Вступая в жизнь: Сборник Эта книга для тех, кто прощается с детством. Для тех, кто, вступая в жизнь, хочет узнать, что в человеке самое главное. В книге – дневники, письма, советы замечательных людей, знатных людей нашей Родины, напутствия тем, кто завтра вступает в жизнь. Сост. В. Гришин ВСТУПАЯ В ЖИЗНЬ ЭТА КНИГА ДЛЯ ТЕХ, КТО УЖЕ ПРОЩАЕТСЯ С ДЕТСТВОМ, У КОГО НАЧИНАЕТСЯ НЕСПОКОЙНОЕ, ПЫТЛИВОЕ ОТРОЧЕСТВО, КТО ХОЧЕТ ПОНЯТЬ СМЫСЛ ЖИЗНИ, КТО ДУМАЕТ НАД ТЕМ, КАК СТАТЬ ЧЕЛОВЕКОМ СИЛЬНОГО ДУХА, КТО ХОЧЕТ ПОНЯТЬ, ЧТО ЗНАЧИТ БЫТЬ ГРАЖДАНИНОМ, ЧТО ТАКОЕ КОММУНИСТИЧЕСКОЕ МИРОВОЗЗРЕНИЕ. ЗДЕСЬ СОБРАНЫ СЛОВА И МЫСЛИ, ДНЕВНИКИ И ПИСЬМА ЛЮДЕЙ С ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫМИ СУДЬБАМИ. Коммунистом стать можно лишь тогда, когда обогатишь свою память знанием всех тех богатств, которые выработало человечество.      В. И. Ленин Только тот человек... может быть счастлив, который ставит перед собой большие цели и борется за них всеми своими силами.      М. И. Калинин В совершенствовании человека – смысл жизни.      М. Горький Быть человеком – значит быть борцом.      И. Гёте ЧТО В ЧЕЛОВЕКЕ САМОЕ ГЛАВНОЕ О чем думает человек в школьном возрасте? Ученики одной западногерманской школы как-то писали сочинение. Им предстояло ответить на вопрос: «Что бы я стал делать, если бы все было можно?» «Если бы все разрешалось, – ответил один школьник, – то я хотел бы стать самым богатым человеком нашего города. Тогда все мужчины снимали бы передо мною шляпы, самые красивые женщины расточали бы мне улыбки. Сам я ездил бы в шикарном автомобиле»; «А я обокрал бы банк и стал бы разъезжать по всему свету»; «Во всем мире я взорву школы – мне надоело учиться... В ракете полечу на Луну, попутно сброшу на Землю бомбу...» «Взорву», «разбогатею», «украду», «убью» – подобные слова встретились в шестнадцати сочинениях из сорока трех. Индивидуалистский дух, разбойничий настрой западногерманских мальчишек, воспитатели и наставники которых, как видно, охвачены угаром профашистских идей и устремлений, объясняются тем, что они живут в обществе, где процветает закон: «человек человеку – волк». На тот же вопрос – «Что бы я стал делать, если бы все было можно?» – попросили ответить учеников советских школ. «Изобрела бы такое лекарство, от которого люди станут жить в три-четыре раза дольше, чем теперь». «Я запрещу атомные и водородные бомбы, а те, которые уже сделаны, прикажу уничтожить». «Пусть мне разрешат все, что захочу, и тогда я освобожу тех негров, которые все еще находятся в рабстве». «Открою», «изобрету», «освобожу», «отдам людям»– подобные слова встретились почти во всех сочинениях советских ребят. Как видите, советские мальчишки и девчонки, воспитанные в социалистическом обществе, где действует иной моральный закон: «человек человеку – Друг, товарищ и брат», – смотрят на мир иначе, чем их сверстники из капиталистической страны. И неудивительно: в государстве, где у власти народ, мораль не может быть моралью индивидуалистов, собственников. «Для себя или для всех? В чем смысл жизни?» – таков главный вопрос. Люди, дневники и письма которых вы прочитаете, еще в юные годы четко и прямо ответили на него: смысл жизни в борьбе, в борьбе за светлые идеалы коммунизма. Карл МАРКС: «НАШЕ СЧАСТЬЕ БУДЕТ ПРИНАДЛЕЖАТЬ МИЛЛИОНАМ» Великий основоположник научного коммунизма Карл Маркс, будучи гимназистом, написал сочинение «Размышление юноши при выборе профессии». Животному сама природа определила круг действий, в котором оно должно двигаться, и оно спокойно его завершает, не стремясь выйти за его пределы, не подозревая даже о существовании какого-либо другого круга... В чем же проявляется свобода человека? В выборе профессии... Возможность такого выбора является огромным преимуществом человека перед другими существами мира... Серьезно взвесить этот выбор – такова, следовательно, первая обязанность юноши, начинающего свой жизненный путь и не желающего предоставить случаю самые важные свои дела... Если человек трудится только для себя, он может, пожалуй, стать знаменитым ученым, великим мудрецом, превосходным поэтом, но никогда не сможет стать истинно совершенным и великим человеком. История признает тех людей великими, которые, трудясь для общей цели, сами становились благороднее; опыт превозносит как самого счастливого того, кто принес счастье наибольшему количеству людей... И далее. Если мы избрали профессию, в рамках которой мы больше всего можем трудиться для человечества, то мы не согнемся под ее бременем, потому что это жертва во имя всех; тогда мы испытаем не жалкую, ограниченную, эгоистическую радость, а наше счастье будет принадлежать миллионам... Стихотворение, написанное юным Марксом Не могу я жить в покое, Если вся душа в огне, Не могу я жить без боя И без бури, в полусне. Я хочу познать искусство – Самый лучший дар богов, Силой разума и чувства Охватить весь мир готов. Так давайте в многотрудный И в далекий путь пойдем, Чтоб не жить нам жизнью скудной – В прозябании пустом. Под ярмом постыдной лени Не влачить нам жалкий век. В дерзновенье и в стремленье Полновластен человек. Из «Исповеди» Маркса – анкеты, заполненной им по просьбе дочери Достоинство, которое Вы больше всего цените в людях . . . Простота. в мужчине . . . Сила. в женщине . . . Слабость. Ваша отличительная черта . . . Единство цели. Ваше представление о счастье . . . Борьба. » » о несчастье . . . Подчинение. Недостаток, который Вы скорее всего склонны извинить . . . Легковерие. Недостаток, который внушает Вам наибольшее отвращение . . . Угодничество. Ваше любимое занятие . . . Рыться в книгах. Ваши любимые поэты . . . Шекспир, Эсхил, Гёте. Ваш любимый прозаик . . . Дидро. Ваш любимый герой . . . Спартак, Кеплер. Ваша любимая героиня . . . Гретхен. Ваш любимый цветок . . . Лавр. » » цвет . . . Красный. Ваше любимое имя . . . Лаура, Женни. Ваше любимое блюдо . . . Рыба. Ваше любимое изречение . . . Ничто человеческое мне не чуждо. Ваш любимый девиз . . . Подвергай все сомнению. Итак, смыслом жизни Маркса была борьба. Он боролся не на баррикадах. Он отдал годы жизни – мало того, всю жизнь, чтобы доказать неизбежность гибели капитализма. Служи он на благо этого самого капитализма, он, человек необычайных знаний и культуры, мог бы жить богато, даже, быть может, роскошно. Между тем известно, как много жертв Маркс и его верная подруга Женни принесли во имя своих убеждений! Сколько лишений и страданий претерпел Маркс, создавая свои бессмертные произведения, в которых указывал трудовому человечеству путь к освобождению от гнета капитализма. Чтобы разумно, осмысленно, успешно участвовать в революции, надо учиться.      В. И. Ленин Если я знаю, что знаю мало, я добьюсь того, чтобы знать больше.      В. И. Ленин Николай Эрнестович БАУМАН: «МОЙ ПУТЬ ДАВНЫМ-ДАВНО НАМЕЧЕН. СВЕРНУТЬ С НЕГО – ЗНАЧИТ УБИТЬ СВОЮ СОВЕСТЬ» Свернуть с избранного пути – значит убить свою совесть. Эти слова можно было бы поставить эпиграфом к биографии Баумана. Сын мелкого ремесленника, он, еще будучи гимназистом, четко определил смысл своей жизни. «Единственно достойный идеал человека – это служить обездоленному народу». В тринадцать-четырнадцать лет ему уже удалось ознакомиться с некоторыми произведениями Радищева, Чернышевского, Герцена – и это учась в гимназии, где буквально умерщвлялась всякая попытка ученика к живой, самостоятельной мысли. «Бауману было 16 лет... – писал в своих воспоминаниях его друг В. Г. Сущинский. – Мы... читали Писарева, Добролюбова, Чернышевского, читали очень много. Многое ли мы тогда понимали – не вспомню, но думаю, что понимали не все... мы мечтали о жизни для народа и смерти за него, мы стремились к борьбе за правду, за права угнетенных, за господство в жизни труда». Николай часто говорил: – Ничего не могу делать наполовину!.. Такова уж у меня душа с детства: задумано – сделано, как ни трудно!.. Даже в тюремной камере-одиночке он старался поддерживать бодрость духа ежедневной, систематической гимнастикой. Едва забрезжит рассвет – Бауман быстро поднимался с постели и, поеживаясь от холода, приступал к гимнастике. По диагонали камеры можно было сделать всего лишь шесть-семь небольших шагов, то есть около трех метров, но тысячекратное «путешествие» из угла в угол и обратно давало уже шесть километров... Николай Эрнестович преданно, нежно любил мать Минну Карловну, отца Эрнеста Андреевича, сестру Эльзу, братьев Александра, Эрнеста, Петра. Это была дружная, работящая семья. В одном из своих писем к Николаю, заточенному в Петропавловскую крепость, Эрнест Андреевич вновь сокрушается о судьбе сына. В ответ Николай посылает отцу, как и прежде, задушевные, теплые письма. Но в них мужество, твердость, верность избранным идеалам. Двадцатичетырехлетний Бауман доказывает отцу, что единственным критерием достоинства человека, его личного счастья является такая деятельность, такие общественные поступки, которые продиктованы ему его внутренним «я», его идейными убеждениями. Из множества материалов о Баумане мы выбрали и советуем вам прочесть два письма (с сокращениями) Николая Эрнестовича к родителям, братьям и сестре, присланные в 1897 и 1898 годах из Петропавловской крепости, и выдержки из трех писем к отцу, посланных из Москвы в 1904 году. Родным Дорогие родители, братья и сестра! Тяжело писать. Не знаю, как начинать. Невеселую новость узнаете с этим письмом. С 21 марта я арестован и сижу в одиночном заключении в Петропавловской крепости. В чем меня обвиняют, не знаю еще до сих пор. Допроса не было. Если же даже скоро узнаю обстоятельства дела, то и тогда едва ли сумею вас уведомить об этом. Здешняя цензура, кажется, не допускает касаться в письмах подобных вопросов. Завтра будет две недели моего заключения; несмотря на полнейшую неопределенность положения, чувствую себя сносно: нервы не шалят и физически совершенно здоров. Не тревожьтесь и вы, мои дорогие, не проливайте слез над моей судьбой. Я молод, силы не надорваны – жизнь моя впереди. Прямо, без препятствий, без разочарований и страданий едва ли кому-нибудь удавалось пройти свой жизненный путь. С подобными неожиданностями приходится мириться. Никакими слезами, никакими сожалениями нельзя помочь в моем настоящем. Личная воля, личные страдания не могут хоть чуточку изменить положения... ...Папаша советует Пете кончать в мореходных классах... Неужели нет никакого средства иначе устроить? Для Пети подобное решение, я полагаю, причинит немало страданий. Идти такой дорогой, которая опостылела, где все вызывает неприязненное чувство, трудно человеку, а часто даже немыслимо. О каком-либо успехе нельзя даже мечтать. Кроме личной психологии Пети, морская карьера не может улыбаться ему и по другим соображениям. Где у него сила, где у него здоровье? На море уважаются физическая мощь, ловкость. Без этих качеств моряку далеко не уйти. Исходя из этого положения, я, со своей стороны, стал бы всеми силами стараться осуществить его теперешние желания. Мне могут возразить, зачем он раньше не думал, ему ведь давалась возможность учиться, поступить в другое учебное заведение, он мог бы тогда устроиться по своим влечениям. Но кто из нас не заблуждается, много ли таких людей на свете, которые вовремя умеют узнать свое назначение и сообразно с этим направлять все свои силы? Обыкновенное же явление, что человек только перед гробовой доской открывает «Америку» своей души. И винить за это человека я не могу, здесь причина в ограниченности человеческой природы. А природа не чувствительна к людским назиданиям... Отцу Милый папа! ...Мне очень прискорбно слышать, что Вы до сих пор не можете или не желаете понять меня. Неужели Ваш долгий жизненный опыт не подсказывает Вам, что каждый человек должен идти своим собственным путем, что в жизни нет одной широкой, проторенной дороги для тех, кто способен мыслить и чувствовать? Раз Вы признаете эту истину, то заботы и страдания отца, матери и вообще всех любящих принимают совершенно другой характер. Несчастными становятся не те, которые голодают, холодают или сидят за решеткой, и, наоборот, счастливы не те, которые живут в богатстве и безнаказанно пользуются свободой. В действительности же тот несчастен, кто сбился со своей настоящей дороги или не мог найти ее вовсе, а счастлив тот, кто идет неуклонно, без страха и сомнения туда и прямо, куда указывают ему его совесть и убеждения. Не может быть счастлив человек, если он обречен на постоянную борьбу со своим внутренним голосом, если он вступил в сделку со своей совестью. Тогда все внешние блага вроде богатства, знатности, даже слава не в состоянии заглушить душевных мук, отравляющих каждый шаг жизни. Остается один путь: «живи в мире и согласии со своей совестью!» Вот единственная заповедь – стара как мир, – которую нужно всегда помнить и никогда не забывать. Только на такой духовной основе строятся замки счастья, как его каждый понимает. Не может быть одной мерки для всех. Если бы вдруг все люди помирились на идеале близкого благополучия, то не было бы современной культуры, не было бы прогресса; общественная жизнь остановилась бы, и человечество вернулось бы к первобытному варварству. А мы так любим человеческий гений, красоту, свободу, что с радостью и бодро смотрим в лицо самой страшной опасности, не боимся тернистой дороги, лишь бы перед нами светила яркая заря нашего идеала. Вы же советуете мне – в своем прошлом письме – свернуть с моей дороги. Если бы я поступил таким образом, то бросил бы себя в пропасть самых ужасных, неизлечимых мук. Нет, милый и дорогой папа! Постарайтесь вникнуть в мое сердце, и Вы поймете, что иначе я не могу жить: мой путь давным-давно намечен, свернуть с него – значит убить свою совесть. Последнее же – самое ужасное преступление, для него нет искупления. Если бы Вы могли видеть меня сейчас, то, я уверен, к Вам никогда не вернулась бы подобная мысль, Вы благословили бы меня идти дальше и оставаться самим собой. Пишите больше о себе. Милый папа! Ваши письмо и карточку я получил вскоре после того как послал со своей стороны запрос Вам, почему Вы не отвечаете, и о том, как Вы поживаете. За карточку большое Вам спасибо. Теперь я все-таки представляю приблизительно, насколько Вы изменились со времени нашего последнего свидания, кажется, в 1899 году, когда я отправлялся в ссылку. С тех пор прошло уже около 5 лет: много воды утекло. ...Теперь несколько слов относительно Вашего последнего письма. Вы пытаетесь доказать мне, что все мои рассуждения и убеждения лишь плод холодного ума. Поверьте, дорогой папа, Вы жестоко ошибаетесь. Только потому, что у меня мозг и сердце идут нога в ногу, неразлучно, я так непоколебим в избранном мною пути. И тот, кто стремится соблазнить меня другими, более покойными, ровными и широкими дорогами, несмотря на все свои добрые намерения, по моему мнению, желает мне не счастья, а такого существования, против которого протестует вся моя личность. Я вижу, что в этом пункте мы никогда не сойдемся с Вами. Несколько дней тому назад я получил письмо от Эрочкиной жены. Какое же место занимает Эрочка в Петербурге в качестве флотского солдата? Как долго будет он состоять на службе, до конца войны? Интересно было бы это знать. От Эльзы не имею давно никаких известий. Желаю Вам всего лучшего, главное – здоровья. Целую Вас крепко. Ваш сын Коля. Вашу карточку я вставил в рамку, и она украшает теперь мою камеру. Дорогой папа! На мое последнее письмо я еще не получил ответа от Вас. Как Вы поживаете?.. Жизнь моя течет обычным образом: никаких особых новостей сообщить не могу; до конца следствия, по- видимому, еще далеко. Чувствую себя довольно хорошо. Бодр и здоров. Все время провожу за книгами... Пишите, папа. Я был бы очень рад, если бы Вы успокоились на мой счет, не рисовали бы мое положение в мрачных красках. Поверьте, милый папа, я чувствую себя гораздо лучше, чем многие и многие общепризнанные удачники и счастливчики. Желаю Вам всего лучшего, а главное – здоровья. Крепко целую Вас. Ваш сын Коля. Лучше умереть стоя, чем жить на коленях.      Д. Ибаррури Каждый, кто был верен будущему и умер за то, чтобы оно было прекрасно, подобен изваянию, высеченному из камня.      Ю. Фучик Нет, лучше с бурей силы мерить, Последний миг борьбе отдать, Чем выбраться на тихий берег И раны горестно считать.      Д. Мицкевич Сергей Миронович КИРОВ: «НЕПОСРЕДСТВЕННОСТЬ И ПРОСТОТА, ПРИРОДНАЯ ЦЕЛЬНОСТЬ – ВОТ, ПО-МОЕМУ, ИДЕАЛ ЧЕЛОВЕКА» В характеристике, выданной ему Уржумским городским училищем, говорилось: «По своим нравственным качествам, серьезному отношению к делу и успехам Костриков за все время пребывания в училище принадлежал к хорошим ученикам. Всегда серьезный, сознательно и добросовестно относившийся к своим обязанностям, он отличался совершенно безупречным поведением». Костриков – его настоящая фамилия. Киров – это его партийная кличка. Киров, Сергей Миронович, «наш Мироныч» с любовью называли его в народе. Лучшие качества человека и борца этот человек воспитывал в себе с детства. Он всегда стремился расширить кругозор, много читал. В беседах с товарищами, вспоминали друзья его юности, Сергей обнаруживал острый ум и критическую мысль. Побывав однажды на казанском заводе, принадлежавшем капиталисту Крестовникову, семнадцатилетний Сергей в письме к своей учительнице писал: «Здесь есть завод Крестовникова... здесь рабочие работают день и ночь и круглый год без всяких праздников... Да, как это подумаешь, так и скажешь: зачем это один блаженствует, ни черта не делает, а другой никакого отдыха не знает и живет в страшной нужде. Почему это, как вы думаете?..» В восемнадцать лет он вступил в партию большевиков. Девятнадцатилетним его избрали членом Томского комитета партии. За революционную деятельность он не раз был арестован и заточен в тюрьму. В 1917 году по заданию партии Киров организует борьбу за социалистическую революцию на Северном Кавказе, принимает активное участие в октябрьских боях в Петрограде. В 1919-м возглавит разгром контрреволюционного мятежа в Астрахани. Талант выдающегося организатора масс, страстного пропагандиста с новой силой проявится в Кирове в годы мирного строительства на посту члена Политбюро и секретаря ЦК нашей партии, руководителя Ленинградской партийной организации. ...Небольшого роста, со скромным, живым и задумчивым лицом, простой и даже немного застенчивый на вид, Сергей Миронович Киров всегда создавал вокруг себя атмосферу внимания, уважения, подъема и любви. «Его удивительное ораторское искусство, – писал известный журналист Михаил Кольцов, – было, собственно, не искусством, а органическим, естественным проявлением искренней, честной и красивой революционной личности». Но еще обаятельней Сергей Миронович был в непосредственных встречах с людьми... Работая в Ленинграде, он приехал как-то на большую стройку и увидел разбросанные материалы, кирпичи. Обращаясь к хозяйственнику, спросил: «Скажите, пожалуйста, сколько стоит один кирпич?» – «Копеек десять», – ответил тот. «Ну а если бы всюду валялись гривенники, неужели вы так же равнодушно проходили мимо и не подобрали бы их?» Надо, говорил он в одном из своих выступлений, воспитывать в каждом трудящемся заботливое и бережное отношение к городскому хозяйству, к улице, мостовой, мостам, трамваям, дому... Киров был тесно связан с комсомолом, считал его самой надежной, самой революционной школой для подрастающего поколения. Он очень любил детей, следил за работой пионерской организации Его забота о пионерах, школьниках сочеталась со строгой требовательностью. «Двенадцатилетние ребята, – говорил Сергей Миронович, – разбираются в своих поступках и могут за них отвечать. Нужно только к ним умело подойти». Недолго, всего сорок восемь лет, прожил на свете Сергей Миронович. Злодейская пуля классового врага сразила его, когда Киров был в расцвете сил. Из большого его творческого наследия в эту книгу включено несколько отрывков из писем 26-летнего Сергея Кострикова к любимой девушке, другу, невесте, а потом и жене – Марии Львовна Маркус. Написаны они в тюрьме. М. Л. Маркус Не ранее 16 сентября 1911 года Дорогая Мария Львовна! Тревога оказалась ложной, я остался здесь еще minimum на две недели[1 - Речь идет о переводе его в другую тюрьму.]. Жаль, но ничего не поделаешь, до сих пор, очевидно, нет никакого ответа из Томска, и когда он будет, аллах ведает. Огорчает меня это промедление и потому, что, пока я здесь, Вы слишком много «носитесь» и расточаете свою нервную энергию, что, конечно, влияет на Вас очень отрицательно. И мне почему-то кажется, что, когда я уеду, Вы будете чувствовать себя спокойнее. Знаете, какие бы прочные нити ни связывали людей, но чем большее расстояние разделяет их, тем слабее чувствуется эта связь. Это физический закон. Чем ближе друг к другу люди, чем они чаще имеют возможность взаимно напоминать о себе, тем больше волнений, переживаний и проч. Это во-первых. А во-вторых, чем ближе к Томску, тем, следовательно, ближе к результату. Не так ли? Когда я увидел присланные мне Вами вещи, мне стало просто стыдно. К чему все это? Зачем новая шапка и прочие теплые вещи? Бессребреница! Так Вы легко можете обанкротиться, и Вас, как злостного банкрота, отправят по моим следам. Я понимаю, можно жертвовать и духовно и материально, но ведь всему должен быть предел. В общем, конечно, все это мелочи, но они очень характерны, и вот почему. Чем большее участие Вы принимаете в моей судьбе, тем ярче мне представляется свое ничтожество... Не думайте, что это плод мимолетного настроения. То же самое я испытывал неоднократно и на свободе. Если Вы вспомните Достоевского, то это Вам станет понятным. Бессмертный душевед Достоевский! Как много мы имеем его в себе! Помните Карамазовых? Как только является куда-нибудь вселюбец Алеша, окружит своей нечеловеческой любовью хотя бы самую заскорузлую душу, разрывающуюся от бремени греховности, – начинают открываться человеческие души, и все свои мерзости люди видят как в зеркале. Вспомните также Ивана Карамазова. Человек, который не впускал в свою большую душу ни одного смертного за всю свою мятежную жизнь. Но Алеша через свою безграничную любовь к людям проникает и туда, и твердый как скала (Иван) начинает постепенно таять и живо переживать весь ужас существования человека. Здесь впервые Иван встал на грань безумия. Вот эта философия, которую я назвал бы философией «от души», до последней степени близка мне. Но одновременно с этим разум (буде награжден я таковым) развивает другую философию, диктует иные отношения к людям, другой взгляд на окружающее. Получается противоречие, от которого и в темнице не спасешься. Наоборот: именно здесь она сказывается особенно ярко, потому что, где же, как не здесь, можно воочию видеть все уродливости и безобразия человеческой души... Тюрьма удивительно обостряет проникновенность в самого себя и заставляет заняться самоанализом. Как Вы себя чувствуете? Начинаю бояться, что Вы, чего доброго, заболеете от всех Ваших треволнений, забот и беспокойств. Бросьте все, помните, что Вашему «черствому» Сережке вовсе не так плохо, как может показаться со стороны, возьмите себя в руки, садитесь за инструмент и непременно к моему возвращению (!?) разучите наизусть «Смерть Азы», только не придерживайтесь буквального текста, играйте возможно медленнее и плавнее. Комик я, не правда ли? А когда я вернусь к Вам, мы выберем лунную ночь и поедем... Мне сейчас очень живо представляется Ваше лицо, и я слышу Ваше безнадежное «поедем». Вы умоляете меня писать правду? Даю Вам клятвенное в этом обещание, не скрою решительно ничего. Но Вас. в свою очередь, убедительно прошу не фантазировать насчет всяких опасностей. Сережка – парень крепкий, он вынесет все, какая бы несправедливость ни обрушилась на него. Смущает меня только одно. Из-за моего невольного путешествия Вы натворили новых долгов, и теперь Вам придется сугубо туго. 21 сентября 1911 года Дорогая Маруся! Получил Ваше письмо, и какое-то тайное радостное чувство овладело мною. В письме Вашем не было обычного отчаяния и растерянности, что для меня, как уже говорил неоднократно, самое важное. Не так страшен черт, как его малюют. Не правда ли? Вы пишете о своих снах? Видите меня не похожим на самого себя? Сны в руку. Я действительно несколько изменился: снял с лица растительность – в тюрьме она особенно излишня... Путешествие в Сибирь неизбежно, как завтрашний день, но ведь это еще небольшая беда. Главное, что будет там, в той холодной стране. Пока это terra incognita[2 - Неизвестная земля (латин.).]. Ну и черт с ним! Бей в барабан и прочее. Хорошо быть оптимистом! С свиданием, очевидно, ничего не выйдет. Да и бог с ним! Зато представьте: весна, все пробуждается к новой, веселой жизни; солнце шлет свои яркие лучи на грешную землю... Громыхая и звеня цепями, весело несется с севера на юг поезд... Разговоры, толкотня... На площадке демократического вагона – юноша, устремивший в беспредельное пространство южных степей свои взоры, полные надежды и трепетных ожиданий. С него только что упали холодные оковы! Из темницы на свободу, с холодного севера – на теплый поэтический юг! Заманчиво! Не правда ли? Наслаждения, говорят, зависят главным образом от величины контраста. Поставьте Венеру Милосскую среди избранных красавиц, и она произведет гораздо более слабое впечатление, чем в том случае, если ее будут окружать безобразные женщины. Среди безобразных людей и я могу сойти за красавца! То же самое получается и в оценке жизненных благ. Мы часто ропщем на нашу пустую, бессодержательную, скучную, полную страданий жизнь. Но в большинстве случаев это недовольство зиждется только на том, что мы не испытали еще худшей доли. И чем большую чашу житейских невзгод приходится испить человеку, тем он глубже и основательнее оценит жизнь обыкновенного человека. Мне выпало на долю испытать такой контраст, которого не приходилось переживать ни разу в жизни. Вы понимаете, о чем я говорю? Омрачает меня только то, что я явился невольным виновником твоих страданий и горя. Но здесь ничего не поделаешь... Кстати, насчет «ты» и «вы». Не в этом, Маруся, дело. Ты отлично должна знать, что если и стоит «вы», то следует читать «ты». Брось эту формальность! Их и так слишком много. Кроме того, бумага вообще не отличается особенной способностью передавать человеческую мысль. Для того чтобы сказать что-нибудь, приходится исписать целую страницу, и тем не менее ничего не выходит. Другое дело, когда видишь перед собой того, к кому обращаешься. Замечаешь, как изменяется выражение его лица, воспламеняются или гаснут глаза, отражающие состояние его души, и т. д. Все это вдохновляет, возбуждает, слова выходят красивые, фразы выразительные... Знаю, мол, я это, насколько ты красноречив на деле! Слова не выдавишь! А что это значит: «писать или не писать, – вот в чем вопрос»? Так, Маруся, нельзя. Если уж не хочешь о чем-нибудь писать, так лучше уж и не заикаться об этом. А самое лучшее писать обо всем, что приходит на ум. Ведь мы же так условились, ничего не скрывать и обо всем делиться! Это наше «status quo»[3 - Существующее положение (латин.).]. Так скоро отменять свои решения нельзя. И это тем более, что с моим отъездом в Томск должен будет измениться тон нашей переписки, ибо тогда письма будут подвергаться цензуре. А ведь очень мало приятного в том, что над твоей душой стоит цензор. ...Мне Сашка писал что-то относительно твоих забот обо мне. Свою мысль он формулировал так: «Чего не сделает женщина!» – и это как нельзя более верно. Ты делаешь больше, чем следует. И мне становится как- то неловко. Кажется, что не по заслугам. И когда я начинаю думать об этом, у меня невольно выходит «вы», ибо я чувствую, что в некоторых отношениях ты стоишь неизмеримо выше меня. Ты, например, не так эгоистична, как я, а следовательно, и гораздо больше откровенна^ Ты, вероятно, замечала на себе, что когда особенно ярко встает перед тобой какое-нибудь особенно красивое качество человеческой души, которое является как бы красивым фоком, особенно сильно отражающим твои отрицательные стороны, то невольно проникаешься благоговением к данному человеку. И как бы близок он ни был к тебе, ты не хочешь и не можешь встать с ним на равную ногу. Хочется почему-то подчеркнуть в известных случаях благоговейное отношение к нему. Нечто в этом роде испытываю и я, когда говорю с тобой и когда в моем сознании ярко вырисовывается твоя простота. Знаешь, для меня это качество является самым ценным в человеке. Обладающий этим качеством может подходить к окружающим совершенно спокойно, он у всякого встретит в душе самый гостеприимный прием. Непосредственность и простота, природная цельность – вот, по-моему, идеал человека. Ты не помнишь, у Горького есть рассказ или повесть (не помню) «Варенька Олесова». У тебя с этой Варенькой весьма много общего, начиная от физического здоровья и кончая прямотой и непосредственностью характера... 24 сентября 1911 года Дорогая Маруся! Черт возьми совсем! Что же это совершается? Хочется кричать, проклинать, убежать на край света! Но нет, бежать некуда, проклинать некого, кроме себя, а сколько ни кричи, тебя никто не услышит. Кругом полное равнодушие, безучастность, цинизм. Тяжело, невыразимо тяжело. И особенно потому, что ты лишен возможности видеть тех людей, которые дают смысл твоему существованию, говорить с ними. Кругом холодное железо, крепкие стены, мрак и холод... Вчера я получил вечером твое письмо и немедленно хотел ответить. Однако почувствовал, что не могу; решил отложить до другого дня... Ты говоришь, что достаточно мужественна для того, чтобы перенести все, что бы ни случилось. Но не забывай, что больше того, что уже случилось, не случится: я изъят из обращения, вынужден совершить невольное путешествие в Сибирь, там находиться в течение нескольких месяцев в полной неизвестности насчет своего будущего. Что может быть больше этого? Единственно, что осталось не убитым, – это надежда на благополучное окончание ниспосланного испытания и возможность вернуться свободным гражданином во Владикавказ, снова видеть тебя, говорить, чувствовать... Чувствую большое желание сказать тебе что-нибудь согревающее, успокоить тебя, разрушить всю тяжесть, которая давит твою душу и сердце, но увы! нет слов, нет мыслей! Но надеюсь, что сумеешь прочесть и между строк. Неужели ты не поймешь меня? Ведь понимали же мы друг друга без слов. Правда, мы тогда были вместе, чувствовали дыхание друг друга, а теперь... Но ведь это «теперь» не вечно, оно пройдет, и пройдет, может быть, скоро, и тогда! Черт возьми, как хорошо, красиво и радостно будет это «тогда»... 28 сентября 1911 года Дорогая Маруся! Ты слишком нетерпелива: писать каждый день не так просто, как ты, очевидно, думаешь. Если бы письма носил тебе я сам, то можно было бы писать и дважды в день. Пишу настолько часто, насколько позволяют условия... Итак, три дня, и я покидаю Владикавказ с твердой верой, что это будет на короткое сравнительно время. Ты собираешься проводить меня до Беслана. Не знаю, выйдет ли что из этого. В Беслане ужасный конвой. Бывалые люди говорят, что до Ростова приходится следовать с самым плохим конвоем, который ни в каком случае не допустит разговора через окно. Черт возьми! Мне так и не удалось даже руки твоей пожать. Когда в последний раз проходил через контору, думал распрощаться с тобой и был очень огорчен, что тебя не было там. Ведь даже не видел тебя ни разу с того момента, как изъят из обращения! Это уже совсем несправедливо. Ну ничего, наквитаю, да еще как наквитаю! Не может же быть, что боги так и не возьмут меня никогда под свое согревающее крыло. Нет, этого быть не может! К черту сомнение! Будущее за нами! 3 сентября – 1 октября 1911 года ...Обо мне, пожалуйста, не беспокойся. Ты ведь сама видела, что я бодр, здоров и даже весел... как бы плохо ни было, а все-таки есть надежда на будущее, полное красивого содержания, и тогда и бездна горя и испытаний станет казаться маленьким недоразумением... Черт возьми! Хорошо все-таки на свете жить! Временами начинаешь понимать людей, которые из-за одного мгновения, могущего захватить всего человека, заполнить всю его душу и сердце, помыслы и все существо его могут жертвовать даже жизнью. В самом деле. Перед человеком дилемма: или серая, как осень, и однообразная до темноты, длинная, бесконечно скучная жизнь, и за нею такая же незаметная, никому не нужная бессмысленная смерть; или яркий, как первый луч восходящего солнца, красивый, божественно прекрасный, полный жизни, трепета и восторга момент и только момент, вслед за которым, как заключительный аккорд, – смерть. И предпочитаешь последнее. Представь себе человека, который копит деньги и только для того, чтобы копить. А другой, наоборот, – транжирит их направо и налево, прожигает, что называется. И все-таки последний поступает разумнее. Само собою понятно, что все это применимо только в суждении о личной жизни человека. Совершенно другое дело, когда речь заходит о более сложной жизни. Тогда все осложняется. Вот расфилософствовался. Подумаешь! Какие истины открывает!.. Неожиданно объявили, что иду в этап. Итак, до свидания, Маруся. Будь спокойна. Целую крепко-крепко. Не забывай, пиши чаще. Еще раз целую. Твой Сережка. 22 ноября 1911 года ...Случайно взял Лермонтова, и почему-то он совершенно иным стал в моих глазах – его поэзия, конечно. Удивительно своеобразно! Много помогло в его усвоении, очевидно, мое знакомство, хотя и слабое, с Кавказом. Какова должна быть сила воображения, наблюдательность и проникновенность у человека, так высокохудожественно и образно описавшего Кавказ. Что, если бы перед его взором раскинулась подавляющая своим величием, божественноспокойная, необъятная панорама, которую приходилось видеть немногим счастливцам, достигавшим вершины Царствующего над горами Кавказа гиганта! Какие звуки услышал бы художник-гений среди этой мертвой тишины? Какие тайны природы открыл бы его проникновенный взор? 13 декабря 1911 года ...Плохо, что Ваши письма пропитаны слишком «густым» пессимизмом. Неужели нельзя без этого обойтись? Нельзя замыкаться в такую узкую сферу – это вредно не только для духа, но и для тела (то и другое Вы узнали из собственного опыта! Не правда ли?!). Думаю, что не последнюю роль в Вашем настроении играет отсутствие работы, которая заставляла бы забывать о существовании времени – этого самого скучного и одновременно самого драгоценного явления. Тот счастлив, который не замечает, как уходят в Лету годы. Зато глубоко печально положение человека, чувствующего, как идут минуты. К первой категории относятся люди совершенно беспечные, а также глубоко занятые работой; ко второй – все остальные, в том числе Ваш покорнейший слуга. Отсюда – лекарство против меланхолии (единственное!) – дать меланхолику дело. Часто говорят: «Я ничего не могу делать». Это глубокая ошибка. Человек не может ничего не делать; против этого восстают и психология, и физиология, и все прочее; и человек погибает и погибает... от безделья(!). Самый страшный конец! О, если бы Вы знали, как мучительно ничегонеделание! Томск, 20 декабря 1911 года Ваше письмо от 6 декабря получил; очень благодарен. Вы сетуете, что я мало пишу? О, если бы Вы испытали мое положение на себе, сказали бы: «Удивительный человек, он ухитряется исписать целый лист!» Да, это поистине удивительно; объясняется, очевидно, профессиональным навыком. Вы все беспокоитесь о моем здоровье? Совершенно здоров – и был и есть. Болею только тогда, когда долго нет писем. Но как только получаю их, все недуги мгновенно прекращаются!.. Вообще Вы очень мало уделяете внимания в своих письмах Вашей жизни. Все Ваши письма носят какой-то странный, скажу, непонятный для меня характер. Простите за грубость: от них веет панихидой, точно Вы похоронили кого-нибудь из своих близких. Очевидно, у Вас действительно «панихидное» настроение? Быть может, этим и объясняется то, что добровольно наложили на себя епитимью. Нельзя, знаете, так игнорировать окружающее и окружающих, как Вы решили сделать. Не Достоевский ли подсказал Вам такое решение? Кстати: Вас удивляет, что я в два вечера «расправился» с Карамазовыми? Видите ли, таких психологов и душеведов, как Достоевский, по-моему, только так и можно читать, если Вы сравнительно легко усваиваете прочитанное. При таких только условиях и получается необходимая целостность впечатления, что, конечно, является conditio sine qua non[4 - Непременное условие (латин.).] при критике и суждении о всяком литературном произведении. Я уже не говорю о чисто субъективном чувстве, которое испытываешь при интересном чтении и которое выражается обыкновенно так: не хочется оторваться. От Достоевского же прямо трудно оторваться. Однако все это ничуть не оправдывает Вашего поведения. Замкнуться в свою собственную скорлупу бывает иногда полезно. Часто человек испытывает законную потребность «собрать себя», для чего необходимо ему остаться наедине с самим собой. Но всему должны быть границы. Необходимы они и в отношении Вашего поведения. Например, полное и совершенное пренебрежение к театру для человека, обитающего в таком городе, как Владикавказ, неразумно и ничем невознаградимо. Итак, Вы должны пересмотреть свое решение. Ошибку откроете очень легко, в самом отправном пункте, и тогда выразите мне признательность. Видите, насколько я скромен! Это результат уединения. Все познать – и не пасть душою, Смело за правду бороться с тьмою – Вот, человек, твоя судьба. Помни отныне: жизнь – борьба.      Я. Райнис Дмитрий Андреевич ФУРМАНОВ: «У КАЖДОГО ЕСТЬ СВОЯ ЗВЕЗДОЧКА» Каждый из вас, кто читал повесть «Чапаев», смотрел кинофильм, несомненно, хочет быть таким же смелым и честным, как начдив Чапаев, его ординарец Петька, как комиссар Клочков, пулеметчица Анка. Автор повести Дмитрий Андреевич Фурманов был комиссаром Чапаевской дивизии, и образ благородного, мужественного, неподкупного коммуниста Клочкова в известной степени и образ самого Фурманова. Перу этого писателя принадлежит и роман «Мятеж», в котором показана гражданская война в Туркестане. Дмитрий фурманов умер в расцвете творческих сил, когда ему было всего тридцать пять лет. Но грядущим поколениям остались его замечательные книги. фурманов с юных лет вел дневник, в котором записывал увиденное, услышанное, пережитое, размышлял о своей работе. Перед вами – страничка из дневника под названием «Наша семейная жизнь». В дневнике упоминаются Софья, Сережа, Настя – это сестры и брат Фурманова. Есть упоминание о старшем брате, которого звали Аркадием Андреевичем. 13 октября 1918 года Наша семейная жизнь Мы живем весьма просто, весьма дружно, весьма голодно, а к тому же и весело. Просто по привычке, потому что никогда не приходилось барствовать и царствовать, мы всегда чувствуем себя людьми неаристократического тона. Семья очень дружеская, некому скандалить... Мама прекрасный человек: у нее удивительно добрый, товарищеский характер. Она всегда душой и мыслью с нами, и только с нами. Вместе голодаем, вместе и чокнемся (в год 2–3 раза). Мы голодаем. В этом отношении мы живем весьма неважно, хуже многих и многих семей. Даже беднейшие семьи живут лучше нас. Где-либо в рабочей семье работает 3–4. Теперь это значит в месяц 1400–1800 руб. А у нас? До сих пор я работал один. Отдавал в семью 300–400 руб. Теперь отдаю 500, но много ли это? Теперь еще работает Софья, но недавно, и еще ничего не дала, ничем почти не помогала. Живем страшно бедно и голодно... А ведь этому, пожалуй, никто не верит. Все думают, что я как советский работник достаю всего вволю, а следовательно, достаю и семье. Ошибаются злые люди. Ничего мы себе не берем, хотя и могли бы добыть. Живем так, как живут и голодают все бедняки. Даже много хуже, даже сильно бедно живем – ибо, кроме всего, у нас немало долгов. Но живем весело, не унывая. Много этому помогает, конечно, хороший, добрый характер милой мамы. Она как-то умеет проходить мимо будничных мелочей, не тревожится ими, не обнаруживает совершенно мещанскую заботливость по каждому пустяку. Великолепный, милый у нее характер. С нею всегда легко... Сережа надумал идти в Красную Армию, вдохновленный речью М. В. Фрунзе... Я обещал ему во всем помочь, обещал поговорить с мамой. Он скоро уедет, а с мамой я уже переговорил. Когда я сказал: «Мама, я вам хочу сказать о Сереже», – она насторожилась, перепугалась чего-то, в глазах отразилось сильное, глубокое волнение. Я рассказал ей, в чем дело, успокоил, указал на законность этого желания, на неизбежность: нечего тут удерживать, даже если бы и хотели того – все равно уйдет. Она несколько примирилась. На следующий вечер часов в 11 мы за столом затеяли разговор про Коммунистическую партию, про ее учение, про всю нашу тяжелую борьбу. Я говорил часа 1,5–2 про нашу правду. Они (Соня, мама, Сережа, Настя) во всем соглашались. А Соня и Сережа захотели во что бы то ни стало вступить в ряды членов нашей партии. Я их убедил, я им рассказал все в простых, понятных словах, и это все им стало совершенно ясно, влекло к себе неудержимо, тут же коснулся и Сережки, говорю, что делает прекрасное, великое дело – идет помогать рабочим в их борьбе за хлеб и за волю. После этой беседы мама, по-видимому, окончательно успокоилась и признала, что идти ему следует, а препятствовать не годится. Он уйдет. Сережа скоро вступит к нам. Мать и крошечная сестричка, несомненно, проникнуты к нам глубочайшим сочувствием. Словом, можно сказать определенно, что вся семья стала большевистской. Иногда мы вспоминаем отца, предполагаем, что было бы, если б он был жив. Сходимся на том, что мне пришлось бы уйти из дому и разойтись с отцом круто и окончательно. И старший брат... И он проникнут всяческим участием и симпатией к нашей борьбе. Он скоро уезжает в какую-то губернию и там обещает работать в Совете, в полном с ним контакте. Так живет наша семья. Во время революции она совершила гражданскую эволюцию в смысле сознательности, поведения, облагораживания. У нас разногласий нет совершенно. Вот почему живем мы легко, дружно и весело. «Мы свои нежные отношения выковали долгими годами совместной жизни» Еще один интересный документ – письмо Дмитрия Андреевича жене и другу Анне Никитичне, которую в юности Фурманов ласково звал Наей. Письмо-размышление. Письмо-исповедь. О чистой любви, о нравственной красоте, о человеческом благородстве. Написано оно в Гурзуфе летом 1924 года. Они полюбили друг друга, когда Дмитрию было двадцать пять лет, Нае – двадцать. Революция и любовь... В ноябре 1917-го многим казались несовместимыми эти два понятия. А Дмитрий и Ная именно тогда полюбили друг друга. 