Горячая зола Касси Эдвардс Роман «Горячая зола» американской писательницы Касси Эдвардс посвящен трагическим и трогательным событиям из жизни молодой девушки, волею судьбы ставшей женой Соколиного Охотника, вождя индейского племени. Касси Эдвардс Горячая зола Посвящается Донне Ларковской Любовь не мимолётна. Такого не бывает! Сказать такое – значит, Душою покривить. Наполненное сердце Любовь не изгоняет, И поцелуй – лишь средство В любви счастливым быть. Рождаясь в красоте, Любовь не умирает. Ни ненависть, ни ложь Не могут запятнать Вселенскую любовь, Что сердце выбирает Слова «люблю тебя» Навеки будут жить!      Хелин Боуден ПРОЛОГ Канзас-Сити, Миссури – 1889 В темноте неярко горела свеча. Когда женщина поднесла ее к сейфу, пламя заколебалось. Опустив бронзовый подсвечник на пол, она дрожащими пальцами начала набирать комбинацию. Дверца сейфа, издав скрип, отворилась, обнаружив за собой ровно сложенные пачки денег. Без колебаний она переложила деньги в открытую сумку, оставив лишь одинокий банкнот – последнее оскорбление в адрес мужчины, которому принадлежал сейф. Когда Маргарет Джун Хилл, погасив свечу, выбежала из конторы с тяжелой раздувшейся сумкой, по ее щекам катились слезы. Несмотря на то, что она только что вернула себе деньги, которые принадлежали ей по праву, ничто и никогда не сможет вернуть ей девственность. Сегодня вечером она спасалась бегством от человека, который украл ее невинность. Она молила Бога о том, чтобы связь с этим человеком порвалась навсегда. ГЛАВА ПЕРВАЯ Вайоминг – 1890 Лишь только первый луч зари окрасил горизонт, койоты близ индейской резервации Уинд Ривер громким воем приветствовали рассвет. К их крику присоединилось пение индейцев арапахо, исполнявших ритуальный танец дождя, в надежде положить конец длительной засухе. Всего одна неосторожная искра смогла бы изгнать и уничтожить стада бизонов, на которых охотились арапахо, добывая себе средства к существованию. Длинные Волосы, пожилой индеец арапахо, который одно время был гордым вождем своего народа, сидел в кругу соплеменников, скрестив руки на своей массивной обнаженной груди, а молодые воины, среди которых был и его внук – вождь Соколиный Охотник, танцевали перед ним. Длинные Волосы испытывал радость и гордость за своего внука. Лицо старика сморщилось в улыбке, когда он нашел среди танцующих Соколиного Охотника. Его потускневшие глаза наблюдали за каждым движением внука. Он вспоминал себя, участвующим в танце дождя в возрасте тридцати зим. Его внуку сейчас было столько же. Длинные Волосы гордо поднял подбородок. Он был точно так же красив в молодости, как и его внук. У него тоже были совершенно черные блестящие волосы, свободно ниспадавшие на плечи. Он был так же высок, строен, узок в бедрах и мускулист. На его руках так же четко вырисовывался рельеф мускулов, как и на руках Соколиного Охотника. Хотя с возрастом многое изменилось в его облике, Длинные Волосы знал, что все еще может, как и внук, похвастаться четко очерченными скулами, квадратным волевым подбородком и черными, как ночь, глазами. Взоры мужчин обладали одним и тем же выражением настороженности, и от обоих исходила аура силы и уверенности. Глядя сейчас на внука, Длинные Волосы переносился назад к дням своей юности. Он легонько постукивал по своему обнаженному колену веером, сделанным из орлиного крыла, в то время, как мысли его были далеко. Он вспоминал те дни, когда был достаточно подвижным, чтобы принимать участие в танце дождя, и с гордостью носил искусно сделанный пояс своего народа, изображавший гром-птицу: красные и желтые ленты у основания орлиного пера символизировали вспышки молний, бубенчики изображали гром и град. Затерявшись в мыслях о прошлом, Длинные Волосы не отдавал себе отчета в том, что танец уже закончился, и люди вокруг него расходятся. Последнее время он мог позволить своей прошедшей жизни вытеснить настоящую. – Дедушка? – сказал Соколиный Охотник, осторожно положив руку на худое плечо деда. – Танец закончился. Небо услышало. Скоро пойдет дождь. –Дедушка, выйди из своих мыслей и попрощайся с внуком. Настало время мне постранствовать на лошади, чтобы быть в одиночестве до время общения с Великой Невидимой Силой. Это тоже необходимо, чтобы вызвать для нашего народа дождь. Длинные Волосы моргнул, затем поднял глаза, пристально посмотрел на Соколиного Охотника и смущенно ему улыбнулся, поняв, что еще раз вошел в то место, куда никто, кроме него не может войти. Этот признак старения не слишком-то его порадовал, хотя он и получил большое удовольствие от своих воспоминаний. Что еще ему оставалось? Он не мог больше отправляться вместе с воинами на охоту. Он не мог больше брать женщину на брачное ложе. И не было больше войн ни между племенами, ни с белым человеком! Когда его народ силой был отправлен в резервацию, его лишили идеалов и притязаний. Это было все равно, что отнять ребенка от материнской груди, отрицая питательность молока. Длинные Волосы решил, что лучше уйти в свой собственный мир воспоминаний, чем сидеть и смотреть на то, во что превратился мир индейцев. Длинные Волосы начал медленно подниматься с растеленного на земле одеяла. Соколиный Охотник быстро подхватил его под локоть, чтобы помочь. – Танец был хорош, – сказал старик своим глубоким голосом, кивая головой. – Скоро будет дождь. Да, мой внук, будет большой дождь, который пополнит реки и ручьи. – С тобой будет все в порядке, пока меня не будет, дедушка? – спросил Соколиный Охотник, снимая свой пояс дождя и передавая его деду, чтобы тот отнес его в вигвам Соколиного Охотника. Перед танцем дождя Соколиный Охотник подготовил своего белого жеребца для путешествия. Ему не терпелось остаться одному. Он устал от надоедливой молодой вдовы, которая предлагала себя гораздо чаще, чем он того желал. Он был не в состоянии разрушить ее веру в то, что однажды она станет его женой. Он даже никогда не брал ее на свои одеяла. Такого отказа обычно бывало достаточно для того, чтобы доказать женщине, что она нежеланна мужчине. Но даже это не заставило ее понять, что она совершала ошибку, не думая ни о ком другом, кроме как о нем. Сегодня будет хорошо свободно проехать верхом на лошади, одному против ветра, без женских надоеданий. Он надеялся, что Тихий Голос за время его отсутствия найдет себе другого воина для любви. Однако это было сомнительно. Она не была мягкой и ласковой, хотя ее имя могло ввести кого-нибудь в заблуждение. Она была злобной и коварной. – Дедушка, во время отсутствия твоего внука, будешь ли ты хорошо есть и отдыхать? – спросил Соколиный Охотник, обняв деда за плечи, пока они шли к лошади Соколиного Охотника. Соколиный Охотник в беспокойстве нахмурил брови, глядя на своего деда. Ему, умудренному жизнью, было уже около восьмидесяти зим, и с каждым днем его действия и речь становились все медлительнее. Соколиному Охотнику больно было видеть, как годы пригнули к земле его деда. В свое время Длинные Волосы был могущественным, воинственным лидером арапахо, выигрывшим многие войны против уте, их давнишнего врага. Теперь его дед был лишь тенью того мужчины. Соколиный Охотник подошел к своей лошади и похлопал её по крупу, все еще ожидая, когда Длинные Волосы ответит. Однако он увидел, что и на этот раз мысли его деда были не здесь: они пребывали в другом времени и другом месте. Соколиный Охотник внимательно посмотрел на своего деда, и взгляд его остановился на волосах старика. На него повсюду обращали внимание из-за длинных волос. Много лет назад Длинные Волосы имел во сне видение: ему было сказано сохранять все свои волосы во время расчесывания. И он начал сплетать собранные волосы до тех пор, пока сделанная из них веревка не достигла тридцати футов в длину и не стала полдюйма толщиной. Оставшиеся волосы он поднимал вверх пучком надо лбом: они были липкие и спутанные. Соколиный Охотник опустил свой взгляд. Его дед всегда носил ожерелье из железной цепочки, к которой были прикреплены несколько круглых красных камней, два железных кольца и острие стрелы. Камни представляли собой амулеты и оказывали целебное воздействие при трении о тело. Железные кольца, поскольку они были жесткие и неразрушимые, оберегали крепкое здоровье носившего их. Острие стрелы символизировало долгую жизнь. Обычно Длинные Волосы носил длинную свободную одежду из лосиной кожи. Сегодня, как и на Соколином Охотнике, на нем были только набедренная повязка и мокасины. – Да, этот старик будет хорошо питаться и много отдыхать, пока его внук будет отсутствовать, – внезапно ответил Длинные Волосы, как будто вопрос был только что задан. – Тихий Голос позаботится обо мне. Она так внимательна к этому старику, как если бы он был сильным и молодым юношей. – Сморщив свое огрубевшее лицо, Длинные Волосы широко улыбнулся, увидев, что упоминание о Тихом Голосе вызвало досаду у Соколиного Охотника. – Дедушка понимает, что Тихий Голос внимательна к этому старику только из-за внука, – продолжил он. – Соколиный Охотник, когда ты возьмешь ее в жены? Она будет воинственна под одеялами, ты так не думаешь? Соколиный Охотник понял, что дед дразнил его, зная, что Тихий Голос ничего, кроме раздражения, не вызывала у его внука. Молодой индеец спокойно сел на коня. Он улыбнулся, глядя вниз на своего деда. – Когда я вернусь, то привезу с собой настоящую женщину, которая согреет мои одеяла, – поддразнил ой в ответ деда, хотя, конечно, это вовсе не входило в его планы. Он даже не хотел думать о женщинах. Длинные Волосы постучал веером из орлиного крыла по своему животу. – Привези домой женщину, внук, которая может хорошо готовить, – сказал он, посмеиваясь. Когда Тихий Голос подбежала к Соколиному Охотнику, тот взглянул на нее с раздражением, пришпорил коня и быстрым галопом ускакал прочь. – Быстро увези меня от этой женщины, Пронто, – сказал он, похлопывая своего жеребца по белому загривку. – Если бы она ушла к тому времени, когда я вернусь, я вечно был бы благодарен Великой Невидимой Силе. ГЛАВА ВТОРАЯ Несмотря на раннее утро, воздух в курятнике был жарким и душным. Было так тесно, что Маргарет Джун едва могла дышать, переходя от гнезда к гнезду, собирая яйца с соломы. Она улыбкой отвечала на кудахтанье кур, которые, казалось, сердились на нее за то, что она крадет их яйца. – Прекратите этот шум, – сказала Мэгги: ей нравилось уменьшительное имя, которое дал ей муж. Она тихо засмеялась. – Я слишком хорошо обучилась воровскому искусству девять месяцев назад, чтобы позволить кудахтанью нескольких кур меня остановить. Она почти бежала вприпрыжку мимо петуха, когда тот с важным видом шел в курятник. Яркие перья на его хвосте гордо покачивались. – Что касается вас, молодой человек, – сказала Мэгги, одарив петуха милой улыбкой, – исправно выполняйте свою работу, чтобы я имела удовольствие красть каждое утро. Мой муж уже подбрасывает дрова в огонь, чтобы я могла приготовить хороший завтрак из яиц. Со своей заполненной до края корзинкой Мэгги шагнула навстречу яркому утру. Солнце уже начало посылать свои палящие лучи на и без того иссушенную землю. Молодые побеги пшеницы стали вялыми от жары. – Пойдет ли когда-нибудь дождь? – жаловалась она сама себе, вытирая свободной рукой влажную бровь. – Несомненно, как только он пойдет, станет намного легче. Она коснулась рукой своего круглого, как мяч, живота. – Мне страшно, что я вынашиваю ребенка в такую жару, – прошептала она, посмотрев вниз на доказательство своей беременности. Прошло много времени, прежде чем она смирилась с мыслью, что беременна от мужчины, к которому испытывала отвращение. Фрэнк Харпер проводил ее в комнату под предлогом успокоить и поддержать после похорон отца, но вместо этого овладел ею силой. – Но, тем не менее, я люблю тебя, – прошептала она своему ребенку, нежно поглаживая живот в том месте, где платье обтягивало его. – Ты не виноват. Она медленно пошла к однокомнатной хижине, построенной на берегу ручья, представляя себе, как муж для нее разводит огонь. Внутри все как-то сразу потеплело от сознания того, что у нее есть Мелвин. Это был сильный мужчина, полный доброты и нежности. Какая она счастливая, что нашла человека, который любит ее и еще не родившегося ребенка! Он баловал ее во время беременности, как будто ребенок был от него. Она мысленно вернулась к тому времени, когда они впервые встретились. Украв деньги из сейфа Фрэнка, она выбежала на улицу в ночь и укрылась внутри первой попавшейся крытой повозки, протиснувшись в ее заднюю часть, среди продовольствия. Она молилась о том, чтобы хозяин повозки сжалился над ней, когда ее обнаружат. Все, что она знала, так это то, что ей было необходимо убежать от Фрэнка, и этот обоз, подготовленный для отправки на следующий день в Вайоминг, был единственным средством для бегства. Они еще не пробыли в пути и половины дня, как Мэгги была обнаружена. Совершенно случайно рядом с тем местом, где она спряталась, оказалась банка с перцем. Мэгги мужественно боролась с желанием чихнуть. Но в какой-то момент она не удержалась и чихнула очень громко, тем самым сообщив вознице о своем присутствии. Она улыбнулась, вспомнив потрясенный взгляд Мелвина Даниэля, когда тот увидел свою безбилетную пассажирку. Убедившись, что сумка с деньгами хорошо спрятана под слоем покрывал, она выползла вперед и села рядом с возницей. Как она вскоре узнала, Мелвин вот уже несколько лет был вдовцом. В разговоре с Мэгги он был предельно вежлив. Она рассказала ему историю своей жизни, объяснив, как оба ее родителя умерли, и как Фрэнк, деловой партнер отца, обманным путем забрал все отцовские деньги. Из своей исповеди она выпустила только две вещи: что она выкрала назад все деньги отца, прежде чем сбежать и, конечно же, историю с изнасилованием. В то время она сомневалась, что когда-нибудь сможет найти слова, чтобы рассказать кому-нибудь о том, что была совращена. Она решила, что это будет ее секрет. Было слишком стыдно кому-нибудь рассказывать. Но все изменилось. Спустя три недели, по утрам у нее начались страшные приступы тошноты и прекратились месячные. Зная, что близка она была только с одним человеком, Мэгги разрыдалась, придя в ужас от мысли, что носит под сердцем ребенка Фрэнка. У нее не было другого выбора, как только поведать Мелвину ужасную правду. Он выслушал, посочувствовал и взял ее под свою опеку. Среди пассажиров был проповедник. Мелвин прямо тогда же женился на ней, ни разу до этого не поцеловав ее. С того времени она боготворила этого человека, но никогда не испытывала страсти, занимаясь с ним любовью. Она никогда ничего не испытывала, каждую ночь исполняя свой супружеский «долг» перед мужем. Она ощущала себя пустой раковиной и боялась, что Фрэнк навсегда убил в ней способность ощущать такого рода удовольствие. После того, как Мелвин и Мэгги подыскали себе место и обустроили ферму, их жизнь потекла просто и мирно. Мэгги ни за что бы не променяла эту милую простоту на все те прекрасные дома, которые она повидала в Сент-Луисе, когда приезжала туда со своими родителями. Хижина с мужчиной, который ее обожал, значили для нее гораздо больше, чем богатство и роскошь. Свободной рукой она дотронулась до волос. Со дня приезда в Вайоминг, она стала их отращивать. Густые, рыжевато-коричневого цвета, они ниспадали теперь до самой талии. Она тихонько засмеялась, вспомнив, как Мелвин всегда говорит ей комплименты, уютно сидя у огня и сжимая ее в объятьях. Он говорил, что любит ее серые глаза с густыми темными ресницами. Он говорил, что ее лицо всегда веселое, милое и приветливое. Он даже сказал ей, что беременность сделала ее еще более лучезарной и жизнерадостной. Он часто отмечал, что должен бы стыдиться себя за то, что женился на молодой девятнадцатилетней женщине в то время, как сам разменял шестой десяток. Кто действительно испытывал стыд, так это Мэгги, но по другой причине. Ни разу она так и не заикнулась Мелвину о сумке с деньгами, даже зная о том, что с этими деньгами можно было бы сделать хижину более удобной. У нее было ощущение, что на этих деньгах грязь. Единственное, что для нее имело значение – это уверенность в том, что никогда эти деньги не попадут и руки Фрэнка Харпера. Она снова взглянула через плечо на курятник. Там, в грязном полу, она вырыла ямку, положила сумку с деньгами и засыпала землей, уложив сверху толстый слой соломы. Однажды она, возможно, страшно удивит мужа, когда решит, что настало время выкопать деньги и отдать их ему. Она посмеивалась при мысли, как расширятся его серые глаза при виде денег. За деньги можно ему купить украшенное орнаментом седло жеребца и… Голос произнес ее имя, затем последовал громкий стон. Сердце Мэгги на какое-то мгновение перестало биться. Она побледнела, выронила корзинку с яйцами и бросилась к хижине как могла быстро. Запыхавшаяся, обхватив руками живот, она отвела в сторону занавес из воловьей кожи и вошла. Мелвин без движения лежал на полу, и Мэгги почувствовала леденящий ужас. Его серые глаза были открыты, в смерти его взгляд устремлен был на потолок хижины. Пальцы на одной руке скрючились поверх сердца. Слюна стекала из уголков его рта. Мэгги прикрыла рот руками, подавляя стон, и слезы покатились у нее из глаз. По лицу Мелвина Мэгги поняла, что он мертв, мертв безнадежно, и смерть его не была легкой. Рыдая, Мэгги поспешила к Мелвину и упала рядом с ним на колени. Она приподняла его голову и уложила ее у себя на коленях. Когда она поглаживала его щеку, в памяти всплыли те многие приятные минуты, которые она разделила с ним. Теперь они ушли. Затем безумный страх вошел в ее сердце. Она была одна, вдали от всех на этой заброшенной земле, которая совсем недавно вошла в союз в качестве сорок шестого штата. Она была одна. Не было даже соседей. Она посмотрела вниз на свой живот. Рыдание застряло у нее в горле, когда она вспомнила, что ребенок должен родиться в любой из ближайших дней. Она полностью зависела от Мелвина, который знал, что делать, когда начнутся схватки. Он умел делать все. И вот теперь его не стало. – Мелвин, – рыдала она, – что мне делать? Что… мне… делать?.. Мысленно она представила себе индейцев, которых очень боялась, хотя никто и никогда их с Мелвином не беспокоил. Большинство из них жило в резервациях, куда их вынудили уйти белые. Но она знала, что еще оставались индейцы, готовые пролить кровь белого человека из чувства мести… – Даже женщины? – прошептала она, содрогаясь при мысли, что ее могут похитить и держать как пленницу. – А что будет с моим ребенком? – отчаивалась она вслух, снова зарыдав, и еще раз припала к мужчине, чье сердце остановилось так преждевременно. Пыльное облако поднялось над дорогой, когда всадник пришпорил коня и перешел на галоп. Сейчас он был более решительно настроен, чем в Вайоминге. Фрэнк Харпер обнаружил исчезновение из сейфа денег на следующий день после полученного им удовольствия в объятиях Маргарет Джун, а затем узнал и об ее исчезновении. Сразу же стало понятно все. Он не удосужился поменять комбинацию сейфа, где хранил деньги, принадлежавшие раньше ее отцу. Она забрала деньги и сбежала и неизвестном направлении. – Кроме одного завалящего доллара, – прошипел Фрэнк сквозь зубы. Она оставила его специально, чтобы унизить и вывести из себя. Он засмеялся низким дьявольским смехом. – Сука, я докажу тебе, что Фрэнк Харпер не тот человек, с которым можно плохо обращаться или обворовывать. Я покажу тебе, что такое настоящий гнев, как только ты попадешься мне в руки. Порасспросив в округе, Фрэнк вскоре узнал о фургонном обозе, отправившимся в Вайоминг. Он догадался, что именно этим путем ей и удалось сбежать. Деловые обязательства не позволили ему оставить все и сразу же броситься в погоню за ней, но он был уверен, что рано или поздно Маргарет Джун встретится ему. Сейчас настало это время. Он перепоручил своим поверенным все дела в Канзас-Сити и, увлекаемый жаждой мести, отправился в путь. Он был полон решимости вернуть деньги и отомстить Маргарет Джун. Никого он еще так сильно не ненавидел, как эту проклятую воровку. Заметив впереди небольшую хижину, из трубы которой спиралькой выходил дым, Фрэнк криво усмехнулся и повернул туда свою лошадь. Когда он приблизился, то увидел, что на крыльцо вышли мужчина и женщина, поджидая его. Никогда не зная, кто может оказаться другом, а кто врагом, правая рука Фрэнка всегда инстинктивно покоилась рядом с шестизарядным пистолетом, который находился у него в кобуре на поясе. Он ехал верхом на плотной первоклассной гнедой лошади, сидя в богато украшенном серебром седле, и казался высоким и широким в плечах. Серебряные шпоры звякнули, когда он подъехал к двум осторожным незнакомцам, неторопливо его рассматривавшим. Он знал, что великолепно выглядит в плотно облегающих кожаных брюках, ловко сидящих сапогах, аккуратных перчатках и в широкой черной касторовой шляпе. Он достаточно часто любовался собой в зеркале и знал, что у него четко вырисованные черты лица с узкими, близко посаженными, проницательными голубыми глазами. Он был не очень доволен своими впалыми щеками и длинным носом и знал, что его лицо выглядело жестоким и суровым, когда он не улыбался, свидетельствуя об отнюдь не сильном характере. Поэтому он заставил себя великодушно улыбнуться джентльмену и леди, слегка дотронувшись до своей шляпы. – Доброе утро, мэм, – сказал он намеренно спокойным голосом. – Доброе утро, сэр. Пара ничего не ответила, все еще с подозрением рассматривая нового человека. Затем мужчина протянул Фрэнку свою мозолистую, без перчатки руку. – Доброе утро, – ответил мужчина с кентуккским акцентом. – Что привело вас в эти края? – Сам Вайоминг. Это совершенно новый штат, – сказал Фрэнк, здороваясь с мужчиной за руку. – Решил его посмотреть. – Какие у вас еще дела, кроме как посмотреть? – спросил мужчина, высвободив свою руку после пожатия, и с видом собственника обнял жену за талию. – Ничего особенного, – сказал Фрэнк, беспечно пожав плечами. – Я думаю, что идти новыми путями – это у меня в крови. Просто не могу обосноваться на одном месте. – Дни, проведенные на лошади, тянутся долго, – вежливо сказала женщина. – Почему бы вам не зайти и не посидеть немного? Выпьете чашечку кофе с нами? – У меня не так уж много времени, – сказал Фрэнк, и его лицо помрачнело. Он глянул через плечо, обшаривая глазами местность. – Какие-нибудь близкие соседи у вас есть? – Никаких, – сказал мужчина, беспокойно шаркая ногой. – Почему вы спрашиваете? – Когда-то я знал одну молодую леди. У меня была к ней сердечная привязанность. И вот однажды она взяла и сбежала от меня, – сказал Фрэнк. – Может быть, вы когда-нибудь слышали, что в разговорах упоминалось ее имя во время ваших поездок в местные фактории? Маргарет Джун Хилл. Так ее зовут. Слышали что-нибудь о ней? – Нет, не могу вам ничего сказать, – ответил мужчина. – Вы в этом уверены? – спросил Фрэнк, сжимая пальцами рукоятку своего шестизарядного пистолета. – Маргарет Джун. Это очень красивое имя, – сказала женщина, одарив Фрэнка улыбкой. – Я бы его не забыла, если бы когда-нибудь услышала. Мужчина крепче прижал к себе жену. Вы так и не назвали нам своего имени, – осторожно сказал он. – Вы у меня и не спрашивали, – ответил Фрэнк с кривой усмешкой. – Из каких, сказали вы, мест? – подстрекал его мужчина. – Я не сказал, – ответил Фрэнк и пришпорил своего копя. Он потратил достаточно времени, расспрашивая этих поселенцев. Они оказались бесполезными. Он постоянно пришпоривал своего коня, одержимый желанием найти Маргарет Джун. И неважно, сколько времени у него займет и скольких людей ему придется расспрашивать! ГЛАВА ТРЕТЬЯ Слезы покатились из глаз Мэгги. В последний раз скорбно посмотрев на Мелвина, она осторожно положила его голову на украшенный тесьмой коврик, с любовью сделанный ею самой для их хижины и, упираясь в изгиб бедра, медленно начала вставать с пола. Ум ее бешено работал, соображая, что она должна сделать. Она отошла на шаг от Мелвина и посмотрела вокруг себя, сознавая, что ей не остается ничего, как только покинуть этот дом, имевший для нее такое значение. Это было ее убежище от всего дьявольского в этом мире. Покинуть его означало отказаться от безопасности. И, тем не менее, она должна это сделать. Ее ребенок скоро должен родиться, и она не хотела в такую минуту быть одной. Она должна добраться до фактории. Они с Мелвином вели торговлю на двух постах: один был к северу, а другой к югу. Пост, находящийся южнее от ее ранчо, недавно сгорел. Она вынуждена была отправиться на север. Это означало два дня пути в фургоне по землям резерваций Арапахо и Шошоне. Если ей повезет, и не встретятся враждебные индейцы. Она молила, чтобы там, на посту, кто-нибудь знал о неподалеку живущем докторе или о ком-нибудь, кто мог бы ей помочь при родах. Но даже эта мысль печалила ее. Она научилась доверять всему, что делал Мелвин. Но могла ли она довериться совершенно незнакомому человеку? Человеку с грубыми руками, для которого ничего не значили ни она, ни ребенок, который должен был родиться? – Мне не надо сосредотачиваться только на отрицательных моментах, – шептала Мэгги сама себе. – Я найду кого-нибудь, кто мне поможет. Я знаю, что найду! Как в тумане от слез, она подошла к кровати и взяла с него шерстяное одеяло. С любовью она накрыла им Мелвина. До глубины души она переживала, что из-за беременности у нее нет сил, чтобы выкопать могилу для мужа, пусть даже неглубокую. Кроме всего прочего, она думала и о благополучии своего ребенка. Она не могла рисковать: из-за отсутствия дождя земля стала твердой, словно скала. – Дорогой муж, Господь добр, и он позаботится о тебе, если я не могу это сделать, – прошептала она, прикрывая его лицо. Рыдая, она снова встала на ноги. Все казалось таким нереальным, когда она ходила туда-сюда в полусознательном состоянии, готовясь к отъезду. В одном она не сомневалась – она знала, что на этой забытой богом земле, где не хватало женщин, лучше было ей переодеться мужчиной. Она быстро схватила длинное до пят пончо Мелвина и накинула его себе на плечи. Пончо было свободное и позволяло тем самым скрыть, что она беременная женщина, путешествующая одна, на случай, если ей на пути встретятся вероотступники из индейцев или бандиты. За время беременности она прибавила и весе только на пятнадцать фунтов, следовательно, не каждый сразу мог заметить, что она ждала ребенка. А теперь, когда на ней было одето свободное платье и пончо, беременность и вовсе не была видна. Она взяла широкополую фетровую шляпу мужа, одела ее на голову, спрятав под ней волосы. Взглянув на себя в большое зеркало, Мэгги одобрительно кивнула. Взгляд ее сместился и остановился на винчестере мужа, висевшем на оленьих рогах над камином. Она решительно сняла ружье с оленьих рогов и поставила его рядом с дверью. Затем она начала собирать кое-что из своих вещей и одежду. Ей хотелось сложить все это в крытый фургон, который привез их с Мелвином из Канзас-Сити в Вайоминг. Она также собрала еды в дорогу на два дня: банку варенья, свежесбитое масло, и только что испеченный хлеб – все это она сложила в плетеную корзинку, добавив еще бекон, муку и сахар. Кроме того, она взяла и другие кухонные принадлежности, которые сложила в коробку. Все это также было поставлено возле двери. Затем в последний раз она оглядела всю комнату. Взгляд ее остановился на маленькой стопке крошечной детской одежды, которую она сшила для своего будущего ребенка. Слезы снова полились из глаз, когда Мэгги начала складывать эту одежду в маленький сундучок из кедра, законченный Мелвином только вчера. Делая этот сундучок, он всегда говорил нежные слова в адрес будущего ребенка, к которому относился, как к своему. Она с любовью тогда поцеловала мужа и пообещала, что скоро снова забеременеет, и на этот раз это будет действительно его ребенок. Он притянул ее к себе и крепко обнял, отчего она почувствовала себя желанной, защищенной и была очень ему за это благодарна. Ее снова одолели искренние сожаления о том, что она не испытывала страсти к этому прекрасному человеку. Зная, что лучше не стоит зря тратить время на старые сожаления и, поскольку еще засветло ей хотелось одолеть несколько миль пути, Мэгги быстро вышла из дома и погрузила свои вещи в фургон. Кудахтанье кур остановило ее. Она не могла просто так оставить там кур и петуха умирать от голода в полной заброшенности. Они стали ее любимцами. – Я должна забрать их с собой, – прошептала она, отходя от фургона. Зловоние курятника и спертость воздуха в сочетании с жарой и тяжелым пончо, которое давило на плечи Мэгги, сделали отлов кур и петуха и размещение их в отдельные клетки, столь тяжелой работой, что она готова была от нее отказаться. Но, тем не менее, клетки скоро уже были привязаны к боковинам фургона, а рядом с ними висело ведро с достаточным количеством пищи для кур. Сзади фургона она привязала свою единственную корову и в последний раз вошла в курятник. Взяв сенные вилы, Мэгги убрала лежащую солому в сторону, освободив место, где несколько месяцев назад в небольшой ямке сделала свой тайник. На то, чтобы вытащить оттуда сумку с деньгами, не потребовалось много усилий. Наклонившись, Мэгги руками смела в сторону оставшуюся грязь и подняла сумку. Какое-то время она смотрела на сумку, спрашивая себя, что бы подумал Мелвин, если бы узнал, что совсем рядом находится такое количество денег, на которые можно было бы купить целое ранчо. Мэгги вновь испытала чувство вины перед мужем, потому что не рассказала ему о деньгах, взятых ею из сейфа в Канзас-Сити. Затем она отмела в сторону все эти мысли. Слишком поздно было думать о том, что могло было бы быть. Есть только настоящий момент и несколько следующих часов ее жизни. Так многое зависит от ее спокойствия и смелости… Выйдя снова на воздух, она спрятала сумку с деньгами в задней части фургона вместе с остальными своими скудными пожитками, затем впрягла пару волов. Мелвин говорил ей, что если индейцы подойдут к фургону, запряженному волами, то этих животных они не украдут. Они считают буйволов бесполезными. Эта мысль позволила ей почувствовать себя в большей безопасности. Но что будет с ее коровой? Что будет с ее курами? Что, если ее из-за них остановят? Снова заставив себя не беспокоиться о таких вещах, она залезла в фургон, подняла вожжи и, не оглядываясь назад, решительно двинулась в путь в северном направлении, не имея даже нормальной дороги, способной указать ей путь. Всегда она слышала о том, что безопаснее путешествовать группой, но здесь она была совершенно одна, за исключением еще не родившегося ребенка, который толкался внутри ее, не сознавая тяжести данного момента. Почувствовав его шевеление, она улыбнулась, положив руку на живот. Несмотря на то, что это был плод насилия, все-таки это был ее ребенок, вскормленный ее телом. Никогда она не будет думать о ребенке, как о частичке Фрэнка. Никогда! Да, она была одна, но с ней остались ее воспоминания далекого прошлого о матери и отце, и всегда будет Мелвин, да упокой Господь его душу… Он заставил ее снова поверить в человека, но она спрашивала себя, сможет ли она когда нибудь по-настоящему полюбить мужчину или испытать страсть в объятиях мужчины. Она молилась, чтобы это произошло. И однажды, она надеялась, Фрэнк окончательно уйдет из ее головы, сердца и души – этот проклятый, нечистый на руку негодяй! Но она должна решить одну задачу, прежде чем приступить к следующей. Она должна добраться до торгового поста, прежде чем начнутся схватки. Сможет ли она сделать это вовремя? Вплоть до смерти родителей, она никогда не совершала других, кроме как однодневных путешествий от своего дома. Земли отца находились примерно в тридцати милях к юго-западу от Канзас-Сити: там она родилась и выросла. Там она жила до тех пор, пока не сказала печальное «прощай» сначала своей матери, а затем и отцу. Она осталась одна и вынуждена была сама о себе заботиться. До настоящего момента ей это хорошо удавалось. Больше всего она боялась, что ей придется рожать ребенка одной. Что, если они оба умрут? Медленно покачиваясь, пара буйволов двигалась вперед, железные колеса катились, лязгали и вихляли в пыли. Мэгги вздрогнула, когда заметила несколько совершенно белых от солнца черепов бизонов, лежавших вдоль тропы. Она подняла глаза к небу. Ей вспомнились слова Мелвина, которые он сказал, когда они направлялись в Вайоминг в этом же самом фургоне. – Здесь небо – половина мира человека, – говорил он, когда смотрел вверх, затем медленно обводил взглядом все вокруг. Это была местность, едва тронутая какой-нибудь цивилизацией, кроме как индейской: дикая, свободная земля, где дули беспрерывные ветры, превращая траву в постоянно волнующуюся поверхность с серебристыми гребнями. Муж рассказывал ей, что название «Вайоминг» происходит от индейского слова, означающего «большие речные отмели», потому что штат представляет собой водораздел с целым рядом высохших русел рек и водоемов. Бог был архитектором Вайоминга с его похожими на соборы горами и внушающими страх бесконечными прериями, затмевающими все человеческие усовершенствования. – Муж, сегодня все еще так же красиво, небеса такие же яркие и голубые, как в тот день, когда ты прославлял их, – прошептала Мэгги. – Небо невыразимо голубое, мой дорогой. Она испугалась, когда прямо перед ней внезапно появилась стайка антилоп, призрачно пронеслась через водораздел и также быстро исчезла. Серый волк стоял возле бугра, глядя на нее, затем тоже исчез, будто был лишь видением. – Эта дикая местность, муж, грубая, дерзкая, хотя во многих случаях и милая, – снова прошептала Мэгги, как будто Мелвин был с ней. – Парадная дверь на открытый воздух, ты ведь так называл Вайоминг, дорогой? Разговаривая с Мелвином, Мэгги временно облегчала свое одиночество, хотя и понимала, что если кто-нибудь увидит, как она разговаривает сама с собой, то подумает, что она потеряла рассудок. Выговариваясь, Мэгги внезапно почувствовала себя глупой, как, если бы кто-то смотрел на нее, она подобралась и все свои мысли сосредоточила на продвижении вперед. Она была полна решимости добраться до торгового поста вовремя. В ней появилась какая-то улыбчивая серьезность. Вокруг все начало окутываться темным бархатом ночной прерии. Солнце было уже так низко, что его лучи освещали лишь самые верхние ветки деревьев, а внизу все было серым и тусклым. Появилось общее ощущение тревоги, страха и беспокойства от сознания того, что ей придется провести первую ночь в одиночестве, без защиты мужа, без домашних стен, которые могли бы оградить ее от ночных неожиданностей. Она проехала еще немного, затем остановилась и разбила лагерь возле обрыва, чувствуя, что хотя бы с одной стороны она была защищена. Мэгги осталась довольна собой, когда осмотрелась вокруг, вся дрожа. Ей было страшно развести огонь. Ее пугало то, что это может привлечь к ней индейцев или грабителей. Вдали она могла видеть горы Уинд Ривер и подозревала, что, возможно, заехала на земли индейской резервации. Если к ней подойдут, как к незаконно вторгшейся на принадлежащие индейцам земли, какая судьба может ее ожидать? Желая чем-то заняться, чтобы отогнать прочь все эти сомнения и тревоги, Мэгги начала доить корову. Сегодня она еще не выпила положенную порцию молока. Ее желудок безжалостно ныл от голода и издавал всевозможные звуки, нарушавшие вечернюю тишину. Налив себе молока в оловянную кружку, Мэгги присела около фургона и с наслаждением поела. Пока еще не совсем стемнело, она расстелила одеяло под фургоном и заползла туда, положив рядом свой винчестер. Она не стала рисковать и не сняла пончо, чтобы случайно не быть застигнутой без него. Поэтому, растянувшись на одеяле, она уютно завернулась в пончо в надежде, что ее сон не потревожат. Когда один койот подал свой голос в долгом и скорбном вое где-то вдалеке, Мэгги вздрогнула. Ее глаза наполнились слезами, когда в ответ другой койот в траве поднял громкий дрожащий крик, дикий и пустынный – голос девственной природы. Не в состоянии уснуть, Мэгги вылезла из-под фургона и села рядом с ним, прислонившись спиной к колесу. Она посмотрела на небо и вздохнула. Большая Медведица казалась этой ночью ясной и близкой, будто можно было ее достать и потрогать. Над головой бесчисленное множество блестящих светлых точек протыкало мантию ночи. Дул тихий ветерок. Ночь в прерии была торжественной, навевающей молчаливую меланхолию. Внезапно у Мэгги появилось странное ощущение, что на нее смотрят. Она чувствовала это в течение некоторого времени, но ничего не увидела, всматриваясь в бархатную темноту. Ее рука отыскала винчестер, который она держала рядом. Он был холодный и бесстрастный, как-то компенсирующий этой ночью ее потерю: это была первая ночь вдали от постели Мелвина и его теплых покровительственно успокаивающих рук. Она обожала его нежность, заботу и искренность. Как ей будет его недоставать. Она уже это ощущает! Мэгги часто слышала, что если устанешь, придешь в уныние или испугаешься, то помогает музыка. И она начала тихонько напевать, не зная, что ее слушают. Соколиный Охотник увидел фургон в просвете между деревьями, когда проезжал мимо верхом на своем Пронто буквально в приграничной полосе резервации. Из любопытства он решил посмотреть, что это за путешественники, спешился далеко от фургона и оставил коня привязанным к дереву. Скрыто подполз он к лагерю, озадаченный тем, что эти путешественники не развели огонь. Каждый знает, что огонь нужен не только для приготовления пищи и для тепла, но и отпугивает животных от лагеря. Когда Соколиный Охотник подобрался достаточно близко, чтобы видеть, он быстро понял, что путешественник был всего лишь один. Незнакомец сидел на земле, прислонившись к колесу фургона. Соколиный Охотник припал к земле и спрятался за густым кустарником, принявшись изучать одинокого путешественника. Ему удалось разглядеть при лунном снеге, что незнакомец был белым мужчиной. Однако, когда до Соколиного Охотника долетел голос этого человека в виде тихого, веселого и ритмичного пения, он недоуменно поднял бровь. Это не был голос мужчины! Когда внезапный порыв ветра налетел на широкополую шляпу путешественника и, сорвав ее, поднял в воздух, а незнакомец быстро вскочил, чтобы поймать ее, у Соколиного Охотника перехватило дыхание. Совершенно определенно, этот незнакомец был женщиной. Ее длинные и волнистые волосы свободно упали за спину. Соколиный охотник подобрался еще ближе, чтобы рассмотреть цвет ее волос. Они были красивого рыжевато-коричневого оттенка, а кожа лица женщины была такая же светлая и нежная, как белые весенние облака. Он окинул ее взглядом. Большой размер ее пончо свидетельствовал о том, что это была вполне здоровая женщина. Когда Мэгги остановилась всего лишь в нескольких футах от того места, где прятался Соколиный Охотник, чтобы снова одеть свою шляпу, он получше рассмотрел ее лицо. Его сердце забилось и в горле пересохло, поскольку для него она была видением. Она была прекрасна. Она выглядела такой невинной и одинокой! Его сердце трепетало, а поясница согревалась от желания выйти и предстать перед ней. Однако он опасался такого поспешного решения. Где был ее мужчина? Почему она путешествовала одна? После того, как Мэгги поймала шляпу и снова одела ее на голову, она села на свое прежнее место и возобновила пение, чем еще больше обворожила Соколиного Охотника, глубоко тронув его своим голосом. В нем была такая грусть! Странная чарующая сила медленно завладела душой Соколиного Охотника, такая, которую нельзя отвергнуть как сумасшедшую или опасную. Что-то заставляло его посвятить себя этому молодому, красивому созданию, позаботиться о ее безопасности в течение ночи, пусть и остаться для нее неизвестным. Завтра он последует за ней и, возможно, узнает ответ на вопросы, почему она одна и куда направляется. Он хотел знать больше о ней. Он найдет способ с ней познакомиться, но только после того, как выяснит, принадлежала ли уже она другому мужчине. Что-то в глубине души говорило ему, что она совершенно не была похожа на Тихий Голос, что это была женщина, чей тихий, нежный голос действительно соответствовал ее личности. Одну вещь он знал о ней абсолютно точно. Она была смелая женщина, решившаяся на путешествие в одиночку в дебрях Вайоминга. Он устроился на земле: сел, прислонившись спиной к дереву, чтобы дать отдых спине и продолжал смотреть на женщину, даже после того, как она забралась под фургон и, казалось крепко заснула. – Да, – прошептал он сам себе. – Она самая храбрая. Она самая красивая. Он ничего не мог с собой поделать. Он желал узнать ее, дотронуться до нее, поцеловать ее. ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ На следующее утро, после того как Мэгги съела немного хлеба, масла и варенья, выпила свежего молока и покормила своих кур и петуха, она залезла в фургон, надеясь добраться до места еще до наступления ночи. Ее первая ночь без Мелвина была бессонной. Не только потому, что ей не хватало его успокаивающих рук, но еще и по той причине, что она много раз просыпалась с таким чувством, будто рядом кто-то есть. Ее кожа покрывалась мурашками от этого странного ощущения, что кто-то наблюдал все время за ней. Ужасные звуки, вой и рычание серых волчиц в сопровождении хора койотов оставались с ней всю ночь. Из-за этого ее пробуждение было столь тяжелым, что она даже не удосужилась выбрать время и быстро помыться в речке, что лениво текла совсем неподалеку. Теперь ее беспокойные глаза постоянно прочесывали местность во всех направлениях. Ни одно движение в траве не ускользало от нее. Однако ее так и не оставляло ощущение, что за ней наблюдают! Вытирая капельки пота с бровей тыльной стороной руки, Мэгги сожалела о том, что не помыла хотя бы лицо, чтобы очистить его от пота, грязи и пыли, вызывавших зуд. Предстояло пережить еще один жаркий день, и только настоящая сила воли упорно посылала ее вперед. Она смотрела вдаль перед собой, беспрестанно надеясь, что вот-вот мелькнет торговый пост, хотя пока еще на целые мили ничего не было видно, кроме склоняющейся на ветру золотисто-коричневой травы. Высокие, малинового цвета скальные стены стояли в западной стороне, а известняковые крутые обрывы располагались на севере, напротив гребней гор. Сегодня чувствовалось лишь легкое дуновение ветерка. Все было таким пересохшим! Общую картину скрашивало несколько островков невысоких, поросших соснами холмов с ручейками, большей частью превратившихся в тоненькие струйки. На неподвижном горизонте иногда появлялись стайки антилоп. Много раз лай живущих в прерии собак нарушал окружавшую Мэгги тишину. – Если бы я не потратила время на сон, – сердилась на себя Мэгги, – то могла бы сейчас быть намного ближе к торговому посту. Она положила руку на живот и с облегчением вздохнула, когда ее неродившийся ребенок шевельнулся в ней. Она слышала, что непосредственно перед рождением, ребенок лежит спокойно в своем теплом коконе. Во всяком случае, сегодня он не должен родиться. Однако всегда было завтра. Будет ли она в лучшем положении завтра, чтобы благополучно родить ребенка? Она боялась, что нет. Обстоятельства не складывались к лучшему. Без Мелвина ей не на что было надеяться в ближайшем будущем. Соколиный Охотник устремил свою лошадь вперед после того, как убедился, что остался на достаточном расстоянии позади крытого фургона и, что белая женщина не увидит его. Для него запряженный волами фургон был только точкой на горизонте. Однако он был недалеко и, если женщину напугает какой-нибудь мужчина или животное, он быстро примчится к ней на помощь. Пронто, что означает «быстрый», не случайно получил такое имя. Он заслужил его, выиграв много забегов в деревне арапахо, где жил Соколиный Охотник. Соколиный Охотник наклонился и потрепал своего жеребца по загривку, затем снова выпрямился в седле: грудь его была обнажена и солнце согревало гладкое медное тело. На нем были мокасины, отделанные бахромой брюки и краги, выкроенные так, что плотно прилегали к ноге. Они были отделаны раскрашенными полосками, вставками из птичьих перьев вдоль шва и бахромой из конского волоса у основания. Прямые, черные как смоль волосы Соколиного Охотника развевались на ветру, когда он перевел свою лошадь на быстрый галоп, увидев, что фургон повернул к месту, где густо росли трехгранные тополя, и пропал из вида. Его сердце учащенно забилось при мысли о том, что среди этих деревьев находился небольшой источник, вода которого была заражена. Она сразу же вызывала лихорадку, которая длилась много дней. Он еще не видел, что женщина остановилась попить или умыться, но был абсолютно уверен, что именно это она и собиралась сделать. Низко пригнувшись к лошади, Соколиный Охотник как только мог гнал ее вперед, надеясь доскакать до фургона вовремя. Вид воды прямо перед ней в просвете между деревьями, сверкающей и отражающей яркую голубизну неба, привел Мэгги в восторг. Коровье молоко не утолило ее жажду. Ей так хотелось воды! Она могла бы даже потратить какое-то время на то, чтобы помыться. Ее не прельщала перспектива приехать на торговый пост грязной и вонючей. Она позабыла свои недавние опасения, что за ней наблюдают. Сегодня она проехала много миль, и никто не причинил ей беспокойства. Конечно, она одна, вот в голову и лезут всякие мысли. Доехав до берега маленького ручейка, Мэгги просто подпрыгнула от испуга, когда какая-то птица (она даже не поняла какая) промчалась стрелой через воду, перемахивая с одного камня, выступающего над поверхностью ручейка на другой, а затем исчезла. – Господи, – прошептала Мэгги, остановив своих волов возле ручейка, – почему все должно вызывать во мне страх? Я обязана взять себя в руки. – Если даже не для меня самой, то ради ребенка. Это плохо – позволять ему чувствовать так много волнений. Он должен прийти в этот мир с ощущением безопасности, спокойствия и любви. Закрепив поводья, Мэгги слезла с фургона, застонав от усилий. Затем она вразвалку подошла к ручью и стала на колени возле кристально чистой воды. Испытывая жажду, она зачерпнула воду ладонями и начала подносить их ко рту, но все выплеснула, когда вдруг ни с того ни с сего раздался самый жуткий вопль, который она когда-либо слышала! – И-и-и-йа-йа-йа-йа! – снова прокричал Соколиный Охотник, мчась на своей лошади через деревья к источнику. Сердце Мэгги учащенно забилось, на нее накатилась горячая волна страха. Кожу на затылке и плечах начало покалывать как от холода, когда она снова услышала ужасный звук. Быстро поднявшись на ноги, Мэгги обернулась, чтобы увидеть – кто или что это. Волосы у нее на голове встали дыбом, когда она вдруг увидела приближающегося индейца на лошади: он скакал очень быстро по направлению к ней. Она прилагала все усилия, чтобы не упасть в обморок, зная, что должна стоять и быть готовой к тому, чтобы спасти не только себя, но и неродившегося ребенка. Кроме всего прочего, этот индеец не должен знать, что она беременна. Одинокая женщина – это одно, а беременная женщина – совсем другое. На таком близком расстоянии она, конечно, не сможет скрыть того, что она женщина. Мысль о том, что это могло значить для этого индейца, вызывала дрожь в коленях. Все еще твердо стоя на ногах, сжав зубы, она была полна решимости постоять на себя. Никому и никогда снова она не позволит овладеть ею, как это случилось в Канзас-Сити несколько месяцев назад. Чтобы резко не останавливать лошадь, Соколиный Охотник начал кружить на ней на близком расстоянии от Мэгти. В его глазах выразилось глубокое облегчение, когда он понял, что ему удалось не дать ей выпить зараженную воду. Какое-то время они молча и неподвижно смотрели друг на друга через изгибающуюся волнами траву. Время, казалось, остановилось. Колени Мэгги совсем ослабли, и ее страх перед индейцем усилился. В этот момент первым ее побуждением было убежать, но в ее положении, как она понимала, ей не удастся сделать и двух шагов, как индеец ее поймает. Понимая, что не сможет от него убежать, она решила продолжать делать смелое выражение лица. Вид индейца не вызывал отвращения. Мэгги чувствовала, что его черные, как ночь глаза как будто завораживают ее. Лицо его было красиво, тело прекрасно сложено. Единственный дефект, который она смогла разглядеть на его гладком бронзовом теле – это шрамы с обеих сторон груди, как будто когда-то он подвергался ужасным пыткам. Несмотря на страх, она испытывала жалость к индейцу из-за тех ужасных страданий. Так или иначе, он не был похож на злого человека. В его глазах была доброта. Все еще зная, что надо быть осторожной, поскольку он индеец, Мэгги решила не разыгрывать перед ним комедию, что она мужчина. Он слишком близко изучил ее лицо, чтобы понять, что она женщина. Смело и не задумываясь, Мэгги сняла с головы шляпу, позволив своим волосам рассыпаться и свободно лечь на плечи и вдоль спины. Гордо подняв голову, она пристально смотрела на индейца. – Почему вы подошли ко мне таким жутким образом? – выговорила Мэгги. – Я вам ничего не сделала. Я занята своими делами и не причиняю вам никакого вреда. Белка нарушила тишину, издав резкий звук в зарослях слева от них, лишив Мэгги спокойствия. Тем не менее она все еще твердо стояла на ногах под непрерывным изучающим взглядом красивого индейца. Прежде чем заговорить, Соколиный Охотник еще какое-то мгновение спокойно продолжал ее рассматривать. С такого близкого расстояния он мог видеть великолепную форму ее губ и носа, а также нежные черты лица. Он посмотрел на широкое пончо, желая увидеть то, что было скрыто под ним, и зная, что через какое-то время ему это удастся. Он не только увидит ее, он к ней также и прикоснется. Он спешился, привязал поводок лошади к низкой ветке дерева и шагнул по направлению к Мэгги. – Женщина в мужской одежде, ты была спасена от болезни, которую вызвала бы эта зараженная вода, если ее выпить, – сказал он на хорошем английском языке. Одна его рука придерживала нож, который висел у него слева. Мэгги вся побледнела, когда она обернулась и посмотрела на воду. – Зараженная? – произнесла она задыхаясь. – Но почему? По-моему, она выглядит вполне хорошей. Она такая чистая и смотришься в нее, как в зеркало. – Внешний вид обманчив, – сказал Соколиный Охотник, подойдя к воде. Он стал на колени, зачерпнул ладонью воду, и она полилась между его пальцами. – Один глоток, но он бы тебя не освежил. Зато твоя кожа начала бы гореть в страшной лихорадке. – Боже милостивый, – произнесла Мэгги, схватившись рукой за горло, вспомнив, как уже мечтала напиться этой воды большими глотками. Она быстро взглянула на него, пораженная тем, что он был столь добр, что остановил ее. Больше всего вреда вода принесла бы ребенку. Он скоро уже должен появиться на свет и поэтому очень восприимчив ко всем болезням матери. – Хорошо, что я тебя остановил? – спросил Соколиный Охотник снова став на ноги. Он возвышался над ней, стоя рядом и заглядывая ей в глаза, которые озадачивали и интриговали его. Они были такого же цвета, как и у большой кошки, которая подкрадывается в темной ночи – глаза пантеры! – Да, очень хорошо, – сказала Мэгги, неуклюже засмеявшись. – И я благодарю вас. Да, я вас благодарю от всего сердца. Соколиный Охотник улыбнулся. Его улыбка была подобна мелассе – сладкая и приятная, – она заставила ее покраснеть. – Говорят, что радуга – это удочка грома для ловли рыбы, – сказал Соколиный Охотник, довольный тем, что женщина оказалась столь же вежливой, сколь и красивой. – Молния обычно стремится попасть в зараженные воды, целясь в монстра, живущего в их глубинах. В этом источнике живут такие звери. Источник берет свое начало в пасти монстра. Рядом с этим источником можно увидеть много змей. К ближайшему дереву часто привязывают одежду и подношения. Свет от глаз чудовища можно увидеть в основном утром или вечером. Его язык выделяет яд, который и заразил воду. – Силы небесные, – сказала Мэгги, широко раскрыв свои наивные глаза. – Как мне повезло, что вы оказались рядом. Она высунула руку через прорез в пончо. – Меня зовут Маргарет Джун Даниэл, – пролепетала она, – но вы можете звать меня Мэгги. Соколиный Охотник некоторое время молча смотрел на протянутую ею руку. Ему никогда не нравилась манера белых людей скреплять дружбу при помощи рукопожатия, поскольку это могло быть и притворством. Однако эта белая женщина казалась вполне искренней. Она явно была благодарна за свое спасение человеку с красной кожей. – Соколиный Охотник, – сказал он, жадно взяв ее ладонь в свою, получая удовольствие от этого прикосновения. – Меня зовут Соколиный Охотник. Я арапахо. Вы путешествуете по земле моего народа, которая теперь называется резервацией Уинд Ривер. – Да, это могло произойти, – сказала Мэгги. Она также знала, что должна бы была уже добраться до торгового поста к этому времени и убедилась, что ехала в неправильном направлении – удаляясь от торгового поста, вместо того, чтобы приблизиться к нему. Она посмотрела вниз, отметив, что он держит ее руку гораздо дольше, чем она того ожидала. Затем все ее существо словно наполнилось сладострастием. Она увидела выражение его глаз, вполне соответствовавшее ее чувствам к нему. Его притягивало к ней. Даже в широком одеянии и с грязью на лице он находил ее привлекательной. Она не знала – почему, но не испугалась. Их внезапные чувства друг к другу казались такими же естественными, как уснуть ночью и проснуться утром. А затем она подумала, что сошла с ума, воображая себе нечто подобное, поскольку этот индеец ничего не мог увидеть перед собой, кроме толстой женщины, которой не мешало бы помыться. Она быстро выдернула свою руку из его руки и сжала пальцы за спиной. – Этот арапахо и те, которых я близко знаю, заключили мир со всеми белыми людьми, – быстро сообщил ей Соколиный Охотник. – Вам не нужно бояться ни меня, ни моего народа. – Как вы могли подумать только, что я буду вас бояться после того, как вы только что избавили меня от ужасных неприятностей? – сказала Мэгги, и ее рука невольно коснулась его руки и с нежностью там задержалась. То, что она так свободно себя чувствовала с ним, немного пугало ее. Но она получила глубокое облегчение оттого, что ее нашел именно арапахо, а не кто-нибудь из другого индейского племени, более воинственного по природе. Арапахо считались дружественными, созерцательными и религиозными, уже изменившимися, если говорить об их прошлых боевых успехах в эпоху до создания резерваций. Соколиный Охотник задумчиво посмотрел на ее руку, которая лежала на его руке. – Этот арапахо хочет спросить белую женщину, – сказал он, взглянув на ее милое лицо. – Почему она путешествует одна? Внезапно глаза Мэгги наполнились печалью. Такой взгляд был знаком Соколиному Охотнику. – Потому что у меня больше нет никого, кто бы мог путешествовать со мной. – Это было единственным объяснением. Ей было еще слишком больно, чтобы она могла кому-нибудь рассказать больше. Она опустила глаза, чтобы спрятать появившиеся слезы. Ей не хотелось вспоминать о том, что ее муж умер, и, что она была вынуждена оставить его не похоронив, не сказав положенных слов над его могилой. Скорбь ее была столь глубока, что у нее было такое ощущение, что кто-то постоянно втыкает в нее иглы! – У тебя нет мужчины? – спросил Соколиный Охотник, дотронувшись пальцем до ее подбородка, чтобы заставить ее посмотреть ему в глаза. – Нет, – прошептала она. – У меня… нет мужчины. Я никому не принадлежу. По его загоревшимся глазам она догадалась, насколько это понравилось Соколиному Охотнику. Но так же быстро они снова погасли, поскольку его явно волновали и другие вопросы. – Ты носишь одежду мужчины, – сказал он, пробежав по ней взглядом. – Почему? Еще не полностью доверяя индейцу, которого она совершенно не знала, Мэгги внутренне напряглась. Она не могла найти в себе смелость сказать ему правду, что она ждала ребенка и, что он должен появиться на свет в любой из ближайших дней. – Мой муж умер внезапно вчера, – тихо объяснила Мэгги. – Когда я из-за его смерти была вынуждена отправиться в путешествие одна, то подумала, что безопаснее путешествовать, переодевшись мужчиной. Я надеялась добраться до торгового поста без происшествий. Но, кажется, я где-то не там повернула. Как я далеко от торгового поста? Один день? Два? – До ближайшего торгового поста три восхода солнца, – сказал Соколиный Охотник и увидел по глазам Мэгги, что из-за этой новости ее охватил внезапный страх. – Это тебя испугало? – сказал он. – Разве Соколиный Охотник не сказал, что тебе нечего бояться арапахо? Пойдем. Пойдем, я познакомлю тебя с моим народом, – продолжал он, согреваясь от мысли, что она придет с ним в его деревню. – Отдохнешь. Поешь. Затем Соколиный Охотник проводит тебя до торгового поста. Она боялась, что не сумеет добраться до торгового поста до рождения ребенка, а теперь абсолютно точно знала, что у нее нет другого выбора, как только пойти в индейскую деревню вместе с Соколиным Охотником, чтобы не пришлось ей рожать одной в этой бескрайней дикой местности. И Мэгги слабо ему улыбнулась. – Это было бы так мило с вашей стороны, – прошептала она все еще в страхе перед неизвестностью. Она не знала ни обычаев арапахо, ни вообще индейцев. У нее внутри все похолодело от сознания того, что ее ребенок появится на свет среди людей, которые во всех отношениях были для нее чужими. Единственным хорошим моментом в ее ситуации был Соколиный Охотник. За такое короткое время она начала ощущать к нему такую же близость, какую ощущала к Мелвину с самого первого дня их знакомства. Вдруг рука Соколиного Охотника оказалась у локтя Мэгги. – Ты подъехала к ручью за водой, – сказал он, подводя ее к своей лошади. – Ты возьмешь воду из моей фляги. Она посмотрела на него снизу вверх с трепетом ощущая, что доброта этого человека возвращает ее к жизни. – Возможно ли это? – спрашивала она себя. – Этот человек? Этот индеец? Смутившись, она застенчиво опустила глаза. Она была беременна и такая же грязная, как грех… Как смешно с ее стороны! Она приняла флягу с водой и поднесла ее к губам, наслаждаясь моментом утоления жажды. Но это удовлетворение было кратким. Внезапно Мэгги сладострастно задрожала, почувствовала, что длинные худые пальцы Соколиного Охотника гладят ее волосы. – Твои волосы мягкие и красивые, – тихо сказал Соколиный Охотник. Мэгги закрыла глаза, медленно оттаивая внутри, позволяя себе получить удовольствие от этих ощущений, которые до настоящего момента ей были незнакомы. ГЛАВА ПЯТАЯ Когда руки Соколиного Охотника покинули ее волосы, Мэгги словно опомнилась. Она открыла глаза и медленно повернулась. Он рассматривал ее фургон, клетки с курами и петухом. Подойдя вплотную, индеец принялся поглаживать корову своими сильными властными руками, будто проверяя, чего она стоит. Мэгги окончательно пришла в себя, вдруг осознав, что этот незнакомец, по всей вероятности, хорошо владел искусством входить в доверие, а затем силой отбирал все, что пожелает. Стиснув зубы, она подошла и спокойно остановилась рядом с Соколиным Охотником. Его интерес к корове не уменьшился, и она боялась, что он видел в животном скорее источник мяса, чем молока, в котором она нуждалась. – Она дает очень сладкое молоко, – поторопилась объяснить Мэгги. – Хотите попробовать? Ее вымя полное даже сейчас. – Вымя? Молоко? – сказал Соколиный Охотник, обратив на Мэгги свой насмешливый взгляд. Хотя глаза и говорили о том, что он просто забавляется, она этого не поняла. Мэгги подошла к фургону, достала оттуда свою маленькую скамеечку и ведерко, затем села рядом с коровой и начала ритмично дергать за соски животного, направляя струйки молока прямо в ведерко. – Ты видишь, Соколиный Охотник? – сказала она, продолжая доить корову. – Молоко свежее и неиспорченное, когда оно из-под коровы. Соколиный Охотник кивнул, продолжая делать вид, что несведущ в коровах, хотя у него было большое собственное стадо домашнего скота. – Понятно, – сказал он кивнув, – а когда вы едите корову? После того, как подоите? Он знал, что этот вопрос встревожит глаза красивой женщины, но ему так хотелось поиграть с ней в эту игру. Он проделывал это много раз раньше, когда встречался с белыми людьми, незнакомыми с бытом арапахо. Сначала его злило, что на него смотрят как на идиота. Но, будучи в состоянии спокойно относиться к такому поведению белых людей, молодой индеец заставил себя отыскивать смешную сторону их незнания. В ужасе от того, что сказал Соколиный Охотник, и испугавшись за свою корову, Мэгги уронила руки от сосков животного так быстро, что перевернула ведерко с молоком. Она быстро вскочила на ноги, насколько позволял ей это сделать ее живот. – Нет, – сказала она, дико сверкнув глазами. – Я не собираюсь есть свою корову. Я же сказала, что держу ее только для молока… Она с нетерпением ждала его ответа. – Пусть будет так, – пожав плечами сказал Соколиный Охотник. Он одарил ее своей странной улыбкой, стал на одно колено и, подобрав ведерко, положил его в фургон. – Пошли, женщина. Я отведу тебя к свежей воде. Там ты сможешь выпить что-нибудь кроме коровьего молока. Там мы сможем напоить наших животных. Всех их. – Он улыбнулся ей через плечо и направился к своей лошади. – Даже твою корову. Она будет намного вкуснее после того, как освежится, выпив воды. Увидев, как она побледнела от мысли, что ее корову могут съесть, индеец решил перестать ее мучить. Ему хотелось, чтобы эта женщина увидела его в более приятном свете, чтобы однажды она смогла бы его полюбить. Он поспешил назад к ней и приподнял пальцем ее подбородок. Ее огромные серые глаза встретились с его глазами. – У Соколиного Охотника много коров, и он никогда не съел ни одной коровы, которая дает молоко, – сказал он серьезно. – И он не съест твою корову. Это твоя собственность, и делай с ней все, что захочешь. Мэгги облегченно вздохнула и улыбнулась, прощая индейцу его шутку. То, что ее корова была в безопасности, было для нее главным. Открыв для себя, что Соколиный Охотник может быть веселым, беззаботным и забавным, она почувствовала даже большую безопасность и непринужденность рядом с этим красивым индейцем. – Спасибо, – прошептала она. – Соколиный Охотник был неправ, так играя твоими чувствами, – сказал он. Сердце его учащенно забилось, ощутив, насколько сильно он хочет обладать этой женщиной. Было нехорошо подходить к ней даже с поцелуем: ведь она совсем недавно потеряла своего мужа. Он подождет. Да – он подождет. А затем он откроет сладость ее губ. Он посмотрел вниз на ее испачканное пончо. Затем перевел взгляд на грязь и пыль, въевшуюся в лицо белой женщины, но не видел ничего, кроме того, что она очень красивая женщина. Но даже красивые женщины должны мыться. Он намекнет ей это, когда они прибудут на следующее место их ночевки. Соколиный Охотник проводил Мэгги до ее фургона, намереваясь помочь ей взобраться туда, но она решительно высвободила свой локоть и сама без его помощи взобралась на свое место. Всем своим видом Мэгги показывала, что ни за что не позволит ему помочь – пусть даже для этого придется драться. Он отошел от фургона, решив, что она не только красива, но и обладает большой силой воли. Ему нравилось это в женщинах. Он открывал для себя много любопытного и достойного восхищения в характере этой женщины, гораздо больше, чем когда-либо ранее, когда его привлекал кто-то еще. – Мы будем ехать до тех пор, пока солнце не начнет клониться к закату, покрывая небо красным одеялом, – сказал он, когда Мэгги взяла в руки вожжи, кивнув в знак молчаливого согласия. С этими словами Соколиный Охотник направился к Пронто и сел верхом на своего жеребца. Он подал Мэгги знак рукой, и она поняла, что должна следовать за ним. Действуя вожжами, Мэгги заставила волов развернуть фургон. Она не могла отвести взгляда от мужественной спины арапахо с выступающими на ней мускулами, отливающими медью под яркими лучами солнца. Она позволила себе вволю любоваться им, зная, что он и не подозревает об этом. Он был высок, мускулист, узок в бедрах. Она смотрела на его черные с блеском волосы, развевающиеся на ветру, когда он скакал по направлению к отдаленным горам. В нем было столько величия, столько благородства. Он обладал всеми качествами великого вождя. Возможно, он и был вождем. Одно только пребывание рядом с ним вызывало в Мэгги трепет. Никогда ни один мужчина не заставлял ее чувствовать слабость от одного лишь своего вида. Затем она перевела взгляд на свой живот, почувствовав внутри себя шевеление ребенка. Это было напоминание о том, кто она, в каком она положении… Было абсолютно ясно, что момент был совсем неподходящим для того, чтобы давать волю фантазиям о красивом мужчине, и не просто о красивом мужчине – об индейце. Она посмотрела на грязное пончо и поднесла руку к лицу, содрогнувшись при мысли о том, что он должен думать о ее внешнем виде. Господи, как бы ей хотелось помыться! Но пока Соколиный Охотник сопровождает ее, как сможет она найти время, достаточное для того, чтобы раздеться и привести себя в порядок? Она хотела как можно дольше не говорить ему о том, что она беременна, до тех пор, пока это не станет необходимо. Если он узнает о ее беременности, то может просто отказаться от намерения помочь ей. Индеец может просто оскорбиться, что помогает беременной женщине произвести на свет еще одного белого ребенка. Может, ей следовало бы покинуть его и попытаться самой добраться до торгового поста вовремя? Но она быстро отогнала от себя эту мысль. Было больше шансов выжить в индейской деревне. Одна она снова может заблудиться в этой дикой местности. Она подняла глаза к небу и стала молить всемогущего, чтобы арапахо посочувствовали бы ей в ее положении. А если нет? Что ждет впереди? Что будет с ее ребенком? Она нахмурила брови, снова опустив свой взгляд на Соколиного Охотника, и проклинала, Фрэнка Харпера. Он был виноват в том, что весь ее мир перевернулся вверх ногами. Она всегда будет его ненавидеть. Всегда. Если какими-то судьбами она снова с ним встретится,. у нее не займет много времени поднять револьвер к его сердцу. Она с восторгом нажмет на курок! Они ехали вперед, пока пурпурная мантия горных сумерек не упала на холмы. Они не отдыхали и не ели до тех пор, пока не добрались до чистого ручья, который обеспечивал водой долину. Здесь Соколиный Охотник развел огонь в уютном, окруженном скалами месте. – Скоро спустится черная ночь, – сказал индеец, беря свою лошадь под уздцы. – Лучше, если мы сейчас же напоим своих животных, а затем попьем сами. Также лучше помыться до наступления ночной прохлады. Завтра, возможно, на нашем пути встретятся только высохшие реки и русла речушек. Эта засуха делает жизнь тяжелой, и ни в чем нельзя быть уверенным. Мэгги отвязывала свою корову от фургона, когда слово «помыться» свалилось на нее, подобно удару грома. – Помыться? – произнесла она заикаясь, и обернувшись, посмотрела в глубокие темные глаза Соколиного Охотника. Мэгги больше, чем кто-либо другой понимала, как ей необходимо помыться, но чувствовала, что лучше отложить это до тех пор, пока Соколиный Охотник не уйдет и не сможет узнать правду о ее положении. – Ты не знаешь значение слова «мыться»? – спросил Соколиный Охотник, озадаченный ее реакцией на его предложение. Неужели мыться не входило в привычку белых женщин? Женщины Арапахо моются ежедневно! Как может быть по-другому у белых женщин? Разве они не хотят пахнуть свежестью и чистотой? Мэгги нервно засмеялась. – Конечно, я знаю значение этого слова, – сказала она, стараясь, чтобы все это прозвучало обычно, а не угрожающе. – Но, сэр, леди не моются в присутствии джентльменов. Я подожду, пока не останусь одна. Могу я быть уверена, что мне будет предоставлена такая же возможность для уединения в вашей деревне? Соколиный Охотник облегченно вздохнул, узнав, что она все же имела привычку мыться. Она отвергла сейчас его предложение. Просто потому, что была застенчивой. Он спокойно относился к стыдливым женщинам. После того, как ему довелось выносить Тихий Голос с ее темпераментом, не совместимым со словом «застенчивый», Соколиный Охотник рад был встретить женщину, которая была полной противоположностью нескромного существа, которое так бесстыдно его домогалось. Теплые искорки загорелись у него в глазах при мысли, что когда придет его время заниматься любовью с этой застенчивой белой женщиной, то именно он будет всем управлять. Он поцелуем снимет с нее ее застенчивость и научит ее никогда не стесняться его снова. – Такого рода уединение будет предоставлено, – сказал Соколиный Охотник, улыбнувшись ей сверху вниз. Он протянул руку к ее лицу и провел большим пальцем по ее подбородку. – Чтобы смыть грязь с лица, ванна необязательна. Бессознательно она прильнула к его руке, почти бездыханная от этого прикосновения, затем быстро отскочила. – Да, мое лицо, – сказала она все еще кивая и чувствуя облегчение оттого, что разум возобладал на сей раз. – Я умоюсь. Это не сделает меня более представительной, но я почувствую себя освежившейся. – Вот именно, – сказал Соколиный Охотник и направился к ручью с Пронто. Мэгги последовала за ним со своей коровой. Волы были распряжены и самостоятельно направлялись на водопой. Свежая вода также была поставлена в клетках кур и петуха. На берегу ручья, пока ее корова пила воду большими глотками, Мэгги любовалась конем Соколиного Охотника. Он был блестяще-белым с черным пятном на крестце. После того, как жажда была утолена, Пронто принялся окунать морду и выдувать воздух в воду, отчего явно получал большое удовольствие. – Он очень красив, – сказала Мэгги, нарушая молчание, возникшее между ней и Соколиным Охотником. – Я уверена, ты очень гордишься своим жеребцом. – Мужчина не мужчина без хорошего коня, – сказал Соколиный Охотник, выводя Пронто из воды. – Да, Соколиный Охотник гордится, что обладает таким конем. Пока Соколиный Охотник снимал испанское седло с коня, Мэгги спешно занялась своими делами: она привязала на ночь к фургону волов и корову таким образом, чтобы они могли свободно попастись. Глядя, как вечерние тени постепенно поднимаются все выше и выше по деревьям, Мэгги вернулась к ручью, низко склонилась над ним и с удовольствием плеснула немного воды себе на лицо. Утолив жажду, она начала умываться, пока отражение в воде не убедило ее, что она, наконец, снова выглядит сама собой. Довольная, она вернулась к фургону, взяла корзинку с едой и направилась к огню, где Соколиный Охотник расстелил два одеяла. Темнело быстро. Ночь была прозрачной, наполненной какими-то странными огоньками. Она была похожа на бархат, мягкая и тяжелая, хотя прохладная и проникающая. Радуясь теплу, исходящему от костра, Мэгги была рада присесть на одно из покрывал после того, как Соколиный Охотник жестом руки пригласил ее сделать это. Расположив ноги поближе к тлеющим красным уголькам костра, она начала разворачивать и расстилать скатерть, которая прикрывала еду. Доставая варенье, желе и хлеб из корзинки, краем глаза Мэгги наблюдала за тем, что делает Соколиный Охотник. Он открывал похожую на мешочек сумку, в которой была его собственная особая еда. Ей было любопытно, что это могло быть. Сумка была маленькая и казалось, что она совсем ничего не весит. – Хочешь, чтобы я тебе приготовила хлеб с маслом и вареньем? – выпалила Мэгги, думая, что приходит к нему на помощь, предлагая это. Соколиный Охотник отрицательно покачал головой и высыпал на ладонь светлый порошок, затем протянул руку ей и, кивнул головой в сторону порошка. – Возьми. Съешь. Это насытит лучше, чем еда белой женщины, – сказал Соколиный Охотник, снова делая жест в сторону вытянутой руки. Мэгги отложила в сторону свой хлеб и наклонилась, поближе, чтобы получше рассмотреть странный порошок. – Что это? – спросила она. – Как это может заставить кого-нибудь почувствовать, что он сыт? – Возьми и скоро сама увидишь, – сказал Соколиный Охотник и губы его изогнулись в улыбке. Любопытство заставило Мэгги позволить ему насыпать ей в ладонь этот порошок. – Ешь. Это используется для быстрого утоления голода, – сказал Соколиный Охотник, насыпав порошок себе в ладонь и отправляя его в рот. Мэгги отметила, что сразу же после этого он выпил воды из своей фляги. Она посмотрела на порошок в своей ладони и немного помедлила. Его количество было столь мало, и она вполне бы могла обойтись и без него. Но она последовала примеру Соколиного Охотника и высыпала порошок себе в рот, а затем проглотила. Соколиный Охотник дал ей в руку флягу. – Хорошо запей водой, – решительно приказал ей. – Ну же. Это очень важная составная часть данной еды. Вскоре ты почувствуешь себя так, как будто съела обильный ужин из хлеба и дичи, – сказал Соколиный Охотник, потянув за веревку, закрывая мешочек. – Это все, что мы с тобой поедим? – сказала Мэгги, удивленная, что этой еды достаточно для них. – Соколиный Охотник, теперь я поем своей еды, спасибо. – Она хотела было взять хлеб, но он быстро его убрал. – Неразумно есть что-нибудь еще после порошка, – объяснил он. – Его нужно съедать совсем немного и обязательно запить водой. Он разбухает, поэтому лучше его совсем не есть, чем съесть много. – Что, собственно, собой представляет этот порошок? – спросила Мэгги, которая уже начала ощущать обильное насыщение. – Это индейский маис, – просто ответил Соколиный Охотник, – или пшеница, как вы называете это растение. Зерна очень хорошо перемалываются, и к ним добавляется коричневый сахар из клена. Через короткое время голод будет утолен. Его берут в длительное путешествие и едят, когда не везет с охотой, или если нет