Ураган
Карл Хайасен


Сильнейший ураган пронесся над Флоридой, обездолив сотни людей. В район стихийного бедствия потянулись спасатели, искатели приключений и преступники всех мастей. Разрушительный вихрь причудливо переплел судьбы героев романа, искушая легкой наживой, большими деньгами, роковой страстью…


Карл Хайасен

Ураган


Посвящается Донне, Камилле, Хьюго и Эндрю

Эта книга — фантастика. Все имена и герои либо вымышлены, либо использованы произвольно. Описанные в книге события — чистейший вымысел, хотя туристический бум, связанный с ураганом, бегство обезьян и визит президента действительно имели место.


Глава 1


23 августа, за день до того, как налетел ураган, Макс и Бонни Лам проснулись рано, дважды занялись любовью, а затем сели в местный автобус, идущий до Дисней Уорлд. Вечером этого же дня они вернулись в отель «Пибоди», по отдельности приняли душ, посмотрели новости по кабельному телевидению, из которых узнали, что ураган направляется прямо к юго-восточной оконечности полуострова Флорида. Выступавший по телевидению метеоролог предупредил, что этот ураган сильнейший за многие годы.

Макс Лам сел на кровать и уставился на экран телевизора, показывавшего цветное изображение радара — прерывистую огненного цвета сферу, двигавшуюся против часовой стрелки к побережью.

— Господи, да ты только посмотри на это! — воскликнул он.

Бонни подумала о том, что ураган пришелся как раз на их медовый месяц! Выскользнув из-под простыни, она услышала, как капли дождя молотят по взятым напрокат автомобилям на стоянке отеля.

— Это уже начинается ураган? — спросила Бонни.

Муж кивнул.

— Да, мы свидетели самого начала.

Похоже, Макса Лама возбуждало то, что Бонни считала ужасным. Она понимала, что разумнее всего было предложить Максу поменять их планы, например, сесть на самолет и вернуться в аэропорт «Ла-Гуардиа». Но ее новый муж был не из тех, кто пасует перед лицом трудностей. Номер в отеле был заказан на шесть дней и пять ночей, а значит, именно столько они здесь и пробудут. Пребывание в отеле они оплатили по специальному тарифу, который не предусматривал возврат денег, если постояльцы съезжали раньше установленного срока.

— Парк, наверное, будет закрыт, — промолвила Бонни.

— Дисней? — Макс Лам улыбнулся. — Дисней никогда не закрывается. Ни во время чумы, ни во время голода, ни даже во время ураганов. — Он встал, чтобы отрегулировать звук телевизора. — А кроме того, эта проклятая штука пройдет в трехстах милях отсюда. Самое страшное, что нам грозит, так это усиление дождя.

Бонни Лам почувствовала разочарование в голосе мужа. Уперевшись руками в бедра, он стоял голый перед экраном телевизора. Его бледные лопатки и ягодицы покраснели от того, что он целый день катался на водных горках. Спортсменом Макс не был, но кататься на водных горках любил. Бонни подумала, что сам Макс, наверное, считает себя атлетом, так как весь день сегодня изображал из себя такового. Она заметила, как он смотрится в зеркало, напрягая бицепсы и оценивая свое нагое тело. А может, это просто этакая бравада во время медового месяца.

В новостях кабельного телевидения показали, как в Майами-Бич эвакуируют из многоквартирных домов пожилых жильцов. Многие старики несли на руках кошек или пуделей.

— Значит, завтра продолжаем наши прогулки? — спросила Бонни Лам.

Муж ничего не ответил.

— Дорогой? Как насчет прогулок?

Внимание Макса Лама было приковано к новостям об урагане.

— Ох, да, конечно, — отсутствующим тоном бросил он.

— А ты не забыл зонтики?

— Нет, Бонни, они в машине.

Бонни попросила мужа выключить телевизор и вернуться в постель. Когда он залез под одеяло, она прижалась к нему, пощипывая губами за мочку уха и поглаживая пальцами шелковистые волосы на его костлявой груди.

— Угадай, что я не надела, — прошептала Бонни.

— Тес, — ответил Макс Лам. — Ты послушай этот дождь.

* * *


Иди Марш направлялась в графство Дэйд из Палм-Бич, где она провела шесть месяцев, пытаясь переспать с Кеннеди. Она разработала четкий план, как соблазнить молодого Кеннеди, а потом запугать его тем, что заявит на него в полицию, обвинив в изнасиловании, извращениях и избиении. Иди составляла этот план, наблюдая по телевизору за процессом по делу Уильяма Кеннеди, и заметила, с каким вздохом облегчения весь этот знаменитый клан воспринял оправдательный приговор. Все они со своими фантастическими зубами улыбались в кинокамеры, но все же на их лицах было выражение, которое Иди приходилось неоднократно наблюдать за двадцать девять лет своей бурной жизни, — такое выражение бывало у людей, сумевших увернуться от пули. У них не хватило бы духа выдержать другой такой скандал, во всяком случае прямо сейчас. В следующий раз им пришлось бы крупно раскошелиться, чтобы замять дело, и Иди все это точно высчитала.

Она подчистила банковский счет своего приятеля, приехала в Уэст-Палм, где сумела отыскать и снять недорогую двухуровневую квартиру. Целыми днями Иди занималась тем, что спала, воровала в магазинах платья для коктейлей и красила ногти. А каждый вечер Иди переезжала через мост на остров и там усердно обходила модные клубы и посещала бар «Au». Она давала щедрые чаевые барменам и официанткам, прося за это немедленно предупредить ее, когда в их заведении появится Кеннеди, любой Кеннеди. Таким образом ей удалось быстро познакомиться с двумя Шриверами и одним из Лофордов, но с этими негодяями она связываться не стала. Иди берегла свои чары для прямого наследника, через которого можно было бы вытянуть деньги у старой матери Джо Кеннеди. Одна еженедельная бульварная газетенка опубликовала генеалогическое дерево семейства Кеннеди, которое Иди Марш прикрепила на стенку в кухне своей квартиры рядом с календарем. Она сразу отбросила тех, кто стал членом семейства Кеннеди благодаря женитьбе, хорошие деньги можно было сорвать только с прямых наследников. С этой точки зрения наилучшей целью для нее был один из сыновей Этель и Бобби, благо сыновей у них было много. Впрочем, Иди, не боясь порезаться, поползла бы голой по осколкам стекла ради Джона-младшего, но вероятность появления его в баре, да еще без охраны, была просто смехотворной.

А кроме того, Иди Марш была реалисткой. Подружками Джона-младшего были кинозвезды, а Иди хорошо понимала, что она-то не кинозвезда. Хорошенькая, безусловно сексуальная в платье от Версачи с низким вырезом. Но Джон-Джон, возможно, даже и не взглянет на нее дважды. А вот с сыновьями Бобби, как считала Иди, она вполне смогла бы управиться. Надо только заманить кого-нибудь из них к себе, устроить сцену, а потом позвонить адвокатам.

К сожалению, шесть изнурительных месяцев шатаний по клубам и барам принесли Иди только две случайные встречи с настоящими Кеннеди. Но ни один из них не захотел переспать с Иди. Она не могла в это поверить. Один из молодых людей даже назначил ей свидание, но, когда после встречи они приехали к ней домой, он даже не попытался полапать ее за грудь. Просто поблагодарил за приятный вечер и пожелал спокойной ночи. «Проклятый истинный джентльмен», — подумала тогда Иди. Ей явно не повезло. Иди решительно попыталась заставить молодого человека изменить свои намерения, она буквально прижала его к капоту машины, целуя и страстно обнимая. И ничего! Какое жуткое унижение. После того как молодой Кеннеди уехал, Иди Марш направилась в ванную и осмотрела себя в зеркало. Может, этого парня оттолкнуло что-нибудь вроде серы в ушах или застрявшие в зубах кусочки шпината? Нет, ничего подобного она не увидела. Разозлившись, Иди сорвала с себя ворованное платье, оглядела свою фигуру и подумала: «Может быть, этот сопливый засранец посчитал, что он слишком хорош для всего этого? Тоже мне, красавчик нашелся. Да в нем обаяния не больше, чем в овсяной каше. Он до смерти надоел мне задолго до того, как за ужином подали омаров. Ужасно хотелось вскочить на стол и заорать во всю глотку: „Да кого, черт побери, волнует неграмотность в Южном Бостоне? Расскажи мне о Джеки и греке!“».

И этот неудавшийся вечер оказался последней попыткой Иди. Летний сезон в Палм-Бич закончился, и все эти гребаные Кеннеди уехали на Хайаннис. У Иди уже не было сил отправиться в погоню за ними.

Показ по телевизору схемы перемещения урагана навел ее на новую мысль. Шторм бушевал в восьмистах милях от Палм-Бич в Карибском море, когда Иди позвонила человеку по прозвищу Кусака, получившему эту кличку из-за выпяченной челюсти, которая неправильно срослась после того, как ее сломал Кусаке инспектор по охране дичи. Иди Марш договорилась встретиться с ним в баре на пляже. Кусака выслушал ее план и заявил, что это самое дурацкое предложение, которое ему когда-либо приходилось слышать, потому что: (а) ураган, возможно, и не пройдет здесь, и (б) предприятие рискованное, и запросто можно влипнуть.

Но спустя три дня, когда ураган двинулся в сторону Майами, Кусака позвонил Иди Марш и сказал, что, черт побери, можно попробовать. У него есть парень, который разбирается в таких делах.

Парня этого звали Авила, когда-то он работал инспектором зданий в графстве Дэйд. Кусака и Иди встретились с ним возле продовольственного магазина на Дикси-хайвей в Южном Майами. Шел вроде бы и небольшой дождь — предвестник урагана, но облака нависли угрожающе низко, в воздухе стояла мрачно-желтая дымка.

Все забрались в машину Авилы, Кусака уселся впереди рядом с водителем, а Иди устроилась на заднем сиденье. Они поехали в район Шугар Палм-Хэммок, где сто шестьдесят четыре домика на одну семью теснились на площади всего в сорок акров. Авила молча вел машину по улицам. Многие жители суетились возле домов, забивая окна фанерой.

— Здесь нет дворов, — заметил Кусака.

— Мы называем это плотной застройкой, — пояснил Авила.

— Удачное место, — подала голос с заднего сиденья Иди Марш. — Теперь нам надо выбрать дом, который во время урагана рассыплется на куски.

Авила понимающе кивнул.

— Можете выбирать любой. Они все развалятся.

— Шутишь?

— Нет, дорогая, не шучу.

Кусака повернулся к Иди Марш.

— Авила лучше знает. Он инспектировал эти чертовы дома.

— Отлично. — Иди опустила стекло. — Тогда давайте найдем какой-нибудь получше.

* * *


По указанию властей туристы тысячами покидали Флорида-Кис. Транспорт медленно тащился по шоссе, ведущему на север, впереди, насколько можно было видеть, мигали тормозные фонари автомобилей. Возле Бит Пайн у Джека Флеминга и Вебо Дрейка кончилось пиво. Сейчас их машина стояла позади автобуса «грей-хаунд» примерно посередине моста Севен Майл. У автобуса что-то случилось с коробкой передач. Джек Флеминг и Вебо Дрейк вылезли из автомобиля, принадлежавшего отцу Джека, и начали швырять вниз с моста пустые банки из-под пива «Курс». Молодые люди еще не отошли от ночи, проведенной в «Тертл Краалс» в Ки-Уэст, где идея попасть в ураган силой четыре балла показалась им даже заманчивой, было бы чем впоследствии похвастаться перед друзьями-студентами. Но вся проблема заключалась в том, что, проснувшись, Джек и Вебо обнаружили, что у них кончились деньги и пиво. И кроме того, отец Джека ожидал возвращения своего почти нового «лексуса» еще… вчера.

Вот поэтому они теперь и торчали на одном из самых длинных в мире мостов, всего в нескольких часах от ужасного тропического циклона. Ветер проносился над Атлантическим океаном с таким воем, которого раньше Джеку Флемингу и Вебо Дрейку никогда не приходилось слышать, он чуть не сбил их с ног, когда они вылезли из машины. Вебо бросил пустую банку из-под пива в сторону бетонного ограждения, но ветер с силой швырнул ее назад. Естественно, у молодых людей сразу появилось желание посоревноваться кто сильнее, они или ветер. В школьной бейсбольной команде Джек Флеминг был знаменитым подающим, поэтому порывы ветра относили назад брошенные им банки не так сильно, как те, которые бросал Вебо Дрейк, выступавший во втором составе, да и то в качестве заднего защитника. По количеству сброшенных с моста банок Джек вел со счетом 8:6, когда на бетонное ограждение с мокрым шлепком легла рука — жутко-коричневая рука.

Вебо Дрейк встревожено взглянул на приятеля.

— Ну и что? — бросил Джек Флеминг.

Со сваи моста на ограждение взобрался бородатый мужчина. Высокий, со спутанными седыми волосами, свисавшими прядями на плечи. Его голая грудь была испещрена тонкими розовыми царапинами. Под мышкой одной из рук у него было зажато несколько мотков грязной веревки. Одет мужчина был в камуфлированные брюки и старые коричневые армейские ботинки без шнурков. В правой руке он держал смятую банку из-под пива и мертвую белку.

— Вы кубинец? — спросил Джек Флеминг.

Вебо Дрейк похолодел от ужаса.

Понизив голос, Джек добавил:

— Я не шучу. Готов поспорить, что он сбежал с Кубы на плоту.

В его словах был смысл. Именно здесь, во Флорида-Кис, причаливали к берегу беженцы с Кубы. Джек громко спросил по-испански, обращаясь к человеку с веревкой.

— Вы кубинец?

Незнакомец взмахнул пустой банкой из-под пива и ответил вопросом на вопрос:

— А вы осел? — Голос его звучал мощно, что соответствовало его габаритам. — Где вы, идиоты, — крикнул мужчина сквозь ветер, — научились швырять в воду всякий мусор? — Он шагнул вперед и разбил заднее боковое стекло «лексуса», принадлежавшего отцу Джека. Затем швырнул пустую пивную банку и мертвую белку на заднее сиденье и схватил Вебо Дрейка за ремень джинсов. — У тебя штаны сухие? — спросил мужчина.

Пассажиры автобуса прильнули лицами к стеклам, наблюдая за происходящим. Позади «лексуса» стоял небольшой фургон, ехавшее в нем семейство принялось поспешно запирать двери, они явно потренировались в этой процедуре, отъезжая из аэропорта Майами.

Вебо Дрейк ответил, что да, джинсы у него сухие.

— Тогда подержи мой глаз, — предложил незнакомец. Указательным пальцем он осторожно вынул глаз из левой глазницы и аккуратно сунул его Вебо в карман джинсов, пояснив при этом: — Он замочился у меня от всех этих брызг.

Не ощущая опасности момента, Джек Флеминг показал на разбитое окно шикарной отцовской машины.

— Зачем, черт побери, вы сделали это?

— Джек, все в порядке, — попытался успокоить его трясущийся Вебо.

Одноглазый повернулся к Джеку Флемингу.

— Я насчитал тринадцать проклятых пивных банок в воде и только одну дыру в твоей машине. Должен сказать, что ты легко отделался.

— Давайте забудем об этом, — предложил Вебо Дрейк.

— Я прощаю вас, ребята, потому что вы еще очень молодые и глупые, — заявил незнакомец.

Стоявший впереди автобус заурчал, дернулся и, наконец, начал потихоньку двигаться. Мужчина с веревкой открыл заднюю дверцу «лексуса» и смахнул с сиденья осколки стекла.

— Подвезите меня немного.

Джек Флеминг и Вебо Дрейк в один голос заявили, что да, конечно, сэр, какой может быть разговор. Только через сорок пять минут езды они несколько успокоились и набрались храбрости спросить у одноглазого, что он делал под мостом.

— Ждал, — ответил незнакомец.

— Чего? — поинтересовался Вебо.

— Давайте включим радио, если вы не возражаете, — предложил одноглазый.

Все радиостанции передавали новости об урагане. В соответствии с последним прогнозом шторм двигался на восток через Багамы, а на берег должен был обрушиться где-то между Ки-Ларго и Майами-Бич.

— Так я и думал, — промолвил одноглазый. — Я слишком далеко сместился к югу, надо было ориентироваться по облакам.

Он прикрыл голову цветастой шапочкой для душа. Взглянув в зеркало заднего вида, Джек Флеминг заметил это, но воздержался от комментариев. Сейчас молодого человека больше всего заботило то, как оправдаться перед отцом за разбитое стекло, а также пятна, которые могли остаться на кожаной обивке сиденья от мертвой белки.

— А зачем вам веревка? — спросил Вебо Дрейк у одноглазого.

— Хороший вопрос, — буркнул тот, но объяснять ничего не стал.

Через час дорога расширилась до четырех полос, и транспорт стал двигаться быстрее. Очень редко попадалась машина, направляющаяся на юг. Возле Норт Ки-Ларго шоссе раздваивалось, и одноглазый приказал Джеку Флемингу свернуть направо на дорогу 905.

— Но нам надо будет заплатить пошлину, — предупредил Джек.

— Ну и что?

— Послушайте, у нас нет денег.

Мокрая десятидолларовая банкнота шлепнулась на переднее сиденье между Джеком Флемингом и Вебо Дрейком. И снова раздался громоподобный голос незнакомца:

— Остановись, когда подъедем к мосту.

Спустя двадцать минут они подъехали к мосту Кард Саунд, который соединял Норт Ки-Ларго с материком. Джек Флеминг нажал на тормоз и оглянулся через плечо.

— Не здесь, — возразил незнакомец. — Заезжай на самый верх.

— На самый верх?

— Ты что, парень, глухой?

Джек Флеминг осторожно повел машину на мост. Ветер был настолько сильным, что «лексус» покачивало на амортизаторах. Джек постарался подъехать как можно ближе к гребню пролета. Одноглазый забрал свой глаз у Вебо Дрейка и вылез из машины. Стащив с головы пластиковую шапочку, он сунул ее за пояс брюк.

— Идите сюда, — приказал незнакомец молодым людям. — Привяжите меня. — Он вставил глаз на место и протер его уголком пестрого платка. Затем перелез через ограждение и опустился на колени, сунув ноги назад под перила.

Ехавшие мимо люди, спасавшиеся от урагана, замедляли ход своих автомобилей при виде этой странной сцены, но остановиться никто из них не отважился, потому что уж больно дико выглядел этот человек, которого привязывали к мосту. Джек Флеминг и Вебо Дрейк старались действовать как можно быстрее, насколько это позволяло мучительное похмелье после ночи в Ки-Уэст. Незнакомец давал подробные указания, каким образом его следует привязывать, а друзья их исполняли. Одним концом веревки они обвязали толстые лодыжки одноглазого, а другой конец пропустили через перила. Обмотав веревкой четыре раза вокруг груди, они затянули ее так, что незнакомец аж вскрикнул, а потом пропустили веревку под перилами и окончательно завязали на лодыжках.

Одноглазый был привязан надежно, но руками мог действовать свободно. Вебо Дрейк проверил узлы и сообщил, что все в порядке.

— Теперь мы можем идти? — спросил он у незнакомца.

— На все четыре стороны.

— А что делать с белкой, сэр?

— Она ваша. Можете поиграть с ней.

Джек Флеминг свел машину с моста, свернул на обочину и остановился. Вебо Дрейк отыскал в куче мусора палку, а Джек воспользовался ею, чтобы сбросить с сиденья отцовского «лексуса» мертвую белку. Вебо повернулся спиной, пытаясь прикурить на ветру.

А там, на мосту, под жутко черным небом стоял на коленях незнакомец, подняв руки к проплывающим над ним серым облакам.

— Идиот чертов, — проворчал Джек Флеминг. Он отступил от мертвой белки и отшвырнул палку к деревьям. — Думаешь, у него была пушка? Ведь именно так я и скажу своему старику: какой-то псих с пистолетом разбил окно.

Вебо Дрейк закончил прикуривать и ответил:

— Джек, а ты знаешь, чего он ждет? Этот идиот ждет ураган.

И хотя молодые люди стояли в двух сотнях ярдов от одноглазого, они видели, как он дико усмехается, встречая грудью усиливающийся ветер.

— Братишка, — обратился Джек к Вебо, — давай-ка сматываться отсюда к чертовой матери.

В будке, где взимали пошлину за проезд, никого не было, поэтому они рванули со скоростью пятьдесят миль в час на стоянку в Алабама Джекс. Там, воспользовавшись десятидолларовой банкнотой одноглазого, они купили четыре банки холодной черри-колы, которую и потягивали по дороге до Кард-Саунд-роуд. Но на сей раз они не стали выбрасывать пустые банки из машины.

* * *


Бонни Лам проснулась от шума, с которым Макс открывал чемодан. Она поинтересовалась, почему он в четыре утра полностью одет и складывает свои вещи. Макс ответил, что хотел сделать ей сюрприз.

— Ты уходишь от меня? — спросила Бонни. — Всего после двух ночей?

Макс Лам усмехнулся и подошел к кровати.

— Я упаковываю и твои вещи.

Он попытался погладить Бонни по щеке, но она уткнулась лицом в подушку, потому что свет резал глаза. Дождь к этому времени усилился, его косые струи молотили в окна многоэтажного отеля. Бонни была рада, что муж принял разумное решение. Съездить на прогулку в Эпкот они могли и в другой раз. Приподняв лицо от подушки, она спросила:

— Дорогой, а аэропорт открыт?

— Я даже не знаю, честно говоря.

— Так ты не позвонил заранее?

— Зачем? — Макс Лам погладил одеяло в том месте, где выступало округлое бедро его жены.

— Но мы ведь летим домой, не так ли? — Бонни села на кровати. — Ты ведь поэтому и упаковываешь вещи.

Муж ответил, что нет, они не летят домой.

— Мы отправляемся на поиски приключений.

— Понимаю. А куда, Макс?

— В Майами.

— Это и есть твой сюрприз?

— Совершенно верно. — Макс сорвал с жены одеяло. — Поднимайся, нам предстоит долго ехать на машине…

Бонни Лам не пошевельнулась.

— Ты серьезно?

— …и еще я хочу научить тебя пользоваться видеокамерой.

— Но у меня есть идея получше, — предложила Бонни. — Почему бы нам не остаться здесь и заниматься любовью еще три дня. С рассвета до заката, а? Разнесем этот номер на куски. Такое приключение тебя устраивает?

Макс Лам поднялся и снова принялся упаковывать чемоданы.

— Ты не понимаешь. Такой шанс выпадает раз в жизни.

— Ничего себе шанс, разъезжать на машине во время медового месяца. Я предпочитаю остаться в отеле, здесь тепло и сухо. Я даже согласна смотреть «Эммануэль VI», как ты хотел вчера вечером. — Бонни посчитала это огромной уступкой со своей стороны.

— К тому времени, как мы приедем в Майами, самое опасное уже будет позади. Да и вообще, наверное, уже все закончится.

— Тогда какой смысл туда ехать?

— Увидишь.

— Макс, мне это не нравится. Прошу тебя.

Макс крепко, по-отечески обнял жену. Бонни поняла, что он собирается говорить с ней так, словно она шестилетний ребенок.

— Бонни, — обратился Макс к жене. — Моя прекрасная маленькая Бонни, послушай меня. Дисней Уорлд мы можем посетить в любое время. В любое, когда захотим. А как часто бывают ураганы? Ты же слышала, дорогая, что сказал диктор. Он назвал его «Ураган века». Как часто выпадает человеку в жизни увидеть такое!

Бонни Лам терпеть не могла подобный высокомерный тон мужа. Она не могла его терпеть настолько, что готова была сделать все, что угодно, лишь бы он заткнулся.

— Ладно, Макс. Принеси мне халат.

Макс шумно чмокнул жену в лоб.

— Хорошая девочка.


Глава 2


Кусака и Иди Марш сняли два номера в мотеле «Бест Вестерн» в Пемброк Пайнс, в тридцати милях к северу от того места, где по прогнозу шторм должен был обрушиться на берег. При регистрации Кусака заявил портье, что им вполне хватит и одного номера, но Иди решительно возразила. Их отношения всегда были чисто деловыми, Кусака время от времени скупал краденую женскую одежду, а Иди иногда воровала ее. Их новое совместное дело должно было стать более крупным, но отнюдь не более интимным. Иди заранее предупредила Кусаку, что не представляет себе ситуации, в которой она могла бы переспать с ним хотя бы один раз. Но, похоже, эта новость не убила Кусаку наповал.

Иди легла в постель и зажала уши, чтобы не слышать дьявольского завывания шторма. Нет, она не могла переносить такой ужас в одиночестве. Во время небольшого затишья Иди постучала в дверь номера Кусаки и сказала, что ей жутко страшно. Кусака пригласил ее войти, добавив, что они прекрасно проведут время.

В номере у Кусаки находилась проститутка, которую тот умудрился отыскать в самый разгар урагана, что очень удивило Иди. Проститутка зажала между грудей наполовину опорожненную бутылку «Барбан-коурт», а Кусака потчевал себя водкой. На нем была шапочка «Марлинс» и красные жокейские шорты, надетые наизнанку. Горели свечи, заливая номер мотеля мягким, таинственным светом. Электричества не было уже два часа.

Иди Марш представилась проститутке, которую Кусака вызвал по телефону из так называемой службы сопровождения. «Какая исполнительная работница», — подумала Иди.

Шторм бушевал вовсю, вой ветра был просто невыносимым. Кусака, проститутка и Иди сидели рядом на полу, словно бедные сиротки. Ветер стучал в окна, пламя свечей бешено металось из стороны в сторону. Иди заметила, что стены шатаются… Боже, как же глупо было приехать сюда в такое время. Большая картина с изображением пеликана упала, оцарапав проститутке лодыжку. Она тихонько вскрикнула и принялась грызть накладные ногти. Кусака приложился к водке. Время от времени его свободная рука, словно паучья лапа, поглаживала бедро Иди. Та отбрасывала его руку, а Кусака при этом вздыхал.

К рассвету ураган переместился в глубь материка, вода начала быстро спадать. Иди Марш надела скромное синее платье, темные колготки, длинные каштановые волосы собрала в узел. Кусака вырядился в свой единственный костюм, серый в полоску, который купил два года назад, собираясь на похороны бывшего сокамерника. Из-под широких брюк с манжетами кончики ботинок торчали всего на дюйм. Иди оглядела Кусаку, хмыкнула и заявила, что он выглядит отлично.

Они подвезли проститутку до ресторана «Денни», а затем направились на юг посмотреть, что натворил ураган. Автомобили двигались вплотную друг за другом, повсюду видны были пожарные и полицейские машины, кареты «скорой помощи». По радио передали, что ураган стер Хомстед с лица земли. Губернатор распорядился о мобилизации Национальной гвардии.

Кусака повел машину на восток по 152-й улице, но моментально заблудился. Все дорожные указатели были снесены, и он никак не мог найти Шугар Палм-Хэммок. Иди Марш начала нервничать. Она постоянно повторяла вслух адрес: 14275 Норьега Парквей. Один-четыре-два-семь-пять. Желто-коричневый дом, коричневые ставни, плавательный бассейн, гараж на две машины. Авила предположил, что он стоит сто восемьдесят пять тысяч долларов.

— Если мы не поторопимся, — обратилась Иди к Кусаке, — если не попадем туда как можно быстрее…

Кусака предложил ей заткнуться.

— Разве там не было указателя «Дэри Куин»? — не унималась Иди. — Я помню, там был указатель поворота на «Дэри Куин», или что-то в этом роде.

— Нет указателя «Дэри Куин». Нет ни одного чертова указателя, если ты не заметила. Мы тыкаемся тут, словно слепые котята.

Иди никогда не видела подобных разрушений, все вокруг выглядело так, словно Кастро нанес по этому месту ядерный удар. Дома без крыш, стен, окон, трейлеры и машины, смятые, словно фольга, деревья в плавательных бассейнах, плачущие люди. Боже мой, и повсюду стук молотков и вой бензопил.

Кусака предложил найти другой дом.

— Их тут почти десять тысяч, выбирай любой.

— Да, домов много.

— Так что ты прицепилась к этому один-четыре-два-семь-пять?

— У него есть особенность, — пояснила Иди.

Кусака постучал костяшками пальцев по рулевому колесу.

— Они все выглядят одинаково. Все совершенно одинаковые.

Его пистолет лежал на сиденье между ними.

— Ладно, — согласилась Иди, расстроенная изменившимися планами, царившим вокруг хаосом, мрачным видом облаков. — Хорошо, найдем другой.

* * *


Макс и Бонни Лам прибыли в графство Дэйд вскоре после рассвета. Дороги здесь повсюду были мокрыми и скользкими, серое небо заполнили вертолеты телевизионных компаний. По радио передали, что серьезно пострадали или разрушены двести тысяч домов. Красный Крест просил оказать помощь продуктами питания, водой и одеждой.

Макс и Бонни въехали в Тернпайк по Квейл Руст-драйв. Бонни потрясло царившее здесь опустошение, а Макс казался радостным от возбуждения. Управляя автомобилем, он держал на коленях видеокамеру. Через каждые два или три квартала Макс замедлял ход, чтобы заснять руины: полностью разрушенный магазин скобяных изделий, останки закусочной «Сиэлер», школьный автобус, придавленный сосной длиной в сорок футов.

— Ну, а что я тебе говорил? — воскликнул Макс. — Потрясающее зрелище!

Бонни содрогнулась от этих слов. Она посоветовала Максу остановиться у ближайшего убежища и предложить свою помощь.

Но Макс не обратил внимания на ее слова. Он остановил машину перед разрушенным домом, в гостиную которого ураган зашвырнул моторную лодку. На тротуаре в оцепенении стояла проживавшая здесь семья — латиноамериканец средних лет, его жена и две маленькие девочки. Все были одеты в одинаковые желтые дождевики.

Макс Лам выбрался из машины.

— Не возражаете, если я поснимаю? — спросил он.

Оцепеневший мужчина лишь слегка кивнул. Макс снял разрушенный дом в нескольких ракурсах, затем, переступая через куски штукатурки, сломанную мебель и покореженные детские игрушки, прошел в дом. Бонни не могла поверить своим глазам. Он прошел прямо сквозь пролом, где когда-то была входная дверь!

Она извинилась перед семьей, но мужчина ответил, что не возражает, ему все равно понадобятся фотографии, чтобы предъявить их страховой компании. Его дочери начали всхлипывать, их трясло. Бонни опустилась перед ними на колени, пытаясь успокоить. Оглянувшись через плечо, она увидела, как ее муж снимает сцену разрушения через разбитое окно.

Позже, уже в машине, она сказала ему:

— Я никогда не видела ничего более ужасного.

— Да, очень печальная картина.

— Я говорю о тебе, — взорвалась Бонни.

— Что?

— Макс, я хочу домой.

— Готов поспорить, что мы сможем хорошо продать эту пленку.

— Ты не посмеешь.

— Бьюсь об заклад, что сможем продать ее «Си-Спэн». И окупим весь медовый месяц!

Бонни закрыла глаза. Что же она натворила? Неужели ее мать была права относительно этого человека? «Скрытый негодяй», — шепнула ей мать во время свадьбы. Неужели она была права?

* * *


С наступлением сумерек Иди Марш приняла пару таблеток снотворного и вновь обсудила весь план с Кусакой, у которого были свои мысли на этот счет. Ему очень не нравилось то, что выплаты придется ждать несколько недель. Иди сказала, что у них нет выбора, таков порядок выплаты страховки. Тогда Кусака заявил, что все же оставляет для себя выбор, из чего Иди сделала вывод, что он смоется при малейшей опасности.

Они выбрали дом в районе Тертл Мидоу, где ураган посрывал все крыши. Кусака предположил, что это, вероятно, один из участков работы Авилы, потому что тот умудрялся обследовать по восемьдесят новых домов в день, даже не вылезая при этом из машины. «Инспекция на колесах», — вот как называл это Авила. Кусака понимал, что Авила вообще не забирался по лестнице на крыши, а значит, не проверял их, потому что смертельно боялся высоты. Вот он и проводил инспекции крыш визуально из автомобиля, зачастую проезжая мимо домов на скорости свыше тридцати пяти миль в час. Кусака сообщил, что подобные быстрые и поверхностные проверки сделали Авилу любимчиком среди местных подрядчиков и строителей, особенно им нравилась его работа перед рождественскими праздниками.

Оглядывая руины домов, Иди Марш сказала, что Авиле чертовски повезло, раз уж он не попал за свою работу в тюрьму. А Кусака пояснил ей, что поэтому Авила и уволился. Нутром почуял — пора уходить, иначе ему грозила перспектива предстать перед большим жюри присяжных.

Иди и Кусака шли по тротуару улицы, на которой они выбрали дом во время утренней поездки на автомобиле. Сейчас здесь было совсем темно, и только то тут, то там сверкали огни фонариков и поблескивало пламя небольших костров. Многие семьи переселились из своих порушенных домов в ближайшие мотели, но несколько мужчин остались охранять дома от мародеров. Напряженные лица мужчин выражали страдания, в руках у них были короткоствольные ружья. Кусака обрадовался, что он не негр и одет в костюм.

Дом, который они с Иди выбрали, был пуст, темен. Голая лампочка свисала с остатков каркаса крыши, а на штукатурке стены пульсировали серо-голубые отблески от экрана работавшего телевизора. Такая роскошь, как работающий телевизор, объяснялась наличием портативного генератора. Иди и Кусака видели днем, как его запускал какой-то толстый мужчина.

Называлась улица то ли Тертл Мидоу-лейн, то ли Калуса-драйв, в зависимости от того, какой из упавших указателей был правильным. Номер 15600 был выведен красной краской на стене дома, как и название страховой компании — «Мидвест Кэжьюелти».

Иди заметила, что фирма солидная.

— Какое, черт побери, отношение барсук имеет к страхованию?

— Не знаю. — Во рту у Иди пересохло, ее клонило в сон. — А какое отношение имеет ягуар к автомобилям? Реклама просто, вот и все.

— Единственное, что я знаю о барсуках, так это то, что они упрямы. А нам меньше всего нужна сейчас упрямая страховая компания.

— Ради Бога… — начала Иди.

— Давай найдем другой дом.

— Нет! — Слегка пошатываясь она пошла через улицу к дому 15600.

— Ты меня слышишь? — окликнул ее Кусака, а затем направился вслед за Иди.

Иди свернула на подъездную дорожку.

— Давай выполнять наш план! Прямо сейчас, пока все тихо.

Кусака замялся, двигая челюстью, как побывавший в нокдауне боксер.

— Пошли! — Иди распустила волосы и прикрыла ими лицо. Затем задрала платье и принялась ногтями раздирать колготки на бедрах.

Кусака огляделся по сторонам, проверяя, не наблюдает ли за ними кто-нибудь из бдительных соседей. Иди выбрала место на дорожке и растянулась на земле лицом вниз. Воспользовавшись двумя обломками крыши, Кусака накрыл ее, изображая, что Иди придавило.

— Не помешало бы немного крови, — раздался голос из-под обломков.

Кусака сунул ей в левую руку гвоздь.

— Воспользуйся этим.

Иди Марш затаила дыхание и провела кончиком гвоздя по руке от локтя до запястья. Было ужасно больно. Для придания более драматического эффекта Иди размазала кровь с руки по одной щеке. По ее сигналу Кусака начал звать на помощь. Иди была довольна, крик его звучал чертовски натурально.

* * *


Макс Лам поздравил себя с тем, что запасся видеокассетами перед тем, как они выехали из Орландо. Другие туристы не подготовились так тщательно к урагану, Макс наблюдал, как они лихорадочно рылись в чемоданах в поисках запасных кассет и батареек. А Макс Лам, прерываясь только на то, чтобы сменить кассету, снимал исторический фильм о последствиях природной катастрофы. Если даже «Си-Спэн» не заинтересуется пленками, то заинтересуются его друзья из Нью-Йорка. Макс работал младшим делопроизводителем в средней руки рекламной фирме, и ему ужасно хотелось произвести впечатление на некоторых из ее сотрудников. Он хорошо умел обращаться с видеокамерой «Сони», но помощь профессионала не помешала бы. Макс знал местечко на Восточной Пятнадцатой улице, где приводили в порядок и монтировали видеопленки любителей, а за небольшую дополнительную плату добавляли еще и титры. Это будет великолепно! А когда Бонни успокоится, он попросит ее устроить вечеринку с коктейлями, на которой покажет клиентам и коллегам из агентства отснятые пленки с запечатленными на них последствиями урагана.

Макс с энергией хищника перебегал от одного разрушенного дома к другому, держа в руках жужжащую видеокамеру. Он был так поглощен съемками трагедии, что совершенно забыл о жене, которая осталась где-то позади за три квартала. Макс хотел научить Бонни пользоваться видеокамерой, чтобы он мог попозировать среди руин, но Бонни отказалась, заявив, что лучше выпьет галлон щелока.

Для удобства монтажа Макс старался запомнить лучшие отснятые сцены, ведь многие кадры были пустяковыми, а он хотел поразить зрителей острыми моментами, которые брали бы за душу, потрясали зрителей.

Внимание Макса привлек покореженный велосипед. Ураган согнул его аккуратно, словно свадебную ленту, вокруг ствола кокосовой пальмы. Мальчик, не старше восьми лет, пытался стащить велосипед со ствола. Макс опустился на колено и поймал в видоискатель лицо мальчика, который решительно дергал велосипед за погнутый руль. Мальчик выглядел печальным и спокойным, губы крепко сжаты от напряжения.

«Он в шоке, — подумал Макс, — даже меня не замечает».

Малыша, похоже, не волновало, что велосипед уже невозможно будет починить. Он просто хотел отнять его у дерева, продолжая дергать и дергать изо всех сил. В пустых глазах мальчика не было никаких признаков расстройства.

«Поразительно, — подумал Макс, наблюдая в видоискатель. — Поразительно».

Кто-то толкнул его под правую руку, и изображение мальчика в видоискателе пошатнулось. На плечо Макса легла рука. Ругаясь, он оторвал взгляд от видоискателя, чтобы посмотреть, кто ему мешает.

Это была обезьяна.

Макс Лам повернулся на каблуках и направил видеокамеру на тощее животное. Глядя в видоискатель, он отметил про себя, что шторм здорово потрепал обезьяну. Ее спутанный красновато-коричневый мех покрывала корка, на переносице широкого, бархатистого носа торчала шишка величиной с редиску, глаза-пуговки, окруженные белой слизью, косили.

Покачиваясь на задних лапах, обезьяна ошалело зевнула, обнажив десны, и спокойно принялась чесать хвост.

— Посмотрите, что тут у нас — дикая обезьяна! — воскликнул Макс, наговаривая комментарии для будущих зрителей. — Вы только посмотрите на этого беднягу…

— Будьте осторожны с ней, мистер, — раздался позади спокойный голос. Это был мальчик, возившийся со сломанным велосипедом.

— А в чем дело, сынок? — спросил Макс, не отрываясь от видоискателя.

— Держитесь от них подальше. Мой отец вчера вечером застрелил одну такую.

— Правда? — Макс усмехнулся про себя. Зачем кому-то понадобилось убивать обезьяну?

— Они все серьезно больны. Так сказал мой отец.

— Ладно, обязательно буду осторожен, — пообещал Макс. Он услышал убегающие шаги странного мальчика.

Глядя в видоискатель, Макс заметил, что у обезьяны как-то странно дергается бровь. И вдруг она взвилась в воздух. Макс опустил камеру, и в этот момент обезьяна ударила его в лицо, опрокинув на спину. Маленькие, как будто резиновые пальцы вцепились в ноздри и глаза Макса. Он закричал от страха. От влажного меха обезьяны исходил ужасный запах.

Макс Лам начал кататься по грязи, как будто его охватило пламя. Завизжав, маленькое жилистое существо убежало. Макс сел, вытирая щеки рукавами рубашки. Лицо жгло, и он понял, что оно оцарапано. Для начала ему следовало сделать укол против столбняка, а затем воспользоваться каким-нибудь более сильным средством для уничтожения микробов.

Поднявшись на ноги, Макс услышал жужжание, доносившееся из-за пальмы. Он бросился бежать, заметив, что обезьяна улепетывает в противоположном направлении, таща за собой что-то за ремень.

Макс Лам пришел в ярость. Эта проклятая обезьяна украла его видеокамеру! Он бросился вдогонку.

Спустя час, когда Бонни Лам отправилась на поиски мужа, его нигде не было.

* * *


Два патрульных полицейских в форме стояли под дождем на вершине моста: темнокожий мужчина мощного телосложения и женщина хрупкой комплекции, среднего роста, с рыжевато-каштановыми волосами. Они перегнулись через бетонное ограждение и внимательно разглядывали длинный кусок веревки, мотающийся на ветру над бурлящей бурой водой.

Пятеро автомобилистов позвонили в полицию и сообщили о сумасшедшем мужчине, привязанном к мосту Кард-Саунд. Это произошло всего за несколько часов до урагана, когда все полицейские в радиусе пятидесяти миль были заняты эвакуацией вполне нормальных людей, поэтому «прыгунами» заниматься было некому, и никто из полицейских не поехал на мост.

Темнокожий патрульный полицейский был командирован в Майами из графства Либерти в Северной Флориде, чтобы помочь освободить трассу для проезда колонны спасателей. В центральном участке он заглянул в журнал записи происшествий и прочел: «Белый мужчина, возраст 40—45 лет, вес 190—220 фунтов, седые волосы, борода, возможно сумасшедший». Полицейский решил поехать в Норт Ки-Ларго и посмотреть. Официально он был приписан к Хомстеду, но в царившем после урагана хаосе легко было ускользнуть незамеченным. Полицейский попросил женщину-патрульного поехать с ним, и, хотя дежурство у нее уже закончилось, она согласилась.

Проезжавшие по горбатому мосту автомобилисты притормаживали, с любопытством рассматривая двух полицейских на его вершине. «Мама, а что они там высматривают? Там в воде труп?»

Капли дождя стекали с полей шляпы «стетсон» темнокожего полицейского, смотревшего на воды Мексиканского залива, тяжелые и пенящиеся после ужасного шторма. Он перегнулся через ограждение и потянул болтающуюся веревку. Осмотрев ее конец, он показал его женщине-полицейскому и устало произнес:

— Это мой парень.

Веревку не оборвало ураганом. Она была обрезана ножом.


Глава 3


Тони Торрес сидел в развалинах гостиной и потягивал остатки виски «Шивас». Ему показался забавным тот факт, что его грамота «Лучший продавец года» уцелела во время урагана, только она и осталась висеть на промокших от дождя стенах. Тони Торрес вспомнил вечеринку в его честь, устроенную два месяца назад, на которой ему вручили дешевую пластинку-грамоту. Это была его награда за продажу семидесяти семи двухкомнатных трейлеров. Он продал на восемнадцать трейлеров больше, чем любой другой продавец в истории компании «Пре Фаб Лакшери Инк.», которая раньше называлась «Тропик Трейлерз», а еще раньше «А-Плас Аффордабл Хоумс Лимитед». В условиях жестокой конкуренции на рынке домиков на колесах Тони Торрес стал звездой. Вместе с вручением таблички-грамоты босс подарил ему бутылку виски «Шивас» и в качестве премии чек на тысячу долларов. Они заплатили официантке, заставив ее за это танцевать без лифчика на столе и петь «Он хороший, веселый парень».

«Ох, черт побери, эта жизнь состоит из белых и черных полос», — подумал Тони Торрес. Он погладил обрез, лежавший на его округлых коленях, и вспомнил то, о чем вспоминать вовсе не хотелось. Например, этот дурацкий пункт в правилах торговли о гарантиях безопасности, предоставляемых правительством США…

Семейство Стинсов дотошно расспрашивало его о том, выдержит ли трейлер ураган. То же самое было и с семейством Рамиресов, и с этими занудами Стичлерами, а еще с Беатрис Джексон и ее сынком, у которого была очень короткая шея. Тони Торрес всегда отвечал так, как его учили: «Фирма „Пре Фаб Лакшери“ строит не домики на колесах, а произведения искусства, способные выдержать самые сильные ветры. Все точно соответствует государственным спецификациям. В проспекте обо всем этом написано!»

Клиенты Тони брали ссуды и покупали трейлеры, а когда налетел ураган, эти домики на колесах рассыпались. Все семьдесят семь. Трейлеры разваливались, их срывало с креплений и несло ветром, как игрушечных утят. Ни один из этих чертовых трейлеров не уцелел после урагана. Они выглядели красиво, вполне приличные жилища для представителей среднего класса, с видеомагнитофонами, складными диванами, детскими кроватками… и все они в одну минуту рассыпались на куски. Тони съездил на стоянку трейлеров, чтобы увидеть все своими глазами. Стоянка напоминала поле битвы. Он уже собрался вылезти из машины, когда кто-то узнал его… а старый Стичлер начал бормотать, как сумасшедший, и швырять в него обломками. Тони быстренько смылся оттуда. Уже позже он услышал, что вдову Джексон нашли мертвой среди обломков трейлера.

Тони Торресу не было знакомо чувство угрызения совести, но все же он сожалел о случившемся, чему в значительной степени способствовало виски. «Откуда я мог знать, — подумал Тони. — Я ведь продавец, черт побери, а не инженер».

Но чем больше Тони пьянел, тем меньше сочувствия оставалось у него к своим покупателям. «Проклятье, да ведь они все прекрасно понимали. Понимали, что покупают тонкую жестяную банку, а не настоящий дом. Понимали, что рискуют, проживая в опасной зоне. Они все взрослые люди и сами сделали свой выбор», — говорил себе Тони.

Но он знал, что у него могут быть неприятности, поэтому с обрезом чувствовал себя спокойнее. К несчастью, любому, кому захочется разыскать его, надо будет всего лишь заглянуть в телефонный справочник графства Дэйд. Ведь работа продавцом предполагает доступность для всех покупателей.

«Ну и пусть приходят сюда! — подумал Тони. — У всех глупых покупателей бывают проблемы, так пусть посмотрят, что ураган сотворил с моим домом. Они, конечно, будут в ярости, но пусть с ними разбирается мой мистер „Ремингтон“».

Раздавшиеся крики вырвали Тони из цепких объятий шезлонга. Он взял с колен обрез и посветил фонариком перед домом. На подъездной дорожке стоял мужчина в дурацком костюме в полоску, а лицо у него было такое, словно его обработали ломом.

— Моя сестра! — воскликнул мужчина, указывая на кучку сломанных досок.

Под досками Тони увидел лежащую ничком женщину. Глаза ее были полузакрыты, по щеке стекала струйка крови. Женщина громко застонала, а мужчина попросил Тони немедленно позвонить в службу спасения 911.

— Сначала расскажите мне, что произошло, — предложил торговец.

— Вы же видите, на нее рухнул кусок вашей чертовой крыши!

— Гммм, — промычал Тони Торрес.

— Ради Бога, не стойте просто так, звоните.

— Ваша сестра, да? — Тони подошел к женщине и посветил фонариком ей в глаза. Женщина инстинктивно прищурилась и подняла обе руки, загораживая глаза от света. — Полагаю, что вы не парализованы, дорогая, — сказал Тони. Сунув фонарик под мышку, он направил обрез на мужчину. — А теперь давай поговорим, приятель. Телефоны не работают, значит, мы не сможем позвонить 911, если только у тебя в штанах нет сотового телефона, но, по-моему, эта штука больше смахивает на пистолет. Далее, если бы мы даже и смогли дозвониться до службы спасения, нам пришлось бы ждать до Дня всех святых. Все машины отсюда и до Ки-Уэст задействованы в связи с ураганом. Твоя «сестренка» не подумала об этом перед несчастным случаем…

— Какого черта вы…

Тони Торрес выхватил у мужчины из-за пояса пистолет.

— И еще кое-что, — продолжил торговец. — Моя чертова крыша ни на кого не падала. Это обломки с соседнего дома, который принадлежит мистеру Леонелу Варга. А моя крыша, как мне кажется, валяется, сломанная на куски, где-нибудь в районе Эверглейдс.

— Проклятье, Кусака, — раздался из-под досок голос женщины.

Ее сообщник бросил на нее взгляд и отвернулся.

Тони Торрес вновь заговорил:

— Моя профессия предполагает быстрое распознавание людей, этим и отличается хороший продавец. И если это твоя сестра, приятель, то я тогда двойник Мела Гибсона.

Мужчина со сломанной челюстью пожал плечами.

— Все дело в том, что она на самом деле не пострадала. И ты не ее брат. Так что ваш гребаный план, с помощью которого вы хотели содрать с меня деньги, провалился.

Мужчина нахмурился.

— Послушайте, это была ее идея.

Тони приказал ему убрать доски со своей сообщницы. Когда женщина поднялась с земли, торговец отметил про себя, что она привлекательна и вид у нее интеллигентный. Он махнул обрезом.

— Оба идите в дом. Черт, из-за этого урагана сейчас что в доме, что на улице. Но все равно заходите, потому что мне хочется выслушать вашу историю. Вот уж посмеюсь.

Женщина разгладила платье.

— Мы совершили ужасную ошибку. Отпустите нас, ладно?

Тони Торрес улыбнулся.

— Как забавно, дорогая. — Он направил «ремингтон» на дом и нажал на спусковой крючок. Выстрел проделал в двери гаража дыру размером с футбольный мяч. — Тишина, — произнес пьяный торговец, закрывая ладонью ухо. — Слышите? Черт побери, мертвая тишина. Прогремел выстрел из двенадцатого калибра, а никому до этого и дела нет. Никто даже не пришел посмотреть в чем дело, никто не прибежал на помощь. А знаете почему? Из-за урагана. Вокруг сплошной сумасшедший дом!

— А что вы намерены делать с нами? — поинтересовался мужчина со сломанной челюстью, но скорее из любопытства, чем из-за страха.

— Я еще не решил, — ответил Тони Торрес. — Давайте выпьем шампанского.

* * *


За неделю до урагана Феликс Моджак умер от укуса гадюки в лодыжку. Его пришедшее в упадок дело, связанное с импортом диких животных, перешло по наследству к племяннику Августину. Тем дождливым утром, когда Августин узнал о смерти дяди, он был дома и занимался жонглированием. Все окна были распахнуты, из стереосистемы звучала музыка в исполнении «Блэк Кроуз». Одетый только в небесно-голубые спортивные трусы, Августин стоял босиком на полу и жонглировал под музыку. Надо сказать, что манипулировал он человеческими черепами, жонглируя одновременно пятью, и чем быстрее у него получалось, тем радостнее он становился.

На столе в кухне лежал конверт от компании «Пейн Веббер», в котором находился чек на сумму двадцать одна тысяча триста сорок четыре доллара пятьдесят пять центов. Деньги Августина не интересовали. Ему было почти тридцать два года, и жизнь его была незатейливой и пустой, насколько пустой может быть жизнь. Иногда он клал полученные от «Пейн Веббер» деньги на счет, иногда отправлял их по почте благотворительным организациям, провалившимся на выборах политикам или своим бывшим подружкам. Но ни цента Августин не послал адвокатам своего отца. Это был личный долг старика, так что пусть сам, черт побери, расплачивается с ними после выхода из тюрьмы.

Жонглирование стало тайной забавой Августина. Черепа, которыми он жонглировал, были найдены в ходе раскопок и являлись медицинскими пособиями, а Августин заполучал их через друзей. Когда он подбрасывал их в воздух — три, четыре, пять черепов плавно перелетали из одной руки в другую, — то ощущал быстротечность далеких жизней тех людей, чьими черепами жонглировал. При этом Августин испытывал необъяснимое, пожалуй даже нездоровое, возбуждение. Он не знал имена этих людей, не знал, как они жили и умерли, но прикосновение к черепам заряжало его энергией.

В свободное время Августин читал книги, смотрел телевизор и бродил в тех уголках Флориды, где еще сохранилась дикая природа. Еще до того, как он стал богатым — когда работал на рыболовном судне отца и позже, в юридическом колледже, — Августин испытывал необъяснимую злость, характер которой не мог понять, да и не был уверен, что когда-нибудь сможет. Она проявлялась в периодических настойчивых желаниях что-нибудь сжечь или взорвать — небоскреб, новое шоссе между штатами или что-то еще в этом роде.

Но теперь, когда Августин располагал свободным временем и деньгами, он обнаружил, что у него пропали такие радикальные желания, и взрывы его больше не интересовали. И хотя никакой вины за ним не было, он пожертвовал большие суммы таким почтенным природоохранным организациям, как «Сьерра Клаб» и «Нейче Консерванси». Его мечты о насилии с благородными целями остались всего лишь безобидной фантазией. И сейчас Августин просто плыл по течению жизни, словно щепка.

Едва не кончившаяся смертью катастрофа, сделавшая его таким богатым, позволила Августину заглянуть в самую суть великой цели или космической судьбы. Он едва помнил, как рухнул этот чертов «бичкрафт». Но Августин точно не увидел ослепительно белый свет в конце мрачного тоннеля, не услышал голоса мертвых родственников, зовущих его с небес. Все, что он помнил о состоянии комы, последовавшем за катастрофой, так это ужасная, неутолимая жажда.

Оправившись от переломов, Августин не вернулся в серую рутину юридического колледжа. Деньги, выплачиваемые по страховому договору, позволяли ему просто бездельничать, что многие молодые люди нашли бы весьма привлекательным. И все же Августин был глубоко несчастен. Однажды ночью в состоянии депрессии он повыбрасывал со своих книжных полок произведения всех гениальных писателей, умерших слишком молодыми. Попал в этот список и его любимый Джек Лондон.

Августин ждал, когда появится женщина, которая излечит его душевное состояние. Но время шло, а этого не происходило.

Как-то раз одна танцовщица, с которой встречался Августин, застала его в спальне во время жонглирования черепами. Она подумала, что это просто шутка с целью напугать ее, и сказала Августину, что не видит в этом ничего смешного, а скорее это просто извращение. А потом танцовщица переехала в Нью-Йорк. Примерно год спустя, без всякой видимой причины, Августин отправил женщине один из своих чеков от «Пейн Веббер». На эти деньги она купила «Тойоту Супра» и прислала Августину фотографию, на которой улыбалась, сидя за рулем автомобиля. Августину было любопытно, кто же ее фотографировал и что он думает о новой машине.

Братьев и сестер у Августина не было, мать жила в Неваде, а отец сидел в тюрьме. Ближайшим родственником был дядя Феликс Моджак, импортер диких животных. Будучи мальчишкой, Августин часто посещал дядину маленькую неухоженную ферму, расположенную в глуши. Это было гораздо интереснее, чем посещать зоопарк, потому что Феликс позволял Августину помогать ему ухаживать за животными. Особенно Феликс поощрял увлечение племянника экзотическими змеями, которых сам боялся (и с которыми, как оказалось, совершенно не умел обращаться).

Когда Августин вырос, он все реже и реже навещал своего занятого дядю. Но прогресс сыграл плохую шутку с Феликсом. Строительство продвигалось на запад, и существующие правила вынуждали его постоянно переезжать со своей фермой. Никто, похоже, не желал строить начальные школы или универмаги вблизи от заключенных в клетки болотных рысей и диких кобр. Когда в последний раз Феликс Моджак был вынужден перевозить своих животных, Августин дал ему на переезд десять тысяч долларов.

Перед смертью Феликса на ферме проживали: африканский лев, три ягуара, кастрированный южноафриканский буйвол, два бурых медведя, девяносто семь попугаев и макао, восемь нильских крокодилов, сорок две черепахи, семьсот различных ящериц, девяносто три змеи (ядовитых и неядовитых) и восемьдесят восемь макак-резусов.

Животные содержались на ферме площадью девять акров, расположенной в стороне от Кроум-авеню, недалеко от федеральной тюрьмы. На следующий день после похорон Августин приехал на ферму один. У него было подозрение, что дела у дяди шли не блестяще, и осмотр фермы подтвердил это. Ограда погнулась и заржавела, петли на дверцах клеток требовали замены, а цементные бассейны для рептилий не осушались и не чистились месяцами. В обитом толем сарае, который Феликс использовал в качестве конторы, Августин нашел бумаги, подтверждавшие, что его дядю особо не заботили таможенные правила США.

Августина вовсе не удивил тот факт, что его дядя занимался контрабандой, слава Богу, что он тайком провозил в страну экзотических птиц и змей, а не что-нибудь другое. Но контрабанда диких животных имела свою особенную специфику. Ведь тюки с марихуаной не надо было кормить, как медведей и ягуаров. Привезенные тайком звери выглядели тощими и голодными, и это еще мягко сказано. Августина ужаснуло состояние некоторых животных, и он предположил, что оно является результатом недавних дядюшкиных финансовых затруднений. К счастью, двое молодых мексиканцев, работавших у Феликса Моджака, любезно согласились после его смерти поработать еще несколько дней. Они наполнили холодильники сырым мясом для крупных плотоядных животных, закупили коробки с кормом для попугаев и обезьян, запаслись белыми мышами и насекомыми для рептилий.

А Августин тем временем пытался найти покупателя, но опытного, который сумел бы хорошо позаботиться о животных. И он настолько увлекся этой задачей, что не обратил толком внимания на сообщения о тропическом шторме, разыгравшемся в Карибском море. И даже когда шторм перешел в ураган и Августин увидел сводку погоды по телевизору, он решил, что с этим штормом произойдет то же самое, что и с большинством ему подобных, разразившихся прошлым летом, — он повернет на север и уйдет в сторону от Южной Флориды в глубь Атлантики.

А когда стало ясно, что ураган обрушится непосредственно на южное побережье графства Дэйд, у Августина осталось уже слишком мало времени, чтобы предпринять какие-то меры. Он с тоской осознавал, что могут сотворить ветры, несущиеся со скоростью сто миль в час, с убогой фермой его покойного дяди. Все утро и половину дня Августин провел у телефона, пытаясь отыскать безопасное место для животных. Но у людей, говоривших с ним, сразу пропадал интерес при упоминании южноафриканского буйвола. С наступлением сумерек Августин поехал на ферму, чтобы хоть как-то укрепить клетки и запоры. Чувствуя приближение шторма, медведи и ягуары нервно расхаживали по клеткам, рыча от возбуждения. Попугаи метались в панике, их пронзительные крики привлекли на близлежащие сосны нескольких крупных ястребов. Августин провел на ферме два часа и понял, что его усилия тщетны. Он отпустил мексиканцев домой, а сам отправился пережидать ураган в ближайшее убежище Красного Креста.

Когда на рассвете Августин вернулся на ферму, там царило полнейшее разрушение. Ограду разметало по всей территории, словно праздничную мишуру, гофрированную крышу сорвало со здания и унесло, как пустую банку из-под сардин. За исключением дюжины ошалевших черепах, все дядюшкины дикие животные разбежались по кустам и болотам и вполне могли появиться в окрестностях Майами. Как только восстановили телефонную связь, Августин позвонил в полицию и предупредил о случившемся. Дежурная быстро прикинула, что этим полиция сможет заняться дней через пять-шесть, потому что после урагана люди и так работают по две смены. А когда Августин поинтересовался у нее, как далеко за пять или шесть дней сможет уползти гадюка, она пообещала, что постарается прислать кого-нибудь как можно быстрее.

Августин не мог просто сидеть и ждать. По радио передали, что напуганная штормом стая обезьян вторглась в жилой пригород возле Квейл Руст-драйв, а это место находилось всего в нескольких милях от фермы. Августин немедленно загрузил в фургон дядюшкино гарпунное ружье, два длинных аркана, заряженный револьвер «спешиал» 38-го калибра и пятифунтовый пакет мокрого корма для обезьян.

Он не знал, что еще можно предпринять.

* * *


Обходя окрестности в поисках мужа, Бонни Лам встретила мальчика с отсутствующим взглядом, который возился со своим сломанным велосипедом. Его описание туриста с видеокамерой в точности соответствовало описанию Макса.

— Он побежал за обезьяной, — сообщил мальчик.

— За какой обезьяной? — удивилась Бонни.

Мальчик все объяснил, и Бонни спокойно восприняла его рассказ.

— А в какую сторону они убежали?

Мальчик показал. Бонни поблагодарила его и предложила помочь стащить велосипед с дерева. Но мальчик отвернулся, и ей ничего не оставалось, кроме как уйти.

Бонни очень удивила эта история с обезьяной, но мысли ее сейчас были заняты в основном поведением Макса Лама. Как мог мужчина убежать, бросив свою молодую жену? Почему его так заинтересовали все эти разрушения? Как он мог так бесцеремонно обращаться с несчастными, которые жили здесь?

За все два года их знакомства Макс никогда не казался ей бесчувственным. Временами он мог вести себя по мальчишески, проявлять эгоизм, но Бонни не знала мужчин, которые не грешили бы этим. В общем-то Макс был ответственным и внимательным человеком, не просто трудолюбивым работником, а карьеристом в хорошем смысле этого слова. Бонни ценила это, так как два ее прежних приятеля не утруждали себя работой полный рабочий день. Макс произвел на нее впечатление своей серьезностью и обязательностью, твердым намерением добиться успеха в работе и упрочить свое финансовое положение. В свои тридцать лет Бонни уже захотела надежности, она устала беспокоиться о деньгах и о мужчинах, у которых денег не было. А кроме того, она действительно считала Макса Лама очень привлекательным. Он не был слишком симпатичным или обаятельным, но отличался искренностью — глубокой мальчишеской искренностью. А его старательность во всем, даже в постели, просто восхищала Бонни. И она считала, что такому мужчине можно довериться.

Но все это было до сегодняшнего дня, пока он не повел себя как подонок.

Поездка на рассвете в Майами поначалу показалась Бонни забавой медового месяца, она подумала, что Макс просто хочет таким образом похвастаться своей молодой женой, что он может быть таким же непредсказуемым и импульсивным, какими были ее прежние приятели. И не слушая предостережения внутреннего голоса, Бонни решила подыграть ему. Она была уверена, что, увидев ужасные разрушения, причиненные ураганом, Макс отбросит свои амбиции репортера, спрячет видеокамеру и присоединится к добровольцам-спасателям, которые целыми автобусами прибывали в зону бедствия.

Но Макс так не поступил. Он бросился снимать, все более и более возбуждаясь, пока Бонни уже больше не могла терпеть это. И когда Макс попросил Бонни заснять его на фоне перевернутого многоместного автомобиля, она чуть не ударила его. А потом Бонни отстала от Макса, она не хотела, чтобы ее видели вместе с ним. Вместе с собственным мужем.

В одном из разрушенных домов Бонни заметила пожилую женщину возраста своей матери, которая бродила по спальне среди обломков мебели. Женщина громко звала котенка, исчезнувшего во время урагана. Бонни предложила ей свою помощь. Котенка они не нашли, но под осколками разбитого зеркала Бонни отыскала свадебный альбом женщины. Бонни смахнула с альбома осколки стекла, он промок, но не пострадал. Она открыла первую страницу, на которой стояла дата: 11 декабря 1949 года. Увидев свой альбом, пожилая женщина вырвала его из рук Бонни. Бонни стало стыдно, и она огляделась по сторонам, чтобы убедиться, что Макс не снимает эту сцену. А потом она расплакалась.

Спустя некоторое время Бонни решила серьезно поговорить с мужем и отправилась искать его. Если он откажется прекратить свои дурацкие съемки, то она потребует у него ключи от машины, которую они взяли напрокат. Похоже, этот разговор будет первым серьезным испытанием их новоиспеченной семейной жизни.

После двух часов бесплодных поисков Макса злость Бонни перешла в тревогу. История, рассказанная мальчиком со сломанным велосипедом, безусловно была смешной, но Бонни восприняла ее как еще одно доказательство безрассудной одержимости Макса. Ведь он боялся животных, даже хомяков, объясняя это полученной в детстве психической травмой, так что такое смелое преследование дикой обезьяны было явно не в его характере. Но с другой стороны, Макс любил свою чертову видеокамеру. Он неоднократно напоминал Бонни, что она стоит семьсот долларов, и заказывал он ее по почте из Гонконга. Так что она легко могла представить себе, как он мчится по улице за своими деньгами. Бонни даже не исключала, что, если потребуется, Макс будет драться с обезьяной из-за своей видеокамеры.

Ветер усилился, и Бонни тихонько выругалась. Не имело смысла стоять посередине улицы, следовало поискать укрытие. Бонни задрожала, почувствовав, как капли дождя стекают по шее, и решила вернуться в машину и там подождать Макса. Но мало того, что она точно не знала, где стоит машина, без указателей и почтовых ящиков все разрушенные улицы выглядели одинаково. Бонни Лам заблудилась.

Она увидела кружившие в небе вертолеты, услышала в отдалении вой сирен, хотя на соседних улицах не было ни полицейских, ни солдат, да и вообще никаких представителей власти, которым она могла бы заявить об исчезновении мужа. Устав от поисков, Бонни присела на край тротуара и, подняв над головой кусок фанеры, попыталась укрыться от дождя. Налетевший порыв ветра опрокинул Бонни на спину, а угол листа фанеры с силой ударил в лоб.

Несколько минут Бонни неподвижно лежала на спине, уставившись в мрачное небо, и моргала глазами, закрывая их от дождевых капель. И тут возле нее остановился мужчина с ружьем на плече.

— Разрешите помочь вам, — предложил он.

Бонни позволила ему поднять себя с мокрой травы. Она заметила, что блузка намокла, и стыдливо сложила руки на груди. Подняв лист фанеры, мужчина отнес его к бетонной стойке, соорудив там нечто вроде козырька, под которым они с Бонни и укрылись от хлесткого дождя.

Мужчине было лет тридцать: широкоплечий и загорелый, с сильными на вид руками, короткие каштановые волосы, заостренный подбородок и приветливые голубые глаза. Обут он был в туристские кроссовки «Рокпорт», что успокоило Бонни. По ее мнению, сексуальный маньяк-убийца явно не стал бы носить такие кроссовки.

— Вы здесь живете? — поинтересовалась Бонни.

Мужчина покачал головой.

— Я живу в Корал Гейблз.

— А ваше ружье заряжено?

— Да вроде того, — неопределенно ответил мужчина.

— Меня зовут Бонни.

— А меня Августин.

— А что вы тут делаете?

— Хотите верьте, хотите нет, но я ищу своих обезьян.

Бонни Лам улыбнулась.

— Какое совпадение.

* * *


Макс Лам очнулся, испытывая головную боль, которая, похоже, начала усиливаться. Он обнаружил, что раздет до нижнего белья и привязан к сосне. Высокий мужчина со стеклянным глазом, тот самый, который утащил его с улицы, словно заблудившегося ребенка, собирал мусор и бросал его в костер, горевший на поляне. Закончив свое занятие, похититель уселся в позе лотоса. На шее мужчины Макс заметил толстый черный ошейник, а в руке он держал блестящий цилиндр, напомнивший Максу пульт дистанционного управления игрушечными моделями автомобилей. Цилиндр имел короткую антенну и три цветные кнопки.

— Слишком сильный ток, слишком сильный… — пробормотал одноглазый. Голова его была покрыта дешевой пластиковой шапочкой для душа. Макс с уверенностью сказал бы, что этот человек бродяга, если бы не зубы — над зубами похитителя явно потрудился прекрасный специалист.

Похоже, похититель не замечал, что пленник наблюдает за ним. Одноглазый медленно вытянул ноги, дважды глубоко вздохнул и нажал красную кнопку на пульте дистанционного управления. И тут же его тело задергалось, как огромная кукла-марионетка. Макс в беспомощности наблюдал, как незнакомец, корчась, ползет к костру. Когда одноглазый перестал трястись, его ботинки оказались в пламени костра. Он с удивительной быстротой вскочил на нога и принялся топать ботинками по траве, пока не остыли подошвы.

Похититель положил руку на шею.

— Слава Богу, вот теперь гораздо лучше, — пробормотал он.

Макс Лам решил, что это просто кошмарный сон, и закрыл глаза, а когда уже гораздо позже снова открыл их, то увидел, что костер вновь ярко пылает. Одноглазый похититель сидел на корточках возле огня, но ошейника на нем уже не было. Он кормил печеньем «Орео» обезьяну, которая, похоже, уже начала оправляться после пережитого урагана. Макс почувствовал еще большую уверенность в том, что все происшедшее с ним — это просто кошмарный сон.

— Где моя камера? — требовательным тоном крикнул он.

Похититель поднялся и рассмеялся сквозь спутанную бороду.

— Отлично. Спрашиваешь, где твоя камера? Просто отлично.

— Отпусти меня, — жутко высокомерным тоном произнес Макс. — Ведь ты не хочешь попасть за решетку, а?

— Ха, — хмыкнул незнакомец и взял в руку блестящий черный цилиндр.

Шею Макса Лама словно охватило огнем, он задергался, задыхаясь. Язык ощутил привкус меди, в глазах замелькали искры. Макс завопил от страха.

— Специальный шоковый ошейник, — как бы между прочим пояснил похититель. — «Три-Троникс 200», три уровня воздействия, радиус действия одна миля, заряжаемые никелево-кадмиевые батарейки. Гарантия три года.

Только сейчас Макс почувствовал на горле жесткую кожу ошейника.

— Произведение искусства, — добавил незнакомец. — Ты в этом разбираешься?

— Нет, — с трудом сквозь зубы процедил Макс.

— Тогда доверься мне. Дрессировщики собак молятся на эти ошейники, потому что с их помощью можно действительно быстро выдрессировать любую собаку, даже Лабрадора. — Одноглазый помахал пультом, словно дирижерской палочкой. — Но что касается меня, то я не могу надеть эту штуку на животное. И заметь, что я не стал надевать ее даже на тебя, прежде чем не испытал на себе. Вот какой я старый добряк.

Похититель погладил обезьяну по голове. Она отскочила назад, обнажив мелкие зубы, на которых пятнышками темнели крошки печенья «Орео». Одноглазый рассмеялся.

— Уберите ее от меня! — с дрожью в голосе взмолился Макс Лам.

— Не любишь животных, да?

— Что вам от меня нужно?

Незнакомец отвернулся к костру.

— Может быть, деньги? — не унимался Макс. — Так заберите все, что у меня есть.

— Господи, какой же ты бестолковый. — Одноглазый нажал красную кнопку на пульте, и привязанное веревками тело Макса вновь задергалось. Обезьяна отскочила в сторону, подальше от костра.

Макс поднял голову и увидел, что этот психопат снимает его видеокамерой!

— Скажи «чи-и-из», — попросил незнакомец, прильнув здоровым глазом к видоискателю.

Макс Лам покраснел, чувствуя, что ужасно выглядит в нижнем белье.

— Я, пожалуй, отошлю пленку в «Родэйл энд Бернс». Пусть посмотрят ее во время рождественской вечеринки… как ты думаешь? Репортаж под заглавием «Как я провел отпуск во Флориде, снимая Макса Лео Лама».

Макс ужаснулся. Ведь именно в рекламном агентстве «Родэйл энд Бернс» на Мэдисон-авеню он и работал. Значит, этот психопат успел порыться в его бумажнике.

— Меня называют Сцинк[1 - Сцинки — семейство ящериц. (Здесь и далее прим. пер.)], — сообщил похититель, затем выключил видеокамеру и аккуратно закрыл крышками линзы. — Но я предпочитаю кличку Капитан.

— Капитан чего?

— Ураган явно произвел на тебя впечатление. — Одноглазый убрал видеокамеру в брезентовый чехол. — А вот я разочарован. Ожидал нечто большее… чего-нибудь библейского.

— На мой взгляд, ураган был просто ужасным, — как можно вежливее произнес Макс.

— Ты голоден? — Похититель поднес мешок из джутовой ткани к дереву, где был привязан его пленник.

— Ох, Господи! — воскликнул Макс, заглядывая внутрь мешка. — С вами невозможно разговаривать серьезно.


Глава 4


Тело Тони Торреса, похожее на фаршированного тунца, заполнило весь шезлонг. Он приказал Иди Марш и Кусаке рассказать все детали их неудавшегося мошенничества. Глядя на обрез Тони, они согласились.

Кусака с кислым видом махнул в сторону Иди, которая и объяснила:

— Все очень просто. Я падаю на вашей подъездной дорожке и притворяюсь пострадавшей. Мой «братик» угрожает подать на вас в суд, а вы, испугавшись, предлагаете нам деньги.

— И вы, друзья, затеяли эту авантюру, потому что знаете — я должен получить кучу денег от страховой компании в качестве компенсации за ущерб, причиненный ураганом, — продолжил Тони, пришлепнув ладонью москита, сидевшего на его толстой шее.

— Совершенно верно, — согласилась Иди Марш. — Ваш дом разрушен, судебная тяжба с нами вам сейчас совсем ни к чему, вот Кусака и решил, что это неплохая идея. Вы получаете деньги от страховой компании, отстегиваете часть нам, и мы расходимся мирно.

Развеселившийся Тони зацокал языком.

— И сколько вы намеревались выколотить с меня, дорогая?

— Сколько смогли бы.

— Ох! — воскликнул Тони.

— Мы надеялись, что вы включите нашу сумму в исковое заявление, которое будете составлять для страховой компании. Завысите ущерб на несколько тысяч, кто об этом узнает?

— Прекрасная идея, — одобрил Тони.

— О, да, конечно, — подал голос Кусака, — чертовски гениальная. Сами видите, что из нее вышло.

Кусака и Иди сидели на полу, прижавшись спинами к стене гостиной. Кусака поджал свои длинные ноги, а Иди вытянула свои, сжав коленки. «Сама невинность», — подумал Тони, глядя на Иди. Дополнительным штрихом к ее портрету были дырки на колготках.

Ковер промок от дождя, но Иди это не трогало, а вот Кусака чувствовал, как намокли на заднице его парадные брюки. И еще его досада усугублялась тем, что у него сейчас не было возможности убить Тони Торреса.

Погрузившись в раздумья, торговец потягивал импортное пиво из запотевшей бутылки. Своим пленникам он предложил бутылку теплого вина, от которой те молча отказались. Влажный ветер дул через проломы в стенах, раскачивая на шнуре голую 60-ваттную лампочку. Иди Марш вскинула голову и увидела россыпь звезд там, где когда-то был потолок гостиной. От шума портативного генератора у Кусаки ужасно разболелась голова.

Наконец Тони Торрес заговорил:

— Вы понимаете, что никакая полиция здесь не появится. Сейчас им не до этого.

— Значит, вы можете убить нас и решить таким образом все проблемы. Вы это имеете в виду, — предположил Кусака.

Иди Марш сердито взглянула на него.

— Спасибо за подсказку.

— Я предпочел бы не убивать вас, у меня несколько иные планы, — ответил Тони. — Завтра, а может быть послезавтра, дом придет осмотреть представитель страховой компании «Мидвест Кэжьюелти». Думаю, что он посчитает ущерб стопроцентным, если только он не слеп, как летучая мышь. Но как бы там ни было, все долги за дом у меня выплачены, и это очень хорошо. Все выплатил в прошлом марте. — Тони прервался, чтобы рыгнуть. — Я хорошо зарабатывал, так какого же черта. Я полностью рассчитался по закладной.

— Продавец года, — промолвила Иди Марш, заметившая грамоту.

— Мистер, — вмешался Кусака, — у вас есть что-нибудь, что я мог бы подложить под задницу? Ковер совершенно мокрый. Может быть, газету?

— Ох, думаю, ничего с тобой не случится, — ответил ему торговец. — Поскольку банк не является владельцем дома, то вся страховка пойдет мне. Как я уже говорил, это хорошая новость. А плохая новость заключается в том, что половина страховки причитается моей жене. Ее имя указано в страховом договоре.

Кусака поинтересовался, где же жена Торреса, и Тони объяснил, что три месяца назад она сбежала с университетским профессором-парапсихологом. Беглецы поселились в Юджине, штат Орегон.

— Они уехали в моем «фольксвагене». — Тони усмехнулся. — Но за своей долей она явится. Тут нет никаких сомнений. Нерия вернется. Понимаете, куда я клоню?

— Да, — отозвался Кусака. — Вы хотите, чтобы мы убили вашу жену.

— Господи, что за бредовая идея. Нет, я не хочу, чтобы вы убивали мою жену. — Тони обратился к Иди Марш: — Вот ты меня понимаешь, да? Прежде чем выписать чек, страховая компания потребует наши подписи. Мою и моей мадам. И еще я думаю, что оценщик захочет встретиться с нами обоими лично. Как, ты сказала, тебя зовут?

— Иди.

— Отлично, Иди, у тебя есть шанс сыграть роль. Когда появится человек из страховой компании, ты будешь Нерией Торрес. Моей любимой женой. — Тони самодовольно усмехнулся. — Договорились?

Иди Марш поинтересовалась, что она будет иметь за это, и Тони Торрес пообещал ей десять тысяч. Иди сказала, что ей надо подумать. На принятие решения ей понадобилась одна сотая секунды. Иди очень нуждалась в деньгах.

— А как насчет меня? — спросил Кусака.

— Мне всегда требовался телохранитель, — ответил Тони.

Кусака скептически хмыкнул.

— Сколько?

— Тебе тоже десять тысяч. Вполне справедливо.

Кусака согласился, что цена хорошая.

— А зачем вам нужен телохранитель? — поинтересовался он с некоторой издевкой.

— Многие покупатели разозлились на меня. Это длинная и скучная история.

— Сильно разозлились? — спросила Иди.

— Я не намерен это выяснять. Как только получу чек, сразу смоюсь отсюда.

— Куда?

— А вот это, черт побери, не твое дело. — Смыться Тони намеревался в центральную часть страны. В симпатичный двухэтажный домик с верандой и камином на участке в три четверти акра в окрестностях Талсы. Центральная часть страны привлекала Тони потому, что там не бывало ураганов. Случались сильные ветры, но никто не требовал от построек (а уж тем более от трейлеров), чтобы они могли противостоять ужасной силе торнадо. И никто не станет там обвинять человека за то, что проданный им трейлер развалился на куски, потому что такова уж небесная природа стихии. Тони считал, что в Талсе он будет в безопасности, там ему не грозит гнев покупателей.

— Но если я буду телохранителем, то мне понадобится моя пушка, — подал голос Кусака.

Тони улыбнулся.

— Нет, не понадобится. Хватит и твоей рожи, чтобы до смерти напугать большинство простых смертных. И это хорошо, потому что покупателей, которые злы на меня, надо будет не убивать, а именно пугать. Понимаешь, о чем я говорю?

Тони взял кусок водопроводной трубы и расколотил им пистолет Кусаки.

— У меня есть еще вопрос, — обратилась Иди Марш к продавцу.

— Давай, выкладывай.

— А что будет, если приедет ваша жена?

— У нас есть в запасе дней шесть, может быть, семь. Именно столько потребуется, чтобы доехать сюда на стареньком «фольксвагене» из Орегона. Самолетом Нерия не полетит, она ужасно боится самолетов.

Кусака заметил, что деньги могут заставить человека ехать гораздо быстрее, чем обычно, или даже преодолеть страх перед самолетами. Но Тони ответил, что в этом плане он спокоен.

— Крупные страховые компании уже начали выплаты за причиненный ураганом ущерб, не отстанет от них и «Мидвест». Перед лицом национальной катастрофы ни одна компания не захочет выглядеть скупой.

Иди Марш поинтересовалась у Тони Торреса, намерен ли он держать их в качестве пленников. Рассмеявшись от души, Тони заявил, что они могут уйти из его дома в любой момент, когда пожелают. Тогда Иди встала и сообщила, что возвращается в мотель. Кусака тоже осторожно поднялся, не сводя глаз с обреза Тони.

— Почему вы так поступаете? Отпускаете нас, — спросил он у Тони.

— Потому что вы вернетесь, — пояснил торговец. — Обязательно вернетесь. Я вижу это по вашим глазам.

— Неужели? — поддела его Иди.

— Да, дорогая. Ведь именно этим я зарабатываю на жизнь. Распознаю людей. — Заскрипел шезлонг, и Тони поднялся. — Мне пора пописать, — заявил он и добавил небрежно: — Надеюсь, дорогу вы найдете.

Медленно двигаясь в машине к мотелю, Иди Марш и Кусака обменивались впечатлениями. Оба были подавлены, но оба согласились, что по десять тысяч долларов на брата хороший заработок за неделю.

— Вся беда в том, что я не доверяю этому негодяю, — заметила Иди. — Что он продает?

— Трейлеры.

— Господи.

— Тогда давай смоемся, — предложил Кусака без всякого энтузиазма. — Попытаемся провернуть наш трюк в другом месте.

Иди бросила взгляд на безобразную царапину на руке, которую сама нанесла гвоздем. Лежать под обломками оказалось не так удобно, как она рассчитывала, и у Иди не было никакого желания повторять все сначала.

— Я понаблюдаю за этим придурком денек-другой, — обратилась она к Кусаке. — А ты делай что хочешь.

Кусака задвигал сломанной челюстью, изображая подобие усмешки.

— Я знаю, что ты задумала. Я хоть и не продавец, но тоже могу читать твои мысли. Ты считаешь, что из этой истории можно будет извлечь побольше, чем десять тысяч, если только все сделаешь правильно. Если мы все сделаем правильно.

— А почему бы и нет. — Иди прижалась щекой к прохладному стеклу окна автомобиля. — Пора уже удаче прийти и ко мне.

— Прийти к нам, — поправил Кусака, крепко сжав руками руль.

* * *


До наступления сумерек Августин помогал Бонни Лам искать мужа. Макса им обнаружить не удалось, но в ходе поисков они наткнулись на сбежавшего самца макаки. Он сидел на грейпфрутовом дереве и швырял оттуда в прохожих неспелыми плодами. Августин выстрелил в животное шприцем со снотворным, и оно рухнуло с дерева, словно кукла. Но Августин страшно смутился, обнаружив на ухе обезьяны бирку, на которой было указано, что животное является собственностью университета Майами.

Он поймал чужую сбежавшую обезьяну.

— Что будем теперь делать? — спросила Бонни. Она протянула руку, намереваясь погладить неподвижное животное, но передумала. Полузакрытые глаза обезьяны смотрели на нее одурманенным взглядом. — А вы хороший стрелок, — похвалила она Августина.

Но он не слушал.

— Нехорошо, — пробормотал Августин, отнес неподвижное животное к дереву и осторожно уложил его в расщелину между двумя сучьями. Затем он отвел Бонни к своему фургону. — Скоро совсем стемнеет, а я не взял с собой фонарик.

Минут пятнадцать они разъезжали по кварталу, пока Бонни не заметила свой автомобиль. Макса в машине не было. Кто-то взломал багажник и украл все вещи, в том числе и сумочку Бонни.

Августин предположил, что это работа мальчишек-хулиганов. Бонни слишком устала, сил не было даже плакать. У Макса остались ключи от машины, кредитные карточки, деньги и билеты на самолет.

— Мне надо позвонить, — сказала Бонни, собираясь попросить родственников выслать ей деньги.

Августин подвез ее к полицейскому посту, где Бонни Лам заявила об исчезновении мужа. Но для полиции он был одним из многих, и не самым важным из пропавших. Встревоженные родственники разыскивали тысячи людей, исчезнувших из своих домов во время урагана, и для спасателей важнее было воссоединение семей местных жителей, чем поиск заезжих туристов.

Возле поста имелось шесть телефонов, но к ним стояли длинные хвосты. Выбрав очередь покороче, Бонни поблагодарила Августина за помощь и приготовилась ждать.

— А что вы будете делать ночью? — спросил Августин.

— Со мной все будет в порядке, — ответила Бонни и насторожилась, услышав, как Августин сказал:

— Я так не думаю.

Он взял Бонни за руку и повел к фургону. Она подумала, что ей следовало бы испугаться, но против всякой логики Бонни чувствовала себя в безопасности в обществе этого совершенно незнакомого ей человека. И еще она подумала, что с ее стороны вполне уместной реакцией на исчезновение мужа была бы паника, а вместо этого она ощущала странное спокойствие и ясность. «Наверное, я просто очень устала», — решила Бонни.

Вернувшись к ограбленной машине, Августин написал записку и сунул ее под одну из щеток ветрового стекла.

— Я написал свой номер телефона, — сообщил он Бонни Лам. — Это на тот случай, если ваш муж придет сюда ночью. Тогда он будет знать, где вас искать.

— Значит, мы едем к вам домой?

— Да.

В темноте Бонни не могла видеть выражение лица Августина.

— Тут царит сплошное сумасшествие, — промолвил он. — Эти идиоты стреляют во все, что движется.

Бонни кивнула. Она слышала звуки выстрелов, доносившиеся со всех сторон. «Графство Дэйд — это военный лагерь», — предупреждал их агент туристического бюро. Он назвал эту поездку «маршрут для самоубийц». — Только нога глупца может ступить к югу от Орландо.

«Макс свихнулся, — подумала Бонни. — Что на него нашло?»

— А знаете, для чего мой муж приехал сюда? — обратилась она к Августину. — Рассказать вам, чем он занимался, когда пропал? Он снимал видеокамерой разрушенные дома. И людей тоже.

— Зачем? — удивился Августин.

— Чтобы потом показать пленку своим друзьям.

— Господи, но это же…

— Болезнь, — оборвала Августина Бонни. — Это называется болезнь.

Августин ничего не сказал, он молча вел машину в направлении шоссе. Бесполезность охоты на обезьян была очевидной, Августин понимал, что большинство животных его покойного дяди потеряны безвозвратно. Крупные млекопитающие — африканский буйвол, медведи, ягуары — непременно где-нибудь объявятся, и их появление чревато несчастными случаями. А вот змеи и крокодилы сейчас, наверное, празднуют освобождение, совокупляясь на радостях в болотах Эверглейдс и обживая для потомства новую тропическую среду обитания. Августин чувствовал, что с точки зрения морали было бы неправильным мешать им. Сбежавшая кобра имеет точно такое же право жить во Флориде, как и вышедшие на пенсию портные из Куинса. Естественный отбор все поставит на свои места. Не мешало бы и этому Максу Ламу пройти естественный отбор, но Августину было очень жаль его жену. Он отбросит в сторону свои принципы и поможет ей найти пропавшего мужа.

Августин вел машину, включив дальний свет, потому что фонарные столбы попадали, а на улицах валялись обломанные сучья деревьев, куски досок и прочего строительного материала, покореженные металлические листы, исковерканные бытовые приборы, распотрошенные диваны. Увидели они здесь и домик куклы Барби, кровать с балдахином, антикварную фарфоровую горку, детский стульчик на колесах, пишущую машинку, сумку с клюшками для гольфа, деревянную кадку, расколотую пополам, словно это была ореховая скорлупа. Бонни сказала, что у нее такое впечатление, будто какая-то фантастически огромная рука подняла вверх сотни тысяч домов и вытряхнула из них все вещи.

Августину эта картина больше напоминала налет бомбардировщиков «В-52».

— Вы впервые сталкиваетесь с ураганом? — спросила Бонни.

— Вообще-то нет. — Августин притормозил, объезжая труп коровы. — Я был зачат во время урагана «Донна», по крайней мере так утверждает моя мать. Дитя урагана. Это было в 1960 году. Ураган «Бетси» я помню очень плохо, потому что мне было всего пять лет. У нас погибло несколько лип, но дом совершенно не пострадал.

— Как это романтично, — промолвила Бонни, — быть зачатым во время урагана.

— Мать говорит, что в этом есть смысл, учитывая, что из меня получилось.

— И что же из вас получилось?

— Разное говорят.

Августин влился в поток машин, медленно двигавшихся под уклон к шоссе. В этот момент их «подрезал» ржавый «форд» с погнутым номером штата Джорджия. «Форд» был набит бродячими строителями, которые добирались сюда несколько дней и наверняка всю дорогу пили. Водитель «форда», лохматый блондин с гнилыми зубами, бросил похотливый взгляд на Бонни и выкрикнул непристойность. Августин сунул руку за сиденье и вытащил оттуда небольшое ружье. Выставив ствол ружья в форточку, он всадил шприц со снотворным прямо в живот наглому водителю «форда», который завопил и свалился на колени одного из своих дружков.

— Ну и манеры у них, — промолвил Августин. Он дал полный газ, оставив остановившийся «форд» у обочины.

«Боже, что же я делаю?» — подумала Бонни Лам.

* * *


В полночь они сделали привал — Макс Лам, обезьяна и человек, называвший себя Сцинк. Макс был благодарен одноглазому за то, что тот позволил ему надеть ботинки, так как им пришлось идти несколько часов в полной темноте через глубокое болото и колючие заросли. Голые ноги Макса жгло от царапин и укусов насекомых, он ужасно проголодался, но молчал об этом, поскольку знал, что похититель предложит ему остатки дохлого енота, сваренного на ужин, а Макс не желал даже притрагиваться к такой пище.

Они подошли к каналу. Сцинк развязал Максу руки, расстегнул ошейник и приказал плыть. Макс доплыл уже почти до середины, когда увидел сине-черного аллигатора, выскользнувшего из зарослей меч-травы. Сцинк приказал Максу не хныкать и плыть быстрее. На голове Сцинка сидела повеселевшая обезьяна, одной рукой он греб, а другой держал над водой драгоценную для Макса видеокамеру и дистанционный пульт ошейника.

Когда они выбрались на берег, Макс предложил:

— Капитан, может быть, отдохнем?

— Ты видел раньше пиявок? К твоей щеке присосался хороший экземпляр.

Когда Макс закончил отдирать пиявку, Сцинк снова связал ему руки, надел ошейник, а затем побрызгал с головы до ног жидкостью от насекомых. Макс выдавил из себя «спасибо».

— Где мы находимся? — спросил он.

— В Эверглейдс, — ответил Сцинк. — Или где-то рядом.

— Вы обещали, что я смогу позвонить жене.

— Скоро позвонишь.

Они направились на запад, пробираясь между пальмами и соснами, потрепанными ураганом. Обезьяна бежала впереди, собирая дикие ягоды и плоды.

— Вы намереваетесь убить меня? — спросил Макс.

Сцинк остановился.

— Каждый раз, когда ты станешь задавать свой глупый вопрос, будешь получать вот это. — Сцинк положил палец на кнопку минимального шока. — Готов?

Макс Лам сжал губы, стоически выдержав легкий разряд. Вскоре они пришли в индейскую деревню, которая не так сильно пострадала от урагана, как представлял себе Макс. Так как индейцы уже проснулись и готовили пищу, Макс предположил, что скоро наступит рассвет. В дверных проемах домов толпились ребятишки, разглядывая двух странных бледнолицых — Сцинка с его стеклянным глазом и облезлой обезьяной и Макса Лама в грязном нижнем белье и в собачьем ошейнике.

Сцинк остановился возле деревянного дома и пошептался со старейшиной, который принес сотовый телефон. Развязывая Максу руки, Сцинк предупредил:

— Только один звонок. Индеец сказал, что батарейки садятся.

И тут Макс осознал, что не знает, как связаться с женой. Он понятия не имел, где она находится, поэтому позвонил в их квартиру в Нью-Йорк и начал диктовать автоответчику:

— Дорогая, меня похитили…

— Увели силой! — вмешался Сцинк. — Похищение предполагает выкуп, Макс. Не льсти себе, черт побери.

— Хорошо, увели силой. Дорогая, меня увели силой. Многого сказать не могу, но я в порядке. Пожалуйста, позвони моим родителям, а еще позвони в агентство Питу насчет проекта афиши. Скажи ему, что гоночный автомобиль должен быть красным, а не голубым. Папка у меня на столе… Бонни, я не знаю, кто напал на меня и почему, но, наверное, я скоро это выясню. Господи, надеюсь, ты получишь это сообщение…

Сцинк выхватил у него телефон.

— Я люблю тебя, Бонни. Макс забыл сказать тебе об этом, поэтому говорю я. Пока.

Они поели вместе с индейцами, которые отказались от предложенного им Сцинком вареного енота, но с удовольствием поглотали жареную рыбу, батат, кукурузные оладьи и апельсиновый сок. Макс Лам уплетал за обе щеки и помалкивал, помня о шоковом ошейнике. После завтрака Сцинк привязал его к стволу кипариса и отправился куда-то с несколькими индейцами. Вернувшись, он объявил, что им пора уходить.

— А где мои вещи? — спросил Макс, тревожившийся за бумажник и одежду.

— Все здесь. — Большим пальцем Сцинк указал на рюкзак, висевший за его спиной.

— А видеокамера?

— Я отдал ее старику. У него семь внуков, так что она ему пригодится.

— А что с пленками?

Сцинк рассмеялся.

— Они ему понравились. Нападение обезьяны смотрится просто здорово. Подними руки, Макс. — Сцинк обрызгал своего пленника жидкостью от насекомых.

— Но моя видеокамера стоит почти девятьсот долларов, — унылым тоном произнес Макс.

— А я не просто так ее отдал. Я поменялся.

— На что?

Сцинк похлопал Макса по плечу.

— Готов поспорить, что ты никогда не летал на гидроплане.

— Ох, прошу вас, только не это.

— Эй, да ты же хотел посмотреть Флориду.

* * *


Нелегко быть темнокожим патрульным полицейским во Флориде. И уж тем более тяжело, если состоишь в интимной связи с белой женщиной-патрульным, а именно такие отношения были у Джима Тайла с Брендой Рурк.

Они познакомились на учебном семинаре, посвященном новейшим техническим средствам определения скорости автомобилей. В аудитории они сидели рядом, и Джиму Тайлу сразу понравилась Бренда Рурк. Она была умной, хорошо разбиралась в их работе, забавляла Джима своими рассказами. Они обменялись историями о необычных случаях возникновения пробок на дорогах, посетовали на небольшое жалованье и ужасный бюрократизм Управления дорожной полиции. Поскольку Джим был одним из немногих темнокожих патрульных, он не слишком уютно чувствовал себя в обществе белых полицейских, но рядом с Брендой Рурк ему было очень хорошо, отчасти потому, что она тоже принадлежала к меньшинству. Ведь женщин в дорожной полиции было еще меньше, чем темнокожих или латиноамериканцев.

