черный жемчуг в день, когда выпадет снег, — доброе предзнаменование… Но уже через минуту настроение ей испортила мысль о неизбежной реакции Селдена на ее покупку. У него была куча денег — задавая осторожные вопросы, Джейни пришла к выводу, что у него есть миллионов тридцать, а то и больше, но когда доходило до трат, он вел себя, как типичный представитель среднего класса. Его любимым вопросом был: «Ты уверена, что тебе это действительно нужно?» Он повторял это всякий раз, когда обнаруживал, что она что-то купила. Отчаяние обычно заставляло ее парировать: «А ты уверен, что тебе действительно нужна коллекционная машина за полмиллиона?» На это он холодно отвечал: «Если ты про „ягуар“, то это произведение искусства. Я его никогда не продам».

В точности то же она решила ему сказать про жемчуг: радуйся, это произведение искусства! Но, двигаясь в праздничной толпе, она думала о несправедливости сложившейся ситуации. А ведь Мими истратила гораздо больше, чем она: кроме золотых часов для Зизи за 20 тысяч, она соблазнилась бриллиантовым колье за 150 тысяч для себя. Едва войдя в помещение, она заявила, что не уйдет без этого колье, красовавшегося на синем бархате в запертом прозрачном сейфе.

Стоя перед аукционом рядом с Мими и пожирая глазами приглянувшийся жемчуг, Джейни думала о том, как хорошо было бы стать женой Джорджа. Как чудесно покупать все, что тебе вздумается, а не уходить ни с чем…

— Такого жемчуга уже нигде не увидишь, — подстрекала ее Мими, жестом приказывая служащему достать ожерелье из сейфа. Жемчужины кремово-оловянного цвета имели по 11 миллиметров в диаметре-именно то, что нужно, чтобы произвести должное впечатление, но не навести на мысль о подделке. — Вещь, конечно, не новая, — продолжала Мими, поднося ожерелье к шее. — Зато жемчужины совершенно натуральные. Собирать их пришлось долгие годы — видишь, они все одинакового размера Мне всегда нравился такой жемчуг. Его можно надеть с чем угол но. Такой был у моей бабки, в нем она была представлена ко двору королевы Елизаветы".

Джейни даже испугалась, что Мими сама купит жемчуг, не ограничившись бриллиантовым колье, и решила за него побороться.

— Красота! — сказала она, забирая у Мими жемчуг. Надев ожерелье, она залюбовалась жемчужинами на своей кремовой коже и подумала, что на ней они смотрятся гораздо выигрышнее, чем на немолодой Мими. Конечно, колье Мими было лучше и богаче, но это не помешало ей заявить:

— Я их беру.

— Правильно, — одобрила Мими. — Если сумеешь обойтись пятьюдесятью тысячами, считай, что тебе повезло.

После этого, сидя в третьем ряду душного аукционного зала, она снова и снова поднимала свою табличку. Ее противником был аккуратно одетый гей, торговавшийся, по убеждению Мими, но поручению жены какого-нибудь нувориша, которая не смогла бы сама оценить красоту жемчужин. Увлекшись торгами и не отступая, хотя цена уже подобралась к 50 тысячам, Джейни не чувствовала иронии ситуации: ведь она сама относилась к категории нуворишей, ибо тратила «новые» деньги своего нового мужа. Она была способна думать только об одном: как чудесно будет на ней смотреться это ожерелье, как она займется с Селденом любовью в одном ожерелье, если иначе его нельзя будет успокоить…

«Продано! Очаровательной белокурой леди!» — провозгласил наконец аукционист. Джейни едва не упала в обморок, настолько дорого ей далась победа. Льстивый внутренний голос нашептывал, что она слишком долго мучилась, что заслужила право вот так тратить деньги и не должна чувствовать вины. В конце концов женщины вроде Мими делают это постоянно…

Сейчас, шагая по Пятидесятой улице, она ощущала во рту вкус денег — так подействовала на нее одержанная победа. А бедняжка Пиппи вообще ничего не может купить… Любуясь проволочным оленем, утыканным белыми флажками, символом торгового центра на Парк-авеню, Джейни вдруг устыдилась, что пыталась опорочить Пиппи Мос. Надо стараться быть как Мими: такой же спокойной, теплой, способной держаться на отдалении от всех остальных и, вникая в мотивы чужих поступков, не наделять людей своим собственным несовершенством, быть к ним добрее. Правда, вскоре, через несколько секунд к восхищению Мими примешалась застарелая зависть: если бы Джейни росла в такой же обстановке, как Мими, не сталкиваясь, как она, со злом, то тоже с детства научилась бы доброте… Встрепенувшись, она сказала себе, что теперь не должна завидовать Мими, к тому же та — единственная ее подруга, которой она искренне восхищается.

Дойдя до угла Пятьдесят седьмой улицы, Джейни увидела эмблему фирмы «Берберри» и решила заглянуть в магазин, чтобы подобрать что-нибудь для Селдена-бумажник, цепочку для часов. Если она явится домой с небольшим подарком, то можно будет отвлечь мужа от жемчуга, тем более что она никогда ничего ему не покупала.

Эти мысли заставили ее вспомнить Зизи и подарок, купленный ему Мими. Бедная Мими, подумала она высокомерно. Сама Джейни никогда не стала бы содержать мужчину, ее возмущала даже мысль о том, чтобы заплатить за ужин спутника. Несколько лет назад, ей тогда еще не было тридцати, она совершила глупость: пошла на свидание с очень привлекательным начинающим актером, достижения которого исчерпывались на тот момент появлением в эпизодической роли в картине Вуди Аллена. Дело было в субботу вечером: он повел ее в жуткий ресторан на Третьей авеню, где им пришлось сорок пять минут дожидаться столика. Когда принесли счет, актер открыл бумажник и застенчиво признался, что у него нет денег. Если она заплатит, он пообещал назавтра вернуть ей деньги. Джейни сама была тогда на мели, сорок долларов, которые лежали в ее кошельке, предстояло растянуть на два дня. Расплачиваясь, она чувствовала, что никогда еще не падала так низко: не только сама была неудачницей, но и встретилась с неудачником!

Дальше все сложилось и того хуже: пытаясь показать себя джентльменом (а возможно, компенсировать пустоту карманов), он настоял, чтобы она позволила ее проводить, подняться вместе с ней по лестнице, зайти в ее квартиру. А там он полностью переменился: полез целоваться, а когда она его отпихнула, наорал на нее, обозвав богатой сучкой, считающей других хуже себя. Тогда Джейни подумала, что он, наверное, прав: его она, разумеется, считала ниже себя. Он не успокоился и попытался ее изнасиловать, но член у него оказался маленьким и никак не вставал, так что ему пришлось ретироваться. Однако прежде чем убежать, он отвесил ей сильную пощечину, сбив с ног.

Джейни два часа провалялась в постели, прижимая к щеке лед. В другое время она бы обливалась слезами, переживая за свою внешность, но тогда она уже несколько недель была без работы, и выход на подиум не грозил ей еще две недели. Она решила не позориться и не вызывать полицию: одиночка, без постоянной работы, не зная никого, кто обращал бы внимание когда она приходит и когда уходит, она должна была быть готова к таким происшествиям и сама о себе заботиться. Больше всего Джейни переживала из-за сорока долларов. Оплатив ужин, она обрекала себя на то, чтобы завтра просить кого-нибудь из знакомых мужчин ее накормить. Она уже представляла, как бы дет потом уклоняться от секса, ссылаясь на усталость…

Улыбчивый охранник в форме впустил ее в «Берберри», придержав тяжелую стеклянную дверь и вежливо поздоровавшись. Оказавшись внутри, она вспомнила, как любит такие магазины с их любезным персоналом. Внутри было тепло, преобладали бежевые тона, от которых возникало ощущение, что ты закутана в уютное одеяло. Озираясь в поисках галантерейного прилавка, она увидела высокие клетчатые сапоги на каблуке и сразу испытала наслаждение, близкое к сексуальному. Схватив один сапожок, она громко объявила:

— Я должна их купить!

Смазливый молодой продавец тут же подскочил к ней и проговорил масленым голоском:

— Чем я могу вам помочь, мисс Уилкокс?

— Надеюсь, у вас найдется мой размер — девятый. — Ее возбуждение только усилилось оттого, что ее узнали. — Если нет, то я не знаю, что мне делать…

Продавец убежал за сапогами, а Джейни опустилась на бежевую кожаную скамеечку, совсем забыв про Селдена. Через несколько минут продавец, к ее облегчению, вернулся с коробкой. Однако его слова стали для нее ударом:

— Это последняя пара. К сожалению, размера восемь с поло виной.

— Ничего, я их разношу, — сказала она, сбрасывая туфли.

— Я могу обзвонить другие магазины, — предложил продавец. — Думаю, в Лос-Анджелесе еще остался девятый…

— Нет, они мне нужны немедленно, — решительно заявила Джейни. — Если придется столько ждать, пропадет все удовольствие.

— Совершенно с вами согласен, — поддержал ее продавец.

Она расстегнула сапог и сунула ногу внутрь. Сапожок был тесноват, проносив его час, она наверняка пожалеет о покупке; с другой стороны, обувь растягивается, а ей до одури захотелось такие сапожки. Натянув второй, она встала и подошла по ковру к зеркалу, чувствуя, что посетители и продавцы любуются ею, возможно, тоже загораются желанием покрасоваться в таких сапогах…

Всякий раз, когда Джейни вертелась перед зеркалом, примеряя обновку, она принималась фантазировать. Сейчас она представила себе, что очутилась в этих сапогах в каком-то экзотическом месте (возможно, среди пальм и белых домиков) и переходит улицу со смесью решимости и страха на лице. Она одна, ей грозит опасность, но в сумочке спрятан револьвер…

И вдруг она услышала тихое мужское мурлыканье:

— Нет ничего сексуальнее женщины в сапожках, которые ей малы.

Она резко обернулась и оказалась лицом к лицу с Зизи. На нем была дорогая темно-коричневая замшевая куртка. Выглядел он так же великолепно, как летом. Каким ветром его занесло в «Берберри»? Понятно каким: покупает что-то себе по кредитной карточке Мими. Джейни передернула плечами и бросила:

— Они мне не малы. В самый раз.

— Мне показалось, что в ваших глазах была боль, — усмехнулся он.

— Это из-за… — Объяснения не нашлось. Она еще не рассталась со своими фантазиями. Почему он всегда застает ее врасплох?

— Поздравляю, — сказал он. — Слышал, вы вышли замуж?

— Да, — холодно ответила она и снова присела на скамеечку. Он почему-то последовал за ней и с непринужденным видом сел рядом, как будто они закадычные друзья. — Я совершенно счастлива. У меня прекрасный муж.

— Я его помню. Селден Роуз. Вроде бы приятный человек.

— Он такой и есть. — Джейни разозлило, что определение «приятный человек» принижает Селдена.

— А вы хорошо выглядите, — продолжил Зизи, глядя на нее, как смотрит на кобылу барышник. От его взгляда Джейни затрепетала. Одного появления Зизи оказалось достаточно, чтобы в ней всколыхнулись чувства, которые она к нему испытывала летом. Дрожащей рукой она расстегнула сапоги, стесняясь мозолей, заметных, несмотря на колготки.

Почему бы мне не выглядеть хорошо? — Подозвав продавца, она сказала ему, что покупает сапоги, и шепотом напомнила о своей тридцатипроцентной скидке.

Смелым взглядом она словно подстрекала Зизи съязвить по поводу скидки. Скидки предоставлялись ей почти во всех модных салонах, ведь она трудилась в модном бизнесе и могла попасть в объектив в обуви или в одежде любого из них. Но он ничего не сказал, поэтому ей пришлось самой продолжить разговор:

— Вы, как я вижу, наслаждаетесь жизнью. О вас постоянно пишут в колонках сплетен.

Он засмеялся — Джейни показалось, что ожила греческая статуя, — и ответил:

— Вам ли об этом говорить! Это ваше имя я всюду читаю.

— Да, но… — Ей, конечно, было лестно, что он в курсе ее дел, но так и подмывало поставить его на место. Сказать, что они знает, как он дурачит Мими? Но ей не полагалось знать об их связи. К тому же после того, как Зизи ее отверг, осуждать его за связь с другой женщиной было равносильно сетованию на собственную судьбу.

Продавец вернулся с сапогами и с ее кредитной карточкой. Только расписавшись на чеке, она вспомнила про подарок для Селдена. Глядя на Зизи, Джейни решила, что подарок подождет. Она убеждала себя, что сейчас важнее всего покинуть магазин и избавиться от него. Ее злило, что он вовремя не откликнулся на се заигрывания. Почему она его не устроила? Может, на его извращенный аргентинский вкус она недостаточно хороша? Протянув ему руку, она произнесла:

— Рада была вас повидать, Зизи.

— Вот так? — Он встал медленно, словно ему было совершенно некуда спешить. — Я думал, мы с вами друзья.

Она почувствовала себя оскорбленной, но если бы показала это, то Зизи увидел бы, что он ей небезразличен. Шагнув к нему, она ответила:

— Конечно, друзья, Зизи.

Правильное решение пришло само собой. План был недобрый, зато его осуществление откроет Мими глаза на то, каков ее Зизи на самом деле. Джейни расстегнула сумочку и нашла свою любимую яркую помаду. Подойдя к зеркалу, она медленно, с сознательной соблазнительной томностью накрасила губы. Поймав взгляд Зизи, она ответила ему немым вопросом. Его реакция оказалась именно такой, как она планировала: он подмигнул.

Ничего другого ей и не требовалось. Она молниеносно убрала помаду в тюбик. Все лето он ею пренебрегал, но стоило ему очутиться вне досягаемости бдительного взора Мими, как он оказался готов с ней заигрывать.

Бедная Мими, снова подумала Мими. Подобно большинству женщин не понимает, как ненадежны мужчины. Зато Джейни прекрасно это знала. Всю жизнь она отвергала ухаживания мужчин, «увлеченных» другими женщинами, женатых, отцов семейств. Эта суровая правда сформировала ее представления об отношениях полов: стоит ли удивляться, что она стала циничной? Достаточно посмотреть на бедняжку Патти, чтобы убедиться в ее правоте. Нахально улыбаясь Зизи, Джейни думала о том, что то же самое уготовано и Мими. Как ее подруга, она была обязана открыть ей глаза.

Доказав подруге неверность Зизи, Джейни спасет ее от многих грядущих неприятностей. Для этого необязательно ложиться с ним в постель, соображала она. Сначала она отдала взглядом должное его физиономии, плечам, груди, потом посмотрела на узкие синие джинсы, буквально расстегивая глазами молнию. Если зайдет так далеко, то тот факт, что Зизи переспал с ее лучшей подругой, приведет Мими в чувство, заставит бросить не-верного любовника.

Подойдя к нему еще ближе, Джейни весело проговорила:

— Что-то я вас больше не вижу, Зизи. Как вам моя квартира?

— Квартира выше всяких похвал…

— Я очень по ней скучаю, — сказала Джейни с притворным вздохом. — У меня о ней столько воспоминаний…

Ему, казалось бы, уже ничего не оставалось, кроме как пригласить ее к себе, но он взял пакет с ее покупкой и, проводив до дверей, спросил:

— Вы в какую сторону едете? Посадить вас в такси? Сначала Джейни опешила от легкости, с которой Зизи от нее избавлялся. Неужели она в нем ошиблась? Такой возможности, как эта, ей уже не представится: Мими катит в аэропорт и ничего не подозревает, Селден занят на работе. Прикусив губу, она ответила:

Я еще не решила. А вам куда?

Я пойду домой пешком. Люблю гулять по Нью-Йорку.

Неужели? — удивилась она. — Я тоже!

На самом деле она этого терпеть не могла: всю юность она ходила по Нью-Йорку пешком, потому что не могла себе позволить разъезжать на такси, а подземки боялась. Но если прогулка — способ соблазнить Зизи, тогда другое дело…

— Мне тоже в ту сторону, — солгала она. — Можем пройтись вместе.

Они зашагали по Мэдисон-авеню. Он был так высок, так хорош собой, что, видя их отражение в витринах, она ловила себя на мысли, какая они прекрасная пара. Если бы она вышла замуж не за Селдена, а за Зизи, то насколько чудеснее ей бы жилось, ведь публика больше всего на свете любит красивые молодые пары. Их бы всюду приглашали, они бы зачастили вместе с избранной молодежью в Европу: то в замок Элтона Джона в Англии, то на яхту Валентине на французском Лазурном берегу…

Потом Джейни спохватилась: у него же нет денег! Она уже была готова себя высмеять: все ее фантазии о нем так и останутся фантазиями. Если бы они жили вместе, то скорее всего в ее квартире, ютясь на четырехстах квадратных футах, как две мыши в обувной коробке. Ей пришлось бы покупать ему одежду, тратить свои заработки на его часы стоимостью 20 тысяч долларов. С другой стороны, будь он с ней, она бы постаралась, чтобы у него не было возможности ей изменять, думала она, глядя на него краешком глаза. Если разобраться, то он бессовестный наглец! Мог бы по крайней мере, как делают приличные женщины, сохранить верность человеку, который его содержит…

Разговор у них, как обычно, не клеился. Если цель — уложить его в постель, то для этого потребуется больше усилий. Подстраиваясь под его шаг, Джейни насмешливо спросила:

— Чем вы, собственно, занимаетесь в Нью-Йорке, Зизи? Лошадей здесь маловато…

— Patron отправляет меня в турне, — ответил он и спросил шутливо, с оттенком сексуального намека в тоне:

— Будете по мне скучать?

Это ободряло. Джейни подумала, он принадлежит к мужчинам, которым нравится воображать, что по ним сохнут все женщины.

— А как же! — ответила она, подхватывая его тон. — Боюсь, как бы не умереть от тоски.

— Это хорошо. Тогда я обязательно вернусь в Нью-Йорк. Вот это да! Неужели он такой глупец? Так она и поверила, что он вернется в Нью-Йорк ради нее! Они ведь едва знакомы.

— Когда бы вы ни вернулись, Зизи, знайте, я буду вас ждать. — Ее тон нельзя было назвать серьезным, но взгляд позволял пред положить, что между ними что-то есть. Она в любое мгновение ждала начала ухаживаний.

Но он лишь нахмурился и, устремив взгляд вперед, будто высматривал там что-то важное, прибавил шагу. После нескольких минут молчания Зизи спросил:

— Где вы сейчас живете?

— В отеле. — Она постаралась не выдать голосом разочарование. — На Шестьдесят третьей улице.

— В таком случае мы уже пришли, — сказал он учтиво. — Полагаю, здесь я вас покину.

Оказалось, они действительно дошли до ее угла и стояли напротив магазина Роберто Кавалли с манекенами в шелках и мехах в витринах, рядом с киоском, где она покупала журналы. Джейни тянула время, выискивая предлог, как бы зазвать его к себе. Шагнув к киоску, она бросила:

— Погодите, я только куплю газету… Она не хотела его отпускать, но, видя, как он переминается с ноги на ногу, понимала: ему не терпится сбежать. Ну конечно, как иначе он должен себя вести? Обязательно нужно притворяться, что она ему неинтересна… Она ведь лучшая подруга Мими. Значит, он такой же, как большинство мужчин: хочет сохранить возможность доказывать себе, что ни в чем не виноват. Ему нужен только предлог. Делая вид, будто ищет журнал, она покосилась на «Стар», висящий в зажиме. На обложке было написано крупными буквами: «Жена рок-звезды разбивает группу». Скандальный журнальчик не оставлял Диггера и Патти в покое и каждую неделю потчевал читателя новыми жареными фактами, превратив их неприятности в «мыльную оперу». Джейни уже читала, как Патти отправилась за Диггером (это было правдой) и на протяжении всего турне следила за ним, как коршун, не разрешая проводить время с другими участниками группы (это уже походило на вранье). Сейчас беда сестры стала для Джейни выходом. Она испуганно вскрикнула и сорвала журнал с веревки. Всего одну секунду она испытывала угрызения совести из-за того, что пользуется несчастьем Патти в эгоистических целях. Оправдание было уже наготове: чем плохо использовать одного изменника для изобличения другого?

Ее маневр принес успех: Зизи уже стоял с ней рядом, обнимая ее за плечи и спрашивая, что стряслось. Она обернулась и голосом, в котором звенели слезы, ответила:

— Это такой ужас! Мне неудобно об этом говорить…

— Вы собираетесь платить? — окликнул ее продавец.

— Раз это так ужасно, то, может, не стоит читать? — И Зизи повел ее прочь от киоска.

— Нет, придется прочесть. — Джейни подняла на него рас ширенные от огорчения глаза. — Это про мою сестру. Бедная се сестренка, она никому не сделала ничего дурного…

Зизи смотрел с сочувствием, высыпая на ладонь мелочь.

— Вам плохо? — Он взял Джейни за руку, озабоченно к ней склонился.

— Как бы не лишиться чувств… Лучше мне присесть.

— Я отведу вас в отель. Он, наверное, совсем рядом…

— Нет, ни в коем случае! Там все так чопорно. В дирекции заинтересуются, в чем дело, прочтут это и попросят нас с Селденом съехать.

— Из-за журнальной статьи? Сомневаюсь. Подумаешь, статья! Он пытается ее утешить, думала Джейни, но на самом деле ведет себя как дурачок. Почему он так долго соображает, что к чему? Сжимая его руку, якобы стараясь устоять на ногах, она пролепетала:

— Я все позже объясню… Мне надо где-то подумать…

— Уверен, на улице найдется кафе, — сказал Зизи, гладя со руку в перчатке.

— Мне нужен покой. Не хочу, чтобы рядом были люди. — Для верности она накрыла другой рукой его руку. Жалобно глядя на него, она сказала главное:

— Вы не возражаете, если мы посидим у вас? Если вы, конечно, никого не ждете…

Спустя десять минут она уже поднималась следом за Зизи по грязным ступенькам, ведущим в ее старую квартиру-маленькую, с единственной спальней, на третьем этаже старого кирпичного дома на Восточной Шестьдесят седьмой улице. Не сводя взгляда с его мускулистого зада, Джейни удивлялась, как хорошо действуют на мужчин старые проверенные женские уловки, особенно на таких, как Зизи, который, по ее мнению, был не слишком сообразительным. Она знала, что большинство современных женщин считают ниже собственного достоинства использовать дамские хитрости, особенно когда добиться желаемого с их помощью оказывается до смешного просто. Зизи не думая остановил такси, усадил в него Джейни и уселся рядом. Весь недолгий путь она, касаясь коленом его ноги, рассказывала историю Патти. Он пришел в негодование и сейчас, поднимаясь впереди нее по лестнице, двигался с решительностью человека, имеющего серьезную и безотлагательную цель. На площадке второго этажа Зизи внезапно обернулся. Джейни чуть в него не врезалась. Его красивое лицо было перекошено, будто он устал с непривычки от умственного усилия.

— Но откуда вы знаете? — спросил он.

— Знаю что? — опешила Джейни.

— Что он виноват. Откуда вы знаете, что Диггер говорит не-правду? Может, эта девушка обманщица…

Боже, подумала Джейни. Остается надеяться, что он не проболтает про Патти и Дигерра весь день, иначе его будет сложно затащить в постель.

— Во всяком случае, сама Патти ему верит, — сказала она, протискиваясь мимо него в надежде, что он последует за ней. Она уже боялась, что, если не сдвинется с места она сама, они так и застрянут на лестнице. — Но что с нее взять, она ведь его любит.

— Их отношения — их личное дело, — сказал Зизи, хмурясь. — У мужчины и женщины всегда есть свои тайны.

Она раздраженно посмотрела на него. Неужели намекает на свои отношения с Мими? Изобразив обиду, словно его замечание было оскорбительным, Джейни возразила:

— Нет, не личное. Их тайны теперь раскрыты. Если эта особах не врет… В общем, пока не родится ребенок, никто не сможет сказать правду. — Отвернувшись, она добавила:

— Бедняжка Патти Ведь ей больше всего на свете хотелось забеременеть и родить Диггеру ребенка…

— Это понятно, — произнес Зизи мечтательно, словно думая о ком-то другом. — Для женщины самое большое счастье — родить ребенка.

Джейни сникла. Ничто так не обескураживает, как мужчина, рассуждающий, что единственная цель женской жизни-плодиться и, множиться.

— Да, самое большое, — бросила она.

Они достигли двери квартиры. Зизи повернул в замке ключ, толкнул дверь и пропустил ее вперед. Первым ее впечатлением было удивление: квартирка показалась крохотной и унылой, и как только она раньше здесь жила. Оптимист счел бы эту конуру подходящим жильем для молодого человека, проводящего дома минимум времени и не слишком хорошо зарабатывающего. Гостиная была узенькая, с окошком в дальней стене, выходящим на Шестьдесят седьмую улицу. Когда-то вся квартира представляла собой одно большое помещение, потом его разделили на две комнаты, устроив в промежутке кухоньку и санузел с пластмассовой душевой кабинкой. В гостиной был маленький неработающий камин, каминная полка была фанерной, с наклеенными сверху поддельными «кирпичами» из пластмассы — наследством от прежнего жильца. Джейни всегда хотелось заменить эту полку мраморной, но когда она здесь жила, ей не хватало на это денег, а теперь, когда она стала сдавать квартиру, в этом не было смысла.

— В своем прежнем гнезде вы себя лучше чувствуете? — спросил Зизи, помогая ей снять шубку.

— Да, гораздо лучше.

— Я заварю чай.

— Лучше водки! — выпалила Джейни — Немного водки со льдом и долькой лимона, если найдется.

Он взглянул на нее с любопытством, но ничего не ответил. Снял куртку, убрал в шкаф и исчез на кухне.

Джейни собрала бумаги на диване в стопку и села, положив ногу на ногу. Диван был здесь единственным приличным предметом обстановки: с дорогой обивкой из красного бархата, подношение Гарольда Уэйна. Джейни не выносила беспорядка и всегда содержала квартиру в чистоте. Сейчас, осмотревшись, она увидела, что жилец — типичный мужчина, не любящий убирать и разбрасывающий вещи. На телевизоре красовалась пепельница с окурками — свидетельство долгого вечера в обществе друга. В углу валялись три грязных сапога для верховой езды, на стуле висели куртка и рубашка. На карточном столике у окна стояла невымытая чашка из-под кофе. Заглянув в спальню, Джейни увидела развороченную постель, подушка без наволочки валялась на полу, на комоде лежала горкой одежда. Удивительно, как сюда могла захаживать Мими. Джейни содрогнулась при мысли, что такой могла оказаться ее собственная жизнь.

Но Зизи не стал для нее менее привлекательным. Она убедилась в этом, глядя, как он возится на кухоньке. На нем была черная шерстяная водолазка, сшитая как специально для того, чтобы выгоднее смотрелась его мускулатура, модным домом «Прада» или «Дольче и Габбана». В такой водолазке и джинсах он мог появиться где угодно.

— Лимона нет! — крикнул он из кухни.

— Я и не надеялась, — отозвалась она.

Он принес в гостиную высокий стакан с водкой и льдом. Беря у него стакан, Джейни обратила внимание на его руки — большие и ухоженные, как у манекенщика, без узловатых суставов, часто портящих тонкие пальцы. Как будет хорошо, когда эти руки станут ласкать ей грудь, невольно подумала она.

Зизи сел на диван рядом с ней, наблюдая, как она отпивает водку.

— Надеюсь, вам лучше? — Вопрос прозвучал спокойно и доброжелательно, но Джейни все же уловила в голосе Зизи желание от нее избавиться. Она не могла понять, чем оно вызвано.

— Немного, — ответила она, цедя жидкость и поглядывая на него. Он был явно озадачен, словно не очень понимал, как она здесь оказалась.

— Извините, я на минутку, — сказала она, вставая.

В ванной она проверила в зеркале, все ли в порядке с ее внешностью, потом осмотрелась. Раковину не мыли не один месяц: вокруг крана наросли темные мыльные хлопья, повсюду белела засохшая зубная паста. На стеклянной полке валялся тюбик с кремом для бритья без крышечки, зубная щетка растрепалась до неприличия, в расческу набились светлые волосы и перхоть. Разглядывая расческу, Джейни удивлялась, что мужчина может быть так безразличен к порядку и чистоте. С такими мужчинами, как Зизи, она не была знакома. Он был молод, беден и естествен. Заметив сырое полотенце на двери, Джейни сделала вывод: в Зизи отчетливее заметно мужское начало. Она привыкла к воспитанным и ухоженным мужчинам, похожим на послушных породистых собак. Чем они богаче, тем чистоплотнее; все признаки беспорядка и индивидуальности удаляются (горничными), в любви они стараются добиться поставленной цели и действуют аккуратно и умело. Кладя расческу на полку, она постаралась представить, каким будет Зизи в постели: естественным, раскованным, энергичным; он обласкает и зацелует ее с ног до головы, потом неторопливо засунет в нее язык, разведет ей ягодицы и вылижет анальное отверстие…

В дверь вежливо постучали.

— Все в порядке? — спросил Зизи. Испуганно оглядевшись, она увидела в узком пространстве между унитазом и стеной растрепанный журнал «Максим» и, нагнувшись за ним, ответила:

— Я сейчас.

Номер оказался декабрьский, с самой Джейни на обложке: прищуренные манящие глаза, соблазнительные бедра (перед съемкой ей опрыскали из пульверизатора талию, бедра и ноги и заставили вытянуться, чтобы казался длиннее торс). Ее посетила идея: она преподнесет Зизи такой сюрприз, о котором он боялся мечтать, сделает реальностью его грезы! Предвкушая это, она пришла в сильное возбуждение. Это будет весело и сексуально, они оба никогда этого не забудут. Джейни поспешно сняла блузку и юбку; потом вспомнила, что уже вытворяла то же самое для мужчин в этой ванной. Тогда это доставляло ей огромное удовольствие. Снимая колготки, она вспоминала, когда в последний раз навязывалась мужчинам. Оказалось, несколько месяцев назад, еще весной: тогда Джейни подвыпила («расслабилась», как она сама это называла) и разлеглась на каминной полке дома у владельца одного ресторана; тот был рад заняться с ней оральным сексом, хотя не без труда дотягивался до нее языком.

Тем не менее тот секс, который по-настоящему удовлетворил бы Джейни, чаще оставался недосягаем: поцелуи и стандартные ласки большинства мужчин обычно оставляли ее равнодушной. Между ее телом и головой происходил непонятный разлад, из-за чего она частенько вообще ничего не испытывала. Но отсутствие чувства восполнялось тем могуществом, которое она ощущала, когда распаляла мужскую страсть. Джейни понимала, что может управлять мужчиной при помощи секса, и это понимание было для нее важнее всего. Ей нравилось наблюдать, как мужчина от ее прикосновений попадает в полную ее власть; порой удовольствие становилось таким сильным, что она начинала воображать, как душит мужчину, как тот, прежде чем испустить дух, в испуге таращит глаза. Делая мужчине минет, Джейни думала о том, знает ли он, как просто ей сейчас схватить нож и зарезать его. Иногда она даже испугалась, что от утраты самоконтроля ее отделяют считанные секунды… Впрочем, до худшего никогда не доходило.

Из кухни донесся телефонный звонок и «алло» Зизи. Глядя на себя в зеркало, Джейни подумала, не Мими ли на проводе Это, впрочем, не имело значения. На случай, если бы Зизи ей сказал, что у него в гостях Джейни, существовало безупречно логичное объяснение: квартира принадлежала ей, так почему бы ей там не появиться? Конечно, она не поторопится рассказать Мими о неверности Зизи: лучше потерпеть, пока он надоест Мими, и тогда загнать последний гвоздь в гроб их отношений. Или не говорить вообще, думала она, оглаживая грудь и живот. Очень может быть, что свою близость с Зизи она захочет повторить, оставляя все в тайне…

— Да. Никаких проблем. Встретимся через полчаса, — сказал Зизи.

Джейни радовалась, что надела безупречное белье: белый кружевной открытый бюстгальтер и такие же трусики. На ней были сиреневые туфли на высоком каблуке. Летние туфли в разгар зимы были писком моды, подчеркивающим, что женщине не приходится ходить пешком. На шее у нее мерцал черный жемчуг. На мгновение ей вспомнился Селден. Нет, сейчас не до мужа…

Услышав, как Зизи вешает трубку, она торжественно распахнула дверь ванной и предстала перед ним, подбоченившись одной рукой и держась другой за дверную ручку.

— Думаю, ты останешься дома.

Он как раз наливал в стакан воду из крана и так удивился, что чуть не уронил стакан в раковину. Сначала он был смущен, но Джейни ожидала, что на его лице сейчас появится выражение предвкушения. Однако в следующее мгновение он отшатнулся, поставил стакан на край раковины и спросил с ужасом:

— Что вы делаете?!

— А ты как считаешь? — проверещала она и шагнула к нему, перегораживая ему путь бегства из кухоньки. Ему пришлось при жаться спиной к стене. Она взяла его за затылок и притянула к себе для поцелуя.

Его губы оказались жесткими и непослушными, но она объясняла это только удивлением оттого, что она почти нага и абсолютно доступна. Грациозно выгибая спину, Джейни согнула колени и провела руками по его груди, медленно опускаясь на корточки. При этом она смотрела ему в лицо. Это все еще потрясенное выражение должно было измениться, как только ее руки коснутся его члена. Она расстегнула верхнюю пуговицу на его джинсах и уже взялась за молнию, но чуть задержалась, словно оттягивая сладостный момент ее расползания. В следующую секунду раздался оскорбленный рев.

Зизи хотел крикнуть «нет!», но звук получился утробный, похожий на рык зверя, защищающего свою территорию. Он схватил Джейни за локти и оттолкнул. Она шлепнулась на ягодицы, повалилась на бок, а он набросился на нее, как бейсбольный полузащитник, поднял на руки и потащил к дивану. Решив, что Зизи сгорает от желания, она обхватила его за шею. Когда он попытался бросить ее на диван, она так крепко держала его за шею, что ему ничего не оставалось, кроме как упасть на нее. Она забросила ми него одну ногу и принялась целовать в шею, он же прилагал вес силы, чтобы высвободиться. Наконец он схватил ее за руки и, прижав их к дивану у нее над головой, заорал:

— Что ты вытворяешь, черт возьми?

Оба тяжело дышали. Джейни ответить не могла — так сильно он придавил ее к дивану. Все происходящее казалось ей сладострастной игрой, она уже распалилась от ощущения гладкой кожи его шеи. Обычно Джейни не испытывала сильного желания заняться сексом, но сейчас возбудилась, как в юности, и, извиваясь под ним, думала только о том, что он должен ее поцеловать. Он просто обязан ею овладеть, и плевать ей на последствия…

Он вгляделся в ее лицо, потом в отвращении отбросил ее руки и быстро встал.

— Вот, значит, как ты поступаешь с мужчинами? — спросил Зизи зло, кривя губы и обнажая ровные белые зубы. Резцы у него оказались острые, как у хищника. Джейни было жаль, что он пре рвал момент страсти, но она была довольна, что так его взволновала. Она села и потянулась к нему.

— Иди сюда, — сказала она.

Он покачал головой и исчез в ванной. Через две-три секунды он вышел с ее одеждой в руках. л

— Одевайся! — прошипел он.

Джейни со смехом опрокинулась на спину. Она знала, насколько привлекательна, когда лежит так, в одном легчайшем белье. Умение доставлять таким способом удовольствие было для нее одним из немногих источников самоуважения, поэтому она все еще пребывала в уверенности, что они сейчас займутся сексом.

— А если мне не хочется? — Она томно нарисовала пальцем круг в воздухе. — Квартира-то моя. Что хочу, то здесь и делаю.

— Одевайся! — повторил он, швыряя на нее одежду.

Это стало оплеухой, вырвавшей ее из объятия иллюзий. Она запустила в него своей юбкой, но промахнулась, юбка легла на пол у его ног. Тогда она сама кинулась на него во внезапном приступе злобы, метя кулаками ему в лицо. Зизи отпрянул, поймал ее запястья, заломил ей руки за спину и отпихнул от себя Чтобы не упасть, она зацепилась за каминную полку, на которой он, как она только сейчас заметила, поставил фотографию яркой брюнетки, скорее всего своей матери.

— Да что с тобой? — крикнула она, вытирая со рта пену.

— А с тобой что? — парировал он, словно был пострадавшей стороной. — Неужели не понятно, что я не хочу заниматься с тобой сексом?

Этот ответ так ее удивил, что она сначала его даже не поняла. Отсутствие интереса к ней могло, с ее точки зрения, имея единственную причину: его гомосексуальные пристрастия.

— Не смеши меня, — сказала Джейни отважно, беря себя в руки. — Заниматься со мной сексом хотят все.

Зизи смотрел на нее с жалостью, словно совершенно не считал ее сексуальной, и от его взгляда у нее поубавилось самоуверенности.

— В этом все дело, — проговорил он тихо.

Он нагнулся за ее юбкой. Ей стало страшно. Она толком не поняла смысла его слов, но у нее почему-то отлила от лица кровь.

— Летом ты меня хотел, — прошептала она.

— Нет. — Подавая ей юбку, Зизи покачал головой. — Пожалуйста, оденься. Не делай хуже самой себе.

Юбка висела у него на руке, как спущенный флаг, символ ее неудачи. Джейни не могла взять ее у него. Как он самоуверен! Она его ненавидела и одновременно желала. Она обязана была одержать победу, выйти из этой ситуации хотя бы с каким-то перевесом.

— Нет, летом ты меня хотел. Почему ты не признаешься? Зизи испуганно посмотрел на нее, оценивая, насколько она зла, насколько не владеет собой. Не сводя взгляда с Джейни, он положил ее юбку на диван.

— Если не хочешь одеваться, не буду тебя заставлять, — сказал он. — Но я ухожу. У меня встреча.

— С Мими? — крикнула она.

— С Гарольдом Уэйном. Нам надо обсудить наших лошадей.

— Лошадей!.. — фыркнула Джейни и вульгарно захохотала. — Вот ты и сознался: лошадей ты предпочитаешь женщинам.

— Иногда да, — согласился Зизи, рассматривая ее, потом про шел мимо нее в спальню.

У нее в голове мелькнула спасительная мысль-сохранить достоинство, одеться и уйти. Но она уже достигла эмоционального накала, при котором возможно только падение. Она была готова опозориться, пожертвовать гордостью и самоуважением, только бы заставить Зизи с ней переспать, считая почему-то, что это ей удастся. Давно, когда ей еще не исполнилось тридцати, она встречалась с обаятельным молодым человеком, который бросил ее без всяких объяснений, стоило им столкнуться в ресторане с его родителями. Она тогда так разъярилась, что накидала в его джип грязи, увидев машину на стоянке перед хэмптонским клубом «Коншиенс пойнт ими». Бывший приятель, конечно, обозвал ее психованной, но она требовала, чтобы он объяснил свой поступок. До нее дошли слухи, что он слышал что-то порочащее о ее прошлом, и неведение сводило ее с ума, вызывало желание его наказать.

Сейчас, глядя, как Зизи готовится в тесной спальне к уходу, она так же бесилась. Как он смеет уходить? Джейни кинулась в спальню, где он переодевал рубашку. Глядя на его мускулистую спину, она крикнула:

— Я хочу знать почему!

Он обернулся, взял с кровати застегнутую внизу рубашку и надел через голову.

— Это глупо, — сказал он. Она шлепнула его по руке.

— Почему ты выбрал не меня, а Мими?

— Я не выбирал, — ответил он ровно, протискиваясь мимо нее. Она пошла за ним следом через гостиную.

— Отвечай! — крикнула она. — Пока ты не ответишь, я не уйду.

— Мне нечего сказать. — Именно такое типично мужское упрямство обычно сводит женщин с ума. Зизи вынул из стенного шкафа галстук и отправился в ванную повязать его перед зеркалом.

— Что такого есть у нее, чего нет у меня? — заорала Джейни, молотя его кулаками.

Она уже давно не представляла для него интереса. Она слишком далеко зашла, но это происходило у него с женщинами раз за разом. Теперь она рыдала в углу ванной, то и дело поднимая мокрое распухшее лицо и повторяя:

— Почему, почему, почему?

Но для него она была все равно что грязная мокрая тряпка на полу. Он прошел мимо нее, достал из шкафа шерстяной свитер. Надев его, накинул сверху длинное твидовое пальто. Взяв с камина перчатки, он увидел, что она стоит в двери, расставив ноги и подбоченившись, и не дает ему пройти.

— Не выпущу тебя, пока не скажешь почему! — истерически взвизгнула Джейни.

Он вздохнул. Почему женщины вечно устраивают сцены? Ему не хотелось ее обижать, но когда он поступал с ней по-человечески, она видела в этом признак того, что он в нее влюблен. Он немного ею заинтересовался в начале лета — всего на минуту, когда она так старалась обратить на себя внимание. Но ему объяснили, что она собой представляет, а такая женщина была ему не нужна. Он произнес ровным голосом:

— Прошу тебя отойти от двери.

— А я тебя прошу ответить почему.

Опять она за свое! Пришлось обхватить ее за талию и оттащить от двери. Она и этим попробовала воспользоваться, чтобы на нем повиснуть, поэтому он с силой ее оттолкнул. Пока она восстанавливала равновесие, он успел распахнуть дверь, протиснуться на лестничную клетку и захлопнуть дверь за собой.

Пытаясь отдышаться, Зизи дрожащей рукой пригладил волосы, потом стал спускаться по лестнице. Он полагал, что она не увяжется за ним в одном лифчике и трусах — даже у нее хватит на это мозгов. При следующей встрече она постарается на него не смотреть, стыдясь своей выходки, а он никому ничего не станет рассказывать — как и она, ведь это выставило бы ее в постыдном свете, полной кретинкой: репутация неудачливой соблазнительницы погубила бы ее карьеру. Забыть все это невозможно, но молчание обеспечено. Он готов был с облегчением перевести дух.

Но за спиной у него уже раздавались торопливые шаги. Он обернулся, пораженный скоростью, с которой она оделась. Выглядела Джейни удручающе: растрепанные волосы, расстегнутая блузка, распухшее лицо, мечущие молнии красные глаза. Он понял, что перед ним предстала настоящая Джейни Уилкокс — визгливая ведьма, а не накрашенная красотка. Первым его побуждением было пуститься наутек, но злость пересилила. Он ей не животное, которое можно принудить заниматься сексом по требованию, он не обязан ублажать всех женщин, сохнущих по нему из-за его внешности!

— Хочешь знать, почему я не стану с тобой спать? — крикнул он. Его готовность ответить остановила ее на три ступеньки выше, чем стоял он.

— Почему? — Она постаралась принять горделивую позу.

— Потому что ты шлюха, — отчеканил он. — Я со шлюхами не сплю.

Она спустилась еще на ступеньку, как будто с намерением отвесить ему пощечину, но он бросился вниз. Она поспешила за мим следом.

— Дурак! — крикнула Джейни. — Какой дурак! Все знают, что Мими худшая шлюха в Нью-Йорке! Она живет с Джорджем Пак-с тоном только ради денег…

Но. Зизи уже достиг входной двери и отодвинул засов. Пока он озирался на крыльце в надежде, что рядом окажется такси, Джейни его настигла.

— Не думай, что тебе удастся так просто отделаться. Я скажу Мими, что ты пытался меня соблазнить. Посмотрим, как ты за поешь, когда останешься нищим. Это ты — шлюха!

Он холодно произнес, натягивая перчатки:

— До того как ты это сказала, я тебя не ненавидел.

— Джейни? Джейни Уилкокс? — раздался удивленный женский голос.

Она все еще не сводила с него взгляда, но сумела мгновенно преобразиться. Лицо разгладилось, она быстро поправила волосы, запахнула полы шубки. С улыбкой сумасшедшей она оглянулась:

— Да?

Незнакомка походила сразу на всех смазливых блондинок, которые тысячами снуют по улицам Верхнего Ист-Сайда. Она смотрела на Джейни с жадным любопытством. Потом это выражение сменилось недоумением: Джейни определенно ее не узнавала.

— Я Додо. Додо Бланшетт.

— Боже мой… Додо!

— Я вам не помешала? — Додо переводила взгляд с Джейни на Зизи, понимающе улыбаясь.

— Я тороплюсь! — выпалил Зизи и поспешил прочь, сдерживая себя, чтобы не перейти на бег.

Две женщины долго смотрели ему вслед. Он был удивительно элегантным, абсолютно не соответствовал этой старой улице отживающими свой век домами. Джейни едва не разрыдалась or этих мыслей. Она так и не разобралась в происшедшем и ею причинах. Пока она чувствовала страшную утрату, небывалое опустошение, будто у нее отняли что-то жизненно важное.

— Какой сладкий! — протянула Додо, словно не отказали. бы съесть Зизи. — Фантастика! Если бы я вас не знала, то приняла бы это за ссору влюбленных.

Джейни понимала: Додо принадлежит к кумушкам, вечно что то вынюхивающим. Брови у нее были сильно выщипаны и походили на строй черных муравьев, проложивших себе путь по ее лбу, обесцвеченные волосы секлись на кончиках. Джейни вдруг испытала соблазн ей поплакаться в надежде, что Додо проявит сочувствие. Впрочем, уже вечером она наверняка расскажет дом про неверную жену Селдена Роуза, и новость прогремит на всю корпорацию «Сплатч Вернер»… Джейни отвернулась. Ей хотелось посетовать на свое несчастье, но кому? Она никому не могла до вериться.

— Зизи? — Ее голос еще был нетвердым и слишком высоким. — Он снимает у меня квартиру. Я приходила за арендном платой.

Эта версия явно разочаровала Додо, но она не настаивала.

— Между прочим, мы решили сплавиться в марте по Большому Каньону. Надеюсь, вы с Селденом к нам присоединитесь.

Пришлось посвятить несколько минут бессмысленной болтовне с Додо, отправлявшейся, как оказалось, на педикюр. Когда Джейни удалось наконец от нее отделаться, пошел снег. У нее стали мерзнуть ноги, и она сразу поняла, что летние туфельки зимой — полный идиотизм. Надо было поскорее поймать такси, но она была сама не своя. Прежде чем возвращаться домой, необходимо было прийти в себя.

Джейни долго решала, как это сделать. Спрятавшись в узком мраморном подъезде, она достала сотовый телефон. Сильное чувство вины заставляло ее позвонить Мими, услышать ее голос. Если Мими поведет себя нормально (а другого не приходилось ждать), то ей будет легче себя убедить, что всей истории с Зизи вообще не было. Увы, все это было! Джейни вспоминала произошедшее секунда за секундой. Он швырнул ее на пол, обозвал шлюхой — стыд был так силен, что переходил в физическую боль, Зизи сознательно сделал ей больно, он жесток, попросту опасен! Она еще поколебалась, стоит ли говорить с Мими, но стыд уже сменился злостью. Она набрала номер. Торопливое «алло» Мими свидетельствовало, что в семействе Пакстонов царит суматоха. Мими только что привезла мальчиков из аэропорта, а собака написала на ковер.

— Они все время про тебя спрашивают, дорогая, — сообщила Мими. — Джек интересуется, когда тебя увидит. Ты ведь их навестишь?

— Конечно. — Джейни привалилась спиной к черной мраморной стене и прикрыла ладонью глаза. К горлу подступала тошнота. Ей очень хотелось оказаться в теплом, элегантном доме Мими, выпить горячего шоколада, повозиться с мальчишками…

— Как Селден отнесся к жемчугу? — спросила Мими. — Марш на место, Сейди! — крикнула она собаке. — Джек, будь добр, уведи Сейди наверх.

— Он его еще не видел.

— Неужели? Чем же ты занималась?

— Прошлась по магазинам. Заглянула в «Берберри»… — Сказав это, Джейни вспомнила, что оставила у Зизи свои новые сапоги. Это станет предлогом, чтобы туда вернуться и свести с ним счеты. Сейчас ей уже казалось, что между ними осталось что-то темное, незавершенное. Его следовало наказать. Пусть пострадает за то, что ее отверг, пусть почувствует всю силу ее ярости…

— С тобой ничего не случилось? — спросила Мими. — У тебя какой-то странный голос.

— В общем… — начала Джейни. Она покинула подъезд и теперь мерзла на тротуаре Мэдисон-авеню. В витрине салона «Прада» красовалось понравившееся ей платье. Она понимала, что вопрос Мими предоставляет ей шанс, но рассказать ей о происшедшем не хватало духу.

— Что-то произошло? Что-то с Селденом? — спросила Мими без большого интереса.

— Нет, с Селденом все нормально, — сказала Джейни. — Просто… — Она не знала, с чего начать. Зизи владел теперь тайной о ней. Поделится ли он ею с Мими? От этой мысли у нее подкашивались ноги. Как часто Мими и Зизи видятся? Если бы существо вал способ помешать их встречам…

— Тогда с кем? С Патти?

— Да, — с облегчением ответила Джейни. Наконец-то она увидела решение своей проблемы. — Патти и Диггер возвращаются через неделю. Я только что с ней разговаривала. Дела не очень хороши. Боюсь, ей на некоторое время понадобится моя квартира.

— Понятно. — Голос Мими стал менее теплым.

— Мне очень жаль, но ничего не поделаешь, — твердо сказала Джейни. К ней с каждой секундой возвращалась уверенность в себе. — Она так намучилась…

— Это твоя квартира, Джейни. Разумеется, если она тебе по требовалась, Зизи придется найти другую. Не очень, правда, понимаю, как он отыщет себе угол за неделю до Рождества…

— Почему не в Истгемптоне? Он мог бы пожить в твоем гостевом доме. — Джейни удивлялась, как раньше этого не придумала. Зизи придется столкнуться с большими неудобствами. Когда Мими скажет ему о необходимости съехать с квартиры, он пой мет, в чем дело, и почувствует власть Джейни над собой…

— Не волнуйся, дорогая, мы что-нибудь придумаем. — Голос Мими опять потеплел, и Джейни ощутила вину. Но в следующую секунду она одернула себя: к чему казниться? Мими богата. Раз она так увлечена Зизи, пусть поселит его в отеле, если, конечно, найдет перед Рождеством свободный номер. Окончательно успокоившись, Джейни сказала:

— Просто я должна была тебя предупредить. Пока, дорогая Передай мальчикам мои поцелуи.

Она захлопнула крышечку телефона. Собственный план-экспромт ей очень нравился. При детях Джорджа Мими и Зизи вообще не смогут встречаться, а потом Зизи уедет, а Джордж и Мими на две рождественские недели отправятся в Аспен. Она решила что ей ничто не угрожает: она сделает вид, что безобразной сцены вообще не было. Джейни умела таким способом перечеркивать многие события в своей жизни. Дальше все пойдет гладко, как прежде. Пора было позаботиться о своей внешности: выглядела она ужасно. Волосы вымокли от снега и облепили голову все тело было в мурашках. В таком виде она не могла предстать перед Селденом. Он всегда ее внимательно разглядывает, он догадается, что дело неладно. Возможно, он уже дома и ломает голову, куда она подевалась…

Джейни зашла в модное кафе, из тех, где за чизбургер дерут десять долларов, зато туалет здесь сиял чистотой. Она расчесала волосы и собрала их на затылке в узел, закрепив заколками, всегда имевшимися у нее на подобный случай, после чего занялась лицом. Пудрясь, она вспомнила про жемчуг на шее и про то, что акт совращения, не удавшийся с Зизи, придется исполнить с Селденом. Она ничуть не сомневалась, что уж муж ее не отвергнет.


10


Здание «Сплатч Вернер» представляло собой куб из черного мрамора, бесцеремонно появившийся словно из ниоткуда на северном углу площади Коламбус-серкл. Пять лет назад Виктору Матрику пришла блестящая мысль поместить все компании, входящие в корпорацию, под одну крышу, чтобы объединить их усилия. Здание было готово целых два года назад, но территория вокруг почему-то по-прежнему напоминала стройплощадку. Чтобы войти внутрь, приходилось подвергаться опасности под строительными лесами, а само здание издали казалось растущим из свалки пиломатериалов.

В здании было сорок пять этажей, восемь лифтов, буфет для служащих. На сорок втором этаже располагалась столовая для руководства, а на самом верху раскинулся личный офис Виктора Матрика со спальней, ванной, душем и джакузи, а также столовая для руководства самого высокого звена, с отдельной кухней и своим шеф-поваром. Там Виктор Матрик трижды принимал президента США.

Кабинет Селдена Роуза был на сороковом этаже. Его окна выходили на Центральный парк и на середину Манхэттена: он сидел из окна Эмпайр-стейт-билдинг, а в ясную погоду — башни-близнецы Международного торгового центра. Площадь кабинета составляла тридцать футов на шестьдесят — многие нью-йоркские квартиры были поменьше. В нем стоял тяжелый старинный письменный стол красного дерева, приобретенный двадцать лет назад, когда Селден только начинал карьеру, и кочевавший вместе с ним, взбираясь за ним следом по корпоративной лестнице. В кабинете было две двери: одна к секретарю, другая, потайная, всегда запертая, вела прямо в коридор и предназначалась для экстренного бегства в обход визитеров.

Селден Роуз гордился своей работоспособностью, но сейчас часы показывали пять, а он не трудился. Стоял у окна и любовался падающим на Центральный парк снегом. При этом он поглаживал голову, словно желая убедиться, что на макушке еще есть растительность. Его мысли сейчас занимала не работа, хоть она и требовала сосредоточенности, а жена. Ему позвонили из «Американ экспресс»: известный аукционный дом только что снял с его счета 50 тысяч долларов. Сначала он заподозрил, что у Джейни украли его кредитную карточку, но сотрудница «Американ экспресс» объяснила, что звонит только потому, что покупка совершена миссис Селден Роуз и они проверяют, действительно ли он женат.

Черт бы ее побрал, думал он. Эти деньги — немалая сумма, которую можно было бы с большим толком истратить на дом: во столько же обошелся бы бассейн или благоустройство участка, два года обучения ребенка в частной школе, зарплата няни. Раньше он думал, Джейни не понимает, что такое деньги, но в последнее время догадывался: она просто отказывается входить в его положение. По всем стандартам Селден, конечно, был богат, но он получал жалованье, большая часть eго состояния была в акциях, а это не то же самое, что деньги в башке. Ноябрьское снижение котировок не сделало его богаче… Однажды он попытался — наверное, недостаточно внятно — объяснить все это Джейни, сидя с ней вдвоем в ресторане, что случалось нечасто, но она только смотрела на него пустыми глазами и кивала своей красивой головкой; потом она увидела какую-то знакомую, и беседа прервалась. Надо было заставить Джейни дослушать до конца, не боясь вызвать ее недовольство. Но, как всегда бывало, когда речь заходила о деньгах, Селдену было неудобно с ней об этом говорить. У него не было ощущения, что они партнеры, наоборот, она вела себя (хотя никогда не облекала это в слова) так, словно считала его неиссякаемым источником наличности и терпела только до той поры, пока не перестанет бить денежный фонтан. Между ними всегда сохранялось напряжение, как бы подразумевалось, что она может его оставить, что он недостаточно хорош, а он в ответ пытался доказать обратное. Но безумная трата пятидесяти тысяч долларов совсем его обескуражила.

Селден, конечно, мог себе позволить такой расход, но это ведь были его деньги, ему и принадлежало право решать, как их тратить. Его мысли ходили по кругу. Можно заставить жену вернуть покупку, но тогда не избежать сцены, а он, как большинстве мужчин, скорее позволил бы отрубить ему палец, лишь бы не допустить воплей и слез. Еще можно было вообще не упоминать покупку, а просто отобрать у Джейни карточку. Но как отобрать? Попросить-значит спровоцировать скандал

Тайком забрать у нее из бумажника? Когда она обнаружит пропажу (а произойдет это уже в следующую минуту), он скажет, что пришлось забрать карточку — пусть сама соображает почему… Или вообще ничего не предпринимать? У Селдена было ужасное предчувствие, что именно так он и поступит.

Это, однако, его не успокоило: мучило ощущение, что его ограбили, предали. Глядя в окно на бесцветные хлопья, медленно опускающиеся вниз с серого неба, он вдруг поймал себя на мысли: лучше бы вообще никогда с ней не встречаться. Или, коль скоро сделанного не исправишь, надо покончить с ней раз и навсегда. У него возникло отвратительное желание выпрыгнуть из окна, потом мысль подстроить ей аварию со смертельным исходом, чтобы больше не иметь с ней дела и не мучиться из-за ее трат…

Его мысли прервало ленивое «Привет, Роуз!». В кабинет вошел Гордон Уайт, гордо именовавший себя «верным оруженосцем Роуза», — правая рука Селдена. Роуз, впрочем, знал, что Гордон мечтает занять его место и поспособствовал бы его падению, если бы возникла такая возможность.

Гордон плюхнулся в кожаное кресло перед столом и перекинул ноги через подлокотник, как мальчишка. С точки зрения Селдена, он был типичным Нью-Йоркцем, то есть в сорок один год вел себя как здоровенный юнец, никогда ни с кем не поддерживающий серьезных отношений. Единственная разница между подростком и взрослым вроде Гордона сводилась к тому, что у него были собственные деньги, собственная квартира, собственный «порше», и, когда он возвращался домой в два часа ночи, на него было некому наорать. Хотя, размышлял Селден, глядя на дорогой черный костюм Гордона — итальянский, чистая шерсть, — различие сводится, возможно, только к одежде…

— Я слышал, что сделка с «Парадор» может развалиться, — сказал Гордон небрежно, ковыряя зубочисткой в зубах.

— В чем там дело? — спросил Селден рассеянно. При упоминании «Парадор» он вспомнил Комстока Диббла, а из-за него опять про Джейни.

— Там что-то не так с бухгалтерией, — ответил Гордон.

— В кинопроизводстве всегда хромает бухгалтерия, — бросил Селден безразлично.

— У них она хромает как-то странно, — продолжил Гордон. — Пока еще не знаю, в чем там дело, но, по слухам, там замешан твой друг Джордж. Наверное, чувствует большой сброс.

— У Джорджа отличное чутье.

— А Комсток готов к продаже. Хочет опередить снижение котировок на рынке.

— Все говорят, что рынок выправится, — заметил Селден.

— Уже выправляется. — Гордон смахнул со штанины пылинку. — В этом году я собираюсь купить дом в Хэмптоне.

— Хочешь хотя бы там заняться благоустройством? — спросил Селден. Гордон осклабился. В корпорации шутили, что работы вокруг ее здания не завершены из-за биржевого спада.

Зазвонил телефон, Селден взял трубку.

— К вам мистер Ник Воул, — доложила Джун, его секретарь.

— Пусть зайдет.

Гордон встал, сложил пальцы в виде пистолета и прицелился в Селдена.

— Не забудь наш разговор, Роуз. Если у твоей жены есть по дружки…

«Никаких подружек у нее нет», — подумал Селден. Гордон Уайт ушел, его сменил Вол, как его уже прозвал хозяин кабинета Он оказался именно таким, как ожидалось, ходячим клише: от сорока пяти до пятидесяти пяти лет, густые обесцвеченные усы, редеющие волосы до плеч. На нем были джинсы и дешевая кожаная куртка, но вел он себя как человек, верящий в свою спортивную форму и способность победить в кулачном бою. Удивляться этому не приходилось: Вол представлялся бывшим сотрудником спецслужб. Он явился с коричневым конвертом, который переложил под мышку, чтобы пожать Селдену руку.

— Селден Роуз? — Голос у него был грубый, как у маловоспитанного человека, но Селден и к этому был готов.

— Совершенно верно. — Он указал на кресло.

— Не откажусь. — Вол сел. — Странное имя — Селден. — Он оглядел кабинет. У него были карие глаза и тяжелые веки. Такого вряд ли проведешь, подумал Селден.

— Старое семейное имя. Предлагаю перейти к делу.

— Не возражаю. Вас ждут приятные новости. — Вол пододвинул ему конверт. У Селдена возникло впечатление, что это кино, причем паршивое.

— Что здесь? — на всякий случай спросил Селден, осторожно открывая конверт.

— Начнем с того, что у нее есть законный муж. — Вол до вольно сложил руки на груди.

— Ага! — Селден разложил на столе черно-белые фотографии из конверта — Мериэл Дюброси в обществе тощего злобного молодого человека с рябым лицом. Засняты они были на крылья бедного дома, скорее всего бруклинского. Судя по перекошенным физиономиям, их застали в момент ссоры. Селден вопросительно взглянул на гостя.

— Тим Дюброси, ее супруг. Работает на Фултонском рыбном рынке.

— Вы сказали «законный»…

— Она выдает его за своего брата. Так по крайней мере она представила его домовладельцу.

— Брат? Ни малейшего сходства!

— С каких пор для родства требуется внешнее сходство? — Вол пожал плечами. Глядя на Селдена из-под тяжелых век, он думал о том, что богачи ничего не смыслят в реальной жизни.

Селден внимательно разглядывал фотографии. Они были не очень четкими, но на одной — на ней почти голая Мериэл сидела на коленях у неизвестного мужчины в каком-то ночном клубе — можно было разглядеть ее живот. Лицо ее ничего не выражало, словно она отстранялась от происходящего. Селдену стало ее жаль.

— Боже, так она еще и стриптизерша?

— Иногда, только для финансирования своей певческой карьеры, — уточнил Вол. — Хочет стать новой Дженнифер Лопес при помощи менеджера Тима. Могу себе представить, как ему осточертела рыбная вонь.

— Значит, все подстроено, — заключил Селден. — Чего они хотят? Денег?

— Того же, что и все: славы и богатства, — ответил Вол. — Смотрят телевизор и думают: «Почему бы и нам не урвать кусочек пожирнее?»

Селден рассеянно погладил макушку.

— В этом, кажется, главная проблема, — тихо произнес он. — Всем подавай славы и богатства, но никто не хочет ради этого потрудиться.

— Это как игра на фондовом рынке, — поддакнул Ник Воул. Сцепив пальцы, он прикидывал, сколько зарабатывает в год Селден Роуз — миллион, два? Телефон прервал его мысли.

— Слушаю, — сказал Селден.

— Крейг Эджерс интересуется, подтверждаете ли вы встречу с ним сегодня вечером у вас в отеле.

— Подтверждаю. Вол встал.

— Я приложил письменный отчет. В нем отсутствуют доказательства ложности ее утверждений. В ту ночь Мериэл Дюброси действительно была в отеле вашего зятя и встречалась с ним. С такими женщинами надо всегда быть настороже: они умеют беременеть тогда, когда им это нужно, и назначать отцами тех, кого надо.

Селден нахмурился:

— Или, как в этом случае, кого не надо.

— В конечном итоге все решают деньги, — вздохнул бывший сотрудник спецслужб.

— Да. Сколько с меня?

Вол еще раз оглядел кабинет.

— Пять тысяч долларов.

Селден подумал, что его снова грабят, но послушно выписал чек. Другого выхода у него не было.

Селден Роуз балансировал на дощатом мостике. На тротуаре уже стояли лужи, и ему не хотелось промочить ноги. Выйдя на Бродвей, он осмотрелся. Все выглядело как обычно: например, его лимузин стоял на своем обычном месте, на углу Шестьдесят второй улицы, за рулем сидел водитель Питер, пивший, как всегда, кофе «Старбакс» из бумажного стаканчика. Однако Селдену казалось, что в воздухе висит угроза. Сквозь скопление машин на Бродвее прокладывал себе путь сиреной полицейский автомобиль. Растрепанная молодая женщина в джином черном пальто без всякой причины уставилась на Селдена. Дома на Бродвее выглядели серыми и безжизненными, как в каком-нибудь Советском Союзе. Он вдруг вспомнил, как в похожий день добрых тридцать лет назад мать послала его, молодого человека двадцати одного года, вызволять младшего брата из лап сектантов…

В детстве он представлял себя героем комиксов. Одному ему было под силу похитить сыворотку, необходимую для спасения жизни матери. В третьем классе он вступился за младшего брата и двинул толстого хулигана Горацио Уайли в живот. Он страшно перетрусил, но хулиган согнулся пополам и заревел. Селдена отправили к директору школы, откуда его пришлось вызволять матери, но она его не ругала, а обнимала, целовала, называла «мой супермен». С тех пор его роль в семье стала именно такой: он был золото, а не мальчик, серьезный, делающий успехи, надежный, всегда готовый вступиться за честь семьи.

Он знал, что отчасти благодаря этому семейному мифу многого добился уже в детстве: получал самые высокие отметки, был даже лучшим учеником в классе; после этого ему была прямая дорога в Гарвард. Младший брат Уитон не выдержал конкуренции и отстал; уже в пятнадцать лет его застукали за продажей «травки» младшим девчонкам. Мать всегда твердила: беда Уитони в том, что он воображает, будто не годится Селдену в подметки Селдену из-за этого приходилось быть с ним очень ласковым, но, как все честолюбивые молодые люди, он проявлял нетерпение и безжалостность к слабостям Уитона, считая их неискоренимыми изъянами его личности.

Поэтому он не удивился, когда напуганная мать позвонила ему в Гарвард. Дело было в декабре. Уитон сумел поступить в университет Флориды, после чего о нем два месяца не было ни слуху ни духу. Потом подруга матери, бойкая особа по имени Мэри Шекел, приехала в Нью-Йорк полюбоваться, как в Рокфеллеровском центре зажигают рождественскую елку, и увидела Уитона на Пятой авеню, перед «Тиффани», — он клянчил деньги в компании кришнаитов. Уитон был наголо обрит, напялил поверх красного свитера с капюшоном оранжевый балахон и обратился за подаянием к самой Мэри, не узнавая ее. «Как тебе не стыдно, Уитон Роуз!» — крикнула она. Уитон убежал вместе с другими кришнаитами, а миссис Роуз чуть не хватил инфаркт.

Селден готовился к экзаменам, но это семейное дело было серьезнее всего остального, включая даже его будущее. Семья была, естественно, важнее всего в жизни, и Селден, не пытаясь понять собственные чувства, считал само собой разумеющимся, что любит мать, отца, брата. Не заботиться о семье было немыслимо, члены семьи были первыми, кому предназначалось сочувствие, превращающее в человека тебя самого. И он, мня себя неумолимым мстителем, сел холодным декабрьским утром в поезд, отправлявшийся в Нью-Йорк.

Остановился он тогда в отеле «Кристофер» на Коламбус-серкл, рекомендованном миссис Шекел, ценившей близость отеля к Линкольновскому центру искусств. Сейчас, шагая к своему автомобилю с конвертом под мышкой, Селден рассматривал этот отель, обветшавший с тех пор еще сильнее, если такое вообще можно вообразить. Грязные бело-зеленые маркизы над окнами напоминали лохмотья, в неоновой вывеске с названием отеля не горели три буквы. Когда-то эта вывеска показалась ему внушительной, но сейчас выглядела нелепой, как состарившаяся актриса, не желающая покидать сцену.

Он постучал в окно машины. Питер поднял глаза, но не соизволил выйти, и Селден забрался в салон сам.

— Что с прогнозом погоды, Питер? — задал Селден свой обычный вопрос, служивший для завязывания беседы.

— Снег будет идти всю ночь, мистер Роуз. Но выпадет только пара дюймов. Сами знаете, что за этим последует.

— Слякоть с утра, — кивнул Селден. Тогда, в день его приезда из Кембриджа, тоже шел снег, но сильный. Дело было в пятницу, поезд был почему-то полон, и ему пришлось ехать стоя. Одна из дверей закрылась не до конца, и в щель все пять часов задувало снег. Селден мерз, грел в карманах руки и размышлял о своей миссии. В Нью-Йорке восемь миллионов жителей, но он ощущал присущую молодости загадочную, сверхъестественную силу, способность усилием воли сдвинуть горы. Ему и в голову не приходило, что он может потерпеть неудачу.

Уже на второй день своего пребывания в Нью-Йорке он чудесным образом столкнулся с братом, бредшим по улице с другим кришнаитом. Уитон исхудал, карие глаза, казалось, занимали пол-лица, на нем был тот же самый грязный красный свитер с капюшоном. Его было совсем нетрудно уговорить пойти в отел;. «Кристофер». Уже на следующий день они улетели домой, и снова Селден ходил героем…

Он думал, что никогда всего этого не забудет, но вот забыл же! Почти напрочь забыл. Много лет не вспоминал. Сейчас, глядя в окно на автомобильную пробку между Пятой и Мэдисон-авеню, он даже не мог вспомнить, когда думал об этом в последний раз. Десять, пятнадцать лет назад? Брат стал чикагским адвокатом, жил со второй женой. Он-то хоть вспоминает, что с ним тогда происходило, думает о том, каким глупцом когда-то был? Или и у него прошлое выветрилось из головы? Селден откинулся на спинку сиденья. Удивительно, как из памяти исчезают целые периоды твоей собственной жизни, будто их и не было! А если не помнить, то было ли? И если да, то для чего? Селден вспоминал, каким он был двадцать пять лет назад — более циничным и злым, склонным всех судить (когда он прилетел после окончания колледжа в Лос-Анджелес, отец смутил его словами, что он не умеет сочувствовать людям, надо бы научиться), убежденным, что все вокруг наделено смыслом. Жизнь тогда казалась исполненной значения, все происходящее было важным. Но новые события затмевали старые, и так происходило снова и снова. Время и естество пожирали все. Даже рука смерти не могла встряхнуть память, оживить ее: проходило дня три после смерти человека, которого Селден немного знал, и он ловил себя на том, что совершенно о нем забыл, словно его никогда не существовало.

Пройдет еще десять лет — вспомнит ли он тогда это мгновение? Как сидит сейчас в машине, застряв в пробке, как на углу улицы звонит в колокольчик Армии спасения Сайта-Клаус в красном? Вспомнит ли, как злился на жену, истратившую 50 тысяч долларов, как нанял частного детектива для расследования претензии в отцовстве к зятю жены? Конечно, не вспомнит! Ему показалось, что сама его жизнь кончается, свертывается на глазах в тугой ком. Через двадцать лет он уйдет на покой, и может статься, что у него не останется тогда ничего, даже воспоминаний .

Он схватил конверт, чтобы ощутить что-то материальное, связанное с жизнью. Возможно, у него не останется воспоминаний, но будет жизнь, а это важнее всего. Он сможет совершать поступки — черт, он никогда не переставал их совершать, решал одну проблему за другой, потому, наверное, в голове у него не осталось места для воспоминаний!

Селден достал фотографию Мериэл в стриптиз-клубе и принялся ее изучать. Женщины постоянно рожают, но если Диггер — отец ребенка, то ребенок будет похож на него. Он взял на себя роль главы семьи: выступил посредником между Патти и Диггером, посоветовал Патти поехать с ним в гастрольное турне и поручил секретарше позаботиться о билетах, чтобы избавить Патти от хлопот. Джейни была против, но Селден чувствовал: у него с Патти наладилось взаимопонимание, вот она его и послушалась. Сведения, которые ему передали, успокоят Патти, убедят, что брак можно сохранить. Несмотря на свой развод, Селден продолжал верить в святость брака, в его способность поднять человека на более высокий уровень любви и понимания ближнего. Выходя из машины у отеля «Лоуэлл», он снова чувствовал себя героем.

Первой его мыслью было все высказать жене. Отпирая дверь и входя, он ждал ее обычного звонкого «Сел-ден?». Но его никто не позвал. В гостиную он вошел уже сникший.

Бросил на письменный стол конверт, взял сигарету из серебряного ящичка на камине. Сев на обитый ситцем диван, он поймал себя на том, что скучает без Джейни. Она не без недостатков, их брак несовершенен. Зато с ней интересно: никогда не знаешь заранее, что она выкинет.

Иногда, возвращаясь домой, он заставал ее в душе, медленно намыливающей восхитительное тело. Он знал, что она дремала или просто валялась в кровати и, услышав, что он пришел, торопилась в душ, стесняясь своей лени. Джейни воображала, что он верит этой ее неловкой лжи, и он с удовольствием притворялся, не желая выводить ее на чистую воду. Если она не стояла под душем, то обычно окликала его из гостиной — там она всегда сидела с какой-нибудь серьезной книгой в руках, а из стереосистемы звучал Моцарт или Бетховен. Это тоже было способом создать у него ложное впечатление, предстать перед ним такой, какой она хотела бы быть или считала, что он хотел бы ее видеть такой. Ему казалось очень милым, что она ради него так старается, хотя эти старания были не чем иным, как притворством.

Женитьба на Джейни могла оказаться либо грандиозной ошибкой, либо замечательной победой. Сейчас Селден был вынужден признать, что продолжается медовый месяц его второго брака. Кое-что в жене его тревожило, но многое забавляло: ее волнующе красивое лицо-отвергнутый образец классического совершенства, ее старания доставить ему удовольствие в постели, ее нескрываемое наслаждение своим новым положением. Внутренне Селден соглашался: его самолюбию льстит, что он способен дать ей счастье в жизни — счастье, которое, как он воображал, до встречи с ним обходило ее стороной.

Он встал, поскольку не мог усидеть на месте, и подошел к окну. Его посетила тщеславная мысль, что немногие мужчины могут себе позволить такую женщину, как Джейни Уилкокс. Он воображал ее жертвой жизненных невзгод. О людях она судила самоуверенно, в ошибочном убеждении, что видит их насквозь, и обладала умением ими манипулировать. Впрочем, для него ее попытки делать это были очевидны, однако он полагал, что большинство мужчин, ослепленных самомнением и гордыней, слепы и способны попасться к ней на крючок. Даже самый совершенный мужчина легко мог увлечься неотразимой внешностью, но очень скоро восхищение сменялось замешательством, а потом возмущением: выяснялось, что ее неотразимость-всего лишь звено плана обольщения.

Но другие мужчины, думал Селден, глядя на снег, валящий все сильнее, для него не проблема. Наоборот, это он — их проблема, ведь он стал исключительным обладателем такой лакомой диковины…

На часах было уже больше половины седьмого. Он без особой тревоги подумал, что она задерживается из-за какой-то проблемы. Следующая мысль была неприятной: вдруг она боится возвращаться домой, боится, что он рассердится на нее из-за пятидесяти тысяч? Что ж, он уже не сердится, зато все больше тревожится Крейг Эджерс должен был заявиться с минуты на минуту, и ему хотелось, чтобы Джейни вернулась до его прихода.

Селден набрал ее мобильный номер, но тут же услышал предложение оставить голосовое сообщение. Он уже чувствовал виноватым себя. Вдруг инстинкт подсказывает ей, что он задумал, похвастаться, потому она и не торопится домой? Он знал, что и своем неоправданно высоком самомнении она оскорбится, ее превратят в подобие красивой вещи, станут показывать, к породистую лошадку. Но он ничего не мог с собой поделать: очень уж хотелось блеснуть красавицей женой перед старым другом.