29 ноября Фурманов записал в дневнике: «Ная уехала, и сердце мое переполнено знакомой, мучительной болью. Мне и скучно, и жалко... Нет яркой, жгучей боли, но нет и покоя. Все перепуталось, перемешалось, слилось в туманную массу... Неужели мы действительно сойдемся с нею и будем мужем и женой?» «А я ведь люблю ее, люблю», – признается далее сам себе юноша. Но он не сказал еще об этом девушке, потому что дорожит многоценным словом «люблю». И еще потому, что раз, по ошибке, уже подарил его другой... Что думает обо всем этом молодой Фурманов, сердцем принявший революцию? О Нае – мы уже знаем. А о другой, о Наташе? Перелистываем страницы дневника. Вот строчки-раздумья про нее, про Наташу. «Встретившись теперь, я приложил бы другую мерку к моему прежнему кумиру. Теперь я спросил бы Наташу: «А скажи мне, Наташа, скажи прямо – любишь ты бедный, забитый и оскорбленный народ или нет? Готова ты или нет бороться за его близкое грядущее счастье – ну говори! Если нет – я не подаю тебе руки... Я разошелся с твоим братом, отцом – может быть, и ты с ними единомышленна? Если так, я ненавижу тебя и порываю с прошлым окончательно и бесповоротно». Он хорошо знал Наташу и потому думал, что она такова и есть, она не с народом – народ Наташа никогда не любила. А Ная? «Ная моя другая... Она уважает человеческое достоинство и этим высоко подымает себя в моих глазах... Она будет не просто женой, °на может быть товарищем по работе, хорошим другом, надежным помощником, готовым разделить всю тяготу медленной созидательной работы на благо истерзанному трудовому народу». По его глубокому убеждению, любовь неотделима от высоких идеалов революционера, от идеалов коммуниста. Прочтите письмо Фурманова жене. Гурзуф, 21 июня 1924 года... ...У каждого есть своя звездочка, на которую он широкими глазами смотрит в минуты духовного напряжения, к которой простирает руки – с любовью, с надеждой, с глубочайшей верой, что там, на этой звездочке, в этом далеком мире – и скрыта его настоящая жизнь. Моя звездочка – ты. Я в самые серьезные минуты, в минуты сосредоточения мыслей моих и чувств – обращаюсь к тебе. И ни о чем больше не хочу говорить, как только о своей любви. Она заполнила все часы и все мгновенья моей жизни. Я так полон этой любовью к тебе, что вне любви моей не мыслю своей жизни. Так ли ты переживаешь разлуку? Какие чувства и настроения переполняют тебя? Эта разлука – наше испытанье, говорила ты мне в одном письме. Я себя спрашиваю: испытанье ли? Может ли что поколебать меня? Может ли что прийти извне и потревожить безграничную мою любовь к тебе?.. Смело, ясно, уверенно отвечаю себе: нет. И не только нет, а никогда! По-видимому, так, по-видимому – никогда. Ибо целые толпы женщин прошли и проходят перед моими глазами, но хоть одна- единая смогла ли поколебать непоколебимое чувство? Ни разу. Так ты высоко стоишь в мыслях моих, так глубоко ты внедрилась в чувства мои, что недосягаема чужому сердцу любовь моя. Я смотрю на них то равнодушными глазами, то с восхищеньем – красотой ли, стройностью или чем другим – восхищаюсь так же, как пирамидальными тополями, как памятником Гоголю, как всяким прекрасным творением природы и рук человеческих. Уже много годов, как мы с тобой вместе. И за эти годы мало ли девушек, женщин мелькнуло передо мной. И ни разу не шелохнулось мое основное, главное, то, что зовем любовью. И когда ты говоришь мне про испытание – нет, говорю я, для меня тут нового ровно нет ни грамма. А ты? Как ты сама? Ты ведь тоже человек, и человек молодой, полный всеми устремленьями, человеку свойственными. И было бы удивительно, если бы даже мимолетно, невзначай, хоть на минуты – ничто, никто, никогда не задержали на себе твоего взора, вниманья, чувства. Этого не может быть – такое равновесие граничило бы с тупостью чувств и полной неспособностью воспринимать явления окружающего мира. Почему не может заинтересовать тебя умное или прекрасное мужское лицо? Почему ты пройдешь холодная и безучастная – мимо благородного сердца, мимо серьезной, насыщенной мысли или просто мимо прекрасного, веселого, душевного характера? Разве своим вниманием ты оскорбишь хоть сколь-нибудь наши отношения? Да нисколько. Вся жизнь человеческая состоит из встреч – с новыми мыслями, новой работой, новыми людьми, новыми нуждами, новыми красотами, тревогами, радостную – так как же можно с холодностью затворницы не откликнуться горячо на то, что по пути, из чего состоит жизнь! О нет, нет. Отклик на жизнь – чуткий, быстрый, горячо искренний и глубокий – это лучшее из свойств человеческих. И глушить в себе эту способность – искусственным ли затворничеством, чуранием от людей и живой жизни, высокомерным ли пренебрежением и невнимательностью – нельзя, не надо, так можно вовсе затушить маяк своей жизни. Откликайся на все, все пускай и принимай в свою мысль и в свое сердце, пусть ничто не пройдет мимо тебя незамеченным – это насытит неутолимую жажду познать в жизни все, что посильно разуму и проникновенью свежим чувством. Никогда не надо ни стыдиться, ни сторониться новых испытаний, надо только мудро постигнуть ту грань и ту меру, которую им отвести. Вот в этом, в чувстве меры и в чувстве граней – главное. Можно нежно любить наш зеленый кудрявый Пречистенский бульвар, можно с радостью взад и вперед промерить его дорожки, можно любоваться им в поздний ли вечер, когда утихает жизнь и замирают ее последние вздохи, ранним ли, ранним утром, на заре, когда так тихо, чисто-прозрачно, свежо в утреннем холодке... Но было бы ужасно, если б шатанью по Пречистенскому каждый день отдавать 5–8–10 часов. Грань была бы переступлена, и драгоценное время, внимание твое были бы поглощены нецелесообразно, неумно, энергия тратилась бы совсем непроизводительно. Все достойно в жизни внимания, но не все в равной мере одинаково длительно и одинаково глубоко Должно задерживать на себе. Пречистенскому – одно, а вот какой-нибудь новой, ожидающей тебя работе с Фабзайчатами, на заводе – так и время, и вниманье, и силы будут уделены и распределены по-иному. И там должна быть найдена грань, предел, мера, но разве это будет та же мера, что Пречистенскому? Нет. И здесь мудрое чутье должно само подсказать, кому какую меру отвести. Так в жизни во всем и всегда. Уменье из миллионов впечатлений и нужд выловить главные и на них остановиться; уменье всему отвести свое место, время, количество сил, чувств, вниманья... это очень трудное и очень большое дело... Нас с тобою интересует, а пожалуй, и тревожит) обоих, наш личный крошечный (но для нас большой) вопрос наших отношений, интимной нашей жизни вдвоем, нашей любви. Что ж, и этот вопрос – большой, и мимо него молча не пройдешь, и о нем нам всегда следует подумать, поговорить. Испытанные годами тесной, нежной дружбы, горячей взаимной привязанности – станем; ли, должны ли мы серьезно тревожиться в эти месяцы : невольной разлуки? Самое главное, надежное, драгоценное – никогда не приходит, не дается враз. Всему, всегда есть свой срок, свое испытанье, своя закалка, даже, скажем по-ученому – свой стаж. Без этого стажа нельзя определить подлинную надежность и ценность в жизни ничему и никому. Мы свои нежные отношения выковали долгими годами совместной жизни. И жизни не пустой, животнооднообразной, а полной всяких испытаний и тревог, больших и малых. Мы так много и серьезно пережили за эти годы, мы так много имели возможностей один другого узнать и испытать, что с полным правом можем близость свою считать испытанной и серьезной вполне. И если теперь, через годы, все так же глубоки и свежи чувства наши друг к другу, если они до сих пор смогли устоять перед всеми испытаниями жизни и остаться в основе своей нетронутыми, столь же прекрасными, как раньше, вначале, когда-то давно-давно – разве же это случайность? О нет – таких случайностей не бывает. Это означает лишь одно: в нашей дружной жизни подлинное счастье, подлинная красота, которую я без тебя, а ты без меня, быть может, и не найдем никогда. Вот почему близость эту надо хранить, беречь обоим. Разобьем – не воротишь. На всю жизнь останется изъян, который ничем не восполнишь. Сергей Георгиевич ЛАЗО: «НУЖНО ИСКАТЬ ПРАВДУ ВСЮДУ» «Глухой, темной ночью к станции Уссури подошел воинский состав с японцами. Его встретила на перроне группа белогвардейцев. Из одной теплушки японские солдаты с трудом вы волокли три больших мешка и передали их в руки белобандитам из остатков армии Колчака, В мешках что-то шевелилось. Белогвардейцы потащили мешки к железнодорожному тупику, где стоял паровоз под всеми парами... Белые втащили мешки в паровозную будку. Начальник группы шашкой распорол один мешок, который держали крепко остальные белогвардейцы. Сергей Лазо со связанными ногами и кистями рук вступил в последнюю борьбу с подлыми убийцами. Схватив его за ноги и поперек туловища, они стали толкать его в паровозную топку, но Лазо связанными руками упирался в края топки. Белые ничего не могли поделать с этим богатырем. Тогда один из них несколько раз ударил Лазо наганом по голове. Лазо лишился сознания, и его сунули в топку...» Так писатель Александр Фадеев рассказывал о героической смерти командира партизанских отрядов Приморья, члена подпольного Дальневосточного комитета большевистской партии Сергея Георгиевича Лазо. ...Аде Сергеевне Лазо – дочери выдающегося революционера – перед вступлением в комсомол (это было в тридцатые годы) предложили заполнить анкету. Среди прочих был в ней вопрос о профессии родителей. «Какая же профессия у моего отца? – задумалась девушка. – Чем он занимался еще, кроме того, что вместе с другими своими товарищами делал революцию». И написала: «Профессиональный революционер». А в юности, и даже еще раньше, будущий профессиональный революционер Лазо вел дневник, в который записывал о пережитом, передуманном. На обложке этого дневника тринадцатилетний Сережа поставил эпиграф: «Нужно искать правду всюду, даже там, где менее всего можно ее найти». А дальше страницы, полные раздумий над своими поступками и над окружающей жизнью. «Из всех времен года...» Из всех времен года, бесспорно, каждое имеет свои индивидуальные черты. Зима для меня пора веселья, легкого, но не глубокого, пора работы и пора, подготовляющая меня каждый раз к новым и новым переживаниям. Весна каждый год открывает мне нечто новое; все более или менее замечательное в моей жизни начиналось весной. Но это были только первые зародыши, неясные, туманные; весна – это время прекрасных блужданий розовых надежд. Как прекрасна природа, как восхитительно свежее майское утро!.. Лето – пора «умственного» неделания, здесь у меня не созрело ни одной плодотворной мысли и не было написано ничего замечательного. Но все-таки, когда кончается лето, мне грустно, – это грусть ребенка, который вступает в юношеский возраст, это настроение бойца перед битвой, когда сердце его громко бьется от избытка чувств и сил. Но едва успеют зажелтеть первые листья деревьев и июльская жара сменится августовским теплом, как начинается самое замечательное время года – осень. Это время мне памятно усиленными занятиями. Это время, когда меня пронизывают жгучие чувства и жгучие мысли, и я вырастаю духовно. Это время душевных бурь и тревог – это самое замечательное время года. Я разделяю чувства многих великих людей, посвящавших этой поре столько задушевных строк. Мне кажется, что именно в это время я ежегодно начинаю новую жизнь. ...В моей жизни сентябрь, октябрь и ноябрь 1911 года занимают самое видное место. Я никогда, ни до, ни после, не ощущал такой кристальной глубины и чистоты чувств, такого расцвета всей моей души. Я не принадлежу к тем людям, которых былые дни веселья утешают в горькие минуты, наоборот, они бесконечно мучают и угнетают меня. Это была пора, когда я был поэтом, я глубоко чувствовал блеск воды, дуновение ветра, и, наконец, я впервые полюбил девушку, и это чувство проникло до самых сокровенных тайников моей души. Я так полюбил ее, что никогда не смогу забыть, хотя любовь моя, односторонняя и больная, скоро порвалась. Это было самое гармоничное, самое совершенное время моей жизни, когда я был человеком в полном смысле слова. Я был слишком полон радостным чувством. В декабре 1913 года девятнадцатилетний Сергей встретился с одним товарищем – бывшим студентом Томского политехнического института, который за свои революционные взгляды был свое время сослан в Амурский край. Знакомство с этим мужественным, жизнерадостным человеком, которому многое довелось испытать в жизни, произвело на Сергея глубокое впечатление. В тот день в его дневнике появилась такая запись об этом человеке. «Вдруг настала та минута...» На нас, людей, часто имеют влияние книги. Но несравненно большее впечатление производят на нас цельные, живые люди. Впечатление, произведенное им, было особенно сильно и потому, что пришлось как раз в пору моим настроениям. Я сейчас же понял, чего мне не хватает, чего мне стоит добиваться и что мне нужно бросить навсегда. Вдруг настала та минута, когда «человек возвышается до познания». В такую минуту человека не может ужасать возможность смерти, даже и близкой; и вот я увидел, что мне недостает богатой, разнообразной общественной деятельности, и – главное – она тут, передо мной, налицо. Та деятельность, которую я люблю, которая даст мне возможность широко и разносторонне познакомиться с Русью-матушкой. На меня пахнуло горячим пламенем чего-то неиспытанного, незнакомого. И я страстно к нему потянулся. Я понял, что единственный возможный для меня исход – это кипучее, захватывающее дело. Мне нужно безоговорочно покинуть мои наклонности к созерцательной жизни... Через три дня в дневнике Лазо появилась такая запись: «Мудрость нужно искать у жизни» Что такое жизнь? И как я отношусь к ней сейчас? Что делать и как жить – я знаю. Надо жить жизнью обыкновенных людей, но сделать ее цельной и гармоничной. Что такое наша жизнь – это просто сказать нельзя. Это можно только почувствовать. Нет сказочного загробного мира. Поэтому мудрость нужно искать не у философов, а у жизни. Большинство философов наших дней – люди без гармоничного развития. Они прошли через пороки, освободились от них, но в них замер человек жизни. Поэтому из философской литературы я особенно ценю Леонардо да Винчи. И одним из самых мудрых правил считаю изречение Гёте: «Только в труде человек познает самого себя». ...1915 год. Лазо учится на физико-математическом факультете Московского университета и одновременно изучает историю, философию. Вступает в студенческий кружок. В свободное от занятий время заканчивает медицинские курсы и работает в госпитале. Выходные дни проводит среди раненых. Он пишет за них письма родным и близким, читает неграмотных солдатам книги... Об убеждениях и математике Запись, сделанная 3 марта 1915 года: ...К чужим убеждениям нужно относиться с уважением; их много, и прежде чем осуждать, надо постараться понять: как и почему сложились они, в особенности если человек их выстрадал... Значение математики для умственного развития человека огромно, она дисциплинирует ум, приучает нас быстро разбираться в том или ином вопросе естествознания и жизни. В математике есть своя философия, своя поэзия. Она дает человеку силу мышления. К сожалению, я не обладаю особенными математическими знаниями. Я советовал бы каждому человеку в молодости посвящать три часа в день математике независимо от его знаний. Пусть он полюбит математику, он тогда привыкнет к философии, естественные науки и техника будут ему легко даваться. Это на всю жизнь сделает его стойким, сильным духом. Правда, я не придаю математике общеобязательного значения... Мысли о самосовершенствовании Мысли о самосовершенствовании всецело поглощают Сергея. И он, будучи студентом, вырабатывает нечто вроде схемы образования, которую предпочел бы самому себе, если бы смог вернуться к тому времени, когда был выпускником гимназии. Познакомьтесь с некоторыми выдержками из нее: ...На первом плане стоит глубокое и основательное знакомство с математикой, механикой, астрономией, физикой, химией. Широкое знакомство с естествознанием вообще. Знакомство с юридическими и историческими науками. Литература русская и иностранная. Новые языки: немецкий, английский, французский. ...Ежедневная двухчасовая физическая работа, заиливание тела гимнастикой, растиранием холодной водой, правильный 8-часовой, но не менее 7-часовой, сон. Итак, накапливание знаний, энергии и душевного спокойствия. ...Слушать лекции, посещать театры, музеи, галереи, библиотеки. Частные уроки и, если смогу, рисование; когда-то я мечтал о музыке и пении. Днем никто не должен заходить, соблюдать это самым решительным образом, да и не каждый вечер отдавать товарищам. Играть в шахматы, принимать участие в общественной жизни университета, непременно присутствовать на собраниях... Стараться как можно больше путешествовать. Спорт: гребля, велосипед, мотоцикл, плавание, сокольская гимнастика, лыжи, фотография... «Как я понимаю развитие человека» Человек, общество, труд. Эти понятия были предметом постоянных раздумий юного Лазо. Ему противна была жизнь обывателя. Всегда быть в гуще событий, активно участвовать в них, никогда не вступать в сделку с собственной совестью – эти правила он считал самыми главными. ...Если ты хочешь быть господином и самого себя, и своих поступков, – приучай себя к труду и закаливай себя лишениями, – пусть тебя не страшит суровая жизнь, наполненная физическим трудом. Ты должен не только в совершенстве изучать свою специальность, но должен знать какой-либо труд или ремесло. Сочетать последнее с разносторонним развитием вполне нам по силам. В сильном и здоровом теле человек всегда чувствует себя спокойнее и лучше, и у него появляется какая-то беззаботность и уверенность в себе... Чтобы иметь хорошие мускулы, их нужно упражнять не только гимнастикой и спортом, но и настоящим трудом... ...Способность отдаться всецело чему-нибудь цельному, большому делу, вложить в него все силы. И, наконец, умение работать, умение исполнять, когда это нужно, и скучный и неинтересный труд... Каким смешным должно казаться всякое отделение своей судьбы от судьбы того коллектива, к которому мы принадлежим!.. Однажды в Питере я задал себе вопрос: кто же я такой? Кем я хочу и кем я должен быть? С чем я должен при этом считаться? Со своими ли мыслями, выстраданными убеждениями или с чем-либо другим? Не совершу ли я преступления перед своим дальнейшим развитием, если хоть в малой степени в выборе своей деятельности я буду чувствовать принуждение родной среды? И тут мысль, яркая и сильная, возникла в голове: ты должен отрешиться от всего... и решать сам на основании своих знаний и стремлений, кем ты должен быть... Какое великое счастье, что я вырвался, стал в стороне от той среды, которая меня вырастила! Пусть зависимость от родного дома была внешне сильна, но изнутри она умерла. Достаточно было этой внешней зависимости оборваться, как жизнь сразу пошла по-новому. Всем существом моим тогда овладело стремление к знанию и стремление к действию, оба они были нераздельны и в настоятельной степени требовали проведения в жизнь. Ради этих устремлений я готов был пожертвовать и жертвовал удовольствием и личным счастьем... Если бы меня теперь спросили, как я понимаю развитие человека, я бы на это сказал так: человек должен специализироваться только в одном определенном направлении для практического дела, человек должен получить широкий кругозор, которым он сумел бы охватить и осмыслить все, что происходит вокруг. Полная целостность развития заключается в умении соединить эти две стороны. Иначе получится или узкий специалист, или лишний человек. Последние 10 строк представляют из себя, так сказать, итог моих мыслей о развитии человека. И эту мысль я берусь не только доказать, но и пояснить живым примером из жизни. «Не вернуть того, что упущено в молодые годы» В студенческие годы Сергей задумывается о многом. Постепенно его убеждения становятся все более глубокими. Жизнь столицы не ослепила юношу своим блеском, не оглушила своим шумом. Наоборот, спокойно наблюдая ее, он все сильнее проникался сознанием глубокой закономерности сложных связей и вопиющих противоречий, которыми была полна эта жизнь. Мне смешны были люди, желания которых не шли далее богатства; но разве богатства уж так трудно достигнуть... И я не раз говорил самому себе: не теряй молодые годы, много не наверстаешь, потом, потом придут заботы, дела, и не вернуть человеку того, что упущено в молодые годы. Мне казалось, что я не только переживаю в молодости всю свою будущую жизнь, не только испытываю все те чувства и переживания, которые мне предстоит узнать в течение всей своей жизни. Нет, я переживаю в зародыше еще нечто большее – все те возможности, которым не удается развиться, все то, чему суждено погибнуть. Вечная тревога, труд, борьба, лишения – это необходимые условия, из которых не должен сметь думать выйти хоть на секунду ни один человек... Чтобы жить честно, надо рваться, путаться, биться, ошибаться, начинать и бросать, и опять начинать, и опять бросать, и вечно бороться и лишаться. А спокойствие – душевная подлость      Л. Н. Толстой Валериан Владимирович КУЙБЫШЕВ: «НЕ СЛОМИТЬ МОЮ ГОРДУЮ СТЕНУ МОЛЧАНЬЯ» О Куйбышеве интересную книгу написала его сестра Елена Владимировна. Каждый раз, рассказывает она, когда Валериан Владимирович отдыхал в Крыму, к нему в гости приезжали пионеры из «Артека». Однажды Куйбышев повел их в тир. Ребята охотно показывали свои способности в стрельбе. Но результаты оказались неутешительными. Рассмотрев мишень после стрельбы, Куйбышев написал на ней: «Очень плохо». Говорят, что эта мишень и сейчас хранится в «Артеке»... Потом хозяин беседовал с гостями. «Расскажите, ребята, кто из вас и чем интересуется?» – попросил Валериан Владимирович, Пионеры наперебой , отвечали. Оказалось, один любит путешествовать, другой – строить, третий – читать, фотографировать, играть в шахматы, ловить крабов... «А что вы любите?» – спросили дети Куйбышева. «Все люблю делать, каждую работу люблю», – услышали в ответ. Сыграв с одним из пионеров партию в шахматы, Валериан Владимирович сказал: «Вот игру в шахматы люблю». Другому, кончив с ним партию на бильярде, заметил: «И на бильярде играть люблю». Увидев рядом стоявшего любителя ловить крабов, с лукавой улыбкой сказал: «И крабов ловить люблю». Когда стемнело, Валериан Владимирович вместе с ребятами отправился на море ловить крабов. Работая первым заместителем Председателя Совета Народных Комиссаров (так в тридцатые годы называлось Советское правительство), Валериан Владимирович заботился и о том, чтобы в Стране Советов все дети были сыты, хорошо одеты и обуты, чтобы сыновья и дочери рабочих, крестьян, трудовой интеллигенции перенимали от старших боевой дух и революционную закалку, росли настоящими коммунистами, ленинцами. Что же касается самого Куйбышева, то он на тернистый путь борца за счастье народа вступил еще мальчиком. Перелистав страницы его юношеской биографии, с трудом можно представить себе испытания, выпавшие на его долю. Арест, тюрьма, побег, снова тюрьма, ссылка, еще раз побег и еще ссылка... Валериан Куйбышев был и поэтом. Находясь в Нарымской ссылке, он написал вот это стихотворение. Море жизни Гей, друзья! Вновь жизнь вскипает. Слышны всплески здесь и там. Буря, буря наступает, С нею радость мчится к нам. Радость жизни, радость битвы, Пусть умчит унынья след, Прочь же, робкие молитвы! Им уж в сердце места нет. В сердце дерзость. Жизни море Вскинет нас в своих волнах, И любовь, и жизнь, и горе Скроем мы в его цветах. Горе выпадет на долю – Бури шум поможет нам Закалить страданьем волю, Но не пасть к его ногам. Будем жить. Любовь? Чудесно! В бурю любится сильней. Ярче чувства, сердцу тесно Биться лишь в груди своей. Так полюбим! Жизни море Вскинет нас в своих волнах, И любовь, и жизнь, и горе Скроем мы в его цветах. И еще два стихотворения, написанных в Сибири: «Тянулась нить...» – по дороге в Туруханскую ссылку, «Замолчи, мое сердце...» – в тюрьме. Посвящены матери – Юлии Николаевне. И еще два стихотворения, написанных в Сибири: «Тянулась нить...» – по дороге в Туруханскую ссылку, «Замолчи, мое сердце...» – в тюрьме. Посвящены матери – Юлии Николаевне. Тянулась нить... Тянулась нить дней сумрачных, пустых, Но мысль о вас, о милых и родных, Тоску гнала, улыбка расцветала, И радость бодрая по камере витала. Мы светло грезили о счастье дней былых... Мы в путь пошли под звуки кандалов, Но мысль бодра, и дух наш вне оков, Когда увидели мы лица дорогие, Заботы милые, улыбки молодые, Веселый смех и ласку милых слов. И там, вдали, в снегах страны чужой, Ваш образ милый, бодрый, дорогой, Растопит лед суровой, злой неволи И воскресит мечту о светлой, гордой доле, О днях грядущего, наполненных борьбой. Замолчи, мое сердце... Замолчи, мое сердце, не думай о воле, О задумчивом лесе, о солнечном поле. Слышишь, в камеру входят, грохочут ключи. Скрой же слабость в молчанье, будь горд в неволе, Замолчи!.. Предо мною твой образ, любимый и милый, Не дождаться меня из-за стенок могилы, Позабудь, позабуду и я как-нибудь, Ведь на многие годы мне надобно силы, – Позабудь!.. О свободе, о жизни замолкли рыданья. Ни оковы, ни стены, ни годы страданья Не заставят позорной пощады просить. Не сломить мою гордую стену молчанья, Не сломить! Жизнь, которая не оставляет прочных следов, стирается при всяком шаге вперед.      А. И. Герцен Яков Михайлович СВЕРДЛОВ: «БОРЬБА ЗА ГОСПОДСТВО НОВЫХ НАЧАЛ ЖИЗНИ ПОЛНА ЗАХВАТЫВАЮЩЕГО ИНТЕРЕСА. ПРИНЯТЬ УЧАСТИЕ В ЭТОЙ БОРЬБЕ – ОГРОМНОЕ НАСЛАЖДЕНИЕ» Свердлов умер, когда ему было тридцать четыре года. Ко за свою короткую жизнь он успел сделать очень многое. До революции была активная борьба в подполье, аресты, ссылки, побеги и опять аресты. После Великой Октябрьской революции по рекомендации В. И. Ленина он избирается на высший в молодой Советской Республике пост – Председателем Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета (в наши дни это должность Председателя Президиума Верховного Совета СССР). У Якова Михайловича на всю жизнь сохранились добрые, товарищеские отношения с семьей инженера А. А. Бессера и, в частности, с его дочерью Кирой – девочкой школьного возраста, В одном из писем к Якову Михайловичу Кира попросила рассказать, как он понимает смысл жизни, в другой раз интересовалась его мнением о мужестве, долге человека... Письма Я, М. Свердлова Кире Бессер – это доверительные, живые беседы старшего товарища о чести и долге революционера, о его активной жизненной позиции. Прочтите несколько отрывков из этих писем, которые были написаны в 1914–1917 годах. 17 января 1914 года Милая Кирочка!.. Да, я очень огорчен возвращением Вашего пессимизма. Невозможно мне, человеку языка по преимуществу, оказать своим словом надлежащее воздействие, когда прибегаю к перу. Видите ли, я думаю, что Ваш пессимизм является в значительной степени болезнью роста. Формы этой болезни крайне разнообразны и не зависят только от возраста. Вот я, например, немного старше Вас. А тоже иногда хвораю той же болью. То же самое случается почти со всеми развивающимися людьми. Только тот не знает этой болезни, чье развитие закончилось, кто остановился в своем росте. Ваш возраст переходный по пути к зрелости. Близится полная зрелость, и духовная, и физическая. Вы уже освободились от детских представлений, переживаний, но еще не успели создать себе какой-либо прочный внутренний мир. Ваше миросозерцание еще только складывается, закладываются только первые его основы. Закладка же фундамента вообще представляет наибольшую трудность. При иных, гармоничных, условиях переходный период не будет столь тяжелым. Причина в том, что изменится самый характер воспитания. Важно с детских лет подготовляться к предстоящему перелому. Современное воспитание не выполняет этого. Вы были в сравнительно хороших условиях. Вы будете в силу этого избавлены от ряда конфликтов внутренних, столь обычных у других. Притом самый перелом переживается различными индивидуумами по-своему. Одни легко переходят через него, другим он очень труден. Это зависит от ряда условий: от предшествующего воспитания, общей впечатлительности и т. п. Но – легко ли, тяжело ли – все должны пройти к своей сознательной жизни через это промежуточное, если можно так выразиться, состояние. Обычно богато одаренным натурам этот перелом особенно тяжело достается. У меня как раз сохранилось письмо одной моей приятельницы, где она вспоминает свои прежние годы. Вот слушайте: «Лет 14-ти, быть может, немного раньше, у меня появились сомнения, стоит ли жить и зачем жить вообще. Смогу ли я проявить себя сильно и красиво? И в этом же возрасте появилась и мысль о самоубийстве. Потому что читала я, что у больших, у великих людей проявляются способности очень рано. А быть, как все, даже тогда не хотела я. Быть может, то были болезненные мысли переходного возраста, потому что я развилась и физически и духовно очень рано. С мукой в душе скрывала я от окружающих свою тайную мысль, ссылаясь на лихорадку, головную боль, если и внешне влияла на меня внутренняя борьба. И эта мысль была со мной почти два года. Потом решила ждать до 25 лет, когда, как мне казалось, человек становится вполне взрослым...» Не правда ли, есть нечто общее с Вашими переживаниями... ...Да, милая Кирочка, жизнь очень сложна. Но этим- то она и хороша, интересна. Важно лишь понять ее основы, понять, почему именно она такова, ибо тогда можно понять и то, какою она должна и может быть и будет. Люди есть, конечно, и плохие и хорошие. Многие и не хотели бы быть плохими, но жизнь у них настолько плохая, что им никак не удается быть хорошими. Великий философ Спиноза говорил, что не надо ни оправдывать, ни осуждать, а понимать. В этом много верного... 15 февраля 1915 года ...Вы не видите в жизни ничего хорошего. По-моему, это происходит потому, что отдельный человек с его «маской» заслонил перед Вами всю жизнь. По отношению к жизни мне единственно правильной представляется такая точка зрения, которая дает возможность определить направление человеческого развития, процесс изменения жизни. При изучении истории культурного развития Вы неизбежно должны прийти к тому, что жизнь развивается в сторону большей гармоничности отношений между людьми, и это при прогрессирующей; ее многогранности. Вы неизбежно придете и к признанию наличности и в настоящее время элементов этой будущей гармоничной жизни. Тогда Вы признаете, что в жизни много отрадных явлений, пройти мимо которых можно лишь при нежелании их замечать. Вы увидите массу фактов самопожертвования ради интересов высшей коллективности. Увидите массу кристально чистых душ человеческих. Увидите много такого, что преисполнит Вас радостью, бодростью. Важно лишь выработать в себе слиянность с тем новым, над созданием которого многообразно работали и работают массы. Жизнь столь многообразна, что всякий ищущий в ней те или иные нужные ему проявления найдет их. Мизантроп, пессимист, не желая видеть ничего хорошего, увидит лишь плохое. Возможно и обратное. Не к чему ударяться в крайность для отыскания хорошего. Много плохого, чего не должно быть. Но процесс развития жизни как раз и идет в сторону преобладания хорошего. Процесс этот может быть длительным. Пусть! Раз вы приобретаете научную уверенность в неизбежности победы гармоничной жизни, не имеет значения вопрос о длительности процесса. И самая борьба людей и с внешними условиями и между собою за господство новых начал жизни полна захватывающего интереса. Принять участие в этой борьбе – огромное наслаждение. Да и самый процесс индивидуальной жизни интересен, жизнь сама по себе уже благо. Жизнь сложна. И нелегко найти индивиду свое место в ней. Отсюда так много и разочарований. Необходима изрядная энергия для отыскания этого места, которая дается часто лишь в результате ряда разочарований. Но это не должно пугать. Невозможно, милая Кирочка, указать, дать добрый совет, как быть хорошей, энергичной и т. д. Воспитать чуткость в человеке, пробудить его энергию до известной степени можно. Но только при условии длительного воздействия, воспитания. Притом же только личное воздействие может иметь большое значение. Самое важное научиться любить жизнь, как она есть со всем плохим и хорошим, таящимся в ней... 4 декабря 1915 года ...Ваше письмо напомнило мне наши прежние разговоры. Вы еще не свободны от многого прежнего, хотя тон и изменился несколько. Я думаю, что более близкое знакомство с жизнью приведет Вас к иному отношению к людям и вообще к окружающей среде. Иначе и быть не может. Весь вопрос лишь в том, в какой мере и форме Вы будете знакомиться с ними. А тут еще и болезнь, не бросающая Вас полностью. Но понемногу силы восстановятся, будем надеяться. Тогда можно и шире шагать. Пока же в интересах будущих возможностей не следует переутомляться. Я не думаю, чтобы имело смысл не заканчивать ученья, бросить его. Чтобы иметь в будущем свободный доступ в высшие учебные заведения, все же необходима бумажка об окончании среднего. Последнее не даст Вам тех знаний, которые были бы наиболее интересны и желательны. В особенности при данной постановке среднего образования. Но ценна та дисциплина, которая выносится из занятий в школе. Совмещение скульптуры с такой учебой вполне возможно. Время для творчества не уйдет. Если Вы считаете своим призванием скульптуру, творческая мысль, вдохновение не исчезнут. Молодость рождает много прекрасных образов, порождает сильные порывы и т. д. Но молодость измеряется далеко не одними годами. Человек и в полсотни лет может быть молод и в тридцать стар. Притом же период молодости находится еще в начальной стадии, пока не затронуты все фибры души, пока не пробуждены такие струны, о существовании которых юношеский возраст дает знать лишь в смутных, неясных формах. И чем полнее жизнь, тем ярче, смелее, богаче работает творческая мысль. С этой стороны нет опасности. Тем более что Вы скульптуру не забрасываете... 19 января 1916 года ...Вы выбрали, наметили свой жизненный путь. Много горестей, страданий доставит Вам жизнь, но она измеряется не количеством, не длительностью переживаний, а их интенсивностью. Глубокие натуры в часы переживают годы. И я уверен, будет у Вас не один момент, стоящий годов. Предстоят очарования и развенчания кумиров. Но, познав глубокие переживания, Вы оцените силу прекрасных моментов. И я, подобно Вам, милая Кирочка, думаю, что Вы еще сами не знаете, чего именно хотите для себя лично. Вы еще не вполне сознали себя. Но это придет. Сказалась на Вашем самочувствии и болезнь, но не в ней одной дело. Важно теперь отбросить время предвзятость в отношении к фактам жизни, вооружиться некоторым бесстрастием и беспристрастием. Пытайтесь изучать современность, творите, отражайте в своем творчестве грядущую жизнь. Чем сознательнее будет становиться Ваше отношение к настоящему, тем полнее Вы будете отделять в ней зародыши будущего. Милая Кирочка! Попробуйте жить проще, без постоянного самоанализа. Последний – зло огромное, когда принимает большие размеры. Он лишает нас способности к непосредственным переживаниям. И думается мне, что по мере Ваших дальнейших занятий науками и скульптурой Вы придете к признанию «благости», самоценности жизни. 19 марта 1916 года ...Печальная штука не быть способным отдаваться непосредственным переживаниям. Самоанализ способен отравить самые лучшие, красивые переживания. Мучительная штука. Но борьба с такой штукой бесполезна, пока эта способность не придет сама собою. Жизнь столь многообразна, так много ярких моментов у каждого человека, что независимо от своего желания совершенно неожиданно будете захвачены целиком, без остатка, без единой мысли. И редок человек, не переживший такого момента. Не ищите кумира, идеала в конкретном, живом человеке, в отдельной личности. Это грозит большими разочарованиями. «Не сотворите себе кумира». В современной жизни не может быть совершенного человека, не таковы условия, чтобы он мог развиться. Но уже в настоящее время у ряда людей можно найти отдельные черты, которые переживут современную антагонистическую жизнь. Будущий гармоничный человек как тип может быть провиден из этих черт отдельных людей. Изучение истории развития человечества порождает уверенность в пришествии царства этого человека. И не в самоусовершенствовании теперь дело, а в уничтожении условий, порождающих скверное, некрасивое в людях. Эх, много можно сказать об этом. Но довольно. Не забывайте, милая Кирочка. Летнее время, веселые встречи могут вытеснить меня из Вашей головки. Пишите больше. Ведь мы добрые друзья. Целую Вас. 20 января 1917 года ...Вы не раз удивлялись, милая Кирочка, моей жизнерадостности, даже сомневались в ее постоянстве. Видите ли, дело тут объясняется довольно просто. Бывают и у меня минуты тяжелых переживаний. Но все они вызваны лишь различными «житейскими мелочами», не являющимися основой существования. Это, так сказать, временный налет. Основа же – жизнерадостное отношение к жизни, вытекающее из миросозерцания, дающего бодрость при самых тяжелых условиях. При моем миросозерцании уверенность в торжестве гармоничной жизни, свободной от всяческой скверны, не может исчезнуть. Не может поколебаться и уверенность в нарождении тогда чистых, красивых во всех отношениях людей. Пусть теперь много зла кругом. Понять его причины, выяснить их – значит понять его преходящее значение. Почему отдельные, тяжелые порой переживания тонут в общем бодром отношении к жизни. В этом весь секрет. Тут нет отказа от личной жизни. Наоборот, именно при таком отношении к жизни только и возможна полная личная жизнь, где люди сливаются в одно целое не только физически, но и духовно. Пишите больше. Всего лучшего. Целую. Ваш Як. Большая воля – это не только умение чего-то пожелать и добиться, но умение заставить себя отказаться от чего-то, когда это нужно. Воля – это не просто желание и его удовлетворение, а это и желание и остановка, и желание и отказ...      А. С. Макаренко Сурен Спандарович СПАНДАРЯН: «НУЖНО ПОБОЛЬШЕ ЧИТАТЬ, РАЗВИВАТЬ СЕБЯ, ПРИОБРЕТАТЬ ЗНАНИЯ» Ему было восемнадцать, когда он стал в ряды активных участников рабочего движения. В девятнадцать – член Тифлисской организации РСДРП, большевик. Двадцатитрехлетний Сурен с оружием в руках сражается на баррикадах Красной Пресни... В бою пал смертью героя его друг Тимофей – старый пресненский рабочий. Вскоре в партии появился новый Тимофей: имя друга сделал своей партийной кличкой коммунист Сурен Спандарян. На трудные участки посылала партия своего верного сына. Сурен занимался политической пропагандой среди тифлисского пролетариата, был членом Бакинского комитета партии, писал острые, разящие врагов статьи и памфлеты. На VI (Пражской) Всероссийской партийной конференции, когда большевики решительно отмежевались от меньшевиков, Спандаряна избрали членом Центрального Комитета партии и членом Русского бюро ЦК. По возвращении на родину он выступает перед рабочими, пишет статьи, прокламации. Арест по доносу провокатора... Из-за отсутствия у полиции серьезных улик – освобождение... И снова арест. Суд приговаривает Сурена к пожизненной каторге. Его заковали в кандалы и отправили в Енисейскую губернию. В сибирской ссылке Спандарян прожил неполных три года. Здоровье Сурена Спандаровича с каждым днем становилось все хуже. Ссыльным запрещено было являться даже в волостной фельдшерский пункт. Зато каждое утро нужно расписаться в особой книге и этим засвидетельствовать о своем пребывании на месте... Несмотря на все это, Сурен Спандарович посылает жене Ольге Вячеславовне и детям – старшей дочери Маше и младшим – Лиле, Степе, Нюке – теплые, полные бодрости письма, постоянно интересуется их учебой, заботится о том, чтобы они выросли хорошими, полезными для общества людьми, чтобы сердца их были добрыми и отзывчивыми, чтобы они любили учение и труд. Лишь в письмах к жене Ольге Вячеславовне иногда говорит правду о своем здоровье. Только за два месяца до смерти Сурен Спандарович написал Маше: «Дорогая деточка! Я в Енисейске, лежу в постели, ибо мне воспрещено ходить, чувствую себя плохо, очень плохо. Обычная пища мне воспрещена, а другая очень дорогая здесь (зелень), а потому приходится выбиваться из сил. Родные мои, хоть вы утешайте меня вашими письмами и успокаивайте мое большое, взбунтовавшееся сердце. Пишите. Крепко всех целую. Твой и ваш папа. Сурен». Ниже приводятся выдержки из писем Сурена Спандаровича Спандаряна, присланных из сибирской ссылки дочери Маше и другим детям. Дочери Маше 10 декабря 1914 года с. Монастырское Туруханского края Дорогая Манюрка, дорогие детки! ...