Во время одного из занятий наглый полицейский-расист презрительно посмотрел на Джима и напомнил ему, что патрульная Рурк белая девушка, а во Флориде это до сих пор имеет большое значение. Но Джим не отреагировал на эти слова и продолжал сидеть рядом с Брендой. Разъяренный расист успокоился только через два часа.

Во время перерыва на обед Джим Тайл и Бренда Рурк отправились в ресторан «Арбис». Бренду беспокоил ее предстоящий перевод на службу в Южную Флориду, и Джим мало чем мог утешить ее. Бренда сообщила, что для будущей патрульной службы в Майами она изучает испанский язык, и первым делом выучила фразу: «Sale del carro con las manos arriba» — Вылезайте из машины с поднятыми руками!

В то время у Джима Тайла еще не было никаких романтических намерений. Он видел в Бренде Рурк просто хорошего человека, вот и все. Даже не поинтересовался, есть ли у нее друг. Спустя несколько месяцев, когда ему пришлось присутствовать на судебном заседании в графстве Дэйд, Джим неожиданно встретил Бренду в штаб-квартире Управления дорожной полиции. Они поужинали вместе, а потом поехали домой к Бренде, где болтали на всевозможные темы до трех часов ночи, а затем, не сдержавшись, занялись любовью. Судебное заседание продлилось шесть дней, и все ночи Джим проводил у Бренды. По утрам они просыпались точно в тех же позах, в каких и засыпали, — голова Бренды покоилась на правом плече Джима, а ступни Джима свешивались с короткой кровати. Никогда еще Джиму не было так хорошо. После завершения суда и возвращения Джима в Северную Флориду они стали по очереди приезжать друг к другу на выходные.

Джим не любил говорить о службе, но все же Бренде удавалось вытягивать из него кое-что. Особенно ее интересовал тот период, когда Джим служил в охране губернатора Флориды, но не просто губернатора, а именно того, который оставил свой пост, исчез и стал легендарным отшельником. В то время, когда это случилось, Бренда училась в школе, но она хорошо помнила все события. Газеты и телевидение трубили об этом без остановки. «Психически неуравновешенный» — так отозвался о сбежавшем губернаторе их преподаватель гражданского права.

Когда эти слова услышал Джим Тайл, он запрокинул голову и рассмеялся. Бренда сидела на ковре, скрестив ноги и опустив подбородок на руки, она внимательно слушала рассказ Джима о том, кого теперь называли Сцинк. Из соображений предосторожности Джим не упоминал о том, что они остались очень близкими друзьями с этим человеком.

— Я хотела познакомиться с ним, — сказала Бренда, употребив прошедшее время, как будто Сцинка уже не было в живых, потому что Джим Тайл, возможно, и сам того не подозревая, внушил ей подобную мысль.

И вот теперь, спустя два года, невероятное желание Бренды, похоже, могло осуществиться. Губернатор появился в зоне урагана.

По дороге назад из Кард-Саунд Бренда спросила у Джима:

— Зачем он привязал себя к мосту во время урагана? — Это был вполне логичный вопрос.

— Он ждал сильный ураган.

— Зачем?

— Бренда, я не могу этого объяснить. Если бы ты знала его, то сама бы все поняла.

Примерно пару миль Бренда молчала, затем вновь завела разговор.

— Почему ты не говорил мне, что вы до сих пор общаетесь?

— Потому что это бывает очень редко.

— Ты не доверяешь мне?

— Разумеется. — Джим одной рукой обнял Бренду и притянул поближе, намереваясь поцеловать.

Но Бренда отстранилась, в ее светло-голубых глазах сверкали искры.

— Ты ведь пытаешься найти его. Послушай, Джим, будь откровенен со мной.

— Я боюсь, что у него не все в порядке с головой. А это плохо.

— Но такое случается не в первый раз, да?

— Не в первый, — согласился Джим.

Бренда поднесла его ладонь к своим губам и нежно поцеловала костяшки пальцев.

— Все в порядке дорогой. Я знаю, что такое друзья.


Глава 5


Когда они приехали домой к Августину, Бонни Лам позвонила домой в Нью-Йорк. Она дважды прослушала записанное на автоответчик сообщение Макса и обратилась к Августину:

— Что вы думаете об этом?

— Ничего хорошего. У вашего мужа много денег?

— Макс хорошо зарабатывает, но он не миллионер.

— А как с деньгами у его родителей?

Бонни ответила, что отец мужа довольно состоятельный человек.

— Но я уверена, Макс не настолько глуп, чтобы сообщать об этом похитителям.

Августин не стал делать подобных предположений. Он разогрел для Бонни суп с томатами и постелил чистое белье на кровати в комнате для гостей. Затем Августин прошел в свой кабинет и позвонил другу, работавшему в ФБР. К тому времени, как он закончил говорить по телефону, Бонни Лам уже уснула на софе в гостиной. Августин перенес ее в комнату для гостей, уложил на кровать и накрыл одеялом. Затем вернулся на кухню и приготовил себе два толстых бифштекса с печеной картошкой, запив их бутылкой холодного пива «Амштель».

А потом он долго стоял под теплым душем и вспоминал, какой чудесный запах исходил от миссис Лам — теплой и промокшей от дождя и пота, — когда он нес ее на руках. Августину было приятно, что в его доме снова появилась женщина, пусть даже всего на одну ночь. Он завернулся в полотенце и прошлепал по паркетному полу к телевизору. Августин переключал программы, слушая новости местных телекомпаний и надеясь, что не увидит в них кого-либо из диких животных покойного дяди, несущихся в состоянии шока, или как тело мужа миссис Лам загружают в полицейский фургон.

Посреди ночи Августин услышал крик, доносившийся из комнаты для гостей, и предположил, что миссис Лам, проснувшись, увидела его коллекцию черепов. Он нашел ее сидящей на кровати и укрывшейся одеялом до самого подбородка. Ее ошеломленный взгляд был устремлен на стену.

— Я подумала, что это сон, — промолвила Бонни.

— Не бойтесь, прошу вас.

— Они настоящие?

— Мне их присылают друзья, главным образом из-за границы, — пояснил Августин. — Один из них рождественский подарок от инструктора по рыбной ловле с Исламорады. — Он не знал, что может подумать Бонни о его хобби, поэтому извинился за то, что напугал ее. — Некоторые люди коллекционируют монеты, меня же интересуют археологические останки.

— Части человеческого тела?

— Но не живых же людей, а умерших. Верите или нет, но хороший череп очень трудно найти.

Обычно после этих слов подружки Августина устремлялись к двери. Но Бонни даже не пошевелилась.

— А можно мне посмотреть?

Августин снял с полки один из черепов. Бонни спокойно осмотрела череп, как будто это была мусксусная дыня, которую она покупала в овощном магазине. Августин улыбнулся. Ему нравилась эта женщина.

— Женщина или мужчина? — спросила Бонни, вертя череп в руках.

— Мужчина, лет около тридцати или чуть больше. Гайанец, умер примерно в 1940 году. Мне прислали его из медицинского колледжа в Техасе.

Бонни поинтересовалась, почему у черепа отсутствует нижняя челюсть, и Августин объяснил, что она отвалилась, когда сгнили лицевые мускулы. Большинство старых черепов находят без нижней челюсти.

Сунув пальцы в глазницы черепа, Бонни вернула жуткий сувенир на полку.

— И сколько у вас здесь черепов?

— Девятнадцать.

Бонни присвистнула.

— А сколько из них женских?

— Ни одного. Это все черепа молодых мужчин. Так что вы можете не опасаться за свою хорошенькую головку.

Бонни вытаращила глаза в ответ на шутку Августина и спросила:

— А почему только мужские?

— Чтобы напоминать мне, что и я смертен.

Бонни тяжело вздохнула.

— Вы один из них.

— В те моменты, когда я уверен, что вся моя жизнь рухнула к черту, я прихожу сюда и думаю о том, что случилось с этими беднягами. И моя перспектива видится мне уже в значительно лучшем свете.

— Что ж, в этом есть такой же смысл, как и во всем другом. Могу я принять душ?

Позже, за кофе, Августин рассказал ей о своем разговоре с приятелем из ФБР.

— Он сказал, что они станут считать исчезновение вашего мужа похищением только с того момента, когда будут располагать достоверными сведениями о требовании выкупа. И подчеркнул слово «достоверными».

— А как же сообщение на автоответчике? Ведь в разговор вмешался посторонний человек.

— Разумеется, они внимательно прослушают сообщение. Но должен предупредить вас, что у них сейчас мало людей, многие агенты серьезно пострадали во время урагана.

Бонни высказала недовольство тем, что ФБР мало заботит судьба Макса. Но Августин объяснил ей, что мужья-гуляки частенько пользуются стихийными бедствиями, чтобы улизнуть от жен. А потом значительные людские и материальные средства напрасно тратятся на их поиски в домах, квартирах и на яхтах любовниц. Так что сейчас ФБР довольно скептически относится к поступающим после урагана заявлениям о пропаже супругов.

— Боже мой, но ведь мы же только что поженились. Макс не стал бы выкидывать такой фортель.

Августин пожал плечами.

— Да кто его знает.

Бонни перегнулась через кухонный стол и попыталась ударить Августина, но он уклонился и парировал ее удар предплечьем, а затем попросил Бонни успокоиться. Щеки Бонни раскраснелись, глаза сверкали.

— Похоже, мы ничего не можем поделать в этой ситуации, — сказал Августин.

— Но вы же сами слышали голос того человека на автоответчике!

— Да, и мне любопытно, почему серьезный похититель вел себя так глупо. «Не льсти себе, Макс». А потом он вмешался в разговор и сказал: «Я люблю тебя, Бонни». Только для того, чтобы укорить вашего мужа, понимаете? Заставить его почувствовать себя дерьмом. — Августин добавил еще кофе в их чашки. — Есть во всем этом что-то чертовски странное. Вот и все, что я хочу сказать.

Бонни была вынуждена согласиться с Августином.

— Оставить свой голос на пленке…

— Вот именно. Этот похититель или ужасно глуп, или он просто наглец…

— Или ему просто наплевать на все, — предположила Бонни.

— Вот, вы это тоже заметили.

— Но это просто ужасно.

— А может, и ничего страшного.

— Не начинайте сначала. Макс не такой! — возмутилась Бонни.

— И потом эта чепуха насчет звонка Питу в «Родэйл», проект афиши… это что, какой-то код? Ведь если бы какой-нибудь псих похитил меня, то уж о работе я стал бы беспокоиться в самую последнюю очередь. Главной заботой было бы спасти свою шкуру.

Бонни отвернулась.

— Вы не знаете Макса, он просто трудоголик. Августин слегка отклонился назад. Ему не очень-то нравились женщины, которые размахивают кулаками без веской причины.

— Так что мы теперь будем делать? — Бонни зажала чашку в ладонях, легонько потряхивая ее. — Вы слышали, каким тоном говорил этот человек.

— Да, слышал.

— Давайте согласимся, что он не обычный похититель. Но кто же он?

Августин покачал головой.

— Откуда я могу знать, миссис Лам?

— Называйте меня Бонни. — Она встала, уже совершенно успокоившаяся, и завязала пояс халата, который ей одолжил Августин. — Возможно, вместе мы сумеем его вычислить.

Августин глотком допил свой кофе.

— Я думаю, нам обоим надо немного поспать.

* * *


По пути назад к дому Тони Торреса Иди Марш спросила у Кусаки, есть ли у него на часах секундомер с остановом.

— Зачем он тебе?

— Хочу засечь, сколько пройдет времени, прежде чем этот засранец попытается трахнуть меня.

Кусака, вынашивавший в мыслях аналогичные планы в отношении Иди, предположил:

— Думаю, пройдет два дня, и уж тогда он начнет шевелиться.

— А я думаю, что два часа, — высказала Иди свое мнение.

— И что ты станешь делать? Все-таки десять тысяч — это десять тысяч.

— Мог бы и поудачнее пошутить. Да я скорее глаза себе выколю кинжалом, чем позволю этой свинье дотронуться до меня. — Да, низко же она пала, если докатилась от свидания с Кеннеди до этого гребаного продавца трейлеров.

— А если он не отстанет? — поинтересовался Кусака.

— Тогда я уйду.

— Да, но…

— Эй, если тебе так сильно нужны деньги, то сам и трахайся с ним, понял? Думаю, вы составите прелестную парочку.

Кусака оставил в покое эту тему. У него уже имелся запасной план на тот случай, если сделка с Тони Торресом не выгорит. В мотель ему позвонил Авила, настроение у него было прекрасное. Видимо, голос свыше подсказал Авиле, что он может жутко разбогатеть, открыв собственный кровельный бизнес. Этот же голос сообщил ему, что ураган оставил без крова двести тысяч человек, и многие из этих бедняг так сильно желают отремонтировать свои дома, что даже не подумают поинтересоваться строительной лицензией, которой у Авилы, естественно, не было.

— Но ты же боишься высоты, — напомнил ему Кусака.

— А вот тут в дело вступаешь ты. Я босс, а ты прораб. Все что нам нужно, так это подобрать бригаду.

— Ты хочешь сказать, что не будешь вместе с нами торчать на крышах под палящим солнцем возле котла с кипящим гудроном.

— Господи, Кусака, должен же кто-то заниматься бумажной работой. Надо же будет составлять контракты.

Кусака поинтересовался насчет заработка. Авила сказал, что его знакомые парни получают пятнадцать тысяч долларов за крышу, причем треть суммы выплачивается авансом. Некоторые владельцы домов, чтобы ускорить работу, предлагают расчет наличными. А работы здесь столько, что им хватит на два года.

— Спасибо, — поблагодарил Авилу Кусака.

Авила даже не уловил всей иронии ситуации, а ведь именно продажные инспекторы зданий были главной причиной того, что так много крыш посрывало с домов во время урагана. А теперь восстановлением крыш могли заниматься некомпетентные кровельщики.

— Это вы так специально задумали? — спросил Кусака.

— Что задумали? — не понял Авила.

Кусака не доверял Авиле и мог бы послать его к черту, но все же вариант с кровельными работами следовало держать прозапас, если с Тони Торресом ничего не выгорит.

Когда Иди Марш и Кусака приехали к торговцу трейлерами, тот тоже находился в хорошем расположении духа. Он сидел, развалившись в шезлонге на лужайке перед домом, без рубашки, в бермудах и носках с вышитой монограммой, натянутых высоко на волосатые голени. Стволом обреза Тони ворошил кипу газет, лежавшую на коленях. Когда Иди Марш и Кусака вылезли из машины, Тони захлопал в ладоши и воскликнул:

— Я знал, что вы вернетесь!

— Тоже мне, Нострадамус нашелся, — буркнула Иди. — Электричество починили? Мы привезли кое-какую еду, ее надо положить в холодильник.

Тони сообщил, что электричества до сих пор нет, а в генераторе ночью кончился бензин. Продукты он хранит в двух просторных погребах, заполненных льдом, который купил у каких-то проходимцев по двадцать долларов за коробку. Но есть и хорошие новости: восстановлена телефонная связь.

— И я сразу же позвонил в «Мидвест Кэжьюелти». Оценщик придет сегодня или завтра.

«Это слишком хорошо, чтобы быть правдой», — подумала Иди и спросила:

— Значит, будем ждать?

— А мы и ждем. И запомни, ты — Нерия. Н-е-р-и-я. Средний инициал «Г», как в Гомес. Что вы купили?

— Бутерброды с тунцом, — отозвался Кусака, — сыр, яйца, мороженое, диетический спрайт и печенье, но оно, черт побери, черствое. Выбирать особо было не из чего. — Он отнес продукты в погреб, отыскал для себя шезлонг и установил его таким образом, чтобы ветер относил в сторону запах пота, исходивший от Тони Торреса. Небо прояснилось, сверкало летнее солнце, но искать тень было бесполезно. Ее просто не было, потому что все деревья в Тертл Мидоу повалило ураганом.

Тони похвалил Иди Марш за то, что она оделась как типичная домохозяйка: джинсы, белые кеды, просторная блузка с закатанными рукавами. Единственное замечание у Тони вызвал шарф цвета морской волны, которым Иди повязала голову.

— Шелк — это малость чересчур, учитывая обстоятельства.

— Потому что он не гармонирует с вашими шикарными бермудами? — Иди наградила Тони таким взглядом, словно он был мухой, усевшейся на свадебный пирог. Ей очень не хотелось снимать шарф, который был одним из ее самых любимых. Иди утащила его из магазина «Лорд энд Тейлорз» в Палм-Бич.

— Ладно, поступай как знаешь, но помни, что детали чертовски важны. Люди обращают внимание на мелочи.

— Постараюсь не забыть.

— Эй, мистер «продавец года», а может телевизор работать от генератора? — поинтересовался Кусака.

Тони ответил, что, разумеется, может, но нужен бензин.

Кусака бросил взгляд на часы.

— Через двадцать минут начнется фильм «Салли Джесси». Про мужиков, которые соблазняли своих невесток и тещ.

— Вот как? Тогда мы сможем слить бензин из твоей машины. — Тони махнул в сторону гаража. — Там где-то должен быть шланг.

Кусака отправился на поиски шланга. Иди Марш шепнула ему, что идея не слишком удачная, так как машина может понадобиться, если придется поспешно смываться. Кусака подмигнул ей и велел не беспокоиться. Через некоторое время он уже шел куда-то вниз по улице, неся на плече свернутый садовый шланг.

Иди заняла его шезлонг. Тони вскинул голову и предложил:

— Садись поближе, дорогая.

— И так сойдет, — буркнула Иди.

Торговец принялся, словно веером, обмахиваться спортивными страницами «Майами геральд».

— А до меня только что дошло. Мужчины, которые соблазняли своих невесток и тещ. Очень забавно! А он, этот твой напарник, не похож на шутника, но это и хорошо.

— Ох, этот человек полон неожиданностей. — Иди откинулась на спинку шезлонга и закрыла глаза. Лучи солнца приятно ласкали лицо.

* * *


Ураган превратил стоянку трейлеров в обширную свалку алюминиевых обломков. Айра Джексон нашел площадку № 17 только потому, что полицейские обнесли желтой лентой останки двухкомнатного трейлера, в котором погибла его мать Беатрис. После опознания ее трупа в морге Айра Джексон поехал прямо в Санкост Леже-Виллидж, чтобы увидеть все своими глазами.

Ни один из трейлеров не уцелел во время урагана.

Из-под обломков Айра Джексон вытащил раскладную кровать «Крафтматик», на которой спала его мать. Края матраса загнулись, и он напоминал гигантскую раковину. Айра заполз внутрь этой «раковины» и лег.

Он вспомнил, как будто это было вчера, то самое утро, когда они с матерью встретились с продавцом трейлеров. Продавца звали Тони Толстый, плешивый, болтливый, но ужасно самоуверенный. Беатрис Джексон поддалась на его уговоры.

— Мистер Торрес говорит, что эта конструкция выдержит ураган.

— В это трудно поверить, мама.

— Да, мистер Джексон, ваша мать, безусловно, права. Наши трейлеры специальной конструкции выдерживают порывы ветра силой до ста двадцати миль в час. Это государственный стандарт США. Иначе бы мы не имели права торговать ими!

Айра Джексон находился в Чикаго, где вербовал штрейкбрехеров для местной компании «Тимстерс», когда услышал о том, что ураган движется к Южной Флориде. Он позвонил матери и попытался уговорить ее переселиться на время урагана в убежище Красного Креста, но мать ответила, что об этом не может быть и речи.

— Я не могу бросить Дональда и Марлу, — объяснила она сыну.

Дональд и Марла были любимыми таксами миссис Джексон, а в убежище не разрешалось брать с собой домашних животных.

Вот так миссис Джексон и осталась в трейлере, из-за привязанности к собачкам и уверенная в том, что продавец сказал ей правду относительно того, насколько безопасно пережидать ураган в трейлере. Дональд и Марла пережили ураган, забравшись под дубовый комод, где всю долгую ночь жевали специальную собачью игрушку из сыромятной кожи. Утром их вытащил оттуда сосед и отвез в ветеринарную лечебницу.

А вот Беатрис Джексон не повезло. Через несколько секунд после того, как ураган сорвал северную стену ее трейлера, Беатрис убило влетевшей внутрь рамой с вертелом, которая принадлежала одному из соседей. Следы от решетки рамы остались на ее лице, таком умиротворенном, каким увидел его Айра в морге графства Дэйд.

Смерть Беатрис Джексон никоим образом не повлияла на настроение ее такс, а вот сын Беатрис тяжело переживал утрату. Айра Джексон проклинал себя за то, что позволил матери купить трейлер. И это была его идея, чтобы мать переехала во Флориду… но ведь так и поступают люди его рода деятельности со своими овдовевшими матерями. Они увозят их от холодной погоды на солнце.

«Господи, помоги мне, — подумал Айра Джексон, беспокойно ворочаясь на матрасе. — И все же мне надо было подождать еще год, до того времени, когда я смог бы купить ей квартиру».

«А этот негодяй Торрес. Порывы ветра силой до ста двадцати миль в час. Какой же надо быть сволочью, чтобы обманывать вдову?»

— Простите!

Айра Джексон резко сел на кровати и увидел седовласого пожилого мужчину в белой майке и мешковатых брюках. Тощий, кожа да кости, а очки в проволочной оправе делали мужчину похожим на цаплю. В руке он держал коричневый пакет.

— Вы не видели здесь урну? — спросил мужчина.

— Что?

— Голубую урну. С прахом моей жены. Она похожа на бутылку.

Айра Джексон покачал головой.

— Нет, не видел. — Он поднялся с кровати и заметил, что старика трясет.

— Я убью его, — зло бросил старик.

— Кого?

— Того лживого сукина сына, который продал мне этот двухкомнатный трейлер. Я видел его здесь после урагана, но он смылся.

— Торрес?

— Да. — На щеках старика появился пунцовый оттенок. — Я бы убил его, клянусь Богом, если бы только смог.

— Вам бы дали за это медаль, — пошутил Айра, надеясь, что это выведет старика из шока.

— Черт побери, вы не верите мне.

— Конечно верю. — Джексону захотелось успокоить старика, сказать, что Тони Торрес не уйдет от возмездия. Но Айра понимал, что глупо в данной ситуации привлекать к себе внимание.

— Меня зовут Левон Стичлер, — представился старик. — Я живу через четыре площадки отсюда. А это ваша мать погибла здесь?

Айра кивнул.

— Мне очень жаль. Ведь это я нашел ее собак, они в лечебнице доктора Тайлера в Наранье.

— Матушка была бы вам очень благодарна. — Джексон сделал себе заметку в уме забрать такс до закрытия лечебницы.

— Урну с прахом моей жены унесло во время урагана.

— Да, понимаю, если мне попадется голубая бутылка…

— Черт побери, да что они мне могут сделать? — На губах Левона Стичлера появилась загадочная ухмылка. — Если я убью его, что они смогут мне сделать? Мне семьдесят один год… и что, буду доживать свой век в тюрьме? Ну и наплевать, у меня все равно никого и ничего не осталось.

— На вашем месте я бы выбросил эту мысль из головы, — посоветовал Айра. — Такие негодяи, как Торрес, всегда получают по заслугам.

— Только не в этом мире, — возразил Левон Стичлер, но сын вдовы Джексон уже слегка остудил его пыл. — Проклятье, я в любом случае не знаю, где искать этого сукина сына. А вы знаете?

— Понятия не имею, — ответил Айра.

Левон Стичлер бессильно пожал плечами и вернулся к груде обломков, бывших когда-то его домом. Айра Джексон понаблюдал, как старик роется в руинах, обследуя каждую кучу. По всей стоянке трейлеров соседи покойной Беатрис Джексон, сгорбившись, разгребали обломки.

Сын Беатрис Джексон раскрыл свой бумажник, в котором находились: шестьсот долларов наличными, фотография матери, сделанная в Атлантик-Сити, три фальшивых водительских удостоверения, поддельная карточка социального страхования, ворованная льготная карточка пассажира «Дельта эрлайнз» и множество клочков бумаги с телефонными номерами, имевшими код 718. Было в бумажнике и несколько настоящих визитных карточек, включая и ту, на которой значилось:


Антонио Торрес

Старший продавец

Готовые шикарные дома-трейлеры

(305) 555-2200


На обратной стороне визитной карточки продавец трейлеров записал свой домашний номер телефона. Айра Джексон покопался в намокших вещах матери и нашел большой телефонный справочник Майами. Номер домашнего телефона продавца совпадал с номером, принадлежавшим А.С. Торресу. 15600 Калуса-драйв. Вырвав страницу из телефонного справочника, Айра Джексон аккуратно сложил ее и сунул в бумажник вместе с другими важными телефонными номерами.

Затем на машине с поддельными регистрационными документами он поехал в универмаг, где купил карту дорог графства Дэйд.


Глава 6


Бродячая обезьяна предпочла проигнорировать прогулку на гидроплане, а вот у Макса Лама выбора не было. Одноглазый привязал его ремнями к пассажирскому сиденью, и они помчались со скоростью пятьдесят миль в час, скользя над травой, ремезом и листьями кувшинок. Некоторое время гидроплан двигался по каналу, который шел параллельно двухрядному шоссе. Макс мог видеть лица водителей, с удивлением взиравших на его нижнее белье, но ему даже в голову не пришло подать им знак и позвать на помощь, поскольку электрический ошейник полностью парализовал его волю.

Человек, называвший себя Сцинк, восседал в высоком кресле пилота, распевая во всю глотку что-то похожее на «Desperado», старую песню в исполнении группы «Иглз». Знакомая мелодия пробивалась сквозь резавший уши вой двигателя, и сейчас Макс как никогда был уверен, что оказался в руках сумасшедшего.

Вскоре гидроплан отвернул в сторону от шоссе, теперь он пробирался по болоту, меч-трава со свистом царапала по металлическому корпусу. Досталось от урагана и болоту, в воде плавали сломанные кипарисы и сосны. Сцинк прекратил петь и начал издавать какие-то странные звуки. Макс предположил, что или он подражает крику диких птиц, или у него серьезное воспаление слизистой оболочки носа. Но спросить об этом у Сцинка побоялся.

* * *


В полдень они причалили к островку, ветки стоявших здесь деревьев были голы после урагана. Сцинк привязал гидроплан к узловатому корню дерева. Следы костра убедили Макса в том, что на островке раньше бывали люди. Похититель не стал связывать Макса, так как бежать с островка ему было некуда. С разрешения Сцинка Макс оделся, чтобы защититься от укусов слепней и москитов. Когда он сообщил Спинку, что хочет пить, тот протянул ему свою фляжку. Макс сделал большой глоток.

— Кокосовое молоко? — спросил он, надеясь, что не ошибся.

— Что-то вроде того.

Макс предложил Сцинку снять с него ошейник, поскольку не видел больше в нем необходимости. В ответ Сцинк вытащил пульт и нажал красную кнопку со словами:

— Если ты говоришь об этом, значит, он еще необходим.

Макс молча рухнул на сырую землю и лежал, пока не прошла боль. А Сцинк тем временем поймал черепаху и сварил суп. Помешивая костер, он сказал:

— Макс, я отвечу на три твоих вопроса.

— На три?

— Пока на три. А там посмотрим, как пойдет разговор.

Макс с тревогой покосился на пульт, но Сцинк пообещал, что не станет наказывать его электрошоком за глупые вопросы.

— Хорошо. Кто вы?

— Меня зовут Тайри. Я служил во Вьетнаме, а потом был губернатором этого прекрасного штата. Ушел со своего поста из-за серьезных моральных и философских конфликтов. Подробности тебе будут неинтересны.

Максу не удалось скрыть свое недоверие.

— Вы были губернатором? Да бросьте.

— Это твой второй вопрос?

Заволновавшись, Макс ощупал пальцами ошейник.

— Нет, мой второй вопрос, почему вы похитили именно меня?

— Потому что ты представлял собой отличную мишень. Ты со своей видеокамерой осквернял окружающую обстановку.

Макс попытался защищаться.

— Но не я один делал снимки. Там кроме меня было полно туристов.

— Но ты первым попался мне на глаза. — Сцинк налил горячий суп в маленькую чашку и протянул ее возмущенному пленнику. — Ураган — это священнодействие, а ты устроил из него развлечение. Ты очень обидел меня, Макс. — Сцинк поднял с горячих углей котелок и поднес его к губам. Изо рта у него вырвался пар, затуманив стеклянный глаз. Поставив котелок на землю, он вытер с подбородка капли супа. — Я был привязан к мосту, наблюдал шторм. Господи, потрясающее зрелище! — Сцинк шагнул к Максу и поднял его за рубашку, при этом Макс выронил чашку с супом, до которого так и не дотронулся. Глядя Максу прямо в глаза, он сказал: — Двадцать лет я ждал этот шторм. Мы были так близко, чертовски близко. Два или три градуса к северу, и мы бы…

Макс обмяк в железных тисках похитителя. Здоровый глаз Сцинка горел яростью и мечтательной страстью.

— У тебя остался один вопрос, — напомнил он, ставя Макса на ноги.

Придя в себя, Макс спросил:

— А что будет дальше?

Гневное выражение на лице Сцинка сменилось улыбкой.

— А дальше, Макс, мы будем путешествовать с тобой вместе, деля все жизненные невзгоды.

— Ох! — Макс бросил встревоженный взгляд на гидроплан.

Губернатор залился лающим смехом, который распугал стаю белоснежных цапель. Он взъерошил волосы своему пленнику и успокоил:

— Летать мы не будем!

Но пребывавший в отчаянии Макс не мог сейчас думать о предстоящем путешествии. Теперь, когда он понял, что Сцинк не собирается его убивать, на первый план вышла другая главная забота: «Если я не вернусь в Нью-Йорк, то потеряю работу».

* * *


Иди Марш грезились яхты из тика и симпатичные молодые Кеннеди, когда она почувствовала влажную ладонь Тони Торреса на своей левой груди. Она захлопала ресницами и вздохнула.

— Не тискайте, это вам не помидоры.

— А могу я взглянуть?

— Исключено. — Иди услышала, как заскрипел шезлонг под тяжестью торговца, придвинувшегося поближе.

— Здесь никого нет, — не отставал Тони, теребя пуговки на блузке Иди, потом он издал сальный смешок. — И кроме того, ты же моя жена.

— Господи. — Иди почувствовала, как солнце жжет соски, и опустила взгляд. Так и есть, эта свинья расстегнула ей блузку. — Вы что, не понимаете по-английски?

Тони Торрес не отрывал взгляда от ее груди.

— Понимаю, дорогая, но обрез-то у меня.

— Как романтично. Пригрозить девушке обрезом — это лучший способ вызвать у нее желание. Я вся мокрая от похоти только при одной мысли об этом. — Иди отбросила его руку и застегнула блузку. — Где же мои очки, — пробормотала она.

Тони прижал обрез к животу, по которому к пупку стекали струйки пота.

— Ты подумаешь об этом. Все думают.

— Я и о раке думаю, но опухоль у меня от этого не появляется. — Единственное, что привлекало Иди в Тони Торресе, так это его золотые часы «Картье», но на них, наверное, имелась какая-нибудь аляповатая гравировка, что сильно бы затруднило их продажу.

— Ты когда-нибудь спала с лысыми мужчинами? — поинтересовался Тони.

— Нет. А вы когда-нибудь видели венерические язвы?

Торговец фыркнул и отвернулся со словами:

— У тебя явно поганое настроение.

Покопавшись в сумочке, Иди вытащила солнцезащитные очки «Рэй-Банс» и спрятала глаза за ними. Обрез действовал ей на нервы, но Иди решила оставаться спокойной. Она попыталась отключиться от солнечного света, непрестанного воя бензопил, от шороха газеты, которую читал Тони Торрес. Тепло солнца помогало Иди думать о песчаных дюнах Виньярда и о частных пляжах Маналапана.

Грезы ее были прерваны шагами по тротуару на противоположной стороне улицы. Иди подумала с надеждой, что вернулся Кусака, но это оказался не он. Это был мужчина с двумя маленькими таксами.

Иди почувствовала ладонь Тони на своей руке и услышала его голос:

— Дорогая, ты не могла бы помазать мне плечи кремом?

Она быстро поднялась с шезлонга и перешла дорожку. Мужчина с таксами наблюдал, как его питомцы писают на сломанную стойку почтового ящика, оба поводка он держал е одной руке. Плечи мужчины были безвольно опущены, по идее он должен был бы распрямить их при виде хорошенькой женщины, но он не изменил своей позы.

Обратившись к мужчине, Иди похвалила такс, а когда она попыталась погладить их, собачки одновременно перевернулись на спины и начали извиваться, словно червяки.

— Как их зовут? — спросила Иди.

— Дональд и Марла, — ответил мужчина. Он был невысокого роста, но плотного телосложения, одет в трикотажную рубашку персикового цвета и слаксы цвета хаки. — Вы живете в этом доме? — спросил он у Иди.

Заметив, что Тони Торрес наблюдает за ними со своего шезлонга, Иди поинтересовалась у незнакомца, не оценщик ли он из страховой компании «Мидвест Кэжьюелти». Мужчина с саркастическим видом кивнул на своих такс.

— Разумеется. А это мои помощники из «Меррилл Линч».

Таксы вскочили и принялись тереться боками о голые ноги Иди. Мужчина кивнул подбородком в сторону Тони Торреса.

— Вы его родственница? Жена, а может быть, сестра?

— Я вас умоляю, — буркнула Иди, презрительно передернув плечами.

— Отлично, тогда я дам вам совет. Погуляйте подольше.

Разные мысли закрутились в голове Иди, она бросила взгляд в оба конца улицы, но Кусаки нигде не было видно.

— Какого черта вы ждете? — рявкнул мужчина и сунул Иди поводки. — Уходите, немедленно.

* * *


Августин проснулся от запаха кофе и звуков, доносившихся с кухни. Именно с таким шумом возятся на кухне замужние женщины, готовя завтрак. Он подумал, что это удобный момент для оценки ситуации.

Отец его находился в тюрьме, мать уехала, дикие животные покойного дяди разбежались по окрестностям. Сам Августин был свободен в самом буквальном и самом печальном смысле этого слова. У него не было персональной ответственности абсолютно ни перед кем. Как объяснить такое положение дел Бонни Лам? Мой отец был рыбаком. Он занимался контрабандой наркотиков, пока его не арестовали возле острова Андрос.

Моя мать переехала в Лас-Вегас, где повторно вышла замуж. Ее новый муж играет на саксофоне в оркестре Тони Беннетта.

Моя последняя подружка была манекенщицей, работала на крупную компанию, демонстрируя чулки и нижнее белье. Она скопила деньги и купила себе домик в Брентвуде, штат Калифорния, в котором ублажает сейчас агентов кинокомпаний и изредка режиссеров.

«А вы? — спросит миссис Лам. — Чем вы зарабатываете на жизнь?»

Я читаю свои банковские счета.

Миссис Лам проявит вежливое любопытство, и тогда я расскажу ей об авиакатастрофе.

Это случилось три года назад, когда я летел домой после того, как навестил своего старика в тюрьме Фокс-Хилл. Я не понимал, что пилот был пьян, пока он не врезал наш двухместный «бичкрафт» в фюзеляж: вертолета береговой охраны, который стоял в ангаре аэропорта Опа-Лока.

Потом я три месяца и семнадцать дней спал в палате интенсивной терапии больницы «Джексон хоспитал». А когда проснулся, то оказался богатым. Страховая компания, обслуживавшая чартерные авиарейсы, уладила это дело с помощью адвоката, которого я не знал и до этого дня вообще не встречал. Он вручил мне чек на восемьсот тысяч долларов, и, к своему удивлению, я вполне разумно вложил эти деньги.

А миссис Лам, если я не ошибаюсь в ней, спросит тогда: «Так чем же вы все-таки занимаетесь?»

Честно говоря, ничем…

Разговор за ветчиной и тостами пошел не совсем так, как представлял себе Августин. После того как он рассказал свою историю, Бонни посмотрела на него поверх чашки с кофе и спросила:

— Значит, тогда у вас и появился этот шрам… последствие авиакатастрофы?

— Какой шрам?

— В виде буквы «V», внизу спины.

— Нет, — возразил Августин, — это совсем другое. — Он сделал для себя в уме заметку не ходить без рубашки.

Позже, когда Бонни вытирала кухонный стол, она спросила Августина об отце.

— Его выдали США, — сообщил Августин. — Багамам он предпочел Талладигу.

— Вы близки с ним?

— Конечно, между нами всего семьсот миль.

— А вы часто его навещаете?

— Когда хочу разозлиться и впасть в состояние депрессии.

Августину часто хотелось, чтобы та авиакатастрофа стерла из памяти его последний визит в тюрьму Фокс-Хилл, но этого не случилось. Предполагалось, что они будут говорить о выдаче отца Соединенным Штатам, о том, чтобы нанять в Штатах не слишком щепетильного адвоката, а может, и о возможности сделки с представителями обвинения, чтобы старик смог выйти на волю еще до начала нового века.

Но когда Августин пришел к нему, отец пожелал говорить совершенно о другом. Он хотел, чтобы сын оказал ему услугу.

— Боллок, ты помнишь Боллока? Он должен мне за товар.

— Я ничего не хочу знать об этом.

— Послушай, Августин, мне ведь надо платить адвокатам. Найди Болтуна и Обезьяну, они разберутся с Боллоком. Но дело здесь не только в деньгах, я хочу, чтобы этим занялся именно ты.

— Отец, я ничего не слышал, просто ничего не слышал…

— Эй, пойди в гавань Нассау и посмотри, что они сделали с моим судном! Обезьяна говорит, что они сняли радар и всю электрику.

— Ну и что. Ты все равно не знаешь, как пользоваться радаром.

— Послушай, умник, я ведь рисковал, все происходило ночью.

— Да, нелегко было завести судно длиной шестьдесят футов в крохотную бухточку. Как же тебе это все-таки удалось?

— Что у тебя за тон, сынок!

— Взрослый человек, а связываешься с какими-то типами, у которых клички Болтун и Обезьяна. Видишь, куда это тебя завело?

— Августин, я тоже не прочь предаться воспоминаниям, но охранники говорят, что времени осталось мало. Так ты сделаешь это? Найдешь Генри Боллока на Бит Пайн. Забери мою долю и отвези на Каймановы острова. Что в этом плохого?

— Жалкий.

— Что?

— Я говорю, какой же ты жалкий.

— Значит, я могу считать эти твои слова отказом? Ты не сделаешь это для меня?

— Боже мой.

— Ты разочаровал меня, малыш.

— А я горжусь тобой, отец. Рубаху на себе рву от гордости при каждом упоминании твоего имени.

Августин вспомнил этот разговор, когда садился в «бичкрафт» на взлетной полосе Нассау. «Мой старик неисправим. Он так ничему и не научился. Выйдет из тюрьмы и возьмется за старое».

Сын смотрит в глаза отцу и называет его жалким — жалким. Да любой другой отец выругался бы, заорал или ударил бы такого сына. Но только не мой. Господи, он все стерпит, если дело касается получения своей доли за контрабанду наркотиков. Как тебе это нравится, Августин?

Ну и черт с ним. И не из-за его преступления, а из-за глупости и жадности, которые толкнули его на это преступление. Черт с ним, потому что он неисправим. Это он должен был воспитывать меня, а не наоборот.

А потом самолет взлетел.

И затем самолет приземлился.

И в совершенно новом свете предстал Августину мир и его место в нем. Иногда он даже сомневался, что именно коренным образом изменило его жизнь — авиакатастрофа или посещение отца в тюрьме Фокс-Хилл.

* * *


Бонни Лам провела в штаб-квартире ФБР целый час, беседуя с вежливыми до отвращения агентами. Один из них прослушал сообщение на ее автоответчике и переписал его на магнитофон. Агенты попросили Бонни сразу предупредить их, как только у нее потребуют выкуп. И только тогда они заведут дело о похищении с целью выкупа. Бонни предложили почаще проверять сообщения на автоответчике и быть осторожной, чтобы не стереть что-нибудь. Агентам было все равно, останется ли Бонни в Майами и будет продолжать поиски мужа или вернется в Нью-Йорк и станет ждать.

Они предоставили Бонни отдельный кабинет, из которого она безуспешно попыталась связаться с родителями Макса, путешествовавшими по Европе. Потом позвонила своим родителям. Мать с сочувствием отнеслась к несчастью дочери, а в словах отца, как всегда, звучала беспомощность. Правда, он робко предложил прилететь во Флориду, но Бонни ответила, что в этом нет необходимости. Ей оставалось только ждать — или возвращения Макса, или нового звонка от похитителя. Мать сказала, что со своей стороны может предложить агентам ФБР небольшое вознаграждение и передать им фотографию Макса размером 8x10.

Последний звонок был Питеру Арчибальду в рекламное агентство «Родэйл энд Бернс» на Манхэттене. Коллегу Макса потрясли новости, сообщенные Бонни, но он поклялся ей, что будет молчать об этом, как того потребовали агенты ФБР. Когда Бонни рассказала ему о непонятной инструкции мужа по поводу рекламной афиши сигарет, Питер Арчибальд сказал:

— Бонни, ты вышла замуж за настоящего трудягу.

— Спасибо, Питер.

Августин отвез Бонни пообедать в рыбный ресторан. Заказав джин с тоником, Бонни обратилась к Августину:

— Я хочу услышать ваше откровенное мнение об этих парнях из ФБР.

— По-моему, их несколько озадачила эта магнитофонная запись.

— Но Макс не кажется слишком напуганным.

— Возможно, и, как я уже говорил, его, похоже, чересчур уж волнует реклама сигарет «Мальборо».

— «Бронкос», — поправила Бонни. По тому, как ее передернуло от глотка джина с тоником, Августин сделал вывод, что Бонни не большая любительница спиртного. — Значит, они просто отмахнулись от меня, как от одураченной жены.

— Вовсе нет. Они завели дело. Черт побери, они лучшие в мире специалисты по открыванию дел. Затем они отошлют вашу пленку в звуковую лабораторию. Возможно, даже сделают несколько звонков. Но вы же видели, как у них мало людей, добрая половина агентов приводят в порядок свои дома после урагана.

— Но жизнь не должна останавливаться из-за урагана, — сердитым тоном заметила Бонни.

— Конечно, но ураган внес в нее сильную неразбериху. Я закажу себе креветки, а вы?

Миссис Лам не проронила больше ни единого слова, пока они не вернулись в фургон и не направились на юг в зону урагана. Она попросила Августина остановиться возле морга.

«Неужели эта мысль не могла прийти ей в голову до обеда!» — подумал Августин.

* * *


Кусака не обладал ни амбициями, ни энергией этакого хищного уголовника. Он считал себя человеком, который всего лишь пользуется удобными случаями, и на серьезное преступление мог пойти только тогда, когда момент представлялся сам собой. Кусака верил в интуицию, поскольку это соответствовало его концепции минимальных усилий.

Приближение подростков он услышал прежде, чем увидел их самих. Из мощного джипа «чероки» на всю округу неслась музыка группы «Снул Догги Догг», сотрясая несколько уцелевших после урагана оконных стекол. Подростки проехали мимо него, развернулись и снова проехали мимо.

Кусака улыбнулся про себя и подумал: «Все дело в этом чертовом костюме в полоску. Они думают, что у меня есть деньги».

Он продолжал идти по улице. Когда джип проехал мимо в третий раз, музыка из него уже не звучала. «Дуралеи, — усмехнулся Кусака. — Они бы еще вывесили плакат „Смотрите, как мы будем грабить этого парня!“.

Услышав шум приближавшегося сзади джипа. Кусака посторонился и замедлил шаг. Садовый шланг Тони Торреса он снял с плеча, и теперь нес его свернутым в руках. Джип поравнялся с ним, один из подростков высунулся в окно с пассажирского сиденья. Помахав хромированным пистолетом, он направил его на Кусаку.

— Привет, мудила! — крикнул парень.

— Доброе утро, — ответил Кусака. Ловким движением он набросил свернутый шланг на шею парня и рывком выдернул его из машины.

Ударившись об асфальт, парень выронил пистолет. Кусака поднял его, встал ногами на грудь парня и одной рукой принялся закручивать шланг на его горле.

Остальные грабители выскочили из джипа с намерением спасти своего друга и убить этого засранца в шикарном костюме, но планы их моментально поменялись, когда они увидели в его руке пистолет. Тогда подростки просто бросились наутек.

Парень, лежавший на асфальте, уже почти потерял сознание, и только тогда Кусака ослабил шланг.

— Мне надо где-то достать немного бензина, — сказал Кусака, обращаясь к парню, — чтобы посмотреть по телевизору «Салли Джесси».

Незадачливый грабитель медленно сел, потирая шею. В тех местах, где три его золотые цепочки впились в горло, сочилась кровь. Парень носил футболку без рукавов, чтобы была видна татуировка на левом предплечье — эмблема банды и кличка Крошка Насильник.

— Крошка, у тебя есть канистра с бензином? — поинтересовался Кусака.

— Конечно, нет, — ответил парень, тяжело дыша.

— Очень жаль. Тогда мне придется забрать машину.

— А мне наплевать. Она все равно не моя.

— Понятно, теперь это мой трофей.

— Мужик, а что у тебя с лицом?

— Не понял?

— Я спросил, что у тебя с твоей поганой рожей.

Кусака забрался в джип и вытащил из стереосистемы компакт-диск с записями «Снуп Догги Догг». Повернув диск блестящей стороной, он с удовольствием посмотрелся в него, как в маленькое зеркало.

— По-моему, с лицом у меня все в порядке, — подытожил Кусака через несколько минут.

— Дерьмо, — ухмыльнулся парень.

Кусака приставил дуло пистолета к виску незадачливого грабителя и приказал ему лечь на живот. Затем спустил парню брюки до щиколоток.

На улице показалась мусороуборочная машина. Парень завопил, призывая на помощь, но машина проехала мимо, не остановившись.

Повернув голову и бросив взгляд через плечо, Крошка Насильник увидел, что Кусака поднял компакт-диск вверх и разглядывает его.

— Самая паршивая музыка, какую мне приходилось слышать, — изрек Кусака.

— Эй, мужик, что ты собрался сделать с диском?

— Угадай.

* * *


Айра Джексон стоял спиной к солнцу. Тони Торрес прищурился и прикрыл глаза от солнца ладонью.

— Мы с вами знакомы? — спросил он и, приглядевшись, добавил: — Да, я вас помню.

— Я сын Беатрис Джексон.

— Я же сказал, что помню вас.

— Она умерла.

— Это я слышал. Мне очень жаль.

Развалившийся в кресле торговец почувствовал себя уязвимым в такой позе. Он поднял колени, чтобы иметь опору для обреза.

Айра Джексон спросил Тони, помнит ли он еще что-нибудь.

— Может, вы помните, как обещали моей матери, что этот трейлер так же безопасен, как дома из бетонных плит?

— Послушайте, приятель, ничего подобного я не говорил. — Тони подмывало вскочить на ноги, но делать это следовало осторожно. Одно неверное движение, и этот хлипкий шезлонг мог опрокинуться. — «Он сделан по государственному стандарту», — вот что я сказал вам, мистер Джексон. Это мои точные слова.

— Моя мать мертва. Трейлер разлетелся на куски.

— Что ж, ураган был просто ужасный. В телевизионных передачах его назвали ураганом века. — Тони было интересно, видит ли этот болван ствол обреза, направленный ему в пах. — Речь идет о крупнейшем стихийном бедствии, приятель. Да вы посмотрите, что он сделал со всеми вот этими домами. С моим домом. Черт побери, да этот ураган стер с лица земли целую базу ВВС! От такого не спрячешься. Мне очень жаль вашу мать, мистер Джексон, но трейлер есть трейлер.

— А что произошло с креплениями?

«Ох Господи, — подумал Тони. — Да кто разбирается в этих чертовых креплениях?» Он попытался изобразить возмущение.

— Я понятия не имею, о чем вы говорите.

— Я нашел пару креплений, они болтались на обломке трейлера, — пояснил Айра Джексон. — Тросы вырвало с корнем, потому что штыри короткие, якорных дисков вообще нет… все это я видел своими глазами.

— Уверен, что вы ошиблись. Они прошли проверку, мистер Джексон. Каждый трейлер, который мы продали, прошел проверку. — Из тона, которым говорил Тони, исчезла уверенность. Нелегко ему было спорить с человеком, чье лицо он не различал, а видел только силуэт.

— Признайтесь, что штыри специально укорочены, чтобы сэкономить несколько долларов на креплениях.

— Не смейте так говорить, — предупредил Тони, — иначе я дам вам пинка в задницу.

Айра Джексон никогда не пользовался огнестрельным оружием. За многие годы своей деятельности в качестве профессионального штрейкбрехера он уяснил для себя, что люди, размахивающие оружием, неизбежно сами нарываются на пулю. Айра Джексон предпочитал действовать с помощью стального прута, бейсбольной биты, нунчаков, рояльной струны, заостренных предметов или чулка, набитого свинцовыми блеснами. Любой из этих предметов прекрасно подошел бы для Тони Торреса, но Айра пришел к торговцу только с голыми кулаками.

— Так что вам нужно? — потребовал Тони.

— Мне нужны объяснения.

— Я только что вам их дал. — Глаза Тони затуманились от постоянного взгляда на солнце, и он начал волноваться. Эта Иди, строящая из себя недотрогу, куда-то исчезла с собаками Айры Джексона… черт побери, в чем же здесь дело? Может быть, они в сговоре? А куда делся этот хлыщ в идиотском костюме, так называемый телохранитель? — Думаю, что вам пора уходить. — Тони махнул стволом в сторону улицы.

— Так вот как вы обращаетесь с обманутыми покупателями?

Торговец залился нервным смехом.

— Эй, приятель, вы же пришли сюда не для того, чтобы требовать возмещения убытков.

— Вы правы. — Айра Джексон был доволен тем, что вокруг стоял невообразимый шум — стучали молотки, визжали сверла и пилы, трещали электрические генераторы. Все соседи были заняты тем, что приводили в порядок свои дома. Из-за шума никто ничего не услышит, если торговец попытается оказать сопротивление или позвать на помощь.

— Если вы думаете, что я не умею обращаться с этой штукой двенадцатого калибра, то глубоко ошибаетесь, — предупредил Тони Торрес. — Взгляните вон на ту дыру в двери гаража.

Айра Джексон присвистнул.

— Я поражен вашей меткостью, мистер Торрес. Вы не промахнулись, стреляя в дом.

На лице Тони появилось угрожающее выражение.

— Считаю до трех.

— Мою мать убило решеткой.

— Один! — крикнул торговец. — Мистер, с каждой секундой вы все больше кажетесь мне грабителем.

— Вы обещали ей, что в трейлере она будет в безопасности. И всем этим бедным людям… так как же, черт побери, вы можете спокойно спать по ночам?

— Два!

— Успокойся, жирный ублюдок. Я ухожу. — Айра Джексон повернулся и медленно направился в сторону улицы.

Тони Торрес облегченно вздохнул. Во рту у него пересохло, язык стал похож на наждачную бумагу. Он медленно опустил обрез на колено. В этот момент сын Беатрис Джексон остановился на дорожке и наклонился, как будто завязывал шнурок.

Вытянув шею, Тони крикнул:

— Шевелись, приятель!

Блок из шлакобетона очень удивил Тони. Во-первых, вес этой глыбы тридцать с лишним фунтов; во-вторых, тот факт, что Айра Джексон, словно толкатель ядра, сумел швырнуть такой тяжелый блок со снайперской точностью.

Когда блок ударил торговца в грудь, он вышиб обрез из его рук, пиво из мочевого пузыря и воздух из легких. Тони издал шипящий и булькающий звук, словно продырявленный водяной матрас.

Удар блока был настолько сильным, что Тони Торрес согнулся пополам, а сложившийся шезлонг прихлопнул его сверху, словно огромная мышеловка. Стоны, которые торговец издавал, пока Айра Джексон тащил его к машине, были практически не слышны сквозь вой соседских пил.


Глава 7


В морге графства Дэйд было тихо, чисто, обстановка современная. Все это совершенно не совпадало с представлениями Бонни Лам о крупном городском морге. Ее восхитило архитектурное решение, потому что весь облик здания совсем не наводил на мысли о насильственной смерти. По своей отнюдь не мрачной внутренней отделке и планировке морг мог бы сойти за региональное отделение страховой компании или компании по операциям с ипотеками, если бы не трупы, размещенные в северном крыле.

Приветливая секретарша принесла Бонни кофе, а Августин тем временем переговорил с глазу на глаз с помощником прозектора. Молодой врач помнил Августина, который всего неделю назад приезжал сюда, чтобы забрать останки дяди, умершего от укуса змеи. Доктора встревожило сообщение Августина о том, что гадюка, убившая Феликса Моджака, разгуливает сейчас на свободе. По электронной связи прозектор послал уведомление в больницу «Джексон Мемориал», предупредив, чтобы в приемном покое на всякий случай запаслись сывороткой против змеиных укусов. Затем он вышел в коридор, чтобы снять на ксероксе копию с заявления Бонни Лам в полицию.

Вернувшись, прозектор сообщил, что в морге есть два неопознанных трупа, описание которых слегка совпадает с описанием Макса Лама. Августин передал эту новость Бонни.

— Будете смотреть? — спросил он.

— Если вы пойдете со мной.

Они довольно долго шли до прозекторской, где, как им показалось, температура была ниже нуля. Бонни Лам схватила Августина за руку, и они двинулись вдоль стальных столов с желобами для стекания крови, на которых лежало шесть трупов в различных стадиях вскрытия. В прозекторской стоял плотный, тошнотворно-сладковатый запах, смешанный с запахом химикалий и мертвой плоти. Августин почувствовал, как похолодела ладонь Бонни, и спросил, не плохо ли ей.

— Нет, я просто… Господи, а я думала, что все они накрыты простынями.

— Только в кинофильмах.

У первого неопознанного трупа были прямые волосы и редкие косые бачки. Цвет кожи и возраст совпадали, но в остальном он совсем не походил на Макса Лама. У мертвого мужчины глаза были зеленовато-голубые, а у Макса — карие. И все же Бонни внимательно осмотрела труп.

— Как он умер?

— Это Макс? — спросил Августин.

Бонни резко мотнула головой.

— Но все же скажите мне, как он умер.

Кончиком авторучки «Бик» молодой прозектор указал на отверстие чуть ниже левой подмышечной впадины размером с монету в десять центов.

— Огнестрельная рана.

Бонни и Августин проследовали за доктором к другому столу. Здесь причина смерти не вызывала сомнений. Второй неопознанный труп явно побывал в жуткой автокатастрофе, кожа с черепа была содрана, и лицо не поддавалось опознанию. Труп уже был зашит после вскрытия, и черная дорожка стежков тянулась от грудной клетки до паха.

— Я не знаю, не могу сказать… — пробормотала Бонни.

— Посмотрите на его руки, — предложил прозектор.

— Обручального кольца нет, — отметил Августин.

— Прошу вас, пусть она сама посмотрит. Мы снимаем с трупов все ювелирные изделия, чтобы они не пропали.

Ошеломленная Бонни обошла вокруг стола. Синюшность трупа затрудняла определение его комплекции, но вроде бы по комплекции он был похож на Макса — узкие плечи, костлявая грудь, руки и ноги худые, волосатые, как у Макса…

— Так что насчет рук, мэм?

Бонни заставила себя посмотреть и обрадовалась, что сделала это. Они не были похожи на руки ее мужа. Ногти неухоженные, обкусанные, а Макс очень следил за своими ногтями, делал маникюр, полировал их.

— Нет, это не он, — очень тихо промолвила Бонни, как будто боялась разбудить человека без лица.

Доктор поинтересовался, не было ли у ее мужа каких-нибудь родимых пятен. Бонни ответила, что не замечала, и тут же почувствовала себя виноватой в том, что не удосужилась тщательно изучить тело мужа. Интересно, а многие ли любовники могут перечислить родимые пятна и прочие интимные приметы своих партнеров?

— Я помню родинку на одном из локтей, — оживилась Бонни.

— На каком? — спросил прозектор.

— Точно не могу сказать.

— Какое это имеет значение, — раздраженно бросил Августин. — Осмотрите оба локтя.

Доктор осмотрел, но на локтях мертвеца не было никаких родинок. Бонни отвернулась и положила голову на грудь Августина.

— Он ехал на украденном мотоцикле, — сообщил прозектор, — а к багажнику была привязана ворованная микроволновая печь.

— Мародер, — презрительно фыркнул Августин.

— Да. Врезался в лесовоз на скорости восемьдесят миль в час.

— Уйдемте отсюда, — попросила Бонни.

Чувство облегчения пришло к ней только тогда, когда они вернулись в фургон Августина. В морге был не Макс, потому что Макс жив. Это очень хорошо. Слава Богу. Потом Бонни начало трясти. Она представила себе своего мужа, лежащего на блестящей поверхности стального стола и выпотрошенного, словно рыба.

Когда они вернулись в тот квартал, в котором исчез Макс Лам, то обнаружили, что со взятой напрокат машины сняли колеса. Капот машины был открыт, радиатор исчез. Августин обратил внимание на то, что его записка на ветровом стекле осталась нетронутой — явное доказательство того, что автомобильные воры не любят читать. Он предложил Бонни позвонить и вызвать машину техпомощи.

— Не сейчас, — отмахнулась Бонни.

— А я это и имел в виду. Позвоним позже. — Августин запер свой фургон и включил сигнализацию.

Они бродили по улицам почти два часа, за поясом у Августина торчал револьвер «спешиал» 38-го калибра. Он считал, что похититель Макса должен был куда-то спрятать его, поэтому они осматривали каждый брошенный дом. Проходя квартал за кварталом, Бонни разговаривала с людьми, приводившими в порядок свои разрушенные дома. Она надеялась, что кто-нибудь из них может вспомнить, что видел Макса в то утро после урагана. Несколько жителей довольно хорошо помнили обезьяну, но не нашлось ни одного свидетеля похищения туриста.

Августин отвез Бонни в полицейский участок, откуда она позвонила в службу технической помощи и в агентство по прокату автомобилей в Орландо. А потом Бонни позвонила в свою квартиру в Нью-Йорке, чтобы проверить, нет ли новых сообщений на автоответчике. Послушав несколько минут, Бонни нажала кнопку повтора звонка и протянула трубку Августину.

— Это просто невероятно, — промолвила она.

В трубке звучал голос Макса Лама, но помехи были настолько сильными, как будто он звонил из Тибета.

— Бонни, дорогая, все в порядке. Я не думаю, что моя жизнь в опасности, но не могу сказать, когда буду свободен. Очень сложно объяснить все по телефону… ох, подожди, он хочет, чтобы я что-то прочитал. Ты слушаешь? «Я не имею ничего общего со скрипучей телегой человеческого рода — я принадлежу земле! Я говорю это, лежа на своей подушке, и чувствую, как на висках у меня прорастают рога». — После паузы, сопровождавшейся треском, Макс продолжил: — Бонни, дорогая, все не так уж плохо. Прошу тебя, ничего не говори моим родителям… я не хочу без причины волновать отца. И пожалуйста, позвони Питу, пусть оформит мне отпуск по болезни, это просто на тот случай, если мое отсутствие затянется. Пусть подготовит шестой этаж для встречи с представителями компании «Бронко», это будет на следующей неделе. Только не забудь, ладно? И передай ему, чтобы ни при каких обстоятельствах не подключал к проекту Билла Наппа. Это мое дело… — Голос Макса Лама утонул в треске и шуме помех.

Августин положил трубку телефона и вместе с Бонни вернулся к своему фургону.

— Это сводит меня с ума, — промолвила Бонни, сев в машину.

— Мы еще раз позвоним из моего дома и запишем все на магнитофон.

— Ох, можно подумать, что это сообщение подтолкнет ФБР к действиям. Особенно поэзия.

— На самом деле мне кажется, что это цитата из книги.

— И что это значит?

Августин наклонился над коленями Бонни и сунул свой револьвер 38-го калибра в бардачок.

— Это значит, что ваш муж, возможно, не в такой уж безопасности, как он думает.

* * *


Большинство дорожных полицейских, служивших в Северной Флориде, отнюдь не обрадовались, узнав, что их временно командируют в Южную Флориду. Многие из них предпочли бы Бейрут или Сомали. Исключение составлял только Джим Тайл. Командировка в Майами означала прекрасные минуты в обществе Бренды Рурк, хотя работа в зоне урагана в две смены оставляла им слишком мало сил для пылких объятий.

Джим Тайл не рассчитывал на появление в зоне урагана бывшего губернатора, хотя ничего слишком уж удивительного в этом не было. Этот человек боготворил ураганы. Игнорировать его присутствие было бы глупо и безответственно. Джим серьезно относился к их дружбе, но понимал, что от Сцинка можно ожидать экстравагантных выходок. Но у Джима не было иного выбора, кроме как постараться в нужный момент оказаться поближе к губернатору.

В эпоху политического спокойствия могучий темнокожий мужчина в накрахмаленной и отутюженной форме полицейского мог запросто разгуливать по коридорам учреждений Флориды, и никто не стал бы задавать ему никаких вопросов. В первые же дни после урагана Джим Тайл воспользовался этим преимуществом. Он общался с представителями власти графства Дэйд, с полицией, с пожарными, добровольцами из Красного Креста, национальными гвардейцами, армейским командованием и задерганными эмиссарами Федерального агентства по чрезвычайным ситуациям. Между патрульными сменами Джим Тайл варил себе кофе и обкладывался сводками полиции и службы спасения 911, компьютерными распечатками и рукописными заявлениями о происшествиях. Он просто просматривал их, не ища при этом чего-то конкретного.

Ураган принес с собой безумие. Джим Тайл листал бумаги и думал: «Боже мой, в этом городе люди сходят с ума».

Даже восстановление домов, разрушенных ураганом, превратилось в какое-то неистовство. Тысячи жертв стихии кинулись покупать бензопилы, чтобы распиливать обломки, и эти инструменты оказались опасным оружием в руках разгневанных людей. В Хомстеде джентльмен попытался такой пилой распилить несговорчивого оценщика из страховой компании. Пожилая женщина из Флорида-Сити воспользовалась портативной электропилой, чтобы заставить замолчать горластого соседского петуха. А в Свитуотере два подростка из гангстерской шайки отсекли друг у друга по руке (у одного правую, у другого левую) во время короткой, но зрелищной драки из-за ворованной добычи.

Если днем обезумевшие жители пускали в ход пилы, то по ночам в ход шло огнестрельное оружие. В страхе перед мародерами перепуганные владельцы домов палили в темноту из пистолетов и ружей при каждом шорохе и скрипе. Пока в число жертв попали семь кошек, тринадцать голодных собак, два опоссума, мусоровоз, но ни одного настоящего мародера. Жители одного поселка открыли бешеную стрельбу по цели, которую они описали как стаю хищных обезьян, но Джим Тайл не придал значения этому эпизоду, посчитав его массовой галлюцинацией. Он решил по возможности ограничить свое расследование дневным временем.

Почти все заявления о пропаже людей касались местных жителей, исчезнувших во время урагана и потерявших связь с обеспокоенными родственниками на Севере. Большинство из них были обнаружены в целости и невредимости в убежищах и домах соседей. Но вот один эпизод привлек внимание Джима Тайла. Пропавшего мужчину звали Макс Лам.

Согласно информации, предоставленной его женой, чета Ламов приехала на автомобиле в Майами на следующее утро после урагана. Миссис Лам сообщила полиции, что мужу захотелось посмотреть на последствия урагана. Джима это не удивило, улицы города были полны приезжих, рассматривавших зону урагана как туристическую достопримечательность.

Мистер Макс Лам вылез из машины и увлекся видеосъемкой. Джиму показалось невероятным, чтобы человек с Манхэттена мог заблудиться в небольшом городе. Подозрения его еще более усилились, когда он прочитал среди бумаг сообщение о другом инциденте.

Женщина семидесяти четырех лет позвонила в полицию и сообщила, что стала свидетелем похищения человека. Ее заявление вылилось в два коротких абзаца, записанных дежурным:

«Звонившая сообщила о подозрительном объекте, который пробежал мимо дома 10700 по Квейл Руст-драйв, на плече он нес другой объект. Приметы объекта 1: белый мужчина, рост и вес неизвестны. Объект 2: белый мужчина, рост и вес неизвестны.

Объект 2, по мнению звонившей, сопротивлялся и, возможно, был раздет. Объект 1 нес в руке пистолет с мигающей красной лампочкой (??). В район были направлены подразделения 2334 и 4511, но поиск результатов не дал».

Джим Тайл понимал, что не существует пистолетов с мигающими красными лампочками, но они имелись у большинства видеокамер. На большом расстоянии перепуганная старушка вполне могла принять видеокамеру «Сони» за револьвер «смит-вессон».

Так что, возможно, старушка стала свидетелем похищения мистера Макса Лама. И все же Джим Тайл надеялся, что это не так. Он надеялся, что сцена на Квейл Руст-драйв была просто очередной ссорой обезумевших жителей, а не результатом действий его неуловимого, обитающего в болотах друга, который был известен своим отрицательным отношением к плохо воспитанным туристам.

Джим снял копию с заявления миссис Лам и сунул ее в свой портфель вместе с несколькими другими бумагами. Когда выпадет свободная минутка, он постарается сам поговорить с миссис Лам.

У него осталось всего двадцать минут, чтобы пообедать с Брендой, а потом им обоим предстояло заступать на дежурство. Возможность видеть ее вполне стоила даже такой тяжкой работы на охваченных безумием улицах Южной Флориды.

Но, к большому разочарованию Джима, по пути в ресторан, где его ждала Бренда, он лично стал свидетелем кражи грузовика Армии Спасения. Полицейский обязан был пуститься в погоню за похитителем, а к тому времени, когда погоня была закончена, на обед он уже не успевал.

Разоружив похитителя и надев на него наручники, Джим Тайл поинтересовался, зачем ему для кражи грузовика с поношенной одеждой понадобился автомат Мак-10. Молодой парень объяснил, что поначалу собирался просто нарисовать краской из баллончика знак их банды на борту грузовика, но не успел он закончить свое дело, как появился водитель. И ему не оставалось ничего другого, чтобы не ударить лицом в грязь, как вытащить автомат и угнать этот гребаный грузовик.

Помогая разговорчивому угонщику забраться в зарешеченный отсек патрульной машины, Джим Тайл поклялся про себя, что приложит все усилия, чтобы уговорить Бренду Рурк перевестись из этой проклятой дыры под названием Майами в более цивилизованную дыру, где они смогли бы работать вместе.

* * *


Кусака с гордостью продемонстрировал Иди Марш захваченный джип «чероки», но она не проявила интереса к его трофею.

— А это кто такие? — спросил Кусака, указывая на такс.

— Дональд и Марла, — с раздражением бросила Иди.

Собаки таскали ее взад и вперед по двору Тони Торреса и мочились где попало. Иди была удивлена, насколько сильны их короткие лапы, похожие на сосиски.

— Кстати, — сообщила она, с трудом удерживая собак на поводке, — этот засранец вытерпел всего три минуты, а потом принялся хватать меня за грудь.

— Ничего удивительного, значит, ты выиграла пари.

— Забери у меня этих проклятых собак!

Кусака пропустил ее просьбу мимо ушей. Многочисленные знакомства с полицейскими овчарками оставили у него массу шрамов не только на теле, но и в памяти. С годами Кусака полюбил кошек.

— Да отпусти ты их, — посоветовал он Иди.

Как только Иди бросила поводки, таксы подскочили к ней и свернулись калачиком возле ее ног.

— Прекрасно, — усмехнулся Кусака. — Эй, посмотри что я раздобыл. — Он помахал хромированным пистолетом, который отобрал у грабителя, но при ближайшем рассмотрении оказалось, что в нем нет обоймы. — Ублюдки чертовы, — выругался Кусака и зашвырнул пистолет в грязный плавательный бассейн.

Иди Марш рассказала Кусаке о крутом парне с нью-йоркским акцентом, который увез Тони Торреса.

— Ты выбрал самый подходящий момент, чтобы смыться, — добавила она.

— Да заткнись ты.

— И Тони теперь нет. Нет даже его проклятого шезлонга. Прикинь, чем нам это грозит.

— Проклятье.

— Он не вернется, — задумчиво промолвила Иди. — А если и вернется, то изуродованный.

Шлакобетонный блок валялся там, где стоял шезлонг Тони. Кусака выругался, сожалея, что в нужный момент его не оказалось на месте. О десяти тысячах можно было забыть. Если торговец и вернется, что маловероятно, он не заплатит ни цента. Да, телохранитель из него явно не получился.

— Не думаю, что у тебя есть новый план, — предположил Кусака, обращаясь к Иди.

Вой сирены заглушил ответ Иди, который она сопроводила непристойным жестом. По Калуса-драйв промчалась машина «скорой помощи». Кусака предположил, что она увозит в больницу Крошку Насильника, чтобы сделать ему необычную хирургическую операцию. Кусака не удивился бы, прочитав когда-нибудь об этой операции в медицинском журнале.

На подъездной дорожке он заметил обрез Тони, разбитый на куски. «Самое время кончать эту авантюру», — подумал Кусака, решив завтра же позвонить Авиле по поводу кровельных работ.

— Тебя я подвезу, — предложил он Иди, — но только не этих чертовых собак.

— Господи, но не могу же я просто бросить их здесь.

— Ну, как знаешь. — Кусака взял из погреба Тони три банки пива «Хейнекен», забрался в трофейный джип и уехал, даже не помахав рукой на прощание.

Иди Марш привязала собак к пожарному крану на заднем дворе, а затем вошла в разрушенный дом торговца, чтобы поискать там что-нибудь ценное.

* * *


Сцинк приказал Максу Ламу раздеться и забраться на дерево. Макс так и сделал. Дерево оказалось ивой без листьев. Макс сидел, не шевелясь, на пружинистой ветке, свесив вниз голые ноги. Внизу расхаживал разгневанный Сцинк, держа в руке пульт ошейника.

— Вы, избалованные горожане, приезжаете сюда, но не цените, не знаете и даже не интересуетесь природой и историей этого места. Дисней Уорлд… Боже мой, Макс, это же не Флорида! — Сцинк обличающим жестом нацелил указательный палец на своего пленника. — Я нашел в твоем бумажнике корешки билетов, турист.

Макс встревожился. Ему казалось, что Дисней Уорлд нравится всем.

— Послушайте, — обратился он к Сцинку, — если вы сейчас нажмете кнопку на пульте, то я упаду.

Сцинк стащил с головы свою цветастую шапочку и опустился на колени перед потухшими углями костра. Макс заволновался не на шутку. Черные москиты облепили его бледные, распухшие ступни, но он не осмелился отогнать их, поскольку боялся даже мускулом шевельнуть.

В течение дня настроение похитителя, похоже, улучшилось. Он даже согласился на просьбу Макса сделать остановку в Тамиами Трейл, откуда Макс смог позвонить в Нью-Йорк и оставить на автоответчике сообщение для Бонни. Пока Макс ждал возле телефона-автомата, Сцинк быстро запасся кое-какой провизией. От его плохого настроения не осталось и следа, он даже развеселился. Всю дорогу назад к островку Сцинк распевал песни, а потом пристыдил Макса, который не знал, что Нейл Янг играл на гитаре в группе «Буффало Спрингфилд».

Макс Лам считал, что обладает обаянием, и это заблуждение привело его к мысли, что похититель стал гораздо добрее относиться к нему. По мнению Макса, его освобождение было только вопросом времени. Он не поверил в биографию, рассказанную Сцинком, и считал этого человека неуравновешенным, но довольно интеллигентным отшельником. Этакой заблудшей душой, которую можно усмирить, если разумно и ненавязчиво влиять на нее. А разве сильная сторона рекламного работника как раз и не заключается в том, чтобы морочить головы людям? Макс считал, что значительно продвинулся в своем влиянии на Сцинка, чему способствовали дружеские разговоры, невинные анекдоты, ироничные шутки по поводу своего положения. Сцинк явно вел себя спокойнее, если не дружелюбно. Уже в течение трех часов он не наказывал Макса электрошоком, и, с точки зрения Макса, это было хорошим знаком.

И вот теперь, совершенно непонятно почему, одноглазый грубиян вновь разбушевался. Максу Ламу он объявил:

— Будешь сдавать экзамен.

— По какому предмету?

Сцинк медленно поднялся и сунул пульт в задний карман. Двумя руками он собрал свои спутанные волосы в пучок сбоку над ухом, соорудив нечто вроде «конского хвоста». Затем вынул стеклянный глаз и протер его заскорузлым платком, предварительно поплевав на него. Макса вновь охватила тревога.

— Кто пришел сюда первым, семинолы или теквесты?

— Я, гм… я не знаю. — Макс с такой силой вцепился в ветку, что побелели костяшки пальцев.

Вставив на место стеклянный глаз и достав из кармана пульт, Сцинк задал следующий вопрос:

— Кто такой Наполеон Бонапарт Бовард?

Макс Лам беспомощно помотал головой. Сцинк пожал плечами.

— А как насчет Марджори Стоунман Дуглас?

— Да, да, подождите, — Макс заерзал на ветке ивы, которая закачалась, — она написала «Подросток»!

Через несколько минут, придя в себя, Макс обнаружил, что лежит, свернувшись калачиком, на поросшей мхом земле. В результате падения с дерева он расцарапал колени, а горло и плечи до сих пор жгло от электрошока. Открыв глаза, Макс увидел перед собой кончики ботинок Сцинка и услышал громовой голос:

— Я тебя убью.

— Нет, не надо…

— Каким же надо обладать высокомерием, чтобы приехать в такое место и не знать…

— Простите, капитан.

— …не удосужиться даже поинтересоваться…

— Я же говорил вам, что занимаюсь рекламой.

Сцинк ухватил Макса за подбородок.

— А во что ты веришь?

— Ради Бога, у меня же сейчас медовый месяц. — Макс был на грани паники.

— Какие у вас идеалы? Скажите мне, сэр.

Макс съежился.

— Я не могу.

Сцинк горько усмехнулся.

— Запомни на будущее, что ты путаешь двух Марджори. «Подросток» написала Роулингс, а Дуглас написала «Река из травы». Я думаю, что теперь ты это никогда не забудешь.

Сцинк стер кровь с поцарапанных колен Макса и велел ему одеться. Агрессивность его несколько спала. Макс, неловко шевеля руками и ногами, медленно оделся.

— Вы когда-нибудь отпустите меня?

Сцинк, похоже, не услышал его вопрос.

— А знаешь, чего мне действительно хочется? — спросил он, разводя костер. — Я бы хотел встретиться с твоей женой.

— Но это невозможно, — прохрипел Макс.

— Ох, нет ничего невозможного.

* * *


Среди потока преступников всех мастей, хлынувшего на юг в первые же часы паники после урагана, находился и человек по имени Гил Пек. Он намеревался, выдавая себя за опытного каменщика, собрать авансы за подряды на строительство и смыться назад в Алабаму. Такой трюк он легко проделал с жертвами урагана «Хьюго» в Южной Каролине, так что Гил Пек был уверен, что и в Майами это сработает.

Он приехал на грузовике с четырехтонным прицепом, в который была загружена небольшая, но внушительная на вид партия красного кирпича. Все это Гил украл на неохранявшейся строительной площадке в Мобайле, где строилось новое онкологическое отделение детской больницы. О разрушениях, причиненных ураганом, Гил Пек узнал из утренних теленовостей, а в полдень этого же дня украл грузовик с прицепом, загрузил его кирпичом и помчался без остановки в Южную Флориду.

Дела его шли прекрасно. Гил Пек собрал уже почти две тысячи шестьсот долларов наличными в виде аванса у шести несчастных домовладельцев. Все они ожидали, что в субботу утром он вернется на своем грузовике с полным прицепом кирпичей, но Гил, естественно, рассчитывал к тому времени быть уже далеко.

В дневное время он морочил головы домовладельцам, а по ночам мародерствовал. Большой грузовик с прицепом внушал доверие, поэтому ни у кого не возникало никаких вопросов. Даже после наступления «комендантского часа» национальные гвардейцы не останавливали грузовик Гила, а приветственно махали ему.

Много ценных вещей уцелело после урагана, и Гил Пек стал специалистом по их извлечению из-под обломков. За два дня его добыча составила: тостер, пылесос, серебряный чайный сервиз, три штурмовых винтовки, сотовый телефон «Панасоник», два комплекта клюшек для гольфа, непромокаемый килограммовый пакет гашиша, акваланг, золотое кольцо выпускника университета Майами (1979 г.), полицейские наручники, коллекция редкой финской порнографии, кукла Майкла Джексона, не вскрытый стомиллилитровый пузырек успокаивающих капель, набор альбомов Вилли Нельсона, удочка для ловли рыбы на муху, клетка для птиц и двадцать одна пара женских трусиков-бикини.

Роясь среди руин на стоянке домиков-трейлеров, Гил Пек чувствовал себя счастливым человеком. Он уверенно переходил от одной кучи к другой, светя себе фонариком. Благодаря национальной гвардии, дорожным патрульным и полиции графства Дэйд, в этой летней ночи Гил Пек был совершенно один, ему никто не мешал грабить.

Находка, обнаруженная посредине корта для игры в шафлборд[2 - Шафлборд — игра с перемещением деревянных кружков по клеткам.], заставила его алчное сердце запрыгать от радости — огромная параболическая спутниковая телеантенна. Наверняка ее занесло сюда ураганом из поместья какого-нибудь миллионера, и прямо в руки ему, Гилу Пеку. Он осветил фонариком внешнюю параболу и нашел одну небольшую вмятинку. В остальном же восьмифутовая спутниковая антенна была в отличном состоянии.

Гил Пек усмехнулся и подумал: «Ох и подфартило же мне. Такую огромную антенну можно запросто продать за пару тысяч». Но потом у него мелькнула мысль, что антенна будет прекрасно смотреться на заднем дворе его собственного дома возле курятника. Гил представил себе, что всю оставшуюся жизнь будет смотреть все телепередачи мира.

Он обошел антенну, чтобы взглянуть, не повреждена ли внутренняя парабола, и ужаснулся при виде картины, которую высветил его фонарик. На внутренней стороне антенны был пришпилен, словно бабочка, мертвый мужчина.

Мертвец был насажен на конус приемной трубки, но эту злую шутку с ним сотворил не ураган. Ноги и руки его были надежно привязаны к решетке, и поза мертвеца напоминала распятие. Однако, будучи толстым и лысым, он никак не соответствовал строго баптистскому представлению Гила Пека об Иисусе Христе. И тем не менее, картина эта настолько ошеломила лжекаменщика, что он едва не расхныкался.

Гил выключил фонарик и сел на корт, чтобы успокоиться. Антенну следует утащить, здесь и разговоров быть не может, а еще, несмотря на весь ужас, Гил успел заметить дорогие часы на левом запястье распятого мужчины.

Если не считать того случая, когда он поцеловал бабушку в гробу, Гил Пек никогда не дотрагивался до покойников. «Слава Богу, — подумал он, — что у этого парня закрыты глаза». Гил осторожно забрался на тарелку антенны, которая зашаталась под дополнительной тяжестью. Зажав фонарик зубами, он направил его луч на золотые часы мертвеца.

Застежка ремешка никак не поддавалась. Трупное окоченение также усложнило задачу Гила, распятый мертвец не хотел расставаться с часами. Чем энергичнее Гил возился с трупом, тем сильнее раскачивалась антенна из стороны в сторону. Он устал и начал терять терпение. И в тот момент, когда Гилу удалось просунуть лезвие перочинного ножа между затвердевшей кожей покойника и ремешком часов, из мертвеца с громким звуком вырвались газы, скопившиеся после смерти в желудке и кишечнике. Гил Пек в ужасе бросился прочь от антенны.

* * *


Иди Марш заплатила соседскому подростку, чтобы тот слил бензин из брошенной Кусакой машины, и запустила электрогенератор. Она дала мальчику бумажку в пять долларов, которую нашла спрятанной вместе с пятью такими же банкнотами в ящике для инструментов в гараже торговца. Жалкие гроши, но Иди была уверена, что здесь еще есть чем поживиться.

С наступлением сумерек она прекратила поиски и растянулась в шезлонге перед телевизором, положив рядом с собой стальной прут. Иди увеличила громкость телевизора, чтобы заглушить ночные шелесты и шорохи. Без дверей, окон и крыши, дом Тони Торреса скорее напоминал туристическую стоянку под открытым небом. За пределами дома было темно и мерзко, по неосвещенным улицам проходили люди, похожие на призраков. Иди было здесь страшно одной. Она с радостью укатила бы отсюда на огромном «шевроле» Тони, но выезд автомобилю загораживала машина Кусаки, на которой Иди тоже с радостью бы уехала, если бы только Кусака не увез с собой ключи. Значит, она обречена была торчать в доме Торреса до наступления дня, когда женщине с двумя маленькими таксами безопасно будет передвигаться пешком.

Иди решила уехать из графства Дэйд, пока не случилось еще какой-нибудь неприятности. Поездка сюда явно провалилась, но она никого в этом не винила, кроме себя. Ее скромное криминальное прошлое не позволяло ей уверенно чувствовать себя в непонятной и жуткой обстановке в зоне урагана. Нервы здесь у всех были на пределе, в воздухе буквально витали зло, насилие и паранойя. Здесь Иди Марш чувствовала себя не в своей тарелке. Завтра она вернется в Палм-Бич и заберет вещи из квартиры. Потом доберется на автобусе до Джексонвилла и попытается помириться со своим бывшим дружком. Иди прикинула, что ради примирения ей придется как минимум неделю ублажать дружка минетом, если учесть, какую сумму она изъяла с его текущего счета. Но, в конце концов, он простит. Они всегда прощают.

От скуки Иди смотрела какую-то телевикторину, когда услышала мужской голос, раздавшийся у входной двери. «Тони! — подумала она. — Эта свинья вернулась».

Но это был не Тони Торрес, а стройный блондин в круглых очках, с коричневым портфелем и в таких же коричневых ботинках. В руке он держал папку.

— Что вам угодно? — спросила Иди, небрежно помахивая стальным прутом и показывая своим видом, что умеет с ним обращаться.

— Я не хотел напугать вас, — извинился мужчина. — Меня зовут Фред Дов. Я из страховой компании «Мидвест Кэжьюелти».

— Ох. — Иди Марш ощутила радостную дрожь. Точно такую, как во время первой встречи с молодым Кеннеди.

Заглянув в папку, Фред Дов сказал:

— Может, я ошибся улицей? Это Калуса-драйв 15600?

— Совершенно верно.

— А вы миссис Торрес?

Иди улыбнулась.

— Прошу вас, называйте меня просто Нерия.


Глава 8


Бонни и Августин ели пиццу, когда домой к Августину заехал его приятель из ФБР, чтобы забрать пленку с последним сообщением Макса Лама. Расположившись в гостиной, он прослушал ее несколько раз. Бонни внимательно следила за выражением лица агента, но оно оставалось совершенно бесстрастным. Она предположила, что этому его, наверное, специально обучали в полицейской академии.

Закончив слушать пленку, агент повернулся к Августину и сказал:

— Я где-то читал это. Я имею в виду «скрипучая телега рода человеческого».

— Я тоже, но никак не могу вспомнить, где.

— Ладно, я просто отправлю пленку в Вашингтон, а там ее передадут психологам…

— Или криптографам, — предположил Августин.

Агент ФБР улыбнулся.

— Совершенно верно. — Он взял предложенный ему на дорогу кусок пиццы и попрощался.

Августин задал Бонни вопрос, на который агент ФБР всего лишь намекнул:

— А не мог ли Макс сам написать те строчки, которые он прочитал?

— Ни в коем случае, — решительно возразила Бонни. Ее муж был силен в рекламных фразах и рифмах, но уж никак не в философских выражениях. — Да и читает он мало, — добавила она. — Последней книгой, которую он прочитал, была автобиография Трампа.

Это окончательно убедило Августина в том, что когда Макс Лам говорил по телефону, рядом с ним находился загадочный незнакомец, который и велел прочитать эти строчки. Но Августин не понимал, для чего он это сделал. Ужасно странная ситуация.

Бонни приняла душ. Из ванной она вышла в голубой фланелевой ночной рубашке, которая принадлежала одной из давнишних подружек Августина. Бонни нашла ее висящей в шкафчике.

— С этой рубашкой связана какая-нибудь история? — поинтересовалась Бонни.

— Ужасно романтическая.

— Действительно? — Бонни уселась на софе рядом с Августином, но на чисто дружеском расстоянии. — Попробую угадать. Она была стюардессой?

— Сейчас по телевизору будет старый фильм с участием Леттермана.

— Официантка? Манекенщица?

— С меня хватит. — Августин взял биографию Леха Валенсы и открыл ее на середине.

— Преподавательница аэробики? Секретарь суда?

— Студентка медицинского колледжа, — не выдержал Августин. — Однажды вечером в душе она попыталась удалить мне почки.

— Так вот откуда у вас шрам на спине? Тот самый, в виде буквы «V».

— Слава Богу, что она не была урологом. — Августин отложил книгу и принялся переключать телевизионные программы.

— Вы обманули ее, — предположила Бонни.

— Нет, но она так считала. И еще ей казалось, что в ванне полно пауков, что кубинские шпионы подсыпают ей иголки в лимонад и что Ричард Никсон работает в ночную смену в «Фарм Сторс» на Берд-роуд.

— Это из-за наркотиков?

— Ясное дело. — Августин отыскал спортивную передачу и сделал вид, что увлечен ею.

Бонни попросила разрешения повнимательнее рассмотреть шрам, но Августин не позволил.

— Из-за неумения леди он получился довольно безобразным.

— Она пользовалась настоящим скальпелем?

— Нет, штопором.

— Боже мой.

— Почему женщин так привлекают шрамы?

— Вы уже спрашивали об этом.

Флиртует ли она? Августин не был уверен. Трудно было подозревать в этом замужнюю женщину, у которой только что исчез муж.

— Давайте сделаем так. Вы расскажете мне все о своем муже, тогда я, может быть, покажу вам этот чертов шрам, — предложил Августин.

— Договорились, — согласилась Бонни, натягивая ночную рубашку на колени.

* * *


Макс Лам познакомился с Бонни Брукс и влюбился в нее, когда она работала помощником рекламного агента в компании «Креспо Миллз Интернэшнл» — ведущей фирме по изготовлению сухих завтраков. Рекламное агентство «Родэйл энд Бернс», в котором работал Макс Лам, выиграло сулящий большие прибыли конкурс по рекламе продуктов компании «Креспо», и Максу поручили разработку в печати и на радио рекламной компании нового продукта под названием «Плам Кранчиз». Из чикагской штаб-квартиры компании «Креспо» Бонни Лам вылетела в Нью-Йорк для консультаций.

На самом деле «Плам Кранчиз» были обыкновенными, покрытыми сахаром кукурузными хлопьями с твердыми кусочками сушеной сливы, короче говоря — сладкие хлопья с черносливом. Но слово «чернослив» не должно было появляться ни в одной рекламе «Плам Кранчиз», таковым было общее решение, с которым Макс Лам и Бонни Брукс единодушно согласились. Продукт был рассчитан на подростков до четырнадцати лет с крепкими зубами, а не для страдающих запорами пожилых людей.

Только во время их второй встречи в пакистанском ресторане в Гринвич-Виллидж Макс выдал Бонни рекламный девиз, придуманный им для нового продукта компании «Креспо»: «Вы сойдете с изюма от „Палм Кранчиз“!».

— С и-з-ю-м-а, а не с у-м-а, — быстро пояснил Макс Бонни[3 - Игра слов, при которой в выражении «plumb loco» (сойти с ума) слово «plumb» меняется на «plum» (изюм).].

Хотя сама Бонни старалась избегать подобных корявых омонимов, Максу она сказала, что девиз вполне перспективный. Ей не хотелось охлаждать его энтузиазм, а кроме того, Макс был специалистом, талантом в этой области, а в ее задачу входило всего лишь подготовить пресс-релиз.

Грубыми штрихами Макс изобразил на салфетке веселого, с раскосыми глазами говорящего скворца майну, которому предстояло стать эмблемой на коробках с хлопьями «Плам Кранчиз». Макс сказал, что птица будет пурпурного цвета, а звать ее будут Дайна Майна. Вот тут Бонни почувствовала, что должна, как коллега, напомнить Максу о многих других видах хлопьев, на коробках с которыми уже использовались в качестве эмблем птицы («Фрут Лупс», «Коко Паффс», «Келлогс Корн Флэйкс» и так далее). И кроме того, она ненавязчиво поинтересовалась, разумно ли называть птицу именем стареющей, хотя и очень популярной певицы, выступавшей по телевидению.

— Предполагается, что эта птица самка?

— У нее нет определенного пола, — пояснил Макс.

— А скворцы на самом деле едят хлопья?

— А вы знаете, что вы просто восхитительны?

Макс влюбился в нее, да и Бонни влюбилась в Макса (хотя проявила при этом большую сдержанность). Начальству Макса в «Родэйл энд Бернс» девиз понравился, но идею насчет Дайны Майны оно отвергло. Руководство «Креспо Миллз» согласилось с руководством рекламного агентства. В результате дебатов на коробке появилось некое подобие легенды баскетбола Патрика Юинга, забрасывающего в корзину вместо мяча большую изюмину. Дальнейшее изучение спроса показало, что большинство покупателей посчитали изюмину за грейпфрут или чернослив. И хлопьям «Плам Кранчиз» не удалось завоевать сколько-нибудь значительного места на рынке аналогичной продукции, потихоньку они и вовсе исчезли с прилавков.

Роман Бонни и Макса продолжался. Она почувствовала, как ее захватывает его энергия, решительность, и даже самоуверенность, которая зачастую выражалась не к месту. Бонни несколько беспокоило то, что Макс четко разделяет людей на группы в соответствии с их возрастом, расой, полом и средним доходом, но она отдавала должное его профессиональным взглядам на рекламный бизнес. У нее и самой появилось циничное отношение к умственным способностям среднего покупателя, ведь именно в силу этих способностей компания «Креспо» получила всемирную известность, выпуская такие сомнительные продукты, как соленые шарики из теста, взбитая оливковая паста и кукурузные хлопья с запахом креветок.

В первые месяцы их знакомства Макс изобрел игру, намереваясь произвести впечатление на Бонни Брукс. Он спорил, что может совершенно точно угадать, какая у человека марка автомобиля, основываясь при этом на его или ее манере поведения, одежде и внешности. Макс считал, что обладает даром интуиции, что и сделало его отличным профессионалом в области рекламы. Во время их свиданий Макс часто выходил из ресторанов или кинотеатров за незнакомыми людьми, чтобы посмотреть, какой марки у них машина. «Ха, „лумина“ — что я тебе говорил? Да ведь на нем буквально написано, что у него должна быть машина именно этой марки!» Макс радовался, когда его догадки оказывались верными (а это, по грубым подсчетам Бонни, происходило в пяти процентах случаев). Вскоре эта игра надоела Бонни, и она попросила Макса прекратить ее. Макс не обиделся, его вообще было трудно обидеть, и эту черту его характера Бонни приписывала суровой обстановке, царившей на Мэдисон-авеню.

Если отец Бонни относился к Максу дружелюбно, но с безразличием, то мать Бонни его явно невзлюбила. Ей казалось, что Макс прилагает чересчур уж много усилий, пытаясь продать себя Бонни точно таким же образом, каким продавал продукты для завтраков и сигареты. Мать отнюдь не считала, что Макс притворяется, совсем наоборот, она была убеждена, что он именно такой, какой есть, — ужасно энергичный и целеустремленный. И дома Макс был точно таким, как на работе, пытался добиться успеха с неменьшим рвением. По мнению матери, Макс Лам страдал скрытым высокомерием и надменностью. Бонни было странно слышать подобную критику из уст женщины, которая всех предыдущих приятелей Бонни считала робкими, не нашедшими себя в жизни неудачниками. И если мать никогда не называла поклонников Бонни «мерзавцами», то Макса Лама она быстренько наградила этим эпитетом, что Бонни болезненно переживала до самого дня свадьбы.

И вот теперь, когда Макса явно охватило безумие, Бонни с тревогой вспоминала слова матери. Неприятные черты характера Макса проявились настолько очевидно, что даже Бонни вынуждена была признать это. Августин понял, о чем она говорила.

— Ваш муж считает себя умнее всех.

— К сожалению, — согласилась Бонни.

— Это ясно даже из его телефонных звонков.

— Но, во всяком случае, — Бонни замялась, собираясь с духом, — пока ему удается сохранить свою жизнь.

— Наверное, понял, что иногда полезно держать рот на замке. — Августин встал и потянулся. — Я устал. Может, отложим осмотр шрама на другой раз?

Бонни рассмеялась и согласилась. Подождав, пока за Августином закроется дверь спальни, она позвонила Питу Арчибальду домой в Коннектикут.

— Я разбудила тебя? — спросила Бонни.

— Вовсе нет. Макс предупредил, что ты можешь позвонить.

У Бонни слова застряли в горле.

— Ты… Пит, ты говорил с ним?

— Почти целый час.

— Когда?

— Сегодня вечером. Ему все не дает покоя мысль, что Билл Напп может перехватить у него рекламу «Бронко». Я сказал ему, чтобы он не волновался, у Билла сейчас полно других дел…

— Пит, меня интересует не это. Откуда Макс звонил?