Крейг Эджерс был соседом Селдена по комнате два последних года учебы в Гарварде. Они уже давно перестали видеться, Селден не удивился, когда Крейг позвонил ему на прошлой неделе и изъявил желание встретиться. Крейг читал в деловом разделе газеты об успехах Селдена в «Муви тайм», в разделе сплетен-о его свадьбе; он сознался по телефону, что все

Мечтал познакомиться с моделью «Тайны Виктории». Селден не смог побороть соблазн показать Джейни Крейгу и пригласил его с супругой в гости. Крейг тут же уточнил, что предпочел бы прийти без своей жены Лорен. Селден догадался, что Крейг хочет поглазеть на Джейни, не опасаясь последующих упреков. Но и сам он был хорош: намеренно «запамятовал» предупредить Джейни о приходе университетского приятеля.

Сидя на диване, он обратил внимание на книгу на столике, раскрытую и перевернутую лицом вниз, как женщина сразу после секса. Это было дорогое издание «Республики» Платона. Рядом лежал розовый школьный фломастер, которым Джейни подчеркивала привлекшие ее внимание места. Селден закрыл книгу и надел на фломастер колпачок. Обычно он так не делал, но сейчас книга слишком демонстративно красовалась на столике, да еще в паре с выразительным фломастером: Крейг непременно заметил бы и безжалостно высмеял эту претензию на интеллектуальность.

Куда девать книгу? Селден избрал ящик маленького секретера. Ящик оказался забит бумагами: листочками с телефонными номерами и каракулями, счетами, пустыми конвертами; были здесь и официальные письма. Селден придавил все это книгой и задвинул ящик. Убрав книгу, он облегченно перевел дух. Он знал, что если Джейни навяжет гостю умный разговор, тот ее уничтожит, не кроет пустоту ее разглагольствований с точностью хирургического скальпеля.

Крейг Эджерс принадлежал к тем людям, которые получают от жизни удовлетворение, только когда подтверждается их уверенность, что они в значительной мере превосходят умом остальное человечество. Ему всегда хотелось стать «великим романистом»; еще студентом он страшно завидовал чужим трудам, что вообще отличает непризнанных гениев. После выпуска Крейг стал еще язвительнее: ведь Селден, приехав в Лос-Анджелес, сразу получил завидное место, потому что сумел найти материал для одного знаменитого продюсера. Почти сразу ему попалась книжки под названием «Брошенная земля», из которой сварганили многомиллионный блокбастер, благодаря чему Селден закрепился в шоу-бизнесе и заработал свои первые сто тысяч долларов. Крейг тем временем трудился на низкооплачиваемой должности в журнале «Нью-йоркер»: ему поручили проверять достоверность сообщений. В последующие годы звезда Селдена продолжала взлет, а Крейг все прозябал. Он публиковал одно за другим эссе, написал три романа и слыл «многообещающим литературным талантом» в узких кругах, где подобная ерунда имеет вес, однако за их пределами его усилия оставались незамеченными.

Три месяца назад все изменилось. В сентябре Крейг опубликовал толстенный том «В смятении», который мгновенно занял первое место в списке бестселлеров «Нью-Йорк тайме», и Крейга поспешили объявить новым Толстым. Он стал постоянным гостем телевизионных ток-шоу и аналитических программ, его портреты красовались повсюду-хотя Селден подозревал, что это одна и та же старая фотография, сделанная много лет назад, когда Крейгу еще не исполнилось сорока лет.

Раздался звонок, и Селден велел привратнику направить Крейга наверх. Он занял позицию у двери, испытывая сильную тревогу. Впервые перед ним должен был предстать успешный Крейг — как на него подействовала долгожданная удача? Через минуту Крейг постучал и вошел, принеся с собой запах холода и сигарет. Объятия его Селден мысленно назвал медвежьими, одежду, как всегда, никудышной. Правда, в Крейге было теперь фунтов тридцать лишнего веса.

Он по-хозяйски прошел в гостиную и огляделся.

— Ну, Роуз, — начал он презрительным тоном, от которого после двадцати лет борьбы за признание уже не мог, наверное, избавиться, — я-то думал, ты стал большой шишкой, а ты живешь в гостинице!

— А я думал, что быть удачливым романистом значит одеваться не так, как одеваются неудачливые, — парировал Селден.

— Это ты у нас вечно модничал, Роуз. — Крейг плюхнулся на диван и снял поношенную шерстяную куртку. — Сегодня настоящая метель!

— Чем тебя угостить? Водкой?

— Лорен унюхает, что я пил. Ну и черт с ней! Ты мог бы представить себя мужем собственной матери?

— С меня хватило одной матушки, — ответил Селден со смехом.

— Потому и подцепил супермодель на десять лет моложе тебя?

— Конечно, — спокойно согласился Селден, считая, что еще рано затевать с Крейгом спор.

Я так и думал. — Крейг почесал голову. С точки зрения Селдена, ее не мешало вымыть. — Кстати, ты что-нибудь знаешь о Шейле?

Селден насторожился.

— Она вышла замуж в тот день, когда получила документы о разводе. — Он отправился в кухню, налил там водку в бокалы со льдом. Меньше всего ему хотелось обсуждать Шейлу и причины распада их брака. — Между прочим, Эджерс, теперь, когда ты

Добился успеха, ты не боишься утратить зоркость? — Он вернулся в гостиную, подал Крейгу бокал и приветственно поднял свой. — Сам знаешь, деньги и слава заставляют забыть, как ужасен в действительности мир…

— Мне это не грозит, — тоскливо проговорил Крейг. — Пол жизни я только и напоминал людям, что они должны меня ненавидеть, поскольку они неисправимые болваны, а я умница. Теперь все, за исключением Лорен, со мной согласились. Она каждый лень повторяет: несмотря на то что моя книга три месяца входит в список бестселлеров, я остаюсь ослом.

— Меняется многое, но не все, — съязвил Селден. Крейг надолго занялся водкой, потом ответил:

— Все-таки ты меня перещеголял, Роуз. Я знаю, что тряхнул стариной, написав бестселлер, но твоя женитьба — это еще сильнее!

Селден улыбнулся и опустился в кресло.

— Я ведь всегда тебя опережал, Эджерс.

— Ты всех взбесил, — продолжал Крейг, согревшийся и во одушевленный водкой. — Все только об этом и говорят. Мужчины подыхают от ревности, женщины сходят с ума: если Селден Роуз женился на супермодели, значит, то же самое могут отколоть и их мужья. И мужья с ними согласны. Я стал поглядывать па Лорен и думать, как бы и мне…

Селден со смехом отпил еще водки. Крейг стал даже гнуснее, чем в колледже: теперь его можно было назвать просто грязным типом.

— Не занимайся самообманом, — сказал Селден с фальшивым смешком, прикидывая, как быстро можно будет избавиться от гостя. — Ты рассуждаешь, как типичный американский жлоб: смотришь на девчонок на телеэкране и воображаешь, что стоит тебе самому проникнуть на телевидение — и они достанутся тебе. С таким же успехом трехсотфунтовый толстяк может мечтать о верховой езде.

— Я воспользуюсь твоим советом, — бросил Крейг.

— Кроме того, — продолжил Селден, откидываясь в кресле и кладя ногу на ногу, — я думал, вы с Лорен прекрасная пара. Во всех интервью вы твердите о шести лет супружеского счастья…

— Так и есть, — кивнул Крейг. — То есть все так, как должно быть после безумной влюбленности. Но разве не все мечтают о новизне? Особенно о девчонках из рекламных роликов. Это же движущая сила мужчины-потребителя: женщина как продукт.

— Уверен, Лорен с тобой не согласится. — Селден представил жену Крейга-маленькую бойкую женщину со светлыми кудряшками, активно вмешивавшуюся во все мелочи его жизни, вплоть до выбора туалетной бумаги.

— Это потому, что она не может быть продуктом.

С этим Селден не мог не согласиться.

— Слава Богу, ты можешь.

— Я сопротивляюсь, — сказал Крейг полным сарказма тоном. Селден вспомнил то, о чем недавно прочитал: Эджерсу предлагали продать права на экранизацию книги, но он еще не дал согласия. — У меня пока остается какая-то творческая независимость. В отличие от тебя… — Он вынул из кармана куртки пачку сигарет и положил на столик, словно собираясь пробыть в гостях дол го. — Кажется, мы оба стали стандартными персонажами: я — автор бестселлера, цепляющийся за творческую независимость, ты — голливудский магнат, женившийся на безмозглой красотке.

Эти слова ранили Селдена. Он знал, что юмор Крейга — это всегда наскоки, иногда обидные, но теперь тот зашел слишком далеко. Одно дело — оскорблять самого Селдена, совсем другое — его жену. Он резко поставил бокал на столик и сказал с презрительной усмешкой:

— Готов согласиться, что ты уступаешь Джейни умом, но она вполне сравнится с Лорен.

— Такая же сложная? — Крейг ткнул в Селдена пальцем, явно наслаждаясь эффектом своих слов. — Лорен не красавица, но у нее по крайней мере не пустая голова. А на этих девчонок смотришь и думаешь: «Провести с ней ночь еще можно, а вот совместный завтрак поутру — уже лишнее».

— Никогда еще не слышал таких завистливых высказываний…

— Перестань, Роуз!

— В жизни любого человека наступает время, когда он начинает понимать цену красоты.

— У меня впечатление, что я говорю со старым английским профессором. Вот это извращение! — Крейг почти кричал. — Мне одно любопытно: вам хоть есть о чем разговаривать? Что вы обсуждаете? Или сплошная скука, пока не дойдет до секса?

— Скука? Скучно было с Шейлой. — И Селден бросил на Крейга взгляд, означавший, что Лорен он тоже считает скучной

В этот момент раздался звук отпираемого замка, открываемой и закрываемой двери, потом — неизбежное звонкое «Селден?». Селден гордо выпрямился, вспомнив, какой у Джейни приятный, красивый голосок. Заметил ли это Крейг?

— Вот и моя жена, — сообщил он.

Крейг смотрел прямо перед собой, как надувшийся ребенок Когда он поднес ко рту бокал, Селден убедился, что у него чуть подрагивает рука. Волнуется, как школьник! Селден, торжествуя, окликнул жену:

— Мы в гостиной!

Джейни появилась в дверях неожиданно быстро, освещенная ярким светом настольных ламп. С впечатляющей самоуверенностью актрисы, выходящей на сцену, она выдержала паузу, потом медленно сбросила шубку. Сейчас ее фигура, все ее формы были особенно прекрасны. Селден с удовольствием заметил, что она одета дорого, в том особенном стиле, который делал ее одновременно желанной и величественной. Входя в комнату, она задала заготовленный вопрос, уже лишившийся смысла:

— Мы?.. • — Это мой университетский друг.

Гость в доме застал ее врасплох. Селден слишком хорошо ее изучил, чтобы увидеть: она не в своей тарелке. Джейни как будто лишилась присущей ей энергии, нервничала, даже дрожала, словно попала в чужую, враждебную обстановку. На лице была заметна припухлость, и его посетила догадка, что она плакала. Еще один се шаг — и он понял, вернее, увидел причину ее состояния: нитку черного жемчуга у нее на шее. Вот на что она истратила такую уйму денег! Даже на расстоянии было заметно, что жемчуг великолепен, что она не переплатила. Бедняжка, она до смерти боится ему признаться, даже всплакнула от страха…

Он встал, она бросилась к нему.

— Извини меня, хорошо? — Она подняла лицо для поцелуя. — Невероятно глупый день! Мне показалось, у меня прыщик, и я отправилась к дерматологу и согласилась на сеанс легкой косметической чистки. Представляешь? — Она поцеловала его в губы, легко погладила по волосам и обернулась к Крейгу. — Звучит смешно, конечно, вот что значит работать моделью! Сходишь с ума от какой-то мелочи и можешь говорить только о ней. Неудивительно, что моделей считают дурочками! — Она протянула руку. — Я Джейни Роуз.

Все это выглядело и звучало очаровательно и произвело на Крейга должное впечатление. Он встал, даже поцеловал ей руку.

— Это Крейг Эджерс, дорогая, мой сосед по комнате в колледже. Я подумал, тебе будет интересно с ним познакомиться. — Сел-лен предпочел представить дело таким образом, а не говорить, что Крейгу захотелось взглянуть на модель «Тайны Виктории».

— Крейг Эджерс? — Джейни переводила взгляд с одного на другого. — Селден! — произнесла она с упреком. — Почему ты мне не говорил, что знаком с Крейгом Эджерсом? — И она сказа-ля Крейгу избыточно льстивым голосом:

— Вы великий писатель! Я читала все ваши книги, когда вы еще не написали своего бестселлера. По-моему, вы просто гений. Даже Селдену стало неудобно. Но ей надо было отдать должное: Крейг Эджерс явно ничего подобного не ожидал. Его агрессивность, всегда готовая вырваться наружу, тут же съежилась, как пенис от холода. Селден понял, почему Крейг обычно так резок: иначе он превращался в неуклюжего остолопа. Он машинально сделал движение, словно поправлял очки на носу, потом вспомнил, что сменил очки на контактные линзы, и растерянно потер переносицу.

— Теперь вы не одна так думаете, — пробормотал он.

— Я очень за вас рада! — сказала Джейни. — Чудесно, когда все вокруг понимают наконец, как вы талантливы.

— Не захваливай его, Джейни, — вмешался Селден. — Если бы ты была с ним знакома так долго, как я, он бы тебя просто раздражал…

Джейни и Крейг посмотрели на него с одинаковым выражением: как на чужака, прервавшего их почти интимную беседу.

— Селден, — ласково проворковала Джейни, — ты не принесешь мне выпить?

— Конечно. — И он побрел в кухню, думая: «С другой стороны…» На этом мысль прервалась. Зависть? К Крейгу Эджерсу? Неужели он, Селден, так низко пал? Если бы он не знал Джейни, то мог бы решить, что она заигрывает с Крейгом. Раньше он думал, что способность сконцентрировать всю свою энергию на одном человеке она бережет для него. Наливая в бокал водку и добавляя апельсиновый сок, он соображал: а может, это делается именно для него? Может, вся сцена сыграна для его глаз и ушей? Ведь для нее естественнее всего предположить, что ему хочется блеснуть женой перед университетским приятелем. И все-таки заставлять Крейга в нее влюбляться — это лишнее.

Селдену был преподнесен сюрприз: оказалось, его жена десять лет втайне зачитывалась книжками Крейга Эджерса! Даже сейчас, когда Крейг добился признания, о котором всегда мечтал, Селден не находил в его писаниях «лирического таланта», якобы бросавшегося в глаза остальным. Крейг прислал ему две свои первые книги и несколько рассказов, надеясь, что Селдену придет охота купить права на их экранизацию, но Селден обнаружил в них лишь претенциозное созерцание авторского пупка. Он не осмелился бы сказать это Крейгу в глаза, но выражал свое мнение другим людям в тех редких случаях, когда разговор касался его.

Возможно, Селден к нему слишком суров, возможно, корень этой суровости — ревность? Забирая стакан, он напомнил себе, что завидовать Крейгу у него нет причин: в конце концов мера всему — деньги, а по этому критерию он так обошел Крейга, что тому уже нипочем за ним не угнаться. Нет, причина его раздражения была проще: никакой Крейг не великий писатель, а его жене не хватило ума или интуиции, чтобы это понять. Призвав себя успокоиться, Селден изобразил улыбку, подавая Джейни коктейль. Ее нельзя было назвать образованной, она едва доучилась в школе. Несправедливо требовать от нее особой проницательности. Но, беря у него стакан, она даже не удостоила его взглядом, и он внутренне содрогнулся. Она сидела на краешке дивана, не спуская с Крейга восторженного взгляда.

— Какое бесстыдство! — восклицала Джейни. — Как же люди не понимают, что такое настоящий писатель? Кто лучше знает этот труд, кто больше понимает внутренний смысл…

Селден сел в кресло, полный решимости положить конец их беседе. Он привык слышать те же слова от своих знакомых «интеллектуалов» и знал, что Джейни с Крейгом затянули надоевшую всем песню-о несправедливом обращении с писателем в Голливуде. Когда эти слова произносила она, они почему-то окончательно обесценивались, превращались в пустое сотрясание воздуха.

— Хватит, дорогая, — резко сказал Селден. — Уверен, Крейг давно устал от подобных разговоров.

Она повернулась к нему с оскорбленным видом, и он тут же почувствовал себя виноватым. Кто он такой, чтобы указывать им, о чем говорить? С другой стороны, невозможно было слышать эти банальности от нее и видеть, с какой готовностью ее слушает Крейг, радующийся, что завладел вниманием хорошенькой женщины. Лучше бы Джейни высказывала свои отвлеченные соображения ему, своему мужу, тогда он мог бы направить ее мысли в достойное русло…

Крейг уловил, как видно, недовольство Селдена, потому что навалился на подлокотник дивана, сложил на груди руки и проговорил:

— Вы совершенно правы, Джейни. Но упрекать следует вашего мужа. Ведь он отчасти несет ответственность за нынешнее состояние индустрии развлечений.

— Ты меня переоцениваешь, — фыркнул Селден.

— Это правда, Селден. — Джейни возмущенно повысила голос. — Ты можешь что-то предпринять. Тебе известно, что среди желающих купить права на экранизацию новой книги Крейга — Комсток Диббл?

— Он знает, что делает.

— Комсток Диббл! — Джейни снова повернулась к Крейгу. — Нам известно, что его отец был водопроводчиком? Сам он начинал с торговли порнографическими видеокассетами! Что такой человек может смыслить в искусстве?

Селден засмеялся, лениво болтая кубики льда в стакане.

— Это все слухи. Если Комсток Диббл хочет купить у Крейга книгу, то, я уверен, из этого выйдет толк.

— Он не хочет, чтобы сценарий писал сам Крейг, — сказала Джейни.

— Значит, у него есть голова на плечах.

— Селден! — Джейни вздохнула. — Как можно не доверить блестящему писателю создание сценария по его же бестселлеру?

Селден сердито переводил взгляд с Джейни на Крейга. Он боялся, что не выдержит и все выскажет, хотя это значило бы потерять лицо. Комсток не хотел поручать работу над сценарием Крейгу по той же самой причине, по которой ее никто ему не поручил бы: в книге Крейга отсутствовал сюжет, а фильмы, как ни больно это сознавать художнику, немыслимы без сюжета. Если бы они завели сейчас с Крейгом этот спор, тот бы надолго у них застрял, а Селдену уже не терпелось его выпроводить.

— По-моему, — медленно проговорил он, — Крейг должен радоваться, что кто-то вообще захотел купить у него книгу. Сей час в Голливуде почти ничего не покупают.

— Полная чушь, Селден Роуз! Ты сам знаешь, что это чушь! — крикнула Джейни. Следующие ее слова предназначались Крейгу:

— Голливудские дельцы вечно это твердят, вы же понимаете, что это не правда. — Она опустила глазки и, мгновенно меняя тактику, с любовью посмотрела на мужа. — Ты такой умница, дорогой! Я говорила Крейгу, что ты мог бы купить у него книгу и снять по ней в «Муви тайм» фильм.

Это было сказано таким тоном, словно Селден сам не мог в этом разобраться. Он удивленно уставился на нее. Такой, как в этот вечер, он ее еще не видел. До сих пор она довольствовалась ролью наблюдательницы, когда решались деловые вопросы: слушала и, как он считал, училась уму-разуму. Самой вносить предложения Джейни прежде не осмеливалась.

— Что скажешь? — подал голос Крейг.

— Я должен подумать, — ответил Селден бесстрастным тоном.

Мужчины посмотрели друг на друга, как противники, готовящиеся к схватке. Джейни неожиданно встала и мелодично рассмеялась. Селден не мог не заметить, что она добилась своего: и его, и Крейга взгляды тут же оказались прикованы к ней.

Наслаждаясь их вниманием, она пересекла комнату и уселась в кресло к Селдену, чуть ли не ему на колени. Он подвинулся, освобождая ей место. Действительно, подумал он, пора жене вспомнить о муже. Поймав на себе взгляд Крейга, он спокойно улыбнулся. Крейг медленно кивнул, уголки его рта кисло опустились, будто он догадался, что над ним смеются, еще не разобравшись в причине смеха. Селден все понял: Крейг поверил, что внимание Джейни что-то значит, что она всерьез проявляет к нему интерес, а теперь убедился — ее всерьез занимает один Селден.

— Пусть твой агент пришлет мне твою книгу, — сказал ему Селден. Теперь, когда во вселенной воцарился порядок, он мог проявить великодушие.

Крейг понял намек и встал.

— Думаю, мне пора. А то Лорен задаст мне трепку.

Джейни нехотя поднялась, словно мысленно и телесно находилась уже где-то далеко, протянула изящную руку, чмокнула Крейга в обе щеки.

— Мы ведь увидим вас снова? Было бы чудесно поужинать вчетвером: мы с Селденом и вы с женой.

Крейг усмотрел в этом напоминание о разделяющей их социальной пропасти и ответил:

— О, Лорен не бывает в ресторанах, куда вас, наверное, водит Селден.

Джейни схватила его за руку и ласково повела к двери, оглядываясь на Селдена.

— Если бы мы могли сами выбирать, то довольствовались бы киосками с хот-догами. Правда, Селден?

— Конечно! — У Селдена отлегло от сердца, будто миновала какая-то опасность.

Когда за Крейгом закрылась дверь, Селден привлек Джейни к себе.

— Прости, — сказал он. — Крейг нестерпимый зануда. Совершенно не изменился с гарвардских времен. — Он думал, что жена с ним согласится, но она высвободилась и направилась в гостиную.

— Зануда? — повторила она с сомнением. — По-моему, он совсем не скучный. Наоборот, это был один из самых интересных наших вечеров.

— Вот как? — Селден искренне удивился. Вспомнив о различии в их подходах к творчеству Крейга, он нахмурился. — Ты ему определенно понравилась. А ведь Крейгу не нравится никто и никогда.

— Вот видишь! — Джейни засмеялась и подошла к окну, вы ходящему на Шестьдесят третью улицу. — Как бы мне хотелось..

— Говори, — подбодрил он ее.

Она обернулась, опершись о подоконник, как бы внезапно лишившись сил.

— Мне очень хотелось бы проводить больше времени с таки ми людьми, как Крейг! Он такой остроумный, так тонко понимает жизнь…

— Ха! — Селден отмахнулся. Разговор о Крейге Эджерсе ему уже надоел. Взяв конверт, он присел на угол письменного стола. — У нас с тобой есть темы поважнее. Я нанял частного детектива.

При словах «частный детектив» она посмотрела на него с ужасом. Он не мог не удивиться, что это ее так сильно напугало. Он помахал конвертом:

— Здесь удивительные сведения…

— О чем? — вскрикнула она. Он опять не понял ее реакции.

— О Патти и Диггере, о чем же еще? Ты будешь мной очень довольна. Выяснилось, что Мериэл Дюброси замужем.

Джейни смотрела на него в изумлении. На ее лице читалось облегчение.

— Замужем?..

— Это чрезвычайно важно, — продолжил Селден доверитель но. — Получается, что ребенок скорее всего не от Диггера…

Он ждал, что Джейни запрыгает от радости, и был поражен, когда она нахмурилась и опять отвернулась к окну.

— А я думала… — пробормотала она.

— Может, позвоним прямо сейчас Патти и обрадуем ее? — предложил он. — Лучше сделать это вместе с тобой…

— Не надо! — Она шагнула к нему. — В Европе уже поздно, там ночь… — Она прикусила палец, будто с трудом сдерживалась, чтобы не заплакать. Он почувствовал к ней нежность, подошел и обнял.

— Что с тобой, моя милая? Я думал, ты обрадуешься. Видела бы ты этого частного детектива! Можно подумать, это не профессионал, а актер, прошедший кастинг…

— Ничего особенного. — Она отвернулась. — Просто я сказала Мими, что Зизи должен съехать, чтобы Патти было где по жить. Я думала, у них с Диггером совсем худо. А теперь Мими на меня рассердится…

— Какая Мими разница, где живет Зизи? — спросил Селден, заставляя ее смотреть на него. — Или она и он…

— Нет, что ты! — решительно произнесла Джейни. — Они друзья, только и всего. — И она отступила, прикрывая ладонью жемчуг.

Он засмеялся, решив, что понимает причину ее поведения.

— Ты испугана, да? — спросил он и добился кивка. — Боишься, что я буду сердиться из-за жемчуга?

Ее глаза послушно расширились и наполнились слезами.

— Это оказалось выше моих сил! — крикнула она. — Когда Мими купила бриллиантовое колье за сто пятьдесят тысяч, я…

— Можно мне хотя бы взглянуть, что я тебе купил? — Селден отвел ее руку. Она неохотно поднялась, откинула голову и выгнула шею, как девочка, знающая, что наказание неизбежно, но отстаивающая свое достоинство.

Он потрогал пальцем жемчужины и привлек ее к себе.

— Вот что я тебе скажу, — прошептал он ей на ухо. — Я позволю тебе оставить этот жемчуг, если ты пообещаешь посмотреть тот дом в Коннектикуте.

У Джейни потемнели глаза, словно от нее потребовали неприемлемого. Но в следующую секунду она со вздохом кивнула. Он был бы полностью удовлетворен ответом, если бы не выражение полной отрешенности на ее лице.

«Эта Джейни Уилкокс умеет быть настоящей стервой», — сердито думала Мими, надевая короткие замшевые сапожки, отороченные палевой норкой. Услышав в спальне шаги горничной, она позвала ее.

— Да, миссис Пакстон? — В двери гардеробной появилась голова Герды.

— Мальчики собираются ложиться? Я еду за мистером Пакстоном.

— Они играют на компьютере, — доложила Герда.

— Хорошо. — Мими взяла разноцветную сумочку «Фенди» из змеиной кожи, проверив, лежат ли там помада и расческа. — Нас не будет часа два, так что проследите, чтобы они легли.

— Хорошо, миссис Пакстон. — Герду удивил резкий тон хозяйки.

Мими прошла по коридору, пересекла гостиную, вышла в прихожую, оттуда в холл, где были двери в комнаты слуг и в две маленькие спальни детей Джорджа. Она заглянула в одну и застала там Джорджи и Джека перед дисплеем суперсовременного компьютера. Они напомнили ей двух маленьких зверьков (вернее, одного маленького, другого огромного), заворожено взирающих на огонь. Ее появление осталось незамеченным.

— Спокойной ночи, мальчики, — сказала она. — Мы с вашим отцом вернемся поздно, так что ложитесь, не дожидаясь нас.

— Спокойной ночи, — отозвался Джек. Мими уже собиралась поцеловать их на сон грядущий, но выражение лица Джорджи по казалось ей враждебным, и она закрыла дверь чуть громче, чем следовало бы, вспомнив вдруг, как мальчишки любят Джейни.

Будь она проклята! С этой мыслью Мими взяла из стенного шкафа соболью шубу. Казалось бы, не ее вина, что ее сестре понадобился кров, но Мими подозревала, что все не так просто. Дело было не в том, что она сказала, а в том, как: без предупреждения, заносчивым тоном, словно за что-то мстя Мими. Мими оставалось только гадать, в чем причина, но, не желая оказаться в положении проигравшей, она решила изобразить покорность.

Все это страшно неудобно, думала она сердито, входя в лифт. Лифтер встретил ее улыбкой, но она вопреки обыкновению не стала с ним болтать, ограничившись кивком. Через две недели они с Джорджем уедут в Аспен. Надо будет попробовать поселить Зизи в отеле, но это увеличивает опасность быть застигнутыми вместе. Прелесть квартиры Джейни, при том что она была совершенно отвратительной (увидев ее в первый раз Мими была шокирована тем, что Джейни жила в такой дыре, и мысленно сравнила ее с птицей Феникс, каждый вечер вылетавшей из груды пепла — своей квартиры), заключалась в том, что это было очень укромное гнездышко. В подъезде не было привратника, который бы встречал и провожал жильцов и их гостей, а соседи были слишком стары или бедны, чтобы понять, кто она такая. Ничего, она что-нибудь придумает. Размышляя, Мими надела шубу, натянула перчатки и зашагала к двери. А Джейни она все равно накажет: сделает вид, что слишком занята, чтобы с ней встретиться. Пусть зарубит себе на носу: с Мими нельзя разговаривать таким заносчивым тоном!

Привратник распахнул перед ней дверь, и она вышла на улицу. Снег уже валил вовсю, приглушая шум Пятой авеню. Уличные огни расплывались в снегу, темный Центральный парк манил, как волшебный лес. Мими собиралась сесть в свою машину, но ее окликнули. Узнав голос Зизи, она обрадовалась, как девчонка.

Сначала она застыла от восторга, потом догадалась, что ее освещает свет из подъезда, и отошла к стене дома, в тень от кустов. Зизи был весь в снегу, словно уже давно ее дожидался. Она сразу поняла, что произошла крупная неприятность.

— В чем дело? — спросила она громким шепотом. Ей хоте лось смести снег у него с волос, но она знала, что привратники не оставят это незамеченным.

— Мне надо с тобой поговорить, — сказал он. Он выглядел сердитым, как будто его оскорбили, а виновата в этом она.

— Здесь разговаривать нельзя, — ответила Мими, напряжен но озираясь. — Может, встретимся завтра? Меня ждет Джордж…

— Вечная проблема, — бросил он с отвращением. Этого хватило, чтобы она поняла: он собирается с ней порвать. Она побрела по улице, как будто уводя его от опасности.

— Прошу тебя, дорогой. — Мими знала, что единственный способ избежать взрыва — сохранять спокойствие. — Обсудим это завтра. Я приеду к тебе после ленча, часа в два…

Зизи упрямо покачал головой, чтобы она видела, что его решение окончательное.

— Нам больше не надо встречаться, — сказал он уничтожающе просто. Она знала, что это рано или поздно произойдет, но все равно его слова оказались смертельным выстрелом. Она от шатнулась. Только без сцен! Она понимала, что его не переубедить. Зизи молод, он еще колеблется, не зная, как выстроить свою жизнь, но, приняв решение, уже от него не отступает, будто борется таким образом с собственной нерешительностью…

Ей хотелось крикнуть: «Почему?!», взвыть, как раненый зверь, но сказались годы самовоспитания: она сумела пересилить себя. Придав лицу безразличное выражение, Мими спросила:

— Куда ты отправишься?

Он испытал облегчение, видя, что сцены не будет, и от этого ей стало еще больнее.

— В Европу. Я говорил с Гарольдом Уэйном. Завтра я улетаю. Мими улыбнулась ему, как незнакомцу на приеме. У нее было ощущение, что она наблюдает со стороны за беседой двух актеров, играющих на сцене. Она протянула руку Зизи.

— Что ж, всего хорошего.

Он взял ее руку, ища на ее лице признаки чувства, но она постаралась остаться бесстрастной. Расчувствовался он: неуклюже сгреб ее за плечи и поцеловал в щеку.

— Когда-нибудь я разбогатею! — пылко пообещал он. — И тогда приеду за тобой.

Потрясение не позволило ей ответить. Он отпустил ее и сделал шаг назад. Если бы он не отвернулся, если бы снова к ней подошел, снова заговорил, она бы не выдержала, лишилась чувств и рухнула на заснеженный тротуар…

Но он больше не подошел. Бросив на нее последний тоскливый взгляд, Зизи резко повернулся и заторопился прочь. На ближайшем углу он свернул и скрылся из виду, чтобы больше не было соблазна оглядываться.

Мими смотрела ему вслед даже после того, как он пропал за углом, потом встрепенулась. Как ни странно, она чувствовала себя нормально. Теперь нужно было выбросить эти несколько минут из головы, дождаться возможности побыть одной, все обдумать и вдоволь погоревать. Удивительно, но ноги ее послушались и донесли до машины. Мухаммед вышел и распахнул перед ней дверцу.

— Надеюсь, этот человек вам не досаждал, — сказал он.

Мими села на заднее сиденье, дверца захлопнулась со строгим металлическим звуком.

— Все в порядке, — ответила она Мухаммеду, занявшему место за рулем. — Просто старый знакомый. Он сообщил мне о смерти своей матери.

— Какой ужас! — посочувствовал Мухаммед. — Надеюсь, он сам в порядке.

— Кажется, он в сильном горе, — сказала она нарочито рассеянно, браня себя за этот дурацкий разговор.

Машина обогнула угол и поехала по Мэдисон-авеню. Их целью был отель «Карлайл». Джордж сидел за столом с деловыми партнерами. Последовали представления, которые Мими вынесла с большим трудом. Она отказалась от спиртного и бросила пару фраз о снеге в том смысле, что это красивое, но создающее неудобства природное явление. По ее мнению, снегопад должен был завершиться к полуночи. Наконец Джордж простился с партнерами и вывел жену через вращающуюся дверь, пропустив вперед. Он не владел элементарными манерами джентльмена: не знал, что кавалеру надлежит первым садиться в машину и первым атаковать вращающуюся дверь, поскольку ее тяжело толкать. На тротуаре Джордж спросил, остановившись:

— С кем поедем — с Пайком или с Мухаммедом?

Мими удивил этот идиотский вопрос, эта обременительная реальность — наличие двух машин и двух шоферов. Еще когда она была ребенком, у всех их знакомых были машины с водителями, но иметь в семье две машины с водителями считалось излишеством и дурным тоном. В обычный день она сочла бы ситуацию забавной, но теперь могла только злиться.

— С Мухаммедом, — решила она. У нее уже ослабели колени, и она испугалась, что при попытке усесться на низкое сиденье машины потерпит позорную неудачу.

— Как скажешь. — И Джордж сам придержал для нее дверцу лимузина.

Когда муж очутился рядом с ней, она увидела, что он чрезвычайно доволен собой. Такое выражение лица бывало у него после заключения большой удачной сделки. Предлагая ей встретиться в «Карлайле», он обмолвился о каком-то сюрпризе; утром ей было любопытно, а теперь стало все равно.

— Джордж, — заговорила Мими, накрывая ладонью его руку, — твой сюрприз не мог бы подождать до завтра? Мне немного… нехорошо.

Джордж инстинктивно убрал руку. Она поняла, что ей действительно дурно, и испугалась, что ее сейчас стошнит, но тошнота быстро отступила, и она с облегчением откинулась.

— Это дело нескольких минут, — пообещал Джордж нарочито безразличным тоном, после чего завел с Мухаммедом беседу о положении на фондовом рынке.

Мими выбросила мужа из головы, как часто делала в последнее время, и стала думать о своей постели, где могла очутиться при благоприятном стечении обстоятельств уже через полчаса. Однако это мало утешало: в той же постели окажется Джордж… Покосившись на его круглую самодовольную физиономию, она вдруг ощутила желание убежать от него куда глаза глядят. Сейчас она крикнет Мухаммеду остановиться, выскочит из машины, спрячется в первом попавшемся баре и утопит горе в виски… Но это оказалось невозможно: машина уже затормозила на углу Парк-авеню и Шестьдесят девятой улицы.

Мими удивленно смотрела из окна машины на тяжелую дубовую дверь. Она сразу ее узнала, потому что знала наизусть квартиру, в которую вела дверь: в детстве там жила ее подружка. Потом владельцы квартиры неоднократно менялись, и Мими раз десять бывала там на вечеринках.

Джордж принудил ее выйти из машины.

— Не бойся, я не веду тебя в гости. — Он старательно скрывал ликование. — Но, надеюсь, мы сами станем принимать гостей…

Мими задохнулась, сразу догадавшись, на что он намекает. Чувствуя, что ей не хватает воздуха, она пролепетала:

— О Джордж! Ты же не скажешь…

— Скажу. — Он позвонил в дверь. — Я перехватил это гнездышко, прежде чем оно поступило в продажу.

Они миновали вестибюль и погрузились в тесный лифт. У Мими появилось мерзкое чувство, что у нее вот-вот произойдет недержание мочи, от лица отхлынула кровь. Джордж ничего не замечал. Она в отчаянии подумала, что он никогда не обращает на нее внимания и чаще всего обращается с ней, как со своей служащей.

Дверь лифта открылась, и они вышли в роскошный холл. Мими хотелось оглядеться, но в ушах уже шумело, глаза заволакивала пелена. Она успела подумать, что на ремонт и отделку уйдет не один месяц. Она прижала пальцем висок, чтобы в глазах не было так черно. Джордж ждет, что она будет хозяйкой его роскошных приемов, для того на ней и женился… Кого она обманывает? Ей уже казалось, что шум у нее в ушах слышен и ему. Такова ее жизнь, она сама ее выбрала. Теперь, когда ей на плечи лягут еще и эти хоромы, ей уже никогда не обрести свободы…

Она в испуге вцепилась Джорджу в рукав, но мягкая шерсть выскользнула из ее пальцев, и она рухнула на мраморный пол восемнадцатого века.


11


Была середина декабря. Если не считать неприятности с Зизи, Джейни имела все основания быть довольной жизнью.

Пока вся страна переживала скандал с президентскими выборами и занималась скучным подсчетом голосов, часть нью-йоркского общества была увлечена гораздо более важным делом — готовящимся показом мод «Тайны Виктории». Впервые в истории модное дефиле собирались транслировать в прямом эфире. За неделю до события все газеты города публиковали фотографии моделей и статьи о них, а «Нью-Йорк тайме» даже разразилась материалом на первой полосе о том, следует ли показывать по центральным каналам полуголых женщин. В результате Джейни узнавали повсюду; это была не та слава, когда клянчат автографы, а та, благодаря которой ей был обеспечен лучший столик в «Динго», новом модном ресторане, открывшемся в конце ноября.

По причинам столь же малопонятным, как соображения, принуждающие пчел вдруг свиваться в рой и покидать улей, «Динго» сразу превратился в самое престижное заведение, где установился железный, как в промышленном курятнике, порядок подхода к кормушке. Днем, на протяжении двух часов, с половины первого до половины третьего, ресторан жил по собственным феодальным законам, полнился интригами и завуалированными угрозами, восхищая завсегдатаев и пугая несчастных, забредавших туда случайно и неизменно слышавших, что все столики заняты и что ждать придется не менее двух часов.

Показ мод намечался на четверг. Во вторник Джейни обедала в «Динго» уже в третий раз за неделю. Сначала она побывала там с Селденом, потом с Патти, вернувшейся из Европы и полной впечатлений. Там она ни на шаг не отходила от мужа (Джейни от этих ее рассказов едва не стошнило). Теперь ее спутником был Крейг Эджерс. Метрдотель, преждевременно поседевший шотландец по имени Уэсли, заметил Джейни у тесного гардероба, забитого меховыми шубами и кашемировыми пальто, подхватил два меню и провел ее сквозь толпу к одной из пяти банкеток, зарезервированных для знаменитостей и городских воротил. Внимание всегда ее радовало, напоминая о всемогуществе красоты. В такие головокружительные мгновения Джейни посещала мысль что ей больше ничего не надо добиваться и совершать, ведь лучший столик в самом шикарном ресторане Манхэттена и так в ее полном распоряжении.

Удовольствие усиливалось оттого, что сейчас ее видели в обществе Крейга Эджерса. Он превратился в неоспоримого лидера манхэттенской писательской среды, живое доказательство, что творцы до сих пор могут создавать романы, в которых сочетаются интеллектуальные достоинства и коммерческий потенциал. Тем самым ставилась точка в споре, сотрясавшем издательский мир уже добрых четверть века: может ли шедевр литературы продаваться в том же количестве, что и так называемое чтиво? Ответом на этот вопрос стал успех Крейга; повсюду, где бы Джейни ни появлялась, обязательно упоминали его книгу. Большинству критиков и читателей нравилась сама книга, но в уважении к автору признавались не все, а признававшиеся делали это нехотя: он прослыл заносчивым, самовлюбленным и острым на язык.

— Этого следовало ожидать, — сказала ему Джейни по телефону, описывая одну такую беседу. — Ведь вы преобразили лицо американской книжной индустрии! Естественно, вам многие завидуют.

Зависть, правда, не помешала новому статусу Крейга. Джейни радовали удивленные и любопытные взгляды, которые на них бросали, пока они пробирались к своему столику. Крейг лелеял четырехдневную щетину, бывшую в моде у некоторых актеров четыре года назад, но Джейни не сомневалась, что его узнают. Посетители «Динго» мнили себя не только создателями новостей: они не без основания считали, что узнают обо всем происходящем не с ними раньше, чем остальная публика. Крейг был неуловимой новой звездой, и то, что Джейни смогла его заарканить и что он, настоящий интеллектуал, не гнушается ее обществом, превращало в интеллектуалку и ее саму, чего раньше с ней не бывало. Она считала это равноценным обменом: ее блеск за его ум.

Сев, Крейг хитро на нее уставился. Она уже знала, что эта неприятная манера — способ самозащиты, когда ему не по себе. Он неумело развернул салфетку и накрыл себе колени, потом с нескрываемым любопытством оглядел ресторан.

— Вот что значит быть Джейни Уилкокс! — проговорил он.

— Вернее, вместе с Джейни Уилкокс. — На ее лице было выражение чрезмерной оживленности, свойственное ей при большом стечении народа: так она притягивала к себе взгляды, изображая при этом, что не замечает их. — Вы наверняка уже бывали здесь, Крейг! Вы же самый крупный нью-йоркский писатель за последние двадцать лет.

Для человека, гордого своими умственными способностями, Крейг был до смешного падок на пошлую лесть. Он сразу расслабился и признался, что уже посещал «Динго» со своим агентом, но тогда их «сослали в Сибирь», посадив за неудобный квадратный столик в другом зале. Джейни знала, как с ним себя вести: возмущаться несправедливым обращением с ним раньше, до того, как его нашла слава. Это была одна из излюбленных тем Крейга одновременно с поверхностностью и легкомыслием нью-йоркского общества. Сама Джейни была не против того и другого, но мгновенно увидела, что именно на этом надо строить их отношения, и поощряла сарказм Крейга, иногда добавляя кое-что от себя. Она поведала ему, как ужасно с ней обращались, пока она не стала знаменитой моделью, даже намекнула на неприятности с Комстоком Дибблом, поклявшись, что так откровенна не была даже с Селденом.

Результат был предсказуем: Крейг Эджерс по уши в нее влюбился. Джейни хорошо просчитала шаги, вооруженная недавно появившейся у нее уверенностью, что именно мужчинам вроде Крейга Эджерса, художественным натурам, понимающим потребности человеческой души, на роду написано быть ее задушевными друзьями, вот с кем ей надо водить компанию. Поэтому приручение Крейга происходило совсем по другим правилам, чем, например, Джорджа. Такие мужчины, как Джордж, интересовали Джейни только потому, что у них были деньги, а такие, как Крейг, не нуждались в деньгах, чтобы ее заинтересовать.

Сначала она ограничивалась дружбой по телефону, используя как предлог вероятность того, что Селден возьмется продюсировать фильм по его книге. Дальше последовал ленч в затрапезном мексиканском ресторанчике на Второй авеню, неподалеку от его дома, а потом и посещение его дома. Крейг жил в унылой квартире с двумя спальнями в высоком здании из белого кирпича, возведенном для людей среднего достатка в конце пятидесятых годов. Квартира была довольно запущенной, мебель скандинавская, купленная, наверное, еще в восьмидесятых. На буфете теснились фотографии его и Лорен на разных этапах их совместной жизни, одна стена была заставлена книгами.

Джейни рассматривала фотографии, искренне интересуясь женщиной, на которой женат Крейг, и не разочаровалась: Лорен оказалась спортивной особой, миленькой простушкой примерно одних лет с мужем, всю жизнь носившей одну и ту же прическу-мелко завитые волосы до плеч, с подобием крылышек по бокам. Фальшивым голосом, призванным скрыть пренебрежение, она сказала, что Лорен «хороша». Ее позабавило, что большая часть фотографий сделана на шикарных курортах вроде Мартас-Вайньярда и Аспена: у Крейга и его жены денег было негусто, но они не чуждались общения с богатыми людьми.

Предлогом побывать у него стало желание посмотреть его собрание классической литературы, которую Джейни не побоялась назвать своим тайным увлечением. Целый час прошел в сильнейшем сексуальном напряжении. Джейни не собиралась заниматься с Крейгом сексом, но и не исключала близости в правильный момент, в благоприятной для себя ситуации. Восхищаясь драгоценностью Крейга — экземпляром «Великого Гэтсби» с авторским автографом, ранним изданием с изображением женских глаз в ночном небе на обложке, она чувствовала, как трудно удерживать мужчину в своей власти. Тогда у нее и созрел план. За недолгое время, проведенное в компании Крейга, Джейни поняла, чего ей недостает в жизни — интеллектуального престижа. Вот путь к счастью! Осуществление плана не только стало бы оправданием ее действий, но и заставило бы всех взглянуть на нее другими глазами. Она знала, что ее считают красивой; так пусть теперь наделят еще и умом.

Идея была нехитрой: Джейни выступит продюсером киноверсии «В смятении». Сначала идея выглядела безумием, но чем больше она об этом думала, тем больше находила в ней смысла. Пока Крейг отказывался продать права на экранизацию Комстоку Дибблу, который никак не соглашался доверить ему написание сценария, но ведь можно было обойтись и без Комстока, вообще без киностудии. Джейни знала много состоятельных людей, которые согласились бы вложить деньги и посрамить Диббла. Она могла бы склонить к этому самого Джорджа Пакстона, а потом Крейг написал бы сценарий, и она нашла бы актеров и режиссера, а то и сама сыграла бы одну из женских ролей… То-то Селден удивился бы!

Сейчас, обедая с Крейгом, она собиралась осторожно поднять эту тему. Официанты роились вокруг их столика, как мухи, блестящие посетители ресторана украдкой поглядывали в их сторону и, как догадывалась Джейни, строили нелепые предположения о том, почему они вместе. Поправив волосы, Джейни наклонилась к Крейгу и сказала с усмешкой:

— Теперь никто не посмеет сослать вас в Сибирь. Крейг победно улыбнулся и ответил:

— Теперь — особенно! Я говорил, что обо мне хотят написать в «Тайм». — С гримасой, означавшей, что он всегда ждал этой высшей степени признания, он добавил:

— Наконец-то!

— О Крейг! — воодушевилась Джейни. В Нью-Йорке считалось, что чем известнее ваши друзья, тем лучше выглядите вы сами, поэтому она не могла не представлять, как статья о Крейге в «Тайм» повлияет на ее жизнь. — Вы будете на обложке?

— Поговаривают, что да. Но у меня, естественно, есть сомнения. — Он со значением взглянул на нее. — Сами знаете, как это бывает. Совершенно невозможно проследить за тем, что они на пишут, под каким углом вас представят. А мне не хочется зама рать свою репутацию появлением в журнале для всех и каждого.

— Но это неизбежно, — сказала Джейни, хмурясь. — Вы же понимаете, как это важно.

— Не совсем. Объясните!

Джейни было чрезвычайно лестно, что Крейг Эджерс, сам Крейг Эджерс, звезда, спрашивает ее совета.

— Вы только подумайте, какие люди о вас узнают! — начала она с пылом, словно эта тема занимала ее всю жизнь. — Люди, которые, возможно, никогда в жизни не бравшие в руки хороших книг, считающие литературу смертельной скукой! — Джейни застенчиво опустила глаза. — Боже мой, Крейг! — тихо простонала она. — Вам предоставляется шанс повлиять на множество людей такого сорта. Это настоящая честь! Мне тоже этого хотелось бы. В этом есть смысл. Как это говорится? Неизученная жизнь, которую стоит прожить…

Крейг одарил ее покровительственной улыбкой:

— Не совсем так, но смысл верный.

— Конечно, верный! — осмелела она. — Да, вы не сможете полностью проконтролировать, каким вас представят, но ваш выигрыш многократно перевесит возможную потерю.

Он выпрямился и задумчиво на нее посмотрел.

— Вы — единственный человек, с которым я могу разговаривать о таких вещах. Моя жена слышать об этом не желает…

— Потому что она напугана. Ее встревожил ваш успех. Ваша жизнь вдруг изменилась, и Лорен не знает, что из-за этого про изойдет с вашими отношениями.

— Какой прок от жены, если она отказывается понимать мужа? — спросил Крейг, вертя вилку.

Джейни загадочно улыбнулась, но промолчала. Большинство женщин усмотрели бы в замечании Крейга о жене возможность подчеркнуть свои преимущества перед Лорен по части понимания и сочувствия. Но Джейни знала: чаще всего это не приносит успеха, поскольку у мужчины появляется мысль, что вам отчаянно хочется быть с ним. А верный путь подчинить себе мужчину — побудить его добиваться вас, а не наоборот.

И она не ошиблась: уже через несколько минут Крейг наклонился к ней и произнес несвойственные ему, по мнению Джейни, искренние слова:

— Я все время о вас думаю.

— И я о вас. — Вот и прекрасная возможность изложить свой план!

— Это прозвучит дико, но я… Я опишу вас в своей следую щей книге. — Он стал пить воду, задумчиво глядя на Джейни.

— Крейг!.. — Она была застигнута врасплох, вдруг увидев его глазами чужого человека, не знающего его и не знакомого с его достижениями. Дело было даже не в клетчатой, как у лесоруба, рубашке: ее кавалер был неаккуратен, похоже, не имел привычки регулярно чистить зубы, на ресницах у него белели хлопья перхоти, на лбу чернели угри.

То, что Крейг сделал в следующую секунду, было в обстановке этого заведения совершенно неуместным: он неуклюже накрыл ладонью ее руку. Джейни застыла, но быстро сообразила: если он поймет, что его считают отталкивающим, то она его немедленно потеряет.

— Я знаю, это должно было польстить мне, но если честно, Крейг, я напугана. Некоторые персонажи вашей книги представ лены прямо… в духе Макиавелли. Выбываете очень циничны, и я уже боюсь, какой вы выставите меня — возможно, даже стервой, пожирательницей мужчин.

Крейг ответил ей смехом и утешительными словами:

— Вас я могу описывать только в превосходной степени. Сами знаете, как вы мне вскружили голову.

— Разве знаю? — Вопрос прозвучал невинно, но с ноткой предостережения. Однако Крейг намека не уловил.

— Если бы вы не были женой моего лучшего друга, черт бы его побрал, то я предложил бы вам уехать со мной на уик-энд.

— Что вы, Крейг! — Она разыграла изумление. — А как же ваша жена?

— Я бы ее обманул: сказал бы, что еду в Чикаго проведать старых друзей.

Он был очень странным — игривым и одновременно серьезным. Джейни оставалось только счесть его милым.

— Мы могли бы сказать Селдену, что пишете обо мне книгу. — Ей было любопытно, как далеко он зайдет. — Мы сказали бы ему, что нам надо побыть вместе, чтобы вы смогли меня… изучить.

Вот он и достиг желанного предела: едва не окосел от вожделения.

— Я никогда не смог бы так поступить с Селденом, — про бормотал он. Глотнув воды, продолжил:

— И потом Селден не поверит. Он не так глуп. Он знает, как я к вам отношусь. Мерзавец, он, наверное, хохочет у меня за спиной!

Джейни обиженно поджала губы.

— Конечно, вы правы. Но нам действительно стоит приду мать, как проводить вместе больше времени… не вызывая подо зрений. — Она знала, что должна проявлять осторожность и не предлагать ему секс напрямую, но одновременно не отнимать у него надежду. — Мне приходят в голову самые безумные мыс ли… — Пришло ее время играть с вилкой. — Как глупо! Вы будете надо мной смеяться…

— Никогда не посмею над вами смеяться! — заверил ее Крейг. Она долго серьезно смотрела ему в лицо, потом выпалила:

— Что, если . если я выступлю продюсером киноверсии «В смятении»

Судя по его выражению, он сначала не понял ее. Этого он ожидал меньше всего. Не давая ему возразить, она сказала:

— Все, забудьте. Считайте, я ничего не говорила. Я знала, что вам будет смешно. — И она отвернулась.

— Нет-нет. Это… интересная идея.

— Она действительно вызвала бы у вас интерес, если бы вы соизволили поразмыслить, — проговорила Джейни вкрадчиво. — Вы хотите написать сценарий и завоевать Голливуд, а я могу вам помочь. Здесь нужны только деньги: необходимо, чтобы проект кто-то профинансировал. Я знаю, кто бы это мог быть: Джордж Пакстон, один из лучших друзей Селдена, он уже вкладывал деньги в кино. Словом, Джордж сделает так, как я его попрошу. Он даже говорил, что если я найду для него стоящий проект… — Она со лгала так легко, что сама удивилась.

Крейг прищурился.

— А как же Селден? — спросил он.

— О-о, Селден! — пропела она легкомысленно. — В этом вся прелесть моего замысла. Селден мог бы купить у вас права на экранизацию книги, но мы знаем, что он этого не сделает: у него не хватит чутья, чтобы сделать на вас ставку. Вообразите его изумление, когда он узнает! Хороший способ его проучить…

— Джейни, — терпеливо произнес Крейг, — вы очень красивая женщина, и я никогда не посмел бы заподозрить вас в недостатке ума. Но у вас нет опыта. Эти голливудские воротилы — настоящие убийцы, всем это известно. Они вас… не примут всерьез.

— Потому что я модель, манекенщица? — Джейни прикусила губу. — Но у меня есть и преимущества. Я с кем угодно могу встретиться… А если моя работа моделью создает проблемы, то я готова от нее отказаться ради того, чтобы сделать что-то серьезное! — Она почти кричала. — Особенно когда речь о чем-то и о ком-то, во что и в кого я верю!

Она продемонстрировала ему свой сияющий взор, ведь ничто так не пленяет мужчину, как страсть.

— Ах, Крейг! Если вы не разрешите мне с вами работать, то я не знаю, что сделаю!..

Он уже сидел с ней рядом, похлопывал по руке и бормотал ободряющие слова:

— Ну конечно, конечно, Джейни! Если вам действительно этого хочется… Если вы серьезно… Тогда дерзайте!

Гул голосов и ерзанье сотен людей, собравшихся на показ моделей «Тайны Виктории», не смогли заглушить высокий, почти детский голос, прозвучавший чуть ли не бесстыдно:

— В наши дни уже мало быть красивой и при деньгах. Теперь девушка должна классно делать минет, когда ее просят, и быть горячей в постели. Я его спрашиваю: что значит «горячая»? А он отвечает: анальный секс самое меньшее раз в неделю и что-то там еще про собачий ошейник… Откровение потонуло, к счастью, в раскате бравурной музыки, донесшемся из-за тонкой перегородки. Джейни высокомерно обернулась к болтушке. Серафина, черноволосая красавица, известная только под этим именем, сидела через пару кресел от нее перед длинным зеркалом и таращила нежные карие глаза, изображая негодование. За две репетиции Джейни пришла к выводу, что Серафина неисправимая идиотка. Двадцать один год — и не прекращающаяся болтовня про мужчин, пытавшихся с ней пере спать, и про родителей, которых она оставила на южноамериканской ферме. У Джейни было подозрение, что и она в этом возрасте была попросту смешна, но она отвергла эту мысль и выкинула Серафину из головы, хотя ее было трудно игнорировать, находясь с ней в одном помещении. Дурочке заткнула рот гримерша, пытавшаяся еще сильнее выделить ее губы, и так настолько полные, что они рождали предположение о богатстве, спрятанном между ног Серафины. Та, вынужденная смолкнуть, усилила свою и без того бешеную жестикуляцию.

За спиной у Джейни стояла ее гримерша Контадина, смешивавшая на ладони несколько жидких кремов под пудру. Они встретились глазами в зеркале. У Контадины обо всем на свете было собственное суждение, которым она вечно стремилась поделиться. Кивнув в сторону Серафины, она сказала:

— Разве она не права? — Принявшись покрывать лицо Джейни смесью кремов, она усмехнулась:

— Я тоже могла бы многое рассказать. Чего бы мы ни требовали от мужчин, они всегда остаются главными. Стоит нам вообразить, что мы добились свободы или независимости, как они сразу поднимают ставки. А все этот чертов Интернет. Сплошное порно! Было время, когда они считали себя счастливчиками, если у них брали в рот. А теперь им подавай трех девчонок и обезьяну, чтобы они все вместе поклонялись их членам, приносили жертвы на этом новомодном алтаре…

Контадина расхохоталась собственной шутке. Джейни улыбнулась, но весьма сдержанно. Она вела такие разговоры миллионы раз и успела утомиться от этого натужного веселья. Теперь она понимала, почему кинозвезды заставляют гримерш и парикмахерш помалкивать. Увы, если бы она потребовала тишины, ее заклеймили бы прозвищем «примадонна». Оставалось хранить молчание самой и надеяться, что Контадина поймет намек.

Она закрыла глаза. Контадина тут же спросила:

— Вы нервничаете?

Джейни гневно отвергла это предположение взглядом в зеркале, и гримерша похлопала ее по плечу.

— Так я и думала. Вы? Никогда! — Она наклонилась, косясь на других манекенщиц, находившихся в разной степени готовности к выходу. — Вы здесь одна из немногих профессионалок. Половина этих девчонок еще никогда не ступали на подиум, а их заставляют идти вилять задницами! По-моему, все это — чистейшая истерия.

На это не требовалось ответа. Джейни молча пожала плечами, но Контадина было не унять.

— Вы-то хоть сделали правильный шаг. Кажется, я где-то читала о вашем замужестве.

— Да, я вышла замуж за Селдена Роуза. — Джейни села в кресле поудобнее и стала придирчиво изучать себя в зеркале. Хотя она была старшей среди манекенщиц (к ней приближалась только тридцатилетняя немка Ева), профессионально объективный взгляд подтвердил бы, что она еще никогда так хорошо не выглядела. В ее облике теперь были завершенность, уверенность и кое-что еще — скорее всего ум. Она выигрышно выделялась на фоне еще не сформировавшихся, простеньких молодых лиц. Но достаточно было провести четверть часа в обществе молодежи, чтобы стать жертвой ползучей тоски, превратиться в некую оболочку, на ко торой изображено лицо, волосы, тело, которая может двигаться и говорить, но внутри мертва…

— Ну конечно! — Контадина щелкнула пальцами. — Селден Роуз! Вот как его зовут! — Она покивала, словно наконец-то ре шила математическую задачку. — Кажется, он фотограф?

— Нет, — раздраженно сказала Джейни. В этой среде все вечно воображали, что знают всех и вся, это могло вызвать только смех, ведь их мирок был крайне узок. — Он один' из заправил «Муви тайм».

— Вам повезло: это еще лучше, — рассудила Контадина. — Бизнесмен! Мама всегда мне говорила: выходи за бизнесмена, это надежнее всего.

Глядя на Контадина, Джейни размышляла, стоит ли уточнять, чем занимается Селден. Какая, собственно, разница?

— Конечно, и с бизнесменами несладко, — продолжала Контадина. — Они такие скучные! Одна моя подруга решила, что с нее хватит творческих людей, которые ходят без гроша, вот она и связалась с типом из инвестиционного банка…

Джейни тоже решила, что с нее довольно, и высокомерно улыбнулась:

— Селден не совсем бизнесмен. Раньше он был президентом «Коламбия пикчерс».

Контадина умело щелкнула длинным ухоженным пальцем по кончику кисточки, устроив дождь мерцающей розовой пудры.

— Все понятно! Поэтому мне и знакомо это имя. Кажется, с ним встречалась одна моя подружка.

Джейни закрыла глаза, чтобы дать Контадине нанести розовую пудру ей на веки. Слова гримерши не могли ее обрадовать, но она проявила выдержку. За кулисами модных шоу о чем только не болтали: там рождались и обрастали подробностями все сплетни. Если бы она проявила интерес к этой болтовне, то Контадина завтра же разнесла бы новость по всему городу.

— Сомневаюсь, — сказала Джейни с усмешкой, призванной на корню задавить сплетню. — Селден живет в Нью-Йорке всего полгода, из них мы женаты три месяца. До этого он прожил в. браке двенадцать лет. Ему было бы нелегко с кем-то еще…

— Нет, я ничего не путаю, — спокойно возразила Контадина. — Как услышала про «Коламбия пикчерс», так сразу все вспомнила. Моя подружка Эсти. Она певица, во всяком случае, так она себя называет. — Контадина усмехнулась. — Хотя что это я: Эсти очень способная. И такая буйная! Ей мешает жить ее внешность.

— Скажите пожалуйста!.. — фыркнула Джейни.

— Она из тех женщин, которые сводят мужчин с ума. — Контадина заговорщически наклонилась к Джейни. — Вокруг нее увивался даже английский принц — не упомню сейчас который… Он возил ее в Сент-Бартс. Все было тайно, никто ничего не должен был пронюхать. Но она позвонила мне из ванной и пожаловалась, что у него слишком маленький член. — Не обращая внимания на недовольную гримасу Джейни, гримерша продол жила:

— Она бы вам понравилась! Уверена на девяносто процентов, что потом она встречалась с Селденом Роузом. Я запомнила, ведь Селден-такое смешное имя! Вы, конечно, не обижайтесь, но это как слово «дантист».

Джейни повернулась в кресле и сказала с натужным смешком:

— Вот вам доказательство, что она не знакома с Селденом. Никому никогда не придет в голову назвать его дантистом…

— Я и не говорю, что она называла его дантистом, — не унималась несносная Контадина. — Это мне его имя напомнило про дантистов. А она говорила, что он очень решительный. Ей это было не очень интересно, она ведь из тех, кому подавай Тома Круза, ну, вы таких знаете, но она думала, что он ради нее способен развестись с женой, но потом произошла какая-то история с ожерельем…

— С ожерельем? — Джейни вздрогнула.

— Представляете? Эсти такая: чего ей только не дарят! Какой-то тип подарил «феррари» только за то, что она с ним один раз встретилась. Мне это не по нутру, но Эсти любит деньги. Чтобы стать моделью, она не вышла ростом. Петь поет, но актриса никудышная…

— Совершенно не во вкусе Селдена, — подытожила Джейни с непоколебимой уверенностью. — Я знаю своего мужа: он таких не выносит. Другое дело, если эта Эсти сама за ним бегала…

— Нет, Эсти никогда в жизни не бегала за мужчинами. — Контадина смахнула со щеки Джейни зернышко коричневой пудры. — В общем, не беспокойтесь. Ведь за него вышли вы, а не Эсти.

Джейни промолчала, переваривая услышанное. Скорее всего все это было полнейшей чушью: Контадина с кем-то перепутала Селдена; но вдруг правда?.. Джейни никогда не спрашивала Селдена, почему он развелся. Несколько раз она пыталась поднять эту тему, но он только смущенно улыбался и бубнил, что пары сплошь и рядом распадаются.

Сейчас размышлять об этом было некогда. Через несколько секунд Контадина отступила от нее со словами:

— Готово, лучше не бывает!

Джейни тут же подверглась нападению костюмерши, которой не терпелось проверить, как на ней будет смотреться первый «наряд» — синий в блестках бюстгальтер. Джейни последовала за ней сквозь толпу стилистов, манекенщиц, репортеров, операторов, рекламщиков и прочей публики, раздобывшей правдами и не правдами пропуск за кулисы. У вешалки с картонной табличкой, на которой было намалевано фломастером имя Джейни, к ней подбежал коротышка в клетчатом костюме.

— Дорогая! У тебя желает взять интервью «Энтертейн-мент телевижн»!

Минутку, Уолтер, — спокойно отозвалась она. — Пусть начнут с Евы. Она уже готова.

Нет, не готова, — возразил Уолтер, рекламный агент. — Она устроила скандал гримеру, который сказал, что у нее слишком полное лицо. Можно подумать, это его вина. Конечно, мне бы тоже не понравилось, если бы меня обозвали в газете немецкой сосиской…

В следующую секунду Уолтера отвлекли радостные крики узнавшего его молодого человека. Джейни нравилась царящая вокруг атмосфера цирка. Люди с удовольствием предавались легкомысленнейшему из занятий — любованию тряпками. Она вдруг вспомнила Крейга Эджерса. Тот отказывался соглашаться с мнением, что бессмысленное удовольствие никому не причиняет вреда. Весь нью-йоркский свет стремится к развлечениям — так почему бы ей не находиться в центре этих развлечений? Даже если никто не будет принимать ее всерьез, пока она будет рекламировать нижнее белье, все сразу о ней забудут, когда она бросит это занятие…

Она продела руки в обсыпанный блестками синий бюстгальтер и повернулась к маленькому зеркалу. Увидев в руках костюмерши Мэри силиконовые подкладки для груди, она сказала:

— Мне и без них хорошо.

— Их все носят.

— У меня и так размер "С", куда же больше!

— У всех других моделей грудь будет больше. Вы хотите им проигрывать?

— Мэри, — весело проговорила Джейни, — вы видите прямую взаимосвязь между ростом фондового рынка и размером женской груди?

Этот вопрос ей задал Крейг за обедом накануне, после чего; состоялся пятнадцатиминутный разговор о мужчинах, женщинах к деньгах. Пока Джейни излагала свои взгляды, Крейг молча слушал. Такого внимания Селден никогда к ней не проявлял. Ничего удивительного: Крейг был настоящим интеллектуалом, а настоящие интеллектуалы всем отдают должное, за всеми признают право иметь собственное мнение, умеют терпеть и слушать. А Селден… По мнению Крейга, Селден был ренегатом, изменившим своей среде. С этим Джейни не хотелось соглашаться.

Мэри отчаянно замахала руками.

— Что я понимаю в фондовом рынке? Думаете, у меня столько денег, чтобы ими швыряться? — Она подступила к Джейни с под кладками на ладонях, и та позволила ей вложить холодный силикон в чашки бюстгальтера, из-за чего они приподнялись под вызывающим углом.

— Теперь я выгляжу как персонаж мультфильма, — пожаловалась Джейни. — Я вообще подумываю, не удалить ли мне из груди имплантаты. Что скажете, Мэри?

Мэри отнеслась к этому, как к угрозе самоубийства.

— И мечтать об этом не смейте! Вы загубите свою карьеру. А какой пример вы подадите другим женщинам?

— Джейни! — позвал Уолтер Спек, возникая среди плечиков с одеждой. Джейни покосилась на Мэри, та закатила глаза и со гласно кивнула. — Ты знаешь, что говорить: ты в восторге от «Тайны Виктории», тра-ля-ля… Ты страшно рада, что женщины благодаря тебе начинают больше любить самих себя…

— Прямо так и начинают? — бросила Джейни.

— Надеюсь, ты будешь паинькой. — Уолтер уже тащил ее в угол, где была приготовлена камера. — С меня хватит неприятностей с Евой. Вы, старушки, вечно бунтуете. После тридцати начинаете воображать, что у вас в голове завелись мозги.

— А вдруг и впрямь завелись? — засмеялась Джейни. Усевшись в предложенное ей кресло, она откинула голову, чтобы очередная гримерша припудрила ей лицо. — Успокойся, Уолтер. Я все равно собираюсь завязать. У меня другие интересы.

— Только не это! — простонал Уолтер.

— Что ж, Джейни… — Журналистка была энергичной блондинкой лет двадцати пяти, совершенно заурядной, хотя и работала на телевидении. — Через четверть часа вы предстанете перед тысячами людей… почти обнаженной!

— Совершенно верно, — ответила Джейни таким тоном, слов но эта перспектива была ей скучна.

— Вы совсем не нервничаете? — проверещала блондинка. — Я бы ни за что не согласилась, сколько бы мне ни заплатили!

Джейни сочувственно на нее взглянула, подумав, что дело как раз в том, что ей никогда за это не заплатят…

— Я отношусь к своему телу как к произведению искусства, — сказала она. — Для модели ее тело — то же, что для живо писца — его картина.

— Надо же! — воскликнула интервьюерша. — Никогда не считала моделей художницами. Теперь я стану относиться к ним с еще большим уважением.

Джейни наградила ее широкой неискренней улыбкой.

— И — вопрос, который мы задаем всем участницам показа. В вашей подготовке к сегодняшнему шоу было что-нибудь особенное?

— Как будто нет. — Не рассказывать же этой дурочке об инъекциях коллагена в губы, о клизме и прочем! — Все как обычно. Утром я встречалась со своим агентом, потом обедала с хорошим другом — Крейгом Эджерсом. Это имя произвело ожидаемое действие.

— Крейг Эджерс?! — взвизгнула интервьюерша. — Знаменитый писатель? О чем вы с ним беседовали?

— О соотношении курса акций и представлений о совершенстве женской фигуры, — ответила Джейни как ни в чем не бывало.

Интервьюерша посмотрела на нее непонимающе, но быстро опомнилась.

— Что ж, сегодня нас ждет потрясающее зрелище. Большое спасибо, Джейни. Вы очень умная модель, вы вдохновляете со временных женщин.

— Очень неплохо! — похвалил Уолтер, уводя Джейни под руку от камеры. — Особенно мне понравилось про обед с Крейгом Эджерсом. — Он остановился и нахмурился. — Ты не выдумываешь? Журналисты, разнюхивающие скандальные новости, с радостью в тебя вцепились бы…

— Что ты! — успокоила она его. Она наврала только про дату, но это ее нисколько не тревожило. Главное, у нее был ленч с Крейгом. Все знали, что пресса вечно всё перевирает.

— Ты дружишь с Крейгом Эджерсом? — спросил Уолтер. — Недурно! Кстати, где вы с ним обедали?

— В «Динго», где же еще? — небрежно ответила она.

Прием после показа мод устроили в ночном клубе «Лотос». Джейни появилась там под руку с Селденом, в сопровождении Мими и Джорджа. Жмурясь от вспышек фотокамер, она думала о том, что наконец-то вознаграждены все ее мучения: она достигла триумфа. Она была уверена, что ни одна из моделей не удостоилась таких аплодисментов, как она, и наслаждалась мыслью, что стала центральной фигурой шоу. На приеме ее сразу обступили многочисленные доброжелатели; она увидела сестру и Диггера, переставших волновать прессу — ведь они не расстались. Неподалеку стоял Комсток Диббл. После разговора с Джорджем он и его адвокаты перестали беспокоить Джейни. Осмелев от побед этого дня и зная, что он не посмеет закатить скандал в таком месте, тем более что она была общепризнанной звездой, она решила с ним разобраться.

Диббл болтал в баре с актрисой Венди Пикколо. Венди была малюткой, росточком не более пяти футов, что делало ее в глазах Джейни попросту невидимкой. Не обращая на нее внимания и изображая детское изумление, Джейни воскликнула:

— Комсток! Сто лет тебя не видела! Ты перестал мне звонить.

Комсток обернулся с сердитым видом, но, как она и ожидала, сумел сохранить самообладание. Быстро оправившись от удивления, он лениво проговорил:

— Тебе не дозвониться. Ты стала такой знаменитостью, что уже не находишь времени для старых друзей.

— Для тебя у меня время всегда найдется, Комсток, ты ведь знаешь.

Он отвернулся, чтобы отпить из своего бокала; возможно, он надеялся, что Джейни уберется. Но его ждало разочарование: она стояла на прежнем месте и высокомерно улыбалась, как будто намекала, что не боится его. Пришлось задать вопрос, что у нес новенького.

— Признаться, мне нравится быть замужем. — Джейни по смотрела на Венди, приглашая ее принять участие в беседе.

— Я знаю, кем вы теперь стали. — Казалось, до этого мгновения Джейни нисколько не интересовала Венди. — Вы — жена Селдена Роуза.

— Совершенно верно, — подтвердила Джейни, сияя фальши вой улыбкой. — Но откуда вы знаете Селдена?

— Встречала его на приемах, — ответила Венди, поведя худым плечиком. — Несколько раз мы вместе обедали. Он все время рассказывал о своей красавице жене Джейни. Только сейчас увидев вас, я поняла, о ком речь.

Джейни засмеялась, хотя слова Венди, как будто предназначенные для того, чтобы ее успокоить, наоборот, вызвали смутную тревогу. Внешне Венди была само очарование, но Джейни почувствовала в ее реплике нрав кошки, способной без причины выпустить когти.

— Обязательно скажу Селдену, что повстречала вас, — холод но пообещала она.

— Селден норовит украсть у меня Венди, — внес свою недобрую лепту Комсток, подняв к лицу бокал.

— Неужели?

— Он хочет пригласить меня на главную роль в новом телевизионном сериале, — подтвердила Венди. — Я отбиваюсь, уверяя, что снимаюсь только в кино. А впрочем, Селден такая умница. Все его работы светятся интеллектом. — Последние слова Венди произнесла с наслаждением, словно сосала леденец. — Вы и сами это знаете, вы же его жена. — Она так улыбнулась и так наклонила головку, что у Джейни появилось сильное желание наступить на нее и растереть. — Он здесь? Надо пойти поздороваться. A то он подумает, что я его избегаю.

И Венди исчезла. Джейни посмотрела на Комстока улыбкой, в которой была снисходительность и неприязнь

— Надо же быть такой крохой! — прошептала она.

— Да, она невелика ростом, — согласился Комсток. — Зато одна из самых способных американских актрис.

— Забавно! Ни за что бы не подумала.

— Просто она очень скромна. Последние пять лет ее карьера складывалась не лучшим образом. Поэтому я и пытаюсь ей помочь.

— Поможешь, а потом прикажешь адвокатам направить ей письмо с требованием расплатиться за помощь?

Джейни произнесла эти слова своим обычным невинным тоном. Сначала Комсток никак на них не отреагировал, если не считать появившегося на лице неумолимо жесткого выражения, чуть не заставившего Джейни в страхе бежать. Казалось, его гримаса предостерегала: «Ноги переломаю!» Она знала, что стоит дать слабину — и он пойдет на все, чтобы ее уничтожить. Необходимо было заставить его осознать собственную ошибку. Поэтому она гневно выговорила:

— Так что же?

Он пренебрежительно фыркнул:

— Я все ждал, когда у тебя хватит смелости об этом заговорить. Наверное, ты воображала, что если ничего не предпринимать, опухоль сама собой рассосется. А потом натравила на меня адвокатов Джорджа Пакстона. Неверный шаг! Надо было самой ко мне обратиться.

Джейни едва не расхохоталась, но тут же так разозлилась, что забыла про недавний страх.

— Извини, Комсток, но ты ополоумел! — Ей самой не верилось, что она это говорит. — Ты сам натравил на меня своих адвокатов. Как ты посмел? И потом я честно заработала эти деньги.

— Не сомневаюсь, что ты так считаешь, — ответил Комсток с нехорошей улыбочкой. — Такие, как ты, иначе не могут. Наверное, тебе не пришло в голову, что я не натравливал на тебя адвокатов.