Ведь сейчас война непосредственно задела вас, и, надо понять, по всей вероятности, происходит кутерьма... Вы, должно быть, слышали, дети, что во время бомбардировки французского города Реймса от немецких выстрелов пострадала старая церковь, собор католический; по этому поводу много писали и кричали, называли разрушение этого собора дикостью, варварством и пр. и т. п. А ну-ка подумайте, дети: что ужаснее – разрушение собора или гибель тысяч и миллионов людей? А между тем теперь каждый день, каждый час, каждую минуту тысячи, сотни тысяч людей убивают друг друга, миллионы детей остаются сиротами, миллионы матерей лишаются своих детей, десятки миллионов людей разоряются, голодают. Война сама по себе есть ужасная, дикая, варварская вещь, а тем более такая, как эта всемирная война. Печальное во всех отношениях время переживаем мы... Настанет время, туман развеется, наступит час расплаты за море слез, за океаны крови, за миллионы загубленных жизней. Шлю вам свои фотографические карточки. Не смейтесь. Я вышел каким-то арапом... Книги, которые ты читаешь, – ничего себе, а еще лучше было бы побольше читать по естествознанию. Вот у меня очень мало знаний природы, и я часто страдаю от этого. Есть время – читай, учись. Теперь самое золотое время. Рад твоим успехам, Манюрка. И еще больше был бы рад, если бы я мог судить о твоем развитии, об интересующих и волнующих тебя вопросах не по отметкам, а по содержанию твоих писем. Как с новыми языками? С немецким, с французским? Пиши мне чаще, пишите, детки. Я очень часто думаю о вас, тоскую и скучаю в эти сумрачные дни... У нас рассветает в десятом часу, а темнеет уже в три часа. Да и день такой, как у нас бывает осенью в сумерках. Я вам писал уже, что нуждаюсь во всем, а в особенности в книгах, в чтении. Если подвернется что, то не забудьте меня. Милый Нюка! С какой радостью я приехал бы и расцеловал бы тебя! Да нельзя! Лилька, ты ужасно худа. Так нельзя! Ешь больше. Степочка, почему у тебя такой печальный вид на снимке? Всех вас горячо и много целую... Ваш папа. 17 января 1915 года с. Монастырское Туруханского края Дорогая Маня! Получил твое письмо с отметками за первую четверть. Получил открытку от детишек и от тебя с поздравлениями на Новый год. Не понимаю, куда деваются мои письма? Я их писал, даже посылал заказными. Меня, моя родная детка, твои отметки не особенно радуют, в особенности по русскому языку. Ты, очевидно, никак не можешь подняться над тройкой. Почему это? Неужто ты не в состоянии правильно, связно, толково пересказывать прочитанное? Нужно побольше читать, развивать себя, приобретать знания. От таких книг, как «Князь Серебряный», ты мало что получишь, так как в этой книге неверно изображены времена Ивана Грозного, неверно освещена борьба между московским царем и московскими боярами... Есть много других книг, притом из современной жизни, которые тебя научат и мыслить и чувствовать правильно и хорошо. А историю лучше знать с научной стороны, из трудов ученых по истории, а не по фантазиям писателей. Ты мне пиши подробные письма о себе, о детях, о своих братишках и сестричке, а о том, кто приехал и уехал, объявления из газет не присылай: я это в газетах прочту... Детям 1 апреля 1915 года с. Монастырское Туруханского края Дорогие дети! Вот уже три почты, а от вас нет писем. Почему не пишете? Ведь без писем скучно... Пока это письмо дойдет до вас, уже будет конец апреля и скоро начнутся переходные экзамены... Или в этом году их не будет? Обо всем этом напишите мне подробно и обстоятельно. Здесь у нас потеплело и морозы бывают небольшие, градусов в 20–25. Это по-здешнему даже приятно. С ужасом думаю о приближении лета, то есть комаров и мошки. Вот начнется мука! Я занимаюсь теперь усердно немецким языком, а на днях начну и французским. Вот плохо одно: нет у меня приличного словаря ни того, ни другого языка, и книг нет для чтения. Быть может, есть у вас, так, если сможете, пришлите мне. Буду благодарен и возвращу по миновании надобности в них. Ежели дела по изучению языков пойдут Успешно, примусь и за английский, хотя и по этому языку у меня совершенно нет пособий. А как у вас обстоят Дела с языками? Ведь мама хорошо знает французский язык, а у вас сейчас такой возраст, что вы легко можете усвоить его. Заставьте мамусю разговаривать с вами по-французски. Мне очень хотелось бы, чтобы вы научились читать, говорить и писать по-армянски. Но это мое желание, видимо, неосуществимо. Хотя в Тифлисе это легко можно было бы устроить. Знание языков крайне важно и необходимо во всех отношениях. Мама вам скажет, какое значение имеет для образования, для приобретения знаний, для усвоения общечеловеческой культуры владение европейскими языками. В особенности лето можно всецело посвятить языкам. Вначале будет трудно, скучно, непривычно, но затем будет легко и приятно. Одним словом, я жду от вас серьезных трудов в этом направлении. Мне будет крайне тяжело и неприятно, если вы станете «людьми без языка». От этого я много потерял и теперь теряю. Итак, серьезно за дело! 17 февраля 1916 года с. Монастырское Туруханского края Дорогие мои! Получил ваше письмо и хоть немного обрадовался в своей скучной жизни. Одно только мне было неприятно: это успехи Маруськи. Она не только стала хуже учиться, но даже письма пишет уже не те, что раньше: грязно, с кляксами и ошибками. В чем дело, деточка? Ты даже по таким предметам, как история и география, еле-еле поспеваешь на 3-ки. Что же тебя интересует? Что же ты делаешь целыми днями? Ты как-то писала мне, что тебя очень интересует история. Оказывается, что твой интерес идет не далее троечки. Меня твои неуклонно падающие успехи в занятиях очень беспокоят и тревожат. Вот сижу или лежу, как будто ни о чем не думаю, да вдруг сердце защемит. В чем дело? Что за причина? Покопаюсь – оказывается, все дело в твоем письме и в твоих отметках. Конечно, я не того мнения, что отметки действительно точно измеряют и определяют запас знания и развития ученика, но все же они дают хоть относительное понятие о них. А твое письмо вполне даже подтверждает 2 по русскому письму. «На Красных морских разбойниках» далеко не уедешь, мой друг! Брось-ка ты их и займись чем-либо более полезным. В твоем возрасте я читал книги серьезные, а у меня ведь не было такого влияния, какое оказывает на тебя твоя милая и дорогая мамуся. Моим умственным развитием мало кто интересовался. И я от этого еще до сих пор страдаю. Все же я стремился инстинктивно к серьезным книгам, а не к «Морским и иным разбойникам». Буду надеяться, что моя славная Мэри сделает решительный поворот в сторону успехов в своих занятиях. Какие еще глупости не бросил Степа? Неужели он все еще пишет «арихметика»? Как ты, Степа, учишься? О чем думаешь? Почему не пишешь мне письма? Милый мой мальчик! Порадуй меня чем-нибудь! Я насчет Лильки никогда не сомневался и всегда думал и теперь думаю, что она есть и будет умницей. Верно, Нюрик? Отвечай! Целую тебя в носик и в затылочек. Нюка – это чудесный парень. Подожди, он весь мир удивит своим умом! Я на это твердо надеюсь. Только не надо, шалунишка, болеть. Целую тебя в «ладонь» ноги! К твоему сведению: Араке выросла и дерется с Верным из-за каждого куска. Иной раз еле-еле растащишь их. Шерсть так и летит клочьями. Человек подобен дроби, числитель есть то, что он есть, а знаменатель то, что он о себе думает. Чем больше знаменатель, тем меньше дробь.      Л. Н. Толстой Инесса Федоровна АРМАНД: «СВОЮ СИЛУ, СВОЮ ЦЕНУ УЗНАЕШЬ ТОЛЬКО ПОСТЕПЕННО» Среди женщин, вписавших яркие страницы в историю нашей революции, вечно будет значиться имя Инессы Федоровны Арманд, которая прожила трудную, но очень интересную жизнь. Дочь французских артистов, она родилась в Париже. Отец рано умер, мать осталась без средств с тремя детьми. Шестилетнюю Инессу взяли на воспитание жившие в Москве ее бабушка и тетя. Так Инесса с раннего детства оказалась в России, которая и стала ее родиной. Любознательная, в совершенстве знающая два иностранных языка, рано прочитавшая произведения многих русских и зарубежных классиков, познакомившаяся с рядом философских и исторических книг, она все чаще задумывалась: почему так несправедливо устроена жизнь? Постепенно Инесса включается в активную революционную деятельность, а в тридцать лет становится членом партии большевиков. Ее замечательные качества революционера, борца высоко ценил Владимир Ильич Ленин, доверявший «товарищу Инессе» трудные и ответственные поручения партии. У Инессы Федоровны было пятеро детей, с которыми ей не раз приходилось на долгие месяцы разлучаться. Находясь по заданию партии за границей, она писала им теплые, сердечные письма. Прочитайте одно из таких писем. Оно было послано из швейцарского города Берна в Москву в 1915 году семнадцатилетней дочери, которую, как и мать, звали Инессой. ...Родная, больше всего хотелось бы покрепче тебя обнять и расцеловать. Ты, моя родная дочка, с большим негодованием отвергаешь мое мнение, что ты сильная, говоришь, что тебе даже больно, что я так думаю и пишу. Мне, конечно, ужасно не хочется сделать тебе больно, но никак не могу отказаться от своего мнения. Я считаю тебя сильной – и ни в коем случае и никогда не считаю тебя трусихой, как ты называешь себя. Ты застенчива, ты еще мало знаешь себя, мало знаешь свои силы, мало знаешь себе цену, и это в конце концов довольно понятно и довольно естественно. Свою силу, свою цену узнаешь только постепенно, по мере того, как разрешаешь те или иные жизненные задачи и путем сравнения себя с другими людьми, а это предполагает, во всяком случае, длительный жизненный опыт. Без этого опыта и сравнения с другими слишком еще немногочисленны, Да и жизнь еще успела поставить слишком мало задач. Но все-таки кое-какие задачи жизнь уже ставила перед тобой, и, по моим наблюдениям, ты всегда разрешала их именно как сильная. Конечно, не все так сразу вспомнишь, да и долго было бы все перечислять. Но приведу Два примера: 1) ученье – то, что ты умеешь и можешь так энергично и настойчиво заниматься, тратить на ученье скорее слишком много энергии, есть, несомненно, признак воли и энергии, и даже не совсем дюжинной; 2) то, что ты еще совсем маленькой – лет 9–10 – умела держать секрет с такой непоколебимой твердостью. Ты, конечно, вспомнишь, при каких обстоятельствах это было, потому не буду сейчас об этом упоминать и доложу тебе, что такая стойкость в ребенке – большая редкость, и ты, несомненно, была маленьким героем. И это опять-таки несомненный признак сильной воли. Приведу тебе еще одно маленькое доказательство из очень недавних времен. Помнишь историю с хозяйкой пансиона... Несомненно, надо было поступить именно так, как мы поступили. Надо было уйти, но я немного колебалась, и именно твоя решимость, твое решительное заявление «нам надо уйти отсюда» окончательно прекратили эти мои колебания, и я решилась. Ты говоришь: «А вот девица на пароходе охарактеризовала меня так-то и так-то». Я вполне допускаю, что характеристика этой девицы была даже не шуткой с ее стороны, а что она тебя действительно считала «слабым плющом» – я пойду даже дальше, я скажу, что люди, которые мало тебя знают, так и должны о тебе думать. Твоя застенчивость для постороннего человека может вполне сойти за слабость, как и некоторая мягкость, которая в тебе, несомненно, есть. Ну и что же из того, что посторонние люди так о тебе думают, – это ведь совершенно ничего не доказывает. Знаешь ли, я скажу про себя – скажу прямо – жизнь и многие жизненные передряги, которые пришлось пережить, мне доказали, что я сильная, и доказала это много раз, и я это знаю. Но знаешь, что мне часто говорили, да и до сих пор еще говорят? «Когда мы с вами познакомились, вы нам казались такой мягкой, хрупкой и слабой – а вы, оказывается, железная». Да, совершенно внешние и поверхностные впечатления по- сторонних не имеют никакой цены, да и неужели на самом деле каждый сильный человек должен быть непременно жандармом, лишенным всякой мягкости и женственности? По-моему, это «ниоткуда не вытекает», по выражению одного моего хорошего знакомого. Наоборот, в женственности и мягкости есть обаяние, которое тоже сила. Итак, сила в тебе есть, но ты еще не умеешь как-то ею действовать, ею управлять, главным образом вследствие своей застенчивости и неуверенности в себе. Ведь сила воли – это как любой мускул, – ее надо развить постоянным упражнением, и совершенно так же, как у некоторых людей мускулы могут достигнуть большого развития упражнением, так же совершенно и с волей – те, у которых имеются необходимые задатки, могут сильно ее развить. Этого развития у тебя в некотором отношении не хватает. У тебя много того, что я назвала бы пассивной силой, то есть той стороны воли, которая направлена на самое себя. Ты можешь заставить себя молчать или заставить себя учиться, но, может быть, не всегда можешь заставить себя говорить, действовать, брать на себя инициативу, бороться. Вот именно в сторону развития деятельной воли ты и должна направить свои усилия. Ты должна не только уметь молчать, но и уметь говорить, не только уметь сдержаться, но и уметь действовать, не только уметь страдать (а это, к сожалению, подчас в жизни приходится), но и уметь возмущаться и бороться. В этом направлении теперь и направляй свои усилия, в этом направлении надо себя воспитать, и в этом направлении не следует брезговать и мелочами (совершенно так же, как, например, для того, чтобы сделать какие-нибудь сложные атлетические движения, необходимо для развития часто повторять простейшие движения для того, чтобы укрепить мускул, сделать его гибким и послушным). ...Я бы ничего не стала преувеличивать – надо всегда знать меру вещам, и если за принципиальное следует всегда бороться до конца, даже если бы это приводило к страданиям или даже хуже, то в мелочах ни до каких крайностей доходить не стоит. Ты еще обвиняешь себя в несамостоятельности мысли. Мол, все, что я думаю, я у кого-нибудь заимствовала. Знаешь ли, это прежде всего происходит оттого, что ты очень молода, ты еще мало имела случаев разобраться во всем этом. К тому же я считаю, что вообще вполне самостоятельные и оригинальные мысли, которые бы никогда раньше не приходили никому в голову, вообще являются только у гениев, которые на много поколений опережают свое время, да и то все их идеи не сваливаются им с неба. Оригинальность же простых смертных выражается не в том, что они изобретают совершенно новые идеи, а в том, что между уже существующими они умеют делать сознательный, критически обдуманный выбор, а этого можно достичь только путем вдумчивого отношения и критического рассмотрения различных мнений, на которые ты наталкиваешься. Потому, говоря вообще, ничего нет плохого и «неоригинального», скажем, в том, что ты примыкаешь к моему миросозерцанию (которое ведь к тому же изобретено не мной), плохо только то, если ты к нему примыкаешь без критики, не продумав его, не сравнив его с другими миросозерцаниями, не сделав, одним словом, сознательного выбора. И, добавлю я, если ты мне затем скажешь, что да, я примыкаю к твоему миросозерцанию вовсе не потому, что я его глубоко обдумала, а так, по невольному влечению, то и в этом (в шестнадцать лет) ничего не было бы удивительного. Ты еще так молода, дорогая, что ты еще не успела. Но теперь уж возьмись за это. Сравни мое миросозерцание, скажем, с миросозерцанием бабушки – так сказать, два крайних, затем возьми миросозерцание папы, Анны Львовны, тети Рены, как нечто среднее между двумя крайними. Обдумай, как все эти направления реагируют на всевозможные жизненные явления, во всяком случае, постольку, поскольку тебе приходилось это наблюдать, а ведь различные точки зрения сказываются не только в крупных событиях жизни, но сплошь да рядом даже в мелочах – вот и делай свои собственные выводы. Эта работа, основанная на непосредственном наблюдении над жизнью, даст тебе больше для понимания жизни и для понимания того, как ты хочешь и будешь реагировать на те или иные ее явления, в тысячу раз больше, чем много книг. Но это, конечно, не значит, что книжки не нужны, – конечно, они необходимы, они могут дать руководящую нить, но не следует отстраняться от живой жизни, не следует зарываться только в книгах. Сравнение девицы о «плюще и крепком дубе», вокруг которого он обовьется, вызвало во мне желание поговорить с тобой на тему, на которую хотелось говорить уже давно, то есть о любви и браке, но сегодня письмо мое и так уже вышло очень длинно – оставлю до другого раза. Крепко тебя целую и обнимаю. Ты пишешь, что была больна. Что с тобой? Папу очень целую и напишу на днях. Была бы очень рада, если бы ты подискутировала со мной на затронутые темы. Алексей Максимович ГОРЬКИЙ: «ЕСЛИ БЫ ТЫ ВСЕГДА И ВЕЗДЕ, ВСЮ ТВОЮ ЖИЗНЬ ОСТАВЛЯЛ ДЛЯ ЛЮДЕЙ ТОЛЬКО ХОРОШЕЕ...» Однажды в детстве Алеша Пешков заболел страшной болезнью – холерой. День и ночь не отходивший от его постели отец спас мальчику жизнь, но сам не уберегся – умер. Алеша вырос, стал писателем Алексеем Максимовичем Горьким. И когда у него самого родился сын, он назвал мальчика Максимом. Максим Алексеевич Пешков был простым и душевным человеком. Еще до Великой Октябрьской революции он стал коммунистом, в 1917 году вместе с революционными рабочими Москвы сражался на баррикадах. Он был одаренным юношей, знал четыре иностранных языка, работал корреспондентом «Правды». Не раз выезжал за границу в качестве дипломатического курьера. Максим обладал талантом художника, всерьез увлекался техникой, к его суждениям прислушивались специалисты, изобретатели. «Максим Пешков – коммунист, – писал о нем В. И. Ленин. – В октябре 1917 года два раза белые ставили его к стенке...» Он мог стать художником, литератором, инженером, но не избрал ни одной из этих профессий, потому что имел очень важное поручение от Владимира Ильича Ленина – быть всегда рядом со своим отцом – великим русским писателем Алексеем Максимовичем Горьким. Сохранились письма Горького к сыну. Они полны любви к родному человеку, проникнуты заботой о том, чтобы Максим вырос хорошим человеком, настоящим гражданином своей Родины. Читая эти письма, нетрудно проследить, как зарождались и крепли узы товарищества между сыном и отцом, как формировались взгляды Максима на мир, общество, труд, как складывалось его мировоззрение. Максиму шел седьмой год, когда он получил от отца первое письмо. Спасибо, сын, за подарок. Ты хорошо сделал полку. Нравится ли тебе книга о птицах? Напиши мне, что привезти тебе. Учись читать, учись работать, – человек, который не умеет работать, – дрянной человек. А ты – должен быть хорошим человеком. Ты не очень озорничаешь, мамашку слушаешься? Чуть позже в одном из писем читаем такую фразу: Из Москвы пришлю глобус, чтоб ты знал, – какая Земля... 1905 год. Максиму семь лет. В день рождения он получил письмо от отца: Ты – молодец, сынишка, славно написал мне про сестренку Катю. Я читал и смеялся. Но письмо-то ты ведь не сам сочинил? Попробуй-ка сам составить мне письмо, да и пришли, я буду рад и похвалю тебя. Нужно учиться все делать самому, а ты вот даже думать за тебя других заставляешь, хотя уже такой большущий человечина и скоро у тебя борода начнет расти. В 1906 году Горький находился вдали от родины, в Швейцарии... Милый ты мой сын! Я очень хочу видеть тебя, да вот – нельзя все! Ты еще не знаешь, что такое «долг перед родиной» – это, брат, не шутка. Спроси маму, – что я делаю, и ты поймешь, почему я не могу теперь видеть тебя, славный мой! Потом Горький оказался в Италии, на острове Капри. Туда к нему вместе с матерью Екатериной Павловной приехал и Максим. Но встреча была недолгой... Ты уехал, а цветы, посаженные тобою, остались и растут. Я смотрю на них, и мне приятно думать, что мой сынишка оставил после себя на Капри нечто хорошее – цветы. Вот если бы ты всегда и везде, всю твою жизнь оставлял для людей только хорошее – цветы, мысли, славные воспоминания о тебе, – легка и приятна была бы твоя жизнь. Тогда ты чувствовал бы себя всем людям нужным и это чувство сделало бы тебя богатым душой. Знай, что всегда приятнее отдать, чем взять. Из писем, присланных Горьким с Капри десятилетнему Максиму: А ты, Максим, в лодке-то струсил и заплакал! Вот так революционер! Милый ты мой, чудачок! Знаешь что – я тебя сильно люблю и ради любви моей прошу: веди себя спокойнее, не дури так глупо и не будь груб с мамой. Ты славный, чуткий человечек, следи за собой, не глупи, не кривляйся, пожалуйста. Я думаю, что мы с тобой скоро увидимся. А пока – всего тебе хорошего! Будь весел, спокоен и устрой катанье в лодке по морю, рыбную ловлю. Старайся видеть больше. До свидания, сын! Спасибо за письмо! Пока посылаю тебе карточки дикарей и еще разные открытки, собирай их, это полезно. Потом, когда будешь учить географию и историю, эти карточки помогут тебе скорее запомнить нужное и гораздо интереснее будет учить. Мне нравится и приятно, что ты учишься говорить по-французски, это, брат, очень годится. Когда-нибудь мы с тобой поедем путешествовать вокруг света, язык очень понадобится. И уж тогда мы увидим дикарей живых, в натуре – вот интересно будет! Но – надо учиться, мой друг, надо больше знать, чтобы понимать то, что видишь, а глядеть, не понимая, и бесполезно и малоприятно. Получил я твое письмо – вот спасибо! Хорошо ты написал его – толково, ясно, мне было приятно читать и думать, что мой Максим такой неглупый парень. Если ты будешь и впредь так же замечать все, что вокруг тебя творится, если ты научишься изображать это на бумаге – ты, может быть, разовьешь в себе ту способность, которая сделала из меня писателя. Посылаю тебе, дружище, книгу «Живое слово» – в ней собраны лучшие образцы русского языка, ты должен хорошо знать и понимать его, потому я тебе очень рекомендую изредка почитывать эту книжку. Маленький ты еще у меня и, живя за границей, можешь разучиться говорить по-русски, а это было бы худо. Родной язык надо любить, как мать, как музыку, и надо уметь хорошо говорить, чтобы, при случае, передать свою мысль другому человеку ясно и просто. Будешь понимать людей и их мысли – легче будет жить и умнее станешь, да и тебя все сразу будут понимать, а это – хорошо. И вдали от сына отец внимательно следит за ним, интересуется, что читает Максим, заботится о развитии его творческих способностей. Милый мой, ты не беспокойся о моем здоровье, я хотя и поскрипываю, а дело свое делаю. Когда ты вырастешь и сам начнешь строить новую жизнь – поймешь, что я жил на земле недаром, – чего и тебе желаю. Ты тоже в писатели метишь? Это хорошо, я тоже в твои годы первый раз почувствовал писательский зуд и добросовестно начал портить бумагу. Поколачивал меня за это дед и – довольно крепко, а вспомнить начала мои – приятно мне. Главное, миляга мой, старайся знать больше, а – по возможности– все: и музыку, и живопись, и науку, все, чем красна жизнь. Чем больше человек знает, повторю тебе, тем интереснее и дороже он для людей. Досадно, что так долго не прислали тебе книжек, я выписал интересные вещи. Ну, живи, учись, работай, а весной в Алясио увидимся – так? Всего хорошего, родной мой! В одном из писем десятилетний Максим плохо отозвался о некоторых учителях... Вот что написал ему по этому поводу отец. Милый мой сынище и дружище! За письмо спасибо, ждал я его от тебя лет 600 и очень рад, что, наконец, ты раскачался, на старости лет, потрудился и написал. И пишешь недурно – толково, ясно. Только вот твое мнение насчет учителей не очень мудро, ну да это не беда! Я верю, что, когда ты будешь старше, заговоришь о людях иначе, получше. Знаешь, почему некоторые люди плохи? Потому что их злят, право, только поэтому. Если начать над тобой смеяться каждый день, так ты и сам через месяц будешь злющий, как волк, – не правда ли? И если ты хочешь, чтобы вокруг тебя были хорошие, добрые люди, – попробуй относиться к ним внимательно, ласково, вежливо – увидишь, что все станут лучше. Все в жизни зависит от тебя самого, поверь мне. Ну, это скучно для тебя, потому я перестану. Бегаю здесь по музеям каждый день до усталости, – ты, я знаю, этого не любишь, но, – погоди немножко, лет в 16 ты сам почувствуешь, какое великое удовольствие дают картины и статуи. Собираю для тебя снимки со всех редких картин, со временем ты будешь иметь великолепную коллекцию снимков со всех музеев Европы... Учись, дружище, это только сначала немножко скучно и трудно, а потом – сам не оторвешься, так хорошо – и легко и приятно – будет узнавать, как люди жили, живут и как думают жить. Через месяц – новое письмо к сыну. И опять разговор об учителе... Спасибо, сынище, за мундштуки, очень хороши, особенно длинный! Рад я, что ты любишь своего учителя, а все же советую – больше думай сам! Читай, наблюдай, старайся понять, почему все вокруг тебя так, а не иначе, – нужно ли плохое, возможно ли лучшее и где на земле твое место. Прошло несколько недель... Ты бы, в свободное время, попробовал для себя писать, а не для учителя, самому себе рассказывать разные события. Это очень интересно. В твои годы я занимался уже этим, вел дневник, потому, может быть, и сделался писателем. А писательство – хорошее дело, страшно интересное и полезное людям. И снова о цветах, об умении видеть прекрасное, о богатстве человеческой души... Мама пишет, что ты теперь собираешь цветы – чудесно! Это здоровое, приятное и очень умное дело. Тебе следует немножко познакомиться с ботаникой, – напиши сегодня же Пятницкому, чтобы он прислал тебе хорошую ботанику! Когда ты познакомишься с этой наукой – цветы еще более интересны будут для тебя, ты увидишь, что это живые существа, поймешь, что жизнь – всюду вокруг тебя, и сам ты окружен ее ярким радостным потоком и ты – человек – самое лучшее, интересное и умное в этом бесконечном потоке жизни. Чем глубже ты погрузишься в него, чем больше поймешь – тем богаче будет твоя душа – твой разум, – тогда ты увидишь себя как бы на вершине горы, с которой пред тобою развертывается прекрасная картина, и все в ней – твое. А вот письмо к сыну, написанное Горьким в день своего рождения. Юмор переплетается с глубокими размышлениями. Получил твои портреты, старая ты, ночная, курносая птица, – очень хороши портретики! Спасибо, что снялся, и за поздравление спасибо. Вот – стукнуло мне 40 лет – доживи-ка ты, да наделай столько доброго шума, как я, – и будешь молодец-воин! Не очень я собой доволен, а все же, по совести могу сказать, что обременял землю не зря, недаром. Очень хочу, чтоб и ты так же пожил, дорогой мой дружище и сынище! Мы с тобой люди хорошей страны, и надо ее горячо любить, хорошо знать. Завтра я именинник, с чем тебя и поздравляю, коли хочешь. Усы у меня выросли по полуаршину ус и стали красные, и нос тоже красный, как морковь, – вот увидишь!.. Послал бы тебе солнце, да боюсь взять его руками – обожжешь пальцы. Потом неловко, итальянцы обидятся: вот, скажут, мы его приютили, а он у нас солнце стащил! Экой озорник. А послать тебе хочется все хорошее, что есть на земле и вообще на свете, – очень я люблю тебя. В двенадцать лет Максим опять побывал на Капри. Ему было радостно и грустно. Радостно оттого, что вновь встретился с отцом, а грустно оттого, что знал: встреча будет недолгой... Дорогой мой, это хорошо, что тебя интересует воздухоплавание, а не воздушных замков построение, но я тебе скажу: воздушные замки тоже хорошая штука, когда их строишь. Живи, мальчуган, интересуясь всем, все и будет интересно. Жизнь пойдет стремглав, и не увидишь, как станешь сед, хром на обе ноги, плешив и т. д. К тринадцати годам Максим почувствовал тягу к технике. Дорогой мой дирижабельщик и планёрщик! Прочитал я твое воздухоплавательное письмо и подумал: приеду я в Париж, выйдет навстречу мне сын мой, одна нога у него деревянная, рука на перевязи, нос – вывихнут, ухо отсечено пропеллером, вместо ребер – вставлены косточки от мамина корсета – вообще весь человек растерялся в воздухе, а на земле совсем немножко осталось! Смешно, но – не утешительно, ибо цельный человек всегда лучше изломанного, право же! Я очень просил бы тебя: изобретай, но не летай или – летай, да не падай. Вообще говоря – воздухоплавание – чудесная вещь, однако, когда собственноручный сын воздухоплавать собирается – жутко! Дружище мой, – если тебя дело это увлекает, если ты хочешь заняться им серьезно – прежде всего учись! Надо знать физику, механику, математику, познакомься с премудростями этими, выстрой аппарат своей системы и – летим в Японию... А пока – будь осторожен и не прыгай с крыш, хотя бы и в сопровождении планера. Береги нос, эту выдающуюся черту лица. Будь здоров и люби свою мамашку, она превосходный человек, скажу тебе по секрету. И далее все о том же. Дорогой мой – пугаешь ты меня! То – нездоров, то на моноплане в Америку лететь собираешься, то тебя привозят в тачке с проколотой от пятки до плеча ногой. Ты хоть голову-то побереги, это очень важная часть тела, и без нее неудобно жить. Рано ты увечиться начал, мне кажется: уверяю тебя, что даже и в 40 лет – это лишнее. Надо беречь руки, ноги и голову – их получаешь один раз на всю жизнь. Ну, вот – я исполнил свои папские обязанности, дал тебе, сколько нашел, хороших и мудрых советов, будь доволен и не втыкай себе в сапоги таких больших гвоздей, которые доходят до подбородка. А в день своего рождения Максим получил от отца такое письмо: Друг мой – сердечно поздравляю тебя с истекшей тринадцатой годовщиной бытия твоего, шумного и озорниковатого. Но – в эти годы и я тоже был великий озорник и, хоть порой ты способен вывести из терпения каменную башню, – я тебя понимаю! Что делать? Такова судьба – в юности, в отрочестве – все озорничают, в зрелом же возрасте надоедают друг другу ворчанием и разными осуждениями. Прочитав следующее письмо, нетрудно представить себе, какие книги читал Максим. Когда это письмо было написано Горьким, сыну шел четырнадцатый год. Милый мой старикан! Книги я тебе выписал, но – не все те, на которые ты указал. Так, например, не выписал ни одного русского исторического романа, указанного тобою, потому что это все книжки бесталанные и лживые. Со временем я подберу тебе все русские исторические повести и романы, которые можно читать без скуки, без риска вывихнуть мозг и засорить память ложью. Таких книжек – очень мало у нас: «Князь Серебряный» Алексея Толстого, «Чайковский» Гребенки, «Курские порубежники» Маркова, «Черная рада» Кулиша и еще книжки две, три, не более. Да и то читать их следует, предварительно познакомившись с русской историей, чтоб самому видеть, где автор сочиняет и обманывает читателя. Жюль Верна я выписал все 18 томов, т. е. полное собрание сочинений, ибо отдельно книжки, тобою подчеркнутые, не продаются. Теперь у тебя его книги некоторые будут в двух экземплярах, – вторые экземпляры подари кому-нибудь из товарищей, когда получишь новые. Выписал «Природу и люди» с Буссенаром, а Конан Дойля – не советую читать, это, братишка, литература плохая, по ней сыщики воспитываются. Со временем, когда у тебя разовьется вкус к книге, сам увидишь, что я прав. Майн Рида и Сальгари – выпишу, когда узнаю, у кого они изданы лучше. Выпишу и полное собрание сочинений Уэллса; ты прав, он не только не хуже Жюль Верна, но гораздо более художник, т. е. пишет красивее и убедительней. А какой милый человек сам он, если б ты знал! Удивительно славная душа! Я встречался с ним в Нью-Йорке и в Лондоне. Рядом с этими книгами, т. е. Жюль Верном, Буссенаром и Уэллсом, тебе пора уже читать и серьезную, настоящую литературу, и постепенно я тебе буду ее подбирать. Ты мог бы прочитать с удовольствием «В дурном обществе» Короленко, «Семейную хронику» и «Детские годы Багрова» Аксакова, «Севастопольские рассказы» Толстого, «Поликушку», «Холстомера», тургеневские «Записки охотника» и т. д. В этих книгах – правда, а она, друг, всегда интересней и значительнее всех фантазий и сказок, да и нужнее нам с тобою... Очень мне приятно, что ты любишь читать и хорошо начинаешь разбираться в книгах. Тогда же написаны и эти строки: Так вот и живу я, сынишко... Хотелось бы, чтоб ты полюбил какую-нибудь науку или искусство, и в любимом деле сидел всю жизнь, как отшельник в лесу. Но – не будет этого с тобою, вернее, что всю жизнь ты будешь метаться, как чужая земле птица, то туда, то сюда, и нигде не найдешь покоя. Это, брат, тоже хорошо, не найти покоя, потому что те люди, которые находят в жизни покой – при жизни и становятся покойниками. Скучнейший народ! Год 1914-й. Империалисты развязали мировую войну. Максиму уже семнадцать лет. 18 ноября он записал в своем дневнике; «Приехал папа. Как неожиданно и как вовремя. Как приятно, что он смотрит так же, как и я, на войну, и что видит русское самохвальство...» А чуть раньше Максим поделился этими мыслями в своем письме к отцу. Отвечая сыну, Горький писал: Обрадовал ты меня своим письмом, сердечный мой друг, очень приятно знать, что ты относишься к происходящему так разумно и человечно! И не в шутку говорю, я тебя горячо люблю и уважаю, да, уважаю за то, что у тебя есть свое ко всему отношение и что ты умеешь не поступаться им. С этим свойством тебе нелегко будет жить, милый ты мой, но зато ты проживешь честным человеком. КОММУНИСТАМИ НЕ РОЖДАЮТСЯ Владимир Ильич Ленин как-то спросил знакомого мальчугана: «Не правда ли, ты вырастешь хорошим коммунистом?» Эти слова обращены к советским ребятам всегда. Для тебя приближается пора прощания с пионерским детством. Нынешнее поколение пионеров примет в свои руки эстафету героических дел всесоюзной коммунистической стройки. Свою жизненную дорогу, свою профессию ты, возможно, еще не успел окончательно выбрать. Однако, будешь ли ты сталеваром или монтажником, врачом или космонавтом, директором завода или учителем – ты обязательно должен воспитать в себе лучшие черты гражданина своего Отечества, труженика и борца, настоящего коммуниста. Но коммунистами не рождаются. Чтобы вырасти коммунистом, надо овладеть суммой политических знаний, которая составит основу твоего мировоззрения, это значит закалять свой характер, быть добрым и честным, скромным и дисциплинированным, храбрым, умеющим постоять за свои взгляды. Расти коммунистом – это значит бороться за построение самого прекрасного общества на земле – коммунизма, за счастье трудящихся. Ты прочтешь высказывания, стихи, письма людей, которые были настоящими коммунистами. Надежда Константиновна КРУПСКАЯ: «ЛЕНИНУ ГОРЯЧО ХОТЕЛОСЬ, ЧТОБЫ РЕБЯТА ВЫРАСТАЛИ СТОЙКИМИ КОММУНИСТАМИ» Надежда Константиновна Крупская – жена и друг Владимира Ильича Ленина, его боевая соратница по революционной борьбе. Те, кто лично знал Надежду Константиновну, кто работал под ее руководством, в своих воспоминаниях рассказывают, кап многому они у нее научились. Научились верности данному слову, высокой принципиальности, непоколебимой твердости в достижении намеченной цели. Она для всех была примером необыкновенной чуткости к людям. Надежда Константиновна рассказывала пионерам и школьникам о Ленине, о том, как должны работать пионерская и комсомольская организации в школе, давала советы юным корреспондентам, присылавшим ей письма из самых разных уголков страны... В статье под названием «Будь готов!», опубликованной вскоре после смерти В. И. Ленина, Надежда Константиновна рассказала об истории пионерского девиза. «Будь готов!» Всякий пионер на призыв «Будь готов!» отвечает «Всегда готов!», но далеко не всякий пионер знает, откуда взялся этот призыв и этот ответ. «Будь готов!» – это был призыв Ленина к членам партии, борцам за рабочее дело. В 1902 году у рабочего класса России не было еще своей партии. Правда, в 1898 году состоялся первый съезд социал-демократов. На нем было лишь несколько человек представителей рабочих организаций. На съезде постановлено было организовать Российскую социал-демократическую рабочую партию, даже выбран был ЦК. Но полиция выследила съезд, переарестовала всех его участников, и дело распалось, осталось одно название. По отдельным большим городам были небольшие социал-демократические организации, которые вели работу среди рабочих, но они были слабы и почти не связаны между собой. Одна организация работала так, другая иначе. Больше всего эти организации помогали рабочим устраивать забастовки. Некоторые социал-демократы думали, что задача партии только в том и состоит, чтобы помогать рабочим вести борьбу с хозяевами, а о том, что надо царя сбросить и всю жизнь построить по-иному, рано еще говорить. Другие говорили, что совсем неважно даже, чтобы была партия, важно только поднять рабочих на восстание против царизма, а что для этого надо сорганизоваться – забыли. Товарищ Ленин написал тогда книжку. Она называлась «Что делать?». В этой книжке он объяснял, что надо работать над тем, чтобы сделать рабочих как можно более сознательными, говорил о том, какое громадное значение имеет организация. Он писал, что надо, чтобы партия, передовой отряд рабочего класса, как можно лучше разбиралась в том, что кругом нее делается, надо, чтобы она ясно видела дорогу, понимала хорошенько, что в каждую минуту надо делать. И надо, чтобы партия представляла из себя дружную организацию, которая, когда надо, умела бы выступать как один человек. Тогда только можно победить и царизм и буржуазию. Сознательность и организованность с неба не падают. Надо не покладая рук учиться разбираться в окружающем, надо учиться действовать организованно, дружно во всем. «Мы должны всегда, – писал товарищ Ленин в 1902 году в своей книжке «Что делать?», – вести нашу будничную работу и всегда быть готовыми ко всему». Должны быть готовы вести работу тайком от полиции, печатать листовки в тайных типографиях, пользоваться всяким удобным случаем, чтобы помогать рабочим стать сознательными и организованными, должны быть готовы идти за это в тюрьму и на каторгу. Должны быть даже готовыми к тому, чтобы, когда придет подходящий момент, восстать с оружием в руках. «Будьте готовы», – говорил товарищ Ленин членам партии, и ленинская партия, которая теперь называется Российской Коммунистической партией[5 - До 1925 года наша партия называлась Российской Коммунистической партией (большевиков). С XIV съезда она стала называться Всесоюзной Коммунистической партией (большевиков) – ВКБ(б), а с XIX съезда (1952 г.) – Коммунистической партией Советского Союза – КПСС.], не боялась никакой, самой черной, самой скучной работы. И когда пришло время, удобное для революции, ленинская партия «была готова» и повела за собой рабочих и крестьян. Юных пионеров не было еще на свете, когда Ленин звал борцов за рабочее дело быть готовыми, но юные пионеры твердо решили быть верными заветам Ленина, они неустанно учатся, они неустанно организуются, ставят себе целью организовать всех ребят, сделать их всех сознательными, умелыми, юные пионеры хотят научиться строить новую жизнь, они хотят продолжать дело Ленина. Пионер должен быть прежде всего честным. Он обязан заботиться не только о себе, а и о товарищах, не только о своем, но и об общественном имуществе. Иначе какой же он ленинец. Об этом статья Н. К. Крупской «Мое» и «наше» Дорогие ребята! Сегодня мне хочется поговорить с вами об одном большом и важном вопросе. У одного знакомого мальчика висит на стене портрет Ленина. Он вырвал его из книжки. – Ведь ты книжку испортил, – говорю я. – Я не из своей. Оказалось, что книжка была библиотечная. Посмотрите, какое дело получается. Мальчик много слышал о Ленине, считает себя ленинцем, его портрет на стену вешает, а что делает? Свое имущество бережет, а общее-то, которым пользуются многие, библиотечное, портит. Откуда это? При помещиках и капиталистах порядки были такие. Помещик имел много земли. «Земля моя, – говорил он. – Что хочу, то и делаю с ней. Захочу – не буду ее совсем обрабатывать, пускай стоит порожняком. Захочу – сдам ее в аренду соседним крестьянам, у них своей земли мало, подороже с них за аренду сдеру. Захочу – куплю сельскохозяйственных машин, найму агрономов, батраков найму, пусть на меня работают. Дорого не дам, все равно им деваться некуда». Богатый крестьянин-кулак, у которого земли было много, рассуждает так же: «Моя земля, мой скот, как хочу, так ими и распоряжаюсь». А как рассуждал бедняк, батрак? «Земля не моя, скот не мой, машина не моя, мне до них дела нет». И поэтому помещичью землю пахал кое-как, о скотине заботы не было, машины не берег никто. Теперь у нас колхозы. Про колхоз не говорят уже мой, а говорят наш колхоз. И кони, и коровы – скот – общие, наши. Машины в колхозе тоже наши. ...Много надо было времени, чтобы пожилые люди, привыкшие к капиталистическому порядку, привыкли смотреть на общее добро как на свое собственное. Фабрики принадлежали капиталистам. Они рассуждали так: «Моя фабрика. Захочу – заведу на ней самые совершенные машины, захочу – оставлю старые, захочу – могу в любое время фабрику закрыть, выброшу рабочих на улицу. Рабочие – мои. Захочу – часовню для них выстрою, захочу – школу построю. Мои, все мое». Теперь фабрики стали общим добром, общим имуществом. Рабочие говорят уже о фабрике, как о нашей, заботятся о ней, берегут ее. Только не всегда и не все еще. В быту пережитков старого сколько хочешь: у себя в квартире огонь на ночь тушат, а в учреждениях сплошь и рядом забывают на ночь электричество потушить. Книжки в библиотеку не возвращают. В общежитиях грязно, часто мебель поломана. Зачем я это все пишу? Юные пионеры, которые хотят быть ленинцами, должны научиться заботиться об общественном имуществе. Есть ли эта забота? Не всегда. Входишь иногда в школу, видишь изрезанные столы, на только что выкрашенных стенах какие-то глупые надписи, нет-нет, кто- либо втихомолку лампочку вывинтит, проволочку перережет, окошко выбьет... Разве не бывает так, ребята? Вглядитесь в жизнь своей школы, разве у всех вас заботливое отношение к общественному имуществу? ...