Наперекор всем
Кристина Додд


Леди Мэриан, любимая фрейлина королевы, изгнана из свиты за бесчестное поведение – таковы скандальные слухи вокруг этого имени. Даже отец отвернулся от нее. Однако сэр Гриффит, прибывший в замок Уэнтхейвен с тайной миссией короля, убеждается, что прекрасная леди Мэриан чиста и невинна.

Гордая красивая девушка хранит опасную тайну. И эта тайна может стоить жизни не только ей, но и сэру Гриффиту, готовому на все ради спасения возлюбленной…


Кристина Додд

Наперекор всем


Книга посвящается моим критикам с благодарностью и добрыми пожеланиями


От автора


К огорчению автора, англичане всегда обладали достойной сожаления тенденцией давать своим монархам одни и те же имена снова и снова. Например, существовало шесть королей Георгов, семь Эдуардов, четыре Вильгельма.

Этот роман относится ко времени царствования Генриха VII и его супруги Элизабет Йоркской, родителей печально знаменитого Генриха VIII. Вместе они основали династию Тюдоров, принесшую благополучие и мир в Англию, но история этой династии полна зловещих легенд о предательствах, изменах, убийствах и адюльтерах. Именно эти страшные деяния легли в основу романа.


Пролог


Босуорт-Филд

22 августа 1485 года

Смерть пронеслась мимо Гриффита ап Пауэла, он ясно почувствовал это, когда успел отбить удар окровавленного рыцарского меча. Громко прокричав воинственный клич своего рода, Гриффит развернул скакуна и размахнулся боевым топором.

Противник упал, но у Гриффита даже не было времени проверить, убит ли он. Ибо на его месте вырос другой рыцарь, потом еще один, и еще… Но кто из этих хилых англичан может противостоять ловкости и храбрости валлийца? Однако воины королевской армии Ричарда сражались, не щадя сил.

Гриффит пришпорил коня. Болотистая почва проваливалась под огромными копытами, в воздухе стояла омерзительная вонь смерти и разложения. Наконец жеребец выбрался на твердую землю, и вновь раздалось лязганье стали: Гриффит схлестнулся в ближнем бою с основными силами армии Ричарда. Действуя булавой и топором, он прокладывал широкую дорогу в сомкнутых рядах воинов. Вокруг звенели стоны и вопли, пот со лба стекал в рот, оставляя на губах привкус соли и металла. Гриффит получил удар в бедро, но тут же наспех разделался с нападающим. Кровь сочилась из множества мелких порезов и ран, пропитывала тунику, надетую под доспехи, но он ни на что не обращал внимания.

Во что бы то ни стало необходимо пробиться к Генриху!

Вокруг Гриффита клубились клочья утреннего тумана. Сквозь прорези в забрале было трудно что-то увидеть, но тут внезапно на холме он заметил развевающееся знамя с красной розой Ланкастеров. Там он найдет Генриха Тюдора, последнюю надежду семьи Ланкастеров, отыщет человека, которому предназначено стать королем Англии.

Гриффит, хотя и убивал любого, кто вставал на пути, все же не терял из виду цели, постепенно подвигаясь все ближе, пока, прорвавшись через кольцо стражи, не очутился рядом с королем.

– Генрих! Милорд, они должны напасть сейчас! – проревел он по-валлийски.

– Думаешь, я этого не понимаю? – прокричал в ответ Генрих, тоже на родном языке, показывая сначала в один конец поля, где выжидала армия, потом в другой, где стояла другая, тоже в полной боевой готовности. – Я послал гонца к каждому из полководцев, требуя, чтобы они выполнили обещание и шли в атаку. Но они не сдвинулись с места!

– Ублюдки! – Гриффит стащил шлем и жадно припал к чаше с водой, поднесенной оруженосцем Генриха. – Они клялись, что помогут нам!

– Могу побиться об заклад, они в том же присягнули и Ричарду. – Генрих оглядел поле битвы и добавил: – Хотят сначала посмотреть, кто начнет брать верх.

– Армия Ричарда превосходит нас силой и успела добиться преимущества. – Гриффит растянул губы в зловещей улыбке. – Но и мы не так уж плохи! Убили его лучшего полководца, и теперь его войско в растерянности. Но смотрите, милорд, и увидите то, что вижу я. – Он показал на Босуорт-Филд. – Ричард Йорк пытается вас захватить.

Генрих со свистом втянул воздух в усталые легкие, глядя на весьма многочисленный отряд, направлявшийся к нему. Слишком многочисленный. Почти вдвое больше людей, чем в его собственной страже. И ведет его сам Ричард, прекрасно понимавший, что со смертью Генриха династия Тюдоров угаснет и Ланкастерам не за что будет бороться – их дело будет безнадежно проиграно.

Блестящий тактик, закаленный воин, Ричард тоже мог бы стать хорошим правителем, но все знали, что он отобрал трон у племянников, приказав убить мальчиков, и один Господь знает, в какой безымянной могиле гниют их тела. Даже в Англии, стране, где предательство и измена были делом обычным, столь страшный грех не забывался и не прощался как высокородными дворянами, так и простолюдинами.

Два мрачных года носил корону Ричард III, и слухи о его преступлениях распространялись по всей стране. Говорили, что он велел отравить свою добрую жену и пытается обольстить собственную племянницу Элизабет. Став его женой, сестра погибших принцев дала бы Ричарду законные права на трон. Но все знали, что девушка обещана Генриху. Это был бы идеальный союз – красная роза Ланкастеров и белая – Йорков. И Гриффит твердо намеревался сделать все, чтобы этот брак состоялся.

Генрих не был воином. Гриффит встал на его сторону не потому, что тот обладал талантом полководца, а лишь защищая его права на трон. Отпрыск рода Ланкастеров по материнской линии, Генрих был валлийцем, потомком короля Артура, которому суждено было объединить Англию и Уэльс и дать Уэльсу долгожданную независимость. Гриффит сражался за родину, за свой дом, за лучшее будущее.

И сейчас, спокойно, словно он был повелителем, а Генрих – подданным, Гриффит приказал:

– Наденьте шлем своего оруженосца, выньте наполовину меч из ножен. Спокойно сидите в седле и старайтесь держать щит перед собой. Сохраняйте ясность разума и помните… – Он слегка коснулся плеча Генриха булавой. – Не для того последовал я за вами из самого Уэльса, чтобы проиграть.

– Для меня большое утешение слышать это, – отозвался Генрих.

Отдавая приказы на правильном английском языке, хотя и с сильным акцентом, Гриффит велел телохранителям выстроиться в линию и атаковать только по его команде. Знаменосца он поставил позади, успев найти для него другой плащ, и только после этого вернулся к Генриху и постарался успокоить будущего короля:

– Не тревожьтесь, мой повелитель. Я готов отдать за вас жизнь!

Заняв свое место у самого склона холма, на шаг впереди остальных рыцарей, Гриффит напряженно следил за тем, как отряд Ричарда прорывался через заслон противника. У подножия холма они на миг остановились, прежде чем начать подъем. Этой заминки оказалось достаточно, чтобы Гриффит поднял руку. Его сторонники схватились за оружие. Резко бросив руку вниз, он громко крикнул:

– За короля Генриха!

Рыцари ринулись вниз, словно ангелы мщения, получив мгновенное преимущество от скорости, с которой спускались с холма, ветра и усталости врагов, утомленных долгой битвой. Но Ричард прекрасно умел выбирать воинов, искусных и преданных ему так же, как был предан Генриху сам Гриффит. Они сражались за то, чтобы Ричард смог удержать трон.

Гриффит дрался, словно обезумевший: делал выпады, парировал, играл со смертью при каждом ударе и отчаянно рисковал головой. Каждый поединок нес гибель еще одному противнику, но на их месте вырастали другие. Воины Ричарда медленно, но неумолимо продвигались вверх по холму, все ближе к Генриху. Гриффит пытался остановить их, задержать, но врагов было слишком много…

Гриффит не раз смотрел смерти в лицо и сейчас снова узнал ее гнусный оскал. Но сдаваться не хотел. Точнее – не мог! Мечта звала слишком властно, нужда была слишком неотложной.

– За короля Генриха! – снова заревел он, но его голос заглушили воинственные вопли сторонников Йорка. Знаменосец Генриха упал. Рыцари Ричарда старались окружить Гриффита, и между Ричардом и Генрихом теперь не осталось никого… Неожиданно послышалось нечто вроде громового раската. Земля дрогнула. Гриффит повернулся, готовый отразить очередную атаку, проиграть последнее в жизни сражение.

На них неслась лавина конников. Рыцари, свежие и со сверкающими, неокровавленными мечами, вступили в бой. Поняв, на чью сторону клонится победа, стоявшие в ожидании войска ринулись в бой, чтобы уничтожить слабых и помочь сильным.

Гриффит устало сгорбился, ища взглядом Генриха. Он не сможет добраться до повелителя вовремя, не сумеет помочь. И никто не сумеет, кроме Господа, а Господь, как видно, слишком далеко.

Гриффит с трудом поднял щит и боевой топор, не потому что надеялся остаться в живых: просто не в его характере было сдаваться. Но… но почему-то атакующие не обратили на него ни малейшего внимания, и на Гриффита снизошло поразительное откровение: это войско сражалось на стороне Генриха! Неизвестно по каким причинам – благоденствие страны или справедливость дела Ланкастеров – они нападали на Ричарда и его людей. И резали их, словно скот. Свежие и отдохнувшие рыцари находили удовлетворение в кровавой работе. Они смеясь убивали врагов. И смеясь приканчивали коней.

Гриффит неожиданно почувствовал, как к горлу подступает тошнота.

Не ради блага страны. И не из-за справедливого дела. Это была месть, ужасная месть Ричарду…

Стараясь не попадаться им под руку, Гриффит направил коня к Генриху.

– Они схватили его! – вскрикнул тот, хотя в голосе не слышалось торжества. – Смотри, они убивают его!

Из всего отряда остался в живых лишь Ричард, но рыцари окружили короля и медленно смыкали кольцо. Он бешено отбивался – голова очередного воина покатилась по земле. Но это лишь еще больше разъярило рыцарей, и они буквально перекидывали короля от одного к другому, кололи его мечами, наносили удары топорами, опускали на голову и плечи тяжелые булавы.

В последней безнадежной попытке освободиться… или умереть со славой Ричард поднял коня на дыбы. Гордое животное, заржав, забило копытами, сбросив на землю еще двух рыцарей. Но кто-то поднял меч – и на молочно-белой шкуре появилась багровая полоса. Ричард с грохотом вывалился из седла, и толпа рыцарей сомкнулась. В воздух взлетели его панцирь и шлем, потом вверх рванулся красный фонтан.

Добрая английская почва впитала ручейки крови. Крови пехотинцев. Крови рыцарей. И королевской крови Ричарда III…

Генрих Тюдор молча наблюдал за бойней. Худое лицо было искажено ужасом. И только несколько минут спустя, обернувшись к Гриффиту, он поклялся на родном языке:

– Если именно так англичане расправляются с низложенными королями, клянусь гвоздями Святого Креста, ничто… и никто никогда не отнимет у меня трон.


Глава 1


Замок Уэнтхейвен, Шропшир, Англия

1487год

Звон стали эхом отдавался в длинной галерее центральной башни замка, и Гриффит ап Пауэл с отвращением поморщился.

– Дуэль? – осведомился он у хозяина. – Вы привели меня сюда полюбоваться на дуэль?

Граф Уэнтхейвен, высокий, представительный, с редеющими серебряными волосами и точеными чертами аристократического лица, казался олицетворением искреннего гостеприимства, и впечатление лишь усиливалось при виде своры рыжеватых спаниелей, тявкающих у ног.

– Я всего лишь пытаюсь исполнить вашу просьбу.

Взрывы смеха и нарочито испуганные вопли звенели в ушах, пока гость и хозяин проталкивались через толпу зевак.

– В этой стране никто не питает ни малейшего уважения к воинам, – пожаловался Гриффит. – В Уэльсе мы сражаемся до конца, насмерть, добрым двуручным мечом… Никто не предается подобным забавам!

Одним грациозно-элегантным жестом Уэнтхейвен разделался с Уэльсом и его обычаями.

– Дуэль пришла к нам из Франции, но здесь, в замке, много молодых людей, и они дерутся по малейшему поводу, ради самого удовольствия сразиться, поэтому я поощряю дуэли. Шпаги довольно легкие и к тому же затуплены, а лишняя практика не помешает, да и воинственный дух несколько усмиряется. Кроме того, если хотите видеть леди Мэриан, бывшую фрейлину некоронованной королевы, вы должны подойти поближе.

Гриффит, раздраженный сознанием полной никчемности и будучи вне себя от презрения к собственной миссии, наконец взорвался:

– И что ж, эта самая леди Мэриан наслаждается зрелищем молодых идиотов, крошащих друг друга в капусту?

Но Уэнтхейвен лишь издевательски улыбнулся, лучась ямочками на щеках:

– Советую быть немного повнимательнее, и вы сразу поймете, какая роль предназначается леди Мэриан.

Гриффит был достаточно высок, чтобы видеть поверх голов собравшихся, разразившихся приветственными криками. На отполированном каменном полу две фигуры словно исполняли сложный танец, изящно взмахивая тупыми дуэльными шпагами с неправдоподобным искусством – истинным свидетельством здоровых тел и юношеского духа.

Гриффит ошеломленно протер глаза.

– Одна из них женщина! Дерется шпагой!

Ярко-рыжие волосы, выбившиеся из прически, горели над бледным лицом, словно пламя тонкой белой свечи. Зеленые глаза блестели, зубы сверкали в вызывающей улыбке. Подол юбки из кремового шелка был перекинут через руку, открывая стройные щиколотки и лодыжки. Легкая поступь ненадолго отвлекла Гриффита от шпаги, которую женщина держала в другой руке.

Милостивый святой Давид, да она еще и высока! Дерзко смотрит красавцу мужчине, с которым ведет бой, прямо в глаза.

Гриффит никогда не любил дерзких женщин.

Что-то фальшиво напевая, она издевалась над соперником поворотом шпаги, язвительной улыбкой, меткой репликой.

Молодой человек, ловко отбиваясь, тем не менее тяжело дышал, со лба лился пот, и к тому же для такой дружеской схватки он явно проявлял слишком большую злость. Он проигрывал поединок…

– Она хороша, не так ли? – заметил стоявший рядом Уэнтхейвен. Гриффит против воли был вынужден согласиться и что-то утвердительно проворчал.

– Это я научил ее владеть шпагой.

Не в силах оторвать взгляда от слишком дерзкой и высокой красотки, Гриффит пожал плечами:

– Вы просто безумны. Зачем мужчине обучать женщину драться на шпагах?

– Такая женщина должна уметь защитить себя от… скажем, от нежелательных знаков внимания, – хмыкнул Уэнтхейвен.

Сверкающие шпаги со звоном скрестились, высекая сноп синих искр.

– Такая женщина?

– Да, – кивнул граф и, довольный, что привлек наконец безраздельное внимание гостя, объявил: – Это леди Мэриан Уэнтхейвен.

Гриффит стремительно обернулся к хозяину, пропустив последний решающий удар Мэриан, но громкие вопли зрителей вновь привлекли его внимание. Мэриан торжествующе вскрикнула при виде взметнувшейся в воздух шпаги противника и, победоносно улыбаясь, подняла стиснутые кулаки. Но Гриффит лишь прищурил глаза.

– Что за манера выставлять себя напоказ! Крайне непривлекательная черта в женщине. Крайне непривлекательная!

Уэнтхейвен лишь прищелкнул языком.

– Не думаю, чтобы у Адриана Харботтла был хоть единственный шанс выстоять! Он один из этих безземельных рыцарей, немногим выше деревенщины!

Гриффит взглянул на человека, о котором так презрительно отзывался Уэнтхейвен. Харботтл, наделенный природой золотистыми волосами, ровными белыми зубами и стройными ногами, совсем не походил на деревенщину и был так красив, что напомнил Гриффиту что-то знакомое, нечто жирное… спокойное… да-да, ангела в материнском часослове. Но Гриффит готов был побиться об заклад, что Харботтл отнюдь не ангел. Широкая грудь все еще быстро вздымалась, и взгляд, обращенный на Мэриан, был полон бешенства. Гриффит пристально наблюдал за ним, не обращая внимания на злобный вид и стиснутые кулаки.

– Только последний болван, – пробормотал граф, – мог вообразить, что способен выстоять…

И в этот момент Харботтл выхватил шпагу у Мэриан и направил ее в грудь девушки, мгновенно пробудив защитные инстинкты Гриффита. Он бросился в бой, не успев даже подумать о последствиях, и, свалив Харботтла подножкой, приземлился сверху. Женщины вопили, мужчины ревели, пока Гриффиту не удалось прижать извивающееся тело юноши к полу. Было слышно, как хрустят кости. Отброшенная шпага зазвенела на камнях, и Гриффит поднялся, но, прежде чем успел вновь дотянуться до оружия, тонкая женская рука уже приставила острие к горлу Харботтла.

– Трус и негодяй, – глубоким контральто объявила Мэриан, – вставай и прими наказание за предательство.

Харботтл с трудом встал на колени: ангельские черты лица искажены злобой, грудь горячечно вздымается.

– Стерва, в тебе нет ни капли женского сострадания!

– И все потому, что я не позволила тебе убить меня? Неужели я должна погибнуть от руки презренного рыцаря-неудачника, только чтобы доказать собственную женственность и терпимость?

Она была великолепна в своем торжестве и окутана яростью, словно королевской мантией. Гриффит подошел ближе. Если манера выставлять себя напоказ непривлекательна в женщине, почему же его тянет к ней, как мотылька на огонь?

Харботтл, пошатываясь, поднялся и взглянул в сторону Гриффита.

– Прибегаешь к помощи очередного любовника!

Но Мэриан, без всякого интереса оглядев Гриффита, тут же забыла о нем.

– Я могу убить тебя и без чьей-либо помощи, Харботтл, – предупредила она, отводя руку со шпагой.

Голубые глаза Харботтла широко раскрылись. Белки покраснели от напряжения, лицо исказилось от страха.

– Ты не… ты не можешь…

– Но кто меня осудит?

Лицо Мэриан побледнело, но Харботтл не заметил этого. Его глаза были прикованы к неумолимому острию.

– У меня есть деньги, и если хочешь…

Кровь снова бросилась в лицо Мэриан.

– Если я прикончу тебя, мир избавится от гнусного негодяя.

Женщина глубоко вздохнула, и Гриффиту показалось, что сталь вот-вот вонзится в сердце Харботтла.

– Пощади, – пролепетал тот.

Мэриан, немного смягчившись, показала шпагой на дверь:

– Иди, пресмыкайся перед священником! Может, он и простит тебя. Это самое лучшее, чего ты сможешь ожидать, поскольку эти благородные люди не простят.

Харботтл, отшатнувшись, ринулся из круга и, убедившись, что опасность миновала, прокричал:

– Шлюха! Ты позоришь семью, чье имя носишь! Твой ублюдок несет наказание за твои грехи! – Гриффит потрясенно застыл, но Харботтлу этого показалось мало. – Твое отродье – жалкий идиот!

Мэриан подняла шпагу, чтобы поразить ею негодяя, и ошеломленные зрители разбежались в разные стороны. Но Гриффит поймал руку женщины, повернул Мэриан и прижал ее голову к своей груди.

Ублюдок. Она родила дитя вне брака. Неудивительно, что эту женщину удалили от королевского двора.

Ублюдок. Ребенок, которого отец отказался признать. Мэриан навлекла на себя позор и ссылку непристойной страстью и неумением держать себя в руках, которое и проявлялось теперь в бессмысленных драках.

Харботтл, похожий сейчас на полураздавленное насекомое, прихрамывая, пустился бежать.

Мэриан пыталась овладеть собой, взбешенная, что кто-то осмелился встать между ней и грязной тварью, чернившей ее сына, но глубокий баритон пророкотал ей на ухо:

– Гнев – это ветер, задувающий фонарь разума, и ты – живое тому доказательство. Никогда не грози человеку гибелью, если не намереваешься довести задуманное до конца. Ты сейчас приобрела смертельного врага, который успокоится лишь тогда, когда увидит твои поражение и позор.

Мэриан, откидывая голову, глядела вверх, все выше, и выше, и выше. Говоривший оказался великаном и к тому же совсем некрасивым. Загорелая кожа слишком долго выдерживала беспощадные солнечные лучи и тяготы походной жизни, а морщины, избороздившие некогда гладкий лоб, походили на бесчисленные шрамы. Тонкий нос был, по всей вероятности, не раз сломан, а упрямый подбородок покрывала неровная щетина. Только золотистые глаза были прекрасны, но и они сверкали таким отвращением, что Мэриан застыла от негодования.

– Благодарю, но думаю, что все это не ваше дело.

Незнакомец нетерпеливо вздохнул, так что всколыхнулись прилипшие ко лбу Мэриан непокорные прядки. Она отступила и услышала, как он пробормотал себе под нос:

– Если бы это только было правдой.

Из-за спины раздался голос Уэнтхейвена:

– Этот огромный валлийский медведь – новый посланец королевы.

Мэриан круто развернулась.

– Клянусь Богом, Уэнтхейвен, почему ты раньше этого не сказал?

– Разве? – с притворной невинностью разведя руками, ответил тот.

Мэриан презрительно фыркнула и, откинув голову, постаралась хорошенько рассмотреть Гриффита, уделив особое внимание немодному старому костюму унылого коричневого цвета.

– Он в самом деле напоминает медведя. А у медведя есть имя?

Гриффит поклонился, не сходя с места, и его лицо оказалось совсем близко.

– Гриффит ап Пауэл, если хотите знать.

Голос звучал мягко, но имя вновь заставило Мэриан побагроветь.

– Гриффит ап Пауэл? Гриффит ап Пауэл не посол королевы, моей госпожи! Гриффит ап Пауэл – человек короля.

Гриффит с удовлетворенной усмешкой выпрямился.

– Я – слуга короля и, следовательно, королевы. Поскольку они обвенчаны по законам нашей святой церкви, а муж и жена – единое целое в глазах Господа нашего.

Оглядевшись, Мэриан заметила, что толпа, собравшаяся приветствовать ее победу, сейчас прислушивается к каждому слову. Подозвав пажа взмахом руки, она отдала мальчику шпагу и велела вычистить ее и повесить на место. Это дало ей время немного прийти в себя и успокоиться.

– Как поживает Элизабет Йоркская? Моя госпожа здорова?

Гриффит, тоже заметив интерес зрителей, предложил ей руку.

– Супруга короля здорова, как и их сын и наследник Артур.

– Наследник английского трона, – иронически усмехнулась Мэриан. – И Генрих Тюдор – его отец.

– Король Генрих Тюдор его отец.

Мэриан едва не расхохоталась напыщенным словам, но многие годы пребывания при дворе научили ее почтению к королевской власти, если не уважению к человеку, стремившемуся занять трон. Поэтому, опершись о предложенную руку, она согласилась:

– Конечно, король Генрих Седьмой – отец ребенка. Позволил Генрих жене короноваться?

– Пока нет.

– Когда архиепископ в Вестминстерском аббатстве помажет голову Элизабет и водрузит корону на ее благородный лоб, она возвысится над простыми смертными. – Мэриан прижалась к Гриффиту, используя его огромное тело как клин, рассекающий толпу, и, когда любопытные остались позади, сказала: – Король боится. Боится, что все скажут, будто он обязан королеве троном.

– Он просто остерегается, и совершенно прав при этом, – поправил Гриффит, не моргнув глазом.

– Трон все еще шатается под его королевской задницей.

– Шатается? Вовсе нет, и только глупец может так считать. Точно такие же глупцы объявляют, что Генрих не сможет удержать трон без поддержки родственников Элизабет, Йорков.

– Вы ведь не придворный, правда? – осведомилась Мэриан, скорее развеселившись, чем обидевшись на столь неожиданное обвинение в глупости.

– Я – то, чем прикажет быть Генрих.

– Значит, лакей, – объявила она, сгорая от желания узнать, ответит ли Гриффит на оскорбление.

– В данную минуту это чистая правда. Я мальчик на побегушках, передающий записки от одной глупой девчонки другой. – И, не спросив, что предпочитает дама, распахнул дверь и вывел Мэриан в роскошный сад, наполненный запахом только что распустившихся роз, гревшихся под весенним солнышком. – Моя награда за выполненное поручение – поездка к родителям в Уэльс.

Мэриан заметила, что яркий свет не льстил Гриффиту, беспощадно показывая, что волосы были не черными, как она думала, а темно-каштановыми и блестящими, они росли, образуя на лбу треугольник, что придавало его лицу дьявольское выражение. Пышная, похожая на львиную грива доходила до плеч, делая Гриффита похожим на опасного зверя. Солнечные лучи подчеркивали резкость черт, рост и ширину мускулистого торса, и Мэриан невольно спросила себя, какое безумие побудило Генриха выбрать в посланцы этого человека. Может, король пытается унизить Мэриан, показать, где ее место? Что он подозревает? И что ему известно? Был ли он откровенен с гонцом?

Ярко-рыжий локон упал Мэриан на глаза, и она безуспешно попробовала запихнуть его под прилегающую шапочку. Гриффит, цинично усмехаясь, наблюдал за ней.

– Ты красишь волосы?

Мэриан, опустив руки, обожгла его бешеным взглядом. За двадцать три года жизни она еще не встречала такого грубияна.

– Неужели я выбрала бы подобный цвет?!

Гриффит не улыбнулся, не подмигнул, не выразил притворного восхищения. Вместо этого он просто подхватил прядь и ловко засунул ее под шапочку.

– Нас здесь не могут подслушать?

По лицу Гриффита было невозможно прочесть ничего, кроме легкого пренебрежения к Мэриан и возложенному на него поручению. Возможно, это к лучшему. Уэнтхейвен был самим воплощением спокойной и однообразной сельской жизни, но Мэриан едва ли не с детства привыкла к суете и блеску двора и теперь поняла, что получила шанс помериться умом с высокомерным валлийским лордом.

– Никто нас не услышит, но это не имеет ни малейшего значения. Все знают, что я была когда-то фрейлиной Элизабет. Всем известно также и то, что мы стараемся как можно чаще переписываться, хотя посланцы обычно… – она смерила его взглядом с головы до ног, – обычно бывают несколько более оживленными. – И, протянув руку ладонью вверх, добавила: – У вас письмо для меня?

Гриффит вынул из-за пояса пергамент, запечатанный печатью королевы, и сломал хрупкий воск.

– Прочесть его тебе?

Но Мэриан, выхватив послание, проворно спрятала его в рукав.

– Сама прочту. А кошелек? Где кошелек?

Гриффит, уже гораздо медленнее, вытащил тяжелый мешочек. Мэриан взвесила его на руке и облегченно вздохнула:

– Святая Мария, благодарю тебя!

– Королева посылает тебе почти все свои жалкие сбережения.

– Да, – вздохнула Мэриан, думая о двухлетнем малыше, мирно спавшем в ее доме. – Она всегда так заботится о моем благоденствии.

И тут она заметила ярость Гриффита, которую тот не позаботился скрыть. Мэриан села на каменную скамейку, склонила голову и пренебрежительно улыбнулась:

– И что же вы думаете по этому поводу, Гриффит ап Пауэл?

– Скорее всего тебе известна какая-то тайна королевы, что дает возможность запускать руку в ее карман.

Столь неожиданная откровенность говорила о полнейшем неуважении к ней, и гнев, едва утихший, разгорелся с новой силой. Легкий ветерок, доносившийся с озера, овевал горячие щеки, и Мэриан зло уставилась на валлийца, но, подумав о тайне, не принадлежавшей ей, опустила глаза и бесстрастно заметила:

– Леди Элизабет – не мишень для шантажа. Ее жизнь у всех на виду. Да и что она может утаить? Сначала отец, король Эдуард, лелеял и любил ее, потом дядя, король Ричард, выполнял свой долг по отношению к племяннице.

– Король Ричард? – прошипел Гриффит. – Этот узурпатор, хочешь сказать? Ричард был братом короля. Трон должны были унаследовать сыновья Эдуарда, но где они сейчас, где?

Мэриан, сжимая кожаный мешочек, чувствовала, как перекатываются внутри монеты. Она постаралась подавить неприязнь.

– Не знаю. Но Элизабет была их сестрой. Она не имеет ничего общего с их исчезновением.

– Именно Ричард заключил их в Тауэр, откуда мальчики так и не вернулись. – Гриффит поставил ногу на скамейку рядом с Мэриан, оперся рукой о колено и приблизил свое лицо к лицу девушки. – Они словно растворились в воздухе: никто больше не видел маленьких принцев. Я сражался на стороне Генриха и молился, чтобы он получил возможность объединить Ланкастеров и Йорков, женившись на Элизабет, но, прибыв в Лондон, мы узнали: леди Элизабет плясала под дудку убийцы. Она жила при дворе Ричарда, носила подаренные им платья, придавала законность его правлению. Элизабет пропитана пороком и разложением, преследующими дом Йорков и теперь проникшими в род Ланкастеров.

Мэриан не задумываясь размахнулась тяжелым кошельком и ударила его по лицу, сломав нос. Гриффит, отшатнувшись, закрылся руками. Сквозь пальцы сочилась кровь, но Мэриан, не обратив на это никакого внимания, схватила его за сорочку и с силой притянула к себе. Ткань мгновенно треснула, но голос девушки оставался напряженно тихим.

– Миледи Элизабет пожертвовала всем, чтобы спасти братьев. Всем! Клянусь Богом, если ты хоть еще раз посмеешь чернить ее имя в моем присутствии, я проткну тебя шпагой, как цыпленка!

Мэриан оттолкнула Гриффита и ринулась по тропинке, забыв в спешке мешочек с деньгами. Посчитав, что отбежала достаточно далеко, девушка подобрала юбки и ускорила шаг – ей хотелось уйти подальше от этого грубияна, безмозглого осла, лакея Генриха.

Возможно, с ее стороны невежливо было бить его, да еще тяжелым кошельком. Она слышала треск костей. Неужели сломала ему нос? Однако как этот валлийский негодяй посмел обвинить Элизабет в соучастии? Она, эта лучшая в мире женщина, помогала Ричарду убить братьев?! Мэриан знала правду. В пять лет ее отдали в услужение Элизабет, поскольку они были одного возраста и к тому же родственницами. С самого начала девочке было ясно, что она должна во всем угождать Элизабет. В то же время Элизабет дали без обиняков понять, что она обязана жертвовать всем во имя династии. Каждое движение, каждое слово, каждая улыбка взвешивались и определялись как достойные и недостойные принцессы из дома Йорков. Добрая, приветливая, скромная девочка, Элизабет старалась ни в чем не опозорить семью и род и если не отличалась острым умом… что ж, подобное качество вовсе не обязательно для принцессы.

Не было обязательным, пока не умер отец, король Эдуард IV. Потом наступили тяжелые дни, дни предательства, и Элизабет оказалась плохо подготовленной к политическим играм, которые и довели страну до войны. Ее любимый дядя взял под опеку братьев, сказав, что желает защитить их… Но через непродолжительное время издал указ, объявляющий принцев незаконными детьми. И не только их. Всех отпрысков брата.

Как того и желал Ричард, парламент провозгласил его королем.

Мэриан обнимала и утешала госпожу, когда та плакала по исчезнувшим братьям, по утерянной навек свободе, по втоптанной в грязь чести. Именно она помогала Элизабет строить планы. Когда Ричард и его жена пригласили ее ко двору, Мэриан и Элизабет сначала рыдали от злости и унижения, а потом долго шептались и решали, как поступить. Если Элизабет примет приглашение и будет разыгрывать послушную племянницу, она, возможно, сумеет узнать что-нибудь о судьбе братьев. Или… или каким-то образом повлияет на дядю и поможет мальчикам сбежать.

Девушек обуревали безумные замыслы. Они пытались предусмотреть любую случайность, но не смогли предвидеть собственной роковой роли в обреченном правлении Ричарда. Если бы только…

Мэриан вздохнула. Она когда-нибудь сведет себя с ума этими «если» и «может быть».

Ее дом стоял рядом с прочной высокой крепостной стеной, окружавшей замок и защищавшей его от нападения врагов, и одновременно находился довольно далеко от башни графа Уэнтхейвена. Здесь она ничего не знала о его связях, политических играх, планах и замыслах. Здесь она и ее сын были в безопасности.

Лайонел. Что, если он проснулся?

Толкнув калитку, ведущую в передний сад, Мэриан позвала сына и тут же улыбнулась пухленькому черноволосому мальчику, который брел по тропинке, вьющейся вокруг дома. Подхватив малыша на руки, она воскликнула:

– Да ты весь в песке! Строил замки?

Ребенок просиял и погладил щеки матери грязными ладошками.

– А ров вырыл?

– О, только не спрашивайте насчет рва! – воскликнула няня, выходя из-за угла дома. – Он немедленно захочет пойти к колодцу за водой, и тогда его не отмоешь!

Сесили была хорошенькой, доброй девушкой, удивительно похожей внешне на мать Мэриан. Но мама оставалась в ее воображении давно поблекшим милым образом, тогда как Сесили оказалась глупенькой, легко поддающейся любому мнению, любой моде и особенно вниманию мужчин. Всяких и каждых. Однако она не оставила Мэриан и без единой жалобы последовала за ней и ребенком в глушь и захолустье Уэнтхейвена.

– Он спал? – спросила Мэриан.

Сесили, запыхавшись, сдула упавшую на глаза прядь волос.

– Немного вздремнул, но остальное время никому не давал покоя.

Мэриан стиснула малыша и звонко чмокнула.

– О, он уже совсем большой! И очень здоровый! – воскликнула она.

– Не слыхали вы, как он ревел весь первый год!

– Просто живот болел, – возразила Мэриан, не сводя глаз с пытавшегося освободиться Лайонела.

– Но это было ужасно! – не сдавалась Сесили.

Мэриан не ответила. Слишком много было в ее жизни тайн, которые не хотелось открывать посторонним, но самой главной была теперь уже давно пережитая неприязнь к малышу.

Она не хотела быть матерью. Не питала ни малейшего интереса к детям. И когда повитуха положила ей на руки крохотный окровавленный комочек, не испытала ничего, кроме совершенно не присущего матерям отвращения.

– Говорят, недоношенные дети всегда слишком маленькие, уродливые и капризные, – пояснила Сесили, посчитав молчание Мэриан знаком согласия. – Иногда мне казалось, что он не проживет и нескольких месяцев.

Бывали ночи, когда, слушая непрестанный плач ребенка, Мэриан сама не понимала, хочет ли, чтобы Лайонел выжил. Съежившись от непрошеных угрызений совести и груза вины, она последовала за Лайонелом к горке речного песка, специально привезенного для мальчугана. Сесили поплелась за ними.

– Не будь вас, миледи, я бы точно ума лишилась.

Раскаяние заставляло Мэриан все больше и больше заботиться о Лайонеле, и потом… В один прекрасный день малыш ей улыбнулся.

У нее никогда не было причин верить в любовь. Ни на одно мгновение. Но эта первая беззубая улыбка младенца на ее руках чудесным образом все изменила. И с каждой новой улыбкой, с каждой детской болезнью Мэриан все больше привязывалась к малышу. И теперь, наблюдая за темной головкой, сосредоточенно наклоненной к кучке песка, она поражалась силе собственной преданности. Она с радостью отдала бы за него жизнь – не во имя долга или верности, но лишь из-за любви, горячей и истинной.

Сесили вздохнула так же громко, как Лайонел, когда хотел привлечь внимание окружающих.

– Жаль, что мне не довелось помогать при ваших родах, миледи.

– Тебе? – не веря своим ушам переспросила Мэриан. – Да ты в обморок падаешь, стоит мужчине плюнуть!

– Верно, – поникнув, призналась Сесили. – Но, думаю, при виде ваших мучений верх взяло бы женское сострадание.

Мэриан сильно сомневалась в этом, но сочла за лучшее промолчать.

– Конечно, вам пришлось сопровождать леди Элизабет в ссылку. Вряд ли она могла оставаться при дворе, когда слухи день ото дня становились все ужаснее. – Сесили осторожно поправила остроконечный головной убор и, глядя на Мэриан широко раскрытыми бесхитростными глазами, добавила: – Насчет венчания с ее дядей, королем.

Мэриан, нащупав спрятанное в рукаве письмо, кивнула:

– Прекрасно понимаю, о чем ты.

– Удивительно только, что вы никак не хотите довериться мне. Вынести такое бесчестье одной, без поддержки вашей милой кузины! – Сесили тихо всхлипнула: – В конце концов я была вашей камеристкой!

Мэриан, мгновенно встрепенувшись, насторожилась:

– Сесили! Кто говорил с тобой?!

Девушка виновато потупилась.

– Почему вы считаете, что кто-то говорил со мной? – заикаясь, лепетала она.

– Потому что тебе и в голову не пришло бы присутствовать при рождении Лайонела. Кто-то из твоих подружек забеременел?

На лице Сесили отражались, попеременно сменяя друг друга, смущение, неловкость, замешательство.

– Н-нет, – выдавила она.

Но Мэриан, как всегда прямолинейная, без обиняков продолжила:

– Если ты сказала кому-то, что помогала мне при родах и поможешь ей тоже, значит, лучше признаться в обмане, пока не поздно.

Сесили поджала губы с таким видом, словно проглотила лимон.

– Я никому и слова лжи не сказала! Просто трудно бывает объяснить, почему вы оставили меня при дворе, а сами уехали и родили Лайонела в одиночестве, с чужой повитухой! Другие… другие камеристки намекают, что вы мне не доверяете!

– Не доверяю? – Наконец поняв все, Мэриан притянула миниатюрную фигурку девушки к себе. – Конечно, доверяю, – шепнула она, восполняя полуправду крепким искренним объятием. – Просто слишком тревожилась за тебя, поэтому и оставила при дворе. Хотела, чтобы ты нашла мужа, стала хозяйкой в собственном доме, до того как моя тайна будет обнаружена. Не желала, чтобы твоя репутация тоже была погублена, как моя.

– Верно, – пробормотала Сесили.

– Поэтому никто про тебя и слова дурного не сказал. Я неблагодарная тварь, если не дала тебе понять, как ценю твои жертвы.

Сесили немного отодвинулась.

– Нет, вы совсем не неблагодарная тварь! Вы всегда были добры ко мне! И зовете меня кузиной.

– Но ты действительно моя кузина!

– С левой стороны одеяла![1 - Сесили имеет в виду свое незаконное происхождение. – Здесь и далее примеч. пер.] – Но тут, поняв собственную бестактность, Сесили, искоса взглянув на Лайонела, поспешно добавила: – Не то чтобы в этом было что-то плохое. Только я не похожа на вас. Едва умею читать и совсем не могу орудовать мечом.

Мэриан, весело улыбнувшись, встала на колени рядом с увлеченным игрой малышом и, сгребая песок в кучу, заметила:

– А некоторые считают, что в этом твое достоинство!

– Но я часто слышу, как мужчины говорят между собой. И многие считают вас очаровательной!

– А многие придерживаются совершенно другого мнения! – покачала головой Мэриан, вспомнив потемневшее от гнева лицо валлийца и кровь, залившую широкую грудь, когда она учила его уважению к благородным дамам. Сэр Гриффит обладал грубоватой привлекательностью, делавшей его похожим на непокоренную горную вершину, скалистую и суровую, полную неразгаданных тайн. Может, она зря ударила его?

Но он заслужил это, и, кроме того, – покарай грубияна Господь! – по его вине Мэриан потеряла кошелек. Теперь придется идти и молить его вернуть деньги! А то, что он принудит ее к мольбам, – нет, не было ни малейшего сомнения!

Мэриан поежилась. Она не может обойтись без денег, но не желает еще раз видеть высокого темноволосого грубияна. Не желает вновь слышать бархатистый голос с неодобрительными интонациями! И не желает извиняться… а ведь это обязательно придется сделать – деньги очень нужны! Может, существует другой способ… может быть…

Да, придется что-нибудь придумать.

– Этот мужчина тоже нашел вас очаровательной!

Все еще думая о Гриффите, Мэриан нахмурилась:

– Да нет же, совсем нет!

– Правда-правда, иначе почему он боролся за право лечь в вашу постель?

– Что?! – ошеломленно охнула Мэриан, но тут же, сообразив, что камеристка, должно быть, имеет в виду этого болвана Харботтлa, небрежно взмахнула рукой: – Ах он! Всего-навсего один из легиона ослов, считающих меня легкой добычей! Я дала ему хороший урок!

– А я говорила с ним. Он хотел бы жениться на вас…

Предложение, сделанное через кузину, и покровительственный тон последней, явно рассчитанный на безмерную благодарность, взбесили Мэриан, и лишь с большим трудом ей удалось взять себя в руки.

– Без сомнения! Таким способом легко возвыситься, одновременно унизив меня! Нет, благодарю!

– Если вы не выйдете замуж, значит, не сможете иметь законного ребенка!

Мэриан взметнулась, словно разъяренная тигрица.

– Хочешь сказать, что моя судьба – рожать лишь ублюдков?

– Нет, – расстроенно надула губы Сесили. – Нет, я…

– Конечно, в Англии изобилие незаконнорожденных детей! Но многие из них ни в чем не нуждаются. Отцы часто признают собственных детей, рожденных вне брака. Это доказывает плодовитость дворянских родов! – Мэриан гневно уставилась на кузину, и Сесили съежилась. – У Лайонела нет отца. Никого, кроме меня, и я буду защищать его, и ни один человек…

Но в этот момент кто-то дернул ее за юбку. Ручонки Лайонела запутались в складках ее платья. Огромные карие глаза с тревогой смотрели на мать, и гневные слова мгновенно замерли на губах Мэриан. Опустившись на колени, она обняла малыша, подставив лицо ветерку. И только почувствовав, что немного успокоилась и способна говорить связно, спросила:

– Хочешь, помогу тебе построить дорогу?

Малыш кивнул, глядя на Сесили.

Все еще сердясь на камеристку, но еще более злясь на себя за то, что потеряла самообладание, Мэриан пробормотала:

– Сесили пока порежет хлеб к ужину, дорогой. Съешь немного меда?

Мальчик снова кивнул, но Сесили умоляюще сжала руки:

– О, леди Мэриан, я надеялась…

Мэриан отлично знала, на что надеялась камеристка.

– Ну? – бросила она, хотя уже решила исполнить желание Сесили. Пусть только держится сегодня подальше от нее!

– Я надеялась, что смогу отправиться в замок, повеселиться с остальными!

– С остальными? – переспросила Мэриан, не упустив возможности подшутить над девушкой. – А я думала, ты собираешься соединиться только с одним…

– Меня не будет всю ночь, миледи, если, конечно, я вам не понадоблюсь!

– О, Сесили! – Сердце Мэриан сжалось при мысли об опасности, которой подвергалась камеристка, и, не устояв против искушения, она все же спросила: – С кем у тебя свидание?

Зубы Сесили блеснули в улыбке.

– Вы одобрили бы его, миледи. Умный и весьма могущественный человек.

– Тогда иди, конечно.

Сесили поспешила прочь, прихорашиваясь на ходу, но Мэриан обеспокоенно окликнула ее:

– Смотри, Сесили, поосторожнее, иначе окажется, что и у твоего ребенка не будет отца!


Глава 2


– Здорово она тебе врезала! – Арт прижал смоченную холодной водой тряпку к носу Гриффита. – Хотел бы я поближе познакомиться с этой леди.

Оттолкнув Арта, Гриффит осторожно коснулся места соединения кости и хряща.

– Снова сломан! Святой Давид, спаси и сохрани нос, опять сломан!

– И вправду, – согласился Арт. – Силы ей, видно, не занимать! Продолжай в том же духе, и твое лицо станет таким же красивым, как мое.

Опухоль давила на глаза, так что Гриффиту было трудно смотреть, но он все же оглядел гнилозубого, одноглазого слугу, кожа которого была покрыта желтыми старческими веснушками, и, застонав, приложил тряпку к носу, испытывая одно лишь страстное желание – свернуть изящную шейку Мэриан. Не стоило все-таки чернить ее госпожу! Мэриан доказала свою преданность Элизабет. Будь Гриффит чуть менее сдержанным человеком, не задумываясь ответил бы на удар, но девушка была верна до конца, несмотря на грозившую опасность, и Гриффит чувствовал к ней невольное уважение.

– Все равно женщины не падают в обморок от твоей красоты. А если и падают, то скорее от страха, – фыркнул Арт. – Твой нос был слишком велик еще до того, как оказался сломанным в первый раз. Волосы ничем не пригладишь, точь-в-точь как у лесного зверя! И подбородок Пауэлов, чересчур квадратный, а глаза унаследованы от матушки – да благословит ее Господь, – желтые, словно кошачьи. Правда, никак не возьму в толк, почему бабы в драку лезут, лишь бы одним глазком увидеть, что там у тебя в гульфике. Ты так и не сказал, что случилось с той леди… Как там ее?

– Леди Мэриан Уэнтхейвен. – Гриффит потер лоб, пытаясь утихомирить головную боль. – Она приходится родней графу.

– Ты так и не сказал, что случилось с леди Мэриан, – повторил Арт. – Но готов побиться об заклад, что и так знаю. Готов побиться.

Предчувствие неизбежного охватило Гриффита, не давая спокойно улечься, но он не смог удержаться, чтобы не спросить:

– Интересно, что же это ты знаешь?

– Жирная старая корова Мэриан попыталась залезь к тебе в штаны, ну а ты отбивался, как мог. – Арт сделал хватательный жест и отчаянно замахал руками, изображая борьбу. – Ну тут уродливая стерва и засадила тебе кулаком в физиономию.

Пытаясь утихомирить Арта, Гриффит признался:

– Она не стара, не толста и не уродлива.

Слуга, мгновенно выпрямившись, проницательно взглянул на хозяина:

– Вот как?

Гриффит свалился на кровать и долго взбивал подушку, пытаясь выиграть время.

Он знал, куда клонит Арт. Его любимый старый слуга по какой-то причине решил, что Гриффит должен снова жениться, и в каждой молодой женщине видел подходящую особу. Теперь он пытался выведать у Гриффита все, что тому известно о Мэриан, и, если хозяин признается, что девушка красива, пристанет к нему, как репей к овечьему хвосту. Но если Гриффит скажет, что Мэриан непривлекательна, и Арт, увидев ее, сразу поймет, что Гриффит солгал, тогда его ничем не улестишь. Вот поэтому Гриффит и не смел показать, как относится к ней. Не то чтобы ему нравились высокие гибкие женщины, которые слишком много улыбаются… Или слишком выразительно?

– Она молода, – сказал он наконец Арту.

Арт долго обдумывал столь интересную новость.

– Очень молода?

Да, весьма нелегко подобрать слова для чувств и ощущений, вызванных Мэриан… К тому же Гриффиту лучше помнить лишь ее презрительную усмешку. Откинутая голова, веселые искорки в глазах, чуть приподнятые уголки полных губ, очаровательные ямочки на щеках.

– Лет двадцать. Может быть, двадцать пять.

– Самый подходящий возраст для тебя, – обрадовался Арт. – Тебе всего лишь двадцать восемь! А какого цвета ее волосы?

Нет, Гриффиту лучше вспомнить улыбку, говорящую «Не посмеешь!». Плечи распрямлены, грудь вздымается, белые зубы блестят, очаровательные ямочки на щеках…

– Рыжие.

– Рыжие? – нахмурился Арт. – У англичанок не бывает рыжих волос. Должно быть, ярко-красные, как раз такие, как у всех, кто красится.

Гриффит сощурился, притворяясь, что пытается вспомнить, хотя в этом не было нужды. К сожалению, он все слишком хорошо помнил.

– Они не крашеные.

– Тогда медные?

– Красные, – твердо объявил Гриффит. – Некоторые мужчины даже могут назвать их красивыми.

– Значит, словно пламя, – удовлетворенно кивнул Арт.

– Угу, – проворчал Гриффит, вспоминая веселую улыбку. Глаза чуть скошены, полные губы раздвинуты, обнажая белоснежные зубы, очаровательные ямочки на румяных щеках… Она смеялась над ним. Интересно, как бы Мэриан выглядела, если они посмеялись бы вместе? – Огнедышащее пламя, – пробормотал Гриффит.

Арт поднял с пола оружие Мэриан – туго набитый кошелек.

– Какого цвета ее глаза?

– Зеленые.

– Вот оно, – проворковал Арт, подскакивая, словно жаба на нагретом камне. – Если парень знает, какого цвета глаза у девушки, – значит, он влюблен.

– Что?! – заревел Гриффит, отбрасывая тряпку.

– Когда парень…

Гриффит, скатившись с постели, угрожающе шагнул к Арту.

– Я слышал тебя! Болван несчастный, да она даже не нравится мне! Нескромная, наглая, грубиянка, легкомысленная, неистовая…

– Как раз подходящая пара для тебя, – пропел Арт, осторожно отступая.

– Она не в моем вкусе, – процедил Гриффит. Глубоко вздохнув и с трудом взяв себя в руки, он внятно и спокойно объяснил: – Ты знаешь, что мне нравятся хозяйственные женщины, умеющие управляться с иголкой, те, что готовы целыми днями не выходить из дому, готовить, убирать и командовать слугами. Мне не по душе женщина, бросающая на мужчин бесстыдные взгляды, сражающаяся на шпагах и чьи рыжие волосы служат доказательством строптивого и капризного характера. И терпеть не могу, когда женщина настолько красива, что мужчины дерутся из-за нее и с ней только ради права залезть в ее постель.

Арт, прихрамывая, поковылял к ночному столику и с громким стуком опустил на него кошелек.

– Ты только что заявил, что она не толста, не стара и не уродлива.

– И что?

– Но не упомянул о том, что она красива.

– И что?

Арт замурлыкал песенку.

– Мы, значит, собираемся остаться здесь?

– Солнце зашло, ты, глупый старый осел, – пробурчал Гриффит. – Конечно, остаемся – на ночь и до тех пор, пока я не отдам этот чертов кошель. Но после этого тут же уедем. Ясно?

– Более или менее. Ты молод и силен. И знаешь, что делаешь.

– А ты не станешь вмешиваться?

– Нет, хозяин.

– Ха! Скорее рак на горе свистнет!

Довольный, Арт подобрался к горе переметных сумок и кожаных мешков, привезенных из Лондона.

– Никогда не видел таких замков в Уэльсе. Почему бы тебе не прилечь? Ужасно выглядишь!

Гриффит, что-то проворчав, повиновался.

– Неужели тебя никогда не переспорить?

Но Арт, не обращая на него внимания, с типичным для валлийца презрением отозвался о военном искусстве англичан:

– Вместо катапульт и оружия вся земля вокруг замка засажена цветами! Подумать только! Будь это в Уэльсе, двух недель осады вполне достаточно, чтобы взять его!

– Возможно, именно то, что замок выстроен на острове посреди озера, позволяет Уэнтхейвену чувствовать себя в безопасности.

– Ба! Но из-за этого приходится держать цыплят в курятнике, а солдат – в казарме.

– Это не его люди, – поправил Гриффит. – Наемники.

– Ну да, – мгновенно вскинулся Арт. – Неудивительно, что граф старается держать их подальше. Они, возможно, не упустили бы случая захватить замок. Особенно в таком количестве. Неужели граф не понимает, что лучше своих людей никого не сыщешь?

– Он действительно нанял целую армию, – задумчиво погладил подбородок Гриффит. – Интересно, почему?

– Говорят, среди них много валлийцев.

– Всякому известно, что лучших воинов не сыщешь на островах.[2 - Имеется в виду Британия.]

– К чему нашим парням сражаться за английское золото, да к тому же в английских набегах? Хочешь, чтобы я потолковал с ними и между делом выяснил, что да как? – Пока Гриффит колебался, Арт открыл сумки и вывалил их содержимое на пол. – Что нужно оставить?

– Дорожную одежду. Завтра отправляемся домой.

– Жаль, что не хочешь остаться и получше познакомиться с леди Мэриан.

– Дорожную одежду, – подчеркнуто вежливо повторил Гриффит. Он не желал обсуждать Мэриан с Артом и не хотел даже думать о девушке.

Англичанка, пренебрежительно думал он. Гриффит впервые услышал о любви англичанки, когда появился в Лондоне после победы при Босуорт-Филде. И это были сплетни об Элизабет Йоркской.

Он сказал Мэриан правду. Жестокое безразличие Элизабет к судьбе братьев и слухи о ее связи с Ричардом вызывали в Гриффите непреодолимое отвращение. Впрочем, как и в Генрихе. Поэтому он так долго тянул, не желая жениться на распутнице. Но парламент вынес постановление, а Генрих обязан был сдержать клятву и жениться на Элизабет. Королю пришлось подчиниться необходимости и следовать обету, принесенному на поле брани, – никто и никогда не отнимет у него трон.

Собравшись с духом, он встретился с Элизабет – и резко изменил к ней отношение. Ничто – ни насилие, ни бесстыдная ласка – не могло бы смягчить Генриха, но он безропотно женился на Элизабет и с тех пор вел себя как образцовый муж.

Элизабет казалась очаровательной женщиной – по крайней мере так казалось Гриффиту, – но ее предательская связь с Ричардом не давала покоя, и он не переставал гадать, каким образом Генриху удалось подавить свое отвращение. Возможно, его соблазнили ее красота и молодость…

Гриффит вспомнил тонкую талию Мэриан, упругие груди в отороченном мехом вырезе.

Возможно, Генрих просто очарован искусством англичанки в постели. Но скорбь, война и многочисленные несчастья закалили характер Гриффита. Он никогда не относился к женщине с большей симпатией и добротой, чем к своим соколам.

Впрочем, никогда бы и не смог. Просто не сумел бы…

– Я сказал… – Арт преувеличенно театрально потер глаза. – Говорю же, эта старая рана меня беспокоит.

– Я тебя слышал, – раздраженно бросил Гриффит. – Не стоит так кричать.

Скрестив руки на груди, Арт повторил:

– Эта старая рана беспокоит меня, а ты грезишь наяву. О чем только мечтаешь?

– Вовсе нет, и твои глаза совсем не болят, ты прекрасно это знаешь. И всегда жалуешься, если хочешь настоять на своем.

– Просто позор не узнать планы Уэнтхейвена, – уговаривал Арт. Гриффит колебался. Как представитель короля, он должен попытаться разведать, что замышляет Уэнтхейвен… если заговор действительно существует. Но Уэнтхейвен успел войти в доверие к Генриху и твердо знал, что его будущее зависит от короля.

– Я пошлю письмо, – наконец выговорил Гриффит. – Если Генрих захочет, чтобы я вернулся, он отдаст мне приказ.

Удовлетворенный ответом, Арт открыл крышку резного деревянного поставца.

– Положу-ка я сумки в этот роскошный сундук!

– Уэнтхейвен может себе позволить и роскошный сундук, и богатый замок. Он один из тех выскочек – родственников королевы-матери, – вздохнул Гриффит, растягиваясь на постели. – Он выгодно женился и получал доходные должности во время правления Эдуарда.

– Тяжело досталось ему богатство, – кивнул Арт. – Лестью и интригами. – Подняв одну из сорочек Гриффита, слуга потряс рукавами. – Взгляни на это! Сразу видно, твои руки настолько длинны, что можешь, не сгибаясь, почесать колени. Конечно, в этом есть свое преимущество – ты одним махом дотягиваешься до врага! А широкая грудь делает тебя похожим на бочонок, зато ноги такие длинные, что ни одни лосины не подходят по росту!

– Пытаешься развеселить меня? – недовольно бросил Гриффит.

– Конечно! Как еще доказать, что девчонка не испортила твоей внешности? Говорю же, если хочешь ее, лучше взять побыстрее, иначе кто-нибудь другой украдет из-под самого… – Арт сменил согревшийся компресс на холодный и договорил: – носа.

– Мне она не нужна.

– Тогда почему у тебя в штанах так же разбухло, как и твое лицо?

– Черт возьми. Арт. – взревел Гриффит, – заткни свою пасть, иначе я забью тебе остаток зубов в глотку!

– Ох, как напугал!

Отбросив тряпку. Гриффит привстал.

– Меня не интересует женщина, которая не может держать себя в руках!

Несколько укрощенный как суровым тоном хозяина, так и его угрозами, Арт наклонил голову, глядя на Гриффита любопытными птичьими глазками.

– Почему же она не может держать себя в руках?

– Она была любимой придворной дамой Элизабет Йоркской. Мэриан могла выйти замуж за богатого и знатного человека, стать влиятельной и могущественной, но разрушила свое будущее в постели какого-то лорда.

– Не такой уж смертный грех.

– Она родила ублюдка.

Гриффит услыхал осуждение в собственном голосе и понял, что Арт сейчас же заставит его раскаяться в этом.

– Ага! – Важно кивая головой, Арт пружинистым шагом обошел кровать. – Значит, ее грех – не прелюбодеяние, а его последствия! Спи с кем попало и сколько хочешь, но не попадайся!

«Беда со старыми и доверенными слугами, – мрачно подумал Гриффит, – не столько из-за их откровенности, сколько из-за их уверенности в том, что хозяева обязаны делить с ними мысли и переживания». Стремясь прекратить поток ехидных замечаний и ненужных сентенций, Гриффит сказал:

– Всякий, кто не может научиться сдержанности, недостоин власти над другими.

– Сельская пословица, и такая верная! – Арт прекратил ходить и задумчиво оглядел угрюмое лицо Гриффита. – Плохо только, что ты сам не всегда ей следуешь.

Гриффит прикусил язык, вспомнив, как его юношеская глупость и несдержанность стоили когда-то глаза верному слуге.

– Поверь, я рано усвоил урок.

– Возможно, и Мэриан тоже, только доказательство ее ошибки не так легко скрыть.

Глубоко в сердце Гриффита вновь повернулся кинжал воспоминаний, и рана опять начала кровоточить. Должно быть, лезвие его было осколком камня, обломком льдышки или просто ржавой сталью, потому что имело способность снова и снова причинять боль.

– Знаю, парень. – заключил Арт, толкнув его обратно на постель и вновь меняя тряпку, – это предательский удар, и мне очень жаль. Но я попытался только объяснить, что всякий может ошибиться, и ты слишком сурово судишь девушку. – Отвернувшись, он пробормотал достаточно громко, чтобы услыхал Гриффит: – И все потому, что она заставила тебя сыграть соло на своей кожаной флейте!

Чувствуя, что теряет достоинство, Гриффит тем не менее ответил:

– Я здесь по делам Генриха, а не по какой иной причине.

Открыв свою сумку, Арт вытащил сложенный пергамент и протянул его хозяину. Послание было запечатано алым воском, и Гриффит, узнав герб на печати, вопросительно взглянул на слугу, ощущая, как дурное предчувствие вновь застилает душу.

– Наш повелитель послал это письмо, доставленное лично его коротышкой-секретарем и с наставлением передать тебе после того, как познакомишься с леди Мэриан.

Неграмотный Арт все же перегнулся через кровать, напряженно наблюдая за читающим послание Гриффитом и, окинув пергамент понимающим взглядом, осведомился:

– Что-нибудь интересное?

Тщательно свернув письмо, Гриффит вручил его слуге.

– Сожги его и разложи вещи. Мы остаемся в замке, Господь его разрази!

Арт почесал за ухом, там, где еще росли последние прядки волос.

– Король не объяснил почему?

– Такова всегдашняя манера Генриха. Приказы, но никаких объяснений. Поэтому он и велел передать тебе письмо самого Оливера Кинга, не больше и не меньше! Но если бы Генрих лично отдал мне приказ, я потребовал бы сказать правду.

– О, для этого нужна немалая отвага! – восхищенно воскликнул Арт. – И каков же приказ?

– Оставаться здесь на неопределенный срок и наблюдать за леди Мэриан и ее сыном.

Арт засунул пергамент поглубже в огонь железной кочергой.

– С чего бы королю тревожиться об этой девушке Мэриан и ее сыне?

– Не знаю, – отрезал Гриффит. – Генрих не поделился со мной своими соображениями.

– Чертовски странно, что он интересуется подобными вещами. – Арт вернулся к наваленной на полу горе одежды и ткнул в нее носком сапога. – Что ж, придется развесить все это. Хорошо еще, что ты собирался домой и захватил все свои вещи, чтобы отдать матери в стирку, иначе труднехонько было бы одеться для столь изысканного общества!

– Я все гадал, почему Генрих настаивал, чтобы я навестил родителей. Несомненно, он был расстроен и обеспокоен. – Гриффит спустил ноги с постели. – До меня дошли слухи о волнениях в Ирландии.

– Какого рода волнения?

– Говорят, граф Уорик всему причиной.

Арт вздохнул с преувеличенным раздражением типичного валлийца, гордившегося незнанием английских дворянских родов.

– Ну и что?

– Граф Уорик, – пояснил Гриффит, – сын покойного герцога Кларенса. – Арт снова вздохнул. – Слушай внимательно. – Гриффит вынул из чаши с фруктами три яблока и разложил на столе. Потом, выбрав самое большое и розовое, пояснил: – Это король Эдуард, отец Элизабет Йоркской.

– Ужасно толстый, – заметил Арт.

– Он таким и был. Это… – Гриффит взял другое, довольно сморщенное, – это король Ричард, узурпатор, разбитый и погибший в битве при Босуорт-Филде. – И, показав на последнее, самое маленькое, добавил: – Это герцог Кларенс. Все трое были братьями, сыновьями дома Йорков.

– Да, я вижу семейное сходство, – вмешался Арт.

– Двое были королями, и хотя Кларенс не сидел на троне, все же оставил после себя сына.

– Вот оно что! – Сморщенное лицо Арта просветлело. – Граф Уорик.

– Совершенно верно. Племянник обоих королей династии Йорков и, как считают некоторые, законный наследник трона.

– И теперь он в Ирландии?

– Нет, граф живет в безопасности и спокойствии, под защитой Генриха в Тауэре.

Прижав ладонь к глазам, Арт пробормотал:

– Никогда не мог понять всех этих королей, их дочек и племянников.

– Сам подумай, – настаивал Гриффит. – Наследники Эдуарда бесследно исчезли в Тауэре, убиты собственным дядей, Ричардом. – Он показал на подсохшее яблоко. – Теперь же Генрих взял под стражу другого наследника. Будь ты лордом, который не поддерживает Генриха в его претензиях на трон, что бы ты подумал?

– Что Генрих убил графа Уорика.

– Совершенно верно. А будь ты лордом, который не поддерживает Генриха в его претензиях на трон, какой лучший способ низложить его?

– Заявил бы, что захватил Уорика, собрал армию и попытался захватить Ирландию, где еще много сторонников Йорков, – уверенно выпалил Арт.

Бросив яблоки обратно в чашу, Гриффит признался:

– Ах, Артур, ты самый мудрый…

Но тут раздался стук в дверь, и мужчины переглянулись. Арт повернул ручку, и на пороге предстала кругленькая служанка с морщинистым лицом. Улыбнувшись, она низко присела.

– Я – Джейн. Меня прислали помочь разложить вещи.

Неодобрительно прищелкнув языком при виде разбросанной одежды, она тут же опустилась на колени возле беспорядочной кучи и начала разбирать рубашки, плащи и лосины на отдельные стопки, непрерывно болтая.

– Видать, помощь вам не помешает. Никогда не могла понять, почему мужчины так рвутся сами стирать свое белье. Просто ужасно! – Встряхнув богато отделанный плащ, Джейн расстроенно покачала головой. – Поглядите-ка! Мало того что он черный… как, впрочем, почти вся ваша одежда, но… Поверьте, он заслуживает лучшего, чем валяться смятым в переметной сумке! Придется мне привести такую дорогую вещь в порядок, чтобы можно было надеть его завтра, господин мой!

И, не дожидаясь согласия, толстушка начала складывать плащ. Гриффит раскрыл было рот, чтобы сказать что-то, но Арт положил руку ему на плечо, и он не издал ни звука. В конце концов, Арт умел обращаться с женщинами, любыми женщинами, любого сословия, и теперь, выступив вперед, церемонно поклонился:

– Я – Арт, человек, бесконечно благодарный за вашу любезность.

Джейн, по всей видимости, прирожденная кокетка, расплылась в улыбке:

– Рада познакомиться, Арт.

– А остальные вещи тоже возьмете?

– Не сразу. Но совсем скоро у хозяина будет вся одежда в порядке. Правда, когда похолодает, придется одолжить вам теплые плащи. Но не волнуйтесь, у нас часто бывают гости, которым нужна одежда, и…

Терпение Гриффита наконец лопнуло, и он, не выдержав, взорвался:

– Почему вы считаете, что мы останемся на зиму? Я сказал Уэнтхейвену, что мы уезжаем завтра.

Джейн, выпрямившись, уставилась на гостя:

– Разве я не туда попала? Это не комната Гриффита ап Пауэла?

Арт вновь толкнул локтем Гриффита, призывая к молчанию.

– Совершенно верно, и этот неблагодарный угрюмый лорд не ценит ваших услуг. Ну а я… – придвинувшись ближе, Арт взял Джейн за руку, – горячо сочувствую тому, что вам приходится трудиться допоздна. Вы, вижу, неутомимы. Счастливчик тот, кому выпало стать вам мужем.

Джейн жеманно поджала губки, когда Арт поцеловал ей руку.

– Я вдова.

– Вдова? Как прискорбно!

Арт буквально проворковал последнее слово, показывая, каковы его истинные чувства, и Гриффит с отвращением закашлялся при виде столь неприкрытой лести.

Вспомнив свои обязанности, прачка испуганно застыла.

– Насколько мне известно, его сиятельство спустился вниз, когда мы уже ложились спать. Он сказал, что вы остаетесь надолго, и мы должны угождать вам как самым почетным гостям. Еще велел подождать до завтра и только потом прийти помочь, но я сразу спросила госпожу Фэй, прямо и спросила, клянусь Богом: «Разве так обращаются с почетными гостями? Заставлять их ждать чуть не два дня, пока будет вычищена и выглажена одежда?» Поэтому я явилась сейчас, и, думаю, правильно сделала.

Мужчины пораженно уставились друг на друга, а потом на женщину, державшую охапку сорочек. Не дождавшись ответа, Джейн пожала плечами:

– Не волнуйтесь, я быстро все выстираю, и глазом моргнуть не успеете. – И, глядя на Гриффита, снова прищелкнула языком. – Ох уж эта леди Мэриан! Рука у нее больно тяжелая! Да и нрав горячий! Вы закроете за мной дверь, Арт?

Слуга поспешил исполнить просьбу и повернулся к хозяину, невинно улыбаясь и протягивая руки.

– Я ни одной живой душе не говорил про леди Мэриан и твой нос. Должно быть, кто-то видел, как вы ссорились.

– Мне нет дела ни до леди Мэриан, ни до ее нрава! – рявкнул Гриффит. – Я желаю знать, откуда Уэнтхейвену известно, что я никуда не уезжаю, хотя сам я только что прочел письмо!

– Король, должно быть, сообщил графу, – предположил Арт. – Думаю, так оно и есть.

– Или стены замка имеют уши. – Гриффит показал на резные панели, украшающие комнату. Арт встревоженно огляделся. Но прежде чем он смог выплеснуть свою ярость, Гриффит спокойно заметил: – Придется спать вполглаза, Артур. Я получил такой удар по голове, что, должно быть, не смогу бодрствовать, так что все ляжет на тебя.


Визг спаниеля, растянувшегося у постели, разбудил графа Уэнтхейвена, и он долго лежал, не открывая глаз и прислушиваясь. Что-то шелестело в кустах под окном спальни. Что-то… нет, кто-то.

Погладив собаку, он прошептал два слова, и сука немедленно стихла. Непрошеный гость, двигаясь с ловкостью мула, поднялся через открытое окно и подкрался к кровати. Спаниель, дрожа от предвкушения схватки, выжидающе напрягся. Уэнтхейвен помедлил, пока неизвестный не подошел совсем близко, и внезапно выкрикнул:

– Взять!

Спаниель вскочил с угрожающим рычанием, женщина, лежавшая рядом с Уэнтхейвеном, вскрикнула, а взломщик цветисто выругался, мешая грубые уличные выражения с проклятиями, принятыми в более изысканном обществе. Уэнтхейвен мгновенно узнал этот низкий голос, но позволил суке вцепиться во врага зубами, пока сам искал шпагу. Только надежно вооружившись, граф отозвал собаку и, похвалив и погладив ее в награду, подошел к сэру Адриану Харботтлу:

– Что вы делаете в моей комнате?

– Проклятая грязная шавка! – вспыхнул Харботтл. – Успела все-таки укусить за руку и за ногу! Чертовски больно, и кровь идет!

– Тогда держитесь подальше от моего ковра, он совсем новый и довольно дорогой, – резко ответил Уэнтхейвен.

– Не сомневаюсь!

Обернув запястье платком, молодой человек ступил на вымощенный каменными плитами пол.

– Позвольте все-таки узнать, что вы делаете в моей комнате?

– Пришел кое-что выяснить. И отомстить, конечно.

– Отомстить?! Но за что? – Держа шпагу наготове, граф, однако, не преминул нанести словами не менее глубокие раны: – За то, что предложил вам гостеприимство? Позволил съесть больше, чем хватило бы на несколько человек? Терпел вашу грубость и невежество?

– И строили планы, как погубить меня!

– Я… погубить вас?! Я… Дорогая, – проворковал Уэнтхейвен, – будь добра, зажги свечи. Те, что на ночном столике, луна еще только поднялась, и мне хотелось бы рассмотреть это жалкое создание, гордо именующее себя человеком.

Женщина дрожащими пальцами высекла огонь. Трепещущий огонек осветил комнату, отбрасывая тени на стены и потолок.

– Ну да, зато в вашей постели пухленькая хорошенькая девчонка и в вашем красивом замке посреди озера полно гостей, которые ловят каждое ваше слово и готовы исполнить любое ваше желание, но только ради денег и богатства, можете в этом не сомневаться…

– Но ведь и вы в их числе, – перебил Уэнтхейвен.

– Я пришел сюда с чистым сердцем, благодарный за еду и крышу над головой. И не знал при этом, что придется платить за все это своей честью.

– Честью? – громко расхохотался Уэнтхейвен. – Какая честь может быть у младшего сына? Ваш брат – барон, но у вас нет никаких надежд на будущее… разве что какая-нибудь богатая вдова польстится на смазливое лицо. Честь? Увольте меня!

– Хотите, чтобы я делал такое, на что не решится ни один порядочный человек? – процедил Харботтл. Мрачное лицо поблескивало от пота. – Требуете от меня подслушивать, подсматривать, выведывать, заглядывать в темные углы, где прячется зло?

– Но вы словно рождены для подобных дел!

– Неправда! – завопил Харботтл.

Уэнтхейвен понял, что с молодым человеком необходимо обращаться деликатнее. Природа одарила Харботтла ослепительной красотой, и сознание этого вконец избаловало его. Победы над женщинами стали его привычкой, но нельзя было отрицать в нем расчетливости и силы.

Да, Мэриан нанесла удар не только самолюбию, но и тщеславию Харботтла, а мужчина, оскорбленный столь жестоко, несомненно, захочет отомстить. Вспыльчивый, горячий, уверенный в собственном совершенстве и непогрешимости, Харботтл напоминал Уэнтхейвену неприрученного звереныша, растерявшегося, рвущегося в бой… Но разумный, опытный хозяин может многому его обучить. Уэнтхейвен привык усмирять чистокровных лошадей и соколов… в конце концов, принципы те же самые.

Взмахнув шпагой, он предложил:

– Налейте себе вина. Лучшее из моих погребов.

– Я не ребенок, которого можно подкупить сладостями, – запротестовал Харботтл, но все же налил в бокал вина и пригубил его. Лицо мгновенно озарилось. – Превосходно.

– Конечно. Ну а теперь садитесь.

Харботтл снова нахмурился:

– Ни за что!

Сильный удар, а потом ласка. Уэнтхейвен приставил острие шпаги к груди Харботтла.

– Пожалуйста, сядьте.

Мгновенно смирившись, словно послушная гончая, Харботтл печальными голубыми глазами следил, как хозяин, в свою очередь, наполняет вином золотой кубок и садится напротив.

– Смею подумать, – начал он, – что я недооценил ваши таланты. Нужно было сразу понять, что вашей утонченной натуре претит заниматься таким низким делом, как добывание сведений.

– Нет!

Харботтл выпил, и Уэнтхейвен сделал знак женщине, в нерешительности стоявшей у постели. Та принесла кувшин и вновь подлила вина в кубок Харботтла.

– Действительно нет? – Уэнтхейвен сделал вид, что пьет, но на деле лишь позволил вину коснуться языка. – Сегодня вы доказали силу вашей шпаги.

Вскочив в порыве негодования, Харботтл завопил:

– Не позволю смеяться надо мной!

– Кто смеется? – удивленно поднял брови Уэнтхейвен. – Я совершенно искренне хотел сделать вам комплимент. – И, заметив, что молодой человек колеблется, показал шпагой на стул: – Садитесь.

На этот раз Харботтл безропотно повиновался. Хозяин мог быть доволен результатом дрессировки.

– Когда я согласился на ваш поединок с леди Мэриан, – начал он, – нужно было предупредить вас о ее коварстве. Всем было очевидно, что вы стараетесь сдерживать силу из уважения к слабому полу, и, поняв это, дама постаралась воспользоваться преимуществом.

Полные губы Харботтла приоткрылись.

– В самом деле?

– Ни у кого не осталось ни малейших сомнений. Все только и говорили о вашем исключительном искусстве владения шпагой.

– Это правда, я хорош! Чертовски хорош! Именно шпагой я добывал средства к существованию, и вы прекрасно это знаете.

– Откуда же?

– Вам все всегда становится известно. Готов побиться об заклад, что все эти прихлебатели, которые едят и пьют за вашим столом, платят за еду и вино тайнами и секретами. Клянусь, лучше осведомленного человека не сыщешь во всем королевстве!

– Вы льстите мне, – заметил Уэнтхейвен и, задумчиво постучав кончиком ногтя по зубам, решил, что настало время помахать морковкой перед носом осла. – Но мы собрались здесь не для того, чтобы говорить обо мне. Потолкуем о вас. О вас и о страстной леди Мэриан. Не правда ли?

При упоминании имени Мэриан рука Харботтла дрогнула, а голос поднялся на целую октаву.

– Что насчет меня и леди Мэриан?

«Кобель, почуявший запах суки», – определил Уэнтхейвен.

– Вы хотели узнать ее поближе, не так ли? Мэриан не замечала вас, и я предложил послать ей вызов, в полной уверенности, что в случае поражения она начнет испытывать к вам нечто вроде почтения. – Уэнтхейвен печально вздохнул. – Жаль, что я не сумел предусмотреть, к чему это приведет. Вероятно, ваше внимание отвлекла ее великолепная фигура.

– Хм…

Он вгляделся во влажные глаза Харботтла, и тот отвернулся.

– Здесь нет никакого позора. Да позволено мне будет сказать, лучших грудей, чем у леди Мэриан, не сыщешь во всем королевстве. Конечно, красотой ей с вами не сравниться, но не так много мужчин может сравниться с ней ростом, как вы. Представляю, как повезет тому счастливчику, который окажется в ее постели и обнаружит, что она способна дважды обернуть вокруг него ноги.

Воздух вокруг Харботтла ощутимо накалился. Позволив себе чуть улыбнуться, Уэнтхейвен впустил кобеля в конуру суки.

– Леди Мэриан училась владению шпагой у меня, но я не глупец. И не научил ее всему. – Харботтл громко, со свистом выдохнул, и Уэнтхейвен спросил, стараясь придать голосу как можно больше искренности: – Не хотите ли взять несколько уроков? Буду рад научить вас всему, чего она не знает.

Харботтл немедленно попался на удочку.

– Пусть мне дадут еще один шанс! Хочу попробовать усмирить госпожу Задаваку! Ей ничего не останется, кроме как сдаться мне на милость. Конечно, – добавил он с кривой улыбкой, разглядывая свои изящные руки, – она сделает вид, что сопротивляется, но ни одна женщина мне еще не отказывала!

Самомнение этого человека поистине потрясало! Уэнтхейвен невольно задался вопросом, сколько все же женщин на самом деле пытались отказать Харботтлу, внезапно оказавшись на полу или в постели и безуспешно пытаясь сбросить с себя нагло ухмылявшегося болвана! Нет, не такую участь предназначал граф Мэриан. Мэриан еще предстоит доказать, чего она стоит!

– Сложно будет завлечь ее в очередную схватку, – предупредил он гостя. – Ваши замечания насчет ее сына были несвоевременными и крайне опрометчивыми.

– Но это отродье – всего-навсего ублюдок, – презрительно скривился Харботтл.

Уэнтхейвен почувствовал, что теряет терпение, но тут же постарался взять себя в руки. Пусть Харботтл и несовершенное, но все же орудие, а граф сейчас нуждался в любом оружии, которым мог завладеть, ибо Генрих Тюдор недаром послал этого великана-валлийца следить за Мэриан – король наверняка что-то заподозрил.

– Но это отродье – ее ублюдок, и она привязана к нему.

– Вечно цепляется за него, вместо того чтобы обратить хоть немного внимания на меня! – с нарастающим возбуждением воскликнул Харботтл. – С каким удовольствием я разбил бы голову мальчишке!

– И пальцем не смейте тронуть Лайонела! – встревожился Уэнтхейвен. – Мне дорог этот малыш, и… нет, лучше выслушайте, что я придумал. Держитесь подальше от Мэриан, пока я не научу вас некоторым не известным ей приемам, а потом снова можете оскорбить ее сына, и она пошлет вам вызов.

– И что я получу в награду?

– Больше, чем способны представить себе, – пообещал Уэнтхейвен. – Ну а теперь будьте послушным мальчиком и покиньте спальню тем путем, которым пришли…

– Нет, – твердо сказал Харботтл, наклонившись вперед и судорожно сжимая подлокотники кресла. – Я больше не желаю довольствоваться столь неопределенными обещаниями. Если я выполню ваше желание и нанесу поражение леди Мэриан…

– Чего, впрочем, желаете и вы, и не менее сильно, – напомнил Уэнтхейвен.

– Совершенно верно. Но я желаю и услышать из ваших уст, какова будет награда. Говорите же!

Уэнтхейвен колебался. Не в его правилах, правилах осторожного и предусмотрительного человека, открывать планы и замыслы кому бы то ни было. Но чем он рискует? Всегда можно выдать с головой эту злобную вонючую дворнягу королю Генриху, и ничего лучше тут и не придумать.

– Если вы победите леди Мэриан в честном поединке, ей придется пустить вас в свою постель. А уж когда вы хорошенько помнете простыни и усмирите строптивицу, у нее не останется иного выбора, кроме как выйти за вас замуж, я сам об этом позабочусь.

– Она может отказаться.

Тоном, таким же стальным, как клинок шпаги, Уэнтхейвен объявил:

– Она женщина. И живет под моим кровом, не имея иных доходов. Поэтому и сделает, как ей будет велено.

– Когда вы так говорите, мне становится почти жаль ее.

Но в голосе Харботтла не слышалось ни малейшей жалости. Уэнтхейвен сразу заметил это.

– Никому не говорите о нашей беседе, иначе испортите сюрприз, который мы готовим для леди Мэриан, – предупредил он.

Харботтл, по-видимому, удовлетворенный, кивнул и, метнувшись к окну, соскользнул в росшие внизу кусты. Уэнтхейвен, облегченно вздохнув, словно после тяжелой, но хорошо выполненной работы, погасил свечу и почувствовал чье-то прикосновение. Очередная любовница прижалась к графу, положив ему голову на грудь.

– Я люблю тебя вовсе не из-за твоих денег, – шепнула она, сплошное олицетворение притворной невинности и чувственного притяжения. – И ты вовсе не используешь меня! Этот несчастный человек сам не знает, о чем говорит.

– Конечно, нет! Мы любим друг друга вечной любовью и, когда настанет время, обязательно поженимся. Ты станешь графиней. Никогда я не смог бы использовать женщину, которая предлагает мне любовь столь бескорыстно.

И улыбнулся краешками губ.


Глава 3


В комнате кто-то есть. Кто-то, кроме Арта, спавшего в изножье кровати Гриффита и разбудившего хозяина при первых же признаках тревоги. Гриффит, с опытностью закаленного воина, легко сумел притвориться спящим и громко равномерно дышал, пока глаза привыкали к темноте. К счастью, луна светила довольно ярко, и он скоро смог увидеть непрошеного гостя, хотя тот стоял слишком далеко от окна и лицо оставалось в тени. Незнакомец лихорадочно рылся в седельных сумках, и Гриффит пытался понять, что ему нужно. Может, этот вор ищет золото? Или кто-то из приспешников графа охотится за сведениями?

Грабитель, очевидно, оставшись разочарованным, поднялся и оказался пухлым юнцом в лосинах и кожаной безрукавке. Он открыл поставец и начал перебирать содержимое. Гриффит смерил глазом расстояние до двери. Если юнец попробует ускользнуть, Гриффит сумеет убедить его остаться. Для этого у него достаточно крепкие кулаки. И хотя ноги мальчишки довольно длинны, у Гриффита они еще длиннее. Он первым успеет добраться до выхода.

Но все приготовления оказались ненужными. Очевидно, не найдя того, за чем пришел, вор плотно прикрыл двери и бесшумно направился к кровати Гриффита. На ночном столике лежал кошель с золотом. Золотом Мэриан.

Что-то удовлетворенно пробормотав себе под нос, юнец схватил кожаный мешочек, и Гриффит с воинственным ревом вскочил. Грабитель, взвизгнув, ринулся на него. Гриффит схватил вора за пояс, швырнул на постель и, ловко уклоняясь от целившихся в нос кулаков, ухитрился схватить противника за руки и прижать локоть к его горлу.

Но знакомый аромат, ударивший в ноздри, мягкость кожи и собственные безошибочные инстинкты мгновенно подсказали, кто перед ним, и безжалостно вернули к реальности.

– Поймал его? – воинственно завопил Арт, готовый к драке.

– Ее, – мрачно поправил Гриффит, чувствуя, как обмякло тело, придавленное его весом.

– Что за черт!

Арт высек огонь, зажег тонкую свечу и поднял над головой, потрясенно наблюдая, как отблески пламени отражаются в рыжих прядях, обрамляющих дерзкое лицо. Арт, немедленно успокоившись, расплылся в улыбке:

– Готов поклясться, это леди Мэриан!

– Вот именно.

Гриффит, по-прежнему оседлав бедра девушки, немного откинулся, обозревая открывшееся перед ним зрелище.

Леди Мэриан, и в совершенно непристойном наряде. Куртка без рукавов была подбита мехом – крайне удобно для женщины, пытающейся скрыть выпирающую грудь. Короткая юбка, стянутая поясом, не позволяла увидеть изгиб бедер. Но сейчас юбка задралась вверх, открыв гульфик. Гульфик, под которым не было игривой плоти.

– Дьявол бы все это побрал! – Смущенный, ужаснувшийся и – Господи, помоги ему! – возбужденный, Гриффит с трудом оторвал глаза и взглянул в ее лицо. – Что вы здесь делаете, позвольте спросить, да еще в этом шутовском наряде?

Полные губы надулись и задрожали, словно у обиженного ребенка, но Мэриан, стараясь сохранить достоинство, запротестовала:

– Вряд ли я смогла бы отправиться грабить вас в длинных юбках!

– Грабить меня…

– И еще я хотела бы, чтобы вы говорили тише и к тому же задули свечу, – перебила она тихо, но достаточно твердо, по всей видимости, успев взять себя в руки. – У графа повсюду шпионы, и, клянусь Богом, мне не очень хочется, чтобы об этом маленьком приключении знал весь замок.

Гриффит вопросительно взглянул на Арта. Тот кивнул и, потушив свечу, проворчал:

– Тебе лучше, пожалуй, отпустить девушку, прежде чем мне придется разразиться упреками, как старой дуэнье, и послать за священником. – Гриффит рванулся с постели, словно ошпаренный кот, но Арт неумолимо продолжал: – Тебе лучше порасспросить даму об Уэнтхейвене, прежде чем она ускользнет.

– Я не собираюсь никуда уходить. – Мэриан с облегчением отвела глаза, притворяясь, что целиком занята мешочком с монетами. – По крайней мере без этого кошелька. В конце концов, он мой, не так ли?

Странное, необъяснимое разочарование заставило Гриффита резко объявить:

– Взлом и грабеж.

– Совершенно верно, – не повышая голоса, согласилась Мэриан.

Так твердо и спокойно может говорить лишь несправедливо обвиненный и заранее готовый к этой несправедливости человек. Натренированное ухо Гриффита мгновенно распознало эти уверенные нотки. Сам не зная почему, он мгновенно смягчился, готовый все ей простить.

– Нет, конечно, это не грабеж. Деньги действительно ваши.

Мэриан привязала тяжелый мешочек к поясу.

– Значит, я всего лишь взломщик.

Арт, с видом благожелательного гнома, обнял девушку за плечи.

– Вовсе нет. Вам ведь приходится кормить малыша.

Мэриан, сжавшись, отпрянула, но Арт подтащил ее ближе к окну.

– Нет, девушка, лучше взгляни в это лицо и попробуй сказать, что не доверяешь мне.

Конечно, она доверилась ему. Стоило лишь лунному свету упасть на веселый голубой глаз, сморщенный подбородок и растянутые в добродушной улыбке губы, Мэриан доверилась ему так же безоговорочно, как любая другая женщина в мире.

– Гриффит… – Арт вытянул в сторону хозяина искривленный палец. – Гриффиту просто невдомек, почему вам так понадобились деньги ее величества, но ведь он и никогда не был отцом, откуда ему знать, каково это – кормить и одевать подрастающего младенца, животик которого к тому же постоянно пуст, да еще платить знахарке, чтобы пришла со своими травами и помогла исцелить лихорадку у малыша…

Гриффит знал историю жизни Арта, знал боль, скрывающуюся за этими словами: «лихорадка у малыша»… Но Мэриан, должно быть, расслышав дрожь в голосе старика, спросила:

– У тебя есть дети, Арт?

Арт нервно откашлялся.

– Теперь уже нет, красавица. Я спас их от битв и опасностей войны и потерял… всех шестерых, и их мать тоже, когда вслед за войной на нашу землю пришли голод и болезни.

Мэриан подтолкнула его плечом, совсем как кошка, желающая, чтобы ее погладили. Старик поднял руку, отвел назад растрепавшиеся локоны и с притворной деловитостью объявил:

– Ну а теперь, красавица, расскажи нам, правда ли, что Уэнтхейвен знает о своих гостях и их делах гораздо больше, чем полагалось бы гостеприимному хозяину?

Кокетливая улыбка Мэриан явно противоречила сочувственному взгляду, и Гриффит едва не посчитал, что ошибся… если бы не слеза, неожиданно скатившаяся по щеке девушки.