— Отрицаешь свою причастность? — Она знала, что большинство богатых и удачливых людей прибегают к этому трюку, когда их припирают к стенке: нагло утверждают, будто знать ничего не тают.

— Представь, да.

— Скажешь, наверное, что не догадываешься, о чем я веду речь?

— Очень даже догадываюсь! — с жаром возразил Комсток. — Если бы ты поступила правильно, если бы сначала пришла ко мне сама… А теперь, можешь мне поверить, тебе не помогут даже адвокаты Джорджа Пакстона. Они просто не станут в это вмешиваться. — Он наклонился к ней с угрожающей улыбкой и заговорил совсем другим тоном. Со стороны, правда, могло показаться, что они ведут совершенно невинный разговор. — Ты доставила мне большие неприятности, Джейни. Я такого не забываю. Я с этим справлюсь, а вот ты, полагаю, нет.

Она задохнулась, сердце учащенно билось от страха и злости.

— Как ты смеешь мне угрожать?

— Не сочти это угрозой, — сказал он. — Так, предостережение. Она открыла рот, чтобы ответить, но тут перед ними предстала Мими.

— Привет, Комсток, — произнесла она приятным голоском и подставила для поцелуя сначала одну, потом другую щеку. — Уверена, вам понравилось шоу. Правда, Джейни была чудесной?

— Очень эффектно. Кто бы мог подумать, что все это так окупится? — Он сопроводил свой ответ безжалостным смехом.

Джейни ответила ледяной улыбкой. Ей доставляло удовольствие думать о том, как Диббл удивится и разъярится, когда узнает, что «В смятении» продюсирует она, а не он.

— Где Морган? — спросила Мими.

Комсток удивленно на нее взглянул.

— Я думал, вы, девочки, внимательнее следите друг за другом. Она в Палм-Бич.

— Ну конечно! — сказала Мими. — Передайте ей от меня привет.

— Полагаю, вы будете с ней говорить раньше, чем я. — Сказав это, он взял бокал и удалился.

— Как это понимать? — спросила Мими у Джейни с холод ной улыбкой.

— Откуда я знаю? — Джейни пожала плечами, прикидывая, какую часть их разговора Мими успела подслушать. — Комсток беснуется…

— Как и половина Нью-Йорка, — сказала Мими. Джейни внимательно за ней наблюдала. Они не виделись несколько дней. Когда бы она ни позвонила Мими, у той обнаруживались важные дела, и Джейни приходилось разочарованно класть трубку. Сейчас Мими тоже вела себя странно. Джейни в ужасе предположила, что Мими заподозрила, что между ней и Зизи что-то произошло, но тут же успокоила себя: дело было скорее всего в том, что она сообщила Мими о необходимости переезда Зизи со своей квартиры. Мими видела собственными глазами, что Патти и Диггер остаются вместе, а это означало, что квартира понадобилась Джейни для чего-то еще…

— Послушай, Мими, — не выдержала она, — прости, что так вышло с Зизи. Я не знала, что Патти и Диггер помирятся…

— Конечно, не знала. — И Мими отошла.

Джейни хотела было ее догнать, поскольку не собиралась с ней ссориться, к тому же собиралась посвятить в свой тайный замысел Джорджа, но ее внимание отвлекла пугающая картина: Венди Пикколо, сидящая между Селденом и Джорджем.

Перед Джорджем стоял нетронутый мартини, сам Джордж смотрел перед собой рассеянным взглядом, как будто с трудом терпел происходящее и порывался сбежать. Другое дело Селден: он наклонился к Венди и смеялся вместе с ней над какой-то шуткой. Их головы почти соприкасались. Большие карие глаза Венди сияли, короткие темные волосы мерцали, как шлем, в розовом освещении клуба.

Сначала Джейни разозлилась. Она могла думать об одном: как Селден может так с ней поступать в столь важный для нее, звездный вечер да еще на глазах у стольких людей? Но она быстро успокоилась: в конце концов все выглядело вполне прилично. Увидев ее, Селден улыбнулся. Венди тоже ее заметила и отвела взгляд. Казалось бы, ничего особенного, но для Джейни это были предупреждающие знаки при въезде в длинный темный тоннель, в конце которого ждет неприятный сюрприз. Селден и Венди незамедлительно возобновили беседу, словно Джейни была лишь досадной помехой, которой можно пренебречь.

Первым побуждением Джейни было найти самого привлекательного мужчину на приеме и начать с ним флиртовать, но тут се заметил Джордж. Подчинившись его приглашающему жесту, она со вздохом опустилась на банкетку рядом с ним. Мими, присевшая рядом с Селденом, тут же присоединилась к их беседе с Венди. Пользуясь тем, что Селден отвлекся, Джейни, тщательно избегая на него смотреть, привалилась к Джорджу, изображая утомление, и даже позволила ему поцеловать ее в лоб.

— Можете выпить, Джейни. — Джордж пододвинул ей мартини. — У вас усталый вид.

— А вы совсем не пьете!

— По будням я соблюдаю сухой закон. Не понимаю, почему Нью-Йоркцы каждый вечер веселятся. Самые многолюдные вече ринки устраиваются в понедельник — чего ради? Чтобы всю не делю потом болела голова?

— Да, время можно было бы использовать с большей пользой.

— Но никто этого не делает, — сказал он с улыбкой. — Возьмем пас, Джейни. Вы — супермодель, но кажетесь мне серьезной личностью. Считаю, вы можете и должны делать в жизни гораздо Польше.

Она просияла и поспешно ответила:

— Между прочим, Джордж, у меня есть один проект, над которым мы с вами могли бы вместе поработать…

— Что за проект?

— Нет, здесь я не хочу это обсуждать. — Она многозначительно посмотрела на него. — Хотите, поужинаем вместе?

— Когда угодно! Мне только нужно будет выяснить, не намечено ли что-нибудь на вечер у Мими.

— Вы видели Комстока? — спросила она небрежным тоном.

— Видел, как вы с ним беседовали. Я думал, он наш заклятый враг.

Его дружеский тон ее обрадовал. Она тут же вспомнила, каким привлекательным он ей показался в тот вечер две недели назад, когда показывал ей свое приобретение — роскошную квартиру.

— Он и есть враг, — заверила она Джорджа. — Но в этих кругах встречи с ним не избежать. — Повернув голову, чтобы шептать Джорджу в самое ухо, она произнесла:

— Он наговорил страшных вещей! Я даже испугалась и подумала: может, вернуть ему деньги, чтобы спать спокойно?

— Не вздумайте! — сказал безапелляционно Пакстон и, ото двинувшись, бросил на нее суровый взгляд. — Разве вы не пони маете, в каком свете это выставит меня?

— Вас, Джордж? — Она недоверчиво засмеялась. — Прости те, но мне не кажется, что это может вам повредить.

— Еще как может! Вы уже втянули меня в эту историю. Мне стоило большого труда уговорить адвокатов за это взяться. Они все-таки взялись и, насколько я знаю, сделали свое дело неплохо. Если вы теперь отдадите Комстоку деньги, то я и мои адвокаты будем выглядеть кретинами. Это станет для нас оскорблением!

Джейни пришла в ужас: обычно она так не оступалась. У нее и в мыслях не было расплачиваться с Комстоком, и, говоря об этом Джорджу, она хотела лишь напомнить ему о том, что их связывает. А Джордж отнесся к ее словам серьезно.

— Господи, Джордж! — Она прижала руку к сердцу, чем при влекла его взгляд к своей груди. — Конечно, вы правы. Я ничего не смыслю в бизнесе и в том, как улаживать такие проблемы. Прежде чем что-либо предпринимать, я обратилась к вам за сове том. Пока еще ничего не произошло, вред не причинен.

Джордж смотрел на нее, прищурившись. Джейни боялась, что перечеркнула возможность иметь с ним дело, поэтому придала лицу умоляющее выражение, даже прикусила губу.

— Пожалуйста, Джордж, не сердитесь на меня! — взмолилась она шепотом. — Я не хотела… Я просто пошутила, чтобы посмотреть на вашу реакцию.

Взгляд Джорджа остался недоверчивым. Внезапно он расхохотался, словно от удачной шутки.

— А вы та еще штучка! — И он довольно затряс головой.

Джейни с облегчением перевела дух. Опасность миновала, к ней вернулась уверенность. Она стиснула под столом ногу Джорджа.

— Вы тоже! — сказала она тоном соблазнительницы.

Тут в их беседу вмешалась Венди. Мими монополизировала Селдена, оттеснив Венди, поэтому та принялась за Джорджа. Джейни сердито подумала, что Венди принадлежит, наверное, к тем женщинам, которым обязательно надо находиться в центре внимания мужчин, хотя по ее внешности нельзя было догадаться, что у нее хватит на это дерзости.

— Кажется, вы говорите о бизнесе? — спросила она с излишним рвением. — Обожаю бизнес! Каждый день читаю «Уолл-стрит джорнал».

От этих ее слов Джейни едва не покатилась со смеху. Одновременно она ощутила лютую ревность. Сама она тоже читала «Уолл-стрит джорнал» — если не ежедневно, то по крайней мере пару раз в неделю, и тот факт, что это миниатюрное существо занималось тем же самым, почему-то сводил в ее глазах на нет собственные усилия, превращая их в жалкие и презренные потуги на умничанье.

— Конечно, мы говорим о бизнесе! — бросила Джейни гор до. — Ведь Джордж — бизнесмен.

На это Венди ответила, обращаясь к Джорджу:

— Я знаю. Все время читаю о вас в газетах.

Джорджа в отличие от Селдена ее общество нисколько не заинтересовало.

— Надеюсь, все-таки не очень часто, — пренебрежительно процедил он.

Джейни воспользовалась возможностью, чтобы обратиться к Селдену:

— Дорогой, я очень устала. Ты не возражаешь, если мы по едем домой?

— Я весь вечер жду, когда мы наконец уедем. Я обещал под везти Венди. Ей с нами по пути.

Венди оказалось вовсе с ними не по пути: она жила в облезлом доме в Нижнем Ист-Сайде, так что большую часть поездки Джейни пришлось терпеть болтовню Селдена и Венди о достоинствах и недостатках неведомых ей постановок, которые они посмотрели за последнее десятилетие. Почувствовав, что Джейни совсем заскучала, Венди обратилась к ней с вопросом:

— А вы, Джейни, никогда не думали о карьере актрисы? Джейни удивленно на нее взглянула и ответила ровным тоном:

— Я и так актриса.

Венди переводила с Джейни на Селдена и обратно смущенный взгляд. Ее смущение было настолько хорошо сыграно, что Джейни предположила: вопрос был задан специально. Но Селден, не догадываясь о подлых происках Венди, взял Джейни за руку и гордо ответил за нее:

— Джейни сыграла в приключенческом фильме, вы помните…

— Ну конечно! — поспешно ответила Венди. — Вы уж меня простите, я его не видела. Обычно я на такие фильмы не хожу.

— После этой роли за Джейни толпами ходили прыщавые подростки, — сказал Селден.

— Могу себе представить! — Теперь Венди разыгрывала великодушие. — И очарованные взрослые поклонники.

Селден и Венди засмеялись, но Джейни могла только молча хмуриться. Дождавшись, пока лимузин затормозит перед домом Венди и та выйдет, радостно условившись о скором совместном ужине, Джейни повернулась к Селдену и угрожающе заметила:

— Очень забавная.

Селден, то ли не чувствуя ее настроения, то ли сознательно не желая ее понимать, ответил просто:

— Согласен. У нее превосходное чувство юмора. Замечательная девушка!

— Замечательная? — удивилась Джейни. — Я бы не сказала.

— Нет, правда! Очень сообразительная, всего достигла сама. Она из Кентукки, с Аппалачей. Скорее всего ее родня вообще без грамотна. Никогда не догадаешься, что она из шахтерской семьи…

— Шахтеры! — Джейни фыркнула. — Ты что, Селден? Неужели в это веришь? Слишком сентиментально, чтобы оказаться правдой!

— Почему бы мне ей не верить?

— Между прочим, она от тебя без ума. Сама в этом призналась в баре.

В последовавшей за этими ее словами тишине Джейни подумала: если бы это было не правдой, Селден не замедлил бы ее высмеять. Но он лишь повернулся к ней и в замешательстве, как бы желая удостовериться, спросил:

— Джейни, ты ревнуешь?

Она все еще была готова злиться, но вдруг поняла, как глупо себя ведет. Селдена никак нельзя заподозрить в неверности. Тем не менее было бы полезно дать ему понять: опасно играть с ее чувствами. Тряхнув головой, она изумленно воскликнула:

— Я ревную? К Венди Пикколо?

— А каково мне было любоваться тобой на подиуме и знать, что столько мужчин пожирают тебя глазами? — спросил он, стискивая ей руку.

— По-моему, это должно было вызвать у тебя гордость, — ответила Джейни, смягчаясь. Разговор снова зашел о ней, как и должно было быть, и она успокоилась.

Он потянулся к ней и поцеловал в щеку, потом прижал ее к себе.

— Скоро Рождество. Ты рада?

— Кажется, да, — ответила она по-детски насмешливым то ном, в манере, к которой оба прибегали, когда только поженились. — Но мне бы хотелось, чтобы ты сказал, куда мы поедем" Селден Роуз. Иначе я не знаю, что собирать в дорогу.

— Я уже говорил: летние вещи, — сказал Селден гордо. Профессиональный термин для отпускной одежды — «курортные на ряды», но откуда Селдену знать эти тонкости?

— Надеюсь, это будет Сент-Бартс? — спросила она шепотом.

— Может быть. — Он повел плечами, намекая на широкий выбор возможностей. — Но не обязательно. Не забывай, это сюрприз.

Джейни захихикала и пристроила голову у него на плече. Вспомнив про свой собственный план, она стала мечтать о том, как тоже преподнесет ему сюрприз.


12


В пятницу, наутро после показа мод «Тайны Виктории», Мими сидела у себя дома в Нью-Йорке, на углу обеденного стола красного дерева длиной в 14 футов. Омлет в тарелке вызывал у нес отвращение. С ней происходило что-то неладное: ее все время мучил голод, но последние несколько дней, с тех пор как Зизи положил конец их связи, вид и особенно запах еды вызывали у нее тошноту. Она взяла вилку и наколола кусочек с намерением проглотить, но омлет имел еще и отвратительный цвет — желтовато-серый. Потеряв надежду поесть, она бросила вилку и вытерла рот уголком салфетки. Как видно, кухарка была недовольна необходимостью приходить раньше времени и готовить завтрак, но Мими твердо стояла на своем.

Находясь в плену иллюзии, что у них настоящая семья, Джордж предпочитал, чтобы они с Мими завтракали с детьми. Теперь на подставках с подогревом стояли омлет, сосиски, бекон, тосты, на столе были свежевыжатые апельсиновый и грейпфрутовый соки, разные сорта джема, мармелад. Джорджи-младший на ходу заглатывал сосиску за сосиской, практически не жуя. Джордж поднял на него глаза и недовольным окриком заставил сесть.

— Но я хочу еще! — возмутился Джорджи.

— Хватит с тебя, — сказал Джордж, хмурясь. Казалось, Пак-стон пришел в последнее время к выводу, что Джорджи-младшему следует похудеть. Почему-то он воображал, что в Аспене мальчик постройнеет. Мими не хотела разочаровывать, но знала, что надежды тщетны. В прошлые и позапрошлые рождественские каникулы они нанимали инструктора по лыжам, который занимался с ними весь день, но Джорджи все равно удавалось каким-то образом вновь и вновь оказываться в местном супермаркете…

— Если мне нельзя есть, то что же делать? — спросил у отца Джорджи.

— Сиди и смотри, как едим мы, — ответил Пакстон.

Мими сочла этот приказ Жестоким, но смолчала. Ее внимание привлек Джек, превращавший ножом большой тост в шесть маленьких. Обычно джем оставался нетронутым, но этим утром Джек почему-то проявил к нему интерес и покрыл один кусочек хлеба сладкой оранжевой массы.

— Когда мы поедем в Аспен? — спросил Джорджи, словно ему не терпелось туда отправиться.

— Ты ведь знаешь когда, — ответил Джордж. — Завтра утром.

— Полетим на «лире»? — не отставал Джорджи.

— Да, — ответила ему Мими.

— А почему не на «джи-пять»?

— Потому что он велик для приземления в Аспене, ты же знаешь, — сказал отец.

— Откуда мне это знать? — буркнул Джорджи.

«Не могу поверить, что это моя жизнь», — едва не простонала Мими.

Джек уселся в кресло XVIII века (стоимостью 15 тысяч долларов, не могла не проворчать Мысленно Мими) и подобрал под себя ноги. Он откусил кусочек тоста с джемом, сделал несколько жевательных движений, а потом в ужасе сморщил личико и выплюнул непрожеванную массу на блюдце севрского фарфора.

Мими умоляюще посмотрела Джорджа.

— Джек! — взревел тот.

Мальчишка подпрыгнул, как от выстрела, и свалился с кресла.

— Сядь на место, Джек, — грозно произнес глава семьи. Мальчик вызывающе посмотрел на него и отрицательно по мотал головой.

— Тогда ступай в свою комнату.

— Герда! — позвала Мими. Герда появилась в дверях, и Мими жестом приказала ей убрать тарелку Джека.

— Ненавижу свою комнату — крикнул Джек. — Она слишком маленькая!

Вот негодник, подумала Мими. Только бы он не позволил себе такого в Аспене! Иначе она сорвется…

— Хорошо, когда ты приедешь в Нью-Йорк в следующий раз, у тебя будет другая комната, — пообещал Джордж, словно это могло решить все проблемы. — Мама и папа купили новую квартиру…

— Вы с мамой снова будете жить вместе? — удивленно спросил Джорджи, недовольно переводя взгляд с Джорджа на Мими.

— Эта мама, — уточнил Джордж. — Мама Мими. Джек затряс головой, бормоча:

— Сколько тебе говорить? — Судя по тембру, он подражал кому-то из взрослых. — Сколько тебе говорить? Она нам не мать!

Мими в ужасе на него взглянула и расплакалась.

Через пять часов, ровно в половине второго, Мими сидела в лучшем кабинете ресторана «Динго» и нервничала, дожидаясь Джейни. Утренние события вывели ее из равновесия: ее страшно взволновало, что она предстала перед детьми мужа слабой и уязвимой. Джордж, естественно, заставил обоих сыновей извиниться перед мачехой, но вредные мальчишки сумели сделать это так, что на раскаяние их извинения походили меньше всего.

Она отхлебнула воды и оглядела ресторан. Рядом расположился издатель знаменитого журнала мод, пожиравший кровоточащий бифштекс, неподалеку насыщался известный ведущий теленовостей. Но Мими все присутствующие казались измочаленными, как труппа второго состава на бродвейской сцене утром в среду. Долго ли ей еще терпеть? Ждут ли ее новые захватывающие события, или остаток жизни так и пройдет в приемах, бессмысленной болтовне и заседаниях никчемных комитетов, среди одних и тех же стареющих физиономий?

Она попыталась углубиться в меню, чтобы отвлечься от минорных мыслей. Все отлично, все нормально, у нее чудесная жизнь, мысленно она повторяла. Просто с тех пор, как Мими бросил Зизи, ее захлестывали эмоции. Мелочи, никогда прежде ее не беспокоившие, вырастали теперь до чудовищных размеров и вызывали совершенно неуместную реакцию. Достаточно вспомнить, как она наорала накануне на Герду за то, что та забыла за занавеской в гостиной пыльную тряпку. Герда посмотрела на нее, как на сумасшедшую. Мими, конечно, извинилась, а негодница Герда посмела предположить, что дело в «перемене» в ее жизни!

Мими закрыла ладонями лицо. Неужели у нее начинается менопауза? Ей только сорок два, но это может произойти и в таком возрасте; если так, то ее роману с Зизи все равно пришел бы конец. На ней официально поставят крест как на женщине, ни один мужчина уже не будет ее вожделеть. Но даже в этом можно было найти нечто положительное: ей больше не будет грозить разоблачение, как тогда, когда она встречалась с Зизи…

Официант спросил, что она будет пить, и она заказала бокал шампанского. Мими твердила себе, что с самого начала знала: их роман обречен; но чувство потери после его завершения оказалось неожиданно болезненным. Потому, наверное, что Зизи исчез так внезапно. Если бы не обморок, она придумала бы предлог, чтобы улизнуть от Джорджа и отыскать Зизи; если бы Джордж не настоял на вызове врача, который дал ей успокоительное, отчего ее сон длился до пяти вечера следующего дня, Мими бросилась бы в квартиру Зизи. Но к тому времени, когда она пришла в себя, было поздно: она полагала, что он уже улетел в Европу, и чувствовала себя так, словно у нее вырезали все внутренности…

До этого момента Мими не догадывалась, как сильно надеялась, что он улучшит ее жизнь. Он был для Мими глотком свежего воздуха, позволявшим беспечно продолжать супружескую жизнь, притворяясь, что в ней есть все необходимое. Зизи дарил ей чистую, честную любовь и привязанность, так удивляющую в молодости, когда такое испытываешь впервые в жизни. Она была в него по-настоящему влюблена — да еще в возрасте, когда думала, что уже никогда не полюбит, что такие чувства уже ее не посетят…

Официант поставил перед ней бокал, и Мими отхлебнула шампанское, надеясь, что это улучшит ей настроение. Но от пузырьков защипало в горле, и она снова ощутила тошноту. Мими поставила бокал и поднесла к губам салфетку. Только не рвота! Пока приступы тошноты еще ни разу не кончались рвотой. «Держи себя в руках!» — мысленно прикрикнула она на себя. Аспен должен помочь: недаром ее мать всегда говорила, что лучшее лекарство для разбитого сердца — перемена обстановки.

Мими откинулась на розовую бархатную спинку стула, борясь с желанием намочить салфетку в стакане с водой и приложить ко лбу. Но нет, это слишком безвкусно и театрально. Она посмотрела на часы. Джейни опаздывала уже на десять минут. Мими не привыкла ждать, ей уже полагалось злиться, но она знала, что сегодня надо проявить терпение. В последнее время она была слишком сердита на Джейни. В конце концов не Джейни виновата, что Зизи с ней порвал, вся эта история с квартирой — просто совпадение: Патти была с Диггером в европейском турне, откуда Джейни было знать, что они помирились?

К этому выводу Мими пришла утром, рыдая у себя в гардеробной. Она признала необходимость с кем-то обсудить свое положение, и этим «кем-то» обречена была стать

Джейни. Мими стала мысленно перечислять хорошие стороны ее характера. Да, Джейни грешит самомнением и эгоизмом, воображает, что все на свете ей обязаны, но ведь это — грехи молодости: в тридцать два года человеку кажется, что у него вся жизнь впереди. Мими решила, что в возрасте Джейни сама была не лучше; зато у Джейни отзывчивое сердце… Джейни можно довериться: она знала о ее романе с Зизи с самого начала и помалкивала, как и подобает настоящей подруге, к тому же была знакома с Зизи — хотя бы немного. Джейни тоже настрадалась из-за мужчин и обязательно ее поймет. Поэтому Мими ей позвонила, пригласила на ленч и, если уж быть совсем честной, испытала облегчение, когда Джейни приняла приглашение как ни в чем не бывало, словно Мими накануне не была с ней резка.

— Привет, дорогая! — промурлыкала Джейни, наклоняясь и целуя Мими в щеку. Та вздрогнула: погрузившись в свои мысли, она не заметила прихода подруги.

Джейни была сегодня особенно красива. Мими заметила, что она чрезвычайно оживлена и как будто светится изнутри. Она всегда была очаровательной, но, как большинство женщин, от счастья становилась ослепительной.

— У тебя хорошее настроение, — сказала Мими.

— Это из-за шоу, — небрежно бросила Джейни, опускаясь на банкетку.

Утренний звонок Мими стал и для нее облегчением: она уже несколько дней не говорила с подругой и чувствовала, что ей очень ее не хватает. Но Мими выглядела такой угрюмой, что Джейни захотелось ее немедленно приободрить. Была пятница, подходила к концу предрождественская неделя, все торопились покинуть город, так что ленч в «Динго» был последней возможностью блеснуть, и Джейни собиралась ею воспользоваться.

— О нашем показе мод много пишут и говорят, — начала она достаточно громко, чтобы привлечь внимание окружающих. — Конечно, он получился слишком скандальным, чтобы пройти незамеченным…

— Скандальным?.. — удивилась Мими.

— Его транслировали по общественным каналам, и правые республиканцы теперь вне себя. Они хотят держать под контролем мысли публики. — Видя выражение на лице Мими, она оговорилась:

— Конечно, я не имею в виду твоего отца.

— Конечно. — Отца Мими только что назначили в новой республиканской администрации министром торговли.

— Как твои дела, Мими? — Джейни решила, что уже оповестила о своем появлении весь ресторан и теперь может сосредоточиться на подруге.

Мими пожала плечами, вертя стакан с водой.

— Ты уже знаешь, куда вы с Селденом поедете на Рождество?

Джейни покачала головой и заказала водку со льдом и с долькой лимона. Прежнее взаимопонимание между ней и Мими еще не установилось: сначала нужно было выявить и устранить причину недопонимания.

— Ох уж мне эти сюрпризы Селдена! — воскликнула Джейни с деланным возмущением. — Они начинают меня бесить. Знаешь, он скрыл от меня, что нанял частного детектива!

— Селден нанял частного детектива? — ахнула Мими.

— Вообрази! Детектив должен был следить за этой Мериэл Дубровски или как ее там… Он разнюхал, что она замужем. По этому Патти и Диггер снова вместе.

— Но сначала они расстались?

— Патти говорила, что в турне они рассорились и что она от него уйдет, когда вернется в Америку, — объяснила Джейни, перебрасывая через плечо длинные волосы. Патти, естественно, ничего подобного не говорила, но Джейни знала, что Мими ни за что об этом не догадается. — Вот тогда, — продолжила Джейни драматически, — Селден и позвонил Патти. — Это по крайней мере соответствовало действительности, и Джейни невинно улыбнулась. — Прости, что я раньше тебе не сообщила: я много раз пыталась, но ты всегда оказывалась занята с детьми.

— Да. — Мими уже чувствовала себя немного виноватой. Теперь, услышав всю историю, она понимала, как глупы были пред положения, что Джейни пыталась причинить ей боль. — Просто когда мальчишки дома, у нас царит хаос…

— Конечно, теперь, раз Патти осталась с Диггером, Зизи может вернуться… — Выговорить имя Зизи было для Джейни равно сильно тому, чтобы съесть ложку уличной грязи. Оставалось на деяться, что Мими не заметила ее мучений.

— Это уже не имеет значения. — Мими передернула плечами и отпила воды, боясь теперь шампанского. — Мы с Зизи расстались. — И она добавила с хриплым смешком:

— Правильнее сказать, он меня бросил.

Джейни вернулась в отель «Лоуэлл» спустя два часа, все еще ликуя от известия о завершении романа Мими и Зизи. Разумеется, слушая печальный рассказ Мими о ее любви к Зизи и невыносимой жизни без него, Джейни являла собой воплощение сочувствия. Она великодушно сказала, что Зизи рано или поздно все равно это сделал бы, что слышала про его интрижки с другими, более молодыми женщинами, что его скорее всего интересовали только деньги Мими и он использовал ее, чтобы продвинуться вперед. Не обошлась она и без старого, как мир, утешения: лучше, что это произошло сейчас, когда Мими в хорошей форме, когда ее рана еще может затянуться…

Но мысли Джейни были гораздо менее милосердными. Ей пришло в голову, что Мими заслужила свою участь: она ведь увела Зизи прошлым летом у нее, Джейни. А еще Джейни раскусила Зизи. Никто не смог бы заподозрить, что все это произошло из-за ее попытки соблазнить Зизи, что в действительности она сама все мастерски задумала и осуществила. Она даже хотела рассказать Мими о безобразной сцене в квартире, но передумала: еще не до конца исключила возможность, что Зизи порвал с Мими потому, что тайно изнывал по ней, Джейни…

— Селден, дорогой, ты, оказывается, дома! — воскликнула Джейни, застав Селдена за сбором вещей. — Почему так рано? — Она поцеловала его в губы.

— Собираюсь в дорогу, — ответил он. Ее хорошего настроения было достаточно, чтобы он почувствовал себя счастливым.

— Но ведь мы уезжаем только завтра утром! — удивилась она.

— В семь утра, — уточнил он и отправился в спальню за носками. Она последовала за ним.

— Ненавижу так рано вставать, — сообщила Джейни, как кап ризный ребенок.

— Зато к полудню мы уже будем на пляже. Разве не здорово?

— Наверное, — отозвалась она голосом маленькой девочки, как он любил.

— Ты тоже начинай собираться. Достать твои чемоданы?

— Да, Селден, пожалуйста. Я возьму корф «Луи Вьюитон», сумку через плечо и свой косметический чемоданчик.

— Конечно, — согласился он, улыбаясь. Когда он открыл стен ной шкаф и потянулся за чемоданами, лежавшими на верхней полке, она обняла его за талию и спросила:

— Куда же мы едем, дорогой? Тебе все равно придется от крыть тайну. Давай прямо сейчас!

Селден со смехом повалил ее на кровать. Он уже мечтал о том, чтобы начать рождественские каникулы с любовных объятий дома.

— Хорошо. Только обещай никому не говорить.

— Обещаю, — сказала она ему в тон.

— На Мустик!

— Мустик?! — Она села, кусая палец. Остров Мустик считался роскошным местом, но главным образом потому, что там можно было оказаться одновременно со знаменитостями.

В этом году туда, насколько она знала, никто из них не отправлялся. — Чем же мы там займемся? Мы ни с кем не знакомы…

— Вот тут ты ошибаешься! — Он все еще воображал, что она будет им довольна. — Познакомишься! Мы проведем Рождество вместе со всем кланом Роузов. Разве не чудесно?

Джейни нахмурилась и встала с кровати.

— Я никогда с ними не встречалась!

— Совершенно верно. Вот и пришло время встретиться. Она знала, что рано или поздно знакомства с родней Селдена

Не избежать, но предполагала, что он заранее ее предупредит. Проводить рождественские каникулы с его семейкой было еще скучнее, чем с ним на пару. Она ушла в ванную комнату и негромко, но плотно затворила за собой дверь. Звук закрываемой двери стал для него сигналом, что про секс до начала поездки можно забыть.

Бесконечный ритмичный стук теннисного мяча действовал убаюкивающее, и Джейни приходилось делать над собой усилие, чтобы изображать интерес к игре. Сидя под деревом на холмике над кортом, она видела почти весь островок: аккуратные зеленые поля, исчерченные черными лентами асфальта, и блаженную синеву Карибского моря. На дорожке рядом с кортом болтали, взбираясь на холм, две горничные в отглаженных серых униформах. Красоты пейзажа их не вдохновляли: каждый день одно и то же, и так круглый год!

На корте Селден играл в теннис со своим отцом, Ричардом Роузом. Поединок судил его брат Уитон. Все трое были в белом, соблюдая по требованию «Мустик корпорейшн» теннисные традиции. Уитон, стоя неподалеку от Селдена, оживленно жестикулировал.

— Мяч в ауте! — прокричал он. — Аут! Ничего не поделать, папа.

— Не переживай. Я с ним еще разделаюсь. — С этими слова ми Ричард Роуз подбросил мяч в воздух и сильно ударил по нему ракеткой.

На траве рядом с Джейни сидела Пола Роуз, мать Селдена.

— Ричард! — крикнула она, заставив посмотреть в ее сторону Селдена, Уитона и Ричарда Роузов.

Я выигрываю у папы, вот он и бесится! — радостно воскликнул Селден Джейни. Джейни ответила ему слабой улыбкой, а Пола Роуз громко напомнила:

— Где твои манеры? — Повернувшись к Джейни, она проговорила, удрученно качая головой:

— Мальчики — заядлые теннисисты. Самая моя большая ошибка — то, что я разрешила Ричарду устроить у нас в Чикаго домашний корт.

Джейни, расчесывавшая комариный укус на ноге, ответила, изображая интерес:

— Неужели?

Первые слова, которыми Селден встретил своего отца три дня назад, были: «Ты устроил корты, папа?» Она расчесала место укуса до крови и испытала некоторое облегчение. На острове не было житья от комаров: не спасали даже противомоскитные пологи над . спальными местами, потому что насекомые так злобно жужжали вокруг, что до середины ночи нельзя было сомкнуть глаз. Селдену было хоть бы что, но Джейни вся извелась. Она в отчаянии мечтала хотя бы выспаться, чтобы вытерпеть неделю, не сойдя с ума…

Отличная температура для тенниса, не так ли? — обратилась к ней светским тоном Изабель, жена Уитона — само воплощение исконных ценностей Среднего Запада: дружелюбная, участливая, мягкая.

Слава Богу, сейчас не слишком жарко, — поддакнула Пола Роуз. — Здесь, на Карибах, играть приходится только рано утром или поздно вечером. Шесть лет назад в Раунд-Хилл… — Последовал длинный рассказ о трудностях с выкраиванием времени для тенниса в климате, когда с комфортом играть можно всего два-три часа в сутки. Джейни быстро потеряла нить истории, наблюдая за муравьем, тащившим листик в траве у ее ног. Это было с ее стороны ошибкой, потому что Пола Роуз вдруг повернулась к ней с вопросом:

— А вы как считаете, Джейни?

— О! — Она подняла глаза и попыталась улыбнуться. Рот уже болел после трех дней вынужденных улыбок по всевозможным поводам, не вызывавшим у нее ни малейшей радости. — Что я считаю?..

— Насчет солнечного удара у Ричарда, — подсказала Пола, обменявшись взглядами с Изабель.

— Слава Богу, что все обошлось! — выпалила Джейни, надеясь, что это будет в духе беседы.

— Естественно, он поправился. — Пола смотрела на нее как на идиотку. — Но за два часа мы поставили на ноги всех врачей на Ямайке. Я не сомневалась, что у него сердечный приступ. «Подожди умирать, вернемся сначала в Чикаго», — сказала я ему. Теперь, когда мы куда-то едем, он всегда обещает, что с ним ничего не случится до возвращения домой…

Изабель послушно засмеялась, но Джейни не нашла, что сказать. Ей не за что было себя винить: она честно старалась под них подстроиться. Но семья Селдена представлялась ей настолько чужой, что было бы легче, если бы эти люди оказались вообще иностранцами, хоть из Швеции…

Разумеется, на первый взгляд все было чрезвычайно мило. Взять хоть миссис Роуз, думала Джейни, глядя на Полу. Поведав свою историю, она словно забыла о существовании Джейни, делая вид, что увлечена игрой Селдена и Ричарда. Таких дамочек, как она, называют хорошо сохранившимися: каждое утро она появлялась в свежей белой футболке и шортах цвета хаки, с платком на шее, тщательно накрашенной и причесанной. Она была привлекательной женщиной и считалась в семье чрезвычайно интересным человеком, ибо все еще писала в «Чикаго сантаймс». В первый вечер она была сама любезность: проводила Джейни в предназначенную для нее комнату и не переставала расхваливать ее чудесную одежду, туфли, сумочки. Джейни даже показалось, что с миссис Роуз можно подружиться, что она может стать той самой матерью, которой у нее никогда не было… За ужином она сидела рядом с Ричардом, отцом Селдена. У Ричарда была физиономия персонажа из мультфильма; он уже ушел на покой, а прежде был адвокатом в фирме, где трудился Уитон. Теперь Ричард Роуз изо всех сил соблюдал диету, занимался спортом, и поэтому, по его собственным словам, ему был нипочем даже рак. Джейни, чувствуя себя неуверенно, не оказала ему достаточного внимания, и наутро в воздухе уже повеяло холодком…

На корте Селден пробил так сильно, что Ричард не смог отбить мяч, бросил ракетку и объявил себя побежденным. Трое мужчин поднялись на холм, и Джейни встала в надежде, что с теннисом на сегодня покончено. Возможно, они с Селденом смогут где-нибудь посидеть вдвоем — она слышала, что на островке есть модный открытый бар, куда захаживает Мик Джаггер…

— Корт наш еще на час, — сообщил запыхавшийся Селден. — Кто следующий? Ты, Джейни?

— Ты знаешь, я не играю в теннис. — Она уже хотела предложить Селдену удалиться, но тут Ричард снисходительно бросил:

— Учиться никогда не поздно. Преподай ей урок, Селден.

— Я не очень спортивная… — попыталась сопротивляться Джейни.

— Изабель начала в тридцать один год, — сообщил Уитон. — Теперь она отличная теннисистка. Иногда выигрывает даже у меня…

— Только когда ты меня жалеешь, — рассмеялась Изабель.

— Пола? — предложил Ричард.

— Мне надо заглянуть в дом, проверить кухарку, — сказала Пола. — Ей поручен ростбиф для рождественского ужина. Кто-нибудь знает, открыт ли сегодня супермаркет?

— До полудня, — бросил Селден.

— Хотя бы так!

С Джейни было довольно.

— Поиграй с Уитоном, — сказала она Селдену. — Я, пожалуй, побуду в доме. Что-то я устала.

— Устали? — удивился Ричард. — Вы здесь самая молодая.

— Это из-за комаров. Я не высыпаюсь.

— У нас над головами этой ночью кружил настоящий монстр, правда, Уитон? — пришла ей на выручку Изабель. — Не пойму, как он проник через сетку.

— От сеток никакого проку, — сказал Ричард, — Надо применять электроприбор.

— Мы не разобрались, как им пользоваться, — пожаловалась Изабель.

— Я вам покажу, — сказала Пола. — Сначала надо вынуть таблетку из фольги…

Селден подошел к Джейни и слегка обнял ее. Он был потный, поэтому она отпрянула.

— Ты уверена, что не хочешь полюбоваться, как я надеру Уитону задницу?

— Селден!.. — ахнула Пола.

— Я полюбуюсь на вас завтра, — устало пообещала Джейни.

— Идемте, девочки! — позвала Пола. — Ты идешь, Ричард?

— Я немного побуду здесь.

Джейни стала спускаться с холма вместе с Полой и Изабель.

— Селден слишком много играет в теннис, — попыталась по шутить она. — Как бы не доигрался до сердечного приступа!

Пола, разумеется, неверно истолковала ее слова.

— Селден?! — Она непонимающе уставилась на Джейни. — Он в превосходной форме.

— Я знаю, но… — Джейни беспомощно умолкла.

У подножия холма их ждал маленький белый джип. За руль села Изабель. Пытаясь сдвинуть вперед правое кресло, Джейни ощущала нетерпение Полы. Наконец она опустилась на заднее сиденье. На переднем устроилась Пола.

— Вы уверены, что хотите вести? — спросила она Изабель.

— Конечно! Я люблю водить машину.

— Эти дороги такие узкие и извилистые, что я всегда нервничаю, — сказала Пола со смехом, потом вспомнила про Джейни и обернулась к ней, чтобы учтиво спросить:

— А вы водите машину?

— Да, у меня «порше».

— «Порше»! — почтительно повторила Пола. — Подумать толь ко! Тогда за руль надо было усадить вас…

— Машину предоставила косметическая фирма, — объяснила Джейни, продолжая расчесывать укус на ноге. Пола наблюдала за ней в зеркальце заднего вида

— Значит, вам придется ее вернуть?

— Нет. Во всяком случае, не думаю. То есть знаю, что не отдам!

— Не отдадите? — удивилась Изабель. Она и Пола переглянулись.

— Нет. — Джейни становилось все труднее скрывать раздражение. — С какой стати?

На этот вопрос трудно было подыскать вежливый ответ, поэтому Пола сменила тему разговора:

— Ваши родители огорчены, что вы проводите Рождество не с ними?

— Нет! — отрезала Джейни. Они ехали сейчас по живописному городку, мимо ярко раскрашенных домиков, и в каждом были магазины, торговавшие одним и тем же: футболками, мороженым и пестрыми саронгами.

— Как же так? — удивилась Пола. — Если бы сыновья не справляли со мной Рождество, я бы… Сама не знаю, что бы сделала?

— Я не очень дружу с родителями, — отчеканила Джейни. — Мать меня никогда не любила…

От этого откровения у миссис Роуз заболело, должно быть, сердце, потому что она воскликнула:

— Какой ужас, Джейни!

— Ничего страшного, — заверила ее Джейни. — Подумаешь!

Проехав городок, они оказались на берегу маленькой гавани. Там стояли на якоре две большие яхты. Джейни было очень любопытно, кто на них приплыл. Она в сотый раз подумала: если бы Селден заранее ее предупредил, куда они отправятся! Тогда она нашла бы кого-нибудь, кто знает остров, кто познакомил бы их с интересными людьми, которые наверняка здесь сейчас отдыхают… А так она оказалась привязана к Селдену и его семейке. Дай миссис Роуз волю, каждое Рождество будет точь-в-точь как это.

Джип преодолел крутой подъем, потом съехал по еще более крутому спуску к их просторной белой вилле, построенной на обрыве с видом на гавань. Сама вилла была хороша — скорее всего лучше ее на острове не было, но что толку обитать в такой вилле, когда тебя никто там не видит?

— Наверное, через час мне придется вернуться за мальчика ми, — сказала Изабель, заставив Джейни поморщиться. Эта публика все больше действовала ей на нервы: чего стоила одна их манера называть мужчин мальчиками, а женщин девочками!

— Может, арендовать еще один джип? — предложила Джейни. — Тогда не надо было бы…

Пола Роуз не позволила ей договорить.

— Селден тоже это предлагал, но я не позволила ему транжирить деньги, — твердо сказала она. — Мы столько раз отдыхали всей семьей, обходясь одной машиной… И потом, быть всем вместе — это так приятно! Вспоминаются давние времена, когда мальчики еще не выросли…

«Еще немного — и я окончательно свихнусь!» С этой мыслью Джейни вошла в дом.

Не успела она полежать и десяти минут, как в дверь постучали. Это оказалась Изабель.

— Вы не спите?

— Не получается, — призналась Джейни.

— Я подумала, не съездить ли в город за покупками, прежде чем забрать мальчиков. Хотите присоединиться?

— Пожалуй, — ответила Джейни со вздохом. Лучше уж магазины, чем просто таращиться в потолок.

— Жду вас в машине через пять минут, — сказала Изабель. Джейни встала и посмотрела на свое отражение в зеркале в плетеной раме, стоявшем на длинном белом туалетном столике, накрытом стеклом. Она успела немного загореть, кожа приобрела золотистый оттенок, и Джейни при всем утомлении выглядела неплохо. Снимая шорты и надевая сарафан от Гуччи без рукавов и золотистые босоножки без каблуков, она сказала себе, что это обстоятельство глупо не использовать.

Пока она испытывала одни разочарования. Она привезла столько курортных нарядов, но все напрасно, тем более что гардероб Изабель состоял исключительно из бесформенных балахонов из хлопка и цветных пляжных шлепанцев. Даже если бы они набрели на шикарных людей, представить им Изабель было бы невозможно. Джейни в который раз пожалела, что здесь очутилась. Где угодно, только не в обществе родни Селдена! Даже Патти и Диггер отправились в Аспен: Патти говорила в свое оправдание, что после такого напряженного года не может показаться на глаза родственникам.

Изабель стояла рядом с джипом с потертым кожаным рюкзачком на плече и с ключами в руке.

— Классный вид! — похвалила она, садясь за руль. — Я бы спросила, откуда такое платье, но, боюсь, оно стоит целый миллион…

— Нет, это Пуччи, всего двести долларов.

— Все равно больше, чем я могу позволить себе истратить на летнее платьице, — призналась Изабель со смехом.

— Но ведь Уитон адвокат, — сказала Джейни, — вы тоже работаете, так что…

Я работаю в агентстве по подбору персонала, — сказала Изабель. — Там мы с Уитоном и познакомились. Мне мое занятие нравится: один день не похож на другой. Я не выношу скуку, Уитон тоже, поэтому мы ладим

Джейни кивнула, не зная, что сказать. Ей казалось, Изабель и Уитон — как раз приверженцы скучнейшего времяпрепровождения: пока что им вполне хватало безделья, тенниса и пляжа. Чувствуя, что без ответа не обойтись, она проговорила:

— Уитон — прелесть.

— Вы считаете? — Изабель аккуратно произвела крутой поворот. — Когда долго живешь в браке, забываешь, как твой муж выглядит со стороны.

На самом деле Уитон вовсе не показался Джейни «прелестью»: близко посаженные выпуклые глаза, крючковатый нос, немного бестолковый вид, как у Селдена, — красавчиком такого не назовешь. Но, вынужденная придерживаться заявленной позиции, она с жаром подтвердила:

— Конечно! Он очень симпатичный.

— Он тоже так о себе думает. — Изабель радостно засмеялась, тормозя на морской набережной.

Джейни опустила щиток и посмотрела на себя в зеркальце.

— Умираю, до чего хочется спросить, как называется ваша губная помада! — воскликнула Изабель. — Мне так нравится!

— Правда? — Джейни легко провела помадой по губам. — Она не красная и не розовая…

— И то и другое сразу, — подтвердила Изабель.

— Называется «Пусси пинк». — Джейни закрыла тюбик и убрала в сумочку. — Я пользуюсь ею уже много лет. Это моя парижская находка.

— Вы жили в Париже?

— Жила, — ответила Джейни. — Как большинство моделей в начале карьеры.

— Мне всегда хотелось пожить в Париже, — призналась Изабель. — Представляю, как это захватывающе!

— Во всяком случае, интересно, — осторожно отозвалась Джейни. У нее остались о Париже неприятные воспоминания, она предпочла бы все забыть. Тему желательно было сменить. — У вас с Уитоном есть дети? — спросила она.

— Нет. — Изабель убрала длинные кудрявые волосы назад и закрепила пластмассовой заколкой. «Ее можно было бы назвать хорошенькой, — подумала Джейни, — если бы она позаботилась о своей внешности: покрасила волосы, чтобы скрыть седину, впрыснула под кожу „Ботокс“, чтобы убрать две глубокие морщины между бровями». — У Уитона есть ребенок от первого брака.

— Не знала, что Уитон был женат раньше, — сказала Джейни, шагая вместе с ней к магазинам.

— Это было давно. Мэнди — так ее звали — была городской потаскушкой, и Уитон ее пожалел. В общем, она забеременела, и он на ней женился. Родилась девочка. Ей уже пятнадцать лет.

— Трудный возраст, — кивнула Джейни со знанием дела.

— Еще бы! Она такая своенравная! Я говорю Уитону, что если он на нее не повлияет, ей самой раньше времени сделают ребенка, но вы же знаете мужчин! Они не видят того, что заметно женщинам. — Изабель задержалась перед витриной полюбоваться шлепанцами с пластмассовыми цветочками. — Зато Пола при водит меня в восторг! Она встречается с внучкой каждый уик-энд без исключения.

— Вы хотите завести детей? — спросила Джейни, заходя вместе с ней в магазин.

— Мы пытаемся… — Взяв шлепанцы, Изабелль посмотрела на цену на подметке. — Врач говорит, что мне скорее всего понадобится искусственное оплодотворение. Не знаю пока еще, как к этому относиться. Иногда я смотрю на Уитона и думаю: ребенок у меня уже есть…

Джейни кивнула. Она знала, что большинство женщин именно так относятся к мужьям и что Изабель, говоря это, надеялась вызвать у нее дружеское чувство, но на нее это всегда действовало угнетающе.

— Купите, — посоветовала она, указывая на шлепанцы в руках у Изабель.

— Думаете, стоит?

— Конечно, раз вам нравятся.

— Всего восемь долларов, — задумчиво проговорила Изабель.

— Тем более покупайте!

Изабель расплатилась, и они вышли из магазина. На улице она сказала Джейни с улыбкой, но с осторожностью подбирая слова:

— Уверена, это путешествие стало для вас сюрпризом.

— Еще каким! — подтвердила Джейни.

— Пола советовала Селдену вас предупредить, но он не стал, — сказала Изабель, убирая покупку в рюкзак. — Селден бывает упрямым. С другой стороны, если бы он вас заранее предупредил, пи бы, чего доброго, отказались ехать.

Похвальная догадливость!

— Когда развернем наши подарки — сейчас или позже? — взволнованно спросила Пола. Было рождественское утро, они завтракали на свежем воздухе, под увитой виноградом шпалерой. За этим же столом ежедневно накрывали обед и ужин.

— Сейчас! — потребовал Уитон, как ребенок.

— Давайте сначала хотя бы доедим, — предложила Пола. Слушая этот разговор и выжимая в ложку сок грейпфрута, Джейни подумала, что те же самые слова Пола и Уитон произносят, на верное, рождественским утром вот уже сорок лет.

— Как странно — Рождество без елки! — подала голос Изабель.

— Совсем как в Лос-Анджелесе, — сказал Уитон.

— Ничего подобного! — возразила Пола. — У Селдена и Шейлы в Лос-Анджелесе всегда была елка.

— Маленькая елочка, — уточнил Ричард.

— Когда это ты видел нашу елочку, папа? — спросил Селден.

— Однажды мы справляли Рождество у вас, ты забыл?

— В тот самый год, когда Шейла… — начал Уитон.

— Не будем об этом, — поспешно перебил его Селден.

— Действительно, — поддержала сына Пола.

— Где будем разворачивать подарки? — спросила Изабель. — В гостиной?

— Елки все равно нет, так что давайте прямо здесь, — предложил Ричард. — Выше голову, Селден!

По прошествии сорока пяти минут возня с подарками вес еще продолжалась. Джейни отхлебнула апельсинового сока, угрюмо глядя на аккуратную стопку оберточной бумаги на столе: Пола завертывала один предмет за другим и передавала Джейни. Тут же лежали оба подарка, полученные Джейни, — складной зонтик «Тоугс» от Уитона и Изабель, объяснивших: они не знали, что ей подарить, но потом решили, что в сумочке у любой женщины должен лежать зонтик, и платок фирмы «Гермес» от Полы и Ричарда, который Джейни надела, а потом положила обратно в оранжевую коробку. Джейни подарила Селдену сандалии, кожаный бумажник и бритвенный набор от Прады; она объяснила Поле, что купила все это с тридцатипроцентной скидкой, но Пола осталась при своем мнении, что это слишком.

На взгляд Джейни, происходящее могло вызывать у всех только смущение, достаточно было послушать восхищенные возгласы Изабель, получившей от Полы шерстяные носки ручной вязки. Селден до последней минуты скрывал от Джейни, что предстоит встреча с его родителями, поэтому она не могла привезти им подарков. Когда кто-то открывал очередной подарок, это превращалось в новое напоминание, что ей здесь не место.

— Кажется, вы все знаете, что мы дарим вам! — С этими словами Селден отодвинул свой стул и встал. Он оплатил путешествие, включая аренду виллы и авиабилеты для всей семьи. По дойдя к Джейни, он жестом предложил ей тоже встать и обнял ее, потом поднял стакан с апельсиновым соком. — За наши каникулы всей семьей и за мою жену Джейни! Пусть будет еще много таких рождественских праздников!

— Все правильно, Селден! — крикнул Ричард.

— Спасибо, Селден! — сказала Пола Роуз, вытягивая руки, чтобы обнять сына. — И вам спасибо, Джейни. Мы не ожидали…

— О, я не… — растерянно пробормотала Джейни.

— Да, кстати… — Селден щелкнул пальцами, привлекая к себе внимание. — У меня есть еще один подарок, для Джейни.

Селден скрылся в соседней комнате. Все выжидающе смотрели на Джейни. Пола Роуз приподняла брови.

— Надеюсь, он вас не слишком балует, — проговорила она таким тоном, словно ставила этот «дополнительный» подарок Джейни в вину.

— Нет, для этого Селден слишком практичен, — заверила ее Джейни.

Селден вернулся с большим белым конвертом, церемонно подал его Джейни и сел с ней рядом. Она перевернула конверт и прочла обратный адрес: «„Миллионер риэлэстейт“, Гринвич, Коннектикут».

— Что это, Селден? — спросила она со смесью любопытства и страха.

— Конверт! — воскликнул Уитон, довольный собственным остроумием. — Неужели непонятно? Очень красивый конвертик…

— В нем что-нибудь есть? — спросила Изабель.

— Конечно, есть! — ответила за сына Пола, заставив невестку замолчать.

— Открой! — нетерпеливо приказал Селден. Джейни, в страхе косясь на него, осторожно вскрыла конверт.

Внутри лежал цветной буклет из шести страниц. На обложке красовались кривое деревце и густой кустарник на холмике, под которым располагался грязный пляж и мыс посреди зеленовато-бурых вод. «Добро пожаловать на Пиратский мыс!» — звала надпись.

— Боже! — простонала Джейни. Она думала, Селден понял, что вопрос о доме в Коннектикуте закрыт, но, видимо, она тогда высказалась недостаточно ясно, и он принял ее молчание за согласие.

— Читай дальше. — Селден придвинулся к ней поближе и перевернул страницу, словно читал ребенку сказку на ночь. На следующей странице обнаружилась карта Гринвича, на которой был выделен красным Пиратский мыс — похожая на кривой палец узкая полоска земли, вдающаяся в залив Лонг-Айленд. Не удержавшись, Селден сам зачитал вслух:

— «Пиратский мыс — восемь нетронутых акров в лучшей части Гринвича, штат Коннектикут, на берегу залива Лонг-Айленд. Эта мечта миллионера расположена в сорока пяти минутах от Нью-Йорка и в четырех часах езды от Бостона. В этом уединенном местечке вы почувствуете себя обладателем собственного острова, находясь всего в нескольких шагах от огромного города…»

— Ты можешь себе такое позволить, Селден? — перебила чтение Пола Роуз.

— Конечно, мама, — успокоил ее Селден и стал читать дальше:

— «Пиратский мыс — это кусочек живой истории, поступающий в продажу впервые за сто двадцать пять лет. Даже самый разборчивый покупатель не сможет не польститься на это предложение».

— Что-то я не пойму… — Ричард Роуз от волнения встал и, зайдя сыну за спину, заглянул через его плечо в буклет. — Ты купил эту землю?

— Сделка заключена на прошлой неделе, — гордо доложил Селден и стиснул руку Джейни. — Мы выстроим дом нашей меч ты. Там будут бассейн, пристань, две яхты, теннисный корт…

Уитон завистливо присвистнул.

— Могу представить, сколько у вас будет гостей! — хихикнула Изабель.

— Ну, что скажешь, детка? — обратился Селден к Джейни, еще сильнее сжимая ей руку. Все снова уставились на нее.

— Я так счастлива… Кажется, я сейчас заплачу, — выдавила Джейни.

— Вот и славно. — Ричард одобрительно шлепнул Селдена по спине. — Ну, что дальше?

— Ричард! — Пола вздохнула. — Пусть переварят сначала это. Покупка дома — важный шаг.

— Они купили землю, а не дом, — поправил ее Ричард. — Ты хотела сказать, пусть порадуются! Как только начнется строительство, радости придет конец.

— На нас будут работать подрядчики, папа, — сказал Селден. Ричард презрительно махнул рукой.

— Помнишь, как мы строили свой дом? — обратился он к жене.

— Ты хотел сказать: когда я его строила, дорогой, — уточнила Пола. — Я помню, как не могла тебя заставить ничего сделать. — Она повернулась к Джейни. — Я не могла добиться его мнения даже о том, какие ему нравятся дверные ручки!

— Дело не в том, что мне хотелось бездельничать, — сказал Ричард сыну. — Просто у меня была рабочая неделя продолжительностью пятьдесят четыре часа!

— А у тебя найдется для этого время? — спросила Селдена Пола Роуз.

— Оно найдется у Джейни, — заявил Селден, не оставляя в покое руку жены. — Она непревзойденная мастерица по части деталей. Видели бы вы, как она старается, прежде чем выйти вечером из дома…

— Не сомневаюсь, — сказала Пола чопорным тоном. Джейни высвободила руку.

— В чем дело? — растерянно спросил Селден.

Джейни встала и ушла в ванную комнату. Там, глядя на себя в зеркало, она сделала страшное открытие: она попала в ловушку, стала пленницей того самого образа жизни, к которому никогда не стремилась.

Выйдя, она застала остальных в гостиной за просмотром видеозаписи последнего показа мод под мелодию «Детка, не делай мне больно».

— Надеюсь, ты не возражаешь, — сказал Селден, жестом предлагая ей сесть с ним рядом на диван. — Я не мог не показать это своим родителям.

— Это уже показывали по телевизору, — сердито ответила она.

— Нас никто не предупредил, — сказала Изабель.

В комнате ощущалось сильное напряжение. Ричард Роуз сидел с неподвижным лицом, изображая безразличие, словно не мог себе позволить проявить интерес к происходящему на экране. Пола выглядела недовольной, Уитон явно забавлялся происходящим.

— Прошу внимания! — сказал Селден, не чувствуя настроения аудитории. — Выход Джейни!

В следующую секунду на подиуме появилась Джейни в синем бюстгальтере, обсыпанном блестками, и миниатюрных трусиках. Остановившись, она обвела зрителей надменным взглядом и зашагала неподражаемой походкой супермодели, придав лицу профессионально высокомерное выражение. Сейчас, глядя на себя в записи, она содрогнулась: грудь выглядела огромной, и мужчины-зрители реагировали на нее свистом и восторженным улюлюканьем, как юнцы в заштатном стриптиз-клубе. Изабель, чувствуя смятение Джейни, похлопала ее по ноге:

— Вы потрясающе выглядите, Джейни! Ты согласен, Уитон?

— Полностью согласен, — отозвался Уитон, глядя в пол. Внезапно Пола встала, подошла к телевизору и выключила его.

— Ты это зачем? — возмутился Селден.

— Джейни действительно выглядит потрясающе, — твердо проговорила Пола. — Но по-моему, для Рождества это представление не совсем уместно. — И она добавила жизнерадостно, будто ничего не произошло:

— Все как обычно? Сначала на пляж, потом теннис?

Все поднялись. Селден похлопал Уитона по плечу.

— Сыграем до пляжа? — предложил он.

— Охотно, — сказал Уитон.

Роузы выходили из гостиной. Джейни отвернулась от них. Ее крушение продлилось считанные секунды, и теперь никто из них не осмелился посмотреть в ее сторону.

— Вы идете, Джейни? — спросила Пола, не соизволив оглянуться.

— Я сейчас.

Она задыхалась. Бежать из этого дома, бежать от них! Ей здесь не место, она здесь чужая. Это знали они, знала она, зачем же притворяться, что все в порядке?..

Она поспешила в свою спальню. Селден быстро надевал теннисные шорты, словно тоже торопился удрать.

— Привет, детка! — И он завертел задом, чтобы побыстрее натянуть шорты.

— Все это страшно неудобно… — прошептала она.

— Брось, детка. — Застегнув шорты, он подошел к ней и по целовал в щеку. — Не обращай внимания на маму: она у нас консерватор. Она знает, чем ты зарабатываешь на жизнь, но не хочет напоминаний об этом, вот и все. Так что не волнуйся. — Он любовно тряхнул ее за плечи. — Уверен, она не стала тебя меньше любить и…

— Она меня не выносит, — перебила его Джейни и, подойдя к шкафу, достала свою сумку.

— Что ты делаешь? — спросил Селден.

— Я уезжаю, — ответила она. — Улетаю первым же рейсом.

— Перестань! Надеюсь, ты шутишь?

— Никогда в жизни не была так серьезна, — процедила она сквозь зубы. Он схватил ее за руку.

— Мама этого не хотела, уверяю тебя! — сказал он примирительно. — Я велю ей попросить у тебя прощения.

— Дело не только в этом.

— В чем еще?

— Во всем, — Она больше не собиралась его щадить. — Весь этот отпуск — полное дерьмо. Мы даже не можем сходить в бар, выпить…

— Вот, значит, чего тебе хочется… — Он отшатнулся. — Продолжения вечеринок!

— Дело не в вечеринках… — Уверенно отрицать очевидное было нелегко. — Просто хочется общения с интересными людьми…

— Это семейный отдых, — холодно ответил Селден. — Я вижусь с родными не чаще раза в год и, если не возражаешь, хотел бы проводить время с ними, а не с толпой чужих людей, которых я больше никогда в жизни не увижу.

— Тебе это нравится, потому что это твоя семья… — попыталась возразить Джейни.

— Теперь, представь, это и твоя семья, — напомнил ей Селден, пересек спальню и взял теннисную ракетку. — Так что я был бы тебе весьма обязан, если бы ты воздержалась от сцен. Ты ведешь себя как ребенок.

— А ты нет?

— Возможно, я тоже. — Его тон был необычно жестким. — Но я заплатил за поездку. Мне это стоило тридцать тысяч долларов. И я намерен хорошо провести время.

— А что прикажешь делать мне?

— Ступай на пляж и загорай, — бросил он. — Я буду там не позднее чем через час. — Сказав это, он ушел.

Джейни села на кровать, кипя от негодования. Но, глядя на сумку, она поняла, что у нее не хватит духу уехать: заказать билет, собрать вещи, вызвать такси, доехать до аэропорта, долететь до Нью-Йорка с пересадкой в Майами… Ее взгляд упал на белый конверт, лежавший на ее подушке. Наверное, Селден положил его туда как напоминание, что ей пора начать планировать, каким будет их дом. В припадке гнева она схватила конверт и отшвырнула подальше. Конверт ударился о зеркало и упал на пол.

Из-за тонкой стены спальни раздался голос Полы:

— Что у вас там происходит?

— Ничего! — крикнула Джейни. — Я уронила книжку. — Она обхватила руками голову. Начало дня не предвещало ничего хорошего.

Через час Джейни лежала на животе, подстелив под себя полосатое полотенце, просеивала между пальцами песок и думала о том, как же она ненавидит Селдена и всю его семейку. Рядом с ней сидела Изабель в дешевой соломенной шляпе, купленной на острове. Словно зная, что дела плохи, она помалкивала и делала вид, что читает романчик, забытый в доме прежними отпускниками. Пола и Ричард прогуливались по пляжу и в данный момент забрели в дальний его конец.

Молчание двух женщин стало слишком тягостным. Пришлось Изабель отложить книгу и сказать первое пришедшее в голову:

— У вас такая превосходная фигура, Джейни! Вы делаете какие-то упражнения?

— Почти нет.

— Шутите! — Изабель не сводила взгляда с моря. — Если бы я захотела иметь такую фигуру, как у вас, мне пришлось бы заниматься на тренажерах по несколько часов в день.

«И даже тогда ты бы ничего не добилась», — подумала Джейни. Ее уже тошнило от навязчивого интереса окружающих к ее телу.

— Мне все об этом твердят! — Ей надоело соблюдать приличия. — Знали бы вы, как это скучно! Тело дается от природы. Это как ум: или он есть, или его нет, хоть на уши встань!

— Простите! — пролепетала Изабелль. — Я не хотела вас оби деть. — И она опять углубилась в чтение.

— Не обращайте внимания, — сказала Джейни со вздохом, перевернулась на спину и закрыла глаза. Ей уже было неудобно. Изабель была здесь единственной, кто пытался проявлять к ней дружелюбие, а она ей нагрубила. — Вы не виноваты. Просто мы с Селденом поругались.

— Наверняка из-за ерунды, — предположила Изабелль.

— Наверное… — Джейни надеялась, что ей не придется вдаваться в подробности.

— Мы с Уитоном всегда в отпуске ссоримся. Обязательно сцепимся из-за пустяка, потом часами друг на друга злимся, но в конце концов понимаем, как это глупо, и миримся. — Изабель опять отложила книгу и повернулась к Джейни. — Я даже считаю, что это полезно для отношений. Очистительная процедура.

Джейни оперлась на локоть.

— Какой была первая жена Селдена? — спросила она как ни в чем не бывало. — Он о ней никогда не рассказывает.

Изабель нахмурилась.

— Очень умненькая, очень успешная. Она была адвокатом и специализировалась на делах, связанных с шоу-бизнесом. Кажется, ее клиентами были многие кинозвезды. Но в конце концов… — Она помолчала, взглянула на Джейни и попросила:

— Обещайте, что ничего не скажете Селдену. Я знаю, как он не любит об этом говорить. Уитон меня убьет…

— Обещаю, — сказала Джейни, перевернулась на бок и поощрительно улыбнулась.

— В общем, то ли Селден перестал обращать на нее внимание, то ли еще по какой-то причине, но она стала делать себе пластические операции. В пластической операции нет, конечно, ничего дурного, — поспешно добавила Изабель, как будто испугалась, что Джейни отнесется к этому, как к оскорблению. — Но она на этой почве прямо-таки тронулась. Сначала имплантаты в груди, потом исправление формы носа, подтяжка глаз, даже что-, то с удалением жира…

— Липосакция, — подсказала Джейни.

— Вот-вот! Он становилась красивее, но одновременно делалась какой-то странной. А тут еще эта неприятность с ожерельем, из-за которой появилось подозрение, что Шейла обманывает Селдена. Я не очень уверена, но, кажется, после этого все и перевернулось вверх дном.

— Вот как? — Джейни не хотелось, чтобы Изабель умолкала.

— Да. Поэтому, наверное, для него так важно вести нормальную жизнь. Еще до женитьбы на вас он только и говорил о своем желании снова создать семью, завести детей…

— Да, — иронически бросила Джейни, — знаю.

— Кажется, вас не очень обрадовало предложение строить дом, — тихо произнесла Изабель.

Джейни со вздохом зачерпнула горсть песка и медленно пропустила его сквозь пальцы.

— Дело не в том, что я не рада, а в том, что у меня нет на это времени. Селден еще этого не знает, но я собираюсь выступить в качестве кинопродюсера.

— Серьезно? — уважительно воскликнула Изабель.

— Вполне серьезно. Я хочу заняться экранизацией романа-бестселлера «В смятении» — возможно, вы о нем слышали. Через пару месяцев начну добывать деньги, искать режиссера и исполнителя главной роли.

— Как интересно! О чем будет фильм?

— А вы прочтите книгу. Я даже подумываю сама сыграть одну из центральных женских ролей. Мне уже приходилось сниматься…

— Вы играли в кино? — удивилась Изабель. — Селден не говорил, что у вас столько талантов.

«Ясное дело, не говорил…» — уныло подумала Джейни. В следующую секунду разговор прервался из-за появления Полы, пристроившейся на краю полотенца Изабель.

— Замечательно прогулялись! — сообщила она, задыхаясь. — Вы бы тоже прошлись, девочки.

— Обязательно пройдемся, — пообещала Изабель. — Мы тут заболтались.

— Вот как? Женские секреты?

Изабель посмотрела на Джейни.

— Джейни рассказала мне, что собирается ставить фильм.

— Даже так? — скептически протянула Пола. — Что за фильм?

— Это пока лишь проект, — поспешно пояснила Джейни. — Мы еще только добываем деньги.

Ричард, чуть отставший от жены, внезапно вырос у нее за спиной.

— Джейни собирается ставить фильм, — доложила ему Пола.

— Я думал, что продюсер — Селден, — сказал Ричард.

— Конечно, — согласилась Пола. — Но Джейни говорит, что тоже будет продюсером. — Оглянувшись на мужа, она приподняла брови.

— Мне другое любопытно, — сказал Ричард. — Сколько времени обыкновенно продолжается карьера модели?

— Ну, Лорен Хаттон… — начала Джейни.

— Она — исключение, — перебила ее Пола. — Убеждена, скоро вы захотите завести детей…

— Наверное, — уныло согласилась Джейни.

Селден спускался к пляжу по извилистой тропинке. Он улыбался, торжествуя победу.

— Привет, мама. — Он бросил на песок полотенце. — Рад тебе сообщить, что я надрал-таки ему… словом, я выиграл.

— Спасибо, — сказала Пола.

— Где Уитон? — спросила Изабель, озираясь.

— Он меня подвез и поехал обратно в дом. Он забыл плавки.

— Как всегда! — засмеялась Изабель.

— Ужасно хочется поплавать! — сказал Селден. — Кто со мной?

— Идите, Джейни, — сказала Пола.

— Мне не хочется…

— Вода теплая, — подбодрил ее Роберт. — Даже слишком. Селден протянул руку.

— Идем, детка, — позвал он.

У Джейни не осталось выбора. Она подала ему руку, и он помог ей встать. Они побрели по песку к воде.

— Мне не хочется заходить в воду, — раздраженно предупредила Джейни. — Слишком высокие волны…

— Идем! — поторопил ее Селден. — Вода еще никому не вредила.

Он подвел Джейни к воде. Волна разбилась о кромку пляжа у самых ее ног, и она отпрыгнула.

— Ледяная!

— Ничего подобного. — Он зашел в воду по колено, и следующая волна ударила его в грудь. — Идем! — Он выскочил из воды, подняв тучу брызг. — Замечательно!

— Селден! — раздался голос Полы. Джейни обернулась. Пола отчаянно размахивала руками. Увидев это, Селден ринулся из воды, как бык, и пробежал по песку мимо Джейни, торопясь на материнский зов.

— Что случилось?

— Неприятность, — ответил Уитон, стоявший рядом с полотенцами. — Думаю, тебе и Джейни надо поторопиться в дом.

— Что за неприятность? — спросил Селден, поднимая полотенце и вытирая лицо.

— Что-то с сестрой Джейни…

— Патти?! — взвизгнула Джейни, подбегая к ним.

— Спокойно! — прикрикнул на нее Селден. — В чем дело? Что с ней?

— Точно сказать не могу. Звонил какой-то Диггер…

— Это зять Джейни.

— Значит, зять. Он просил вам передать, чтобы вы ему позвонили и что Патти в тюрьме.

— Господи! — простонала Пола, хватаясь за сердце.

— Я разберусь, мама, — резко бросил Селден, натягивая через голову рубашку.

— Лучше вернемся домой все вместе, — сказала Пола, собирая вещи.

— Нет, оставайтесь здесь, — скомандовал Селден. — Совершенно необязательно, чтобы это и вам испортило день. Идем! — И он поманил за собой Уитона и Джейни.

Он побежал вверх по тропинке. Джейни заторопилась за ним, спотыкаясь о камешки — в спешке она забыла обуться. Селден сел за руль джипа, Джейни упала на сиденье рядом с ним.

— Он сказал, куда звонить? — спросил Селден у Уитона, усевшегося сзади.

— Нет. Я подумал, вы знаете его телефон.

— Черт возьми, Уитон!.. — Селден хлопнул ладонью по рулю. — Где они поселились? — обратился он к Джейни.

— Точно не знаю… — отозвалась она чуть слышно. — «Времена года», «Ритц»?

— Скорее всего «Ритц-Карлтон», — решил Селден. — Отеля в Аспене нет.

Селден мигом подлетел на джипе к вилле, разбрасывая в разные стороны гальку, резко затормозил у дверей и бросился в дом. «Как он наслаждается происходящим! — подумала Джейни с ужасом. — Это его стихия!»

Когда она вбежала в дом следом за мужем, он уже говорил с Диггером.

— Дай мне! — попросила Джейни, протягивая руку за труб кой, но Селден покачал головой и жестом отстранил ее.

— Она моя сестра! — напомнила она злым шепотом. Селден нахмурился.

— Ага, ага… — Он покивал головой. — Что за тюрьма? Понятно. Арестованы оба? Нет, вас к ней не пустят. Вам нужен адвокат. Не волнуйтесь, просто оставайтесь у телефона. Я сделаю несколько звонков и свяжусь с вами.

— Что случилось? — крикнула Джейни, как только он повесил трубку.

Прежде чем ответить, он посмотрел на нее и опустился в кресло.

— Случилось вот что, насколько я понял. Патти и Диггер стояли в очереди к кассе супермаркета. Видимо, Мериэл Дюброси узнала, что они отдыхают в Аспене, и притащилась за ними. Она подошла к Патти сзади…

— В супермаркете?!

— Да, в супермаркете, — кивнул Селден. — Она что-то сказала Патти, та обернулась и ударила ее.

— Правильно сделала, — одобрила Джейни.

— Правильно-то правильно, только Мериэл дала ей сдачи — лягнула в живот. За это Патти ее вроде бы толкнула, и Мериэл упала. Приехала полиция и обеих увезла в участок.

— Об этом раструбят все газеты, — сердито сказала Джейни.

— Да, скорее всего, — согласился Селден. — Но сейчас самое важное — вытащить Патти.

— Нам лучше вернуться в Нью-Йорк, — сказала Джейни.

— Нам нечего там делать, — возразил Селден.

— Как и здесь! — бросила Джейни. Селден воздел руки вверх, словно предлагая ей уняться.

— Позволь, я сам об этом позабочусь, хорошо? Сейчас я по звоню Джерри Гребоу.

— Вашему главному по связям с общественностью? Сегодня ведь Рождество!

— Джерри это не смутит, — успокоил ее Селден. — Ему нравятся такие штучки.

Телефонные переговоры заняли три часа. За это время остальные вернулись с пляжа и потребовали объяснений. Пришлось рассказать всю грязную историю с самого начала. Пока Джейни говорила, Пола Роуз многозначительно поглядывала на мужа; ее лицо выражало сильное неодобрение. Наконец Джейни скрылась в своей комнате, где, повалившись на кровать, стала яростно грызть ногти.

— На данную минуту я сделал все, что мог, — сказал Селден, входя и плюхаясь на кровать с ней рядом. Накрыв ладонью глаза, он продолжил:

— Джерри нашел человека, знающего судью, и сумел направить его в суд, чтобы внести за Патти залог. Ей придется явиться на слушание дела через месяц, если обвинение к тому времени не снимут. Все-таки это Аспен, они знаменитости, такие вещи происходят сплошь и рядом…

— Отлично, — холодно отозвалась Джейни. Она была довольна, что Селден сумел уладить дело, но одновременно встревожена тем, что он не пожелал с ней советоваться. Все-таки Патти — ее сестра, а Селден даже не позволил ей поговорить с Диггером. Так же он поступил в истории с домом в Коннектикуте, так же решал, как проводить рождественский отпуск. Он всегда сам принимает решение, не обращая внимания на ее мнение…

— Проклятие! — Селден сел. — Надо все рассказать матери. Такие происшествия действуют ей на нервы.

— Иди рассказывай, — сказала Джейни. Селден встал и поспешил в соседнюю комнату.

— Мама! — донесся оттуда его голос.

— Ах, Селден… — отозвалась Пола.

— Не волнуйся, я все уладил.

Джейни встала и подошла на цыпочках к стене. Стены в доме были до того тонкие, что можно было расслышать каждое слово, как будто беседовали в той же комнате.

— Мне все это не нравится, — сказала Пола Роуз.