Это показывает, как мало сознательны еще были некоторые ребята. Ни школа, ни отряд не учили их, не объясняли им, как надо относиться к общественному имуществу. Теперь лучше, но кое-какие пережитки старого еще есть. Поглядите, ребята, вокруг себя. Вы увидите, как много еще сохранилось старых, собственнических привычек, старых взглядов, когда люди рассуждали так: «Каждый за себя, только бог за всех». Не менее внимательно надо смотреть, что делается у вас в школе, в отряде. Какое отношение к общественному школьному имуществу? Есть ли достаточно заботливое отношение к школьному имуществу? Стараетесь ли держать ваш класс, вашу школу, вашу библиотеку, ваш пришкольный участок в чистоте, в порядке; стараетесь ли сделать их красивее, удобнее для общей работы, занятий, игры? Что вы сделали для того, чтобы лучше обслужить школу, библиотеку? Как боретесь вы за ленинское бережное отношение к общественному имуществу, за заботу о нем? Как у вас обстоит с этим дело в отряде? К борьбе за рабочее дело будьте готовы! В 1932 году Всесоюзной пионерской организации имени В. И. Ленина исполнилось десять лет. К юбилею Надежда Константиновна написала для пионеров статью, которая здесь приводится с сокращениями. Научимся работать по-настоящему, по-ленински Ленин придавал очень большое значение организации. Всю жизнь работал он над тем, чтобы помочь рабочим сорганизоваться, всю жизнь работал над тем, чтобы самый сознательный, передовой отряд борцов за рабочее дело сорганизовать в крепкую, стойкую, не боящуюся никаких трудностей партию, чтобы около этой партии сплотить самые широкие массы трудящихся. Но не всякий достоин быть членом партии. Членом партии может быть лишь тот, кто не покладая рук работает на общую пользу, кто себя не жалеет, готов в любую минуту встать на ту работу, куда надо, готов бороться за рабочее дело, положить за него свою жизнь. Для этого нужна большая внутренняя дисциплина. Наша партия действует дружно, сплоченно. Оттого она и победила. Комсомольцы готовят себя к тому, чтобы стать достойными членами партии, комсомол – это смена, они учатся быть закаленными, стойкими. А пионеры – это смена комсомола. Им надо много работать над собой, чтобы стать сознательными, стойкими, смелыми. Когда пионерам говорят партийцы, комсомольцы, вожатые: «К борьбе за рабочее дело будь готов!», пионеры отвечают: «Всегда готов!» Но сказать легко, сделать много труднее. Надо строго выполнять постановления организации во всем, даже в мелочах. Пионеры не здороваются за руку, а отдают салют. Так постановлено. Однажды, в 1924 году кажется, было большое пионерское собрание в Доме союзов в Колонном зале. Вхожу я, у дверей стоит пионер: я, по старой привычке, хочу поздороваться с ним за руку. Он поднимает руку для салюта и говорит: «Мы, пионеры, руку не подаем, ^ы отдаем салют». До чего я была рада, что соблюдает он постановления! Рассказывал мне рабочий один. Видит он раз в лесу собрались у костра пионеры, оживленно о чем-то говорят. Рабочему захотелось поговорить с ними. Он подошел и вступил с ребятами в беседу, курил при этом. Тогда встал один пионер и говорит: «Товарищ, мы пионеры, не курим и других просим в нашем присутствии не курить». – «Неловко мне стало, – рассказывал рабочий, – бросил я папироску в огонь. Думаю, пожалуй, правда, бросить курить надо, да трудновато». «Молодцы ребята», – подумала я. Правда, не всегда так легко и просто соблюдать то, что постановлено. Бывают случаи, станет пионер отца уговаривать не пить, тот на него закричит: «Молчи, щенок!» – а то и побьет. Но я знаю десятки примеров мужественного поведения пионеров, И каждый раз приходилось думать: вот настоящие ленинцы растут. Ленину горячо хотелось, чтобы ребята вырастали стойкими коммунистами. Бывало, шутит с каким-нибудь мальчонком, а потом спросит: «Не правда ли, ты ведь будешь коммунистом?» И видно, что хочется ему, чтобы паренек коммунистом рос... Чтобы добиться поставленной цели, надо действовать дружно, сообща. Иной раз и не хочется чего-нибудь делать, а приходится. Таково требование Устава Коммунистической партии Советского Союза, таков закон у комсомола. И пионерская организация имени В. И. Ленина воспитывает в ребятах не принудительную, а сознательную дисциплину. Как же? На этот вопрос и отвечает Н. К. Крупская в письме, адресованном пионерам и школьникам, которое было напечатано в «Комсомольской правде» в апреле 1935 года. О сознательной дисциплине Дорогие ребята! Вы знаете, как теперь волнует всех поведение ребят во внешкольное время. Иные ребята ведут себя, точно они самые отчаянные головы, цепляются за трамваи, Дерутся, толкаются, ругаются, одним словом, хулиганят. Волнуются учителя, волнуются родители. Целый ряд собраний родительских был по этому поводу. Собирались и толковали об этом учителя, комсомольцы. В больших городах это особенно наблюдается. Приедут ребята на экскурсию из деревни и удивляются, говорят: «Какие у вас ребята недисциплинированные в Москве. Мы идем, а они в нас камнями швыряют...» Пришли ко мне как-то милиционеры, рассказывали, сколько ребят становятся калеками, гибнут из-за того, что цепляются за трамваи, автомобили. Мальчиков особенно много гибнет и калечится. И, слушая их, я вспомнила, как в 1918 году под трамвай на моих глазах попал такой «висун», мальчонка лет 10–12. Ему отрезало ноги, а он лежал под трамваем и не переставая кричал: «Ма-ма, ма-ма!» Но никакой мамы не было да и чем бы она помогла! Такие вещи теперь можно нередко видеть, и понятно, что матери боятся за своих ребят – «висунов». На школьных собраниях, на пионерских собраниях ребята дают обещания на трамваях не виснуть, драк не заводить, держать себя как следует, но очень быстро забывают свои обещания. Надо вам, ребята, самим всерьез взяться за это дело, положить этому конец. А то очень уж обидно на все это смотреть. Почему обидно? Потому что ребята у нас ведь в общем хорошие растут. Другую дивчину или парнишку послушаешь, видишь, как они в жизнь вдумываются по-серьезному. Я вот недавно писала вам письмо о том, что надо заботиться о младших братьях и сестрах. В ответ получила много сотен писем, много из них очень интересных писем. Больше всего мне понравилось письмо одного мальчика из г. Кирова, ученика IV класса. Он пишет о том, что вот он все думает, как бы устроить так, чтобы все ребята росли крепкой, закаленной сменой революционным борцам. Пишет он и о себе, ему трудно живется, и вот он пишет про себя: «Приходили мне иногда в голову плохие мысли, хотел начать воровать у народа. Но поборол себя. Потому, что если я заворую, на весь СССР ляжет стыд и позор». Вот это настоящий коммунист растет, с крепкой волей, прежде всего об общем деле думает, честь СССР бережет. И вот, когда с такими ребятами говоришь, так обидно на драчунов и «висунов» глядеть. Взять себя в руки не умеют. Думают храбрость показать. А какая это храбрость? – глупость просто. Отчаянные головы бывали и среди буржуев, и среди кулачья, да одно дело отчаянной головой быть, а другое дело – мужество, готовность отдать все силы, а если надо, то и жизнь за дело трудящихся. Для мужества сила воли нужна, выдержка; уменье свою слабость побороть, а выкинуть штуку какую-нибудь – для этого ума немного надо. Высмеивать драчунов да «висунов» надо, а не подзадоривать их, не подражать им. И вместе с тем надо вырабатывать в себе характер, вырабатывать у себя волю. Надо уметь побороть в себе страх, нерешительность, усталость, раздражительность. Зачем? Ясно зачем. Человек без воли – игрушка в руках всякого проходимца. Какой из него может выйти борец за дело Ленина, за дело социализма? Есть такая пословица: «Один в поле не воин». Верно это. Нужно действовать сообща. Это хорошо знают рабочие и работницы. Сообща боролись они против помещиков и капиталистов – и победили. Сообща перестраивают они старую жизнь – и дело подвигается вперед. Но что значит сообща бороться. Это значит, что каждый делает не так, как ему вздумается, а так, как сообща обдумали, сообща решили. Для общей борьбы, для общей работы нужна большая организованность. Нужна сознательная дисциплина. Ее нужно с детства в себе воспитывать. Она нужна не только в школе. Надо и свободное время проводить организованно. И веселее и толку от этого больше. Свободное от занятий время – не значит на спине лежать, да в потолок плевать. Так от скуки пропасть можно. Свободное от занятий время не только на то употреблять надо, чтобы без конца развлекаться, в кино да в театр ходить. Надоест скоро, приестся. Надо уметь вести широкую, интересную общественную работу – много ее: и по озеленению улиц, и по благоустройству, и исследовательскую работу, какую ведут юные натуралисты, и шефскую работу надо вести, книгоноше- скую и т. д. и т. п. Надо только, чтобы это была не заседательская работа, не «нагрузка», а такая общая, коллективная работа, которая увлекает, которая организует. Укрепляйте, ребята, пионерскую организацию, детские добровольные общества, организуйтесь, втягивайте в организацию всех ребят – это путь для изживания недисциплинированности, распущенности, глупых выходок. В организации – сила. К борьбе за дело Ленина будьте готовы! Из письма Н. К. Крупской, написанного в 1939 году. Организуй самого себя Ученые, литераторы, профессора имеют привычку ложиться вовремя, вставать рано, работать по утрам на свежую голову; хождение друг к другу сводят до минимума, время строго распределяют. Раз навсегда у них установлены часы вставания, работы, обеда, отдыха, сна. Работоспособность от этого увеличивается чрезвычайно, увеличивается и сохраняется. Интересно познакомиться с тем, как распределяли свое время крупные ученые, писатели. Возьмем, например, Льва Толстого. Писал он романы, повести и рассказы, то, что, казалось бы, зависит всецело от настроения, а между тем время его было строго распределено. По утрам он писал, напряженно работая, переделывая по нескольку раз одну и ту же вещь. Писатель не может жить изолированно: он должен постоянно видеть людей, наблюдать их, изучать. И Л. Толстой уделял определенное число часов на общение с людьми. Затем определенное число часов отводил на чтение и прочее. ...Точно так же работал и Золя, французский романист, написавший громадную серию романов, характеризующих жизнь различных слоев общества при капитализме. Золя вставал в шесть часов утра и писал, как и Толстой, по утрам, затрачивая остальное время на изучение тех слоев общества, которые он описывал. Возьмите описание жизни великих музыкантов, например, Бетховена, и вы увидите, какую массу времени затрачивал он на игру на рояле и как строго распределял он свое время. Еще строже распределяют свою работу естественники, врачи, ученые, работающие с микроскопом в лаборатории, в анатомическом театре. Прочтите о работе, например, Эдисона, Луи Пастера и других видных работников мысли. Известный хирург Кохер, будучи даже стариком, самым строжайшим образом распределял свой день, минута в минуту ложился спать, каждый день играл определенное время в лаун-теннис, чтобы сохранить твердость руки во время операций, .и т. п. И таких примеров вы найдете тысячи. Тот, кто хочет достичь крупных результатов, должен самым тщательным образом беречь и распределять свое время. Михаил Иванович КАЛИНИН: «ВОСПИТЫВАТЬ НОВОГО ЧЕЛОВЕКА» Через несколько дней после победы Великой Октябрьской социалистической революции в городскую думу Петербурга, что располагалась на Невском проспекте, явился человек и с достоинством заявил сидевшим в зале заседаний чиновникам, меньшевикам и эсерам: – Я избранный на основании всеобщего, равного и тайного избирательного права петербургским городским головою, прошу вас сложить полномочия и оставить помещение. Раздалось громкое «ха-ха-ха». Под градом этих насмешек человек, стоявший на трибуне, спокойно ответил: – Уважаемые господа, вы рано смеетесь. Пословица говорит: «Хорошо смеяться последнему». А вы засмеялись первыми. Сидевшие в зале чванливые чиновники и не подозревали, что не пройдет и полутора лет, как стоявший перед ними человек станет главой высшего органа власти Советского государства. Это был Михаил Иванович Калинин. В народной памяти он навсегда останется не только крупным государственным и партийным деятелем, но и замечательным воспитателем молодежи. Как большого друга и мудрого наставника знали Михаила Ивановича миллионы пионеров и школьников, комсомольцев и молодежи. Он не раз говорил, обращаясь к юным: жизнь – идейная, целеустремленная, приносящая пользу народу – самая счастливая жизнь. Думая над тем, как молодежи следует готовиться к вступлению в жизнь, М. И. Калинин советовал прежде всего постараться определиться, найти себя, найти то, что более всего свойственно психологии, характеру, темпераменту каждого, и то, что нравится, изучить в полном смысле этого слова до конца, до той степени, до какой хватит сил и способностей. Его советы и пожелания, обращенные к молодежи, отличаются сердечностью и простотой, в них ярко отражены богатейший жизненный опыт и мудрость этого человека. Шел март 1926 года. Страна Советов вставала на рельсы индустриализации. В этих условиях на комсомол – передовой отряд рабочей и крестьянской молодежи – Коммунистическая партия возлагала большие надежды, считала, что в рядах комсомола растет главное богатство страны. Но не все ясно понимали, каким должен быть комсомолец, чем он отличается от взрослых. Выступая на VII съезде ВЛКСМ, Михаил Иванович Калинин наряду с другими дал ответ и на этот вопрос. «Что отличает комсомольца от обыкновенного взрослого» Что отличает комсомольца от обыкновенного взрослого человека, ну, предположим, от меня? Конечно, с внешней стороны я отличаюсь от вас тем, что у меня седая борода. Но это только внешнее отличие. Если бы было только внешнее отличие, то тогда не требовалось бы особой комсомольской организации. Комсомол отличается еще и своеобразными духовными качествами. Первое качество, которым особенно отличается комсомол, это его особая, исключительная восприимчивость. Вы, комсомольцы, не вполне это понимаете, а вот мы, взрослые, когда вспоминаем прошлое, знаем, что пора молодости гораздо ярче других воспоминаний. События, которые развертываются в зрелом возрасте, у взрослого человека скорее улетучиваются из памяти, чем события, которые воспринимались в юношеские лета. Что это означает? Это означает, что юношеский возраст наиболее восприимчивый... Особенность юношеского возраста заключается в огромном внутреннем стремлении к идеальным переживаниям. У молодежи всегда есть желание самопожертвования; у молодежи всегда есть желание обойти весь свет пешком, пойти в моряки, быть капитаном, открывать новые части света и т. д. и т. п. И, товарищи, эта естественно. Я не знаю, как у других, но у меня, по крайней мере, такие фантазии бродили лет до 18. Я не думаю, чтобы современная молодежь была в этом отношении особенной. Я не думаю, чтобы эти стремления к чудесному, стремления быть чудо-богатырем, делать большие дела для народа и в области науки, и в других областях, – чтобы все эти качества не были свойственны и современной молодежи. Затем еще следующее. Молодежь в своей массе необыкновенно искренна и пряма. Как бы ни был человек в зрелом возрасте искренен и прям, все-таки жизненный опыт, практические толчки, которые он от жизни получил, эти бурные молодые стремления к правде, к искренности основательно выколачивают. Я вам отметил только несколько отличительных черт молодежи от взрослых. Мне кажется, что это основные отличительные черты. Я не буду останавливаться на других, но вот эти черты имеют ли сами по себе ценность для человека? Безусловно. Если бы эти качества не имели сами по себе особой, исключительной ценности для человека, то, я не сомневаюсь, значительная часть юношеской душевной красоты, может быть, поблекла бы. В марте 1940 года «всесоюзный староста» (так ласково, с любовью называл наш народ Председателя Президиума Верховного Совета страны М. И. Калинина) встретился с корреспондентом «Комсомольской правды». И снова шел разговор о воспитании молодежи, о том, как ей лучше подготовиться к вступлению в жизнь. Приводим отрывок из стенограммы этой беседы. «Никогда не ври ни отцу, ни матери, ни партии» Михаил Иванович, недавно к нам в редакцию пришла группа школьников-десятиклассников. Ребят волновал вопрос: каким должен быть молодой человек нашего времени? Говорили о том, что нынешняя молодежь к родителям, да и вообще к старшему поколению относится с недостаточным уважением. А ведь эти люди имеют большой опыт, у них нужно учиться. Интересует еще, например, вопрос, как нужно беречь здоровье. Молодежь увлекается книгой академика Богомольца, который утверждает, что человек может жить до 150 лет. Вопрос очень интересный, как нужно жить молодежи, чтобы сберечь здоровье. Мы хотели, Михаил Иванович, посоветоваться с вами по этим вопросам... М. И. Калинин. Не думаю, чтобы молодежь серьезно обсуждала вопрос о том, как бы ей продлить жизнь до 150 лет. Это дело стариков. Об этом старики должны думать. Конечно, может быть, отдельных лиц это и интересует, но чтобы массу молодежи, – это чепуха. То есть сам по себе этот вопрос, конечно, не чепуховый... Но это не тот вопрос, о котором думает молодежная масса. Другой вопрос – об отношении к старшим. Всегда молодое поколение смотрит с некоторой иронией на стариков. Нового тут ничего нет. Прочтите русскую литературу – всегда там стоял вопрос об отношении молодого поколения к старшим, и всегда молодое поколение немножко иронически относилось к старшим... Корреспондент. Нового в этом, конечно, ничего нет. Но вопрос идет о том, правильно ли это и нормально ли в наших условиях. М. И. Калинин. А почему ненормально или неправильно? Корреспондент. Раньше, когда принималось какое-либо решение членом семьи, то это решение обсуждалось семьей и, главным образом, главой семьи. Ну, скажем, когда человек уходил на завод, уходил из деревни в город, так вся семья обсуждала и переживала это, так, по крайней мере, рассказывают. А теперь, если парень задумает что-либо сделать, то он об этом ни с кем и не поговорит. М. И. Калинин. Не знаю, что это за семьи такие. Я думаю, что если в семье лады, то обязательно посоветуется и поговорит. А не посоветуется там, где знает, что ему будут противодействовать. Ну, скажем, человек хочет жениться, а в семье этого не желают. Ясно, что он без их совета женится... Вообще, мне кажется, что сейчас дети к отцам относятся лучше, чем раньше, хотя вам это, может быть, и покажется странным. Дело в том, что сейчас они юридически не связаны. Юридически сейчас семейные отношения основаны на добровольных началах. Затем сейчас молодежь материально более самостоятельна, хотя, конечно, еще не вполне обеспечена. Потом молодежь культурнее, чем старшее поколение, если брать в общем масштабе. Правда, она уже не так- то очень культурна, но все-таки культурнее... Она, конечно, грамотнее старшего поколения, а внутренняя культура еще мала. Молодежь более передовая, но она, если можно так выразиться, трафаретнее... Молодой человек может речь сказать, лозунг выбросить, но все это ученически, школьнически. Поэтому, если у нас есть какие-либо коллизии между молодым и старшим поколениями, то это от недостатка культуры. Поймите правильно. Я говорю именно о культуре молодого человека, не об образованности, не о знании, а именно о культуре. Культуру я рассматриваю гораздо шире, не только как образование, вкладываю сюда этику, поведение, то, что у человека непроизвольно... Между прочим, чем человек культурнее, тем он меньше ставит себя выше других, не высказывает своего превосходства, тем он скромнее. А чем он менее культурен, тем он выше думает о себе. Думает, что он невесть чего нахватался, много знает, а вот мать и отец у него дураки. Но все- таки мне кажется, сейчас лучше относятся к старшим. Я имею в виду общее умонастроение. Я не беру ни юридическую сторону, ни даже сторону общественного давления, а просто эмоциональную сторону. Вернее сказать, отцов и матерей, если брать в целом, сейчас больше любят. Я ведь тоже свое детство помню. Конечно, прежде больше боялись мать и отца... Поэтому я вас разочарую. Я тут держусь другой точки зрения, считаю, что отношение к старшим стало лучше. Корреспондент. Но должны же мы укреплять уважение к старикам? М. И. Калинин. Конечно. Но старики и сами должны это делать. Для моих ребят поспорить с отцом самое приятное дело... Но я не чувствовал, что я был неавторитетным для них. И это не от материальной зависимости. Материально я их приучал к самостоятельности. Корреспондент. Не все отцы так смотрят. Я знаю, что многие ответственные работники возят детей на своих автомобилях, а те считают, что эта машина принадлежит им. М. И. Калинин. Да, к сожалению, такое отношение испортило многих хороших людей. Такие отцы бывают. Они очень балуют своих ребят. И не приучают их ценить блага, которыми те пользуются, а потом из них выходят негодные люди... Корреспондент. Мы получили письмо от одного ответственного работника. Он пишет про своего сына. Он пишет, что очень занят: уходит из дома, когда сын спит, и приходит, когда спит. Денег он ему давал всегда сколько нужно. В конце концов оказалось, что сын имеет привод в милицию, занимается спекуляцией. Этот человек пишет, что он был бы очень, очень благодарен «Комсомольской правде», если бы она обратила внимание на такие явления. Он с горечью говорит, что его сын – кровь и плоть, надежда его, – оказался подлецом.... М. И. Калинин. Проворонил он потому, что главным считал, что сын – это плоть и кровь. Если бы он больше обращал внимания на то, чтобы сын был самостоятельным человеком, то этого не было бы. Зачем он ему давал деньги? Корреспондент. Но деньги есть, почему не побаловать сына? М. И. Калинин. Одно дело побаловать, а другое баловать. Зачем сыну большие деньги? Во-вторых, ясно, что он даже не интересовался тем, как сын учится. Он, наверное, никогда не бывал в школе. Сам-то он, вероятно, рос в нужде, а сын у него в большом довольстве. Корреспондент. Не в том ли дело, что старшее поколение росло в нужде, а ребята в довольстве? М. И. Калинин. Но не можем же мы всех обратить в нужду, чтобы они на этом воспитывались... Я более или менее за своей семьей следил, но дети у меня были свободные. Достаточно сказать, что высшую школу двое из них кончили в Ленинграде. Они получали от меня стипендию... Но когда я был в Ленинграде, зашел к знакомому рабочему и попросил его, не возьмет ли он ребят к себе, чтобы содержать их на всем готовом. И вот за пятнадцать рублей в месяц они поселились у этого рабочего... Конечно, я мог обратиться в Ленинградский Совет, попросить, чтобы дали квартирку получше, но считал это неудобным, вернее даже не неудобным, а непрактичным – думал, пускай лучше в рабочей среде поварятся, там деньги ценят больше... 7 апреля 1940 года Михаил Иванович Калинин выступил перед старшеклассниками Бауманского района Москвы. Уже близок был конец учебного года, а для десятиклассников – и прощание со школой... Ребята рассказывали о своей учебе, о жизни своих классов. Михаил Иванович внимательно слушал школьников, прочитал все их записки, присланные в президиум собрания, а потом попросил слова. «Вам надо учиться, и серьезно учиться» Товарищи, у меня не может быть других желаний, как и у всех вас, кроме того, чтобы вы учились хорошо. Это общее желание, желание отцов и матерей, желание правительства, педагогов, старшего поколения. Но дело, разумеется, не в добрых пожеланиях, а в том, что вам надо учиться, и серьезно учиться. Школа – это единственное место, которое приучает вас систематически работать. Как бы человек ни стремился помимо школы, без школы, сам по себе, получить знания, он все- таки будет, как говорят, самоучкой. Иные думают: ну что там школа, – если я окончу школу и не особенно хорошо, то ведь это будет отмечено только в аттестате, а не в жизни. Кто так думает, тот, конечно, не прав. Школа дает человеку систематизированные знания, подготовляя его к квалифицированному труду. А большинство из вас будет, вероятно, квалифицированными работниками. Поэтому вам надо Упорно, настойчиво учиться и учиться. Кто хочет быть в будущем квалифицированным работником, тот должен пройти советскую школу, научиться систематической работе над книгой и над самим собой. Кто не пройдет школу, тому трудно будет в жизни, тому трудно будет потом работать. Этот недостаток, то есть отсутствие систематизированных знаний и навыков к систематической работе, всегда и во всем будет сказываться, всегда будет преследовать вас по пятам, как тень. Это, между прочим, я испытал и испытываю на себе до сих пор. Поэтому надо использовать школу с первого до седьмого или до десятого класса – как можно полнее в качестве решающего источника систематизированных знаний. Все школьники должны помнить, что только тот человек будет иметь какое-нибудь значение в общественной и государственной жизни, на любом полезном поприще, кто умеет работать систематично, со знанием дела. А люди, которые только блещут поверхностной культурностью, которые приобретают только внешний культурный лоск, люди типа Онегина, способные поговорить обо всем понемногу и ничего существенного не знающие, – такие люди не играют и не будут играть значительной роли в жизни советского общества и государства. С этой трибуны сегодня выступали отличники учебы. Я должен сказать вам, товарищи отличники, что вы говорите хорошо, красиво, но – простите за откровенность – совсем неоригинально. Конечно, такая откровенность обидна для вас, но я говорю это не для того, чтобы обидеть вас, а для того, чтобы вы поняли самое главное, что необходимо в учебе. Речь ваша построена грамотно, придраться в ней абсолютно не к чему. Со всех точек зрения это гладкая речь. Вашу речь можно и в ученическую стенную газету поместить. Редактор за нее не получит выговора. Но такая речь никого не взбудоражит, она ничего не даст ни уму, ни сердцу. Ведь вы же молодежь. У вас даже обыденная речь приобретает волнующую форму. А лучше всего доходит речь, которая задевает за живое, вызывает одобрение или возражение. Это первый признак того, что оратор имеет какую-то самостоятельную живую мысль. Но, товарищи, это дело наживное. Вы еще молоды, у вас все впереди. Потому-то я так смело и говорю вам, что ваша речь совсем неоригинальна. Если бы вам было по пятьдесят лет, то я бы вам этого не сказал из опасения, что вы никогда оригинально не будете говорить. У вас еще вся жизнь впереди, и вы будете говорить оригинально. В этом я не сомневаюсь. Но пока что вы стремитесь говорить не своими, а чужими, уже готовыми фразами. В ваших выступлениях не пробивается собственная живая мысль. Ваша речь – это свет луны, который не греет. Из всех вас, пожалуй, только один последний оратор, товарищ Кариб, говорил своим языком. По ходу его речи видно было, что он обдумывает свои фразы, что у него есть какая-то своя мысль. А это и есть самое важное. Предположим, к вам пришел человек из комитета комсомольской организации. Он так навострился говорить, что может произнести речь когда угодно и по любому вопросу. Его речь течет непрерывно, гладко и красиво, как большая река в живописных берегах. Но эта речь красива только по внешности, а самого главного, то есть души, в ней нет. Это пустоцвет. И такой оратор ничего не даст, потому что он не думает над своими фразами. Такой оратор не захватывает внутренним содержанием своей речи. Слушающие его речь могут только сказать: ах, как красиво говорит. И больше ничего. Предположим теперь, что к вам пришел не такой «златоуст», а просто вдумчивый человек. Речь его не блещет красотами и даже часто обрывается. Видно, что он думает и говорит, говорит и думает. Когда он останавливается, обдумывая свои фразы, то заставляет думать вместе с собою и всю аудиторию, которая следит за ним, следит за ходом его мысли. Слушающие речь такого оратора могут сказать: он выдвинул определенную мысль. На эту мысль они реагируют: соглашаются или отвергают, спорят или одобряют, негодуют или приветствуют. Вот к такому примерно оратору приближается товарищ Кариб. Принципы и метод такого оратора надо всем вам усвоить, чтобы вы думали, чтобы сами строили свои фразы, а не говорили готовыми, заранее построенными формулами. Тогда, в частности, будет видно, знаете вы или не знаете русский язык. Вот здесь выступали восьмиклассники, девятиклассники и десятиклассники, да притом еще отличники учебы. Говоря теоретически, то есть исходя из учебных программ, они должны хорошо знать русский язык и правильно выражаться по-русски. Но, к сожалению, я не могу сказать – знают они или не знают русский язык, потому что они ничего не сказали своего, потому что они говорили готовыми фразами, по трафарету. Вот когда говорил товарищ Кариб, то он сам строил свои фразы. А когда человек сам строит свою фразу, то можно видеть – знает он или не знает русский язык, научила его школа или не научила излагать свои мысли. Вот этого пути, то есть пути товарища Кариба, и должны придерживаться советские школьники, если они не смотрят на школу, как на данное богом наказание. Это я говорю вам неспроста. В самом деле, бывает так, что некоторые смотрят на школу, на учебу, как на что-то принудительное и обременительное, как на «чистилище», которое надо пройти, чтобы попасть в «рай». Если вы смотрите не так, если вы считаете, что учеба – это счастливая возможность, которую необходимо использовать до конца, чтобы получить образование и расширить кругозор, тогда надо самим строить свою речь. Это в одинаковой степени относится и к вашим сочинениям, и к решениям разных математических задач, и к упражнениям по черчению и рисованию и т. д. и т. п. Допустим, что вы пишете сочинение и при этом часто прибегаете к «услугам» более успевающих учеников или просто «сдираете» со шпаргалки. Это, товарищи, гиблое дело; так вы никогда и ничему не научитесь. Лучше написать хуже, но обязательно самому. Пусть вам при этом придется тысячу раз переделать и переписать то, что вы сочините сами, но вы не страшитесь этого и не щадите своих сил; это приучит вас к самостоятельной работе, в этом-то и выражается самостоятельность. Или взять, например, доклады. У нас много разных докладчиков. Бывают такие докладчики, которые могут говорить по два, три и даже пять часов, отделываясь общими местами и бросая крикливые лозунги, чтобы люди через каждые 15–20 минут аплодировали. Это не трудно. Это легче всего. Для такого доклада не требуется большого ума. А вот сделать доклад с меньшим количеством слов, да еще таких слов, которые обдуманно подберет сам докладчик, – пусть будет даже коряво, – это куда труднее. Здесь вы собрали отличников учебы. Конечно, когда собираются лучшие ученики, то с ними легко договориться, что надо сделать для того, чтобы не было отстающих. Но было бы неплохо собрать отстающих учеников и с ними поговорить, почему они отстают и что надо сделать для того, чтобы они не отставали. Сегодня я не думал выступать. По совести сказать, я ожидал, что здесь будет горячий бой, что вы расскажете, что плохо в школе, чего не хватает. Между тем ваше собрание превратилось в торжественный митинг. Но где много торжественности, там нередко мало содержательности. Сегодня здесь выступали лучшие ученики, речи которых носили отчетный характер. Чувствуется, что коллектив обязал их так выступать. Товарищи говорили: «Мы были на седьмом месте, теперь оказались на пятом, надеемся завоевать третье место». Но ни один из них не сказал, что он собирается делать, куда стремится пойти, окончив десятилетку. Ведь вы же, товарищи, кончаете среднюю школу, вы на пороге самостоятельной жизни. Если бы я был десятиклассником, – а, к сожалению, я им быть не могу, – то для меня в апреле месяце выпускного года стоял бы ребром вопрос: куда идти? И, несомненно, я определил бы точно, куда я пойду. Не всегда ведь можно идти туда, куда хочется. Вероятно, очень многие из вас хотели бы пойти в Институт журналистики – это я знаю по конкурсам прошлых лет. Но там такой конкурс, что очень трудно попасть каждому желающему. А все-таки куда же идти? Или вы вовсе не интересуетесь этим вопросом? Тогда это плохой признак. И если из вашего обсуждения выпал такой важный вопрос, то, по-моему, это большая ошибка. Между прочим, мне очень хотелось узнать, куда стремится большинство учащихся, какая профессия является любимой профессией нашей молодежи. Это было бы очень показательно, на основании этих данных можно было бы сделать ряд интересных выводов. Но я ничего от вас не узнал и потому не могу сейчас сделать никаких выводов. Все же я не допускаю, чтобы этой мысли не было у вас в головах. Наверняка она занимает каждого из вас. В вашем возрасте, в юношеском возрасте, каждый человек должен подумать над этим вопросом. Нет сомнения в том, что девять десятых из вас собираются в будущем горы своротить и перестроить весь мир по-своему. Ведь и я сам думал так в годы своей юности. Нет сомнения в том, что эти мысли бродят в ваших головах, и они не могут не бродить. На то и юность. Но теперь пришла пора, когда вам надо определяться, когда вы должны дать окончательный ответ: куда идти. Многие у нас слишком просто решают этот вопрос: я комсомолец, в будущем – коммунист, советский гражданин, – и кончено дело, «определился». Но это Уж слишком легкое «самоопределение». Определиться серьезно – это значит наметить свой Жизненный путь, выработать свой характер, свои убеждения, найти свое призвание. Каждый из вас должен рассуждать так: я советский человек, гражданин того государства, которое окружено врагами, биться за которое придется не меньше, а даже больше, чем пришлось старшим поколениям. Возьмите, к примеру, наше поколение, поколение старых большевиков. Мы бились с русскими капиталистами и помещиками, которые представляли собою сравнительно слабого, плохо организованного и недостаточно культурного врага. Вам же придется биться с врагом, неизмеримо более сильным, более организованным, более коварным, более изощренным в политической борьбе, в разных методах и средствах обмана. К этой битве надо упорно и систематически готовиться. Но имейте в виду, что эта битва развернется не только на фронтах непосредственно. На фронтах уже во время авангардных схваток наши студенты показали чудеса храбрости. И тут нет ничего удивительного – еще бы наша советская, культурная молодежь не была храбра! Нет, эта битва захватит все сферы нашей жизни. Она явится высшей ступенью обострения той борьбы, которая идет с первых дней существования Советской власти. И вот, чтобы добиться победы в этой решающей схватке, для этого необходимо закалить свой характер, свою волю в повседневной борьбе, для этого необходимо точно определить свое место в социалистическом строительстве, в совершенстве овладеть избранным делом своей жизни... Михаил Иванович Калинин понимал: молодежь должна упорно и систематически готовиться к тому, что ей придется биться с сильным и коварным врагом. Этой мыслью пронизано и его выступление перед студентами, профессорами, преподавателями, рабочими и служащими Московского института цветных металлов и золота 5 ноября 1940 года. «Тот человек может быть счастлив, который ставит перед собой большие цели» ...Хорошая жизнь с неба не сваливается. Хорошую жизнь надо создавать в труде и борьбе. Чтобы хорошо жить, для этого необходимо предварительно очень много поработать. Домов не хватает – надо сделать дома. Плоха кровать – надо заработать хорошую кровать. Одежда сравнительно бедна – надо хорошо потрудиться, чтобы была богатая одежда. Сначала надо обеспечить сырье, потом изготовить материал, а потом уже сшить. А ведь у нас некоторые люди мыслят социализм, как скатерть-самобранку, которая сама является и дает все в изобилии. Нет, социализм означает теперь прежде всего высокую производительность труда, исключительно высокую производительность труда... Итак, товарищи, социализм – это значит хорошо работать, больше и лучше производить разных изделий... ...Мы должны уделять огромное внимание обороне нашей страны, самосохранению и укреплению нашей страны. Перед вами, как перед молодежью, эта задача всегда должна стоять на переднем плане. Вы – сыны социалистического государства. И я должен сказать вам – не агитационно, а просто, то есть с точки зрения рядового честного человека, по чистому человеческому убеждению, – что лучшей страны, чем Советский Союз, нет сейчас в мире. ...Что значит бороться до конца за свою социалистическую Родину? Некоторые у нас говорят иногда: «Я буду бороться до конца». При этом они подразумевают: «Бороться до конца, когда меня призовут в армию». А у них годы вышли, в армию их не призывают. Получаются пустые слова! Бороться по-настоящему –? это значит в своей повседневной работе приносить максимальную пользу социалистическому государству. Теперь, товарищи, именно в этом заключается наш высший идеал. Люди же не могут жить, по прежнему выражению, «без души», а по нашему – без общественных идеалов. Жизнь каждого человека, если только он понимает, что он человек, лишь тогда полна, когда он чувствует, что стремится к чему-то высокому, не в смысле своих узкоэгоистических интересов, а в смысле возвышенной цели передовых людей, борющихся за общее великое дело, которое его лично воодушевляет. И, действительно, товарищи, только тот человек, по моему мнению, может быть счастлив, который ставит перед собой большие цели и борется за них всеми своими силами, хотя бы у него и были средние человеческие способности. Иные из вас могут подумать: «Ну да, бороться за общественные идеалы... Не всем же бороться за эти идеалы. Пусть вожди борются за идеалы, а мы будем Жить попросту!» Нет, товарищи, жить попросту не выйдет. У нас социалистическое государство, и, следовательно, от человека требуется куда большая идейность, чем от передовых людей в «аром, капиталистическом обществе. Почитайте нашу классическую литературу, и вы увидите, что безыдейные люди это, по сути дела, мученики, если они, конечно, не просто мерзавцы, воры и пьяницы. Значит, идейность – это великое дело. А какая идейность может быть у нас? У нас – самая высокая идейность. Это – борьба за интересы всего человечества, за создание лучшего общественного строя, который мы называем коммунизмом. В этом и заключается вся наша работа, весь смысл нашей борьбы. В наших условиях идейный человек – это такой человек, который стремится создать на самой научной базе наилучшее устройство общественной жизни человечества. И если такой человек видит успехи в построении этого нового общества, то ему легче жить, ибо он непосредственно осязает результаты своих усилий в борьбе за эту великую цель... 1941 год. Уже шла Великая Отечественная война. Газета «Красная звезда» рассказала о двадцатилетием Сергее Зайцеве (товарищи его называли просто «Зайчиком»), который во главе отряда наших бойцов смело пробрался в тыл врага, к партизанам. М. И. Калинин говорил об этом факте на собрании комсомольского актива города Куйбышева 12 ноября 1941 года. «Юноши превращаются в бойцов, в мужей» Да, вероятно, пять месяцев тому назад он и был «Зайчик», а теперь это командир группы, умудренный боевым опытом. Подумайте, 20-летний юноша пятьдесят километров ведет группу по немецким тылам. Пять месяцев тому назад это был обыкновенный молодой человек, он, конечно, не предполагал быть партизаном и проводником по немецким тылам. Его мысли в значительной мере сводились, вероятно, к тому, чтобы погулять, назначить свидание, потанцевать, – все это самые естественные желания в его возрасте. А за пять месяцев он превратился в бойца, в народного мстителя. От юности у него остались беззаветная храбрость и стремление к борьбе, но это уже умудренный жизнью, опытный боец, в руки которого отдают себя взрослые люди в самые ответственные моменты. Вы видите, как быстро в наше время юноши превращаются в бойцов, в мужей. В мирное время на это требовались бы годы. Для тех комсомольцев, которые на фронте, юность уже отошла, они сделались бойцами, у многих из вас есть братья, которые побывали на фронте и возвратились к вам в отпуск, или вы встретились с ними по другим причинам. Разве вы не говорите: «Как ты возмужал! Уехал мальчик, вернулся мужчина»? Но это внешние изменения. У людей происходят и глубокие внутренние изменения. Несомненно, что масса комсомольцев переживает сейчас военную страду. Многие из них уже на фронте, а если не на фронте, то работают на производстве, где тот же фронт. Например, московские комсомольцы, которые работают на производстве, нередко подвергаются налетам вражеской авиации. И надо быть очень устойчивым, чтобы в такие моменты работать с полным самообладанием, с максимальной производительностью. Еще ближе фронт для ленинградцев. Работает ли ленинградский комсомолец на заводе или с оружием в руках защищает свой город – он на фронте. И оба они – и юный пролетарий Москвы, и юный пролетарий Ленинграда – созрели, сделались бойцами... 23 октября 1942 года Председатель Президиума Верховного Совета СССР М. И. Калинин принял в Кремле группу работников Государственных трудовых резервов (теперь это Госкомитет по профтехобразованию) и комсомольских организаций, участников совещания по вопросам политико-массовой работы в ремесленных, железнодорожных училищах и школах фабрично-заводского обучения. Три часа длился разговор. Ниже мы публикуем отрывки из этой беседы М. И. Калинина с заместителем начальника Тульского областного управления трудовых резервов по политмассовой работе тов. Гогиной и другими участниками встречи. «Из сотни – девяносто девять хотят быть храбрыми» Тов. Калинин. Как вы подходите к своим учащимся: как к ребятам старшего возраста или как к взрослым? Вот вы говорите о воспитании, педагогике, что это значит? Тов. Гогина. Я разграничиваю систему воспитания в обычных школах и школах трудовых резервов. Здесь большая разница, так как наши учащиеся непосредственно готовятся стать рабочими. Тов. Калинин. Боюсь, что вы их превращаете во взрослых раньше времени, выхолащиваете все, что присуще юношеству. Вы, как педагог, должны это ощущать. Скажите, сохраняется у них юношеский задор или нет? Тов. Гогина. Я думаю, что сохраняется. Например, в нашем третьем ремесленном училище неплохо работает хоровой кружок в 60 человек, оборонные кружки, драматические и другие. Тов. Калинин. Сейчас война идет, нужно, чтобы народ был смелый, любящий риск, а это достигается не хоровыми кружками. Кружки, само собой, – дело хорошее, но нужно, чтобы у вас ребята не чувствовали себя, как в монастыре, – ребята должны быть смелы- мы, живыми. Дело воспитания молодежи сложное, и главное здесь вот в чем: с одной стороны, нужно ребят направить на определенный путь, а с другой стороны – не парализовать волевую сторону их характера, они в таком возрасте, что эту сторону характера можно сломать. В этом большая опасность, надо, чтобы их не сделали скучными, раньше времени старающимися быть взрослыми людьми. Тов. Иванова (инструктор отдела ремесленных училищ и школ ФЗО Горьковского обкома ВЛКСМ). У нас одно крупное ремесленное училище в области разрушено немецкой бомбардировкой. Тов. Калинин. И ребята попали под бомбежку? Тов. Иванова. Нет. Ребята не пострадали, но часть из них после бомбежки ушла из школы. Тов. Калинин. Расскажите про этот инцидент: ребята ушли из школы, ну а вы что сделали в связи с этим? Тов. Бушуев (заместитель начальника Горьковского областного управления трудовых резервов по политико-массовой работе). При помощи директора, его заместителя по политической части и мастеров большая часть вернулась обратно. Сами ребята привели в порядок помещение и оборудование. Сейчас это ремесленное училище одно из лучших в области. Тов. Калинин. А как вы политически расценили этот факт, что ребята разбежались, и как разъяснили это ребятам, как подошли к этому? Тов. Бушуев. Прежде всего рассказали, что эта бомбежка нужна Гитлеру, как и вся война. Подробно рассказали учащимся, что нужно своими силами восстановить училище, что мы обязаны готовить кадры для промышленности. Тов. Калинин. Этого мало. Надо было собрать ребят и сказать им: «Ах вы, трусы! Вы бежали, какие же из вас защитники? Ваши отцы борются с фашистами, а вы разбегаетесь по деревням. Мы-то думали, что вы будете спасать училище, а вы убежали, какие же вы храбрецы?» – Так и надо было сказать им: «Трусы вы, опозорились на всю Россию, один самолет налетел, и вы разбежались». Ведь к ребятам надо подходить, как к ребятам. Если бы я был директором училища, то я им сказал бы: «Вот как ловко получается, что я один здесь остался, а вы все разбежались. Ведь мы думали, что вы храбрые парни, хотели вам винтовки, пулеметы дать, а вы в бегах. Я вот теперь и думаю – стоит ли училище для вас открывать, что ж мне здесь трусов учить, которые при первой опасности убегают?» Вот как нужно было пристыдить ребят, а потом уже сказать им: «Давайте, чтобы нам безопаснее было, построим щели, подготовим все на случай бомбежки». Ребята испугались, конечно, и разбежались, но ведь каждому из них хочется быть храбрым, ручаюсь, что из сотни – девяносто девять хотят быть храбрыми. Вам надо подготовлять ребят, а устыдить их легко. Вы могли бы это сделать, если бы сказали так примерно, как я: «Вы убежали, а я один, старик, остался, вы меня не поддержали». Тогда бы это их устыдило и заставило подумать над своим поступком. Вот какая должна быть агитация. А если остались, скажем, три девушки, то их надо было выдвинуть, сказать: «Вот трое храбрых осталось, а остальные убежали». А вы разразились митинговой речью, общие слова говорили, а самый коренной факт упустили, а в нем-то и политика. И так в каждом деле! Я хочу вам напомнить, что вы должны готовить не только людей, знающих свою профессию, но и бойцов, советских граждан. Через десять дней – снова разговор о воспитании будущих рабочих. На этот раз Михаил Иванович приехал на торжественное собрание учащихся и работников ремесленных, железнодорожных училищ и школ ФЗО города Москвы, посвященное 25-летию Великой Октябрьской социалистической революции. Обращаясь к подросткам, он, в частности, говорил: «Только тем поручают ответственную работу, кто хорошо работает» ...