Показывая на богато украшенные резьбой стены, она прошептала.

– Уэнтхейвен мог бы продать сведения самому дьяволу, да только слишком жаден и поэтому сам хранит выведанные тайны. В этой комнате полно слуховых ходов и потайных окошечек. Сюда он велит помещать только самых важных гостей. – И, язвительно усмехнувшись, добавила: – Что вы такого сделали, чтобы так заинтересовать его?

– Хотел бы я сам знать, – отозвался Гриффит.

Рука Мэриан легла на кошель с деньгами: перебирая монеты, девушка задумчиво смотрела на умильную физиономию Арта.

– Я отведу вас в другую комнату. Там вы будете в безопасности.

Гриффит не сводил глаз с нервно шевелившихся пальцев.

– С чего это вы взяли, будто сможете распоряжаться гостями Уэнтхейвена?

Мэриан, вызывающе подбоченившись, ответила ему самоуверенной улыбкой.

– Я всегда смогу справиться с Уэнтхейвеном.

– И откуда вы знаете, какая из комнат безопасна? – настаивал Гриффит.

– Увидите. – Она отодвинулась подальше от предательского света. – Арт, собери вещи хозяина, и я отведу вас туда.

– Нечего и собирать. Эта прачка, Джейн, забрала все, – объявил слуга, скорчив гримасу. – Придется, пожалуй, разыскать ее завтра и попросить послать одежду в другую спальню, где бы это ни было.

Ступив в освещенный коридор, Мэриан, нагнувшись, подтянула сапоги из тонкой кожи, подходившие, скорее, молодому человеку, и выпрямилась, готовая показывать путь, но тяжелая рука на плече остановила ее. Гриффит развернул девушку лицом к себе.

– Почему вы просто не пришли и не попросили кошелек?

Он хотел знать правду. Хотел знать, о чем она думает, а Мэриан снова взбесила его, спокойно осведомившись:

– Когда?

– Завтра.

– Но вы могли уехать, – возразила она.

– Не оставив кошелька? В таком случае каждый мог назвать бы меня вором!

– Нет, не вором, но, возможно… – И. взглянув на распухший нос Гриффита, добавила: – Просто очень рассерженным человеком.

– Именно так вы думаете обо мне? Что я способен ограбить вас ради мести за какой-то жалкий синяк?

– Прошу вас простить меня, – прошептала Мэриан. Но Гриффит, униженный оскорблением его чести, холодно бросил:

– Рад это слышать от вас!

– Мне не следовало бить вас, несмотря на все оскорбления. Просто когда вы задели честь леди Элизабет…

– Подождите-подождите. – Гриффит протестующе поднял руки. – Так, значит, вы извиняетесь не за то, что оскорбили мою честь, а потому, что разбили мне нос?

Глядя прямо в глаза валлийцу, Мэриан резко ответила:

– Только последняя дура может положиться на честь мужчины!

– Подумать только, каких же мужчин вам приходилось встречать! – взбешенно бросил Гриффит.

Но Мэриан откинула голову, искренне смущенная столь внезапным взрывом ярости. Преисполненный отвращения – не к ней, а к мужчинам, которые смогли внушить Мэриан подобные мысли, – Гриффит холодно кивнул:

– Показывайте дорогу.

Мэриан повела их в конец холла, но Гриффит успел расслышать за спиной смешок Арта.

– Вижу, она крепкий орешек! Может, тебе стоит сдаться, пока еще не начал?

Мэриан, недоуменно нахмурившись, оглянулась. Хотела проверить, следуют ли за ней мужчины… или потому, что услышала Арта?

Гриффит, обессиленно сгорбившись, остановился между ними, исподлобья взирая на Мэриан.

– Вы когда-нибудь улыбаетесь? – осведомилась она, словно раздраженная его постоянно мрачным настроением, не ожидая ответа, взяла свечу из канделябра и без всякого почтения к настенному блюду из золота и цветного стекла поставила свечу на него и открыла маленькую, полускрытую в панели дверь. Гриффит, согнувшись в три погибели, переступил порог, едва не полетев с узких ступенек, и обнаружил, что стоит у подножия винтовой лестницы.

– Башня, – с невольным уважением к Мэриан кивнул он. – Ну да, вижу, что Уэнтхейвену нелегко будет подослать сюда соглядатаев.

Мэриан улыбнулась, но почему-то несколько криво, да и вид у нее был смущенный.

– Уэнтхейвен никогда сюда не приходит.

Лунный свет струился через бойницы, добавляя слабое сияние к отблескам пламени свечи. Мэриан подняла ее повыше, но Гриффит смог увидеть лишь темный туннель, уходящий вверх. Пол под лестницей был из неструганых досок, настланных поверх каменных плит.

– Это старая часть замка, – пояснила Мэриан, оглядываясь. – Даже камни здесь кажутся древними.

– Да, – согласился Арт, глубоко вздыхая. – Пахнет старостью.

Мэриан одарила его ослепительной улыбкой и тут же помчалась по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки и звонко стуча каблуками.

– Слишком порывиста, – пробормотал Гриффит, но все же стремительно последовал за ней, убеждая себя, что спешит так, желая уберечь ее от падения, хотя на самом деле не упустил возможности получше рассмотреть покачивающиеся соблазнительные бедра и стройные ноги. Обзор отсюда был совершенно необычный, и, хотя вид женщины в лосинах должен бы раздражать его, Гриффит неохотно признал, что раздразнил еще больше и без того возбужденный аппетит. Сильные икры, грациозные движения мышц завораживали его, лишали способности ясно мыслить, и, когда девушка резко остановилась на верхней площадке, Гриффит отшатнулся и ударился коленкой. Мэриан заботливо, словно старика, подхватила его под руку.

– Вы больны?

– Нет! – Потирая свежий синяк, разъяренно глядя на хихикавшего Арта, Гриффит требовательно спросил: – Где же комната?

– Здесь. – Мэриан распахнула незамеченную им дверь и посветила свечой. – Входите.

Гриффит переступил порог и сразу почувствовал запах пыли. Мэриан подошла ближе, подняла свечу, и они очутились в атмосфере элегантности… и меланхолии. В центре круглой комнаты поднималось возвышение, на котором стояла резная деревянная кровать под парчовым пологом. Гобелены, изображавшие сцены давно минувших охоты, сражений и событий, висели на стенах. Огромный камин разевал пасть, жадно требуя топлива, света и тепла. Поставцы и сундуки, расставленные чьей-то заботливой рукой, ждали, пока их наполнят, стулья и кресла истосковались по людям, так давно не сидевшим в них.

– Это не комната для гостей, – заметил Гриффит, – это…

Мэриан хмыкнула, и звук эхом отдался от стен. В комнате сразу стало светлее, уютнее.

– Здесь жила графиня Уэнтхейвен.

– Если это сказано с целью утешить меня, вы ошиблись, – коротко бросил он.

– Говорят, она не любила суеты и шумных празднеств и предпочитала жить здесь в уединении. – Поставив свечу у постели, Мэриан откинула занавески, закашлявшись от клубов пыли. – Слуги здесь почти не показываются, но, когда вы будете здесь жить, им волей-неволей придется убирать. – Проведя пальцем по стеклу, Мэриан раздраженно взглянула на оставшийся след. – Ленивые неряхи.

– Но Уэнтхейвену вряд ли понравится, что мы уничтожили неприкосновенность священного для него места.

– Как хотите, – отозвалась она. – Но если желаете остаться в центральной части замка, помните о занавесях, предназначенных на первый взгляд предохранять от ветра, крохотных слуховых проходах и потайных окошечках, ведущих в никуда. За ними часто скрывается невидимый шпион.

Гриффит поморщился.

– Я думала, вам захочется спокойно поговорить с Артом, зная, что чужие глаза не подглядывают за тем, как вы одеваетесь, не считают дыры в ваших лосинах. А уж облегчаться без помех…

– Но, миледи, – вмешался Арт, – думаю, в этом соглядатаи могут лишь позавидовать ему…

– Заткнись, Арт! – рявкнул Гриффит. – Вряд ли эта тема достойна обсуждения.

– Поймите, – настаивала Мэриан, – шпионы Уэнтхейвена рыщут повсюду… кроме этого места.

Гриффит был человеком, привыкшим к уединению. К огромным пространствам океанского побережья, к глухим крикам сов в густых валлийских лесах. Жить здесь, в замке Уэнтхейвен, будет и без того достаточно тяжело, но, зная, что кто-то постоянно подслушивает, выведывает…

– Значит, остаемся? – спросил с порога Арт.

– Уэнтхейвен выкинет нас вон, как только обнаружит здесь, – раздраженно отозвался Гриффит. Но при этом он явно колебался, и Мэриан, мгновенно поняв это, вновь криво улыбнулась:

– Он не станет возражать.

Арт выступил вперед и швырнул на пол сумки. Толстый ковер заглушил стук, и старик, с удовлетворенным видом вытерев руки о куртку, спросил:

– Что случилось с ней?

– С графиней? – Мэриан отвернулась и, глядя в окно, вздохнула. – Восемнадцать лет назад она упала с лестницы и сломала шею. Именно поэтому вы здесь в безопасности. Уэнтхейвен никогда сюда не приходит. Мне говорили, что жена была единственным на свете человеком, которого он любил.

– Значит, мы поменяем стремление Уэнтхейвена повсюду совать свой нос на постоянное присутствие его жены.

Шепот Арта пронизал Гриффита смертельным холодом.

Мэриан подвинулась ближе к старику, казалось, совершенно не удивленная его намеком на возможное появление призрака, и поло-жила руку ему на плечо.

– Она действительно тут. По крайней мере некоторые слуги так утверждают. Говорят, что здесь слишком холодно и в самом воздухе чувствуется присутствие зла. Правда, я никогда этого не ощущала.

Арт погладил ее по руке.

– Конечно, нет. Она ведь не умерла без отпущения грехов, не так ли?

– Конечно. Графиня все еще была жива, когда ее нашли, и священник совершил все необходимые обряды. Потом ее попытались поднять… – Мэриан беспомощно уронила руки.

– Значит, она не злой дух, – заключил Арт, – а благосклонная тень, труды которой на этой земле остались незавершенными. Поэтому у нее не хватает терпения на ленивых служанок и похотливых негодяев. Но к вам она относится с симпатией, леди Мэриан. Да-да, вы ей нравитесь.

Мэриан обрадованно улыбнулась Арту, и Гриффит обнаружил, что раздражен еще больше столь неожиданной дружбой между его слугой и его… леди Мэриан.

– Артур! – рявкнул он. – Ты никогда не казался столь чувствительным раньше.

– Считаешь, что все уже успел узнать обо мне? – отрезал Арт. – Слишком еще молод, петушок.

Мэриан, откинув голову, громко рассмеялась. На этот раз перемена оказалась еще более ощутимой. Комната осветилась, и Гриффит огляделся, пытаясь найти объяснение. Там, за окном, небо явственно просветлело: солнце бросило на землю первые, пока еще совсем слабые лучи. До рассвета еще не меньше двух часов, но Мэриан тоже заметила предутреннее свечение и сказала:

– Мне нужно идти. Я и так слишком задержалась. – Она поспешно направилась к двери. – Я пришлю сюда слуг, как только петух прокричит. И все улажу с…

– Я иду с вами, – твердо сказал Гриффит.

– Что? Куда?

– Провожу вас в вашу комнату. Молодой женщине в подобном костюме небезопасно бродить одной.

Гриффит изо всех сил старался не выказать осуждения, но ему это, кажется, плохо удавалось.

– Я в полной безопасности, – бросила она.

– Тем не менее я иду с вами. – И, заметив, что Мэриан хочет еще что-то сказать, добавил: – Или вы останетесь здесь до рассвета?

В улыбке девушки сверкнуло буйное нетерпение.

– Пойдемте, если хотите, и будьте вы прокляты!

– Высокородные леди не выражаются столь резко!

Мэриан притворилась, что не слышит, но гордая осанка и распрямленные плечи говорили об ином. Она провела Гриффита мимо его прежней комнаты, мимо коридора, кончавшегося парадной дверью, и показала на узкий проход, доходивший до самой кухни, оттуда они поднялись по маленькой лестнице, где виднелась еще одна дверь. Чуть приоткрыв ее, Мэриан сказала:

– Это я.

На пороге мгновенно появился солдат огромного роста, со страхом уставившийся на Гриффита, маячившего за спиной девушки.

– Леди Мэриан, но ведь этот ход считается потайным!

– Сэр Гриффит никому не скажет, – заверила она, отряхивая колени.

Великан задумчиво потер подбородок.

– Тогда, думаю, не стоит убивать его.

– Премного благодарен, – пробормотал Гриффит, оглядывая настоящий арсенал, которым был увешан гигант.

– Ты прав – не стоит, – отозвалась Мэриан. – Билли – наш самый храбрый солдат.

Билли, казалось, таял от ее комплиментов и почтительно вручил ей короткий плащ:

– Наденьте, миледи. Одеваетесь вы… ну чистый скандал! Некоторые мужчины… – он свирепо уставился на Гриффита, – могут вбить себе в голову бог знает что.

– Это исключено. Сэр Гриффит уже все знает обо мне. И искренне презирает.

– Наденьте плащ, – велел Гриффит. Мэриан, широко улыбаясь, повиновалась.

– Хотите, чтобы я проводил вас до дома, миледи? – осведомился Билли, невольно давая знать Гриффиту, куда идти.

– Я присмотрю, чтобы она не попала в беду, – заверил Гриффит.

Билли смело показал на лосины Гриффита:

– Уверены, что справитесь?

– Уверен. – Билли, казалось, хотел что-то добавить, но Гриффит наклонился ближе и, пристально глядя ему в глаза, повторил: – Уверен.

Билли невольно подался назад.

– Да, сэр Гриффит. Как скажете, сэр Гриффит. – Но, когда Мэриан и Гриффит отошли, солдат все же крикнул: – Поосторожнее, леди Мэриан! Даже сэру Гриффиту не стоит слишком доверять!

Гриффит надеялся, что у Мэриан хватит здравого смысла держать рот на замке. Подозрения Билли не забавляли его, и валлиец невольно задался вопросом, неужели окружающие так легко замечают взрывную смесь желания и неодобрения, которую возбуждала в нем Мэриан. Он надеялся только, что девушка поймет его усилия держать себя в руках, догадается, какое жаркое пламя сумела зажечь в нем. Но в то же время Гриффит, против всяких доводов разума, мечтал, что она не будет столь осмотрительной, и это потрясло его.

– Женщина никогда не должна отдаваться мужчине без благословения церкви, – пробормотал он внезапно, скорее себе, чем ей.

Мэриан засунула большие пальцы рук за пояс и гордо выпрямилась.

– Так вы, значит, девственник?

– А на что же шлюхи?

– Ну да… Это верное средство излечить тяжелый случай затянувшегося целомудрия. Скажите мне… – Мэриан дошла до границы сада и ехидно ухмыльнулась. – По-видимому, вы подхватили французскую болезнь в сильной форме? Этим, конечно, объясняется ваше вечно отвратительное настроение.

Дом – ее дом? – стоял в тени крепостной стены, но Гриффит, хоть и желал осмотреть его получше, не мог отвести глаз от Мэриан. Сжав узкий подбородок в огромной ладони, он поднял ее презрительно улыбающееся, насмешливо-язвительное лицо.

– У меня нет никакой французской болезни.

– Значит, вы из тех людей, которые считают нужным лишать девушек девственности, чтобы сохранить собственную чистоту?

– Нет, черт возьми! И перестаньте издеваться! Я был женат, и жена удовлетворяла все мои нужды, а после ее смерти у меня не было других женщин.

– И сколько времени прошло?

– Два года.

– Два года?! – Мэриан снова ехидно усмехнулась. – Клянусь Богом, удивительно, что вы еще не обезумели от желания. Билли, как видите, совершенно не убежден, что ваши побуждения чисты.

Насмешка оказалась последней каплей, и Гриффит улыбнулся, одновременно встревоженный и обрадованный таким очевидным отсутствием сдержанности… Но, скорее, все-таки обрадованный.

– Билли – человек смышленый. Я действительно обезумел от желания. Хотите, покажу?

Встревоженный взгляд Мэриан восхитил его, как, впрочем, и сильный толчок в грудь.

– Нет!

– Слишком поздно!

Гриффит нагнул голову.

Мэриан не хотела целовать его. Она так давно не целовала мужчину, и воспоминания об этих поцелуях не оставили никакого следа в душе, поэтому давно убедила себя, что мужчины способны лишь до смерти надоесть. Но Гриффит… Гриффит не утомлял ее.

Приводил в бешенство, да. Забавлял, бросал вызов… привлекал…

И дело вовсе не в его лице. Даже мать не могла бы назвать его красивым. Нет… эти широкие плечи, мускулистая грудь, огромный рост, выражение медлительной решимости… честность и прямота. В его присутствии Мэриан неизменно чувствовала себя в безопасности и почему-то понимала, что готова доверить валлийцу свою жизнь.

Собственная глупость смущала ее, лишала способности ясно мыслить. Но Мэриан отвечала на поцелуи… потому что… будь проклят этот человек, целоваться он, кажется, умел! Собственно говоря, для мужчины, гордившегося двухлетним воздержанием, он целовался поистине восхитительно! Твердые, теплые губы, бархатистая мягкость языка… Он не притягивал ее лицо к себе, не раздражал усами нежную кожу… наоборот, легко обводил языком ее рот, не пытаясь проникнуть внутрь, наслаждаясь вкусом, ароматом, нежностью… И отпустил Мэриан, как только та попыталась отстраниться.

Господь разрази его! Он возбудил в ней жгучий интерес.

Пряный запах гвоздик, прохладный ночной ветерок, нависшие над головой звезды, лунный свет, падающий на словно высеченное из камня лицо…

Мэриан погладила кончиком пальца широкие брови и заметила, как сверкнули его глаза. Ее рука скользнула ниже и коснулась рта, словно Мэриан пыталась разгадать тайну очарования и остаться не затронутой им.

Ничего не вышло. Его дыхание согревало ладонь, зажигая медленное, но неугасимое пламя. Его губы поблескивали, словно стекло, облитое теплым вином с пряностями. Нечеловеческое терпение этого мужчины интриговало Мэриан, заставляло все сильнее хотеть удовлетворить свое любопытство.

– Еще, – еле слышно прошептала она. Гриффит осторожно привлек ее к себе.

– Еще.

Их тела поцеловались. Губы обнялись.

И тут в обоих взорвался жар накаленной страсти. Мэриан, потрясенная, прижалась к нему. Гриффит, ошеломленный, приподнял плащ и сжал ее грудь.

Они старались стать еще ближе. Мэриан вцепилась в его волосы на затылке и притянула его голову к себе, широко открыв губы. Ощутив божественный вкус, он втянул в рот ее язык. Издавая стоны, они терлись друг о друга, словно дикие кошки, раздраженные преградой в виде одежды и все же такие довольные, будто остались обнаженными.

Мэриан пыталась обвить его ногами. Гриффит пытался помочь ей… и тут она стукнулась лбом о его нос! Он взвыл от боли. Мэриан пробормотала что-то, извиняясь и в то же время злясь на себя за столь нескромное поведение. Что она наделала! Почти наделала… едва не нарушила клятвы! Безмерная глупость, самоуверенность…

– Прошу прощения, – выдохнула она.

– Забудь об этом.

Гриффит вновь потянулся к ней. Но Мэриан испуганно отпрянула.

– Гриффит, пожалуйста, извините меня.

Он застыл.

– Мне кажется, будто ты сожалеешь не только о том, что вновь ударила меня?

– Я не хотела… мне не следовало…

И, взглянув в его лицо, Мэриан бросилась к дому. Ей не надо было оглядываться, чтобы понять: Гриффит следует за ней по пятам. Длинные ноги с каждым шагом сокращали расстояние между ними, и, когда она споткнулась, сильные руки не дали ей упасть.

Мэриан круто развернулась лицом к Гриффиту.

– Я уже просила прощения и могу повторить еще раз: ради Бога, не сердитесь на меня. Мне не следовало…

– Нам не следовало, – поправил он. – Что?

– Нас было двое, вы и я, там, в саду, и вы правы: нам не следовало.

Мэриан могла бы поверить Гриффиту, не сверкай его глаза свирепым, чисто мужским торжеством.

– Но я пообещал проводить вас до дома. Вы еще не пришли, – продолжал Гриффит.

– Я уже на месте, – показала Мэриан на дом.

– Я доведу вас до двери. – Она было хотела возразить, но Гриффит мягко прижал палец к губам. – До дому, – прошептал он.

– До дому, – согласилась Мэриан и пошла дальше. Его прикосновение напоминало о вещах, которые лучше забыть, поэтому она постаралась поскорее добраться до входа. Распахнув дверь, Мэриан увидела, что в крохотной комнате тускло горит свеча, а на постели сидит ее сын, сонно потирая глаза ручонками. Ругая себя за то, что оставила его без присмотра, жалея, что вообще уходила, Мэриан опустилась на колени.

– Мы разбудили тебя? – Малыш покачал головой, показал на окно. – Что-то там… – Мэриан осеклась, вспомнив, какой шум они подняли, когда сжимали друг друга в объятиях.

Лайонел, блестя глазенками, кивнул, и щеки Мэриан вспыхнули.

– Он, кажется, привязан к вам, – заметил валлиец. Мэриан, оскорбленно фыркнув, объявила:

– Он – мой сын!

– Женщины, гораздо более низкие по рождению и куда менее богатые, закладывают драгоценности, чтобы нанять няню.

Чувство обиды мгновенно сменилось потребностью обороняться.

– У него есть няня.

– Кажется, у него вообще есть все на свете, – кивнул Гриффит. Неожиданно хорошее настроение валлийца смутило Мэриан, заставило понять, что в гневе она заходит слишком далеко. Глядя на Лайонела, она заметила, что тот с интересом изучает незнакомца, и, очевидно, закончив тщательный осмотр и сделав все необходимые выводы, малыш спрятал головку на груди у матери. Поглаживая темные волосы, Мэриан объяснила:

– Он очень застенчивый. Боится чужих людей и к тому же еще не говорит.

Гриффит рассматривал ее с таким же вниманием, как Лайонел – его.

– Но слышит?

– Конечно!

– Тогда, значит, понимает каждое ваше слово, и не стоит разговаривать при малыше так, словно его нет.

Рот Мэриан негодующе приоткрылся. Но Лайонел поднял голову и, еще раз оглядев Гриффита, протянул ему ручонки. Тот подхватил его с ловкостью человека, привыкшего к детям.

– Большинство взрослых не хотят придержать язык при детях, но этот парнишка заслуживает лучшего. – Он посмотрел на Лайонела, словно ища подтверждения, и малыш, не колеблясь, кивнул. – Я тоже был неразговорчивым первые несколько лет жизни, – продолжал Гриффит, – но потом, если верить матери, открыл рот и заговорил целыми фразами. Пересказывал истории на валлийском и английском, пел песни и баллады. Правду сказать, меня никак не могли заставить замолчать.

Мэриан, скрестив руки на груди, окинула его негодующим взглядом.

– Очевидно!

Гриффит усадил Лайонела на постель и, опустившись перед ним на колени, похлопал по подушке:

– Ложись, парень, и постарайся поспать еще немного.

Лайонел покачал головой. Гриффит захохотал.

– Ты не похож на мать, но характеры у вас одинаковые.

Мэриан и Лайонел переглянулись. Но Гриффит только снова рассмеялся – тихим, грудным мурлыканьем, совсем как довольный кот.

– Как хочешь, но если хорошенько не отдохнешь, не сможешь отправиться на утреннюю прогулку.

Какое-то мгновение Мэриан казалось, что он обращается к ней, но у Лайонела таких сомнений не было. С размаху откинувшись на подушку, мальчик зажмурил глазки, словно надеясь, что это поможет скорее заснуть. Гриффит подоткнул одеяло, погладил блестящие черные волосы и поднялся.

Мэриан заметила, что его, казалось, не удивила победа над упрямым мальчишкой, и невольно задалась вопросом, всегда ли он выбирает нужное оружие и сражается с таким же успехом. Если да… Она поежилась. Чего он хотел добиться этим поцелуем? Обыкновенная ласка? Или средство получить над ней власть? Сначала попытался добиться своего оскорблениями, теперь решил завоевать? Считает ее распутницей, как и остальные мужчины?

И, словно подтверждая ее подозрения, Гриффит улыбнулся. Его первая улыбка, предназначенная ей… и Мэриан пошатнулась от неожиданности. Мрачное выражение лица смягчилось, золотистые глаза сверкали добротой, а губы… Губы напомнили о поцелуях, а поцелуи – об одиночестве.

Неудивительно, что он так нечасто улыбается.

– Ложитесь в постель, – велел Гриффит, – завтра мы вас тоже возьмем на прогулку.

– Ложитесь в постель, – повторила Мэриан зачарованно и восхищенно.

Но тут слова дошли до ее сознания и мигом вернули к реальности.

В постель? Хочет и ей подоткнуть одеяльце? Или решил отказаться от прославленного обета воздержания?

Задумчиво покусывая губу, она задалась вопросом, хороший ли он любовник. Если и вправду терпел два года… Но какое ей дело? Что он значит для нее? Уйдет ли он сейчас без просьб, или использовал сына, чтобы обольстить ее?

Мэриан спокойно шагнула к двери, и Гриффит пошел следом.

Ступив за порог, она заметила, что луна еще плывет по небу среди облаков, деревья по-прежнему шелестят листвой, а ветерок доносит аромат гвоздик. Холод весенней ночи проникал под одежду, но Мэриан вздрогнула не из-за этого. Озноб охватил ее, потому что сладостные воспоминания готовы были взять сердце в плен. Напрасно Мэриан притворялась, что забыла жаркие поцелуи, жгучие ласки, бурный взрыв неодолимой дикой страсти.

– Граф устраивает утром охоту, и я должна исполнять роль хозяйки. У меня не будет времени для прогулок.

Густые брови Гриффита задумчиво сошлись.

– Охота?

Мэриан поразилась его удивлению и еще больше – недовольству.

– Разве вам не сказали?

– Нет.

– Вы приехали только вчера, поэтому, думаю, Уэнтхейвен просто подумал, что вы не захотите поехать. – И, найдя предлог обелить Уэнтхейвена, добавила: – Тем не менее вы тоже приглашены. Гостеприимство графа известно во всей округе.

Она пристально наблюдала за Гриффитом, с беспокойством ожидая ответа. Тот тоже изучал девушку, медленно переводя взгляд с лица на плащ и лосины, но, казалось, не испытывал при этом ни малейшего удовольствия.

– Вы не поедете на охоту в таком виде!

– Что?!

– И не отправитесь на охоту верхом, в мужском седле, словно какая-то распутница без всякой морали и воспитания!

На этот раз ее «что?!» звучало не так ошеломленно.

– Если вы родили ребенка вне брака, то это еще не значит, что вы должны оправдывать плохое мнение окружающих.

От такой наглости у Мэриан перехватило дыхание. Все заученные реплики, привычные ответы вылетели из головы, унесенные приливом ярости.

– Вы смеете приказывать мне, как себя вести?!

– Должен ведь кто-то взять на себя этот труд!

Он держался так напыщенно и выглядел столь самоуверенным, что Мэриан немедленно захотелось ударить его. Но она уже сделала это однажды и потом жалела. Вместо этого Мэриан, глубоко вздохнув, постаралась успокоиться и уничтожила валлийца одной короткой презрительной репликой:

– Но вы мне не отец!

И тут же мысленно застонала. Что сталось с ее знаменитым остроумием?

Но его ответ оказался настолько глупым, что Мэриан едва не рассмеялась. Еще глупее, чем ее замечание!

– Будь ваш отец здесь, наверняка ужаснулся бы такому поведению.

– Будь мой отец здесь…

Вытянув шею, Мэриан уставилась на него. Неужели он ничего не знает? Неужели не смог сообразить?

Нет, конечно, нет! На физиономии валлийца застыло выражение праведного негодования. Наконец-то она сможет взять над ним верх! Наконец-то последнее слово останется за ней!

Подняв глаза, Мэриан с горьким торжеством парировала:

– Но мой отец здесь! Разве вы еще не поняли? Я – наследница замка. Мой отец – граф Уэнтхейвен.


Глава 4


Как странно, подумал Гриффит. Он лежит в постели графини Уэнтхейвен. В постели матери Мэриан и сгорает от желания к ее дочери. Неудержимое вожделение вызывало в нем смутную неловкость, словно призрак графини сумел проникнуть в его мысли и поймал его с поличным в ту минуту, когда он запустил руки в гульфик Мэриан. Однако в то же время… нет, конечно, вряд ли графини понравилось бы, в кого превратилась ее дочь. Дерется на шлагах, орудует мечом, одевается как мужчина, не говоря уже о том, что родила ребенка, не позаботившись сначала выйти замуж.

– Как думаешь, кто отец? – пробормотал Гриффит. Арт, спавший в изножье постели, подпрыгнул, словно детская игрушка-неваляшка, молниеносно поняв значение слов Гриффита с легкостью человека, много лет пользовавшегося доверием друга.

– Хотел бы я знать, что ты об этом думаешь. Может ли тайна отцовства иметь что-то общее со странным интересом Генриха к Мэриан и Лайонелу?

– Эта женщина хорошо умеет хранить секреты, – покачал головой Гриффит, приподнявшись на локте. Комната, такая мрачная и пыльная ночью, сегодня казалась куда уютнее. Даже Арт выглядел неплохо, хотя Гриффит никак не мог взять в толк, отчего одноглазый старик с кожей, напоминавшей мокрый сморщенный кошель, способен неплохо выглядеть.

– Ты сегодня вроде получше выглядишь, – заметил Арт, бессознательно переиначивая мысли Гриффита. – Опухоль на твоем хоботе почти исчезла.

Гриффит осторожно коснулся больного места. Голова Арта болталась на костлявой шее, как на ниточке.

– Может, это графиня исцелила тебя прошлой ночью? Должно быть, ты ей понравился.

– Должно быть, – согласился Гриффит. Холод, исходивший от каменных стен, пощипывал нос, и Гриффит глубоко вдохнул, наслаждаясь прохладным дуновением.

– Глупо с ее стороны думать иначе! – Опершись локтями о колени, Арт критически изучал хозяина единственным глазом. – Мне показалось, что мы уладили вопрос о твоей красоте еще вчера.

– Я имею в виду не собственную внешность. Речь идет о характере, – пояснил Гриффит. – Без лишнего тщеславия могу сказать, что я человек спокойный, надежный, респектабельный и с высокими моральными принципами.

– Кровь Христова!

– Именно за такого мужчину матери охотно выдают дочерей замуж, – самодовольно добавил Гриффит.

Единственный глаз Арта ярко блеснул.

– И при этом ты чертовски скучен и занудлив. Кстати, как насчет твоей свадьбы с леди Мэриан?

– Я вовсе не говорил, что собираюсь на ней жениться. Сказал только… – Уставясь на Арта, Гриффит отчетливо сообразил, что не может победить в споре со стариком, и поэтому счел за лучшее сменить предмет разговора: – Ты знал, что граф Уэнтхейвен – отец Мэриан?

– Ах вот оно что. – Арт задумчиво поскреб за ухом. – По крайней мере предполагал. Слишком уж она казалась уверенной, будто может делать в этом доме все, что пожелает. Кроме того, сходство. Слишком уж оно велико для кузенов!

– Сходство? Какое же сходство между этой хвастливой кучей дерьма и…

– И шлюхой, которую ты послан охранять?

Гриффит, строго нахмурившись, взглянул на Арта, пытаясь приглушить азартный блеск в единственном глазу старика.

– Она не шлюха! Скорее всего у нее просто слишком горячий нрав.

– Ах, какая перемена с прошлой ночи! – подивился старик. – Интересно, что заставило тебя так внезапно изменить мнение? Должно быть, это улыбка!

– Что?!

– Сходство скорее всего в улыбке. Уэнтхейвен и леди Мэриан охотно улыбаются, и так выразительно!

– Да, и чаще всего ее лицо светится презрением, – снова откинувшись на подушку, возразил Гриффит.

– Ее лицо? – хмыкнул Арт. – Скорее уж лицо Уэнтхейвена.

– Нет, это злоба, – рассеянно поправил Гриффит. Арт был прав. Этой ночью Гриффит изменил мнение о Мэриан и даже не спрашивал себя почему. Она отвечала на его поцелуи с таким сладострастием, с таким давно скрываемым голодом… Но потом отпрянула, словно испуганная кобылица. Это доказывало то, о чем так мечтал Гриффит: вот уже долгое время она жила в целомудрии. Вероятнее всего, с самого рождения сына. А может быть, и раньше? – Я никогда и не считал ее шлюхой. Скорее, она похожа на дикую птицу, нуждающуюся в сильной опытной мужской руке, которая могла бы управлять ею.

– Какое приятное совпадение – ведь ты дрессируешь соколов, – вмешался Арт. Но Гриффит предпочел проигнорировать едкое замечание.

– Возьми хоть сегодняшнее утро, – продолжал он. – Собралась отправиться на охоту с другими гостями.

– А ты не едешь? – с любопытством осведомился Арт.

– Нет, поведу ее сына на прогулку, но строго наказал ей, как подобает себя вести благородной даме.

– И как же она должна себя вести? – замирающим голосом переспросил старик.

– Я попросил ее не надевать мужской костюм, – продолжал Гриффит, хотя, вспоминая, как она выглядит в лосинах, чувствовал себя одновременно возмущенным и снова сгорающим от желания. – Можешь представить этот ужас – графиня скачет верхом, словно мальчишка-озорник!

Арт, поперхнувшись, плюхнулся на тюфяк.

– Да, я тоже так считаю. И при хорошем наставнике…

Арт снова поперхнулся, и Гриффит встревоженно вытянул шею.

– Арт?!

Взрыв смеха, походивший скорее на вой банши,[3 - Злой дух ирландских сказаний.] заставил кровь Гриффита похолодеть. Он вскочил и уставился на извивавшегося в приступе веселья слугу.

– Что с тобой?

Арт, откашливаясь и фыркая, пытался отдышаться.

– Ты… велел ей… одеться как леди?! – Дождавшись кивка Гриффита, он разразился новыми воплями нечестивой радости, держась за живот: – Ну… и умник… же ты! Это, без сомнения… усмирит ее и… излечит от безумия!

Не успел Арт договорить, как Гриффит вскочил с кровати и начал натягивать одежду, бывшую на нем вчера. Арту наконец удалось взять себя в руки, и, накинув одеяло на все еще трясущиеся плечи, старик сел.

– Ведешь на прогулку парнишку леди Мэриан?

Гриффит пригвоздил слугу язвительным взглядом и, накинув плащ на плечи, вылетел было из комнаты, но тут же ворвался обратно. На стене висело красивое металлическое зеркало, а на столике под ним были разложены щетки и флаконы с притираниями и духами. Отыскав среди запыленных безделушек расческу, он провел ею по волосам. Арт вновь зашелся хохотом, но, уже сбегая по лестнице, Гриффит услышал за спиной оклик:

– Счастливой охоты!


Мэриан завела лошадь в заросли и спешилась. Понадежнее привязав животное к дереву, она, словно оцепенев, холодно спросила себя, зачем отправилась на охоту. Девушка совсем забыла, какими взглядами провожают ее мужчины, когда она скачет верхом в мужском костюме, забыла, как перешептываются за спиной дамы, пожимая плечами при виде ее остроносых сапожек.

Она часто выезжала в таком виде, когда покинула двор короля, поскольку ее сомнительная репутация была окончательно погублена. Друзья покинули ее, и все, что еще осталось, – хныкающий младенец, за которым приходилось ухаживать день и ночь. Но отец всячески поощрял ее стремление ездить по-мужски, ругаться как солдат, учиться владеть мечом и шпагой не хуже любого оруженосца. Рассерженная, дерзкая, непокорная, она гордилась своим презрением к сплетням и сплетникам и жила лишь для того, чтобы подкладывать дрова в огонь, уничтожавший лишь ее.

Воспоминания о тех днях заставили Мэриан поежиться; швырнув на землю фетровую шляпу, она раздраженно качнула толстой косой и в который раз приказала себе забыть обо всем, отлично сознавая, что не сможет этого сделать.

Бродя по невысокому отрогу, девушка внимательно вглядывалась в землю. Если она верно помнит, где-то здесь…

С торжествующим возгласом она упала на колени и пошарила среди кустов. В самом низу вились зеленые веточки, на которых росла земляника, так и просившаяся в рот. Мэриан медленно передвигалась, то и дело срывая ягоды и предаваясь воспоминаниям.

* * *


Совсем незначительное событие заставило ее резко изменить свою жизнь. Это было ни больше ни меньше как письмо от леди Элизабет, в котором сообщалось о ее свадьбе с королем Генрихом. Тот не пожалел затрат на празднество, омраченное лишь одной-единственной каплей дегтя – любимейшая и лучшая подруга Элизабет, леди Мэриан, не станет первой фрейлиной новой королевы.

Сначала Мэриан рассмеялась. Потом расплакалась и до рассвета укачивала Лайонела. Она оделась в скромное платье и начала жизнь респектабельной дамы, что оказалось делом весьма трудным, поскольку при дворе про нее ходили невероятные слухи – она была готова скакать хоть на край света, танцевать всю ночь и на пари перелезть через любую ограду. Зато теперь она тешила себя мыслью, что стала идеалом женщины.

Очевидно, сэр Гриффит считал иначе.

Мэриан нахмурилась. Из-за него и его поцелуев она не спала ночь. Губы распухли и болели не потому, что он был груб, а оттого, что Мэриан непрерывно кусала их, пытаясь понять, почему он воспылал такой страстью, и наконец решила, что страсти вовсе не было. Просто Гриффит рассердился на нее и решил преподать ей урок. Он, конечно, не может желать такую, как она. К сожалению, события прошлой ночи доказали, что она не презирает сэра Гриффита. Если судить по поцелуям, скорее восхищается им.

Ах, эти поцелуи… Нет, нельзя, она не будет думать ни о них, ни о нем.

Сунув в рот ягоду, Мэриан закрыла глаза, наслаждаясь первым сладким вкусом лета. Она всегда так ненавидела зиму! И так тосковала о жизни при дворе! Игры, смех, огонь, прогонявший стужу…

В замке Уэнтхейвен играли в те же игры, только смех звучал визгливо и с каким-то отчаянием. А пламя зажигалось не для тепла, а напоказ. Люди, толпившиеся у камина, были не друзьями, а шпионами и врагами.

И все же каждую зиму Мэриан приходилось пользоваться лицемерным гостеприимством в замке – ее домик продувало насквозь, а Лайонелу негде было даже поиграть. Сесили ныла и жаловалась, и, к собственному огорчению, Мэриан сильно простудилась. Кашель быстро проходил в сухом воздухе замка. Первая зима была самой лучшей. Она перебралась в комнату матери, подальше от нищих прихлебателей.

Живот Лайонела болел все реже, мальчик научился сидеть и ползать и все время пытался спуститься по узкой крутой каменной лестнице. Но на следующую зиму они оказались в роскошных покоях, изобиловавших слуховыми ходами и потайными окошечками, у которых с утра до вечера торчали соглядатаи.

Неприятное ощущение чего-то влажного вернуло Мэриан к действительности. Разжав руку с раздавленной земляникой, она хмыкнула, удивляясь собственной глупости. В конце концов, какая разница, подсматривают за ней или нет? У Мэриан не было секретов, которые мог бы обнаружить Уэнтхейвен, а скоро она вновь отправится ко двору и станет вести прежнюю жизнь среди сильных мира сего. Скоро все узнают то, что известно ей: Лайонел – отпрыск старинного рода.

Слизав с ладони остатки ягод, Мэриан неожиданно спросила себя, есть ли у Гриффита подобные тайны. Она не знала. И не понимала сама, почему так внезапно решила поселить гостя в комнате матери. Может быть, из-за того, что в нем, казалось, не было ничего искусственного, ничего фальшивого.

Казалось?

Мэриан улыбнулась. Да нет, так оно и есть на самом деле. Свидетельство этому то, как он отдавал приказы. Большинство мужчин говорили с ней как с леди и обращались как со шлюхой. Гриффит не играл в подобные игры. Он упрекал ее громко и в глаза, разразился речью, словно напыщенный осел, но при этом явно считал Мэриан настоящей леди.

Если не считать той минуты, когда целовал ее. Не как леди, как… как женщину. И что заставляло Мэриан постоянно идти ему наперекор? Хотелось посмотреть, что он скажет и сделает? Сегодня она назло Гриффиту надела мужской костюм и вот теперь ожидала очередного взрыва праведного негодования.

Значит, он должен прийти и отыскать ее? По крайней мере так думала Мэриан. А если нет… Что ж, ее самолюбие потерпит крах, зато Лайонел полакомится земляникой.

Мэриан открыла ягдташ, висевший на поясе, постелила на дно чистую тряпочку и принялась за работу, выискивая прятавшиеся в траве ягоды.

И тут услышала странный звук – треск ветвей за спиной. Повернувшись, девушка улыбнулась, ослепленная солнцем, и, прищурившись, взглянула на высокого мужчину с золотым сиянием вокруг головы.

– Вижу, вы не очень спешили добраться сюда, – выдохнула она.

Но тут он ступил в тень, и Мэриан, вскрикнув, узнала наконец того, кто стоял перед ней.

Адриан Харботтл, подбоченившись, злорадно ухмылялся при виде такого теплого приема.

– Я тоже рад видеть тебя, душечка.

Мэриан вскочила, тяжело дыша.

– Не знала, что это вы!

Ухмылка мгновенно превратилась в зловещий прищур.

– Кого же еще вы приветствуете столь радушно?

– Только не вас.

Она попыталась отскочить, но Адриан бросился вперед и, грубо схватив ее за руку, потребовал ответа:

– Кого еще? А? Почему же не меня?

– Где остальные охотники? – спросила Мэриан, тревожно оглядываясь.

– Оставил их, чтобы найти тебя. Кто он? – Адриан с силой тряхнул ее за плечи. – Почему не я?

Господи, она наедине с этой жалкой пародией на джентльмена, которого только вчера унизила перед гостями Уэнтхейвена! Шпаги при ней нет, а без этого он легко одолеет ее. Гриффит был прав, она нажила смертельного врага, горевшего похотью и жаждой мести, и все из-за своего несносного характера.

Мэриан осторожно попыталась применить первое и самое действенное оружие.

– Граф будет разыскивать меня. – Харботтл разразился смехом. – По крайней мере отец… – Как странно звучит это слово в ее устах! – Отцу не понравится, что вы были со мной наедине. Почему бы нам…

Мэриан попыталась отойти, но он снова потянул ее к себе.

– Да, почему бы нам не…

Мэриан, не в силах больше смотреть, как он плотоядно облизывает губы, опустила глаза.

– Ты так соблазнительно выглядишь, когда собираешь ягоды, а твоя маленькая заднюшка виляет туда-сюда, – улыбнулся он заученной улыбкой любимца женщин и потянулся к ее рту. Мэриан поспешно отдернула голову, но Адриан всего лишь снял с ее губ крохотный приставший кусочек ягоды и, облизав длинный палец, кивнул. – Земляника, не так ли? Люблю землянику. Почему бы тебе не поделиться со мной? Покажешь, где она растет?

– Прямо под ногами, – показала Мэриан, и он надулся так очаровательно, словно специально практиковался перед зеркалом, пока не достиг совершенства.

– Но я не это имел в виду. Иди сюда. – Он попытался потянуть ее на землю. – Покажи мне.

«Покажи мне…» Он пытается соблазнить ее, но, если это не удастся, не задумываясь применит силу. Причем сделает это бессознательно, возможно, потому, что женщины никогда ни в чем ему не отказывали. И к тому же Адриан сумел прекрасно выбрать нужное время и место. Никто не сможет остановить его, никто не заметит, что он не вернулся. В конце концов, она сама отстала от охотников. И кого обеспокоит, если распутная дочка Уэнтхейвенов поваляется в кустах с обедневшим дворянчиком? Пусть даже ее изнасилуют, все равно не посмеет пожаловаться, иначе перед домом выстроится очередь мужчин, добивающихся ее благосклонности.

О Боже, она не сможет вынести этого еще раз! Понадобился острый меч и суровая сдержанность, чтобы держать их в узде после рождения Лайонела… Но ничто не поможет, если Харботтл добьется своего.

«Думай, Мэриан, думай, – приказывала она себе. – Думай».

– Буду рада показать тебе, где растет земляника.

Если ее улыбка и была неискренней, Адриан не замечал этого. Он был занят тем, что пожирал глазами ее грудь.

– Поскорее.

– Но на мне так много одежды!

Взгляд Харботтла скользнул ниже – и он запыхтел, совсем как один из псов Уэнтхейвена.

– Не поможешь мне по крайней мере снять сапоги?

– О да! – Адриан опустился на колени перед ней. – О да!

Мэриан не могла поверить столь глупой доверчивости и, когда Адриан потянулся к ее сапожку, подняла другую ногу и с силой ударила по обнаженной шее. Харботтл опрокинулся на спину, а Мэриан пустилась бежать, спотыкаясь на неровной земле и слыша за спиной что-то вроде хриплого карканья: по-видимому, он пытался закричать. Мэриан с ужасом подумала, что сильный удар мог быть смертельным, но усилием воли подавила в себе порыв помочь ему. Если он не умер, то уж конечно, убьет ее. В этом она не сомневалась. Дрожащими пальцами Мэриан отвязала поводья лошади, но тут же в ужасе обернулась, услышав бешеный топот копыт.

– Гриффит, – выдохнула она облегченно и прижала руки к груди, счастливая видеть его и еле удерживаясь от слез. Но тут же ее охватила безрассудная ярость: где, черт возьми, он был, когда она так нуждалась в нем? – Клянусь Богом, вы слишком поздно явились, чтобы разыгрывать благородного спасителя, сэр рыцарь!

Закинув ногу в седло, она молниеносно вскочила на коня, но Гриффит выхватил у нее поводья.

– Что вы имеете в виду? – Он наклонился вперед, и Мэриан отшатнулась: вид у Гриффита был куда более зловещим, чем у Харботтла. – Спасти вас? От чего?

Отступать было слишком поздно. Мэриан ясно поняла это. Слишком поздно для мудрого решения.

Харботтл успел снова встать на колени, пытаясь отдышаться, но от его взгляда, устремленного на всадников, по коже Мэриан поползли мурашки. Наконец-то он нашел ответ на свой вопрос и теперь знал, кого она ждала; несмотря на грозившую опасность, покрасневшие глаза и злобное рычание говорили об охватившей его ярости.

Мэриан с силой сжала руку Гриффита.

– Он не стоит вашего внимания. Я уже едва его не убила.

Но Гриффит, упрямо качая головой, пробормотал:

– Нет, дорогая! Этого гнусного слизняка нужно раздавить!

Мэриан еще крепче сжала его руку.

– Но это не ваша забота.

Но тут же разжала пальцы, когда он поднял голову. Зубы хищно оскалены, глаза прищурены. На мгновение она почувствовала себя костью между злобными псами, и гортанный голос смертельно испугал ее.

– С прошлой ночи меня касается все, что касается вас. А теперь поезжайте домой, Мэриан, и ждите меня там.

Он шлепнул ее лошадь по крупу, и та пустилась прочь галопом так резво, что Мэриан, не успев натянуть поводья, сказала себе, что она не собиралась подчиняться Гриффиту, но просто не смогла не повиноваться ему.

Замок Уэнтхейвен возвышался на острове посреди крохотного изумруда-озерца, и Мэриан, на полном ходу промчавшись по подвесному мосту, обнаружила, что конюшня почти пуста. Слава Богу, охотники еще не вернулись!

Конюшие выбежали навстречу Мэриан, и она, соскользнув с седла, грациозным движением швырнула им поводья.

Отнюдь не желание избежать встречи с Гриффитом побудило ее поскорее уйти – не хотелось оставаться наедине с любопытными мальчишками. Но прежде чем Мэриан ринулась в сад, по подвесному мостику простучали копыта – ее охватил панический страх. Ринувшись прочь, Мэриан помчалась между деревьями, сбивая кусты и бутоны и оставляя глубокие следы на мягкой почве. Чем больше у Гриффита уйдет времени на то, чтобы найти ее, тем вернее он успеет одуматься и успокоиться. Хорошо, если он растратит хотя бы часть ярости на Харботтла. Правда, плохо, если он все-таки не убьет негодяя. Но все это не так важно по сравнению… Гриффит поймал ее за руку и развернул лицом к себе.

– И куда, дорогая леди Мэриан, вы так спешите? – прошептал он, словно боясь закричать во все горло, если позволит себе на секунду потерять сдержанность, и Мэриан, совершенно забыв обо всем, выпалила:

– Домой. Вы велели мне идти домой, и я…

Мрачно, зловеще нахмурившись, высокий темный валлиец процедил:

– Я хочу поговорить с вами.

– Так я и думала.

– Не стоит слишком умничать…

Мэриан открыла рот и тут же захлопнула его, Гриффит наблюдал за ней с чем-то вроде удовлетворения, пока девушка лихорадочно гадала, не стоит ли попытаться пустить в ход женские чары, так презираемые ею раньше. Может, тогда он смягчится. Но сначала нужно кое-что узнать.

– Харботтл жив?

– Да, но не вашими молитвами.

Чувство умиротворения мгновенно исчезло, и Мэриан начала медленно отступать, пока не уперлась в ствол. Дерево зашаталось: белые яблоневые лепестки медленно порхнули на землю.

– Но теперь пройдет много месяцев, прежде чем он возьмет в руки шпагу, – добавил Гриффит.

– Я не просила его следовать за мной.

– Некоторым людям этого и не нужно, – пробурчал Гриффит и, жестом обводя ее с головы до ног, добавил: – И некоторые мужчины, несомненно, посчитали бы подобный наряд приглашением.

Мэриан, с хорошо отрепетированной презрительной улыбкой, пожала плечами:

– По-моему, в подобном одеянии я могу привлечь лишь последнего болвана.

Стиснув края ее куртки, Гриффит притянул девушку к себе и обжег ее негодующим взглядом.

– Ты считаешь меня последним болваном?

Улыбка Мэриан мгновенно померкла. Этот мужчина, широкоплечий и огромный, словно развесистый дуб, кажется совершенно искренним. И страшно оскорбленным! Но ведь она знала, что он, должно быть, шутит.

– Но я вам вовсе не нравлюсь!

– В самом деле?

«Ты презираешь меня», – хотелось ей сказать, но вместо она пробормотала:

– Я похожа на мальчика.

– Ты совсем не похожа на мальчика. Походка, манеры, жесты. Ты никогда не сможешь одурачить мужчину, и никто в жизни не примет тебя за мальчика. – Разгорячившись по-настоящему, Гриффит заговорил громче: – Это не твоя одежда соблазняет мужчину, а тело под ней… Нет!

Голова Мэриан закружилась от стольких противоречий.

– Нет?!

– И даже твое тело тут ни при чем… это вызов, который чувствуют мужчины, встречаясь с такой необычной личностью. – Гриффит задумчиво гладил подбородок, глядя в пространство. – Ты умеешь читать. Долго жила при дворе. Что может мужчина предложить тебе? Ты глядишь прямо на него: не на одежду, которую он носит, не на коня, на котором сидит, а именно на него. Мужчина всегда знает, что ты судишь его, видишь его недостатки и то, что он хочет возвыситься в твоих глазах. Кстати, большинство мужчин, – добавил он, пронизывая ее взглядом суженных глаз, – считают, что смогут одержать победу именно в постели.

Мэриан, не в силах сдержаться, пренебрежительно расхохоталась:

– Ни один мужчина еще не одержал ее в моей постели.

– Да, без сомнения, ты так и говоришь, когда они, задыхаясь от счастья и удовлетворенной похоти, лежат рядом с тобой. Чудо еще, что ни один из любовников не прикончил тебя, Мэриан. По правде говоря, начни ты издеваться над тем хорошеньким мальчиком, после того как тот сделал бы то, за чем пришел, он попросту удушил бы тебя, зарыл под кустом и не вспоминал бы больше об этом.

– Знаю.

– Именно поэтому… – Он небрежно дернул за ее длинную куртку. – Именно поэтому я и велел тебе навсегда распроститься с этими лохмотьями.

Взбешенная несправедливыми обвинениями, Мэриан запальчиво бросила, показывая на себя:

– Это я, я невинная жертва во всем этом деле! Я! Каждый раз, когда мужчина насилует женщину и чувствует при этом пустячные, совсем крохотные угрызения совести, он немедленно начинает во всем винить беднягу, утверждая, что именно она соблазнила его, искушала, сама напрашивалась на это. Но я ни на что не напрашивалась и, что бы ты ни утверждал, никого не могу привлечь подобном наряде.

– Ты просто дурочка!

– Вовсе нет. Никому не должно быть дела до того, как я одеваюсь, как веду себя! Харботтл – взрослый человек и должен отвечать за свои действия. Не желаю, чтобы он и пальцем меня коснулся! Может, мне следовало быть мудрее и осторожнее, но… – Тут, к ее ужасу, голос оборвался рыданием, но Мэриан постаралась мгновенно взять себя в руки. – Но когда я веду себя осмотрительнее любой монахини… – снова короткое рыдание, – лишь по причине единственного греха, совершенного когда-то, я считаюсь легкой добычей. Не говоря уже о том, что грешила я не в одиночестве. – Крохотная слезинка поползла по щеке, и Мэриан сердито вытерла ее. – Прости, что надела этот костюм. Это было глупым порывом, но…

– Но я бросил тебе вызов, который ты не могла не принять.

Мэриан хотелось взглянуть ему в лицо, но тогда обнаружилось бы, что глаза полны слез, а ресницы мокры, и вместо этого она посмотрела на его руки, медленно смыкавшиеся на ее запястьях и притягивавшие ее к широкой мужской груди. Мэриан не хотела поддаваться на ласку – в конце концов, у нее своя гордость, – но прошло всего лишь мгновение, и скованность начала таять. Тело слегка расслабилось, но голова по-прежнему оставалась высоко поднятой.

Руки Гриффита обвились вокруг ее плеч: что-то шепча, он легонько покачивал Мэриан, как младенца.

Но ее глаза по-прежнему оставались открытыми.

– Ты права, девочка. Конечно, права.

Мэриан старательно запоминала узор на его охотничьей куртке и восхищалась меховой опушкой плаща.

– Просто я перепугался, когда сообразил, что ты отправишься на охоту в мужском костюме, который выставит напоказ все твои женские прелести. – Он прижал ее к себе чуточку сильнее и глухо прошептал: – Потом я нашел Уэнтхейвена и его гостей, скакавших по полям, пока псы преследовали добычу, но тебя там не было, и никто не знал и не желал знать, где ты… И я уже представлял тебя лежащей где-нибудь в канаве или придавленной упавшей лошадью.

Гриффит говорил быстрее и быстрее, и Мэриан обнаружила, что голова ее опускается все ниже к этой широкой, сулившей утешение груди. Его негодование был понятным – как часто самой Мэриан хотелось шлепнуть Лайонела, когда тот пугал ее очередной проделкой.

Кто и когда относился к ней настолько хорошо, чтобы заботиться или тревожиться?

– И тут я отправился на поиски и обнаружил, что этот шут нашел тебя первым.

При упоминании имени Харботтла он снова возмущенно застыл, и Мэриан только глубже зарылась головой в меховую опушку плаща на его груди. Сердце Гриффита глухо и неровно стучало под подбитой мехом безрукавкой, и Мэриан попыталась вернуть ему то же спокойствие души, которое он дарил ей.

– Он не причинил мне зла, – тихо и серьезно заверила она.

– Нет?! – Массивное мускулистое тело вздрогнуло от ярости. – Хотела бы ты, чтобы я поцеловал тебя сейчас?

– Что?!

– Такой жалкий слизняк, как Харботтл, должен внушить женщине отвращение ко всем Божьим созданиям мужского пола.

Только сейчас сообразив, что хочет сказать Гриффит, Мэриан не колеблясь подняла лицо, привстав на цыпочки.

– Я мечтаю о твоих поцелуях. Пойми, мне и в голову не пришло вас сравнивать. – В золотистых глазах загорелось пламя. – Кроме того, твои поцелуи так сладостны.

Гриффит обжег ее таким же свирепым взглядом, как несколько часов назад Харботтла, когда собирался наказать негодяя. Но губы, коснувшиеся ее губ, излучали одну лишь страсть. Огонь предыдущей ночи вспыхнул снова, словно никогда не гас. Словно Мэриан провела ночь и день, думая лишь о нем. Словно Гриффит, как и говорил, видел ее душу за мальчишескими лохмотьями и издевательской улыбкой.

Он был так нежен, и возникшая между ними внезапная близость унесла Мэриан в мир, о существовании которого она до сих пор не подозревала.

– Он не целовал тебя, – шепнул Гриффит так уверенно, словно сам все видел своими глазами.

– Нет, – согласилась Мэриан.

– Но я все же с радостью прикончил бы его.

На этот раз поцелуй был не так нежен, а ласки не столь успокаивающими. Он лизал уголки ее глаз, завладев солеными каплями, словно имел на это право, и безошибочно находил местечки, заставляющие ее томиться желанием.

Гриффит притиснул ее к стволу, и прошлогоднее яблоко, почему-то сохранившееся даже зимой, сорвалось и ударило его по спине Валлиец, казалось, не заметил этого, но Мэриан потерла ушибленное место, и он замурлыкал, как котенок. Очень большой котенок. Детеныш льва.

Губы его приоткрылись на ее губах, и Мэриан добровольно и с радостью пожертвовала гордостью и одиночеством, не зная и не заботясь о том, что происходит: то ли она заверяет его в своем восхищении, то ли он клянется охранять и защищать ее, то ли оба просто не могут дождаться, пока удовлетворят ненасытное желание… Слегка приподняв голову, Гриффит пробормотал:

– Нужно найти более уединенное место.

Мэриан мгновенно потеряла рассудок и доказала это, прошептав:

– Мой дом…

– Лайонел.

– Спит.

– Один?

– Нет. – Охваченная жаром отчаяния и желания, Мэриан пробормотала: – За домом. Лужайка между задней и крепостной стеной. Окруженная деревьями. Только моя. Никто о ней не знает. – На лице Гриффита не появилось ни малейшего сомнения, но Мэриан подняла умоляющие глаза. – Пожалуйста!

Он продолжал обнимать ее за плечи. Она продолжала обнимать его за талию. Они старались идти быстрее, не в силах разжать руки, неуклюжие от опьяняющей страсти.

Почти обезумев, Мэриан все же сумела спросить себя, сумеет ли он найти спрятанное сокровище, и решила, что не сможет. Господи, хорошо бы побыстрее пройти мимо дома так, чтобы не заметила Сесили.

Остановившись на краю сада, она потянула Гриффита в тень, отбрасываемую крепостной стеной, мельком взглянула на дом и тут же присмотрелась внимательнее.

Что-то неладно. Совсем неладно.

– Гриффит!

Но он уже все заметил сам.

Почему стекла разбиты? Почему во дворе летают перья? Паника захлестнула Мэриан с такой силой, что мгновенно заставила забыть о страсти.

– Лайонел! – громко позвала она. – Лайонел!

И, не глядя на Гриффита, помчалась к дому и перепрыгнула через забор. Дверь раскачивалась на полуоторванных петлях, внутри царил хаос. Перины разрезаны, полки оторваны от стен. В воздухе стояла такая пыль, что Мэриан почувствовала ее вкус на языке. В крохотной комнатке пахло пряностями, горчицей и медом. Все шкафы и поставцы открыты, содержимое вывалено на пол.

И Лайонел исчез.


Глава 5


Мэриан напряглась, готовая ринуться на поиски и не зная, куда бежать.

– Лайонел, – тихо позвала она, вытягивая руки, чтобы не споткнуться и не упасть. – Лайонел! – крикнула она громче, переступая через груды обломков.

– Он мог убежать? – спросил Гриффит, едва опомнившись от потрясения и смертельно испугавшись за малыша, которого был послан защищать. За него и Мэриан.

Та взглянула на валлийца так, словно не помнила его имени.

– Возможно. Во всяком случае, мы учились это делать.

– Учились?

– Да, учились убегать и скрываться. Но ему еще нет и двух, и не знаю…

Мэриан не договорила, но Гриффит услышал непроизнесенные слова: если человек, сделавший это, позволил ему уйти. Стараясь говорить уверенно, Гриффит заявил:

– Пойди посмотри, может, он спрятался и боится выйти.

Перешагивая через кучи мусора, он начал поднимать стол и стулья, охапки одежды, обломки кровати, ища маленькое тельце, и вскоре уже стоял, покрытый перьями с головы до ног, держа единственный трофей – кошель с золотом, посланный королевой. Но Мэриан уже не было в доме. Слышался лишь ее голос, зовущий Лайонела.

Лишь завернув за угол. Гриффит снова услышал, как она окликает:

– Сесили!

– Слава Богу, это вы, миледи! – Послышался глубокий вздох.

– Клянусь всеми святыми, ты не посмеешь сейчас упасть в обморок!

Гриффит подоспел как раз вовремя, чтобы увидеть, как Мэриан с силой ударила камеристку по щеке. Та, сверкнув глазами, вскочила с земли, но Мэриан неумолимо продолжала допрос:

– Где мой сын? Кто сделал это? Где Лайонел?

– Я выхватила его из постели и побежала, как только увидела, как этот человек крадется во двор. – Платье камеристки все было в травяных пятнах, а высокий конусообразный головной убор сбился. – Сначала я добралась до замка, спрятала Лайонела в потайной комнате и только потом вернулась, чтобы понаблюдать.

– Он в безопасности? – спросил Гриффит, и Сесили, обернувшись, оценивающе взглянула на него. Но Мэриан, схватив девушку за руку, вновь повернула ее лицом к себе.

– Лайонел в безопасности?

– Да, я совершенно уверена в этом, – кивнула Сесили. Мэриан немедленно полетела в замок, бросив на бегу:

– Скорее, скорее!

Сесили, стараясь вести себя как воспитанная, изысканная леди, подающая пример хозяйке, медленно, грациозно пошла следом, но Мэриан бесцеремонно потащила ее за собой. Гриффит увидел презрительный взгляд Мэриан и торопливо огляделся.

Мэриан говорила об этой рощице как о месте, где любила уединяться. Между деревьями висел гамак, солнечные пятна лежали на стволах, траве, прогалинах. Как противоречит этот островок тишины живому вспыльчивому характеру Мэриан! Невольное подозрение вновь загорелось в нем, и Гриффит поклялся вернуться сюда и попытаться открыть тайны Мэриан. Женщины бежали напрямик, через клумбы, и он быстро догнал их. Головной убор Сесили окончательно сполз на спину, и она схватилась за бесполезную вуаль, но Мэриан ничего не замечала. По мере того как серые камни башни становились видны все яснее, Сесили постаралась замедлить шаг.

– Леди Мэриан, я не привыкла бегать по дому, словно уличные мальчишки!

– Тогда оставайся!

– Леди Мэриан! – Сесили умоляюще дернула хозяйку за рукав. – Вы хотите, чтобы все знали, что вы потеряли Лайонела?

Мэриан окинула ее уничтожающим взглядом, но Сесили поняла, что попала в точку.

– Хотите, чтобы все глазели, задавали вопросы, гадали, какое спрятанное сокровище заставило грабителя решиться на такое?

Грудь Мэриан тяжело вздымалась. Она на мгновение прикрыла глаза, а когда открыла, всякие следы тревоги исчезли. Чтобы не возбуждать излишнего любопытства гостей и слуг, она постаралась мгновенно превратиться в ту Мэриан, которую увидел Гриффит при первой встрече, – беззаботную, не связанную условностями.

Гриффит смотрел, как она взлетает по ступенькам, и гадал, сделано ли это специально, чтобы отвлечь внимание окружающих, или обман имеет иные, гораздо более глубоко скрытые причины?

Мэриан кивнула лакею, открывшему дверь, и гордо прошествовала через главный зал в своем мужском наряде, проведя Сесили и Гриффита мимо открывшего рот священника.

– Доброе утро, отец, – поздоровалась она, но не обернулась, когда тот окликнул ее, лишь поспешно завернула за угол и направилась по коридору туда, где находилась бывшая комната Гриффита.

– Где же Лайонел? – осведомился он.

Впереди показалась дверца в башню, и Мэриан ускорила шаги.

– Вон там, – показала Сесили. Странное предчувствие заставило Гриффита спросить:

– В покоях графини?

– Молюсь, чтобы так и было. – Истово прошептала Мэриан. Но Сесили только фыркнула:

– Еще много месяцев назад вы сами настаивали, чтобы мы сделали для него укрытие под лестницей и занавесили одеялом. Он никуда не денется.

Но когда они открыли дверь, мальчика нигде не оказалось.

– Лайонел! – позвала Мэриан, но ответом ей были лишь отзвуки эха, и она беспомощно охнула.

Грубое ругательство Сесили напомнило Гриффиту о долге, который та не позаботилась исполнить, и Мэриан тоже мгновенно встрепенулась:

– Как ты могла оставить его?! Ступеньки… – Мэриан бросилась на колени, шаря руками по полу, словно ожидая найти разбившееся о камни маленькое тельце. – Лайонел!

Гриффит легко взбежал по лестнице.

– Я хотела посмотреть, что происходит, – выпалила Сесили. – Хотела помочь. Увидеть, кто ворвался в наш дом.

– Я же столько раз говорила тебе, что главный твой долг – следить за Лайонелом, – панически озираясь, пробормотала Мэриан. Луч света, пробившийся в узкую бойницу, заплясал на ее лице. – Где теперь его искать? На верхней площадке? Во дворе, там, где он привык играть? В нашем доме?

Сесили разрыдалась.

– Что, если он попался негодяю, вломившемуся в дом? – Обшарив пол, Мэриан обессиленно прислонилась к стене. – Что, если кто-то похитил его? Сесили…

Откуда-то издалека донеслись слабые звуки детского смеха, и Гриффит прошипел сверху:

– Ш-ш…

Мэриан немедленно замолчала и прислушалась. Снова смех, на этот раз отчетливее. Мэриан ринулась вверх, перескакивая через две ступеньки. Но Гриффит успел добраться до комнаты графини первым и открыл ей дверь. Склонившиеся над серебряным мячом Арт и Лайонел подняли изумленные лица при виде ворвавшейся как вихрь Мэриан. И, когда она остановилась и окинула взглядом мирную сцену, Гриффит вновь заметил мгновенное превращение.

Вместо неукротимой дочери графа, вместо перепуганной матери Лайонела перед ним появился надежный оплот спокойной силы, могучая колонна, лишь слегка выщербленная временем и жизнью.

– Ну и ну! Вижу, ты неплохо проводишь время, Лайонел!

Притворялась она идеально, и только Гриффит мог бы разглядеть за этой улыбкой тревогу и облегчение.

Лайонел улыбнулся во весь рот, показывая крошечные молочные зубки и очаровательные ямочки.

– А вот и вы, – провозгласил Арт, огладывая вновь прибывших. – Он хороший парнишка, леди Мэриан. Вам следует им гордиться.

– Так оно и есть. – Мэриан опустилась на колени посреди пушистого ковра и протянула руки. Они дрожали, как и ее голос, несмотря на попытки успокоиться. – Лайонел, ты не обнимешь маму?

Но малыш с детским упрямством покачал головой и, подхватив мяч запачканной ручонкой, прижал к себе так, что колокольчик, спрятанный внутри, зазвенел. Лайонел с восторгом начал трясти мяч, стараясь, чтобы игрушка издавала громкие мелодичные звуки.

Хлопоча, словно курица-наседка над заблудившимся цыпленком, Арт прокудахтал:

– Твоя мамочка не отберет мяч, и мы снова поиграем, когда ты поцелуешь ее.

Лайонел выпятил нижнюю губку, и слезы сжали горло Мэриан. Он не хотел быть намеренно жестоким – она понимала это, – и если и был напуган раньше, то уже успел забыть обо всем. Просто мать помешала игре, и у него не было времени отвлекаться. Но она так нуждалась в ласке сына, жаждала ощутить прикосновение пухлых ручонок и упругого тельца.

– Лайонел, – проворковал Арт, – почему бы тебе не покатить мяч к мамочке?

Лайонел с подозрением уставился на него.

– А мама покатит его обратно, – добавил Гриффит. Мэриан кивнула, не в состоянии вымолвить ни слова. Лайонел, гордый новой игрушкой, подхватил шар и изо всех силенок швырнул его, Арт вскрикнул. Гриффит попытался перехватить игрушку, но рука Мэриан молниеносно мелькнула в воздухе, и шар оказался в ее ладони.

– Да ты у меня очень меткий, сыночек. – Она подбросила мяч и вновь поймала его. – Подойди поближе, я научу тебя целиться.

Лайонел поковылял к матери, и Мэриан воспользовалась возможностью наконец обнять сына; она быстро стиснула его, отпустила и показала, как попадать в цель. Пока малыш старательно пыхтел, она спросила старика:

– Он сам вскарабкался по лестнице?

– Да, миледи.

Зубы Мэриан сами собой застучали при мысли о ребенке, поднимающемся по крутым, темным каменным ступенькам.

– Только два, – пробормотала она. – Пресвятая Дева, ему только два года.

Она вновь прижала сына к себе, но тот, нетерпеливо извиваясь, вырвался и быстро пополз к Арту.

– Ну, девушка, не так уж все плохо, – утешил ее слуга. – Если не считать испуга, он прошел испытание, как настоящий герой. Я нашел его спрятавшимся в постели, когда вернулся из прачечной. Красивый мальчик, ничего не скажешь, одни глаза и волосы чего стоят! Сначала я ему вроде как не по душе пришелся, но потом объяснил, что живу в этой комнате и принес мяч специально для него, вот все и уладилось.

Впервые с тех пор, как вошла в спальню, Мэриан заметила, как изменилось все вокруг. Ни пылинки на мебели и полу. Окна блестели в лучах заходящего солнца. В большом камине горел огонь, и гобелены выглядели совсем как новые.

– О, Арт, – воскликнула она, – тебе много пришлось потрудиться!

– Комната уж больно красивая, и ваших слуг потребовалось лишь немного подтолкнуть, чтобы они все тут прибрали. – Арт многозначительно ухмыльнулся. – Совсем немного подтолкнуть… И мне это удалось.

– Лучше Арта для этого дела не сыскать, – подтвердил Гриффит без тени шутки.

– Не стоит выставлять меня базарной торговкой, – обиделся Арт, подкатывая серебряный мячик поближе к Лайонелу.

– Но если это правда… то есть не в бровь, а в глаз.

Вспомнив давно прошедшие дни, Мэриан вздохнула:

– Я тоже играла здесь в детстве, совсем как Лайонел. Слушала звон колокольчика. Вдыхала запах летних роз и видела улыбку.

– Ваша мать, – понимающе кивнул Арт, – прелестная женщина.

Сесили, стоявшая у двери, взвизгнула. Все повернулись к девушке, и Мэриан неодобрительно уставилась на кузину:

– Что это с тобой, Сесили?

Сесили, вцепившись в косяк, испуганно показала на Арта:

– Значит, вы видели призрак графини Уэнтхейвен?

Арт высморкался в ладонь, то ли вместо ответа на вопрос, то ли потому, что привык обходиться без платка. Мэриан не хотелось докапываться до причин, поскольку сама чувствовала лишь раздражение по отношению к камеристке.

– Подойди и сядь, – резко велела она. – И скажи, что все-таки случилось в нашем доме.

Взъерошенная и задыхающаяся после быстрого подъема по крутой лестнице, Сесили рухнула на ближайшую скамейку.

– Какой-то светловолосый мужчина пришел и, постучав в дверь, сказал через окно, что должен войти. Я отказалась впустить его, но он так напугал меня, что пришлось взять Лайонела и скрыться через черный ход.

Гриффит поставил ногу на скамейку рядом с ней и наклонился вперед.

– Но почему ты не позвала на помощь?

Расстроенный вид Сесили мгновенно сменился негодующим.

– Кого? Почти все отправились на охоту, и, кроме того, я не знала, кто его послал!

– Ты правильно поступила, Сесили, – кивнула Мэриан.

– Почему? – вскинулся Гриффит.

Лайонел толкнул ногой мячик и, бросившись на пол, пополз за ним. Не обращая внимания на Гриффита, Мэриан наблюдала за сыном с неподдельным интересом, но Гриффит вплотную подошел к ней и снова потребовал ответа:

– Почему? Что ты подозреваешь такого, что твоя же камеристка не может попросить помощи у людей отца?

Мэриан запрокидывала голову, пока не заболела шея, разозлившись оттого, что он намеренно пользуется своим огромным ростом.

– Некоторые вопросы лучше в этом замке не задавать. И на некоторые вопросы я не желаю знать ответа. Зато хочу знать вот что. – Она изогнулась, чтобы лучше видеть Сесили. – Ты когда-нибудь раньше видела этого белокурого человека?

Гриффит медленно отошел и встал у камина. Сесили нервно перебирала вуаль, прикрепленную к остроконечному головному убору.

– Я не успела рассмотреть его. Не стала дожидаться, пока он войдет. Но что-то в нем было знакомое.

– Знакомое? – повторила Мэриан.

– Он высокий и красивый, с широкими плечами… – Сесили запнулась и развела руками, – как у рыцаря.

Гриффит мгновенно нашел разгадку, хотя понимал, что она скорее всего неверна.

– Харботтл.

– Да!

При звуках этого имени Сесили встрепенулась и насторожилась, словно охотничий пес, выслеживающий глухаря.

– Он был похож на Харботтла.

– Разве что его двойник или брат-близнец, – покачала головой Мэриан. – Харботтл был со мной.

– Все время? – вмешался Гриффит.

– Нет, но он тоже был на охоте и видел, куда я направилась.

Гриффит вел допрос, словно клерк церковного суда, и что-то в его голосе раздражало Мэриан.

– Я о нем и не думала! С чего бы это?

Он снова подошел к огню и, только вытянув руки над пламенем, ответил:

– Просто сомневаюсь, что он признается в намерении ограбить твой дом.

Она не могла спорить с Гриффитом, хотя сгорала от желания объяснить, что он не имеет никаких прав вмешиваться. Мужчины никогда не помогали женщинам бескорыстно, если не хотели от них чего-то. Она не могла положиться на их силу, поскольку приходилось разочаровываться каждый раз, когда они требовали награды.

– Леди Мэриан, вы говорили с ним? – вздохнула Сесили. Мэриан едва не рассмеялась при виде разочарованного лица девушки.

– Да, Харботтл как раз подходит для роли грабителя. Именно у него есть причины желать мне зла.

– Есть и другие.

Сесили сжала руки, не вытирая катившихся по щекам слез.

– О, миледи, я так боюсь!

– И правильно делаешь, – кивнул Гриффит, усаживаясь на стул перед камином. – Негодяй взял что-то?

– Откуда мне знать? – Сесили, нагнувшись, сняла с юбки приставшую нитку. – Я туда больше не заходила.

Мяч Лайонела снова зазвенел и подкатился к Гриффиту. Малыш последовал за игрушкой, и Гриффит протянул руки:

– Хочешь посидеть у меня на коленях, парень?

Мальчик долго изучал Гриффита и наконец ткнулся головенкой в его ноги.

– Лайонел! – вскрикнула Мэриан, пытаясь подняться.

– Не волнуйся. – Гриффит предостерегающе махнул рукой, но голос звучал напряженно, а лицо побледнело. – Он просто выказывает симпатию ко мне.

– Такая симпатия может убить человека, – заверил Арт, и Мэриан прикрыла рот рукой. Смех, пусть даже сочувственный, был здесь крайне неуместен. – Все же, – продолжал Арт, – можешь не прикрывать свои бубенчики, Гриффит, все равно тебе от них никакой пользы.

– Бубенчики? – хихикнула Сесили.

Но веселость Мэриан внезапно улетучилась. Гриффит собирался воспользоваться своими «бубенчиками» не дольше часа назад, когда вместе с ней искал уединенное местечко.

Но если Гриффит и вспомнил, то не подал виду. Вместо этого глубоко вздохнув, он усадил Лайонела на колени, стараясь, чтобы брыкающиеся ножонки не задели его. Потом вытер пот со лба и сказал:

– Сесили, ты говорила, что видела, как он уходил. И при этом что-то держал в руках?

– Я не говорила, что видела, как он уходил.

Лайонел заерзал, усаживаясь поудобнее, и Гриффит осторожно прижал малыша к себе.

– Ты сказала, что оставила Лайонела и вернулась, чтобы проследить за домом. Это означает…

– Он не взял ничего… что бы я заметила. – Щеки Сесили побагровели, и Мэриан обменялась с Гриффитом многозначительными взглядами. Мэриан поняла, что оба невольно задавались вопросом, действительно ли девушка подсматривала за грабителем. Как похоже на Сесили: она всегда так искренне хочет помочь, но не имеет мужества сделать это. Не сводя глаз с камеристки, Мэриан спросила:

– Откуда ты наблюдала?

– Из сада, – пробормотала Сесили, обиженно выпятив губку.

– Оттуда много не увидишь, – не отступала Мэриан. – Слишком далеко.

– Где же вы предлагаете мне стоять в следующий раз? – отпарировала Сесили, слишком раздраженная, чтобы вспомнить о такте и собственном положении. – На заборе?

Арт встал между женщинами и показал на деревянную лестницу, ведущую к люку в потолке.

– Тебе лучше подняться и приготовить постель для госпожи и маленького хозяина, прежде чем скажешь то, о чем потом пожалеешь, – предупредил он.

Сесили побледнела.

– Мы не останемся здесь, правда, миледи?

Мэриан развела руками.

– Переночуем в одной из спален внизу! В конце концов…

– Ты будешь спать здесь, – перебил Гриффит.

– Что может со мной случиться в доме отца?

Гриффит, еще более, чем обычно, похожий на опасного зверя, тряхнул темной гривой и нахмурился так зловеще, что густые брови сошлись.

– То же, что случилось бы с тобой, останься ты сегодня дома.

– Возможно, ничего, – пожала плечами Мэриан.

– Женщина, ты не понимаешь. – Голос Гриффита становился все настойчивее. – Тот, кто разорил твой дом, вовсе не добрый слуга, стремившийся угодить твоему отцу. Кто-то отчаянно желал что-то найти или получить. И попадись ты на пути, он мог бы постараться избавиться от препятствия.

– Мой отец…

– Не знаю, почему ты считаешь, что это твой отец. Что он хотел украсть? Что искал? – осведомился Гриффит.

Мэриан смотрела на все, что угодно, только не на него.

– Я не могу знать, что на уме у отца и каковы его намерения.

– Даже если это он отдавал приказ, можешь ли ты чувствовать себя в безопасности с одним из его лакеев? – И, заметив, как сжалась Мэриан, безжалостно добавил: – Ага, вот теперь мы начинаем докапываться до правды. И пока не найдем ответов на свои вопросы, ты ни на шаг от нас не отойдешь и будешь держаться поблизости.

Мэриан быстро взглянула на него и отвернулась.

– Я не могу остаться здесь, с тобой.

– Хочешь сказать, из-за своей репутации?

Снова собирается язвить? Она не знала, да и не заботилась об этом. По крайней мере не очень заботилась.

– Не позволю, чтобы они говорили, будто я согреваю твою постель.

– Сесили будет спать с тобой, – решил он.

– Ни за что! – вскинулась камеристка.

Но прежде чем Гриффит открыл рот, Арт подошел к девушке и дал ей затрещину.

– Будешь!

Потревоженный остроконечный головной убор пошатнулся и снова сбился набок, удерживаемый только вуалью. Камеристка протестующе взвыла и уже была готова что-то крикнуть, но Арт повелительно указал на винтовую лестницу:

– Ни одна английская лизоблюдка не посмеет спорить с моим хозяином! Наверх, или получишь еще гостинца!

Мэриан начала было упрекать слугу, но Сесили, не дожидаясь, пока хозяйка защитит ее, побрела к лестнице, заливаясь слезами. Окинув Мэриан долгим взглядом, она проговорила, всхлипнув:

– Я все равно не могу покинуть вас. – И начала подниматься по ступенькам.

Мэриан всплеснула руками:

– Посмотри, что ты наделал! Заставил ее плакать.

– Должно быть, глупая девчонка все время хнычет, – презрительно фыркнул Арт.

– Да, и потом меняется со мной подушками, оставляя мне мокрую.

– Значит, ты поживешь наверху, – удовлетворенно кивнул Гриффит.

Мэриан набрала в грудь побольше воздуха, чтобы начать спорить, но Арт объявил:

– Охотники вернулись.

Мэриан встала и отряхнула лосины.

– Тогда я пойду поговорю с Уэнтхейвеном.

Гриффит попытался встать, но Лайонел вцепился в него, и пришлось немедленно опуститься обратно.

– Ты не можешь идти одна!

– А ты не можешь идти со мной. – Гриффит хотел было запротестовать, но Мэриан резко оборвала: – Ты же не полный глупец! Я должна точно знать, направил ли Уэнтхейвен этого посланника ада в мой дом. Если да, то почему. Если же нет…

– Если нет? – вмешался Арт.

– Если нет – значит, теряет нюх. Он привык хвастаться, будто знает все, что происходит в округе.

Мэриан весело подняла брови.

– Представляешь, какое удовольствие доставило бы мне высказать ему все это!

– Мэриан! – окликнул ее Гриффит глубоким, звучным голосом.

– Что? – сварливо откликнулась она, понимая, что похожа сейчас на базарную торговку, но ей совсем не хотелось выслушивать еще наставления. Почему этот человек так настойчиво желает нести за нее ответственность?

Гриффит помахал кошелем:

– У меня твое золото.

– Золото! Я и забыла.

– Забыла? Как ты могла забыть о деньгах? Ведь именно их искали воры, не так ли?

Гриффит, похоже, подозревал правду, а ей казалось, что открыться ему будет слишком легко. Мэриан никогда и никому не хотела исповедаться раньше и не понимала, какое волшебство употребил этот слуга короля, чтобы искушать ее.

Она, не отвечая, пересекла комнату, но когда хотела взять тяжелый мешочек, Гриффит отдернул его.

– Я позволю тебе поговорить с отцом наедине, но с одним условием.

– Каким именно?

– Ты проведешь ночь здесь. И дашь мне в этом слово. – Мэриан пыталась что-то возразить, но он властно поднял руку. – Дай слово или не получишь денег.

Мэриан мятежным взором окинула соблазнительный кошелек.

– Пока ты не будешь по ночам покидать свою постель наверху, – продолжал Гриффит, столь же обольстительный, как змей в раю, – твоя репутация в безопасности. И никаких затруднений у тебя не будет, поскольку я тебе не нравлюсь. Я – уродливое чудовище, верное, словно пес, Генриху Тюдору, и думаю, что король должен задать твоей госпоже Элизабет хорошую трепку за ее предательство во времена правления Ричарда, и, кроме того, считаю, что тебя нужно выдать замуж за человека, который станет бить тебя дважды в день, чтобы не смотрела на других мужчин.

Мэриан повторила фразу, которую повторяла со дня возвращения в замок Уэнтхейвен:

– Я никогда не выйду замуж.

Но слова ничего не значили для него.

– Ошибаешься.

Значит, он решил бросить ей вызов. Все, что он сказал, было лишь вызовом, еще больше подчеркнутым теплотой взгляда. Глаза Гриффита отливали чистым золотом, словно солнечное сияние, как огонь, напоминая ей о том, как она постыдно сдалась в саду.

Гриффит ничего не забыл, как она надеялась. И вместо этого выглядел как мужчина, который ожидает подходящего момента.

– Я вернусь, – наконец сказала она.

Гриффит, не улыбнувшись, вручил ей мешочек с золотом, но Мэриан почувствовала, как волны удовлетворенности захлестывают ее. Но прежде чем она успела раскаяться в собственной глупости. Арт выхватил кошелек из ее пальцев.

– Я положу его сюда, – объявил он, показывая на высокий поставец, – и вы можете забрать его позднее. И, миледи, не волнуйтесь ни о чем. Гриффит в самом деле уродливое чудовище и недостоин вас. Да что там, клянусь, вы даже не знаете, какого цвета у него глаза!

Мэриан, прищурившись, взглянула на Арта.

– Думаю… скорее… желтые.

– Коричневые, как грязь, – фыркнул Арт. – Это когда он не волнуется.

– Никогда не видала его таким, – возразила Мэриан. – Они золотые, как корона Англии.

Арт ехидно ухмыльнулся сначала ей, потом Гриффиту. Мэриан переводила взгляд с одного на другого, сконфуженная безмолвным пониманием между ними. Но, видя, что они ничего не собираются объяснять, резко повернулась, взмахнув плащом, и ушла.

Массивную дубовую дверь нельзя захлопнуть с грохотом – для этого она слишком тяжела. Но все-таки по комнате разнесся глухой стук, словно Мэриан очень постаралась, и Гриффит слегка прижал палец к синяку, расплывшемуся по носу.

– Думаешь, я смог убедить Мэриан в том, что ей грозит опасность?

– Вероятно, но, по-моему, она считает, что самая большая опасность ожидает ее в этой комнате, – заметил Арт.

Лайонел снова бросил мяч, и Гриффит спустил малыша на пол, разрешая поползти за игрушкой.

– Я чертовски плохо выполнил поручение короля и не смог защитить ее.

– Генрих будет недоволен.

– Генрих может идти ко всем чертям, – отрезал Гриффит, слишком раздраженный, чтобы помнить о почтении к монарху. – Никак не пойму, откуда ждать беды! Мы прибыли только вчера. Может, и набег на ее дом – следствие нашего появления?

– Или, наоборот, мы приехали как раз вовремя?

Печальный вопрос словно проник в истинную причину тревог Гриффита.

– Может, кто-то осведомлен о наших истинных намерениях, понял, какую путаницу мы сможем внести в их планы, или просто знал о цели нашего приезда?

– Кто-то вроде Уэнтхейвена? – подхватил Арт.

– Вот именно.

Арт, криво улыбнувшись, спросил:

– Хочешь, чтобы я спустился в прачечную и поухаживал за вдовушкой Джейн?

– Совершенно верно. – Гриффит встал и подхватил на руки Лайонела. – Кроме того, я обещал мальчику прогулку с утра. Сейчас день, но, может, мы с Лайонелом успеем навестить наемников. Они разрешат ему посмотреть оружие и доспехи, пока я потолкую с их капитаном.

– И заодно последишь за леди Мэриан и Уэнтхейвеном?

– Да, и заодно послежу за леди Мэриан и Уэнтхейвеном…


Глава 6


Беспорядочная какофония звуков едва не оглушила Мэриан, стоило только выйти во двор замка. Собаки рычали и дрались над тушей кабана и несчастными белками, которых им удалось поймать. Растрепанные женщины визгливо перебранивались. Лошади били копытами и фыркали – усталые, но возбужденные. Мужчины хлопали друг друга по спине и что-то орали в припадке внезапного дружелюбия. Слуги пробирались через толпу с кружками эля и блюдами, нагруженными кусками мяса, поднося еду и питье проголодавшимся охотникам.