— Все будет хорошо, — заверил ее Селден. — Все-таки Диггер — рок-звезда.

— Вот именно! Каждому известно, что рок-звезды — наркоманы. Они вообще бог знает что себе позволяют…

— Диггер не такой. Он милейший парень из Де-Мойна, — попытался он успокоить матушку.

— А сестрица?

— Она ему под стать. — Пауза. — Скажи, мама, что тебя на самом деле беспокоит?

— Не хочется портить тебе настроение, дорогой, — начала она, — но эта твоя женитьба…

— Что тебе не нравится в моей женитьбе?

— Вполне возможно, что Джейни — само очарование. Но ты посмотри, какие проблемы у нее и у ее сестры! Сестра угодила за решетку, а сама Джейни, между прочим, много месяцев не разговаривала с матерью. Я забочусь только о твоем благополучии, сынок. Не хочу, чтобы ты снова мучился.

— Брось, мама! — Селден засмеялся. — Это какая-то истерика.

— Никакой истерики, — не унималась Пола. — Что это за профессия — манекенщица? Не уверена, что это уместное занятие для твоей… жены. У таких женщин совсем другое на уме…

— Мама, ты старомодна. — Снова смех. — Она не всегда будет этим заниматься. От силы еще год, а потом у тебя может появиться внук…

— Селден, дорогой, я не думаю, что Джейни этого хочется. У меня ощущение, что она стремится к другому образу жизни.

— Нет, она хочет стабильности, покоя и детей, — уверенно заявил Селден. — Взгляни на себя! Какая женщина не захочет быть такой, как ты?

— Ты мне льстишь, дорогой. Но она весь день говорила о своем намерении заняться продюсированием кино.

— Мама! — Теперь в его тоне было слышно презрение. — Это одни слова. Джейни часто приходят в голову разные идеи, но живут они считанные минуты. Можешь не сомневаться, уже через неделю она ничего этого не вспомнит.

— Надеюсь, ты прав, — сказала Пола зловещим тоном. Джейни, подслушавшая весь этот разговор, в ужаcе разинула рот, зажала его рукой и осела на пол. Селден внезапно возник в двери и удивленно оглядел спальню, не видя ее. Заметив жену на полу, он спросил:

— Что случилось, дорогая?

— Ничего! — поспешно ответила Джейни, вставая на четвереньки. — Потеряла сережку, вот и все. — Она поднялась, теребя мочку уха.

— Прости меня, — сказал Селден. — Кажется, я был сегодня не очень ласков с тобой. Мне необходимо выпить. Не возражаешь, если мы отправимся в местный бар, о котором ты говорила? Возможно, встретим там интересных людей…

— Конечно, — отозвалась она саркастическим тоном, продолжая вспоминать подслушанный разговор. — А как же машина? Хочешь лишить родню средства передвижения?

— Ничего, обойдутся пару часиков, — ответил Селден с усмешкой. — В конце концов это моя машина: если помнишь, плачу за нее я.

Остаток отпуска был нестерпимо скучен. Джейни очень старалась быть компанейской: точно зная, что не нравится Поле, она решила сделать все, чтобы ее неблагоприятное мнение изменилось. При этом Джейни не собиралась во всем идти ей навстречу. Со следующего после Рождества вечера она увлекла Уитона и Ричарда покером. Те охотно согласились, и к ним пришлось присоединиться Селдену. Поле это не нравилось, но мужчины не стали ее слушать: Джейни правильно угадала, что, начав играть, они войдут в азарт. Пола злилась, Джейни уверенно выигрывала. Играли на мелочь, но Джейни, одерживая над ними верх три вечера подряд, торжествовала, пряча в кошелек монетки. Это хоть как-то улучшало ей настроение.

Но на душе у нее было гадко. Стоило ей посмотреть на Селдена, как вспоминался его разговор с матерью и рана снова принималась кровоточить. «Я ему покажу, — думала она. — Заставлю горько пожалеть о своих словах».

Они улетели обратно в Нью-Йорк 31 декабря и оказались в своем гостиничном номере ровно в девять вечера. Билеты были распроданы на все рейсы, в Майами откладывались вылеты. Джейни больше всего хотелось уснуть, как будто сон мог стереть память об отвратительной неделе на острове. Но Селден ничего не хотел слышать: необходимо отпраздновать наступление Нового года! Он зажег в камине березовые поленья и заказал в номер две бутылки шампанского «Кристалл» и четыре унции белужьей икры.

— Мне как-то не до шампанского, — раздраженно предупредила Джейни. Селден опять поступал по-своему, не интересуясь ее желаниями.

— Новый год надо встречать шампанским, — настаивал он. — Изменить этой традиции — плохая примета.

Он заставил ее вытянуться рядом с ним на диване. Джейни насторожилась.

— Нет лучшего способа встретить Новый год, чем романтический вечер дома, — сказал Селден.

Джейни ничего не ответила, глядя на огонь. Она никогда не понимала, что такое «романтический вечер дома». Если она вынуждена торчать в четырех стенах, то лучше смотреть телевизор и есть в кровати, а не пытаться ломать комедию, изображая какую-то романтику…

— У меня отличная идея! — сообщил вдруг Селден с пылом. — Давай съездим завтра в Коннектикут. Я покажу тебе участок. Мы замечательно проведем время: закусим на воде, потом побываем на участке, потом, возможно, заглянем к чете Макейд…

Джейни почувствовала, что чаша ее терпения переполнена. Она встала, подошла к письменному столу и, обернувшись, холодно произнесла:

— Нам надо поговорить об участке, Селден.

— Это отличное приобретение, — сразу пошел в наступление он. — Прямо на берегу. Таких участков теперь уже не найти…

— Раз так, лучше его продать, — твердо проговорила она.

— О чем ты? — Он уже начал раздражаться. — Я его только что купил. Не для того же, чтобы сразу продать!

— Дело в том, что у меня не будет времени заниматься домом. Я буду очень занята несколько месяцев, может, даже год или два.

— Вот как? — В дверь позвонили, Селден пошел открывать, но на ходу спросил:

— Это чем же, позволь узнать?

Официант принес два ведерка с шампанским и четыре бокала. Казалось, он никогда не закончит расставлять это добро на столике.

— Откупорить бутылки, сэр?

— Не надо, я сам, — сказал Селден.

После ухода официанта он вытащил пробку из одной бутылки и наполнил два бокала. Это занятие его как будто успокоило, и он сказал примирительно:

— Послушай, если ты волнуешься, как все сложится, когда ты забеременеешь, то у тебя, естественно, будет помощь. Когда родится ребенок, мы наймем няню.

Она издала короткий злой смешок и ответила:

— Дело не в детях.

— Тогда в чем?

— Я собираюсь выступить продюсером кинокартины по книге Крейга «В смятении», — заявила она со смелой улыбкой. — Он позволил мне за это взяться.

Селден уже успел глотнуть шампанское и чуть не подавился. Потом запрокинул голову и захохотал. Джейни смотрела на него с негодованием.

— Не пойму, что тут смешного.

Он с улыбкой шагнул к ней и попытался обнять, но она не позволила.

— Брось, детка, — сказал он. — Продюсерство — огромный труд. Для этого нужен многолетний опыт. У тебя ни за что не получится.

— Откуда ты знаешь?

— Знаю! — Он отвернулся и поворошил кочергой поленья в камине. — Не принимай это на свой счет. Просто это моя работа, я в ней неплохо разбираюсь. Ты не представляешь, сколько людей приходят ко мне и говорят, что хотят продюсировать филь мы! Те немногие, кто находит смелость попробовать, как правило, терпят поражение.

— Вот и хорошо, — кивнула Джейни. — Я тоже попытаюсь.

Не выйдет, так не выйдет. Мне, правда, кажется, я добьюсь успеха.

Он удивленно на нее взглянул и отпрянул, пораженный ненавистью в ее глазах.

— Джейни!

— Пошел ты!.. — выдохнула она и выбежала из гостиной в спальню, где перед этим начала разбирать вещи. Он последовал за ней.

— Слушай, Джейни, наверное, я нечетко выразился. Я не хочу, чтобы ты занималась фильмом по книге Крейга…

— Почему? — спросила она, не глядя на него. — Боишься, что у меня получится?

— Нет, не поэтому. — Он аккуратно поставил бокал на при кроватный столик и сложил руки на груди. — Причина в том, что тебе гарантирован провал. В книге Крейга отсутствует сюжет, из которого мог бы получиться фильм. Собственно, там вообще нет никакого сюжета.

— Ты просто завидуешь! — выкрикнула она. — Завидуешь, потому что Крейг талантлив, а ты нет!

Джейни тут же ахнула и закусила губу, боясь, что перегнула палку. Но ведь это правда: он бездарность! Пора ему это понять…

Она достала сложенное платье от Пуччи, нацепила его на вешалку и повесила в шкаф, не смея смотреть на Селдена. Потом наклонилась над сумкой — и увидела рядом с собой его ноги. Тогда она выпрямилась с воинственным видом, готовая принять бой.

Выражение его лица было бесстрастным. Покачивая бокалом с шампанским, он тихо проговорил:

— Если ты хочешь уйти к такому, как Крейг Эджерс, то не думай, что я стану тебе мешать.

— Не бойся, я так не думаю! — выпалила она.

Она проскочила мимо него в ванную комнату и заперлась там.

— Выйди, Джейни, — сказал он. — Давай поговорим.

— Говорить не о чем, — непримиримо отозвалась Джейни из-за двери.

— Джейни! — Молчание. Он забарабанил в дверь. — Джейни, выходи! — Ответа не было. Раздался шум пущенной до отказа воды. — Проклятие, Джейни! Разве так начинают Новый год?


Книга III


13


«G-5» приземлился в аэропорту Шарль де Голль и переехал на полосу для частных самолетов, где его встречали «мерседес» и два французских таможенника. Была середина февраля 2001 года, 11.15 утра. Джейни смотрела в иллюминатор на серое зимнее небо и вздыхала. Отправлена с Мими в Париж! Унизительно, когда с тобой поступают, как с нашкодившей девчонкой, словно выставляя из комнаты!

Она хмуро натянула мягкие серые перчатки. Худшее время для путешествия нельзя было бы подыскать при всем старании. Она уже почти уговорила Джорджа подписать письмо о намерениях касательно ее кинопроекта, как вдруг, когда он, фигурально выражаясь, снял с ручки колпачок, чтобы выписать чек, подоспело приглашение лететь с Мими в Париж. Мими отправлялась туда на примерку платьев, заказанных у «Диора» в октябре, но ей не хотелось лететь одной; она пообещала, что если Джейни составит ей компанию, она познакомит ее с Районом, своим художником по интерьерам. Тот как будто не имел привычки набирать новых клиентов, но мог бы рассмотреть предложение Джейни, если бы она появилась в Париже в феврале, когда в его расписании намечалось «окно».

— Как глупо! — пожаловалась Джейни Селдену. — Ведь нам нечего оформлять!

Для обоих это было чувствительной и рискованной темой. Селден посмотрел на нее предостерегающе.

— Вдруг появится? — спросил он осторожно.

Джейни с вызовом уставилась на него. Он так и не продал землю, не расстался с замыслом построить дом. Он попросту перестал об этом говорить — подобно тому как она не говорила о своих встречах с Джорджем. Когда Мими предложила отправиться с ней на пару в Париж («Нью-Йорк в феврале ужасен: здесь абсолютно ничего не происходит!»), Джейни заподозрила заговор с целью от нее избавиться. Однажды Селден явился домой, полный воодушевления по поводу поездки, о которой якобы услышал от Джорджа. Джейни занервничала: она сама видела Джорджа в тот же день, и встреча их была посвящена не только делам… Она подумала было, что Джордж все ему разболтал; в этом случае она все отрицала бы, утверждая, что Джордж ее домогался, она ему отказала, вот он в отместку и решил ее оболгать…

Но нет, Селден выглядел не сердитым, а довольным, и она быстро успокоилась: Джордж держал язык за зубами. Тревожиться ей следовало не из-за него, а из-за Селдена. За месяц, прошедший после ужасной встречи Нового года, у Селдена появилось покровительственное отношение к ней, словно у нее не хватало ума или осведомленности, чтобы понимать его дела. Со стороны они выглядели парой равных партнеров, но Джейни уже разобралась, что к чему: Селден видел в ней лишь выставочный экспонат, прекрасную модель, подтверждающую его статус настоящего мужчины-победителя. Такое положение ее все больше возмущало. Когда Джейни высказывалась о шоу-бизнесе, политике, даже моде, он внимательно приглядывался к слушателям, будто опасался, что им скучно или неудобно ее слушать; если его опасения подтверждались, он ее прерывал, не давая договорить.

Это проявилось возмутительным образом в середине января, за ужином в доме Гарольда Уэйна. Двадцать гостей сидели за двумя столами. Джейни оказалась соседкой сенатора-республиканца от штата Нью-Йорк Майка Мэтьюза. Это был приятный мужчина шестидесяти с чем-то лет, влиятельный и обходительный, но с мертвой хваткой: последнее он несколько раз доказывал, когда, рассуждая о чем-то, хватал Джейни за руку и не отпускал, даже если обращался ко всем присутствующим, а не к ней одной. Вечер был как раз из таких, какие любила Джейни: важные люди и значительный, с ее точки зрения, разговор. Ближе к концу ужина неожиданно всплыла тема достоинств и недостатков (в основном недостатков — все-таки это демократический Нью-Йорк) республиканской партии. Джейни закатила обвинительную речь, изобличая два главных изъяна республиканцев: противодействие правам женщин и абортам. За столом сидели еще четыре женщины, одна из которых, известная тележурналистка пятидесяти с лишним лет, крикнула: «Внимание!», и все разговоры смолкли, продолжал звучать только голос Джейни:

— Что вы, сенатор! Если лично вы против абортов, то мне придется обвинить вас в лицемерии. Вы уже тридцать лет живете один, и не говорите мне, что за это время ни одна ваша подружка не забеременела!

После этого заявления воцарилась тишина. Джейни почувствовала, что заливается краской от смущения. Она оглянулась на Селдена, сидевшего за вторым столом, и увидела, как у него напряжена шея. Спустя несколько секунд раздался одобрительный смех, как после удачного анекдота, и Джейни почувствовала, что присутствовавшие стали ее больше уважать. Перед этим она была просто хорошенькой женщиной, не заслуживавшей пристального внимания, а теперь превратилась в одну из избранных — по-прежнему привлекательную, но к тому же наделенную блистательным чувством юмора. Сенатор снова вцепился ей в руку и объявил всем:

— Послушайте, эта молодая леди — именно то, чего так не доставало республиканской партии!

И гости весело отправились в гостиную пить кофе. Сенатор провел Джейни через короткий холл. Гарольд оформил гостиную в стиле американский ампир, соответствовавшем периоду возведения самого дома. Обитые шелком диванчики на клешневидных ножках и столики с причудливыми мраморными крышками создавали впечатление погружения в атмосферу прошлого; Джейни не удивилась бы, если бы увидела в окно конные экипажи на Парк-авеню.

В углу красовался рояль. Гарольд пригласил на прием двух оперных певцов. Джейни уселась на длинную скамью, обитую синим бархатом, и, беря у официантки крохотную чашечку кофе, улыбнулась сенатору. При этом она предавалась фантазиям, представляя себя в роли его жены; это было тем более увлекательно, что его прочили в кандидаты в президенты. Стать первой леди — разве не здорово?

— Прошу вас, сядьте, сенатор, — обратилась она к нему. — Умираю от любопытства: слухи верны?

Он принял ее приглашение и проговорил:

— В слухах всегда есть доля правды, но если вы любопытствуете, собираюсь ли я баллотироваться…

— Что вы, я о вас и ваших дамах… — начала Джейни. И в этот момент перед ними предстал Селден.

Джейни подняла на него глаза, приглашая взглядом к ним присоединиться, но его губы растянулись в неискренней улыбке.

— Я хочу попросить у вас прощения за свою жену, сенатор, — начал он. — Она часто говорит не думая. — Он опустился на краешек скамьи, взял Джейни за руку и сказал с наигранной беспечной веселостью:

— У нее привычка рассуждать о вещах, в которых она ничего не смыслит.

— Вот как? — медленно проговорил сенатор и холодно улыбнулся Селдену. — А мне показалось, что она не глупее, а то и умнее всех остальных здесь. Она лишь высказала то, что большинство из них думает, но не осмеливается произнести.

— Что ж, раз вы не обиделись… — неуверенно отозвался Селден.

— Лично я — нисколько, — ответил сенатор, улыбаясь Джейни. — Если надумаете расстаться с этим джентльменом, — закончил он, обращаясь только к ней, — то я к вашим услугам.

Все трое рассмеялись, тут же зазвучала музыка, и разговор закончился. Джейни изображала невозмутимость, но внутри кипела. Все ее подозрения об отношении к ней Селдена подтвердились. Это было невозможно стерпеть. В машине по дороге домой она взорвалась.

— Никогда больше так со мной не поступай! — прошипела она. Оба сидели, глядя перед собой. Сначала он молчал, потом потер рукой в перчатке подбородок и изрек:

— Замечание было не из удачных.

— Неудачным было только твое поведение! — парировала Джейни.

— Может, обсудим это дома, ты не возражаешь? — сказал он, чуть заметно указывая на водителя.

В отеле спор возобновился и набрал обороты. Джейни обвиняла его в снисходительно-неуважительном отношении к ней, Селден твердил, что не понимает, о чем она толкует. Его нежелание ее понять еще больше бесило. Такую ярость, как в тот вечер, Джейни редко испытывала: дошло до того, что она набросилась на него с кулаками. Селден швырнул ее на диван, где она залилась слезами, содрогаясь от гнева. Плотину прорвало: он тоже не на шутку разозлился. Она никогда прежде не видела его столь рассерженным и сейчас испугалась.

— Если хочешь знать правду, ты меня действительно ставишь в затруднительное положение, — сказал он с холодным бешенством. — День за днем я вынужден выслушивать твою болтовню о вещах, в которых ты ничего не смыслишь, наблюдать, как ты споришь с людьми, разительно превосходящими тебя опытом. Тебе удается выходить сухой из воды только благодаря твоей красоте. Если бы не это, тебя никто, поверь, не стал бы слушать!

Джейни от неожиданности широко разинула рот. Никто еще с ней так не говорил, и она не знала, как реагировать. Возможно ли, чтобы муж был прав? Нет, признать это было бы равносильно смерти.

— Ты не слышал, что сказал сенатор? — выкрикнула она. — Что я умнее большинства присутствующих!

— Разумеется, он назовет тебя умницей, — сказал Селден, наклоняясь к ней с презрительной гримасой. — Ведь он политик, его специальность — говорить людям то, что им хочется услышать. На правду ему наплевать. Ты не заметила, как он пялился на твою грудь, как мял тебе руку? Зато я заметил, как и все остальные неумные присутствующие. Ему захотелось тебя поиметь, вот он и был готов сказать что угодно, лишь бы приблизить такую возможность. И ты еще удивляешься, что меня смущает? Не понимаешь, почему я тебя не уважаю? Уж если на то пошло, это ты никого не уважаешь-кроме себя самой, конечно.

Он стал расхаживать по комнате, похлопывая себя по макушке: смешная манера делать так в минуты волнения появилась у него недавно. Казалось, каждый хлопок ладони только усиливал его огорчение.

— Чего я только не наслушался! — продолжал Селден — Все мирно известных кинорежиссеров ты учишь снимать кино. Продюсерам говоришь, кого приглашать на главные роли, бизнесменам — как управлять компаниями. А ведь у самой за душой никаких достижений, хвастаться-то нечем…

— Ты хочешь сказать, я не имею права на собственное мнение, потому что у меня не было тех преимуществ, которое были у других?

— При чем тут преимущества? — Он обернулся и ткнул в нее пальцем. — Речь об упорном труде, черт бы его побрал, о само дисциплине, о постоянном риске потерпеть неудачу! — Он по молчал, перевел дух. — Мне наплевать, что ты плетешь своим глупым друзьям и всей этой своре мужчин, с которыми ты спала и которые за тобой таскаются. Но когда ты оказываешься в обществе моих партнеров, людей, всю жизнь пытающихся чего-то до биться…

Она взвилась:

— Что ты такое говоришь, Селден? Мими и Джордж глупцы? А эти твои измышления о своре мужчин, с которыми я якобы спала…

— Я говорю всего лишь, что в таких спорах тебе лучше помалкивать. Почему ты вечно лезешь вперед? Попробуй Для разнообразия просто послушать. Помолчи — вдруг уловишь что-нибудь полезное!

Они с ненавистью пожирали друг друга глазами. Джейни с горечью спрашивала себя, почему всегда почтительно внимала богатым и могущественным мужчинам, которых знала, но с собственным мужем роль слушательницы ей совершенно невыносима. Значит, она его не уважает. И никогда не уважала? Нет, эта мысль была слишком ужасна. Интуиция подсказывала ей, что пора все так повернуть, чтобы предстать жертвой.

— Я понимаю, о чем речь, Селден, — заговорила она с дрожащими губами, предвещавшими приступ рыданий. — Ты не хочешь, чтобы я росла и менялась. Тебя это пугает. Но ведь я всегда был? такая, всегда пыталась совершенствоваться, что-то предпринимать. Если ты думаешь, что я буду сидеть у тебя под боком, как мышка, то глубоко ошибаешься. Если мое поведение тебе неприятно, то это, прости, твоя проблема, твои трудности. Как ты смеешь перекладывать их на меня? — И она, расплакавшись, убежала в спальню.

Когда он спустя час ложился спать, Джейни притворилась спящей. Скоро раздался его негромкий храп. Она же несколько часов не могла уснуть. Гордость состязалась в ней с цинизмом: гордость требовала развода, а цинизм возражал, что, как бы ужасен ни был Селден, она не желает возврата к прежней жизни. В конце концов ее сморил сон.

Проснувшись от звука льющейся в ванной комнате воды, Джейни почувствовала, что совершенно вымотана. Селден вошел в спальню, обернув бедра полотенцем, сел на край кровати, откинул назад волосы, придвинулся к ней.

— Послушай… — начал он. Она думала, что он будет просить прощения, как всегда бывало после ссор, но он лишь сказал:

— Думаю, нам не надо так… ссориться, хорошо?

Это было не то, что Джейни хотелось услышать, но она согласно улыбнулась. Он поцеловал ее в губы.

— Увидимся позже, хорошо?

— Хорошо. — Она скорбно вздохнула.

— Что ты, Джейни! Это смешно! — убеждала ее Мими два дня спустя. — Джордж в точности такой же. Разве ты ни от кого не слышала, что все мужья одинаковые?

Они обедали в «Динго», где царила такая же расслабляющая атмосфера, как и во всем зимнем Нью-Йорке.

— О да, — продолжала Мими с недобрым блеском в глазах, — это одно из величайших разочарований в жизни. Это — и еще дети. Ты воображаешь, будто выходишь замуж за не похожего ни на кого человека, за своего избранника, возвышающегося над всеми. А потом оказывается, что твой муж типичен. Это такой вид-"женатый мужчина". Никуда не денешься, моя дорогая: всякий муж ничем не лучше и не хуже любого другого. Мне даже иногда кажется, что они полностью взаимозаменяемы!

Джейни встретила эти слова слабой улыбкой. После ухода Зизи Мими, на взгляд Джейни, сильно изменилась.

В ней появилась горечь, и она стала похожа на других женщин за сорок лет, злящихся на то, что их жизнь сложилась на так, как им хотелось. У нее было все, но получалось, что она считает себя жертвой обмана. Джейни снова и снова напоминала себе: нельзя ей уподобляться, что бы ни случилось…

— Дело не в том, что Селден похож на других мужей, — сказала она, нервно крутя на пальце обручальное кольцо, словно это был символ неволи, а не любви. — Я не могу вынести неуважение. Как он смеет?

— Неуважение — составная часть целого, — ответила Мими, пожимая плечами. — В день женитьбы мужчина теряет к тебе уважение именно из-за того, что ты вышла за него замуж: он знает свои недостатки и считает жену тупицей, поскольку она с ними мирится.

— Он пытается меня сломать! — воскликнула Джейни.

Неужели? Сам он так не считает, уверяю тебя. По его мнению, он отстаивает свои права мужа. А среди его прав, к сожалению, — право говорить тебе, как поступать.

— Ты не слышишь от Джорджа, как тебе поступать, — заметила Джейни. Встречаясь с Джорджем по поводу будущего фильма, она все больше им восхищалась. Он всегда пребывал в пре красном настроении, они с ним постоянно хохотали…

— Слышу, еще как слышу! — Мими нахмурилась. — Джордж ужасно властный. Селден, надо полагать, тоже. Если бы не властность, они бы не добились таких успехов и мы бы не вышли за них замуж. — Джейни казалось, что Мими сверлит ее взглядом. — Разница в том, что, когда Джордж начинает перегибать палку, я мягко ставлю его на место. С мужчинами такого сорта бесполезно вступать в противоборство — непременно проиграешь. Когда они начинают спорить, их самолюбие требует выигрыша любой ценой, и они готовы что угодно сказать и сделать, лишь бы этой цели достичь. Знаю, ты тоже крепкий орешек, Джейни. — Мими усмехнулась. — Но поверь мне, ты недостаточно крепкая, иначе вообще не вышла бы замуж, а заправляла бы корпорацией или киностудией.

— Женщина должна сочетать семейную жизнь и деловой успех! — выпалила Джейни.

Мими снисходительно улыбнулась.

— Не спорю, должна. Но ты можешь назвать хотя бы одну, которой бы это удалось? Таких вообще нет. Ну, найдется две-три, никак не больше. Большинство могущественных мужчин не со гласны терпеть в женщинах такую твердость. Они для того и женятся, чтобы в их жизни была отдушина.

— Я ведь не изображаю женщину-кремень, — возразила Джейни. — Все, что я хочу от Селдена, — это немного уважения. У него нет причин вести себя так, словно я ни на что не гожусь…

Мими приподняла брови и засмеялась.

— Джейни, — терпеливо произнесла она, — тебе тридцать три года. Знаю, ты считаешь, что это много, но ты ошибаешься. Когда мне было тридцать три, я тоже без удержу фантазировала о своей будущей жизни, о своих грядущих свершениях, о своем будущем муже… Конечно, ты мечтаешь о большем, но вот тебе мой совет: взгляни на свою жизнь по-другому. Я бы поступила не по-дружески, если бы не предупредила, что ты ставишь под угрозу свой брак. Взять хоть этот проект, который ты пытаешься осуществить с помощью Джорджа…

— Почему бы мне не предложить Джорджу проект? — спросила Джейни, спеша ее прервать. Из-за встреч с Джорджем она чувствовала вину, но не хотела оставлять Мими малейшую возможность предположить, будто между ними есть что-то большее, чем работа. Она говорила легким тоном, но в нем можно было уловить вызов. — Если ты считаешь, что мне нельзя ничего ему предлагать, поскольку он твой муж, то это равносильно требованию исключить какой-либо бизнес с любым женатым мужчиной. Да, я прорабатываю с Джорджем деловой проект, а то, что он твой муж, — просто случайность.

— Дорогая, — сказала Мими со смешком, трогая ее руку, — ты никак не поймешь главного: дело не в том, с кем ты работа ешь, а в том, что ты пытаешься конкурировать с Селденом.

— Он что, в курсе? — спросила Джейни, вертя стакан с водой. Мими вздохнула:

— Я не сказала ему ни слова. Джордж, думаю, тоже. Но Селден все равно рано или поздно что-то пронюхает и здорово разозлится.

Джейни преувеличенно громко засмеялась, словно услышала полную чушь.

— Из-за чего, скажи на милость, ему злиться? — спросила она невинным тоном. — Наоборот, пусть гордится мной!

Мими задумчиво смотрела на нее:

— Нет, гордиться тобой он не будет. Пойми, он воспримет это как попытку под него подкопаться! Показать, что ты не хуже его, причем в области, которая для него важнее всего, — в его работе!

— Ему полезно будет уяснить: в нашей семье не один он на что-то способен, — возразила Джейни.

Мими вздохнула.

— Дело не в том, что он считает тебя ни на что не способной, Джейни. Просто если бы он захотел жениться на женщине, занимающейся тем же, что и он, то так и поступил бы. Он уже был женат на деловой женщине, и из этого ничего не вышло; Теперь ему хочется совершенно другого. Уверена, ему очень нравится, что ты личность, но он женился на тебе не только из-за этого, но и потому, что ты красивая, нежная, что ты можешь быть ему признательна. Он ведь считает, что спас тебя…

— Спас? Меня? Он так и сказал?

— Не буквально так, но… Давай смотреть правде в глаза: у тебя не всегда была безупречная репутация.

— И Селден в это поверил!

— Нет, конечно, иначе он бы на тебе не женился. — Мими отвернулась и в который раз вздохнула. — Он решил, что о тебе просто злословят. Я тоже так думала — я и сейчас так считаю. Но он полагал, что, женясь на тебе, дарит тебе жизнь, которой ты всегда желала и которой заслуживаешь. Естественно, он воображал, что ты хочешь детей, полноценной семьи…

— Мы женаты всего полгода, — напомнила Джейни.

— Он просит лишь немного понимания, хочет ощущать, что ты горда его достижениями. А если ты будешь рваться в бизнес, то он решит, что ты считаешь его неудачником.

— Я совершенно не считаю его неудачником! — отчеканила Джейни и швырнула на стол салфетку, дрожа от злости. Почему все вечно пытаются ее осадить? Она тут же оказалась во власти прежней неуверенности в себе, в своих возможностях.

Это чувство было знакомым и крайне болезненным, ибо из него проистекала утрата контроля за ситуацией, а это было для нее неприемлемо. Джейни знала, как это опасно: в таком состоянии она была способна на глупые, вредные поступки.

Мими, размышляя о браке, вспомнила свою мать.

— Иногда приходится чем-то жертвовать, Джейни… — проговорила она ласково. — Когда не хочешь идти на жертвы, очень трудно чего-либо добиться.

Джейни понимала, что Мими права, но была слишком рассержена, чтобы это признать.

— Если ты говоришь о переезде в Коннектикут, — сказала она, — то об этом не может быть и речи.

Во взгляде Мими Джейни увидела жалость. '

— Нет, я подумала о Патти, — прошептала Мими.

Джейни уставилась на свою салфетку. Неужели Мими сознательно ее подстрекает? Патти была для нее больным вопросом, и Мими это знала: ведь сестра оказалась права, а

Джейни ошиблась. После драки в Аспене — Патти и Диггер относились теперь к этому, особенно к короткому пребыванию Патти в тюрьме, как к одному из самых потешных происшествий за историю своего брака — Мериэл Дюброси созналась, что забеременела не от Диггера. Скандал мгновенно стих, словно его и не было, а Патти с Диггером с головой погрузились в семейную жизнь. Впрочем, они иногда ужинали с Джейни и Селденом — Селден гордо считал примирение этой пары делом своих рук, и Патти раз за разом благодарила Селдена за помощь и твердила Джейни, что они с Диггером стали еще ближе друг другу, чем раньше. Джейни оставалось только скрежетать зубами от зависти, тем более что ее собственный брак устраивал ее очень мало.

Впрочем, глядя на Мими, она успокаивала себя мыслью, что не одна такая. Вспоминая бурную сцену с Мими, она мысленно твердила, что Мими настоящая дурочка. В эти дни та выглядела очень усталой, казалось, ее красота совсем померкла — как печально!.. Но чего еще ожидать? В конце концов, все, что есть в жизни Мими, — это Джордж. Но если поведение Джорджа в отношении Джейни в последнее время что-то означает, то очень возможно, что скоро Мими лишится даже этого утешения…

Закусив губу, Джейни провела пальцем в перчатке по иллюминатору, залитому с внешней стороны дождем. За две недели после того ленча с Мими она немало натворила. Ужасаться было нечему, но и вспоминать все это не хотелось — по крайней мере сейчас.

Сидя в просторном кресле по другую сторону прохода, Мими отстегивала ремень.

— Наконец-то! — воскликнула она. — Собственный самолет — это отлично, но мне не хватает «конкорда». — Она потянулась. — Обожаю Париж, а ты?

Джейни снисходительно улыбнулась. В отличие от едва ли не всех на свете она не относилась к Парижу с любовью: с ним у нее было связано слишком много неприятных воспоминаний. Но она была рада, что Мими довольна. Как только забрезжило путешествие в Париж, та преобразилась: превратилась в прежнюю Мими, полную энергии и доброты, даже выглядеть стала гораздо лучше. Ее красота как будто очнулась после короткой зимней спячки: лицо разгладилось и засияло, подстриженные волосы окружали его мягкими волнами, делая похожей на кинозвезду 50-х годов.

— Идем! — И Мими почти силой выволокла Джейни из само лета. — О багаже не беспокойся: его привезут прямо в отель.

Я велю водителю покружиться у Эйфелевой башни. Такая у меня традиция. — Она уже подводила Джейни к «мерседесу». — Нас ждет куча удовольствий. Разве плохо забыть на недельку о мужьях?

Джейни засмеялась и кивнула. Легко сказать! Селдена она охотно выкинет из головы, подумала она угрюмо. Селдена, но не Джорджа.

Сон начался с моря, залитого лунным светом. Сначала она услышала шорох пены на гребнях огромных серо-зеленых волн, почувствовала, как лицо ей обдувает соленый ветер. Потом оказалось, что она несется, стоя на спине огромного дельфина и держась за его тонкий плавник. Сама она была стройной, мускулистой и загорелой, настоящей валькирией из другого мира, — кому же еще под силу пуститься в плавание на спине волшебного дельфина? Плавание имело цель — спасти тонущего мужчину; но лишь только они к нему подплыли, на них обрушилась колоссальная волна. Мужчину эта волна спасла, выбросив на сушу. Когда волна разбилась о берег, девушки и дельфина не стало. У Джейни разрывалось от боли сердце: она знала, что девушка, то есть она сама, мертва.

Мужчину принесло к прибрежной деревушке, где жили туземцы и пестрая толпа красивых молодых американцев. У мужчины — правильнее было считать его юношей, ведь ему было года двадцать четыре, не больше — была сломана нога. На следующий день в деревне появилась молодая женщина. Это была Джейни, но не та, что плыла на дельфине, а ее младшая сестра. И не настоящая младшая сестра, Патти, а Джейни — сестра самой Джейни (чего только не бывает во сне…). Она тоже была красива, но полна опасений, что не сможет проявить героизм, свойственный старшей сестре. Значит, ей тем более необходимо было испытать себя. Героиня погибла, и она должна была выведать, что на самом деле произошло.

Она стояла на пляже и чертила на песке большим пальцем ноги. Сердце ее ныло от сочувствия к погибшим, дельфину и героине, но у нее тоже была цель. Молодой человек подошел, взглянул на нее, и они тотчас нежно друг друга полюбили.

Молодой человек повел ее к бару «Кон-Тики». Ее ждали опасные приключения в одиночестве, и ей хотелось напоследок насладиться любовью. Сможет ли она удержать его интерес? Другие женщины на острове были красивы, гораздо красивее ее, но ему была нужна она.

Она танцевала для него в баре «Кон-Тики». Потом он повел ее за руку прочь от толпы. Он был в нее влюблен.

Сначала они целовались, потом любили друг друга, сливаясь в одно целое, забываясь друге в друге и в умопомрачительном ощущении чистого секса. Это длилось бесконечно. Он овладевал ею всеми мыслимыми и немыслимыми способами. Она забыла про страх, гнев, для нее существовала только ослепительная любовь, беспредельное счастье…

А потом ей пришлось уйти, чтобы исполнить возложенную на нее миссию. Она пересекла пляж и оказалась у места, где плескался дельфин. Когда она протянула руку, дельфин устремил на нее невыразимо печальный взгляд…

Джейни вскрикнула. Пробуждение было медленным. Дельфин на глазах превращался в шкаф у противоположной стены, море — в тяжелые гардины из красного шелка, не пропускавшие дневной свет. Сначала она не могла вспомнить, где находится и зачем. Потом методом исключения она пришла к осознанию того, что прилетела в Париж, поселилась в роскошном отеле «Афины-Плаза», что произошло это уже два дня назад и что ее спутница — Мими. Но эмоционально она еще не рассталась со своим сном. Джейни страшно хотелось вернуться в него, оказаться там, где у нее была цель, снова ощутить такую огромную любовь… «Если бы только можно было обрести это чувство в настойчивом труде, — подумала она в отчаянии, падая на подушки. — Если бы можно было хотя бы разок испытать то же самое в реальной жизни…» Джейни нехотя повернулась, чтобы взглянуть на часы. Десять утра. Она вспомнила, что существовал человек, способный удовлетворить ее вожделение, и звался этот человек Зизи…

Джейни по-прежнему билась над решением загадки, почему он ее отверг. Вспоминая последние мгновения их ужасного столкновения, она вдруг подумала, что где-то на жизненном пути свернула не туда. Этот ошибочный поворот был как древесный ствол со множеством ветвей, которые тоже стали неверными путями, но она не прекращала движение в надежде, что какая-нибудь из этих тропинок выведет ее на правильную дорогу. Если бы она стала хозяйкой своей жизни гораздо раньше, рискнула бы заняться тем, во что сама верила, то никогда бы не очутилась здесь, в Париже, женой человека, который ее не любит или, во всяком случае, любит не так, как бы ей хотелось. Валяясь в постели, Джейни вспоминала ту отвратительную неделю на Мустике; разговор Селдена с матерью звучал в ее голове так отчетливо, словно они и сейчас перемывали ей косточки за тонкой стенкой: «Посмотри, какие проблемы у нее и у ее сестры!» — «Джейни часто приходят в голову разные идеи…» Она зажала руками уши, боясь, что сейчас закричит. Все равно она добьется своего… Заслужит уважение, которого достойна… Все это осуществимо, лишь бы Джордж не подкачал!

Она опять покосилась на часы. На них 10.10, то есть 4.10 утра по нью-йоркскому времени, — слишком рано для звонка. За истекшие два дня она звонила Джорджу трижды, и всякий раз секретарша просила ее подождать, а потом отвечала, что у Джорджа совещание, он перезвонит позже. Но звонка от него так и не последовало, и у Джейни уже появилось подозрение, что он ее избегает. Если бы только она не забралась в Париж! В Нью-Йорке она сумела бы его выследить, разыграла бы случайную встречу в ресторане или на улице. Джордж — человек привычки, и она, даже не ставя перед собой такой цели, успела изучить его правила: по средам он обедал в «Динго», по четвергам в «Патроне»; ровно в половине шестого вечера трижды в неделю он посещал спортивный клуб в Центральном парке.

Джейни заставила себя встать под душ и пустила холодную воду. Разница во времени чувствовалась хуже всего на второй и третий дни, а ей требовалась свежая голова. Надо было внушить Джорджу, что в их проекте от него требовалось одно: подписывать контракты и чеки. Если он решил, что может этого избежать, отослав ее в Париж, то это серьезная ошибка.

От холодной воды у нее прояснилось в голове. Вытираясь мягким полотенцем, Джейни тщательно обдумывала ситуацию с Джорджем. Возможно ли, что она сыграла неверно? Целый месяц после того как она изложила ему свои намерения, она делала правильные ходы, сама любуясь тем, как изящно ей удается отказывать ему в том единственном, чего ему, как она считала, по-настоящему хочется. Благодаря ее неустанным (но притом осторожным) уговорам, он в конце концов тоже проникся мыслью, как хорошо будет, если она выступит продюсером фильма по книге Крейга, и даже признал ее продюсерские достоинства. Юристы составили и несколько раз проверили контракты. Только тогда, убежденная в свой неотразимости и в том, что секс скрепит сделку, Джейни «уступила» ему у него в кабинете.

С самого начала зная, что до этого рано или поздно дойдет, она приняла холодное, взвешенное решение, что успех гораздо важнее неверно понимаемой добродетели. Что плохого, если она находит Джорджа привлекательным и забавным, иногда даже позволяет себе помечтать о том, каково бы ей было в роли его жены? Но только когда все закончилось и он застегнул на брюках молнию, она почувствовала: что-то изменилось. Он наградил ее теплым поцелуем в щеку, но слова, которые он сразу после этого произнес, прозвучали холодным душем:

— Благодарю. — Так хвалят разве что официантку после вкусного обеда… — Было очень мило.

— Мило? — обиженно переспросила она. Зная, что событие должно получиться запоминающимся, она сделала самый лучший минет, на какой только была способна: засунула указательный палец ему в анальное отверстие и хорошо обработала языком головку члена.

— Хорошо, — уступил он, видя ее недовольство. — Было от лично — так пойдет?

И он проводил ее к двери, как какую-нибудь бухгалтершу. Она даже почувствовала себя страшно виноватой перед Мими.

— Как насчет контрактов? — спросила она как ни в чем не бывало, делая вид, будто ничего не произошло.

— Ах, контракты… — Он закатил глаза. — Поговорим о них завтра. — Он распахнул дверь, и ей ничего не оставалось, кроме как выйти. — Всего хорошего! — напутствовал он ее.

На следующий день он не изъявил желания обсуждать контракты, днем позже-тоже. На ее звонки он еще отвечал, но всякий раз, когда она поднимала этот вопрос, быстро менял тему, после чего секретарша, словно он ее об этом попросил, вмешивалась в их разговор, сообщая о важном звонке на другой линии. Настал вечер отлета в Париж, а он так и не подписал контракты, даже не сказал, когда это сделает. И это притом, что Крейг названивал уже ежедневно…

Крейгу обещано было 300 тысяч долларов за сценарий и еще 700 тысяч в день начала съемок. Джейни должна была получить 100 тысяч авансом и еще 400 тысяч по завершении съемок. На создание сценария и его продажу кинокомпании было отведено полтора года. Естественно, Джордж тоже числился продюсером (хотя как человек, заплативший деньги, сам не должен был ничего делать) и получил бы наибольшую долю от прибыли. Мысли об этом приносили Джейни одно огорчение. Вешая мокрое полотенце на дверь ванной и заворачиваясь в махровый халат, она тоскливо вспоминала, что от Джорджа требовалось всего лишь выписать чек на 400 тысяч — мелочь для него, ведь Мими наверняка тратила на свои парижские наряды больше…

А теперь она в тысячах миль от Нью-Йорка и от Джорджа. Она по-прежнему не сомневалась, что при личной встрече сумела бы добиться от него всего. Напрасным был только ход последней картой в уверенности, что игра выиграна. Она прокрутил в памяти последние роковые минуты с Джорджем, как финал бездарного фильма, и, рухнув на кровать, бессильно замолотила кулаками по подушке.

Хватит об этом думать! Выбросить из головы те десять последних минут, никогда больше их не вспоминать, не говорить о них! Если не думать, то можно себя убедить, что ничего этого не было; постепенно память о позоре сотрется. Главное — сосредоточиться на проекте, заставить Джорджа ответить на ее звонок и подписать контракты, а дальше все пойдет как надо.

Джейни оглядела апартаменты. Сначала ей понравились мебель и декор в стиле XVIII века, но сейчас номер показался тесным и мрачным. Ей захотелось пройтись и подышать свежим воздухом. Она причесалась, напудрилась, натянула брючки от Версачи, надела шелковую кофточку, накинула плащ в тон всему ансамблю и, схватив сумочку, поспешила на встречу с городом, который презирала.

— Pardonnez-moi, — обратилась она к привлекательному лысеющему французу за стойкой. — Est qu'il у a un message pour moi?[3 - Извините. Для меня ничего нет? (фр.)) Все в порядке (фр.].

Она говорила по-французски с сильным акцентом. Она не исключала, что Джордж звонил ей, когда в Европе уже была ночь, и не захотел ее будить.

— Oui, мадам, — ответил дежурный учтиво. Джейни подумала, что во Франции лысые мужчины почему-то всегда элегантны, а в Америке смахивают на Брюса Уиллиса. — Кажется, что-то есть.

Значит, все отлично, подумала она с облегчением и поспешно надорвала конверт. Увы, в нем лежало всего лишь предложение Мими встретиться в час дня в салоне «Кристиан Диор».

Первой ее реакцией была злость и разочарование. Увидев ее выражение, дежурный спросил, все ли в порядке.

«Все очень плохо!» — чуть было не ответила она, но вовремя спохватилась. Страх — плохой советчик. Если Джордж почувствует, что она боится, он наверняка будет и дальше тянуть с подписанием контрактов.

— C'est d'accord[4 - Еще? (фр.)] — сказала она с улыбкой. Джордж — закаленный бизнесмен и, возможно, испытывает ее, проверяя на прочность. Если так, подумала она, взглянув на часы, ему предстоит узнать, какая у нее закалка.

До встречи с Мими оставалось еще полтора часа. За это время она решила побывать в знакомом косметическом магазине и приобрести про запас свою любимую губную помаду «Пусси пинк». Подзывая одно из такси, стоявших перед отелем, она решила не звонить Джорджу дня два-три. Пускай, зная, что она сопровождает Мими, и не имея от нее вестей, немного понервничает…


Она поехала на такси на бульвар Сен-Жермен на левом берегу. Город был ей так знаком, словно она не покинула его пятнадцать лет назад: все то же безумное движение, бульвары, отель «Крийон», сад Тюильри, потом мост через Сену-и вот они, чудные лавочки бульвара Сен-Жермен. Увидев ту, что искала, она велела таксисту остановиться.

Дверь магазинчика открылась под звон колокольчиков, и Джейни вошла внутрь. Магазинчик был крохотный, почти полностью занятый прилавком. Здесь нужно было знать, чего ты хочешь, чтобы это получить. Подойдя к продавщице за прилавком, она спросила:

— Vous avez la rouge a levres «Pussy Pink»?[5 - У вас есть губная помада «Пусси пинк»? (фр.)]

Продавщица кивнула и вышла в заднее помещение. Джейни успокаивала себя, что не напрасно прилетела в Париж: по крайней мере пополнит свой запас помады. Но продавщица появилась, отрицательно мотая головой.

— Простите, мадам, но «Пусси пинк» больше нет.

— Как нет? — удивилась Джейни. — А когда будет снова? И, вспомнив, что это Париж, объяснила:

— Encore?[6 - Еще? (фр.)]

— C'est fmi, — сказала продавщица, пожимая плечами: она уже потеряла интерес к разговору.

— То есть как кончилась? — не поняла Джейни.

— Марка. Нет. Все.

— Но ведь она еще продается в «Барнис», — возразила Джейни, словно это доказывало, что продавщица ее обманывает.

— Возможно, у них еще найдутся один или два тюбика, — ответила продавщица, опять пренебрежительно пожимая плеча ми. — Кончится там — и все.

— Вы хотите сказать?..

— Ну да. Этого оттенка больше не будет.

Джейни вышла из магазинчика потрясенная. Она пользовалась помадой «Пусси пинк» все пятнадцать лет после первого посещения Парижа. Эстелла, вместе с которой она снимала квартиру, научила ее, что нельзя менять цвет губной помады, чтобы фотографы ее лучше запомнили. Что ж, это помогло, хотя, возможно, не так, как она надеялась…

Это невероятно! Джейни застыла на тротуаре, не зная, как быть. Откусив краешек ногтя, она зло его выплюнула. Вместе с помадой «Пусси пинк» она утрачивала частицу своей личности и не знала, чем ее заменить. Это предвестие, подумала она в отчаянии, но чего? В следующую секунду включился «автопилот»: ноги сами понесли ее на боковую улочку, к знакомой деревянной двери.

На стене по-прежнему висела скромная красная табличка с золотой надписью «Золло моделс», на двери была все та же бронзовая ручка, дверь открывалась в знакомый дворик, где истертые каменные ступеньки вели в международное агентство моделей «Золло». Джейни знала, что до конца жизни не забудет день, когда впервые поднялась по лестнице и вошла в красную дверь. 1985 год, ей было 18 лет.

— Глядите-ка, Нью-Йорк шлет и шлет мне красоток! — крикнул Жак Золло тогда, при ее первом появлении.

Не зная, что сказать, Джейни подала ему свой альбом.

— Высокая и худая, да. — Он покивал и быстро пролистал альбом. — А лицо не годится. Слишком американское. Вам бы приехать в Париж два года назад. — Он указал на стену, где были развешаны журнальные обложки с голубоглазыми блондинками. — Тогда всем требовались такие. Но не теперь.

— Пожалуйста! — пролепетала Джейни в отчаянии, готовая разрыдаться.

Она только что приехала в Париж из Милана, где четыре месяца безуспешно пыталась найти работу манекенщицы; потом ее нью-йоркское агентство решило, что ей следует попытать счастья в Париже. Джейни не знала ни слова по-французски, и каждая минута, проведенная в Париже, была для нее мучением: она не могла купить в магазине поесть, потому что все лежало за стеклянным прилавком и надо было обо всем просить продавцов; невозможно было купить в аптеке зубную пасту, в деньгах она тоже не разбиралась, да и денег этих у нее было в обрез. Она была измотана и голодна; не найдет работу в Париже — ее отправят домой, где мать поднимет на смех и скажет: «Я тебя предупреждала! Я знала, что ты никогда не добьешься успеха…»

— Пожалуйста! — повторила она шепотом. — Я на все готова…

Жак Золло придирчиво ее оглядел. Он был красавчиком тридцати с небольшим лет-возможно, даже слишком красивым, на вкус Джейни. Промолчав несколько минут, показавшихся ей часами, он спросил:

— На нижнее белье согласны?

— Белье? — опасливо переспросила Джейни. Нью-йоркское модельное агентство предостерегало ее против этого направления, но решение надо было принимать прямо сейчас. И она ре шилась. Стоя перед Жаком Золло, совершенно подавленная, она смело передернула плечами, изображая бесшабашную отвагу, и ответила:

— Конечно, почему бы и нет?

У Жака оставались сомнения.

— Вы не сделали… — Он подпер себе грудь ладонями, изображая женские груди.

— Имплантаты? Нет, об этом я не подумала…

— Вот и хорошо, — сказал он. — В Америке большая грудь очень популярна, но здесь, во Франции, нам не нравится, когда наши женщины выглядят коровами.

— Нет, — заверила его Джейни, — я никогда… никогда такого не сделаю со своим телом.

Теперь, пятнадцать лет спустя, Джейни оглядела улицу. Получается, она солгала тогда: в конце концов она вставила себе в грудь имплантаты. Удивляться было нечему: она редко держала слово. Прошло совсем немного времени после ее знакомства с Жаком, а она уже делала много такого, чего раньше не видела даже в страшном сне…

Не сметь об этом думать, приструнила она себя. Тем более сейчас! И она зашагала прочь, углубляясь в Латинский квартал, где располагались небольшие галереи, способные ее отвлечь. Но мозг не повиновался: какие бы преграды она ни возводила, прорывались мелкие воспоминания, грозя быстро затопить ее память болью…

На просмотрах собиралось по пятьсот молодых женщин со всего мира, жадных до работы, менеджеры модной индустрии, которым всегда необходимо было пристроить кому «кузину», кому «знакомую», агенты, уменьшавшие заработки манекенщиц, отказывавшихся принимать их условия. У всех девушек были те или иные изъяны; выше всех котировались те, кто выглядел в соответствии с требованиями момента. Вокруг таких возникала кутерьма, и им обычно удавалось сделать бойфрендом какого-нибудь фотографа, что обеспечивало больше работы — и защиту от мерзавцев, с которыми иначе невозможно сладить. Этих девушек можно было считать счастливицами: через год-два они с триумфом возвращались в Нью-Йорк, и некоторые даже становились там супермоделями.

Но были и другие, о которых больше ничего не слышали: эти спивались, вскрывали себе вены, употребляли наркотики и попадали в больницы. Об этом было хорошо известно, об этом постоянно судачили сами девушки, агенты и фотографы. Результат бывал один: вскоре нью-йоркские агентства снабжали таких неудачниц авиабилетами в заштатные городишки, откуда они были родом.

Джейни провела в Париже две недели, когда разразился скандал из-за девушки по имени Донна Блэк. Джейни впервые об этом услышала, когда находилась в фотостудии, снимаясь для рекламы компании «Ла Бейби». Это была ее первая

Настоящая работа, а то, что она снималась для рекламы, означало одно: скоро ей заплатят настоящие деньги. В рекламном проспекте должны были красоваться две обнимающиеся блондинки, при взгляде на которых потребителю предлагалось представить, как обе сбросят дорогое белье и займутся сексом. Партнершей Джейни была девушка по имени Эстелла, снимавшая комнату вместе с Донной Блэк.

Донна и Эстелла были из Индианы, только отец Донны был врачом, а отец Эстеллы — мелким торговцем наркотиками. Про мать Эстелла говорила, будто официантка, но так закатывала глаза при любом упоминании этой профессии, что Джейни подозревала, что ее мать торгует собой.

Самой Эстелле терять было нечего. Позируя, она поднялась выше и быстрее, чем могла мечтать у себя в Индиане. Она не лезла за словом в карман, все время хохотала — мать Джейни сказала бы, что такая непременно «окажет дурное влияние». Она издевалась над фотографом, почти не говорившим по-английски, комично копировала жесты, с помощью которых он пытался им показывать, что делать, и спрашивала заказчика, сколько он заплатил бы им за секс. Заказчик спокойно отвечал, что платить женщине за секс — это прекрасно, вызвав у Эстеллы и Джейни приступ хохота. Они без устали цитировали его слова, смущая фотографа и его помощников.

К концу дня Эстелле позвонил Жак, и после его звонка она была сама на своя. «Донна Блэк пырнула ножом Антуана Дюбурге», — сообщила она. Антуан Дюбурге был шишкой в одной из косметических компаний; видимо, у Донны была с ним связь, а потом она застала его в постели с другой моделью. Подобное происходило в Париже сплошь и рядом, тем не менее в студии начался кавардак; фотограф перенес съемку на следующий день, сочтя обстановку нерабочей.

Джейни и Эстелла поспешно собрали вещи и убежали. Джейни, торопившейся вниз по лестнице следом за Эстеллой, показалось, будто та плачет, но на улице выяснилось, что она ошиблась: Эстелла истерически хохотала.

— Я знала, что Донна этим кончит. Она не вылезала из неприятностей. — Говоря это, Эстелла щипала Джейни за руку.

Джейни была в ужасе. Впрочем, за месяцы, проведенные в Европе, она успела понять, что не всегда верно реагирует на происходящее и ее реакция выглядит в глазах окружающих мещанской. Поэтому, наблюдая за Эстеллой, она скопировала ее поведение: тоже стала смеяться, даже сказала, что Антуан получил по заслугам.

— Думаешь, он умер? — спросила она.

— Сомневаюсь, — ответила Эстелла, — Убить человека ножом не так просто. Для этого надо перерезать ему горло или пырнуть раз десять. — Она отбросила назад длинные волосы. — У Донны маловато силенок. Она совершенно не тренировалась, поэтому Жак и собирался ее прогнать.

Девушки посмотрели друг на друга и снова прыснули. На самом деле модели чаще всего пренебрегали физическими упражнениями и, чтобы не толстеть, сидели на губительной диете — шампанское и сигареты.

— Но для меня это проблема, — продолжила Эстелла, — теперь мне нужна новая соседка. Донна не работала, но папаша платил за нее арендную плату.

И тогда Джейни, радуясь возможности ближе сойтись с такими блестящими растленными людьми, предложила свою кандидатуру.

Эстелла жила на левом берегу, близко от Сены, в квартире с высоким потолком и входом через двор. Планировка квартиры показалась Джейни идиотской — в спальни приходилось идти через другие комнаты, но все равно это был большой шаг вперед по сравнению с ее прежней квартирой. Квартира Эстеллы, официальной арендаторшей которой была модель, жившая в Париже пятью годами раньше, а потом вернувшаяся в Нью-Йорк, где стала «лицом» одной косметической компании, была обставлена, на взгляд Джейни, дорогим французским антиквариатом, хотя на самом деле такие предметы можно было найти на любом парижском «блошином» рынке. Но больше всего Джейни удивила комнатка по соседству со спальней Эстеллы — настоящая пиратская сокровищница, набитая туфлями, сумочками, шикарными дорожными чемоданами, куртками, платьями, свитерами и украшениями лучших фирм. Все это явно было Эстелле не по средствам. При виде такого богатства у Джейни расширились глаза. Ее воспитывали в пуританской скромности, внушали, что иметь лишние вещи — непростительный грех, но сокровищница Эстеллы мигом разрушила все ее детские представления, как камень, вдребезги разбивающий зеркало. Мгновение — и она сама очутилась в Зазеркалье.

— Бери что хочешь, — предложила Эстелла, чувствуя ее смущение. — Только сперва спрашивай у меня. Ненавижу, когда про сто хватают…

— Но откуда?.. — заикнулась было Джейни.

— Мой молодой человек любит делать мне подарки, Джейни непонимающе уставилась на Эстеллу. Французы — известные скупердяи, считающие, что лучше вести приятную беседу, чем открывать бумажник.

— Он араб, — объяснила Эстелла, поглаживая замшевую су мочку от Шанель — писк сезона, стоивший больше двух тысяч долларов. — Некоторые девушки не любят арабов, боятся их, ведь они такие богачи. Зато арабы что угодно тебе купят, куда угодно повезут. У Сайда яхта, летом мы будет плавать на ней вдоль Лазурного берега. Это самое модное место, там собираются все. — Видя, что Джейни не все улавливает, она рассмеялась. — Сен-Тропез, Антиб, Монако… Сайд обещал познакомить меня с принцем Альбертом.

Даже догадываясь, что Эстелла преувеличивает, Джейни от восхищения лишилась дара речи. Мир, о котором говорила Эстелла, был ей совершенно незнаком, но сейчас он казался совсем близким, как мерцающий драгоценный браслет: достаточно протянуть руку — и он твой.

— Арабы любят окружать себя множеством красивых женщин, — продолжила Эстелла. — Может, я уговорю Сайда пригласить тебя на яхту. Если не получится, тебя пригласит кто-нибудь еще.

В голове у Джейни зазвучал тревожный звонок, но она заставила его смолкнуть.

— Посмотрим… — отозвалась она, напуская на себя загадочность, будто у нее могли найтись более интересные занятия.

В ее комнате ждали два синих чемодана «Самсонайт». Мать проявила щедрость, снабдив ими дочь, но сейчас они вдруг показались Джейни воплощением всего, что ей не нравилось в ее жизни: потрепанности, слишком явного американского духа, отсутствия блеска; главное, некоторые девушки, вышедшие совсем уж из низов, добивались гораздо большего, оказывались наверху быстрее, чем она. Пока она стояла, погруженная в такие мысли, в двери появилась Эстелла в пестрой куртке от Шанель и в джинсах с небрежно переброшенной через плечо сумочкой. С точки зрения юной Джейни, именно так должна была выглядеть шикарная молодая дама.

— Схожу куплю немного pain, — сказала Эстелла, тщательно выговаривая французское словечко, словно нельзя было сказать просто «хлеб». — Тебе что-нибудь нужно? Сигарет, например?

— Я не курю.

— Не куришь? — Эстелла засмеялась. — Придется начать. В Париже все курят. — И она, насвистывая модную мелодию в стиле диско, выпорхнула за дверь.

Джейни продолжила разбирать вещи. Но как только захлопнулась тяжелая входная дверь, она не смогла побороть соблазн и вернулась в «сокровищницу» Эстеллы. Она напоминала себе, что получила приличное воспитание, что она — при-

Личная девушка из хорошей семьи, которую с ранних лет учили не зариться на чужое, но сейчас уже не знала, что под этим подразумевалось. Может быть, таким образом людям, обреченным никогда не достичь желаемого, помогают мириться с жизнью? Она теперь жаждала очень многого и прекрасно осознавала свою цель. Ее ли вина, что ее приучали не ждать от жизни большего, чем серенькая работа, серенький брак, возня с серенькими детишками? В таком жизненном напутствии не было никакой глубины!

Но вот это, думала она, прикасаясь к тонкому шелковому платью, все эти вещи настоящие. Сколько ее ни предостерегали о том, как опасно мечтать о материальном, с ее точки зрения, он олицетворял достижения. Ими Господь или судьба одаривают своих избранников; казалось, чтобы на такого человека пролился волшебный дождь, он ничего не должен был предпринимать сам. Бродя по комнате, как в дурмане, Джейни сняла с плечиков полосатый пиджачок с воротником, отороченным золотистым мехом, шелковистее и шикарнее которого она еще не видела. Она накинула перед высоким зеркалом эту вещь, подняла воротник. В этом наряде почти исчезло ее сходство со смазливой американской студенткой, грызущей за рубежом гранит науки, она превратилась в красотку, для которой достижимо все. Не исключалось даже вступление в брак с принцем Альбертом и превращение в настоящую принцессу!

Вертясь перед зеркалом и тая от любви к самой себе, она думала: «Да, мне многого хочется. Но теперь я знаю, что могу многое получить. И получу, причем очень скоро».


14


Джейни вздрогнула. Оказалось, что она уже пересекла Сену и снова очутилась на правом берегу, в опасной близости к Вандомской площади. Она чуть постояла, а потом, как мошка на пламя, поспешила на площадь.

Она знала, что после пятнадцати лет отсутствия ноги сами принесут ее сюда, к элегантному фасаду отеля «Ритц». Разве не здесь все началось, не здесь она совершила первый неверный шаг? Пятнадцать лет назад она так же стояла, глядя на отель и готовясь к роковому решению, предопределившему всю ее дальнейшую жизнь.

Или она слишком драматизирует события? Внутренний голос напомнил, что она была тогда очень молода; откуда ей было знать, как поступать правильно? Другой голос ответил, что есть люди, которые даже в молодости проявляют благоразумную разборчивость. Или это было всего лишь отдельным, не возымевшим последствий событием? Оно, конечно, привело к новым событиям, но потом все кончилось, Джейни каким-то образом умудрилась через все это перешагнуть. Или она заблуждается? Ведь до сих пор она посвящает много времени «преодолению». Когда ты только тем и занята, что борешься с тенями прошлого, то откуда взяться будущему?

Посмотрев вокруг, Джейни поняла, что для утра среды площадь удивительно безлюдна. Увидев пустую скамейку, она прошла по булыжной мостовой и села. Обхватив голову руками, она стала вспоминать тот далекий день, когда Эстелла вернулась «из булочной» — почему-то путешествие за хлебом заняло у нее трое суток. Джейни сильно заскучала и так обрадовалась ее возвращению, что когда Эстелла заявилась в четыре часа дня, не заметила, что у той расширены зрачки, трясутся руки, она не переставая курит и не может толком ответить ни на один вопрос. Наконец Эстелла улизнула в кухню и трагическим голосом объявила оттуда, что ей нужно выпить. Даже откупорить бутылку она не смогла: пробка раскрошилась в горлышке, и Джейни пришлось выковыривать кусочки ножом.

— Я о тебе тревожилась, — виновато сказала Джейни. — Думала, с тобой что-то случилось. С тобой или с Донной…

— Она убралась. Ей больше не позволят появиться во Франции. — Эстелла отпила вино прямо из бутылки. — Скатертью до рога! С ней была такая скучища…

— А ты-то куда подевалась?

— Случайно встретилась с Саидом. Мы закатили вечеринку.

— На три дня?

— Это еще что! Однажды мы куролесили целую неделю. В этот раз веселье тоже еще не кончилось: я пришла за тобой. К Сайду приехал дядя, он хочет повеселиться. Что скажешь?

Они говорят по-английски? — спросила Джейни. Ей было так тоскливо, что она помчалась бы куда угодно, лишь бы там говорили на ее языке. Эстелла встретила ее вопрос смехом:

— А как же, глупышка! Они все учились в Кембридже или еще где-нибудь.

Джейни переоделась. Эстелла покачала головой:

— Не правильно. Рашид любит, чтобы женщины выглядели

Как светские дамы. — Она выбрала другое платье, из набивной ткани, и бросила его Джейни.


— Рашид?..

— Рашид аль-… — Когда Эстелла назвала полное имя араба, Джейни отшатнулась: это имя было знакомо даже ей, и она не знала, радоваться или пугаться. — Он один из богатейших людей на свете, — добавила Эстелла.

Джейни думала, что они направляются в частный дом или квартиру, но Эстелла велела таксисту ехать на Вандомскую площадь. Выйдя из машины, Джейни в страхе уставилась на горчичный фасад отеля. Он был очень велик и очень красив. Но ее еще не окончательно покинул здравый смысл.

— Отель?! — опасливо спросила она.

— Он здесь живет, глупышка, — ответила Эстелла, расплачиваясь с таксистом. — Он мог бы купить любое здание в Париже, но живет в отеле, здесь удобнее. Все богачи так поступают.

А потом Эстелла сказала, крепко держа Джейни за руку и глядя в глаза:

— Слушай внимательно. Мы с тобой подруги, поэтому я хочу посвятить тебя в самую суть. Если Рашид тебя схватит и толкнет на постель, то ты ничего не обязана делать. Если согласишься, то цена — две тысячи долларов или драгоценность.

Джейни потрясенно уставилась на ярко освещенный отель. Вот, значит, что тут происходит! Но ничего другого и не следовало ожидать. Оставалось поблагодарить Эстеллу и вернуться домой.

Но пешком идти было слишком далеко, а на ней были туфли на высоком каблуке. Да и дома ее ждал вечер в одиночестве. С трагической юношеской близорукостью она не видела впереди ничего, кроме еще одной долгой, пустой, бессмысленной ночи, которую сменит другая, столь же пустая и бессмысленная; пройдут недели, месяцы, а она так ничего и не добьется… Глядя на Эстеллу, она сказала с гораздо большей смелостью, чем в действительности ощущала:

— О'кей.

Эстелла со смехом схватила ее за руку и потащила в гостиничный холл, где по-хозяйски улыбнулась портье. Стуча каблучками по мраморному полу, они пробежали по первому этажу и вскочили в лифт. Там Эстелла с удовлетворением посмотрела на себя в зеркало и, повернувшись к Джейни, небрежно бросила:

— Запомни: две тысячи долларов или драгоценное украшение. По-моему, лучше взять наличными. Пусть одежду и побрякушки покупает тебе твой молодой человек; не будешь же ты просить у него деньги, а то он примет тебя за…

— Конечно, — смело согласилась Джейни. Уставившись в зеркало, она думала: все в порядке, она еще не уступила домогательствам Рашида — пока. Вот увидит его и решит: не понравится — повернется и уйдет…

Двери лифта открылись. Они зашагали по длинному коридору, отделанному в кремовых тонах и устланному красным ковром. Целью оказались широкие двойные двери. Эстелла нажала кнопку звонка, и двери тут же открылись, словно их дожидались. Встречал девушек невзрачный человечек в арабском одеянии. Он поклонился, совершенно не удивившись, но и не проявив ни малейшей радости.

— Рашид здесь? — смело спросила Эстелла.

— У него заканчивается деловая встреча. Подождите здесь, пожалуйста.

Они вошли в гостиную апартаментов. Такой огромной комнаты Джейни еще не видела, таких антикварных кресел тоже. Чудовищный размер помещения угнетал и подавлял. Теперь Джейни по-настоящему испугалась.

— Я думала, мы идем на вечеринку… — пролепетала она.

— Не волнуйся, — небрежно отозвалась Эстелла, — будет тебе и вечеринка. — Она упала на розовый шелковый диван, наблюдая за слугой. Когда тот с поклоном удалился, она потянула Джейни за руку. — Идем! — позвала она сценическим шепотом.

— Не можем же мы…

— Я делаю что хочу. Рашид это знает, — гордо сообщила Эстелла, затаскивая Джейни в соседнюю, меньшую комнату, обставленную как библиотека, но с баром вдоль стены. Пошарив на полках над баром, она довольно обернулась, держа маленький серебряный поднос. — Давай скорее!

— Но я не…

— Рашид не против кокаина, главное — не нюхать при нем. Она поставила поднос на стойку и при помощи бритвенного лезвия разделила горку белого порошка на четыре дорожки. Потом втянула через соломинку две дорожки и отдала соломинку Джейни. Та оцепенела: она слышала про кокаин, но еще не употребляла его. Раньше ей было невдомек, зачем девушки во время съемок так часто отлучаются в ванную, почему после этого все время вытирают нос и рвутся всем рассказывать о своих жизненных перипетиях. Видимо, они принимали ее за свою; никто еще не сближался с ней настолько, чтобы понять: она не такая…

— Только не говори, что ты никогда не нюхала кокаин! — Эстелла закатила глаза. — Неужели мне придется всему тебя учить?

— Я не… — начала было Джейни.

— Лучше попробуй, — сказала Эстелла. — Тогда тебе будет легче, вот увидишь.

Джейни взяла у нее соломинку и осторожно вдохнула четверть дорожки, словно это был яд.

— Нет, все! — потребовала Эстелла. — Знаешь, сколько это стоит?

Она напряженно наблюдала за Джейни. Убедившись, что та втянула в ноздри полную дозу, она отняла поднос и стала втягивать в нос кокаин без всякой соломинки.

Откуда-то из недр огромных апартаментов послышался разговор мужчин. Эстелла спрятала поднос на полке и достала из маленького холодильника бутылку розового шампанского. Двое мужчин быстро прошли мимо раскрытой двери.

— Рашид! — позвала Эстелла. Оба вернулись. Один был молод, тридцати с небольшим лет, второму было около пятидесяти или чуть больше. Джейни с любопытством разглядывала старше го, Рашида. Ей еще не доводилось видеть арабов, и она ожидала, что на нем будут тюрбан и длинные развевающиеся одежды, как на персонаже из «Тысячи и одной ночи». А этот, мужчина сред него роста, был в костюме с иголочки, смуглый и с темными седоватыми усами. Его даже можно было назвать привлекательным; правда, лицо абсолютно ничего не выражало, словно он привык скрывать мысли и чувства.

Войдя в комнату, он изобразил холодную улыбку.

— Вижу, вы нашли чем подкрепиться, — бросил он с легким английским акцентом.

— Это Джейни Уилкокс, — сказала Эстелла с преувеличенным энтузиазмом. У Джейни неприятно запершило в горле, ладони взмокли, она испугалась, что ее сейчас стошнит. Она смотрела на Рашида во все глаза, гадая, заметно ли ее состояние. Но Рашид только кивнул, оглядев ее с ног до головы. Его молодой спутник переводил взгляд с Рашида на девушек и обратно: видимо, он не совсем понимал, что происходит и чего ждут от него. Прервав за тянувшееся молчание, он сделал шаг вперед и протянул руку.

— Джастин Маринелли. — У него оказался американский акцент.

На американце были очки в золотой оправе и желтый галстук. Джейни почему-то обратила внимание на его обручальное кольцо. При рукопожатии она боролась с безумным желанием ему довериться, упросить отвезти ее домой. Но Рашид не оставил ей этой возможности.

Я провожу мистера Маринелли, а потом проведу экскурсию, — сказал он, прежде чем удалиться.

— Кажется, меня сейчас вырвет, — предупредила Джейни слабым голосом.

— Не дури! — сказала Эстелла, снова доставая поднос и быстро готовя новые четыре дорожки кокаина. — Со мной так всегда бывает после первой дозы. Ничего, после второй тебе полегчает.

Джейни взяла у нее поднос и вдохнула две дорожки.

— Вижу, ты ему понравилась, — сказала Эстелла.

— Он даже не пожал мне руку, — возразила Джейни.

— Он — богатейший человек на свете! — восторженно ответила Эстелла. — Ему не до этого. Он слишком занят.

— Так занят, что руку пожать некогда?

— Послушай, — сказала Эстелла, — не давай ему тебя запугать. К этим богатеньким надо относиться, как к обыкновенным людям. В этом весь фокус, улавливаешь? Они это втайне любят, ведь им…

Но Рашид уже вернулся. Увидев неоткупоренную бутылку шампанского, он хлопнул в ладоши.

— Мухаммед!

Человечек, впустивший девушек, проскользнул в комнату, но Эстелла его опередила. Схватив бутылку, она сказала:

— Бросьте, Рашид! Я сама. Моя мать работала в баре. Знаете, такое место, куда люди приходят выпить…

— Я знаю, что такое бары, — ответил Рашид, прищурив черные глаза.

— Только никогда туда не ходите, — шутливо предупредила она его, как будто обращалась к ребенку. Повернувшись к Джейни, она вытаскивала из бутылки пробку. — Представляешь, он не пьет! — Следом за пробкой из бутылки поползла белая пена. Эстелла захохотала, изображая бывалую участницу пьяных вечери нок. — Из бокалов, Рашид? Или прямо так, из горлышка?

— Бокалы, пожалуйста, — произнес Рашид бесстрастно.

Глядя на Эстеллу, Джейни вдруг сообразила, что девушки глупее она еще не встречала. Джейни даже не была уверена, что Эстелла ей симпатична, но в данный момент было не до приговоров, к тому же главным желанием Джейни сейчас было напиться. Она жадно взяла у Эстеллы бокал и отпила сразу половину, чтобы снова его наполнить до краев. Рашид повел их по апартаментам.

Прогулка была скорее всего прологом перед сексом, однако Рашид не торопился: рассказывал историю отеля, мебели, картин. Джейни была поражена обширностью его познаний — доживи она до ста лет, все равно столько не узнала бы. Она еще раз убедилась, что очень плохо образована и, возможно, такой и останется; оставалось надеяться, что ее невежество не очень бросается в глаза. Эстелла сыпала дурацкими замечаниями, между ней и Джейни даже завязалось соревнование: на каждое

Глупое высказывание Эстеллы Джейни пыталась ответить глубокомысленным вопросом к Рашиду. Ей хотелось, чтобы он оценил ее ум, увидел, что она не чета Эстелле…

В апартаментах обнаружился даже бассейн. Это был единственный бассейн в гостиничном номере на всю Францию; по словам Рашида, плитку с изображением Посейдона, которой было выложено дно, привезли из Италии двести лет назад. Не зная, кто такой Посейдон, Джейни все же уставилась с умным видом на бородатого мужчину с трезубцем.

Рашид извинился и отвел Эстеллу на противоположную сторону бассейна. После короткого разговора она кивнула и вернулась к Джейни. Рашид остался у двери.

— Ты ему понравилась. Он желает показать тебе свою спальню, — сказала Эстелла шепотом.

Джейни со страхом ждала этого момента, но как ни странно, когда он настал, она не испугалась, как будто стерлись все границы между фантазиями и реальностью. Она задорно улыбнулась Эстелле. От недавнего намерения отказаться не осталось и следа, наоборот, она уже испытывала нетерпение. Она направилась к Рашиду, он встретил ее кивком и, выведя за дверь, изящно взял под руку.