Вам придется работать профессиональными рабочими на наших фабриках и заводах. Невольно многие из вас задумаются: значит, моя жизнь уже определена? Сейчас ремесленное училище, школа ФЗО. Потом мы, дескать, делаемся заводскими рабочими. Некоторые из вас, может быть, сомневаются, колеблются, а хорошо ли это? Может быть, мне лучше было бы работать в канцелярии, там, может быть, почище, полегче? Но лучше ли? Я должен вам на это определенно ответить, так как 30 лет я пробыл на заводе и вот теперь 20 лет – в канцелярии (оживление в зале) и могу сказать и о той, и о другой работе. Где же лучше? Безусловно, на заводе, в мастерских завода. Конечно, вначале страшновато, когда вы из ремесленной мастерской войдете в огромные заводские цехи. Первые дни, первый месяц-два вам будет казаться трудно. Но потом заводская среда, сама работа все больше и больше втягивают человека. Поработайте год-два, и тогда завод сделается для вас близким. И никакая работа в учреждении не может сравниться с работой на заводе по тому внутреннему удовлетворению, которое она дает, так как ты видишь, непосредственно осязаешь результаты своего труда. Чтобы человек смелее шел на завод, он должен хорошо знать свое дело. Когда я учился, то каждый из нас хотел работать лучше другого. Каждый хотел, если он токарь, быть хорошим токарем, если он слесарь, то хорошим слесарем. Заводская работа – интересная работа, сама по себе увлекает, а сейчас она еще более интересная, чем была раньше, – условия другие. Раньше всего добивались руками. Это имело очень большое значение, но как бы ни были руки искусны, все-таки станки, машины лучше. Их раньше было мало. Сейчас наши заводы и фабрики оснащены огромным количеством машинного оборудования. Это делает работу на наших заводах интереснее, но и требует зато больше знания и умения. Выйти из школы с плохим знанием дела – это значит не пользоваться уважением среди товарищей. Если не знаешь своего дела – не будешь иметь возможность выполнять особо ответственную работу. Только тем поручают ответственную работу, кто хорошо работает. Значит, вам надо знать свою профессию. Надо уметь читать чертежи. Из вас многие в будущем будут бригадирами, установщиками, сборщиками машин, монтерами, инструментальщиками. Каждый уважающий себя рабочий должен уметь читать чертежи, и вы должны еще в школе научиться этому. Вы обязаны знать машины, желательно, чтобы их знали в полном объеме. Работа на заводе – массовая работа, она как будто бы однообразна, но она требует к себе пристального внимания и знания машин. Массовая работа имеет особенности. В чем эти особенности состоят? Эта работа требует ловкости, быстроты от человека. Человек делает одну за другой детали, на одну деталь тратится иногда всего одна минута времени. Значит, надо научиться быстро, ритмично работать. В ремесленных училищах одни учащиеся делают одну часть работы, другие – другую часть работы. Надо научиться выполнять все виды операций, какие встречаются. Я хотел бы, чтобы у вас скорее зародилась профессиональная гордость, а это высокая гордость. Если ваши отцы были хорошими рабочими, так вы должны быть во всяком случае не хуже их. Сейчас вы готовитесь идти на завод, на фабрику. Обучение заводской профессии не лишает вас возможности в будущем работать в любой другой области. Завод не загораживает дорогу к росту, наоборот, широко открывает пути для общественно-политической, административной и, если хотите, для научной работы. Вы должны быть хорошими специалистами своего Дела. Рабочие нашей страны не могут хуже знать свое Дело, чем рабочие зарубежных стран. Советские рабочие, наши молодые рабочие, по своей квалификации Должны быть не ниже европейских, американских рабочих, а выше их. Вот это надо запомнить, и это надо провести в жизнь... Сергей Иванович ЧЕКМАРЕВ: «Я ЗНАЮ: Я НУЖЕН СТЕПИ ДО ЗАВЕЗУ» При жизни мало кто знал Сергея. Это был обыкновенный парень. Он окончил сельско-хозяйственный техникум, в начале тридцатых годов работал зоотехником в башкирском совхозе. Когда ему было 23 года, погиб от руки кулака. Сохранились его стихи, письма, дневники. Вчера Владимир[6 - Владимир – товарищ С. Чекмарева.], воспользовавшись тем, что мы на два часа оказались в вынужденном безделье, завел длинный разговор о своих «сомнениях». При этом были вытащены на белый свет вообще довольно известные рассуждения о том, что живем мы только раз и субъективно мир существует только в каждом из нас и в силу этого должен быть максимально использован для личного счастья. «Ты один, у тебя одна жизнь – ищи для себя большего счастья, везде делай так, чтобы тебе было как можно лучше». Следовательно, всякая самоотверженность ради интересов класса и ради лучшего будущего неоправданна. «Все равно из тебя к тому времени лопух будет расти». Опасность подобного философствования состоит в том, что в нем довольно искусно завуалирован переход от верных исходных положений к вполне ошибочным выводам, и это сопровождается видимостью защиты наиболее глубоких, интимных, коренных интересов отдельного человека. Ну, например, никто и не отрицает, что живем мы только раз и нужно как можно полнее использовать эту жизнь. Все это так. Но из этого совсем не следует, что нужно стремиться скорее утащить краюху у другого или всякими правдами и неправдами приобрести побольше денег и каждый день устраивать пирушки и ходить по ресторанам. При подобном образе действий человек сам себя обкрадывает, обрекая себя на жалкое, по сути дела, существование... Разве развлекательная жизнь, наполненная гулянками, бездельем или сытым обывательским довольством, может доставить человеку сильные переживания? Разве такое употребление времени обеспечивает наиболее полное использование этой нашей единственной жизни? Разве мало примеров, когда такая жизнь в конечном счете опустошает человека и когда умные люди чувствуют глубокую неудовлетворенность таким образом жизни? Все средства развлечения привлекательны только вначале, а при повторениях становятся однообразными, как степная дорога. Я не за аскетизм, развлечениями нельзя пренебрегать, это все хорошо, но нельзя, чтобы это было основным содержанием жизни. Пусть это будет, когда возможно, дополнительным ее украшением. Мы живем только раз, и нужно прожить жизнь наиболее счастливо. Но что такое счастье? Счастье не существует само по себе. Для счастья, для самого личного счастья человека необходима горячая привязанность его к какому-то делу, к какой-то проблеме, к какой-то «идее». В самом деле, когда человек счастлив? Когда он достирает того, чего хочет. Когда человек очень счастлив? Когда он достигает того, чего очень хочет. Сила переживания зависит от силы желания. И если человек страстно желает достигнуть какой-то цели, если это желание не дает ему покоя, если он ночи не спит с этой страстью – тогда удовлетворение желания приносит ему такое счастье, что весь мир кажется ему сияющим, земля поет под ним. И пусть даже цель еще не достигнута – важно, чтобы человек страстно желал ее достигнуть, мечтал, горел этой мечтой. Тогда человек развертывает свои способности, азартно борется со всеми препятствиями, каждый шаг вперед обдает его волной счастья, каждая неудача стегает, как бич, человек страдает и радуется, плачет и смеется – человек живет. А вот если нет таких страстных желаний, то нет и жизни. Человек, лишенный желаний, – жалкий человек. Ему неоткуда черпать жизнь, он лишен источников жизни. И никакие развлечения не смогут заполнить пустоты его существования, если только человек не глуп от природы. Совершенно прав Писарев, когда говорил, что величайшее счастье человека состоит в том, чтобы влюбиться в такую идею, которой можно без колебаний безраздельно посвятить себя. Скажут, можно увлечься и реакционной идеей. Конечно, можно, и для капиталистов, например, такое увлечение вполне естественно. Для людей же, не связанных кровно с капитализмом, такое увлечение противоестественно, хотя и встречается. Противоестественно потому, что нормальному человеку трудно привязаться к делу, ходом истории обреченному на гибель. Кроме того, приятно посвятить себя делу, которое несет в конечном счете обогащение жизни всего человечества. Только дегенераты могут радоваться и способствовать делам, от которых чахнут дети и тускнеют глаза взрослых людей. Таким образом, малоуважаемый путаник Володя, я готов бороться за лучшее будущее человечества не в силу аскетического самоотвержения; эта борьба сделает мою жизнь наиболее полной и богатой, потому что я испытываю живой интерес к ее целям. А то, что другие люди потом, когда из меня будет лопух расти, неплохо отзовутся обо мне, это может только поддержать мои сегодняшние привязанности. Я изобразил бы для наглядности устройство мозга в голове у человека так. Представьте здание – темное, без окон. В этом здании внутри идут коридоры, много коридоров, целый лабиринт. У одних коридоров больше, у других меньше. Коридоры освещаются электрическими лампочками – у одних светлее, у других темнее. И у коридоров стены не сплошные, а через каждый метр, скажем, имеется дверь в комнату, а в комнатах разные вещи навалены – у одних больше, у других меньше. Так вот эти вещи в комнатах – это знания человека: у одних их бывает много, у других мало. Сама система коридоров, хорошо ли они между собой сообщаются или тупики образуют, – это сообразительность человека, самый ум. Умный человек быстро из одного коридора в другой вещи перенесет, а глупый пока еще их из тупика выволочет. И наконец, освещение – это ясность ума, это логика. Если коридор хорошо освещен, все вещи, которые мысль перетаскивает, хорошо видны, видно, что к чему, а если коридор темный, то происходит путаница, одно принимают за другое, делают самые дикие выводы и т. д. Так вот, если это сравнение применить ко мне, то надо сказать, что вещей в комнатах у меня маловато, коридоры достаточно извилисты, но не слишком, зато в коридорах горят лампочки в тысячу свечей. В коридорах моего мозга светло как днем, лампы пылают, как солнце, ничего контрабандой не пронесешь. Если я знаю тригонометрию, вы незаконное преобразование никогда не пронесете. Если я знаю ленинскую теорию империализма, чужую мысль за ленинскую не выдадите. ...Есть такая песня, очень популярная... Наш паровоз, вперед лети! В коммуне остановка... Я всегда невольно улыбаюсь, когда так поют. Мне хочется сказать: разве же в коммуне нашему паровозу остановка? А по-моему, он только тогда полным ходом пойдет. Товарищи, ведь это рай так представляли: полный мир и покой, лицезрение бога и пение херувимов. И коммунизм – паровозу остановка, полное счастье и равенство всех людей и полная их откровенность, без всякого лицемерия... А если не так? Я убежден, что и при коммунизме люди будут лгать, и хитрить, и страдать; что парни будут обманывать девчонок, а девчонки – парней, что и горько и тяжело порой будет приходиться, да и поплакать кое-кому придется. Чего же не будет при коммунизме? Не будет капитализма, не будет его страшного следствия, когда взрослый веселый человек с крепкими руками умирает с голоду, когда человек тупеет от работы, когда все лучшее затаптывается в грязь, когда человеку – ты понимаешь? – родившемуся человеку, веселому малютке с голубыми глазами, который, может быть, много создал бы и изобрел бы, не дают развиваться, его голодом морят, его забивают. Потом он тупеет от работы, от водки, он затаптывается в грязь. Вот этого не будет, этого не должно быть... В наше время люди любят путешествовать – вернее, перемещаться с места на место. И главное – что они не сознают вреда таких перемещений; наоборот, распространено ложное мнение, что они полезны и будто бы воспитывают и обогащают ум человека. «Зачем вы переменили место работы?» – спрашиваем мы и часто получаем ответ: «Надоело сидеть на одном месте». В действительности же такие перемены мест не обогащают ум. Представьте себе человека, который большую половину своей жизни провел на хуторе Аксаир. Пусть человек этот, сидя сейчас в Москве, скажем, за кружкой пива, услышит от другого, рядом сидящего знакомое слово – название своей деревни. Как вы думаете, сверкнут при этом его глаза или не сверкнут? Сверкнут обязательно! Вы можете, наблюдая подчас за беседой двух людей, за их жестами, глазами, подумать: «Вот люди говорят о самом задушевном». Но вот вы подходите ближе и с удивлением слышите, что весь разговор состоит преимущественно из названий сел, речек и оврагов, что люди горячо спорят о расстояниях между деревнями, о дорогах. И у них глаза блестят при этом. А вы отойдете скучая. «В чем же дело?» – подумаете вы. А дело в том, что, когда человек подолгу живет на одном месте, место срастается с душой и становится частью его самого. Вот когда душа человека обогащается а не тогда, когда мимо него пролетают пейзажи, люди и звери! Защелканная и замученная, хиреет тогда душа, и жалок человек, который провел всю жизнь в передвижениях. Он был в Туркмении – и не знает Туркмении, был в Армении – и не знает Армении, был а Башкирии – и не знает ее. Я вовсе не рекомендую людям всю жизнь сидеть на одном месте. Но я бы разрешил человеку уехать из своего района тогда, когда он каждый куст и каждый родник будет знать. Вот такое путешествие, когда человек живет в стране, а не проезжает по стране, живет три-четыре года на одном месте, – такое путешествие развивает. А «любители» перемены мест напоминают мне читателей, которые, вместо того чтобы прочесть книгу, слегка просматривают ее и знакомятся лишь с именами главных действующих лиц. Размышления на станции Карталы ...Поезд стоит усталый, рыжий, Напоминающий лису. Я подхожу к нему поближе, Прямо к самому колесу. Я говорю ему: – Как здоровье? Здравствуй, товарищ паровоз. Я заплатил бы своею кровью Сколько следует за провоз. Я говорю ему: – Послушай И пойми, товарищ состав! У меня болят от мороза уши, Ноет от холода каждый сустав... Жить зимою и летом в стаде, За каждую телку отвечать. В конце концов всего не наладить, Всех буранов не перекричать. Мне глаза залепила вьюга, Мне надоело жить в грязи, И, как товарища, как друга, Я прошу тебя: отвези! Ты отвези меня в ту столицу, О которой весь мир говорит, Где электричеством жизнь струится, Сотнями тысяч огней горит... Я не вставал бы утром рано, Я прочитал бы книжек тьму, А вечером шел бы в зал с экраном, В его волшебную полутьму... Что? Ты распахиваешь двери? Но, товарищ, ведь я шучу! Я уехать с тобой не намерен, Я уехать с тобой не хочу. Я знаю: я нужен степи до зарезу, Здесь идут пятилетки года. И если в поезд сейчас я залезу, Что же со степью будет тогда? Но нет, пожалуй, это неверно, Я, пожалуй, немного лгу. Она без меня проживет, наверно – Это я без нее не могу. У меня никогда не хватит духу – Ни сердце, ни совесть мне не велят Покинуть степи, гурты, Гнедуху И голубые глаза телят. Ну так что же! Ведь мы не на юге. Холод, злися! Буран, крути! Все равно сквозь завесу вьюги Я разгляжу свои пути. Рудольф Иванович АБЕЛЬ: «ПОМНИТЕ, КАК ГОВОРИЛ ДЗЕРЖИНСКИЙ: «ЧИСТЫЕ РУКИ, ХОЛОДНАЯ ГОЛОВА И ГОРЯЧЕЕ СЕРДЦЕ...» Более тридцати лет Рудольф Иванович Абель отдал работе в советской разведке. Он был награжден орденом Ленина, двумя орденами Красного Знамени, орденом Трудового Красного Знамени, орденом Красной Звезды, несколькими медалями. 15 ноября 1957 года Абель был приговорен судом США к тридцати годам каторжной тюрьмы. Он вел себя исключительно мужественно и стойко на судебном процессе. Позже Абель был обменен на американского летника Пауэрса. Вот что рассказывал о себе советский чекист: Родился я в Петербурге. Мой отец рабочий. Он и его друзья были связаны с революционно настроенными студентами. Они сгруппировались в кружок, получивший название «Союз борьбы за освобождение рабочего класса». Этим кружком, как известно, руководил Владимир Ильич Ленин. Когда царское правительство арестовало членов кружка, отец был сослан в Архангельскую губернию, а после ссылки переведен в Саратовскую губернию под гласный надзор полиции. Там он встретился с моей матерью. Постоянное преследование полиции и жандармерии вынуждало отца часто менять место жительства. Вместе с ним пришлось кочевать и нам. Все это, естественно, сказалось на формировании моего мировоззрения. Целиком и полностью я был на стороне отца и его друзей и при каждом удобном случае помогал им распространять большевистскую литературу. На большее по малости лет тогда я еще не был способен. В первые годы Советской власти мне довелось работать среди молодых политэмигрантов, вернувшихся на Родину. Это не только помогло мне в изучении иностранных языков, но и явилось впоследствии важным обстоятельством при определении жизненного пути. В 1922 году я вступил в комсомол. Занимался агитацией в бывшем Хамовническом районе. В это время шла острая борьба с троцкистами за влияние на молодежь. Наша ячейка настолько активно участвовала в этой борьбе, что иногда дело доходило даже до драки с троцкистами... Службу в армии я проходил в радиочастях РККА. В нашей роте было свыше ста москвичей, имевших среднее и высшее образование. Сам я по образованию инженер по радиотехнике. После демобилизации зимой 1926 года мне предстояло устраиваться на работу. Было два предложения – научно-исследовательский институт и иностранный отдел ОГПУ. Меня привлекала и радиотехника, и романтика разведки. Товарищи доказывали, что мое знание иностранных языков необходимо использовать на службе Родине. Наконец выбор был сделан, и со 2 мая 1927 года я стал чекистом. Ну а дальше, как и в любой другой области человеческой деятельности, – вначале упорная, настойчивая учеба, за ней робкие, неуверенные самостоятельные шаги, первые успехи... А затем и зрелость, и умение, и мастерство, и все большие возможности в полной мере найти применение всем своим творческим способностям... На работу в разведку с большой охотой и с полным сознанием ее важности и значения идут лучшие представители нашей молодежи. Они проявляют исключительное упорство и настойчивость в достижении поставленной цели, перенимая опыт работы старших товарищей – настоящих мастеров своего дела. Известно, что разведчику приходится действовать во вражеском окружении, постоянно подвергая свою жизнь опасности. Сложность и разносторонний характер задач, над решением которых трудятся советские разведчики, требуют творческого овладения марксистско-ленинской теорией, четкой ориентации в политической обстановке, умения разъяснять политику нашей партии и Советского государства, убеждать в ее правильности. Разведчик должен иметь хорошую общеобразовательную подготовку, широкий кругозор, знать иностранные языки. Условия работы и обстановка в капиталистических странах обязывают разведчика постоянно быть бдительным, тщательно соблюдать правила конспирации. Преданность своей Родине, честность и дисциплинированность, самоотверженность, находчивость, умение преодолевать трудности и лишения, скромность в быту – таков далеко не полный перечень требований к деловым, политическим, личным качествам советского разведчика. Разведка – это не приключенчество, не какое-либо трюкачество, не увеселительные поездки за границу, а прежде всего кропотливый и тяжелый труд, требующий больших усилий, напряжения, упорства, выдержки, воли, серьезных знаний и большого мастерства. Помните, как говорил Дзержинский: «Чистые руки, холодная голова и горячее сердце...» В этих скупых, но точных словах заложен исключительно глубокий смысл. Они, если хотите, являются своего рода компасом для разведчика, помогают находить силы и мужество в любой обстановке. В этом я убедился на своем собственном опыте во время последней командировки в США, когда в результате предательства мне пришлось лицом к лицу встретиться с американской контрразведкой. Вечером в субботу 22 июня 1957 года я сидел на стуле в маленькой камере и с любопытством осматривал помещение, в котором находился... За дверью камеры сидел лейтенант пограничной службы. Он явно скучал, считая, по всей вероятности, что быть надзирателем не соответствует его служебному положению... Но положение лейтенанта меня меньше всего беспокоило в этот вечер. Прошедшие полтора суток были так насыщены событиями, что необходимо было во всем разобраться. ...Накануне, 21 июня, в семь часов утра я спал в нью-йоркской гостинице «Лейтам». Послышался стук в дверь. Сразу проснувшись, я подошел к двери посмотреть, кто там. Но не успел ее приоткрыть, как она с силой распахнулась и кто-то оттолкнул меня в сторону. В дверях стояли двое. У них в руках были какие-то удостоверения. Скороговоркой объявив себя особоуполномоченными Федерального бюро расследований (ФБР), они вошли в комнату. Следом вошел третий, а в коридоре остались еще несколько человек. – Садитесь, – предложил мне один из них. – Мы знаем, кто вы, полковник, зачем приехали и что делали здесь, – сказал другой. Все стало ясно! Одна фаза моей работы кончилась – начиналась другая. – Мы предлагаем вам сотрудничать с нами. Если не согласитесь, то уйдете из этой комнаты под арестом и в наручниках. В ваших интересах согласиться с нашим предложением. – Мне непонятно, о каком сотрудничестве вы говорите, – сказал я. – Вы прекрасно понимаете, о чем мы говорим, – возразил сотрудник ФБР. – Разрешите одеться? – Подождите, ответьте на наш вопрос. – Я уже ответил. – Повторяю, – заявил первый, – мы знаем, что вы полковник советской разведки, знаем, что вы здесь делали. Мы предлагаем вам сотрудничать с нами, иначе вы будете арестованы. – Не могу что-либо добавить к тому, что я вам уже сказал, – в свою очередь, повторил я. Так мы беседовали около получаса. Наконец один из американцев встал и вышел в коридор. В комнату вошли еще три человека. Уполномоченные ФБР встали у двери. Один из вошедших предъявил мне ордер на арест, выданный нью-йоркским отделом иммиграционной и натурализационной службы (ИНС. – Ред.). В нем было написано, что я находился в стране нелегально и не регистрировался в отделах службы. Начался обыск. До сих пор я не знаю, специально ли было выбрано утро пятницы для этой операции. Дело в том, что ночью у меня состоялся сеанс радиосвязи с Центром, и, естественно, шифровальные принадлежности находились в номере гостиницы. Обычно я хранил их в потайном месте в городе, где, помимо шифровальных материалов, хранились и другие вещи. Но, поскольку все было упаковано вместе, сейчас эти вещи также находились в моем номере. Я знал, что на виду у шести агентов трудно будет все уничтожить, но как программу-минимум наметил во что бы то ни стало избавиться от шифра и записи последней радиограммы, которую принял ночью. От шифра избавиться оказалось нетрудно, так как он был небольшим. Я спрятал его в руке и сказал, что мне нужно сходить в туалет. Там под «бдительным» взором одного из обыскивающих я спустил шифр в канализацию. Запись радиограммы лежала на столе под стопкой чистой бумаги. Когда обыск кончился, мне предложили упаковать вещи. В моем этюднике (я занимался живописью) осталась краска на палитре. Я вытащил запись радиограммы из- под стопки бумаг и тут же начал соскабливать краску. Когда палитра была очищена, скомкал бумажку и отправил ее в унитаз следом за шифром. Конечно, я очень сожалел, что не смог проделать то же самое с другими бумагами, но тем не менее успех с шифром и записью поднял мое настроение. Хотя я избавился от двух улик, но остались другие. У меня не было иллюзий насчет моей дальнейшей судьбы. Не было и сомнения насчет того, как ФБР напало на мой след... Многие полагают, что, сживаясь с мыслью о возможном провале и аресте, разведчик перестает о них думать, а это приводит к потере бдительности. По правде говоря, постоянно думать об аресте нельзя. Нервное напряжение, несомненно, отразится и на психике, и на работе разведчика. Как солдат на фронте привыкает к мысли о возможной гибели, так и разведчик всегда сознает опасность, грозящую ему. Но разумный человек не дает этому сознанию довлеть над ним. Он принимает меры предосторожности, чтобы свести опасность до минимума, приучает себя больше думать не о своей безопасности, а о том, как лучше выполнить порученное задание. И в конце концов эти две задачи отождествляются, сливаются в единый принцип; правильное решение разведывательного задания одновременно обеспечивает безопасность разведчика. Впоследствии я часто размышлял о том, почему в день ареста и в течение последующих месяцев и лет я не волновался за свою судьбу. Самое главное, мне кажется, заключалось в том, что появление уполномоченных Федерального бюро расследований департамента юстиции США заставило прежде всего подумать, как сохранить от провала моих помощников. Поэтому-то вопрос о моей личной судьбе и отодвинулся на второй план. Меня в наручниках провели вниз, к машине, посадили позади шофера. Рядом сел один из сотрудников иммиграционной и натурализационной службы (ИНС). Впереди сел другой сотрудник – видимо, старший. У меня появилась возможность избавиться еще от одной улики. В зажиме для галстука находился кусок тонкой пленки с текстом доклада по одному важному вопросу. Когда я стал поправлять галстук, старший заметил это и выхватил у меня из рук зажим. Но, вместо того чтобы рассмотреть его в спокойной обстановке, он начал его разбирать. Когда же, наконец, ему удалось это сделать, пленка незаметно для него выпала. Он осмотрел вещь, ничего не нашел и вернул мне. Это происшествие меня развеселило, я сказал ему: – Вы слишком подозрительны... Меня занимал вопрос, почему не видно репортеров газет. Наверное, ФБР и ЦРУ[7 - ЦРУ – Центральное разведывательное управление США.] надеялись так или иначе добиться моего согласия на сотрудничество, а поэтому не предавали дело гласности... Чиновники ИНС могли задерживать только тех людей, которые нелегально въехали в страну. С точки зрения прессы, подобные дела не вызывали интереса читателей, и репортеры не следили за работой этого учреждения. ФБР, напротив, всегда пользовалось вниманием публики, и газеты зорко следили за всеми арестами, произведенными им. В здании ИНС меня сфотографировали анфас и в профиль, сняли отпечатки пальцев и посадили в комнату, где, по-видимому, проводились лекции... Пока все это происходило, я еще раз проверил зажим для галстука и убедился, что ретивый служака потерял еще одну улику. В пятом часу появились два человека. Они отрекомендовались сотрудниками ИНС и сказали, что я должен с ними ехать. Куда и почему – мне не сообщили. Опять надели наручники и вывели на улицу. Приехали на аэродром. Самолет вырулил к старту. Летели долго. Около одиннадцати вечера, после пяти часов полета, самолет сел на небольшой аэродром, заправился горючим и снова взлетел. Около четырех часов утра я заметил множество огней и понял, что это нефтевышки. Мы были в Техасе. Мои стражи были поражены, когда я высказал предположение, что первая посадка была в штате Алабама и что мы приближаемся к югу Техаса. Мне было нетрудно определить по звездам направление полета, а зная приблизительную скорость самолета – и его продолжительность. Охранники старались быть внимательными и вежливыми. Тем не менее они не ответили на вопрос, куда и зачем мы летим, утверждая, что они ничего не знают. Примерно в половине пятого мы приземлились на аэродроме в Браунсвиле. Там нас встретили, и на двух Машинах мы проехали по пустынным дорогам до города Макален, к лагерю ИНС. Было темно. Мне предложили лечь спать и заперли в камере. Разбудили в десятом часу, предложили одеться и повели на допрос. За первым допросом последовали другие. И так до тех пор, пока, наконец, по моему категорическому требованию, спустя более шести недель с момента задержания, был оформлен арест в соответствии с существующими в США процессуальными нормами. Я был переведен в нью-йоркскую тюрьму... Отсидел я в общей сложности 4 года и 8 месяцев. Затем благодаря заботе нашего правительства мне была оказана помощь, и я вернулся домой. Находясь в тюрьме, я твердо верил в свое освобождение, и это придавало мне силы спокойно переносить тяготы тюремной жизни. В самые трудные минуты жизни помогало мне также и то, что я умею рисовать, люблю художественную и научную литературу, увлекаюсь высшей математикой, столярным делом, играю на нескольких музыкальных инструментах. Все это давало мне возможность сравнительно легко находить способы для того, чтобы даже в американской тюрьме сохранить бодрость духа. Мужество воспитывается изо дня в день в упорном сопротивлении трудностям.      Н. А. Островский «ЗА НАРОД УМЕРЕТЬ НЕ СТРАШНО» «Нас было пятеро: Седов, Грутов И., Боголюб, Михайлов, Селиванов В. Мы приняли первый бой 22.VI.1941 – 3.15 ч. Умрем, но не уйдем!» Наверное, не найдется человека, который без волнения прочитал бы эти строки. Их обнаружили и прочли вскоре после Великой Отечественной войны на каменных развалинах Брестской крепости. Сколько таких дорогих сердцу реликвий, свидетельствующих о богатырской силе духа и самоотверженности советских патриотов, хранится в музеях и архивах страны, в семьях, напоминая о беспримерных подвигах советских людей! В солдатских треугольниках, на обрывках газет, на вкладышах партийных и комсомольских билетов писали они товарищам по борьбе, своим родным и близким о беззаветной вере в победу, о готовности отдать все силы во имя светлого будущего социалистической Отчизны. Завещание Прошу переслать его моей матери, Лурье, проживаю, щей в г. Кирове, она эвакуирована из Латвии. Я умираю за Родину, за коммунизм. Прошло два месяца ожесточенной борьбы с врагом. Для меня наступил последний этап борьбы – борьба за Таллин. Отступления быть не может. Жалко умирать в 24 года, но в настоящей борьбе где на весы истории всего человечества ставятся миллионы жизней, я свою также отдаю, зная, что будущее поколение и вы, оставшиеся в живых, будете нас чтить, вспоминать как освободителей мира от ужасной чумы. Что еще писать? Мама! Не огорчайся. Я не первый и не последний, положивший голову за коммунизм, за Родину. Да здравствует СССР и победа над врагом! Товарищ, верь, взойдет она, Заря пленительного счастья. Фашизм будет уничтожен, И на обломках самовластья Напишут наши имена! Комсомолец Латышского полка Бина Лурье. Записку эту, вложенную в комсомольский билет, боевые друзья нашли в кармане у погибшего товарища. Короткую, но славную жизнь прожил Бина Лурье. Еще в буржуазной Латвии вступил он на путь борьбы за свободу и счастье своего народа. За коммунистическую деятельность был приговорен к каторжным работам. Погиб в уличном бою в Таллине летом 1941 года, сражаясь с фашистами до последнего патрона. 29 ноября 1941 г. Завтра я умру, мама. Ты прожила 50 лет, а я лишь 24. Мне хочется жить. Ведь я так мало сделала! Хочется жить, чтобы громить ненавистных фашистов. Они издевались надо мной, но я ничего не сказала. Я знаю, за мою смерть отомстят мои друзья – партизаны. Они уничтожат захватчиков. Не плачь, мама. Я умираю, зная, что все отдавала победе. За народ умереть не страшно. Передай девушкам: пусть идут партизанить, смело громят оккупантов. Наша победа недалека! Автор этой записки Вера Поршнева. Комсомолка. Росла без отца, рано стала работать. Одной из первых вступила в Молодотудский партизанский отряд Калининской области. Стала лучшей разведчицей в отряде. Выполняя ответственное задание в тылу врага, выданная предателем, Вера оказалась в руках фашистских карателей. Допрашивая юную партизанку, гестаповцы применяли к ней нечеловеческие пытки: загоняли раскаленные иглы под ногти, выводили полуголую на мороз, не давали воды и еды. Перед тем как расстрелять, на груди героини палачи выжгли раскаленным железом пятиконечную звезду. Настоящей Анке-пулеметчице из Чапаевской дивизии, которую я видела в кинокартине «Чапаев». Я незнакома вам, товарищ, и вы меня извините за это письмо. Но с самого начала войны я хотела написать вам и познакомиться. Я знаю, что вы не та Анка, не настоящая чапаевская пулеметчица. Но вы играли как настоящая, и я вам всегда завидовала. Я мечтала стать пулеметчицей и так же храбро сражаться. Когда случилась война, я была уже готова, сдала на «отлично» пулеметное дело. Я попала – какое это было счастье для меня! – в Чапаевскую дивизию, ту самую, настоящую. Я со своим пулеметом защищала Одессу, а теперь защищаю Севастополь. С виду я, конечно, очень слабая, маленькая, худая. Но я вам скажу правду: у меня ни разу не дрогнула рука. Первое время я еще боялась. А потом все прошло... Когда защищаешь дорогую, родную землю и свою семью (у меня нет родной семьи, и поэтому весь народ – моя семья), тогда делаешься очень храброй и не понимаешь, что такое трусость. Я Вам хочу подробно написать о своей жизни и о том, как вместе с чапаевцами борюсь против фашистских... Автор этого письма – командир пулеметного расчета, Герой Советского Союза Нина Онилова. Адресовано оно исполнительнице роли Анки-пулеметчицы в кинокартине «Чапаев» актрисе В. Мясниковой. Нина начала писать это письмо в ученической тетради перед боем, но не успела закончить. В бою за Севастополь она была смертельно ранена. Письмо родным 24–25 мая 1942 г. Родные мои мама, папа, Верочка, Глафира. Сегодня, завтра – я не знаю когда – меня расстреляют за то, что я не могу идти против своей совести, за то, что я комсомолка. Я не боюсь умирать и умру спокойно. Я твердо знаю, что выйти отсюда я не могу. Поверьте – я пишу не сгоряча, я совершенно спокойна. Обнимаю вас всех в последний раз и крепко целую. Я не одинока и чувствую вокруг себя много любви и заботы. Умирать не страшно. Целую всех от всего сердца. Ляля. Ляля Убийвовк тоже комсомолка. Герой Советского Союза, была студенткой Харьковского университета. Война застала ее в Полтаве. В тылу врага Ляля создала подпольную комсомольскую группу, установила связь с партизанами. Юные патриоты помогли 18 советским военнопленным сбежать из фашистского лагеря и переправиться в партизанский отряд, готовились провести вооруженное выступление в оккупированной фашистами Полтаве. Но ребята и девушки были излишне доверчивы к окружающим, и их группу раскрыли... Лялю Убийвовк пытали и допрашивали двадцать шесть раз, но она стойко выдержала истязания. Вместе с пятью боевыми товарищами ее расстреляли за городским кладбищем. Письмо, которое вы прочитали, Ляле удалось переслать родителям из гестаповской тюрьмы. Наша десятка – это мощный кулак, который враг считает дивизией, и мы будем драться, как дивизия. Нет силы в мире, которая победит нас, Советское государство, потому что мы сами хозяева, нами руководит партия коммунистов. Вот посмотрите, кто мы. Здесь, в 52-й школе: 1. Командир... Жидилов – русский. 2. Капитан, кавалерист – грузин Гобаладзе. 3. Танкист, рядовой Паукштите Василий – латыш. 4. Врач... капитан Мамедов – узбек. 5. Летчик, младший лейтенант Илита Даурова – осетинка. 6. Моряк Ибрагим Ибрагимов – казанский татарин. 7. Артиллерист Петруненко из Киева – украинец. 8. Сержант, пехотинец Богомолов из Ленинграда – русский. 9. Разведчик, водолаз Аркадий Журавлев из Владивостока. 10 Я, сын сапожника, ученик 4-го класса, Волков Валерий – русский. Посмотрите, какой мощный кулак мы составляем и сколько фашистов нас бьют, а мы сколько их побили; посмотрите, что творилось вокруг этой школы вчера, сколько убитых лежит из них, а они, сволочи, думают, что нас здесь тысяча, и идут против нас тысячами. Ха-ха, трусы, даже оставляют тяжелораненых и убегают. Эх, как я хочу жить и рассказывать все это после победы. Всем, кто будет учиться в этой школе! Дорогая десятка! Кто из вас останется жив, расскажите всем, кто в этой школе будет учиться; где бы вы ни были, приезжайте и расскажите все, что происходило здесь, в Севастополе. Я хочу стать птицей и облететь весь Севастополь, каждый дом, каждую школу, каждую улицу. Это такие мощные кулаки, их миллионы, нас никогда не победят сволочи Гитлер и другие. Нас миллионы, посмотрите! От Дальнего Востока до Риги, от Кавказа до Киева, от Севастополя до Ташкента таких кулаков миллионы, и мы, как сталь, непобедимы! Валерий «поэт» (Волк). 1942 г. Перед вами последний, одиннадцатый номер рукописной газеты «Окопная правда», выпущенной тринадцатилетним пионером, учеником одной из севастопольских школ Валерием Волковым. Летом 1942 года он оказался в районе, где шел жестокий бой. Так мальчик стал сыном полка. Он не раз ходил в разведку, подносил бойцам патроны, помогал раненым, стрелял по врагам из винтовки, когда гитлеровцы поднимались в очередную атаку. Отважный пионер погиб, метнув связку гранат под гусеницу фашистского танка. Не вешай носа. Это только начало трудностей. Но это все проходящее. Помнишь, ты сама однажды написала в мой альбом приблизительно такую мысль, что буря и дождь пройдут, и опять будет светить солнце. Также исчезнет и самая большая боль и горе, и настанет опять время, когда можно будет смеяться от всего сердца и быть счастливой. Жизнь красива такой какая она есть. Украшают ее часто именно трудности Наша жизнь имеет только одну цель – вперед. Ника- кой дороги обратно нет. Вперед! В борьбу и к победе. Если живешь только одной мыслью, если хочешь сделать все, чтобы эта мысль осуществилась, тогда никакая трудность не непреодолима. Хотя иногда невольно наполняются глаза слезами, высыхают они только в трудовом подъеме... Представь себе, как скучно было бы жить пустой будничной жизнью. Мы, комсомольцы, уже вступая в организацию, избрали себе другую, более тяжелую и более красивую жизнь. Жизнь, которая полна борьбы и радости победы. И даже если было бы возможно, мы не поменяли бы ее на более легкую жизнь. На письме поставлена дата: «24 августа 1942 года». Написано юной разведчицей Хелене Кульман, адресовано сестре. «Не вешай носа. Это только начало трудностей...» Девушка писала эти строки не ради красивого словца. Когда сама лицом к лицу встретилась с трудностями – не дрогнула. По особому заданию советского командования Лээн переправили из Ленинграда в глубокий тыл врага – в эстонский город Тарту. Там она поселилась в доме своей сестры Ольги Меги. Затем перебралась на юг Эстонии. Оттуда она и передавала в Ленинград с помощью рации важные сведения о противнике. Так Лээн Кульман сообщила в штаб Балтийского флота о 20 немецких катерах, которые охраняли побережье, о том, что на Чудском озере не было больших немецких кораблей, передавала сведения о советских военнопленных, о положении на оккупированной территории. Врагам удалось схватить нашу разведчицу. При обыске в ее матраце нашли передатчик. Вот что рассказывала об этом Ольга Меги: «Лээн была очень спокойной. Только лицо ее было бледнее обыкновенного. Ее твердое поведение помогло и мне сдерживать слезы... Она хотела мне что-то сказать, но ей не разрешили. Уловив момент, она прошептала: «Тебя я не вмешаю в это. Ты ничего не знаешь о всей этой истории. Ясно?» Лээн не передала врагу ни одной тайны и пошла навстречу смерти с поднятой головой... Братишки! Черноморцы дорогие! Не думайте, что я попал в плен здоровым. Я был тяжело ранен, но подлечили сволочи, чтобы использовать как рабочего. Не иду. Сегодня били, отбили все до селезенки, прощайте. Ваш Михаил Л. Сегодня меня не будет, но останетесь вы, моряки-черноморцы. За меня, братишки, пошлите несколько пуль – пусть помнят, что мы не сдаемся, что меня нет, но есть вы. Ваш Николай Г. Прощайте все, кто был дорог мне, а море, Черное море, тебя хотя бы посмотреть один раз. П. Т. Черноморец умрет, но с песней. Юрий. Братишка Колька, балтиец дорогой! Помни меня, береги мать. Твой брат Олег. Волею обстоятельств, особенно в первые месяцы войны, многие наши воины оказались во вражеском плену. Но и в этих трудных условиях они сохраняли верность Родине. То, что вы сейчас прочитали, это надписи, сделанные военнопленными моряками-черноморцами на стенах тюремного барака в городе Чистякове Донецкой области. О том, как вели себя моряки, заточенные здесь, военнопленный танкист в записке, спрятанной в печи одного из бараков, рассказывал: «Их пытали, терзали, прокалывали раскаленным железом, вывертывали руки, а они пели песни да нам говорили: смотрите, друзья, если кому удастся вырваться отсюда, не забудьте рассказать там, на воле, что моряк – это сталь и нас не согнет никакая сила... Потом мы узнали, что моряки задушили двух немецких часовых, но убежать им не Удалось...» Прощайте, папа, Прощайте, мама, Прощайте, вся моя родня. Прощай, мой брат любимый Еля, Больше не увидишь ты меня. Твои моторы во сне мне снятся, Твой стан в глазах всегда стоит. Мой брат любимый, я погибаю, Крепче стой за Родину свою. До свидания.      С приветом, Громова Уля С приветом, Громова Уля Дорогие мама и папа! Нужно все перенести стойко! Привет от любящего вас сына Земнухова Здравствуйте, мамочка и Михайловна! Мамочка, вам уже известно, где я нахожусь... Прости меня за все, может быть, я тебя вижу в последний раз, а отца уже наверно не увижу. Мама, передайте привет тете Маше и всем, всем... Не обижайся, с тем до свидания. Твоя дочурка Любаша. Мама, я тебя сейчас вспомнила. Твоя Любаша. Прошу простить меня. Взяли навеки. Шевцова. Не позднее 9 февраля 1943 г.