Во дворе стояла острая вонь крови, смерти, голода, жажды и едва сдерживаемого вожделения. Разгул еще не завершился, и участники успокоятся, лишь удовлетворив все низменные потребности и перепробовав всех служанок. Словно охотничьи псы, пущенные по следу, мужчины принюхивались к суетившимся женщинам и отсекали их по одной от общей своры. Столы, коридоры, темные углы станут на сегодня ложами… нет, не любви, а похоти.

Мэриан осторожно обходила толпу, выискивая отца и одновременно боясь столкнуться с Харботтлом. Схватив за рукав проходившую мимо служанку, она повелительно спросила:

– Отец на псарне?

Та потерла горевший от бесчисленных щипков зад.

– Где же еще?

Мэриан устремила брезгливый взгляд поверх голов теряющих последний разум гуляк.

– Ну да, где же еще ему быть?

Из всех увлечений отца это она одобряла меньше всего. Он созывал охоту, устраивал празднество, а потом садился в стороне и наблюдал, как женщины разрывают многолетнюю дружбу из-за напыщенного петушка-кавалера, а мужчины убивают друг друга на дуэли из-за шлюхи.

На следующее утро, за обильным завтраком, Уэнтхейвен учтиво и вкрадчиво расспрашивал каждого участника охоты, указывал на очередной бесчестный поступок, очередную нескромность, которые могли бы ускользнуть от внимания общества, и, улыбаясь, добавлял новых пленников к уже собранному паноптикуму. Да и куда они могли деться? Ни один замок, ни одно поместье не приняли бы запятнанного бесчестьем прихлебателя Уэнтхейвена.

Мэриан ступила за деревянную ограду псарни и опустилась на колени прямо в траву, чтобы поздороваться с грязными, устало пыхтевшими спаниелями.

– Хорошо повеселились? – проворковала она, гладя псов по головам.

Шелдон, старший псарь, вышел навстречу, вытирая руки тряпкой.

– Конечно, миледи. Более чистых кровей в Англии не сыскать.

– Только в Англии? – рассмеявшись, спросила Мэриан.

– Даже эти подлые испанцы не смогли бы вывести породу лучше, – ухмыльнулся Шелдон.

Мэриан почесала собаку за ухом и спросила:

– Ну как, нашел ты вальдшнепа?

– Дюжину или даже больше! – провозгласил псарь.

За спиной послышалось пыхтенье, но Мэриан не успела обернуться, как длинный язык облизал ей щеку и ухо.

– Фу! Не смей целоваться! – прикрикнула она на большого пса. Мэтт шлепнулся на землю, перекатился на спину в знак полного повиновения, глядя на Мэриан печальными глазами и виляя хвостом.

– Мэтт думает, что каждый должен получить сегодня поцелуй, – заметил Шелдон. – Он загнал марала и очень гордится.

– Марала?

– Да, а они стали совсем редки в наших лесах.

Мэриан, мгновенно смягчившись, почесала брюхо пса.

– Молодец! Хороший мальчик! Только зачем ты так пресмыкаешься?

Шелдон, решительно тряхнув головой, возразил:

– Он пресмыкается только перед вами, леди Мэриан, как каждый мужчина, встретивший даму ничуть не слабее его характером.

Мэриан, громко рассмеявшись, встала.

– Хотела бы я только, чтобы это же поняли остальные мужчины. Высокие и широкоплечие. – Она показала рукой, каким должен быть рост мужчины.

– Они просто пытаются побороть свои инстинкты, – пояснил Шелдон, отгоняя собак от хозяйки. – Если ищете отца, он там, в глубине, помогает мыть собак.

Кивнув в знак благодарности, Мэриан медленно пересекла двор, отмечая чистоту и идеальное состояние конур и кормушек. По всему видно, что Уэнтхейвен не жалел расходов на содержание псарни. Недаром он занимался разведением собак, и его спаниели, большие и малые, приобрели в этой части Англии заслуженную репутацию лучших загонщиков дичи. Именно из-за породистых псов большинство соседей еще не поссорились с Уэнтхейвеном. Он часто говорил дочери, что именно по этой причине так заботится о спаниелях. Но сейчас, при виде полуобнаженного отца, с руками по локоть в грязной воде, мывшего извивающуюся и визжащую суку, Мэриан почему-то не поверила ему.

– Ах, Уэнтхейвен, если бы враги могли тебя сейчас видеть!

Граф, хотя и не расслышал звука шагов дочери по мягкой траве из-за громкого лая, все же не казался испуганным.

– Если бы они увидели меня сейчас, немедленно захотели бы купить этого спаниеля с дурными манерами, и я позволил бы им это сделать. Проклятая тварь.

Отпустив собаку, он все же продолжал наблюдать, как она выбирается из лохани. Один из псарей немедленно подхватил спаниеля.

– Вытри ее хорошенько, – велел граф. – Не желаю снова слушать ее кашель.

– Сейчас, милорд, – поклонился псарь и окликнул: – Эй, парни! Подать милорду чистой воды для следующего пса, и поскорее!

Двое мальчишек с трудом подняли лохань и отошли, чтобы опорожнить ее и промыть, а двое других побежали с ведрами к колодцу. Все происходило быстро и без заминки, и вскоре лохань уже стояла на высоких скамьях.

Уэнтхейвен поднес к глазам мокрые сморщенные пальцы и проворчал:

– Приходится постоянно самому за всем следить, иначе они не смотрят за собаками как надо.

– Но Шелдон – хороший псарь, не так ли? – удивилась Мэриан.

– Лучший в Англии. Другого я не потерпел бы.

– Тогда можешь довериться ему.

– Я и доверяюсь.

Уэнтхейвен отступил к только что наполненной водой лохани и свистнул. Его любимая сука немедленно рванулась навстречу и прыгнула в воду, подняв тучу брызг. Фартук, которым был повязан граф, мгновенно промок, но Уэнтхейвен, не обращая ни на что внимания, проворковал:

– Ах ты, милая, хорошая собачка! Умница!

Маленький светлый спаниель резвился в воде, пытаясь лизнуть хозяина, и тот, наклонившись, подставил щеку.

– Хорошая, хорошая собачка. Хорошая Хани.

Запустив руки в мягкое мыло, которым граф уничтожал блох, он намазал шерсть собаки и кивком велел Мэриан встать так, чтобы можно было ее видеть.

– Что привело тебя сюда?

Девушка, вызывающе подбоченившись, расставила ноги.

– Разгром в моем доме.

Сука негодующе заворчала при звуках рассерженного голоса Мэриан.

– Кто-то ворвался к тебе?

– И, готова поклясться, по твоему приказу.

Уэнтхейвен, мягко улыбнувшись, покачал головой.

– Ну же, отец, не стоит отрицать. Ты суешь нос повсюду и участвуешь в любом подозрительном дельце на пятьдесят миль вокруг. Только не говори, что ты понятия не имеешь об этом.

– Пытаюсь принять участие, – так же мягко поправил он, – и на этот раз, кажется, промахнулся, причем самым жалким образом. Что у тебя взяли?

– Не знаю. Кажется…

Она запнулась, только сейчас сообразив, как безжалостно было уничтожено все, что она считала дорогим для себя: безделушки, напоминавшие о жизни при дворе, подарки леди Элизабет, хранимые с детства вещички и сувениры – все сметено словно ураганом. И если раньше она тревожилась лишь за Лайонела, то теперь задумалась, в чем же была истинная причина нападения.

– Твой сын невредим?

– Да, – пробормотала Мэриан, вытирая глаза рукавом.

– И остальное не важно, не так ли? В этом ты походишь на мать. Твое дитя – все, ради чего ты живешь.

– Это верно, – глубоко вздохнула Мэриан.

Уэнтхейвен наклонился над Хани, втирая мыло в ее загривок.

– И что же? Ты пришла за деньгами на новые платья? Твоя одежда пропала? Впрочем, не важно. На этот раз у тебя будет новая.

– Но я не за этим явилась! Я хочу спросить, почему ты велел кому-то…

– Не мог ли этот кто-то пытаться найти что-то важное?

Мэриан поспешно отвела глаза.

– Но что им нужно?

– В этом весь вопрос. Если твой дом просто обыскать, ты ничего бы и не заметила, но к чему ломать вещи и рвать одежду? Будь немного логичнее, Мэриан. Это не мой стиль.

Девушка, чуть поколебавшись, все же была вынуждена согласиться.

– И что я мог бы украсть у тебя? Все, чем ты владеешь, принадлежит мне.

– Не все.

– Ах да, золото, посланное королевой. Но ты стараешься припрятать все, что можно, не так ли? Интересно бы узнать почему.

Еле заметная улыбка графа помогала Мэриан не выказать чрезмерной тревоги, и она не кривя душой откровенно ответила:

– Лайонел должен иметь все, а для этого необходимы деньги. Я обнаружила, что жить на твоем попечении не так уж противно. Единственное, что страдает при этом, – моя гордость.

– Вижу, ты научилась с юмором воспринимать свое положение, хотя, впрочем, с достаточно горьким юмором. Забавно. – Но граф при этом выглядел так, словно обнаружил в почти съеденном яблоке половинку червяка. – Признаюсь, новая одежда – всего лишь попытка успокоить растревоженную совесть. Я, очевидно, не сумел следить как полагается за своей собственностью.

Неожиданно обрадованная расстроенным лицом графа, Мэриан не удержалась от шпильки:

– Возможно, твоя хватка ослабевает, и союзники скоро найдут себе другого покровителя.

– Будем надеяться, что этого не случится, дорогая, иначе воцарится немыслимый хаос.

– Кстати, о хаосе: именно ты натравил на меня Адриана Харботтла? – разозлившись, спросила Мэриан.

Уэнтхейвен, на миг забыв о собаке, уставился на дочь:

– Ну и ну! Как же ты догадалась? Я думал, что сумел скрыть это от тебя.

Мгновенно придя в ярость, Мэриан завопила:

– Так это ты велел ему меня изнасиловать?

Хани снова заворчала, и Уэнтхейвен сначала успокоил спаниеля и только потом обернулся к дочери.

– Изнасиловать?! Когда?

– Сегодня. На охоте.

К собственному ужасу, Мэриан содрогнулась всем телом, и холодный взгляд графа немедленно отметил это предательское выражение ее эмоций.

– Ты, конечно, сумела защитить себя.

– Представь себе.

– Но большинство женщин были бы польщены вниманием столь…

– Тщеславного павлина, возомнившего о себе?

– Иногда, дорогая, в тебе ясно проглядываются проблески унаследованного от меня ума, что, в свою очередь, рождает во мне нечто вроде отцовской гордости, совершенно непривычное чувство, полностью выбивающее меня из колеи. – Он снова начал мыть собаку. – Поэтому поработай головой и скажи честно: отдал бы я свою единственную дочь в дар первому встречному?

– Вполне вероятно, если бы решил, что сможешь его использовать с целью усмирить меня.

Граф рассмеялся коротко, резко, явно не желая отвечать на обвинения.

– Ты – богатая наследница и даже с испорченной репутацией все-таки высоко ценишься на брачном рынке. Мужчины готовы многое простить и забыть за солидное приданое.

– Что-то не очень меня одолевают предложениями после возвращения домой.

Уэнтхейвен хмыкнул – тихо, мягко – и пожал плечами:

– Все же было несколько, и, по мере того как о твоем прегрешении станут забывать, их количество начнет только увеличиваться. Я просто не видел причин пока беспокоить тебя этими предложениями.

– Они были недостаточно выгодными?

– Я не продаю дочь за деньги.

– А, так, значит, претенденты просто не принадлежат к знатным фамилиям.

– Как хорошо ты меня знаешь!

– Прекрасно. Во всяком случае, настолько, чтобы задаться вопросом, не лжешь ли ты.

– Клянусь Богом, я никогда бы не предложил тебя Адриану Харботтлу. Он просто сорвался с поводка.

– Тогда что же ты позволил ему сделать со мной?

– Ах, я надеялся, ты об этом уже забыла.

Мэриан терпеливо выжидала, постукивая по земле кончиком сапожка.

– Я разрешил ему вызвать тебя на дуэль.

– Но зачем, во имя Пресвятой Девы? – недоумевающе пробормотала она.

– Ради забавы.

– Мне не нравится разыгрывать роль приманки на потеху публике!

– Как почти каждому… если, конечно, он способен понять это. Впервые появившись в замке, ты вела себя вызывающе и презирала любую условность, но шло время, и ты все более привыкала и приспосабливалась к законам и правилам, принятым в обществе, и, смею сказать, становишься день ото дня все скучнее, все более унылой. – Граф взмахнул рукой, и дождь капель брызнул во все стороны. – Подтверждением тому служат брачные предложения, о которых я говорил.

– Но почему ты поощрял меня в этих безумствах?

– Дурная слава пристает накрепко, а худая молва по свету бежит. Ты сделала все, чтобы окончательно испортить свою репутацию, а восстановить доброе имя, сама знаешь, нелегко. Хотела показать мне, что тебе все равно, а я только помог в этом.

– Несмотря на тот вред, что я себе причиняла?

– Разве? – Граф наклонился вперед, почти касаясь лбом лба дочери. – Помнишь, когда ты была совсем маленькой пятилетней девчушкой, я, отправляя тебя к леди Элизабет, дал совет в ночь перед отъездом?

Глядя в его глаза, Мэриан почти ощущала, как тают, исчезают прошедшие годы… и она вновь стоит перед отцом – напуганная, боявшаяся покинуть родной дом и еще больше страшившаяся сказать ему об этом – и изо всех сил цепляется за надежду, что, если сделает, как велено, он будет настолько гордиться ею, что привезет обратно. Помнит ли она?

– Да, конечно, помню. Ты велел мне научиться угождать, распознавать недостатки и предупреждать дурные поступки госпожи, стараться ее убедить не делать этого, а если она не будет слушаться, оставаться верной до конца и принимать на себя ответственность за последствия.

– И это был хороший совет?

– Да, – не колеблясь кивнула Мэриан.

– Позволь дать тебе еще один. Никогда не жалей и не извиняйся за прошлые грехи и неудачи. Никогда не старайся объясниться, попросить прощения за то, какова ты есть. Ты – дочь Уэнтхейвена, а это имя – большая сила в Англии и пока еще многое значит. – Он отвернулся и вновь принялся за работу. – Постарайся не забывать этого.

И Мэриан почему-то вновь почувствовала себя перепуганным ребенком, пытающимся понять и осознать важную, но ускользающую истину.

– За этим молодым человеком, пожалуй, следует пристально наблюдать, – заметил отец.

– За кем… ах да, Харботтл. Не думаю.

Уэнтхейвен вытащил Хани из мутной воды.

– Ты убила его?

– Нет. Лягнула…

– Как примитивно. Совершенно лишено воображения.

– …в горло.

– Это уже лучше.

– Но тут неожиданно появился сэр Гриффит и заверил меня, что можно больше ни о чем не волноваться.

– Сэр Гриффит ап Пауэл?

Хани взвыла, поскольку Уэнтхейвен слишком сильно сжал пальцы, но тут же, опомнившись, осторожно перенес собаку в лохань с чистой водой.

– Пауэл – настоящий рыцарь.

Мэриан не понравился его тон. В устах Уэнтхейвена похвала звучала оскорблением.

– Кстати, позволь узнать, из чистого любопытства, конечно, почему ты переселила его в другую комнату?

И Уэнтхейвен немедленно отметил, что его дочь не смогла скрыть правду так же искусно, как он сам, – в этом она совсем не преуспела. Мэриан явно испытывала неловкость, и это наконец позволило ему взять верх. Весь разговор стал для него откровением, тревожным доказательством полнейшего неведения и жестоких промахов. Он считал Харботтла слишком глупым, чтобы тот мог осмелиться на решительные действия, но при этом недооценил его самомнение и силу вожделения. Придется что-то предпринять относительно Харботтла.

Но и дочь он тоже недооценил.

Много лет имея дело с членами королевской семьи, придворными, простыми людьми, он не смог отыскать ни единой души, обладающей достаточным умом или способностью к интригам. Но его дочь… черт возьми, ей не было равных. То, что он когда-то принимал за глупость, оказалось обыкновенной наивностью. Достаточно хороший наставник, немного практики – и она вполне сумеет сравняться с ним. Это должно было встревожить графа, но вместо этого возбудило совершенно неведомое доселе чувство – отцовскую гордость. Теперь необходимо как можно незаметнее допросить ее, попытаться обнаружить, насколько глубок ее интерес к Гриффиту ап Пауэлу. Неплохо, что она начала так внезапно заикаться:

– Он… он хотел найти место, где бы мог свободно разговаривать, не опасаясь шпионов.

– Как же он обнаружил, что его подслушивают?

– Не знаю. – Она с явно преувеличенной невинностью воздела руки к небу. – Понятия не имею, Уэнтхейвен. Но его слуга спрашивал меня насчет соглядатаев. Возможно, королю Генриху обо всем известно. И может быть, его шпионы следят за твоими.

Да, это неплохая мысль… хотя и угнетающая, но все-таки стоит того, чтобы над ней хорошенько поразмыслить. Но все же беседа с Мэриан еще не закончена.

– Почему ты оказалась в комнате Пауэла среди ночи?

Вопрос явно не понравился девушке, но ответ был достаточно откровенным.

– Пришла, чтобы забрать свои деньги.

– Конечно. – Граф не поверил, но сейчас это не играло роли. – Ты еще не ответила, почему переселила его в башню.

– Не понимаю, почему ты спрашиваешь.

Неплохой ответ, но граф нанес очередной удар:

– Значит, Пауэл – твой новый любовник?

– Нет!

Но Уэнтхейвен, привыкший к допросам, пригвоздил ее к месту обвиняющим взглядом.

– Ты хотела, чтобы он жил в уединенном месте, куда ты могла бы пробираться к нему по ночам и без моего ведома предаваться разврату.

Он снова почувствовал прилив гордости, когда Мэриан мгновенно удалось взять себя в руки и вызывающе выпрямиться.

– Нет. У сэра Гриффита ужасный характер, ужасные манеры и ужасный нрав. Он считает меня шлюхой и презирает за распутство. Я оставалась целомудренной со дня рождения Лайонела. Почему ты считаешь его способным соблазнить меня?

Уэнтхейвен невольно спросил себя, насколько хорошо дочь научилась тонкому искусству притворства за время жизни при дворе. Неужели скрывает страсть к Гриффиту ап Пауэлу? Уэнтхейвен гораздо лучше других понимал безумие страсти.

Зачерпнув воду, он полил уши Хани.

– Твоя мать была отнюдь не самой красивой женщиной, которую я когда-то встречал в жизни, не самой умной и интересной, но я потерял голову и, даже когда она стала моей, любил ее с юношеским пылом, забывая обо всем. Даже сейчас, когда я вижу женщину, похожую на нее… Но другой такой нет на свете.

Как граф и предвидел, такая неожиданная слабость мгновенно покорила Мэриан.

– Значит, ты скорбел о матери после ее смерти?

По какой-то причине он сказал ей правду, спокойно и бесстрастно, словно надеясь утаить старую жгучую боль, все еще жившую в сердце спустя двадцать лет.

– Если бы я мог, снес бы до основания башню, которая убила ее.

– Это трудно, но не невозможно. Почему ты не сделал этого?

– Она не позволяет. Я уже решился однажды и отправился в башню, чтобы отдать приказания работникам, и она… – Граф вспомнил шелест шелка, аромат розы… он мгновенно обернулся тогда, и… ничего. Он судорожно прижал ко лбу мокрое запястье и снова опустил руку в воду. – С тех пор я туда не возвращался. Не очень-то это приятное ощущение – сознавать, что кто-то повелевает тобой из могилы. Особенно женщина, которая говорила так мало, пока была жива.

– Она не одобряла твоих поступков?

– Твоя мать была так невинна. – Его злило, что он все еще помнит, все еще желает ее. – Ей не нравилось, что я стараюсь знать все и иду на многое, лишь бы собрать нужные сведения. И она не любила людей, которые меня окружали.

Отец не смотрел прямо на Мэриан, но краем глаза видел, как она пытается собраться с мужеством, и приготовился к очередному вопросу о матери. Но она только пробормотала:

– Почему же все эти люди здесь?

– Какие люди?

– Эти жалкие подобия придворных. Эти несчастные души, которые слоняются тут в поисках подачки. У любой собаки больше достоинства, чем у них.

– Я только сейчас услыхал ответ из твоих уст. Несчастные души, – медленно повторил граф, словно наслаждаясь вкусом слов, слетающих с языка. – Если бы я не приютил их, то кто же?

– Тогда им пришлось бы попытаться принести хоть какую-нибудь пользу…

– Но как? Они по большей части дворяне и принадлежат к благородным семьям. Младшие сыновья… и все, что они могут, – сражаться на турнирах, сочинять ужасающие стихи, сидеть на коне… Один из них даже может читать мессу. Он был священником, которого ожидала высокая должность в церковной иерархии, пока епископ не застал его лезущим под юбку собственной дочери. Я имею в виду дочь епископа. – Уэнтхейвен закатил глаза к небу. – Ни малейшей предусмотрительности.

– А женщины?

– Дочери обедневших дворян. – Граф с раздражением сдул с глаз непокорную серебристую прядь. – Кто будет платить за вышивание и сплетни? Бедняжки во всем зависят от меня.

– И это дает тебе власть над ними.

Отец искоса взглянул на дочь:

– Вижу, ты чересчур умна, дорогая.

– Но зачем тебе столько власти?

– Хочешь знать о моих побуждениях?

– Да-да… видимо, так.

Граф, прищелкнув языком, вкрадчиво заметил:

– Странно… ты впервые проявляешь столь живой интерес ко мне и моим поступкам. Я польщен.

Мэриан мудро промолчала. И была вознаграждена за предусмотрительность еще одним рассказом, позволившим заглянуть в прошлое этого загадочного человека.

– В молодости я был одним из таких неудачников. – Вынув собаку из лохани, он бросил подошедшему псарю: – Я сам позабочусь о Хани. – И, обращаясь к Мэриан, продолжал: – Я был бедным родственником семейства Вудвиллов, и в то время они не относились к королевскому роду. Но когда Элизабет Вудвилл вышла замуж за короля Эдуарда и родила ему детей, начиная с леди Элизабет Йоркской, все изменилось. Кузина Элизабет Вудвилл – теперь она вдовствующая королева – заставила мужа пожаловать мне титул и дала в невесты наследницу, земли которой не были включены в майорат, вот я и женился.

– На моей матери?

– На твоей матери. – Граф показал на лежащую стопку одежды: – Подай, пожалуйста, полотенце.

Мэриан молча исполнила просьбу.

– А как она отнеслась к замужеству?

Улыбающиеся губы отца дрогнули.

– Твоя мать была из тех женщин, которых не так-то легко понять.

– Она любила тебя?

– Аристократы не любят.

– А ты? Ты любил ее?

Он взглянул на дочь, невольно отмечая жеребячью грацию ног и гордый изгиб подбородка. И впервые в жизни испугался – он слишком многое раскрыл, и это может дать дочери власть над ним. Она занеслась и вообразила, что может безнаказанно оскорблять отца.

Уэнтхейвен выпрямился и ледяным тоном, которым так часто и успешно пользовался, ответил:

– Не такого уж я низкого происхождения, как вы думаете, леди Мэриан. И не настолько пал, чтобы явиться домой с ублюдком на руках и молить о крове.

Мэриан отдернула голову, как от пощечины.

– Ты никогда не упрекал меня раньше.

– Упрекал? За разрушенные мечты? За то, что уничтожила надежды, которые возлагал на тебя?

Перегнувшись через пса, Мэриан схватила его за руку.

– Я делала только то, что ты приказал мне.

Хани, зарычав, бросилась на нее. Уэнтхейвен вцепился в собаку, Мэриан с криком опрокинулась на траву. Хани, заливаясь лаем, пыталась вырваться и защитить хозяина. Граф боролся с собакой, отчаянно стараясь удержать ее, взбешенный на Мэриан за то, что та спровоцировала нападение, и еще более разъяренный на себя. Нужно было позволить Хани искусать Мэриан. В этом случае непокорная дочь не только получила бы заслуженный урок, но и заработала бы не одну отметину на хорошеньком личике, что наверняка охладило бы Харботтла – да и Гриффита – от дальнейших попыток ухаживать за ней, не говоря уже об остальных кавалерах, с которыми она заигрывала.

Но Уэнтхейвен почти инстинктивно успел оттащить собаку. Он не хотел, чтобы Мэриан истекла кровью, не хотел, чтобы она кричала от боли.

– Будь проклята эта сука! – бросила Мэриан, не спуская глаз с острых ощеренных зубов Хани. – Почему она сделала это?

Граф успокаивал собаку, пока та не присела, тихо рыча.

– Она защищает меня.

– Но я не собиралась тебя кусать. – Мэриан села и похлопала по куртке, пытаясь стряхнуть грязь и приставшие травинки. – Хани никогда меня не любила.

– Конечно, нет. Хани – первая сука на псарне и не любит, когда кто-то вторгается в ее владения. Она считает это угрозой…

– Я никому не угрожала! – вызывающе воскликнула Мэриан.

– Знаю, но Хани в этом не убедить. – Граф осторожно коснулся неизуродованной щеки дочери. – Просто она узнает твой запах, и… – Он широко улыбнулся. – Что ни говори, ты первая сука на всей псарне!


Глава 7


Лайонел вертелся на плечах Гриффита, и тот машинально придерживал малыша. Ему было сейчас явно не до Лайонела – беседа с валлийскими наемниками и особенно с их покрытым шрамами капитаном оказалась настолько интересной, что о мальчике он просто забыл. Но Лайонел снова заерзал и сильно дернул Гриффита за волосы.

– Эй, парень, – окликнул валлиец, ставя малыша на ноги, – что ты, спрашивается, желаешь?

Лайонел рассмеялся, радостно, весело, и показал в сторону псарни. Взгляд Гриффита остановился на высоком грациозном юноше, прикрывавшем ворота.

Нет… не юноша, а женщина, которая слишком верит в защиту костюма и слишком мало – в мужскую проницательность.

Мэриан.

Наемник по имени Гледуин немедленно доказал правоту Гриффита улыбкой, открывающей обломки полусгнивших зубов, и сказал на валлийском:

– Это безумная дочь графа. Я намереваюсь навестить ее как-нибудь темной ночкой…

Гриффит вцепился в отвороты длинной грязной куртки – единственного одеяния наемника, если не считать рваных лосин, – рванул на себя и, пристально глядя в глаза, ответил на том же языке:

– На твоем месте я бы передумал, если бы хотел сохранить челюсти целыми и невредимыми.

– Она… – Обвислые щеки Гледуина задрожали. – Она под твоей защитой?

– Моей и короля Генриха.

– Короля? Ох, ты меня до смерти напугал!

Наемник внезапно выбросил вперед два растопыренных пальца, целясь в глаза Гриффита. Тот ладонью отбил его руку.

– А драться ты, кажется, можешь, – оценивающе оглядел наемник противника.

Тот спокойно, давая понять, что делает это лишь потому, что пожелал, разжал другую руку.

– Как ты ухитрился потерять зубы?

– Удар булавой по голове. – Многократные шрамы, переломы и беззубый рот делали лицо Гледуина похожим на грубо смятую глиняную маску, лишенную четких черт. – Только такой упрямый валлиец, как я, мог выдержать подобное.

Гриффит кивнул:

– Обидно, если бы это случилось еще раз. Вряд ли тебе повезет настолько, чтобы ты сумел пережить такое дважды.

Ничуть не встревоженный, Гледуин снова оглядел Гриффита.

– Да, вижу, ты тот еще валлиец! Подумать только, угрожать соотечественнику!

– Да, вижу, ты тот еще валлиец, – парировал Гриффит, – замышлять предательство против короля Генриха Уэльского!

Гледуин казался скорее удивленным, чем напуганным.

– Нужно же человеку раздобыть деньжат!

Лайонел дернул Гриффита за куртку, но тот, погладив малыша по головке, ответил Гледуину:

– Но это не оправдывает измены.

– Деньги оправдывают все. – Видя возможность наконец сравняться с Гриффитом, наемник хищно оскалился: – Особенно еще и потому, что Генрих помнил о своем валлийском происхождении ровно столько, чтобы благополучно подпереть задницу троном, а потом моя милая родина ничего, кроме пакостей, от него не видела! – Он закончил речь проникновенным рыданием, которое, однако, не произвело ни малейшего впечатления на Гриффита. – Твоя любовь к Уэльсу не стоит и плевка.

Лайонел снова дернул его за полу, но Гриффит стряхнул маленькую ручонку.

– Если настоящий валлиец, каким ты себя считаешь, продается какому-то мелкопоместному лорду, мечты которого слишком велики, чтобы поместиться в его же гульфике, у Генриха может появиться веская причина отвернуться от Уэльса, не так ли? И что тогда останется от нашей любимой родины?

– Можешь не тратить зря слов и охладить пыл! – почти взвизгнул Гледуин. – Тебе никогда ни в чем не убедить меня… будь проклято это отродье!

Гриффиту едва удалось оторвать Лайонела от волосатой ноги Гледуина и вовремя отдернуть его в сторонку, подальше от стремительно опускающегося кулака наемника.

– Он укусил меня! – взвизгнул тот. – Этот полудурок укусил меня!

Руки Гриффита были заняты, поэтому он взмахнул ногой, целясь в пах Гледуину, и, поскольку тот как раз качнулся вперед, удар попал в цель. Гледуин пошатнулся и обмяк, словно человек, свисающий с петли, но мгновение спустя рухнул на землю под приветственные крики остальных наемников.

Гриффит, не обращая внимания на одобрительные возгласы выпрямился, зная, что собравшиеся точно так же радовались бы, окажись он побежденной стороной, и бросил Гледуину:

– Я ведь предупреждал тебя насчет челюстей.

– Мама! – пролепетал малыш, показывая в сторону прежнего дома. – Мама!

Потрясенный Гриффит, раскрыв рот, уставился на него:

– Ты говоришь?

– И чертовски ясно, – заметил один из наемников.

– Долго, наверное, собирался, – добавил другой.

– Его первое слово, и он сказал его мне, – объявил Гриффит так гордо, словно был отцом мальчика.

– Мама, – настаивал Лайонел. Гриффит оглянулся, но Мэриан уже исчезла.

– Куда она пошла?

Но малыш, очевидно, решив, что уже сказал слишком много, вытянул ручонку. Подхватив ребенка на руки, Гриффит рысцой направился через сад, оглядываясь в поисках Мэриан, и обнаружил ее как раз в тот момент, когда она открывала калитку в ограде своего домика. Он уже хотел окликнуть Мэриан, но она двигалась с такой осторожностью, что Гриффит промолчал. Лайонел, казалось, понял необходимость вести себя как можно спокойнее и тоже притих.

Не войдя в дом, Мэриан начала красться вдоль крепостной стены. Она явно направлялась в сторону рощицы и, к разочарованию Гриффита, исчезла среди деревьев. Он подошел ближе, но девушки так и не увидел. Что бы он ни делал, Мэриан оставалась надежно скрытой, и валлиец понял, почему она выбрала именно это место – здесь все ее тайны надежно охранялись.

Как только она вышла, Гриффит отступил и спрятался. Ему совсем не нравилось делать это. Благородные и честные рыцари так не поступают, но Гриффит давно понял, что хитрость иногда жизненно необходима в общении с королями, женщинами и дикими зверями.

Пристроив поудобнее Лайонела на руках, Гриффит обошел стену, почти нависшую над рощицей, держась как можно ближе к грубому камню, защищавшему его от шпионов наверху, и надеясь, что черный плащ скроет его от посторонних взглядов.

Рощица выглядела точно так же, как несколько часов назад, но солнце уже заходило, и теперь местечко казалось не столько райским убежищем, сколько приютом загадок и теней. Те же деревья, тот же гамак, но что-то тревожило Гриффита. Что-то изменилось.

– Мама, – снова сказал Лайонел, махнув ручонкой в направлении деревьев.

Гриффит уставился на самую глубокую тень под деревьями, но ничего не увидел. Зажав ручонками его подбородок, Лайонел повернул к себе загорелое лицо, поглядел в глаза валлийца и медленно выговорил:

– Мама.

– Вижу, я нашел себе союзника, – улыбнулся Гриффит и, пройдя вперед, увидел то, о чем так настойчиво говорил малыш. Горка свежевыкопанной земли громоздилась рядом с глубокой ямой. Положив Лайонела в гамак, Гриффит пошарил вокруг и отыскал черный навощенный ящичек. Он был пуст.


– Почему ты носишь такую уродливую одежду?

Вопрос Мэриан разрушил молчание, такое же торжественное, как созерцательные размышления монахов, но никто в башенной комнате, казалось, даже не обратил на него внимания. Сесили не шевельнулась, предпочитая мирно сидеть у огня, обхватив себя руками за живот. Лайонел лежал на одеяле рядом с ней, посасывая большой палец с таким самодовольным видом, который может быть присущ исключительно двухлетнему малышу. Арт и Гриффит сидели верхом на скамейке с кружками эля, занятые игрой в шахматы и что-то бормоча на языке, совершенно непонятном Мэриан. Немного помедлив, она спросила уже немного громче:

– Гриффит ап Пауэл! Почему ты носишь такую уродливую одежду?

– Ты это мне говоришь? – осведомился тот, подняв голову.

– Разве твое имя не Гриффит ап Пауэл? – раздраженно бросила Мэриан. – И ты не единственная личность в комнате, облаченная в столь отвратительные лохмотья?

Гриффит оглядел по очереди всех присутствующих, задержавшись на Мэриан. Та расправила тесный корсаж одного из платьев, посланных отцом, жалея, что юбка доходит лишь до щиколоток и что нет вуали, которая могла бы скрыть выражение ее лица.

Девушка заправила в косу выбившиеся пряди волос и откровенно дерзким взглядом уставилась на короткую накидку унылого коричневого цвета, надетую поверх полотняной туники.

– Никто не носит накидок подобного покроя вот уже пятьдесят лет, и эта, кроме того, выглядит так, словно ее долго валяли в грязи.

Но Гриффит, вместо того чтобы вспылить, почти безразлично ответил:

– Прекрасный цвет, когда надо преследовать добычу, и какое значение имеет то, что она вышла из моды? Я не павлин, чтобы распускать хвост перед курочкой.

И, больше не обращая внимания ни на нее, ни на ее замечания возобновил игру.

Это был очень странный вечер.

Когда Мэриан, как было велено, вернулась в башенную комнату, там никого не оказалось, кроме перепуганной Сесили с расширенными от страха глазами, подпрыгивающей каждый раз, когда трещал потолок, и невнятно бормочущей что-то о недоброжелательном духе графини Уэнтхейвен. Но, по-видимому, Арта она боялась еще больше, потому что не осмелилась уйти.

Мэриан, подхватив присланную отцом одежду, поднялась по ступенькам в крохотную комнатку, где переодевалась, и спрятала сокровище, вырытое из тайника позади своего дома. Когда Гриффит вернулся вместе с Лайонелом, она стояла на коленях перед камином, разводя огонь, и уже хотела сказать что-то ехидное относительно собственной покорности приказам валлийца, но при виде того, как нежно и осторожно великан-рыцарь держал ребенка, плотно сжала губы, чему несколько мгновений спустя даже обрадовалась: Гриффит, очевидно, не был расположен к словесным поединкам. Говоря правду, он казался таким угрюмым, погруженным в молчаливую задумчивость, что девушка едва не заплясала от радости, когда появился Арт.

Но даже обычно жизнерадостный слуга выглядел усталым и замкнутым. Мэриан решила, что предстоящий вечер тоже будет проведен в раздирающей нервы напряженной тишине, и, как видно, не ошиблась. Гриффит предпочел совершенно игнорировать ее, и поэтому у девушки появилась возможность выпустить подолы остальных двух платьев, полученных от щедрот Уэнтхейвена. Она даже не смогла хорошенько поскандалить с Гриффитом и смутилась, обнаружив, что очень хочет этого. Словно ребенок, не знающий, чем привлечь внимание взрослых!

Но Лайонел спокойно сидел, не вертелся, так что сравнение было явно не в ее пользу.

– Пойдем, Лайонел, – сказала Мэриан, поднимаясь. – У тебя был трудный день. Давай я уложу тебя в постель.

Лайонел, как всегда, когда приходилось ложиться спать, выпятил губку, но на этот раз удивил мать.

– Нет! – упрямо объявил он.

Мэриан застыла. Сесили поперхнулась и сдавленно пролепетала:

– Ты что-то сказал?

– Нет! – послушно повторил Лайонел.

– Солнышко мое! – Мэриан во мгновение ока очутилась рядом с сыном и опустилась на колени. – Повтори еще раз!

– Нет. Нет, нет.

– Вы слышали? – охнула Мэриан, едва не лопаясь от гордости. – Он только что сказал первое слово: «Нет!» – Она смаковала звуки, словно лучше ничего в жизни не было создано. – Нет!

Сесили нервно облизала губы.

– Он… это вправду его первое слово? Возможно, он ничего другого больше пока и не сможет сказать.

– Собственно говоря… – начал Гриффит.

Но тут Лайонел, довольный, что привлек внимание всех присутствующих, перебил его:

– Мама.

Сердце Мэриан, казалось, вот-вот разорвется. Она едва могла дышать от переполнявших душу чувств.

– Мама? – с трудом выговорила она. – Мама.

Малыш, улыбаясь, пополз к ней и, оказавшись в объятиях матери, осыпал ее щеки влажными поцелуями.

– Мама.

Уронив голову на плечи сына, Мэриан пролила несколько слезинок. Это были приводящие в замешательство слезы, слезы любви и нежности, слезы, слишком драгоценные, чтобы сдерживать их. Ее малыш, самый лучший в мире малыш, только сейчас произнес первые слова.

– А что-нибудь еще он знает? – дрожащим голосом спросила Сесили.

Арт с философским спокойствием, как и подобает опытному отцу, ответил:

– Мы это скоро обнаружим.

– Иисусе сладчайший, – прошептала Сесили.

Мэриан слепо протянула руку камеристке, и та крепко ее сжала. Подняв мокрое лицо, Мэриан сквозь слезы улыбнулась Сесили.

– Дорогая кузина, все эти годы ты была мне помощью и опорой. Как чудесно делить с тобой эти мгновения!

– Да, – согласилась камеристка. – Никогда не думала, что так разволнуюсь от единственного коротенького слова.

Все еще прижимая к груди Лайонела, Мэриан подхватила его одеяло и поднялась. Пламя за ее спиной бросало на девушку золотистые отблески, просвечивая через тонкую ткань юбки и обрисовывая стройные ноги, и будь Гриффит в силах тронуться с места, непременно заслонил бы Арту глаза, чтобы тот не глядел. Но Гриффит сидел, отупевший и застывший, пока Мэриан заворачивала сына. Остановившись у лестницы, она сказала:

– Лайонел, пожелай Гриффиту и Арту доброй ночи.

Все еще слишком ошеломленная случившимся чудом, чтобы поверить в него, Мэриан не стала ожидать ответа. Но Лайонел сказал:

– Гриффит.

На лице Мэриан попеременно сменяли друг друга ужас и гордость. И тут она неожиданно пошатнулась, словно Лайонел стал слишком тяжелым. Впервые за много лет Гриффит обнаружил, что кровь прилила к его щекам, и он смущенно откашлялся, прежде чем ответить:

– Спокойной ночи, малыш.

– Думаю, больше не стоит гадать, сумеет ли он выговорить что-то еще, – почти проворковал Арт.

Гриффит еще не слышал столь нежных интонаций у старика. Сесили, протянув руки, попросила:

– Дайте его мне, миледи!

Мэриан неохотно послушалась и повернула мокрое лицо к Гриффиту и Арту.

– Его первым словом было «нет». Значит ли это, что он будет воином?

И, весело рассмеявшись, побежала вслед за Сесили по ступенькам.

Гриффит смотрел ей вслед. Через дыру в потолке доносились звуки приготовлений ко сну. Лайонел захныкал было, но послушно улегся и закрыл глаза, измученный событиями дня. Женщины о чем-то шептались. В наступившем молчании Гриффит дал волю давно сдерживаемому воображению.

Легла ли Мэриан в постель? По-прежнему ли на ней эти обрывки вместо платья или она разделась, прежде чем отдаться холоду ледяных простынь? И если она…

Арт постарался спрятать горящие назойливым любопытством глаза, когда Гриффит, неожиданно обернувшись, напряженно спросил:

– Лайонел сначала сказал «мама»… Сегодня днем. Объяснить ей?

– Нет, если он обращался к тебе, – пожал плечами озадаченный Арт. – Пусть лучше считает, что первое слово было «нет» и он сказал это ей.

– Я так и думал. – Гриффит потер ноющую голову. – Рад, что хоть одну вещь сделал правильно за сегодняшний день.

– Потолковал с наемниками? – осведомился Арт.

– Да.

– Значит, уже не одну, а две.

– Здесь готовится предательство. – Гриффит снова взглянул на дыру в потолке. – И я не знаю, кто его затевает.

– Только не эта девочка Мэриан, – запротестовал Арт негодующим тоном, хотя никаких предположений не было высказано.

– Не она, но, готов поклясться, в отношении нее. – Гриффит коснулся плеча слуги. – Давай разожжем огонь и посидим под пологом на кровати. Так будет теплее и спокойнее, не слышно шума сверху.

Арт направился к камину.

– Неси дрова. Я уже устал сегодня прислуживать тебе.

Гриффит удивился столь неожиданному требованию и начал складывать дрова так, чтобы Арт смог дотянуться.

– Что-то не слышал от тебя жалоб раньше. Я в жизни не думал, что такой день настанет.

Арт энергично поворошил поленья, так что искры полетели во все стороны.

– Знаешь, вдовушка Джейн похоронила пять мужей…

– Что?! – Гриффит потер подбородок, пытаясь сообразить, в чем дело. – Пять, говоришь?

– Пять. – Арт показал на тлеющие уголья: – Подбрось-ка сюда. Пять мужей, и, бьюсь об заклад, я знаю причину их смерти.

– Яд? Колдовство?

– Истощение. Она доводила несчастных до преждевременной гибели и едва не прикончила и меня тоже.

Сбитый с толку негодованием старика, Гриффит спросил:

– Белье, что ли, выкручивал?

– Белье! Вдовушку выкручивал… в постели. Эта женщина… может станцевать джигу на голой заднице больше раз, чем любая женщина, которую я когда-нибудь поимел! – Арт сурово оглядел корчившегося от хохота Гриффита и докончил: – А уж у меня их перебывало немало, могу поклясться.

– Подумать только, что я дожил до такого, – продолжал задыхаться Гриффит.

– Она могла убить меня!

– Тогда ты умер бы счастливым.

– А ты не получил бы сведений, ради которых мне пришлось пожертвовать своим Буйным Джеком, – отрезал Арт.

– А именно? – вскинулся мгновенно отрезвевший Гриффит.

– Начиная с зимы наемников становилось все больше, Причем по большей части чужеземцев и настоящих дикарей. – Арт заморгал единственным глазом, заслезившимся от дыма, и снова подбросил дров в огонь. – Крестьяне Уэнтхейвена старались не спускать с них глаз, боясь, что, если поблизости начнется сражение, им несдобровать. Только все оказалось еще хуже, чем они предполагали. Эти наемники, грубый народ, не знают ни стыда, ни совести. Как-то ночью напились и ворвались в деревню – ту, что около дороги. Изнасиловали женщин всем скопом, поджарили младенца на вертеле и подожгли половину лачуг.

Вспомнив покрытое шрамами лицо Гледуина и его обещание навестить Мэриан, Гриффит наклонился к огню.

– Милосердный святой Давид!

– Четыре семьи сгорели заживо. Уэнтхейвен заплатил за все, и наемники с тех пор присмирели, но…

Гриффит сбросил башмаки и поставил их сбоку от камина.

– А твоя вдова знает, почему они здесь?

– Нет, зато могу побиться об заклад, что сам все знаю. – Арт уставился в огонь, словно там была запечатлена вся Господня истина. – Соединить силы с теми ирландскими мятежниками, о которых ты говорил.

– С самозванцем, графом Уориком? Возможно. Но у леди Мэриан есть тайны, и я подозреваю, что именно они не дают покоя королю Генриху.

– Считаешь, что именно из-за этих секретов Уорик и собирает армию?

– Ничего не знаю. И верю только в то, что вижу.

Гриффит, поднявшись, махнул рукой Арту, и оба направились к покрытой пологом постели. Притянув к себе старика, валлиец прошептал:

– Что, если в жилах Лайонела течет королевская кровь?

И сразу понял, что пробудил живой и проницательный разум, так хорошо скрытый стареющим морщинистым лицом и тусклым глазом Арта.

– Но не принцев, исчезнувших в Тауэре, для этого они были слишком молоды. Может, король Эдуард? Он в свое время славился распутством.

– Даже если бы Эдуард умер сразу же после того, как зачат Лайонела, мальчику было бы не менее трех лет.

Арт, облизнув губы, нерешительно пробормотал имя того, о ком они оба думали:

– Ричард? – Гриффит, не отвечая, наблюдал, как на лице Арта задумчивое выражение сменялось расстроенным. – Но если Ричард, то почему? – взорвался наконец Арт. – Почему она сделала это?

– Деньги? Власть? – предположил Гриффит. – Возможность стать королевой, когда жена Ричарда умрет?

Арт отпрянул, сжав кулаки.

– Иногда мне хочется влепить тебе хорошую затрещину. Только последний идиот мог подумать подобное о леди Мэриан. Другой такой милой, хорошей девочки на всем свете не сыщешь!

– Милой? – завопил Гриффит. Арт немедленно сделал ему знак замолчать, и Гриффит, понизив голос, пробормотал: – Милая? Вряд ли я употребил бы это слово по отношению к Мэриан, но, честно говоря, разделяю твои сомнения. Когда она разбила мне нос, я услыхал одну фразу, но тогда был настолько ошеломлен, что не придал ей значения, да к тому же от боли все позабыл или оказался таким болваном, что не посчитал ее важной.

– Последнее, должно быть, самое верное, – согласился Арт.

– Она говорила, будто леди Элизабет пожертвовала всем, чтобы спасти братьев от смертельных объятий Ричарда.

Гриффит стащил накидку через голову и швырнул к изножью постели.

– А знаешь, она права, – пробормотал Арт, не сводя глаз с коричневой ткани. – Ужасно уродливая штука.

– Вот возьму и наряжусь завтра как павлин, – огрызнулся Гриффит, сбрасывая тунику и лосины. Оставшись обнаженным и вздрагивая от холода, он набросил на плечи плед и полез под одеяло. – Может, мы нашли наконец объяснение поведению Элизабет при дворе Ричарда?

На этот раз настала очередь Арта заорать:

– Но ты был так убежден, что Элизабет бессердечная, подлая злодейка!

– Признаю.

Гриффит неожиданно обрадовался холоду простынь – это помогало сохранить ясность ума, а он сейчас так нуждался в этом! Гриффит был воином, грубым и простым, и часто не умел и не пытался найти путь сквозь лабиринт придворных интриг, а теперь боялся, что именно эта закончится смертью – его собственной, Арта, Мэриан, Лайонела… если только он не поведет себя крайне осторожно. Ответственность тяжким грузом давила на плечи и в то же время бросала вызов, возбуждала и волновала.

– Но Генрих женился на Элизабет по любви и, кажется, ценит ее превыше всех остальных. Генрих, конечно, не дурак, и…

– Значит, считаешь, что леди Мэриан пожертвовала всем ради молодой принцессы?

– Она, безусловно, верна Элизабет, – неохотно признался Гриффит.

– Да, и храбра сверх всякой меры. Предполагаешь, что король Ричард Негодяй Третий убил принцев, а потом использовал их сестру, чтобы завоевать преданность дворян, и вбил в голову ее старшей фрейлине мысль о том, что она сможет помочь принцам, если пожертвует девственностью?

Арт имел явную склонность к подробным описаниям, и Гриффит обычно ценил это, но только не сейчас и не по отношению к Мэриан. Мысль о том, как Ричард шантажом и угрозами заставил Мэриан отдаться, прибегнув, возможно, к насилию, будила такое бешенство, что он почти терял разум.

– Вполне вероятно.

– И все это, пока жена лежала на смертном одре! – Арт потер живот. – Просто рвать тянет.

– Этим объясняется, почему Генрих послал нас к леди Мэриан.

Арт, соскользнув с постели, принес кувшин и две кружки, и мужчины начали дружно прихлебывать эль.

– Думаешь, Генрих замышляет убить парнишку?

– Но у Ричарда много других незаконнорожденных детей, и Генрих не прикончил их.

Арт посмотрел на Гриффита, и тот, запинаясь, признал:

– Но и обошелся с ними не очень-то хорошо.

– Черт возьми, Гриффит, не по душе мне это. Слишком уж все сходится. Леди Мэриан родила ребенка от Ричарда, Уэнтхейвен пронюхал правду и хватается за возможность стать регентом при новом короле… – Арт одним глотком осушил кружку. – Если только ему удастся посадить Лайонела на трон. Поэтому Уэнтхейвен собирает наемников и плетет заговоры с ирландцами, желая низложить Генриха. – Отпив немного вина, Гриффит скорчил гримасу и вернул кружку слуге. – А может быть, просто замышляет восстание, чтобы замести след собственных деяний.

– Ну а пока Генрих, обнаружив, кто отец ребенка, узнает о планах Уэнтхейвена и посылает нас приглядеть за леди Мэриан, прекрасно понимая, что может в любую минуту приказать нам убить малыша.

– Я не способен убить ребенка, и Генрих знает это. Тут и кроется какое-то несоответствие. – Гриффит с силой ударил кулаком по ладони. – Почему Генрих не скажет, чего опасается? Какую часть замысла мы не смогли уяснить себе?

Внезапно за пологом раздались тихие шаги. Мужчины, с ножами наготове, прислушались. У лестницы стояла Мэриан.

– Уберите кинжалы. Я не причиню вам зла.

Голос звучал твердо, но высокая фигура покачивалась, словно деревце на ветру. Она так и не сняла платья, но пальцы стискивали края шерстяной шали, и оборки на чепце дрожали – девушку бил озноб.

Гриффит подавил первую инстинктивную реакцию, зовущую в битву, и обменялся взглядами с Артом. Они одновременно сунули кинжалы в ножны и обратили к ней лица, освещенные совершенно одинаковыми мальчишескими и, как они надеялись, невинными улыбками.

– Леди Мэриан, девушка, вы напугали нас.

– Старые привычки.

Гриффит похлопал по подушке, куда прятал на ночь кинжал.

– Я услышала ваши голоса и подумала… – Мэриан смущенно шаркнула босой ногой по холодным доскам пола.

– Конечно, и мы рады видеть вас.

Арт подмигнул единственным глазом, это было так смешно и странно, что девушка, хотя и коротко, все же улыбнулась.

– Э… – начал Гриффит, – ты хочешь присоединиться к нашему разговору или желаешь потолковать о чем-то еще?

– Но я не поняла, о чем вы беседовали. Вы говорили по-валлийски.

– Совершенно верно, – с готовностью согласился Гриффит.

– Просто дурацкий спор от нечего делать: какой эль лучше, валлийский или английский. – Арт налил кружку, оставленную Гриффитом, доверху и предложил девушке: – Попробуйте, прежде чем судить.

Мэриан шагнула вперед, не сводя глаз с кружки, и Арт продолжал подманивать ее тихим, довольным смешком.

– Просто измена соглашаться, не попробовав, но зато увидите, что делает мужчин сильными, а женщин прекрасными, как только глотнете валлийского эля.

Мэриан сделала еще шаг.

– Но это английский эль. Как же я смогу сравнивать?

Арт ударил ладонью по лбу, словно только сейчас осознав свою ошибку.

– Придется поехать со мной в Уэльс, чтобы все было по справедливости. Вам понравится Уэльс. Величественные зубчатые вершины, покрытые вечным снегом, над которыми возвышается мрачный Сноудон. Люди добры и благородны, поэтичны и любят песни. Замок Пауэл стоит на холме над суровым океанским побережьем, где волны разбиваются о камни и морские птицы ныряют в белую пену за рыбой. Да, миледи, вы должны отправиться с нами в Уэльс.

Гриффит молча наблюдал, как колеблется Мэриан, желая сделать последний шаг и боясь последствий.

И он не хотел, чтобы она его делала.

Хорошо Арту соблазнять ее глупыми предлогами и шутками. Арт не видел свисающую на плечо косу, не представлял ее волосы распущенными. Не воображал, как расческа вонзается в рыжую гриву и укрощает ее. Не видел, как сжимаются эти тонкие пальцы, не мечтал о прелестном валлийском младенце у этой упругой груди. Не смотрел на длинные босые ноги, не грезил о том, как они будут сплетаться с его ногами в холодные ночи. Арт думать не думал о наслаждениях, которые видятся мужчине, когда тот хочет женщину.

Зато Арт отличался редкой понятливостью и, зная Гриффита, намеревался сделать все возможное, лишь бы тот не смог отступить.

Взгляд Мэриан был по-прежнему устремлен на кружку. Она казалась примерзшей к месту, и Арт, не выдержав, сам сделал последний шаг – сжал ее пальцы вокруг кружки и беспрекословно приказал:

– Пейте.

– Не могу, – отказалась она. – Мне холодно.

– Да ты вся дрожишь, девочка, – заметил старик и поспешил к камину.

Она действительно тряслась, Гриффит отчетливо видел это – передергивала плечами, покачивалась, словно под напором ветра, явно пытаясь подавить какие-то бурные чувства. Он схватил ее за руку и обнаружил, что ладонь холодна как лед. Мэриан, нервно кусая губы, взглянула на него, но тут же отвела глаза.

Его храбрая, мужественная Мэриан боялась.

Сам того не понимая, Гриффит слегка разжал пальцы, хриплый голос немного смягчился.

– Что тревожит тебя, милая?

Мэриан отпрянула, словно от ожога.

– Просто хотела… то есть…

Гриффит, перегнувшись, поднял кружку к ее губам, помогая, как Лайонелу.

– Пей, – прошептал он, и Мэриан повиновалась.

Когда в кружке ничего не осталось, он поставил ее на стол и опять спросил:

– Что тревожит тебя?

Взгляд Мэриан скользнул по его телу под одеялами, задержался на обнаженной груди и только потом остановился на лице.

– Я… о… малыш заснул, и я не хотела его будить, поэтому…

Озарение наконец снизошло на него, но Гриффит не хотел торопить события.

– Почему ты хотела разбудить мальчика?

– Нет, только подержать его немного…

Она снова вздрогнула, и Гриффит понял, что тяжелая шаль не может уберечь от холода. Арт медленно протиснулся вперед.

– Я завернул в плед нагретый камень и сейчас положу его в постель. – И, обернувшись к Мэриан, добавил: – У меня свидание с одной милой вдовушкой из прачечной, так что нужно спешить, но Гриффит позаботится о вас. – Он сунул камень между простынями, ущипнув при этом хозяина. – Не так ли, Гриффит?

– Артур, не уходи! – велел тот, но было уже поздно: Арт, не оглядываясь, выскользнул за дверь. – Будь проклят, наглец! Надеюсь, вдова высосет его досуха.

Тонкие пальцы в его руке дрогнули еще сильнее, и Мэриан пробормотала:

– Ты сердишься.

– Нет. Не на тебя, – заверил Гриффит, но не мог попросить ее сесть на постель и согреть ноги о камень, поскольку едва удерживался при этом, чтобы не поцеловать ее ладонь. Годы воздержания вонзались в сознание, словно шпоры в бока резвой лошади. Но он с мрачной решимостью старался сдержаться, напоминая себе, что он наездник, седок, а не конь.

Мэриан потянула его за руку.

– Ты, пожалуй, прав. Мне не следовало спускаться вниз. Прости. Сейчас я оставлю тебя с миром.

Гриффит все-таки осмелился поцеловать эту узкую ладошку.

– Я тревожусь за тебя. Ты видела страшный сон?

Так и не поняв его уловки, Мэриан закрыла глаза руками.

– Это было ужасно. Они подожгли мой дом, и я не могла найти Лайонела, а когда наткнулась на тебя с ножом в сердце…

Гриффит свободной рукой оторвал ее пальцы от лица и почувствовал влагу слез. Увидел их блеск на щеках. Услышал, как она всхлипнула, и, сжав ее талию, поднял на высокую постель. Подоткнув под ноги одеяло, он потуже завязал пояс ее халата и попросил:

– Посиди со мной.

– Почему ты делаешь это? – взорвалась она.

– Что именно, девочка? – Гриффит хмыкнул, с удовольствием ощущая давление ее бедра на свое, довольный, что между ними – надежная преграда в виде простыни. Осторожно потянув ее вниз, Гриффит предложил: – Ложись. Я обнаружил, что можно всего добиться, не давая людям выбора.

– Особенно женщинам? – капризно осведомилась она.

– Особенно умникам и храбрецам, – поправил он и, прежде чем Мэриан успела что-то ответить, спросил: – Ты не смогла подержать малыша, может, обнимешь меня вместо него?

Озноб Мэриан слегка уменьшился, вместо этого она нервно заерзала, и его тело мгновенно сжалось. Она казалась напуганной, беззащитной, уязвимой. Каждую девушку предупреждали о позорных последствиях частых визитов в спальни мужчин. И Мэриан сама это обнаружила – доказательством тому служил Лайонел. Но она преодолела страхи и колебания… по крайней мере настолько, чтобы прийти к нему.

Только она сделала это, содрогаясь от ужаса и только что пережитого кошмара. Поэтому ему следует сдержать свои порывы и подарить дружбу и тепло, в которых она так нуждалась.

Обняв Мэриан за плечи, Гриффит пригнул ее голову к своему обнаженному плечу. Она сначала сопротивлялась, но, конечно, не смогла совладать с его силой и желанием.

– Отдохни немного, – пробормотал он.

Мэриан со вздохом расслабилась. Теплое дыхание согревало его кожу, рука пригладила взъерошенные волосы Гриффита.

– Я только хотела посмотреть на тебя, – шепнула она. Гриффит улыбнулся поверх ее макушки, радуясь, что она не может видеть выражение его лица, вызванное ее признанием.

– Все девушки хотят посмотреть на меня. Но лишь самым привилегированным разрешается коснуться.

Необычайно шутливое настроение Гриффита заставило Мэриан резко поднять голову, но он мягко толкнул ее назад и спросил:

– Слышишь, как бьется мое сердце?

– Да.

– Оно не пронзено кинжалом. И достаточно здоровое, чтобы…

Она поцеловала его. О, совсем легкое и невинное прикосновение губ к коже в середине груди. К тому месту, где билось сердце.

Но этот поцелуй заставил лопнуть еще один повод, удерживавший шальную лошадь, которая ехала на… на которой он ехал.

Она снова положила голову на плечо, и Гриффит понял, что не может вздохнуть, не может набрать достаточно воздуха в грудь. Мэриан слышит сейчас предательский грохот сердца, но, кажется, ему было все равно. Полыхающее пламя огненно-красных волос неудержимо притягивало его, и Гриффит поднял руку. Коснувшись ее лба, он медленно провел ладонью вниз, и кончики пальцев почти против воли ощутили нежность и теплоту, скользнули по спине до самого конца длинной косы. Потом он опять поднял руку и начал все сначала.

– Милая, я говорил, какие прекрасные у тебя волосы?

– Нет.

Слово прозвучало едва слышно, но ее дыхание грело его сосок, и Гриффит закрыл глаза от наслаждения.

– Они очень длинные, когда расплетены?

– Доходят до самой… э-э…

Его рука погладила упругие ягодицы, осторожно потянула за ленту, которой была связана коса.

– Так я и думал.

– Я могу сидеть на них, когда они распущены. Они могли быть даже длиннее, но…

Он стянул с плеч шерстяную шаль, начал осторожно растирать спину через тонкую ткань платья, и Мэриан мгновенно замолчала, словно смутившись.

– Ну? – ободряюще спросил он.

– Когда я была ребенком, ненавидела этот цвет. Все меня дразнили, поэтому когда мне в руки попали ножницы…

– Ты слишком порывиста.

Он сам удивился, откуда взялась дерзость подсмеиваться над ней сейчас, когда они лежали, обнявшись, на постели по его же собственному повелению и он старательно расплетал ее волосы.

– Возможно, когда была совсем маленькой. К тому времени, когда мне исполнилось пять, я уже прекрасно знала свои обязанности и могла сдерживать собственные безумные порывы. Отец позаботился об этом.

Гриффиту хотелось спросить, как же в таком случае она очутилась в постели какого-то неизвестного мужчины, но боялся спугнуть Мэриан, рассердить и понял, что не желает жертвовать этим теплом, этим разговором о пустяках, которые так много значили для него. Может, это полутьма, уединение, новизна обстановки… но они разговаривали. Разговаривали ни о чем. Не рычали друг на друга, не перебрасывались колкостями, не перебранивались… просто обменивались репликами, и это почему-то нравилось.

– Твой отец?

– Да, до того как отвезти меня к Элизабет, он взял на себя труд разъяснить мне мои обязанности и вдолбил, в чем заключается мой долг.

– Лично?

– Конечно. – Мэриан хмыкнула. – Но отнюдь не руководствуясь благородными мотивами, заверяю тебя. Просто хотел укрепить положение семьи, получить новые привилегии. Дом Йорков, казалось, будет править вечно. Я должна была стать незаменимой для Элизабет, оставаться неизменно ей верной. И я была предана до конца.

– Ради семьи?

– Ради Элизабет. Она любила меня больше, чем родную сестру.

– А твой отец совсем тебя не любит.

– Любит… насколько способен любить. А может, и совсем не любит.

Пропустив пальцы через ее волосы, словно зубья расчески, он удивленно сказал:

– Но ты совсем не страдаешь из-за его холодности.

– Нельзя страдать по тому, чего ты никогда не имела, – пожала плечами Мэриан.

Вспоминая неизменную нежность матери и отца, их родительское тепло, Гриффит покачал головой, но тут же понял, что девушка говорит правду. Она не страдала.

– Если бы отец питал ко мне хоть каплю привязанности, он не отослал бы меня от дома так далеко и так рано, и я не смогла бы помочь Элизабет. – Мэриан покачала головой. – Скорее уж ее можно назвать порывистой. Она на все готова ради любви.

Пальцы Гриффита с силой сжали ее плечо.

– А на что готова ты ради любви?

Он хотел знать, отдала ли Мэриан девственность, чтобы помочь Элизабет. Но почему в голосе звучит такая откровенная мольба?

Мэриан уже согрелась, Гриффит знал это. Пальцы ног касались нагретого камня, впитывая тепло. Но мелкая дрожь вновь охватила тело, и Мэриан приподнялась на локте, чтобы взглянуть в его лицо.

– На что готова я ради любви?

Она, казалось, впитывала его желания, словно покорная послушница, и жестами и взорами отвечала на невысказанные вопросы. Он же страстно хотел ее любви, хотел получить все, что Мэриан отдавала другому, все и больше, гораздо больше.

– Не могу, – шепнула она.

– Я никогда бы не пытался заставить тебя… вынудить…

Но Гриффит искушал ее улыбкой, не давая себе времени задуматься над выражением собственного лица. Правда, Гриффит, отражавшийся в ее глазах, сиял всеми красками обожания и восхищения ее несравненной красотой.

– Это было бы настоящим несчастьем.

– Это было бы… – Гриффит рассмеялся тихо, гортанно, – великолепно.

Торжество распирало грудь Гриффита: девушка ответила на призыв. Распущенные волосы осенним водопадом хлынули на его грудь и плечи, когда Мэриан медленно наклонилась вперед.

Он уже познал вкус этих губ и сейчас смаковал его. Эти полуоткрытые розовые лепестки, персиковый оттенок щек, пряный запах кедра, гнездившийся в долго хранившемся в сундуке платье. Шорох шали, скользнувшей на пол, шелест развязываемых бантов, движения длинных стройных ног, сбивающих платье вниз, огненный треугольник волос в низу живота.

– Если это врата ада, – пробормотал Гриффит, – я умру от страха и сомнений.

Мэриан засмеялась тихо, хрипло, довольная и пораженная.

– Ты мне тоже по душе. Волосы на твоей груди и на всем… всем теле… черные как ночь. А на голове… темно-каштановые. Ты красишь их соком грецкого ореха?

Гриффит, слишком негодующий, чтобы припомнить их первую встречу, запротестовал:

– Нет!

Но тут взрыв ее смеха напомнил ему все, и Гриффит наказал Мэриан поцелуем, начавшимся с ее губ и медленно, ласкающе скользившим вниз, до самых кончиков пальцев ног. Он не набрасывался на нее в чувственном безумии, лишь едва касался местечек, горевших от жажды его прикосновений… да, это и было наказанием, сладостным наказанием. Но Мэриан, казалось, не замечала, как он обманул ее. Тихие, заглушённые подушкой крики, стиснутое в кулаках одеяло, выгнутое, словно напряженный лук, тело – все доказывало невинность, которую так и не удалось уничтожить любовнику, и Гриффит преисполнился решимости сделать эту ночь – их первую ночь – лучшей в жизни.

– Ты не должен… – пролепетала она.

– Забывать о твоей спине? Ты права.

Перевернув Мэриан на живот, Гриффит проложил дорожку из поцелуев до самого затылка.

Мэриан понравилось это, что она и доказала силой своих объятий, когда он вновь повернул ее лицом к себе и вжал в перину всем весом, чтобы положить на нее тавро своего владения.

Лишь потом он запустил руки в волосы по обе стороны ее мечущейся на подушке головы и, удерживая на месте, пристально взглянул в эти бездонные глаза.

– Ты – моя.

Но, как и во всем остальном, она снова ошиблась в ответе.

– На сегодня.

Не этого ждал Гриффит. Он хотел научить ее той простой истине: пламя, зажженное ею в его душе, будет гореть всегда, – но заметил в ее лице первые признаки возвращения здравого смысла и не смог остановиться. Он потерял голову, сходил с ума от желания, отчаянного и сметающего все, словно океанская волна. Гриффит без всякого самомнения знал, что сможет возбудить в Мэриан такую же жажду, то же отчаяние не потому, что был самым искусным в мире любовником, нет, просто она – его половина и предназначена ему судьбой. И, хотя она уже лежала в его объятиях, он шепотом велел:

– Лежи смирно. Позволь, я покажу тебе… Все.

И поцелуем, исторгшим из ее горла тихий стон, Гриффит начал учить ее жгучему наслаждению и учил до тех пор, пока она не забыла обо всем и не потеряла разум и голову. Он поклонялся ей, словно богине. Руки Мэриан неловко скользили по его телу в застенчивой ласке. Она краснела, выглядела потрясенной, казалась неуверенной и ошеломленной и… заставляла Гриффита чувствовать себя повелителем Вселенной. Он обращался с Мэриан словно с нетронутой девственницей, которой только предстоит стать женщиной, и она вела себя так, как в первую ночь… до того момента, когда он начал входить в нее.

– Ты такая тесная, – пробормотал Гриффит. – Такая тугая.

По какой-то причине это беспокоило его, но все сознательные мысли были вытеснены нарастающим наслаждением. По спине Гриффита пробегала дрожь, и он едва сдерживал себя, пытаясь продлить ошеломительное блаженство: целовал Мэриан, припадал губами к обольстительным грудям и гладил единственное местечко, которого до сих пор не касался, приберегая эту тайную, чувственную ласку напоследок, чтобы подарить ей ослепительный экстаз.

И Мэриан испытала этот экстаз.

Тихо, гортанно простонав, она тяжело задышала, начала извиваться в сладостных судорогах, едва не сбросив его, и глубоко скрытые мышцы втянули его внутрь. И все было так, как он представлял себе, если не считать одного: Гриффит мог поклясться, что лишил ее девственности.

Мэриан снова застонала, но на этот раз этот прерывистый звук стоном боли, не страсти, и Гриффит немного отстранился, чтобы взглянуть на нее.

Плотно сжатые губы, текущие по щекам слезы, зажмуренные глаза – все говорило об ужасной правде.

Она была девственницей.

Святые угодники, она была девственницей!


Глава 8


Мэриан пыталась заглушить вопль, но было слишком поздно. Что она наделала?! Пресвятая Мария, что она наделала?!

Неужели он понял?

Смогла ли она скрыть?

Открыв глаза, Мэриан уставилась на Гриффита.

Он смотрел на нее… и был вне себя от бешенства. И взгляд его не был дружелюбным, он обжигал. Вот именно – обжигал. И тут… Гриффит улыбнулся во весь рот и прошептал:

– Я сделал тебе больно, милая, но в первый раз это неизбежно. А теперь… теперь я подарю тебе наслаждение.

Когда они успокоились, постель была разорена. Подушки куда-то исчезли, простыни – сняты и скомканы, одеяла валялись на полу. Если в комнате и было холодно, она этого не заметила, поскольку его местью за обман было, как Гриффит и обещал, наслаждение, ничем не замутненное наслаждение.

Больше, чем Мэриан могла вынести.

И, словно разбитый витраж, осколки которого уже больше не образуют картину, она не могла собрать себя в единое целое и лишь лихорадочно пыталась придумать правдоподобное объяснение всему, что случилось… или не случилось раньше. Но Гриффит не дал ей времени поразмыслить, подумать, решить. Он наклонился над ней, гладя нежное горло, пока Мэриан не открыла глаза, и насмешливо шепнул:

– Столько лет езды верхом, по-мужски… и все зря.

Он нашел удовлетворение. Мэриан не была слишком опытной, но это понимала. Его полустон-полукрик первобытного наслаждения был неотделим от того ослепительно прекрасного… пережитого только сейчас, минуту назад. Однако его взгляд по-прежнему пылал страстью, возбуждая в ней ответный жар, и когда Мэриан потянулась за одеялом, чтобы прикрыть наготу, Гриффит остановил ее.

– Что ты имеешь в виду? – дрогнувшим голосом спросила она. Он снова улыбнулся улыбкой сытого хищника.

– Езда по-мужски не смогла уничтожить твою девственность.

Мэриан нервно дернулась.

– Я знаю, – многозначительно подчеркнул Гриффит. Мэриан снова попыталась схватить покрывало. И снова он не дал.

– Мне холодно, – пожаловалась она.

– Я накрою тебя.

Но Гриффит не имел в виду одеяло. Он подмял ее под себя, и оказалось, что его тело горит таким же огнем, как и глаза. Мэриан пыталась подавить панику, готовая пожинать плоды собственной глупости, но не плоды страсти.

– Расскажи еще раз, откуда у тебя появился Лайонел, – велел Гриффит.

Приложив руку ко рту, Мэриан чувствовала, как безмолвно шевелятся губы.

– Я никогда не говорила тебе ничего важного, – выдавила она наконец.

Ее уклончивость еще больше рассердила Гриффита, и он вдавил ее глубже в перину.

– Ты не задумалась лечь со мной в постель и слиться в единое целое. Так где же правда? Отвечай!

– Это не моя тайна, и я не имею права открывать ее. Я отдалась тебе. Не проси о большем.

– Но ты не отдала мне себя. Подарила лишь свое тело, и, как оно ни прекрасно, все же этого недостаточно. – Прижав пальцы к ее вискам, Гриффит прошептал в розовую раковинку ушка: – Я хочу то, что внутри. Хочу проникнуть в твой ум, в душу леди Мэриан Уэнтхейвен.

– Но не можешь. Ты скоро уедешь, а я останусь здесь… – Но, видя, что Гриффит отрицательно потряс головой, Мэриан спросила: – Разве это неправда??

– Я останусь рядом, как приказано моим повелителем, добрым королем Генрихом.

Потные ладони скользили, но Мэриан ухитрилась оттолкнуть его, и Гриффит послушно сел. Он был бесстыдно, впечатляюще обнажен: бугристые мышцы и легкую поросль волос то тут, то там рассекали шрамы, старые и новые. Он наблюдал за ней прищуренными глазами и, когда Мэриан потянулась за одеялом, на этот раз не возражал. Но ее стремление прикрыться было совсем незначительным по сравнению с желанием понять его. Недоверчиво-ошеломленным шепотом, боясь узнать страшную правду, она спросила:

– Что ты хочешь сказать? Что это значит?

– В посланном мне письме он приказал остаться и наблюдать за тобой.

Лучше бы он ударил ее. Мэриан спокойнее перенесла бы боль, чем предательство, это доказательство ее глупости, эту пародию на любовь.

– Ты явился, чтобы шпионить за мной?

– Я приехал передать золото от жены Генриха ее бывшей фрейлине, а потом остался, чтобы защитить ее и ее сына.

– Шпионить за мной? – глухо повторила Мэриан. Щеки, воспламененные болью измены, саднили так, что к ним невозможно было притронуться. – Отец тоже велит своим соглядатаям не спускать с меня глаз.

– Охранять тебя…

– Называй это как хочешь – суть одинакова. – Глаза затуманились внезапным потоком слез. – Я плюю на защиту и покровительство людей, подобных тебе! Плюю…

Гриффит прикрыл ее рот как раз вовремя, чтобы Мэриан не успела исполнить свою угрозу, но его ярость была не менее ощутимой, чем ее.

– Не доводи меня, малышка. Ты лгала мне с первой встречи, и это праведное негодование вряд ли может сравниться с этим кровавым свидетельством на простынях. Ты не та, за кого себя выдаешь.

Мэриан с силой оттолкнула его руку.

– Именно та.

– Нет, Лайонела родила другая женщина.

– Я его мать, – подчеркнула Мэриан. Гриффит откинул густые спутанные пряди с ее лба.

– Последнее непорочное зачатие произошло больше тысячи лет назад, и, говорю тебе, этот ребенок – не плод тела твоего.

В комнате становилось все холоднее, и к Мэриан постепенно возвращалась ясность разума, а вместе с ней и сознание опасности, грозившей Лайонелу. Она позволила себе поддаться на приманку доброты, тепла, нежного прикосновения и глубокого ласкового голоса. Отдалась человеку, которого считала достойным доверия, и только сейчас поняла, как обманулась.

– Ты сам не знаешь, что говоришь.

– Можно напомнить тебе, что я единственный человек, который как раз знает, о чем говорит, причем совершенно точно.

Мэриан схватила его за руку и стискивала до тех пор, пока не захрустели кости и сухожилия.

– Если попробуешь сказать что-то обо мне… Гриффит поспешно вырвал руки и взял ее ладони в свои.

– Я сказал, что стану защищать тебя, и говорить об этом лишний раз означает сослужить тебе, и особенно Лайонелу, плохую службу. Но ты должна верить: я сделаю для вас все на свете.

Это тупое упрямство заставило Мэриан нетерпеливо вскрикнуть:

– Верить в тебя? В тебя! Не желаю твоей защиты! Не приму помощи ни от одного из лакеев Генриха!

– Даже если от этого будет зависеть безопасность Лайонела?

Мэриан сидела, словно окаменев, со слегка приоткрытым ртом, и Гриффит наклонился вперед, чтобы обжечь ее губы поцелуем. Первый порыв ярости прошел, и его место заняла сладостная нежность.

– Тебе понадобится помощь, милая, хочешь ты это признать нет. Твой отец строит опасные планы.

– Что ты имеешь в виду? – встревожилась Мэриан.

– Неужели тебя никогда не удивляло количество наемников, которым платит твой отец?

– Уэнтхейвен никогда не проявлял интереса… ко мне.

– Нет, не к… тебе, – так же издевательски раздельно повтор Гриффит. – Но как, по-твоему, королевское дитя находится в такой же безопасности?

Тоскливый, полный ужаса взгляд подсказал Гриффиту больше, чем она намеревалась. Правду. Правду, почти во всех деталях. Ту правду, которую и предполагал Гриффит.

Он прижал девушку к себе и лег, увлекая ее на постель, легко подавляя слабое сопротивление.

– Ах, милая! Останься со мной на всю ночь. Утром все покажется гораздо светлее. Поговорим утром, и ты поймешь, что я прав.

Встревоженный ее вялым смирением, отсутствием сопротивления, Гриффит уложил Мэриан поудобнее, подоткнул со всех сторон одеяла.

– Поговорим утром, – повторил он.

Страсть, сменившаяся гневом, омыла его искристой волной, оставив Гриффита освеженным и отдохнувшим. Он не помнил, когда так хорошо чувствовал себя. Нет, так прекрасно Гриффит себя никогда не чувствовал и не мог надивиться чуду и волшебству этой женщины. Его женщины. Его любви.

Мэриан свернулась клубочком, совсем как ребенок, и Гриффит провел руками по стройному телу, нежно, ласково, пытаясь прикосновением внушить ей уверенность в себе. И услышал из-под одеял, которыми она накрылась с головой:

– Но я совсем не знаю тебя.

– Знаешь, – хмыкнул Гриффит, – причем лучше, чем какая-либо иная женщина, во всяком случае, за последние два года.

– Только дурак думает, что можно доверять тому, с кем провел ночь.

Гриффит прижал ее к себе.

– Тогда можешь считать меня дураком.


– Я – последний глупец! – Рев Гриффита, в котором едва можно было разобрать валлийские слова, отдался эхом в каменной башне. – Несчастный, безмозглый осел!

Арт втащил его обратно в комнату графини.

– Святой Давид, спаси нас! Господи, зачем же оповещать об этом весь мир!

Дверь, которую с силой захлопнул Гриффит, затряслась на петлях.

– Куда она могла скрыться? Да еще с ребенком!

– Уместнее спросить, почему она это сделала.

Арт обвинял Гриффита вопросами, оскорбительным тоном, и тот в отчаянии приблизил лицо к старику.

– Потому что мы сделали то, к чему ты нас подталкивал.

– И ты обошелся с ней так жестоко, что она была вынуждена бежать?! – вспыхнул от гнева Арт.

– О, Артур! – Гриффит в отчаянии сжал кулаки. – О, Артур, не понимаю, почему ты так и подбиваешь меня свернуть тебе шею! Я обращался с ней лучше, чем она того заслуживала. И, кроме того, она еще долго не забудет меня. По правде говоря… – он вновь начал метаться по комнате, – она никогда не забудет меня.

– Какое самомнение! – вскричал Арт.

– Вовсе нет, – вкрадчиво заверил Гриффит. – Ты сам говорил, что женщина всю жизнь помнит первого любовника.

– Да, я говорил, но… – Арт осекся. – Что ты имеешь в виду?

Гриффит подошел к слуге, схватил его за края накидки и приподнял в воздух.

– Я имею в виду, что стоит волноваться не столько о том, кто отец Лайонела, сколько о том, кто его мать.

Губы Арта беззвучно шевелились. Наконец он издал долгий, тихий свист.

– Так вот как обстоят дела?

– Вот именно.

Арт рывком освободился от хватки Гриффита.

– Но необходимо быть вдвойне осторожным с девственницей. Ты так и поступил?

Гриффит, горько рассмеявшись, перегнулся через подоконник и выглянул наружу.

– О да, я был более чем осторожным. Правда, по совершенно другим причинам, но более чем…

Арт открыл сундук и начал швырять на пол одежду Мэриан.

– Где начнем поиски? Куда поедем?

– Не знаю. Взгляни! – Гриффит поднял платье. – Она оставила все. Смотри! – Он показал на камин. – Даже шпагу.

Арт вытащил клинок из груды дров, вытер тряпкой и прислонился к каменной облицовке.

– Она еще может вернуться за ней.

Гриффит подошел к лестнице, ведущей на чердак, и потряс ее, окликнув по-английски:

– Сесили, немедленно спускайся! Поторопись!

В проеме мгновенно появилась белокурая головка девушки. По-видимому, она подслушивала разговор, но Гриффит с мрачным удовлетворением подумал, что она не поняла ни слова, поскольку тот велся на сложном и непонятном валлийском языке. Дождавшись, пока камеристка поспешно спустилась, он показал ей на стул напротив своего.

– Милорд?

– Когда уехала твоя госпожа?

– А разве она уехала? – спросила девушка, недоуменно моргнув.

– Да, шлюха, и ты прекрасно это знаешь! – рявкнул по-валлийски Арт.

Сесили взглянула на него, но слуга, не поднимая глаз, принялся запихивать одежду в седельные сумки.

– Должно быть, среди ночи я слышала что-то, – призналась она. Руки Гриффита так и чесались дать ей затрещину. Он терпеть не мог таких вот маленьких дурочек, особенно тех, которые врали не моргнув глазом, когда правда была жизненно необходима.

– Почему ты не остановила ее?

Сесили широко раскрыла глаза.

– Мне показалось, я вижу сон. Миледи никогда не оставляла меня раньше.

– Разве? – процедил Гриффит. – Никогда?

Девушка отвела взгляд.

– Только однажды. И потому что миледи Элизабет пришлось отправиться в изгнание, а леди Мэриан не позволила мне ехать с ними.

– Почему?

– Хотела, чтобы я нашла мужа при дворе.

– Нет, – пояснил Гриффит, изо всех сил сдерживаясь, – я спрашиваю, почему леди Элизабет пришлось отправиться в изгнание?

– Потому что ходили слухи, будто она собирается выйти замуж за короля Ричарда.

Арт перестал возиться с вещами.

– И когда же это было? – продолжал допрашивать Гриффит.

– Два года назад. То есть… – Сесили покраснела, – как раз в то время, когда леди Мэриан родила Лайонела.

Арт снова занялся сборами.

Гриффит, внезапно осознав важность сказанного, вытер вспотевший лоб.

– Значит, ночью ты слышала, как уходила леди Мэриан?

– Ничего я не слышала. Ничего.

– Слышала, и даже слишком много, – снова заметил Арт по-валлийски.

Сесили в бешенстве обернулась к Арту:

– Не знаю, что ты говоришь обо мне, но это неправда. Понятия не имею, куда отправилась леди Мэриан, когда и почему. Но готова побиться об заклад… – девушка негодующе выпрямилась и обожгла Гриффита разъяренным взглядом, – что кое-кто знает.

Арт поскреб седую щетину на подбородке и признал, на этот раз по-английски:

– Это вполне может быть правдой.

Ободренная этим замечанием, она повернулась к Гриффиту:

– И если вы снова уничтожили репутацию леди Мэриан, Уэнтхейвен убьет вас обоих. Еще один ребенок разрушит его планы, связанные с ней.

Валлийские фразы Арта звучали как стихи, но смысл оказался язвительной прозой.

– Лучше побеспокойся о себе, мисс. Клянусь, скоро у тебя живот на нос полезет! – Гриффит хорошенько рассмотрел талию Сесили и перевел взгляд на Арта. Тот уверенно кивнул: – Уж поверь, я хорошо разбираюсь в таких делах. Через две недели все узнают!

Сесили покраснела под пристальным взором, и рука предательским жестом метнулась к животу.

– Значит, не знаешь, когда она сбежала? – протянул Гриффит. – Ну а куда?

Окончательно расстроившись, Сесили мрачно ответила:

– О, возможно, скрывается где-нибудь в поместье. Она никуда не денется, если не считает, конечно, что Лайонелу грозит опасность.

– А если посчитает, что Лайонелу все-таки грозит опасность?

– Тогда умчится хоть на край света, если, конечно, сможет туда добраться. Скорее всего вернется к леди Элизабет, – пробормотала Сесили.

Гриффит показал большим пальцем на дверь:

– Иди позавтракай и помни: никому ни слова об исчезновении Мэриан.

– Сколько времени пройдет, прежде чем узнает весь замок? – спросил Арт.

– Немного.

– Думаешь, Мэриан все еще в усадьбе?

– Вряд ли.

– Значит, отправилась к леди Элизабет?

Гриффит медленно покачал головой. Арт понизил голос, опасаясь, что соглядатаи смогут понять даже валлийский язык.

– Мать ребенка – Элизабет, верно ведь?

– По крайней мере я так подозреваю. – Гриффит начал взбираться по лестнице. – Посмотрим, оставила ли Мэриан какие-нибудь следы.


Сэр Адриан Харботтл сидел в бараке наемников, улыбаясь впервые с тех пор, как встретил Мэриан в лесу. Первая улыбка с той минуты, как Гриффит вывернул его правую руку так, что кость выскользнула из сустава, оставив его беспомощным, стонущим от боли.

Гледуин тоже улыбался. Причина их хорошего настроения была одна: сука и ее отродье сорвались с привязи.

Она выехала из замка на рассвете, одетая в мужской костюм и оставляя за собой следы, которые мог распознать любой дурак. Первым порывом мужчин было немедленно последовать за ней и насладиться сладостной местью, но здравый смысл возобладал. Она пока слишком близко от замка, и, кроме того, Гриффит может прийти в ярость, когда услышит о насилии, а приятели уже успели понять, что в таких случаях лучше держаться от него подальше.

Поэтому они постарались уничтожить ее следы, создав несколько фальшивых, но вполне правдоподобных, и ожидать, пока начнется шум и суматоха.

– Кажется, мы неплохо позабавимся, – заметил Гледуин.

– Да, повеселимся на славу, – улыбнулся Харботтл.


Мэриан оглядела лесную полянку и тропинку, по которой приехала. Только потом она выскользнула из седла вместе с Лайонелом, укутанным в одеяло и обвязанным ремнем вокруг талии. Девушка едва успела расстегнуть ремень и только хотела спросить у малыша, не устал ли он, как он вырвался и побежал по траве.

– Не забегай слишком далеко, Лайонел, – окликнула она.

– Нет!

Она прищурилась на солнце, с трудом сняла самые тяжелые сумки и пустила коня пастись.

Подумать только, два года ожидания, пока Лайонел пролепечет первое слово, и уже через день Мэриан до смерти устала от его болтовни! Но сейчас она слишком устала и слишком тревожилась, чтобы требовать повиновения. Лайонелу не нравится слишком густая тень. Она знала это из предыдущих остановок в пути. Поэтому сын и будет оставаться в поле зрения.

В поле зрения. Ужасная фраза. Кто-то держит ее в поле зрения.

Мэриан потрогала острое лезвие кухонного ножа, заткнутого за пояс, и коснулась свисавшей с седла шпаги. Жаль, конечно, что она не взяла собственной шпаги, но это оказалось невозможным. Клинок остался лежать в дровах в нижней комнате, слишком близко к Гриффиту. Пришлось позаимствовать оружие из богатого арсенала Уэнтхейвена.

Если бы только она смогла захватить лук или пращу, наверняка почувствовала бы себя в большей безопасности и не так беспокоилась бы за сына и бесценное сокровище, спрятанное в кожаном мешке, привязанном к ноге. Но Мэриан утешала себя тем, что не стоит таскать с собой лишнюю тяжесть, тем более что наконец удалось сбить преследователей со следа.

Сначала она боялась, что это Гриффит. Наверняка это Гриффит. Во всяком случае, она нисколько бы не удивилась. И не желала видеть Гриффита. Особенно после прошлой ночи, только не после того, как делила с ним боль и экстаз.