Спальня была большая, над кроватью громоздился балдахин. Только жест, которым он приказал ей снять трусики, напомнил Джейни, что она почти девственна. Сексом она занималась трижды, со студентом-американцем, с которым познакомилась в Милане. Это было больно, не очень интересно и, к ее удивлению, не разбудило в ней никаких чувств. Когда это происходило, собственное тело будто становилось чужим, она как бы парила над ним, со скукой наблюдая за событиями; студент не мог не заметить ее безучастности. Это его оскорбило, разозлило, и в конце концов он обвинил ее во фригидности. Обвинение прозвучало на террасе кафе, за кофе, и Джейни чуть не разрыдалась от стыда. Она была готова ему поверить. Лишившись от ужаса дара речи, она встала и зашагала прочь. Поняв, что он не собирается ее догонять, она расплакалась. Потом, обдумывая все это, она решила: причина в том, что ее совершенно к нему не влекло. Он был патологическим чистюлей: беспрерывно мыл руки, в кафе протирал столовые приборы влажной салфеткой, всегда имея на этот случай упаковку в кармане.

Сейчас, сидя на кровати без трусиков, скрестив ноги, Джейни наблюдала, как Рашид расстегивает брюки, и тоже ощущала безразличие, слегка окрашенное любопытством. Она лениво гадала, что он будет делать: свяжет ее, возьмет силой? Такая перспектива не казалась ей неприятной, но ничего похожего ее не ожидало, достаточно было посмотреть, как аккуратно он складывает на скамеечке свои длинные английские трусы. Рашид уже был готов ею овладеть: член у него оказался крупнее, чем у студента в Милане, и гораздо темнее, с кончиком кофейного цвета. Он потянулся к Джейни, и ей показалось, что он собирается ее поцеловать, но он только расстегнул три верхние пуговицы на ее платье, чтобы достать ее груди и задумчиво их рассмотреть. Ласк не последовало. Он поднял ей подол и аккуратно развел ноги. Джейни опрокинулась на спину.

Балдахин из тяжелой ткани поражал аккуратностью и соразмерностью складок, разбегавшихся от центра в стороны. Над балдахином поработали большие мастера. Над Джейни сейчас тоже трудился мастер, вернее, исследователь: сначала его пальцы скользили по ее животу, потом без спешки оказались у нее внутри. «Тесно, это хорошо», — донеслись до ее слуха слова, не имевшие, видимо, к ней никакого отношения. Потом он навис над ней и вошел в нее. Ощущение было довольно неприятное, даже болезненное. Джейни снова удивилась, почему все так суетятся из-за секса: трудно было представить, чтобы Рашиду происходящее нравилось больше, чем ей. Она сосредоточилась на складках ткани над головой, прикидывая, сколько умельцев их собирали, и гадая, знали ли они, какая судьба уготована плоду их труда — осенять постель богатейшего человека на свете, платящего большие деньги женщинам, соглашающимся, чтобы он заталкивал в них свой член… Через минуту-две все кончилось.

Почувствовав, что член извлечен, она села. Рашид похлопал ее по бедру и улыбнулся — довольно холодно. — Очень хорошо, — произнес он. — Это все. Она возмутилась: неужели это для него мелочь, все равно что короткий перерыв на чашечку кофе? «Все?!» — хотелось ей крикнуть. Но в Рашиде было нечто, заставившее ее прикусить язык, забыв уроки Эстеллы.

Она слезла с кровати и надела трусы. Он тоже аккуратно надел трусы и брюки, заправил в брюки рубашку и подошел к письменному столу, на котором лежал простой кожаный чемоданчик. Когда Рашид его открыл, у Джейни перехватило дыхание: там было полно денег.

Такое часто приходится видеть в кино, но в реальной жизни ничего подобного не ждешь. Джейни не было видно достоинство купюр, но это были американские доллары в одинаковых заклеенных бумажными полосками пачках. Одно это зрелище-настоящий чемоданчик с деньгами — превышало ценой «право на вход», радостно подумала Джейни, готовая захохотать от восторга. Ей представилось, как она сбивает Рашида с ног.

Хватает его чемоданчик и убегает. Там было, наверное, тысяч сорок — пятьдесят. Ничего, самый богатый человек на свете не обеднеет, если недосчитается нескольких тысяч. Для него это пустяк, для нее — целое состояние!

Он немного пошуршал деньгами, потом направился к ней. Джейни не хотелось показаться алчной, но она не смогла на них не взглянуть: три купюры в тысячу долларов!

Таких денег ей еще не приходилось держать в руках. Она была близка к обмороку. Рашид взял ее за плечи, притянул к себе и поцеловал в обе щеки. А потом изрек нечто чрезвычайно странное:

— Надеюсь, я доставил тебе удовольствие.

Джейни смотрела на него во все глаза. Ей хотелось расхохотаться, но она знала, что и так нарушает правила — смотрит на него так недоверчиво. Как такой богатый, такой умный человек может быть настолько глуп, чтобы воображать, будто доставил ей удовольствие?.. В следующее мгновение она все поняла, вернее, прозрение кольнуло ее, как острая игла: вот, значит, в чем дело, вот как все просто-невероятно, до смешного! Ее наполнило ощущение собственного могущества. Еще раз, для верности, взглянув на деньги, она солгала с легкостью испорченного ребенка, сказала слова, которые в будущем будет повторять снова и снова:

— О да, Рашид, вы были совершенно великолепны.

На его лице появилось горделивое выражение. Он взял ее за руку и заговорщически наклонился к ней:

— Может, в следующий раз ты немного подвигаешься? Что бы сделать мне приятно?

Значит, предстоял следующий раз. Почему бы нет? Джейни чуть сдавила ему руку и ответила:

— Конечно, Рашид.

— А теперь я верну тебя твоей подруге. В огромной гостиной он чинно заявил:

— Надеюсь, вам понравилась экскурсия, мисс Уилкокс. — Потом он слегка поклонился. — Прошу извинить. Меня ждут дела. Непременно останьтесь! Напитки к вашим услугам.

— Благодарю, — ответила Джейни. Она видела, что Эстелла с любопытством смотрит на нее из противоположного угла. К счастью, она ничего не сказала: кроме нее, в гостиной присутствовали еще два молодых человека, пивших шампанское и нюхавших кокаин.

На следующий день Джейни проснулась в семь часов вечера. В горле так пересохло, что было трудно дышать, одну ноздрю напрочь заложило, в другой мерзко свистело, все тело было слабым, как при гриппе и высокой температуре. Она с трудом выбралась из кровати и, спотыкаясь, потащилась в ванную. Из гостиной доносилась музыка. Заглянув туда, она увидела двух давешних молодых людей, наклоняющихся к столику. В комнате пахло табачным дымом и потом, пепельницы и рюмки были набиты окурками. Джейни содрогнулась от отвращения и поспешила запереться в ванной.

Там она высморкалась. Из носа вытекло что-то густое и желтое-можно было подумать, что в раковину капают ее мозги. Потом она жадно припала ртом к крану, хотя знала, что воду из-под крана лучше не пить. Сколько она ни споласкивала лицо холодной водой, продолжение вчерашнего вечера никак не вспоминалось: она не знала, как попала домой, как очутилась в своей постели; утешало только то, что на ней трусики и футболка. Потом она вспомнила совокупление с Рашидом и, схватившись за живот, осела на пол от стыда. Как ее угораздило опозориться? Хуже того, согласиться на повторение?

Но постепенно взяло верх чувство самосохранения: Джейни убедила себя, что все не так уж плохо, физически она не пострадала, а в закрытом на молнию кармашке ее дешевой сумки лежали три хрустящие тысячедолларовые бумажки; эта сумка была у нее еще со школы, но теперь-то она купит себе новую, от Шанель, как у Эстеллы. Она встряхнулась, выпила еще воды из крана, внимательно изучила в зеркале свое отражение и убедилась, что со вчерашнего дня ни капельки не изменилась.

Джейни вернулась к себе в комнату. Не успела она лечь, как к ней заглянула Эстелла. На ней были только трусики и лифчик; она с хихиканьем плюхнулась на кровать к Джейни.

— Ну и ночка! — воскликнула она. — Здорово повеселились! Джейни тоже посмеялась, но слабо.

— Как все было? — спросила она.

— Ты была душой компании! — сообщила Эстелла с ноткой ревности в голосе. Джейни вытаращила глаза: ее еще никогда не называли душой компании. — Представь себе! — заверила ее Эстелла. — Ты плясала на столе в «Ла-Жардинез».

— «Ла-Жардинез»? — переспросила Джейни и закашлялась. Постепенно к ней возвращалась память. Вечеринка у Рашида все разрасталась, смуглых молодых людей становилось все больше — все они говорили по-английски с европейским акцентом и вы глядели очень богатыми; понабежали и молодые красавицы, в том числе две-три знаменитые модели, которых Джейни узнала. Потом все отправились в клуб, наверное, тот самый «Ла-Жардинез», где она много часов проторчала в туалете, беседуя б американкой, повторявшей: «Только не позволяй им похитить твою душу!» Что было дальше, она так и не вспомнила, поэтому спросила:

— А после клуба?..

Мы вернулись в шесть утра, — ответила Эстелла и зевнула. — Но ты не тревожься. Ты так нанюхалась, что Сайд дал тебе хальцион, и ты отрубилась на полу. Потом кто-то притащил тебя сюда.

— Боже! Больше никогда не стану нюхать кокаин!

— С ума сошла? Нам всего-то и нужно, что чуть-чуть нюхнуть, чтобы проснуться. — И Эстелла разжала кулак, демонстрируя бумажный пакетик. Высыпав немного порошка себе на ноготь, она сунула его Джейни под нос. — Ну, — продолжила она лукаво, — сколько он тебе заплатил?

— Что?.. — Джейни как раз вдыхала кокаин.

— Сколько денег тебе дал Рашид?

— Я думала, это мое личное дело.

— Мне просто любопытно.

— Три тысячи долларов.

Эстелла поразмыслила, глядя на свой пакетик, потом аккуратно его свернула.

— Это больше, чем он обычно платит девушкам. Наверное, он предназначил часть для меня.

— Для тебя? — недоверчиво переспросила Джейни. — Разве это не я…

— Конечно, ты! Но дело не в этом. Правило такое: той, кто приводит ему девушку для секса, полагается пятьсот долларов.

Сначала Джейни молча смотрела на нее, не желая соглашаться с чудовищностью положения. Неужели возможно, чтобы кто-то, тем более девушка, выдающая себя за ее подругу, проявила такую холодную расчетливость, так ее подставила, продала, как животное! Она отвернулось от Эстеллы, вытерла нос и медленно произнесла:

— Я не собираюсь водить ему девушек, Эстелла.

Эстелла перевернулась на другой бок и устремила на нее не мигающий взгляд блестящих глаз.

— Ты, может, и нет, а я собираюсь. Никуда не денешься, не могу же я заниматься сексом с Рашидом, когда нахожусь с Саидом! Тем более что я хочу выйти за него замуж. И потом не пойму, в чем проблема: я помогла тебе, а ты помоги мне. Ты должна быть мне благодарна.

— Он заплатил мне тысячедолларовыми бумажками, — прошипела Джейни. — Нельзя же разорвать одну на две части!

Эстелла села на кровати по-турецки, с — Ну так дай мне тысячу. — Нет!

— Перестань, Джейни. Не дури! Мы с тобой подруги. В таких делах надо держаться вместе. Кстати, ты же не хочешь, чтобы об этом узнали другие?

Джейни почувствовала, что бледнеет. Как она могла попасть в такое положение? У нее было ощущение, что она провалилась в черную яму, из которой нельзя выбраться. Натягивая на плечи одеяло, она выдохнула:

— Не посмеешь!

— Посмею, еще как! — спокойно ответила Эстелла. — Я такая: со мной никому не сладить.

Джейни понимала, что вляпалась, что ей не отделаться от Эстеллы и от собственного грехопадения. Не надо было доверять ей, она вообще не годилась ей в подруги. Но Эстелла была практически единственной, кого она знала в Париже; теперь, после близости с Рашидом, ей казалось, что она до конца жизни не отделается от Эстеллы. Выбора не было, приходилось поневоле сохранять с ней хорошие отношения.

Твердой рукой, борясь с внутренней дрожью, она взяла свою сумку, расстегнула кармашек и достала одну купюру. Эстелла взяла бумажку, аккуратно сложила и засунула себе в лифчик.

— Считай, что вторые пятьсот — это твоя квартирная плата за следующий месяц, — сказала она деловым тоном.

— Боже, Эстелла! — воскликнула Джейни. — Получается, мы с тобой…

Эстелла похлопала ее по ноге.

— Хочешь думать о себе так — твои трудности, — спокойно сказала она. — Я о себе не думаю и не собираюсь. Да плюнь ты! У этих гребаных арабов столько денег! Почему бы нам их не пощипать? Мы все равно будем спать с мужчинами, так давай что-то за это получать! Мужчины — свиньи, но зачем от этого страдать нам? А потом он же не сделал тебе ничего плохого, ничего у тебя не забрал. Таких, как он, уйма: ты будешь с ними спать и воображать, что влюблена, а они будут с тобой обращаться точно так же, как он. — Она встала и потянулась. — У меня для тебя хорошая новость: ты понравилась Сайду. Он сказал, ты можешь поплыть с нами на яхте на следующей неделе. Ты бывала в Сен-Тропезе? — Джейни отрицательно покачала головой. — Увидишь, тебе понравится! Это самое веселое место на свете! Прошлая ночь — чепуха в сравнении с «Ла Вуаль Руж». — И с этими словами Эстелла вышла.

Джейни осталась сидеть, уставившись в одну точку. Ни в какой Сен-Тропез она с Эстеллой и Саидом не поедет. Завтра же начнет искать другую квартиру; она наврет Эстелле, скажет, что на лето в Париж приезжает ее брат, так что ей

Придется поселиться с ним. Если она случайно столкнется с Эстеллой, то будет дружелюбна, но тверда; постепенно все уладится…

Но на следующий день возобновились удручающие просмотры. То же самое было и днем позже. В среду Джейни чуть не разревелась, когда услышала от Жака, что, несмотря на ее участие в одной рекламной кампании, он будет вынужден отослать ее обратно в Нью-Йорк, если она не поторопится с поиском новой работы. Поэтому в четверг, беря у Эстеллы билет на самолет до Ниццы на свое имя, она была слишком огорчена и утомлена, чтобы отказаться.

То была линия наименьшего сопротивления. Она все время ее придерживалась.

Сначала в Сен-Тропезе было здорово, как и обещала Эстелла. Каждый день «официально» начинался в два часа коллективным ленчем в пляжном ресторане «55», далее в «Ла Вуаль Руж», где женщины танцевали на столиках, сбросив бюстгальтеры, и где выпивалось несчетное количество бутылок шампанского. После недолгого сна на яхте — утомительная череда вечеринок, заканчивавшаяся в каком-нибудь клубе. Никто не ложился спать раньше шести утра, женщины никогда ни за что не платили. Французская Ривьера оказалась сплошным развлечением, и Джейни быстро уяснила, что на свете больше всего ценятся молодость и красота. Ум не требовался, наоборот, вызывал неудовольствие; хватало поверхностного совершенства, легко достигаемого при помощи модной одежды и готовности от всего и всех получать удовольствие, не обращать внимания на чужую нескромность (или отпускать по этому поводу забавные шуточки) и никогда не показывать своих подлинных чувств.

Но, проведя на яхте Сайда с Эстеллой и другими распутниками несколько дней, Джейни увидела, что можно стремиться и к более значительным высотам. Сайд считался богачом, тем не менее он и его помешанные на удовольствиях приятели не принадлежали к числу самых состоятельных людей. Куда бы Джейни ни посмотрела, повсюду она видела людей еще более изысканных, более искушенных и уже подумывала о том, чтобы преодолеть новые ступеньки воображаемой лестницы, ведущей вверх.

Во вторую субботу, ближе к полудню, в гавань Сен-Тропеза вошла огромная яхта. Джейни и Эстелла загорали с голой грудью на палубе яхты Сайда и так были поглощены беседой, что сначала не заметили вновь прибывших. Эстелла красила ногти на ногах. Джейни видела, что она нервничает.

Причина была Джейни хорошо известна: Эстелла считала, что она «выпендривается». После той ночи в Париже

Джейни сдержала по крайней мере одно из своих обещаний: категорически отказывалась от кокаина. Этим она превращала себя в чужую для остальных, делала напряженной атмосферу на яхте.

— Почему бы тебе не быть немного… посговорчивее? — спрашивала Эстелла. Джейни знала, что подразумевается секс с друзьями Сайда.

— Если мне надо нанюхаться, чтобы с кем-то переспать, то я против, — упорствовала Джейни.

— Ты несешь чушь! — возмутилась Эстелла. — Если не нанюхаться, то сексом не займешься — слишком скучно. Да и с Рашидом ты этим занималась…

— Это другое дело, — сказала Джейни. Она сама точно не знала, в каком смысле «другое», но прозвучало это внушительно.

— Не пойму, зачем я взялась тебе помогать, — сердито проговорила Эстелла, опуская кисточку в пузырек с лаком и завинчивая крышечку. — Если ты не будешь как все, я не смогу тебя прикрыть. Мужчинам надоедает платить за упрямых женщин. Если честно, я их не виню.

Джейни разглядывала ногти на руках и хмурилась. Дело было не в ее отказе «быть как все», а в том, что ее не устраивали приятели Сайда.

— Ну? — спросила Эстелла.

— Я… — Но Джейни не дал договорить длинный низкий корабельный гудок.

Эстелла вскочила и подбежала к ограждению. Огромная белая яхта медленно приближалась к ним. На корме были закреплены катера, наверху красовался вертолет. По сравнению с ней девяностофутовая яхта Сайда выглядела как гребная лодка.

— Это яхта Рашида, — доложила Эстелла, сосредоточенно щурясь. — Скажу Сайду, чтобы он туда сходил и сообщил, что мы здесь.

Эстелла сбежала вниз по узкой лесенке, а Джейни растянулась на подушках. Как она ни старалась, как ни жмурилась, ее охватывало все более сильное волнение. Она догадывалась, что назревают важные события, что Рашид не оставит ее в покое. И верно, не прошло и получаса, как Эстелла вернулась на палубу с конвертом в руке. Вид у нее был невеселый.

— Бери! — сказала она Джейни, протягивая ей конверт.

— Что это? — спросила Джейни с невинным видом.

— Сама знаешь, — фыркнула Эстелла и села рядом с ней, скрестив ноги.

Аккуратно держа конверт, Джейни отогнула клапан и вынула карточку с золотым изображением яхты «Мамауда». Прочтя написанное на карточке, Джейни с облегчением перевела дух. Она осталась почти без денег, а теперь сможет в обмен на короткий секс получить средства на обратный билет в Париж и на месячное безбедное существование.

— Что пишет? — не выдержала Эстелла, пытаясь прочесть за писку через плечо Джейни. Джейни убрала ее в конверт.

— Это от Рашида. Он приглашает меня на ленч к себе на яхту сегодня в два часа.

— Тогда ты не попадешь на наш ленч в «55».

— Боюсь, что нет.

— Заруби себе на носу: сколько бы он тебе ни заплатил, с тебя пятьсот долларов, — напомнила Эстелла.

— А как же! — саркастически откликнулась Джейни. На самом деле она не собиралась что-либо ей платить и надеялась на этот раз найти способ не делать этого.

Джейни решила, что под ленчем Рашид имеет в виду секс, но, ступив на яхту, убедилась, что это именно ленч. На корме был накрыт большой стол: скатерть, салфетки, хрусталь, серебро. Молоденькая блондинка в белых перчатках раскладывала по тарелкам икру из серебряного блюда, смазливый блондин в белой рубашке и шортах разливал розовое шампанское и смешивал коктейли. Гостей оказалось несколько, одни стояли, другие сидели на скамеечках. Обстановка была безупречной, даже слишком элегантной, создавалось впечатление, что эти взрослые люди — на самом деле дети, важно изображающие взрослых. Выделялся только Рашид. Увидев Джейни, он поспешил ей навстречу и учтиво пожал руку.

— Мисс Уилкокс! — Он поклонился. — Очень рад, что вы пришли.

— Большое спасибо за приглашение, — сказала она, глядя через плечо Рашида на толстяка средних лет, проследовавшего за хозяином яхты к ней. У него была жирная обгоревшая шея, одет он был в клетчатую рубашку с короткими рукавами. Мужчина не сводил с Джейни голодного взгляда. Рашид с чуть заметной улыб кой представил толстяка:

— Мистер Даугри. Кажется, он ваш земляк.

— Пол Даугри. — Толстяк протянул мясистую ладонь. У него были водянистые голубые глаза и седеющие светлые волосы, зачесанные наверх от самых ушей. Собственных физических недостатков он, судя по всему, не замечал, более того, считал себя неотразимым. — Значит, вы американка, — сказал он и, не дожидаясь ответа, продолжил:

— Всегда рад встречам с земляками. Во Франции слишком много этих чертовых французов!

Пока он хохотал над собственной шуткой, Рашиду что-то говорил на ухо высокий ослепительно красивый молодой человек с выгоревшей от солнца шевелюрой. Рашид покивал.

— Прошу меня извинить, — сказал он. — Предоставлю вам, американцам, возможность вспомнить Средний Запад: насколько я понимаю, это завораживающее место. — И он спустился в трюм.

— Так вы со Среднего Запада? — спросил Пол.

— Нет, из Массачусетса, — соврала Джейни.

— А я из Индианаполиса. Моя невеста настояла на путешествии во Францию. Она утверждала, что так все делают. — И он указал подбородком на женщину в возрасте около сорока лет, явную поклонницу аэробики, чопорно сидевшую в обществе молодой брюнетки и Джастина Маринелли — его Джейни встретила тогда, в первый раз, в апартаментах Рашида. — Пол засмеялся. — Ну, я и решил убить одним выстрелом двух зайцев: у нее светская жизнь, у меня дела с мистером…

Джейни кивала, мечтая от него сбежать. Она провела в Европе полгода и уже успела измениться: теперь она понимала, почему европейцы считают американцев шумными грубиянами. Она сделала шаг в сторону, но Пол не собирался ее отпускать.

— Чем вы здесь занимаетесь? — спросил он с усмешкой, показывая крупные желтые зубы; Джейни он почему-то напомнил пса породы ретривер.

— Я модель.

Он наклонился к ней с восторженной улыбкой:

— Слушайте, вы американка, вы наверняка в курсе дела. Объясните мне, в чем тут суть?

— Суть?.. — непонимающе переспросила Джейни.

— Ну да, суть, — шепотом подтвердил Пол. — Вот эти три девушки… — Он покосился на трех скучающих молодых дамочек, молча сидевших на скамеечке и пивших шампанское. — Они что… ну, вы знаете… — Он неопределенно повел рукой.

Джейни отступила.

— Понятия не имею, — ответила она строго. — Я всего раз встречалась с Рашидом, а теперь он пригласил меня на ленч.

— Вам же знакомы слухи! Кажется, вся эта троица не говорит по-английски или притворяется, что не говорит…

— А вы чем занимаетесь? — поспешно спросила его Джейни

— Военное снаряжение. — Он сложил руки на груди. — Мы с Рашидом подготовили небольшую сделку. Я владею компанией, производящей гильзы. Ну а Рашид, со всеми его роскошными яхтами и всем прочим, — всего лишь контрабандист, промышляющий перевозкой оружия.

Джейни насторожилась, но внимание Пола, к счастью, привлекли поднявшийся на борт яхты знаменитый киноактер шестидесяти с лишним лет и его изящная жена в синем тюрбане. Возникший словно из ниоткуда Рашид приветствовал новых гостей со сдержанным воодушевлением.

— Он обладает магнетизмом, этого у него не отнять, — шепнул Пол на ухо Джейни. — Хотя я знаю, что Ким мечтала встретиться с каким-нибудь европейским принцем…

Джейни ответила Полу улыбкой и сбежала от него на противоположный борт. Оттуда она, опершись на ограждение, стала любоваться знакомым видом гавани Сен-Тропеза, будто игрушечными желтыми домиками и синими навесами дешевых кафе. Это зрелище ее неизменно восхищало, напоминая, что, невзирая на испытания последних двух недель, она все-таки удержалась в этом раю. Но сейчас главной ее целью было тайком понаблюдать за другими гостями.

Все три «модели» были, судя по всему, девушками Рашида и. никого больше не интересовали при всей своей обворожительности. Джейни сразу решила, что они ей не конкурентки, а разве что пример того, как низко можно пасть. Она жаждала получить от Рашида деньги — в подарок, как она это называла, но притом не собиралась превращаться в безликое тело, заполняющее место, за обеденным столом и отдающееся по первому требованию; впервые она поняла, что быть американкой иногда полезно. Она перевела взгляд на Ким, невесту Пола: оба беседовали с киноактером и его женой, и их возбужденные жесты свидетельствовали а воодушевлении, обычно охватывающем обыкновенных людей при встрече со знаменитостями. Сначала Джейни прониклась неприязнью к Ким, сочтя ее облик воплощением безвкусицы: от обесцвеченных волос с черными корнями до одежды, дорогой, но неудачно подобранной; но теперь, наблюдая, как Ким очаровывает актера со свойственным одним американкам умением, она решила, что та ей скорее симпатична: не скрывает, что в своем немолодом уже возрасте ищет в жизни удовольствия; если для этого необходимо было связаться с Полом — ничего не поделаешь; к тому же со стороны создавалось впечатление, что она его любит.

Ким не представляла для Джейни опасности, как и темноволосая красавица, которую она сочла женой Джастина. Судя по надменности, та происходила из респектабельной французской семьи, возможно, даже носила старинный аристократический титул… Джейни стало забавно: брюнетка определенно стеснялась находиться на яхте вместе с публикой, которую считала сомнительной. Волосы были собраны у нее на затылке в тугой узел, словно строгая прическа могла сберечь ее репутацию. Джастин о чем-то с ней беседовал вполголоса. Судя по выражению лица, он привык к постоянному недовольству своей жены, тем не менее не переставал ее любить. Глядя на них, Джейни вдруг испугалась за себя, вспомнив о двусмысленности собственного положения.

Она ненадолго отвернулась и увидела, как двое в белом бесшумно, как привидения, исчезают в одной из многочисленных дверей. Джейни снова стала смотреть на Джастина и его супругу. Та, не глядя на мужа, изящно откусила кусочек тоста с маленькими черными икринками; компания не отвечала ее требованиям, тем не менее она не брезговала хозяйской икрой. Джастин хмуро посмотрел на жену, потом отвернулся и встретился глазами с Джейни, которая почему-то покраснела, хоть и не отвела взгляд. Обоим было любопытно, но первым сдался он, с виноватым видом снова воззрившись на жену. Джейни сделала вид, что заинтересовалась матросом, скребущим палубу судна.

Когда она снова оглянулась, Джастин направлялся к актеру и его жене. У него были уверенные, располагающие манеры, облик не склонного пасовать и стесняться молодого человека, часто свойственный американцам, а также европейское жизнелюбие. Джейни сразу угадала в нем прекрасного кандидата в женихи — только уже женатого… При этом она испытывала огорчение: такой, как он, ни за что не женился бы на такой, как она. На яхту к Рашиду его привели те же причины, что и ее; разница лишь в том, что ею двигало отчаяние, а им — амбиции. Она понимала, что слишком заурядна, чтобы такой молодой человек, как Джастин, пожелал взять ее в жены. Он, по всей видимости, поднял женитьбой свой общественный статус, не посчитавшись с критикой, которой в связи с этим подвергся. Собственная проницательность привела Джейни в уныние: кто бы что ни говорил, этот мир принадлежит мужчинам, его правила позволяют им получать желаемое, а женщинам остается надеяться и ждать-или выбиваться из сил…

Она в отчаянии огляделась. Рашид тихо беседовал с Полом и двумя арабами — наверное, своими прихвостнями. Она не понимала, зачем ее пригласили: здесь занимались делами, прикидываясь, что предаются светским увеселениям. Уж не для того ли ее позвали, чтобы уравнять число женщин и мужчин? Рашид почти не обращал на нее внимания. Сомневаясь, что у них дойдет сегодня до секса, она вдруг поймала себя на том, что совсем не прочь спрятать в сумочку две-три тысячи долларов, которые ей вручили бы за выполнение столь нехитрой повинности. Рассматривая присутствующих, Джейни чувствовала себя более одинокой, чем все несколько последних недель. Одиночество было как прозрачная белая вуаль, отделяющая ее от мира. Ей даже показалось, что она стала невидимой, хотя она сознавала, что каждое ее движение многократно увеличивается, приобретает небывалую рельефность. Она резким движением перебросила через плечо волосы, жалея, что не последовала совету Эстеллы и не стала курить — было бы по крайней мере чем занять руки. Но облегчение не заставило себя ждать: рядом с ней вырос тот самый красивый молодой человек, на которого она уже обращала внимание.

— Судя по вашему виду, вам не мешает выпить, — сказал он с веселой непосредственностью. Его акцент не был английским. — Неужели никто не предложил вам шампанского?

— Не знаю… — пролепетала она, понимая, что таким ответом выставляет себя идиоткой. Но он оказался непридирчив.

— Раз вы стоите без бокала, значит, вас обошли. — И молодой человек подозвал официанта в белом. Уже через несколько секунд Джейни с облегчением потягивала шампанское и благодарно взирала на него большими синими глазами.

— А вы? — спросила она его.

— Я не могу, — был ответ. — Служба!

— Как это? — не поняла она.

— Хотите верьте, хотите нет, но я — капитан этого корабля, — сообщил он, весело подмигивая. — Йен Кармайкл, — пред ставился он, протягивая ей руку.

— Джейни Уилкокс.

— Что же привело вас, Джейни Уилкокс, милая американка, на «Мамауду»? — Он улыбался, но его глаза были серьезны.

— Сама не знаю, — призналась она.

Он вопросительно рассматривал ее, словно оценивая, насколько искренне ее отчаяние. Потом, заговорщически подавшись к ней, сказал:

— На этом судне никто не знает, зачем он здесь, за исключением самого господина Рашида. Он все знает, а они, — Йен об вел рукой гостей, — не знают ничего. Но по-моему, эта игра представляет для них интерес. — Он помолчал, потом вернулся к прежнему легкому тону:

— Вы знакомы с Робертом Расселом?

— С прославленным актером? — Джейни покачала головой. — Нет, я не знакома ни с кем из знаменитостей.

— Он приятный человек, его жена тоже. Обязательно с ними познакомьтесь.

— У меня нет ни малейшего желания!

— Придется, — сказал капитан. — Не можете же вы проболтать весь день со мной, как бы мне это ни нравилось.

Она посмотрела ему в глаза. Предупреждение это или просто дружеский совет? Она уже испытывала к нему сексуальное влечение и гадала, влечет ли его к ней. Но его глаза были спокойны, как лазурная вода гавани. Удаляясь от него, Джейни поймала себя на пугающем ощущении, что покидает реальность и присоединяется к киношной массовке.

Заметив ее, Роберт Рассел позвал:

— Сюда, юная леди!

Она рассудила, что ему не терпится избавиться от общества Ким. Еще несколько секунд — и она присоединилась к их компании. Через считанные минуты Зара, жена Роберта, подтверждая свою добрую репутацию, уже обещала записать для нее название магазинчика, где купила свой тюрбан.

Компания собравшихся делилась на две части. На одном конце стола сидел Рашид со своими прихлебателями, моделями и Полом, на другом — Джейни, Рассел и Зара, Ким и Джастин с женой (ее звали Шанталь). Трапеза включала пять перемен блюд, вино лилось рекой. Сев за стол, Джейни вспомнила свое воспитание: развитию ума и полезных навыков не уделялось внимания, чего нельзя было сказать о манерах; во всяком случае, она никогда не путала вилки. Этот навык, а также выпитое шампанское обеспечили ей уверенность в себе в этой довольно затруднительной ситуации. Ей было весело наблюдать, как Ким, к возмущению Шанталь, расправляется с копченой лососиной с помощью салатной вилки. С другой стороны, у Шанталь, Ким и Зары было общее: все три были матерями. Джейни казалось, что в приличном обществе женщины должны разделяться на две категории — имеющих детей и бездетных; между женщинами, посвященными в загадку материнства, не должно существовать ненависти…

На вопрос о родах (его задала Ким, еще за первым блюдом) Шанталь скромно потупила взор.

— Что бы мужчины ни говорили, им этого не понять, — сказала она, выразительно взглянув на Джастина. Джейни было любопытно, в этом ли причина неприязненного отношения Шанталь к мужу, или это всего лишь одна придирка среди неисчислимого множества.

После этого разговор почему-то зашел о занавесках, начавшись с тех, стоимостью двадцать тысяч долларов, которые Ким присмотрела для их с Полом нью-йоркской квартиры. Джейни реагировала на застольную беседу надлежащей мимикой и учтивыми звуками, но при этом не могла побороть головокружение. Возможно ли, чтобы на свете было столько денег? Двадцать тысяч на украшение одного окна! В городке, где она росла, все играли в теннис и в гольф, но притом не брезговали вырезать купоны, дающие право на скидки, и радовались, когда покупали мясо для жарки по полтора, а не по три доллара за фунт. Она была в этом мире чужой, тем не менее не видела причин, почему бы в него не вторгнуться — и не остаться надолго. Изучая Шанталь, Джейни думала, что не уступает той в привлекательности, хотя понимала, что ей недостает элегантности. Что ж, элегантности можно научиться. Она стала почти бессознательно подражать тому, как Шанталь держит вилку, как прикасается салфеткой к уголкам рта.

Справа от Джейни сидел Джастин. Она чувствовала, что он ею заинтересовался. То, что он женат на Шанталь, делало и его интересным: Джейни уже размышляла, трудно ли заманить его в постель. Ею руководил не злой умысел, а свойственное молодости желание испытать свои силы. Она с улыбкой повернулась к Джастину:

— У вас тоже есть яхта?

Джастин удивленно на нее посмотрел, словно решил, что она шутит.

— Нет. У родителей Шанталь вилла в Мужене. — И он по смотрел на Рашида, занятого на другом конце стола беседой с Полом и одним из арабов. Проследив его взгляд, Джейни спросила:

— Вы работаете на Рашида?

— Я занимаюсь инвестициями.

— Ясно. — Джейни понимающе кивнула, хотя не знала, где расположен Мужен и что подразумевается под инвестициями. Она была девственно-чистым листком, на котором можно было написать что угодно — она все запомнила бы, ведь ее память не была ничем отягощена. Джейни стала расспрашивать его о бизнесе. Она удивительно мало знала о мужчинах, но Джастин почти сразу воодушевился, и она сделала мысленную зарубку: вот, значит, как можно привлечь мужское внимание!

После основного блюда все на ее конце стола были пьяны, Роберт сыпал скабрезными шуточками. Джейни узнала, что Джастин родом из Буффало («Буффало! — воскликнула она. — Скучное местечко!»), что он младший партнер в фирме и окончил Йельский университет. Она как будто случайно коснулась коленом его ноги, он не отодвинулся, и она усилила давление. Джейни чувствовала, что он ее жаждет, и, как после секса с Рашидом, была опьянена своей властью, способностью притягивать мужчин. Это походило на наркотик.

Когда подали большое блюдо малины, рядом с Джейни вырос Йен. Наклонившись к ней, он прошептал, что ей звонят. Она посмотрела на него с недоумением подвыпившей женщины, но он взглядом не дал ей возразить. Она посмотрела на Рашида: тот буквально гипнотизировал ее, как змея лягушку. Последовал чуть заметный кивок.

Джейни встала и схватилась за спинку стула, чтобы не зашататься. Значит, момент настал? Что ж, она готова: обслужив Рашида, она вернется к столу. Никто не будет знать, что у нее завелись лишние три тысячи долларов. К собственному удивлению, она чувствовала себя так, словно замыслила преступление. Йен привел ее в просторное помещение с длинными скамьями и кофейными столиками. В углу был золотой бар, посередине — паркетный танцевальный круг.

— Кому понадобилось мне звонить? — спросила она со смешком.

— Я не задаю вопросов, — ответил Йен немного смущенно. — Хозяин здесь не я.

На этом сюрпризы не кончились: он повел ее не в спальню, а вниз го винтовой лестнице, в каюту, служившую, как видно, кабинетом. Извинившись, он исчез за дверью.

За резным французским столиком сидел один из арабов, которого она только что видела за обеденным столом. Он жестом предложил сесть и ей.

— Мистер Рашид о вас хорошего мнения, — начал он. — Он предлагает вам погостить у него на яхте.

Этого Джейни никак не ждала, хотя слышала, что на яхте у Рашида есть девушки и что он им платит. Она не думала, что он настолько ею заинтересуется: ведь на ленче он почти не обращал на нее внимания.

— Зачем? — спросила она со смехом.

— Не могу сказать, — пробормотал араб. — Но он предлагает вам десять тысяч долларов в неделю.

Джейни потребовалось усилие, чтобы не расхохотаться. Ситуация была смехотворной: как она очутилась на яхте у богатого араба, как дожила до такого царского предложения — 10 тысяч долларов в неделю за секс с ним? Она едва не выбежала вон из каюты. Естественно, она обязана отказаться, вернуться в Париж, попытаться найти работу манекенщицы! Но Джейни тут же вспомнила, что у нее нет денег на обратный билет, и занялась мысленными подсчетами. Она тратила в месяц примерно

2 тысячи долларов; значит, 10 тысяч позволят ей целых пять месяцев не искать работу. Можно будет провести на яхте неделю, а потом снова стать хозяйкой собственной жизни, возможно, даже завести постоянного молодого человека, вроде Джастина.

— Вы согласны? — спросил араб.

— Конечно! — выпалила Джейни. Выпитое за ленчем вино придало ей смелости.

— Очень хорошо. В таком случае подпишите это. — Он подо двинул ей листок бумаги. — Пустяки, соглашение о соблюдении конфиденциальности. Вы даете обязательство ничего не рассказывать прессе о мистере Рашиде. Ничего о нем не писать. В случае нарушения…

— Что тогда? Меня убьют? — От страха Джейни попыталась пошутить, но собеседник ничего не ответил. Он сидел, не сводя с нее черных глаз.

На принятие решения ей потребовалась одна секунда. 10 тысяч долларов — слишком соблазнительная сумма, а представить себя дающей интервью о Рашиде, тем более что-то о нем пишущей она не могла при всем старании. Взяв у араба серебряную ручку, она подписалась отчетливым школьным почерком. Потом, откинувшись в кресле, еще раз попробовала пошутить:

— Итак, когда я начинаю?

— Прямо сейчас, мисс Уилкокс.

— Раз так, я принесу свои вещи.

— В этом нет необходимости. Для этого у нас есть специальные люди.

— Но мне надо попрощаться с друзьями, сказать им, куда я отправляюсь… — пролепетала Джейни, уже испугавшись:

Араб холодно улыбнулся, сложив пальцы домиком.

— Боюсь, на это уже нет времени. — После его слов ей показалось, что сердце сжимает железная клешня. — Через полчаса мы отплываем к турецким островам.


15


Раскаленное добела солнце нещадно жгло разноцветные домики вокруг маленькой гавани. Было три часа дня и не меньше 35 градусов жары. Но даже убийственное солнце не мешало немногочисленным, но очень упорным туристам бродить по узенькой булыжной улочке, проложенной из конца в конец порта. На этой улочке, примостившись под скалой, находилось кафе со столиками, расставленными на открытом воздухе под видавшей виды дощатой крышей. За одним из столиков сидела, попивая колу и обмахиваясь старым номером журнала «Тайм», Джейни Уилкокс.

В двух футах от Джейни возлежал на перилах, не сводя с нее огромных светло-карих глаз, рыжий кот. У него были надорванное ухо и шрам над глазом. Поняв, что она все равно не закажет еды и не покормит его, он приступил к неторопливому кошачьему умыванию. Джейни тянула колу через соломинку и не сводила глаз с кота. Кошек здесь было видимо-невидимо: стоило сесть, как они тебя окружали, а некоторые, особенно наглые, даже занимали свободный табурет за твоим столиком.

Джейни с горестным вздохом подперла рукой щеку и стала разглядывать гавань. Она не отказывала ей в привлекательности, но яхта стояла на якоре неподалеку от острова уже третий день, и местные виды успели надоесть. Остальные девушки тоже не понимали, почему они так надолго здесь задержались, и могли только беспомощно гадать. Это свидетельствовало об их ограниченных умственных способностях: ведь стоило яхте подойти к этому лежащему на удалении от остальных, с виду необитаемому островку, как им велели не покидать кают и опустить шторки иллюминаторов.

Они, разумеется роптали — но только не Джейни. Она, забравшись с ногами на койку и отогнув краешек занавески, видела, как трое военных в камуфляже, с автоматами, спустились с горы и направились к яхте. Она рухнула на койку и зажала ладонью рот, чтобы не заорать от страха. После той беседы с арабом в кабинете, поднявшись на палубу и уже не найдя там гостей, за исключением трех молодых женщин, зато увидев, как суетится команда, поднимая якоря, она пришла к убеждению: ее задумали продать в публичный дом. Следующие три часа она провела, запершись в своей каюте, в сто раз более удобной и элегантной, чем каюта на яхте Сайда, — взять хотя бы мраморную ванну и несчетные шампуни, кремы и прочее, фантазируя, как она будет прозябать в каком-нибудь гареме в роли белой рабыни.

Ленч и предложение десяти тысяч — все это уловки, чтобы заманить ее на яхту и потом продать, размышляла Джейни, лежа на койке в позе зародыша и тихонько скуля. Ведь Рашид торгует оружием, так сказал Пол; почему бы ему не приторговывать вдобавок девушками? Главное, о том, что она находится на яхте у Рашида, не знала ни одна живая душа, кроме Эстеллы, от которой глупо было бы ожидать помощи…

Разумеется, эти страхи оказались неоправданными-пока. Так думала Джейни, глядя из-за занавески на мелководную гавань. На грязноватом песчаном пляже резвились ребятишки, двое рабочих лениво стучали молотками по доске на козлах. Солдаты были доказательством того, что бояться имелись все основания: где еще провернуть преступную сделку, как не на затерянном островке, вдали от любопытных глаз? Потом Джейни исчезнет, как будто никогда не существовала; одному Богу известно, как с ней поступят дальше… Их — кем бы они ни были — ждет сюрприз: она уже решила, что откажется им подчиняться даже под страхом смерти.

Теперь, бездельничая в кафе, Джейни с удивлением вспоминала те свои мысли в каюте. Поразительно, что происходит с паникующим человеком! Минут десять она не помнила себя от ужаса, совершенно забыла обо всем на свете. Если бы не неизменность закона притяжения, она бы не отличала верх от низа, потолок от пола. Дошло до того, что она забралась в мраморную ванну и накидала на себя полотенец, чтобы под ними спрятаться… Страх, впрочем, не помешал Джейни отметить толщину и пушистость полотенец. Ее посетила мысль принять ванну, но она быстро от нее отказалась: если за ней придут, то в голом виде она окажется еще беспомощнее, чем одетой. Наконец Джейни выбралась из ванны. Она уже лучше соображала. Созрело новое решение: на случай, если ее продадут, надо быть готовой к скорому побегу. Она надела шорты и стала набивать карманы всем, что могло бы послужить оружием: маникюрные ножницы, походный наборчик для шитья, даже крохотная склянка с кремом для бритья. Вооружившись таким способом до зубов, она опять залезла на койку и отогнула край занавески.

Рашид беседовал на берегу с тремя военными. Джейни не видела его лица, но знала, что это он: отплыв от Лазурного берега, он стал одеваться только в традиционном арабском стиле — в просторные белые одежды, с которыми контрастировали неизменные черные очки. Позади Рашида стояли два его охранника, тоже с автоматами. После разговора, сопровождавшегося бойкой жестикуляцией, все шестеро зашагали прочь и исчезли из поля зрения Джейни.

Плюхнувшись на койку, она укололась маникюрными ножницами. Ей стало стыдно за недавний приступ страха: все объяснялось, судя по всему, торговлей оружием. Но Рашид был хитер. Через два часа всех вызвали из кают. Кают-компания была украшена в стиле зимней сказки: искусственный снег, искусственный иней на искусственных ветках, обвитых рождественскими гирляндами. Посередине стоял большой торт с надписью «Bon Anniversaire, Irina»[7 - «С днем рождения, Ирина» (фр.)].

Все двадцать человек команды, встав полукругом, спели «Happy Birthday» Ирине, высокой брюнетке с широкими бедрами и тоненькой талией. Ирина пришла в сильное недоумение.

— Мой день рождения не сегодня! — сказала она по-английски, но с сильным акцентом.

— Мистер Кармайкл, — обратился Рашид к Йену (он называл всех только по фамилии), — как это понимать? Мисс Степанова говорит, что ее день рождения не сегодня.

— Я заглянул в ее паспорт, сэр, — твердо ответил Йен. — День рождения сегодня.

— Может, это я ошиблась? — уступила Ирина.

После этого Рашид раздал всем девушкам подарки — браслетики с бриллиантами.

Никакой у нее не день рождения, — прошептала позже, когда все четыре красотки загорали на палубе, девушка по имени Салли. Она была англичанкой, без устали напоминала остальным, что происходит из аристократической семьи, родственной королевской, и делала вид, будто гостить на яхте Рашида для нее абсолютно нормально.

— Ирина ошиблась? — спросила бразильянка Кончита. Она почти не владела английским языком и каждый день рыдала, вспоминая любимую мамочку. Йен пообещал ссадить ее на берег в Монако.

— Джейни! — позвала Салли. У нее был жесткий, как сталь ной скрежет, выговор, и знай Джейни англичан лучше, она бы сообразила, что претензии англичанки на аристократизм полностью высосаны из пальца. Но она и так ее не выносила. Перевернувшись на живот, она небрежно произнесла:

— Подумаешь!

— Зато у меня браслетик! — И Ирина помахала в воздухе рукой с украшением.

— Кажется, ты снюхалась с Йеном, — сказала Салли, подвинувшись к Джейни. — Не думай, мы видели, как ты к нему подлизываешься. Наверное, ты с ним втихую трахаешься. Забыла, что во всех каютах камеры?

— Тогда смотрите на здоровье записи.

— Что такое запись? — спросила Ирина.

«Йен!» — подумала Джейни. Шум вертолета вернул ее к действительности. Подняв голову, она увидела, как черный вертолет Рашида поднимается в воздух и устремляется к горам, высящимся над портом, чтобы пропасть за ними. Раз Рашид улетел, то, может, она увидит Йена? Она сама подстроила такую возможность, сообщив за ленчем, что отправится в городок за газетами. Рашид, приподняв брови, отозвался на ее сообщение, криво усмехнувшись:

— Не знал, что вы читаете по-турецки, мисс Уилкокс. Наверное, у вас есть скрытые способности, о которых мы не догадывались.

— Конечно, Рашид, — сказала она озорно. — Еще сколько!

— Слушай, Джейни, — ввернула Салли с набитым ртом, — ты собираешься отращивать груди?

— Что такое груди? — спросила Ирина.

До слуха Джейни уже доносился звук лодочного мотора. Приставив журнал к глазам, как козырек, она увидела в море маленький катер, управляемый высоким блондином. На расстоянии все австралийцы и англичане, стройные блондины, составлявшие команду яхты, были похожи друг на друга, но Йен был все-таки выше остальных, и Джейни не сомневалась, что в катере он. У нее быстро забилось сердце, когда катер пронесся мимо кафе. Она вскочила, подбежала к берегу и замахала рукой. Йен приветственно улыбнулся и подвел катер к причалу в центре гавани.

Она вернулась в кафе, взволнованно крутя драгоценный браслет на запястье. Как это произошло? Она отчаянно влюбилась. Теперь у нее было всего два занятия: либо придумывать, под каким предлогом оказаться с ним рядом, либо фантазировать, что они занимаются любовью, сбежав с яхты и зажив вдвоем. Тем не менее за неделю, проведенную на яхте, она пробыла в его обществе от силы полминуты. Что ж, и за эти тридцать секунд она сумела высмотреть в его глазах бездну понимания, намекнуть ему, кто она такая на самом деле. Так ей, во всяком случае, казалось.

Он пришвартовался, выскочил на берег и направился к ней. Джейни влюбилась в него в первый же свой вечер на яхте, когда, дрожа от страха, наткнулась на Йена.

— Нас хотят использовать как проституток! — гневно прошеп тала она.

Это было так нелепо, что он согнулся от хохота.

— Если такие попытки будут, я стану вашим защитником, — пообещал Йен. — Вот увидите, я перебью даже самую высокую цену. — Он смеялся, недоверчиво качая головой.

Из этого родились понятные только им двоим шутки. При встрече с ним Джейни говорила: «Надеюсь, вы копите деньги», а он отвечал, подмигивая: «Все спрятано в матрасе».

Не дойдя до кафе считанных метров, Йен вдруг свернул и скрылся в белом домике с официальной медной табличкой на двери — таможне. Джейни отпила еще колы и попыталась унять сердцебиение. Он обязательно придет, не может не прийти. Он ее заметил, она гостья на яхте, не может же он обойтись даже без приветствия! И она опять дала волю фантазии: он доставит ее обратно на яхту, где она, воспользовавшись отсутствием Рашида, попытается проникнуть к Йену в каюту. Салли говорила о камерах во всех каютах, но, возможно, это не относилось к каютам членов команды: трудно было себе представить, чтобы капитан стерпел такое посягательство на частную жизнь. Он так красив, так умен…

Спустя четверть часа Йен вышел из таможни и, помахав Джейни, подошел к ее столику.

— Что пишут в турецких газетах?

— Оказалось, я все-таки не читаю по-турецки, — отозвалась она беспечно.

— У меня хорошая новость: сегодня днем мы отплываем в Монако. Вы бывали в Монако?

— Нет. Рашид ссадит меня с яхты?

— Не думаю, — ответил Йен, склонив голову набок. — Кажется, вы ему действительно нравитесь.

— Все дело, наверное, в моем картежном мастерстве. Нам уже пора обратно на яхту?

— Я дам вам допить колу, — сказал он.

— В таком случае я растяну удовольствие, — улыбнулась ему Джейни. Ей нравилось, когда он обращался к ней командным тоном: она начинала чувствовать себя ребенком, которого уговаривают, что все будет в порядке. — Почему бы и вам не освежиться? — спросила она невинным голоском.

— Потому что нас не должны видеть вдвоем.

— Мы могли бы уйти внутрь.

— Еще хуже: подумают, что мы прячемся.

— Разве за нами наблюдают?

— Непременно! — Это могло быть шуткой, а могло и оказаться правдой. — Видите вон того молодчика? — Йен украдкой указал на массивного бритоголового субъекта. — Видели его раньше?

— Нет…

— Он с яхты. Один из телохранителей Рашида.

— Мне-то что!

— Господи, Джейни! — Йен вздохнул. — Разве вы не знаете, как поступают в их стране с распутницами? Сталкивают в бассейн без воды и до смерти забивают камнями.

Джейни ахнула и в страхе уставилась на бритоголового, пытавшегося пинком отогнать кошку, подошедшую к нему слишком близко.

— Я вам не верю! — заявила она. Капитан пожал плечами.

— Так и быть, я тоже глотну колы. — Он сходил к стойке и вернулся с бутылочкой и пустым стаканом. Уселся он напротив Джейни, предусмотрительно отодвинув стул подальше. — Поговорим про Монако, — предложил он.

— Не хочу про Монако.

— Вам там понравится, — сказал он, отпивая прямо из бутылки. — Шикарные магазины, модные казино…

Джейни уперлась в столик локтями и подалась к Йену.

— Плевать мне на магазины! И на шмотки плевать. Не говоря об этом браслете. — И она потрясла кистью. Он прищурился, снова прикладываясь к бутылке.

— Все девушки помирают по тряпкам и по деньгам.

— Йен, — промолвила она нежным голосом, — я в тебя влюбилась.

Она еще никогда не говорила мужчинам о своей влюбленности и не ожидала, что скажет. Но вся ситуация была такой нереальной, что эти слова сорвались у нее сами собой. Произнеся их, она испытала облегчение. Если бы они полюбили друг друга, это сделало бы ее положение романтичным, а не позорным. Все превратилось бы в забавное происшествие, о котором можно было бы потом рассказать своим детям…

Йен отвел взгляд. Потом снова взглянул на нее и спросил:

— Что ты делаешь на яхте, Джейни?

— Сама не знаю…

— Как только я тебя увидел, у меня возник вопрос: «Она-то что здесь делает?» Не подумай, что я не понимаю, зачем на борт поднимается большинство женщин. Но ты, Джейни… — Он по качал головой. — Это не для тебя. Ты не только красавица, но еще и умница. У тебя есть голова на плечах. Почему бы тебе не вернуться в Штаты, не стать врачом…

— Врачом?!

— Кто-нибудь знает, где ты находишься?

— Говорю тебе, меня, можно сказать, похитили…

— Кто-нибудь о тебе тревожится?

— Конечно! Мои родные…

— У большинства девушек, попадающих на яхту, нет никого, кому бы было до них дело.

— А что делаешь на яхте ты, Йен? — спросила она, взволнованно вращая свой браслет.

— Тебе лучше сойти на берег в Монако, — посоветовал он, не отвечая на вопрос. — Там легче затеряться. Возвращайся к семье!

— Я видела, Рашид торгует оружием.

Йен осторожно поставил на стол почти опорожненную бутылочку и медленно встал.

— Я этого не слышал. А ты этого не говорила.

— Йен, — зашептала Джейни, — если я сойду на берег в Монако, ты сбежишь со мной? Мы можем быть вместе?

Он засмеялся, разрядив напряжение:

— Лучше вернемся на яхту.

— Можем? — повторила она. — Я знаю, что очень тебе нравлюсь. Я заметила, как ты на меня смотришь…

— Заметила?.. — озадаченно спросил он. — Тогда я постараюсь больше так на тебя не смотреть.

Но в Монако она не сбежала. Ее захватила идея сыграть в опасную игру, оказаться в центре драмы; как глупая школьница, она убедила себя, что без Йена ей не жить. Она не сомневалась, что тот втайне ее хочет, тем более что он сам этого не отрицал, и изо всех сил пробуждала в нем ревность. День за днем она возвращалась на борт с множеством пакетов «Диор» и «Кристиан Лакруа» и старалась попасться капитану на глаза, когда он находился на юте.

— Что ты делаешь, Джейни? — спрашивал он, улучая момент.

— А что такого? — Она пожимала плечами.

— Внешне — ничего, но мы оба знаем, чем это чревато!

— Я в тебя влюблена, — шептала она в ответ и томно вздыхала.

Естественно, ей приходилось скрывать свои истинные чувства от Рашида. Но она относилась к этому как к части веселой игры. Обманывая, она оживала, ее чувства обострялись, каждое мгновение переживалось как насыщенный киноэпизод. В Монте-Карло Джейни облачилась в длинное вечернее платье, чтобы сопровождать Рашида в казино. Мужчины повсюду глазели на нее и пытались с ней заговорить. Со свойственной молодости самоуверенностью она сознавала, что красива, и благодарила Создателя за свою красоту, считая уродство наихудшей участью.

Но как-то вечером ей пришлось пережить потрясение.

Она находилась с Рашидом и несколькими женщинами в ночном клубе «Джимми». Когда она направлялась в дамскую комнату, какой-то человек подскочил к ней и припер к стене. Дыша ей в лицо алкоголем, он прохрипел:

— Ты, видать, чертовски хороша! Говорят, Рашид других не держит…

Джейни с отвращением оттолкнула его и сбежала в дамскую комнату, где открыла трясущимися руками сумочку от Шанель и намазала губы помадой «Пусси пинк». Инцидент привел ее в недоумение: французский Лазурный берег кишел такими, как она, молодыми красавицами без видимых средств к существованию. Во Франции это как будто никого не удивляло. Рядом с ней прихорашивались две привлекательные молодые дамы, судя по всему, американки. Их наряды были не так дороги, как ее; она заметила краем глаза, что они шушукаются, обсуждая ее. Джейни рассерженно повернулась к ним, провоцируя скандал)

— Ну, в чем дело?

— Ни в чем, — ответила одна из американок, пожимая плеча ми. Когда они проходили мимо нее, она услышала произнесенное шепотом итальянское словечко «puta», что значит «шлюха».

У нее перехватило дыхание, и она надолго застыла, в ужасе глядя на себя в зеркало. Только сейчас ей стало ясно то, что было очевидно для всех остальных, — в кого она превратилась. На ней было дорогое платье с золотом на манжетах. Джейни думала, что это просто элегантно, а сейчас поняла, что это униформа проститутки, и чуть было не сорвала его с себя. Красивая одежда и украшения очень дороги, а ей хотелось все это носить. Добыть такие вещи можно было одним способом — используя свое тело, свою красоту. Почему же не считаются продажными женщины вроде Ким, жены богатых мужей, цепляющие на свои окошки занавески за 20 тысяч долларов? Разница между ними и ею одна: они замужем, она нет…

И Джейни заторопилась обратно на яхту. В кают-компании она столкнулась с Йеном, готовившимся к предстоящей вечеринке на борту.

— Йен! — воскликнула она. — Какие-то мерзкие особы… Видя ее состояние и догадываясь, что произошло, он покачал головой.

— Как говорится, Джейни, следи за тем, что ешь, не нагуляй чрезмерный аппетит..

А потом июль сменился августом. В августе все кончилось крахом.

Она была в Канне с Рашидом и двумя другими девушками (на яхте непрерывно появлялись одни женщины и исчезали другие, и Джейни научилась не обращать на них внимания, даже не запоминала их имен). Они шли про набережной Круазетт в сторону пляжного ресторана «Карлтон». На Джейни было платье без рукавов от Унгаро с накладными плечами, волосы были собраны в узел на затылке, на шее сверкало тяжелое жемчужное ожерелье от Шанель. Они обсуждали прием на вилле богатой американской вдовы, на котором побывали накануне. Вдруг кто-то схватил се за руку, и прозвучал волнующе знакомый голос:

— Джейни?

Она остановилась. Ее спутники прошли еще немного и тоже остановились, чтобы обернуться и с любопытством уставиться на бородатого молодого человека в шортах цвета хаки и красных замшевых сандалиях, с тяжелым рюкзаком на спине. Это был Пит, ее брат.

В нескольких футах от него стояла интересная молодая женщина с длинными черными волосами и удивленно разинутым ртом, похожая на Али Макгроу. Джейни узнала Энн, с которой Пит встречался сначала в школе, потом в колледже. Энн шагнула вперед и произнесла ее имя.

Пит переводил взгляд с Джейни на девушек, с девушек на Рашида. Его лицо исказила гримаса отвращения, пальцы больно впились ей в руку.

— Какого черта?.. — крикнул он.

На Вандомской площади закапал дождик. Джейни встрепенулась. Пора было брать такси и ехать в «Диор», на встречу с Мими. Дождь испортит ей прическу и дорогой наряд, и Мими станет гадать, что с ней произошло. Но ей не было до этого дела. От воспоминаний у нее было такое ощущение, словно ее внутренности наполнены битым стеклом, и прохладный дождик принес облегчение.

…Покинуть яхту удалось через два дня. Йен сказал ей, что надо подождать, пока Рашид привыкнет к этой мысли. Приличия требовали, чтобы предложение исходило от него, кроме того, она хотела получить свои деньги.

Наконец с утра ее вызвали в кабинет. Там сидел все тот же араб.

— Мистер Рашид признателен вам за то, что вы составили ему компанию, но считает, что теперь вам лучше было бы покинуть яхту. Ваши вещи собраны и ожидают вас на сходнях. Маши на отвезет вас, куда скажете. — Он подал ей маленький чемодан чик. — Мистер Рашид предлагает это вам в знак благодарности. Просим вас удалиться незамедлительно.

Джейни покинула кабинет, прижимая к себе чемоданчик, прошла через салон на палубу, где полтора месяца назад состоялся роковой ленч. Ее чемоданы уже громоздились позади черного «мерседеса» с затемненными стеклами. Рядом с машиной стоял навытяжку араб-водитель. Джейни встревожено озиралась, высматривая Йена. Он должен был знать, что она уезжает. Неужели даст ей уехать, не попрощавшись?

У сходней она задержалась. Августовское солнце уже палило нестерпимо. Она испугалась, что ей станет дурно. Но тут рядом вырос капитан и ласково взял ее под руку.

— Вам помочь, мисс Уилкокс? ч

— О да! — Она со значением заглянула ему в глаза.

— Осторожно, — сказал он, косясь на араба.

Ей хотелось так много ему сказать, а времени было так мало! Она чувствовала, что на глаза навертываются слезы.

— Йен… — начала она.

— Я рад, что вы уезжаете, Джейни. Время пришло.

Они прошли по сходням и замерли на бетонном причале.

— Здесь все ваши чемоданы? — осведомился он официальным тоном. Джейни растерянно посмотрела на чемоданы. Она даже не знала, сколько их должно быть. У машины один на другом лежали четыре чемодана «Луи Вюиттон», как обычно поступают с багажом кинозвезд.

Джейни думала, что снова расплачется, и достала из сумочки темные очки. Водитель-араб погрузил чемоданы в багажник.

— Йен… !

— Да, мисс Уилкокс?

Она не знала, что сказать. Араб распахнул дверцу, Йен отступил назад. Она посмотрела на капитана, сделала три быстрых шажка к нему и спросила:

— Почему ты на яхте, Йен?

Он грустно покачал головой, не сводя с нее глаз.

— По той же причине, что и ты. Из-за денег. — Но…

— У меня в Австралии бывшая жена и дочка, я должен их содержать.

Она облегченно перевела дух: он свободен.

— Я еще тебя увижу?

— Не знаю.

— Скажи, что любишь меня, Йен. Пожалуйста! Ведь я тебя по-прежнему люблю!

Его улыбка была очень печальной.

— Тебе пора. Не плачь. Помни, взрослые девочки не плачут. — Он пожал ей руку. — Прощайте, мисс Уилкокс. Желаю приятно го путешествия.

Как только машина тронулась с места, Джейни расплакалась по-настоящему: слезы хлынули из-под очков и потекли по щекам. Но через несколько минут ее взгляд упал на чемоданчик, стоявший рядом на сиденье. Косясь на водителя, она торопливо положила чемоданчик себе на колени и в нетерпении щелкнула замками.

Крышка открылась, Джейни увидела, что лежит внутри, — и откинулась на спинку сиденья, задыхаясь от волнения. Она сразу забыла про Йена, забыла обо всем, кроме пачек тысячедолларовых купюр. Она сделала это, сделала! Джейни не могла бы точно определить, что значит «это», но знала, что сделанное доставляет ей неописуемое наслаждение.

Пока машина ползла в плотном автомобильном потоке на бульваре, а потом кружила по холмам, она тайком от водителя считала деньги. Там было все: обещанная ей плата и даже выигрыш в покер. Что ж, с такими деньгами необязательно возвращаться в Америку. Она свободна! Можно отправиться куда угодно, весь мир у ее ног! Джейни может делать что захочет, хоть поселиться на Таити и написать книгу. Почему бы и нет? У нее всегда были смутные мысли насчет того, что неплохо бы написать книжку и превратиться в знаменитую писательницу… Пусть люди признаются, что ее творчество изменило их жизнь…

Настал момент сказать водителю развернуться и ехать в аэропорт. Там она выберет направление, которое ей больше понравится, сядет в самолет и исчезнет, совершенно свободная от всего… Но по какой-то причине — не то из страха, не то из чувства вины — она ничего не сказала водителю. Машина продолжала взбираться все выше, минуя заправочные станции, супермаркеты и мебельные магазины, чтобы затормозить наконец перед молодежным общежитием — ветхим зданием с облупившейся краской, населенным, по-видимому, голодными вшами.

Брат и его подружка сидели в соседнем кафе и пили кофе. Увидев машину, Пит встал, хмуря брови. Водитель распахнул дверцу, Джейни вышла. На ней был дорогой костюм от Лакруа, туфли на высоком каблуке. Она вдруг осознала, как нелепо выглядит. Наблюдая, как водитель достает из багажника чемоданы, Пит сказал:

— Что-то маловато у тебя багажа!

— Мне не к лицу рюкзак.

— Я говорил с матерью. Она хочет, чтобы мы немедленно возвратились домой. Мы вылетим из аэропорта Ниццы, не заезжая в Париж. Деньги на билеты она мне выслала.

У меня есть свои, — сказала Джейни.

Господи, деньги!.. Придется рассовать их по чемоданам. В Америку как будто нельзя ввозить больше 20 тысяч долларов наличными… Вдруг ее поймают и упекут в тюрьму? У нее подкосились ноги.

— Самолет вылетает в три часа. Нам надо поторопиться.

— Можно мне в туалет?

Пит насмешливо наблюдал, как она по одному затаскивает в туалет свои чемоданы. Заведение было в типичном французском стиле: дыра в цементном полу, только и всего. Хорошо хоть, что там больше никого не оказалось. Трясущимися руками Джейни разделила пачки и спрятала деньги на дне всех четырех чемоданов, снова пересчитав для верности. Все на месте: 100 тысяч новенькими тысячедолларовыми купюрами.

В аэропорт они поехали на такси. В тесноте на заднем сиденье дешевой колымаги Пит проговорил тихим голосом, сдерживая бешенство:

— Ты могла погибнуть. Никто не знал, куда ты девалась. Мать уже собиралась связаться с французской полицией.

— Я в порядке, — отозвалась Джейни утомленно. — Разве я плохо выгляжу?

— Ты выглядишь как… — Что?!

— Полегче с ней! Она еще ребенок, — сказала добросердечная Энн.

— Никакой она уже не ребенок!

— Тебе-то что? — фыркнула Джейни. — К твоей драгоценной жизни это не имеет никакого отношения.

— Зато мать это убьет. Убьет! Она что-то для тебя значит? Ты когда-нибудь думаешь о других или всегда только о себе?

— Тогда ничего ей не говори.

— Боюсь, теперь уже нельзя будет промолчать.

Джейни заплатила таксисту, после чего они почти не разговаривали.

Родители встречали их в аэропорту «Логан». Увидев наряд Джейни и чемоданы, мать негодующе поджала губы. На следующий день она посадила ее в старый красный «олдсмобил» и повезла к врачу.

У нее нашли мононуклеоз[8 - Инфекционное заболевание, приводящее к изменениям крови.]. Мать сказала, что это счастье, мог бы обнаружиться сифилис. На обратном пути она вдруг затормозила на обочине.

— Я должна знать, Джейни, — сказала она.

Глядя на мать, Джейни чувствовала, как возвращаются ее детские страхи. Ей казалось, что мать никогда ее не любила; все их разговоры всегда заключались в неодобрительных высказываниях матери на ее счет и в ее попытках защититься. Мать опустила щиток и, глядя в зеркальце, стала красить губы.

— Ты с ним спала? — спросила она.

— С кем?

— Ты такая глупая!

— С кем, мама? Назови имя.

— С этим Рашидом! — Она повернулась к Джейни. — Ведь он преступник!

— Откуда ты знаешь?

— Какая же ты глупая! Как вышло, что у меня такая глупая дочь? Что я делала не так? — Она завела машину и поехала дальше. Но разговор еще не был окончен. — Ты хоть раз вспомнила обо мне и об отце? Все в клубе…

— Отлично! — крикнула Джейни. — Я уеду. Исчезну, провалюсь сквозь землю. Ты меня больше не увидишь. Можешь сделать вид, что меня нет на свете.

— А теперь ты вообще рехнулась.

— Я покончу с собой!

— Не будь идиоткой! — прикрикнула на нее мать, резко сворачивая к дому. — Я всегда знала, что так и будет. Я тебя предупреждала. Мужчины обманывают дурнушек…

— Я была с ним как раз потому, что красивая! — проорала Джейни, выскакивая из машины и громко хлопая дверцей. — Вот чего ты не можешь вынести, мама! Ты не можешь смириться с тем, что перестала быть красивее всех!

Следующие два месяца она пролежала на узкой кроватке в своей старой комнате. Джейни чувствовала себя Алисой в Стране чудес, где все чудесным образом уменьшилось, а она выросла; иногда ей казалось, что она вот-вот взорвется, уничтожив заодно весь дом. Мать записала Джейни в местный колледж, и она, онемевшая от стыда, не посмела протестовать.

Но постепенно к ней вернулись силы. Помогли, наверное, 100 тысяч долларов, спрятанные за кукольным домиком у нее в шкафу. Лежа в ту осень в своей детской комнате, она уговаривала себя, что может отказаться от своего прошлого и начать жить заново. В конце концов, она так молода, всего-то девятнадцать лет, в этом возрасте шрамы заживают, не оставляя следов. Но дурное семя попало в плодородную почву и проросло; возможно даже, оно всегда сидело в Джейни, дожидаясь благоприятных обстоятельств, чтобы дать о себе знать. Семя это жило своей собственной жизнью, увлекая за собой ее.

Через четыре месяца она снова увиделась с Йеном. Она вернулась в Нью-Йорк, жила в арендованной квартире. Как-то вечером там раздался телефонный звонок. Она схватила трубку и услышала незнакомый мужской голос:

— Джейни! Я не верю в свою удачу! Уже несколько дней пытаюсь тебя отыскать…

— Вы кто? — спросила она ледяным тоном.

— Не узнаешь? Догадайся.

— Не могу.

— Йен. Йен Кармайкл. Я в Нью-Йорке.

Они договорились встретиться в баре на углу, рядышком с ее квартирой. Джейни не переставала вспоминать капитана, но когда тот вошел, удивилась, чем он ее привлекал. Ее сердце превратилось в лед. Здесь, вдали от моря, Йен показался ей совершенно заурядным. В безжалостном свете, на который так щедр Нью-Йорк, он мало чем отличался от туриста со Среднего Запада: акриловый свитер, купленные только что на Третьей авеню уродливые кожаные сапоги, которыми он определенно гордился. Они трижды заказывали на двоих текилу; Джейни очень старалась почувствовать к нему то же самое, что чувствовала летом, но тщетно. Тогда его зубы казались ей ослепительно белыми, а теперь — желтыми и щербатыми. Глаза — восхитительные синие глаза, в которые она раньше так вожделенно заглядывала, — оказались посажены слишком близко, чудесные светлые волосы были подстрижены неудачно, привлекая лишнее внимание к крупному носу. Йен объяснил, что приехал в Нью-Йорк на две недели, заказать кое-какое оснащение для «Мамауды», и все повторял, как ему не верится, что они все-таки увиделись. Когда он взял ее за руку, она чуть было не сбежала — так подсказывал инстинкт.

Настал неизбежный момент: Джейни пригласила его к себе. Йен стоя целовал ее у камина, и ей хотелось кричать от неприятного ощущения, когда он лез языком ей в рот. Она так долго ждала этого мгновения… Что с ней произошло? Когда они приступили к любви, Джейни хотела почувствовать страсть, как летом, но ничего не произошло. Когда он занялся с ней оральным сексом, это только раздражало, и она уже хотела, чтобы он быстрее ею овладел, чтобы всему этому пришел конец. Когда он вошел в нее, она даже не удосужилась закрыть глаза, так была безучастна к происходящему. На его вопрос, можно ли кончить, она пробормотала:

— Да, пожалуйста.

Полежав на ней, Йен вздохнул, помотал головой, встал и начал одеваться.

— Ты куда? — спросила Джейни.

— Ухожу, вот и все.

— Я не понимаю…

— Все ты понимаешь. Но я…

— Послушай, Джейни, — проговорил он, надевая через голову свитер, — не признавайся мне больше в любви, потому что это не правда.

— Откуда ты знаешь? Йен сел на край кровати.

— Ты никогда не была в меня влюблена, Джейни. Неужели ты этого не понимаешь? — Она хотела возразить, но он жестом заставил ее молчать. — Это была просто фантазия, ты сама вбила это себе в голову. Иначе ты бы свихнулась. Если бы ты задумалась, чем занимаешься…

— Нет, я тебя любила! — крикнула Джейни, пытаясь прикрыться скомканной простыней. Он встал.

— Ты холодная. Слишком холодная, чтобы кого-нибудь по любить.

Лучше бы он ударил ее. От этих слов Джейни ахнула и прижалась к стене. Йен повернулся и вышел из комнаты. Забыв про простыню, она побежала за ним.

— Как ты смеешь так говорить? Это не правда! Распахнув дверь, он обернулся, и Джейни увидела, что его

Лицо искажено ненавистью.

— Ты похожа на паука черная вдова, — бросил он и побежал вниз по лестнице.

— Йен, подожди…

Но кричать ему вслед было бессмысленно. Она захлопнула дверь и привалилась к ней, всхлипывая. Почему всегда так происходит? Почему никто не понимает?..

Но спустя несколько минут слезы высохли, и Джейни подошла к зеркалу. Насмотревшись на себя, она закатилась истерическим хохотом. Такая красота — либо шутка, либо чудо. Люди останавливали Джейни на улице, чтобы сказать ей, что она очень красива, мужчины в машинах рисковали вывихнуть шеи, оглядываясь на нее. За два месяца до этого, в начале октября, судьба над ней сжалилась: ей позвонили из модельного агентства «Эйлин Форд». Каталожная компания пожелала заключить с ней месячный контракт, и она была в Нью-Йорке уже через два дня. Мать больше не заговаривала про колледж, более того, сама отвезла ее на бостонский вокзал, смущенно улыбнулась и поцеловала в обе щеки.

«Звони хотя бы иногда», — напутствовала она ее.

Джейни сделала шаг назад и, все еще смотрясь в зеркало, закрыла рот ладонью. Она внутреннее ликовала. Красота — бесценная, роскошная красота — спасла ее.

Сначала дождик едва моросил, потом превратился в мерзкую холодную пелену. Джейни, сидевшая на Вандомской площади, вытерла мокрое лицо. Действительно ли красота ее спасла — или толкнула на ложный путь? Еще тогда, в самом начале, с Рашидом… Если бы Джейни попыталась что-то совершить в жизни, а не полагалась только на судьбу и свою красоту, то чего-нибудь наверняка добилась бы. Какой прок от красоты, когда внутри пустота? Все, кроме нее, живут ради какой-то идеи, действия окружающих ее людей связаны с их эмоциональным стержнем. А она… За пятнадцать лет Джейни со столькими переспала, но за всю жизнь испытывала оргазм шесть раз. Она даже не могла представить, что такое любовь. Она воображала, конечно, что любит Селдена, но в действительности чувства, которые Джейни к нему испытывала, не отличались от ее чувств к любому другому мужчине: это можно было назвать приязнью, но только до тех пор, пока она получала от этих отношений что-то вещественное. Даже Йен разглядел это пятнадцать лет назад! Для Рашида это и подавно было очевидно, как красный фонарь на фасаде публичного дома.