[8 - 9 февраля 1943 года Л. Г. Шевцова была расстреляна.] Прощай, мама, твоя дочь Любка уходит в сырую землю. Имена этих героев тебе знакомы по роману Александра Фадеева «Молодая гвардия». Авторами записок и надписей на стенах тюремных камер, куда были брошены члены краснодонской подпольной комсомольской организации, являются Уля Громова, Ваня Земнухов и Люба Шевцова. Им вместе с Олегом Koшевым и Сергеем Тюлениным посмертно присвоено звание Героя Советского Союза. Ну вот, мой милый сын, мы больше не увидимся. Час назад я получил задание, выполняя которое живым не вернусь. Этого ты, мой малыш, не пугайся и не унывай. Гордись с такой гордостью, с какой идет твой папа на смерть: не каждому доверено умирать за Родину. Приму все меры, чтобы это письмо переслали тебе, а ты с ним будь осторожнее, не пугай свою бабусю. Славному городу Ленина – колыбели революции грозит опасность. От выполнения моего задания зависит его дальнейшее благополучие. Ради этого великого благополучия буду выполнять задание до последнего вздоха, до последней капли крови. Отказаться от такого задания я не собирался, наоборот, горю желанием, как бы скорее приступить к выполнению. В ожидании машины роюсь в неугомонных мыслях, с молниеносной скоростью задаю сам себе вопросы и тут же даю ответ. Одним из первых вопросов будет такой: какие силы помогают мне совершить мужественный поступок? Воинская дисциплина и партийный долг. Правильно говорят: от дисциплины до геройства – один шаг. Это, сын, запомни раз и навсегда. А пока есть время, надо отвинтить от кителя ордена, поцеловать их по своей гвардейской привычке. Рассказываю тебе обо всем подробно, хочу, чтобы ты знал, кто был твой отец, как и за что отдал жизнь. Вырастешь большим – осмыслишь, будешь дорожить Родиной. Хорошо, очень хорошо дорожить Родиной. У меня есть сын. Жизнь моя продолжается, вот почему мне легко умереть. Я знаю, что там, в глубоком тылу, живет и растет наследник моего духа, сердца, чувства. Я умираю и вижу свое продолжение. Сын, ты в каждом письме просил и ждал моего возвращения домой с фронта. Без обмана: его больше не жди и не огорчайся, ты не один. При жизни нам, сынка, мало пришлось жить вместе, но я на расстоянии любил тебя и жил только тобой. Вот и сейчас думается, хоть я буду мертвый, но сердце продолжает жить тобой, даже смерть не вытеснит тебя из моего скупого сердца. В своем прощальном письме прошу командование определить сына воспитанником Суворовского военного училища, желательно в Ленинградскую область — это для того, чтобы он мог посетить Поддорский район, Сокольский сельсовет, потому что возле деревни Хлебоедово закончит жизненный путь его отец. Когда начнется мирная жизнь, возродятся колхозы, сын будет шефом колхоза деревни Хлебоедово. Прощай, мой сын, прощай, дорогая жена! Поля, Юра! Жена, сын! Радость вы моя, кровь моя, жизнь моя! Люблю, люблю до последней капли крови! Выполняйте мое завещание. Целую, искренне любящий Гавриил. «Последнее письменное слово и мое завещанное пожелание для сына» – так назвал это письмо-завещание Гавриил Павлович Масловский. ...На территории, занятой врагом, надо было уничтожить большой склад бомб и артиллерийских снарядов, которые гитлеровцы готовили для отправки под Ленинград. Это поручили сделать капитану Масловскому. Задание он выполнил, но сам погиб. Письмо Гавриила Павловича товарищи переслали сыну Юрию, который окончил суворовское училище, а затем и еще одно военное училище, стал офицером Советской Армии. Сердце с последним дыханием жизни Выполнит твердую клятву свою: Песни всегда посвящал я Отчизне, Ныне Отчизне я жизнь отдаю. Пел я, весеннюю свежесть почуя, Пел я, вступая за Родину в бой. Вот и последнюю песню пишу я, Видя топор палача над собой. Песня меня научила свободе, Песня борцом умереть мне велит. Жизнь моя песней звенела в народе, Смерть моя песней борьбы прозвучит. Завершили мы этот необычный документальный репортаж стихотворением известного татарского поэта Мусы Джалиля из его знаменитой «Моабитской тетради», которую сохранил и передал советским людям бельгийский антифашист Андре Тиммермане, сидевший в одной камере с Джалилем в тюрьме Моабит. Предсмертные письма, записки и надписи советских борцов против фашизма, приведенные в этом репортаже, взяты из книги «Говорят погибшие герои», которую выпустило Издательство политической литературы. Завершили мы этот необычный документальный репортаж стихотворением известного татарского поэта Мусы Джалиля из его знаменитой «Моабитской тетради», которую сохранил и передал советским людям бельгийский антифашист Андре Тиммермане, сидевший в одной камере с Джалилем в тюрьме Моабит. Предсмертные письма, записки и надписи советских борцов против фашизма, приведенные в этом репортаже, взяты из книги «Говорят погибшие герои», которую выпустило Издательство политической литературы. ТВОЯ ЖИЗНЕННАЯ ПОЗИЦИЯ Каждый, кто вступает в жизнь, обязан поставить перед собой вопрос: какова моя жизненная позиция? У коммуниста, у комсомольца жизненная позиция – активная. «Ничто так не возвышает личность, – говорил на XXV съезде партии Леонид Ильич Брежнев, – как активная жизненная позиция, сознательное отношение к общественному долгу, когда единство слова и дела становится повседневной нормой поведения». Единство слова и дела... Никто не обязывает сегодня комсомольцев оставлять благоустроенные города и ехать в необжитые края строить Байкало-Амурскую магистраль, осваивать нефтяные месторождения в далекой и холодной Тюменской области, тянуть нитку газопровода чуть ли не от Полярного круга, досрочно выполнять годовые и пятилетние планы. Но комсомольцы едут, строят, перевыполняют, соревнуются за все более высокое качество работы. «Надо!» – одно это слово поднимает молодежь на трудовые подвиги во славу своей социалистической Отчизны. На коммунистов, комсомольцев равняются пионеры. ...Люди, с которыми ты сейчас познакомишься, – наши современники. Их рассказы помогут тебе скорее найти свое место в общем строю, выработать четкую позицию в жизни – позицию Человека и Гражданина. Николай Павлович ЧУЙКОВ: «ЧТО В ДЕТСТВЕ ЗАЛОЖЕНО, ТО И ОСТАЕТСЯ НА ВСЮ ЖИЗНЬ» Николай Павлович Чуйков работает машинистом трубной машины на Белгородском комбинате асбестоцементных изделий. В характеристике на присвоение ему звания Героя Социалистического Труда есть фраза: «Трудиться начал с пятнадцати лет в колхозе «Заветы Ленина» Корочанского района». А можно считать с тринадцати, в грозном сорок первом году, когда такие, как он, подростки вместе с женщинами взвалили на еще не окрепшие плечи заботы о хозяйстве, о семьях. Унаследовавший от отца тягу к технике, к железу, как говаривали в ту пору, Николай старался быть полезным всюду, где мог. А когда наступала пора выхода в луга, он был, что называется, нарасхват. В общем, детства, веселого, беззаботного, считай, не было. С этого вопроса и началась беседа с ним журналиста Николая Уткина. – Скажите, Николай Павлович, а вы не жалеете о том, что у вас так и не было веселого, беззаботного детства? – Нет, не жалею. А время то помню, помню все до мельчайших деталей. Бывало, улягусь после напряженного дня в постель, а мать с порога: «Опять тебе, сынок, женщины работенки навалили. Восемь кос принесли. Сильно притупились, просили отбить, навострить то есть. Говорила им, что на тебе свет клином не сошелся, другие ребята есть, постарше, что больше пяти часов в сутки не спишь. Бесполезно. Мол, есть-то есть, да руки у них не такие. Твой хоть и маленький, но наладит косу так, что ей любая трава нипочем, целый день горя не знаем». Конечно, мать напускала на себя строгость для вида, понимала, что ни к кому другому свои косы солдатки не понесут. И наверное, гордясь тем, что младший ее сын в таком почете, как-то виновато не то спрашивала, не то утверждала: «Не успеешь, пожалуй, к утру-то?» – «Надо успеть, – подражая отцу, отвечал я, поднимаясь с кровати. – Закат ноне видела какой? Значит, завтра опять вёдро будет, стога два сена сметаем». Потом брал в руки молоток, наковаленку, клал на нее острие косы и стукал по металлу, как отец учил, не прямо, а словно поглаживая его. Какой должна быть сила удара, этого я объяснить не мог, но чувствовал, и, представьте, выходило то, что нужно. Потом и сам косил, удивляя взрослых сноровкой, шириной и чистотой прокоса. Умение это осталось на всю жизнь. Уже в зрелом возрасте, отдыхая в санатории, увидел, как старичок неумело, словно начинающий парикмахер, приводил в порядок газон, сбивая с травы лишь верхушки. В общем сплошные лесенки. Не вытерпел, подошел к нему. «Дайте, – говорю, – косу, когда- то занимался этим». – «На, пробуй, – сказал косарь, – только тупая она, не режет, чертяка». Взял я у него брусок и, как в былые годы, заскользил им по острию. Потом с удовольствием постриг и газон, и соседнюю поляну. – Напомнил вам этот случай о жизни деревенской, о том довоенном времени... – Как не напомнить! Растревожил. Весь вечер успокоиться не мог. Годы те вписаны в память навечно. Испытать довелось столько, что на два поколения хватило бы... Но что это я все в мрачных красках детство свое рисую? Неверно это, несправедливо. Были и радости, и увлечения. Вот сейчас по инициативе комсомола в деревнях среди молодежи движение пошло, называется «Живешь в селе – владей техникой». В школах специальные уроки ввели, тракторы, комбайны по программе изучают. Но то рвение, я бы сказал, горение, какое нас тогда захватило, нынешним старшеклассникам, по-моему, представить трудно. В каких мы только технических кружках не занимались! Не терпелось мальчишкам в моторе покопаться, каждую деталь своими руками пощупать, понять принцип ее работы. Вечерами сходились на дому у кого-нибудь из ребят, разбирались в схемах, макетах, спорили. Навсегда запомнил я и день, когда отец, Павел Васильевич, позвал меня с собой в поле, поставил трактор в борозду и, показав, где что нажимать, сказал: «Двигатель ты, сын, осилил. Пора науку с практикой связать. Залезай, пробуй». Словно знал, чувствовал отец в тот весенний день сорок первого, что не вернется с войны, и будто заранее готовил себе смену. И я работал сколько хватало сил. За отца, за погибшего тоже на фронте старшего брата Степана. Эпизод с трактором вспомнился мне в армии, когда в танке впервые взялся за рычаги управления. Но было это, пожалуй, чувство иное, в котором больше ответственности. А тогда была радость. И гордость: от горшка два вершка, а поди-ка, на тракторе, самостоятельно. – Что нужно сделать для того, чтобы ребята охотнее шли в рабочие? – У нас на трубном заводе, да и на комбинате в целом молодежи мало. В профессионально-технических училищах, где строителей готовят, тоже постоянно недобор. Почему? Да потому, что поступают туда в основном неудачники. Не прошел в институт по конкурсу, вот и «пересиживает» в ПТУ. Получил аттестат, помается на предприятии, сколько положено, – и деру. Опять ищет, куда податься. А разве профессия штукатура или, например, каменщика, маляра плохая? Но чтобы ребята поняли это, осознали, время нужно. По-моему, мы приступаем к профориентации слишком поздно, а надо бы с первых классов. Экскурсии на завод, выступления перед учащимися передовиков производства, для старшеклассников – ежегодная летняя практика на предприятии. Во всем этом нужна система, взаимная заинтересованность хозяйственных руководителей и органов народного образования. С тех пор как звание Героя Социалистического Труда мне присвоили, частенько доводится в школах Белгорода бывать. Сидишь перед классом, рассказываешь, расхваливаешь дело, которым занимаешься, которому посвятил жизнь. Слушают ребята даже с вниманием, но по глазам вижу: опоздали мы с беседой этой, года на два раньше надо было проводить ее. Один так и сказал: «Я уже определился, в училище гражданской авиации пойду, на штурмана. Интересно, каждый день новые города. А у вас что? Трубы да шифер». Конечно, производство на нашем комбинате с первого взгляда может показаться примитивным, продукция тоже немудреная. Но ведь нужная – в этом вся соль. Трубам нашим цены кет, для орошения полей лучше не надо: легкие, долговечные. А где полив, там гарантия высокого урожая. О шифере тоже распространяться, думаю, необходимости нет, везде в нем нужда – ив городе, и в селе. А если той же скуки коснуться, которую имел в виду паренек, так ведь тут от самого человека немало зависит. Иного хоть у пульта атомной электростанции поставь или за штурвал реактивного самолета посади, все равно томиться будет, так как он вообще к труду не приучен. Это стремление с малолетства надо развивать. Что в детстве заложено, то и останется на всю жизнь. Есть семьи, где все четыре сына – токари или, например, шоферы, по отцовской дороге пошли. Как ему, отцу-то, после этого не гордиться: сумел передать детям любовь к тому, чем сам занимается, увлек их, одарил желанной профессией. Приятно на такие семьи посмотреть. – Какие качества в человеке вы считаете самыми важными? – Примерно такой же вопрос был задан мне и на одной встрече со школьниками в Белгороде. Ответил та«: порядочность. Что имею в виду? Прежде всего ответственность за дела, поступки, за участок, который тебе поручен. Потом – солидность. Речь не о внешней напыщенности, а об отношении к жизни, к товарищам по бригаде, к семье. Видишь, что соседу по цеху или по лестничной площадке в доме помощь нужна, – помоги. Пообещал что-то – сдержи слово. Промашку допустил – не юли, не обманывай, не выкручивайся, признайся честно: ошибся. Одно время ходил у меня в учениках парень, не мальчишка уже, армию отслужил. Так вот, первую самостоятельную смену в качестве помощника машиниста трубной машины отметил он выпивкой. Пришел в цех под хмельком. Упрекнул я его, дескать, вахта ответственная, ночная, а ты навеселе. Машину еще выведешь из строя и себя покалечить можешь, реакция-то у пьяного не та. А помощник в ответ: «Пива выпил по дороге, всего одну кружку». Именно этот нечестный лепет вывел меня из равновесия. Отчитал обманщика, пристыдил, и он признался, что «забыл» сказать еще о двух рюмках водки. В общем, отправил его домой, а утром сказал мастеру, что разгильдяев надо ставить на место сразу, не запускать «болезнь» до тех пор, когда уже надо принимать решительные меры. Мы и на совете ветеранов так поступаем. Понял проштрафившийся свою ошибку – выносим наказание помягче, но если видим, что хитрит, – лишаем премии, переносим отпуска на зиму или очередность на получение квартиры на более поздний срок. – Николай Павлович, известно, что возглавляемый вами коллектив технологической линии за пять лет сэкономил полтора с лишним центнера сукна, 250 тонн цемента, 75 тонн асбеста. Сверх плана дали столько труб, сколько выпустили остальные линии, вместе взятые. Брака у вас, можно считать, тоже нет – 0,15 процента. Как удается это? – Просто делаем все как положено. Допустим, пора останавливать оборудование для планово-предупредительного ремонта – останавливаем, даже если план «горит». Случалось, иной машинист приходит на рабочее место тютелька в тютельку. Положенные на осмотр полчаса он не использует, думает, обойдется, зачем зря время буду тратить, лучше несколько лишних труб выпущу. А потом всю смену мучается: то тут не ладится, то там. Словом, в нашем деле надо, подобно часовому на посту, все делать по инструкции, без малейшего отступления. Еще очень важную роль играет взаимовыручка. Без нее в рабочем коллективе не обойтись. Надо, чтобы принцип «один за всех, все за одного» стал всюду главным, чтобы каждый человек помнил не только о своих интересах, но и не забывал об интересах государственных. Ведь в нашей стране каждый гражданин – хозяин страны. Иван Моисеевич ТРЕТЬЯК: «Я МЕЧТАЛ О ВОЕННОЙ СЛУЖБЕ, О КОМАНДИРСКОМ ТРУДЕ» Уже был повержен фашистский Берлин, а на небольшом кусочке балтийского побережья Латвии, в так называемой Курляндии, еще сражалась с гитлеровцами 29-я гвардейская стрелковая дивизия. В перерыве между боями прибыло пополнение. Роте лейтенанта Данилова дали четверых взводных. «Сколько вам лет?» – спросил Данилов офицеров. «По двадцать каждому». – «Двадцать – это хорошо, – сказал ротный. – Между прочие командир нашего полка старше вас всего на два года...» Это было сказано про гвардии подполковника, Героя Советского Союза Третьяка Ивана Моисеевича – ныне известного военачальника, генерала армии, командующего войсками Дальневосточного военного округа, члена ЦК КПСС, депутата Верховного Совета СССР. На фронте о Третьяке буквально ходили легенды. Любили его за безумную храбрость, за то, что охотно шел на любое задание, каким бы оно ни было трудным. М. И. Казаков, командовавший в ту пору 10-й гвардейской армией, вспоминал: «Казалось, скажи ему: «Третьяк, приволоки Гитлера!», он, наверное, ответил бы: «Слушаюсь!» – и пошел бы добывать. Таким он был в бою». «Мы видели плакат, – писал в «Правде» его однополчанин, бывший пулеметчик Д. Большенко, – на котором фашисты нарисовали нашего командира во весь рост, в обеих руках по пистолету, в зубах кинжал, за поясом гранаты, и надпись: «Не сдавайся, перед вами Третьяк!» Однажды пленный попросил: «Покажите мне Третьяка». А наш командир отвечает: «Мы рады бы сами на него посмотреть, да не знаем в лицо». – «Наше командование обещает десять тысяч марок тому, кто доставит его живым или мертвым», – сказал пленный. «Мало обещают», – с улыбкой заметил Третьяк». Тому, кто мечтает посвятить себя военной службе, мы советуем прочитать рассказ Ивана Моисеевича Третьяка о том, как он, будучи юным, выбирал свою дорогу жизни. А тем, кто более подробно заинтересуется этим человеком, рекомендуем взять в библиотеке его книгу «Храбрые сердца однополчан», вышедшую в Воениздате. В ней вы прочтете, с какой полнотой ответственности и долга вели молодые лейтенанты и капитаны свои подразделения в бой. Воля и целеустремленность, умение организовать людей, высокая требовательность к себе, личная смелость – вот качества, отличавшие молодого офицера-фронтовика А сегодня разве не они определяют облик будущего командира? Дороги войны... Трудные, опаленные, пропахшие горечью полыни в отступлении и осененные цветеньем полевых красных маков в победной поступи вперед. Разве забыть их фронтовикам, прошагавшим множество огненных верст? Никогда не забыть! Они оставили на старых командирских картах красные и синие стрелы, они прочертили в сознании и в сердцах воинов старшего поколения неизгладимый след. Воспоминания уносят тебя туда, где состоялось первое свидание с прекрасной и всесильной военной романтикой. И невольно задумаешься, спрашивая себя: с чего же все это началось? И будто вдруг откликнется эхо в ответ: «С мечты...» Мне, например, не было на роду написано стать военным. Наоборот, отец мой Моисей Ильич Третьяк, колхозник, влюбленный в землю-кормилицу человек, с детства склонял меня к тому, чтобы я по доброй семейной традиции стал хлеборобом. – Оглядись, сколько нашей родни на полтавской земле трудится, от малого до старого, – говаривал, бывало, он. – И сам думай о том, где бы руки к работе на земле приложить. А я мечтал о другом – о военной службе, о командирском труде. Отец, когда услышал о том впервые, даже вспылил, запретил мне помышлять о военной профессии. Но разве можно запретить мечту? Позже я разобрался в отцовских противоречиях, понял, чем не полюбилась военная служба бывшему солдату, участнику брусиловского прорыва. Отрицательные суждения и эмоции были вызваны не самой службой, не тяжелой раной, полученной отцом в бою. На него угнетающе действовало впечатление об офицерской касте царской армии, оставившее в его сознании столько памятных зарубок! О советских же командирах он только читал да слышал из других уст. Это не могло пересилить в нем того, что в молодости довелось лично испытать. Вопрос о выборе жизненной дороги, помню, вызвал у нас размолвку, и не мимолетно вспыхнувшую, а продержавшуюся в хате Третьяков довольно долго. ...Выпало мне как-то счастье заглянуть в родной дом, отлучившись ненадолго с фронта. Встреча была, конечно, радостной и сердечной. Однако под вечер состоялся с отцом с глазу на глаз примерно такой разговор: – Гляжу, Ваня, две звезды у тебя на погоне. Ты теперь по должности кем же будешь? – Командир полка. – Да сколько ж тебе лет, сыну? – Двадцать один исполнился недавно, как вы помните, батьку. – От воно як!.. Разве такие командиры полков бывают? Вот у нас был полковой командир, граф – ото да! Мы, солдаты, может, раз в год его только и видели, да и то издали. – А меня, батьку, солдаты видят каждый день и вблизи, так же, как и я их. При встрече за руку здороваемся... Вспоминая об этом разговоре с отцом, я невольно забежал вперед. Раз уж зашла речь о юношеской мечте, то к ней и вернемся – к тому времени, когда, хоть и попахивало грозой, на советской земле царил еще мир. Поступил я учиться в наш Полтавский сельскохозяйственный техникум, как прочил отец, а сам начал думать и гадать, как бы это в свои шестнадцать лет определиться в какое-нибудь военное училище. С однокашником Андреем Горевым стали мы обивать пороги военкомата, откуда нас, попросту говоря, всякий раз выдворяли как подростков. Нашли мы с Андрюшкой дорогу в местный аэроклуб. Нас вроде бы приняли, дали для изучения несколько книжек по теории полета, но к настоящему делу так и не допустили по той же самой причине несовершеннолетия. Откровенно говоря, в авиацию меня и не тянуло, хотелось стать или кавалеристом, или пограничником. В обход военкомата, где неласково привечали, попробовал я постучаться в двери Полтавского бронетанкового училища – прогнали. Стал писать и рассылать во все концы письма с единственной просьбой: «Прошу вызвать на вступительные экзамены». Своей настойчивостью и страстным желанием мне, видно, удалось тронуть сердце нашего военкома, и он тоже взялся делать запросы, ходатайствуя за шестнадцатилетнего парня, за того самого, которого недавно выставлял из военкомата. И однажды вызывает меня срочно, как по тревоге: – Астраханское стрелково-пулеметное ответило положительно! Я готов был кинуться ему на шею, но он тут же охладил мой пыл: – ...При условии, что разрешит лично нарком обороны. В тот же день мы с военкомом общими усилиями составили и отпечатали на машинке письмо на имя наркома обороны. Немедленно отправили. Ждали ответа с нетерпением и тревогой, И вот он пришел: в порядке исключения нарком разрешил! Поскольку я учился на втором курсе техникума, и учился хорошо, а может быть, учитывая проявленный энтузиазм, меня приняли в Астраханское стрелково-пулеметное училище без экзаменов. С радостью и гордостью надел я военную форму, получил из рук командира оружие. Можно себе представить чувства юноши, которому шел в то время только семнадцатый год. В училище таких нас было двое. С другим шестнадцатилетним парнем мы познакомились не сразу. Вначале ходили, поглядывая друг на друга, обмениваясь лишь официальным воинским приветствием, стараясь как можно ловчее подбросить руку к козырьку фуражки. А потом подружились. Интересно, увлекательно открывалась перед нами день за днем программа обучения, но давалась все-таки тяжело. Ведь несозревшими, неокрепшими были оба. Старались, правда, изо всех сил, решительно отметая попытки со стороны некоторых старших сделать нам в чем-либо скидку по молодости лет. Война застала меня в училище. Известие о ней было тревожным, но думали мы тогда и рассуждали, так сказать, еще «довоенными категориями». Курсанты предположительно называли короткие сроки борьбы, высказывали смелые замыслы. А больше всего волновало нас то, что мы пока не на фронте. Драматическое развитие событий первых месяцев войны заставило нас мыслить по-иному. Горькая, тягостная правда о положении на фронтах отзывалась в наших сердцах болью. Многих постигло и личное горе: гибель в боях, исчезновение без вести отцов и старших братьев, захват вражескими войсками родных сел и городов. Мои родители тоже оказались на оккупированной территории. Другими глазами смотрели теперь курсанты на большую географическую карту, утыканную передвижными флажками, нахмуренными и суровыми сделались их юношеские лица, но все до единого и на людях, и в сокровенных думах решительно твердили одно: «На фронт, поскорее на фронт!» В числе других меня выпустили из училища лейтенантом, командиром взвода, по прибытии на фронт назначили вскоре на роту, а несколько позже доверили командовать в боях батальоном. Столь стремительный рост был, разумеется, обусловлен тяжелейшей обстановкой, а не проявлением исключительных способностей. На коротких совещаниях в штабном блиндаже не один я был безусым да нео6„ стрелянным – почти все комбаты были такими. Всех нас война «назначила» на высокие должности, потому что некому было их исполнять – люди постарше и поопытнее к тому времени частично уже погибли, мужественно выполнив свой воинский долг перед Отчизной. Война в порядке конкурсных, что ли, экзаменов проверила нас в первых боях жестокостью и огнем. Тогда пошли в бой молодые и необстрелянные. Они оправдали доверие, выдержали все испытания с честью. От их имени, словно порученное фронтовое письмо- треугольник передавая, мне хочется сказать нынешним молодым командирам, которые решетят сегодня учебные мишени и утюжат землю на полигоне: «Будьте всегда, в любую минуту, готовы к бою. И будьте готовы принять на себя более высокую ответственность, чем та, которую возлагает на вас нынешняя ваша должность». Да, мы шли в бой молодыми и необстрелянными. Но нас до этого учили. А сколько людей, профессионально не обученных военному делу и вовсе не воинственных по характеру, взялись за оружие, когда грянула гроза Великой Отечественной... Седовласые деды в партизанских отрядах, сильные духом интеллигенты в подполье, сорокалетние и пятидесятилетние солдаты в строевых частях, а с ними вместе и женщины, дети – вот она, сила народная, победившая в войне... И как нынче по доброй традиции на торжественных собраниях и партконференциях первое слово приветствия предоставляют детям, так и автор этих записок считает нужным сказать первое слово о детях, принявших участие в боях за Родину. Малолетних отважных воинов я не раз встречал на фронте. Их никто, разумеется, не посылал в огонь войны – сами шли. Один из них был нашим полковым сыном, все считали его родным. Как в капле воды отражается мир, так в малом эпизоде войны, который мне хочется здесь привести, вмещается понятие великого. Он ярко свидетельствует о ратных подвигах наших юных воинов, о чувстве патриотизма и силе духа, воспитанных в советском человеке с детства. Мы нашли его, того мальчишку, в сожженной фашистами подмосковной деревне Шваново, когда продвигались на запад во время нашего первого наступления. Остановилась пароконная телега, на которой ехали легкораненые бойцы, и мальчик лет двенадцати затеял с ними такой разговор: – Дяденька, возьмите меня с собой на фронт, – Нельзя, мал еще. Беги к мамке. – Нету мамки у меня... – А отец? – На фронте. – Как звать-то тебя? – Витя. – Фамилия? – Киселев. Покопавшись в мешке, один из бойцов сунул малышу в руки краюху хлеба. Тот схватил ее, впился зубами. Оказавшись невольным свидетелем этого разговора и всей сцены, я распорядился захватить малыша с собой – не бросать же его на прифронтовой дороге. Он не то чтобы «спасибо» сказать, а голосисто этак выпалил: – Есть, товарищ капитан! Может быть, не готов был двадцатилетний капитан стать ему отцом, но война породнила нас. Скоро Витя Киселев в ловко подогнанном солдатском обмундировании занял место в строю батальона. Малый ростом, он становился на левом фланге, но делами своими вошел в боевое ядро. И солдаты, чуткие к детям и почитающие доблесть, называли его не то в шутку, не то всерьез Виктором Ивановичем. Я тоже перенял от них это обращение... Впоследствии Витя Киселев сделался отличным разведчиком. Он выполнял задания, с которыми не всегда могли справиться взрослые: переодеваясь пастушонком, рядясь беспризорником, добывал ценнейшие сведения. Глаза его загорались угольками, когда я говорил ему: «Хвалю за храбрость. Подрастешь – боевым офицером станешь». Не зная того, я предсказал ему судьбу. Но судьба не просто осчастливила сына гвардейского батальона. Витя сам шел ей навстречу, совершая наравне со взрослыми боевые дела. В очередной разведке одетый под нищего мальчишка попался в лапы гитлеровцев. Он сидел в крайней хате села Шиловка и пил молоко, которым угостила его хозяйка, добрая женщина. Внезапно лязгнула щеколда, дверь распахнулась, и на пороге встали два солдата немецкого патруля. Витю отвели в штаб. Допрашивал его тучный мрачный офицер. Не слыша ничего в ответ, хлестал мальчишку кожаными перчатками по щекам, бил чем попадет. – Пионер? Антворте! Отвечай! Виктор молчал. – Из какой деревни? Кто тебя послал? Антворте! Виктор не проронил ни слова. Он решил умереть, но не выдать военную тайну. Уже не назовешь его Витей, этого мужественного юного воина, а именно Виктором. Он был на краю гибели, черный глаз пистолетного дула уже смотрел ему в лицо, когда на выручку подоспели наши разведчики. И тот самый фашист вскоре сидел у меня в блиндаже. Он-то послушно, с торопливой угодливостью отвечал на все наши вопросы. Раскрыл все, что только знал: численность, расположение своей части, имена командиров, содержание приказа на оборону. Когда его больше не о чем было спрашивать, он заявил, указывая на Виктора: – Отцов таких детей победить невозможно. Офицер-переводчик заметил ему от себя: – Верно, обер-лейтенант. Только он не детка, Виктор наш, он и сам воин. Гвардейский полк готовился к наступлению на сильно укрепленном участке обороны противника. Необходимо было произвести разведку боем. За сутки до начала атаки усиленный взвод разведчиков прорвался в тыл врага. Виктор был в составе этой группы, напросился сам. Не потеряв ни одного человека, разведчики захватили высоту, на которой стояли немецкие артиллеристы. Одно орудие вывели из строя, жерла других повернули в сторону противника. Гитлеровцы предприняли несколько атак на высоту, но безуспешно – горстка разведчиков удерживала свою завоеванную позицию с исключительной стойкостью. Тогда в атаку были брошены пьяные солдаты с собаками. Орущая ватага ринулась на высоту. Но и этот свирепый штурм был отражен огнем разведчиков. Фашисты использовали даже авиацию, силясь вернуть высоту, захваченную дерзкими разведчиками. Несколько самолетов Ю-87 нанесли удар с бреющего полета. Виктор вскочил в окоп уже в тот момент, когда взорвалась бомба. Раненный, он очнулся на краю воронки: взрывом его выбросило из окопа. Когда девушка-санитарка подбежала к нему, он попросил: – Маруся, дай мне мой автомат... И поверни меня лицом к врагу. Так он и лежал – лицом к врагу, с автоматом на изготовку, – когда наступавшие гвардейцы подобрали его. Виктор ослеп, потерял дар речи. В госпитале пришлось врачам поволноваться за него. Через три недели он заговорил и увидел свет. А месяц спустя уже стал проситься на фронт и, так как его не отпускали, пытался бежать из госпиталя. Предо мною две фотокарточки, сделанные в 1942 и 1954 годах. На одном запечатлены воспитанник гвардейского полка Витя Киселев вместе с капитаном Третьяком, на другой – гвардии лейтенант Виктор Иванович Киселев, командир передового подразделения Н-ской части. Дороги они мне, эти снимки, не только как память о фронтовых и послевоенных годах, но и как свидетельство большой значимости. Как верно говорится, солдатами не рождаются – становятся, так и патриотами бывают не с рождения. Пионерия, комсомол, школа, армейская служба воспитывают в юном человеке лучшие качества советского гражданина, для которого превыше всего Родина. Михаил Александрович ШОЛОХОВ: «ШАГАЙТЕ СМЕЛЕЕ К СВЕТУ» Накануне Недели детской книги редакция «Пионерской правды» обратилась к выдающемуся советскому писателю Михаилу Александровичу Шолохову с просьбой написать детям, что значит для человека книга. 28 марта 1952 года в «Пионерской правде» было опубликовано письмо М. А. Шолохова. «Любите книгу всей душой» Лучшие сыны человечества, те, кто боролся в прошлом и борется в настоящем за счастье трудящихся во всем мире, с детских лет шли к познанию жизни, общаясь с книгой. Поначалу, как сквозь узкую щель, брезжит из темноты свет знания в удивленные глаза ребенка, впервые слагающего из отдельных таинственных пока еще для него букв слова, становящиеся понятными разуму. И у вас, дорогие ребята, это – хотя и недавнее, однако прошлое. И не узкая щель перед вашим взором, а широко распахнутые двери в ослепительный мир, в жизнь, законы которой вы призваны в будущем постигнуть и которую вы будете строить, руководясь великими идеями коммунизма. Никогда не забывайте, что для того, чтобы распахнуть двери к свету и знанию для всех вас без исключения и навсегда оставить эти двери открытыми, много положили сил и много пролили крови ваши предки, ваши деды, отцы и матери, старшие братья и сестры. Шагайте смелее к свету и любите книгу всей душой! Она не только ваш лучший друг, но и до конца верный спутник! В марте 1964 года а Ростов-на-Дону съехались на слет передовики ученических производственных бригад – дети хлеборобов Ростовской области. К юным земледельцам обратился с сердечным приветственным словом их знаменитый земляк. «На то и молодость дана» На то и молодость дана, чтобы быть кипучей, активной, жизнеутверждающей. На то и зрелый возраст Дан человеку, чтобы любоваться вашим трудовым порывом – искренне, с огоньком трудиться во славу Родины и желать вам от всей души успехов в вашем благородном почине. Что я и делаю с удовольствием, отцовской любовью к вам и полной уверенностью в том, что вы в силах совершить то, что хорошо задумали. Почти через год после этого, 11 февраля 1965 года, в «Комсомольской правде» было напечатано письмо Михаила Александровича, обращенное ко всем комсомольцам Дона. «Вы – наша негаснущая надежда» Дорогие товарищи комсомольцы и комсомолки! Мы, старшее поколение коммунистов, крепко любим вас, и потому, что видим в вас нашу милую, но уже ушедшую боевую революционную молодость, и потому, что рядом с нами живете и созидаете в настоящем, а главное, потому, что вы – наша негаснущая надежда в грядущем светлом будущем. Как видите, любим мы вас в трех измерениях, очевидно, поэтому и любовь наша к вам и ревнива и требовательна. Вы очень много дали в построении социализма, а мы уверены, что можете дать еще больше. Поддержите же эту нашу уверенность делом, где бы вы ни находились, на любом участке, будь это работа, учеба, служба в родной армии, – всюду, где витает непобедимый комсомольский дух! Обнимаю вас и от всего сердца желаю успехов, дерзаний, счастья! Беседа Михаила Александровича Шолохова с девушками-горянками Дагестана была опубликована в «Комсомольской правде» 23 апреля 1965 года[9 - Печатается в сокращении.]. «Ничего человечнее идей коммунизма на свете нет» Школьница Асият Алакова. Есть ли в жизни место подвигам в наше время? М. А. Шолохов. Хорошо прожить жизнь с пользой для общества – это также подвиг. Быть хорошим комсомольцем – это, правда, маленький, но героический повседневный подвиг. Дорогие ребятишки! Не только на военных подвигах строится мощь державы Советов. А честная работа на полях, в колхозах, совхозах, на предприятиях, в шахтах! Из миллионов ежедневных, обыденных трудовых дел слагаются величие, экономическая мощь, идейная крепость Родины. С точки зрения героики, военные подвиги, конечно, выглядели внушительнее. Но надо вам сказать, что никакие войны ничего не созидали. Война – это разрушительница. А вот труд – это подвиг созидания. Если бы не было героического труда рабочих, крестьян, интеллигенции после Великой Отечественной войны – в нашей стране еще было бы много руин. Хорошо учиться – это тоже подвиг. Старикам свойственно утверждать, что в их время все было лучше. Но нельзя все это принимать за чистую монету, хотя кое с чем и приходится соглашаться. У людей старшего поколения, вероятно, есть какие-то свои мерила. Я, в частности, не против причесок стожком, или, как их там называют, – копной. Наша молодежь в основном хорошая. Вот тут девочка говорила о подвигах. Это главное, а не прически. В мое время, в годы гражданской войны, молодежь была героическая. Героической будет и сейчас в случае тяжелых испытаний. Но есть среди молодежи люди, подвергающиеся влиянию западной пропаганды. Зарубежным идеологам хотелось бы посеять среди вас чувство неверия, чувства скепсиса, равнодушия к действительности. А ведь вам придется отвечать за будущее страны и за все то, что добыто старшими поколениями. Мы твердо знаем, что «ничьей» молодежи не может быть. И не в наших интересах отдавать вас, таких хороших девчонок и ребят, в чьи-то чужие и грязные руки. Мы боремся весьма активно с влиянием капитализма. Буржуазные идеологи пытаются вас растлевать и дурными картинами, которые просачиваются к нам, и вредными произведениями, которые наши издательства почему-то печатают. Мы, советские писатели, стремимся воспитать молодежь в духе нашей идеологии, наших партийных взглядов на жизнь, искусство. Независимо от того, махачкалинская ли это школе, песчаноокопская, вешенская или какая-либо другая, воспитывать молодежь нужно всесторонне: тут и методы художественного воздействия – кино, литература, театр, и, конечно, основное – это учеба в школе. Огромная страна наша требует рачительных, трудолюбивых, умных хозяев. В гражданскую и Отечественную войны миллионы передовых людей погибли за то, чтобы вы могли в такой обстановке, без воющих над нами бомбардировщиков обсуждать проблемы и быте,, и хозяйства, и наши судьбы, вернее, ваши судьбы и ваше будущее. Слишком дорогой ценой достались завоевания Советской власти. Поэтому мы должны готовить из вас таких людей, которые могли бы взять на свои плечи дальнейшее владение страной и ее неоценимыми богатствами, духовными и материальными. Чувство патриотизма надо воспитывать с ползункового возраста, с детского сада. Тогда это чувство войдет глубоко в сознание, и человек станет непоколебим в любых испытаниях, пронесет через всю жизнь преданность Родине и партии и великую убежденность в том, что ничего мудрее, ничего новее, ничего человечнее идей коммунизма на свете нет. Из ответов на вопросы корреспондента «Комсомольской правды». Напечатано в этой газете 24 июня 1970 года. «В деле узнается человек, в деле проверяется» – Михаил Александрович, Ваша жизнь, Ваше творчество тесно связаны с молодежью. Мы хорошо знаем молодого человека двадцатых годов – героя Ваших произведений. Сегодня выросли новые молодые люди. Что, по-Вашему, роднит их с первыми комсомольцами – романтиками революции? – Идея. Стремление к счастью всего трудового человечества. Та же преданность делу революции. А романтика, это ведь дело такое... Дубовые угли очень долго хранят жар под пеплом. Подует ветер, и угли снова вспыхнут горячим синим пламенем. И новые молодые люди – романтики! Иначе и не может быть. Дайте только подуть на них ветру борьбы, и улетает пепел обыденности... – Сегодня наш разговор о прошлом и настоящем, о соединении прожитого и переживаемого. В тридцатые годы к Вам приходит большая слава, слава «Тихого Дона» и «Поднятой целины», народ избирает Вас своим депутатом, ученые – академиком, коммунисты – делегатом партийного съезда. Какими словами Вы охарактеризовали бы эту пору жизни нашего народа? – Это были годы великого духовного подъема, несмотря на то, что все шло буднично, в рабочем порядке... Усилиями партии коммунистов, усилиями всего нашего многонационального трудового народа мы заложили социализм. Мало ли! Из страны нищей сделать страну богатой. Результат всегда особенно впечатляет, когда дело растет, ширится, множится на твоих глазах, в течение одной короткой человеческой жизни. Мне в этом отношении крепко повезло. И социалистическая промышленность, и социалистическое сельское хозяйство, и социалистическая экономика, и социалистическая культура – понятия, родившиеся в пору моего взросления. А теперь для молодежи они уже обыденны. Но от этого сами понятия не стали беднее, их смысл, содержание усложнились, как усложнилась во всем многообразии жизнь советских людей, дело, которому они отдают свои силы. Тридцатые годы останутся в истории как великие годы. Великие по размаху, нови своей, грандиозности задач и по тому, что было сделано советскими людьми. – Какие это были люди, заложившие и построившие социализм? – История всегда проверяла людей на деле, а не на словах. В деле узнается человек, в деле проверяется, из какого человеческого материала он скроен. Эти люди – из крепкой, нержавеющей, негнущейся стали. Они не жалели ни себя, ни своей жизни ради высокой идеи, ради социализма. Они были неподкупно тверды в этой своей благородной вере... – Как Вы оцениваете свои отношения с молодыми литераторами и как старший в полку советских писателей, и как секретарь правления Союза писателей СССР по работе с молодыми? – Я люблю молодежь. Люблю и понимаю ее излишнюю подчас горячность, заносчивость, когда она в меру. И смотрю на молодежь с надеждой, как на яблоню в цвету, когда от нее ждешь первых плодов... Что же касается критики молодых писателей, то тут должны быть проявлены и отцовская требовательность, и заботливость, чтобы не подмять новый росток, дать ему взойти, вызреть. Я уверен, что человек со здоровыми нравственными устоями не зазнается ни смолоду, ни под старость, как бы он ни был славен и знаменит. А человек с душевной гнильцой зазнается тогда, когда у него, по сути дела, еще материнское молоко на губах не обсохло. С молодежью, по-моему, надо говорить с открытым сердцем, тогда можно найти общий язык. По этому принципу я действую и как писатель, и как секретарь союза... Юрий Алексеевич ГАГАРИН: «ВЕСЬ СЕКРЕТ В ТОМ, ЧТОБЫ ПОБОРОТЬ СТРАХ...» Это была, пожалуй, единственная в своем роде пресс-конференция. На открытой эстраде пионерского лагеря, среди пахучих сосен и кудрявых берез собралось добрых полтысячи ребят. И каждый из них не сводил глаз с человека, прославившего Советскую Родину своим беспримерным подвигом в космосе. – Дорогие ребята, – сказал Юрий Алексеевич, обращаясь к собравшимся, – мне очень приятно встретиться с вами, посмотреть, как вы живете, чем занимаетесь. Вижу, что живете вы неплохо, бодрые все, здоровые. В походы, наверное, ходите, рыбачите, цветы собираете... Что ж, отдыхайте хорошо, больше играйте, сил набирайтесь... Но и про школу не забывайте. Ну а теперь спрашивайте меня о чем хотите. И потянулись вверх загорелые детские руки, – Вам страшно было в космосе? – Как ты думаешь? – отвечает вопросом на вопрос Юрий Алексеевич. И сразу же добавляет: – Конечно, страшно. Там, в космосе, страшно было подумать, что происходит за обшивкой корабля. Но ведь и дома бывает страшно, когда за окном сверкает молния, хлещет дождь, бушует ветер. Весь секрет в том, чтобы побороть страх, не думать о нем. Вот это, по- моему, и есть бесстрашие. – Все ребята хотят быть похожими на вас. Ответьте, пожалуйста, кто ваш любимый герой? – Любимых героев у меня много. Еще в детстве, как только началась война, я услышал о подвиге Гастелло и, как все тогдашние мальчишки, восхищался им. Моими любимыми героями всегда были Павка Корчагин и Василий Иванович Чапаев, Алексей Маресьев, Александр Матросов... Один мальчуган задал такой вопрос: – Можно ребятам драться? – А зачем? – спросил его Юрий Алексеевич. Товарищей защищать, если их обижают. И себя тоже, – ответил тот. – Видишь ли, этим ты силу не покажешь. Силу свою покажешь, если убедишь того, кто лезет с тобою драться. Сила слова сильнее кулака... – Какие игры вы больше всего любили в детстве? – Играл в те же самые игры, в какие вы сейчас играете. И в прятки, и в лапту, и в футбол. А ты какие игры любишь? – обращается Юрий Алексеевич к девочке, задавшей этот вопрос. – В мячик. – И я играл в мячик. Другая девочка, чуть постарше этой, спросила космонавта: – Можно ли вообще плакать? Гагарин, подумав немного, ответил: – Вообще можно. Но лучше не плакать. – Много ли вы занимались спортом перед полетом? – Много. Часа по три в день, не меньше. И вообще, ребята, чтобы стать сильными, нужно систематически заниматься спортом. Для меня, например, утренняя гимнастика давно уже стала необходимостью. Не помню случая, чтобы пренебрег ею. Из зимних видов спорта люблю лыжи, коньки, из летних – легкую атлетику и баскетбол. Баскетбол особенно нравится. – Когда вы узнали, что полетите в космос? – Конкретно узнал об этом за несколько дней до полета. Надо вам сказать, что подготовка к космическому полету была сложная, она продолжалась более года. Надо было и физически хорошо подготовиться, и изучить сложную технику, познакомиться со многими теоретическими вопросами. Космонавту надо многое знать и уметь. Особенно требуются хорошие знания математики, физики. – А нужно ли будущему космонавту литературу и историю учить так же хорошо, как математику и физику? – Обязательно. Учить нужно все. Что же за космонавт, если он не знает историю, не читает художественную литературу! Нужно знать не только культуру своей страны, но и других... – Когда вы учились в школе, то дергали девочек за косы? – Честно признаюсь – дергал. И теперь сожалею об этом. У всех громкий смех вызвал вопрос, заданный одним первоклассником. Ничуть не смутившись, он сказал: – Я тоже, когда вырасту, стану космонавтом. Какую кашу лучше всего мне есть: манную или гречневую? – И манную кашу, и гречневую, и мясо, и лук – все надо есть, – советует ему Юрий Алексеевич. – Как вы из космоса Землю видели? – Глазами, – шутит гость и подробно рассказывает, как выглядит наша планета, если смотреть на нее с высоты космического полета. – Луны, – добавляет он, – не видел. Солнце там светит намного ярче, чем мы его видим с Земли. Звезды просматриваются очень хорошо: они яркие, четкие. Вся картина небосвода значительно контрастнее, чем мы видим ее с нашей планеты. – Вы пели песни перед отлетом в космос? – Перед самым полетом некогда было петь. Когда возвратился на Землю – пел. – Как выработать в себе силу воли? – Силу воли?.. Нужно, например, тебе что-то сделать, а не хочется. Но ты заставь себя. Ведь воля – это умение управлять самим собою, своим поведением, контролировать свои поступки, способность преодолевать любые трудности... Вопросов, конечно, хватило бы до самого вечера. Но гостю хотелось еще заглянуть на лагерный стадион. Ведь он и сам, когда еще учился в техникуме, работал однажды летом физруком в пионерском лагере. Перед началом соревнований ребята снова попросили Юрия Алексеевича выступить. И он сказал: – Я знаю, что многие из вас хотят стать космонавтами. Что для этого нужно, ребята? Прежде всего надо, чтобы каждый из вас вырос хорошим советским гражданином, крепко любящим свою Родину, нашу Коммунистическую партию. Вам надо много и упорно заниматься спортом. И не только в лагере, школе, но и дома. Занятия спортом делают человека сильным, выносливым, смелым. Вспомните великого русского полководца Суворова. В детстве он был очень слабым мальчиком. Но спорт сделал его сильным... Так что найдется у вас свободная минута – идите на спортплощадку, бегайте, прыгайте. Посмотрев состязания юных спортсменов, Юрий Гагарин по просьбе начальника лагеря вручил победителям призы и почетные награды. Гость уже собрался уезжать, как кто-то сказал, что во всем лагере только двое не видели Юрия Алексеевича. Это Наташа Зубричева и Слава Серт, которые накануне заболели и лежат в изоляторе. Гагарин надел белый халат и отправился к больным. – Кем хочешь стать? – спросил он Славу. – Летчиком! – ответил мальчик. – Хорошо, но только летчики не болеют. Но ты, Слава, не вешай нос... И ты, Наташа, не унывай, – сказал Юрий Алексеевич, – слушайся врачей – поправишься. ...