Но тут Мэриан поняла, что Гриффит не будет маячить за спиной подобно вору. Он подъедет на полном скаку и потребует ответа. Будет громко кричать, негодовать, сыпать оскорблениями и приказами, но не причинит ей вреда. Ни за что на свете. Ни ей, ни Лайонелу. Можно ли утверждать это же о других? Так кто же следует за ней? Приспешники отца? Или кто-то, желающий ей зла?

Опустившись на землю под деревом, Мэриан откупорила кувшин с водой.

– Лайонел, иди, я дам тебе напиться.

– Нет.

Прижав руку ко впалому животу, Мэриан медленно прихлебывала воду в надежде облегчить боль, грызущую тело изнутри. Она была ужасно напугана, потому что на свете было так много людей, желавших ей зла.

Глупый, наглый сэр Адриан Харботтл.

Король Генрих Тюдор.

И ее отец, граф Уэнтхейвен.

Обвинения Гриффита, брошенные предшествующей ночью, встревожили девушку. Неужели такое количество наемников каким-то образом связано с Лайонелом? А если так, отец сделал это, не посоветовавшись с ней, а Мэриан всегда сама принимала решения. Она не позволит использовать себя! Нужно вернуть прежнюю власть, стать личностью, с которой считаются.

Но неожиданно оказалось, что Мэриан потеряла всякую власть над окружающими и связь с действительностью. Ложь и обман, о которых она узнала лишь сейчас, были доселе неведомы ей. И Мэриан по-прежнему не знала, кого они затронут и кто распространяет их.

Гриффит обо всем догадался. В жилах Лайонела течет королевская кровь, и лишь поэтому он был легкой добычей, пешкой в большой игре тех, кто ищет власти и могущества.

Поэтому сегодня Мэриан постаралась принять все меры предосторожности: слушала, наблюдала, заглушала, как могла, крики Лайонела.

Ей удалось скрыться. Мэриан была уверена в этом. Разве что… иногда ей казалось, что за спиной слышатся осторожные шаги… чье-то прерывистое дыхание.

У нее был хороший конь – спокойный, вышколенный, достаточно сильный, чтобы выдержать отвратительные дороги, и настолько быстрый, что мог уйти от погони. Но что толку от его резвости – ведь ей приходилось слишком часто останавливаться. Путешествие с непоседливым двухлетним малышом истощило запасы ее терпения и, по-видимому, его тоже.

– Лайонел, – окликнула она, – взгляни на белочку! Вон на том дереве!

Малыш поднял голову, захлопал в ладоши и, когда зверек исчез в листве, упрямо повторил:

– Нет!

Он крепко, безмятежно спал, когда Мэриан подняла обмякшее тельце, прижавшееся к Сесили, и понесла в конюшню. Лайонел даже не шевельнулся, пока она уговаривала Билли опустить подвесной мост и открыть ворота. Но это были последние минуты покоя.

Малыш проснулся с первыми лучами солнца, готовый к новому дню, заполненному играми и приключениями, и раскапризничался, не получив ожидаемого. Он хотел не ехать верхом, а бегать, не смотреть на деревья, а лазать по ним. И вместо сушеного мяса жевать высохшую грязь.

Малыш просился вниз, и ей приходилось выполнять его желания гораздо чаще, чем нужно бы. Раздираемая между лихорадочной потребностью скрыться и требованиями сына, и без того ослабленная, Мэриан теряла решимость на глазах.

Но тут, заметив грациозное длинноногое создание с красноватой шкурой и рогами, она позвала:

– Лайонел, смотри скорее! Это олень!

Лайонел обернулся, глядя куда угодно, только не в полумрак леса.

– Вон там, – повторила она, но олень уже успел одним прыжком исчезнуть в зарослях. – Ой, он убежал!

– Нет, – твердо объявил Лайонел.

Почему Генрих послал Гриффита? И что известно валлийцу?

Когда Генрих женился на Элизабет, Мэриан тряслась от страха, ежеминутно ожидая разоблачения. Но брачная ночь прошла, и все, казалось, обошлось. Неужели Генрих ничего не понял? Настолько глуп, что не знает разницы между девственницей и родившей женщиной? Может, страсть так затуманила разум, что он не увидел обмана? Или так отчаянно стремился сохранить трон, что готов был все скрыть и упрекал Элизабет с глазу на глаз?

– Лайонел, не ешь жуков.

Малыш поднял глаза на мать – изо рта свисал длинный ус какого-то насекомого.

– Нет! Мэриан пришлось встать и подойти к нему.

– Да! Немедленно выплюнь!

– Не-ет!

Кузнечик мгновенно воспользовался предоставленной возможностью и, видя путь к спасению, выпрыгнул из широко открытого рта, чем отвлек Лайонела и спас Мэриан от очередного взрыва ярости. Она предложила ребенку хлеба, и тот, правда, нехотя, принял замену.

Мэриан наблюдала игру света на черных волосах, думая, насколько сейчас он походит на отца. Она так многого хочет для него, но как трудно получить это! Такой живой и жизнерадостный ребенок… подумать только, что он может не дожить до третьего дня рождения. Но она знала, что будет защищать его до последней капли крови, и что бы там ни говорил Гриффит, Лайонел был ее сыном. Гриффит. Он начинал занимать слишком большое место в ее жизни. И думал, что знает все, но на самом деле не знал. Никто ничего не знал, кроме Элизабет… и Мэриан. Остальные, которым было что-то известно, мертвы. Все мертвы.

Почему он не сказал ей раньше, что Генрих послал его следить за ней и Лайонелом? Может, потому, что не было времени и места? Может, потому, что был так раздражен поручением, которое вовсе не считал важным? Может, потому, что она слишком часто злила его? И не только злила. Бросала вызов, издевалась, смеялась над ним, Совершенно отвратительное, неуместное кокетство, порожденное… чем? Весной и цветами? Желанием и страстью? Или простым осознанием того, что одна одинокая душа нашла другую?

Соблазнив ее, он нанес удар проклятому самомнению, твердой убежденности в том, что она никогда не сможет поставить под удар безопасность Лайонела. И это заставило рану, нанесенную его предательством, гореть еще сильнее. Он был послан шпионить за ней… или, того хуже, ожидал приказа от Генриха. Приказа убить ребенка. Что сказал Гриффит?

Она может положиться на его покровительство, поскольку безопасность Лайонела зависит от этого. Что это означает? Он защитит мальчика, если она согласится во всем покориться ему? Если подкупит его собственным телом? Если станет спать с ним? Именно этого он добивается? И надолго ли останется удовлетворенным подобной сделкой? Пока она не надоест ему? Пока Лайонел не начнет его раздражать? Пока Генрих не отдаст приказ об убийстве мальчика?

Будь проклят Гриффит, его угловатое лицо и мускулистое тело! Он пытался доказать, что под внешностью закаленного воина скрывается сердце поэта и ум ученого. Он убаюкал подозрения Мэриан, заставил ее верить ему и оказался самим олицетворением лжи и обмана.

Если бы Мэриан вовремя сумела понять… избежать хитроумной паутины, подготовиться… Ей наверняка удалось бы противостоять уловкам Гриффита. Она не упала бы в его постель, словно распутная, легкомысленная дурочка, которой пообещали слишком много заплатить!

Но неужели нечто, столь чудесное, может доставить так много боли и несчастий? Может ли человек, наказывающий наслаждением, быть настолько плохим? И неужели она так страшно ошиблась в нем?

Мэриан внезапно подняла голову и огляделась. Как успел Лайонел уйти настолько далеко всего за несколько секунд?

– Лайонел!

Молчание.

– Лайонел!

Мэриан прислушалась, но кругом стояла тишина. Он спрятался от нее. Они сотни раз играли в эту игру, но на этот раз Мэриан немедленно вскочила и со смехом в голосе переливчато пропела:

– Где наш Лайонел?

Ей ответил смешок, и Мэриан облегченно вздохнула. Он не заблудился. Его не похитили. Остается только поймать малыша и вновь посадить на лошадь, чтобы отправиться в изнурительное, долгое путешествие.

– Лайонел! Где же Лайонел? Где он?

С каждым смешком она подходила все ближе. В последний момент мальчик не выдержал и пустился бежать прямо в ручей.

– О, Лайонел! – охнула Мэриан, бросаясь следом.

Вода залила сапожки, забрызгала лосины. Малыш поскользнулся и упал. Мэриан подхватила его, замочив рукава и подол куртки, и вытащила на берег.

– Ты весь промок, – покачала она головой, держа на вытянутых руках ребенка, с которого капала вода. – Хоть бы только не простудился! О, Лайонел!

Это уж слишком. Слишком много всего! Сдерживая слезы, Мэриан переодела сына, вылила воду из сапог, выжала рукава и фальшиво жизнерадостно прочирикала:

– Пора ехать, Лайонел!

– Нет.

Мэриан попыталась настоять на своем:

– Мама привяжет тебя… уложит поудобнее…

– Нет!

– …посадит на лошадь…

– Лайонел не ехать, – отчетливо выговорил малыш.

Мэриан отступила. Вчера он сказал первое слово. Сегодня – первую фразу. Она старалась не думать о матери Гриффита, которая никак не могла справиться с красноречием сына, и об обещании самого Гриффита, что Лайонел обязательно заговорит, да так, что его не остановить. И еще ей внезапно захотелось, чтобы тот человек, каким она считала Гриффита, оказался здесь, потому что птицы вновь перестали петь, а в чаше леса послышалось слабое эхо чужих шагов.


Глава 9


– У меня на заднице уже мозоли от седла! За два дня мы обыскали половину Ланкастера, и все зря! – Арт жестом обвел окружавший их зловещий лес. – Разве что обнаружили следы, которые никуда не ведут! Никто не видел леди Мэриан, и, по моему мнению, нас просто провели! Она, вероятно, все еще в замке, скрывается в уютной комнате с постелью и камином.

– Возможно, – проворчал Гриффит, – но я готов был поклясться, что она сбежала, как вспугнутый олень. Подумай, может, кому-то другому выгодно дурачить нас?

– То есть кто-то захватил ее, и теперь смеется во все горло, видя, как мы разыгрываем из себя полных идиотов, обыскивая всю округу?

Арт потер вышеупомянутую многострадальную часть своего тела.

– Вполне возможно. По крайней мере я начинаю так думать.

Повернув коня к замку Уэнтхейвен, Гриффит бросил на ходу:

– Давай вернемся и постараемся выгнать добычу из укрытия другим способом.

Арт с радостью последовал за хозяином, усталый и впервые, казалось, согнувшийся под бременем возраста, и Гриффит немедленно решил свернуть шею Мэриан, как только отыщет ее. Если она, конечно, здорова. Жива и здорова. Кажется, это совершенно неестественно – одновременно хотеть сжать кого-то в объятиях и прикончить раз и навсегда. Или Мэриан обнаружила очередной способ свести его с ума?

Он спросит об этом, когда найдет ее. Если найдет ее.

– Ты еще не потерял письмо от Элизабет? – спросил он своего преданного слугу.

– И почему ты так волнуешься из-за этого письма? – удивился Арт, похлопав по кисету, спрятанному под курткой. – Конечно, не потерял. Но ведь в нем не содержится ничего особенно важного?

– Обычное милое послание к подруге в изгнании. Действительно ничего особенного… если, конечно, не знать, что ищешь.

Гриффит наклонил голову, чтобы не врезаться в ветку, и огляделся. Они недалеко от дороги и еще до конца дня очутятся среди сброда и интриг Уэнтхейвена. Придется действовать с величайшей осторожностью, придавая значение каждому слову. Арт, с его хитростью и изобретательностью, поможет пролить новый свет на содержание письма Элизабет, смысл которого помешало Гриффиту разглядеть его увлечение Мэриан.

Гриффит, пустив лошадь шагом, поехал бок о бок с Артом и, даже нe напрягая великолепную память, начал читать наизусть:

– «От леди Элизабет ее дорогому другу, сестре ее сердца, леди Мэриан. Я приветствую тебя и посылаю Господне и мое благословение и спешу как можно подробнее узнать о твоем драгоценном сыночке Лайонеле. Молюсь, чтобы он остался в добром здравии, крепким и сильным, и молюсь также, чтобы у тебя хватило терпения послать мне подробный отчет о всех его шалостях и проказах. Я нахожу огромное утешение в твоих рассказах о его уме и сообразительности, хорошо зная, что мой сын Артур скоро последует путем, который прокладывает сейчас Лайонел. Надеюсь, что они смогут вскоре встретиться, а пока скорблю о твоем отсутствии и тоскую по утешениям, которые дает мне твоя дружба. Артур заполняет пустоту в моем сердце, порожденную исчезновением братьев и предательством окружающих меня людей. Все покинули меня тогда, все… кроме тебя, дорогая сестра.

Теперь я должна рассказать тебе о моем дорогом муже и повелителе, короле Генрихе. Он часто говорит о тебе с уважением и любовью, хотя вы никогда не встречались, разрешает посылать деньги, поскольку чувствует себя в долгу за поддержку, которую ты давала мне в самые трудные времена. Пожалуйста, возьми кошелек в память о тех днях и постарайся ни в чем не отказывать своему дорогому сыночку, моему крестнику, о котором я думаю и молюсь каждый день».

– Бедная дама, – сочувственно вздохнул Арт. – Она разрывается между верностью мужу и любовью к незаконному ребенку и пытается предупредить Мэриан о том, что ни в коем случае нельзя раскачивать лодку, иначе последствия будут ужасны – потонут все.

– Ты в самом деле считаешь, что именно это она имеет в виду? – С плеч Гриффита упала огромная тяжесть. – Я и сам так думал, но временами боялся, что неверно понял леди Элизабет. Со мной такое бывало.

– Ну да, и больше ни с одним мужчиной в мире, – иронически фыркнул Арт.

– И с Мэриан я наделал ошибок.

– Хорошо, что сказал мне, иначе я остался бы в неведении.

– Но если считаешь, что именно это имела в виду леди Элизабет… – Гриффит осекся при виде ехидной ухмылки Арта. – Артур, ты что, насмехаешься надо мной?

– Нет, милорд, разве я способен на такое? – Арт ловко уклонился от летящих в лицо перчаток для верховой езды и как ни в чем не бывало продолжал. – Смеяться над столь уважаемым воином, как вы… Да стоит лишь подумать о мудрости, заключающейся в вашем мизинце… – хохоча, он снова пригнулся, – чтобы такой, как я, осмелился судить…

Но тут голос его внезапно замер, и Арт наклонил голову, прислушиваясь. Гриффит тоже застыл на полувзмахе, когда раздался топот бегущего человека, и, повернув лошадь на главную дорогу, заметил Билли, стражника из замка, спешившего ему навстречу.

Билли поднял голову, лишь когда оказался совсем близко, и немедленно остановился:

– Милорд! – Он положил руку на грудь, пытаясь отдышаться. – Если хотите знать, милорд… У меня новости о леди Мэриан.

Гриффит и Арт переглянулись, и слуга безмолвно вручил Билли кувшин с водой. Тот жадно припал к горлышку, вылил остаток себе на голову, и Гриффит, решив, что Билли вполне опомнился, повелительно приказал:

– Говори!

– Она ушла два дня назад.

– Откуда тебе известно? – рявкнул Арт.

– Я сам выпустил ее и спящего младенца, открыл им ворота. – Услышав негодующий вопль Арта, Билли попытался оправдаться: – Она здесь хозяйка и делает что хочет, и уж лучше я, чем кто-то другой, который не упустит шанса причинить ей зло. И я правильно поступил, потому что не был единственным, кто видел, как она уходила.

Гриффит привстал в седле.

– Ее захватили в плен?

– Нет, милорд. В последний раз, когда я ее видел, все было в порядке. Я сам стоял на страже, когда миледи уходила. Но этот капитан наемников слишком много знает о том, что происходит в Уэнтхейвене, а его люди вечно суют нос в чужие дела. Никому из них нельзя верить. И, главное, я успел увидеть, как этот Гледуин следит за ней! Потом к нему присоединился Харботтл, и оба последовали за миледи, не зная, что за ними слежу я.

– Молодец! – похвалил Гриффит.

– Это мой долг, – гордо ответствовал Билли. – Кроме того, не очень мне по душе эти чужаки с их странным наречием! Прошу прощения, милорд!

Гриффит припомнил вызывающие речи Билли в ту ночь, когда провожал Мэриан, и с любопытством осведомился:

– Ты не доверяешь Харботтлу и Гледуину, но веришь мне?

– Это трудный выбор для такого простого человека, как я, милорд, но… – Билли приосанился и осуждающе взглянул на Гриффита, – ни одному человеку в Уэнтхейвене нет до нее дела. Кроме вас… хотя мне не очень нравятся причины, по которым вы заботитесь о ней. Третесь возле леди Мэриан, словно один из кобелей-спаниелей лорда Уэнтхейвена вокруг суки.

– Этот кобель – именно тот, кто ей необходим сейчас, – вмещался Арт.

Заявление слуги не произвело на Гриффита ни малейшего впечатления, но Билли продолжал рассматривать Гриффита так же оценивающе, как любого призового спаниеля.

– Да, думаю, его намерения благородны… хоть он и ищет случая сунуть ложку в мед.

Раздраженный донельзя этими двумя слугами, которым следовало бы помнить свое место, Гриффит процедил сквозь зубы:

– Я собираюсь жениться на леди.

На хмуром лице Билли появилось явное облегчение, напоминающее Гриффиту о ленивом ветерке, медленно разгоняющем тучи.

– Это хорошо. Она не такая уж шальная, какой хочет казаться. Награждайте ее детьми, да почаще, чтобы по одному в год, и у нее не останется времени бегать по округе да искать беду на свою голову.

– Так я и сделаю.

Гриффит принес обет с полной серьезностью, словно Билли был его отцом, и тот принял клятву так же торжественно.

– И где же она? – потребовал ответа Арт.

Билли нервно зашаркал ногой по грязи. Вид при этом у него был крайне встревоженный.

– Не могу с точностью сказать. Я пришел за вами, и, думаю, вы сумеете ее перехватить. – Его лицо просветлело. – Зато могу объяснить, где начать поиски. Гледуин и Харботтл все утро ехали за ней в южном направлении, а я шел за ними. Но наконец она повернула на запад, к Уэльсу, и продолжала путь прямо в эту языческую страну… прошу прощения, милорд, а эти два негодяя, удостоверившись, что она не собьется с пути, отправились обратно.

– В Уэльс? – недоверчиво повторил Арт. – Но к чему ей это? Она не говорит по-валлийски, и Уэльс – наша родина. Это означает, что она будет в нашей власти и понимает это.

– Если вы ее догоните, – напомнил Билли.

Гриффит задумчиво погладил двухдневную щетину, покрывавшую подбородок и щеки.

– Безумие, но безумие расчетливое. Она считает, что нам и в голову не придет искать там, и так оно и было бы, не повстречай мы Билли. Кроме того, Мэриан удалось ускользнуть от Генриха, а в Англии, чтобы исчезнуть так бесследно, нужно идти на север, в Озерный край. Только так.

– Думаешь, она отправилась… – Арт, вздохнув, признался Гриффиту: – Знаешь, не ты один иногда не понимаешь женщин, и валлийские мужчины – не то что эти слюнтяи англичане, жалкие пресмыкающиеся, которые выползают полежать на солнышке…

Гриффит подавил улыбку: Арт старается отплатить Билли за нелестные отзывы о соотечественниках.

– Они воины и живут ради того, чтобы убивать англичан, – продолжал Арт.

– Но ты говорил ей совсем другое, – напомнил Гриффит. – В ночь ее побега ты сплетал волшебные сказки о прекрасной стране, гостеприимные люди которой будут рады приветствовать ее и сжимать в объятиях.

– Билли, ты уверен? – с неподдельным ужасом спросил Арт. – Мы нашли след, ведущий на юг.

– Гледуин и Харботтл несколько раз маскировали ее след, поскольку не желали, чтобы кто-то знал, куда она направляется.

– И создавали фальшивые метки, клянусь! Их коварство просто восхищения достойно! – подивился Арт.

– Неужели?

Гриффит был в бешенстве на себя за то, что не подумал проверить, где находится Гледуин сейчас, и не прикончил Харботтла, когда имел такую возможность.

– Скоро они станут пищей для червей!

– И правильно, милорд, – одобрил Билли. – Я два дня шел за леди Мэриан, и она держала путь прямо в Уэльс, только передвигалась очень медленно из-за малыша. Позвольте мне отвести вас в последнее место, где я их видел, и оттуда мы начнем поиски.

– Отведи, но дальше мы отправимся вдвоем с Артом, а ты вернешься к Уэнтхейвену. – Гриффит нагнулся поближе к Билли. – Возможно, он сумеет поставить препятствия на пути Гледуина и Харботтла.

Лицо Билли медленно осветилось широкой улыбкой.

– Возможно. Даже очень возможно.

– А, Билли! – Уэнтхейвен улыбнулся стражнику, маячившему на пороге спальни, и, погладив по голове Хани, приказал собаке лечь. – Заходи, Билли, добро пожаловать!

Граф не обратил внимания на нерешительность слуги, неловкими шагами пробиравшегося в комнату. Он совершенно игнорировал грязь, оставленную Билли на дорогом ковре, и шумное сопение, говорившее о явном волнении. Вместо этого Уэнтхейвен налил до краев две чаши с элем, прикрикнул на спаниеля и подошел к устланному подушками креслу, в котором обычно сидел.

– Садись, Билли, отдохни. Давай выпьем вместе.

– Милорд… – Только вновь принятые служанки вели себя так застенчиво и сконфуженно. – Я не могу пить с вами.

– Но почему?

– Не полагается.

Уэнтхейвен благосклонно хмыкнул и опустился в кресло. Хани легла у его ног.

– Думаю, мне решать, что полагается, а что нет. В конце концов, если мне захотелось выпить эля с одним из старейших и самых доверенных солдат, кто может запретить это?

Билли промямлил что-то неразборчивое.

– Ну а теперь садись… – Уэнтхейвен носком сапога подвинул свое кресло поближе. – И потолкуем.

Он пропустил мимо ушей стон Билли, улыбаясь с натянутым доброжелательством, пока стражник крался вперед и опускал свой немалый вес в низкое кресло.

– Тебе удобно, Билли?

Билли, очевидно, чувствовал себя крайне неловко, но послушно кивнул.

– Вот твой эль, Билли.

Билли взял чашку сильно дрожащей рукой.

– Ну, Билли, сколько лет ты прослужил у меня?

– Э… – Край чашки мелко задребезжал о зубы стражника. – Э… сколько лет?

Уэнтхейвен прикрыл глаза, словно от боли. Ему не хватало Мэриан. Не хватало человека, с которым можно было помериться остроумием. Единственного из всех окружающих его дураков, кто не был совершенно и полностью глуп.

Открыв глаза, он молча наблюдал, как Хани поднялась и начала принюхиваться, словно собираясь бежать по следу.

– Вот именно – лет, – повторил он Билли.

– Э-э… я стал солдатом уже в одиннадцать, милорд, а теперь мне… – Билли поморщился, словно стараясь вспомнить. – По-моему, тридцать два… значит, это составляет шестнадцать лет, милорд…

Граф почти обмяк в кресле. Глупец, глупец, глупец.

– Прекрасно, Билли.

Хани добралась до портьер, задрапированных в складки, и снова принюхалась, громко фыркая.

– И как часто ты покидал Уэнтхейвен за эти шестнадцать лет?

– Никогда! То есть… – Билли неловко заерзал, только сейчас поняв цель допроса. – Только на два дня.

– Вчера и позавчера?

Хани сунула голову за портьеру и завиляла хвостом.

– Д-да, именно так.

– Пей, Билли. Мне не по душе видеть тебя таким скованным. Это заставляет чувствовать себя негостеприимным хозяином. – Полный подозрения и любопытства, Уэнтхейвен подошел к портьерам. – Ты дрожишь. Это из-за сквозняков? Хочешь, чтобы я прикрыл портьеры?

Занавеси закачались, собака отскочила, и Уэнтхейвен едва не рассмеялся вслух, поняв наконец, что происходит.

– Нет, милорд, мне тепло. Совсем тепло, – заверил Билли. Уэнтхейвен постучал пальцем по портьере и кивнул:

– Как скажешь. Я не раздвину их… пока. Пойдем, Хани. – Он вернулся к креслу. – Подушка достаточно мягкая?

– Да, милорд, – выпалил Билли, – моему заду еще никогда не было так удобно.

– Превосходно, Билли. Превосходно. Значит, мы почти старые друзья…

– Да… то есть нет… э-э… милорд, я не зря уходил из замка, поверьте.

– И ты… – Граф помедлил, внимательно рассматривая ногти – Ты пришел сказать мне об этом?

– Я хотел защитить вашу дочь, – упрямо объявил Билли.

– Насколько я понял, она уехала совсем рано? И не сегодня?

На лице стражника отразилось изумление, смешанное с недоверием.

– Да, милорд. Но кто сказал вам?

Манера Билли требовать ответа с таким видом, будто он имел на это право, заставила Уэнтхейвена улыбнуться. Мэриан хорошо усвоила преподанные им уроки: она приковала к себе этого болвана цепями доброты, и Билли был предан ей, как верный пес.

– Последние дни из замка все время кто-нибудь исчезает без объяснений, – продолжал граф, – и я просто не смог сдержать любопытства. Пришлось позвать молодого Харботтла… Ты знаешь Харботтла?

– Он недостоин чистить мне сапоги.

Невольно восхищенный, Уэнтхейвен кивнул.

– Вижу, ты действительно его знаешь. Когда я в последний раз говорил с ним, то невольно заметил, что с ним, по-видимому, приключился несчастный случай. Вывих плеча. И случай этот носит имя Гриффита ап Пауэла.

Билли освоился ровно настолько, чтобы признаться:

– По-моему, он человек хороший.

– Ты и его знаешь? – с деланным удивлением спросил Уэнтхейвен. – По-моему, он исчез в то же время, что и моя дочь.

Билли, нахмурившись, пытался все обдумать. Он, по всей очевидности, не доверял хозяину и в то же время старался не выдать Гриффита и Мэриан.

– Сэр Гриффит был послан в мое скромное жилище не кем иным, как королем Генрихом.

На Билли это, очевидно, произвело огромное впечатление, и лицо его мгновенно просветлело.

– Но я не знаю, почему король послал сэра Гриффита, и это меня беспокоит. – Уэнтхейвен прижал ладонь ко лбу. – Хотел бы я знать, в чем состоит миссия сэра Гриффита и не может ли он нанести бесчестье нашему дому.

– Нет! – с полной уверенностью объявил Билли. – Сэр Гриффит так же заботится о безопасности леди Мэриан, как вы или… я.

– Крайне интересно. Но откуда ты это знаешь?

– Потому что он принес мне клятву.

Холодный озноб пронизал тело Уэнтхейвена. Он наклонился вперед:

– Обет?

– Он поклялся жениться на леди Мэриан.

При виде разъяренного лица хозяина голос Билли дрогнул, но тот уже не мог сдержаться.

– Жениться на леди Мэриан?! – почти взвизгнул он. – Он поклялся жениться на леди Мэриан?

– Да, и каждый год награждать ее ребенком… чтобы ей было чем заняться и не хватало времени то и дело попадать в беду, – выпалил Билли и тут же поспешно отпрянул, прикрываясь руками.

Но Уэнтхейвену было не до него. Он злился не на Билли, а на сэра Гриффита. Подумать только, вообразил, что может жениться на дочери Уэнтхейвена! А Мэриан! Вместо того чтобы покорно играть предназначенную ей в планах отца роль, эта дерзкая тварь…

Она его дочь, черт бы все побрал! Он считал, что она опозорила его, приведя в дом ублюдка, но девчонка отказалась просить прошения или что-либо объяснить, и, справившись с гневом, Уэнтхейвен неожиданно понял причину ее упорного молчания. Ее сын… как его звали… Лайонел? Лайонел был очень похож на Йорков… Больше того, казался живым портретом короля Англии Ричарда.

Королевские ублюдки, конечно, ничего не стоили, не играли никакой важной роли, особенно если приходились детьми низложенному королю, но у Уэнтхейвена были свои подозрения относительно обстоятельств рождения мальчишки. И, в конце концов, пусть он даже ошибается. Что ему терять? Граф приходился родственником вдовствующей королеве со стороны Вудвиллов, и по мере того, как Генрих все прочнее укреплялся на троне, все меньше ему имело смысла пытаться сохранить преданность Уэнтхейвена, да и остальных Вудвиллов. Уэнтхейвен с горечью наблюдал, как его положение с каждым днем становится все более шатким, а клятва верности, данная Генриху, не могла идти ни в какое сравнение с принесенным в юности обетом добиться власти и могущества.

Так что он был даже благодарен Мэриан. Она принесла в его дом королевское дитя, и теперь можно было начинать большую игру. Может, она вовсе ничего не замышляла и не хотела, чтобы он строил замыслы, но, в конце концов, он – ее отец и знал, что лучше всего для дочери.

Граф утешал себя тем, что хорошо знает дочь. Она ненавидела жизнь в глуши, вдали от веселой, полной развлечений жизни при дворе. И, конечно, хотела для сына всего самого лучшего. Мэриан, несомненно, по достоинству оценит его усилия, когда они увенчаются успехом! Поэтому Уэнтхейвен строил планы в ожидании подходящего момента. Теперь же, когда этот момент настал, Мэриан сбежала – бросилась в объятия какого-то мелкопоместного валлийского рыцаря, вообразившего, что он достаточно хорош для дочери графа!

Уэнтхейвен судорожно прижал руку к животу. Будь проклята Мэриан! Это она зажгла в его внутренностях огонь, погасить который не сможет и море вина! А поглядите только на ее верного защитника Билли! Удрал на другой конец комнаты и с тоской поглядывает на дверь в поисках выхода.

Находилось немало людей, убеждавших Уэнтхейвена, что тот в приступе ярости становится похожим на дьявола… но сейчас слишком многое было поставлено на карту, чтобы давать волю гневу. По всей видимости, сейчас главное – войти в доверие к Билли, задача отнюдь не из легких, поскольку Билли столько лет был свидетелем явного пренебрежения родительским долгом. Но при умелом подходе можно многого добиться, а Уэнтхейвену этого умения было не занимать.

Как убедить этого болвана, что он заботится только о безопасности Мэриан? Конечно, можно силой заставить Билли сказать правду о том, где скрывается дочь, и о роли Гриффита в ее исчезновении, но он не сможет вынудить стражника сделать что-то, грозившее причинить зло Мэриан или ее сыну. Пытаясь успокоиться, граф позвал:

– Хани! Сюда, девочка!

Собака села и восторженно завиляла хвостом, а когда Уэнтхейвен похлопал себя по колену, прыгнула в объятия хозяина с такой готовностью, словно доверяла ему жизнь. Да так оно и было. Этот пес – любящий, верный, готовый на все, чтобы угодить, – никогда не подведет его, никогда не предаст… как, впрочем, и он его. Хани боготворила графа и чувствовала, какой великолепный контраст представляла ее золотистая шерсть с богатой тканью его дублета. Но сам граф настороженно наблюдал за Билли, предчувствуя его реакцию.

Ни один человек, заслуживший такую безусловную любовь собаки, не может быть таким уж плохим. Ни один человек, так трогательно заботившийся о своей любимице, не может желать зла дочери. Уэнтхейвену даже не надо было смотреть на Билли, чтобы понять: с каждым взмахом руки, гладившей спаниеля, Билли все больше и больше терял бдительность. Почувствовав, что настроение стражника изменилось, граф небрежно бросил:

– Билли, принеси нам со стола каравай хлеба и сыр. Нужно немного подкрепиться, прежде чем ты поведаешь мне, каким образом сэр Гриффит принёс тебе обет.

Взвешивая каждое слово, Билли заговорил:

– Он шел по следу леди Мэриан, совсем как я. Ну… не мог же я оставить его одного, разве что он сам решил бы бросить поиски. Когда я в последний раз видел сэра Гриффита, он следовал за ней в Уэльс.

– В Уэльс? – не веря, повторил Уэнтхейвен. – Что заставило ее отправиться в Уэльс?

– Сэр Гриффит объяснил, что она решила, будто он не догадается искать ее там. Боюсь… – Билли постучал по лбу мясистым пальцем. – Думаю, ее гнал страх.

– Но чего она могла испугаться?

– Не знаю.

– Она провела ночь в спальне сэра Гриффита?

Билли покачал головой.

– Неужели не призналась тебе? И, готов биться об заклад, сэр Гриффит тоже промолчал.

Билли явно потерял равновесие и уверенность в том, что правильно оценил характер Гриффита, и Уэнтхейвен поздравил себя с успешной атакой.

– Ну… а теперь поговорим о благополучном возвращении леди Мэриан.

– Ее благополучном возвращении? – тупо повторил Билли.

– Конечно. – Уэнтхейвен почесал собаку за ухом. – Леди Мэриан должна вернуться?

Билли нервно надломил кусочек хлеба.

– Но… только не в том случае, если она решит отправиться в Уэльс с сэром Гриффитом.

– Билли, но ведь речь идет не о крестьянской девушке. Мы говорим о дочери графа Уэнтхейвена. Если сэр Гриффит хочет на ней жениться – а я не сомневаюсь, что это именно так, – будь уверен, он делает это отнюдь не из горячей любви. У леди Мэриан богатое приданое. Конечно, его семья захочет узнать, сколько за ней дадут, а мне нужно осведомиться, какова будет вдовья часть, если муж леди Мэриан безвременно скончается. Необходимо обсудить брачные контракты, списки белья и одежды, которую привезет с собой Мэриан. Леди Мэриан просто необходимо вернуться – ведь нужно приготовить акты о передаче земли и денег.

Билли, шаркая, поплелся к хозяину и, уставясь на хлеб с сыром, которые по-прежнему держал в руке, пробормотал:

– Сэр Гриффит женится на леди Мэриан не ради денег.

– Возможно, нет. Порежь, пожалуйста, хлеб. Не хочется тревожить собаку, когда она так уютно устроилась. Но Пауэл, конечно, не откажется от денег. Мое богатство достанется валлийцам! Перенести это невозможно!

– Это беспокоило и меня. Не ваши деньги, конечно, а то, что сэр Гриффит – валлиец. – Билли, достав нож из-за пояса, отрезал ломоть хлеба и передал графу. – Думаете, он все же дикарь?

– Не хотелось бы встретиться с ним на поле брани, если, конечно, ты это имеешь в виду. Но сомневаюсь, что он причинит зло леди Мэриан. – Уэнтхейвен скормил Хани корочку хлеба. – По крайней мере серьезное зло. – Подняв глаза, граф встретился с перепуганным взглядом Билли. – Но вот Харботтл… Я вышвырнул его из замка.

– Рад слышать, милорд! – искренне ответствовал Билли.

– Да, он дурной человек. Но и со стороны Гриффита было настоящим зверством так хладнокровно вывернуть правую руку Харботтла из сустава! – Уэнтхейвен откусил кусочек хлеба и задумчиво прожевал. – Не заметил ли ты сломанных костей у леди Мэриан, когда та покидала замок?

– Н-нет, – пролепетал Билли. – И синяков тоже. Правда, было слишком темно, чтобы ясно видеть.

– М-м… хорошо. Возможно, она сбежала от Гриффита в порыве глупого девичьего смущения. Она, конечно, не девственница, но нее возможно.

Хлеб и жирный сыр немного успокоили желудок Уэнтхейвена. К тому же его усилия очернить Гриффита оказались даже слишком успешными. Откинувшись на спинку кресла, он снова начал плести паутину:

– Хотел бы я верить, что она по доброй воле решила выйти за него замуж, и готов сделать все, чтобы она не стала пленницей в крепости Пауэлов. Но как я могу просить добропорядочного англичанина проникнуть на чужую территорию, только чтобы не терзаться беспокойством за свою дочь?

Билли поднял руку, но Уэнтхейвен жестом успокоил его:

– Нет, Билли, дай мне подумать. – Он отломил кусочек сыра для Хани. – У меня много валлийских наемников, и они легко могут сойти за своих, но, по правде говоря, я им не доверяю. Они наверняка позабавятся с леди Мэриан, прежде чем вернуть ее, да еще и платы потребуют.

– Умоляю, милорд…

– Будь какой-нибудь способ…

Уэнтхейвен откусил большой кусок, набив рот так, что не смог говорить, и Билли наконец взорвался:

– Но, милорд, способ есть! Поставьте меня во главе наемников!

Уэнтхейвен проглотил сыр, откашлялся и, глядя в сверкающие глаза Билли, произнес:

– Ты не можешь командовать всеми этими негодяями-наемниками, и, кроме того, кто позаботится о защите Уэнтхейвена? Нельзя же оставить замок без солдат…

– У вас останутся англичане, – перебил Билли, – готовые оборонять Уэнтхейвен до последней капли крови. Но если вы хотите оставить валлийцев, дайте мне хотя бы троих. Всего троих, и я привезу леди Мэриан из Уэльса.

– Господь сохрани нас, кажется, тебя осенила верная мысль! – воскликнул Уэнтхейвен и, спустив собаку на пол, нагнулся, чтобы погладить ее, одновременно пытаясь скрыть сиявшее на лице торжество. – Что ж, я готов дать тебе пятерых. Пятерых наемников. Они проведут тебя через Уэльс и помогут вернуть леди Мэриан домой.

Билли застонал, но так тихо, что Уэнтхейвен едва расслышал его.

– Но что, если она захочет выйти замуж за сэра Гриффита? Готов поклясться, человек он благородный.

– Есть множество благородных людей, которые плохо обращаются с женами, – заметил граф, на что Билли согласно кивнул. – Но хотя я искал для нее другого, гораздо более знатного мужа, если Мэриан пожелает остаться с сэром Гриффитом, я дам ей свое благословение, хорошее приданое и стану называть валлийцев своими дорогими родственниками.

Билли явно стало нехорошо при одном упоминании о подобной возможности, но он все же превозмог себя и поднялся.

– Я сам выберу людей…

– Возьми Гледуина, – велел граф.

– Ему нельзя доверять.

– Он капитан наемников и знает как валлийский, так и английский. Ты должен взять его.

Билли пытался протестовать, но лучшей замены придумать не сумел.

– Как пожелаете, милорд, но я не спущу с него глаз.

– На твоем месте я поступил бы точно так же. – Дождавшись, пока Билли направится к двери, Уэнтхейвен пробормотал: – А он будет следить за каждым твоим шагом.

– Милорд? – недоуменно переспросил Билли.

– Огромное спасибо, Билли. Ты сумел развеять мои тревоги.

Уэнтхейвен махнул стражнику рукой и, улыбаясь, снова нагнулся к Хани. И только уверившись, что стражник уже далеко, подошел к окну и выплеснул остатки эля. Вернувшись к столу, граф налил две чашки вина, взял одну, направился к портьерам, закрывающим стену, и мощным рывком отдернул занавес.

– Выходи и выпей со мной, дорогая, – предложил он, – и никогда не воображай, что можешь шпионить за хозяином.


Глава 10


– Мэриан, бедная девочка, ты здесь? – Арт оглядел жалкую хижину, сотрясаемую ветром и мокрую от жестокого ливня. – Здесь? – Он обвел взглядом убогую деревушку, приютившуюся в Клуиде, горной местности Уэльса.

– Просто невероятно, правда? – Гриффит сам не мог понять, как удалось Мэриан забраться так далеко и почему она остановилась именно здесь. Сначала обитатели деревни не желали сознаться в том, что она здесь, но блестящая монета, брошенная одному из мальчишек, быстро заставила ее счастливого обладателя кивнуть на самую ветхую лачугу на краю деревни. И теперь угрюмые жители, которым отнюдь не улыбалось лишиться богатой гостьи, маячили на порогах домов, прикрываясь от ураганного ветра, опустошавшего западную сторону долины.

– Но почему она не остановилась у преподобных братьев? – удивился Арт. – По крайней мере сидела бы в тепле и безопасности.

– И отыскать ее было бы полегче, – согласился Гриффит. Весьма слабое утешение сознавать, что он прекрасно понимает ее и сочувствует необходимости в побеге.

Если не считать того, что бежала она от него.

– Она наверняка набросится на тебя, если попробуешь забрать ее отсюда, – заметил Арт, невольно подливая масла в огонь. Гриффит, вымокший до костей под непрерывным дождем со снегом, невесело хмыкнул:

– Как, Арт, ты хочешь сказать, что Мэриан предпочтет скорее остаться здесь, чем отправиться со мной туда, где тепло и… – он поднял мокрую полу плаща, – сухо?

– Она твердый орешек, – пожал плечами Арт, разглядывая хозяина. – Возможно, поэтому ты выглядишь словно воин, который готовится осадить крепость. Собираешься явиться как снег на голову или войдешь с криком, громко топая, словно каменный гигант?

Гриффит обжег его яростным взглядом и устремился вперед.

– Значит, каменный гигант, – удовлетворенно констатировал Арт.

Гриффит рывком распахнул крошечную дверь.

– И как снег на голову, – добавил Арт.

Гриффит, согнувшись в три погибели, шагнул внутрь. Посреди комнаты, прямо на полу, горел торф, распространяя облака густого дыма, растекавшегося во все стороны и застилавшего глаза. Кроме кровати и стола, в комнате не было никакой мебели. В этой лачуге Мэриан могла не беспокоиться о шпионах. Куски глины и камни вывалились из стены, оставляя дыры, за которыми не мог спрятаться ни один человек. Зато ветер и дождь были здесь незваными гостями, и Гриффит заморгал, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь сквозь дым, раздражавший нос и горло.

Мэриан с закрытыми глазами лежала на маленькой походной кровати, закутавшись в одеяло. Сидевший рядом Лайонел играл кусочками дерева и палочками. Подняв голову, мальчик увидел Гриффита и издал радостный вопль, разбросав деревяшки в порыве радостного возбуждения.

– Гриффит! – объявил он.

– Нет, дорогой, – хрипло прошептала Мэриан, – Гриффита нет.

Валлиец приготовился кричать, ругаться, применить силу, если потребуется… и растерянно замер на пороге. Почему она так неподвижна? Почему не открыла глаз при стуке распахнувшейся двери?

Он подошел ближе и присел около кровати. Лайонел протянул ручонки, и Гриффит обнял малыша.

– Я здесь, Мэриан.

Веки девушки дрогнули: она узнала валлийца… но радость в глазах мгновенно сменилась страхом. Она попыталась сесть. Губы зашевелились, выговаривая его имя, но с них не сорвалось ни звука.

Гриффит уже готов был рассмеяться жестокой иронии происходящего, но лихорадочный румянец и отчаянный взгляд сказали ему правду. Она больна, так больна, что едва может говорить, так больна, что он испугался за ее жизнь.

Мэриан рухнула на постель, слишком слабая, чтобы сидеть. Она пыталась дотянуться до Лайонела, но руки – тяжелые, словно свинец, – не поднимались. От сознания собственной беспомощности по щекам покатились слезы, и сердце Гриффита сжалось болью сострадания и тревоги. Сбросив плащ, он закатал рукава и прижал ладонь ко лбу девушки. Сухой жар опалил кожу. Гриффит, поморщившись, кивком подозвал Арта. Тот еле переставлял ноги, как и предполагал Гриффит. Храбрость льва сочеталась в Арте с сострадательностью монаха. Своей смерти он не боялся, но переживал за тех, кого любил. А Мэриан он уже успел полюбить. Глядя на нее полными слез глазами, старик прошептал:

– Это лихорадка?

– Артур, – упрекнул Гриффит, – не стоит скорбеть по живым.

Из-под одеяла показалась дрожащая рука. Мэриан слабо сжала скрюченные пальцы Арта, поднесла их к губам и, поцеловав, прохрипела:

– Арт… мой сын… защити его… сохрани…

Этот молящий голос поразил мужчин в самое сердце. Усилие отняло у девушки последние силы. Арт, в эту минуту казавшийся совсем одряхлевшим, поклялся:

– Мы поможем тебе.

– Лайонел, – продолжала настаивать она, цепляясь исхудавшей рукой за Арта.

– Мы позаботимся о нем, милая.

– Ты. – Испуганный взгляд метнулся к Гриффиту, потом снова к Арту. – Клянись ты.

Гриффит, совершенно ошеломленный, отпрянул и, споткнувшись, с размаху уселся на землю, стукнувшись задом.

Она не доверяет ему! Боится, что он убьет ее сына! И не важно, что Гриффит тоже пытается разгадать намерения Генриха. Не важно, что она просто не могла не принять его за убийцу, посланного королем. Черт возьми, Мэриан должна доверять ему! Он приказал ей доверять ему! Сам-то Гриффит верил: недаром излил в нее свое семя.

Арт осознавал ужас происходящего гораздо медленнее, но, поняв все, запротестовал:

– Девочка, Гриффит ни за что не…

– Поклянись ей, Артур.

Окончательно испуганный Арт умоляюще протянул руки.

– Но она думает…

– Я знаю, о чем она думает. – Гриффит едва не корчился от боли, ощущая во рту горький вкус поражения. – Поклянись ей. Сними тяжесть с ее души.

Арт непривычно заикающимся голосом дал обет защищать Лайонела ценой собственной жизни всегда и во всем, от любой опасности.

Руки Мэриан соскользнули на тюфяк, глаза со слабым вызовом смотрели на Гриффита. Тот, не сводя с нее взгляда, приказал:

– Артур, возьми мальчика.

– Гриффит, она больна. И не знает, что говорит.

Нагнувшись, Арт посадил Лайонела себе на спину.

– Знает. Иди, купи тележку.

– Ты не станешь кричать на нее?

– Не стану… – с поистине невероятным терпением ответил Гриффит. – И купи все одеяла в этом Богом забытом поселке.

Арт неуклюже подпрыгивал под Лайонелом и одновременно наблюдал за Гриффитом.

– Уж больно у тебя характер свирепый.

– Неужели ты считаешь, что я не смогу держать себя в руках?

Арт, казалось, удовлетворился ответом, но все же предупредил:

– Здешние обитатели обдерут меня как липку!

– Передай им, – процедил Гриффит сквозь стиснутые зубы, – что, если запросят слишком много, придется иметь дело с разъяренным рыцарем.

– Лучше скажу, что девушка занесла в деревню лихорадку, и они будут рады отделаться от нее.

Гриффит едва не улыбнулся вслед Арту, но сведенные гневом губы отказывались повиноваться. И все из-за нее. Из-за горького разочарования…

Встав на колени у постели, Гриффит нагнулся над Мэриан.

– Взгляни на меня, – потребовал он. – Взгляни на меня. Смотри.

Он намеренно отгородил ее от окружающего так, чтобы девушка видела лишь его – широкие плечи, мускулистую грудь, лицо, которое Арт называл уродливым, а Мэриан находила желанным.

Нижняя губа ее дрогнула, глаза наполнились слезами, но она уткнулась лицом в одеяло, чтобы вытереть слезы и сделать так, как велит Гриффит. Взгляд Мэриан, полный надежды, медленно скользил по нему, словно у усталого путника в поисках приюта. Рыцарь терпеливо ждал, пока она закончит изучать его, и только потом сказал:

– Я – воин. Человек, с юности привыкший сражаться. И если только захотел бы, одним ударом переломил Арту шею и забрал у него Лайонела.

– Не Арта, – одними губами выговорила Мэриан.

– Да, я ни за что на свете не причинил бы зла Арту, так что ты знала, кого выбрать защитником Лайонелу. Но кто охранит тебя?

Гриффит заметил, что она пытается напряженно размышлять. Очевидно, это давалось ей с трудом и занимало много времени. Но наконец, вопросительно глядя на Гриффита, она протянула руку в его сторону.

Рыцарь постучал пальцем по груди:

– Да, я позабочусь о тебе.

Она снова оценивающе оглядела его. Ну о чем тут размышлять? Что она вообразила себе? Что он оставит ее здесь одну? Что убьет в дороге? Или попросту не обратит внимания на ее болезнь, пока Господь не призовет Мэриан к себе, и тогда совесть Гриффита будет чиста? Неужели не понимает, как ранит его такое недоверие? Наверное, все-таки понимает, но слишком слаба, чтобы скрывать истинные чувства. Гриффит не знал, сможет ли когда-нибудь простить Мэриан.

Но тут она еле заметно кивнула, и скала его гнева начала рушиться. У Гриффита остался всего лишь один вопрос:

– Ты доверяешь мне заботу о себе?

Мэриан, не колеблясь, кивнула и слегка улыбнулась. Гриффит едва не застонал вслух. Когда она смотрела на него так умоляюще, он был готов простить все. Ворчливо, не желая дать ей понять степень своего мягкосердечия, он пробормотал:

– Ну вот, наконец хоть что-то умное от тебя услышал. – И, осторожно подняв дрожащую девушку, прижал ее к себе. – Сейчас раздую огонь, накормлю тебя горячим бульоном, чтобы влить в тебя немного здоровья. – Он потерся лбом о гриву спутанных рыжих волос и наконец почувствовал, что способен улыбнуться. – Потом отвезу тебя к своей матери.

У Мэриан не осталось сил возражать, а путешествие оказалось невыносимым и отняло последние силы.

Темнота и ливень, мокрое от пота тело, озноб и жар, короткие периоды пробуждения и лихорадочный сон. Деревянные колеса, попадающие в каждую выбоину на дороге. Ноющие кости, распухшая от боли голова, клацающие зубы…

Наконец тележка остановилась, и Мэриан открыла глаза, хотя все равно ничего не смогла увидеть. По-прежнему стояла непроглядная тьма и было так душно, что на миг ей показалось, будто она умерла и лежит в гробу. Кто же теперь позаботится о Лайонеле?

Мэриан нетерпеливо шевельнулась, вновь охнув от боли в суставах, и вспомнила: Арт – вот кто возьмет Лайонела. Арт поклялся воспитать мальчика, несмотря на недовольство Гриффита, и Арт сдержит слово.

Вокруг нее – близко и на расстоянии – что-то кричали на незнакомом языке. Потом, совсем рядом с тележкой, кто-то сказал:

– Мать, я привез тебе кое-что.

Гриффит. Значит, они добрались до дома Гриффита? В таком случае почему он говорит по-английски?

У Мэриан не было времени подумать об этом, потому что веселый голос задорно ответил:

– Твое белье может подождать.

Взрыв смеха приветствовал остроумный ответ, но Гриффит продолжал настаивать:

– Это подарок, о котором ты просила меня все последние десять лет. Внук.

Внук? Мэриан встревоженно замерла. Что он замышляет? Как смеет представлять Лайонела собственным сыном? Неудивительно, что он говорит по-английски. Хочет, чтобы она слушала и понимала.

Смех мгновенно замер, и воцарилось напряженное многозначительное молчание. Прекрасно. Значит, люди Гриффита так же разгневаны, как она сама. Тишина стала почти невыносимой, когда Лайонел тоненько пропищал:

– Гриффит.

– Да, парень, – согласился Арт, – а это мама Гриффита.

Если бы только она могла заговорить.

Мэриан приготовилась к резким упрекам матери Гриффита и почти лишилась сознания, когда та одобрительно объявила:

– Красивый парнишка и тяжеленький. Сколько ему лет?

– Еще нет двух, – гордо ответил Гриффит, – и уже говорит! А какой умный! И непоседа.

Излияния Гриффита перебил мужской голос, очень похожий на его собственный:

– Тебе есть в чем признаться, Гриффит Рис Вон Эднифед Пауэл?

– Я все расскажу, отец, но сначала…

Мэриан снова застыла, но ничто не могло подготовить ее к ударившему в лицо яркому свету, когда Гриффит снял покрывало. Она прикрыла глаза рукой, пытаясь загородиться, и словно откуда-то издалека расслышала крик матери Гриффита:

– Святая Уинифред, жива ли она? Возьми малыша, Рис.

Тележка качнулась, мягкая рука дотронулась до щеки Мэриан.

– Ах, Гриффит, – нежно упрекнула женщина, – у тебя совсем нет разума! Девушка больна, неужели не видишь? Нельзя тащить ее через весь Уэльс, словно грязное белье. Дорогая…

– Леди Мэриан, – перебил Гриффит.

– Леди Мэриан, – повторила мать, – я Энхарад, мать Гриффита, жена Риса, дочь рода прославленных лекарей и самого великого из них – Риволлона. Мы известны искусством исцеления, и я помогу тебе.

Мэриан медленно опустила руку. Тележка стояла в конюшне с высокими потолками, наполненной запахами сена и лошадей и звеневшей от криков соколов, восседавших на насестах. В конюшне царил полумрак, свет был совсем не таким ярким, как казалось раньше, но Мэриан все равно прищурилась. Вокруг стояли люди – слуги, конюхи, а главное, Гриффит, Арт и высокий мужчина, похожий на Гриффита. Он держал на руках Лайонела. Значит, это Рис. Но внимание Мэриан было приковано к Энхарад.

Голова женщины была закутана старомодным белым платком, оставлявшим открытыми лишь розовые щеки и лоб. Когда Энхарад улыбалась, на щеках появлялись ямочки, а морщинки показывали, что улыбается она часто. Глаза – необычного золотистого цвета, как у Гриффита, но без сыновней суровости.

– Бедная девочка, – проворковала Энхарад, прижимая Мэриан к пышной груди.

Мэриан внезапно захотелось плакать – то ли от запаха свежеиспечённого хлеба, исходившего от женщины, то ли из-за нескрываемо теплого приема. Молчаливые слезы поползли по щекам, рыдания сотрясали худенькое тело, разрывали горло.

– Бедняжка, – повторила Энхарад. – Гриффит, немедленно неси ее в замок.

Гриффит, нагнувшись, подхватил Мэриан.

– Пойдем, – велел он, словно у девушки был какой-то выбор. Резкое движение, пронзившее болью спину, вызвало новый прилив слез, и голова Мэриан беспомощно упала на его плечо. Впервые с того дня, как Мэриан встретила Гриффита, он казался ужасно неуверенным в себе.

– Мама?

– Я позабочусь о ней, – заверила Энхарад. – Арт, прикрой девочку покрывалом, чтобы она не промокла. Рис, ты понесешь мальчика.

На голову Мэриан набросили легкое вязаное одеяло, но она немедленно высвободилась, желая все видеть и свободно дышать, втягивать усталыми легкими свежий воздух. Перед глазами мелькнуло расстроенное лицо Арта.

– Это лихорадка заставляет ее вести себя так, – пробормотал старик.

– Не огорчайся, Арт, она скоро поправится.

Энхарад подоткнула одеяло, поплотнее прикрыв шею Мэриан.

– Положу ее в своей спальне, – решил Гриффит.

– Вы женаты? – осведомился отец.

– Еще нет.

– В нашем доме никому не позволено делить постель без благословения церкви.

– Как скажешь, отец.

– Она вдова?

Рис допрашивал Гриффита с таким видом, будто имел на это полное право. Мэриан была потрясена. Она знала другого Гриффита – сурового и властного, – но сейчас перед ней стоял его отец, требовавший уважения от сына и получавший его.

– Нет, она не вдова.

Рис перехватил Лайонела другой рукой, словно мальчик внезапно стал слишком горячим.

– И до сих пор не замужем?

– До сих пор, отец, – почтительно ответил Гриффит.

Рис неожиданно одобрительно кивнул, проявляя то ли необычайный такт, то ли полное отсутствие чувствительности.

– Прекрасно. Я только хотел знать, не осадит ли крепость какой-нибудь разъяренный муж.

– Ты можешь расспросить Гриффита позже, – перебила Энхарад, заставив Мэриан невольно усомниться в безоговорочной власти Риса. – Главное – позаботиться о леди Мэриан. Гриффит, отнеси ее в свою спальню.

– Жена… – зловеще начал Рис, но на Энхарад это не произвело ни малейшего впечатления.

– Гриффит может спать в большом зале вместе со слугами.

– Маленькая тиранка, – простонал Рис.

Энхарад, засияв ямочками, сделала мужу реверанс и сцепила руки на переднике.

– Святая Уинифред, нужно послать служанок убрать покои и приказать кухарке готовить ужин посытнее!

Она мгновенно унеслась, бесшумно и легко, словно ангел на крыльях. Гриффит посмотрел вслед матери с улыбкой, от которой в горле Мэриан почему-то вновь встал комок, и тут же перевел взгляд на Мэриан.

– Ты потеряла мать, – объявил он, – поэтому я дал тебе свою.

И, сжав Мэриан в объятиях, устремился к двери. Дождевые капли падали на ее лицо, смешиваясь со слезами, но девушка все же старалась разглядеть замок Пауэл. Массивные внешние стены заставляли стоявших на них стражников казаться совсем крошечными, а четыре башни по углам словно придавливали стены. Замок из сурового серого камня стоял на небольшом холме посреди внутреннего двора, и Гриффит почти бегом начал подниматься к нему. По мере приближения замок, казалось, начал расти – мрачный, величественный, мощный, напоминая ей о ком-то…

Гриффит…

Мэриан так хотелось обмякнуть в его руках и одновременно убежать. Это место превратило Гриффита в свое подобие. Как и Гриффит, крепость безжалостно расправлялась с врагами, но защищала тех, кто находил убежище в ее стенах. Если она отдастся Гриффиту, тот тоже охранит и позаботится о ней. А если нет… разобьется о камень его решимости…

Они стояли перед огромной дубовой дверью, и когда она открылась, чтобы поглотить Мэриан, девушка в слепой панике начала сопротивляться.

– Мэриан, – окликнул Гриффит, и та окинула его безумным взглядом. Он, казалось, понял, чего боится девушка. – В Уэльсе существует традиция переносить невесту через порог. Это осталось еще от тех времен, когда девушку похищали. В Англии тоже существует такой обычай?

Мэриан хотелось забиться, завопить на всю округу, но она только выдохнула:

– Мерзавец! Негодяй!

Он закрыл ей рот быстрым поцелуем и вошел в центральную часть замка. Поднимаясь по ступенькам в главный зал, он остановился, чтобы дать ей полюбоваться зрелищем.

– Ваш король Эдуард строил крепости, чтобы усмирить свирепых валлийских мятежников, а мы выстроили замок Пауэл, чтобы сражаться с королем. И, конечно, проиграли. Крепость оставалась в руках англичан, пока один из моих предков-лизоблюдов не выпросил ее обратно, пресмыкаясь перед хозяином.

Оказавшаяся сзади Энхарад легонько подтолкнула сына:

– Наверх, в свою комнату, Гриффит, и побыстрее! Леди Мэриан может выслушать славную историю семьи Пауэл, когда поправится. Это всего-навсего заплесневелый старый замок, и нечем тут хвастаться.

Мэриан прекрасно понимала, на что жалуется Энхарад. Огромные помещения, никаких удобств, зато повсюду разбросаны подушки, на стенах висели гобелены, в очагах горело яркое пламя. Трубы дымили редко, сквозь широкие окна проникало достаточно света, а слуги выполняли свои обязанности с улыбками на лицах.

Подошедший Арт сбросил с девушки промокшее одеяло.

– Слушайся леди Энхарад, ясно?

Мэриан поколебалась, чувствуя, как задрожали руки.

– Какое бы мерзкое снадобье она ни давала тебе, глотай без всяких возражений.

Мэриан вызывающе выдвинула подбородок, но единственный глаз Арта наполнился слезами.

– Я никогда не говорил этого, но ты напоминаешь мне старшую дочь. Поверь, дорогая, я не вынесу, если придется потерять тебя.

– Хитрец, – прошептала она, зная, что проиграла. – Но я все равно обещаю.

Арт улыбнулся: слезы высохли как по волшебству.

– Делай, как скажет леди Энхарад, и быстро поправишься, а я… – Он смущенно оглядел Гриффита, но упорно продолжал, взяв Лайонела у Риса: – Я позабочусь о парнишке. Не расстраивайся из-за него.

– Н-нет, – пролепетала она неуверенно – как можно не беспокоиться за Лайонела? – Не буду.

В комнате, куда принес ее Гриффит, уже суетились служанки, грели простыни, разводили огонь, посыпали душистыми травами подстилки из свеженарезанного тростника. Над очагом кипел чайник с водой, и Энхарад одобрительно кивнула:

– Хорошо, что вы успели принести мои зелья.

Девушки присели и улыбнулись. Гриффит положил Мэриан на постель и, нагнувшись, уперся кулаками в подушку по обе стороны от ее головы.

– Добро пожаловать в Уэльс.

Обрадовалась ли она, увидев его в той лачуге, в горах? Если даже и так, Мэриан не помнила почему. Гриффит – утомительный, занудный, властный человек, который был слишком высокого мнения о своих постельных подвигах и правах, которые они давали ему.

Окончательно разволновавшись, Мэриан попыталась оттолкнуть Гриффита. Энхарад помогла девушке.

– Уходи. Я сама справлюсь, – велела она.

– Позволь мне остаться и помочь, – попросил Гриффит. – Я заботился о ней всю дорогу, до самого Пауэла, и, конечно, смогу сделать все, что надо.

– Нет! – прохрипела Мэриан. Энхарад взглянула на дверь.

– Рис!

Рис выступил вперед.

– Нам нужно кое-что обсудить. Простите, леди Мэриан. Леди Мэриан…

Отвечая на невысказанный вопрос, Гриффит пояснил:

– Леди Мэриан Уэнтхейвен.

– Уэнтхейвен? – резко переспросил Рис. – Из Шропшира?

– Да, – кивнул Гриффит. – Но почему…

Отец сжал плечо сына.

– Мы должны потолковать, и немедленно.

Гриффит, бросив последний взгляд на постель, последовал за отцом, закрыв за собой дверь. Он был доволен проведенным днем. Наконец-то они добрались! Гриффит сходил с ума от беспокойства каждый раз при взгляде на лихорадочно горевшие впалые щеки Мэриан, сжигаемой неумолимым жаром, на ее тревожные, неестественно блестевшие глаза. Но казалось, дома даже стены творят волшебство. Однако беда, кажется, шла по пятам. Гриффит почувствовал это при одном взгляде на отца.

– Почему тебе знакомо имя Уэнтхейвенов? – спросил он.

– Два дня назад, уже в сумерках, к воротам подошел старый нищий, по уши закутанный в лохмотья и весьма убедительно хромавший. Нам, конечно, не чуждо христианское милосердие, и мы пригласили его к очагу, чтобы накормить. – Искоса взглянув на сына, Рис добавил: – Этот нищий англичанин меня очень заинтересовал.

– Англичанин? Здесь?! – удивился Гриффит, невольно выпрямляясь.

– Мне показалось, что для хромого старика это слишком долгий путь.

– Да, ты прав. И у него нашлось объяснение этому?

– Сначала нет. Только когда вино развязало ему язык, он пожаловался на жару и сбросил часть своего гнусного отрепья. – Рис мрачно улыбнулся. – Потом он посетовал на долгое отсутствие женщин в его постели и попытался завлечь служанку. Будь он трезв, наверняка ему это удалось бы!

– Красивое лицо? Одна рука не действует? – Гриффит с упавшим сердцем понял, кто скрывался под личиной нищего. – Харботтл.

– Ах, я вижу, ты его знаешь! Тот, кто лишь недавно покинул замок Уэнтхейвенов в Шропшире, последний любовник дочери владельца.

– Это жалкий, лживый негодяй! Подлая тварь! – заревел Гриффит. – Где он?

– Иди за мной. – Направляясь в комнату неподалеку от спальни Мэриан, Рис объяснил: – Он заперт тут. Еду приносят три раза в день, эля дают столько, сколько он может выпить. Твоя мать вправила ему плечо и перевязала. Она исцелила его боль, и, насколько я слышал, две служанки позаботились об исцелении несколько другого рода. Он действительно красив, это животное.

– Ничего, я излечу его и от этого, – пообещал Гриффит.

– Твоя мягкосердечная мать не одобрит насилия над узником, – вздохнул отец. – Она не способна противиться ни ребенку, ни больному, ни улыбке собственного сына, и ты знаешь, что она сможет излечить леди Мэриан точно так же, как исцелила Харботтла.

Он вставил массивный ключ в замочную скважину и распахнул тяжелую дубовую дверь. Она со скрипом открылась. В уютной комнате стояли топчан, скамья, стол и поднос с лакомыми кусочками, могущими удовлетворить самый капризный аппетит. Рис усталым жестом указал на сэра Адриана Харботтла, привязанного за ноги к кровати.

– Ее сострадание не знает границ.

Харботтл, увидев недобрые лица хозяев, зарычал, словно загнанный волк:

– Гриффит ап Пауэл!

Гриффит издевательски поклонился, подражая изысканному придворному этикету.

– Как только я услыхал, что у нас почетный гость, поспешил приветствовать тебя. Такая честь! Лучший фехтовальщик Англии! – Он переступил порог крохотной комнаты. – Или, быть может, второй фехтовальщик?..

Сжимая перевязанную руку другой, Харботтл избрал тактику защиты труса:

– Если коснешься меня, твоя мать рассердится.

– Моя мать ухаживает за леди Мэриан и вряд ли услышит твои вопли.

Имя Мэриан произвело мгновенную, хотя почти невидимую, перемену в Харботтле. Казалось, он почти смаковал его.

Руки Гриффита сжались в кулаки, словно готовые обвиться вокруг напрягшейся шеи Харботтла.

Тот выпрямился.

– Значит, твои слова так же фальшивы, как и гостеприимство? И она все время была здесь?

Рис, поймав руку Гриффита, пробормотал:

– Спокойно, парень. – Закрыв за собой дверь, он объявил Харботтлу: – Мы пришли всего лишь вежливо побеседовать, не более того.

– Именно ты хотел посадить меня в подземелье, – обвинил его Харботтл, – и сделал бы это, только добрая дама, твоя жена, не позволила обращаться так с раненым гостем.

– Подумать странно, что мое гостеприимство славится по всей стране, – подивился Рис. – Если, конечно, учитывать прием, ожидающий тебя в любом другом месте.

– Лучше бы я никогда не появлялся здесь, – побелев, пробормотал Харботтл.

– Это Уэнтхейвен прислал тебя? – требовательно спросил Гриффит.

– Нет.

Харботтл явно хотел сказать больше, но сдержался. Из страха перед Уэнтхейвеном? Вполне вероятно. Длинная рука графа могла достать его даже здесь.

– Тогда почему ты пришел в Уэльс? – вмешался Рис. – Такой долгий путь, под холодным весенним дождем!

– Хотел получить то, что мне было обещано.

Сказано это было хоть и достаточно угрюмым тоном, но все же хвастливо, и Гриффит осведомился:

– И что же такое тебе было обещано, спрашивается?

– Граф заверил, что леди Мэриан разделит со мной постель.

– С чего бы это граф Уэнтхейвен отдал единственную дочь такому, как ты? – презрительно бросил Гриффит.

– За оказанные услуги. – Гриффит с отцом обменялись многозначительными взглядами, и Харботтл, поняв, что слишком много сказал, поспешно добавил: – Кроме того, не такой уж это неравный брак.

– Он граф, титулованный, влиятельный человек. Неужели не мог найти Мэриан мужа получше? Если ты говоришь правду… – Лично Гриффит подозревал нечто совсем противоположное. – Готов поклясться, что ты решил получить плату раньше сделанной работы и Уэнтхейвен вышвырнул тебя.

Харботтл тяжело и хрипло дышал, но не проронил ни слова.

– Кстати, – с притворным спокойствием спросил Гриффит, – какие же услуги он просил тебя оказать?

– Ты, конечно, многое отдал бы, чтобы все пронюхать, – со злобным вызовом бросил Харботтл, но, увидев грозное выражение на лице Гриффита, поспешил объяснить: – Всего-навсего победить ее в поединке.

– Но ты один раз уже пытался сделать это!

– Граф собирался научить меня приемам, неизвестным Мэриан. Мы собирались снова сразиться.

– Чтобы убить ее?

– Нет, я… – Харботтл запнулся. – Нет… он… никогда… ведь она его дочь. Какой смысл убеждать меня прикончить ее?

– Может, дело в ее сыне? – предположил Рис, но Гриффит жестом заставил его умолкнуть.

– Ее сын?! – фыркнул Харботтл. – Ни один человек не знает, кто его отец. – Голубые глаза оценивающе сузились, рука задумчиво погладила твердый подбородок. – Какой отец может быть настолько могущественным человеком, чтобы Уэнтхейвен захотел использовать…

– Чушь, – отмахнулся Гриффит. – Должна быть иная причина, по которой он хотел, чтобы ты…

– Заставил ее потерять голову? – в свою очередь, издевательски бросил Харботтл, улыбаясь прямо в лицо Гриффита.

Глубоко вздохнув, Гриффит попытался взять себя в руки.

– У Мэриан для этого слишком хороший вкус.

– Кого она отыщет лучше меня?

Харботтл попытался вскочить, но, запутавшись в веревке, опустился на кровать.

– Посмотри на меня хорошенько! Я не какой-нибудь дикарь-валлиец, говорящий на грубом тарабарском языке и живущий в грязном, холодном, пропахшем гнилью замке, вдалеке от английского двора. Я – английский дворянин, хорош собой и к тому же неглуп.

– Самый ничтожный из дворян. Самый низший из высокородных. – Черт бы его побрал! У Гриффита так и чесались кулаки превратить в месиво это надменное красивое лицо, но он не мог этого сделать и лишь издевательски бросил: – Самые богатые и честные простолюдины стоят выше тебя!

– Да, лучше хвост лошади, чем голова осла, – мягко добавил Рис.

– Неправда! Я – дворянин и уже поэтому достоин большего доверия, чем любой валлиец, когда-либо топтавший эту землю!

– По-моему, он слишком дерзок для человека, привязанного к кровати, – заметил Рис. – Может, взамен ноги сунуть в петлю его шею?

Гриффит упер кулаки в бедра и злорадно улыбнулся этой прекрасной мысли. Но улыбка быстро исчезла, когда Харботтл прорычал:

– Я пришел спасти леди Мэриан!

Бешеная ярость охватила Гриффита.

– Она останется со мной!

– Только потому, что ты заставил ее! – Харботтлу удалось отыскать брешь в доспехах Гриффита, и он поспешил воспользоваться преимуществом. – Как она может довериться чужаку, человеку, который служит презираемому ею королю?

– Она доверяет мне, просто…

Гриффиту не удалось подобрать нужных выражений, но Харботтл за словом в карман не полез. Сверкая глазами и широко улыбаясь, он обратился к Гриффиту:

– По крайней мере я всегда смогу удержать ее в узде парой хороших оплеух, а ее отродье может отправляться к лорду Уэнтхейвену. Родит от меня еще сорванцов и забудет своего ублюдка, а когда станет моей женой, ее связи помогут мне продвинуться при дворе. Уверен, девочка постарается держать рот на замке относительно дел, которые ее не касаются, и станет заботиться лишь о том, чтобы меня ублажать. Пусть только попробует не раздвинуть ноги, когда и где я…

Харботтл осекся и пискнул, словно крыса, когда руки Гриффита потянулись к его шее. Но он быстро пришел в себя и всадил кулак в живот Гриффиту. Тот согнулся пополам, обезумев от боли и едва слыша хриплый голос врага:

– Возвращаю свой долг!

Но Харботтл тут же снова завопил, отлетев к стене под ударом Риса – голова его со стуком ударилась о стену. Собрав все силы, Гриффит поковылял к выходу и вывалился в распахнутую отцом дверь.


Глава 11


Услышав, как повернулся ключ в двери, Харботтл застонал. Кровь Христова, какое счастье, что ему все-таки удалось отомстить Гриффиту! С какой радостью он пинал бы валлийского дикаря, пока тот не истечет кровью! Удовлетворение, испытанное им, почти стоило всех страданий!

Потирая ноющую челюсть, он встал и уставился в миску с водой, вглядываясь в смутное отражение. Черт возьми, кажется, на щеке останется синяк от кулака Риса.

Харботтл поморщился и, набрав в пригоршни ледяной воды, побрызгал на лицо. Если повезет, он сможет предупредить появление опухоли и снять боль. Как Адриан ненавидел боль! В этом крылся секрет его блестящего искусства фехтовальщика. Харботтл не терпел ран и страданий.

Он осторожно коснулся шишки на затылке. Неужели эти негодяи не знают, как содержать в плену благородного заложника?

По правде говоря, он не был настоящим заложником. Никто не заплатит за него выкуп. Но он никогда еще не попадал в подобное положение. Нужно как можно скорее найти выход!

Медленная улыбка расплылась по лицу Харботтла, пока он изучал свое отражение в миске. Какой красавец! Подумать только! Квадратная челюсть, прекрасные волосы, ресницы, за которые любая женщина отдала бы все. Да, женщины на многое способны ради мужчины с такой внешностью. Поэтому он в два счета окажется на свободе. Эту часть плана легче всего выполнить. Гораздо труднее решить, кого он возьмет с собой.

Мэриан? Да, он хотел Мэриан, хотел по многим причинам. Потому что она отказала ему однажды и взяла Гриффита в любовники. Потому что была дочерью Уэнтхейвена, и он получит возможность отомстить графу.

Кроме того, Харботтл невыносимо хотел ее. Неужели он болен? У него начинался жар при одной мысли о ней, а по спине полз озноб, когда он воображал, как заставляет ее раскаяться в собственной дерзости. Харботтл часто представлял их последний поединок. Он будет сражаться со всей силой и искусством и, как только выбьет шпагу у нее из рук, сможет показать, каким должен быть удар шпаги настоящего мужчины.

Харботтла беспокоила лишь мысль о том, что он женился бы на Мэриан даже в том случае, если отец лишит ее наследства. Но даже эта жертва стоит того, чтобы укротить ведьму… Правда, лучше бы заполучить все: Мэриан, положение и деньги.

Но об этом еще будет время хорошенько подумать.

Возможно, ключ к разгадке – это ее хныкающее отродье. Мэриан была при дворе, когда зачала его, и Гриффит, да, кажется, и Уэнтхейвен считают мальчишку стоящим внимания. А Уэнтхейвен никогда не ошибается – значит, ублюдком стоит завладеть.

Если удастся освободиться, добраться до мальчишки, скрыться из замка… тогда он получит Мэриан, причем на своих условиях.

Харботтл улыбнулся. Идея хороша именно та, за которую стоит страдать.

Гриффит тоже страдал, пока Рис тащил его в свои покои. Страдал от боли в животе и еще больше от неодобрительного взгляда отца. Пинком захлопнув дверь, Рис приказал:

– Немедленно скидывай мокрую одежду и заодно объясни любящему отцу, какие отношения между тобой и леди Мэриан.

Гриффит понял, что отец в бешенстве, и не без причины. Жена мужчины – дело, касающееся не только его одного, но и всей семьи. Сын женится, чтобы увеличить владения, богатство и влияние семьи.

Гриффит, женившись в первый раз, следовал этим заповедям, и его брак был не так уж несчастен. Никаких споров и ссор, поскольку жена знала свое место. Не было и ненужных разговоров – жена ничего не понимала ни в войнах, ни в политике. Зато на столе всегда вовремя стоял горячий обед, а в постели ждало теплое, покорное тело. Чего еще мог желать муж!

Всего месяц назад Гриффит взвыл бы от смеха, предположи кто-нибудь, что он будет искать вторую жену, думая при этом о чем-то еще, кроме набухающего похотью кома в штанах.

Но месяц назад он еще не был знаком с Мэриан.

Господи, Мэриан! Более неподходящей женщины трудно себе представить!

– Она хорошая девушка, – беспомощно начал Гриффит. – Мягкая, спокойная…

Но Рис резким жестом оборвал его, и Гриффит вспомнил, каким властным и внушающим страх может быть отец.

– Встань перед огнем и раздевайся.

Гриффит немедленно подчинился, словно маленький непослушный мальчик, каким был много лет назад. Пока он сбрасывал одежды, Рис передвигал сундуки, стоявшие вдоль стены, и с полным пренебрежением к порядку, установленному Энхарад, перекидывал вещи из одного сундука в другой, пока не нашел то, что искал: чистое теплое облачение. Подняв одежду, он скомандовал:

– Ну а теперь попытайся еще раз, но на этот раз скажи правду.

Правду? Какую правду? Что Мэриан сражалась на шпагах и носила мужской костюм? И, будучи здоровой, была такой же неугомонной непоседой, как ее сын? Нет, Гриффит не мог сказать отцу правды!

– Отец, ты полюбишь ее, когда узнаешь правду. – Он потер руки, покрывшиеся гусиной кожей от холода. – Она лучше всех и…

По коже вновь побежали мурашки, но на этот раз не от холода, а из-за презрительно выпяченной нижней губы Риса.

– Неужели ты пробыл в Англии так долго, что забыл, какова бывает настоящая честность?

«Попробуй поставить противника в неудобное положение, и ему трудно будет защищаться». Хорошая тактика, именно та, которую много лет использовал Гриффит… только забыл, что сам научился ей от отца. Оставалось только молить:

– Пожалуйста, отец, дай мне одежду.

– Я менял тебе пеленки и учил мочиться в ручьи, – фыркнул отец. – От меня ничего не скроешь, так ведь?

– Хочешь, чтобы я рассказал тебе о леди Мэриан?

Отец многозначительно помахал лосинами.

– Желаю, чтобы ты сказал правду о леди Мэриан.

Гриффит лихорадочно размышлял, каким образом лучше всего умиротворить отца. Прошло много времени с тех пор, как он позволял буйной части собственной натуры – валлийской части характера и души – вырываться на свободу. Неужели он все позабыл?

Гриффит нерешительно попытался найти слова.

– Леди Мэриан. Когда я поднимаю глаза к солнцу, вижу ее. Она – словно кречет, достойный лишь короля, взмывающий высоко в небо, где бушует ветер. Эта дикая и гордая птица летает даже выше утреннего жаворонка!

Рис бросил ему полотняную сорочку. Гриффит надел ее и затянул на шее завязки.

– Ее перья густы и блестящи, а клюв и хвост сверкают в свете дня.

Не сводя глаз с сына, Рис швырнул ему тунику и пробормотал:

– Наконец-то я слышу правду.

Гриффит осекся, потрясенный собой и неожиданной поэтичностью, которую считал давно отравленной и убитой жизнью.

– Это не правда, а всего лишь…

– Всего лишь душа валлийца, похороненная так глубоко, что я уже считал, будто ты никогда не отыщешь ее снова.

Рис кинул ему остальную одежду и подвинул кресло к огню. Гриффит, удивленный собственными речами и неожиданным благодушием отца, продолжал отдавать должное своей леди-кречету:

– Когда ничтожный смертный осмеливается поймать ее и пытается приручить, она лапами и клювом раздирает ему руки до крови. Но хотя дерзкому приходится ослаблять хватку, он никогда не перестает искать глазами высоко в небе взмах крыла и прислушиваться к победным крикам, выдающим ее присутствие.

– Но ты сможешь покорить ее?

– Ни один мужчина не сумеет этого сделать, – открыл горькую истину Гриффит. – Я могу свистеть, пока не пересохнет в глотке, но она неохотно спускается ко мне. Она не пускает в ход когти и клюв, но остается, только пока я приманиваю ее… – он запнулся, – наслаждениями, которые она не в силах отвергнуть. И только уставшая и насытившаяся принадлежит мне, мне одному.

– Ни один человек не может приманить сокола пустыми руками, – кивнул Рис.

Сбитый со своего поэтического пьедестала и немедленно перешедший к обороне, Гриффит запротестовал:

– Я отдал ей себя!

– Значит, не всего целиком.

– Именно ту часть, которая важнее всего. Ту, которая одновременно является целым. Она не почувствует разницы.

– Неужели? – Рис сложил ладони домиком. – Соколы… и женщины отличаются безошибочным инстинктом относительно тех, кому можно доверять.

Мгновенное острое воспоминание о клятве, вырванной Мэриан у Арта, ножом ударило в сердце Гриффита. Он налил себе чашу вина и выпил, пытаясь потопить все свои горести.

– Она обязательно будет доверять мне.

Но Рис, словно пушечным выстрелом, разбил притворную уверенность Гриффита в себе:

– Она не доверится тебе, если не позволишь ей узнать себя ближе. – Гриффит отвернул голову, но Рис, похлопав сына по безвольно свисавшей руке, сказал: – То, что случилось, случилось много лет назад. Мы все простили тебя… только не ты сам.

Горечь и давно пережитый стыд выжгли морщины на лбу Гриффита, оставили непроходящие шрамы в душе.

– Неужели потеря замка Пауэл была таким пустяком?

– Но она оказалась временной. Я не отдал бы его, не зная, что смогу вернуть. Были и другие способы выручить тебя, хотя и не столь легкие.

– Они не понадобились бы, не будь я глупым испорченным мальчишкой.

– Не испорченным. Упрямым. И, как объяснила мне позже твоя мать, веди я себя с тобой умнее, всего этого могло и не случиться.

Но Гриффит старался извинить прошлое нетерпение отца.

– Это из-за усталости, потому что пришлось выдерживать долгую осаду, выдавать еду и воду маленькими порциями и бояться, что враги отравят ручей, который питал колодец.

– Да и твоя выходка – тоже результат долгой осады. Клянусь всеми святыми, парень, признайся женщине, что гнетет твою душу, и, возможно, она с готовностью разделит с тобой тяжесть и совьет гнездо. – Не услышав ответа, Рис вытянул ноги и расслабился. – Ведь именно это ты замышляешь? Свить гнездо с леди Мэриан Уэнтхейвен?

Гриффит, больше всего желавший изменить тему, тем не менее спросил:

– А что ты скажешь?

– Наш род – достаточно почтенный, чтобы вынести позор появления англичанки в семье, но принесет ли она приданое?

– Не знаю. Сомневаюсь.

– Тогда какая от нее польза Пауэлам?

– У нее прекрасные связи при дворе, – осторожно начал Гриффит. – Королева Англии – подруга Мэриан.

Это произвело на Риса соответствующее впечатление, однако он все еще не был убежден.

– Сомневаюсь я что-то насчет ее покладистого характера. Арт, кажется, испытывает перед ней благоговейный трепет, а таких людей, перед которыми трепещет Арт, на свете не слишком много найдется.

– Не знаю, почему я еще терплю этого зловредного старикашку, – пробормотал Гриффит.

– Может быть, потому, что обязан ему жизнью? – предположил Рис.

– Возможно.

Гриффит чалил вина в чашу и протянул отцу. Рис, принимая ее, заметил:

– Я всегда считал, что ты выберешь жену, похожую на Гвенлин. Много раз я слышал, что тебе нравятся женщины покорные, домашние, умеющие хорошо обращаться с иголкой и готовые все время проводить дома.

– Мэриан научится, – объявил Гриффит. – Обязательно научится.

От него не укрылось, что отец поспешно поднес ко рту чашу, словно желая скрыть улыбку, но когда Рис допил вино, на его лице не было заметно ни малейшего признака веселья.

– Хотел бы я точно знать, когда отец леди Мэриан расположится лагерем у ворот крепости, чтобы потребовать возвращения дочери.

Гриффит опустился на скамью и протянул руки к огню.

– Возможно, он так и сделал бы, если б знал, где она, только осада – не самый излюбленный его метод ведения войны. Скорее он нападет из укрытия, как хорек, и, схватив за горло жертву, утащит в нору.

– Весьма ободряющая новость. Стоит ли установить наблюдение за леди Мэриан, чтобы она не исчезла внезапно?

– Здесь ей ничто не грозит… По крайней мере надеюсь на это… а вот Лайонела может подстерегать смертельная опасность, – сказал Гриффит.

– Отец малыша ищет его?

– Я не знаю, кто отец Лайонела, и до сих пор он не проявлял к мальчику ни малейшего интереса. Однако Лайонел – ребенок не простой, по многим причинам, не до конца мне понятным.

– Значит, я прав. Уэнтхейвен дорожит Мэриан из-за сына.

– Я тоже так подозреваю, но не хочу, чтобы Харботтл это понял.

– Но в чем здесь тайна?

Гриффиту очень хотелось все объяснить отцу и попросить у него совета. Но сделать это тайком от Мэриан означало бы предать ее доверие, то самое доверие, которое Рис считал недостижимым.

– Отец, я не могу всего тебе открыть – на карту поставлена моя честь, но должен предупредить: присутствие здесь Мэриан и Лайонела означает опасность для замка Пауэл и всех его обитателей. В твоей воле отказать им в убежище, и тогда мне придется поискать другое место.

– Чушь, – фыркнул Рис с обескураживающей прямотой. – Если я откажу им в убежище из страха за собственную жизнь, твоя мать столкнет меня с самой высокой башни и, что еще хуже, откажется пустить к себе в постель.

Гриффит невольно хмыкнул, поскольку почти ожидал нечто подобное, однако по справедливости обязан был предупредить отца.

– Должен еще сказать, что Мэриан никогда не была любовницей Харботтла.

Рис суженными глазами оглядел сына с головы до ног.

– Я не стану просить тебя поступиться честью, только ничего не говори матери. Она ненавидит секреты.

Откинувшись в кресле, Гриффит с облегчением понял, что Рис, по крайней мере в эту минуту, не испытывает неприязни к Мэриан. Хотя долг Гриффита по отношению к семье все еще заключался в улучшении ее благосостояния и могущества, в груди Риса по-прежнему билось романтическое валлийское сердце, неспособное допустить отчуждения сына от тех, кто его любил.

– Так что мы будем делать с Харботтлом? – спросил наконец Гриффит. – С этим «призраком»?

– Ты называешь его призраком? – громко расхохотался Рис, но тут же вновь стал серьезным. – На твоем месте я не оскорблял бы духов, причисляя к ним Харботтла.

– Да, даже они могут обидеться, – согласился Гриффит. – Ну что, оставим его в заточении? Он предательская скотина, и, возможно, стоило бы последить за ним.

– Наверное, лучше вышвырнуть его из замка, – задумчиво протянул Рис. – Весенняя погода неустойчива – то дождь, то холод. Если останется в наших краях, он совсем скоро почувствует себя худо.

– Зато у нас ему неплохо.

Глаза их встретились, и отец с сыном решили выкинуть его вон.


– Ты должна выпить снадобье, – уговаривала Энхарад, поднося чашу к сжатым губам Мэриан. – Ты ведь обещала Арту.

Мэриан зажала нос, пытаясь не вдыхать отвратительный запах.

– Но я не обещала, что буду пить это до конца жизни. Мне уже лучше.

– Так оно и есть. Неделя в постели пошла тебе на пользу. Еще неделька – и все будет в порядке.

– Еще неделя?! – взвизгнула Мэриан, но, к ее досаде, голос постыдно сорвался – обстоятельство, которым Энхарад не преминула воспользоваться.

– Видишь, ты еще совсем слаба. – Она погладила Мэриан по щеке, совсем как мать, успокаивающая младенца. – Если выпьешь, я позволю кое-кому навестить тебя.