— Не знаю, Бон. Я был уверен, что он и тебе позвонил.

— Он сказал тебе, что случилось? — спросила Бонни, стараясь скрыть боль в голосе.

Пит Арчибальд замялся, что-то промычал, нервно закашлял.

— Так, в общих чертах. Понимаешь, Бонни, все женатые пары, во всяком случае те, которые я знаю, проходят через подобные ссоры. И я вовсе не виню тебя за то, что ты не сказала мне правду, когда звонила в прошлый раз.

— Питер! — воскликнула Бонни. — Мы с Максом не ссорились. И я на самом деле рассказала тебе все, как есть. — Она взяла себя в руки. — Во всяком случае, так это звучало в изложении Макса.

Возникла неловкая пауза, затем Пит Арчибальд продолжил:

— Бон, вы сами все уладите, хорошо? Я не хочу вмешиваться в ваши отношения.

— Ты прав, абсолютно прав. — Тут Бонни осознала, что стучит по подлокотнику кресла свободной рукой, сжатой в кулак. — Пит, не хочу долго задерживать тебя, но, может, ты скажешь мне, о чем еще говорил Макс?

— Да так, мы просто трепались.

— Целый час?

— Ну ты же знаешь своего мужа.

«А может, и не знаю», — подумала Бонни.

Она попрощалась с Питом Арчибальдом и положила трубку. Затем подошла к спальне Августина и постучала в дверь. Не получив ответа, Бонни проскользнула в комнату и присела на уголок кровати. Она подумала, что Августин спит, но тут он повернулся и спросил:

— Не очень хорошая ночь, чтобы проводить ее в комнате с черепами, да?

Бонни Лам покачала головой и заплакала.

* * *


Иди Марш решила воспользоваться ситуацией. Пока все шло по плану. Представитель «Мидвест Кэжьюелти» делал подробные записи, переходя за ней по дому Торреса из комнаты в комнату. Многие вещи были разбиты на мелкие куски, их стоимость не поддавалась определению, поэтому Иди завышала сумму ущерба для страхового заявления. Осколки фарфорового сервиза она трогательно описала как бесценную антикварную вещь, унаследованную Тони от прабабушки из Сан-Хуана. Остановившись перед голой стеной в спальне, Иди указала на гвоздики, на которых раньше висели два оригинала (очень дорогих) акварелей кисти легендарного Жан-Клода Жаро — умершего в муках гаитянского художника, которого Иди выдумала сама. Развалившийся на куски комод с ее слов превратился в шкаф красного дерева ручной работы, в котором висело восемь кашемировых свитеров, унесенных безжалостным ураганом.

— Восемь свитеров, — повторил Фред Дов и поднял голову от своих записей. — В Майами?

— Тончайший шотландский кашемир… можете себе представить? Спросите у своей жены, она вам подтвердит, что от такой потери можно получить разрыв сердца.

Фред Дов достал из кармана пиджака небольшой фонарик и вышел наружу, чтобы оценить степень разрушения дома. Вскоре Иди услышала доносившийся с заднего двора собачий лай, сопровождавшийся громкой руганью. К тому времени, как она добралась до заднего двора, таксы уже изрядно потрепали страхового агента. Иди отвела его в дом, усадила в шезлонг, закатала брючины и смазала кровоточившие лодыжки антисептической жидкостью, которую принесла из кухни.

— Слава Богу, что это были не ротвейлеры, — промолвил Фред Дов, несколько успокоенный заботами Иди и мягкими прикосновениями полотенца.

Иди с готовностью извинилась за нападение собак. Она велела Фреду принять лежачее положение и поднять повыше ноги, чтобы замедлить кровотечение. Откинувшись на спинку шезлонга, агент увидел на стене грамоту Тони Торреса «Лучший продавец года».

— Впечатляющая награда, — заметил он.

— Да, это был для нас радостный день. — Иди лучезарно улыбнулась, изображая гордость за мужа.

— А где же мистер Торрес?

Иди ответила, что муж уехал в Даллас на совещание продавцов трейлеров. Уже во второй раз Фреда Дова охватили некоторые сомнения.

— Во время урагана? Должно быть, очень важное совещание.

— Совершенно верно. Там ему будут вручать еще одну награду.

— Вот как.

— Поэтому он вынужден был поехать. Я имею в виду, что ему просто нельзя было пропустить это совещание, это выглядело бы как неуважение.

— Я тоже так считаю. А когда мистер Торрес вернется в Майами?

Иди театрально вздохнула.

— Не знаю. Надеюсь, что скоро.

Страховой агент попытался поставить спинку шезлонга в вертикальное положение, но ее заело, поэтому Иди Марш помогла ему подняться. Он сказал, что хочет еще раз осмотреть спальню.

Иди полоскала в раковине окровавленное полотенце, когда услышала, что страховой агент зовет ее. Она поспешила в спальню и увидела, что Фред Дов держит в руке фотографию в рамке, которую он отыскал в куче обломков. На фотографии был изображен Тони Торрес с огромной мертвой рыбиной, пасть у которой напоминала по размеру мусорное ведро.

— Слева — это Тони, — пояснила Иди, сухо и нервно хохотнув.

— Отличный экземпляр. Где он ее поймал?

— В океане. — «Где же еще?» — подумала Иди.

— А это кто? — Страховой агент поднял с пола другую фотографию.

Стекло рамки было разбито, сама фотография покорежилась от дождя. Это была цветная фотография 9x12, вставленная в позолоченную рамку с филигранью: Тони Торрес обнимал одной рукой за талию небольшого роста, но полногрудую латиноамериканку. Оба радужно улыбались.

— Это его сестра Мария, — выпалила Иди, чувствуя, что ее игра подходит к концу.

— Она в свадебном платье, — заметил Фред Дов без тени сарказма. — А мистер Торрес в черном фраке.

— Он был свидетелем на ее свадьбе.

— Вот как? Но он так нежно ее обнимает.

— Они очень дружны, родные брат и сестра, — уже менее уверенным тоном произнесла Иди.

Фред Дов расправил плечи и спросил уже более резким тоном:

— А у вас случайно нет каких-нибудь документов? Меня устроят водительские права. Или любой другой документ с фотографией.

Иди Марш промолчала. Ее пугало то, что на нее могут навесить еще одно преступление.

— Давайте я попробую угадать, — предложил страховой агент. — Все ваши документы пропали во время урагана.

Иди склонила голову, размышляя: «Я не могу снова потерпеть неудачу. Должно же мне хоть раз повезти».

— Проклятье, — громко вымолвила она.

— Простите?

— Я сказала «проклятье». Это значит, что я сдаюсь. — Иди отказывалась верить в происходящее… эта гребаная свадебная фотография! Тони и эта неверная шлюха, которую он собирался нагреть на половину страховки. Жаль, что Кусака смылся, это зрелище в десять раз поинтересней «Салли Джесси».

— Кто вы? — голос Фреда Дова звучал теперь строго и официально.

— Послушайте, что теперь будет?

— А я вам скажу совершенно точно, что теперь будет…

В этот момент в генераторе закончился бензин, и он заглох, чихнув несколько раз. Погасли лампочки и телевизор, в доме 15600 по Калуса-драйв внезапно стало тихо, как в часовне. И только на заднем дворе две таксы тихонько повизгивали, пытаясь освободиться от поводков.

Фред Дов полез в карман за фонариком, но Иди Марш удержала его, схватив за запястье. Она решила, что ничего не потеряет, если предпримет последнюю попытку.

— Что вы делаете? — удивился страховой агент. Иди поднесла его ладонь к своим губам.

— Что вы хотите?

Фред Дов застыл, как статуя.

— Говорите, — языком Иди нежно облизывала костяшки его пальцев, — что вы хотите?

— Что я хочу… чтобы не вызывать полицию? Вы это имеете в виду? — срывающимся шепотом произнес страховой агент.

Иди улыбнулась. Ладонь Фреда Дова ощутила прикосновение ее губ и зубов.

— На какую сумму застрахован дом? — спросила Иди.

— Зачем вам это знать?

— Сто двадцать тысяч? Сто тридцать?

— Сто сорок одна, — ответил Фред Дов и подумал: «У нее невероятно нежное дыхание».

Иди переключилась на сексуально-ласковый тон, тот самый, с помощью которого ей не удалось соблазнить в Палм-Бич молодого Кеннеди.

— Сто сорок одна? Вы уверены, мистер Дов?

— Да, сумма страховки такова из-за плавательного бассейна.

— Ох, конечно же. — Иди прижалась крепче, сожалея о том, что надела бюстгальтер, хотя, как она подозревала, сейчас это уже не имело большого значения. Тормозные колодки у бедняги Фредди уже задымились. Она пощекотала ресницами шею страхового агента и почувствовала, как его лицо уткнулось в ее волосы.

— Что вам нужно? — с трудом вымолвил Фред Дов.

— Мне нужен партнер, — ответила Иди Марш, скрепляя их соглашение долгим страстным поцелуем.

* * *


Сержант Кейн Дарби относился к службе в Национальной гвардии с той же серьезностью, с какой относился к своей официальной работе в качестве охранника в тюрьме строгого режима. И хотя он предпочел бы остаться в Старке с грабителями и убийцами, долг призвал Кейна Дарби в Южную Флориду на следующий же день после урагана. Подразделением Национальной гвардии, в котором находился Дарби, командовал ночной управляющий рестораном, который строго-настрого проинструктировал своих подчиненных открывать только ответный огонь. Судя по тому, что Дарби знал о Майами, ситуация, когда их могли обстрелять, отнюдь не казалась такой уж невероятной. Но тем не менее, он понимал, что основными задачами Национальной гвардии являются поддержание порядка, оказание помощи нуждающимся и борьба с мародерством.

В первый день по прибытии их подразделение до самого вечера устанавливало палатки для бездомных, выгружало из трейлера Красного Креста тяжелые баки с питьевой водой. После ужина Кейна Дарби назначили нести дежурство на комендантском посту на Квейл Руст-драйв, недалеко от Флорида-Тернпайк. Дарби и еще один гвардеец — мастер фабрики по производству бумаги — заступили на дежурство, в их обязанности входило останавливать и проверять легковые и грузовые автомобили. У большинства водителей имелись уважительные причины для того, чтобы находиться в пути после наступления комендантского часа, — некоторые разыскивали пропавших родственников, другие ехали в больницу, а третьи просто заблудились в отсутствие всяких указателей. Если возникал вопрос о разрешении проезда, то мастер с бумажной фабрики целиком полагался в этом на сержанта Дарби, поскольку тот работал в правоохранительных органах. Нарушали комендантский час в основном телевизионщики, зеваки и подростки, намеревавшиеся украсть что-нибудь. Такие машины Кейн Дарби останавливал и отсылал обратно на шоссе.

В полночь мастер с бумажной фабрики вернулся в лагерь, оставив сержанта Дарби одного у шлагбаума. Сержант подремал примерно пару часов, но внезапно его разбудило громкое фырканье. Затуманенному взору Дарби предстала фигура большого медведя, она находилась ярдах в тридцати, на краю поляны, окруженной соснами. А может, это была просто причудливая тень, поскольку совсем не напоминала шарообразных черных медведей, которых Кейн Дарби, будучи браконьером, частенько отстреливал в национальном заповеднике Окала. А этот зверь был футов семь ростом.

Чтобы взгляд прояснился, Кейн Дарби закрыл глаза, крепко сомкнув веки, а затем очень медленно открыл их. Огромная фигура продолжала стоять на том же месте — этакий неподвижный призрак. Здравый смысл подсказывал сержанту, что он ошибается… не может быть таких огромных медведей во Флориде! И все же он очень похож…

И Кейн Дарби вскинул ружье.

Но тут краешком глаза сержант заметил фары автомобиля, мчащегося по Квейл Руст-драйв. Он повернулся, чтобы посмотреть, в чем дело. Кто-то летел на большой скорости к его посту, словно летучая мышь, вырвавшаяся из преисподней. Судя по вою сирен, машину преследовала половина полиции города.

Когда Кейн снова повернулся к медведю, или к тому, что выглядело как медведь, там уже ничего не было. Сержант опустил ружье и переключил все свое внимание на сумасшедшего, который управлял приближавшимся грузовиком. Кейн Дарби застыл перед полосатым шлагбаумом в угрожающей позе: спина прямая, ноги расставлены, ружье на изготовку.

В полумиле позади грузовика тянулась цепочка синих и красных мигалок, но беглеца, похоже, погоня не пугала. Грузовик приближался, и Кейн Дарби принялся лихорадочно прикидывать в уме варианты. Этот идиот не собирается останавливаться, теперь это вполне очевидно, ведь сейчас ему должно быть хорошо видно (если только он не слепой, пьяный или и то и другое вместе) человека в форме, преградившего путь.

Но грузовик не только не снизил скорости, а, наоборот, даже увеличил ее. Отскакивая в сторону, Кейн Дарби выругался. Больше всего в этой ситуации сержанта оскорбило полное неуважение водителя к человеку в форме, и не важно, была ли это форма Департамента исполнения наказаний или Национальной гвардии. Поэтому, когда идиот-водитель снес шлагбаум, сержант в сердцах пальнул вслед несколько раз.

Оцепенев от изумления, Кейн Дарби наблюдал, как грузовик на полной скорости вылетел с дороги и плюхнулся в дренажный канал. Такого не ожидал никто, даже сам водитель грузовика — Гил Пек. Звуки выстрелов настолько напугали его, что он даже не смог отыскать ногой педаль тормоза.

Единственное, что не удивило Гила Пека, учитывая тяжелый груз ворованных кирпичей, так это с какой быстротой машина погрузилась в теплую мутную воду. Гил выбрался через окно кабины, доплыл до берега и расплакался, проклиная свою злую судьбу. Все его трофеи были потеряны, за исключением пакета с гашишем, который всплыл на поверхность как раз в тот момент, когда подъехала первая полицейская машина.

Но сейчас даже наркотик не так сильно волновал Гила Пека. Как только на него надели наручники, он заявил:

— Я не убивал его!

— Кого? — спросил полицейский.

— Ну, того парня, вы же знаете. Парня на стоянке трейлеров. — Гил Пек был уверен, что полицейские преследовали его именно потому, что обнаружили тело распятого человека.

Но они, оказывается, не обнаружили никакого трупа. На душе у Гила стало еще хуже. Надо было держать за зубами проклятый язык. А теперь уже слишком поздно. На поверхность канала начали всплывать розовые и голубые трусики-бикини, похожие на медуз.

— Что за парень и какая стоянка трейлеров? — задал вопрос полицейский.

Гил Пек рассказал ему о мертвеце, распятом на тарелке телевизионной спутниковой антенны. Когда прибыли другие полицейские, Гил повторил свой рассказ и еще раз решительно заявил о своей невиновности. Один из полицейских предложил Гилу проводить их к месту преступления, и тот согласился.

После того как фельдшер осмотрел Гила на предмет сломанных костей, мародера усадили в задний зарешеченный отсек патрульного автомобиля, за рулем которого сидел крупный темнокожий полицейский в шляпе «стетсон». По пути к стоянке трейлеров Гил Пек разразился еще одним страстным монологом по поводу своей невиновности.

— Но если вы не убивали его, — оборвал Гила патрульный, — то почему убегали от нас?

— Меня напугала та жуткая картина. — Гил вздрогнул. — Сами увидите.

— Ох, сгораю от нетерпения, — буркнул патрульный.

— Сэр, вы христианин?

«Удивительно, как быстро наручники заставляют вспомнить о Боге», — подумал патрульный и спросил у Гила:

— Вам зачитали ваши права?

Гил Пек прижался лицом к прутьям решетки.

— Если вы христианин, то должны поверить моим словам. Это не я распял того беднягу.

Но Джим Тайл всем своим христианским сердцем надеялся, что сделал это именно Гил Пек. В противном случае серьезное подозрение падало на человека, которого Джим не хотел арестовывать, если только у него просто не будет выбора.


Глава 9


Пока Макс Лам дважды звонил по телефону, Сцинк стоял рядом, прислушиваясь к разговору. Будка телефона-автомата находилась на стоянке для грузовиков на Кроум-авеню, на самом краю Эверглейдс. По дороге на юг в зону бедствия тянулись вереницы грузовиков с длинными прицепами, нагруженными лесоматериалами, листовым стеклом и толем. Никто из шоферов даже дважды не взглянул на небритого мужчину в телефонной будке, хотя их внимание и мог бы привлечь ошейник.

Когда Макс Лам повесил трубку, Сцинк схватил его за руку и повел к гидроплану, стоявшему у берега мутного канала. Сцинк приказал Максу лечь на носу гидроплана, и, в таком положении он оставался в течение двух часов, ощущая каждой косточкой вибрацию корпуса, а уши у Макса заложило от шума двигателя. Сцинк больше не пел, и Макс терялся в догадках, какими же своими действиями он вызвал очередное недовольство похитителя.

По дороге они остановились один раз. Сцинк ненадолго покинул гидроплан и вернулся с большой картонной коробкой, которую поставил на носу рядом с Максом. Их путешествие продолжалось до сумерек, и когда Сцинк наконец разрешил Максу подняться, тот с удивлением обнаружил, что они вернулись в индейскую деревню. Пробыли они здесь недолго, и у Макса не хватило времени поговорить со Сцинком о том, чтобы вернуть свою видеокамеру. Сцинк позаимствовал в деревне фургон, поставил коробку на заднее сиденье, а своего пленника пристегнул ремнем к сиденью пассажира. Обезьяны нигде не было видно, что вполне устраивало Макса.

Сцинк надел свою шапочку для душа, и они продолжили путешествие. Максу захотелось в туалет, но он не осмелился попросить Сцинка остановить машину, у него вообще поубавилось уверенности в том, что он сможет уговорить похитителя отпустить его.

— Что-то случилось? — все же поинтересовался Макс.

Сцинк наградил его холодным взглядом.

— Я помню твою жену. Видел ее на пленке, она обнимала и успокаивала двух маленьких девочек.

— Да, это Бонни.

— Прекрасная женщина. Ты как раз показал ее лицо крупным планом.

— А нельзя ли остановить машину, — не вытерпел Макс, — хоть на минутку.

Сцинк не отрывал взгляда от дороги.

— У твоей жены доброе сердце, на пленке это сразу видно.

— Она святая, — согласился Макс. Он засунул обе ладони между ног, решив, что лучше завязать член узлом, чем обмочиться на глазах губернатора.

— И почему она связалась с тобой, не могу понять. Загадка, да и только. — Сцинк резко остановил машину. — Почему ты не поговорил с ней сегодня? Звонил приятелю в Нью-Йорк, своим родителям в гребаный Милан в Италии. Но почему не Бонни?

— Я не знаю, где она. А этот чертов автоответчик…

— Да еще нес какую-то чепуху о том, что вы поссорились…

— Я не хотел беспокоить Питера.

— Ладно, Бог с тобой. — Сцинк переключил скорость на «нейтралку» и, распахнув дверцу, выскочил из машины. Он вновь появился в свете фар — этакий седовласый призрак, склонившийся над дорогой.

Макс прильнул к окну, чтобы посмотреть, что он делает.

Вернувшись в машину, Сцинк положил на сиденье рядом с Максом мертвого опоссума, отчего Макс отшатнулся с отвращением. Через несколько миль Сцинк добавил к вечернему меню раздавленную грузовиком длинную змею. Макс напрочь позабыл о своем мочевом пузыре и вспомнил о нем только тогда, когда они сделали привал в пустой конюшне к западу от Кроум.

Лошади разбежались, напуганные ураганом, а их владелец собрал седла и упряжь и насыпал корма на тот случай, если животные вернутся. Стоя в темноте, Макс торопливо облегчил мочевой пузырь. Мелькнула мысль убежать, но он боялся, что один не проживет в лесу даже до утра. В представлении Макса вся Флорида к югу от Орландо была огромным болотом, в котором обитали дикие звери. У одних из этих зверей имелись когти и ядовитые зубы, другие разъезжали на гидропланах и грабили на дорогах. Но для Макса все они были одинаковы.

Появившийся рядом Сцинк объявил, что ужин скоро будет готов. Макс последовал за ним в конюшню. Он поинтересовался у Сцинка, разумно ли было разводить костер внутри конюшни, на что Сцинк ответил ему, что это очень опасно, но создает комфорт.

Макс удивился тому, что даже шквальный ветер не смог выветрить из конюшни запах конского навоза, но это было даже хорошо, потому что он полностью заглушал запах вареного опоссума и жареной змеи. После ужина Сцинк разделся до своих боксерских трусов и, окутанный облаком старой навозной пыли, сделал двести приседаний. Затем сходил к машине и принес из нее в конюшню большую картонную коробку. Он спросил у Макса, не желает ли тот сигарету.

— Нет, спасибо, — отказался Макс. — Я не курю.

— Да ты шутишь.

— И не думал шутить.

— Но ты же продаешь их…

— Мы занимаемся только рекламой, вот и все.

— Ах, значит, только рекламой. — Сцинк поднял с земли свои брюки и принялся шарить по карманам. Макс решил, что он ищет спички, но ошибся. Сцинк искал пульт управления электрошоковым ошейником.

Когда Макс пришел в себя, то обнаружил, что лежит на мокром спрессованном сене. Глазные яблоки прыгали в глазницах, шею жгло и щипало. Он сел и спросил:

— Что я такого сделал?

— Ты должен быть наверняка уверен в товаре, который рекламируешь.

— Послушайте, я не курю.

— Можешь научиться. — Перочинным ножом Сцинк вскрыл картонную коробку, она была полна сигарет «Бронко», блоков, наверное, сорок.

Макса охватила тревога.

Похититель еще раз спросил у Макса, как можно быть уверенным в товаре, если сам его не попробовал, на что Макс с угрюмым видом ответил:

— Я еще рекламирую душ с запахом малины, но сам-то я им не пользуюсь.

— Поосторожнее, — воскликнул Сцинк, — а то ты меня снова разозлишь. — Он открыл пачку сигарет, вытащил одну и вставил ее между губами Макса. Затем чиркнул спичкой о стену конюшни и прикурил сигарету. — Ну?

Макс выплюнул сигарету.

— Но это же просто смешно.

Сцинк поднял окурок и вновь вставил его между плотно сжатыми губами Макса.

— У тебя два варианта, — предупредил Сцинк, поглаживая пальцем кнопку пульта. — Или будешь курить, или…

Макс Лам с явной неохотой сделал затяжку и тут же закашлялся. Положение Макса усугубилось еще и тем, что Сцинк привязал его к столбу.

— Такие люди, как ты, Макс, для меня полная загадка. Зачем вы приезжаете сюда? Почему так себя ведете? И вообще, почему вы живете такой жизнью?

— Ради Бога…

— Помолчи лучше, прошу тебя.

Сцинк порылся в своем рюкзаке и вытащил оттуда плейер «Уокмэн». Устроившись в сыром углу конюшни, он надел наушники и прикурил что-то вроде самокрутки, правда, пахла она совсем не как марихуана.

— Что это? — спросил Макс.

— Жаба. — Сцинк сделал глубокую затяжку. Через несколько минут глаза у него округлились, шея обмякла.

Макс Лам, словно автомат, курил сигарету за сигаретой. Время от времени Сцинк открывал глаза и приставлял палец к своей шее, напоминая Максу об ошейнике. Макс курил и курил. Он заканчивал уже двадцать третью сигарету, когда Сцинк вышел из транса и поднялся.

— Чертовски хорошая жаба. — Он вытащил у Макса изо рта сигарету.

— Мне плохо, капитан.

Сцинк развязал его и разрешил отдохнуть.

— Завтра ты позвонишь и оставишь сообщение для жены. Мы организуем встречу.

— Зачем?

— Чтобы я мог понаблюдать за вами двоими. Хочу увидеть, как вы будете вести себя, смотреть в глаза друг другу, ну и все такое прочее, понял?

Сцинк вышел из конюшни, заполз под машину, где свернулся калачиком, и начал похрапывать. Поскольку Макс не переставал кашлять, он решил остаться спать в конюшне.

* * *


Бонни Лам проснулась в объятиях Августина. Но возникшее чувство вины сразу ослабло, как только Бонни увидела, что Августин спит в джинсах и футболке. Она не помнила, чтобы он одевался ночью, но было очевидно, что Августин так и сделал. Бонни была уверена, что близости между ними не было. Да, она много плакала, Августин ее успокаивал, но никакого секса.

Бонни решила потихоньку выскользнуть из кровати, чтобы не разбудить Августина, иначе оба могли почувствовать себя неловко, ведь они лежали обнявшись. А может, никакой неловкости и не возникло бы. Возможно, Августин точно знает, каких слов следует избегать в подобной ситуации. Совершенно ясно, что он умел обращаться с плачущими женщинами, потому что очень нежно гладил ее и шептал слова успокоения. Но когда Бонни поймала себя на мысли, что ей нравится запах его тела, она решила, что сейчас самое время потихоньку встать.

Как Бонни и надеялась, Августин был хорошо воспитан и притворился спящим, пока она благополучно не скрылась на кухне и не занялась приготовлением кофе.

Когда он вошел на кухню, она почувствовала, что покраснела.

— Извините меня, — пробормотала Бонни, — за прошлую ночь.

— А что случилось? Вы меня изнасиловали? — Августин подошел к холодильнику и достал из него коробку с яйцами. — Я очень крепко сплю, поэтому являюсь легкой добычей для сексуально озабоченных дам.

— Особенно для новобрачных.

— Ох, они-то как раз и страшнее всего. Жутко похотливые. Яйца варить или жарить?

— Жарить. — Бонни села за стол, открыла пакетик с сахаром, но умудрилась просыпать сахар мимо чашки. — Прошу вас, поверьте мне. Не в моих правилах спать с незнакомыми мужчинами.

— Если просто спать, то ничего страшного. А вот интимной близости следует опасаться. — Августин принялся чистить над раковиной апельсин. — Да успокойтесь вы. Ничего не произошло.

Бонни улыбнулась.

— Но могу же я хотя бы поблагодарить вас за дружеское участие.

— Всегда пожалуйста, миссис Лам. — Августин бросил взгляд через плечо. — Что вас так развеселило?

— Джинсы.

— Только не говорите, что на них дырка.

— Нет. Просто… понимаете, вы встали среди ночи, чтобы надеть их. Очень благородный жест.

— На самом деле это скорее была мера предосторожности. — Горячая сковородка зашипела, когда Августин принялся разбивать на нее яйца. — Меня даже удивляет, что вы обратили на это внимание.

Эта фраза заставила Бонни снова покраснеть.

Во время завтрака раздался телефонный звонок. Звонили из морга, куда поступил еще один неопознанный труп. Дежурный коронер хотел, чтобы Бонни заехала взглянуть на него. Августин пообещал, что Бонни перезвонит им позже, положил трубку и передал Бонни просьбу коронера.

— А они могут заставить меня поехать туда? — спросила она.

— Не думаю.

— Я не хочу туда ехать, потому что это не Макс. Он сейчас слишком занят разговорами со своим рекламным агентством.

— Они сказали, что это белый мужчина. Явное убийство.

Последнее слово повисло в воздухе, словно клуб дыма. Бонни отложила вилку.

— Это не может быть он.

— Вероятно, — согласился Августин. — Нам незачем ехать в морг.

Бонни поднялась из-за стола и направилась в ванную. Вскоре Августин услышал шум душа. Он мыл тарелки, когда Бонни вернулась в кухню. Уже одетая, мокрые волосы зачесаны назад, губы подкрашены розовой губной помадой, которую она отыскала в аптечке.

— И все же я хочу убедиться.

Августин кивнул.

— Да, так будет лучше.

* * *


Настоящее имя Кусаки было Лестер Мэддокс Парсонс. Мать назвала его так в честь одного политика из штата Джорджия, который прославился тем, что избил рукояткой топора темнокожих посетителей ресторана. Мать Кусаки была убеждена, что Лестер Мэддокс должен стать президентом Соединенных Штатов и всего сообщества белых людей. Отцу Кусаки больше нравился Джеймс Эрл Рей. Когда Кусаке было всего семь лет, родители впервые взяли его с собой на собрание Ку-клукс-клана. По такому случаю миссис Парсонс нарядила сына в балахон, сшитый из белых муслиновых наволочек, особенно она гордилась маленьким капюшоном. Все куклуксклановцы и их жены принялись наперебой расхваливать маленького Лестера, особенно подчеркивая, какой он симпатичный и какие у него правильные и типичные черты южанина. Это была явная лесть, потому что сквозь прорези капюшона были видны только карие бусинки его глаз. «Откуда они знают, а может быть, я негр!» — подумал тогда мальчик.

Ему нравились собрания Ку-клукс-клана, здесь жарили мясо на вертелах, зажигали огромные костры. И Лестер очень расстроился, когда их семья перестала посещать собрания, но он не мог спорить с родителями. А они вынуждены были прекратить посещение собраний из-за «несчастного случая», и мальчик прекрасно помнил ту ночь. Лицо отца было закрыто традиционным капюшоном, а когда наступил решающий момент поджигания креста, он нечаянно вместо креста поджег Великого Дракона местной организации. В отсутствие пожарного шланга перепуганные куклуксклановцы были вынуждены спасать своего горящего руководителя с помощью баночного пива. Когда огонь был потушен, отец Лестера уложил обгоревшего Великого Дракона на сиденье своей машины и отвез в больницу. И хотя Дракон выжил, от его тщательно охраняемой анонимности не осталось и следа. Так уж случилось, что когда Великого Дракона без капюшона и в обгоревшем балахоне доставили в приемный покой, там оказалась съемочная группа местного телевидения. И как только телевидение оповестило всех о принадлежности этого человека к Ку-клукс-клану, он ушел с поста окружного прокурора и уехал в Мэйкон. Отец Лестера винил себя в происшедшем, а другие куклуксклановцы гораздо более резко высказывались в его адрес. Усугубило ситуацию еще и сообщение в газете, поведавшее, что молодой врач, спасший умирающего Великого Дракона, был негром.

Парсонсы решили выйти из организации, пока у них еще был выбор сделать это. Отец Лестера вступил в лигу игроков в боулинг, в которую не принимали негров, а мать занялась рассылкой рекламных листков в поддержку Дж. Б. Стоунера — известного расиста, который периодически участвовал в выборах. Политика не привлекала молодого Лестера, который всю свою энергию подростка, достигшего половой зрелости, направил в криминальную сферу. В тот день, когда ему исполнилось четырнадцать лет, Лестер бросил школу, а его слишком занятые родители узнали об этом почти через два года. К тому времени доход парня от краж канавокопателей и бульдозеров дважды превышал доход его отца от ремонта таких машин. Парсонсы всеми силами старались не замечать, что сын отбился от рук, и даже когда у парня начались неприятности с полицией, мать заявила, что к их мальчику просто придираются. А отец сказал, что в его возрасте все мальчишки ведут себя так.

Лестеру Мэддоксу Парсонсу было семнадцать лет, когда он получил свою кличку Кусака. Он заводил фермерский трактор, стоявший на арахисовой плантации, и в этот момент его застукал сторож. Лестер выскочил из машины и бросился на сторожа, который спокойно «отрихтовал» Лестеру лицо прикладом обреза. Три дня Лестер просидел в полицейском участке графства, и только после этого появился доктор и осмотрел его челюсть, которая сместилась примерно градусов на тридцать шесть. Чудо, что ее вообще удалось спасти, а металлические скобы Лестер носил до двадцати двух лет.

Тюрьма штата Джорджия преподала Лестеру важный урок: свои расовые взгляды лучше всего держать при себе. Поэтому, когда Авила представил Кусаку остальным членам бригады «кровельщиков», Кусака отметил про себя (но промолчал), что двое из четырех рабочих были такие же черные, как гудрон, который они перемешивали. Третьим был молодой мускулистый гомик с татуировкой «69» на нижней губе, а четвертый — какой-то полоумный белый из графства Санта-Роза, он говорил на таком ужасном английском, что Кусака и остальные «кровельщики» с трудом понимали его. И хотя за плечами у каждого из них было немало уголовных дел, Кусака явно не испытывал к ним духовной близости.

Авила собрал их всех вместе на инструктаж.

— Благодаря урагану, в графстве Дэйд сейчас сто пятьдесят тысяч домов нуждаются в новых крышах, — начал он. — Только идиот может упустить такой случай, чтобы выманить денежки у этих бедняг.

План заключался в том, чтобы набрать как можно больше заказчиков, выполнив при этом минимум настоящих кровельных работ. Поскольку Кусака был в костюме и галстуке, ему поручалось пудрить мозги клиентам, заключать с ними «контракты» и собирать авансы.

— Людям сейчас чертовски нужны новые крыши, — радостным тоном продолжил Авила. — Они мокнут под дождем, жарятся на солнце, их пожирают насекомые. Они готовы платить большие деньги, лишь бы побыстрее обрести крышу над головой. — Он поднял ладони к небу. — Эй, да неужели их будет волновать цена? Господи, ведь это же деньги страховых компаний.

Один из «кровельщиков» поинтересовался, много ли придется в действительности работать. Авила ответил, что небольшой участок крыши придется починить на каждом доме.

— Чтобы успокоить клиентов, — пояснил он.

— Что ты называешь небольшим участком? — не сдавался кровельщик.

Его поддержал товарищ:

— Босс, сейчас ведь август, черт побери. Я знал парней, которые окочурились от солнечных ударов.

Авила заверил всех, что придется для видимости отремонтировать на каждой крыше квадратный метр, а может, и того меньше.

— А потом можете смываться. К тому времени, когда они поймут, что вы уже никогда не вернетесь, будет поздно.

Полоумный пробормотал что-то насчет строительных лицензий. Авила повернулся к Кусаке.

— Если будут спрашивать лицензию, ты знаешь что делать.

— Уносить ноги?

— Естественно!

Кусаку не очень-то привлекала перспектива ходить от дома к дому, а особенно встречаться с собаками. Он попытался возразить Авиле:

— Придется много говорить с незнакомыми людьми, а я этого терпеть не могу. Почему бы тебе самому не заняться этими контрактами?

— Потому что я осматривал многие из этих чертовых домов, когда работал инспектором.

— Владельцы могут этого и не знать.

Чанго предупреждал Авилу, чтобы он был осторожен. Чанго был божеством, которому поклонялся Авила, этаким его ангелом-хранителем, и в благодарность за предупреждение свыше Авила принес ему в жертву черепаху и двух кроликов.

— Мне надо держаться в сторонке, — пояснил Авила, — сейчас по всему графству шныряют строительные инспекторы. Если кто-то из них узнает меня, то нам хана.

Кусака не был уверен, действительно ли Авила боится встречи с бывшими сослуживцами, или же он просто чертовски ленив.

— Так где же ты будешь находиться, пока мы будем работать? — поинтересовался Кусака. — Наверное, в кабинете с кондиционером. — Среди «кровельщиков» раздались одобрительные восклицания, они явно были солидарны с Кусакой.

Но Авила быстро восстановил свой статус босса.

— Работать? Да ведь не будет на самом деле никакой работы. Вас, ребята, наняли не потому, что вы умеете варить гудрон, а потому, что выглядите так, как будто умеете это делать.

— А как насчет меня? — не сдавался Кусака. — Почему ты нанял меня?

— Потому что мы не можем заполучить на эту роль Роберта Редфорда. — Авила встал, давая тем самым понять, что совещание закончено. — Кусака, а как ты сам думаешь, почему я тебя взял в дело? Да чтобы люди платили. Понятно! Они только взглянут на тебя и сразу поймут, что с тобой шутки плохи.

Возможно, для обычного уголовника эти слова и прозвучали бы как комплимент, но только не для Кусаки.

* * *


Все матрасы в доме Тони Торреса промокли от дождя, поэтому Иди Марш и страховой агент занялись любовью на шезлонге — довольно шумное и небезопасное удовольствие. Фред Дов нервничал, поэтому Иди пришлось руководить каждым его движением. После акта Фред сообщил, что у него, похоже, сместился межпозвоночный хрящ. Иди так и подмывало ляпнуть: «Да разве у тебя могло хоть что-нибудь сместиться, если ты шевелился, как дохлая курица», но вместо этого она похвалила его, назвав жеребцом. Подобный комплимент всегда приободрял мужчин. Вскоре Фред Дов уснул, положив голову Иди на плечо и свесив ноги с шезлонга, но предварительно пообещав ей указать в страховом заявлении максимальную сумму ущерба, а полученные по страховке деньги поделить с Иди.

За час до рассвета Иди услышала ужасный шум, доносившийся с заднего двора. Она не могла встать и посмотреть в чем дело, потому что была придавлена к шезлонгу телом страхового агента. Судя по визгу, Дональд и Марла взбесились. В конце концов эта суматоха закончилась жалобными визгами и стонами, от которых волосы вставали дыбом. До восхода солнца Иди не пошевелилась, а с первыми лучами потихоньку разбудила Фреда Дова, который тут же впал в панику по поводу того, что забыл вчера позвонить жене в Омаху. Иди посоветовала ему успокоиться и надеть брюки.

Потом она отвела Фреда на задний двор. Единственным напоминанием о таксах были поводки и ошейники. Трава на лужайке была вырвана клочьями, в нескольких местах на влажной серой почве остались полосы следов с глубокими бороздками от когтей.

Один из отпечатков следов совпал по размеру с левым ботинком Фреда Дова.

— Боже мой, — воскликнул он, — а у меня ведь нога не маленькая!

Иди Марш спросила, кому из диких животных могут принадлежать эти следы. Фред предположил, что, судя по размеру, льву или тигру.

— Но я не охотник, — добавил он.

— Можно, я буду жить у тебя? — попросила Иди.

— В отеле «Рамада»?

— А что, туда не пускают женщин?

— Иди, нас не должны видеть вместе. Ни в коем случае, если уж мы с тобой собираемся провернуть это дело.

— Значит, ты хочешь, чтобы я оставалась здесь одна?

— Послушай, мне очень жаль твоих собак…

— Черт побери, да это были не мои собаки.

— Прошу тебя, Иди.

Своими круглыми очками Фред Дов напомнил Иди молодого учителя английского языка, преподававшего в их средней школе. Учитель носил мокасины «Басс» на босу ногу и был без ума от Т. С. Элиота. Иди пару раз «трахнула» его в свободной аудитории, но на выпускном экзамене он все равно поставил ей «удовлетворительно», потому что (как он сам заявил) она совершенно не поняла смысла произведения «Дж. Альфред Пруфрок». С тех пор в душе у Иди засело глубокое недоверие к мужчинам с внешностью учителей.

— Что значит, если собираемся? Мы же с тобой заключили сделку.

— Да, конечно, мы договорились, — согласился Фред Дов.

Когда Фред проследовал за Иди в дом, она поинтересовалась:

— Как быстро ты сумеешь все провернуть?

— Ну, заявление я смогу заполнить на этой неделе…

— Стопроцентный ущерб?

— Совершенно верно.

— Значит, сто сорок одна тысяча. Семьдесят одна мне, семьдесят тебе.

— Правильно. — И все же для человека, на которого неожиданно свалилась куча денег, Фред выглядел довольно подавленно. — Но меня все же беспокоит миссис Торрес…

— Послушай, я же тебе говорила вчера, у Тони серьезные неприятности, так что я сомневаюсь, что он вернется.

— Но разве не ты сказала, что миссис Торрес… настоящая миссис Торрес может вернуться в Майами…

— Вот поэтому тебе и следует поторопиться. Скажи у себя в конторе, что дело срочное.

Страховой агент поджал губы.

— Иди, сейчас каждое дело срочное. Ради Бога, здесь же прошел ураган.

Иди с безразличным видом наблюдала, как он заканчивает одеваться. Целых пять минут Фред пытался разгладить руками складки на брюках, а потом попросил Иди одолжить у соседей утюг, но она напомнила ему, что нет электричества.

— Ты бы лучше отвез меня позавтракать, — предложила Иди.

— Я уже и так опаздываю на встречу в Катлер-Ридж. У одного пожилого бедняги на крышу дома занесло «понтиак». — Фред Дов чмокнул Иди в лоб и как положено, прощаясь по утрам, крепко обнял. — Я вернусь вечером. В девять, хорошо?

— Прекрасно. — Она подумала, что сегодня он наверняка принесет презервативы — еще один смешной тормоз на пути к страсти. Также Иди напомнила себе вынести на солнце один из матрасов, поскольку еще одна напряженная ночь на шезлонге может совсем вымотать Фредди.

— Принеси формы заявления, — напомнила она, — я хочу сама все посмотреть.

Фред сделал заметку в блокноте и сунул его в свой портфель.

— Ох, да, — спохватилась Иди, — мне еще надо пару литров бензина из твоей машины.

Фред Дов удивленно посмотрел на нее.

— Для генератора, — пояснила Иди. — Хорошо бы принять горячую ванну… раз уж ты не позволяешь мне разделить с тобой ванну в отеле «Рамада».

— Ох, Иди…

— И, пожалуй, несколько долларов на продукты.

Увидев, как страховой агент вытаскивает бумажник, Иди несколько подобрела.

— Хороший мальчик. — Она поцеловала Фреда в шею, завершив поцелуй легким укусом, просто так, чтобы подбодрить его.

— Ты меня напугала.

— Успокойся, дорогой, все будет хорошо. — Забрав две бумажки по двадцать долларов, Иди проводила его до машины.


Глава 10


По дороге в морг Августин и Бонни услышали в новостях сообщение о сетчатом питоне длиной около четырнадцати футов, который заполз в столовую предприятия по выпуску замороженных продуктов в Перрине.

— Один из ваших? — спросила Бонни.

— Мне тоже хотелось бы это знать. — Невозможно было выяснить, принадлежала ли эта змея покойному дяде Августина, потому что в составленной от руки Феликсом Моджаком описи отсутствовали какие-либо детали. — У него было два крупных питона, но я же, черт побери, не измерял их.

— Надеюсь, что они не убили его.

— Я тоже надеюсь. — Августину понравилось то, что Бонни проявила заботу о питоне. Не все женщины поступили бы так же.

— Они могут отдать его в зоопарк, — предположила Бонни.

— Или напустить на администрацию графства.

— Злая шутка.

— Я знаю. — Будучи юридически владельцем зверинца, Августин чувствовал себя виноватым в несчастьях, обрушившихся на Бонни Лам. Ведь если бы ее муж не пустился в погоню за обезьяной, он, возможно, и не пропал бы. А вполне вероятно, что это была одна из обезьян дяди Феликса. Но, может быть, и нет.

— А что вы будете делать, если кто-то из ваших животных убьет человека? — без обиняков задала вопрос Бонни.

— Молиться, чтобы это оказался кто-нибудь, кто заслужил это.

Бонни ужаснулась от этих слов, но Августин тут же добавил:

— Я просто не знаю, что еще можно сделать, не устраивать же охоту на них. Вы знаете, какую огромную площадь занимает Эверглейдс?

Некоторое время они ехали молча, потом Бонни снова заговорила:

— Вы правы. Сейчас они свободны, а так и должно быть.

— Я не знаю, как должно быть, но я знаю, как есть на самом деле. Черт побери, ягуары могут сейчас быть уже в Ки-Ларго.

Бонни печально улыбнулась.

— Я бы тоже хотела там оказаться.

Прежде чем войти в холодную прозекторскую, Бонни надела мешковатый лыжный свитер, который Августин прихватил с собой на всякий случай. На этот раз никаких предварительных разговоров перед осмотром трупа не было. Тот же самый молодой коронер провел их прямо в прозекторскую, где в данный момент центром внимания был новый труп неизвестного мужчины. Возле трупа толпились детективы, полицейские в форме и не проявлявшие особого энтузиазма студенты-медики из университета Майами. При появлении Августина и Бонни Лам они расступились.

Румяный, седовласый мужчина в медицинском халате стоял у изголовья железного стола. Он приветливо кивнул и сделал шаг назад. Затаив дыхание Бонни взглянула на труп. Мужчина на столе был толстопузый и лысый, его кожа оливкового цвета от плеч и до кончиков ног была покрыта редкими блестящими черными волосками. В центре груди зияла рана малинового цвета, шея была покрыта цепочкой кровоподтеков, очень напоминавших багровые отпечатки пальцев.

— Это не мой муж, — вымолвила Бонни Лам.

Августин вывел ее из прозекторской. За ними последовал высокий темнокожий полицейский.

— Миссис Лам?

Бонни не остановилась, продолжая двигаться, словно на автопилоте.

— Миссис Лам, мне надо поговорить с вами.

Бонни обернулась. Полицейский был широкоплечим, мускулистым, он шел, слегка прихрамывая на правую ногу. На нем была форма патрульной службы штата, в огромных ладонях полицейский сжимал шляпу «стетсон». Похоже, он, как и Бонни с Августином, был рад покинуть прозекторскую.

Августин поинтересовался, что у него за проблема, и полицейский предложил пойти куда-нибудь поговорить.

— О чем? — спросила Бонни.

— Об исчезновении вашего мужа. Просто у меня есть кое-какие соображения, вот и все. — Его манера поведения была явно нетипична для полицейского в форме. — Всего несколько вопросов, я обещаю.

Августину было непонятно, с какой это стати патрульная служба интересуется пропавшими людьми.

— Она уже говорила с агентами ФБР.

— Это не займет много времени.

— Если у вас есть какие-то новости, то я хотела бы их услышать, — согласилась Бонни.

— Я знаю отличный итальянский ресторанчик, — предложил патрульный.

Августин понял, что Бонни уже приняла решение.

— Это будет официальный разговор? — все же поинтересовался он.

— Совершенно неофициальный. — Джим Тайл надел шляпу. — Давайте просто поедим.

* * *


В середине 70-х годов человек по имени Клинтон Тайри вступил в борьбу за пост губернатора Флориды. По всем параметрам он казался идеальным кандидатом, этакой свежей и чистой струей в эпоху цинизма. Местный уроженец, симпатичный, статный, бывшая звезда футбольной команды колледжа, награжденный орденами и медалями ветеран вьетнамской войны. В ходе избирательной компании он мог вести заумные разговоры в Палм-Бич или изображать из себя простачка в Панхэндле. Средства массовой информации расхваливали его, потому что он говорил законченными фразами, без подготовки и без бумажки. Но самое замечательное состояло в том, что его прошлая личная жизнь не была запятнана сомнительными сделками, до которых так были охочи журналисты и читатели.

Репутацию Клинтона Тайри как политика портил только тот факт, что он в течение пяти лет работал профессором английской литературы во Флоридском университете, а исторически считалось — такой кандидат слишком умен, слишком образован и слишком вольнодумен, чтобы занимать пост губернатора штата. Однако, как это ни удивительно, избиратели простили Клинтону Тайри его образованность и выбрали его губернатором.

Таллахасское общество по наивности с восторгом встретило приход нового главы исполнительной власти. Аукционисты, сутенеры и непостоянные артисты, контролировавшие законодательную власть, решили, что Клинтон Тайри, как и большинство его предшественников, просто обязан будет действовать с ними заодно. Ведь он, прежде всего, свой парень, и наверняка поймет, что к чему.

Но под губернаторской улыбкой кинозвезды скрывался дух бунтаря. Он принес с собой в столицу штата такую глубокую преданность делу и честность, что все политики ужаснулись и быстренько решили, что Клинтон Тайри просто сумасшедший. В своем первом после выборов интервью «Нью-Йорк таймс» губернатор заявил, что Флорида гибнет от необузданного и чрезмерного роста промышленности, перенаселенности, загрязнения окружающей среды, а корнем этого зла является алчность. Позже Тайри выступил по радио и обратился с настойчивой просьбой к туристам и будущим жителям в течение нескольких лет не приезжать в Солнечный штат, «а мы за это время наберемся ума-разума». Губернатор объявил борьбу с загрязнением окружающей среды и пообещал значительные налоговые льготы тем графствам, которые сумеют значительно снизить плотность населения. Даже если бы Тайри призвал детей возлюбить Сатану, это вызвало бы меньшую бурю возмущения.

Мнение о полоумии губернатора усугублялось еще и тем фактом, что он отказывался от взяток. И что еще более удивительно, он делился деталями подобных незаконных подношений с агентами ФБР. В результате чего один из наиболее богатых и влиятельных владельцев фирм-застройщиков попал за решетку по обвинению в коррупции. Совершенно ясно, что Клинтон Тайри был сумасшедшим.

Ни один из предыдущих губернаторов не осмеливался посягнуть на строительный бизнес во Флориде. В течение славных семидесяти лет штат находился в руках тех, кто беззастенчиво грабил его природные ресурсы. И вдруг этот безрассудный молодой выскочка стал возмутителем спокойствия, не хуже чертовых коммунистов. Спасем реки. Спасем побережья. Спасем кипарисы. Да когда же это кончится? Журнал «Тайм» поместил фотографию губернатора на обложку. Дэвид Бринкли назвал его «новым популистом». Общество экологов наградило губернатора какой-то медалькой…

В один из вечеров в отдельном кабинете ресторана «Серебряная туфелька» был заключен пакт с целью остановить это безумие. Поскольку героическое вьетнамское прошлое губернатора не позволяло подорвать его репутацию традиционными способами, единственной безопасной тактикой было нейтрализовать его как политика. Был разработан четкий план: законодательное собрание штата должно блокировать любые начинания губернатора, результаты голосования обеспечивались значительными суммами, поступавшими от банкиров, строительных подрядчиков, брокеров с биржи недвижимости, владельцев отелей, союзов фермеров и других глубоко заинтересованных групп, чьи взгляды не совпадали со взглядами Клинтона Тайри.

Подобная тактика увенчалась успехом. Даже друзья-демократы, напутанные реформами губернатора, отвернулись от него без всякого сожаления. И когда Клинтону Тайри стало ясно, что надвигается буря, он начал потихоньку сдавать свои позиции. Каждое поражение в законодательном собрании было для него ударом, его публичные выступления теперь сопровождались скандалами и руганью. Губернатор похудел и перестал стричься, на одной из пресс-конференций появился без рубашки. Тайри писал критические письма в государственные инстанции, раздавал интервью, во время которых цитировал Карла Джанга, Генри Торо и Дэвида Кросби. Однажды ночью патрульный, назначенный в охрану губернатора, нашел его ползающим по кладбищу. Клинтон Тайри объяснил, что намеревался выкопать останки покойного Наполеона Бонапарта Броварда — губернатора, который первым предложил план осушения Эверглейдс. Он собирался раздавать кости Броварда посетителям резиденции губернатора в качестве сувениров.

А тем временем опустошение Флориды продолжалось. Ежедневно в штате селилась тысяча охотников за удачей, и Клинтон Тайри ничего не мог с этим поделать.

И тогда он сдался. Одним пасмурным утром Клинтон Тайри улизнул из Таллахасси, спрятавшись на заднем сиденье губернаторского лимузина, и исчез в джунглях Эверглейдс. В истории штата Флорида еще ни один губернатор добровольно не уходил со своего поста. На самом деле даже ни один выборный чиновник так внезапно и эксцентрично не покинул сцену общественной жизни. Журналисты и писатели буквально устроили охоту на исчезнувшего губернатора, но никому из них не удалось встретиться с ним. Тайри передвигался по ночам, сторонился дорог, приспособился к жизни одинокого болотного бродяги. Те люди, с которыми он все же встречался, знали его как «Сцинка», или просто как «капитана». От случая к случаю он покидал свое убежище, чтобы совершить справедливый поджог, раздобыть свежие батарейки, утащить что-нибудь на дороге.

Только один человек пользовался полным доверием губернатора — темнокожий патрульный, назначенный в охрану губернатора во время избирательной кампании, а позже перешедший на работу в резиденцию губернатора. Тот самый патрульный, который сидел за рулем лимузина в день исчезновения Клинтона Тайри. Только этот полицейский знал местонахождение губернатора, поддерживал с ним связь, следил за его действиями, приходил на помощь, когда Клинтон Тайри совершал ненормальные поступки, что с ним бывало время от времени. Патрульный приезжал сразу после того, как его друг потерял глаз в жестокой драке; еще раз после того, как губернатор обстрелял несколько машин с туристами, приехавшими на пикник; и после поджога парка с аттракционами.

Некоторые годы проходили относительно спокойно.

— Но он все время ждал этого урагана, — сказал Джим Тайл, наматывая на вилку спагетти. — Поэтому у меня и неспокойно на душе.

— Я слышал об этом человеке, — поддержал разговор Августин.

— Тогда вы понимаете, почему мне необходимо поговорить с миссис Лам.

— Миссис Лам, — с ехидцей заметила Бонни, — отказывается верить своим ушам. Вы считаете, что этот ненормальный похитил Макса?

— Пожилая леди, проживающая в том районе, видела человека, описание которого соответствует описанию губернатора. Он нес на плече раздетого мужчину, похожего по приметам на вашего мужа. — Джим Тайл сделал паузу, чтобы миссис Лам смогла представить себе эту сцену. — Не знаю, как у этой леди со зрением, но проверить стоит. Вы упоминали о пленке… с голосом похитителя.

— Пленка осталась дома, — напомнил Августин.

— Не возражаете, если я прослушаю ее?

— Но это же смешно, вы говорите… — начала Бонни.

— А я не вижу здесь ничего смешного, — возразил ей Джим Тайл.

Бонни отодвинула тарелку с остатками спагетти.

— А какой у вас во всем этом интерес?

— Он мой; друг. И он в опасности, — ответил патрульный.

— Но меня волнует только Макс.

— Они оба в опасности.

Бонни попросила рассказать о толстяке, которого она видела в морге. Джим сообщил, что этого человека задушили и прикололи к тарелке спутниковой антенны. Мотивы непонятны, на грабеж, вроде, непохоже.

— И это тоже сделал ваш «друг»?

— Полицейские задержали какого-то полоумного из Алабамы, но я не знаю подробностей.

Бонни все это казалось просто невероятным.

— Вы сказали, его «прикололи»?

— Да, мэм. — Джим не стал употреблять слово «распяли», с миссис Лам и так уже было довольно.

— Это место сплошной сумасшедший дом, — прошептала Бонни сквозь стиснутые зубы.

Джим Тайл был полностью с ней согласен. Он поднял усталый взгляд на Августина.

— Я просто проверяю несколько версий.

— Тогда поехали ко мне домой. Мы дадим вам прослушать эту пленку.

* * *


Айра Джексон намеревался убить торговца трейлерами, а затем вернуться домой в Нью-Йорк и организовать похороны матери. Но, к его удивлению, убийство Тони Торреса не принесло полного удовлетворения. Пробираясь на машине через заваленную обломками зону урагана, Айра осознал, каким же мелким винтиком был этот засранец Тони Торрес. Южная Флорида кишмя кишела людьми, которые с радостью продавали вдовам подобные смертельные ловушки. Доказательств этому было полно, Айре сразу же бросилась в глаза хлипкость конструкций зданий, которые он видел здесь повсюду. Вот в одном из кварталов в результате урагана с домов посрывало только вывески, но тут же, через улицу, дома такой же высокой стоимости разнесло на куски.

«Это же просто позор», — подумал Айра Джексон. Вот такая халтура и называлась коррупцией. Он припомнил хвастливое заявление Тони Торреса: «Каждый трейлер, который мы продаем, прошел проверку».

Безусловно, так оно и было. Но отвечающие за эту проверку инспектора несли за разрушение домов такую же ответственность, как и проходимцы-торговцы вроде Тони Торреса. Для опытного глаза Айры Джексона отклонения от стандартов в конструкциях были слишком очевидны, чтобы их можно было оправдать простой некомпетентностью. Да даже слепой забраковал бы некоторые из этих картонных домиков. Большинство инспекторов наверняка подкупили с помощью наличных денег, выпивки, наркотиков, шлюх или всего, вместе взятого. То же самое происходило и в Бруклине, но там не бывает таких ураганов.

Айра Джексон со злостью вспомнил растяжки, которые должны были крепить трейлер его покойной матери. Кто-то из инспекторов должен был обратить внимание на прогнившие стропы, кто-то должен был проверить штыри и убедиться, что они не отпилены. Интересно, кто же этот кто-то и какую взятку он получил за то, чтобы отнестись к своей работе спустя рукава.

И Айра Джексон направился к зданию департамента строительства, чтобы выяснить это.

* * *


Кусака потел в своем дешевом костюме. Миссис Натаниэль Льюис упорно торговалась по поводу задатка. А мнимые кровельщики сидели в грузовике, пили теплое пиво и трепались о спорте.

— О четырех тысячах не может быть и речи, — заявила миссис Льюис.

— Но ведь все зависит от того, насколько быстро будет сделана крыша. Вам ведь, наверное, хочется побыстрее.

— Разумеется, вы посмотрите, что здесь творится.

Кусака согласился, что дом в ужасном состоянии. Льюисы разрезали пластиковые мешки для мусора и укрыли ими вещи от дождя.

— Послушайте, крыши посносило у всех. У нас телефон просто разрывается. А четыре тысячи поставят вас во главе очереди. Будете первыми.

Но миссис Натаниэль Льюис оказалась не настолько глупой, как хотелось бы Кусаке.

— Если телефон у вас разрывается, то почему же вы стучите в мою дверь, словно Иегова. И почему ваши рабочие бьют баклуши в грузовике, если у вас так много работы?

— У них перерыв, — солгал Кусака. — Мы сейчас работаем в двух кварталах отсюда, так что если возьмем еще несколько заказов в этом районе, то сэкономим бензин.

— Мое последнее слово — три тысячи, и это только в том случае, если вы начнете прямо сейчас.

— Ладно, договорились.

«Кровельщики» забрались на каркас крыши. Кусаке не надо было объяснять им, что следует просто потянуть время, все и так было ясно. Авила предупреждал, что главное создавать побольше шума и изображать из себя настоящих кровельщиков, поэтому темнокожие парни принялись стучать молотками по стропилам, устроив этакое соревнование, судьей в котором выступал латиноамериканец. Полоумного белого оставили внизу пилить фанеру для настила.

Кусака ждал в кабине грузовика, где пахло выдохшимся пивом и марихуаной. К счастью, примерно через час небо потемнело, загремел гром. Пока «кровельщики» забирались в грузовик, Кусака пообещал миссис Натаниэль Льюис, что они вернутся завтра, рано утром. Хозяйка вручила им чек на три тысячи долларов, выписанный на фиктивную фирму Авилы «Фортрес Руфинг». Название фирмы очень позабавило Кусаку[4 - Можно перевести как «Надежная кровля».].

Он уселся в украденный джип «чероки» и направился на юг, его бригада последовала за ним на грузовике. Авила советовал разъезжать по всему городу, а не крутиться на одном месте, и Кусака согласился, что это вполне разумно. Они успели приехать в Катлер-Ридж до дождя. Кусака отыскал здесь роскошный дом в стиле ранчо, который стоял на участке площадью в два акра, засаженном соснами. Половина крыши у дома была снесена ураганом. На подъездной дорожке, вымощенной плиткой, стояли «лендровер» и черный «инфинити».

«Здесь явно можно поживиться», — подумал Кусака.

Хозяйка пригласила его в дом. Фамилия ее была Уитмарк, и ей ужасно хотелось побыстрее заполучить новую крышу над головой. Она с тревогой бросила взгляд на видневшиеся на горизонте дождевые облака, и мысль о новом потопе в гостиной заставила ее порыться в аптечке. «Бригадир кровельщиков» выслушал печальную историю миссис Уитмарк.

Ковер безнадежно испорчен, как, впрочем, и дорогая стереосистема, покрылись плесенью все шторы, постельное белье и половина зимних вечерних нарядов. Итальянскую кожаную софу и буфет вишневого дерева перенесли в западное крыло, но…

— Мы можем приступить после обеда, — оборвал хозяйку Кусака, — но нам нужен аванс.

Миссис Уитмарк поинтересовалась сколько. Кусака прикинул в уме и объявил — семь тысяч долларов.

— Наличными вы возьмете, я думаю.

— Разумеется, — ответил Кусака, стараясь ничем не выдать своего удивления, как будто все его клиенты имели такие суммы наличными и держали их в какой-нибудь банке на кухне.

Миссис Уитмарк отправилась за деньгами, оставив Кусаку одного. Он поднял взгляд и осмотрел огромную дыру в потолке. В этот самый момент лучи солнца прорвались сквозь облака, залив дом золотистым светом.

Кусака прикрыл глаза ладонью. Может быть, это знак свыше?

Миссис Уитмарк вернулась в сопровождении двух черно-серебристых немецких овчарок.

Кусака оцепенел.

— Матерь Божья, — пробормотал он.

— Это мои крошки, — с гордостью заявила миссис Уитмарк. — С мародерами у нас проблем нет. Так ведь, дорогие мои? — Она потрепала одну из овчарок по загривку, и по ее команде обе собаки уселись возле нее. Склонив головы, они выжидательно уставились на Кусаку, который ощутил спазмы в желудке.

Руки у него тряслись так сильно, что он с трудом смог подписать контракт. Миссис Уитмарк поинтересовалась, что у него с лицом.

— Упали с крыши?

— Нет, подрался, — коротко бросил Кусака.

Миссис Уитмарк вручила ему деньги в надушенном розовом конверте.

— Когда вы начнете?

Кусака пообещал, что бригада вернется через полчаса.

— Надо взять кое-какой материал. Работа предстоит большая.

Миссис Уитмарк и овчарки проводили Кусаку до входной двери. Он держал кулаки сжатыми в карманах, на тот случай, если одна из тварей бросится на него. Но конечно, если они натасканы так же, как полицейские собаки, то им наплевать на его кулаки. Они сразу вцепятся в яйца.

— Поторопитесь, — предупредила миссис Уитмарк, бросая тревожный взгляд на облака. — Погода мне не нравится, похоже, будет дождь.

Кусака вернулся к грузовику и поведал своим сообщникам, что номер не удался.

— Она не клюнула. Говорит, что муж уже нанял кровельщиков. Вроде бы из какой-то фирмы из Палм-Бич.

— Ну и слава Богу, — заметил один из темнокожих «кровельщиков», зевая. — Я устал, босс. Как насчет того, чтобы завязать на сегодня?

— Хорошая мысль, — согласился Кусака.

* * *


Джим Тайл перемотал пленку и вновь включил воспроизведение.

«Дорогая, меня похитили…»

«Увезли силой! Похищение предполагает выкуп, Макс. Не льсти себе, черт побери…»

— Ну, что? — спросила Бонни Лам.

— Это он, — ответил патрульный.

— Вы уверены?

«Я люблю тебя, Бонни. Макс забыл тебе об этом сказать, поэтому говорю я. Пока…»

— Да, уверен. — Джим Тайл вытащил кассету из магнитофона.

Бонни попросила Августина позвонить своему приятелю из ФБР, но Августин не одобрил ее идею.

Патрульный согласился с ним.

— Они никогда не найдут его, потому что не знают, где и как искать.

— Но вы-то знаете?

— Скорее всего губернатор будет держать вашего мужа при себе, пока тот не наскучит ему.

— И что тогда? Он убьет Макса?

— Нет, если только ваш муж не попытается выкинуть какую-нибудь глупость.

«Да, еще та проблема», — подумал Августин.

Патрульный попросил Бонни не впадать в панику. Губернатор вовсе не сумасшедший, а кроме того, есть способы выследить его, вступить в контакт, поговорить.

Бонни извинилась и ушла, чтобы принять аспирин. Августин вместе с патрульным вышли на улицу.

— ФБР не станет этим заниматься, — сказал Джим Тайл, понизив голос. — Нет требования выкупа, преступление не выходит за рамки штата. Ей трудно все это понять.

Августин заметил, что ему не понятно поведение Макса Лама, который звонит в Нью-Йорк и проверяет, как идут дела в рекламном агентстве.

— Что-то он совершенно не похож на жертву похищения.

Джим Тайл сел в машину и положил свою шляпу на сиденье.

— Я скоро свяжусь с вами, а вы пока постарайтесь успокоить леди.

— Но лично вы не считаете губернатора сумасшедшим, так ведь?

Патрульный рассмеялся.

— Вы же сами слышали пленку.

— Да, я тоже думаю, что он не сумасшедший.

— Я бы сказал, что он просто другой, совершенно непохожий на остальных людей. — Джим включил рацию, чтобы прослушать последние сообщения. Диспетчер патрульной службы направляла несколько патрульных машин на пересечение шоссе № 1 и Кендалл-драйв, где перевернулся грузовик со льдом. Движение там было нарушено, машины «скорой помощи» уже выехали к месту аварии.

— Господи, еще не хватает, чтобы людей сейчас калечило льдом. — С этими словами Джим уехал, не попрощавшись.

Вернувшись в дом, Августин с удивлением обнаружил, что Бонни сидит на кухне возле телефона. Под рукой у нее лежал блокнот, в который она записала несколько строчек. Августина восхитила элегантность ее почерка. Когда-то он встречался с девушкой, которая выписывала все буквы «i» с помощью четких маленьких кружков и иногда рисовала внутри этих кружков радостные рожицы, а иногда грустные. Девушка была лидером болельщиков футбольной команды колледжа, отсюда, наверное, и такая странная привычка.

В почерке Бонни Лам не было никаких признаков бывшего лидера болельщиков.

— Указания! — воскликнула Бонни, размахивая страничками из блокнота.

— Что за указания?

— Как встретиться с Максом и с этим Сцинком. Они оставили указания на моем автоответчике.

Бонни прямо сияла от радости. Августин присел рядом с ней.

— Что они еще сказали?

— Никакой полиции и ФБР. Макс очень настаивал на этом.

— И что дальше?

— Четыре батарейки «АА» и магнитофонную кассету «Exile on Main Street». И еще банку зеленых оливок без косточек и без сладкого перца.

— Это список покупок для губернатора?

— Макс терпеть не может зеленые оливки. — Бонни положила ладонь на плечо Августина. — Что будем делать? Вы хотите прослушать сообщение?

— Давайте поговорим с ними, если они именно этого хотят.

— Возьмите с собой пистолет. Я не шучу. — В глазах Бонни появились искорки. — Мы сможем вырвать Макса из рук похитителя. Почему бы и нет!

— Успокойтесь, прошу вас. На какое время назначена встреча?

— Завтра в полночь.

— А где?

Ответ Бонни обескуражил Августина.

— Они не придут. Во всяком случае, туда.

— Ошибаетесь, — возразила Бонни. — Где ваш пистолет?

Августин ушел в гостиную и включил телевизор. Он начал переключать программы, пока не нашел старую передачу «Монти Пайтон», классическую, ту самую, где Джон Клиз покупал дохлого попугая. Он много раз смотрел эту передачу и каждый раз смеялся от души.

Бонни села на софу рядом с Августином. Когда передача закончилась, Августин повернулся к ней и сказал:

— Вы же ни черта не знаете о пистолетах.


Глава 11


Проснувшись, Макс Лам услышал слова Сцинка:

— У тебя нет чувства сострадания.

Они ехали в кузове грузовика по шоссе № 1, расположившись среди двух тысяч банок с супом, пожертвованных пострадавшим от урагана баптистской церковью в Паскагола, штат Миссисипи.

— Вот это, — продолжал похититель, кивнув на коробки с супом, — как раз то, что люди делают друг для друга в случае катастрофы. Они помогают. А ты…

— Я же уже извинялся.

— …ты, Макс, приехал сюда с видеокамерой.

Макс закурил сигарету. Губернатор весь день пребывал в паршивом настроении. Сначала порвалась его любимая пленка с «Роллингами», а затем сели батарейки в плейере.

— Люди, которые прислали этот суп, пережили «Камиллу». Только прошу тебя, не говори, что ты ничего не знаешь о «Камилле».

— Это тоже какой-то ураган?

— Чертовски разрушительный ураган. Мне кажется, Макс, что ты делаешь успехи.

Рекламный агент встревожился и затянулся сигаретой «Бронко».

— Вы что-то говорили о лодке.

— Каждый человек должен иметь чувство сострадания. Есть вещи, о которых нельзя забывать. Давай-ка послушаем твои рекламные фразы, — неожиданно предложил Сцинк.

— Только не сейчас.

— Я давно не смотрю телевизор, но помню кое-какие рекламные ролики. — Губернатор указал на коробку с красно-белыми банками с супом. — Ну очень вкусно! Классическая реклама, да?

Расхрабрившийся Макс спросил:

— А вы слышали когда-нибудь о «Плам Кранчиз»? Это такие хлопья к завтраку.

— Хлопья, — повторил Сцинк.

— Вы сойдете с изюма от «Плам Кранчиз».

Губернатор нахмурился. Из кармана своих камуфляжных брюк он вытащил коробочку, похожую на футляр для ювелирных изделий. Открыв коробочку, он вытащил из нее скорпиона, которого посадил на голое запястье своей руки. Скорпион поднял жирные лапки, отчаянно хватая ими воздух. Макс оторопело уставился на скорпиона, кожу на шее под ошейником как будто опалило огнем. Он подобрал ноги и приготовился выпрыгнуть из грузовика, если Сцинк посадит на него это ужасное существо.

— Этот маленький глупышка из Юго-Восточной Азии, — пояснил Сцинк. — Познакомься с ним. — Он погладил скорпиона мизинцем, и тот выгнул ядовитое жало.

Макс поинтересовался, каким образом вьетнамский скорпион мог попасть во Флориду, и губернатор ответил, что, по всей вероятности, привезли контрабандисты, тайком завозящие сюда экзотических животных.

— Я нашел его в конюшне. А ты помнишь «Жаворонков»?

— Смутно. — Макс был ребенком, когда эта реклама появилась на телевидении.

— Вот именно. Разве кто-нибудь помнит того, кто придумал эту рекламу? А вот рекламу «Мальборо» помнят все. Боже мой, это самая удачная кампания за всю историю рекламы.

Сцинк был совершенно прав, и Максу было интересно, откуда он знал это. Тут он заметил, что скорпион начал запутываться в светлых волосках руки Сцинка.

— Что вы собираетесь с ним делать? — поинтересовался Макс.

Ответа не последовало. Тогда Макс попытался подойти с другой стороны.

— Бонни ужасно боится насекомых.

Сцинк посадил скорпиона на ладонь.

— Это не насекомое, Макс, а паукообразное.

— Я имел в виду жуков, капитан. Она боится всех жуков. — Говоря о Бонни, Макс говорил о себе. Леденящее чувство страха сковало его руки и ноги. Он попытался связать в уме симпатию губернатора к скорпиону с его точкой зрения на рекламу «Мальборо». Что хотел сказать этот психопат?

— А твоя Бонни умеет плавать? Если умеет, то все будет хорошо. — Губернатор поднес скорпиона ко рту и одним глотком проглотил его.

— О Боже, — только и сумел вымолвить Макс.

Через несколько секунд Сцинк открыл рот. Скорпион уютно устроился у него на языке, разбросав лапки в стороны.

Макс выбросил окурок сигареты и торопливо закурил новую. Прислонив голову к коробке с банками, он взмолился про себя: «Милостивый Боже, не дай Бонни сказать что-нибудь такое, что разозлило бы этого человека».

* * *


Карьера Авилы в качестве инспектора зданий не отличалась ничем примечательным, если не считать того, что в течение шести месяцев он был объектом полицейского расследования. Полиция внедрила в департамент строительства своего тайного агента, который помимо множества нарушений заметил и то, что Авила инспектирует крыши просто с нечеловеческой скоростью — примерно по шестьдесят в день, не пользуясь при этом даже лестницей. За Авилой установили наблюдение, в результате чего выяснилось, что Авила никогда не забирается на крыши, которые инспектирует. Да и вообще он редко покидал в рабочее время свой автомобиль, разве что на пару часов для обеда в стрип-баре в Хайалиа. А мимо строительных площадок он проезжал на такой скорости, что подрядчикам частенько приходилось бежать за его машиной, чтобы вручить ему незаконное вознаграждение. Все подобные эпизоды были четко засняты видеокамерой.

Когда результаты полицейского расследования стали достоянием гласности, дело было передано на рассмотрение большого жюри присяжных. Департамент строительства, чтобы создать видимость того, что он возмущен действиями Авилы, перевел его и нескольких других влипнувших инспекторов на более низкие должности, и это действительно было понижением, так как размеры взяток на новой должности значительно снизились. Что касается Авилы, то его назначили инспектором домиков-трейлеров. Для выполнения подобной работы у него не было ни опыта, ни желания. Для Авилы все трейлеры были обычными хилыми жестяными консервными банками, а понятие «усиление креплений для стоянок» звучало вообще нелепо. Авила прекрасно понимал, что ни одна из этих консервных банок не сможет выдержать ураган. Так какого черта морочить себе голову всякими креплениями?

Правда, он попытался все же изобразить видимость работы, принимая при этом мелкие подношения от торговцев трейлерами — пятьдесят долларов, бутылку виски «Олд Гранд», кассеты с порнографическими фильмами, небольшие порции кокаина. Полицейское наблюдение его не волновало, потому что власти всячески поощряли продажу трейлеров людям со средним достатком, и всем было наплевать, что потом случится с покупателями.

За исключением таких людей, как Айра Джексон, чья мать погибла в одном из этих трейлеров.

Такой бардак и наплевательское отношение ко всему, какой царил в департаменте строительства, Айре Джексону приходилось в своей жизни наблюдать еще только раз, в автобусном парке в Гватемала-Сити. Полтора часа ему пришлось разыскивать клерка, который сносно говорил по-английски, и еще час, чтобы получить документацию по стоянке трейлеров в «Санкоаст Леже-Виллидж». Айра был несколько удивлен, что в сложившихся обстоятельствах подобная документация вообще сохранилась. Как он знал из опыта, обычно такая документация исчезала целыми грузовиками. Понимая, что скандала после урагана не избежать, торговцы, строители и жулики-инспектора тщательно заметали следы своей причастности к преступлениям. Развалившись в пустом кресле и испытывая настоящую ярость, Айра наблюдал за лицами этих виновных во всем людей: брови нахмурены, губы плотно сжаты, глаза злые, прищуренные. Это были люди, напуганные перспективой публичных разоблачений, громких судебных дел и тюремных сроков.

«Если бы только так оно и было», — подумал Айра Джексон. Но опыт научил его, что обычно все случается наоборот. За решетку попадают бедолаги, ограбившие винные магазины, а не богатеи, чиновники и представители власти.

Пролистав документацию, Айра Джексон отыскал фамилию человека, ответственного за халтурную проверку трейлера, купленного его матерью. Пробившись к столу клерка, который выглядел напуганным, Айра выяснил, что мистер Авила больше не является служащим графства Дэйд.

— Почему? — поинтересовался Айра.

Клерк пояснил, что мистер Авила уволился и попытался заняться своими делами. Поскольку посетитель находился явно в возбужденном состоянии, клерк решил, что не имеет смысла объяснять ему истинную причину увольнения Авилы. А это увольнение явилось результатом полюбовной сделки между департаментом строительства и окружным прокурором. Но это личное дело мистера Авилы, и если он пожелает, то сам расскажет об этом.

— Но ведь у вас есть его адрес, не так ли? — спросил Айра.

Клерк ответил, что не имеет права давать подобную информацию. Тогда Айра Джексон нагнулся над столом, положил руку на плечо молодого человека и легонько сжал его.

— Послушай, приятель. Я приду к тебе домой и доставлю массу неприятностей твоей семье. Ты понял? Даже домашним животным.

Клерк кивнул.

— Подождите минутку, я сейчас вернусь.

* * *


Кусака почувствовал скорее раздражение, чем испуг, когда заметил в зеркало заднего вида синие полицейские мигалки. Он понимал, что отобрал у грабителей ворованный джип, но никак не предполагал, что полиция так быстро начнет разыскивать автомобиль. Ведь сейчас у полиции и так было полно дел, связанных с последствиями урагана.

Останавливаясь на обочине дороги, Кусака подумал, а не настучал ли на него Крошка Насильник, попав в больницу. Без сомнения, парень затаил злобу, когда Кусака сунул ему в задницу тот компакт-диск, словно большой и блестящий суппозиторий[5 - Суппозиторий — свечка, форма лекарства в виде маленьких заостренных цилиндров, предназначенных для введения в прямую кишку.].

«Но зачем легавым сейчас беспокоиться по таким пустякам, — подумал Кусака. — А может, дело вовсе не в том грабителе или украденном джипе. Может, я просто нарушил правила».

Патрульным, остановившим его, оказалась женщина. Симпатичная, с красивыми светло-голубыми глазами, они напомнили Кусаке девушку, которой он когда-то пытался назначить свидание в Атланте, — этакую неприступную католичку. Волосы у патрульной были собраны в пучок под шляпой, на пальце поблескивало широкое обручальное кольцо, которое так и просило, чтобы его сдали под залог. На ее стройном бедре кобура казалась слишком большой и явно неуместной. Патрульная осветила фонариком внутренность джипа и попросила предъявить водительские права.

— Я оставил дома бумажник.

— И у вас нет никаких документов?

— Боюсь, что нет. — Для пущей убедительности Кусака похлопал себя по карманам.

— Ваше имя?

— Борис. — Ему нравились Борис и Наташа из старого телевизионного шоу «Роки и Булвинкл».

— А фамилия?

Кусака не мог вспомнить фамилию Бориса, поэтому ответил:

— Смит. Борис Дж. Смит.

Кусаке показалось, что светло-голубые глаза патрульной потемнели, а голос зазвучал строже.

— Сэр, на этом участке максимальная скорость сорок пять миль в час, а вы ехали со скоростью семьдесят.

— Неужели? — Кусака почувствовал облегчение. Все обойдется дурацким штрафом за превышение скорости! Возможно, она даже выпишет квитанцию без проверки номеров.

— Закон запрещает управлять во Флориде транспортными средствами, не имея водительских прав.

«Ладно, — подумал Кусака, — пусть будет две квитанции. Подумаешь, какое дело». Но он отметил про себя, что патрульная не называет его «мистер Смит».

— А известно ли вам, что дача ложных сведений представителю правоохранительных органов также является нарушением закона? — продолжила патрульная.

— Разумеется. — Кусака выругался про себя. Эта сучка не купилась на его уловку.

— Прошу вас, оставайтесь в машине.

В зеркало заднего вида Кусака увидел, как патрульная, светя себе фонариком, направляется к своей машине. Без сомнения она собиралась позвонить в управление дорожной полиции и проверить номера джипа «чероки». Кусака почувствовал, как напряглись плечи. У него не было никаких шансов объяснить, как он очутился в украденной машине и откуда у него в кармане семь тысяч долларов.

Выходов было два. Первый — пуститься наутек, но это гарантированная погоня, катастрофа и арест по обвинению в массе преступлений.

Второй — остановить леди, пока она не добралась до рации. Кусака выбрал второй вариант.

Некоторые уголовники никогда не трогают женщин, но Кусаке было на это наплевать. В конце концов, она тот же самый легавый. Патрульная заметила, что Кусака приближается, но руль помешал ей быстро выхватить из кобуры огромный «смит-вессон». Она успела только расстегнуть кобуру, а затем погрузилась в темноту.

Кусака забрал фонарик, револьвер, обручальное кольцо, вытащил из машины труп и бросил его на обочине дороги. Стремительно уносясь с места преступления, он заметил на костяшках пальцев что-то вроде краски.

«Похоже на косметику».

Кусака не испытывал ни стыда, ни сожаления, и вообще ничего подобного.

* * *


Иди Марш начала понимать, какие страдания испытывают настоящие жертвы урагана. В течение дня три раза прошел дождь, оставив грязные лужи по всему дому Торреса. Ковры промокли насквозь, от стены к стене прыгали зеленые лягушки, москиты забили одну из раковин в ванной. Даже когда дождь заканчивался, с неба еще несколько часов продолжало потихоньку капать. Все это в сочетании с ужасным шумом соседних молотков и пил буквально сводило Иди с ума. Она вышла на улицу и принялась звать пропавших такс, но сразу бросила это занятие, как только заметила толстую коричневую змею. Иди завопила, на ее крик прибежал сосед, который схватил метлу и прогнал змею. Затем он поинтересовался, где Тони и Нерия.

Иди ответила, что они уехали из города, а ее попросили присмотреть за домом.

— А вы?..

Иди представилась кузиной, хотя понимала, что так же похожа на латиноамериканку, как Голди Хоун.

Как только сосед ушел, Иди поспешила в дом и забралась на шезлонг. Она включила радио и положила рядом ломик. С наступлением темноты стук молотков и шум пил смолкли, их сменили крики детей, звуки радио и хлопанье дверей. В голове Иди заметались тревожные мысли о мародерах, насильниках и о неизвестном хищнике, который уволок бедных Дональда и Марлу. К тому времени, как появился Фред Дов, нервы у Иди были на пределе.

Страховой агент принес букет гардений. Как будто явился на свидание!

— Ты можешь быть серьезным? — набросилась на него Иди.

— А что случилось? Розы я не смог найти.

— Фред, я не могу здесь больше оставаться. Сними мне номер в отеле.

— Все будет прекрасно. Послушай, я принес вино.

— Фред?

— И ароматизированные свечи.

— Фред!

— Что?

Иди усадила его на мокрую софу, а сама села рядом.

— Фред, это бизнес, а не романтическая любовь.

Эти слова, похоже, обидели страхового агента.

— Дорогой, — попыталась успокоить его Иди, — мы трахались с тобой всего один раз. Не беспокойся, мы всегда сможем снова заняться этим. Но это не любовь и не страсть. Мы с тобой финансовые партнеры.

— Ты меня соблазнила.

— Разумеется, соблазнила. А ты оказался потрясающим мужчиной.

Эти слова польстили самолюбию страхового агента, и его настроение улучшилось.

— Но никаких цветов, — проворчала Иди, — и никакого вина. Только сними мне номер в этом чертовом отеле «Рамада», хорошо?

— Ладно, завтра прямо с утра займусь этим, — нехотя согласился Фред.

— Ты только посмотри на это место, дорогой. Крыши нет, стекол в окнах нет. Да это не дом, а сарай какой-то!

— Ты права, Иди, ты не можешь здесь больше оставаться. Но это пробьет брешь в моем бюджете.

Иди вытаращила глаза от удивления.

— Фред, да не будь ты таким занудой. Мы собираемся ограбить твоего клиента на сто сорок одну тысячу долларов, а ты хнычешь по поводу номера в отеле стоимостью шестьдесят долларов. Подумай об этом.

— Не злись, прошу тебя.

— Ты принес заявление на выплату страховки?

— Вот оно.

Просмотрев бумаги и цифры, Иди Марш почувствовала себя гораздо лучше. Букет гардений она поставила в кофейник, наполненный тепловатой дождевой водой. А потом открыла бутылку «Шабли» и предложила выпить за успех их авантюры. После четвертого стакана Иди почувствовала себя настолько хорошо, что осмелилась спросить страхового агента, что он намерен делать со своей долей.

— Куплю яхту, — ответил Фред Дов, — и поплыву на Бимини.

— А как насчет женушки?

— Кого? — переспросил Фред, и они вместе рассмеялись. Затем агент поинтересовался, как Иди собирается истратить свою семьдесят одну тысячу.

— Поеду в Хайаннис, — ответила Иди, не вдаваясь в детали.

Когда «Шабли» закончилось, Иди оттащила сухой матрас в гостиную, выключила свет и зажгла одну из свечей, принесенных Фредом, которая при горении издавала запах солодового молока. Раздеваясь, Иди услышала, как страховой агент роется в своем портфеле в поисках презерватива. Он разорвал фольгу пакетика и сунул презерватив в руку Иди.

Презервативы вызывали смех у Иди даже в трезвом состоянии, а уж когда она бывала под хмельком, то эти глупейшие изобретения и вовсе порождали у нее бурное веселье. Для сегодняшнего вечера Фред запасся презервативом красного цвета, и Иди все никак не удавалось надеть его на член партнера. К тому же у Фреда не наблюдалось признаков эрекции, хихиканье Иди разрушило сексуальный настрой, созданный вином.

Лежа на спине, страховой агент отвернул голову в сторону. Иди Марш развела его ноги и встала на колени между ними.

— Не отворачивайся, — проворчала Иди. — Смотри на меня, дорогой. — Она крепко сжала член Фреда.

— А ты не можешь?..

— Нет, — отрезала Иди, не дослушав вопроса. Ее хихиканье плохо повлияло на эмоциональный настрой партнера, к тому же Фред, похоже, относился к тому типу людей, у которых эмоциональный настрой восстанавливался очень долго. — Сосредоточься, — наставляла Иди. — Вспомни, как хорошо было прошлой ночью.

Член Фреда начал подавать признаки жизни, и Иди частично удалось надеть на него презерватив, но в этот момент она услышала, что генератор заглох. «Бензин кончился, — подумала Иди. — Ладно, это может подождать».

Раздался тихий щелчок, и внезапно член страхового агента, украшенный сверху красным презервативом, очутился в круге яркого света. Иди отпустила член и села, выпрямившись. Фред Дов, лежавший с закрытыми глазами и пытавшийся сосредоточиться, прошептал:

— Не останавливайся.

В дверях гостиной стоял человек с мощным фонариком.

— Свечи, — произнес он. — У вас тут чертовски уютно.

Фред Дов замер и принялся одной рукой шарить в поисках своих очков. Иди встала и прикрыла руками груди.

— Мог бы и постучать, осел, — проворчала она.

— Я вернулся за своей машиной, — пояснил Кусака, обшаривая лучом фонарика тело Иди.

— Она на подъездной дорожке, там, где ты ее оставил.

— А я не тороплюсь, — сказал Кусака и вошел в гостиную.

* * *


В половине второго ночи Бонни Лам вошла в спальню Августина. Она забралась под простыню, стараясь не касаться Августина.

— Вы спите? — прошептала она.

— Как бревно.

— Извините.

Августин повернулся лицом к Бонни.

— Вам нужна подушка?

— Обнимите меня.

— Это не лучшая идея.

— Почему?

— Я вас не ждал, поэтому сплю голый.

— Еще раз извините.

— Закройте глаза, миссис Лам. — Августин встал и натянул потрепанные армейские брюки.

Бонни спокойно отметила про себя, что рубашку он не надел. Августин лег под простыню и обнял Бонни. Она щекой почувствовала, какая у него теплая и гладкая кожа, а когда Августин пошевелился, Бонни ощутила, какие у него крепкие мускулы. У Макса было совсем другое телосложение, но Бонни прогнала из головы эту мысль. В данной ситуации было просто нечестно сравнивать, чьи объятия лучше.

Она спросила Августина, был ли он женат, и Августин ответил, что нет.

— А обручены были?

— Три раза.

Бонни вскинула голову.

— Вы шутите.

— К сожалению, не шучу. — Даже в темноте Августин разглядел, что она улыбается. — Вас это забавляет?

— Интригует. Три раза?

— Но они все одумались.

— Вы говорите о трех разных женщинах?

— Совершенно верно.

— Я должна спросить вас, что же произошло. Можете не отвечать, но спросить я должна.

— Первая вышла замуж за адвоката по гражданским делам; вторая организовала архитектурную фирму, сейчас она любовнице члена кабинета министров Венесуэлы; а третья снимается в популярной кубинской мыльной опере, она играет Мириам — ревнивую шизофреничку. Так что можно сказать, — подытожил Августин, — что каждая из них приняла разумное решение, разорвав отношения со мной.

— Готова поспорить, что вы оставили им обручальные кольца.

— Подумаешь, это всего лишь деньги.

— И до сих пор смотрите эту мыльную оперу, да?

— Но она хорошая актриса. Играет очень убедительно.

— Вы удивительно необычный человек.

— Вам стало лучше? Похоже, рассказ о моей личной жизни всегда поднимает людям настроение.

Бонни опустила голову.

— Меня беспокоит завтрашний день, встреча с Максом.

Августин сказал, что ее тревога вполне понятна.

— Я и сам немного не в своей тарелке.

— Вы возьмете с собой пистолет?

— Там видно будет. — Августин сильно сомневался в появлении губернатора, а еще сильнее в том, что он приведет с собой мужа Бонни.

— Вы боитесь? — Когда Бонни говорила, Августин чувствовал на груди ее мягкое дыхание.

— Волнуюсь, но не боюсь.

— Эй.

— Что эй?

— Вы возбудились?

Августин заерзал в смущении. А чего она еще ожидала?

— Теперь моя очередь извиняться, — произнес он.

Бонни лежала, не шевелясь. Августин медленно глубоко вздохнул и попытался сосредоточиться на чем-нибудь другом… скажем, на сбежавших обезьянах дяди Феликса. Как далеко они успели разбежаться? Как ведут себя на свободе?

Размышления Августина, которые он насильно навязал себе, были прерваны словами Бонни:

— А что, если Макс теперь уже совсем другой? Может быть, с ним что-то произошло.

«Произошло, наверняка. Можешь быть уверена в этом», — подумал Августин.

Но вслух он произнес совсем другое:

— С вашим мужем все в порядке. Потерпите, и сами увидите.


Глава 12


— Хочешь покурить жабу? — спросил Сцинк.

Шоковый ошейник приучил Макса Лама к повиновению. Если капитан хочет, чтобы он курил жабу, он будет курить ее.

— Это предложение, а не приказ, — смилостивился Сцинк.

— Тогда не хочу, спасибо.

Макс Лам прищурился, вглядываясь в теплую, пахнущую морем ночь. Где-то там была Бонни, которая ищет его. Макс не испытывал ни тревоги ожидания, ни надежды, хотя должен был бы, и сейчас его удивляло отсутствие подобных чувств. Его реакция буквально на все события была какой-то вялой, как будто работа всех основных мозговых центров притупилась от тяжести испытаний, связанных с его похищением. Он, например, не попытался высказать даже слабого возражения на поле для гольфа в Ки-Бискейн, где они остановились, чтобы выпустить азиатского скорпиона. Сцинк осторожно усадил ядовитого паука на зеленую траву.

— Это любимое поле мэра, — пояснил он. — Я надеюсь на их встречу.

А Макс так и стоял рядом, не проронив ни слова.

Сейчас они находились в деревянном доме, который покоился на высоких сваях в середине залива. Сцинк свесил длинные ноги с края причала, который перекосился и изогнулся, словно изображаемый на картинках китайский дракон. Ураган повырывал из гнезд многие сваи, другие дома вообще снесло, а этот с трудом, но все же выстоял. От ветра он шатался и скрипел, и Максу даже казалось, что дом погружается в воду. Сцинк, сообщил, что этот дом принадлежал человеку, который в результате потери трудоспособности ушел с поста прокурора штата. Недавно он женился на очаровательной гитаристке, играющей на двенадцатиструнной гитаре, и они уехали на остров Эксума.

Под болтающимся фонарем Сцинк прикурил очередную самокрутку с экзотическим запахом. «Пахнет марихуаной и французским луковым супом, — подумал Макс. — Стойкий и противный запах».

— Жаба, она токсична, — пояснил Сцинк. — Bufo marinus[6 - Bufo marinus (лат.) — жаба-ага.]. Южноамериканский продукт, получше нашего. Звучит как реклама, да? — Он глубоко, с шумом затянулся. — Шейные железки жабы выделяют млечный сок, который за шесть минут может убить взрослого добермана.

Макс не понимал, зачем человеку нужно вдыхать такую гадость.

— Существует специальный процесс вытяжки млечного сока, — продолжил Сцинк, сделав еще одну глубокую затяжку.

— И что он делает, этот млечный сок?

— Ничего. И все. Наверное, все то же самое, что и другие хорошие наркотики. Психоневротическая рулетка. — Подбородок Сцинка упал на грудь, здоровый глаз подергался и закрылся. Дыхание участилось, при выдохе раздавались звуки, напоминавшие визг тормозов поезда подземки. Макс Лам сидел, не шевелясь, у него даже не мелькнуло мысли о побеге, настолько прочный рефлекс, как у собаки Павлова, выработал у него шоковый ошейник.

В этот промежуток вынужденного молчания и безделья мысли Макса перенеслись на Билла Наппа из их рекламного агентства. Этот коварный негодяй всегда имел виды на его, Макса, угловой кабинет, который был несколько загроможден, но зато из его окон открывался прекрасный вид на Мэдисон-авеню. И каждый день, проведенный Максом в обществе полоумного похитителя, увеличивал шансы Билла. Максу ужасно хотелось вернуться в агентство и разрушить намерения этого мелкого интригана. Очень хотелось жестоко унизить Билла, и Макс надеялся, что ему это удастся. Он представил себе, как Билл, потерявший работу, жену, дом, беззубый, роется холодным зимним днем в помойке, сосет из банки жидкость, смешанную с млечным соком жабы…

Резко очнувшись, Сцинк тяжело закашлялся и швырнул потухший окурок самокрутки в грязную после шторма воду. Недалеко от дома из воды торчала сломанная мачта затонувшей яхты. Сцинк указал на обломок, но ничего не сказал. Его палец на долгое время завис в воздухе.

— Скажи мне, — обратился он наконец к Максу, — какое место самое красивое из тех, что тебе приходилось видеть.

— Йеллоустоунский парк. Мы ездили туда на экскурсию на автобусе.

— Боже мой.

— А что такое?

— Возле Йеллоустоуна есть заповедник для медведей-гризли. Ты был там? Ужас просто, у некоторых из медведей нет когтей, другие кастрированы. Это же не медведи, они так же безобидны, как хомяки, но туристы выстраиваются в очередь, чтобы поглазеть на кастрированных медведей!

Сцинк быстро замотал головой из стороны в сторону, словно пытался отогнать жужжащую пчелу. У Макса не было желания поддерживать этот разговор, поскольку он не разделял жалость безумца по отношению к кастрированным медведям. Да и удаление у них когтей казалось Максу вполне разумной процедурой, обеспечивающей безопасность публики. Но он понимал, что спорить со Сцинком бесполезно. Поэтому Макс молчал. Сцинк, растянувшись на досках покосившегося причала, дергался всем телом и выкрикивал какие-то незнакомые Максу имена. Спустя полчаса он успокоился и уставился на освещенный звездами горизонт.