времени. – Он действует, – сказала Мэгги и засмеялась. – Я сейчас не смогла бы съесть и крошки, если бы даже и захотела. – Она сложила свою еду снова в корзинку и накрыла ее. Подул ветерок и Мэгги задрожала от холода. Соколиный Охотник увидел это. Он подошел к сумке, закрепленной на седле и, вынув, из нее медвежью накидку, предложил ей. Мэгги благодарно улыбнулась. Она накинула ее на свои плечи и придвинулась поближе к огню, поджав ноги под накидкой. Но тут же в испуге подпрыгнула и быстро посмотрела назад через плечо, услышав зловещее уханье совы, нарушившее тишину ночи. – Так кричит сова, хотя по правде это немного не то, – сказал Соколиный Охотник, сев рядом с ней и протянув свои длинные худые ноги поближе к огню. – Арапахо сов считают призраками прошлых жизней, которые не уладили дела перед смертью. Они спокойные или застенчивые люди, которые никогда не высказывали свое мнение при жизни. Теперь они заполняют воздух своим шумом. Мэгги поплотнее натянула себе на плечи медвежью накидку, все еще дрожа. – Мне не хочется слушать эту историю сегодня ночью, – прошептала Мэгги, слабо улыбнувшись Соколиному Охотнику. – Я бы лучше поговорила о звездах. – Она быстро взглянула на звездное небо. – Да, давай поговорим о звездах. Ты когда-нибудь считал их? Я считала. Одна, две, три… Внезапно рука прикрыла рот Мэгги, чем вызвала ее беспокойство. Она сердито посмотрела на Соколиного Охотника поверх его руки. – Никогда не считай звезды, – спокойно без эмоций сказал тот. – Это приносит несчастье. Внезапно испугавшись, Мэгги рывком освободила свой рот и отодвинулась, затем легла на одеяло, укутавшись в медвежью накидку. Она с подозрением смотрела, как индеец начал делать место для постели из веток вечнозеленого дерева… – Пойдем, Глаза Пантеры. Возьми свое одеяло и накидку, – нежно подбадривал он ее. – Кровать из зеленых веток позволит тебе лучше отдохнуть. – Глаза Пантеры? – прошептала Мэгги, вопросительно глядя на него. – Твои глаза, как у пантеры, – улыбаясь, сказал Соколиный Охотник. – Имя Глаза Пантеры тебе очень подходит. – Понятно, – сказала Мэгги. – Пойдем, – снова сказал Соколиный Охотник, жестом приглашая ее. Не желая ни о чем с ним спорить и, испытывая огромную усталость, Мэгги сделала так, как он сказал. Она с подозрительностью на него посмотрела, когда он улегся всего в нескольких футах от нее. Хотя этот человек ее заинтриговал, она все же боялась полностью довериться индейцу. Когда он уснул, она спокойно подошла к своему фургону, взяла винчестер, затем вернулась назад и положила его рядом с собой под медвежьей накидкой. Вцепившись рукой в ружье, она заснула, затем некоторое время спустя, проснулась от кошмарного сна. Ей приснился Мелвин, и как она его оставила не похоронив. Когда глаза Соколиного Охотника открылись и он увидел ее плачущей, ему захотелось подойти и утешить ее, однако он чувствовал, если у нее есть потребность поплакать, что с женщинами иногда случается, то не следует вмешиваться, пусть даже ему и не доставляла удовольствия мысль о том, что она, должно быть, думает о недавно умершем муже. Если она так любила этого человека, то осталось ли место в ее сердце для Соколиного Охотника? Он повернулся к ней спиной. Ее рыдания вырывали сердце из его груди. Он закрыл глаза и заставил себя не слушать. ГЛАВА ШЕСТАЯ Наступило утро следующего дня, серое и бодрящее. Вокруг путешественников возвышалась тяжелая завеса тумана. Соколиный Охотник рассказал Мэгги, что если во время тумана нарисовать фигуру черепахи на мягкой земле, а затем ударить по ней палкой, туман будет убит и скоро все прояснится. Она улыбнулась, когда он не стал это проделывать: в характере индейца стали видны и забавные стороны. Было приятно сознавать, что он обладает чувством юмора. Когда он узнает о ее беременности и о том, что она это скрывала от него, ему понадобится все его чувство юмора для того, чтобы не возненавидеть ее. По тому, как он на нее смотрит и изредка прикасается, ей начало казаться, что он в нее влюблен. Позволил бы он себе дать волю чувствам, если бы знал, что она ждет ребенка? Нет. Она думала, что нет. Скоро, когда он узнает правду, то, возможно, испытает чувство, что его предали. Эти мысли отягощали ее. Она не могла ему довериться. Не только из боязни, что он ее возненавидит, но, что более ужасно, он может ее немедленно покинуть. Жаркое солнце окончательно рассеяло голубой утренний туман, когда Мэгги взяла в руки вожжи и начала подгонять волов, двигаясь вслед за Соколиным Охотником, прокладывающим путь на своем белом жеребце. Вид молнии, сверкнувшей вдали через все небо, помог ей преодолеть свою вялость и отогнать тяжелые мысли. Никогда еще она не видела такой потрясающей молнии. Никогда не слышала таких громких неистовых раскатов грома. Все это многократно повторялось. Ей стало зябко. Буря приближалась. На западном горизонте на многие мили простиралась гряда низких, темных облаков, которые все приближались и приближались. Буря набирала силу, и Мэгги почувствовала, что ветер намного усилился. Соколиный Охотник задержался и теперь ехал рядом с фургоном. – Не бойся, – предупредил он Мэгги. – Это быстро пройдет. Она даже может не дойти сюда. Бури в Вайоминге не бывают сплошными. В нескольких футах от тебя может идти дождь, а там, где стоишь ты – сухо. – Сможем ли мы найти в случае необходимости какое-нибудь убежище? – спросила Мэгги. Голос ее постепенно становился все громче по мере того, как росли ее страхи. – Я так боюсь бури. Молния наводит на меня ужас. Соколиный Охотник широким жестом обратил ее внимание на высокую волнующуюся траву, сплошь окружающую их. – Разве ты не видишь убежища? – прокричал он поверх все усиливающегося завывания ветра. – Если буря до нас дойдет, это станет счастливым даром. Зной закончится. Покрепче держи вожжи. Не дай волам испугаться. – У меня нет опыта управления этими животными, – прокричала Мэгги. – Ими управлял всегда мой муж, а не я! Что, если у меня не хватит сил удержать их? – Если понадобится, я сяду рядом с тобой и все возьму на себя, – сказал Соколиный Охотник, спокойно улыбнувшись. Мэгги ответила ему слабой улыбкой, досадуя на свою беспомощность. При любых других обстоятельствах она смогла бы справиться с какой угодно ситуацией, и, конечно же, с парой бессловесных волов! Но сейчас, когда ей необходимо оберегать своего ребенка, все вокруг нее изменилось, осталась лишь решимость быть сильной. Небо над ними почернело. Ветер стих, и на какое-то мгновение показалось, что мир успокоился. Все было странно спокойно. Несколько капель упало на поднятое вверх лицо Мэгги. Затем начался дождь: сначала это были редкие капли, которые, учащаясь, обрушились, наконец, ливнем. Ветер дул сильно и порывисто, все более интенсивно, под стать дождю. Молнии сверкали потрясающими зигзагами через все небо, сопровождаясь мощными раскатами грома. Ветер хлестал Мэгги струями воды, в ярости стегал траву вокруг нее. Она с силой вцепилась в поводья, когда волы нервно начали бить ногами мокрую землю. Буря, казалось, достигла максимальной точки, воздух весь был заполнен жалящим дождем, и было ощущение, что мир исчез. Мэгги в беспокойстве поглядывала в разные стороны в поисках Соколиного Охотника, но не могла его увидеть сквозь плотную стену воды. – Соколиный Охотник! – закричала она. – Где ты? О, Господи, где… ты? Следующее, что она поняла, что волы испугались и вслепую понеслись сквозь дождь. В возбуждении пытаясь их остановить, Мэгги выронила вожжи и, вцепившись в сиденье фургона, стала бороться за свою жизнь, полагая, что это конец для нее и ее неродившегося ребенка. Затем она услышала еще несколько раскатов грома. Дождь слегка поутих, так что она смогла увидеть скачущего рядом с фургоном Соколиного Охотника. Взгляд его был устремлен на волов. Она вздрогнула от страха, когда Соколиный Охотник на ходу впрыгнул в фургон рядом с ней. Вот уже вожжи очутились в его сильных руках. Затем, как будто услышав магическое слово, волы остановились. Буря прекращалась так же быстро: тучи уходили прочь, унося вместе с собой непрекращающиеся молнии и раскаты грома. – Спасибо, – сказала Мэгги, стирая руками воду с лица. – Смогу ли я когда-нибудь отблагодарить тебя достойным образом? Соколиный Охотник пристально посмотрел ей в глаза, борясь с желанием обнять и успокоить. Уважение к недавней смерти ее мужа не позволило ему раскрыть ей свои чувства. Он дотронулся рукой до ее волос и убрал мокрые пряди с бровей. – Не нужно говорить, – сказал он. – Достаточно того, что с тобой все в порядке. Глаза Мэгги расширились. Она с трудом сделала несколько глотательных движений. Все у нее внутри затрепетало от его прикосновения и от того, как он на нее смотрел и разговаривал. Теперь она знала, что была права, подозревая в нем просыпающиеся чувства… Точно такие же, какие она испытывала к нему. Все же – как грустно, что она не может поступать так, как ей повелевает сердце. Было так тяжело сдержаться, не броситься в его объятия, не поведать ему о своей любви. А ей так хотелось поблагодарить его за то, что он пробудил в ней эти чувства, которые, ей казалось, умерли в ней навеки. Бессознательно она положила руку на свой живот. Она сразу же поняла, что дождь, намочив ее одежду, сделал ее облегающей и Соколиному Охотнику, взгляни он на ее талию, сразу бы раскрылось ее положение. Быстро одернув свое пончо, она постаралась, чтобы бесформенная одежда вновь скрыла ее секреты. Она чувствовала себя словно в ловушке. Чем сильнее становилась их взаимная любовь, тем невозможнее было для нее рассказать ему правду о себе. И сможет ли когда-нибудь вообще? Индеец с трудом понимал, как она могла, совсем недавно потеряв мужа, так быстро увлечься другим мужчиной. В свои тридцать зим он имел достаточный опыт, чтобы увидеть, когда женщина попадала под его чары. До этой женщины с глазами пантеры и невинной улыбкой, он всегда игнорировал такие откровенные взгляды. Скоро он должен найти способ поговорить с ней о ее чувствах. Но такие деликатные дела требуют времени. Он не был мужчиной, который бросается на женщину. – Соколиный Охотник, посмотри туда! – воскликнула Мэгги, показывая вдаль, где над горами разноцветной дугой в небе легла радуга. – Не правда ли красиво? И жара, наконец, закончилась! – Да, конечно же, красиво, когда радуга обещания лежит как громадный нарисованный красками туман через все небо, – сказал Соколиный Охотник, подняв руку к небу, очерчивая радугу своими вытянутыми пальцами. – Радуга обещания, – сказала Мэгги, обращая свой взор на Соколиного Охотника. – Какой красивый образ. Это как индейский мощный лук, посылающий стрелу в небо. Соколиный Охотник опустил свою руку, улыбнулся ей и кивнул в знак согласия, довольный тем, как она быстро схватывает индейские идеи. Затем усмотрев опасность в столь близком пребывании от нее он слез с сиденья в фургоне и вновь занял место на Пронто. Тот подошел к фургону как будто ему была передана безмолвная команда. – Теперь мы продолжим наш путь, – сказал Соколиный Охотник. – Солнце скоро нас высушит. Мы снова будем ехать до сумерек. Затем мы остановимся, поедим и поспим. Завтра на восходе солнца мы приедем в мою деревню. – Завтра? – тихо сказала Мэгги, содрогаясь при мысли, что придется ехать еще целый день. Ребенок в ней сегодня был спокоен. Даже несмотря на бурю, он ни разу не повернулся в ней. Корова мычала, куры кудахтали, петух пел во время самых ужасных раскатов грома, но ребенок все это время оставался спокоен. Мэгги боялась, что дитя вот-вот должно родиться. Она боялась, что это произойдет раньше, чем прибудут в деревню. Что будет, если Соколиный Охотник не только узнает, что она беременна, но и будет вынужден сам принимать ее малыша! Снова возникли страхи, что он, возможно, не захочет прикоснуться ни к ней, ни к ее ребенку, как только узнает о ее беременности. Она даже не хотела думать о том, что ей предстоит родить собственного ребенка! Она, конечно, умрет от потери крови или как-то повредит ребенку. – Да, еще один день, – сказал Соколиный Охотник, изогнув бровь. – Какое может иметь значение еще один день? Соколиный Охотник с тобой, оберегает тебя. Ничего с тобой не случится. Комок застрял у Мэгги в горле, и она отвела свой взгляд от его глаз, увидев в их глубине слишком много вопросов. – Один день – это просто хорошо, – сказала она, подняв поводья. – Просто хорошо. Соколиный Охотник пришпорил коня и поехал перед волами. Притихшая Мэгги последовала за ним. Ее сердце громко стучало в груди, и она молила, чтобы ребенок зашевелился в ней. – Господи, пожалуйста, – шептала она, – дай мне продлить еще на день рождение этого ребенка. О, Господи, пожалуйста! Они ехали и ехали вперед. Прошло много часов. Соколиный Охотник оказался прав, когда говорил, что их одежда быстро высохнет под жаркими лучами солнца. Пончо Мэгги было не только сухим, оно стало теперь жестким и еще более неудобным, чем раньше, до того, как намокло под дождем. Она всматривалась сквозь колышущуюся траву. Не осталось и следа от недавно разыгравшейся бури. Она посмотрела вниз на землю, когда ветер раздвинул траву, и увидела глубокие трещины в этой земле, кажущейся опаленной и превращенной в камень. Дождя было недостаточно. Во всяком случае здесь, где они с Соколиным Охотником путешествовали, все еще стояла знойная жара. Что-то привлекло внимание Мэгги. Уши коня Соколиного Охотника еще больше заострились, жеребец явно проявлял беспокойство, тряс головой и фыркал, время от времени бил копытом. Она достаточно разбиралась в лошадях и знала, что когда лошадь ведет себя таким образом, есть какая-то опасность. Но какая? Недостаточно ли и той ужасной бури? Конечно, ничто больше не сможет угрожать ее ребенку и замедлить ее путешествие в индейскую деревню! Она поняла, что Соколиный Охотник тоже обратил внимание на поведение Пронто. Он низко наклонился и, нежно похлопав, что-то прошептал ему на ухо, но даже это не успокоило лошадь. Соколиный Охотник распрямился и мрачно взглянул на Мэгги. – Я должен проехать вперед и посмотреть, что там, за холмом, – сказал он и, не дожидаясь ее ответа, быстрым галопом ускакал по направлению к холму. Когда он туда добрался, все внутри у него онемело. Вдали, подобно бледно-голубому облаку над землей стелился дым! Он поднимался, падал и двигался вместе с ветром. Затем под дымовой завесой он разглядел красный, ужасный язык пламени. Огонь! Это был надвигающийся на них огонь прерии, вызванный, несомненно, молнией. Огонь не был сбит дождем, поскольку дождевые облака уплыли вперед, обойдя это место. Страх сжимал его сердце: он-то знал, что значит быть захваченным свирепствующим огнем прерии. Соколиный Охотник развернул своего коня и поскакал назад к Мэгги. Когда он остановил рядом с ней своего коня, то быстро объяснил, что он увидел. Уже до конца его объяснения Мэгги почувствовала слабый запах дыма и услышала низкое таинственное гудение в воздухе. – Огонь? – сказала она почти сдавленным шепотом, побледнев и ослабнув от мысли о смерти в огне. – Разверни фургон! – прокричал Соколиный Охотник. – Есть способы остановить огонь. Это сделает Соколиный Охотник. Ты будешь ехать прочь от меня до тех пор, пока я за тобой не приду. Ты поняла? Мэгги протянула к нему руку, слезы появились в уголках ее глаз. – Но ты можешь погибнуть, – сказала она, убрав свою руку назад, и крепко ухватилась за вожжи, увидев, как он плотно сжал зубы. – Уезжай от меня и от огня, – скомандовал Соколиный Охотник. – Ну же! Еще до того, как Мэгги сумела развернуть фургон, Соколиный Охотник поскакал прочь. Его длинные черные волосы развевались на ветру, гладкие мускулы двигались, медная кожа блестела от пота. Ловко управляя лошадью, индеец быстро приближался к холму. Мэгги смотрела на них до тех пор, пока Пронто не скрылся за хребтом. Затем ее охватил страх. Мэгги сделала все так, как он ей сказал. Она поборола свои слезы, развернула своих волов, и те побежали вперед со всей возможной скоростью через примятую траву, по которой только что проезжали. Мэгги вскрикнула, когда целая куча маленьких серых зайцев пробежала мимо нее, нарушая своим шумом тишину. За ними проследовало несколько стай антилоп, на бегу оглядывающихся назад. Разрозненные группы белохвостых оленей время от времени обгоняли ее. Ужас гнал их на крыльях ветра и дыма. Она посмотрела через плечо, тяжело задышала и почувствовала дурноту, увидев, что быстро движущееся облако дыма уже раскинулось на милю. Оно было черное как чернила на фоне неба. Она не представляла, как Соколиный Охотник мог пережить уничтожающую силу такого огня. Что-то побудило ее вернуться назад. Она не могла оставить Соколиного Охотника одного умирать таким страшным образом. Она должна найти способ убедить его уйти вместе с нею. Сердце ее часто билось. Она подгоняла волов снова туда, к опасности, от которой они только что ушли. Она понимала, что они также могут испугаться огня, и их реакция может быть ужасной. Но ради Соколиного Охотника она должна пойти на риск. Было бы несправедливо оставлять его одного бороться с огнем. Он был один. Будет лучше, если они оба отойдут к реке. Там огонь будет остановлен и они будут спасены, если подождут, пока огонь не превратится в пепел! Чем ближе она подходила к гребню холма, за которым свирепствовал огонь, тем больше ощущался жар. Когда Мэгги достигла вершины холма, она остановила своих волов и увидела, пораженная, как Соколиный Охотник стоит прямо перед пламенем, делая дюжины маленьких огоньков. Было любопытно посмотреть, как страшный огонь прерии доходит до установленных Соколиным Охотником огоньков и останавливается. С закопченным лицом Соколиный Охотник отъехал от тлеющего пепла. Когда он обнаружил Мэгги здесь, так близко от опасности, то сердито на нее взглянул. – Ты не подчинилась моему приказу, – прорычал он. – Ты осталась. – Я уехала, а затем вернулась, – сказала Мэгги. – Я не могла оставить тебя умирать в огне. – А что бы ты сделала, чтобы спасти меня? – спросил Соколиный Охотник все еще недовольным тоном. – Я собиралась убедить тебя отправиться со мной к реке, – сказала Мэгги, встречая его сердитый выговор, распрямив плечи. – Там бы мы оба могли подождать, пока огонь не остановится. – Разве ты не знаешь, что, по мере продвижения, огонь набирает силу? – сказал Соколиный Охотник, склоняясь над лицом Мэгги. – Мы бы не добрались до реки. – Правда? – тихо спросила Мэгги. – Правда, – ответил Соколиный Охотник и взял у нее поводья, чтобы развернуть волов к реке. Затем бросил поводья обратно Мэгги. – Теперь ты поедешь к реке. Мы оба в безопасности. Там мы проведем ночь. Мэгги кивнула в знак согласия и последовала за ним. Она смотрела, как он едет впереди нее и чувствовала облегчение, что с ним все в порядке, и восхищалась его смелостью в борьбе с диким огнем. Ей доставляло удовольствие смотреть на него и сознавать, что, кажется, она его любит. Она доказала это, когда, рискуя собственной жизнью и жизнью неродившегося ребенка, вернулась к нему, чтобы увидеть, что с ним все в порядке. Как прекрасно, наконец, испытать настоящее чувство! Но какое неудачное время для любви! Да и любить индейца вовсе не так просто, как любить белого мужчину. Такой тип любви был запрещен в обществе белых людей. Возможно, и в индейском сообществе было так же запрещено храброму индейцу отдавать свое сердце белой женщине. Если только этот храбрец не был наделен властью и не мог делать все, что ему нравится… Она постоянно видела в Соколином Охотнике силу и уверенность. Так мог вести себя только вождь. Она отвернулась от него и улыбнулась, думая, что он скорее всего является одним из руководителей, если не самим вождем! Они ехали вперед, пока не добрались до реки, где устроили своих животных в тени трехгранных тополей. Отовсюду раздавались крики – птицы усаживались на ночь. Где-то вдалеке завыл волк. Соколиный Охотник расседлал и привязал Пронто к низкой ветке тополя, затем подошел к волам и начал их распрягать. Мэгги спустилась с фургона и вздохнула. Никогда еще она не чувствовала себя такой обессиленной, как сегодня. Ее веки были столь тяжелы, что их с трудом удавалось держать открытыми. Подойдя к реке, она низко склонилась и плеснула водой в лицо. Неожиданно она ощутила запах дыма, и вскочила на ноги, боясь, что огонь все-таки последовал за ними. С чувством облегчения Мэгги увидела, что это Соколиный Охотник развел костер в месте, защищенном скалами. Когда он обернулся и улыбнулся ей, его глаза сияли теплым чувством, которое он к ней испытывал. – Глаза Пантеры, иди и посиди со мной возле огня, – сказал он. – Или ты хочешь помыться? Я обеспечу тебе уединение, если ты хочешь помыться. – Ты… это сделаешь? – сказала Мэгги, желая воспользоваться возможностью смыть грязь со своего тела. Теперь Мэгги полностью ему доверяла. – Все то время, которое тебе понадобится на то, чтобы помыться, Соколиный Охотник будет сидеть спиной к тебе, – сказал он, кивнув головой. – Как бы мне хотелось войти в воду и немного расслабиться, – сказала Мэгги, запустив пальцы в свои грязные волосы. Соколиный Охотник взял седло своего коня, положил его поближе к огню, затем улегся на землю, уложив голову на седло. Так он лежал повернувшись спиной к Мэгги. – Теперь, пока не стемнело, помойся, – сказал он. – Затем помоюсь я. Мэгги вспыхнула от мысли, что он будет раздеваться рядом с ней, затем отогнала прочь все эти беспокойства и направилась к фургону. Она достала оттуда чистое платье, белье, полотенце, мочалку и душистое мыло и пошла к реке. Все время она бросала быстрые взгляды в сторону Соколиного Охотника и всякий раз с облегчением убеждалась, что он на нее не смотрит. Окончательно вымыв свои волосы и, запустив в них пальцы, убедившись в их шелковистости, она вышла из воды и быстро оделась. Вид пончо, которое ей предстояло снова надеть, вызвал у нее тяжелый вздох. Но у нее не было выбора. Возможно, позже вечером она найдет в себе силы и расскажет Соколиному Охотнику правду. Если он действительно любит ее, любит по-настоящему, он поймет. Ей показалось, что он способен понять все. Одев пончо и положив грязную одежду в фургон, Мэгги подошла к огню и села. Она кашлянула, чтобы привлечь внимание Соколиного Охотника. – Соколиный Охотник? Я закончила мыться, – сказала она. – Теперь твоя очередь. Я обещаю не смотреть. Он мечтал увидеть ее без грязного пончо, с чистыми роскошными волосами, рассыпавшимися на плечи, и был страшно разочарован, увидев ее снова в этом широком облачении, скрывавшем ее тело. Он пытался понять. Конечно, это потому, что она совсем недавно овдовела. Она не хочет выставлять свою женственную фигуру перед другим мужчиной. Возможно, скоро у нее появится желание раскрыться. Он будет с нетерпением ждать этого момента, ибо ничего большего ему так не хочется, как пробежать руками по ее твердым грудям, вкусить ее тела. Он желал показать ей, как забыть того, другого мужчину. Он бросился к реке и быстро помылся, затем вернулся к огню и хотел было предложить Мэгги кусочек сухого мяса из своей сумки, но увидел, что она крепко спит, укрывшись накидкой из медвежьего меха, на одеяле возле огня. Разочарованный, так как хотел провести вечер, поговорив с ней о событиях сегодняшнего дня, Соколиный Охотник сел на одеяло рядом с Мэгги. Глядя на то, как она спит, он откусил кусочек мяса и начал медленно его жевать, пожирая глазами нежное, милое лицо Мэгги. Внезапно у него возникло неодолимое желание прикоснуться к ней. Он придвинулся поближе и нежно пробежал пальцами по контурам ее лица, затем губ. Его сердце бешено заколотилось, когда он подумал о том, чтобы просунуть руку под медвежью накидку, отыскать дрожащими пальцами ее грудь. Это было бы так просто. Она бы об этом никогда не узнала. Но он не осмелился совершить такого бесчестия. Вместо этого он отложил сухое мясо в сторону и улегся на своем одеяле, закрыл глаза, заставляя себя заснуть. Сон все еще не приходил. Его глаза недолго оставались закрытыми. Он хотел еще раз взглянуть на белую женщину. Затем он отвернулся, осознав, что его мысли выбрали опасный путь. ГЛАВА СЕДЬМАЯ Мэгги и Соколиный Охотник проснулись утром лишь только небо начало немного розоветь. Сборы были недолгими, и вскоре они вновь путешествовали по землям резервации к деревне Соколиного Охотника. Мэгги глазами следила за стайкой птиц, смотрела вдаль на широкие равнины, которые заканчивались скалистыми горами. Ослепительно красная скала контрастировала с гладким ковром зеленой травы. Она увидела достаточно для того, чтобы знать, что на землях Арапа-хо водятся бурый медведь, бизон, лось, олень, горный лев, а также много других мелких животных. В ручьях и реках в большом количестве водились бобры и всякая рыба. Мэгги теперь могла расслабиться, любуясь пейзажем. Невдалеке она сумела рассмотреть индейский лагерь, удобно устроенный в тополином леске на берегу Уинд Ривер. Наконец-то они доберутся до дома Соколиного Охотника! Теперь ей не надо так сильно бояться родов. Рядом будут женщины. Конечно же, Они сжалятся над беременной женщиной и помогут ей при родах даже несмотря на то, что у нее белая кожа. Единственное, что ее продолжало беспокоить – это отношение к ней Соколиного Охотника после того, как он узнает, что она ждет ребенка. Он может не позволить женщинам помочь ей, он может прогнать ее из своей деревни. Она отвлеклась от своих мыслей, когда несколько воинов выехало им навстречу из деревни. Они встречали Соколиного Охотника взмахом руки, гортанными криками и гиканьем. Мэгги наблюдала, как воины остановились и поприветствовали Соколиного Охотника на языке арапахо. Она была благодарна тому, что Соколиный Охотник знал английский язык достаточно хорошо, и она имела возможность беседовать с ним все это время, которое они провели вместе. Затем вдруг установилась напряженная тишина и все глаза, включая и Соколиного Охотника смотрели на Мэгги, изучая ее. Она распрямила спину и еще шире расправила пончо, надеясь, что никто из индейцев, так тщательно ее изучающих, не сможет догадаться о ее секрете. Впрочем, у нее не было выбора, как только поскорее рассказать обо всем Соколиному Охотнику. Вряд ли у нее оставалось время на секреты между ней и этим мужчиной, которого она молча обожала. Затем Соколиный Охотник медленно отвел свою лошадь назад и нежно обнял Мэгги за плечи, одновременно все еще разговаривая на арапахо со своими многочисленными друзьями. – Не правда ли, она красива и созрела для любви? – сказал Соколиный Охотник на арапахо после того, как рассказал друзьям о своих чувствах. Мэгги застенчиво улыбалась, глядя на него, желая узнать, как он ее представил: как незнакомку в поисках убежища? Или как женщину, к которой он испытывает особые чувства? Когда на многих лицах стало появляться забавное выражение, любопытство Мэгги еще больше возросло: что он мог сказать этим воинам? Она даже подпрыгнула, когда некоторые из них начали смеяться и похлопывать Соколиного Охотника по спине, как будто поздравляя его с чем-то. Она залилась краской смущения, полагая, что эти поздравления касались ее. В этой ситуации мысль о беременности еще больше отягощала ее сознание. Если Соколиный Охотник хвастался тем, что скоро завоюет ее расположение или, возможно, уже завоевал, то у него будет гораздо больше причин ее ненавидеть после того, как он узнает о ее положении. Какой обузой она может тогда стать для Соколиного Охотника! Когда воины поскакали назад в деревню, а Соколиный Охотник остался, чтобы проводить туда Мэгги, она настороженно смотрела на него снизу вверх, с ужасом ожидая того, что должно произойти в ближайшие часы. – Глаза Пантеры, теперь пойдем со мной в мою деревню, – сказал Соколиный Охотник; разворачивая свою лошадь в нужном направлении. – Мои воины разнесут весть о нашем прибытии. – Кажется, они не возражают, что я с тобой, – сказала Мэгги, нервно наматывая и разматывая вожжи вокруг своих пальцев. – Что ты им сказал? – Соколиный Охотник объяснил, что ты недавно овдовела, – сказал он, улыбнувшись ей. – Я также сказал им, что когда я заглянул в твои серые, как у пантеры, глаза, то увидел в них гораздо больше, чем овдовевшую женщину. Я увидел женщину, которая пробудила чувства в сердце их вождя, чего не удавалось сделать ни одной другой женщине. Я сказал им: этот арапахо верит, что эта красивая белая женщина тоже испытывает нежные чувства к их вождю. Сердце в груди Мэгги билось с такой силой, что его можно было сравнить с кузнечным молотом. У нее даже перехватывало дыхание, когда она слушала то, о чем он говорит. Она чувствовала себя, как в западне. Он настолько уверен в ее чувствах к нему, что даже счел возможным похвастаться этим. Да, она любит его! В этом нет сомнения! Но все бесполезно… Когда он узнает о ребенке, все изменится. Вдруг его слова поразили Мэгги: глаза ее расширились и губы прошептали: – Вождю? Ты – вождь? – спросила она, хотя, по сути, совершенно не была удивлена. Она видела благородство в его осанке и во всем его существе. Уже в самую первую минуту, когда они встретились, она поняла, что это не обычный индеец. – Да, вождь, – сказал Соколиный Охотник, гордо распрямив свои мускулистые плечи. Затем он кивнул в сторону деревни. – Теперь мы пойдем, – сказал он, послав свою лошадь мелкой рысью рядом с фургоном Мэгги, когда она ударила вожжами и волы пошли вперед своим обычным неторопливым шагом. – Арапахо живут небольшими группами, – объяснил Соколиный Охотник, посмотрев на Мэгги. – Каждый лагерь состоит примерно из двадцати вигвамов. Каждое селение управляется уважаемым вождем, которого выбирают за благородство и здравые суждения. После смерти моего любимого отца, я был назначен вождем моей деревни. Я продолжаю традицию моего отца и до него его отца в поисках мира и гармонии даже с белыми людьми, которые вынудили нас жить в резервациях. Великая Невидимая Сила также благословила меня как вождя. У нее не было времени ответить. Из деревни выбежало много детей и собак, пришедших в возбуждение при виде своего молодого вождя. Они подходили к нему, прикасались, с обожанием улыбались, глядя на него снизу вверх. Некоторые неторопливо бежали рядом с фургоном Мэгги, некоторые указывали на кур, некоторые похлопывали корову, явно восхищаясь ею. Остальные смотрели на нее недоумевающе с недоверием. Мэгги улыбнулась каждому из них, затем снова посмотрела вперед, когда они въехали в деревню. Она бросала взгляды в разные стороны и сердце ее учащенно билось от сознания того, что она сейчас входила в жизнь, которая ей и не снилась даже в самых диких снах. До этих двух прошедших дней ее знания об индейцах ограничивались тем, что она читала в справочниках или дешевых новеллах, где они описывались страшно дикими и кровожадными. Теперь она видела деревню индейцев собственными глазами, и ничего не казалось ей диким. Она была, на ее взгляд, странная, но абсолютно не дикая. Эти люди, по всей вероятности, вели простой образ жизни. Их любовь к животным была очевидна. Различные малые лесные звери либо находились в клетках, либо свободно бегали по деревне уже как домашние животные. Деревенские собаки устроили лай вокруг ног ее волов. Пока она продвигалась дальше вглубь деревни рядом с Соколиным Охотником, она сумела заметить нескольких стариков, которые стояли или сидели группами. Можно было увидеть и нескольких женщин. Она обратила внимание, что одежда индейцев и их лошади были украшены природными материалами: лосиный рог, иглы дикобраза, волос американского лося, орлиные перья, медвежьи когти и раковины, найденные вдоль речных берегов. Повсюду горели крошечные костерки, мерцающие в вечерних сумерках, бросая причудливые тени среди вигвамов. Когда сменился ветер, до Мэгги дошел запах готовящейся на костре пищи и она поняла, насколько была голодна. Хотя Соколиный Охотник сказал, что они приедут в деревню раньше, это заняло у них большую часть дня и они ни разу не остановились, чтобы утолить голод. Желудок ее изнывал, когда она приблизилась к кострам, где готовилась пища. Однако все мысли о еде вылетели у нее из головы, когда Соколиный Охотник остановился у самого большого вигвама, находящегося в центре деревни на небольшом возвышении. Затаив дыхание, она рассматривала рисунки, выполненные на коже с внешней стороны жилища. Они были великолепно выполнены разноцветными красками. Что-то еще привлекло ее внимание. Она даже слегка открыла рот от удивления, когда увидела красивого орла, отдыхавшего на шесте, установленном высоко над входной створкой вигвама. Он был привязан за одну ногу веревкой и как будто ожил, когда Соколиный Охотник подошел к нему с кусочком мяса. Когда птица приняла угощение из его руки, Соколиный Охотник погладил красивую голову орла свободной рукой. Вид этой явной любви между человеком и птицей согрел сердце Мэгги. Этот мужчина, вождь арапахо, действительно был необыкновенным. Грусть вкралась в ее сердце от страха, что им придется расстаться, и она не увидит его больше никогда. Как только он узнает правду… Соколиный Охотник вытер руки о ткань, которая свисала с шеста птицы, затем переключил все свое внимание на Мэгги. Боясь, что он поможет ей сойти с фургона и таким образом обнаружит, что она намного тяжелее, чем должна быть, Мэгги спустилась сама до того, как он к ней подошел. Она встретила его приближение улыбкой, хотя все внутри ее медленно умирало от сознания, что уже все скоро изменится для них навсегда. Ее сердце буквально вырывалось из груди, когда он двинулся к входной створке и приглашающе взмахнул рукой. – Входи, – нежно произнес он. – Раздели это жилище с вождем Соколиным Охотником. – Ты имеешь в виду, что здесь… я проведу ночь? – спросила она, не в состоянии унять дрожь в голосе. – Если таково твое желание, тогда пусть так и будет. Именно так и должно быть, – сказал Соколиный Охотник, подняв входную створку. – Входи. Тебе будет предоставлена вода для ванны, чистая одежда и пища. Затем мы поговорим о наших чувствах. – Ванна? – сказала Мэгги. Она старалась вести себя осмотрительно внутри вигвама. – Ты примешь ванну, то же сделает и Соколиный Охотник, – небрежно пояснил он. – Дорожная пыль прилипает к лицам как мед, смешиваясь с потом, – продолжил он, гортанно засмеявшись. – Вот только запах у нее не столь хорош, как у меда, и на губах остается неприятный привкус. Мэгги пыталась усмотреть юмор в том, что он сейчас сказал, но ее страх перед предстоящим разоблачением разрушил все, что показалось бы великолепным при любых других обстоятельствах. Соколиный Охотник шел за ней, направляя ее к огню, который горел в центре жилища, где в земле было сделано небольшое углубление, выложенное камнями. Еда варилась на медленном огне в горшочке низко над пламенем. Брови Мэгги поднялись от удивления, когда она обнаружила аппетитно пахнущую еду. Она уже знала, что у него нет жены. Он явно высказал свое желание, чтобы этот пробел в его жизни восполнила она. – Но кто же тогда поддерживает в доме огонь? – спрашивала она себя. – Кто готовит пищу в большом котле? И кто содержит дом в такой чистоте? Она осмотрелась. Вигвам был конической формы. Столбы, поддерживающие его, покрывала подкладка из кожи, разрисованной письменами. Внутри по кругу на земле лежали прутья и тростник, на которые были наброшены стеганые и шерстяные одеяла. Она пришла к выводу, что в течение дня на них сидели, а ночью спали. Рядом с отверстием, служившим дверью, в чистоте содержалась кухонная посуда: сковорода, кофейник, ведро для воды и несколько оловянных тарелок и кружек. За всем этим находился небольшой запас бакалейных товаров: кофе, сахар, мука. Между столбами вигвама были натянуты веревки, на которых по-всякому висели кожа, оружие, корзины, пучки каких-то трав. Вдоль стен лежали стопки шкур. Затем, когда ее глаза привыкли к слабому освещению вигвама, она заметила, что в северной части помещения стояла настоящая кровать, которая имела заставку, сплетенную из ивовых прутьев. Она могла видеть, что матрас был набит сухой травой, а поверх него лежал толстый слой шерстяных одеял. Подушки выглядели большими и удобными. Скорее всего их набивали волосом или пером. Рядом с противоположной стеной Мэгги увидела воинский головной убор из перьев. Ей приходилось читать в книгах, что это украшение являлось символом подвигов воина. Каждое перо представляет крупную битву. Когда этот головной убор надет, он рассматривается, как могущественный талисман, охраняющий своего владельца и доставляющий слова молитвы воина Великой Невидимой Силе. – Ты смотришь на воинский головной убор моего отца, – сказал Соколиный Охотник, который вдруг оказался рядом с Мэгги и своим взглядом следовал за ее взглядом. – На мою долю не выпало много войн, всего лишь несколько небольших стычек с различными враждебными племенами. Все же я выставляю напоказ символы подвигов отца словно свои собственные. Медленным жестом руки он показал и на другие предметы, которыми гордился. – Как ты видишь, – сказал он гордо, – здесь есть мои трофеи, узелки с амулетами и мешок со священной трубкой. Это доказывает, что вождь из богатой и могущественной семьи. Такие вещи дозволено иметь лишь тому, кто прошел через высокий обряд посвящения или чрезвычайные испытания. Соколиный Охотник повернулся к Мэгги, обнял руками ее лицо. – Женщина, все это я хочу разделить с тобой, – произнес он тихим голосом. – Можешь ли ты сказать, что прошло достаточное время, чтобы ты забыла того мужа, который ушел в иной мир? Какое время полагается белой женщине носить траур? Любила ли ты его настолько, что твой траур продлится дольше, чем обычно? Чувствуешь ли ты сейчас себя свободной для того, чтобы поведать о своих чувствах, которые ты испытываешь к этому вождю арапахо? Мэгги просто таяла под взглядом его темных глаз. Перед ней все плыло от одного прикосновения его рук к ее телу. Она хотела только, чтобы этот красивый мужчина ее поцеловал и обнял. Страсть, которую она испытывала, была настолько сладостной, что в ней не осталось сил рассказать ему правду о себе. Вместо того, чтобы ее поцеловать, как того ожидала Мэгги, его руки сместились к завязкам пончо и он быстро снял его ей через голову. Когда Соколиный Охотник бросил пончо на пол, то его взгляд невольно обратился вниз. У него раскрылся рот и перехватило дыхание… Он понял истинную причину того, почему на протяжении всего времени, когда они были вместе, она упорно носила это грязное одеяние. Под ним она скрывала свою беременность, и по виду ребенок мог родиться в любой момент. – Ты… ждешь ребенка, – задыхаясь, произнес он, вновь посмотрев ей в лицо. – Ты это скрыла от меня? Зная о том, какие чувства к тебе испытывает Соколиный Охотник, ты не сказала правду о том, что ждешь ребенка? Разве ты мне недостаточно доверяла для того, чтобы сказать? Что, ты думала, мог тебе сделать этот индеец? – Сначала нет, я не была уверена, могу ли я тебе доверять, – произнесла Мэгги, нервно заламывая руки. – Затем, когда я начала понимать, как я тебе нравлюсь и как ты мне нравишься, я испугалась, что ты посмотришь на меня с отвращением, узнав о моей беременности. Я… Я не могла этого вынести, Соколиный Охотник. Сейчас ты на меня так смотришь, как будто ненавидишь. Пожалуйста, скажи мне, что это не так! Пожалуйста, не надо меня ненавидеть… Не в состоянии унять свой гнев при мысли о том, что женщина носит под сердцем ребенка другого мужчины, он развернулся и выбежал из вигвама, сжав кулаки. Обескураженная реакцией Соколиного Охотника, Мэгги долгое время смотрела на входную створку, затем вся в слезах опустилась на пол. Она поступила неправильно. Она поступила дурно, не сказав ему правду. Что ей теперь делать? Что с ней будет? Прогонит ли он ее из своей деревни, чтобы никогда больше о ней не вспомнить? Торговый пост был слишком далеко, чтобы до него можно было бы добраться до рождения ребенка. Она обхватила голову руками и плакала до тех пор, пока не почувствовала рядом с собой чье-то присутствие. Она быстро подняла голову и увидела, что ее внимательно разглядывает красивая девушка арапахо, глаза которой были широко раскрыты, злы и явно выражали ревность. – Кто… ты? – прошептала Мэгги, вытирая со щек слезы. – Меня зовут Тихий Голос, – ответила девушка тоном, который был скорее ненавидящим, чем добрым, хотя, действительно, голос индианки был тих и нежен, словно ветерок красивым весенним утром. – Что ты от меня хочешь? – спросила Мэгги, медленно поднимаясь на ноги и отходя от нее немного в сторону. – Меня прислал Соколиный Охотник, – сказала Тихий Голос, вызывающе вскинув голову. – Зачем? – спросила Мэгги сдавленным голосом. Две длинные косы Тихого Голоса подпрыгнули, когда она сердито шагнула к Мэгги, испугав ее. Мэгги взглянула на нож, покоящийся на боку Тихого Голоса, и ее вдруг поразила страшная мысль о том, что, возможно, Соколиный Охотник прислал эту женщину для того, чтобы заставить Мэгги расплатиться за ложь. ГЛАВА ВОСЬМАЯ – Сними свою одежду и отдай ее Тихому Голосу, – сказала женщина арапахо холодным, бесстрастным голосом. Мэгги отошла подальше от Тихого Голоса. – Нет, – сказала она, прижав руки к своей груди, как бы защищаясь. – Я отказываюсь. – Ты должна снять одежду, чтобы принять ванну, – попросила Тихий Голос. – Отдай мне грязную одежду. Я ее выброшу. – Ты ее выбросишь? – удивленно спросила Мэгги. – Зачем? – Все должно быть выполнено так, как повелел Соколиный Охотник, – сказала Тихий Голос, поворачиваясь и кивая двум другим женщинам арапахо, входящим в вигвам. Одна несла таз с водой, а вторая – очень приятную хлопчатобумажную сорочку, которая свисала у нее через руки. На ладонях этой женщины лежали мягкие мокасины. – Соколиный Охотник? – тихо произнесла Мэгги. – Так это все он? Это вселило в нее надежду. Если бы он ее возненавидел, ему стало бы все равно, как она выглядит. Она ожидала, что он вернется и скажет, что она должна уехать. Возможно, он смягчил свой гнев по отношению к пей. Хотя, скорее всего, это была просто жалость к ней и ее ребенку, который скоро родится. Надежда, что он все еще любит ее, улетучилась в небытие. – Да, Соколиный Охотник приказал, – сказала Тихий Голос. Ее глаза сердито сузились, когда она посмотрела вниз на живот Мэгги. – Тихий Голос повинуется, потому что он вождь, и его слово – закон в этой деревне арапахо. Тихий Голос сделала шаг по направлению к Мэгги и протянула к ней руку ладонью вверх. – Теперь отдай мне свою одежду, чтобы я смогла заняться своими делами, – сказала она ледяным голосом. Лицо Мэгги залилось краской от смущения. Она посматривала то на одну женщину, то на другую, не желая перед ними раздеваться. Она простояла так еще какое-то время, затем с облегчением увидела, что женщина, которая принесла платье и мокасины, отложила их в сторону, взяла одеяло и стала держать его перед Мэгги, таким образом закрывая ее от посторонних глаз, чтобы дать ей возможность переодеться. Молча кивнув в знак благодарности этой женщине и зная, что Тихий Голос не уйдет до тех пор, пока не получит ее одежду, Мэгги начала раздеваться. Вещь за вещью она перебросила всю одежду через одеяло и, оставшись совершенно обнаженной, взяла у этой доброй женщины одеяло и обернулась им. – Я надеюсь, что могу помыться в уединении, – попросила Мэгги, высоко подняв подбородок и глядя на Тихий Голос. Она поняла, что эта красивая женщина арапахо никогда не будет ее другом. В глубине ее карих, как у лани, глаз и в ее голосе было что-то такое, что говорило – она враг Мэгги. Мэгги не знала – было ли это потому, что Тихий Голос ненавидела всех белых людей, или эти недобрые чувства она испытывала только к Мэгги, ведь та была не только светлокожей, но и с большим сроком беременности, и привезена красивым вождем арапахо. Какова бы ни была причина, было ясно, что Тихий Голос едва ли хотела находиться здесь и выполнять то, что приказал Соколиный Охотник. – Ты будешь одна, – сказала Тихий Голос, жестом приглашая остальных женщин покинуть вигвам. Тихий Голос в последний раз окинула взглядом Мэгги, ее выступающий под одеялом живот, с отвращением простонала, затем развернулась и вышла, унося с собой грязную одежду Мэгги. Облегченно вздохнув, – ведь столкновение уже было позади, – Мэгги села рядом с углублением для огня возле таза с водой. Она смотрела на огонь и чувствовала, как подступают слезы. Она была благодарна за надежду, которую дал ей Соколиный Охотник, надежду, что он ее простил. Означало ли его поведение то, что он все еще любит ее? Она не могла перестать его любить. Она бы сделала все, что угодно, чтобы вернуть его любовь! Она хотела остаться с ним, и не только до тех пор пока не родится ее ребенок, а навсегда. Думая, что теперь все это невозможные мечты, она в отчаянии опустила руки в таз с водой и начала брызгать ею себе в лицо. Затем, омыв все тело, она насухо вытерлась. Потом она подняла хлопчатобумажную сорочку и надела ее через голову. Она нашла, что сорочка была очень мягкой. Затем Мэгги натянула мокасины, которые показались ей удобными для ее отекших, уставших и болевших ног. Чтобы распутать свои волосы, Мэгги причесала их пальцами, сидя на одеяле и глядя на котелок, от которого до сих пор исходил чудесный аромат, однако, поесть не осмелилась. Она не была уверена, оставалась ли там еда. Мэгги чувствовала себя совершенно изолированной и одинокой, но со вздохом подумала, что, по крайней мере, она спасена. Ей не придется рожать в одиночестве. – Секреты, – безутешно прошептала она сама себе. Со дня смерти отца ей неоднократно приходилось хранить секреты. Сначала она не рассказала Мелвину о спрятанных деньгах… Все внутри ее похолодело при мысли о сумке с деньгами. Она должна ее спрятать прежде, чем кто-либо из индейцев обыщет ее вещи. Она была почти уверена, что останется в вигваме Соколиного Охотника до тех пор, пока не оправится после рождения ребенка, чтобы предпринять путешествие. Она должна достать сумку из фургона и спрятать ее под вещами Соколиного Охотника. Встав с одеяла, Мэгги подкралась к входной створке, отодвинула ее в сторону, осторожно выглянув наружу. Когда она увидела, что рядом никого нет, то тихонько направилась к фургону и залезла в него. Снаружи было уже темно, но она и без света знала, где искать. Вскоре ее пальцы обнаружили сумку. Крепко прижав ее к своей груди, Мэгги покинула фургон и поспешила назад в вигвам. Сердце ее бешено колотилось, когда она отчаянно подыскивала подходящее место, чтобы спрятать деньги. Она остановилась в дальней части вигвама, перед кроватью, где хранились скатанные одеяла и другие принадлежности. Она стала там на колени и, отодвинув все в сторону, затаив дыхание, начала пальцами раскапывать землю до тех пор, пока ямка не стала достаточного размера, чтобы спрятать там деньги. После того, как все было возвращено на свои места, она повернулась, чтобы возвратиться к огню, но что-то еще привлекло ее внимание. Звук поющих голосов снова привел Мэгги ко входу. Она приподняла створку и посмотрела в сторону центра деревни. Собравшись вокруг большого костра, множество мужчин, женщин и детей пели, затем пение надолго прекращалось для того, чтобы что-то рассказать, затем пение возобновилось. Мэгги казалось, что для них происходило что-то важное, но для нее все это было покрыто тайной. Она вспомнила о договорах между белыми людьми и индейцами, которые вынуждали этих приветливых людей жить здесь, в резервации Уинд Ривер. Недалеко от границы этой местности располагалось индейское агентство, которое обслуживало потребности индейцев. Она напряженно всматривалась в темноту, разыскивая в толпе вокруг огня Соколиного Охотника. Не увидев его, она вернулась в вигвам и устроилась возле огня. Он постепенно угасал, превращаясь в кучку дымящихся угольков. Ночь подползала к ней все ближе. Она дрожала, чувствуя одиночество, понимая, что должна найти в себе силы и сосредоточиться на рождении ребенка. Но это было тяжело. В ожидании Соколиного Охотника, она глядела вокруг, рассматривая различное оружие. Взгляд ее остановился на копье с искусно выполненным острием, длина которого достигала трех дюймов. Оно было прикреплено к тонкой палке из коричневого дерева с помощью жилы. Возле острия было привязано несколько ярких перьев. Это было изящное, красивое оружие. Вздохнув, она снова посмотрела по направлению входа, затем, оттолкнувшись, встала и вернулась к створке, приподняв ее. Мэгги посмотрела на звезды. Они были яркие и чистые в темном небе, предвещая спокойную ночь. Но, Бог мой, где же Соколиный Охотник? – молча вопрошала она. Соколиный Охотник стоял на коленях на крутом холме, обозревая свою деревню, отсылая молитвы Великой Невидимой Силе. – О, Великая Тайна, Великая Невидимая Сила, мое сердце открыто, – сказал он, глядя на небо, усеянное звездами. – Я раскрываю тебе свою душу. Нет ни одной мысли во мне, которая была бы спрятана от тебя. Направь этого вождя арапахо принять решение, которое бы больше всего подходило для его будущего. Сделай так, чтобы я смирился с тем, что эта женщина, которую я так сильно желаю, носит под сердцем ребенка другого мужчины. Этот муж умер, оставив женщину и ребенка одних и этом мире. Дай мне силу и знание превратить зло и добро для нее. Позволь мне возобладать над гневом к ней за то, что она все скрыла от меня. Соколиный Охотник встал во весь рост и протянул руки к небесам. – О, Великая Невидимая Сила, мое сердце открыто. Направь меня на путь истинный, где бы мог я познать себя и свою судьбу. Я всегда прошу мира и гармонии во всех вещах. Сегодня вечером я прошу направить меня, ибо я люблю женщину с другим цветом кожи. Дай мне силу принять ребенка, которого она носит, как если бы он был моим собственным. Я не могу жить без Глаз Пантеры теперь, когда я полюбил ее. Соколиный Охотник опустил свои руки и глаза. Он немного постоял там с опущенной головой, чувствуя то умиротворение, что снисходило на него лишь в минуты уединения с Великой Невидимой Силой. Легкая улыбка тронула его губы и он кивнул молчаливому приказанию Великой Тайны. – Хайх-ниах-уэх – спасибо, Великая Тайна. Мне понадобится твой совет. Я пойду к своему деду, – прошептал он, будто в ответ на сказанные ему слова. – Он сама мудрость в этом мире. Спустившись с холма, вождь поспешил назад в деревню. Этим вечером он особенно ощущал близость со своим народом, когда их голоса в пении поднимались к небу. Он хотел присоединиться к ним, но сегодня ему был нужен мудрый советчик. Делая большие шаги, он вскоре пришел к красочно разрисованному вигваму деда. Приподняв створку, Соколиный Охотник вошел внутрь. Он тихо ступал по циновкам, которыми был устлан пол, подошел и сел у огня напротив деда. Соколиный Охотник смотрел через огонь на Длинные Волосы. Тот сидел, скрестив ноги, одетый в свободную робу, отблески огня бегали по его лицу и мерцали в глазах. На нем было ожерелье из наконечников стрел, которое символизировало долгую жизнь. Как всегда, его длинные волосы были сплетены в пучок надо лбом, липкие и спутанные. Когда Длинные Волосы посмотрел через огонь и обнаружил там Соколиного Охотника, то широко улыбнулся, отчего его лицо покрылось еще большим количеством морщинок. – Что заставило тебя навестить этого старого человека? – сказал Длинные Волосы, подняв свой веер из орлиного крыла, чтобы прикрыть глаза, когда, прищурясь, старался получше рассмотреть внука. – Связано ли это с женщиной, которую ты привез в нашу деревню? Я слышал, что она ждет ребенка. Где тот мужчина, чей это ребенок? – Тот мужчина, отец ребенка, умер, – сказал Соколиный Охотник, скрестив ноги и положив руки на колени. – Я нашел эту женщину одну. Она заблудилась в поездке. Я привез ее сюда. Только после того, как мы приехали сюда, я узнал, что она ждет ребенка. Но было уже поздно, чтобы что-то поделать с чувствами твоего внука. Сердце Соколиного Охотника уже наполнилось любовью к женщине. Этот вождь и твой внук желает оставить женщину и ребенка. Этот вождь и твой внук желает жениться на белой женщине. Но нужно твое благословение. О, мудрейший, скажи мне, что ты даешь мне такое благословение, что этот внук поступил разумно, позволив подобной любви войти в его жизнь. Длинные Волосы опустил свой веер и начал им постукивать по коленям. – Эта женщина белая. Она доставит тебе беспокойство, – сказал он с напряжением в голосе. Все белые люди приносят неприятности. – Эта женщина отличается от большинства белых людей, которых я когда-либо знал, – тихо ответил Соколиный Охотник, защищая Мэгги. Он старался выбросить из своего сознания тот факт, что она скрыла от него правду, и прилагал все усилия для того, чтобы понять, почему она это сделала. – Если я приведу ее к тебе, то ты увидишь. Мне привести ее, дедушка? Ты познакомишься с ней? – Этого не требуется, – сказал Длинные Волосы, отложив в сторону свой веер. Он скрестил на груди руки. – Скоро, но не сегодня вечером. – Он какое-то время помолчал, затем продолжил: – Когда ребенок должен родиться? – Я бы сказал, что со дня на день, – ответил Соколиный Охотник, кивнув головой. – А ты будешь любить этого рожденного не от тебя ребенка? – спросил Длинные Волосы тихим размеренным голосом. – Ты будешь воспитывать этого ребенка как собственного? – Испытывая такую большую любовь к матери ребенка, мне будет нетрудно полюбить также и ребенка, – сказал Соколиный Охотник, кивнув головой. Длинные Волосы долго молчал, глядя на Соколиного Охотника, затем жестом руки отпустил внука. – Иди, – добавил он. – Ты внук мудрого человека. Значит и сам мудр. Твое сердце принадлежит этой женщине, а кто я такой, чтобы утверждать, что ты должен отвергнуть свои чувства. Иди. У тебя есть мое благословение. Но, мой внук, помни о том, о чем я тебя предупредил. Неприятности. Все белые люди приносят неприятности. Когда Соколиный Охотник поднялся в полный рост, глаза его переполняла радость. Он обошел очаг с огнем, наклонился, крепко обнял своего дела и покинул вигвам в приподнятом настроении. Уверенным шагом он направился к своему вигваму. Когда Соколиный Охотник вошел, то увидел, что Мэгги спит на одеяле. Он встал рядом с ней на колени и нежно прикоснулся к ее лицу, чтобы разбудить ее. Мэгги внезапно открыла глаза и с испугом посмотрела на Соколиного Охотника. Ее сердце колотилось, когда он взял ее за руки и заставил встать на ноги. Она едва дышала, когда он приподнял сорочку и увидел ее обнаженный раздутый живот. Она позволила ему это сделать, потому что он был такой нежный, и еще потому, что она увидела в его глазах прощение и готовность принять ее такой, какая она есть. Когда он положил ей руку на живот, Мэгги почувствовала тепло от этого жеста признания. Она закрыла глаза в экстазе, когда его пальцы нежно продвинулись выше и обхватили ее твердые, наполненные молоком груди. Он убрал свои руки, подол сорочки опустился вниз, прикрыв ее наготу. Затем он поднял за подбородок к себе ее лицо так, чтобы можно было ее поцеловать. Голова Мэгги закружилась от охватившего ее желания. Колени ослабли от прекрасного ощущения, которое появилось в ней, когда их губы встретились. Она обняла его за плечи и вернула поцелуй со всей страстью, на которую была способна. В этот момент в вигваме внезапно появилась Тихий Голос. Мэгги и Соколиный Охотник быстро отошли друг от друга. Соколиный Охотник подошел к Тихому Голосу и сердито забрал поднос с едой, который она принесла. Он знал, что она пришла с едой только ради того, чтобы пошпионить за ним. На этот раз он не стал ее ругать. Он просто глянул на нее так, что это заставило ее повернуться и выбежать прочь. – Она хорошо придумала, – сказал Соколиный Охотник, поставив поднос с едой рядом с очагом. – Иди сюда. Мы поедим и поговорим. Многое надо сказать. Многое ты должна мне объяснить, не так ли? Мэгги застенчиво кивнула головой, подошла и села рядом с ним. Он протянул ей сделанную из тополя миску. Он взял другую посудину и, зачерпнув в котелке, висевшем на треноге над огнем, наполнил ее миску тушеной лосятиной, затем взял несколько кусков сухого мяса с подноса, который принесла им Тихий Голос, положил их на оловянную тарелку и тоже предложил ее Мэгги. Она с аппетитом ела, а он на нее смотрел. В его глазах ей виделось страстное желание и восхищение. Она улыбнулась ему с облегчением, когда он тоже принялся есть, так как это занятие ненадолго откладывало начало разговора и те вопросы, на которые у нее могло не оказаться ответа. Однако то время, когда тарелки были отставлены, нее же наступило. Соколиный Охотник вытер рот тыльной стороной руки и придвинулся к Мэгги. – Когда ты носила широкое пончо, ты мне показалась более крупной, – мягко произнес он. – Но теперь я знаю, что все дело в размерах твоего живота… Он медленно провел пальцем по ее затылку, вызвав чувственную дрожи но всем теле Мэгги. – Вот безупречная белая шея, – сказал он, любуясь ею. – Твои руки изящны, ноги длинны и красивой формы. Как только ребенок выйдет из тебя, ты снова станешь стройной. Когда мы будем заниматься любовью, то в моих объятиях будет находиться очень хрупкое создание. – Когда мы… заниматься любовью? – заикаясь повторила Мэгги. – Конечно, мы будем любить друг друга после того, как родится ребенок, – сказал Соколиный Охотник, как нечто, само собой разумеющееся. – Ты останешься. Ты будешь моей женой. Ребенок будет воспитываться здесь, как мой собственный. – Так будет? – произнесла Мэгги, сдерживая волнение. Затем она положила свою руку на его. – Как ты можешь быть таким великодушным после того, как я скрыла от тебя правду? – На то ведь были веские причины, не так ли? – сказал Соколиный Охотник, взял ее руку и, поднеся к губам, начал целовать кончики ее пальцев. – Я боялась сказать тебе по многим причинам, но, в основном, потому, что мне не хотелось потерять твою любовь, – прошептала Мэгги. – Я так люблю тебя, Соколиный Охотник. Я полюбила тебя почти с того самого момента, когда впервые тебя увидела. Соколиный Охотник кивнул головой. – Я верю, что так оно и есть, – прошептал он. – Хотя для меня остается загадкой, как ты могла влюбиться в какого-то мужчину, когда твой прежний мужчина только что отправился к праотцам. Была ли твоя любовь к тому мужчине несерьезной? Не случится ли по отношению ко мне то же самое? – Соколиный Охотник я никогда не любила своего мужа так, как любят друг друга страстные возлюбленные, – попыталась объяснить Мэгги. – Мои чувства к нему были лишь благодарностью за то, что он взял меня тогда, когда у меня больше никого не осталось. Я питала различные чувства к своему мужу, но никогда это не было страстью. Когда мы занимались Любовью, я ничего не чувствовала. Я делила постель с ним лишь для удовлетворения его мужских потребностей. Я была ему так многим обязана… Соколиный Охотник прижал ее к себе поближе. – Приятно это узнать, – сказал он, тяжело вздохнув. Затем он повернулся к ней лицом так, чтобы их глаза встретились. – Почему ты была одна? Почему тебе было необходимо, чтобы этот человек вошел в твою жизнь? – Моя мать умерла давно, – сказала Мэгги печально. – Мой отец умер всего несколько месяцев назад, и его деловой партнер лишил меня наследства. Я сбежала от ужасного человека и от своего прошлого. Мелвин, человек, который стал моим мужем, сжалился надо мной. Мы поселились с ним вместе, и вот всего несколько дней назад я нашла его мертвым. Его доконал, видимо, сердечный приступ… Поскольку я беременна, мне пришлось срочно уехать, чтобы найти хоть кого-нибудь, кто мог бы помочь при рождении ребенка. – Я тоже потерял отца и мать, – сказал Соколиный Охотник, глядя в огонь. – Мой отец, которого звали Дремлющий Волк, был вождем до меня. Он выбрал смерть в бою, которая произошла во время стычки между небольшим отрядом уте и воинами нашей деревни. Он всегда говорил, что лучше умереть в бою, чем стариться и чахнуть, как мой дед. Он видел все это. Мою мать звали Чистое Сердце. Оплакивая смерть отца, она ушла, и с тех пор больше ее никто не видел. – Как ужасно! – с трудом проговорила Мэгги. – Много зим назад мой дед устранился от своей роли вождя, и народ выбрал отца на его место, точно так же, как они выбрали меня вождем на место моего отца, – сказал Соколиный Охотник напряженным голосом. – Этот титул я с гордостью ношу, но я бы с радостью вернул его своему отцу, если бы это было возможно… И даже своему деду, проводящему сейчас свою жизнь в воспоминаниях о прошлом. Соколиный Охотник взял Мэгги за талию и повернул к себе лицом. Он осторожно дотронулся до ее живота и прошелся пальцами по нему, отмечая его размер и округлость. – Не будем больше говорить о родителях. Теперь ты и твой ребенок в безопасности, – сказал он, затем взял се за плечи, притянул к себе поближе и поцеловал. —Ты так прекрасна, – прошептал он, слегка отодвинув свои губы от ее губ. Мэгги покраснела и опустила глаза. – Как ты можешь так говорить? – прошептала она, но сердце ее переполнялось радостью от такого внимания любимого ею человека. – Я такая большая, такая неуклюжая. – Это скоро пройдет, – сказал Соколиный Охотник, и, обойдя ее, направился к кровати. – Пойдем. Ты сегодня ляжешь спать на моей кровати. Я посплю у огня. Мэгги подошла к кровати. Он взял ее за локоть, помог ей улечься и укрыться, а затем еще раз нежно поцеловал. – Между нами больше нет секретов? – прошептал он, прижавшись к ее губам, затем отошел и улегся возле огня спиной к Мэгги. Мэгги уютно расположилась под одеялом, и, затаив дыхание, размышляла о том, какие отношения сложились между ними. Он простил ее. Он даже уверил себя, что она останется. Она выйдет замуж за этого чудесного, красивого вождя арапахо. И он обещал хорошо относиться к ее ребенку. Он был необыкновенно добрый человек, ибо собирался воспитывать ребенка, как собственного! Она повернулась на бок и вдруг испугалась. Все казалось слишком необыкновенным, слишком хорошим. Но ведь непременно что-нибудь произойдет, и сказочный сон превратится в ночной кошмар. Внезапно ее пронзило чувство вины: она вспомнила, что у нее все еще слишком много секретов от него: ее изнасилование, и особенно та сумка с деньгами, которую она спрятала под этой самой кроватью, где спит. Однажды он, конечно, узнает о ней всю правду, даже об этих вещах. Почувствует ли он, что его снова предали? Простит ли он ее во второй раз? Она закрыла глаза, пытаясь заснуть и отогнать прочь все эти страхи. ГЛАВА ДЕВЯТАЯ Резкая, пульсирующая боль в животе заставила Мэгги проснуться. Она обхватила живот и судорожно хватала ртом воздух. Один приступ боли сменялся другим. – У меня начинаются схватки, – прошептала она, широко раскрыв глаза. Боли участились. Она не думала, что все случится так быстро. Опираясь на локоть, Мэгги приподнялась и посмотрела туда, где спал Соколиный Охотник. Его там не было. – О, нет! Где же он? – прошептала она сама себе. В отчаянии она огляделась вокруг. Огонь в очаге отбрасывал на стены длинные танцующие тени, и было невозможно сказать, день ли сейчас или ночь. Затем она посмотрела вверх – на отверстие для дыма, сквозь которое было видно начинающее голубеть небо – это значило, что ночь уже отступала. – Он, конечно же, ушел на реку, чтобы с утра искупаться, или за дровами для поддержания огня, – шептала Мэгги, пытаясь убедить себя в том, что он скоро вернется и поймет, что роды произойдут сегодня. Она и думать не могла о том, что ей придется пройти сквозь это тяжелое испытание без него… Ей хотелось, чтобы он ее успокоил. Ей хотелось его любви. Ей хотелось его расположения в тот самый момент, когда ее ребенок сделает первый вздох. Если он сможет принять этого ребенка так, как он принял ее и ее проступок, ей будет намного легче навсегда изгнать из памяти отца своего ребенка. Так многое зависело от Соколиного Охотника: ее жизнь, ее счастье! Очередной приступ острой боли полностью овладел сознанием Мэгги. Пот капал у нее с бровей, она скрежетала зубами, пытаясь перенести связанную с родами боль. Отбросив одеяло, она расставила ноги, схватилась за живот руками, легла на спину и закрыла глаза. От головокружения у нее все плыло перед глазами, а боли теперь пронизывали ее с еще меньшими интервалами. Охваченная страхом, Мэгги спрашивала себя, что может задержать Соколиного Охотника, и медленно постаралась встать с кровати. Но как только ее нога коснулась устланного ковриками пола, ее живот ощутил еще один приступ боли. Схватка была на сей раз особенно сильной и долгой. Давление становилось почти невыносимым: ребенок проталкивался к проходу. Она подождала, пока боль утихнет, а затем снова попыталась поставить ноги на коврик. Она должна добраться до входа. Если Соколиный Охотник был в пределах слышимости, то она привлечет его внимание. Однако она боялась худшего – что его не будет здесь во время рождения ребенка. Что, если никто не придет ей помочь? В конце концов она стала ногами на пол и оттолкнулась от кровати. Обхватив живот руками, как будто успокаивая его, она медленно начала передвигать ноги: дюйм за дюймом, по всем мягким коврикам. Следующие схватки застали ее сразу, стоило встать на ноги, и боль при этом была настолько острой, что вызывала головокружение. Мэгги чувствовала, что может упасть в обморок, если не наступит хоть небольшая передышка. Когда боль утихла, Мэгги, злясь на саму себя, тяжело дыша и обливаясь потом, все же добралась до выхода. Дрожащей рукой она отодвинула створку и высунула голову наружу. Ее надежды найти где-нибудь поблизости Соколиного Охотника оказались напрасными. Мэгги даже не увидела его лошадь среди других лошадей в загоне недалеко от вигвама. Затем она осознала кое-что еще: не было ни ее фургона, ни кур, ни петуха, ни коровы, хотя как раз в этом-то не было ничего необычного, чтобы сильно беспокоиться. Вдруг еще один сильный приступ боли буквально пронзил ее всю. На этот раз она не выдержала, вскрикнула и опустилась на пол. Так она и лежала у входа, а ее руки оказались слегка высунуты наружу. Она закрыла глаза и тихонько плакала, боясь, что подвернула ногу. В этот момент кто-то к ней подошел. – Итак, подошло время, – насмешливо-презрительно сказала Тихий Голос, тем самым заставив Мэгги открыть глаза. – Ты! – сказала Мэгги сдавленным шепотом. – О, Господи, нет. Пожалуйста, пошли за кем-нибудь еще, чтобы мне помочь. Я не хочу, чтобы ты помогала мне. Ты… кажется, что ты… что ты меня ненавидишь. Я не… доверяю тебе. – Белая женщина, не трать напрасно слов, – сказала Тихий Голос, наклонившись, чтобы взять Мэгги за талию и осторожно помочь ей встать с пола. – Тихий Голос помогает родить ребенка. Если тебе не нравится, можешь убежать прочь. У Мэгги не было выбора, как только опереться на Тихий Голос, которая помогла ей добраться до постели. – Я сейчас не в состоянии ходить, не то что бежать, – сказала Мэгги, пытаясь изобразить язвительный смешок. – Она мрачно посмотрела на Тихий Голос. – Где Соколиный Охотник? – Его отозвали до восхода солнца, – сообщила Тихий Голос, как само собой разумеющееся. – О, нет, – закричала Мэгги, слегка приподнявшись па кровати. – Куда он уехал? Почему? – Пришло известие, что, возможно, видели его мать, – объяснила Тихий Голос, медленно снимая сорочку Мэгги через голову. – Но не беспокойся, белая женщина. Он сказал, чтобы предупредили всех женщин и деревне о том, что ты можешь родить сегодня. Он оставил распоряжения. Мы, женщины, знаем, что делать. Зная, что Соколиный Охотник проявил достаточную заботу о том, чтобы ей непременно помогли, Мэгги должна бы почувствовать себя легче, но облегчение не наступило. Она едва выносила одно лишь присутствие Тихого Голоса в вигваме, еще меньше ей хотелось целый день слушать ее злобные речи и быть в ее власти при рождении ребенка. – Ты говоришь, что кроме тебя и другие будут помогать? – спросила Мэгги, обрадовавшись, когда Тихий Голос прикрыла одеялом ее наготу. – Я уверена, что они так же как и я услышали твой крик, – ответила Тихий Голос, стиснув зубы и гневно сверкая глазами, глядя на Мэгги. – Они скоро придут. – Может быть они не слышали мой крик. Пойди и скажи им, что я скоро буду рожать, – сказала Мэгги, протянув руку к Тихому Голосу. – Пожалуйста… Еще один острый приступ боли пронзил ее, заставив забыть о страхе. Боль была сильнее страха… Она закрыла глаза и прикусила нижнюю губу, сознавая в тот момент лишь то, что все ее тело изнывает от страшной боли. Она даже не чувствовала движения рук Тихого Голоса на своем животе, которые его массировали. Только тогда, когда боль снова отступила, она ощутила эти руки Тихого Голоса. На мгновение время, казалось, остановилось. Затем, ощутив, сколь мягко индианка массирует ее живот, Мэгги выдавила из себя слабую улыбку. Тихий Голос не улыбнулась ей в ответ, и улыбка Мэгги погасла. – Почему ты меня не любишь? – спросила она, вытерев пот с бровей тыльной стороной руки. – С самого первого момента, когда мы встретились, мне почудилось, что ты меня просто ненавидишь. Это связано с Соколиным Охотником? Ты… любишь его? – Тихий Голос не обязана ничего говорить белой женщине о своих чувствах, – сказала Тихий Голос, – Тихий Голос не вправе обсуждать, кому Соколиный Охотник решает отдать свое сердце. Он отдал тебе свое сердце, не так ли? – Я не вольна говорить за Соколиного Охотника, – сказала Мэгги, чувствуя, что лучше ничего не говорить Тихому Голосу об обещаниях Соколиного Охотника. Сейчас она была в еще большей зависимости от Тихого Голоса, чем когда-либо раньше. – Его завлек цвет твоей кожи, волос и глаз, – пробормотала Тихий Голос, гордо вскинув голову. – Пока ты носишь ребенка, я думаю, что у него нет интереса до тебя! Хотя мне должно быть любопытно узнать – родится ли ребенок с белой или с медного цвета кожей… Знала ли ты Соколиного Охотника дольше, чем он открыто признался перед нами? Мэгги побледнела, поняв, что Тихий Голос обвиняла Соколиного Охотника не только в отцовстве ее ребенка, но и в том, что он солгал всем об обстоятельствах их встречи! – Ты называешь вашего вождя лжецом? – решилась произнести она, хоть и знала, что может еще больше озлобить против себя эту женщину. Однако Тихий Голос сама себе поставила ловушку, показав, что она не верит словам Соколиного Охотника. Это могло дать Мэгги преимущество перед этой красивой злобной женщиной. – Что скажет вождь, если узнает, что ты считаешь его человеком, на которого нельзя положиться и которому нельзя верить? – осторожно спросила Мэгги. Губы Тихого Голоса раскрылись, а глаза расширились. Ей, однако, не представилась возможность ответить. Четыре женщины торопливо вошли в вигвам. Одни несли тазы с теплой водой, другие мягкую одежду и целый набор вещей, назначение которых Мэгги не знала. Женщины подошли к кровати по две с каждой стороны, а Тихий Голос стала в ногах. – Встань на колени и локти, – решительно приказала Тихий Голос. – Что? – изумленно спросила Мэгги. – Это еще зачем? – Делай так, как тебе говорят, – сказала Тихий Голос, сорвав одеяло с Мэгги. – Ну же! Мэгги затаила дыхание, когда женщины вбили колья в землю возле каждого угла кровати. – Для чего это? – в конце концов спросила она тихим, дрожащим от страха голосом. – Ты будешь сжимать колья, когда ребенок будет выходить, – сказала одна из женщин, и ее голос был нежный и успокаивающий. – А теперь делай то, что говорит Тихий Голос. Перевернись на колени и локти. Затем ухватись за колья. Когда начнутся схватки, крепче сжимай колья. Это придаст тебе силы. Мэгги замотала головой. – Нет, я не буду этого делать, – закричала она. – Так не принято делать у нас. Я останусь лежать на спине, и буду рожать так. Это более естественно! Тихий Голос склонилась над кроватью и сердито посмотрела на Мэгги. – Ты сейчас не среди белых, – прошипела она. – Ты предпочла рожать ребенка среди нас. Ниух! Следовательно ты будешь рожать по обычаям арапахо! К ней протянулось несколько рук, и ее начали переворачивать на живот. Она шлепала их по рукам до тех пор, пока не поняла, что у нее больше нет сил противиться. Не имеет значения, насколько ей неприятна эта мысль, но у нее не было другого выбора, как только рожать ребенка на четвереньках! Когда она встала на колени, ее руки были направлены к кольям. Она с силой вцепилась в них, чувствуя приближение нового приступа боли. Каким бы все это не было странным на ее взгляд, казалось, что так действительно легче. Боли не были столь невыносимыми. И хорошо, что можно было за что-нибудь ухватиться в попытке противостоять все усиливающейся боли. Родовые схватки снова прекратились. Голова ее повисла, пот катился по лицу. Она закрыла глаза и начала часто и тяжело дышать, несколько мягких рук принялись массировать и успокаивать ее тело. Затем она почувствовала какое-то движение и волнение сзади себя. Она повернула голову и открыла глаза. Пораженная, она увидела мужчину в вигваме. Мэгги попыталась было схватить одеяло, но руки, которые всего несколько мгновений назад утешали ее, теперь не давали ей укрыться от глаз мужчины. – Пожалуйста, уйдите, – закричала она, умоляя старика в странном одеянии, – не унижайте мое достоинство, пожалуйста! Неожиданно она поняла, кто это: исцелитель! Шаман. Он начал петь и танцевать вокруг кровати, тряся погремушкой, сделанной из покрытого чешуей рыбьего хвоста, закрепленного на набитой оленьей коже с перьями на одном конце. Он обмахивал и проводил по ней этими перьями, продолжая что-то монотонно петь. – Пожалуйста, не делайте этого, – кричала Мэгги, содрогаясь от отвращения. – Оставьте меня в покое! Когда он остановился, Мэгги облегченно вздохнула, затем снова напряглась, увидев, что он не уходит, а продолжает свой ритуал исцеления. Он зажег пучок душистых трав, затем снова подошел к ней