Мэриан окинула женщину свирепым взглядом, горько сожалея о собственной слабости. Она была твердо уверена, что не выживет: на этот раз смерть подошла слишком близко. Дни, когда лихорадка пожирала ее, казались бесконечными: темный водоворот боли и страха, отвратительных кошмаров и изнуряющий кашель, как только она просыпалась. Болезнь погасила искру энергии, позволявшую до сих пор держаться и переносить трудности. Мэриан не могла поднять головы от подушки, но причины делать это, похоже, вовсе и не было. Она могла бы проверять каждый день, на месте ли спрятанное в мешке сокровище, но теперь это почему-то казалось почти не имеющим значения. Она могла даже сесть, причесаться и встать, чтобы позаботиться о нуждах тела, но не желала выходить и оказываться лицом к лицу с мириадами опасностей и трудностей, в которые превратилась ее жизнь. Сын в безопасности, о нем заботятся, но сама Мэриан устала. Устала до изнеможения.

– Я разотру тебе спину, – предложила Энхарад.

Мэриан поколебалась. Энхарад знала, как обращаться с больными.

Гриффит предложил ей свою мать, словно величайший подарок, который мог преподнести, и Энхарад оказалась именно таким бесценным даром. Она приняла Мэриан под свое крылышко, словно любимого и заблудившегося цыпленка. Мэриан считала, что Энхарад слишком хлопочет над ней, но та делала это с такой искренней любовью, что девушка была готова на все, лишь бы облегчить беспокойство женщины. А Энхарад умела любить. Она любила Мэриан, любила Лайонела, словно собственных детей, и сейчас терпеливо подманивала девушку, как умеют делать лишь нежные матери, а та охотно шла в «западню».

– Тиранка, – пробормотала Мэриан и с гримасой отвращения поднесла к губам чашу. Омерзительное пойло имело вкус дерьма летучей мыши, смешанного с травами, и, насколько знала Мэриан, вполне могло им быть. Однако подобная мысль была настолько невыносимой, что она покорно приняла кружку с элем, протянутую Энхарад, чтобы заглушить гадкий вкус, и, подняв свободную полотняную сорочку, перевернулась на живот. – Пожалуйста, разотри мне спину.

Энхарад села на постель рядом с Мэриан, откинула тяжелые рыжие пряди и начала массировать шею и плечи, затекшие от долгих часов лежания в постели. Мэриан застонала от удовольствия, но все же спросила:

– Хочет прийти Лайонел?

– Лайонел, Рис и Гриффит.

– Гриффит? – Приятная расслабленность мгновенно исчезла, и она встревоженно поднялась на локтях. – Я не желаю видеть Гриффита.

– Ты отказывала ему целую неделю, и он ведет себя словно медведь, которому не терпится встретиться с быком. Мечется и рычит, на всех кидается. – Энхарад легонько похлопала Мэриан по заду, словно та была во всем виновата. – Пора поговорить с ним и избавить Гриффита и всех нас от этого несчастья.

– Но я не чувствую себя достаточно хорошо, чтобы увидеться с ним.

Энхарад снова уткнула ее лицом в подушку.

– Минуту назад ты чувствовала себя достаточно здоровой, чтобы встать с постели.

Мэриан ничего не оставалось, кроме как возразить:

– Но мне от его вида станет хуже.

– Быть того не может! – уверенно заявила Энхарад, прижимая ладонь к спине Мэриан. – Прислушайся только, как стучит твое сердце! Оно разгоняет кровь, и болезнь уходит с воздухом.

Мэриан зарылась лицом в подушку, чтобы спрятать горящие щеки. Если Энхарад так легко разгадала ее смятение, страх, смущение, кто еще может увидеть все это? Гриффит?

Никогда в жизни Мэриан не пыталась убегать от неприятностей. По правде говоря, в свое время леди Элизабет жаловалась, что подруга сама их ищет. Но на этот раз все было по-иному. Не нужно сражаться на поединке или принимать вызов. Зато придется встретиться с человеком, отнявшим у нее разум и заставившим потерять голову. Он ворвался в ее тело, взял его приступом, словно крепость, и Мэриан не сопротивлялась. Он украл то, что ничем и никогда не вернешь, – ее невинность, а взамен отдал тоску, становившуюся с каждым днем все сильнее. Нет, она слишком устала, чтобы встретиться с Гриффитом еще хоть раз в жизни.

Подняв голову, Мэриан умоляюще попросила:

– Не может это подождать до завтра?

И подпрыгнула от неожиданности, услышав голос Гриффита:

– Ни одной минуты.

Одного взгляда на него было достаточно. Гриффит выглядел, словно одна из древних зазубренных скал, росших из глубин земли. Она видела такие в путешествии по Англии, и особенно по Уэльсу. Здесь их называли менгирами. Иссеченные дождями и ветрами, они стояли, суровые, непоколебимые, неподвластные разрушению величественные памятники, бросившие вызов течению времени, чтобы безмолвно провозгласить собственную мощь.

Тишина в комнате лишала Мэриан мужества, заставляла нервно ерзать, и немного погодя она рискнула еще раз поднять глаза.

Гриффит стоял теперь совсем близко – не угрожающий призрак, а мужчина. Мужчина, столь же неподатливый, жесткий, массивный и горячий, как менгир, нагретый соками земли, из которой он вышел. Неужели они смогут понять друг друга без слов?

К собственному смущению, Мэриан обнаружила, что такое возможно. Словно после долгих объяснений Гриффита, она ощущала его ярость и желание. Он отчаянно хотел ее и так же отчаянно желал избавиться от этого наваждения. Значит, и у Гриффита есть слабость, и имя этой слабости – Мэриан? И теперь он изо всех сил хочет втиснуть ее на подобающее место в его хорошо организованной, устоявшейся жизни?

Хриплым от желания голосом Гриффит осведомился:

– Ты хорошо себя чувствуешь?

Мэриан, обнаружив, что голос изменил ей, только слабо кивнула.

– Мы поженимся, как только в церкви прочтут оглашения.

К Мэриан мгновенно вернулся голос.

– Нет!

Гриффит, казалось, сразу же вырос еще на добрый фут.

– Мы должны вести себя, как подобает разумным людям.

Глядя на него, Мэриан с трудом припоминала что-то, кроме их бурной, полной несказанных восторгов встречи между простынями. Но приходилось смотреть на вещи трезво: у нее есть долг перед Лайонелом.

Тихо, стараясь не напрягать саднившее горло, она ответила:

– Я и веду себя, как подобает разумному человеку. Именно поэтому не могу выйти замуж за человека Генриха. Никогда…

Как странно чувствовать боль, исказившую его черты, словно собственную! Странно стыдиться подозрений, могущих спасти жизнь ее ребенка!

Гриффит подошел к окну, выходившему на внутренний двор, оперся плечом о стену и объявил, также сухо и жестко, словно оживший и получивший дар речи менгир:

– Я велю священнику, чтобы тот читал оглашения три воскресенья подряд.

– Напрасная трата времени.

– Сын, – неодобрительно заметил Рис, – не можешь же ты силой заставить ее выйти за тебя.

Мэриан удивленно воззрилась на него. Рис стоял посреди комнаты, держа на руках Лайонела, как это часто делал за последнее время.

Но она не замечала его. Не замечала дитя, о котором так тревожилась. Если говорить честно, она даже не замечала Энхарад, все еще растиравшую ее затекшую шею.

– Мы должны пожениться, – настаивал Гриффит. – Ради ее безопасности и безопасности ребенка.

– Мы сумеем их уберечь, – поклялся Рис. – Но, невзирая на опасность, наш священник не соединит вас, пока леди не даст добровольного согласия на союз.

Гриффит сгорбился и скрестил руки на груди. Рис молча наблюдал за сыном, но Гриффит молчал, поэтому отец спросил:

– Леди Мэриан достаточно здорова, чтобы держать Лайонела?

– Ну конечно, – кивнула Энхарад. Родители делали все, чтобы отношения между Мэриан и Гриффитом немного улучшились. – Последние три дня лихорадка спала, а парнишка так же здоров, как Гриффит в его возрасте. И такой же непоседа.

Мэриан взяла сына у Риса, бормоча несвязные нежные слова, и прижала к себе извивающееся тельце.

– Он вам очень надоедал?

– Нет! – гордо ответил Лайонел.

– Одно удовольствие играть с ним, – рассмеялся Рис. – Ты оказала миру большую услугу, вырастив умное и доброе дитя.

– Нет, – повторил Лайонел, чмокнув Мэриан прямо в губы. Поглядев на Гриффита, Мэриан заметила, что тот, улыбаясь, наблюдает за ними. Неделя в родном доме явно пошла ему на пользу. Он вымылся, надел новую чистую одежду, скроенную по придворной моде. Волосы были подстрижены и причесаны так, что сверкали, словно полированное дерево. По правде говоря – и тут кровь в самом деле быстрее побежала по жилам, – он выглядел как человек, явившийся с целью поухаживать за невестой.

Не успела она подумать это, как Гриффит сказал:

– Я встретил Мэриан благодаря Лайонелу. И за это буду вечно ему благодарен.

Мэриан вспыхнула, прекрасно поняв смысл его слов. Пока она хлопотала над малышом, укладывая его на собственную подушку и накрывая ноги одеялом, Энхарад вставила несколько слов, чтобы разрушить вновь воцарившуюся тишину.

– По крайней мере вы не встретились так, как мы с Рисом.

– Эй, – окликнул Рис, – не так уж все плохо было!

– Не так плохо?! Мы познакомились лишь во время церемонии венчания!

– Наши родители считали, что так лучше, – торжественно и серьезно объявил Рис, но тут же широко улыбнулся. – Что они понимали и что понимал я? Мне было все равно. Подумаешь, жена! Двадцать один год, только что посвящен в рыцари – и все на свете знал.

– Мне было всего двенадцать, – вставила Энхарад. Рис поднял руку с выставленным правым мизинцем.

– Плоская, как доска, и такая же худая.

– Он перепугал меня до смерти.

– Я думал, так и нужно.

– Вошел в мою спальню, бросил всего один взгляд на меня, обнаженную и дрожащую, и провозгласил: «Я не сплю с детьми!»

– И я ушел.

– Ринулся прочь, – тоном обвинителя поправила Энхарад.

– Ты не заставишь меня чувствовать по этому поводу угрызений совести, – настаивал Рис.

– Конечно, нет, – еле заметно улыбнулась Энхарад. – По правде говоря, я втайне почувствовала облегчение. Зато ты сумел публично унизить меня.

Рис улыбнулся жене, и Мэриан почти физически ощутила, как тот сжимает Энхарад в объятиях. Что-то накрепко связывало их – удовольствие, лишь усиленное временем и взаимной привязанностью, и легко воспламеняемое желание.

Гриффит, улыбнувшись, покачал головой.

– Они просто влюблены до безумия, – сообщил он Мэриан. Та не ответила. Слишком легко вообразить, что она и Гриффит тоже могут стать влюбленной парой и когда-нибудь рассказывать историю своей любви, так же предугадывая, что хочет сказать другой. Ей было больно думать о том, что на их долю может выпасть такое же счастье, даже после долгих лет супружеской жизни. Голос Мэриан звучал хрипло даже в собственных ушах, когда она, готовая вот-вот заплакать, спросила:

– Что случилось потом?

– Как мы помирились, хочешь сказать? – Энхарад сложила руки на коленях. – Я выросла.

– И стала очень хорошенькой, – вставил Рис.

– А ты и не замечал, – фыркнула Энхарад. – Я вела твой дом, а одна вдова в деревне ублажала тебя в постели, так что ты был совершенно равнодушен к моим жалким прелестям.

– Пока ты не начала строить глазки моему оруженосцу.

– Он был моим ровесником, – пояснила Энхарад, наклонившись поближе к Мэриан, – и красивым, как сам смертный грех.

– И таким же глупым, – не унимался Рис.

– Святая Уинифред! Если он так осмелел, то лишь потому, что считал, будто тебе все равно. И так оно и было, пока кто-то не открыл тебе глаза. – Даже сейчас, вспоминая нанесенное оскорбление, Энхарад негодующе вскинула голову. – Словно пес с костью, обглоданной и ненужной, пока другой кобель не захотел ее!

– Мне было вовсе не так безразлично, как она считает, – вполголоса пояснил Рис Мэриан.

Энхарад скрестила руки на пышной груди.

– Ха!

– О, я замечал ее. Фигура моей жены очень мило… – Рис сделал красноречивый жест, – округлилась. Но мы были женаты четыре года, и не так-то легко было уговорить ее прийти ко мне в спальню. Я не хотел выглядеть дураком, ухаживающим за собственной женой. – Рис вздохнул и жалобно закончил: – Лучше бы уж я пытался ухаживать.

Энхарад подавила едва заметную усмешку, но Мэриан была не так сдержанна. Видеть этого великана под каблуком крохотной жены было поистине великолепным зрелищем, и Мэриан невольно разразилась смехом.

– Видишь? – Рис показал на нее и Энхарад. – Видишь, сынок? Женщины не питают уважения к своим возлюбленным. Я рассказываю повесть о собственном унижении и позоре, а они хихикают.

– Просто ужас, отец, – вторил Гриффит.

– Вот именно. – Рис сурово нахмурился. – Не вижу ничего смешного в подобном положении.

Мэриан откашлялась, пытаясь успокоиться.

– Пожалуйста, продолжайте. Что же вы сделали с оруженосцем?

– Отослал с позором домой. Подумать только, я вытащил это неблагодарное отродье из деревенской лачуги, вырастил, обучил обязанностям оруженосца, и он отплатил мне тем, что пытался соблазнить мою жену. – Рис рассерженно взмахнул руками. – Мою жену!

Мэриан мгновенно заподозрила, что изгнание оруженосца было не таким уж мирным, и когда Энхарад сказала, что тот вернулся, Рис почти завопил:

– Думаешь, мне не все равно? Глупый молодой..

– Он больше не молод, – перебила Энхарад, – но по-прежнему красив, все еще горит жаждой мести, и я на твоем месте поостереглась бы.

Видно, старая вражда еще не утихла. Рис побагровел, и Мэриан поспешно спросила:

– Что случилось с тобой и Энхарад, после того как вы остались одни?

Рис с усилием сдержал рвущиеся с губ гневные слова и взглянул на обеспокоенную жену.

– Я ужасно обозлился и ожидал, что Энхарад будет просить прощения и пресмыкаться.

– Чего я как раз и не сделала, – фыркнула Энхарад.

– Но она тоже рассердилась, – пожал плечами Рис, по-видимому, до сих пор пораженный такой неожиданной строптивостью обычно покорной жены. – Словно это я во всем был виноват.

– Ты и был во всем виноват, – сообщила Энхарад.

– Словом, не успел я оглянуться, как моя двенадцатилетняя девочка-жена объявляет, что ей уже шестнадцать, и она устала от того, что с ней обращаются как с младенцем.

– А он ответил, что если я хочу, чтобы со мной обращались как с женщиной, я должна вести себя как полагается.

– Поэтому я и уложил ее в свою постель.

Оба были целиком поглощены рассказом, дополняя друг друга, но откровенное признание Риса, казалось, застало их врасплох. Супруги покраснели, обменялись быстрыми, почти застенчивыми взглядами, и Рис кашлянул. Когда он снова заговорил, даже голос, казалось, смягчился.

– По правде говоря, овладеть разъяренной девственницей оказалось не такой уж хорошей идеей. Все эти слезы…

– И не только мои, – вставила Энхарад.

– А когда мужчина пытается все уладить и помириться, он не в том положении, чтобы торговаться. – Даже вспоминая об этом, Рис бессознательно провел по лбу рукой, словно вытирая пот. – Конечно, это не такое препятствие, которое уж очень сложно обойти, поэтому нужно благодарить Бога и помалкивать.

– Рис! – покачала головой Энхарад.

Все четверо наблюдали, как Лайонел играет сам с собой в прятки под одеялом. Никто, казалось, не хотел больше говорить, и Мэриан не осмеливалась взглянуть на Риса или Энхарад и, уж конечно, на Гриффита.

Наконец Гриффит смущенно откашлялся.

– Ну, собственно…

Мэриан подняла разъяренные глаза: она ошибалась, думая, что он не скажет правды.

– Мэриан и я…

Мэриан почти не дышала, но все-таки поспешно вскочила:

– Гриффит!

– …пережили нечто подобное…

– Гриффит, не смей!

– …и мне нужна ваша помощь, чтобы разделаться с последствиями. – Гриффит прислонился к стене. – Не расстраивайся, милая, мама и отец всегда готовы дать хороший совет.

Отчаянно пытаясь заставить его понять, Мэриан прошептала:

– Это касается лишь тебя и меня.

– Но я спрашиваю не о нас. – Гриффит наклонился ближе, но все же держался подальше от ее кулаков. – Господь видит, мы сумеем договориться. Меня беспокоит лишь Лайонел.

– Гриффит, я запрещаю…

Мэриан пыталась повысить голос, но, к своему ужасу, поняла, что совсем не может говорить.

– Ребенок не ее, – объяснил Гриффит.

Мэриан несколько раз глубоко вдохнула холодный воздух, пытаясь вновь обрести голос, но Гриффит упрямо продолжал:

– Я получил доказательство этому всего месяц назад.

Энхарад и Рис, обменявшись недоуменными взглядами, посмотрели на Лайонела, потом на Мэриан и наконец на Гриффита. Первым пришел в себя Рис.

– Что ты хочешь этим сказать, Гриффит?

Гордость и смущение попеременно сменяли друг друга на лице Гриффита, но он все же поспешно выпрямился.

– Хочу сказать, что она пришла в мою постель девственницей.

Мэриан, закрыв лицо руками, застонала. Вот оно! Тайна рождения Лайонела открыта!

– А как случилось, что она оказалась в твоей постели, Гриффит? – почти заикаясь от волнения, спросила Энхарад.

– Ей… Ей приснился кошмар. – Поняв, что несет чушь, Гриффит поспешил добавить: – Это чистая правда. Она вся побелела и дрожала… В тот день кто-то ворвался в дом, и она испугалась за Лайонела…

– Конечно, конечно, – с готовностью согласился Рис. – Но ты говоришь, что овладел девушкой. Я правильно понял?

– Да, папа.

Мэриан ошеломленно подняла голову. Казалось, она и родители Гриффита думают о совершенно разных вещах. Она беспокоится о родословной Лайонела и о том, как это может повлиять на судьбу нации. Они же, по-видимому, интересуются лишь ее с Гриффитом отношениями.

Рис энергично потер руки.

– Почему ты овладел девушкой?

Гриффит пристыженно потупился.

– Не смог совладать с собой, папа.

Энхарад восторженно захлопала в ладоши.

– Не смог совладать с собой!

– Да, – признался Гриффит.

– Из-за леди Мэриан?

– Да, – повторил он.

Энхарад подняла руки к небу.

– Слава Господу нашему, наконец-то у нас появится дочь.

– Аминь, – благоговейно заключил Рис.

Быстро поцеловав Лайонела и стиснув в объятиях сбитую с толку и перепуганную Мэриан, Энхарад вскочила с постели:

– Немедленно начну готовиться к свадьбе.

Рис встал и присоединился к жене.

– А я пойду велю священнику начать оглашения.

Голова Мэриан пошла кругом, но она нашла в себе силы возразить:

– Но вы сказали, что не позволите состояться свадьбе без моего согласия.

– Это было до того, как мы услышали ошеломляющие новости, – пояснила Энхарад и, стиснув руку Риса, перевела взгляд с Гриффита на Мэриан: – Ты вернула нам сына.

Мэриан не понимала, что имеет в виду Энхарад, и, будь она одета, немедленно вскочила бы, чтобы вступить в спор с Рисом.

– Но что будет с Лайонелом?

– Лайонелом?

Рис оглядел мальчика. Голова под одеялом, подушка на полу, а пятки барабанят по изголовью громко, но не очень ритмично.

– Возьми Лайонела, Энхарад, и оставим влюбленных наедине.

– Мэриан, наверное, хочет знать, что вы думаете о нем, когда узнали, что мальчик – не сын ей.

– Я хочу знать, – взорвалась Мэриан, – поклянетесь ли вы хранить все в тайне?

Рис и Энхарад, казалось, не совсем понимали причину ее тревоги. Наконец Рис решил высказаться за себя и жену:

– Если ты считаешь парнишку сыном и пожертвовала из-за него своей репутацией и надеждами на счастье, значит, у тебя были на это достаточно веские причины. Ты знаешь все, и Гриффит, конечно, тоже, но, пока не захочешь все сказать сама, мы не будем допытываться. Именно это ты желала услышать?

– Клянитесь сохранить все в тайне, – боязливо-напряженно шепнула Мэриан. – Клянитесь.

Рис негодующе застыл, а Энхарад растерянно охнула. Гриффит, застонав, покачал головой:

– Она не хочет обидеть вас, папа. Знай вы ее отца, все поняли бы.

Рис заносчиво вскинул голову, но тут Энхарад коснулась его груди, подняла глаза, и он кивнул, словно без слов понял, что хотела сказать жена. Подойдя к Мэриан, он сжал руку девушки мозолистыми ладонями.

– Харботтл говорил мне о твоем отце, и только потому я прощаю тебе оскорбление. Но ты теперь в Уэльсе и среди родных, а кому же еще доверять, как не родным?


Глава 12


Как только за Рисом, Энхарад и Лайонелом бесшумно закрылась дверь, Мэриан, с отчаянием смотревшая им вслед, спросила себя, уж не попала ли она в семью безумцев. Доверять им лишь потому, что это родственники? Что за сумасшествие!

Однако она доверяла Энхарад – не делать этого было просто невозможно. Что касается Риса… Если Арт был товарищем Лайонела, Гриффит – кем-то вроде отца, то Рис стал для него настоящим героем. Он лип к Рису, словно репей. И сейчас Мэриан вспыхнула, вспомнив, как ранила гордость Риса, когда требовала от него клятв.

– Почему Харботтл здесь? – спросила она. Гриффит вздохнул и оторвался от окна.

– Очевидно, он последовал за тобой в Уэльс, заблудился и попросил указать дорогу в замок Пауэл.

– Зачем?

Гриффит медленными хищными шагами направился к постели.

– Потому что хочет тебя.

– Чепуха. – Ее голос слегка дрогнул, но Мэриан тут же взяла себя в руки. – Должно быть, его послал отец.

– Твой отец, кажется, умыл руки и отказался его видеть. Как, впрочем, и мы. Выгнали его в шею четыре дня назад, отдав на прощание лишь сухую одежду и запас еды, едва достаточный, чтобы добраться до Англии, если, конечно, он будет идти быстро. Правда, Харботтл, кажется, по-прежнему готов искушать судьбу… Он делает все, чтобы захватить тебя, по крайней мере так докладывают люди, стерегущие замок. – Гриффит ступил на возвышение и сел на постель. – Собственно говоря, мы получили не одно донесение.

Мэриан хотела потребовать объяснений, но Гриффит снял сапоги. И дублет. А когда его руки взлетели к завязкам лосин, Мэриан прошептала:

– Что ты делаешь?

– Хочу наконец получить ответы на вопросы о Лайонеле. Разве не так я узнал правду о тебе?

Гриффит стянул лосины, снял через голову сорочку и в мгновение ока остался обнаженным. Грациозные, изящные движения рук заставили Мэриан почти опьянеть от странно тревожного чувства.

– Ты пришла, легла со мной в постель, мы разговаривали, любили друг друга, и когда все было кончено, я узнал твои тайны.

Теперь кровь закипала в ее жилах, но она больше не спрашивала себя, что ждет впереди и почему нужно как можно скорее поправиться. Ответ прост: чтобы сбежать.

– Это вовсе не так…

– Не так?..

Или, может, помчаться ему навстречу?

– Не так просто.

Гриффит тихо, гортанно засмеялся.

– Это самая простая вещь в мире. Именно поэтому Господь сделал нас такими разными, и мы так подходим друг другу.

Он растянулся на постели рядом с Мэриан – обнаженный, мускулистый, коричневый – и схватил ее в объятия, когда она попыталась ускользнуть. Мэриан легла и вытянула руки, крепко прижав одеяло.

– Кто-нибудь может войти.

– Мы в валлийском доме, и с этой минуты все уже знают, что священник прочтет оглашение в воскресенье. – Гриффит с улыбкой подложил подушку под бок Мэриан так, что ее голова оказалась у него на плече. – У валлийцев для этого слишком хорошие манеры.

Он, казалось, был совершенно удовлетворен этим, не сказал ничего больше, не сделал ни единого движения, и Мэриан сжалась от напряжения, боясь, что жилы па шее вот-вот порвутся.

Не в силах больше выносить молчания, она взорвалась.

– Чего ты хочешь?!

– Несколько вещей. – Подняв руку, он легко обвел контуры ее груди. – Сначала, как я сказал, хочу услышать историю рождения Лайонела.

Одеяла, которыми она закуталась, внезапно показались тонкими и прозрачными.

– Этого я не могу тебе сказать.

Гриффит вздохнул, и воздух, проникнув через все преграды, согрел ей грудь.

– Я боялся, что не смогу заставить тебя рассказать правду, которую ты должна была поведать по доброй воле.

Его тон заставил Мэриан почувствовать себя несчастной, а прикосновение возродило к жизни воспоминания. Будь она опытной женщиной, каковой притворялась, и воспоминания были бы иными. Но теперь перед глазами стояла лишь картина ночи в объятиях Гриффита, такая ясная, что на миг Мэриан потеряла нить беседы.

– Я никому не могу сказать об этом.

– Даже жениху?

– И выйти за тебя не могу.

– А вот это уже следующий вопрос. Обещай, что станешь моей женой.

– Нет.

Она говорила не так твердо, как хотелось бы, но лишь потому, что Гриффит прижался поцелуем к нежному местечку за ушком.

– Существует много доводов в пользу нашего союза.

– И столько же против.

– А именно?

– Лайонел не будет для тебя…

Она почти выдала тайну, но не могла не восхищаться его умом и хитростью.

Гриффит с сожалением улыбнулся, и движение его губ заставило Мэриан внезапно захотеть обвести их языком.

– Во-первых, Лайонелу будет безопаснее со мной, чем без меня. – Мэриан замерла, и Гриффит поднял голову. – Не согласна?

Она не знала, что сказать, потому что сердце и ум вели постоянную войну за то, кому владеть телом. Мэриан отказалась от страсти ради Лайонела, а когда Гриффит доказал, что способен увлечь ее, заставить забыться, скрылась. Возможно, Лайонел будет в безопасности с Гриффитом, но Мэриан дала клятву леди Элизабет и будет верна ей до конца.

– Это приводит нас ко второму доводу в пользу свадьбы, – сообщил он вкрадчиво, словно придворный, и спокойно, как король. – Я беседовал с нашим священником – мудрым, справедливым человеком. Брачные обеты стоят превыше любых рыцарских, принесенных моему господину, хотя и те и другие святы и даются перед лицом Господа. Надеюсь, однако, мне не придется делать выбор между женой и моим повелителем. Надеюсь также, что смогу продолжать служить королю также, как и жене. Но если дойдет до необходимости выбирать, я все-таки сохраню тайны жены, позабочусь о ее собственности и наших детях и всегда буду верен сначала ей, а потом остальным.

Мэриан нервно теребила одеяло.

– Понимаю.

– Но веришь ли? – Мускулы играли под бронзовой кожей пальцев на ногах, и Гриффит, приподнявшись на локте, наклонился над ней. – Хочешь услышать третий довод в пользу свадьбы?

– Думаю…

– Вот что.

Он покрыл ее лицо множеством поцелуев, нежных, знакомивших ее заново с очертаниями и вкусом его губ, пряным запахом дыхания, гладкостью выбритых щек.

Мэриан закрыла глаза, пытаясь отогнать нараставшее наслаждение, но обнаружила, что оно лишь усилилось.

– Ты испугала меня, любимая, – шепнул он ей на ухо. – Я думал, что потеряю тебя, и не мог этого вынести.

– Тебе не стоит делать это… – Мэриан хотела, чтобы ее голос был увереннее, а воля сильнее.

– Я делаю это лишь для того, чтобы убедить тебя стать моей женой.

Глаза Мэриан широко раскрылись.

– Значит, если я соглашусь, ты уйдешь?

Он уставился на нее. Она уставилась на него.

– А ты согласна? – спросил он с лицом, похожим на застывшую маску.

– Сначала ответь мне.

Борьба между телом и умом Гриффита разгоралась в молчании, но наконец он обмяк. Жесткая улыбка вела поединок с горьким пониманием, светившимся в глазах.

– Нет. Не уйду. Что бы ты ни сказала мне. – Он развязал ленту и начал расплетать косу. – Ты украла мою волю, похитила честь и все же одарила меня вдвое большим мужеством, чем раньше. – Зарывшись лицом в блестящие рыжие пряди, раскинувшиеся по подушке, Гриффит прошептал: – Поэтому я сделаю для тебя то, что ты сделала для меня.

– Превратишь в мужчину? – полувсхлипнула-полузасмеялась Мэриан.

– Украду твою волю.

Он поднял голову и выглядел при этом настоящим рыцарем, который еще перед поединком уверен в победе.

Мэриан была слаба, но не настолько, как всего лишь час назад, не настолько, чтобы не начать сопротивляться ему. И, когда рука Гриффита легла на завязки ее сорочки, она изо всех сил вцепилась в его пальцы.

– Куда вы хотите положить ее, миледи? – улыбнулся он. – Ваше желание – для меня закон. Желаете, чтобы я коснулся ваших плеч? Никогда не видел более прекрасных – сильных, мускулистых, но со впадинками под ключицами, верным признаком женственности. Я видел их сзади и поражался, как плавно они переходят в длинную узкую спину, а спина – в изящную талию, как расцветают ваши бедра и дразнят мужчину обещанием рая.

Пальцы Мэриан дрожали. Она вжалась в подушку, дивясь грешному удовольствию, которое получала от его слов.

– Разве моя рука слишком тяжела для вас, миледи? – В низком гортанном голосе зазвучали медленные чувственные нотки. – Положите ее, куда вам будет угодно.

Собрав остатки сил, Мэриан положила его руку на одеяло подальше от себя. Гриффит, все еще улыбаясь, приподнялся на локте, поддерживая ладонью голову и намеренно пристально глядя на собственную руку.

– Мудрая мысль, миледи. Давайте снова обсудим приличествующее ей место. Я бы не мечтал о большем наслаждении, чем сжать ваши груди. Они не слишком маленькие, не слишком большие, но такие чувствительные. Никогда не забуду звуки, которые вы издавали, когда я лизал их языком, словно кошка сливки. Помните?

Мэриан начала задыхаться, и комната внезапно завертелась. Это вернулась болезнь? Или, наоборот, пришло исцеление?

– И ты хотела большего, только сама не знала чего. Но теперь знаешь, правда?

Соски Мэриан мгновенно затвердели, превратились в острые камешки, безмолвно отвечая на вопросы Гриффита. Мэриан поспешно скрестила руки на груди, хотя он не мог видеть постыдного доказательства через плотное одеяло.

– Значит, помнишь, – хмыкнул Гриффит. – Когда я посасывал их, приходилось удерживать тебя, потому что ты обезумела от желания, дергала меня за волосы, и я не мог сказать, хотела ли ты, чтобы я продолжал или остановился. Но когда попытался остановиться…

– Клянусь святыми…

– …ты вцепилась мне в загривок, притянула к себе, и я ласкал твои груди, пока не показалось, что сейчас умру от радости. – Гриффит погладил себя по груди, и Мэриан зачарованно наблюдала, как распрямляются курчавые волосы, высвобождаясь из-под ладони. – Мужчине тоже должны понравиться подобные ласки.

В воображении Мэриан немедленно представился Гриффит, изнывающий от наслаждения под дерзкими прикосновениями.

Гриффит только этого и добивался. Дразнящая улыбка тронула уголки рта, и Мэриан обозлила сама мысль о том, что он может искушать ее словами. Почти теряя сознание, перекатывая голову по подушке, она приказала:

– Немедленно убирайся!

Гриффит нежно отвел влажный рыжий локон с ее лба.

– Ты просишь слишком многого, любимая. – Сжав ее щеки, он провел кончиком пальца по ее ресницам. – И недостаточно. Ты еще многого и очень многого не знаешь о любви. И откуда тебе знать? У меня было слишком мало времени, чтобы научить тебя. Например, известно ли тебе, что мужчина может поцеловать женщину здесь… – Рука твердо легла на ее венерин холм. – И подарить такое наслаждение, что она будет кричать от радости.

Мэриан судорожно стиснула колени, убеждая себя, будто делает это для того, чтобы не дать его пальцам проникнуть глубже. Этот инстинктивный жест действительно помог унять жгучее возбуждение, но только на мгновение. Оно тут же вернулось, еще более сильное, почти болезненное, почти изощренное. Но неполное.

– Нет.

– Клянусь, это правда. И женщина может сделать с мужчиной то же, что мужчина с женщиной.

– И ты будешь кричать и молить о наслаждении? – осведомилась Мэриан, пытаясь казаться язвительно-недоверчивой. Почему же голос звучит так мечтательно?

– Проверь, если хочешь.

Гриффит перевернулся на спину и заложил руки за спину. Плечи и грудь бугрились мускулами, однако ребра все-таки выпирали под кожей. Мышцы живота резко сжались под ее взглядом, и Мэриан показалось, что его ноги слегка согнулись. Правда, она не была в этом уверена… и не могла перевести взгляд ниже… ниже…

Резко вздернув голову, она посмотрела Гриффиту прямо в глаза. Глаза, сиявшие расплавленным золотом, заставившие Мэриан корчиться больше, чем его прикосновение, чем любые слова, ибо и прикосновения, и слова слишком неуклюже доносили до нее его мысли. Теперь же она смотрела прямо в его душу и смогла разглядеть всевозможные искушения и соблазны.

– Представь, – шепнул он, – каким беспомощным я буду, когда ты станешь ласкать меня. Представь, как буду извиваться, когда ты коснешься моих сосков, проведешь рукой по животу. Представь мой вкус во рту, вздохи и стоны, когда станешь целовать меня. Губы приоткрыты, влажные и теплые, вбирающие мои…

Мэриан накрыла рукой его рот, не желая касаться Гриффита, но не в силах больше слушать.

Когда этот воин-великан успел стать валлийским поэтом? И где научился соблазнять словами?

Гриффит поцеловал ее ладонь, и когда Мэриан хотела отдернуть руку, он перехватил ее запястье, нашел на внутренней стороне чувствительные местечки и начал потирать шершавым большим пальцем, видимо, зачарованный текстурой и линиями. Потом, беря ее пальцы в рот по одному, начал слегка посасывать их.

Он хотел, чтобы она сделала это с ним. Она хотела сделать это с ним. Покрывала свалились, открыв ее груди, просвечивающие через тонкое полотно, и Гриффит, пожирая их взглядом, застонал.

– Красивые… – хрипло пробормотал он. – Мои.

– Нет, мои. – Мэриан наклонилась над ним, почти обезумев от биения крови в жилах, чувствуя себя поразительно хорошо впервые с того дня, когда появилась в замке Пауэл, и убежденная в эту минуту, что будет жить вечно. – Но если ты снова заложишь руки за голову, я снова позволю тебе попробовать их.

Это был рассчитанный риск. Он снова мог применить силу и овладеть Мэриан. Она отдалась бы без борьбы, потому что отчаянно хотела его. Но он требовал, чтобы она доказала свое желание. И она сделает это.

– Руки за голову, – приказала Мэриан.

Правая рука Гриффита нависла над ее лицом, но тут, с выражением болезненного смирения, он повиновался.

Что сделать сначала? Принять решение было совсем нелегко, а важность его не стоило недооценивать, поскольку Гриффит распростерся перед ней, словно лакомое блюдо, предназначенное для изысканного пиршества, и никто, ни одна душа, не посмеет открыть дверь спальни.

Наконец Мэриан, положив руки на плечи Гриффита, начала медленное скольжение вниз, гладя мускулы на груди, каменно жесткие бедра, ноги, с неторопливой тщательностью исследуя это еще во многом незнакомое мужское тело, сгорая от любопытства, не зная, как он поведет себя, поражаясь его нечеловеческой сдержанности.

Лицо Гриффита застыло в мучительной мольбе, пальцы ног скрючились, кулаки сжались, а все остальное… остальное было твердо-стальным и негнущимся.

– Ты хотел этого, – напомнила она.

– Значит, ты должна дать мне это, – проворчал он.

– Всему свое время. – Встав на колени, она уперлась руками в перину по обе стороны от Гриффита и наклонилась. – Все в свое время.

Запах Гриффита – чистый мужской запах, смешанный с ароматом мыла, ударил в ноздри.

– Ванна? – спросила она.

– Это традиция в моей семье, – он глубоко вздохнул и прикусил мочку ее уха, – принимать ванну перед свадьбой. А я твердо решил… Нет, не могу говорить, когда ты лижешь меня, словно кошка.

– Сдержанность, – напомнила Мэриан. О, этот вкус кожи…

Гриффит вздрогнул, когда Мэриан увлажнила языком его сосок, а потом высушила дыханием. Упорно глядя в потолок, не отрывая глаз от балок, он повторил:

– Я твердо решил считать сегодняшний день днем свадьбы. В конце концов мы все делаем правильно, только не в том порядке.

– Что делаем? – Она потерлась щекой о его живот.

– Женимся. Сначала брачная ночь, теперь оглашение, а уж потом предстанем перед священником и принесем обеты.

– Одной брачной ночи вполне достаточно. – Мэриан вцепилась в его бедра и пробежала языком от колен и выше. – Зачем устраивать вторую?

Подняв голову, Гриффит пристально взглянул на Мэриан.

– Я думал, что потерял тебя. – Она посерьезнела при виде его напряженного лица. – Я вспомнил, как встретил тебя – счастливую, здоровую, как сама природа, в родительском доме, и только для того, чтобы потерять тебя. – Он властно протянул к ней руки. – Люби меня, женщина. Заставь поверить в то, что ты существуешь. Прогони призраки прочь.

Его мольба потрясла Мэриан до глубины души. Этот человек, эта незыблемая скала нуждается в ней. Он хотел так страстно, что его железная воля склонилась перед этим желанием.

Нo могла ли Мэриан с легкостью согласиться? Ведь он требовал большего, чем ее тело. Душу и жизнь – вот что должна была принести Мэриан в дар Гриффиту.

Ни один мужчина до сих пор не просил ничего подобного, но Мэриан пришла к Гриффиту ап Пауэлу без размышлений и сожалений. Она доверила ему себя. Но могла ли доверить Лайонела? Согласиться с тем, что он поставит данные ей обеты выше клятв, принесенных королю?

«Да», – отвечало ее тело, хотя разум противился. Мэриан поцеловала протянутые пальцы, и он сжал кулак, словно поцелуй был амулетом, бесценным даром. Дрожа от нетерпения, она вновь заложила ему руки за голову. Упругая грудь коснулась его лица, и Гриффит, повернув голову, захватил сосок губами.

Мэриан замерла, как только теплые губы потянули за сосок, хотя между бархатистым языком и нежной плотью по-прежнему оставалась полотняная преграда. Он не дотрагивался до нее – в этом не было нужды. Вся страсть, заключенная в этом сильном теле, казалось, праздновала победу, и когда Гриффит замер, Мэриан тоже не смогла пошевелиться несколько долгих сладостных мгновений. Но, опомнившись, коварно улыбнулась. Он бросил ей вызов – она ответит, заставив его томиться от жажды.

Развязывая тесемки, стягивающие вырез у горла, медленными, чувственными движениями, Мэриан не сводила с Гриффита глаз. Наблюдала. Наблюдала за каждым оттенком выражения, пока поднимала подол, обнажая дюйм за дюймом розовую плоть. И наконец, стянув сорочку, швырнула на пол и стиснула ту часть его тела, которую до сих пор старалась игнорировать, громко рассмеявшись при виде лица Гриффита.

– Действительно, настоящий камень, – поддразнила она, хотя Гриффит, кажется, уже ничего не слышал. И когда она накрыла набухший желанием орган губами, Гриффит застонал, словно человек, лишившийся рассудка.

Но говорить он все же мог. Хрипло, гортанно, запинаясь, но все же мог.

– Сейчас. Ты должна пойти ко мне сейчас.

Когда Мэриан поднялась над ним, золотистые глаза превратились в узкие щелки, словно Гриффит смотрел на солнце. Подгоняемый ее нерешительностью, он объяснил:

– Верхом. Садись верхом… на меня…

Мэриан мгновенно поняла. Она уже успела обнаружить, что, возбуждая его, возбудилась сама, и, закинув на Гриффита ногу, приняла его в себя, медленно, агонизирующе медленно, чувственными влажными глубинами. Он по-прежнему был слишком велик, но легкая боль уступила место восхитительным ощущениям когда Гриффит задрожал, но все же не сделал ни одного движения. Она была женщиной, а между ее бедрами лежал воин, и сознание того, что лишь в ее власти дать наслаждение, придало Мэриан силы, которые она готова была испытать до последнего предела. Но сейчас с притворным непониманием спросила:

– И что я должна делать?

Гриффит свирепо уставился на нее, словно не веря ушам.

– Вверх и вниз.

– Вот так?

– Да!

– И так?

– Да!

– Может, двигаться быстрее?

– Да! Нет! О Боже, как хочешь!

Все еще сжимая его ногами, Мэриан откинулась назад и положила руки ему на бедра.

– Тебе хорошо?

– Ты что, пытаешься убить меня? – жалостно простонал он.

– Наслаждением. – Она скользнула руками по судорожно дергавшемуся телу, словно накладывая клеймо владения. – Я собираюсь убить тебя наслаждением.

– Преступница, – пробормотал Гриффит, почувствовав, что она шевельнулась.

– Что? – сонно пролепетала Мэриан так невнятно, что угрызения совести вновь пробудились в его душе. Она еще слишком слаба для столь бурной страсти, но что он мог поделать? Если бы Гриффит подождал, пока Мэриан окончательно не поправится, ее острый ум немедленно придумал бы сотню уловок, чтобы ускользнуть от него. Вот и теперь, как только она осознала, что лежит рядом с ним обнаженная, как только воспоминания о собственной дерзости и его безумном наслаждении вновь вернулись, Мэриан тут же медленно и осторожно попыталась освободиться. И, чтобы предупредить ее, Гриффит повторил:

– Просто безжалостная преступница. Убила меня наслаждением… и не могу припомнить более восхитительной смерти. – Мягкий валлийский акцент придавал соблазнительно-чувственный оттенок его словам. – Я подумал… – Он взял прядь ярко-рыжих волос и положил себе на грудь, переплетая с собственными черными вьющимися. – Хорошо бы устроить состязание в честь нашей свадьбы.

– Устроить что? – Застенчивость Мэриан прошла вместе с приступом слабости. Приподнявшись на локте, она оттолкнула его руки. – В честь свадьбы?

– Состязание, – тщательно выговорил Гриффит, словно единственной его заботой было научить Мэриан своему родному языку, – это собрание бардов и музыкантов, которые приходят со всех концов Уэльса, чтобы читать стихи и петь песни.

Мэриан пристально взглянула на него.

– Я не сказала, что выйду за тебя замуж.

Гриффит ответил ей таким же искренним взглядом.

– Неужели ты поступишь так с человеком, которому решилась доверить сына? Неужели твоя душа, твое сердце так капризны, что не можешь на них положиться?

Откинув со лба волосы жестом, мгновенно выдавшим ее нерешительность, Мэриан вздохнула:

– Женщины, гораздо более умные и мудрые, полагались на собственное сердце и были обмануты и преданы. Ты… ты, конечно, мог причинить нам зло, но, может быть… выжидаешь приказаний?

Жестокие слова причинили Гриффиту несказанную боль. Он медленно сел, потирая ноющие руки.

– Ни один властелин мира на заставит меня убить ребенка.

– Даже если тебя арестуют, объявят предателем и отберут владения? Или хотя бы отнимут надежды на награды и чины?

Но Гриффит медленно и спокойно, упрямо, словно бык, таранящий стену, повторил:

– Я не воюю с детьми.

– Да, но можешь считать, что с появлением наших детей судьба Лайонела станет мне безразлична.

Она повторяла слова Харботтла с ужасающей точностью, и Гриффита это задело еще больше. Подумать только, так легко разгадать характер одного мужчины и приписать его черты другому!

– Если мы поженимся, я вправе ожидать, что ты будешь верен своему слову, но мужчине, думаю, легко отмахнуться отданных женщине обещаний.

– Но только не тогда, когда она отказывается из-за этого выйти за него.

Но Мэриан, словно не слыша, продолжала:

– Еще совсем ребенком, живя с отцом, я выучилась никому не доверять, и его заповеди глубоко врезались мне в душу. Но дело не только в этом. Живя при дворе, я наблюдала много таких вещей, которые заставили бы ужаснуться даже закоренелого преступника. Знал ли ты короля Ричарда, дядю леди Элизабет?

– Не имел чести.

– Зато я знала. – Оттолкнув его, Мэриан села, прижимая к груди одеяло так, что Гриффиту была видна лишь спина, прикрытая рассыпавшимися локонами медно-рыжих волос. – Он был добрым дядюшкой Элизабет и маленьким принцам, хорошим братом королю Эдуарду. Даже в страшном сне не могло мне привидеться, на что он оказался способен.

Гриффит, откинув ее волосы, положил руку ей на плечо.

– Мне почему-то не льстят подобные сравнения.

– Я ни с кем не сравниваю тебя, – разъяренно прошептала Мэриан, не осмеливаясь, однако, взглянуть на Гриффита. Потому что не могла вынести его вида? Потому что смущали собственные подозрения? – Просто считаю, что душа мужчины подобна темной, мрачной пещере, и не знаю, где засияет свет правды.

– Понимаю.

Гриффит и в самом деле понимал. Его рука покинула тепло ее кожи, оставив ее одинокой и безутешной. Какой смысл оставаться в постели с женщиной, считавшей, что он ничем не отличается от негодяев, населявших ее жизнь?

Гриффит решительно встал, но Мэриан схватила его за руку.

– Считаешь, что я должна доверять сердцу?

Надежда, хотя и слабая, снова загорелась в душе.

– Да, считаю.

– Ну а мое сердце говорит, что ты скрываешь что-то.

И тут надежда умерла, а ее место заняла неожиданная ярость, такая же буйная и внезапная, как ураган. Гриффит даже покачнулся от охватившего его бешенства, пытаясь заставить себя мыслить здраво.

Он выдал себя. Каким-то образом, неизвестно откуда Мэриан услыхала старые сплетни.

Рука ее сжалась, и Гриффит опустил глаза. Длинные тонкие пальцы, теплая ладошка, сжимающая его запястье крепко, словно рукоятку шпаги, с которой Мэриан сейчас ринется в бой. Гриффит ненавидел эту постоянную ее готовность. Боже, как он ее ненавидел!

Он хотел женщину, которая умела бы разгадать, что его беспокоит и волнует, что радует, умеющую развеять его тревоги ласковым словом, шить, ухаживать за садом, готовую подарить детей и беспрекословное повиновение. Хотел женщину, которая понимала бы, что право мужчины – задавать вопросы и требовать ответов, диктовать, как следует поступать, как жить. Он хотел женщину, твердо знавшую, что думать, а тем более говорить о тайнах мужчины не ее дело… и все же он хотел Мэриан.

Дерзкую Мэриан… Любознательную Мэриан…

– Доблестная Мэриан, – сказал он вслух, – слишком глупа, чтобы знать, что она в последний раз пыталась оспорить мою власть.

Мэриан, полная негодования, спрыгнула с постели, готовая к борьбе.

– В таком случае не стоит заговаривать со мной о свадьбе. Я не какая-нибудь глупенькая девчонка, чтобы безрассудно и бездумно подчиниться воле мужчины.

Гриффит положил руки ей на плечи, сжал талию и поднял так, что их лица оказались на одном уровне.

– Если тебе нужен мужчина, которого ты могла бы то и дело сбрасывать, словно взбесившаяся кобылица, не стоило тебе делить со мной постель в ту ночь! Но теперь уже слишком поздно. Я все приготовил для нашей свадьбы, ты носишь в себе мое семя, и, клянусь Богом, мы поженимся, и я покажу тебе твоё место.

Глаза Гриффита горели мрачной решимостью, а голос звучал так же сухо, как во время первой встречи. Но тогда они были полностью одеты и между ними не было смятой постели, напоминавшей о пламени страсти.

Будь Мэриан поумнее, она немедленно закрыла бы рот и ускользнула бы из замка, как только смогла. Но, увы, мудрости ей как раз и не хватило.

– Может, это я покажу, где твое место, – бросила она. – Может быть, я…

Но его поцелуй заглушил остальное, и Гриффит, подхватив ее на руки, понес к кровати. В приступе страсти? Гнева? Вероятно… Но Мэриан физически ощущала его раздражение и тревогу…

Гриффит мечтал о мирной супружеской жизни, обычной жене… и все же оказался связанным кодексом чести. Он взял ее девственность, научил желанию и теперь считает, что должен жениться на ней. Оторвав свои губы от его, Мэриан сообщила:

– Ты совсем не обязан.

– Что именно? – с полубезумным видом прошептал Гриффит.

– Жениться на мне. Если ты этого не хочешь…

Гриффит, зарычав, снова впился в ее губы страстным, жгучим поцелуем и, сжав ее лицо ладонями, свирепо уставился на девушку:

– Ты моя. Принадлежишь мне. Не важно как и почему, но ты моя.

– Думаю…

– Не нужно думать.

Он поцеловал ее, и Мэриан начала вырываться.

– Но ты…

– Никаких «но».

– Ты…

– Не ты. Не я. Только мы.

Мэриан не смогла вспомнить, что хотела сказать и что сделать. Движения стали бесцельными, ярости поубавилось. Он все еще прижимал ее к себе, все еще хотел, и немедленно, но добивался при этом, чтобы и она захотела его. То, что было борьбой, стало танцем страсти, и Мэриан была опасно близка к тому, чтобы отдаться, когда вопли, донесшиеся из холла, заставили их отскочить друг от друга.

– Ты не смеешь войти сюда! – вопил Арт. Кто-то неизвестный отвечал:

– Тогда зови его сюда! Я все равно сделаю то, что мне велено, и выполню свой долг!

Гриффит выругался, но дверь уже распахнулась. Мэриан взвизгнула, а замогильный голос провозгласил:

– Я привез вам приветствие от повелителя и господина, короля Генриха.


Глава 13


Арт закудахтал, словно курица, увидевшая волка.

– Я пытался остановить его, Гриффит, но он не захотел слушать.

Гриффит, набросив, на Мэриан покрывало, вскочил и, голый, разъяренный, надвинулся на посланника.

– Оливер Скряга, не так ли?

– Оливер Кинг, – ничуть не смущаясь, ответил вновь прибывший. – Личный секретарь Генриха Тюдора, если быть точным. Я привез тебе приветствие от нашего господина.

Гриффит взглянул на комок, дрожащий под одеялом.

– Вижу, мой господин прекрасно умеет выбрать время. Арт, одежду!

Пока слуга суетился, собирая с пола разбросанную одежду, Гриффит, упершись в бока кулаками, выпрямился в полный рост, угрожающе глядя на маленького круглого человечка. Но ничего не помогало.

– Прошу прощения, сэр Гриффит, за то, что прервал ваши развлечения, но король Генрих, как вы знаете, крайне нетерпелив. Он послал меня сюда больше двух недель назад, и о тех пор я успел побывать в Уэнтхейвене и прошел по всем валлийским городам, чтобы найти вас.

Необходимость в действии по-прежнему горела в Гриффите.

– Медленно же ты передвигаешься.

– Вовсе нет, очень быстро. Просто не знал, где искать. Король Генрих предполагал, что вы исполните данное вам поручение, прежде чем отправиться домой и мирно отдыхать. Разве что… – он пристально взглянул на Арта, – ваш слуга не передал послание короля.

С уважением, которое оказывал лишь немногим, Арт ответил:

– Я все передал, как было велено, милорд.

Столь почтительное отношение привлекло внимание Гриффита, и тот тоже внимательно пригляделся к стоявшему перед ним человеку. Оливер, как всегда, был вызывающе хорошо одет и говорил с легким французским акцентом, но костюм тесно облегал мускулистое тело, а во взгляде таился острый ум.

Да, Генрих умел выбирать себе слуг. Оливер был одним из тех немногих людей, деливших с Генрихом ссылку и торжество, и хорошо понимал свое положение при дворе.

Ярость Гриффита при виде столь бесцеремонного вторжения несколько улеглась, пока он натягивал поданную Артом одежду.

– Я выполнил все приказания, – уже спокойно ответил он.

– Тогда где же леди Мэриан? – осведомился Кинг.

Гриффит кивнул на постель. Удивление на лице Оливера сменилось ужасом, потом задумчивостью и наконец бесстрастной, невыразительной маской истинного придворного.

– Не помню, чтобы ваш повелитель диктовал мне нечто подобное, но наш король всегда был человеком скрытным. Возможно, он надеялся… или имел в виду, что случится именно это.

Арт ударил себя по лбу. Гриффит жестом заставил Кинга замолчать и устремил взгляд на шевелившееся одеяло. Но Мэриан не посмела выглянуть, и Гриффиту показалось трогательным, что женщина с подобной репутацией, застигнутая при компрометирующих обстоятельствах, может вести себя так застенчиво.

Кинг, казалось, тоже нашел смущение Мэриан весьма интересным и обернулся к постели.

– Король немедленно требует вас к себе.

Гриффит, уже натягивая плащ, замер.

– Зачем?

– Граф Линкольн отплыл в Ирландию, где объединил силы с графами Килдаром и Десмондом и претендентом на трон. В дублинском соборе они короновали самозванца под именем Эдуарда, короля Англии.

– Матерь Божья, – прошептал Арт.

Оливер мрачно кивнул:

– Можно сказать и так… они украли драгоценный венок со статуи Божьей Матери, чтобы возложить на его недостойную голову.

– Святотатство!

– Да. Когда я покидал двор, ходили слухи, что они отплыли в Англию.

– Большое войско? – спросил Гриффит.

– Их люди… Томас Фицджеральд, лорд-канцлер Ирландии, ведет ирландскую армию. Но хуже всего армия наемников под командованием Мартина Шварца.

Гриффит неожиданно обрадовался божественному вмешательству, превратившему его из отвергнутого любовника в воина Генриха, обрадовался заговорам, интригам, предстоящим сражениям и с нечестивым зловещим торжеством кивнул:

– Весьма впечатляющие силы. И кто же им платит?

– Маргарет, сестра Эдуарда Четвертого.

– Ах, Маргарет! – презрительно бросил Гриффит. – Эта старая ведьма сделает все, чтобы свергнуть Генриха Тюдора, и обладает для этого достаточными деньгами и властью.

– Кроме того, не следует забывать, что граф Линкольн – ее внучатый племянник, а Ричард Третий был назначен наследником. – Оливер проявил присущую ему хитрость, которая и делала его бесценным секретарем короля. – По дороге я расспрашивал путников, и те утверждали, что армия высадилась на побережье Ланкашира.

– Молодец! – Гриффит хлопнул Оливера по плечу, – Ваши сведения гораздо более достойны доверия, чем придворные слухи. Что еще вам удалось узнать?

– Ничего полезного. Все только говорят о высадке, но не о количестве войск и месте назначения… А как только я попал в Уэльс, положение в Англии больше не имело значения.

– Верно, лорд-секретарь. – Арт расплылся в беззубой улыбке. – Валлийцы верят, что Генрих удержит трон.

– Так и будет, пока я жив.

Гриффит потянул носом и почти ощутил запах взмыленных коней, крови, горящих полей. Он был прирожденным воином, хорошо изучил тактику ведения боя и знал: победа за теми, кто держится на ногах. Горе оказавшимся в грязи. Битва – настоящая понятная мужская работа, предназначенная для рыцаря и гораздо более предпочтительная тому водовороту чувств, который грозил засосать его при каждой встрече с Мэриан. Все же совесть снова напомнила о себе, и, поглядев в сторону постели, Гриффит пообещал:

– Я сейчас подойду.

Арт взял на себя роль хозяина, оставив Гриффита прощаться с Мэриан:

– Лорд-секретарь, не спуститесь ли в главный зал? Сейчас принесу еду и вино. Вы проделали долгий путь, и, возможно, лорд Рис и его жена тоже там будут. Они окажут вам подобающий прием.

– Прекрасно.

Оливер взбил мех на плаще так, что тот колебался от малейшего дыхания.

– Буду рад познакомиться с лордом Рисом. Скоро увидимся, лорд Гриффит?

– Очень скоро. – Подождав, пока за ними закроется дверь, Гриффит подошел к кровати. – Любимая, – прошептал он, откидывая одеяло, – они ушли. Можешь показаться.

Взъерошенные волосы Мэриан не смогли скрыть застывшего каменного лица. Разочарование и горечь пронизали Гриффита: она подслушивала лишь затем, чтобы узнать, каковы дальнейшие планы Генриха и его собственные.

– Ты шпионила за мной, – выговорил он, повторяя ее же обвинения, так взбесившие его в замке Уэнтхейвен.

Мэриан поняла его намерения и ответила бесстрастно, спокойно, словно забыв о прежних волнениях:

– Омерзительная привычка, не правда ли? Но именно та, которая и более всего выгодна, как ты уже успел обнаружить. Кажется, тебе пора уходить.

Быстро подсчитав, сколько времени ему потребуется для того, чтобы собрать людей и подготовить их, Гриффит решил:

– Завтра утром. И ты будешь здесь, когда я вернусь. Останешься, и с тобой станут обращаться с уважением, подобающим моей будущей супруге. – Мэриан вызывающе подняла подбородок, но Гриффит подошел еще ближе и сжал ладонями ее лицо. – Послушай меня. Ты здесь в безопасности. И Лайонел тоже. Мои отец и мать позаботятся об этом. Если покинешь замок, я буду бояться за тебя. Поэтому клянись…

Взметнувшаяся рука прикрыла ему рот.

– Я не обменяюсь обетами с человеком, который спешит на помощь Генриху, стоит тому свистнуть.

– Опять мы вернулись к тому, с чего начали?

– А мы ни о чем не договаривались.

Терпеливо, словно ребенку, Гриффит объяснил:

– Генрих – мой суверен. Повелитель. Я должен и обязан почитать свои рыцарские обеты, самый главный из которых – являться по первому зову, как только у короля возникнет нужда в моем воинском искусстве. Если ты внимательно слушала Оливера Кинга, значит, понимаешь угрозу, которую представляет для Генриха претендент на трон. – Мэриан отвернулась. Внезапно разъярившись, Гриффит добавил: – И для леди Элизабет тоже.

– Конечно, ты должен ехать. – Оглянувшись на него, Мэриан улыбнулась одними губами. – Поезжай.

Но столь сухое напутствие взбесило его еще больше.

– Станешь ли ты доверять мужчине, отказавшемуся выполнять клятвы, данные своему повелителю?

– Я не доверяю ни одному мужчине.

– Однако Арту доверяешь?

Лицо Мэриан мгновенно смягчилось, и она кивнула.

– Доверяю.

– Он мой любимый слуга. Как по-твоему, стал бы Арт служить мне так преданно, не будь я достоин этого?

– Не знаю.

Гриффит едва не улыбнулся.

– Спроси его.

– О, иногда я верю тебе! – взорвалась Мэриан. – Но ты тут же отправляешься защищать Генриха, а я вспоминаю о своем долге. – Она коснулась его щеки прохладными пальцами. – Уходи, Гриффит. Веди свои сражения и оставь меня вести свои.

– Но ты будешь здесь, когда я вернусь?

– А ты вернешься? – бросила Мэриан, словно пустив стрелу из лука.

Гриффит едва не пошатнулся. Что она имеет в виду? Боится, что он покинет ее? Беспокоится, что найдет другую? Или тревожится, что его ранят в битве?

Огромный теплый бутон медленно развернул лепестки в душе Гриффита. Но тут Мэриан отдернула руку, словно обожженная, и Гриффит обнаружил, что глупо скалится, словно королевский шут.

– Я вернусь к тебе, даю слово, но хотел бы получить дар на память, чтобы носить на груди.

– Мне нечего подарить тебе.

– Тогда я возьму сам. – Поймав длинную прядь рыжих волос, он отделил локон и помахал перед ее глазами: – Амулет, чтобы придать мне силу Самсона в битве, которую придется выдержать.

На следующее утро сознание собственной вины выгнало Мэриан из постели задолго до рассвета. Именно угрызения совести подняли ее и не дали упасть на длинной винтовой лестнице, которая, казалось, качается под ее неверными шагами. Она слишком переоценила вчера свои слабые силы, но все же должна была в последний раз увидеть Гриффита, прежде чем тот уедет. Ведь они могут больше никогда не увидеться.

Поспешно проведя рукавом по мокрым глазам, Мэриан продолжала долгий путь во внутренний двор. Из открытой двери повеяло сквозняком, и Мэриан, вздрогнув, завернулась в одеяло. До нее донеслись громкие голоса, обменивающиеся веселыми непристойностями: мужчины готовились в дальнюю дорогу.

Глупые, невежественные люди. Неужели не понимают, что могут умереть? Неужели этого не понимает и Гриффит? Не сознает, что все его воинское искусство будет ни к чему, если единственный камень, брошенный из катапульты, разобьет ему кости, или стрела из лука пронзит насквозь, или если его вышибут из седла и растопчут лошадьми? Всю ночь она металась без сна, представляя разные ужасы, а Гриффит и его люди смеются!

Спустившись вниз, Мэриан прислонилась к стене, несколько раз глубоко вздохнула и постаралась прийти в себя. В горле першило, но она не осмеливалась кашлянуть из страха, что ее услышат. Достаточно и того, что она ведет себя так нескромно. Но если кто-нибудь, включая Гриффита, обнаружит ее, унижению и стыду не будет конца.

Через открытую дверь она видела мужчин, мальчиков, лошадей, но Гриффита нигде не было, поэтому Мэриан прошла чуть дальше. Камни пола холодили ноги. Ступив на порог, она увидела Гриффита.

Смеющегося. Веселого. Голова откинута, руки расставлены, удовольствие исходит из каждой клеточки массивного тела.

Мэриан поспешно отпрыгнула, но Гриффит смеялся не над ней. Он хохотал от радости, как все эти глупые, лишенные воображения люди, собирающиеся отправиться на войну без оглядки, бездумно, словно на прогулку.

Дрожа, Мэриан снова прислонилась к стене и вытерла со лба холодный пот.

Не стоило так вести себя вчера. Нужно было дать Гриффиту свое благословение – ведь он честно выполняет долг перед королем, – а вместо этого она лгала, что не любит его и не хочет, злилась и отворачивалась от него! А на самом деле ее пожирала ревность. Ревность к Генриху!

О, если она станет женой Гриффита, ей не придется никогда делить его с другой женщиной. Брачные обеты, принесенные им, неотделимы от его строгого кодекса чести, и он не предаст их. Нет, она будет единственной в его жизни и ничтожным созданием, всегда на втором месте после короля и королевской службы.

Как он посмел покинуть ее постель, чтобы мчаться на зов Генриха?! Как посмел забыть о страсти, пылавшей в крови?!

Гриффит думал, что Мэриан не знает. Но она знала. Знала, что он ненавидит безумие, охватывающее его в ее объятиях. Гриффит почему-то считал, что меньшее бесчестье предать ее, чем отдаться желанию.

Значит, намерение служить Генриху благородно, а необходимость служить ей позорна.

Собственная ревность ужасала Мэриан. И каково чувство, вызываемое в ней Гриффитом? Нечто большее, чем просто похоть? Что за мерзкая сентиментальность, вселяющая странную слабость, заставляющая свернуть с того пути, который она считала правильным и справедливым?

Нужно справиться с этим. Нужно забыть… но не сегодня. Сегодня Мэриан способна думать лишь о том, что Гриффит может не вернуться.

Мэриан, неодобрительно поморщившись, взглянула на мешочек из красной тисненой кожи, который стискивала в кулаке, гадая, каким образом лучше передать его Гриффиту. Раньше ей это не приходило в голову. Она собирала его, не думая о последствиях, но что делать теперь? Конечно, можно просто отдать Гриффиту, но Мэриан боялась, что ее гордость этого не выдержит, либо… нужно поискать способ сунуть мешочек в его седельную сумку.

– Миледи! – Мэриан подпрыгнула от неожиданности и круто развернулась, услышав за спиной встревоженный голос Арта. – Что вы здесь делаете? Такой холод, а вы все еще не поправились. – Положив руку на ее плечо, старик подтолкнул девушку к ступенькам. – Можете помахать Гриффиту из окна, если желаете, но пока… – Старик отступил и пристально вгляделся в ее лицо. – Почему это вы так улыбаетесь, позвольте спросить?


Гриффит, промокший с ног до головы после переправы через реку Трент, въехал в королевский лагерь, раскинутый в деревушке Радклифф. По правую руку ехал такой же мокрый Оливер Кинг, по левую – Арт. За ними следовал небольшой отряд валлийских воинов. Утомительное путешествие заняло почти шесть дней, и все это время они не слезали с седла – сначала направились к Кенилуорту, куда поехал Генрих, получив известие о высадке врага, и где наиболее верные сторонники собрали четыре тысячи солдат и присоединились к нему. Однако, прежде чем отряд Гриффита успел добраться до Кенилуорта, пришло известие, что армия отправилась маршем в Ноттингем, где еще пять тысяч верных английских и валлийских воинов встали под знамена короля. Гриффит, Оливер, Арт и рыцари повернули на север и, достигнув Ноттингема, обнаружили, что там уже никого нет. Линкольн с мятежниками двинулся на юг, а Генрих, бросив Ноттингем, избрал местом пребывания армии Радклифф, расположенный как раз на пути врага. Именно здесь появилась возможность встать на пути Линкольна.

– Где шатер короля Генриха? – окликнул Оливер ближайшего стражника.

– Кто желает видеть короля? – потребовал тот ответа. Оливер перегнулся и обжег разъяренным взглядом несчастного солдата.

– Личный секретарь короля.

– Оливер Кинг?

Дождавшись, пока Оливер резко кивнул, стражник с преувеличенным почтением откинул забрало.

– Король Генрих спрашивал о вас. Немедленно скачите вон туда, на холм. Видите знамя?

– Прекрасное зрелище, – пробормотал Арт, – только добраться не так-то легко. Уверены, что мы сможем найти дорогу?

Раздавшийся смех тут же угас под осуждающим хмурым взглядом Гриффита, и валлийские рыцари отъехали, чтобы поздороваться с соотечественниками, прибывшими раньше. Арт тяжело вздохнул.

– Должно быть, рады убраться подальше от старого зануды, – объявил он, ни к кому в особенности не обращаясь.

– Ну а тебе, считай, не так повезло, – рявкнул Гриффит. – Никуда не уходи и стереги вещи.

По пути к шатру короля все молчали, не обращая внимания на Арта, кипевшего не находящей выхода яростью. Поездка была нелегкой, но хотя погода выдалась солнечной, настроение Гриффита ухудшалось с каждой секундой. Он казался угрюмым и мрачным, но поскольку не имел опыта в подобных делах, то и срывал злость на окружающих.

Мэриан отпустила его на войну без малейшего слова сожаления. Не послала нежной записки и вообще ничем не показала, что тревожится за него. Даже не подошла к окну, чтобы махнуть на прощание рукой, а ведь Гриффит то и дело оглядывался, выезжая по дороге из замка. Неужели не понимает, что многие из тех, кто сегодня здоровы и веселы, завтра падут в битве? Неужели не сознает, что его могут ранить?

Конечно, сам он был достаточно уверен в том, что останется цел, поэтому и смеялся над женскими тревогами. Только хотел, чтобы его женщина боялась за него, страдала, мучилась каждый момент его отсутствия.

Не успели они спешиться у королевского шатра, как навстречу вышел сам Генрих.

– Гриффит, где ты был? Я веду войну без самого доверенного советника! Оливер, а ты? Мои послания пишет оруженосец, а это значит, что их вообще вряд ли кто понимает.

Оруженосец и все остальные военные советники столпились вокруг короля, громко протестуя, хотя и добродушно ухмыляясь при этом, из чего Гриффит заключил, что дела идут неплохо. Бросив поводья пажу, он спросил:

– Где граф Линкольн с армией?

– Приятное приветствие! – воскликнул Генрих, дружески хлопнув Гриффита по плечу. Поняв, что был слишком резок, Гриффит пояснил:

– Ваше величество, вы послали за вашим ничтожным слугой, и я прилетел на крыльях надежды. – И, поплотнее закутавшись в плащ, настойчиво повторил: – Где Линкольн?

Рассмеявшись, Генрих покачал головой и обратился к собравшимся:

– Видели вы когда-нибудь валлийца, не наделенного льстивым языком?

– Может, ваше величество, – вмешался Оливер, – он нуждается в валлийской земле под ногами и прекрасной женщине в объятиях, прежде чем с языка потечет мед.

Гриффит свирепо уставился на Оливера:

– Может, королевскому секретарю лучше держать рот на замке, чтобы сохранить оставшиеся зубы?

Оливер тихо фыркнул и потребовал у оруженосца всю переписку Генриха, но Гриффит понимал, что этим дело не кончится. Обязанности личного секретаря заключались не только в составлении посланий. Оливер служил еще и шпионом Генриха, отсеивая мусор ненужных сплетен и принося лишь драгоценные камни необходимых сведений. Сцена, свидетелем которой Оливеру пришлось быть в замке Пауэл, оказалась настоящим золотым самородком.

Генрих направился в шатер, Гриффит и Оливер последовали за королем. За ними поплелся Арт, волоча седельные сумки.

Показав на скамью напротив полевого трона, Генрих приказал:

– Садитесь и выпейте эля. Твой оруженосец Арт… ведь так его зовут? – Арт, расплывшись в улыбке, кивнул, польщенный тем, что король помнит даже такие мелочи. – Арт принесет кубки, пока я все расскажу о Линкольне.

Гриффит пробормотал благодарность, опустился на скамью, все еще страдая от пренебрежения Мэриан. Неужели он никогда не сможет забыть об этой женщине?

Генрих, не обращая внимания на мрачное лицо Гриффита, принялся рассказывать:

– Мне донесли, что Линкольн хочет искать убежища в укрепленном Йорке.

Приняв эль и хлеб от Арта, Гриффит спросил:

– Неужели он так глуп, что не понимает, какой опасности подвергает собственную армию, пробираясь через всю страну?

– Хорошо, если бы так и оказалось, – вздохнул Генрих. – Он переправился через Трент и раскинул лагерь вдоль скалистого гребня.

– Тогда почему мы здесь, когда следовало бы направиться в Фоссуэй и втоптать их в грязь? – И когда Генрих кивнул, Гриффит свирепо прорычал: – Когда выходим?

– Скоро. Сегодня днем. Моя армия лучше вооружена и подготовлена, чем силы мятежников. – Генрих принял чашу и поднял ее, приветствуя Гриффита. – Кроме того, шпионы донесли, что людей у нас вдвое больше. Только ужасная ошибка или удар судьбы могут помешать нам выиграть сражение.

Гриффит неодобрительно поморщился. Он был достаточно опытным солдатом, чтобы знать: исход битвы подчас зависит от любого пустяка. И достаточно суеверным, чтобы съежиться от ужаса, услышав столь самонадеянное заявление короля.

– Одна такая ошибка при Босуорте стоила Ричарду жизни, повелитель.

Присутствующие громко охнули как один человек, не зная, куда девать глаза и какое наказание грозит дерзкому, а Генрих опустил чашу.

– Черт возьми, какая муха тебя укусила?

Гриффит с ужасом понял, что совершенно забыл, с кем говорит, и попытался смягчить сказанное:

– Ваше величество, во мне говорит лишь желание защитить вас от последствий неуместного хвастовства. – Собравшиеся снова загудели, но Гриффит упрямо продолжал: – По моему разумению, нужно молить Бога даровать нам победу, а не бросать ему вызов хвастливыми обещаниями.

– Понимаю тебя… невозможно не понять… и, поверь, постараюсь прислушаться.

Генрих, посмотрев на Оливера, вопросительно поднял брови, и тот, наклонившись, начал что-то шептать ему на ухо. Гриффит пылал под настойчивым взглядом короля, и когда Оливер замолчал, Генрих жестом отослал секретаря.

– Что он успел донести? – взорвался Гриффит.

– А ты что думаешь? – парировал Генрих, наклонившись вперед.

– Я собираюсь жениться на ней, – поспешно заверил Гриффит, вызывающе подняв подбородок, поскольку суверен имел полное право запретить брак, если бы пожелал, и Гриффит хорошо сознавал, что у него остался всего один шанс, чтобы убедить монарха не противиться союзу.

Генрих, очевидно, все понял. Кроме того, Оливер явно упомянул имя дамы, поскольку Генрих ничего больше не спросил. Но глаза его прищурились, и у валлийца упало сердце. Король повелительным жестом указал на него:

– Тебя не было при дворе около месяца. Почему ты не женился на ней?

Гриффит переглянулся с едва сдерживающим улыбку Оливером. Остальные придворные постарались сделать вид, что очень заняты, но Гриффит знал, что все уши, привыкшие улавливать сплетни, направлены в его сторону.

– Потому что не смог убедить выйти за меня. Она, по всей видимости… – Гриффит взглянул прямо в глаза королю, – боится вашего вмешательства в судьбу ее сына.

Генрих медленно провел ладонью по щеке и подбородку.

– Нужно бы побриться, – задумчиво вздохнул он. – Ненавижу идти в бой растрепой. Это может повлиять на боевой дух армии. Арт, ты сумеешь побрить человека, не порезав его?

Арт низко поклонился.

– Я могу перерезать ему горло, могу и пожалеть, но вас побрею без единой царапинки.

– Он хвастает? – спросил Генрих Гриффита.

– Вовсе нет.

– Тогда побрей меня, – приказал король. – Возьми мой кинжал и хорошенько наточи его.

– Если не возражаете, мой король, я лучше возьму кинжал сэра Гриффита. Я сам подарил его много лет назад, и клинок – из лучшей испанской стали.

Не дожидаясь разрешения, Арт вывалил содержимое седельной сумки Гриффита на королевский ковер и начал рыться в одежде.

– Арт, что ты делаешь? – раздраженно осведомился Гриффит.

– Ищу кинжал.

– Ты что, окончательно потерял рассудок? – Гриффит вытащил кинжал из-за пояса и помахал им перед носом слуги. – Я всегда держу его при себе.

– А я и забыл.

Запихав вещи обратно в мешок, Арт вынул кинжал и провел загрубевшим пальцем по лезвию.

– На то, чтобы заточить его, уйдет не больше минуты.

– Тогда поторопись.

Генрих велел оруженосцу принести горячей воды и объявил собравшимся придворным:

– Мне не нравится бриться на людях.

Гриффит понял, что при желании Генрих мог почти мгновенно избавиться от посторонних. Остался лишь Оливер, но и тот был занят тем, что старательно писал на пергаменте очередной приказ короля.

– Что касается леди Мэриан Уэнтхейвен… – тонкие губы Генриха сжались в упрямую линию, – она представляет интерес для короны, лишь поскольку является любимой подругой королевы. Мы вспомнили о ее сыне только, потому, что королева – его крестная мать.

– Разве?

– А ты не знал?

– Нет, но все может быть…

Генрих с поистине королевским пренебрежением игнорировал это неуместное замечание.

– Итак, королева беспокоится за леди Мэриан и ее сына, но, как я уже объяснил ей, отец леди Мэриан, насколько мне известно, не предатель. – Он на миг остановился, и Гриффит пробормотал:

– Пока еще нет, повелитель.

– Пока? Интересное замечание. – Генрих метнул взгляд на Гриффита. – Пока… До меня дошли слухи, будто граф Уэнтхейвен собирает валлийских наемников.

– Я видел это собственными глазами.

– Уэнтхейвен всегда был для меня словно заноза в ступне. Он умен, и мечты его слишком далеко возносятся для столь ничтожного происхождения. После битвы придется подумать, как поступить с графом Уэнтхейвеном. – Генрих поднял панцирь из кучи доспехов и проверил, нет ли в нем дыр и вмятин. – Если отец леди Мэриан восстанет против меня и будет объявлен вне закона, я возьму леди Мэриан и ее сына под свое покровительство. И, как всякий уважающий себя король, должен буду наказать мятежника, лишив его головы и отобрав владения. Так что в какой-то степени ты прав: придется вмешаться в судьбу леди Мэриан и ее сына. Кстати, как его зовут?

– Лайонел, мой король, – зачарованно ответил Гриффит, поражаясь высказанному королем сомнению и еще больше тому, что он совершенно согласен с Мэриан, только причину выдвигает иную.

– Лайонел… – Генрих снова провел рукой по лицу, но тут же, помедлив, крепко прижал ладонь к губам, словно имя мальчика звучало невыносимо для его слуха. Однако он тут же выпрямился, отнял руку и продолжал как ни в чем не бывало: – Но, как я сказал, леди Мэриан – подруга королевы, а королева расстроится, узнав, что я плохо поступил по отношению к ее бывшей придворной даме и крестнику. Поэтому, будь леди Мэриан женой преданного слуги… такого, как ты, например…

Он не договорил, оставив слова звучать в воздухе, словно наживку на крючке, и Гриффит без колебаний проглотил ее.

– Тогда она будет в безопасности и владения останутся нетронутыми?

– И перейдут к ее сыну, – согласился Генрих.

– Да, но леди Мэриан выразила опасения почти те же, что и вы, и боится того же, что предсказывает ваше величество.

– Подруге королевы нечего бояться.

– В случае предательства отца, вы хотите сказать?.. Тем не менее леди Мэриан опасается, что если я женюсь на ней, то буду объявлен вне закона.

– Можешь заверить леди Мэриан, что ты в настоящее время один из моих доверенных советников, и после свадьбы я буду относиться к тебе со всем уважением, которого требует твое положение… даже… – Генрих посмотрел Гриффиту в глаза, – даже если тебе придется удалиться от двора и заниматься только своими владениями и поместьями.

Из слов короля Гриффит немедленно заключил, что будет отправлен в почетную ссылку, как только женится на Мэриан. Такова цена, которую придется платить за блаженство.

– Ты будешь, конечно, щедро вознагражден… – Генрих говорил искренне, но рассеянно, словно понимал, что никакое вознаграждение не утешит Гриффита, и поэтому, перейдя сразу к делу, спросил: – Леди Мэриан присуще благородство?

– Даже с избытком, – подтвердил Гриффит.

– Да, – вздохнул Генрих, – конечно, Элизабет рассказывала. – Он на секунду запнулся, но тут же продолжил: – Королева рассказывала о том, какой неоценимой поддержкой была для нее леди Мэриан во время ужасных месяцев, проведенных при дворе Ричарда. Не знаю, как бы моя жена выжила без сообразительности и верной дружбы леди Мэриан. – Рука короля неожиданно взметнулась вперед, и плечо Гриффита оказалось в железных тисках. – Я отдаю тебе ее. Возьми. Бери ее сына. Береги от тех, кто может использовать их для собственных целей. Поручаю это тебе как твой король и надеюсь, ты хорошо выполнишь мое поручение, ибо в противном случае последствиями будут скорбь и смерть.

Да, это не притворство, не представление. Это был крик человека, оберегавшего свою жену, своего наследника, свой трон.

И, видя перед собой полного решимости Генриха, Гриффит вновь понял, насколько необходим государству такой король, как Генрих. Именно ему суждено объединить страну, а обет никому и никогда не отдавать трон вселил в сердце Гриффита страх. Страх, уважение и понимание. Понимание, гораздо более ясное и четкое, чем то, которое достигается неуклюжими попытками людей выразить чувства словами.

– Я сделаю это, по вашему желанию или против него, но я все-таки должен знать, кто этот ребенок.

Глаза Генриха оставались бесстрастными.

– Конечно, сын леди Мэриан.

И при виде холодного, замкнутого лица Генриха Гриффит счел за лучшее подавить терзающие мозг вопросы.

– Оливер! – крикнул король. Секретарь немедленно вскочил. – Пригласите леди Мэриан немедленно приехать, и мы отпразднуем ее свадьбу с сэром Гриффитом при дворе. – Генрих благосклонно улыбнулся Гриффиту: – Хотя отец ее человек не бедный, я сам дам приданое невесте.

– Не знаю, – растерянно охнул Гриффит. Король, поняв, о чем тот думает, пояснил:

– Она приедет. Только нужно позаботиться о выборе посланника. Кому леди Мэриан доверяет больше всех?

– Арту.

Слуга просунул голову в шатер:

– Вы звали меня?

– Арт, – начал Генрих, обняв слугу за тощие плечи, – Арт, сэр Гриффит утверждает, что леди Мэриан верит тебе. – Арт нехотя кивнул. – Тогда ты именно тот, кому мы поручим привезти ее к возлюбленному, чтобы отпраздновать ее свадьбу с сэром Гриффитом. Ах, Боже, я и забыл! – Генрих нахмурился. – Она дочь графа, а Гриффит всего-навсего «сэр». Нужно что-то предпринять. Оливер, запиши: сэру Гриффиту нужен титул.

– Да, повелитель.

Оливер не моргнув глазом выбрал чистый пергамент и крупными буквами записал сказанное королем.

– Генрих, – заикаясь, пробормотал Гриффит, – право, не стоит…

– Чепуха, – махнул рукой король. – Ты верно служил мне и выполнял многие поручения с опасностью для жизни… да и последнее – отнюдь не простое. Ну, Арт, сколько времени уйдет у тебя на то, чтобы добраться до Уэльса и вернуться с леди Мэриан?

– Это зависит от того, как долго вы останетесь на этом месте, – с сомнением ответил Арт.

– Я намереваюсь вернуться в Кенилуорт после сражения, – ответил Генрих, поглядывая на Гриффита. – Конечно, если мы, дай Бог, победим…

– Пять дней быстрой езды, чтобы добраться до замка Пауэл, – задумчиво решил Арт, – и на возвращение в Кенилуорт еще, вероятно, десять дней.

– Если речь идет о леди Мэриан, – сухо заметил Гриффит, – тогда около недели.

– А если она возьмет с собой Лайонела, – возразил Арт, – может, и все двенадцать.

Генрих немного сильнее, чем нужно, стиснул руку старика.

– Не привози ребенка. Мое королевство – не самое безопасное место на земле, а стены замка Пауэл защитят его от зла.

– Не знаю, согласится ли она ехать без Лайонела, – с сомнением покачал головой Арт.

– Это приказ короля, – бросил Генрих. Арт устремил умоляющий взгляд на Гриффита, но тот лишь пожал плечами:

– Никто, кроме тебя, не сможет уговорить ее, Арт.

– Арт сделает все. – Генрих, полностью войдя в роль монарха, говорил спокойно и уверенно, твердо зная, что может положиться на слугу. Но тут он, нагнувшись, что-то поднял с пола. – Что это?

С пальцев короля свисал мешочек из тисненой кожи, стянутый золотой нитью.

– Это было в сумке Гриффита, – пояснил Арт. – Должно быть, выпало, а я не заметил.

Гриффит с подозрением взглянул на слугу, но все же взял мешочек и открыл его. На ладонь выпал серый камешек, похожий на тот, из которых был построен замок Пауэл. За камешком появился блестящий яркий комочек, и Гриффит, сразу узнав цвет, развернул его и поднял за один конец длинную рыжую прядь, почти достигающую земли. Солнечные лучи запутались в волосах и согрели сердце Гриффита.

Генрих коснулся переливающегося локона.

– Дар твоей дамы?

– Думаю… – Гриффит что было сил боролся с обуревавшими его чувствами. – Да, это амулет. Моя дама хотела бы видеть меня сильным, как Самсон.

– А камень? – поинтересовался Генрих.

Гриффит взглянул на Арта, который с невинным видом уставился в потолок.

Раскачиваясь на каблуках, Арт ответил:

– Точно не знаю, но могу предположить, что камень должен сделать тебя сильным и вечным, таким, как валлийские скалы.

– Ты скорее всего прав, – согласился Гриффит, пытаясь говорить язвительно, но вместо этого напоминая довольного огромного котенка. – Почему я не нашел его раньше?

– Понятия не имею, – ухмыльнулся Арт.

– Ну еще бы, – бросил Гриффит.

– Но леди Мэриан, возможно, просто не хотела, чтобы ты обнаружил мешочек, прежде чем отправишься в бой, из страха, что волшебство не подействует.

Когда Гриффит достаточно пришел в себя, чтобы сунуть мешочек в карман, Арт доложил королю:

– Я наточил кинжал, ваше величество. Ваш оруженосец ожидает с водой. Извольте сесть, чтобы я смог вас побрить.

– Побрить? – нахмурился Генрих. – Я ведь иду в бой, а не на свидание с девушкой. Нет, я желаю, чтобы ты поскорее отправился в путь.

– С-сейчас? – воскликнул Арт.

– Конечно, нет. Твоей лошади нужно отдохнуть. Все же… не хочу заставлять тебя ждать… – Генрих побарабанил пальцами по столу, но лицо его тут же прояснилось. – Я пошлю тебя к конюшему с оттиском королевской печати, и тогда он поверит, если ты скажешь, что нуждаешься в свежей лошади, лучшей в конюшне и припасах на четыре дня пути.

– Пять дней, – напомнил Гриффит.

Но Генрих даже виду не показал, что слышит.

– Ах, Арт, какое приключение! Завидую тебе – ведь ты снова сможешь увидеть Уэльс!

– По-моему, я только что его покинул, – пробормотал Арт.


Глава 14


– Сражение разворачивается, как мы и ожидали. Мой дорогой лорд Оксфорд повел войско вниз по Рэмпайр-Хилл, чтобы встретиться с противником. Битва была кровавой, но вскоре стало ясно, чьи солдаты лучше вооружены и обучены.

Довольный и улыбающийся, Генрих поднял глаза от депеши, которую читал.

– Кажется, Гриффит, Господь и в самом деле больше любит людей подготовленных.

Гриффит раздраженно швырнул кожаные перчатки на стул, усеянный депешами, и зашагал прочь, высоко поднимая ноги и позвякивая шпорами. Металлические поножи затрудняли ходьбу, а сочленения на локтях и коленях поскрипывали.

Но Гриффит ничего не замечал. Не замечал, что полуденное солнце нещадно палит его, что пот насквозь промочил подкладку доспехов. Он не заметил даже преувеличенно сожалеющего вздоха Оливера и многозначительных взглядов, которыми обменялись придворные. Томясь бездействием, валлиец пытался уговорить короля послать его в бой.

– Господь, несомненно, благословил меня, ваше величество, вашим постоянным покровительством, так что я был бы крайне благодарен за возможность снести с лица земли ваших врагов.

Нисколько не тронутый весьма жалкими попытками Гриффита упражняться в красноречии, Генрих свернул пергамент.

– Думаю, Бедфорд и Оксфорд прекрасно управятся сами.