— Вы в порядке? — поинтересовался Макс.

Сцинк осмысленно кивнул.

— Это побочный эффект от жабы. Я извиняюсь.

— А вы уверены, что Бонни сумеет отыскать нас здесь?

— Ради Бога, зачем же ты женился на женщине, которая не может выполнить простейшие указания?

— Но сейчас очень темно…

Путешествие в Стилтсвилл ужасно напугало Макса: полно черепах, фонарей нет, хлипкий ялик протекает. Находиться в гидроплане, безусловно, приятнее. Шторм превратил залив в этакое кладбище затонувших яхт, траулеров, моторных лодок. На все время их поездки Сцинк вынул свой стеклянный глаз и поместил его для сохранности в зажатый кулак Макса. И Макс берег его так, словно это был алмаз «Надежда».

— Твоя жена наверняка прихватит с собой кого-нибудь, кто знает дорогу, — предположил Сцинк.

— Капитан, дайте мне, пожалуйста, сигарету, — попросил Макс.

Сцинк порылся в куртке, нашел пачку, распечатал ее и вместе с зажигалкой протянул своему пленнику.

Макса удивляло, насколько быстро он привык к сигаретам «Бронко», которые славились тем, что ужасно драли горло. В их рекламном агентстве эти сигареты в шутку называли «Бронхиальные», именно такая убийственная репутация была у них среди ярых противников курения. Макс относил свою вновь приобретенную губительную привычку на счет жестокой стрессовой ситуации, в которой он находился, а не на счет слабости характера. В рекламном бизнесе всегда следовало оставаться равнодушным к тем основным вкусам, которые навязывались среднему потребителю.

— Ну, а чем ты еще прославился? — спросил Сцинк.

— Я не понимаю, что вы имеете в виду?

— Твои рекламные фразы. Что еще, кроме «Плам Криспис».

— «Кранчиз», — решительным тоном поправил его Макс.

Причал зашатался, когда Сцинк поднялся на ноги, и Макс ухватился за полусгнившую балку. Деться отсюда им было некуда. Старик, который перевез их через залив, забрал у Сцинка пятьдесят долларов и тут же направил свой ялик к берегу.

Сцинк несколько раз покрутил над головой фонарем. Продолжая держаться за шаткую балку, Макс сказал:

— Хорошо, капитан, вот еще одна моя рекламная фраза: «Эта свежесть доброго утра остается с вами на весь день».

— А как называется продукт?

— «Интимный туман».

— Нет! — Сцинк резко взмахнул фонарем.

Макс постарался не показать своим тоном, что он оправдывается.

— Это женское средство гигиены. Очень популярное.

— Малиновый лосьон! Господи, я подумал, что ты шутишь. И это вершина того, чего ты достиг в жизни?

— Нет, — возразил Макс. — Еще я рекламировал слабоалкогольные напитки, присадки для бензина, лазерные копировальные машины… я принимал участие во многих рекламных проектах. — Макс и сам не понимал, почему он упомянул «Интимный туман». Может, это был бессознательный акт мазохизма или беспечность, вызванная усталостью?

Сцинк тяжело опустился на крыльцо, которое под опасным углом наклонилось к воде.

— Я слышу лодку, — произнес он.

Макс внимательно оглядел воду. Он ничего не услышал, кроме плеска волн и редких криков чаек.

— Что мы теперь будем делать? — спросил он.

Ответа Макс не дождался. При желтом свете фонаря он разглядел улыбку на лице полоумного Сцинка.

— Вы действительно не хотите получить за меня выкуп? — спросил он.

— Этого я не говорил. Я не хочу получить за тебя деньги.

— А что тогда? — Макс швырнул сигарету в воду. — Скажите мне, черт побери, зачем вы все это затеяли. Я устал от этой игры, на самом деле устал!

Сцинка позабавила эта вспышка гнева. Похоже, что это ничтожество осмелело.

— Все, что я хочу, так это провести несколько минут с твоей женой. Она меня интригует.

— В каком смысле?

— С точки зрения антропологии. Хочу понять, черт побери, что же она такого нашла в тебе? Как вы уживаетесь с ней? — Сцинк ехидно подмигнул Максу. — Люблю загадки.

— Если вы дотронетесь до нее…

— Ишь какой храбрый жеребец!

Макс Лам сделал два шага навстречу безумцу, но тут же замер, увидев, как Сцинк поднес руку к горлу. Ошейник! Макс почувствовал, что по спине пробежала горячая волна. Он представил себе, как дергается, словно кукла. И даже знай Макс, что батарейки в пульте дистанционного управления ошейником сели шесть часов назад, он среагировал бы точно так же. Макс понимал, что ожидание боли парализует даже больше, чем сама боль, но ничего не мог поделать с собой.

* * *


Когда Макс успокоился, Сцинк заверил его, что не имеет никаких скабрезных намерений по отношению к его жене.

— Боже мой, я не буду к ней приставать. И вообще, я хочу проследить, как на протяжении тысячелетий мужчины добывали пищу. — Длинные руки Сцинка взметнулись к звездам. — Это загадка всех времен, турист. Пять тысяч лет назад мы рисовали на стенах пещер. А сегодня мы пишем оды лосьонам с фруктовыми запахами.

— Но это работа, — дерзким тоном возразил Макс. — И хватит об этом.

Сцинк зевнул, словно сытая гиена.

— У этой лодки чертовски мощный двигатель. Надеюсь, твоя Бонни не настолько глупа, чтобы привести с собой полицию.

— Я предупредил, чтобы она не делала этого.

— Мое мнение о твоей жене, — продолжил Сцинк, — будет складываться в зависимости от того, как она справится с этой ситуацией. Кого приведет с собой. Как будет себя вести.

Макс поинтересовался у Сцинка, есть ли у него пистолет. В ответ тот только поцокал языком и спросил:

— Видишь приближающиеся огни?

— Нет.

— В направлении Ки-Бискейн. Вон там.

— Ох, да, вижу.

— Похоже, что два двигателя, наверное, двойной «Меркурий».

На лодке имелся мощный прожектор, его луч обшаривал воды Стилтсвилла. Когда лодка подошла ближе, пятно света легло на крыльцо дома на сваях. Сцинка, похоже, это ничуть не волновало.

Он принялся доставать из кармана жаб. Серых, толстых, страшных, покрытых пупырышками жаб, некоторые из которых были величиной с большую картофелину. Макс насчитал одиннадцать жаб. Сцинк выстроил их рядышком возле своих ног. Максу нечего было добавить к этой картине. А может, все это просто сон, который начался с шелудивой обезьяны, и скоро он проснется на кровати, а рядом будет Бонни…

Жабы начали дергаться, прыгать и мочиться, а Сцинк тихонько бранил их. Когда луч прожектора осветил жаб, они захлопали влажными выпученными глазами и запрыгали вперед, падая одна за другой в воду. Сцинк весело напутствовал их:

— На юг, ребятки! В Гавану, в Сан-Хуан, туда, черт побери, где вы жили!

Макс наблюдал, как исчезают жабы. Некоторые ушли под воду, других качало на пенистых гребнях волн. Макс не знал, что с ними будет, да его это и не волновало. Ведь это были просто безобразные жабы, так пусть ими полакомятся барракуды. Единственный интерес Макса заключался в извлечении урока из этого эпизода, такого урока, который можно было бы использовать в отношениях с одноглазым похитителем.

Но Сцинк, похоже, уже напрочь забыл о жабах. Теперь он снова начал восхищаться ураганом.

— Ты только взгляни на мыс полуострова Флорида, все деревья повалены, за каких-то тридцать благословенных минут все превратилось в сплошной лунный пейзаж!

— Лодка…

— Ты только задумайся над этим.

— Они мигают нам прожектором…

— Какая ярость была заключена в этом урагане. А ты со своей видеокамерой. — Сцинк разочарованно вздохнул. — Оскар Уайльд сказал, что грех проявляется на лице человека. Хотя не думаю, чтобы ты читал его.

Молчание Макса подтвердило предположение Сцинка.

— Вот я и увидел грех на твоем лице.

— Но ведь я никому не причинил вреда, так ведь? Возможно, мои действия были несколько бесчувственными, но безобидными. Своей цели вы добились, капитан. А теперь отпустите меня.

Моторная лодка подошла уже настолько близко, что можно было разглядеть синий металлический корпус с зигзагообразной белой полосой. У борта виднелись две фигуры.

— Это она, — сказал Макс.

— И без полиции. — Сцинк помахал, призывая лодку подплыть ближе.

Одна из фигур прошла на нос и бросила причальный конец. Сцинк поймал его и закрепил. Двигатель лодки замолк, течением ее развернуло, корма лодки коснулась свай, оказавшись в свете фонаря.

Макс увидел, что на носу лодки стоит Бонни. Когда он окликнул ее по имени, Бонни ступила на причал и заботливо обняла Макса, словно он был ребенком, поранившим коленку. Макс принял этот знак внимания с мужской сдержанностью, он понимал, что за ними наблюдает не только его похититель, но и мужчина, сопровождавший Бонни.

Сцинк улыбнулся, наблюдая за сценой встречи супругов, и отступил в тень. Мужчина, управлявший лодкой, вылезать на причал не стал. Он был молод, широкоплеч, уверенно чувствовал себя на воде, одет в светло-синий пуловер, обрезанные джинсы, обуви на ногах не было. Похоже, его не утомила прогулка на моторной лодке в темноте по заливу, полному затонувших судов и плавающих бревен.

Стоя в темноте, Сцинк спросил у молодого человека, как его зовут.

— Августин, — ответил тот.

— А выкуп привезли?

— Разумеется.

— Не беспокойтесь, он не из полиции, — подала голос Бонни.

— Я это вижу, — отозвался Сцинк.

Августин шагнул к борту и протянул Бонни сумку, которую она передала мужу, а тот, в свою очередь, стоявшему в тени похитителю.

— Бонни, дорогая, капитан хочет поговорить с тобой. После этого он отпустит меня.

— Я еще не решил, — поправил Макса Сцинк.

— О чем он хочет поговорить со мной?

Августин сунул руку в шкафчик и вытащил из него банку пива. Сделав глоток, он облокотился на штурвал.

— Что это у тебя на шее? — спросила Бонни у мужа. Предмет напоминал бандаж, нечто подобное она видела в витринах кожгалантерейных магазинов в Гринвич-Виллидж.

Сцинк вышел из тени на свет.

— Эта штука нужна для дрессировки. Лечь, Макс.

Бонни внимательно посмотрела на высокого, с растрепанными волосами незнакомца. Он был именно таким, как описал патрульный. По габаритам и виду он был похож на человека, способного на все, но Бонни совершенно не испытывала страха.

— Выполняй, Макс! — приказал похититель ее мужу.

Макс Лам послушно распластался на досках причала. Когда Сцинк приказал ему сесть, он выполнил и эту команду.

Бонни стало стыдно за мужа. Сцинк заметил это, извинился и приказал Максу встать.

В сумке находилось все, что потребовал принести Сцинк. Он тут же вставил новые батарейки в плейер, и в наушниках зазвучала музыка. Открыв банку с зелеными оливками, Сцинк поднес ее ко рту.

Бонни спросила Макса, что же, в конце концов, происходит.

— Потом, — прошептал Макс.

— Нет, скажи мне сейчас!

— Она заслуживает ответа, — вмешался в разговор Сцинк, прихлебывая сок из банки. — Ведь она рискует жизнью, находясь здесь с таким безумцем, как я.

Бонни оделась специально для поездки на лодке: синий плащ, джинсы, парусиновые туфли на толстой каучуковой подошве. Сцинк отметил про себя, что все вещи хорошие и практичные, не то что всякая дребедень из калифорнийских каталогов. Он снял наушники и похвалил Бонни за предусмотрительность. Потом приказал ее мужу снять ошейник и выбросить его в воду.

Макс поднес дрожащие руки к шее. Сцинк приказал ему снимать, быстрее! Макс решительно сжал губы, но все же у него не хватало смелости даже дотронуться до ошейника. В конце концов Бонни подошла к нему, расстегнула пряжку и сняла ошейник. Потом внимательно осмотрела его под фонарем.

— Ужас какой, — упрекнула она Сцинка и швырнула ошейник на причал.

В ответ Сцинк достал из куртки видеокассету и бросил ее Бонни. Она поймала ее двумя руками.

— Ваш муженек снимал последствия урагана, чтобы потом демонстрировать пленку своим друзьям. А вы говорите ужас.

Бонни повернулась и швырнула кассету в воду.

А у этой девчонки есть характер! Сцинку она уже начала нравиться. Макс нервно закурил сигарету.

Бонни была бы потрясена гораздо меньше, если бы Макс на ее глазах ввел себе дозу героина.

— С каких это пор ты начал курить?

— Если вы снова наденете на него ошейник, я могу отучить его курить, — предложил свои услуги Сцинк.

Макс заявил, что с него хватит.

— Вы хотели поговорить с моей женой, вот и говорите.

— Нет, я сказал, что хочу провести с ней некоторое время.

Бонни повернулась к босому молодому человеку, стоявшему у полосатого борта лодки. Но он явно не хотел вмешиваться в их разговор, вся поза его была равнодушной, почти скучающей.

— Где вы хотите провести со мной время? И что собираетесь делать? — спросила Бонни у похитителя.

— Не то, о чем ты подумала, — вмешался Макс.

Сцинк надел пластиковую шапочку для душа.

— Ураган настроил меня на новый ритм. Я ощущаю его биение. — Обняв Бонни за плечи, он тихонько подвинул ее к Максу. Бонни почувствовала его внимательный взгляд. Он тщательно рассматривал их, ее и Макса, словно они были подопытными крысами. Бонни услышала, как похититель пробормотал: — Никак не могу понять, почему.

— Скажите нам, что вам нужно, — потребовала Бонни.

— Поосторожнее с ним, — посоветовал Макс. — Он курит наркотики.

Сцинк отвернулся, устремив взгляд на океан.

— Не обижайтесь, миссис Лам, но ваш муж заставил меня разочароваться в роде человеческом. Возможно, женщина сумеет убедить меня в обратном.

Бонни с удивлением ощутила, как по спине пробежал приятный холодок. Голос незнакомца звучал мягко и гипнотически, он лился, словно широкая река. Она могла бы слушать его всю ночь. Сумасшедший, вот в чем все дело, он явно безумен. Но Бонни заинтересовала его история. По словам патрульного, он когда-то был губернатором Флориды. Бонни захотелось узнать побольше об этом человеке.

Но здесь находился ее муж. Усталый, опаленный солнцем, эмоционально подавленный. Она была обязана позаботиться о нем. Бедный Макс прошел через такой ад.

— Я хочу просто поговорить, — сказал похититель.

— Хорошо, — согласилась Бонни, — только недолго.

Сцинк сложил ладони рупором и поднес их ко рту.

— Эй, Августин! Позаботьтесь о мистере Ламе. Ему нужно принять душ, побриться и, возможно, принять слабительное. А на рассвете вернетесь за его женой.

Сцинк подхватил Макса под мышки и опустил его в моторную лодку. Обрезав перочинным ножом причальный конец, он оттолкнул нос лодки от причала. Одной рукой Сцинк обнял Бонни, а другой начал махать, прощаясь. Лодка вышла из света фонаря, и в этот момент Сцинк увидел, что с кормы лодки поднялась третья фигура… где же он прятался? Молодой мужчина у штурвала вскинул ружье.

— Проклятье. — Сцинк оттолкнул Бонни, убирая ее с линии огня.

Что-то ужалило его, развернуло по часовой стрелке и толкнуло вниз. Тело Сцинка еще продолжало вращаться, когда рухнуло в теплую воду. Его удивило, почему не шевелятся руки и ноги, почему он не слышал выстрела и не видел вспышки. Может быть, потому, что был уже мертв?


Глава 13


Поздно вечером 27 августа Кейт Хигстром, подгоняемый теплым ветром и девятью бутылками холодного пива «Будвейзер», решил отправиться на охоту. Друзья отказались составить ему компанию, потому что Кейт был неуклюжим и скверным стрелком, да и к тому же он был пьян.

По правде говоря, в Южной Флориде охотиться было особо не на кого, да и вообще, эта дикая забава уже давно не пользовалась здесь популярностью. Однако, благодаря урагану, в окрестностях городов появился новый, необычный объект охоты — домашний скот. Повсюду в сельской местности в графстве Дэйд загоны для скота были разрушены, стада крупного рогатого скота и табуны лошадей разбрелись далеко от своих затопленных пастбищ. Подгоняемые скорее голодом, чем природным любопытством, животные начали появляться в таких местах, где их обычно не встречали. Одним из подобных мест и был район, в котором проживал Кейт Хигстром, небольшой, застроенный выкрашенными в спокойные тона домиками и окруженный со всех сторон еле сводившими концы с концами магазинчиками.

Вот здесь и прошло детство Кейта Хигстрома. Семья его отца переехала в Майами из Северной Миннесоты в начале 40-х годов, принеся с собой страсть к длинным ружьям и грандиозной охоте. Будучи впечатлительным ребенком, Кейт постоянно слушал охотничьи байки о волках и черных медведях в лесах Севера, о белохвостых оленях и диких индейках в кустарниковых зарослях Флориды. Над обеденным столом Хигстромов висела голова крупного оленя, а западную стену гостиной украшала рыжевато-коричневая шкура пантеры. В возрасте пяти лет Кейт начал собирать в обтянутые кожей альбомы все выпуски «Аутдор лайф», «Филд энд стрим», «Спортс эфилд». Наиболее ценной в его коллекции была фотография с автографом знаменитого Джо Фосса, на снимке тот стоял рядом с убитым гризли. В возрасте шести лет у маленького Кейта появился пугач «Дейзи», в возрасте девяти лет — пистолет «ВВ», в одиннадцать лет — духовое ружье, а в тринадцать — первое настоящее ружье 22-го калибра.

Но… даже постоянно стреляя по пустым пивным банкам в соседнем котловане, мальчик проявлял ужасное неумение в обращении со стрелковым оружием. Отец Кейта был не просто разочарован. Оружие в руках молодого Кейта представляло реальную угрозу. Не помогали ни практика, ни эксперименты с различными видами оружия. Не помогали оптические прицелы. Не помогали треноги. Не помогали амортизаторы, гасившие отдачу. Не помогали даже утомительные тренировки по задержке дыхания.

Зачастую совместная стрельба по мишеням отца и сына заканчивалась мрачным настроением и слезами, и тогда старший Хигстром смягчался и позволял Кейту сделать несколько выстрелов из «моссберга» 12-го калибра, просто так, чтобы сын мог хоть куда-нибудь попасть. Было ясно, что род прекрасных стрелков пришел к своему печальному завершению. С таких занятий по стрельбе отец Кейта возвращался бледным и дрожащим от ярости, однако не рассказывал матери Кейта, свидетелем какого позора стал в котловане.

К счастью, к тому времени, когда Кейт достаточно повзрослел, чтобы ходить на охоту, в Майами уже практически некого было стрелять, за исключением крыс и низко летающих чаек. Каждую осень Кейт приставал к отцу, чтобы тот взял его на охоту в Бит Сайприс Свамп или в частные охотничьи заповедники в Эверглейдс, где охотники гонялись за оленями по воде на гидропланах и стреляли животных в упор. Старший Хигстром боялся такой охоты и не чувствовал спортивного азарта в убийстве, но сын его бывал ужасно счастлив, бросая гранаты в подраненных молодых оленей.

И вот одним таким ужасным утром отец Кейта Хигстрома поклялся навсегда бросить охоту. Они ехали на болотном вездеходе размером с танк, преследуя в азарте усталую, старую рысь. Внезапно Кейт начал беспорядочно палить в небо… там летел белоголовый орлан, на которого, как оказалось, охота была запрещена федеральными властями. Преступления удалось избежать, потому что молодой человек был отвратительным стрелком, но в пылу пальбы Кейт умудрился отстрелить отцу левое ухо.

Оглушенный, истекающий кровью, старший Хигстром рухнул в болото, испытав при этом необычайное облегчение, словно кто-то медленно обернул его голову прохладной белой простыней. Да, травма ужасная, а глухота (если о ней станет известно) будет стоить ему работы авиадиспетчера. Но с другой стороны, никто уже на заставит его ходить на охоту с бестолковым сыном!

Чувство вины за этот несчастный случай постоянно преследовало Кейта Хигстрома. Отец оправился от ранения и был настолько добр, что не упоминал об этом случае более одного или двух раз в день. Но уже давно угрызения совести у Кейта перешли в молчаливое возмущение поведением отца, сын понимал, что отец использует отстреленное ухо как предлог, чтобы не ходить с ним на охоту по выходным. В результате пластической операции к голове старшего Хигстрома приделали прочную копию уха из полиуретана, а хороший слуховой аппарат позволил восстановить слух на 81 процент. И все же он упорно отказывался брать в руки ружье. «Доктора запретили», — решительно заявлял старший Хигстром.

Кейту очень трудно было найти себе компаньонов для охоты. Когда бы Кейт ни приглашал на охоту друзей, у них всегда находились важные дела. Расстроенный Кейт проводил долгие и скучные выходные за чисткой ружей и просмотром видеокассет с любимыми эпизодами из передач «Американ спортсмен». А если в указательном пальце появлялся невыносимый зуд, Кейт уезжал в Тамиами Трейл и останавливался у канала. С наступлением темноты он заряжал двустволку, надевал на голову фонарь и бродил вдоль берега. Обычно его целями были черепахи и опоссумы, любая другая живность, побыстрее и похитрее, ускользала от него.

Вскоре после урагана Кейт Хигстром заметил перед соседской лужайкой коров и кобылу. Обитатели квартала, собравшиеся на тротуаре, смеялись и фотографировали животных, для людей это было небольшое развлечение после тяжелых испытаний, связанных с ураганом. Вечером, выпивая с приятелями в ирландской пивной на Кендалл-драйв, Кейт спросил:

— А сколько весит корова?

— Ну ты даешь, Кейт. Зачем тебе это? — поинтересовался один из приятелей.

— Я не шучу. Больше, чем лось? По моей улице бродят несколько бездомных коров.

— Это из-за урагана.

— Да, но сколько все-таки весит корова? Больше, чем мул? — Кейт допил пиво и поднялся. — Пошли на охоту, парни.

— Сядь, Хигстром.

— Так вы идете или нет?

— Лучше выпей еще пивка, Кейт.

Рыгнув, он направился к двери. Приехав домой, Кейт прошмыгнул в гостиную и достал из оружейного шкафа старое дедовское ружье. Захватив коробку с патронами и пьяно посмеиваясь над тем, что никто из домочадцев не проснулся и не заметил его, Кейт надел выписанный по почте камуфлированный комбинезон, натянул сапоги, закрепил на голове фонарь и отправился поохотиться на коров.

Коровы уже не паслись на лужайке соседа. Пригнувшись, Кейт потихоньку двинулся вдоль квартала. Ему казалось, что он легкий, как перышко, и опасный, как змея. Кейт решил, что привяжет убитую корову к буферу своей «хонды» и оттащит тушу к ирландской пивной, где пьянствовали его трусливые приятели. Он хихикнул, представляя, какой получится спектакль.

В качестве укрытия Кейт использовал кучи обломков, бесшумно передвигаясь от одной к другой. Улица была пустынной и темной, в домах на северной стороне до сих пор отсутствовало электричество. Проходя мимо дома Уллманов, Кейт Хигстром услышал какой-то шум на заднем дворе… глухое фырканье. Он решил, что туда, наверное, забрела кобыла. Когда Кейт завернул за угол гаража, луч его фонаря осветил пару блестящих глаз цвета индиго, громадных, как пепельницы.

— Черт побери! — воскликнул Кейт.

Огромное животное стояло возле наполовину высохшего плавательного бассейна Уллманов. Луч фонарика запрыгал вверх и вниз, судя по габаритам, это была не корова. Животное было огромным, как трактор, с острыми, изогнутыми и наклоненными вниз рогами, и совсем не напоминало домашнее животное.

Кейт Хигстром понял совершенно точно, что за животное стоит перед ним. Он же видел в передаче «Американ спортсмен», как Джимми Дин и Курт Говди убивали точно таких же монстров. Господи, но ведь это было в Африке. Не в Майами, штат Флорида.

Кейт предположил, что, возможно, слишком много выпил и это уставившееся на него огромное животное с овальными глазами просто ягненок, увеличенный в несколько раз пивом «Будвейзер».

Животное снова фыркнуло, выбросив две струи соплей, затем опустило голову и копытами размером с утюги, которыми пользуются в прачечных, проделало борозду в только что вновь засаженной травой лужайке Уллманов.

— Ни фига себе, — пробормотал Кейт Хигстром, поднимая дедовское ружье. — Да это же южноафриканский буйвол!

Он выстрелил и, естественно, промахнулся. Дважды.

Выстрелы разбудили мистера Уллмана, банкира по профессии, недавно приехавшего из Копенгагена. Мистер Уллман выглянул из окна спальни как раз в тот момент, когда огромный буйвол пустился галопом через его двор, сбив и затоптав по пути Кейта. Он моментально позвонил в полицию и сообщил о случившемся. Правда, он еще плохо говорил по-английски, но полиция, в конце концов, поняла, что хотел сказать мистер Уллман фразой «несчастный ковбой серьезно протыкан».

Спустя два часа дежурный полицейский позвонил домой Августину и оставил на автоответчике сообщение, в котором говорилось, что убежавший южноафриканский буйвол, принадлежавший его покойному дяде, опознан по клейму на ухе. Его обнаружили в продуктовом отделе разрушенного штормом супермаркета. К сожалению, не обошлось без несчастий. Дежурный попросил Августина как можно быстрее позвонить в отдел контроля за животными.

Но Августин смог прослушать это сообщение только через несколько часов, потому что в это время он находился в Бискейн-Бей вместе с Бонни Лам.

* * *


Они одолжили скоростную моторную лодку у одного из друзей Августина, пилота по профессии. Пилот был должником Августина, который как-то давно оказал ему услугу во время развода пилота с женой. Тогда Августин разрешил ему закопать у себя за гаражом банку с золотыми монетами на сумму сорок пять тысяч долларов, чтобы утаить их от частного детектива, нанятого будущей бывшей женой. После развода у пилота не осталось ничего, кроме спрятанных монет. Он моментально потратил их на стройную фотомодель, которая впоследствии сбежала от него из пятизвездочного отеля в Марокко. И хотя уже прошло много лет, пилот не забыл дружеской помощи Августина в кризисный период личной жизни.

Моторная лодка хранилась в ангаре на причале в Норт Майами-Бич, не пострадавшем от урагана. Здесь к Августину и Бонни присоединился Джим Тайл. Глаза его были красными, голос дрожал. Джим сообщил Августину и Бонни, что его близкий друг и коллега, женщина, была жестоко избита угонщиком автомобиля, и сейчас он бы предпочел патрулировать дороги, чтобы изловить этого подонка.

Мало того, что Джим был ужасно расстроен, его еще явно тревожило путешествие по заливу на моторной лодке. Даже в темноте залив выглядел пугающе. А вот Бонни Лам, как ни странно, совершенно не боялась. Может, ее успокаивало то, как вел себя Августин за штурвалом. Он небрежно вращал его двумя пальцами, а свободной рукой управлял прожектором. Августин искусно лавировал среди толстых стволов деревьев, обломков домов, выступавших из воды корпусов судов. Опасное путешествие постепенно вытеснило из сознания Джима Тайла образ Бренды, лежащей на носилках…

Бонни пыталась представить себе человека, которого называли Сцинк. Она вспомнила окровавленный труп в морге… патрульный говорил, что этого человека повесили на телевизионной спутниковой антенне. Был ли Сцинк убийцей? Судя по тому, что рассказывал патрульный, губернатор вовсе не сумасшедший. И все-таки многие его поступки противоречат закону. Вообще-то Бонни нравились эксцентричные люди. Сцинка она ничуть не боялась, ведь ее сопровождали Августин и патрульный. И как ни странно, хотя Бонни не признавалась себе в этом, ей так же сильно хотелось устроить скандал Сцинку, как и встретиться с мужем…

И вот теперь Джим Тайл и Августин втягивали через борт в лодку потерявшего сознание Сцинка. Дело это было нелегким, учитывая намокшую одежду и внушительные габариты губернатора. Бонни пыталась помочь им. Августин ухватил Сцинка за волосы, Джим за шлевки на брюках, а Бонни вцепилась в язычки высоких ботинок… и наконец похититель оказался в лодке, его рвало морской водой.

С кормы послышалось презрительное хмыкание: Макс Лам с недовольным выражением на лице стоял там и, сложив руки на груди, курил сигарету «Бронко». Бонни снова повернулась к усыпленному Сцинку. Патрульный опустился возле него на колени и носовым платком вытер лицо губернатора.

— Он дышит, — сообщил Августин.

Раздался громогласный кашель, а затем:

— Я видел омаров, огромных, как Сонни Листон. — Сцинк поднял голову.

— Лежите спокойно, — предупредил Джим Тайл.

— Мой плейер!

— Мы купим вам новый. А сейчас не шевелитесь.

Сцинк рывком опустил голову. Хмыкнув, он закрыл глаза.

— Что мы будем с ним делать? — спросила Бонни.

Макс язвительно рассмеялся.

— Он пойдет в тюрьму, что же еще?

Бонни посмотрела на Августина, который заявил:

— Это дело Джима. Он представитель закона.

Патрульный открыл термос и постарался влить горячий кофе в рот своему другу. Бонни подняла голову Сцинка, чтобы помочь ему. Августин подошел к двигателю и завел его. Перекрикивая шум двигателя, Бонни попросила у Джима разрешения посидеть рядом с губернатором во время поездки, на тот случай, если ему станет плохо. Патрульный придвинулся к ней поближе и, понизив голос, сказал:

— С ним все в порядке. Займитесь своим мужем.

— Хорошо, — согласилась Бонни. Она порадовалась тому, что в темноте патрульный не может увидеть, как она покраснела. Не мог заметить этого и Макс.

* * *


Разговор между Гаром Уитмарком и его женой носил отнюдь не мирный характер. Ужасным был уже тот факт, что она отдала семь тысяч долларов наличными банде мнимых кровельщиков. И уж совсем непростительной глупостью было не поинтересоваться фамилией человека, получившего деньги. Единственной ниточкой, по которой можно было проследить мошенников, являлся лист желтой бумаги, врученный миссис Уитмарк бригадиром мнимых кровельщиков. Желтый листок, который должен был служить одновременно и квитанцией и сметой, и который миссис Уитмарк тут же умудрилась куда-то задевать.

Злился Гар Уитмарк и по другой причине. Он сам был по профессии строителем, поэтому лично знал всех честных и опытных кровельщиков графства Дэйд. Их список был не таким уж большим, но Гар Уитмарк намеревался выбрать из него бригаду, которая починила бы крышу его собственного дома, пострадавшего от урагана. Он позвонил в шесть компаний и объяснил (несколько раз) своей жене, что придется подождать, пока подойдет их очередь. Для кровельщиков ураган явился настоящим Клондайком, и самые опытные из них обеспечили себя срочной работой на несколько месяцев. Но в Майами на грузовиках ринулись бригады из других мест. Некоторые из этих кровельщиков были опытными и работящими, другие халтурщиками, а третьи чистой воды мошенниками. Все стремились воспользоваться безграничными возможностями.

Типичные жертвы урагана, стремившиеся побыстрее заполучить крышу над головой, при выборе кровельщиков вынуждены были руководствоваться интуицией, которая, к сожалению, подводила их в таких делах. У Гара Уитмарка, однако, было два преимущества по сравнению с подобными жертвами: он знал всех кровельщиков и располагал средствами, чтобы нанять лучших из них для собственных нужд. Потерпев несколько неудач, Гар Уитмарк все же отыскал первоклассного кровельщика, который согласился отложить в сторону все другие заказы и заняться крышей Уитмарка (ведь Уитмарк возглавлял одну из самых крупных строительных фирм во всей Южной Флориде, а значит, являлся работодателем для кровельщиков). Этому специалисту предстояло сменить двух других кровельщиков: самого Уитмарка и его тещу.

Гар Уитмарк договорился, что крыша будет отремонтирована за семь дней, задержка была бы просто невыносимой для миссис Уитмарк. Она так боялась, что дожди испортят дорогую мебель, что ей уже не помогали обычные дозы транквилизаторов, релаксантов и снотворного. Миссис Уитмарк неожиданное появление в ее доме готовых взяться за работу кровельщиков показалось даром Господа. Она подумала, что муж одобрит ее инициативу, поскольку одной заботой у него будет меньше. А забот у Гара Уитмарка и так хватало, со всех сторон сыпались угрозы возбудить уголовное дело против фирмы «Уитмарк сигниче», поскольку построенные ею дома во время урагана разваливались, словно картонные коробки.

Гар Уитмарк стоял в гостиной, капли дождя шлепались на его лоб, покрытый синими венами. Он приказал жене немедленно найти эту чертову квитанцию, или смету, или как там ее назвал этот проклятый так называемый бригадир. После часа поисков злополучная желтая бумажка была обнаружена в школьном дневнике миссис Уитмарк. Гар Уитмарк не мог понять, почему жена сунула ее именно туда, и уж тем более не мог понять, как ей удалось найти ее. Миссис Уитмарк и сама не могла объяснить этого, ураган ужасно перепутал все ее мысли.

На квитанции стояло название фирмы — «Фортрес Руфинг», что вызвало у Гара Уитмарка горькую усмешку. У этих мошенников, по крайней мере, было чувство юмора! Набрав номер телефона, указанный на квитанции, Уитмарк попал на автоответчик. Он положил трубку и позвонил начальнику департамента по строительству и архитектуре графства Дэйд, который был обязан своим постом строительным компаниям. Когда Гар рассказал о случившемся, начальник департамента возмутился, что подобную аферу осмелились провернуть с женой Гара Уитмарка, и пообещал провести тщательное расследование.

Нет, он никогда не слышал о «Фортрес Руфинг», но обязательно, черт возьми, выяснит, кто стоит за этим.

Гар Уитмарк ответил, что чем скорее он сделает это, тем лучше, и вытер полотенцем капли дождя со лба.

* * *


Через пятнадцать минут начальник департамента строительства перезвонил и грустным тоном сообщил, что компания «Фортрес Руфинг» никогда не получала строительной лицензии в графстве Дэйд, а значит, это какая-то неизвестная незаконная фирма.

Еще больше разозлившись, Гар Уитмарк начал звонить всем знакомым кровельщикам, одни из которых были честными людьми, другие нет. Двое из них вспомнили, что недавно у них переманивали рабочих в эту новую компанию, которой заправляет этот сукин сын, бывший инспектор зданий по фамилии Авила. Они предупредили Уитмарка, что это темный тип.

Гар Уитмарк прекрасно знал Авилу, поскольку в течение многих лет подкармливал его взятками. Все время субподрядчики Уитмарка ублажали этого жадного ублюдка! Наличные деньга, выпивка, кассеты с порнофильмами… насколько Уитмарк помнил, Авила особенно любил фильмы о лесбиянках.

Он позвонил своей секретарше, та быстренько пробежалась пальчиками по клавиатуре компьютера, открыв строго секретный файл, содержавший данные о коррумпированных чиновниках в графствах Дэйд, Бровард, Палм-Бич, Ли и Монро. Список был длинным, фамилии для удобства располагались в алфавитном порядке. По иронии судьбы фамилия Авилы и незарегистрированный номер домашнего телефона оказались в списке первыми.

Гар Уитмарк подождал до трех утра, а потом позвонил Авиле.

— Говорит твой старый друг Гар Уитмарк. Твои лжекровельщики нагрели мою жену на семь тысяч. Она ужасно расстроена, Авила. Если завтра утром я не увижу свои деньги, то завтра к вечеру ты окажешься за решеткой. И я устрою так, чтобы ты оказался в одной камере с Полом Гурманом.

Жестокая угроза моментально согнала сон с Авилы. Пол Гурман был известным людоедом. В настоящее время он ожидал суда по обвинению в том, что убил и съел своего домовладельца, который отказался заменить прохудившийся поплавковый клапан в сливном бачке в туалете Гурмана. Недавно его также признали виновным в убийстве и поедании опоздавшего по вызову телемастера и нагрубившего ему сборщика пошлины на мосту.

— Семь тысяч? Мистер Уитмарк, клянусь Богом, я понятия не имею об этом.

— Ну, как знаешь…

— Подождите, подождите… — Авила сел на кровати. — Расскажите мне что, предположительно, произошло, ладно?

— Никаких «предположительно». — Гар Уитмарк поведал Авиле печальный рассказ своей жены.

— И грузовик был наш, вы уверены?

— Я держу в руках квитанцию, идиот. Здесь написано «Фортрес Руфинг».

Лицо Авилы перекосилось.

— А кем она подписана?

Уитмарк сказал, что подпись неразборчива.

— По словам моей жены, это был парень с выступающей челюстью, похожий на мурену. В отвратительном костюме.

— Проклятье, — пробормотал Авила. Именно этого он и боялся.

— Что, дошло до тебя? — Даже сарказм в словах Уитмарка прозвучал угрожающе.

Авила прижался к спинке кровати.

— Сэр, вы получите свои деньги завтра утром.

— Разумеется, черт возьми. И новую крышу.

— Что?

— То, что слышал, кретин. Твои люди украли семь тысяч, плюс ты заплатишь за новую крышу, когда ее починят настоящие кровельщики.

У Авилы все оборвалось внутри. Гар Уитмарк, наверное, живет в чертовом ранчо на юге, где обитают миллионеры. Авила прикинул, что новая крыша запросто может обойтись в двадцать тысяч.

— Но это не совсем справедливо, — промямлил он.

— Ты предпочитаешь ужин в обществе Гурмана?

— Ох, Боже мой, мистер Уитмарк, конечно же нет.

— Я тоже так думаю.

* * *


Авила поднялся с постели, отправился на задний двор, где поймал двух петухов и отнес их в гараж, чтобы отрубить им головы. Он надеялся, что эта жертва будет принята с благодарностью. После короткой возни все было закончено. Авила слил теплую кровь в пластиковое ведро, наполненное мелкими монетами, отбеленными кошачьими костями и черепашьими панцирями. Ведро стояло у ног керамической статуи Чанго, бога молнии и огня. На статую размером с ребенка был надет балахон, цветные бусы и позолоченная корона. Опустившись перед статуей на колени, Авила поднял к небесам окровавленные руки и попросил Чанго поразить своим ударом Кусаку, как трухлявый пень, за то, что тот провалил всю затею с кровельной компанией.

Авила не был уверен, что обряд возымеет действие. Он был относительным новичком в искусстве колдовства, а в силу своего характера и не заботился о том, чтобы постичь все его тайны. Впервые он прибег к помощи крови, когда узнал, что власти начали расследование по поводу его взяток. Несколько знакомых торговцев наркотиками клялись, что колдовство помогает им избежать тюрьмы, и Авила решил, что ничего не потеряет, если попробует воспользоваться помощью колдовства. В Хайлиа Авила встретился с настоящим колдуном, который предложил обучить его всем тайнам обрядов, уходивших корнями в древние афро-кубинские традиции. Но все это было слишком замысловато и загадочно для Авилы, так что вскоре он потерял интерес к этим урокам.

Все, что он хотел, — как объяснил Авила колдуну — так это научиться навлекать проклятья на своих врагов. Смертельные проклятья.

Колдун возмутился и посоветовал Авиле бросить это занятие. Но Авила вернулся домой убежденный в том, что на основании тех обрядов, которые видел, он и сам сумеет постичь основы колдовства. В качестве божества Авила выбрал святого Чанго, потому что ему нравилось имя этого парня. А первым объектом своего колдовства он избрал прокурора графства, который возглавлял расследование в отношении коррумпированных строительных инспекторов.

С монетами проблем не возникло, как, впрочем, и с костями животных, поскольку мать Авилы жила в четырех кварталах от кладбища домашних животных. А вот кровь была самой серьезной проблемой для Авилы, которому неприятно было добывать ее из живых существ. Первые несколько раз он пытался ублажить Чанго, кропя монеты и кости соком мяса и домашним бульоном. Колдовство не дало результатов. Святой явно предпочитал свежую кровь.

Поэтому в одно из дождливых воскресений Авила купил живого цыпленка. Жена его готовила обед, ожидая в гости родственников, поэтому вытолкала Авилу из кухни. Он сунул в задний карман брюк тесак и тайком пробрался со своей жертвой в гараж. Когда Авила начал расстилать на полу гаража газету, цыпленок почуял неладное. Авилу очень удивило, что маленькая птичка весом в пять фунтов может так быстро бегать и оказывать такое отчаянное сопротивление. Жестокое жертвоприношение, в конце концов, свершилось, но Авила оказался поцарапанным, измазанным окровавленными перьями. То же самое произошло с кремовым «бьюиком» его жены. Она разразилась по этому поводу такими тирадами, что родственники ушли домой, не отведав десерт.

Через два дня произошло чудо. Прокурор, на которого Авила наслал проклятье с помощью жертвенного цыпленка, упал в душе и вывихнул плечо. В этот момент он находился в душе в обществе проститутки по имени Канди, которая оказалась достаточно сообразительной не только для того, чтобы позвонить 911, но и для того, чтобы раздать многочисленные интервью для прессы. Средства массовой информации раздули этот скандал, и прокурор штата предложил коллеге на неопределенное время уйти в отпуск.

Дело о коррупции развалилось, потом было передано другому прокурору. Но, тем не менее, Авила был убежден, что его колдовство возымело действие. Повторные попытки колдовства оказались неудачными, но Авила отнес это на счет собственной неопытности и недостатка нужных атрибутов. Возможно, во время жертвоприношения он распевал не те фразы, или фразы были правильными, но распевал он их не в той последовательности. А может, совершал жертвоприношения в плохое время для капризного Чанго. Или же просто жертвы были слишком мелкими.

После колдовства с молитвами о смене прокурора вера Авилы в колдовство с помощью крови и костей осталась непоколебимой. Но он решил, что преступление Кусаки настолько велико, что вместо одного цыпленка следует принести в жертву двух. Если же и это не поможет, то придется пожертвовать козлом.

Петухи отчаянно цеплялись за жизнь, их крики разбудили жену Авилы, тетку и мать. Женщины ворвались в гараж и увидели Авилу, распевающего на испанском бессмысленную тарабарщину перед обожаемой керамической статуей. Жена Авилы моментально заметила красные капли и куски петушиных клювов на левом крыле своего «бьюика», за что безжалостно отходила мужа граблями.

А в это время на другом конце графства Дэйд Кусака мирно посапывал в шезлонге покойного торговца трейлерами. Он не чувствовал боли от сверхъестественных рук Чанго, а также не ощущал на себе ненавидящего взгляда Иди Марш, которая растянулась на покрытом плесенью ковре, прижавшись к голому страховому агенту.


Глава 14


Свечи горели, оплавляясь, и тень Кусаки на светлой голой стене дергалась и уменьшалась в размерах. Его профиль напомнил Иди Марш миниатюрного динозавра.

Ради смеха Кусака запретил Фреду Дову снимать красный презерватив.

— Это подло, — возмутилась Иди.

— Что ж, значит, я подлец, — заявил Кусака. — А если не веришь мне, то тебе надо посмотреть на полицейскую леди, которую увезли в больницу.

Когда Кусака зевнул, его покореженная нижняя челюсть задергалась из стороны в сторону, а потом как бы вообще отделилась от лица. Он был похож на змею, пытающуюся проглотить яйцо.

— Что тебе нужно? — спросила Иди.

— Ты чертовски хорошо знаешь, что мне нужно. — Кусака направил луч фонарика на опавший член страхового агента. — Где ты отыскал эту красную резинку? Готов поспорить, что заказал по почте. Она похожа на шапку Санта Клауса.

С пола, где лежал страховой агент, послышались неутешные всхлипывания. Иди прижалась затылком к спине Фреда. Кусака уложил их на полу задницами друг к другу, связав им руки шнуром от шторы. В портфеле Фреда Дова он обнаружил визитные карточки и страховые полисы компании «Мидвест Кэжьюелти». Тут и дурак бы догадался — Иди ублажила его и обработала. Но чудесным образом Кусака появился как раз вовремя.

— Поделим по-честному, на три части, — заявил он.

— Но ты же смылся! — возразила Иди. — Оставил меня с этим засранцем Тони.

Кусака пожал плечами.

— Я передумал. Имею право. Так о какой сумме идет речь?

— Пошел ты, — огрызнулась Иди.

Не поднимаясь с шезлонга, Кусака вытянул ногу и пнул Иди по голове. Удар получился чувствительный. Иди застонала, но не заплакала.

— Ради Бога, — промолвил Фред Дов надтреснутым голосом, как будто этот удар пришелся по нему.

— Тогда ты скажи мне, о какой сумме идет речь, — предложил Кусака.

— Не смей. — Иди вонзила локти в ребра Фреду.

— Я жду, — напомнил Кусака.

Иди почувствовала, как напряглось тело страхового агента, а затем услышала:

— Сто сорок одна тысяча долларов.

— Идиот! — воскликнула Иди.

— Но вы не получите ни цента без меня и Иди, — предупредил Кусаку Фред Дов.

— Вот как?

— Да, сэр.

— Ни единого цента, — подтвердила Иди, — поскольку чек должна получить миссис Нерия Торрес. То есть я.

Кусака направил луч фонарика на лицо Иди, на котором отпечатался четкий след от подошвы его ботинка.

— Дорогая, очень трудно подписать чек, если у тебя все тело в гипсе. Ты меня понимаешь?

Иди отвернула голову от бьющего в глаза луча и тихонько выругала себя за то, что связалась с уголовником.

— Вы должны развязать нас, — подал голос Фред.

— Ладно, давай послушаем тебя, Санта Клаус!

У Иди застучало в висках.

— Знаешь что, Фред? Кусака просто ревнует. Послушай, дело здесь не в деньгах за страховку, а в том, что я собиралась переспать с тобой…

— Ха! — воскликнул Кусака.

— …а он знает, — продолжала Иди, — что с ним я не сделаю этого за все деньги Форт-Нокса!

Кусака рассмеялся. Он пнул носком ботинка Фреда и сказал:

— Не обманывайся, дурашка. Да она с поганым сифилитиком трахнется, если будет знать, что у него можно выудить доллар.

— Прекрасная у нас беседа, — заметила Иди. Боже милосердный, у нее разболелась голова.

Страховой агент отчаянно пытался совладать с нервами. Его ошеломила ситуация, в которую он вляпался, такая ужасная, запутанная и опасная. Всего несколько часов назад все было просто и прекрасно: слегка подделанное страховое заявление, симпатичная и послушная сообщница, интимный вечер в разрушенном ураганом доме.

Вполне уместный для такого случая ярко-красный презерватив.

И вдруг откуда ни возьмись появился этот Кусака, страшный тип и чистый уголовник, судя по тому, что Фред Дов увидел и услышал. Страховому агенту очень не хотелось иметь в качестве третьего партнера такого жестокого человека. Но с другой стороны, еще больше ему не хотелось умирать или быть настолько покалеченным, чтобы попасть в больницу. Ведь в этом случае придется давать объяснения полиции, да еще жене.

Поэтому Фред Дов предложил Кусаке сорок семь тысяч долларов.

— Это будет ровно третья часть.

Кусака перевел луч фонарика на лицо Фреда.

— Ты посчитал это в уме? Без карандаша и бумаги, здорово!

«Да, — подумала Иди Марш, — спасибо вам, доктор Эйнштейн».

— Значит, договорились? — спросил страховой агент у Кусаки.

— Все по-честному. — Кусака поднялся с шезлонга и проследовал в гараж. Через несколько минут заработал генератор. Кусака вернулся в гостиную и включил единственную лампочку. Затем, опустившись на колени возле Фреда Дова и Иди Марш, он разрезал шнур, которым у них были связаны руки.

— Давайте где-нибудь поедим, — предложил Кусака. — Я чертовски голоден.

Фред Дов встал, дрожа и стыдливо прикрывая ладонями промежность.

— Я сниму эту штуку.

— Резинку? — Кусака показал ему большой палец. — Валяй. — Он бросил взгляд на Иди, которая и не пыталась прикрыть груди или что-нибудь еще. Она лишь устремила на Кусаку мрачный, злобный взгляд.

— Ты в таком виде собралась в ресторан? — поинтересовался он. — Мне нравится. Может быть, нам даже дадут бесплатный десерт.

Не проронив ни слова, Иди обогнула шезлонг, подняла с пола ломик, который оставила там, сделала два шага в направлении Кусаки и изо всех сил огрела его ломиком. Кусака с грохотом рухнул на пол.

Не выпуская из рук ломика, Иди склонилась над ним. Ее влажные, спутанные волосы упали вниз, прикрыв разукрашенную ботинком Кусаки половину лица. Фреду Дову в этот момент она показалась дикой, необузданной, готовой на преступление. И страховой агент испугался, что впервые в жизни может стать свидетелем убийства.

Иди сунула острый конец ломика между зубов Кусаки, прижав к ним его бледный язык.

— Только попробуй еще раз ударить меня, — предупредила она, — и я тебе яйца вырву.

Фред Дов схватил брюки, портфель и убежал.

* * *


Они вернули моторную лодку на причал и возвратились в Корал Гейблз. С большими усилиями им удалось затащить человека по прозвищу Сцинк в дом Августина.

Макс Лам слегка ошалел, увидев черепа на стене, но молча проследовал в душ. Августин принялся звонить по телефону, пытаясь выяснить, что случилось с южноафриканским буйволом его покойного дяди. Бонни сварила кофе и отнесла кофейник в комнату для гостей, где губернатор приходил в себя после дозы снотворного, содержавшейся в шприце, которым Августин поразил его. Он разговаривал с Джимом Тайлом, когда в комнату вошла Бонни. Она хотела остаться и послушать загадочного незнакомца, но поняла, что мешает. Мужчины, понизив голоса, вели серьезный разговор. Бонни услышала, как Сцинк сказал:

— Бренда сильная, она выкарабкается.

— Я прочитал уже все молитвы, какие знаю, — ответил Джим.

Выскользнув из комнаты, Бонни столкнулась с Максом, который вышел из ванной с сигаретой в зубах. Она решила, что будет терпимо относиться к новой привычке мужа, которую Макс, по его словам, приобрел в результате жуткого стресса, связанного с похищением.

Бонни прошла с мужем в гостиную и уселась рядом с ним на софе. И Макс во всех деталях описал ей пытку, которой подвергался, находясь в руках одноглазого безумца.

— Собачий ошейник, — промолвила Бонни.

— Вот именно. Посмотри на мою шею. — Макс расстегнул верхние пуговицы рубашки, которую ему одолжил Августин. — Видишь ожоги? Видишь?

Бонни не увидела никаких ожогов, но сочувственно кивнула.

— Значит, ты твердо решил выдвинуть против него обвинение.

— Абсолютно твердо! — Макс уловил сомнение в голосе жены. — Боже мой, Бонни, он мог убить меня.

Бонни сжала руку мужа.

— И все-таки я не понимаю, почему… почему он сделал это.

— Кто знает, что может взбрести в голову этому типу. — Макс умышленно промолчал о том, в какую ярость привела Сцинка его видеосъемка. Он помнил, что и Бонни это ужасно не понравилось.

— Мне кажется, ему нужна медицинская помощь.

— Нет, дорогая, ему нужна хорошая тюрьма. — Макс вскинул подбородок и выпустил к потолку струю дыма.

— Дорогой, давай подумаем об этом…

Макс отодвинулся от жены и схватил телефонную трубку, поскольку Августин только что закончил говорить по телефону.

— Мне нужно позвонить Питу Арчибальду, — бросил он через плечо, — пусть все в агентстве узнают, что со мной все в порядке.

Бонни встала с софы и направилась в комнату для гостей. Губернатор сидел на кровати, но глаза его были полузакрыты. На голове у него до сих пор была надета цветная пластиковая шапочка для душа, бороду усыпали мелкие крупинки морской соли. Джим Тайл, держа под мышкой свой «стетсон», стоял возле окна.

Бонни налила им еще по чашке кофе.

— Как он себя чувствует? — шепотом спросила она.

Сцинк открыл здоровый глаз.

— Уже лучше, — пробасил он.

Бонни поставила кофейник на прикроватный столик.

— Это транквилизатор для обезьян, — пояснила она.

— Никогда нельзя смешивать его с психотропными наркотиками, особенно с соком жабы.

Бонни посмотрела на Джим Тайла, и тот ответил на ее немой вопрос:

— Я спрашивал его об этом.

— О чем ты меня спрашивал? — проворчал Сцинк.

— О мертвом парне, распятом на спутниковой антенне, — пояснил Джим, затем снова обратился к Бонни: — Он этого не делал.

— Однако сама идея мне очень понравилась, — вставил Сцинк.

Бонни не удалось скрыть свое сомнение, и Сцинк устремил на нее суровый взгляд.

— Я не убивал этого парня, миссис Лам. А если бы и сделал это, то уж наверняка не сказал бы вам.

— Я вам верю. Действительно верю.

Губернатор допил кофе и попросил налить еще чашечку. Он сказал Бонни, что это лучший кофе, какой ему когда-либо приходилось пробовать.

— И твой парень мне нравится. — Сцинк показал на черепа, висевшие на стене. — Нравится, как он украсил свой дом.

— Он не мой парень. Просто друг, — возразила Бонни.

Сцинк кивнул.

— Всем нам нужны друзья. — Губернатор с трудом поднялся с постели и принялся снимать мокрую одежду. Джим Тайл отвел его в душ и включил воду. Когда патрульный вернулся с губернаторской пластиковой шапочкой в руках, он спросил у Бонни, что намерен предпринять ее муж.

— Он хочет выдвинуть обвинение. — Она присела на край кровати, прислушиваясь к шуму воды в ванной.

— Ну, как дела? — спросил Августин, заходя в комнату.

— Я могу сегодня же арестовать его, — сказал Джим, обращаясь к Бонни, — если ваш муж придет в участок и напишет заявление. А дальше уже дело прокурора.

— И вы это сделаете… арестуете своего друга?

— Лучше я, чем незнакомый полицейский. Не расстраивайтесь, миссис Лам. Ваш муж имеет полное право выдвинуть обвинение.

— Да, я знаю. — Конечно, следовало выдвинуть обвинение против губернатора… нельзя позволять человеку похищать туристов, как бы безобразно они себя ни вели. И все же Бонни опечалила мысль о том, что Сцинк окажется за решеткой. Глупо, конечно, она понимала это, но именно такие чувства Бонни испытывала в отношении губернатора.

Джим Тайл спросил у Августина, указывая на черепа:

— Кубинское вуду?

— Нет, ничего подобного.

— Я насчитал девятнадцать штук. Не буду спрашивать, где вы их взяли. Они слишком чистые, убийством здесь и не пахнет.

— Это медицинские пособия, — пояснила Бонни.

— Ладно, будем считать их пособиями, — согласился Джим Тайл. За двадцать лет службы он повидал массу автомобильных аварий, и у него выработалось отвращение к частям человеческих тел.

Августин снял с полок пять черепов и расставил их на паркетном полу возле своих ног. Затем взял три черепа и начал жонглировать.

— Будь я проклят, — пробормотал патрульный.

Жонглируя, Августин думал о молодом пьяном кретине, который пытался застрелить южноафриканского буйвола. Какая печальная, нелепая смерть. К трем черепам вскоре добавился четвертый, а потом и пятый.

Бонни поймала себя на том, что улыбается, глядя на это зрелище, от которого бросало в дрожь. В этот момент в облаке пара из ванной появился губернатор, голый, с небесного цвета полотенцем на шее. Капли воды стекали с его длинных седых волос на грудь. Уголком полотенца губернатор протер запотевший стеклянный глаз и улыбнулся, глядя на жонглирующего Августина.

Наблюдая за летающими черепами, Джим Тайл почувствовал, что у него кружится голова. В дверях комнаты появился Макс Лам. Любопытство на его лице тут же сменилось гримасой отвращения, как будто кто-то переключил тумблер у него в голове. Едва он раскрыл рот, Бонни уже знала, что скажет муж.

— И ты находишь вот это забавным?

* * *


Августин продолжал жонглировать. Было неясно, что вызвало неодобрение Макса — его жонглирование или нагота губернатора.

— Мы все устали, приятель, — промолвил патрульный.

— Бонни, мы уходим, — заявил Макс начальственным и угрожающим тоном. — Ты меня слышишь? Шутки закончились.

Бонни разозлило, что Макс говорит с ней таким тоном в присутствии посторонних. Она пулей вылетела из комнаты.

— О, Макс? — Сцинк лукаво улыбнулся и дотронулся пальцем до горла. Этот жест напомнил Максу об ошейнике, он инстинктивно отскочил назад, ударившись о дверь.

Из своего рюкзака Сцинк извлек бумажник Макса и ключи от взятой напрокат машины. Губернатор вложил все это в ладонь Макса. Тот пробормотал: «Спасибо» — и отправился вслед за Бонни.

Августин прекратил жонглировать, поймав черепа один за другим. Он осторожно водрузил их на свои места.

Губернатор сдернул с шеи полотенце и принялся вытирать руки и ноги.

— А мне понравилась эта девушка, — сказал он, обращаясь к Августину. — А тебе?

— Она не может не понравиться.

— Значит, тебе предстоит принять серьезное решение.

— Не смешите меня. Она же замужем.

— Как поется в песне, любовь может начаться всего с одного поцелуя. — Сцинк шутливо схватил Джима Тайла за локоть. — Скажите мне, офицер, я арестован или нет?

— Все зависит от мистера Макса Лама.

— Но мне необходимо это знать.

— Супруги обсуждают этот вопрос.

— Потому что, если ты не упрячешь меня за решетку, я с удовольствием разыщу того подонка, который избил твою Бренду.

На какую-то секунду показалось, что Джим Тайл может сломаться под грузом выпавших на его долю несчастий. Глаза полицейского увлажнились, но он сумел взять себя в руки.

— Джим, прошу тебя. Я ведь только и живу ради таких дел.

— Хватит с вас приключений. Да и мы все устали.

— Эй, сынок! — воскликнул губернатор, обращаясь к Августину. — Ты устал?

— Они недавно застрелили в супермаркете моего буйвола…

— Ох!

— …но я с удовольствием помог бы вам. — Жонглирование черепами зарядило Августина энергией и вдохновило. Теперь, когда муж Бонни находился в безопасности, он готов был заняться новым делом.

— Подумай над моими словами, — попросил Сцинк Джима. — Кстати, я настолько голоден, что готов есть магазинную еду. А как вы, ребята?

Губернатор направился к двери, но полицейский преградил ему дорогу.

— Наденьте брюки, капитан. Пожалуйста.

* * *


Труп Тони Торреса лежал в морге, оставаясь неопознанным и невостребованным. Каждое утро Айра Джексон просматривал «Геральд», но в новостях о жертвах урагана не было никаких упоминаний о распятом торговце трейлерами. Айра Джексон воспринял это как подтверждение ничтожности и никчемности Тони Торреса. Его смерть не удостоилась даже единственной строчки в газете.

Теперь Айра Джексон перенес свои планы мщения на Авилу, коррумпированного инспектора, поставившего печать и разрешившего продажу трейлеров, один из которых купила покойная Беатрис Джексон. Айра считал, что Авила точно так же, как Тони Торрес, виновен в трагедии, оборвавшей жизнь его доверчивой матери.

Рано утром 28 августа Айра Джексон отправился на машине по адресу, который он выколотил из несговорчивого клерка в департаменте строительства. Дверь ему открыла женщина, говорившая с сильным акцентом. Айра сказал, что хочет поговорить с сеньором Авилой.

— Он занята в гараж.

— Прошу вас, скажите, что у меня важное дело.

— Ладна, но он сильна занята.

Авила соскребал петушиную кровь с «бьюика» жены, когда мать сообщила, что к нему пришел посетитель. Авила выругался и пнул ногой ведро с мыльной водой. Наверное, это Гар Уитмарк, пришел за своими семью тысячами. Должно быть, вообразил, что Авила ради него… ограбит банк!

Но в дверях стоял не Уитмарк. Это был плотного сложения, средних лет незнакомец, короткая стрижка, на шее золотая цепочка, а на верхней губе пятнышко белого зубного порошка. «Сахарная пудра от пирожка, — определил Авила. — А не легавый ли он?»

— Меня зовут Рик, — представился Айра Джексон, протягивая пухлую ладонь со шрамами. — Рик Рейнольдс.

Когда незнакомец улыбнулся, Авила заметил на его верхних зубах остатки виноградного желе.

— Я сейчас очень занят.

— Я проезжал мимо и заметил грузовик. — Айра кивнул в сторону грузовика. — «Фортрес Руфинг», это ваша фирма, да?

Авила не ответил ни «да», ни «нет». Он бросил взгляд на свой грузовик, стоявший у тротуара, и заметил припаркованный позади него «кадиллак». Нет, этот парень не легавый, легавый не стал бы разъезжать на такой приметной машине.

— У меня ураганом сорвало крышу на доме. И мне как можно скорее нужна новая.

— Простите, но у нас полно заказов.

Авиле ужасно не хотелось отказывать перспективному «лоху», но проворачивать аферу с тем, кто знает его адрес, было равносильно самоубийству. Тем более что у этого парня бицепсы толщиной со столб.

Авила сделал заметку в уме убрать грузовик с улицы и поставить его так, чтобы не видно было прохожим.

Айра Джексон слизнул с губы сахарную пудру.

— Я постараюсь заинтересовать вас своим предложением.

— Рад был бы помочь вам.

— Как насчет десяти тысяч? Сверх суммы, которую вы обычно берете за работу.

Как ни пытался Авила, он все же не смог скрыть своего интереса. Парень говорил с нью-йоркским акцентом, а ньюйоркцы жили здесь на широкую ногу.

— Десять тысяч наличными, — добавил Айра Джексон. — Послушайте, я стараюсь ради бабушки, она живет с нами. Ей девяносто лет, и вдруг внезапно срывает крышу, и ей негде укрыться от дождя.

Авила изобразил понимание.

— Девяносто лет? Дай ей Бог здоровья. — Он переступил порог и закрыл за собой дверь. — Но вся проблема заключается в том, что у меня полно срочной работы.

— Пятнадцать тысяч, если я стану первым в списке ваших клиентов.

Авила почесал заросший щетиной подбородок и посмотрел на посетителя. Не так уж часто пятнадцать тысяч сами стучатся в дверь. О том, чтобы «кинуть» клиента, не могло быть и речи, но был и другой, вполне приемлемый вариант. Можно было вполне законным путем по-настоящему выполнить заказ, а получив наличные, он сможет уладить конфликт с Гаром Уитмарком. Естественно, его «кровельщики», эти засранцы, будут недовольны и начнут хныкать, поскольку предстоит изнурительная работа. Ничего, в исключительном случае можно один раз и честно потрудиться.

— Я смотрю, — заметил Айра Джексон, — что ваш дом совершенно не пострадал от урагана.

— Слава Богу, мы находились далеко от эпицентра.

— Да, слава Богу.

— Где вы живете, мистер Рейнольдс? Возможно, я и смогу втиснуть вас в список клиентов.

— Превосходно.

— Я пришлю человека, чтобы оценить фронт работ. — Но тут Авила вспомнил, что послать ему некого. Этот ворюга Кусака смылся.

— Я бы предпочел, чтобы вы лично все осмотрели.

— Хорошо, мистер Рейнольдс. Как насчет завтрашнего утра?

— А может быть, прямо сейчас? Мы сможем поехать на моей машине.

У Авилы не было ни единой причины, чтобы отказаться, а вот причин для согласия — аж пятнадцать тысяч.

* * *


Макс Лам положил трубку телефона, лицо его было серым, нижняя губа отвисла. Такой вид бывает у человека, которому сообщают о неизлечимой болезни. Да в общем-то дела в его рекламном агентстве обстояли примерно именно так. Обычно веселый и беззаботный Пит Арчибальд говорил с ним мрачным, погребальным тоном. Дела в Нью-Йорке обстояли из рук вон плохо.

Национальный институт здравоохранения запланировал проведение пресс-конференции по проблеме вреда курения. Обычно рекламные компании не обращали внимания на подобные мероприятия, последствия которых бывали предсказуемыми и отнюдь не страшными. Как бы пугающе ни звучали медицинские разоблачения, их влияние на розничную продажу сигарет редко продолжалось более нескольких недель. Но в этот раз правительство использовало сложную технологию для проверки определенных сортов табака на предмет содержания в них смол, никотина и других канцерогенов. Первое место по содержанию подобных вредных веществ заняли сигареты «Бронко», второе — «Бронко ментолз», а третье — «Леди Бронкоз». С точки зрения эпидемиологии эти сигареты являлись самым смертельным продуктом за всю историю культивации табака. Один из специалистов Национального института здравоохранения с прискорбием заявил, что курить сигареты «Бронко» «лишь чуть безопаснее, чем вдыхать газы из выхлопной трубы „шевроле-себебн“».

Подробности бомбы, которую готовил Национальный институт здравоохранения, дошли до компании «Дарем Гэс Мит энд Тобакко» — производителя сигарет «Бронко» и других прекрасных продуктов. Компания пригрозила отозвать свою рекламу из всех газет и журналов, которые намеревались опубликовать результаты правительственных исследований. Макс Лам понимал, что этот идиотский шаг со стороны компании сам по себе займет первые страницы всех газет, если только не остудить некоторые горячие головы. Максу следовало как можно быстрее вернуться в Нью-Йорк.

Когда он сообщил об этом жене, она спросила:

— Прямо сейчас?

Макс подумал, что жена совершенно не понимает серьезности ситуации.

— То, что происходит сейчас у меня на работе, — нетерпеливо попытался объяснить он, — можно сравнить с катастрофой «Боинга-747», полного детей-сирот.

— А это правда, что они говорят о сигаретах «Бронко»?

— Возможно. Но проблема не в этом. Они не могут сейчас отозвать свою рекламу, на карту поставлены большие деньги. Десятки миллионов.

— Макс.

— Что?

— Прошу тебя, затуши эту чертову сигарету.

— Господи, Бонни, да о чем ты говоришь!

Они сидели в плетеных креслах во внутреннем дворике дома Августина. Было три или четыре часа утра. В доме из стереосистемы звучала песня в исполнении Нейла Янга. Сквозь французское окно Бонни увидела на кухне Августина. Он заметил, что Бонни наблюдает за ним, и приветливо улыбнулся. Темнокожий патрульный и одноглазый губернатор стояли возле плиты, судя по запаху, они жарили ветчину.

— Полетим первым же рейсом, — объявил Макс. Он затушил сигарету и швырнул окурок в кормушку для птиц.

— А как насчет него? — Бонни покосилась взглядом в сторону кухонного окна, Сцинк в этот момент разбивал над сковородкой яйца. — Ты ведь хотел выдвинуть против него обвинения, не так ли? Посадить его в тюрьму, где он и должен находиться.

— Дорогая, сейчас не до этого. После того, как вся эта шумиха будет улажена, мы снова прилетим сюда и я позабочусь об этом маньяке. Не беспокойся.

— Но если сейчас отпустить его… — закончила фразу Бонни уже в уме.

Если сейчас отпустить его, то его уже никто и никогда не найдет. Он исчезнет в болотах, словно призрак. И так будет лучше.

Бонни и сама удивилась подобным мыслям. Что со мной? Этот человек похитил моего мужа и издевался над ним. Почему же мне не хочется, чтобы он понес за это наказание?

— Ты прав, — согласилась Бонни. — Тебе нужно как можно быстрее вернуться в Нью-Йорк.

Нахмурившись, Макс смахнул москита с руки жены.

— Это значит… что ты не летишь со мной?

— Макс, я не могу сегодня лететь на самолете. У меня болит живот.

— Прими таблетку.

— Я уже приняла, — соврала Бонни. — Наверное, это из-за поездки на лодке.

— Ничего, это пройдет.

— Да, я тоже так думаю.

Макс сказал, что снимет ей номер в отеле рядом с аэропортом.

— Ты хорошенько выспишься, — предложил он, — и вылетишь вечерним рейсом.

— Прекрасная мысль.

«Бедный Макс, — подумала Бонни, — он ничего не понял».


Глава 15


Отец Бонни Брукс работал в отделе распространения газеты «Чикаго трибюн», а мать занималась домашним хозяйством. У них была квартира в городе и летний домик на озере в Миннесоте. У Бонни, которая была единственным ребенком, остались смешанные воспоминания о семейных отпусках. Отец Бонни был степенным человеком, его не привлекала дикая природа Севера. Так как он не умел плавать и страдал аллергией на кровососущих насекомых, то избегал бывать на озере. Отец сидел в домике и собирал модели самолетов, особенно он любил классические германские «фоккеры». Скучное хобби отца усугублялось еще и тем, что у него были «руки-крюки», в результате чего простейшее склеивание превращалось в настоящую драму. Бонни и мать держались от него подальше, чтобы отец не мог обвинить их в том, что они мешают ему сосредоточиться.

И пока отец собирал модели самолетов, Бонни с матерью катались по озеру, окруженному лесом, в старом челнока из березовой коры. Бонни помнила эти радостные моменты — кончики ее пальцев касаются прохладной воды, а теплые лучи солнца греют затылок. Мать не умела грести тихо, но все же им частенько удавалось видеть диких зверей: оленей, белок, бобров, а иногда американских лосей. Бонни порой спрашивала у матери, зачем они купили этот домик, если отец все равно целыми днями не вылезает из него. И мать всегда отвечала: «Он точно так же вел бы себя и в Висконсине».

Бонни поступила в Северо-Западный университет и, к удивлению отца, увлеклась журналистикой. Вскоре она завела первый в жизни серьезный роман с разведенным адъюнкт-профессором, который, по его словам, получил в свое время множество премий за свои репортажи о вьетнамской войне. Отсутствие в доме профессора дипломов на эти премии Бонни по своей наивности отнесла на счет его скромности. На Рождество она решила сделать ему сюрприз, подарить оправленную в рамку его сенсационную статью о минировании гавани Хайфона. Но когда Бонни стала просматривать в университетской библиотеке микрофильмы подшивок «Сан-Франциско кроникл», в которой якобы работал ее любовник, она не обнаружила ни единой крохотной заметки, подписанной его именем. Продемонстрировав незаурядную хватку репортера, Бонни связалась с отделом кадров газеты и (использовав безобидную, но хитроумную уловку) выяснила, что ее героический поклонник никогда не был в Юго-Восточной Азии, а работал в это время в бюро «Кроникл» в Сиэтле.

Бонни Брукс действовала решительно. Первым делом она бросила обманщика, а потом заставила его уволиться из университета. Ее последующие приятели были более преданными и обходительными, и, хотя никогда не врали, все они были какими-то «незрелыми». Мать Бонни устала готовить им обеды и отклонять робкие предложения вытереть посуду. Она не могла дождаться, когда дочь закончит учебу и найдет себе солидного мужчину.

К счастью или нет, но работу по специальности журналиста найти было очень трудно. Как и большинство ее сокурсников, Бонни Брукс занималась составлением рекламных объявлений и пресс-релизов. Сначала она поступила на работу в городской департамент парков Чикаго, а затем в фирму, выпускавшую детское питание. Впоследствии эта фирма была куплена компанией «Креспо Миллз Интернэшнл», и Бонни предложили должность помощника рекламного агента. Вместе с должностью предложили и заработную плату, которую она смогла бы получать, проработав как минимум лет десять в самых солидных городских средствах массовой информации. Работа оказалась довольно простой, однако не приносила Бонни никакого удовлетворения. Кроме детского питания и хлопьев для завтрака, компания «Креспо Миллз» выпускала также пищевые пасты, арахисовое масло, батончики из овсянки с добавлением орехов и изюма, печенье, крекеры, ароматизированные кукурузные хлопья, хлебные батоны и три вида гренок. Бонни моментально разонравились все эти изделия. Все ее попытки внести какую-либо лирическую оригинальность в рекламу пресекались начальством. В один из наиболее скучных периодов работы ее заставили использовать слово «вкусный» в четырнадцати пресс-релизах, следовавших один за другим. И когда Макс Лам предложил ей выйти за него замуж и переехать в Нью-Йорк, Бонни ни секунды не колеблясь бросила свою работу.

Макс смог взять отпуск всего на несколько дней, поэтому они решили провести медовый месяц в Дисней Уорлд — банальный выбор, но Бонни посчитала, что это в любом случае лучше, чем Ниагарский водопад. Она понимала, что, как бы ни был грандиозен водопад, он не заинтересует Макса. Оказалось, что не заинтересовал его и Микки Маус. Они провели в Волшебном Царстве два дня, а Макс не находил себе места, словно шкодливый кот.

А затем разразился ураган, и ему понадобилось посмотреть на его последствия…

Бонни хотелось остаться в Орландо, лежать в номере, обнявшись с Максом, заниматься любовью под стук дождя в окно. Почему Максу этого было недостаточно?

Она чуть не задала этот самый вопрос, когда они сидели в темноте во дворе дома Августина после приключения в Стилтсвилле. И позже, по пути в аэропорт. И еще раз, уже при расставании, когда Макс как-то вяло и торопливо обнял ее, а от его волос и рубашки пахло табаком.

Но Бонни так и не задала этот вопрос. Момент был неподходящий. Макс казался целеустремленным, солидным мужчиной, именно таким, какого желала ей мать. Правда, мать сочла его негодяем. А вот отец Бонни считал его отличным молодым человеком. Для него все приятели Бонни были отличными молодыми людьми.

Интересно, что бы подумал о ней отец сейчас, увидев ее в машине, направляющейся в больницу, на переднем сиденье между одноглазым, курящим жабу похитителем и уцелевшим после авиакатастрофы человеком, который жонглирует черепами.

* * *


Голова у Бренды Рурк оказалась пробитой в трех местах, требовалась операция на одной из щек. Из раны ниже правой височной кости струилась кровь, но врачам удалось остановить кровотечение. Специалист по пластическим операциям зашил глубокую U-образную рану на лбу.

Бонни Лам никогда не видела таких ужасных ран. Даже губернатора бросило в дрожь. Августин опустил взгляд, уставившись на кончики ботинок, звуки и запахи больницы были слишком знакомы ему. Он почувствовал, что у него пересохло в горле.

Джим Тайл держал в своих руках руки Бренды. Глаза ее были открыты, но взгляд казался отсутствующим. Бренда никого не видела, кроме Джима, сидевшего возле кровати. Сквозь боль и дурман от наркоза она пыталась говорить, и Джим нагнулся пониже, чтобы разобрать ее слова.

Через несколько минут он выпрямился и произнес тихим, полным ярости голосом:

— Этот подонок украл ее кольцо. Обручальное кольцо ее матери.

Сцинк выскользнул из палаты настолько тихо, что Бонни и Августин даже поначалу не заметили его отсутствия. Не оказалось его и за дверями палаты, но легкая паника среди медперсонала, одетого в сине-белую форму, подсказала Бонни и Августину, что искать его надо в конце коридора. Губернатор бродил по палате для новорожденных, держа в каждой руке по младенцу. Дети тихонько посапывали, а Сцинк смотрел на них с глубокой печалью. Бонни губернатор не казался опасным, несмотря на спутанную бороду, грязные камуфлированные брюки и высокие армейские ботинки. Три здоровенных санитара совещались в коридоре, наверняка кто-то из персонала уже пытался вступить в переговоры с губернатором, но безрезультатно. В этот момент Джим Тайл спокойно зашел в палату и вернул младенцев под стеклянные колпаки.

Никто не попытался вмешаться, когда патрульный выводил Сцинка из больницы, потому что это было похоже на обычный арест. Джим Тайл держал его за локоть, они оживленно переговаривались, следуя по светло-зеленым коридорам. Бонни и Августин старались не отставать от них, увертываясь от инвалидных колясок и носилок.

Когда они пришли на стоянку, Джим сказал, что ему надо быть на службе.

— Приезжает президент, я буду работать в группе регулировки движения.

Джим сунул листок бумаги в ладонь Сцинка и сел в патрульную машину. Губернатор молча улегся в кузове пикапа Августина. Сложив руки на груди, он здоровым глазом разглядывал облака.

— Что нам делать с ним? — спросил Августин у Джима Тайла.

— Сами решайте. — В голосе патрульного слышалась огромная усталость.

Бонни поинтересовалась, как дела у Бренды, и Джим сказал, что, по мнению докторов, с ней все будет в порядке.

— А как насчет негодяя, который сделал это?

— Они его не поймали. И не поймают. — Он пристегнул ремень безопасности, захлопнул дверцу и поправил солнцезащитные очки. — Это какое-то заколдованное место, — добавил Джим отсутствующим тоном.

Из кузова пикапа донесся зловещий крик. Джим бросил взгляд в ту сторону поверх солнцезащитных очков.

— Рад был познакомиться с вами, миссис Лам. Вы с мужем поступили правильно. А капитан, он все поймет.

И патрульный уехал.

Пока они ехали в аэропорт, где в отеле Макс заказал для Бонни номер, она сидела рядом с Августином, положив голову ему на плечо. Августина пугала предстоящая разлука. Всегда гораздо проще расставаться после ссоры — щелкнул замками чемодана, хлопнул дверью, сел в заказанное такси, и все кончено. Августин бросил взгляд на часы: до рейса, которым улетит Бонни, оставалось менее трех часов.

Через заднее окно Бонни увидела, что Сцинк, лежавший в кузове, натянул цветастую шапочку на лицо и свернулся клубочком, словно плод в утробе.

— Интересно, что за листок передал ему Джим.

— Наверное, с именем или адресом, — предположил Августин.

— Что за имя или адрес?

— Да это просто моя догадка, — ответил Августин, но все же рассказал о ней Бонни.

Этим вечером ему не пришлось прощаться с ней, потому что Бонни Лам не улетела в Нью-Йорк. Аннулировав заказ на билет и номер в отеле, Бонни вернулась в дом Августина. Она позвонила Максу и оставила сообщение, а перезвонил Макс только после полуночи, когда Бонни уже спала в комнате с черепами.

* * *


28 августа, вскоре после полудня, на кухне в доме Тони Торреса зазвонил телефон.

Кусака велел Иди подойти к телефону.

— Сам подойди, — огрызнулась она.

— Очень смешно.

Кусака не мог ходить. Удар ломиком здорово повредил ему правую ногу. Он лежал на шезлонге, обложив колено тремя пакетами льда, которые Иди купила за пятьдесят долларов на Квейл Руст-драйв у шофера-проходимца, перевозившего мороженую рыбу. Пятьдесят долларов были уплачены из той суммы, которую Кусака выудил у миссис Уитмарк, но он не сказал Иди Марш, сколько денег осталось у него в кармане. На тот случай, если Иди захочет снова выкинуть какой-нибудь фортель, Кусака не упомянул и о пистолете избитой им патрульной, который лежал в джипе.

Телефон продолжал звонить, не умолкая.

— Возьми трубку, — предложил Кусака. — Может быть, это твой дружок Санта Клаус.

Иди сняла трубку.

— Алло? — услышала она женский голос.

Иди положила трубку на рычаг.

— Это не Фред.

— А кто же, черт побери?

— Я не спросила. Нас здесь не должно быть, понимаешь? — Иди добавила, что звонок, похоже, был междугородний.

— А может, это звонят из страховой компании?

Вдруг чек уже готов.

— Нет. Фред сказал бы мне.

Кусака рассмеялся.

— Фред смылся, дура. Ты его напугала до смерти!

— Может, поспорим?

— Ладно, никуда он не денется, ты ведь такой лакомый кусочек.

— Ты даже не представляешь себе, насколько лакомый. — Иди показала Кусаке язык. Возможно, она была не слишком хороша для молодого Кеннеди, но уж мистер Дов явно не встречал в своей жизни женщин лучше ее. И кроме того, он уже не мог пойти на попятную, поскольку составил фальшивое заявление.

Снова зазвонил телефон.

— Проклятье, — выругалась Иди.

— Ради Бога, помоги мне. — Кусака заворочался на шезлонге. — Ну, давай!

Держась за плечо Иди, он допрыгал до кухни. Иди сняла трубку телефона и протянула Кусаке.

— Да.

— Алло? Это ты, Тони?

— Хмммрр, — на всякий случай невнятно пробормотал Кусака.

— Это я, Нерия.

— Кто? — Холодные капли воды падали на пол с покалеченной ноги Кусаки. Казалось, что распухшая ярко-красная коленная чашечка сейчас лопнет, как переспелый плод манго.

Иди прижалась к нему поближе, пытаясь услышать, что говорит звонивший.

— Тони, уже несколько дней пытаюсь тебе дозвониться. Что с домом?

И тут Кусака вспомнил. Жена! Тони Торрес говорил, что ее зовут Мириам, или Нерия, какое-то кубинское имя. А еще он говорил, что она обязательно приедет за своей долей страховки.

— Плохо слышно, — пробормотал он в трубку.

— Что происходит? Я дозвонилась соседу, мистеру Варга, он сказал, что ураган полностью разрушил наш дом и теперь в нем живут какие-то незнакомые люди. Какая-то женщина. Тони, ты меня слышишь? И еще мистер Варга сказал, что ты выстрелом пробил дверь в гараже. Черт возьми, что там у вас творится?

Кусака убрал трубку от уха на расстояние вытянутой руки, словно это был кусок динамита. Его нижняя челюсть дергалась вверх и вниз, на лице появилась такая гримаса, что у Иди мурашки побежали по телу.

— Тони? — продолжала кричать в трубке женщина.

Иди взяла у Кусаки трубку.

— Сожалею, но вы ошиблись номером, — сказала она и нажала на рычаг.

— Черт побери, — только и смог вымолвить Кусака.

— Жена?

— Да, чтоб ей пусто было.

Иди помогла ему сесть на стул.

— Где живет твой Санта Клаус?

— В отеле «Рамада».

— Проклятье. У нас мало времени.

— А откуда звонила миссис Торрес? Она здесь, в Майами?

— Понятия не имею. Помоги мне добраться до машины.

— У меня есть еще кое-какие плохие новости. Сегодня утром вернулись собаки.

— Эти таксы, похожие на сосиски?

— Мы не можем просто бросить их здесь. Собак надо кормить.

Кусака обеими руками обхватил покалеченную ногу.

— Только не я, клянусь Господом.

— Да, можно подумать, что мне это доставляет удовольствие. Ладно, держись за меня.

* * *


После Тернпайка новый клиент Авилы свернул на юг. «Кадиллак» влился в поток транспорта: строительные грузовики с прицепами, военные колонны, машины «скорой помощи», автомобили с туристами, машины Национальной гвардии, сотни привередливых оценщиков из страховых компаний — все направлялось в зону урагана.

— Как после бомбежки, — заметил клиент, назвавшийся Риком Рейнольдсом.

— Точно. Где ваш дом?

— Скоро приедем. — «Кадиллак» двигался еле-еле, и клиент включил радио. Раш Лимбоу подпустил несколько шпилек насчет жены какого-то кандидата. Авиле шутки вовсе не понравились, а клиент от души рассмеялся. После окончания программы в сводке новостей сообщили, что президент Соединенных Штатов прилетает в Майами, чтобы своими глазами увидеть последствия урагана.

— Здорово, — буркнул Авила, — теперь по дорогам вообще не проедешь.

— Да, как-то раз я застрял позади кортежа Рейгана в тоннеле. Жуткое дело, два часа дышал выхлопными газами.

Авила поинтересовался, как долго клиент живет в графстве Дэйд, и тот ответил, что около двух месяцев. Переехал сюда из Нью-Йорка.

— Никогда не видел ничего подобного.

— Я тоже, — поддержал Авила.

— Ничего не понимаю. Некоторые дома рухнули, словно костяшки домино, а с других даже дранка не слетела. В чем тут дело?

Авила взглянул на часы. Интересно, с собой ли у клиента пятнадцать тысяч? А может, они в бардачке? Он бросил взгляд на заднее сиденье: смятая карта дорог и две пустых коробки из-под пончиков.

— По-моему, здесь не обошлось без взяток. Другого объяснения просто не вижу.

Авила устремил взгляд вперед.

— Это вам не Нью-Йорк, — буркнул он. Наконец движение транспорта возобновилось.

Клиент сообщил, что ураганом полностью разрушило стоянку трейлеров недалеко от его дома.

— Погибла пожилая женщина.

— Ужасно.

— Прекрасная пожилая женщина. Развалились все трейлеры, все до единого.

— Ураган века, — заметил Авила.

— Нет, дело здесь не в этом. Растяжки оказались сгнившими, крепежные штыри спилены. Якорных дисков нет. Так что не говорите, что здесь обошлось без подкупа какого-нибудь инспектора.

Авила нервно заерзал на сиденье.

— Растяжки быстро гниют от местной жары. Трейлеры были старые?

— Не очень.

Клиент свернул на Кроум-авеню в сторону 168-й улицы. Потом повернул на восток, и, проехав милю, они прибыли в район Фокс-Холлоу, где после урагана от домов остались одни фундаменты. Машина остановилась перед развалинами небольшого дома.

Авила вылез из «кадиллака» и воскликнул:

— Господи, да вы шутите.

Кровля дома полностью отсутствовала, балки, перекрытия, фермы — все было снесено ураганом. Авилу очень удивило, что мистер Рейнольдс позволил своей семье остаться в этих руинах. Авила прошел за клиентом в дом, переступив через сорванную ураганом дверь. Дом казался брошенным, за исключением кухни, где несколько бродячих собак дрались из-за протухших гамбургеров, которые они обнаружили в опрокинутом холодильнике. Клиент схватил алюминиевую биту и прогнал собак.

Заглянув в залитую дождем спальню, Авила не обнаружил никаких признаков присутствия семьи клиента. Он моментально почувствовал подвох, но все же спросил:

— Так где же ваша девяностолетняя мать?

— Умерла и похоронена на прекрасном острове Статен, — ответил Айра Джексон, похлопывая бейсбольной битой по ладони.

* * *


Когда незнакомец из Нью-Йорка вознамерился распять его на сосне, Авила пришел к выводу, что этого убийцу нанял Кусака. Совершенно ясно, что он решил ликвидировать его, Авилу, и взять в свои руки фальшивую кровельную фирму. «А почему же Кусаку не поразил карающий удар Чанго? — с тоской подумал Авила. — Неужели и двойной жертвы оказалось недостаточно?»

Но потом человек из Нью-Йорка объяснил ему, кто он такой, что случилось с его матерью и почему Авила должен умереть такой страшной смертью. Сначала Авила взмолился, доказывая свою непричастность к трагической судьбе Беатрис Джексон. Но вскоре он понял, что искусство выходить сухим из воды, которым в совершенстве владели чиновники графства, — способность моментально свалить вину на другого, улизнуть от ответственности, совершенно запутать документацию — на этот раз ему не поможет.

Авила осознал, что лучше самому рассказать правду, иначе незнакомец вытащит ее из него с помощью пыток. И он, словно бросившись головой в омут, поведал Айре Джексону все, как на духу.

Да, это ему было поручено проверять трейлеры в Санкост Леже-Виллидж. Да, он наплевательски относился к своим обязанностям. И… да, да! Прости его Господи… он брал взятки, закрывая глаза на всякие нарушения стандартов.

— Неужели же ты не видел эти чертовы гнилые растяжки? — взорвался Айра Джексон, сооружавший в этот момент распятие из упавших с крыш балок.

— Нет, — признался Авила.

— А колышки?

— Нет, клянусь вам.

— И ты никогда их не проверял? — Айра Джексон яростно стучал молотком.

— Я и в глаза их не видел, потому что даже не ездил туда, — угрюмо вымолвил Авила.

Молоток в руке Айры Джексона взлетел в воздух. Авила, привязанный к сломанному стульчаку в ванной, опустил глаза, изображая стыд и раскаяние. В этот момент он заметил в унитазе под собой копошащихся в воде ярко-зеленых лягушек и пятнистую змею.

Вздрогнув, Авила продолжил:

— Я никогда не ездил в парк трейлеров. Парень присылал мне деньги…

— Сколько?

— Пятьдесят долларов за трейлер. Он присылал их в контору, а я думал, какого черта тратить бензин? И вместо этого ехал… — Авила запнулся, поймав себя на мысли, что вовсе не обязательно рассказывать о том, что в тот день, когда надо было инспектировать Санкост Леже-Виллидж, он играл в гольф. — Я туда не ездил.

— Ты мне лапшу вешаешь.

— Нет. Поверьте, мне жаль, очень жаль.

Выражение, появившееся на лице Айры Джексона, заставило Авилу пожалеть о своем решении быть абсолютно откровенным. Что бы он ни сказал, этот сумасшедший без сомнения собирался пытать его. Айра Джексон склонился над распятием и продолжил работу.

Авила взмолился, стараясь перекричать стук молотка:

— Господи, если бы я знал, что он делает с этими трейлерами, он никогда бы не получил от меня разрешение на продажу. Поверьте, вовсе не деньги заставляли меня закрывать глаза на подпиленные колышки. Ни в коем случае!

— Заткнись. — Айра Джексон отнес распятие на задний двор и начал прибивать его к стволу сосны. Это было высокое, ветвистое дерево, до того как ураган обломал верхушку высотой в тридцать футов, и теперь из земли торчал просто покрытый корой столб.

С каждым ударом молотка силы покидали Авилу. Он прочел молитву, обращаясь к Чанго, потом «Аве Мария», в надежде, что традиционная католическая молитва будет более эффективна для спасения от смерти на распятии.

Когда человек из Нью-Йорка поволок его к дереву, Авила закричал:

— Прошу вас, я сделаю все, что вы хотите!

— Ладно, — согласился Айра Джексон. — Я хочу, чтобы ты умер.

Он прислонил Авилу к кресту, обмотав ему лодыжки и запястья проводом. Авила закрыл глаза, увидев, как безумец занес молоток, и, когда холодный кончик гвоздя вонзился ему в ладонь, Авила заскулил, как щенок, и потерял сознание.

Очнувшись, он увидел, что Чанго со всей яростью откликнулся на его молитвы.


Глава 16


31 августа, ровно в десять утра, привлекательная брюнетка с двумя маленькими таксами зашла в отделение банка «Барнетт» в Хайалиа, где открыла счет на имя «Нерии Дж. Торрес».

Для подтверждения своей личности женщина предъявила просроченные документы на регистрацию автомобиля и пачку промокших писем. Служащий банка вежливо попросил показать водительские права, паспорт или любой другой документ с фотографией, на что женщина ответила, что все ее документы, включая и водительские права, пропали во время урагана. А когда служащий банка стал задавать дотошные вопросы, женщина занервничала. Вскоре ее таксы начали протяжно лаять, одна из них соскочила с рук и пустилась бегать кругами по залу и обнюхивать клиентов. Чтобы побыстрее покончить с этим, клерк согласился принять бумаги на регистрацию автомобиля в качестве документа, удостоверяющего личность. Его родная тетка во время урагана лишилась всех своих иммиграционных бумаг, так что объяснения миссис Торрес казались вполне правдоподобными. Для открытия счета миссис Торрес вручила клерку сто долларов наличными и сообщила, что через несколько дней принесет чек от страховой компании на крупную сумму.

— Вам повезло, что они так быстро решили ваш вопрос, — заметил клерк. — У моей тетки жуткие неприятности со страховой компанией.

Женщина сказала, что дом застрахован в компании «Мидвест Кэжьюелти».

— И мне попался прекрасный страховой агент, — добавила она.

Позже, когда Иди Марш пересказывала эту сцену Фреду Дову, он в ответ лишь выдавил из себя слабую, ироничную улыбку. В теперешних жутких обстоятельствах ему уже все было до фонаря.

Иди, Кусака и две шумных, похожих на немецкие сосиски таксы переселились в его номер в отеле «Рамада». Другого жилья в радиусе шестидесяти миль найти было невозможно, так как отели были забиты оставшимися без крова семьями, добровольцами-спасателями, журналистами, строителями и страховыми агентами. Фред Дов почувствовал, что попал в ловушку. К его страху быть арестованным за подлог теперь примешивался и другой страх. Если жена позвонит в номер отеля, а ей ответят Иди Марш или Кусака, да еще она услышит лай этих «сосисок», то придется выдумывать какое-то объяснение. А ни одна здравомыслящая женщина в Омахе, штат Небраска, не примет такого объяснения.

— Да не кисни ты, — посоветовала Иди Марш. — В банке все улажено.

— Очень хорошо, — только и пробормотал в ответ Фред.

Длительное напряжение этого уик-энда совершенно расшатало нервы страхового агента. Кусака, хромая, слонялся по тесному номеру, глушил водку и грозился размозжить головы тявкающим таксам из большого черного пистолета, который он, по его словам, украл у женщины-полицейского.

«В такой обстановке не хватит никаких нервов», — подумал Фред Дов.

Усугублял мрачное настроение страхового агента еще и тот факт, что приходилось делить крошечный номер с Кусакой и таксами, и это лишало его всякой возможности заняться любовью с Иди Марш. Да честно говоря, Фред и не был уверен, что смог бы сейчас трахнуть Иди. Слишком сильно повлияло на него предыдущее неожиданное появление Кусаки в самый разгар полового акта, и Кусака до сих пор не переставал дразнить его по поводу красного презерватива.

Не давала Фреду покоя и открывшаяся у Иди склонность к насилию, в памяти сохранилась картина, как Иди обрушивает ломик на Кусаку. Он боялся, что Кусака и Иди могут в любой момент поубивать друг друга.

Иди растянулась рядом с ним на кровати.

