Похищенный жених
Карен Хокинс


Проклятье Маклейн #1


Джек Кинкейд, известный авантюрист и повеса, много повидал в жизни. Но пережить такое! Его, неисправимого холостяка и покорителя женских сердец, похитили и насильно женили! И на ком? Стыдно сказать, на Фионе Маклейн, дочери его злейшего врага!

Впрочем, постепенно жених по принуждению начинает понимать: в его положении есть и приятные стороны.

Фиона предполагала, что их брак, затеянный ею ради примирения враждующих кланов, останется фиктивным. Но у Джека в отношении этой красавицы совсем другие планы.

В конце концов, муж он ей – или нет?


Карен Хокинс

Похищенный жених


Нейту.

Спасибо за то, что тебе не надоедали мои бесконечные поиски «самого точного слова», а также за то, что ты не слишком громко хихикал, когда я пела в душе. Нейт, ты рождаешь в моем сердце улыбку.


Пролог


Ах, девчонки! Какие же вы недоверчивые! Я встречала мужчин, на которых лежало проклятие. И таких же женщин…

    
Старая Нора из Лох-Ломонда – трем своим маленьким внучкам однажды холодной ночью


Стерлинг, Шотландия

9 апреля 1807 года

Джек Кинкейд умирал так же, как и жил: карманы его идеально сшитого сюртука были набиты деньгами, выигранными за ночь азартной игры, от него попахивало изысканным виски и духами жены другого мужчины.

Джек уходил в мир иной после вечера, проведенного в роскошном доме неподалеку от Стерлинга, куда его выманили из Лондона чары восхитительной леди Лусинды Федерингтон. Лорда Федерингтона, посла в одной далекой стране, ожидали домой со дня на день. Однако Джек погасил беспокойные сомнения леди горячим поцелуем и сделал ей предложение, вызвавшее жаркий сладострастный румянец на лице этой женщины, которую не так-то просто было шокировать. Черный Джек жил разгульной жизнью, и многие сердца устремлялись ему навстречу только для того, чтобы разбиться о твердыни его сердца. Тем не менее женщины отлично проводили время в его постели.

Через несколько часов громыхание кареты на подъездной аллее заставило леди вскрикнуть, отбросить прочь одеяла и вырваться из объятий Джека. Джек лишь засмеялся. Он не боялся лорда Федерингтона, который был никудышным стрелком, в то время как Джек никогда не промахивался.

Однако забота о своей репутации перевесила чувства Лусинды к Джеку, и она попросила его удалиться.

Удивленный и слегка пьяный от изысканных вин из погребов ее мужа, Джек поддался на уговоры покинуть дом через окно. Едва повернулась дверная ручка хозяйской спальни, как Джек выпрыгнул в сад.

Негромко насвистывая, он прошествовал из сада в конюшню и забрал свою лошадь на глазах удивленного грума. Затем отправился наверстывать упущенное. За два дня он успевай добраться на приватную картежную вечеринку лорда Морленда. Морленд был глуп, но принимал своих гостей с невиданной роскошью.

Более осторожный джентльмен предпочел бы дорогу на Йорк, прямую и широкую, на всем протяжении которой было много гостиниц. Джек же избрал дорогу, по которой ходили дилижансы, на Эйр, дорогу пустынную и мрачную, пользовавшуюся дурной славой из-за того, что там пошаливали разбойники. Эйрская дорога была вдвойне опасна для нетрезвого одинокого всадника, одетого в изысканный костюм лондонского пошива, с рубином, поблескивавшим на пальце.

Джек пустил свою лошадь галопом, невзирая на темноту и опасность встречи с разбойниками. Однако внезапно погода резко ухудшилась. Набежали тучи, послышались раскаты грома, и дождь полил как из ведра. Он был таким холодным и сильным, что Джек в мгновение ока промок насквозь. Блеснула молния, и его лошадь поднялась на дыбы. Джек не удержал в руках скользкий промокший повод и вылетел из седла. Когда земля приняла его в свои объятия, ему почудился слабый аромат сирени, но затем от удара он потерял сознание.