Неужели она такой родилась или стала такой в результате серии неверных решений? Человек не может появиться на свет с зияющей пустотой внутри; в это она по крайней мере еще пыталась верить. Теперь Джейни понимала: никогда ей не познать истинную любовь, если она не перестанет предъявлять к мужчинам требования, в первую очередь материальные…

Она подняла голову. Внутренний голос твердил, что еще не поздно. Необходимо лишь начать жить совершенно по-другому. Еще можно было все уладить с Джорджем: перестать с ним заигрывать, по-деловому выложить карты на стол. Она расскажет о своих планах Селдену. Возможно ведь, что Селден ее все-таки любит…

Но она явно засиделась. Уже почти час дня. Пора бежать на встречу с Мими. Джейни вдруг пришло в голову, что если она все расскажет Мими (за исключением того, как делала Джорджу минет, конечно), то сможет заручиться ее содействием: Мими сумела бы повлиять на Джорджа. Самое важное — начать действовать, постараться не попадать больше в такие ситуации.

И тут, словно по волшебству, в мокром тумане материализовался высокий блондин. Он быстро шагал в ее сторону. Сначала Джейни не верила своим глазам: ей почудилось, что ее преследует призрак Йена. Но мужчина был уже близко, и она узнала Зизи. Все мгновенно прояснилось: Мими настояла на этом путешествии, поскольку знала, что Зизи в Париже, и использовала Джейни как приманку.

Она догадывалась, что это так, но еще не была уверена, пребывала в смятении. Он остановился перед ней. Секунда — и раздались слова, которые она раньше так жаждала услышать из его уст.

— Ты должна пойти со мной, — твердо произнес Зизи. Джейни встала и пошла за ним, как во сне, через вестибюль отеля «Ритц», потом в кабину лифта. Казалось, она совершила путешествие во времени вспять, к тому роковому мгновению, когда впервые оказалась в этом вестибюле. Теперь, думала она, уже не чуя под собой ног, судьба предоставляет ей второй шанс, позволяет исправить допущенную тогда страшную ошибку. Кабина остановилась на третьем этаже, и Зизи повел Джейни по коридору, как послушное дитя. «Я и есть дитя, — думала она, — только что появилась на свет, и теперь, когда рядом Зизи, все начнется заново…»

Но сон превратился в кошмар.

Они вошли в апартаменты с одной спальней. Уже в двери номера Джейни покинула безумная мысль о том, что они с Зизи останутся вдвоем: ее ждал Гарольд Уэйн. «Что он тут делает?» — подумала она раздраженно. Потом Гарольд обернулся, и по выражению его лица она поняла, что случилось что-то непоправимое, что-то ужасное.

— Я увидел тебя в окно и послал за тобой Зизи, — начал Гарольд.

— Зачем? Что стряслось? — опасливо спросила Джейни.

— Тебя все ищут, — сказал Зизи.

— Меня?! — Джейни напряженно хмурила лоб. — Не пони маю.

Гарольд шагнул к ней, раскинув руки.

— Джейни, мы с тобой давние друзья. Поэтому я должен сообщить тебе…

— Кто-то умер? — крикнула она. — Селден? — Стоило ей произнести эти слова, как противный голосок, слышный ей одной, подсказал, что его смерть стала бы решением всех ее проблем: богатая и свободная, она бы делала все, что захочет…

— Это не Селден, — обескуражил ее Гарольд.

— Раз так, — сказала она, скрывая разочарование, — то зачем меня сюда затащили?

Гарольд вздохнул, но так ничего и не сказал. Джейни в нарастающей панике переводила взгляд с него на Зизи. Впервые она заметила у Зизи на лбу странную отметину, похожую на большое пятно сажи, и вдруг поняла, что с утра видит подобные пятна на головах встречных. Ее охватил суеверный страх: наступил конец света, и ее ждет уничтожение. Она ахнула, указывая на пятно.

— Сегодня «пепельная среда», — объяснил Зизи, беря ее за руку.

В Нью-Йорке был восьмой час утра. Селден Роуз стоял под душем. Намыливаясь, он, как всегда, думал о жене. Со времени ее отъезда прошло уже три дня, и все происходило именно так, как ему говорили: в отсутствие жены он к ней подобрел, пришел к мысли, что, наверное, был с ней слишком суров. Ему очень не хотелось, чтобы Джейни упорствовала в этом своем нелепом намерении — поставить фильм по книге Крейга, но надо было, добиваясь своего, вести себя мягче… Селден чувствовал, что виноват перед ней: в ее словах о его зависти к таланту Крейга была доля истины. Он выключил воду и вышел из душа с мыслью, что если Джейни действительно пожелает стать продюсером, то он ей, пожалуй, немного поможет… Он знал в этом бизнесе многих людей и мог бы найти кого-нибудь, кто бы принял ее на должность ассистентки.

"Селден стал вытирать голову, но в этот момент зазвонил телефон. Наверное, Джейни, подумал он, радуясь, что и жена о нем думает. Надо ей сказать, что он по ней скучает, попросить вернуться раньше. Обернувшись полотенцем, он вошел в спальню и снял трубку.

— Привет, милая! — пропел он.

— Роуз? — раздался в трубке удивленный мужской голос.

— Джордж… — Селден не мог скрыть разочарования. Он знал, что Джордж рано встает, но не мог представить, что его заставило позвонить ему в этот час.

— Селден… — начал Джордж. Его голос звучал мрачно, и Селден заподозрил неладное с Мими. — Возникли проблемы, Селден, — сказал тот. — Боюсь, это связано с твоей женой.

Тревожный разговор был коротким. Селден наскоро оделся и поспешил в холл, чтобы потребовать у гостиничного дежурного газету «Нью-Йорк пост». Со смущенным видом, как будто эта ситуация была ему крайне неприятна, дежурный достал из-под стойки газету.

При виде заголовка у Селдена чуть не подкосились ноги. Он поспешно сложил газету, надеясь, что когда он снова ее развернет, окажется, что он ошибся, что страшные слова ему почудились.

С отчаянно бьющимся сердцем он вернулся к лифту (ему хотелось перейти на бег, но, зная, что дежурный провожает его взглядом, он сохранял достоинство) и нажал кнопку. Дождавшись кабины, Селден вошел и, пользуясь одиночеством, развернул газету. Три отвратительных слова были как удары по голове: он вздрогнул, обессиленно прислонился плечом к стене кабины. Но слова никуда не делись, они смеялись над ним, громоздясь над цветной фотографией Джейни, сделанной на показе моделей «Тайны Виктории»: синие в блестках бюстгальтер и трусы, руки на бедрах, сложенные, как для поцелуя, губы.

«МОДЕЛЬ? ПИСАТЕЛЬНИЦА? ШЛЮХА?» — гласил заголовок. Казалось, эти слова скандирует обезумевшая толпа, требующая крови. Селден потрясенно опустил газету. Он ничего не понимал, был в полной растерянности. Три слова раздавались у него в голове, как бессмысленная детская считалка на школьном дворе: «Модель-писательница-шлюха, модель-писательница-шлюха…»

Внизу страницы было набрано мелким шрифтом: «Комсток Диббл в центре сексуального скандала со сценариями». Теперь Селден понимал и того меньше. Когда двери лифта открылись, он уже пытался читать, перевернув страницу: «Комсток Диббл — это…» «Мерзавец!» — мысленно закончил он. Двери лифта уже закрывались. Селден нажал кнопку, чтобы они снова открылись, и уронил газету. Страницы разлетелись по полу кабины и по вестибюлю. Двери все норовили захлопнуться, он препятствовал им локтями. В конце концов он собрал все рассыпавшиеся страницы в неопрятный ком, который и понес к своему номеру, дрожа от обиды и злости.

Следующей проблемой было попасть ключом в замочную скважину. Подпирая плечом стену, Селден поднял глаза к потолку, готовый звать на помощь. Потом он увидел цифру на двери и сообразил, что ломится не туда: свернул в левый коридор, а надо было в правый.

«Немедленно возьми себя в руки!»

В конце концов решать проблемы — его специальность. Как ни ужасно все выглядит, реальность наверняка окажется не такой вопиющей. В любом случае он справится…

Или не справится? Дрожащими руками он стал искать на газетных страницах, брошенных на диван, проклятую статью. Сначала ему попадались только страницы спортивного раздела — он знал, что Нью-Йоркцы помешаны на спорте; потом бизнес, потом еда и рестораны… Искомое нашлось в самом низу. Там была еще одна фотография Джейни с того же показа мод, а также — о ужас! — Комсток Диббл, сидящий в первом ряду. Физиономия у него была хитрющая. Газета справедливо обзывала его Собачонкой Дибблом, он и впрямь походил на коротконогого ублюдка — тело в форме бочонка и кое-как приделанные конечности: нелепо торчащие ручонки и не достающие до пола ножки…

Селден презрительно отвернулся, но потом стал читать дальше: рано или поздно ему пришлось бы это прочесть, потому что материал был опубликован и делал черное дело, хотел этого Селден или нет.

"Комсток Диббл — гений кино, который не прочь повеселиться, предпочтительно за счет своей компании. Вчера Собачонку Диббла уличили в выписывании за счет компании чеков многочисленным женщинам, в том числе супермодели Джейни Уилкокс, в качестве оплаты сексуальных услуг; сам он выдавал это за оплату «услуг по написанию сценариев». Проблема в том, что ни одна из этих женщин не является сценаристкой.

Компания платила сотни тысяч долларов за сценарии успешных фильмов крупным сценаристам, таким, как Джей Макинерни, однако не все траты Диббла законны. За последние три года он платил по 30 тысяч долларов пятнадцати женщинам якобы за сценарии, которые так и не были предоставлены. Один из сотрудников компании заявил, что поражен тем, что Диббл, известный манхэттенский тусовщик, получивший в сентябре награду мэра за гуманитарные усилия в области моды, платил женщинам за секс. «У него всегда был полный порядок с дамами, — сказал он. — Может, он просто хотел сделать им приятное?»

Диббл «делал приятное» и девушкам по вызову, и активным посетительницам богатых приемов, и начинающим актрисам, и супермоделям. Два года назад тридцатитрехлетняя Джейни Уилкокс, сногсшибательная супермодель, демонстрировавшая в декабре модели «Тайны Виктории», хвасталась перед подругами, что пишет сценарий для Собачонки Диббла, а в действительности развлекала его в оплаченном им любовном гнездышке. Прошлым летом Уилкокс, которую знакомые считают весьма честолюбивой, заарканила сорокапятилетнего киномагната Селдена Роуза, главу кабельного канала «Муви тайм», и поспешно выскочила за него замуж в сентябре. Диббл же помолвлен с…"

Селдену расхотелось читать дальше. Выходит, она все-таки спала с Комстоком, соображал он, похлопывая себя ладонью по макушке, словно вколачивая в голову неоспоримые факты. У них был секс. В каком виде?.. Он уже не мог обуздать воображение. Она брала в рот у Диббла или пускала его в себя, как потом его, Селдена? От одной этой мысли его тошнило. Как и от того, что Джейни его обманывала. Последнее было труднее всего вынести. Она лгала, с невинным выражением лица сознательно вешала ему лапшу на уши. Наверное, считает его простофилей!

Господи, думал он, а ведь мама не ошиблась!

Селден не знал, куда кинуться, что предпринять, кому позвонить. Он подошел к окну, распахнул створку и получил в лицо, как пощечину, заряд холодного воздуха. На другой стороне улицы суетились двое мужчин, одетых как бойцы отряда специального назначения: камуфляжные штаны, жилеты, облепленные раздутыми карманами, вскинутые автоматы… Приглядевшись, Селден понял, что это операторы с камерами. Шакалы уже сбежались на падаль. Новость успела облететь весь Нью-Йорк, все теперь хохочут; рано или поздно в курсе окажется и его мать, и бывшая жена. Если у него будут дети, то и они когда-нибудь выудят этот позор из бездны электронного мусора… Пока он в ужасе смотрел на улицу внизу, к отелю подъехало такси, из которого вылез очередной фотограф. Селден отвернулся, ушел в кухню и уставился на кофейный аппарат.

Как теперь быть? Тихий голосок внутри подсказывал: вдруг все это вранье? Газеты вечно все перевирают; все знают, что журналисты способны наворотить горы лжи на пустом месте. Вдруг они ошиблись, вдруг Джейни совершенно ни при чем? Если это правда, то должны существовать улики! И он кинулся в гостиную, к французскому секретеру, один из ящиков которого был набит ее бумагами…

Селден рывком выдвинул ящик. Сверху по-прежнему лежала «Республика» Платона. Значит ли это, что Джейни не прикасалась к бумагам с того вечера, когда у них побывал Крейг Эджерс, или оставила книгу, чтобы увидеть, что ее бумаги трогали, по тому, как книга будет лежать? Он швырнул книгу на кресло, вытащил ящик из секретера и вывалил все его содержимое на пол. Упав на колени, он приступил к делу. Если все правда, если она действительно виновата, то неужели она так глупа, чтобы хранить улики? Впрочем, виновные чаще всего совершают эту ошибку, воображая себя умниками, способными перехитрить саму истину. Взгляд Селдена упал на официальное письмо, которое он уже видел в этом ящике в вечер визита Крейга, Он нашел на конверте адрес отправителя, и у него упало сердце: «Парадор пикчерс»!

Селден достал письмо, помеченное 15 октября 2000 г. С застывшей на лице гримасой отчаяния начал читать:

"Дорогая миссис Уилкокс!

С 15 июня 2000 г. мы пытаемся обсудить с Вами вопрос о незавершенном сценарии для «Парадор пикчерс». Сейчас мы предпринимаем четвертую по счету попытку с Вами связаться…"

Значит, все правда, ни слова вымысла! Джейни давно все знала, еще до замужества! Она сознательно его обманывала с самого начала. Взглянув на сумму ее долга, он не мог не удивиться. Почему она не попросила его о помощи, почему сама

Не погасила долг? Селден знал, как она прижимиста, но был поражен тем, что Джейни готова из жадности рисковать и своей и его жизнью.

Наверное, у нее попросту нет этих денег. Вдруг она отправила эти деньги, скажем, больной бабушке, заплатила за учебу в частной школе племянника или племянницы? Вдруг осталась на мели, но стеснялась ему об этом сказать?

Он упорно рылся в бумажках, разыскивая банковские документы. Вот и искомое — компьютерная распечатка, состояние банковского счета Джейни. 400 тысяч долларов! Деньги у нее были и есть!

Селден обхватил голову руками и зарыдал, чего с ним не случалось уже много-много лет.


16


Заголовки в «Пост» становились все злораднее.

Мими Пакстон ерзала на салфетках, шуршавших под ее голыми ягодицами. Прежняя пациентка оставила на пластмассовом стуле газету. Мими не терпелось взять ее и прочесть. Пока что она сопротивлялась побуждению соскочить с кресла, боясь, что вот-вот появится врач. Если в Нью-Йорке действует хотя бы одно правило, то оно относится к гинекологическому кабинету: врача всегда приходится ждать, какой бы ты ни была богатой.

Она попыталась подоткнуть под себя полу халата. Газета притягивала как магнит. Прошло две недели после появления номера со знаменитым заголовком: «Модель? Писательница? Шлюха?» Некоторые говорили, что это напоминает непревзойденный заголовок: «В топлесс-баре найдено безголовое тело». Впрочем, сюжет обладал тем, что репортеры называют убойной силой: в нем были деньги, секс, власть, как в кино, а в центре, как главная героиня, — красотка, рекламирующая нижнее белье. В газетах по-прежнему печатали материалы об этом скандале, превращая его в нескончаемую «мыльную оперу», но публике хотелось больше и больше, как будто у нее не было других забот. Но таково еще одно нью-йоркское правило: беда одного человека — это победа другого (пусть даже сводящаяся к тому, чтобы быстро поймать такси в час пик дождливого дня); чей-то позор становится развлечением для миллионов.

В каждом номере газеты красовалась фотография Джейни, словно существовал их неисчерпаемый источник. Однажды ее фотографии заняли целую страницу: была представлена вся ее история манекенщицы, с первых шагов, что, по мнению Мими, еще больше ее компрометировало. Впрочем, в номере, лежавшем на стуле, героем фоторепортажа была уже не Джейни, а молодой чернокожий в модных очках, не слишком большой умник с виду. Мими прищурилась и сумела прочесть его имя: Скутер Мендельсон.

Ей не обязательно было читать «Пост», чтобы понять, о чем речь. Она заняла в кресле более удобную позу. Джордж весело рассказывал ей эту историю, утверждая, что это «один из замечательных моментов в бизнесе». Мими готова была согласиться, что для него это замечательный момент. Истинным героем был этот Скутер Мендельсон из Бруклина, уже выдвинутый Джорджем на одну из ведущих должностей в «Парадор пикчерс», что стало для Скутера большой неожиданностью — в двадцать один-то год! Но у Джорджа были на его счет далеко идущие планы: он говорил, что Скутер-олицетворение нравственности, которой «Парадору» раньше так не хватало.

По словам Джорджа, Комсток пал не потому, что платил женщинам за несуществующие сценарии, а из-за того, какими способами он пытался это скрыть. Как ни странно, если бы Комсток платил женщинам больше — по 100, 200, даже 300 тысяч, — то скорее всего вышел бы сухим из воды. 100-300 тысяч — стандартная цена киносценария; для кинокомпаний привычное дело заплатить автору и утереться, не получив готовый сценарий. Но когда Комсток вздумал продать часть своей компании и бухгалтеры занялись подсчетами, необычная цифра (30 вместо 300 тысяч) привлекла их внимание, и они запаниковали. Юридический отдел стал рассылать письма, но ни одна из дам не выполнила требования — зачем? Они ведь резонно полагали, что им платят за секс…

А потом, продолжал свой рассказ Джордж, раздуваясь, как индюк, к нему явилась со своим письмом Джейни, чем и надоумила его купить компанию Джорджа: ведь самые удачные сделки заключаются тогда, когда покупатель располагает тайной информацией, которую продавец предпочел бы утаить. Тем не менее, заверил Джордж Мими, эта часть истории никогда не выплывет наружу, ведь он, Джордж, не желает, чтобы люди решили, будто он наживается на беде бедняжки Джейни Уилкокс, вызывающей у большинства сочувствие. Таким образом, о том, что Джейни обращалась к нему за помощью, известно только ему да ей, а также Мими…

То, что дело с «постельными сценариями» выплыло наружу, не имело никакого отношения к Джорджу. Виноват был исключительно сам Комсток Диббл: если бы он сознался в жульничестве, а не попытался перехитрить Джорджа Пакстона, то газеты ни за что ни о чем не пронюхали бы.

По словам Скутера Мендельсона (а Джордж поведал рассказанное им Мими), за два дня до совещания, посвященного предстоящей продаже компании, Комсток Диббл вызвал к себе в кабинет Скутера, тогда помощника ассистента, не более того. Он так сильно потел, что залепил себе всю голову бумажными салфетками. У себя в кабинете Комсток всегда был очень грозен, а в последние две недели стал попросту ужасен: он даже довел до слез своего несгибаемого рекламного агента, человека пятидесяти пяти лет от роду, в свое время, как подозревали, якшавшегося с гангстерами. Скутер знал о слезах, потому что, посещая уборную по малой надобности, услышал шмыганье из кабинки, заглянул в нее снизу и увидел башмаки, по которым безошибочно опознал беднягу. Ясно, что в кабинет Комстока Скутер вполз ни жив ни мертв от страха.

— Имя! — гаркнул Комсток.

Скутер проработал в компании всего полгода, к тому же был слишком напуган, чтобы обидеться.

— Скутер… — пискнул он.

— Сможешь сделать титульный лист к сценарию? — пролаял Комсток.

— Конечно… — прошептал Скутер, не понимая, куда тот клонит.

— Хорошо. Вот тебе имена, вот названия. — Комсток сунул ему список женских имен. — Мне нужно, чтобы ты взял эти сценарии, — он ткнул пальцем в стопку у себя на столе, — оторвал от них обложки и сделал новые. Понял?

Скутер, естественно, не понял ровно ничего, но отказаться побоялся.

— И чтоб новые обложки были другого цвета! — крикнул Комсток вслед Скутеру, торопившемуся из кабинета с охапкой сценариев.

На своем рабочем месте Скутер сделал все так, как велел Ком-сток, не рассуждая, тем более что вместе со всеми сослуживцами уже пришел к твердому заключению, что Комсток Диббл окончательно рехнулся. Последней в списке фигурировала Джейни Уилкокс, которую требовалось превратить в автора сценария «История модели». Он уже собирался снабдить сценарий «Чайнатаун» новой обложкой, и тут его наконец осенило. Имя Джейни Уилкокс, модели, он знал и в том, что она не сценаристка, был уверен. Поставить ее имя на титульном листе сценрия великого фильма было бы насмешкой над кинематографом. По словам Скутера, его это по-настоящему зацепило. Если бы его заставили надеть фальшивую обложку на сценарий фильма «Шоу-герлз», он бы глазом не моргнул.

Оставив препарированные сценарии на столе помощницы Комстока в конце рабочего дня, Скутер отправился домой. «Чайнатаун» не выходил у него из головы, поэтому он взял фильм напрокат и заел его несчетными мини-пиццами. Все его существование было подчинено кино, фильмы были для него всем, святыней, ибо придавали человеческой жизни смысл. С детства, когда мать повела его на картину «Уолл-стрит», он мечтал попасть в кинобизнес. И вот Скутер в него попал, и ему была невыносима мысль, что он сделал что-то нехорошее, ведь Комсток поручил ему незаконное дело!

Он достаточно насмотрелся кино и понимал, что должен принять решение. В кино неспособность к выбору правильного решения кончалась для героев бедой. Его, чего доброго, уволят или, хуже того, навсегда лишат возможности работать в кинематографе — вот ужас-то! Значит, надо кому-то все рассказать — но кому?

За просмотром «Чайнатауна» Скутер вдруг вспомнил о продаже «Парадор пикчерс». Это держали в секрете, но весь офис знал о предстоящих переменах, потому что каждый дрожал за свое место. Он не мог вспомнить фамилию человека, приобретавшего компанию, но в памяти всплыло название его фирмы — «Смагма». Он запомнил его из-за зловещего звучания, напоминающего о злых силах из фильма о Джеймсе Бонде…

Скутер провел бессонную ночь, вскочил ни свет ни заря и уже в половине восьмого названивал в справочную. В Нью-Йорке нашлась фирма «Смагма энтерпрайзиз», и он записал ее телефон. Он не рассчитывал, что в такую рань на другом конце провода снимут трубку, но на всякий случай решил попытать счастья. К его удивлению, на звонок почти без промедления ответил приятный женский голос:

— «Смагма энтерпрайзиз».

— Мне бы главу компании… — взволнованно начал он.

— Мистера Джорджа Пакстона? Кто его спрашивает?

— Вы меня не знаете, но я из «Парадор пикчерс»…

— Не кладите трубку, пожалуйста, — любезно ответила дама, ничуть не удивившись.

А потом в трубке раздался голос самого Джорджа Пакстона, и Скутер все без утайки ему поведал…

Развязка последовала назавтра, когда в помещении «Парадор» появился Джордж Пакстон вместе с шестью серьезными мужчинами в костюмах, чтобы запереться с Комстоком Дибблом и его людьми в комнате для совещаний.

Около четырех часов перед Скутером выросла помощница Комстока с кипой сценариев, поддельных и настоящих, заказанных компанией за последние два года, и свалила все это ему на стол.

— Твоя работа — ты и забирай, — прошипела она. — А я боюсь.

Пришлось Скутеру, сгибаясь под тяжестью сценариев, стучаться в дверь комнаты для совещаний. То, что случилось потом, походило на кульминационную сцену из кинофильма, только было еще лучше, потому что произошло на самом деле.

— Спасибо, м-м… Скутер, — выдавил Комсток, когда тот положил перед ним на длинный стол сценарии. Он видел, что Ком-сток старается держать себя в руках, изображает душку: даже вспомнил с первого раза, как его зовут. Он уже собирался выйти, когда человек, сидевший на другом краю стола, его остановил. Скутер сразу догадался, что это Джордж Пакстон — другой бы не сидел, так по-хозяйски, растопырив ноги.

— Погодите-ка, Скутер, — сказал Джордж. — Побудьте немного с нами. Думаю, вам понравится.

Скутер покосился на Комстока. У того были безумные глаза, что обычно подсказывало его подчиненным: пора разбегаться в разные стороны. Но сейчас главным был Джордж Пакстон, а Комсток помалкивал.

— Я вас слушаю, — сказал Джордж, кивая Комстоку. Тот за говорил, указывая на листок бумаги:

— Это список сценариев, которые мы заказали за последние три года, а это, — он похлопал по стопке, — предоставленные сценарии.

— Понимаю, — кивнул Джордж Пакстон, пробежал глазами спи сок (у всех присутствующих были одинаковые списки) и сказал:

— Хотелось бы взглянуть на сценарий Джейни Уилкокс, если можно.

— Он не из лучших, — сказал Комсток Диббл. Перед ним сто яла, как водится, коробка с салфетками, и он принялся промокать ими потную физиономию. — Хуже того, это полный провал. Просто мы решили узнать, есть ли у этой женщины другие способности, помимо тех, что на виду…

Все засмеялись. Комсток попытался отвлечь внимание Джорджа.

— Скутер! — позвал он. — Сделайте полезное дело, покажите мистеру Пакстону сценарий Даррен Стар. Вот по-настоящему гениальная штука, Джордж…

— Нисколько не сомневаюсь, — ответил Джордж, потирая ладони. — Но мне все равно хочется взглянуть на сценарий Джейни Уилкокс.

— Но сценарий Даррен… — начал было возражать Комсток.

— Нет, Джейни Уилкокс, — повторил Джордж, приподнимая бровь.

Легенда, обошедшая город, гласила, что после этого Джордж встал, открыл затребованный сценарий и зачитал знаменитую строку из «Чайнатауна»: «Моя дочь, моя сестра, моя дочь, моя сестра…»

Представляя себе этот фарс, Мими неодобрительно качала головой и все поглядывала на газету. Одно никто не мог взять в толк: почему Комсток так сглупил? Джордж, правда, объяснял — на дружеских сборищах, заменявших им в последнее время обычный светский календарь, — что люди, кажущиеся успешными, сплошь и рядом внезапно терпят крах, особенно если занимаются незаконными делишками. Они все сильнее распаляются, все больше рискуют, и чем дольше это сходит им с рук, тем меньше они заботятся об исправлении своих ошибок; можно подумать, они сами желают разоблачения. История кишит субъектами вроде Комстока Диббла, подчеркивал Джордж; неблагоприятные тенденции на фондовом рынке готовят нам немало встреч с близнецами Собачонки Диббла в ближайшем будущем…

Мими со вздохом посмотрела на часы. Сколько ей еще так сидеть в ожидании? Скоро полчаса, как она пришла!

Она распахнула халат и посмотрела на свой живот. Он становился все более заметным, еще немного — и придется признаться знакомым, что она ждет ребенка. Мими была беременна уже три месяца, и хотя в ее возрасте лучше было подождать с признаниями до первого ультразвукового исследования (на случай, если оно выявит порок в развитии плода и необходимость аборта, хотя ей не хотелось об этом думать), Джейни откуда-то все пронюхала уже две недели назад, что стало ясно, когда они встретились тогда в салоне «Кристиан Диор».

Мими смотрела на серую больничную дверь, мечтая, чтобы она побыстрее открылась. В ожидании оставалось разглядывать ногти. Она не виделась с Джейни с той их встречи в Париже, но слышала, что она по-прежнему в Нью-Йорке. Мими считала, что такое поведение характерно для Джейни: разумная женщина поспешила бы прочь из города, как поступила, к примеру, Моргон Бинчли. Та уехала в Палм-Бич, спряталась в доме матери и закатила с ней на пару нескончаемую истерику. Мать Морган культивировала старомодное представление о том, что леди попадает в газеты только трижды в жизни: когда рождается, когда выходит замуж и когда умирает, а ее дочь умудрилась за какие-то две недели превысить эту квоту в десять раз. Как невесту (теперь бывшую) Комстока Диббла ее упоминали почти в каждой статейке; «Пост» даже наградил ее кличкой Гибкая Светская Дамочка. Морган все это тоже сводило с ума: она спрашивала всех подряд, что «они» хотят этим сказать. На взгляд Мими, Морган просто пожалели, учитывая, как она на самом деле выглядела.

Она утомленно закрыла глаза. Больше всего досталось Джейни Уилкокс, которую газеты вообще нарекли «модельной проституткой»; если это и было перехлестом, если она и не была потаскухой в строгом смысле слова (хотя нет, была — целое лето, когда не гнушалась Комстоком), ни она, ни Селден ничего не могли сделать, чтобы спасти лицо. Джейни превратилась в публичную фигуру и теперь могла испытать на собственной шкуре, что это значит.

И все же Мими было ее немного жаль. Ни одна женщина не заслуживает, чтобы ее ежедневно называли проституткой в прессе, за исключением тех, кто сознательно избрал это ремесло. Лучше уж прослыть содержательницей притона, как прославленная Сидни Биддл Барроуз, чем проституткой, потому что это предполагает хотя бы наличие деловой сметки; беда же Джейни в том и заключалась, что у нее не было вообще никакой деловой сметки… Так по крайней мере Мими твердила тем, кто спрашивал ее мнение о Джейни Уилкокс.

Зная Джейни, Мими предполагала, что самой ей на все это наплевать. Скорее всего она все тщательно обдумала и убедила себя, что эту брань можно даже считать пиаром…

Во всяком случае, в те несколько минут в салоне «Кристиан Диор» Джейни вела себя как самая настоящая сумасшедшая. Вспоминая тот день, Мими не сводила взгляда с часов. Хотя нормальное поведение при тех обстоятельствах трудно было себе представить… И все-таки если бы сама Мими очутилась в таком положении, если бы это ей Гарольд Уэйн сообщил, что на первой странице «Нью-Йорк пост» ее назвали шлюхой, то она ни за что не помчалась бы на такси в «Кристиан Диор», поскольку находилась бы в растрепанных чувствах… Сначала Джейни выглядела до смерти напуганной, потом из ее глаз пропало всякое выражение, будто она перенеслась в другой мир, а ее телом завладел киборг…

— Мими! — позвала она своим музыкальным голоском, заходя в примерочный зал. Но интонация была слишком неестественной, словно она изображала нормальную Джейни, а глаза смотрели дико. Мими вздрогнула от страха, отчего помогавшая ей при примерке нарядов маленькая француженка в униформе по имени Колетт уколола себе булавкой палец.

Мими, не ожидавшая встречи в этот час, ответила удивленным «Джейни?!». Женщины пожирали друг друга глазами, соображая, как много известно одной и другой.

Сцена вышла такой отталкивающей, что Мими не могла вспомнить ее без содрогания. Она бы простила Джейни все, думала Мими, прикасаясь к животу, но только не сцену с Зизи. Она не ставила бы ей в вину ни скандал со сценарием, ни даже секс с Джорджем — она подозревала, что если это еще не случилось, то скоро все равно случится. Но Зизи — совсем другое дело, Зизи — ее любовь!

Накануне скандала Мими тайно встретилась с Зизи в своем номере отеля «Афины-Плаза». Что бы ни придумывала Джейни, Мими не знала, что Зизи в Париже, пока не столкнулась в «Гермесе» с Гарольдом Уэйном, покупавшим новое седло. Джейни осталась у себя в отеле под тем предлогом, что ей надо сделать несколько важных звонков, поэтому Мими отправилась на прогулку одна. Гарольд сказал, что он и Зизи остановились в «Ритце», но через два дня уедут в Довиль по своим делам.

Мими давала себе слово, что не будет преследовать Зизи, но теперь считала делом чести предупредить его, что, возможно, беременна от него. Ей ничего не было от него нужно, уходить от Джорджа она не собиралась. Но, услышав о ребенке, Зизи сломался и рассказал ей об истинной причине своего бегства. Его посетила «эта шлюха» Джейни Уилкокс, и он испугался, что может ей уподобиться…

Не утаил он и правду о том, каким хитрым способом Джейни проникла к нему в квартиру, как попыталась его соблазнить. Мими пришла в ужас — и не от известия, что Джейни хотела переспать с Зизи, а от ее хитрости; она вспомнила версию о бедной Патти (а ведь всем было ясно как день, что Джейни на сестру наплевать, она поддерживает с ней связь, только чтобы ее использовать), о том, что той якобы позарез потребовалась ее квартира.

Мстительность Джейни тоже стала для Мими открытием. Сначала она отказывалась в это верить, подозревая недоразумение, ошибку. Но женская интуиция подсказывала, что все так и есть. В Мими вспыхнула лютая ненависть к Джейни, подозрение, что та способна на все, вплоть до убийства; потом она задумалась о том, какую непростительную ошибку совершила сама, взяв Джейни к себе под крылышко. Как будто ее не предупреждали, что та брала деньги с мужчин, разбила несколько браков, занималась сексом в туалетах! Несмотря на настойчивость недоброжелателей Джейни, Мими упрямо повторяла, что та ни в чем не виновата, что стала жертвой злобных слухов, причина которых — ее красота. Мими сама угодила в ее ловушку, и немудрено: с самого детства она выбирала себе в лучшие подруги несчастных, жертв обстоятельств. Взять хоть Морган Бинчли, над ко-

Торой смеялись другие девочки, хоть Пиппи Мос, помешанную на выпивке, наркотиках и сексе. Потом к ним добавилась Джейни Уилкокс, женщина с дурной репутацией. Мими помнила старые сплетни про то, как Джейни плавала на яхте с богатым арабом… Но правда это или ложь? Мими была слишком гордой и упрямой: казалось, выбирая таких подруг, она пыталась доказать окружающим, что они ошибаются, права она, а эти женщины достойны ее дружбы.

Что ж, Морган и Пиппи — ее давние подруги и при всех своих недостатках всегда оставались ей верны. А Джейни сознательно пыталась причинить ей боль, и Мими ощущала это остро, как предательство возлюбленного. Нет, Джейни совершила нечто худшее: от подруги не ждешь того, на что считаешь способным мужчину.

Поэтому Мими решила разобраться с Джейни и навсегда с ней распрощаться. Правда, это не спасло бы их от встреч: поскольку Джейни замужем за Селденом, этого не избежать. Но Мими даст ей ясно понять, что с дружбой покончено — во всяком случае, на длительное время.

Но встреча получилась совсем не такой, как она рассчитывала.

В половине первого, когда Мими вышла из отеля, моросил дождь. Было холодно и мрачно, в точности как у нее на душе. Торопливо шагая по. бульвару, она мысленно воевала с Джейни Уилкокс. Напрасно та считает ее такой слабой и беззащитной, напрасно надеется, что подлость сойдет ей с рук. Джейни не могла не предвидеть, что Зизи все расскажет Мими… А ведь именно поэтому, сообразила Мими только сейчас, Джейни постаралась прогнать Зизи с квартиры. Неуклюжий, почти жалкий маневр! В пятый или даже в шестой раз за день Мими спрашивала себя, как ей быть. Может, лучше промолчать? В конце концов, зло уже причинено, с тех пор прошло целых два месяца, в ее жизни это утратило смысл. Она молча прощала измены друзьям; но никто из них не поступал с ней настолько подло. Приближаясь по бульвару к салону «Кристиан Диор», Мими все отчетливее понимала, что беда не в том, что Джейни натворила в прошлом, а в том, что она еще совершит в будущем.

— Добрый день, мадам Пакстон, — радостно приветствовали се в салоне. — Вы на примерку?

— Да. В час дня я ожидаю одну знакомую, Джейни Уилкокс. Обязательно пропустите ее ко мне.

— Конечно, мадам, — ответила администратор, закрывая за ней дверь. — Примерка состоится в зале «Сен-Лоран».

— Спасибо, я знаю, где это.

И она заторопилась по розовато-бежевому коридору к залу, где показывал свою первую коллекцию Ив Сен-Лоран. Лишь потом ей пришло в голову: в том, что примерку назначили именно здесь, заключалась горькая ирония. Ведь после того, как Ив Сен-Лоран представил первую коллекцию, на бульваре не было прохода от папарацци и поклонников. Это был тот переломный момент, когда человек вдруг становится знаменитым…

Сам зал, впрочем, был совершенно обыкновенный: длинный, узкий, с высоким потолком и окнами до пола со ставнями; одна стена была зеркальная. Обои и ковры розовато-бежевого цвета.

У стены стояла длинная вешалка с чудесными платьями, которые Мими заказала осенью, посередине зала — деревянный помост, куда вели две ступеньки. Мими разделась до бюстгальтера без бретелек и колготок. Примерщица Колетт сняла с вешалки синее платье и помогла Мими его натянуть.

Мими нервничала. Одежда была ей, естественно, чуть тесна, и она еще не решила, как быть: распустить швы по пополневшей фигуре или перенести примерку на следующий год. Колетт осторожно потянула молнию, пытаясь свести половинки корсажа. Наконец это удалось, и обе с облегчением перевели дух.

Колетт смотрела на Мими с легким неодобрением.

— Мадам несколько?..

— Нет! — Мими решительно покачала головой и положила ладони на живот. Лицо Колетт понимающе посветлело. Она час то закивала:

— C'est tres bien, n'est-ce pas?[9 - Как хорошо, правда? (фр.)]

— Oui. Je suis tres heureuse.[10 - Да, я очень счастлива.]

Без пяти минут час в примерочную вошел Франсуа, очаровательный француз, один из управляющих «Кристиан Диор».

— Полагаю, вам будет любопытно взглянуть, — сказал он, показывая Мими факс. Увидев тот самый отвратительный заголовок, Мими вскрикнула.

— Excusez-moi[11 - Простите (фр.).], — сказал Франсуа. — Я не хотел вас огорчать. Просто подумал, она ваша знакомая.

— Да, знакомая. Вернее, бывшая, — ответила Мими смущен но. — Сейчас она направляется сюда…

— Не думаю, что она придет, — сказал Франсуа. — В мире моды сейчас только об этом и говорят. Кажется, она работала в Париже моделью много лет назад?

— Вполне возможно, — ответила Мими неопределенным то ном, не желая снабжать Франсуа лишними сведениями.

После ухода Франсуа первая мысль Мими была о том, что Джейни заслуживает сочувствия. Конечно, за свое поведение Джейни должна была понести наказание. Мими не хотела бы оказаться в ее шкуре. Взглянув еще раз на факс, она поймала себя на том, что не слишком удивлена, даже совсем не удивлена. Новость уже разнеслась по всему Нью-Йорку, факсы дошли до Парижа, Лондона, Милана… Обо всем можно прочитать в Интернете. Сама Джейни тоже должна быть в курсе дела, что непременно помешает ей прийти на встречу. Учитывая последние события, Мими могла теперь надеяться, что столкновения с Джейни можно, будет избежать. Она почувствовала большое облегчение.

Но по прошествии четверти часа Джейни все-таки появилась. Сначала Мими решила, что она еще ничего не знает и что ей придется открыть глаза.

— Джейни!.. — простонала она. Джейни устремила на нее безумный взгляд и стала описывать вокруг помоста круги, как голодная тигрица.

— Куда ты собираешься идти в этом платье? — спросила она.

— На гала-балет в Нью-Йорке, — ответила Мими. Видимо, Джейни все-таки ничего не знала, иначе не стала бы спрашивать о платьях… — Я как раз собиралась пригласить тебя в комитет…

Неужели собиралась? — Джейни удивленно приподняла брови. — Странно, учитывая новые обстоятельства.

«Получается, знает», — решила Мими, все еще волнуясь. Как бы подтверждая это, Джейни сказала:

— Да, я все знаю. — Следующее ее замечание, сделанное странным, поразительно спокойным голосом, чуть не сбило Мими с ног. — Ты все это подстроила, чтобы выдавить меня из Парижа.

— Джейни! — крикнула пораженная Мими.

— Теперь Зизи в полном твоем распоряжении! — торжествен но закончила Джейни.

Мими удивленно отшатнулась и чуть не свалилась с помоста. Ее била дрожь, вызванная страхом и отвращением.

— Я только что видела Зизи, — объяснила Джейни. — Он мне все рассказал.

Мими прижала дрожащую руку к груди. Ей показалось, она сходит с ума. Мыслимое ли дело: Джейни произносила те самые слова, которые собиралась ей сказать Мими!

— Я думала, ты мне подруга, — продолжала Джейни. — Все предостерегали меня, что ты избалованная эгоистка и всегда стараешься настоять на своем. Но я не верила. — Глаза

Джейни сверкали, как темные сапфиры. — Знала бы ты, сколько раз мне приходилось тебя защищать! Сколько раз я твердила твоим недругам, что ты не такая…

— Джейни! — крикнула Мими в ужасе. — О чем ты говоришь?

— Не могу поверить, что ты так со мной поступила, — не унималась Джейни, подходя к помосту почти вплотную. — Сна чала потащила за собой в Париж, чтобы скрыть истинную цель — вернуть Зизи, а потом, когда ты с ним повстречалась и он тебя отверг, отказался с тобой спать, ты позвонила Джорджу и велела ему раздуть всю эту историю…

Мими зажала рот обеими ладонями, словно борясь с приступом истерики. У нее пропали последние сомнения в правдивости рассказа Зизи. Джейни использовала тот же сюжет, намеренно переместив персонажей, выставив жертвой себя. Неужели она верит в то, что говорит?!

Мими присмотрелась к ней. Глаза Джейни сияли, но были пусты. Мими невольно сравнила ее с мчащейся с включенными фарами машиной, за рулем которой никого нет. Джейни сделала еще один шаг вперед, Мими в ужасе шарахнулась от нее.

— Ничего у тебя не получится, Мими, — сказала Джейни. — Удивительно, что ты так сглупила: обвинила меня в том, что я брала деньги у Комстока Диббла. Но ведь я действительно написала сценарий. Когда пресса об этом пронюхает, ветер переменится и камни полетят в тебя.

Мими рухнула на колени. Ее стоны, вызванные страхом, походили на кашель. К ней бросилась Колет. Она недостаточно знала английский, чтобы понять их разговор, но безошибочно уловила признаки физического недомогания.

— Мадам Пакстон! — крикнула она. — Qu-est-ce que vous avez?[12 - Что с вами? (фр.).]

— De 1'eau, s'il vous plait…[13 - Воды, пожалуйста… (фр.).] — прошептала Мими.

Колетт выбежала за дверь. Джейни проводила ее взглядом и сделала еще шажок к Мими. Она похлопывала себя по бедру перчатками, словно это был хлыст, которым она сейчас примется охаживать Мими.

— Джейни! — взмолилась Мими. — Ты сама знаешь, что несешь чушь. Я узнала о скандале пять минут назад. За пять минут до твоего прихода, пойми! А Зизи я видела вчера вечером, и он мне сказал…

— Что он тебе сказал? — грозно спросила Джейни. — Что я к нему приставала? — Она расхохоталась. — Конечно, чего еще от него ждать? Типичная версия отвергнутого мужчины.

— Ты назвала его проституткой, — простонала Мими.

— Что же тут такого? — удивилась Джейни. — Ведь он такой и есть, разве не так? Мужчина-проститутка, мужчина, берущий плату за любовь.

Мими с трудом встала с колен. У нее была одна-единственная мысль: как-нибудь выставить Джейни вон, избавиться от нее. Она подошла к вешалке с платьями и ухватилась за стальной стержень, чтобы не упасть. Стараясь казаться спокойной, она проговорила ровным голосом:

— Возможно, ты права, Джейни. Возможно, все, что ты говоришь, — правда.

— Конечно, правда! — крикнула Джейни. Уступчивость Мими немного ее успокоила. — Я знаю, как тебе трудно, Мими. Знаю, как ты к нему относилась. Но когда я видела его полчаса назад в «Ритце», он утверждал, будто ты его преследовала, потащилась за ним в Париж. Ему пришлось указать тебе на дверь. На самом деле ему нужна я… Он сказал, что ни минуты не колебался бы, остаться ли ему со мной, если бы я не была замужем за Селденом.

Мими было трудно не рассмеяться. Она знала, что Зизи никогда бы ничего подобного не сказал. Джейни уже натягивала перчатки; осторожность, терпение — и она избавит Мими от своего присутствия.

— Понимаю, — задумчиво кивнула Мими. — Как же быть с Селденом? — Со стороны могло показаться, что у них спокойный разговор о мужчинах.

— Селден… — Джейни пожала плечами. — Он не переживет, если я его брошу. Это я и сказала Зизи.

— Естественно, — откликнулась Мими, борясь с собой. Хуже всего было то, что речи Джейни звучали очень убедительно: не зная ее, можно было бы ей поверить.

— Я пришла тебя предупредить, — сказала Джейни, уже направляясь к двери. Потом она уперлась презрительным взглядом в живот Мими. — Но, как я вижу, теперь поздно, — заключила она победным тоном. Мими молча кивнула. Рука Джейни, обтянутая перчаткой, легла на дверную ручку. — Я ведь твоя подруга, Мими. Я всегда тебя любила, еще с детства, когда видела в журналах твои фотографии. Мне всегда хотелось стать, когда вырасту, такой, как ты. Надеюсь, когда все это утихнет, мы сможем остаться подругами.

— Конечно, Джейни, — осторожно ответила Мими с напряженной улыбкой. — Мы всегда будем дружить, ты это знаешь.

Уже открыв дверь, Джейни обернулась и спросила не-винным тоном, но с хитрым выражением лица:

— Кстати, кто отец?

Колетт не дала Мими ответить, вбежав в зал со стаканом воды. Она неприязненно посмотрела на Джейни и покачала головой; та, пожав плечами, зашагала прочь. Колетт подала Мими стакан.

— C'est tout d'accord?[14 - Все в порядке? (фр.).]

— Non, Colette, — устало сказала Мими, с трудом передвигая ноги. — Je suis tres fatiguee. Je prendrais un autre appointement demain…[15 - Нет, Колетт. Я очень устала. Лучше я приду завтра… (фр.).]

— Mais oui, bien sur, — сказала Колетт. — C'est naturellement. C'est le bebe[16 - Разумеется. Естественно. Это из-за ребенка (фр.).]

— Oui, — кивнула Мими. — Le bebe…[17 - Да. Из-за ребенка… (фр.).]

— Le bebe, — произнесла Мими вслух, прикасаясь к животу, потом снова глядя на часы. Куда подевался врач? Она недовольно закрыла глаза. В ее памяти осталось страшное лицо Джейни, выплевывающей безжалостные слова. Казалось, красивая маска, бывшая раньше лицом Джейни, лопнула, и вместо нее появилась змеиная голова, щелкающая челюстями. Мими по-прежнему видела лоснящуюся чешуйчатую кожу змеи, страшные зубы и длинный красный язык…

Что заставило Джейни нагородить таких чудовищных нелепиц, перевернуть с ног на голову ее отношения с Зизи? Шок от появления ее фотографии в «Пост» или что-то более глубокое? Сначала у Мими было намерение предупредить Джорджа и Селдена, что Джейни может представлять опасность; но тогда Мими пришлось бы самой быть откровеннее. К тому же Джейни и так сильно пострадала. Мими считала, что теперь ей придется переехать с Селденом в Коннектикут и надолго пропасть из виду. Возможно, Селден с ней разведется, а потом вряд ли отыщется дурень, который пожелает на ней жениться. Хотя нет, на то мужчины и глупцы, чтобы от них всегда не было отбоя… Но Джейни придется какое-то время от всех прятаться.

Внутренний голос спорил с логикой, утверждая, что Джейни не сумеет стать отшельницей. Открыв глаза, Мими стала молотить кулаком по смотровому столу. Не сметь больше думать о Джейни Уилкокс! Теперь она отодвигается на второй план. Важен только ребенок…

Она еще не оправилась от счастливого изумления, что ей выпадает такое счастье. Думая об этом, она гладила себе живот.

Ребенок давался ей дорогой ценой, ее положение было очень трудным, как у тысяч женщин на протяжении тысячелетий: она не знала точно, кто отец ребенка. Ее поведение не позволяло усомниться, что ребенок от Джорджа, но она склонялась к мысли, что от Зизи. Поэтому она все время чувствовала себя обманщицей, и страшная тайна отягощала ее сильнее, чем растущий плод. Мими считала себя ничем не лучше Джейни Уилкокс и полагала, что, как и та, заслуживает кары. Если ребенок от Зизи, то кара неизбежна: ребенка извлекут из ее утробы, но тайна навсегда останется с ней, будет ее терзать до скончания дней…

Как же ей поступить? Может быть, правильнее всего было бы сделать аборт? Она сполна получила бы за свое прегрешение, а Джорджа не пришлось бы дурачить. Но почему за ее преступление должно поплатиться жизнью невинное дитя?

— Доброе утро! — жизнерадостно произнес врач, входя наконец в кабинет. — Вы готовы? — Мими кивнула, и врач продол жил:

— Первым делом ответьте на вопрос: вы хотите знать пол ребенка?

— Хочу, — ответила Мими осторожно. Она опять чувствовала себя виноватой, обзывала себя грешницей. Может ли врач разгадать ее тайну? Нет, это немыслимо! К тому же отцом ребенка может оказаться и Джордж…

Она молилась, чтобы это было не так. Ведь она любила и хотела, естественно, чтобы ее дитя было зачато в любви. Кто осудит ее за желание, чтобы родился мальчик, похожий на Зизи?

Джейни Уилкокс стояла в своем номере отеля «Лоуэлл» и аккуратно разглаживала страницы утреннего номера «Нью-Йорк пост». Прижимая плечом к уху телефон и время от времени нечленораздельно в него бормоча, она добавила газету к высокой стопке вырезок в углу гостиной.

Она болтала по телефону с Венди Пикколо. По иронии судьбы у них завязалась телефонная дружба: они беседовали каждый день, бывало, и по два раза в день, причем продолжалось это по несколько часов, пока Венди не отправлялась в театр — она играла в пьесе «Трамвай „Желание“» роль Блан Дюбуа.

Странная дружба началась две недели назад, когда «Пост» вышел с заголовком «Модельная проститутка» и с нечеткой фотографией Джейни из каталога «Тайны Виктории», на которой на пси были прозрачный пеньюар и тапочки с розовыми страусовыми перьями. В это время года кажется, что зиме никогда не будет конца, а зима 2001 года выдалась особенно снежной. Вдоль улиц серели грязные сугробы, повсюду стояли скользкие лужи размером с небольшие озера. Все ходили с мокрыми ногами и с сопливыми носами.

Собственно, причиной этой дружбы стали скука Венди и то, что Джейни не могла покинуть гостиничный номер.

Две недели назад, в день, отмеченный газетным заголовком «Модельная проститутка», в номере раздался телефонный звонок. В день возвращения Джейни из Парижа телефон буквально раскалился от звонков репортеров, на которые Джейни запретила отвечать. Отель умел удовлетворять специфические нужды знаменитостей и на следующий день поменял номер телефона. После этого телефон вообще смолк, если не считать звонков Селдена: он в тот день звонил уже раз шесть, желая убедиться, что она в номере; еще звонил ее новый рекламный агент Джерри Гребоу — узнать, не нужно ли ей чего-нибудь, и заверить, что все рано или поздно утрясется.

Это она знала и без него. Ведь все происшедшее было просто чудовищной ошибкой!

Она взяла трубку, думая, что это опять Селден. Но звонила Венди Пикколо.

— Будьте добры Селдена, пожалуйста, — раздался ее обманчиво сладкий голосок, который Джейни тут же узнала.

— Селден на работе, — ответила она. Казалось бы, это и так должно было быть понятно. Но Венди не положила трубку.

— Это Джейни? — спросила она.

— Да, — строго ответила Джейни. Кто еще, кроме нее, это мог быть?

— Вообще-то, — сказала Венди немного виноватым тоном, — я хотела поговорить с вами, узнать, как вы там…

Джейни сразу в нее вцепилась, как коршун хватает когтями кролика в поле: никто до сих пор не интересовался ее состоянием, все волновались только из-за того, как ее трудности повлияют на них самих.

— Настоящий кошмар! — крикнула она. — У входа собралось не меньше ста фотографов, вот я и торчу в четырех стенах. С ума сойти! Вся эта шумиха, звонки… А хуже всего то, — она в тридцатый, наверное, раз за день подошла к окну посмотреть в щель между занавесками на толпу фотографов на другой стороне улицы, — что все сплошное вранье! Никто не понимает, что сценарий-то я написала…

— Конечно, написали! — поддержала ее Венди, с праведным гневом вступаясь за женщину, обиженную мужчинами, как обычно и происходит среди женщин. По ее мнению, важны были даже не факты, а моральная сторона дела. — Если и не написали бы, какая разница? Преступник-Комсток, а не вы или какая-нибудь из других женщин.

«Другие женщины…» Про них Джейни уже забыла. Кто они? Девушки по вызову, официантки, начинающие актрисы… Раньше о них никто не слышал. Они не знаменитости, их фотографии не помещают день за днем на первой странице «Нью-Йорк пост»…

— Дело в том, что они сценариев не писали, — сказала Джейни. — Пресса же объединяет меня с ними.

— Все из-за того, что вы красивы и известны, — подхватила Венди. — Без вас, Джейни, это не превратилось бы в сенсацию.

Джейни была с ней полностью согласна, о чем тут же сказала.

К некоторому удивлению Джейни, на следующий день Венди опять позвонила. По ее словам, она беседовала с другими актерами, занятыми в «Трамвае», и все они считали Джейни трагической фигурой, совсем как Истер Принц в «Алой букве». Джейни не читала книгу, но видела фильм с Деми Мур и с готовностью согласилась с лестным суждением. Еще Венди рассказала о чьем-то предложении носить из солидарности с ней майки с надписью «Модельная проститутка». Джейни встретила это сообщение смущенным смехом, хотя ей понравилось, что о ней думают, понравилось даже то, как Венди назвала свой спектакль просто «Трамваем», словно считала Джейни коллегой.

Сейчас Джейни сидела на подлокотнике диванчика с ситцевой обивкой в цветочек и от скуки болтала ногами. Традиция женской дружбы требовала, чтобы они с Венди вели каждый день практически те же разговоры.

— Торчать весь день дома — такая скука! — ныла Джейни.

— Я знаю, Джейни! — сочувствовала ей Венди. — Но помяни мое слово: совсем скоро тебе придется прервать свое заточение.

— Не могу! — Джейни уныло вздохнула. — Селден меня убьет. Он даже не позволяет мне подходить к окну.

— Что он собирается делать дальше? — спрашивала Венди в пятнадцатый, наверное, раз. — Он с тобой разведется? Хотел бы — уже развелся бы.

— Наверное, ты права, — отвечала ей Джейни со вздохом.

— Зачем тебе сидеть взаперти? — в который раз недоумевала хитрая Венди. На самом деле ей тоже поднадоел этот разговор. Ей хотелось событий, хотелось, чтобы у Джейни появилось о чем ей поведать, а она могла поделиться услышанным с другими актерами труппы, не говоря уж о прочих знакомых.

— Может, нам куда-нибудь сходить вместе? — Предложив это, Джейни тяжко вздохнула: она не надеялась, что это осуществимо. Как и Венди, она хитрила: знала, что если ее увидят с Венди Пикколо, которую пресса носила на руках, то это поправит ее пошатнувшееся положение.

— Обязательно сходим, уже скоро. — Выполнять свое обещание Венди не собиралась, во всяком случае, в ближайшем будущем. Одно дело — болтать с модельной проституткой (как теперь называли Джейни за спиной ее знакомые и сама Венди) по теле фону, и совсем другое — появляться в ее обществе. Она не так глупа, да и агент ее убьет…

Но оскорблять Джейни ей пока не хотелось; рано или поздно кто-нибудь снимет фильм о жизни Джейни, в котором Венди была не прочь сняться, поэтому она добавила:

— Ты же знаешь, мне этого очень хочется, но пока я не могу. Вот месяца через полтора, когда мы перестанем играть пьесу…

— Я хочу сходить посмотреть, как ты играешь, — заявила Джейни.

Обязательно приходи! Вместе с Селденом.

— Если бы я сумела доказать, что написала сценарий! — воскликнула Джейни, возвращаясь к любимой теме. На это Венди ответила так, как отвечала всегда, когда вставал вопрос о загадочном сценарии:

— Так возьми и представь его!

— Не могу! Я же говорила: он в моей старой квартире, а я не могу покинуть отель.

— Можешь дать мне ключи. Я за ним схожу…

— Ты его там ни за что не найдешь, — отвечала Джейни с глубоким вздохом. — Там такой кавардак! Ты же знаешь, я ее сдавала некоему Зизи, игроку в поло, а он оказался ужасным неряхой. Я даже не уверена, что сама его найду, что он вообще там… Больше всего боюсь, что забыла его в коттедже, который снимала два года назад в Хэмптоне…

— Я знаю. Но все равно…

— К тому же я его не представляла на студию, — продолжила Джейни похоронным тоном. — На нем нет даты. Как я докажу, что не написала его потом, после того, как меня стали обвинять… — «Плюс к другим причинам», — мысленно добавила она.

— Наверное, ты права, — пробормотала Венди. Все это уже надоело ей до чертиков.

Но, прощаясь, женщины пообещали друг другу, что еще созвонятся.

Джейни лягнула от злости ножку кофейного столика. Может, дать Венди ключ от квартиры, где должен лежать сценарий, пусть поищет?.. Никакого сценария, конечно, нет, не называть же сценарием несчастные тридцать страниц. Однако послав Венди на поиски, она подкрепит свою версию, что он все-таки существует. Джейни представила, как Венди рассказывает труппе «Трамвая»: «Она отправила меня его искать. Не будь сценария, зачем бы ей это делать?»

Однако Джейни решила, что посылать Венди в квартиру слишком рискованно. Вдруг она найдет сценарий? Нет, ее принцип в эти дни — осторожность и еще раз осторожность. Она встала и опять подошла к окну, чтобы незаметно посмотреть в щель. На посту остались всего три фотографа, переминавшихся с ноги на ногу от холода, самые презренные из папарацци, с которыми даже в школе не желали иметь дела их соученики. С каждым днем их становилось меньше на три-четыре человека, и теперь ситуация несравненно улучшилась, ведь в день ее возвращения из Парижа сюда сбежалось с полсотни фотографов. Полиция была вынуждена поставить синие заборчики, но даже это не шло ни в какое сравнение со сценой в аэропорту…

Джейни не подозревала, насколько прославилась, пока не миновала таможню и не прошла через автоматические двери в коридор, ведущий к выходу. Она знала, конечно, что попала в беду и что Селден будет рвать и метать, даже, возможно, пригрозит разводом. Но у нее имелся надежный способ его переубедить-дело было только за желанием прибегнуть к этому способу.

Поэтому, увидев в коридоре несчетных фотографов, а не водителей лимузинов, встречающих хозяев, Джейни не сообразила, что они явились по ее душу. Внезапно кто-то крикнул: «Вот она!» Она в это мгновение усердно толкала тележку с чемоданами, как какая-нибудь замарашка из Нью-Джерси, и даже не успела надеть темные очки…

Все стали ее окликать, задавать вопросы вроде: «Какова наибольшая сумма, которую вам заплатили за секс?» Встречающих было слишком много, вспышки камер ослепили ее. Ей было, конечно, страшно, но одновременно и лестно: она даже подумала, что переживает то же самое, что выпало на долю леди Дианы. Ее взяли в плотное кольцо, она уже не могла сдвинуться с места. Оставалось только прикрыть глаза от вспышек и закричать…

Но тут человек в полосатом костюме схватил ее за руку и потащил за собой. Кто-то другой покатил ее багажную тележку, как газонокосилку, прямо на репортеров, сминая и отшвыривая их. Они выскочили на тротуар, под охрану пяти полицейских. Мужчина в полосатом костюме затолкал ее в длинный черный лимузин с дымчатыми стеклами и сам сел с ней рядом, захлопнув дверцу. Фотографы окружили машину, продолжая щелкать затворами. Спаситель — человек средних лет консервативного облика, обычно выдающего отсутствие воображения, — подался к перегородке.

— Жми, Честер! — скомандовал он.

— А багаж, сэр?

— О багаже позаботится Рональд. Главное — уехать, пока они не начали бить стекла.

Машина резко рванула с места, и Джейни ударилась о спинку сиденья. После долгого молчания мужчина повернулся к ней и подал руку.

— Джерри Гребоу, — представился он с легким бруклинским акцентом. — Меня нанял ваш муж. Я ваш новый рекламный агент. — Он насмешливо улыбнулся. — Поздравляю! Вы добились настоящей известности.

Джейни смотрела на него потрясенно и помалкивала.

…Сейчас она снова выглянула на улицу. За истекшие пять минут позицию покинул еще один фотограф — возможно, просто отошел перекусить. С мыслью о том, что теперь ее известность не вызывает сомнений, Джейни отошла от окна и взглянула на стопку газет в углу. Благодарности к Джерри Гребоу она не испытывала.

Она знала, что Селден платит Джерри уйму денег, но он пока не принимал всерьез ее «теории» — ту, например, что в ее падении повинен Джордж Пакстон. «Занятное предположение», — только и сказал он. В своем полосатом костюме Гребоу больше походил не на рекламного агента, а на консервативного бизнесмена и вел себя соответственно. «В свете имеющихся фактов мы, впрочем, вынуждены считать главным виновником Комстока Диббла», — добавил он.

«Джордж — мой друг, Джейни, — сердито напомнил Селден. — Зачем ему так поступать?»

Она открыла было рот, чтобы возразить, но выражение лица Селдена заставило ее промолчать. Селдену не нужно было знать, что она просила у него за спиной помощи у Джорджа, что клянчила у того денег. Меньше всего ей было нужно, чтобы Селден заподозрил, на что она решилась, желая добиться своего…

Она еще разок заглянула за занавеску. Джерри велел ей плотно закрыть занавески и не подходить к окну, поскольку у папарацци была мощная оптика, позволяющая фотографировать через стекло с сотни ярдов; к тому же ей вовсе не хотелось, чтобы ее сняли в таком виде. За истекшие две недели она почти не переодевалась — зачем, если ее все равно никто не увидит? Неизвестно, сколько фотографов останется завтра: два, один? А то и вовсе ни одного. Джейни поняла, что они сдают позиции. В последнем номере «Пост» ее совсем не упомянули; возможно, к ней уже утратили интерес…

Она отвернулась от окна. Другого способа развлечься не было, поэтому она села на диван и открыла модный журнал. Этот номер она прочла уже раза три, изучила от скуки даже рекламу. Журнал был с отвращением отброшен на столик. Селден возвращался в шесть — как ей себя занять до его прихода? Можно позвонить Джерри и попросить новые журналы, даже книгу. Но для чтения книги Джейни не могла бы сосредоточиться. А от телевизора ее уже тошнило. Собственно, как и от всего остального.

Она стала расхаживать по небольшой гостиной. Джейни высказывала желание удрать, спрятаться в Европе или на одном из коневодческих ранчо в Монтене, но Селден сказал, что это не для него. Кроме всего прочего, он вынужден был каждый день присутствовать на рабочем месте, а отпустить ее одну не решался. Сколько еще времени продлится пленение в отеле? Две недели, месяц, полгода?

А почему бы ей не выйти на улицу? Фотографы все равно уже разошлись. Венди права: рано или поздно ей придется покинуть номер. Если так, то почему не сегодня?

Но куда пойти? И главное, с кем? Часы показывали без нескольких минут полдень. Обычно в это время она готовилась к ленчу в «Динго»… Вот куда она отправится!

«Динго» наилучшее место: там будет достаточно известных персон, ее появление произведет переполох-но не слишком сильный, не такой, что ее поведение сочтут демонстративным. Конечно, появиться там значило рискнуть. Что, если ей не дадут се обычный столик? Что, если даже не впустят? Нет, впустят: Уэсли — ее поклонник. Можно сказать, ресторан обязан своей славой именно ей!

С кем идти? Она задумалась, кусая указательный палец. С сестрой, с кем же еще! Если Патти не захочет, придется ее заставить.

Существовал еще один вопрос, гораздо более важный: что надеть? Возвращение в свет требовало безупречного внешнего вида. С этой мыслью Джейни бросилась к шкафу. Больше всего подходил к случаю красный твидовый костюм от «Люка» с прекрасным меховым воротником. С ним можно надеть черный жемчуг, обручальное кольцо с бриллиантом и бриллиантовую ленточку фирмы «Тиффани». Трудно вообразить что-либо более разительно отличающееся от наряда проститутки…

Нет, белое, внезапно решила Джейни. Она должна быть в Ослом, это цвет чистоты, символизирующий невинность и добродетель. Правда, большая часть ее белых платьев — летние, за исключением того платья от Корса, в котором она ездила на дружеский ужин в Коннектикуте. От собственной смелости у нее перехватило дыхание. Вытаскивая платье из шкафа, она гордилась собой. Это будет шокирующей дерзостью, это покажет им всем, что ей нет дела до того, что они о ней думают. Сверху можно набросить белое шерстяное пальтишко. Белая чалма на голове, темные очки — и ансамбль готов…

Она поспешила в ванную заняться лицом. Она так давно не красилась, что горничная спрятала ее косметический набор на верхнюю полку ящичка с лекарствами. Вместе с набором с полки упал последний тюбик губной помады «Пусси пинк». От удара о мраморную раковину раскололся пластмассовый розовый колпачок, и Джейни вскрикнула от ужаса.

Что это значит? Она задумчиво собрала осколки. Помада была безнадежно испорчена: без колпачка она не могла положить тюбик в сумочку, он обязательно раскрутился бы и все вокруг перепачкал. Хотя, думала она, выбрасывая осколки в корзиночку, возможно, это вовсе не дурной знак. Возможно, это указывает на завершение прежней жизни и на начало новой, лучшей.

Селден Роуз сидел за своим рабочим столом, глядя на лежащий перед ним контракт.

Этого контракта он добивался много месяцев. Известный драматург обязывался написать сценарий сериала о семье, содержащей подпольное игорное заведение в подвале дома в Верхнем Ист-Сайде. Официально автор еще не написал ни слова, но проект уже получил благоприятные отзывы прессы. Теперь, когда контракт был почти готов, он собирался предложить Венди Пикколо роль красивой необузданной дочери, которую никак не выдадут замуж. Но в эти дни ему было трудно сосредоточиться на содержании документа. Сам факт, что он изучал контракт на написание сценария, возвращал его к ситуации с Джейни. Селден со вздохом отодвинул бумагу, встал и посмотрел в окно. День снова выдался облачный, он с трудом мог различить серебристые силуэты башен-близнецов…

Он взглянул на часы: 11.30. В это утро он мало поработал, а сейчас его ждал приватный ленч с Виктором Матриком в кафе для высшего руководства компании. Селден бы предпочел его перенести, вообще все отдал бы, лишь бы отменить встречу, но это было, конечно, невозможно. Секретарь Виктора звонила его секретарю неделей раньше, чтобы назначить встречу, а этим утром перезвонила для подтверждения.

За время работы в компании Селден всего дважды бывал на таких ленчах вдвоем с Виктором. В первый раз Виктор еще размышлял о том, стоит ли поручать ему руководство «Муви тайм», а второй раз последовал через две недели после того, как он занял эту должность. Но сейчас его не удивляло приглашение на ленч к Виктору, более того, он этого ждал из-за отрицательной рекламы, которой в последнее время удостоилась компания «Сплатч Вернер». Он не знал, о чем Виктор поведет речь, но догадывался, что услышит мало приятного.

Он тревожился все утро, обдумывая все варианты беседы, но вывод оказался прост: сам он в любом случае проиграет. Об этом Селден сказал матери, звонившей ему раз в три дня ровно в пять вечера; в последний раз она интересовалась, есть ли новости, чтобы заранее к ним подготовиться.

Без десяти двенадцать он поехал в лифте на сорок второй этаж, затем спустился к отдельному лифту — иначе было не попасть в берлогу Виктора на сорок третьем этаже. Вместо кнопки рядом с этим лифтом было переговорное устройство.

— Слушаю? — раздался голос одной из трех секретарш Виктора.

— Селден Роуз. У меня ленч с Виктором.

— Разумеется, Селден. Поднимайтесь!

Двери разъехались, он вошел в кабину. Через три секунды он уже был на нужном этаже. У лифта его ждала секретарша.

— Здравствуйте, Селден. Мистер Метрик заканчивает телефонный разговор. Это продлится не более пяти минут. Я провожу вас.

Они зашагали по длинному узкому коридору, выкрашенному в голубой цвет, с картинами в золоченых рамах. По обе стороны тянулись темно-синие двери с окантовкой цвета стен. Секретарша остановилась у одной из дверей, открыла ее и впустила Селдена.

— Желаю приятного ленча. Чуть не забыла! — Она подала ему белую карточку в синей, как двери, рамке. — Ваше меню.

— Спасибо. — Он вошел в комнату и взглянул на меню. «Салат и калифорнийские томаты с голубой китайской заправкой. Жареная дуврская камбала со спаржей и молодым картофелем. Шоколадное мороженое с грецкими орехами и домашним ванильным кремом».

Вкусно, подумал Селден невесело, рассеянно убрал сложенное меню в карман и огляделся.

Все в столовой было призвано создать впечатление, что это Европа, а не незаконченное здание на Коламбус-серкл: от окон до пола, ведущих на террасу с покрытыми снегом кустами, до резных деревянных кресел вдоль длинного стола. Исключением был большой плазменный экран в стене: на нем приглашенные могли любоваться новой продукцией «Сплатч Вернер», наслаждаясь блюдами, приготовленными собственным поваром Матрика, специалистом высочайшей квалификации.

Край стола перед экраном был накрыт для ленча на две персоны. Селден со вздохом уселся. Экран зажегся словно по волшебству. На нем возник приятный мужчина средних лет. Это было «Шоу Джерри Спрингера». Селден снова вздохнул. «Старик» был известен своей любовью показывать руководителям компании отрывки этого шоу, после чего подолгу разглагольствовал о его значении для американской культуры. Сегодня, как видно, жертвой выбрали его. Шоу было ужасным, но Селден смотрел внимательно, зная, что не избежать экзамена.

На экране происходило следующее. Из-за загородки вышел отталкивающего вида юнец — прыщавый, с крысиным хвостиком на затылке. Он постоял несколько секунд в смущении, потом к нему присоединилась смазливая блондинка (Селден сразу решил, что для крысы она чересчур хороша) и тут же принялась на него орать. Затем появилась грудастая молодая женщина в розовом боди, накинувшаяся на блондинку. Понять, что происходит, что их волнует, даже что именно они кричат, было невозможно: обе женщины грязно бранились, и зрителю доставались только цензурные шумовые помехи.

Потом блондинка толкнула грудастую, и двое охранников со скучным видом — мол, видали, надоело! — растащили их. Блондинка опять набросилась на Крысу, а грудастая повернулась к аудитории, поколыхала грудями и, стащив верх своего боди, гордо их продемонстрировала. Груди поспешно замаскировали черной полосой. Селден в очередной раз вздохнул и стал похлопывать себя ладонью по макушке.

И тут он спохватился. Ирония ситуации была в том, что от скандала на экране пострадает он, лишившись последних волос. Не говоря уж об остальных его бедах…

Дверь открылась, и в столовую вошел Виктор Матрик. Селден встал.

Виктор Матрик был высок и неплохо сложен; несмотря на свой возраст — некоторые утверждали, что ему за восемьдесят, — он выглядел здоровяком, имел копну густых седых волос и ярко-румяные щеки. Он славился неизменным радушием: войдя в комнату слегка сутулясь, как бывает с верзилами, боящимися стукнуться головой, он похлопал Селдена по спине, стиснул ему обеими руками ладони и сильно потряс.

— Селден! Селден Роуз! Отлично, что приняли мое приглашение на ленч! — Селден подумал, что выбора у него все равно не было. — Сядем? — Матрик занял место во главе стола. — Первое блюдо подадут через минуту. Персонал очень пунктуален.

— Конечно. — И Селден, дождавшись, пока усядется Матрик, тоже сел.

Виктор Матрик развернул льняную салфетку и положил ее на середину своей тарелки.

— Что скажете о шоу? — спросил он, кивая на экран.

— Собственно, я…

— Уверен, вы, как очень многие, находите его чудовищным, — сказал Виктор Матрик, кивая большой седой головой и показывая в улыбке белые ровные зубы — определенно вставные. — Я сам так раньше думал и теперь понимаю вас. Но потом я стал задумываться. — Не вызывало сомнения, что эту речь он произносил уже много раз. — Я часто подолгу обдумываю то, что меня волнует. Это полезно — бывает, приходишь к удивительным выводам. Вот к чему я пришел насчет этого… — Виктор уперся локтями в стол и поднял оба указательных пальца. — Хотите послушать?

«Как будто у меня есть выбор…» — насмешливо подумал Селден, но утвердительно, даже рьяно кивнул.

— Это похабно!

— Похабно, сэр?

— Да, похабно. Это самая примитивная форма развлечения, существующая уже миллион лет — наверное, с тех пор, как люди додумались развлекаться. Посмотрите на публику, Селден. — Вик тор снова привлек его внимание к экрану. — Она такая же, как четыреста лет назад, когда крестьяне швырялись с лавок помидорами в актеров на сцене незадолго до Французской революции…

— По-моему, мистер Матрик, — не выдержал Селден, — Французская революция была около двухсот лет назад.

— Никогда не был силен в истории, — признался Виктор Матрик. — Большинство современных людей в ней не сильны — ну и что с того? Вы взгляните на эту аудиторию: сплошь уроды, дегенераты, крестьяне… Общество всегда находило им применение, а они всегда были частью общества. Посмотрите на их лица! Разве в них можно найти ум, хотя бы тень понимания моральных ценностей?

Селден был вынужден согласиться, что ничего подобного он и них не находит.

— Вот и хорошо. — Виктор Матрик снова хлопнул Селдена но спине, как снисходительный папаша, узнавший, что сына вы шили из футбольной команды. — Господь создает людей разны ми, и не нам их судить.

И тут, когда у Селдена уже затеплилась надежда, что он отделается всего лишь лекцией про «Шоу Джерри Спрингера», Виктор посерьезнел: откинулся в кресле, сложил руки на груди. Начинается, подумал Селден: сейчас он заговорит о том, как Селден в последнее время работает… Но Виктор еще не разделался с Джерри Спрингером.