Снова все ребята пришли к лагерным воротам, где стоит «Волга» космонавта. Гость садится за руль и машет рукой пионерам. «Волга» медленно трогается. А через несколько дней Юрий Алексеевич прислал письмо в «Пионерскую правду». «Моя почта сейчас так велика, – писал он, обращаясь к ребятам, – что ответить на каждое письмо, сами понимаете, трудновато. А мне так нужно сказать вам о самом важном...» «Помните, друзья, – говорилось далее в письме Гагарина, – путь в космос для каждого из нас начинался здесь, на Земле. Он пролегает через хорошие сочинения по литературе, через отличную контрольную по математике, через длинные химические формулы и физические лабораторные работы. Он, этот полет, начинается на ваших спортивных площадках, в ваших слесарных и столярных мастерских, в полях, где вы помогаете взрослым. Самая большая победа придет только к тому, кто одерживает над собой и маленькие, незаметные для других, победы. Играйте в футбол, занимайтесь в кружках, помогайте младшим – словом, занимайтесь своими обычными делами. Но всегда и во всем стремитесь к большой цели, планируйте свою волю, не отступайте ни перед чем, что кажется трудным. И Родина, партия доверят вам свое ответственное, самое трудное и почетное задание». Василий Александрович СУХОМЛИНСКИЙ: «НЕ ИДИ ПО ЛЕГКОМУ ПУТИ, ИДИ ПО САМОМУ ТРУДНОМУ!» Василий Александрович Сухомлинский – учитель. Семнадцатилетним пареньком он впервые в этом качестве переступил порог начальной школы и с тех пор не расставался с нею никогда. В годы гитлеровской оккупации Украины фашисты расстреляли его жену и зверски убили только что родившегося ребенка... Вернувшись с войны, Василий Александрович стал директором Павлышской средней школы Кировоградской области и оставался на этом посту до конца своих дней. Герой Социалистического Труда, член-корреспондент Академии педагогических наук В. А. Сухомлинский написал более тридцати книг по вопросам воспитания, педагогики. Из его трудов мы отобрали несколько высказываний, обращенных к молодежи, и включили их в эту книгу. «Стыдись пустоты души» Живя в обществе, умей повелевать своими действиями, поступками, поведением, намерениями. Нравственной личностью ты станешь тогда, когда в душе твоей навсегда поселятся совесть, стыдливость, ответственность и долг. Это четыре важнейших источника, питающих твою моральную доблесть и культуру. Они взаимно связаны, тесно переплетаются. В совести гармонически сочетаются знание и чувствование нашего долга перед обществом, перед людьми, а отсюда – перед самим собой. С малых лет учись жить так, чтобы тебе было хорошо, приятно, когда ты делаешь хорошо для людей, и неприятно, когда ты сделал что-то плохое, предосудительное. Совесть живет в человеческой душе лишь на питательной почве совестливости, стыда; совесть – это знание, многократно умноженное на переживание, чувствование, производным же от этого действия являются стыд, ответственность и долг, долженствование. О совести можно знать, но быть бессовестным. Совесть лишь тогда является стражем твоего поведения, когда она живет в твоей душе, а это значит, что ты постепенно работаешь над самовоспитанием, образно говоря, постоянно упражняешься в умножении знания на переживание, чувствование. Это очень тонкая внутренняя работа ума и сердца, она происходит в деятельности, в поступках, в размышлении о своем поведении. Эта работа тем напряженней и значительней, чем больше ты умеешь мысленно оставаться наедине с самим собой, рассуждая так: что бы сказали о моих поступках люди, если бы видели меня «насквозь», если бы от их взгляда не укрылась ни одна черточка моего внутреннего Я? Благородное человеческое Я для тебя станет непостижимым, если ты будешь замыкаться в себе, укрываясь от людей. Наедине с собой ты должен подвергать собственную деятельность мысленному обзору с позиций самых честных, самых требовательных людей. Чем тоньше и активнее будет эта внутренняя работа духа, тем выше будет развито твое чувство стыда, совестливости. Стыдись пустоты души. Пуще всего стыдись того, что у тебя нет своих святынь, своих непреложных, непререкаемых истин, правил, принципов. Стыдись слабоволия, беспринципности, «бесхребетности». Сгорай от стыда, если почувствуешь, что в тебе зашевелился гнусный червячок, имя которому «моя хата с краю». Стыдись равнодушия, безразличия в своем отношении к гражданской жизни, долгу, обязанностям. Стыдись не только явной подлости, но и малейшей угрозы того, что о тебе могут подумать как о подлом человеке. Помни, что подлость в детстве и отрочестве начинается как будто бы с очень маленького – желания уйти от ответственности, от опасности, спастись от беды, угрожающей другим; переложить на других ответственность за что-то происшедшее по незнанию, оплошности, опрометчивости, недоразумению. Подлость заключается в молчаливом выглядывании из своей норки и любопытном ожидании: что будет товарищу, оказавшемуся в опасности? Норка, скорлупа, гнездышко – вот безобидная с первого взгляда колыбель эгоизма. Пуще огня стыдись оказаться в норке. Пусть лучше шалость, неугомонность, но не молчание, безропотное «это не мое дело». Стыдись безответственности, легкомыслия, ветрености своих чувств, привязанностей. В чувствах своих надо уметь быть верным и долженствующим. «Учись повелевать собой» Самая большая победа – это победа над самим собой. С детства учись повелевать собой. Приказывать себе, владеть собой учись с малого. Заставляй себя делать то, что надо, и должное станет для тебя желанным. Эта гармония – основа твоей дисциплинированности. Долг в действии – главный источник воли. Если ты только умеешь подчиняться воле других – ты вырастешь бледной тенью человека. Настоящий человек умеет приказывать себе и умеет видеть обстоятельства, где необходимо приказывать себе. Это и есть умение жить. Ты станешь настоящим человеком лишь тогда, когда поймешь, что такое трудно. Если в детстве, отрочестве, ранней юности тебе все легко, ты можешь вырасти тряпкой. Легко только тому, кто не заставляет себя делать то, что надо. Слияние надо и трудно – это мудрость самовоспитания и путь настоящего человека. Определи сам себе, к чему себя следует принуждать. Не иди по легкому пути. Иди по самому трудному! Преодоление трудностей возвышает человека. Тот, кому нестерпимо трудно и кто преодолел трудности, совсем по-другому видит мир и понимает людей. Знание людей – особая и особенная человеческая мудрость, для ее постижения нет уроков в расписании. Мудрость эта постигается только тем, что в душе твоей сливаются надо и трудно. Овладевай даром знания людей! Это предостережет тебя от многих опасностей и неожиданностей. В знании людей самое главное – строгая требовательность, уважение и учет возможностей человеческой личности. Нетребовательный не может ни ценить, ни уважать людей, ни дорожить ими. «Что значит быть хорошим сыном, хорошей дочерью!» Будьте хорошими детьми своих отцов и матерей. Три несчастья есть у человека: смерть, старость и плохие дети – говорит украинская народная мудрость. Старость – неотвратима, смерть неумолима, перед этими несчастьями никто не может закрыть двери своего дома. А от плохих детей дом можно уберечь, как и от огня. И это зависит не только от родителей твоих, но и от вас самих – детей. Что значит быть хорошим сыном, хорошей дочерью? Это значит приносить в дом только мир и покой, радость и счастье. Не приносить тревог, огорчений, обид, позора семье. Не допустить, чтобы старость отца и матери была отравлена твоим позорным поведением. Забота о мире и покое в семье, о радости и счастье родителей должна стать главным желанием твоей жизни, которое, как руль, управляло бы всеми другими желаниями. Любое свое желание подвергай контролю разума, мысли, сознания: а как это желание отразится на душевном мире моих родителей? Что оно даст им и что отберет у них? Ты часто слышишь слова: жить для людей. Вдумайся, что это такое. Жить для людей – это значит быть настоящим сыном, настоящей дочерью своих отца и матери. Уметь жить для людей. Это умение постигается по учебнику многовековой мудрости, народной морали, опыта многих поколений. Умей читать этот учебник, думать над ним. Хорошие дети – спокойная старость, плохие дети – старость превращается в ад, говорит украинская народная мудрость. Быть добрым сыном, доброй дочерью – это должно быть в плоти и в крови детства, отрочества, юности, зрелости и старости. До конца дней своих человек должен оставаться сыном. Чем больше его ответственность за собственных детей, тем выше его сыновний долг, – даже тогда, когда уже нет в живых его матери и отца. Помни, что в мире всегда есть и будут люди старше тебя – может быть, не по годам, а по нравственному богатству, достоинству, праву на уважение. Умей чувствовать тончайшие душевные движения матери и отца. Их болезнь – твое горе. Их неудача и неприятности на работе – твоя беда. Их позор – не только твой позор, но и твое несчастье, от которого можно избавиться, только преодолев его. Если в семье горе, несчастье, неприятность – твоя ответственность за благополучие семьи возрастет во сто крат. Только упорным трудом ты можешь облегчить труд своих родителей. Этот твой труд – самое сложное человеческое дело. Он – труд души. Несчастье, горе, беда матери и отца преодолеваются часто уже тем, что и как ты думаешь. Умей думать хорошо. Умей быть добрым в мыслях и чувствах. Береги здоровье родителей. Помни, что раннюю старость и болезнь твоей матери и отцу приносят не столько труд и усталость, сколько сердечные волнения, переживания, огорчения, обиды. Сердце отца и матери всегда уязвляет сыновняя неблагодарность, равнодушие сына, дочери к тому, как отражаются на здоровье родителей их – сына и дочери – труд, жизнь, поведение. «Если ты потерял мужество...» Среди бед человеческих огромная беда – потерять мужество, стать мелким, трусливым, жалким существом. Если ты потерял мужество, ты можешь потерять все: честь, уважение, доверие, извечную связь свою с родом, из которого ты вышел и который дал тебе фамилию, имя, отчество; ты можешь потерять и Отечество, потому что от трусости до измены – один шаг. Дорожить мужеством надо так же стойко и мудро, как и честью, достоинством гражданина, отца, сына. Духовная связь с людьми, чувство соучастия в делах и страданиях человеческих, одухотворение радостями человеческими и страдание бедами ближних и далеких своих соотечественников – такое же счастье, как чистый воздух; постигает человек это счастье глубже всего тогда, когда лишится его. Мудрость же воспитания заключается в том, чтобы человек дорожил этим счастьем тем более, чем в большей мере он им обладает. Страшной бедой человеческой является пустота души. Это значит, что у человека нет ничего святого за душой, ничем он не дорожит и ни перед чем не преклоняется, ничего нет в жизни, во имя чего он готов был бы отдать свою жизнь – пойти под пули и положить голову на плаху, отказаться от всех благ, пойти на лишения. Человек лишь тогда по-настоящему дорожит жизнью, когда у него есть нечто неизмеримо дороже собственной жизни, нечто такое, во имя чего, одухотворенный ненавистью и непримиримостью к силе, противостоящей его идеалу, он готов пойти на смерть во имя идеала. В том, как человек относится к горю, беде, страданию, отчаянию, смятению, боли души собственной и других людей, выражается его идейная сердцевина, его отношение к добру и злу, к идеалу... «Ты не всегда будешь ребенком...» Ты не всегда будешь ребенком – умей вдуматься в глубокий смысл этой истины. Мы приходим в мир и вначале бываем маленькими детьми для того, чтобы, став взрослыми, оставить свой след на земле, прожить жизнь настоящими людьми. Живет и червяк, живет и курица, живет и вол, но их жизнь так же далека от человеческой жизни, как далеки норка червяка, куриный насест и воловье стойло от кабины космического корабля. Стремись скорее стать духовно зрелым творцом – мыслителем, тружеником. Человек смертен; мы уходим в небытие, но человек вместе с тем и бессмертен: твое бессмертие в том, что ты сумеешь создать для людей, для своей социалистической Родины... «Силе духа нет пределов» Будь духовно сильным, твердым, выносливым, несгибаемым, мужественным. Человеческой силе духа нет пределов. Нет трудностей и лишений, которых бы не мог преодолеть человек – не молчаливо перетерпеть, перестрадать, а именно преодолеть, выйти победителем, стать сильнее. В минуты, когда трудность кажется тебе непреодолимой, когда появляется мысль отступать, пойти по легкому пути, больше всего бойся пожалеть себя. Жалость к себе – чувство слабовольных. Она способна даже сильного сделать тщедушным существом. Быть тщедушным – незавидный удел. У тщедушного – мелкие, убогие радости, он не знает подлинного счастья бытия, для него непостижим и недостижим идеал: тщедушие вырождается в эгоизм и трусость. Чем труднее тебе, тем ярче должна быть твоя мысль о том, что ты человек, тем сильнее должен заговорить в тебе тот уголок твоего сердца, где положено жить человеческой гордости; этот уголок может навсегда остаться молчаливым, если ты будешь развивать в себе жалость к себе. Будь непримирим и нетерпим, безжалостен к нытью и унынью, расслабленности и безнадежности. Помни, что человек иногда оказывается на таком рубеже, когда у него уже нет физических сил, но силы духовные рождают в нем новые физические силы, и он продолжает жить борцом. Андрей Ефимович БОЧКИН: «ЗА СВОЮ ЖИЗНЬ Я БОЛЬШЕ НОЧЕВАЛ В ПАЛАТКАХ, ЧЕМ В ГОРОДСКИХ КВАРТИРАХ, И НЕ ЖАЛЕЮ ОБ ЭТОМ» Герой Социалистического Труда, заслуженный строитель РСФСР Андрей Ефимович Бочкин известен в нашей стране как крупный специалист в области строительства гидротехнических сооружений. Он был начальником строительства таких гигантских сооружений, как Иркутская и Красноярская ГЭС. Приводим запись одной из его бесед с московскими школьниками. – Андрей Ефимович, ребята часто спрашивают: какое время самое героическое? Одни говорят – Великая Октябрьская социалистическая революция, другие – Великая Отечественная война, третьи называют первые пятилетки... Как ответите на этот вопрос вы? – Что более героическое? Трудно ответить. Да, я думаю, и не следует так ставить вопрос. Революция свершилась благодаря героизму рабочего класса, беднейшего крестьянства. Не менее героические страницы в истории нашей Родины внес советский народ в годы Великой Отечественной войны. Отмечены массовым героизмом довоенные пятилетки. А разве сейчас нет героического? Вокруг столько дел! Вот сейчас уборочная. Колхозники, рабочие совхозов, трактористы, комбайнеры работают днями и ночами, чтобы страна была с хлебом. Или возьмите гидростроителей. Самоотверженные, поистине мужественные люди... – Скажите, пожалуйста, какая стройка для вас лично самая памятная? – Я прошел почти всю страну. Прошел не как турист, а принимал непосредственное участие в строительстве многих крупных плотин, ирригационных систем, гидростанций. Начинал на Волге. Но мои самые первые плотины – бузулукские, построенные в тридцатые годы. Они и сейчас действуют. Благодаря этим плотинам на колхозные и совхозные поля пришла вода, люди стали выращивать в этих местах высокие урожаи... Очень интересное было время. Бузулукские плотины никогда не забуду. Ну а потом, вы это знаете, война началась. Я тоже ушел на фронт. И только после победы вернулся к любимому делу. Был начальником стройки Невинномысского канала. Этот канал протяженностью более ста километров дал воду засушливым районам Ставропольского края. До этого сюда воду даже для питьевых нужд привозили в цистернах. А ведь там течет большая река Кубань, Кто был на Северном Кавказе, тот видел ее. О Кубани в народе сложено много песен. При помощи гидросооружения, которое мы построили на этой реке, удалось перебросить воды Кубани через высокую гору и направить ее в засушливые степи. Строила этот канал преимущественно молодежь. Хорошо помогали нам школьники. В то время очень мало было механизмов, земляные работы велись с помощью тяжелого ручного труда. Но люди понимали, на какое важное дело позвали их Родина, Коммунистическая партия, и работали самоотверженно. Одновременно мы построили несколько станций, водохранилищ, которые и сейчас дают воду для нужд энергетики и сельского хозяйства. Затем я был участником строительства еще нескольких каналов. Это тоже памятные вехи моей трудовой биографии. И все же самыми памятными были, наверное, годы строительства Иркутской, а затем и Красноярской электростанций. Ангара, Енисей – это что-то величественное, неповторимое. На возведении Красноярской ГЭС семьдесят процентов работавших составляла молодежь. Из двадцати тысяч рабочих, инженеров, техников четырнадцать с половиной тысяч были людьми комсомольского возраста. Они приехали в сибирскую тайгу добровольно. Многие там получили профессии, трудовую закалку и сейчас работают на важнейших гидростройках страны – техниками, инженерами, механизаторами. Строительству Красноярской станции положила начало Ивановская комсомольская организация, первой приславшая туда отряд юных добровольцев. Условия для работы там были тяжелые, в первые месяцы–почти как на войне... – Почему вы все-таки избрали профессию строителя? – На ваш вопрос придется отвечать, так сказать, издалека... В вуз я пошел учиться, когда мне было двадцать четыре года. К тому времени я был уже коммунистом, поработал в Сибири, секретарем городского комитета партии избирался. И вдруг говорят: стране нужны специалисты – тебе надо ехать на учебу в институт. Сказали прямо: выбирайте вуз, какой хотите. В то время как раз строилась Днепрогэс. Техническим руководителем стройки был американский инженер. Своих-то специалистов у нас не хватало. Злость брала. Думалось, неужели мы хуже американцев? В общем выбрал я строительный институт. И не ошибся. По-настоящему полюбил свою профессию, отдаю любимому делу все, что знаю, что умею. Сколько каналов, гидроэлектростанций построено с моим участием! Никогда я не разочаровывался в этом выборе, хотя работа наша трудная, суровая. Почти все мои стройки велись в степи или тайге. За свою жизнь больше ночевал в палатках, чем в городских квартирах, и не жалею об этом. – Какие черты характера отличали людей, работавших рядом с вами? – Прежде всего самоотдача. Это когда человек полностью отдает себя делу, на которое пошел. В комсомольские путевки, с которыми приезжали к нам на стройки юноши и девушки, вписаны замечательные слова Владимира Ильича Ленина, обращенные к молодежи: «Только в труде вместе с рабочими и крестьянами можно стать настоящими коммунистами». Если ты приехал к нам строить электростанцию, то всего себя отдавай стройке. Только в живом деле можно доказать, что ты и есть настоящий строитель нового общества, настоящий коммунист. Взаимовыручка, поддержка друг друга, стремление сделать для общества как можно больше и лучше – вот, пожалуй, основные черты, всегда отличавшие передовых рабочих, инженеров, техников, с которыми вместе мне довелось трудиться на стройках довоенных и послевоенных пятилеток. – Вы много построили на своем веку. Были ли у вас неудачи? – Были удачи, но были и неудачи. Например, во время первой в моей жизни стройки, на Волге, в 1938 году. Сорвало сооружения во время паводка. Но мы не растерялись. То, что построили в течение года, восстановили за двое суток. Пришлось привлечь все население, даже детей. А паводок продолжался, вода вот-вот перейдет через плотину, размоет нижнюю ее часть. И все-таки люди победили... Знаете, на войне мне доводилось быть под огнем, ходить по трупам. И все это не переживал так тяжело, как тот паводок. Думалось: если на войне сделал какую-то оплошность – поплачусь за это сам, возможно, еще несколько человек из-за меня попадет под огонь неприятеля. Ну а если инженер построил сооружение, и оно полетело – это ведь куда страшнее. Но допущенные ошибки нельзя повторять... На ошибках надо учиться. – Андрей Ефимович, что такое счастье? – Вы видели фильм «Доживем до понедельника»? Там тоже ставится вопрос: что такое счастье? По-моему, счастье, когда вы удовлетворены своим делом, своим трудом. Я уже пожилой человек. Разное повидал на своем веку. Вместе с большими трудовыми коллективами построил много нужных стране сооружений. Разве не счастье посмотреть мне на эти сооружения?.. Служить народу, служить Коммунистической партии – вот счастье! Разве вы сейчас не счастливы, ребята?! В вашем возрасте я сидел перед попом и все молитвы знал, а молящимся не стал. Перед вами социализм открыл все пути-дороги. Огромное счастье жить в таком обществе! Мое и ваше, ребята, счастье – в служении Родине, в укреплении ее могущества личным трудом каждого. – Андрей Ефимович, как известно, одни выбирают профессию еще в общеобразовательной школе, другие – после ее окончания, третьи лишь в начале работы думают, кем быть. Как вы считаете, когда человек вернее всего может найти свое призвание? – Я считаю, что нужно сначала пойти работать, а потом выбирать профессию. Для юношей желательно иметь какой-то трудовой навык. Когда я пошел на стройку, то уже мог отличить одну машину от другой, умел управлять некоторыми двигателями. И это очень пригодилось. Девушкам, мне кажется, лучше учиться без перерыва. Однако и им физически не мешает поработать... Но это, так сказать, моя общая установка. Решать же вам самим. В рабочем котле повариться полезно каждому. Я знаю многих, кто после стройки окончил вузы и сейчас являются крупными специалистами, работают на решающих участках у нас в стране и за рубежом. – К вам на стройки приезжало много знатных людей. Какая из встреч больше всего запомнилась? – Запомнился приезд Юрия Алексеевича Гагарина. Он был гостем одной молодежной бригады. Часто бывал у нас Борис Николаевич Полевой, мы с ним старые знакомые, в комсомоле работали в одни годы. Приезжали и другие писатели, ученые... Почему ехали к нам? Потому что стройки-то были народными. Александр Трифонович Твардовский тоже оставил глубокий след в сердцах гидростроителей Сибири. Почитайте его поэму «За далью – даль», там, в двенадцатой главе, как раз о нас идет речь. Полюбился строителям народный артист СССР Борис Федорович Андреев – замечательный актер и скромный человек... – Многие из нас видели спектакль по пьесе Арбузова «Иркутская история». Встречались ли вы в жизни с героями этой пьесы? – Да, дорогие товарищи, Алексей Николаевич Арбузов, замечательный советский драматург, героев своей пьесы взял из жизни... У нас на стройке был большой экскаватор, который обслуживала комплексная бригада. Ковш этого экскаватора вмещал шестнадцать кубометров грунта. В сутки он мог брать восемь-десять тысяч кубометров. И вот произошел такой случай: погиб начальник смены Валерий Шишкин... Правда, герой Арбузова утонул. Валерий же разбился на мотоцикле. Но это не имеет никакого значения. У Валерия росли дети. После его смерти рабочие вынесли такое решение: не оставим в беде семью друга! Жене Валерия, которая до этого работала просто масленщицей, подметала в кабине экскаватора, они помогли получить высокую рабочую квалификацию. Кроме того, в течение двух лет выделяли ей заработную плату мужа, чтобы помочь растить детей... Алексей Арбузов – большой художник. Он сумел талантливо воспроизвести и осмыслить эту историю. Его пьеса поставлена во многих театрах страны. – Андрей Ефимович, скажите, пожалуйста, когда и за что вы получили свою первую государственную награду? – Я получил ее на войне. Это был орден Отечественной войны 1-й степени. За сбитый самолет. Вот как все произошло. В нашей части не было зенитных орудий. Пришлось самим придумать способ защиты от вражеских самолетов. Мы создали специальные пункты маскировки, а фашистские летчики принимали их за истинную цель. Маскировка состояла в том, что мы делали чучела лошадей, ставили рядом старую телегу, деревянные манекены в касках. На эту приманку и пошли немецкие самолеты. Однажды вместе с солдатами и я вызвался сбить вражеский самолет. Налет совершало целое звено фашистских стервятников. Они стали снижаться, открыли пулеметный огонь по «обозу». Один самолет сбросил бомбу. Второй решил лететь кругом, прямо над шоссе спустился низко-низко. Тут я из противотанкового ружья его и сбил... Терентий Семенович МАЛЬЦЕВ: «ЛЮБИТЕ ЗЕМЛЮ» Для школьников Шадринского района это утро было особенным. Нарядные и торжественные, съехались они со всего района, чтобы встретиться и поговорить со своим знатным земляком Терентием Семеновичем Мальцевым – полеводом колхоза «Заветы Ильича», дважды Героем Социалистического Труда, депутатом Верховного Совета СССР, почетным академиком ВАСХНИЛа, лауреатом Государственной премии СССР. И вот началась беседа. – Терентий Семенович, мы все живем в колхозах и совхозах нашего Шадринского района. Расскажите, пожалуйста, как вы и наши деды начинали строить колхозы. – Наш колхоз организовался в 1930 году, в двадцатых числах января, когда отмечался день памяти Владимира Ильича. Поэтому и назван колхоз «Заветы Ленина». Вы знаете, что раньше крестьяне жили единолично, у каждого было свое хозяйство. У нас в деревне Мальцево перед этим был организован сельскохозяйственный кружок для овладения агрономическими знаниями. Члены кружка и стали организаторами колхоза. На первом собрании меня назначили полеводом. Колхозники сказали: «Терентий Семенович, вручаем тебе самое драгоценное наше сокровище – землю. Обращайся с ней как можно бережливей, очищай ее от сорняков и старайся каждый год выращивать хорошие урожаи». Доверие колхозников я воспринял с большой благодарностью и до сих пор стараюсь как можно лучше его оправдывать. Трудностей, конечно, много было. Тогда о тракторах мы и понятия еще не имели. Крестьяне объединили своих лошадок, весь немудреный инвентарь. В первом году колхозной жизни мы получили средний урожай пшеницы больше 100 пудов с гектара. По тем временам это было неслыханное достижение. Крестьяне-единоличники редко кто даже в самые лучшие годы и лишь с отдельных полей получали такие урожаи. Мы в колхозе со всех участков собрали стопудовый урожай. – Мы, группа выпускников школы, решили остаться работать в родном совхозе «Красная звезда»... – Вот это самое похвальное дело – остаться в родном совхозе. Но позвольте мне сделать вам одно полусерьезное, полушутливое замечание. Когда-то колхозники не носили часов – жизнь тогда была не такая, часы были дорогие да и мало их выпускали. Мы тогда ориентировались по солнышку: солнце встает, значит, и нам нужно вставать, идти на работу. Солнышко садится – пора кончать работу. А теперь вот, когда часы-то появились у всех, то и дело слышишь: «Уже четыре часа – пора кончать работу!» Так что если вы решили остаться в совхозе, то мой вам совет: с часами надо бы расстаться. Солнышко, можно сказать, самое точное время показывает. В страдную пору нам, земледельцам, свой рабочий день надо начинать с восходом солнца, а кончать – с заходом... – Терентий Семенович, вот мы слушаем вас и еще яснее понимаем, какая высокая честь быть хлеборобом, какое огромное счастье знать и понимать землю. Скажите, пожалуйста, что бы вы могли доверить нам уже сейчас? – Я часто, товарищи дети, задумываюсь вот над чем. О любви к земле мы много говорим с вами. Можно ли любить землю заочно, можно ли заочно полюбить крестьянский труд? Это очень хорошо, что молодежь вся теперь учится, это огромное достижение. Житейский мой опыт подсказывает, что полюбить землю, полюбить крестьянский труд можно как раз в том возрасте, в каком человек лучше осваивает грамоту, то есть с детства. Иногда я подумываю: нельзя ли сделать так, чтобы школьники месяца два в году работали в поле. Полезно вам было бы и в весеннем севе принять участие. И чтобы всем, кто в животноводстве работает, кто на поле, кто на тракторе, как и в школе, тоже ставили отметки. Как бы хорошо вы теорию плавания ни изучали, но, если на воде не будете практиковаться, плавать все равно не научитесь. Так и на земле. Надо к земле привыкать с малых лет. – Мы слышали, что у вас дома большая библиотека. Скажите, каких писателей вы любите, какие произведения вам особенно дороги? – Библиотека, дорогие друзья, у меня действительно большая, потому что у меня с раннего возраста появилась тяга к книгам. В школе мне учиться не довелось, самоучка я. И сам не знаю, каким образом научился слагать буквы в слова. Когда у меня оказался в руках первый огрызок карандаша, мне было восемь или девять лет. Природная, что ли, любознательность заставила меня много читать. Понемножку у меня стала Добираться библиотека. Сколько в ней сейчас книг, точно не скажу, тысяч пять с лишним, наверное. Литература у меня имеется по многим вопросам, особенно люблю книги по философии. Не представляю, как можно заниматься сельхознаукой, не зная марксистско-ленинской философии. Поэтому в моей библиотеке – произведения Маркса, Энгельса, Ленина. Знакомство с ними дает очень много. Чтобы лучше понять любую другую науку, надо прежде всего знать марксистско-ленинскую философию – диалектический и исторический материализм. Поэтому я бы вам рекомендовал: беритесь смелей за изучение марксистско-ленинской философии. – Не могли бы вы сказать, какая ваша заветная мечта? – Заветная мечта? Дольше жить, всегда учиться, больше приносить пользы людям и государству. – У вас огромный опыт хлебороба. Какие свои секреты хотели бы вы передать молодежи? – Секретов у меня от вас никаких нет. Самое главное – любите землю. Если вы полюбите ее, полюбите труд хлебороба – остальное все приложится. Уже сколько лет я работаю полеводом! И пока были силы, даже на лошади не ездил – все ходил пешком. Для агронома это важно: когда ходишь пешком – видишь все, а на машине проедешь – совершенно другое дело. Мне и ночами не спалось – все забота о земле, о хлебе: чтобы земельку вовремя обработать, сорняки уничтожить. Если вот этот секрет вы усвоите, то я буду счастлив вдвойне. Вам, комсомольцам, по-моему, надо во всем брать пример с Владимира Ильича Ленина. Быть бескорыстными, быть трудолюбивыми, любить свой народ, как любил его Ленин. Надо не только изучать труды В. И. Ленина, но уметь следовать его учению, примеру его жизни. Мы говорим: «Жить по-ленински». Так вот надо, чтоб у вас слово с делом не расходилось. Я много говорил вам о любви к крестьянскому труду. Но при этом хочу подчеркнуть: сейчас крестьянский труд сложный стал. Сельскому хозяйству теперь очень нужны грамотные, высокообразованные люди. Так что вам надо много и настойчиво учиться, и тогда любые задачи, которые поставит перед тружениками сельского хозяйства наша Коммунистическая партия, вам будут по плечу. Андрей Николаевич КОЛМОГОРОВ: «ЕСЛИ У ВАС «ПЯТЬ» ПО МАТЕМАТИКЕ...» На вопросы ваших сверстников отвечает Герой Социалистического Труда, академик Андрей Николаевич Колмогоров. – В математике есть множество задач, которые непосвященным кажутся не важными. Например, исследование ряда натуральных чисел. Имеют ли эти задачи какое-то практическое применение или они носят чисто развлекательный характер? – Вы совершенно правильно сказали, что есть задачи, особенно в теории чисел, которые даже в обозримом будущем практического применения не получат. Правда, это относится не ко всем задачам из теории чисел. Есть и такие из них, которые могут или уже получили применение. Скажем, информация, которая передается с какого-нибудь спутника или прибора, отправленного исследовать атмосферу Венеры, в процессе передачи на Землю искажается из-за множества помех. Ее нужно так закодировать, чтобы, даже несмотря на помехи, можно было правильно расшифровать. Вот здесь как раз применяются методы комбинаторики и теоретико-числовые, то есть такие, которые, как показалось бы сначала, ни к чему не применимы. Но есть, несомненно, задачи, о которых мы не думаем, что они когда-нибудь пригодятся. Одна из таких древних больших задач заключается вот в чем. Среди простых чисел бывают близнецы. 