и начал тереть ее живот сначала жеваным корнем, а затем рогатой жабой. Мэгги едва не потеряла сознание от одного вида этого отвратительного создания. – Остановитесь, – завопила она снова. – Уходите! Оставьте меня в покое! Вы слышите? Остановитесь! Шаман убрал с нее жабу и бросил ее в сумку из оленьей кожи, затем снова принялся водить по ней перьями – и все это сопровождалось песнопениями. Мэгги опустила голову и зарыдала, поняв, что все ее протесты были напрасны. Она вскрикнула, когда острая боль пронзила ее живот. Вцепившись в колья, она с хрипом старалась перенести свои мучения. Она чувствовала руки, массирующие ее живот, приближая момент рождения. Вдруг она ощутила чьи-то пальцы, проникающие внутрь ее, и вскоре из чрева ее вышел ребенок. Его крик подтвердил приход в этот мир. – Девочка, – сказала Тихий Голос. – Ее кожа очень белая. Ее глаза очень синие. Гордая и успокоившаяся, Мэгги позволила женщинам помочь ей повернуться и лечь на спину. Тяжело дыша от напряжения, она посмотрела вниз на ребенка, которого держала Тихий Голос. – Мой ребенок, – сказала она нежно, протянув руки за младенцем. – Дай мне… моего ребенка. Тихий Голос странно улыбнулась Мэгги, затем повернулась и вышла из вигвама с плачущим младенцем. Мэгги была поражена. Она потеряла дар речи, глядя в сторону выхода из вигвама, полагая, что Тихий Голос просто ужасно шутит над ней и скоро вернется отдать ребенка матери. Но когда Тихий Голос не вернулась, Мэгги поняла, что ее ребенка забрали у нее намеренно. Она начала громко кричать и попыталась встать с кровати, однако, слишком много рук держали ее на месте. – Почему? – плакала Мэгги, ища в лицах женщин ответа. Никто не захотел объяснить ей, почему у нее забрали ребенка, однако она с облегчением заметила доброту и заботу в тех, кто все еще удерживал ее здесь. – Пожалуйста, – умоляла Мэгги, глядя то на одну женщину, то на другую, – скажите мне, почему Тихий Голос унесла моего ребенка. Когда снова не последовало ответа, Мэгги возобновила попытку встать с кровати, и снова ее обессиленную, вернули в лежачее положение. Она испытывала ощущение пустоты, утратив силу духа и потеряв надежду. Она закрыла глаза и отвернулась от тех, кто начал ее омывать. Затем на нее надели чистое, мягкое хлопчатобумажное платье. Она рыдала до тех пор, пока не почувствовала, что у нее уже больше нет слез для того, чтобы плакать. Она быстро посмотрела вокруг, и среди женских голосов неожиданно узнала Тихий Голос, снова оказавшейся возле ее кровати. – Слезы высохли? – сказала Тихий Голос, внимательно посмотрев Мэгги в глаза. – Куда ты унесла моего малыша? – спросила Мэгги охрипшим от крика и плача голосом. Она попыталась приподняться с помощью локтя, но слабость не позволила это сделать и она снова упала на спину; – Зачем ты унесла моего ребенка? Зачем? – Ребенок был отнесен к Многодетной Жене, чтобы она вместо тебя покормила его грудью, – сказала Тихий Голос, улыбнувшись Мэгги. – Почему? Таков был приказ Соколиного Охотника на тот случай, если ребенок родится до его возвращения в деревню. Сердце Мэгги забилось, затем словно остановилось, когда она с недоверием посмотрела на Тихий Голос. – Мой ребенок сосет грудь другой женщины, – произнесла она, задыхаясь. – И ты говоришь, что таков был приказ Соколиного Охотника? Наконец ей удалось приподняться на локте. – Ты лжешь! – громко крикнула она, и слезы снова полились из ее глаз. – Соколиный Охотник не сделал бы этого. Иди и немедленно принеси моего ребенка! И снова мягкие руки удерживали ее на кровати, когда она начала биться, пытаясь встать. И снова она упала навзничь, совершенно обессиленная. Ее охватила волна гнева, и Мэгги яростно взглянула на Тихий Голос. – Это все твои происки и ты это знаешь, – сказала она сквозь зубы. – Когда Соколиный Охотник вернется и узнает, что ты сделала, ты пожалеешь об этом. Пожилая женщина спокойно взяла Тихий Голос за руку и вывела ее из вигвама, затем вернулась и стала у кровати. – Ты не права, что ссоришься с Тихим Голосом, – мягко сказала женщина. – Мы все здесь по велению Соколиного Охотника. Ребенок был отнесен к многодетной Жене тоже по его приказанию. Теперь отдохни. Когда Соколиный Охотник вернется, ты сможешь получить все ответы на свои вопросы. Мы же не вправе этого сделать. Мэгги закрыла глаза, стараясь не думать о том, что ее дитя сейчас находится у груди другой женщины. Если она позволит себе об этом думать, то может просто сойти с ума. Одна из женщин подошла к Мэгги с чашкой супа. – Ты потеряла много сил и крови при родах, – сказала они, заставив Мэгги открыть глаза. – Ты должна есть, чтобы восстановить силы. Мэгги отвела свой взгляд, все еще не веря в то, что с ней произошло. Как-то вдруг, совсем не по собственному желанию она оказалась в мире, полностью отличном от ее собственного. И хотя Соколиный Охотник был очень добр по отношению к ней, и даже открыто заявил о своей любви к ней, она начала сомневаться во всем, что он ей когда-либо говорил. Она чувствовала себя скорее пленницей, чем любимой! Зная, что ей действительно необходимо восстановить силы, чтобы вернуть свои права женщины и матери, Мэгги приподнялась, пытаясь сесть, и взяла чашку с бульоном из кролика. Осторожно поглядывая на женщин, она с жадностью съела весь суп и попросила еще. Позже, оставшись одна, она боролось со сном. Ей хотелось дождаться прихода Соколиного Охотника, чтобы наброситься на него с вопросами с обвинениями. Но вскоре ее одолела слабость, и Мэгги перестала сопротивляться, тихо рыдая и моля о том, чтобы боль ушла из ее сердца. Уютно лежа под одеялами у костра, Фрэнк Харпер внезапно проснулся. Он сел и огляделся вокруг, затем посмотрел на небо: солнце начало вставать, заливая ярким красным светом горизонт. Он отшвырнул одеяло в сторону, встал в полный рост, потянулся, затем посмотрел вниз на гаснущие угольки костра. – Какой ужасный сон, – сказал он, встав на одно колено перед кострищем, чтобы подбросить свежих дров. – У Маргарет Джун родился ребенок? Проклятье, ведь он может быть моим! Он содрогнулся, снова улегся у огня и неожиданно засмеялся, спрашивая себя, к чему снятся подобные сны. Для него этот сон был сущим кошмаром. Всеми фибрами своей души он ненавидел детей. Рядом с ним никогда не будет этих пронзительно кричащих отродий, ни одного, пусть даже он и будет их отцом! ГЛАВА ДЕСЯТАЯ На следующее утро Мэгги проснулась, ощущая совершенно другую боль. Со стоном она сунула руки под одеяло и провела ими по мягкой ночной рубашке к грудям. Они болели и испытывали трепетную дрожь. Когда она взяла их в свои ладони, то нашла их твердыми и тяжелыми. Инстинкт ей подсказывал, что боль будет устранена, если ребенок будет сосать ее. Молоко должно выйти из груди. – Я хочу своего ребенка, – рыдала она, легонько массируя груди, хотя и понимала, что это только усиливает боль. Она повернулась на бок спиной ко входу и натянула поверх себя одеяло. Ей захотелось снова сбежать в темную пустоту сна, забыть боль… забыть Соколиного Охотника. Внезапное ощущение чьего-то присутствия позади нее заставило Мэгги медленно повернуться. От возбуждения и облегчения лицо ее порозовело… Она увидела Соколиного Охотника, который стоял, надежно держа ребенка на своих руках. Хотя она не могла видеть ни лица, ни тельца ребенка, который был уютно завернут в одеяло, Мэгги знала, что малыш был ее, и что она была неправа, ненавидя Соколиного Охотника. Сейчас было ясно, что те, кто забрал у нее ребенка, поступили плохо. Они, конечно же, неправильно поняли распоряжения Соколиного Охотника. Набравшись немного сил, моментально забыв о боли в грудях, Мэгги села на кровати, сияя, со слезами на глазах от счастья. Она протянула руки, чтобы взять ребенка. – О, спасибо, спасибо, – прошептала она. – Ты принес мне мою малышку, Соколиный Охотник, пожалуйста, дай мне ее. Я так хочу ее подержать. Из-за Тихого Голоса я даже еще не видела близко свою дочь. Соколиный Охотник осторожно положил ребенка в протянутые руки Мэгги. Он стал на колени рядом с кроватью и нежно провел пальцами по бровям Мэгги, наблюдая, как она разворачивает одеяло и со слезами на глазах разглядывает свою крошку. Он тоже долго разглядывал ребенка на развернутом одеяле. За свою жизнь молодой индеец видел много младенцев, но у них была нежная кожа цвета меди и темные глаза. У этого ребенка кожа была очень светлой, с розоватым оттенком, и золотисто-красные кудряшки на голове. Ребенок спал, и он не мог видеть глаз, но он уже знал, что они были синими. Это не озадачило его. Он бы, конечно, предпочел, чтобы у ребенка, которого он собирался воспитывать, были бы темные, как у него, или серые глаза, как у его любимой. Но он уже принял их синий цвет, уверенный в том, что таков был цвет глаз ее отца. Для себя он уже даже дал имя ребенку… Небесные глаза. Да, она будет воспитываться с именем арапахо – Небесные глаза. Мэгги все любовалась своей дочерью, не в силах не улыбаться, прикасаясь к ней повсюду: от ее головки до крошечных пальчиков на ногах. Она вздохнула, когда пальчики ее дочери ухватились за ее палец. Мэгги подумала, что единственным неудачным местом в этом сценарии было то, что ее дочь все время спала и не плакала, чтобы ее накормили. Даже прижать свою крошечку к груди ей было почти невыносимо. Однако ее дочь продолжала крепко спать. По крайней мере, Мэгги не нужно смотреть в глаза дочери и видеть глаза Фрэнка! Тихий Голос сказала, что глаза ее дочери синие – очень синие! – Разве она не красива? – прошептала Мэгги, с нежностью улыбаясь Соколиному Охотнику. – И она такая мягкая. Дотронься до нее, Соколиный Охотник. Только посмотри, какая она мягкая и нежная. Соколиный Охотник протянул руку к ребенку и медленно пробежал пальцами по крошечной ручке, затем по другой, погладил животик, который был явно накормлен молоком Многодетной Жены. – Тихий Голос вела себя так отвратительно по отношению ко мне, – вдруг выпалила Мэгги. – И самое худшее было то, что она забрала моего ребенка, даже не дав мне подержать ее в руках и посмотреть на нее. Другие женщины даже не остановили ее, не сказали ей, чтобы она вернула мне мою дочь. Почему все так произошло, Соколиный Охотник? Как они все могли ошибиться в том, что ты им сказал сделать? Соколиный Охотник начал заворачивать малыша снова в одеяльце. Мэгги еще не замечала, что он это делает. Она ждала его ответа. Он молчал. – Как они могли отнести моего ребенка к груди другой женщины? – спрашивала Мэгги. – Зачем бы они это сделали, если только… Ее сердце забилось, глаза широко раскрылись… Мэгги вдруг поняла, что делал Соколиный Охотник. Она смотрела, как все четыре угла одеяла скрыли от ее глаз ребенка. Она была озадачена. Почему он это делал? В вигваме было тепло от огня в очаге. Она собиралась в скором времени разбудить свою дочь, чтобы поднести ее губы к своей груди, изнывающей от боли. – Зачем? – сказал Соколиный Охотник, избегая ее глаз. – Потому что они выполняли мои распоряжения. – Он осторожно взял ребенка на руки и стал укачивать, продолжая объяснение. – Это был мой приказ – отнести ребенка к Многодетной Жене, чтобы та накормила его своей грудью. Но у меня не было намерения, чтобы все это было сделано, не дав тебе возможности сначала посмотреть на девочку и подержать ее в руках. Его признание привело Мэгги в состояние, близкое к помешательству. Сердце ее колотилось так, что она едва не потеряла сознание. – Нет, – произнесла она, задыхаясь. – Зачем тебе понадобилось такое делать? Ребенок мой! Только я должна давать ему грудь! – Она сжала кулаки на своих коленях, глядя на своего ребенка в его руках. – Как ты мог такое мне сделать? Почему? И если ты решил, что кто-то другой должен воспитывать ребенка, как собственного, то зачем ты принес ее ко мне сегодня? Чтобы заставить меня страдать? Чтобы сделать мне еще больнее, забрав ее у меня снова? Она задыхалась, ей хотелось кричать, но вдруг женщина-арапахо (она запомнила ее вчера) неожиданно вошла в вигвам, забрала ребенка у Соколиного Охотника и унесла девочку прочь. – Что здесь происходит? – сказала Мэгги слабым шепотом. Затем ее голос стал громче. – Верни мне малышку! – она попыталась встать с кровати, но не смогла: колени ее подогнулись и она вновь опрокинулась на кровать. Силы ее еще не вернулись, она не могла сама распоряжаться собственным телом. Когда Соколиный Охотник присел на кровать и начал ее обнимать, она била кулаками по его обнаженной груди. – Я ненавижу тебя! – плакала она. – Как я могла позволить себе полюбить такого человека? Как я могла оказаться, настолько глупа, чтобы не понять, что ничего и никогда между нами не может быть. Ты самый вероломный мужчина! Соколиный Охотник позволил ей бить по его груди до тех пор, пока она не упала навзничь на кровати в изнеможении, рыдая и тяжело дыша. Затем он наклонился над ней, притянул в свои объятия и принялся убаюкивать, лаская ее спину. Индеец спокойно заговорил: – Ничего, что я сделал, не имело целью опечалить тебя, – тихо сказал он. – Хотя я могу понять, почему это все-таки случилось. Пожалуйста, поверь мне, если я говорю, что мне тяжело делать то, что причиняет тебе боль. Слишком слабая для того, чтобы продолжать с ним бороться, Мэгги безвольно прислонилась к нему и рыдала. – Зачем тогда ты это делаешь? – сказала она, заливая слезами его гладкую медного цвета грудь. – Забрать моего ребенка – это жестоко. Если бы ты любил меня, ты бы даже и мысли такой не допустил. – Моя любовь к тебе так же глубока, как реки и так же высока, как звезды в небесах, – прошептал Соколиный Охотник, держа ее за плечи так, чтобы их глаза могли встретиться и заглянуть друг в друга. – То, что я сделал с ребенком, свидетельствует о моей любви к вам обеим. Посмотри на меня. Послушай. Попытайся понять. Мэгги сморщилась от боли в грудях. Снова начались прострелы и противная, устойчивая, ноющая боль. – Продолжай. Расскажи мне. Но я сомневаюсь, что я поверю, – сказала она суровым голосом. – Ты, который сказал, что между нами не должно быть секретов, и ты сделал это с моим ребенком? Все это время ты знал, что так сделаешь. Это был ужасный секрет, который надо было от меня хранить. – Здесь нет никакой тайны, – сказал Соколиный Охотник, придя в замешательство, увидев, как она сморщилась и закрыла глаза, словно испытывала ужасную непрекращающуюся боль. – Я сейчас понимаю, что тебе надо было сказать. Но у меня не было возможности. Я был отозван. Пришло известие, что мою мать видели в другой деревне. Мне было необходимо проверить, но известие оказалось ложным. Отправившись за ней, я пренебрег тобой. Об этом я очень сожалею… – Не может быть разумных причин для того, чтобы забрать у меня ребенка, – сказала Мэгги, найдя в себе силы, чтобы высвободиться из объятий Соколиного Охотника. Она снова легла и повернулась к нему спиной. – Оставь меня теперь в покое. Я должна отдохнуть. – Она взглянула на него через плечо. – Но будь уверен, как только мои силы восстановятся, я заберу ребенка. И никто и никогда не сможет ее у меня снова забрать. – Вскоре ты ее получишь, – сказал Соколиный Охотник. Он взял ее руку и, несмотря на то, что она попыталась ее выдернуть, не отпускал ее. – Потерпи несколько дней. Попытайся понять. Если ребенок побудет какое-то время с Многодетной Женой, это сделает твою жизнь и жизнь ребенка здесь более удобной. – Я не намерена оставаться здесь с тобой и твоим народом, – горячилась Мэгги, но смягчилась, стоило ему взять ее руку и начать целовать кончики пальцев. Ее глаза заглянули в его глаза. – Ты ведешь себя так, как будто твоя любовь ко мне настоящая, хотя, если бы это было так, ты бы не отнял у меня моего ребенка. – Послушай Соколиного Охотника, – сказал он нежно. – Открой свое сердце для того, что я тебе скажу. – Ты можешь говорить, а я слушать, но мое сердце закрыто для тебя навсегда, – сказала Мэгги, наконец высвободив свою руку из его ладоней. Она засунула ее под одеяло, чтобы он не достал ее снова. – Ты говорила вслух о своей любви к этому вождю арапахо, – сказал Соколиный Охотник, умоляя ее своими темными как ночь глазами. – И Соколиный Охотник высказал свою любовь к тебе. Вместе с этой любовью идет учение арапахо, чтобы ты могла жить среди нас как одна из нас. Это же относится и к ребенку. – Ребенок принадлежит только мне, – холодно сказала Мэгги. – Никто, кроме меня, не должен принимать никаких решений, касающихся моей дочери. – Ты говоришь так, потому что ты в гневе, – сказал Соколиный Охотник, убрав с ее лица прядку волос. – Но можешь ли ты внять разуму? Если бы ты могла заставить себя это сделать и не позволила бы гневу завладеть собой, ты бы поняла, что я это сделал во благо твоему ребенку и тебе, которая скоро станет моей женой. – Я не выйду за тебя замуж, – сказала Мэгги, упрямо подняв подбородок. – Я собираюсь вернуться в Канзас-Сити, как только буду в состоянии это сделать. – Ты покинула город, чтобы сбежать от своего прошлого, – сказал Соколиный Охотник. – Ты выбираешь это прошлое взамен того, что я тебе предлагаю сейчас и в будущем? – Да, – сказала Мэгги, хотя мысль о возможности снова встретиться с Фрэнком вызывала в ней холодную дрожь. Но она сможет противостоять ему. Она еще сможет отомстить ему за его злодеяния. Недавние испытания и страдания научили Мэгги справляться с многими вещами, включая и возможное столкновение с этим злым человеком. Соколиный Охотник взял Мэгги за запястья и подтянул ее к себе поближе. – Теперь послушай Соколиного Охотника, – громко сказал он. – Потом, если ты захочешь уехать, все будет устроено. Завтра ты будешь в своем фургоне, уезжая от человека, который тебя любит. Губы Мэгги раскрылись. Она смотрела в его глаза, от которых она теряла голову даже сейчас, сердясь и обижаясь на него за его поступки. Она тяжело дышала, стараясь скрыть боль в груди. – Для Соколиного Охотника было важно, чтобы твой ребенок пососал грудь женщины из моей деревни, – сказал он. – Ребенок теперь отчасти индеец. Его тело вскормлено индейским молоком. Вскоре, когда я почувствую, что кормления Многодетной Жены достаточно, твоя дочь будет возвращена тебе. Никогда ее больше у тебя не заберут. Она будет сосать только твою грудь. Ты моя женщина. Ребенок будет не только твой, но также и мой! Мэгги была ошеломлена этим объяснением и тем, каким невинным были его рассуждения. Для него оно казалось вполне логичным. Она была рада наконец узнать, почему он это сделал, что все это было сделано не со злым умыслом, а потому что он любит не только ее, но также и ребенка! Наступило молчание, во время которого они смотрели друг другу в глаза. Затем Мэгги, рыдая, бросилась в его объятия. – Я сожалею, что сомневалась в тебе, – воскликнула она. – Но это кажется таким жестоким – отнять у меня ребенка! Даже сейчас я изнываю от желания подержать ее в своих руках. От таких объятий боль в грудях усилилась. Она сморщилась и отодвинулась от него, осторожно прикрыв ладонями свои груди через рубашку, и зарыдала. – В чем дело? – спросил Соколиный Охотник, нежно взяв ее за плечи. – Мне кажется, ты испытываешь боль. Где у тебя болит? – Мои груди, – проговорила сквозь слезы Мэгги, медленно подняв на него свой взгляд. – Они тяжелые и ноют. Хоть я и понимаю, что для моего ребенка важно кормиться от груди ваших женщин, мне тоже нужны губы моего ребенка. Молоко затвердевает. Поэтому мне так больно. Пожалуйста, помоги мне преодолеть эту боль, Соколиный Охотник. Я не думаю, что смогу это долго вынести. – Да, – сказал Соколиный Охотник, поглаживая свой подбородок. – Я слышал о такой боли и о ее причине. – Тогда ты принесешь моего ребенка, чтобы мне не пришлось больше страдать? – с надеждой спросила Мэгги. – Есть и другие способы унять такую боль, – сказал Соколиный Охотник, и его глаза встретились с ее глазами, будто он следил за ее реакцией. – Помоги мне, – заплакала Мэгги, и слезы катились у нее по щекам. – Сделай что-нибудь! Я больше не могу выносить эту боль! Его сердце забилось. Он так давно хотел ее, решив, однако, подавлять свои желания до тех пор, пока она не оправится после рождения ребенка. Соколиный Охотник пальцами взял край ее ночной рубашки и начал медленно сдвигать ее вверх. – Поверь мне, все, что я делаю, я делаю с большой любовью, – сказал он, отложив ее рубашку в сторону. Его глаза пожирали ее шелковистую наготу, рассматривали ее и видели, насколько она прекрасна. Широко раскрыв глаза, едва дыша, Мэгги смотрела, как Соколиный Охотник направляет свои дрожащие пальцы к ее грудям, охватывая их. Он вздрогнул, когда услышал ее стон. Взглянув на ее лицо и увидев, что она закрыла свои глаза, он понял, что не страсть вызвала у нее такую реакцию, а боль. – То, что я собираюсь сделать не столь же хорошо, как если бы твой ребенок сосал твои груди, – объяснил Соколиный Охотник. Эти слова заставили Мэгги с любопытством открыть глаза. – Но это облегчит боль. Она открыла рот от изумления, когда он наклонился над ней и начал отсасывать молоко сначала из одной груди, затем из другой. Всякий раз, когда его рот наполнялся молоком, он сплевывал его в огонь. В первый момент, когда Мэгги поняла, ей хотелось возмутиться. Странно, но самолюбие ее не было задето. Напротив, ее голова начала кружиться от удовольствия. Его губы на ее сосках и его руки на ее грудях начали пробуждать в ней дикую страсть, которую она раньше никогда не испытывала. Когда он закончил и убрал свои руки и губы, Мэгги спокойно села и какое-то время словно в оцепенении смотрела на него. Именно в этот момент она осознала, насколько сильно женщина может желать мужчину. Она могла бы простить ему все! И она постарается всем своим существом понять, почему ее не допускают к ребенку. Это скоро пройдет, а будущее обещает абсолютное блаженство. Она будет просыпаться каждое утро с этим дорогим человеком. Она будет делить с ним восторги любви каждую ночь. Да, она была готова к той маленькой жертве, о которой он ее попросил, ради уверенности в том, что в конце она будет иметь его. Почти полностью поглощенный своими собственными страстными чувствами, Соколиный Охотник обнял Мэгги за плечи и прижал к себе. – Теперь боль стихла? – прошептал он, нежно проведя своим языком по ее нижней губе. – Боль в моих грудях? – прошептала она в ответ. – Или где-нибудь еще? Соколиный Охотник, мне так больно быть рядом с тобой и не иметь возможности полностью отдаться тебе. Сначала я должна окрепнуть. Затем… затем… – Затем я отведу тебя в рай, – прошептал он хрипло, еще крепче прижимая ее к себе. Его рот устремился к ее губам, зная теперь всю полноту ее любви к нему. Его нежные чувства к ней исходили из самых глубин его души. Он прикасался ртом к ее губам, стремясь языком раскрыть ее рот, а когда кончик ее языка коснулся его, все тело индейца буквально затрепетало. Они стонали и впивались друг в друга, не замечая, что кто-то вошел в вигвам, наблюдая за ними. Тихий Голос стояла молча, сжав кулаки. Лицо ее было мрачно и выражало муку, но она все же вызывающе смотрела на Соколиного Охотника и Мэгги. Не в силах стоять и смотреть, как мужчина, которого она любит, страстно целует другую, Тихий Голос выбежала из вигвама. Она поклялась, что найдет способ отравить жизнь белой женщине. Тихий Голос поняла, почему Соколиный Охотник передал белого ребенка на вскармливание Многодетной Жене: это приблизит его к ребенку и к белой женщине. – Почему я не поняла этого раньше? – злилась на себя Тихий Голос. – Я даже помогла. Я забрала ребенка у белой женщины и сразу же отнесла его к груди женщины из моей деревни! Тихий Голос вошла в дом Многодетной Жены и увидела, как белый ребенок с удовольствием сосет наполненную молоком медного цвета грудь Многодетной Жены, а ее собственный ребенок одновременно сосет другую грудь. Она сердито смотрела на то, как пальчики белого ребенка довольно трогали грудь, из которой он получал свое питание. Теперь Тихий Голос жалела, что не отнесла ребенка в лес, где никто не смог бы его найти, вместо того, чтобы принести его к женщине, которая даже сейчас кормит его своим полезным молоком! – Ты пришла посмотреть на белого ребенка? – сказала Многодетная Жена, направив взгляд своих темных глаз на Тихий Голос. – Почему ты так хмуришься? Это очень красивый ребенок. Женщина, родившая ребенка, тоже красива. Скоро она выйдет замуж за нашего вождя. Многодетная Жена замолчала. – А, так вот почему ты хмуришься, не так ли? – сказала она. – Ты надеялась, что однажды тебе все же удастся завоевать нашего вождя… Тихий Голос развернулась и выбежала прочь, не желая, чтобы кто-нибудь заглядывал в ее сердце. Она постарается расстроить свадьбу мужчины, которого она любила, с незваной белой гостьей. Она уходила прочь, прокручивая в голове различные хитрости для того, чтобы их разлучить. Фрэнк натянул поводья и остановил свою лошадь. Он безучастно смотрел на сгоревший торговый пост. – Проклятье, – чертыхнулся он. – Ему теперь придется ехать дальше – к торговому посту по землям резервации шошоне индейцев и арапахо. Он не сгорал от желания вступить на индейскую территорию. Каждый знал, что договоры о жительстве индейцев в тех местах были подписаны кровью – индейской кровью. Он боялся, что слишком многие желали бы пролить кровь белого человека, если им будет предоставлен хоть малейший повод. Он должен тщательно следить за тем, чтобы не дать им такого повода, думал Фрэнк, подгоняя коня поводьями и продолжая свой путь вперед. ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ Два дня спустя Дни и часы едва тянулись для Мэгги в ожидании того момента, когда ей наконец отдадут ее ребенка навсегда, и она сможет кормить его собственной грудью. Хотя Соколиный Охотник приносил ей малышку каждый день между кормлениями, чтобы она могла ее подержать на руках и побаловать, было очень тяжело отдавать ее в чужие руки. Сегодня Мэгги съела обед с большим аппетитом. Соколиный Охотник предложил ей еще одну миску похлебки, улыбнувшись, глядя на нее: он открыл в ней столько очарования и солнечного света. Никогда он не видел такой радостной улыбки, такого сияния на ее лице. В глазах Мэгги было не только страстное желание и нетерпение, но и умиротворенность, исходящая из самых ее глубин. Он знал причину и чувствовал себя немного виноватым в том, что заставил Мэгги лишиться на время ребенка. Но это был единственный путь к тому, чтобы соединить их будущее, как если бы Соколиный Охотник, Мэгги, ребенок и арапахо были одним человеком, имели одно дыхание и одно сердцебиение. Глаза Мэгги плясали, она улыбалась и кивала головой, говоря, что все еще голодна. Скоро она будет со своей дочуркой навсегда. Хотя Соколиный Охотник звал малютку Небесные Глаза, Мэгги дала ей имя Мария Элизабет. Она не часто произносила это имя вслух, поскольку Соколиный Охотник был непреклонен в том, что если ребенок должен воспитываться как арапахо, то ее должны знать под именем, принятым у индейцев. Она не спорила по этому вопросу, зная, что для нее девочка всегда будет Марией Элизабет. – Ты счастлива, что с сегодняшнего дня круглосуточно будешь выполнять материнские обязанности? – сказал Соколиный Охотник, добавляя в ее миску густую похлебку. – Да, а почему бы и нет? – ответила Мэгги, разглаживая красивое, расшитое бисером платье. – Два долгих дня, Соколиный Охотник. Ты должен оценить мое терпение. Мне никогда особенно не приходилось быть терпеливой. Мой отец меня страшно баловал. – То же самое будет делать и этот мужчина, который скоро станет твоим мужем, – сказал Соколиный Охотник, протягивая ей миску. – Прежде чем мы пойдем за ребенком, есть что-то, что ты должна знать, – сказал Соколиный Охотник осторожным голосом. Внезапная серьезность Соколиного Охотника заставила Мэгги взглянуть на него настороженно. – Что такое? – спросила она напряженным голосом. Она оставила миску, несмотря на то, что похлебка в ней была съедена лишь наполовину. – Что ты должен мне сказать? Она повернулась к Соколиному Охотнику, умоляя его своими большими серыми глазами. – Это касается ребенка? – осторожно спросила она. – С ней было все хорошо вчера, Соколиный Охотник. С ней что-то случилось с тех пор, когда я ее в последний раз видела, и мне не сказали? – Небесные Глаза полная, здоровая и красивая, – сказал Соколиный Охотник, взяв ее руки и поднеся их к своей обнаженной груди. – Небесные Глаза должна пройти через ритуал, прежде чем ее можно будет тебе вернуть. Это будет сделано сегодня утром в присутствии многих. Ты и я будем там. – Какого… рода ритуал? – побледнев, задыхаясь, спросила Мэгги. Она попыталась высвободить свои руки, по Соколиный Охотник крепко прижимал их к себе, его темные глаза искали в ее глазах понимания. – Это традиция моего народа, против которой ты можешь бороться, однако должна принять, чтобы доказать, что ты добровольно соглашаешься, чтобы твой ребенок жил жизнью арапахо, а не белого человека, – мягко сказал Соколиный Охотник. – Я могу видеть, что ты напугана. Просто выслушай с открытым сердцем то, что я тебе объясню. Затем, возможно, ты сможешь согласиться с тем, что сегодня должны сделать с твоей дочерью. – Ну же, – сказала Мэгги, ее охватил ужас и даже засосало под ложечкой. – Скажи мне… – Сегодня твоей дочери должны проколоть уши, – осторожно сказал Соколиный Охотник, наблюдая за ее реакцией, ожидая ее. – Ее уши должны быть… проколоты? – запинаясь, произнесла Мэгги еще больше побледнев. – Нет, я не разрешу этого! – У всех детей арапахо уши проколоты, – сказал он, отпустив одно из ее запястий, чтобы указать на маленькую дырочку в своем правом ухе, а затем в левом. – Это было сделано, когда я был в возрасте нескольких недель. Это же должно быть сделано и твоему ребенку. – Нет, – сказала Мэгги тихим и умоляющим голосом. – Не разрешай этого делать. Это будет больно. – Прокалывание ушей детям в младенческом возрасте заставляет детей хорошо расти и становиться мужчинами и женщинами, – сказал Соколиный Охотник, притянув ее к своей груди. – Да, ребенок почувствует некоторую боль. Но это хорошо. Говорится, что чем больше ребенок кричит во время операции, тем лучше он будет расти. Крик означает, что неприятности и боль уже преодолены и, следовательно, ребенок вырастет сильным взрослым человеком. – Это обычай арапахо, а не мой, – упрямо произнесла Мэгги. – Твой ребенок становится арапахо, следовательно, она будет исполнять все обычаи народа Соколиного Охотника, – сказал он решительно. Он приблизил к ней свои губы. – Доверься этому мужчине, который всем своим существом тебя любит, – прошептал он, касаясь ее губ. Когда он сильно и страстно ее поцеловал, Мэгги почувствовала, как все ее протесты исчезли, и дикая страсть снова зовет за собой. Она со стоном прижималась к его губам и обхватила руками его шею, желая ради своей любви к этому мужчине познать все, что казалось ей столь чуждыми. В дальнейшем, она знала, ее ребенку будет лучше, если она полностью будет принята арапахо. Она верила, что Соколиный Охотник даст этому ребенку прекрасное, полное любви будущее. Она знала, что он не сделает ничего, что могло бы принести ей вреда. Когда Соколиный Охотник отпустил ее и накинул ей на плечи покрывало, она встала рядом с ним. Без дальнейших споров она вышла с ним из вигвама, заметив толпу, собравшуюся вокруг дома Многодетной Жены. Когда она подошла поближе, то увидела, что низ вигвама закручен вверх, что давало возможность людям видеть происходящее внутри, быть свидетелями ритуала. Холодный пот выступил у Мэгги на лбу. Она задавала себе вопрос, как будет выполнено прокалывание, и сразу же закрывала глаза, представляя себе, что ее ребенок уже кричит от боли. Кто-то начал бить в барабан, извлекая из него равномерные ритмичные звуки, что побудило Мэгги открыть глаза. Она устремила свой взгляд на пожилого мужчину, который стоял как раз с внешней стороны входа в вигвам Многодетной Жены. Он стоял перед барабаном, глядя на него, но больше в него не бил. Вместо этого он рассказывал о войнах тихим голосом, сопровождая свой рассказ жестами рук. При упоминании о каждом значительном деянии, он резко ударял в барабан два или четыре раза и женщины в толпе кричали «Ни-и-и!» Соколиный Охотник взял Мэгги за локоть и подвел ее близко к человеку с барабаном. – Старого воина, которого ты видишь за барабаном, называют прокалывателем. Он сегодня будет прокалывать уши твоей дочери, – тихим голосом сказал Соколиный Охотник, наклонившись поближе к Мэгги. – За свое деяние этот воин получит лучшего коня Соколиного Охотника. Мэгги быстро подняла на него свои глаза и открыла рот от изумления. – Ты отдашь Пронто этому мужчине? – наконец сумела она произнести. Соколиный Охотник кивнул головой. – Я сделаю это с гордостью, – сказал он улыбаясь. – Ради тебя я отдам своего жеребца. Ради тебя и твоего ребенка – ребенка, который скоро станет и моим. Мэгги была потрясена этим благородным и щедрым жестом Соколиного Охотника. Ей не могло прийти в голову, что он может отказаться от своего коня ради кого-нибудь или чего-нибудь. В их отношениях просматривалось что-то мистическое. И сейчас конь будет принадлежать воину-старику, который, кажется, теперь даже не в состоянии забраться в седло, не то, что скакать верхом. – Что я могу сказать? – прошептала Мэгги, нежно прикоснувшись к его щеке. – Не говори ничего, – прошептал в ответ Соколиный Охотник, взяв ее руку и опустив ее вниз. Он еще пока не хотел, чтобы женщина, которую он любит, публично перед всеми его людьми демонстрировала свое обожание. – Просто прими и доверься. Это все, что Соколиный Охотник просит от тебя сегодня и во все последующие дни. Мэгги прислонилась к нему еще теснее, чтобы их бедра чувствовали друг друга. – Я доверяю тебе, – прошептала она. – И, о Боже, как я тебя люблю! Глаза Соколиного Охотника засветились от счастья, когда он услышал ее слова, и сердце его запело. Тем временем старик-воин закончил свое повествование и вошел внутрь вигвама. Все в Мэгги напряглось, она с дрожью последовала за Соколиным Охотником в помещение, ярко освещенное гудящим пламенем в очаге. Ее глаза в беспокойстве разыскивали своего ребенка и потеплели, когда она увидела ее, уютно лежащую в подбитом мехом мешочке из оленьей кожи, привязанном к краям колыбели. Она с любовью смотрела на свою малышку, желая подойти к ней и избавить ее от предстоящего ритуала. Она утешала себя тем, что после того, как все будет закончено, ребенок окажется в ее любящих руках. Если понадобится, если ее малышка будет плакать и после ритуала, она будет убаюкивать ее всю ночь. Прежде, чем она успела сообразить, что происходит, Соколиный Охотник отошел от Мэгги. Она заметила его отсутствие лишь тогда, когда увидела, как он склоняется над ребенком и берет ее из колыбельки. Когда пожилой воин подошел к ребенку с нагретым швейным шилом, Мэгги понадобилось все ее самообладание для того, чтобы не выхватить малышку из рук Соколиного Охотника и не убежать с ней. Но, помня о заверении Соколиного Охотника, что она может на него положиться, и зная, что это необходимо, если она собирается соединить свою жизнь и жизнь своего ребенка с любимым, Мэгги сжала свои пальцы в кулаки и стала смотреть на шило над ее ребенком. Пожилой воин заговорил. – Шило символизирует копье, – мрачно сказал он. – Проколотое отверстие – эта рана, капающая кровь, – представляет собой ушные украшения. Без колебаний он проколол первое ухо, чем вызвал громкий плач ребенка. Мэгги сделала над собой усилие, чтобы вспомнить слова Соколиного Охотника – чем больше ребенок кричит во время операции, тем это считается лучше, ибо плач означает, что неприятности и боль уже преодолены и, следовательно, ее ребенок вырастет здоровым взрослым человеком. Второе ухо было проколото в сопровождении еще более громкого плача, а затем в дырочки были вставлены смазанные прутики, чтобы ранки оставались открытыми и не пришлось бы повторять процесс прокалывания. Мэгги была удивлена, когда Соколиный Охотник быстро подошел к ней и положил ей на руки плачущую девочку. – Теперь она твоя навсегда, – сказал Соколиный Охотник, глядя, как Мэгги крепко обнимает и нежно разговаривает со своей дочерью, что быстро успокоило плач ребенка. Девочка теперь находилась там, где ей и положено было быть: в руках матери. Мэгги с любовью посмотрела на Соколиного Охотника, изо всех сил стараясь вспомнить, как сказать спасибо на языке арапахо. Когда она заговорила, то слово вспомнилось само собой, как по волшебству. – Хахоу, – прошептала она. – О, спасибо, спасибо. Соколиный Охотник кивнул, затем проводил Мэгги из вигвама и через толпу. Тихий Голос наблюдала, злясь и испытывая душевную боль, так как знала, что ритуал прокалывания ушей приблизил ребенка к Соколиному Охотнику. Это переполняло ее злобой и ревностью, однако, она не могла действовать, повинуясь своим чувствам. Но она будет действовать, и скоро! ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ Мэгги чувствовала себя на седьмом небе от счастья, потому что с ней, наконец, была ее малышка. Она вошла в вигвам Соколиного Охотника, не в состоянии отвести глаз от своей красивой дочери. Мария Элизабет больше не плакала. Казалось, боль смыла слезы, которые она пролила во время ритуала. – Иди и посиди с Небесными Глазами возле огня, – сказал Соколиный Охотник, ведя Мэгги под локоть к мягким подушкам из меха. – Ты настаиваешь на том, чтобы мы звали ее Небесные Глаза? – спросила Мэгги, отведя свой взгляд, встретившись с его глазами. Она не хотела говорить Соколиному Охотнику, что имя Небесные Глаза всегда будет ей напоминать о цвете глаз дочери, которые в свою очередь всегда будут ей напоминать о ее отце! – Так лучше. Так же, как было лучше для нее покормиться от груди женщины арапахо, – сказал Соколиный Охотник. – Ребенок не был бы никогда принят, если бы он не был вскормлен индейским молоком. Она будет еще легче принята с именем арапахо. Он помог ей сесть на подушки из меха и покрывал, затем сам сел рядом с ней. – Соколиный Охотник принял такое решение, потому что он любит тебя, – сказал он нежно. – А не для того, чтобы сделать тебе назло. Мэгги ласково улыбнулась Соколиному Охотнику. – Я думаю, что я знаю это, – прошептала она и устроилась поудобнее. – И я не буду больше задавать вопросов по поводу имени моей дочери. Она вытянула свои ноги и положила на них свою малышку. После того, как Мэгги развернула одеяльце, в которое девочка была завернута, она медленно подвигала своими ножками. Теперь, когда Мэгги возвратили Небесные Глаза, она с гордостью начала ее изучать, как будто впервые. Ее дочь казалась сейчас очень любознательной: ее синие глаза были широко раскрыты и изучающе смотрели на мать. – Такие крошечные губки и, посмотри – маленький вздернутый носик, – шептала Мэгги, отворачивая последний уголок одеяла. Ее руки осторожно касались нежных ручек и ножек дочери. Легонько приподняв одну из ее ножек, Мэгги пришла в умиление от того, какая она маленькая. Когда Небесные Глаза тихонько издала звук удовольствия и на ее губах появилась улыбка, сердце Мэгги просто растаяло. То же самое испытал и Соколиный Охотник. – Ты слышишь, как она издает звуки радости? – спросил Соколиный Охотник, как бы стремясь доказать Мэгги, что за то время, которое она вынуждена была провести без дочери, девочке никак не навредили. – Я хочу, чтобы она никогда не была несчастлива или одинока, – тихо сказала Мэгги. – Вместе мы сделаем ее мир прекрасным, ведь так же, Соколиный Охотник? – Да, прекрасным, – сказал Соколиный Охотник, кивая головой. – В этом несовершенном мире мы сделаем все, чтобы ей не причинили зла. – Только благодаря тебе это станет возможным, – сказала Мэгги, одарив его нежной улыбкой. – Если бы ты не оказался рядом и не нашел меня, я уверена, что мне пришлось бы рожать одной. Одни бы мы не выжили. – Помолчи теперь, моя Глаза Пантеры, – сказал Соколиный Охотник, тихонько прикрыв ее рот рукой. – Не думай о том, что могло бы быть. Думай о настоящем. Посмотри на свою дочь. Теперь она с тобой навсегда. – Навсегда, – повторила Мэгги, снова с гордостью посмотрев на Небесные Глаза. – Это навсегда, дорогая доченька. – Небесные Глаза изящна, как ее мать, – сказал Соколиный Охотник, обняв Мэгги за талию и, притянув ее к себе, продолжал любоваться ребенком. – Кроме того, она так же красива. Однажды она станет принцессой. Она будет прелестна в одеждах арапахо. Мэгги прильнула к Соколиному Охотнику, но не улыбалась. Она пристально смотрела на маленькие прутики, которые были вставлены в свежие ранки в ушах ее. дочери. – Как долго будут заживать ее уши? – спросила она. – Столько же времени, сколько и ее пуповина, – сказал Соколиный Охотник, погладив своими пальцами крошечный пупок ребенка. От его прикосновения кожа вздрагивала. – Тогда это будет совсем недолго, – сказала Мэгги, облегченно вздохнув. – В ее уши будут вставлены серьги? – Очень крошечные, – ответил Соколиный Охотник, кивнув головой, – а с возрастом – большего размера. Внезапный плач заставил Мэгги снова взглянуть на малышку. Ручки и ножки Небесных Глаз двигались, а лицо покраснело от громкого плача. Мэгги пришла в совершенный восторг от мысли, что наконец-то сможет поднести ребенка к собственной груди. – Она хочет есть, – сказал Соколиный Охотник, наклонившись и взяв Небесные Глаза себе на руки. Он держал Небесные Глаза, покачивая и ожидая, пока Мэгги приспустит свое платье, чтобы высвободить грудь. Это доставило Соколиному Охотнику большое удовольствие. Он пристроил маленькие губки возле груди своей женщины. Руки Мэгги приняли дочь у Соколиного Охотника. Слезы выступили на глазах Мэгги, когда Небесные Глаза стала довольно сосать грудь, держась за нее своими крошечными пальчиками. Мэгги улыбнулась Соколиному Охотнику, услышав, как ее дочь начала издавать тихие мяукающие звуки, высказывая тем самым свое удовольствие. – Теперь я чувствую полное удовлетворение, дорогой, – прошептала Мэгги. – Теперь моя душа успокоилась. – Так и должно было быть, – сказал Соколиный Охотник, наклонившись над ней, чтобы поцеловать. Он снова сел и стал смотреть на мать с дочерью, сожалея о тех страданиях, которые пришлось Мэгги доставить за эти два дня, однако быстро отогнал от себя эти мысли. Все, что он сделал, было во благо ребенка и его женщины. И теперь уже все позади. Скоро он женится на Глазах Пантеры и все будет так, как и должно быть! Многодетная Жена вошла в вигвам именно в этот момент. Дверного проема едва хватало для ее здорового, полного тела. Она улыбнулась Мэгги, увидев, что ребенок с жадностью сосет ее грудь, а затем Соколиному Охотнику. Она развернулась, чтобы высунуться наружу и втащила колыбельку в вигвам. Проковыляв вглубь вигвама, женщина поставила колыбельку в ногах кровати Соколиного Охотника. Затем, ничего не говоря, лишь улыбаясь, она вышла из вигвама. – Как мило, – сказала Мэгги, придя в восторг от доброты Многодетной Жены, подарившей ей одну из своих многочисленных колыбелек, чтобы и у Мэгги была своя собственная. – И она такая красивая… Взгляд ее прошелся по колыбельке. Она была сделана из оленьей шкуры, расшитой иглами дикобраза и бусинами, и была подвешена на веревках, закрепленных на дубовом основании на четырех ножках. – Многодетная Жена сделала колыбельку для Глаз Пантеры, – сказал Соколиный Охотник, слегка толкнув колыбельку, и она закачалась. Цвета и символы выражают пожелание, чтобы малышка достигла возраста женщины и обзавелась своим собственным домом. Соколиный Охотник взял за подбородок Мэгги и поднял ее лицо так, чтобы их глаза встретились. – Колыбелька является символом того, что Многодетная Жена приняла ребенка и его мать, – тихо произнес он. – Правда? – прошептала Мэгги. – Да, – ответил Соколиный Охотник. – Скоро весь мой народ примет мою женщину. Когда он опустил свою руку, Мэгги снова посмотрела на колыбельку и заинтересовалась сумочкой из оленьей кожи, висевшей на верхушке колыбельки. Сумочка имела форму бриллианта и с обеих сторон была покрыта бисером. – Что внутри этой сумочки? – спросила она, обратив свой недоумевающий взор на Соколиного Охотника. – Она, наверно, случайно оставила ее здесь? – Нет, не случайно, – сказал Соколиный Охотник, встав на ноги. Он взял сумочку, показал ее Мэгги, потом снова сел рядом с ней, растягивая тесемку. Когда он залез внутрь и вытащил оттуда что-то крошечное, высушенное и закрученное, то глаза Мэгги расширились. – Как, но… это похоже на кусочек пуповины, – сказала она. – Кусочек пуповины твоей дочери, – сказал Соколиный Охотник, внимательно рассматривая. Пуповины девочек сохраняются. Скоро ты, мать ребенка, заполнишь сумочку травой и зашьешь в ней пуповину. Небесные Глаза будет носить на себе этот амулет до тех пор, пока он не сносится. Мэгги слегка улыбнулась. Это был еще один обычай, который она должна была принять, даже если он и был непонятен. Все это было частью ее нового мира. Она надеялась, что скоро он больше не будет казаться ей чужим. Почувствовав, что ребенок больше не сосет, Мэгги увидела, что Небесные Глаза мирно спит. Ей было тяжело отнимать от себя свою дочь, так как прикосновение этой крошки к ее телу доставляло большое удовольствие. Она просидела так еще несколько мгновений, впитывая в себя вид своей дочери. Ее тело ощущало тепло девочки, как будто это солнце отбрасывало свои лучи на нее. Мэгги почувствовала, что рука ее начала неметь оттого, что долго держала Небесные Глаза в одном положении. Она вынуждена была снова ее положить к себе на колени, потом подняла девочку и дала возможность Соколиному Охотнику снова завернуть ее в одеяло. – Сегодня она будет спать там, где я могу услышать ее дыхание, – прошептала Мэгги, улыбнувшись Соколиному Охотнику. – Я буду следить за каждым ее звуком, Соколиный Охотник, абсолютно за каждым. Он помог ей встать на ноги. Направляясь к колыбельке, она напевала песенки, которые еще помнила от матери. Соколиный Охотник шел впереди нее и повесил амулет на колыбельку, наблюдая за тем, как Мэгги осторожно укладывает ребенка на мягкую постель из меха. – Спи хорошо, моя дорогая доченька, – прошептала Мэгги, легонько толкнув колыбельку, отчего та стала тихо качаться из стороны в сторону. – Тебе сверху улыбаются ангелы. Моя мать среди этих ангелов. Она так гордится своей внучкой. При воспоминании о матери, у нее на глазах выступили слезы. Затем все мысли о далеком прошлом унеслись прочь. Соколиный Охотник подошел к ней сзади и обхватил ее своими руками. Его пальцы касались ее груди и нежно ласкали ее. – Сегодня твоя дочь стала тебе подарком, – прошептал Соколиный Охотник, слегка касаясь своими губами губ Мэгги. – Скоро ты станешь подарком Соколиному Охотнику. Она вся затрепетала при мысли о том, как это возможно будет. Она желала, чтобы это произошло сейчас. Но ее тело не было так же готово, как ее сердце. Она надеялась, что период заживления пройдет быстро. Наконец настал день, которого ожидала Мэгги. Ее тело крепло и жаждало прикосновения мужчины, которого она любила. Сердце Мэгги начинало биться сильнее и внутри все теплело при мысли о том, что она уже достаточно хорошо себя чувствует физически для того, чтобы познать чудо любви с этим мужчиной. Сегодня вечером, услышав сонное дыхание ее малышки в вигваме, они займутся любовью. Она знала, что так оно и будет, и знала также, что это совсем не будет похоже на те ужасные моменты в темноте с Мелвином. В объятиях Соколиного Охотника она испытывала страсть, чего никогда не происходило у нее с покойным мужем. Она знала, что эти чувства еще больше усилятся во время любви с красивым вождем арапахо. Ах, какая ночь ей предстоит! Наконец-таки она будет разбужена по-настоящему любящим мужчиной. Она уже покормила перед сном грудью Небесные Глаза. Скоро она предложит свою грудь Соколиному Охотнику, но не для того, чтобы сосать из нее молоко. – Твои мысли, – сказал Соколиный Охотник, когда он вошел в вигвам и сел рядом с ней. – Куда они только что тебя увели? Я там увидел что-то такое, отчего у меня все внутри перевернулось. – Так и должно было быть, – прошептала она, застенчиво глядя на него. – Мой дорогой Соколиный Охотник, я думала о любви с тобой. Я уже достаточно хорошо себя чувствую для того, чтобы не просто спать рядом с тобой в твоей постели. Мэгги никогда еще не вела себя столь бесстыдно. Сердце ее колотилось, лицо пылало. Стук ее сердца был так силен, что, казалось, сотрясал все ее тело. Мэгги почти полностью была поглощена страстью, которая переполняла ее. На мгновение она закрыла глаза и почувствовала, как его руки обнимают ее. Колени ее ослабли. Он развернул ее к себе лицом и спустил на пол ее платье. На мгновение время, казалось, остановилось, и Мэгги почувствовала стеснение в груди, когда глаза Соколиного Охотника медленно разглядывали ее, чувственно лаская. Когда он поднял глаза, и его губы растянулись в медленной улыбке, Мэгги не могла более себя сдерживать. Она кинулась к нему в объятия, и он поцеловал ее, вдавливая свой рот в ее. Его рука зажигала ее тело по мере того, как пальцы двигались вниз. Когда его рука достигла низа ее живота, и он начал ласкать это чувствительное место, в ней проснулись неведомые до сих пор желания. Мелвин никогда ее так не ласкал. Он никогда не тратил время на то, чтобы показать ей, что и женщина может получать от этого удовольствие. Он просто ее укладывал, взбирался на нее и удовлетворял свои желания – это была единственная цель их физической близости. Теперь Мэгги понимала, чего она была лишена. Фрэнк познакомил ее с сексом, как с болью. Мелвин представил ей секс, как нечто несущественное. Но совсем по-другому было с Соколиным Охотником. Его руки и его губы поднимали ее на такие высоты, которые просто пугали ее. Все ее тело превратилось в одно большое биение сердца. У нее кружилась голова. Она испытывала глубокое волнение! И все, чего она хотела – это еще больше, еще и еще. Когда Соколиный Охотник сделал шаг от нее, Мэгги потянулась за ним, не желая отпускать. – Я должен раздеться, – сказал Соколиный Охотник, улыбаясь от того, что она так свободно проявляла свои чувства по отношению к нему. Некоторые женщины не знают, как принять чувственную сторону любви. Эта женщина, казалось, могла отдать так же много, как и получить. И это было прекрасно. Он очень долго выбирал себе женщину среди тех, что встречались ему на жизненном пути и, наконец, выбрал ту, к которой лежала его душа. Их совместная жизнь никогда не будет земной или скучной. Их ночи всегда будут наполнены огнем дикой страсти! После того, как последняя из его одежд была сброшена и он снял мокасины, Соколиный Охотник взял Мэгги за руку и повел ее к постели. Его руки соскользнули на ее тонкую талию. Держа за талию, он наклонил ее навзничь и уложил на кровать, затем лег сам рядом с ней. Он повернул ее к себе лицом и с замиранием сердца начал смотреть на ее сочный, нежный рот и ее изящные хрупкие плечи, на которых мягкими волнами лежали волосы. Сначала он ласкал ее белую, как слоновая кость, грудь до тех пор, пока она не застонала от блаженства. Затем она запустила свои пальцы в его густые черные волосы и притянула его губы к своей груди. Он с жадностью провел языком по ее твердым соскам, затем легонько начал покусывать их зубами. Его глаза спустились еще ниже. Он сделал глубокий вдох, прежде чем перейти к тому месту, где волосы между ее ног напоминали легкую тень. Он провел рукой по ее телу вниз через плоский живот к тому месту, где под легким волосяным покровом прятались тайны ее женственности. Он мог слышать ее участившееся дыхание, когда его пальцы, раздвинув волосы, ощутили нежность губ. Мэгги была настолько охвачена этой чудесной сладостной страстью, что не могла спокойно лежать, пока Соколиный Охотник исследовал ее самые сокровенные места. Когда его пальцы коснулись тайны ее женского существа, а затем тихонько начали ласкать это место, она закрыла глаза, ощущая как постепенно разгорается огонь в ее теле. Соколиный Охотник обрадовался, увидев в ней растущее желание и ощущая движение ее бедер навстречу его ласкам. Его пальцы стали действовать более откровенно внутри нее: он гладил, слегка пощипывал, щекотал. Но зная, что этого недостаточно ни для нее, ни для него, он опустил свои губы на ее рот и с жадностью поцеловал ее. Их языки встретились в чувственном танце, он ощутил, что она еще больше раскрылась для него там, где его пальцы ласкали и исследовали ее. Когда его палец проник глубже в нее, Мэгги застонала, пораженная тем, какое большое удовольствие от этого испытала. Было такое ощущение, что в ней разгоралось неугасимое пламя по мере того, как он ритмично двигал в ней своим пальцем. Всякий раз, проникая в нее, он, казалось, стремился достичь глубин, играя ею, будто она была музыкальным инструментом. Она прильнула к нему и перекинула через него свою ногу, глаза ее широко распахнулись. Она почувствовала телом его увеличившийся член, упирающийся ей в бедро. Свободной рукой он начал искать ее руку. Найдя, он пальцами обхватил кисть ее руки и направил ее к нижней части своего живота. Он положил на него ее ладонь, и она ощутила атласную ткань кожи и его жар. Внутри Мэгги возникли странные чувства, которые могли довести ее до потери сознания. Она никогда так не прикасалась к своему мужу. Он никогда у нее этого не просил. Его интересы всегда сосредотачивались на нем самом и ей казалось, что это вполне естественно, что так и должно быть. Сейчас она, наконец, могла познать с помощью искусного мастера, как это должно быть, и из нее получалась прекрасная ученица. Соколиный Охотник оторвал свои губы от ее губ. – Поласкай меня рукой, – прошептал он возле ее щеки. – Зажми его посильнее. – Он обхватил кисти ее рук показывая, как заставить его ощущать большое удовольствие, чем он уже испытывал. – Двигай рукою так, – прошептал Соколиный Охотник, страстно глядя ей в глаза и двигая ее рукою вверх и вниз по своей твердой трепещущей плоти. – Х-исей, х-исей, моя женщина, моя женщина, – простонал он, закрыв глаза. Он откинул голову назад и стиснул зубы от удовольствия. Затем убрал свою руку, предоставив все делать ей самой. Он лежал, следя за тем, чтобы не перейти предел возможного и не извергнуться раньше времени. Соколиный Охотник продолжал ласкать Мэгги, вводя в нее свой палец синхронно с движением ее руки. Затем, отодвинувшись, он встал рядом с ней на колени. Мэгги полагала, что сейчас он взберется на нее и получит свое удовольствие, но он все еще откладывал этот момент. Глаза ее широко раскрылись в изумлении, когда он начал с обожанием ласкать ее тело своим языком, начиная с ее изящной шеи и далее вниз, слегка коснувшись ее груди, затем его путь лежал через ее плоский живот, который пришел в легкое волнение от прикосновения его языка. Затем, когда он спустился еще ниже и раздвинул ее ноги, чтобы иметь возможность стать между ними на колени, лицо Мэгги залилось краской. Ее голова пошла кругом, разум пришел в смятение… Она ощутила его язык на самом своем чувствительном месте. Положив руки на его голову и еще больше раздвинув ноги, она вдохновляла его рот еще больше приблизиться. Мэгги никогда не думала, что возможно такое выражение восторга. Она таяла от его ласк. Существовал только мир ощущений, прикосновений, горения и трепетного волнения. Ее дыхание учащалось по мере того, как страсть приближалась к моменту взрыва. Но Соколиный Охотник знал, когда остановиться и сосредоточиться на том, чтобы достичь с ней вершины страсти одновременно. Он приподнялся над ней, с долгим и страстным поцелуем ввел в нее свою твердую трепещущую плоть. Стук их сердец и стоны сливались воедино по мере того, как росло удовольствие, и его движения внутри нее становились все более частыми. Мэгги закрыла глаза и в страстном порыве приподняла бедра ближе к нему. Он впился в ее губы. Его сердце бешено колотилось, а внутри бушевала жаркая страсть. Затем наступил момент окончательного освобождения. Они одновременно вскрикнули, их тела задрожали от удовольствия. Мэгги с восторгом принимала каждое глубокое проникновение в нее Соколиного Охотника, продлевавшее ее удовольствие, у нее было такое ощущение, будто ее заполняли миллионы солнечных лучиков и радуг. Затем Соколиный Охотник скатился с Мэгги и растянулся на спине часто и тяжело дыша. Мэгги закрыла глаза. Ей с трудом верилось, что это только что произошло. Она ощущала полноту жизни! Соколиный Охотник любил ее, и ему хотелось, чтобы Мэгги ощутила те же глубины страсти, что и он сам. И она ощутила! Даже более того, что она считала вообще возможным. Она повернулась к Соколиному Охотнику и, глядя с любовью, положила на него свою руку. Его глаза открылись, и он заглянул ей в глаза. – Я люблю тебя, – сказала она, подарив ему нежный поцелуй. – Я обожаю тебя. Спасибо тебе за то, что сделал меня такой счастливой, что взял меня с собой в рай, как и обещал. Я никогда не думала, что рай можно найти на этой мрачной земле. Но сегодня ночью я поняла, как я была неправа. – Ты не знала этого с твоим мужем, – сказал Соколиный Охотник, взяв ее за руки и затащив на себя. – Страсть, кажется, в новинку для тебя. Это правда? – Ах, это так, – сказала Мэгги, заливаясь краской от смущения. Она уже выучила одно слово на их языке, теперь же пришла пора постепенно учиться другим вещам. – Вначале казалось, что ты опытна, но затем по твоей реакции на различные способы моей любви, я понял, что это незнакомо тебе, – сказал он, нежно коснувшись рукой ее щеки. – Тебе вначале показалось, что я опытна в любви лишь только потому, что меня любил ты, но все, что я делала, было для меня естественным, – сказала Мэгги, отбрасывая свои длинные волосы с плеч на спину. – Понравилась ли я тебе так же сильно, как и ты мне? – Глаза Пантеры, разве этот вождь арапахо ведет себя разочарованно? – сказал Соколиный Охотник, посмеиваясь и своей мужской плотью стал искать вход в нее. Кровь вновь наполнила его член желанием. – Нет, – ответила Мэгги, – ни в малейшей степени. Она тяжело задышала от удовольствия и закрыла глаза, почувствовав, как великолепно он ее вновь наполняет. Она склонилась над ним, положила руки ему на грудь и начала двигаться вместе с ним, затем остановилась и убрала руки, увидев шрамы на его груди, о которых она его еще не спрашивала. Ей подумалось, что сейчас неподходящее время для расспросов. Она закрыла глаза, ощутив внутри себя всплески удовольствия, но не забывая о ребенке, который был совсем рядом. Мэгги казалось, что она уже никогда не будет так счастлива, хотя впереди была вся ее жизнь. Она откинула свою голову назад, позволяя блаженству переполнять ее вновь, когда Соколиный Охотник ритмично поднимал ее мощными толчками. Ворча себе под нос, Фрэнк открыл седельную сумку и достал оттуда принадлежности для бритья. Вчера он добрался до другого торгового поста и, наконец, получил несколько ответов на вопросы о Маргарет Джун. После того, как он описал ее служащим торгового поста, они подтвердили, что знают ее, но под именем Мэгги. Но человека, который женился на Маргарет Джун, или Мэгги, Фрэнк абсолютно не знал! – Он, наверное, и дал Маргарет Джун это уменьшительное имя. Он, по всей вероятности, женился на ней из-за денег, – процедил сквозь зубы Фрэнк. – Моих денег, черт бы его побрал! Он отнес принадлежности для бритья к журчащему ручейку, положил их на землю, наклонился и обдал лицо водой. После этого он открыл кожаную сумку и вытащил оттуда кружку с мылом и помазок. Он смочил помазок в воде, затем поводил им кругами по мылу. – Для них будет лучше, если большая часть денег осталась, или, клянусь Богом, они оба мне за это заплатят, – сказал он, намыливая пеной нижнюю часть лица. В его план входило найти место проживания Маргарет Джун, которую звали Мэгги, где Маргарет Джун разыгрывала из себя жену и где Маргарет Джун хранила деньги!.. ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ Углубление для очага светилось догорающими угольками. Мэгги села возле него на подушку из меха. На левой руке она держала Небесные Глаза, которая жадно сосала ее грудь. Воздух был наполнен утренней прохладой, поэтому Мэгги не стала разворачивать одеяльце Небесных Глаз, что не дало ей возможности еще раз полюбоваться ее крошечными пальчиками на ножках и ручках. Но Мэгги доставляло удовольствие глядеть на ее крошечные губки, получающие питание от ее соска, и слышать довольные звуки, когда теплое молоко наполняло маленький животик ее дочурки. В этот момент не верилось, что она когда-нибудь была лишена этого особого удовольствия, хотя бы даже на короткое время. Счастье держать ребенка в собственных руках стерло из ее памяти все ужасное. Воспоминания о несчастном прошлом с каждым днем все больше меркли, как будто кто-то опускал над ними завесу. Услышав движение Соколиного Охотника на кровати, Мэгги посмотрела в его сторону. Она почувствовала, как сильно забилось ее сердце, наблюдая за тем, сколь мирно он спит, полностью обнаженный и открытый ее взгляду. Она медленно начала его рассматривать, любуясь гладкой кожей цвета меди, мускулистыми плечами, руками и ногами. Щеки ее вспыхнули, когда она посмотрела на тот член его тела, который сейчас был маленьким и успокоившимся, живо вспоминая, до какой длины он может увеличиться, и, каким толстым и бархатистым ощущали его ее пальцы, когда к нему прикасались. Она с наслаждением вспомнила, как великолепно он ее наполнил, и ей до боли хотелось сейчас снова ощутить в себе ритмичное движение его плоти. На душе у нее потеплело при воспоминании о том, что он разбудил в ней чувства, которые она и представить себе не могла. Она вся трепетала от возбуждения при мысли о физической близости с ним. Мэгги закрыла глаза и начала вспоминать, как воспламеняли ее его губы, язык и руки. Сосредоточившись, она могла ощутить их даже сейчас. Она вздохнула, поскольку желание уже разгоралось в ней. Почувствовав, что губки ее дочери уже не делают никаких движений у ее груди, Мэгги открыла глаза и с нежностью посмотрела на малютку. – Ты проспала всю ночь и уже спишь снова? – прошептала она, убирая Небесные Глаза от своей груди. Маленькая капелька молока притаилась в уголке ротика дочери. Мэгги осторожно смахнула ее большим пальцем. Чтобы не подвергать груди утренней прохладе дольше, чем того требовала необходимость, Мэгги прикрыла их, поправив ночную рубашку, затем медленно встала на ноги и понесла Небесные Глаза к ее колыбельке. Напевая тихую песенку, Мэгги немного поукачивала дочку на руках, после чего, хотя и с большой неохотой, положила Небесные Глаза в колыбельку на толстую подстилку из меха и одеял. – Я обожаю тебя, – прошептала Мэгги. Ее глаза расширились от удивления, когда она ощутила позади себя незаметно появившееся крепкое тело и почувствовала под своей рубашкой руки, которые начали скользить вверх по ней. – У моей женщины холодная кожа, – сказал Соколиный Охотник, теплыми пальцами касаясь ее тела. Медленно продвигая их вверх по ее ноге, он задержался у низа ее живота, покрытого нежным пушком волос. – Иди в постель, Глаза Пантеры. Позволь твоему храброму арапахо согреть тебя всю. У Мэгги перехватило дыхание от наслаждения, когда он обнял своей сильной ладонью бугорок между ее ног так бережно, как будто это было нечто нежное и хрупкое. – Если ты не перестанешь, то мои ноги так ослабнут, что я не смогу дойти до кровати, – хрипло прошептала Мэгги, не желая двигаться и получая большое удовольствие от того, что он делал. – Тогда Соколиный Охотник отнесет тебя, – подразнил он ее. Его пальцы переместились на ее плечи. Он осторожно развернул ее лицом, затем быстро привлек к себе, подхватив руками. С бьющимся сердцем Мэгги обхватила его за шею. Ее губы дрожали, но его рот нашел их в стремительном поцелуе. Ладонью одной руки он держал ее грудь, в то время как пальцами второй ласкал самое трепетное место ее желания. Когда он уложил ее на кровать, она с готовностью приподняла руки, чтобы он смог снять через голову ее ночную рубашку и обрадовалась, увидев, что он отбросил ее в сторону. Ее вовсе не беспокоило то, что в комнате было холодно и уже давно надо было бы подложить дров для поддержания огня в очаге. Она ощущала усиливающийся внутри ее жар. Мэгги глубоко вздохнула, предвкушая удовольствие. Соколиный Охотник склонился над ней, стоя на коленях, и взял в ладонь одну ее грудь. Сосок ее затвердел сразу же после того, как Соколиный Охотник прошелся по нему языком, а затем стал легонько покусывать. Всего лишь несколько минут назад эту грудь сосал ребенок, и Мэгги ощутила удовольствие от этой мысли. Соколиный Охотник заставлял ее ощущать нечто совсем иное, вызывающее в ней восторженное головокружение. Опытные руки Соколиного Охотника начали перемещаться по всему шелковистому телу Мэгги, извлекая из ее груди стоны. Он касался или нежно поглаживал ее самые чувствительные точки. С улыбкой она закрыла глаза, радуясь, что так приятно начинался новый день. Ее голова заметалась из стороны в сторону, когда он начал ласкать ее тело языком, остановившись там, где она еще хранила тепло и нежность их любви предыдущей ночью. Когда он раздвинул ее ноги и подарил свою особую ласку, ее дыхание участилось. Она прикусила нижнюю губу, чтобы не закричать от удовольствия и не разбудить всю деревню, так как потом от стыда не смогла бы больше взглянуть в их лица. Тихий Голос была разбужена раньше, чем обычно, чем-то, чего она не могла понять. Обеспокоенная, она оделась и решила немного прогуляться по деревне. Что-то непреодолимо влекло ее к вигваму Соколиного Охотника. Этим «что-то» было знание, что белая женщина там, вместе с тем, кого она любила. Тихий Голос сознавала, что белая женщина красива и, вероятно, вполне может доставить Соколиному Охотнику удовольствие не только в постели, но и в совместной жизни. Она не сомневалась, что между Соколиным Охотником и белой женщиной должна непременно возникнуть физическая близость, если это уже не произошло. Накинув на себя шерстяное одеяло, Тихий Голос украдкой заглянула в жилище Соколиного Охотника. Она не увидела огненных теней на внутренних стенах: огонь совершенно погас, и Соколиный Охотник еще спит, ибо подбрасывание дров на тлеющие угли для поддержания огня было первой утренней обязанностью мужчины. Вздохнув, Тихий Голос собралась уже двинуться вперед, но испуганно остановилась, когда услышала какой-то шум в вигваме. Все у все внутри похолодело от злости – индианка поняла, что это стоны удовольствия! И не мужской голос издавал эти звуки! Это был женский голос! – Он занимается любовью! – хрипло прошептала она сама себе. Она сжала свои пальцы в кулаки так, что ногти впились в ладони. – Он собирается сделать ее своей женой. Но разве я этого не знала? Он относится к ребенку женщины, как к своему собственному. Почему же он должен относиться по-другому к женщине! Тихий Голос знала, что ей следует пройти мимо и оставить звуки физической близости позади, но она не могла сдвинуться с места. Чем больше она слышала, тем сильнее разгоралась от злости. Женщина понимала, что потеряла мужчину, которого мечтала покорить с тех пор как достигла того возраста, в котором понимаешь, что однажды он станет великим вождем их народа. Даже после того, как Тихий Голос вышла замуж за другого красивого молодого человека, ее глаза никогда не оставляли Соколиного Охотника в покое, если он был где-то поблизости. Когда он стал вождем, а ее мужа загрызла разъяренная волчья стая, она окончательно и твердо решила добиться Соколиного Охотника. Он никогда не отвечал на ее улыбки, отвергал ее заигрывания, но она продолжала делать все, чтобы заинтересовать его собой. Она содержала в чистоте его дом. Она готовила для него пищу в его котелке. Она шила для него. Он позволял ей все это делать, используя ее, как рабыню. И она согласилась на это в надежде зажечь его и заставить захотеть ее. – Никогда не позволил он мне согреть для него одеяло, – с болью думала она. Она видела, как другие женщины украдкой входили и выходили из его вигвама. Всякий раз это было для нее медленной смертью. – Сейчас все не так, как раньше, – сказала она, вытирая слезы с глаз. Что-то заставило ее посмотреть вверх, где спал гордый красивый орел, спрятав голову под одним из своих мощных крыльев. Зная, как Соколиный Охотник дорожит этой птицей, приручив ее в возрасте нескольких недель, Тихий Голос прекрасно понимала, что может значить для него ее потеря. Это может разбить его сердце, так же как он разбил сердце Тихого Голоса! Ей надо только развязать лапку, и птица будет на свободе… Стиснув зубы и зло сверкая глазами в утреннем свете, Тихий Голос на цыпочках подошла к жердочке, стараясь шумом не встревожить птицу. Совершенно спокойно она развязала узел, затем легонько толкнула птицу. Орел встревоженно подпрыгнул, испуганно замахав крыльями, но вскоре обнаружил, что на этот раз его ничто не удерживает. Инстинкт направил его вверх в небо. Злобно улыбаясь, Тихий Голос наблюдала за птицей до тех пор, пока не потеряла ее из виду в темных небесах. Опустив свой взор на землю, она свирепо взглянула в сторону вигвама Соколиного Охотника. – Наслаждайся сейчас, ибо, когда ты выйдешь наружу и увидишь, что твоя любимая птица улетела, тебе будет больно, так же больно, как и мне, – прошептала она и решительно направилась к реке. Хотя вода и ледяная, она поплавает. Холод воды, возможно, поможет ей снять острую боль в сердце, хотя она и сомневалась, что это возможно. Боль не исчезнет до тех пор, пока она не заставит исчезнуть белую женщину так же, как она заставила это сделать птицу. При этой мысли она улыбнулась. Соколиный Охотник сменил положение и накрыл Мэгги своим телом, одним коленом слегка подтолкнув ее ноги, чтобы раздвинуть пошире. Он сплел пальцы с ее пальцами, отвел ее руки за голову и удерживал их там, наклоняя свой рот к ее губам. Он овладел ее ртом в одном порыве, и, осторожно отыскав ее своей твердой трепещущей плотью, вошел, быстро и уверенно начав свои ритмичные движения. Ее бедра изогнулись дугой и двигались вместе с ним, помогая ему еще глубже проникать в нее. Их тела были страшно напряжены, чувства обострены. Соколиный Охотник отпустил ее руки, провел по ней ладонями, затем обхватил ее своими твердыми сильными руками и прижал ее тело к себе. Его губы двинулись к ее затылку, ниже к впадине на горле, затем к груди. Он поласкал языком сначала одну, затем другую, заставив ее испытать чувственную дрожь. Его рот снова вернулся к ее губам, и они слились в поцелуе. Ее стройные, белые ноги раскрылись для него еще шире, обхватывая его тело. Чувствуя, что возбуждение растет, Мэгги еще крепче обняла его, всецело отдавшись потоку нахлынувших на ее чувств. Голова Соколиного Охотника шла кругом от удовольствия. Он заставил себя замедлить движения, хотя бурлящие в нем чувства вызывали острую боль. Он замедлял свои движения, затем ускорял их. Теперь они лежали щека к щеке, телом ощущая теплое дыхание друг друга. Спираль удовольствия растягивалась, ее уж невозможно было удержать. Он напрягся, сделал глубокий вдох, затем снова глубоко погрузился в нее и почувствовал освобождение. Его твердая плоть вздрогнула и ввела его желания глубоко внутрь ее чрева. Именно в тот момент, когда Мэгги почувствовала, что Соколиный Охотник получает самое глубокое удовольствие, она ощутила, как по ее телу прокатилась теплая волна. Вниз по спине пробежала дрожь, воздух, казалось, наполнился удовольствием, и ее пульсирующий центр начал посылать восхитительные волны экстаза, наполняя ее, вливая в нее сладостную теплоту. – Я скоро поговорю со своим дедом о церемонии, которая сделает тебя моей женой, – прошептал Соколиный Охотник, касаясь губами щеки Мэгги. Руки его дрожали, когда он брал в ладони ее груди. – Это сделает тебя счастливой? – Я никогда не хочу расставаться с тобой, – прошептала Мэгги, лаская его покрытую капельками спину. – Ты хорошо принимаешь обычаи моего народа, – сказал Соколиный Охотник, скатываясь с нее. Он встал с кровати, подобрал одежду и натянул на себя отделанные бахромой бриджи. Мэгги снова посмотрела на шрамы на его груди. По многим причинам она откладывала свой вопрос на потом и не спрашивала откуда они у него. Но основной причиной было то, что она не хотела говорить о событиях прошлого, которые могли бы ранить ее сердце. Она считала, что Соколиный Охотник чувствует то же самое. Несомненным было одно – какова бы ни была причина появления этих шрамов, опыт был не из приятных, и о нем не было бы приятно поболтать. Но сейчас, когда им было так уютно вместе, она чувствовала, что может его спросить. – Соколиный Охотник, я никогда не спрашивала, но что за странные шрамы украшают твою грудь? – осмелилась она спросить, выбирая одно из платьев, принесенных Соколиным Охотником. Она приблизилась к нему. – Или, может, тебе слишком тяжело об этом говорить? Она знала, что у нее есть свои собственные болезненные секреты: достаточно было взглянуть на узлы под кроватью. Там лежал один из ее секретов. Она так и не выбрала подходящего времени, чтобы рассказать Соколиному Охотнику о деньгах. И сейчас сомневалась, что когда-нибудь ему о них расскажет. Ему станет интересно, есть ли у нее другие секреты. Дело же было в том, что одну свою тайну она ни за что бы не хотела ему раскрывать! Соколиный Охотник надел через голову рубаху с бахромой из оленьей кожи, затем встал на колени перед углублением огня и начал укладывать ветки на тлеющие красные угольки. – Об этом совсем не тяжело говорить, – сказал он, посмотрев на Мэгги через плечо. – Они были получены в результате участия в Танце Солнца моего народа. Это честь носить такие шрамы. – Честь? произнесла задыхаясь Мэгги, одевая на ноги мягкие мокасины. – И это один из обрядов, на котором я буду присутствовать? – Всему свое время, – сказал Соколиный Охотник, кивнув головой. Он добавил в огонь несколько толстых поленьев после того, как более тонкие ветки занялись огнем. – Если у нас когда-нибудь будет сын, я бы не хотела, чтобы он принял участие в чем-нибудь таком, что может причинить ему боль… такие шрамы, – сказала Мэгги, содрогаясь от одной мысли об этом. – Любой сын, рожденный арапахо, с гордостью участвует в Танце Солнца, – сказал он, повернувшись лицом к Мэгги. – Те же чувства испытывают и родители во время представления. Он сел на мягкую подстилку из шкур и протянул руку к Мэгги. – Иди. Посиди со мной у огня, – сказал он. – Давай поговорим, пока дом нагревается. – Разве я не должна готовить завтрак? – сказала Мэгги, садясь рядом с ним. – Как ты теперь уже знаешь, у арапахо нет постоянного времени для принятия пищи, – напомнил ей Соколиный Охотник. – Женщины готовят, когда мужчины голодны. Исключение составляет ужин, время которого точно определено, особенно в зимний период. Пища дает силу. Когда дуют холодные ветры, требуется много сил. – Я страшусь прихода зимы, – сказала Мэгги. – Хотя последнюю зиму я прожила в хижине, ветры все равно заползали сквозь щели, дверь и окна. – Ты увидишь, что вигвам арапахо сохраняет внутри тепло от огня и не дает проникать зимним ветрам, – сказал Соколиный Охотник, взяв ее руку и нежно сжал. – Расскажи мне о твоем народе, – сказала Мэгги, прильнув к нему, когда он обнял ее за талию. – Я должна так много узнать… – Мы ведем простую жизнь и мы счастливы, – сказал Соколиный Охотник, мечтательно глядя в огонь. – Но очень давно, до того, как пришли белые люди, наш народ был намного счастливее. Их сердца пели каждое утро, когда они вставали, поскольку страна была богатой. Страна принадлежала им. Было много травы для их лошадей и для всякой дичи, чтобы сделать ее жирной. Было все, чтобы заставлять радоваться сердце арапахо. Он замолчал, и она заметила, что его глаза погрустнели. Вскоре он продолжил говорить, но на этот раз голос его звучал монотонно. – А затем, это тоже было давно, когда пришли белые люди, все начало меняться для всех индейцев, – сказал он. – К этим белым людям отнеслись по-доброму, однако попросили, чтобы они ушли. Но они не ушли. Они остались. Их пришло больше. Они истребили бизона. Они выжгли траву. Они вырубили деревья и изрыли землю. Тогда мы попытались бороться с ними. Ничего хорошего из этого не вышло. Было слишком много белых людей, слишком много ружей. Когда индейцы убивали хотя бы одного бледнолицего, белый человек приходил к ним и убивал многих индейцев. Соколиный Охотник поднял вверх свои руки, как бы прикладывая свои большие пальцы к листу бумаги. – Это был грустный день, когда наш народ, арапахо, был вынужден отказаться от прав на свой дом, свою страну и независимость и согласиться никогда не вступать в борьбу с белым человеком. Он повернул к Мэгги свои темные глаза. – Здесь, куда мой народ, скитаясь, однажды пришел по доброй воле, нас теперь держат в заточении, под военной охраной, – сказал он, стиснув зубы. – Разве это не один из видов тюрьмы? Неужели не понятно, почему у индейцев в крови ненависть к большинству белых людей? Почему мои предки были столь воинственны? Стыд охватывал Мэгги при мысли о том, что причинили ее предки не только арапахо, но и всем индейцам. Она содрогнулась в объятиях Соколиного Охотника. – Как ты можешь любить меня? – воскликнула она. – Я белая. Мой ребенок белый. Мои предки, возможно, были среди тех, кто вынудил вас жить такой жизнью. Соколиный Охотник немного отклонился и взял ее лицо в свои руки. – Моя женщина, ты белая, но это произошло помимо твоей воли, – сказал он тихо. – Я искренне верю в то, что, если бы у тебя был выбор, когда ты еще была в утробе матери, ты бы предпочла родиться арапахо! Коли бы это было не так, ты бы не приняла в такой степени Соколиного Охотника и его убеждения! Разве это не так, моя женщина? – Да, – прошептала она и нежно улыбнулась, глядя на него снизу вверх. – Возможно, кто-то давным-давно и моей семье был арапахо. Разве не было бы прекрасно, если бы обнаружилось, что моя прабабка или прадед любили индейца так же, как и я? Соколиный Охотник улыбнулся ей в ответ и снова нежно привлек ее в свои объятия. – Да, это хорошая мысль, но ее доказать невозможно, – сказал он. – Просто мы должны быть довольны тем, что ты такая, и неважно, что сотворило такими твое сердце и душу. Соколиный Охотник пальцем приподнял ее подбородок и нежно поцеловал. Однако ему следовало подумать о том, как убедить своего деда! Хоть тот и разрешил Соколиному Охотнику поступать по велению сердца, он знал, что дед не испытывал радости от того, что дорога привела Соколиного Охотника к белой женщине. Для Соколиного Охотника было важно, чтобы его дед искренне принял эту женщину, которая скоро станет его женой. Чувства деда были важны для Соколиного Охотника. Соколиный Охотник видел по глазам деда, что он не одобряет Мэгги. А глаза деда иногда говорили больше, чем могли сказать слова. Фрэнк легко слез с седла и осторожно огляделся. Был полдень, и кто-то должен чем-то заниматься вне дома, если не в саду, то где-нибудь еще. Конечно же, ему сообщили неверную информацию сказав, что Маргарет Джун живет здесь. Со всеми теми деньгами, которые она украла из сейфа в Канзас-Сити, она имела возможность жить шикарно. Вытащив пистолет из кобуры, Фрэнк крадучись подошел к входной двери хижины, незаметно прошмыгнул внутрь, стараясь производить как можно меньше шума. Зловоние разлагающегося тела сразу ударило ему в нос, обжигая все органы чувств. В тишине он мог слышать жужжание мух – их здесь были целые полчища. Когда его глаза привыкли к полумраку, царившему в хижине, то, что он увидел, заставило его подпрыгнуть от неожиданности. Он схватился рукой за горло, поняв, что под этим тонким, покрытым мухами одеялом было тело. – О, господи, Маргарет Джун? – произнес он, быстро засовывая свой пистолет назад в кобуру. Хотя он и пылал ненавистью к ней во время своего путешествия, ему все же не хотелось обнаружить ее под одеялом. Он никогда не забудет насколько нежна и хороша она была. Сейчас, думая о том, что она, возможно, мертва, легче вспоминалась ее невинность, чем то, как зол он был, когда обнаружил, что она выкрала из сейфа все деньги. В глубине души он никогда не забудет те ощущения, которые он испытал, держа ее в объятиях в момент их физической близости. Хотя она боролась с ним, он испытал в тот момент большую страсть. Даже сейчас он ощущал боль в пояснице, вспоминая о том моменте. Даже если под этим одеялом лежит не Маргарет Джун, у него не было никакой надежды вновь ощутить своей плотью ее теплое тело. Она его убьет, если он не выстрелит в нее первым. Встав на одно колено, Фрэнк отогнал мух, затем дрожащими пальцами взялся за угол одеяла и медленно начал его отворачивать, пока, наконец, не увидел лицо. Фрэнк облегченно вздохнул, увидев, что под одеялом был мужчина, а не Маргарет Джун. Это должно быть Мелвин, подумал он. Ее муж. Но почему она оставила его непогребенным? Решив, что здесь что-то нечисто, ему захотелось осмотреть тело, чтобы узнать причину смерти. Фрэнк сдернул одеяло с тела Мелвина. Он был озадачен, не обнаружив огнестрельных ран и других следов применения оружия. Он подумал, что Молнии мог быть убит индейской стрелой. – Кажется, это была естественная смерть, – пришел к выводу Фрэнк, снова накрыв тело. Медленно он обошел хижину, осматриваясь. Маргарет Джун явно уехала в спешке. Но куда, черт подери? Он выбежал наружу прочь из этого смрада. Прежде чем отправиться дальше, он тщательно осмотрел двор и постройки, обнаружив в результате, что курятник пуст. Фактически исчезли все животные. Выходя из курятника, он неуклюже споткнулся о раскопанную грязь, посмотрел вниз на ямку, пожал плечами и вышел наружу. Итак, было ясно, что Маргарет Джун ушла. Он забрался в седло. Но было ясно и то, что она не отправилась на торговый пост за помощью. Там он все проверил. Оставались только индейские деревни. Не могла ли она?.. Упорно идя по следу Маргарет Джун, Фрэнк развернул свою лошадь, решив обойти все индейские деревни в резервации и за ее пределами. Если он не найдет ее там, значит она ускользнула от него навсегда! Он зло прищурил глаза при мысли, что его, похоже, снова перехитрили. ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ Мэгги почувствовала, что ее желудок заурчал от голода. Лежа в объятиях Соколиного Охотника, она с любовью смотрела на него снизу вверх. – Я привыкла каждое утро завтракать, – тихо сказала она, дотронувшись рукой до его щеки. – Дорогой, я хочу пойти собрать яйца для завтрака. Может быть, ты съешь со мной немного омлета сегодня? – Омлет меня не соблазняет, – сказал Соколиный Охотник, тихо посмеиваясь. – Это не та еда, которую я хотел бы ввести в рацион арапахо. Он игриво развернул ее и легонько шлепнул ниже спины. – Иди, – сказал он, – собирай свои яйца. Делай из них омлет и ешь в свое удовольствие. Я пойду покормлю орла, затем встречусь с дедом. Я разделю с ним утреннюю трапезу. Он тоскует в одиночестве с тех нор, как в жизнь его внука вошла белая женщина. – Когда я встречусь с ним? – спросила Мэгги, взяв корзину для яиц. – Когда наступит подходящее для этого время, – сказал Соколиный Охотник, и его игривая улыбка померкла. – Многие его чувства резко настроены против тебя. Ты белая. Боюсь, что ты встретишься с ним лишь тогда, когда он посчитает нужным. – Что я должна буду сказать ему? – спросила Мэгги, пугаясь этого старика, который так много значил для Соколиного Охотника. – Будет видно, – неопределенно сказал Соколиный Охотник, обхватив ее руками. Он слегка коснулся ее губ нежным поцелуем. – Но сейчас, пока не проснулась Небесные Глаза, почему бы тебе не пойти собрать яйца для завтрака? – Так мило с твоей стороны построить для моих птиц курятник. Теперь курам удобно нести яйца, – сказала Мэгги, глядя в его глаза, темную тайну которых она очень любила. – Когда Небесные Глаза подрастет и сможет есть твердую пищу, яичный желток станет одним из первых блюд, с которыми я ее познакомлю. – А когда она начнет пить молоко коровы вместо твоей груди? – спросил Соколиный Охотник, передвинув руки выше, обхватив ее грудь поверх платья. – Она слишком долго была лишена моей груди, – сказала Мэгги, гася свою улыбку. – Теперь, когда я могу держать у своей груди и кормить ее, я как можно дольше не буду ее отлучать. – И делить их с этим мужчиной, которого ты любишь, – сказал Соколиный Охотник хриплым голосом. Он еще сильнее прижал ее к себе, глубоко и страстно целуя. Когда он отпустил ее и отошел, то тихо засмеялся, увидев, что она так же как и он, пришла в смятение от поцелуя. – Ночи слишком медленно приходят для этого вождя арапахо, – сказал он, выходя и посылая через плечо веселую улыбку. Потрясенная его поцелуем и внезапно возникшим желанием, Мэгги не сразу последовала за Соколиным Охотником к выходу, так как колени ее совершенно ослабли. Она положила руку на сердце, чувствуя, как сильно оно бьется. – Кто говорит, что мы должны ждать ночи? – прошептала она. Ее улыбку смыл ужасный крик, раздавшийся, казалось, совсем рядом с вигвамом. Она побледнела и чуть не выронила корзинку, пораженная этим звуком, который был столь пронзителен и наполнен отчаянием. – Соколиный Охотник! – закричала она, узнав его голос. Бросив корзинку, она выбежала из вигвама, быстро остановившись, увидев, что Соколиный Охотник стоит прямо перед входом. У нее перехватило дыхание: жердочка орла была пуста. Веревка, которая удерживала орла, была развязана и свободно свисала, слегка покачиваясь на ветру. Когда много людей прибежало посмотреть, что заставило Соколиного Охотника закричать в отчаянии, он повернулся и посмотрел на Мэгги. – Мой друг орел улетел, – сказал он хриплым голосом. – Я должен пойти за ним. Я должен найти его! Прежде чем Мэгги успела что-нибудь сказать, Соколиный Охотник побежал к загону. Широко раскрыв глаза, она смотрела, как он седлает коня, выбранного вместо Пронто. Это был рыжей масти мерин, очень мускулистый и горячий. Мэгги смотрела на удаляющегося Соколиного Охотника, который оглядывал деревья над головой в поисках своего любимца. Она знала, что ему не просто отказаться от птицы. Возможно ему придется обыскивать каньоны и деревья целый день, и Мэгги должна позаботиться о себе сама до его возвращения. В какой-то степени она чувствовала себя не совсем уверенно. Она привыкла, что Соколиный Охотник рядом. Она еще не совсем была принята его народом, и это вызывало ее беспокойство. Она должна занять себя чем-нибудь, чтобы день прошел быстро. Мэгги медленно повернулась, чувствуя на себе много глаз. Она изобразила слабую улыбку и быстро вернулась в вигвам. Постояв возле огня, с трудом восстанавливая дыхание, она решили заняться своими обычными делами, пусть даже все это ей придется выполнять в присутствии зрителей. Решительно взяв корзинку для яиц, Мэгги направилась к выходу. Увидев, что все, за исключением одной женщины, ушли, она вздохнула с облегчением. – Тихий Голос, – сказала она вымученно, не доверяя женщине. Мэгги научилась спокойно воспринимать неожиданные появления Тихого Голоса. Она всегда заговаривала с ней, хотя и нерешительно. В большинстве случаев Тихий Голос смотрела на нее так, что у Мэгги от этого пробегал по спине холодок. – Доброе утро, – затем сказала Мэгги. Тихий Голос не поддержала разговора и на этот раз. Мэгги обошла женщину арапахо и направилась в курятник, который построил для нее Соколиный Охотник рядом с вигвамом. Она знала, что она не одна, слыша за собой глухой звук шагов Тихого Голоса. Не обращая внимания на Тихий Голос, Мэгги вошла в курятник и начала собирать яйца из-под кур, некоторые из которых взлетали со своих гнезд, сердито кудахтая. Не желая надолго оставлять в одиночестве дочь, Мэгги быстро собрала оставшиеся яйца. Закончив, она развернулась, чтобы возвратиться в вигвам, но была вынуждена столь резко остановиться, что несколько яиц выпало из корзинки. Тихий Голос стояла на ее пути. – Пожалуйста, посторонись, – холодно сказала Мэгги, надменно глядя на женщину арапахо. Пораженная, Тихий Голос сделала так, как ее попросили, но затем, когда Мэгги попыталась уйти от нее, пошла за ней следом. – Куры – очень странно выглядящие птицы, – наконец сказала Тихий Голос, – но их, кажется, очень полезно иметь. Яйца, которые они кладут, весьма полезны. – Полезны? – сказала Мэгги, выгнув бровь и обернувшись к Тихому Голосу. – Да, я полагаю, что они достаточно крупные, не так ли? Из них можно приготовить великолепный завтрак. – Завтрак? – сказала Тихий Голос. – Утренний прием пищи, – объяснила Мэгги. – Завтрак – это утренний прием пищи, принятый у белых людей. – А, понятно, – сказала Тихий Голос, заставляя себя вести дружественно, чтобы преуспеть в своем плане. Она хотела выставить белую в дурном свете перед глазами Соколиного Охотника, чтобы он больше не был так очарован ею. Как обычно, Мэгги не могла не видеть, как красива Тихий Голос. Ее удивляло, что Соколиный Охотник мог пройти мимо такой красоты и выбрать кого-то, кто не мог сравниться с внешностью Тихого Голоса. Мэгги никогда не считала себя красавицей, но она знала, что Соколиный Охотник увидел в ней что-то еще, чего Тихий Голос не могла ему предложить. Мэгги достаточно долго общалась с Тихим Голосом, чтобы понять ее злобный характер. Мэгги осмотрела с головы до пят молодую красивую женщину. Сегодня на ней было темное без отделки платье арапахо – две оленьи кожи сшитые вместе и украшенные висюльками из бусин, не доходящие в длину до лодыжек. Наряд женщины дополняли мокасины с приделанными к ним гетрами, доходящими до колен. Волосы Тихого Голоса были разделены прямым пробором ото лба до затылка и заплетены в косы, которые начинались за ушами. Пробор в волосах был окрашен и блестяще-красный цвет. Мэгги еще не спрашивала, зачем это делалось, но сегодня представлялся удобный случай, чтобы узнать, поскольку Тихий Голос, по-видимому, не собиралась уходить и решительно следовала за ней. – Зачем ты окрашиваешь пробор в волосах? – спросила Мэгги, ставя на пол корзинку с яйцами. Она хотела потрогать пробор, но опустила руки, когда Тихий Голос резко отступила от нее. – И что используется для получения такого красивого цвета? – Окрашенная линия пробора в волосах называется Путь Солнца, – сказала она. – Чтобы получить особый цвет, используется охра, иногда вермильон. Мэгги собиралась спросить Тихий Голос о чем-нибудь еще, но та внезапно развернулась и ушла, чем удивила и озадачила Мэгги. Пожав плечами, она пошла проверить Небесные Глаза и увидела, что дочка крепко спит, двигая губками, будто сосет грудь Мэгги. – Все еще снятся ангельские сны? – сказала Мэгги, разглаживая стеганое одеяло, украшенное изображениями животных. Мэгги тихонько пробежала рукой по одеялу, любуясь им. Она с любовью шила его долгими часами, сидя у огня в хижине, пока Мелвин либо работал дотемна и саду, либо наслаждался чтением книги при неярком свете очага и одинокой керосиновой лампы. Воспоминания о тех ночах и вечерах с Мелвином уже не причиняли боль. Это были хорошие, приятные воспоминания, которые остаются навсегда. Его доброта сделала ее счастливой. Такое никогда не забывается. Всего лишь несколько дней спустя после рождения дочери Соколиный Охотник перенес вещи Мэгги из фургона в дом. Ей было приятно видеть рядом маленький сундучок из кедра, который Мелвин сделал собственными руками, и где теперь лежала одежда малышки, сшитая Мэгги. Она стала употреблять в пищу варенье после того, как приспособилась печь хлеб над огнем в вигваме. Мэгги показала Соколиному Охотнику, как она взбивает масло. Он уже попробовал всю ее пищу. Таким образом он в какой-то степени принимал ее обычаи так же, как она его. Вначале раннее пение ее петуха раздражало его. Затем оно стало частью звуков, к которым он привык с детства: шум ветра, лай собак и ржание лошадей в загоне. – Я принесла охру, чтобы раскрасить твои волосы, – внезапно сказала Тихий Голос за спиной у Мэгги. Испугавшись, Мэгги обернулась, широко раскрыв глаза. – Ты принесла свои краски, чтобы раскрасить мои волосы? – спросила она, удивляясь хорошему настроению Тихого Голоса и ее щедрости, но не доверяя ей. – Иди. Сядь у огня, – предложила Тихий Голос жестом свободной руки. В другой руке она держала маленький сосуд с краской. Щетка для волос выглядывала из одного кармана, а крошечное зеркальце с ручкой из другого. Мэгги чувствовала муки голода в желудке, однако она не хотела упустить возможность выяснить, почему эта женщина постоянно различными способами демонстрировала свою ненависть к ней. – Хорошо, – сказала Мэгги, усаживаясь у огня. – Тебе нравится, что я делаю? – спросила Тихий Голос, начав водить щеткой по длинным и блестящим волосам Мэгги. – Да, мне нравится, – сказала Мэгги, вопросительно улыбнувшись через плечо Тихому Голосу. – Ты скажешь Соколиному Охотнику, что тебе понравилось, что я тебе делала? – сказала Тихий Голос, сразу же прекратив расчесывать щеткой волосы Мэгги. Мэгги начала догадываться, почему Тихий Голос все это делала сейчас. В каком-то смысле Тихий Голос использовала Мэгги в своих личных целях. Она уже слишком далеко зашла и не могла остановиться. – Да, я скажу ему, – подтвердила Мэгги. Тихий Голос широко улыбнулась и продолжала расчесывать, а затем заплетать в косы волосы Мэгги. – Соколиный Охотник потерял сегодня своего орла, – сказала она с колкими нотками в голосе. – Это печально, не так ли? – Очень, – прошептала Мэгги. – Он вырастил орла из птенца и обожал его. Они были друзьями так же, как и люди. Мэгги замолчала, давая возможность Тихому Голосу ответить, но не услышав ничего, она заговорила сама, пока Тихий Голос продолжала трудиться над ее волосами. – Сначала я не понимала, почему Соколиный Охотник держит дома орла, – продолжала Мэгги, – но, увидев его глубокую привязанность к птице, подумала, что в этом нет ничего плохого. Он сказал, для охотника арапахо вполне естественно приносить домой животных и птиц и выращивать их и неволе. – У тебя были любимые животные, когда ты жила с белыми людьми? – спросила Тихий Голос, размазывая краску вдоль пробора в волосах Мэгги. – Да, в течение десяти лет у меня жила кошка. Она прожила бы и дольше, если бы ее не переехала лошадь с повозкой, – грустно сказала Мэгги. Она никогда не забудет Скрэтч – так звали ее черно-белую кошку. Даже сейчас ей вспоминался ее мягкий мех и то, как приятно было держать Скрэтч на руках и слушать ее мурлыканье. Странно, однако, что после того как Мэгги похоронила кошку в саду, она совсем по-новому осознала свою собственную жизнь. – У одного из моих друзей была канарейка, – продолжала Мэгги. – Она была такая красивая и так чудесно пела. – Ей вспомнилась деревянная, выкрашенная в белый цвет птичья клетка с завитушками в стиле барокко, на которую было не только приятно посмотреть, но и прикоснуться. Мэгги вздохнула. – К несчастью, веревка, которой был привязан орел, развязалась, – сказала она. – Интересно, найдет ли его Соколиный Охотник? – Нет, – с насмешкой ответила Тихий Голос. – Как только орел расправляет крылья на свободе, сразу же берут верх дикие инстинкты. Даже если бы Соколиный Охотник нашел орла, тот больше не признал бы в нем друга. – Хотела бы я знать, как орел развязался? – сказала Мэгги, искоса глянув на Тихий Голос через плечо и сразу же вся напряглась, увидев странный блеск в глазах женщины и едва заметную улыбку на ее губах. Сердце Мэгги на мгновение остановилось и она отвела свой взгляд от Тихого Голоса, от спрятанной за неискренней улыбкой и прищуренными глазами правды, которую она совсем не хотела знать. Тихий Голос достала свое маленькое зеркальце и вложила его в руку Мэгги. – Видишь? – сказала она, быстро сменив тему. – Разве ты не выглядишь красиво? Мэгги была слишком обеспокоена своим открытием для того, чтобы действительно увидеть что-то красивое. Однако, взглянув в зеркало, не могла не заметить, что в результате стараний Тихого Голоса, она действительно стала выглядеть лучше. С косами и в платье из оленьей кожи с затейливой отделкой бусами, она теперь походила на индианку. Она рассматривала себя еще какое-то время, затем вернула зеркало Тихому Голосу. Глаза Тихого Голоса расширились. Мэгги была умна. Поняла ли она по поведению Тихого Голоса о ее причастности к исчезновению орла Соколиного Охотника? Все внутри Тихого Голоса похолодело при мысли о том, что Мэгги может высказать Соколиному Охотнику свои подозрения! Она должна что-то предпринять, чтобы отвлечь ее, чтобы не дать ей это сделать! – Я кое-что сделала для тебя сегодня, – быстро сказала Тихий Голос. Она обошла вокруг, встала перед Мэгги на колени и взяла ее за руки. – Можешь ли ты кое-что сделать для Тихого Голоса? Мэгги полагала, что Тихий Голос будет просить ее молчать о своих подозрениях, поэтому просьба женщины ее поразила. – Может Тихий Голос разделить с тобой завтрак из омлета? – спросила Тихий Голос, одаривая Мэгги своей самой нежной улыбкой. – Ты изучаешь мои обычаи. Я изучаю твои? Мэгги вопросительно посмотрела в темные глаза Тихого Голоса, совершенно не поняв желание хитрой женщины. Но несмотря на подозрение, что эта просьба Тихого Голоса была всего лишь уловкой, Мэгги чувствовала, что вынуждена сделать то, о чем та просит. Как было бы хорошо иметь настоящего друга, способного разделить с ней эти минуты. Если бы только Тихий Голос могла быть искренней, кем-нибудь, кому можно доверять… – Да, – сказала Мэгги, высвободив свои руки из рук Тихого Голоса. – Я приготовлю омлет нам на завтрак. – Спасибо, – ответила Тихий Голос, и явно довольная, подошла к корзинке с яйцами и протянула ее Мэгги. В тот самый момент, когда Мэгги пошла за сковородой, весь в ярости вошел Соколиный Охотник. Мэгги и Тихий Голос обменялись быстрыми вопросительными взглядами. ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ Соколиный Охотник не обратил никакого внимания на Тихий Голос, словно ее здесь и не было. Его глаза смотрели только на Мэгги. Он подошел и взял ее за плечи. – Ты отправишься со мной за новым орлом, – сказал он. – Тот, которого я называл своим другом, у которого были длинные золотистые перья, улетел от меня далеко. Мэгги была слишком ошеломлена, чтобы что-нибудь ему ответить. Она долгим взглядом окинула Тихий Голос и заметила, что это вызвало у той беспокойство. Затем Мэгги снова перевела свой взгляд на Соколиного Охотника. Хотя она действительно была уверена, что в исчезновении орла виновна Тихий Голос, Мэгги не считала себя вправе говорить Соколиному Охотнику о своих подозрениях. Это вызвало бы еще большую ненависть Тихого Голоса и, возможно, нелюбовь со стороны остальных арапахо. Здесь ее могли бы счесть нарушительницей спокойствия их общины! – Мне очень жаль, что ты не нашел своего орла, – наконец произнесла Мэгги, нежно дотронувшись до щеки Соколиного Охотника. – Но то, что ты просишь от меня… Я не знаю, Соколиный Охотник. Ты действительно хочешь, чтобы я с тобой отправилась? Может быть, я тебе только буду мешать? Она перевела тревожный взгляд на колыбельку, затем снова посмотрела в глаза Соколиного Охотника. – И, дорогой, – прошептала она и услышала за спиной судорожное дыхание ненависти. Тихий Голос не могла вынести того, что белая женщина называет вождя арапахо дорогим. – Соколиный Охотник, – сказала Мэгги, исправившись, чтобы не давать Тихому Голосу повода для ненависти. – А как же Небесные Глаза? Я не хочу ее оставлять, тем более на долгое время, которое может понадобиться для того, чтобы отыскать гнездо орла. – Мы не слишком долго задержимся после захода солнца, – сказал Соколиный Охотник, убрав свои руки с ее плеч. Он подошел к колыбельке и, встав перед ней на колени, внимательно посмотрел на спящего ребенка, ощущая чувство гордости. С каждым днем девочка становилась ему все дороже. Она была из чрева женщины, которую он любил. Это заставляло его по-особому относиться к ребенку, перенося на него ту любовь, которую испытывал к матери. – Но даже в этом случае, Соколиный Охотник, – сказала Мэгги, становясь рядом с ним на колени, тронутая до глубины души тем, что он гордится ее дочерью. – Это так долго… А как же Небесные Глаза? – Многодетная Жена позаботится о ней, – как само собой разумеющееся, сказал Соколиный Охотник. – Я была бы рада позаботиться о ней в ваше отсутствие, – сказала Тихий Голос, подойдя к ним поближе. – Я бы отнесла ее к Многодетной Жене для кормления, а затем возвратила в колыбельку. Я даже могу спеть ей песни арапахо. Мэгги побледнела при мысли, что с ее малышкой останется Тихий Голос. Она быстро встала на ноги, сжав пальцы в кулаки, ожидая ответ Соколиного Охотника. Мэгги понимала, что ей не следовало бы высказывать свое мнение. Даже в тех случаях, когда это могло касаться ее собственного ребенка. Она молча молилась о том, чтобы Соколиный Охотник принял правильное решение. Оттолкнувшись, Соколиный Охотник встал в полный рост. Он спокойно, вопрошающе взглянул на Тихий Голос, затем внезапно взял ее за локоть и направился к выходу. – Иди, скажи Многодетной Жене, что скоро к ней принесут ребенка на целый день, – спокойно сказал он. Мэгги едва дышала, когда Тихий Голос бросила на нее свой недовольный злобный взгляд, а затем вышла с Соколиным Охотником. – Благодарю тебя, Господи, – тихо вслух произнесла Мэгги, тяжело вздохнув, будто кто-то снял тяжесть с ее плеч. Она знала: если Тихий Голос смогла зайти так далеко и отвязать от жердочки орла, ей никак нельзя было доверять ребенка. Тем более, что малютка была белой дочерью женщины, которую Тихий Голос презирала и ненавидела. Мэгги повернулась и посмотрела на дочь. – Как мирно ты спишь, – прошептала она, нервно стискивая пальцы за спиной. – Моя сладкая, ты сейчас такая доверчивая. Но когда ты станешь такой же взрослой, как я, то будешь остерегаться предательства. Руки обняли Мэгги со спины и легли ей на груди, и сразу же ее мысли переключились: она ощутила нечто приятное и прекрасное. Соколиный Охотник развернул ее к себе, она встала на цыпочки, приветствуя не только его руки, но и поцелуй, который заставил ее ощутить дрожь во всем теле. Она понимала, что не должна разрешать своим чувствам брать над собой верх. Сейчас было не время идти на одеяла с любимым. Слишком много забот было и у него, да и у нее тоже. Все его мысли были сконцентрированы на том, чтобы найти другую птицу. Ее – на ребенке, чтобы с ним ничего не произошло за время их отсутствия, хотя она и знала: пока Небесные Глаза с Многодетной Женой, с ней ничего не случится. Но знала ли Многодетная Жена, что Тихий Голос нельзя подпускать близко к ребенку? Не слишком ли большим доверием пользовалась Тихий Голос среди своего народа? Соколиный Охотник отошел от Мэгги и начал собирать необходимые вещи, которые он собирался использовать для поимки другого орла. – Закутай Небесные Глаза получше, – сказал он ей, – и отнеси ее к Многодетной Жене, а затем возвращайся ко мне. Я уже оседлал для тебя лошадь. Он повернулся к ней, будто неожиданно им овладела какая-то мысль. – Ты ведь ездишь верхом на лошади, не так ли? – Да, – ответила Мэгги, тихо засмеявшись. – Я научилась давно, еще ребенком. Мой отец научил меня всему: плавать, ездить верхом, стрелять из ружья. Меня тогда звали девочкой-сорванцом. Я теперь понимаю, почему отец все это требовал от меня. Он готовил меня к неясному будущему. – Он был очень умный мужчина, – сказал Соколиный Охотник. – Да, очень, – сказала Мэгги с грустью в голосе. Взяв Небесные Глаза на руки, Мэгги минутку постояла с ней, прижимая к себе, затем вышла. Идя к вигваму Многодетной Жены, она почувствовала на себе взгляд. Ей не надо было оборачиваться, чтобы понять, чей это был взгляд. Она знала. Мэгги выпрямила спину и пошла вперед, хотя глаза Тихого Голоса, казалось, пронизывали ее насквозь. Солнце образовало в долине легкую дымку, однако каждая черточка ландшафта была различима по форме, цвету и имела свое очарование. Верх гор очерчивался синим, всего чуть-чуть темнее неба. Лошади двигались вперед легкой рысью вдоль извилистой реки. Мэгги сидела в седле и никак не могла избавиться от мыслей о Тихом Голосе. – Я еще не говорил тебе, как красиво ты выглядишь с заплетенными в косы волосами и краской, нанесенной по традиции арапахо? – спросил Соколиный Охотник, внезапно нарушив тишину. Мэгги посмотрела на Соколиного Охотника, зная, чьей работой он восхищается. Если бы только она могла познакомиться с другой молодой женщиной арапахо, которую могла бы назвать подругой! Фактически она имела дело с врагом, и их взаимоотношения с каждым днем приобретали все более нервный характер. – Спасибо, – сказала она, не дав Соколиному Охотнику никаких объяснений по поводу того, почему она сегодня так причесана, и кто для нее это сделал. Впредь она сама будет заплетать в косы свои волосы. Она попросит Соколиного Охотника достать для нее краску, необходимую для получения специального цветового эффекта. Никогда больше не позволит Тихому Голосу приблизиться к себе! К счастью, разговор о ее волосах был забыт сразу же, как только над ними появились орлы. Их было слишком много, даже не сосчитать: одни из них стремительно неслись вниз, другие тихо парили, третьи набирали высоту. От этого зрелища у Мэгги перехватило дыхание. Зачарованная, она смотрела на то, как птицы разворачивались и устремлялись вниз, чтобы схватить вкусный кусочек из реки. – Разве в них нет чего-то загадочного? – сказал Соколиный Охотник, натягивая поводья, чтобы остановить свою лошадь. – Они так прекрасны, – вздохнула Мэгги, – но, Соколиный Охотник, я немного удивлена. Их перья не такие густые, как были у твоего орла. Кроме того, они скорее серые, чем черно-белые. – То, что ты видишь – молодые птицы, – объяснил Соколиный Охотник, придерживая ее лошадь, пока Мэгги спускалась с седла на землю. – Проходит от двух до пяти лет, прежде чем птенцы приобретают знаменитый белый окрас перьев головы и хвоста. Размах крыла зрелой птицы бывает от шести до восьми футов. – Ты собираешься поймать одну из этих птиц? – спросила Мэгги, удивляясь, что можно обладать искусством ловли таких птиц. – Возможно, они и молодые, но выглядят слишком большими для того, чтобы их можно было поймать… – Нет, я не буду ловить птиц, которые летают в небе, – сказал Соколиный Охотник, намотав себе на руку поводья обеих лошадей. Он вел лошадей, идя рядом с Мэгги, не выпуская из виду парящих птиц над головой. – Было бы жестоко отбирать свободу у тех, кто уже вкусил ее. Это я знаю. Когда арапахо заставили жить в резервации, у них отобрали свободу. Соколиный Охотник замолчал. Мэгги увидела по выражению глаз, что им овладевают какие-то воспоминания, стоит лишь заговорить о жизни в резервации и о свободе. Ее охватило чувство вины, и она понимала его состояние, поскольку сознавала, что белые люди стали причиной боли, отчаяния и унижения не только арапахо, но и всех индейцев. Она обрадовалась, когда Соколиный Охотник снова заговорил, помогая ей тем самым избавиться от тягостных дум. Приятно было слушать, как он умно и с любовью говорил об орлах. – Я веду тебя туда, где нашел гнездо с молодыми птенцами, – сказал он. – Там я возьму себе нового друга. Остальных птенцов я оставлю родителям, чтобы они научили их тому, что значит быть орлом: диким, свободным и величественным. Когда они пробирались мимо одного дерева, Мэгги высмотрела там уютное, прочное гнездо, устроенное внутри разветвления. – Это гнездо орла? – спросила она, остановившись и показывая на то, что она обнаружила. Взглянув на гнездо, Соколиный Охотник тихо рассмеялся. – Нет, это не гнездо орла, – сказал он. – Оно принадлежит балтиморской иволге. Когда в резервацию приходит весна, балтиморские ветра тихо качают их малышей. Именно тогда ты понимаешь, что Великая Невидимая Сила все еще здесь, присматривает за всеми созданиями. – Ты так много знаешь о животных и птицах, – сказала Мэгги, продолжая идти вперед рядом с ним. – Всему о птицах и животных меня научил мой старый дед, – сказал Соколиный Охотник, улыбнувшись Мэгги. – Его рассказы сделали мою жизнь более мирной – точно так же, как его любовь, сочувствие и понимание помогли другим людям в трудные времена. Он немного помолчал, затем продолжил. – Мой старый дед имеет дар, который заставляет каждого лучше сознавать себя. Он знает способы дать возможность человеку почувствовать себя свободно. Соколиный Охотник продолжал идти, уводя Мэгги дальше от реки к группе деревьев. – Дед научил меня, что самым загадочным и самым величественным из всех диких созданий является орел, – сказал он, теперь вглядываясь в деревья. Птицы позади них все еще парили над рекой. – Никакая другая птица не возбуждает так воображение индейца, – сказал Соколиный Охотник. – Мы наблюдали орла парящим в голубых небесах. Мы видели, как он общается с облаками. Он ничего не боится. Он с открытыми глазами храбро встречает солнце. Орел – это Вакон, могущественный талисман. Все племена признают его силу. – Будучи ребенком, я много раз наблюдала полет орла, – прошептала Мэгги. – Мой отец любил смотреть на птиц. Сколько раз, стоя на берегу Миссисипи, я через отцовский бинокль смотрела на парящих над головой орлов. Я находила их такими очаровательными, но никогда не думала, что они имеют такое значение для индейцев… – Ты очень быстро усваиваешь мой образ жизни, – сказал Соколиный Охотник, взглянув на нее. – В этом нет ничего удивительного, – спокойно подтвердила Мэгги. – У меня отличный учитель. Соколиный Охотник усмехнулся. Вдруг, быстрым взглядом осмотрев все вокруг, он словно насторожился. Взгляд его был направлен вверх на орла, который нес рыбу в гнездо с птенцами, находящееся всего в нескольких ярдах. Не говоря ни слова, он быстро привязал лошадей к низкой ветке дерева, взял Мэгги за руку и повел ее за дерево. – Скоро и второй орел прилетит с пищей. Когда оба они снова улетят, мы должны будем забраться в укрытие. Я вырыл его под гнездом до того, как возвратился за тобой в деревню, – тихо прошептал Соколиный Охотник. – Укрытие? – прошептала в ответ Мэгги, пошарив вокруг глазами, выискивая что-нибудь, что могло походить на укрытие, о котором он говорил. – Где оно? Зачем оно нужно? – Смотри вниз от гнезда на дереве, – сказал Соколиный Охотник, еще ближе склоняясь над ней, чтобы звук его голоса не был услышан чутким орлом. – После того, как я обнаружил орлиное гнездо, я выждал момент, когда взрослые птицы улетели, и вырыл глубокую яму, прикрыв ее сучьями. Как только нам представится возможность, мы спрячемся там и будем терпеливо выжидать того момента, когда сможем взять одного из птенцов. – Как ты сможешь это сделать, находясь в яме на земле? – прошептала в ответ Мэгги. – После того, как птенцы наедятся, они попытаются взлететь, – сказал Соколиный Охотник. – Когда они учатся летать, всегда случаются неудачи. Один из птенцов может упасть на сучья нашего укрытия, и я его схвачу. Он-то и займет место моего улетевшего орла. – Что, если этому орлу удастся ускользнуть? – осторожно спросила Мэгги. – Меня постигла неудача, и я потерял уже своего друга, – твердо сказал Соколиный Охотник. – Во второй раз такого со мной не случится. Мэгги отвела от него свой взгляд, пытаясь изгнать из памяти кривую усмешку на губах Тихого Голоса, которую заметила во время разговора об исчезнувшей птице. Мэгги не могла позволить себе сплетничать или создать о себе впечатление, что она сует свой нос в чужие дела. Ей пришлось призвать на помощь все свои силы, все самообладание, чтобы не рассказать Соколиному Охотнику о своих подозрениях! Она полностью сосредоточилась на гнезде. – Орлам, вероятно, понадобились недели для того, чтобы построить такое большое гнездо, как это, – прошептала она, склонившись поближе к уху Соколиного Охотника. – Орлы строят гнездо всякий раз перед выведением птенцов, – сказал он. Мэгги даже подпрыгнула от неожиданности, когда Соколиный Охотник вдруг схватил ее за руку. – Пошли, – сказал он строго. – Подошло время перебраться в убежище. Взрослые орлы улетели, но они не оставляют надолго гнездо без присмотра. Мэгги быстро последовала за Соколиным Охотником и подождала, пока он отодвинет в сторону сучья, прикрывающие большую яму в земле. И вот они уже в глубокой, темной, похожей на подземную тюрьму, яме. Земля вокруг была влажная и холодная. Мэгги съежилась, пока Соколиный Охотник снова прикрывал яму сучьями. Не в состоянии остановиться, Мэгги дрожала от прохладного воздуха и стылой грязи, которая ее окружала со всех сторон. Она очень обрадовалась, когда Соколиный Охотник, почувствовав ее состояние, обхватил ее теплыми мускулистыми руками. – Как ты думаешь, долго нам придется ожидать? – прошептала Мэгги, вглядываясь вверх между сучьями. – До тех пор, пока не поймаем птицу, – сказал Соколиный Охотник. Глаза Мэгги расширились, и ее мысли возвратились к дочери. Ей не хотелось провести ночь вдали от Небесных Глаз. Ранее Соколиный Охотник говорил, что они вернутся домой вскоре после захода солнца. Сейчас, глядя на то, как он решительно настроен поймать птицу, она засомневалась в их скором возвращении! – Ты должна понять, как важно для меня поймать другого орла, – прошептал Соколиный Охотник, прижимаясь своей теплой щекой к щеке Мэгги. – Я из орлиного клана. Мы поем песни в честь орла. Есть орлиные танцы и орлиные обряды. Рисунки орла используются в символах нашего клана. Если во время обряда пригрезится орел, то тот, с кем это произошло, получает множество привилегий, среди которых – право нарисовать хохолок орла на сумке с амулетом. Такой знак был нарисован на сумке отца, которая теперь принадлежит мне. Пока они ждали, Соколиный Охотник продолжал шепотом разговаривать с Мэгги. – Перья орла являются символом могущества, – сказал он. – Наиболее ценным является хвостовое перо. Оно имеет прекрасную форму и черный кончик. Один великолепный хвост стоит пони. Он помолчал и прижал ее к себе еще ближе. – Но этот вождь арапахо не держит птиц, чтобы убивать их ради перьев, – сказал он. – Соколиный Охотник берет перья только тогда, когда их теряет птица. – Я так рада, – вздохнула Мэгги. – Они слишком красивы для того, чтобы их убивать ради перьев. – Они не только красивы, но и священны, – сказал Соколиный Охотник. – Некоторые люди верят в то, что большой небесный орел является одновременно и птицей и человеком. Время от времени он сбрасывает с себя оперенье и ходит среди людей. Мэгги собралась ответить, но не произнесла ни звука, увидев над собой широко расправленные крылья – это один из орлов возвращался в гнездо. Она испытала благоговейный страх, глядя на эту птицу. Размах крыльев достигал шести или более футов. С величественным видом он кружил над птенцами, показывая когти, как будто хватая пищу. Мэгги сделала глубокий вдох, когда впервые увидела птенцов, которые один за другим начали карабкаться на край гнезда. Вскоре они уже все сидели бок о бок на краю, пошатываясь, пытаясь сохранить равновесие. – Соколиный Охотник, они такие прелестные, – прошептала Мэгги. Оторвавшись от нее, он поднял свои глаза вверх, и улыбка тронула его губы. – Прелестные, – повторил он тихим, полным восхищения голосом. – Может быть, но только сейчас. Вскоре они станут величественными. Они наблюдали за орлиной парой, которая кружилась над дереном с гнездом, показывая птенцам, как летать. – Два взрослых орла кажутся такими преданными не только по отношению к птенцам, но и друг к другу, – сказала Мэгги, не упуская из вида парящих птиц. – Орлы выбирают себе пару на всю жизнь, – сказал Соколиный Охотник, сразу обратив свой взор на Мэгги. – Так же, как ты и я, моя женщина. Мы с тобой пара. И это на всю жизнь. Почувствовав искренность в его словах и понимая, что Соколиный Охотник подтвердил ей сейчас свои обязательства по отношению к ней, Мэгги обрадовалась, на душе у нее потеплело. В этот момент ей хотелось, чтобы он ее обнял и поцеловал. Но его мысли были прикованы к кружащимся над ними птицам. Мэгги надеялась, что ему сегодня повезет: ей так хотелось, чтобы он принадлежал ей одной сегодня ночью! – Посмотри, – сказала Мэгги, показывая на птенцов, принявшихся испытывать свои крылья, прыгая между ветками и перелетая с дерева на дерево. Многие из полетов заканчивались падением на землю. И затем это случилось! Один из птенцов упал на сучья, лежащие у них над головой. У Мэгги перехватило дыхание, когда она увидела, с какой скоростью Соколиный Охотник просунул свою руку между сучьями и, схватив птенца сначала за хвост, а затем за лапки, затащил его в яму, в которой они находились. Мэгги не могла бы рассказать, что происходило потом. На землю уже начинала спускаться вечерняя мгла, отчего в яме становилось темнее. – Что ты делаешь с птенцом? – тихо спросила она. – У меня с собой под рубахой замшевая сумка, – сказал Соколиный Охотник. – Я положил туда птенца для сохранности. – Он не задохнется? – с волнением спросила Мэгги. – Там прорезаны дырочки, – сказал Соколиный Охотник. Затем все успокоилось. – Мы должны дождаться полной темноты, которая скроет наши движения. Затем мы выйдем отсюда, возвратимся в мой дом и посмотрим, кого я поймал, самку или самца. – А как ты это узнаешь? – спросила Мэгги, которой не терпелось взглянуть на птицу. – Чтобы определить пол, я измерю длину лапок, – прошептал Соколиный Охотник. – Самки вырастают более крупными, чем самцы, и на несколько фунтов тяжелее. – Значит главенствуют самки, – тихо засмеявшись, сказала Мэгги. – У птиц – да, – также посмеиваясь, ответил Соколиный Охотник. – У людей – нет. – Он немного помолчал, а затем добавил: – Это тебя беспокоит? Мэгги взяла его за руку. – Любовь моя, по-иному я не хочу, – тихо сказала Мэгги. – С тех пор, как я встретила тебя, – быстро добавила она. Ей вспомнилось то, как Фрэнк взял ее силой, причинив ей боль и унижение. В тот момент она раскрыла для себя значение мужского превосходства и то, как может быть неправильно применена сила. С Соколиным Охотником и с Мелвином она узнала, что превосходство мужчины не должно означать ничего мерзкого и невыносимого. Наверху становилось все темнее, и к ним уже прорывались ночные звуки. Соколиный Охотник начал отодвигать в сторону сучья. Мэгги была рада, наконец, покинуть яму. Освещенная лунным сиянием, она гордо ехала рядом со своим вождем арапахо, по многим причинам желая побыстрее добраться до дому. Не только для того, чтобы быть рядом с дочерью, но и для того, чтобы провести долгие ночные часы с Соколиным Охотником. У нее было такое чувство, что она уже ему принадлежит. И это чувство было сладостным. ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ Мэгги едва сознавала, что ночь уже спустилась с небес и окутала все темнотой. Она сидела у огня на толстой медвежьей шкуре. Жизнь текла неторопливо при свете теплого домашнего очага. Небесные Глаза с довольным видом сосала грудь, двигая по ней малюсенькими пальчиками. Улыбаясь, Мэгги наблюдала, как Соколиный Охотник осматривает маленького орла. Сейчас тот был неряшливым, но скоро приобретет внушительный вид. Соколиный Охотник сказал ей, что внешность орла полностью изменится за первые четыре или шесть лет. Сейчас Мэгги видела перед собой пестрые перья, большие доверчивые глаза, желтые клюв и лапки. Улыбка Мэгги померкла. Она не могла не вспомнить о родителях птенца, зная по себе, как больно, когда у тебя забирают ребенка. Однако ей удалось утешиться тем, что в огромном гнезде она видела много птенцов, которые пытались сохранять равновесие, когда разворачивались и учились летать. Поскольку их было так много, возможно, их птенца и не хватятся. Она стала думать об удовольствии, которое птица доставила ее любимому вождю арапахо. – Мой новый друг – самка, – сказал Соколиный Охотник, измерив лапки птицы. – Хотя и с большой неохотой, но мне придется ее выпустить. Ей надо дать возможность найти себе пару и произвести на свет еще многих орлов. Было бы эгоистично с моей стороны не позволить ей этого. – Когда ты это сделаешь? – спросила Мэгги, с удивлением узнав, что он отпустит птицу, уже похоже, успев к ней привязаться. – Я узнаю по ее оперению, – сказал Соколиный Охотник, держа птенца на указательном пальце. Птице явно нравился ее новый дом и новый хозяин. – Появление взрослого оперенья – белоснежной головки и хвоста указывает на половую зрелость. Это же помогает привлечь самца. Он замолчал и обернул к Мэгги светящиеся теплые глаза. – Однажды она найдет себе близкого друга, – хрипло сказал он, – так же, как и я нашел. Лицо Мэгги вспыхнуло. Она почувствовала, как внутри по телу начали распространяться теплые волны, предвкушая то, что должно скоро последовать. Осознав, что так сильно желает его, Мэгги не могла не почувствовать себя распутницей. Отведя взгляд от человека, которого она обожала, Мэгги взглянула вниз на Небесные Глаза и увидела, что дочка крепко спит, и губки ее не двигаются у груди. Снова тебе снятся ангелы, – прошептала Мэгги, аккуратно завернув одеяло вокруг Небесных Глаз, и отняв ее от своей полной молока груди. – Дорогая доченька, я тоже вижу сны, только вот на этот раз они не об ангелах. Они о мужчине. О чудесном, милом мужчине, который настолько добр, что не только считает меня своей женой, но и тебя своей дочерью. Мария Элизабет, как мы заслужили такое счастье? Медленно поднявшись, Мэгги отнесла Небесные Глаза к ее кроватке и уложила животиком на слой одеял, убедившись, что ее личико не прикрыто. Мэгги задумчиво дотронулась до щечки дочери, затем наклонилась и поцеловала ее в лобик, укрыв лоскутным одеяльцем, сшитым когда-то ей самой… – Ты сильно задерживаешься возле Небесных Глаз, – сказал Соколиный Охотник, подойдя к Мэгги сзади и обхватив ее руками. Его ладони легли ей на грудь, которую она еще не прикрыла платьем. Мэгги в блаженстве закрыла глаза и спиной прислонилась к нему. Его пальцы у нее на груди, нежно поглаживающие, были восхитительно теплыми. Соски твердо упирались в его большие пальцы, которыми он двигал по кругу. – Она… так красива, – сказала Мэгги и застонала в блаженстве, когда руки Соколиного Охотника начали спускаться вниз по ее телу, стаскивая платье, пока оно, наконец; не упало на пол. Она буквально таяла рядом с ним, чувствуя, как его руки обхватили ее низ живота, где под легким пухом волос в предвкушении удовольствия уже билось в ней желание. Она вздохнула и откинула назад голову, чтобы ощутить своей щекой щеку Соколиного Охотника. Он ввел свой палец и стал им медленно двигать, словно это была его мужская плоть, доставляя ей при этом удовольствие и приятные ощущения. Сильнее прижавшись к нему, Мэгги приблизила свои ягодицы к выпуклости, которая жадно в нее упиралась, хотя еще была стеснена бриджами. Внезапно руки Соколиного Охотника обхватили ее за талию, и он развернул Мэгги к себе лицом. Она млела в его руках, их губы встретились в страстных поцелуях. Ее руки оказались на поясе его бриджей. Дрожащими руками она стаскивала одежду с его бедер и облегченно вздохнула, увидев ее упавшей на пол. Теперь она имела доступ к его члену, который уже свободно пружинил и был готов к действию. Сердце Мэгги заколотилось. Она взяла в руку его твердую плоть и начала медленно двигать по ней своими пальцами. Она услышала легкий стон возле своих губ и почувствовала, как он весь напрягся. Ее пальцы начали двигаться быстрее, иногда кругами, иногда вверх и вниз. Соколиный Охотник чувствовал, как бешено колотится его сердце. В приятном возбуждении он закрыл глаза. Все происходило слишком быстро. Он хотел ее. Он хотел ощутить тепло ее тела вокруг своей пришедшей в волнение плоти, а не только ее пальцы. Он вспомнил ее в моменты их близости и почувствовал еще большее возбуждение. Он осторожно отвел ее руки, затем, встав перед ней на колени, вновь доставил ей райское наслаждение, лаская своим дыханием и языком. От его ласк Мэгги еле держалась на ногах. Она закрыла глаза и откинула назад голову, так что ее роскошные волосы упали ей за спину. Чтобы не закричать от удовольствия, Мэгги прикусила нижнюю губу и вцепилась пальцами в его плечи. Ошеломленный стремлением своего тела, Соколиный Охотник встал, подхватил Мэгги на руки и отнес к кровати. Он уложил ее в постель бережно, словно хрупкую фарфоровую статуэтку. Затем, склонившись над ней, стоя на коленях в постели, нежно поцеловал ее щеку, затылок, грудь. Он погладил ее волосы, провел языком по закрытым векам ее глаз. Короткими поцелуями прошелся по шее, груди, животу. Для Мэгги все происходило как в сказочном сне. Изнемогая от чувств, она ощущала своим раскрытым телом его твердую плоть, которая искала ее и жаждала пойти. Он входил в нее очень медленно, проникая все глубже и глубже, пока она вся не затрепетала, не в силач сдерживать переполнявшие ее чувства. Она обхватила его ногами, понуждая начать движения. Затем, положив ладони ему на щеки, притянула к себе его губы и поцеловала с такой страстью, на какую была способна только в его объятиях. Она ощущала влажный жар, который соединял их тела. Оба они лежали к предвкушении без движения, глядя друг другу в глаза и без слов говоря о своей страсти. Потом вновь бесконечный поцелуй. Его губы вдавливались и ее до тех пор, пока она не почувствовала себя с ним единым целым. Его руки ощущали твердость сосков… Они одновременно восходили на вершину блаженства. Тела их сотрясались, вздрагивали, трепетали. Языки сплетались и двигались в общем танце. С их губ слетали стоны удовольствия. Их руки крепко обнимали друг друга. Тихий Голос видела, как Мэгги и Соколиный Охотник вернулись. Она незаметно выскользнула из своего вигвама и спряталась за другой палаткой, поблизости от вигвама Соколиного Охотника, наблюдая за отбрасываемыми изнутри тенями. Когда она увидела тени Соколиного Охотника и Мэгги, то, как он подхватил ее на руки и понес в постель, Тихий Голос прокралась за его вигвам и стала вслушиваться в тишину, нарушаемую звуками тел, получающих удовольствие друг от друга. Ей хотелось убежать, взлететь на крутой высокий холм и замертво броситься вниз на землю, ибо это был единственный способ избавиться от своих чувств к этому вождю, которым она всегда мечтала обладать. Но что-то удерживало ее здесь. Неподвижно стояла она здесь и слушала звуки тел в момент их физической близости. Она слышала все вплоть до стонов, которые означали то, что обитатели этого вигвама достигли вершин блаженства любви. Это было для Тихого Голоса последним оскорблением. Повернувшись спиной к вигваму Соколиного Охотника, до глубины души потрясенная тем, что только что услышала, Тихий Голос закрыла лицо руками. Она сдерживала слезы, которые готовы были хлынуть из глаз. Она с трудом сдерживалась, чтобы не ворваться в вигвам и не вонзить нож в покрытые потом тела. Она резко вскинула голову: глаза ее сузились, а губы злобно поджались. Тихо она покидала свое укрытие, пройдя вдоль вигвамов. Ей был слышен смех, разговоры или такие же звуки, какие раздавались в вигваме Соколиного Охотника. Взгляд ее упал на необычный вигвам. Вигвам деда Соколиного Охотника! Она должна убедить Длинные Волосы лишить внука права жениться на белой женщине. Это был ее единственный шанс завоевать любовь Соколиного Охотника. Она могла быть такой же теплой и внимательной в его объятиях. Она могла бы так же удовлетворять его в любви, как и белая женщина. Она могла бы быть всем для Соколиного Охотника. Всем! Да, Длинные Волосы ее единственный шанс. Он находил ее красивой. Если бы он был молодым мужчиной, он бы взял ее как невесту, и вот тогда-то она бы показала кое-что Соколиному Охотнику! Но Длинные Волосы был стариком со старческим телом. Ей нужен был молодой мужчина, способный ее удовлетворить. Соколиный Охотник был единственным мужчиной, кого она хотела. Только Соколиного Охотника! Решительным шагом Тихий Голос подошла к вигваму, где жил Длинные Волосы. По теням было видно, что огонь все еще жарко горит, как бы приглашая войти. Она была уверена, что Длинные Волосы сидит у огня, задумавшись о прошлом или, возможно, о том, что предстоит. Она уже давно заметила, что он, скорее, живет прошлым, чем настоящим. Очень грустно видеть человека, вернувшегося в детство, к тому времени, когда он был полон жизненных сил и красоты. Она могла вспомнить то время, когда лишь начинала видеть разницу в мужчинах. Длинные Волосы тогда уже достиг своей шестидесятой зимы, но на него все еще было приятно посмотреть. – Длинные Волосы, – произнесла Тихий Голос возле входной створки. – Длинные Волосы, это я, Тихий Голос. Могу я с тобой посидеть немного у огня? Тихому Голосу одиноко. Ты сегодня тоже один? Длинные Волосы постучал веером из перьев по своей обнаженной груди, глядя в сторону входной створки. Сердце замерло у пего в груди от мысли, что Тихий Голос нуждается и его обществе, чтобы заполнить пустоту сегодняшней ночи. Ему было понятно ее одиночество. Она не смогла завоевать Соколиного Охотника. Что тут много говорить, одним своим присутствием она заставила старого дурака чувствовать себя снова молодым, пусть только на мгновение. – Входи, – пригласил Длинные Волосы, – Раздели огонь со старым человеком, если желаешь. Тихий Голос понимала, что должна внимательно следить за своими словами в присутствии деда Соколиного Охотника. С такими мыслями она вошла в вигвам. Когда он похлопал по толстой подстилке из шкур и одеял, приглашая се сесть, она без колебаний заняла место рядом с ним. Даже сейчас можно было бы найти в нем некоторые из тех черт, которые делали его самым желанным мужчиной для женщин близлежащих деревень многие-многие годы. Усевшись рядом с ним, Тихий Голос чуть-чуть улыбнулась. – Ты проявил большую доброту, сжалившись этой ночью над одинокой женщиной, – сказала она, обратив на него свой взор. – Спасибо, почтенный дедушка. – Ночи кажутся холоднее и длиннее для этого старика, – сказал Длинные Волосы, нервно похлопывая пером по своему обнаженному колену, где отвернулось одеяло, которым он был обкручен, начиная от талии и ниже. – Очень приятно, когда рядом с тобой сидит кто-нибудь, кто не только хорошо выглядит, но и хорошо пахнет. Тихий Голос сделала вид, что застеснялась и опустила свои глаза, затем вновь медленно обратила на него свой взор. – Почтенный дедушка, для меня тоже настали холодные и долгие ночи. Тебе кажется справедливым, что твой внук сегодня ночью согревает белую женщину, а не женщину своего народа? Неужели я бы не согрела его одеяла так же хорошо? Длинные Волосы пристально посмотрел на нее, внезапно ощутив возбуждение. Это чувство было ему знакомо, хотя происходило такое с ним слишком давно… Он быстро отвел свой взгляд в сторону. – Если бы этот старик мог приказывать своему внуку, ты была бы выбрана его женой, – сказал он, глядя в огонь и радуясь тому, что и в нем самом еще способны разгораться почти погасшие угольки костра. Это позволяло ему почувствовать себя снова молодым, полным мужских сил. Он знал, что это ощущение скоро уйдет, и он снова почувствует пустоту. – Если ты так считаешь, почтенный дедушка, то почему не прикажешь своему внуку изгнать белую женщину? – умоляла Тихий Голос, отбросив все мысли о том, что надо быть умнее. – Не давай внуку своего согласия в том, в чем он неправ, когда он придет поговорить с тобой о женитьбе на белой женщине. Убеди своего внука взять в жены женщину одной с ним крови – взять в жены Тихий Голос! Длинные Волосы быстро перевел свой взор на Тихий Голос. – Ты забыла, что теперь мой внук вождь, и его слово во всем последнее? – напомнил он негромко. – Ты старше его, и он тебя слушается. Он предпочтет сделать то, о чем ты его просишь, чем то, что он сам хочет, – сказала Тихий Голос, встав на колени. Она смело взяла его руку и прижала ее к своей груди. – Пожалуйста, почтенный дедушка? Пожалуйста? Ты сделаешь это для Тихого Голоса? Ты ведь сам считаешь, что так будет правильно не только для Соколиного Охотника, но и для всего нашего народа. Длинные Волосы высвободил руку и коснулся своими шишковатыми костлявыми пальцами ее щеки, ощутив гладкость кожи, вспоминая, как много раз проделывал он это в прошлом. Длинные Волосы ощутил острую боль внутри, вспомнив, как много счастья испытал он с женщинами, особенно со своей любимой женой. Тихий Голос прильнула к его руке, показывая этим жестом, что питает к нему какие-то чувства. Если бы ты был молодым мужчиной, я бы и не взглянула на Соколиного Охотника, – сказала она, закрыв глаза. Я бы желала только тебя. Только… тебя… Сердце старика стучало так, будто у него в груди било много барабанов, и он понял, что не все еще умерло в нем, как он полагал раньше. Он убрал свою руку, как будто прикоснуться к ней было все равно, что к горящему углю. Тихий Голос открыла глаза и посмотрела на него. Она едва дышала от страха, что перешла границы дозволенного по отношению к старику, который одно время был великим вождем этого народа. Ей стало легче, когда он не показал ей ни своего гнева, ни унижения, а обычное дружеское участие, которое всегда между ними существовало. – Ты пришла поговорить о моем внуке, – сказал Длинные Волосы, отложив в сторону свой веер. Он натянул одеяло и укутал им свои худые плечи, сразу осознав, насколько стар. – Дед не может ничего сказать или сделать. У моего внука свои собственные желания. Мне не подобает лишать его чего-либо. – Значит, ты не поговоришь с ним? – сказала Тихий Голос дрогнувшим голосом. – Ты не внушишь ему, что женщина его крови красивее этой белой женщины. – Внук уже получил благословение своего деда, – торжественно сказал Длинные Волосы. – Ты благословил? – сказала Тихий Голос, задыхаясь. – Однако он еще придет, чтобы поговорить о церемонии, – сказал Длинные Волосы, улыбнувшись Тихому Голосу. – Тогда я еще раз выскажу ему свое мнение. Тихий Голос опустила глаза и вздохнула. – Понимаю, – прошептала она. – Я не могу просить о большем, чем это. Длинные Волосы взял ее за подбородок и слегка приподнял его. – Ты красива, – сказал он, кивая головой. – Взгляни на других мужчин. Найди одного, который быстро тебя насытит. Тогда ты будешь удовлетворена, как никогда. Не надо продолжать добиваться того, кто не может быть твоим. Глаза Тихого Голоса наполнились слезами. Когда они полились по щекам, она быстро встала и выбежала из вигвама. Длинные Волосы медленно закивал головой, его губы осветила легкая улыбка. Он был доволен ее приходом: она заставила его понять, что он был вовсе не так уж и стар! Он поднял трубку и зажег ее, затем склонился поближе к огню и его глаза снова наполнились мечтами. Глядя на маленького орла, спящего в коробочке с соломой, Мэгги осмелилась погладить его мягкие, пушистые перышки, затем снова накрыла коробку легкой лосиной кожей с отверстиями для воздуха. Мэгги встала на ноги и пошла посмотреть на дочь. Ее не оставляло беспокойство – Соколиный Охотник снова отправился к деду, чтобы поговорить с ним о церемонии, которая сделает Мэгги его женой. Она постоянно чувствовала на себе взгляд старика, который следил за ней, когда она проходила по деревне среди других людей, когда шла к реке помыться или набрать воды в кувшин. Почтенному старику было бы гораздо приятнее, если бы она собрала вещи и уехала. Она была в этом уверена. Сидя у огня, Мэгги начала вышивать платьице, сшитое ею недавно для дочки. Она втыкала иголку в ткань и вытаскивала ее оттуда, фактически не видя рисунка нежного листочка, который только что создала. Слишком много страхов переполняло ее, чтобы она могла что-нибудь видеть. Если бы только она могла стать маленькой мышкой и спрятаться в уголочке вигвама деда Соколиного Охотника, чтобы услышать разговор двух мужчин! Соколиный Охотник вдыхал дым из трубки деда несколько торжественных мгновений. Длинные Волосы отложил трубку в сторону. Сегодняшняя ночь была ночью для гостей. Длинные Волосы внезапно ощутил свою важность. – Что привело тебя этой ночью в дом твоего деда? – Спросил он, видя беспокойное состояние Соколиного Охотника: он явно не мог найти места своим рукам и наконец положил их на колени. – Ты уже дал свое благословение моему союзу с Глазами Пантеры, – сказал Соколиный Охотник. – Сейчас я пришел, чтобы получить второе благословение и поговорить о празднике в честь этого события. На этом праздновании моя женщина будет принята в племя и станет моей женой. Длинные Волосы позволил своему одеялу свалиться с плеч так, чтобы остались укутанными лишь его узкие бедра. Он скрестил руки на своей груди и улыбнулся Соколиному Охотнику. – Это хорошо, внук, что ты дважды спрашиваешь благословения у своего деда, – сказал он, выражая свое явное удовольствие. – Ты терпеливо ждал этого момента в твоей жизни. Арапахо, как правило, женятся поздно, – сказал Длинные Волосы, кивая головой. – Ты, чей возраст достиг уже тридцати зим, говоришь о женитьбе, сейчас, когда приобрел славу и собственность. Это хорошо. Глаза Соколиного Охотника наполнились радостью: он подумал, что дед принимает его невесту. Но когда дед продолжил свою речь, глаза Соколиного Охотника вновь померкли. – Мне, возможно, не следовало тебе этого говорить, но, внук, я считаю себя обязанным сделать это, поскольку ты решительно настроен на женитьбе на белой женщине, – сказал Длинные Волосы торжественным и немного холодным голосом. – Этот дед никогда не хотел, чтобы у его внука была бы жена не индианка, а белая женщина. – Но, дедушка, разве ты не увидел, что сердцем она настоящая индианка, и это главное? – сказал Соколиный Охотник в защиту Мэгги. – Ничто не может изменить цвета ее кожи, волос и глаз, – проговорил Длинные Волосы. Он поднял свой веер из орлиного крыла и начал нервно им постукивать по своему обнаженному колену. – Разве она не приняла изменения в своей жизни с тех пор, как стала частью нашей жизни? – более решительно высказался Соколиный Охотник. Длинные Волосы не обратил на это внимания. Он просто спросил: – Ты хочешь иметь белых сыновей и дочерей? – Разве ты не видел, что я уже принял ребенка, который появился на свет из чрева моей белой женщины, как если бы это была моя собственная дочь? – сказал Соколиный Охотник, чувствуя себя не вправе спорить с этим человеком, которого обожал с детства. Но ради Мэгги он должен обо всем забыть и добиться возможности сделать ее своей женой. – И ты считаешь это разумным? – спросил Длинные Волосы, выгнув бровь. – С моей точки зрения – это приемлемо, да, – сказал Соколиный Охотник. – Что же касается детей, которые родятся от моего союза с белой женщиной, то неужели ты сомневаешься в мужской силе своего внука? Конечно же, мой сын будет похож на меня. – А если ты ошибаешься, и твой сын родится белым? – раздраженно спросил Длинные Волосы. – Если так случится, мой сын будет мне сыном в любом случае, независимо от цвета его кожи, – твердо отметил Соколиный Охотник. – Мой внук, наша священная обязанность сохранять чистоту крови нашего народа, – Длинные Волосы высказал свой последний аргумент Соколиному Охотнику. – Дедушка, разве ты не помнишь о всех тех изменениях, которые уже произошли в наших жизнях? – сказал Соколиный Охотник, положив свою руку на плечо деда. – Ты должен принять еще одно изменение. Мое сердце уже отдано Глазам Пантеры. Она мое дыхание, каждый удар моего сердца. Без нее я буду себя чувствовать лишь наполовину мужчиной. Глаза деда дрогнули. Он отложил в сторону свой веер, протянул руки к Соколиному Охотнику и привлек его в свои объятия. – Тогда иди к ней, – тихо сказал он. – Никогда впредь ничего не будет сказано против того, что ты хочешь сделать. Мой внук, вождь нашего народа, твой дед снова даст тебе свое благословенно. Но сделай одну, последнюю вещь для твоего деда. Пойди попостись, тщательно все обдумай и помолись о том, чтобы ты был наставлен на правильный путь. – Да, я это сделаю, – сказал Соколиный Охотник, обняв деда. Затем он быстро вышел из вигвама и отправился к Мэгги. Она взглянула на него, сидя у огня. В ее глазах застыл вопрос. Соколиный Охотник упал рядом с ней на колени и сжал ее в своих объятиях. – Дело сделано, – прошептал он. – Будет большое празднество, моя красивая Глаза Пантеры. Их губы встретились в страстном поцелуе. Мэгги прижалась к нему, и сердце ее переполняла радость. Но когда он оторвался от нее, и его глаза начали умолять ее о чем-то, она поняла, что он еще не все сказал. – Что такое? – спросила она, дрогнувшим голосом. – Почему ты на меня так смотришь? Соколиный Охотник взял ее за руки. – Есть что-то, что я должен сделать не только для моего деда, но и для себя самого, – сказал он торжественно, заранее ища в ее глазах согласие с тем, что он собирался ей сказать. – Я должен покинуть тебя на четыре дня. – Четыре дня? – произнесла Мэгги. – Но почему? – Я буду поститься и молиться о том, чтобы меня наставили на правильный путь, – сказал Соколиный Охотник, привлекая ее в свои объятия. – Дни пройдут для тебя быстро. У тебя есть дочь. У тебя также есть орел. Прежде чем покинуть тебя для соблюдения поста, я пробуду здесь еще один день и научу тебя, как начать дрессировку орла. Это тебя позабавит и доставит удовольствие. Вот увидишь. – Четыре дня? – сказала Мэгги, и грустные мысли овладели ею, когда она осознала, что так долго будет находиться во власти Тихого Голоса. Фрэнк Харпер находился на индейской территории. Он не испытывал страха, ожидая увидеть первую на своем пути индейскую деревню, заранее решив понаблюдать издали, чтобы понять, есть ли там какие-нибудь признаки присутствия белой женщины. Затем он отправится к следующей деревне, если придет к выводу, что Маргарет Джун там нет. Его рука покоилась на кобуре пистолета. Сейчас он был настроен найти ее не менее решительно, чем вчера, и все эти дни с тех пор, когда обнаружил пустой сейф. – Она мне заплатит, – шептал он сам себе, когда холодный ночной ветер обжигал его щеки. – Самым худшим образом она мне заплатит. Он злобно рассмеялся, пришпорил коня и поскакал быстрым галопом через залитую лунным светом местность. ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ День был теплый, дул слабый ветерок. Мэгги вынесла Небесные Глаза на солнышко на лужайку, где Соколиный Охотник дрессировал и упражнял своего нового друга-орла. Для нее на мягкой траве было расстелено одеяло. Мэгги отдыхала на одеяле, не спуская глаз с птицы, когда ту заставляли взлетать с руки Соколиного Охотника: птица была привязана за одну лапку веревкой. Мэгги видела, что для дрессировки орла требуется большое умение и терпение. Но нельзя было не заметить, что это занятие чрезвычайно нравилось Соколиному Охотнику. Его терпение проявлялось всякий раз, когда он уговаривал птицу взлететь в небо, а она неуклюже слетала на землю. Соколиный Охотник поднимал птицу, и весь процесс начинался сначала. Почувствовав, что уже достаточно тепло для того, чтобы ее дочь немного полежала раздетой на солнышке, Мэгги развернула одеяло. Она увидела, как от яркого дневного света ее дочка захлопала ресницами, но малышка быстро освоилась и начала знакомиться с тем, что ее окружает. – Я дарю прекрасной доченьке прекрасный день, – сказала Мэгги, позволив Небесным Глазам ухватиться за палец. Услышав довольный смех Соколиного Охотника, Мэгги снова обратила свой взор в его сторону. – Ты видела? – прокричал Соколиный Охотник. – Она взлетела, хотя и на одно мгновение. Птица снова сидела на запястье Соколиного Охотника и ела предложенный ей кусочек мяса. – Заставь ее сделать это еще раз для меня, – сказала Мэгги, улыбнувшись Соколиному Охотнику. Свободной рукой заслонив глаза от солнца, она стала наблюдать за тем, как Соколиный Охотник резко опустил руку, заставив маленького орла взмахивать крыльями, чтобы удержаться в воздухе и вернуться назад после того, как он поднял руку и легонько дернул за веревочку, удерживающую птицу. Соколиный Охотник снова поощрил ее кусочком мяса. – Главное заключается в том, чтобы научить птицу взлететь с руки по команде и возвращаться, – сказал Соколиный Охотник. – Когда птица правильно выполняет команду, то получает кусочек теплого мяса недавно убитой птицы. Если мясо еще не остыло после того, как птица была убита – это очень хорошо. В противном случае, мясо надо подогреть над огнем или на солнце. – Так я и должна буду упражнять и дрессировать птицу, пока тебя не будет? – спросила Мэгги, укачивая Небесные Глаза, так как девочка тихонько заплакала. – Боюсь, что я не такая умелая, как ты, Соколиный Охотник. Птица может от меня улететь. – Если ты предпочитаешь не делать этого, то просто найди время позаниматься с птицей в вигваме, – сказал Соколиный Охотник, подтягивая веревочку после еще одного успешного полета. – Это, может быть, последний шанс позволить ей побыть свободной, не привязанной за ногу к жердочке снаружи вигвама. Она пока не так уж сильно хочет летать, как видишь. Ей будет приятно просто походить внутри вигвама. Но следи за огнем. Будет не очень приятно, если обгорят ее крылья. – Я прослежу за тем, чтобы с ней ничего не случилось в твое отсутствие, – пообещала Мэгги, и ее мысли снова вернулись к Тихому Голосу. – Она будет ожидать твоего возвращения – так же, как и я. Солнце в небе начало клониться к закату, и тени под деревьями значительно выросли. Мэгги укутала Небесные Глаза в одеяло и встала, так как девочка начала капризничать. – Я вернусь в дом и покормлю Небесные Глаза, – сказала Мэгги перед уходом. – Дорогой, ты скоро при дешь? – Да, скоро, – сказал Соколиный Охотник, поглаживая мягкие пушистые перышки орла. – Еще несколько упражнений с моим другом здесь, а затем мы с тобой согреем одеяла, хорошо? – В такой ситуации я могу тебя не отпустить, – бросила Мэгги через плечо, тихо посмеиваясь. В глубине души она желала, чтобы то, что она сказала, было возможно. Ее страшил этот уход Соколиного Охотника на четыре долгих дня. Однако ей было понятно, что у нее нет выбора, как только согласиться и постараться наилучшим образом использовать время отсутствия Соколиного Охотника, узнав побольше о жизни арапахо, чтобы удивить его, когда он вернется. Когда она вошла в деревню, то вновь ощутила на себе взгляд Тихого Голоса, от которого у Мэгги все внутри напряглось и похолодело. Конечно же, Тихий Голос уже знает о предстоящей свадебной церемонии, а также о том, что Соколиный Охотник будет отсутствовать несколько дней. Мэгги знала, что Тихий Голос каким-то образом постарается воспользоваться отсутствием Соколиного Охотника. Она боялась, что Тихому Голосу все же удастся избавить деревню от белой женщины и ее ребенка. Мэгги была рада, что наконец добралась до вигвама Соколиного Охотника. Здесь она чувствовала себя в безопасности. Она села у догорающего огня и начала кормить дочь грудью, тихонечко укачивая на руках. Мэгги закрыла глаза, выбросив из головы все мысли, кроме одной – о Соколином Охотнике. Она уже пред-гтавляла себе, как он скоро придет и снова отведет ее и рай любви, проделывая с ней все те невероятные вещи, которых она раньше даже и представить себе не могла. Она ощущала тепло даже сейчас, вспоминая, какие чудеса творили с ней его губы, язык и руки. Мэгги сделала глубокий вдох, вспомнив ощущение прикосновения его мужской плоти, и как он приводил ее в восторг, вознося на небеса. – Она уже насытилась твоим сладким теплым молоком? – спросил Соколиный Охотник, войдя в вигвам подобно солнечному лучу, внезапно появившемуся из-за туч. Орел доверчиво сидел у него на руке, вцепившись в нее коготками. Всего лишь несколько мгновений назад она мысленно заново переживала самые чувственные моменты их отношений, поэтому едва слышала, что он говорил. Мэгги покраснела, подняв глаза на Соколиного Охотника. Соколиный Охотник посмотрел на нее понимающе, догадываясь о причине ее смущения. Он тихо засмеялся, встал на колени и положил маленького орла в его коробочку, затем подошел к Мэгги и посмотрел на малышку. – Ты не знала, что она уже спит? – сказал он низко наклонившись, чтобы забрать девочку от груди Мэгги. – Твои мысли были не о кормлении ребенка. Ты думала о своем мужчине. – Да, о моем мужчине, – сказала Мэгги, вставая с подстилки из меха. Она спустила платье с плеч, затем через бедра и уронила на пол, легонько оттолкнув его ногой в сторону. Она последовала за Соколиным Охотником к колыбельке и стояла за ним, пока он укладывал Небесные Глаза на одеяла. Увидев, что Небесные Глаза спокойно спит на своем месте, Мэгги обвила руками Соколиного Охотника и прижалась к нему. Ее грудь соблазнительно касалась его спины, а одна рука соскользнула вниз мимо пояса бридж к его мужской плоти. Она услышала стон удовольствия Соколиного Охотника и почувствовала, как под ее пальцами его член увеличивается, пульсируя, будто жил самостоятельной жизнью под ладонью ее руки. Когда он достиг своей полной величины, она начала двигать по нему пальцами. Соколиный Охотник закрыл глаза, ощущая, как ее пальцы питают его систему – подобно тому, как ребенок берет силы из груди матери. Он получил все, что мог, затем отвел ее руку. Убрав ее руку с бридж и взяв за запястье, он развернулся к Мэгги лицом и сжал ее в своих объятиях, страстно приникнув к ее губам, лаская рукой ее ягодицы и еще ближе прижимая ее к себе. Затем он начал об нее тереться, чтобы она могла почувствовать его твердость. Трение разогрело все ее нутро и ее охватило дикое желание. Она подняла ногу и завела ее ему за спину, чтобы ощутить его самой сердцевиной своей женской плоти, где все ее чувства пришли в движение от желания ласк и любви. Без стыда она начала тереться о выпуклость в его бриджах. Однако этого было недостаточно. Она хотела ощущать разогретую плоть его члена. Она хотела раскрыться для него, чтобы он еще раз вошел в нее. Она ослабла от желания, и страсть захлестывала ее подобно волнам на песчаном пляже. Отступив от Соколиного Охотника, Мэгги соблазнительно ему улыбнулась и протянула руки к поясу его бридж. Через мгновение он предстал перед ней обнаженным. Его медная кожа отражала неяркий свет последних тлеющих красных угольков угасающего огня. Она пробежалась по нему взглядом, вновь любуясь его мускулами, глянцем кожи, черной как ночь тайной его глаз и губами, так и созданными, казалось, для поцелуев. С бьющимся сердцем Мэгги пошла к постели, легла на нее и поманила его к себе протянутыми навстречу руками. Он пошел к ней и сразу же в нее вошел быстро и глубоко требовательными и жесткими движениями. Мэгги обхватила его ногами. Его руки легли ей на грудь, ладонями ощущая твердость ее сосков. Губы их встретились в поцелуе. Они целовались долго и жадно, ощущая движение языка и дыхание друг друга. Затем к удивлению Мэгги, Соколиный Охотник встал с нее, повернул ее на живот, взял за талию и заставил ее встать на колени. Кровь кипела в его венах, почти одурманивая его. Соколиный Охотник переместился и стал сзади Мэгги. Дрожащими пальцами он сжал ее ягодицы, пытаясь войти в нее из этого положения. Удивление Мэгги исчезло в экстазе, который она испытала с новой силой. Когда он начал входить в нее все глубже и быстрее, она закрыла глаза и почувствовала, что уплывает куда-то далеко, как в летаргическом сне. Затем он снова повернул ее на спину. Мэгги начала извиваться и издавать стоны, а он жадно целовал и ласкал языком ее тело, начиная от груди, а затем двигаясь все ниже через живот. Когда он нашел трепещущий центр желания, то воздавал ему должное до тех пор, пока она не застонала в изнеможении – это означало, что она снова готова к его любви. Он вошел в нее глубоко и, целуя и обнимая, начал ритмично двигаться. Вновь они вместе познали сказочное блаженство. Затем какое-то время тихо лежали рядом, тяжело дыша. – Мне действительно надо идти, – сказал Соколиный Охотник, нарушая тишину. Тело Мэгги все еще было разбужено страстью. Она закрыла глаза, не желая слышать о том, что он должен уйти. – Ты меня слышишь, моя женщина? – сказал Соколиный Охотник, повернувшись к ней и обхватив ее лицо своими ладонями. Легким касанием он поцеловал ее губы, затем грудь. – Я действительно должен сейчас тебя покинуть. – Так рано? – наконец произнесла Мэгги, тяжело вздохнув. Она закрыла глаза и вздрогнула, когда его губы еще раз коснулись ее груди. – Ты меня оставишь в таком состоянии, когда я все еще тебя хочу? – Ты еще сильнее захочешь этого мужчину, который тебя любит, после того, как пробудешь с ним в разлуке четыре дня и четыре ночи, – сказал Соколиный Охотник, тихонько посмеиваясь. Когда он встал с постели, глаза Мэгги широко раскрылись. Она повернулась на бок и недовольно посмотрела на него. – Подари мне свою любовь еще раз, прежде чем уйдешь, – сказала она просительным тоном. – Пожалуйста? Всего лишь один раз? Соколиный Охотник только начал одевать свои бриджи, затем быстро снял их снова. Смеясь, он прыгнул назад в постель к Мэгги. – Еще один раз, а затем, возможно, и два? – сказал он, дразня и целуя ее в живот. – Это было бы ужасно, если бы я попросила и в третий раз? – сказала Мэгги, гладя руками его густые волосы. Затем она запустила пальцы в его шевелюру и притянула к себе его губы. – Я так тебя люблю. Я могла бы любить тебя без остановки, мой дорогой. – Не говори так, а то я вынужден буду тебя испытать, – сказал Соколиный Охотник, посмеиваясь. Он встал над ней на колени и вновь ввел свой член в ее кокон любви. – Еще один раз, а затем ты должна будешь согласиться попрощаться со мной на некоторое время. Мэгги обняла его руками за шею. – Тогда люби меня, мой дорогой, – прошептала она. – Чего ты ждешь? Он сделал последнее движение и оставался в ней. Мэгги всем телом прижалась к нему. Для нее не существовало больше ничего, кроме этой минуты и дивных таинств их сплетенных тел. ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ Небесные Глаза находилась в колыбельке рядом с Мэгги. Уютно потрескивал костер в вигваме, где в котле над пламенем тушилось лосиное мясо. Пальцы Мэгги болели: она пыталась освоить рукоделие арапахо, желая по возвращении удивить Соколиного Охотника. Мэгги взглянула на Тихий Голос. Ей не хотелось принимать предложение индианки учить ее рукоделию, но Тихий Голос настояла в присутствии других арапахо. Дело происходило не в доме Соколиного Охотника, и Мэгги ничего не оставалось, как только принять ее предложение. Мэгги посмотрела на висящий над огнем котелок, от которого исходил аппетитный аромат. Сегодня был четвертый день поста Соколиного Охотника. Она позаботилась о том, чтобы к его приходу пища была готова: ведь он, наверняка будет голоден… Взглянув вверх на отверстие для дыма, она заметила, что небо было все еще голубого цвета. Значит, до окончания дня оставалось много времени. К счастью, когда солнце спрячется за горами, он снова будет с ней, и битва со всем тем, что его беспокоит, будет, скорее всего, выиграна. Больше всего она боялась, что, общаясь с Великой Невидимой Силой, он может изменить свое решение взять ее в жены. – Ты усердно работаешь, – сказала Тихий Голос, стараясь, чтобы ее слова прозвучали дружелюбно. В глубине ее души тлела обида, уже перерастающая в нечто такое, что трудно было вынести. Она улыбнулась Мэгги, пальцы которой неуклюже работали шилом из кости и нитью из высушенной жилы. Про себя-то она смеялась, намеренно неверно обучая Мэгги. Эта белая женщина будет унижена, когда отдаст сделанное ею одеяло Соколиному Охотнику. Он увидит, что эта белая женщина глупа и никуда не годна. Он не захочет взять ее себе в жены! Мэгги подняла бровь, всматриваясь в свою работу. Кончики игл дикобраза вылезли и вышивка на одеяле распадалась. – Я чувствую, что мне еще придется многому научиться и долго тренироваться, прежде чем я смогу сделать что-нибудь, что могло бы сравниться по красоте с твоим одеялом, – сказала Мэгги, хотя ей и неприятно было это сознавать, расхваливая умение Тихого Голоса. Мэгги начало раздражать все, что связано с Тихим Голосом. Теперь она доверяла ей еще меньше, чем раньше. Что-то было неладно даже сегодня в том, что Тихий Голос была здесь, хоть Мэгги и осознавала: у нее нет другой возможности, как только подождать и выяснить в чем дело. – Тихий Голос сделала уже много одеял, – похвасталась Тихий Голос. – Белая женщина сделала только одно. Мэгги быстро поправила Тихий Голос. – За свою жизнь я сделала больше, чем одно одеяло, – сказала она, взглянув на красивое лоскутное одеяльце, которым была укрыта ее дочка. – Но то, с чем я работала раньше, отличается от того, с чем я имею дело сейчас, обучаясь мастерству изготовления одеял арапахо. Тихий Голос проследила за взглядом Мэгги, рассмотрев детское лоскутное одеяльце и оценив хорошую работу. Но она не стала расхваливать ее. Она хотела постепенно лишить женщину гордости и самоуважения, а не поддержать ее. Тихий Голос дотянулась и расправила один конец одеяла арапахо, над которым трудилась Мэгги и закачала головой. – Твоя сегодняшняя работа никуда не годится, – сказала она, заставив себя огорченно вздохнуть. – Может быть, ты лучше справишься с красками, чем с иглами дикобраза. Или у тебя будет лучше получаться вышивка разноцветным бисером. Покраснев, Мэгги выдернула одеяло у Тихого Голоса. – Дай мне время, – сказала она решительно, – и я научусь. – Сегодня четвертый день поста Соколиного Охотника, – сказала Тихий Голос, возобновив свою работу, четко пришивая раскрашенные и расплющенные иглы дикобраза к одеялу, которое она сама украшала. Прежде чем пришивать, Тихий Голос размягчала иглы дикобраза во рту и разглаживала их костью. – Да, четвертый день, – сказала Мэгги, снова неуклюже пытаясь выполнить очередной элемент на одеяле. Она прекратила работу и с любопытством взглянула на Тихий Голос. – Какое тебе дело до того, когда он вернется? Сегодня днем, вечером или, возможно, завтра. Пальцы Тихого Голоса прекратили работу. Она пристально взглянула на Мэгги. – Ты довольно легко соглашаешься и задаешь свои вопросы, – холодно сказала она. Затем ее губы медленно растянулись в улыбке. – Ты будешь ленивой женой. У Мэгги перехватило дыхание, а щеки запылали от гнева. Она уже чуть было не приказала Тихому Голосу уйти из вигвама, но снова сообразила, что любое действие, которое она предпримет против Тихого Голоса, может повредить ей самой. Тихий Голос была арапахо. Мэгги была белая. – А ты была бы лучшей женой? – спросила Мэгги, сверкнув глазами. – Да, это так, – сказала Тихий Голос, удивившись тому, что Мэгги не выгнала ее из вигвама. Мэгги прекратила шить и отложила свое рукоделие в сторону на пол. Она наклонилась поближе к Тихому Голосу. – Тогда почему же ты не замужем? – спросила она, заулыбавшись. – У тебя был один муж, почему же нет другого? – Были мужчины, которые хотели Тихий Голос, – бесстыдно заявила Тихий Голос. – Тогда почему же ты не замужем? – настаивала Мэгги. – Видимо, ты просто лжешь, говоря, что были мужчины, которые тебя хотели. Разве не все мужчины видят, что кроется под твоей нежной улыбкой, что ты не такая, какой кажешься? Я вижу тебя насквозь, Тихий Голос, а ты называешь меня глупой. Тихий Голос отбросила в сторону свое рукоделие и быстро вскочила на ноги. Она сжала пальцы в кулаки и свирепо посмотрела на Мэгги сверху вниз. – Тебе не следует разговаривать с женщиной арапахо таким образом, – прошипела она. – Когда Соколиный Охотник услышит то, что я ему расскажу о твоем недоброжелательном отношении, он выгонит тебя из своего вигвама и своей деревни. – Именно так он поступит с тобой, когда я ему расскажу о страданиях, которые ты причинила, – сказала Мэгги, медленно вставая на ноги. Она на шаг приблизилась к Тихому Голосу и заговорила прямо ей в лицо. – Может быть мне рассказать ему про орла? О том, кто его выпустил на свободу? Тихий Голос открыла рот от изумления, веки ее глаз задрожали. – Что ты знаешь об этом? – сказала она сквозь зубы. – Что ты вообще о чем-нибудь знаешь? – Ты можешь называть меня глупой столько раз, сколько захочешь, или пытаться заставить меня поверить в то, что я неумелая, но из этого ничего не выйдет, Тихий Голос, – сказала Мэгги, положив ладони на бедра. – А теперь уходи отсюда и не возвращайся. Но хорошенько запомни мои слова. Если ты еще раз причинишь мне беспокойство, я расскажу Соколиному Охотнику про орла. Мэгги замолчала и поднесла палец к подбородку, как будто что-то обдумывая, затем сказала лукаво: – Может быть, я ему все-таки расскажу. Тогда мы увидим, кого и откуда изгонят. Тихий Голос подняла руку и уже была готова ударить Мэгги, но в этот момент входная створка приподнялась и в вигвам вошла пожилая женщина, которую Мэгги еще ни разу не встречала. Внезапный приход женщины остановил перебранку Мэгги с молодой индианкой. Тихий Голос сразу же опустила руку и сделала шаг назад, чтобы пожилая женщина могла пройти дальше в вигвам. Мэгги также отошла немного назад, с трудом сдерживаясь и надеясь, что ее лицо не слишком раскраснелось. Ей бы не хотелось, чтобы кто-нибудь из деревни узнал о том, что она рассердилась на соплеменницу. Мэгги с любопытством смотрела на женщину. Она была маленького роста, полная и явно страдала одышкой. Ее седые волосы были заплетены в две косы длиною до пояса; глаза узкие. Одета она была в свободное, падающее складками платье из оленьей кожи, на котором сверкал бисером вышитый узор из цветов. На каждой скуле и на лбу у нее красной краской были нанесены метки. Мэгги знала, что красный цвет символизирует преклонный возраст, но однажды Соколиный Охотник сообщил ей, что краска на лице обычно означает счастье или стремление к счастью. – Рада тебя видеть, Женщина Нитка, – сказала Тихий Голос, беря пожилую женщину под локоть и усаживая ее на мягкие шкуры перед огнем. Тихий Голос беспокойно взглянула на одеяло, которое Мэгги расшивала под ее руководством, надеясь, что Женщина Нитка не увидит ошибок. Она-то знает, что такие ошибки можно допустить лишь в том случае, если тебя неправильно научили, причем намеренно. Женщина Нитка кивнула головой, затем посмотрела на Мэгги, усевшуюся напротив с противоположной стороны огня рядом со своим ребенком. – Я пришла познакомиться с белой женщиной, – сказала Женщина Нитка серьезным голосом. – Эта пожилая женщина пришла бы и раньше, но болезнь задержала меня под одеялом у огня. Мэгги встала, обошла вокруг огня и протянула руку пожилой женщине, надеясь, что та найдет ее дружественной, а не враждебной. По выражению лица индианки трудно было понять, что она чувствует. Ее глаза затерялись где-то среди морщин. – Приятно с вами познакомиться, – прошептала Мэгги, довольная тем, что Женщина Нитка взяла ее руку. – Спасибо, что пришли. Я очень рада с вами познакомиться. Женщина Нитка кивнула головой, подержала руку Мэгги еще какое-то время, затем отпустила. – Соколиный Охотник все еще соблюдает пост? – спросила она, оглядев вигвам. – Да, он все еще постится, – сказала Мэгги, возвращаясь к своему сиденью из одеял и меха рядом с Небесными Глазами. – А с какой целью ты здесь, Тихий Голос? – спросила Женщина Нитка, взглянув снизу вверх на Тихий Голос, которая еще не решила, сесть ли ей или уйти. Тихий Голос была явно обеспокоена. Она еще раз взглянула на одеяло Мэгги, затем криво улыбнулась Женщине Нитке. – Тихий Голос здесь, чтобы заполнить пустоту, которую оставил после ухода Соколиный Охотник, – тихо сказала она. – Белой женщине нужен друг. Тихий Голос предлагает такую дружбу. Мудрая с годами, Женщина Нитка какие-то мгновения продолжала вглядываться в лицо Тихого Голоса, затем вопросительно взглянула на Мэгги и на неуклюже лежащее рядом с ней одеяло. – Значит, Тихий Голос учит тебя рукоделию, чтобы быстрее пролетели дни? – сказала она, выгнув седую бровь. – Покажи мне его, Глаза Пантеры. Позволь мне посмотреть, чему она тебя научила. Тихий Голос с быстротою дикой кошки схватила одеяло, спрятала его себе за спину и начала медленно отходить от Женщины Нитки. – На него пока еще рано смотреть, – произнесла она натянутым голосом. Мэгги, увидев, как ведет себя Тихий Голос, вдруг поняла, что та не дает пожилой женщине посмотреть одеяло не ради Мэгги. Она пытается спасти собственную шкуру! Это она показывала Мэгги, как выполнять эти стежки грубыми инструментами и странными иглами дикобраза. Теперь Мэгги было ясно, что Тихий Голос намеренно ее неправильно обучала, желая заставить ее выглядеть глупой в глазах арапахо и особенно Соколиного Охотника. Мэгги встала, решительно подошла к Тихому Голосу и забрала у нее одеяло. – Тихий Голос, тебе не нужно прятать мое несовершенство, – ядовито сказала она. – Женщина Нитка получила такое имя должно быть потому, что она мастерица в шитье. Пусть она оценит твое мастерство учителя. У Тихого Голоса перехватило дыхание и глаза расширились, когда Мэгги расстелила на полу испорченное, полное изъянов одеяло, чтобы Женщина Нитка на него посмотрела. Женщине Нитке понадобился всего лишь один взгляд для того, чтобы понять, что случилось и почему. Она сердито посмотрела на Тихий Голос. – Ты показала ей, как все неправильно сделать, – сказала Женщина Нитка холодным голосом. – Уходи. Стыдись того, что ты сделала. Эта женщина принадлежит нашему вождю. Впредь никогда не забывай об этом, Тихий Голос! Смущенная, и не веря в то, что произошло, Тихий Голос смотрела на Женщину Нитку, затем быстро выбежала из вигвама. На какое-то мгновение между Мэгги и Женщиной Ниткой установилась напряженная тишина. – Подойди. Сядь рядом со мной и подай мне рукоделие, – сказала Женщина Нитка, показывая на место рядом с собой. – Я друг всех. Буду и твоим. Давай я тебе помогу исправить ошибки до возвращения Соколиного Охотника. Пораженная тем, что пожилая женщина арапахо таким образом наказала Тихий Голос и так внезапно выказала ей свое дружелюбие, Мэгги потеряла дар речи. Ей еще и еще раз хотелось поблагодарить эту женщину, но поведение Женщины Нитки заставило Мэгги понять, что благодарность не нужна. Женщина Нитка поняла поступок Тихого Голоса. Она смогла увидеть, что Тихий Голос планировала поставить в глупое положение женщину, которая скоро выйдет замуж за их вождя! Взяв в руки все необходимые принадлежности для рукоделия и само одеяло, Мэгги, улыбаясь, подошла к Женщине Нитке и села рядом с ней. – Малышка хорошо спит, – сказала Женщина Нитка, жестом показав на Небесные Глаза. Она тихонько засмеялась, глядя на пухленькие щечки девочки. – Кормится она тоже хорошо. – Да, и то и другое хорошо, – сказала Мэгги с радостью в глазах, чувствуя, что, наконец, она нашла друга. Она бы предпочла иметь подругу своего возраста, но сейчас ей было вполне достаточно того, что рядом с ней была Женщина Нитка. – Я сегодня пришла к тебе не только для того, чтобы познакомиться, но и для того, чтобы сообщить о плохом самочувствии деда Соколиного Охотника. – Она взглянула на котелок, в котором на тихом огне тушилось мясо. – Может быть, попозже мы с тобой отнесем ему горячую пищу? Улыбка Мэгги померкла, сердце на мгновение перестало биться. Она боялась идти в дом к деду Соколиного Охотника. Он ни разу не приблизился к ней, чтобы заговорить. Всегда, когда его взгляд был на нее обращен, ей казалось, что смотрит он сквозь нее, как если бы ее здесь не было, или как будто он ее презирал. Это ее очень сильно задевало. Она понимала, что так относятся только к человеку, которого ненавидят. Однако у нее не было выбора, как только проявить доброту и заботу по отношению к этому человеку. Сегодня рядом с ней не будет Соколиного Охотника. Мэгги взглянула на Женщину Нитку. Ей подумалось, что, возможно, эта пожилая женщина облегчит ее положение, когда она пойдет предложить деду Соколиного Охотника миску тушеной лосятины. – Да, я пойду с тобой, чтобы отнести еду деду Соколиного Охотника, – прошептала Мэгги. – Мне очень печально услышать, что он плохо себя чувствует. – Его пожирает болезнь, – сообщила Женщина Нитка, забирая одеяло из рук Мэгги. – Один день кажется, что он чувствует себя хорошо, на следующий день такое впечатление, что он не доживет и до вечера. – Она замолчала и посмотрела на огонь. – Странно, всего четыре ночи назад он будто вернулся к жизни, был похож на мужчину во цвете лет. В глазах его было нечто, что можно было принять за влюбленность. Женщина Нитка пожала плечами и вновь вернулась к испорченному одеялу. – В прошлом я очень часто мечтала о том, чтобы Длинные Волосы выделил меня среди других женщин, но эта пожилая женщина прекрасно понимает, что она слишком стара для любовной связи, – сказала она, улыбаясь. – И Длинные Волосы также стар для подобных мыслей и желаний. Я просто уверена: то, что я увидела в его глазах, было всего лишь результатом каких-то приятных воспоминаний из далекой прошлой жизни. Женщина Нитка замолчала и начала заниматься одеялом, отчего Мэгги почувствовала явное облегчение. Ей было не совсем удобно слушать о поведении деда Соколиного Охотника. – Мы должны переделать все, что ты сделала, – сказала Женщина Нитка, и ее быстрые и ловкие пальцы начали проворно удалять вышивку с одеяла Мэгги. – Ты не закончишь одеяло до возвращения Соколиного Охотника, но сможешь ему показать хорошее начало работы. Он будет доволен. Стыд, стыд Тихому Голосу! Надо все рассказать Соколиному Охотнику, и эта старая женщина это сделает. Что еще может натворить она, желая добиться расположения Соколиного Охотника? Ее надо остановить сейчас, пока дело не зашло слишком далеко. Ведь Соколиный Охотник вынужден будет ее изгнать из деревни… – Ты имеешь в виду – навсегда? – осмелилась спросить Мэгги. – Изгнанный однажды изгоняется навсегда, – сказала Женщина Нитка. – Теперь давай начнем. – Она вытащила из кармана кость для разглаживания игл дикобраза, на которой было вырезано тридцать меток. – Эта пожилая женщина за свою жизнь сделала тридцать платьев. И это еще не конец. Она еще много будет шить, прежде чем испустит последний вздох. Мэгги внимательно слушала и смотрела, восхищаясь не только мастерством в рукоделии Женщины Нитки, но и ее талантом рассказчицы. – Когда эта пожилая женщина делает для кого-нибудь платье, за него она получает лошадь, – сказала Женщина Нитка. – Лошади затем продаются за дорогие нитки, ткани и бисер. Вот так и живет эта пожилая женщина. Мэгги слушала и, когда это было необходимо, кивала головой. Она узнала, что платье с белой отделкой из игл дикобраза символизирует преклонный возраст, и что пятьдесят маленьких ложных копыт бизона подвешиваются в виде висюлек или погремушек вдоль нижнего края так называемого двадцатилинейного платья. Она хорошо запомнит, что бизоновое платье обычно имеет двадцать линий вышивки из игл дикобраза и называется «Нинса-уксти». Вышивается семнадцать линий, а затем еще три, но только на более близком расстоянии друг от друга вдоль низа платья. Эти линии обычно желтого цвета. Мэгги и Женщина Нитка работали до тех пор, пока не сделали четвертую часть вышивки одеяла, затем Женщина Нитка внезапно встала с пола. – Время отнести еду деду Соколиного Охотника, – сказали она, – положим немного тушеной лосятины в деревянную миску. Она взглянула на ребенка, а затем на Мэгги. —Давай быстренько сходим, чтобы надолго не оставлять девочку одну… Мэгги отложила рукоделие в сторону и последовала за Женщиной Ниткой. Когда они подошли к вигваму, принадлежащему Длинным Волосам, Женщина Нитка отдала миску с тушеным мясом в руки Мэгги. – Возьми и предложи еду сама, – тихо подбодрила ее Женщина Нитка. – Важно, чтобы Длинные Волосы увидел твою доброту. Он никогда не любил белых. В знак благодарности Мэгги улыбнулась почтенной женщине. Женщина Нитка отвела в сторону входную створку, и Мэгги вошла внутрь вигвама. Она ощущала неуверенность, увидев Длинные Волосы сидящим возле огня. Ей показалось, что выглядит он как обычно, и в голову к ней закралось подозрение, не старается ли он вызвать к себе сочувствие, играя чувствами других людей. – Длинные Волосы, я принесла вам немного еды, – сказала Мэгги, протянув старику миску. – Тушеная лосятина. Я надеюсь, вам придется по вкусу. Длинные Волосы помахал своим веером из перьев возле обнаженной груди и искоса взглянул на Мэгги. Все внутри у нее похолодело в ожидании ответа. Она задавала себе вопрос: сможет ли он когда-нибудь ее полюбить? Она снова протянула ему миску. – Пожалуйста, возьмите, – прошептала она. Длинные Волосы посмотрел на миску с тушеным мясом, затем на Женщину Нитку, а затем снова на Мэгги. Он кивнул головой и протянул руку за миской. Облегченно вздохнув, Мэгги улыбнулась и передала миску ему. Но ее улыбка померкла: он не сказал ни слова, а только взглянул так, что ей захотелось умереть! Он должен был сказать ей хоть слово! Ей было очень больно, она сознавала, что он должен ее сильно ненавидеть, раз ведет себя так холодно. Мэгги повернулась и выбежала из вигвама, оставив Женщину Нитку и Длинные Волосы. Рыдая, Мэгги побежала к вигваму Соколиного Охотника и бросилась на кровать. Она была до глубины души потрясена тем, что Длинные Волосы ее отверг. Ей стало страшно при мысли, что он сможет лишить ее любви Соколиного Охотника. Длинные Волосы одно время сам был вождем арапахо и пользовался большим влиянием на других людей. Конечно же, он может найти способ отговорить внука от женитьбы на белой женщине. – Вот уж действительно – благословил! – плакала Мэгги. – Он совсем другое имел в виду, когда давал Соколиному Охотнику свое благословение! Тихий Голос стояла за вигвамом Соколиного Охотника. Она простояла там все то время, пока Мэгги и Женщина Нитка шили. Она оставалась там до тех пор, пока Мэгги не вернулась из вигвама, в котором жил Длинные Волосы. Догадываясь о намерении Женщины Нитки рассказать Соколиному Охотнику о коварстве ее поведения по отношению к Мэгги, Тихий Голос в ужасе думала о неминуемом возвращении Соколиного Охотника. Тихий Голос услышала, в каком отчаянии пребывает белая женщина из-за того, что Длинные Волосы ее не принял и поняла, что он все-таки ее союзник! Она найдет способ вознаградить его! Она крадучись обошла жилище Соколиного Охотника и стала наблюдать за вигвамом, где жил Длинные Волосы, ожидая ухода Женщины Нитки. Дождавшись этого момента, Тихий Голос подошла к вигваму и вошла внутрь. Войдя, она остановилась у входа и молча смотрела на то, как Длинные Волосы с удовольствием ест тушеное мясо. Что-то на нее нашло, она даже с трудом себя понимала. Она пришла сюда с намерением попритворяться перед стариком, но, увидев его, почувствовала, что на сердце у нее стало теплее. Его все любили. Тихий Голос смотрела на старика, не понимая, что на нее нашло: сегодня она даже не замечала морщин на его лице. Она смотрела на Длинные Волосы и видела в нем красивого мужчину, каковым он когда-то был. Сердце ее забилось, она вышла из тени. Когда он поднял на нее свои старые глаза, она искренне улыбнулись и села рядом с ним. – Зачем ты пришла в жилище этого старика? – спросил Длинные Волосы, отставив в сторону пустую миску. – Прошло четыре ночи с тех пор, как ты наполнила нежностью мой вигвам. Почему тебя все это время не было? – Мой возраст и твой, – сказала Тихий Голос, опустив глаза. Когда он взял ее за подбородок и приподнял его, чтобы заглянуть ей в глаза, она почувствовала странное головокружение. – С тобой этот старик молод снова, – сказал Длинные Волосы слабым голосом. – Я вижу в тебе молодого мужчину, – сказала Тихий Голос. Биение ее сердца подтвердило искренность слов. Внезапно образ Соколиного Охотника померк в ее сознании. Сейчас она поняла, что он никогда не будет ей принадлежать. А этот старик хотел ее. Она видела это в его глазах. Она могла это почувствовать по тому, как он к ней прикасался! – Ты смотришь сквозь свою любовь к Соколиному Охотнику и испытываешь чувства к этому старику? – сказал Длинные Волосы, ощущая тепло в пояснице. Тихий Голос не ответила. Она просто встала и начала медленно раздеваться. Отбросив одежды в сторону, она шагнула к нему. Тихий Голос закрыла глаза и задрожала, почувствовав, как его руки начали касаться ее тела. Со смерти мужа она соскучилась по мужским ласкам. Но ей не нужен был любой мужчина. Она хотела мужчину, который бы обладал значительной собственностью и принадлежал бы к благородной семье вождей. Длинные Волосы был таким мужчиной. Длинные Волосы взял Тихий Голос за руки и потянул ее вниз к себе на мягкие меха, которые были расстелены на полу. Сбросив с себя одеяла, он лег на Тихий Голос, внезапно оказавшись готовым к любви мужчиной. Он наслаждался, ощущая своей плотью ее нежное тело. Он дрожал при ее прикосновении, при ее поцелуе. Он обхватил ее руками и прижал к себе еще ближе. Достигнув вершины страсти, их тела затрепетали. Затем, когда они лежали рядом, Тихий Голос закрыла глаза. Она была поражена его мужской силой. Ее также поразило, что она получила удовольствие от близости с ним. Она старалась не думать о Соколином Охотнике. Она хотела любить Длинные Волосы. Она даже надеялась, что его семя в ее чреве окажется плодоносящим и от их союза у нее родится ребенок. Тогда отпадут все вопросы о том, кого она должна любить! – Ты красивее всех звезд на небе, – сказал Длинные Волосы, лаская грудь Тихого Голоса. – Встреть я тебя в своей молодости, ты бы не провела ни одной ночи без моей любви. Но, к сожалению, этот пожилой мужчина не часто может проявлять свою мужскую силу, как это случилось сегодняшней ночью. Будет ли честно по отношению к тебе попросить остаться и стать моей женщиной? Сможешь ли ты простить мне те ночи, когда я буду не в состоянии любить тебя? – Для меня имеет значение лишь одно – быть в твоих объятиях, а будет ли между нами физическая близость или нет – это для меня не столь уж важно, – прошептала Тихий Голос, прижавшись к нему. – Мне так давно кто-нибудь был нужен. Ты тоже мучился от одиночества. – Тебя не будет беспокоить то, что скажут люди о старом мужчине и совсем молодой женщине, которые нашли любовь и счастье друг с другом? – сказал Длинные Волосы, слегка коснувшись ее губ поцелуем. – Мне нет дела до того, что скажут люди, – сердито сказала Тихий Голос. Услышав этот тон, Длинные Волосы удивленно поднял бровь, но тут же обо всем забыл. Она приподнялась и оседлала его широко расставив ноги. Он почувствовал, что может снова в нее войти своей мужской плотью. Тяжело дыша он устремился в нее вверх, а она вздохнула и откинула голову назад. Длинные Волосы закрыл глаза и снова ощутил удовлетворение желания. С вершины Соколиный Охотник созерцал славные земли, раскинувшиеся внизу. Через долину проплывали белые облака, тени которых касались верхушек деревьев. Они двигались до тех пор, пока не натыкались на склоны отдаленных гор. Непрекращающийся ветер сгибал траву на луге внизу, превращая ее в бесконечную поверхность из волн с серебристыми гребнями. Здесь, на высоте, все было спокойно. Соколиный Охотник не слышал пения птиц на деревьях и шума ручья, который протекал где-то внизу. Были только он и Великая Невидимая Сила, да молитвы, которые он возносил к небесам все четыре прошедших дня, когда не был занят собиранием необходимых составных частей для сумки с амулетами, сделанной из барсучьей кожи. Теперь его сумка с амулетами содержала корень, который в случае необходимости могли использовать он и его жена от кашля. Найден был и корень, который часто использовался в племенных обрядах арапахо. Он также положил в сумку с амулетами гальковидное образование, найденное в боку тела мертвого бизона, называемое «пузырь бизона». Этот камень они будут использовать для лечения болячек. По обычаю на холме, где он постился, Соколиный Охотник соорудил памятник из камней. Он нашел череп бизона и использовал его вместо подушки во время сна. Слабый и истощенный, он все же ощущал тепло в сердце, потому что Великая Невидимая Сила благословила его будущее с Мэгги. Соколиный Охотник собрал сумку с амулетами и начал медленно спускаться по крутому склону холма. Шел он медленно, испытывая дрожь в коленях. От слабости сердце его сильно билось. Когда он добрался до своего коня, у него едва осталось сил, чтобы забраться в седло. Затем он развернул коня и направился к дому. – Хайх-ниах-уэх, спасибо Великая Невидимая Сила, – произнес он, когда голова его закачалась и он почувствовал как на него накатывается помутнение. – Спасибо, что наставила меня на правильный путь в выборе белой женщины в жены. Спасибо за видения, поведавшие мне о том, что мой народ готов принять сердцем эту женщину. Он поднял голову к небесам. – Я еще не уверен в моем деде, – прошептал он. – Его благословение было слабым, и в нем не чувствовалось доброй воли. Он опустил голову и продолжил свой путь домой. В своем воображении он видел Мэгги, будто она была здесь, совсем рядом, поражая его своей нежностью и преданностью. Хотя за прошедшие четыре дня он нашел ответы на многие волновавшие его вопросы и успокоение, больше всего разлука с его женщиной дала ему возможность убедиться в своей безграничной любви к ней. ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ Мэгги отняла Небесные Глаза от груди и поправила платье. Очень аккуратно она завернула дочку в одеяло, положила в колыбельку, немного покачала, тихо напевая песню, затем снова села у огня ждать Соколиного Охотника. Подбросив дров в огонь, она встала на колени и снова помешала тушеное мясо, понимая, что оно уже переварилось, хотя все еще вполне съедобно. Она потянулась к небольшому свертку, переместила его поближе к золе и приоткрыла один уголок. Мэгги улыбнулась, увидев, что хлеб, который она приготовила все еще теплый. Она пока не съела ни кусочка. Хлеб был приготовлен для Соколиного Охотника, чтобы он смог съесть что-нибудь особенное с тушеным мясом. На тарелке рядом с огнем лежал небольшой кусочек омлета. Она оставила его недоеденным, когда услышала плач дочери. В течение дня она питалась тушеным мясом, поэтому вечером ей очень захотелось съесть яиц, чтобы утолить вызванный долгим ожиданием голод. Есть она больше не хотела, но и выбрасывать яйца в огонь было как-то нехорошо. Шевеление в коробочке орла привлекло внимание Мэгги. Орлу удалось отодвинуть прикрывавшую верх ткань, и теперь на Мэгги из коробочки смотрели его большие и доверчивые глаза. Вдруг у Мэгги появилась идея. Со дня ухода Соколиного Охотника, Мэгги кормила орла свежим мясом, которое для нее оставляли во дворе деревенские охотники. Но, может быть, сегодня орлу придется по вкусу что-нибудь другое. Мэгги взяла тарелку с омлетом. Она встала на колени, взяла кусочек и предложила его птице. Клювик открылся и ухватил пищу. – Как, тебе нравится? – удивилась Мэгги, и очень быстро все было скормлено. Мэгги тихонечко рассмеялась. – Когда Соколиный Охотник вернется домой, я смогу ему сказать, что я в этом доме не одна, кто любит омлет и яичницу. – Кто-то произнес мое имя? – сказал Соколиный Охотник, входя в дом. Он старался выглядеть сильным, хотя колени его подгибались. Желудок моментально отреагировал на запахи готовящейся на огне пищи. Во рту появилась слюна: он уловил особый аромат испеченного Мэгги хлеба. Но он сдержал себя и не кинулся к пище словно потерявший разум человек. Вместо этого он подошел к Мэгги, обнял ее и подарил ей долгий поцелуй, вновь чувствуя ее всем телом. По тому, как она прижалась к нему, он понял, что все это время ей тоже его не доставало. Мэгги со всей страстью ответила на его поцелуй, радуясь тому, что мучительное ожидание наконец-то закончилось. Урчание его желудка и изможденный взгляд дали ей понять, что первым делом его надо накормить. Все остальное произойдет потом, когда к нему вернутся силы, чтобы отнести ее на кровать и предаться восторгам любви. – Дорогой, дорогой, – сказала Мэгги, отодвигаясь от него, чтобы получше его рассмотреть. – Ты выглядишь так, словно пост съел тебя самого. Она взяла его за руку и повела к огню. Достала большую миску и наполнила ее тушеным мясом. Ложка уже ожидала его. Она развернула хлеб, отломила большой кусок для Соколиного Охотника и села рядом с ним, наблюдая, как он с жадностью поглощает приготовленную пищу. – Ты зашел слишком далеко, – сказала она торжественно. – Только посмотри на себя! Твое лицо совсем осунулось. Глаза почернели и запали. – Ее взгляд пристально его изучал, и он был рад, что на нем была одета рубашка и она не могла видеть, как он потерял в весе за эти четыре дня воздержания. Мэгги взяла кофейник с горячих углей на краю очага и налила Соколиному Охотнику кофе. Хотя кофе был очень горячий, он выпил его быстрыми глотками и вернул ей пустую чашку. – Еще немного, – сказал он, вытирая рот тыльной стороной руки. Неожиданно он фыркнул от смеха. – Этот вождь арапахо почти забыл, какой вкусной бывает пища. Мэгги налила еще чашку кофе и протянула ее Соколиному Охотнику, затем начала подкладывать в миску тушеное мясо. – Ты достиг того, чего хотел за время своего поста? – спросила она, искоса взглянув на него. – Ты… все еще хочешь взять меня в жены? – Разве были по этому поводу какие-нибудь сомнения? – ответил Соколиный Охотник, отставляя кофе и беря в руки дымящуюся миску с мясом. – Этот пост был из-за меня, – сказала Мэгги, сев напротив него на колени и положив на них свои руки. – Разве это не так, Соколиный Охотник? – Этот пост был скорее для того, чтобы успокоить деда, а не Соколиного Охотника, – сказал он. – Но в общем-то хорошо, что я выполнил этот пост. Я вернулся домой очищенным от сомнений и от ощущений, что во мне борются два человека. – Что ты имеешь и виду? – спросила Мэгги, подождав, пока он съест немного мяса. Затем она пододвинула к Соколиному Охотнику второй ломоть хлеба, который он взял и быстро съел. – Потеря матери очень сильно меня потрясла, – немного погодя ответил Соколиный Охотник, устремив взгляд в огонь. – Я постоянно нуждался в близком общении с Великой Невидимой Силой, чтобы успокоить себя от мыслей, что я был лишен матери таким жестоким образом. Страшно подумать о том, что, возможно, она умерла, бродя в одиночестве, вдали от своего народа. В общем, ты видишь, что пост приносит добро. Да, хорошо, что дед предложил мне это сделать. Хорошо, что я четыре дня соблюдал пост и общался с Великой Невидимой Силой. – Так печально, что такое случилось с твоей матерью, – сказала Мэгги, и ее сердце заныло от грустных воспоминаний. Ей вспомнились все те, кого она любила, и кто ушел из этой жизни. – Но, может быть, однажды ты узнаешь, что она жива. И это будет прекрасно! – Такая надежда никогда меня не покидает, – сказал Соколиный Охотник, отставляя в сторону пустую миску. Когда Мэгги захотела подложить ему еще немного мяса, он накрыл миску своей рукой. – Больше не хочу. Мой желудок теперь чувствует себя хорошо. Он перевел взгляд на колыбельку. – Небесные Глаза сильно подросла за эти четыре дня? – спросил он, глядя вновь на Мэгги. – Да, очень сильно, – сказала Мэгги, переместившись к нему на колени. – И твой орел тоже. – Она дотронулась ладонями до его щек, ощутив шероховатость щетины, и легким касанием поцеловала его в губы. – Дорогой, я каждый день кормила птенца мясом, которое приносили твои воины. – Она немного отклонилась от него, и ее глаза весело заблестели. – А сегодня я обнаружила, что птенец любит кое-что еще. Я накормила его остатками омлета. Соколиный Охотник, птенец его съел с таким аппетитом, словно это был пирог с вишнями. – Пирог с вишнями? – сказал Соколиный Охотник, изогнув бровь. Мэгги тихонько засмеялась. – Я забыла, что ты не знаешь о такой еде белых людей, – сказала она. – Когда-нибудь, если мне удастся достать достаточное количество вишен, я приготовлю его для тебя. Она провела руками по щетине на его лице. – Я никогда не видела тебя с волосами на лице, – прошептала она. – Хотя мой муж и носил бороду, мне как-то странно видеть волосы на твоем лице. – Я не тратил времени ни на бритье, ни на купание, – сказал Соколиный Охотник, поднимая ее со своих колен. – Я этим займусь после того, как повидаюсь со своим дедом. Он взял ее за руку и снова притянул к себе, дразня своими колкими от щетины поцелуями. – Затем, моя прекрасная белая женщина, я все исправлю. Тобой пренебрегали четыре ночи. Эту пятую ночь мы будем любить друг друга до тех пор, пока утром над горами не встанет солнце. – Я мечтала о тебе каждую ночь, пока тебя не было со мной, – сказала Мэгги, еще теснее прижимаясь к нему в его объятиях. – Пожалуйста, поторопись с купанием. Но стоит ли тебе так поздно беспокоить твоего деда? – Почти никто еще не спит в деревне, – сказал он. – Огни в вигвамах отбрасывают много теней на стены. В вигваме моего деда тоже не спят. – Пока тебя не было, я познакомилась с Женщиной Ниткой, – сказала Мэгги, вставая с коленей Соколиного Охотника. – Она такая приятная и добрая женщина! – Она принесла шило, иголки и вышивала во время вашего знакомства? – спросил Соколиный Охотник, вставая. – Она никуда не ходит, если у нее нет возможности шить во время разговора. – Да, она принесла все свои инструменты для шитья, – сказала Мэгги, с трудом сдерживаясь, чтобы не рассказать ему о Тихом Голосе. Это было так тяжело. Но теперь у нее больше не было необходимости беспокоиться – рассказать ли правду о Тихом Голосе… Женщина Нитка ведь ей сказала, что она обязательно поведает Соколиному Охотнику о позорном поведении Тихого Голоса. – Женщина Нитка также принесла мне новости о твоем деде. Она сказала, что он не очень хорошо себя чувствовал. Мы с ней отнесли ему тушеное мясо. Однако мне он вовсе не показался больным. – Иногда он только делает вид, – сказал Соколиный Охотник. Он обнял Мэгги и нежно поцеловал, затем отпустил ее и направился к выходу. – Приготовь для нас одеяла. На этот раз мое отсутствие будет недолгим. – Пожалуйста, поторопись, любовь моя, – прошептала Мэгги, когда Соколиный Охотник вышел из вигвама. Испытывая головокружение от возбуждения, что Соколиный Охотник вернулся, Мэгги начала готовиться к ночи. Тихонько напевая, она собрала грязную посуду и котелок и вынесла все это из дома, чтобы завтра помыть, и подготовила кофейник – рано утром можно будет заварить кофе. Затем она подошла к орлу побаловать его в последний раз. Увидев, что птица спит, Мэгги накрыла коробочку легкой тканью и взглянула в сторону кровати. Ее сердце учащенно забилось в предвкушении долгой ночи, которая ждала ее впереди. Все внимание Соколиного Охотника было сосредоточено на вигваме деда, поэтому он даже подпрыгнул от неожиданности, когда кто-то вышел из тени и пошел рядом с ним. Посмотрев вниз и увидев, что это Женщина Нитка, он удивленно поднял бровь. – Женщина Нитка, ты бродишь в такой поздний час? – тихо спросил он. Женщина Нитка кивнула и взглянула на Соколиного Охотника. – Есть вещи, которые ты должен знать, а белая женщина тебе этого не скажет из боязни вызвать гнев нашего народа, – сказала она очень серьезным голосом. Соколиный Охотник остановился. Сердце его замерло. Он боялся того, что эта пожилая женщина арапахо могла сказать о его женщине. Он знал, что она скажет правду. Никто не мог сравниться с ней по благородству и правдивости. Она была лучшей подругой его бабки. – Что ты должна мне сказать о моей женщине? – осторожно спросил он, пытаясь по глазам Женщины Нитки определить истину. – Я подошла к тебе в такой поздний час не для того, чтобы поговорить о твоей женщине, – сказала Женщина Нитка. – Речь идет о Тихом Голосе и о том, что она делает твоей женщине. Лицо Соколиного Охотника напряглось, в глазах появилось злое выражение. – Что же она делает? – спросил он сквозь зубы. Ему следовало ожидать каких-либо козней со стороны Тихого Голоса за время его отсутствия. Если бы у него была возможность, он бы ее переименовал. Имя совсем не соответствует ее злобной натуре! Женщина Нитка во всех подробностях рассказала о том, что Тихий Голос намеренно неправильно обучала Мэгги рукоделию. Затем она сообщила ему нечто такое, что просто ошеломило Соколиного Охотника, он даже на какое-то мгновение оцепенел. – Она… переносит свои вещи в дом моего деда? – произнес, задыхаясь, Соколиный Охотник. Одна мысль о том, что это могло означать, вызвала в нем отвращение. Женщине Нитке не было необходимости что-либо добавлять, ибо Тихий Голос возникла из темноты, держа в руках какие-то свои вещи. Она сильно перепугалась, увидев Соколиного Охотника и Женщину Нитку вместе, так как отлично знала, о чем они могут так серьезно беседовать. Когда Соколиный Охотник обернулся и свирепо на нее посмотрел, она опустила глаза. Вся в напряжении, она подготовилась встретить упреки и выговор вождя. Женщина Нитка пошла своей дорогой, оставив Соколиного Охотника и Тихий Голос одних под темным покровом ночи. – Как ты могла это сделать? – спросил Соколиный Охотник, с трудом сдерживаясь, чтобы не схватить ее и не начать трясти. – Сначала ты мучаешь мою женщину, а теперь и моего деда? Разве ты не знаешь, что он человек честный, мудрый и с хорошей репутацией. Этот внук не позволит тебе развращать его! Так как Тихий Голос все еще не поднимала на него глаз, Соколиный Охотник взял ее за подбородок и заставил посмотреть в его наполненные гневом глаза. – Сейчас ты отнесешь все свои вещи назад в свой вигвам, – приказал он решительно. Видя, что Тихий Голос упрямо стоит на месте, Соколиный Охотник жестом указал ей на ее вигвам. – Соколиный Охотник все сказал! – повысил он немного голос. – Как только твои родители могли позволить тебе поставить моего деда в глупое положение? Как? – Они всегда желали для своей дочери самого лучшего, – сказала наконец Тихий Голос, взглянув на него вызывающе. – Если не ты, тогда твой дед. – Ты порочна до самого нутра, – прошипел Соколиный Охотник. – Иди. Скройся с глаз моих! – Мы уже были с ним близки, – выпалила Тихий Голос. – Разве ты не понимаешь, что это значит? Это доказало ему, что он все еще обладает мужской силой. Тебе не кажется это важным? Я вернула ему то, что он считал утраченным. Ее глаза потеплели. – И, Соколиный Охотник, я открыла для себя в его объятиях любовь, – прошептала она. – Он стар, но в нем много такого, что позволяет мне воспринимать его молодым. – Ты только используешь его в своих нечистых замыслах, – сказал Соколиный Охотник, отказываясь ей верить. – Возвращайся в свой дом и помолись Великой Невидимой Силе о прощении за то, что ты использовала старика, который был доволен своей жизнью пожилого человека. – Ты не прав, приказывая мне покинуть его! – сказала Тихий Голос, затем повернулась и ушла прочь. Полагая, что услышанный им звук, вероятнее всего был ее рыданием, которое могло означать ее искренность по отношению к деду, Соколиный Охотник нервно провел пальцами по волосам. Он закрыл глаза и тихо помолился Великому Духу, затем двинулся к вигваму деда. Прежде чем войти, он сделал глубокий вдох. ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ Стоя в тени дедова вигвама, пока еще не замеченный любимым им стариком, Соколиный Охотник молча рассматривал его. Новость о том, что сделала Тихий Голос, поразила его, словно ножом в сердце. Однако замеченные им изменения в облике деда заставили Соколиного Охотника взглянуть на старика, взявшего в свою постель молодую женщину, совсем иными глазами. Его седые волосы больше не были спутанными и сальными на вид и не лежали скрученными у него на макушке. Чистые и блестящие, они ниспадали ему на плечи. Платье на нем было чистое и свежее, сверкающее красочной вышивкой из игл дикобраза. Но Соколиного Охотника поразило то, что это еще не самые важные изменения во внешнем виде деда. Он выглядел довольным; в глазах появился гордый блеск. Он улыбался своим мыслям, глядя на пляшущие языки домашнего огня. У Соколиного Охотника не возникало сомнений по поводу того, что вызвало такие разительные перемены во всем облике старика. Его задело за живое то, что это произошло благодаря Тихому Голосу, а не любой другой из большого числа женщин, которые охотно согласились бы стать женою его деда. Разве не могла бы ею стать Женщина Нитка? Соколиный Охотник знал, что ее чувства к деду были вполне искренними. Длинные Волосы заслуживал кого-нибудь вроде Женщины Нитки! Длинные Волосы был почитаем всеми. Его любили. Им восхищались! Он был могущественным вождем до тех пор, пока не передал этот титул своему сыну. Случилось это много зим тому назад, когда жена оставила его и отправилась в долгий путь в потусторонний мир предков. Теперь вождем был Соколиный Охотник, и этим вечером он, кажется, принял неразумное решение, отослав Тихий Голос назад в ее вигвам. Он вспомнил, сколько раз старик убеждал его взять в жены Тихий Голос. Сейчас Соколиный Охотник понял почему. Его дед еще тогда был по-настоящему влюблен в молодую женщину. Однако не позволял себе и подумать о том, что она может обратить на него свое внимание. Все знали, что Тихий Голос хотела Соколиного Охотника. Все, за исключением деда, казалось понимали, что Соколиный Охотник самым решительным образом отвергал Тихий Голос. Это происходило, конечно, потому, что деду и в голову не могло прийти, как этот мужчина может ее не желать! Дед впервые взглянул на другую женщину так, как когда-то смотрел на ушедшую в иной мир жену. Насколько Соколиный Охотник знал, Тихий Голос была первой женщиной, которую его дед взял себе под одеяло со дня смерти жены! Слегка кивая головой, поставленный в тупик и не зная, как действовать в этой деликатной ситуации, Соколиный Охотник помедлил еще мгновение, затем вышел на освещенное огнем место, тем самым выведя Длинные Волосы из мечтательного состояния. – Этот внук вернулся, исполнив обещание поста, – сказал Соколиный Охотник. Он подошел к деду и склонился над ним для долгого объятия. Затем Соколиный Охотник сел у огня весь в напряжении. Ему было даже неловко посмотреть деду в глаза, что, конечно же, могло вызвать недоумение – Соколиный Охотник никогда так себя не вел в присутствии любимого деда. Воцарилась напряженная тишина. Соколиный Охотник сжал челюсти. Он понял, что должен либо принять то, что случилось между дедом и Тихим Голосом, либо сразу же высказать свое огорчение по этому поводу. Промедлив, он уже позже не будет себя считать вправе говорить с дедом на эту тему. Соколиный Охотник вспомнил гордость, которую он заметил в глазах деда и перемены в его внешности. Именно это должно в первую очередь идти в расчет и оказать влияние на принятие решения! – Посмотри на меня, внук, – сказал Длинные Волосы, положив свою костлявую руку на плечо Соколиного Охотника. – Ты ведь уже знаешь, не так ли, о женщине, которая делит со мной постель? В этом ведь причина, что ты стараешься не смотреть в старые глаза твоего деда. Когда Соколиный Охотник повернул голову, чтобы встретить взгляд деда, за ним, в дальней нише вигвама он увидел нечто, отчего у него просто перехватило дыхание. Тихий Голос уже принесла в вигвам некоторые из своих вещей. Он увидел ее щетку для волос и зеркальце с ручкой. Пара ее мокасин стояла возле дедовой кровати так, будто там было их место. С ноющим сердцем он быстро отвел свой взгляд от вещей Тихого Голоса и заметил, что дед терпеливо ждет ответа. – Да, этот внук знает, – тихо подтвердил Соколиный Охотник. – По твоему поведению видно, что ты не одобряешь, – сказал Длинные Волосы, убрав руку с плеча Соколиного Охотника. – Не дело внука тебя одобрять или не одобрять, – сказал Соколиный Охотник, с трудом подавляя в себе желание не говорить этих слов. Он не мог унизить деда, поведав ему искренне все свои чувства о том, что произошло. Соколиный Охотник знал, что он должен пойти к Тихому Голосу и сказать ей о том, что она может продолжать переносить свои вещи в дом деда, прежде чем она сама расскажет ему в дурном свете о том, что сделал Соколиный Охотник. Ему следует побыстрее закончить разговор с дедом. – Тогда не будем об этом больше говорить, – сказал Длинные Волосы, кивнув головой. Он взял свой веер из перьев и начал постукивать им по колену. – Твой пост. Расскажи о нем своему старому деду. Тверд ли ты сейчас в своем намерении жениться на белой женщине? – У меня не было никаких сомнений и до того, как я согласился соблюсти пост, – сказал Соколиный Охотник, подбрасывая дров в домашний огонь. – Я исполнил этот обет из уважения к тебе. Но это принесло мне пользу. Я возвращаюсь в нашу деревню, чувствуя себя обновленным и очищенным от всех плохих чувств, вызванных потерей матери. Может быть я сейчас смогу смириться с тем, что она ушла. – Во сне мне было сказано, что она вернется, – торжественно сказал Длинные Волосы, – но лучше, если ты смиришься с тем, что она ушла на тот случай, если мой сон не сбудется. Так будет лучше для твоего сердца. Оно будет биться без боли и грусти. – Сейчас мне время заняться самыми приятными обязанностями, – сказал Соколиный Охотник, мысленно представив ждущую его возвращения Мэгги, страстно желая сжать ее в объятиях. – Ты примешь участие в праздновании приема моей женщины в нашу деревню арапахо? Присоединишься ли ты к нашему свадебному чествованию? – Да, твой дед будет там, – сказал Длинные Волосы, поднеся руку к плечу Соколиного Охотника. Он сердечно обнял своего внука. – Будь счастлив, мой внук. Мои чувства в мире с твоим решением. И это хорошо. Сердце Соколиного Охотника ощутило порыв любви к пожилому человеку. Он крепко обнял деда, затем высвободился из его рук и быстро встал на ноги. Была еще одна причина для поспешного ухода кроме той, что он стремился к любимой женщине. Он должен сейчас же пойти к Тихому Голосу и сообщить ей, что изменил решение, хотя ему совсем не было приятно таким образом унижать свое достоинство. Но ради деда он должен пойти на это. Только ради него! Ни в коей мере не из-за Тихого Голоса. Он попрощался с дедом, вышел из вигвама и оказался в безмятежной тишине ночи. Осмотревшись вокруг, он больше не увидел теней на стенах вигвамов, только пляшущие огоньки домашних костров. Исключение составлял один вигвам. Когда Соколиный Охотник посмотрел в направлении жилища Тихого Голоса, он увидел ее сидящей снаружи. Она сидела у порога, обхватив голову руками. Его слух уловил тихие рыдания, заставившие его снова поверить в то, что, возможно ее чувства к деду были искренними. Никто не будет плакать из-за потери того, что ему недорого. Она плакала. Решительным шагом Соколиный Охотник пошел мимо безмолвных вигвамов, пока не приблизился к Тихому Голосу. Он встал возле нее в ожидании, что она поднимет на него глаза. Когда она этого не сделала, он опустился рядом с ней на колени и дотронулся до ее руки. – Твои слезы доказывают мне то, во что я с трудом могу поверить, – сказал Соколиный Охотник, когда она медленно начала поднимать голову. – Я предупреждаю тебя, если твои слезы фальшивы, и ты причинишь боль моему деду или унизишь его, ты горько пожалеешь о том, что твой взгляд упал на него. – Зачем ты все это говоришь теперь, когда уже выгнал меня из его жилища? – сказала Тихий Голос, тыльной стороной ладони вытирая слезы с лица. – Я увидел деда и то счастье, которое светилось в его глазах и переполняло его сердце благодаря тебе, – сказал Соколиный Охотник, ненамеренно сжав ее руку. Он понял это, увидев, что Тихий Голос сморщилась от боли и отпустил ее руку. – Потому я отменил свое решение, и ты можешь вернуться и его вигвам. – Ты… передумал? – сказала Тихий Голос, широко раскрыв глаза и все еще не веря. – Да, но возможно я поступаю глупо, – прорычал Соколиный Охотник. – Послушай и хорошенько запомни, Тихий Голос. Я вижу тебя насквозь за твоей внешней красотой. Я все еще вижу твой врожденный злобный эгоизм! Если с твоей стороны это только игра, она будет последней в этой деревне арапахо! От такого предупреждения Тихий Голос почувствовали себя не очень хорошо. Она сжала зубы и зло посмотрела в глаза Соколиного Охотника. Ее любовь к нему превратилась в ненависть. О, у нее столько причин его ненавидеть! И она не прекратит своих попыток отыскать способ отомстить ему за то, что он закрыл для нее свое сердце. – Тебе не стоит больше беспокоиться о чувствах твоего деда, – сказала Тихий Голос, стараясь, чтобы это прозвучало мягко и нежно. – Эта женщина по-настоящему любит Длинные Волосы. Ты увидишь доказательство в том, что я сделаю для человека, предложившего мне свое сердце. Соколиный Охотник окинул ее долгим взглядом, затем развернулся и пошел прочь, заставляя себя отбросить все тревожные мысли. Он должен искупаться в реке, а затем побриться. Все это следует сделать до того, как он ляжет в постель со своей женщиной. Луна отражалась в реке множеством белых бликов. Соколиный Охотник снял одежду и нырнул с головой в воду, вздрогнув при первом касании. Он вынырнул на поверхность и поплыл длинными гребками вниз по узкому руслу реки. Внезапно он понял, что кто-то плывет рядом с ним. Он повернул голову и был ошеломлен, увидев там Мэгги, обнаженную во всем своем великолепии. – Я так долго ждала, – сказала Мэгги, подплывая к нему поближе, и радуясь тому, как он обхватил ее руками, когда они оба встали на дно реки. – Небесные Глаза спала, и я подумала, что ничего страшного не произойдет, если я присоединюсь к тебе на реке. – Разве ты не чувствуешь обжигающего холода воды? – спросил Соколиный Охотник, убирая мокрые пряди волос у нее со лба. – Да, я чувствую холод, – сказала Мэгги, легким касанием поцеловав его в губы. – Но я знала, что скоро ты меня согреешь. – Мне нужно еще побрить лицо, – сказал Соколиный Охотник хриплым голосом, чувствуя, как его мужская плоть приобретает твердость от прикосновения ее живота, когда она старалась прижаться к нему потеснее. – Щетина может тебя поцарапать, когда мы будем заниматься любовью. – Меня это не беспокоит, – прошептала Мэгги, глубоко вздохнув от удовольствия, когда он начал тереться о ее тело. Хотя вода в реке была холодная, она могла ощутить жар его мужской плоти. – Для меня важно только то, что мы вместе. Четыре дня – это очень много. Дорогой, никогда больше не оставляй меня на такой долгий срок. Пожалуйста? – Обязанности вождя иногда уводят его от своего народа и от жены, – прошептал Соколиный Охотник, касаясь ее щеки. По мере того, как страсть в нем возрастала, дыхание его учащалось. – Иногда всего лишь на одну ночь. Но пока меня нет, помни о том, что ожидание всегда увеличивает удовольствие. – Твой дед? – спросила Мэгги, когда Соколиный Охотник подхватил ее на руки и понес к берегу. – С ним все хорошо? Вы с ним решили все вопросы относительно меня? Он не будет препятствовать нашему счастью? Соколиный Охотник усмехнулся. – Ты переполнена вопросами, – сказал он. – Я отвечу сразу на все твои вопросы, сказав, что мой разговор с дедом прошел достаточно хорошо. Теперь тебе не надо думать ни о чем, кроме как о твоем будущем с этим мужчиной, который тебя любит. Мэгги все еще не могла успокоиться, вспоминая о его деде. Он не проявил радушия по отношению к ней, когда она отнесла ему тушеное мясо. А как он на нее смотрел! Она не была уверена, можно ли доверять его слову, позволяющему Соколиному Охотнику жениться на ней! – Он не сказал ничего плохого обо мне? – настаивала она, пока Соколиный Охотник нес ее к сухой земле. – Ничего, – сказал он, положив ее на одеяло, которое она специально для них расстелила, прежде чем войти в воду. Ее одежда была аккуратно сложена рядом с одеялом. Она собрала и его одежду, положив ее рядом со своей. Он склонился над ней, стоя на коленях, думая о том, насколько она прекрасна при лунном свете. С задумчивым видом он пробежал рукой по ее груди, затем вниз к ее животу, чувствуя, как ее плоть приятно реагирует на его касание. Он обхватил ладонью самую сокровенную часть ее тела и медленно ввел в нее палец. Он улыбнулся ей, услышав вздох удовольствия, но затем вдруг улыбка его померкла и он убрал свою руку. – Мой дед действительно чувствует себя хорошо, – сказал он сухо. – Теперь у него молодая любовница, которая ночами согревает его постель. Глаза Мэгги расширились и она приподнялась на локте. – О? – прошептала она. – А что же ты не рад? У тебя такой голос, словно ты негодуешь на эту женщину. – У этого внука есть на то причина, – сказал Соколиный Охотник, стиснув зубы. – Женщину зовут Тихий Голос. – Тихий Голос? – повторила Мэгги, побледнев. – Да, Тихий Голос, – произнес Соколиный Охотник. – А я очень мало ей доверяю. Особенно это касается ее чувств к моему деду. Я подозреваю, что она просто использует его. – Можешь ли ты что-нибудь сделать, чтобы остановить ее? – спросила Мэгги. – Нет, ничего, – ответил Соколиный Охотник. – Но я ее предупредил. Теперь мы должны подождать и посмотреть, нужно ли ей было это. Он просунул свою руку под голову Мэгги, подтянул ее к себе и поцеловал в губы. – Не будем больше говорить о чужих любовных историях, – прошептал он хрипло. – Настоящая любовная история здесь, в моих объятиях. – Да, да, – прошептала Мэгги, когда его губы легонько коснулись ее губ. – Тебе холодно? – негромко спросил Соколиный Охотник, лаская своими губами ее губы. Он вдыхал ее сладостный запах. – Мы можем пойти в дом. – Нет, мне не холодно, – прошептала Мэгги ему в ответ, обвивая своими руками его шею. Его теплое дыхание сливалось с ее дыханием. Она испытывала томление от прикосновения Соколиного Охотника. – Нет, ведь ты здесь, чтобы зажечь огонь в моем теле. Возьми меня, мой дорогой. Возьми меня сейчас. Давай займемся безумной любовью… Прижимаясь к ней всем телом, он вошел в нее одним движением. Она вся дрожала от желания, обвивая его своими ногами, ощущая в себе его ритмичные движения. Бедра ее приподнимались, отвечая на его жар и возбуждение. Очень приятная сладостная дрожь пробежала по ее телу, когда он обхватил ладонями ее набухшие груди. Она ощущала магию в его ласках. Его рот жадно впился в ее губы. Ее груди трепетали, ощущая тепло его пальцев. По мере того, как в нем загоралась страсть, Соколиный Охотник чувствовал напряжение каждого нерва в своем теле. Его рот соскользнул вниз к мраморно-белой груди Мэгги. Он провел языком по упругому соску. Каждое его движение внутрь ее приближало магический момент. Всякий раз он старался проникать в нее все глубже, обхватив ее руками, он держал ее теперь, как в тисках. Он жадно поцеловал ее: дыхание его участилось и он задрожал в готовности. Воздух наполнился сладостными стонами, мир вдруг начал исчезать в огне наивысшей точки страсти. Порыв ветра со свистом пронесся сквозь деревья и над их влажными от пота телами. Соколиный Охотник быстро перевернулся, взял одеяло за углы и натянул его поверх их тел, затем снова склонился над Мэгги. Руки Мэгги протянулись к лицу Соколиного Охотники, ее пальцы начали очерчивать его контуры в то время, как одна рука мужчины ласкала ее грудь, а рот уже искал ее губы в огне возобновленной страсти. Его прикосновение оживило ее, по телу пробежала сладостная дрожь. Ей было приятно ощущать на себе его мужскую плоть и чувствовать, как он снова приобретает твердость. Соколиный Охотник склонился над ней с горящими глазами. Он вновь глубоко вошел в нее и начал равномерно двигаться, унося ее на небеса, его рот впивался в ее губы с безрассудной страстью. В экстазе со стоном она вернула ему поцелуй. Все ее тело льнуло к нему, и Мэгги чувствовала, как дикое, сладостное блаженство вновь опутывает ее своей паутиной. Эта неистовая страсть просто пожирала ее, распространяясь… распространяясь… распространяясь… И вновь они достигли вершин удовольствия, к которым стремились. Затем, смеясь и дрожа от холода, они оделись и, взявшись за руки, побежали к вигваму. Как только они оказались дома, Соколиный Охотник притянул ее к себе и крепко поцеловал в губы, отчего голова Мэгги снова пошла кругом. Она вновь затрепетала и вся ожила под его ласками. Охваченные новым порывом любви, они почти срывали одежды друг с друга. – Всю ночь, – прошептала Мэгги, когда он нес ее шелковистое обнаженное тело к кровати. – Люби меня всю ночь, мой дорогой вождь арапахо. – Да, всю ночь, – сказал он едва слышным голосом и, не отрывая от нее своих глаз, уложил в постель. Он видел в ней все ту же трепетность, жар и совершенство. Он провел рукой вдоль ее тела и ощутил ответную дрожь. Она потянулась к нему: ее губы стали искать его губы. Нежность медленно перерастала в огромную волну страсти. Их тела с жадностью прижимались друг к другу, и жаркие стоны наполняли холодный ночной воздух. Разбив лагерь в каньоне, где дым его костра не мог быть обнаружен, Фрэнк опустил седло на землю и положил на него свою голову, ложась на одеяло. Он смотрел на языки пламени, съедающие поленья в кострище, обложенном круглыми гладкими камнями. Он был совсем рядом с лагерем племени шошоне. Завтра он начнет его обследовать. Завтра, возможно, он даже войдет в лагерь и без обиняков расспросит, видели ли они белую женщину в крытом фургоне. Он не может тратить много времени на наблюдение. Хотя это и рискованно, но намного быстрее просто подойти и открыто задать индейцам несколько вопросов. Сделав еще одну глубокую затяжку, он бросил остаток сигары в огонь. Допив кофе, отставил чашку и улегся на разостланное одеяло, укрывшись другим. – Завтра, – прошептал он, засыпая. ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ На следующее утро в день празднования принятия, за исключением нескольких проплывающих облаков, небо было несказанно чистое и голубое. Пышные белые облака плыли по небесной голубизне, становясь темными у горизонта. Серый волк стоял возле бугра, следя за стадом антилоп, промчавшихся как привидение через отдаленный горный кряж. Орел на жердочке с внешней стороны вигвама Соколиного Охотника выглядел величественно. Некоторые из его младенческих перьев уже лежали внизу на земле. Мэгги вышла из вигвама Соколиного Охотника в красивом платье из оленьей кожи с замысловатым бисерным орнаментом. Ее сердце громко стучало. Казалось, оно бьется в одном ритме с установленным в центре деревни большим барабаном шамана. Он начал издавать свои ровные устойчивые звуки в тот самый момент, когда воины арапахо запели бодрые песни мужества и отваги. Держа колыбельку на изгибе левой руки, Мэгги гордо подняла голову, зная, что на нее самым внимательным образом сегодня смотрят все арапахо. Вот поэтому-то Женщина Нитка пришла на рассвете и трудилась над ее внешностью несколько часов. Раскрашивая пробор в волосах Мэгги, которые она до того заплела в косы, Женщина Нитка гораздо больше рассказала ей о красной краске, чем Тихий Голос. Краски Женщины Нитки находились в полых медвежьих клыках, украшенных большой жемчужиной. Ее любимой краской была красная, которая готовилась из красного оксида железа. Женщина Нитка объяснила, что эти красные красители размалываются в маленьких ступках и смешиваются с определенными жирами – таким образом они легко размазываются. Она остановилась, чтобы продемонстрировать свое лицо, с гордостью показывая круглые точки, линии и большие красные пятна на щеках и лбу. После того, как старая мастерица закончила с волосами Мэгги, она вытащила аккуратную маленькую коробочку с пудрой для лица и объяснила Мэгги, что у арапахо использование пудры высоко ценится. Когда Женщина Нитка наложила пудру ей на лицо, Мэгги почувствовала ее нежность и приятный запах. Женщина Нитка объяснила, что пудра используется не только для лица, но и для тела взрослых и детей так же часто, как и тальк. Она изготавливается из красной сухой гнили сердцевины сосны. Этот материал ломается на мелкие куски, легко крошится и превращается в пудру. – Красивый цвет лица, – это красный, – сказала Женщина Нитка, делая последние штрихи на лице Мэгги. – Это цвет, который солнце дарит тем, чьи тела открыты для сияющих из мира небесного целебных световых лучей. Мэгги была очень горда тем, что несла на себе столько видимых знаков, доказывающих народу Соколиного Охотника ее страстное желание стать одной из них. Только двое вызывали в ней сомнение сейчас и раньше, особенно сейчас, когда она ощущала на себе две пары глаз. Быстро взглянув на вигвам, где жил Длинные Волосы, она увидела, что он и Тихий Голос как раз выходят. Их глаза быстро отыскали ее. Она направилась к центру деревни, где все собрались и устроились большим кругом возле большого костра на открытом воздухе. Глаза деда говорили о смешанных чувствах, а во взгляде Тихого Голоса горели ненависть и зависть. Когда Тихий Голос взяла руку деда Соколиного Охотника, Мэгги показалось, что она это сделала не из чувства гордости, что стала избранницей этого замечательного человека. Она это сделала, чтобы показать, что ее попытки влюбить в себя мужчину с высоким положением, увенчались успехом. Почувствовав отвращение от одной мысли, что Тихий Голос могла поставить Длинные Волосы в глупое положение, Мэгги быстро отвела свои глаза и была рада увидеть идущего ей навстречу Соколиного Охотника. Ее губы тронула улыбка, когда она еще раз увидела насколько он красив: высок, широк в плечах, мускулист. В нем была сила и уверенность. Она медленно его рассматривала. Его великолепно ухоженные черные волосы были абсолютно прямыми и ниспадали на плечи. По этому, особому в их жизни случаю на нем была одета рубашка из лосины, украшенная узором из игл дикобраза, доходящая ему до колен. Рукава были отделаны бахромой вдоль предплечья и запястья. На его крагах в обтяжку были горизонтальные цветные полоски и вставки из игл дикобраза вдоль шва с бахромой из конского волоса, особым образом охваченной цветными иглами дикобраза у основания. Соколиный Охотник встретил Мэгги и взял у нее из рук колыбельку, все еще не спуская с нее глаз. – Ты видение, – наконец сказал он. Его глаза отражались в ее глазах. – Женщина Нитка сделала тебе цвета арапахо. Ты стала даже красивей, чем раньше. Щеки Мэгги вспыхнули. – Я хочу, чтобы ты гордился мной, – прошептала она. – Я не хочу, чтобы из-за меня ты неловко себя чувствовал перед своим народом. – Красная, белая, желтая, – сказал Соколиный Охотник, тихонько посмеиваясь. – Я бы полюбил тебя, даже если бы ты была цвета неба! Мэгги негромко засмеялась. У нее было такое чувство, будто она шла по облакам рядом с Соколиным Охотником. Она со страхом отдавала себе отчет в том, что ее пристально рассматривают. Когда толпа вдруг расступилась, давая им дорогу, Мэгги постаралась сфокусировать свой взгляд на помосте, который был установлен с одной стороны костра. С противоположной стороны стоял барабан, издающий равномерные глухие звуки. Мэгги почувствовала, что круг людей замкнулся вокруг нее и Соколиного Охотника. Она мысленно прочитала молитву, прося о том, чтобы ей хватило сил пережить этот день, не разочаровав Соколиного Охотника. Так многое зависело от сегодняшнего дня! Если его народ найдет какую-нибудь причину не принять меня, как поступит Соколиный Охотник? Он был их вождь. Его жена должна быть так же любима, как и он, чтобы не поколебать силу его власти. Мэгги села на помост, устланный толстыми мягкими шкурами. Она улыбнулась Соколиному Охотнику. Тот установил колыбельку сбоку от нее, затем обошел и сел рядом с ней с другой стороны. Сердце ее колотилось и во рту все пересохло от желания узнать, что произойдет дальше. Чтобы на мгновение отвлечься на что-нибудь другое и дать возможность сердцу успокоиться, Мэгги устремила свой взгляд поверх людей на маленького орла, сидящего на жердочке с внешней стороны вигвама Соколиного Охотника. Он казался вполне довольным, как будто был неотъемлемой частью вигвама. Прежде чем солнце поднялось высоко над горами, она накормила птицу яичницей, а затем Соколиный Охотник дал ему кусочки свежего, еще теплого мяса. – Избалованный, – сказала она, наблюдая за тем, как орел пожирает все, что ему предлагают. – Прелестный, но избалованный. Ей приятно было сознавать, что этот орел не будет убит ради перьев! Те орлы, которые на свободе, находятся во власти любого и каждого. Соколиный Охотник наклонился поближе к Мэгги. – Я буду объяснять тебе все, что происходит, – сказал он шепотом. – Барабан является основной частью каждого собрания арапахо. Он означает биение сердца Матери Земли. Его удары посылают сообщения Великой Невидимой Силе. Барабанщик определяет типы танцев при помощи своей песни и барабанного боя. Того, кто сегодня играет для нас на барабане, зовут Плачущий Ветер. Мэгги затаила дыхание, когда появилось несколько мужчин-танцоров в ярких красивых нарядах. На них были надеты облегающие краги и нагрудники из длинных белых костяных бус. Число их указывало на богатство обладателя бус. Их головы венчали головные уборы из шерсти дикобраза, подстриженных таким образом, что они стояли торчком в верхней и задней части головы. На макушке каждого головного убора было прикреплено два орлиных пера. На танцорах были только короткие штаны в виде набедренной повязки. В руках у них были палки, богато украшенные свободно укрепленными за конец яркими цветными перьями. Они быстро и легко завращались, когда танцоры начали свое представление. – Они исполняют традиционный танец, – объяснил Соколиный Охотник. Мэгги кивнула, продолжая смотреть. Танцоры двигались по траве вокруг огня, изменяя свои шаги, переходя от шаркания ногами или пробежки к резкому подниманию колен и топанию ногами по земле. Этот танец исполнялся не только ногами – в движении были также тела и руки. Некоторые танцевали столь энергично, что приходилось останавливаться каждые две-три минуты. Барабан оживленно звучал, пока танцоры не возобновляли свое представление. Их ноги опускались на землю с громким ударом, затем они делали легкий подскок или сильный толчок вперед, сопровождаемый жестами рук и изгибанием тела. Звук барабана задавал ритм: дам, дум, дам, дум. Эти танцоры ушли, и появились другие. – Сейчас ты увидишь танец с обручем, – сказал Соколиный Охотник, улыбнувшись Мэгги. Новые танцоры начали свое представление, за которым быстро последовали другие. Во время танца с обручем женщины использовали несколько деревянных обручей. Они держали и вращали их на руках, ногах и талии, составляя замысловатые рисунки. За этим последовал фигурный танец женщин с шалью. Он был копией фигурного танца мужчин. Одежда индианок была выполнена из сверкающих цветных, похожих на атлас тканей. В этом танцевальном стиле использовались перекрестные шаги с высоким подниманием ног и пируэтами. Затем последовал танец кроликов, в котором пары двигались за ведущими по некой зигзагообразной линии. Пары должны были внимательно маневрировать, чтобы выполнять свой двойной шаг одновременно с барабанным боем. Мэгги захватило веселье долгого дня: барабанщик продолжал выбивать ритмичные громкие звуки, голоса народа арапахо стали слышнее, когда они запели свои старинные песни. Достойное внимания зрелище также представляли собой яркие блестящие украшения на медленно прохаживающихся гордых женщинах арапахо. Для Мэгги это событие приобрело духовный смысл: все вокруг были такими подвижными, очаровательными, живыми. Она закивала головой, когда песни стали более длинными и яркими, и ноги танцоров выполняли более замысловатые движения. Затем все стало спокойным и торжественным. Тишина была подобна легкому испарению, поднимающемуся с покрытой туманом реки влажным летним утром. Соколиный Охотник взял Мэгги за руку и побудил ее встать на ноги. Колени Мэгги едва не подгибались от страха, когда ее подвели к нескольким пожилым воинам, которые сидели вместе и как будто держали совет. Среди них был и дед Соколиного Охотника, Длинные Волосы. Когда Мэгги и Соколиный Охотник остановились перед старейшинами, Соколиный Охотник взял Мэгги за локоть, чтобы поддержать ее. Она нервно ему улыбнулась, затем вновь перевела свой внимательный взгляд на старейшин. Глаза ее остановились на веере из перьев, который Длинные Волосы держал над глазами, затеняя их от солнца, начавшего уже клониться к западному горизонту. – Я, вождь этого племени арапахо, привел эту женщину, чтобы принять ее в нашу деревню, – сказал Соколиный Охотник с гордостью в голосе. – Старейшины, таково мое желание. Я хочу, чтобы вы ее радушно встретили и благословили. Тогда она станет одной из нас. Воцарилась напряженная тишина, затем один из старейшин заговорил. – Давайте начинать обряд, – сказал он, вставая. Его длинная, ниспадающая свободными складками, мантия волочилась по земле, когда он шел к Мэгги, чтобы взять ее за руку. Мэгги пошла за стариком к камню, размещенному в самой гуще народа, сопровождаемая полнейшей тишиной в деревне. Старик заставил ее встать на колени. Мэгги принесли новые мокасины. Она приняла их. – Белая женщина приняла камень и мокасины – это доказательство ее стабильности и силы, – сказал старейшина. Он отступил в сторону, и вперед вышел шаман. Он тоже был одет в длинную ниспадающую мантию. Его длинные волосы развевались на ветру, который с наступлением вечера усилился. Он поднял руки к небесам и начал монотонно петь. – Эй, все вы, кто на небесах; все вы, кто в воздухе; все вы, кто на земле, я прошу послушать меня! Среди вас явилась новая жизнь. Дайте согласие. Дайте согласие все вы, я умоляю. Сделайте ее путь гладким, затем он пройдет за четырьмя холмами! Лицо Соколиного Охотника наполнилось гордостью от сознания того, что действо свершилось. Мысли его были обращены к последней строчке песни и ее значению. Четыре холма – это холмы детства, юности, зрелости и преклонного возраста. А призыв к силам земли и воздуха – это признание зависимости человека от созданного им. Теперь его женщина была арапахо не только в его глазах, но и в глазах его народа. Когда старейшины встали и начали смешиваться со своей родней, Соколиный Охотник подошел к Мэгги и помог ей сойти с камня. Он улыбнулся ей, а она только молча прижала мокасины к груди. – Свершилось, – сказал он, беря ее за локоть и провожая сквозь толпу. Она посмотрела на него снизу вверх, радуясь тому, что все закончилось. Хотя и полный великолепия, но все-таки это был очень долгий день. Когда они не смотрели представление и не слушали пение, то угощались намазанным медом свежим хлебом и другими приятными на вкус индейскими блюдами. Теперь она могла расслабиться и жить своей жизнью, став частью народа Соколиного Охотника. – Я изнемогаю от усталости, – сказала Мэгги, прислонившись к Соколиному Охотнику, когда они подошли к его вигваму. – Надеюсь, что Небесные Глаза еще спит. Я так благодарна Многодетной Жене за то, что она отнесла Небесные Глаза домой еще днем и присмотрела за ней. – Она всегда будет приходить на помощь нам и Небесным Глазам, – сказал Соколиный Охотник, улыбаясь ей. – И когда твои груди наполнятся молоком для второго ребенка, она также будет рядом, чтобы нам помочь. – Второй ребенок? – сказала Мэгги, глядя на него. – Как бы я хотела иметь от тебя ребенка! – Ну что же, так оно и будет, – сказал Соколиный Охотник, как само собой разумеющееся. Мэгги довольно вздохнула. Предстоящая ночь виделась ей в голубом колдовском тумане. Она никогда не была счастливее. После того, как они вошли в дом, разделись и легли в постель, Мэгги ощутила объятия Соколиного Охотника и блаженство от его прикосновения и поцелуев. Его лицо вспыхнуло в темноте, когда его губы начали касаться ее самых чувственных мест. Но только на одно мгновение. Она так устала, что ее глаза закрылись, и она мгновенно уснула. Соколиный Охотник приподнялся на локте, глядя на нее и не веря своим глазам. Затем он тихонько засмеялся и улегся рядом с ней, также приветствуя чудо сна и зная, что завтра будет принадлежать им. И не только завтра. Вечность! Он прижался поближе к Мэгги и уснул с улыбкой на губах. ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ Взяв одно из платьев, которое она привезла c собой из прошлой жизни, Мэгги натянула его на плечи и села у огня. Она пристально смотрела на последние тлеющие красные угольки, оставшиеся от костра и начала шевелить их палкой. Глядя на сыплющиеся искорки, она вспоминала о фейерверке, который видела в Канзас-Сити четвертого июля. Ее мысли возвратились к празднованию в честь ее принятия в общину арапахо. Ей до сих пор слышались те звуки, чувствовалась пробегающая по телу дрожь, вызванная барабанным боем и топотом ног. Ей и сейчас вспоминался запах великолепных блюд, которые она ела. Сейчас она пребывала в ожидании следующего празднования, когда она станет женой Соколиного Охотника по обычаю арапахо. Она испытывала трепет при мысли, что сможет назвать этого благородного мужчину своим мужем. – Муж, – прошептала она сама себе. Да, ей нравилось звучание этого слова: оно как будто нежно вытекало из ее губ. Мэгги вдруг напряглась, осторожно посмотрела на входную створку и прислушалась. Вот снова звук шаркающих ног. Кто-то подходил к вигваму. Ее охватил страх. Время было за полночь. Кто там ходит снаружи? Мэгги вспомнилась ненависть в глазах Тихого Голоса. Она не уменьшилась и сейчас, когда Тихий Голос стала жить с дедом Соколиного Охотника. Ненависть эта была порождением ревности и, казалось, все еще съедала Тихий Голос. В тишине раздался голос Женщины Нитки, прогнавший страхи Мэгги. – Соколиный Охотник? – сказала Женщина Нитка, царапая внешнюю сторону входной створки. – Глаза Пантеры? Пожалуйста, проснитесь. Мэгги взглянула на Соколиного Охотника. Увидев, что он все еще крепко спит, она встала и быстро вышла к Женщине Нитке. Они торопливо обнялись, приветствуя друг друга, затем Мэгги сделала шаг в сторону, молчаливо вопрошая ее глазами. – Почему вы здесь? – прошептала Мэгги. – Уже так поздно… – Тихий Голос пришла и разбудила меня, – сказала Женщина Нитка, бросив нервный взгляд на вигвам, где жил Длинные Волосы. Мэгги проследовала за взглядом Женщины Нитки. Увидев, что огонь, в отличие от всех других домов там не прогорел, а все еще ярко пылает, все внутри у нее похолодело. Она видела свет костра в вигваме, различала тень Тихого Голоса, склонившейся над чем-то. Глаза Мэгги расширились, и она ухватила Женщину Нитку за руку. – Тихий Голос пришла к вам? – сказала она, и в ее голосе чувствовалось беспокойство. – Почему? Что-нибудь случилось с дедом Соколиного Охотника? – Да, случилось, – сказала Женщина Нитка и глаза ее были темные и печальные. – Я пришла за Соколиным Охотником. Так как он его единственный живой родственник, то именно он и должен дать разрешение подвергнуть деда церемонии священного колеса. – Я не понимаю, – сказала Мэгги. – Что такое церемония священного колеса? – Нет времени на объяснения, – сказала Женщина Нитка, похлопав по тыльной стороне ладони Мэгги. – Сейчас самое главное разбудить Соколиного Охотника. А мы с тобой поговорим позже. У Мэгги было столько вопросов! Она до сих пор не знала, что случилось с дедом Соколиного Охотника! Она не была уверена в его болезни! И какова роль Тихого Голоса в этом внезапном недомогании? На этот раз, по всей видимости, это не было притворство, которым Длинные Волосы стремился вызвать о себе заботу близких. Женщина Нитка воспринимала все вполне серьезно! Значит и ей следует так же к этому относиться, подумала Мэгги. – Я пойду за Соколиным Охотником, – быстро сказала Мэгги. – Я возвращаюсь туда, – сказала Женщина Нитка, уже направляясь к вигваму, где жил Длинные Волосы. Мэгги заторопилась в дом. Она склонилась над кроватью и осторожно положила руку на гладкую медную щеку Соколиного Охотника. – Дорогой? – прошептала она, стремясь не обеспокоить его внезапным пробуждением. Веки Соколиного Охотника дрогнули и открылись. Он подарил Мэгги понимающую улыбку, схватил ее за запястья и начал затаскивать к себе в постель. – Ты меня разбудила, потому что хочешь любви? – сказал он, отпустил одно из ее запястий и, просунув руку под платье, обхватил ладонью грудь. Не получив от нее ожидаемого ответа на свои ласки, Соколиный Охотник нахмурил брови, затем убрал руку и быстро сел на кровати. – В чем дело? – спросил он, всматриваясь в ее лицо. – У тебя такой серьезный вид, будто ты принесла мне плохие новости. Он посмотрел мимо нее на закрытую входную створку, затем снова заглянул ей и глаза. – Кто-нибудь за мной приходил? – осторожно спросил он. – Меня ожидают снаружи? – Здесь была Женщина Нитка, но она сейчас с твоим дедом, – сказала Мэгги. Соколиный Охотник уже встал с кровати и надевал бриджи с бахромой. Он взглянул на Мэгги: в глазах его были злые огоньки. – Если с дедом что-нибудь случилось из-за Тихого Голоса, она заплатит за это, – сказал он сквозь зубы. – Он должно быть действительно болен, иначе Женщина Нитка не стала бы меня будить среди ночи. – Я точно так же подумала, – сказала Мэгги, кивая головой. Соколиный Охотник надел мокасины, подошел к Мэгги и взял ее за плечи. – Пойдем со мной, – попросил он. Все внутри Мэгги напряглось, и веки ее дрогнули, когда она посмотрела на Соколиного Охотника. – Твой дед меня не любит, – прошептала она. – Мне лучше держаться в стороне. – Она кивнула в сторону кроватки Небесных Глаз. – Я лучше останусь с малышкой. – Она спит всю ночь, и ты ей не понадобишься, – сказал Соколиный Охотник. – Мой дед принял тебя. – Но он еще не сказал мне ни слова, – сказала Мэгги надломленным голосом. – Я… я только буду помехой. Я могу доставить ему неудобства своим присутствием. – Есть причины, почему он с тобой не разговаривает, но сейчас нет времени на объяснения, – настаивал Соколиный Охотник. – Я расскажу тебе позже. В данный момент время – мой враг. Оно бежит слишком быстро, а я еще не рядом с дедом. Понимая, что она является причиной этой задержки и желая сделать все, чтобы угодить Соколиному Охотнику, Мэгги кивнула головой. – Хорошо, – сказала она, направляясь к выходу. – Я пойду с тобой. Не будем терять времени. Вместе они направились к вигваму, где жил Длинные Волосы. Когда они вошли внутрь и увидели Тихий Голос, стоявшую на коленях у кровати, держа Длинные Волосы за руку и рыдая, не было произнесено ни слова. Причиной молчания было не только то, что Длинные Волосы с трудом делал каждый вдох. Поразило еще и то, что Тихий Голос, казалось, была искренне обеспокоена его болезнью. Соколиный Охотник стремительно направился к кровати, где лежал Длинные Волосы и встал по другую сторону. Не обращая внимания на Тихий Голос, он осторожно положил ладонь на лоб деда. И тихо позвал его. – Можешь ли ты открыть глаза и увидеть этого внука, пришедшего, чтобы дать разрешение на Церемонию Священного Колеса? Можешь ли ты сказать мне, что у тебя болит? Длинные Волосы медленно открыл глаза и посмотрел на Соколиного Охотника. Он тихонько засмеялся. – Твой дед сегодня обнаружил, что он действительно очень стар, – сказал он, поднимая руку, чтобы похлопать по плечу Соколиного Охотника. Он закрыл глаза и застонал от нового приступа боли. Он схватился за грудь. – Сердце тоже старое… слишком старое для того, чтобы твой дед мог вести себя, как молодой мужчина с красивой женщиной, чьи желания неутомимы. Соколиный Охотник бросил на Тихий Голос обвиняющий взгляд, заставив ее покраснеть и опустить голову. – Вы занимались любовью, когда это случилось с моим дедом? – прошипел он, обращаясь к Тихому Голосу. Она ничего не ответила. Только кивнула головой. – Покинь жилище моего деда, – прорычал Соколиный Охотник. Мэгги подошла к Тихому Голосу, опустилась рядом с ней на колени и взяла ее за локоть, заставляя подняться. – Будет лучше, если ты уйдешь, – повторила она, но встревоженно подпрыгнула, когда Тихий Голос резко от нее рванулась и сердито посмотрела. – Лучше будет для всех, если ты уйдешь. Тихий Голос упрямо подняла свой подбородок и медленно затрясла головой. – Тихий Голос, если ты действительно любишь Длинные Волосы, ты сделаешь то, что лучше для него, – сказала Мэгги, еще раз взяв ее за локоть и проводив к выходу. Тихий Голос разразилась слезами, бросив через плечо обеспокоенный взгляд на Длинные Волосы. – Я люблю его, – причитала она. – Я не хотела, чтобы такое случилось! Я… только хотела сделать его счастливым. Разве плохо желать сделать кого-нибудь счастливым? – Если это делается не только ради себя, – сказала Мэгги, выводя Тихий Голос наружу под темное покрывало ночи. – А ты сама знаешь, что тобой ничего не делается без учета собственного интереса и без рассчета. – Что ты знаешь о желаниях и потребностях женщин арапахо? – сказала Тихий Голос, наклонившись к лицу Мэгги. Глаза ее были наполнены злобой. – Ты белая, – прошипела Тихий Голос. – Ты абсолютно вся ужасного белого цвета. Мэгги открыла рот от возмущения и быстро отступила. Тихий Голос рванулась вперед. Никогда еще не встречав такого сложного, постоянно ставящего в тупик человека, как Тихий Голос, Мэгги тяжело вздохнула. Затем она вернулась в вигвам и села в тени. Соколиный Охотник все еще стоял у кровати деда и что-то тихо говорил, а Женщина Нитка находилась рядом и слушала. Мэгги испытывала страх за жизнь деда. Было абсолютно ясно, что у него сердечный приступ. Причина, вызвавшая его, заставила переживать за старика. Она боялась, что если новость распространится по деревне арапахо, это заставит Длинные Волосы почувствовать стыд перед людьми. Он снова вообразил себя молодым, способным к любви мужчиной. На деле же оказалось, что он, возможно, даже старше своих лет. Она увидела, что Женщина Нитка ушла. Соколиный Охотник оставил деда и подошел к Мэгги. Он опустился на колени рядом с ней. – Разрешение для осуществления Церемонии Священного Колеса дано, – сказал он, нежно коснувшись рукой щеки Мэгги. – У моего деда слабое сердце. Может быть Хранителю Колеса удастся вернуть силу в его сердце, чтобы он еще немного пожил – хотя бы до рождения своего первого правнука. Когда Женщина Нитка и Хранитель Колеса вошли в дом, Мэгги сразу же обратила внимание на то, что нес с собой пожилой мужчина. Это был узел, но было видно, что находящееся в нем имело форму колеса диаметром примерно полтора фута. Соколиный Охотник сел рядом с Мэгги и после того, как Хранитель покрыл пол в палатке шалфеем и кедром, которые должны были быть использованы в качестве курений, он начал тихонько объяснять Мэгги, что происходит и почему. Она внимательно слушала и с волнением наблюдала за тем, как хранитель сел посредине задней части палатки и вынул из узла колесо. – Обруч колеса представляет собой змею, – шепотом сказал Соколиный Охотник, – и хранится в закрытом виде в узле до тех пор, пока не настает время обряда. Тогда его надо развернуть и принести в жертву во благо больного. Он замолчал и взглянул на деда, глаза которого были закрыты, а руки сложены на груди. Затем он продолжил свое объяснение. – Священное Колесо всегда хранится у специально для этого предназначенного человека. До того, как церемония начнется, он должен обязательно получить одобрение. Теперь необходимо соблюдать тишину. Слова будут произнесены лишь в том случае, если Хранитель пожелает произнести молитву. Мэгги придвинулась ближе к Соколиному Охотнику. Хранитель взял ткань из узла, монотонно произнося молитву, замолчал и начал оборачивать ткань вокруг колеса. После того, как он полностью покрыл колесо, Хранитель постоял с ним над дедом Соколиного Охотника, затем взял свой узел и вышел из вигвама. – На этом все заканчивается? – прошептала Мэгги, широко раскрыв глаза. – Иногда это длится дольше, иногда нет, – сказал Соколиный Охотник, вставая на ноги. Мэгги последовала за ним к кровати деда, затем обернулась и приняла холодный вид, обнаружив позади Тихий Голос. Мэгги перевела свой взгляд на Соколиного Охотника как раз в тот момент, когда он понял, что Тихий Голос вернулась. Соколиный Охотник только собрался отругать Тихий Голос, но услышав голос деда за своей спиной, не решился ей сказать, что на этот раз она зашла слишком далеко. Она не послушалась приказания своего вождя! – Подойди ко мне, прекрасная женщина, – сказал Длинные Волосы, маня к себе дрожащей рукой Тихий Голос. – Подойди, сядь рядом со мной и послушай эти мудрые слова. Глаза Тихого Голоса наполнились нежностью, она улыбнулась, глядя вниз на Длинные Волосы. Теперь для нее никого больше в вигваме не существовало, кроме почтенного старца. Она встала на колени у его постели и с нежностью взяла за руку. – Мне так жаль, что я стала причиной твоей болезни, – сказала она своим мелодичным голосом, который звучал вполне искренне. – Тихий Голос никогда не желала тебе навредить, только дать тебе возможность снова почувствовать себя мужчиной во всех отношениях. – Из горла у нее вырвалось рыдание, и она опустила глаза. – Кажется, эта женщина не так умна. Затем она подняла глаза и снова посмотрела на Длинные Волосы. – Ты хочешь, чтобы я забрала свои вещи и больше не возвращалась? – спросила она слабым голосом и еще раз всхлипнула. – Нет, не оставляй меня, чтобы я снова жил один, – сказал Длинные Волосы, умоляя ее глазами. – Но я не хороша для тебя, – сказала Тихий Голос, положив свою руку ему на лоб и тихонько погладив его. – Ты хороша для меня во всех отношениях, кроме одного, – сказал Длинные Волосы и губы его задрожали от легкого смеха. – Останься. Будь моей спутницей. Согревай меня своим телом ночью. Но не ожидай от меня больше, что я буду вести себя, как молодой мужчина. Это время моей жизни давно прошло. Совсем недолго имел я удовольствие почувствовать себя молодым мужчиной. Теперь настало время вести себя, как подобает человеку моего возраста, – он помолчал немного. – Иначе сердце подведет этого старика, который любит молодую женщину. – Для меня не имеет значения, что ты не будешь меня любить снова в этом смысле. Я хочу остаться, – сказала Тихий Голос, прижавшись своей щекой к его щеке. – Ты стал мне так дорог. Соколиному Охотнику понадобились все его силы для того, чтобы совладать с собой и не выгнать Тихий Голос из вигвама деда. Что-то его удерживало. Где-то в глубине души он боялся, что она просто использует его деда, но ее голос и поведение говорили Соколиному Охотнику о том, что она искренне любит Длинные Волосы. Понимая те чувства, которые в нем боролись, Мэгги сжала руку Соколиного Охотника и тут же задрожала от беспокойства, когда он внезапно от нее высвободился и встал над Тихим Голосом и своим дедом. Затаив дыхание, наблюдала она за тем, как Соколиный Охотник бросил на Тихий Голос полный презрения взгляд и снова предупредил ее, когда она робко подняла на него глаза. – Мой дед для меня земля, луна и звезды, – предупредил он. – Если ты остаешься, то ты будешь с ним до его самого последнего вздоха. Я не буду стоять в стороне и наблюдать, как ты причиняешь ему боль. Длинные Волосы взял Соколиного Охотника за руку, побуждая его опуститься к нему поближе. – Приятно, когда внук испытывает такую сильную любовь и преданность по отношению к своему деду, – сказал он, – но не думай, что этот старик не может о себе позаботиться. Внук, Тихий Голос испытывает ко мне искренние чувства. Я понял это по тому, как она меня обнимала. Этот безумный старик слишком умен, чтобы ошибиться в таких вещах. Мэгги заметила презрение в глазах Тихого Голоса, обращенных к Соколиному Охотнику. Мэгги видела: хотя Тихий Голос, возможно, искренне любила Длинные Волосы, в ней не умерло еще сильное чувство к Соколиному Охотнику, даже если это чувство и переросло в ненависть. Мэгги абсолютно ей не доверяла, однако она оставила свое мнение при себе. Соколиный Охотник сумеет справиться с Тихим Голосом, если такая необходимость возникнет. Длинные Волосы обратил свой взор на Мэгги. Он поднял свою руку по направлению к ней, подзывая подойти к нему. Мэгги с трудом верилось в это. Собирается ли он с ней, наконец, заговорить? Если так, то что он ей скажет? Ей было страшно, какими могут быть его первые слова к ней, однако она подошла к Соколиному Охотнику и опустилась рядом с ним на колени, чтобы быть поближе и хорошо расслышать все, что скажет Длинные Волосы. Иногда, разговаривая с внуком, он использовал язык арапахо. Она надеялась, что с ней он заговорит по-английски. – Белая женщина, укравшая сердце моего внука, этот старик желает сказать, что он сейчас приветствует тебя с распростертыми объятьями, – сказал Длинные Волосы, взяв Мэгги за руку и пожав ее. – Я не разговаривал с тобой и не высказывал своих чувств, потому что по традиции арапахо дед не разговаривает с невесткой. Глаза Мэгги расширились, она быстро взглянула на Соколиного Охотника. Некоторое время тому назад она спрашивала его именно об этом, и Соколиный Охотник ей ответил, что объяснит позже. Теперь она знала! И эта новость ее согрела. Как прекрасно узнать истинную причину. И теперь, начав с ней разговаривать, он все говорил и говорил. О, как ей это нравилось! Она любила его и была ему благодарна! – Таков наш обычай: дед и невестка не разговаривают, – еще раз повторил Длинные Волосы и остановился, чтобы сделать глубокий вдох, затем начал снова. – Конечно, ты пока еще не являешься по-настоящему моей невесткой, однако, в определенном смысле, ты ею уже стала. Ты обручилась с Соколиным Охотником и тем самым сблизилась в родстве с его дедом, почти как невестка. Твое присутствие здесь сегодня и то, что ты была с этим стариком во время Церемонии Священного Колеса доказывает, что это тебя трогает. Теперь, когда ты все знаешь, этот старик возвращает тебе глубокую привязанность своего внука. Он замолчал и жестом показал, что желает ее обнять. Она склонилась к нему и обняла. – Спасибо, – прошептала Мэгги, чуть не плача. – Большое спасибо за благословение, за то, что не испытываете ненависти ко мне, за то, что я вторглась в вашу жизнь. – Ты вовсе не мешаешь нашей жизни, – сказал Длинные Волосы с нежностью похлопывая ее по спине. Когда он улыбнулся, его старческие поблекшие глаза заблестели, давая выход внутреннему теплу. – Ты нареченная моего внука. Мэгги высвободилась из его объятий. – Как вы себя чувствуете? – спросила она, поглаживая своей заботливой ладонью его хрупкую руку. – Церемония дала вам силы? Вы поправитесь? – Разве этот старик может чувствовать себя плохо, когда его любят две молодые женщины? – сказал он, тихонько посмеиваясь. Он закрыл глаза. – Но этот старик устал. Сейчас уходите, но приходите часто. Нам есть о чем поговорить теперь, когда я решился пренебречь традицией арапахо, заставляющей соблюдать долгое и холодное молчание между дедом и женой внука. Мэгги и Соколиный Охотник встали и предупреждающе взглянули на Тихий Голос, затем ушли, оставив Длинные Волосы на ее попечении. Солнце уже начало всходить за дальними горами, когда Мэгги и Соколиный Охотник подходили к своему вигваму. – Он сделал меня такой счастливой, – сказала Мэгги, сияя. – Он принес в мою жизнь с тобой совершенство и умиротворение. Я так благодарна за это твоему деду! – Он очень добрый человек, – сказал Соколиный Охотник, отодвигая входную створку в сторону, чтобы Мэгги могла пройти внутрь его вигвама, и сам проследовал за ней. Он встал на колени возле углубления для домашнего костра и принялся укладывать дрова на раскаленные угольки. – Может быть, сердце Тихого Голоса не такое жестокое, как я думал. Она кажется такой искренней по отношению к деду. В этом плане я рад за него. Мэгги ощутила холод в крови, снова вспомнив глаза Тихого Голоса и то, что творилось в их глубине. Полнейшее презрение к Соколиному Охотнику! Мысли об этом вызывали в ней дрожь. Но тихий плач в колыбельке заставил ее отбросить все и позаботиться о дочери. Она стояла над колыбелькой и смотрела, как Небесные Глаза медленно просыпается. Малышка потягивалась, зевала, била ножками и облизывала губки. Она воплощала саму невинность. Но каким будет ее будущее? Мэгги впала в отчаяние. Тихий Голос когда-то была такой же милой и невинной! – Они два одиноких человека, нашедших утешение друг в друге, – сказал Соколиный Охотник, все еще обдумывая отношения между дедом и Тихим Голосом. – Хотя я бы предпочел, чтобы это была Женщина Нитка, а не Тихий Голос. Мэгги обернулась и окинула его долгим взглядом. Она увидела все то же простодушие в человеке, который скоро станет ее мужем, и молча поклялась, что никогда не позволит Тихому Голосу затронуть его жизнь. ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ После последнего обряда дни пролетели быстро. Но в этот день, когда происходила длинная церемония, посвященная индейскому обряду бракосочетания с Соколиным Охотником, время тянулось очень медленно. Был уже вечер. От большого количества костров, зажженных снаружи каждого вигвама, медленно поднимались голубые кольца дыма на фоне черного бархата ночи. В темноте звучали индейские барабаны, и большой волк на расстоянии поднял вой своим хриплым, режущим слух голосом. Мэгги села рядом с Соколиным Охотником на покрытый мехом помост во второй раз через три дня. Небесные Глаза отнесли Многодетной Жене на рассвете, как раз перед первым ударом барабана, объявившем о начале дневных событий, которые должны продолжаться до позднего вечера, когда все будут смотреть на своего вождя и на его избранницу. Красиво одетая в совершенно новое платье из оленьей кожи, выполненное умелыми пальцами Женщины Нитки, со всевозможными изысканными рисунками, Мэгги старалась забыть про медленно подступающую боль, которую она начала ощущать в спине после столь долгого сидения на одном месте. Она с радостью приняла накидку из кроличьего меха, заботливо принесенную Женщиной Ниткой и накинутой ей на плечи, когда холодный вечерний ветер начал пронизывать ее. Танцоры все еще продолжали свои выступления, беспрерывно сменяя друг друга, и каждый новый танец был более красочным, чем предыдущий. Мэгги медленно обводила взглядом все вокруг. Она смотрела на различные племена, почтившие своим визитом это празднество. Здесь были не только арапахо, но и несколько шайенов и шошонов. Соколиный Охотник объяснил Мэгги, как этим гостям были посланы приглашения, и каждый из них привез с собой не только подарки, но и еду. Соколиный Охотник показывал ей связку пригласительных палочек до того, как их разослал. Соколиный Охотник оставил у себя пятнадцатую палочку из комплекта. На ней были точно такие же украшения, как и на остальных палочках, и она служила эталоном для проверки каждого приглашения гостя по мере того, как она или он прибывали. Когда гости собрались, они клали свои палочки на посудину с пищей, которую с собой привозили. Также было привезено множество подарков, большей частью лошадей. Глядя на них, Мэгги поражалась их внешнему виду. Большинство было раскрашено в желтый цвет с пятнами на лопатках и полосами, направленными со спины вниз, а иногда и через заднюю часть лошади, включая ноги. Были также круги вокруг глаз, а их гривам и хвостам придали желтый цвет. Несколько лошадей темной масти было раскрашено зеленым цветом. Из чувства благодарности ко всем, пришедшим разделить с ним торжества этого особого дня, Соколиный Охотник тоже оделил их специальными подарками. Женщина из племени шайен, которая привезла больше других еды, получила несколько шерстяных одеял. Некоторые шайены получили в подарок деньги для возвращения домой. Все сорок лошадей Соколиного Охотника были розданы. – Сейчас будет танец ворон, а затем танцы прекратятся и возобновятся после того, как мы обменяемся клятвами, – шепотом сказал Соколиный Охотник, наклонившись близко к уху Мэгги. – День выдался очень долгим, потому что так много людей пожелало выразить свое благословение нашему союзу. Мое сердце переполнено теплотой и благодарностью к этим людям, празднующим вместе с нами. Я уверен, ты испытываешь такие же чувства, моя прекрасная Глаза Пантеры. Мэгги подарила ему теплую, любящую улыбку. – Мое сердце настолько переполнено, что я просто не могу описать, – прошептала она ему в ответ, коснувшись рукой его гладкой медной щеки. – Я люблю тебя, мой красивый вождь арапахо. Я высижу целую неделю церемоний, если это будет означать, что в завершение всего ты станешь моим мужем. – Когда я впервые увидел тебя, несмотря на то, что на тебе было одето то ужасное пончо, я уже знал, что ты будешь моей. Когда я смотрел на тебя, я ничего не видел, кроме прекрасного лица, чарующих глаз и волос, – прошептал Соколиный Охотник, глядя на нее сияющими глазами. – Но каково же было удивление, когда я обнаружил, что выбрал привлекательную стройную женщину. Мэгги почувствовала короткий приступ тошноты, который поколебал ее улыбку. Она дотронулась рукой до живота, спрашивая себя, могла ли она так быстро снова забеременеть. Конечно, могла! Уже прошло много недель после родов. Она вдруг подумала о том, что с рождения Небесных Глаз у нее не было нормальных месячных. Мэгги объясняла это тем, что кормит грудью. Ошибается ли она? Она выдавила из себя улыбку, чтобы Соколиный Охотник не заподозрил ее плохое самочувствие и его причину. Она хотела сохранить в тайне от него новость о своей возможной беременности до тех пор, пока они не останутся одни, чтобы вместе порадоваться. Ома молилась о том, чтобы действительно оказаться беременной его ребенком. Это сделало бы ее жизнь более полной и продолжило ее превращение в арапахо. – В твоих глазах только что промелькнуло такое, – прошептал Соколиный Охотник, изогнув бровь, – что я бы не назвал удовлетворенностью. Это скорее была смесь боли и смущения. Глаза Пантеры, скажи мне, почему. – Я ощущаю только радость, – прошептала Мэгги и ответ, и это не было ложью, потому что так оно и было. Соколиный Охотник еще какое-то время всматривался в ее глаза, затем снова обратил взор на тех, кто демонстрировал свое искусство перед помостом, вокруг которого большим кругом сидели люди. Соколиный Охотник перевел взгляд и был удивлен, увидев блаженство на лице Тихого Голоса, сидевшей рядом с его дедом. Он недолго понаблюдал за ней, но затем его захватил танец и звук барабана, и он начал кивать в такт и постукивать пальцами по коленям. Он чувствовал, что Мэгги все еще смотрит на него. Сегодня он был одет в тщательно обдуманные, блестящие одежды. За это он должен поблагодарить Женщину Нитку. Действительно, он должен поблагодарить Женщину Нитку за многое: она помогла Мэгги почувствовать себя более уютно в непонятной для нее жизни арапахо. Никто не смог бы сделать этого лучше, даже он сам. У этой пожилой женщины были свои подходы, которым завидовала каждая знавшая ее женщина. Он снова подумал о своем деде и о том, как было бы хорошо, если бы Длинные Волосы привел в свой вигвам Женщину Нитку. Ведь она была одинока, овдовев много зим тому назад во время войн между уте и арапахо. Но Длинные Волосы смотрел на пожилую женщину лишь как на друга. Соколиный Охотник чувствовал, что все последние годы его дед больше нуждался в друге, чем в молодой женщине, которая его обворожила. Не желая больше думать о Тихом Голосе и так же, как и его женщина, с нетерпением ожидая окончания представлений, Соколиный Охотник сосредоточил свое внимание на танцующих. Он принимал участие в танце ворон много раз в юности и сейчас гордился этим. Сегодня он гордился причиной для этих представлений. Наконец он скрепит печатью свое будущее с любимой женщиной. Барабан находился на восточной стороне огромного костра на открытом воздухе. Для барабана были использованы четыре раскрашенные палки, воткнутые одним концом в землю, а с расположенных вверху развилин свешивался сам ударный инструмент. Нижняя сторона барабана называлась океаном; верхняя – красного цвета – представляла солнце. Вокруг барабана рядом друг с другом сидело восемь человек. Они пели и били в барабан палочками, концы которых были обмотаны тканью. Во время игры на барабане они совершали движение всем телом. Их пение было горловым и очень сдавленным, без какой-либо попытки произнести ясный звук. Играющие смотрели либо на барабан, либо прямо перед собой, не видя танцующих. Танцоры были одеты по-разному. Некоторые имели вороньи хвосты, другие – украшения из перьев, на третьих не было ничего, кроме прикрывавшей бедра ткани. На коленях у многих имелись завязки с погремушками и колокольчиками. Большинство танцующих также носило обрядовые предметы. Тело одного мужчины было полностью выкрашено в красный цвет, остальных в желтый или черный. Несколько мужчин было раскрашено в черный цвет с одной стороны и в желтый с другой. По мере того, как танец продолжался, движения некоторых танцоров становились просто безудержными, другие же танцевали медленно и спокойно. Глаза Мэгги расширились, когда многие женщины вступили в танец. Среди них была и Женщина Нитка. Все они, кроме Женщины Нитки, танцевали намного медленнее и тяжелее, чем мужчины. Женщина Нитка ритмично поднимала ноги и бегала вприпрыжку, морщинистое ее лицо сияло в свете костра. Мэгги и Соколиный Охотник обменялись улыбками, затем снова их лица повернулись к костру. Ранее днем исполнялось много других специальных танцев: с едой, с луком и стрелами, с ложками. Было несколько перерывов, когда все останавливались и начинали пробовать выставленные перед ними кушанья. Потом танцы возобновлялись. Самое большое удовольствие Мэгги получала от этого танца, потому что он был последним! Звуки барабана прекратились. Танцоры покинули круг и присоединились к зрителям. У Мэгги пересохло в горле, когда Длинные Волосы пошатываясь встал с одеял и прошел в центр. Став спиной к костру, он начал говорить, сделав медленный жест рукой, как бы обращаясь к каждому. Соколиный Охотник взял руку Мэгги и нежно сжимал ее в своей ладони. Длинные Волосы начал свою речь тихим монотонным голосом. – Мои друзья, этот достигший преклонного возраста старик глубоко вам всем признателен за то, что вы почтили нас своим присутствием в день женитьбы моего внука, – сказал Длинные Волосы, и в его голосе чувствовалось волнение. – Желание каждого мужчины — увидеть женитьбу своего внука, и чтобы выбор его был разумным. Длинные Волосы обратил взор своих старых умных глаз на Мэгги и улыбнулся ей, хотя все еще говорил для всех. – Мой внук сделал свой выбор, и его дед говорит с большим чувством гордости, что мой внук сделал хороший выбор. Несмотря на то, что очень велико различие по цвету кожи и традициям, эта женщина, отдавшая свое сердце моему внуку, доказала свои способности и добрую волю приобщиться к образу жизни нашего народа. Слезы покатились у Мэгги из глаз – настолько глубоко тронули ее слова старого человека, и то, что он полностью ее принимал. Она улыбнулась ему и одними губами произнесла слово «спасибо» на языке арапахо. Когда он медленно кивнул в ее сторону, для нее стало ясно, что он понял сказанное ею и принял с радостью это слово в своем сердце, чтобы носить его всегда с собой, пока не закроются глаза, и он не отправится в долгий путь в потусторонний мир. Мэгги вытерла слезы со щек и посмотрела на Соколиного Охотника, поскольку Длинные Волосы тоже смотрел теперь на него. И снова слова, которые произносил Длинные Волосы, взволновали ее до слез. Она впитывала в себя каждое из его слов, которые никогда не забудутся. – Мой внук, я доволен, что ты женишься, – сказал Длинные Волосы, с улыбкой глядя в глаза Соколиного Охотника. – Делай добро для своей женщины. Всегда обращайся с ней хорошо. С теми, кто старается быть хорошим, всегда обращаются хорошо. Позаботься о том, чтобы в будущем у тебя было много детей. Прошло уже много времени с тех пор, когда твой дед в последний раз держал в руках ребенка. Подари деду внука, прежде чем для него раскроются небеса, и он отправится к предкам на небо счастливым. Мэгги положила руку на живот: сейчас больше, чем когда-либо она хотела быть беременной. Если не сейчас, то она постарается, чтобы это произошло как можно скорее. Не только ради себя и Соколиного Охотника, но и ради этого прекрасного старика. Соколиный Охотник молча кивнул в знак благодарности своему деду. Мэгги наблюдала, как Длинные Волосы вернулся на свое место рядом с Тихим Голосом и перевела взгляд на молодую женщину. Все внутри у нее похолодело. Мэгги увидела ненависть в глубине ее карих глаз, которые неотрывно смотрели на Соколиного Охотника. Мэгги знала, что такая ненависть подобна открытой ране в сердце. Она может заставить Тихий Голос что угодно сделать из мести. Что угодно! Мысли Мэгги были прерваны, когда Соколиный Охотник сошел с помоста и встал перед ней, протянув свои руки. Ощущая слабость в ногах и сердцебиение, Мэгги встала и подошла к нему: их руки сомкнулись, их сердца сплелись. Когда он начал произносить клятву, душа Мэгги просто таяла от счастья. Никогда она не слышала столь прекрасных слов во время брачных церемоний, на которых она присутствовала в Канзас-Сити. Эти слова не были написаны в книге, их не могли бы снова и снова использовать другие люди. Они шли из его сердца, из самых глубин души. – С глубоким уважением я беру тебя себе в жены, Глаза Пантеры. Никогда тебя не оставлю. Я хочу жить в счастье с тобой, пока солнце движется по небу и звезды освещают темные небеса своим волшебным светом. Наш дом будет хорошим и надежным для наших детей. Я обещаю тебе, моя женщина, что с этого момента мы будем жить лишь вместе. Путь наш по земле будет ясным и ровным. Жизнь наша будет хорошей. Нас не будут преследовать болезни. Днем и ночью мы будем вместе, руки и сердца соединятся как одно тело, сердце и душа. Он замолк в ожидании ответа. Глаза Мэгги наполнились счастливыми слезами, и она с радостью обратилась к нему со словами – чтобы все слышали. – С глубоким уважением я беру тебя себе в мужья, Соколиный Охотник, – начала Мэгги, гордо подняв голову, глядя ему в глаза. – Никогда тебя не оставлю. Я обещаю оставаться чистой для тебя. Я хочу жить с тобой в счастье всегда и обещаю тебе дом, счастье и хорошее настроение. Я обещаю, что мое чрево будет согрето детьми много раз, чтобы семья наша множилась и делила с нами любовь, которую мы испытываем друг к другу. Днем и ночью я буду рядом, чтобы ты ни в чем не нуждался. Я возношу свой голос к небесам, говоря всеэто громко, чтобы небо, звезды, ветер и земля услышали меня, ибо все это – частичка нас, как и твой народ. Соколиный Охотник, слушай внимательно то, что я скажу. Я с гордостью становлюсь сегодня твоей женой, так как в тебе я нашла мир, любовь и счастье. Я нашла то, чего до тебя никогда не имела. Пусть наша жизнь с тобой будет долгой, Соколиный Охотник. Я счастлива, что нашла тебя. Соколиный Охотник был так взволнован ее словами, что все наблюдавшие эту церемонию могли подумать, что барабанщики вернулись к своим барабанам – так сильно билось его сердце. Он смотрел на Мэгги и с новой силой ощущал на себе чары ее красоты, доброты и любви. Если кто и был счастлив в эту ночь, так это он! Отбросив все мысли, Соколиный Охотник притянул Мэгги в свои объятия. – Ты теперь моя жена, – прошептал он ей на ухо. – Во всех отношениях ты моя. – Ты мой муж, – прошептала Мэгги, и слезы вновь полились у нее из глаз. Было трудно осознать реальность момента, что все это действительно произошло. – Ты меня сделал такой счастливой… Пение возобновилось, и воздух вновь наполнился звуками барабанов. Соколиный Охотник взял Мэгги на руки и понес ее из людского окружения в свой дом. Мэгги обняла его за шею и озорно улыбнулась. – Может быть, ты предпочтешь продолжить празднование со всеми остальными? Соколиный Охотник улыбнулся ей. Такого ответа ей было бы достаточно. – Думаю, что нет, – ответил он. Соколиный Охотник принес Мэгги в дом и аккуратно положил на кровать. Он склонился над ней и его пальцы начали медленно ее раздевать. Обнажив ее груди, он наклонился и поцеловал сначала одну, а затем другую, отчего с губ Мэгги слетел чувственный вздох. Она закрыла глаза, ощущая себя, как в огне. Фрэнк Харпер ездил из деревни в деревню, наблюдая издали. Когда много шайенов отправилось куда-то из деревни, им овладело любопытство, и он последовал за ними – тем более, что согласно его наблюдениям, никакая белая женщина среди них не жила. Он оставался сзади на достаточном расстоянии, чтобы его не заметили. Когда же он понял, что они направлялись в деревню арапахо, он устроился на холме достаточно близко от деревни, чтобы можно было понаблюдать и понять, что это было за празднование. Когда появилась Мэгги, одетая в индейскую одежду, Фрэнк чуть было не упал в обморок от удивления. Он с любопытством пронаблюдал все, что там происходило, весь день до позднего вечера и не спускал с Мэгги глаз до того момента, когда увидел, как ее уносит на руках воин арапахо. – Будь я проклят, – сказал он, почесывая бровь, – кажется, она только что вышла замуж за индейца. Его мысли сконцентрировались на деньгах. Он спрашивал себя, где они были и как их могли использовать, поскольку он все еще не напал на их след. Он чувствовал, что должен двигаться быстро, но не забывал об осторожности. Если его схватят крадущимся возле деревни, и Мэгги объяснит, что он самый заклятый враг, он не проживет достаточно долго, чтобы суметь потратить проклятые деньги. Он расстелил свои одеяла и растянулся под ними весь дрожа. Он не мог развести огонь так близко от деревни. Он знал, – по всей вероятности, ему предстоит в течение нескольких дней обходиться без огня и свежей пищи. Он должен найти способ добраться до денег, не заходя в деревню. Он подождет до тех пор, пока не найдет одну из индианок. Они часто бродят по лесу, собирая травы и что-то там еще. Под страхом смерти он заставит индианку работать на себя. Усмехнувшись, он натянул еще одно одеяло и обхватил себя руками. – По крайней мере я наконец-таки нашел эту сучку, – прошептал он. – Наслаждайся своим маленьким любовным гнездышком, Мэгги. Твоя супружеская жизнь будет короткой. ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ Соколиный Охотник какое-то время держал Мэгги в своих объятиях, наслаждаясь спокойными минутами их любви. Затем он склонился над ней, стоя на коленях и начал нежно целовать ее губы, медленно двигаясь рукой вниз по телу, пальцами ощущая шелковистость ее тела. Он осторожно провел языком по ее губам, затем его рот соскользнул ниже к одной груди и обхватил губами упругий сосок. По ней пробегали трепетные волны – Мэгги пребывала в состоянии эйфории. Мэгги почувствовала голод Соколиного Охотника. Его губы снова вернулись к ней и поцелуи стали более жесткими и настойчивыми. Теперь он прикрывал ее всем своим телом, разыскивая ее, и она быстро для него раскрылась. Одно движение, и он уже вошел глубоко в ее кокон любви, наполнив ее приятными ощущениями. Его пальцы, губы , тело – все было в движении. Она с радостью принимала то, что он предлагал. Ее руки скользили по его телу, снова восхищаясь гладкостью его медной кожи и ощущая силу и красоту его мускулов, проводя пальцами по его плечам, спине и рукам. Соколиный Охотник зарыл свое лицо у нее на груди, обхватив руками ягодицы. Удерживая ее на месте, он замедлил свои движения. У него было ощущение, что он плывет, или как будто его унесло куда-то ввысь к облакам, и он парит в синеве с могучим орлом. В диком порыве Соколиный Охотник начал убыстрять свои движении, проникая в нее все глубже и глубже. Его рот снова вернулся к ее губам. Он целовал ее, как безумный, ощущая близость вершины страсти. Он уже чувствовал жжение внутри. Он застонал, прильнув к губам Мэгги, ощущая, как ее теплое дыхание смешивается с его дыханием, спрашивая себя, как он вообще когда-то мог жить без нее. Теперь она просто стала частицей его самого. Она была всем для него! Тела их сплелись, разогретые физической близостью, руки разыскивали и ласкали самые чувствительные точки. Мэгги, охваченной порывом страсти, казалось, что такого блаженства она еще не ощущала даже с Соколиным Охотником. И в этом был смысл, ведь она только сейчас стала его женой. То, что она теперь полностью принадлежала ему, сделало все еще более красивым. Раньше все было только мечтой, которая в одно мгновение могла исчезнуть под влиянием каких-либо обстоятельств. Теперь она принадлежала ему. А он – ей! Теперь их любовь была скреплена обязательствами по отношению друг к другу и стала совершенной. Ничего никогда не сможет встать между ними. Ничего. Соколиный Охотник почувствовал, что в нем нарастает буря. Он сжимал Мэгги в жарких объятиях, а ее руки вцепились в его мощные плечи. Он сделал паузу, нежно поцеловал ее, а затем выполнил последний толчок, приведший его в полный экстаз. Он ввел в нее свое семя. В ответ на его зов ее тело сильно задрожало. Ночной воздух наполнился их вздохами и стонами. Когда они возвратились с небес на землю, Соколиный Охотник подарил Мэгги долгий поцелуй, а затем скатился с нее на бок. Лежа в таком положении, он начал очерчивать ее тело кончиками своих пальцев. – Моя женщина, – прошептал он. – Ты наполнила мою жизнь смыслом… Мэгги улыбнулась ему, протянула руку, чтобы убрать прядь волос с его плеча за спину. – Мой муж, – прошептала она. – До встречи с тобой я мало думала об этом слове и не придавала ему особого значения. Но теперь оно все для меня. – Она наклонилась к нему поближе и подарила ему легкий поцелуй. – Ты – все для меня. Соколиный Охотник приподнялся на локте. – Послушай, – сказал он. – Барабаны больше не звучат. Люди больше не поют и не разговаривают. Празднование закончилось и гости разошлись. Деревня спокойна, как сама ночь. – Да, моя любовь. Все успокоилось. Может быть мне следует пойти и забрать Небесные Глаза, – сказала Мэгги, сев на кровати. – Многодетная Жена нуждается и отдыхе. Бедняжка. Из-за своих детей и еще нашей дочки у нее не было возможности принять участие и праздновании. – Ее праздник в детях, которых она произвела на свет, – сказал Соколиный Охотник, взял Мэгги за руки и затащил ее на себя. – Может, это неплохая мысль. А сколько детей мы хотим иметь у себя в доме? У нас уже есть дочь. Следует ли ожидать, что следующим будет сын? Мэгги засмеялась и коснулась рукой его щеки. – Я надеюсь, – сказала она тихо. – И, может быть, мы узнаем, будет ли это сын, раньше чем через девять месяцев. Соколиный Охотник приподнялся на локте и раскрыл рот от удивления. С радостной улыбкой он заглянул ей в глаза. Затем взгляд сместился. Он положил руку на ее живот как бы размышляя. Он видел, какой он сейчас плоский, Но вспомнил, каким круглым он был до рождения Небесных Глаз. – И твоем чреве сейчас растет ребенок? – сказал он, приходя в восторг от мысли, что это будет его дитя. – Да, ребенок, – сказала Мэгги, и слезы радости полились у нее из глаз. – Твой ребенок. – Ты уверена? – сказал Соколиный Охотник, подняв на нее глаза. – Может ли это произойти так быстро? – Я почти уверена, – сказала Мэгги, тихо засмеявшись, когда он притянул ее в свои объятия. Она прильнула к нему. – Мой дорогой, я надеюсь на это. Разве это не сделает наше счастье более полным? Иметь сына, похожего на тебя? Как я буду любить его! – Этого вождя арапахо вполне устроит и дочь, которая была бы похожа на тебя, – сказал Соколиный Охотник, немного отклоняясь назад, чтобы снова заглянуть ей в глаза. – У нас впереди много времени для сыновей. Мэгги чувствовала себя счастливой в его объятиях. Она прижалась к нему и поцеловала. Он заставил ее снова лечь. – Мы можем пойти за Небесными Глазами попозже, – прошептал Соколиный Охотник, касаясь ртом ее губ. – Я хочу, чтобы ты побыла со мной еще немного. Совсем немного. Находясь в его объятиях, Мэгги снова почувствовала, как ее начинает окутывать облако блаженства. Тихий Голос лежала свернувшись калачиком, а рядом с ней спал Длинные Волосы. Притаившись, она прислушивалась к его дыханию, ожидая, когда оно станет ровным и глубоким. Это будет означать, что он наконец крепко уснул. Она сжала челюсти, и глаза ее вспыхнули злобным огнем при воспоминании о том, как долго Женщина Нитка оставалась с ними у домашнего огня после празднования. Тихому Голосу казалось, что Женщина Нитка никогда не уйдет: двое пожилых людей без конца обсуждали события дня и свадьбу. Тихий Голос делала вид, что ей интересно и напряженно, внимательно слушала, хотя сама все это время кипела от злости, правда, уже не в такой степени из-за ревности к женщине, которая вышла замуж за Соколиного Охотника. Причина была в том, что Тихий Голос страстно ненавидела Соколиного Охотника. И даже то, что он был ее вождем, теперь для нее более ничего не значило. Он столько раз ставил ее в глупое положение! Она не успокоится, пока не рассчитается с ним за все! Тихий Голос приподнялась и улыбнулась, увидев, что Длинные Волосы не только спит, но и похрапывает. Теперь она могла уйти. Ему никогда и в голову не придет, что она уходила. То, что она собиралась сделать, займет у нее всего несколько минут. Осторожно ступив на покрытый шкурами пол вигвама, Тихий Голос вновь остановилась, прежде чем окончательно встать с кровати. Она вся напряглась, не услышав больше похрапывания. Через некоторое время оно возобновилось. Он издавал звуки, которые напоминали Тихому Голосу самый первый раскат грома, который она так часто слышала со стороны отдаленных холмов перед бурей. Ощутив уверенность, Тихий Голос встала с постели, почти так же быстро, с босыми ногами прошла в конец вигвама и опустилась на колени перед узлами, в которых Длинные Волосы держал свои личные вещи. Пальцы ее дрожали, когда она начала перебирать кожаные мешочки и сумочки, затем улыбнулась дьявольской улыбкой, обнаружив то, что искала. Прежде чем взять этот мешочек из лосиной кожи, она нервно посмотрела через плечо на Длинные Волосы и полном беспокойстве. Он даже не пошевелился, и она снова переключила свое внимание на мешочек. Ослабив тесемку, она залезли внутрь и захватила пальцами несколько «шишечек», – наземных частей кактуса пейота. Она знала, что они использовались во время одного из обрядов арапахо. Пейот давал успокоение, но в большом количестве мог вызвать страшную болезнь, а иногда и смерть. Его воздействие на животных могло было стать смертельным! Она точно знала, какое животное она сегодня ночью этим накормит. Коня Соколиного Охотника! Завтра Соколиный Охотник найдет его больным или даже мертвым. Она хотела показать Соколиному Охотнику, что не все его друзья, что у него есть враги! Что до нее самой – она была его непримиримым врагом. Она его ненавидела даже больше, чем племя уте, с которым арапахо до сих пор не примирились. С пейотом в руке, Тихий Голос на цыпочках направилась к выходу. Прежде чем выйти из вигвама, где на месте домашнего костра оставались лишь последние тлеющие красные угольки, она еще раз взглянула на Длинные Волосы. Тихий Голос улыбнулась и кивнула головой, подумав, что он никогда не узнает о ее действиях сегодня ночью. Он будет уверен, что она все время согревала собой его тело. Когда наступят холодные предутренние часы, она, конечно же, будет уже снова с ним. Она получала удовольствие от дружеского отношения этого старика. Эта дружба стала намного глубже и прочнее, чем в те времена, когда они занимались любовью. Быть с ним, ощущать, будто ты принадлежишь ему – ей этого теперь вполне хватало. Она только надеялась, что он никогда не узнает, что все дьявольские козни против его внука проделывала она. В этом случае не только Длинные Волосы изгонит ее из своей жизни – нет, она будет изгнана из жизни всех арапахо. Ей придется скитаться одной, и никогда она не будет считаться частичкой своего народа. Но она не может упустить этого случая. Она должна расквитаться с Соколиным Охотником. Она не успокоится, пока этого не сделает! Костер на открытом воздухе уже догорел. Осторожно проходя мимо него, Тихий Голос вспомнила долгое дневное празднование. Она съежилась и прикусила нижнюю губу, вспоминая клятвы, которые Соколиный Охотник и Мэгги произнесли друг другу. В своих многочисленных мечтах Тихий Голос представляла себя стоящей с Соколиным Охотником, с любовью глядящей в его глаза! В ее мечтах он брал ее на руки и уносил в свой вигвам на первую супружескую ночь любви. Он ее отверг. Тихий Голос тоже постарается лишить Соколиного Охотника многого! Она прошла мимо жилищ по направлению к загону. Ее глаза быстро обнаружили коня Соколиного Охотника. Осторожно, чтобы не вызвать волнения у животных, она на цыпочках прошла по росистой траве, затем подлезла под изгородью в том месте, где в стороне от других стоял конь вождя. Затаив дыхание, она начала медленно подходить к лошади, протягивая ей руку. Тихий Голос дала возможность ей понюхать то, что лежало у нее на ладони. Она боялась, что из-за горького вкуса лошадь может не принять это. В таком случае планы Тихого Голоса разрушились бы. Ее сердце забилось, и она улыбнулась, увидев, как лошадь зубами захватила шишечки пейота. Тихий Голос немного отступила назад, наблюдая за тем, как последним шишечка исчезла в пасти животного. Вся в напряжении, она прислонилась к изгороди спиной, когда лошадь издала негромкое ржание и начала неистово трясти головой. Несколько минут спустя Тихий Голос увидела белую пену, выходящую из пасти животного, и поняла, что ее план удался. Если лошадь и не погибнет, все равно Соколиный Охотник найдет ее больной. Зная, что должна вернуться в вигвам до того, как Длинные Волосы проснется, Тихий Голос снова подлезла под изгородью и побежала прочь от загона. Услышав позади себя глухой звук, она остановилась, обернулась и увидела, что лошадь упала на землю и лежала на левом боку. – Умирай, умирай, – злобно прошипела она, развернулась и быстро побежала к деревне, а затем через нее к вигваму, где жил Длинные Волосы. Тяжело дыша, она наконец добралась до вигвама и стала в тень, чтобы прийти в себя. Затем, как ни в чем не бывало, подошла к постели и легла в нее. Она прижалась к спящему старику. Ей не терпелось, чтобы Соколиный Охотник увидел, что стало с его лошадью. Она представляла, как это его опечалит. ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ Первое утро их супружества казалось Мэгги волшебным. Пока Небесные Глаза не проснулась и не захотела есть, Мэгги и Соколиный Охотник занялись любовью. На этот раз медленно, наслаждаясь каждой минутой. Соколиный Охотник развел жаркий домашний огонь, и они с Мэгги уселись возле него, глядя на сосущую грудь Небесные Глаза. После того, как девочку снова уложили в колыбельку и она крепко уснула, Мэгги съела яичницу, а Соколиный Охотник вышел наружу, чтобы покормить орла мясом, предварительно подогретым на огне. Мэгги причесывала свои длинные волосы, ощущая внутри себя приятное спокойствие, близкое к тому, как чувствует себя кошка, лежа у очага или на коленях хозяина и довольно мурлыча. – Если бы я только могла мурлыкать, – смеясь прошептала Мэгги сама себе, – Соколиный Охотник смог бы услышать, как я довольна быть его женой. Она пожала плечами и отложила в сторону щетку для волос, зная, что ему не нужно больших доказательств, чем те, что он уже получил от нее прошлой ночью. Голос Соколиного Охотника, который с кем-то разговаривал снаружи, становился все громче, что заставило Мэгги посмотреть на входную створку. Соколиный Охотник был чем-то сильно встревожен. Откинув волосы за плечи, она бросилась к выходу. Каково же было ее удивление, когда она не нашла там ни Соколиного Охотника, ни того другого, с кем он разговаривал. Мэгги видела только выходящих из своих вигвамов людей, которые собрались заниматься своими обычными делами. Куда он пошел? Это не было на него похоже, чтобы он ушел, не сказав ей ничего. – Вождь Соколиный Охотник в загоне, – сказал молодой воин задыхаясь, внезапно появившись возле Мэгги. – Он меня послал сказать тебе. Соколиный Охотник разрешил мне войти в ваш дом и взять его сумку с амулетами и лекарствами, в которой находится целебный амулет его лошади. Он сказал мне, где ее можно найти. – Лекарство для его лошади? – спросила Мэгги. – Зачем оно ему нужно? – Моя обязанность каждое утро проверять лошадей к загоне, чтобы удостовериться, что ни одну из них у нас не украли, – сказал молодой воин. – Сегодня я нашел лошадь Соколиного Охотника лежащей на земле. Она очень больна. Мэгги заметила, что юноша нервно переступал с ноги на ногу и бросал нервные взгляды на входную створку: он испытывал явное нетерпение, желая как можно скорее выполнить приказ своего вождя. Она ему кивнула. – Иди и сделай так, как тебе велели, – сказала Мэгги, следуя за ним в вигвам Соколиного Охотника, который она теперь уже считала и своим тоже. Ее охватил внезапный страх, когда она увидела, что молодой воин направляется прямо к кожаным сумкам Соколиного Охотника. Хотя сумка с деньгами была зарыта в землю, она все равно испугалась, что этот молодой воин откопает ее. Сердце ее колотилось. Ей стало намного легче дышать, когда он наконец нашел то, что искал. – Спасибо, – сказал юноша и выбежал из вигвама. Мэгги пошатываясь, подошла к кровати и на минутку присела. Она практически забыла о деньгах. Теперь она сознавала, как все может вдруг измениться, если когда-нибудь эта сумка будет найдена. Однако она боялась выкопать ее и унести куда-нибудь из страха быть застигнутой за этим занятием. Сейчас она должна оставить сумку там, где она есть, и молить бога о том, чтобы Соколиный Охотник никогда ее не нашел. Иначе он узнает, что она до сих пор хранит от него в своем сердце темные тайны прошлого. Ей хотелось пойти к Соколиному Охотнику, но взгляд ее упал на колыбельку Небесных Глаз. Что-то внутри ее подсказывало ей не оставлять ребенка без присмотра даже на несколько минут. Вокруг происходило нечто необъяснимое, и это заставляло ее беспокоиться о безопасности ребенка. Сначала был отпущен на волю любимый орел Соколиного Охотника, а вот теперь заболела его лошадь. Ее мысли вернулись к Тихому Голосу, к ее подозрениям относительно этой молодой женщины, от которых она так и не смогла избавиться. Могла ли она что-нибудь дать лошади Соколиного Охотника, чтобы та заболела? Мэгги затрясла головой, стараясь отогнать от себя такие мысли. Это казалось нелогичным, ибо у Тихого Голоса вроде бы не было больше причин причинять Соколиному Охотнику боль. Она нашла человека, который любил ее больше, чем она того заслуживала. Или она была человеком, который всегда хочет большего? – Будет ли она до бесконечности отравлять нашу жизнь? – прошептала Мэгги сама себе с отчаянием в голосе. – Ты хочешь пойти к Соколиному Охотнику? Голос Женщины Нитки за спиной заставил ее обернуться. – Я звала тебя со двора, но ты меня не услышала, – сказала Женщина Нитка, проходя в вигвам к Мэгги. – Я уверена, что ты беспокоишься о лошади Соколиного Охотника. Иди. Побудь с ним, пока он ухаживает за ней. Я присмотрю за Небесными Глазами. – О, Женщина Нитка, ты присмотришь? – сказала Мэгги, схватив ее руки и благодарно сжав их. – Ты всегда так добра ко мне. Смогу ли я когда-нибудь с тобой расплатиться? Женщина Нитка тихонько засмеялась. – Для меня награда быть с тобой и ребенком, – сказала она, и ее старые, окруженные морщинками глаза осветились радостью. – Разве ты не знаешь, что заставила эту старую женщину вновь почувствовать себя молодой? – Так мило с твоей стороны, что ты говоришь мне это, – сказала Мэгги, отпустив ее руки и обнимая Женщину Нитку. Затем Мэгги отошла от нее и посмотрела на колыбельку. – Небесные Глаза поела и совсем недавно уснула, – сказала она, кивая головой по направлению к колыбельке. – Если она проснется, то не будет голодна. – Это хорошо, поскольку молоко этой старой женщины высохло много-много зим тому назад, – сказала Женщина Нитка, тихонько посмеиваясь. – Подержать ее на руках будет достаточным для этой старой женщины. – И для Небесных Глаз тоже, – сказала Мэгги. – Она привыкла к твоим рукам и чувствует себя также хорошо, как и на моих. Она также запоминает твое лицо. Ты заметила, как внимательно она изучает лица? – Она будет умной красивой женщиной, – сказала Женщина Нитка, кивая головой. Она медленно опустилась у огня, затем жестом указала на входную створку. – Иди. Иди к Соколиному Охотнику. Мэгги схватила шаль, которую держала на всякий случай у входа на одной из внутренних жердей вигвама, поскольку по утрам воздух был зябким. На эту прекрасную землю пришла осень. Выйдя из вигвама, она бросилась бежать и вскоре уже стояла на коленях рядом с Соколиным Охотником. Ее сердце охватила печаль при виде коня, который еще совсем недавно был таким могучим. Он не был мертв, но выглядел страшно больным. Он лежал, с трудом дыша. Его темные доверчивые глаза смотрели на Соколиного Охотника. – Что с ним? – спросила Мэгги. Она вздрогнула, когда из уголков пасти лошади полились струйки пены и она тихонько заржала, пытаясь поднять голову с земли. – Мне кажется, что лошадь что-то съела, – сказал Соколиный Охотник, откладывая сумку с тесемкой в сторону после того, как он что-то из нее вынул. Он посмотрел вокруг на различные сорняки, которые пробивались сквозь траву. – Твоя лошадь умрет? – спросила Мэгги, глядя на то, как животное буквально боролось за каждый вздох. – Соколиный Охотник не позволит, чтобы это случилось, – сказал он решительно. Мэгги посмотрела на то, что Соколиный Охотник достал из сумки. – Что это? – спросила она, видя несколько пятнистых фасолин и странных кореньев в его ладони. – Это фасолевые амулеты, состоящие из щетки над копытом лошади и корень растения, называемого «лошадиным», – тихо объяснил Соколиный Охотник, засовывая их в пасть лошади. – Их дают больной лошади или натирают нос при усталости, чтобы ее освежить. Сегодня я делаю и то, и другое. Мэгги затаила дыхание, видя, как Соколиный Охотник лечил свою лошадь и наблюдала за ее реакцией, ожидая, что она последует быстро. Она молча молилась, чтобы помощь Соколиного Охотника не была запоздалой – не только из-за лошади, но и ради Соколиного Охотникае. Он любил своих животных. Они были частью его самого. Совсем недавно он потерял своего орла. Он расстался с Пронто и теперь может потерять свою вторую лошадь. Казалось, будто во всем была вина Мэгги, ибо все это происходило с тех пор, как она стала частью жизни Соколиного Охотника. Она надеялась лишь на то, что сам он не начнет так думать. Это может вызвать в нем неприятные по отношению к ней чувства. Мэгги даже подпрыгнула, когда лошадь подняла голову и уткнулась ею в Соколиного Охотника, начав тереться мордой о его руку. Свободной рукой он потрепал лошадь по загривку. – Теперь ты должен встать, – тихо сказал он лошади. – Теперь или никогда, мой хороший. Мэгги встала на ноги и отступила назад. Соколиный Охотник поднялся над лошадью. Стоявший рядом молодой воин, молча наблюдая, подал веревку Соколиному Охотнику. Тот обвязал ее вокруг шеи лошади и начал медленно за нее держать. Стиснув кулаки, Мэгги наблюдала, как ее муж борется за жизнь лошади. Когда она, наконец, поднялась, ноги у нее дрожали. Соколиный Охотник начал говорить лошади на ухо. – Ты должен не только стоять, но также и ходить, – сказал он, снова потрепав коня по загривку. Он кивнул Мэгги через плечо. – Идем, мы походим вместе. Мы заставим его сделать особое упражнение, чтобы силы вернулись к нему. Мэгги побледнела и схватилась руками за щеки. – Ты уверен, что так будет лучше? – спросила она, но тут же поняла, что усомнилась в правильности решения мужа, увидев его недовольный взгляд. Она не ожидала ответа. Мэгги завязала шаль узлом под подбородком и подождала пока лошадь обуздают. Затем она подошла к Соколиному Охотнику и взяла его за руку. Она затаила дыхание, наблюдая, как Соколиный Охотник дернул за поводья, и животное сделало пробный шаг вперед. – Он сейчас снова упадет на землю! – закричала она, нервно взглянув на Соколиного Охотника. – Падения не будет, – сказал Соколиный Охотник, тихо подбадривая свою лошадь. – Это умный конь, и он будет бороться за свою жизнь! Мэгги прошла вперед и остановилась в ожидании, пока Соколиный Охотник уговорит лошадь следовать за ним. Глаза Мэгги расширились и сердце заколотилось. Она увидела, что конь начал медленно двигаться по траве через калитку к изгороди, которую по команде Соколиного Охотника открыл молодой воин. Чем дольше конь находился на ногах, тем сильнее он становился. – Ты видишь? – сказал Соколиный Охотник с гордостью в голосе. – Конь с каждым дыханием набирает силу. Лошадиный амулет снова спас гордого коня арапахо! Мэгги прильнула к Соколиному Охотнику, обхватив его за талию. Теперь она могла забыть свои тревоги из-за лошади. Сейчас она наслаждалась свободой, которую ощущала от утренней прогулки за деревней. Она засмеялась, когда стая куропаток была встревожена в высокой по колено траве и взлетела в небо. Она наблюдала скачущих по всем направлениям кроликов и красивый прыжок оленя, встревоженного звуком лошадиных копыт. Мэгги закрыла глаза, наслаждаясь и ощущая лицом свежесть воздуха, уже немного согретого солнцем. Она радовалась, что в этот особый момент, когда он спас жизнь своего любимого коня, она была рядом с мужем. Зло, причиненное лошади, было исправлено, однако Мэгги не могла полностью отбросить свои сомнения насчет Тихого Голоса. Звук приближающихся лошадей заставил ее открыть глаза, и на сердце у Мэгги вновь появилась тревога. Мэгги заслонила рукой глаза от солнца, напряженно всматриваясь в быстро скачущих всадников. Вскоре она поняла, что это шайены. Когда они были совсем близко, она узнала несколько индейцев, приглашенных на вчерашний праздник. Мэгги не могла понять, почему они возвращаются. Им сейчас следовало уже быть в собственной деревне… Соколиный Охотник тоже узнал всадников и его тоже обеспокоило их возвращение. Было ясно, что они направлялись к его деревне со странной решительностью! Мысленно он сосчитал тех шайенов, которые были на праздновании. Эта группа не взяла с собой женщин. Из-за отдаленности от лагеря, лишь несколько воинов приняло его приглашение. Сообразив, что все они были здесь, и в том же количестве, что и на праздновании, Соколиный Охотник проявил любопытство. Во время путешествия с ними самими явно ничего не случилось. Они выглядели хорошо и были так же прекрасно одеты, как и тогда, сидя в кругу его друзей. Тогда почему?.. Он остановил свою лошадь, когда воины шайены приблизились к нему. – Почему вы вернулись в мою деревню арапахо? – спросил Соколиный Охотник, медленно переводя свой вопрошающий взгляд на каждого из них. – Вы хотите еще раз разделить нашу радость и пищу? Вы желаете снова вдохнуть в себя дым из священной трубки? Один из воинов приблизился на лошади к Соколиному Охотнику и дружественно положил руку на плечо Соколиного Охотника. – Мой друг, эти воины шайены принесли тебе новость, которая наполнит твое сердце радостью, – сказал Коричневая Антилопа, улыбаясь Соколиному Охотнику. – Новость? – сказал Соколиный Охотник, подняв бровь, – о чем? – Ты должен был спросить – о ком, – сказал Коричневая Антилопа с довольной улыбкой на лице. – Мой друг, эта группа шайенов остановилась в лагере уте, чтобы поесть, отдохнуть и выкурить трубку. Когда мы были там, то женщина, показавшаяся мне знакомой, принесла еду. Я взглянул в ее глаза и увидел твои глаза. Соколиный Охотник, твоя мать жива и здорова. Она живет с уте одной семьей! Соколиный Охотник почувствовал, что ему трудно дышать. Он подумал, что услышанное им, конечно же, неправда, и одновременно надеялся, что правда. Его мать жива. Затем в его глазах поплыли круги от сознания того, в какой лагерь она забрела. Уте. Вечный враг арапахо. Внезапно в голову ему пришла мысль, что, возможно, она была просто захвачена в плен. – Скажи мне, где находится этот лагерь и сколько там уте, – сказал Соколиный Охотник с шипением в голосе. У Мэгги все внутри похолодело от страха, что ее муж может скоро стать воюющим вождем, и что она может его потерять во время этих событий! Ее жизнь может так быстро измениться! Она не могла представить себе свое будущее без этого преданного ей всем сердцем мужчины! В страхе она обратила к нему свой взволнованный взгляд. ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ – Я вижу гнев в твоих глазах и слышу его в твоем голосе, – сказал Коричневая Антилопа, убрав руку с плеча Соколиного Охотника. – Я многого не понимаю из того, как твоя мать оказалась в лагере уте. Расскажи мне об этом. – Когда отец умер несколько лун назад, моя мать исчезла, – сказал Соколиный Охотник, призвав на помощь всю силу воли, чтобы сразу же не ускакать и не забрать мать от тех, кто никогда не был дружественно настроен к арапахо. Но он знал, что сначала нужно вознаградить своих друзей шайенов за то, что они принесли ему это известие. Они выкурят с ним священную трубку и разделят с ним его пищу. Затем он отправится за своей матерью! – Я так понимаю, что она ушла? – недоумевающе произнес Коричневая Антилопа. – Именно поэтому она сейчас в лагере уте? – Вначале я думал, что так оно и было, – сказал Соколиный Охотник, просто сходя с ума от того, что не предполагал чего-нибудь более худшего. – Сейчас я чувствую, что, возможно, уте захватили ее в плен. – Она не ведет себя как пленница или рабыня, – сказал Коричневая Антилопа, пожимая плечами. – Она общалась с уте так, как будто была одной из них. Когда она не разносила гостям еду, поскольку в тот момент этим занимались другие женщины, она сидела среди женщин своего возраста и со счастливым видом шила и болтала. – Она… счастлива? – сказал Соколиный Охотник низким размеренным голосом. Он был озадачен тем, как могла мать жить с уте в дружбе так, будто она была одна из них, когда всю ее жизнь происходили ужасные войны между арапахо и уте. – По всей видимости, она счастлива, – сказал Коричневая Антилопа, искоса глядя в глаза Соколиного Охотника. – Хотя она и арапахо. Почему так произошло, Соколиный Охотник? Не имея ответа, Соколиный Охотник быстро отвел взгляд от Коричневой Антилопы. Он никогда не испытывал такого смущения, и ему тяжело было согласиться с тем, что его мать была счастлива с уте. Все-таки самое главное для него было то, что его мать жива! Она жива! И очень скоро он за ней отправится. Он вновь посмотрел на Коричневую Антилопу. – Пойдемте. Пойдемте со мной и моей женой в мою деревню, – сказал он, стараясь, чтобы его внутренняя борьба не была заметна для других. Он испытывал страстное желание прокричать небесам о своих чувствах, просто переполнявших его! Он крепче обнял Мэгги за талию, почти совершенно забыв, что она стоит рядом с ним. С момента прихода шайенов она не произнесла ни слова. Он понял, что она была так же смущена, как и он. И, конечно же, радовалась за него, узнав, что его мать жива и скоро будет здесь. Тогда они смогут познакомиться друг с другом, как это принято между матерями и невестками. – Прежде чем отправиться в путь к дому, неплохо отдохнуть и раскурить трубку, – сказал Коричневая Антилопа, кивнув головой. – Соколиный Охотник, если ты пожелаешь, эти воины шайены присоединятся к тебе, когда ты отправишься на переговоры с уте о возвращении твоей матери домой. Уте не являются нашими врагами, как когда-то раньше, но, возможно, они все еще враги арапахо. Наша беседа будет спокойной и дружелюбной. Соколиный Охотник какое-то время обдумывал предложение, высказанное от чистого сердца. – С большой признательностью этот вождь принимает ваше предложение, – сказал он, пожав руку Коричневой Антилопе. После рукопожатия, Соколиный Охотник пошел вперед, а Коричневая Антилопа ехал верхом рядом. Остальные шайены надлежащим порядком следовали за ними. Мэгги стало намного спокойнее. Теперь она могла спокойно дышать и думать о том, что предстоит ее мужу. Совершенно ясно, что все может быть улажено без войны. Если с Соколиным Охотником в лагерь уте отправляются шайены, то можно быть уверенным, что переговоры пройдут мирно и не будет скрытой угрозы в каждом произнесенном слове. Мэгги быстро взглянула на Соколиного Охотника. – Могу я поехать с тобой? – спросила она, не тратя времени на размышления о правильности своего предложения сопровождать Соколиного Охотника. Это решение пришло ей в голову как-то сразу. Она чувствовала, что нужна ему потому, что он слишком смущен действиями своей матери. И, если Мэгги предстояло стать арапахо в мыслях и поступках, то поездка с мужем в лагерь другой индейской общины могла стать для нее ценным уроком. Она больше не боялась оставлять Небесные Глаза. Были две чудесные женщины, которые любили ребенка – Женщина Нитка и Многодетная Жена. За время ее отсутствия ребенок не лишится любви и заботы. Соколиный Охотник был поражен просьбой Мэгги. Он посмотрел ей в глаза, тронутый до глубины души тем, что она готова надолго оставить Небесные Глаза и сопровождать его в этой миссии. Он знал, что оставить Небесные Глаза было большой жертвой с ее стороны. Сейчас она желала расстаться с ребенком ради благополучия мужа. – Да, – ответил он быстро. – Хорошо, что моя жена будет сопровождать своего мужа. Моей матери понадобится женское общение во время ее возвращения к своему народу. Твоя доброта принесет пользу моей матери. – Значит, я могу поехать? – спросила Мэгги, с беспокойством глядя на него. – Да, ты можешь поехать, – сказал Соколиный Охотник, улыбаясь ей. – А как же с Небесными Глазами? – Ее так балуют, что она даже не заметит отсутствия матери, – сказала Мэгги, тихо улыбаясь. Она повернула голову и стала смотреть вперед, чувствуя себя вполне довольной. Мэгги не понимала, чем она заслужила такое счастье: выйти замуж за Соколиного Охотника. Он был сильный, благородный человек, великий вождь своего народа. В его доброте была огромная сила. Покидая Канзас-Сити с чувством горечи и боли оттого, что ее изнасиловали один мерзкий мужчина, ей трудно было представить себе будущее, так разительно отличавшееся от ее прежней жизни. Она не понимала, как могла мать Соколиного Охотника отказаться от жизни среди своего народа. Мэгги очень хотелось узнать, почему она ушла в лагерь врагов Соколиного Охотника. Все вышли из своих вигвамов в деревне арапахо, узнав о возвращении шайенов. Соколиный Охотник завел свою лошадь в загон и повернулся лицом к народу. Коричневая Антилопа встал с одной стороны Соколиного Охотника, а Мэгги с другой. Соколиный Охотник начал объяснять, как Коричневая Антилопа и его товарищи нашли его мать в лагере уте. Мэгги ощутила боль в сердце, услышав, что голос Соколиного Охотника дрогнул при произнесении имени матери. Казалось, сознание того, где она была, разрывало его сердце на части. Она обрадовалась, когда объяснение закончилось и у собравшихся отлегло от сердца. В центре деревни разожгли большой костер. Принесли и разложили одеяла, а также пищу и питье. Мэгги отправилась с Соколиным Охотником в свой вигвам. Пока он начал разбирать вещи, Мэгги обняла Женщину Нитку, а затем подошла проверить Небесные Глаза. Малышка уже проснулась и двигала ножками, воркуя с довольным видом в своей колыбельке. – Твоя мать нашлась, – сказала Женщина Нитка, подойдя к Соколиному Охотнику. – Ты скоро за ней поедешь? – Сначала совет с шайенами, которые принесли хорошую новость, раскурим трубку, а затем мы отправимся за ней, – сказал Соколиный Охотник. Он держал кожаный мешок в одной руке. Другой рукой он обнял Женщину Нитку за хрупкие плечи и с нежностью прижал к себе. – Скоро твоя подруга будет снова шить и разговаривать с тобой. Женщина Нитка всхлипнула, затем отошла от Соколиного Охотника и снова заняла свое место у домашнего костра. В ее глазах была радость. Пальцы ее трудились с большим, чем обычно, удовольствием над рукоделием. Снова Мэгги испугалась, что сумка с деньгами может быть найдена, когда Соколиный Охотник пошел в заднюю часть вигвама и начал рыться в своих вещах. Она облегченно вздохнула, когда он нашел то, что искал. Который раз она была спасена от гнева и боли. Это заставило ее понять, что в скором времени она должна будет рассказать Соколиному Охотнику о своих последних неприятных секретах, чтобы навсегда с ними покончить. Но сейчас надо заняться другими делами. Она повернулась к Женщине Нитке. – Я еду с Соколиным Охотником в лагерь уте, – сказала Мэгги, присев рядом с пожилой женщиной. – Могли бы вы остаться подольше? Могли бы вы побыть с Небесными Глазами, пока я не вернусь? Женщина Нитка на мгновение прекратила шить, глядя на Мэгги. Затем она коснулась рукой щеки Мэгги. – Тебе никогда не надо спрашивать, – прошептала она. – Женщина Нитка всегда здесь, чтобы помочь. Мэгги сердечно обняла Женщину Нитку, затем снова посмотрела на Соколиного Охотника, изумляясь тем вещам, которые он вынул из кожаной сумки, содержащей воинские принадлежности, и которые он одна за другой вынимал из сумки. Хотя Соколиный Охотник не собирался сражаться с уте, он ощущал необходимость одеться с предусмотрительной готовностью. Амулеты, которые он сегодня выбрал, состояли из наручника из барсучьей кожи, выкрашенного в зеленый цвет с желтым внутри, к которому были прикреплены кожа гофера, коготь совы, несколько перьев, колокольчиков, красные зерна, называемые южные ягоды, и немного бахромы из кожи, выкрашенной в желтый цвет с зелеными концами. Браслет из барсучьей кожи всегда используется, чтобы увеличить скорость лошади, на которой воин едет. Коготь помогает воину схватить врага. Движение перьев отводит оружие врага, а колокольчики означают шум битвы. В случае необходимости одно из красных зерен разбивалось и его жевали. Соколиный Охотник подошел к Мэгги, и она вместе с мужем вышла из вигвама, присоединившись ко всем остальным, кто был на улице. Она села с ним в круг среди арапахо и шайенов. Мэгги смотрела, как Соколиный Охотник достал трубку из кожаной сумки, которую принес из вигвама. Она любовалась трубкой. Соколиный Охотник рассказывал о ней. Трубка была примерно два фута в длину и два дюйма в диаметре. От Соколиного Охотника она узнала, что трубка являлась священным инструментом, в котором курится священный фимиам, так нравящийся Великой Невидимой Силе. Трубка была волшебной палочкой, посредством которой входила сила через дыхание. Поэтому на трубке изображались предметы, которые, считалось, помогают притягивать силу. Когда Соколиный Охотник набивал трубку табаком, он обращался с ней с большим уважением, почтением и благоговением. После того, как она была зажжена, трубка начала свое путешествие по кругу. Дым втягиваемый ртом из священной трубки, помогал мыслить более ясно. Сегодня каждый участник делал затяжку дымом и медленно выпускал его наружу. Когда трубка сделала полный круг и ее протянули Мэгги, она беспокойно взглянула на Соколиного Охотника. Он кивнул, тем самым выражая свое желание, чтобы она тоже приняла участие в этом ритуале, и Мэгги побледнела. Она жестом показала на себя и одними губами беззвучно спросила у Соколиного Охотника «я»? так, чтобы только он один мог видеть ее неловкость и неудобство при мысли вдохнуть дым. Не только этой трубки, но и любой другой, которую ей бы предложили. Среди белых женщин только проститутки осмеливаются курить! Однако, чем больше она колебалась и смотрела в глаза Соколиному Охотнику, тем больше она понимала, чего от нее ожидают. Она отвела от него свой взгляд и поняла, что была единственной женщиной среди тех, кто составлял круг. Только сейчас она это осознала. Если бы другие женщины сидели в совете, предполагалось ли в этом случае, что они должны сделать затяжку из инструмента? Или для нее делалось исключение, потому что она была женою их вождя? Шайен, который сидел с левой стороны от нее, вдруг обошел вокруг Мэгги и передал трубку Соколиному Охотнику, но тот все еще не спускал глаз с Мэгги. Она еле сдерживалась, когда он сам протянул ей трубку тем самым настаивая на том, чтобы она затянулась из нее. Она искала ответа в его глазах и обрадовалась, увидев в них веселые огоньки. Ей даже казалось, что ему очень трудно сдерживать улыбку! Теперь она поняла, что совсем не обязательно для нее принимать участие в выкуривании трубки, просто ему хочется ее проверить, способна ли она на это. Вполне решительно, хотя и с веселостью в глазах, Мэгги взяла в руки трубку и поднесла ко рту. Она дразняще улыбнулась Соколиному Охотнику, делая первую затяжку из трубки. Когда дым попал ей в рот, улыбка тотчас же исчезла у нее с лица. Никогда она не пробовала ничего более отвратительного! А когда дым пошел назад, попадая в глаза и нос, она почувствовала, что никогда не нюхала ничего более ужасного! Она быстро вынула трубку изо рта, борясь с желанием закашляться, почти давясь от зловонного дыма. Соколиный Охотник улыбнулся ей, забирая трубку. Мэгги чувствовала, как ее лицо краснеет от необходимости кашлянуть, но она сдержалась. Она не доставит Соколиному Охотнику удовольствие увидеть, какие неудобства она ощущает. Некоторое время спустя, когда воины начали беседовать и есть, Мэгги сидела, ощущая горение в горле и острую боль; отказываясь притронуться к еде, которая была выставлена перед ней. К тому времени, когда совет закончился, полоска света на отдаленных горах исчезла и над ними еще неясно вырисовывалась гряда темных грозных облаков. Соколиный Охотник встал и взглянул на небо. Он потер подбородок, затем повернулся к Коричневой Антилопе. – Буря и мрак нас не остановят, – сказал он, сжав плечо друга шайена. – Ты все еще не передумал ехать с нами в лагерь уте? – Никакое угрожающее облако не остановит шайена от того, что необходимо, – ответил Коричневая Антилопа, гордо подняв голову. Коричневая Антилопа перевел свой взгляд на Мэгги. – Она едет? – сказал он, подняв брови. – Эта женщина не только моя жена, но и мой лучший друг и спутник, – сказал Соколиный Охотник, обняв Мэгги за талию и притянув ее к себе. – Хорошо иметь такую веру в женщину, – сказал Коричневая Антилопа, кивая головой. – Она доказала мне, что я не имею права в ней сомневаться, – сказал Соколиный Охотник. Затем он помрачнел. – Мы должны задержаться еще ненадолго, – сказал он торжественно. – Мои мысли сейчас заняты отцом. Я должен потратить некоторое время, чтобы донести их до него и помолиться в месте его ожидания. Мэгги обернулась и посмотрела, как он уходит, понимая его потребность побыть с отцом – ей самой очень часто хотелось побыть со своими родителями. Ее глаза наполнились печалью и тоской по тем далеким временам, когда она смеялась и так много делила со своим отцом. Она посмотрела на убегающего Соколиного Охотника, затем отправилась к загону и стала ожидать его там. Соколиный Охотник быстро выбежал из деревни к холму, с которого открывался вид на безмятежность реки. Здесь он замедлил свой шаг и спокойно направился к помосту, который был достаточно высоким, не доступным для койотов. Печаль вошла в сердце Соколиного Охотника. Он смотрел на лежащее на этом помосте завернутое в шкуру тело. В ожидании возвращения жены, для отдыха его души, отец Соколиного Охотника все еще не был похоронен. Однако погребальные обряды были совершены и очень быстро, ибо известно, что души умерших ищут себе спутника для своего последнего долгого путешествия. Соколиный Охотник подошел к помосту и, глядя на него, протянул к нему руки. – Мой отец, услышь меня, – закричал он. – Этот сын скоро привезет твою жену, чтобы она смогла сказать тебе свое последнее «прощай». Затем ты сможешь отдохнуть, отец. Затем тебя положат в землю наших предков. Соколиный Охотник наклонил голову и прижал руку к сердцу. – Этот сын скучает по тебе, отец, – сказал он хриплым голосом. – Если бы ты мог все еще быть со мной, увидеть и узнать о той любви, которую я нашел в женщине! Она такая же чистая и нежная, как твоя жена, отец. Сказав и сделав то, что он хотел, Соколиный Охотник побежал прочь от места ожидания своего отца и вскоре вместе с остальными был у загона. Он прошелся мимо животных и выбрал для своей женщины спокойную кобылу. Подошло несколько воинов и заботливо оседлали лошадь для Мэгги. Еще один воин принес длинную накидку из оленьей кожи. – Надевается на случай бури, – объяснил ей один из воинов, набрасывая их ей на плечи. Мэгги взглянула на небеса, и все внутри у нее похолодело при виде молний, зигзагами разрывающих небо. Ей вспомнилась другая буря и последовавший за ней пожар. Никогда она не сможет забыть разбушевавшуюся стихию! – Отправляемся в путь, – сказал Соколиный Охотник, подсаживая Мэгги в седло. Мэгги опустила руку и коснулась его лица. – Когда мы будем возвращаться, с нами будет твоя мать, – прошептала она. – Я так счастлива за тебя, мой дорогой! Так счастлива! Он подошел к своей лошади и быстро оказался в седле. Когда он поднял поводья и ударил каблуками мокасин по бокам лошади, Мэгги повторила его действия и скоро уже ехала рядом с ним навстречу буре, поскольку тучи с грохотом двигались в их сторону. Фрэнк Харпер лежал животом на земле, его лицо едва выглядывало из-за края обрыва. Он наблюдал, как шайены уезжают из деревни вместе с Соколиным Охотником, Маргарет Джун и многими воинами арапахо. Немного раньше он видел возвращение шайенов в деревню. Он наблюдал ритуал раскуривания трубки. Его брови поползли вверх от удивления, когда он увидел, что Маргарет Джун взяла в рот трубку и сделала затяжку. Сейчас он был не менее озадачен, увидев, что она уезжала вместе с шайенами и арапахо. – Куда они, черт побери, отправляются? – проворчал он, переводя взгляд вверх на зигзагообразную молнию, сверкнувшую на фоне темнеющего неба. Он посмотрел через плечо на пещеру, которую обнаружил за скрывающими ее ветками, и решил, что лучше всего уйти в укрытие до того как разразится настоящая буря. Костер. Ему нужен был костер, чтобы не продрогнуть. Он может развести костер в пещере. Дождь развеет дым, и никто его не заметит. У него оставалось совсем мало съестных припасов, которые можно было употреблять в пищу без приготовления на огне. Скоро он вынужден будет идти на риск, тем самым увеличивая возможность быть схваченным арапахо. – Я не могу слишком долго ждать, чтобы получить у этой сучки ответ на мои вопросы, – прошептал он сам себе, по-быстрому собирая хворост для костра, – когда она вернется. Да, когда она вернется… Решив это для себя, он возвратился к заботам данного момента. ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ Несколько воинов Соколиного Охотника в сопровождении Коричневой Антилопы отделились от остальных и направились вперед к лагерю уте с подарками мира. Страшная буря выползла из-за гор и надвигалась все ближе. Уже начал покрапывать дождь. Соколиный Охотник развернул свою лошадь и взял вожжи у Мэгги. – Ты должна вернуться домой, – прокричал он ей сквозь шум ветра. – Нет необходимости в том, чтобы ты подвергала опасности свое здоровье. Возвращайся к нашей дочери. Сиди у огня, чтобы не простудиться. Мэгги съежилась под накидкой из оленьей кожи. Только ее лицо и руки были открыты ударам холодного дождя. Остальные части тела укрывала накидка. – Но я хотела поехать с тобой, – прокричала она в ответ. – Я не заболею. Разве ты не помнишь? Я выдержала ту ужасную бурю, заставшую нас по пути в твою деревню. – Тогда ты не была моей женой, и я не знал, что ты ждала ребенка, – сказал Соколиный Охотник, жестом подзывая к себе двух воинов. – К тому же тогда мы не имели выбора. Не было ни одного места, где можно было бы укрыться. На этот раз деревня еще совсем близко. Там ты сможешь укрыться и согреться. А теперь возвращайся. Мои воины проводят тебя до дома. Мысленно Мэгги вернулась к Небесным Глазам. Она подумала о важности кормить ее молоком матери. В случае, если Мэгги заболеет, она будет лишена этой возможности, и дочку снова отнесут к Многодетной Жене. – Да, – сказала она безрадостно, вытирая капли дождя с лица. – Ты прав. Я сделаю так, как ты говоришь. Я вернусь в тепло нашего дома. – Очень хорошо, что ты поняла разумность такого решения, – сказал Соколиный Охотник, склонившись над ней, чтобы поцеловать ее губы. – Я скоро вернусь. Лагерь уте не так уж далеко, и мы должны вернуться завтра на рассвете. – Я с нетерпением буду ждать твоего возвращения, – сказала Мэгги, разворачивая свою лошадь по направлению к деревне. Она стукнула каблуками мокасин по бокам лошади и поскакала прочь от Соколиного Охотника в сопровождении двух воинов арапахо, сопровождавших ее с обеих сторон. Мэгги посмотрела на своих охранников. – Нет необходимости в том, чтобы вы меня сопровождали, – прокричала она в шуме ветра. – Отправляйтесь вместе с Соколиным Охотником. Вы ему больше нужны. Он должен иметь достаточное количество воинов за своей спиной на тот случай, если уте решат не дать ему увезти мать из их лагеря. – То, что ты говоришь, верно, но мы сделаем все так, как приказал нам вождь, – сказал один из воинов, а другой кивнул решительно головой, полностью с ним соглашаясь. Мэгги смотрела на них еще какое-то время, затем быстро наклонила голову ближе к лошади, стараясь уклониться от дождя, который лил с небес, будто из ведра. Увидев впереди вигвамы, она с облегчением вздохнула. Мэгги перевела лошадь на быстрый галоп, представляя себе тепло костра и нежное ощущение, которое она всегда испытывала, прижимая дочурку к груди. Фрэнк решил покинуть свое укрытие и вылезти из пещеры, но внезапно услышал приближающийся топот лошадиных копыт внизу. Он схватил кожаное пончо и надел его через голову, затем вышел из пещеры. Склоняясь под ливнем и щурясь от заливающих лицо злых струй, он начал всматриваться во тьму и увидел трех всадников, приближающихся к деревне. Он продолжал наблюдать, и сердце его замерло. Он понял, что одним из всадников была Маргарет Джун! Два воина арапахо сопроводили ее до вигвама, затем, когда она укрылась в доме, повели ее лошадь в загон. – Прекрасно, будь я проклят, – сказал Фрэнк, потерев свой подбородок. – Она вернулась. Но его нет. Она будет без его защиты. Его глаза злобно сузились, когда он увидел бегущих в деревню воинов арапахо, которые быстро скрылись в собственных вигвамах. Пусть их и не было видно, это не означало, что они не услышат, если кто-нибудь войдет в деревню. Нет, пришел он к заключению. Он должен использовать тот план, который обдумал раньше. Он должен понаблюдать за женщинами, входящими и выходящими из деревни. Они ходят за водой на реку, к ближнему лесочку, чтобы собрать травы или набрать хвороста для костра. Если бы не буря, сейчас ему вполне удалось бы выследить какую-то женщину и похитить ее. При отсутствии многих воинов его план без сомнения сработает! – Надо же случиться этому проклятому дождю! – сказал он вслух, повернулся и направился назад в пещеру. Сбросив с себя мокрое пончо, он сел на одеяло возле огня, потирая руки над пламенем. – Дождь не может лить до бесконечности, – прошептал он. Дрожа, Мэгги сняла с себя мокрую накидку. Женщина Нитка встала, взяла руки Мэгги и начала их растирать, передавая Мэгги тепло своего тела. – Ты вернулась домой? – сказала Женщина Нитка, вопросительно глядя в глаза Мэгги. – Буря заставила тебя вернуться? – Да, буря, – сказала Мэгги, нахмурив брови. – Мне так хотелось поехать с Соколиным Охотником. Я ему нужна. Однако, обеспокоенный тем, что я могу простудиться под дождем, он велел мне возвращаться домой. Женщина Нитка взяла Мэгги за локоть и повела к огню. – Согрейся, моя детка, – прошептала она, убирая мокрые пряди волос у нее со лба. Кивком головы она показала на котелок с супом, приготовленный как раз перед возвращением Мэгги. – Суп только что сварен. Поешь. Он тебя согреет. Мэгги присела на колени у костра, потирая руки над пламенем. – Ты всегда так добра, – сказала она, видя как Женщина Нитка наливает ей миску супу. – Я думаю, что моя дочь будет тебя так же любить, как и я. Она будет всегда рада твоему обществу. Да она и теперь уже рада. Мэгги взяла суп, ощущая пальцами приятное тепло миски. Затем Женщина Нитка протянула ей ложку, и Мэгги с жадностью начала есть, ощущая, как по всему ее телу разливается тепло. – Небесные Глаза все еще спит, – сказала Женщина Нитка. – И ты тоже нуждаешься в отдыхе. – Она подняла с пола свое рукоделие. Эта старуха пойдет к себе отдыхать. Мэгги беспокойно взглянула на Женщину Нитку. – Ты простудишься, если пойдешь прямо сейчас, – сказала она. Ей была неприятна сама мысль о том, что эта милая женщина может подхватить простуду, которая в ее возрасте легко переходит в пневмонию. Так случилось с бабкой Мэгги много лет тому назад. Она видела своими глазами, как ее бабка боролась за каждый вдох, прежде чем умерла, совершенно измученная болезнью. – Прислушайся, – сказала Женщина Нитка, улыбаясь Мэгги. – Разве ты не слышишь? Тихо. Дождь больше не стучит. Значит, он либо едва моросит, либо совсем прекратился. Поэтому я могу отправиться к себе домой. Восхищаясь независимостью Женщины Нитки, Мэгги тихонько рассмеялась. – Тебя ничто не остановит, – сказала она. – Ты теперь дома в безопасности и тепле, – сказала Женщина Нитка, наклонившись и поцеловав Мэгги в лоб. – Соколиный Охотник счастливо вернется со своей матерью. Для Женщины Нитки это тоже большая радость. Затем Женщина Нитка отошла от Мэгги и вышла из вигвама. Мэгги отложила пустую миску в сторону и просто начала смотреть на огонь. – Да, я в безопасности, а как же Соколиный Охотник? – прошептала она, испытывая дрожь при одной мысли о том, что уте могут отнестись враждебно к вождю и его воинам. – Дорогой, как бы мне хотелось, чтобы ты сейчас был здесь со мной в нашем доме, в безопасности так же, как и я. Фрэнк вышел из пещеры и вытянул руки над головой. Широкая улыбка появилась у него на лице. – Кончился, – сказал он себе. – Проклятый дождь кончился. Он подошел к самому краю холма и посмотрел вниз на деревню арапахо, выделив вигвам Мэгги из всех остальных. Затем он медленно посмотрел в сторону реки и леса, начинающегося сразу за деревней. Теперь, чтобы привести свой план в действие, ему надо было выждать момент, когда какая-нибудь индианка выйдет за пределы деревни. Он надеялся, что ему повезет до возвращения воинов арапахо. Это был единственный способ осуществить его план. Медленным шагом он направился назад в пещеру и сел на корточки возле огня. Он сомневался, что какая-нибудь индианка выйдет на прогулку из дома так поздно в сырость. Завтра, когда взойдет солнце и все снова начнут заниматься своими обычными делами – вот тогда-то ему должно повезти. Соколиный Охотник снял мокрую накидку и перекинул ее перед собой через седло, чтобы она могла высохнуть на солнце, когда оно вынырнет из-за белых облаков, постепенно сменяющих темные тучи, недавно закрывавшие все небо. Со всех сторон с земли поднимались клубы пара. Мелкое зверье вылезало из укрытий и разбегалось в разные стороны. Лошади стремительно неслись по мокрой траве. Над головами воинов парили птицы, широко раскрыв крылья. Солнце обсушивало их после дождя. Волосы Соколиного Охотника начали развеваться на ветру. Он пустил лошадь быстрым галопом. День уже почти заканчивался, ночь была совсем близко. Но скоро он доберется до деревни уте. Он не замедлял скорости даже в самые тяжелые периоды бури. Сердце его начинало биться быстрее при мысли о том, что скоро увидит свою мать. Хотя главный вопрос – о том, почему она была там с уте, – омрачал его радость. Скоро он получит ответ. Он встретится с матерью! Он отвезет ее назад к своему народу! Чего он может еще в этой жизни пожелать? Это последнее благословение Великой Невидимой Силы казалось чудом, за которое Соколиный Охотник будет ее благодарить всю оставшуюся жизнь до последнего вздоха. Когда в поле зрения появилось несколько всадников, едущих навстречу Соколиному Охотнику, он узнал Коричневую Антилопу и своих воинов арапахо. На душе у него было тревожно, ведь он не знал, что за новости они ему везли. Он заспешил к ним навстречу и остановил коня лишь тогда, когда приблизился почти вплотную. – Какие новости у вас о моей матери? – спросил Соколиный Охотник, переводя свой взгляд от одного лица к другому. Горящая Стрела подъехал к Соколиному Охотнику, и в глазах его было большое беспокойство. – Она чувствует себя хорошо, – сказал он, – но, Соколиный Охотник, когда я приблизился к ней, она не подошла ко мне. Она меня не узнала! – Ты говоришь, что она тебя не узнала? – недоверчиво спросил он. – Как это может быть? Мы с тобой были друзьями с тех пор, как стали молодыми воинами. Ты бывал в доме моей матери так же часто, как и я у твоей. Она хорошо тебя знает, Горящая Стрела. Она должна была тебя узнать. Коричневая Антилопа подъехал к Соколиному Охотнику с другой стороны. – Она никого не узнает, – сказал он, положив руку на плечо Соколиного Охотника. И я спросил вождя Рука со Шрамом. Он объяснил, что твою мать нашел один из его воинов, когда она бродила вдоль русла реки. Он начал ее расспрашивать, но она ничего не помнила. Воин вождя Рука со Шрамом привел твою мать в свою деревню. Здесь ее приняли и позаботились о ней. Соколиный Охотник начал медленно кивать головой. – Вождь Рука со Шрамом не знал моей матери, – сказал он. – Его никогда не приглашали в гости в нашу деревню. Поэтому он разрешил ей остаться вместо того, чтобы отвезти ее к своему народу. Он не знал, кому она принадлежит! – Именно так, – сказал Коричневая Антилопа, кивнув головой. Соколиный Охотник быстро взглянул на Коричневую Антилопу. – Вождь Рука со Шрамом принял подарки с открытым сердцем? – спросил он надломленным голосом. – Нас примут в его деревне с открытым сердцем? Желает ли он отдать мою мать Соколиному Охотнику, ее сыну? – Без каких бы то ни было вопросов, – сказал Коричневая Антилопа, снова кивнув головой. – Эти воины не жаждут войны.. Они не притронутся к своим лукам и ружьям, когда ты пройдешь к их лагерю. Они будут приветствовать тебя со своей стороны. – Значит ли это, что между арапахо и уте наконец может быть установлен мир? – сказал Соколиный Охотник. Ему было тяжело даже думать, что такое действительно может произойти, не то что сказать это вслух. – Из-за твоей матери, да, я думаю, – сказал Коричневая Антилопа, убрав свою руку с плеча Соколиного Охотника. – Они ждут твоего прихода. Твоя мать будет готова отправиться с тобой. – Не возникнет ли необходимость в совете и выкуривании трубки? – сказал Соколиный Охотник. – Только в том случае, если таково твое желание, – сказал Коричневая Антилопа и, взяв свои поводья и подтолкнув лошадь легким ударом ног, последовал за Соколиным Охотником, легкой рысью двинувшимся вперед. – Мое самое большое желание – отвезти мать назад, к своему народу. Может быть, потом мы раскурим трубку с уте, – сказал Соколиный Охотник, хоть и понимал, что если он сейчас не воспользуется случаем раскурить трубку мира с уте, это может послужить причиной для возникновения новой вражды между ними. – Вождь Рука со Шрамом поймет, – сказал Коричневая Антилопа, кивнув головой. – У него тоже есть мать. Соколиный Охотник перевел свою лошадь на быстрый галоп по открытой местности, затем натянул поводья, приблизившись к границам лагеря уте. Их вигвамы выглядели как темные тени на фоне гор в эту пору, когда вечер переходил в ночь. Соколиный Охотник спешился и пешком повел свою лошадь в деревню. Чем дальше он шел, тем больше людей выходило из своих домов, молча наблюдая. Затем он увидел свою мать, стоящую напротив яркого костра на открытом воздухе. Сердце билось как молот в его груди. Он отпустил поводья лошади и побежал словно сумасшедший. Забыв, что она потеряла память, он бросился к ней и обнял, ощутив знакомый запах и прикосновение. Он был рад, что за время ее странной болезни она не изменилась. Она была такая же мягкая в его руках, как и раньше. Она также крепко прижимала его к себе, как и раньше. Прижимает? Соколиный Охотник вдруг понял, что она прижалась к нему так, словно знала его! И она снова и снова называла его по имени! Она его узнала! Соколиный Охотник, не выпуская ее, отодвинулся на длину вытянутых рук. – Мама, – сказал он прерывающимся голосом, – это я, Соколиный Охотник. Ты помнишь этого сына, который очень сильно тебя любит? Слезы покатились из глаз Чистого Сердца. Она коснулась рукой щеки Соколиного Охотника и погладила ее. – Как же могу я не узнать своего сына, – прошептала она, затем снова прижалась к нему. – До тех пор, пока я не увидела тебя, в моей памяти не было прошлого. Но одного взгляда на тебя, Соколиный Охотник, было достаточно, чтобы все встало на свои места. Соколиный Охотник, отвези меня домой. Пожалуйста, забери меня домой. Мне еще нужно сходить на могилу мужа. Слезы покатились из глаз Соколиного Охотника. Его не беспокоило, что кто-то видит его и мог подумать, что он стал робким, как скорбящий голубь. Его счастье было столь полным, что он не мог не заплакать! – Да, мама, этот сын отвезет тебя домой, – прошептал он ей на ухо. – Этот сын отвезет тебя на могилу мужа. И этот сын познакомит тебя с твоей невесткой. Чистое Сердце высвободилась из его объятий. – Ты говоришь, что у этой матери теперь есть невестка? – сказала она, глядя на него своими большими темными глазами. – Да, это так, – сказал Соколиный Охотник, улыбаясь ей. – И ты полюбишь ее так же сильно, как и я. – Ты произнес клятвы с Тихим Голосом? – сказала Чистое Сердце с надеждой в глазах. – Нет, не с Тихим Голосом. Другая женщина наполнила радостью мою жизнь, – тихо сказал Соколиный Охотник. – Кто эта женщина? – недоуменно спросила Чистое Сердце, разочарованная его решением. – Ты скоро увидишь, мама, – сказал Соколиный Охотник, гордо расправив плечи. – Ты скоро увидишь. – Я так соскучилась, – сказала Чистое Сердце, опустив глаза вниз. – О, так сильно. – Нет ничего на свете, чего бы я для тебя не сделал, – сказал Соколиный Охотник, взяв ее за руки. Ему не терпелось вернуться домой, чтобы две самые главные в его жизни женщины могли познакомиться. Он уже и не надеялся, что такое может случиться. Улыбнувшись, он обернулся и поприветствовал вождя Рука со Шрамом, обняв его. Соколиному Охотнику с трудом верилось, что он это сделал. Что он обнял человека, который был его врагом на протяжении всей жизни – тридцать зим. – Спасибо, – быстро сказал Соколиный Охотник, отступая на шаг от вождя Рука со Шрамом. – Спасибо, что вы заботились о моей матери все это время. От чистого сердца я передаю тебе приглашение приехать и мою деревню в качестве друга, а не врага. Мы там раскурим трубку мира? Сейчас я хотел бы отправиться с матерью домой, а раскурить трубку позже. Встретит ли позже твое одобрение совет мира и гармонии? – Все равно, когда это будет сделано, мой друг, – сказал вождь Рука со Шрамом, с помощью пальцев на сердце, изобразив знак дружбы. Соколиный Охотник кивнул головой, затем счастливо вздохнул, обнял мать за талию и повел ее к своей лошади. Все в его жизни теперь представлялось ему светлым. Ему и в голову не приходило, что что-то может сделать его жизнь ужасной и ненадежной! ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ Тихий Голос испуганно проснулась от подступившей к ней темноты. Приподнявшись на локте, она ощутила даже, как к горлу поднимается желчь. Не желая будить Длинные Волосы, Тихий Голос вылезла из кровати и надела через голову свободное, из оленьей кожи домашнее платье, а затем босая вышла на улицу, где еще только начали появляться первые признаки зарождающегося нового дня. При новом приступе Тихий Голос прикрыла рот рукой и быстро побежала через деревню к реке. Она понимала, что долго не сможет сдерживаться. Теперь она чувствовала головокружение и жжение в горле от поднимавшейся горечи. Добежав, наконец, до реки, она упала на колени и позволила желчи выплеснуться изо рта в воду. Она держалась за живот, пока ее снова и снова рвало, очищая желудок до последней капельки. Ощущая слабость и головокружение, Тихий Голос пошла прочь от грязной воды, ища чистое место, где можно было бы освежить свое лицо. Она даже сделала глоток из ладоней, затем набрала в рот воды и тщательно прополоскала, чтобы убрать все остатки неприятного ощущения. Присев на корточки, Тихий Голос прикрыла лицо руками и начала тихонько покачиваться. Все еще ощущая головокружение, она не могла вернуться в вигвам и была слишком слаба, чтобы искупаться в реке. Тихий Голос решила еще немного посидеть. Надо, чтобы все прошло. Сегодня Соколиный Охотник вернется со своей матерью! Тихий Голос хотела увидеть Чистое Сердце, чтобы самой убедиться в том, что с женщиной, которая могла быть ее свекровью, ничего не случилось. Тихий Голос понимала, что никогда уже не сможет стать для Чистого Сердца близкой, но не испытывала от этого меньшей привязанности к матери Соколиного Охотника. Эта женщина была очень добра к Тихому Голосу. Она даже выделяла Тихий Голос среди других женщин деревни, проча ее в жены своему сыну. – Все не так, как она или я хотели, – прошептала самой себе Тихий Голос, и слезы покатились у нее из глаз. – Я так его любила, Чистое Сердце. Твой сын был для меня всем. Теперь у меня Длинные Волосы. Он хороший, приятный человек, но он не Соколиный Охотник. Сейчас я все еще желаю, чтобы твой сын был бы моим! Глубоко погрузившись в причиняющие ей боль размышления, Тихий Голос не услышала приглушенных шагов позади. Вдруг из-за спины перед ней внезапно появилась рука, пальцы которой зажали ей рот, заглушая крик, готовый уже вырваться из груди. Тихий Голос едва не потеряла сознание от страха. Глаза ее широко раскрылись над сдавливающей рот рукой. Она ясно ощутила упирающееся в спину острие ножа. Это испугало ее настолько, что она не стала сопротивляться. – Ничего не пытайся сделать, индианка, – сказал Фрэнк, рыча. – Слушайся меня, или умрешь. Фрэнк увидел ее слабый кивок, говорящий о том, что она поняла его угрозу. – Если ты издашь хоть один звук, то и глазом не сумеешь моргнуть, как этот нож заберет у тебя твою жизнь, – предупредил он. Когда он решил, что до нее дошли его слова, Фрэнк медленно убрал руку с ее рта, затем взял ее за запястье и повернул к себе лицом. Страх отразился на лице Тихого Голоса, когда она увидела его голубые глаза, которые казались такими холодными и бесстрастными. Она едва дышала, когда незнакомец начал медленно водить плоской стороной ножа по ее гладкому красивому лицу. – Да ты красавица, – сказал Фрэнк, усмехаясь. – Даже красивее Маргарет Джун. Если бы я не был так поглощен делами, то не пожалел бы времени завалить тебя на землю. – Его свободная рука быстро приподняла подол ее платья и легла на мягкий пушок волос в месте соединения ее ног, вызвав у Тихого Голоса стон отвращения. – Теплая и нежная, – сказал Фрэнк, пробегая пальцами по пушистому бугорку к месту его раздвоения. Раздвинув волосы, его рука проникла дальше. Тихий Голос передернуло, и глаза ее стали узкими и злыми. Он начал тереть большим пальцем в месте раздвоения. Такая ласка обычно доставляла ей большое удовольствие, но пальцы этого мужчины вызывали в ней все большее отвращение. Не обращая внимания на угрожающий нож, Тихий Голос быстро дернулась от Фрэнка, опустила платье и осталась стоять на месте. – Я тебе неприятен? Ну что ж, индианка, для меня это не имеет никакого значения. Не бойся, я не собираюсь тебя насиловать. На сегодняшнее утро у меня есть дела поважнее. Тихий Голос облегченно вздохнула. – Если ты не собираешься меня насиловать, тогда зачем ты здесь? Зачем нарушил утро Тихого Голоса? – осторожно спросила она, подавляя в себе новый приступ тошноты, не желая унизиться перед этим незнакомцем, каким бы мерзким и гадким человеком он не был. Уже достаточным унижением было то, что она находилась рядом с ним в качестве его пленницы. Она начала размышлять о своем внезапном недомогании, подумав о том, что такое состояние могло быть первым признаком беременности. Мысль о ребенке заставила ее быть более осторожной и постараться не вызывать гнев этого белого мужчины. Она должна делать то, что он говорит, иначе у нее никогда не будет возможности родить этого ребенка, способного соперничать с детьми Соколиного Охотника. Так оно и будет, если она действительно беременна. По многим причинам ей нужен был этот ребенок от союза с дедом Соколиного Охотника. Он упрочит их связь, а также будет доказательство того, что Длинные Волосы все еще сохранил свою мужскую силу! Да, она видела в этом важность, желая, чтобы человеку, который разрешил ей каждую ночь согревать его одеяла, завидовали бы другие, которым не посчастливилось иметь ребенка в таком преклонном возрасте. – Не хочу сказать, что я именно тебя выбрал для того, чтобы осуществить мой план, – сказал Фрэнк, держа нож сбоку, – но ты первая индианка, встретившаяся на моем пути этим утром. Стало быть именно ты выбрана для того, чтобы мне помочь. – Что ты хочешь, чтобы Тихий Голос для тебя сделала? – сказала Тихий Голос, бессознательно положив руку на живот, молча моля Великую Невидимую Силу, чтобы ребенок рос в ее чреве. – Индианка, речь не о том, чего я желаю, – сказал Фрэнк, угрожающе приблизившись к ней на шаг, – а о том, что ты обязательно сделаешь. – Ты хочешь, чтобы я совершила что-нибудь против своего народа? – сказала Тихий Голос. – Нет, не против твоего народа, – сказал Фрэнк, видя замешательство в ее глазах. – Меня интересует белая женщина в деревне, – быстро добавил он. – Только белая женщина. Глаза Тихого Голоса расширились и сердце бешено заколотилось. – Мэгги? – сказала она тихо. – Та, которую теперь мой народ зовет Глаза Пантеры? – Глаза Пантеры? – сказал Фрэнк, изогнув бровь, затем гортанно засмеялся. – Да, Глаза Пантеры. – И что же? – сказала Тихий Голос с бьющимся сердцем, вероятно увидев в этом белом человеке своего союзника. – Что я должна сделать? – Ты должна найти способ привести ее ко мне, – сказал Фрэнк, указательным пальцем подняв ее лицо за подбородок. – Ты поняла? Иди и позаботься о том, чтобы никто не увидел, как ты это делаешь. Не мешкай, потому что скоро все в деревне проснутся и будут сно-вать вокруг со своими делами. Я не хочу, чтобы меня видели. Ты поняла? – Да, да, – сказала Тихий Голос, кивая головой, – но зачем она тебе нужна? – Не задавай вопросов, – сказал Фрэнк, решительно развернув ее в сторону деревни. – Теперь иди. Приведи ее сюда. Найди способ заставить ее прийти сюда, но так, чтобы она не догадалась о моем присутствии. Поторопись. Ваши воины могут вот-вот вернуться… – А малышка? – спросила она. – Ты и ее тоже хочешь? Фрэнк помял подбородок. – Ее? – сказал он. – Да, – сказала Тихий Голос с бьющимся сердцем от желания избавиться не только от Мэгги, но и от белого ребенка, которого ее вождь, похоже, принял, как своего. – Ребенок индейский? – сказал Фрэнк, вкладывая свой нож снова в ножны. Тихий Голос передернуло от его пренебрежительного отношения к индейцам, но в собственных интересах она не стала заострять на этом внимания. – В некотором смысле – да, – прошептала она, – а в некотором – нет. – Что, черт подери, это может означать? – сказал Фрэнк, нервно проведя рукой по волосам. – Ты увидишь, – сказала Тихий Голос, затем повернулась и побежала в деревню. Она напряженно думала, как вывести Мэгги из вигвама с ребенком. Мэгги, вероятно, еще спала, если только не проснулась, чтобы покормить ребенка. – Как я могу заставить ее пойти со мной, не вызвав в ней подозрения? – думала Тихий Голос, подходя к краю деревни. К ее радости на улице еще никого не было. Солнце не вышло из-за гор, чтобы послать лучи через отверстия для дыма в вигвамах. – Пейот, – произнесла Тихий Голос, внезапно остановившись от пришедшей ей на ум мысли. – Я приготовлю питье с пейотом для Мэгги. Если она все еще спит, я вылью ей его в горло прежде чем она сообразит, что происходит. Если же она проснулась, я предложу ей выпить из чашки. Придя туда, где она спрятала под скалой в кожаном мешочке остатки пейота после того, как дала его лошади Соколиного Охотника, Тихий Голос вытрясла несколько шишечек пейота себе в руку и снова положила мешочек в тайник. Расстелив подол своего платья на земле, она положила на него шишечки пейота и начала их дробить при помощи камня, пока они не превратились в порошок. Она сгребла его в ладонь левой руки, встала на ноги. и отправилась в вигвам Мэгги. Стоя у внешней стороны входной створки, Тихий Голос прислушалась к звукам. Ничего не услышав, она пробралась внутрь. Злобно улыбаясь, она стала у кровати Мэгги и увидела, что та глубоко спит на спине. Тихий Голос подошла к кожаному мешку, висящему внутри вигвама, в котором хранилась питьевая вода, и налила полчашки. Затем она высыпала туда порошок пейота, развернулась и крадучись снова двинулась к постели Мэгги. Осторожно подбираясь к Мэгги, Тихий Голос постаралась, чтобы кровать не качнулась и не издала звука, способного разбудить Мэгги и обнаружить Тихий Голос, готовую причинить ей вред. Успешно забравшись на кровать, Тихий Голос склонилась над лицом Мэгги и начала вливать жидкость ей в рот. Мэгги открыла глаза, начав задыхаться, и попыталась встать. Тихий Голос села на нее, одной рукой зажала ей нос и вылила остаток жидкого снадобья в сопротивляющийся рот. Мэгги кашляла и брызгала слюной. Она пыталась оттолкнуть Тихий Голос. Глаза ее обезумели, и она почувствовала, что голова начала странно кружиться. Едва не теряя сознание, Мэгги закрыла глаза и обмякла. Тихий Голос не позволит Мэгги полностью отключиться. Необходимо, чтобы Мэгги была в состоянии ходить, ибо Тихий Голос должна отвести ее к белому мужчине. Кроме того, одна рука Тихого Голоса должна быть свободна, чтобы она могла нести Небесные Глаза. Ей казалось невозможным, что она может одновременно избавиться от Мэгги и Небесных Глаз! Сердце ее радостно билось. Она представляла себе, как сообщит Соколиному Охотнику по его возвращении, что его жена и ребенок ушли. Конечно же, она добавит, что, без сомнения, они были похищены во время сна. Оставив Мэгги лежать в полусне, Тихий Голос подошла к Небесным Глазам, надежно завернула ее в одеялко и взяла на руки, затем вернулась к Мэгги и тихонько ее потрясла. Глаза Мэгги открылись и она пьяно посмотрела на Тихий Голос. – Доброе утро, – произнесла она заплетающимся языком. В ее глазах царила пустота. – Идем со мной, – сказала Тихий Голос, беря Мэгги за руку и заставляя ее встать на ноги. – Прогуляйся со мной. День чудесный, Глаза Пантеры. – Чудесный… день? – произнесла запинаясь Мэгги, пошатываясь, вставая на ноги. Она кивнула головой. – Да, чудесный. Все чудесно. Тихий Голос злобно улыбнулась Мэгги. – Очень, – сказала она засмеявшись. – Подожди немного и ты увидишь, насколько он хорош. Мэгги тащилась с Тихим Голосом, не сознавая того, что Тихий Голос несет Небесные Глаза, и даже, что Небесные Глаза уже начала хныкать от голода. В дурмане, с остекленевшими глазами она обошла свой вигвам и направилась к реке. Когда они подошли к группе деревьев, где их ожидал Фрэнк, Мэгги даже не увидела его, не то что узнала. Она не могла больше держать свои глаза открытыми. Она свалилась на землю у его ног, погрузившись в темноту потери сознания. Фрэнк слегка подтолкнул ее мыском своего сапога. Он гортанно засмеялся, затем криво усмехнулся Тихому Голосу. – Ты все сделала для меня даже гораздо быстрее, чем я мог ожидать, – сказал он. Он отошел от Мэгги и взял ребенка с рук Тихого Голоса. – Дай мне на нее взглянуть. Небесные Глаза начала громко плакать от голода, когда Фрэнк отвернул одеяльце от ее лица. Он удивленно поднял брови, увидев, что у ребенка все черты белого человека. – Как, да она вовсе не индианка, – сказал он, вопросительно взглянув на Тихий Голос. – По внешнему виду она белая, – объяснила Тихий Голос, – но во всем остальном она воспитана быть арапахо. Фрэнк перевел свой взгляд на Мэгги. – Она даже одета, как индианка, – сказал он. – Но если она замужем за индейцем, то, я полагаю, она должна вести себя, как индианка. – Тихий Голос может теперь вернуться к себе домой? – осмелилась она спросить. – Не так быстро, – сказал Фрэнк, мрачно на нее взглянув. Сердце Тихого Голоса замерло. – После того, как я тебе помогла, ты все еще собираешься сделать мне что-нибудь плохое? – сказала она, отступая от него. – Ничего подобного, – успокоил Фрэнк. – Мне просто нужно, чтобы ты еще кое-что сделала. – Что еще? – настороженно спросила Тихий Голос. – Ты должна мне помочь доставить Мэгги и ребенка в мое убежище, – сказал он. – Затем можешь уходить. Ты знаешь, что если кому-нибудь обо мне расскажешь, я найду способ проткнуть тебя ножом, чтобы ты уже никогда не раскрыла своего рта. – Тихий Голос рада была избавиться от белой женщины и ребенка, – сказала она, гордо подняв голову. – Никогда Тихий Голос не расскажет, куда они ушли и с кем. Она принесла мне одни неприятности. – Это девочка, – сказал Фрэнк. Он подошел к Тихому Голосу и отдал ей ребенка. – Ты понесешь ребенка. Я понесу Мэгги. А затем ты можешь возвращаться к себе домой, как будто ничего не произошло. Тихий Голос начала укачивать Небесные Глаза боясь, что плач может кого-нибудь разбудить. Она нервно посмотрела через плечо, радуясь тому, что в деревне еще никто не встал. Затем она последовала за Фрэнком – даже тогда, когда он начал карабкаться на высокий холм, находящийся достаточно далеко за деревней. После того, как Мэгги и Небесные Глаза были уложены на одеяла у небольшого огня внутри пещеры, Фрэнк взял Тихий Голос за талию и прижал к себе. – Я должен был бы тебе показать, как белый мужчина занимается любовью, но время не позволяет, – сказал он и прижался ртом к ее губам в пламенном поцелуе. Тихий Голос, извиваясь, высвободилась, вытирая рот тыльной стороной руки. Она повернулась и побежала из пещеры не останавливаясь, пока не оказалась внутри вигвама, где Длинные Волосы все еще крепко спал сном младенца. Тяжело дыша, однако пытаясь не разбудить его, она сняла с себя одежду и залезла в постель рядом с ним. Находя так много причин для того, чтобы чувствовать себя счастливой этим утром, она закрыла глаза и еще ближе прижалась к спине деда Соколиного Охотника. Она избавила свою жизнь от Мэгги и белого ребенка и, возможно, в скором времени она сама произведет на свет новую жизнь! Если ребенок будет сыном, его будут почитать все арапахо, ибо он будет сыном человека, который когда-то был вождем и до сих пор является благородным и великим лидером во всех отношениях! – Сын, – шептала она, положив руку на живот. – Сын… ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ Фрэнк положил малышку в сторонке. Ее крики теперь были столь громкими, что действовали на нервы. Он постоянно бросал взгляд на вход в пещеру, побаиваясь, что кто-нибудь может оказаться рядом и услышать плач. Было два способа заставить ребенка замолчать. Ее надо или задушить, или накормить. Он вздрогнул: отобрать у ребенка жизнь? Он должен найти способ ее накормить. – Маргарет Джун, – прошептал он, глядя на женщину, чье тело все еще воспламеняло все его нутро при воспоминании об их короткой физической близости. Он надеялся, что она будет активна и получит удовольствие от их любви. Вместо этого оказалось, что она и мысли такой не допускала. Придя в бешенство, он все же взял ее грубо, зло… Глаза его метали молнии, челюсти сжимались. Фрэнк потянулся за флягой с водой. Криво усмехаясь, он отвинтил пробку фляги, стал над Мэгги и медленно вылил воду на ее лицо. Что угодно – лишь бы ее разбудить, чтобы заставить замолчать ребенка. А потом? Он разузнает о деньгах. От холодной воды Мэгги быстро проснулась. Бормоча что-то невнятное, она начала вытирать лицо. Фрэнк отложил флягу в сторону. Он стал на колени возле Мэгги и поднял ее голову с земли. Они оказались лицом к лицу после того, как она вытерла последнюю воду из глаз и начала медленно выходить из своего бессознательного состояния. – Маргарет Джун, Маргарет Джун, – насмешливо проговорил Фрэнк. – Посмотри на себя. Просто посмотри на себя. Если бы ты осталась со мной в Канзас-Сити, ты бы одевалась в платья из тончайшего шелка и атласа и жила бы на широкую ногу. А здесь, живя среди дикарей, ты, кажется, и сама превратилась в дикарку. Начиная приходить в себя, Мэгги не веря своим глазам, смотрела на него, онемев от случившегося, от сознания того, что она вновь во власти человека, который силой лишил ее невинности много месяцев тому назад. – Фрэнк, – сказала она побледнев. – Боже праведный, Фрэнк. Ты нашел меня… Она попыталась встать с земли, но ее колени были слишком слабы. Мгновенно к ней вернулась память. Она вспомнила стоящую над ней в вигваме Тихий Голос, заставляющую ее выпить какую-то мерзкую жидкость. Она вспомнила, как пыталась бороться с Тихим Голосом, но снадобье на нее подействовало слишком быстро. Небесные Глаза на какое-то время перестала плакать, но сейчас разразилась новым громким криком от голода. Мэгги пришла в ужас и отчаяние. Ее дочь тоже похищена! Понимание того, что жизнь дочери в опасности, дало Мэгги силу резко отодвинуться от Фрэнка. Пошатываясь, она встала на ноги. Ей не нужно было отыскивать глазами девочку. Крик Небесных Глаз привел Мэгги прямо к ней. – Накорми это проклятое отродье, чтобы оно замолчало, – сказал Фрэнк, помогая Мэгги добраться до Небесных Глаз. – Затем мы с тобой должны поговорить о деле. – Мне не о чем с тобой говорить, – сказала Мэгги, бросив на него злобный взгляд. – Я один раз от тебя сбежала, сбегу и снова. И Тихий Голос будет умолять небеса о помощи, когда я расскажу Соколиному Охотнику, что она сделала мне и Небесным Глазам. – Меня абсолютно не волнует, что случится с этой красивой индианкой, которая доставила сюда тебя и твоего ребенка, – сказал Фрэнк, пожимая плечами. – Все, чего я хочу, так это вернуть украденные у меня деньги. И, моя прекрасная леди, я твердо намерен их получить. Мэгги наклонилась и взяла Небесные Глаза на руки, затем села у огня. Она взяла одеяло и прикрыла им свою грудь, прежде чем ее вынуть из платья, так как не хотела, чтобы Фрэнк видел это. Это могло возбудить его порочные желания вновь. Однако насилование было сейчас у Фрэнка не на первом месте. Жадность привела его из Канзас-Сити. Он пропутешествовал много миль, даже вынес много лишений, чтобы найти ее и деньги. Она ничего не имела против того, чтобы вернуть ему деньги, если это будет означать, что никогда больше не вспомнит о нем. Он получит деньги. Она приобретет мир и спокойствие. Поднеся грудь к губам Небесных Глаз, Мэгги посмотрела на Фрэнка, сидевшего с другой стороны костра и наблюдающего, как она кормит ребенка. – Сбрось с себя это чертово одеяло, чтобы я мог лучше видеть, – сказал Фрэнк, пристально глядя на Мэгги. – Дай мне посмотреть на твою грудь, Маргарет Джун, и на то, как ребенок ее сосет. – Ты однажды видел мою грудь, но больше не увидишь никогда, – сказала Мэгги тихим шипящим голосом. – А если тебе так хочется смотреть, как кормят ребенка, почему бы тебе не остепениться, не жениться и не завести собственного ребенка? Ее слова ее же и встревожили в ту самую минуту, когда она их произнесла. Как бы она хотела взять их обратно. По тому, как он рассматривает ребенка, она бы сказала, что он должно быть считает месяцы со дня их физической близости, начиная понимать, что у него нет необходимости жениться, чтобы иметь ребенка. У него он уже есть! Ей стало легче, когда он пожал плечами, а затем пристально на нее посмотрел. – Где деньги, Маргарет Джун? – сказал он низким, похожим на шипение голосом, в котором чувствовалась угроза. Всем своим сердцем она не желала уступать этому человеку. Она взяла то, что по праву ей принадлежало в Канзас-Сити. Она чувствовала, что лишь забрав деньги, сможет как-то отомстить ему не только за то, что он сделал ей, но и ее отцу. Но сейчас у нее не было другого выбора, как только вернуть их ему. Она не может позволить Фрэнку Харперу разрушить жизнь дочери. По этой причине ей было не так уж тяжело отдать Фрэнку сумку с деньгами. По правде сказать, она была бы даже рада от нее избавиться. Ее существование лежало на ней подобно темному облаку, поскольку ей совершенно не хотелось говорить Соколиному Охотнику о том, что она сохраняла все это в секрете от него. – Я зарыла деньги, – сказала она, бросив на Фрэнка непокорный взгляд. – Где? – сказал Фрэнк. – Скажи мне, где ты их зарыла. Я пойду туда и достану их. – Ты сможешь их получить лишь в том случае, если разрешишь мне пойти за ними, – осторожно сказала Мэгги. – Но сначала я должна отнести свою дочь в безопасное место. – Она останется со мной, – прорычал Фрэнк, прищурив свои глаза. – Она будет гарантией, что ты вернешься с деньгами, а не с отрядом индейцев. – Я не соглашусь на такие условия, – жестоко сказала Мэгги. – Насколько я понимаю, у тебя нет выбора, – сказал Фрэнк, потирая свой подбородок. – Где они, Маргарет Джун? Где деньги? – В… моем доме, – выговорила Мэгги. – Зарыты в моем вигваме. – Прекрасно, чего же ты ждешь? – сказал Фрэнк, сопроводив свои слова жестом. – Не трать зря времени. Смотри, чтобы никто не увидел, как ты пойдешь в дом за деньгами. – Он поднял на нее свои холодные голубые глаза. – Я не хочу, чтобы кто-нибудь вмешивался в это дело. Ты поняла? Этот дикарь, с которым ты живешь – я знаю, он уехал. Если он случайно вернется, когда ты будешь доставать деньги, то соври что-нибудь. Скажи ему все что угодно, только возвращайся сюда с деньгами. Фрэнк встал, подошел к Мэгги и присел рядом с ней. В одно мгновение он отнял Небесные Глаза от груди Мэгги, взяв девочку себе на руки, встал и отошел с ней подальше от Мэгги. – Моя малышка, – сказала Мэгги еле слышным шепотом. – Верни мне моего ребенка! – Ты хочешь ее? – сказал Фрэнк, усмехнувшись. – Иди и принеси мне деньги и получишь целой и невредимой свою дочь. Если ты кому-нибудь скажешь, что она здесь, то считай ее мертвой. Зная, что он способен на все, Мэгги кивнула головой. Не отводя глаз от дочери, Мэгги поправила платье на груди. Небесные Глаза издавала довольные звуки, двигая ручками и ножками. – Я сделаю так, как ты сказал, – прошептала Мэгги, – но сначала ты должен вернуть мне мою дочь. Я не могу оставить ее с тобой. Я просто не могу! – Неужели ты думаешь, что после того, как я проделал весь этот путь, я позволю женщине себя одурачить, поверив ей? – насмешливо спросил Фрэнк, медленно заворачивая в одеяльце Небесные Глаза, оставив открытым только лицо. – Нет. Даже и не думай об этом. Делай так, как я тебе сказал. Иди и принеси деньги, если хочешь получить назад свою дочь. – Но отпустишь ли ты нас в этом случае? – сказала Мэгги, пошатываясь, вставая на ноги. Действие пейота еще не совсем прошло. – Если ты дорожишь жизнью ребенка, – сказал Фрэнк, глядя на Небесные Глаза, – и своей собственной, то ты должна обещать мне, что позволишь спокойно уйти. В противном случае, если дикари меня схватят, я найду способ освободиться и убить сначала твоего ребенка, а затем и тебя. – Он гортанно засмеялся. – Но сначала, Маргарет Джун, я тебя изнасилую. Сначала я получу с тобой удовольствие, а затем тебя убью. Мне будет приятно вонзить нож в твое хитрое лживое сердце. – Ты называешь меня хитрой и лживой после того, что ты со мной сделал? – сказала Мэгги, рассмеявшись ему в лицо. – Ты самый хитрый и подлый человек, которого я когда-либо встречала. – Деньги, Маргарет Джун, – сердито сказал Фрэнк. – Пойди и принеси эти проклятые деньги. Это все, что меня интересует. Твой дикарь может забрать себе твое тело. Я отправлюсь в Канзас-Сити, где смогу получить любую очаровательную леди, которую только пожелаю. Мэгги плюнула у его ног. – Мне жаль любую женщину, которая позволит тебе уложить себя в твою кровать, – сказала она и перевела свой взгляд на Небесные Глаза. На душе у нее потеплело. – Я пойду и принесу тебе деньги. Пожалуйста, не сделай ничего дурного моей дочери. – Она посмотрела на Фрэнка. – Обещай мне, что ничего не сделаешь с Небесными Глазами. – Все зависит от тебя, – сказал Фрэнк, вглядываясь в ее лицо. И теперь ее обаяние не оставляло его равнодушным, он и сейчас желал ее не меньше, чем тогда, много месяцев тому назад. Он может изменить свои планы. Он может забрать ее с собой. Как только она вернется в Канзас-Сити и увидит, чего была лишена, живя в вигваме, она передумает и примет ту жизнь, которую он ей предлагает. – Я не задержусь, – сказала Мэгги, повернувшись, чтобы уйти. – Сколько денег осталось? – спросил Фрэнк, заставив Мэгги остановиться и снова повернуться к нему лицом. – Не так много, как ты надеялся, – сказала она, упрямо подняв подбородок. – Ты распутница, – сказал Фрэнк, надвигаясь на нее. Мэгги посмотрела на Небесные Глаза и, увидев, как ее сжимает Фрэнк, быстро выдавила из себя улыбку. – Я просто пошутила, Фрэнк, – быстро сказала она. – Денег вполне достаточно для того, чтобы тебе больше не пришлось работать. Я… спрятала деньги от мужа. Он не потратил из них ни пенни. Я прятала их и от Соколиного Охотника. Он даже и не подозревает о существовании денег. Она шагнула по направлению к нему. – Пожалуйста, Фрэнк, – попросила она. – Обращайся с моей дочерью нежно. Она не знала в своей жизни другого отношения. Нежно. Пожалуйста? – Ладно, иди, – сказал Фрэнк, ослабив свою хватку. – Я за свою жизнь не причинил вреда ни одному ребенку и уверен, что не имею такого намерения сейчас. – Спасибо, – прошептала Мэгги. – Спасибо. Ее обрадовало, что сила вернулась к ее ногам, однако, сердце болело и обливалось кровью при мысли о дочери! Кровь Мэгги просто закипала, когда она думала о том, какую роль во всем этом деле сыграла Тихий Голос. Все то время, которое она жила с дедом Соколиного Охотника, она лгала! Она вовсе не любила Длинные Волосы, она все еще желает добиться Соколиного Охотника. Неужели она способна зайти так далеко в своих намерениях? Надеяться, что Фрэнк убьет Мэгги и ребенка? – Она заплатит, – прошептала Мэгги, и крепкая внутри злость придавала силу ее ногам. – Как она могла сделать такое? Только абсолютно порочный человек способен зайти так далеко, чтобы устранить препятствия на своем пути! Ее мысли перенеслись к Соколиному Охотнику. Что он сделает, когда узнает о Тихом Голосе? А Длинные Волосы! Милый старик… Он будет выглядеть старым дураком! – Неважно, но все должны узнать о ней, – сказала, кивая головой, Мэгги. Затем ее мысли сосредоточились только на Небесных Глазах и на том, в чьей власти она сейчас находилась. На Мэгги сейчас лежала ответственность за то, чтобы вернуть девочку целой и невредимой. Деньги. Проклятые деньги. Сейчас она уже жалела, что их украла. Они не принесли ей мира и спокойствия, лишь боль в сердце и вечное ощущение опасности. Подойдя к краю деревни, Мэгги забеспокоилась, поняв, что не сможет войти в деревню незамеченной. Из дымоходов вигвамов уже шел дым домашних костров. Ей уже были слышны голоса с того места, где обычно горел большой костер на открытом воздухе. Туда сейчас подкладывали свежие дрова. Она слышала смех играющих детей. Тут она внезапно ощутила на себе чей-то взгляд. Мэгги остановилась и быстро обернулась. Почти спрятанная тенью, Тихий Голос стояла позади вигвама Длинных Волос. В ее глазах горел страх. На мгновение время, казалось, остановилось. Мэгги и Тихий Голос пристально смотрели друг на друга. Даже воздух сжался в напряжении. Их дыхания участились. Мэгги находилась во власти абсолютной ненависти. Только один человек смог за всю жизнь вызвать в Мэгги такое чувство – это Фрэнк, и вот теперь Тихий Голос. Мэгги медленно пошла навстречу Тихому Голосу, а та, спотыкаясь, начала отступать назад! – Как ты могла такое сделать? – сказала Мэгги, ускорив шаг, чтобы приблизиться к Тихому Голосу, пытающейся скрыться. – Никогда я не думала, что ты до такой степени порочна. Сердце Тихого Голоса стучало в груди, словно сотня барабанов. Она не думала, что Мэгги будет позволено вернуться в деревню. Она думала, что, наконец, избавилась от белой женщины. И вот она стояла здесь живая и невредимая! Теперь все узнают! Для нее не столь уж важно было, что ее возненавидит Соколиный Охотник. Но из-за ребенка, которого она носила под сердцем, ей была невыносима мысль, что Длинные Волосы изгонит ее из своей жизни и из ее любимой деревни. – Он позволил тебе уйти? – произнесла Тихий Голос. – Почему он это сделал? – Она посмотрела на пустые руки. Мэгги, затем вновь на ее лицо. – Ребенок? Он оставил ребенка? – Какое тебе дело до ребенка? – сказала Мэгги низким шипящим голосом. – Ты забрала мою дочь из ее колыбельки, где она была в безопасности, и отдала ее в руки этого вероломного, ужасного человека. Мэгги начала ощущать какие-то предупредительные сигналы. Она поняла, что слишком долго разговаривает, теряя на Тихий Голос так много драгоценного времени. Этим можно будет заняться позже, когда Небесные Глаза снова будет с ней и в безопасности! – Я рассчитаюсь с тобой позже, – сказала Мэгги, отходя от нее. Тихий Голос умоляла ее широко раскрытыми темными глазами. – Пожалуйста, не рассказывай, – попросила она. – Я расскажу, – бросила Мэгги через плечо, быстро удаляясь от Тихого Голоса. – Можешь не сомневаться в этом! Глаза Тихого Голоса наполнились слезами. Она продолжала пятиться. У нее перехватило дыхание. Споткнувшись, она упала, зацепившись за крепежную веревку одного из вигвамов. Она упала на землю очень неуклюже. Но какое-то мгновение Тихий Голос просто растерялась, затем ее руки обхватили живот. Она принялась неистово молиться Великой Невидимой Силе, чтобы падение не отразилось на ее ребенке. Этот ребенок был теперь всем, что у нее осталось от прежней жизни. У нее не было выбора – только бежать, не только от гнева, Соколиного Охотника, но и от дорогого ей Длинные Волосы. Она посидела минутку, раскачиваясь, прижав колени к подбородку. – Что я наделала? – плакала она и слезы лились у нее из глаз. – О, Великая Невидимая Сила, что я наделала? Поднявшись на ноги, она посмотрела на вигвам, где жил Длинные Волосы, и медленно побрела прочь от деревни, низко опустив голову. Она не знала, куда идти. Она только надеялась, что одно из соседних племен сжалится над ней и примет, не рассказав об этом Соколиному Охотнику. – Уте, – прошептала она, вытирая слезы. – Они приняли Чистое Сердце. Я моложе. Я могу приносить много дров и готовить пищу. Это им должно понравиться. Да, я пойду к уте. Ее руки снова обхватили живот. У нее не было последних месячных. Она не сомневалась в том, что под сердцем носила ребенка, и была горда, потому что это был ребенок от мужчины, которого она любила… Которого она обожала. Она не могла не думать о своем ребенке и о его будущем. В глазах уте ребенок не имел большого значения, но арапахо считали детей символом надежд и величия. – Длинные Волосы, – всхлипнула она, – что будет с ним? Возненавидит ли он меня? Мэгги шла по деревне. Она надеялась, что никто не обратит внимания на натянутость ее улыбки, когда она здоровалась с занятыми собственными делами встречными женщинами. Она посмотрела на орла у вигвама. Его глаза радостно встретили ее приход в ожидании пищи. – Извини, мой хороший, – прошептала Мэгги, – не сейчас. Страстно желая как можно быстрее вернуться к Небесным Глазам, Мэгги вошла в свой дом, снова вспомнив, как она говорила с Тихим Голосом. Та думала, что ставит точку во вмешательстве Мэгги и Небесных Глаз в ее жизнь. Никогда бы Тихий Голос не догадалась, что Мэгги не была единственным интересом Фрэнка, что она вернется в свой вигвам за сумкой с деньгами. Мэгги должна на время забыть о Тихом Голосе и выкопать деньги из тайника. Меньше всего на свете Мэгги бы хотелось, чтобы в это дело вмешался Соколиный Охотник. Если он приедет, и она будет вынуждена ему все рассказать… Трудно было себе представить, чем все это может обернуться, и, сможет ли она вырвать Небесные Глаза из лап Фрэнка. Его угрозы запечатлелись в ее сердце подобно древним листьям, оставившим свои отпечатки на камнях и скалах. С бьющимся сердцем Мэгги заторопилась к задней части вигвама, и быстро опустилась на колени возле кучи скрученных узлов. Один за другим она отложила узлы в сторону, затем убрала настил, под которым всего под несколькими дюймами земли лежала сумка с деньгами. Мэгги принялась раскапывать землю и вскоре добралась до сумки. Ей было странно снова ее увидеть. Как много всего произошло с тех пор, когда она забрала ее из тайника в курятнике! Казалось, прошла целая вечность. Часть жизни была забыта, как только она дала волю своим чувствам к Соколиному Охотнику. Отложив сумку в сторону, Мэгги начала зарывать ямку, сравнивая ее с землей. В своем желании скрыть свой проступок от Соколиного Охотника она даже не услышала, как к деревне подъехали лошади, а также оживленных возгласов людей, собравшихся вокруг прибывших. Соколиный Охотник помог матери слезть с лошади и улыбался каждому, кто собрался здесь в ожидании своей очереди, чтобы обнять ее. Он перевел взгляд на свой вигвам, задавая себе вопрос, почему Мэгги не выходит из дома, чтобы поприветствовать его возвращение. Он оставил свою мать, чье сердце наполнилось радостью и любовью, счастливую оттого, какое оживление вызвал у всех ее приезд, и направился в свой вигвам. Войдя внутрь, он остановился, пораженный тем, что Мэгги выравнивает землю в отверстии под полом. Взгляд его остановился на лежащей рядом с ней сумке. Он никогда ее раньше не видел. Что это была за сумка и почему она была так важна для Мэгги? – Глаза Пантеры? – сказал Соколиный Охотник, проходя в вигвам. Мэгги показалось, что сердце ее перевернулось, когда она услышала его голос. Она вцепилась в сумку и неловко улыбнулась, сознавая свою вину перед ним. Затем Мэгги охватил страх. Соколиный Охотник. Если он здесь, то как она сможет уйти, чтобы спасти свою дочь? Снова ей стало страшно оттого, что может случиться, если она будет вынуждена все рассказать Соколиному Охотнику! И она понимала, что другого выбора у нее простонет. ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ С бьющимся сердцем Мэгги застыла на месте. Она чувствовала себя как ребенок, пойманный кухаркой на воровстве. Сейчас она всем сердцем сожалела о том, что еще раньше не рассказала Соколиному Охотнику о сумке с деньгами. Сейчас был самый неподходящий момент для объяснений, так как у нее было совсем мало времени! Ее ребенок во власти человека, который, несомненно, был переодетым дьяволом! Какую глупость она совершила, оставив Небесные Глаза с Фрэнком! Если он оказался способным на изнасилование, что его может остановить от надругательства над ее дорогой дочерью? Сердце ее сжималось от подобной мысли. Но это же придало ей храбрости, чтобы встать на ноги и заговорить, хотя Мэгги и чувствовала себя сейчас виноватой во многих грехах. – Соколиный Охотник, пожалуйста, не задавай мне никаких вопросов, а просто позволь уйти, – умоляла Мэгги, стремясь побыстрее вернуться к дочери. – Дорогой, я объясню позже. Пожалуйста, разреши мне пройти. Жизнь нашей дочери в опасности. Соколиный Охотник быстро взглянул на пустую колыбельку, затем шагнул вперед. Он сжал ее за плечи и пристально посмотрел в глаза. – Где наша дочь? – прорычал он. Его глаза опустились вниз. – И что это ты прижимаешь к своей груди? Глаза Мэгги наполнились слезами. Она знала, что у нее нет другого выбора, как только все ему объяснить. Она молча помолилась своему Богу и Великой Невидимой Силе Соколиного Охотника, чтобы Фрэнк вел себя порядочно по отношению к Небесным Глазам. Если бы она только сказала ему правду! Он бы не причинил вреда своей собственной крови и плоти – своей собственной дочери! – Некоторое время тому назад меня и Небесные Глаза силой и обманом забрали из постели и отвели к человеку из моего прошлого, – сказала Мэгги, и слова быстро слетали с ее губ. – Этот человек будет держать у себя Небесные Глаза до тех пор пока я… пока я… Она перевела взгляд на сумку, молча проклиная ее! – До тех пор пока?.. – сказал Соколиный Охотник, слегка встряхнув ее, чтобы она продолжала. – Расскажи мне все, а затем Соколиный Охотник отправится за Небесными Глазами! Но я должен знать все, чтобы подойти к этому человеку, не навредив нашей дочери. – Я должна вернуть эту сумку с деньгами Фрэнку, а затем… а затем он вернет мне Небесные Глаза, – выпалила Мэгги, беспокойно всматриваясь в лицо Соколиного Охотника, пытаясь понять, что он чувствует после такого признания. – Деньги? Я не знал про деньги, – сказал Соколиный Охотник, подняв бровь. – Ты мне никогда не говорила об этих деньгах. Почему ты скрыла это от меня? Разве мы не рассказывали много раз свои секреты друг другу? Мэгги вспыхнула, видя, какую боль причинила она Соколиному Охотнику. – Дорогой, я так сожалею, – сказала она, и слезы брызнули у нее из глаз. – Я постараюсь быстро тебе объяснить, потому что, дорогой, я должна вернуться в пещеру и обменять эту сумку на нашу дочь. – Пещеру? – сказал Соколиный Охотник, и его пальцы сжали плечи Мэгги. – Я знаю о пещере на холме, возвышающемся над нашей деревней. Мужчина там? Он держит там нашу дочь заложницей? – Да, он и наша дочь там, – сказала Мэгги, вздрогнув, когда он сердито убрал свои руки с ее плеч и решительно направился за оружием. Соколиный Охотник взял ружье, затем отложил его в сторону и выбрал короткий лук, используемый арапахо при охоте на бизона: дважды изогнутый, укрепленный, выполненный из упругого дерева. Решительно он перекинул через плечо бобровый колчан, заполненный недавно заостренными стрелами. Он вернулся к Мэгги. – Все остальное ты можешь объяснить своему мужу позже, – сказал он. – Я возьму своих воинов и пойду за ней! Мэгги уронила сумку и ухватилась за руку Соколиного Охотника, остановив его, когда он уже собирался уйти. – Нет! – закричала она. – Подожди! Он обещал, что отдаст мне Небесные Глаза, а затем уйдет. Пожалуйста, Соколиный Охотник! Давай сделаем так, как он сказал. Я так боюсь за нашу дочь! Он самый презренный, подлый человек, способный на преступления, о которых я еще тебе не рассказывала. – Эти преступления, – прошипел Соколиный Охотник. – Может быть этот муж не хочет знать о самом худшем из них. Я вижу по твоим глазам, что ты не один раз была его жертвой. Это ранит мою душу. Мэгги опустила свой взгляд на пол, снова испытав стыд, потому что не рассказала обо всем этом раньше. Еще секреты! В конце концов, узнав все, захочет ли он, чтобы она осталась его женой? Будет ли она изгнана в конечном итоге, потеряв все так же, как и Тихий Голос? Конечно, насколько она знала Соколиного Охотника, он всегда относился к ней с пониманием и любовью. Она надеялась, что после того, как она расскажет ему все, он обнимет ее в молчаливой клятве защищать ее от любого зла в будущем. За исключением Небесных Глаз и ребенка, которого она носила под сердцем, весь ее мир заключался в Соколином Охотнике. Жить без него означало бы жить пустой жизнью. – Ты говоришь, что он подлый человек, однако веришь его слову, что он не причинит зла ни тебе, ни ребенку, как только ты вернешь ему сумку с деньгами? – сказал Соколиный Охотник. Он скептически засмеялся. – Моя женщина, ты еще более наивна, чем этот муж о тебе думал. Этот человек, который держит нашу дочь заложницей, никогда не разрешит тебе уйти от него. Он либо убьет тебя и Небесные Глаза, либо заставит тебя уйти с ним. Соколиный Охотник наклонил свою голову и заглянул Мэгги в глаза. – Этот муж и отец не позволит случиться ни первому, ни второму, – сказал он, стиснув зубы. – Но что ты можешь сделать? – сказала Мэгги, наклонившись, чтобы поднять сумку. – Он увидит тебя. Тогда он непременно убьет меня и Небесные Глаза. – Ты должна помочь мне, – сказал Соколиный Охотник, нежно взяв ее за руку и ведя из вигвама. – Ты вернешься в пещеру с деньгами. Я соберу много воинов и мы окружим пещеру так, что он об этом и не догадается. Он будет слишком поглощен тем, что ты ему принесешь, чтобы заметить, что ты не одна. Внимание Мэгги привлекла толпа народа, окружившая женщину, которую она раньше никогда не видела. Она сразу сообразила, что смотрит на мать Соколиного Охотника, и на душе у нее стало тепло. Он все же нашел ее, и она была жива и в здравом уме. Рука Соколиного Охотника подтолкнула Мэгги к этой толпе. Все обернулись и расступились. Он стал в центре своего народа. Мэгги чувствовала на себе взгляд его матери. Он был вопросительно-изучающим. Мэгги не ответила на ее взгляд, поскольку время было неподходящим для улыбок и приветствий. Небесные Глаза находилась в смертельной опасности. Мэгги посмотрела на холм и ей вдруг стало страшно, что Фрэнк может увидеть ее с Соколиным Охотником, который сейчас разговаривает со своими воинами, давая им указания. Ей стало легче, когда она его там не увидела. Она испуганно взглянула на Соколиного Охотника. – Мы должны поторопиться, – прошептала она. – Соколиный Охотник, я слишком задержалась. Соколиный Охотник кивнул головой. Он наклонился к Мэгги и, пока все молча наблюдали, объяснил, что она должна делать, и что сделает он со своими воинами, чтобы забрать Небесные Глаза у Фрэнка и спасти Мэгги. – Что, если это не сработает? – спросила Мэгги с бьющимся сердцем. – Если он заподозрит, что пещера окружена? Он уже сказал мне, как я умру. Он убьет меня своим ножом, а затем… а затем он также убьет нашу дочь. Соколиный Охотник вдруг обхватил ее руками и прижал ее к себе. – Моя женщина, моя прекрасная Глаза Пантеры, разве ты не знаешь, что твой муж не позволит, чтобы что-нибудь случилось с тобой или с нашей дочерью, – сказал он. – Верь мне. Иди. Делай так, как тебе сказали. Мэгги немного задержалась в его объятиях: сумка мешала им по-настоящему обняться, затем повернулась и побежала из деревни через толпу. Глаза Мэгги были обращены на холм. Каждый шаг, каждый удар сердца причинял ей боль. Добравшись до крутого ската, она остановилась, чтобы посмотреть через плечо, не видно ли Соколиного Охотника и его воинов. Она ничего не заметила, почувствовав слабость в ногах, и подумала, что они могут не добраться вовремя. Затем, собравшись с силами, она начала карабкаться по крутым уступам и вскоре уже входила в пещеру. В темноте ей приходилось идти довольно-таки медленно. Мэгги почувствовала облегчение, когда наконец увидела золотые отблески огня на стенах пещеры. Мэгги остановилась, внезапно смутившись. Ее просто поразило то, что она увидела. Фрэнк сидел возле огня, казалось, забыв обо всем и обо всех кроме маленького свертка, лежащего на его руках. Медленными движениями он укачивал малютку, тихо напевая ей песенку. Мэгги покачнулась и ухватилась за стену рядом с собой. Она была совершенно ошеломлена, увидев эту картину. Он всегда был таким холодным, бессердечным человеком, который, казалось, не принимал в расчет никого, кроме себя. И вот сейчас он пел песенку Небесным Глазам и укачивал ее, как будто обожал этого ребенка. Как будто она принадлежала ему, подумала Мэгги со страхом в сердце. Мэгги заторопилась и вскоре предстала перед Фрэнком. Она бросила сумку на Землю рядом с ним, затем протянула руки. – Отдай мне ее, Фрэнк, – сказала она. – Я принесла тебе деньги. Теперь верни мне мою дочь. – Не так быстро, – сказал Фрэнк, медленно вставая на ноги, держа Небесные Глаза на изгибе своей левой руки. – Открой сумку. Давай посмотрим на деньги. – Деньги, – холодно сказала Мэгги, – это все, о чем ты можешь думать? Конечно, так оно и есть. Пока отец был жив, ты бесчестно обманывал его как только мог. А когда он умер, ты так же поступил со мной, его дочерью. Ее пальцы дрожали от злости, когда она наклонилась к сумке и раскрыла ее. – Вот, – раздраженно сказала она, быстро распрямившись. – Теперь ты удовлетворен? – Основная часть денег вроде бы здесь, – сказал Фрэнк, мысленно просчитывая суммы, глядя на аккуратно связанные пачки. Он перевел свой взгляд на Мэгги. – Не могу понять, почему ты не потратила их, выйдя замуж за фермера? – сказал он и снова принялся укачивать Небесные Глаза, когда та вдруг пискнула. – Ты жила так бедно… На эти деньги вы могли бы построить большой дом. – Это грязные деньги, – сказала Мэгги, глядя на Небесные Глаза и думая о том, как бы ее забрать у Фрэнка до прихода Соколиного Охотника. – Я жалела о том, что взяла их, и сегодня с радостью избавляюсь от этих денег. Она замолчала, а затем снова протянула руки к Фрэнку. – Пожалуйста, Фрэнк, – мягко сказала она. – Ты обещал, что вернешь мне ее. Пожалуйста, дай я ее возьму. Фрэнк гортанно засмеялся. – Неужели ты и вправду поверила, что я тебе отдам девочку и позволю уйти? – сказал он, прищурясь, глядя ей в глаза. – Я должен был бы застрелить вас обоих, но вместо этого я решил взять вас с собой в Канзас-Сити. Ты чертовски привлекательная невеста. – Он бросил ласковый взгляд на Небесные Глаза. – И мне понравилась малышка. – Он снова посмотрел на Мэгги. – Но если она будет жить под моей крышей как приемная дочь, я изменю ее имя на что-нибудь менее дикарское. Мэгги была в отчаянии. Мысли ее путались, думалось с трудом. Но она четко сознавала, что должна каким-то образом взять ребенка на руки и как можно быстрее. Соколиный Охотник скоро будет здесь. Небесные Глаза не должна подвергаться опасности, оказаться под стрелой или пулей. – Я отказываюсь идти с тобой, – сказала Мэгги, гордо подняв голову. – Тогда ты должна будешь умереть, – сказал Фрэнк, пожав плечами. – Если этому суждено, то пусть так и будет, – сказала Мэгги. Сердце ее трепетало при мысли о том, что может случиться, если Соколиный Охотник не поторопится. – Ты предпочитаешь умереть, чем жить со мной? – сказал Фрэнк с сомнением в голосе. – Неужели мое прикосновение столь неприятно? – В высшей степени, – сказала Мэгги дрожащим голосом. Ее передернуло, когда она вспомнила те ужасные мгновения. – Тогда, я полагаю, у меня нет другого выбора. Если ты отвергаешь меня, то и никакой другой мужчина тобой тоже больше не насладится, – сказал Фрэнк. Он посмотрел на Небесные Глаза. – Малышка, твоя мама только что подписала твой смертный приговор. – Я сомневаюсь в этом, – осмотрительно сказала Мэгги, зная, что есть только один способ остановить его безумие, особенно, если Соколиный Охотник в ближайшее время здесь не появится. – Конечно, ты не убьешь свою собственную кровь и плоть. – Что это ты там говоришь? – сказал Фрэнк, обратив свой удивленный взгляд на Мэгги. – Ты, кажется, полюбил мою дочь, – сказала Мэгги, на шаг приблизившись к Фрэнку. – Ты внимательно разглядел ее глаза? Ты ничего не заметил знакомого в чертах ее лица? В течение нескольких секунд Фрэнк пристально смотрел на Мэгги, затем опустил свой взор на девочку. – Что я должен был увидеть? – спросил он, рассматривая Небесные Глаза некоторое время, затем снова посмотрев на Мэгги. – Ты должен был увидеть собственные глаза и некоторое сходство с собой в чертах ее лица, – мрачно сказала Мэгги. – Ты видишь, Фрэнк, она твоя дочь так же, как и моя. Когда ты изнасиловал меня, твое семя осталось в моем чреве, и из него вышел этот милый ребенок. Фрэнк раскрыл рот, не находя слов, снова пристально вглядываясь в Небесные Глаза. Отшатнувшись назад, он чуть было не споткнулся и не упал навзничь. Он увидел себя в ее лице и глазах. Он чувствовал странную близость, особую связь с ней. – Мой ребенок?.. – произнес он, задыхаясь. Словно Небесные Глаза вдруг превратилась в горячий уголь, он сунул ее в руки Мэгги и быстро вытащил нож из кожаных ножен на поясе. – Ты лжешь, – прорычал он. – И ты умрешь! Зубы Соколиного Охотника обнажились. Его тело быстро наклонилось вперед при коротком диком рывке левой руки. После того, как он отпустил натянутую тетеву лука, его воины последовали его примеру. В тот самый момент, когда Фрэнк шагнул к Мэгги с ножом наготове, она увидела, как мимо нее пролетело множество стрел, вонзаясь в грудь Фрэнка. Роняя нож, Фрэнк лишь успел с мольбой в глазах протянуть руку к ребенку, прежде чем замертво упасть на землю. Глядя вниз на Фрэнка, Мэгги стояла будто в трансе. Только когда Соколиный Охотник подошел к ней и надежно обхватил ее и ребенка своими руками, тело Мэгги расслабилось. Она начала плакать, сотрясаясь в рыдани ях. Она закрыла глаза и прижалась щекой к груди Соколиного Охотника. – Все закончилось, – сказал Соколиный Охотник, нежно гладя ей спину. – Он мертв. Ты в безопасности. – Я думала, что ты не успеешь, – всхлипнула Мэгги. – Мы были здесь в темноте пещеры и выжидали подходящего момента, – сказал Соколиный Охотник. – Лишь после того, как он отдал тебе ребенка, мы смогли действовать, чтобы остановить его. – Он правда мертв? – спросила Мэгги, содрогаясь при мысли, что Фрэнк просто притворяется. Ей невыносимо было думать о будущем, полным страха из-за этого человека. Он должен быть мертвым! – Абсолютно мертв, моя женщина, – сказал Соколиный Охотник. Он перестал ее обнимать и взял Небесные Глаза к себе на руки. Он посмотрел вниз на сумку с деньгами. – У этого мужчины была причина для жадности. Слишком много денег. Он бы пошел на убийство, чтобы завладеть ими. – Он давно меня искал, чтобы получить эти деньги, – сказала Мэгги вздрогнув, вспомнив о сумке. – Мне следовало бы оставить их ему. Они мне были ни к чему. Абсолютно. Затем ее глаза расширились и она посмотрела на Соколиного Охотника. – Но так не должно быть, – сказала она, в волнении взяв его за руку. – Давай найдем им хорошее применение. Давай используем их во благо твоего народа. Такое количество денег могло бы улучшить положение арапахо. Ты возьмешь их, дорогой, как мой подарок тебе? Видишь ли – это были деньги моего отца. Он много трудился для того, чтобы их заработать. Было бы только справедливо, если мы сможем найти им хорошее применение. – Соколиный Охотник не жаден до денег, – сказал он недовольно. – Нет никакой жадности, если деньги получены честным путем. Я использую их на хорошее дело, – решительно сказала Мэгги. – Это были деньги моего отца. Они по праву теперь принадлежат мне. И, естественно, также по праву будут принадлежать арапахо! На губах Соколиного Охотника появилась легкая улыбка. – Ты еще многое должна мне объяснить, моя женщина, – сказал он, сурово взглянув на нее. – Я знаю, – сказала Мэгги, опустив голову, – я раскрою тебе все тайны, которые хранила от тебя и обещаю, что такое больше не повторится никогда. – Секреты опасны, – сказал он ровным голосом. – Но иногда в результате тайн случается и хорошее. Наши взаимоотношения окрепнут, когда ты освободишь свою душу от тяжкого груза. Мэгги кивнула головой, затем посмотрела вниз на Фрэнка. – Может быть, он в конечном счете оказал мне услугу, – сказала она, вытерев слезы с глаз. Соколиный Охотник сказал одному из своих воинов взять сумку с деньгами, но оставить мужчину для волков. Затем он вывел Мэгги из подвала. Она постаралась не вспоминать о том небольшом эпизоде, когда Фрэнк сидел с малышкой, укачивая ее так, словно любил ее. Эти мысли быстро улетучились, когда она вспомнила про нож. Его мимолетное состояние заботливого человека быстро сменилось ненавистью. Если бы не Соколиный Охотник и его воины, Фрэнку удалось бы не только лишить жизни Мэгги, но и свою собственную дочь. После того, как они вернулись в вигвам и Небесные Глаза была накормлена, наконец, настал черед Мэгги все объяснить Соколиному Охотнику. Потрясенная тяжелым испытанием, которому подверг ее Фрэнк, она села рядом с Соколиным Охотником. Тепло домашнего костра помогло ей начать свой рассказ о мерзком изнасиловании, о краже отцовских денег и бегстве от Фрэнка. Затем о ее замужестве и жизни с дорогим Мелвином, спасшим ее от полного разочарования жизнью. – Ребенок не от твоего мужа? – спросил Соколиный Охотник, совершенно пораженный ее рассказом. – Этот прекрасный ребенок результат мерзкого изнасилования? – Да, – тихо ответила Мэгги, кивнув головой. – Это то, о чем бы мне не хотелось вспоминать, а еще меньше рассказывать кому-либо. Даже тебе, Соколиный Охотник. Так позорно быть такого рода жертвой. Пожалуйста, пойми, почему я тебе об этом никогда не рассказывала. – Деньги все это время были закопаны в нашем доме? – сказал Соколиный Охотник, сочтя необходимым прекратить разговор об изнасиловании и никогда больше к нему не возвращаться. Виновный в этом мужчина был мертв, а ребенок уже во всех отношениях принадлежал Соколиному Охотнику и занимал важное место в его жизни. – Я зарыла их при первой же представившейся мне возможности, – вздохнув, сказала Мэгги. – А если бы Фрэнк не явился за ними? – спросил Соколиный Охотник. – Я почти забыла, что они там есть, – сказала Мэгги, и это было правдой. – Я была так погружена в счастливую жизнь с тобой и дочерью, в ожидании появления на свет нашего сына, что даже о деньгах ни разу и не вспомнила. Они не имели для меня никакого значения. Зачем мне надо было о них говорить? – У тебя когда-нибудь возникало беспокойство, что этот человек может найти тебя и деньги? – спросил Соколиный Охотник. – Сначала, да, – тихо сказала Мэгги, – а потом уже нет. Затем она начала рассказывать Соколиному Охотнику правду о сегодняшнем предательском поведении Тихого Голоса. Он не успел ничего ответить, а она дорассказать все до конца о бегстве Тихого Голоса, ибо внезапно в вигваме появился Длинные Волосы. Мэгги подняла глаза и посмотрела на Длинные Волосы. Сердце ее заныло при мысли о том, какую боль он испытает, узнав о Тихом Голосе. Ей не хотелось разбивать сердце деда Соколиного Охотника, и чтобы к нему стали относиться как к выжившему из ума старику, хотя он захочет узнать правду. Длинные Волосы подошел и стал рядом с Мэгги, положив ей руки на плечи. – Хорошо, что ты и ребенок в безопасности, – сказал он, кивая головой. – Твоя мать, Соколиный Охотник, отдыхает в своем доме. Хорошо, что мы сохранили его для нее после смерти моего сына. Эти стены, хранящие множество воспоминаний, утешат ее. – Ты думаешь, что она сможет примириться с потерей мужа? – сказал Соколиный Охотник, вставая, чтобы обнять Длинные Волосы. – Ее сердце всегда будет скорбеть о муже, но разум ее окреп, – сказал Длинные Волосы. Он отошел от Соколиного Охотника и нерешительно взглянул на Мэгги. – За весь день Тихий Голос сегодня ни разу ко мне не пришла. Родители также ее не видели. Глаза Пантеры, знаешь ли ты, где она может быть? Никогда еще она не уходила так, чтобы никто не знал, где она. Мэгги сдерживалась с трудом. Она медленно встала на ноги и нервно взглянула на Соколиного Охотника, а затем на Длинные Волосы. Соколиный Охотник почувствовал, что Мэгги далеко не все рассказала ему о Тихом Голосе. – Моя жена, твои глаза говорят о том, что ты не высказала словами, – сказал он, повернувшись к Мэгги и положив руку ей на плечо. – Соколиный Охотник, это так ужасно, – сказала Мэгги прерывающимся голосом, – но должно быть сказано. Все должны знать. Особенно Длинные Волосы. Длинные Волосы шагнул к ней и заглянул в глаза. – Скажи мне, – сказал он подавленным настороженным голосом. – Она… Тихий Голос… ушла по собственному решению, – наконец выпалила Мэгги. Но, если бы она не ушла по собственной воле, то ее бы изгнали. Ты, Длинные Волосы, и ты, Соколиный Охотник выгнали бы ее из деревни. Длинные Волосы начал искать ответы в глазах внука. – Что это значит? – спросил он слабым голосом. – Что сделала Тихий Голос, чтобы заслужить такой приговор? Соколиный Охотник шагнул к деду и взял его за хрупкие плечи. – Дедушка, многое надо сказать, что огорчит твое сердце, – сказал он торжественно, – но это должно быть сказано. Это должно быть сказано сейчас и оставлено в прошлом. Мы не будем больше к нему возвращаться в дальнейшем. Длинные Волосы открыто смотрел в лицо Соколиного Охотника. – Ты скажешь своему деду все, – обратился он к Соколиному Охотнику, хотя и страшился ответа. – Расскажи мне о Тихом Голосе. Почему она ушла? Куда она ушла? – Тихий Голос предала нас всех сегодня, – сказал Соколиный Охотник, убрав руку с плеча деда и отвернувшись от него. Он не хотел видеть, как вопрошающий взгляд деда наполнится отчаянием, боясь узнать правду об этой красивой женщине, которой он отдал не только кров, но и большую часть своего сердца. Но Соколиный Охотник был убежден, что это надо сделать сейчас. Никогда не надо скрывать правду от умного человека. – Предала? – сказал Длинные Волосы, чувствуя, как слабость одолевает его. – Тихий Голос способна на предательство? Каким образом, мой внук? Со мной она проявляла только самые хорошие черты своего характера. – Да, верно, – сказал Соколиный Охотник, кивая головой. Он снова медленно обратил свой взор на деда, затем быстро рассказал ему о том, что Тихий Голос сделала не только Мэгги, но и ребенку. Он также рассказал своему деду, что Тихий Голос ушла, испугавшись всеобщего гнева, когда им станет известна правда о ней. Женщина Нитка, проходя мимо вигвама, услышала серьезные голоса и зашла, чтобы узнать причину. До настоящего момента она оставалась в тени. Увидев крайнее отчаянье в глазах старика и то, как Длинные Волосы опустил плечи под тяжестью переживаний, она подошла к нему. Соколиный Охотник благодарно кивнул Женщине Нитке, зная; что если кто и сможет помочь деду в этот период, так это она. Женщина Нитка взяла Длинные Волосы за руку. – Пойдем, – прошептала она. – Позволь мне отвести тебя в твой вигвам. Там я буду оставаться с тобой до тех пор, пока ты не велишь мне уйти. Длинные Волосы кивнул головой, медленно повернулся и пошел с ней. Так он шел тихонько рядом с ней до своего дома. Когда они вошли внутрь, она помогла ему лечь на кровать и укрыла мягким одеялом. Затем она села рядом с кроватью и начала ему петь. Когда он взял ее руку и прижал к себе, она вздохнула. – Длинные Волосы, я навсегда останусь с тобой, если ты меня захочешь, – сказала Женщина Нитка, поднявшись на колени, чтобы заглянуть в его лицо. Она выдавила из себя смешок. – Конечно, я понимаю, что я не красавица, и мое тело далеко не молодо. Но ночью оно может согреть твое тело так же, как ты согреешь меня. Она помолчала и голос ее дрогнул. – Мне было так одиноко с тех пор, как мой муж покинул меня, чтобы уйти дорогой предков, – добавила она чуть позже. – Длинные Волосы, мне так давно хотелось, чтобы ты меня пожелал. Его глаза были добрыми и нежными, он улыбнулся Женщине Нитке. – Ты не смотришь на этого старика, как на сумасшедшего потому, что он взял в свою постель Тихий Голос лишь для того, чтобы быть одураченным? – спросил он. – Никогда и ни в чьих глазах ты не можешь выглядеть глупцом, – сказала Женщина Нитка, коснувшись рукой его лба и нежно погладив. – Просто ослепленным на некоторое время плавными красивыми изгибами той, которая соблазнила тебя. – Она была красива, не так ли? – сказал Длинные Волосы слабым голосом. – Красива, но испорченна, – осмелилась заметить Женщина Нитка. – Мне казалось, что я не был ей безразличен, – сказал Длинные Волосы, приглашая Женщину Нитку к себе на кровать. – Я уверена, это было частью ее плана, – сказала Женщина Нитка, устраиваясь рядом с ним, снова чувствуя себя молоденькой девушкой. – Какая женщина могла бы остаться равнодушной к такому мужчине, как ты? – Твое тело так хорошо меня согревает, – сказал Длинные Волосы, притягивая ее к себе поближе. Женщина Нитка улыбнулась, прильнув к нему, и они оба уснули с довольным выражением на лицах. Соколиный Охотник и Мэгги лежали рядом на кровати. Он обнимал ее, но не делал попыток сблизиться физически. Она бы не получила от этого удовольствия. Днем Мэгги пережила слишком много ужасных моментов и сейчас воспринимала только то, что она дома, в безопасности и все ужасы позади. – Завтра пейот будет использован совсем не так, как Тихий Голос применила этот кактус на тебе, – сказал Соколиный Охотник, нежно лаская спину Мэгги. Она лежала рядом с ним на боку и смотрела ему в лицо. – Я не хочу даже слышать это слово, – сказала Мэгги, содрогаясь. Соколиный Охотник обхватил ладонями ее щеки и заставил Мэгги взглянуть ему в глаза. – Завтра твой муж примет участие в церемонии пейота, – сказал он. – Определенным образом ты должна будешь к нему присоединиться. Мэгги побледнела и приподнялась на локте, глядя на Соколиного Охотника. – Почему я должна? – сказала она задыхаясь, вспомнив, как быстро снадобье привело ее в беспамятство. – На самом деле ты не будешь есть пейот сама, – быстро объяснил Соколиный Охотник. – Ты будешь сидеть со мной во время церемонии и следить за тем, чтобы у всех была пища. Ты будешь там, чтобы, когда все закончится, отвести меня в нашу постель. Там мы будем любить друг друга. После употребления пейота твой муж получит большее удовольствие. Мы будем любить друг друга много часов. – Если ты говоришь, что сможешь бесконечно любить меня, то почему же пейот оказал на меня такое ужасное действие? – с беспокойством спросила Мэгги. – Вся разница заключается в количестве, – объяснил Соколиный Охотник. – Тихий Голос дала тебе слишком много. Она явно знала, сколько тебе дать, чтобы привести в бессознательное состояние и заставить тебя делать то, что она скажет. Он нахмурил брови. – Должно быть она временами пользовалась пейотом сама и знала точные дозы для достижения разного эффекта. – Почему ты должен сделать это завтра? – спросила Мэгги, желая отговорить его. – Растение просто так не едят даже те, кто приобщен к нему, только во время церемоний, которые происходят через разные промежутки времени, – объяснил он. – С нашей последней церемонии прошло уже много месяцев. Настало время для следующей. – Значит ты делал это раньше? – Много раз. – С тобой все будет в порядке? – Да. – Расскажи мне что-нибудь об этом, чтобы я знала, чего можно еще ожидать кроме того, что я уже на себе испытала под воздействием этого ужасного растения. Он крепко обнял ее и начал рассказывать ей ровным голосом, припоминая многие церемонии, в которых принимал участие, по окончании которых всегда ощущал в себе духовный подъем и физическую силу. – Пейот воздействует на сердце, – начал объяснять Соколиный Охотник, – и, значит, изменяет общее состояние человека, являясь сильным возбуждающим средством, особенно для умственных способностей человека. В большинстве случаев имеют место зрительные галлюцинации. Влияние его на чувства человека очень изменчиво; иногда он может быть давящим или неприятным. В других случаях – погружает человека в транс. Для Соколиного Охотника это всегда стимуляция его разума. Он коснулся своими губами ее губ. – Завтра со мной будет то же самое, – сказал он хриплым голосом. – Завтра ты познаешь новые вершины любви. Мэгги прижалась к нему и сердце трепетно забилось от его долгого и страстного поцелуя. Однако она была рада, что он не предпринял попытки возбудить ее больше. Она так устала от дневных событий. Она свернулась калачиком, стараясь думать о завтрашнем дне только с положительной стороны. Однако, вспоминая ужасное действие, которое оказал на нее пейот, Мэгги испытывала страх, что ее муж доверяет этому растению. – Обними меня, – прошептала она. – Я так тебя люблю, Соколиный Охотник. Я так тебя люблю. Он заключил ее в свои объятия, не желая думать о том, насколько он был близок к тому, чтобы потерять ее. ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ День для Мэгги без Соколиного Охотника тянулся долго. Он уехал на рассвете, собрав всех, кто примет участие в церемонии пейота. На закате он установит вигвам, где и будет происходить церемония пейота, готовя его к приходу двенадцати воинов, которые примут участие в этом событии вместе с Соколиным Охотником. Перед тем, как уйти, он объяснил Мэгги, что на этот раз он будет возглавлять церемонию и, следовательно, сам устраивать ее. Он собирался сделать свою церемонию в соответствии с теми, в которых он ранее принимал участие, добавив лишь некоторые детали, чтобы привести ее в соответствие со своей целью. Мэгги готовила еду для церемонии, а Мать Соколиного Охотника ей помогала. Вначале между Мэгги и Чистым Сердцем возникла некоторая напряженность, но спустя некоторое время она исчезла, и они начали разговаривать, готовя кушанья для ночного бодрствования. Теперь они сидели у огня, время от времени помешивая разные котелки, висящие на треногах над пламенем. Сумерки уже начали сгущаться. – Я вижу беспокойство в твоих глазах, – сказала Чистое Сердце, глядя на Мэгги. – Ты напрасно волнуешься. Твоя роль в церемонии будет незначительной. – Мне действительно хочется верить, что не стоит беспокоиться, – сказала Мэгги. Она встала на колени и заняла свои руки тем, что начала размешивать длинной деревянной ложкой тушеную лосятину, которая медленно кипела, распространяя ароматный запах по всему вигваму. Она села рядом с Чистым Сердцем и беспокойно на нее взглянула. – Но я едва могу вынести мысль о том, что мне придется наблюдать, как мой муж будет принимать участие в этой церемонии и еще меньше – смотреть, как он будет есть это ужасное растение, – сказала она на одном дыхании. – Тихий Голос силой заставила меня его проглотить, и я потеряла сознание, затем стала безумной вплоть до того момента, когда проснулась. Я боюсь того, что это растение может сделать с Соколиным Охотником. Длинные седые волосы Чистого Сердца ниспадали на плечи и вниз до талии. Количество морщин на лице казалось больше при свете пляшущего костра. Она молча отвела свой взгляд от Мэгги. Ее мучали мысли о Тихом Голосе, о том, на что та оказалась способной. В течение многих лет Чистое Сердце любила Тихий Голос. Вероятно, что еще тогда Тихий Голос кривила душой, и лишь сейчас раскрылось ее истинное лицо. Затем Чистое Сердце посмотрела на Мэгги и улыбнулась ей. – Милая красавица, не беспокойся о моем сыне, – сказала она, похлопав Мэгги по руке. – Он оказался самым умным из нас. Задолго до тебя Соколиный Охотник сумел разглядеть истинное лицо Тихого Голоса. Еще никто его тогда не видел. Он знает безопасную дозу пейота. Мэгги нерешительно посмотрела на отверстие для дыма в верхней части вигвама. – Скоро будет темно, – сказала она, чувствуя слабость в коленях при мысли, что должна будет покинуть свой надежный дом и дочь на всю ночь. Хотя Чистое Сердце оставалась с Небесными Глазами, да и Многодетная Жена придет ее покормить в нужное время, беспокойство Мэгги тем не менее было велико. И Чистое Сердце может говорить все, что хочет, о том, что нет никакой опасности в церемонии пейота, но Мэгги не перестанет беспокоиться. Внезапно в голову ей пришла одна мысль, и Мэгги удивилась, как же раньше она об этом не подумала. Теперь она не испытывала страха перед тем, что ей придется пойти к Соколиному Охотнику в специально построенный им вигвам для церемонии. Она была рада. Она ведь сможет быть с ним и помочь в случае необходимости. Мэгги повернулась к Чистому Сердцу. – Я с радостью присоединюсь к мужу в вигваме для церемонии, – сказала она с тревогой в глазах. – Возможно мое присутствие каким-то образом его успокоит. – Приятно видеть, что ты согласилась с тем, что от тебя требуется, – сказала Чистое Сердце, снова похлопав по руке Мэгги. – Ты будешь там единственной женщиной. Я очень рада, что этой женщиной согласилась стать жена моего сына. – Единственной женщиной там? – произнесла Мэгги, еле дыша. Она снова ощутила неловкость своего положения и беспокойство. – Ты выглядишь красиво, – сказала Чистое Сердце, снова обратив на себя взгляд Мэгги. – Такая сияющая. Такая милая. Ты не против, если я дам тебе одеть свое платье? Я его надевала во время церемоний пейота, которые устраивал мой муж. Платье символически раскрашено и предназначается только для церемонии. – Да, оно очень милое, – сказала Мэгги, глядя на платье. Оно было бледно-желтого цвета. В бисерном орнаменте на платье также преобладал желтый, хотя включал в себя и другие цвета. Разноцветные тесемки опоясывали стебельки из бисера, среди которых были и стеклянные бусины, издававшие звук при ходьбе. Она одела браслет из витой веревки. Такие же браслеты будут на Соколином Охотнике и остальных мужчинах. Мэгги вздохнула и подошла к колыбельке. Глядя на спящую дочку, она сердцем ощутила тепло и покой. – Я рада, что в мои обязанности входит только подача пищи воинам, когда наступит время для еды, – прошептала она. Чистое Сердце встала рядом с ней, также глядя на девочку. – Есть еще одна вещь, которая от тебя потребуется, – тихо сказала Чистое Сердце. Сердце Мэгги подпрыгнуло и в глазах снова появилось беспокойство. – Что еще? – спросила она слабым голосом. – В полночь ты выйдешь из вигвама, – сказала Чистое Сердце, мысленно представляя себя с мужем много лун тому назад во время многочисленных церемоний пейота. В отличие от Глаз Пантеры, в ее сердце никогда не входил страх, когда нужно было помочь Дремлющему Волку во время участия в церемонии пейота. Но Чистое Сердце понимала разницу. Ведь она была арапахо и с рождения знала о церемонии пейота. Глаза Пантеры была белой женщиной и только сейчас училась тому, что давно бы уже знала, если бы родилась арапахо. Мэгги осторожно коснулась плеча Чистого Сердца понимая, что она сейчас погружена в свои воспоминания. – Чистое Сердце? – сказала она, – Ты говорила?.. Чистое Сердце моргнула глазами. Она тихонько засмеялась, взглянув на Мэгги и поняла, что случилось. Она мысленно вернулась к прекрасным временам. Это все, что у нее осталось от любимого мужа, бывшего вождя – только воспоминания, прекрасные парящие воспоминания. – Ты говорила? – напомнила Мэгги. – Ты сказала, что в полночь я должна буду выйти из вигвама. И что дальше? – От тебя потребуется самое простое, – сказала Чистое Сердце. – Ты должна будешь выйти и взять кувшин с водой, который я для тебя поставлю снаружи. Ты отнесешь кувшин своему мужу и поставишь его перед ним. Затем сядешь рядом с мужем и будешь следить за продолжением церемонии. – Это совсем не сложно, – облегченно вздохнув, сказала Мэгги. Она мысленно начала вспоминать, что должна сделать вначале. Пока мужчнины будут обнаженными плавать в реке, она должна оставаться в своем вигваме, как и все остальные жители деревни. Только после того, как они выйдут из реки и снова оденутся, она выйдет и станет у входа в вигвам. Она подождет, пока воины войдут и сама войдет предпоследней. Последним будет воин, отвечающий за костер, он же и закроет входную створку вигвама. Она кивнула головой. Да, она знает, что делать. Оставалось совсем немного времени до начала. Она вернулась к огню вместе с Чистым Сердцем. Между ними установилось молчание, так как обе женщины погрузились в собственные мысли. Некоторые из них были приятные, другие тревожные. День быстро угасал, надвигались ночные тени. Соколиный Охотник выбрал место для обрядового вигвама за пределами деревни, поближе к реке. Одетый только в набедренную повязку, он стоял в центре будущего вигвама лицом к западу. Он поднял правую руку и молча помолился Великой Невидимой Силе. Почувствовав, что был услышан и получил благословение, Соколиный Охотник занялся строительством вигвама. Он срезал траву с земли при помощи специального ножа. Срезал он траву сначала с запада на восток, а затем с севера на юг. После этого был установлен вигвам с входным отверстием, направленным на восток. Необходимое количество дров для поддержания огня в течение всей ночи было сложено внутри палатки к югу от двери. Использовались лишь маленькие и сухие сучья, горящие без искр. В центре вигвама Соколиный Охотник кругом выложил камни, обозначив таким образом место для костра. Затем вынес одеяло наружу и собрал в него красновато-коричневой земли. Он внес ее в вигвам и расположил землю полукругом вокруг места для костра посередине вигвама. Центр полукруга был направлен к задней части палатки, в противоположную от двери сторону. Он вынул из сумки шалфей и разбросал его по земле внутри вигвама. Сидящие на нем мужчины будут тянуться вперед, чтобы достать до земляного полукруга. Выйдя наружу и взглянув на темнеющее небо, Соколиный Охотник пришел к выводу, что настало время поместить растение в воду. Он вернулся в вигвам и взял несколько растений пейота из сумочки. Замачивание сделает их мягкими, и их легко будет разжевать. Жидкость также будет использована в церемонии. Подняв одеяло с земли, Соколиный Охотник пошел к реке, где остальные двенадцать воинов уже собрались и ждали его. Отложив одеяла и набедренные повязки в сторону, они вошли в воду, чтобы искупаться – это было необходимо сделать перед церемонией пейота. В воде они совершали одно ныряние против течения и одно – по течению реки. Выходя из воды, они натирались шалфеем. Их головы, одеяла и набедренные повязки пропитывались запахом ароматных растений. Не разговаривая, они одели набедренные повязки и завернулись в свои одеяла, а затем направились к обрядовому вигваму. Еще ранее, днем Соколиный Охотник выбрал того, кто будет поддерживать огонь в костре этой ночью. Соколиный Охотник поднял с земли перо орлиного крыла. Он молча указал своим пером на ответственного за костер. Это перо ответственный за костер будет использовать как опахало во время церемонии. Но сейчас его обязанностью было войти перед всеми в вигвам и разжечь костер. Ножи и другие острые предметы оставлялись снаружи палатки, ибо эта церемония носила мирный характер. Соколиный Охотник смотрел на вигвам и, увидев, что костер внутри начал разгораться, поднял глаза к небесам, тихим голосом, читая молитву. Затем он кивнул остальным участникам обряда, и они начали по одному входить в палатку. Ответственный за костер был уже снаружи. Он стоял на коленях у двери, склонив голову лицом по направлению к палатке. Мэгги стояла спиной к вигваму в тени, ожидая того момента, когда ей надо будет появиться. После того, как последний воин вошел в вигвам, она последовала за ним. Ответственный за костер вошел за ней и расположился у огня. Мэгги села рядом с мужем. Остальные расселись полукругом по обе стороны от них. Были раскурены скрученные сигареты, которые зажигал ответственный за костер взятой из костра палочкой. После этого из воды были вынуты растения кактуса пейота. Вода в результате замачивания приобрела коричневатый цвет. Растения положили на скинь, а оставшуюся грязную и очень горькую жидкость пустили по кругу участников. Каждый из них делал два небольших глотка. Затем Соколиный Охотник разравнял небольшое пространство в центральной точке полукруга из красно-ватой земли перед собой. Отломав восемь коротких стеблей шалфея, он положил их на вырезанную поверхность в виде наложенных друг на друга двух крестов. Концы стеблей указывали направление стран света. На эти стебли были выложены растения пейота. Орлиное перо было воткнуто в землю так, чтобы его кончик склонялся над растением. Затем Соколиный Охотник сделал бороздку вдоль земляного полукруга, надавив большими пальцами сначала с правой, а затем с левой стороны. Эту операцию продолжил каждый из участников сидящих с обеих сторон от Соколиного Охотника. Бороздка представляла собой путь, по которому мысли молящихся направлялись к пейоту. После того, как был выполнен этот алтарь, Соколиный Охотник четырежды пронес ткань с замоченными растениями над огнем. Он взял одно растение сам, а затем дал одно сидящему от него слева. После того, как эти шишечки были съедены, Соколиный Охотник дал каждому из участников по четыре растения, сначала протягивая руку к востоку. Соколиный Охотник положил свою порцию в рот. Вкус был горький, и растения оставались все еще довольно-таки твердыми. Он начал раскусывать из зубами по одному до тех пор, пока они не раскрошились и не стали мягкими. Затем, работая языком, Соколиный Охотник сделал из всей этой массы во рту круглый шарик. Когда он стал достаточно мягкий, его было легко проглотить. Соколиный Охотник сунул руку за спину и вытащил барабан, погремушку из тыквы, наполненную галькой, и веер из перьев, представляющий птиц, соединяющих бога и человека. Он пронес это четыре раза над огнем. Оставив себе погремушку, он передал сидящему от него слева мужчине барабан. Мэгги была озадачена всем этим. Затаив дыхание, наблюдала она за каждым этапом ритуала. Ее сердце взлетело в поднебесье, когда Соколиный Охотник начал трясти погремушку и петь, а мужчина с барабаном выбивать ритм в такт с его песней. Она видела профиль своего мужа, который был одновременно таинственным и красивым. Пока она не видела никакого вреда в том, что он съел пейот. Она видела спокойствие и безмятежность в его глазах. Ей стало жаль, когда он перестал петь и передал погремушку другому участнику. Каждый из участников исполнял свою песню, а затем передавал погремушку следующему до тех пор, пока каждый из мужчин не спел по четыре песни. Мэгги была так захвачена церемонией, что потеряла счет времени. Когда Соколиный Охотник посмотрел на нее и кивнул по направлению к двери, она быстро встала, сразу вспомнив слова Чистого Сердца о кувшине с водой. Мэгги удивилась, что Соколиный Охотник следует за ней. Она молча стояла рядом, пока он, лицом к востоку, молился на утреннюю звезду. Лицом к западу он возносил молитвы пейоту, который находился в палатке. Затем Мэгги проследовала за Соколиным Охотником в вигвам. После того, как он сел, она поставила перед мужем кувшин с водой и заняла свое прежнее место рядом с ним. Соколиный Охотник бросил шишечку пейота в огонь, чтобы его молитвы унеслись вверх. Ответственный за костер сгреб золу, выполнив из нее полукруг внутри земляного полукруга, затем встал и начал танцевать. Соколиный Охотник пел и потряхивал своей погремушкой, мужчина, сидевший слева от него бил в барабан, а третий участник дул в свисток, подражая птице. После четырех песен ответственный за костер сел на свое место. Его глаза страстно смотрели на Соколиного Охотника. Соколиный Охотник дунул в свисток из орлиной кости, подражая крику орла, когда тот медленно спускается с высоты на землю в поисках воды. Постепенное приближение птицы передавалось очень ярко и завершалось пронзительным криком. Затем конец свистка был опущен в воду. После этого Соколиный Охотник отпил из кувшина. Затем в обычном порядке церемонии кувшин начал передаваться слева направо, и каждый из участников делал четыре глотка, так как пейот возбудил в них жажду. С этого времени до восхода солнца пение и звук барабана не прекращались. Мэгги клонило в сон, но она знала, что с восхода солнца начнутся ее обязанности. Она должна будет принести еду участникам церемонии. Когда подошло время, Мэгги вышла и вернулась с четырьмя блюдами с едой и питьем, которые поставила в ряд на землю между костром и дверью. Вскоре после ее возвращения завершился последний круг песен, погремушка была отложена в сторону, и в костер больше не добавлялось дров. Барабан также убрали. Участники церемонии допили остатки воды в кувшине, а затем настал черед блюд. После того, как еда прошла несколько раз по кругу и никто уже больше не прикасался к блюдам, участники церемонии встали, стряхнули одеяла и один за другим покинули вигвам в том же порядке, в каком вошли сюда. Остаток дня участники церемонии пролежали на своих одеялах в тени деревьев. Мэгги легла рядом с Соколиным Охотником, она засыпала, потом снова просыпалась от пения мужчин, тихонько трясущих своими погремушками. Она улыбалась, радуясь тому, что в этот особый момент находилась рядом с мужем, и неслышно смеялась, слыша, что время от времени несколько мужчин начинали одновременно петь разные песни. Ей. казалось, что действие снадобья все еще было сильным. Приятные ощущения достигли высшей точки. Именно в этот момент Соколиный Охотник вдруг взял Мэгги на руки и понес ее прочь, покидая всех остальных. Он, не останавливаясь, внес ее в свой вигвам. Дыхание его было частым, он не отрываясь смотрел на Мэгги. Находившиеся в вигваме Чистое Сердце и Многодетная Жена сразу же удалились, чтобы предоставить своему вождю и его жене полное уединение. Мэгги не ела пейот, но чувствовала себя так, словно и она приняла участие в церемонии. Поцелуи Соколиного Охотника опьяняли ее. Она чувствовала легкое головокружение, и была рада, когда он положил ее на кровать. Их руки неистово раздевали друг друга. Их губы в диком порыве сливались, срывая горячие, страстные поцелуи. Их тела, сплетаясь, соединялись, и вот Соколиный Охотник вошел в нее одним сводящим с ума движением. Ноги Мэгги обвились вокруг Соколиного Охотника. Его ладони легли ей на грудь. Его язык, раздвинув ее губы требовал ответной реакции. Она с жадностью встретила его безумную страсть. Все ее существо приходило в волнение, все больше возбуждаясь, ощущая разливающееся по телу тепло. Теперь казалось незначительным, что она провела целую ночь без сна, лишь немного вздремнув днем, пока Соколиный Охотник смеялся и ел со своими друзьями после церемонии пейота. Она чувствовала, как пробуждается в ней, овладевая всем телом, головокружительное ощущение экстаза. Дрожь волной пробегала вниз по ее спине при резких движениях Соколиного Охотника. Каждое его движение все больше удовлетворяло ее желание, наполняя теплом и светом. До ее слуха смутно доходили какие-то тихие стонущие звуки. Затем Мэгги поняла, что она сама их издавала, толкая свои бедра навстречу движению Соколиного Охотника, помогая ему проникать все глубже. Он обхватил руками ее тело и, прижав к себе, окутал своим теплом. Все ее чувства были во власти безграничного нежного до боли блаженства, все увеличивающейся потребности в нем. Когда его рот соскользнул вниз, и губы отыскали мягкую выпуклость ее груди с упругим соском на вершине, Мэгги закрыла глаза и откинула голову назад, чувствуя как пламя страсти разгорается и распространяется в ней… Она был совсем близко к той черте, к которой стремилась. Теперь ей хотелось, чтобы это произошло быстро, ибо муки ожидания изнуряли ее. Кровь Соколиного Охотника разгорелась, его язык ощутил нежность ее груди и упругость соска. Лаская ее грудь, он легонько ударил языком по соску, затем облизал и начал покусывать, вызвав у Мэгги стоны блаженства. Она чувствовала его огонь. Он беспрерывно проникал в нее все глубже, выбирая место и время, когда исчезнет все, кроме невероятного удовольствия, которое приходит на самой вершине любви. Просунув руки ей под спину и прижав к себе, он ускорил свои движения. Бушевавший в нем огонь одновременно был и агонией, и блаженством. Насладившись нежностью ее груди, его язык устремился вверх по ее тонкой шее. И вот их губы снова слились в поцелуе. Горячие волны набегали на него одна за другой. Они напоминали вулканический поток. Соколиный Охотник коснулся губами щеки Мэгги и застонал, его тело содрогнулось, освобождаясь от спермы, вводя ее в чрево Мэгги. Ощутив в себе этот поток, Мэгги дернулась ему навстречу и вскрикнула от удовольствия и радостного чувства полного удовлетворения. Тело Соколиного Охотника успокоилось в полном изнеможении. Он скатился на спину и лег рядом с Мэгги. Его глаза были закрыты, а тело все еще дрожало от удовольствия. Мэгги пробежала рукой по его груди. – Я люблю тебя, – прошептала она, наклоняясь к нему, чтобы поцеловать ямочку на горле. Она начала говорить что-то еще, но вдруг заметила, что дыхание его стало ровным и спокойным. Так было всегда, когда он спал. Мэгги приподнялась на локте. – Соколиный Охотник? – прошептала она, чтобы проверить, действительно ли он уснул. Не услышав ответа, она вздохнула и снова легла, стараясь прижаться к нему поближе. Мэгги улыбнулась и тоже погрузилась в сон. Некоторое время спустя, когда Небесные Глаза захныкала, Мэгги встала с постели и взяла дочь. Она снова вернулась на кровать и начала кормить девочку грудью. – Скоро у тебя будет братик, – прошептала Мэгги, нежно лаская лобик дочки. – Я знаю, что будет мальчик. Я точно знаю. Ощущая покой и радость, Мэгги все же нахмурила брови, испытывая беспокойство, представив себе будущее сына, в котором будут церемонии пейота и танец солнца. Она посмотрела на шрамы на груди Соколиного Охотника и вздрогнула. Однако она знала, что сын, который вырастет похожим на отца, должен испытывать на себе страдания, чтобы показать, чего он стоит и доказать свою храбрость. Он не захочет меньшего, особенно если последует по стопам отца и станет великим вождем их народа. – И он будет таким же красивым, – продолжала Мэгги, глядя на Небесные Глаза, – как и ты. Она почувствовала, как рука провела по ее позвоночнику. Мэгги поняла, что Соколиный Охотник снова проснулся. – Мой дорогой, – прошептала она, ощутив как по коже пробежали мурашки от чувственного удовольствия, пробуждающегося в ней от одного лишь его прикосновения. Небесные Глаза убрала свой ротик от груди Мэгги. Она посмотрела на Мэгги и подарила ей радостную улыбку. Соколиный Охотник забрал у нее Небесные Глаза и положил ее животиком себе на грудь, так что они оказались лицом к лицу. – Она вылитая ты, – сказал Соколиный Охотник. – Скольких мужчин она заставит ревновать, сколько сердец разобьет, прежде чем выберет себе одного, за которого выйдет замуж. – Для меня был лишь один мужчина, – сказала Мэгги, снова прильнув к нему поближе. Соколиный Охотник ничего не ответил. Он мысленно вспомнил тот момент, когда она рассказала ему об изнасиловании. Хорошо, что он послал в грудь насильнику первую стрелу, затем вторую и третью. Ружье в его глазах не было подходящим оружием для того, чтобы отомстить человеку, лишившему его жену невинности. – И этот человек, твой муж, будет всегда тебя удовлетворять? – спросил Соколиный Охотник, отметая прочь ужасные мысли. – Разве ты еще можешь об этом спрашивать? – сказала Мэгги, нежно улыбаясь. ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ Один год спустя Мэгги сидела у домашнего костра в своем вигваме и кормила грудью Золотого Орла, своего трехмесячного сына, а Небесные Глаза в это время сидела на коленях Чистого Сердца и играла с ниткой разноцветных стеклянных бус. – Церемония продлится долго? – спросила Мэгги, до глубины души тронутая тем, что собиралась сделать Женщина Нитка. Сегодня Мэгги примет от Женщины Нитки священную сумку, содержащую фимиам, краски и все принадлежности, которыми она пользовалась, выполняя орнаменты на платьях из кожи и на платках. Эти инструменты были выкрашены в красный цвет и содержались в завернутом виде. В этой деревне было всего семь таких сумок, принадлежавших пожилым женщинам. Соответственно, семь священных сумок хранились у семи пожилых мужчин. – Как таковой церемонии не будет и, следовательно, такой передачи тебе сумки, как это происходило в прошлом, – сказала Чистое Сердце. – Вещи меняются в течение одной жизни. Ритуал передачи священной сумки молодой и достойной женщине будет проходить без обычной пышности и торжественности. Не будут присутствовать при этом и шесть остальных обладательниц священных сумок. Это произойдет без посторонних. Будешь только ты и Женщина Нитка. Она передаст тебе сегодня не только священную сумку, но и все свои принадлежности для шитья. – Я так горжусь тем, что Женщина Нитка выбрала именно меня, чтобы передать свои принадлежности для шитья и священную сумку, – сказала Мэгги, повернув своего сына к другой груди, чтобы он мог пососать и ее. – Грустно, что ее пальцы уже не такие ловкие, как раньше. – Это удел старых, – сказала Чистое Сердце, тяжело вздохнув. – Лучше, дочь моя, если сумка и принадлежности для шитья будут принадлежать проворным молодым пальцам, а не старым, дрожащим и негнущимся. – Я думаю, что не только по этой причине она оставляет вышивку, – сказала Мэгги. – С тех пор, как она вышла замуж за Длинные Волосы, у нее много времени стало уходить на заботу о нем. – Она тихонько засмеялась. – Мне так приятно видеть Женщину Нитку и Длинные Волосы вместе. Они так помолодели душой. Ты заметила? У них всегда есть о чем поговорить. – Это доказывает, что они счастливы, – сказала Чистое Сердце, кивнув головой. Мэгги увидела, как глаза Чистого Сердца погрустнели. Много времени прошло с тех пор, как муж Чистого Сердца покинул ее, но боль от утраты не стала меньше. Было хорошо, что она находила удовольствие в других вещах, способных отвлечь ее от мыслей о муже. Так вот и сейчас. Чистое Сердце, казалось, пребывала на седьмом небе от счастья, держа на коленях Небесные Глаза и играя с ней. Мэгги посмотрела на сына. Она ощущала себя безмерно счастливой от одного только взгляда на своего красивого мальчика, рожденного от любви Соколиного Охотника. И как прекрасно, что у Золотого Орла была красивая медная кожа, темные глаза его отца и копна черных, как смоль, волос, которые когда-нибудь вырастут длинными и будут ниспадать на плечи. Она мысленно представила своего сына молодым человеком, гордо скачущим на лошади. Его волосы развеваются на ветру. Плечи у него будут широкими и мускулистыми, а во взгляде будет гореть благородство. Но сейчас он спит. Его губы больше не двигались, и щечка довольно прижалась к наполненной молоком груди. – Тебе сейчас снятся ангелы? – спросила она мягким голосом. – Если так, то передай привет моей матери, хорошо? – Он такой довольный… Спит, как и Небесные Глаза, – произнесла Чистое Сердце. Увидев свою спящую дочь, доверчиво прижавшуюся к груди Чистого Сердца, Мэгги улыбнулась. Привязанность между Чистым Сердцем и Небесными Глазами росла с каждым днем, а ведь все могло быть иначе. Одно то, что Небесные Глаза была белым ребенком, могло бы создать трудности. В пору, когда Чистое Сердце была молодой, белые люди выглядели дикарями в глазах арапахо. Белые люди украли не только их землю, но и их достоинство. Мэгги была благодарна Чистому Сердцу за ее искреннюю привязанность. Для той не имело значения различие цвета кожи. Чистое Сердце была сердечной, набожной женщиной. Она была способна скорее на любовь, чем на ненависть. Мэгги отнесла Золотого Орла в колыбельку, ранее принадлежавшую Небесным Глазам и уложила его туда на бочок, а Чистое Сердце бережно поместила Небесные Глаза в маленькой кроватке, стоящей рядом с колыбелькой, уложив девочку на толстый слой одеял и бережно укрыв ее. Мэгги склонилась над колыбелькой и поцеловала Золотого Орла, натянув на него одеяльце, затем подошла к Небесным Глазам и поцеловала ее в щечку. – У тебя очень красивые дети, – сказала Чистое Сердце, обняв Мэгги за талию. Повернувшись к Чистому Сердцу, Мэгги благодарно ее поцеловала. – Ты принесла в жизнь моих детей так много любви, – прошептала она. – И в мою тоже. – От всего сердца я делю свою любовь и жизнь с тобой и твоими детьми, – сказала Чистое Сердце, обняв Мэгги. Затем Чистое Сердце направилась к двери. – Если я останусь дольше, то могу помешать вам, – сказала она через плечо. – Скоро придет Женщина Нитка. – Приходи снова попозже, – сказала Мэгги, провожая Чистое Сердце до двери. – Приходи и побудь со мной и с детьми после обеда. И, пожалуйста, принеси с собой вышивку. Мне не терпится опробовать принадлежности для шитья, которые Женщина Нитка мне передает. – Она бы и не подумала отдать их кому-нибудь еще, – сказала Чистое Сердце, взяв Мэгги за руки. – Моя дорогая, для всех нас, арапахо, ты являешься чем-то особенным. И тебе по праву сегодня оказывается такая честь. Они снова обнялись, затем Мэгги подошла и села у домашнего костра. Сердце ее взволнованно билось в ожидании прихода Женщины Нитки. Она считала себя такой счастливой! В каком-то смысле она была благодарна даже Фрэнку за причиненное ей зло. Если бы он этого не совершил, ей не пришлось бы бежать в Канзас-Сити и она бы никогда не испытала радость быть частичкой жизни арапахо. – Да, – прошептала она, – Фрэнк желал мне самого худшего, а в результате я получила самое лучшее. Шарканье ног в вигваме заставило Мэгги оглянуться. Она встала и пошла навстречу Женщине Нитке. Мэгги помогла пожилой женщине удобно устроиться на шкурах у огня и сама села рядом с ней, положив дрожащие пальцы себе на колени. Во все глаза она смотрела на священную сумку, которую Женщина Нитка положила на пол между собой и Мэгги. – Сегодня я вручаю тебе то, что было доверено мне много лун тому назад, – сказала Женщина Нитка, убрав упавшую седую прядь волос со своего лица. – Ты видишь платье, которое сейчас на мне надето? – Да, – прошептала Мэгги. – Оно очень красивое. – Ее взгляд медленно прошелся по платью и она увидела, что платье было довольно-таки старое: цвета померкли и кожа пересохла. Однако платье из кожи бизона было все еще красивым. Оно имело двадцать линий орнамента из игл дикобраза, в основном желтого цвета, которые представляли собой тропы бизонов. Нижний край платья был отделан пятнадцатью висюльками, на концах каждой из которых имелись маленькие шарики и петельки с отделкой из игл дикобраза. – Это первое платье, сшитое Женщиной Ниткой после того, как я получила священную сумку много лун тому назад, – сказала Женщина Нитка, осторожно проведя руками вниз по платью. Она посмотрела на сумку, а затем на Мэгги. – Женщина Ворон владела этой сумкой до того, как передала ее мне, – прошептала она. – Этой сумкой до этого успешно владели еще две женщины, а затем вот я. Собираясь принять эту сумку, я приготовила еду, одежду и лошадей в подарок и пригласила всех старых женщин, владеющих сумками, прийти ко мне и быть свидетельницами передачи. Мэгги побледнела. – Я не знала, что должна была приготовить еду, одежду и лошадей, – сказала она, испытывая легкое волнение. – Никто не сказал мне. Женщина Нитка успокаивающе коснулась руки Мэгги. – Не отчаивайся, моя дорогая, – сказала она. – От улыбки морщины на ее лице запали еще глубже. – Ты и так сделала мне много подарков. – Но они не настоящие, – тихо сказала Мэгги. – Я говорю о твоей идущей от сердца любви и доброте, – мягким голосом сказала Женщина Нитка. – Материальные, земные вещи не имеют значения для этой старой женщины. Чувствовать себя нужной и любимой – вот что важно. И это все ты щедро мне дала. Поэтому я и отдаю тебе самое ценное, что у меня сейчас есть. – Она тихонько засмеялась. – Хотя это не совсем так. Самое ценное для меня сейчас – это Длинные Волосы. Мэгги улыбнулась Женщине Нитке. – Да, я знаю, и я так рада за тебя, – сказала она. У нее перехватило дыхание, когда Женщина Нитка быстро передала священную сумку ей в руки. Мэгги смотрела на нее, сознавая истинное значение того, что именно ее выбрали. Со временем она тоже выберет себе наследницу – тогда, когда ее пальцы станут старыми и неловкими. – Я передаю тебе эту священную сумку без церемонии, – сказала Женщина Нитка. – Шей много платьев и других одежд. Носи их с любовью и всегда вспоминай Женщину Нитку, открывая сумку, ибо передаю я ее тебе с большой любовью. – С большой любовью и благодарностью я принимаю то, что так много для тебя значит, – сказала Мэгги, держа сумку, словно это был нежный ценный цветок. – Я сделаю для тебя красивое платье. Тебе это понравится? Женщина Нитка протянула руки к Мэгги и крепко обняла ее. – Да, очень, – прошептала она, отодвигаясь и медленно вставая на ноги. – Длинные Волосы ждет моего возвращения. Теперь мы каждый день ходим на прогулку. Скоро задуют холодные ветра, и мы вынуждены будем оставаться дома у огня. – Я тоже стараюсь гулять каждый день, – сказала Мэгги, откладывая в сторону священную сумку, и провожая Женщину Нитку до двери. – Дети любят солнце и легкий ветерок. Когда они вместе вышли из вигвама, то обратили внимание на двух всадников, въезжающих в деревню. Один всадник был женщиной, а другой мужчиной. Мэгги быстро заметила, что у женщины за спиной висела люлька и в ней лежал завернутый ребенок. – Ты узнаешь их? – спросила Мэгги Женщину Нитку. – Мне они незнакомы. Чистое Сердце подошла к ним и тоже стала всматриваться. – Я узнаю их, – сказала она, и глаза ее засияли. – Они из племени уте! Женщина была очень добра ко мне, когда я жила в их лагере. Она относилась ко мне, как если бы я была ее мать. Чистое Сердце быстро пошла навстречу к приближающимся всадникам. Соколиный Охотник вышел из вигвама деда и вместе с другими воинами встретил прибывших. Мэгги и Женщина Нитка стояли рядом с Соколиным Охотником с двух сторон, в то время, как Чистое Сердце протянула женщине руку и приветствовала ее на языке уте. – Приветствую, – сказал Соколиный Охотник, пожимая руку Ночному Медведю. – Что привело вас в деревню арапахо? Ночной Медведь посмотрел через плечо на женщину, затем снова на Соколиного Охотника. – Ребенок, – торжественно сказал он. – Я привез ребенка в вашу деревню, чтобы он воспитывался в доме своего отца. Соколиный Охотник уронил руку и, потрясенный, шагнул назад от его лошади. – То, что ты говоришь, озадачивает меня, – сказал он, подняв бровь. – Кто мать? Кто отец? Сразу не ответив, Ночной Медведь слез с седла, подошел к женщине и помог ей сойти на землю. Она повернулась к нему спиной, чтобы он мог снять с нее люльку. Взяв люльку в руки, он подошел к Соколиному Охотнику. – Отведи меня в дом, где живет Длинные Волосы, – сказал Ночной Медведь. – При чем здесь Длинные Волосы?.. – сказал Соколиный Охотник, видя, как сзади подходит к нему дед с Женщиной Ниткой. Ночной Медведь увидел Длинные Волосы и, обойдя вокруг Соколиного Охотника, подошел к нему и протянул люльку. – Твой ребенок, – сказал он низким и ровным голосом. Смутившись, Длинные Волосы широко раскрыл свои старческие глаза. – Этот ребенок не мой, – сказал он, отмахиваясь рукой. – Как ты мог такое сказать? – Разве ты не брал Тихий Голос в свою постель? – сказал Ночной Медведь, вкладывая люльку ему в руки. – Тихий Голос? – пораженные, казалось, все одновременно произнесли это имя глухим шепотом. Длинные Волосы смотрел на ребенка, а Ночной Медведь развернул одеяльце, чтобы полностью показать мальчика отцу. – Тихий Голос шлет тебе твоего сына, чтобы ты воспитал его в традициях арапахо, – сказал Ночной Медведь – Она говорит, что это знак ее любви. Она просит не ненавидеть ее за то, что она сделала. Она не только отдает своего сына тебе, чтобы доказать искренность своей любви к тебе, но надеется, что то, что она отдает своего сына арапахо, сотрет все ужасные мысли о ней из их памяти. – Сын? – сказал Длинные Волосы, и слезы наполнили его глаза. – Она отдает мне сына? – Именно так, – сказал Ночной Медведь, кивнув головой. Он взглянул на женщину уте через плечо. – Во время путешествия сюда Голубой Цветок кормила ребенка своим молоком. – Он снова посмотрел на Длинные Волосы. – Есть ли среди вас женщина, которая могла бы кормить ребенка до тех пор, пока не настанет время отнять его от груди? Мэгги слушала все это с благоговейным страхом. Исходя из того, что она знала о Тихом Голосе, вспоминая, как та шла на все, играя чужими жизнями ради собственной выгоды. Казалось совершенно невероятным, чтобы она могла отказаться от собственного сына. Мэгги знала почти наверняка, что Тихий Голос сделала это не от доброты своего сердца. Может быть, она не хотела обременять себя ребенком. Но удивительнее всего было то, что ребенок позволил деду Соколиного Охотника выглядеть более мужественным, чем когда бы то ни было в глазах своего народа. Она видела гордость в его глазах, когда он смотрел на свою кровь и плоть. Гордость его не знала границ. Он был просто счастлив. Мэгги быстро шагнула вперед. – У меня достаточно молока для того, чтобы выкормить двоих детей, – сказала она, опережая всех остальных. Она знала, что груди Многодетной Жены снова были полны, и добрая женщина вполне могла бы кормить своей грудью этого чудесного младенца. Но Мэгги хотелось это сделать самой из глубокой любви к деду Соколиного Охотника. Соколиный Охотник обнял ее за талию. Мэгги посмотрела на него и увидела гордость в его глазах. Она затаила дыхание, когда ребенок начал плакать и его вынули из люльки. – Он твой, чтобы кормить, – сказал Длинные Волосы, положив ребенка на руки Мэгги. Он обнял Женщину Нитку за талию, притянул ее к себе и посмотрел на нее с обожанием. – Теперь у нас еще больше оснований чувствовать себя молодыми. Мэгги тихонько укачивала ребенка, пока Соколиный Охотник разговаривал с Ночным Медведем, приглашая его и Голубой Цветок разделить с ними еду и кров на одну ночь. Когда Ночной Медведь сел на свою лошадь, Мэгги поняла, что он предпочел возобновить свое путешествие и вернуться домой. После того, как гости уехали, народ арапахо собрался вокруг, чтобы поближе рассмотреть ребенка, но крики голода стали более настойчивыми, и Мэгги отнесла мальчика в свой дом, чтобы покормить грудью, удобно устроившись у костра. Длинные Волосы и Женщина Нитка сидели рядом с Мэгги, а Соколиный Охотник напротив них с противоположной стороны костра. В душе он радовался и был благодарен Тихому Голосу за то, что она добавила радость в жизнь деда. Но Соколиный Охотник не был ослеплен этим щедрым подарком. Он слишком хорошо понимал хитрости и уловки Тихого Голоса! Причины, по которым она отдавала своего ребенка на воспитание его отцу, могли быть вовсе не столь благородными, как казалось. – Разве мой сын не красив? – сказал Длинные Волосы, не переставая восхищаться этим подарком, казалось, ниспосланным самим небом. – Да… да…, – сказали все сразу. – Как ты его назовешь, дедушка? – спросил Соколиный Охотник, подбросив дров в костер? – Дремлющий Волк, – сказал Длинные Волосы низким и серьезным голосом. – Разве не кажется, будто мой первый сын вернулся ко мне? Да, у него будет имя, которое носил мой первый сын. – Если он пойдет по стопам моего отца, то однажды станет великим вождем, – сказал Соколиный Охотник, вспоминая отца до того, как он ожесточился из-за того, чего белые люди его лишили. Этот сын его деда не будет знать тех поражений, которые испытал отец Соколиного Охотника, потому что все, что можно было отобрать у арапахо, было уже отобрано. – Наши сыновья одного возраста. Они вырастут и станут друзьями, – сказала Мэгги, улыбаясь, глядя на Длинные Волосы. – Да, – сказал он, кивая. – После того, как пройдет много лун и они станут молодыми мужчинами, они вместе примут участие в танце солнца. Улыбка Мэгги померкла, ее все еще приводила в ужас эта церемония, оставляющая шрамы на теле мужчины на всю жизнь. – Но этот старый отец сомневается, что будет здесь, чтобы видеть это великолепное зрелище, – грустно сказал Длинные Волосы, затем озорно добавил: – Хотя, как знать, может еще и увидит… Женщина Нитка взяла Длинные Волосы за руку, и они обменялись нежными улыбками. ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ Шестнадцать лет спустя. Ягоды в горах и лесах созрели. Настало время для танца солнца, большой церемонии обновления и молитв для получения благословения. Танец проводился летом, в соответствии с обещаниями, данными в предыдущем году. Многие люди из различных племен преодолели мили, чтобы попасть в деревню арапахо и стать свидетелями церемонии. Они образовали лагерь большим кругом у реки. Это была пора скачек на лошадях, азартных игр в кости, пиршеств, похвальбы, ухаживаний и визитов. На четвертый день церемонии участники должны были воздерживаться от пищи и воды и постоянно смотреть на солнце. Однако мало было мужчин, которые собирались, выполняя свои клятвы, пойти дальше этого. Раскрашенные, они должны были выдержать страдания: их привязывали к священному столбу веревками, заканчивающимися деревянными вертелами, которыми протыкалось тело на груди. Дуя в свистки из орлиной кости и резко дергаясь назад, противоборствуя вертелам, они будут танцевать до тех пор, пока тело не высвободится. Все последующие годы они будут с гордостью носить полученные в этот день шрамы, как гарантию с честью выигранного божественного благословения. Солнце находилось высоко в небе, посылая свои золотистые лучи на землю и оставляя след на круглом каркасе вигвама из шестов и зеленых веток, называемого Священным Вигвамом. Его соорудили специально для танца солнца. Строение было выполнено в форме подковы. Верх открыт, за исключением стропильных бревен, идущих от стен к разветвленному стволу тополя в центре. Вигвам был открыт с восточной стороны, в то время как с запада танцоры образовали полукруг лицом к дереву, являющимся осью священного танца. Этот ствол дерева, так же, как и другие, выискивали осторожно будто выслеживая в лагере противника. Их срубили и принесли домой, словно врагов. К вершине священного дерева были привязаны ремни из сыромятной кожи. В этом вигваме Мэгги села на помост. Соколиный Охотник и Небесные Глаза находились рядом с ней с одной стороны, а Длинные Волосы с другой. Она бросила быстрый взгляд на Длинные Волосы и улыбнулась. Он прожил намного дольше, чем кто-либо мог предположить. Близилось его столетие, но он все еще мог здраво мыслить и ходить, пусть и медленно, ощущая дрожь в ногах. По ту сторону жизни уже ушла не только Чистое Сердце, но и Женщина Нитка. Но Длинные Волосы все еще жил: его поддерживал Дремлющий Волк. Его сын давал ему повод сражаться с рукой, иногда протягивающейся за ним с небес. Он постоянно боролся за жизнь, чтобы увидеть сына взрослым, увидеть то, как он будет принимать участие в танце солнца – самой большой религиозной церемонии арапахо, когда проливается кровь – жертвоприношение богу солнца. Глаза Мэгги наполнились слезами счастья и радости за Длинные Волосы, с гордостью наблюдающими, как его сын стоит в ряду с друзьями, обладающими четырьмя основными достоинствами: храбростью, благородством, силой духа и честностью. Жизнь его сына после этого будет посвящена проявлению этих черт во всех его делах. Так же, как и жизнь Золотого Орла, с гордостью подумала Мэгги, вытирая слезы с глаз тыльной стороной ладони. Хотя ей все еще было страшно смотреть на то, как тело ее сына в ритуале исполосуется шрамами, как когда-то тело его отца, она привыкла к мысли, что должна будет согласиться с этим. Она взглянула на Соколиного Охотника. На нем была одежда с бахромой из оленьей кожи, которая хорошо гармонировала с платьем Мэгги, также выполненным из оленьей кожи с отделкой из бахромы и вышивкой бисером. Соколиный Охотник был таким же красивым и благородным, как в тот день, когда они впервые встретились. Ради него Мэгги училась и учится до сих пор принимать все обычаи народа арапахо. Мэгги видела гордость в глазах Соколиного Охотника, когда тот смотрел вперед в ожидании момента, когда Золотой Орел присоединится к Дремлющему Волку и другим юношам в последнем ритуале танца солнца, когда они будут стоять вместе, терпя боль от дерева, протыкающего их тела. Она сознавала важность понимания и необходимость этой церемонии для того, чтобы их сын стал мужчиной в глазах своего народа. Она наблюдала, как их сын вырос и превратился в красивого молодого человека. Сейчас ему было шестнадцать зим и многие молодые женщины уже обращали на него внимание. Мэгги пробежала глазами по толпе народа. Все сидели в ожидании начала церемонии. Взгляд Мэгги остановился на Белой Самке. Это была симпатичная, хрупкая девушка из племени шайен. Она испытывала нежные чувства к Золотому Орлу и проделала долгий путь с родителями, чтобы быль с Золотым Орлом в этот важный для него день. Золотой Орел часто ездил в деревню, где жила Белая Самка. Это выглядело как ухаживание. Хотя для воина арапахо была желательна более поздняя женитьба, Мэгги не думала, что ее сын будет дожидаться возраста тридцати зим, чтобы взять себе жену. Она только надеялась, то он подождет хотя бы до двадцати! Она хотела, чтобы он был уверен в женщине, на которой женится. Шестнадцать – это слишком молодой возраст, когда жизнь еще воспринимается беззаботно… Белая Самка приехала не только, чтобы посмотреть на церемонию, но и чтобы помогать Золотому Орлу. Она будет стоять рядом с Золотым Орлом и вытирать кровь, льющуюся из его ран, пучками мягкой травы, которую потом сожжет с молитвой, чтобы удержать любовь этого благородного воина. Сердце Мэгги остановилось, когда Белая Самка встала и двинулась сквозь толпу. Наступало время жертвоприношения момента ритуала. Нервным резким движением она вновь обратила свой взор на участников танца солнца. Не собирающиеся принимать участие в следующем этапе отступили в сторону, оставив место тем, кто решил идти до конца. К горлу подступило рыдание, и Мэгги прикрыла рот рукой, чтобы заглушить звук, который она еле сдерживала, глядя на то, как ее сын стоит и ждет начала церемонии, гордо расправив плечи. Каждый шаг этой церемонии рассматривался как чистый и священный и имел целью получить силу и помощь неба. Все делалось в честь солнца, которое, оставшись довольным, примет молитвы подвергшихся этому ритуалу. Пристально глядя на Золотого Орла, Мэгги вытерла слезы с глаз. Белая Самка остановилась недалеко от него. Глаза ее наполняли любовь и гордость. Мэгги хорошо понимала, какие чувства испытывает эта молодая девушка к ее сыну. Мэгги видела, как он красив. Просто копия отца. Сегодня на нем были красного цвета набедренная повязка из тонкой оленьей кожи, два браслета на руках из волос бизона и два – на лодыжках, из меха кролика. На кожаной веревочке на шее висел костяной свисток. Глаза Мэгги расширились. Она незаметно взяла Соколиного Охотника за руку, сжимая его пальцы, когда началась самая страшная для нее часть ритуала. Золотой Орел и Дремлющий Волк заняли свои места рядом с другими молодыми воинами, лежащими лицом к земле. Вышел вперед шаман, начав восхвалять храбрость молодых мужчин, перечислив каждое из их благородных деяний. Взгляд Мэгги был сосредоточен только на Золотом Орле. К нему подошли четверо мужчин и встали рядом с ним на колени. Они перевернули его лицом вверх и прижали к земле. Пятый мужчина оттянул мышцы Золотого Орла так, чтобы можно было проткнуть мягкое тело его груди ножом, а затем просунуть через надрезы деревянные вертела. Мэгги отвела глаза в сторону. Сердце ее болело при виде мук, которые должен был испытывать ее сын, пусть даже он и не издал ни звука. Золотого Орла, Дремлющего Волка и остальных отвели к священному столбу, возле которого они один за одним подняли руки и помолились, потом повернулись, чтобы организаторы ритуала могли прикрепить ремни у отверстия через тело и с помощью их привязать участников ритуала к священному столбу. Мэгги едва подавила в себе рыдания, борясь с желанием пойти к сыну, обнять его, чтобы как-то уменьшить его боль. Именно в этот момент Золотой Орел взял в рот свой костяной свисток и начал на нем играть. Когда он и все остальные резко двинулись назад и начали танцевать, их глаза постоянно были устремлены на солнце. Это продолжалось несколько часов. Белая Самка стояла рядом с Золотым Орлом и вытирала кровь, стекающую по его телу. Мэгги видела, как слезы катились из глаз хорошенькой девушки племени шайен, понимая, что ей тоже больно видеть изнеможение и страдание Золотого Орла. Золотой Орел все еще смотрел на солнце, делая последний сильный рывок, и плоть уступила, высвобождая из груди деревянные вертела. Когда Золотой Орел упал на землю, Мэгги пришлось собрать всю свою силу воли, чтобы не побежать к нему и не положить его голову себе на колени. Соколиный Охотник чувстововал боль и отчаянье Мэгги по тому, как она все сильнее и сильнее сжимала его руку. Он знал ее мысли – ей хотелось побежать к Золотому Орлу. Мать видела только боль, а не славу, которую сегодня себе завоевал Золотой Орел, выдержав самый сложный из ритуалов танца Солнца. Соколиный Охотник тоже чувствовал боль сына, потому что мог вспомнить как сам прошел через страда ния ритуала. Соколиный Охотник стал великим в глазах своего народа, и Великая Невидимая Сила подарила ему и жизни много счастья. Один счастливый дар он ценит намного выше всех остальных – то, что судьба привела его к Мэгги в день ее ухода от умершего мужа. Вместе они произвели на свет великолепного сына, который в свою очередь произведет на свет сыновей. Соколиный Охотник и Мэгги увидят, как они вырастут и тоже примут участие в ритуалах танца солнца! Жизнь – это возобновление жертвоприношений, которые всегда делают ее более совершенной и более полной. – Самое худшее позади? – прошептала Мэгги, придвинувшись поближе к Соколиному Охотнику. – Да, самое худшее и самое лучшее, – сказал Соколиный Охотник, повернув к Мэгги улыбающиеся глаза. – И не беспокойся о нашем сыне. В данный момент его наполняет чувство гордости и покоя, которое могут испытать только те, кто участвовал в танце солнца. Мэгги подарила ему слабую улыбку, пытаясь поверить в то, что он сказал. Однако она никогда не забудет страданий сына. Несмотря на то, что она не услышала ни одного крика боли, из его уст, она знала, что боль он испытывал. Его боль была ее болью. Такова участь матерей. Снова повернув голову в сторону сына, Мэгги увидела, что она не нужна ему для утешения. Там была Белая Самка, и голова Золотого Орла покоилась у нее на коленях. Когда Мэгги увидела улыбку, которой Золотой Орел одарил Белую Самку, она поняла, что с ним теперь все и порядке. В его улыбке была нежность и сияние. Теперь Мэгги поверила тому, что сказал Соколиный Охотник – ее сын наполнен чувством гордости и покоя. И величие познают лишь такие, как он сам, кто идет до конца, чтобы доказать своему народу, чего он стоит. Мэгги посмотрела на Длинные Волосы. Слезы катились вниз по его мертвенно-бледным впалым щекам, когда он смотрел на сына своими прищуренными старыми глазами. Мэгги видела, что он одобряет молодую женщину из племени шайен, которая оказывала помощь Дремлющему Волку, поддерживая его голову и вытирая кровь с ран на груди. – Этот старик очень благодарен судьбе за то, что дожил и увидел этот день, – сказал Длинные Волосы, глядя на Мэгги, а затем на Соколиного Охотника. – Соколиный Охотник, твой старый дед теперь готов занять свое место в долгом пути с Женщиной Ниткой. – Не торопись нас покинуть, – сказал Соколиный Охотник, похлопав по высохшей руке деда. – Еще многое нам предстоит увидеть… – И дочерей тоже, – сказала Мэгги, глядя на Небесные Глаза, слезающую с помоста и бегущую с красивым воином шайеном к лесу. Мэгги ненадолго задержала свой взгляд, чтобы полюбоваться взрослым величественным орлом, сидящим на своей жердочке снаружи их с Соколиным Охотником вигвама. Много лет тому назад самка орла была выпущена на волю, чтобы найти себе пару. После этого у Соколиного Охотника была еще одна самка и вот теперь этот самец, который так же любим, как и тот орел, что был у него раньше. – Кажется, шайены знают способ, как похитить сердца наших детей, – сказала Мэгги со вздохом. – Я думаю, мы должны напомнить нашим детям, что они еще дети, – сказал Соколиный Охотник, обеспокоенный страстным увлечением Небесных Глаз этим воином шайеном. Он часто приносил ей подарки. Они совершали вместе длительные прогулки вдали от глаз Мэгги и Соколиного Охотника. Он не хотел чтобы его дочь так рано вышла замуж. Мэгги смотрела до тех пор, пока Небесные Глаза не скрылась с глаз. Ее беспокоили эти уединенные прогулки, которые совершала дочь с красивым молодым воином. Она так живо вспоминала первые сладостные муки любви! Любовь может ослепить, и для тебя ничего больше не будет существовать, кроме рук, которые тебя обнимают, и берущих в плен губ! Мэгги пожала плечами и улыбнулась, понимая, что невозможно управлять своим сердцем, когда в твоей жизни появляется такой прекрасный человек. Она прижалась к Соколиному Охотнику и с обожанием ему улыбнулась. Одно его присутствие оказывало на нее магическое действие. Его имя звучало музыкой в ее сердце. И когда они занялись любовью, то даже после семнадцати лет супружеской жизни из горячего пепла вновь разгорелся костер в их сердцах! Она позаботится о том, чтобы их костер никогда не погас.