Чуть позже Джек пришел в себя от того, что дождь больно хлестал его по лицу. Он лежал в глубокой грязной луже, из которой у него не хватало сил выбраться. Волосы облепили лоб и шею. Теплая грязь, удерживавшая его на месте, разительно контрастировала с холодным дождем, от которого явственно пахло сиренью…

Фиона Маклейн.

Джек не разговаривал с ней пятнадцать лет, хотя мог точно описать, как она выглядела в их последнюю встречу.

У него сжалось сердце, так как не было смысла ворошить прошлое. И смешно думать, что воспоминание о Фионе посетило его из-за того, что дождь принес запах сирени. Должно быть, он стукнулся головой гораздо сильнее, чем полагал. В самом деле было вообще очень трудно думать, в висках пульсировала боль.

Черт побери, у него не было для этого времени! Его ожидали женщины, которых нужно уложить в постель, ставки, которые он должен выиграть, виски, которое он намерен попробовать.

Однако, похоже, ничего больше не будет в его грешной жизни.

Слишком поздно.

Застонав, он приподнялся на локте, грязь зачавкала, не отпуская его; перед глазами поплыли разноцветные круги, боль в голове стала совершенно невыносимой. Внезапно Джек понял, что это конец. Он никогда не задумывался о смерти. Он вообще не собирался умирать. Джек закрыл глаза и провалился в беспамятство.

Вот так, в грязной луже, Черный Джек и закончил все свои странствия, а капли дождя продолжали падать на его обращенное к небу лицо.


Глава 1


Маклейны – древний род. Они прекрасно знают себе цену, поэтому с ними трудно торговаться. Они расчетливы и практичны и редко оказываются в проигрыше. Ваш отец говорит, что он скорее согласится, чтобы его покусала овца, чем заключит сделку с кем-либо из Маклейнов.

    
Старая Нора из Лох-Ломонда – трем своим маленьким внучкам однажды холодной ночью


Гретна-Трин,

Шотландия 9 апреля 1807 года

Фиона Маклейн заставила себя улыбнуться.

– Отец Маккенни, мы пришли, чтобы пожениться.

Грузный священник неуверенно перевел взгляд с Фионы на жениха и затем снова на Фиону.

– Н-но… он… я не могу…

– Вы можете, святой отец, – спокойно сказала Фиона, крепко сжимая застежки своей сумочки.

Пусть гремит гром и сверкает молния, пусть наводнение смоет все вокруг, но она намерена положить конец этой самой идиотской вражде в Шотландии. Это будет стоить ей свободы и лишит будущего, возможно, она даже потеряет свое сердце. От этой мысли у нее заныло под ложечкой. Но без этого брака ей не уберечь своих братьев от безрассудных поступков.

– Фиона, девочка, – раздраженно сказал отец Маккенни, – ну какой из него жених?

– Тем больше оснований выйти замуж за дурака. – Видя, как удивленно блеснули глаза у священника, она добавила: – Известной истиной является то, что приличная женщина может превратить даже капризного, никчемного, упрямого недотепу в порядочного и ответственного мужчину.

Священник неуверенно посмотрел на предполагаемого жениха.

– Да, но…

– Не бойтесь за меня, святой отец. Я знаю, что он не подарок, но он тот, кого я хочу.

– Фиона, я знаю, что этот парень может выиграть от вашего брака. Только…

– Я знаю, – сказала она, вздохнув. – Он волокита и бабник, который переспал едва ли не с каждой женщиной от Северного моря вплоть до злачных лондонских мест.

Священник покраснел при упоминании о злачных местах.

– Да, да. Это знают все, но…

– И еще он отъявленный прожигатель жизни, который не сделал ни малейшей попытки совершить что-либо полезное. Я знаю, что это не достойный подражания образец, однако…

– Но он ведь в бессознательном состоянии! – повысил голос священник. – Он даже не способен назвать свое имя!

Фиона перевела взгляд туда, где находился мужчина. Хэмиш бросил его на холодный пол из каменных плит у ее ног. С одежды Кинкейда стекали на церковный пол грязные ручейки.

– Вам придется ему помочь.

– Девочка моя, ты не можешь тащить лишившегося сознания человека к алтарю.