— Знаете, в чем разница между этими людьми на экране и нами, готовящимися к чудесному ленчу в кафе для высшего руководства «Сплатч Вернер»?

Селден догадался, что от него не ждут ответа, и отделался пыхтением.

— Разница, — продолжил Виктор, — не в том, что мы лучше их, а в том, что они ничего не могут с собой поделать, а мы можем. Им не хватает ума, а нам хватает. Поэтому для них нормальна эта примитивная форма массового развлечения, а для нас, работающих в этой компании и представляющих «Сплатч Вернер», это ненормально. — После паузы Виктор спросил:

— Надеюсь, вы меня хорошо понимаете?

— Да, мистер Матрик, очень хорошо, — пробормотал Селден, хотя в действительности понимал Виктора неважно.

— Так я и думал, — кивнул Виктор.

Тут открылась дверь, и появился молодой человек с салатами в руках.

— Вот и Майкл! — сказал Виктор. — Самое время.

Официант Майкл поставил перед ними салаты. Селден в отчаянии посмотрел на свою тарелку. Столько ему не осилить, половину — и то вряд ли. Он взял салфетку и провел ею по губам.

— Но счастливы ли они, Виктор? — спросил он, полагая, что надо что-то сказать.

— Что? — не понял Матрик. — Кто? «Вляпался!» — подумал Селден.

— Эти люди, — объяснил он. — Из «Шоу Джерри Спрингера».

— Ах, Селден… — проговорил Виктор. Последовал неуверенный вздох, а затем нечто совершенно неожиданное: бесконечно печальный взгляд, от которого у Селдена дрогнуло сердце. — Как вы сами считаете?

Селден ничего не сказал: он засмотрелся, как Виктор, широко разинув рот, кладет туда толстый салатный лист и задумчиво жует, не сводя глаз с Селдена. Надо было съесть что-нибудь тоже, но не покидало неприятное чувство, что Виктор не закончил.

Так и оказалось. Виктор проглотил пережеванную зелень, отпил водички и заявил:

— Вам надо что-то сделать с женой.

— С женой, сэр? — пискнул Селден.

— Да, с вашей женой. — Виктор кивнул и снова принялся за салат, демонстрируя десны с каплями голубой сырной заправки вперемежку со слюной. Селден боролся с тошнотой.

Некоторое время оба помалкивали. Селден мечтал, чтобы разверзся пол и проглотил их или, еще лучше, чтобы Виктор проглотил его. Целиком. Как лев. Вернее, как аллигатор. Львы рвут своих жертв на кусочки, а аллигаторы сначала топят их и только потом пожирают.

Далее Виктор вернулся к просмотру шоу, заставляя Селдена сделать то же самое. На взгляд Селдена, это было наихудшей пыткой. Гудки, заглушавшие брань персонажей, были как удары током, отнимавшие у него последние силы. Неужели он так низко пал, что способен пассивно сидеть, даже не пытаясь защитить себя и Джейни, свою жену.

— Сэр… — начал он, откашлявшись.

— Слушаю. — Виктор выглядел воплощением доброты, пря мо Сайта-Клаус в костюме и галстуке.

— Моя жена Джейни утверждает, что она невинная жертва, — сказал он неуверенно. Утверждает-то она утверждает, но он сам не знал, правда это, расчетливая попытка исказить факты или инстинктивная самозащита. — Она говорит, что написала сценарий…

— Если она говорит правду, если она невиновна, — отозвался Виктор, сразу выхватывая суть, — где же тогда сценарий? — На этот вопрос у Селдена не было ответа. — Видите ли, Селден, — продолжил Виктор, — все просто. Такая, как Джейни Уилкокс, вам не по зубам. — Видя выражение лица Селдена, он поднял руку, чтобы тот позволил ему закончить. — Я вас не критикую. Ведь «Сплатч Вернер» она тоже не по зубам. — Пауза. — Выбор неверен, Селден. Придется вам от нее избавиться.

Селден ничего не сказал. У него пересохло во рту, и он поднес к губам стакан с водой. Виктор взял вилку и снова принялся за еду. Потом, словно вручая Селдену рождественский подарок, проговорил с улыбкой:

— Естественно, я даю вам на решение вопроса две недели. Только сейчас Селден понял, что Виктор старался до него донести: ему придется выбрать между женой и работой.

Положение, в котором находилась Джейни Уилкокс, было, разумеется, всего лишь короткой строчкой в бесконечной нью-йоркской саге о борьбе амбиций, триумфов и падений. Именно это делает Нью-Йорк самым захватывающим, а порой — самым удручающим городом на свете. Поэтому, входя в «Динго» в 13.30, Джейни с облегчением поняла, что ничто не изменилось, все осталось по-прежнему, скандала, можно сказать, вообще не было.

У входа царила обычная суматоха: бурные приветствия людей, видевшихся накануне вечером, пристальное изучение присутствующих, непременная пара, читавшая о ресторане в модном журнале, но находящая его подобием преисподней. Благодаря темным очкам и чалме, прикрывшей ее прославленную белокурую головку, Джейни удостоилась всего нескольких любопытных взглядов и утвердилась во мнении, что правильно поступила, что пришла.

Сестру, впрочем, пришлось долго уговаривать. Патти не одобрила ее идею; Джейни пришлось пригрозить самоубийством. Патти ей, разумеется, не поверила, но сказала, что раз ей настолько хочется сменить обстановку, то…

— Жалкое зрелище! — фыркнула Патти, выбираясь из толпы.

— Нет, здесь весело! — твердо сказала Джейни. — «Динго» — веселое местечко.

Они сбросили пальто, и Джейни стала разглядывать сквозь затемненное стекло вестибюля первый обеденный зал ресторана. Сидеть полагалось в первом зале, отделенном от второго стойкой бара. День за днем посетители ждали у стойки, но их приглашали только во второй зал, где сидели такие же едоки, как они сами. Первый зал был зарезервирован для сливок нью-йоркского общества: заезжих знаменитостей, завсегдатаев света, магнатов бизнеса, газет и телевидения, издателей журналов, звезд шоу-бизнеса, для всех героев новостей. Но даже в этом раю существовали особенно желанные места — три кабинета слева и справа. Кабинетам слева отдавалось предпочтение, так как они были ближе к двери, а из них самым престижным был средний. Джейни попадала в него пару раз, но чаще оказывалась в кабинете слева, ближнем к окну, который считала «своим» и наиболее удобным: оттуда можно было не только смотреть на улицу, но и находиться на глазах у прохожих и у посетителей ресторана.

Отдавая пальто девушке в гардеробе, Джейни увидела, что в среднем кабинете сидят мэр, комиссар полиции и сенатор Майк Мэтьюз. «Ее» кабинет оставался свободен, и она уже представляла себе близкий успех. Она была достаточно знакома с Майком, чтобы поздороваться с ним, за этим непременно последует представление мэру. Вот и материал для колонки сплетен! Каким удовольствием будет занять место в «своем» кабинете, а потом рассказать Селдену и несносному Джерри Гребоу, что они ошибались — в ее жизни ничто не изменилось…

К ней уже торопился метрдотель Уэслй. Он чуть хмурился и от озабоченности потирал руки. Не такого приема она ожидала. Впрочем, он, как водится, поцеловал ее в обе щеки. Пользуясь моментом, Джейни радостно прощебетала:

— Уверена, вы удивлены моим появлением!

— Вообще-то да, — подтвердил он с легкой гримасой. — Жаль, что вы не позвонили и не предупредили о приходе заранее. У нас сегодня такое столпотворение…

— Уйдем, Джейни, — шепнула Патти. — Лучше вернемся завтра…

— Не говори глупостей! — ответила Джейни с отважной улыбкой. Ее уже заметили — она это чувствовала по энергетическому заряду в воздухе. Уйти теперь было немыслимо — получилось бы, что ее спровадили, все решили бы, что от нее можно отвернуться, и перестали бы ее приглашать…

— Дорогой, мой кабинет свободен, — проговорила она на смешливо.

— Дело в том, моя дорогая, что этот кабинет зарезервирован. Ничего, у меня есть милый столик там, сзади…

— Уйдем, Джейни, — проговорила Патти еще более настойчиво.

Но Джейни знала: это всего лишь представление, необходимо за себя постоять, иначе не видать успеха.

— Сзади нет милых столиков, Уэсли, сами знаете, — заявила она непреклонным тоном. Уэсли нехотя засмеялся, Джейни с облегчением перевела дух.

— Подождите, я попытаюсь вам помочь, — сказал метрдотель. Он сделал вид, что совещается со своей первой помощницей, хорошенькой женщиной, та тоже сделала вид, что заглядывает в книгу заказов. Через минуту Уэсли вернулся с двумя меню и повел их в первый зал.

— Это не ваш обычный столик, но, думаю, на сегодня и этот хорош, — проговорил Уэсли с должным подобострастием.

Стоя у двери, Джейни ловила на себе брошенные украдкой взгляды других посетителей, а теперь, шагая по залу, видела, что они пялятся на нее уже без всякого стеснения. Их лица выражали удивление, насмешку, презрение; она решила, что то же самое чувствует актриса на сцене. Недаром нью-йоркские рестораны принято сравнивать с театром! Что ж, если здесь жаждут представления, она не обманет их ожидания. Идя за Уэсли (и полагая, что за ней следует Патти, — сейчас ей было не до того, чтобы это проверить), Джейни вспомнила, что красива и не только. В городе полно красавиц, но лишь на немногих сосредоточено всеобщее внимание. Она предпочла бы получать от публики больше свидетельств любви; но разве это неожиданность, что она очутилась в перекрестье лучей прожекторов?

Она увидела, куда их ведет Уэсли: к столику рядом с ее любимым кабинетом. Изобразив улыбку, словно ей не было дела до волнения, которое она вызывала, она шагнула к кабинету, где сидели мэр и Майк Мэтьюз. Ее столик стоял достаточно близко, чтобы этот маневр не выглядел странно. Не пренебрегать же возможностью реабилитировать себя в глазах недоброжелательной публики в «Динго»! Джейни уже поймала на себе любопытный взгляд мэра, видела, как шокирован Майк, поспешивший отвести глаза. При ее приближении трое в кабинете сначала замерли, потом с преувеличенным рвением возобновили беседу, делая вид, что не замечают ее присутствия. Но Майк был так добр с ней на приеме у Гарольда, не отвергнет же он ее теперь!

— Майк! — окликнула она его самым подходящим к случаю тоном, сочетавшим удивление и удовольствие от встречи. Но Майк продолжал говорить, словно не расслышал. — Майк! — повторила она с легким нетерпением.

Мэр поднял на Джейни глаза, тогда и Майк был вынужден обратить на нее внимание. Она ожидала, что он ее по крайней мере узнает, но он всего лишь нахмурился, будто злясь, что его прервали, и голосом, дававшим понять, что он недоумевает, кто это к нему обращается и почему, сказал:

— Да?

— Майк, — проговорила Джейни, качая головой, как бы упрекая его в забывчивости, — я Джейни, Джейни Уилкокс. Мы несколько раз встречались. Как-то у Гарольда Уэйна…

— Да, конечно. — Майк холодно кивнул и после длительного неловкого молчания выдал формулу, означавшую в Нью-Йорке «я вас не задерживаю»:

— Рад снова вас видеть. — Затем он вернулся к прерванной беседе.

— Я тоже, — выдавила Джейни, делая вид, что все в порядке. Патти уже села за столик. Она не могла поднять на сестру глаза. Когда та села, она уставилась на салфетку.

— Что новенького? — спросила Джейни, картинно разворачивая салфетку и тщательно расстилая ее у себя на коленях.

— Джейни… — только и смогла выдавить Патти, качая головой. К столику подошел официант.

— Что будете пить?

Мне водку со льдом и с кусочком лимона, — отчеканила

Джейни, как будто только и ждала этого вопроса. — А для Патти…

— Воды, — попросила та затравленным голосом.

— В бутылке или простой?

— В бутылке. С газом, — сказала за сестру Джейни. — Как хорошо для разнообразия выбраться из отеля, — обратилась она к Патти. — Майк был так рад меня увидеть! Ты заметила?

— Нет, — тихо ответила Патти.

— Как они посмели не пустить меня в мой кабинет!

— Очень удобный столик, — сказала Патти.

— Нет, это какой-то ужас! Прямо посередине зала… Официант вернулся с напитками.

— Как поживаете? — обратилась к нему Джейни светским тоном.

— Прекрасно, — бесстрастно ответил официант.

— Забавно, что Уэсли не посадил меня в моем кабинете, — сказала Джейни.

— Там сегодня зарезервировано.

— Там всегда зарезервировано. Но обычно для меня. Официант покивал, Патти в отчаянии застонала.

— Что с тобой, Патти? — В тоне Джейни был вызов. — Дума ешь, я буду здесь сидеть, как робкая мышка? Как ты? Я не сделала ничего плохого, Патти. Запомни…

— Ладно. Я знаю. — Патти испуганно озиралась.

— Ради Бога, уж ты-то не сомневаешься в моей невиновности?! Ты же знаешь, я писала сценарий, я же все лето тебе это твердила…

— Это еще не значит…

— Это все Джордж Пакстон, — продолжила Джейни, перебивая сестру. — Он меня использовал. Я подала ему мысль о покупке компании, а он меня сдал. — Она взглядом искала у Патти подтверждения своим умозаключениям. Ее единственная ошибка была в том, что она обратилась за помощью к Джорджу. Если бы она не показала письмо, у него не возникло бы желания завладеть компанией Комстока, и история с деньгами про шла бы незамеченной, даже если бы она не расплатилась. «Как же я сглупила, что доверилась ему, — думала Джейни, оглядываясь на пустой кабинет у себя за спиной. — Если бы не та оплошность, я бы сейчас сидела на подобающем месте и наслаждалась жизнью».

— Не знаю, о чем ты говоришь, Джейни. — Голос Патти вы вел ее из задумчивости. — В любом случае так ли это важно?

— Конечно, важно! — отрезала Джейни.

К их столику подошел другой официант. Джейни думала, что он примет у них заказ, но он сказал:

— Прошу меня простить, но мне придется переставить сто лик. — И он отодвинул его подальше от кабинета, словно Джейни и Патти были заразными. Они переглянулись.

— Пойду поговорю с Уэсли, — сказала Джейни и приготовилась встать, уверенная, что на нее смотрят. Но никто не обернулся, разговоры вдруг стали громче и веселее, все напустили на себя больше важности, как бывает всегда при появлении по-настоящему важной персоны. Посмотрев на дверь, Джейни поняла при чину перемены: в ресторан входила кинозвезда Джейни Кадин.

По слухам, ее настоящее имя было Дженнифер Керри, но в шестнадцать лет она взяла псевдоним Кадин, как будто в честь героини бальзаковской «Кузины Бетты». Ей было не больше тридцати, но два года назад она уже удостоилась «Оскара» за лучшую женскую роль и была такой же высокой и золотой, как сама статуэтка. На ней была рубашечка в сборку от «Ив Сен-Лорана» — главный писк моды наступающей весны. Джейни пожалела, что надела откровенное белое платьице, а не твидовый костюм. В этом платье пристало появиться в ночном клубе, но при свете дня оно превращало ее в дешевку, подчеркивало старание приковать к себе взгляды. Все в ней вдруг стало не правильным: от светлых волос, длинных и прямых (Дженни каждый раз причесывалась по-разному; сейчас у ее волос был рыжевато-золотой оттенок, аккуратные завитки закрывали ей спину), до красной губной помады, которой она заменила испорченную «Пусси пинк».

Когда Уэсли торжественно провожал Дженни в пустой кабинет, подчеркнуто игнорируя Джейни, та увидела, что у Дженни розовая губная помада, почти такого же оттенка, как ее «Пусси пинк». «Надо ее спросить, что это за помада и где она ее взяла», — почему-то подумала Джейни, чувствуя облегчение. Вот, значит, почему Уэсли оказал ей такой холодный прием. Она и скандал вокруг нее ни при чем: просто Уэсли обещал ее столик кинозвезде…

За Дженни шла невысокая женщина средних лет с рыбьим ртом. Джейни приняла ее за рекламного агента актрисы. Когда женщины уселись за свой столик, разговоры в ресторане стали громче, будто все тщательно игнорировали то обстоятельство, что находятся в одном ресторане с красавицей Дженни Кадин, кинозвездой и лауреаткой Академии киноискусства.

Джейни тоже была счастлива. Мир принял правильные очертания. Завтра в газетных колонках светской хроники напишут, что Дженни Кадин видели в «Динго», и сопроводят это сообщение списком других присутствующих: мэр, сенатор Майк Мэтьюз и, конечно, Джейни… При этой мысли она ласково улыбнулась сестре.

За заказом к столику Дженни подошел сам Уэсли. Настроение Джейни вдруг изменилось на 180 градусов. Видя, как он наклоняется к кинозвезде, показывая ей что-то в меню, она поняла, что с ней он никогда не был столь услужлив, хотя она много месяцев оставалась его постоянной клиенткой. Она уже кипела: почему она должна терпеть, когда ее отвергают, отдавая предпочтение какой-то Дженни Кадин? Она вправе соперничать с ней красотой; поглядывая на актрису краешком глаза, она в этом убеждалась. Первое впечатление от Кадин было великолепным, но при внимательном рассмотрении оказывалось, что у нее не самая безупречная кожа, нос кривоват и длинноват… Глядя, как та разворачивает салфетку и королевским взором окидывает публику, Джейни думала: почему бы ей самой не стать кинозвездой? Как глупо было пытаться стать продюсером! Славу таким способом не завоюешь. Если разобраться, чего бы ей сильнее всего хотелось, то, конечно, как можно больше уважения. Всегда получать лучший столик в любом ресторане — вот предел ее мечтаний! Быть яркой звездой всегда и везде.

А потом произошло нечто ужасное.

Рекламный агент Дженни Кадин озиралась, чмокая, как рыбка гуппи в поисках корма. Ее взгляд упал на Джейни — и лицо превратилось в ледяную маску. Наклонившись к Дженни, она зашептала ей на ухо. Дженни Кадин покосилась на Джейни, широко раскрыла глаза, опустила голову и покивала. Вслед за чем Дженни и ее спутница встали и демонстративно удалились.

В ресторане повисла удивленная тишина, но, как всегда бывает в таких ситуациях, кто-то продолжал говорить. Это была женщина за соседним столиком. Ее слышал не весь ресторан, но до Джейни и Патти доносилось каждое слово. С тем же успехом она могла бы сидеть вместе с ними, так отчетливо ее было слышно.

— А все эти скандальные сестры — Джейни и Патти Уилкокс. Одну прозвали модельной проституткой, другая вышла замуж за рок-певца. Он обрюхатил какую-то певичку, и эта, помоложе, угодила в каталажку…

— Лучше уйдем! — взмолилась Патти, кидая на стол салфетку.

У Джейни закружилась голова. До ухода Дженни Кадин ее еще терпели, но теперь отношение ухудшилось, посетители уже не скрывали враждебности. Джейни уставилась в пол, стараясь не разреветься. «Переживу, — думала она. — Это еще не самое страшное Другим выпадало и не такое».

— Джейни… — тихонько позвала Патти.

— Если ты меня здесь оставишь, я умру, — сказала Джейни. Пришел официант с двумя тарелками салата. Он держался подчеркнуто холодно.

— Мы не будем есть горячее, — тихо сказала ему Патти. — Принесите, пожалуйста, счет.

— Конечно, — сказал официант, не глядя на них.

— Джейни, — не выдержала Патти, — зачем тебе все это? Разве ты не видишь, что все кончено?

Джейни не ответила. Она гоняла вилкой листок салата по тарелке.

— Зачем тебя сюда потянуло? — не унималась Патти. — За чем тебе вообще этот мир?

— Патти… — Джейни вздохнула.

— Конец, — повторила Патти. — Для нас с тобой Нью-Йорка больше не существует. Не знаю, как поступишь ты, а мы с Диггером переезжаем в Малибу. Мы купили дом. Диггер на год уходит из группы.

— Чудесно, — отозвалась Джейни безжизненным тоном. Казалось, она не слышала ни слова.

— Джейни… — Патти дотронулась до руки сестры, слегка ее тряхнула. — Придется тебе меня выслушать. Ты должна покинуть Нью-Йорк. Здесь для тебя ничего нет, может, никогда и не было. Тебе надо найти что-то настоящее. Ты живешь в мире фантазий. Это продолжается с тех пор, как ты вернулась тогда из Европы.

Джейни не ответила. Официант принес счет. Патти открыла сумочку, повозилась с бумажником и достала пять двадцатидолларовых бумажек. Положив деньги на стол, она встала.

— Слишком много, — прошептала Джейни. Патти молча на нее посмотрела.

Вид денег немного оживил Джейни: она тоже встала и с гордо поднятой головой прошагала через ресторан в вестибюль. Девушка в гардеробе молча подала им пальто. Когда они одевались, к ним вышел Уэсли.

— Джейни… — начал он. Она обернулась и прищурилась.

— Что, Уэсли? — Ее голос был холоден.

— Послушайте… — Он взял ее за руку и повел к двери. — Мы с вами старые друзья. Уверен, вы поймете то, что я вам сейчас скажу. — Джейни молчала. У нее пересохло во рту. — Сами знаете, как это устроено, — начал Уэсли полным сочувствия голо сом. — Клиенты — источник нашего существования. Главное для нас — привлечь правильную клиентуру. Если я совершу ошибку, босс меня убьет, я лишусь работы…

Джейни облизнула губы, глотнула.

— Простите. — И она протиснулась мимо него в дверь.

— Джейни! — Он выбежал за ней из ресторана на улицу. — Не держите на меня зла. Будь на то моя воля, я бы не возражал, чтобы вы у нас бывали каждый день. Но рекламный агент Дженни Кадин вне себя: она не желает, чтобы имя ее драгоценной подопечной появлялось рядом с модельной проституткой.

— Теперь это ей гарантировано.

— Джейни! — снова позвал Уэсли. Он потирал руки и слегка подпрыгивал, чтобы не замерзнуть. — Эта ситуация нравится мне. не больше, чем вам. Но я не могу рисковать местом.

— Я понимаю, — сказала Джейни.

Она уже не знала точно, где находится, в какую сторону ей идти. Она знала одно: надо высоко держать голову и не закрывать глаза. Глядя прямо перед собой, она быстро зашагала. Скоро ее нагнала Патти.

— Джейни! — крикнула она, задыхаясь.

Джейни обернулась. Судя по ее взгляду, она совершенно забыла о существовании Патти, в глазах у нее стояли слезы. Патти было больно за сестру, хотелось ее обнять, утешить, убедить, что все образуется. Но Джейни не остановилась. Она шла вперед, словно давно путешествовала по бескрайней пустыне и разучилась останавливаться.

— Видишь, Патти? — проговорила она на ходу. — Это я и пыталась тебе объяснить за ленчем. Я не позволю им меня остановить.

— Но, Джейни… — в отчаянии взмолилась Патти.

— Особенно теперь.

Сегодня я выходила, — сообщила Джейни Селдену. Она лежала голая в ванне, покрытая мыльными пузырьками. Вдоль ванны горели ароматизированные свечи.

— Я знаю, — отозвался Селден. Он старался скрыть раздражение, но не был уверен, что долго продержится. На его долю выпало немало плохих дней, но этот выдался наихудшим: сначала ленч с Виктором Матриком, теперь это… Джерри Гребоу звонил ему в три часа дня доложить о сообщении знакомого газетчика, уже слыхавшего о происшествии в «Динго». Завтра об этом должен был сообщить на первой странице «Пост».

— Знаешь? — переспросила Джейни. Селден видел, что ее уже ничто не удивляет.

— Мне звонил Джерри. — Сказав это, он ушел из ванной комнаты, чтобы переодеться в спальне. Все вечера теперь проходили одинаково. Ирония заключалась в том, что он наконец добился желаемого: они сидели дома, заказывая еду из городского или гостиничного ресторана, и смотрели телевизор.

— Чего бы тебе хотелось сегодня на ужин? — спросил он громко.

— Не знаю! — крикнула она в ответ. — Китайская кухня?

— Китайская была вчера.

— Индийская?

— Лично я предпочел бы бифштекс, — признался он. — Закажем ужин в номер. — На самом деле он не испытывал голода, но здравый смысл уроженца Среднего Запада подсказывал, что для поддержания сил надо хорошо питаться.

Селден снял костюм и надел кашемировый свитер с высоким воротом и джинсы. Он не видел смысла обсуждать последнее происшествие: сделанного не исправишь.

Он перешел в гостиную и сел на диван. Через минуту к нему присоединилась Джейни. Он включил телевизор. Передавали сводку новостей. В Бронксе прорвало водопровод, в подвале ресторана в Чайнатауне произошел пожар. Потом была реклама «Прозака» и анонс программы «Вечерние развлечения». «Кто увезет домой золотую статуэтку? — радостно вопрошала белокурая ведущая, будто это была самая насущная проблема на свете. — Сегодня вечером начинается отбор фильмов, претендующих на „Оскар“…»

Джейни посмотрела на мужа.

— Ты едешь на вручение «Оскара» в этом году?

Он покачал головой, не отводя взгляда от телеэкрана.

— Виктор Матрик против.

Она ответила неопределенным возгласом.

Этот разговор заставил Селдена в который раз с подробностями воспроизвести в памяти беседу с Матриком. Он ничего не забыл, просто реплики менялись местами, как яблоки в корзине, мысли весь день играли у него в голове в чехарду. Он встал и вышел в кухоньку налить себе водки.

— Хочешь чего-нибудь? — вежливо осведомился он.

— Ты наливаешь водку? — спросила Джейни. — Да.

— Тогда и мне налей.

Вот, значит, как они теперь будут жить, думал он, вынимая из буфета еще один стакан и кладя в него лед. Как два старика, бродящих по комнате на цыпочках и выпивающих, чтобы заглушать боль.

Но, наливая в ее стакан водку, Селден напомнил себе, что различие существует, и немалое: ему предстояло принять решение. Виктор поставил перед ним совершенно невыполнимую задачу, думал он сердито. Это как в Библии: там от Авраама требовалось принести в жертву сына, там царь Соломон предложил разрубить надвое младенца, чтобы решить спор… До сегодняшнего дня он воображал, что сможет избегать резких поступков и дождется, пока все утрясется. Он размышлял с растущим раздражением: он очень старался вести себя нормально. Как обычно, каждое утро являлся в свой офис, проводил совещания, ходил на деловые ленчи, управлял составлением программ. Но, как он ни старался, всё уже изменилось, и все это знали. В коридорах шептались, и чаще всего, слушая вполуха, как сценарист излагает ему очередную идею, секретарша рассказывает о детях, а Гордон хвастается сексуальными подвигами, Селден думал о своем: снова и снова переживал мысленно свое несчастье… Если бы только Джейни ему сказала, если бы не проявила такую скупость, если бы не купилась так задешево. В конце концов он утыкался в один и тот же неразрешимый вопрос: почему?

Потом он вздрагивал, поднимал глаза и замечал, что на него все смотрят. Им овладевала паника: вдруг он пропустил что-то важное?

…Селден вернулся в гостиную и подал Джейни стакан. Она взяла стакан со скупым «спасибо», даже не оторвав взгляда от телевизора.

На ней были модельные джинсы и футболка с надписью Vixen (ведьма) спереди лохматыми синими буквами — то и другое она носила, не снимая, после возвращения из Франции. Словно почувствовав на себе его взгляд, она поерзала и подтянула джинсы. Она регулярно принимала ванну, он это хорошо (даже слишком хорошо) знал, но джинсы и футболка уже стали бесформенными и выглядели несвежими. Он вспомнил высказывание Бернарда Шоу: «Красота хороша на первый взгляд; но кто на нее посмотрит, когда она три дня просидит дома?» Его ярость была так сильна, мысль «Нет, никто!» так горька, что ему было невыносимо думать о том, чтобы заняться с Джейни любовью, хотя они по-прежнему спали в одной постели. Стоило это представить, как перед глазами появлялся отвратительный, насмешливый Комсток Диббл с редкими рыжими волосами и дырой между зубами.

Селден сел и спросил:

— Зачем ты это сделала?

— Что сделала? — отозвалась она, не глядя на него.

— Вышла из отеля.

— Я послушалась совета Венди Пикколо.

— Что?! — недоверчиво воскликнул он. Она наконец повернулась к нему и таким тоном, будто говорила ему это уже много раз, отчеканила:

— Я разговаривала с Венди Пикколо. Она сказала, что рано или поздно мне придется выйти в город, и я согласилась.

Он поставил стакан и прищурился, хотя на самом деле был растерян.

— Не понимаю… Когда ты виделась с Венди Пикколо?

— Я с ней не виделась, — ответила Джейни терпеливо, как малому дитяти. — Я говорила с ней по телефону.

— Она тебе звонила? — недоверчиво спросил Селден.

— Да, звонила. Она звонит мне каждый день. Мы разговариваем.

— Значит, вы с Венди подруги?

— Правильно, — сказала Джейни, потягивая водку. Повернувшись к нему с осуждающим видом, она продолжила:

— Не надо так удивляться, Селден. Ты считаешь меня такой ужасной, что у меня уже не может быть подруг?

— Я действительно удивлен, — произнес Селден послушно. В последнее время ему все время приходилось разыгрывать с ней послушание.

— Напрасно. — Джейни встала, как будто ей что-то понадобилось на кухне. Ничего не произошло бы, если бы она не сказала:

— Не думаю, что ты против. Она ведь твоя добрая приятельница…

И эта женщина еще смеет быть агрессивной! Как с гуся вода! Когда она поймет, что натворила? Он уже больше не мог сдерживать злость: ярость вырвалась из него, как дикий зверь из клетки. До этой минуты ему удавалось держать себя в руках, он ни разу не терял в ее присутствии самоконтроля, не кричал на нее, не тряс, пальцем ее не тронул (хотя раз-другой так и подмывало), не рыдал перед ней, как ни хотелось. А теперь плотину прорвало.

— Оставь ее в покое! — гаркнул он.

Она отшатнулась — больше от удивления, чем от страха. Излиянию его гнева уже ничто не препятствовало.

— Ты не видишь, как к тебе теперь относятся? Как к вирусу, смертельной заразе. Ты загубила мою карьеру, превратила меня в посмешище. А посмотри, что ты сделала с беднягой Крейгом Эджерсом! Из-за тебя он не продал книгу Комстоку Дибблу, а теперь Диббл свергнут, и Крейг не получил из-за тебя несколько миллионов. — Селден раскраснелся и охрип. — Разве Крейг это заслужил? Бедняга всю жизнь работал на свой теперешний успех, а ты одним прикосновением своей зловредной волшебной палочки лишила его всех шансов. Так что если ты воображаешь, что теперь я позволю тебе приняться за Венди…

Джейни просто стояла и слушала. Селден не верил своим глазам. Она не пыталась защищаться, позволяя ему изрыгать обвинения, будто ей нравилось зрелище вышедшего из себя мужа…

Потом она отвернулась и вышла из комнаты.

Он знал в точности, что произойдет теперь. Она запрется в ванной комнате и отвернет краны. Зная, что он испуганно стоит за дверью, уже готовый идти на попятный, она будет его игнорировать, занимаясь омовением, словно ее тело сделано из драгоценного фарфора, а когда выйдет, то поведет себя так, будто ничего не случилось…

«Подожду, — решил он, все еще негодуя. — Просто подожду…»

Минут через десять вода перестала течь. Селден поспешил в спальню, припал ухом к двери ванной и услышал плеск — Джейни вошла в наполненную ванну.

— Джейни! — сказал он твердо. — Такое не смоешь водой, понимаешь? Твои ароматные мыльные пузырьки не помогут…

Но ответа не последовало. Он вздохнул и побрел обратно в гостиную.

Его гнев был, как обычно, коротким. Селден не был создан для длительного неистовства. В бизнесе он мог проявлять твердость, но Виктор Матрик был прав: такая женщина, как Джейни Уилкокс, была ему не по зубам. Он опустился на диван в унынии и закрыл лицо ладонями. Несмотря на все происшедшее, Селден ее по-прежнему любил, мысль о своей любви к ней была ему очень важна. Он бы не мог без этого обойтись, ведь, реши он, что любовь прошла, ему пришлось бы осветить безжалостным светом все, из чего состояла его жизнь; хуже всего было бы, если оказалось, что вся она соткана из притворства-Мужчины бывают поразительно бесхитростны в сердечных делах, и Селден Роуз принадлежал, на свою беду, к числу таких простаков. Он влюбился в Джейни Уилкокс в тот момент, когда она села с ним рядом на приеме у Мими, и с мужской целеустремленностью продолжал ее любить просто за то, что она существовала и что он никогда не сможет полностью ею обладать. Ему не так много от нее хотелось: чуть-чуть ответной любви, дозволения иногда осуществлять его желания — и чтобы была рядом. С неразумной слепотой мужчины, принимающего за любовь то, что любовью не является, он по-прежнему надеялся, что она его любит. Он искренне верил: если это так, то они, невзирая на все невзгоды, вместе выкарабкаются. Когда мужчина так влюбляется, женщина может чудовищно этим злоупотреблять; он способен ее ненавидеть, даже называть ее сумасшедшей, но его почти невозможно убедить, что это не настоящая любовь.

Женщины сложнее в делах сердечной привязанности. Они редко любят за то, что есть, им подавай то, что могло бы быть. Поэтому женщина многое прощает в любви, пока верит, что может чего-то достигнуть. Но когда она видит, что мужчина ей больше не помощник, что его действия стали вредными для ее образа жизни, то может разлюбить так же внезапно, как падает яблоко с яблони. Яблоко не повесишь обратно на ветку, и в любви не бывает возврата. Ее сердце оказывается закрытым для этого мужчины так плотно, словно он никогда не существовал.

Вот и Джейни Уилкокс, сидя в ванне и обстоятельно обдумывая свои отношения с Селденом Роузом, пришла к заключению, что с ним покончено.

Селден был ей уже ни к чему. Вспылив, он высказал все, что ей требовалось услышать. Он трус, слизняк: у него не хватило силы духа, чтобы отвести ее в «Динго», где никто не посмел бы сказать ему, главе «Муви тайм», что он нежеланный посетитель. Но у Селдена не нашлось для этого отваги, он даже не попытался ее защитить и впредь не попытается; он даже не верит в ее невиновность! Небольшая симпатия к нему, которая у нее еще оставалась, ушла без следа, как вода в песок.

Это даже не опечалило Джейни. Никогда больше она не прольет слез по мужчине — ни по селденам роузам, ни даже по зизи. Теперь ей надо только ждать. Несмотря на все случившееся, у нее оставалось могучее оружие — красота. Она знала, что, пока красива, с ней может произойти кое-что интересное. Непременно появится мужчина, который станет ее добиваться…

Впредь она будет осторожнее. Сердито смахивая с себя мыльные пузырьки, Джейни вспомнила Джорджа Пакстона. Если бы, если бы, гневно думала она. Джордж попытался ее уничтожить, но она еще жива. Надо, чтобы Пакстон понял: он ей должен. Ничего, она заставит его заплатить за содеянное.

Селден тем временем сидел в гостиной, неподвижный, как скала, и размышлял, как ему быть с Джейни. Сказав себе в который раз, что кругом проиграл, он машинально взглянул на стопку газет, которую Джейни задвинула в угол. Оба — Джейни, строившая в ванной недобрые планы, и Селден, переживавший, сидя на диване, — пришли к одному и тому же горькому заключению: единственным, кто выиграл от всего этого безобразия, был Джордж Пакстон.


17


Селден Роуз в своем кабинете смотрел как зачарованный на маленькие настольные часы. Прошла минута, было 10:03, стало 10:04. Он чувствовал себя как Дороти из «Волшебника из страны Оз», заточенная в замок злой ведьмы и следящая за песчинками, утекающими вниз в песочных часах. Жить ему оставалось ровно шесть часов, пятьдесят пять минут, сорок три секунды.

Прошло две недели с того рокового дня, когда Виктор Матрик пригласил его на ленч. Время почти вышло; еще несколько часов — и все кончится.

Решения же по-прежнему не было.

Проснувшись этим утром, он несколько минут смотрел на спящую жену, стараясь лучше запомнить ее лицо. Кожа у нее была гладкая, без единой морщинки, цвета слоновой кости. Щеки слегка розоватые, губы цвета спелой вишни. Он никогда не понимал, зачем она пользуется розовой губной помадой, когда у нее такой красивый естественный цвет губ; впрочем, многое в ней было ему непонятно. Ее глаза были крепко закрыты, словно она не желала просыпаться, сжатые, как у ребенка, кулачки подпирали во сне подбородок.

— Я люблю тебя, — прошептал он. — О, как я тебя люблю…

Ему захотелось убрать мягкую светлую прядь с ее лба, но лучше было ее не будить. Догадывается ли она, что ее ждет?..

…Нет, подумал он, глядя в кабинете на часы. Он не сделает этого. Не пожертвует женой ради должности.

Необходимо было подвести черту. Человек, способный выполнить требование Виктора Матрика, должен быть лишен души. Все годы своей работы он наблюдал таких людей — сначала в Лос-Анджелесе, теперь в Нью-Йорке-и считал их «людьми-стручками»: внешне люди как люди, они были лишены настоящих человеческих чувств. Очень часто именно такие люди достигали в своих областях деятельности наибольших высот, но Селден всегда над ними смеялся, испытывая презрение и облегчение человека, уверенного, что ему для роста не придется им уподобиться, а значит, по определению стоящего выше их.

Еще десять месяцев назад, прибыв в Нью-Йорк, он верил, что сумеет взобраться на вершину «Сплатч Вернер» и даже, упорно трудясь и творя добро, сможет претендовать на место самого Виктора Матрика. Но теперь он прозрел и понял, что этому не бывать.

С другой стороны, если бы он сделал то, чего потребовал Виктор, — избавился от Джейни, это восприняли

Бы как поступок воина, не берущего пленных. Всем пришлось бы с ним считаться, он вызывал бы страх. Несомненно, он продвинулся бы по службе. А потом завел бы третью жену, более соответствующую образу, приветствуемому в корпорации, — такую примерно, как Додо Бланшетт.

Что будет, если он не последует «совету» Виктора? Быстрого увольнения не произойдет — это слишком рискованно, может подтолкнуть его на подачу иска о дискриминации (дискриминация по признаку супруги — это что-то новенькое!). Нет, его просто поставят в невыносимое положение, начнут лишать полномочий и в конце концов превратят в беспомощного обладателя стола и секретарши. Далее секретаршу переведут в другой отдел, а его сошлют в тесный кабинет, где он станет делить секретаршу с кем-то еще. В итоге он будет вынужден уволиться… При иных обстоятельствах он бы сумел, быть может, найти другую работу. Вернулся бы в Лос-Анджелес и поступил в одну из крупных кинокомпаний на должность, которая приносила бы миллион долларов в год. Но сейчас к нему относились как к простофиле, женившемуся на проститутке вместо того, чтобы просто ей платить, как делают все.

А ведь он всю жизнь так напряженно трудился! От этих мыслей Селден горестно уронил голову. Работа была его радостью и спасением. Всякий раз, когда он запускал в производство очередной фильм и появлялся на съемочной площадке в первый день работы, всякий раз, когда фильм выходил на экраны и он узнавал о больших кассовых сборах, всякий раз, когда его фильм выигрывал награду, когда он получал повышение, он чувствовал пьянящий восторг, как будто ему принадлежала Вселенная. Первая жена утверждала, что его приверженность работе и достижениям разрушила их брак: мол, если бы он уделял ей больше внимания, то она, возможно, не завела бы роман со своим сотрудником. Узнав о ее измене, он сначала опустил руки, особенно когда выяснилось, что это длилось последние два года их брака и что она до того обнаглела, что устроила любовнику Рождество в Аспене, где сама отдыхала с Селденом… Тот однажды обедал в обществе этого типа, ни о чем не догадываясь. Он никогда не любил Шейлу так, как потом Джейни, и женился на ней, искупая вину — после пяти лет близости она предъявила ему ультиматум. Тогда ему показалось, что легче сдаться, чем устраивать эту возню — поиск новой женщины.

Если бы выбирать пришлось между работой и Шейлой, то Селден сделал бы выбор не задумываясь. Но Шейла никогда не поставила бы его в такое положение, ей не хватило бы для этого воображения. Другое дело Джейни: у нее был дар втягивать в свои проблемы всех окружающих, всем им причинять при этом боль. Он мысленно сравнивал ее с сиреной, своим пением завлекающей моряков на рифы…

Селден опять посмотрел на часы: 10:43.

Единственным, кто не разбился об эти рифы, оказался Джордж. Джордж не только ничего не проиграл, он даже купил компанию Комстока. Хоть бы ногу себе вывихнул — так нет же…

На часах было уже 10:45. Он снял трубку и позвонил Джорджу.

У себя дома Джордж Пакстон культивировал красоту, но к рабочему месту относился по-деловому. Один из его принципов гласил, что нечего транжирить деньги. Поэтому его просторный кабинет был строгим. Здесь Джордж сделал себе только две поблажки: накрыл пол толстым индийским шелковым ковром, специально заказанным Мими, и терпел на стене собственный портрет размером пять на десять футов, за который Мими заплатила художнику Дамиену Хэрсту полмиллиона долларов, решив, что это будет ее свадебный подарок жениху.

В кабинете был длинный ряд окон с пластмассовыми ставнями, из которых открывался вид на небоскребы Среднего Манхэттена. В центре стояли жесткие черные диванчики и кресла в стиле Ле Корбюзье. В двух креслах сейчас восседали Джордж и Селден. Они пили кофе из синих бумажных стаканчиков с эмблемой ближайшего греческого ресторанчика. Селден считал, что встреча проходит неудачно.

— У тебя нет выбора, Селден, — говорил ему Джордж. — Взгляни на ситуацию логически. Ты знаком с Джейни каких-то во семь-девять месяцев, а проработал больше двадцати лет…

Джордж отхлебнул кофе. Он считал, что Селден слишком упрямится. Пора ему понять, как поступить. Все дело в самомнении, это оно его сгубило. Если он будет и впредь тешить свое самолюбие, ему конец.

Селден посмотрел в окно. В офисе на том же этаже небоскреба напротив сидел за компьютером и говорил по телефону незнакомый мужчина. Сказать Джорджу, что он по-прежнему любит Джейни? Нет, это лишнее проявление слабости. Он взял со стеклянного столика стаканчик с кофе.

— Вдруг все это ошибка? — спросил он. — Тогда это то же самое, что казнь невиновного…

— Смерть никому, кажется, не грозит, — возразил Джордж со вздохом. — Ситуация поганая, но ты должен смотреть в лицо фактам. Веди себя как взрослый человек! Ты хочешь быть игроком или будешь дальше разыгрывать дурня?

— Если бы существовал способ… — промямлил Селден.

— Господи, Селден! — воскликнул Джордж неприязненно. — Ты знаешь не хуже любого другого, что значит быть руководителем компании. Это значит прежде всего уметь принимать тяжелые решения. Легкие не в счет — на это у нас есть помощники.

— Она почему-то считает виноватым тебя, Джордж, — сказал Селден с легким упреком.

Джордж закатил глаза, потом улыбнулся.

— Чего еще от нее ждать? Не ответственности же за свои по ступки!

— Не одна она такая, — слабо возразил Селден.

Джордж, прихлебывая кофе, наблюдал за гостем. По его мнению, тот поступал в сложившейся ситуации далеко не лучшим образом. Он выглядел утомленным, невыспавшимся; Джордж видел, что Селден по-прежнему любит Джейни. Та утянет его с собой в яму, именно это Виктор Матрик и хотел предотвратить. Единственным выходом было их разлучить, поэтому (а также по другим причинам) Джордж не собирался говорить Селдену, что видел письмо Комстока. Он вздохнул. Конечно, он мог бы сообщить о Джейни не только это, чем сильно упростил бы ситуацию. Но нельзя было так поступать с Селденом. Лежачего не бьют. Роуз, по его мнению, и так пал слишком низко.

— Селден, — проговорил Джордж, — ты ищешь то, чего нет.

— Не уверен, Джордж.

— Из таких, как Джейни Уилкокс, не получаются хорошие жены.

Селден поставил стаканчик на столик.

— В каком смысле «из таких, как Джейни Уилкокс»? — спро сил он строго.

— Брось, Селден! Мы оба знаем, что на одних женщинах жениться можно, а на других нельзя ни в коем случае. Джейни Уилкокс из тех, на ком лучше не жениться.

— Докажи почему! — не отступал Селден. Джордж расслышал в его голосе отчаяние. — Не принимай меня за болвана. Я просто пытаюсь понять.

— Ей чего-то надо, — сказал Джордж. — Это любому ясно. А чего — всем невдомек. Сомневаюсь, чтобы она сама знала, чего ей неймется. Люди, не знающие, чего они хотят, — плохие партнеры. И в бизнесе, и во всем остальном.

— Спасибо, Джордж, — уныло пробормотал Селден.

Когда он встал, Джордж тоже поднялся. Ему было жаль Селдена, но он знал, что тот выкарабкается: обычно люди оказываются сильнее обстоятельств. Взяв Селдена за плечи, он ободряюще произнес:

— Это как если бы тебе надо было отрубить себе мизинец. Руби быстрее, и дело с концом, не возись! Когда пальца не ста нет, окажется, что он был тебе не больно-то и нужен.

— Все правильно, — отозвался Селден. Они пожали друг другу руки.

— Приходи на следующей неделе к нам на ужин, — сказал Джордж. — Я велю Мими приготовиться. Тебе позвонит ее помощница.

После ухода Селдена Джордж с облегчением перевел дух. Он подошел к окну и увидел напротив того же человека за компьютером, на которого недавно смотрел Селден. Этот мужчина казался ему безжизненным истуканом: день за днем не вставал из-за компьютера. Джордж все гадал, чем он занимается.

Он отвернулся и подошел к письменному столу. От мыслей о" Селдене у него возникало чувство вины.

Хотя что он должен был ему сказать? Что его жена приходила к нему просить денег на свой сумасшедший «проект», то есть действовала по схеме, которой уже пользовалась с Комстоком. Дибблом? Уточнить, что она сделала, надеясь получить деньги? Он вспомнил жалкую сцену, которую она тогда разыграла у нега в кабинете: встала на колени и побаловала его оральным сексом. Он, естественно, не отказался — разве какой-нибудь мужчина на его месте повел бы себя иначе? В конце концов всем известно, что оральный секс — это ненастоящий секс. Но Джейни ничем: не отличалась от других женщин, пытавшихся использовать секс для достижения своих целей. Все они верят, что мужчины — без мозглые кобели, готовые на что угодно ради великого счастья — засунуть член в женский рот!

Джордж считал, что исполнил свой долг: поблагодарил ее, как требуют приличия. Большего она не могла от него получить.!

Он знал, конечно, что это не станет точкой, что ей понадобится еще. Такие, как она, всегда так поступают: они ведь считают мужчину своей собственностью, которую могут угрозами принудить к расплате.

Поэтому он не удивился, когда она появилась у него в офисе неделю назад… '.

— Джордж, — начала она, садясь в черное кресло и спуская с плеч меховое манто, давая понять, что задержится. — Думаю, ты понимаешь, зачем я здесь.

— Думаю, понимаю, — сказал он, ухмыляясь. — Дай-ка дога даюсь: ты не в состоянии от меня оторваться!

— Не дури, Джордж, — фыркнула она. — Мими ты можешь морочить голову, а мне нет.

— Значит, к этому имеет отношение Мими?

— Да, кое к чему она имеет отношение, — загадочно подтвердила Джейни.

— Кажется, вы не разговариваете?

— Это я с ней не разговариваю, — уточнила Джейни, качая ножкой. Джордж заметил, что ножка голая, словно на улице лето. В открытой туфле она выглядела особенно лакомой.

— Если ты хочешь, чтобы я замолвил за тебя словечко…

— Я хочу денег! — заявила она, вскакивая.

— Денег все хотят, — усмехнулся Джордж. — Может, расскажешь, как ты их думаешь заработать?

— Я их уже заработала, Джордж, сам"наешь. — Подойдя к нему, она уперлась руками в стол и наклонилась, демонстрируя ему грудь. — Я подсказала тебе идею о покупке компании Ком-стока. По законам бизнеса ты мне должен по меньшей мере комиссионные.

Он любовался ею из кресла. Его снова поразило, что она далеко не так глупа, как казалось. Если бы она так же рьяно, как этими своими кознями, занялась чем-нибудь достойным, то немалого добилась бы в жизни.

— Я бы первым с тобой согласился, — ответил он, подпирая кулаком подбородок, — если бы у нас состоялась нормальная сделка. То есть если бы ты не попросила меня помочь тебе с Комстоком, а ознакомила с письмом и сказала, что это отличный шанс купить его компанию.

— Какая разница?

— Очень большая, — сказал Джордж. — Наша сделка имела совсем другой характер. Ты попросила меня о небольшой услуге, и я ее тебе оказал. Ты в благодарность тоже оказала мне небольшую услугу. На этом, дорогая моя, наши отношения начались… и завершились.

— Значит, ты ничего не собираешься делать? — спросила Джейни.

— Ничего, — решительно подтвердил он.

Она продолжала гневно твердить, что он ее должник, но он уже решил, что не пойдет ей навстречу. Она исполнила свое предназначение: побыла забавой, но совсем недолго. Теперь он был обязан прервать с ней всякие отношения. В противном случае она вернется, и этому не будет конца.

Джордж снял телефонную трубку, попросил секретаря соединить его со следующим партнером, ожидающим ответа, отвернулся и приступил к переговорам. Когда он оглянулся, она уже ушла.

…Сейчас, сидя за письменным столом и размышляя о бедняге Селдене, он надеялся, что Джейни ушла навсегда.

Двери лифта открылись на том этаже, где располагался офис Джорджа, и Мими Килрой Пакстон удивленно ахнула: меньше всего она ожидала встречи с Селденом Роузом.

Первой ее мыслью было, что она никогда не видела такого отчаявшегося человека. Он был неаккуратно побрит, словно ему не хватило сосредоточенности или желания исполнить эту элементарную повинность, и вообще выглядел так, будто проигрывал боксерский матч и ждал нокаута, не имея сил отразить финальный удар. Но больше всего ее поразили его глаза. Живые прежде карие глаза, полные мальчишеского наслаждения жизнью, потускнели и походили теперь на картонки, долго мокшие под дождем.

Он смотрел на Мими в упор, но, вероятно, не узнавал, даже не видел ее. Он не попытался войти в кабину, просто стоял неподвижно.

— Селден! — воскликнула она.

Произнеся его имя, она обозначила свое существование, и он послушно шагнул ей навстречу.

— Привет, Мими, — выдавил он.

Выйдя из лифта, она взяла его за руку и повела по коридору.

— С вами все в порядке, Селден? — озабоченно осведомилась она.

— Более или менее, насколько позволяют обстоятельства, — отозвался он безучастно.

— Вы должны все мне рассказать, — потребовала она. — Все-таки я чувствую себя отчасти ответственной за положение, в ко тором вы оказались.

— Вы, Мими? — Он покачал головой. — Вы ничего не сделали.

— Нет, сделала, — возразила она. — Это ведь я познакомила вас с Джейни. Я посоветовала вам на ней жениться…

— Это была услуга. Я сам вас просил меня представить, по мните?

— Как вы теперь поступите? — спросила Мими мягко. Она знала о бедах Селдена от Джорджа, а тот кое-что слышал от других шишек «Сплатч Вернер». В верхних эшелонах бизнеса широко разнесся слух, что Селдена заставляют бросить Джейни. Слух этот уже приобрел характер нравоучительной притчи о бедах, приносимых опасными женщинами…

— Сам не знаю, — ответил Селден, качая головой. — Все считают ее виноватой, а она твердит, что невиновна.

— И что именно она говорит? — спросила Мими.

— Что написала сценарий и что ответственность почему-то лежит на Джордже. Она утверждает, что это он ее погубил…

— А она объясняет почему? — спросила Мими.

— Нет, конечно. Как и то, куда девался треклятый сценарий. Скорее всего это попросту вранье… — Он умоляюще заглянул Мими в глаза. — Теперь все сходятся во мнении, что мне надо с ней развестись.

— Нет, Селден, не делайте этого! — воскликнула Мими.

— Тогда я потеряю работу, — сказал Селден. — Я прихожу к мысли, что работой придется пожертвовать. Понимаете, я по-прежнему люблю Джейни.

Мими прикусила губу.

— Вы разговаривали с Джорджем?

— Я только что от него. Он ничем мне не помог — но с какой стати ему мне помогать? Это не его трудности.

— Ах, Селден… — И тут к Мими пришло решение. Несмотря на намерение не думать о Джейни Уилкокс, она не могла изба виться от мыслей о ней. Читая о страшном унижении, которому Джейни подверглась в «Динго», Мими ей ужасно сочувствовала. Она уже считала, что бывшая подруга понесла достаточное наказание; если она будет и дальше страдать, то это будет равносильно тюремному заключению за мелкий проступок, после которого человек выходит на свободу закоренелым преступником, полным решимости отомстить системе. Мими знала по опыту: Джейни очень мстительна. Чем больше ее будут топтать, тем сильнее ста нут ее негодование и желание расквитаться с обидчиками. Джейни можно заставить на время исчезнуть, но рано или поздно она обязательно появится, как внеземная жизненная форма, замерзшая во льду, а потом оттаявшая и ставшая могущественнее прежнего. Можно только гадать, какой хаос она тогда учинит!

Нет, решила Мими, для всех предпочтительнее, чтобы жизнь продолжалась нормально, как раньше. Если Селден разведется с Джейни, разразится катастрофа. В отчаянии Джейни способна на все. Мими понимала, что Селден и Джейни должны оставаться вместе, должны купить дом в коннектикутских пригородах. Вдали от соблазнов блеска, денег и славы Джейни, возможно, перестанет представлять угрозу, начнет сохнуть и сморщиваться, как яблоко, месяцами лежащее на солнце. Попробуйте спустя несколько месяцев нарисовать на нем рожицу…

— Селден! — Мими притянула Роуза к себе. — Я не знаю, написала ли Джейни сценарий, зато уверена: насчет Джорджа она права. Она ходила к нему несколько месяцев назад, когда стала получать письма, и просила его помочь ей…

Лицо Селдена мигом ожило: он стал похож на собаку, готовую укусить.

— Значит, меня обманывали! Все это время мой лучший друг…

— Перестаньте, Селден! Вы же знаете, это не так. Я уверена, Джордж ничего вам не говорил, потому что не хотел рас страивать…

— Спасибо, Мими! — зло бросил Селден. — Я рад, что у вас наконец хватило мужества открыть правду.

Селден зашагал назад к лифтам, Мими заторопилась за ним.

— Учтите, Селден, вам лучше с нами не порывать! — Когда двери лифта открылись и он вошел в кабину, она успела крикнуть:

— Вы хороший человек, Селден! Что бы ни случилось, всегда помните: вы собирались поступить благородно и честно.

Ее путь лежал в кабинет Джорджа. Она не стала рассказывать ему о встрече с Селденом. Женщинам известно, что некоторые вещи следует обходить молчанием. Поэтому она поглаживала Джорджа по щеке, смеялась над всеми его шутками и повторяла, что он чудесный. Мими уже решила, что если его придется обманывать, то в качестве компенсации она будет ему любящей женой и станет самой прекрасной матерью, какую только можно вообразить.

Значит, Джейни говорила правду, мысленно повторял Селден Роуз, приближаясь к невысокому кирпичному дому. По крайней мере в чем-то она была правдива. Раз это так, то не исключено, что сценарий, о котором она твердит, существует…

Он нахмурился, проверяя адрес на крашеной черной двери. Правильно ли он его запомнил? У него была хорошая память на цифры, и он был уверен, что именно этот адрес видел на пересланной почте: Восточная Шестьдесят седьмая улица, дом 124, квартира 3-а.

Вход в дом был прямо с тротуара, рядом с китайским ресторанчиком, торгующим блюдами навынос. Когда-то это был, наверное, особняк, но потом фасад сделали плоским и прорубили по два убогих оконца на каждом из четырех этажей.

Для Нью-Йорка этот адрес звучал вполне приемлемо, но приемлемость оказалась обманчивой. Дом стоял в приличном на первый взгляд квартале — между Парк-авеню и Лексингтон-авеню, но Восточная Шестьдесят седьмая улица выходила на трассу, ведущую сквозь Центральный парк, всегда шумную и забитую грузовиками. Окинув взглядом квартал, Селден убедился: соседние дома ничуть не лучше, как будто их владельцы понимали, что в усовершенствовании нет смысла.

На стене у двери была маленькая металлическая табличка с восемью кнопками. Рядом с номером 3-а белел клочок бумаги с написанной фломастером фамилией «Уилкокс». Толку от этого не было никакого: квартира пустовала. Селден поискал табличку «Управляющий» и, не найдя, стал нажимать все кнопки подряд, надеясь, что кто-нибудь его впустит. Через несколько секунд в двери щелкнул замок, и он вошел.

Прямо перед ним была узкая темная лестница, слева — плохо освещенный холл, выложенный старой черно-белой плиткой. Из одной двери высунулась голова женщины средних лет с неуместной растительностью на лице.

— Вам чего? — подозрительно спросила она.

— Я ищу управляющего, — сказал Селден, перекладывая из одной руки в другую дорогие перчатки.

— Дальше по коридору, — ответила женщина. — Только он не дома, а, наверное, в ирландском баре на другой стороне улицы.

Управляющий, впрочем, оказался дома. Селден представился мужем Джейни Уилкокс и изъявил желание побывать в ее квартире.

— Помню-помню… — сказал управляющий, мужчина в вытянутой майке, выглядевший старше своих лет. — Читал про вас в газетах. Как она поживает?

— Как того следовало ожидать, — ответил Селден терпеливо.

— Передайте ей, пусть что-нибудь решит насчет квартиры, — сказал комендант, вручая ему ключи. — У нее здесь жил один блондин, его навещала женщина…

— Джейни?.. — ахнул Селден.

— Не-е-ет, — медленно проговорил управляющий. — Та гораздо старше, лет сорока. В общем, мужчина съехал, и квартира уже много месяцев пустует. Владельцу не нравится, когда квартиры подолгу стоят пустые, даже если хозяева исправно вносят кварт плату…

— Я ей скажу, — пообещал Селден, беря ключи. Поднимаясь по узкой лестнице, он думал: неужели она, Джейни Уилкокс, красавица модель «Тайны Виктории», по несколько раз в день бегала вверх-вниз по этим грязным ступенькам? Зачем ей было здесь ютиться? На втором этаже он уловил неистребимый запах готовящейся пищи и поморщился. Преодолевая последний пролет, он обнаружил здоровенного таракана. Селден уже собрался раздавить мерзкую тварь, но в последний момент раздумал, чтобы не пачкать подметку — а грязи, учитывая размер насекомого, было бы изрядно.

Дверь оказалась заперта на три замка. Отпирая их, Селден не переставал удивляться, как Джейни могла жить в такой дыре. Потом его осенило, и он усмехнулся: все дело в ее скупости.

Дверь открылась со зловещим скрипом. Он замер на пороге, неуверенный, что действительно хочет войти. В квартире пахло не то мусором, не то гнилью из оттаявшего холодильника. Плохо освещенная берлога являла собой картину полного запустения. Но Селден подстегнул себя: явился, так входи! Предприми хотя бы одну попытку спасти Джейни.

Он вошел. Слева была кухонька со ржавой утварью и грозящая сорваться с петель дверь стенного шкафа. Судя по всему, в таком состоянии дверь была давно, хозяйка не удосуживалась ее починить. Комната справа имела размер десять на пятнадцать футов, напротив окна красовался неглубокий камин. Рядом с окном была еще одна дверь, в комнату, которую можно было, зажмурившись, назвать спальней. В этой комнате стояли комод, кровать на небольшом возвышении и открытая вешалка для платьев.

В квартиру Селден проник, но как быть дальше, с чего начинать?

Его взгляд упал на модный нестарый чемодан. Он его открыл и увидел внутри коробку, а в коробке — клетчатые сапожки. Изучив чек, он выяснил, что сапоги приобретены по его кредитной карточке, Джейни поставила его подпись и удостоилась тридцатипроцентной скидки. На чеке стояла дата — 8 декабря, памятный день, когда она купила черный жемчуг. Он попытался связать все это: дату, сапоги, то, что она оставила их здесь, но ни до чего не додумался и продолжил осмотр.

В гостиной перед окном стоял секретер, какие приобретают по дешевке студенты. Он выглядел загадочно пустым, но внутри на стопке розовой бумаги оказался новенький лэптоп «Эппл». Селден сразу догадался, что наткнулся на искомое.

Селден встал на колени, приподнял компьютер и достал из-под него листы. Джейни была скрытной, но ничего не умела толком прятать: достаточно вспомнить, как легко он нашел письмо Комстока.

Розовая бумага для сценария? Он усмехнулся. Кое в чем его красавица жена оставалась девчонкой.

На первой странице красовалось заглавие «Все на продажу?» с подписью: «Сценарий Джейни Уилкокс».

Он уже дрожал от радостного возбуждения. Сколько времени остается в его распоряжении? Он посмотрел на наручные часы: 12:30. У него было меньше пяти часов.

Нет, подумал он вдруг, ничего подобного! Все уже изменилось. Теперь, когда он нашел это, времени у него сколько угодно…

Усевшись поудобнее на выгоревший бархатный диван, когда-то красный, Селден перевернул титульный лист и погрузился в чтение…

Через двадцать минут он отложил стопку бумаги, откинулся на спинку дивна и закрыл ладонями лицо.

«Милая, милая…» — думал он в отчаянии. Она была чудом, загадкой — и одновременно стопроцентно предсказуемой. «Сценарий» уместился на 33 страницах, похожих на стандартные бланки, и представлял собой мешанину заметок с описанием места действия, изредка разбавленную короткими репликами персонажей. Чувствуя, что он понял наконец свою жену, Селден, вспоминая ее высокие стандарты в «искусстве», уже не удивлялся тому, что она отказывалась представить на суд публики свой труд: почти весь он был набором жалких клише.

Селден вернулся к первой странице. У главного персонажа даже не оказалось имени: Джейни назвала героиню просто Девушка. В начале истории это была четырехлетняя девочка, изображающая в балетном классе рождественскую свечку и кружащаяся волчком. Потом к ней подходит Отец (его Девочка любит больше всех на свете) и обнимает ее, после чего Мать (тоже безымянная) хватает Девочку за руку, тащит в сторону, кричит на нее за то, что она выпачкала балетную пачку. В следующем эпизоде Девочке десять лет, она пробует в спальне матери накрасить губы ее помадой, и тут вбегает Мать, чтобы вырвать из ее рук помаду.

Мать (ворчит). Заруби себе на носу одно! Если мы с отцом разведемся, виновата в этом будешь только ты. Девочка. Нет, мама, пожалуйста!

Мать. Теперь я запру тебя в твоей комнате. Будешь сидеть там, пока не научишься прилично себя вести. Взгляни на себя! Настоящая неряха!

Девочка. Я все равно убегу, мама.

Мать. Сделай одолжение! Знала бы ты, сколько от тебя неприятностей в семье!

Селден снисходительно улыбнулся и перевернул несколько страниц. Эту часть он счел интереснее. Девушка очутилась на яхте у богатого араба — ее обманом заманила туда, превратив в секс-рабыню, другая девушка, фигурирующая в сценарии как «так называемая подруга». Ночами Девушка трясется от страха в каюте под крики «нет, нет!» какой-то русской — ее по очереди насилуют арабы-охранники. «Тогда, — прочитал Селден, — Девушка решила, что должна выжить. Она выживет, она найдет выход».

В следующей сцене Девушка играет в карты с тремя головорезами-арабами.

Первый араб. Удваиваю ставку: сотня. Девушка. Бито. С тебя двести. Первый араб. Как так? Девушка. Вот так. Я опять выиграла.

Откуда она это выкопала? Очередная стандартная ситуация, которой люди предпочитают верить, хотя она и не заслуживает доверия. Впрочем, этот поворот — героиня играет в покер, чтобы выжить, — выглядел недурно, даже оригинально, свидетельствовал о воображении сочинительницы…

Впрочем, какая разница, что Джейни написала? Селден радостно собрал страницы. Главное, она пыталась, у нее было намерение создать киносценарий. Она говорила правду. Джейни твердила, что написала сценарий, а он ей не верил…

Он ощутил невыносимую вину.

Ничего, была его следующая мысль, еще не поздно, он даст ей все, чего она захочет. Теперь, когда в него в руках были исписанные Джейни страницы, все прояснилось. Она с самого начала говорила правду: ее подставили. Почему он подвергал ее слова сомнению? Скатав страницы в трубку, Селден сунул их во внутренний карман пальто.

Квартиру он покинул, радостно звеня ключами. Слава Богу, что им обоим уже не придется сюда возвращаться. Он посоветует ей сдать квартиру. Он всем все расскажет! Он позвонит Джерри Гребоу и скажет, что сценарий у него в руках…

Следующим станет Виктор Матрик. Запирая замки, Селден предвкушал, с каким наслаждением будет с ним говорить. Он помнил страшные слова Виктора о том, что «Сплатч Вернер» не по зубам такая женщина, как Джейни Уилкокс; что ж, в кои-то веки Виктору придется признать свою ошибку. Он увидит, что все наоборот: сотрудникам «Сплатч Вернер» нужны такие жены, как Джейни Уилкокс, — умные, одаренные красавицы. При его, Селлена, помощи Джейни допишет сценарий — сколько раз ему приходилось помогать начинающим авторам! Насколько улучшится его собственная репутация, когда все убедятся, что его жена — не просто безмозглая красотка! Даже на его мать это произведет должное впечатление…

Но, пряча в карман ключи, он задумался. А если ему не поверят? Если скажут, что она написала все это потом, уже после скандала, чтобы доказать свою невиновность?

Не важно, твердо решил он. Сбегая вниз по лестнице, он убеждал себя, что самое важное — это то, что правду знает он, а до мнения других ему нет никакого дела.

Джейни Уилкоксе смотрела на свое отражение в зеркале ванной.

Она чувствовала подъем и одновременно тревогу. В таком состоянии всегда полезно убедиться в том, что красоты ничуть не убыло, невзирая на все трудности последнего месяца.

Всем ее проблемам, твердила она мысленно, приходит конец: через двадцать минут за ней приедет машина, чтобы доставить ее в аэропорт Джона Кеннеди, где она сядет в самолет, и с этого начнется ее новая жизнь.

Она вспомнила, что перед отъездом еще надо кое-что завершить, и оторвалась от зеркала. На кровати в спальне лежали открытыми четыре почти собранных чемодана. Оставалось упаковать только синюю бархатную шкатулку с ожерельем из черного жемчуга, купленным в тот короткий период, когда они с Селденом любили друг друга; к ожерелью она добавила теперь вторую свою драгоценность — приглашение на прием по случаю вручения «Оскара», устраиваемый журналом «Вэнити фэр».

Она открыла шкатулку. Самое драгоценное на свете приглашение лежало прямо под крышкой. Она вынула его и любовно провела пальцем по выпуклым золотым буквам, сложенным в слова «Вэнити фэр». Тем же шрифтом набирали еженедельно название журнала. В левом верхнем углу было каллиграфически выведено золотыми же буквами ее имя — Джейни Уилкокс, под которым помещалось собственно приглашение — присутствовать на ужине после церемонии в честь наград Академии киноискусства ровно в девять вечера. На последующий прием звали четыреста человек, но приглашение на сам ужин было сугубо эксклюзивным: туда звали только кинозвезд категории "А", режиссеров, глав студий; прессу допускали гораздо позже, чтобы у звезд было время расслабиться.

Она сразу сообразила, что должна утаить приглашение, никому о нем не говорить, особенно Селдену и Джерри Гребоу; даже для Венди Пикколо его не должно было существовать. Она готовилась к этому вечеру тайком; вовремя вспомнила, что у нее есть подходящее платье — длинное, с воротником-хомутиком и открытым верхом, в стиле семидесятых годов, купленное для медового месяца в Милане, в салоне Роберто Кавалли. Она берегла его для какого-нибудь весеннего приема, но церемония по случаю вручения «Оскаров» превосходила значимостью все остальные. Она уже мечтала, как распустит волосы и рассыплет их по спине. И разумеется, черный жемчуг…

Она отложила приглашение и вынула жемчуг из шкатулки. Почему бы не надеть его прямо сейчас? Мысль была приятная: устроить себе праздник! Это на удачу. Она приложила ожерелье к шее и задела локтем приглашение, сбросив его на пол.

Джейни уже собиралась нагнуться, чтобы его поднять, как вдруг услышала поворот ключа в замочной скважине и застыла. Почему Селден так рано возвращается? Ее сразу охватила паника. Ее самолет отбывал в Лос-Анджелес в три часа дня, а он должен был вернуться не раньше пяти-шести часов, как обычно. Она уже будет пролетать Чикаго… Но времени на раздумья не осталось: буквально через секунду он вбежал в спальню, схватил ее в объятия, стал осыпать поцелуями ее лицо, повторяя: «Любимая, любимая!», как никудышный актеришка в дрянном фильме.

«Что же теперь делать?» — в ужасе подумала она.

— Селден, Селден, дорогой… — Джейни его отталкивала, но при этом пыталась подражать его тону. — В чем дело? Почему ты так рано? — Ей казалось, сейчас у нее от страха выпрыгнет из груди сердце: он увидит чемоданы и обязательно попытается ее остановить…

— Ты не понимаешь… — Он схватил ее за плечи, заглянул в лицо. — Теперь все будет отлично! — крикнул он в исступлении. — Нам улыбнулась удача…

— Разве? — взволнованно спросила Джейни.

— Я нашел сценарий!

Она в ужасе распахнула глаза и сделала шаг назад.

— Сценарий?..

— В твоей квартире. — Он полез в карман пальто, достал оттуда розовые листки и разбросал их по кровати. — Это еще трудно назвать сценарием, но несомненно одно: ты пыталась, ни минуты не думала, что те деньги были платой за секс. Видишь? — Он ткнул пальцем в заглавную страницу. — Ты даже сделала титульный лист, придумала название. Вопросительного знака в нем, конечно, не должно быть, придется переделать, но ведь ты придумала все эти сценки и прикинула, как их связать…

Джейни была близка к обмороку. Написав это два с лишним года назад, она выключила компьютер, поскольку продолжить не смогла. Дело было не только в том, что она видела несовершенство своего сценария (это тоже было неприятно сознавать), но и в том, что она помимо воли раскрывала в нем правду о своем прошлом…

— Селден… — прошептала она.

Он только сейчас заметил чемоданы на кровати.

— Чем ты тут занимаешься? — последовал недоуменный вопрос. Она хотела ответить, но оказалось, что язык ее не слушается.

— Я тут… — только и выдавила она.

— Нет, милая, нет! — Он схватил ее за руки, понимающе кивая. — Тебе не надо уезжать. Теперь, когда сценарий у нас в руках, все образуется. — Он отпустил ее руки и стал мерить комнату шагами. — Я проработал в этом бизнесе больше двадцати лет, у меня нюх на таланты. Конечно, тут клише на клише, но с первыми вариантами так всегда бывает, а это место насчет девушки на яхте — вообще удачная находка…

— Селден, я не могу! — выкрикнула Джейни.

— Очень даже можешь, — возразил он, протягивая к ней руки. — Пойми, я буду рядом. Ты набросаешь черновик, потом мы наймем мастера, который все это перепишет. Разумеется, правами по-прежнему владеет «Парадор», но там теперь заправляет Джордж, так что трудностей не возникнет. Я уговорю его пере дать права «Муви тайм». Он мой должник, он будет вынужден хотя бы в этом мне уступить…

Джейни в замешательстве отступила. Не понимая выражения ее лица, Селден искал ответа в ее глазах.

— Наверное, ты все еще на меня сердишься за то, что я тебе не верил. Но это не так, дорогая! — взмолился он. — Я хотел тебе поверить, но очень боялся, что вся эта история со сценарием окажется выдумкой. Теперь я понимаю, каково тебе было это выносить… Ты должна была меня возненавидеть. Только не говори, что больше меня не любишь. Не теперь, когда у нас появился второй шанс…

«Неужели все это происходит со мной? — думала в отчаянии Джейни. — Лишь только у меня появился шанс сбежать, как…»

— Пойми, детка, мы даже выдадим тебе продюсерский кредит…

Она схватилась за комод, чтобы устоять. Только бы Селден ушел… Своим кудахтаньем он мешал ей собраться с мыслями. Наконец-то он предлагал то, чего ей всегда хотелось, но ей было страшно. Предположим, она допишет сценарий, а он смекнет, что в нем все правда, — что будет тогда? Не подвергнет ли он ее таким же издевательствам, как в последний месяц? Глубоко сидящее желание защититься заставило ее ответить «нет». Он окаменел.

— То есть как?

— Я не уверена… — В отчаянии Джейни схватилась за жемчуг на шее. Если бы она могла сказать ему правду, если бы ему можно было доверять… Следующая его фраза внесла в положение страшную определенность.

— Боюсь, выбора все равно нет, — холодно проговорил Селден — Две недели назад Виктор Матрик выдвинул мне ультиматум: либо ты, либо моя работа. Естественно, я тебя выгораживал, уверял, что ты написала сценарий. Если мы не предъявим сценарий, мне придется сделать выбор. Я знаю, ты не захочешь, чтобы я пожертвовал работой. Все-таки я двадцать с лишним лет добивался своего теперешнего положения…

Джейни не хватало воздуха, она чувствовала себя обескровленной и боялась, что ее стошнит. Единственным ее желанием было немедленно сбежать, покинуть это презренное существо, именующееся ее мужем. Она должна заставить себя двигаться и говорить, ей надо сохранять спокойствие. Она не знала, кто такой этот Селден Роуз (а разве раньше она его знала толком?) и на что он способен, если довести его до крайности.

— Тебе не надо выбирать, — произнесла она дрожащим голосом. — Просто у меня другие планы… — Она подошла к секретеру, схватилась за него. Потом вспомнила, что приглашение «Вэнити фэр» лежит на полу. Только бы суметь незаметно его подобрать и спрятать в бархатную шкатулку!

— Другие планы… — повторил он за ней, по-черепашьи втягивая голову в плечи. — Какие еще планы?

Джейни откинула волосы со лба. Попробовать его успокоить обещанием вернуться?