— У тебя такой несчастный вид, — заметила она.

— С чего ему быть счастливым, — проворчал страховой агент.

Кусака, высоко задрав раненую ногу, устроился в кресле в трех с половиной футах от экрана телевизора. Время от времени он пинал здоровой ногой такс, приказывая им заткнуться.

— Салли Джесси, — прошептала Иди.

Фред Дов вздохнул.

На экране телевизора женщина в жутком желтом парике обвиняла своего редкозубого мужа в том, что он переспал с ее младшей сестрой. Муж не стал ничего отрицать и сказал, что это был лучший сексуальный опыт в его жизни. Тут же в разговор вмешалась младшая сестра, тоже в ужасном парике и с некрасивыми зубами, она заявила, что осталась неудовлетворенной. Салли Джесси устало вздохнула, потом все разом заголосили, а Кусака снова грозно прикрикнул на собак.

— Если будет звонить телефон, прошу тебя, не снимай трубку, — предупредил Фред Дов.

Иди не надо было спрашивать, почему.

— А у тебя есть дети? — поинтересовалась она.

Страховой агент сообщил, что у него двое детей, мальчик и девочка. Он подумал, что теперь последуют вопросы о их возрасте, месте учебы и так далее, но Иди больше не проявила никакого интереса к его детям.

— Развеселись, а? Подумай о своей поездке на Бимини.

— Послушай, меня тревожит…

— Эй, вы! — рявкнул через плечо Кусака. — Не мешайте мне смотреть телевизор.

Иди жестом предложила Фреду проследовать за ней в ванную. Он слегка воспрянул духом, предвкушая хотя бы быстренький минет.

Но Иди просто захотела поболтать с ним в спокойной обстановке. Они уселись на краешек ванны. Иди погладила его по руке и спросила:

— Скажи мне, дорогой, что тебя тревожит?

— Ладно. Компания выдаст мне чек…

— Совершенно верно.

— Я отдам его тебе, а ты отнесешь чек в банк.

— Точно.

— А потом?

Раздраженная Иди все четко объяснила ему, как учительница ужасно тупому ученику.

— Потом, Фред, я через пару дней зайду в банк и выпишу три отдельных чека, каждый на сумму сорок семь тысяч долларов. Как мы и договаривались.

Недовольный ее поучительным тоном, Фред сказал:

— Не забудь учесть сто долларов, которые я тебе дал, чтобы открыть счет.

Иди сбросила руку Фреда со своего колена, словно это был таракан. Боже мой, ну и засранец!

— Хорошо, Фредди, я прослежу, чтобы твой чек был на сумму сорок семь тысяч и сто долларов. Ну как? Тебе стало лучше?

Страховой агент угрюмо хмыкнул.

— Мне не станет лучше, пока все это не закончится.

Иди Марш не проинформировала Фреда Дова о телефонном звонке настоящей Нерии Торрес. Она не хотела спугнуть его.

— Самое лучшее в нашей сделке то, что никто из нас не сможет надуть другого. Ты зависишь от меня, я завишу от тебя, а оба мы зависим от Кусаки. Вот почему все пройдет без обмана.

— Меня ужасно пугает его пистолет, — пожаловался Фред.

— Тут мы ничего не можем поделать. Этот осел жить не сможет без оружия.

Дональд и Марла, словно бешеные, начали скрестись в дверь ванной.

— Давай выходить отсюда, пока Кусака не вышиб дверь, — предложила Иди.

— Это какое-то безумие!

Иди машинально прижала голову Фреда к своей груди.

— Не волнуйся, — проворковала она, и Фред тут же погрузился в теплую, благоухающую долину, где вообще не может быть никаких неприятностей.

В этот момент в номере раздался выстрел. Таксы залаяли, а Кусака оглушительно заревел.

— Господи! — воскликнула Иди.

Страховой агент еще глубже запрятал голову между ее грудей.

— Что нам теперь делать? — с безысходностью в голосе произнес он.

* * *


«Я или умер, или сплю, — подумал Авила. — Если я распят на кресте, то боль должна быть гораздо сильнее. Даже если пробита одна рука, то боль была бы невыносимой. Я вопил бы что есть силы, а вместо этого просто вишу и ощущаю тупую боль. Вишу, словно мокрая тряпка, и смотрю на…

Наверное, это сон.

Ведь во Флориде нет львов. А это чудовище — взрослый африканский лев. Царь проклятых джунглей. Я же ясно вижу красно-коричневые пятна на его морде, ощущаю запах его мочи, я же слышу, Боже милостивый, я же слышу, как хрустит под его зубами хребет мертвеца».

Лев пожирал его сумасшедшего клиента.

Авила застыл в позе пугала. Он боялся даже моргнуть. В перерывах между трапезой лев поднимал голову, зевал, облизывал лапы, тряс головой, отгоняя москитов. Авила заметил синюю этикетку, прикрепленную к уху льва, но сейчас это не имело никакого значения.

Имело значение только то, что он определенно не спал. Лев был реальностью. Совершенно ясно, что его ниспослали свыше, чтобы спасти ему, Авиле, жизнь.

И ниспослал его не католический Бог… католики не призывали на помощь диких зверей из джунглей. Нет, ему помогло другое, мистическое божество, откликнувшееся на его молитвы на кресте.

Спасибо, Чанго! Большое спасибо.

«Когда я вернусь домой, — пообещал Авила своему божественному защитнику, — я устрою тебе царское жертвоприношение. Цыплята, кролики, возможно даже зарежу козу».

Теперь Авила принялся умолять Чанго, чтобы лев ушел и он смог бы вытащить из ладони проклятый гвоздь!

Огромный лев лакомился не более чем в пятнадцати ярдах от сосны. Молоток Айры Джексона валялся там, где он его выронил, — у ног Авилы. По следам на земле можно было определить, что лев набросился на Айру сзади, моментально прикончил его, а затем отволок тело на сухую, заросшую сорняками поляну, где лев и сидел сейчас, по-хозяйски распоряжаясь расчлененным и выпотрошенным трупом. Золотая цепочка Айры Джексона свисала с его усатой морды, словно спагетти. Лев сделал движение языком, и цепочка исчезла.

Авила мало что знал об аппетите львов, но он не верил, что животное может оставаться голодным после того, как сожрало вполне упитанного мистера Джексона. Несмотря на усиливающуюся боль в ладони, Авила не шевелился, прижавшись к кресту, пока лев не закончил жевать и не завалился на бок.

Авила медленно повернул голову и осмотрел жуткую дыру в ладони, покрытой струйками запекшейся крови. Гвоздь пробил ладонь между указательным и средним пальцами, Авила попытался тихонько пошевелить ими, и это у него получилось. Удача, значит, гвоздь не задел ни одну из костей.

Внимательно наблюдая за дремлющим львом и двигаясь с величайшей осторожностью, Авила освободил здоровую руку от липкой ленты. Он дотянулся ею до гвоздя и принялся медленно вытаскивать его из пробитой ладони. Эта процедура оказалась менее болезненной, чем он предполагал, наверное, Чанго притупил боль.

К счастью, дерево, из которого был сколочен крест, оказалось мягким. Уже через минуту Авиле удалось вытащить гвоздь и освободить руку. Из раны сочилась лишь небольшая струйка крови. Он сунул ладонь между дрожащими коленями и закусил нижнюю губу, чтобы не вскрикнуть. Лев не пошевелился. От его дыхания развевались лохмотья ярких шорт Айры Джексона, болтавшихся на шее льва, словно нагрудник.

Пока зверь спал, Авила освободил ноги. Едва он ступил шаг от сосны, как взгляд наткнулся на частично обглоданную кость… она могла пригодиться ему для будущих священных ритуалов.

Сунув в карман мокрую добычу, Авила потихоньку смылся.

* * *


Сцинк предпочел провести ночь в кузове фургона. Вскоре после десяти часов утра из дома появился Августин с горячим бутербродом и двумя бутылками пива. Сцинк подмигнул, оценивая его любезность, и сел. Он расправился с бутербродом в четыре приема, отхлебнул пива и сказал:

— Значит, она осталась.

— Я и сам не знаю почему.

— Потому что она никогда не встречала таких хороших парней, как ты.

— Или как вы.

— И потому что ее муж вел себя отвратительно.

Августин облокотился на крыло фургона.

— Она здесь, и я рад этому. Однако это заставляет меня быть просто образцом добродетели… Боже мой, ведь у этой женщины медовой месяц.

Сцинк вскинул густые брови.

— Новые угрызения совести?

— Да, конечно.

— Она сама приняла решение, сынок. И не надо терзать себя.

Августину было не по себе, но чувства вины он не испытывал. В теперешней ситуации он непременно очень скоро влюбится в миссис Лам. Сколько ночей может выдержать мужчина, когда женщина спит рядом, прижимаясь к нему, и он ощущает ее запах? А спать с Бонни было так приятно, даже чисто платонически. И все же Августин испытывал тревогу. Ведь он все равно не сможет удержаться, вдыхая запах ее волос, прикасаясь к бархатистой коже ее шеи, храня в памяти ее темно-голубые глаза. Он не мог припомнить ни одной женщины, которая бы так уютно устраивалась в его объятиях. Ему нравилось даже ее посапывание во сне… вот как далеко он зашел.

«Это все до первого поцелуя, — так сказали бы его друзья. — Подцепил новую замужнюю женщину? Ну и отлично».

Августин поймал себя на том, что не отрывает взгляда от окна комнаты для гостей. Вскоре за занавеской мелькнула тень Бонни, и в комнате зажегся свет.

Сцинк резко ткнул Августина в бок.

— Успокойся. Ничего не произойдет, пока она сама не захочет этого. — Он поднялся с лавки и принялся делать гимнастические упражнения, сопровождая их неестественными астматическими вздохами. Зарядка продолжалась целых двадцать минут, Августин наблюдал за Сцинком, не прерывая его. Закончив, Сцинк тяжело плюхнулся на лавку, отчего фургон содрогнулся.

Указывая на бутылку с пивом, он спросил:

— Хочешь хлебнуть?

— Пейти сами.

— А ты терпеливый молодой человек.

— Чего у меня полно, так это времени. Так зачем мне торопиться?

Старик запрокинул голову и осушил бутылку пива. Затем задумчиво произнес:

— Никогда не знаешь, как оно все выйдет.

— Не берите в голову, капитан. Я в порядке.

— Отлично. На, посмотри. — Сцинк протянул Августину клочок бумаги, который ему передал в больнице Джим Тайл. Там было написано: «черный джип „чероки“ BZQ-42F».

Августина потрясло то, что Бренда Рурк сумела запомнить номер, да и вообще хоть что-нибудь после такого жестокого избиения.

— Номер краденый. И в этом нет ничего удивительного, — пояснил Сцинк.

— А водитель?

— Белый, не латиноамериканец, около сорока. Деформированная челюсть, по словам патрульной Рурк. Еще костюм в полоску.

Сцинк снова растянулся на лавке, закинув руки за голову.

Августин оглядел борт фургона.

— С чего начнем? Возможно, этот парень уже на пути в Атланту.

— У меня есть кое-какие идеи, — заявил губернатор.

Августин не испытывал такого энтузиазма.

— Полицейские найдут его быстрее нас.

— Они все заняты последствиями урагана, работают по две смены. Даже детективы занимаются регулировкой движения. — Сцинк тихонько хмыкнул. — В такой ситуации можно разгуливать свободно.

Августин почувствовал, что кто-то трется о его ногу. Это оказалась соседская полосатая кошка. Когда он нагнулся погладить ее, кошка юркнула под фургон.

— Я сделаю это для Джима, — продолжал губернатор. — А он не часто обращался ко мне за помощью.

— Но есть и другие причины.

Сцинк кивнул.

— Разумеется. Терпеть не могу подонков, которые бьют женщин. Да и ураган, скажем, разочаровал меня…

Ураган не стал очищающим катаклизмом, как надеялся и предсказывал губернатор. В идеале люди должны были убежать из Флориды, а не хлынуть сюда. Большое количество вновь приехавших просто угнетало. Потрясал и контингент этих охотников за наживой — беззастенчивые карманники, красноречивые жулики, наглые мародеры, не говоря уж о настоящих бандитах и грабителях. Конечно, таким ничего не стоит избить женщину.

— Только не жди, что я буду сдерживать себя, — предупредил Сцинк.

— Я и мечтать об этом не могу, — ответил Августин.

* * *


Свет в комнате для гостей погас. Августин нашел Бонни сидящей на кровати. В качестве ночной рубашки Бонни использовала длинную белую футболку с надписью «Том Петти и Хартбрейкерз», которую нашла в шкафу. Августин купил ее на концерте группы в Майами. Женщина, с которой он ходил на концерт, — врач-психиатр, пытавшаяся позднее зарезать его в душе, — купила себе такую же черную футболку, подходившую к ее мотоциклетным сапогам. В этот момент Августин и понял, что они совершенно разные люди.

— Макс не звонил? — поинтересовалась Бонни.

Августин проверил автоответчик. Никаких сообщений не было. Он вернулся в спальню и сказал об этом Бонни.

— Наша семейная жизнь продолжалась всего неделю и один день. Что же со мной происходит? — Бонни согнула ноги, подтянув коленки к груди. — Я должна быть дома.

«Точно! — подумал Августин. — Совершенно верно!»

— Вы считаете моего мужа негодяем?

— Вовсе нет, — соврал Августин, не желая расстраивать ее.

— Тогда почему же он не позвонил. — Бонни произнесла эту фразу без вопросительной интонации. — Идите сюда.

Она подвинулась, освобождая Августину место под одеялом, но он робко присел на край кровати.

— Вы, наверное, думаете, что я сумасшедшая.

— Нет.

— У меня, должно быть, сердце перевернулось. Только этим можно оправдать мой поступок.

— Вы можете оставаться здесь столько, сколько захотите, — предложил Августин.

— Да, я хочу остаться с вами и… с ним. С похитителем.

— Почему?

— Ох, этого я не знаю. Возможно, это из-за Макса, а может, из-за отца с его моделями аэропланов, или из-за своего несчастного детства, хотя у меня и остались о нем прекрасные воспоминания. Есть какая-то причина. Ведь счастливые маленькие девочки вырастают не для того, чтобы бросать своих мужей, так ведь? — Бонни выключила лампу. — Хотите лечь?

— Лучше не надо.

В темноте ладонь Бонни нашла щеку Августина.

— Вот какая у меня идея. Мне кажется, что мы должны спать вместе.

— Но мы ведь и так спим вместе, миссис Лам. — Августин произнес это шутливым тоном, пытаясь немного снять напряжение.

— Вы понимаете, что я имею в виду.

— Заниматься любовью?

— Ох какой вы быстрый. — Бонни схватила Августина за плечи и уложила на кровать. Голова Августина оказалась на подушке, и, прежде чем он успел подняться, Бонни оказалась на нем и прижала его руки к кровати, озорно уперевшись подбородком в грудь Августина. В слабых лучах света, пробивавшихся сквозь окно, Августин мог видеть ее улыбку, оживленный взгляд, а позади нее… стену с черепами. — Если мы займемся любовью, то это может прояснить мои мысли.

— Это будут нечто вроде электрошоковой терапии.

— Я очень серьезная.

— И очень замужняя.

— Да, но я чувствую, что вы хотите меня.

— Благодарю за диагноз.

Бонни отпустила руки Августина и обняла ладонями его лицо. Улыбка исчезла с ее губ, а в голосе появилась печаль.

— Не надо иронизировать, — прошептала она. — Как вы не понимаете… я не знаю, что мне делать. Пыталась плакать, но это не помогает.

— Простите…

— Вы мне кажетесь ближе, чем даже Макс. Это плохой признак.

— Да, плохой.

— Тем более, после всего недельного знакомства. А мой муж… да и теперь, когда мы вместе, чувствуем себя чужими друг другу. — Бонни схватила Августина за рубашку. — Боже мой. А знаете что? Забудьте все, что я сказала.

— Да, так будет лучше.

— Значит, вы тоже думаете об этом, да?

— Постоянно, — признался Августин и добавил в порыве идиотского целомудрия: — Но нам наверняка не стоит делать этого.

Груди Бонни покоились на груди Августина, они тихонько вздымались и опускались при дыхании. «Наша дружба может превратиться в муку», — подумал Августин.

— Что происходит? — спросила Бонни.

— Ох, мое возбуждение скоро пройдет, и тогда мы сможем поспать.

Бонни опустила глаза. Августину показалось, что она покраснела, но в темноте трудно было судить об этом с уверенностью.

— Нет, я имела в виду губернатора. Что вы вдвоем задумали?

— Ужасающие приключения и бешеные погони.

Бонни уютно устроилась рядышком с Августином. Августину ужасно хотелось погладить ее волосы или провести пальцем по бархатистой шее. Но останавливало все то же идиотское целомудрие.

Миссис Макс Лам уснула раньше Августина. Вскоре после полуночи на кухне зазвонил телефон, но Августин не стал вставать с постели и отвечать на звонок, потому что не хотел разбудить своего нового друга. Можно было бы тихонько отодвинуть Бонни на край кровати, но он даже и не пытался сделать это.

Бонни громко посапывала во сне, и Августин чувствовал себя прекрасно.


Глава 17


Около трех часов утра Бонни отодвинулась от Августина и повернулась на другой бок, что позволило Августину встать и подойти к телефону, который непрерывно звонил в течение нескольких часов.

Естественно, что звонил из Нью-Йорка муж Бонни. Августин понимал, что предстоит «веселенький разговор».

— Что случилось? — прорычал Макс Лам.

— С Бонни все в порядке. Она спит.

— Объясните!

— Она несколько раз звонила вам. На самолете она не полетела…

— Разбудите ее, пожалуйста. Скажите, что это очень важно.

Как Макс и предполагал, по возвращении в Нью-Йорк его ожидали неприятности. Пресс-конференция в Национальном институте здравоохранения, на которой объявили о вреде сигарет «Бронко», нашла отклик в резких нападках со стороны CNN, MTV и других телевизионных компаний. Рассуждения умников с MTV были особенно опасными, поскольку непосредственно влияли на молодых курящих девушек, составлявших значительную часть покупателей сигарет «Бронко». На следующее утро ожидалось появление статей на первых страницах «Таймс», «Уолл-стрит джорнэл» и «Вашингтон пост». Слово «катастрофа» было еще слишком мягким для обозначения возникшего кризиса, поскольку ужасно раздражительный глава компании «Дарем Гэс Мит энд Тобакко» упорно настаивал на полном запрещении рекламы для тех изданий, которые публиковали открытия Национального института здравоохранения… то есть почти для всех газет и журналов США. В рекламном агентстве «Родэл энд Бернс» царила погребальная атмосфера, поскольку отзыв рекламы сигарет «Бронко» грозил агентству потерей многих миллионов долларов. Большую часть второй половины дня Макс Лам пытался связаться с главой «Дарем Гэс Мит энд Тобакко», который находился в Гвадалахаре, где получал по три раза в день инъекции гомогенизированной бараньей спермы, чтобы замедлить процесс развития злокачественной опухоли в легких. В клинике отвечали, что пациент на звонки не отвечает, и отказывались соединить Макса с палатой старика.

Мало ему этих неприятностей, так теперь еще надо разбираться с легкомысленной и упрямой женой, оставленной во Флориде.

Голос Бонни слегка охрип со сна.

— Дорогой?

Макс сжал трубку так, словно это была шея извивающейся гремучей змеи.

— В чем дело, Бонни?

— Извини, но мне нужно еще несколько дней.

— Почему ты не в мотеле?

— Я уснула здесь.

— В комнате с черепами? Ради Бога, Бонни.

Когда Макс выходил из себя, голос становился ужасно скрипучим, и коллеги по работе считали, что он страдает астмой. Бонни не обвиняла мужа в том, что он был недоволен ее пребыванием у Августина. Пытаться объяснить ему что-либо было бесполезно, потому что она еще и сама не разобралась в своих поступках. А настойчивое желание попутешествовать с губернатором и, наоборот, нежелание возвращаться домой для продолжения только что начавшейся семейной жизни… все это, разумеется, неразбериха чувств.

— Я все еще не совсем здорова, Макс. Наверное, это усталость.

— Могла бы отоспаться в самолете. Или в мотеле, черт побери.

— Хорошо, дорогой. Я сниму номер в мотеле.

— Он к тебе приставал?

— Нет! — отрезала Бонни. — Он настоящий джентльмен. — А сама подумала: «Бедный Макс, тебе надо беспокоиться о моем поведении, а не о поведении Августина».

— Я ему не доверяю. — Макс уже говорил обычным голосом, и это означало, что кровяное давление у него благополучно снизилось.

Бонни решила не упоминать о том, что если бы не Августин, то Макс до сих пор находился бы в руках похитителя.

В разговоре возникла неловкая пауза, затем Макс вновь заговорил:

— Что-то в нем не то, в этом парне.

— Ох, Макс, а ты абсолютно нормальный, да? Проехал на автомобиле несколько сотен миль, чтобы заснять разрушенные дома и плачущих детей.

Движения Августина заставили Бонни переключить внимание на него. Озорно улыбаясь, он жонглировал тремя грейпфрутами, кружась босиком по кухне. Бонни прикрыла рот ладонью, чтобы не рассмеяться прямо в трубку.

Она услышала слова Макса:

— Завтра я уезжаю в Мексику. Надеюсь, что к моему возвращению ты уже будешь дома.

Глаза Бонни следили за летающими грейпфрутами.

— Конечно, я буду дома. — Она дала это обещание таким легкомысленным тоном, что Макс наверняка мог не поверить в него. Бонни почувствовала, как ее охватывает печаль. Макс отнюдь не глупец, он безусловно понимает, что здесь что-то не так. Она глубоко вздохнула. Августин выскользнул из кухни и оставил ее одну.

— Бонни?

— Да, дорогой.

— А ты не хочешь знать, зачем я лечу в Мексику?

— Мексика, — задумчиво произнесла Бонни и подумала: «Он уезжает в Мексику». — Макс, а ты долго там пробудешь? — И вновь подумала: «Кто эта незнакомая, безрассудная женщина, которая вселилась в мою кожу!»

* * *


Авила не стал рассказывать жене о распятии и той ужасающей сцене, свидетелем которой он стал. Ведь она могла устроить из этой истории религиозную притчу и раструбить ее всем соседям. Однажды ей привиделось лицо Девы Марии на блине с бойзеновыми ягодами, и она позвонила на все телестудии Майами. Так что можно было представить, как она раздует историю со львом.

Осмотрев себя в ванной, Авила перебинтовал пробитую ладонь и принялся ждать, когда жена уйдет в бакалейный магазин. И как только она ушла, он взял из гаража лопату, пробрался на задний двор и выкопал шкатулку с деньгами, зарытую под деревом манго. Эти деньги являлись долей брата его жены, заработанной на мелкой торговле марихуаной. В настоящее время брат жены сидел в тюрьме штата по обвинению в многочисленных преступлениях, не связанных с марихуаной. Авила с женой пообещали сохранить деньги до его освобождения, которое намечалось где-то в конце этого века. Авила не стал бы тратить сбережения родственника, но случай был экстренный. Если Гар Уитмарк немедленно не получит свои семь тысяч долларов, то он сообщит властям, и Авилу упрячут в одну камеру с людоедом. Вот каким могуществом обладал Уитмарк, или, во всяком случае, Авила верил, что он им обладает.

Копал он энергично, не обращая внимания на боль в ладони. Его подгоняло зловоние, исходившее от перегнивших плодов манго, и страх, что может неожиданно заявиться кто-нибудь из многочисленных родственников. Авиле очень не хотелось, чтобы кто-то узнал о том, что его нагрел один из «кровельщиков» им же созданной мнимой фирмы. Шкатулку он достал без всяких трудностей, стряхнул с нее землю и торопливо снял крышку. Отсчитав семьдесят влажных стодолларовых бумажек, Авила сунул их в карман. Но что-то насторожило его, показалось, что денег в шкатулке поубавилось. Подозрения Авилы подтвердились, когда он пересчитал деньги — в шкатулке не хватало четырех тысяч.

Проклятые сучки! Авила пришел в ярость. Опять проигрались в индийское бинго. Для его жены и матери эта игра стала уже почти наркотиком.

Авила с превеликим удовольствием устроил бы женщинам скандал, но тогда пришлось бы объяснять, зачем он сам лазил в тайник. Он с сожалением закопал шкатулку, прикрыв разрыхленную почву листвой и скошенной травой. Затем отправился на машине в контору Уитмарка, где его, как простого батрака, заставили прождать полтора часа.

Когда секретарша наконец-то провела Авилу в кабинет Гара Уитмарка, он сразу же похоронил надежды на спокойный разговор, поинтересовавшись у босса, что у него с черепом. Грибы, что ли, выросли? Авила, никогда раньше не видевший пучков трансплантированных волос, вовсе не хотел обидеть Гара Уитмарка, но тот бурно среагировал на его вопрос. Он повалил Авилу на пол, выхватил у него семь тысяч долларов, встал коленями на его грудь и разразился бранью. Уитмарк не был крупным мужчиной, но находился в хорошей форме, благодаря послеобеденным занятиям в теннисном клубе. Помня об угрозах Уитмарка относительно тюрьмы, Авила решил не сопротивляться. Глаза Уитмарка вылезли из орбит от ярости, он поливал Авилу ругательствами, пока не выдохся, но зато ни разу не ударил. Поднявшись, Уитмарк разгладил лацканы своего итальянского костюма, поправил галстук и показал Авиле смету от компании «Киллбру Руфинг» на сумму двадцать три тысячи двести пятьдесят долларов.

Авила упал духом, хотя и не удивился. Уитмарк выбрал лучшую фирму и самых высокооплачиваемых кровельщиков во всей Флориде. А значит, и самых честных. Авила припомнил, что в бытность свою строительным инспектором несколько раз пытался выманить взятку у рабочих «Киллбру Руфинг», но каждый раз его выгоняли со строительной площадки, словно скунса. Как и Гар Уитмарк, эта компания имела вес в городе.

Авила притворился, что изучает смету, обдумывая тем временем, как бы подипломатичнее уладить этот вопрос.

— Они начнут работать со следующей недели. Так что приготовь деньги, — предупредил Уитмарк.

— Боже мой, но у меня нет двадцати трех тысяч.

— Сейчас расплачусь от твоих слов. — Гар Уитмарк щелкнул зубами.

Авила помахал раненой рукой, в которой держал смету, изображая негодование.

— Я могу выполнить эту работу в два раза дешевле!

Уитмарк фыркнул.

— Я не доверил бы тебе делать крышу даже на собачьей будке. — Он протянул Авиле ксерокопию статьи из газеты. — Или оплатишь работу, или пойдешь в тюрьму. Понятно, сеньор засранец?

В газетной статье говорилось, что прокурор графства Дэйд назначил специальную группу расследовать действия недобросовестных строителей, виновных в многочисленных разрушениях.

— Один звонок, и ты уже на пути в каталажку, — напомнил Уитмарк.

Авила опустил голову. Взгляд его упал на грязные ногти, и он вспомнил о зарытой шкатулке. Проклятье, там осталось двенадцать, может быть, тринадцать тысяч. Да, он попал в западню.

— Моя жена до сих пор не может прийти в себя от того, что натворили твои люди. Надо бы заставить тебя оплатить еще счет за ее лекарства. — Уитмарк указал Авиле на дверь. — Еще увидимся, — угрожающе напомнил он.

По пути домой Авила, находившийся в подавленном состоянии, уныло размышлял, что же ему делать. Как часто можно обращаться к Чанго, чтобы не обидеть его, да и самому не выглядеть глупцом? Колдун, обучавший его, ничего не упоминал об ограничениях в количестве и содержании просьб. Авила решил, что сегодня он принесет в жертву Чанго козу… нет, две козы!

А завтра он устроит охоту на этого ублюдка Кусаку.

* * *


Церковь Святой пятидесятницы в Чикоривилле, штат Флорида, не обошла стороной ни одну из природных катастроф Западного полушария. После землетрясений, наводнений и ураганов создавалась благодатная почва для обращения в свою веру и вербовки новых верующих. Прошло менее тридцати шести часов после того, как разрушительный ураган обрушился на графство Дэйд, а группа из семи опытных миссионеров-пятидесятников уже разъезжала по зоне бедствия в арендованном мини-фургоне «додж». Мест в отеле не хватало, поэтому они все поселились в одном номере в «Рамаде». И никто из них не жаловался на плохие бытовые условия.

Каждое утро миссионеры читали проповеди, затем в палаточном городке выстраивались в очередь за бесплатными армейскими обедами, а потом на пару часов возвращались в отель, чтобы отдохнуть и выпить джина. В отеле бесплатно показывали программы кабельного телевидения, и пятидесятники могли смотреть каждый день по шесть различных религиозных передач. Поскольку сегодня после обеда по телевизору не выступал проповедник-пятидесятник, они смотрели проповедь Пата Робертсона в передаче «Клуб 700». Пятидесятники не разделяли параноидального мировоззрения Робертсона, но восхищались его мертвой хваткой в вопросах сбора пожертвований, поэтому надеялись уловить в его выступлениях несколько полезных для себя моментов.

В конце передачи преподобный Робертсон закрыл глаза и затянул молитву. Пятидесятники взялись за руки, что оказалось не простой задачей, поскольку четверо из них сидели на одной кровати, а трое — на другой. Такой молитвы в Библии они не помнили, преподобный Робертсон явно сочинил ее сам, поскольку в молитве несколько раз упоминался его почтовый адрес в Виржинии. Но тем не менее это была очень хорошая молитва, страстно призывавшая делать пожертвования, и миссионеры стали повторять ее за Робертсоном.

Но как только Робертсон произнес «аминь», в номере раздался глухой звук и телевизор взорвался на глазах у изумленных миссионеров. Перекосившееся лицо преподобного Робертсона исчезло в клубах едкого голубого дыма, а мольбы о пожертвованиях разлетелись вместе с кусками стекла. Пятидесятники вскочили с кроватей, попадали на колени и затянули гимн «Господь, приближаюсь к тебе». В таком виде и застал их управляющий отеля, зашедший через пятнадцать минут в номер, чтобы принести извинения.

— Какой-то болван из номера под вами пальнул из тридцать восьмого калибра, — объяснил он.

Миссионеры прекратили петь. Управляющий отодвинул от стены разбитый телевизор и указал на рваную дыру в ковре.

— Это от пули. Но не беспокойтесь, я их уже вышвырнул из отеля.

— Пистолет? — воскликнул самый пожилой из миссионеров, поднимаясь с колен.

— Это еще не самое худшее. У них в номере были собаки, — возмутился управляющий. — Можете себе представить? Они изжевали покрывала на кроватях и бог знает что еще натворили. — Он пообещал миссионерам принести в номер другой телевизор, но предупредил, чтобы они распевали свои гимны потише, не тревожа других постояльцев. — У всех нервы на пределе, — добавил управляющий.

После его ухода миссионеры заперли дверь и провели тайное совещание. Они единодушно признали, что сделали для бедных жителей Южной Флориды все, что могли, а затем быстро упаковали вещи.

* * *


— Да, здорово.

Кусака велел Иди Марш заткнуться и не мусолить больше эту тему. Что сделано, то сделано.

— Нет, на самом деле, — не унималась Иди, — из-за тебя нас вышвырнули из единственного отеля на всю округу. Просто гениально.

Издав шипящий свист, Кусака плюхнулся в шезлонг. Иди ужасно раздражала его, не говоря уж о том, что покалечила ногу проклятым ломиком. Да любой бы на его месте находился в паршивом настроении, если бы у него колено распухло, как окорок.

— Это ты во всем виновата, — огрызнулся Кусака. — Ты и твои собаки. Эй, дай-ка мне пивка.

Возвращаясь в дом Торреса, они по пути заправили машину бензином, купили лед и продукты. Фред Дов купил себе мятное драже «тик-так» и распрощался с соучастниками, сославшись на дела, связанные со страховкой разрушенных ураганом домов. Когда страховой агент уезжал, на лице у него было такое выражение, словно вся его жизнь внезапно пошла наперекосяк.

Иди Марш достала из холодильника банку пива и швырнула ее Кусаке.

— Наше счастье, что нас не забрали в участок, — повторила она в пятый раз.

— Собаки не закрывали свои пасти.

— И поэтому ты решил проделать дыру в потолке.

— Вот именно. — Кусака выпятил нижнюю челюсть, чтобы удобнее было пить пиво. В этот момент он напомнил Иди пучеглазого персонажа из старых субботних мультфильмов. — Я еще разберусь с этими гребаными дворняжками. Сегодня ночью, когда ты будешь спать. Но у меня останется еще три пули, так что выбрось из головы всякие мысли.

— Да, пальба — это твой наивысший талант.

— А ты сомневаешься?

— Собаки привязаны на улице. Они никому не мешают.

Закончив пить пиво, Кусака смял банку и швырнул ее на ковер, затем вытащил револьвер и принялся вращать барабан. Этот жест он явно позаимствовал из какого-то кинофильма. Иди не обращала на него внимания. Она направилась в гараж, чтобы добавить бензин в генератор. Электричество было необходимо, чтобы работал телевизор, без которого Кусака становился вообще неуправляемым.

Когда Иди вернулась в гостиную, Кусака напряженно вглядывался в экран телевизора.

— Шлюх показывают, — сообщил он.

— Повезло тебе.

Иди чувствовала, что тело ее липкое от пота. Ураган разрушил детально продуманную Тони Торресом систему кондиционирования. Но если бы даже она и работала, то холод не смог бы держаться в доме, в котором не было дверей, оконных стекол и крыши. Иди прошла в спальню и сменила свое платье на дорогие белые льняные шорты и бежевый пуловер с короткими рукавами, принадлежащие миссис Торрес. Она бы ужасно опечалилась, если бы позаимствованная одежда не подошла ей, но, слава Богу, миссис Торрес была крупнее Иди всего на три размера. А это обеспечивало прекрасную вентиляцию в условиях тропической влажности, да и мешковатость не казалась такой уж непривлекательной.

Иди оценивала свой новый наряд, стоя перед зеркалом, когда зазвонил телефон. Кусака заорал, чтобы она взяла гребаную трубку!

Хотя Иди и не верила в предчувствия, на этот раз она испытала сильную тревогу, и, как оказалось, не напрасно. Когда она сняла трубку, телефонистка междугородней станции спросила, будет ли она говорить в кредит с «Нерией из Мемфиса».

Мемфис! Эта сучка едет на юг.

— Я не знаю никого по имени Нерия, — ответила Иди, стараясь говорить как можно спокойнее.

— Это номер 305-443-1676?

— Я точно не знаю. Послушайте, я здесь не живу… просто проходила мимо дома и услышала телефонный звонок.

— Мадам, прошу вас…

— Да вы разве не знаете, что у нас здесь пронесся страшный ураган!

В трубке раздался голос Нерии.

— Я хочу поговорить со своим мужем. Спросите ее, дома ли Антонио Торрес.

— Послушайте, в доме никого нет, — ответила Иди. — Я проходила мимо и решила, что это может быть какой-нибудь важный звонок. А мужчина, который жил здесь, он уехал. В пятницу погрузил вещи в фургон «Райдер» и уехал. В Нью-Йорк, как он сказал.

— Спасибо, — поблагодарила телефонистка.

— Что? Как вас зовут, леди? — прокричала встревоженная Нерия.

— Спасибо, — повторила телефонистка, пытаясь закончить этот разговор.

Но Иди продолжала:

— Он и какая-то молодая леди наняли фургон. Возможно, это была его жена. Года двадцать три, двадцать четыре, длинные белокурые волосы.

— Нет! Это я его жена! Это мой дом! — взорвалась Нерия.

«Конечно, вспомнила, когда запахло деньгами за страховку, — подумала Иди. — Бросила своего заумного профессора и побежала к тупоголовому Тони».

— Бруклин, — подлила масла в огонь Иди. — Мне кажется, он говорил, что едет в Бруклин.

— Сукин сын, — простонала Нерия.

Телефонистка строгим тоном спросила, не желает ли миссис Торрес позвонить по другому номеру. Ответа не последовало. Нерия повесила трубку. То же самое сделала и Иди Марш.

Ей показалось, что сердце колотится о ребра. Иди машинально вытерла взмокшие ладони о прекрасные льняные шорты миссис Торрес, а затем поспешила в гараж, где разыскала небольшие кусачки с зелеными ручками.

Из гостиной донесся голос Кусаки:

— Черт побери, кто это звонил? Опять жена? — Услышав скрип двери гаража, он крикнул: — Эй, я с тобой разговариваю!

Иди Марш не слушала его. Она пробиралась к соседнему дому с намерением перерезать телефонные провода, чтобы миссис Нерия Торрес не смогла позвонить мистеру Варге и проверить у него всю историю о Тони, молодой блондинке и фургоне «Райдер».

* * *


Номерной знак черного джипа «чероки» оказался украденным в районе Тертл Мидоу на следующее утро после урагана. Туда и направлялись в машине Августин, Бонни и Сцинк, когда последний велел Августину остановиться возле палаточного городка, разбитого национальными гвардейцами для тех, кто лишился крова в результате урагана.

Сцинк выбрался из кузова фургона и принялся бродить среди палаток. Бонни и Августин следовали за ним в нескольких шагах позади, наблюдая эту печальную картину. Апатичные мужчины и женщины лежали на армейских койках, хмурые подростки бродили босиком по белесой глине, дети крепко прижимали к груди новых кукол, подаренных Красным Крестом.

— Души людские! — воскликнул Сцинк, взмахнув в возбуждении длинными, как у обезьяны, руками.

Солдаты решили, что у человека просто поехала крыша после урагана, и не обратили на него внимания. Один из гвардейцев раздавал выстроившейся к нему очереди бутылки с минеральной водой. Сцинк продолжал идти по городку. Навстречу ему попался малыш, закутанный в грязную тряпку, одной рукой Сцинк подхватил малыша и поднял вверх.

— Что мы тут делаем? — спросила Бонни у Августина.

Когда они подошли к Сцинку, то услышали, как он напевает удивительно высоким и нежным голосом:
		Это просто шкатулка с дождем,


		Я не знаю, кто положил ее сюда,


		Возьми ее, если она нужна тебе.


		Или выбрось, если осмелишься.


Малыш — лет двух, по мнению Бонни, — был толстощеким, с курчавыми каштановыми волосами и засохшей царапиной над бровью. Он заулыбался, услышав песню, и с любопытством принялся дергать незнакомца за серебристую бороду.

Августин тронул Сцинка за плечо.

— Капитан?

— Как тебя зовут? — спросил Сцинк у малыша.

В ответ тот робко хихикнул. Сцинк внимательно посмотрел на ребенка.

— Ты никогда это не забудешь, да? Насылая ураганы, Господь велит людям уезжать отсюда. Так всем и передай.

Сунув крохотные пальчики малыша себе в ноздри, Сцинк вновь запел гнусавым голосом:
		Это просто шкатулка с дождем


		Или лента в твоих волосах.


		Как много уйдет времени


		И как мало его останется.


Малыш захлопал в ладоши, и Сцинк нежно поцеловал его в лоб.

— Ты хороший компаньон, сынок. А путешествовать ты любишь?

— Нет! — воскликнула Бонни и шагнула к Сцинку. — Мы не возьмем его с собой. Не смейте даже думать об этом.

— Но ему понравится с нами, разве нет?

— Капитан, прошу вас. — Августин взял малыша и передал его Бонни, которая бросилась разыскивать его родителей, пока эксцентричный капитан не передумал.

В небе, затянутом облаками цвета олова, раздалось громкое жужжание. Люди, выстроившиеся в очередь за минеральной водой, задрали головы и стали показывать на низко летящие военные вертолеты. Вертолеты начали кружить над городком, от поднятого ими вихря захлопали пологи палаток. И тут в городок въехал кортеж из полицейских машин, правительственных «седанов», черных «чеви-блайзеров» и передвижных телестудий.

— Ха! Да это же наш главнокомандующий! — воскликнул Сцинк.

Пятеро агентов секретной службы выскочили из одного из «блайзеров», а затем из машины вылез президент. Поверх рубашки с галстуком на нем был надет дождевик цвета морской волны с эмблемой на груди. Президент помахал рукой в телевизионные камеры, а затем принялся энергично пожимать руки всем солдатам и национальным гвардейцам, которые находились рядом. Эта процедура могла бы продолжаться до самых сумерек, но один из многочисленных помощников президента (тоже в дождевике цвета морской волны) что-то прошептал ему на ухо. К президенту подвели семью, пострадавшую от урагана (ее тщательно выбирали среди изнывающих от жары обитателей палаточного городка), чтобы поздороваться с президентом и сфотографироваться вместе с ним. Обязательным условием при подборе семьи было наличие красивого ребенка, с которым лидер свободного мира немного поиграл. Фотографирование заняло менее трех минут, после чего президент продолжил свое навязчивое братание со всеми, кто был в военной форме. Очередь дошла и до седовласого офицера из местного отделения Армии спасения, которого главнокомандующий даже обнял за плечо.

— А в какой нуждаетесь помощи? — поинтересовался президент у ошеломленного ветерана.

Стоявший невдалеке Августин скрестил руки на груди и произнес:

— Очень трогательно.

Сцинк согласился с ним.

— А ты посмотри на блеск в его глазах. Нет ничего хуже республиканца, изображающего самопожертвование.

Как только вернулась Бонни, они поехали дальше, в Тертл Мидоу.


Глава 18


Сцинк раздобыл адрес из полицейского отчета благодаря любезности Джима Тайла. Почтовых ящиков и указателей улиц нигде не было, поэтому им понадобилось некоторое время, чтобы отыскать нужный дом. Для разговора с хозяевами решено было отправить Августина, поскольку у него была респектабельная внешность и опрятный вид. Сцинк остался ждать в кузове фургона, напевая «Воздушный блюз». Бонни не знала этой песни, но с удовольствием слушала низкий голос Сцинка. Она стояла возле кузова и смотрела на него.

В дверях дома Августина встретила усталого вида женщина в розовом домашнем платье.

— Патрульный предупреждал, что вы приедете, — сказала она. Тон ее голоса был каким-то безжизненным, как и взгляд, — это ураган привел женщину в такое состояние. — Я звонила в полицию дня три назад.

— Да, но у нас очень много дел, не хватает людей.

Вся семья женщины — муж, четверо детей и две кошки — обитали в супружеской спальне, поскольку только над этой комнатой после урагана сохранился клочок крыши. Муж был одет в футболку, мешковатые шорты, сандалии и бейсбольную кепку с надписью «Кливленд индианс», носил короткую бородку. Он возился возле небольшой печки «Стерно», стоявшей на ящике для белья, и тут же выстроились в ряд шесть вскрытых банок свинины с фасолью. Дети были заняты работавшей от батареек электронной игрой, попискивавшей словно миниатюрный радар.

— У нас до сих пор нет электричества, — сообщила женщина Августину, а мужу сказала, что этого человека прислали из дорожной полиции по поводу украденного номера. Муж поинтересовался у Августина, почему он не в форме.

— Я детектив, — пояснил Августин. — Работаю в штатском.

— А, понятно.

— Расскажите мне, что произошло.

— Эти четверо подростков сняли номер с моей машины. Я находился во дворе, хоронил рыбок… понимаете, без электричества трудно ухаживать за аквариумом, и вот гуппи у нас умерли…

— И еще пицилии широкоплавниковые! — вмешался в разговор один из детей.

— В общем, мне надо было их похоронить, пока они не провоняли все вокруг. В этот момент и подъехал этот джип, в нем сидели четверо цветных парней, стереосистема гремела на полную мощность. Они достали отвертку и сняли номер с моей машины. А ведь я стоял прямо там!

— Я сразу почуяла неладное и увела детей в спальню, — добавила женщина.

Муж вывалил из двух банок свинину с фасолью в небольшую кастрюлю, которую держал над голубым пламенем печки.

— Я взял лопату, подошел к ним и спросил, что они делают, но один из них достал пистолет и посоветовал мне убраться куда подальше. Я не стал с ними связываться и ушел. Как вы понимаете, в мои планы не входило получить пулю из-за какого-то паршивого номера.

— А что было дальше? — спросил Августин.

— Они переставили мой номер на джип и уехали. А эту их так называемую музыку можно было слышать за пять миль.

В разговор вновь вмешалась жена:

— У Дэвида есть пистолет, и он знает, как с ним обращаться, но…

— Только не из-за номера стоимостью тридцать долларов, — перебил ее муж.

Августин похвалил Дэвида за благоразумие.

— Позвольте мне уточнить номер. — Он достал из кармана сложенный клочок бумаги и громко прочел: — BZQ-42F.

— Совершенно верно, — подтвердил Дэвид, — но на джипе уже другой номер.

— Откуда вы знаете?

— Я видел его на следующий день, он проезжал по Калуса-драйв.

— Тот самый джип?

— Черный джип «чероки». Стереосистема, затененные стекла. Готов поспорить на свой дом, что это был тот самый джип. Я бы узнал его даже по брызговикам.

Женщина нахмурилась.

— Расскажи ему, что это за брызговики.

— Они большие, как у лимузинов, и на них нарисованы голые женщины.

— И детали у него хромированные, — добавила жена, — вот по всем этим признакам мы и определили, что это был тот же самый…

— А где находится Калуса-драйв? — попытался оборвать ее Августин.

— …только за рулем сидел какой-то белый мужчина.

— А как он выглядел?

— Недружелюбно, — сообщил муж.

— Следи за фасолью, Дэвид. И расскажи ему про музыку.

— Это уже другой вопрос. — Дэвид помешал в кастрюле. — Чертова стереосистема звучала так же громко, как и у тех цветных подростков. Только это был не рэп, а Трейвис Тритт. Мне это показалось очень странным. Мужчина одет в костюм в полоску, сидит за рулем джипа, в котором разъезжали какие-то цветные ублюдки, и слушает Трейвис Тритт.

— Дэвид! — Женщина покраснела, ей стало стыдно за грубые слова мужа.

Августину она понравилась, он предположил, что она и является настоящей главой семьи.

Муж извинился.

— Ну, вы поняли, что я имел в виду. Как-то не вязался облик этого мужчины со всеми этими хромированными деталями и затененными стеклами.

Августин припомнил, как Бренда Рурк описывала напавшего на нее.

— Вы уверены насчет костюма?

— Абсолютно.

Снова в разговор вмешалась жена.

— Мы предположили, что он какой-то босс. Возможно, те подростки, которые украли наш номер, работают на него.

— Возможно, — согласился Августин. Ему даже нравилось изображать из себя полицейского, напавшего на свежий след.

— Вы сказали, что он выглядел недружелюбно. Что вы имеете в виду?

Дэвид выложил свинину с фасолью в керамические чашки.

— Его лицо. Его невозможно забыть.

— Мы ехали тогда за льдом, — решила уточнить жена. — Сначала я подумала, что на лице у человека, сидевшего за рулем джипа, надета маска, вроде той, что люди надевают в День всех святых. Настолько странным выглядело его лицо… подожди, Джереми, пусть остынет! — Она бросилась к младшему сыну, который обжегся фасолью.

Августин от имени Управления полиции графства Дэйд поблагодарил супругов за сотрудничество и пообещал сделать все возможное, чтобы вернуть украденный номер.

— У меня к вам еще всего один вопрос.

— Где находится Калуса-драйв? — спросил Дэвид, улыбаясь.

— Совершенно верно.

— Марго, возьми салфетку и нарисуй ему, как проехать.

* * *


Жена Авилы нашла мужа скорчившимся на полу в гараже возле «бьюика». Из большой дыры в паху Авилы струилась кровь. Один из козлов, предназначенных в жертву, предчувствуя свою трагическую судьбу, боднул его в пах.

— Где они? — спросила жена у Авилы по-испански.

Сквозь стиснутые зубы Авила выдавил, что козлы сбежали.

— Я же говорила тебе! Говорила! — закричала жена, переходя на английский. Она перевернула мужа на спину и расстегнула брюки, чтобы осмотреть рану. — У тебя тут дыра с теннисный мячик, — сообщила она.

— Отвези меня к врачу.

— Только не в моей машине! Мне не нужна кровь на чехлах.

— Тогда помоги мне добраться до моей машины.

— Ужасная дыра.

— Ты хочешь, чтобы я помер прямо здесь, на полу? Ты этого хочешь?

Авила купил этих козлов у племянника колдуна из Свитуотера. Племянник владел фермой, на которой разводил бойцовских петухов и животных для религиозных обрядов. Оба козла обошлись Авиле в триста долларов, а кроме того, ему пришлось с ними изрядно помучиться. Всю дорогу до дома Авилы они постоянно дрались и бодались, кое-как ему удалось загнать их в гараж, но когда Авила уже собрался привязать козлов и запереть гараж, их огромные желтые глаза налились натуральным бешенством. Авила подумал, что они, возможно, почувствовали сверхъестественное присутствие Чанго или же учуяли запах крови и внутренностей предыдущих жертв. Как бы там ни было, но козлы впали в буйство и повредили много хороших вещей в гараже.

По дороге в больницу жена Авилы поливала его последними словами.

— Три сотни баксов! Кретин несчастный! — Ругаясь, она по привычке переходила с испанского на английский, поскольку английский предоставлял ей более широкий выбор крепких ругательств.

Авила огрызался в ответ.

— Про деньги лучше помолчи. Вы с мамашей в пух и прах проигрались в бинго, разве не так? Так что не будем говорить, кто из нас кретин.

Авила ощупал рану в паху. На самом деле она была размером с монету в пятьдесят центов, кровь остановилась, но болело ужасно. Авила почувствовал, как у него кружится голова.

«О, Чанго, — подумал он, — чем я вызвал твой гнев?»

В отделении скорой помощи медсестра уложила Авилу на носилки и поставила ему капельницу. Врачу Авила сказал, что упал на спринклер поливочной системы, а врач сообщил, что ему повезло, поскольку артерия не повреждена. Поинтересовался врач и грязной повязкой на его ладони, но Авила заявил, что там просто волдырь от клюшки для гольфа. Ничего страшного.

Когда боль поутихла, мысли лихорадочно завертелись в голове Авилы. Словно из тумана в сознании возникло лицо Кусаки.

«Я найду тебя, сволочь!» — поклялся Авила.

Но как?

Словно во сне он вспомнил тот вечер, когда они впервые встретились и познакомились. Это произошло в шикарном клубе на Ле Жен-роуд. Кусака сидел в баре с двумя девицами из службы сопровождения, сильно разукрашенными и с высокими прическами. Авила познакомился с ними. В кармане у него шуршали наличные, полученные совсем недавно в качестве взятки от одного парня, торговавшего кровельной дранкой из стекловолокна сомнительной прочности. Проститутки сообщили Авиле, что их служба сопровождения называется «Джентльменский выбор» и работает без выходных. А Кусака был их постоянным клиентом, одним из лучших. Он привез их сюда, чтобы отметить расставание, поскольку ему грозит три или пять лет тюрьмы, а там не будет вообще никаких женщин, тем более профессионалок. Сам Кусака рассказал Авиле, что убил гнусного торговца наркотиками, о смерти которого никто не сожалеет. Ему предъявили обвинение в убийстве по неосторожности, и, если повезет, он выйдет месяцев через двадцать. Авила не поверил ни единому его слову, решив, что Кусака пытается просто произвести впечатление на девиц. Авила несколько раз купил выпивку для Кусаки и проституток, в надежде что Кусака тоже расщедрится и уступит ему одну из девиц. Так оно и произошло. Когда Авила вернулся из туалета, общительная платиновая блондинка по имени Морганна, которая ему и понравилась, прошептала Авиле на ухо, что Кусака согласен, если только он, Авила, заплатит свою долю. Вчетвером они поехали в паршивый мотель на Уэст-Флэгер, где и повеселились от души. Морганна продемонстрировала необузданную энергию и богатое воображение, так что не жаль было потраченных на нее денег, полученных в виде взятки за кровельную дранку.

Туманные воспоминания отвлекли мысли Авилы от шва в выбритом треугольнике в паху. Затем, постепенно, он стал осознавать, что существует единственный способ отыскать Кусаку и вернуть семь тысяч долларов.

У него есть ниточка, как сказали бы полицейские.

Не слишком надежная, но все же это лучше, чем ничего.

* * *


В дом Торреса зашел еще один любопытный сосед поинтересоваться, где Тони. Иди Марш воспользовалась старой историей о том, что она дальняя родственница Торресов и, оказывая им любезность, присматривает за домом. Но не стала объяснять, кто такой Кусака, который дремал в шезлонге, положив на колени пистолет.

Спустя несколько минут приехал Фред Дов. Иди в этот момент прогуливала собак на заднем дворе. Страховой агент выглядел необычайно подавленным и бледным. По тому, как он рывком сорвал с сиденья машины свой портфель, Иди почувствовала, что произошло что-то неприятное.

— Мой начальник хочет лично осмотреть дом, — сообщил Фред.

— Он что-то подозревает?

— Нет. Обычная проверка страховых заявлений.

— Так в чем тогда проблема, Фред? Покажи ему дом.

Фред горько усмехнулся, повернулся и направился в дом. Привязав собак, Иди последовала за ним.

— Проблема заключается в том, что мистер Риди захочет поговорить с мистером и миссис Торрес. — Он швырнул портфель на кухонный стол, разбудив Кусаку.

— Не паникуй. Мы с этим справимся, — успокоила Иди.

— Не паниковать? Компания хочет знать, почему меня выселили из отеля. Жена хочет знать, где я живу и с кем. Деннис Риди будет здесь завтра, чтобы поговорить с заявителями, которых я не смогу ему представить. Лично я считаю, что самое время запаниковать.

— Эй, Санта Клаус! — раздался голос Кусаки, приковылявшего из гостиной. — Ты принес чек?

— Еще нет, — ответила за него Иди.

— Тогда пусть заткнется.

Фред Дов заговорил совсем упавшим голосом:

— Я не могу оставаться здесь с этим маньяком. Это невозможно.

— У него болит нога. — Иди отдала Кусаке последнюю таблетку снотворного, но ее действие явно закончилось. — Мне здесь тоже не нравится, но не разбивать же палатку в лесу.

Страховой агент снял очки и прижал большие пальцы к вискам. На ресницу ему сел москит, Фред замотал головой, отгоняя насекомое.

— Ничего у нас не получится, — печальным тоном произнес он.

— Получится, дорогой. Я буду миссис Торрес, а Кусака — Тони.

Все тело страхового агента обмякло.

— Ни один из вас не похож на кубинцев. Боже мой. — Он стукнул кулаком по дверце шкафчика и крикнул: — Я так и думал!

Кусака заявил, что разберет агента на части, если тот немедленно не заткнется. Иди увела расстроенного Фреда в спальню и затолкала в шкаф для одежды. Закрыв дверь, она нежно поцеловала его и расстегнула «молнию» на брюках. Фред подпрыгнул от этого приятного, но неожиданного прикосновения. Иди продолжала ласкать его, пока Фред не успокоился.

— А что из себя представляет этот Деннис Риди? — прошептала она.

Фред Дов заерзал от удовольствия.

— Он упрямый? Тупица? Какие у него слабости?

— Ничего такого я за ним не замечал. — Фред работал с Риди только однажды, во время наводнения в окрестностях Далласа. Риди был грубым, но честным человеком, большинство оценочных смет, составленных Фредом, Риди визировал лишь с небольшими поправками.

Свободной рукой Иди стащила с Фреди брюки.

— Сегодня вечером еще раз просмотрим все бумаги, на тот случай, если он захочет проверить их.

— А как быть с Кусакой?

— Им я сама займусь. Мы все отрепетируем.

— Что ты делаешь? — Страховой агент чуть не потерял равновесие.

— А как все это будет выглядеть, Фред? Мистер Риди привезет с собой наш чек?

Оцепенев от блаженства, Фред Дов не отрывал взгляда от макушки головы Иди, опустившейся перед ним на колени. Его пальцы, украшенные золотым обручальным кольцом и кольцом выпускника университета Небраски, теребили ее шелковистые волосы. Он пытался взять себя в руки, в этот долгожданный момент Фреду хотелось не парить где-то в небесах, а ощущать блаженство именно каждой клеточкой тела.

Пытаясь прогнать из головы тревожные мысли и чувство вины, чтобы они не мешали приближающемуся экстазу, страховой агент глубоко вздохнул. В шкафу пахло засохшими гардениями и плесенью, тут же хранился допрофессорский гардероб Нерии, промокший от дождя. Фред почувствовал, что задыхается, все тело его, за исключением члена, оцепенело.

Без помощи рук Иди Марш для удобства прижала Фреда к стенке шкафа. Отпустив ее волосы, он ухватился за перекладину, на которой висели вешалки с одеждой и, задрал вверх голову. При этом на лицо ему свалился рукав подвенечного платья.

Внезапно в мозгу Фреда вспыхнули унизительные воспоминания о том, как Кусака прервал их любовный акт на полу в гостиной. Опасаясь, что подобное может повториться, он с силой ухватился за ручку дверцы.

Снизу раздался голос Иди, которую терзал один вопрос:

— У Риди будет с собой чек?

— Н-нет. Чек всегда присылают из Омахи.

— Черт.

Фред не был уверен, слышал ли он голос Иди или же просто воспринимал его телепатически. Но важнее всего было то, что Иди не прекратила свое занятие.

* * *


Когда Августин вернулся к фургону, Бонни и губернатора в нем не оказалось. Он нашел их в нескольких кварталах, позади разрушенного пустого дома. Сцинк стоял на коленях возле плавательного бассейна, вылавливал из протухшей воды коричневых жаб и рассовывал их по карманам. Бонни отчаянно отгоняла москитов, тучей круживших у ее лица.

Августин рассказал все, что узнал о черном джипе «чероки».

— А где Калуса-драйв? — спросил Сцинк.

— Они начертили мне, как проехать.

— Мы сейчас поедем туда? — поинтересовалась Бонни.

— Завтра, — ответил Сцинк. — Ехать туда надо днем.

Они с Августином решили переночевать поблизости. Нашли пустое поле, развели костер. Невдалеке горел еще один костер, вокруг которого собрались сезонные рабочие из Огайо. Двое из них в поисках дров подошли поближе, но Августин спугнул их, как бы невзначай продемонстрировав револьвер 38-го калибра. Сцинк со своими жабами исчез в зарослях пальметто.

— Что такое DMT? — поинтересовалась Бонни.

— Это такой наркотик.

— Он сказал, что высушивает яд жабы и курит его. По химическому составу это похоже на DMT.

— А я бы сейчас выпил пива. — Августин вытащил из кузова фургона два спальных мешка и расстелил их возле костра.

— Я прошу прощения за прошлую ночь, — промолвила Бонни.

— Не говорите так. — Августин подумал, что она произнесла это таким тоном, словно совершила самую большую в жизни ошибку.

— Я не знаю, что со мной случилось, — продолжила Бонни.

Августин подбросил в огонь несколько сухих веток.

— Ничего с вами не случилось, Бонни. Вы до того нормальны, что это даже пугает. — Он уселся на один из спальных мешков, скрестив ноги. — Идите сюда. — Когда Бонни села рядом, а Августин обнял ее за плечи, она почувствовала полное спокойствие и безопасность. — Я могу отвезти вас в аэропорт, — предложил Августин.

— Нет!

— Потому что уже завтра вам надоест наше приключение.

— Но я и хочу приключений. У Макса были свои приключения, у меня будут свои.

Из зарослей пальметто раздался пронзительный вой, утонувший в раскатах смеха.

«Сумасшествие какое-то», — подумал Августин. Бонни замерла в его объятиях, потом решительно заявила:

— Я никуда сейчас не поеду. Ни в коем случае.

Августин пальцами поднял ей подбородок.

— Но он опасный человек. Надел на вашего мужа электрошоковый ошейник, курит яд жабы. Он сделал много такого, о чем вам не хотелось бы узнать, возможно даже убивал людей.

— По крайней мере, он хоть во что-то верит.

— Ради Бога, Бонни.

— Тогда почему вы здесь? Если он так опасен, если он сумасшедший…

— Я не говорил, что он сумасшедший.

— Отвечайте на мой вопрос.

Августин заморгал, глядя на пламя костра.

— Я и сам не подарок. По-моему, это вполне очевидно.

Бонни теснее прижалась к нему. Она никак не могла понять, почему ей так нравится непредсказуемость и импульсивность ее новых друзей… ведь они были полной противоположностью человеку, за которого она вышла замуж. В Максе чувствовалась исключительная надежность, но никакой глубины и загадочности. Достаточно провести с ним пять минут, и он весь перед тобой, как на ладони.

— Наверное, я взбунтовалась. Правда, я не знаю против чего. Со мной такое впервые.

Августин упрекнул себя за то, что продемонстрировал ей свое искусство жонглирования черепами. Какая женщина смогла бы устоять перед этим? Бонни тихонько рассмеялась.

— А если говорить серьезно, — продолжил Августин, — то между моим и вашим положением существует огромная разница. У вас есть муж и своя жизнь. А мне нечего делать, да и терять нечего.

— А как же животные вашего дяди?

— Их уже не найти. Но как бы там ни было, в Майами обезьянам будет не так уж и плохо. Вот кого мне действительно жаль, так это африканского буйвола.

Бонни сказала, что не стоит пытаться анализировать причины их поведения. Они умные, взрослые люди и прекрасно понимают, что делают, даже если и не знают, почему.

Из зарослей пальметто вновь раздался вой.

Бонни устремила взгляд в ту сторону.

— У меня такое чувство, что он запросто может бросить нас.

— Конечно, — согласился Августин и прямо спросил, любит ли она своего мужа.

Ни секунды не колеблясь, Бонни ответила:

— Я не знаю. Вот так-то.

Вдруг из зарослей неожиданно выскочил губернатор. Он был без рубашки, весь в поту, здоровый глаз красный, как редиска, стеклянный перекосился, обнажив пожелтевшую глазницу. Бонни торопливо подбежала к нему.

— Проклятье, — вымолвил Сцинк, тяжело дыша, — паршивая жаба попалась!

Августин засомневался в умении губернатора вытягивать яд из жабы и готовить его для вдыхания. Судя по его теперешнему состоянию, он что-то сделал совсем не так.

— Садитесь к костру, — предложила Бонни.

Губернатор вытянул ладони, в которых лежали покрытые пятнышками яйца. Августин насчитал двенадцать.

— Ужин! — объявил Сцинк.

— Чьи они?

— Это яйца, мой мальчик.

— Я понимаю, но чьи они?

— Понятия не имею. — Губернатор направился к костру, вокруг которого сидели рабочие, и вернулся через пять минут со сковородкой и початой бутылкой кетчупа.

Получилась вполне приличная яичница. Августин с удивлением наблюдал, как Бонни поглощает ее.

Когда они закончили есть, Сцинк объявил, что пора спать.

— Завтра нам предстоит трудный день. Вы берите спальные мешки, а я устроюсь в кустах. — И он исчез.

Августин вернул сковородку рабочим, которые были уже здорово пьяны, но не проявляли никакой агрессивности. Они сидели с Бонни обнявшись и молча наблюдали, как догорает костер. Костер погас и появились москиты, тогда Августин и Бонни забрались в один спальный мешок с головой и застегнули молнию. Бонни заметила, что они похожи на двух черепах под одним панцирем.

Они обнялись в темноте и неудержимо расхохотались. Когда Бонни перестала смеяться и перевела дыхание, она пожаловалась:

— Господи, как же здесь жарко.

— Это август во Флориде.

— Я разденусь.

— Не надо.

— Нет, разденусь. А вы мне поможете.

— Бонни, нам надо хоть немного поспать. Завтра будет трудный день.

— А мне нужна эта ночь, чтобы забыться. — Бонни изогнулась, пытаясь снять блузку. — Будьте любезны, сэр, помогите мне.

Августин послушался ее. Ведь в конце концов, они были умными, взрослыми людьми.


Глава 19


Смерть Тони Торреса не осталась незамеченной для детективов из отдела по расследованию убийств, поскольку распятие человека было редким явлением даже в Майами. Однако большинство расследований убийств оказались отложенными в сторону в эти суматошные дни, последовавшие за ураганом. Из-за беспорядка на дорогах у департамента полиции очень не хватало людей, полицейские всех рангов были задействованы в регулировке движения, облавах на мародеров или в сопровождении конвоев с гуманитарной помощью. В случае с неопознанным трупом N 92-312 (такое причудливое наименование было присвоено делу об убийстве Тонни Торреса) необязательность срочного расследования усиливал еще и тот факт, что труп не был опознан ни друзьями, ни родственниками, а значит, никто не разыскивал этого человека и, соответственно, мало кого тревожила его смерть.

Через два дня после того, как был обнаружен труп, специалист по отпечаткам пальцев прислал в морг факс с сообщением, что распятый мужчина идентифицирован: Антонио Родриго Гевара-Торрес, сорок пять лет. Отпечатки пальцев покойного мистера Торреса оказались в полицейской картотеке вследствие того, что в один из тяжелых периодов жизни он выписал тридцать семь ничем не обеспеченных чеков. Тюрьмы ему удалось избежать, Тони признал себя виновным и поклялся полностью возместить все расходы, но быстро забыл о своем обещании, занятый новой работой в качестве младшего помощника продавца в компании по продаже трейлеров «А-Плас-Аффордабл Хоумз», предоставлявшей покупателям скидки.

Поскольку данные полицейского досье были старыми, устаревшими оказались и домашний адрес, и номер телефона Тони Торреса. В последнем справочнике не нашлось и компании «А-Плас-Аффордабл Хоумз». Три безрезультатных запроса здорово расстроили молодого детектива, которому поручили дело об убийстве, и он облегченно вздохнул, когда лейтенант приказал ему отложить в сторону это дело, отправляться в Катлер-Ридж и дежурить на пересечении Еврека-драйв и 117-й авеню, блокируя движение для проезда президентского кортежа.

Молодой детектив вспомнил об убитом махинаторе с чеками и торговце трейлерами только спустя два дня, когда в департамент полиции поступил звонок от энергичной женщины, назвавшейся женой убитого.

* * *


Авила позвонил в службу сопровождения «Джентльменский набор» и попросил к телефону Морганну. Она взяла трубку и объяснила:

— Я уже шесть месяцев не пользуюсь этим именем. Теперь я Джасмин.

— Хорошо, пусть будет Джасмин.

— А я тебя знаю, дорогой?

Авила напомнил ей бурную ночную пьянку в мотеле на Западной Флеглер-стрит.

— Господи, да я была там, наверное, с сотней парней.

— Ты тогда была с подругой. Дафна, Диана, что-то вроде этого. Рыжеволосая, с татуировкой на левой сиське.

— А что за татуировка?

— Что-то похожее на воздушный шар.

— Не припоминаю такую.

— Ну а парня, с которым вы были, ты наверняка вспомнишь. Пижон с жутко покореженной рожей.

— Малыш Пепе, у которого ожоги на лице?

— Нет, не Пепе с ожогами. Парня звали Кусака, у него сломанная, выпирающая челюсть. Вспомни. Он устраивал прощальную вечеринку, ему грозила тюрьма.

— Нет, все равно не припоминаю. А что ты делаешь вечером, дорогой? Хочешь со мной встретиться?

«Что за бездушный, дерьмовый мир, — подумал Авила. — В нем уже больше не существует таких вещей, как дружеская услуга, каждый стремится только извлечь выгоду».

— Встретимся в «Кискоз», — резко бросил Авила. — В девять в баре.

— Договорились, мой мальчик.

— Ты все еще блондинка?

— Если хочешь.

Авила опоздал в бар на двадцать минут, он долго принимал горячий душ после очередного «визита» в тайник с чужими деньгами. В паху жгло от намокших швов.

Джасмин сидела в баре и потягивала из горлышка «перье». На ней была ярко-красная мини-юбка, а на голове вызывающий парик в стиле Кэрол Чаннинг. Запах ее косметики напоминал запах фруктовой лавки. Авила осторожно уселся на соседний высокий стул и заказал пиво. В ладонь Джасмин он сунул сложенную бумажку в сто долларов.

Она улыбнулась.

— Вот теперь я тебя вспомнила.

— А как насчет Кусаки?

— Ты визжишь?

— Что?

— Ты визжишь, когда трахаешься. Как маленький счастливый хомяк.

Авила покраснел и занялся своим пивом.

— Да ты не смущайся, — успокоила Джасмин. Она взяла его левое запястье и осмотрела бусинки «колдовского» браслета. — Эту штуку я тоже помню. Что-то связанное с вуду.

Авила отдернул руку.

— А Дафна не видела Кусаку в последнее время?

— Она больше не Дафна, а Бриджит. — Джасмин достала из сумочки пачку «Мальборо». — Между прочим, она провела вместе с ним ночь, когда был ураган. Они напились в доску в каком-то мотеле в Броварде.

Авила и не подумал предложить Джасмин зажигалку.

— А когда она его видела в последний раз?

— Вчера.

— Вчера!

Это прозвучало слишком хорошо, чтобы быть правдой! Спасибо, могущественный Чанго! Авила испытал благоговейный трепет.

— Этот Кусака постоянно звонит ей, даже когда уезжает, — продолжила Джасмин. — Она заарканила этого парня. Между прочим, ее татуировка… это не воздушный шар, а леденец на палочке. — Она рассмеялась. — Но насчет сиськи ты оказался прав.

— Так где же Кусака?

— Дорогой, откуда же я знаю. Он парень Дафны.

— Ты хочешь сказать, Бриджит.

— Ты прав. — Джасмин согласно кивнула.

Авила вытащил еще одну стодолларовую бумажку и сунул ее под бутылку с «перье».

— Он в мотеле?

— Нет, по-моему, в каком-то доме.

— Где?

— Мне надо спросить у нее.

— Дать тебе монетку, чтобы позвонить?

— Она сегодня вечером работает. Оставь мне свой номер телефона.

Авила нацарапал свой номер телефона на промокшей салфетке, и Джасмин сунула ее в сумочку.

— Я хочу есть, — заявила она.

— А я нет.

— В чем дело? — Джасмин погладила Авилу по коленке. — Ох, я знаю. Знаю, почему ты расстроился.

— Да ни черта ты не знаешь.

— Нет, знаю. Тебя расстроили мои слова о том, что ты визжишь в постели.

Авила встал и попросил у бармена счет, но Джасмин снова усадила его на стул. Положив руку Авилы себе на грудь, она прошептала:

— Эй, все в порядке. Мне это даже понравилось.

— Я не визжал, — холодно отрезал Авила.

— Конечно, — успокоила его Джасмин. — Ты абсолютно прав. Дорогой, может, съедим по стейку?

* * *


Иди Марш и Кусака бурно поспорили по поводу девушки по вызову. Иди заявила, что сейчас не время трахаться, им надо репетировать роли мужа и жены, чтобы одурачить начальника Фреда Дова. Кусака посоветовал ей успокоиться и заткнуть хлебало. По телевизору показывали шлюх, и Кусаке захотелось полизать леденец на груди у бывшей Дафны.

Дафна обрадовалась его звонку, поскольку после урагана дела в службе сопровождения шли совсем плохо. Она поймала такси и поехала в дом Торреса, но здорово опоздала, так как таксист заблудился в темноте в отсутствие дорожных знаков и указателей улиц.

В доме не было двери, в которую можно было бы постучать, поэтому Бриджит, не подав даже голоса, проследовала в дом. Иди Марш и Кусака сидели при свечах в гостиной, уставившись друг на друга.

— Привет, — бросила Бриджит Иди, которая раздраженно кивнула в ответ.

Бриджит забралась в шезлонг, улеглась на колени к Кусаке, обхватила его за шею и принялась болтать в воздухе пухленькими ножками (перекошенные челюсти Кусаки создавали проблему для поцелуев).

— Ты лежишь на моей пушке, — предупредил Кусака.

Бриджит глупо захихикала, доставая из-под себя пистолет.

— Малыш, а что у тебя с ногой? — поинтересовалась она.

— Спроси вот у этой мисс Психопатки.

Бриджит уставилась на Иди Марш.

— Он ударил меня, — пояснила Иди, — а я дала ему сдачи.

— Гребаным железным ломом.

— Ох! — воскликнула проститутка.

Кусака предложил Иди пару часов погулять с чертовыми собаками.

— А у вас есть собаки? — Бриджит оживилась и села. — А где они? Я люблю собак.

— Давай-ка лучше раздевайся, — велел Кусака. — А где водка?

— Все винные магазины закрыты.

— Матерь Божья!

В разговор вступила Иди Марш.

— Послушай, Бриджит, я ничего против тебя не имею, но завтра утром у нас очень важная встреча…

— Подожди, — оборвал ее Кусака. — Так ты хочешь сказать, что водки нет? Я тебя правильно понял?

— Малыш, ты забыл про ураган? Все закрыто.

— Чушь, ты даже не попыталась найти водки.

— Успокойся, — посоветовала Бриджит. — Мы и без выпивки прекрасно повеселимся.

Иди попыталась довести свою мысль до конца.

— Все, о чем я прошу, это чтобы ты уехала пораньше утром, хорошо? Сюда придет один мужчина, и он может не понять твоего присутствия здесь.

— Нет проблем.

— И еще раз повторяю, я ничего против тебя не имею.

Бриджит рассмеялась.

— Мне и самой не хочется долго торчать в этом болоте.

— А видела бы ты ванные, — подхватила Иди. — А в туалетах полно вот таких здоровенных москитов!

Бриджит скорчила гримасу и сжала колени.

— Иди, я считаю до десяти, — предупредил Кусака. — Уноси отсюда свою задницу.

На заднем дворе начали скулить Дональд и Марла.

— Это ваши собачки? — Бриджит спрыгнула с коленей и поспешила в проем, где когда-то были стеклянные двери. — Они так замечательно скулят… какая порода? — Она внимательно уставилась в темноту.

Кусака проковылял к ней и остановился рядом.

— Питательные гончие, — ответил он.

— Что за питательные гончие?

— Узнаешь, когда я их сожру. Только для этого, черт побери, они и хороши. — Кусака поднял пистолет и дважды выстрелил на звук.

Бриджит заорала и закрыла ладонями уши. Иди Марш подскочила сзади и ударила его по больной ноге. Удивленно хрюкнув, Кусака рухнул на пол.

На улице перепуганные Дональд и Марла зашлись в лае. Иди поспешила к ним и отвязала поводки, поскольку метавшиеся собаки могли задушить ими друг друга. Бриджит опустилась на колени возле Кусаки и стала ругать его за то, что он такой жестокий.

* * *


Левон Стичлер решил, что терять ему уже больше нечего. Ураган лишил его всего, включая урну, в которой находился прах его недавно умершей жены. От жизни, на которую он тратил большую часть своей военной пенсии, остались только разбитый стакан и коробка с бритвенными лезвиями. Он провел в поисках своих вещей много мучительных часов, но то, что удалось найти, легко умещалось в ящик для инструментов. В такой же ситуации оказались и соседи Левона Стичлера, проживавшие в трейлерах. В течение суток его первоначальные шок и отчаяние переросли в жуткую ярость. Кто-то должен был заплатить за это. У Левона Стичлера все клокотало в груди. И вполне очевидно, что этот кто-то — тот подлый сукин сын, который продал им эти трейлеры, тот жирный болтливый мошенник, уверявший, что трейлеры имеют государственный сертификат качества и выдержат любой ураган.

Левон Стичлер заметил Тони Торреса на стоянке трейлеров на следующее утро после урагана, но этот паршивый негодяй тут же смылся, как трусливый койот. Левон несколько дней пребывал в ярости, пытаясь отыскать среди обломков трейлера что-нибудь ценное из вещей, а потом прибыли рабочие и расчистили стоянку трейлеров бульдозерами. Старик подумал о том, чтобы вернуться в Сент-Пол, где жила его единственная дочь, но его пугала мысль о длинных, холодных зимах, и к тому же там придется жить в обществе шестерых чрезвычайно озорных внуков.

Нет, на север ему уезжать не хотелось. Левон Стичлер решил, что жизнь его кончена, и моральную ответственность за его трагедию несет один-единственный человек. И Левон не успокоится, пока не увидит Тони Торреса мертвым. Убийство торговца, возможно, даже сделает его, Левона Стичлера, героем в глазах всех соседей, проживавших в трейлерах. Старик убедил себя в этом. Он даже представлял, как люди будут сочувствовать ему, какие заголовки появятся на страницах газет по всей стране. И не так уж страшна тюрьма, там, черт побери, гораздо безопаснее, чем в проклятом трейлере. Ураган на самом деле не превратил его в сумасшедшего, но на суде можно будет притвориться свихнувшимся, и для этого придется обставить убийство поэксцентричнее.

Составив для себя такой план, Левон Стичлер позвонил в компанию «Пре Фаб Лакшерн Инкорпорейшн». Телефон не отвечал, и это навело старика на мысль, что, возможно, после урагана компания прекратила свою деятельность. На самом же деле компания переживала необычайный подъем, благодаря заказам от Федерального агентства по чрезвычайным ситуациям. Дядюшка Сэм щедро раздавал трейлеры жертвам урагана, оставшимся без крова. И многим несчастным, которые жили в трейлерах во время урагана, снова была предложена продукция компании «Пре Фаб Лакшерн». Правда, ни сама компания, ни федеральные власти предпочли не сообщать пострадавшим от урагана о такой иронии судьбы.

Наконец ему удалось дозвониться в компанию, но секретарша сразу же предупредила, что сейчас все служащие очень заняты. Левон сказал, что хочет поговорить с мистером Торресом, но женщина ответила, что Тони, похоже, взял после урагана отпуск, и никто не знает, когда он вернется на работу. Левон понял, что он не первый разгневанный покупатель, пытающийся отыскать Торреса, поскольку секретарша вежливо отказалась дать номер домашнего телефона торговца.

Из промокшего телефонного справочника Левон Стичлер аккуратно вырвал три страницы с адресами всех Антонио Торресов, проживавших в Большом Майами. Затем сел в машину, заправил бак бензином и отправился на охоту.

В первый день он вычеркнул из своего списка трех автомехаников, инструктора подводного плавания, специалиста по торакальной хирургии, хироманта, двух адвокатов и профессора университета. Всех их звали Антонио Торрес, но ни один из них не был тем негодяем, которого разыскивал Левон. Поиски утомили его, но решимость не покинула.

На второй день Левон Стичлер продолжил объезд домов предполагаемых кандидатов: биржевой маклер, санитар, ловец креветок, полицейский, два электрика, оптометрист, владелец оранжереи. Один из Тони Торресов, неряшливый и явно чокнутый, попытался продать Левону несколько бутылок самогона, а другой пригрозил снести башку мотыгой.

Третий день охоты привел Левона Стичлера в район Тертл Мидоу, по адресу Калуса-драйв 15600. К этому времени он уже достаточно насмотрелся на разрушения, принесенные ураганом, поэтому его не слишком удивил еще один дом без крыши. У этого дома, по крайней мере, имелись стены, чего Левон не мог сказать о собственном жилище.

У открытой входной двери его встретила хорошенькая женщина, одетая в мешковатые джинсы и длинную бледно-лиловую футболку. Левон заметил, что она босиком и (если только не ошибались глаза семидесятилетнего старика) без лифчика. Ногти на ногах женщины были покрыты ярко-красным лаком.

— Это дом Торреса? — спросил Левон.

Женщина ответила утвердительно.

— Антонио Торреса? Продавца?

— Совершенно верно. — Женщина протянула руку. — А я миссис Торрес. Входите, мы вас ждем.

Левон Стичлер дернулся от неожиданности.

— Что?

Он прошел за босоногой женщиной в дом. Она провела его в кухню, где дарил кавардак.

— Где ваш муж?

— Он в спальне. А мистер Дов приедет?

— Не знаю, — ответил Левон и подумал: «Черт побери, кто такой этот мистер Дов?» — Послушайте, миссис Торрес…

— Прошу вас, называйте меня Нерия. — Женщина извинилась, сказав, что ей надо запустить генератор, стоящий в гараже. Вернувшись на кухню, она включила электрическую кофеварку и приготовила три чашки.

Левон Стичлер сухо поблагодарил ее и отхлебнул кофе. Жена могла помешать ему, лучше бы Тони Торрес находился в доме один.

Босоногая женщина насыпала в свою чашку две ложки сахара.

— Мы сегодня у вас первые клиенты? — спросила она.

— Разумеется, — ответил Левон, все больше теряясь. Ему никогда раньше не приходилось убивать людей, поэтому он жутко нервничал. Левон так часто бросал взгляд на часы, что женщина не могла этого не заметить.

— Тони в душе. Он скоро придет.

— Очень хорошо.

— Вам нравится кофе? Извините, но сливок нет.

— Все в порядке, — буркнул Левон.

Похоже, эта женщина была хорошим человеком. Что же у нее могло быть общего с такой сволочью, как Торрес?

Левон услышал приглушенный шум, доносившийся из соседней комнаты: мужской гортанный смех и визгливое женское хихиканье. Он медленно сунул руку в правый карман ветровки и сжал холодную сталь своего оружия.

— Дорогой? — окликнула босоногая женщина. — Мистер Риди ждет.

Риди? Решимость Левона Стичлера начала ослабевать. Что-то было не то с этим Тони Торресом. Но ведь Левон заметил висевшую на стене грамоту лучшего продавца года, на ней выпуклыми золотистыми буквами было выведено «Пре Фаб Лакшерн». Нет, наверное, это все-таки тот негодяй, которого он ищет.

Левон Стичлер понимал, что должен действовать быстро, иначе навсегда лишится возможности отомстить. Он вытащил из куртки спрятанное оружие и поднял его, чтобы женщина могла увидеть.

— Вам лучше удалиться, — посоветовал Левон.

Женщина спокойно убрала со стола свою чашку с кофе. Она сморщила лоб, но не от страха, а как будто задумалась, решая кроссворд.

— Что это? — спросила женщина, указывая на предмет, который Левон держал в руке.

— А как вы думаете?

— Большая отвертка?

— Это якорный колышек, миссис Торрес. Он должен был спасти мой трейлер во время урагана.

Левон сотни раз прокручивал в уме сценарий преступления, особенно когда недавно затачивал на оселке кончик якорного колышка. Толстое лицо Тони Торреса будет представлять из себя хорошую мишень. Стальной прут войдет в широкие волосатые ноздри и (по расчетам Левона) выйдет из носовой полости, а затем вонзится в черепную коробку.

— Извините, но вы что, ненормальный? — спросила босоногая женщина.

Но не успел Левон Стичлер ответить ей, как в дверном проеме кухни возникла высокая фигура. Левон схватил стальной прут как копье и метнул его. Женщина издала предупреждающий вопль, и мужчина бросился на мокрый кафельный пол. Якорный колышек вонзился в деревянную полку буфета, причем с такой силой, что Левон Стичлер не смог вытащить его двумя руками. Его лихорадочный взгляд впился в предполагаемую жертву.

— Ох, проклятье! — воскликнул Левон. — Вы не тот человек. Это не вы продали мне трейлер!

Из спальни выскочила еще одна женщина, растрепанная и полуодетая. Вместе с босоногой женщиной она помогла Кусаке подняться на ноги.

— Вы не Тони Торрес, — обвинительным тоном произнес Левон Стичлер.

— Какого черта! — рявкнул Кусака.

Иди Марш встала между двумя мужчинами.

— Дорогой, — обратилась она к Кусаке, — похоже, мистер Рида сошел с ума.

— Совсем спятил, — поддержала ее Бриджит.

— Я не Риди.

Иди повернулась к старику.

— Минутку… вы не из «Мидвест Кэжъюелти»?

Левон Стичлер, который сейчас мог близко рассмотреть злые глаза и покалеченную челюсть Кусаки, почувствовал, как задрожали его старые кости.

— Где мистер Торрес? — спросил он с явно поубавившимся пылом.

Иди раздраженно вздохнула.

— Невероятно, — обратилась она к Кусаке. — Он не Риди. Ты можешь поверить в такой идиотизм?

Но Кусаке требовалось во всем убедиться самому. Он наклонился вперед, его лицо оказалось в двух дюймах от носа старика.

— Вы не из страховой компании? Не начальник Дова?

Не понимая в чем дело, Левон Стичлер покачал головой. Иди Марш отступила в сторону, чтобы Кусаке было удобнее вырубить старика.

* * *


Они сидели на свернутых спальных мешках и ждали, пока проснется губернатор, спавший в зарослях пальметто.

Августин решил, как это иногда бывает с мужчинами в самые чудесные моменты их жизни, что ему следует извиниться перед Бонни.

— За что? Ведь это была моя идея, — возразила Бонни Лам.

— Нет, нет, нет. Ты должна сказать, что произошла ужасная ошибка. Что сама не понимаешь, как это случилось, что чувствуешь себя ужасно неловко и хочешь побыстрее вернуться к мужу.

— На самом деле я чувствую себя прекрасно.

— Я тоже. — Августин поцеловал Бонни. — Прости, но я убежденный католик, не могу испытывать радость, если чувствую за собой вину.

— Ох, о какой вине ты говоришь? Вот я действительно ощущаю себя виноватой, а ты просто позволил новобрачной соблазнить себя. — Бонни поднялась, раскинула руки и потянулась. — Однако, мистер Геррера, существует большая разница между виной и угрызениями совести. Но я не испытываю никаких угрызений.

— Я тоже, — признался Августин. — И мне стыдно, что я их не испытываю.

Бонни издала воинственный клич и прыгнула на спину Августина. Сцепившись в любовных объятиях, они покатились по земле.

Появившийся из зарослей Сцинк улыбнулся.

— Животные! — притворно-гневным голосом закричал он. — Вы ничуть не лучше животных, совокупляющихся на глазах у людей!

Бонни и Августин поднялись, отряхиваясь. Губернатор представлял собой любопытное зрелище. Ветки и мокрые листья торчали в его спутанных волосах, на подбородке поблескивали пучки паутины. Он двинулся к костру с криками:

— Прелюбодеи! Развратники! Как вам не стыдно!

Августин подмигнул Бонни.

— Вот о стыде я как-то не подумал.

— Да, это просто ужасно.

Губернатор объявил, что на завтрак у него имеется вкусный сюрприз.

— Ваши любовные игры разбудили меня ночью, поэтому я решил поохотиться.

Из карманов куртки он извлек две небольшие, только что освежеванные тушки.

— Могу предложить на выбор кролика и белку.

Потом они затушили костер и сложили вещи в фургон. Пользуясь схемой, которую Августин получил благодаря любезности Марго и Дэвида, они без труда отыскали Калуса-драйв. Черный джип «чероки» был припаркован посередине улицы перед сильно разрушенным домом, его брызговики с непристойными картинками спутать было невозможно. Сцинк приказал Августину не останавливаться, они проехали еще полмили, а назад отправились пешком.

Бонни с тревогой заметила, что Августин не взял с собой ни пистолет, ни стрелявшее шприцами ружье.

— Мы идем на разведку, — пояснил Августин.

Они свернули с Калуса-драйв и направились к нужному дому по параллельной улице. Подойдя ближе, пересекли двор и юркнули в брошенный дом, стоявший как раз напротив дома 15600. Через разбитое окно спальни им прекрасно были видны входная дверь, гараж, джип «чероки» и еще две машины на подъездной дорожке.

Марго и Дэвид оказались правы, на джипе уже не было украденного у них номерного знака.

— Наверное, он сделал так, — предположил Сцинк. — После того, как избил Бренду, снял номер с джипа и заменил его номером, возможно, вон с того «шевроле».

Рядом с гаражом стояла последняя модель «каприче», номерной знак на ней отсутствовал. Второй машиной был «олдсмобил» с ободранным виниловым верхом и без колпаков на колесах. Августин сказал, что неплохо было бы выяснить, сколько человек находится в доме. Сцинк хмыкнул в ответ.

Бонни пыталась предположить, что же будет дальше. Как она понимала, в планы губернатора не входило оповещать полицию. Оглядевшись вокруг, она ощутила приступ меланхолии. Комната, в которой они находились, принадлежала ребенку. На полу валялись яркие пластмассовые игрушки, промокший плюшевый медвежонок лежал лицом вниз в лужице дождевой воды, на передней стене были развешаны деревянные фигурки популярных диснеевских персонажей: Микки Маус, Дональд Дак, Сноу Уайт. Странно, но эти фигурки заставили Бонни вспомнить их с Максом медовый месяц. Первое, что купил Макс в «Волшебном царстве», была шапочка для гольфа с изображением Микки Мауса.

«Я должна была с самого начала понять, что он за человек, — подумала Бонни. — Господи, его уже, наверное, не исправишь».

Она подошла к детской кроватке, чтобы осмотреть ее. Матрас покрывала темно-зеленая плесень, по пушистому розовому одеялу ползали красные муравьи. Бонни подумала о том, что же случилось с ребенком и его родителями. Наверняка они успели выскочить из дома до того, как рухнула кровля.

Августин от разбитого окна призывно помахал ей. Чувствуя, как колотится сердце, Бонни подошла к мужчинам и опустилась на колени между ними. «Что же я делаю? Куда это все меня заведет!»

К дому 15600 по Калуса-драйв подъехала еще одна машина. Белая малолитражка.

Из нее вышел мужчина. Худой, похожий на священника, седые волосы, коричневая ветровка, поношенные темные брюки. Бонни он напомнил ее домовладельца из Чикаго. Как же его звали? У него еще жена играла на пианино. Черт возьми, как же его звали?

Стоя возле машины, старик надел очки. Он посмотрел на листок бумаги, потом на номер, нарисованный краской на стене дома. Удовлетворенно кивнул. Снял очки, сунул их в левый карман ветровки, а потом похлопал ладонью по правому карману, как бы проверяя что-то.

«Как он может ходить в такую жару в ветровке, — подумала Бонни. — Разве может человек замерзнуть летом в Майами?»

— Кто это может быть такой? — спросил Августин.

— Подрядчик, рабочий какой-нибудь, что-то вроде этого, — предположил Сцинк.

Бонни увидела, как старик выпрямился и решительно направился к входной двери. А потом вошел в дом.

— Мне показалось, что в доме промелькнула женщина, — сказал Августин.

— Да. — Сцинк задумчиво почесал бороду.

Кридлоу! Бонни вспомнила. Ее бывшего домовладельца звали Джеймс Кридлоу. А жена его была учителем музыки, ее звали Регина. Ведь она совсем недавно жила в Чикаго… Бонни стало стыдно, что она не смогла вспомнить. Джеймс и Регина Кридлоу, конечно же.

— Что будем делать, капитан? — спросил Августин.

Сцинк положил бородатый подбородок на подоконник.

— Ждать.

Прошло два часа, но старик так и не вышел из дома 15600 по Калуса-драйв. Бонни начала волноваться.

В это время к дому подъехала еще одна машина.


Глава 20


У Нерии Торрес не было желания добираться до Бруклина на автомобиле, чтобы отыскать там ограбившего ее мужа.

— Тогда летите самолетом? — предложила Селест, студентка-выпускница, которая ехала в «фольксвагене» вместе с Нерией и профессором, ее любовником.

Профессора звали Чарльз Гейблер, областью его интересов являлась парапсихология.

— Нерия не полетит, — заявил профессор. — Она до смерти боится самолетов.

— Вот это да, — удивилась Селест, готовившая еду на портативной плитке в кузове фургона «фольксвагена».

— Дело не только в самолете, а еще и в Бруклине, — подала голос Нерия. — Как я отыщу Тони в таком месте?

— Я знаю как, — оживилась Селест. — Наймите экстрасенса.

— Прекрасная идея. Мы позвоним Крескину.

— Нерия, нет необходимости в таких уловках, — вмешался профессор.

— Как раз есть такая необходимость.

У нее и доктора Гейблера почти кончились деньги, когда неделю назад, перед отъездом из Юджина, штат Орегон, в Майами профессор предложил молоденькой Селест присоединиться к ним. Селест обладала значительными средствами, щедрым сердцем и соблазнительно торчащими грудями. Нерия отнюдь не питала иллюзий относительно причин, побудивших профессора пригласить Селест поехать с ними, но старалась сейчас не обращать на это внимания. Ведь им требовались деньги на бензин, а сумочка Селест была полна кредитных карточек. Где-то возле Салина, штат Канзас, Нерия почувствовала необходимость напомнить доктору Гейблеру, что он слишком много внимания уделяет их спутнице и ведет себя не только грубо, но и неприлично. Профессор, похоже, внял ее словам.

Честно говоря, Нерии уже начал надоедать доктор Гейблер со своими идиотскими голубыми и красными магическими кристаллами. Он занимался мистическим лечением, Боже мой, да если ты выкурил приличную дозу, то и коробка молочной смеси покажется вполне мистической. Вот так профессор и проводил, в основном, все время, охотно предоставив Нерии и Селест вести машину.

— Я в любом случае поеду в Майами, — заявила Селест, отсыпая две чашки шелушеного риса. — Буду работать в одном из палаточных городков, готовить пищу для бездомных, если потребуется.

Профессор взглянул на Нерию Торрес глазами, воспаленными, как у охотничьей собаки.

— Дорогая, все зависит только от тебя. Мы поедем туда, куда ты пожелаешь.

Они остановились в кемпинге возле шоссе № 20 вблизи Атланты, чтобы обсудить, куда дальше ехать — в Нью-Йорк или Майами, на север или на юг. Нерия Торрес прокрутила в памяти ошарашивший ее разговор с незнакомкой, ответившей по телефону Тони. И чем больше Нерия рассуждала об этом разговоре, тем больше сомнения одолевали ее. Да, ее свинтус-муженек вполне мог втюриться в двадцатичетырехлетнюю блондинку, но совершенно невероятно, чтобы она могла увлечься им. И почему Бруклин? В Нью-Йорке никому не нужны трейлеры. В истории незнакомки концы не сходились с концами.