Доспехи Гриффита сверкали в лучах утреннего солнца. Взяв под мышку шлем, рыцарь стиснул зубы. Он хотел сражаться. Ему было необходимо сражаться. Гриффит был вне себя от тоски и отчаяния с той минуты, как покинул Мэриан, зная, что та не любит его. Теперь же тоска и раздражение не давали ему уснуть именно потому, что он узнал о ее чувствах и не мог поехать сам, а послал Арта. Ее подарок и сейчас лежал на груди у самого сердца. А Генрих по-прежнему не желал посылать его на битву. Но и он не был так упрям, как казался.

– Ты ведь знаешь, что я прав. Глупо вводить в бой больше людей, чем необходимо. Господь на нашей стороне – зачем раздражать его неверно понятой мужской гордостью?

Неверно понятой? Именно неверно понятая мужская гордость заставляла Гриффита рваться в бой, чтобы сорвать злость на врагах? Забыться в пылу сражения?

– Мне нужна твоя помощь с леди Мэриан гораздо больше, чем на поле брани, – продолжал Генрих.

– Знаю.

– Но если собираешься драться, – вздохнул король, – можешь идти.

Не будь доспехи такими тяжелыми, Гриффит подпрыгнул бы от радости.

– Слава Богу, – пробормотал Оливер. – Топает тут взад и вперед целый час, словно неприкаянная душа в чистилище.

– Не смей! – обрушился король на Оливера. – Плохой знак говорить о смерти перед битвой.

Оливер мгновенно сник и, заикаясь, пробормотал извинения. Гриффит окинул его разъяренным взглядом. Нужно же было этому болвану напомнить Генриху об опасности! Неужели теперь он передумает? Но Генрих только предостерегающе поднял палец:

– Держись подальше от гущи боя. Отправишься моим посланником. Понаблюдай за обстановкой и расскажешь, как идет сражение.

– Как прикажете, милорд.

Счастливый, как монах в пасхальное утро, Гриффит попытался нахлобучить на голову шлем, но цепь от застежки ударила его по носу. Он со смехом отстегнул цепочку и надел его, но снова застегнуть не смог, поскольку ничего не видел, а пальцы были слишком широки для такой деликатной работы.

– Пусть мой оруженосец сделает это, – велел Генрих.

– Ваш оруженосец торчит на вершине холма и, вытаращив глаза, уставился на битву, – возразил Гриффит.

– Тогда ты, Оливер.

Оливер поднял глаза от депеши, которую в этот момент писал.

– При всем моем уважении, повелитель, я не рыцарь.

Генрих оглядел суетившихся придворных и безнадежно вздохнул:

– Ладно, сам сделаю.

Вспомнив о том, кто перед ним, Гриффит сказал:

– Но королю не подобает служить простому рыцарю!

– Тогда мы никому об этом не скажем. – Поймав болтавшуюся цепь, Генрих закрепил ее, как следует, надвинул шлем и, повернув застежки, удовлетворенно оглядел дело рук своих. – Да, то время, когда был оруженосцем, не забывается. И полученные уроки тоже.

Проверив доспехи, Гриффит кивнул.

– Не мог же я допустить, чтобы мой самый доверенный советник отправился на битву безоружным, – заключил Генрих, опуская ему забрало. – Буду молиться, чтобы ты вернулся целым и невредимым.

Гриффит переждал, пока в ушах затихнет звон, и только тогда кивнул:

– Обещаю.

Он вскочил в седло боевого коня и галопом поскакал к Рэмпайр-Хиллу. Очутившись на поле битвы, Гриффит снова поднял забрало. В конце концов, что он сможет разглядеть, если приходится наблюдать за ходом сражения через узкую щель? Нет, он, конечно, не вступит в бой, черт бы все это побрал!

Общее сражение шло к концу. Кое-где разгорались поединки, и то тут, то там люди Генриха удерживали заложников мечами, приставленными к горлу. Вражеских знамен нигде не было видно.

– Сбежал или мертв, – пробормотал Гриффит, безошибочно определив ситуацию, и, заметив жаркую схватку у подножия холма, решил подъехать поближе – нет, не затем, чтобы вмешаться и ослушаться короля, просто разузнать все как можно подробнее.

Оказавшись в нескольких шагах, он услыхал визгливые вопли на галльском языке, сопровождаемые гортанным немецким и разъяренным голосом, ревевшим знакомые валлийские проклятия.

Пришпорив коня, Гриффит проверил оружие: копье, стальную булаву и двуручный меч. Двое валлийских воинов стояли на земле, спина к спине, отражая нападение более дюжины врагов, которые пока не решались броситься на них – как понял Гриффит, наемникам требовались доспехи валлийцев, целые и неповрежденные. Пока это единственное, что спасало его соотечественников. Но не только он заметил происходящее. Трое английских рыцарей галопом мчались к подножию холма. Только он поспеет первым.

Сквозь конский топот он услышал крик валлийца:

– Умри, негодяй! Сгори в…

Гриффит опустил копье и с ходу пронзил наемника, заметив при этом, что один из осажденных рыцарей пошатнулся. Бросив копье, Гриффит повернул коня и помчался обратно. Валлиец упал, и очередной наемник готовился нанести смертельный удар. Остальные приготовились отразить атаку Гриффита.

Подняв булаву, Гриффит сделал огромную вмятину в шлеме, размозжив череп врага, но удар боевым молотом сбил его с коня. Пока он медленно вставал, пошатываясь под тяжестью доспехов, подоспели английские рыцари и отвлекли внимание наемников. Гриффит выхватил из седла двуручный меч, чтобы встретить атаку обезумевшего ирландца. Кровь запела в его жилах: обнажив зубы в свирепой ухмылке, он использовал преимущества своего веса и роста, чтобы вколотить ирландца в землю. Он уже поднял меч, чтобы нанести смертельный удар, но немецкий боевой клич заставил его обернуться.

Немец оказался настоящим великаном, под стать Гриффиту, и настоящим воином, прекрасно владеющим мечом. Он проворно двигался и, очевидно, выходил из многих битв благодаря ловкости и силе. Он был идеальным соперником. Гриффит, не в силах сдержать улыбку, ощерился по-волчьи, лицо застыло в зловещей гримасе. После этой решающей победы немногие осмелятся оспаривать силу Генриха или его права на трон, а если таковые и найдутся, король своим торжеством скажет им, что больше не станет центром каждой междуусобицы, раздиравшей Англию. Поэтому Гриффит решил насладиться пылом битвы, извлечь каждую каплю восторга из драки, запаха пота, жары, стремления нападать и защищаться.

Немецкий наемник, казалось, понял это. Он засмеялся и с новой силой замахнулся. Мечи столкнулись, металл с визгом ударился о металл. Мышцы напряглись, раздался треск сухожилий. Боевые вопли других сражающихся словно растаяли вдалеке, как только Гриффит сосредоточился на поединке последней великой битвы.

Немец парировал каждый удар, Гриффит отбивал каждую атаку. Колесо времени, казалось, заржавело и почти не двигалось. Руки Гриффита начали дрожать под весом меча, но он с удовлетворением отметил, что оружие противника тоже трясется.

Со стороны казалось, что они едва двигаются, поднятая рука опускалась с изысканной тщательностью, каждый удар почти не чувствовался через двойную защиту доспехов и прокладки. Гриффит начал задаваться вопросом, чем все это кончится. Неужели противники просто потеряют сознание от усталости?

Собрав все силы, Гриффит нацелился в шею немца и нанес мощный удар, которым намеревался если не убить, то по крайней мере свалить на землю соперника. Но лезвие встретило пустоту. Немец уклонился, намеренно упав на спину, и Гриффит, увлекаемый собственной тяжестью, рухнул на песок грудой металла и подняв голову, уставился на врага.

Наемник, открыв забрало, окинул его долгим взглядом и начал смеяться.

– Сдаюсь, – объявил он по-немецки.

Гриффит ничего не понял, но жесты были достаточно ясны, и, кроме того, он знал, что иного конца быть не может. Наемник стоял на английской земле. Иного выбора, кроме как сдаться, не было, а в Гриффите он нашел достойного соперника.

Гриффит – тоже жестами – показал, что готов принять капитуляцию, и попытался встать, но, поскольку при падении вывернул сочленения доспехов на локте и колене, теперь барахтался в пыли, словно огромная черепаха, перевернутая на спину, и только хотел встать, как чей-то голос окликнул:

– Берегись!

Гриффит инстинктивно взглянул в сторону пленника. Немец не представлял угрозы, но ужас на его лице заставил Гриффита обернуться.

Ирландец каким-то чудом ухитрился подняться. Истекающий кровью, умирающий, он тем не менее держал меч над головой. Гриффит, словно зачарованный, следил, как лезвие сверкающей дугой приближается к его лицу, и, опомнившись, вскинул руку, но доспехи только отклонили удар, окончательно отбить его не удалось. Острие вонзилось ему в щеку. Кровь брызнула фонтаном. Гриффит словно издалека услышал вопль и смутно сообразил, что кричит он.

Как только зрение прояснилось, он увидел немца, успевшего вскочить и нанизавшего ирландца на меч. Он таки добился, сообразил Гриффит. Добился, чтобы его убили.

Что-то закрывало глаза, но он по-прежнему мог видеть солнце. Солнце танцевало, согревая его. Внезапно свет застлали красно-черные точки, но жара все усиливалась. Гриффит положил руку на то место, где был спрятан амулет Мэриан, и, словно райское видение, перед глазами предстали прохладные зеленые холмы Уэльса, серые камни дома и любимая, терпеливо ожидающая его возвращения.


Мэриан наблюдала, как удаляется побережье Уэльса, и гадала, увидит ли снова Гриффита.

Гриффит. Человек, сумевший создать собственный кодекс чести, свое понимание добра и зла.

Гриффит. Сильный и уверенный, но такой далекий, сражающийся за короля, которого любил.

Он победит, заверяла себя Мэриан. Никто не сможет убить такого храброго воина, такого богатыря. Никто не сможет убить… Она прикрыла глаза рукой.

– Если хочешь сохранить парнишку, лучше придержи его, – проворчал старый моряк.

Мэриан бросилась за Лайонелом и успела поймать как раз в тот момент, когда малыш перевалился через борт маленькой шлюпки, пытаясь схватить сверкающие океанские волны. Лайонел вопил и сопротивлялся, но Мэриан оттащила его обратно и крепко обхватила руками.

– Нет, мама! Лайонел плавать! – настаивал он.

– Не плавать. Лайонел ехать домой.

Мальчик немного подумал и просиял:

– Деда Рис?

Моряк рассмеялся; на красивом суровом лице отразилось нечто вроде удовлетворения. Мэриан то и дело поеживалась, ощущая злобу, исходящую от этого человека, а от постоянных нежностей и поцелуев Лайонела хотелось плакать.

Рис не был его дедом. Дедом Лайонела был Уэнтхейвен, и все же именно Рис обращался с мальчиком как с драгоценным даром – ребенком, которого должно любить и лелеять. Он дал мальчику столько нескрываемой горячей любви, впервые за все время со дня рождения Лайонела, что теперь Мэриан в сердце малыша занимала лишь второе место. Очень странно было наблюдать Риса и Лайонела вместе сознавать, насколько сильно сын нуждается в твердой мужской руке, и понимать, что с таким дедом, как Рис, и отцом, как Гриффит, мальчик вырастет храбрым и благородным.

Да, храбрым, благородным и прекрасным человеком, если, конечно, ему дадут эту возможность.

Почему Господь привел Гриффита к ней? До этой встречи Мэриан ясно видела цель, знала, что должна делать, помнила о клятвах. Она даже осмеливалась иногда мечтать о величии, о справедливости для себя и сына.

Но знакомство с Гриффитом подарило другую мечту. Был ли Гриффит даром Бога? Или искушением дьявола?

В ту первую ночь Гриффит показался ей именно искушением, а Мэриан своим бегством доказала мудрость и храбрость и считала, что Господь вознаградит ее за это. Но вместо этого он привел ее в замок Пауэл, и с тех пор судьба стала к Мэриан еще более жестокой. Она не верила в любовь. Просто не могла. Как было просто отвергнуть чувства Гриффита, когда не знаешь, что такое истинная любовь! Но жизнь с его родителями показала, что счастье возможно. Несмотря на не очень мирное начало семейной жизни Рис и Энхарад были счастливы вдвоем. Они любили друг друга. И эта картина мирного, ничем не омраченного блаженства почти убедила Мэриан забыть о будущем и судьбе Лайонела.

Поэтому она и покинула замок. И хотя Мэриан была отвратительна сама мысль о том, чтобы уйти, не сказав ни единого слова прощания Энхарад или Рису, но, сознавая, что те велели священнику читать оглашение и готовились к свадьбе, а она не могла…

– И старайтесь не подпускать его к веслам, миледи, не то мальчишка получит хорошую оплеуху.

Мэриан, схватив сына за шиворот, подтащила к себе, с подозрением рассматривая валлийца.

Долан рассказывал, что плавал по всем рекам Англии, не раз выходил в океан, скопил немало денег и вернулся домой, где жизнь была дешевле, и никто особенно не беспокоился, что перчатки скрывают не больше пяти пальцев на обеих руках. Но Долан был опытным моряком, и именно поэтому Мэриан наняла его, чтобы тот перевез ее в Англию морем. А вот теперь впервые начала гадать, уж не поступила ли слишком опрометчиво.

Может, он действительно много плавал, но кто знает, уж не был ли Долан пиратом, рыщущим в поисках невинной жертвы, и потерял пальцы в многочисленных схватках и погоне за нечестной добычей? И теперь, когда она оказалась в его власти, Долан, возможно, снова вспомнил о пиратском прошлом.

Только у Мэриан были свои мечты и планы, в которые никоим образом не входил старый ворчливый моряк. Верно, с ней Лайонел, и это лишало многих преимуществ, но у Мэриан остались верная рука, острый нож и достаточно хитрости, чтобы погрузить любого противника в вечный сон. Кокетливо хлопая ресницами и улыбаясь, Мэриан наблюдала за сидевшим на веслах Доланом.

– Ты такой сильный. Наверняка мускулы у тебя как закаленная сталь!

Долан с подозрением уставился на нее.

– Большинство мужчин, которых я знала, – придворные, а они такие ничтожества! Способны лишь поднять перо, а не моток каната или якорь, а уж о том, чтобы грести, и речи быть не может! Как это все называется?

– Пытаешься улестить меня, – проворчал Долан. – Ты не так глупа, как хочешь казаться.

Он греб параллельно линии берега, направляясь на восток, к месту впадения в океан реки Ди, но все же они находились достаточно далеко в море, чтобы Мэриан смогла добраться до суши, даже не будь при ней Лайонела. Широко раскрыв глаза, она спросила:

– Почему ты считаешь меня глупой? Далеко не всякий знает, как называются все эти лодочные вещи.

– Я сказал, что ты неглупа. Только очень хитрая и сообразительная дама могла ускользнуть из замка Пауэл. Решись ты отправиться сушей, они в два счета догнали бы нас.

– Да, – кивнула Мэриан, вспоминая ужасное путешествие в Уэльс, и положила руку на темную головку Лайонела.

– Но лодка не оставляет следов, по крайней мере так говорится в пословице, и ты сумела это понять и рассудила также, что из деревни никто не побежит доносить лорду Рису. – Долан кивнул, продолжая ритмично нагибаться и выпрямляться над веслами. – Так что нет смысла считать тебя дурочкой.

Черные глаза горели неприязнью, хотя Мэриан никак не могола понять, в чем ее вина. Его чувственные губы недобро улыбались. Долан был красив, как сам грех, и, как Мэриан боялась, так же злобен.

– Дядя, – сказал Лайонел, показывая на Долана и улыбаясь во весь рот. – Хороший дядя.

– Э! Это что еще?! – оскорбленно прорычал Долан и, выпрямившись, негодующе уставился на Лайонела. – Он назвал меня хорошим?

Мэриан пыталась успокоить Лайонела, но Долан настойчиво переспросил:

– Он так сказал?

– Именно, – кивнула она.

Долан перевел свирепый взгляд на Мэриан.

– Никакой я не хороший!

– Деда, – настаивал Лайонел, по-видимому, очарованный Доланом. – Мой деда.

– Нет, милый. Он не твой деда.

Нагнувшись, Мэриан вытащила из мешка кусок хлеба и вручила Лайонелу, надеясь отвлечь его от столь неуместного выражения дружбы, и решила было, что ей это удалось, поскольку малыш начал увлеченно жевать, роняя столько крошек, что ими можно было накормить всех чаек в океане, но мальчик использовал момент передышки, чтобы получше рассмотреть Долана.

– На что это ты уставился? – рявкнул Долан.

– Деда… Рис? – осведомился Лайонел.

Долан взвился, бросив весла так, что лодка опасно покачнулась.

– Я не Рис! Слышишь? Я не Рис, я Долан!

Мэриан сжалась при виде такой нескрываемой ярости и постаралась как можно незаметнее положить руку на рукав, где был спрятан кинжал, но Лайонел с нескрываемым интересом продолжал наблюдать за моряком. Снова набив рот хлебом, мальчик промямлил:

– Деда Долан.

Рухнув на сиденье, Долан угрюмо проворчал:

– Не можешь заставить это отродье замолчать?

– Видимо, нет, – призналась она. – Почему ты согласился взять меня?

– Деньги уж больно хорошие. – Долан снова поднял весла, не спуская с Лайонела подозрительного взгляда. – Никогда еще не предлагали такую плату!

– И?..

– Хочешь спросить, собираюсь ли я тебя изнасиловать?

– А ты собираешься попробовать?

Долан перестал грести и оглядел девушку, уделяя особенное внимание ее корсажу.

– Нет. Я поссорился со стариком Рисом, а не с его сыном, и, если я возьму силой его нареченную, молодой Гриффит, без сомнения, выпустит мне кишки. Нет, я не изнасилую тебя. Предложи ты мне даже вдвойне, чем обещала, все равно не терплю тощих баб.

Лайонел вскочил и подполз к нему.

– И терпеть не могу сорванцов, так что держи этого подальше от меня.

Мэриан попыталась схватить Лайонела, но мальчик оказался проворнее и, сунув мокрый измятый кусок хлеба в лицо Долана, объявил:

– Деда Долан есть.

Мэриан потянулась к сыну, но что-то остановило ее. То ли странное выражение лица Долана, то ли задумчивый взгляд… Он смотрел на малыша, словно старый кот, собравшийся взять под защиту котенка. Моряк открыл рот, показав крепкие зубы, и медленно, нерешительно откусил кусочек.

Всего один, и не больше крошки, но Лайонел удовлетворенно кивнул, а Мэриан охватило нескрываемое торжество. Всего лишь за двойную плату она получит безопасный проезд в Англию для себя и сына… Да, даже Долан может теперь числиться среди завоеваний Лайонела. Может, ее приключение еще окончится благополучно.

Однако она не чувствовала себя столь спокойно, когда несколько часов спустя наблюдала, как старый моряк отгребает от берега.

– Я очень рада, что никогда больше тебя не увижу, – пробормотала она вслед удалявшейся лодке. – Противный, злой старик!

Долан даже не обернулся, когда Лайонел помахал вслед:

– Деда! Деда!

– Противный, противный, – настаивала Мэриан, в душе надеясь, что Лайонел повторит это слово.

Но малыш не желал ничего повторять. Он сел на землю и заплакал.

Мэриан подняла его и вытерла слезы. Ноги вязли в болотистой почве, а у ног горой громоздились сумки.

Кошелек стал значительно легче благодаря Долану, который, казалось, пожалев о минутной слабости, неумолимо потребовал платы и продолжал не замечать Лайонела.

Теперь ей нужна лошадь, и по возможности дешевая.

И, что еще хуже, необходимо решить, куда направиться.

Она покинула замок Пауэл, зная только, что, если не сделает этого, судьба сына будет по-прежнему висеть на волоске. Но кто в Англии поможет ей? Отец? Да, но лишь имея в виду собственную выгоду, а значит, не останется человека, который защитит Лайонела и его интересы.

Только она сама. Только леди Мэриан Уэнтхейвен. Но она все сумеет. Она сильная и мужественная.

Подняв сумки, прижав к себе сына, Мэриан устремилась в Шропшир. В замок Уэнтхейвен, к отцу.

– Она исчезла?! – неверяще переспросил Арт, но надежды его развеялись при виде мрачного Риса. – И ты не мог найти ее?

– Мы два дня искали, но никаких следов не обнаружили. Куда она могла провалиться, да еще с ребенком?

Рис ударил кулаком по стене конюшни.

– Не понимаю, – промямлил Арт. Он едва показался в воротах i замка Пауэл, как Рис отыскал его и сообщил, что женщина, которую он искал… единственная, кого хотел Гриффит… исчезла. И теперь Арт снял шапку и задумчиво потирал лысую голову, очевидно, пытаясь вбить в нее какие-то здравые мысли.

– Перед отъездом она передала мне амулет для Гриффита, я посчитал, что все устроилось. Но…

– На свете нет понимающих женщин, – произнес Рис.

Арт кивнул:

– Да, я всегда это говорил. Черт возьми, жаль только, что они уж очень хороши в постели.

– Довольно! – отрезала Энхарад, переступая порог конюшни и принося с собой солнечное сияние весеннего дня. – Девушка не решалась ответить согласием, и мы это знали, а все же заставили священника читать оглашение, потому что не могли забыть, как сходил с ума по ней Гриффит. – Взяв Арта под руку, она сказала: – Ты знал Мэриан лучше всех нас. Скажи, что ты об этом думаешь.

– Интересно, что это Арт может такого, чего я не могу? – рявкнул Рис.

– Вероятно, понять, куда она направилась! – не менее воинственно завопила Энхарад.

Арт взглянул на Риса и покачал головой. Грязь и пыль въелись в пропахшую потом одежду, а его лицо выглядело сейчас, словно наспех сшитые лоскутки кожи, но вид у Риса был гораздо хуже. Глаза налились кровью, руки бессильно повисли, а язык едва ворочался.

– Я обшарил всю округу, но так и не обнаружил, куда она исчезла.

– Тогда ищи там, куда она не могла пойти! Неужели не понимаешь… – Энхарад прижала руку к щеке. – Просто поверить не могу, что спорю с тобой о подобных вещах! Вот уже три дня, как ты пытаешься отыскать ее, Рис, поэтому слишком устал и не в силах рассуждать здраво. Ложись отдохни и предоставь мне и Арту обо всем позаботиться.

– Превосходно. Ты и Арт найдете леди Мэриан. Ты и Арт преуспеете там, где я потерпел неудачу. – Рис направился было к двери, но тут же обернулся. – Но я могу сказать, где ее точно нет. На дороге в Англию, на пути в монастырь Святого Асафа и среди войска наемников, обыскивающих округу, потому что я лично поговорил с их командиром Гледуином и обыскал их лагерь.

– Гледуином? – встревожился Арт. – Ты сказал: Гледуин?

– Да, – кивнул Рис уже немного спокойнее. – Ты его знаешь?

– Он служил у Уэнтхейвена и, могу побиться об заклад, вовсе не желает добра леди Мэриан. – Арт поскреб щетину на подбородке. – Уверен, что ее не было в лагере?

– Готов поклясться.

– Они не могли выкрасть ее из замка? Через потайной ход? Усталость Риса была почти ощутимой.

– Я сам заложил потайной ход много лет назад, но все же решил проверить. Ничего не тронуто.

– Тем не менее я хотел бы нанести визит Гледуину. Рис покачал головой:

– Как только я поговорил с ними, они свернули лагерь и исчезли.

– Может, отправились в погоню за леди Мэриан? – вмешалась Энхарад.

– То есть за призраком, – разъярился Рис, окончательно потеряв терпение. – Говорю же, она не оставила следов. Не взяла лошадь, не скрывается в замке и… – он обвиняюще указал на Энхарад, – не отправилась в путь по морю.

Он вылетел из конюшни, высоко держа голову, а Энхарад повернулась к Арту:

– Я предположила, что она могла уйти морем, а Рис рассердился, потому что сам не подумал об этом. Поэтому и отправился спать – мы смогли поговорить с рыбаками, не ранив его гордости.

– А потом? – поинтересовался Арт.

– Немного отдохнув, он уже сможет перенести поражение. Они вышли на свет, и Арт, заметив, что Энхарад тоже выглядит усталой, осторожно обнял ее за плечи.

– Не нужно винить себя. С этой девочкой никакого сладу – уж очень своевольна!

– Но я виню именно себя, – с сожалением улыбнулась Энхарад. – Я лучше других знала о ее чувствах, но слишком хотела, чтобы они с Гриффитом поженились. И слушать не желала, когда Мэриан пыталась объяснить, о каком будущем для мальчика мечтает, и думала лишь о собственных грезах.

– Это не грех. Я ведь тоже мечтаю.

Энхарад, молча кивнув, коснулась щетинистого подбородка Арта.

– Слишком много я сделал, чтобы этот брак состоялся, и не могу сдаться сейчас, – объявил он со свирепой решимостью.

– Скажи, почему ты думаешь, что она отправилась морем?

– Рис хоть и упрям, но прекрасно умеет читать следы, да и его люди тоже. – Энхарад, мрачно хмурясь, устремилась к открытым воротам. – Леди Мэриан просто не могла исчезнуть бесследно, разве что…

Арт, проследив, куда указывает ее палец, увидел на фоне океана рыбацкую деревушку и, поняв причину раздражения Риса, возразил:

– Но рыбаки твои родственники. Они не стали бы похищать Нареченную Гриффита и ни за что не помогли бы ей сбежать.

– Рыбаки – нет, – многозначительно улыбнулась Энхарад. – Но ты помнишь Долана?

– Помню ли я Долана? – вскричал Арт. – Ну еще бы! Паршивая овца. Оруженосец, который думал соблазнить тебя!

– Именно.

– Но Рис вышвырнул его из замка много лет назад.

– Да, и он поклялся не вести больше жизнь рыцаря и сбежал в море.

– И что? – пристально посмотрел на нее Арт. – Хочешь сказать, он вернулся?

– В прошлом году, и еще более озлобленным, чем раньше.

– Удивляюсь, что Рис не убил его.

– Неужели?

Арт неловко шаркнул ногой.

– Да нет, конечно. Родная кровь… а Рис не вынесет, если на его совесть ляжет смерть брата.

– Сводного брата, – поправила Энхарад.

– Пусть и сводного!

– Долан это тоже знает. – Взяв за руку Арта, Энхарад потянула его за собой по тропинке, ведущей в деревню. – Поэтому, думаю, именно его стоит спросить о леди Мэриан.


Глава 15


Треск сломанной ветки в лесу у дороги заставил Мэриан остановиться и оглянуться. Она попыталась заставить Лайонела замолчать, но тот вертел головкой, настойчиво повторяя:

– Почему, мама? Почему?

Поводья в руках Мэриан натянулись, поскольку старый мерин увидел шанс вырваться на свободу и взбрыкнул, но она мигом укротила лошадь, продолжая вглядываться в полумрак. Ничего не было видно, но за эти дни Мэриан успела обнаружить, что представляет легкую добычу для грабителей и негодяев всех мастей, шатавшихся по большим дорогам.

Хотя подозрения не подтвердились, Мэриан отвела лошадь в кусты на противоположной стороне дороги и привязала к дереву. Каждый вздох мерина казался последним, и Лайонел к тому же никак не мог успокоиться.

– Тише, Лайонел. – Стащив малыша с седла, она зашла глубже в лес. – Мама понесет тебя на ручках.

Лайонел согласился. Бедняжка совсем измучился. Его оторвали от единственного знакомого дома, протащили через всю Англию, оставили с Рисом и Энхарад, пока мать болела, и, только он начал Привыкать, снова дорога, длинная и тяжелая. Два дня путешествия совсем извели его, и Мэриан становилось все труднее успокоить малыша и убедить, что все будет хорошо.

Теперь он уткнулся лицом в ее шею, и сердце Мэриан заныло, когда она почувствовала, как дрожит ребенок. Напрягая слух, она пыталась уловить звуки шагов, но до ушей доносилось лишь хриплое дыхание лошади, пытавшейся отвязаться и вырваться на свободу.

– Мама, – прошептал Лайонел. Она погладила его по спине.

– Тише, милый.

– Мама, это Арт.

– Нет, детка, не Арт… Он далеко. Лайонел, подняв головку, показал на деревья.

– Арт, – повторил он настойчиво. – Арт, Арт! – Голос его становился все громче, Лайонел начал вырываться, крича: – Арт! Арт!

Не в силах поверить происходящему, Мэриан вновь начала всматриваться в полумрак. Никого. И ничего, кроме старого пня, с дуплами, походившими на глаза. Мэриан вновь погладила Лайонела и подошла ближе.

– Видишь? Это всего лишь…

Но тут, словно карлик из сказки, пенек шевельнулся и встал на ноги. Мэриан отпрянула, споткнулась о вылезший из-под земли корень и упала, по-прежнему сжимая Лайонела в объятиях. Тот свалился ей на живот и вскочил, прежде чем она смогла схватить его.

– Арт! – взвизгнул малыш.

– Лайонел! – закричала Мэриан, видя, что человек-дерево нагнулся и, подхватив ее сына, двинулся вперед. Мэриан взметнулась, готовая отдать жизнь за сына. Но тут же услыхала знакомый голос:

– Здравствуйте, миледи. – Арт выступил на свет и радостно улыбнулся, словно они встретились в главном зале замка Пауэл. – Какая радость увидеть вас здесь!

Мэриан прижала руку к груди, чувствуя, как отчаянно бьется сердце, так сильно, что дрожат пальцы. Или они трясутся от страха?

– Арт, откуда…

Она осеклась, глядя на стоявшего перед ней человека. Это не Гриффит. Хотя она не могла ясно рассмотреть, кто перед ней, Все же Мэриан давно обнаружила, что делит всех мужчин в мире на две категории: высокого, темноволосого Гриффита и всех остальных. Нравилось ей это или нет, Мэриан узнавала Гриффита не глазами, а сердцем.

Рядом с Артом появился Долан и, приветствуя ее издевательским поклоном, провозгласил:

– Я позабочусь о вашем благородном скакуне, миледи!

– Почему ты здесь? – встревожилась Мэриан, но Долан вместо ответа лишь повернулся и отошел. Обернувшись к Арту, она вновь спросила: – Почему вы здесь?

И услыхала совершенно невероятное сообщение:

– Я приехал из замка Уэнтхейвен.

– Но что ты там делал?!

– Искал тебя.

– Матерь Божья! – Мэриан вцепилась ему в руку. – Неужели Гриффит ранен?

Арт удовлетворенно улыбнулся:

– Был здоров, когда я оставил его в Стоуке. – Он едва дождался, пока Мэриан немного успокоится, чтобы добавить: – Конечно, это было до битвы.

– Ты уехал, не дождавшись исхода сражения? Арт, как ты мог?! Арт позволил Лайонелу соскользнуть на землю и, выступив вперед, взглянул прямо в глаза Мэриан.

– Вы, кажется, обвиняете меня в том, что я бросил друга в тяжелую минуту, миледи?

– Я… – Мэриан отвела глаза. – Нет, Арт, конечно, нет.

– Рад слышать это. Ведь иначе получилось бы, что вы жестоки и несправедливы.

Мэриан никогда раньше не слышала, чтобы Арт говорил с ней в подобном тоне, и угрызения совести, омрачавшие каждый ее шаг, еще больше усилились.

– Ты не слыхал, чем кончилась битва?

. – В округе прошел слух, что войско Генриха легко разбило людей самозванца и король вернулся в Кенилуорт немного передохнуть.

– Но о Гриффите ничего не известно?

– Ну что может быть известно об одном человеке?

– Да… конечно…

Вне себя от тоски и смущения, Мэриан подошла к раскидистому дубу и обняла его, словно вернувшегося любовника.

– Ты… Откуда ты знаешь, что я покинула замок Пауэл?

– Лорд Рис и леди Энхарад сказали. Они были очень огорчены твоим побегом и волнуются за твою безопасность. – Арт взглянул на весело прыгавшего Лайонела, радовавшегося свободе. – И о судьбе Лайонела тоже.

– Ты не мог добраться от Пауэла до Стоука и обратно всего за девять дней. Это…

Она хотела сказать, что это невозможно, но, приглядевшись к Арту, осеклась. Конечно, он мог сказать, что, как всякий природный валлиец, способен стать единым целым с природой и лесом, но Грязь, покрывавшая его одежду, была слишком естественной, и, кроме того, он выглядел измученным, усталым и ужасно постаревшим. Даже несколько волосков, украшавших лысину, уныло повисли. Да, он действительно проделал это трудное, опасное путешествие.

– Куда это ты направляешься? – начал допрашивать Арт, словцо имел на это право. – Сбежала, как вор в ночи.

Упрек неожиданно разъярил Мэриан.

– Ты совсем как другие мужчины! – бросила она. – Допытываешься о моих намерениях, словно я не дочь графа и подруга королевы!

– Ах, какое страшное унижение!

Мэриан подняла голову. На дороге стоял Долан, держа под уздцы несчастное животное и глядя на них с пристальной злобой.

Мэриан выпрямилась и, в свою очередь, гневно уставилась на старого пирата:

– Я прекрасно обошлась бы без вас!

– Ну конечно! Этим и объясняется кровь на твоей юбке и порез на подбородке, который выглядит как второй рот, только пониже. – Арт немедленно подскочил ближе и присмотрелся. – Откуда это у тебя, девочка?

– Я упала.

Долан презрительно фыркнул, но Арт наставительно сказал:

– Попытайтесь еще, леди Мэриан, но на этот раз я хочу слышать правду.

Мэриан совсем не нравилось, что с ней обращаются как с ребенком. Но за мрачным лицом Арта крылась неподдельная тревога, и после короткого сопротивления она сдалась:

– Повстречались двое грабителей… – При этих словах даже Долан вскрикнул. – О, все не так плохо, как кажется. Они пытались Украсть лошадь. – Вчера, когда все и произошло, она не была столь Уверенной в себе. – Мне… пришлось… э-э… убить их.

Челюсть Арта отвисла сама собой, руки опустились, а Долан возмущенно осведомился:

– Хочешь сказать, что убила двоих мужчин?

– Ну… не совсем. – Пот собирался крупными каплями на под-бородке Мэриан, и она вытерла его рукавом. – Одного прикончил мерин – лягнул в голову. Ужасно злобный зверь.

– Вор? – простонал Арт.

– Конь.

Долан невольно натянул поводья.

– А другой грабитель?

– Но у меня есть кинжал.

Она вонзила его в грудь негодяя без всяких угрызений совести поскольку грабители «развлекали» ее историями об изнасилованных женщинах и поджаренных заживо младенцах. Они подробно описали судьбу последней жертвы, попавшей им в руки. Они разглядывали Лайонела, гадая вслух, сколько получат за него на невольничьем рынке.

Она не испытывала ни сожалений, ни чувства вины… так почему же внезапно откуда-то, словно издалека, послышался голос Долана: «Она падает»?

Очнувшись, Мэриан обнаружила, что сидит на обочине, а голову кто-то насильно пригнул к коленям.

Когда ее подняли, Мэриан, задыхаясь, прошептала:

– Я не труслива, но, когда вспоминаю, как он обмяк, а голубые глаза застлала серая дымка смерти… просто не в силах…

– Ах, девочка, и мы через это прошли, когда впервые пролили кровь, – со странной добротой утешил Додан, – И большинство так и не смогли привыкнуть к этому. Но есть такие, которым это нравится, и ты, видать, наткнулась на них. Не прикончи ты их, была бы к этому времени уже мертва, а парнишка…

Арт подхватил с земли Лайонела и сжал с такой силой, что малыш начал вырываться.

– Знаю. – Мэриан оперлась локтями на поднятые колени, спрятала лицо в ладонях и нехотя добавила: – Приключения – это совсем не так весело, как я думала.

Последовало долгое молчание, но девушка не смела поднять глаза. Не хотела видеть снисходительные лица, слышать наставления, лекции, как подобает жить порядочной женщине и насколько было бы для нее безопаснее, если она станет сидеть за стенами замка, шить и присматривать за детьми. Все это чушь, просто ей необходимы деньги, еда, мужской костюм и шпага, чтобы как следует защитить Лайонела.

И вчера был момент, когда она многое отдала бы за присутствие Гриффита. Но Гриффит далеко, борется за короля, которого она презирает, а леди Мэриан Уэнтхейвен не зависит и никогда не зависела ни от одного мужчины.

Это признак слабости. Признак дурного влияния на нее Гриффита и еще одна причина держаться от него подальше.

Мэриан осведомилась с притворным равнодушием:

– А с чего это вы гоняетесь за мной?

Странная смесь сочувствия и симпатии на лице Долана мгновенно заставила ее встрепенуться.

– Именно это я и хотел бы знать. Она всего-навсего англичанка, и к тому же глупа.

Слабость Мэриан молниеносно исчезла, сменившись яростью.

– Я не глупа!

Долан уставился на нее:

– И куда ты направляешься?

– В Уэнтхейвен. В дом отца. У вас какие-то возражения?

– Вовсе нет! – Долан начал небрежно ковырять пальцем в зубах. – Только ты едешь по неверной дороге.

– Вовсе нет, – машинально повторила Мэриан, но все же огляделась.

– Ты в добрых тридцати милях от Уэнтхейвена. Неужели не заметила, как миновала Стаффорд?

– Я держалась вдали от городов, – пробормотала Мэриан.

– Мы нашли бы тебя еще вчера, если бы ты получше знала до-рогу, – фыркнул Долан. – Женщина, что с нее взять!

Мэриан поглядела на Арта, но тот кивнул:

– Печально, но правда. Ты заблудилась. – Подняв Лайонела, он снова посадил его в седло. – Но если хотите добраться до Уэнтхейвена, миледи, тогда мы поедем с вами. – И, показав на изрытую колдобинами дорогу, добавил: – После вас.

Мэриан сделала несколько шагов.

– Но почему вы здесь?

– Чтобы выполнить данную мной клятву и свой долг.

Арт играл с ней, пытаясь узнать ее мысли, а она пляшет под его дудку. Прежде всего она показала, что беспокоится о Гриффите, когда должна была выказать безразличие.

– Какой долг?

– Защищать юного Лайонела, конечно. Неужели не помнишь, как заставила меня дать обет?

Она не поверила ему. Впрочем, он и не хотел этого, хотя губы улыбались, брови поднялись, а в глазах было нетерпение.

– Но ты клялся защищать и Гриффита, – угрюмо пробурчала она.

– Гриффит – мужчина и способен защитить себя.

– Но что, если он ранен? – Мэриан поколебалась. – И может нуждаться в тебе.

– Поверь, в этом случае ему захочется увидеть не мою уродливую рожу.

Не в силах отыскать слова, она молча обжигала его взглядом, пока Долан не спросил:

– Собираешься глазеть на нас разинув рот, или отправляемся в дорогу?

– Прямо сейчас, добрый человек! – огрызнулась Мэриан. Но Долан лишь кивнул:

– Женщины! И женские бредни!

– Кто ты такой, чтобы объяснять мне про женские бредни? Ведь ты предал меня!

– Я?! – Долан, показав на себя, качнул головой. – Думаешь за деньги купить мою верность?

– Нет, конечно, но считала, что по крайней мере деньги запечатают тебе рот.

– Возможно, но твои друзья в ярости угрожали мне всяческими карами, если не скажу всего. – Лошадь снова попыталась вырваться, но Долан ударил ее по носу поводьями. – Довольно с меня бродяжничества. Устал шататься по свету. Не позволю снова выбросить меня из Пауэла, особенно из-за такой девчонки, как ты.

Дрожащим от гнева голосом Мэриан процедила:

– Гадкий старикашка!

Долан улыбнулся, и красивые черты исказились злобой.

– Совершенно верно. А ты только что узнала это?

Мэриан, надменно вскинув голову, отошла прочь. За ней последовал Арт с Лайонелом. Долан легко справился с лошадью.

– Где это ты раздобыла такого мерина? – осведомился он.

– Его зовут Джек.

– А следовало бы назвать ослом! И рот у него жестче ослиной задницы! Кроме того, он и собственных блох не свезет, свалится по пути, так что посмотрим, как заставить эту упрямую скотину передвигать ноги.

Он хлопнул коня по крупу, и радостный вопль Лайонела заглушил расстроенный крик Мэриан:

– О нет!

Но Арт положил ей руку на плечо.

– Не волнуйся. Долан последит за парнишкой.

– Долан терпеть не может детей, – раздраженно бросила Мэриан.

– Возможно, – ухмыльнулся Арт.

С опаской наблюдая, как сын со своим новым другом порысили вперед, Мэриан на миг пожалела, что не может к ним присоединиться, стать такой же – веселой, счастливой и беззаботной.

– Что думает Гриффит об амулете?

– Об амулете? – с притворным недоумением переспросил Арт, но тут же сделал вид, будто вспомнил: – А, твой подарок! Камешек и прядь волос. Ну и придумала же ты, девушка!

– Он понял… – Мэриан глубоко вздохнула. – Ему понравилось?

– Конечно. Правда, я не могу говорить за него, во всяком случае, с уверенностью. – Он решительно свел густые брови. – Только он был словно разъяренный медведь, пока я не показал ему мешочек. Да, словно медведь, который только что вылез из берлоги после зимней спячки.

– Не могу поверить, что я осмелилась послать ему это. Такая глупость! Чисто по-женски! – Мэриан ударила кулаком в ладонь. – Но он казался таким обиженным, когда покидал меня, что я не могла не подумать… Он будет сражаться еще храбрее, если получит частицу меня.

– Когда Гриффит увидел камень и локон, как будто это он и ты, он так нежно улыбнулся и поразился, как могла ты придумать и передать такое ясное послание. И был так счастлив думать, что ты дождешься его возвращения.

– Неправда! – Мэриан нерешительно ковыряла носком сапога землю. – Неужели?

– Было бы лучше вообще ничего не посылать, – строго заметил Арт.

– Да, но он не имел права думать, будто читает мои мысли, лишь потому, что в постели ему нет равных.

– И это верно. Упражняется, когда остается один, а за последние два года он частенько бывал в одиночестве.

– Арт! – покраснела от смущения Мэриан. – Ты не должен говорить мне подобные вещи!

– Я усталый, измученный старик и говорю что пожелаю. – Он выпалил это свирепо, яростно, словно его терпению пришел конец. – Ты предала мою дружбу, растоптала доверие, когда умчалась прочь от Гриффита и любви, которую он предлагал тебе.

– У меня на это свои причины, – оправдывалась Мэриан, хотя видя явное осуждение Арта, почему-то не могла припомнить какие. – И они гораздо важнее, чем Гриффит, и я, и все те ничтожные чувства, которые мы испытываем!

– Это ты должна была сказать Гриффиту в лицо, а не убегать так трусливо.

– Я пыталась, но он не захотел слушать.

– Значит, не очень усердно пыталась. А по-моему, чертовски трудно отказаться от любви, не так ли, леди? Особенно когда знаешь, что тоже любишь его.

Мэриан, потрясенная, со свистом втянула воздух.

– Это неправда!

– Увы, девочка, это видно даже слепому. – Арт, загибая пальцы, начал перечислять: – Не спишь по ночам, тревожишься за него, верно? Беспокоишься, правильно ли поступила, верно? Гадаешь, наградил ли он тебя ребенком, и надеешься, что да, верно?

Арт читал ее мысли, что безумно раздражало Мэриан, особенно разговоры о любви. Потому что, если она любила Гриффита… Господь и все святые, она любила Гриффита, и боль, испытанная раньше, ничто по сравнению с раной от сознания, что они окажутся по разные стороны поля битвы.

Как поступит Гриффит? Подчинится королю Генриху и убьет Мэриан и ее сына? Будет равнодушно стоять в стороне и наблюдать, как их казнят? Попытается схватить, когда они будут вне закона?

А если король побежден? Смирится ли она с вестью о смерти Гриффита?

Страх разрывал сердце, и Мэриан невольно прижала руки к животу. – Я не ношу ребенка.

– Прекрасно. Мне было бы больно видеть Гриффита связанным с женщиной, слишком слабой, чтобы любить его, как он того заслуживает. Той, кто выйдет за него из-за растущего живота и потом всю оставшуюся жизнь будет ныть о блестящей жизни при дворе, которой она лишилась. И к тому же родит ребенка, оказавшегося наполовину англичанином, то есть ни тем и ни другим.

Мэриан остановилась как вкопанная посреди дороги.

– Ты посмел?! Сказать мне такое?! Да ты не кто иной, как…

– Слуга? Валлиец? – Арт погрозил скрюченным пальцем. – Да, я слуга и валлиец, но стою двух таких, как ты, моя прекрасная трусливая леди. Стою двух любых женщин, способных отвернуться от человека, подобного Гриффиту. Отбросив его палец, Мэриан объявила:

– Человека, подобного Гриффиту? Да, благородного, честного и порядочного, доброго и справедливого и стыдящегося страсти, которую он питает ко мне, словно позорной болезни. Ты обвиняешь меня в слабости? Согласна, может, я и слаба, но ни за что не поступила бы так, предложи мне Гриффит всего себя. Это стало бы искушением, которому невозможно противиться. Но рисковать спасением души ради человека, который стремится упрятать меня в дальний угол, как ненужную вещь, где может удовлетворять свое желание и одновременно сильной рукой управлять мной и моей жизнью, учить послушанию и покорности?

Арт, на лице которого попеременно отражались облегчение и удивление, пробормотал:

– И это все? – Глядя в небо, он поскреб в щетинистом подбородке и задумался так надолго, что Мэриан съежилась от смущения. Наконец он пришел к какому-то заключению и вновь направился вниз по дороге. – Думаю, миледи, вам нужно кое-что объяснить насчет того безмозглого болвана, который пытается заполучить вас в жены. И, как видно, довольно неумело. Знаешь, как я потерял глаз?

Мэриан не только не знала, но и не хотела знать, однако все же предположила:

– В битве?

– Что-то вроде этого, – признался Арт. – Идите быстрее, ми-леди, кажется, Долан и парнишка успели уехать далеко вперед. Нет, я остался без глаза, когда Гриффит поступил так, как вы, – убежал.

На этот раз все внимание Мэриан было обращено на Арта, хотя ей вовсе не хотелось, чтобы он это заметил.

– Убежал?! Как мог такой могучий рыцарь убежать?!

– Тогда он не был ни рыцарем, ни даже оруженосцем. Просто мальчишкой, непоседливым, озорным и обожавшим отца.

Вспомнив привязанность между сыном и отцом, Мэриан ска-ала:

– Да, хотя, как много раз объяснял лорд Рис, его ошибки были более жестоки.

– Но Гриффит не слушает. Ни тогда, ни сейчас.

– Тогда? Когда?

– Наш замок осадили. Тревор, коварный, как сам дьявол, решил, что ему нравится вид со стен замка Пауэл. И мебель у нас тоже неплохая. – Арт задумчиво взглянул на Мэриан из-под лохматых бровей. – И к тому же питал совершенно неподобающие соседу чувства к леди Энхарад.

Мэриан кивнула, совсем не удивляясь тому, что еще один чина стал рабом леди Энхарад и страстно хотел заполучить ее.

Арт, окончательно войдя в роль рассказчика, продолжал:

– Гриффиту надоело сидеть взаперти, поскольку осада продолжалась много месяцев. Лорд Рис все время раздражался и кричал на юного Гриффита, и тот выбрался из замка потайным ходом.

– Потайным ходом?

– Построенным на случай бегства еще во времена правления Эдуарда. Обычное дело. Снаружи он был заперт, но никто не предполагал, что маленький глупыш захочет выйти из замка. Следить за Гриффитом было моей обязанностью, поэтому я последовал за ним и вежливо попытался уговорить вернуться. – Арт покачал головой. – В то время я сам был моложе и не настолько умен, чтобы приберечь вежливость до того времени, когда мы оба окажемся в безопасности. Поэтому нас взяли в плен, и это злобное чудовище вырвало мне глаз.

Мэриан охнула, но Арт явно наслаждался столь неподдельными чувствами.

– О да! Он хотел, чтобы Гриффит подошел к стенам замка и уговорил отца сдаться. Но тот отказался – решил умереть героем, – и Тревор вырвал мне глаз и убил бы, не притворись я мертвым и не свались нарочно в овраг.

– Нарочно… в овраг? – Мэриан облегченно улыбнулась. – Ты просто разыгрываешь меня.

– Вовсе нет! – оскорбился Арт. – Когда ты в ловушке, а выхода нет, нужно хорошенько оглядеться, и обязательно сообразишь, что делать. Конечно, не обойдется без синяков и шишек, но кто ищет – всегда найдет. Так и получилось, хотя я поплатился глазом… – Мэриан сжалась, и Арт поспешно откашлялся. – Ладно… не важно. Но Тревор хотел ослепить меня, чтобы Гриффит видел мои страдания. Поэтому и приказал развязать, а я, прижимая руку к глазу, спотыкаясь и охая, подбежал к оврагу и бросился вниз, как раз в то мгновение, когда кто-то уже выпустил стрелу из лука, чтобы меня остановить.

– То есть убить?

– Тревора нельзя назвать добрым человеком, и, думаю, он собирался еще немного поразвлечься со мной. Но, когда они подбежали к краю оврага, я постарался притвориться мертвым и лежать неподвижно, поэтому они посчитали, что я сломал себе шею, и, слава Богу, не послали другую стрелу, чтобы в этом убедиться. Поэтому Гриффит сделал, как ему велели, и упросил отца сдать замок. – И, задумчиво вздохнув, добавил: – Неплохой способ окончить осаду.

– Почему?

– Лорд Рис взял с собой большую часть солдат и вышел без леди Энхарад, как и потребовал Тревор. Но тот, войдя в замок, не нашел там ни единой души – леди Энхарад и остальные давно уже сидели в потайном месте и ждали своего часа. Когда Тревор и его люди кончили праздновать – причем разнесли вдребезги все, что могли, и были мертвецки пьяны, – леди Энхарад вывела солдат и наголову разбила врага. – Арт хмыкнул. – Правда, ей было велено открыть ворота лорду Рису и его людям, но леди Энхарад не из тех, кто подчиняется приказаниям.

– Рис рассердился на нее?

– Пришел в бешенство.

– И был зол на Гриффита?

– Нет, не слишком. Особенно когда понял, что Гриффит просто извелся чувством вины. – Сжав ее руку, Арт внезапно шепнул: – Посмотри туда.

Дорогу пересекал ручей, и в его прозрачных водах резвились и плескались великан-пират и черноволосый мальчик. Мэриан улыбнулась, обрадованная, что вновь слышит смех Лайонела, но сердце по-прежнему ныло при мысли о том, как, должно быть, терзался Гриффит, поняв, что из-за него семья потеряла дом и, возможно, мать. Собственно говоря, сердце почему-то пронзило острой болью, но она не осмеливалась спрашивать себя о причинах.

– А Гриффит? – невольно сорвалось с языка Мэриан.

– Мы думали, что все обошлось. Считали, что Гриффит усвоил урок и никакой особой беды не случилось. Но шло время, и стало ясно, что Гриффит вообще больше не желает ничего чувствовать, во всем обвиняя собственное мягкое сердце, и хочет стать человеком-камнем. – Арт кивнул. – Так что ты послала ему подходящий подарок, девочка.

Мэриан обмякла, поняв, каким холодным должен был казаться амулет.

– Он постоянно контролирует себя. Никогда не смеется громко, никогда больше не плачет, никогда не выдает боли, тоски или… любви.

– Но он любит мать и отца!

– Эта любовь безопасна. И совсем не похожа на неудержимое желание. Да, он привык испытывать прохладные чувства, оставляя страсть остальным.

– А жена?

– Прелестная девушка, – пожал плечами Арт, послушная, мы едва заметили, что она умерла.

– Неужели он так ни к кому и не испытывал страсти?

– Напрашиваетесь на комплимент, леди?

– Кроме меня, – нетерпеливо отмахнулась Мэриан.

– Уэльс, – объяснил Арт и, наклонив голову, добавил: – И Генрих Тюдор.

– Да, я и это знаю. Мой главный соперник – английский король.

– Неужели ты хочешь, чтобы Гриффит изменился? Да, во всем, что касается любви к тебе, он похож на перепуганного пятилетнего мальчишку, но, кроме того, еще и справедлив и благороден, настоящий воин и хороший человек и какой-то частью души желает справедливости для своей страны и мира для Англии. Какое право имеешь ты требовать, чтобы он отказался от этого?

Какое право? Право матери, желающей самого лучшего для сына, даже если это означает возврат к бесконечным войнам прошлого.

– Я везу Лайонела в Уэнтхейвен и на этот раз явлюсь туда не в роли просительницы. У меня подарок для отца. – Она подумала о бесценном пергаменте, который хранила у сердца. – Великолепный подарок. Он будет навеки у меня в долгу.

Арт глубоко задумался и, очевидно, все понял.

– Отдаешь Лайонела?

– Да, но не того Лайонела, которого ты знаешь.

– Но и ты не знаешь, что делаешь, отдавая малыша графу. Я даже не пытаюсь притвориться, что разбираюсь в делах особ королевской крови, и, кроме того, понимаю, что тебя и королеву связывает нечто гораздо большее, чем простая дружба, но, если твои планы осуществятся, кому придется плохо? Взгляни на мальчика. Ему нужны лишь безопасность и любящий отец. А если Гриффит потянет за один конец каната, связывающего сердце Лайонела, а ты – за другой, вы оба, несомненно, легко развяжете тугой узел, до которого Гриффит не позволял раньше никому дотрагиваться.

Как легко! Как соблазнительно! О, какое непреодолимое искушение! В устах Арта это звучало наиболее разумным решением. Конечно, Мэриан потеряет что-то. Возможность жить при дворе. Но ведь она делает это не для себя. Совсем не для себя.

– Эй! – внезапно завопил Арт. – Эй, что ты делаешь?

Мэриан, встрепенувшись, проследила за направлением его взгляда.

Сначала ей показалось, что это Долан наклонился над ребенком, и Арт непонятно с чего встревожился. Но тут Мэриан поняла, что перед ней – чужак.

Где же Долан?

Мэриан побежала за Артом.

– Оставь его в покое! – истерически вскрикнула она, видя, что незнакомец схватил мальчика. – Убирайся!

Но Арт успел прежде нее, и Мэриан увидела сверкающую радугу – лезвие меча, со свистом рассекающее воздух.

– Нет! – завопила Мэриан и врезалась в мужчину и Лайонела, сбив обоих с ног. Мальчик закричал от страха и боли, но меч выпал из рук врага. Она начала молотить его кулаками, но руки опустились сами собой, когда мужчина повернул лицо и она узнала его.

Харботтл.

Мэриан была так потрясена, что невольно оцепенела, а когда опомнилась и подняла руку, удар кулака поверг ее… нет, не в обморок… но глаза застлала тьма, а в ушах зазвенело. Харботтл схватился за меч, но тут на него налетел Арт, и мужчины покатились по земле.

Мэриан собралась с силами, подползла к ребенку и с трудом пробормотала:

– Он сделал тебе больно? – Она откинула волосы со лба сына, и его всхлипывания утихли. Немного ободренная, она с трудом поднялась на ноги и взяла его за руку: – Пойдем.

Слишком поздно. Харботтл выхватил у нее Лайонела и побежал. Мэриан пошатнулась и снова упала, вскочила и помчалась за ними в лес, выкрикивая имя Лайонела и слыша, как вопли замирают в отдалений. Она вырвалась на поляну как раз вовремя, чтобы увидеть Харботтла, скачущего галопом на хорошей лошади, молодой, здоровой и быстрой.

Но она не могла продолжать преследование – слишком ныло избитое тело, и девушка, сраженная болью и усталостью, рухнула на землю. Но тут же медленно приподнялась, заставила себя встать. И | так же медленно побрела обратно по дороге, только чтобы наткнуться на окровавленное тело Арта, наполовину скрытое водой ручья.


Глава 16


Лошадь сама нашла Мэриан, стоявшую над Артом неподвижно, словно плакальщица, и так подтолкнула ее носом в спину, что та свалилась в ручей. Мэриан было с проклятием обернулась, но стон Арта остановил ее, и девушка опустилась на колени возле старика.

– Арт… – Она коснулась его руки, и все еще теплые пальцы слабо сжали ее ладонь. – Пресвятая Дева Мария! Арт, ты жив!

Арт открыл глаза, взглянул на нее так, словно на незнакомку, но все же умудрился приподняться на локтях. Сжав плечи Арта, она заставила его лечь, но тот начал сопротивляться и опрокинулся на спину.

– Вытащи меня из проклятого ручья.

Мэриан, напрягая последние силы, помогла ему и, когда наконец ухитрилась положить его на траву, строго приказала:

– Лежи спокойно, пока я не пойму, куда тебя ранили.

– Всего-навсего в голову, миледи. Такие раны обычно ужасно кровят, но…

Мэриан увидела разрубленный от уха до позвоночника череп и прижала к ране свою юбку.

– Дело плохо. О, Арт, пожалуйста, не умирай!

– Нет, миледи, я…

Положив голову ему на плечо, Мэриан отдалась скорби и тревоге, пока Арт лежал неподвижно. Отстранившись, она заметила, что он не потерял сознания и напряженно думает… Возможно, о собственной смерти… Но он закрыл глаза, лишь бы не видеть ее слез, и громко застонал, словно испуская последний вздох.

Поняв, что необходимо действовать, Мэриан вскочила:

– Нужны повязки и… – Лошадь снова подтолкнула ее, и девушка схватилась за поводья. – О нет, больше ты не сбежишь. У меня есть дело для тебя.

Отчаянным рывком она подтащила мерина к дереву и крепко привязала, а потом вернулась к Арту со своим мешком, закутала старика одеялом, зубами разорвала рубашонку Лайонела на бинты и долго, словно онемев от горя, смотрела на Арта, пока тот снова не застонал. Очнувшись, Мэриан перевязала голову Арта и села рядом.

– Он забрал Лайонела? – прохрипел старик.

– Да, – спокойно ответила Мэриан, гордясь, что может держать себя в руках.

– Где Долан?

– Думаю, он воспользовался возможностью и скрылся. Арт прошептал валлийское слово, не требующее перевода. Мэриан вскинула голову и с бессознательной уверенностью объявила:

– Я должна отправиться к Гриффиту. Он найдет Лайонела и спасет.

– Гриффит? Хочешь, чтобы Гриффит спас твоего сына?

Язвительный взгляд старика внезапно напомнил Мэриан о страхах и сомнениях, терзавших ее и отравивших чувство к Гриффиту. Но все они исчезли, сметенные, словно пыль, перед наступлением урагана. Она доверяла Гриффиту, доверяла, как никому другому в мире.

Но тут Арт пробормотал нечто, вновь возбудившее подозрение в Мэриан.

– Ты должна ехать в Кенилуорт. Предстать перед королем. Гриффит будет с ним…

Мэриан устало сгорбилась, стараясь думать ясно, но в мозгу не было места для рассудка и логики, все заняли лишь эмоции, буйные и болезненные. Ей хотелось вскочить и побежать за Харботтлом, вырвать у него Лайонела, убить негодяя собственными руками. Но Мэриан сознавала, что ничего не сможет поделать, что нужно идти за помощью, но Кенилуорт! Кенилуорт был королевской твердыней.

– Я знала двух королей, и обоим нельзя было доверять. У Генриха есть веские причины желать зла Лайонелу. – Стремительно вскочив, Мэриан воскликнула: – Я сама поеду за ним!

Но Арт, выбросив вперед руки, поймал ее за подол и, когда она упала на колени, сжал ее щиколотку костлявой рукой.

– Девочка, сама ты ничего не добьешься. Если ты в самом деле, как говоришь, доверяешь Гриффиту, значит, должна понять, что именно он защитит Лайонела, даже от короля. – Арт прикрыл ладонью глаза, словно свет раздражал их. – Ангел смерти распростер крылья над моим бедным телом. Скоро меня не станет, а я не желаю умереть с таким тяжелым грехом на душе.

Горячие слезы жгли глаза Мэриан при мысли о том, что Арту не долго осталось жить, и в дымке, застлавшей глаза, она почти увидела подлетавшего все ближе ангела.

– Какой грех?

– Я поклялся тебе, что буду защищать Лайонела, и не выполнил обета. Умоляю, сними с меня тяжелое бремя – дай слово, что отправишься в Кенилуорт к Гриффиту.

Она должна сделать это. Ради Лайонела.

– Я верю в Гриффита. И отправлюсь в Кенилуорт.

– Клянись.

Мэриан вытерла нос рукавом.

– Клянусь.

– Молодец. – И коротко, резко объяснил: – Езжай по этой до-роге в Личфилд, а оттуда спросишь, как добраться до Кенилуорта. Сможешь оказаться там меньше чем за день.

– Не стоит ли мне остаться, пока… – Мэриан захлебнулась слезами.

Арт натужно закашлялся, так, словно легкие вот-вот грозили взорваться, перекатился в приступе боли на живот и зарылся лицом в прохладную траву. Мэриан трясущимися руками растерла ему спину, но как только Арт снова смог говорить, он наотрез отказался:

– Нет. Моей грешной душе не знать отдыха, пока Лайонел не будет спасен. Поезжайте, миледи, немедленно, и доброго вам пути.

С трудом поднявшись, Мэриан подковыляла к Джеку и отвязала поводья.

– Придется ехать верхом, – окликнул Арт. – Быстро вскочи ему на спину, пока он не успел опомниться.

Мэриан кивнула, поставила ногу в стремя и взлетела в седло.

– Ну вот, – одобрительно прохрипел Арт, – только не отпускай поводья, и все будет в порядке.

Она окинула лицо старика последним долгим, тоскующим взглядом, словно стремясь запомнить навсегда, и, вонзив каблуки в бока лошади, унеслась.

Арт наблюдал за девушкой, пока та не исчезла из виду, потом медленно сел. Голова невыносимо болела и кружилась, но старик обмыл лицо в прохладном ручье, стараясь не намочить повязку. Потом с трудом встал и, мрачно улыбаясь, направился в лес по следам Харботтла.

Арт недооценил решимость и силу духа Мэриан, и в замке Кенилуорт еще не успели отойти ко сну, как она уже стояла перед королевским стражником, осыпая его ругательствами. Но тот лишь оглядел девушку при свете факелов и покачал головой:

– Говорите вы, как благородная леди, но ни одна леди не явится в замок короля среди ночи, мокрая до нитки и похожая на дешевую шлюху, без горничной или мужа, готового защитить ее. Идите с Богом, пока я не велел вас выкинуть.

Но Мэриан, разъяренно грозя пальцем, объявила:

– На меня напали грабители, дурень ты этакий, и король лично захочет услышать мою историю!

– Король?! – громогласно расхохотался стражник. – Думаете, королю есть дело до каждого случившегося на дороге грабежа? Нет уж, придется вам обойтись без него.

– Меня не просто ограбили. – Зная, что нельзя рассказывать о Лайонеле простому солдату, Мэриан попыталась объяснить: – У меня забрали нечто очень ценное.

Стражник подтолкнул ее к двери маленькой комнаты у внутренней стены караульного помещения.

Но Мэриан вцепилась в косяки обеими руками, отказываясь идти дальше.

– Говорю же тебе, король должен узнать об этом!

Неужели она ехала целый день и часть ночи, чтобы добраться до Гриффита, лишь ради столкновения с каким-то простым солдатом? Неужели понукала, сражалась, уговаривала норовистого мерина, чтобы быть остановленной, не достигнув цели?

Придя в отчаяние, она попыталась обмануть стражника:

– Я знаю короля. Он захочет видеть меня сегодня же ночью. Парень рассмеялся, на этот раз еще громче.

– Как тебя зовут? – резко спросила она.

Тот окинул ее свирепым взглядом, но все же ответил:

– Уорд.

– Уорд, я подруга королевы Элизабет. Была ее любимой придворной дамой.

– Как низко падают великие! – издевательски ухмыльнулся он, но все же опустил руки, слишком забавляясь, чтобы выкинуть ее. – А почему вы больше не ее любимая придворная дама?

– Пришлось удалиться в загородное поместье, – уклончиво ответила Мэриан.

– Нет, потому что ты шлюха! – торжествующе объявил солдат, снова вцепившись в Мэриан.

– Я – леди Мэриан Уэнтхейвен, нареченная Гриффита ап Пауэла, и он свернет тебе шею за то, что не пропустил меня.

Стражник, словно обжегшись, отдернул руку, глядя на нее суженными глазами.

– Неужели? Гриффит ап Пауэл, говорите? – Он снова осмотрел ее с ног до головы. – Господь помоги вам. Идемте, я провожу вас к командиру.

Мэриан, вне себя от волнения, побежала впереди него. Она раньше жила в Кенилуорте, в бытность придворной дамой, и поэтому хорошо знала расположение помещений и прилегающую местность. Оказавшись в караульном помещении, она преодолеет последнее препятствие между собой и Лайонелом.

У Мэриан не было времени беседовать с бесчисленными ничтожествами, считавшими, что они наделены властью, – пройдут часы, прежде чем она доберется до Гриффита, и тогда Лайонел будет потерян навсегда.

Более того, Мэриан ощущала потребность быть с Гриффитом слышать его голос, чувствовать силу обнимающих рук. Как она ждала утешения! Как хотела Гриффита! Жаждала любви.

Кажется, Арт был прав: она любила Гриффита – и эта любовь принесет ей много несчастий.

Мэриан мрачно улыбнулась, когда упоминание имени ап Пауэла заставило стражников немедленно поднять решетку и дать им пройти. Мэриан забралась на крепостную стену. С внешней стороны узкую дорожку ограничивала еще одна – высокая зубчатая – стена, но изнутри… во двор можно было лишь спрыгнуть: ни лесенки, ни спуска. Переход был опасным, и Уорд с грубой галантностью держался ближе к обрыву. Она смягчилась было, но тут услышала, как стражник обращается к командиру:

– У нас здесь женщина, которая считает себя другом короля и нареченной сэра Гриффита. Что скажете? – И поднял факел, осветив ее грязную одежду и растрепанные волосы.

Командир презрительно фыркнул, но Мэриан пригвоздила его к месту самым высокомерным взглядом, какой только могла изобразить, пока тот не начал неловко переминаться.

– Я оставила лошадь на подвесном мостике, а она слишком дорогая, чтобы мокнуть под дождем. Немедленно приведите ее и отправьте в конюшню. Да не забудьте накормить и почистить!

Уорд явно колебался, но командир сделал знак Мэриан войти, и она, разъяренно глядя на несчастного стражника, прошипела:

– Будь я на вашем месте, хорошенько подумала бы, что скажет сэр Гриффит ап Пауэл, узнай он, как вы обращаетесь с его невестой.

Угрозы оказалось достаточно, чтобы Уорд, сухо поклонившись, направился к лестнице. Глядя ему вслед, Мэриан подождала, пока он начнет спускаться, и молнией метнулась в темноту.

Командир что-то закричал. Уорд, все еще полный подозрений, вторил ему. К ним присоединились другие, и Мэриан налетела еще на одного солдата. Тот попытался ее схватить, но девушка лягнула его в колено, ударила в грудь и, когда тот покачнулся, помчалась дальше, пытаясь удержать равновесие и ускользнуть от стражников.

Она старалась добежать до угла над кузницей замка. Если удастся обогнать стражу, можно спрыгнуть на черепичную крышу внизу и съехать по столбам. Потом, если повезет, успеть перебежать внутренний двор к месту, известному как Башня Цезаря. Мэриан знала, что способна на такое, потому что они с принцессой.

Элизабет проделывали это не один раз. Правда, тогда она была еще девочкой.

Достигнув угла, Мэриан поколебалась, встала на самом краю, так что носки сапог повисли в воздухе, и посмотрела вниз. Огни факелов терялись в темноте, и Мэриан ничего не видела. Если она прыгнет… не будет знать, где приземлится. Так твердо верить в незыблемость детских воспоминаний, считать, что ничего не изменилось за десять лет, – это настоящая храбрость. Или глупость. Но у Мэриан не было времени размышлять и спорить с собой – крики слышались все ближе. Стражники вот-вот ее схватят. И Мэриан прыгнула.

– Рана очень болит?

Гриффит отдернул руку от швов на щеке.

– Немного, – признался он.

– Если бы носил шлем как полагается, с закрытым забралом, наверняка у тебя не появилось бы новых шрамов и такой вышивки на физиономии, – заметил король, пристально разглядывая Гриффита. – Но больше всего нас беспокоит твоя рука. Хорошо еще, что нагноения нет. Судя по тому, как этот ирландский сын шлюхи махал мечом, ты уже давно должен бы лежать в могиле.

– Прекрати читать мне нотации и играй. Я почти добился своего и загнал тебя в угол. Еще немного, и можно идти спать, – раздраженно проворчал Гриффит, проклиная страсть Генриха к новой модной игре в шахматы, из-за которой приходилось бодрствовать так поздно ночью и сидеть в королевской спальне в башне.

– Ты только и мечтаешь о победе, – обвинил Генрих и сделал ход конем.

– А вам придется удовлетвориться победой при Стоуке, ваше величество, потому что сегодня ночью вам ее не одержать, – бросил Гриффит и, двинув вперед слона, взял коня.

– Но ты не можешь сделать это, – запротестовал король.

– Прошу прощения, повелитель, могу.

– Дай-ка посмотреть книгу.

Генрих протянул руку, и Гриффит вложил в нее почти новый экземпляр «Правил игры в шахматы», отпечатанный на первом в Англии печатном станке и подаренный монарху самим печатником.

Пока Генрих перелистывал подарок Кэкстона, Гриффит лениво спросил:

– А что ты сделал с самозванцем? Молодым парнем, объявившим себя графом Уориком?

Генрих, что-то проворчав, отбросил книгу. Скользнув по тростниковой подстилке, она отлетела к огню, согревающему их в прохладную весеннюю ночь.

– Ты не можешь сжечь ее, – предостерег Гриффит. – Я отлично помню правила.

Генрих кисло поглядел на друга и провел пальцем по искусно вырезанной короне шахматного короля.

– Самозванец. Его настоящее имя – Ламберт Симнел, обыкновенный простолюдин. Я сбросил его в грязь, откуда он вышел.

И хотя Гриффит знал, что всякий претендент на трон должен быть немедленно раздавлен, он невольно поежился при мысли о мальчике, так рано встретившем смерть, и уставился на черно-белые квадраты, пока все не смешалось и не поплыло перед глазами..

– Можешь не мучиться, – раздраженно заметил Генрих. – Я не приказывал его убивать. Просто отослал на кухню и сделал поваренком.

Гриффит перевел дух.

– Конечно, вряд ли он заслуживает такой милости, но он станет живым уроком тому, кто осмелится воображать, что может лишить меня трона. – Губы Генриха передернулись, сейчас он выглядел не как королевский лев, а словно волк, обезумевший от жажды крови. – Мой сын станет следующим королем. Моя династия сохранит корону.

Гриффит, перегнувшись через доску, схватил туго сжатый кулак Генриха.

– Да будет так, пока в теле моем сохранится дыхание.

Напряжение Генриха постепенно ослабло.

– Меня утешает мысль, что ты мне верен. Представляю, каким бы ты был могущественным врагом.

Гриффит откинулся на спинку кресла.

– А Ламберт Симнел – враг ничтожный.

– Если он постарается, быть может, я сделаю его…

– Поваром? – предположил Гриффит, ухмыляясь. – Я рад, что ты решил пощадить мальчишку. Он всего-навсего пешка.

Теперь Генрих с видимым удовлетворением погладил пешку на доске.

– Да, теперь он стал моей пешкой. Покойный граф Линкольн больше не сможет его использовать.

– Граф Линкольн будет вечно гореть в аду за предательство, – с мрачной уверенностью ответил Гриффит.

Сосредоточившись снова на игре, они замолчали, но тут в окно вместе с ветром донеслись тревожные крики. Пальцы Гриффита снова потянулись к щеке.

– Чешутся? – поинтересовался король.

– Что именно? – рассеянно ответил Гриффит, стиснув руки.

– Твои швы! – Генрих покачал головой. – Раньше ты никогда не притворялся, что не понимаешь меня. Должно быть, это из-за леди Мэриан ты совершенно потерял способность соображать.

– Вовсе нет! – негодующе ответил Гриффит.

– Тогда, спрашивается, о чем ты думаешь?

Чувствуя себя совершенным дураком, Гриффит нагнулся над доской и пробормотал:

– Просто гадал, посчитает ли она меня теперь уродливым из-за этого шрама.

Генрих – надо отдать ему должное – не рассмеялся. Даже, кажется, вообще не нашел повода для веселья. Только вздохнул и откинул назад редеющие волосы.

– Женщины и в самом деле будят в нас тщеславие, не правда ли? Лично я никогда не заботился о собственной внешности. Но для Элизабет… – Он хмыкнул. – Для Элизабет мне хотелось быть красивым, как юноша. И зачем? Для женщины, которая любит меня и почитает так же, как я – ее. Любит, я бы сказал, за мою доброту.

Гриффит никогда не знал, что ответить, когда Генрих говорил о своей жене, поскольку и Генрих, и Элизабет, и Гриффит, и Мэриан стали соучастниками тайны. Тайны, которая затрагивала каждого лишь частично, но легла тяжким грузом на их плечи.

– Леди Элизабет тоже добра, – сухо ответил он.

– Моя Элизабет – великая женщина, – вздохнул Генрих, не отрывая взгляда от шахматной доски. – Как и твоя леди Мэриан. И сомневаюсь, что изменившиеся черты твоего лица могут иметь какое-либо значение для нее, и во всяком случае…

– Знаю. В любом случае, мое лицо никогда не отличалось особенной красотой. Арт мне давно об этом твердил.

А Мэриан заставила его остро сознавать свою физическую силу. Во время выздоровления он иногда вспоминал восхищение в глазах Мэриан, когда она разглядывала его. Иногда вспоминал прикосновение ее руки, иногда – восхищение его скромными талантами в постели. По правде говоря, он с трудом засыпал, еле стоял и даже сидел, поскольку его тело вспоминало Мэриан весьма часто.

Гриффит взглянул на Генриха и придвинул стул ближе к столу, надеясь скрыть свое состояние и моля Бога о том, чтобы Мэриан скорее приехала.

Рука Генриха повисла между ладьей и слоном, и наконец он сделал ход слоном.

– Арт скоро вернется с леди Мэриан.

– Надеюсь, они не попадут в беду по дороге.

Собственно говоря, он молился о том, чтобы Мэриан появилась как можно скорее, но ничего не сказал об этом королю. Вместо этого он взял слона Генриха и самодовольно ухмыльнулся. Король сел поудобнее и с отвращением оглядел свое быстро уменьшающееся войско.

– Да, если что-нибудь случится, ты будешь похож на затравленного кабана – оскаленные клыки и дикие, безумные глаза. Я этого просто не вынесу!

– Благодарю, ваше величество.

– Мне, по-видимому, шах.

– Да, ваше величество.

– Разве не знаешь, что неприлично загонять в угол повелителя?

– Что вы, ваше величество! Я и не подумал бы…

– Ну как же, конечно, не подумал!

Генрих расплылся в улыбке. Снаружи снова донеслись вопли и топот ног по деревянным полам.

– Должно быть, вора ловят. Клянусь Богом, такой суматохи я еще здесь не видывал.

Шаги прозвучали в башне, протопали по ступенькам, и в дверь громко постучали. Мужчины переглянулись, и Генрих гаркнул:

– Войдите!

Уорд, стражник с крепостной стены, ступил через порог и неуклюже поклонился:

– Прошу прощения, ваше величество, но у нас неприятность. Она еще не явилась сюда?

– Что-то не заметил, – с веселым видом ответил Генрих. – Кто это она?

– Безумная. Ведьма. – Уорд взмахнул рукой. – Что-то вроде шлюхи с речью знатной дамы и твердым намерением увидеться с вашим величеством.

– Такой переполох из-за одной женщины, – пожал плечами Генрих.

– Говорю же, она спятила, и сила у нее, как у сумасшедшей. Одной рукой отшвырнула молодого Боуи, а тот совсем не карлик.

Внезапное подозрение проснулось в Гриффите.

– Она лягнула его в горло?

При этих ужасных словах солдат схватился за собственную шею.

– Нет, в колено.

Генрих сразу же сообразил, о чем подумал Гриффит.

– Кажется, это похоже на кого-то очень тебе знакомого.

– Возможно.

Но Уорд либо не расслышал, либо не понял.

– Не волнуйтесь, мы поставили засаду на лестнице, и поймать ее будет несложно. Совсем неслож…

Почувствовав чье-то присутствие за спиной, стражник молниеносно обернулся, но, прежде чем успел открыть рот, кто-то с силой втолкнул его в комнату. Уорд рухнул на пол. Кто-то – грязный, взъерошенный – стоял на пороге. Уорд с трудом поднялся.

Но Гриффит успел вскочить и встал между разъяренным стражником и покачивающейся от усталости женщиной. Положив руку на плечо солдата, он предупредил:

– Она моя.

Уорд с диким видом уставился сначала на женщину, потом на Гриффита и обратился к королю:

– Не может быть!

– Заверяю тебя, что у меня не помутилось в голове от раны. Это моя нареченная невеста, леди Мэриан Уэнтхейвен, и поскольку я понимаю твое желание защитить от нее короля, думаю, что смогу это сделать не хуже.

Уорд ошеломленно кивнул, и Гриффит, отняв руку, подтолкнул его к двери:

– Можешь идти.

Стражник, волоча ноги, направился к двери, стараясь держаться подальше от Мэриан. Та, отодвинувшись, в свою очередь, прилагала все усилия, чтобы не повернуться к нему спиной, а Уорд не сводил с нее глаз, словно безоружный человек – с дикой кошки. Остановившись у самого порога, он на всякий случай еще раз осведомился у Гриффита:

– Вы уверены?

Гриффит кивнул:

– Выйди и закрой за собой дверь.

С трудом дождавшись, пока щелкнет замок, Мэриан метнулась к Гриффиту, сжала его плечи так сильно, что ногти впились в кожу, и подняла несчастное лицо. Любой посторонний при этом принял бы ее за обиженную обездоленную сироту – сироту, чьи огромные печальные глаза разрывали сердце Гриффита.

– Милая, что с тобой? Что случилось?

– На нас напал Харботтл.

Глубокий грудной голос Мэриан дрожал, и Гриффит стиснул ее, пытаясь утешить еще до того, как узнал причину несчастья.

– Он обидел тебя? Ранил?

– Меня? Нет, не меня. Хуже. Он украл Лайонела.

– Лайонела?! – Руки Гриффита бессильно упали. – Но откуда взялся Лайонел?

– Он – мой сын! – Мэриан снова сжала плечи Гриффита и начала трясти, отчаянно пытаясь заставить его это понять. – Выслушай меня. Харботтл увез Лайонела. Гриффит, нужно ехать спасать сына.

Но тут из-за стола поднялся Генрих, требуя внимания. Мэриан неохотно оторвалась от Гриффита и выругалась, мгновенно поняв, кто перед ней. Гриффит сдержанно представил ее королю, и оба – монарх и перемазанная грязью бывшая фрейлина – уставились друг на друга так пристально и проницательно, словно раздевали друг друга взглядами.

Наконец Генрих показал на скамью у огня:

– Садитесь. Вы устали и промокли, и, кроме того, я должен услышать, что же на самом деле произошло. Кто этот Харботтл и почему он украл ребенка?

Мэриан беспрекословно подчинилась.

– Ребенка зовут Лайонел. Он – мой сын, и я не могу сказать, почему кому-то понадобилось похитить его. Харботтл – безземельный странствующий рыцарь, служивший когда-то моему отцу, и я опасаюсь худшего.

Она поднялась, и Гриффит мгновенно оказался рядом.

– Мы должны немедленно ехать. Страшно подумать, что может сделать с малышом Харботтл: вышвырнуть, избить…

Она пошатнулась, и две пары рук поддержали ее. Генрих, поверх ее головы, сказал:

– Она напоминает мне об Элизабет и юном Артуре. Эта нежная женщина превращается в тигрицу при одной мысли об угрозе младенцу.

Гриффит не согласился с этим утверждением, но промолчал. И в этом молчании ей почудилось что-то недоброе. Мэриан внезапно подумала, что пришла к Гриффиту в надежде прислониться к нему, найти опору, а вместо этого он оказался холодным, равнодушным и отрешенным.

– Где Арт? – спросил он.

И душа Мэриан словно умерла.

– Арт?

– Да, Арт, мой оруженосец, мой друг. Единственный, кому мы могли доверить привезти тебя из Уэльса ко мне. Где он?

Спину жгло огнем от очага, но Мэриан дрожала, как в ознобе.

– Мэриан, – Гриффит наклонился так, что лица их оказались совсем близко, – где Арт?

Она пыталась ответить. В самом деле пыталась. Даже открыла рот, но слова не шли с языка. Губы отказывались шевелиться перед лицом Гриффита, искаженного болью.

– Он мертв? – прошептал Гриффит.

– Харботтл убил его.

– А поблизости не было оврага?

Мэриан все поняла.

– Нет, я… нет. Я сама перевязала ему голову и осталась бы до конца, но он велел мне ехать за тобой.

Гриффит продолжал молчать.

– Ради Лайонела. Он тревожился за Лайонела. Мы должны отправиться в путь сегодня же, потому что с каждой минутой Лайонел ускользает все дальше.

Гриффит отвернулся от Мэриан и ее просьб, и она так и не поняла почему. Почему он не беспокоится за Лайонела?

Генрих тоже наблюдал за Гриффитом, но, заметив ошеломленное лицо Мэриан, с редким для королей тактом прервал затянувшуюся паузу:

– Лайонел, конечно, дорог тебе. Быть может, именно по этой причине Харботтл его похитил? Чтобы получить над тобой власть?

– Или отомстить.

Гриффит нашел покрывало, набросил на вздрагивающие плечи Мэриан, но, когда она попыталась поблагодарить его, отмахнулся и заметил, подчеркнуто обращаясь к Генриху:

– Она тяжело ранила его тело и тщеславие, и, вполне возможно, он решился нанести ответный удар.

– Он не может по-прежнему служить Уэнтхейвену? – спросил Генрих.

Мэриан покачала головой:

– Мой отец сказал, что Харботтл сорвался с поводка. Но больше ничего не прибавил…

– Тогда Харботтл, быть может, хочет отомстить графу, – предположил Генрих. – Или шантажировать его?

– Уэнтхейвен не желал иметь ничего общего с Лайонелом. Харботтл не настолько безумен, чтобы думать, будто Уэнтхейвен заплатит за его возвращение.

Мэриан, к своему ужасу, обнаружила, что по щекам катятся слезы. Генрих, не обращая внимания на ее грязную одежду, сел рядом и, протянув салфетку, тихо и зловеще спросил:

– У Уэнтхейвена есть причина думать, что Лайонел – ребенок не простой? И представляющий интерес не только для того, кто его любит?

Мэриан прекрасно поняла его. Какие замыслы теснятся в голове короля? Какая ярость кроется в душе? Какой гнев и унижение ощущает супруг Элизабет всего лишь при мысли о рожденном ею ребенке?

Не дождавшись ответа, король сказал:

– Лайонел – крестник королевы и, следовательно, дороже ей, чем драгоценности короны. Я никогда не позволю, чтобы ему причинили зло, если, конечно, в моих силах помочь.

«Конечно, – подумала Мэриан, – он не желает, чтобы Лайонел попал в руки его врагов, чтобы те использовали его в качестве оружия против короля».

Но ее цинизм не мог устоять перед очевидной искренностью Генриха. Мэриан была так уверена, что он похож на двух других королей, которых она знала, – такой же хвастливый, одержимый жаждой власти, мстительный и жестокий. Хотел ли он сказать, что знает правду о сомнительном происхождении Лайонела, но ради Элизабет готов забыть обо всем и защитить невинного малыша? Усталому и измученному рассудку Мэриан казалось, что это именно так, но, если она ошиблась, последствия будут слишком ужасны, чтобы даже попытаться представить их.

Сбитая с толку девушка взглянула на Гриффита, но тот бесстрастно наблюдал за ними. Он оставил ее наедине с Генрихом принимать решения самостоятельно, судить об истинных намерениях и характере короля.

Осторожно выбирая слова, Мэриан ответила:

– Я никогда не давала Уэнтхейвену причин думать, что Лайонел – нечто большее, чем мой любимый сын.

– Все же Уэнтхейвен часто знает больше, чем многим хотелось бы.

– Лайонел похож на отца, – резко бросила Мэриан, но тут же прикусила язык. Она совсем не собиралась высказываться подобным образом – у Генриха были все причины ненавидеть отца Лайонела и к тому же пытаться узнать, кто он. Но Мэриан больше не могла скрывать правду, да еще такую, до которой уже успел докопаться Уэнтхейвен.

Генрих со вздохом откинулся на спинку кресла.

– К несчастью, большинство детей похожи либо на отца, либо на мать. Мой сын, Артур, уже напоминает Элизабет – такая же светлая кожа и волосы. Для нее истинное утешение – держать на руках младенца. Поскольку Элизабет потеряла братьев и всех, кого любила, она не может вынести мысли о жестокой разлуке. Ваша беда разорвет ей сердце, потому что вы любите сына.

– Он – мой сын. Мой… – Она руками обрисовала круг. – Мое солнце.

– Именно так Элизабет и говорила мне. – Генрих нервно пригладил редеющие волосы. – А этому Харботтлу известно, как и почему Лайонел дорог вам?

– Нет. Даже если бы мой отец знал, он никогда не сказал бы такому ничтожеству, как Харботтл.

– Боюсь, Харботтл мог заподозрить что-то. Во время его заключения в замке Пауэл он, видно, что-то успел пронюхать.

Мэриан с ужасом уставилась на Гриффита, и тот кивнул:

– Прошу прощения, Мэриан, но боюсь, что это правда.

– Предатель! – вскрикнула она.

– Разве?! – Губы Гриффита сжались, и он показался ей еще выше и тоньше. – Тогда позволь спросить: как ты добралась так далеко и так быстро? Не прошло еще и девяти дней с тех пор, как мы послали Арта со строгим наказом привезти тебя. Король Генрих велел также оставить Лайонела с моими родителями из страха, что чье-нибудь ужасное деяние может отнять его у нас. Как тебе удалось приехать так быстро и почему ты ослушалась короля и взяла мальчика?

Мэриан, подгоняемая нетерпением, совсем забыла, что нужно сначала объясниться. Но теперь приходилось выкладывать правду – правду, которой она так боялась.

Она умоляюще взглянула на короля, ища поддержки, но тот недоуменно нахмурился:

– В этой суете я совсем забыл о твоем неповиновении. Почему ты взяла ребенка? Скажи честно.

– Я больше не в силах отличить истину от лжи, – в отчаянии охнула Мэриан. – Слишком много этих истин и слишком много лжи, и я не в силах отличить одно от другого.

– А истина, мой повелитель, – вмешался Гриффит, – заключается в том, что она покинула замок Пауэл еще до приезда Арта, одна, без эскорта и без единой разумной мысли в голове. Должно быть, бежала от ужасной участи – стать моей женой. Арт нашел ее и умер за нее. Лайонел исчез, но как только я найду его и верну матери, она снова скроется от меня. Разве не так, Мэриан?