— У меня тоже хорошие новости, — сказала она твердо, снимая с шеи нить жемчуга и как ни в чем не бывало убирая ее в шкатулку. — Патти, моя сестра, наконец-то забеременела. Они с Диггером сняли дом в Малибу и хотят, чтобы я немедленно к ним приехала.

Это было вранье, но она надеялась, что оно сойдет ей с рук, — лишь бы Селден не вздумал звонить Патти и поздравлять ее… Глядя на него, она поняла, что он склонен принять ее слова на веру.

— Какие глупости! — Он с терпеливой улыбкой шагнул к ней. — Она еще долго останется беременной. Ты успеешь ее навестить. Мы сделаем это вместе после того, как завершим…

Джейни от отчаяния стиснула зубы. Он, как видно, это заметил, поскольку прищурился и проговорил:

— Если только…

— Если только что? — Она не отрывала взгляда от шкатулки.

— Может, у тебя что-то другое на уме?

— Что у меня может быть на уме? — фыркнула она. А потом совершила ошибку: помимо воли посмотрела себе под ноги, где лежало приглашение.

Селден тоже его увидел и, опередив Джейни, нагнулся, поднял карточку и, не говоря ни слова, раскрыл. Сначала его лицо выражало недоумение, он непонимающе переводил взгляд с приглашения на Джейни и обратно. У нее в эту минуту была единственная мысль — забрать у него билет, потому что на нем была приписка: «Просьба обязательно предъявить это приглашение у входа», и получалось, что, если Селден его порвет или выбросит в окно, она не успеет раздобыть другое и вся ее жизнь будет испорчена. Все ее будущее было заключено в этом приглашении. Глядя на Селдена, она чувствовала, что ненавидит его так же сильно, как маленький ребенок-старшего, подвергающего его издевательствам. Она бы предпочла, чтобы он умер, была готова задушить его собственными руками…

— Отдай! — крикнула она.

Он сделал шаг назад, держа приглашение большим и указательным пальцами, как показывают присяжным изобличающую убийцу улику.

— Приглашение? — пробормотал он.

— Твое какое дело?

— Ты губишь наш брак ради этого приема? — грозно повысил он голос.

— А что? Ты тоже готов выбрать работу, а не меня!

От злости у него задрожали губы. Джейни не удержалась от крика, боясь, что он поднимет на нее руку. Но его гнев быстро улегся: казалось, он наконец в ней разобрался и смог только стонать от отчаяния. Он рухнул на край кровати, как марионетка с перерезанными веревочками, благодаря которым она походила на живое существо, и уткнулся лицом в ладони.

— Приглашение… — пробормотал он, качая головой. — Приглашение на прием… Это всегда было для тебя важнее всего остального.

Джейни не удостоила его ответом, только презрительно взглянула. Он поднял голову и посмотрел на нее влажными глазами.

— Мне все говорили, чтобы я с тобой покончил. А я не хотел, потому что любил тебя…

— Ложь… — прошипела она, подошла к нему и протянула руку. Он был сбит с толку. Что это, примирительный жест? Но нет, она не спускала глаз с приглашения, сейчас ей требовалось только оно. Он с тяжелым вздохом отдал ей карточку.

Она взяла ее. В эту секунду он понял, что с самого начала в ней ошибался. Она не любила его ни теперь, ни раньше — никогда. Сам он ей совершенно не был нужен, она относилась к нему как к средству достижения цели. Если бы она его любила, то осталась бы с ним, помогла ему, исполнила его просьбу — дописала бы чертов сценарий. Это было испытание, и она его не прошла.

В душе Селдена уже поднималась волна негодования, из отчаяния рождалась гордость, оживало мужское тщеславие. Правильно ему говорили, что она шлюха, счастье, что он от нее избавляется. Чувствуя облегчение оттого, что побеждает самоуважение, он спросил:

— Значит, все кончено, да?

Несмотря на вопросительную форму, это было утверждение. Решительность его тона заставила Джейни обернуться. Их брак оказался неудачным, они ужасно поступали друг с другом но они оба помнят, что однажды вслух заявили о взаимной любви. Джейни сразу спохватилась: теперь, когда все было конечно, она вдруг усомнилась, что хотела именно этого. Секунду-другую она колебалась. Действительно ли уже поздно? Может, порвать приглашение, обнять мужа и признать ошибку?

Но, вглядевшись в Селдена, она вдруг почувствовала, что задыхается. Если она так сделает, то получит только его, а ведь она знала, что не сможет довольствоваться им одним. С ним она не сумеет стать самой собой, он всегда будет ее судьей. Он жалок и слаб, он чуть от нее не отступился, а в будущем, возможно, отступится…

И тогда она произнесла голосом, от которого ее пронзило холодом:

— Все кончено уже давно, Селден.

Она аккуратно положила приглашение в шкатулку. Он по-прежнему сидел на краю кровати, тупо глядя перед собой. Она посмотрела на него с раздражением и неприязнью. Раз все позади, лучше бы он убрался, позволил ей закончить сборы — разве непонятно, что он ей мешает?

Она захлопнула шкатулку и, подойдя к кровати, спрятала ее в маленький чемоданчик фирмы «Луи Вюиттон». Потом ее взгляд упал на розовые страницы со сценарием. Ее так и подмывало разорвать их на мелкие кусочки.

Но что-то ее остановило, и она положила сценарий в чемодан.


18


— Что желаете? — спросила стюардесса, наклоняясь. — Шампанское, апельсиновый сок, что-нибудь еще?

Джейни чуть было не ответила «шампанское», но спохватилась.

— Воды, пожалуйста.

Вместо того чтобы поторопиться исполнить заказ, стюардесса наклонилась еще ниже, как заговорщица.

— Я вас сразу узнала. Не беспокойтесь! — Она с опаской огляделась, словно фотографы могли выскочить из багажных ящиков над головой. — Я позабочусь, чтобы во время полета вас не тревожили.

— Спасибо. — Джейни застегнула ремень и со вздохом облегчения откинула голову.

Она еле успела на рейс — стюардесса сказала, что она вошла последней. Торопясь по залу вылета, Джейни боялась, что ее место уже продано. Но этого не случилось, в салоне первого класса было мало пассажиров — в ее распоряжении оказались оба кресла у иллюминатора. Видимо, большинство участников церемонии вручения «Оскара» уже прибыли в Лос-Анджелес, чтобы попасть на приемы, предшествующие главному событию. Ничего, думала Джейни, в следующем году у нее будет больше времени, и она все наверстает. А сейчас ее появление на приеме «Вэнити фэр» станет для многих полной неожиданностью. На следующий день у многих Нью-Йоркцев вытянется лицо, когда они возьмутся за газеты…

— Вода, пожалуйста, — заботливо сказала стюардесса, подавая ей стакан (стеклянный, а не пластмассовый — первый класс все-таки) с эмблемой компании «Американ эйрлайнз».

Джейни вежливо поблагодарила стюардессу, отпила воды и поставила стакан в углубление подлокотника. Ей хотелось шампанского, но она боялась, что отечет лицо. Она хотела выглядеть сногсшибательно, потому что делала на завтрашний вечер слишком большую ставку.

Она стала смотреть в иллюминатор на мужчин в оранжевых комбинезонах, загружавших в самолет последний багаж. Надо было попросить шампанского, думала она, тем более что это бесплатно. Хотя что значит «бесплатно»? Она отвалила за билет огромные деньги!

Перелет из Нью-Йорка в Лос-Анджелес стоил ей 5 тысяч долларов! Она могла бы ограничиться бизнес-классом и сэкономить две с половиной тысячи, но была теперь слишком знаменита. Если бы кто-нибудь из пассажиров сообщил газетчикам, что она летела не первым классом, ее облили бы презрением.

Цена билета причиняла ей почти физическую боль. К тому же она не могла припомнить, чтобы когда-нибудь сама платила за авиабилет. На этот раз у нее не осталось выбора: устроители приема согласились оплатить ей две ночи проживания в «Шато мармон», доставить из аэропорта и потом опять в аэропорт, отвезти на прием и обратно, но расходы на перелет компенсировать отказались. Она бы легче это перенесла, если бы не прекращение неделей раньше ее контракта с «Тайной Виктории»…

— Леди и джентльмены, — раздался в динамике голос стюардессы. — Капитан сообщил нам, что мы получили разрешение на вылет. Просьба пристегнуть ремни и ознакомиться на экране перед вами с правилами безопасности.

Джейни посмотрела на мигающий экран и зевнула. Можно подумать, кто-то не знает, как застегивается ремень…

Потом она, видимо, уснула, потому что, очнувшись, не сразу поняла, где находится. Потом вспомнила: самолет, Лос-Анджелес, «Вэнити фэр», церемония вручения «Оскара»… Посмотрев на часы, Джейни убедилась, что проспала четыре часа. Обычно она не засыпала в самолете, но за последние недели, наверное, совершенно лишилась сил.

У нее пересохло в горле, и она, наклонившись в проход, жестом подозвала стюардессу.

— Вот вы и проснулись! — воскликнула стюардесса, кидаясь к ней, как наседка к цыпленку. — Вы проспали обед. Я хотела вас разбудить, но не решилась беспокоить. Хотите чего-нибудь сей час? Может, вино и печенье, красное вино?

— Только воды, — выдавила Джейни.

Когда стюардесса ставила перед ней бутылку воды «Эвиан» и стакан, Джейни услышала знакомый мужской голос из кресла в нескольких рядах перед ней.

— Мне бы «Эрин Брокович», — попросил этот голос по-детски капризно, и Джейни поморщилась от несоответствия баса и детских интонаций. Как непривлекательно!

— Простите, сэр, — ответила стюардесса, наклоняясь к нему. — У нас всего три видеокассеты, и все, боюсь, уже разобраны.

— Так обыщите самолет! — потребовал голос, словно его обладатель не мог понять, почему это до сих пор не сделано.

— Простите, сэр, но другие пассажиры…

— Потребуйте, чтобы вернули. Скажите, что это для меня. Стюардесса вздохнула и зашагала по салону первого класса, закатив глаза. Когда она прошла мимо, Джейни приподнялась, чтобы рассмотреть говорившего. Она не ошиблась: ей ли не узнать эту макушку с жалкими торчащими волосинками! Комсток Диббл!

Она поспешно села. Интересно, думала она, наверняка он летит на «Оскара», наверняка будет потом на приеме «Вэнити фэр». Скандала с оплатой сексуальных услуг за счет своей компании и с подложными сценариями было недостаточно, чтобы лишить его приглашения на этот прием. В конце концов, он мужчина, а мужчины в Голливуде пользуются абсолютным приоритетом…

Джейни догадалась, зачем ему понадобился фильм «Эрин Брокович»: чтобы освежить память и подготовиться к разговору с Джулией Роберте.

— Леди и джентльмены, — зазвучал в динамике голос капитана лайнера. — Мы пролетаем над Большим Каньоном. Посмотрите направо, вы увидите потрясающий закат…

Джейни сидела слева по борту, поэтому, естественно, была лишена потрясающего зрелища. В своем иллюминаторе она могла любоваться только бесконечным пространством красного песка.

— Джейни? Джейни Уилкокс? — услышала она вдруг.

Господи! Кто это? Оглянувшись, она увидела стоящую в проходе женщину, смахивавшую на трансвестита: квадратная мужская челюсть, широкие плечи, обесцвеченные волосы и чрезмерно длинные кроваво-красные ногти.

— Вы меня не помните? — спросила женщина скрипучим голосом. Можно было подумать, что она провела бессонную ночь за виски и сигаретами.

— Додо! — Джейни холодно кивнула ей.

— Так-то лучше. Вот уж не ожидала увидеть вас в этом само лете!

Джейни поднесла к губам стакан с водой и напряженно улыбнулась:

— Почему бы мне здесь не быть?

— Я не говорила, что вам здесь не место, — быстро сказала Додо, будто сожалела о допущенной бестактности. — Вы летите на «Оскара»?

— Конечно, — спокойно ответила Джейни. — А вы?

— Я буду вести оттуда репортаж. — Додо возвела взгляд к по толку. — Моя телекомпания экономит деньги и не оплачивает первый класс. Поэтому все, включая «говорящие головы», летят бизнес-классом.

— Какая досада! — сказала Джейни, думая: «Додо настоящая зануда!» Желая от нее избавиться, она добавила:

— Надеюсь, мы с вами увидимся на приеме «Вэнити фэр».

— Вы и туда собираетесь? — Додо удивленно приподняла брови.

— Естественно. Я приглашена на торжественный ужин.

— Неужели?.. — простонала Додо. Вынести так много она не смогла и, попросив извинения, поторопилась в туалет.

Пассажирам бизнес-класса запрещалось пользоваться туалетом первого, и Джейни хотела пожаловаться стюардессе на Додо. Но она шла на ужин «Вэнити фэр», а Додо нет, что уже было достаточным наказанием.

В туалете первого класса Додо обдумывала только что услышанное. Как же так: потаскуха Джейни Уилкокс приглашена на прием «Вэнити фэр», а она нет? Она уже много лет пыталась туда просочиться, но ей всякий раз отвечали, что «в текущем году это невозможно, а вот на следующий год…». Подразумевалось — когда она станет известнее.

Как же несправедлива жизнь! Додо отмотала туалетной бумаги, чтобы высморкать вечно текущий нос. Конечно, упорный труд ни к чему не приводит…

И тут Додо сообразила, в чем дело, и у нее сразу улучшилось настроение: она чуть не захохотала. Ее знакомый, репортер Тоби Янг, сотрудник «Вэнити фэр», рассказывал ей, что журнал каждый год приглашает на свой прием «безмозглую красотку года». Видимо, на сей раз этой «чести» удостоилась Джейни.

Ей не терпелось прилететь и позвонить Марку. Она весело бросила комок туалетной бумаги в корзину. Марк придет в восторг, потом они от души посмеются в компании знакомых. Джейни Уилкокс — сначала «модельная проститутка», потом «безмозглая красотка года»…

Затем ее посетила другая мысль. Пусть Джейни — «безмозглая красотка года», но само ее присутствие на ужине «Вэнити фэр» может пригодиться: знакомство с ней может стать «шикарным». Войдет в моду реплика: «Джейни Уилкокс — моя добрая знакомая, она очень даже ничего» — вместо пренебрежительной гримасы при упоминании ее имени.

С этой мыслью и с намерением «дружить» Додо покинула туалет.

— Джейни…

Джейни недовольно подняла глаза, словно была удивлена, что Додо опять перед ней.

— Не возражаете, если я присяду? — Додо указала глазами на маленький чемоданчик «Луи Вюиттон», который Джейни водрузила на соседнее сиденье как раз для того, чтобы туда никто не уселся.

— Я немного устала, но… — Джейни сняла чемоданчик с кресла и убрала под свое. Избавиться от Додо было бы трудно.

— Спасибо. — Додо села. — Ну так вот… — Можно было по думать, что она продолжает только что прерванный разговор. — Я вами восхищаюсь. Я думала, вы сильная, но вы в сто раз сильнее. Если бы такое говорили обо мне… — Она усмехнулась. — Может, и говорят, но не так широко. — Она наклонилась к Джейни, и та почувствовала запах спиртного. — Если каждый раз раздувать скандал, когда девушка возьмет в рот мужской член, то не останется места для настоящих новостей!

Додо так громко захохотала над собственной шуткой, что на нее оглянулись два пассажира первого класса.

— Не ваше дело! — прошипела им Додо. Джейни поморщилась. Напрасно она разрешила Додо сесть рядом. Додо не та, с кем ей сейчас следовало общаться на людях.

Но тут Додо сказала нечто, привлекшее ее внимание.

— То, как Селден Роуз с вами поступил, — настоящее издевательство!

— Простите?

— Безобразие, и только! — Додо негодующе хмурилась. У Джейни упало сердце. Неужели все о ней знают всё?

— Вы такая смелая! — продолжила Додо, восхищенно качая головой. — Я сказала Марку: вздумаешь так со мной поступить, убью! Или найму убийцу…

У Джейни появилось очень неприятное чувство.

— Марк?.. — спросила она.

— Я узнала обо всем от Марка, — призналась Додо. — Ничего странного, что ему это известно, — почти каждый в «Сплатч Вернер» теперь в курсе дела.

Джейни уже была не на шутку встревожена.

— Безобразие, что компания может принуждать человека к такому решению, — возмущалась Додо. — В каком свете предстает из-за этого американский бизнес! Вам повезло, что вы избавились от Селдена. Я так и сказала Марку. — И Додо сочувственно улыбнулась.

Джейни подпрыгнула в кресле.

— Все было совсем не так, Додо! Он умолял меня остаться…

— Но что случилось, то случилось. Надеюсь, этот мерзавец получит по заслугам!

Джейни покивала. Ей очень хотелось остаться одной и собраться с мыслями. Она умоляюще посмотрела на идущую по проходу стюардессу. Та все поняла и наклонилась к Додо.

— Извините, мэм, но если вы не из первого класса, то прошу вас вернуться на место. Мы скоро приземляемся…

Додо встала и, неприязненно посмотрев на стюардессу, исчезла за синей занавеской, отделявшей бизнес-класс от первого.

Джейни ругала себя за то, что поддержала разговор с Додо. Сразу после приземления та начнет распространять сплетни по Нью-Йорку и Лос-Анджелесу, добавляя для достоверности, что беседовала в самолете с Джейни. Все будет не правдой: ведь это Джейни отвергла Селдена, а не наоборот. Но раз она улетела из Нью-Йорка, все решат, что Селден отказался от нее ради должности. Хорошо же она будет выглядеть! Даже с собаками поступают лучше, чем с ней!

Впрочем, это будет просто еще одно недоразумение, которое ей предстоит разрешить, с горечью подумала она. Теперь у нее есть возможность за себя постоять. Она начнет без промедления, уже завтра, на приеме «Вэнити фэр». Джейни достала из-под кресла чемоданчик, положила его на соседнее кресло и открыла замки.

Наверху лежала синяя бархатная шкатулка. Желая подтверждения, что все обстоит благополучно, Джейни открыла ее и взяла приглашение, провела пальцем по его острым краям. Она обязательно сохранит карточку после приема, сделает своим талисманом.

Появление приглашения показалось ей вмешательством в ее судьбу свыше: оно пришло под конец дня, проведенного в глубоком унынии. В то утро заголовок «Нью-Йорк пост» кричал: «Модельной проститутке указали на дверь». Речь шла о том, что контракт с «Тайной Виктории» не будет возобновлен: ей предпочли модель помоложе (и, наверное, не такую скандальную) — пышущую здоровьем девушку двадцати двух лет со Среднего Запада. Самым неприятным в газетном материале была ссылка на ее представителя Джерри Гребоу: «Джейни нравилось работать с „Тайной Виктории“, но теперь настало время для других проектов, — сказал он. — Джейни Уилкокс не сломить!»

Она догадывалась, что контракт с ней не возобновят, и мирилась с неизбежным, пока не прочла это «не сломить». Можно подумать, ей приходится изо всех сил карабкаться наверх, хотя неизвестно, заслуживает ли она места наверху. Она воспринимала себя совершенно по-другому с тех самых пор, когда сошла с яхты Рашида. Она видела себя победительницей, а это абсолютно разные вещи…

Победитель — это человек, к которому успех приходит естественно. Недаром победителя хочется узнать всем, а тот, кто в поте лица борется за успех, вызывает гораздо меньше интереса.

Фраза Джерри так ее расстроила, что она помчалась выяснять отношения с Джорджем. Встреча прошла не так, как она планировала, но чего еще было ожидать? Джордж любил разыгрывать всесилие, но в действительности был совершенно бесполезен — совсем как Селден. Джейни должна была представлять, что все этим и кончится, раньше, когда вставала перед ним на колени и расстегивала ему ширинку… Он был почти импотентом: минут десять ушло на то, чтобы привести его вялый член в состояние, хотя бы отдаленно напоминающее возбуждение…

Домой она вернулась в полном унынии, чтобы пить водку и раздумывать о самоубийстве. И тогда в дверь позвонили.

Приглашение доставил курьер, посланный непосредственно главным редактором «Вэнити фэр». Она даже не мечтала, что ее пригласят, но почему-то не удивилась. Она все время знала: вот-вот произойдет что-то особенное и она будет спасена. Разве не так случалось всю жизнь? Был, правда, короткий момент — она только надорвала конверт и увидела приглашение, — когда у нее мелькнула мысль: почему эта честь досталась именно ей, когда половина Нью-Йорка стыдится ее общества? Для того чтобы понять причину, не потребовалось долгих размышлений: в «Вэнити фэр» знают, что она звезда, может, даже думают посвятить ей пространный материал и поместить ее снимок на обложке номера. Почему бы и нет? Не вызывает сомнений, что прочесть о ней желает каждый…

В тот день ее мир снова обрел стабильность. Все было бы великолепно, размышляла она в кресле самолета, если бы не столкновение с Селденом. Джейни знала, что ей еще предстоит переживать из-за разрыва, но сейчас не могла себе позволить слабость. Время для слез еще придет, пока же надо было извлечь из истории с Селденом максимальную пользу.

Она вздохнула и стала смотреть в иллюминатор. В голову пришло сразу множество вариантов, но она быстро сообразила, что врать, возможно, вообще не придется. Только что

Она видела, как подействовала ее история на Додо Бланшетт. Додо была возмущена предательством Селдена, а это означало, что возмутятся и остальные. Джейни расскажет, что Селден Роуз был ее единственной любовью, что она не может поверить, что он так с ней поступил. Она будет утверждать, что совершенно уничтожена. Ведь мужчины лучше всего клюют на старую, как мир, басню о безосновательно обвиненной красивой женщине…

Посмотрев на чемоданчик, она подумала: кроме всего прочего, у нее есть теперь доказательство — сценарий. Во всяком случае, суррогат сценария. Содержание взрывоопасно, поэтому ее творение нельзя никому показывать: вспоминая свою писанину, она всякий раз ежилась от стыда. Жаль, что это так, ведь Селден вроде бы не кривил душой, когда признавал за «сценарием» некоторые достоинства. Таково уж ее везение: самый сильный довод, в котором все ее спасение, она не может использовать.

Услышав, как Комсток Диббл жалуется стюардессе на выдохшееся шампанское, Джейни с испугом подумала: хватит ли у нее смелости? Сердце панически забилось, подсказывая, что она боится не зря. С другой стороны, именно об этом она думала в тот день в Париже, прежде чем узнала о статье в «Пост»: если постоянно преодолевать прошлое, не обретешь будущего.

Джейни прикусила палец. Неужели она так и будет всю жизнь скрывать ошибку, совершенную в ранней молодости? Притворяться, будто ничего подобного не произошло, бесполезно: она добилась далеко не всего желаемого, а если быть с собой до конца честной, то не добилась вообще ничего. Снова и снова ее отбрасывало в исходную позицию: ни работы, ни денег (не считая банковского счета), ни мужчины-только красота как оружие спасения…

Она содрогнулась. Через три месяца ей исполнится тридцать четыре года, через несколько лет стукнет сорок. Вдруг она останется одной из тех женщин, которые к сорока годам так и не приобретают семьи, не делают карьеры? Сколько таких она видела на приемах: громко смеются, щеголяют в неподобающих нарядах, как двадцатипятилетние, но на них не удосужится оглянуться даже такое ничтожество, как Комсток Диббл…

«Нет!» — едва не крикнула Джейни. Она избежит такой судьбы, использует для этого все шансы. Раньше она боялась риска" шла легким путем, поскольку опасалась, что не вытянет. Страх привел ее к Селдену, к Джорджу, со страху она увязла в трясине. Так ли важно, что люди узнают о ее прошлом? Ее публично заклеймили проституткой — каких еще гадостей ждать от жизни? Ее не сломить!

Опять это слово! Но может, не надо от него шарахаться? Может, чтобы одержать победу, надо быть специалисткой по выживанию, которую действительно не сломить?

Джейни встала и подошла к Комстоку.

— Привет! — окликнула она его запросто, словно между ними ничего не произошло.

Он поднял на нее глаза, недовольно хмурясь. Когда он понял, кто его окликает, его глазки превратились в два холодных камешка.

— Чего тебе? — грубо спросил он.

— Тебе не кажется, что для нас обоих лучше, если нас увидят беседующими?

Он хотел возразить, но в следующую секунду его глазки сладострастно замаслились. Он похлопал по соседнему сиденью.

— О чем хочешь побеседовать?

— О моем сценарии. — Джейни сунула ему розовые страницы.


19


В ночь вручения наград Американской академии киноискусства над Лос-Анджелесом висела огромная оранжевая луна, настоящая медаль, но пресса, как всегда, подобострастно превозносила сияние кинозвезд, якобы затмившее ночное светило. Публика видит в вечере вручения «Оскара» кульминацию достижений самых красивых и удачливых людей, но для тех, кто принадлежит к узкому голливудскому кругу, это кульминация сотен интриг и козней. К девяти вечера по калифорнийскому времени последняя золотая статуэтка уже обрела хозяина, но веселье только начиналось.

Знаменитый киноактер Таннер Коул озабоченно смотрел в затемненное окно своего лимузина. Его машина была двенадцатой в очереди таких же машин, выстроившихся перед входом в ресторан «Мортон», где начинался прием «Вэнити фэр» по случаю вручения «Оскара». Коул не удержался и застонал. Год за годом он твердил бесчисленным репортерам, что доволен своей судьбой кинозвезды, что ему нравится этот вечер и прием. Но его бесит очередь из лимузинов! Он терпеть не может ждать. Даже знаменитостей бывает слишком много.

Он достал из серебряной табакерки маленькую дозу жевательного табака и отправил ее в рот. Он винил в происходящем чертову прессу. Каждого актера необходимо было сфотографировать, и те, чей черед еще не подошел, ждали в машинах, чтобы потом предстать перед объективами во всем блеске. Коул считал все это страшно скучным, признаком того, что многие «звезды» никакие не актеры. Настоящим актерам наплевать на выстроившихся журналистов, ведь они знают, что журналисты не имеют отношения к их работе, а для них важна только работа.

Коул нажал кнопку, опустил стекло и выплюнул зеленую табачную массу. Двадцать лет назад он учился в Йельской драматической школе, числил себя интеллектуалом и признавался близким друзьям, что стоит выше всей этой мелкой голливудской возни. При этом он не забывал напоминать репортерам, что в друзьях у него ходят по-настоящему успешные люди вроде Крей-га Эджерса, гостившего в его голливудском особняке. Четыре часа назад он уехал, оставив Крейга в ванне со стаканом зеленого чая со льдом.

Каждый год Таннер Коул устраивал у себя знаменитый прием следом за «оскаровским» приемом «Вэнити фэр». В этом году он пригласил к себе Крейга Эджерса Он не знал подробностей, но, судя по всему, у Крейга были проблемы со сценарием по его книге «В смятении», и Коул пообещал познакомить его с полезными людьми. Таннер, естественно, «полюбил» книгу (он вообще все «любил»), и никто поэтому не мог упрекнуть его за желание сыграть главную роль в будущем фильме по книге.

Лимузин остановился, и он снова попытался что-нибудь рассмотреть в окне. Впереди было еще шесть машин. Что за черт, подумал он, зачем ждать? Вполне можно пройтись пешком. Он не причислял себя к изнеженным знаменитостям, обленившимся настолько, что им приходится подтирать задницу… Включив устройство для переговоров с водителем, Таннер сказал:

— Останови, Руперт. Я выйду здесь. Водитель посмотрел на него в зеркало заднего вида.

— Вы уверены, мистер Коул? Это небезопасно.

— В прошлом году я снимался в северном Китае, — ответил Коул. — Что по сравнению с этим вход в ресторан в Лос-Анджелесе?

Машина затормозила, и Таннер вышел, хлопнув дверцей. В одной из машин впереди актриса Дженни Кадин сидела в зловонном дыму от сигары Комстока Диббла.

— Умоляю, Комсток! — Она закашлялась и стала разгонять руками дым. — Если бы я знала, что ты будешь курить, то не поехала бы с тобой.

Комсток Диббл злорадно захихикал. Смокинг топорщился у него на груди, брюки едва застегнулись на брюхе.

Он заплатил за смокинг 5 тысяч долларов, но в мире еще не родился портной, который смог бы справиться с его пропорциями, сколько бы денег ни получил. Диббл не желал Дженни Кадин смерти, но не собирался признавать, что она важнее сигары, поэтому совсем немного опустил стекло.

— Благодарю. — Дженни Кадин вздохнула и изобразила улыбку. Она пребывала не в лучшем настроении, так как «Оскар» присудили не ей, а Джулии Роберте. Ей было неудобно сидеть в тяжелой юбке. Зачем она согласилась с уговорами стилистки ее надеть? Она не только не завоевала «Оскара», но и ошиблась с нарядом: завтра газеты наверняка напишут, что в своем платье, похожем на бальный наряд пятидесятых годов, она смахивала на розовый зефир…

Дженни с ненавистью посмотрела на сигару Комстока и выдавила:

— Насчет этой роли…

Комсток с улыбочкой стряхнул пепел на пол.

— Хорошая роль. — В Нью-Йорке, на Парк-авеню, ему, воз можно, было не место, но в Голливуде он чувствовал себя как дома. — Потенциальный «Оскар».

— Мне другой не надо, — фыркнула она. Комсток опять хохотнул:

— Не уверен, что она для тебя.

Дженни в изнеможении зажмурилась. Она ненавидела просить, но деваться было некуда. Даже будучи лауреаткой «Оскара», она должна была зубами выгрызать себе лучшие роли; у нее на глазах прерывались карьеры многих актеров и актрис, делавших неверный выбор. Поэтому после звонка агента, поведавшего о новом сенсационном проекте Диббла, она решила, что необходимо поговорить с Комстоком наедине. Для этого после церемонии награждения она притворилась, что не может найти свою машину.

— Хватит, Комсток, — сказала она другим тоном. — Ты же знаешь, что рано или поздно расскажешь мне о роли.

— Ты так считаешь? — Комсток выдохнул особенно большое облако сигарного дыма. Впервые за несколько недель у него было хорошее настроение. Больше всего на свете он любил мучить актрис, особенно таких самоуверенных, как Дженни Кадин, к тому же сейчас в его власти было сделать ей самое блестящее предложение. Он сам решал, кому его сделать, и ни Дженни Кадин, ни кто-либо еще не мог повлиять на его выбор.

Рано утром, попивая кофе в одних шелковых красных трусах, Комсток читал в номере отеля «Времена года» «сценарий» Джейни Уилкокс. Первой его мыслью после чтения было: почему эта дурочка сразу не показала ему свою работу? Диббл прекрасно знал, как поступить с этим материалом: именно с такими сюжетами он умел обращаться лучше всего. Он превратит это в современную классику, в историю о грехопадении алчной молодой красавицы. Падение, потом воскрешение — не это ли любимый всеми сюжет? Грех и спасение, снова и снова — такова история и его собственной жизни…

Сейчас, сидя в лимузине с Дженни Кадин, он поздравлял себя с тем, что снова спасся. Фокус состоял в том, чтобы подбросить в воздух новый золотой шар, отвлекая всеобщее внимание от прежних неудач. Диббл не мог не признать собственной гениальности: он правильно сделал, что заказал Джейни Уилкокс сценарий. Наверное, он всегда знал о ее незаурядности. Теперь он оповестит об этом всех, пусть поймут: он истинный профессионал — только он мог так сильно рисковать…

Только без спешки, спохватился Диббл. Пыхтя сигарой, он окинул взглядом Дженни Кадин (она выглядела этим вечером далеко не лучшим образом) и небрежно осведомился:

— Что тебе известно о проекте?

Дженни не отличалась умом (все мысли, которые она высказывала, подбрасывали ей агенты и менеджеры), но даже она догадалась, что настало время для лести.

— Только одно: что это гениально.

— Это история Джейни Уилкокс, — сообщил Комсток. Ему было любопытно, какой будет реакция на это имя после происшествия в «Динго». Как он и ожидал, для живущей в собствен ном крохотном мирке актрисы это имя мало что значило.

— Кажется, она феминистка?

— Можно сказать и так. — Комсток со смехом похлопал Дженни по бедру, думая, что из нее получилась бы отличная Джейни Уилкокс, будь она лет на десять моложе. Очень прискорбно, что люди стареют…

— Послушай, Комсток, — не выдержала Дженни, совсем отравленная дымом, — погаси наконец сигару! Так ты убьешь нас обоих!

Комсток с ухмылкой выпустил в ее сторону новую зловонную струю.

— Наоборот, дорогая, дым — защитное средство-Джейни Уилкокс, сидевшая в лимузине в двух машинах от них, случайно глянула на свою левую руку и в ужасе вскрикнула. На ее пальцах оставалось кольцо, подаренное Селденом при помолвке, и обручальное кольцо.

Поспешно их сняв, она уже хотела сунуть украшения в серебряную вечернюю сумочку от Прады, но заколебалась, сжимая их в правой ладони. Она испытывала раскаяние. Если бы Селден увидел ее в момент торжества…

При виде снятых колец она не могла не вспомнить, как стояла семь месяцев назад под раскаленным добела тосканским солнцем, глядя в глаза мужчине, которому предстояло стать ее мужем. Раньше она считала, что влюблена, но любовь ее подвела, и вот она одна…

Не правильно, что так складывается жизнь. Когда происходит что-то хорошее, разве не нужно это с кем-то разделить? А у нее нет никого, даже подруги. Сидя в черном кожаном салоне лимузина, она была близка к слезам.

«Не смей!» — приструнила она себя. Зря, что ли, гримерша два часа трудилась над ее лицом (за это Джейни тоже пришлось платить самой — 500 долларов, «оскаровский» вечер как-никак)? Ее ждет едва ли не самый важный прием в жизни. Глядя на кольца, она чувствовала не только сожаление, но и предвкушение радости. Начинать всегда трудно, но она была уверена: этот вечер изменит ее жизнь…

Что такое кольца, если не символы неволи? Выкинуть их в окно, и дело с концом! Но мысль о возможной нужде в будущем остановила ее. Одно кольцо стоило 40 тысяч, в случае чего его можно будет продать…

Опустив кольца в сумочку, Джейни достала пудреницу и стала себя изучать в зеркальце. В этот вечер она выглядела так хорошо, как никогда. Вообще-то она всегда была красива, но в этот вечер ее красота как будто еще больше расцвела. Можно было подумать, что красота, зная, как много от этого зависит, постаралась показать себя в лучшем виде. Гладкие волосы сияли, на губах краснела помада нового, только что подобранного оттенка, зубы ослепительно белели.

Джейни осталась довольна собой и захлопнула пудреницу. Она помнила, что красота — не единственное ее достоинство.

В девять утра ей позвонил Комсток Диббл с сообщением о намерении снять по ее сценарию фильм. Два года назад, когда она садилась сочинять сценарий, такой звонок привел бы ее в восторг, ведь тогда у нее не было ни денег, ни работы и продажа сценария стала бы пределом мечтаний. Но с тех пор многое произошло, и она научилась не довольствоваться малым. Даже год назад она обрадовалась бы возможности превратить свой сценарий в фильм и позволила бы Комстоку поступить с ним, как ему вздумается. Теперь она была умнее и не собиралась так легко отказываться от контроля за ситуацией. Из проекта надо было выжать максимум возможного: самое меньшее, на что она согласится, — роль продюсера.

Этого Джейни, естественно, Комстоку не сказала, чем была очень довольна. Он начал с вопроса, почему она не показала ему свою работу раньше, но она ничего не смогла ответить: при одной мысли о том, чтобы объяснить свое отношение к тем двум месяцам на яхте у Рашида, она лишалась дара речи; к тому же интуиция подсказывала, что если бы она отдала ему сценарий тогда, то не оказалась бы в теперешнем положении. Даже прошлым летом она была бы просто красоткой, что-то нацарапавшей на розовой бумаге, зато теперь она знаменита, о ней все слышали. Если ее проект заинтересовал Комстока Диббла, не унимался тот же инстинкт, то могут последовать и другие предложения…

Машина подъехала к входу, водитель опустил стекло и показал приглашение Джейни суровому охраннику. Охранник помигал фонариком, после чего водитель вышел и распахнул пассажирке дверцу. Она набрала в легкие побольше воздуха и вышла.

Стоило ей ступить на красную ковровую дорожку под цветастым навесом, как ей преградила путь волнующаяся, кричащая, потная людская масса, требовавшая, чтобы она повернулась то так, то этак, репортеры сражались за лучший ракурс для съемки. Охранники пытались загнать прорвавшихся фотографов обратно за барьеры, В таких случаях у журналистов есть особенно желанные объекты, чьи фотографии легче всего продать газетам и журналам всего мира. В этот раз на первом месте в списке стояла Джулия Роберте, получившая «Оскара», а на втором — Джейни Уилкокс. На взгляд папарацци, Джейни Уилкокс, даже не кинозвезда, была не меньшей знаменитостью, чем настоящие звезды: весь день ходили слухи, что она написала сенсационный сценарий, по которому Комсток Диббл намерен поставить фильм, а все, что о ней писала пресса, — ложь…

Таннер Коул добрался до входа, когда столпотворение достигло пика, и нахмурился, соображая, кто мог стать причиной такого волнения. Для Джулии Роберте было еще рано; даже появление Памелы Андерсон и Элизабет Херли годом ранее было встречено спокойнее. Неужели в Голливуде есть неведомая ему новая актриса? Пока он недоумевал, охранник протащил мимо него женщину-фотографа журнала «Пипл».

— Мы тебя любим, Джейни! — успела выкрикнуть блондинка лет тридцати.

— Кто эта девушка? — спросил ее Таннер.

— Таннер! — набросилась на него фотограф. — Позвольте, я вас сниму.

Охранник поднял руку, не позволяя ей снимать.

— Я сказал, сегодня вы не у дел.

Таннер пожал плечами: он ничем не мог ей помочь. Охранники проделали в толпе проход, открывая ему дорогу.

— Кто эта девушка? — спросил он несколько минут спустя Руперта.

Загадочная особа уже находилась в кольце голливудских тяжеловесов, включая главного редактора журнала «Вэнити фэр» и главу «Американ пикчерс». Таннер сразу ее оценил: длинные прямые волосы, очень светлые, грудь совершенной формы (с силиконом, конечно, ну и что?), подчеркнутая открытым верхом платья в стиле семидесятых. Ей было достаточно лет, чтобы выглядеть интересной, но при этом она была еще молода и соблазнительна. Таннер решил, что женщин красивее этой вокруг нет. Больше всего притягивали ее глаза. Минутой раньше он, подавая ей выроненную сумочку и встретившись с ней взглядом, увидел, что глаза у нее сверкают, как сапфиры, под длинными темными ресницами. Их выражение его окончательно ошеломило. Как актер он воображал, что умеет заглянуть в душу ближнего; в душе этой женщины он как будто разглядел глубокую печаль…

— Как ты отстал от жизни! — сказал ему Руперт со смехом. — Это же Джейни Уилкокс, прославленная «модельная проститутка».

— Что?! — спросил пораженный Таннер. Первым его побуждением было двинуть Руперту в зубы. — Настоящая проститутка?

— Ты что! — удивился Руперт. — Не иначе съел слишком много куриных ног, пока снимался в Китае! Она такая же проститутка, как мы с тобой.

— Говори за себя! — фыркнул Таннер. — Как получилось, что мне никто о ней раньше не рассказывал?

— Ну уж не знаю! — сказал Руперт.

— Приведи ее после приема, хорошо? — попросил Таннер. Ему хотелось пустить пыль в глаза умопомрачительной Джейни Уилкокс, но он не собирался делать это здесь, при таком стечении народа. Он очень заботился о неприкосновенности своей личной жизни.

Руперт побежал выполнять просьбу Таннера. Он всегда выполнял то, о чем просил Таннер. Он его любил, и Таннер в награду время от времени позволял Руперту делать ему минет.

Джейни Уилкокс стояла посередине небольшой толпы и беспрерывно кивала. Стороннему наблюдателю показалось бы, что она полностью контролирует себя и ситуацию: ее губы были растянуты в приятной улыбке, внимание было сосредоточено на главе «Американ пикчере» — женщине между сорока и пятьюдесятью годами по имени Кенди Клеменс, которая пространно рассказывала о дне рождения своей трехлетней дочери. Но в действительности в голове у Джейни бурлили несчетные мысли, в душе боролись противоречивые чувства.

Она знала, что ее станут фотографировать, но оказалась не готова к такому натиску, к выражению такой искренней симпатии. Еще две недели назад она была парией, предметом насмешек тех же фотографов, а теперь создавалось впечатление, что все присутствующие знают о написанном ею сценарии. Она наслаждалась тем, что ее ожидания оправдались и ослепительная реальность их даже превзошла. На прием ее эскортировали сразу двое охранников, но в сутолоке она все равно выронила сумочку…

Сначала сумочка лежала, забытая, на полу, пока ее хозяйка изумленно озиралась. Ресторан преобразился в сверкающий серебряный дворец, и у каждого, кто в него входил, возникало впечатление, что он проникает сквозь магическое зеркало в фантастический мир Зазеркалья. Пол усеивали серебряные блестки, греческие колонны были разрисованы серебряными розами, потолок и стены — серебряными херувимами. Внезапно рядом с ней вырос мужчина. Он поднял ее сумочку; когда он отдавал ее ей, она услышала, как он бормочет слова восхищения. Встретившись с ним взглядом, она чуть не лишилась чувств от волнения: это был Таннер Коул, знаменитый киноактер.

— Благодарю, — прошептала она.

— Пожалуйста, — ответил он с обворожительной улыбкой и направился к бару.

Провожая его взглядом, она думала: если бы они были школьниками, он был бы обожаемым всеми девчонками футбольным нападающим. К концу вечера она обязательно одержит над ним победу! Но у стойки Коула ждал Руперт Джексон. Джейни вспомнила первый прием у Мими и подумала, что Таннер Коул тоже может оказаться геем. Ей уже нельзя было ошибаться. Если бы рядом был Билл Уэстакотт! Она не вспоминала его уже много месяцев, а ведь он тоже мог сейчас оказаться в Лос-Анджелесе. Она решила, что завтра его отыщет: если она останется в Лос-Анджелесе (а она этого уже не исключала), то ей потребуются союзники.

Но долго размышлять об этом не вышло: еще шаг-и ее окружили доброжелатели. Среди них был сам главный редактор «Вэнити фэр», а также Кенди Клеменс, глава «Американ пикчерс». Джейни еще не была знатоком Голливуда (пока), но все равно догадалась, что Кенди Клеменс — одна из самых значительных персон среди присутствующих и что ее внимание — большая честь. Слушая рассказ Кенди о дне рождения дочери (в японском стиле — с прудом и поваром, готовившим для детишек суши), она готовилась извлечь из благоприятных обстоятельств максимум возможного.

— Понимаете, Джейни, — рассказывала Кенди с четким вы говором жительницы восточного побережья, как будто привыкла, что люди прислушиваются к каждому ее словечку, — мы пригласили полсотни детей, но в Голливуде не едят рис, и дети учатся есть сашими прежде, чем начинают ходить…

Джейни понимающе кивала, хотя для нее оказалось неожиданностью, что Голливуд кишит детьми: она уже представляла, как они наполняют киностудии наподобие мышей…

— Традиционный японский чай подавала настоящая гейша, — сказала Кенди, глядя на мужчину рядом. — Но это больше для мужей…

Джейни мелодично посмеялась шутке. В Нью-Йорке она бы не обратила внимания на маленькую щуплую Кенди Клеменс. Ее аккуратный пучок волос помещался у Джейни под подбородком; когда-то Кенди была интересной, но теперь выглядела типичной женщиной средних лет, не слишком заботящейся о привлекательности. В Нью-Йорке она была бы одной из безликих женщин с Парк-авеню, женой банкира и членом школьного комитета. Но здесь не Нью-Йорк, напомнила себе Джейни: здесь, в Лос-Анджелесе, Кенди Клеменс заправляла киностудией. Джейни видела, что люди побаиваются Кенди; она еще не знала толком, чем та занимается в «Американ пикчерс», но уже понимала, что глава киностудии — важнейшая должность на свете.

Под поощрительные кивки Джейни Кенди перешла к одной из своих излюбленных тем — опасностям риса. Голливуд — не лучшее место для женщин (хотя многие считают, что ситуация исправляется), поэтому боевая тактика Кенди заключалась в том, чтобы создавать у деловых партнеров впечатление, что она стерва, с которой надо быть настороже, оставаясь при этом прежде всего матерью, пекущейся о потомстве. Она все делала с усердием, доходящим до чрезмерности; сейчас ее, кроме прочего, обуревало желание отнять проект под названием «Джейни Уилкокс» у Комстока Диббла. Утром помощница влетела к ней в кабинет с известием, что Комсток завладел сценарием «модельной проститутки» и собирается снять по нему фильм; Кенди без промедления решила, что хочет сделать то же самое.

Поэтому теперь, расписывая ужасы воздействия очищенных углеводов на развивающуюся нервную систему,

Кенди пыталась оценить, что собой представляет Джейни Уилкокс. Она слышала, что Джейни намечают на роль «безмозглой красотки», и при обычных обстоятельствах не обратила бы на нее внимания. Для Кенди существа такого сорта были сродни планктону-необходимым звеном кормовой цепочки, не более того. Но Джейни Уилкокс оказалась не просто смазливой идиоткой. Кенди уже не одну неделю следила за скандалом, связанным в Джейни, и удивлялась, кем надо быть, чтобы выстоять, не сломаться при такой массированной атаке на твою репутацию. И вот сейчас, заглянув ей в глаза, Кенди как будто получила ответ. В отличие от Таннера Коула, принявшего Джейни за обиженного ангела, Кенди Клеменс усмотрела в ней неутолимое честолюбие. Это пришлось ей по душе.

Она решила, что завладеет проектом Джейни. Поднимать эту тему сейчас, на приеме «Вэнити фэр», было неразумно: не так проворачивают дела в Голливуде. Предстояли сверхсекретные, в духе ЦРУ, переговоры. А пока Кенди спросила у Джейни, есть ли у нее дети.

Та, разумеется, понятия не имела обо всех этих тонкостях, хотя предчувствовала наклевывающиеся перспективы. Со вздохом сожаления она ответила:

— Мне бы очень хотелось. Я собиралась, но мой муж…

— Ах да! — Кенди сочувственно покачала головой, вспомнив, что Джейни замужем за Селденом Роузом. Шейла Роуз, бывшая жена Селдена, была одной из лучших ее подруг. Оказалось, что они связаны с Джейни Уилкокс и с этой стороны. Проект становился еще соблазнительнее.

— Вы должны пообедать у меня дома в воскресенье, — заявила Кенди таким тоном, словно Джейни была обязана принять приглашение. — Мы собираем гостей каждый уик-энд. Завтра моя помощница сообщит вам адрес.

— Я с радостью! — Джейни щурилась от блаженства. Она про вела в Лос-Анджелесе меньше суток, а уже получила приглашение на ленч от главы киностудии, прямо к ней домой, что было сразу на несколько ступенек выше, чем приглашение в ресторан.

Но времени на ликование не было: как только Кенди отвернулась (чтобы поздороваться с Робертом Редфордом), к Джейни бросился Руперт Джексон. Он наблюдал за ней и поджидал этого момента; он слишком хорошо разбирался в голливудской политике, чтобы знать: перебить Кенди Клеменс — неверный шаг, который потом будет стоить ему роли в хорошем фильме.

Но за Джейни следил не один Руперт Джексон. В другом углу зала помещался Комсток Диббл, утиравший пот с лица и делавший вид, что с интересом слушает рассказ Рассела Кроу о съемках в Австралии. Краем глаза он наблюдал за беседой Джейни и Кенди Клеменс и злился. Если Кенди воображает, что сумеет легко заарканить его новую звезду, то она сильно ошибается. Именно он открыл Джейни Уилкокс, поэтому о том, чтобы от нее отказаться, не могло быть и речи. Он еще не решил, как с ней поступить (на каком-то этапе он все равно исключит ее из проекта); пока же займет ее бессмысленными встречами и совещаниями, чтобы она воображала себя значительной персоной, возможно, даже заплатит за ее проживание в отеле. Уже это принесет ему удовлетворение, особенно если на это будут тратиться денежки Джорджа Пакстона…

В нескольких футах от Комстока стоял высокий худой мужчина, смахивающий на сухой стручок ванили. Взяв с подноса, поданного официантом, бокал шампанского, он поднес его к бескровным губам, не спуская глаз с Джейни, пересекавшей зал вместе с Рупертом Джексоном. Он не мог отказать ей в красоте, но на фоне стройного женского силуэта перед ним маячило нечто куда более приятное — знак доллара. В свои сорок два года Мегвич Барон был самым могущественным агентом Голливуда, известным как любовными приключениями, так и умением запугивать хозяев студий и заставлять их платить его клиентам-актерам еще больше. С его точки зрения, Джейни Уилкокс была безупречным объектом. Она уже звезда, и если он не сможет сделать на ней деньги, то ему не место в Американской гильдии агентов. Он уже видел, как ее имя стало раскрученным брэндом… В его воображении уже появилась ее собственная линия женского нижнего белья. Но пока ему хотелось вторгнуться в ее проект с Комстоком Дибблом.

Спустя два часа несколько длинных черных лимузинов ехали по Сансет-плаза-драйв к особняку Таннера Коула. На заднем сиденье одного из лимузинов помещалась противоестественная троица: Джейни Уилкокс, Дженни Кадин и Мегвич Барон.

Мегвич откупорил бутылку шампанского, взял стаканчик из полированного подстаканника и предложил Дженни Кадин:

— Шампанского, дорогая?

— Ты же знаешь, я не пью! — отрезала Дженни, словно не веря, что Мегвич не знаком со столь ценной информацией. Она сидела рядом с Джейни и продолжала негодовать. С той минуты, когда Комсток Диббл представил их друг другу на приеме «Вэнити фэр», она не могла смириться с тем, что эта Уилкокс, даже не актриса, выглядит лучше ее. Кадин подвело воображение: до знакомства она почему-то представляла Джейни маленькой брюнеткой, феминисткой, не бреющей ноги и подмышки…

— Ясное дело! — отозвался Мегвич с саркастической усмеш кой, все-таки передавая ей стакан. — Еще ты никогда не курила, кроме того… — тут он воздел глаза к потолку, словно искал там подсказки, — тебе только двадцать четыре года. Или ты приняла решение стать двадцатидевятилетней, чтобы покончить с подо зрениями?

— Мегвич! — взмолилась Дженни, принимая стакан. — Видите, что нам приходится сносить в Голливуде? — фамильярно обратилась она к Джейни.

— Вижу, — ответила та с осторожной улыбкой. — Искренне вам сочувствую.

Откинувшись на сиденье, она украдкой разглядывала Дженни Кадин и Мегвича Барона. Ей не верилось, что она едет в лимузине на прием после церемонии вручения наград и что ее попутчики — ведущий голливудский агент и блестящая кинозвезда. Впрочем, весь вечер оказался полон нереальных событий, поэтому она уже устала удивляться. Это был редчайший вечер, когда произойти могло все, что угодно. Джейни уже решила покориться судьбе и только гадала, как далеко ее занесет. Подобно многим людям, встретившимся ей сегодня, Мегвич и Дженни отличались от Нью-Йоркцев так резко, словно либо те, либо они сами были инопланетянами. Но Джейни уже приходилось сталкиваться с людьми другого круга, и она быстро перенимала их замашки.

— Скажите-ка, Джейни Уилкокс, — обратился к ней Мегвич, потягивая шампанское, — что бы вы выбрали, если бы джинн из бутылки предложил вам любую работу в Голливуде? Не стесняйтесь. Пришло время мечтать и осуществлять мечты…

Джейни едва не расхохоталась. Она уже заметила привычку Мегвича изъясняться строками, как будто заимствованными из дурацкого кинофильма. Несмотря на сходство с жалящим насекомым, он держался так, словно походил сразу на Кэри Гранта и Уолтера Мэтью. Когда Комсток на приеме знакомил ее с Дженни Кадин (одно это компенсировало стоимость авиабилета: надо было видеть удивление Дженни, узнавшей в Джейни Уилкокс женщину из «Динго»!), рядом с ней появился Мегвич Барон. Удивленно посмотрев на Комстока Диббла, как на мальчишку, склонного к неприличным проделкам, он повернулся к Джейни и с коротким поклоном произнес:

— Мегвич Барон, к вашим услугам. — Не дав ей ответить, он взял ее под руку и увлек в сторону. — Кстати, я ваш новый агент.

— Неужели? — ахнула Джейни. Разумеется, она была наслышана о легендарном Мегвиче Бароне. Несколько лет назад ходи ли слухи, будто он на целый день запер в стенном шкафу знаменитую модель, выпуская ее только для секса и справления малой нужды. Годится ли такой ей в агенты? Но она уже поняла, что в Голливуде женщине нужны союзники, поэтому не стала возражать, особенно когда он сказал:

— Этот Комсток Диббл хитер, как койот, и живуч, как таракан. Не смейте ничего предпринимать, пока я не изучу ваш кон тракт.

Она ответила, что в техническом смысле контракта не существует, и он сделал стойку, как ротвейлер, почуявший каторжника. После этого не приходилось удивляться, что он повез ее на прием к Таннеру Коулу и что с ними оказалась Дженни Кадин.

— Мегвич! — воскликнула Дженни Кадин раздраженно. — У Джейни уже есть работа: она феминистка.

Джейни улыбнулась Мегвичу, тот в ответ заговорщически подмигнул. Джейни не знала, откуда Дженни взяла, что она феминистка: своим кавалерам она неоднократно представлялась феминисткой, но ей казалось, что в Голливуде это воспринимается как оскорбление. Хватало с нее и того, что почти весь Голливуд, несмотря на улыбки, по-прежнему принимает ее за проститутку; прослыть с легкой руки Дженни Кадин феминисткой — нет, это уж слишком! Достав из сумочки пудреницу и смотрясь в зеркальце, она сложила губы соблазнительным сердечком.

— Хотите знать мою заветную мечту? — Добившись от Мегвича поощрительного кивка, Джейни захлопнула пудреницу и смело на него взглянула. — Я хочу быть как Кенди Клеменс. Я не буду счастлива, пока не возглавлю собственную киностудию.

Мегвич присвистнул. Сначала он выглядел ошеломленным, но Джейни было все равно. Глядя на него сквозь опущенные ресницы, она улыбнулась:

— Если хотите быть моим агентом, то постарайтесь понять, что мне нужно на самом деле. — Ей было не важно, верит ли он ей. Ведь в Нью-Йорке она всем повторяла, что желает стать продюсером. Ее обдавали презрением — но взгляните, как высоко она забралась теперь!

Машина тем временем въехала в деревянные ворота на вершине крутого холма. На обрыве с видом на Лос-Анджелес стоял большой дом в испанском стиле с желтыми оштукатуренными стенами и красной черепичной крышей. Машина остановилась у входа. Трое пассажиров вышли. Мегвич взял Джейни под

Руку.


— Запомните одно, Джейни, — сказал он. — Я агент. Мне нравятся честолюбивые люди. — Он со значением посмотрел на нее. — Но пока, милая, держите свои амбиции при себе. Вы пой мете, что в этом городе есть только два способа добиться много го: прослыть глупой или страшной. Мой план таков: сначала пред ставим вас глупой, а потом всех поубиваем.

Джейни открыла было рот, чтобы возразить, но смолчала. Она была здесь новенькой и не хотела оконфузиться. Прежде чем нарушать правила, надо их понять.

— Конечно, дорогой, — пропела она. Мегвич в знак признательности стиснул ей руку.

— Сейчас мне требуется от вас одно, — сказал он ей на ухо. — Ведите себя как звезда.

Это ей под силу, подумала она, входя в дом. Ведь именно звездой она себя считала всю жизнь.

Дверь открыл лакей в ливрее. Миновав зеленый холл с оленьими рогами на стенах, они вошли в просторную гостиную. Французские окна выходили на большой балкон, на противоположной стороне был сложенный из камней камин. Джейни не обратила внимания на мягкие кожаные диванчики и кресла: ее очень заинтересовал хозяин, Таннер Коул.

Он стоял у камина, положив руку на каминную полку. Вместо смокинга на нем были теперь брюки в крепированную полоску, которые на любом другом смотрелись бы по-дурацки. Один Таннер Коул мог выглядеть в них настоящим американцем — человеком, добивающимся всего не благодаря собственным усилиям, а по праву рождения. Никто из мужчин в гостиной не выдерживал сравнения с ним. Он как магнит притягивал к себе все взоры; на протяжении приема «Вэнити фэр» Джейни боролась с желанием смотреть только на него. Он тоже несколько раз на нее поглядывал. Встречаясь с ним глазами, она пришла к выводу, что он не может быть геем.

Сейчас, узнав ее, он вожделенно расширил глаза, но не сделал даже шага в ее сторону, поэтому она удостоила его лишь легкой улыбки. Было заметно, что он предпочитает все делать по-своему; что ж, в таком случае она будет ждать. Пусть сам к ней подойдет — Джейни была совершенно уверена, что так и будет.[

Она отвернулась — и чуть не налетела на Крейга Эджерса. Он сидел на краю коричневого диванчика, вытянув перед собой ноги, и мрачно заглядывал в свой стакан. Он провел в Лос-Анджелесе три дня, но уже успел понять, что знаменитый писатель в Нью-Йорке и в Лос-Анджелесе — совершенно разные вещи. В Нью-Йорке он был известен: недавно его узнала молоденькая банковская служащая, запомнившая его фотографию на суперобложке, что было удивительно, поскольку на этой фотографии он был на десять лет моложе. А в Лос-Анджелесе его никто не замечал. Год назад он бы не обиделся, но шесть месяцев успеха приучили его ждать поклонения. В Лос-Анджелесе он был его лишен. Конечно, люди «слышали» про его книгу, «слышали», что она хороша. Но читавших ее пока что не нашлось, а этим утром молодой сотрудник студии «Фокс» даже имел наглость предложить заменить ее главного героя мужчину женщиной двадцати четырех лет…

Его старый приятель Таннер Коул настоял, чтобы он не ложился спать и дождался гостей. Крейг понимал, что молодость позади: после полуночи он начинал дремать. Но, отправившись к себе, он огорчил бы Таннера, который наутро смотрел бы на него с упреком, отчего Крейг почувствовал бы себя неудачником, — нет, только не это! Крейг считал, что Таннер не похож на других: ему была свойственна невероятная, казавшаяся напускной чуткость, которую Крейг после двадцати лет знакомства считал подлинной. Коулу достаточно было одного взгляда, чтобы изменить атмосферу: если у него было хорошее настроение, то и остальным было хорошо, а если ему становилось тоскливо, то и другим казалось, что они очутились в аду…

Крейг поднял голову, чтобы найти глазами Таннера, но вдруг уперся взглядом в Джейни Уилкокс. Удивление его было так велико, что он едва не выронил стакан. Это походило на встречу с пришелицей из страны мертвых. Судя по выражению ее лица, она тоже сильно удивилась.

— Крейг! — пролепетала она. Ей было непонятно, что он делает на приеме у Таннера Коула. В памяти сразу всплыло обвинение Селдена: она загубила Крейгу жизнь. Будет ли он с ней разговаривать? Не давая ему шанса ее проигнорировать, она уселась с ним рядом.

Крейг был очень зол на Джейни Уилкокс. Он убеждал себя, что причина его злости — ее вмешательство в историю со сценарием по его книге, но в действительности не мог ей простить, что она внезапно пропала из его жизни. У нее, конечно, имелось оправдание, но он считал, что она могла бы ему позвонить, даже должна была позвонить и сама объяснить ситуацию. За последние недели он успел ее возненавидеть, решив, что она попыталась его использовать (толком не понимая, как бы она это сделала), и чувствовал себя отвергнутым возлюбленным, не знающим, почему им пренебрегли. В январе и в начале февраля, когда Джейни приходила к нему домой якобы для обсуждения сценария, он баловал себя догадкой, что она в него влюбилась. Невероятность этого предположения не приходила ему в голову: недаром же она твердила ему, что он гений! Он уже стал думать о себе и о ней как об Артуре Миллере и Мэрилин Монро… Крейг не умел скрывать свои чувства. Втайне он радовался, что Джейни к нему подсела (если бы она его демонстративно не замечала, его ненависть вспыхнула бы с еще большей силой), но он не мог утаить, что разочарован ее отношением.

— Здравствуй, Джейни, — сказал он мрачно, цедя коктейль и сурово глядя в пространство.

— Крейг… — мягко произнесла она и подвинулась ближе. — Я так рада тебя видеть! — Она поймала себя на том, что действительно рада встрече с ним. Голливуд — это прекрасно, но… — До чего же приятно видеть знакомое лицо! — сказала она.

— Неужели? — спросил Крейг капризно. — Намекаешь, что все эти люди тебе не друзья?

Крейг никогда не был ей достойным соперником.

— Конечно, нет! — воскликнула она. — Я ни с кем толком не знакома… Я только вчера сюда попала. Вот приехала с приема «Вэнити фэр». — От этого сообщения она была не в силах удержаться. — Там все очень милы, но куда им до нас!

Крейгу это было хорошо известно, и он не мог не согласиться. Он сделал еще один глоток коктейля, чувствуя, что снова подпадает под ее чары, но не желая быстро сдаваться. Она его обидела и заслуживала наказания. Он намеревался встать, но ведь она была здесь единственным человеком, которого он толком знал, и ему очень хотелось с ней поболтать…

— Могла бы позвонить! — буркнул он.

— Я хотела! — гневно заявила Джейни и тут же потупила взор. — Но не вышло. Селден… — Она прижала пальцы к губам, будто была не уверена, можно ли продолжать.

— Селден? — спросил Крейг пренебрежительно. За недели сближения с Джейни он стал воспринимать Селдена как врага, считал его недостойным жены, слишком толстокожим…

Джейни сочла его тон хорошим знаком.

— Знаю, ты один из лучших друзей Селдена, — начала она, намеренно преувеличивая. — Мне не следовало бы тебе это говорить… Но последний месяц я была практически пленницей в собственном доме: Селден никуда меня не выпускал! Даже не разрешал воспользоваться телефоном! — Она сделала паузу, желая убедиться, что ее слова возымели желаемое действие, и осталась довольна возмущением на физиономии Крейга. — Не знаю, слышал ли ты, что мы с Селденом расстались.

Для Крейга это было новостью, но слова Джейни прозвучали для него как чудесная музыка. Предпринять что-либо в связи с этим он не мог (ибо слишком боялся Лорен), но даже теоретическая возможность придала ему сил.

— Жаль, — пробормотал он, не пытаясь казаться искренним.

— И да и нет, — сказала Джейни, демонстрируя пожатием плеч, что жизнь продолжается. — Ты здесь надолго? Я как минимум на неделю. — Она уже думала о ленче у Кенди Клеменс. — Нам надо еще встретиться…

Крейг собирался уехать на следующий день, но сейчас подумал, что в Нью-Йорке у него нет срочных дел, а Таннер предлагал ему погостить, сколько он захочет, хоть целый месяц. Почему бы не воспользоваться этим предложением? Было здорово побыть здесь без жены, погода была прекрасная, а теперь, когда появилась Джейни…

— Возможно, я задержусь тут на несколько дней, — проговорил он, не желая, чтобы она поняла, что он передумал из-за нее. — Пока Таннер меня не выгонит…

— Таннер? — удивленно спросила Джейни.

— Да. Таннер Коул, — подтвердил Крейг и, не избежав соблазна пустить пыль в глаза, добавил:

— Я остановился у него.

— Вот как?! — Джейни постаралась не показать свое воодушевление. В голове у нее уже кружился вихрь планов. Как «хорошая нью-йоркская знакомая Крейга» она вполне могла к нему на ведаться. Будет гораздо лучше, если Таннер Коул убедится, что она не какая-то безмозглая красотка, а женщина, водящая дружбу с признанными интеллектуалами вроде Крейга Эджерса. Комсток Диббл был уже у нее в кармане (наверное, Кенди Клеменс тоже), поэтому ничто не мешало оживить старый проект. Это будет пре красный повод для встречи с Крейгом, а если она произойдет в доме Таннера, то получится вполне невинное совпадение.

Найдя глазами Таннера, Джейни решила, что чем чаще его видит, тем больше он ей нравится. Если она собирается им завладеть, то только целиком, а это значит, что надо сначала как следует поломаться. Она дотронулась до руки Крейга.

— Возможно, это неприятная тема, но мы с Комстоком обсудили наши разногласия, и он говорит, что собирается ставить фильм по написанному мной сценарию. — Крейга это сообщение сбило с толку, но Джейни решила продолжать, не обращая внимания на его реакцию. — Я встречусь с ним на этой неделе и хочу напомнить о проекте. — Она загадочно улыбнулась и, вспоминая свой короткий разговор с Мегвичем и его радость из-за того, что она пока не подписала контракт, добавила:

— Я могу на него повлиять. Если не заинтересуется он, то я знаю главу большой студии, которому это будет интересно.

Она осталась довольна своей наглостью. Не все сказанное ею соответствовало действительности, но интуиция подсказывала: в Голливуде все делается именно так, и она стремилась к успеху. Но Крейг не успел поздравить ее: подошедший Мегвич подал ей стакан.

— Я подумал, что вас мучает жажда. — Он с любопытством поглядывал на Крейга. Джейни жестом предложила ему сесть.

— Это Крейг Эджерс, — представила она писателя. — Мы обсуждали кинопроект, над которым работали в Нью-Йорке…

Джейни Уилкокс действительно была ангелом-хранителем и музой Крейга Эджерса. Мегвич Барон, считавший себя выше голливудских неучей, был одним из немногих, кто прочел книгу Крейга целиком, все 532 страницы. С надлежащим трепетом в голосе, приятным автору, особенно такому, как Крейг Эджерс, он спросил:

— Фильм по книге «В смятении»?

— Совершенно верно, — подтвердил довольный Крейг. Мегвич наклонился над Джейни, чтобы продолжить разговор с Крейгом.

— Вы замечательно описали мужчину средних лет, ищущего в душе молодость. Я после этого три дня не выходил из дому…

Крейг благодарно засмеялся, Джейни довольно улыбалась. Глядя то на одного, то на другого, она думала о том, как полезно сводить людей, доставляя обеим сторонам приятное и открывая новые деловые возможности. Если же они еще оценят и ее связи, то и это совсем не вредно…

Она попыталась поймать взгляд Таннера Коула (ему тоже стоило увидеть ее в таком обществе), но вдруг с удивлением заметила среди гостей поразительно знакомое лицо. Рядом с балконом стоял Билл Уэстакотт собственной персоной.

Билл! Именно тот человек, которого она мечтала увидеть. И вот он предстал перед ней как осуществленная мечта. Неужели почувствовал, что она о нем думает? Неужели поспешил на ее беззвучную песнь сирены?

Она оглянулась на Крейга и Мегвича. Агент как раз сравнивал написанное Крейгом с творчеством смутно знакомого Джейни французского писателя Флобера, и Крейг, внимая лести, так пыжился, что вызывала опасения сохранность швов на его рубашке. Оба были опьянены общением, оба, судя по всему, воображали, что нашли родственную душу. Джейни была им сейчас совершенно ни к чему.

— Простите… — пробормотала она и встала.

Билл удивленно вытаращил глаза, увидев, кто к нему направляется через весь зал.

— Билл! — воскликнула Джейни с искренней радостью.

— Привет, Уилкокс, — отозвался он, прикасаясь губами к ее щеке. Он загородил ее собой от остальных, словно хотел, чтобы она принадлежала одному ему. — Как я погляжу, ты уже подчинила себе Голливуд. — Он поднес к губам бокал, пристально глядя ей в глаза. — Мегвич Барон — малый не промах, он не каждой стал бы уделять столько внимания. Джейни расслышала в его тоне ревнивые нотки, это означало, что Мегвич — именно такой агент, какой ей нужен.

— Он сам вызвался быть моим агентом. — Джейни вовремя вспомнила, какое удовольствие ей раньше доставляло поддевать Билла. — Но я пока не уверена… А ты как считаешь?

Билл усмехнулся:

— Брось, Уилкокс! Ты слишком хорошо меня знаешь, чтобы пытаться снова поймать на удочку. Ты никогда не слушала советов: ни моих, ни чьих-то еще.

— Я ему сказала, — ответила на это Джейни соблазнительным шепотом, — что хочу стать главой кинокомпании…

Билл громко расхохотался. Он представил себе удивление старины Мегвича, считавшего, наверное, что амбиции Джейни не простираются дальше приглашения во фривольное ток-шоу…

— А что он?

— Посоветовал для начала изобразить кретинку. — Джейни нахмурилась. — Не знаю, получится ли у меня.

Билл решил, что она уже вошла в роль, потом подумал, что это не совсем так: она никогда из нее не выходила, вот только не располагала сценой, на которой могла бы блистать…

До сегодняшнего дня.

— Джейни… — Билл не смог спрятать усмешку. — Я уверен, ты способна на все, включая роль идиотки. Кстати, — поспешил он сменить тему, — как там сценарий? Я слышал, продюсером берется быть Комсток Диббл. Ты закончила работу?

— Господи! — Она изобразила неудовольствие. — Неужели об этом знает весь Голливуд?

Джейни поежилась. Билл вспомнил, как они когда-то валялись вдвоем на пляже, как занимались любовью… Тогда она была так красива, так полна жизни (и совершала так много ошибок, приводивших его в бешенство), что он был от нее без ума. Каким же он был глупцом, что ее отпустил! Надо было развестись с женой и жениться на Джейни, потому что тогда она его любила, он это знал…

— Ладно, Билл. — Она вздохнула. Он чувствовал ее раздражение, но замечал в глазах шаловливый блеск. — Ты был прав. — Он изобразил удивление, она огорченно прикусила губу. — Я его не то что закончила, а написала только тридцать три страницы. — Джейни перешла на шепот, приблизив лицо к его уху. — Самое странное, что это теперь не важно. Все считают, что я написала настоящий сценарий. Я не знаю, как мне быть…

— Ничего, разберешься, — хрипло сказал он, сделал шаг на зад и посмотрел ей в глаза. От того, что он увидел, у него защемило сердце. Возможно, на нее повлияли неприятности, но он понял, что она наконец повзрослела, стала настоящей женщиной… Он поспешно отвернулся.

Джейни уже искал Таннер Коул. Билл понял по выражению ее лица, что их разговор завершен.

— Билл… — прошептала она и прикоснулась к его лицу. Он прижался щекой к ее ладони, снова глядя ей в глаза. Все, что они друг о друге знали, все упреки и несбывшиеся надежды — все было в одно мгновение молча перечислено… и прощено.

— Разве не чудесно? — спросила она, словно погружаясь в море восхищения, которым стал для нее этот вечер.

Она медленно вышла на балкон. Он много раз видел, как она проделывает этот фокус на приемах: бежит от толпы, привлекая мужчину. Это его всегда смешило, и он этого не скрывал, но сейчас у него не было желания подтрунивать.

Он снова окинул взглядом зал. Толпа — кинозвезды и продюсеры, сценаристы и агенты, несколько стилистов и инструкторов — достигла точки наибольшего волнения: прием подходил к концу, а гостям еще только предстояло добиться того, ради чего они сюда явились. «Голливуд, — подумал Билл с грустной иронией, — это ярчайшее воплощение американской предприимчивости: здесь цветут самым пышным цветом алчность и честолюбие, ограниченность и бездушие. Нет, — поправил он себя, — это несправедливо. Здесь есть место и для настоящего таланта, даже для блеска. Истинная причина, почему Голливуд до сих пор существует, в том, что под его мишурой скрывается искреннее желание каждого хорошо делать свое дело. Никто не ставит целью ставить плохие фильмы и телепрограммы, большинство обуреваемо самыми лучшими побуждениями. Если успех достигается не всегда, то не в наказание ли за человеческие слабости?» Оглянувшись через плечо на Джейни, застывшую на балконе в одиночестве, он одновременно испугался за нее и испытал гордость. Она все-таки превозмогла себя и сделала несколько шажков вперед. Она могла быть ужасно глупой, но, как у большинства смертных, у нее всего один истинный недостаток — то, что она худший враг самой себе. Билл понимал, что и его можно обвинить в том же.

Было мгновение, когда ему хотелось пойти вслед за ней. Но он остался на месте. Этим вечером она познала большой успех, но это был голливудский успех — внезапный, волшебный и всепоглощающий, способный уничтожить душу победителя. Еще будет время разочароваться, понять, что ее предали, что за днем сверхпопулярности следует день отверженности, когда никто не отвечает на твои звонки…

Краем глаза Билл увидел, как на балкон выходит Таннер Коул. Он не собирался тягаться с кинозвездой, по крайней мере сейчас. Джейни предстояло идти своим путем. Билл с облегчением понял, что она пройдет этот путь без него. «Удачи вам!» — хотелось ему бросить вслед Таннеру Коулу.

Глядя на Джейни, стоящую на балконе, он пришел к мысли, что Голливуд скоро обнаружит: ее нелегко сломить. В ней есть сила духа и надежда, не знающие преград.

Положив одну руку на перила, Джейни повернулась в три четверти оборота, глядя на огни внизу. Потом она закрыла глаза и вдохнула ночной воздух, полный восхитительных ароматов. Она знала, что кажется со стороны очаровательной молодой женщиной, погруженной в раздумья…

Только на этот раз ей действительно нашлось о чем подумать. Ее место было здесь. Весь этот вечер словно был задуман специально для того, чтобы она поняла, что нашла наконец свое место в жизни. Она открыла глаза — и ахнула, отступив назад от радостной неожиданности. Отсюда, с высоты Голливудских холмов, переливающиеся огни Лос-Анджелеса казались золотым огнем, приветственно зажженным в ее честь.


notes


Примечания


1


Отмечается в США 30 мая. — Здесь и далее примеч. пер.


2


Хозяина? (исп.)


3


Извините. Для меня ничего нет? (фр.)) Все в порядке (фр.


4


Еще? (фр.)


5


У вас есть губная помада «Пусси пинк»? (фр.)


6


Еще? (фр.)


7


«С днем рождения, Ирина» (фр.)


8


Инфекционное заболевание, приводящее к изменениям крови.


9


Как хорошо, правда? (фр.)


10


Да, я очень счастлива.


11


Простите (фр.).


12


Что с вами? (фр.).


13


Воды, пожалуйста… (фр.).


14


Все в порядке? (фр.).


15


Нет, Колетт. Я очень устала. Лучше я приду завтра… (фр.).


16


Разумеется. Естественно. Это из-за ребенка (фр.).


17


Да. Из-за ребенка… (фр.).