Нерия попыталась выяснить детали у соседа, мистера Варги, однако у того не работал телефон. Но она была твердо уверена в двух вещах: ей причиталась половина денег, полученных от страховой компании за дом; сбежавший муж обокрал ее.

До Нью-Йорка было ужасно далеко, да и след мужа в любом случае надо было искать во Флориде. Поэтому Нерия решила ехать в Майами, как и планировала раньше.

Она задумалась, как бы раскинуть сети пошире. А почему бы не подключить и полицию к поимке Тони? В конце концов, они ведь профессионалы. Нерия отыскала в кемпинге телефон-автомат, позвонила в департамент полиции графства Дэйд и сделала заявление о пропаже мужа.

Записав информацию, дежурный попросил Нерию подождать у телефона. Она подождала несколько минут и начала терять терпение. С неба закапал мелкий дождь. Нерия заволновалась. Ведь доктор Гейблер и молоденькая Селест остались вдвоем в машине. Интересно, демонстрирует ли он ей сейчас «спиритические сеансы», которые так хорошо отработал на самой Нерии.

На шее у Нерии висел отполированный кусочек розового кварца, по словам подарившего его доктора Гейблера, он должен был помочь Нерии познать неизведанные лабиринты «безусловной любви». «Чокнутый!» — подумала Нерия. Возможно, в этот самый момент он напевает молоденькой Селест интимные мантры[7 - Мантра — заклинание (санскрит).]. Пока Нерия Торрес не познакомилась с профессором, она и понятия не имела, что такое чакра. А вот Селест, несомненно, знала. У них с доктором много общего.

Мелкий дождь сменился сильным ливнем. Красная глина под ногами Нерии превратилась в месиво. Сзади подошел мужчина, прикрывавший голову газетой, и встал вплотную к Нерии. Он шумно и тяжело дышал, пытаясь таким образом дать понять ей, что ему тоже нужен телефон. Нерия громко выругалась и швырнула трубку на рычаг.

На другом конце, в штаб-квартире департамента полиции Майами, дежурный усердно проверял список невостребованных из морга трупов. К его удивлению, у одного из мертвецов оказалось такое же имя, такая же дата рождения, ручные часы с такой же гравировкой.

Дежурный немедленно переключил звонок миссис Торрес на отдел по расследованию убийств. Но к тому времени, когда трубку снял детектив, разговаривать ему было уже не с кем.

* * *


Макс Лам вылетел из Нью-Йорка в Сан-Диего, а оттуда в Гвадалахару, где проспал одиннадцать часов. Проснувшись, он позвонил в отель аэропорта в Майами. В книге регистрации постояльцев Бонни не оказалось. Макс закурил сигарету «Бронко» и откинулся на подушку.

Он принялся размышлять, по какой причине Бонни могла бы обманывать его, оставаясь вместе с одним из явно полоумных мужчин, а то и с обоими. Но никакая причина так и не пришла ему в голову. Макс знал, что Бонни Брукс отнюдь не легкомысленна, и это было одно из ее положительных качеств, нравившихся Максу. Уравновешенная и предсказуемая — вот какой была Бонни. Насколько Макс знал, самый импульсивный поступок в своей жизни Бонни совершила, выбросив из окна квартиры в Манхэттене черствую пиццу. Что касается секса, то здесь Бонни отличалась старомодностью, она начала спать с ним только после седьмого свидания.

Так что уже через минуту Макс Лам отбросил тревоги по поводу неверности своей жены. Жуткий эгоизм Макса не допускал такой возможности, он просто не мог представить себе, что Бонни может возжелать другого мужчину. И уж тем более не из тех уголовников и психопатов, с которыми он оставил ее. Это невозможно! Макс хмыкнул, выпустив струйку дыма. Она просто наказывает его, вот и все, Бонни явно до сих пор злится из-за поездки в зону урагана.

Принимая душ, Макс Лам сосредоточился на первоочередной задаче: капризный Клайд Ноттидж-младший, страдающий тяжелым заболеванием президент компании «Дарем Гэс Мит энд Тобакко». В задачу Макса входило вбить хоть немного здравого смысла в башку этого старого пердуна, заставить его осознать губительные последствия отзыва всех дорогостоящих рекламных проектов из печатных средств информации. Перед отъездом Макса из Нью-Йорка каждый из четырех вице-президентов рекламного агентства «Родэйл энд Бернс» лично побеседовал с ним и объяснил важность его миссии в Гвадалахаре. Макс понимал, что успех этой миссии гарантирует ему прекрасную карьеру в агентстве. Но добиться этого успеха будет очень трудно, поскольку Клайд Ноттидж был ужасно упрямым стариком.

Такси подвезло Макса к клинике «Арагон» — двухэтажному оштукатуренному зданию, недавно покрашенному и расположенному в живописном жилом пригородном районе. Вестибюль клиники хранил явные следы недавнего ремонта, который, к сожалению, не коснулся системы кондиционирования. Макс ослабил галстук и уселся в кресло. На стеклянном столике лежала стопка информационных проспектов, отпечатанных в Испании. Ради любопытства Макс раскрыл один из них. На первой странице был нарисован баран и стрелка, указывающая куда-то между его задних ног.

Макс швырнул проспект на стол. Ему хотелось курить, но на стене висела табличка «Не курить». По подбородку стекла капелька пота, и Макс вытер ее носовым платком.

В вестибюль вышел мужчина в белом медицинском халате — светлоглазый американец лет шестидесяти пяти. Он представился: доктор Колк, лечащий врач мистера Ноттиджа.

— Когда я смогу увидеть его? — поинтересовался Макс.

— Через несколько минут. Он заканчивает процедуру.

— Как его здоровье?

— В целом получше, — туманно пояснил доктор Колк.

Разговор переключился на клинику и раковые заболевания. Доктор спросил Макса, курит ли он.

— Недавно начал.

— Начали? — Доктор недоверчиво уставился на Макса.

— Это длинная история.

— Мистер Ноттидж выкуривает в день четыре пачки.

— А я слышал, что шесть.

— Ох, нам удалось снизить это количество до четырех. — На лице у доктора появилось выражение человека, сила воли которого победила силу воли пациента.

Макс поинтересовался насчет нетрадиционных способов лечения раковых опухолей. Доктор Колк откровенно рассказал о них.

— В нашем методе действительно есть что-то, поэтому и результаты довольно хорошие.

— А почему вы решили испробовать… ну, вы понимаете…

— Баранью сперму? — Доктор Колк улыбнулся. — На самом деле это очень интересная история.

По мере того, как Макс слушал ответ доктора, на лице его появлялось все более сосредоточенное выражение. Терапия доктора Колка полностью основывалась на случайных наблюдениях, связанных с тем, что у баранов очень редко встречается рак легких.

— По сравнению…

Доктор шутливо уставил указательный палец на Макса.

— Вы рассуждаете точно так же, как Управление по контролю за продуктами и лекарствами. — Он сложил руки на груди и наклонился вперед. — Наверное, вам любопытно, как мы собираем сперму.

— Вообще-то да, — вынужден был ответить Макс.

Рядом с доктором появилась медсестра внушительных габаритов. Она сообщила, что послеобеденная процедура у мистера Ноттиджа закончена. Доктор Колк повел Макса в палату старика.

Перед дверью палаты доктор понизил голос.

— Я оставлю вас вдвоем. Последнее время он что-то ругается на меня.

До этого Макс только однажды встречался с Клайдом Ноттиджем, это было на поле для гольфа в Роли. Но тот здоровый, энергичный, голубоглазый скряга, каким он запомнился Максу, совершенно не был похож на этого изможденного, с серой кожей инвалида, лежавшего на больничной кровати.

Но стоило больному открыть рот, и Макс узнал прежнего Клайда Ноттиджа.

— Какого черта ты уставился на меня, сынок?

Макс подвинул стул к кровати и сел, положив портфель на колени.

— Дай мне сигарету, — пробормотал Ноттидж.

Макс вставил «Бронко» между бескровных губ старика и спросил:

— Сэр, доктор предупредил вас о моем визите? Как вы себя чувствуете?

Ноттидж проигнорировал вопрос. Он вытащил сигарету изо рта и с печалью во взгляде уставился на нее.

— То, что они говорят, правда, абсолютная правда. Насчет этих гребаных сигарет, вызывающих рак. Я знаю, что это факт. И ты знаешь. И чертово правительство знает.

Макс почувствовал себя неловко.

— Но люди сами выбирают их, — робко возразил он.

Ноттидж закашлялся в смехе. Дрожащей рукой он снова вставил сигарету в рот, и Макс поднес к ней зажигалку.

— Они тебя хорошо подготовили. Посмотри на меня, сынок… ты слышал о бараньей сперме?

— Да, сэр.

— У меня в груди опухоль размером с плод манго, и меня пичкают бараньей спермой. Это моя последняя земная надежда.

— Доктор сказал…

— Ох, да пошел он к черту. — Ноттидж помолчал, глубоко затягиваясь сигаретой. — Ты приехал насчет рекламы, да? Агентство послало тебя уговорить меня передумать.

— Сэр, доклад Национального института здравоохранения — это, безусловно, плохая новость. Но газеты и журналы просто выполняли свою работу. Они были вынуждены напечатать этот доклад, ведь о нем уже сообщили по телевидению…

Клайд Ноттидж рассмеялся, он смеялся до тех пор, пока из носа не потекли сопли, которые он вытер безволосой, ссохшейся рукой.

— Господи, да ты упускаешь главное. Они все сделали это.

Шутливый тон старика дал Максу призрачную надежду.

— Я отозвал эту проклятую рекламу, — продолжал Ноттидж, — потому что расстроился. Вот в чем истинная причина. А не потому, что они напечатали доклад.

— Но что вас расстроило?

Пепел с сигареты старика упал на простыни. Ноттидж попытался сдуть его, но его вновь охватил приступ смеха, причем такой сильный, что легкие хрипели от напряжения. Отдышавшись, старик продолжил:

— Меня по-настоящему расстроили эти гребаные лицемеры. Они раструбили на весь мир, что мы выпускаем яд, поместили эти сообщения на первых страницах. Но вместе с тем, они с радостью берут наши деньги на рекламу этого яда. Они просто гнусные алчные лицемеры, так можешь и передать всем в Нью-Йорке.

Макс понял, что разговор принимает опасный для него поворот.

— Но это просто бизнес, сэр.

— Да, но я ухожу из этого бизнеса. Прямо сейчас, до своего ухода из этого бренного мира.

Макс с тревогой ожидал, что старик выгонит его, но Ноттидж не сделал этого. Макс почувствовал, как у него все задрожало внутри.

Клайд Ноттидж затушил окурок сигареты в пластмассовой крышке от бутылки с апельсиновым соком.

— С сегодняшнего утра компания «Дарем Гэс Мит энд Тобакко» называется «Дарем Гэс Мит».

— Прошу вас, — взмолился Макс, — подождите, пожалуйста. Вы не слишком хорошо себя чувствуете, чтобы принимать такое важное решение.

— Я умираю, идиот ты гребаный. Три раза в день медсестра, похожая на глыбу, колет мне в живот баранью сперму. Правильно, черт побери, я плохо себя чувствую. Дай мне салфетки.

Макс взял с прикроватной тумбочки коробку с салфетками и передал ее старику. Ноттидж вытащил одну и с силой харкнул в нее.

— Мистер Ноттидж, я прошу вас не принимать сейчас никаких решений.

— Черта с два, дело уже сделано. Я звонил сегодня утром. — Ноттидж снова сплюнул в салфетку, развернул ее и внимательно осмотрел слюну. — У меня пятьдесят один процент акций компании, так что ты напрасно потратился на дорогие авиабилеты, сынок. Решение принято.

Макса Лама охватило отчаяние, он попытался протестовать, но Ноттидж закрыл ладонями лицо и зашелся в спазматическом кашле.

Макс отскочил от кровати.

— Позвать доктора Колка?

Старик посмотрел на свои ладони и произнес:

— Ох, черт.

Макс придвинулся поближе.

— Вы в порядке?

— Похоже, я держу в ладонях кусок моего проклятого легкого.

— Господи! — Макс отвернулся.

— Кто знает, — пробормотал старик, — возможно когда-нибудь этот кусок будет стоить денег. Его поместят в Смитсоновский институт, как член Диллинджера.

Слабеющей правой рукой он размазал содержимое салфетки по стене, где оно прилипло, словно соус.

Макс Лам пулей выскочил из палаты. Спустя несколько минут Клайд Ноттидж-младший положил голову на подушку и с радостным вздохом умер. На лице его застыло выражение полного триумфа.

* * *


Деннис Риди обладал внутренним радаром, чувствующим потенциальную опасность. Его легендарная интуиция в течение многих лет спасала для страховой компании «Мидвест Кэжьюелти» миллионы долларов, поэтому его работа контролера страховых заявлений очень высоко ценилась в штаб-квартире компании в Омахе. И вполне естественно, что именно Риди возглавил бригаду оценщиков, работавших в зоне урагана. По числу мошенничеств в области страхования Южная Флорида занимала первое место, а Риди прекрасно знал этот район.

В доме 15600 по Калуса-драйв его радар начал подавать тревожные сигналы. Травма челюсти у мужчины была старой и залеченной, но возникла еще одна проблема.

— Мистер Торрес, где вы повредили ногу? — поинтересовался Риди.

Сидевший в шезлонге мужчина поднял на него недовольный взгляд.

— Во время урагана, — буркнул он.

Риди резко обернулся к Фреду Дову.

— Вы об этом не упомянули.

— Они не заявляли о травме.

Риди подавил в себе желание рассмеяться прямо в лицо Дову. Тони Торрес представлял собой образец пострадавшего клиента. Покалеченный, подавленный, необщительный — явно несчастный человек, не имеющий намерения обмануть страховую компанию. Да, все вроде бы так, но не совсем.

Деннис Риди спросил, каким образом он получил травму. Мистер Торрес бросил быстрый взгляд на миссис Торрес, стоявшую рядом с Фредом Довом. Риди отметил во взгляде мужа нервозность и злобу.

Торрес только открыл рот, чтобы объяснить, но тут вмешалась жена и ответила за него:

— На Тони упала балка с крыши.

— Вот как?

— Когда он гулял с собаками. В конце улицы.

Фред Дов почувствовал облегчение. Молодец, Иди, быстрая реакция и хороший ответ.

— Значит, несчастный случай произошел не на территории вашего дома? — уточнил Риди.

— Нет, — снова ответила Иди Марш, — но лучше бы он произошел здесь. Тогда мы знали бы, кому предъявить счет.

Все усмехнулись, за исключением Кусаки. Он презрительно уставился на эмблему с изображением барсука, вышитую на груди форменного блейзера Риди.

— Я надеюсь, что вы не возражаете по поводу моих вопросов относительно несчастного случая, — продолжил Риди, — поскольку нам очень важно знать все обстоятельства, чтобы впоследствии не возникло никаких недоразумений.

Иди Марш согласно кивнула.

— Как я уже объясняла мистеру Дову, я уговаривала Тони не выходить с собаками во время урагана. Ничего бы страшного не случилось, если бы они пописали на ковер или еще где-нибудь. Но разве он послушает? Они для него как маленькие дети… Дональд и Марла, так их зовут. Понимаете, у нас нет детей. — Иди с видом любящей жены печально улыбнулась Кусаке, а тот в ответ наградил ее убийственным взглядом. — Тони подождал, пока стихнет ветер, а потом вышел с собаками на улицу. Но тут снова поднялся ветер, они не успели вернуться, и Тони ударило балкой, слетевшей с чьей-то крыши. У него ужасно распухло колено.

Риди равнодушно кивнул.

— Мистер Торрес, а где произошел этот несчастный случай?

— В конце улицы. Она же сказала вам, — монотонного пробурчал Кусака. Он ненавидел отвечать на вопросы таких крючкотворов, как этот Риди.

— Мистер Торрес, а вы не запомнили номер дома?

— Нет, шел сильный дождь.

— Вы обращались к врачу?

— Со мной все будет в порядке.

— Но мне кажется, вам следует показаться врачу.

— Я то же самое предлагал ему, — вставил Фред Дов.

— Ох, Тони ведь упрям, как осел. — Иди взяла Риди за руку. — Позвольте мне показать вам дом.

Риди обследовал дом целый час. Фред Дов ужасно нервничал, а Иди сохраняла спокойствие. О флирте с мистером Риди не могло быть и речи, этот старый профессионал не попался бы на такую удочку. Иди постаралась подальше увести его от стенного шкафа в гостиной, где связанный, с кляпом во рту лежал псих, угрожавший заточенным колышком.

Кусака с кислым видом сидел перед телевизором. Иди напомнила ему, что в генераторе кончается бензин, но Кусака проигнорировал ее замечание. Донахью вел передачу о межрасовых лесбиянских браках, и это вызывало у Кусаки отвращение. Белые извращенки лижут черных извращенок! Вот на что это похоже, а этот старик Фил ведет себя так, как будто все в порядке, как будто он берет интервью у каких-нибудь гребаных знаменитостей!

После осмотра дома и участка Деннис Риди устроился на кухне, чтобы подсчитать окончательные цифры ущерба, нанесенного ураганом. Его пальцы проворно бегали по клавишам калькулятора. Фред и Иди обменялись оптимистичными взглядами. Риди выписал некоторые цифры на лист бумаги и положил его на стол. Иди пробежала написанное глазами. Это была детальная форма искового заявления, такого она раньше не видела.

— Мистер Дов оценил ущерб от потери имущества в шестьдесят пять тысяч, — начал Риди. — Пожалуй, многовато, поэтому я предлагаю шестьдесят тысяч. Таким образом общая сумма составит двести одну тысячу. Вот, видите? — Он указал карандашом на одну из строчек.

Слова Риди озадачили Иди.

— Имущество? — Она тут же сориентировалась. — Да, конечно. — Иди чувствовала себя полной идиоткой. Она ведь считала, что имущество входит в общую сумму страховки за дом. Фред Дов украдкой подмигнул ей.

— Сто сорок одна тысяча за дом плюс шестьдесят тысяч за имущество, — пояснил Риди.

— Что ж, я согласна. — Иди прекрасно удалось скрыть свою радость.

— И нам понадобится подпись вашего мужа под заявлением, что он отказывается от исковых претензий, связанных с травмой колена. Иначе это значительно затруднит дело. А в нынешних обстоятельствах вам, я думаю, не нужны никакие задержки с получением страховки.

— Тони подпишет, — заверила Иди. — Давайте мне бумагу.

Она вошла в гостиную и опустилась на колени возле шезлонга.

— Все отлично, — прошептала Иди и положила на ручку шезлонга оба документа: отказ от претензий, связанных с травмой колена, и соглашение о сумме страховки. — Помни, ты Торрес, на конце «с».

Почти не отрывая глаз от телевизора, Кусака изобразил подписи Тони Торреса.

— Ты видела таких извращенцев? — спросил он, указывая на экран. — Принеси мне пива.

Вернувшись на кухню, Иди поблагодарила Денниса Риди за то, что он уделил им время.

— Как скоро мы сможем получить деньги? — поинтересовалась она.

— Через пару дней. Вы будете первыми в списке выплат.

— Это просто чудесно, мистер Риди!

— Вот видите, как мы работаем, миссис Торрес, — подал голос Фред Дов. — В нашем бизнесе мы самые быстрые.

«Боже мой, — подумала Иди, — Фреду и впрямь удалось провернуть это дело». Сейчас она вспомнила, что на нее действительно произвели впечатление телевизионные передачи о страховой компании «Мидвест Кэжьюелти». Особенно одна из них, в которой бесстрашные агенты компании развозили в надувных шлюпках чеки жертвам наводнения в Миссисипи.

— У меня в номере отеля стоит компьютер, — продолжил Риди, — и каждый вечер мы передаем сведения прямо в Омаху.

— Невероятно! — воскликнула Иди. Два дня! Но как быть с дополнительными шестьюдесятью тысячами?

Как только Риди вышел на улицу, Фред Дов обнял Иди, но, когда попытался поцеловать, она оттолкнула его.

— Ты знал.

— Я хотел сделать тебе сюрприз.

— Ох, конечно.

— Клянусь! Эти шестьдесят тысяч только для нас с тобой.

— Фредди, не юли.

— Но как я смог бы украсть их? Чек будет выписан на мистера и миссис Торрес. То есть на вас. Подумай об этом.

Иди возбужденно зашагала по кухне.

— Какая же я дура, — пробормотала она, — Господи.

Конечно же, мебель, одежда и прочее имущество, находящееся в доме, страховались отдельно.

— Ты никогда раньше не заполняла таких страховых заявлений, поэтому и не знала об этом.

— Дом и имущество.

— Совершенно верно.

Иди остановилась и понизила голос:

— Кусака даже не взглянул на новые цифры.

Фред поднял вверх большой палец.

— А я только собирался спросить тебя об этом.

— Я прикрыла бумаги ладонью.

— Умница.

— А можем мы получить два чека, а не один?

— Безусловно.

— Один за дом, второй за имущество.

— В этом-то и весь смысл. Дополнительные шестьдесят тысяч для нас с тобой. Но только помалкивай об этом.

— Разумеется. Не забывай, что у него осталось еще три патрона.

Иди чмокнула страхового агента в губы и подтолкнула его к задней двери.


Глава 21


Сцинк и Бонни продолжали наблюдать за домом 15600 по Калуса-драйв, а Августин тем временем вернулся к фургону за оружием. Он вовсе не был настроен стрелять в кого-либо, даже шприцами со снотворным. После близости с Бонни он ощущал радостную безмятежность и витал в облаках, но все же следовало быть реалистом.

Сначала он попытался подавить благодушное настроение, критически взглянув на свои поступки. Эта женщина была замужем, причем вышла замуж совсем недавно! И осталась одна, растерянная и беззащитная, а он, Августин, воспользовался этим, повел себя как ничтожный кусок дерьма. И все же он был очень счастлив. Бонни покорила его своим мужеством. У Августина никогда не было женщины, которая так стойко переносила бы невзгоды их походной жизни и не жаловалась при этом на москитов. Более того, Бонни, похоже, понимала психотерапевтический эффект жонглирования черепами. Она сказала ему: «Ты дотрагиваешься до смерти, а может, дразнишь ее».

Трудно было заниматься самокопанием после ночи страсти и любовного опьянения, которую они провели голыми в спальном мешке. Но Августин призывал себя не слишком обольщаться относительно своих отношений с Бонни, а то вот уже — парит в облаках и прыгает от радости. Неужели он так и не научится сдерживать себя?

Августину очень нравилось находиться рядом с Бонни, но так же сильно ему не нравилось ее участие в затее Сцинка. Он боялся, что тревога за Бонни совсем выбьет его из колеи, а в этом деле ему необходимо было иметь ясную, ничем не забитую голову. Если уж за дело взялся губернатор, то неприятностей явно не избежать.

Присутствие Бонни все осложняло. Если еще неделю назад Августину нечего было терять, то теперь было что. Он мог потерять все. «В данном случае любовь может сослужить мне плохую службу», — подумал Августин.

Вдвоем со Сцинком им было бы гораздо легче предпринимать свои тайные шаги, но Бонни непременно хотела помогать им. Губернатора, естественно, это ничуть не тревожило, он вообще жил в другом, своем мире. Как-то он прошептал Августину: «Счастье никогда не бывает всеобъемлющим. Это сказал Олдос Хаксли. В удовлетворенности нет очарования борьбы с несчастьями. Подумай об этом».

Вернувшись к фургону, Августин разобрал ружье, стреляющее шприцами, и спрятал его в спортивную сумку. Пистолет 38-го калибра он сунул под рубашку, за пояс джинсов. Повесив спортивную сумку на плечо, Августин направился назад на Калуса-драйв, размышляя, прав ли Хаксли.

* * *


Как только Деннис Риди и Фред Дов уехали, Иди Марш выволокла Левона Стичлера из стенного шкафа. Кусака не помогал ей, заявив, что бережет силы.

Иди пнула старика босой ногой.

— Ну и что мы будем с ним делать? — Это был необычайно интересный вопрос, волновавший и Левона Стичлера. Глаза его округлились в ожидании ответа Кусаки, который буркнул:

— Выбросим.

— Куда?

— Куда-нибудь подальше. Этот гад хотел убить меня.

— Но ты должен признать, что это была всего лишь жалкая попытка.

— Ну и что? Главное — намерение.

— Ты посмотри на него, Кусака. На него и пулю-то жалко тратить.

Эти слова ничуть не оскорбили Левона. Иди вытащила у него кляп изо рта, и старик несколько раз сплюнул на пол. Кляп представлял собой пыльную тряпку, ужасно вонявшую средством для полировки мебели.

— Спасибо, — поблагодарил Левон, тяжело дыша.

— Заткнись, осел! — рявкнул Кусака.

— Как вас зовут? — спросила Иди.

Левон назвался и объяснил, почему решил убить продавца трейлеров.

— Похоже, что кто-то уже опередил вас. — Иди рассказала о визите здоровенного парня с двумя таксами. — Он куда-то увез этого подлеца Тони, и я уверена, что он не вернется.

— Ох, — облегченно вздохнул Левон. — А вы кто?

Кусака бросил на Иди сердитый взгляд.

— Вот видишь? Я же сказал тебе, что надо его шлепнуть.

Старик моментально извинился за излишнее любопытство. Но Кусака сказал, что ему плевать на извинения и они его все равно уроют.

— В этом нет никакой необходимости, — взмолился Левон, но Кусака вновь затолкал ему в рот кляп. Старик закашлялся, и тряпка выскочила изо рта. — Прошу вас… у меня больное сердце!

— Вот и хорошо. — Кусака приказал Иди принести заточенный колышек, которым пытался воспользоваться Левон. Угроза подействовала на старика, он замолчал и позволил снова засунуть себе в рот кляп. — Глаза тоже завяжи, — велел Кусака.

Иди воспользовалась черным шифоновым шарфом, который нашла в шкафу среди нижнего белья Нерии Торрес. Из него получилась отличная повязка для глаз.

— Не слишком туго? — поинтересовалась она.

Левон Стичлер приглушенно хрюкнул и покачал головой.

— Что дальше? — спросила Иди у Кусаки.

Кусака дернул плечами, сморщившись от боли.

— У тебя еще остались успокоительные таблетки? Эта гребаная нога ужасно ноет.

— Дорогой, я не уверена…

— Черт! — Здоровой ногой Кусака пнул Левона Стичлера по ребрам. Без всякой причины, просто потому, что старик представлял собой удобную мишень. Иди оттолкнула Кусаку и попросила его успокоиться.

— У нас все идет прекрасно. Риди подписал соглашение, и нам остается только дождаться денег. А если ты убьешь этого несчастного, то спутаешь нам все планы.

Челюсть у Кусаки задергалась, как паровая лопата, в глазах появилось мучительное выражение, словно с похмелья.

— Ничего другого я придумать не могу, — пробормотал он.

— Послушай. Мы отвезем этого старика Левона куда-нибудь подальше в лес и оставим там. Предупредим, чтобы некоторое время не возвращался в город, иначе мы разыщем его внуков и… ох, я не знаю…

— Сдерем с них шкуру, как с поросят?

— Отлично. Главное, запугать его до смерти, и он обо всем забудет. Сейчас у него одно желание — остаться в живых.

— Черт побери, проклятая нога сейчас лопнет.

— Иди, смотри телевизор, а я поищу какие-нибудь таблетки, — успокоила Иди.

Она порылась в аптечке, нашла непочатый пузырек с какими-то таблетками, сказала Кусаке, что это таблетки с кодеином, и сунула ему в руку пять штук. Кусака проглотил таблетки, запив их теплым пивом.

— В джипе есть бензин? — спросила Иди.

— Да. Посмотрим «Салли Джесси» и поедем.

Иди пошла на улицу погулять с Дональдом и Марлой.

* * *


После нескольких дней, проведенных в наркотическом дурмане, вызванном уколами морфия, патрульная Бренда Рурк наконец-то почувствовала себя лучше. Специалист по пластическим операциям сообщил, что будет оперировать ее в конце недели.

Сквозь повязки она сказала Джиму Тайлу:

— Ты выглядишь усталым, мой гигант.

— Мы продолжаем работать в две смены.

Бренда поделилась с Джимом последними новостями.

— В одном из ломбардов Кендалла какой-то подонок пытался заложить кольцо моей мамы.

— Тот самый?

— Да, судя по описанию служащего.

— Что ж, это уже зацепка.

На самом деле эта новость обеспокоила Джима. Ведь он предоставил губернатору свободу действий в поисках человека, напавшего на Бренду, рассчитывая, что губернатор справится с этим быстрее, чем полиция. Однако случай в ломбарде мобилизует полицию. И теперь вполне возможно, что, охотясь на человека в черном джипе «чероки», Сцинк столкнется с детективами, а это ничего хорошего не сулило.

— Я, должно быть, выгляжу ужасно, — предположила Бренда, — потому что никогда не видела тебя таким мрачным.

Конечно же, его огорчало состояние Бренды, которая, бледная и избитая, лежала на больничной кровати. В своей работе Джиму приходилось видеть много крови, боли и страданий, но он никогда еще в жизни не испытывал такой слепой ярости, как в тот день, когда впервые увидел покалеченную Бренду. В деле поимки и наказания негодяя, избившего Бренду, смешно и наивно было рассчитывать на правоохранительные органы. Ведь этот бандит был настоящим монстром. Судя по тому, что он сотворил с Брендой, этот монстр ненавидит и женщин, и полицейских. Он представлял угрозу для людей, и следовало избавить от него общество.

Но сейчас, стараясь рассуждать спокойно, Джим Тайл пожалел о своем поступке, совершенном в порыве ярости. Когда Бренда назвала ему номер джипа «чероки», следовало зарегистрировать эти данные и сообщить полицейским, занимающимся расследованием дела. А он пустил губернатора по следу негодяя, совершив ужасно глупый, идиотский поступок. Бренда поправится, а вот он, Джим Тайл, подверг огромному риску дорогого ему старого друга. И сейчас уже почти невозможно остановить его.

— Я хочу спросить тебя кое о чем, — промолвила Бренда.

— Разумеется.

— Сегодня ко мне приходил детектив из отдела по расследованию ограблений. И еще женщина из конторы прокурора штата. Они ничего не знают о черном джипе.

— Гмм…

— И о номере… я думала, ты сообщил об этом.

— Я совершил ошибку, Брен.

— Забыл сообщить?

— Нет, не забыл. Я совершил ошибку.

Джим Тайл присел на край кровати и рассказал Бренде, что он натворил. После его рассказа Бренда долго молчала, не считая короткой беседы с медсестрой, заходившей перевязать ее.

Потом, когда они снова остались вдвоем, Бренда сказала:

— Значит, ты отыскал своего сумасшедшего друга. Каким образом?

— Это не имеет значения.

— Значит, он был здесь, у меня в палате, и ты не познакомил нас?

Джим усмехнулся.

— Ты спала, дорогая.

Бренда погладила его по руке. Джим понимал, что она обдумывает его рассказ. Наконец Бренда вымолвила:

— Малыш, ты, наверное, действительно любишь меня, раз решился на такое.

— Я все испортил, Брен. Прости меня.

— Хватит об этом. У меня к тебе еще один вопрос.

— Слушаю тебя.

— А будет лучше, если этого негодяя, укравшего кольцо моей матери, поймают твои друзья?

— Да, это было бы гораздо лучше.

Бренда Рурк кивнула и закрыла глаза. Джим Тайл подождал, пока дыхание Бренды стало спокойным и ровным, он убедился, что она погрузилась в глубокий, здоровый сон. Прежде чем уйти из палаты, он поцеловал ее в щеку через просвет между повязками, ощутив тепло кожи. Джим был твердо уверен, что на губах Бренды промелькнула улыбка.

* * *


Сцинк уперся лбом в подоконник. В течение часа он не произнес ни единого звука и даже не пошевелился, когда Августин отправился за оружием. Бонни не понимала, или он дремлет, или просто игнорирует ее.

— Здесь была детская. Вы обратили внимание? — спросила она.

Никакой реакции.

— Вы спите?

И вновь в ответ молчание.

В разбитое окно залетела желтая шелуха и опустилась на спутанную гриву Сцинка. Бонни сдула ее. Из расположенного напротив дома 15600 по Калуса-драйв раздался лай собак.

Наконец губернатор заговорил:

— Ох, они вернутся. — Он так и не поднял лоб с подоконника.

— Кто?

— Родители этого ребенка.

— Почему вы так уверены?

Молчание.

— Возможно, им больше не захочется переживать ураганы, — попыталась поддержать разговор Бонни.

— Я оптимист, — буркнул Сцинк.

Снова бросив взгляд на промокшего плюшевого медвежонка, Бонни подумала, что ни одна семья не заслужила того, чтобы ее жизнь была разбита вот таким ужасным образом. Губернатор, похоже, прочитал ее мысли.

— Мне очень жаль, что с ними случилось такое. Но прежде всего мне жаль, что они оказались здесь.

— И будет еще больше жаль, если они вернутся.

Сцинк поднял взгляд, мигая, словно сонная ящерица, вылезшая из-под крыльца.

— Это зона урагана, — коротко бросил он.

Бонни решила, что губернатор должен услышать ее точку зрения, точку зрения человека со стороны.

— Люди приезжают сюда в надежде, что жизнь здесь лучше, чем там, где они жили раньше. Они верят красочным плакатам, и знаете что? Для многих из них здесь действительно лучше, чем на прежнем месте, будь то Лонг-Айленд, Де-Мойн или Гавана. Жизнь здесь радостнее, так что стоит рискнуть. Даже несмотря на угрозу ураганов.

Здоровым глазом губернатор осмотрел детскую.

— Если плевать на мать-природу, то и она в ответ наплюет на вас, — изрек он.

— Но у людей есть мечты, вот и все. Как у поселенцев старого Запада.

— Ох, дитя мое.

— Так что вы скажете? — В голосе Бонни появилось негодование.

— Лучше сама скажи мне, что осталось от этих поселений. — Сцинк снова опустил голову.

Бонни дернула его за рукав камуфлированной рубашки.

— Я хочу, чтобы вы показали мне то, что показывали Максу. Дикую природу.

Сцинк хмыкнул.

— Зачем? На твоего мужа она явно не произвела впечатления.

— Но я не Макс.

— Будем надеяться, что нет.

— Прошу вас. Вы покажете мне дикую природу?

И снова не последовало никакого ответа. Бонни захотелось, чтобы побыстрее вернулся Августин. Она переключила свое внимание на дом, возле которого стоял припаркованный черный джип, и подумала о том, чему они стали свидетелями сегодняшним долгим жарким утром.

Через полчаса после прибытия старика к дому подъехало такси. Из дома на подъездную дорожку торопливо выбежала рыжеволосая женщина в облегающем фигуру блестящем платье для коктейлей и в туфлях на высоких каблуках. Августин и Бонни согласились, что она похожа на проститутку. Когда она юркнула на заднее сиденье машины, Сцинк заметил, что из ее ажурных чулок могла бы выйти хорошая сеть для ловли кефали.

Чуть позже на подъездной дорожке остановился синий «таурус». Губернатор предположил, что это прокатный автомобиль, потому что машины синего цвета покупают только компании по прокату автомобилей. Из «тауруса» вылезли двое мужчин, но ни у одного из них челюсть не была деформирована. Младший из них, аккуратного вида блондин, был в очках и нес в руке желто-коричневый портфель. Старший, посолиднее, с коротко подстриженными темными волосами, держал в руке папку. В нем угадывался начальник, Сцинк предположил, что мужчина в молодости был сержантом. Мужчины оставались в доме довольно долго. Наконец появился старший. Он сел за руль автомобиля и принялся просматривать свои записи. Вскоре из-за угла дома с заднего двора показался его молодой помощник, и они вместе уехали.

Хотя посетители и не были похожи на головорезов. Сцинк сказал, что в Майами ни в чем нельзя быть абсолютно уверенным. Августин понял его намек и отправился к фургону за оружием.

И вот сейчас губернатор, уткнувшись лбом в подоконник, начал напевать. Бонни спросила у него, как называется песня.

— «Мечта номер девять», — ответил он.

— Я такой не знаю.

Бонни очень хотелось услышать о его жизни, чтобы он откровенно рассказал о ее самых драматических моментах.

— Спойте мне ее, — попросила Бонни.

— Как-нибудь в другой раз. — Сцинк указал на другую сторону улицы. Из дома напротив выходили мужчина и женщина.

Бонни уставилась на них.

— Боже мой, что они делают?

Губернатор быстро вскочил.

— Пошли, дитя мое.

* * *


После окончания шоу «Салли Джесси» Кусака сделал пару телефонных звонков и о чем-то договорился. Иди Марш не удалось узнать, о чем именно, но речь явно шла о том, что делать со стариком, судьба которого висела на волоске.

— Помоги мне, — приказал Кусака Иди и принялся срывать с карнизов розовые, как в борделе, плотные, намокшие от дождя портьеры. Они расстелили их на полу, уложили в центр Левона Стичлера и закатали его в портьеры.

Получившийся сверток напомнил Иди огромный земляничный рулет.

— Надеюсь, он сможет дышать? — поинтересовалась она.

Кусака пнул розовый сверток.

— Эй, осел. Дышать можешь?

В ответ старик издал мучительный стон.

— Порядок, — решил Кусака. — Потащили этот мешок с дерьмом в джип.

Тащить Левона Стичлера оказалось не таким уж легким делом. Кусака ухватился за более тяжелый конец, но каждый шаг отдавался болью в разбитом колене. Несколько раз они опускали сверток со стариком, прежде чем дотащили его до машины, и каждый раз при этом Кусака жутко ругался и отплясывал на одной ноге возле розового свертка нечто вроде жиги. Иди открыла заднюю дверцу, и каким-то образом им все же удалось запихнуть Левона Стичлера в багажник.

Кусака прислонился к бамперу и ждал, когда утихнет боль в ноге. И тут он заметил высокого незнакомца, направлявшегося к ним из заброшенного дома на другой стороне улицы. Одет незнакомец был в армейский камуфлированный костюм, длинные спутанные волосы напоминали покрытый инеем куст конопли. Сначала Кусака подумал, что это какой-нибудь уличный бродяга, возможно ветеран вьетнамской войны, или один из полоумных неудачников, кочующих из штата в штат. Правда, для бродяги он шел слишком быстро и целенаправленно. Похоже, этот человек не страдает от голода, с хорошо развитой мускулатурой, и задумал что-то серьезное. В десяти ярдах позади, стараясь догнать его, спешила молодая женщина, выглядевшая вполне прилично.

— Ох, черт! — воскликнула Иди Марш. Она захлопнула дверцу джипа и предупредила Кусаку, чтобы помалкивал, разговаривать будет она.

Когда незнакомец подошел совсем близко, Кусака выпрямился, опираясь на обе ноги. Но боль в колене подсказала, что к серьезной драке он не готов, поэтому Кусака сунул руку под пиджак.

— Простите нас, — начал незнакомец. Стоящая позади него женщина выглядела встревоженной.

— Вы заблудились? — участливо поинтересовалась Иди.

Незнакомец ослепительно улыбнулся, продемонстрировав зубы кинозвезды. Кусака насторожился, это явно не бродяга.

— Какой прекрасный вопрос вы задали, — обратился незнакомец к Иди. Затем повернулся к Кусаке. — Сэр, у нас с вами есть что-то общее.

Кусака нахмурился.

— Что это значит, черт побери?

— Посмотрите сюда. — Незнакомец спокойно вытащил из глазницы глаз и протянул его на ладони Кусаке, словно драгоценный камень, чтобы тот мог осмотреть глаз.

Кусака почувствовал, что его шатает, и оперся на бампер. Гораздо больше, чем сам глаз, ему был неприятен вид пустой глазницы.

— Он стеклянный, — пояснил незнакомец. — Доставляет небольшое неудобство, как и ваша челюсть. Но ведь мы оба не обращаем внимания на зеркала, не так ли?

— У меня с этим нет никаких проблем, — ответил Кусака, стараясь не смотреть в лицо незнакомцу. — А вы что, какой-нибудь гребаный проповедник, да?

В их разговор вмешалась Иди:

— Мистер, не хочу показаться вам грубой, но нам надо ехать. У нас назначена встреча в городе.

Был в этом незнакомце какой-то неуловимый шарм, и вместе с тем что-то в нем беспокоило и даже пугало Иди. Похоже, незнакомца даже привлекала перспектива возможной драки. Хорошенькая, послушная женщина явно не подходила ему в сообщницы. «Уж не заложница ли она», — подумала Иди.

Высокий незнакомец откинул голову назад и ловко вставил на место стеклянный глаз. Затем, поморгав немного, сказал:

— Ладно, ребята. Давайте-ка посмотрим, что там у вас в этом шикарном джипе.

Кусака выхватил пистолет и направил его на пуговицу в центре грудной клетки незнакомца.

— Залезай в машину! — рявкнул он.

Незнакомец снова улыбнулся.

— А мы уж думали, что вы нам этого так и не предложите! — Молодая женщина ухватилась за его руку, пытаясь унять колотившую ее дрожь.

* * *


Августин заметил светлоголового мальчика, который сидел в кресле на занесенном обломками внутреннем дворике разрушенного дома. Большая часть крыши на доме отсутствовала, поэтому для защиты от солнца и дождя на кровельные балки были наспех приколочены листы дешевого синего пластика. На ветру они задирались и хлопали.

На вид светлоголовому мальчику было лет десять-одиннадцать. В руках он сжимал «ругер-мини» 14-го калибра из нержавеющей стали, который направил на Августина, как только тот ступил на тротуар. Тонким и высоким голоском мальчик прокричал:

— Стреляю в мародеров!

Предупреждение подкреплялось надписью из букв высотой два фута, нанесенных краской из баллончика на переднюю стену дома: «Мародерам не подходить!».

Августин повернулся лицом к мальчику.

— Я не мародер. Где твой отец?

— Поехал за бревнами. А мне велел охранять дом.

— У тебя это здорово получается. — Августин уставился на мощное ружье в руках мальчика. Несколько лет назад в Саниленде грабитель банка застрелил из такого пятерых агентов ФБР.

— После урагана здесь появились мародеры, — пояснил мальчик. — Мы жили у дяди Рика, а пока нас не было, они забрались в дом.

Августин медленно сделал несколько шагов вперед, чтобы получше рассмотреть мальчика. Предохранитель на «ругере» был снят, оружие стояло на боевом взводе. На лице мальчика застыло суровое выражение, он прищурился, разглядывая Августина, стоявшего в сотне ярдов.

— Они забрали наш телевизор и проигрыватель компакт-дисков, — продолжил мальчик. — А еще ящик с папиными инструментами. Так что если эти ублюдки снова явятся, я их застрелю.

— А ты когда-нибудь раньше стрелял из этого ружья?

— Много раз. — Мальчишка явно лукавил. «Ругермини» 14-го калибра был слишком тяжел для него, было видно, что хрупкие ручонки устали держать ружье. — А теперь идите своей дорогой, — посоветовал мальчик.

Августин кивнул и направился назад к тротуару.

— Только будь острожен, ладно? Ты же не хочешь подстрелить ни в чем не повинного человека?

— Мой папа сказал, что в следующий раз задаст мародерам хорошую трепку. Он купил оружие. А мама и Дебби все еще у дяди Рика. Дебби — это моя младшая сестренка, ей семь лет.

— Обещай мне, что будешь осторожно обращаться с ружьем.

— Она наступила на ржавый гвоздь, и теперь у нее заражение.

— Обещай, что будешь осторожен.

— Хорошо, — согласился мальчик. Капля пота скатилась по его розовой, обожженной солнцем щеке. Щека наверняка чесалась, но мальчик так и не выпустил из рук оружие.

Августин помахал ему на прощание и отправился своей дорогой. Когда он зашел в дом, где оставил Бонни и губернатора, там никого не оказалось. Исчез и черный джип «чероки», стоявший перед домом 15600 по Калуса-драйв.


Глава 22


Августин стремглав перебежал через улицу. Подбежав к двери, он вытащил пистолет. Никто не ответил ему, когда Августин окликнул Бонни по имени. Соблюдая осторожность, он прошел в дом. Внутри никого не было. Августин ощутил спертый воздух, запах плесени и пота, и только в одной из спален спокойно пахло духами и спермой. В распахнутом стенном шкафу гостиной он не заметил ничего необычного, а грамота, висевшая здесь же на стене, подсказала Августину, что дом принадлежит торговцу Антонио Торресу. Дом изрядно пострадал от урагана. На заднем дворе Августин обнаружил двух небольших такс, привязанных к пожарному гидранту. Увидев Августина, таксы отчаянно залаяли.

Августин опустился в шезлонг и попытался представить себе, что могло произойти за те двадцать минут, пока он отсутствовал. Наверняка что-то заставило губернатора приблизиться к дому. Бонни он, безусловно, приказал ждать его на другой стороне улицы, но она, возможно, последовала за ним. Августину осталось только предположить, что они сейчас вместе с тем негодяем едут в джипе в неизвестном направлении.

Он еще раз осмотрел дом в поисках каких-либо улик, которые могли помочь ему в розыске. Среди бардака спальни с приторными запахами Августин обнаружил промокший альбом с фотографиями: торговца, его супруги и многочисленной упитанной родни. Но Бренда Рурк не говорила, что напавший на нее человек был толстяком с испанской внешностью, и кроме того, на фотографиях у Антонио Торреса отсутствовали какие-либо дефекты лица. Решив, что это не тот человек, Августин прошел на кухню.

Осмотрев настенный шкафчик над раковиной, он обнаружил спрятанную в соуснице женскую кожаную сумочку. Внутри сумочки находился бумажник, в котором лежали выданные в штате Флорида водительские права на имя Эдит Деборы Марш, белой женщины. Дата рождения: 5 июля 1963 г., адрес: Уэст-Палм-Бич. Фотография на правах была необычайно впечатляющей — хорошенькая молодая леди с затуманенным, хищным взором. Видимо, фотограф в бюро по выдаче водительских прав постарался показать все свое искусство. Еще в сумочке лежали два аккуратно сложенных розовых бланка страховых соглашений, выданных компанией «Мидвест Кэжьюелти», одно на сумму 60 тысяч долларов, другое — 141 тысячу долларов. Страховка выплачивалась за ущерб, нанесенный ураганом дому 15600 по Калуса-драйв, и на бланках стояли подписи Антонио и Нерии Торрес. Примечательно, что на бумагах страховой компании стояла сегодняшняя дата. Августина заинтересовало, почему эти документы оказались в распоряжении мисс Эдит Марш, и он безо всякого угрызения совести положил их к себе в карман.

Дело принимало интересный оборот, но Августин сомневался, что его находки помогут отыскать Бонни и губернатора. Ключом к разгадке тайны являлся подонок со сломанной челюстью. Ведь у него находится табельный револьвер Бренды Рурк. Именно он сидел за рулем джипа «чероки». Но в доме не было никаких следов, которые могли бы привести к нему.

А с каждой минутой негодяй все дальше и дальше. Августина охватила паника, он представил себе, что может произойти. Губернатор наверняка не позволит вот так запросто увезти себя, поскольку сопротивление в крови у этого человека. А револьвер, направленный ему в голову, только распалит губернатора. Но если он попытается взбунтоваться, то Бонни Лам может погибнуть.

Августин испугался. Первым его намерением было вскочить в фургон и исколесить весь город в отчаянной попытке отыскать джип. Фора во времени у негодяя была не очень большая, но огромное преимущество заключалось в том, что он знал, куда едет.

И тут Августин подумал о патрульном Джиме Тайле. Одно сообщение по полицейскому радио, и вся полиция Южной Флориды будет разыскивать джип «чероки».

Он снял трубку телефона на кухне и тут вспомнил о трюке с повторным набором номера, который проделывал когда-то со своей подружкой.

Это было в те времена, когда у него в доме жила полоумная хирург-интерн, та самая, которая напала на него с ножом в душе. Когда Августин обнаруживал, что она исчезла, то нажимал кнопку повторного набора номера, чтобы узнать, звонила ли она по всему городу в поисках наркотиков или узнавала, где можно заложить украденные из его дома вещи. Вскоре он уже мог узнавать по голосам всех ее поставщиков наркотиков и скупщиков краденого, прежде чем те вешали трубку. Таким образом, этот трюк с повторным набором номера был ценным средством, чтобы предугадать настроение подружки и проследить путь пропавших вещей.

Поэтому Августин и решил сейчас воспользоваться этим трюком с целью выяснить, куда последний раз звонили из дома 15600 по Калуса-драйв, перед тем как исчезли Сцинк и Бонни. После третьего гудка ему ответил приветливый мужской голос:

— «Парадиз Палмс». Чем могу помочь вам?

Августин замялся. Он знал только единственный «Парадиз Палмс» — приморский мотель в Исламораде. Решил действовать наудачу:

— Мой брат недавно звонил вам. Из Майами.

— О, да. Друг мистера Хорна.

— Простите?

— Нашего хозяина, мистера Хорна. Вашего брата зовут Лестер?

— Совершенно верно. — Августин блуждал, словно в потемках.

— Сегодня у нас был единственный заказ на номера из Майами. Он хочет отменить его?

— Нет, что вы. Я просто должен убедиться, что с номерами все в порядке. Понимаете, мы хотим неожиданно нагрянуть к нему туда… у него завтра день рождения. Собираемся вывезти его в море на рыбалку.

Женщина из мотеля сообщила, что у берега много дельфинов, и посоветовала позвонить на причал «Бад энд Мериз», чтобы договориться насчет яхты напрокат.

— Или, может быть, вы хотите, чтобы я сама позвонила на причал?

— Нет, спасибо, все в порядке.

— А мистер Хорн знает?

— Что знает? — переспросил Августин.

— Что у Лестера завтра день рождения. Он будет очень сожалеть, что пропустит его, ведь он уехал по делам в Тампу.

— Ох, какая жалость. Я еще хотел спросить… в каком часу приедет мой брат? Мы должны знать, что все готово, устроим ему сюрприз.

— Понимаю. Он сказал, чтобы его ждали к вечеру.

— Отлично.

— И не беспокойтесь, я ему не скажу ни слова, чтобы не испортить сюрприз.

— Мадам, даже не знаю, как вас благодарить.

* * *


После целого дня бессмысленного пьянства и утомительных жалоб на свою несчастную судьбу Макс Лам вылетел из Гвадалахары в Майами. Там он намеревался бросить курить, образумить свою свихнувшуюся супругу и вообще начать новую жизнь. Ему был просто необходим новый медовый месяц… но на этот раз где-нибудь подальше от Флориды.

«Гавайи, — подумал Макс. — А может быть, даже Австралия».

Голова у Макса трещала, похмелье после текилы вызвало в дремотном сне живые, ужасные сцены. Один раз он проснулся от того, что до боли расцарапал руками шею, пытаясь сорвать с нее несуществующий ошейник. И в этом кошмарном сне пульт находился не у его похитителя, а у Бонни, которая с дьявольской жестокостью нажимала на кнопки. Спустя час он увидел сон, и снова в нем фигурировала его жена. На этот раз они занимались любовью на крыле гидроплана, мчавшегося через болота Эверглейдс под голубыми, прозрачными небесами. Бонни находилась сверху, глаза ее были полуоткрыты, меч-трава хлестала ее по щекам. А на голом плече жены сидела обезьяна — та самая грязная обезьяна, которую Макс снимал видеокамерой после урагана! Макс не мог увидеть во сне лицо пилота гидроплана, но был уверен, что это тот молодой человек, который жонглировал черепами. Когда Бонни двигала бедрами, отвратительная обезьяна крепче цеплялась за ее плечо, словно маленький наездник. И вдруг обезьяна встала на задние лапы, продемонстрировав маленький розовый член в состоянии эрекции. И тут Макс закричал и проснулся. Больше он не спал и к моменту приземления самолета несколько успокоился.

А потом в аэропорту Майами газетный заголовок вновь вызвал в его воображении «текиловые фантомы»:

«Останки в Фокс-Холлоу опознаны, они принадлежат известному гангстеру.

Предположительно его растерзал и сожрал сбежавший лев».

Макс купил газету и с ужасом прочитал статью. Гангстера по имени Айра Джексон сожрал дикий лев, сбежавший во время урагана с фермы, на которой находились дикие звери. Ужасающие подробности подхлестнули Макса поторопиться с осуществлением своих планов.

К дому Августина он подъехал с придуманной речью, готовый в случае необходимости пригрозить законом. Света в доме не было, никто не ответил на звонок в дверь. Отсутствие ожидаемого сопротивления придало Максу смелости, и он отправился на задний двор.

Раздвижные стеклянные двери веранды оказались не заперты. Внутри дома стоял спертый воздух, было душно. Макс включил кондиционер и все лампы, которые только смог найти. Он не хотел скрывать свое присутствие, его не привлекала перспектива пробираться, словно обычный грабитель, по коридорам в темноте на ощупь.

Расхрабрившись от собственной смелости, Макс осмотрел дом в поисках следов своей жены. В стенном гардеробе висела одежда, в которой Бонни была в тот день, когда его похитили. А так как все их вещи были украдены из взятого напрокат автомобиля, то Макс резонно предположил, что Бонни сейчас носит чью-нибудь чужую одежду… или ее родственники могли прислать ей телеграфом денег… а может, Августин купил ей новые дорогие наряды. Разве не так поступают соблазнители чужих жен?

Макс заставил себя войти в комнату для гостей. Он намеренно не смотрел на стену с черепами, но его все же слегка трясло под их вездесущими взглядами. Он с удовлетворением отметил, что постельным бельем застелена только левая половина кровати, та, на которой любила спать Бонни. Вмятина на единственной подушке при тщательном обследовании напомнила ему форму головы молодой женщины. И никаких следов присутствия мужчины.

Дубовый гардероб оказался набитым различной женской одеждой, от бюстгальтеров до голубых джинсов, и что любопытно — разных размеров. Макс решил, что это вещи бывших подружек Августина. Одна из них была довольно высокой, судя по длине черных спортивных лосин. Нашел он и несколько вещей небольшого размера, которые вполне подошли бы его жене, но новых нарядов не было. Это еще больше улучшило настроение Макса, по крайней мере Августин ей ничего не покупал.

Макс заставил себя осмотреть еще одно место — спальню Августина.

Кровать Августина выглядела так, словно среди простыней взорвали гранату. «Он или большой выдумщик в области секса, или его по ночам мучают кошмары», — подумал Макс. При таком бардаке на постели было невозможно определить, спал ли на ней один человек или двое.

Неизвестность терзала самолюбие Макса. У него возникла идея — отвратительная, но эффективная. Опустившись на кровать Августина, он уткнулся носом в простыни, стараясь уловить запах духов Бонни. Естественно, Макс не мог вспомнить, как они называются, но в память четко врезался их фруктовый аромат.

Он принялся усиленно втягивать носом воздух, передвигаясь от изголовья кровати к матрасу. И ощутил резкий запах: мужской одеколон «Пако Раббанн». Макс узнал этот аромат, поскольку сам пользовался таким одеколоном (несмотря на жуткую аллергию) каждый понедельник, посещая совещания на шестом этаже в рекламном агентстве «Родэйл».

Запах «Пако» и пятна от отбеливателя, оставшиеся после прачечной, — вот все, что обнаружил Макс на простынях Августина.

Осталось проверить еще одно место: мусорное ведро в ванной. С угрюмым видом Макс порылся в мусоре. Слава Богу, использованных презервативов там не оказалось.

Позже, растянувшись на софе Августина, Макс пришел к выводу, что верность Бонни или возможное отсутствие таковой — это не главный вопрос, который занимает его сейчас. А главное — это состояние ее рассудка, ведь удалось же этим сумасшедшим каким-то образом запудрить ей мозги. Тут не обошлось без всякой чертовщины вроде жонглирования черепами.

Но как могла такая образованная девушка позволить этим двум идиотам сбить себя с толку!

Макс решил предпринять смелый шаг. Он составил речь, а затем в течение часа репетировал ее, прежде чем снять трубку телефона. Набрав номер их квартиры в Нью-Йорке, Макс оставил на автоответчике сообщения для своей блуждающей где-то жены. Ультиматум.

Потом он перезвонил в Нью-Йорк, чтобы прослушать, как звучит его угроза на автоответчике. В его голосе было столько твердости, что Макс с трудом узнал его.

«Отлично, — подумал он. — Это как раз то, что должна услышать Бонни».

«Если только она позвонит».

* * *


Жена Авилы с ехидством в голосе объявила своему мужу, что его драгоценные священные козлы находятся в загоне Управления по контролю за животными. Одного из них поймали, когда он гулял по ответвлению шоссе Дон-Шула, а другой оказался на мойке машин, где тыкался рогами в решетку радиатора «ягуара-седан». Жена сообщила, что об этом передали в новостях 7-го канала.

— Ну и что? Чего ты от меня хочешь? — рявкнул Авила.

— Ох, давай забудем о них! Всего три сотни долларов, подумаешь дело какое!

— А ты хочешь, чтобы я украл их? Хорошо, сегодня ночью поеду туда, сломаю забор и утащу этих чертовых козлов. Тебе легче от этого будет? А уж если я поеду туда, то прихвачу для тебя еще несколько котят и щенков. А может, и жирную морскую свинку для твоей мамочки, да?

— Я тебя ненавижу! Ненавижу!

Авила покачал головой.

— Вот и договорились.

— Тебя и Чанго, твоего поганого колдуна!

— Ори громче, — буркнул Авила, — может, сможешь воскресить кого-нибудь из своих покойных родственников в Гаване.

Зазвонил телефон. Авила снял трубку и повернулся спиной к жене, которая швырнула на пол банку черных бобов и пулей вылетела из кухни, выкрикивая ругательства.

Звонила Джасмин.

— Что там у тебя за шум? — поинтересовалась она.

— Свадьба.

— Ладно, дорогой, я тут сижу с Бриджит, и догадайся, куда мы поедем сегодня вечером.

— Трахаться поедете?

— Фу, похоже, у тебя мрачное настроение.

— Извини, тяжелый был денек.

— Мы поедем к Кис.

— Вот как?

— И встретимся там с твоим другом, — сообщила Джасмин.

— Серьезно? Где?

— В каком-то мотеле на берегу океана. Ты не поверишь, но он заплатит нам обоим за то, что мы будем развлекать какого-то старикашку.

— Кого? — Авила не мог представить себе, что за новенькое дельце проворачивает Кусака.

— Да какого-то старикашку, я не знаю. Надо будет развлекать его пару дней и сделать несколько похабных фотографий. А за это твой дружок обещает каждой из нас по пять сотен.

— Господи, ну и гнусное занятие.

— У нас дела идут плохо, дорогой. Ураган превратил всех наших постоянных клиентов в скромных и богобоязненных семьянинов.

Авила услышал, как при этих словах Бриджит захихикала. Джасмин продолжила:

— Так что пять сотен — это очень неплохо, особенно сейчас.

— Ты можешь заработать в два раза больше, если скажешь мне, как называется мотель.

— А как ты думаешь, для чего я звоню? Ты доволен?

— Отличная работа.

— Но послушай, дорогой, нам надо знать…

— Передай трубку Бриджит.

— Нет, нам надо знать, что ты задумал. У нас, как обычно, опять неприятности с полицией…

— Не волнуйся, — оборвал ее Авила.

— …и нам не нужны новые проблемы.

— Я же сказал, не волнуйся.

— Ты не собираешься убивать этого парня?

— Какого парня… Кусаку? Нет, черт побери, он просто должен мне деньги, вот и все. Во сколько вы с ним встречаетесь?

— Около восьми.

Авила взглянул на часы.

— Девочки, вы не успеете в Ки-Уэст к восьми, если только не поедете на гоночной машине.

— А нам и не надо в Ки-Уэст, дорогой. Мы едем в Исламораду.

До Исламорады было на семьдесят миль меньше, и все же Авила не был уверен, что сможет попасть туда вовремя. Ведь первым делом надо будет совершить жертвоприношение, нечего и думать о том, чтобы отправиться на такое важное дело без жертвоприношения.

— Джасмин, а как называется этот мотель?

— Не скажу, пока не пообещаешь мне и Бриджит, что у нас не будет неприятностей.

— Господи, да я же уже сказал тебе.

— Ладно, слушай. Ты подождешь, пока мы не получим деньги от твоего дружка Кусаки. А потом поклянешься никого не убивать в нашем присутствии, договорились?

— Клянусь будущей могилой моей жены.

— И еще, ты должен пообещать, что заплатишь, как говорил… по пять сотен каждой.

— Обещаю.

— И плюс обед с крабами. Это идея Бриджит.

— Нет проблем, — согласился Авила. Не имело смысла объяснять проституткам, что для крабов сейчас не сезон, это только бы затянуло переговоры. — Название мотеля, — потребовал он.

— «Парадиз Палмс». Я там никогда раньше не была, Бриджит тоже, но Кусака говорил, что там очень хорошо.

— Уверен, что по сравнению с тюрьмой это просто отель «Риц». Какой номер?

Джасмин спросила у Бриджит, но та не знала.

— Ладно, не имеет значения, — успокоил Авила. — Я вас найду.

— Только помни, что ты обещал!

— Да, я постараюсь.

— Хорошо, дорогой, нам пора собираться.

Авила намеревался уже положить трубку, как вспомнил что-то.

— Эй, Джасмин, подожди!

— Да?

— Ты сказала ей обо мне?

— Бриджит? Я ничего ей не говорила. — Джасмин явно не понимала, в чем дело. — А о чем?

— Ни о чем.

— Ох… ты имеешь в виду…

— Помолчи!

— Дорогой, я никогда не скажу. Это останется между нами. Клянусь Богом.

— Прошлой ночью ты сказала, что я был хорош.

Авила изо всех сил старался не визжать во время любовного акта! А те несколько звуков, которые он все же издал, никак нельзя было считать визгом.

— Прошлой ночью ты был просто великолепен, — похвалила его Джасмин. — Просто фантастика. Гораздо лучше, чем в предыдущий раз.

— Ты тоже была на высоте, — удовлетворенно заметил Авила.

Позже, направляясь в Свитуотер за цыплятами, он не переставал думать о приятном комплименте проститутки. Поскольку искренность была чуждым понятием в жизни самого Авилы, то он не мог по-настоящему оценить, сказала ли Джасмин правду или просто польстила ему. Ему было просто приятно, и еще его радовал тот факт, что она перестала называть себя Морганна — какое дурацкое имя, чтобы вспоминать его в пылу страсти!

* * *


По мнению доктора Чарльза Гейблера, употребление марихуаны в сочетании с метакалоном не доводило до добра. Особенно явно это проявилось в ночь на 1 сентября в придорожном мотеле на шоссе № 10 вблизи Бонифая, штат Флорида. Охваченный желанием, профессор соскользнул с двуспальной кровати, на которой спал вместе с Нерией Торрес, и юркнул на другую двуспальную кровать, где бодрствовала молодая студентка Селест. Но как только доктор Гейблер страстно прильнул к одной из аппетитных грудей Селест, от тепла ее тела и гармоничного слияния физических и метафизических ощущений эрекцию как рукой сняло. Хуже не придумаешь.

Нерия Торрес начала переоценку своих отношений с профессором уже с того самого момента, когда они остановились на шоссе при выезде из Джексона, штат Миссисипи, поскольку профессору понадобилось облегчить мочевой пузырь. Сидя за рулем и наблюдая, как доктор Гейблер специально старается описать азалии, Нерия подумала: «Он больше меня не привлекает».

Когда профессор ковылял назад к фургону, свет фар эффектно осветил рубиновые кристаллы, свисавшие со шнура, обмотанного вокруг его шеи.

— Ух ты, вот это да! — воскликнула молодая Селест, охваченная мистическим благоговением и находившаяся под впечатлением красот графства Гумбольдт.

Именно в этот момент Нерия Торрес подумала о своем будущем и решила, что профессору в нем отводится очень незначительная роль, особенно в деле получения страховки за ущерб, причиненный ураганом. Она представила себе, что доктор Гейблер может своими сладкими речами выманить у нее часть денег — возможно, он назовет это дружеским займом, — а потом под покровом ночи сбежит со своей протеже, которая вполне созрела для роли любовницы. Ведь именно так профессор поступил со своей бывшей любовницей, продавщицей макраме, когда в его жизни появилась Нерия Торрес.

И если даже профессор не строил глупых планов относительно денег по страховке, то все равно у Нерии имелась вполне резонная причина избавиться от него: его появление в Майами непременно спровоцирует спор с бывшим мужем по поводу страховки. Учитывая неприглядные обстоятельства ее побега из дома, Нерия сомневалась, что Тони захочет простить ее и все забыть. И то, что она не могла несколько дней после шторма связаться со своим мужем, было вполне понятно — этот мстительный ублюдок наверняка собрался прикарманить ее половину страховки. А если дело дойдет до суда, то демонстративное присутствие доктора Гейблера — и Нерия хорошо это понимала — вовсе не пойдет ей на пользу.

Вот такие мысли витали в голове Нерии, когда она погружалась в сон в мотеле в Бонифае. И если бы ее сон был чуть покрепче или если бы кондиционер времен Эйзенхауэра гудел на несколько децибелов громче, то, возможно, ее и не разбудили бы приглушенное чмоканье и нежное воркование, доносившиеся с соседней кровати. Но Нерия проснулась.

В первые мгновения Нерия не шевельнула ни единым мускулом, а только приподняла ресницы. Лежала и прислушивалась к любовной возне, пытаясь собраться с мыслями. С одной стороны, Нерия была вполне довольна тем, что появилась весомая причина дать пинка профессору. Но с другой стороны, ее обуревала ярость — каким безжалостным и тупым оказался этот маленький подлый засранец. На протяжении многих лет Тони Торрес, несомненно, постоянно изменял ей, но, во всяком случае, никогда не делал этого, если она спала в той же комнате!

В конце концов похотливое хихиканье молодой Селест подхлестнуло Нерию Торрес. Она соскочила с кровати, включила все лампы, схватила бархатную сумку, в которой находились целебные кристаллы доктора Гейблера, и принялась со всего маху молотить ею по кровати. Сумка была тяжелая, камни острые, они гремели, соприкасаясь с дряблым телом профессора. Завопив по-бабьи, профессор юркнул в ванную и закрыл за собой дверь. А голая студентка, заливаясь слезами, валялась на кровати. Щетина доктора Гейблера оставила предательский след на ее теле, розоватые царапины тянулись от шеи к дрожащему животу. Со злорадным удовлетворением Нерия заметила небольшие шрамы под каждой из превосходных грудей Селест. Матерь Божья, да они у нее силиконовые!

Селест всхлипывала, непрерывно повторяя:

— Прости, Нерия, прошу тебя, не убивай меня! Прошу тебя, не…

Нерия швырнула сумку с кристаллами на пол.

— Знаешь, Селест, чего я тебе желаю? Чтобы ты всю жизнь промучилась с этим ослом, который заперся в сортире. Где ключи от фургона?

Спустя час, остановившись на стоянке для грузовиков в Гейнсвилле, Нерия снова попыталась дозвониться до мистера Варги, своего бывшего соседа в Майами. На этот раз телефон у него работал, и Варга ответил после третьего гудка. Но он решительно заявил, что ничего не знает о муже Нерии и молодой блондинке, загружавшей наемный фургон для перевозки мебели.

— Честно говоря, я последний раз видел Тони через два или три дня после урагана.

— А в доме до сих пор находятся незнакомые люди? — поинтересовалась Нерия.

— Постоянно, все время кто-то приходит и уходит. Но никаких блондинок.

— А кто эти люди, Леон?

— Не знаю. Слышал, что вроде друзья и кузены Тони. У них две собаки, которые лают полночи. Наверное, Тони попросил их присмотреть за домом.

Развивая свое предположение, Варга пояснил, что муж Нерии, вероятно, залег на дно, поскольку тут развернулась шумиха по поводу трейлеров.

— Во время урагана все эти чертовы трейлеры разлетелись на куски. Газеты и телевидение устроили большой скандал. Похоже, собираются проводить расследование, говорят, что этим будет заниматься ФБР.

— Ох, не может быть.

— Такие ходят слухи. Но твой Тони не дурак. Думаю, он просто спрятался, пока все не успокоится и эти люди не образумятся. Я имею в виду, это не его вина, что трейлеры развалились. Значит, на это была воля Божья. Он испытывает нас, как испытывал Ноя.

— Но Ной не был застрахован, — заметила Нерия.

Мистер Варга был прав в одном: пока пахнет жареным, Тони дома не покажется. У него была такая манера — снять номер в хорошем отеле и переждать там неприятности. А пока попросил каких-то бездельников-родственников или приятелей-торговцев посторожить с собаками дом на Калуса-драйв. Но Тони прячется где-то поблизости, он ни за что не уедет из города, пока не выцарапает деньги у «Мидвест Кэжьюелти».

Настроение у Нерии улучшилось. История о молодой блондинке и Бруклине оказалась явным вымыслом, состряпанным ее мужем. Разговор с мистером Варгой укрепил ее намерение вернуться в Майами.

— Ты действительно едешь домой? — полюбопытствовал Варга. — Решила предпринять еще одну попытку наладить жизнь с Тони?

— Произошло много странного, — ответила Нерия Торрес. Она заставила мистера Варгу поклясться на Библии, что он никому не скажет ни слова об их разговоре. Ведь все планы могут рухнуть, если Тони узнает о ее приезде.


Глава 23


Кусака приказал Иди Марш ехать в направлении Тернпайк и следить за чертовым спидометром. Сам он прижался спиной к дверце автомобиля со стороны пассажира и держал под прицелом украденного полицейского револьвера чудака в армейских брюках цвета хаки. Молодая женщина, по мнению Кусаки, серьезной угрозы не представляла.

Моргая глазами, словно черепаха, незнакомец спросил:

— За сколько ты продал ее кольцо?

Кусака нахмурился. Этот полоумный все знал… но откуда?

Не отрывая глаз от дороги, Иди Марш полюбопытствовала:

— О чем он говорит? Чье кольцо?

Кусака опустил глаза, рассматривая свою выпирающую челюсть, затем рявкнул:

— Заткнитесь все, черт побери!

Наклонившись вперед, длинноволосый незнакомец поведал Иди:

— Ваш приятель-грубиян избил женщину-полицейского. Украл ее револьвер и обручальное кольцо матери… разве он вам не рассказывал?

Иди охватил страх. Возможно, ее напугало его дыхание в затылок или медленные интонации его громкого голоса, а может, и суть того, что сообщил незнакомец. Кусака принялся размахивать полицейским револьвером и завопил, чтобы все заткнулись, иначе он всех отправит на тот свет!

Он сунул компакт-диск в стереопроигрыватель на приборной доске, и машину заполнила душераздирающая музыка кантри громкостью 95 децибелов. Через несколько минут ярость Кусаки улеглась под влиянием музыки, или под влиянием пяти белых таблеток, которые Иди дала ему еще в доме.

«Ладно, приятель, а теперь надо подумать».

Первоначальный план Кусаки заключался в том, чтобы скомпрометировать занудного старикашку с помощью проституток. Сделать это можно было запросто. Джонни Хорн, которого Кусака знал еще по Лодердейлу, владел небольшим мотелем в Кис. Идеальное место, чтобы Левон Стичлер «отдохнул» пару дней. Надо только приобрести дешевенький фотоаппарат, чтобы проститутки могли сделать несколько фотографий, таких, за которые респектабельному человеку было бы стыдно, если бы их увидели его внуки. После того, как этот старый пердун проваляется два или три дня голый и связанный на постели в мотеле, он не осмелится вспомнить, что вообще когда-либо посещал дом 15600 по Калуса-драйв. И если он пообещает вести себя хорошо, то, возможно, к фотографиям и не придется прибегать. Проститутки просто хорошенько затрахают старика, и он вернется в Майами с опухшим членом.

Самая привлекательная сторона плана состояла в том, что Кусаке не надо было платить за номера в мотеле, поскольку Джонни Хорн был у него в долгу. Два года назад Кусака вернул ему «корвет» с откидным верхом, который одна из бывших жен Джонни Хорна подарила своему дружку. Кусака пригнал «корвет» прямо в порт Майами и средь бела дня загнал его в трюм грузового судна, отплывавшего в Картахену. Это была очень рискованная операция, и Джонни Хорн сказал Кусаке, что тот может в любое время звонить в «Парадиз Палмс», если надо будет спрятаться или захочется погулять с девочками.

Весь план в отношении старого Стичлера Кусака придумал сам, без участия Иди Марш. И ему очень не хотелось, чтобы весь его умственный труд при составлении этого плана пропал даром, однако Кусака не знал, что делать с незнакомцами, вмешавшимися в осуществление его плана, а кроме того, принятые таблетки уже здорово затуманили мозги. Пожалуй, проще всего было бы убить одноглазого идиота и его спутницу… а уж если пойти на это, то почему бы не прихлопнуть заодно и старика Стичлера? Кусака рассудил, что в этом случае ему не придется ничего платить двум проституткам, ну разве что надо будет заплатить им за бензин и, может быть, угостить морскими деликатесами.

Но с другой стороны: как избавиться от трех трупов? Очень внушительная, даже пугающая цифра. Кусака подозревал, что пока его мозги не годятся для серьезной работы. Убийство потребует еще и определенной затраты физических сил, а у него и сейчас уже такое состояние, что, казалось, проспал бы три недели подряд.

Продолжая рассуждать, чтобы подбодрить себя, Кусака припомнил, что говорил ему в тюрьме один умный малый: «Трупы надо прятать так же тщательно, как осматривать недвижимость при покупке». «Оглянись вокруг, приятель, — подумал Кусака. — В твоем распоряжении острова с мангровыми рощами, Эверглейдс и даже Атлантический океан, черт бы его побрал. Что еще надо? Выстрел в голову, а потом пусть заканчивают работу акулы, крокодилы или крабы. Какие тут сложности?».

Однако риск слишком велик, один какой-нибудь прокол, и можно остаток жизни провести за решеткой. И есть шанс попасть в одну тесную камеру с каким-нибудь черномазым гомиком-тяжеловесом. «Он так прочистит и надраит мою задницу, что буду ходить, как Джулия Робертс».

И потом, стрельба наделает много шума. Иди Марш ни за что не пойдет на это, Кусака это знал точно. Да еще ужасно развопится. А убивать Иди вместе с другими неразумно по двум причинам: (а) у него не хватит патронов, и (б) без нее он не сможет получить наличные по страховым чекам. Проклятье.

— Что с тобой? — крикнула Иди, стараясь перекричать оглушительную музыку.

Кусака растянул губы в саркастической улыбке и подумал: «Я чертовски устал. Если бы только я смог поспать, то наверняка придумал бы новый план».

Одноглазый незнакомец принялся подпевать в такт музыке. Кусака бросил на него холодный взгляд. Откуда он узнал о той бабе из полиции? Руки у Кусаки слегка дрожали, губы были сухие, как зола. Что, если эта сучка умерла? А если она успела хорошенько рассмотреть его или джип? А может, об этом уже сообщают по телевидению, и каждый легавый во Флориде охотится за ним?

Кусака приказал себе отбросить эти мысли и думать только о хорошем. Впервые за несколько дней его разбитое колено болело не так сильно, а это уже неплохо.

Молодая женщина на заднем сиденье присоединилась к своему полоумному спутнику и тоже запела: Слов она почти не знала, но Кусаку это не смущало, поскольку голос у незнакомки оказался довольно приятный.

Иди Марш несколько раз хлопнула ладонями по рулю, ее раздражал этот любительский хор. Через три минуты она, не выдержав, нажала кнопку и выключила стереопроигрыватель. Музыка смолкла, а вместе с ней голоса.

Кусака объявил, что теперь хочет послушать Трэвис Тритт.

— Дай отдохнуть, — буркнула Иди.

— А в чем дело, черт побери?

С заднего сиденья раздался голос молодой женщины:

— Меня зовут Бонни. А это губернатор, но он предпочитает, чтобы его называли «капитан».

— А можно и Сцинк, — добавил одноглазый.

Кусака потребовал объяснить, что им нужно и что они вынюхивали в доме Торреса.

— Мы искали тебя, — пояснил человек, назвавшийся Сцинком.

— Зачем?

— Чтобы оказать услугу другу. Ты его не знаешь.

— По-моему, вы несете какую-то чепуху, — заметила Иди.

Что-то зашевелилось в багажнике джипа, а потом раздался тихий, жалобный стон.

— А как вас зовут? — спросила Бонни.

Она заметила в зеркало, как округлились от удивления глаза у Иди.

— Чертовы придурки, вы оба! — рявкнул Кусака.

— Я просто хотела узнать, как нам надо обращаться к вам, — пояснила Бонни.

— Я Фара Фасетт, — сообщила Иди и кивнула в сторону Кусаки, — а он Райан О’Нил.

— Ладно, забудем об этом. — Бонни поняла, что ее обманывают, и, отвернувшись, уставилась в окно.

На плечо Иди легла теплая ладонь.

— Кто бы вы ни были, — доверительным тоном промолвил Сцинк, — вы, безусловно, стоите друг друга.

— Пошел к черту.

Кусака перегнулся через сиденье и ткнул стволом револьвера в щеку незнакомца.

— Думаешь, у меня нет патронов?

Сцинк небрежным жестом отвел в сторону ствол револьвера, откинулся на спинку сиденья и скрестил руки на груди. Его бесстрашие ошеломило Иди Марш. А Кусака приказал ей остановиться у ближайшего съезда на обочину. Ему захотелось в туалет.

* * *


Хотя Бонни Лам никогда в жизни не оказывалась под прицелом револьвера, она, к своему удивлению, не испытала большого страха. Такое неожиданное поведение она приписала своему решению принять участие в рискованном приключении, а также невероятной уверенности губернатора. Основываясь исключительно на слепой вере, Бонни была убеждена, что Сцинк не позволит этому грабителю с деформированной челюстью причинить им зло. Направленный на них револьвер, безусловно, действовал на нервы, и все же угрозу слегка сглаживало присутствие в машине другой женщины. Бонни могла поспорить, что эта женщина не из числа тупых шлюх, которые ошиваются на стоянках трейлеров. Очень симпатичная молодая женщина, которая, похоже, не слишком-то боится этого придурка с револьвером. У Бонни было такое чувство, что, пока они находятся в машине, никакого убийства не произойдет.

Интересно, что подумал бы Макс, если бы смог сейчас увидеть ее. Пожалуй, очень хорошо, что он этого не может. Бонни совсем не хотелось бы расстраивать Макса, но разве она скучала без него? Да вроде бы нет. И, может быть, сейчас она оказывала Максу лучшую услугу в его жизни. Ведь пробыв без Макса всего неделю и вступив в любовную связь с почти совершенно незнакомым человеком, Бонни, по ее разумению, говоря доступным языком психиатрии, столкнулась с «неразрешимой проблемой». Бедняжка самовлюбленный Макс оказался жертвой ошибочного брака, ведь на самом деле он получил в жены не ту женщину, какой представлял ее себе. И поэтому Бонни чувствовала себя виноватой.

Она поклялась не расстраивать себя постоянными размышлениями о своем внезапном влечении к Августину, и все же Бонни хотелось, чтобы сейчас он находился рядом. Интересно, как он вообще сможет отыскать их на дорогах. Сама Бонни не имела ни малейшего представления, куда они едут.

— На юг, — промолвил губернатор. — А юг — это хорошо.

— Заткнись, осел! — рявкнул человек с пистолетом.

И вдруг Бонни отчетливо представила себе голый череп человека с пистолетом на полке в комнате Августина. Из-за сломанной нижней челюсти он стоял с сильным наклоном, излучая какую-то жуткую пиратскую ухмылку. На секунду в воображении Бонни мелькнул Августин, жонглирующий черепами, среди которых был и череп человека с пистолетом.

Сцинк вытащил из кармана извивающуюся жабу, которая тут же обмочила его. Мужчина с револьвером усмехнулся.

Сидевшая за рулем женщина бросила взгляд через плечо.

— Что вы собираетесь с ней делать? — проворчала она.

— Хочу прикурить, — ответил Сцинк, сжимая жабу в ладони, — и тогда вы увидите мастодонта.

— Выбрось эту гадость, — потребовал человек с пистолетом.

— А ты знаешь, что когда-то мастодонты бродили по просторам Флориды? За много веков до того, как твои предки начали свои губительные совокупления. Мастодонты огромные, как цементовозы! — Сцинк осторожно выбросил жабу в окошко. Затем вытер обмоченную жабьей мочой ладонь о рукав полосатого пиджака человека с пистолетом.

— Сволочь! — Кусака прицелился в здоровый глаз Сцинка.

Иди посоветовала Кусаке успокоиться, поскольку на них обратили внимание водители других машин. Свернув на обочину, она подъехала к заброшенной станции техобслуживания. Ураган повалил бензоколонки, словно костяшки домино, а мародеры обчистили гараж. На крыше лежали останки «мазды», расплющенные и похожие на раздавленную яркую божью коровку.

Мужчина вылез из джипа и направился за здание станции справлять нужду, оставив револьвер женщине за рулем, которая взяла его с неохотой. Она явно чувствовала себя не в своей тарелке, и Бонни даже стало жалко ее. Бедная женщина, она с трудом удерживала в руке этот чертов револьвер. Бонни подумала, что Сцинку надо непременно воспользоваться этим моментом.

Но он не воспользовался. Вместо этого Сцинк улыбнулся женщине и сказал:

— Вы очень миленькая. И, разумеется, знаете об этом. Думаю, приятная внешность — это основная движущая сила в вашей жизни.

Женщина слегка покраснела и напряглась.

— Где вы находились во время урагана? — поинтересовался Сцинк.

— В мотеле. В обществе Мела Гибсона, — женщина кивнула в ту сторону, куда ушел Кусака, — и проститутки.

— А я в это время был привязан к мосту. Попробуйте и вы когда-нибудь.

— Обязательно.

— Он шутит, — вмешалась Бонни.

Женщина переложила револьвер в другую руку.

— А кто вы, черт побери, такие? Кто послал вас в этот дом… жена Тони? — Она повернулась, стала коленками на сиденье, а руку с револьвером положила на спинку. — Бонни, дорогая, — вдруг резким тоном выпалила женщина, — я буду вам очень признательна, если получу ответы на свои вопросы.

— Вы не поверите, но у меня сейчас медовый месяц.

— Вы шутите. — Женщина бросила недоуменный взгляд на Сцинка.

— Ох, это не он. Мой муж в Мексике, — пояснила Бонни.

— Ага, а вы потерялись во время урагана.

Бонни покачала головой.

— Не совсем так.

* * *


Ураган свалил светофор во Флорида-Сити, а вернее в том, что осталось от Флорида-Сити. Усталый полицейский в желтом плаще регулировал движение на перекрестке. Иди Марш, сидевшая за рулем джипа, напряглась. Она посоветовала Кусаке не выставлять револьвер напоказ. Когда они проезжали мимо полицейского, Бонни подумала, что настал самый подходящий момент высунуться в окно и позвать на помощь, но Сцинк не подавал никакого сигнала. Он сидел, опустив подбородок на грудь.

Большинство уличных указателей было сорвано ураганом, но Бонни все же заметила один, извещающий, что они скоро въедут во Флорида-Кис. Кусака предполагал, что на шоссе № 1 могут оказаться полицейские патрули, поэтому приказал Иди Марш ехать по Кард-Саунд-роуд.

— Там берут плату за проезд, — заметила Иди.

— Ну и что?

— Я оставила сумочку в доме.

— Господи, да у меня есть деньги, — успокоил Кусака.

— Не сомневаюсь. — У Иди никак не выходили из головы слова одноглазого незнакомца: Кусака напал на женщину-полицейского и забрал у нее кольцо матери. — И сколько же ты получил за него? — спросила она.

— За что?

— За кольцо. — Взгляд Иди устремился на полосу дороги, которая тянулась на восток.

Кусака грязно выругался, вытащил из кармана пиджака золотое обручальное кольцо и сунул его под нос Иди.

— Ну, довольна?

Вид украденного кольца подействовал на Иди совсем неожиданно: она почувствовала отвращение к Кусаке и расстроилась. Попыталась представить себе ту женщину-полицейского. Интересно, замужем ли она, есть ли у нее дети, какую гадость сотворил с ней Кусака.

«Боже мой, — подумала Иди, — какую же ничтожную и полную разочарований жизнь я устроила сама себе». Ведь все могло бы быть совершенно иначе, если бы ей удалось заманить в ловушку молодого Кеннеди. Хотя, кто знает.

— Я не могу заложить его, — продолжил Кусака. — На этом чертовом кольце есть гравировка, никто не захочет связываться с этим.

— А что там написано? — тихо спросила Иди. — На кольце.

— Да какая разница.

— Ну скажи мне. Что там написано?

Женщина, сидевшая на заднем сиденье, наклонилась вперед и тоже услышала, как Кусака громко прочитал:

— Моей Синтии. Навсегда. — Он презрительно хмыкнул и сунул костлявую руку в окно, намереваясь выбросить кольцо.

— Не делай этого, — попросила Иди, замедляя скорость.

— Почему, черт побери? Если я не могу толкнуть это чертово кольцо, то я его утоплю.

— Просто не делай этого, и все, ладно? — снова попросила Иди.

— О-оп. Слишком поздно. — Кусака взмахнул рукой и отшвырнул кольцо как можно дальше. Оно упало в придорожный канал, оставив круги на поверхности воды.

Иди все это видела, наблюдая краешком глаза.

— Ты просто сволочь. — Голос ее был твердым, как мрамор.

Сидевшая на заднем сиденье женщина почувствовала, как джип резко увеличил скорость.

Кусака демонстративно помахал тяжелым черным револьвером.

— Возможно, ты никогда не слышала о таком понятии, как «владение украденной собственностью»… а это, черт побери, уголовное преступление, если ты не знаешь. Тут налицо совершение преступления и доказательство, и если меня поймают с ним, то моя морщинистая белая задница отправится прямо за решетку. А ты можешь пойти как соучастница и не получишь никаких денег по страховке. Так что черт с ним, с этим кольцом, поняла?

Иди Марш ничего не ответила. Она решила полностью сосредоточиться на гладком двухрядном черном полотне шоссе, на котором кое-где валялись сосновые ветки, пальмовые листья и потерянные кем-то листы фанеры. Иди взглянула на спидометр: девяносто две мили в час. Неплохо для городской девушки.

Кусака приказал ей ехать помедленнее, при этом он не смог скрыть явную нервозность в голосе. Но Иди продолжала вести себя так, как будто ничего не слышала.

Мужчина, назвавшийся Сцинком, продолжал то ли спать, то ли впал в транс или в кому. А новобрачная (Иди заметила это в зеркале заднего вида) потихоньку сняла с пальца обручальное кольцо.

* * *


Будка, где взимали плату за проезд, была пуста, а шлагбаум поднят. Иди и не подумала снизить скорость. У Бонни перехватило дыхание.

А когда они пулей промчались по узкой улице, Кусака воскликнул:

— Господи!

Джип въехал на горбатый мост, и в этот момент Сцинк поднял голову.

— Вот оно, это место.

— Где вы находились во время шторма? — спросила Бонни.

Сцинк кивнул.

— Великолепно.

Внизу под ними преломленные лучи солнца раскрасили воды залива полосами: цвета меди и синевато-серого цвета. Впереди туча бледно-лиловых облаков низвергала струи дождя на зеленые, поросшие мангровыми деревьями берега Норт Ки-Ларго. Когда джип въехал на верхнюю точку моста, Сцинк показал на стаю тупоносых дельфинов, резвившихся у берега покрытого зыбью канала. С такой высоты их изогнутые бока напоминали сверкающие осколки черной керамики, то покрытые, то нет пенистыми волнами.

— Вы только посмотрите на это! — воскликнула Бонни.

Губернатор прав, зрелище было просто великолепным.

Даже на Иди Марш оно произвело впечатление. Она свернула на склон холма и выключила зажигание, уставившись на резвящихся вдали дельфинов.

Кусаке это не понравилось.

— В чем дело? — Он ткнул Иди в плечо стволом револьвера. — Эй, поехали.

— Отстань.

— Я сказал поехали, черт побери.

Иди явно завелась. В последний раз Кусака видел у нее такой яростный взгляд за секунду до того, как она огрела его по ноге железкой. Он вскинул револьвер.

— Не будь сучкой.

— Простите? — Иди вскинула бровь. — Что ты сказал?

Бонни испугалась, что Иди выйдет из себя и вцепится Кусаке в горло, а тогда он наверняка застрелит ее. Кусака уткнул ствол револьвера в правую грудь Иди.

Губернатор ничего не видел и не слышал. Он высунулся по пояс в окно и наблюдал за дельфинами, плывущими на север, а также наслаждался прохладными каплями начинающегося дождя. Бонни попыталась схватить его за ладонь, но она была слишком большой, и тогда Бонни принялась теребить губернатора за два пальца. Наконец Сцинк влез назад в джип и понял, что на передних сиденьях разыгрывается напряженная драма.

— Ты слышала, что я сказал! — рявкнул Кусака.

— Ага, значит, ты назвал меня сучкой.

Кусака резко повернул ствол револьвера, отчего блузка Иди порвалась, обнажив под ней мягкую грудь. «Боже, — подумала Бонни, — ведь это же так больно».

Но Иди не показала, что ей больно.

— Поехали! — снова приказал Кусака.

— Я наблюдаю за дельфинами.

— К черту дельфинов. — Кусака поднял револьвер и выстрелил в крышу джипа.

Бонни вскрикнула и зажала уши. Иди вцепилась в руль, чтобы успокоиться. Правая грудь болела, и она подумала, не ранена ли. Нет, не ранена.

Кусака с удовольствием осмотрел дыру в крыше джипа, едкий запах пороха заставил его чихнуть.

— Благослови меня, Господь, — буркнул он с мрачной усмешкой.

Дверца джипа открылась. Сцинк вылез из машины и потянулся.

— Неужели вам не нравится это место! — Он вскинул длинные руки к облакам. — Неужели оно не изгоняет зверя из вашей души!

«Великолепие, — подумала Бонни, — какое точное слово».

— Залезай в машину, — приказал Кусака.

Сцинк подчинился и залез назад в джип, мотая головой, словно овчарка, и стряхивая капли дождя. Иди молча включила зажигание, и машина тронулась с места.


Глава 24


— Что значит нет петухов?

Владелец зоомагазина извинился. На этой неделе у него были затруднения с домашней птицей. Он предложил Авиле принести в жертву козла.

— Ни в коем случае, Хосе, — отказался Авила. У него и так постоянно ныли швы, напоминая о прошлых ранах. — Впервые сталкиваюсь с проблемой отсутствия петухов. А что у тебя еще есть?

— Черепахи.

— У меня нет времени возиться с черепахами. — Пришлось бы снимать с них панцири, а это хлопотное дело. — А голуби у тебя есть?

— Извини, приятель.

— Ягнята?

— Будут завтра утром.

— Как насчет кошек?

— Нет, приятель, это запрещено законом.

— Ладно, не мели чепуху. — Авила посмотрел на часы. Надо было торопиться, совершить жертвоприношение, а потом ехать в Кис. — Хорошо, а что у тебя есть?

Владелец зоомагазина провел его в помещение небольшого склада и показал на клетку. Внутри Авила разглядел пушистого коричневого зверька размером с гончую собаку, с глазами-пуговками, носом, как у муравьеда, и длинным тонким хвостом с черными полосами в виде колец.

— Что-то вроде енота? — спросил Авила.

— Это носуха. Из Южной Америки.

Зверек пронзительно запищал и просунул бархатистые ноздри сквозь планки клетки. Авила еще никогда не видел такого странного существа.

— Помогает от многих болезней, — посоветовал владелец магазина.

— Мне надо что-нибудь для Чанго.

— Ох, Чанго их очень любит. — Проницательный владелец магазина сразу определил в Авиле профана, мало смыслящего в колдовстве. — Да, Чанго их любит.

— А он кусается? — поинтересовался Авила.

— Нет, дружище. Вот видишь? — Владелец зоомагазина пощекотал влажный нос зверька. — Он как щенок.

— Ладно, сколько?

— Семьдесят пять.

— Вот тебе шестьдесят, приятель. Помоги мне отнести его в машину.

Подъезжая к своему дому, Авила увидел «бьюик», выезжающий задом по подъездной дорожке. В машине сидели его жена и теща, наверняка ехали играть в бинго. Авила помахал им, они помахали в ответ.

Авила обрадовался. Удачный момент, дома кроме него никого не будет. Он быстро перетащил деревянную клетку в гараж и опустил электрические ворота. Зверек зафыркал, проявляя недовольство. Из сплетенного из лозы сундука Авила торопливо извлек принадлежности жертвоприношения: потускневшие монеты, скорлупки кокосового ореха, очищенные кошачьи ребра, отполированные черепашьи панцири и старый оловянный кубок. А из оцинкованного ящика достал добытый совсем недавно и, вероятно, наиболее могущественный фетиш — обглоданный кусок кости, принадлежавший тому дьяволу в обличье человека, который хотел распять его. Испытывая благоговение и надежду, Авила сунул кость в оловянный кубок, которому вскоре предстояло быть наполненным кровью зверька.

Авила знал, что Чанго любит сухое вино и сладости, но поскольку времени у него было в обрез, лучшее, что сумел найти Авила, это кувшин сангрии[8 - Сангрия — освежающий напиток с вином и лимонадом.] и кусок черствого кекса. Он зажег три высоких свечи и разместил их в виде треугольника на бетонном полу гаража. Затем принялся сооружать внутри треугольника алтарь. Зверек затих, но Авила почувствовал, как он внимательно наблюдает за ним сквозь щели клетки. А может, он понимает, что его ожидает? Авила постарался отогнать эту мысль.