Он снова приблизил к ней лицо. Глаза горели тем же желтым пламенем, которое освещало их во время первой встречи.

И Мэриан поняла, что Гриффит презирает ее.

До сих пор она не думала, что обманывает его, что может причинить боль. Он был человеком, которому можно верить, от силы которого она зависела. В своей скорби и печали Мэриан не подумала о муках Гриффита при известии о смерти старого друга, не сознавала, что сама виновата во всем. В убийстве Арта. В похищении Лайонела.

Она пыталась делать то, что считала правильным, и ужасно ошиблась.

Распрямив плечи, Мэриан взглянула прямо в пылающие глаза.

– Умоляю тебя о прощении. Я не должна была искать твоей помощи, но когда Харботтл забрал Лайонела, то подумала лишь о тебе. Я знала, ты спасешь его, и сейчас готова на коленях просить тебя об этом, несмотря на все мои ошибки.

– Ты знала, что я спасу его? Или Арт сказал это?

– Знала. Извини. Непростительно думать, что ты согласишься после всего, что я натворила.

– Ты? – В глубоком, напряженном, слегка дрожавшем голосе послышались нотки надежды. – Не лги мне. Это правда? Ты доверяешь мне отыскать Лайонела?

– Доверяю.

– И сама приехала в Кенилуорт – резиденцию короля, без опасений и подозрений?

– Без… – Она попыталась сказать это, но не смогла. – Ну… почти без…

Гриффит с проклятием отвернулся и, устремившись к высокому узкому окну, высунулся наружу и заревел, словно раненый зверь.

Генрих, сидевший рядом с Мэриан, сжался. Мэриан поняла, что находившиеся во дворе замерли от страха, а в ее груди словно открылась свежая рана. Слезы, которых она никогда не проливала за все годы одиночества – слезы по Элизабет, по Лайонелу, по себе, – теперь текли вместе с сознанием ужасного разочарования, которое она доставила этому человеку.

Эта несчастная любовь уже принесла ей печаль, и эта же тоска снедала теперь Гриффита. Неужели из-за того, что он тоже любит ее?

Почти ничего не видя сквозь застилающие глаза слезы, Мэриан подошла к нему, прислонилась головой к его спине и обняла за талию. Сказать было нечего, поэтому она молчала, ощущая всем телом, как постепенно унимается в нем дрожь, по мере того как Гриффит свыкается с мыслью о лжи и предательстве.

Неужели для них нет надежды? Неужели они обречены на несчастную любовь? Или она сможет заставить Гриффита понять свою точку зрения на справедливость? Ради Лайонела. Стоит попытаться ради Лайонела.

Втянув в себя воздух, словно нуждался в чем-нибудь влажном и прохладном, чтобы обрести самообладание, Гриффит повернулся в ее объятиях и поглядел на Мэриан сверху вниз:

– Ты должна отдохнуть.

– Нет, нужно ехать.

– Необходимо время, чтобы подготовиться, а ты ни на что не годишься в теперешнем состоянии.

– Ты поедешь?

– А ты сомневалась?

– Нет. Я всегда знала…

Гриффит жестом отмел все ее возражения.

– Горячая ванна, чтобы облегчить боль в мышцах, горячий ужин и сон. Ну же, Мэриан, ты ведь и сама знаешь, что это нужно сделать.

Со своего места у огня заговорил Генрих:

– Даже закаленный воин должен подготовиться к битве.

Мэриан взглянула в загадочное лицо короля, потом в каменное лицо Гриффита.

– Ты не уедешь, пока я сплю?

– Нет. Хотя бы в этом можешь мне поверить?

Он говорил спокойно, без всякой язвительности, почти безразлично.

– Верю. И пришла к тебе через все препятствия ада. И хотела бы, чтобы ты, в свою очередь…

И тут она впервые заметила шрам.

Длинный и красный, перекрещенный коричневыми швами из овечьих кишок, он был ужасным напоминанием о том, что смерть подкралась так близко к человеку, которого она считала таким же сильным и могучим, как сама земля. Какое чудо, что он сохранил способность видеть и говорить! Какое чудо, что он не умер!

Дрожащими пальцами она коснулась шрама, тянувшегося вдоль щеки от носа до уха.

– Ты был страшно ранен…

– Да, – бесстрастно ответил Гриффит. – В сердце.


Глава 17


Мэриан разбудили поутру, слишком рано для ее измученного тела и чересчур поздно для беспокойного сердца. Служанки гоготали, словно вспугнутые гусыни, передавали ее из рук в руки, переодевая в костюм для верховой езды, сидевший на ней почти идеально. Они обещали большой завтрак после церемонии. Когда Мэриан потребовала сказать, скоро ли они выезжают, женщины захихикали, словно услыхали остроумнейшую шутку. Они перевили цветами ее волосы и, когда Мэриан зевнула во весь рот, прыснули водой в лицо. Потом неизвестные, пышно разряженные придворные дамы и слуги повели ее через предрассветный сумрак в Кенилуортскую часовню, где уже ожидали Гриффит со священником по одну руку и королем Генрихом по другую.

Генрих слишком весело улыбался.

Гриффит чересчур мрачно хмурился.

– Прекрасное утро для венчания, – объявил Генрих. Гриффит ничего не сказал.

Окончательно сбитая с толку, Мэриан никак не могла понять, что общего имеет свадьба с поисками Лайонела. Если король хочет посетить проведенную наспех утреннюю службу, перед тем как они уедут, это одно дело, но истомленный разум отказывался разгадывать столь сложные шарады.

– Венчание? – осторожно осведомилась она. Заложив руки за спину, Генрих ответил:

– Я решил, что вы должны выйти замуж за сэра Гриффита, прежде чем отправляться за своим сыном.

Окаменев от потрясения, Мэриан повторила:

– Замуж за сэра Гриффита?

– Это праведное и благородное деяние, и к тому же таково величайшее желание сэра Гриффита.

Было его величайшим желанием. Мэриан почти слышала, как Гриффит поправляет короля. Было до того, как Мэриан показала себя именно той, которой стоило опасаться: ненадежной, бесчувственной, несдержанной, жестокой. Она потеряла сына и убила Арта, пытаясь найти правду и защитить наследие Лайонела, и эту ошибку необходимо исправить немедленно.

– Ваше величество…

На щеках Генриха расцвели красные пятна. Руки беспорядочно задвигались. Неужели он так настойчиво добивается этой свадьбы?

– Сэр Гриффит заверил меня, что необходимые оглашения были сделаны, так что святой обычай соблюден. Как король Англии, я имею право занять место графа Уэнтхейвена. Думаю, это удовлетворит вас, леди Мэриан, а я обещаю все объяснить вашему отцу при встрече. Я сам выбрал из королевской сокровищницы два драгоценных кольца…

Мэриан, охваченная отчаянием, перебила Генриха:

– Пожалуйста, ваше величество, я должна отказаться.

Король осекся на полуслове, словно случилось нечто ужасное.

– Леди Мэриан?

– Вы же не хотите, чтобы мы обвенчались прямо сейчас?

Слабый, но довольно убедительный шепоток пронесся по толпе собравшихся, и Мэриан, все еще ошеломленная, обернулась. Она не узнала никого, кроме Оливера Кинга, стоявшего в стороне с большим свитком пергамента, с которого свисали печати. Все происходящее лишь усилило ощущение нереальности. Это утро, так непохожее на предыдущий день, вставало над землей в нежных оттенках золотого и розового. Король, ее враг, предложил стать посаженым отцом. Священник, дамы и джентльмены были незнакомцами, однако не настолько далекими от Мэриан, как человек, который должен стать ее мужем. Гриффит зловеще хмурился, красный шрам на лице больше не перекрещивали швы. Он казался огромным и могучим монолитом неодобрения, и Мэриан показалось странным, что ее может привлекать неприязненный взгляд.

Но почему-то привлекал. И, хотя это было глупо, она на миг пожалела, что свадьба не настоящая, без смеха и пиршества, шуток и веселых проводов в постель, и…

– Но мой ребенок? – спросила она, стараясь, чтобы ее слышали лишь король и Гриффит.

– Отправимся на поиски сразу же после свадьбы, – ответил Гриффит тоном таким же ледяным, как заснеженная вершина Сноудон в Уэльсе.

Потрясенная абсурдностью их затеи, оскорбленная поведением Гриффита, Мэриан пыталась найти причину, чтобы отложить свадьбу.

– Но брачный контракт не составлен, о приданом и вдовьей части не договорились… ничего не подписано.

– Я все уладил, – кивнул Генрих. – Когда церемония завершится и свидетели распишутся в книге записи свадеб, тогда я даю, в качестве компенсации, графский титул сэру Гриффиту… или, скорее, лорду Гриффиту и тебе, титул, который будет переходить по наследству к вашим детям, пока не прервется род. Графство Лиллистри расположено на границе с Уэльсом, недалеко от Уэнтхейвена, и его стоимость гораздо выше всех владений твоей семьи.

Мэриан взглянула на пергамент, который развернул и показал ей Оливер, и сразу же поняла, что все ее возражения сметены. Плодородные земли послужат достаточной наградой за поспешную свадьбу.

Она изучала пергамент, пока Гриффит, наклонившись над ней, презрительно не бросил:

– Ты скоро увидишь, что все в порядке и король намеревается отпустить нас сразу же после венчания.

И теперь Мэриан пыталась определить, так ли уж готов король дать им свободу. Генрих поймал Мэриан в ловушку ее же материнских чувств и сделал все возможное, чтобы лишить ее возможности возвести Лайонела на трон.

Мэриан коснулась того места на поясе, где был спрятан кошелек. Генрих не знал, каким оружием обладает Мэриан и какова сила этого оружия, если ей вздумается пустить его в ход.

Более того, Мэриан теперь поняла, почему Гриффит согласился на брак с той, которую он так явно презирал. Он поклялся заботиться о Лайонеле и должен сдержать клятву. Гриффит также дал обет служить королю.

И теперь человек, которого король выбрал, чтобы держать ее в силках, прошептал:

– Смиритесь, миледи. Придется стать женой валлийского зверя.

Неужели Гриффит никогда не лжет? Мэриан почти не сомневалась в этом, была почти уверена, что он вообще не умеет лгать, и именно это заставило ее встать перед священником и повторить древние обеты.

После того как новобрачные обменялись поцелуем, Мэриан, Гриффит, священник и Оливер расписались в книге церковных записей мелким аккуратным почерком, чтобы не тратить драгоценные чернила. Потом Генрих несколько раз с удовлетворением согнул и разогнул пальцы и, взяв перо, размашисто поставил свою подпись.

Они женаты. Женаты по закону Божьему.

Широко улыбаясь, Генрих взял за руки Мэриан и Гриффита.

– А теперь к столу.

– Ваше величество, мы должны ехать, – запротестовала Мэриан.

– Сначала нужно как следует поесть, иначе свалитесь в пути от голода. Я велел собрать вам побольше припасов в дорогу и, кроме того, надеюсь, ты не очень привязана к мерину, на котором приехала сюда. Я приказал заменить его молодой резвой лошадью.

Генрих был прав, черт его возьми! Нужно позавтракать, и поспать было необходимо… но Мэриан пришлось бороться с нерассуждающей паникой. Глупой женской паникой, потому что она знала – Гриффит в жизни не поддастся страху, понимает, как важно отдохнуть и подкрепиться перед схваткой. Он никогда не позволит себе надолго задуматься о судьбе маленького мальчика, оказавшегося в руках негодяев. И, уж конечно, ему не хочется, как Мэриан, закричать на короля, чтобы тот наконец отпустил их.

Но двери огромного зала сомкнулись за ее спиной, отрезая от окружающего мира, воздвигая еще одно препятствие между ней и сыном, и Мэриан, постаравшись успокоиться, пробормотала:

– Благодарю, ваше величество.

И с облегчением заметила, что слуги уже стоят наготове с мисками дымящейся овсянки и кусками мяса. На золотом блюде, помещенном во главе стола, громоздились крупно нарезанные куски хлеба, вокруг были расставлены горшочки с медом, и Мэриан поняла, что обильный завтрак не займет много времени.

Генрих уселся в огромное кресло с резной спинкой и жестом велел Мэриан сесть по левую сторону. Гриффит устроился справа, и Мэриан обнаружила, что не может унять голодное урчание в желудке. Однако она не забывала, что нужно спешить, и старалась есть как можно энергичнее.

Гриффит тоже все внимание уделял своей миске, а Генрих наблюдал за женихом и невестой. Когда они наелись, король предложил:

– Мой новый граф, я настаиваю на том, чтобы послать с вами отряд на поиски мальчика.

Вытерев нож, которым он ел, салфеткой, Гриффит отказался с такой вежливостью, на какую только был способен:

– Ваше величество, умоляю вас, не надо. В первый день я должен разыскать следы негодяя, а эти ни на что не способные англичане только задержат нас.

– Но когда дело дойдет до битвы…

– Когда дело дойдет до поединка, Харботтл передо мной не устоит.

– Но если у него будут сообщники?

– Если дело покажется безнадежным, тогда попрошу у вас помощи, – пообещал Гриффит.

Генрих помешал ложкой в почти нетронутой чаше с овсянкой, зачарованно наблюдая затем, как вращаются комки в каше.

– Ты отказался взять солдат, но берешь леди Мэриан. Она ведь женщина и, конечно, задержит тебя.

– Только не я! – вскинулась Мэриан, оскорбленная столь поспешным суждением. – Я езжу верхом не хуже любого мужчины, прекрасно владею мечом и шпагой и не останусь здесь, когда на карту поставлена жизнь моего сына.

Генрих смотрел на нее с таким видом, словно Мэриан – неведомое, вышедшее из моря создание, и к тому же весьма уродливое.

– Видите, – заметил Гриффит, – я не могу оставить ее, поскольку она немедленно последует за мной. Леди Мэриан – сильная женщина и готова пожертвовать всем ради благоденствия сына.

– Я уже заметил это, – кивнул Генрих без тени улыбки. – Однако я ничем больше не могу помочь, поэтому и отпускаю вас. Езжайте с Богом! Ребенок может быть увезен слишком далеко.

Мэриан немедленно вскочила:

– Едем!

Гриффит церемонно поклонился:

– Помните, повелитель, мои обеты, данные вам. Вы – мой король, и никто иной.

Генрих махнул рукой, словно прощаясь. Подождав, пока за супругами закрылась дверь, он немедленно подозвал Оливера Кинга. Тот поспешил подойти, и Генрих приказал:

– Собери малый отряд самых доверенных людей и прикажи собираться и вооружиться для поездки с королем.

Удивленный приказом и резкой манерой речи. Оливер пробормотал:

– Вы… вы последуете за ним, ваше величество?

– Я не последую за ним, поскольку лорд Гриффит – человек чести и не изменит данной мне клятве. Это я знаю. Но он уехал один, а в таком важном деле… Думаю, мы отправимся в замок Уэнтхейвен и посмотрим, что произойдет. Может, что-нибудь и сумеем узнать. И узнать немало.


Обычно Гриффит предпочитал ехать в молчании, поскольку должен был сосредоточиться на поисках следов, и не терпел, когда его отвлекают. Но на этот раз молчание было иным. Напряженным, полным невысказанных вопросов и тревоги Мэриан, когда она вела его на то место, где произошло нападение, и дальше, следуя за ним в чащу леса, куда он поехал первым.

Утро перешло в день, и Гриффит продолжал наблюдать за Мэриан с чем-то вроде изумления. Эта женщина – его жена, и когда-то он считал ее несдержанной, порывистой, легкомысленной и распутной. Но она скакала весь вчерашний день, чтобы добраться до него, и теперь снова пустилась в путь без единого слова жалобы, без слез и нытья, хотя он прекрасно понимал, как тяжело ей приходится.

Нет, она не была легкомысленной. Наоборот. Слишком сдержанна. Слишком сурова. Обычно нечто подобное говорили про Гриффита, и тот сейчас находил в этом горькую иронию. И еще горшую в том, что, несмотря на ее недоверие, ее независимость, Гриффит по-прежнему хотел ее.

Он сосредоточил все внимание на поисках следов, поскольку, как только Лайонела найдут и Мэриан успокоится, намеревался заронить семя жизни в ее тело, замышлял безумные вещи, великолепные вещи, – вещи, о которых он слыхал от мужчин под величайшим секретом и считал невозможными. Но с Мэриан… возможно все.

– Гриффит?

Голос Мэриан ворвался в мечты, и он виновато покраснел. Неужели она заметила, что с ним творится? Удивляется, почему он так неловко ерзает?

– Но почему мы не нашли Арта? Он не мог уйти далеко в таком состоянии.

Гриффит почти вздохнул от облегчения и попытался найти нужные слова для ответа. Он не хотел говорить о своих подозрениях, и не потому, что подозревал худшее. Просто чувствовал, что Арт снова принялся за свое. И вовсе не собирался умирать.

Арт отправился на поиски Лайонела и обязательно найдет его. К такому упорству духа и силе воли стоит отнестись с уважением. Гриффит хотел все рассказать, потому что заметил, как жгучие слезы наворачиваются у нее на глазах, как терзается Мэриан угрызениями совести, но боялся возродить в ней напрасную надежду.

– Возможно, мы найдем его ниже по ручью. А может, воров привлекли его оружие и доспехи.

Это был ответ уклончивый, но все равно ответ. И, что всего важнее, исчезла эта натянутая тишина.

Показывая на смятые желтые лютики и голубые люпины, Гриффит заметил:

– Здесь Харботтл повстречал сообщников. И отправился с ними.

– Сколько их было?

– По-моему, четверо… Хитрые бестии. Протоптали широкую дорожку через лес и холмы… – он обвел рукой окружающий пейзаж – поля и пригорки, поросшие лесом, – до этого места, а потом помчались прямо в Уэнтхейвен, не оставляя следов. Похоже, все-таки Харботтл – человек Уэнтхейвена.

Лицо Мэриан окаменело, краска сбежала со щек.

– Лайонел по-прежнему с ними?

– Да. Малыш облегчался на обочине – неужели не заметила?

– Я надеялась… надеялась, что он жив.

– Да, жив, но, если они едут в Уэнтхейвен, мы не сможем их догнать до того, как они войдут в ворота. – И, по-прежнему стремясь проверить ее, добавил: – Но, возможно, для тебя это не играет роли. И ты почувствуешь себя лучше, когда Лайонел окажется в руках твоего отца.

Тоска и тревога помутили глаза цвета весенней листвы, набросили на них краски осени, но Мэриан отказалась отвечать на неуместные вопросы и только бросила:

– Поедем.

Ее кобылка рванулась вперед. Они поехали по примятой траве прямо к Уэнтхейвену, и Гриффит почти упустил из виду одинокого всадника, скачущего в стороне. Но тут следы, оставленные похитителями, привели к реке Северн, потом пошли вдоль поймы и снова свернули в чащу леса у границы с Уэльсом. Дорога сделала большой круг, и тут Гриффит потерял след. Он соскользнул с лошади и внимательно проверил непонятные отметки на земле.

– Валлийцы. Мы гонимся за валлийцами, поскольку только они могли настолько хорошо скрыть след, чтобы я не сумел его найти.

Мэриан, все еще сидя в седле, заметила:

– Я узнаю это место. Западные границы владений Уэнтхейвенов.

Гриффит выпрямился и огляделся. Горы Уэльса были разбросаны по равнинам, словно камни, выпавшие из руки великана. Нетронутый цивилизацией, не нужный ни кельтам, ни саксонцам, ни норманнам, первобытный лес все еще кишел кабанами, оленями и древними духами. Гриффит слышал, как фыркает вепрь в чаще, как, сталкиваясь, стучат рога самцов-оленей, как нежно шепчутся феи и злобно ссорятся гномы, и молил о помощи святого Давида.

Но, словно отвергнув его молитвы, солнце внезапно закрылось облаками. Это казалось зловещим знамением, будто святой не мог равнодушно созерцать предназначенную им жестокую судьбу. Но…

– Гриффит, смотри.

Он обернулся в ту сторону, куда указывал палец Мэриан, и невдалеке увидел слабый свет, пробивающийся между растрескавшимися плитами песчаника.

– Благослови тебя Господь, святой Давид, – пробормотал Гриффит, вскакивая на коня. – Спасибо. Спасибо.

Солнце снова вышло из-за туч, пока Мэриан следовала за Гриффитом через густые заросли ясеней и дубов.

– Это они? – шепнула она, спешиваясь.

– Да, несомненно, и я едва не подошел слишком близко. – Он тоже спрыгнул на землю и вручил ей поводья. – Я хочу отправиться на разведку. Останься здесь, напои лошадей, но не корми и не снимай сбрую. Возможно, придется внезапно уехать. Согласна подождать здесь?

К его удивлению, Мэриан кивнула.

– Если тебя захватят, я все еще останусь на свободе и смогу отправиться искать помощи, или попытаться вернуть Лайонела, или сдаться в плен и заботиться о сыне.

Она рассуждала совершенно логично, но Гриффит с отвращением поморщился. Он вовсе не хотел, чтобы жена спокойно строила планы. Он предпочел бы видеть, как Мэриан ломает руки, плачет и умирает от страха. Хотел, чтобы Мэриан вела себя как глупая женщина, плаксивая и несчастная. Голосом, хриплым от разочарования, Гриффит сказал:

– Меня не захватят в плен.

– Знаю.

Гриффит направился к плитам песчаника.

– Но почему бы тебе не подождать темноты? Так будет безопаснее.

Гриффит улыбнулся и, словно призрак, растаял в сумерках. Вскоре раздался его тихий оклик, и Мэриан тонкой тенью проскользнула между лошадьми.

– Какие новости?

– Лайонел здоров, – первым делом сообщил он, и Мэриан тихо и облегченно вздохнула. – Он спит под скалой. Гледуин ведет троих валлийских наемников Уэнтхейвена. Харботтл скорчился у огня с мечом наготове. Их лошади у ручья пасутся вместе, и их будет легко разогнать. И… – Он нахмурился. – Не могу понять почему, но Долан из Пауэла сидит с Лайонелом.

Леди Мэриан рванулась вперед:

– Этот жалкий мешок с дерьмом!

Схватив ее за руку, Гриффит спросил:

– Но почему он здесь?

– Потому что он вор, пират и трус! Украл мое дитя. Мое дитя, которое так любило его! – Она напряглась, пытаясь вырваться, но он крепко держал Мэриан, чувствуя, как слабеют ее силы. Потирая лоб обеими руками, она пробормотала: – Возможно, ему заплатили за это похищение с самого начала, а я, как дура, просила его о помощи.

Горечь ее была почти физически ощутимой, и Гриффит ободряюще прошептал:

– У тебя еще будет возможность отомстить. Они пока не спят, но успели много съесть и выпить. Перед рассветом, когда они не будут ничего соображать, я сумею вернуть Лайонела, а пока мы должны отдохнуть.

– Не могу я отдыхать, – запротестовала Мэриан.

– Но будешь, – ответил Гриффит и отправился задавать корм лошадям, хотя почти ощутимо чувствовал в ней едва подавляемое напряжение и потребность действовать. Мэриан была настоящим воином, и сердце Гриффита зажглось гордостью, когда, выиграв битву с собой, она присоединилась к нему. Двигаясь с неиссякаемой энергией, она помогла Гриффиту покормить и вытереть лошадей, прежде чем спросила:

– Если мы приляжем, то можем заснуть. Как ты можешь быть уверен, что мы вовремя проснемся?

– Это очень просто, маленький воин, – засмеялся Гриффит, вручая ей мех с водой. – Выпей все. Вот увидишь, проснешься чуть свет.

Мэриан, непонимающе поглядев на мех, все же послушалась и пила до тех пор, пока вода, казалось, вот-вот должна была политься обратно. Потом отдала мех Гриффиту, и тот сделал то же самое. Вместе они, стреножив лошадей, пустили их пастись и тщательно разложили оружие, которым снабдил их король, так, чтобы можно было мгновенно схватиться за него на случай внезапного нападения. Приготовив постель из травы, они легли на нее плечом к плечу, безмолвно глядя в небо.

Луна еще не поднялась, и во всей Англии не было еще ночи темнее. Сначала по одной, затем сразу десятками на черном бархате заблестели драгоценные камни звезд. Белое свечение на востоке казалось сначала иллюзией, потом обещанием, и наконец полная луна взошла на небосвод, такая большая и чистая, словно Дева Мария с ребенком во чреве.

Перед таким величием все беды и неурядицы казались незначительными, и Гриффит сжал руку Мэриан. Ее ладонь дрожала в его руке, и она в ответ вцепилась в его пальцы с такой силой, что в нем проснулось нечто вроде надежды. Но, когда она заговорила, ее слова потрясли его настолько, что он едва не разжал пальцы.

– Лайонел – законный ребенок.

– Это невозможно.

– Заверяю тебя, все возможно. Как ты и предположил, настоящая мать Лайонела – Элизабет.

– Да, и ты, храбрая женщина, взяла ребенка и приняла на себя позор.

– Никакого позора, лишь величайшая опасность, но, может быть, ты не понял, что отец Лайонела – дядя Элизабет.

Видно, он выпил слишком мало воды, потому что во рту мгновенно пересохло.

– Ричард? – прошептал Гриффит.

– Да.

Гриффит давно предполагал, что Ричард был отцом малыша. Потом, обнаружив, что Мэриан девственна, догадался, что Элизабет – мать Лайонела. Гриффит намеренно избегал ужасающей мысли о том, что родителями мальчика могли быть эти двое, понимая опасность подобной связи.

Теперь Мэриан вселила в него еще больший ужас, открыв вероятность союза между людьми, в жилах которых текла кровь королевской династии. Неужели от этого союза родился сын? Сын монарха, рожденный под защитой Святой Церкви?

Ужас проник в жилы Гриффита, словно расплавленный металл – в отливку.

– От души надеюсь, что ты ошиблась, потому что если Лайонел – законный сын Ричарда и Элизабет, у него больше притязаний на трон, чем у Генриха Тюдора.

– Ты хорошо знаешь меня, Гриффит. Лучше, чем любой мужчина. Неужели веришь, что я лишила бы Лайонела защиты твоего дома по причине меньшей, чем встреча с судьбой? Считаешь, подвергла бы его смертельной опасности, если бы не боялась, что смерть идет за ним по пятам?

Гриффит, исполненный тоски и отвращения, тихо спросил:

– Но как он мог лечь с ней в постель? Жениться?! Он был ее дядей, братом отца, а Церковь запрещает подобные браки между ближайшими родственниками.

– Ты прекрасно знаешь, что папа дает разрешение членам королевской семьи, если возникает такая необходимость. Ричард был в полной уверенности, что получит отпущение грехов, и даже послал гонца к папе, но погиб при Босуорте, не дождавшись ответа.

Надежда вновь загорелась в душе Гриффита, словно наживка перед носом рыбы, и он мгновенно схватился за соломинку:

– Тогда этот брак незаконен.

– Кто будет обращать внимание на проповеди священников? – горько рассмеялась Мэриан.

Она была права, и молчание вновь воцарилось между ними. Гриффит рассматривал жену при свете луны, тронутый суровой борьбой, превратившей ее из жизнерадостной девушки в измученную, но полную решимости женщину. Сухие немигающие глаза были широко раскрыты, безмолвно передавая повесть о слезах, пролитых давным-давно.

Гриффит жаждал коснуться ее, утешить, но не осмеливался. Между ними лежала пропасть, бездонная и мрачная, полная неразрешимых вопросов и дилемм, грозивших вцепиться в него когтистыми лапами и утянуть вниз, если он попытается проникнуть в их тайны.

Но Мэриан снова заговорила, словно не в силах больше вынести груза воспоминаний:

– Элизабет сделала это только ради братьев. Ричард заточил их в Тауэр, и никто не знал, что он собирается сделать с ними. Он объявил себя королем, и все боялись худшего. Потом Ричард пригласил Элизабет ко двору, и мы отправились в надежде обнаружить его истинные намерения. А потом… – Мэриан тяжело, прерывисто вздохнула. – Как я пожалела о том, что узнала все!

– Он убил жену, чтобы жениться на Элизабет?

Мэриан села, но Гриффиту показалось, что в это мгновение она не видит ни его, ни окружающего пейзажа.

– Убил ли Ричард Анну? Неизвестно. Знаю только, что более холодного и жестокого человека я в жизни не встречала. Он хотел завладеть Элизабет не ради ее молодости и красоты, а ради покоя и видимости законности владения троном, которые дала бы женитьба на ней. Что ж, – пожала плечами Мэриан, – он желал ее по тем же причинам, что и Генрих. Союз с дочерью короля Эдуарда делает право на трон несокрушимым, не так ли?

– По-видимому, да, – осторожно ответил Гриффит.

– Ричард обещал, что, если она ляжет к нему в постель, он освободит ее братьев, молодого короля и маленького герцога Йоркского. – Горькая улыбка заиграла на губах Мэриан. – Я, конечно, не поверила ему, как, впрочем, и Элизабет, но что она могла сделать?

– Они уже были мертвы, – кивнул Гриффит.

– Но никто их больше не видел. Даже неизвестно, где они похоронены. Слишком тяжело проститься с любимыми, пока… впрочем, не стоит об этом.

Мэриан подняла веточку с подстилки; переломила ее раз, другой. Древесный сок намочил ладонь, и Мэриан с брезгливой гримасой вытерла ее о юбку, пытаясь отодрать липкую массу.

– Не отходит!

Гриффит взял ее за руку и с силой провел по ладони концом грубой домотканой накидки.

– Эти пятна трудно смыть, но смотри: плащ, который ты когда-то с презрением отвергла, сейчас пригодился.

Он отпустил Мэриан, и та уставилась на свою руку, словно хотела прочесть там неведомое послание.

– Гриффит… когда все это кончится, как, по-твоему, мы… – Гриффит ждал, боясь вздохнуть. – Но ты еще не знаешь всего. – Мэриан решительным жестом отмела невысказанную мольбу. – Он…

– Кто – он?

– Ричард, – с горечью пояснила Мэриан. – Он немедленно наградил Элизабет ребенком, и это одновременно радовало его и огорчало. После смерти Анны он, не тратя времени, женился на Элизабет, но пришлось венчаться тайно, поскольку по всей стране уже ползли слухи и грязные сплетни. Ричард, кажется, даже тогда не понимал, что порядочные люди считают убийство, обман и захват трона преступлениями, требующими наказания, а не славными деяниями, достойными награды.

– Кто знал о венчании? – настойчиво допрашивал Гриффит.

– Элизабет. Ричард. Священник. Герцог Норфолк. И я…

Гриффит почувствовал, что теряет сознание от страха.

– Но никто даже не предполагает такого.

– Священник умер, как я слышала, по пути в Рим, куда отправился получить папскую буллу. Герцог Норфолк погиб в битве при Босуорте вместе с Ричардом.

– В живых осталась лишь ты?

– Да.

Гриффиту не понравилось ее спокойствие. Она… Кажется, Мэриан совершенно не сознавала грозящей ей опасности, и Гриффит сказал:

– Если хочешь, чтобы все осталось по-старому, никогда ни одной живой душе не рассказывай о том, что поведала мне сегодня.

– Иначе ты меня убьешь?

Гриффит сухо, гневно рассмеялся:

– Не я, дорогая. Лишь сегодня утром я дал обет защищать тебя. Но я также сражался на стороне Генриха при Ботсуорте и наблюдал, как английские рыцари разделываются с Ричардом. И слыхал, как Генрих поклялся гвоздями Святого Креста, что пойдет на все, лишь бы сохранить трон, поэтому предупреждаю, если хоть слово о том, что произошло, просочится в народ, король избавит тебя и твоего сына от бремени земной жизни.

Но Мэриан просто и спокойно, словно ребенок, повторяющий катехизис, спросила:

– А что же с моей клятвой?

Слова и тон заставили Гриффита похолодеть.

– Какой клятвой?

– Когда Ричарда убили, Элизабет поняла, что младенец в ее чреве обречен. Поэтому я и присутствовала при рождении Лайонела. Стояла рядом с Элизабет, держала ее за руки, не кричала, когда ее ногти впивались в кожу, оставляя кровавые следы. Видела, через какие муки прошла Элизабет, и поняла силу ее решимости. Когда она положила голенькое извивающееся тельце мне на руки, то заставила дать клятву, что я сделаю все, чтобы он достиг подобающего ему положения в жизни. Неужели ты попросишь меня отказаться от священного обета?

Гриффит, оглядевшись, уставился в темную чашу неба, словно ища ответа, но собственные чувства мешали сосредоточиться.

– Да, я сделал бы именно это. Ты…

«Ты женщина. Моя жена. И сделаешь, как я велю».

Эти слова сами просились на язык, но Гриффит понимал, что они так же не имеют веса, как разлетающиеся по ветру перья. Нужно воззвать к ее разуму и любви к Лайонелу. И поэтому он спросил:

– Подумала ли ты о том, что это может означать? Для того чтобы добиться успеха, ты должна искать помощи у честолюбивых, не обремененных совестью людей.

– У меня есть отец, – слабо улыбнувшись, ответила Мэриан.

– А ты не думаешь, что он добьется трона для Лайонела, только чтобы завладеть им для себя?

– Уэнтхейвен предпочитает править исподтишка, не выставляясь, и скорее захочет быть главным советником Лайонела.

– И превратить мальчика в собственное подобие…

Мэриан выпрямилась.

– Я не допущу этого!

– И каким же образом намереваешься остановить его?

– Уэнтхейвен не любит детей и не захочет заниматься воспитанием Лайонела. Он предоставит это мне.

Такая наивная самоуверенность потрясла Гриффита.

– Ты будешь жить при дворе?

– С Лайонелом. Да, конечно.

– А я? А наш брак?

Мэриан вспыхнула и тут же побелела.

– Ты не собирался жениться на мне. И мы не спали вместе…

– Разве?

– …после венчания, так что, я уверена, можно подать прошение о признании брака недействительным.

– А если я не соглашусь ни на что подобное?

Мэриан снова покраснела.

– Я надеялась, ты поймешь, в каком затруднительном положении оказался.

– В каком же именно? – с язвительной, ранящей сердце иронией спросил Гриффит.

– Ты клялся в верности Генриху, в том, что поддержишь его притязания на трон, но теперь понял, что твои убеждения ошибочны. Спроси свою совесть, Гриффит. Кому должна принадлежать твоя преданность – Генриху или истинному королю Англии?

Запутанный, сложный кодекс чести не раз расставлял ловушки людям гораздо мудрее Гриффита, и тот впервые почувствовал, что его решимость ослабевает, однако настороженно ответил:

– Я клялся в верности Генриху еще до того, как он добился трона. Поэтому я принес обет человеку, а не титулу, и ты, со своими коварными уловками, не сможешь сбить меня с пути истинного.

– Но ты беспокоишься о Лайонеле. Боишься, что под опекой моего отца он не вырастет благородным человеком? Если его воспитание возьмешь на себя ты, у меня нет сомнений…

– Именно поэтому ты выбрала такое пустынное место, чтобы рассказать все? – взорвался Гриффит. – Чтобы соблазнять, как библейский змей – Еву? Я, по-твоему, так глуп, чтобы поддаться на твое доверие и твои чары и забыть о долге?

– Но поворот событий не зависит от нас, однако ты можешь стать частью этих событий.

– А ты можешь привести Англию на край ада. Генрих – могущественный король, мудро управляющий страной и имеющий множество благородных союзников, командующих войсками. Они не покинут сильного человека, чтобы последовать за двухлетним ребенком, особенно родившимся от союза, свидетелями которого стали двое мужчин, теперь уже мертвых, и две девушки. Как, по-твоему, ты, простая женщина, сможешь сокрушить мощь Генриха Тюдора?

Наклонившись, Мэриан подняла юбки, ослепив его глаза видом длинной стройной ноги до самого бедра, распустила завязанную сложным узлом подвязку, достала кожаный мешочек, откуда извлекла измятый, пожелтевший от времени пергамент и, разгладив, подала Гриффиту.

– Вот этим. Это страница книги церковных записей, свидетельствующая о венчании, состоявшемся между Элизабет, дочерью Эдуарда, и Ричардом, королем Англии.


Глава 18


Освещенный лучами луны документ, написанный витиеватым почерком, ослепил Гриффита, словно роскошный наряд шлюхи. Мэриан с нескрываемым злорадным торжеством смотрела на его широко раскрытые глаза, приоткрытый в изумлении рот. Все получилось так, как она замыслила. Это должно убедить его в правоте ее дела и заставить перейти на сторону Лайонела.

Но тут пергамент затрясся. Заметив, что все тело Гриффита дрожит, словно в ознобе, Мэриан в испуге схватила его за руку:

– Гриффит! Ты болен?

Тоска и ужас в его взгляде ударили в сердце, заставили понять ошибку, особенно когда Гриффит неверным голосом спросил:

– Почему ты показала это мне? Хочешь, чтобы я от него избавился?

– О нет, ни за что! – Мэриан попыталась выхватить документ, но Гриффит отвел подальше руку. – Я показала это, чтобы ты собственными глазами увидел, какими правами обладает Лайонел.

Но мрачный, словно звон похоронного колокола, голос провозгласил:

– Я – слуга Генриха, и то, что держу в руке, – измена королю.

– Не измена! – вскричала Мэриан. – Права Лайонела!

– Скажи лучше – смертный приговор. – Несмотря на то что вечер выдался прохладным, на лбу Гриффита выступил пот. – Я мог бы забрать документ у тебя…

Мэриан взглянула на бесценный пергамент, который Гриффит держал над ее головой, оценила ширину плеч и силу рук. Она ничего не сможет сделать, если Гриффит предпочтет уничтожить свидетельство или сохранить у себя.

– Ты можешь забрать его, но не сделаешь этого. Ты для этого слишком благороден, – прошептала она.

Убедила ли она Гриффита или наконец разгадала его характер? Это не имело значения, поскольку он выронил пергамент, а Мэриан, бросившись вперед, схватила документ, прежде чем он упал в грязь.

Но Гриффит, вцепившись в ее руку, выдохнул:

– Сожги его. Закопай. Изрежь. Пока существует доказательство этой свадьбы, подлые люди станут пытаться использовать Лайонела против короля, как они делают это и сейчас.

Но жажда справедливости горела в Мэриан.

– Да, но что насчет моей клятвы Элизабет?

– Клятва Элизабет, – фыркнул Гриффит. – Я прочел письмо Элизабет. Но читала ли его ты?

– Конечно. Там говорится о Лайонеле и о том, как нежно любит его Элизабет.

– И?..

Мэриан пожала плечами, устав от этого бессмысленного разговора.

– Она писала о втором сыне, Артуре, и своем муже, Генрихе.

– И о безмерной любви к Артуру, и о том, как он заполнил пустоту, оставшуюся после смерти братьев?

– Д-да, кажется…

– Разве она не говорила о муже, короле, как он сам просит посылать тебе деньги, чтобы Лайонел ни в чем не нуждался?

Гриффит не спускал с Мэриан глаз, и ее недоумевающее лицо, казалось, невероятно раздражало его. Она не видела того, что так очевидно для Гриффита. Ничего не желала понимать.

Гриффит оттолкнул жену, словно не в силах был перенести даже простого прикосновения к ней.

– Ты намеренно закрываешь глаза на происходящее. Какое значение имеет клятва, вырванная женщиной, измученной тяжелыми родами, скорбящей о смерти братьев и неуверенной в собственной судьбе?! Неужели так и не поняла? Элизабет нашла счастье в своем сыне и муже и хочет, чтобы ты забыла о прошлом и начала новую жизнь.

Потрясенная столь невероятными предположениями, Мэриан пролепетала:

– Не… может быть…

– Неужели Элизабет хочет, чтобы смерть второго сына освободила место для первого?

Мэриан – почти инстинктивно – бросилась на защиту Элизабет.

– Элизабет – самое любящее создание в мире. Она не хочет смерти никому, не говоря уже о… – Она охнула, внезапно увидев жестокую правду. – Но ее второй сын вовсе не должен погибнуть…

– Не притворяйся дурочкой, Мэриан. Ты жила при дворе, была участницей величайшей интриги в истории Англии. И знаешь правду.

Мэриан заткнула уши, но Гриффит силой отвел ее руки.

– Артуру придется умереть, Генриху придется умереть, а ведь Генрих – такой же преданный отец, как ты – мать. Потекут реки крови. – Гриффит бросал ей в лицо факты – факты, которые она не желала слышать, факты, обжигающие сильнее, чем кнут в руке палача. Но Гриффит неумолимо продолжал: – Если Лайонел взойдет на трон, Генрих станет жертвой, и не только он, но и Артур, и даже твоя дорогая подруга Элизабет. Именно это она пыталась сказать тебе. Именно с этим ты должна смириться.

Дышать почему-то становилось все тяжелее. Кровь, вытекавшая из сердца, казалось, заливала горло и легкие. Собраться с мыслями оказалось невозможно. Пытка правдой уничтожила разум и волю.

Пытаясь внушить Гриффиту собственные убеждения, Мэриан обнаружила, что бормочет, словно литанию, давно заученные слова, которыми привыкла питать свои надежды:

– Лайонел – мой сын, наследник трона и заслуживает лучшего, чем участь незаконнорожденного.

Гриффит торжествовал:

– Вот именно, и я предложил Лайонелу именно это. Сделаю его своим сыном, дам часть поместья и буду любить как собственного.

Это было благородным, великодушным предложением, но Мэриан безоговорочно отвергла его, и Гриффит понял это еще до того, как она попыталась найти слова, чтобы смягчить удар. В порыве разочарования и горечи Гриффит сказал:

– Неужели ты позволишь Лайонелу вести жизнь, полную опасности и угроз его положению и силе, жизнь, подобную дару, который можно похитить всего лишь одной случайной стрелой, единственным ударом ножа в сердце? Таково существование короля-ребенка. Именно этого ты желаешь для него?

– Нет, ни за что! – Мэриан трясло от тех же чувств, что ранее владели Гриффитом, а его обвинения едва не лишили рассудка от скорби и печали. – Я могу защитить его. Не настолько я эгоистична.

– Разве? – Он поднял ее руку, державшую пергамент, и, удерживая ее перед глазами Мэриан, осведомился: – Может, тебе следует хорошенько понять, для кого ты бережешь это? Для Лайонела или для себя?

– Только не для себя, – мгновенно выпалила Мэриан, твердо зная, что хочет лишь лучшего для Лайонела, зная, что ни единая мысль о собственном благоденствии никогда не тревожила ее душу. Ведь это тяжкий, самый черный грех – использовать дитя ее сердца ради собственных целей. Только чудовище, только растленное создание может пойти на нечто подобное. Но не она. Не Мэриан.

– Или ищешь оправдания от тех, кто называл тебя шлюхой? Пытаешься добиться могущества в качестве королевы-матери? Или просто тоскуешь по жизни при дворе, которой лишилась?

В лунном свете блеснула сталь, и Мэриан неожиданно обнаружила, что держит в руке кинжал. Она прижала острие к груди Гриффита, настолько оскорбленная и взбешенная, что с радостью бы вырвала у него сердце.

– Ну же, не медли. – Он отпустил Мэриан и широко раскинул руки. – Вонзи кинжал, да поглубже. Только сделай это, если я солгал.

Мэриан нажала сильнее.

– Сделай это, – повторил Гриффит, – и знай, что нынче ночью умерла правда.

Гриффит чувствовал каждый мощный удар сердца, каждый толчок крови в жилах.

Он всегда знал, что может кончить жизнь, как туша, нанизанная на вертел, но думал, что это произойдет в битве. И никогда не ожидал, что мясником может стать собственная жена.

Но смерть была близка. Слишком близка. Мэриан давила на рукоятку, он почувствовал, как рвется ткань дублета. Но тут она отстранилась, безмолвно сунула кинжал в ножны у пояса и легла. Ему не пришлось будить Мэриан перед рассветом – она так и не уснула, и Гриффит невольно задался вопросом, что не давало ей покоя – ярость или чувство вины.

Мэриан… Почему Господь дал ему Мэриан? Неужели решил подшутить над Гриффитом, всегда мечтавшим о домашней, спокойной женщине, предпочитавшей всему иному мужа, детей и дом? И стань его женой такая, наверняка бы сейчас не подползла к лагерю наемников с дальнего конца, пока Гриффит готовил нападение с ближнего. И упала бы в обморок при одной мысли о предстоящей драке и оставила бы Гриффита одного в темноте.

Но с Мэриан он никогда не останется один. У него был товарищ, на которого можно положиться. И он полностью положился на жену.

Стараясь прятаться за плиты из песчаника, поскольку кожаные доспехи не были достаточной защитой, Гриффит поднялся и оглядел лагерь. Наемники прекрасно выбрали место. За ними высилась скала в форме подковы, причем Долан и Лайонел находились в самой глубине, под нависающим козырьком песчаника. В десяти шагах горел костер, вокруг которого лежали четверо наемников, закутанные в одеяла. Им скорее всего было очень неудобно на покатом склоне, но зато никто не мог незаметно выкрасть ребенка, что и было их главной целью. Одного человека не хватало. Отошел в кусты облегчиться? Или поставлен часовым?

Гриффит дожидался его возвращения, мысленно измеряя расстояние между козырьком, под которым спал Лайонел, и землей. Они решили, что Мэриан спрыгнет сверху, между сыном и костром, и любой ценой захватит мальчика.

Гриффит снова пригляделся и отвел глаза. Намного легче вести бой, чем размышлять, хватит ли сил у твоего союзника, и он тщательно рассчитывал путь для отступления Мэриан. Он должен дать ей время, в котором она так нуждалась. Мужества у нее хватит. И если у нее достанет сил и удача окажется на их стороне, его леди-кречет улетит, расправив крылья.

Гриффит настороженно наблюдал за лагерем, вкладывая стрелу в тисовый лук. Пятый еще не вернулся, но время летело, и луна медленно клонилась к горизонту, опускаясь за горные вершины. Ждать больше нельзя.

Гриффит поднял лук и, натянув тетиву, прицелился в одну из лежавших фигур. Стрела глубоко вонзилась в тело. Наемник испустил вопль и умер. Нужно отдать должное выучке остальных – они мгновенно проснулись и вскочили. Гриффит пустил еще одну стрелу и помчался к лесу, но в спешке промахнулся, и наемник с проклятиями вытащил наконечник из ноги.

Гриффит успел только дождаться, пока Мэриан спрыгнет с козырька, и поспешно переменил позицию.

Скользкие обломки песчаника служили защитой от внезапного нападения, но Мэриан, приземлившись, обнаружила, что не может удержаться на ногах. Держа кинжал наготове, она пробежала несколько шагов по склону, перепуганная собственной неуклюжестью и надеясь, что Долан не проснется.

Безумие. Он должен быть глухим, чтобы не слышать. Сжав зубами кинжал, она вскарабкалась на несколько футов и поняла, что Долан, конечно, не глухой, но и не лежит под естественным навесом. Лайонел, широко раскрыв глазки, скорчился в углублении совсем один, без всякой защиты, и сердце Мэриан запело.

Сын оказался живым, невредимым, и она никогда не думала, что их план так легко удастся!

– Лайонел, – нежно позвала она, – пойди к маме. – Но малыш только забился глубже под скалу. – Лайонел, пожалуйста. – Мэриан огляделась, но никто не появился. – Солнышко, это я, мама. Пойдем со мной подальше отсюда.

Мэриан слышала его учащенное дыхание и понимала, что для него, так внезапно вырванного из объятий сна, ее появление было всего-навсего частью мира грез, непрерывного кошмара.

Снова оглядевшись, она прокралась под козырек и потянулась к сыну.

Но прежде чем Мэриан смогла дотронуться до него, чужая рука стиснула ее запястье.

Рука появилась из темного пустого места… только оно не было пустым. Долан выбрался из укромного уголка и подтолкнул Мэриан под скалу:

– Миледи! Вот и вы наконец. И каковы же ваши планы?

– Собираюсь забрать Лайонела.

Выхватив кинжал, Мэриан уже готова была броситься на него.

– Не машите своей игрушкой… леди, иначе мне придется показать вам, что с ней делать, – проворчал Долан. – У вас есть лошадь? Без лошади далеко не уедешь.

Окончательно сбитая с толку непривычно дружелюбным тоном, Мэриан, заикаясь, пробормотала:

– Я не… то есть… у нас две лошади.

– Гриффит с вами?

– Да.

– Тогда у вас есть шанс. – Долан поднял Лайонела и, завернув в одеяло, повел Мэриан к краю козырька и огляделся. – Не высовывайтесь, пока не доберетесь до лошадей, а потом пришпорьте ее получше и мчитесь во весь опор в замок Уэнтхейвен. Насколько я понял, эта шваль больше не служит у вашего отца. Негодяи хотели получить побольше, продав мальчишку деду. Ну вот… – Они снова услыхали дикие вопли. – Гриффит прикончил еще одного. Быстрее!

Он вручил Мэриан Лайонела, но та отстранилась.

– Почему я должна доверять тебе? Ты – один из них.

– Не будь дурой! Кто бы, черт возьми, заботился о парнишке? Я должен был идти с ними, или они не позволили бы мне взять его.

И в этот момент, глядя в его иссеченное морщинами лицо, Мэриан поверила Долану.

Он понял это и, подтолкнув ее, приказал:

– Беги!

Мэриан повиновалась, а Долан выполнял роль прикрытия, пока она бежала под защиту деревьев. Она услыхала крик Гриффита, но Долан настойчиво поторопил:

– Не останавливайся. И не оглядывайся!

Но Мэриан замерла, и Долан врезался в нее.

– Иди! – снова велел он, но Мэриан почему-то не могла шевельнуться. Несмотря на то что руки тяжелила бесценная ноша, она должна знать! И через прогал в листве она увидела их, врагов, сошедшихся лицом к лицу.

Гриффита и Харботтла.

Харботтл держал одну из тех дуэльных шпаг, которые так презирал Гриффит.

– О Боже, – прошептала Мэриан, – Харботтл убьет его!

– Не будьте так уверены, миледи!

Но обычный задор Долана почему-то увял.

Насколько могла увидеть Мэриан, Харботтл лучился здоровьем, красотой и уверенностью в победе. Рядом с ним Гриффит выглядел огромным, мрачным и медлительным медведем или просто неведомым зверем, слишком простодушным, чтобы покорно смириться с судьбой.

Из леса напротив донесся вопль, перепугавший Мэриан:

– Убей его!

Но кому предназначалось это ободрение?!

Долан дернул ее за рукав:

– Миледи, мы должны ехать! Они легко найдут нас… если захотят.

Серебристое лезвие рассекло воздух, почти задев лицо Гриффита. Но тот отступил. Достаточно ли далеко?

Мэриан заткнула рот рукой, чтобы не закричать, и приготовилась увидеть кровавый фонтан.

Но ничего не последовало. Даже Харботтл нахмурился. На короткое мгновение Гриффит превратился из неуклюжего зверя в искусного воина, но все мгновенно исчезло, когда Гриффит неловко взмахнул молотом, целясь в плечо противника. Тот легко уклонился, и из леса послышался раскатистый хохот.

Гриффит отступил ближе к оврагу.

– Дайте ребенка, – прошипел Долан. – Вы его сейчас задушите.

Мэриан вручила ребенка Долану, не в силах оторвать взгляд от ужасной сцены. Она знала – даже если каким-то чудом или умением Гриффиту удастся выиграть поединок, он по-прежнему остается мишенью для стрел и мечей невидимых наблюдателей.

– Подойди поближе, трус, – издевался Харботтл. – Познакомься с моей сталью и знай, что ночь еще не успеет окончиться, как я сделаю с твоей женщиной все, что захочу.

И, не успев договорить, нанес удар в живот Гриффиту. Лезвие вонзилось… и застряло.

– О, кожаные доспехи, – заметил один из наемников.

Но ситуация неожиданно вышла из-под контроля Харботтла. Он попытался выдернуть шпагу и уже протянул руку, как на нее обрушился молот, дробя кости.

Омерзительный хруст и вопль боли заставили Мэриан зажмуриться, словно это могло заглушить все звуки.

Но не заглушило. Мэриан слышала, как снова упал молот и как раскололся череп Харботтла – он проиграл последнее сражение. Она отвернулась, чтобы не видеть этой ужасной сцены, но Долан взорвался:

– Эта мразь! Они хотят убить его!

Открыв глаза, она увидела Гриффита, мчавшегося к расселине, вьющейся вокруг лагеря.

– Беги же! – завопил Долан.

Проследив за его взглядом, Мэриан заметила на одном из песчаных отрогов Гледуина, целившегося в Гриффита.

Мэриан предостерегающе вскрикнула, но Гледуин уже успел спустить тетиву. Гриффит, стоявший на краю оврага, пошатнулся и исчез из виду. Гледуин, словно хищный волк, наконец загнавший добычу, поднял голову и завыл на луну, а из леса ему вторили сообщники.

Мэриан, увлекаемая из одного кошмара в другой, споткнулась когда Долан подтолкнул ее.

– Нужно спасать парнишку, – проворчал он.

Пока Мэриан мчалась к лошади, в боку закололо, и боль ударила в сердце… или все произошло наоборот?

Гриффит ранен или… мертв. Упал в расселину, где некому даже наклониться над ним, перевязать рану. Лежит в грязи на самом дне…

Она вскочила в седло и взяла Лайонела у Долана.

В расселине…

Мэриан повернула лошадь на восток и, пришпорив ее, погнала к Уэнтхейвену, надеясь найти убежище там, где раньше надеялась получить поддержку.

Но может, это просто игра? И Гриффит вовсе не ранен? Просто повторил трюк, проделанный Артом много лет назад, чтобы одурачить врагов?

Но почему ей не становится легче?

Мэриан знала ответ.

Потому что Гриффит был убедителен. Чертовски убедителен.

Гледуин, раскачиваясь на краю пропасти, визжал, возвещая миру о победе:

– Я прикончил его! Прикончил валлийского предателя! – Повернувшись, он широкой улыбкой приветствовал наемников, осторожно выползавших из-под деревьев. – До чего же все гладко получилось! Гриффит ап Пауэл раздавил Харботтла, как мошку, а леди Мэриан везет свое отродье обратно в Уэнтхейвен! Мчится во весь опор! Давайте сделаем вид, что гонимся за ней, парни! Развлечение неплохое, да и от графа получим хорошие денежки!

– Я едва могу идти, не то что догонять девчонку! – пожаловался хромой наемник.

– Заткнись, Брюс! Ты ведь жив, не так ли? И я убил иуду, поразившего тебя, а тот прикончил Харботтла и избавил нас от лишнего труда.

– Да, но как насчет Билли? Мне стало бы легче на душе, если бы он не покинул нас, чтобы пойти в кустики, да так и не вернуться.

Гледуин выбросил ногу, целясь в раненую щиколотку Брюса, а тот, грязно выругавшись, свалился на землю и едва увернулся от очередного удара.

– Не смей даже словом об этом заикнуться графу Уэнтхейвену. Если кто-нибудь спросит, Билли убит в пути. Слышали? – Он снова попытался лягнуть Брюса, но тот откатился, жалостно завопив, что все понял. – Слышал? – Гледуин замахнулся на оставшегося наемника.

– Да, да, конечно, мы так и сделаем.

Все еще вне себя от бешенства, Гледуин старался на ком-нибудь сорвать зло, и тут его взгляд упал на Харботтла. Свирепо улыбаясь, он перевернул тело, изуродованное тяжелым молотом.

– Ага, ты уже не такой красавчик, правда? – Гледуин ногой пнул разбитую голову и покатил тело к расселине. – Как, по-вашему, может быть, помолиться за его душу? – ухмыльнулся он и поднял руки к небесам. – Дети мои, мы провожаем англичанина в глубины ада! Да будет гореть он там вечно!

Наемники в ужасе отпрянули при виде такого святотатства, но ненасытный овраг поглотил Харботтла, и звук от падения тела повис в воздухе, как тихая угроза.

Гледуин, злорадно глядя на наемников, осведомился:

– Ну, что скажете? Отправитесь за мной за золотом? Или останетесь гнить вместе с Харботтлом?

– Лошади! – воскликнул Долан. – Скачут быстро.

Мэриан поняла, что Гриффиту не удалось разогнать лошадей наемников, и хотя она старалась ехать как можно более короткой дорогой, у преследователей не было ребенка, из-за которого приходилось замедлять бег.

Она вновь пришпорила коня. Луна освещала дорогу, словно факелом, пока первые робкие лучи солнца окрасили небосвод золотом. Ветер свистел в ушах Мэриан, рвал темный шарф, туго обвязанный вокруг головы и прикрывающий медь волос.

– Они догоняют нас, миледи.

Далеко впереди послышался другой звук – еле слышный лай. Лай спаниелей.

– Собаки нас учуяли, – шепнула Мэриан.

Лошадь рванулась вперед, и Мэриан поняла, что успеет добраться до Уэнтхейвена раньше наемников. И если ворота будут открыты, они – в безопасности.

Если…

Это должно было радовать Мэриан, но она ничего не ощущала. Лайонел тревожно озирался, и она с ужасом увидела, что глаза малыша кажутся огромными на осунувшемся личике. Она не знала, что сделали с ним наемники, только ребенок больше не говорил. Не мог… или не хотел? А она так жаждала услышать всего лишь одно упрямое «нет»!

Мэриан стиснула сына, пытаясь укрыть его своим телом от любого зла, защитить от толчков.

Напрягая зрение, чтобы увидеть крепостные стены Уэнтхейвена, она наконец смогла разглядеть блеск воды. Впереди лежало озеро, окружавшее остров, на котором был выстроен замок. Вырвавшись на берег, она яростно пришпорила лошадь и понеслась к подвесному мостику, крича на ходу страже, чтобы те опустили его. Долан отстал, заставляя коня гарцевать, на случай если наемникам вздумается стрелять из лука: вряд ли они смогут попасть в галопирующее животное. Подвесной мостик медленно, величественно скользнул вниз и еще не успел коснуться земли, как Мэриан послала лошадь вперед. Стук копыт по доскам звучал как фанфары свободы. Вид отца, окруженного тявкающими спаниелями, казался истинным спасением. Едва ступив на твердую землю и поняв, что Долан держится сзади, Мэриан крикнула:

– Поднимите! Поднимите мост, за нами гонятся валлийцы! – Она натянула поводья, только оказавшись прямо перед Уэнтхейвеном. – Гледуин вместе со своими людьми преследует нас! Они одержимы жаждой золота!

– Гледуин? Как восхитительно!

Уэнтхейвен выглядел бодрым и настороженным, а новость, казалось, лишь возбудила в нем некоторый интерес. Граф небрежно бросил стражникам:

– Пусть мост остается опущенным.

– Слушай меня, Уэнтхейвен! Он похитил Лайонела!

– Он – мой человек. – Уэнтхейвен, щелкнув пальцами, подозвал наемников: – Быстрее, не стоит заставлять Гледуина ждать.

Вне себя от гнева и страха, Мэриан бросила:

– Он собирался взять выкуп за Лайонела.

– Гледуин выполнял мои приказы.

Он казался Мэриан таким спокойным, таким уверенным в себе. Чистый дублет, с рюшами у шеи и модными рукавами с разрезами, красиво оттенял глаза. Волосы подстрижены и расчесаны так тщательно, словно шерсть спаниеля. По правде говоря, он ничем не отличался от любого высокородного лондонского джентльмена, собирающегося развлечься вечером.

И тут Мэриан пошатнулась. Он не спал, хотя еще не рассвело. Бодрствовал. Поджидал дочь.

Ее предали. Предал единственный человек, которому она была в состоянии доверять. Предана собственным отцом.


Глава 19


Гриффит, тяжело дыша, столкнул с себя труп Харботтла и, застонав, поднялся. Как хорошо, что тело англичанина свалилось именно на него и прикрыло еще от одного выстрела, наверняка попавшего бы в цель! Правда, он настолько мастерски изобразил человека, свалившегося в расселину и пораженного насмерть стрелой из арбалета, что обманул даже наемников, убежденных в его гибели.

Гриффит, мрачно хмурясь, начал выбираться из оврага. Как он и ожидал, лошади на месте не оказалось. Значит, сегодня ему в Уэнтхейвен не попасть. Чувство безнадежности тяжким грузом легло на плечи, и он, невольно пошатнувшись, упал на одно колено, зарылся пальцами в грязь и воздел пригоршню земли к небесам:

– Господи, сохрани ее, пока мне не удастся добраться туда! Сохрани ее…

Гриффит осекся.

Если она все-таки останется в живых, он постарается, чтобы Мэриан прожила отпущенный ей судьбой срок. Сделает все возможное, даже если придется связать ее и тащить насильно в замок Пауэл. Конечно, замысел не очень красивый – заточение жены может вызвать грязные слухи. Но он своими ушами слышал, как ликовал Гледуин по поводу успеха своей миссии. И понял, насколько, в сущности, велик гений Уэнтхейвена. Но осознал также, что, если Уэнтхейвен осуществит свой план и поведет мятежников именем Лайонела, мальчик обречен. Генрих может посчитать милосердие, проявленное по отношению к Ламберту Симнелу, предыдущему претенденту, слабостью и, конечно, решит никогда больше не быть слабым. Он велит казнить Лайонела. Прикажет отрубить голову Уэнтхейвену. Вынесет смертный приговор Мэриан, возможно, Гриффиту и всем членам семейства Пауэл.

Ужасный конец, конец союзу с Мэриан, родным и близким, невинному младенцу. Только Гриффит может предотвратить несчастье – если сможет добраться до Уэнтхейвена вовремя.

Он снова вонзил пальцы в грязь, чувствуя, как скрипит под ногтями песок, совсем как в детстве, когда он совсем маленьким строил крепости из песка.

В воздухе повеяло чем-то знакомым. Гриффит поднял голову, неожиданно сосредоточившись, полный решимости.

Ферма, возможно? Вряд ли, в такой глуши, но…

Гриффит поднялся и последовал за слабым запахом конского пота, приведшим его по извилистой тропинке к поросшему свежей травой лугу, и тут он едва не рассмеялся от облегчения при виде беззаботно пасшейся лошади, явно принадлежавшей одному из убитых наемников, бежавшей в панике во время ночного боя и растерявшей седло и стремена, но Гриффит еще в детстве научился скакать на буйных и неукротимых диких валлийских пони. Если святой Давид послал ему лошадь, значит, Господь видит, он поскачет на ней.

И он поскакал, правда, после нескольких сокрушающих кости падений. Лошадь святого Давида оказалась достаточно резвой, и ее мнение о цели назначения явно не совпадало с мнением Гриффита, но упорная борьба лишь восстановила утерянную было уверенность Гриффита в себе, и вскоре он уже мчался по дороге в Уэнтхейвен, борясь одновременно с полуобезумевшим конем. Кроме того, Гриффит мучился мечтой о Мэриан, пытаясь придумать, как лучше ее осуществить. Как только он захватит ее и привезет в замок Пауэл, постепенно приучит ее любить домашнее хозяйство и заниматься им, будет дарить поцелуй за каждый сделанный ею стежок и ласку за каждый новый хозяйственный талант, который она проявит. Мэриан осознает простую радость быть женщиной и забудет о приключениях, схватках и опасностях.

Он, должно быть, бредит от усталости и боли.

Перед глазами встала картина: Мэриан, в мужском костюме, шьет и болтает со служанками о модных фасонах платьев.

Нет, он действительно бредит. Настолько впал в забытье, что кажется, будто слышит голос Генриха:

– Гриффит! Гриффит!

Гриффит уставился на приближающегося всадника, скакавшего впереди большого вооруженного отряда.

– Я так и думал, что это ты. Кровь Господня, Гриффит, что ты с собой наделал? Выглядишь, словно адское отродье!

Внимательно оглядев короля, Гриффит отметил, что на нем легкие доспехи. Более того, невинное выражение лица, добродушная улыбка, спокойный вид – все говорило о хорошем настроении монарха, все… если бы не пристально-настороженный взгляд. Неужели Генрих следил за ним? Неужели все-таки не доверяет? Но почему?

Ничем не выдавая своих мыслей, Гриффит подождал, пока Генрих не окажется рядом.

– Ты сейчас похож на моего повелителя, явившегося… спасти меня?

Генрих, подъехав ближе, критически рассматривал покрытого синяками, грязного с головы до ног рыцаря.

– Кажется, ты действительно нуждаешься в спасении.

– Не в спасении, но, возможно, в помощи. Я направляюсь в замок Уэнтхейвен.

– Вот как? Что ж, значит, нам по пути. Один из солдат Уэнтхейвена донес, что наемники графа замышляют недоброе, и я боюсь за мальчика.

– Мальчика?

– Сына леди Мэриан.

Генрих по-прежнему не мог заставить себя назвать Лайонела по имени. И как сильно Гриффит ни желал поддержки королевского отряда, он больше всего хотел также, чтобы Генрих немедленно исчез. Исповедь Мэриан тяжким грузом легла на совесть Гриффита, и он опасался истинных намерений короля.

– Кто принес тебе эти новости? – с подозрением осведомился он. Генрих, повернувшись в седле, вытянул руку:

– Этот человек.

Гриффит проследил, куда указывает король, и увидел Билли, великана Билли, верного телохранителя Мэриан. Но откуда он взялся?

Но времени поговорить с ним не было, поскольку Генрих требовал ответа:

– Что случилось с мальчиком? Почему ты один? Неужели леди Мэриан… у…

– Убита, ваше величество? Надеюсь, нет. Она спасла Лайонела от наемников и укрылась в замке отца.

– Господь покарай ее!

Боевой конь Генриха от неожиданности шарахнулся в сторону.

– Ее необходимо остановить!

– Но почему?! – настойчиво допытывался Гриффит, желая узнать, до какой степени Генрих посвящен в тайну.

– Потому что Уэнтхейвен намеревается использовать ее сына как стрелу, чтобы пронзить сердце моего правления.


– Твой быстрый ум всегда восхищал меня, но чего же ты ожидала в самом деле, когда все это время лгала насчет твоего сына?

Они сидели в уютной спальне Уэнтхейвена. Граф разлил вино, нарезал хлеб, и все это с таким невинным видом, что Мэриан невольно стиснула зубы.

Опустившись на стул, указанный отцом, Мэриан устроила поудобнее Лайонела и распрямила ноющие руки.

– Я не лгала тебе.

– Но и правды не сказала. – Уэнтхейвен смотрел на Лайонела, как скупец – на мешок с золотом. – И предоставила мне самому докапываться до истины.

– С твоим талантом шпионить это, должно быть, оказалось нетрудно, – отрезала она, все еще не в силах опомниться, отрешиться от боли предательства, все еще в ярости на себя за то, что решилась искать убежища у изменника.

– Верно, но сначала мне пришлось понять, что ты скрываешь. Как только мальчик достаточно вырос, чтобы стать похожим на отца, я невольно начал удивляться безмерной щедрости Элизабет. Остальное было не так уж трудно разгадать. – Он поставил на стол перед Мэриан чашу и блюдо и, приблизив к ее лицу свое, пробормотал: – Не одна ты присутствовала при родах, дочь моя, и, хотя придворные умеют молчать, одна служанка наконец все-таки согласилась открыть рот.

Какой же дурой она была, ожидая от отца чего-то иного!

Только эта мысль терзала душу Мэриан, больше она ничего не могла осознать. Престиж, богатство, интриги – вот все, чем жил Уэнтхейвен.

– Ты слишком низко пал, отец.

– Но еще поднимусь высоко. – Граф, выпрямившись, грациозно взмахнул рукой. – Дочь, я сделал все, чтобы твои мечты стали явью. Собрал отряд наемников. Лично навестил и поговорил с каждым недовольным дворянином в округе.

– И что же ты им сказал?

– Ничего, кроме того, что знаю путь к падению Генриха.

– И думаешь, до короля не дошли слухи о твоих делах?

– Разве это так важно? – Хани терлась у ног хозяина, с обожанием глядя на него большими карими глазами, и благодарно высунула язык, когда тот потрепал ее по ушам. – С Лайонелом во главе армии мы непобедимы. К концу года мы окажемся в Лондоне, и на его головке будет красоваться корона.

Вспомнив предсказания Гриффита, Мэриан решила проверить, насколько они правдивы.

– А Генрих будет обезглавлен.

– Неприятная необходимость.

– И Элизабет…

Уэнтхейвен решил, что лучше казаться великодушным и благородным.

– Она твоя подруга. Мы заключим ее в монастырь – этого будет достаточно.

– А маленький принц Артур?

Она затаив дыхание ждала заверений, так желая, чтобы Гриффит оказался не прав.

Но Уэнтхейвен неловко поежился и, подняв лапу собаки, долго вырывал из шерсти репей.

– Убийство ребенка… вызовет недовольство. Мы знаем это на примере Ричарда Йорка.

– Поэтому мы просто оставим его без присмотра, пока младенец не умрет? – Уэнтхейвен пытался что-то сказать, но Мэриан жестом призвала его к молчанию, настолько разъяренная, что едва сдерживалась. – А может, лучше уронить так, чтобы ударился головкой? Или тоже заточить в монастырь и забыть о его существовании, пока Артур не станет достаточно большим, чтобы без помех расправиться с ним?

– Весьма изобретательно, – заметил Уэнтхейвен.

– Господь покарает тебя, отец! Ты хуже ядовитой змеи.

Хани предостерегающе зарычала.

– Я предпочитаю определение «беспринципный», – раздраженно нахмурился Уэнтхейвен. – Ты хотела вернуться ко двору, и не убеждай меня в обратном. Мечтала стать приемной матерью короля. И не говори, что не хотела. Желала смыть клеймо шлюхи и оправдаться перед своими обидчиками. Только не надо притворяться, что ты не жаждала ничего подобного.

Конечно, отец говорил правду. Не стоит отрицать этого. Но теперь воспоминания о заветных мечтах рождали только стыд. Да, она хотела добиться трона для Лайонела. Но и для себя тоже, и это затмило ее разум. Только ясность мышления Гриффита помогла Мэриан увидеть ее истинные намерения в беспощадном зеркале истины.

– Ты прав, – признала она и прижала к себе Лайонела, страстно желая, чтобы эти большие настороженные глаза наконец смежил сон. Но, несмотря на очевидную усталость, на теплые объятия матери, Лайонел по-прежнему бодрствовал. – Взгляни на него, – прошептала Мэриан. – Сон больше не означает для него безопасность. Лайонел боится внезапного пробуждения, безжалостных похитителей, жестоких людей. Страшится… всего. – Мэриан растирала спинку сына медленными круговыми движениями. – И если он станет знаменем восстания против Генриха, то никогда уже не узнает ничего, кроме страха, и кошмары детских снов станут пылью, ничем по сравнению с кошмарами реального мира. Не искушай меня моими желаниями. Лучше думай о благе Лайонела.

Но отец уничтожил ее одной презрительной фразой:

– Ты думаешь как женщина!

Мэриан едва не рассмеялась вслух, но сдержалась, боясь, что не сможет остановиться:

– Благодарю, отец.

Она не убедила Уэнтхейвена. И к чему было пытаться?

Глядя на стиснутые руки, она невольно спросила себя, хватит ли сил сделать все, что должно быть сделано… в одиночку. Ведь у нее никого не осталось, ни одного человека. И некому помочь. Долан, этот коварный валлийский пират, исчез, не успели они добраться до замка. Арт мертв, а Рис и Энхарад далеко.

Никого… Никого не осталось.

– Ты убил Гриффита, – наконец выговорила она.

– Он мертв? – удивленно поднял брови граф. – Не имел ни малейшего понятия.

– Ты все прекрасно знал.

– Но как…

– Именно ты приказал наемникам убить его. Этому отвратительному Гледуину…

Мэриан осеклась. Гледуин ухмылялся, широко, нагло, открыто торжествуя, когда пересек подвесной мост и принял награду из рук Уэнтхейвена. Жизнь, отнятая им, ничего не значила по сравнению с деньгами, полученными за кровь, и жаждой убийства.

– Ты преувеличиваешь, – укоризненно бросил Уэнтхейвен, наливая себе еще вина. – Но почему это тебя заботит? Ап Пауэл был всего-навсего ничтожным валлийским рыцарем. Ты что, воспылала к нему страстью?

– Я была замужем за ним.

Наконец ей удалось удивить его: граф подошел ближе, сжимая в руках чашу.

– Ты осмелилась выйти замуж без моего позволения?

– Скорее, не посмела отказаться. Король Генрих Тюдор настоял на союзе, был посаженым отцом и пожаловал нас большим поместьем недалеко отсюда.

Глаза Уэнтхейвена сверкали яростью.

– Клянусь Богом, ты – моя дочь. И никогда не отличалась глупостью. Неужели не могла потянуть время?

– Я думала лишь о том, как спасти Лайонела, которого, как оказалось, приказал похитить ты. Генрих отказался отпустить нас, пока брак не будет заключен, а я заботилась лишь о безопасности своего сына. Ты виноват в том, что я вышла замуж.

– Была замужем, – поправил граф.

Мэриан подумала о расселине, о скорости летящей стрелы, о том, как мучительно изогнулось тело Гриффита перед тем, как перевалиться через край… и все же надеялась. Глупо. Глупо думать, что он выжил. Однако, хотя он не мог добраться до нее, не мог помочь, Мэриан все же надеялась.

Уэнтхейвен заявил, что, поскольку Мэриан его дочь, она должна обладать хитростью и коварством. Что ж, она, как его истинное дитя, попытается выработать план… только для этого нужно время. Стараясь сосредоточиться, она рассеянно погладила темные волосы Лайонела.

– Нам нужно отдохнуть.

Но Уэнтхейвен видел ее насквозь.

– Не знаю, стоит ли позволить тебе оставаться с сыном. А вдруг решишь выкинуть какую-нибудь глупость вроде попытки сбежать с мальчишкой? Мне следует забрать его у тебя.

Все мысли о планах и хитростях мгновенно вылетели из головы Мэриан, и она прижала к себе малыша.

– Ты уже один раз сделал это, и посмотри, что стало с ним в руках твоих нежных нянек всего за один день! Лайонел до смерти перепуган! Потерял веру в меня! Душа его уже ранена битвой, а ты желаешь сделать его королем Англии! Ты сошел с ума. Он ведь совсем еще ребенок!

– Он принц. – Безразличный взгляд графа остановился на Лайонеле. – И я научу его вести себя, как подобает принцу.

– И чему же ты научишь его, Уэнтхейвен? – спросила Мэриан. – Ты ведь не принц. И почти не человек.

Рука Уэнтхейвена поднялась, повисла в воздухе и опустилась. Холодный, полный презрения, Уэнтхейвен, всегда спокойный и сдержанный, казалось, почти потерял самообладание, словно пренебрежение дочери к нему и его плану могло каким-то образом причинить ему зло.

– Милорд! – В дверях стоял Гледуин, отряхивая грязь, как птица роняет перья во время линьки. – Неприятности, милорд.

– Я приказал тебе никогда не появляться в замке! Как ты посмел прийти сюда?! – взорвался Уэнтхейвен.

Гледуин большим пальцем показал на внутренний двор и повторил:

– Неприятности, милорд.

Это оказалось последней каплей. Сначала дочь, неразумная и упрямая, потом этот невежественный, грубый дикарь с его издевательской ухмылочкой.

Ярость душила Уэнтхейвена, лишала способности здраво мыслить. Он рванулся вперед, готовый разорвать наемника, но тот поспешно попытался предотвратить неминуемую кару:

– Хотите, чтобы я говорил при вашей дочери? – И с нескрываемым сарказмом добавил: – Это может расстроить столь деликатную даму.

Холодный рассудок мгновенно вытеснил жаркий гнев, и Уэнтхейвен – уже спокойно – подошел к Гледуину и, безжалостно вцепившись в его руку, протащил наемника через зал и швырнул в маленькую клетушку.

– В чем дело?

Гледуин потер запястье:

– Клянусь, вы не из добреньких!

Уэнтхейвен шагнул ближе:

– Ты еще меня не знаешь.

Что-то в хозяине – голос, выражение лица, походка, – казалось, мгновенно лишило наемника дерзости и уверенности в себе.

Уэнтхейвен испытал глубокое и злобное удовлетворение, когда Гледуин, отступив, почти врезался в стену.

– Я только пришел сказать вам, что за стенами замка стоит отряд солдат. Они послали гонца с приказом опустить мост. Гонец объявил… – Гледуин перевел дух, – что они от короля.

Губы Уэнтхейвена едва двигались.

– От короля?!

– Он держал королевский штандарт.

– Тогда они не от короля. Это сам король. – Уэнтхейвен глубоко задумался. – Сколько людей в отряде?

– Не могу сказать точно, они скрываются за деревьями, но… по-моему, не больше двадцати рыцарей с оруженосцами.

– Такое маленькое войско… Я думал, Генрих умнее. Если удастся захватить короля…

Рука Уэнтхейвена сжалась в кулак. Граф улыбнулся той улыбкой, которая заставила закаленного наемника попятиться к выходу. Вытянутый палец Уэнтхейвена почти уперся в Гледуина.

– Ты!

Валлиец замер, как пойманный лис.

– Да, милорд?

– Поговори с ними. Задержи, пока я подготовлюсь. Делай, что сможешь, чтобы дать своим людям время вооружиться.

– Милорд, – спросил Гледуин, настороженно блестя глазами, – мне надеть доспехи?

Обуреваемый предвкушением очередной интриги, Уэнтхейвен великодушно ответил:

– Да, Гледуин. Вели английским солдатам выбрать для тебя в оружейной лучшие доспехи.

– Им это не понравится.

– Но они сделают, как велено. А когда подойдет время… – Уэнтхейвен сдавил плечи Гледуина так, что тот сжался, словно от прикосновения раскаленного клейма. – Сейчас вся Англия в нашей власти. Ошибиться нельзя.

Отвернувшись, он покинул разинувшего рот наемника и вернулся к Мэриан. К своей дочери, хранительнице тайн. Или, возможно, всего лишь одной тайны, но страшной?

Граф добродушно улыбался Мэриан, едва замечая, как судорожно прижимает она Лайонела к груди, и, насколько мог убедительнее, предложил:

– Почему бы тебе не пойти в свои покои? Уложи ребенка спать. Спокойно все обдумай. Ты слишком устала и не в состоянии ясно мыслить. Когда отдохнешь и успокоишься, еще поблагодаришь меня за предусмотрительность.

– О, Уэнтхейвен, – начала Мэриан. Но тот не обратил на нее внимания.

– Сесили! Выйди из-за занавесей и помоги же наконец!

Мэриан, сбитая с толку, повернулась к стене, закрытой портьерами.

– Ну же, Сесили! – рявкнул он. – Женщина размером с корову едва ли может спрятаться в тайник для соглядатая без того, чтобы не быть замеченной!

Портьеры зашуршали, медленно раскрылись, и оттуда выступила Сесили. Беременная Сесили. Лицо одутловатое, на лбу красные пятна, запястья и щиколотки отекли и распухли, словно сосиски. Двигалась она с трудом и неуклюже.

И, что всего хуже, выглядела обиженной и несчастной. Уголки пухлых губ, созданных для поцелуев, угрюмо опущены. Огромные оленьи глаза красны от слез. В пальцах она мяла мокрый платок.

О Боже, как она отвратительна! И какое омерзение вызывает в нем!

– Сесили! – Мэриан привстала, но тут же, ошеломленная, рухнула обратно. – Я…

– Вы меня предупреждали. Разве не это хотели сейчас сказать? – капризно пробормотала Сесили. – Я почти слышу эти слова: «Говорила же я тебе. Говорила же…»

– Нет, Сесили, я…

– Кровь Христова, Сесили, прекрати ныть и вспомни о своих обязанностях! – Уэнтхейвен, брезгливо морщась, отошел как можно дальше от неповоротливой, раздавшейся девушки. – Отведи леди Мэриан и моего внука в их покои, но только обязательно в замке. И служи им как раньше. Во всем. Кстати, сотри с лица это неуместное выражение. Не терплю влюбленных дур! У меня нет времени выслушивать твой вздор!

Он заметил, как внезапное озарение в глазах Мэриан сменилось изумлением и ужасом. Это он – отец будущего ребенка Сесили! Уэнтхейвен безуспешно старался скрыть смущение.

– Она похожа на твою мать, – объяснил он, уверенный, что это все извиняет. – Но оказалась такой же, как все остальные… Ничтожеством.


Королевский герольд подъехал к вооруженным всадникам, и Генрих с Гриффитом немедленно начали его допрашивать.

– В замке полно валлийских наемников, – объяснил тот. – Первый притворился, что говорит только по-валлийски, и послал за вторым, который понимает английский, но плохо. После того как мы долго перекрикивались, он сообщил, что не может опустить мост и впустить нас без разрешения хозяина замка, а Уэнтхейвен в этот час уже лежит между ляжек какой-то бабы, якобы за ним уже послали.

Молодой рыцарь снял шлем и вытер пот со лба.

– Думаю, они тянут время, ваше величество.

Гриффит отъехал подальше от шумной ярости Генриха и стал рассматривать высокие зубчатые стены. Он хотел пробраться туда, и немедленно. Ему недосуг ждать, пока Уэнтхейвен получит наслаждение, а Генрих сорвет гнев на окружающих. Жизни Мэриан и Лайонела ничего ни для кого не значили. Кроме него. Значит, необходимо их спасти.

– Билли, – позвал он, – иди сюда.

Солдат мгновенно появился рядом, словно ждал оклика.

– Милорд.

– Как можно пробраться в замок?

Генрих налетел на них как раз вовремя, чтобы услышать вопрос, и разъярился еще больше:

– Никак! Никак, говорю я тебе! Придется послать за армией и осадить замок!

– Я так быстро не сдаюсь. – Гриффит еще раз пристально оглядел стены. – С нами – один из людей Уэнтхейвена. Он знает какой-нибудь потайной ход? – Билли покачал головой. – Или подземный выход из крепости? – Билли снова покачал головой. – Хотя бы какого-нибудь друга, который смог бы впустить тебя? – в изнеможении выдохнул Гриффит.

Билли хорошенько все обдумал, и в его медлительном мозгу наконец родился план.

– Добрых английских солдат вытеснило это валлийское отребье, прошу прощения, милорд, – и это худо. Правда, добрые англичане не прочь проломить несколько голов, если они меня увидят… только чтобы впустить в замок.

Гриффит, кивнув, предложил:

– Мы объедем вокруг замка, приблизимся к самому краю воды и посмотрим, что можно сделать.

Но Генрих недовольно посмотрел на лошадь Гриффита.

– Да ты и так похож на неуклюжего селезня! Ни седла, ни стремян!

– Тогда отдай их мне! – предложил Гриффит, спешиваясь. – Этот злобный мерин уже привык ко мне, и, кроме того, он настоящий боевой конь.

Генрих поколебался, но все же сделал знак оруженосцу и велел тому снять сбрую со своей лошади. Юноша было замялся, но Генрих раздраженно воскликнул:

– Клянусь Богом, мы же никуда не едем! Делай, как говорят, и побыстрее.

Он мрачно наблюдал, как молодой человек, расседлав свою лошадь, протянул сбрую Гриффиту, а потом велел оруженосцу отдать и оружие.

– Лорд Гриффит полон решимости проникнуть в замок, и ему понадобятся меч и доспехи. Правда, я предпочитаю осаду. Пусть негодяй сидит, как в клетке, пока не придет время наказать его.

– У меня нет для этого времени, повелитель. – Гриффит взвесил на руке копье, щит, длинный меч и боевой молот. – Там мои жена и ребенок, и я боюсь за них. Думаю, королева тоже встревожилась бы.

– Конечно. – Генрих нервно запустил пальцы под латный воротник. – Конечно. Но подожди по крайней мере, пока оруженосец снимет доспехи. Нельзя идти в битву в подобном виде.

Раздражение и злость на Генриха заставили Гриффита потуже затянуть ремень через плечо. Было слишком очевидно, что в короле боролись угрызения совести и сознание необходимости. Если мальчика убьют, значит, король сможет спать спокойно. Если же палачом окажется сам Генрих, даже ад не спасет его от гнева и скорби Элизабет. Поэтому король выжидает, в то время как Гриффит рвется в бой.

– Хватит с меня и кожаного панциря со щитом. Этого достаточно… – Он стиснул копье. – Потому что сердце мое чисто, как, впрочем, и намерения.

Генрих прекрасно понял истинный смысл слов Гриффита, но не подал виду.

– Береги себя, – наставительно сказал он и поднял руку, прежде чем Гриффит успел сказать слово. – Знаю-знаю, ты опытный воин, но мне нужны верные люди. Особенно сейчас… И особенно ты… как муж леди Мэриан и приемный отец ее сына.

Гриффит с гордостью понял, что мужчины не нуждаются в многословных выражениях дружбы и любви, производящих такое впечатление на женщин. Он и Генрих слишком хорошо знали друг друга, понимали без слов, и Гриффит постарался на время забыть о неприятном чувстве, вызванном минутными колебаниями Генриха.

– Мое время еще не пришло, милорд, слишком рано открывать двери смерти! Все будет хорошо! – С улыбкой, напоминающей оскал, Гриффит пробормотал на прощание: – Это так же просто, как поцеловать девушку на майском празднике. Только будьте готовы скакать во весь опор, когда мы опустим мост и поднимем решетку.


Онемевшая от изумления Мэриан посадила Лайонела себе на бедро и последовала за Сесили через зал.

Молчание стало почти невыносимым, пока Сесили не взорвалась:

– Вы что, так и не собираетесь ничего сказать? Объяснить мне, как я глупа?

Но Мэриан, не в состоянии найти нужных слов, только прошептала:

– Как ты себя чувствуешь?

– Прекрасно! Просто прекрасно! Я толста, уродлива и больна, а он больше меня не хочет и не желает жениться, но все прекрасно!

– Мне очень жаль, – осторожно кивнула Мэриан. Остановившись перед покоями, предназначенными для Мэриан, Сесили открыла дверь и поклонилась:

– После вас, миледи. Я здесь всего лишь служанка.

– Спасибо.

Мэриан переступила через порог. Комнаты были погружены в полумрак, неубраны и выглядели тюрьмой. Лайонел уткнулся головкой в ее плечо и захныкал, и Мэриан мгновенно поняла, чего хочет.

– Нет, – решительно сказала она. – Я буду жить в покоях матери!

– Что?! – воскликнула Сесили. – Вы не можете сделать это. Лорд Уэнтхейвен сказал…

– Он велел мне оставаться в замке. Я так и сделаю. – Мэриан, кивнув, взяла Сесили за руку: – Пойдем. Там нам будет хорошо.

Сесили рывком освободилась.

– Это вам будет хорошо. Мне придется подниматься по крутой лестнице вверх, а потом вниз, вверх и вниз. Там нет перил, а комната графини на самом верху – так высоко, леди Мэриан, а у меня ноги болят.

Но Мэриан, не обращая на нее внимания, быстро направилась к башне. Сесили, словно мученица, тащилась за ней.