3 и 5 или, скажем, 11 и 13. Уже тысячи лет назад люди задумывались над тем, бесконечно число таких пар или нет? Тем не менее проблемой таких чисел занимаются не только для развлечения. Почему? Да потому что на трудных задачах шлифуются методы работы. Тренировка спортсмена состоит из множества упражнений, которые сами по себе не имеют смысла. Так должны тренироваться и математики. – Вы занимаетесь историей, биологией, литературой. Как это сочетается с вашим основным занятием – математикой? – Историей я пробовал заниматься в ранней юности, но потом не стал. Когда мне было лет девятнадцать, обнаружилось, что я уже могу делать действительно хорошие работы по математике, а выйдет ли из меня историк, было неясно. И тогда я круто изменил направление... Каждому из вас еще предстоят такие колебания, если, конечно, у вас есть две разные склонности. Придется прикидывать, что же выбрать, потому что сосредоточенность на чем-то одном все-таки имеет существенное значение. Биологией я занимался как математик – помогал биологам решать задачи. – У некоторых школьников нет способностей к математике они считают, что будут биологами, психологами, врачами, что математика им не пригодится. А приходят в вузы и убеждаются, что без нее нельзя. Ответьте, пожалуйста, на вопрос: можно ли овладеть математикой через силу? – Я думаю, что почти все люди могут и не через силу овладеть той математикой, которая в самом деле нужна будущему, скажем, биологу. Но, с другой стороны, гораздо больше людей может владеть математикой пассивно, как говорится, без того, чтобы самим что- то придумывать. И это нормальное явление. Зря пугают математикой... – Свидетельством уровня знания многие считают школьную оценку. Могу ли я, если имею «пять» по математике, стать математиком? – Я думаю, что если у вас «пять» по математике, то можете смело идти учиться любой той профессии, которая требует довольно больших знаний математики. Но если вы избрали математическую науку как призвание, то для этого, с одной стороны, необязательно, очевидно, иметь все время пятерку, и, с другой, этого все-таки мало. Чтобы стать математиком, требуются другие критерии. Но это уже тема специального разговора. – Объем знаний, которыми должен владеть современный математик, велик и продолжает увеличиваться. До каких же пределов может продолжаться это увеличение? – Ваш вопрос интересен. Тут речь должна идти о чрезмерном обилии информации. Для науки это действительно большая проблема. И решают ее по-разному. Математики, пожалуй, наиболее благополучно справляются с созданием достаточно общих, как мы говорим, абстрактных, концепций, многие разделы математики чрезвычайно упрощаются. Некоторые даже говорят, что современная математика стала проще. То, что раньше доказывалось во множестве частных случаев, превращается в одну общую теорему. Мы сейчас стараемся ввести в школе, если можно так сказать, более современную математику. Перед началом этой беседы один из вас говорил мне: как-то удивительно получается – о теории множеств мы впервые узнали в девятом классе, а сейчас, оказывается, ее и в пятом классе тоже изучают. А ведь теория множеств служит именно для того, чтобы объединить казавшиеся разнородными части математики в одну систему, где из некоторых общих принципов многое можно вывести. Это один путь решения проблемы. Наука становится в известном смысле проще, если иметь в виду, что удается сводить много, казалось бы, разнородных фактов к какому-то единству. Однако количество информации растет, и, следовательно, нужна хорошая организация науки. Это особая, большая тема. Сейчас возникла новая специальность – информатика. Может быть, некоторым из вас предстоит овладеть ею: предполагается организовать подготовку таких специалистов в ряде вузов, где будут звучать методы разумной обработки информации. – Говорят, что в работе ученого и, конечно, математика огромную роль играет интуиция. Как узнать, есть ли она у меня, и как ее развить? – Как узнать? Мы стараемся вам дать для этого необходимые опорные данные. Я имею в виду олимпиады, сборники задач, не решающихся стандартным образом. Я бы сказал так: всякий школьник, который, проведя через середину диагонали куба плоскость, сразу увидит, что получится в сечении, уже обладает хорошей интуицией. Вот с решения таких задач и надо начинать развивать интуицию. Потом можно идти дальше и дальше. Больше читайте, занимайтесь в кружках, участвуйте в олимпиадах... – Андрей Николаевич, скажите, пожалуйста, можно ли случайно сделать открытие в науке? – Редко, но такие случаи бывают. Но не нужно на это рассчитывать. Если кто-нибудь из вас надеется делать открытия, то не на случайность надо рассчитывать, нет, надо просто любить науку и быть любознательным. Но каждый из вас может надеяться на то, что будет иметь возможность начать работать самостоятельно в науке довольно рано, конечно, при условии, что у него к этому обнаружатся большие способности и он приложит к делу огромное старание. Николай Николаевич РУКАВИШНИКОВ: «ВСЕ В ВАШИХ РУКАХ» Николай Николаевич Рукавишников – инженер. В качестве инженера-исследователя в апреле 1971 года он совершил космический полет на корабле «Союз-10». В декабре 1974 года летчик- космонавт СССР Рукавишников летал в космос на корабле «Союз-16», а в апреле 1979-го – на «Союзе-33». Николай Николаевич дважды Герой Советского Союза. Публикуемая беседа записана спустя несколько месяцев после его первого космического полета. – Николай Николаевич, скажите, пожалуйста, чем вы увлекались в школьные годы и какие предметы вам больше всего нравились? – У меня были увлечения технического плана. В ранние школьные годы очень заинтересовался автоделом. Часто бывал в гараже, на полигоне. Все это мне очень нравилось. В старших классах стал заядлым радиолюбителем, появилось у меня много деталей, хлама разного. Занимался конструированием самоходных моделей, электрических автомобилей, летающих планеров. Больше всех наук мне нравилась физика. Видимо, это определило потом выбор специальности. Я инженер-физик. Нравилась география. Вроде бы предмет, несовместимый с физикой, но, не знаю почему, географию я очень любил и хорошо знал. – Николай Николаевич, как вы относитесь к славе космонавта? – Я считаю, что у космонавта не слава, а известность. Это разные понятия. Но и известность обязывает космонавта ко многому. Прежде всего надо четко понимать, что тебя любят, уважают не за то, что ты такой хороший, а потому, что тебе представилась возможность проявить себя в какой-то области техники или науки. Ведь многие могли бы сделать то же самое, что сделал ты, не хуже тебя работали бы в космосе. – Какими вы представляете будущие пилотируемые космические корабли? – Мне представляется, что человечество станет широко применять орбитальные станции, которые будут находиться в ближнем космосе, около Земли. Эти станции, наверное, должны быть довольно большими, с экипажем порядка 50–100 человек представителей различных профессий. Такую станцию выведут на орбиту не один, а несколько ракетоносителей. Собирать ее будут прямо на орбите из блоков: из жилого отсека, отдельных кают (для каждого члена экипажа), научной лаборатории. Такая станция сможет летать много лет, в полете ее можно будет ремонтировать. На транспортных кораблях будут доставлять для нее топливо, кислород, пищу и воду для экипажа, научные приборы, Подобные орбитальные станции ближнего космоса могут много дать для науки и народного хозяйства. Для полета на Марс и Венеру будут созданы большие пилотируемые корабли с отделяемой частью для спуска на другую планету. Например, если корабль идет к Марсу, то, подлетая к нему, он перейдет на околомарсианскую орбиту, затем с этой орбиты будет спущен аппарат, который совершит посадку на Марсе. Когда потребуется, аппарат взлетит обратно, состыкуется с кораблем и будет продолжать работу. – Не могли бы вы сказать, каков идеал человека космической профессии? Какими чертами характера, с вашей точки зрения, должен обладать космонавт? – Все мы, кто побывал в космосе, считаем, что идеалом такого человека был Юрий Алексеевич Гагарин. В его характере, поведении, в его облике мы видели многие черты, которыми должен обладать космонавт. Это прежде всего бесстрашие, умение сосредоточиться, большие технические способности, широкая образованность, человеческая доброта. Все это было у Юрия Алексеевича Гагарина. И мы стараемся делать все для того, чтобы выработать в себе эти качества. Я говорю и о тех, кто готовится стать космонавтом. Космонавт должен быть человеком технически грамотным, образованным. Но не только. Ему надо знать иностранные языки, быть всесторонне развитым физически. Хочу еще подчеркнуть, что космонавту надо выработать привычку к опасности, к неожиданно резким изменениям ситуации. Это исключительно важная сторона характера космонавта, во время полета она определяет успех всего экипажа. В таком трудном деле, как полет в космос, все может случиться, и космонавт должен быть достаточно хладнокровным, чтобы в трудные минуты не растеряться, не потерять уверенности. Только при этом условии можно достичь настоящего успеха. – Николай Николаевич, о ком из ваших старших товарищей, наставников вы вспоминаете с особой благодарностью, с особой теплотой? – Если это касается, скажем, моей работы в космической области, то с большой благодарностью вспоминаю Сергея Павловича Королева. Он как человек и как ученый, конструктор для меня идеал. Сергей Павлович лично принял меня в семью космонавтов и потом все время следил за тем, как мы учимся, был близок к каждому, несмотря на огромную занятость. Но с особой благодарностью я думаю о том, что мне дала Родина, наш социалистический строй. Вдумайтесь, ребята, в такие факты. Мне, обыкновенному мальчишке, школьнику, Советская власть помогла добиться таких высот в образовании и работе, о каких ни я, ни мои родители и мечтать не могли. В годы войны я учился в четвертом-пятом классах. В то трудное время люди получали по 100–150 граммов хлеба в день. Мы писали на газетах, потому что не было тетрадей, чернила застывали в чернильницах, потому что классы не отапливались. Я жил в Томске, далеко от фронта, но и там война сильно чувствовалась. Томск был по-настоящему военным городом. И в этих сложных условиях в Томске устроили специальные столовые, в которых дети могли раз в день хорошо пообедать. Как ни тяжело было, а государство не забывало о нас. Каждое лето нас отправляли в пионерские лагеря, даже шоколад давали. Именно в те годы страна помогла миллионам таких мальчишек, как я, не потерять здоровье. Я уверен, что мне лично это помогло стать космонавтом. Вот почему я всегда с особой благодарностью думаю о нашем социалистическом строе. – Николай Николаевич, что бы вы хотели пожелать нашему поколению? – Прежде всего чтобы вы никогда не узнали, что такое война, что такое сто граммов хлеба в день, что такое настоящие выстрелы. Чтобы не увидели, как льется кровь человеческая. Все в ваших руках – путь к знаниям, светлая дорога жизни, космические полеты и многое, многое другое. Хочется, чтобы ваше поколение росло таким же честным, трудолюбивым, мужественным, как все предыдущие поколения советских людей. Лев Иванович ЯШИН: «ЕСЛИ ТЫ ДОКОПАЛСЯ ОДНАЖДЫ ДО СОБСТВЕННОЙ ОШИБКИ, ТО ДРУГОЙ РАЗ ЕЕ НЕ ПОВТОРИШЬ» Кто не знает нашего знаменитого вратаря Льва Яшина?! Чемпион Олимпиады 1956 года в австралийском городе Мельбурне, участник советской сборной команды, завоевавшей Кубок Европы, обладатель бронзовой медали чемпионата мира по футболу 1966 года, многократный чемпион СССР, заслуженный мастер спорта... Пятнадцать лет он был бессменным вратарем сборной СССР. Воспитанник московской команды «Динамо» Лев Яшин и после того, как покинул футбольные ворота, остался верен своему спортивному обществу. Все свои знания, любовь к спорту, богатый жизненный опыт Лев Иванович без остатка отдает юной смене. Издательство «Правда» в 1976 году выпустило книгу Л. Яшина «Записки вратаря». Одну из глав этой книги (с некоторыми сокращениями) предлагаем вашему вниманию. Выбор Мы, две дюжины подростков, выстроились у футбольного поля заводского стадиона неровной шеренгой – тощие, мосластые, нескладные ребята. На стадион пришли прямо с работы, кто в чем – в пиджачках, курточках, спецовках, в тапочках, сапогах, разбитых тупоносых ботинках, что выдавали ремесленникам, в сатиновых шароварах, лыжных фланелевых штанах, потертых коротких брючках. Ходивший вдоль этого странного строя человек измерял каждого из нас коротким взглядом и тут же называл его место в команде. Когда очередь дошла до меня, человек сказал: – Будешь стоять в воротах. Может, надо было поспорить или хоть спросить, чем это я ему не понравился. Может, надо было сказать ему, что еще в довоенном дворе, когда мы резались в футбол, я всегда играл впереди и котировался как приличный бомбардир. Но я не стал ни объяснять, ни спрашивать, ни спорить. В ворота так в ворота. Главное – поиграю. А начнешь объяснять – глядишь, прогонят... За годы войны я забыл об играх и, когда в одно прекрасное послевоенное весеннее утро увидал в заводской проходной большое объявление: «Желающие играть в футбол записывайтесь в секцию у Владимира Чечерова», – глазам своим не поверил. Я сразу пошел искать указанную в объявлении комнату, а уже вечером стоял в строю своих нескладных сверстников у кромки футбольного поля. Как состоялось мое посвящение во вратарский сан, вам уже известно. Не знаю, как к другим его «крестникам», но по отношению ко мне у Чечерова, которого мы все любили и, хоть был он нестар, называли «дядя Володя», оказалась легкая рука. Играл и тренировался я ежевечерне. Наши окна выходили на стадион, и я, умывшись и переодевшись, выскакивал на поле прямо из комнаты. Немало порвали мы собственных тапок, истрепали трусов и маек, пока выдали нам казенное обмундирование. Еще позже дали бутсы. Сперва большие, разношенные, разбитые игроками взрослой команды и за ненадобностью списанные, а уж потом – поменьше и поновее. О том, как ложится на ногу или замирает в твоих объятиях новенький, абсолютно круглый, нештопаный мяч, мы тоже довольно долго не знали. Таких мячей было в клубе два, и выдавали их только взрослым, да и то не на тренировки, а на игры. Мы же пробавлялись стареньким, с латаными-перелатаными покрышками, отчего камеры то и дело лопались. Каждая неделя кончалась для нас праздником – игровым днем. Утром мы собирались с чемоданчиками у заводской проходной, садились в открытый кузов полуторки и отправлялись на городской стадион. Предстояла очередная встреча на первенство Тушина. На стадион я входил уже не с одним, а с двумя чемоданчиками. Второй принадлежал Алексею Гусеву – вратарю взрослой команды. Носить его вслед за хозяином была моя обязанность, непременная и приятная. Раз тебе сам главный вратарь завода доверил свой чемодан – значит, ты уже чего-то стоишь. Сначала играли мы, юноши, а Гусев стоял за моей спиной и прямо здесь же как мог учил уму-разуму. Вслед за юношескими на поле выходили мужские команды, и тогда мы менялись местами: Гусев вставал в ворота, я занимал место по другую сторону сетки. Моя жизнь складывалась безоблачно, и время летело незаметно. Работа, учение, футбол, хоккей (в него я играл не в воротах, в нападении) – всюду дело клеилось. Одолел семилетку. В свои неполные восемнадцать лет был уже и слесарем, и строгальщиком, и шлифовальщиком... А потом накопившаяся за годы усталость начала давать о себе знать. Что-то во мне вдруг надломилось. Никогда не слыл я человеком с тяжелым или вздорным нравом. А тут ходил какой-то весь издерганный, все меня на работе и дома стало раздражать, мог вспыхнуть по любому пустяку. После одной такой вспышки я собрал свои вещички, хлопнул дверью и ушел из дому. Ходить на завод тоже перестал. Как назвать мое тогдашнее состояние? Хандра? Депрессия? Не знаю. Знаю только, что посетило оно меня единственный раз в жизни и достигло в этот единственный раз таких размеров, что справиться с ним я долго не мог. Ничего не ощущал, кроме опустошенности. Положение становилось с каждым днем все безвыходнее. По всем законам я был не кто иной, как прогульщик, и на меня распространялись соответствующие указы об уголовной ответственности. Надо было что-то делать. Но что? Выручил меня советом кто-то из игроков взрослей нашей команды: – Надо тебе идти добровольцем на военную службу. За это многое тебе может проститься. Да и дисциплина воинская сейчас для тебя – спасение. ...Первые месяцы службы у всех одинаковы. День похож на день, как близнецы. И хоть каждый из них длинен – семнадцать часов от подъема до отбоя, так называемого «личного времени» почти не остается. Все расписано по минутам: строевая подготовка, изучение уставов, чистка оружия, тактические занятия, наряды, караульная служба, политучеба и еще многое, что знает каждый, кто проходил курс молодого бойца. Я уж начал забывать о спорте, но однажды во время вечерней поверки командир скомандовал: «Футболисты – шаг вперед!» – и я, конечно, тут же этот шаг сделал. Тренировки и игры на первенство городского совета «Динамо» были регулярны, как все в армии, и вовсе не исключали, а дополняли прочие воинские занятия. Ни от каких видов учебы и службы спортсменов не освобождали. Лишь в строго отведенные часы нас увозили на стадион, а потом привозили обратно, и мы вливались в общий строй. Летом сорок девятого года после очередного игрового дня меня прямо на стадионе остановил какой-то человек – высокий, подтянутый, с чуть пробивающейся сединой в аккуратной – волосок к волоску – прическе. – Хочешь играть в молодежной команде «Динамо»? – Еще бы! – Тогда приезжай на тренировку. – И он назвал день и час. Как мог я, солдат, распоряжаться своим временем? – Не беспокойся, это я беру на себя, – развеял он мое недоумение. Честно признаться, я не слишком надеялся, что незнакомый мне человек выполнит обещание, но он выполнил. Через несколько дней командир с некоторым удивлением показал мне запрос и приказал отправляться на стадион. Там меня ждал незнакомец – как выяснилось, тренер молодежной команды «Динамо». Я спросил у ребят, как его фамилия. Мне ответили: – Чернышев. Да, подвел меня к порогу большого футбола Аркадий Иванович Чернышев – прекрасный тренер и обаятельный человек. Чем больше лет – а теперь уже и десятилетий – минуло со дня нашего знакомства, тем более я благодарен ему за это. Так я оказался в молодежной команде «Динамо». Мы успешно выступали в чемпионате и Кубке Москвы, я неизменно играл в основном составе. И однажды нам довелось даже победить в розыгрыше Кубка столицы мужскую динамовскую команду, в которой играли несколько известных футболистов и среди них сам Чернышев. А когда в марте сорок девятого года команда мастеров «Динамо» отправилась на тренировки в Гагру, я был включен в ее состав в качестве третьего вратаря, дублера Алексея Хомича и Вальтера Саная. И там, на обжитом многими поколениями московских динамовцев гагринском стадиончике, со мной произошел случай не просто конфузный, а, наверное, единственный и неповторимый в истории футбола. Наша команда дублеров встретилась со сталинградским «Трактором». Это был первый мой матч. Дул сильный ветер с моря. В середине первого тайма вратарь «Трактора» выбил мяч, тот высоко взлетел и полетел в мою сторону. Я растерялся. Что предпринять? Ждать, когда он опустится? Бежать навстречу? Наконец я сорвался с места и кинулся к предполагаемой точке падения мяча. Казалось, я рассчитал все – и свою скорость, и скорость мяча, и силу ветра. Не углядел я лишь одного – что мне на подмогу поспешает наш защитник Аверьянов. Мы столкнулись с ним на полпути к мячу и оба упали, а мяч, словно издеваясь над незадачливым голкипером, подпрыгнул и вкатился в ворота... В мальчишеских играх есть такое правило: «От ворот до ворот гол не в счет». В настоящем футболе такого правила нет. Наверняка случай этот был первым и последним в истории настоящего футбола – вратарь забил гол вратарю ударом от ворот. Нетрудно представить мое состояние. Как нашкодивший и стыдящийся поднять глаза мальчишка, я исподтишка оглядел трибуну. То, что я увидел, добило меня окончательно. Игроки нашей основной команды – Василий Карцев, Константин Бесков, Сергей Соловьев, Александр Малявкин, Всеволод Блинков, Леонид Соловьев – покатывались со смеху. Бывалые и все на свете повидавшие футбольные волки, они ничего подобного в своей жизни не видели. Не помню, как доиграл я первый тайм. В раздевалке я швырнул в угол перчатки, за ними полетели бутсы. Не в силах сдержать слезы, я стал стаскивать свитер. Мне еще не сказали, что моя футбольная карьера окончена, но я был уверен: сейчас скажут. А если и не скажут, разве я сам этого не понимаю? Мне не дали снять свитер. Меня заставили натянуть на ноги бутсы, а на руки – перчатки. Я вновь появился на поле. Я доиграл этот злосчастный матч, свой первый матч в команде мастеров. Тренер, работавший тогда с динамовскими дублерами, Иван Иванович Станкевич, человек мягкий и интеллигентный, нашел нужные слова. Он сумел объяснить мне, что все происшедшее не более чем несчастный случай, что ни он, ни старший тренер Михаил Иосифович Якушин во мне не разуверились, что в будущем надо быть осмотрительнее и видеть не только мяч, но и обстановку на поле. На следующий матч меня снова поставили, на следующий – тоже. Я закрепился в дублирующем составе, но мяча, забитого мне вратарем «Трактора», забыть не мог. Самым близким человеком в команде был для меня в ту пору Алексей Петрович Хомич... Я носил за своим кумиром его чемоданчик, сидел рядом, когда он переодевался, стоял во время игры за его воротами. А он, как и заводской наш голкипер Алексей Гусев, тоже не отходил от моих ворот, когда играли дублеры, и не скупился на советы и наставления. Хомич был мне симпатичен многими своими качествами. Но больше всего тем, что был настоящим, истинным спортсменом. Нет, его не назовешь аскетом, отшельником. Он и во время тренировки готов был пошутить. Но был он из тех людей, которые живут в точном соответствии с пословицей: «Делу – время, потехе – час». Работал на тренировках так, что оставалось лишь диву даваться, – ни минут лишних, ни часов не считал. И отдавался работе целиком, причем выглядело это так, будто ему труд не в тягость, а в охотку, будто вставать и падать, лететь из одного угла ворот в другой и кидаться в ноги нападающим не доставляет ему ничего, кроме удовольствия. Как у всякого из нас, бывали у Хомича игры более или менее удачные, случалось, что и легкие мячи он пропускал. Но чтобы раскиснуть от неудач, чтобы играть не изо всех сил – такого с ним не бывало. Тут команда на него всегда могла положиться полностью. Играя в дублирующем составе, я представлял себе, что если и попаду со временем в основной, то время это наступит очень не скоро. Какой уж там основной, когда в команде есть Хомич, а за ним еще и Саная? Однако это не охладило моего увлечения футболом. Тренировался я много, не признавая никаких норм. Для меня как-то сразу стало обязательным делать на занятиях все, что делают полевые игроки: вместе с ними мерить круги по стадиону, бегать кроссы, совершать многочисленные рывки, преодолевать барьеры, прыгать, играть в больших малых «квадратах», бить по воротам, отрабатывать удары головой, пасовать. А сверх того оставалась в полном объеме вратарская работа, изнуряющая необходимость овладеть каждым приемом так, чтобы он выполнялся без участия сознания, автоматически. Футбол занимал не только почти все мое время, но и целиком все мысли. К каждому игровому эпизоду с моим участием я возвращался мысленным взором снова и снова. Атаку, которая заканчивалась голом в мои ворота, память расчленяла на мельчайшие детали. Мне и в голову не приходило убеждать себя в том, что вратарь в силах дотянуться до мяча, сильно пущенного вблизи в угол ворот. Ну а если бы я заранее вышел навстречу удару? Или, сумев предугадать, откуда этот удар последует, сместился поближе к тому углу? Или неожиданно для противника встретил бы его у передней границы штрафной площадки? Или вовремя крикнул защитникам, кому и куда надо бежать, чтобы перекрыть все пути атаки? Этих «если бы» находились десятки... Пройдут годы, и за мной закрепится репутация человека, совершившего едва ли не переворот в привычных, устоявшихся представлениях о зоне действия вратаря и принципах его игры. Появятся статьи о том, что я раздвинул эту зону за границу штрафной площадки и что в моей интерпретации вратарь превратился в дополнительного защитника. Так ли это? Судить не берусь. Никогда не относил себя к числу теоретиков, никогда не делал обобщений, которые бы шли дальше анализа своих и чужих ошибок. Играл как игралось, выбирал те позиции и предпринимал те шаги, которые, казалось мне, вернее обеспечат безопасность ворот. А выходил ли далеко вперед или оставался во вратарской площадке, отбивал ли мяч ногой или ловил его руками, – это уж смотря по обстоятельствам. Если же и верно то, что стали приписывать мне с годами, думаю, помогли мне здесь две вещи. Во-первых, привычка выполнять на тренировках все, что делали полевые игроки, отчего я не уступал им в выносливости. Второе – постоянное стремление раскрывать собственные просчеты, винить в каждом голе сначала себя, а уж после других. При всем многообразии футбола есть в нем ситуации, которые повторяются неизменно. И если ты докопался однажды до собственной ошибки, то другой раз ее не повторишь. Играя за дубль, я, конечно, не мог не надеяться, что в один прекрасный день фортуна смилостивится надо мной и я выйду на матч основного состава. Я часто думал об этом дне и мысленно не раз «проигрывал» его в мельчайших деталях. И вот он наступил, этот день, осенний день 1950 года, день, которого я так ждал и который кончился для меня так плачевно... Накануне на установке перед календарной игрой московского «Динамо» со «Спартаком» при перечислении состава команды впервые было названо мое имя. Заболел Саная, и я должен был выполнить его обычную роль – роль запасного вратаря. Не надо, наверно, и говорить, что для «Динамо» игра со «Спартаком» всегда особенно ответственна, а раз так, у запасного вратаря есть всего один шанс из ста выйти на поле, заменить первого вратаря. Тем не менее я страшно волновался, чувствовал себя участником матча с того момента, когда услыхал свою фамилию на установке. По тогдашнему обычаю запасной вратарь выходил на поле вместе со всей командой и во время разминки, а затем и игры сидел на лавочке за воротами. Он как статист в спектакле, которого хоть и видно, но не слышно. Впрочем, есть у него и свое «кушать подано»: когда разминка закончилась, я подал Хомичу его «игровые» перчатки, а он вручил мне свои «тренировочные». Всю игру Хомич стоял отлично. Дело шло к благополучному концу – осталось 15 минут, и мы вели 1:0. И вдруг Хомич после очередного броска остался лежать на траве. Вокруг столпились игроки, кто-то попытался помочь ему подняться, а я глядел на все это, совершенно забыв, что происходящее имеет самое прямое отношение ко мне. Отрезвил меня зычный голос Леонида Соловьева: – Ты что сидишь? Иди в ворота! Только тут я понял, что один из ста шансов пришел. Но куда девалась вся моя уверенность! Я еле поднялся с лавки, повторяя про себя, как заклинание, одну лишь фразу: «Только бы не играть... Только бы не играть... Только бы не играть...» Повторял, а ставшие ватными ноги несли мое обмякшее тело к воротам. Судья дал команду, кто-то из наших защитников ударом от ворот послал мяч в середину поля, игра продолжалась, но что происходило на поле, я не видал. Со мной творилось нечто непонятное, никогда прежде не испытанное. Мне казалось, что весь стадион видит, как у меня частой и крупной дрожью дрожат и подкашиваются колени. Я чувствовал: сейчас упаду или просто сяду на траву. Чтобы этого не случилось, я стал быстро расхаживать на негнущихся ногах от штанги к штанге. Дрожь не унималась, а игра в это время переместилась на нашу половину поля. Как во сне, увидал я накатывающуюся на меня красную волну. Увидел, как мяч, пробитый спартаковским нападающим Алексеем Парамоновым, по высокой дуге летит в сторону моих ворот. Увидел, как к месту, где мяч должен приземлиться, устремился другой спартаковец – Никита Симонян. В сознании мелькнуло: «Успею раньше!» – и я кинулся навстречу Симоняну... А дальше все было как в том, гагринском, матче. До цели я не добежал, потому что столкнулся с нашим полузащитником Всеволодом Блинковым, опережавшим и меня и Симоняна, и сбил его с ног. А тем временем спартаковец Николай Паршин без малейших помех послал мяч головой в наши ворота. Счет стал 1:1. Мы упустили верную победу. Мы потеряли дорогое очко. И всему виною был лишь один человек – запасной вратарь Яшин. Ему было оказано такое доверие, ему представилась такая возможность показать, на что он способен, а он... Я начал постепенно приходить в себя только в раздевалке. Сидел на стуле, спрятав лицо в ладони, и пытался скрыть слезы. Кто-то из наших похлопывал меня по плечу: «Молодец, пару приличных мячей вытащил». Кто-то звал в душ. Потом все эти голоса перебил еще один, начальственный и резкий: – Кого вы выпустили?! Сосунка, размазню! Тоже мне вратаря нашли! Гнать его в шею! Чтоб я его на поле больше не видел! Я знал этот голос, он принадлежал одному ответственному динамовскому работнику. Знал я и то, что его слово для тренеров – закон. Знал и понимал: это конец. И точно, это был конец. Меня упрягали в дубль всерьез и надолго. В дубле я провел остаток того года, весь следующий и часть пятьдесят третьего. Впрочем, наш тогдашний старший тренер Михаил Васильевич Семичастный рискнул выпустить меня еще раз, в матче с тбилисскими динамовцами. Рискнул и раскаялся. Сначала все шло благополучно. После первого тайма мы вели 4:1. Пошел второй тайм. Мяч попал ко мне в руки. Я хотел его выбить в поле, но настырный Тодрия – форвард мощный, коренастый, мне мешал. Никак я от него не мог увернуться. Кончилось все это тем, что я оттолкнул тбилисца рукой. В ответ – свисток, и судья показывает на 11-метровую отметку. Бьет Пайчадзе. 4:2. Тбилисцы сразу преобразились – почуяли, что не все еще кончено, и всей командой пошли вперед, я же совсем расстроился. Вскоре счет стал 4:3 – опять Пайчадзе гол забил. Потом 4:4. Как эти два мяча влетели в мои ворота, не помню. После уже узнал, что тренеры хотели меня заменить, но Константин Басков, наш капитан, отослал сменщика назад, крикнув: «Не надо, так доиграем». И он же в последние минуты забил пятый гол. Возможно, попросись я тогда в отставку, меня не стали бы удерживать. Но попроситься я уже не мог: жизни вне футбола себе не представлял. Я не попросил, меня не прогнали. Я остался в «Динамо». Прасковья Андреевна МАЛИНИНА: «НЕ ПОСРАМИТЕ И ВЫ ЧЕСТИ НАШЕЙ ТРУДОВОЙ» Рассказывает дважды Герой Социалистического Труда, лауреат Государственной премии СССР Прасковья Андреевна Малинина. Много лет подряд она возглавляла колхоз «12-й Октябрь» в Костромской области. За самоотверженный труд Прасковья Андреевна награждена пятью орденами Ленина. Мне довелось побывать в Чехословакии, в ГДР, во Франции, и всюду виделась мне моя Саметь; красносизые закаты над Волгой, голубые снега, санки с ребятишками... Шепчу про себя: «Саметь... Саметь...» – и кажется мне таким теплым это слово, как дыхание новорожденного теленка, как голоса мальчишек, высыпавших снегирями на дорогу... Каждую досочку, каждый кирпичик в памяти перебираю, складываются они в хозяйство колхозное, в жизнь мою. И вроде киноленту кто крутит передо мной, картинки мелькают грустные и веселые... Вот я девчонка-босоножка, от горшка два вершка – нянчу годовалую Шурку в семье богатеев Моховых. Шурка плачет всю ночь, не спит, и я не сплю. Моховы кормят меня, за еду отдали меня семи лет к ним в няньки. Маму вижу свою, как низко она кланяется учительнице – просит взять меня в школу. «Мала очень», – сомневается учительница. Я обещаю: «Вырасту скоро, я же в няньках была». Теперь уже утром и вечером нянчу я Шурку, а днем бегу в школу. Училась старательно, книжки, как живые, ладонью гладила. ...Светлый тихий денек. Мы сидим в избе и зачарованно смотрим на руки отца: он плетет сбрую, у нас теперь своя лошадь, свое хозяйство. После революции в деревне землю по едокам поделили. Уполномоченный из города собирал комитет бедноты, заверил – земля крестьянам отдана навечно. ...В Самети организовался колхоз, в честь наступающего праздника назвали его «12-й Октябрь». Вечер. Кто-то сильно стучит в окно: оказалось, комсомольцы зовут в клуб на беседу. Наш секретарь читает «Правду»: «Тринадцатитысячный рабочий коллектив Сталинградского тракторного завода шлет пролетарский привет Всесоюзному съезду колхозников-ударников... Задача завода – служить делу социалистического переустройства сельского хозяйства...» «Вот видите, товарищи, – говорит секретарь, – коммунисты завода-гиганта поставили задачу – служить нам. Будут у нас тракторы, все будет!» Когда впервые появился у нас в Самети трактор, мы бежали за ним: хотелось дотронуться до грохочущего доброго чудовища, так ловко отваливающего пласт за пластом землю... Я сразу поверила в силу трактора, никакого страха он у меня не вызвал. А вот коровника испугалась. Испугалась потому, что назначили меня на ферму бригадиром. Пошла я к нашему председателю. «В навозе потонем, – говорю, – если мне не поможете навоз от скотного двора отвезти. И вентиляцию надо наладить». «Поможем, во всем поможем, Прасковья Андреевна». – Председатель смотрит на меня со всей серьезностью. Вижу, не одна я в заботах, все коллективно хозяйство плечами подпирают, чтобы не рушилось, а росло. Помню утренние часы на ферме, сонное дыхание коров. У самой глаза слипаются, а надо за дела браться: доярку заболевшую подменить, телят больных выхаживать, полы помыть. И так до вечера, до темноты. Это сейчас вода по трубам идет на фермы, а раньше мы все делали руками. Руки ныли от дойки, деревянными становились, красными, как гусиные лапы зимой, когда мы ведерками перетаскивали из колодца воду на ферму. 1934 год. На ферме у нас радость – доярку Машу Егорову премировали – она лучшая доярка СССР. Вдруг заскучали мои товарки: день за днем, от зорьки до зорьки на ферме, в клуб не поспевают. Договорились так работу распределить, чтобы и на клуб времени хватало. Организовали свой хор. Первым делом разучили старинные народные песни, разучили и частушки собственного сочинения. Весь зал покатывался со смеху, когда мы пели одну такую частушку: Наш колхоз к весне готов, Только нет лишь хомутов, У телеги нет колес. Как же выедет колхоз? На партийном собрании проголосовали отправить меня в совхоз «Караваево» – поучиться у них скот выращивать по-научному. Хорошо живется телятам в Караваеве – телятник сухой, чистый, воздух всегда свежий. Все телята крепенькие, как на подбор. Вернулась я окрыленная: начнем и мы племенную работу. За племенными коровами особый уход, таких коров у нас мало. Отобрали мы с зоотехником из простых беспородных буренок достойных для воспитания телочек. Стала я заниматься с доярками, обсудили специальный рацион, на ферме новые порядки завели. В 1941 году мы уже смогли отправить в Москву на сельскохозяйственную выставку лучший свой скот. Война. Как косой по ногам ударила беда. А стоять надо крепко: фронт и тыл кормить надо. Теперь мы не только доярки. Мы и зоотехники, и полеводы, и коноводы. Мужья на фронте. Все хозяйство на женских плечах. Пахали на быках, сеяли, вывозили картошку, всю, до самого последнего клубенька, чтобы и буренкам досталось. Хоть и война, а надо выводить новую костромскую породу. Трудно жили. С утра до ночи на ферме, детишек своих не видели. Мороз. Вьюга. Доярки коровник чистят. Прибегает дочка Марии Харитоновой, в руках письмо, кричит: «Убили, убили!» В глазах у всех слезы. Вместе мы горевали, вместе превозмогали беду. Висит на ферме плакат: «Все для фронта! Все для победы!» Бывало, от усталости руки не поднимаются, а работать надо. Добились мы своего, выдюжили. Заговорили о нашем отборном стаде в других колхозах и совхозах. Собрался к нам в гости академик Ефим Федотович Лискун посмотреть, действительно ли у нас выведена новая порода. Стали ждать мы гостя, коров своих красавиц украсили попонками, колокольчики им надели, вывели во двор. Идет академик и про все расспрашивает. «Вы, – говорит он мне, – сами-то уверены, что порода действительно новая?» – «Новая, скот хороший у нас», – отвечаю. Коровы, сильные, красивые, крупные, выхаживают по двору, глаз не отвести. Осмотрел их Лискун придирчиво, повернулся ко мне, улыбаясь, говорит: «Действительно есть порода, есть. Спасибо вам. Ваши женщины – герои. Многие мужей на фронте потеряли, а не сдались». Время, когда мы руками доили да из колодца воду таскали, давно прошло. Молокозавод у нас свой, доярки к молоку руками не прикасаются, по молокопроводу, к которому подключены доильные аппараты, течет оно в охладитель, тут его машины в пакеты расфасовывают. И техника в колхозе богатая, и живут люди весело. В Доме культуры кружки музыкальные, библиотека. Школу новую выстроили. Ребята получают горячие завтраки, за форму, учебники и портфели платит колхоз. Обучаем детей музыке. Сколько радости было, когда из города привезли мы пианино, скрипки и много других музыкальных инструментов! Три преподавателя приезжают из Костромы в нашу Саметскую музыкальную школу. Карапузов в яслях и садике тоже не обижаем. Все для них делается бесплатно. Иногда меня спрашивают: «Прасковья Андреевна, всю душу вы в хозяйство вкладываете, можно сказать, ось жизни вашей проходит через колхоз, а оценят это наследнички – не разбазарят колхозное добро?» «Наследничками» сомневающиеся называют молодежь, тех, кто должен прийти нам на смену. И я отвечаю твердо: «Не наследнички они, на все готовенькое пришедшие, а соратники мои по созданию светлой жизни». Часто прихожу я в школу, разговариваю со старшеклассниками, рассказываю им о будущем нашего колхоза, советуюсь, как нам поспеть машины новые освоить, постройки новые поставить. Смотрю: у ребят глаза светятся, интересно им, все дела колхозные близко к сердцу принимают. Когда мы задумали создать у нас на МТФ комплексную механизацию, секретарь партбюро, учитель Саметской школы Федор Федорович Данилкин ребят подключил, здорово пропагандировали они механизацию среди колхозников: сочиняли рассказы, подбирали фотографии, разъясняли всем, кто хотел работать по старинке, что колхозу да и всему государству механизация выгодна и работать с машинами интересней. Данилкин за ребят горой. Это он настоял на том, чтобы правление выделило помещение для пионерского штаба. В Самети у нас сводные пионерские отряды: «Орленок» и «Чайка». ...С утра у правления поют горны, бьют барабаны – это пионеры встречают колхозников, идущих на работу, такое у всех замечательное, боевое настроение, на работу идут люди как на праздник. Ну и ребята, конечно, при деле: «трудовые десанты» увидишь и на прополке, и на сборе семян клевера, и на рубке дров. Малыши у них под крылом – игры всякие с ними заводят. Вся Саметь участвует в школьном выпускном вечере. ...В просторном зале, украшенном цветами, хозяйки хлопочут – накрывают столы. Ребята и девчата красивые, нарядные – для них это не только день окончания школы, но и празднество по случаю вступления выпускников в колхоз. Голос прерывается от волнения, когда я зачитываю постановление правления о приеме выпускников в нашу колхозную семью. Радуюсь: сил прибавится, веселее, умнее пойдет работа, ведь люди-то выросли образованные, знающие. Оркестр колхозный играет туш, все стоят, аплодируют. На пиджаках и кофточках у товарок моих, у сподвижников ордена и медали, звездочки золотые блещут – шестнадцать Героев Социалистического Труда у нас. И говорю я ребятам – надежде нашей: «Нет ничего лучше Родины, лучше моего народа. Не посрамите и вы чести нашей трудовой!» Чтобы жить – надо уметь что-нибудь делать.      М. Горький Нужно любить то, что делаешь, и тогда труд – даже самый грубый – возвышается до творчества.      М. Горький Алексей Петрович МАРЕСЬЕВ: «С ЧЕГО НАЧИНАЕТСЯ МУЖЕСТВО...» С вами беседует подлинный герой «Повести о настоящем человеке» Алексей Маресьев. С первых дней Великой Отечественной войны летчик-истребитель младший лейтенант Алексей Маресьев вступил в борьбу с врагом. Уже в самом начале войны он сбил четыре вражеских самолета. В одном из боев его машину подбили. Покинуть горящий самолет летчик не мог, потому что летел очень низко и парашют все равно не раскрылся бы. Выход был один – сделать посадку на территории, занятой врагом. Восемнадцать суток тяжело раненный, голодный летчик ползком добирался к своим. Первыми его встретили Сергей Малин и Александр Вихров – мальчишки из деревни Плав (это в Валдайском районе Новгородской области). Дед Михайло отвез его в деревню. Несколько дней там ухаживали за Алексеем Петровичем Маресьевым. Но ему нужна была срочная медицинская помощь: начиналась гангрена обеих ног. Об оказавшемся в беде летчике удалось сообщить своим. Вскоре прилетел специальный самолет, который доставил Маресьева в Москву, в госпиталь. Врачи спасли ему жизнь, однако обе ноги ниже коленей пришлось ампутировать. Маресьева ни на минуту не покидала мысль о том, чтобы вернуться в авиацию. Еще в госпитале он начал тренироваться, чтобы со временем, несмотря на протезы, снова сесть в боевой самолет. Воля и мужество победили... В феврале 1943 года Алексей Петрович сделал свой пробный вылет, а в июне уже участвовал в воздушных боях на Орловско- Курской дуге. Двенадцать лет Алексей Петрович прослужил в Военно-Воздушных Силах Советского Союза. Он совершил 86 боевых вылетов, сбил 11 вражеских самолетов: четыре до ранения и семь после. За образцовое выполнение боевых заданий и проявленное при этом мужество ему присвоено высокое звание Героя Советского Союза. Теперь он известный в стране общественный деятель, ответственный секретарь Советского комитета ветеранов войны. Герой беседует со школьниками. – Алексей Петрович, встречаетесь ли бы с жителями деревни Плав? – Да, встречаюсь. Чаще всего с ребятами, которые меня нашли. Я их называю ребятами, хотя они давно уже взрослые. Мы переписываемся. Встречаемся в Москве. – Что помогло вам вернуться в авиацию? – Самое главное то, что люблю я свою профессию. Любил и люблю сейчас. Ну а, кроме того, время какое было? От каждого советского человека требовалось все, что он может сделать для победы над врагом. Я тогда думал: вот доверят мне снова самолет, вернусь я на фронт, и если собью хотя бы еще одну вражескую машину, то мой вклад в победу будет побольше, повесомее. Вот это желание принести больше пользы для нашей победы и помогло мне вернуться в авиацию. А вообще, ребята, я ведь тоже был октябренком, носил красную звездочку на груди, потом стал пионером, комсомольцем. А сейчас состою в рядах славной Коммунистической партии Советского Союза. И хочу вам сказать, что партия, комсомол, пионерская организация помогли мне воспитать тот характер, приобрести те качества, которые так пригодились в трудных условиях. – И сейчас миллионы людей восхищены вашим подвигом, молодежь старается быть похожей на вас, Алексей Петрович. Не могли бы вы сказать, кто был вашим идеалом в юности? – Если брать соответственно – летчик к летчику, то для меня таким идеалом был Чкалов. – Скажите, пожалуйста, какие качества вы цените в людях больше всего? – Волю, смелость, мужество, упорство. Трудно даже ответить, кого я предпочитаю: мужественного человека – смелому, волевого – отважному? Эти качества тесно переплетаются одно с другим. Если говорить о том, какого человека я больше всех уважаю, то скажу так: того, у которого сильный характер, большая воля. Люблю упорных людей, которые не отступают в достижении намеченной цели. – Вы часто встречаетесь с зарубежной молодежью. Расскажите о встрече, которая больше всего вам запомнилась. – В 1949 году я в составе делегации участвовал в работе первой Всемирной конференции сторонников мира в Париже. С нами была и Любовь Тимофеевна – мать Зои Космодемьянской. Помню, однажды подходят и говорят: к вам пришли французские дети, пионеры. Мы вышли из зала и направились в вестибюль. Встретились с гостями, поговорили. Оказалось, что эти ребята, не имея средств на то, чтобы купить билет, пешком пришли в Париж за 20 километров для того, чтобы встретиться с представителями советской делегации. Расскажу еще о таком факте. Советский комитет ветеранов войны приглашает на отдых в нашу страну детей бывших участников движения Сопротивления. Возвратившись к себе домой, эти ребята ведут переписку с нашими пионерами. Пишут и нам в комитет. Так вот, один мальчик, норвежец, прислал мне примерно такое письмо. «Вот, – писал он, – начался в кашей школе новый учебный год. Учительница спросила, как мы провели летние каникулы. Я поднял руку и сообщил, что летом был в Советском Союзе и хотел бы рассказать, как я там провел время. Учительница оборвала: «Садись и не болтай, этого не может быть». Но я все-таки настойчиво попросил, чтобы мне разрешили рассказать о том, как хорошо у пионеров в Советском Союзе организован отдых и как весело провели мы там время. После этого меня выставили за дверь». Видите, как трудно иногда доходит правда о жизни советских людей, нашей молодежи, пионеров и школьников. – Что вы пожелали бы ребятам, которые хотят стать летчиками? – Если они по-настоящему хотят стать летчиками, то не сомневаюсь, что их желание сбудется. Но, чтобы в наши дни стать летчиком, нужны очень большие знания. Теперь ведь требуются не просто пилоты, а инженеры-летчики. Значит, тому, кто готовится поступить в летную школу, надо отлично учиться. Еще будущему летчику нужно иметь хорошее здоровье, закалять себя физически. – Алексей Петрович, достигли вы своей цели в жизни? – Моя первая цель была – стать летчиком. Я им был. Так что своей цели я достиг. Сейчас я работаю в Советском комитете ветеранов войны, который, как известно, вносит свой посильный вклад в дело укрепления мира, дружбы между народами, патриотического воспитания молодежи. А ради этого трудиться стоит. – Как по-вашему, с чего начинается мужество? – Мужество – это проявление одной из важнейших черт характера. А характер мы сами в себе воспитываем, закаливаем. Видимо, и мужество начинается с самовоспитания. – Какое чувство вы испытывали, когда впервые услышали по радио главы из повести Бориса Полевого? – Я совершенно случайно узнал о том, что Борис Николаевич написал книгу «Повесть о настоящем человеке». Да, раньше мы с ним встречались однажды, он про мою судьбу знал. Но я и подумать не мог, что будет написана книга. И вот как-то утром включил радиоприемник в тот момент, когда диктор объявлял: «Следующую главу из книги Бориса Полевого «Повесть о настоящем человеке» слушайте завтра в 10 часов утра». И я решил про себя: «Завтра надо будет включить приемник, послушать, что это за книга». Так и сделал... То, о чем читал актер, показалось мне очень знакомым. Я в это время завтракал, говорю маме: «Вроде про нас передают». После этого набрал номер телефона редакции газеты «Правда». Так мы снова, второй раз, встретились с Борисом Николаевичем Полевым. Жалок тот, кто живет без идеала!      И. С. Тургенев КНИГА ПРОЧИТАНА. ЕЩЕ И ЕЩЕ РАЗ ВСПОМНИ СЛОВА И МЫСЛИ ЛЮДЕЙ, КОТОРЫЕ ЗАДУШЕВНО И ПРОСТО С ТОБОЙ БЕСЕДОВАЛИ, А ГЛАВНОЕ, В СВОЕЙ ЖИЗНИ ПОСТАРАЙСЯ ВЫПОЛНЯТЬ ИХ СОВЕТЫ. СМЕЛО ВСТУПАЙ В ЖИЗНЬ! notes 1 Речь идет о переводе его в другую тюрьму. 2 Неизвестная земля (латин.). 3 Существующее положение (латин.). 4 Непременное условие (латин.). 5 До 1925 года наша партия называлась Российской Коммунистической партией (большевиков). С XIV съезда она стала называться Всесоюзной Коммунистической партией (большевиков) – ВКБ(б), а с XIX съезда (1952 г.) – Коммунистической партией Советского Союза – КПСС. 6 Владимир – товарищ С. Чекмарева. 7 ЦРУ – Центральное разведывательное управление США. 8 9 февраля 1943 года Л. Г. Шевцова была расстреляна. 9 Печатается в сокращении.