Последний предмет, извлеченный из плетеного сундука, был самым важным — десятидюймовый охотничий нож с рукояткой, вырезанной из настоящего лосиного рога. Старинный нож, сделанный в Вайоминге. Авила получил его в качестве взятки, когда работал в строительной инспекции, — рождественское подношение от не имевшего лицензии кровельщика, рассчитывавшего, что Авила закроет глаза на серьезные недостатки. Так Авила и сделал.

Он принялся энергично точить нож на бруске. Зверек забегал по клетке и начал фыркать. Авила старался тщательно скрывать сверкающее лезвие от обреченного животного. Затем он вступил внутрь треугольника из свечей и произнес короткую импровизированную молитву, обращаясь к Чанго, который (как надеялся Авила) должен был понять, что его поджимает время.

После этого Авила взял монтировку и начал выламывать ею деревянные планки клетки. Жертвенный зверек чрезвычайно возбудился. Авила попытался успокоить его ласковыми словами, но обмануть животное не удалось. Он пулей выскочил из клетки и, как сумасшедший, принялся описывать круги по гаражу, разбросав при этом кошачьи ребра и сбив две из трех колдовских свечей. Тогда Авила попытался утихомирить его с помощью монтировки, но зверек оказался на редкость быстрым и юрким. Словно обезьяна, он вскарабкался вертикально по настенным металлическим полкам и взгромоздился на потолочную балку. Он сидел на ней, используя в качестве балансира свой замечательный хвост, и визжал, скаля при этом острые желтые зубки. Тем временем одна из колдовских свечей закатилась под газонокосилку, у которой вспыхнул бензобак. Отчаянно ругаясь, Авила побежал на кухню за огнетушителем, а когда вернулся, то столкнулся с новой бедой.

Ворота гаража оказались подняты. На подъездной дорожке, с включенным двигателем, стоял «бьюик» его жены. Авила не знал, почему она вернулась. Возможно, решила еще позаимствовать денег из зарытой копилки для игры в бинго. Но на самом деле причина ее возвращения не имела сейчас значения.

Первой из машины вылезла теща Авилы. И тут случилось такое, что Авила на время забыл о горящей газонокосилке. По какой-то причине, непонятной для человеческого разумения, зверек спрыгнул с балки на пол, выскочил из гаража и прыгнул на тещу Авилы. Животное вцепилось в ее прическу — хрупкое сооружение желто-оранжевого цвета. Авила всегда считал, что его теща носит парик, но сейчас налицо были явные доказательства того, что фантастическая «копна» натуральная. Теща завопила и завертелась волчком, судорожно пытаясь сбросить с головы напавшего на нее демона. Но зверек вцепился в ее волосы когтями всех четырех лап. Авила подумал, что такого испытания не выдержал бы ни один парик.

Жена Авилы, путая испанские и английские слова, закричала, требуя, чтобы он сделал что-нибудь, а не стоял столбом! О монтировке не могло быть и речи, один неточный удар, и можно отправить тещу на тот свет. Поэтому Авила решил воспользоваться огнетушителем. С того места, где стоял, он принялся поливать упрямого зверька раствором бикарбоната натрия. Зверек рычал и чихал, но, к изумлению Авилы, не оставлял в покое волосы тещи. В этой суматохе часть пены из огнетушителя неизбежно попала на тещу Авилы, которая, закрыв глаза костяшками пальцев, побежала, не разбирая дороги. Авила бежал следом почти целый квартал, время от времени поливая из огнетушителя «короткими очередями», однако пожилая женщина демонстрировала удивительное проворство.

Тогда Авила плюнул на это дело и быстрыми мелкими шажками направился к своему дому тушить пожар в гараже. Он выкатил обугленную газонокосилку на задний двор, где залил ее водой из шланга. Его обезумевшая жена лежала ничком на капоте «бьюика» и восклицала сквозь слезы: «Мама, мама, посмотрите, что они сделали с моей мамой!».

Ее причитания перекрыл знакомый вой сирен, должно быть, кто-то из жильцов квартала позвонил пожарным. «Черт побери, почему люди обязательно суют нос в чужие дела!» — подумал Авила и, разгневанный, поспешил к своей машине.

Но как только он вставил ключ в замок зажигания, стекло машины со стороны пассажира разлетелось вдребезги. Авила чуть не обмочился от страха. Возле машины стояла его жена — лицо безумное, красное, как свекла, в руках монтировка.

— Проклятый ублюдок! — закричала она.

Авила резко нажал на педаль газа и умчался.

«О Чанго, Чанго, — шептал он, стряхивая осколки стекла с колен. — Я понимаю, что снова оплошал, но не лишай меня своей помощи. Только не сегодня».

* * *


Проезжая вдоль Норт Ки-Ларго, Джим Тайл с удивлением отметил характерную особенность прошедшего урагана, которая заключалась в том, что он прошел как бы полосами. Ураган обрушился на берег со скоростью пули, опустошил узкую полосу, но совсем не тронул побережье к югу и к северу от этой полосы. Обычно ураганы в августе разрушали все без разбора. Полосы разрушения охватили дома в богатом районе Оушн-Риф и проложили длинную просеку в мангровом лесу. А всего в двух милях ниже по побережью пышно зеленели те же самые мангровые деревья, и не видно было ни малейших следов того, что поблизости промчался разрушительный ураган. Ветхий гараж для трейлеров стоял совершенно нетронутый, не разбилось ни одного стекла, не вырвало с корнем ни одного дерева. «Чудеса, да и только», — подумал Джим Тайл.

Он увеличил скорость своего автомобиля до возбуждающих девяноста пяти миль, включил синие мигалки, но сирену включать не стал. На высоких скоростях «форд» Джима свистел, как реактивный снаряд.

Для Августина «Парадиз Палмс» был всего лишь ниточкой к разгадке исчезновения Бонни и губернатора. Он выжал из сложившейся ситуации все, что смог, и все же трюк с повторным набором номера мог оказаться слишком ненадежным. Возможно, негодяй, избивший Бренду, продолжал разъезжать в черном джипе «чероки», но Августин точно этого не знал. Джип мог сейчас ехать в Кис, а мог и в другую сторону. А кроме того, существовала вероятность того, что бандит бросил джип и украл другую машину.

С уверенностью сейчас можно было утверждать только то, что негодяй прихватил с собой Сцинка и женщину-туристку, подружку Августина. Но обстоятельства и цель их похищения оставались загадкой.

Августин пообещал Джиму, что будет ждать его в «Парадиз Палмс» и до его приезда не предпримет никаких действий. Патрульный похвалил его за это намерение. Герой, в одиночку спасающий заложников, хорош только для кино.

Старая дорога из Оушн-Риф вновь сливалась с шоссе № 1 за Джуфиш-Грик, где оно становилось четырехрядным. Машин здесь было больше, Джим Тайл снизил скорость до 70 миль в час, ловко петляя среди фургонов и арендованных автомобилей. Стоял конец лета, когда заходящее солнце могло доставлять неприятности неопытным водителям, но сегодня оно не слепило с запада. Темные тучи заслонили горизонт, отбрасывая сумрачный свет на острова и воду. Вдалеке в облаках над заливом Флорида сверкали молнии, расстроившие Джима Тайла, поскольку его совсем не радовала перспектива сильного ливня. Ведь гнаться за преступником лучше по сухой дороге.

У Плантейшн-Ки шоссе вновь сузилось, движение стало двухрядным, и Джиму Тайлу показалось, что не очень далеко впереди промелькнул черный джип «чероки». Патрульный быстро выключил синие мигалки. Да, вполне вероятно, что это был тот самый джип, именно такие примечательные блестящие колпаки, как их описал Августин.

Четыре автомобиля отделяли Джима Тайла от джипа: три легковых и грузовой фургон, тянувший за собой на виляющем прицепе рыбацкую лодку. Лодка была достаточно высокой и широкой, поэтому пассажирам джипа было трудно увидеть полицейский автомобиль, следовавший за ними в потоке транспорта. Начался дождь, крупные капли застучали по капоту полицейского «форда». Судя по плотным тучам, надвигался продолжительный ливень.

Грузовой фургон начал замедлять ход, это можно было предвидеть, однако сейчас это было очень некстати. Джима Тайла охватило нехорошее предчувствие, ведь номер у фургона был мичиганский, а значит, водитель может не знать местных дорог. Так оно и получилось: водитель фургона и сидевшая рядом с ним женщина принялись жестикулировать, явно споря о чем-то, а третий пассажир в это время разворачивал огромную, как скатерть, карту.

«Они заблудились, — подумал патрульный. — Заблудились во Флорида-Кис, где всего одна дорога. Просто смешно».

Водитель фургона и его жена склонились над картой, а фургон начал двигаться рывками, отчего прицеп с лодкой завилял еще больше. Из окна одной из легковых машин на проезжую часть вылетели два недоеденных пакета с жареным картофелем и кетчупом.

— Свиньи, — вслух выругался Джим Тайл. Он бросил взгляд на спидометр: черт побери, тридцать две мили в час. Но если он обгонит фургон, то бандит в джипе увидит его. Патрульный начал выходить из себя. А дождь тем временем усилился, пришлось включить «дворники» и фары.

Фургон плелся впереди полицейского «форда» на протяжении всего Плантейшн-Ки, а затем у него замигали тормозные габаритные фонари, и это означало, что он останавливается. Расстроенный Джим Тайл затормозил и подумал: «Сегодня мне явно не везет».

Впереди начинался разводной мост. Черный джип и три следовавших за ним легковых автомобиля успели проскочить на мост до того, как опустился шлагбаум. Успел бы сделать это и слабоумный водитель фургона, если бы удосужился надавить на педаль газа.

И вот теперь Джим Тайл оказался в западне. Джип уже был на другой стороне канала и скрылся из вида. Джим Тайл вылез из машины, громко хлопнув дверцей. Крупные капли дождя стекали с его шляпы, но он решительно направился к фургону и потребовал у безмозглого водителя предъявить водительские права, документы на автомобиль и страховку. Шлагбаум вновь поднялся через семь минут, но за это время патрульный обвинил озадаченного водителя фургона в семи разных нарушениях правил дорожного движения, причем по крайней мере три из них требовали непременного личного присутствия нарушителя в суде.

* * *


По дороге в дом Торреса Фред Дов остановился купить цветы и белое вино. Он хотел сообщить Иди Марш, что она великолепно справилась с ролью Нерии, преданной жены Тони.

Когда страховой агент подъехал к дому 15600 по Калуса-драйв, то заметил, что на подъездной дорожке нет джипа. Сердце его учащенно забилось, возможно, Кусака уехал и они будут с Иди только вдвоем. Иди не смущало присутствие в доме посторонних, а вот его, Фреда Дова, смущало очень сильно. Он не мог полностью отдаться сексу в присутствии человекоподобного маньяка, смотрящего телевизор в соседней комнате. Да и вообще, присутствие этого свирепого типа в доме было неблагоприятным во всех отношениях.

Когда страховой агент постучал по дверному косяку, никто не отозвался. Фред вошел в дом Торреса и позвал Иди, но ответом ему был только лай двух такс с заднего двора, и звучал этот лай как-то устало и хрипло.

Шезлонг в гостиной оказался пустым, телевизор был выключен. Это обрадовало Фреда еще больше — Кусаки точно нет дома. Страховой агент щелкнул выключателем, но свет не загорелся, наверное, в генераторе закончился бензин. Он нашел фонарик Кусаки и отправился осматривать комнаты в надежде, что усталая Иди спит в одной из них на матрасе. Однако Иди нигде не оказалось.

На кухонном столе Фред обнаружил ее сумочку, поверх которой лежал бумажник. Внутри бумажника оказались двадцать два доллара и кредитная карточка «Visa». Фред Дов вздохнул с облегчением: по крайней мере, дом не ограбили. Светя себе фонариком, он осмотрел водительские права Иди, выражение ее лица на фотографии бросило Фреда в дрожь. Женщина на снимке явно отличалась коварством, такой нельзя было доверять.

«Ладно, — подумал страховой агент, — немногие девушки выглядят ангелочками на фотографиях в водительских правах».

Фред вернулся в гостиную, зажег свечу и уселся в шезлонг. Его интересовало, куда делась Иди и почему оставила в доме сумочку, хотя прекрасно знала, что по улицам рыщут мародеры. Похоже, она покинула дом в спешке, возможно уехала в джипе вместе с Кусакой.

Страховой агент устроился в шезлонге поудобнее и приготовился ждать. Свеча пахла ванилью, ее мягкий отблеск на стене напомнил Фреду тот вечер, когда они с Иди только начали заниматься любовью на полу, но все испортил Кусака. Унижение, которое Фред испытал в тот момент, до сих пор терзало его, и это унижение давало Кусаке непреодолимую власть над страховым агентом. Унижение, да еще заряженный револьвер. Фред не мог дождаться того момента, когда они с Иди расплатятся с этим психопатом-головорезом и тогда избавятся от него.

Время от времени страховой агент включал фонарик и снова рассматривал фотографию Иди на водительских правах. Хищный взгляд, совсем не ласковый. А что, если она просто умело притворилась той женщиной, которая так нравилась ему? Эта мысль огорчила Фреда, и он попытался отвлечься от нее. Оказывается, второе имя ее было Дебора. Фреду нравилось это имя: звучит четко, можно даже сказать надежно. Он готов был поспорить, что во всех женских тюрьмах Америки не найдется и пяти женщин по имени Дебора. Возможно, так звали одну из бабушек или любимую тетю Иди. Как бы там ни было, Фред усмотрел в этом имени хороший знак.

Интересно, а какая у нее квартира в Уэст-Пал по указанному адресу, какие картины Иди развесила по стенам, какого цвета полотенца в ванной, какие магнитные картинки приклеены на ее холодильнике. Подумал Фред и о кровати Иди. Он надеялся, что она огромного размера, с медными или деревянными стояками по углам… да любая, только бы не с водяным матрасом, на котором так неудобно заниматься любовью. И еще он надеялся, что простыни на кровати Иди из изумрудного шелка, и в один прекрасный день она пригласит его полежать на них.

Страховой агент сидел в шезлонге уже два часа, в соседних домах давно стихли звуки пил и молотков. Наконец он поднялся, подошел к окну и увидел идущую по улице группу развязных, орущих подростков. Фред уже было приготовился стать свидетелем того, как подростки что-нибудь сотворят с его арендованным автомобилем, но, к счастью, они проигнорировали его потрепанный «седан». А через минуту после того, как они прошли мимо дома, он услышал резкие звуки, похожие на автомобильные выхлопы или выстрелы. На заднем дворе яростно залаяли Дональд и Марла, образовав этакий раздражающий хор вместе с несколькими соседскими собаками. Фред занервничал. Он положил водительские права Иди назад в сумочку и торопливо поставил цветы в вазу на столе в гостиной рядом с непочатой бутылкой вина. Затем задул свечу и вышел на улицу посмотреть, как там таксы.

Собаки, запутавшиеся в поводках, теперь скулили от голода, одиночества и испуга. Из их памяти еще не исчез страх чуть не ставшей смертельной встречи с приблудным медведем. Пока Фред Дов распутывал и отвязывал такс, они забрались к нему на колени и принялись беззастенчиво лизать подбородок. Он решил, что им будет полезно немного побегать.

Удивленный тем, с какой радостью они, оказавшись свободными, начали прыгать и резвиться, Фред опечалился при мысли, что таксам, возможно, придется провести всю ночь на улице без присмотра. Он написал Иди записку и оставил ее на сумочке, затем усадил собак в свой «седан» и поехал назад в мотель, где тайком провел их в свой номер и спрятал в корзине для грязного белья.

* * *


Мотели в Аппер-Кис были заполнены страховыми агентами, понаехавшими из других городов. Девушка за стойкой портье в «Парадиз Палмс» сказала, что чувствует себя неловко, извлекая выгоду из последствий урагана.

— Но постояльцы есть постояльцы. Могу я узнать ваше имя?

Августин представился братом Лестера.

— Я звонил вам недавно. Какой номер его комнаты?

— Он еще не приехал. — Девушка перегнулась через стойку и прошептала: — Но ваши сестры зарегистрировались минут двадцать назад. Комната 255. То есть я подумала, что это ваши сестры, потому что они тоже Парсонсы.

— Разумеется, Парсонсы. — Августин кивнул и изобразил на лице радость. Сестры? Он не мог себе представить, кто бы это мог быть.

За комнату Августин заплатил наличными.

— Эти девушки знают, как надо одеваться на вечеринку, уж поверьте мне, — сообщила регистраторша.

— Ясное дело, — поддержал разговор Августин. — А что они сейчас делают?

— Только не мешайте им сейчас… пусть немного поразвлекаются, ладно? — Девушка протянула Августину ключ. — У вас комната 240. Я пыталась поселить вас в соседний номер, но там живет какой-то чиновник, а переселяться он не пожелал.

— Ничего, все в порядке.

Оказавшись в своем номере, Августин положил заряженный пистолет 38-го калибра на бюро рядом с дверью. Затем достал из спортивной сумки детали ружья, стрелявшего шприцами со снотворным, и разложил их на кровати. Жилы на шее Августина вздулись, сейчас, чтобы расслабиться, ему очень бы пригодилось несколько черепов.

Он включил телевизор и принялся собирать ружье. Странно, что он прибыл в Исламораду раньше черного джипа, но не обгонял его на участке длиной в восемнадцать миль к югу от Флорида-Сити. Возможно, джип свернул на Кард-Саунд-роуд или остановился где-нибудь в другом месте… но почему? Больше всего он боялся — хотя и всячески отгонял эту мысль, — что негодяй со сломанной челюстью уже убил Сцинка и Бонни и утопил их тела. Ведь между Хомстедом и Ки-Ларго около сотни очень удобных для этого мест, пройдут годы, прежде чем тела будут обнаружены.

Ладно, скоро он все узнает. Если эта сволочь появится без Бонни и Сцинка, тогда будет все ясно.

Если только он вообще появится здесь. Августин все еще не был уверен, что «Лестер Парсонс» и есть тот самый бандит со сломанной челюстью.

Он убрал в стенной шкаф ружье, а пистолет сунул под рубашку за пояс джинсов. Как только Августин вышел из номера, в лицо ему ударили струи дождя. Прикрыв глаза ладонью, он поспешил по дорожке к номеру 255. В дверь Августин постучал семь раз с промежутками, изображая что-то вроде условного стука.

Дверь номера распахнулась, и его взору предстала соблазнительная рыжеволосая женщина в туфлях на высоких каблуках и блестящем зеленом бикини. Августин узнал в ней проститутку из дома 15600 по Калуса-драйв.

На покрытой веснушками левой груди проститутки был вытатуирован оранжевый леденец, в руке она держала запотевший бокал с ромом.

— Черт, а я подумала, что это Кусака, — буркнула проститутка.

— Простите, я ошибся номером, — извинился Августин.

— Ничего страшного.

Из ванной комнаты вышла еще одна женщина, со словами:

— Проклятый дождь, а я хотела пойти в бассейн. — На ней был целиковый купальник серебристого цвета, пышный светлый парик, в ушах золотые серьги в виде колец. Увидев в дверях Августина, она спросила: — Вы кто?

— Я думал, что в этом номере остановились мои сестры, но, похоже, я перепутал мотель.

Рыжеволосая представилась Августину как Бриджит.

— Не хотите зайти и обсохнуть? — пригласила она.

— С удовольствием, если только ваш Кусака не сумасшедший. — «Кусака, черт побери, что это за имя?» — подумал Августин.

Рыжеволосая рассмеялась.

— Да, он страшен, когда ревнует. Входите.

— Господи, Бриджит, они могут приехать в любую минуту… — предупредила блондинка.

Но Августин уже вошел в комнату и незаметно огляделся: несессер, две косметички, платье для коктейлей на вешалке. Ничего необычного. Бриджит протянула ему полотенце и сообщила, что ее подругу зовут Джасмин. Они из Майами.

— А меня зовут Джордж, — представился Августин, — я из Калифорнии. — Изображая из себя простака, Августин поздоровался за руку с проститутками.

Бриджит задержала его руку, чтобы рассмотреть, есть ли на пальце обручальное кольцо.

— Значит, вы не женаты?

— Ошибаетесь, я женат. — Августин осторожно высвободил руку.

Джасмин посоветовала Бриджит не заниматься глупостями, поскольку у них мало времени, на что та ответила ей, что им с Джорджем много времени и не понадобится.

— Судя по его виду, он быстро управится. — Бриджит подмигнула Августину. — Не хотите немного развлечься, пока идет дождь?

— Спасибо, мне пора уходить.

— Сто баксов, — предложила Бриджит. — За двоих.

Джасмин натянула на купальник длинную футболку и усмехнулась.

— Эй, а у меня что, нет права голоса? За что сто баксов?

Бриджит обхватила Августина рукой за талию и притянула ближе к себе. Ее левая, явно силиконовая грудь так надавила Августину на ребра грудной клетки, словно это был мешок с мелкими монетами.

— Семьдесят пять, — Бриджит опустила глаза на яркую татуировку на своей груди, — я дам попробовать мой леденец.

— Не могу, — отказался Августин. — Я диабетик.

Джасмин рассмеялась язвительно.

— Да, можно расплакаться, глядя на вас. Бриджит, отпусти Джорджа из Калифорнии искать своих сестричек. — Она села на кровать, закинув ногу на ногу, и принялась склеивать клеем с едким запахом сломанный накладной ноготь. — Ну и погодка, — пробормотала Джасмин, не обращаясь ни к кому конкретно.

Бриджит ослабила объятие и тихонько отодвинулась от Августина.

— А у нашего Джорджа пистолет, — объявила она со смесью тревоги и сожаления в голосе. — Я его нащупала.

Джасмин, дувшая в этот момент на клей, вскинула голову.

— Черт бы тебя побрал, Бриджит. Я так и знала! Теперь ты довольна? Мы влипли.

— Не бойтесь. — Августин вытащил пистолет и небрежно помахал им, стараясь успокоить проституток. — Я не легавый, честное слово.

Глаза Джасмин сузились.

— Проклятье, теперь я все поняла. Тебя прислал этот визгливый поросенок.

— Кто?

— Авила.

— Никогда не слышал о таком.

Бриджит, пятясь, отступила к кровати и села рядом с подругой, нервно сложив руки на груди.

— Так кто же вы, черт побери, такой, Джордж? Что вам нужно?

— Нужна информация.

— Да, понятно.

— Мне действительно нужна информация. Я просто хочу, чтобы вы рассказали мне об этом Кусаке, — пояснил Августин. — И еще я хочу знать, умеете ли вы, леди, держать язык за зубами.


Глава 25


Бензин в профессорском «фольксвагене» закончился всего в двух милях от станции техобслуживания в Форт-Драм. Нерия вышла на дорогу и остановила проезжавший мимо грузовик. Это оказался старый пикап, в кабине которого сидели трое мужчин, а еще четверо разместились в кузове. Они сказали, что едут из Теннесси. Нерии не очень-то понравились эти незнакомцы.

— Ищем работу, — пояснил водитель, крепкий небритый парень с татуировками на библейские сюжеты на обоих предплечьях. Он сообщил, что его зовут Мэтью, а второе имя — Люк.

И все же Нерии было не по себе от того, что мужчины жадно пялили на нее глаза.

— А чем вы занимаетесь? — спросила она.

— Строительством. Приехали сюда из-за урагана.

У Мэтью оказалась запасная канистра с бензином, он залил в бак «фольксвагена» четыре галлона. Нерия поблагодарила.

— Но у меня всего три доллара. — Она протянула деньги Мэтью.

— Достаточно.

— А что вы строите?

— Да все, что угодно, черт побери, лишь бы была работа, — ответил Мэтью, а его друзья рассмеялись. — Можем и деревья валить, я умею обращаться с пилой, — добавил Мэтью.

Нерия не стала спрашивать, есть ли у этой бригады лицензия на производство строительных работ во Флориде. Ответ был очевиден. Мужчины выбрались из грузовика размять ноги и справить нужду. Один из них был довольно хорошо воспитан, поскольку повернулся спиной, расстегивая ширинку.

Нерия решила, что сейчас самое время уехать, но стоявший между нею и «фольксвагеном» Мэтью спросил:

— Что-то я не расслышал вашего имени.

— Нерия.

— Кубинское имя, так ведь?

— Да.

— А говорите вы совсем без акцента.

«Благодарю тебя, Гомер», — подумала Нерия и ответила:

— Я родилась в Майами.

— Значит, вы едете домой… а как вы пережили ураган?

— Узнаю только тогда, когда доберусь домой.

— А мы и дома строим.

— Вот как?

— Деревянные или каменные, не имеет значения. И кровельные работы выполняем, у нас и гудронщик есть. — Мэтью кивнул в сторону кустов. — Вон тот лысый парень… он заливал гудроном крышу Уол-Март в Чаттануге. Это Чип, двоюродный брат моей жены.

— Насколько я понимаю, в графстве Дэйд у вас не будет недостатка в работе, — предположила Нерия.

— Эй, а как насчет вашего дома?

— Не знаю. Я его еще не видела.

— Значит, он может быть разрушен, — обрадовался Мэтью.

Нерия медленно открыла дверцу «фольксвагена», и только когда дверца коснулась Мэтью, он наконец отступил в сторону.

Нерия села за руль и завела двигатель.

— А знаете что? Когда я приеду и посмотрю, в каком состоянии мой дом, то позвоню вам, — предложила она. — Где вы остановились?

Мужчины снова рассмеялись.

— В «Хилтоне», — пошутил Мэтью. — Понимаете, мы живем в палатках, нам даже мотель не по карману.

Пошарив на приборной доске, Нерия отыскала огрызок карандаша и один из профессорских картонных пакетиков со спичками, от которого попахивало марихуаной. Нацарапав на пакетике вымышленный номер телефона, она протянула его Мэтью.

— Хорошо, тогда вы мне позвоните.

Мэтью даже не взглянул на номер телефона.

— У меня идейка получше. Так как никто из нас никогда не бывал в Майами…

«Ох, нет! — подумала Нерия. — Ради Бога, только не это».

— …то мы просто поедем за вами. Так мы точно не заблудимся. А если ваш дом нуждается в ремонте, мы сразу и приступим.

Вся бригада с восторгом поддержала план Мэтью.

— Не думаю, что это хорошая идея, — попыталась возразить Нерия.

— У нас имеются рекомендации.

Нерия бросила взгляд на грузовик и подумала, есть ли у профессорского «фольксвагена» шанс оторваться от грузовика на шоссе.

— Мы хорошо поработали в Чарлстоне после урагана «Хьюго», — не отставал Мэтью.

— Но уже довольно поздно.

— Мы поедем следом за вами.

И всю дорогу по шоссе они действительно ехали следом. Единственная фара грузовика, переключенная на дальний свет, освещала интерьер «фольксвагена», словно телестудию. Нерия чувствовала себя неуютно в лучах этого яркого света, поскольку знала, что в затылок ей уставились семь пар любопытных мужских глаз. Ехала она чрезвычайно медленно, надеясь, что строители потеряют терпение и обгонят ее. Но грузовик продолжал плестись за «фольксвагеном».

Тогда Нерия решила выжать максимум пользы из сложившейся ситуации. Даже если эти мужланы ни черта не понимают в строительстве, они могут помочь ей в поисках мужа, этого негодяя и мошенника.

* * *


Макс Лам распахнул дверь и высунул голову наружу. Раньше ему никогда не приходилось встречаться с агентами ФБР, а этот совсем не был похож на агента ФБР, как их изображали в кинофильмах: зеленая спортивная рубашка, джинсы и мокасины, в руке спортивная сумка.

Агент назвал свое имя, но Макс пропустил его мимо ушей. В Америке все знали, что на работе агенты ФБР пользуются вымышленными именами.

— Августин дома? — поинтересовался агент.

— Нет, его нет дома.

— А вы кто?

— Могу я посмотреть ваше удостоверение? — попросил Макс.

Агент продемонстрировал бумажник с бляхой и после этого Макс пригласил его пройти в дом. Они уселись в гостиной, и Макс поинтересовался, что у агента в сумке. Тот ответил, что сверла да дрели.

— У меня ураганом посрывало и унесло из кухни все шкафчики с инструментами, — пояснил агент.

— Инструменты были фирмы «Блэк энд Декер»? — предположил Макс.

— «Макита».

— О, это первоклассные инструменты, — похвалил Макс.

Агент проявлял незаурядное терпение.

— Вы друг Августина? — спросил он.

— Вроде того. Меня зовут Макс Лам.

— Правда? Рад видеть вас в добром здравии.

Макс удивленно вскинул брови.

— Я имею в виду похищение, — пояснил агент. — Ведь это вас похитили, так ведь?

— Да! — Макс возликовал в душе, значит, Бонни так сильно тревожилась за него, что позвонила в ФБР. Это служило доказательством ее преданности.

— Ваша жена давала мне послушать пленку с сообщением, которое вы оставили на автоответчике, — продолжил агент.

— Значит, вы слышали его голос… того человека, который похитил меня. — Макс достал себе пиво из холодильника, агент предпочел «спрайт».

— А где ваша жена? — спросил он.

— Не знаю.

И тут Макс Лам торопливо поведал агенту всю свою историю: от похищения на Калуса-драйв до полуночной операции по его спасению в Стилтсвилле и до исчезновения Бонни с Августином и полоумным одноглазым губернатором. Агент слушал его рассказ, похоже, с неподдельным интересом, но не делал никаких записей. Макс подумал, что их специально тренируют запоминать все, что услышали.

— Это опасные люди, — зловещим тоном сообщил он агенту.

— Вашу жену увели против ее воли?

— Нет, сэр. Но именно поэтому они такие опасные.

— Вы говорите, что он надевал на вас ошейник.

— Шоковый ошейник, с помощью которого тренируют охотничьих собак.

Агент поинтересовался, не делал ли похититель того же с Бонни. Макс ответил отрицательно.

— Моя жена очень доверчива и впечатлительна, этим они и воспользовались.

— А какова во всем этом роль Августина?

— Я думаю, что ему похититель тоже заморочил мозги. — Макс достал себе еще пива и разорвал пакетик с солеными сухариками.

— Трудно будет предъявить обвинение, — сказал агент. — Ведь мы имеем ваше слово против его слова.

— Но вы-то верите мне, не так ли?

— Мистер Лам, не имеет значения, верю ли вам я. Поставьте себя на место присяжных. Им придется выслушать всю эту очень странную историю…

Макс резко вскочил на ноги. Рот его был забит сухариками.

— Господи, моя шена прпала!

— Понимаю. Я бы на вашем месте тоже расстроился. — Агент ФБР вел себя удивительно вежливо и покладисто. — И я не пытаюсь дать вам совет, как поступать, но вы должны знать ситуацию, с которой столкнулись.

Макс снова сел, щеки его пылали.

Агент объяснил, что ФБР очень редко вмешивается в подобные дела, пока преступники не потребуют выкуп.

— В вашем случае требования выкупа не было. То же самое и в случае с вашей женой.

— Да, но я считаю, что ее жизнь в опасности, и, если с ней что-нибудь случится, у вас будут крупные неприятности.

— Поверьте, мистер Лам, я понимаю ваше беспокойство.

«Нет, не понимаешь, — подумал Макс, — или скрываешь от меня правду, как будто я десятилетний ребенок».

— А в полицию вы обращались? — спросил агент.

Макс рассказал о темнокожем патрульном, который был в курсе похищения.

— Он сказал, что я имею право выдвинуть обвинение, и предложил поехать с ним в участок.

Агент ФБР кивнул.

— Да, если вы примите решение, то лучше всего поступить именно так.

Макс сообщил агенту, что в доме есть кое-что такое, что он непременно должен увидеть. Проведя агента в комнату для гостей, Макс показал ему стену с черепами.

— Скажите мне честно, неужели вас это не пугает? Ведь он жонглирует этими чертовыми штуками.

— Августин? Да, я знаю.

— Знаете?

— Он не причинит вреда вашей жене, мистер Лам.

— Как здорово, вы меня успокоили.

Агент никак не отреагировал на явный сарказм.

— Рано или поздно ваша жена найдется, мистер Лам. Я там думаю. А если не найдется, то позвоните мне. А впрочем, позвоните в любом случае. — Агент протянул Максу визитную карточку, которую тот прочитал с нескрываемым скептицизмом.

Затем Макс направился на кухню, а агент ФБР последовал за ним.

— А скажите, это Августин дал вам ключ? — поинтересовался агент.

Макс обернулся.

— Ключ, от дома, — пояснил агент.

— Нет, сэр. Задняя дверь была открыта.

— Значит, вы просто вошли в дом. А Августин знает, что вы находитесь здесь?

— Ну… — только сейчас до Макса дошло, что он нарушил закон. У него даже мелькнула мысль, что агент ФБР намерен арестовать его.

Но вместо ареста агент предупредил его:

— Если хозяева не знают, что вы находитесь в их доме, то запросто можно получить пулю в башку. Особенно здесь, в Майами.

Макс стиснул зубы, осознав, что сложившаяся ситуация может в любую секунду обернуться против него. От этой мысли у Макса перехватило дыхание. Темнокожий патрульный дружок похитителя, а этот агент ФБР дружок собирателя черепов.

— А знаете, чего мне больше всего хочется? — Макс резко допил пиво и грохнул бутылкой о кухонный стол. — Все, что я хочу, так это разыскать свою жену, сесть с ней в самолет и улететь домой в Нью-Йорк. И забыть об этом треклятом месте, забыть об урагане.

— Чертовски хороший план, мистер Лам, — одобрил агент.


Глава 26


В Исламораде Кусака приказал Иди остановиться возле винного магазина.

— Сейчас не время, — возразила Иди.

— Я сказал остановись.

— Но мы же почти приехали.

— Да пусть выпьет, — раздался с заднего сиденья голос Сцинка.

Иди съехала с дороги и припарковалась позади магазина. Промчавшийся мимо по дороге Джим Тайл не заметил черный джип «чероки». Не заметил его и Авила, проследовавший мимо десять минут спустя.

Отговорить Кусаку от выпивки не удалось, и это встревожило Иди. Она по личному опыту знала, как опасно мешать алкоголь с транквилизаторами. Получается двойной эффект, от которого Кусака может впасть в спячку на целый месяц.

Женщина по имени Бонни попросила купить ей холодной кока-колы.

— У меня все пересохло внутри.

— Добро пожаловать во Флориду, — буркнула Иди.

Кусака швырнул на колени Иди три десятидолларовых бумажки.

— «Джонни Ред», — велел он.

— Не очень-то разумно пить, когда в тебе полно кодеина, — еще раз попыталась отговорить его Иди.

— Ладно, бывали ситуации и похуже. И не похоже, что ты дала мне кодеин.

— Колено все еще болит, да? Но на пузырьке было написано «кодеин».

Кусака переложил револьвер в левую руку, а на правую намотал волосы Иди, как будто намеревался вырвать их с корнем, словно пучок сорняков. Иди закричала, на что Кусака ответил ей:

— А мне плевать, что там было написано, хоть «скипидар». Тащи виски.

Как только он отпустил Иди, она пулей выскочила из машины. Уже в дверях магазина Иди обернулась и сделала неприличный жест, адресуя его Кусаке.

— Упрямая сучка, — выругался Кусака.

— Злая девица, — согласился с ним Сцинк.

Бонни потрогала кожу, обожженную солнцем, и подумала, что с удовольствием окунулась бы сейчас в снежный сугроб.

— Господи, как же жарко, хочется раздеться, — сказала Бонни и сама испугалась того, что произнесла это вслух.

Кусаку настолько удивило и ошеломило это заявление, что в голове у него не мелькнуло даже никаких похотливых мыслей.

— Эй, детка, да что с тобой? — спросил он.

— Мне душно, — ответила Бонни.

Кусака опустил взгляд на грудь молодой женщины. Ничто так не выбивает из колеи, как вид женских сисек. Кусака понимал, что если она продемонстрирует сиськи, то он непременно размякнет, его власть над пленниками ослабнет и ее уже не восстановишь даже с помощью револьвера.

— Не смей, черт побери, раздеваться, — приказал он.

— Не беспокойтесь. — Бонни смутилась и занервничала.

Из багажника джипа, где лежал Левон Стичлер, запеленатый, словно в кокон, в старые портьеры, послышалось хныканье. Сцинк предположил, что старик, должно быть, слышит их разговоры.

Иди Марш вернулась из магазина, в ее волосах посверкивали крохотные капельки дождя. Она протянула Бонни банку «Доктор Пеппер».

— Кока-кола у них теплая. Держи, осел. — Иди швырнула Кусаке коричневый бумажный пакет. Он извлек из него бутылку «Джонни Уокера», открыл ее одной рукой, закинул голову и принялся хлебать из горлышка.

— Полегче, — предостерегла Иди.

Бросив на нее презрительный взгляд, Кусака облизнул губы.

— Готов поспорить, что ты будешь прекрасно выглядеть абсолютно лысой. Как тот парень на обложке последнего номера «Стар Трек», Джин Люк… вы с ним можете сойти за двойняшек.

— Только попробуй еще раз дотронуться до моих волос, — предупредила Иди.

Кусака медленно поднял дуло револьвера и упер его в кончик носа Иди. Затем взвел курок и сказал:

— Ну, давайте. Попробуйте кто-нибудь отговорить меня.

«Ох, Господи, прошу, не надо», — подумала Бонни. Она задрожала от страха, тело покрылось потом.

Кусака сделал еще один большой глоток виски. Одноглазый мужчина напомнил ему, что в револьвере осталось мало патронов.

— Если ты застрелишь ее, то на всех остальных останется всего один патрон.

— Есть и другие способы, кроме револьвера.

Сцинк раскатисто рассмеялся.

— Сынок, у меня стойкий иммунитет на тупые и острые предметы.

Аргумент Иди прозвучал более убедительно:

— Если нажмешь на курок, то можешь попрощаться с денежками за страховку. Сорок семь кусков вылетят в окно вместе с моими мозгами.

От этих слов у Кусаки заскрипела сломанная нижняя челюсть. Сцинк решил, что это хороший знак, значит, негодяй задумался. Сейчас он решал что выбрать: длительное удовольствие от денег или кратковременное удовлетворение от убийства. Да, это явно был не легкий выбор.

— Считай это тестом на коэффициент интеллекта, шеф, — посоветовал Сцинк.

Бонни машинально вскрыла холодную банку «Доктор Пеппер» и вылила содержимое за воротник блузки. Шипучий напиток разлился от шеи до живота.

— Прекрати! — завопил Кусака. — Прекрати это идиотство!

— Мне душно…

— А мне плевать! Плевать, черт побери.

Бонни настолько изнывала от жары, что не обратила внимания на ярость Кусаки.

— Простите, но в этой дурацкой машине не меньше сотни градусов.

От шипучки блузка промокла, и теперь Кусака мог видеть кружева ее лифчика и светлый овал живота. Сцинк попросил Иди включить кондиционер.

— Я пробовала, но он сломан, — равнодушным тоном сообщила Иди.

— Даже не помышляй о том, чтобы раздеться, — предупредил Кусака Бонни, — иначе я убью тебя. — В голове у него звучали громкие голоса, один из которых был его собственным. Распаляясь все больше, Кусака завопил: — Вы не верите, что я вас всех, идиотов, перестреляю? Вы мне не верите? Посмотрите на дыру в крыше!

«Эта дыра хорошо смотрелась бы у тебя между глаз», — подумала Иди.

— Может, хватит? — вымолвила она с мрачным видом. — Здесь действительно чертовски жарко и влажно.

* * *


Как только кожа Бонни охладилась, она услышала свой голос, повторяющий извинения. Абсурд какой-то, ведь она ни в чем не виновата. И потом, почему ее должно волновать, что подумают о ней эти преступники, действующие заодно?

И все же ее это волновало, Бонни ничего не могла поделать с собой. Так уж ее воспитали: порядочная молодая женщина не должна поливать себя содовой на глазах у совершенно незнакомых людей, пусть даже преступников.

— Все в порядке, — успокоил ее Сцинк. — Ты просто напугалась, вот и все.

— Да, пожалуй.

Услышав их разговор, Кусака грубо хмыкнул и сказал:

— Отлично. Именно напуганными вы и должны быть. — Он уже изрядно захмелел.

Иди нервничала, поэтому ехала медленно. Кусака сейчас был для нее словно кость поперек горла. А как можно выпутаться из этой ситуации? Иди прикинула в уме фантастический сценарий. Если Кусака вырубится, то она вытолкнет его из джипа. Потом скажет этой эксцентричной парочке на заднем сиденье, что она очень, очень сожалеет… произошло ужасное недоразумение. Она пообещает им долю Кусают от страховки, если они вообще забудут этот роковой вечер. И тут же отвезет их назад в Майами (это послужит доказательством ее порядочности) и предложит купить новое золотое кольцо взамен украденного у женщины-полицейского. А пьяного, валяющегося на шоссе Кусаку переедет тяжелый грузовик, и он больше не будет представлять собой угрозу для общества и для будущего Иди.

Но, к сожалению, Кусака не вырубался. Завинченная бутылка виски лежала на приборной доске, а Кусака забавлялся с револьвером, вращая барабан и что-то мурлыча.

— Ты не мог бы прекратить это занятие? — попросила Иди.

Кусака снова приложился к бутылке, выпятив нижнюю челюсть.

— Тебе жарко, Иди, ты вспотела, поэтому тебе надо сделать то, что пыталась сделать она. Раздевайся.

— Разве тебе это понравится?

— Я буду в восторге. Почему бы и нет? — Кусака помахал револьвером, переводя дуло со Сцинка на Бонни и назад. — Эй, хотите посмотреть сиськи Иди? Они у нее аппетитные.

Бонни почувствовала себя виноватой за то, что своими действиями подсказала Кусаке эту идею.

— Что касается меня, то я не сомневаюсь, что они у нее красивые. Но как-нибудь в другой раз, — высказался Сцинк.

Иди почувствовала, как краснеет. Все молчали. Кусака снова принялся мурлыкать под аккомпанемент размеренного скрипа автомобильных «дворников». Впереди на шоссе, со стороны океана, Иди увидела синий указатель с надписью «Мотель „Парадиз Палмс“».

* * *


Опрокинув кокон, словно мешок с мукой, Сцинк вытряхнул Левона Стичлера на пол. Кто-то вытащил у него кляп изо рта и снял повязку с глаз.

От внезапного яркого света у старика потекли слезы.

— Опять вы, — услышал он женский голос.

Левон усиленно моргал и наконец начал различать лица… рыжеволосая из разрушенного ураганом дома в Тертл Мидоу. В пальцах с ярко накрашенными ногтями она держала шифоновый шарф, которым были завязаны глаза Левона. Рядом с рыжеволосой стояла роскошного вида блондинка. Она спросила:

— Как тебя зовут, милый?

На рыжеволосой были прозрачный черный лифчик, ажурные колготки и туфли на высоких каблуках. А блондинка нарядилась в рубашку и шорты из серебристой парчи, отчего сверкала, как рождественская елка. В воздухе стоял сильный запах духов — настоящий рай после трехчасового вдыхания плесени и пыли портьер. Когда Левон сел, то обнаружил, что его обступили люди: две проститутки, бандит в костюме в полосочку, хорошенькая длинноволосая брюнетка, еще одна молодая женщина с блестящей кожей и тонкими чертами лица, крупный мужчина с бородой и в цветастой шапочке для душа. Рукавом куртки бородатый протирал стеклянный глаз. Все они находились в тесном номере мотеля.

— Что это все значит? — спросил Левон Стичлер.

Проститутки представились: Бриджит и Джасмин.

Кусака резко присел на корточки и больно ущипнул старика за шею.

— Ты пытался убить меня, помнишь.

— Я же говорил вам, это была ошибка.

— Договоримся так: ты останешься здесь с девочками на два, может, на три дня. Они затрахают тебя так, что ты ноги не сможешь переставлять. И еще они сделают несколько фотографий.

Левон скептически отнесся к словам бандита, от которого разило виски, а говорил он так, словно набрал полный рот шариков.

— Лучше пристрелите меня и покончим с этим.

— Мы не стреляем в людей, — вмешалась хорошенькая брюнетка. — Даю вам честное слово… если только вы будете хорошо себя вести.

Разговор продолжил Кусака:

— Возможно, ты слишком стар, чтобы трахаться, а может, предпочитаешь мальчиков… мне на это наплевать, черт побери. Главное, что ты будешь торчать здесь с девочками, пока я не позвоню и не разрешу им отпустить тебя. Тогда можешь возвращаться назад в Майами, но «автостопом». Понял?

Левон заморгал и начал что-то бормотать. Кусака пару раз шлепнул его по лицу.

В разговор снова вступила Иди Марш:

— Думаю, мистер Стичлер, вы просто не понимаете, что у вас нет другого выхода. Иначе мы пойдем в полицию и заявим, что вы пытались изнасиловать меня и убить Кусаку с помощью колышка от трейлера. Ваша семья решит, что вы рехнулись. Да еще подкинем вашим родным фотографии: дедушка резвится в обществе двух проституток.

Левон поднял взгляд на Бриджит и Джасмин. Девицы ловкие, явно и до этого работали в паре.

— Считайте это отпуском, — предложила Иди. — Эй, да вас ждет масса удовольствий.

— Боюсь, что это не для меня.

— Ох. — Бриджит опустилась на колени рядом с Левоном. — Простата?

Старик кивнул с печальным видом.

— Мне ее удалили в прошлом году.

Джасмин посоветовала старику не расстраиваться.

— Мы что-нибудь придумаем.

Сцинк, вставляя стеклянный глаз в глазницу, посоветовал Левону делать то, что ему говорят.

— Это все же лучше, чем получить пулю.

— Отличная мысль, — поддержала его Бриджит.

Кусака заплатил проституткам из пачки денег, украденных у «кровельной компании». Девицы пересчитали деньги, разделили и спрятали. При этом они повернулись к присутствующим спиной, чтобы никто не мог заглянуть в их кошельки, где уже лежали деньги, полученные десять минут назад от Авилы, а еще десятью минутами раньше от симпатичного молодого человека с револьвером 38-го калибра.

— Есть в холодильнике лед? — спросила Бонни.

Проститутка по имени Джасмин предложила ей посмотреть самой. Бонни набрала полные пригоршни кубиков льда и приложила их к щекам.

Одноглазый мужчина помог проституткам поднять Левона Стичлера на ноги. Кусака приставил дуло револьвера к кадыку старика.

— Только без глупостей, — предупредил он. — Эти девочки могут колоть ногами кокосовые орехи. А уж прибить тщедушного старого пердуна им и вовсе труда не составит.

В этом Левон Стичлер совершенно не сомневался.

— Не беспокойтесь, мистер. Я не герой.

Рыжеволосая игриво ущипнула Левона за задницу.

— Это мы проверим.

* * *


Августин прятался за ящиками для мусора, когда к мотелю «Парадиз Палмс» подъехал черный джип «чероки» с приметными брызговиками. У него перехватило дыхание, когда он увидел, как из машины выбралась Бонни, а за ней губернатор. За рулем джипа сидела шатенка в бледно-лиловом топе, наверное, та самая, с фотографии на водительских правах: Эдит Дебора Марш, двадцать девять лет. Шатенка следующей выбралась из джипа, а за ней с пассажирского сиденья последовал долговязый бледный мужчина в мятом костюме и без галстука. В одной руке он держал револьвер, в другой бутылку виски и, похоже, был в изрядном подпитии. При свете фонаря четко была видна его изуродованная челюсть. Августин ничуть не сомневался: это он — тот самый негодяй, который избил Бренду Рурк и о котором ему рассказали проститутки. Его называют Кусака, а в книге регистрации мотеля он значится как «Лестер Парсонс».

Бандит открыл багажник джипа и что-то резким тоном приказал Сцинку, который вытащил из багажника огромный сверток и взвалил его на плечо. Как только все вновь прибывшие скрылись в мотеле, Августин подбежал к джипу, забрался в багажный отсек и закрыл дверцу. Распластавшись под задним окном, Августин положил справа от себя револьвер 38-го калибра и двумя руками сжал ружье, стреляющее шприцами со снотворным.

Он подумал, что теперь будет что рассказать своему старику. Причем такое, отчего у того запульсируют жилы на висках.

Папаша и не помышлял о том, чтобы рисковать своей шеей, пока на кон не была поставлена огромная сумма денег. Такие понятия, как любовь, преданность и честь, отсутствуют у тех, кто занимается контрабандой наркотиков. И тут Августин услышал полный скептицизма вопрос отца: «Почему, черт побери, ты собрался совершить этот безумный поступок!».

Потому что негодяй заслужил это. Он избил женщину и украл обручальное кольцо ее матери. Сволочь.

«Не будь идиотом. Тебя самого могут убить».

Он похитил женщину, которую я люблю.

«Я вырастил идиота!»

Нет, ты никого не вырастил.

Во всех своих письмах отцу Августин специально сообщал, сколько денег потратил на подружек, сколько передал в сомнительные благотворительные фонды и на поддержку ультралиберальных политиков. И при этом представлял себе, как лицо старика становится серым от бессильной ярости.

«Ты разочаровываешь меня, Августин».

И это говорит мне болван, который улепетывал полным ходом, имея на борту своего судна тридцать три килограмма наркотиков, а за ним гнались все силы Национальной безопасности Багамских островов.

— Это ты разочаровываешь меня, — вслух произнес Августин.

Он слушал монотонный стук дождя по крыше джипа, отчего Августина начало клонить в сон.

Когда он после авиакатастрофы находился в коме, то не ожидал, что, очнувшись, увидит у своей постели отца, дожидающегося, когда сын придет в сознание, поэтому и не расстроился. Человеком, оказавшимся возле его постели, была медсестра, средних лет гаитянка по имени Люси. Она рассказала Августину о катастрофе самолета и о том, что он несколько месяцев находился в коме. Августин со слезами на глазах обнял ее. Люси показала ему письмо от отца, присланное из тюрьмы, которое вслух читала ему, когда он был без сознания. И предложила прочитать письмо еще раз.

«Сынок, надеюсь, что ты жив и прочтешь мое письмо. Мне очень жаль, что все так получилось». Тут отец мог бы поставить подпись, но старик не отличался тактом и скромностью.

«Все, что я делал, я делал ради тебя, — писал он. — Каждый свой шаг, правильный или неправильный».

Какая чушь и необязательная ложь. Письмо слегка опечалило Августина, но не ожесточило. Он был далек от всего этого. Авиакатастрофа срезала все его эмоции буквально под корень. Теперь ничто не волновало его так, как раньше, и это нравилось Августину. Он даже решил, что кратковременная кома пошла бы на пользу любому человеку. Жизнь как бы начинается заново.

И пусть даже у него ушли годы на то, чтобы стать новым человеком. Вот он. Вот и она.

Отец не одобрил бы его действий. Но, к счастью, мнение отца не имеет для него значения.

Августин услышал, как хлопнула дверь мотеля, потом раздались шага по ступенькам и голоса, приближающиеся к стоянке. Он сделал три глубоких вдоха и выдоха, проверил предохранитель на ружье.

Погода была на руку Августину, затуманенные стекла джипа делали его невидимым снаружи. Шум усилился… спорили двое мужчин, но Августин не узнал голоса. Возможно, это Кусака и кто-то еще, но кто?

Отдельные громкие слова прорывались сквозь шелест дождя. Августин решил не обнаруживать себя, пока опасность не будет угрожать непосредственно Бонни. Спорящие приблизились. Затем кто-то вскрикнул, послышались звуки борьбы и звон разбитой об асфальт бутылки.

А потом тяжелое дыхание и крик одного из мужчин:

— Возьми револьвер, а я задушу эту сволочь!

* * *


Опасения Кусаки относительно того, что в револьвере осталось всего два патрона, имели под собой почву. Снайперскими способностями Кусака явно не отличался.

В полицейском отчете, датированном 7 июля 1989г., говорилось, что некто Лестер Мэдокс Парсонс был арестован за стрельбу из огнестрельного оружия в Теодора «Санни» Шея возле гриль-бара «Сателлайт» в городе Дэйния, штат Флорида. Жертвой был не просто мелкий торговец наркотиками, как заявил Кусака после ареста. На самом деле «Санни» Шей был старым деловым партнером Кусаки. Масштабы их бизнеса не ограничивались рамками торговли наркотиками, они также охватывали торговлю краденым оружием, драгоценностями, одеждой, мебелью, стереосистемами, а как-то по случаю они занимались даже поставками детского питания. Постепенно «Санни» Шей начал подозревать, что Кусака надувает его, и в один из дождливых вечеров возле гриль-бара «Сателлайт» высказал Кусаке в лицо обвинения в присутствии шестнадцати свидетелей.

Возмущенный Кусака вытащил «глок» калибра 9 мм (украденный из «бардачка» полицейского автомобиля без опознавательных знаков) и попытался разрядить его в «Санни». В общей сложности Кусака выпустил одиннадцать пуль с расстояния в восемь футов. Однако только шесть пуль попали в «Санни», причем ни одна из них не задела жизненно важных органов — просто удивительно, если учесть, что «Санни» весил сто тридцать фунтов и не имел на теле ни единой унции жира. Примечательной эта неудачная стрельба стала еще и потому, что в этот момент Кусака был абсолютно трезв.

«Санни» даже не потерял сознание и охотно сотрудничал с полицией в вопросе установления личности человека, покушавшегося на его жизнь. Два детектива, доставлявшие Лестера Мэдокса Парсонса в суд, злобно потешались над его бездарной стрельбой.

На следующее утро, когда они пришли к нему в камеру и сообщили, что с него снято обвинение в попытке убийства первой степени, у Кусаки забрезжила надежда на оправдание. Позже он узнал, что не его выстрелы стали причиной смерти его костлявого, противного партнера… просто какой-то болван в приемном покое больницы сделал «Санни» укол антибиотика, на который у того была жуткая и, как оказалось, смертельная аллергия.

Кусака поблагодарил в мыслях незадачливого эскулапа и отделался довольно легко, но навсегда потерял веру в огнестрельное оружие. И все же две оставшиеся пули были лучше, чем пустой барабан.

Вот почему он не захотел тратить их на Авилу, этого вечно хнычущего латиноса. Уж кого-кого, а Авилу Кусака никак не ожидал встретить в «Парадиз Палмс». Он, словно призрак утопленника, материализовался из дождя и начал орать о деньгах за крышу, которые Кусака обманом выудил у миссис Уитмарк.

— Да ты знаешь, кто она такая? Знаешь, кто у нее муж? — вопил Авила.

Сцинк и обе женщины отошли под карниз здания, чтобы укрыться от дождя, а Кусаку Авила поволок на стоянку, вцепившись в него, словно терьер. Трудно было понять их разговор, но все же суть Иди уловила: Кусака прикарманил семь тысяч долларов.

Забавно, что о них он ей тоже забыл рассказать. Как и об обручальном кольце.

Пистолет в руке Кусаки хоть и тревожил Авилу, но не мог остановить.

Ведь все восемьдесят миль по дороге сюда Авила молил Чанго о помощи и теперь был полон решимости. Тем более что Кусака казался измотанным, возможно, его уже грызли темные духи.

— Отдай деньги, — потребовал Авила.

— Хрен тебе, — прорычал Кусака.

Когда он повернулся, Авила прыгнул ему на спину. Кусака стряхнул его. Авила повторил попытку, разорвав при этом Кусаке пиджак и выбив из его руки бутылку с виски. Мужчины сцепились и завертелись в тумане. В конце концов, Кусаке удалось подтащить Авилу к пальме и с силой приложить его спиной об ствол. Завизжав, Авила осел на землю.

Кусака, тяжело дыша, помахал Иди и крикнул:

— Возьми револьвер, а я задушу эту сволочь!

Иди неохотно взяла револьвер у Кусаки и навела его на Бонни и Сцинка. А Кусака тем временем, взгромоздившись на Авилу, избил его до потери пульса. Авилу удивило, насколько ясно он ощущает боль, и, когда его нос сломался под ударом кулака Кусаки, Авила понял, что сказки о блаженстве, которое причиняет боль, это просто чушь. Чанго наверняка не простил ему неудавшееся жертвоприношение.

И когда пальцы Кусаки с грязными ногтями сомкнулись на горле Авилы, тот мысленно перебрал все источники боли: сломанный нос, осколок от разбитой бутылки виски в правом бедре, незажившая дыра от распятия в левой ладони, рана от козлиных рогов в паху, а скоро и горло будет раздавлено.

«Черт с ними, с семью тысячами, — подумал Авила. — Черт с ним, с Гаром Уитмарком. Пора уносить ноги».

Правым коленом он с силой пнул Кусаку в промежность. Кусака вскинул брови, но не ослабил хватку на горле Авилы. Авила пнул еще дважды и, в конце концов, добился желаемого результата. Кусака со стоном скатился с него в сторону. Авила с трудом поднялся на ноги, сделал три шага и поскользнулся. А когда снова поднялся, то услышал позади шаги Кусаки. И тут, собрав все силы, Авила помчался в сторону шоссе.

* * *


Из-за дождя очень трудно было разглядеть детали гонки двух мужчин по шоссе № 1. Но, собственно говоря, губернатора это не очень-то и интересовало, а Августин просто физически не мог наблюдать за ними. Патрульная машина припарковалась в сотне ярдов в стороне, и со своего места Джим Тайл не мог разглядеть, была ли у высокого мужчины сломана челюсть. Это мог быть просто какой-нибудь местный пьяница в промокшем костюме в полоску.

Черный джип все еще стоял возле мотеля, и патрульный решил сидеть и ждать.

Прежде чем выбиться из сил, Авила пробежал полмили. Он остановился на мосту и согнулся пополам, жадно глотая воздух. Пытался махать проезжавшим мимо мотоциклистам, но ни в одном из их ледяных сердец не нашлось места для сострадания к этому забрызганному грязью, обслюнявленному, перепачканному кровью любителю передвигаться автостопом. И совсем доконало Авилу то, что из окошка промчавшегося мимо автомобиля высунулась девчушка и щелкнула фотоаппаратом, сняв его.

«Как же болен мир, если искалеченное человеческое существо становится дорожной достопримечательностью», — подумал Авила.

А тем временем из пелены дождя показался Кусака. Шатаясь, словно зомби, он двигался по мосту. В руке Кусака держал заржавленный топор, который в качестве оружия прихватил из брошенного на обочине грузовика.

Авила умоляюще вскинул руки.

— Давай все забудем, ладно?

— Не шевелись. — Кусака поудобней перехватил топор за ручку и занес его над головой, словно кувалду.

При виде этой ужасающей картины Авила бросился вниз с моста. Падать ему предстояло всего четырнадцать футов, но, учитывая его боязнь высоты, это было равносильно падению с четырнадцатого этажа. Поэтому Авила очень изумился, обнаружив, что остался жив после такого падения.

Вода была теплой, течение сильным, и Авила позволил потоку нести себя из канала в направлении океана, поскольку у него совершенно не было сил плыть против течения. Когда намокшая одежда начала тянуть его под воду, Авила сбросил ботинки и брюки, затем вылез из рубашки. Вскоре фонари шоссе № 1 исчезли из вида, поглощенные темнотой и плохой погодой. Он ничего не видел, кроме изредка сверкавших в небе молний. Почувствовав тяжелый толчок в задницу, Авила решил, что это нос большой белой акулы, и значит, смерть неизбежна.

Но оказалось, что это всего лишь лист фанеры. Авила вскарабкался на него, как покалеченная лягушка. «Какая ирония судьбы, — подумал он, — а что, если этот спасательный кусок фанеры сорвало с одной из крыш, которые я за взятки не осматривал? Возможно, такая шутка пришла в голову Чанги».

Всю ночь, дрейфуя по течению, Авила проклинал ураган, который принес ему столько несчастий: полоумный садист, Уитмарк и, конечно же, Кусака. На рассвете дождь прекратился, но солнце так и не выглянуло из-за облаков. Уже ближе к полудню Авила услышал шум двигателя. Он закричал, призывая на помощь, и увидел белую рыбацкую шхуну, которая медленно двигалась в пределах расстояния, на которое долетает крик. Авила помахал рукой. Шкипер и его клиенты, одетые в тропические наряды, помахали в ответ.

— Держись, амиго! — крикнул шкипер и резко увеличил ход шхуны.

Спустя двадцать минут прибыл катер береговой охраны и забрал Авилу на борт. Команда снабдила его сухой одеждой, напоила горячим кофе и угостила острым соусом домашнего приготовления. После того как Авила поел в полной тишине, поскольку чуткая команда не приставала с расспросами, его отвели на нижнюю палубу в небольшую каюту, где уже поджидал человек из Службы иммиграции и натурализации.

На ломаном испанском чиновник из Службы иммиграции спросил, как называется кубинский порт, из которого он отправился в плавание. Авила рассмеялся и объяснил, что он житель Майами.

— Тогда что вы здесь делали в одних трусах?

Авила рассказал, что за ним по дороге гнался грабитель, поэтому он был вынужден прыгнуть в воду с моста в Исламораде.

— Советую говорить правду, — решительным тоном предложил чиновник. — Вы явно беженец-нелегал. Так откуда вы… Гавана? Мариель?

Авила уже было собрался вступить в спор с чиновником, но тут его осенило, что нет быстрейшего пути упрятать все концы. Что его ждало в этой жизни, кроме разгневанной жены, покалеченной тещи, банкротства, мести Уитмарка и, возможно, обвинения в преступлении?

— А если я сознаюсь, что тогда? — поинтересовался Авила.

— Ничего. Допросят и, вероятней всего, отпустят.

— А если я политический беженец?

— Не имеет значения, это обычная для всех процедура.

— Да, — признался Авила, — я беженец.

На лице чиновника промелькнуло такое облегчение, что Авиле оставалось только сделать вывод (поскольку он и сам раньше был гражданским служащим), что своим признанием он избавил чиновника от огромной бумажной работы.

— Так как же вас зовут?

— Хуан. Хуан Гомес, из Гаваны.

— Чем вы занимались на Кубе?

— Я был строительным инспектором.


Глава 27


Они ждали в джипе. Иди Марш стояла перед машиной, держа в руках револьвер, а Бонни прижалась к губернатору на заднем сиденье.

— А что, если он не вернется? — нарушила молчание Бонни.

Иди с надеждой думала о том же самом. Однако проблема заключалась в том, что Кусака забрал с собой ключи от машины. Иди поинтересовалась у мужчины в шапочке для душа:

— Вы знаете, как соединять провода, чтобы завести машину без ключа?

— Но это будет незаконно, — ответил губернатор, одарив Иди улыбкой кинозвезды.

— А почему вы не боитесь? — спросила Иди.

— Чего?

— Револьвера. Смерти. Да всего.

В разговор вмешалась Бонни, она сказала, что страха, которого она натерпелась, вполне хватит на всех. Дождь начал ослабевать, но ни Кусаки, ни Авилы так и не было видно. Иди никак не могла оторвать взгляд от мужчины, назвавшегося Сцинком.

— Что вас так привлекает во мне, моя шапочка? — спросил он.

Иди подняла револьвер.

— Вы можете забрать у меня эту штуку, когда захотите. И вы это знаете.

— А что, если мне не хочется ее забирать?

Ответ Сцинка напугал Иди. Какой смысл держать на мушке такого человека?

— Я не сделаю вам ничего плохого, — успокоил ее Сцинк и снова улыбнулся.

Иди заворожили смешинки в его глазах, и она сказала, обращаясь к Бонни:

— Пожалуй, я знаю, что вы нашли в этом человеке.

— Мы с ним просто друзья.

— Правда? Тогда, может быть, вы мне скажете, что он задумал?

— Честно говоря, я не знаю. А хотела бы знать.

Иди нервничала, ее переполняли различные мысли и эмоции. В номере мотеля, где сейчас находился мистер Стичлер с двумя проститутками, Иди успела увидеть по телевизору нечто такое, что всколыхнуло ее прежние мечты. Показывали президента Соединенных Штатов, объезжавшего районы, пострадавшие от урагана. А рядом с ним находился высокий, симпатичный парень лет тридцати, которого телекомментатор представил как сына президента. И когда сообщили, что он живет в Майами, у Иди мелькнула фантастическая мысль. Ну и что, что он не Кеннеди? И, возможно, он настолько хороший республиканец, что запросто может подцепить в баре девочку и развлечься с ней. А может, он всю свою жизнь, ограниченную строгими правилами, только и мечтает об этом. А ведь он сын президента. Иди решила, что тут есть о чем подумать в будущем. Особенно если теперешняя афера будет продвигаться такими медленными темпами.

Она положила револьвер Кусаки на сиденье.

— Уходите отсюда, — сказала Иди, обращаясь к Бонни и Сцинку. — Уходите, а я скажу, что вы сбили меня с ног и убежали.

Бонни подняла взгляд на губернатора, который посоветовал:

— Воспользуйся этим шансом, девочка.

— А как же вы?

Сцинк покачал головой.

— Я дал слово Джиму.

— Черт побери, кто такой Джим? — спросила Иди.

— Мы, пожалуй, останемся, — ответила за губернатора Бонни.

Сцинк подкинул ей повод для того, чтобы уйти.

— Позвони Августину, сообщи ему, что с тобой все в порядке.

— Нет, — отказалась Бонни.

— И мужу своему позвони.

— Нет! Я не уйду, пока все не закончится.

Этот разговор разозлил Иди. Кусака был прав, они и впрямь сумасшедшие.

— Отлично, — решила Иди, — вы, двое ненормальных, можете оставаться, если хотите, но лично я сматываюсь.

— Прекрасное решение, — похвалил Сцинк.

— Скажете ему, что я ушла в туалет.

— Нет проблем, — согласилась Бонни.

— Скажете, что у меня месячные, или что-нибудь в этом роде.

— Хорошо.

Сцинк наклонился вперед.

— Не могли бы вы отдать мне револьвер?

— Почему бы и нет? — Такой вариант устраивал Иди. Возможно, этот «улыбчивый» застрелит Кусаку. А желать этого у Иди было сорок семь тысяч причин, не считая синяка от ствола револьвера на правой груди.

Она протянула револьвер Сцинку, который помахал ей на прощание.

— Если хорошенько подумать…

Иди повернулась и вскрикнула. К стеклу окна джипа прижималось мокрое лицо Кусаки. Искривленный нос и покалеченная челюсть делали его похожим на горгулью.

— Скучали без меня, де-е-е-тки? — промурлыкал Кусака. Его мертвенно-бледные губы извивались на стекле, словно червяки.

* * *


Джима Тайла так и подмывало вызвать подкрепление, однако это означало бы конец свободной деятельности губернатора.

Они уже давно заключили между собой соглашение: никаких противоправных действий со стороны губернатора, если только нет опасности для жизни ни в чем не повинных людей. Женщину-туристку Джим Тайл считал более или менее ни в чем не повинной. Тем более что она и Сцинк могли уже быть мертвы.

С мрачным видом Джим наблюдал, как дождь поливает машины, проходящие мимо по шоссе № 1. И вновь ругал себя за то, что позволил эмоциям возобладать над разумом. Бренда осталась жива. Ему надо было просто поблагодарить за это Бога и положиться на его волю.

Но он этого не сделал. Более того, совершил глупость, сообщив губернатору номер черного джипа.

— Мне это нужно для борьбы с вредными насекомыми, — так Сцинк объяснил свое желание знать номер джипа, когда они уходили из больницы. — Кто бы ни был тот, кто сотворил такое с миссис Рурк, он не является жизнеспособным представителем видов. Такие не должны быть донорами генофонда. Разве сам Дарвин не согласился бы с этим?

И патрульный просто ответил ему на это:

— Будьте осторожны.

— Джим, нас осаждают подобные поганые мутанты. Посмотри, что они сделали с Флоридой.

— Номер, возможно, украден с другой машины. Это может завести вас в тупик, — ответил Джим, погруженный в свои мысли.

— Они превращают Флориду в помойную яму. Одни из них с пистолетами, другие с портфелями… но все они, черт побери, преступники.

— Борьба с вредными насекомыми.

— Мы делаем то, что можем.

— Будьте осторожны, капитан.

При этих словах губернатор выдал одну из своих голливудских улыбок, которые в свое время помогли ему победить на выборах. А Джим Тайл отпустил его. Позволил губернатору начать охоту на человека в черном джипе.

И джип этот в настоящее время мок под дождем на стоянке перед мотелем «Парадиз Палмс». Патрульный насчитал внутри джипа три фигуры, две из которых, как он надеялся, были Сцинк и Бонни Лам.

Его внимание привлекла темная тень возле дороги.

Высокий человек в костюме торопливо шел по обочине шоссе № 1. Его пошатывало, но он смело двигался навстречу проносившимся мимо машинам. Человек резко вздрогнул, когда в лицо ему ударил свет фар бензовоза.

И Джим Тайл ясно увидел покалеченную челюсть.

Патрульный наблюдал, как человек свернул к мотелю, прошел под яркой вывеской и подошел к джипу, наклонившись затем к стеклу автомобиля. А потом незнакомец обошел джип, открыл дверцу со стороны водителя и залез в машину. Из выхлопной трубы джипа вырвался дым, замигали тормозные габариты.

— Ну, здравствуй, — промолвил Джим Тайл и завел двигатель.

* * *


Кусака выводил джип со стоянки, рассказывая при этом, что случилось с Авилой.

— Этот идиот сиганул прямо с моста… вы бы видели… эй! Эй, какого черта…

Повсюду начали мелькать яркие огни, они отражались в лужах, на стенах мотеля кораллового цвета, на листьях пальм.

Кусака переключил скорость на нейтральную.

— Гребаные легавые!

— Не может быть! — воскликнула Иди. Но она понимала, что Кусака прав.

Фигура в сером приближалась к джипу. Кусака опустил окошко. Это был патрульный полицейский, здоровый черномазый сукин сын. Свою патрульную машину он поставил под углом, загородив выезд со стоянки.

Мозги Кусаки, одурманенные алкоголем и транквилизаторами, заработали лихорадочно. Боже милосердный, маму и папу хватил бы удар, узнай они, что меня повязал черномазый легавый. Особенно маму.

Кусака быстро прикинул, в чем тут может быть дело. Та баба, патрульная, наверное, осталась жива либо прожила достаточно долго, чтобы дать описание джипа. А может, и его самого.

Значит, этот черномазый легавый явился по его душу.

Кусака понимал, что после всего случившегося надо было избавиться от джипа. Конечно, загнал бы его в ближайший канал, и концы в воду. Но — ох, Господи — как же ему нравилась стереосистема в джипе! Реба, Гарт, Хэнк-младший, никогда еще они не звучали так приятно. Всю свою жизнь Кусака мечтал иметь машину с приличными динамиками. Поэтому и оставил ворованный джип из-за отличной стереосистемы… а теперь вот пришла расплата за это.

Здоровый черномазый гребаный легавый шел по стоянке, вынимая на ходу револьвер.

Одноглазый похлопал Кусаку по плечу.

— Сдавайся, шеф.

— Что?

— Что слышал.

— Нет, — пробормотала Иди Марш, — выкрутимся.

Кусака велел ей заткнуться. Он схватил с сиденья револьвер, высунул его в окно, выстрелил и каким-то образом умудрился попасть патрульному прямо в центр грудной клетки. Полицейский с шумом грохнулся на спину.

— Спокойной ночи, ниггер, — пробормотал Кусака.

Сцинк оцепенел. Бонни и Иди закричали. Кусака включил скорость и резко рванул с места.

— Вы видели это? — воскликнул Кусака и радостно заржал. — Один выстрел, один легавый ниггер! Вот это да-а-а! С одного выстрела!

Лежавший в багажнике джипа Августин приподнялся на колено, прижал к плечу приклад дротикового ружья и прицепился в шею Кусаки. К его удивлению. Сцинк обернулся и прижал его снова к полу.

В эту же секунду заднее стекло джипа разлетелось вдребезги.

Выстрел застал Кусаку в тот момент, когда он сосредоточенно пытался объехать патрульную машину, ярко освещенную, словно рождественская елка.

Резко пригнувшись, Кусака уставился в зеркало заднего вида. Он увидел темнокожего патрульного, который лежал в луже и махал рукой, но не целился из дымящегося револьвера. Затем патрульный рухнул ничком, а Кусака радостно заржал.

При выезде на шоссе джип занесло на мокром асфальте. Иди Марш сгорбилась, словно старая монахиня, и всхлипывала, уткнувшись лицом в ладони. Сцинк обнял Бонни и крепко прижал ее к себе, убрав с линии огня. Скорчившийся в багажном отсеке Августин молча стряхивал с одежды осколки стекла.

Кусака совсем одурел от транквилизаторов, виски и адреналина, хлынувшего в кровь от убийства полицейского.

— Видели, как грохнулся этот ниггер? — завопил он во всю мощь легких. — Видели, как он грохнулся?

* * *


Кристоф Мишель пережил ураган в безопасной и веселой обстановке Ки-Уэст. В полдень следующего дня он включил телевизор и с ужасом увидел руины роскошного жилого комплекса «Гейблз у залива». Этот комплекс строила компания «Зенит Кастом хоумс», которая не только использовала Кристофа Мишеля в качестве главного инженера по строительству, но и всячески расхваливала его выдающиеся заслуги в своих рекламных проспектах. Компания «Зенит» переманила Мишеля у одной из старейших французских строительных фирм, которая не так уж сильно и возражала против ухода Кристофа. Надо сказать, что у Мишеля не было опыта строительства коттеджей, способных противостоять тропическим циклонам, однако новые работодатели заверили Кристофа, что ничего тут особенного нет, и снабдили его томом строительных правил Южной Флориды, который весил несколько фунтов. Кристоф Мишель пролистал эти правила во время перелета из Орли в Майами.

Мишель прекрасно сработался с компанией «Зенит», он сразу понял, что главным для компании является снижение себестоимости строительства, а не реальная прочность строений. А чтобы оправдать непомерно раздутые цены на свои коттеджи, компания назвала комплекс «Гейблз у залива» «первым жилым комплексом в Южной Флориде, способным противостоять ураганам». Уже позже Мишель вспомнил, что «Титаник» в свое время тоже объявляли «непотопляемым».

Целую неделю после урагана новости из графства Дэйд все ухудшались и ухудшались. Одна из газет специально наняла инженера-строителя, чтобы провести собственное расследование, в результате которого было вскрыто столько недостатков в строительных конструкциях, что их список оказалось возможным вместить в газетную колонку только самым мелким шрифтом. Один из строителей саркастически заметил, что комплекс «Гейблз у залива» следует теперь называть «Гейблз в заливе», и эта красочная цитата заняла первые страницы газет.

Пока владельцы коттеджей пикетировали штаб-квартиру компании «Зенит» и требовали, чтобы ее руководство предстало перед большим жюри, Кристоф Мишель благоразумно решил убраться из Соединенных Штатов. Он закрыл все свои банковские счета, сдал квартиру в Ки-Уэст, собрал чемоданы и направился на материк.

Несмотря на дождь, движение на шоссе не уменьшилось, на поворотах и подъемах образовывались пробки, поэтому езда потребовала большого терпения. Пересекая мост Баия Хонда, Мишель выкурил последнюю сигарету, а к тому времени, как добрался до Исламорады, сгрыз чуть ли не до корней ногти, маникюр на которых стоил ему сорок долларов. Дождь на время прекратился, и Мишель остановился возле придорожного магазина, чтобы купить сигареты «Бронко», к которым непонятно почему пристрастился.

Когда он вернулся к своей машине, из тени неожиданно вышли четверо незнакомцев. Один из них приставил револьвер к животу Кристофа.

— Нам нужна твоя машина, — потребовал незнакомец.

— Пожалуйста.

— Не смотри на меня так!

— Простите. — Натренированный глаз инженера подсчитал, что деформированная челюсть незнакомца имеет наклон пять градусов.

— У меня осталась еще одна пуля! — предупредил грабитель.

— Я вам верю, — ответил Кристоф Мишель.

Мужчина с револьвером приказал Мишелю вернуться в магазин и медленно посчитать от ста до нуля.

— Могу я забрать свой чемодан? — попросил Кристоф.

— Нет, черт побери!

— Я понимаю.

Мишель громко считал вслух, когда вернулся в магазин. Продавец поинтересовался у него, не случилось ли чего-нибудь. Пытаясь закурить сигарету «Бронко», Кристоф утвердительно кивнул.

— У меня только что украли все сбережения, — объяснил он. — Могу я воспользоваться вашим телефоном?

* * *


Бонни ожидала, что Сцинк взорвется смертельной яростью, увидев, как застрелили его лучшего друга. Но этого не произошло. И ее крайне встревожила безвольная вялость его плеч и почти полная апатия. Сцинк оцепенел, устремив в пространство невидящий взгляд. Бонни ужасно жаль было видеть, как губернатор совсем пал духом.

А Кусака тем временем громко ругался, поскольку в «кадиллаке» Мишеля не было проигрывателя компактных дисков, а только кассетный магнитофон, а Кусака, как назло, прихватил с собой все компакт-диски из джипа, который они бросили у магазина.

Бонни сжала руку Сцинка и спросила, все ли с ним в порядке. Сцинк пошевелил ногами, отчего что-то загремело на полу машины. Он нагнулся и поднял предмет с пола.

— Что это? — спросил Сцинк.

Предмет оказался красным инструментом в виде двух трубок с черным пластиковым зажимом и хромированным замком.

Кусака бросил взгляд через плечо и хихикнул.

— Это «Клуб»!

— А что это?

— Это та штука, которую все время рекламируют по телевизору, — объяснила Бонни.

— Я не смотрю телевизор, — буркнул Сцинк.

— «Клуб»; Господи! «Клуб»! — воскликнул Кусака. — Эту штуку нужно закрывать вот здесь, — он похлопал по колонке рулевого колеса, — и тогда твою машину не украдут.

— Правда?

— Да. Она очень помогла тому парню у магазина. — Кусака рассмеялся, и в его смехе послышался триумф.

Иди Марш пыталась взять себя в руки после стрельбы. Даже в темноте Бонни могла видеть сверкающие слезы в глазах Иди.

— У меня был приятель, — начала Иди, шмыгая носом, — который поставил такую штуку на новенькую машину. А ее все равно угнали. Прямо от дома, средь бела дня. Они заморозили замок с помощью льда, а потом разбили его молотком.

— Не шутишь? — не поверил Кусака. — Заморозили?

— Вот именно. — Иди не могла заставить себя не думать о том, что произошло возле мотеля. Случилось самое худшее, что могло случиться среди всего безумства и глупости последних дней. Теперь им ни за что не скрыться. Никогда. Убийство полицейского! Как же могла безобидная афера со страховкой обернуться таким кошмаром?

На Сцинка произвели большое впечатление оригинальность и простота устройства «Клуб». Особый интерес он проявил к зубчатому раздвижному механизму, который позволял выдвигать трубки устройства на различную длину.

— Понимаешь, тогда невозможно повернуть руль, — продолжал объяснять Кусака, в голосе которого сквозила ирония, — поэтому никто не сможет угнать этот «кадиллак». Если только не приставит револьвер тебе под ребра. Ха! Но настоящий револьвер, а не пугач!

Сцинк положил противоугонное устройство на пол.

— Настоящий револьвер! — снова воскликнул Кусака и помахал револьвером.

Губернатор отвернулся к окну и снова молча уставился в него. Бонни захотелось подзадорить его, вывести из состояния апатии.

— Не могу поверить, что вы никогда не видели таких устройств.

Губернатор улыбнулся, но на этот раз улыбка его была печальной.

— Я вел уединенный образ жизни.

Иди Марш подумала о том, что Кусака застрелил полицейского в очень неудачном месте, ведь в этот лабиринт небольших, соединенных между собой островов вела всего одна дорога. Она бросила взгляд в зеркало заднего вида, проверяя, не видно ли позади синих полицейских мигалок.

Кусака посоветовал ей выбросить все из головы и успокоиться.

— Еще полчаса, и мы свободны. Вернемся на материк, а там найдем другую машину.

— Полагаю, ты захочешь машину с проигрывателем для компакт-дисков.

— Совершенно верно.

«Кадиллак» был вынужден плестись за грузовиком, перевозившим пиво. Вскоре обе машины остановились перед светофором в Ки-Ларго. Иди снова бросила взгляд в зеркало заднего вида и тихонько вскрикнула.

— Что? — встрепенулся Кусака. — Легавые?

— Нет. Джип!

— Ты рехнулась, не может быть…

— Прямо позади нас.

Бонни захотела повернуться и посмотреть назад, но Сцинк удержал ее за плечи. Загорелся зеленый свет, и Кусака рванул с места, искусно проскочив между грузовиком и «тойотой».

— Ты точно рехнулась, по дорогам ездит, наверное, миллион чертовых черных джипов.

— Да? И все они с дырой в крыше от пули? — Иди смогла разглядеть рваные края крыши над пассажирским сиденьем.

— Проклятье. — Стволом револьвера Кусака повернул зеркало заднего вида. — Господи, ты уверена?

Джип висел у них на хвосте. Иди заметила на лице губернатора легкую улыбку и спросила:

— Что происходит? Кто гонится за нами?

Сцинк пожал плечами, а Иди ответил Кусака:

— Мне плевать, кто за нами гонится, потому что этот засранец уже покойник. Это так же точно, как то, что у меня еще один патрон в револьвере.

Бонни уловила какое-то движение, и в эту секунду губернатор наклонился вперед, выхватил у Кусаки револьвер и разрядил его в приборную доску «кадиллака».

— Теперь у тебя ничего не осталось, — сказал Сцинк и швырнул револьвер на колени Кусаке.

От неожиданности Кусака едва не врезался в мусорные ящики. У Иди заложило уши от выстрела, хотя ее и не удивило случившееся. Рано или поздно это должно было произойти. Незнакомец с обаятельной улыбкой просто издевался над ними.

Тревожные мысли закрутились в голове Бонни: «Почему же только сейчас? Господи, что он предпримет дальше?».

Кусака, стараясь не показать испуга, бросил через плечо Сцинку:

— Только попробуй сделать еще хоть что-нибудь, и клянусь, черт побери, что мы все полетим вниз с моста. Ты понял меня? Мы все погибнем.

— Следи за дорогой, шеф, — ответил Сцинк.

— Не дотрагивайся до меня, черт побери!

Сцинк положил подбородок на подголовник водительского сиденья в нескольких дюймах от правого уха Кусаки.

— Тот полицейский, которого ты застрелил, был моим другом.

Иди Марш вскинула голову.

— Только не говорите, что это был Джим.

— Да, это был он.

— Естественно. — Иди тоскливо вздохнула.

— Ну и что? — Кусака вжал голову в плечи. — Откуда я мог знать. Легавый он и есть легавый.

Для Бонни все происходящее в ворованном «кадиллаке» казалось нереальным. По логике их насильственное похищение должно было завершиться в тот момент, когда в револьвере Кусаки не осталось ни одной пули. Но они продолжали ехать, словно ничего не изменилось. Словно две знакомые парочки, оставалось только остановиться где-нибудь, чтобы съесть пиццу и выпить молочный коктейль.

— А могу я спросить кое-что? — подала голос Бонни. — Куда мы едем? Кто теперь главный?

— Я, черт побери! — рявкнул Кусака. — Пока я за рулем…

Он почувствовал, как палец Иди уперся ему в бок.

— Джип, смотри.

Черный джип ехал в левом ряду, не обгоняя «кадиллак», но и не отставая. Кусака надавил педаль газа, но джип все равно не отставал.

— Ну, гад, — пробормотал Кусака. Иди оказалась права. Это был тот самый джип, который они бросили десять минут назад. Кусака ничего не понимал. Кто же это может быть?

Они увидели, что окно джипа со стороны пассажира опустилось. Неизвестный водитель держал руль левой рукой, устремив внимательный взгляд на шоссе. В свете фар встречных машин Кусаке удалось разглядеть лицо мужчины, совершенно незнакомого. И про себя Кусака отметил, что незнакомец не в форме полицейского. Это наблюдение принесло ему совершенно ошибочное чувство облегчения.

А вот Бонни Лам моментально узнала водителя джипа. Она тайком помахала ему рукой, то же самое сделал и губернатор.

— Что происходит! — закричала Иди Марш, указывая на джип и опускаясь на колени. — Что происходит! Кто этот сукин сын!

Она скорее огорчилась, чем испугалась, когда водитель джипа поднял правую руку, в которой держал винтовку. А когда это заметил Кусака, уже раздался выстрел.

Пуффф. Как будто выстрел из детской «духовушки».

А затем боль пронзила шею ниже уха, и тепло разлилось по плечам, груди, ногам. Кусака обмяк и завалился на правый бок, бормоча:

— Что за чертовщина, что за…

Сцинк сказал Иди, что ей самое время взяться за руль.

— Не торопитесь, — добавил он. — Мы приехали.

Иди перегнулась через тело Кусаки и взялась за руль. Виляя, «кадиллак» съехал на обочину шоссе. Впереди мягко затормозил джип.

Иди закусила губу.

— Я не могу в это поверить. Просто не могу, — пробормотала она.

— Я тоже. — Не успел «кадиллак» полностью остановиться, как Бонни выскочила из машины и побежала навстречу Августину.


Глава 28


Когда-то Джим Тайл играл защитником в футбольной команде университета Флориды. И однажды во время домашней финальной игры сезона сухопарый нападающий команды Алабамы врезался своим темно-красным шлемом в грудь Джиму Тайлу, и шлем разлетелся на куски. Матч Джим доиграл до конца, но при этом совершенно не ощущал своего дыхания.

Вот именно так он и почувствовал себя сейчас, лежа в луже дождевой воды и глядя на встревоженное лицо склонившейся над ним проститутки с платиновыми волосами. В результате удара пули воздух вышел из легких Джима, и теперь им очень его не хватало. В глазах проститутки отражались синий и белый свет мигалки патрульной машины.

Джим Тайл понимал, что он не умрет, несмотря на ощущение приближающейся смерти. Пуля негодяя не поразила жизненно важные бронхиальные ткани, ее остановил — слава Богу — непробиваемый кевларовый бронежилет. Как и большинство полицейских, Джим Тайл терпеть не мог бронежилет, особенно летом, в нем было жарко, хотелось чесаться, жилет стеснял движения. Но все же он носил бронежилет, поскольку обещал это своей маме, племянницам, дяде и, разумеется, Бренде, которая и сама его носила. По статистике, работа патрульных была наиболее опасной среди работников правоохранительных органов. И, естественно, она хуже всего оплачивалась. И только после многочисленных случаев убийства патрульных бронежилеты поступили на вооружение патрульной службы штата, бюджет которой был настолько скудным, что покупка бронежилетов стала возможна лишь за счет дотаций со стороны.

Но еще задолго до этого родные Джима Тайла решили, что ему не следует ждать, пока законодатели штата продемонстрируют свою сердечную заботу о патрульных полицейских. И они преподнесли Джиму кевларовый бронежилет в качестве семейного подарка на Рождество. Джим не всегда носил его, когда патрулировал сельские окрестности Панхандла, но в Майами не ходил без бронежилета даже в церковь. И сейчас радовался тому, что на нем был бронежилет.

Если бы еще только он мог ощущать свое дыхание.

— Спокойно, детка, — не переставала повторять проститутка. — Спокойно, детка. Мы позвонили в службу спасения.

Джим приподнялся и сел, с шумом вдохнув. Проститутка легонько шлепнула его между лопаток, и покореженный кусочек свинца выпал из дыры размером с монету в десять центов в рубашке Джима и шлепнулся в лужу. Джим поднял его: пуля от полицейского револьвера.

— Куда они поехали? — спросил патрульный слегка дрожащим голосом. Неуверенным движением он засунул свой револьвер обратно в кобуру.

— Не шевелись, — попросила его женщина.

— Я попал в него?

— Сиди спокойно.

— Мэм, помогите мне, прошу вас.

К тому времени, как Джим доковылял до своего «форда», прибыла пожарная машина. Фельдшеры уложили Джима, сняли с него рубашку и бронежилет. Они сказали, что у него будет огромный ужасный синяк и что ему сильно повезло.

А к тому времени, как фельдшеры закончили свою работу, стоянка перед мотелем «Парадиз Палмс» была уже заполнена местными зеваками, любопытными туристами и постояльцами мотеля, приехала куча депутатов графства Монро, две машины телевидения и три сверкающих, не помятых штабных патрульных автомобиля с начальством Джима. Все столпились под черными зонтиками и принялись строчить отчеты.

А человек, стрелявший в Джима, тем временем мчался по шоссе № 1 вместе с губернатором и новобрачной.

Лейтенант успокоил Джима и сказал, что преступник ни за что не выскочит из Кис.

— Сэр, я бы хотел принять участие в погоне. Я чувствую себя хорошо.

— Ты никуда не поедешь. — Лейтенант смягчил свой суровый приказ дружеским смешком. — Давай, Джим, принимайся за работу.

И лейтенант протянул патрульному стопку бланков и ручку.

* * *


Труп Тони Торреса неизбежно привлек внимание газетных репортеров, рассказывавших о жертвах урагана. В отчете о вскрытии не фигурировало слово «распятие», однако схема колотых ран говорила сама за себя. В целях предотвращения нежелательной огласки полиция торопливо возобновила расследование, находившееся в стадии «дремоты» до того момента, как туда позвонила женщина, назвавшаяся вдовой покойного. В течение одного дня ветеран отдела по расследованию убийств, детектив по фамилии Брикхаус, сумел раскопать последний адрес убитого Тони Торреса. Через наручные часы «Картье», принадлежавшие убитому, детектив вышел на ювелира, который вспомнил Тони как заносчивого тупицу и, во избежание дальнейших разговоров, предъявил детективу квитанцию на покупку часов. Ювелира отнюдь не расстроило известие о кончине сеньора Торреса, и он любезно сообщил Брикхаусу адрес покойного. И пока отдел по связям с общественностью департамента полиции пудрил мозги назойливым репортерам, Брикхаус отправился в Тертл Мидоу по указанному ювелиром адресу.

Там он обнаружил разрушенный ураганом дом, а также «шевроле» последней модели и дряхлый «олдсмобил», припаркованные перед домом. Номера на «шевроле» отсутствовали, но по номеру двигателя детектив установил, что машина принадлежала Антонио Родриго Гевара-Торресу, то есть жертве. А старый «олдсмобил» был зарегистрирован на имя некоего Лестера Мэдокса Парсонса. Брикхаус передал по радио данные и запрос в департамент полиции. Ответа можно было ждать на следующее утро, однако его могло и не быть, поскольку ураган что-то нарушил в компьютерной системе.

Единственным желанием детектива было зайти в дом, что без единой двери не представляло никакого труда. Однако проблема заключалась даже не в отсутствии ордера, а в старике из соседнего дома, который с любопытством наблюдал за Брикхаусом с крыльца. И этот человек мог стать первым свидетелем защиты на закрытом слушании, если будет иметь место незаконный обыск жилища жертвы.

Поэтому Брикхаус принялся бродить по двору, заглядывая в разбитые окна и пустые дверные проемы. В гараже он заметил бензиновый электрогенератор, в гостиной — бутылку вина и цветы, женскую сумочку, наполовину обгоревшие свечи, портативный холодильник рядом с шезлонгом — явные признаки того, что здесь кто-то находился после урагана. Отчетливых пятен крови детектив не увидел, что соответствовало его первоначальной версии, согласно которой продавца трейлеров увезли в другое место и там уже распяли.

После этого Брикхаус направился к соседнему дому, чтобы поговорить с любопытным соседом, который представился ему как Леонел Варга. Старик поведал ему беспорядочную, но красочную историю о зловещего вида посетителях, загадочной длинноногой женщине и невыносимо лающих собаках. Детектив сделал заметки у себя в блокноте и поблагодарил старика. Еще Варга сообщил, что мистер и миссис Торрес расстались, но она недавно звонила ему и сказала, что возвращается домой.

— Но это секрет, — добавил старик.

— Не волнуйтесь, — успокоил его Брикхаус. Прежде чем отправиться домой после рабочего дня, детектив прикрепил свою визитную карточку к косяку входной двери дома 15600 по Калуса-драйв.

Ее и обнаружила Нерия Торрес на рассвете.

* * *


Фургон Мэтью следовал за Нерией всю дорогу от Форт-Драма до самого дома. Семеро парней из штата Теннесси окружили разрушенный дом и разглядывали его с нескрываемым восхищением, радуясь возможности подработать, которую послал им Бог. Мэтью решительным тоном заявил, что они приступают к ремонту немедленно.

— Нет, подождите, — возразила Нерия. — Сначала вы поможете мне найти моего мужа, а уж потом что-нибудь отремонтируете.

— Разумеется. А где ваш муж?

— Чтобы узнать это, мне надо сделать несколько звонков.

— Конечно. Ну а мы пока все же кое-чем займемся. — Мэтью спросил у Нерии разрешение воспользоваться инструментами из гаража.

— Не торопитесь, — снова предупредила Нерия.

Но парни уже карабкались на крышу и стропила, словно стадо безволосых шимпанзе. Нерия махнула на все рукой. Вид разрушенного дома потряс ее гораздо больше, чем она предполагала. Нерия видела в передачах Си-эн-эн разрушения, причиненные ураганом, но стоять самой среди руин, которые когда-то были твоим домом, это совсем другое дело. Разбросанные, помятые, покрывшиеся плесенью свадебные фотографии вызвали у Нерии одновременно боль и грусть, которые, однако, быстро исчезли при виде цветов и бутылки в гостиной. Она предположила, что Тони купил это для любовницы.