– Конечно, это вас не волнует. Я все понимаю. В конце концов, вы – законная наследница Уэнтхейвена. Я всего-навсего ношу его единственного сына.

Мэриан, остановившаяся в дверях башни, круто развернулась:

– Клянусь Богом, Сесили!

Довольная, что наконец-то сумела обратить на себя внимание и вызвать сильные чувства, Сесили злорадно усмехнулась:

– Откуда я знаю, что это сын, спросите вы? Ходила к ведьме в деревню, и она сказала, что именно я стану причиной падения Уэнтхейвена. Он будет спать со мной, родится ребенок, а после борьбы и страданий все уладится.

На этот раз Мэриан не смогла сдержать раздражения:

– Надеюсь, ты не заплатила ей. – Подбородок Сесили задрожал. – Сесили, я хотела бы, чтобы ты рассказывала мне о том, что делаешь. Как ты могла представить, что Уэнтхейвен, с его безмерным честолюбием и невероятными амбициями, с его жаждой власти, женится на одной из незаконнорожденных кузин собственной жены? – По щекам Сесили поползли слезы. Она тихо всхлипнула. – Не хотелось бы обижать тебя, но именно я наследница Уэнтхейвенов. Поместье принадлежало моей матери и должно перейти к ее прямым потомкам. Замок уже принадлежит мне, хотя Уэнтхейвен и управляет им от моего имени и как мой опекун. Он может жениться еще много раз и иметь сколько угодно детей, но земли и усадьба никогда ему не достанутся. – Мэриан обвила рукой трясущиеся плечи девушки. – Уэнтхейвену просто нравится быть хозяином. Он мог взять другую жену, увеличить свое богатство и упрочить влияние, обвенчавшись с богатой наследницей из могущественного дома, но не сделал этого… полагаю, из-за моей матери.

Сесили громко зарыдала.

– Пойдем в комнаты графини. Я позабочусь о Лайонеле, а ты ложись и подними ноги повыше, а потом мы вместе подумаем, что сделать для тебя.

Сесили мгновенно отпрянула.

– Не позволю, чтобы меня выдали замуж насильно. Хочу, чтобы Уэнтхейвен увидел своего сына. Как только он посмотрит на него, не сможет устоять.

– Уэнтхейвен с замечательной легкостью противится детскому очарованию. – Мэриан слегка подтолкнула Сесили в спину по направлению к каменным ступенькам, спиралью уходившим в темноту. – Во всяком случае, там, где это касалось меня и Лайонела.

– Вы напоминаете ему графиню. А Лайонел – не его настоящий внук.

Мэриан замерла.

– Что ты сказала?

Оказавшись наконец на верхней площадке, Сесили зловеще усмехнулась:

– Думали, я не знаю? У вас никогда не было ребенка. Этот мальчик – не ваш сын, его мать – Элизабет.

Мэриан одолела оставшиеся ступеньки и вцепилась в руку Сесили.

– Это Уэнтхейвен сказал тебе?

Сесили потупилась, как напроказившее дитя:

– Я поведала ему о своих подозрениях, и мы сравнили факты. Вместе…

– Забудь обо всем, что знаешь, или думаешь, что знаешь. Ты должна заботиться только о своем ребенке, и если замешана в замыслы Уэнтхейвена, тогда страдания ждут не только тебя, но еще многих.

– Вы не считаете, что Уэнтхейвен выйдет победителем?

Вспомнив Генриха, преданных ему людей, неизменную верность Гриффита, Мэриан покачала головой.

– Ну а я другая, – вскинулась Сесили. – И верю Уэнтхейвену, понимая его устремления. – Сесили расправила плечи и на секунду показалась прежней, веселой и жизнерадостной. – Я пойду за ним до конца.

– Возможно.

И, решив пока оставить эту тему, Мэриан толкнула дверь и ступила в комнату графини.

Дом. Он пах, выглядел и ощущался домом. И Мэриан, несмотря на опасность, немного расслабилась. Она не помнила, когда в последний раз чувствовала себя так легко. Должно быть… это… да, в Уэльсе.

Мэриан виновато встрепенулась. В Уэльсе с ворчливым Рисом и нежной Энхарад. С Артом и Гриффитом, еще живыми и здоровыми.

Слезы переполнили глаза, слезы, которые она, сама того не подозревая, все это время сдерживала. Лайонел протянул ручонку и погладил ее по щеке. Сесили с любопытством взглянула на нее. И уют комнаты окутал Мэриан словно покрывалом.

Лайонел, казалось, тоже это почувствовал, потому что захотел на пол. Мэриан, растирая усталые руки, молча наблюдала, как малыш исследует комнату, прикасаясь к вещам маленькими пальчиками, а иногда даже улыбаясь, узнавая знакомое окружение. Наконец он подошел и встал перед матерью.

– Гриффит?

Это было первым словом, которое мальчик произнес с той минуты, когда его спасли.

– Гриффит? – снова спросил он.

– Гриффита нет. Не сейчас.

– Ха! Никогда, – прошипела Сесили.

Мэриан предостерегающе-яростным взглядом уставилась на нее, и Сесили, вздрогнув, огляделась.

– Ненавижу эту комнату! Здесь холодно и дурно пахнет!

– Я открою окно, – пообещала Мэриан, вставая. – С тех пор как я ушла, здесь, наверное, никого не было. Просто тут пыльно. И в камине полно пепла.

Мэриан вымела золу, высекла искру кресалом и зажгла огонь, подкладывая щепки, пока пламя не разгорелось достаточно ярко. Но тут внезапно что-то блеснуло. Наклонившись, она увидела свою шпагу – острую, крепкую, ожидавшую ее руки. Мэриан подняла оружие и взвесила на ладони, вспоминая прошлое – прекрасное прошлое, когда она встретила Гриффита. Она поспешно опустила шпагу.

– Стань у огня, Сесили.

Та неуклюже повиновалась, не отрывая взгляда от пытавшейся немного прибраться Мэриан, и наконец ехидно заметила:

– И постель до сих пор не застелена. Точно, как вы ее оставили. – Мэриан замерла, словно вновь переживая ту ночь. – Готова побиться об заклад, простыни так и не меняли. Не хотите лечь и представить, будто вы вновь в его объятиях?

Но Мэриан могла быть такой же надменной, как ее отец.

– Сесили, ты заходишь слишком далеко.

– Знаю, знаю. И молю простить меня. – Подбежав к Мэриан, рыдающая Сесили обняла ее. – Просто я устала и боюсь. Все мои мечты умирают, а я продолжаю пытаться сохранить их. Я думаю, что, если буду говорить гадости другим, это поможет, только ничего не помогает.

Тронутая первыми искренними словами, услышанными от Сесили за весь день, Мэриан погладила ее по спине.

– Ничего не помогает, – всхлипывала Сесили.

– Мне очень жаль. Ну а теперь вытри слезы. Я постелю, и вы с Лайонелом сможете лечь.

– А вы что будете делать? – встрепенулась Сесили.

– Стану поддерживать огонь, – улыбнулась Мэриан. – Неплохо бы тоже поспать. Мне нужно о многом подумать, но я слишком устала.

И слишком встревожена и издергана.

Но Мэриан не сказала этого вслух. К своему удивлению, она обнаружила, что должна уговаривать Лайонела лечь с Сесили. Она думала, что малыш кинется к своей няне, как к старому другу, но тот, кажется, никому больше не верил. Хорошо еще, что глаза его сами собой закрывались, и вскоре Мэриан уже смогла сесть на скамью у огня.

Она солгала Сесили. Думать не было необходимости. Она знала, в чем ее долг, и была готова выполнить его.

Но от этого становилось еще больнее.

Сесили возбудила сочувствие в Мэриан, когда жаловалась, что ее мечты умирают. Грезы Мэриан тоже были грубо разрушены. Слова Уэнтхейвена по-прежнему искушали и соблазняли.

Она могла отправиться в Лондон. Могла помочь возвести на трон Лайонела и сама получить почти неограниченную власть. Власть и богатство, превосходящие самые безумные мечты. И если Мэриан не воспользуется возможностью вместе с Уэнтхейвеном свергнуть Генриха, она никогда не получит власти… А ведь она давно обнаружила, что, как истинная дочь своего отца, жаждет власти.

Однако если Уэнтхейвен восстанет против короля и проиграет, Генрих найдет Лайонела даже на краю земли. Она и ее сын окажутся в ссылке, в чужой стране, где придется искать милости покровителей, нищенствовать, побираться и жить в вечном страхе смерти.

Но, жив Гриффит или погиб, Мэриан знает, чего он ожидал от нее. Знает, что правильно и верно, знает, как обезоружить Уэнтхейвена и овладеть инициативой.

Поэтому, глянув на постель в последний раз, Мэриан подняла юбку и отвязала мешочек со страницей из книги церковных записей. Разгладив пергамент, она снова перечитала слова, обладающие силой залить страну огнем и кровью. Перед глазами так ясно встала картина венчания: Ричард, темноволосый, смуглый и властный, Элизабет – прекрасная и испуганная. Священник, торопливо бормочущий фразы священного обряда, словно непристойные ругательства. Лорд Норфолк. И она, моложе на три года… девятнадцатилетняя… и куда более наивная.

В часовне горел лишь один канделябр. Мэриан поставила подпись трясущимися пальцами, а когда Элизабет шепотом призналась, что беременна, эти же дрожащие пальцы вырвали страницу из церковной книги.

Она больше никогда не была в состоянии видеть эту часовню без того, чтобы глаза не застлало дымкой. Дымкой воспоминаний. И доказательство этого венчания тоже должно стать дымом. Так будет лучше – для Лайонела и для Гриффита…

Наклонившись, Мэриан положила пергамент около огня.

– Не смей! – Вопль Сесили так испугал Мэриан, что она подпрыгнула и пергамент полетел в камин. – Нет! – снова взвизгнула Сесили и, рванувшись вперед, вытащила пергамент из пламени голыми руками, хотя края уже начали чернеть и сворачиваться. Уронив пергамент на пол, она затоптала огонь и подула на обожженные пальцы. – Иисусе Пресветлый! Он у тебя! У тебя! Я всегда знала это! И Уэнтхейвену говорила! Даже дом обыскала, но не смогла ничего найти!

Мэриан, потрясенная, вспомнила о творившемся в домике хаосе.

– Ты обыскала мой дом?!

– Да, но не нашла документ, хотя перевернула все вверх дном. Мне казалось, я умно придумала, но Уэнтхейвен ужасно рассердился. А он, оказывается, вот где, и ты… – глаза Сесили сузились, – ты пыталась его сжечь.

Мэриан бросилась на нее, стараясь отобрать пергамент, но Сесили выхватила его.

– Отдай мне, – уговаривала Мэриан, – ты сама не знаешь, что делаешь.

– Прекрасно знаю! Добываю для Уэнтхейвена то, что он ценит больше всего на свете, и за это он на мне женится.

– Ни за что, пока я жива!

Мэриан снова бросилась вперед, и Сесили, конечно, не смогла с ней справиться. Вцепившись Сесили в запястье, Мэриан начала выворачивать ей руку, пока девушка не вскрикнула от боли. Пергамент порхнул на пол, но прежде, чем успел опуститься на землю, его подхватила мужская рука. Рука Уэнтхейвена.


Глава 20


Наемники ограничивались издевательскими выкриками, но не пустили ни одной стрелы, пока Гриффит и Билли объезжали замок Уэнтхейвен, и от этой неожиданной передышки Гриффиту стало не по себе. Почему они медлят? Какой план замыслил Уэнтхейвен?

– Ты узнал кого-нибудь? – осведомился он у Билли. Стражник, прищурясь, оглядел массивные стены и признался:

– Говоря по правде, зрение у меня уже не то, что было. Не могу распознать англичанина и валлийца и недостаточно близко стою, чтобы отличить запах одного от другого. Проклятые валлийские предатели!

– О чем ты, Билли? – процедил сквозь зубы Гриффит. Возмущенный и обозленный, Билли спросил:

– Черт возьми, почему они не могут поддерживать Генриха? Он валлиец – неужели этого для них недостаточно?

– Уэльс – бедная страна, где недостает ни земли, ни еды для слишком большого количества жадных ртов. Эти люди кормят своих детей единственным способом, который им доступен.

Но объяснение Гриффита не удовлетворило Билли – солдат мрачно уставился в пространство, и Гриффит понял, что Арт был прав. Пока у человека не родятся собственные широкоглазые голодные детишки, он не поймет, на какие отчаянные меры пойдет отец, чтобы вырастить малышей. У Гриффита теперь появился сын. У него есть Лайонел, и теперь Гриффит сидит на самом виду, где его ежеминутно могут сбить с коня стрелой, пытаясь осуществить дерзкий план, скорее всего обреченный на неудачу, даже при самых благоприятных обстоятельствах. А Билли к тому же не может ничего разглядеть!

– Билли, если я точно опишу человека, ты узнаешь его?

Билли стоял достаточно близко, чтобы увидеть лицо Гриффита и понять, что лучше всего покорно попытаться следовать его приказам.

– Да-да… э-э… возможно. Если, конечно, сумеете хорошо описать.

– Черноволосый мужчина в коричневой тунике.

– Валлиец, – решительно заявил Билли.

– Черноволосый мужчина с… – Черт возьми, стены слишком высоки, и даже орлиное зрение Гриффита не могло помочь разглядеть детали. – У него оторваны пальцы.

– Хм-м… в этих краях много темноволосых англичан, но, думаю, это валлиец.

– Лысый человек с одним глазом, – быстро и жестко продолжил Гриффит.

– Думаю, валлиец, хотя не видел его в этих…

Но Гриффит, издав радостный вопль, поскакал к стене.

– Арт! Артур, ради Господа Бога…

Арт, широко улыбаясь, помахал рукой, и рядом с ним появился черноволосый мужчина.

Гриффит ринулся прямо в озеро, мгновенно вымочив себя и коня.

– И Долан! – ликовал он. – О, хвала небесам, Долан тоже здесь!

Он не мог припомнить, когда еще так радовался. Арт! Милый, старый Арт, живой и такой же хитрый, как всегда. И Долан, старый пират, живший в деревне и постоянно изводивший отца своими коварными выходками. Никогда еще у него не было таких умных и храбрых союзников! Никогда еще Гриффит не был так уверен в исходе битвы!

Неужели он когда-то считался сдержанным и осторожным человеком? Невероятно! Ибо сейчас он чувствовал себя неуязвимым. Ничто не сможет остановить его, и он восторжествует.

Двое заговорщиков наклонились вперед и молча показали на ворота.

Гриффит кивнул в знак того, что понял, и мужчины отскочили, Гриффит, смеясь, потряс кулаком серым стенам, казавшимся столь неприступными, и воздел руки к небу:

– Я смогу победить! И достигну цели! Я…

В воду, почти рядом с ним, шлепнулась стрела из арбалета. Высоко, между зубцами, стоял Гледуин.

– Гриффит ап Пауэл, гнусная тварь! – визжал он. – Я еще доберусь до тебя!

Пока Гриффит собирался с мыслями, Гледуин успел снова зарядить арбалет, но на этот раз Гриффит не стал медлить, сообразив, что сможет победить, лишь если вовремя отступит. Прикрыв спину щитом, он вернулся к Билли с криком:

– Валлийцы! Слава святому Давиду, эти люди – валлийцы, и они сейчас откроют ворота.

Едва дождавшись, пока Гриффит поравняется с ним, Билли пришпорил коня.

– Но их только двое! – воскликнул он.

Гриффит широко улыбнулся:

– Они – валлийцы. Больше и не потребуется.


Мэриан стояла за закрытой дверью, приставив шпагу к горлу отца.

– Ты не смеешь унести пергамент. Он мой. Отдай немедленно.

Но граф, ничуть не встревоженный ее угрозами, скребущими звуками под дверью – безмолвной просьбой Хани впустить ее – и притворной паникой Сесили, бережно развернул свиток. Кусочки обожженных краев медленно опустились на пол.

– Не будь дурой, дорогая дочь. Не можешь же ты убить своего отца. В отличие от меня ты обладаешь совестью.

– Моя совесть разрывается от множества нерешенных и тревожных вопросов, отец. Могу ли я предать королеву, бывшую мне искренним и преданным другом? Разрушить ее жизнь и жизнь наших сыновей? Или убить отца, человека, зачавшего меня, но потом уделявшего мне меньше внимания, чем своим спаниелям? – Две пары зеленых глаз встретились и застыли в безмолвном поединке. – Соверши правильный поступок, Уэнтхейвен. Не заставляй меня сделать выбор. Брось документ.

Веселье графа было почти ощутимым, и все же Мэриан не могла не поражаться отцу. Он словно переливался лихорадочным напряжением и был с ног до головы облачен в доспехи – хотя и легкие, – и оружие его было оружием воина. Он словно готовился к битве – битве, которую не мог проиграть.

– И что ты сделаешь с документом, если я его брошу? – осведомился он.

– Сожгу. – Услышав смешок графа, Мэриан продолжала: – Он должен сгореть. Либо я уничтожу его, либо Генрих предаст огню твой замок, урожай и вассалов, мирно спящих в постелях.

– Не слушай ее, Уэнтхейвен! – вскрикнула Сесили. – Собственная дочь сомневается в твоей силе и изменяет тебе.

Мэриан с одного взгляда определила, что Сесили торжествует. Глупая девчонка вскарабкалась на скамью, чтобы лучше видеть, и наслаждалась зрелищем, словно наблюдала поединок быка с медведем.

Даже короткий приказ Уэнтхейвена заткнуться не омрачил сияющего лица Сесили, и неудивительно, поскольку Уэнтхейвен обличающе бросил Мэриан:

– Ты слишком веришь в Генриха Тюдора!

– Скорее, в тех людей, которые стоят на его стороне.

Раздавшиеся за окном крики на миг отвлекли Уэнтхейвена, но он тут же вновь обратился к дочери:

– Гриффит ап Пауэл мертв.

– Но есть и другие.

– Уж не ты ли? – злорадно усмехнулся он. Инстинктивная ярость заставила Мэриан вновь прижать острие к его горлу, и снова зубы графа блеснули в улыбке.

– Вижу, ты стала настоящей защитницей Генриха!

Мэриан поняла, что он прав. Если Лайонелу не суждено взойти на трон, тогда лучшего короля, чем Генрих, не найти. Он человек сильный и надежный. И женился на Элизабет, которая всегда готова служить делу справедливости. Он стал основателем династии, которая будет править истерзанной и разделенной на части Англией.

Пальцы Мэриан, сжимавшие рукоятку шпаги, ослабли, но она тут же вновь их сжала.

– Если я защищаю Генриха, значит, буду бороться за него до самой смерти.

– И пусть оружие нас рассудит? Пусть правый победит? Чисто по-английски! Что за плебейский образ мыслей!

Раздался еле слышный лязг металла – Уэнтхейвен неожиданно выхватил шпагу из ножен.

– Зато как правильно!

Мэриан, сама не зная почему, удивилась. И ужаснулась. Да, возможно, Уэнтхейвен был к ней гораздо более равнодушен, чем к своим псам, но он все же – ее отец. Она никогда не думала, что он хладнокровно обнажит против нее сталь, но одно предательство громоздилось на другом.

– Ну что, может, передумала? – издевательски бросил Уэнтхейвен. Но внимание его снова отвлекли крики за окном, многоголосый вопль, в котором слышались тревога и смятение. Хани завыла, требуя впустить ее.

– Нет, ни за что! – Мэриан облизнула пересохшие губы. – Я бросаю тебе вызов, Уэнтхейвен. Будем драться до смерти за это свидетельство о браке. Если умрешь ты – я его сожгу. Если паду я – можешь использовать его, как посчитаешь нужным. Поэтому положи пергамент на камин, дорогой отец, туда, где победитель сможет легко до него дотянуться.

– На камин? – Граф улыбнулся, показав ямочки. – Я научил тебя всему, что ты знаешь, и в любом из наших поединков тебе лишь удавалось обезоружить меня. Неужели с тех пор ты так много узнала? И настолько веришь в свое искусство фехтовальщика?

– Совершенно верно, – кивнула Мэриан, перекидывая подол платья через руку. – А ты нет?

Граф, казалось, раздумывал, но тут вмешалась Сесили.

– Не делай этого, Уэнтхейвен! – взорвалась она. – Это уловка! Не будь дураком!

Вот Сесили, без всякого сомнения, была дурой, и Мэриан благословила ее за это.

– Сесили, не стоит выставлять напоказ собственную глупость! – прорычал Уэнтхейвен. – Дочь, возможно, и хочет перехитрить меня, но пока еще я – хозяин положения! – Граф отступил к камину, не опуская нацеленной на Мэриан шпаги, и положил пергамент на серые камни. – Оставь! – велел он Сесили, когда та сделала шаг к камину. – Оставь. Любо он станет моим, либо Мэриан сожжет его!

Мэриан сумела выиграть в этом поединке характеров, но почему-то радости не ощущала. Без сомнения, небеса были бы лучшим местом для нее, но пока она своими глазами не увидит безжизненного тела Гриффита, не расстанется так легко с землей. Правосудие, однако, иногда требует жертв, а жертвы – крови.

И эта кровь стучала в ушах, словно колокол смерти звенел в ритме ударов сердца. Мэриан бросилась на Уэнтхейвена, и тот едва успел отбить удар. Грязное ругательство сорвалось с его губ, но граф успел восстановить равновесие и, в свою очередь, выбросил вперед шпагу, словно приросшую к руке, разрезавшую юбку и задевшую… руку?

Мэриан подняла руку, ожидая увидеть кровавый рубец. Ни царапинки. Отец, наблюдая за ней из-под тяжелых век, приказал:

– Оторви. – Мэриан непонимающе уставилась на графа. – Подол, – пояснил он. – Оторви до колен, чтобы не приходилось поддерживать его. Не позволю, чтобы кто-то сказал, будто я выиграл нечестно, воспользовавшись своим преимуществом.

Только Уэнтхейвен мог беспокоиться о чем-то подобном. Только Уэнтхейвен мог нанести такой мастерский удар. Страшно подумать, что она почти проиграла, еще не начав сражаться.

– Быстрее, – поторопил граф.

Мэриан, кивнув, оторвала широкую полосу от подола, так что теперь платье едва достигало колен. Уэнтхейвен не задел ее, но нанес куда более тяжелый удар по самолюбию, по крайней мере он на это надеялся. И еще надеялся, что этого достаточно, чтобы заставить Мэриан прекратить бесплодную борьбу. Может, если ее не удастся сломить физически, он сумеет уговорить упрямую дочь. Не то чтобы он любил Мэриан – непокорное, непочтительное создание! Нет, просто не желал брать ее дитя… да, впрочем, и любое дитя, на свое попечение. При мысли о том, что ребенок будет ныть, плакать и звать дорогую мертвую мамочку, мурашки ползли по коже. Однажды он уже потерпел неудачу в деле воспитания собственной дочери.

Крики во дворе перешли в сплошной рев. Черт бы побрал Гледуина – не может удержать своих людей, пока Уэнтхейвен не покончит с делами! Чума на их головы… но он разделается с ними потом.

– Продолжим, а? – спросил он Мэриан.

– Я готова.

Ее немигающий мрачный взгляд тревожил Уэнтхейвена. Напоминал глаза одного из спаниелей, которого загрыз волк. Собака встречала смерть даже с каким-то удовлетворением, зная, что выполнила свой долг до конца. И, желая уничтожить это выражение, дать Мэриан шанс выжить, граф предпринял блестящую атаку, блестящую даже в его собственных глазах. Он заставил ее отступить через всю комнату к двери серией выпадов, таких быстрых, что, казалось, Мэриан посажена в сверкающую клетку. Он продержал бы ее у двери, возможно, дольше, но звон шпаг привел Хани в состояние паники – собака залилась громким лаем, и граф испугался, что она, придя в возбуждение, спрыгнет с неогражденной лестницы. Поэтому и позволил Мэриан парировать выпад довольно неуклюжим ударом. Ударом, однако, высекшим кровь.

– Кажется, я старею, – с отвращением заметил он, глядя на багровую струйку, медленно тянувшуюся от запястья вверх по руке и разбивавшуюся об пол на мелкие капли.

– Просто я хорошо сражаюсь, – поправила она.

– Какое самомнение!

– Зато чистая правда.

Гордость станет причиной ее падения. Уэнтхейвен со злорадством предвкушал неудачу дочери и, снова рванувшись вперед, довел Мэриан до того, что она не просто парировала удары, а должна была сражаться… хотя бы для того, чтобы выжить. Грудь Мэриан тяжело вздымалась. Пот заливал глаза, но губы кривила решительная усмешка. От нее требовалась крайняя сосредоточенность, чтобы сохранить шпагу и собственную жизнь. Граф не отрываясь наблюдал за дочерью, тесня ее ближе к постели, где сном невинных спал Лайонел, с удовольствием отмечая, что мальчик отвлекает внимание Мэриан. Она двигалась с возможно большей осторожностью и старалась не издавать ни одного звука, чтобы не разбудить малыша.

Уэнтхейвен понимал ее чувства. Нечто подобное он испытывал к Хани, и сердце его болело за собаку, раздиравшую деревянный пол в попытке добраться до хозяина. Но, к своему удивлению, он страдал и за Мэриан, ведущую почти проигранную битву за свою честь. Правда, возможно, если сейчас он нанесет дочери поражение, не стоит убивать ее? И одного унижения будет достаточно, чтобы склонить Мэриан на свою сторону, пока еще возбуждение дуэлью ноет в жилах и радость поединка подтачивает решимость?

Он выиграл в главном – Мэриан теперь боролась, чтобы выжить. Теперь остается лишь убедить ее перейти на сторону отца. И, конечно, она поддастся разумным доводам, заверял себя граф, Мэриан его дочь. Здравый смысл присущ ей, как и ему.

Тоном, которым так часто пользовался Уэнтхейвен, чтобы усмирить капризную суку, он сказал:

– Ты, я вижу, совсем не понимаешь своего положения. У меня есть доказательство брака, и с его помощью я легко свергну Генриха.

Он отогнал Мэриан к открытому окну, надеясь пробудить в ней рассудок. Но ветерок донес до графа лязг металла и скрип дерева – кто-то опускал подвесной мост. Что вытворяют эти идиоты-наемники?!

– Не так-то легко это сделать, – пропыхтела Мэриан.

– Слишком легко.

– Ты лжешь… себе. Слишком много времени провел в глуши. – Мэриан рассекла воздух около головы отца и споткнулась о серебряный мяч. Колокольчик внутри звякнул, и она с трудом восстановила равновесие. – Неужели до тебя не доходило… или твои шпионы доносили лишь то, что тебе хотелось слышать?

Уэнтхейвену не понравились слова дочери, и он снова рванулся вперед.

– Что ты имеешь в виду?

– В сельской местности воцарился мир. Горожане довольны и спокойны. Тебе не так просто будет собрать… войско. Многие дворяне разбогатели именно во времена правления Генриха. – Мэриан пыталась отразить новую жестокую атаку, но все же пришлось потратить драгоценный воздух, чтобы выдавить: – Проедешь Англию из конца в конец… и убедишься, что я права.

Она хитра. Хитрее, чем думал Уэнтхейвен. Неужели надеется подорвать в нем уверенность своей болтовней? Это ей, конечно, не удастся, но приходилось не спускать с Мэриан глаз, и эти болваны во дворе кричали что-то не вполне понятное. Спеша поскорее нанести последний удар, граф процедил:

– Я не стану обращать внимание на твою глупость. Отправишься со мной, чтобы было кому заботиться о мальчишке.

Ее улыбка – зеркальное отражение его собственной – блеснула ямочками.

– Если… я ни на что больше не гожусь… почему ты сражаешься?

– Да, почему? – потребовала ответа позабытая Сесили. Окончательно выведенный из себя, Уэнтхейвен рявкнул:

– Сесили! Немедленно убирайся! – И, краем глаза оглядев девушку, стоявшую на скамейке и с нездоровым блеском в глазах наблюдавшую за схваткой, повторил: – Вон! Немедленно вон!

– Но, Уэнтхейвен…

Господи, до чего же он ненавидел плаксивых баб!

– Вон! – заревел он, яростно взмахнув шпагой. – Катись к черту отсюда!

Сесили начала шумно всхлипывать, что привело собаку в полнейшую истерику. Шум под окном все усиливался и становился настолько беспорядочным, что Уэнтхейвен снова выругался.

Но Мэриан не воспользовалась рассеянностью отца. Она тоже казалась поглощенной происходящим снаружи. Прислонив шпагу к стене, Мэриан высунулась из окна.

– Они опустили мост, и во двор въезжает большой отряд вооруженных рыцарей.

– Эти безмозглые ослы!

Уэнтхейвен бросился к дочери и попытался оттеснить ее, но Мэриан не поддавалась.

– Клянусь Богом, Уэнтхейвен, один из всадников крошит твоих наемников в капусту. Он…

Она отступила. Рука взлетела к сердцу. Мэриан задыхалась, словно что-то застряло в горле, и Уэнтхейвен сильно хлопнул дочь по спине, прежде чем занять ее место.

Он мгновенно понял, что Мэриан одурачила его. Никакого отряда не было видно, зато мостик нерешительно колебался в воздухе, словно кто-то сражался за овладение опускным механизмом. Однако Мэриан не солгала насчет одинокого всадника. На нем были лишь кожаные доспехи, а в руках – щит без герба, однако он явно выглядел рыцарем, одним из лучших рыцарей Генриха. Меч так и сверкал, прорубая широкую дорогу в толпе наемников. Под его опытным водительством лошадь тоже превратилась в оружие – топтала солдат копытами, хватала зубами.

– Кто этот человек? – осведомился граф, ни к кому в особенности не обращаясь.

– Уэнтхейвен? – дрогнувшим голосом охнула Сесили.

– Я ведь велел тебе убираться, – бросил он. Еще один человек присоединился к одинокому всаднику, только он помчался к замку, прочь от битвы, и внимание Уэнтхейвена вновь привлек рыцарь. – Он кажется знакомым… – нахмурился граф.

– Уэнтхейвен, – снова окликнула Сесили. Круто развернувшись, Уэнтхейвен рявкнул:

– В замке враги, ты, глупая…

И застыл.

Его дочь – проклятая сука – клала пергамент на горящие угли.

– Нет! – завопил граф, метнувшись к ней. Глаза Мэриан расширились, но она упрямо продолжала вжимать драгоценный пергамент в огонь. Граф снова закричал и вцепился в волосы Мэриан, пока Сесили открывала дверь, пытаясь скрыться. В этот момент истосковавшаяся по хозяину Хани прыгнула на него и сбила на пол. Граф невольно ослабил хватку.

Мэриан свалилась на пол, но, тут же вскочив, сунула пергамент в самое пламя. Отбросив собаку, Уэнтхейвен сильным ударом отшвырнул Мэриан и потянулся к документу.

Слишком поздно.

Жадный огонь пожирал пергамент, маленькие красные язычки весело плясали. На пожелтевшем фоне на миг засияли слова, потом к потолку заструился дым, и все исчезло.

– Исчезло! Исчезло! Исчезло! Исчезло…

Он бы захватил Англию. Он бы владел страной. Знать склонилась бы перед ним. Крестьяне пресмыкались бы. Он стал бы богатым и могущественным. Таким могущественным!

Граф снова взглянул в огонь, разыскивая там то, что навеки пропало. Пропало без следа.

– Исчезло! Исчезло! Исчезло! Исчезло!

Уэнтхейвен стучал кулаком по ноге, повторяя единственное слово, как молитву.

Ничто не могло облегчить тяжесть на душе. Ничто, кроме уничтожения Мэриан. Уничтожения. Вида ее разбитого тела на камнях под лестницей.

Мэриан услышала плач. Лайонел. Он боится! Нужно скорее подойти к сыну!

Но перед глазами все плыло, а ноги не держали. Слишком велика боль в обожженной руке. И раскалывается голова. Но необходимо подняться с пола и бежать к Лайонелу, оттащить его в безопасное место. Только вот никак не пошевелиться. Нужно! Нужно поспешить, пока он не погнался за ними! Пока не добрался до нее…

– Мэриан.

Это Уэнтхейвен. Ее отец. Она подумала, что он хочет убить ее, но отец никогда не говорил с ней так ласково. Она уже слышала этот голос… но когда?

– Мэриан? – снова проворковал он. Такой добрый, такой мягкий. Где она слышала этот тон? – Пойдем, Мэриан.

Мэриан вяло оторвала голову от стены, взглянула в глаза отца и вспомнила. Он говорил так нежно, когда собирался убить больную или слабую собаку, неспособную производить на свет щенят.

– Встань, Мэриан.

Он держал у ее груди острие шпаги, готовый вонзить оружие прямо в сердце дочери, и поэтому она не могла больше противиться столь недвусмысленному приказу. Держась за стену, Мэриан с трудом поднялась, пока не оказалась лицом к лицу с графом. Стоя в дверях, Сесили молча наблюдала за ними, потрясенная зрелищем, смысла которого не в силах была понять. Хани с громким лаем кружила по полу. Лайонел сидел на постели и молчал, поскольку привык видеть мать с мечом в руках и не понимал, что той грозит гибель.

Нужно бы ободрить малыша, но Мэриан могла лишь безмолвно смотреть на отца. Смотреть в глаза собственной смерти.

– Уэнтхейвен. – В хриплом голосе, казалось, звучали слезы. – Во имя нашего сладчайшего Спасителя, Уэнтхейвен…

– Ты скоро с ним встретишься.

Мэриан на дрожащих ногах с трудом перемещалась вдоль стены.

– Ты вечно будешь гореть в аду, если отважишься на это.

– И что же? Я уже в аду. – Граф медленно сжал пальцы в кулак. – Я держал страну в руке, и мое собственное тщеславие позволило ей выскользнуть. Мое тщеславие и твоя измена.

Добравшись до стены, Мэриан пошатнулась, но не упала и неверными шагами направилась к двери.

– Так что же случилось с твоей так называемой честью? – неспешно, мягко выговорил Уэнтхейвен, словно вселяя непреложную веру своей манерой говорить. – Я поверил, что ты оставишь пергамент на месте, пока схватка не будет закончена.

– Моя честь подсказала, что я должна сжечь документ, даже если наградой за это станет смерть. – Мэриан вцепилась в деревянный подоконник, но тут дорогу заступила Сесили. – Моя честь говорит, что это – самая высокая и благородная миссия.

– Честь женщины! – вскричал Уэнтхейвен, потеряв голову от ярости.

И Мэриан, как это ни удивительно, нашла в себе силы улыбнуться:

– Да, женская честь.

– Тогда умри за свою женскую честь!

Мэриан, отшатнувшись от направленной в грудь шпаги, ступила на лестничную площадку.

– Назад, – велел он.

Мэриан взглянула вниз, в темную дыру, куда спиралью уходил длинный ряд ступенек и не было видно конца. Острие шпаги мягко коснулось горла.

– Назад, – повторил он. – Отступи назад – в вечность.

Нога повисла в воздухе, и Мэриан, невольно сжавшись, зачарованно наблюдала, как сверкающий кончик подплывает все ближе и ближе.

– Камни внизу принимали и другие тела… – Кончик задрожал. – Твоя мать встретила здесь свой конец, и сплетники злословили, что я убил ее. Но нет, она умерла без моего участия и таким образом сумела скрыться от меня.

Мэриан взглянула на отца. Отец смотрел на нее. Кончик шпаги был тверд, глаза сужены. Ни жалости, ни надежды, ни выхода. Только слабое удивление. Он очень медленно отнял шпагу.

– Не могу.

– Сделай это!

Шепот Сесили повис в воздухе, как запах гниющей капусты. Но граф продолжал, не обращая внимания:

– Я словно слышу ее последние слова. Она заставила меня поклясться, что всегда буду защищать тебя, сделаю сильной и храброй.

– Убей ее! – вызывающе повторила Сесили. На этот раз граф ответил ей:

– Не могу. Она дочь своей матери.

– Что ж, тогда смогу я!

Сесили неожиданно рванулась к Мэриан, протягивая руки. Бежать было некуда.

Мэриан старалась удержаться на краю, и когда уже падала, чья-то рука, схватив ее за корсаж, оттащила в безопасное место. Та же рука помешала Сесили закончить начатое. Мир завертелся, и Мэриан повалилась на бьющееся на полу тело Сесили.

И тут раздался звук падения… И стон.

Она знала этот звук. И ненавидела.

Перевернувшись, Мэриан подползла к краю площадки и свесила голову: Уэнтхейвен катился по вьющимся спиралью ступенькам, став наконец не кукольником, а жалкой марионеткой. Голова то и дело ударялась о стену. Он явно был без сознания.

Одна ступенька треснула. Граф отлетел в сторону.

Мэриан закричала.

Граф перевалился через край…


Глава 21


– Опустите решетку!

Наемники с воинственными воплями пытались ссадить Гриффита с лошади. Боевой конь бил копытами, не подпуская к себе врагов. Вокруг раздавались стоны раненых, катавшихся по траве внутреннего двора. Но Гриффит натренированным ухом определил, откуда исходят приказы.

– Опустите решетку, болваны! Опустите, кому говорю!

Гриффит, поспешно оглядевшись, заметил Гледуина, стоявшего на лестнице, ведущей в караульное помещение.

Острые железные зубья решетки дернулись и начали быстро снижаться, образуя барьер между Гриффитом и спешившим на помощь отрядом короля. Ни один рыцарь не рискнет погибнуть страшной смертью от громадных копий, грозивших всякому, кто осмелится проехать под решеткой.

– Закройте же двери, идиоты, а не то сейчас явятся англичане и порубят нас, как начинку для пирогов!

Гледуин в походных доспехах орал на дюжину наемников, старавшихся закрыть массивные деревянные двери за решеткой. Грудь Гледуина защищал слишком большой панцирь. На голове неуклюже сидел слишком маленький шлем. Поножи громко звякали, стоило ему топнуть ногой. В лучах солнца ярко блеснули латные рукавицы.

– Быстрее! Быстрее! – вопил он.

Скоро, очень скоро, понял Гриффит, они закрепят железные полосы, служившие засовами, и он останется здесь один, а Генрих не сможет проникнуть в замок. Но ему нужна помощь, и сейчас же. Где Билли? Где обещанная подмога?

Гриффит с ревом стряхнул нападающих и ворвался во двор.

– За Англию! – крикнул он в направлении замка. – Король Генрих требует впустить его, а валлийские наемники противятся повелителю!

Наемники застыли, нерешительно поглядывая на замок. Неужели английские солдаты ослушаются приказов хозяина ради короля?

– За англичан!

Ничего не произошло, и наемники, злорадно ухмыляясь, начали собираться вокруг Гриффита, словно стая волков, ожидающих подходящего момента, чтобы наброситься на жертву. Он в отчаянии вскрикнул:

– За вашего товарища Билли и вашу хозяйку Мэриан!

Нижние двери центральной башни отворились, и оттуда вырвались английские солдаты. Позади мчались остальные – повара и служанки, прачки и мальчишки на побегушках…

Во главе столь странного отряда бежал Билли, выкрикивая приказы, как настоящий командир. Обе стороны сцепились не на жизнь, а на смерть. Солдаты действовали хладнокровно и с обычным искусством, но на Гриффита произвел огромное впечатление вид мальчишек, использующих тяжелые серебряные блюда в качестве щитов, и служанок, ловко орудовавших железными кочережками. Прачки молотили вальками по головам валлийцев, а повара атаковали их кухонными ножами.

В довершение суматохи Шелдон выпустил собак из псарни, и те бросились на наемников.

Гледуин открыл забрало и начал осыпать ругательствами наемников, которых сильно потеснили англичане. Но прежде чем он смог прийти на помощь своему войску, решетка медленно, рывками начала подниматься, и Гриффит громко рассмеялся, глядя в разъяренное лицо валлийца. Но Гледуин услыхал скрип – даже сквозь лай собак, проклятия и вопли – и, хищно ощерившись, слетел по каменным ступенькам в комнату, где находился опускной механизм, зная, что Гриффит непременно последует за ним, и тот пришпорил коня. Оказавшись на земле, Гриффит метнулся к Гледуину, держа наготове меч и щит, настолько страстно желая завладеть добычей, что едва не пропустил мимо ушей крик Арта:

– Гриффит, смотри!

Гриффит поднял глаза, ослепленный сверканием доспехов Гледуина, и потрясенно наблюдал, как Арт и Долан, схватив наемника за руки, подвесили его над лестницей и начали раскачивать, как на качелях. Тот безуспешно пытался вырваться и сохранить равновесие, но Гриффит успел заметить только, как валлийцы, пересмеиваясь, отпустили Гледуина и тот с громким клацаньем и треском приземлился внизу, подняв тучу пыли, мгновенно окутавшей блестящие доспехи мутным покрывалом.

Арт с невинным видом пожал плечами. Долан вытер руки о плащ и объявил:

– Он просто поскользнулся.

Да, подумал Гриффит, двое валлийцев – этого, пожалуй, вполне достаточно, даже слишком.


– Ты убила его. Убила собственного отца!

Вопли Сесили эхом отдавались от стен, поднимаясь к высокому потолку. Вокруг собралась ошеломленная толпа.

– Она убила отца! Сделайте что-нибудь! – крикнула им Сесили. Хани вторила истерике, с громким визгом спускаясь по ступенькам, волоча ушибленную ногу. – Он кормил тебя, одевал! Сделайте же что-нибудь!

Но притворно громкая скорбь и рыдания постепенно стихли, поскольку и мужчины, и женщины широко раскрытыми глазами смотрели на нее и молчали. Отчаявшись получить помощь, Сесили с мольбой повторила:

– Почему вы не сделаете что-нибудь?

Одна из женщин, брезгливо подобрав юбки, чтобы не коснуться мертвого Уэнтхейвена, объявила:

– Я ухожу и захвачу с собой тазик, отделанный золотом. Его можно продать за хорошую цену.

– Да, а мне нравится золотое блюдо, – прибавил какой-то мужчина, дернув себя за бороду. – В столовой накрыт стол, как вы думаете?

Мэриан стояла, сжимая в объятиях Лайонела, и наблюдала, как приживалы Уэнтхейвена спешат разорить замок.

Визг снова разорвал воздух – это Сесили поняла, что никому нет дела ни до Уэнтхейвена, ни до нее.

– Мама? – спросил Лайонел.

Мэриан прижала его головку к своему плечу и здоровой рукой закрыла ему уши. Необходимо защитить сына от этого. Как она хотела, чтобы кто-то защитил ее, однако, хотя ее печаль была искренна и глубока, а рана в душе ныла и болела, она радовалась. Радовалась.

Уэнтхейвен, самый большой себялюбец, самый беспринципный человек на земле, не смог убить ее. Она разрушила мечты отца, уничтожила его шанс добиться власти, и все же он держал шпагу у ее горла, но так и не сумел довершить удар и не допустил, чтобы Сесили сбросила Мэриан с лестницы.

Потому что она была его дочерью? Возможно.

Потому что она была дочерью своей матери? Вероятно.

Неужели любовь никогда не умирает?

Она поглядела вверх, в темный провал башни, и поняла, что это так и есть.

Любовь отца к ее матери.

Любовь матери к ней.

Раствор, скреплявший камни башни. Защита. Исцеление. Необходимость.

Появившийся расстрига – священник Уэнтхейвена, довольно подозрительного вида, – с первого взгляда оценил ситуацию и, встав на колени около трупа, начал молиться за душу усопшего. Визг Сесили становился все громче, но священник сумел заткнуть ей рот всего двумя словами.

– Уважение к мертвым! – велел он.

Сесили подняла залитое слезами лицо, взглянула сначала на него, потом на то, что осталось от любовника, и снова заплакала, но уже гораздо тише, придерживая живот, словно скорбь отяжелила его так, что не было сил нести это бремя.

Хани добралась до подножия лестницы, подошла к телу, понюхала и, усевшись, взвыла, словно душа, обреченная на вечные муки.

– Он умер без отпущения грехов, – невольно вырвалось у Мэриан. Священник цинично оглядел ее с головы до ног, но тут же глаза его смягчились.

– Это не так. Каждое утро он получал соборование – с тех пор, как умерла ваша мать.

– Но это против законов нашей матери Церкви, – потрясенно запротестовала Мэриан.

– Уэнтхейвен кормил и одевал меня, тогда как Церковь меня отвергла. Я повиновался в первую очередь ему.

Мэриан, охнув, выбежала из темной башни.

Она хотела найти Гриффита с той минуты, как, выглянув в окно, сразу же узнала мужа. Если любовь не умирает, значит, его любовь к ней выдержала тяжкое испытание, и Мэриан хотела найти убежище в этой любви. Хотела быть той, которая нужна ему, и искупить все, что натворила.

Посмотрев в окно, она заметила, что битва почти затихла. Наемники бежали под бешеным натиском солдат Уэнтхейвена и сдавались вновь прибывшему отряду неизвестных английских рыцарей. Неужели Гриффит смог заставить их помочь ему? Вне всякого сомнения. Гриффит способен на все, даже восстать из смертоносной расселины, поглотившей его.

Равнодушная к столпотворению, творившемуся вокруг, Мэриан с трудом пробиралась вперед, к тому месту, где в последний раз видела Гриффита. Она хотела выйти во внутренний двор и ни о чем больше не думала. Мэриан не замечала светлого коккер-спаниеля, пытавшегося сначала догнать ее, а потом просто устало хромавшего следом, не обращала внимания ни на мародеров, грабивших замок, ни на солдат и слуг, преследовавших грабителей. И не подняла глаз на приближавшуюся процессию, пока сильная рука не сжала ее запястье.

Мэриан смотрела прямо в лицо монарху.

– Куда ты идешь? – резко бросил король. Ошеломленная его появлением, Мэриан смогла лишь пробормотать:

– К Гриффиту.

Генрих двумя пальцами приподнял головку Лайонела и внимательно всмотрелся в лицо малыша.

– Думаешь, что можешь таскать этого ребенка повсюду, куда тебе заблагорассудится?

– Ваше величество?

Генрих встал так, чтобы прикрыть ее от любопытных взглядов рыцарей.

– Где мы можем остаться наедине?

Мэриан огляделась.

– Мы… рядом… с покоями отца. Там можно поговорить… если хотите. Отец… – Она с трудом сглотнула, голос стал хриплым. – Отцу больше не понадобятся комнаты в этом замке.

Рассматривая ее так же пристально, как Лайонела, Генрих повысил голос так, чтобы всем было слышно.

– Насколько я понимаю, твой отец потерял жизнь в битве с предателями-наемниками, пытаясь остаться верным своему королю?

– Я не знаю… что… – пробормотала сбитая с толку Мэриан.

– Пойдем, – велел Генрих, подтолкнув ее в спину.

– Но Гриффит… – запротестовала Мэриан.

– Идите отыщите лорда Гриффита, – велел Генрих, не оборачиваясь и не сводя глаз с Лайонела. – Пошлите его к нам.

Как только Мэриан переступила порог покоев Уэнтхейвена, воспоминания одолели ее с такой силой, что она пошатнулась. Всего два часа назад отец был жив, торжествовал, праздновал еще не достигнутую победу. Теперь же лежал разбитый, мертвый, и его злейший враг простер плащ покровительства над ней и ее владениями. Ложь Генриха спасет ее от вечного позора, и теперь Мэриан будут не просто терпеть, она станет дочерью героя, принявшего смерть ради повелителя.

Мэриан следовало поблагодарить его, и она попыталась:

– Ваше величество…

Но слова замерли на устах при виде пристального взгляда, обращенного на Лайонела.

Позволив Хани войти, Генрих закрыл дверь перед любопытствующими рыцарями.

– Он похож на отца, – бесстрастно, сухо заметил король, окидывая Лайонела недовольным взором, словно тот был в чем-то виноват.

Лайонел выпрямился, и на миг гордое наследие королей ясно проявилось в величественной осанке, надменно поднятом подбородке, четко очерченных поджатых губах. Мальчик, казалось, с безмолвным осуждением смотрит на Генриха.

– Ничего не взял от матери, – продолжал Генрих. – Я надеялся, что смогу заметить хоть что-то… но это бесполезно, не так ли? Он не может появиться при дворе, и даже просто в обществе – кто-нибудь обязательно узнает…

– Ваше величество, Лайонел – мой сын, – поспешно перебила Мэриан. – Его отец был простым… – Но слова не шли с языка.

– Видишь? Даже ты не в силах солгать. Но я сумею разрешить все затруднения. – Генрих надвинулся на Мэриан. – Отдай ребенка мне.

Мэриан, отступив, посадила малыша себе на бедро.

– Ваше величество, вы хотите подержать на руках Лайонела?

– Забрать с собой.

Он говорил вкрадчиво, добродушно, почти ласково. Совсем как ее отец, когда замышлял очередную гнусную интригу, и Мэриан взглянула в глаза короля, пытаясь обнаружить правду. Они сверкали ледяным огнем, словно раскаленный металл на холодной земле. Этому человеку нельзя было доверять, и Мэриан снова подалась назад.

Но король последовал за ней, уговаривая, убеждая, хотя ничем не мог скрыть преступного намерения.

– Я собираюсь поместить ребенка в безопасное место, где никто не попрекнет его испорченной кровью и страшным наследием. Он сможет находиться в обществе себе подобных.

– Как, например, графа Уорика?

– В Тауэре? – Генрих тихо усмехнулся. – У Тауэра, по-моему, незаслуженно плохая репутация. Нет никакого позора в том, что…

– Чтобы находиться там в заключении?

После всего пережитого, боли, борьбы и потраченных сил… Мэриан просто не могла поверить, что оказалась в подобном положении. Она сделала все, чтобы сохранить Лайонела, – нарушила клятву, данную Элизабет, сожгла доказательство законного происхождения Лайонела, уничтожила чувство Гриффита к ней. Даже позволила себе выслушать стоявшего сейчас перед ней человека в надежде, что тот не причинит зла ребенку.

Но сейчас под внешней добротой проглядывало коварство и холодный расчет. Король хотел отнять у нее Лайонела, увезти навстречу участи, предназначенной для всех нежеланных детей с королевской кровью в жилах.

Генрих медленно двинулся к ней, словно охотник, загнавший лань.

– Тауэр – не только тюрьма, но и резиденция королей.

Мэриан так же медленно отступала, горько жалея, что при ней нет кинжала. Однако какую пользу может принести оружие? Нельзя ударить ножом короля Англии. Даже если удастся убить его, ей вынесут смертный приговор, и что тогда станет с Лайонелом?

Боясь вызвать раздражение Генриха внезапным отпором, она осторожно ответила:

– Да, братья моей госпожи Элизабет тоже жили там.

«Перед смертью», – хотела добавить Мэриан, но не осмелилась.

За спиной открылась дверь, но Мэриан не отводила глаз от Генриха.

– Убирайтесь! – рявкнул он, не сомневаясь, что его приказу подчинятся. Замок щелкнул, и Генрих снова устремил взгляд на Лайонела. – Он просто вылитый Ричард. И такой же высокомерный?

Снова спрятав лицо Лайонела у себя на груди и сочтя за лучшее, чтобы король поменьше обращал внимание на мальчика, Мэриан поспешно ответила:

– Нет, конечно, нет.

Но в этот момент Лайонел упрямо поднял голову и провозгласил:

– Нет!

Улыбка Генриха мгновенно растаяла, стертая властным тоном мальчика.

– Да он еще и воинственный! И к тому же недобрый.

Лайонел начал вырываться. Мэриан попыталась одновременно удержать его и что-то объяснить, но, к собственному отвращению, поняла, что униженно молит:

– Он всего-навсего маленький мальчик. Совсем маленький.

– Не просто маленький мальчик. – Генрих почти прижал ее к стене и жадно, нетерпеливо потянулся к Лайонелу. – Сын Ричарда.

Но не успели его пальцы коснуться мальчика, между ними и Лайонелом сверкнуло короткое серебряное лезвие, устанавливая границу, дальше которой не мог проникнуть король.

– Ваше величество, – раздался голос Гриффита, – Лайонел – мой сын.

Мэриан была не в силах шевельнуться, охваченная одновременно ужасом, и облегчением, и еще… еще неизвестно откуда взявшейся твердой уверенностью, что Гриффит станет защищать их, несмотря на монарший гнев.

Генрих тоже застыл. Он даже не повернул головы, чтобы взглянуть на Гриффита, и дал понять, что знает о его присутствии, лишь сухо проговорив:

– Отойдите, лорд Гриффит.

Король ничем не показал, что боится удара мечом или человека, державшего этот меч. У него не было ни малейшего сомнения в преданности Гриффита. Он знал, что обеты, данные Гриффитом, были высечены на том же валлийском камне, из которого был вырублен сам Гриффит.

И Гриффит тоже понимал это. Клятвы, принесенные вассалом повелителю, были священны. Он дал слово поддерживать Генриха в его благородном деле правления Англией, и ничто не могло заставить его переступить через это слово… как ничто не могло заставить его забыть о клятвах, принесенных Мэриан.

– Я отойду, мой повелитель, как только вы отступите.

– Это не ваше дело, лорд Гриффит, и не должно вас касаться. Отойдите! – словно кнутом ударил Генрих, но Гриффит и глазом не моргнул.

– Вы сами заставили меня вмешаться в это, когда обвенчали меня с леди Мэриан. Ребенок ее и, следовательно, мой, и я не позволю вам забрать Лайонела.

Генрих замер от изумления и, мгновенно оправившись, взглянул Гриффиту в лицо с такой свирепой настороженностью, что любой – менее храбрый – человек испугался бы. Ревность, ярость и отчаяние – все смешалось в его взгляде; опасное сочетание, особенно в короле.

– Давайте поговорим откровенно, сэр Гриффит, – отчетливо, со зловещим спокойствием произнес Генрих. – Леди Мэриан не мать ребенка, а вы не отец. Это дитя – плод кровосмешения и насилия. Он сын Ричарда, грязного пятна на лице человечества, и должен быть изолирован из боязни ужасов, которые может принести на землю его наследие.

– Но в Лайонеле течет та же кровь, что и в королеве, – не повышая голоса, заметил Гриффит, не боясь говорить правду, которую не осмелился признать вслух Генрих. – Ричард был ее дядей, однако Элизабет – добрая женщина, ласковая и милосердная ко всем и, кроме того, одна из главных опор вашего трона.

– Она еще не королева, – раздраженно бросил Генрих. – Я пока не велел короновать ее.

– Именно таким способом вы и Элизабет держите в тюрьме? – вскричала Мэриан. – Так вот какова ее награда за то, что принесла себя в жертву ради блага Англии?

Гриффит едва не застонал от столь несвоевременного вмешательства, хотя почти ожидал чего-то подобного. Его дама множество раз доказывала свое мужество… как, впрочем, и несдержанность. Господи, дай ей хоть немного такта!

– Я стану королем по своей воле, не по милости Элизабет или ее семьи. Ее семья! – Король презрительно сплюнул. – Только поглядите на них! Ее отец был пьяницей и развратником, мать уже предала меня. А дядя…

– Прекрасная семейная жизнь, нечего сказать! Значит, вы судите о Элизабет по ее предкам, – вмешалась Мэриан.

Господь не захотел ответить на молитвы Гриффита, но Генриху стоило выслушать все, что говорила Мэриан; может, это заставило бы его свернуть с избранного пути мщения. Гриффит, стараясь держать себя в руках, наблюдал за разъяренной, страстной Мэриан и жестоко-пренебрежительным лицом Генриха.

– У нас хороший брак, – наконец выдавил король. – Элизабет не знает…

– Неужели? – презрительно рассмеялась Мэриан. – Разве, ваше величество? Я выросла вместе с Элизабет и заверяю: хотя училась она не так уж хорошо, понимает мысли и чувства окружающих гораздо лучше, чем свои. Ей пришлось стать такой – от этого подчас зависела жизнь.

Генрих гордо выпрямился и, завернувшись в плащ, провозгласил:

– Я – король. И не привык выказывать свои чувства.

– Вы прежде всего человек и ее муж. Она знает, о чем вы думаете, понимает, почему до сих пор не коронована, и каждый день, на который откладывается эта коронация, ранит ее в сердце все глубже. Она дала вам наследника, любит сына так беззаветно… что почти забыла… других… – Голос Мэриан оборвался, но голова была гордо вскинута, а руки судорожно прижимали Лайонела к груди. – Она не помнит о прежних привязанностях, о клятве, которую заставила меня дать, о собственной плоти и крови, о первенце…

– Женщина! – громогласно прорычал Гриффит. – Замолчи! – Мэриан едва не бросилась на мужа, но тот, сжав большим и указательным пальцами ее подбородок, раздельно повторил, так чтобы она могла видеть движения его губ: – Замолчи же!

Мэриан дрожала от негодования, представляя в эту минуту олицетворенный вызов, но угроза наконец проникла через панцирь ее ярости. Ее место занял здравый смысл, и Мэриан постепенно успокоилась. Когда Гриффит разжал пальцы, она, словно ничтожное покорное создание, пробормотала:

– Прошу прощения, мой муж и господин. Я, конечно, сделаю так, как велите вы.

– Поздравляю, – злобно бросил Генрих, – тебе удалось приручить лучшего из спаниелей Уэнтхейвена.

Гриффит надеялся, что ему тоже удастся сохранить ясную голову.

– Ваше величество, – сказал он, – однажды я увидел, как леди Мэриан сражалась с мужчиной – неким Харботтлом, защищая свою добродетель. Он хотел овладеть ею, а она отвергла его пинком в горло. Все же я, безмозглый, высокомерный осел, винил леди Мэриан за грубость и бессердечие Харботтла. Леди Мэриан сказала, что мужчины всегда осуждают женщин, когда женщина становится жертвой.

– Но вы отомстили за оскорбление? – спросил Генрих.

– Именно.

– Но, как видно, недостаточно, поскольку Харботтл вновь появился, чтобы нести беду. Если семя взошло, необходимо вырвать его с корнем. С корнем, сэр Гриффит.

– Генрих, – прошептал Гриффит, но звук его голоса разнесся по комнате, – неужели не понимаешь: Лайонел – сын короля, законный сын короля? Если я предпочту убить тебя сейчас, а я могу это сделать – сам знаешь… – Упершись кулаками в бока, он со зловещим видом надвинулся на короля. – Прикончив тебя, я смогу стать лордом-протектором короля. Регентом. И осуществлю мечты о независимости Уэльса без того, чтобы дожидаться милости от тебя. На моей стороне женщина, которую Лайонел считает своей матерью, и я сотру твое семя с лица земли. Место, которое ты выбрал для пребывания Лайонела, легко может оказаться тюрьмой Генриха Тюдора, а я по-прежнему останусь при короле.

Генрих, не мигая, наблюдал за ним, но во взгляде светился ужас, смешанный с изумлением. Гриффит мягко добавил:

– У нас есть доказательство того, что свадьба все-таки состоялась.

– Что? – воскликнул Генрих.

– Доказательство. Оно у леди Мэриан.

– Невозможно. Я обыскал…

– Но не смог найти. Только потому, что документ все время был у леди Мэриан. И стоило только захотеть, как мы перевернули бы всю страну и начали восстание. Может, стоит сделать это сейчас? – Гриффит не смотрел на Мэриан, но почувствовал, как она шагнула ближе. – Ты хотела жить при дворе. Мечтала о богатстве и могуществе. Это твой шанс. Может, сделаем это сейчас?

Мэриан, склонив голову, наблюдала за Генрихом.

– Может, предоставим Лайонелу решать?

– Что?

Крик Генриха эхом отразился от стен и словно камнем ударился о дверь, вызвав всполошенные оклики рыцарей.

– Убирайтесь! – проревел король. – Спросить Лайонела, не хочет ли он быть королем?!

Гриффит кивнул:

– Что ж, совсем неплохой способ. Лайонел, хочешь быть королем?

Лайонел, все еще пытаясь сползти на пол, энергично замотал головой:

– Нет!

– Но мужчины будут стоять перед тобой на коленях, а женщины – целовать руку, – продолжал Гриффит.

– Нет! Нет! Лайонел вниз сейчас.

Лицо Генриха покрывали крупные капли пота.

– Ты издеваешься надо мной.

– Чуть-чуть, ваше величество.

Гриффит взял Лайонела у Мэриан, хотя та не слишком охотно разжала руки, и поставил на пол.

– Не карабкайся на стулья, – предупредил он ребенка.

– Ты не посмеешь свергнуть меня, – пробормотал Генрих, вытирая лоб рукавом.

– А ты не захочешь отправить Лайонела в Тауэр, – отпарировал Гриффит, подчеркивая значение своих слов взмахом шпаги.

– Конечно, нет.

– Конечно, нет, – повторила Мэриан. – Наш повелитель и монарх слишком мудр для такого.

– Совсем как лорд Гриффит и леди Мэриан.

– Всякий может сделать ошибку, – заключил Гриффит. – Но только глупец будет настаивать на том, чтобы повторять ее.

Лайонел сочувственно проворковал что-то, увидев Хани, свернувшуюся в кресле Уэнтхейвена и лизавшую ушибленную лапу. Мальчик, с безошибочным инстинктом ребенка, дал спаниелю обнюхать руку и осторожно начал гладить Хани.

Может, от него пахло Уэнтхейвеном? Вероятно, потому что собака, покорно вытерпев ласки, со вздохом уронила голову в колени малыша. Генрих бесстрастно наблюдал за ними.

– Это доказательство венчания…

– В безопасном месте, – заверила Мэриан, не осмеливаясь открыть больше.

Генрих обмяк от облегчения.

– Прекрасно. Пусть и остается там, где его никто не увидит. Ради моей королевы… и меня самого.

– Думаю, что могу принести клятву, ваше величество, – ответила Мэриан.

Генрих подался к двери, но взгляд по-прежнему оставался ледяным, а выражение – зловеще-угрожающим.

– Пока доказательство не выплыло на свет божий, считайте, что ваша безопасность обеспечена.

Но Мэриан больше не смогла вынести вида побежденного Генриха и отвергнутого Гриффита – ведь, что ни говори, она была женщиной. Может, не совсем обычной, не той, какую бы хотел Гриффит, предоставь ему судьба возможность выбора, но все же женщиной. И в этот момент она словно услыхала нежный шепот матери.

– Подождите! – с мольбой вскрикнула Мэриан. Генрих мгновенно замер, вопросительно подняв брови.

– Леди Мэриан? Собираетесь еще что-то потребовать от меня?

– Только одно, ваше величество. – Мэриан подошла к королю и опустилась на колени. – Я хотела бы принести вам обет верности.

Наблюдая за Генрихом, она заметила, как хорошо тот носит маску непроницаемости, так необходимую для монарха. Он ничем не показал, что понимает истинное значение ее покорности, ни единым движением не осудил столь неприличный выбор времени и места. Вместо этого король с готовностью сжал ее ладонь обеими руками.

– Хочешь по доброй воле стать моим вассалом?

– Я желаю этого, – провозгласила Мэриан. – Я становлюсь вашим вассалом, чтобы верно служить, и покоряться, и почитать, и защищать от всех врагов и напастей, клянусь в этом святой Марией, которая – подобно мне – была матерью сына.

Генрих удовлетворенно кивнул и поднял ее на ноги. Их договор должен был скрепить поцелуй мира, но никогда еще Мэриан не приходилось целовать мужчину, более равнодушного, чем Генрих. Он ожидал, безмолвный, с каменным лицом, пока она сама не подставит губы.

К своему стыду, Мэриан медлила. Последний шаг оказался слишком трудным, она поняла, что не в силах прикоснуться к человеку, угрожавшему жизни ее сына.

Наконец Генрих сказал:

– Думай об этом как о своей мне дани. У тебя ведь нет ничего другого.

– Нет… – удивленно взглянула Мэриан на свои пустые руки. Но слова короля вывели ее из оцепенения, и Мэриан, положив Генриху руки на плечи, поцеловала в губы. Он ответил поцелуем – не слишком приятным, напомнившим Мэриан о его власти над ней, и подтолкнул ее к Гриффиту. Хмурое лицо явно противоречило попыткам пошутить.

– Ну и резвая женушка у вас, лорд Гриффит! Дерзости ей не занимать. Осторожнее, иначе она живо заставит вас плясать под свою дудку.

– Молюсь об этом, ваше величество, – пробормотал Гриффит, заключая жену в объятия.

– Вы, конечно, собираетесь жить в пожалованном поместье на границе с Уэльсом, не так ли?

– Как прикажет мой повелитель. – Гриффит еще сильнее сжал Мэриан. – Но сначала мы надеялись навестить моих родителей и отпраздновать свадьбу как полагается.

– Прекрасная мысль. И, кстати, если вы решите жить как можно дальше от Лондона, двора и меня, поверьте, это была бы великолепная идея.

Генрих подошел к двери, положил ладонь на ручку и остановился, казалось, глубоко задумавшись. Гриффит напряженно застыл. Но тут король, не оглядываясь, сказал:

– Позвольте поблагодарить вас, леди Мэриан, за то, что напомнили мне об удовольствии, которое может доставить моей королеве церемония коронации. Как только Вестминстерское аббатство будет подготовлено к предстоящему празднеству, архиепископ возложит корону на ее благородный лоб и провозгласит ее истинной королевой – королевой в своем праве. – Генрих молча, все еще отвернувшись, постоял и медленно, словно кто-то вытягивал из него слова, добавил: – Я попрошу ее писать вам, леди Мэриан, так часто, как возможно. Ваша дружба так много значит для нее, и я с нетерпением буду ожидать хороших новостей о вас и о вашей новой жизни.

Он вышел и прикрыл за собой дверь, прежде чем Мэриан смогла ответить. И за это она была благодарна королю, потому что губы сводило судорогой. Закрыв лицо руками, Мэриан заплакала от облегчения и лишь долгое время спустя попыталась выговорить:

– Я боялась… боялась, что разрушила жизнь Элизабет… боялась… что он осудит меня за излишнюю откровенность и использует ее как предлог, чтобы вновь замышлять недоброе против нас. Но он любит Элизабет. По-настоящему любит. И… думаешь… – Лицо Гриффита расплывалось перед ее глазами. – Думаешь, что он оставит нас в покое и позволит растить Лайонела?

– Да, именно так я и считаю, – свирепо, хрипло объяснил Гриффит, словно пытался бороться с каким-то сильным чувством. – Иначе он позвал бы своих стражников и мы уже лежали бы мертвыми на полу.

– Мертвыми на полу? – Мэриан ошеломленно моргнула, пытаясь яснее разглядеть его, понять, чем вызвана эта внезапная ярость, и выражение его лица заставило ее в ужасе отпрянуть. – Гриффит!

Он последовал за ней, возвышаясь, словно монолит, готовый вот-вот упасть.

– Единственное, что я хочу знать, – каким образом ты то и дело ухитряешься попадать в подобные положения.


Глава 22


Мэриан, совершенно потрясенная, могла только уставиться на него.

– Какие положения?

– Какие?! – взревел он. – Я вхожу и вижу, как ты оказываешь открытое неповиновение королю, и ты еще осмеливаешься спрашивать?

– Я не…

– Любой мужчина на Британских островах желает тебя достаточно, чтобы убить за тебя, а ты спрашиваешь: «Какие положения?»

– Это не…

– На тебе юбка, оторванная до колен, руки обожжены, юбка залита кровью, а ты спрашиваешь…

Мэриан, окончательно потеряв терпение, подошла к нему и обожгла разъяренным взглядом:

– Ты – тщеславный, высокомерный болван! Смеешь говорить об опасности, когда я видела, как ты бросился на Харботтла всего-навсего с боевым молотом. Когда я видела, как Гледуин стрелял в тебя из арбалета! Когда я видела, как ты один ворвался в крепость Уэнтхейвен!

Мэриан, словно сквозь туман, услыхала, как кто-то кричит, и поняла, что это она сама. Виновато взглянув на Лайонела, она попыталась сдержаться из опасения увидеть страх на детском личике. Но вместо этого перед ней предстал маленький мальчик, гладивший собаку и наблюдавший за происходящим с нескрываемым интересом, словно зритель за игрой в мяч. Он переводил взгляд с нее на Гриффита, ожидая следующей подачи. И она не разочаровала сына. Прижав палец к кожаному панцирю Гриффита, Мэриан объявила:

– Мне следовало бы воткнуть тебе нож в сердце, как только представилась возможность.

– Возможно, только ты знала, что я прав.

– Просто у тебя вообще нет сердца!

– Разве? – Он сорвал доспехи. – Разве? – Гриффит схватил жену за руку и положил себе на грудь. – Мое сердце бьется для тебя, моя госпожа, так сильно, что я едва могу дышать. Если оно колотится не из-за ужасов, преследующих тебя, значит, готово разорваться из-за ужасов, преследующих тебя в моем воображении. Всю жизнь меня считали надежным, спокойным, солидным человеком хорошей репутации. Теперь же я почти потерял рассудок от тревоги, гнева и желания. – Его ладонь вжала ее руку глубже в тепло своей груди, суженные глаза не отрываясь смотрели на нее, вбирая ее фигуру с ног до головы. – Но по большей части желание…

– Ха! – Она отдернула руку и отшатнулась. – В основном глупость… – Гриффит не шевельнулся, продолжая наблюдать за ней с напряженностью преследующего добычу зверя. – В основном глупость самонадеянного болвана мужчины…

Воздух со свистом вырывался сквозь полураскрытые губы. Веки его опустились. Гриффит выглядел голодным и сонным и, как он и объявил, полубезумным от желания.

– Большей частью… м-м…

Мэриан забыла, что хотела сказать, знала только, что хочет сделать.

Потянуться к нему. Коснуться, ощутить вкус его кожи. Слиться с ним в единое целое.

Гриффит тоже хотел этого. Она почти могла ощущать его возбуждение, почувствовать исходящий от него жар.

Мэриан подняла руку. Рука дрожала, и Мэриан поспешно опустила ее.

– Погоди, Гриффит. Погоди, мы еще не нашли решения для…

– Для чего?

Мэриан сама не знала, что хочет сказать, Гриффит, подавшись к двери, не сводил с нее пламенного взгляда.

– Арт!

Арт буквально ввалился в комнату, а сверху плюхнулся Долан. Мэриан не верила своим глазам.

– Подслушиваете у замочной скважины? – рявкнул Гриффит. – Узнали что-то интересненькое?

Сконфуженный Арт поднялся на ноги, но Долан перекатился по полу и ехидно ухмыльнулся:

– Ничего такого, чего нам не было бы известно раньше…

– Где Генрих? – процедил Гриффит.

– Король уехал. Сбежал, будто все дьяволы гнались за ним. И взял с собой весь отряд.

Арт покачал головой:

– Даже не разрешил пообедать, и рыцари остались очень недовольны, позвольте вам сказать.

– Так я и думал, – мрачно усмехнулся Гриффит.

– И старину Гледуина взял с собой, – торжествующе объявил Долан. – Висеть ему на самой высокой башне, прежде чем пройдут две недели.

– Большего этот болван не заслуживает, – согласился Арт.

Гриффит решительно подошел к Мэриан и сжал ее запястье. Словно кандалами, только еще сильнее, теплее и гораздо более… неизмеримо более чувственно.

– Присмотрите за парнем. Мы с леди Мэриан собираемся на прогулку верхом.

– Верхом?! – Арт, не в силах поверить услышанному и хорошо понимая, чего хотят оба, повел рукой: – Да тут полно спален…

– Верхом, – процедил Гриффит.

– Он хочет сказать, что не желает, чтобы леди Мэриан преследовали воспоминания, – подтолкнул локтем Арта Долан.

– Но это глупо, – запротестовал тот. – Куда они поедут?

Громко смеясь, Долан заметил:

– Куда угодно! Сколько времени прошло с тех пор, как ты был в отчаянной спешке?

Но Гриффит и Мэриан, не дожидаясь ответа, выбежали: Гриффит – потому что в самом деле был в отчаянной спешке, Мэриан – потому что он тащил ее за собой, так что она неумолимо волочилась сзади, как плуг за быком. Они вышли через главную дверь, и Мэриан, словно сквозь дымку, увидела наемников, связанных попарно, словно свиньи, готовые для отправки на ярмарку, улыбавшихся слуг, усталых собак и нескольких перевязанных солдат.

– Гриффит, не стоит ли нам?..

– Нет.

– Но мои люди…

– С ними все будет в порядке.

– Ты бессердечен.

Остановившись так быстро, что Мэриан налетела на него, Гриффит сжал ее в объятиях и начал целовать. Целовать до тех пор, пока Мэриан не забыла про своих людей и свой долг. Забыла про войну, скорбь и позор. И, когда Гриффит отстранил ее, Мэриан смутно услыхала приветственные крики, но так и не смогла сообразить, какое отношение они имеют к ней. Только его слова несли смысл:

– Я не бессердечен. Пойдем со мной, моя дама, и я докажу тебе.

– Мы можем взять мою лошадь.

Гриффит улыбнулся той улыбкой, которая обворожила ее во время первой встречи. Золотистые глаза сияли, радуясь, согревая, и вскоре Мэриан обнаружила, что сидит впереди Гриффита, без седла, на своей лошади, хотя не совсем понимает, что происходит. Немного опомнившись, Мэриан спросила:

– Куда мы едем?

– К Северну, туда, где я слыхал, как перекликаются феи. – Рука Гриффита сжала ее талию. – Я женился на тебе по законам Святой Церкви и теперь призываю чары маленького народца, чтобы они связали нас навсегда.

– Тебе для этого не нужно волшебство.

– Тогда что же?

Положив голову ему на плечо, Мэриан прошептала:

– Только люби меня.

В глазах ярко блеснула молния нетерпеливого раздражения, и он вздохнул:

– Клянусь всеми святыми, женщина! Но ради чего же все это было?

Ради чего?

Холодный озноб прошел по спине Мэриан. Все произошло из-за ее безумных устремлений, и никакой нежный разговор о жгучей страсти не мог этого изменить. Мэриан не хотела, не желала, чтобы это тепло, эта близость ускользнули, но ничего не могла поделать. Она медленно отстранилась от мужа. Гриффит пытался притянуть ее к себе, но Мэриан сопротивлялась.

– Если бы ты знал правду обо мне, не захотел бы и пальцем прикоснуться.

Она почувствовала, как напрягся Гриффит, как тут же разжал руки.

– Сомневаюсь.

– Ты был прав. Я хотела трона для себя и Лайонела.

– Знаю.

– Я не его настоящая мать, но его настоящая мать никогда бы…

– Ты слишком строго судишь себя, – перебил Гриффит.

– Не слишком, – пробормотала она, вытирая глаза.

– Моя мать говорит, что единственная мать, которая делает то, что правильно и необходимо, – это женщина без ребенка.

Гриффит хотел, чтобы жена улыбнулась, и она улыбнулась, но так жалко, что сердце Гриффита перевернулось. Уголки рта Мэриан дрожали, и ей пришлось облизать губы, прежде чем выговорить:

– Но мой отец почти никогда не делал то, что правильно и необходимо.

– Может, пытался поступать как лучше, – предположил Гриффит. – Или просто не знал ничего другого.

Вспомнив собственные планы для Лайонела, Мэриан согласилась:

– Вероятно, так поступают все.

– Эти люди, которые жили с твоим отцом… Я входил как раз тогда, когда они выходили.

Мэриан хрипло рассмеялась, гадая, что подумал Гриффит об исчезновении богатств Уэнтхейвена.

– Говорят, граф упал с башни.

– Да. – Мэриан вцепилась в гриву лошади. – Он пытался убить меня и обнаружил, что не может. – Сжав в кулаке жесткие волосы, она добавила: – Но Сесили смогла.

Гриффит лишился дара речи и только спустя долгое время смог пролепетать:

– Сесили… хочешь сказать… Сесили…

– Такая же большая дура, как и я. – Мэриан разгладила гриву, припоминая искреннюю скорбь Сесили над мертвым телом Уэнтхейвена. – Но она носит моего сводного брата, очень растолстела и несчастна.

– А после рождения ребенка?

– Думаю, снова начнет плести интриги.

Остановившись на обрывистом берегу реки, Гриффит долго смотрел на вьющуюся голубую ленту воды. Именно здесь он, казалось, нашел решение трудной задачи, поскольку спрыгнул с лошади и поднял к ней лукавое лицо.

– Не хочешь отдать ее Долану?

Мэриан оперлась о плечи мужа и недоуменно уставилась на него.

– Долану? – медленно повторила она.

– Именно Долану! – ухмыльнулся Гриффит.

Видение коварного старого морехода и изящной, претенциозной Сесили как живое встало перед ее глазами, и Мэриан неудержимо рассмеялась:

– Кого же мы наказываем?

Гриффит, ухмыляясь, привлек ее к себе.

– Они заслуживают друг друга.

Но под ее взглядом его улыбка постепенно таяла. Смущение и печаль вытеснили радость, и, прежде чем заговорить, Гриффит судорожно сглотнул.

– Не только ты оказалась дурочкой.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Ты была права. Генрих действительно желал зла Лайонелу. – Он хотел ее так сильно, что почти ощущал вкус желания на языке, но не мог позволить Мэриан винить во всем себя, поскольку сам был во многом не прав. Но страдал от жгучего желания, когда отстранил ее, страдал от желания овладеть ею и любить вечно. Страдание породило гнев и раздражение. – Черт возьми! Как это Генриху удалось меня одурачить?

– Ты – мужчина. – Мэриан пожала плечами, словно это все объясняло. – Мужчины, подобные тебе, заботятся лишь о чести и справедливости и никогда не думают о чувствах. Генрих старался быть добрым и справедливым к Лайонелу, пока не увидел его. И потом, глядя в это юное лицо, не мог не видеть Ричарда Третьего.

– Это правда, – согласился Гриффит.

– Не короля Ричарда Третьего, которого победил Генрих, который сражался и умер за свою корону. Этого Ричарда Генрих был способен понять и даже простить. Нет, глядя на Лайонела, он видел Ричарда, обесчестившего его жену, а этого Генрих перенести не смог.

Уродливая ревность и собственнический инстинкт изменили Генриха, лишили рассудка, доброты и здравого смысла. Сам Гриффит уже переживал нечто подобное, когда думал, что Лайонел – плод насилия Ричарда над Мэриан.

– Скажи мне, – тихо и хрипло попросил он, – сейчас нам ничто не грозит… Где ты спрятала пергамент?

– Я его сожгла.

Гриффит выпустил ее и покачнулся.

– Но ты сказала королю…

– Что он в безопасном месте. Так оно и есть.

– Ты говорила… говорила… что никогда его не уничтожишь. И хранила его для Лайонела. Сказала, что это его наследие.

Слезы брызнули из глаз Мэриан, и она поспешно опустила голову. Гриффит нежно сжал ее руки и повернул ладонями вверх. На бугорке под большим пальцем лопнули волдыри от ожогов, навсегда оставив коричневые метки. Указательный и средний пальцы побагровели, кожа на них блестела, вниз по руке вились красные змейки.

Она сделала это с собой, чтобы послужить справедливости, потому что Гриффит показал ей пустоту ее амбиций, и Мэриан устыдилась. Теперь Гриффит тоже стыдился своей безоговорочной веры в Генриха и собственного неверного суждения о Мэриан.

– Я знаю рецепт снадобья матери от ожогов. – Он коснулся руки Мэриан, и та поморщилась. – И могу собрать травы прямо сейчас… – Но Гриффит вовсе не это хотел сказать. Слова были сложными, неуловимыми созданиями, но он все же хотел попробовать оправдаться перед женой. – Я хотел, чтобы ты забыла о своих планах и мечтах, поскольку осуществить их было невозможно. И верил, что моя честь превыше всего, даже твоей чести. Ты доказала, что я не прав и относительно твоей силы, и насчет чести… – Гриффит выпустил ее руку. – Клянусь, что не лгу сейчас. Ты хотела, чтобы Лайонел стал королем Англии. Хотела стоять рядом с ним и разделить его гордость. Но… я… чувствую к тебе то же самое.

– Ко мне?!

Лицо Гриффита запылало. Поспешно отвернувшись, он направился к реке.

– Я поймал кречета. Не много мужчин могут похвастаться этим.

– Кречета?! – Мэриан словно зачарованная последовала за ним. – Ты имеешь в виду меня?

– Дикий и свободный, парит высоко в небе и уносит меня с собой. Хочешь немного пройтись? У нас теперь есть время. Больше не надо никого спасать и ни с кем сражаться.

Здоровая рука Мэриан дотронулась до локтя Гриффита.

– Мне очень хотелось бы прогуляться.

Гриффит показал на небольшую рощицу:

– Давай пойдем туда. Прекрасное место, чтобы отыскать фей.

Мэриан взглянула на мужа, и в ее глазах он увидел радостное возбуждение.

– Конечно! И ты расскажешь мне о кречете!

То, что началось как конфуз и смущение, превратилось в приманку для его птицы, а она даже не поняла этого. Подводя Мэриан к рощице, Гриффит сказал:

– Конечно, большинство мужчин даже не пытаются пленить такую птицу. Боятся клюва и когтей, но завидуют владельцу такого чуда.

– Думаешь, другие мужчины будут завидовать тебе, имеющему такую жену, как я? – фыркнула Мэриан. – Их женщины могут шить, и готовить, и заботиться о семьях. И никогда не дерутся на шпагах, не путешествуют в одиночестве и не бросают вызов королю. Приехав домой, твои друзья скажут: «Бедный Гриффит. У него не будет ни минуты покоя с этой невыносимой леди Мэриан».

– Ты права. А по ночам будут притворяться, что сжимают в объятиях невыносимую леди Мэриан, а их унылые, скучные жены будут поражаться столь внезапной бурной страсти. – Гриффит снова обнял ее. – Но только я буду владеть настоящей леди Мэриан, королевой моего дома, моего очага, моей постели.

– Я думала, ты жалеешь, что Генрих заставил тебя жениться на мне.

– А кто, по-твоему, подал Генриху эту идею?

Мэриан внезапно толкнула мужа, так сильно, что тот, пошатнувшись, споткнулся о бревно и сел.

– Ты сделал это? – Гриффит кивнул, и Мэриан потребовала ответа: – Почему ты сделал это?

– Потому что… э-э… потерял самообладание. – Мэриан недоверчиво уставилась на Гриффита, но он продолжал: – Так было во всем, что касалось тебя. Я становился нетерпеливым и глупым, завлек тебя в постель, увез в свой дом против твоей воли… – Он с трудом поднялся и взглянул в ее глаза своими, горящими как уголья. – Но я рад. Клянусь всеми святыми, рад.

– Но ты не любишь терять самообладание. И ненавидишь меня, когда я заставляю тебя забыть обо всем.

– Я хотел, чтобы только ты доверяла мне, но не я. – Настало время рассказать ей о давней осаде замка Пауэл. – Но ты распознала мою трусость и отплатила мне той же мерой. – Он расскажет ей, как юношеское нетерпение и глупость стоили отцу замка, а Арту – глаза. Он хотел рассказать ей, искренне хотел. Но это требовало большего мужества, чем взять замок одному, голыми руками, и Гриффит невольно спросил себя, сможет ли обнажить больную, раненую душу перед Мэриан, не сжавшись от стыда и не вопя от муки. И это могучий воин? Тот, кого он воспитал в себе, тот, кто боялся сказать лишнее слово, чтобы не показаться глупым, оскорбить кого-то или, еще того хуже, уронить слезинку… Что с ним стало?

Но он, кажется, сам того не замечая, плакал, потому что Мэриан, шагнув к нему, вытерла его щеки.

– Гриффит, Арт рассказал мне о потере замка и о том, как ты с тех пор боялся ошибиться и поступить неправильно. Но я тебя люблю не за самообладание. Я боготворю человека, который рычит и ревет, когда впадает в ярость, и смеется, когда счастлив, и любит кречета с такой страстью, что может приручить его против его воли, хотя это дикая и непокорная птица.

Гриффит нежно взял ее за руки и приложил их к своему лицу.

– Ты любишь меня… за это?

– За что же еще? – Мэриан улыбнулась, и широко раскрытые зеленые глаза заставили его вспомнить о весне. – Думаешь, я люблю тебя, когда ты тверд и холоден, как камень?

– А разве нет?

– Ну… по правде говоря, я по-настоящему люблю тебя, когда ты важный и напыщенный. – Мэриан кокетливо подмигнула. – Тогда мне сразу хочется смеяться.

– Я рад, что могу развеселить вас, миледи, – сухо процедил Гриффит.

Мэриан расхохоталась и, прижав губы к его губам, пробормотала:

– Знаешь, когда я поняла, что ты влюбился в меня?

– Когда я сказал тебе?

– Нет, я не верю клятвам мужчин. Я поняла это, когда ты угрожал мечом королю.

– Это был дурацкий поступок, – осуждающе покачал головой Гриффит. – Непростительно глупый. Не потеряй я самообладания, которым так гордился, наверняка бы смог придумать другой способ отвратить ярость Генриха.

– Верно. На этот раз ты прав. – Мэриан улыбнулась, лучась всеми ямочками. – Но я позаботилась об этом.

– Простите, миледи?

– Я поклялась Генриху в верности, чтобы защитить тебя.

На этот раз знаменитое самообладание с удивительной быстротой исчезло неизвестно куда.

– Что?! – заревел Гриффит.

– Нужно же было что-то предпринять! Частичка твоего сердца принадлежит Генриху, и я была не в силах смотреть, как он уходит, обиженный и оскорбленный. Он мог попытаться снова отомстить мне и Лайонелу, а ты заступился бы за нас. – Мэриан с сожалением покачала головой. – А если этот день и научил меня чему-то – так только сознанию того, что я не вынесу, если ты отдашь за нас свою жизнь.

– Это мое право.

– Нет, поскольку я этого не позволю.

Гриффит был в бешенстве. Она хотела защитить его! Его! Величайшего воина во всем Уэльсе и Англии!

Он заметил, как солнечные лучи отражаются от медных волос, когда Мэриан направилась к рощице. Он увидел, как зеленые глаза весело прищурились.

И, глядя вслед жене, Гриффит поклялся:

– Я собираюсь приковать тебя к постели цепями!

Улыбка снова сменилась веселым смехом.

– Сначала попробуй меня поймать!

Гриффит ускорил шаг.

– Думаешь, не смогу?

Но Мэриан с визгом повернулась и помчалась под защиту деревьев. Ветер донес до него звонкий голос:

– Кто может пленить кречета?

Гриффит неожиданно остановился, обрел самообладание и хорошенько обдумал вопрос.

– Кто может пленить кречета? В целом свете нет птицы быстрее. – Улыбаясь, он медленно побрел в том же направлении и, скинув одежду, неспешно, спокойно, словно в дразнящем чувственном древнем ритуале обольщения, прошептал ветру: – Кто может пленить кречета? Только мудрый охотник и лишь с помощью верной приманки.


notes


Примечания


1


Сесили имеет в виду свое незаконное происхождение. – Здесь и далее примеч. пер.


2


Имеется в виду Британия.


3


Злой дух ирландских сказаний.