Нерия еще раз взглянула на визитную карточку, оставленную детективом. Возможно, это означает, что полицейские засадили ее проклятого муженька за решетку, расчистив ей дорогу к половине супружеского имущества. А может, и не к половине, а больше.

Нерия услышала шум мотора. Это неутомимые парни из штата Теннесси нашли бензин и запустили генератор. В гостиной замигала голая лампочка.

Леонел Варга прямо в банном халате зашел в дом, чтобы поздороваться с Нерией. Он заверил ее, что полицейский детектив хороший человек.

— А что ему было надо? Это касается Тони?

— Наверное. Но он ничего не сказал. — Мистер Варга поднял голову и уставился на ползающие по балкам крыши фигуры рабочих, освещенные первыми лучами восходящего солнца. — Вы нашли кровельщиков?

— Ох, я сильно сомневаюсь в этом, — ответила Нерия.

Она набрала номер домашнего телефона, который Брикхаус написал карандашом на обратной стороне визитной карточки. Детектив ответил на звонок как человек, привыкший к тому, что его будят незнакомые люди.

— Я очень рад, что вы позвонили.

— Дело касается Тони?

— Да, боюсь что так.

— Только не говорите мне, что он в тюрьме, — сказала Нерия, очень надеясь в глубине души услышать от детектива именно это.

— Нет, миссис Торрес, ваш муж мертв.

«Ох, Господи. Ох, Господи. Ох, Господи», — завертелось в голове у Нерии.

— Мне очень жаль…

— А вы уверены? Уверены, что это Антонио?

— Нам надо будет съездить в морг. Вы звоните из дома?

— Да, я вернулась.

— Утром мне надо быть в суде. Что, если я заеду за вами около полудня? Мы поедем вместе, по дороге и поговорим.

— О чем?

— Похоже, что Антонио убили.

— Что? Убили?

— Мы поговорим об этом позже, миссис Торрес. А сейчас отдохните немного.

Нерия не понимала, что она чувствует или что должна чувствовать. Труп в морге был тем самым мужчиной, за которого она в свое время вышла замуж. Толстый негодяй, без сомнения, и тем не менее ее муж, и когда-то она верила, что любит его. Естественно, она должна испытывать шок. Страх. Возможно, даже жалость. Тони был порядочной свиньей, но все же…

И тут ее взгляд впервые упал на сумочку. Дамская сумочка, открытая, лежала на столе в кухне. А сверху записка, написанная четкими печатными буквами и подписанная инициалами «Ф. Д.». В записке было сказано, что ее автор забрал собак к себе в мотель. Начиналась она словами: «Моя дорогая и желанная», а заканчивалась словами «Вечно твой».

«Собаки?» — подумала Нерия.

Если Тони и был тем самым «Ф. Д.», то что за дикое прозвище могли обозначать эти буквы: Толстый Идиот?[9 - В английском Fat Dipslut.]

Раздираемая любопытством, Нерия порылась в сумочке. Водительские права на имя Эдит Деборы Марш. Взглянув на дату рождения, Нерия быстро подсчитала в уме: двадцать девять лет.

«Тони, ты грязный, старый развратник». Потом изучила лицо женщины на фотографии. Пухленькая, Тони есть что полапать своими жирными ручищами. Огромное удовлетворение Нерия испытала от того, что молодая Эдит была брюнеткой со злыми глазами, а не какой-нибудь легкомысленной блондинкой.

Нерия услышала позади громкое дыхание и, обернувшись, чуть не столкнулась с Мэтью.

— Господи!

— Простите, я не хотел вас напугать.

— А в чем дело? Что вам нужно?

— Дождь начинается.

— Я это заметила.

— Похоже, самое время сделать перерыв. Нам надо сходить в хозяйственный магазин и купить толь, гвозди, дерево… ну и прочее.

— Лесоматериал. — Нерия усмехнулась. — В строительном деле это называется лесоматериал, а не дерево.

— Да, конечно, — согласился Мэтью, разглядывая на своих руках татуировки на библейские сюжеты.

— Ну так идите.

— Дело в том, что нам нужны деньги. На лесоматериал.

— Мэтью, я должна вам кое-что сообщить.

— Я вас слушаю.

— Мой муж убит. Скоро сюда приедет полицейский детектив.

Мэтью отступил на шаг и воскликнул:

— Господи, мне очень жаль. — Он начал бормотать какую-то импровизированную молитву, но Нерия оборвала его.

— У вас и вашей бригады есть лицензия на производство строительных работ в графстве Дэйд, не так ли? Я говорю это потому, чтобы не возникло проблем, если детектив захочет поинтересоваться…

Парни из штата Теннесси собрались и смылись за пятнадцать минут. Одиночество и тихий шелест дождя подействовали на Нерию расслабляюще. Она подумала о Тони. Интересно, кого это он довел до того, что человек решился убить его… может, эту злюку, молодую Эдит? Подумала Нерия и о профессоре. Интересно, как он и его новоиспеченная любовница обходятся без автомобиля?

И еще Нерия подумала о многом другом, чего ей не хотелось: о возвращении в разрушенный дом 15600 по Калуса-драйв, о предстоящих вопросах детектива из отдела по расследованию убийств, о поездке в морг и осмотре трупа ненавистного супруга.

Однако самую насущную проблему в данный момент составляли деньги. Оставил ли беспечный Тони в банке счет на ее имя? Самой ценной из вещей, оставшихся в доме, был его автомобиль, не тронутый ураганом. В гараже Нерия отыскала запасные ключи, но двигатель автомобиля не заводился.

— Требуется помощь? — услышала Нерия.

Помощь предложил чисто выбритый молодой человек в форме федерального курьера, который доставил конверт для Нерии Торрес. Нерия расписалась в получении письма и швырнула его на переднее сиденье «шевроле» Тони.

— У меня в машине есть перемычка, можно «прикурить» от моего аккумулятора, — предложил посыльный.

— А вас это не затруднит?

Двигатель «шевроле» завелся моментально. Нерия погоняла его на холостом ходу и подождала, пока подзарядится аккумулятор. Посыльный сказал, что двигатель работает хорошо. Он направился к своей машине, но на полпути остановился и обернулся.

— Эй, кто-то украл у вас номера.

— Проклятье. — Нерия вылезла из машины, чтобы самой убедиться в этом.

Посыльный предположил, что это дело рук мародеров.

— Тут все в округе пострадали от них.

— А я даже не заметила. Спасибо, — поблагодарила посыльного Нерия.

Как только он уехал, Нерия вскрыла конверт. Ее изумленный вскрик привлек внимание любопытного мистера Варги, который выскочил на крыльцо без рубашки и с зубной щеткой во рту. Он с удивлением наблюдал, как его соседка пулей помчалась в свой дом.

В конверте оказались два чека, выписанные на Антонио и Нерию Торрес, и выданные страховой компанией «Мидвест Лайф энд Кэжьюелти», Омаха, штат Небраска. На общую сумму двести одна тысяча долларов. В сопроводительной записке было сказано: «В счет возмещения ущерба, причиненного ураганом».

Когда детектив Брикхаус вскоре после полудня подъехал к дому 15600 по Калуса-драйв, то снова нашел дом пустым. Исчезли и «шевроле», и вдова Антонио Торреса. На подъездной дорожке, возле ржавого «олдсмобиля», валялся разорванный конверт федеральной курьерской службы. Сосед, мистер Варга, сообщил, что Нерия Торрес куда-то умчалась, даже не попрощавшись.

Брикхаус возвращался к своей машине, когда к дому подъехал автомобиль, взятый напрокат. Из него вылез худощавый блондин в круглых очках. Детектив отметил, что незнакомец был одет в дорожный костюм, а в руках держал коробку шоколада. С заднего сиденья его машины доносились повизгивание и лай.

— Вы ищете миссис Торрес? — окликнул незнакомца Брикхаус.

Мужчина замялся. А когда детектив представился, то он заморгал, словно у него запотели очки.

— Я не знаю никого по фамилии Торрес. Похоже, я ошибся адресом. — Незнакомец торопливо вернулся к своей машине.

Брикхаус наклонился к окну машины.

— Эй, а для кого же шоколад?

— Для моей мамы! — крикнул Фред Дов сквозь лай.

Детектив смотрел вслед удаляющемуся автомобилю и думал, почему этот человек соврал ему. Даже идиот сумел бы найти дом своей матери. У Брикхауса мелькнула мысль проследить за незнакомцем, но потом он решил, что это будет пустая трата времени. Кто бы ни распял Тони Торреса, он наверняка не носит такой дорогой костюм, и Брикхаус готов был поставить на это свою пенсию.

* * *


Августин остановил машину возле телефона-автомата позади заправочной станции. Губернатор попросил всех подождать, пока он будет звонить. В машину он вернулся, напевая мелодию «Битлз».

— Джим жив, — сообщил губернатор.

Иди Марш встрепенулась.

— Ваш друг? Откуда вы знаете?

— Есть номер телефона, по которому мы оставляем сообщения друг для друга.

Бонни спросила, серьезно ли он ранен.

— Нет, его спас бронежилет.

Августин победно вскинул вверх руку со сжатым кулаком. Настроение у всех улучшилось, даже у Иди. Сцинк предложил Бонни позвонить матери, но желательно побыстрее. С матерью у Бонни состоялся следующий разговор:

— Мама, произошло кое-что.

— Наверное, что-то серьезное.

— Между Максом и мной.

— Ох, не может быть. — Мать Бонни старательно пыталась изобразить, что ее расстроило это известие, однако Бонни прекрасно понимала, что мать чувствует на самом деле. — Что он сделал, дорогая?

— Ничего, мам. Все дело во мне.

— Вы поссорились?

— Послушай, я встретила двух необычных мужчин. И уверена, что в одного из них я влюбилась.

— Это в медовый-то месяц?

— Да, боюсь, что так.

— А чем он занимается?

— Ничем определенным.

— А эти мужчины? Они не опасны?

— Только не для меня. Мам, они совершенно не похожи на тех людей, которых я знаю. Это… естественная харизма.

— Только не произноси последних слов в присутствии отца.

Потом Бонни позвонила в свою квартиру в Нью-Йорке. Вернувшись в машину, она сказала Сцинку, что им придется ехать без нее.

— Макс оставил сообщение на автоответчике. — Говоря это, Бонни не смотрела на Августина. Просто не могла смотреть.

Она пересказала сообщение, оставленное Максом.

— Он говорит, что если я не встречусь с ним, то между нами все кончено.

— Все кончено в любом случае, — буркнул Сцинк.

— Прошу вас, не надо.

— Перезвони и оставь собственное сообщение. — Губернатор продиктовал Бонни детали: место, время, кто будет присутствовать при встрече.

После того, как Бонни передала сообщение, Сцинк сделал еще один звонок. Когда они вернулись в машину, Августин надавил на газ и резко рванул с места. Бонни успокаивающе положила свою руку на руку Августина, а он при этом печально улыбнулся.

Они быстро домчались до поворота на дорогу № 905. Сцинк предположил, что полиция уже установила кордон у разводного моста «Джюфиш-Крик», а как только прибудут патрульные машины с материка, еще один кордон будет выставлен в Кард-Саунд.

— Так куда же мы поедем? — поинтересовалась Иди Марш.

— Терпение.

Иди и губернатор сидели на заднем сиденье, на коленях Сцинк держал чемодан, вынутый из багажника «кадиллака», чтобы освободить место для Кусаки.

— Водитель, зажги, пожалуйста, свет, — попросил Сцинк.

Августин начал нажимать кнопки на приборной доске, пока под потолком не загорелась лампочка. Губернатор сломал замки чемодана и открыл его.

— Ну-ка, что тут у нас!

* * *


Патрульные всю ночь ждали у моста «Джюфиш-Крик». Как и предполагал Джим Тайл, ни черный джип, ни серебристый «кадиллак», угнанный от магазина в Ки-Ларго, так и не появились у моста. Пострадавший француз скупо описал вооруженного угонщика как «типичного грабителя».

На рассвете полицейские сняли кордон и двинулись в сторону Аппер-Кис. Им понадобилось три дня, чтобы обнаружить «кадиллак», брошенный на старой тропе контрабандистов в стороне от дороги № 905, всего в нескольких милях от престижного клуба «Океанский риф». Полиция подождала еще двое суток и только после этого объявила об обнаружении автомобиля. О пулевом отверстии в приборной доске она умолчала, так как не хотела попусту тревожить обитателей и гостей «Океанского рифа», среди которых было много влиятельных фигур. Многие из них и так уже находились в подавленном настроении из-за своих вилл, пострадавших от урагана. Новость о том, что опасный убийца скрывается в мангровых лесах, могла усугубить и без того напряженные отношения между Таллахасси и Вашингтоном. А от посетителей «Океанского рифа» можно было ожидать серьезных неприятностей.

Но, как оказалось, никакой опасности вовсе не было.

* * *


Большинство мужчин-молодоженов, неожиданно брошенных женами, испытывали бы горе, ревность и ярость. Однако Макс Лам, к его же счастью, был полностью занят, буквально ослеплен своей карьерой.

Мозг Макса постоянно был охвачен лихорадочными мыслями, которые, однако, не имели никакого отношения к его сбежавшей жене. Он думал о том, что сказал ему полоумный похититель: «Ты должен что-то оставить после себя».

Они тогда ехали в кузове грузовика и обсуждали незабываемые рекламные девизы. Максу нечем было похвастаться, кроме недолговечных строчек из рекламы «Плам Кранчиз». Так как рекламная кампания хлопьев провалилась, начальство стало чаще привлекать Макса к объявлениям и графическим проектам, чем к составлению текстов рекламы.

А это удручало Макса, поскольку он считал себя несомненно талантливым составителем рекламных текстов и верил, что ему вполне по силам создать такой рекламный девиз, который войдет в лексикон всей нации… один из тех классических девизов, о которых упоминал похититель. Если хотите, это и будет его наследием.

Теперь, когда сигареты «Бронко» ушли в прошлое, Максу оставалось только заново покопаться в своих былых рекламных проектах. Чересчур газированная содовая, которую подавали в самолете на пути в Майами, заставила Макса вспомнить о шипучем напитке «Олд Фейтфул». Пик популярности этого напитка пришелся на лето 1962 года, и с тех пор доля его на мировом рынке безалкогольных напитков уменьшилась практически до минимума. В задачу рекламного агентства «Родэйл» входило освежить в памяти покупателей напиток «Олд Фейтфул», за что эксцентричная мормонская семья, владевшая компанией по производству напитка, была готова выложить кругленькую семизначную сумму.

В рекламном агентстве «Родэйл» все считали рекламный проект напитка «Олд Фейтфул» очень выгодным, но безнадежным. Никому не нравился этот напиток, трехсотграммовая бутылочка которого вызывала громоподобную отрыжку, часто не проходившую в течение нескольких дней. Как-то во время вечеринки подвыпивший Пит Арчибальд предложил шуточную рекламу: «Вы никогда не забудете шипучий напиток „Олд Фейтфул“, потому что он вам этого не позволит!».

И вот теперь, лежа в одиночестве в доме Августина, Макс Лам смаковал перспективу воскрешения напитка «Олд Фейтфул» с помощью всего одного рекламного девиза. Это могло сделать его легендой на Мэдисон-авеню. Для вдохновения Макс листал «Справочник покупателя». До рассвета он придумал различные аллитерации, каламбуры и метафоры. О Бонни Макс и не вспоминал.

В конце концов, он придумал нечто такое, что, по его мнению, звучало как хорошая шутка для подростков и одновременно как удачная острота для молодых людей: «Напиток „Олд Фейтфул“ пощипывает вас в таких местах, о существовании которых вы и не подозревали!».

Макс настолько возбудился, что не мог уснуть. Он еще раз попытался дозвониться до своей квартиры в Нью-Йорке. Бонни дома не было, но она оставила ему сообщение, которое временно заставило Макса забыть о шипучем напитке «Олд Фейтфул». У него начало покалывать шею под воротником рубашки, потом шея вспотела, и в таком лихорадочном состоянии Макс пребывал до самого утра.

Эти симптомы не удивили Макса. Перспектива встречи с женой означала новую встречу с полоумным похитителем. Только идиот не испугался бы этого до чертиков.


Глава 29


Кусака приходил в сознание с ощущением того, что находится где-то, где не был уже двадцать два года — в кресле дантиста. Ему казалось, что дантист навис над ним, и Кусака чувствовал, как большие, ловкие руки копошатся у него во рту. Когда Кусаке последний раз ставили пломбу, он машинально прикусил дантисту большой палец правой руки. Но на этот раз его усыпили с помощью ружья, стреляющего шприцами со снотворным.

— Лестер Мэдокс Парсонс! — Дантист попытался разбудить его.

Кусака открыл глаза, но их застилала пелена. Постепенно из психоделического тумана выплыли борода с проседью и ухмылка. Дантист в пластиковой шапочке для душа? Кусаку передернуло.

— Что-о-о? — промямлил он.

— Расслабься, шеф.

Низкий смех дантиста прокатился по черепу Кусаки, словно товарный поезд. Рот у него был широко открыт, как будто Кусака приготовился к тому, что ему будут сверлить зуб. «Ну, давай, — подумал Кусака, — побыстрее заканчивай со всем этим».

И тут он услышал жужжание. Отлично!

Но жужжание не во рту, а в ушах. Мухи. У него в ушах летают проклятые мухи!

— Уффф! — Кусака резко помотал головой. Голова болела. И ко всему его еще неожиданно окатила волна соленой воды. Кусака откашлялся, но все равно в выступающей нижней челюсти, как в цистерне, скопилась какая-то теплая жидкость.

Теперь он окончательно проснулся. И все вспомнил. Туман в голове рассеялся. Кусака увидел костер. Иди, потную и босую. И молодую новобрачную, Бонни, которая обнимала гада, выстрелившего в него.

— Эй, Лестер. — Это был не дантист, а одноглазый псих, держащий в руках пустое ведро.

Но Кусака явно чувствовал холодный стальной предмет, распиравший его челюсти. Предмет этот врезался в небо, прищемив нежную ткань под языком, и был он настолько тяжелым, что голова Кусаки наклонилась вперед. Нечто такое, что торчало диагонально вверх от подбородка ко лбу.

Какой-то тяжелый стержень. Кусака сконцентрировал взгляд, сведя глаза в одну точку. Стержень был красного цвета.

Ох, проклятье.

Он заскулил, пытаясь встать, но ноги не слушались. Ватными руками Кусака попытался вытащить предмет, распиравший ему рот, но безрезультатно.

Сцинк показал ему небольшой хромированный ключ и сказал:

— Фирма гарантирует.

— Не-е-ет!!

— Ты застрелил моего друга. Ты назвал его ниггером. — Сцинк тяжело вздохнул. — Ты избил женщину, бросил ее на дороге, украл обручальное кольцо ее матери. Так что мне с тобой делать?

— Пррр…

— Конечно. Теперь ты просишь прощения.

На берегу появились Иди, Бонни и Августин. Сцинк опустился на корточки рядом с Кусакой.

— Как и многие другие виды, ты уже давно должен был вымереть. Слышал когда-нибудь о Чарльзе Дарвине?

Кусака закивал головой, и с его ресниц вспорхнули москиты.

— Вот и хорошо. Значит, ты понимаешь, что должно произойти. — Сцинк обернулся к своим спутникам. — Скажите кто-нибудь мистеру Лестеру, где мы находимся.

— Крокодиловы озера, — сообщил Августин.

— Да, вот именно. — Сцинк поднялся. Он еще раз продемонстрировал хромированный ключ. Только этот ключ мог отпереть устройство «Клуб», распиравшее челюсти Кусаки.

Сцинк швырнул ключ в волу.

— Заповедник дикой природы Крокодиловы озера. Угадай, почему он так называется.

Кусака мрачно уставился на крути на воде, расходившиеся в том месте, куда шлепнулся ключ.

* * *


Один раз они остановились на дороге № 905, Сцинк подобрал мертвую гремучую змею.

— Только не говорите мне, что по вкусу она похожа на цыпленка, — сказала Иди.

Губернатор, решив выглядеть шокирующе, намотал змею себе на ногу. А Иди он ответил, что она слишком хорошенькая, чтобы быть такой циничной. Оторвав у змеи погремок, Сцинк преподнес его Иди в качестве сувенира.

— Всю жизнь об этом мечтала. — Иди сунула погремок в пепельницу.

Потом они бросили машину, и Сцинк соорудил факел из смолистой сосновой ветки. Почти два часа он вел их среди развесистых американских платанов, метопиумов, фиговых и красных деревьев. Кусаку Сцинк тащил на плече, словно мешок с овсом, в правой руке он держал факел, а в левой — чемодан французского инженера. Иди Марш следовала за ним по тропинке, ширины которой хватило бы разве что для кролика. Далее шагала Бонни, а замыкал процессию Августин, который нес (по указанию Сцинка) дротиковое ружье и противоугонное устройство «Клуб». Полицейский револьвер торчал у него за поясом джинсов.

В конце концов они вышли на небольшую поляну, в центре которой закопченными камнями был выложен круг для костра. В нескольких ярдах от кострища стоял проржавевший фургон с поблекшей оранжевой полосой на борту и рядом красных фонарей на крыше. Бонни и Августин подошли поближе к машине, это оказалась старая «скорая помощь» графства Монро без колес, стоявшая на шлакобетонных кирпичах. Августин открыл заднюю дверцу и удивленно присвистнул. Салон оказался полным старых книг.

Губернатор усадил Кусаку на землю, прислонив спиной к шероховатому стволу дерева. Потом перешел на другую сторону поляны, разгреб листья и ветки, под которыми оказался коричневый брезент. Нырнув под него, губернатор извлек банку панировочных сухарей, банку растительного масла, двадцатилитровый бак с водой и средство от насекомых.

Затем Сцинк принялся собирать сухие дрова для костра, и в этот момент к нему подошла Иди Марш.

— Где мы? — спросила она.

— Посреди вечности.

— Но почему?

— Потому что нет лучшего места.

Потом все собрались вокруг губернатора, наблюдая, как он снимает кожу с гремучей змеи. На Иди произвели огромное впечатление сильные, уверенные и быстрые руки Сцинка и то, с какой легкостью он работал ножом.

Когда костер разгорелся, Августин обнял Бонни и уткнулся лицом в ее шелковистые волосы. Его убаюкали тихое потрескивание дров, бульканье воды в котле, подвешенном над костром на проволоке, возня и попискивание енотов в тени, шелест крыльев козодоев, ловивших насекомых над освещенными пламенем костра верхушками деревьев. Единственное, что не вписывалось в эту идиллию, так это несмолкающий храп Лестера Мэдокса Парсонса.

Дождь на время прекратился, и в воздухе пахло свежестью. Августин еще не встречал такого замечательного места, Крокодиловы озера в теплую сентябрьскую ночь были просто прекрасны. Он легонько поцеловал Бонни, стараясь заставить себя не волноваться по поводу Макса Лама, который должен был приехать завтра с целью вернуть молодую жену.

Сцинк принялся снимать ложкой со сковородки кусочки жареной змеи. Иди Марш шутливо напомнила, что будет невежливо ничего не оставить для Кусаки. На что Сцинк заявил, что не позволит себе так осквернить память о погибшей рептилии.

Вот тогда-то он и попросил Августина принести ему противоугонное устройство «Клуб».

Губернатор стоял к своим спутникам спиной, пока прилаживал устройство между тонких, серых губ Кусаки. Бонни думала, что у губернатора ничего не получится, ведь устройство не предназначалось для человеческих челюстей. Увидев, что вышло у губернатора, никто не проронил ни слова, и только сам Сцинк что-то пробормотал и склонился над Кусакой.

— Лестер?

— Ммм…

— Лестер Мэдокс Парсонс!

У Кусаки задергались ресницы. Губернатор попросил Августина взять ведро и принести воды, чтобы разбудить этого жалкого сукина сына.

* * *


Розово-оранжевой пелене рассвета не удалось поднять настроение Иди. Тело ее покрылось липким потом, ныли царапины, в горле пересохло, Иди как всегда чувствовала себя несчастной. Ей захотелось кричать, плакать и рвать на себе волосы. Захотелось устроить сцену. А самым большим ее желанием было сбежать, но это было невозможно. Иди оказалась в ловушке, окруженная со всех сторон дикой природой, словно высоким забором из колючей проволоки. Но руки и ноги у нее не были связаны, губернатор не приставлял пистолет к ее голове. Так что вроде бы ничто не удерживало ее от побега, кроме как ясное осознание того, что она никогда не выберется из этих дебрей, заблудится и умрет от голода, а ее истощенный труп разорвут на части и сожрут крокодилы, гремучие змеи и прожорливые тропические муравьи. Перспектива безвестной смерти в болотах оскорбляла чувство собственного достоинства Иди. Она не желала, чтобы ее выгоревшие на солнце кости нашли охотники, рыбаки или любители понаблюдать за птицами. Чтобы ее косточки собирали в скелет циничные студенты-медики и судмедэксперты, а потом идентифицировали с помощью рентгеновских лучей и по зубам.

Иди подошла к губернатору.

— Я хочу поговорить с вами.

Сцинк что-то бормотал про себя, роясь в карманах рубашки.

— Черт побери, у меня кончилась жаба. — Он бросил взгляд на Иди. — Вы потрясающая женщина. Курили когда-нибудь жабу?

— Нам надо поговорить, — повторила Иди. — Наедине.

— Если насчет чемодана, то забудьте об этом.

— Нет, не насчет чемодана.

— Тогда ладно. Как только я закончу беседу с Лестером.

— Нет, сейчас!

Сцинк подпер подбородок своими огромными, грубыми ладонями. Иди почувствовала, что он может свернуть ей шею так же легко, как сковырнуть пробку с бутылки пива.

— У вас плохие манеры, — изрек губернатор. — Идите и садитесь вместе с остальными.

Бонни и Августин стояли на коленях возле задней дверцы «скорой помощи» и рылись в «библиотеке» губернатора. Иди не понимала, как они могут вести себя так беззаботно.

Подойдя к ним, Иди выпалила:

— Мы должны что-то делать. — Это прозвучало у нее как команда.

Августин в это время как раз показывал Бонни первое издание «Авессалом, Авессалом». Он взглянул на Иди и бросил:

— Все идет своим чередом. А когда закончится, тогда и закончится.

— Но кто он такой? — Иди кивнула в сторону Сцинка и обняла Бонни за плечи. — Неужели вы не боитесь? Господи, похоже, я тут единственная, кто имеет мозги и испытывает страх.

— Прошлой ночью мне было страшно, — ответила Бонни. — А сейчас нет.

Августин посоветовал Иди успокоиться.

— Все кончится, когда он скажет. А пока, пожалуйста, ведите себя хорошо и не злите его.

Иди поразила резкость тона Августина. А он указал на Кусаку и спросил:

— Как вы оказались вместе с этим негодяем?

— Давайте не будем об этом, — вмешалась в их разговор Бонни.

— Нет, он прав. Я хочу все объяснить. У нас с ним чисто деловые отношения. Мы проворачивали одно дельце.

— Аферу.

— Да, мы хотели получить страховку за ущерб, причиненный ураганом, — призналась Иди. Она уловила изумленный взгляд Бонни. — Добро пожаловать в реальный мир, принцесса.

— И когда вы собирались сорвать куш? — поинтересовался Августин.

Иди горько рассмеялась.

— Оценщик сказал, что деньги можно будет получить в любой день. Чеки уже отправлены с федеральным курьером. А я торчу здесь, затерянная посреди проклятых болот Эвердглейдс.

— Это не Эвердглейдс — поправил Августин. — На самом деле, это место прямо Сан-Тропе, по сравнению с Эвердглейдс. Но я понимаю, как вы расстроены, ведь из-под носа уплывают двести тысяч.

Слова Августина ошеломили Бонни.

— Ты шутишь. Двести тысяч долларов? — переспросила она.

— Даже двести одна тысяча. — Августин подмигнул Иди.

— Откуда вы знаете? — промолвила та еле слышно.

— Вы кое-что оставили в доме на Калуса-Драйв.

— Ох, черт.

Августин развернул розовые листы копий страхового заявления компании «Мидвест Кэжьюелти», Иди узнала в углу изображение барсука. Августин разорвал копии на мелкие кусочки и посоветовал:

— На вашем месте я пока бы придумал разумное объяснение того, почему ваша сумочка оказалась именно в той кухне. Полиция наверняка поинтересуется.

— Проклятье.

— Так что не торопитесь возвращаться к цивилизации. — Августин отвернулся и снова занялся книгами губернатора.

Иди закусила нижнюю губу. Господи, как же иногда трудно хранить спокойствие. Она почувствовала, что вот-вот может взорваться.

— А в чем вообще дело… это какая-то игра?

— Я так не думаю, — отозвалась Бонни.

— Боже мой.

— Гуляйте с нами, пока все не закончится.

«Нет уж, черт возьми, — подумала Иди. — Ни за что».

* * *


Противоугонное устройство «Клуб» еще более исказило и без того уродливые черты лица Кусаки. Оно собрало верхнюю часть его рожи в пухлые складки, как у щенка мопса, глаза превратились в щелочки, а нос задрался почти до бровей. И вообще, в его фигуре выделялись только уродливая рожа и пузо.

— Типичное существо, дышащее через рот, — заключил Сцинк, рассматривая Кусаку, как будто он был музейным экспонатом.

— Фррхх… — возразил ему Кусака. Локти его ныли от царапин, полученных, когда полоумный одноглазый волок его по земле.

И вот теперь этот псих говорит ему:

— Господи, я ненавижу слово «ниггер». Там, у мотеля, я уже решил было убить тебя, как только ты произнес это слово. Захотелось размазать твои жалкие мозги по всему джипу. И даже если бы ты не застрелил моего друга, эта мысль все равно пришла бы мне в голову.

Кусака перестал стонать и постарался сдерживать слюни. Ему было видно, как комары и москиты залетают в его рот и вылетают из него.

— Ничего с этим не поделаешь, — сказал Сцинк, отгоняя насекомых. Он и так уже обильно опрыскал шею и плечи своего пленника средством от насекомых. — А в рот прыскать не следует.

Кусака послушно кивнул.

— Лестер Мэдокс Парсонс, именно это имя указано в твоих водительских правах. Рискну предположить, что тебя так назвали в честь того расиста с куриными мозгами из штата Джорджия. Я прав?

В ответ последовал слабый кивок.

— Значит, тебе не повезло уже с самого детства. Очень жаль, Лестер, но мне кажется, что если бы даже родители назвали тебя Ганди, ты все равно бы вырос в первостатейного негодяя. А теперь позволь показать тебе кое-что.

Губернатор выдернул из-под себя чемодан, на котором сидел, поставил его перед Кусакой и торжественно распахнул.

— Только не свихнись, — предупредил Сцинк.

Кусака приподнялся на корточки. Чемодан был битком набит деньгами: пачки банковских упаковок с двадцатидолларовыми бумажками.

— Девяносто четыре тысячи долларов, — сообщил Сцинк. — Плюс дорогие рубашки, носки и прочая одежда. Две упаковки французских презервативов, несколько пар золотых запонок, тюбик с кремом… что еще? Ах, да, личные бумаги.

Губернатор принялся разбирать бумаги.

— Перечень счетов, газетные вырезки об урагане. А это…

Это был красочный проспект с рекламой домов проекта под названием «Гейблз у залива». Сцинк уселся рядом с Кусакой и раскрыл проспект.

— А вот и наш парень. Кристоф Мишель. Всемирно известный инженер-строитель. Смотри, вот его фотография.

Кусака узнал на фотографии чудака из магазина, у которого он отнял машину.

— Что бы ты стал делать, — пробормотал Сцинк, — если бы построил эти безумно дорогие дома, а они все развалились при первом же сильном порыве ветра? Думаю, умный человек забрал бы деньги и смылся, пока не начали таскать в суд. Наверняка такой план и был у месье Мишеля.

Кусаке было глубоко наплевать на француза. Его заворожил вид такой огромной суммы денег. Даже если бы противоугонное устройство не распирало его челюсти, он все равно сидел бы с открытым ртом. Кусака вспомнил, как в одной из телепередач показали горничную мотеля, которая нашла под кроватью сорок две тысячи долларов. И непонятно, по какой причине вместо того, чтобы прикарманить эти денежки, она вернула их управляющему мотелем. Тема передачи так и называлась: «Честные люди». Кусака тогда даже закричал, глядя на экран телевизора: «Ну и идиотка!». На экране показали кучу наличных денег, и Кусака чуть не кончил в штаны.

А сейчас он смотрит на другую кучу денег, которая в два раза больше. И лично смотрит, а не по телевизору.

— Чттпрх? Ккчерр?

— Хороший вопрос, Лестер.

Одноглазый псих внезапно встал, расстегнул армейские брюки, вытащил член и, к ужасу Кусаки, помочился на деньги.

Кусака, на которого жалко было смотреть, поднялся на ноги. Сцинк снова усадил его на землю и отправился за дротиковым ружьем. Вернувшись к Кусаке, он перевернул его на живот и выстрелил, всадив шприц со снотворным Кусаке в задницу. Глаза у Кусаки тут же затуманились, и он почувствовал, что засыпает. Последнее, что услышал Кусака, были слова Сцинка:

— Кто желает искупаться?

* * *


Бонни и Августин остались смотреть книги, а губернатор повел Иди к ручью. Ей хотелось поговорить со Сцинком, а Сцинку хотелось искупаться. Губернатор разделся, начав с шапочки для душа.

Когда он ступил в воду, Иди спросила:

— А как насчет крокодилов?

— Они нас не побеспокоят. Их осталось слишком мало, чтобы беспокоить вообще кого-нибудь. А мне хочется, чтобы их было больше.

Сцинк спокойно нырнул, затем резко вынырнул, окруженный брызгами. Своим коричневым загаром губернатор напоминал ламантина и казался таким большим, как будто мог лечь в качестве моста через ручей. Вид его тела оказался неожиданностью для Иди: длинные и мощные руки, широкая грудь, голая шея, толстая, как ствол кипариса. Мешковатая армейская одежда скрывала все это.

— Будете купаться? — спросил губернатор.

— Если мы сможем поговорить.

— А чем же еще мы будем заниматься?

«Снова эта чертова улыбка», — подумала Иди и попросила губернатора отвернуться, пока она будет раздеваться.

Сцинк услышал, как Иди плюхнулась в воду, потом почувствовал на спине ее руки. Он двинулся в глубь ручья, а Иди вскочила ему на спину, обхватив ногами бедра губернатора.

— Мне немного страшно, — сказала она.

— Ха! Да в этих джунглях мы с вами самые опасные звери.

Губы Иди прижались к уху губернатора.

— Я хочу вернуться в Майами.

— Пожалуйста.

— Но я не знаю, как отсюда выбраться.

Губернатор повернулся и пошел против сильного течения, которое бурлило вокруг их наклоненных голов. Стремительный поток напугал Иди, у которой учащенно забилось сердце. И все же она продолжала говорить.

— В тот самый момент, когда вы и Бонни появились возле дома, я поняла, что все кончено. И револьвер Кусаки не имел никакого значения. Это не мы вас похитили, а вы похитили нас!

— Природа выстраивает свою иерархию. Всегда, — изрек Сцинк.

Иди напряженно прошептала ему на ухо:

— Прошу вас, покажите мне, как выбраться отсюда.

— А я был совершенно уверен, что вы положили глаз на чемодан.

— Ни в коем случае, — возразила Иди, хотя мысль о чемодане неоднократно приходила ей в голову. И все же она решила, что самое главное для нее сейчас — это выбраться живой из Кис.

Рядом из воды выпрыгнула маленькая серебристая рыбка, и Сцинк ради забавы попытался поймать ее.

— Иди, вы плохо думаете о мужчинах, но я в значительной степени разделяю это ваше мнение. Господи, да разве можно представить себе, что Флорида стала бы такой, какова она есть сейчас, если бы программой ее развития руководила женщина! Не было бы пляжей с уродливыми небоскребами, возле озер не разбивали бы площадки для гольфа. — Губернатор с шумом шлепнул ладонями по воде.

— Вы не правы, — возразила Иди.

— Дорогая, могу же я помечтать. — Губернатор почувствовал, как губы Иди прикоснулись к его шее, а потом ощутил и нежное прикосновение языка. — Что это? — удивился он.

— То самое, о чем вы подумали.

Когда Иди снова поцеловала губернатора, они вместе ушли под воду. Соленая вода обожгла глаза Иди, но она опять открыла их. Губернатор улыбался ей, пуская пузыри. Они вместе вынырнули на поверхность и рассмеялись. Иди осторожно взобралась на губернатора, словно на дерево, обхватив руками его шею, а ногами бедра. Сцинк потихоньку двинулся к мелководью, где остановился и прижал Иди к себе.

Они смотрели друг другу в глаза, а вокруг пенилась зеленая вода.

— И что дальше? — спросила Иди.

— Разве вы не та самая леди, которая беспокоилась насчет крокодилов?

— Но ему придется съесть нас обоих, не так ли?

— В данной ситуации, конечно.

— А это значит, что он должен быть ужасно большим и голодным.

— На всякий случай мы должны вести себя очень тихо. Определенные звуки привлекают их внимание, — предупредил Сцинк, причем вполне серьезным тоном.

— Насколько тихо? — Иди легонько потерлась сосками о грудь губернатора.

— Совсем тихо. Ни единого звука.

— Но это невозможно. — Иди почувствовала ладони губернатора на своих ягодицах.

Он осторожно приподнял Иди и, держа ее на весу, вошел в нее.

— Тсс, — прошептал Сцинк.

— Я не могу.

— Можешь, Иди.

Они занимались любовью так медленно, что иногда казалось — они не двигают ни единым мускулом. А касались друг друга и шевелились они только оттого, что вокруг них струился теплый поток. В мангровом лесу пронзительно закричала встревоженная цапля, несколько серебристых рыбок устремились на мелководье. Мимо проплыла длинная черная змея, и течение не мешало ей, словно она скользила по зеленому шелку.

Иди Марш была прекрасна. Она не издала ни единого звука. На время Иди даже забыла, с какой целью соблазнила губернатора.

* * *


После любовного акта Иди захотелось обсохнуть и поспать вместе с губернатором, но Сцинк сказал, что у них нет времени. Иди быстро оделась. Губернатор молча повел ее через густой лес. Иди не видела никаких заметных тропинок, временами ей даже казалось, что они бродят кругами. Когда они добрались до асфальтированной дороги, Сцинк взял Иди за руку, и так они прошли еще милю до перекрестка с мигающим светофором. Дорожный указатель гласил, что одна дорога ведет в Майами, другая — в Ки-Уэст.

Сцинк велел ей ждать на перекрестке.

— Чего ждать?

— Кое-кто отвезет тебя на материк. Он скоро приедет.

Слова Сцинка очень удивили Иди.

— Кто приедет?

— Успокойся.

— Но я хочу, чтобы ты меня отвез.

— Извини, но больше ничем помочь не могу.

— Но ты же видишь, опять начинается дождь.

— Да.

— Я слышала гром!

— Зато не будет москитов.

— И когда ты это задумал? Бросить меня здесь… — Теперь Иди разозлилась. Она поняла, что губернатор и сам собирался отпустить ее. Так что можно было обойтись и без любовного акта в ручье.

Нельзя сказать, что близость с губернатором была ей неприятна, и все же Иди почувствовала себя обманутой.

— Почему ты не сказал мне об этом ночью?

Сцинк наградил Иди улыбкой политика.

— Вылетело из головы.

— Негодяй. — Иди вытащила листок из мокрых волос и в раздражении швырнула его по ветру, прихлопнула слепня на лодыжке, сложила руки на груди и свирепо посмотрела на губернатора.

Он наклонился и поцеловал ее в лоб.

— Надейся на лучшее, девочка. Ведь смогла же ты побороть страх перед крокодилами.


Глава 30


Через полчаса после полудня полицейская патрульная машина остановилась на перекрестке Кард-Саунд-роуд и дороги № 905. Широкоплечий темнокожий мужчина в гражданской одежде дважды посигналил, привлекая внимание Иди. Когда он жестом пригласил ее сесть в машину, Иди узнала в нем полицейского, в которого стрелял Кусака возле мотеля «Парадиз Палмс».

— Вы можете не верить мне, — обратилась Иди к полицейскому, — но я действительно очень рада видеть вас живым и здоровым.

— Спасибо за заботу. — Патрульный произнес это настолько нейтральным тоном, что Иди почти не заметила сарказма. Глаза полицейского закрывали солнцезащитные очки, в уголке рта торчала зубочистка. Когда он наклонился, чтобы открыть дверцу для Иди, она заметила, как на груди патрульного между пуговицами рубашки мелькнула белая повязка.

— Вы ведь Джим, да? А я Иди.

— Я догадался.

Джим повел машину в направлении Майами. Иди предположила, что ее ожидает арест, и сказала:

— Хотите верьте, хотите нет, но я и предположить не могла, что он станет стрелять.

— А другого нельзя было и ожидать от психа, вооруженного пистолетом.

— Послушайте, я знаю, где он. Могу вам показать.

— Я тоже это знаю.

И тут Иди все поняла. Патрульный и не собирался искать Кусаку. Для Кусаки уже все было кончено.

— А что будет со мной? — спросила Иди, перебирая в уме преступления, в которых ее могли обвинить. Попытка убийства. Бегство с места преступления. Пособничество и подстрекательство. Угон автомобиля. Не говоря уже об афере со страховкой, о которой патрульный мог знать, а мог и не знать, в зависимости от того, что ему рассказал губернатор.

— Так что будет со мной? — повторила свой вопрос Иди.

— Прошлой ночью я получил сообщение, в котором говорилось, что надо отвезти женщину на материк.

— И все, только это?

— Это просьба моего старого друга.

Иди старалась держаться спокойно, но это ей удавалось с большим трудом. На дороге не было видно ни одной машины. Этот парень запросто мог изнасиловать ее, убить, утопить труп в болоте. Кто знает, чего от него ждать? Да плюс ко всему он полицейский.

— Вы не ответили на мой вопрос, — продолжала гнуть свое Иди.

Зубочистка во рту полицейского забегала из угла в угол.

— Ответ мой будет такой: ничего. Ничего с вами не будет. Друг, приславший мне сообщение, попросил за вас.

— Вот как?

— «Тюрьма не пойдет на пользу этой женщине. Так что не трать зря свое время». Я вам процитировал его слова.

Иди покраснела.

— Очень любезно с его стороны.

— Так что я просто отвезу вас во Флорида-Сити. И хватит об этом.

После того, как они проехали мост Кард-Саунд, патрульный остановился возле придорожной закусочной. Он спросил у Иди, не хочет ли она бутерброд с рыбой или гамбургер.

— Я босиком, — сообщила Иди.

Наконец-то на лице полицейского появилась улыбка.

— Не думаю, что здесь строгие правила относительно одежды посетителей.

За едой Иди попыталась вернуться к прежнему разговору.

— Я просто обомлела, когда Кусака выстрелил. Клянусь вам, у меня и в мыслях такого не было.

Джим ответил, что теперь это в любом случае не имеет значения. Пытаясь продемонстрировать дружелюбие, Иди поинтересовалась, как долго он работает в Майами.

— Десять дней.

— Приехали в связи с ураганом?

— Как и вы, — ответил полицейский, давая тем самым понять Иди, что ему все о ней известно.

Когда они уходили из закусочной, Джим купил на дорогу кока-колу и хрустящий картофель. В машине Иди старалась поддерживать разговор. Она чувствовала себя в большей безопасности, когда полицейский говорил, а не смотрел перед собой, словно сфинкс, гоняя во рту чертову зубочистку.

Иди попросила показать ей пуленепробиваемый жилет, но Джим ответил, что оставил его в участке как вещественное доказательство. Тогда она поинтересовалась, пробила ли пуля дыру в бронежилете, и в ответ услышала, что нет, осталась только вмятина.

— Держу пари, вы не ожидали, что работа во время урагана окажется такой напряженной.

Джим принялся крутить ручку настройки радио.

— А что самое интересное вы видели за это время? — не отставала Иди.

— Не считая того подонка, вашего партнера, который стрелял в меня?

— Да, не считая этого.

— Я видел, как президент Соединенных Штатов пытался забить гвоздь в кусок фанеры. Для этого ему понадобилось, по крайней мере, девять ударов.

При этих словах Иди легонько подскочила.

— Вы видели президента?!

— Да, мы сопровождали его кортеж.

Иди в задумчивости принялась жевать хрустящий картофель.

— А его сына вы тоже видели?

— Они ехали в одном лимузине.

— А я и не знала, что он живет в Майами. Сын президента.

— Значит, ему повезло, — буркнул Джим.

Иди принялась за кока-колу, стараясь скрыть свою явную заинтересованность.

— Интересно, а где у него дом? Наверное, в Ки-Бискейн, а может, в Гейблз. Я иногда интересуюсь знаменитыми людьми. Где они едят. Где полируют свои машины. У кого лечат зубы. Вот, например, сын президента, он ведь должен где-то лечить зубы. А вы никогда не интересовались такими вещами?

— Никогда. — Крупные капли дождя застучали по лобовому стеклу машины, но патрульный продолжал оставаться в солнцезащитных очках.

— А подружка у вас есть? — продолжала приставать с расспросами Иди.

— Да.

И тут Иди задумалась, у нее закралось подозрение.

— А где она?

— В больнице. Ваш дружок избил ее до полусмерти.

— О, Боже, нет…

Джим увидел, как Иди от неожиданности пролила кока-колу, и понял, что она явно этого не знала.

— Господи, мне очень жаль. Клянусь вам, я не… Она поправляется?

Джим протянул ей пачку бумажных салфеток. Иди попыталась вытереть колени, но у нее дрожали руки.

— Я не знала, — снова повторила она. Иди вспомнила, что на обручальном кольце, которое украл Кусака, была гравировка. Синтия, вот как звали мать подружки патрульного.

И тут Иди почувствовала себя соучастницей преступления и по-настоящему испугалась.

— Доктора считают, что с ней все будет в порядке, — сказал Джим.

Иди была совершенно разбита, у нее хватило сил только на слабый кивок. Патрульный усилил звук полицейского радио. Когда они выехали на материк, Джим остановился возле «Макдональдса», в котором ураган сорвал двери и выбил окна.

Под голой пальмой стоял темно-синий автомобиль, на капоте которого сидел мужчина в зеленой накидке от дождя. Судя по складкам накидки, она была совсем новая. Увидев патрульный автомобиль, мужчина спрыгнул с капота.

— Кто это? — спросила Иди.

— Осторожно, не порежьтесь, здесь полно битого стекла, — предупредил Джим.

— Вы оставите меня здесь?

— Да, мэм.

Иди вылезла из патрульной машины, а мужчина в накидке забрался в нее. Патрульный велел ему захлопнуть дверцу и пристегнуть ремень безопасности. Иди не отошла от машины, она просто стояла, скрестив руки на груди, испытывая легкую обиду на полицейского. Ее позу обиженной женщины дополнял дождь, от которого Иди моргала и щурилась, а также сильный ветер, трепавший волосы.

Сквозь шум дождя и ветра Иди крикнула, обращаясь к Джиму Тайлу:

— А что мне теперь делать?

— Благодарите Бога! — крикнул в ответ Джим, развернул автомобиль и поехал назад в Ки-Ларго.

Нервничающая Бонни поцеловала Августина, прежде чем покинуть лагерь вместе со Сцинком. Сюда ехал ее муж, и они с губернатором пошли к дороге встречать его.

Оставшись один, Августин попытался читать, он залез в салон старой «скорой помощи», чтобы не намокли страницы книги. Однако так и не смог сосредоточиться. В воображении все время вставала встреча Бонни и Макса, их разговор, который мог развиваться по двум сценариям. Первый: очень жаль, но нам лучше расстаться; второй: прости меня, давай попробуем начать все сначала.

С одной стороны, Августин был частично готов к тому, что Бонни изменит свое решение и улетит с Максом в Нью-Йорк. Он даже пытался настроить себя на худший вариант.

Но, с другой стороны, ни одна из его бывших подружек не провела вместе с ним столько времени в лесных дебрях, не упрекнув при этом и не закатив сцену. Бонни Лам была совершенно не похожа на других. И Августин надеялся, что эта непохожесть не позволит Бонни бросить его.

Однако, несмотря на растрепанные чувства, Августин присматривал за Кусакой, который продолжал спать после дозы транквилизатора. Но этот гад должен был скоро проснуться, а тогда он непременно начнет вопить. Если бы не дешевый костюм в полоску, он в точности был бы похож на тех типов с пустыми взглядами, которых его отец нанимал в качестве матросов.

И еще он подумал об отце в связи с плохой погодой. Августин припомнил пасмурный сентябрьский вечер, когда его отец выбросил за борт шестьдесят тюков с товаром, по ошибке приняв приближавшееся судно за катер береговой охраны. А на самом деле оказалось, что это был прогулочный катер, который вез пьяных морских врачей в Кэт-Кэй. Тюки с марихуаной вынесло на мелководье, и отец Августина лихорадочно собрал всех друзей, соседей, бродяг из доков и сына, чтобы спасать груз. С помощью багров и рыболовных острог удалось выловить все тюки, кроме четырех, которые прихватила шустрая команда проходившего мимо греческого танкера. Позже, вечером, когда груз был благополучно доставлен на склад, где его разложили для сушки, отец Августина устроил вечеринку для своих помощников. Все перепились, за исключением. Августина, которому тогда было всего двадцать лет. Но он уже знал, что не будет принимать участие в «рыболовном» бизнесе отца.

Августин выбрался из салона «скорой помощи» и потянулся. Над поляной кружил краснохвостый ястреб. Августин направился к тому месту, где спал Кусака. Губернатор так и оставил там чемодан с деньгами, от которых попахивало мочой. Августин пнул Кусаку носком ботинка. Никакой реакции. Тогда Августин ухватился за противоугонное устройство и подвигал голову Кусаки взад и вперед. От встряски Кусака слегка пошевелился, что-то сонно промычал, но даже не приподнял ресницы. Августин взял руку Кусаки и очень сильно ущипнул ноготь большого пальца, но Кусака даже не вздрогнул.

«Спит, как бревно, — подумал Августин. — Нет необходимости связывать его».

Вид и храп спящего Кусаки показались Августину особенно угнетающими в тот момент, когда его охватил страх, что Бонни не вернется. Перспектива торчать в лагере вместе с этой сволочью была не из приятных. Запах дождя, полет ястреба, прохладная зелень леса — все это портило поганое присутствие Кусаки.

Августин не мог больше сидеть здесь и ждать. Ему захотелось побыть в одиночестве.

* * *


— А где молодой человек? — поинтересовался Джим Тайл.

— В библиотеке, — ответил Сцинк.

Они находились в патрульной машине, рядом с тропинкой, по которой Сцинк вывел Бонни на дорогу. А сама Бонни и ее муж сидели рядышком на поваленном металлическом пролете забора, который когда-то огораживал Крокодиловы озера. Полицейская машина стояла в семидесяти пяти ярдах от них, что вполне обеспечивало конфиденциальность разговора супругов. Но даже с такого расстояния и, несмотря на дождь, Макс Лам был очень хорошо виден в своей яркой накидке.

— Его отец сидит в тюрьме, — сообщил Сцинк, продолжая разговор об Августине. — А есть еще очень забавный факт. Бонни говорит, что он был зачат во время урагана.

— Какого?

— «Донна».

Джим Тайл улыбнулся.

— В этом есть что-то.

— А спустя тридцать два года другой ураган и новый поворот судьбы. Этот парень родился под несчастливой звездой, как ты считаешь?

Патрульный усмехнулся.

— Мне кажется, вы преувеличиваете. А что за история с его отцом?

— Контрабандист, причем неумелый.

Некоторое время Джим обдумывал слова Сцинка, потом сказал:

— Ну и что, а мне этот парень нравится. Он молодец.

— Да, конечно.

Патрульный включил «дворники». По движению накидки они могли видеть, что муж Бонни встал и расхаживает взад и вперед.

— А вот ему я не завидую, — заметил Джим.

Сцинк пожал плечами. Он не простил полностью Макса Лама за то, что тот явился в Майами во время урагана с видеокамерой.

— Дай-ка я посмотрю, куда попала пуля, — попросил губернатор.

Патрульный расстегнул рубашку и оттянул повязку. Хотя бронежилет и остановил пулю, по груди Джима расплылся синяк цвета сливы. Губернатор присвистнул.

— Вам с Брендой надо поехать в отпуск.

— Врачи говорят, что, возможно, дней через десять ее выпишут из больницы.

— Отвези ее на острова, — предложил Сцинк.

— Она никогда не была на Западе. Бренда любит лошадей.

— Тогда в горы. В Вайоминг.

— Ей это понравится, — согласился Джим.

— Да куда угодно, лишь бы подальше отсюда.

— Это точно. — Джим выключил «дворники».

Крупные капли дождя, похожие на капли сиропа, собрались на стекле. О Кусаке не было сказано ни слова.

* * *


— Который из них? — спросил Макс Лам.

Он надеялся, что это полоумный похититель. Это подкрепило бы его теорию о том, что Бонни просто тронулась рассудком, на нее повлиял ураган и все такое прочее. Такую версию было бы гораздо легче принять, проще было бы объяснить друзьям и родителям. Бонни просто попала под влияние одурманенного наркотиками бродяги.

— Макс, все дело во мне, — ответила Бонни.

Однако она понимала, что дело не только в ней. Бонни наблюдала за Максом, когда он вылезал из полицейской машины, и видела, как ее муж отскочил в сторону от страха при виде маленького болотного кролика, словно это был здоровенный волк.

— Бонни, тебе просто запудрили мозги.

— Никто…

— Ты спала с ним?

— С кем?

— С одним из двух.

— Нет! — Чтобы скрыть ложь, Бонни изобразила возмущение.

— Но у тебя было такое намерение. — Макс встал, капли дождя стекали по его пластиковой накидке. — И ты говоришь мне, что предпочитаешь это, — он презрительно махнул рукой, — предпочитаешь вот это городу!

Бонни вздохнула.

— Я с удовольствием бы посмотрела на детенышей крокодила. Вот все, что я сказала. — Она понимала, как жутко могут прозвучать такие слова для людей типа Макса.

— Он приучил тебя курить эту дрянь, да?

— Ох, прошу тебя.

Макс принялся расхаживать взад и вперед.

— Я не могу поверить в происходящее.

— Я тоже. Мне очень жаль, Макс.

Макс распрямил плечи и повернулся к жене спиной. Он был слишком возбужден, чтобы плакать, и слишком оскорблен, чтобы просить прощения. А кроме того, у Макса мелькнула мысль, что Бонни, возможно, права, и он действительно плохо знает ее. И если даже она передумает и вернется с ним в Нью-Йорк, его постоянно будет терзать мысль о том, что она может снова сбежать. Это будет не жизнь, а сплошная мука. То, что произошло, разрушило их отношения, и, вероятно, навсегда.

Макс снова повернулся к жене, в его голосе прозвучало разочарование:

— Я-то думал, что ты более… благоразумна.

— Я тоже так думала. — Не имело смысла спорить с Максом, Бонни решила быть вежливой и соглашаться со всем, что он скажет. Надо было пощадить если не его гордость, то непомерное чувство мужского превосходства. Это будет маленькой наградой Максу, которая поможет легче перенести обиду.

— Даю тебе последний шанс. — Макс сунул руку под яркую накидку и вытащил два авиабилета.

— Мне очень жаль. — Бонни покачала головой.

— Ты любишь меня или нет?

— Макс, я не знаю.

— Это просто невероятно. — Макс спрятал билеты.

Бонни приподнялась на цыпочки и поцеловала мужа в щеку на прощание. Из глаз ее катились слезы, но Макс, вероятно, не заметил их среди капель дождя на лице жены.

— Позвони мне, когда сама разберешься в себе, — вымолвил Макс с горькой усмешкой.

Он один направился к патрульной машине. Похититель распахнул ему дверцу.

По дороге назад на материк Макс хранил молчание, ведь патрульный был другом маньяка, который похитил его самого и запудрил мозги его жене. Моральным и служебным долгом полицейского было предотвратить соблазнение Бонни или хотя бы попытаться. Такова была личная точка зрения Макса.

Когда они подъехали к разрушенному «Макдональдсу», Макс сказал:

— Проследите, чтобы этот полоумный одноглазый ублюдок позаботился о ней.

Это прозвучало как предупреждение, и в другой ситуации Джим просто посмеялся бы над высокомерием Макса. Но полицейскому было жалко Макса, которому еще предстояло узнать плохую новость.

— Она больше никогда не увидит губернатора, — сообщил Джим.

— Значит…

— Думаю, вам неприятно будет это услышать, но она влюбилась в молодого парня, того самого, с черепами.

— Боже мой! — Макс выглядел оплеванным. Отъезжая, Джим смотрел на него в зеркало заднего вида. Макс бегал на стоянке под дождем, с силой шлепал ногами по лужам и размахивал руками, похожий в своей накидке на гигантскую летучую мышь.

Губернатор и Бонни уже отошли милю от дороги, когда на тропинке появился Августин. Бонни побежала к нему. Они так и стояли обнявшись, пока подошедший Сцинк не объявил, что возвращается в лагерь.

Августин увел Бонни к ручью. Он расчистил место на берегу, убрав мокрые ветки, и они сели. Бонни заметила, что Августин прихватил с собой из «скорой помощи» книгу.

— Ох, ты собираешься почитать мне сонеты? — Она прижала руки к груди, притворяясь, что готова упасть в обморок.

— Не смейся надо мной. — Августин погладил ее по волосам. — Помнишь, как твой муж первый раз позвонил после похищения… сообщение, которое он оставил на автоответчике?

Бонни уже давно не считала это похищением, однако с формальной точки зрения так оно и было.

— Губернатор заставил его кое-что прочитать по телефону. Так вот, я нашел это. — Августин показал ей книгу: «Тропик Рака» Генри Миллера. — Вот послушай: «Когда-то я думал, что быть человеком — это высочайшая цель, которую может иметь мужчина, но теперь я вижу, что эта цель означает мое уничтожение. Сегодня я могу с гордостью сказать, что я не человек, что я не принадлежу людям и правительствам, не имею ничего общего с убеждениями и принципами. Я не имею ничего общего со скрипучей телегой человеческого рода — я принадлежу земле! Я говорю это, лежа на своей подушке, и чувствую, как на висках у меня прорастают рога».

Августин протянул книгу Бонни. Она увидела, что Сцинк подчеркнул красным этот абзац.

— Да, это явно о нем.

— Или обо мне. Когда-нибудь и я стану таким. — Небо начало окрашиваться в пурпурный цвет, над их головами на прохладном ветру парила стая грифов-индеек. В отдалении послышался короткий раскат грома. Августин спросил у Бонни, чем закончился ее разговор с Максом.

— Он возвращается домой один. А ты знаешь, мне показалось, что у меня начинают сдавать нервы. — Бонни достала обручальное кольцо.

Августин подумал, что она собирается либо надеть его на палец, либо выбросить в ручей.

— Не надо, — попросил он, имея в виду обе возможности.

— Я отошлю его Максу. Не знаю, что еще можно было бы с ним сделать. — Голос Бонни звучал тихо и печально. Она торопливо спрятала кольцо.

— Что ты собираешься делать? — спросил Августин.

— Побыть с тобой немного. Можно?

— Разумеется.

Ответ Августина обрадовал Бонни.

— А как насчет тебя, мистер «Живу одним днем»?

— Тебе будет приятно узнать, что у меня есть план.

— В это трудно поверить.

— Кроме шуток. Я намерен продать ферму дяди Феликса, вернее то, что от нее осталось. И свой дом тоже. А потом найду какое-нибудь место вроде этого и начну все заново. Где-нибудь подальше от людей. Как тебе это нравится?

— Не знаю. А там будет телевизор?

— Ни в коем случае.

— А гремучие змеи?

— Возможно.

— Господи, какое-нибудь место на краю света. — Бонни притворилась, будто она размышляет.

— Ты когда-нибудь слышала о Десяти тысячах островов?

— Кто-то их все пересчитал?

— Нет, дорогая. Для этого понадобилась бы вся жизнь.

— Так это и есть твой план?

Августину была знакома проблема выбора партнера. Сейчас Бонни решала, остаться или уйти.

— Там есть городок, который называется Чоколоски. Возможно, он тебе совсем не понравится.

— Чепуха. Оставайся тут. — Бонни поднялась.

— А ты куда?

— Схожу, в лагерь, принесу какие-нибудь стихи.

— Сядь, я еще не закончил, — попросил Августин, Бонни отвела его протянутую руку.

— Ты мне читал. Теперь я хочу почитать тебе. Быстро двигаясь по тропинке, Бонни думала, что возьмет стихи Уитмена. Где-то в ржавой «скорой помощи» она видела сборник «Песнь о себе», эти стихи Бонни любила еще со школы. Особенно хороша была строчка, ассоциировавшаяся со Сцинком: «Напрасно мастодонт пытается выползти из своих костей. Измельченных в порошок».

Подойдя к лагерю, Бонни увидела Сцинка, неподвижно лежавшего на земле. Над ним, утробно рыча и светясь дикой злобой, склонился Кусака. В одной руке Кусака держал обгоревший кусок палки, в котором Бонни узнала факел губернатора.

Бонни стояла не шевелясь, опустив руки и сжав кулаки. Злобный вид искаженного лица Кусаки еще более усугубляло красное и хромированное противоугонное устройство. Он не подозревал, что из-за деревьев за ним наблюдает Бонни. Отшвырнув факел. Кусака схватил чемодан и бросился наутек.

Не отдавая себе отчета в том, что делает, Бонни последовала за ним.


Глава 31


Кусаку разбудил мелкий холодный дождь. В лагере стояла тишина. Одноглазый псих спал, растянувшись в своих мешковатых армейских штанах, под деревом. Не видно было ни Иди Марш, ни молодого снайпера, ни причудливой новобрачной, которая поливала себя в джипе содовой.

Кусака потихоньку сел. Глаза слезились, во рту пересохло, комок грязи прилип к брови. Он в очередной раз безуспешно попытался снять противоугонное устройство, боль была ужасной, Кусаке казалось, что лицо распирает пружина, которая вот-вот разнесет его на части. Слава Богу, что он не мог сейчас видеть себя, потому что наверняка выглядел как безобразный шут.

«Господи, я должен выбраться из этой западни», — подумал Кусака.

Рядом с ним на земле — где его и оставил Сцинк — стоял чемодан, набитый деньгами. Запах мочи убедил Кусаку, что это не был страшный сон. Этот идиот действительно помочился на девяносто четыре тысячи прекрасных американских долларов.

Кусака пошевелил ногами, левой, правой, потом двумя вместе. Затем проверил, как функционируют руки. Вроде все в порядке, похоже, действие второго укола закончилось.

Он поднялся на ноги и сделал неуверенный шаг в направлении чемодана. Потом второй. Противоугонное устройство, распиравшее челюсти, оказалось настолько тяжелым, что Кусака потерял равновесие и чуть не шлепнулся вперед. Запирая чемодан, он старался не дышать, но в нос все равно ударил запах мочи. Кусака отыскал кувшин с водой и опорожнил его себе в глотку, при этом он закашлялся, едва не захлебнувшись, однако шум не разбудил спавшего психа.

Потом Кусака поискал вокруг что-нибудь, что могло бы послужить оружием, и подобрал длинную смолистую палку с обугленным концом.

Должно быть, одноглазый псих услышал его шаги, потому что попытался откатиться в сторону, уклоняясь от удара. И удар пришелся не в голову, а в плечо, но Кусака услышал, как хрустнула кость. Он знал, что это больно.

— А-а-ахххммм! — завопил Кусака, продолжая наносить удары, пока одноглазый псих не затих с шумным выдохом, похожим на звук лопнувшей покрышки.

* * *


Бонни никогда не смущало ее хрупкое телосложение. В старшем классе школы она как-то погналась за парнем, который задрал ей юбку в школьном кафетерии. Парня звали Эрик Шульц. Рост почти метр девяносто, сквернослов и задавака, звезда школьной баскетбольной команды. Он был тяжелее Бонни килограммов на тридцать пять, но, когда попытался убежать, Бонни догнала его, сбила с ног и пнула ногой в промежность. Эрик Шульц был вынужден пропустить две игры из серии «плэйофф». А Бонни Брукс на три дня отстранили от занятий. Отец одобрил поведение дочери, а мать сказала, что Бонни переборщила, мальчик Эрик, наверное, просто заигрывал с ней, но просто не знал лучшего способа. «Теперь будет знать», — ответила матери Бонни. Она была согласна с отцом, который считал, что нельзя все оправдывать глупостью.

Поскольку у Кусаки было покалечено колено, догнать его не составляло труда. К тому же его движение замедляло противоугонное устройство, цеплявшееся за сучки и ветки. Упал он в точно такой же позе, как и Эрик: лицом вниз, ноги раскинуты в стороны. Но Кусаке хватило всего секунды, чтобы понять, что на плечах у него повисла женщина, причем довольно хрупкая. Та легкость, с которой он сбросил ее, убедила Бонни в том, что силенок у нее все-таки маловато. К тому же, в отличие от молодого Эрика, Кусака успел посидеть в тюрьме, где изучил массу приемов нечестной драки. И он вовсе не собирался позволить хрупкой девице нанести удар по его драгоценным органам.

Схватив чемодан за ручку обеими руками, Кусака с размаху ударил им Бонни, которая, стукнувшись о грубый ствол старого платана, упала прямо на спину. Она отчаянно замахала руками, стараясь ударить в лицо навалившегося на нее Кусаку, однако все удары приходились в красное стальное противоугонное устройство. Кусака схватил ее за запястья, но Бонни прекратила дергаться только тогда, когда колено Кусаки с силой уперлось ей в лобок.

Под жуткой тяжестью торса Кусаки из вида Бонни исчезли птицы и облака, их сменил вид блестящей, розовой, выстланной фистулами полости. Это был рот Кусаки, растянутый как бы в вечном крике. Кусака тяжело дышал от напряжения, обдавая Бонни горячим, несвежим дыханием. Бонни затошнило, и тут что-то теплое и подвижное прикоснулось к ее подбородку.

Губа.

Она зажала ее между зубов и с силой укусила. Кусака завопил и отскочил, а через секунду Бонни получила сильный удар в висок. «Клуб». Этот подонок пытался бить ее противоугонным устройством, лихорадочно мотая головой из стороны в сторону. Защищаться Бонни не могла, Кусака продолжал держать ее за запястья, поскольку мог избивать без помощи рук. Новая вспышка боли охватила Бонни, она закрыла глаза, чтобы не видеть разинутую, слюнявую пасть Кусаки. Бонни расслабилась, считая, что лучше всего в ее положении было бы потерять сознание.

А Кусака вообразил себя разгневанным быком на арене, который бодает кого захочет. Эта беспомощная сучка, лежавшая под ним, почти не дергалась. Он остановился, чтобы перевести дыхание, сплюнул кровь и поздравил себя с тем, как ловко превратил противоугонное устройство в грозное оружие. Реклама «Клуба» не соврала, устройство было необычайно прочным! Несмотря на жгучую боль в губе, ноющую боль в колене и острую пульсирующую боль в челюстях, Кусака чувствовал себя совсем неплохо. Он гордился тем, что сумел превозмочь боль. Да, он явно заслужил право на чемодан с деньгами.

И в этот момент ему в промежность скользнула рука, скользнула легко, как порхает воробей с ветки на ветку.

— Нннгггххх!!

Эта сучка схватила его за яйца. Кусака взревел и замотал головой, стараясь ударить Бонни тяжелым концом противоугонного устройства. Но тут до него дошло, что девка не может держать его за яйца, потому что он продолжает прижимать ее руки к земле. Она вообще не шевелится. Значит, это кто-то другой.

— Нет! Не делай этого! — донесся до Кусаки чей-то крик.

Он замер, попытался успокоить дыхание и медленно повернуть голову, чтобы посмотреть, кто же это, черт побери, ухватил его за яйца.

И снова Кусака услышал крик, на этот раз гораздо ближе:

— Не делай этого! Не надо!

Это кричал одноглазый псих.

«А кому он кричит? — подумал Кусака. — Чего не надо делать?»

В эту же секунду над головой Кусаки прогремел выстрел, и он понял, чего упрашивал не делать одноглазый.

* * *


Макс Лам удивился, обнаружив на переднем сиденье своего автомобиля, взятого напрокат, спящую женщину. Он узнал в ней ту самую незнакомку, которую патрульный высадил на стоянке раньше, когда приезжал за ним.

Женщина села, откидывая с лица длинные темные волосы.

— Шел дождь, а мне негде было укрыться, — объяснила женщина без тени смущения.

— Ничего, все в порядке, — успокоил ее Макс. Он снял накидку и швырнул ее на заднее сиденье.

— Меня зовут Иди, — представилась незнакомка, протягивая руку.

Рукопожатие женщины было крепким.

— А я Макс, — представился в свою очередь Макс и сам же удивился своим следующим словам: — Вас подвезти до Майами?

Иди благодарно кивнула. Именно на это она и рассчитывала, ведь взятые напрокат машины так или иначе всегда возвращаются в Майами.

— Я пыталась голосовать, но испугалась грома и молнии.

— Да, я слышал гром.

Непонятно, каким образом Макс проскочил поворот на Тернпайк, не заметить его было невозможно, но он все же умудрился. Иди никак не отреагировала на это, в конце концов, все дороги здесь шли в одном направлении.

— Откуда вы, Макс? — спросила Иди. Спутник ее выглядел вполне безобидным, и все же Иди захотелось разговорить его. Затянувшееся молчание действовало ей на нервы.

— Из Нью-Йорка. Я занимаюсь рекламой.

— Серьезно?

И тут Макса понесло. В течение следующего часа Иди узнала массу подробностей о Мэдисон-авеню. А Макс с радостью услышал, что она просто обожает хлопья «Плам Кранчиз». Иди даже процитировала рекламу, слово в слово!

— А что вы еще рекламировали? — поинтересовалась Иди.

Макс собрался было рассказать об «Интимном тумане», но передумал. Не всем нравятся разговоры о гигиенических средствах.

— Сигареты «Бронко».

— Правда?

— Кстати, о сигаретах, вы не будете возражать, если я закурю.

— Вовсе нет, — любезно позволила Иди.

Макс закурил и предложил сигарету Иди, но она вежливо отказалась. Когда табачный дым заполнил салон машины. Иди, чтобы не закашляться, опустила стекло.

— А когда вы возвращаетесь в Нью-Йорк?

— Завтра. — Красноречие снова покинуло Макса.

— Если вы мне расскажете кое-что, то и я вам расскажу, — предложила Иди.

Макс бросил на нее недоуменный взгляд.

— Понимаете… я о том полицейском, меня он привез, а вас увез.

— Ах, вы об этом. — Макс помолчал несколько секунд. — У меня нет никаких неприятностей с полицией, если вы это имеете в виду.

— Я и не сомневаюсь, что вы не бандит, — сухо бросила Иди.

«Какие глаза! — подумал Макс. — Какая интересная женщина! И наверняка понимает, что она привлекательна».

— Так зачем нам эти игры: вы расскажете мне, а я расскажу вам. Все уже в прошлом.

— Мне нравится такая постановка вопроса, — согласилась Иди.

— Давайте просто считать, что у нас сегодня был не лучший день.

— Да еще какой.

В Саут-Дэйд они попали в большую пробку, здесь вырвавшийся на берег шторм посносил буквально все. Иди видела разрушения в первый день после урагана, но нынешняя картина была значительно хуже. Иди очень удивилась, обнаружив, что готова расплакаться.

— Эй, могу поспорить, что угадаю, на какой машине вы ездите, — вдруг ни с того ни с сего выпалил Макс. Он явно старался отвлечь их мысли от ужасной картины.

На углу улицы двое небритых мужчин дрались из-за десятилитрового бака с пресной водой. Их жены и дети, стоявшие на тротуаре, с тревогой наблюдали за ними.

— Я серьезно, — продолжил Макс. — Есть у меня такая способность угадывать, каким людям подходят какие машины.

— И эта способность основана…

— На интуиции.

— Ладно, давайте попробуем, — согласилась Иди.

Макс внимательно осмотрел ее с головы до ног, как будто прикидывая вес.

— «Ниссан 300»?

— Нет.

— «A280Z»?

— Уже ближе.

Макс оживился.

— Думаю, вы предпочитаете импортные спортивные автомобили.

— Ох, вы мне льстите.

В этой глупой игре Макса определенно был смысл. Желанные молодые Кеннеди и даже сыновья бывших президентов, как правило, не клюют на женщин в «плимутах» 1987 года выпуска.

Позже, когда Макс свернул на Тернпайк и направился к центру города, он спросил:

— Где вас высадить?

— Позвольте мне подумать над этим, — попросила Иди.

* * *


— Капитан, у вас есть зеркало? — спросила Бонни.

— Нет.

— Ну и ладно.

Бонни чувствовала, что на лице у нее вздуваются шишки: одна на лбу, другая на скуле. Августин заверил ее, что выглядит она не так уж плохо, как думает.

— Но лед бы тебе не помешал, — заметил он.

— Ладно, потом. — Бонни посмотрела на Сцинка. — Но я знаю кое-кого, кому необходимо в больницу.

— Нет, — возразил губернатор.

— Августин говорит, что у вас сломана ключица.

— Пожалуй, он прав.

— И несколько ребер.

— Я буду называть тебя сестра Найтингейл.

— Почему вы такой упрямый?

— Я знаю доктора в Таверни.

— Но как вы рассчитываете туда добраться?

— Пешочком. Это одна из немногих похвальных человеческих способностей.

Бонни попросила губернатора быть хоть чуточку посерьезнее.

— Вы же наверняка испытываете жуткую боль.

— Весь мир страдает от боли, девочка.

Бонни взглянула на Августина, ища у него поддержки.

— Поговори с ним, прошу тебя.

— Он взрослый человек, Бонни. А теперь стой смирно.

Августин протер лицо Бонни рубашкой, которую намочил в ручье. Сцинк уселся на бревно, крепко сцепив руки. А перед этим он достал десяток таблеток аспирина из пластиковой бутылочки, хранившейся под брезентом. Бонни смело проглотила три из них.

А вот Кусаке, который был привязан к платану ржавым буксирным тросом, аспирин никто не предложил. Он был облеплен мокрыми листьями, перепачкан грязью и засохшей кровью, дешевый костюм в полоску висел клочьями. Во время драки Августин заставил Кусаку пропахать нижней челюстью небольшую канавку, поэтому рот бандита был полон мелких камешков и земли. И кроме того, Кусака лишился мочки уха, которую Августин отстрелил ему, выстрелив практически в упор. В голове у Кусаки никак не укладывалось, что такой сопляк мог оказаться настоящим садистом.

— Я не сомневался, что ты пристрелишь его, — сказал Сцинк, обращаясь к Августину.

— Я едва сдержал себя.

— И хорошо, что сдержал.

— Даже несмотря на то, что он сделал с подругой Джима?

— Да, даже несмотря на это. — Губернатор опустил голову. Его мучила боль.

Августин успокоился, адреналин отхлынул из крови. Он больше уже не помышлял о том, чтобы убить Кусаку, и вообще даже сомневался, сможет ли сделать это. Час назад, да, смог бы. Но не теперь. Пожалуй, пора было уходить.

Бонни следила за выражением его лица, пока Августин вытирал ей щеки и брови.

— Ты в порядке? — спросила она.

— Не знаю. Он так избил тебя…

— Эй, дело сейчас не во мне.

— Но ведь ты оказалась здесь из-за меня.

Бонни шутливо ткнула Августина пальцем в бок.

— Почему ты так уверен? А может быть, я здесь из-за губернатора.

Сцинк захохотал, не поднимая головы. Августин тоже рассмеялся. «Мы оба с тобой здесь из-за губернатора», — подумал он.

— Не будет ли это дурным тоном, — начала Бонни, обращаясь к Сцинку, — если я поинтересуюсь, что вы намерены делать с деньгами?

Сцинк поднял голову.

— Ох, я и забыл. — Морщась от боли, он поднялся с бревна. — Лестер, ты очухался? Эй, Лестер!

— Чччгггххх.

Губернатор ногой дотолкал чемодан до платана, где и открыл замки. Кусака уставился на кучу денег с нескрываемым вожделением, но и вместе с тем с опаской. Его тревожило, что на этот раз задумал полоумный.

Намокшими оказались только верхние банкноты, Сцинк сгреб их рукой в сторону. Бонни и Августин подошли поближе посмотреть, что же будет дальше.

— Эй, ребята, вам нужны деньги? — спросил у них Сцинк. Бонни и Августин отрицательно покачали головами.

— Мне тоже, — пробормотал губернатор. — Здесь и без них мусора хватает. — Потом он обратился к Кусаке: — Послушай, шеф, наверняка в твоей поганой жизни были моменты, когда девяносто четыре тысячи оказались бы очень кстати. Но поверь мне, все уже в прошлом.

Сцинк достал из кармана спички, Бонни и Августина он попросил быть свидетелями. Кусака принялся плеваться грязью и дергаться, горе его было безутешным.

Горевшие деньги издавали сильный, сладковатый запах.

Позже губернатор развязал трос, которым Кусака был привязан к дереву. Вконец расстроенный Кусака показал ему на противоугонное устройство во рту, но Сцинк покачал головой.

— И давай договоримся, Лестер. Когда я вернусь, чтоб и духу твоего здесь не было. Не оскверняй мой лагерь, не оскверняй мои книги. Скоро пойдет сильный дождь, так что ложись на спину и глотай как можно больше дождевой воды. Тебе это будет необходимо.

Кусака замер как истукан. Августин подошел к нему, достал из-за пояса револьвер и предупредил:

— Попробуй только пойти за нами, я тебе башку разнесу.

Бонни вздрогнула от этих слов. Губернатор достал из-под брезента кое-какие вещи и уложил их в рюкзак. Затем зажег факел и повел Бонни и Августина сквозь чащу.

У Кусаки и не было желания следовать за ними, он был рад избавиться от этой компании идиотов. Порыв ветра швырнул ему на колени кучку пепла, Кусака сгреб пальцами пепел и поднес к носу. Не осталось даже запаха денег.

Потом он уснул и проснулся от того, что крупные капли дождя барабанили по листьям. Кусака воспользовался советом Сцинка и лег на спину, ловя раскрытым ртом капли дождя. На рассвете он тронулся в путь.

* * *


Из чащи они вышли на тропинку. Бонни встревожило, не сможет ли Кусака воспользоваться этой тропинкой, чтобы выбраться из леса.

— Через озеро ему не перебраться, — успокоил ее губернатор.

Когда они пустились вплавь, Бонни ухватилась пальцами за ремень Августина. Губернатор плыл, высоко держа над водой факел, ботинки и рюкзак. Августина очень удивило, как он может так хорошо плыть со сломанной ключицей. Заплыв через озеро занял у них менее пятнадцати минут, хотя Бонни он показался вечностью. Она не могла убедить себя в том, что свет факела отпугивает крокодилов.

На берегу они немного отдохнули, Сцинк натянул свои ботинки без шнурков.

— Если он выберется отсюда, то, значит, заслуживает свободы, — сказал губернатор, имея в виду Кусаку.

— Но он не выберется, — заявил Августин.

— Конечно нет, он выберет не тот путь. Такова уж его натура.

Потом Сцинк вновь возглавил процессию, оранжевые отблески пламени факела метались на ветках деревьев над их головами. Бонни продолжила разговор о судьбе Кусаки:

— Значит, его кто-то сожрет, пантеры или еще кто-нибудь.

— Не будет ничего такого экзотического, миссис Лам, — возразил ей Августин.

— А что же будет?

— Время. Его сожрет время.

— Совершенно верно! — воскликнул губернатор. — Он обречен, мы просто ускорили Лестеру печальный путь к кончине. Сегодня мы эльфы Дарвина.

Бонни ускорила шаг. Она чувствовала себя счастливой, находясь с этими мужчинами «посреди вечности», как сказал губернатор. А сам губернатор, шедший впереди, что-то тихонько напевал. Бонни предположила, что сейчас он чувствует, как на висках прорастают рога.

* * *


Спустя два часа они вышли из леса и тут же попали под порывы сильного ветра.

— Ну вот, пришла пора прощаться, — произнес Августин.

Морщась от боли, Сцинк снял рюкзак.

— Это вам на дорогу.

— Да мы скоро будем дома.

— Возьми, на всякий случай.

— Господи, ваш глаз! — воскликнула Бонни.

В пустой глазнице губернатора торчали несколько ягод и листочков падуба. Он ощупал глаз.

— Черт побери, наверное, выпал.

Бонни отвела взгляд, ей было больно смотреть на губернатора.

— Все в порядке, — успокоил ее Сцинк. — У меня где-то есть целая коробка запасных.

— Не глупите. Поедемте с нами на материк, — попыталась уговорить его Бонни.

— Нет!

Мутная стена дождя надвинулась на дорогу, от прикосновения холодных капель Бонни задрожала. Сцинк наклонился к Августину.

— Подожди хотя бы два-три месяца.

— Можете быть спокойны.

— Зачем? — спросила Бонни.

— Прежде чем я снова попытаюсь отыскать это место, — ответил Августин.

— Для чего?

— В научных целях.

— Ностальгия, — добавил губернатор.

Шквал ветра затушил факел, и Сцинк отшвырнул его к мангровым деревьям. Спрятал волосы под пластиковую шапочку для душа и попрощался. Бонни чмокнула его в подбородок и попросила быть осторожным. Августин приветливо помахал рукой.

Некоторое время они еще могли видеть его высокую фигуру, направлявшуюся на юг и изредка освещаемую вспышками молний. А потом губернатор исчез из вида. Дождь и туман окутали его, словно саван.

Бонни и Августин повернулись и пошли в другую сторону. Августин быстро шагал по асфальту, на голых плечах у него висел рюкзак.

— Эй, а шрам выглядит очень симпатично, — заметила Бонни.

— Он тебе все еще нравится?

— Прекрасный. — Когда сверкала молния, Бонни очень ясно видела шрам. — Штопором в душе… ты не шутил?

— Хотел бы я, чтобы это было шуткой.

Сзади послышался шум автомобиля. Свет его фар отбросил на асфальт их вытянутые тени. Августин предложил Бонни проголосовать, но она отказалась, и они отступили на обочину, пропуская автомобиль.

Вскоре они достигли высокого моста в Кард-Саунд. Августин сказал, что пора отдохнуть. Он расстегнул рюкзак и проверил, что туда уложил губернатор: моток веревки, два ножа, четыре платка, тюбик антисептической мази, непромокаемый коробок спичек, бутылка пресной воды, таблетки для хлорирования воды, несколько апельсинов, средство от насекомых, четыре банки чечевичного супа и банка непонятно какого сушеного мяса.

Августин и Бонни выпили воду из бутылки и начали подниматься на мост.

Хлесткий дождь, словно иголками, покалывал синяки Бонни, порывы ветра были настолько сильными, что едва не отрывали ее от земли, и ей пришлось ухватиться за правую руку Августина.

— Наверное, снова надвигается ураган! — крикнула Бонни.

— Вряд ли, — усомнился Августин.

Они остановились на вершине моста. Августин размахнулся и с силой зашвырнул пистолет в воду. Бонни перегнулась через бетонное ограждение и увидела, как пистолет с тихим всплеском отправился на дно. Августин крепко обнял ее руками за талию, в его объятиях Бонни почувствовала себя спокойно и уверенно.

Далеко внизу бушевали и пенились воды залива, который разительно изменился и не был сейчас похож на тот залив, каким Бонни увидела его в первый раз. Сейчас это место явно не подходило дельфинам.

Бонни обняла Августина и наградила его долгим поцелуем. Потом развернула его спиной к себе и принялась рыться в рюкзаке.

— Что ты там ищешь? — крикнул Августин сквозь шум дождя.

— Помолчи.

Когда Августин снова повернулся к Бонни лицом, то увидел, что глаза ее сияют. В руках она держала моток веревки.

— Привяжи меня к мосту, — попросила Бонни.


Эпилог


Брак между БОННИ БРУКС и МАКСОМ ЛАМОМ был без лишнего шума аннулирован, это сделал судья, который оказался партнером отца Макса по лыжным прогулкам. Макс вернулся на работу в «Родэйл энд Бернс» и энергично взялся за новую рекламную кампанию шипучего напитка «Олд Фейтфул». Благодаря незатейливому рекламному девизу, придуманному Максом, компания вскоре сообщила о повышении объемов продажи напитка на двадцать четыре процента. Макса перевели работать на шестой этаж и назначили главой рекламного проекта солодового напитка с низким содержанием жира под названием «Стид», на рекламную кампанию которого отводилось восемнадцать миллионов долларов.

В конце года Макс и ИДИ МАРШ поженились. Они переехали в квартиру в Верхнем Уэстсайде на Манхэттене, где Иди стала активно участвовать в благотворительной деятельности. Спустя два года после урагана, во время посещения концерта в пользу жертв грязевого селя в Колумбии, Иди встретила того самого молодого Кеннеди, которого в свое время всеми силами пыталась соблазнить. Она была несколько удивлена, когда Кеннеди, здороваясь с ней, пощекотал языком ей ухо. Макс сказал, что ей это наверняка пригрезилось.

БРЕНДА РУРК полностью оправилась от травм и вернулась на службу. Она попросила и получила перевод на север Флориды, где они с ДЖИМОМ ТАЙЛОМ построили небольшой дом на берегу реки Оклокони. На Рождество Джим подарил Бренде золотое кольцо с гравировкой — точную копию обручального кольца ее матери — и двух взрослых немецких ротвейлеров.

После того, как его выловили из океана возле Исламорады, АВИЛУ отправили в Майами, в лагерь для интернированных лиц, где зарегистрировали как Хуана Гомеса Дурана, политического беженца из Гаваны. В лагере его продержали девять дней, а потом радиостанция, вещавшая на испанском языке, поспособствовала его освобождению. В ответ на это храбрый «сеньор Гомес» согласился поделиться с радиослушателями подробностями своего бегства на плоту с Кубы. Радиослушателей тронула его душещипательная история, но удивили жуткие неточности в географии Кубы. После этого Авила уехал в Форт-Майерс на западном побережье Флориды, где тут же устроился на работу в местное Управление планировки и строительства в качестве инспектора, следящего за соблюдением строительных норм. За первые четыре недели своей работы Авила принял двести двенадцать новых домов — рекордная цифра для одного инспектора, которая не побита и по сей день. Спустя девятнадцать месяцев после урагана, во время приготовления жертвоприношения Чанго во дворе своего нового роскошного дома на берегу моря, Авилу сильно укусил за бедро кролик, страдавший бешенством. Он постеснялся обратиться к врачу и через двадцать два дня умер во время того, как принимал горячую ванну. В память о его короткой, но продуктивной деятельности в качестве строительного инспектора Ассоциация строителей графства Ли учредила специальный фонд стипендий Хуана Гомеса Дурана.

На следующий день после того, как перед мотелем «Парадиз Палмс» стреляли в патрульного полицейского, «скорая помощь» снова была вынуждена приехать туда. На этот раз у постояльца по имени ЛЕВОН СТИЧЛЕР случился микроинфаркт. По дороге в больницу старик твердил, словно в бреду, что две воинственно настроенные проститутки удерживали его в отеле в качестве пленника. Врачи позвонили дочери Стичлера, которая жила в Сент-Пол, и она, естественно, встревожилась, узнав о галлюцинациях отца. Повесив трубку, она сообщила детям, что скоро приедет дедушка и немного поживет у них.

Растерзанные останки АИРЫ ДЖЕКСОНА, личность которого была установлена с помощью рентгена, были кремированы и скромно захоронены на Статен-Айленд. Несколько боссов профсоюза водителей грузового транспорта прислали цветы, как и отошедший от дел контролер Пенсионного фонда Центральных Штатов. Африканский лев, напавший на Джексона, был пойман в Перри, когда рыл в поисках пиши возле пиццерии «Пицца Хат». Усыпленное животное помыли, сделали ему прививки, выгнали глистов и окрестили «Пепперони». Теперь его можно увидеть в заповеднике в Уэст-Палм-Бич.

Убийство Тони Торреса так и осталось нераскрытым, хотя полиция подозревала жену Тони в том, что она организовала это убийство с целью завладеть деньгами, полученными от страховой компании «Мидвест Кэжьюелти». Детективы, разыскивавшие НЕРИЮ ТОРРЕС, чтобы допросить ее, установили, что она уехала в Белиз, сняла виллу на берегу океана, где и живет вместе с лишенным американского гражданства инструктором по рыбной ловле. По постановлению суда была проведена инспекция банковских счетов ее покойного мужа, в результате которой выяснилось, что перед отъездом из Соединенных Штатов миссис Торрес получила по чеку двести одну тысячу долларов. Дом 15600 по Калуса-драйв так и не отремонтировали, он стоял заброшенным в течение двадцати двух месяцев, потом был конфискован и снесен.

Спустя пять недель после урагана ФРЕД ДОВ вернулся домой в Омаху и привез жене двух миниатюрных такс, которые остались бездомными в результате урагана. Он, ДЕНИС РИДИ и восемь других оценщиков компании «Мидвест Кэжьюелти» получили благодарность за свою героическую работу по ликвидации последствий урагана. Для рекламы их быстрых и самоотверженных действий по оформлению страховых заявления компания «Мидвест Кэжьюелти» организовала передачу по национальному телевидению, которая вышла в эфир в рождественские праздники. Фред Дов надеялся, что после этой передачи Иди Марш свяжется с ним, однако он так никогда больше и не услышал о ней.

Оказавшись перед лицом судебного дела по групповому иску ста восьмидесяти шести человек, чьи дома в той или иной степени пострадали от урагана, строительный магнат ГАР УИТМАРК объявил себя банкротом и открыл новые фирмы под другими названиями. Он погиб через тринадцать месяцев в результате странного несчастного случая, который произошел на строительной площадке. Сильным ветром с крыши сбросило котел с горячим гудроном, и он пробил лобовое стекло его «инфинити Q45». Несчастная вдова Уитмарка забросила свои лекарства и вступила в организацию «Христианская наука», которой и пожертвовала все состояние покойного мужа.

Тело КЛАЙДА НОТТИДЖА-МЛАДШЕГО было доставлено самолетом из Гвадалахары в Дарем, штат Северная Каролина, где (по требованию родственников) в университетском медицинском центре провели вскрытие. Через четыре дня мексиканские власти арестовали ДОКТОРА АЛАНА КОЛКА, обыскали его лабораторию, а потом выслали доктора на Багамы. Странно, но в клинике «Арагон» не было найдено ни одной овцы.

Несмотря на противоречивые письменные свидетельства двух выдающихся психиатров, адвокаты компании «Дарем Гэс Мит энд Тобакко» вынудили судью города Роли объявить Клайда Ноттиджа-младшего невменяемым. Такое посмертное заключение основывалось на отрывочных свидетельствах врачей, присланных мексиканскими властями, и было узаконено судебными властями Северной Каролины. Через шесть дней после смерти Ноттиджа компания «Дарем Гэс Мит энд Тобакко» возобновила производство сигарет «Бронко». Однако контракт на рекламу с фирмой «Родэйл энд Бернс» не был возобновлен.

Через одиннадцать месяцев после урагана биолог из Управления по контролю за рыбной ловлей и заповедниками обнаружил нечто ужасное в отдаленном районе заповедника Крокодиловы озера в Норт Ки-Ларго — деформированную человеческую челюсть. Кость запирало регулируемое противоугонное устройство, популярное у владельцев автомобилей. В результате рентгена зубов было установлено, что челюсть принадлежит ЛЕСТЕРУ МЭДОКСУ ПАРСОНСУ, бандиту, разыскиваемому за вооруженное нападение на двух патрульных полицейских. По мнению патологоанатомов графства Монро, Парсонс, вероятно, умер от голода. Позже были найдены и другие части скелета, за исключением черепа.

АВГУСТИН ХЕРРЕРА продал фирму покойного дяди и уехал вместе с БОННИ БРУКС в Чоколоски — рыбацкую деревню на краю Десяти тысяч островов. Там он купил небольшую яхту и построил обшитый сосновыми досками дом с большой библиотекой и специальной стеной для своей коллекции черепов, которых теперь насчитывалось двадцать.

БОННИ БРУКС занялась цветной фотографией. Ее замечательный снимок двух неоперившихся птенцов орла в гнезде на ветке кипариса украсил обложку журнала «Одубон».

Большинство диких животных, разбежавшихся с фермы ФЕЛИКСА МОДЖАКА во время урагана, были пойманы или, к несчастью, застрелены вооруженными домовладельцами. Исключение составили одна пума, сорок четыре редкие птицы, более трехсот экзотических ящериц, тридцать восемь змей (ядовитых и неядовитых) и двадцать девять взрослых макак-резусов, которые, разбившись на несколько веселых стай, и по сей день бродят по графству Дэйд.


notes


Примечания


1


Сцинки — семейство ящериц. (Здесь и далее прим. пер.)


2


Шафлборд — игра с перемещением деревянных кружков по клеткам.


3


Игра слов, при которой в выражении «plumb loco» (сойти с ума) слово «plumb» меняется на «plum» (изюм).


4


Можно перевести как «Надежная кровля».


5


Суппозиторий — свечка, форма лекарства в виде маленьких заостренных цилиндров, предназначенных для введения в прямую кишку.


6


Bufo marinus (лат.) — жаба-ага.


7


Мантра — заклинание (санскрит).


8


Сангрия — освежающий напиток с вином и лимонадом.


9


В английском Fat Dipslut.