– Почему?

– Потому что… потому что так не делается, вот почему!

Священник с подозрением посмотрел на Хэмиша. Здоровенный телохранитель, опекавший девушку с рождения, безмолвно стоял за спиной Фионы. Сбоку у него свисала шпага, за широким кожаным поясом торчали три заряженных пистолета, его лицо обрамляла окладистая рыжая борода, а свирепый взгляд, казалось, способен был пригвоздить к земле любого.

– Каким образом этот парень оказался лежащим без сознания в грязной луже? – спросил отец Маккенни.

Фиона не любила врать. Однако чем меньше священник будет знать, тем меньше шансов, что его настигнет возмездие со стороны ее братьев. Испытывая боль от потери их младшего брата, они носились по замку Маклейнов, и гневу их не было предела.

Проклятия Маклейнов накликали настоящий потоп. На несколько дней разверзлись хляби небесные, лил дождь, сверкали молнии и гремел гром, река вздулась от первых весенних дождей, угрожая затопить тех, кто жил в деревне ниже замка.

Фиона не могла допустить, чтобы это произошло. И она знала, как прекратить вражду. Прежде всего следовало найти Джека Кинкейда. Спасибо провидению, до Хэмиша дошли слухи о шашнях Джека с некоей женшиной недалеко от Стерлинга. После этого найти прожигателя жизни не составило труда.

Ей оставалось лишь надеяться, что ее дальнейшие планы можно будет осуществить. Фиона сильно сомневалась, что ей настолько повезет. Пожав плечами, она беззаботно сказала:

– Мы нашли его.

– Без сознания?

– Да.

– Где?

– На дороге. Должно быть, его сбросила лошадь.

Похоже, это не убедило священника.

– Почему он до такой степени промок? – В глазах его засветилось подозрение. – В этой части Шотландии не было дождя в течение трех недель.

Фиона решила отвлечь священника.

– Хэмиш, ты можешь разбудить этого оболтуса? Отец Маккенни не поженит нас до тех пор, пока он не придет в сознание.

Хэмиш хрюкнул, затем наклонился, схватил бесчувственного Джека Кинкейда за волосы и приподнял ему голову.

Фиона увидела его лицо, и сердце у нее сжалось. Даже забрызганное грязью и облепленное мокрыми рыжеватого оттенка волосами, оно было мучительно прекрасным. Точеные черты, крепкий подбородок, гордый мужской нос, темно-каштановые волосы, и если бы они были открыты, голубые глаза были бы достойны лика ангела.

Но уж кем-кем, а ангелом Джек не был.

Прогремевший в отдалении слабый раскат грома заставил священника бросить взгляд в сторону открытых окон. Снаружи солнечные лучи золотили каменные стены, на ясном небе не было ни единого облачка.

Фиона задержала взгляд на Кинкейде. Ей понадобились значительные усилия для того, чтобы сдержаться и не пнуть, хотя бы слегка, его ногой. С того мрачного дня пятнадцатилетней давности, когда она обнаружила истинную сущность натуры Джека Кинкейда, она все свои эмоции и мысли хранила в тайне. Она уже было решила, что все это давно умерло, но, очевидно, остатки гнева и негодования где-то в глубине души еще сохранились.

Продолжая держать Джека за волосы, Хэмиш покачал головой и посмотрел на Фиону:

– Этот болван не просыпается.

– Вижу, – вздохнула Фиона. – Оставь его в покое. Хэмиш отпустил голову Джека, не обеспокоившись тем, что она со стуком ударилась об пол, что заставило священника поморщиться.

Отец Маккенни с облегчением сказал:

– В таком случае ты не сможешь выйти за него замуж.

– Нет, смогу, – твердо проговорила Фиона. – Он скоро проснется.

Священник вздохнул:

– Ты самая упрямая из девчонок, которых я когда-либо встречал.

– Только тогда, когда я должна быть такой. Вы не можете отрицать, что такому оболтусу пойдет на пользу, если он окажется под опекой сильной женщины.

– Верно, – сдавленным голосом признал отец Маккенни, – этого я отрицать не стану.

– Я не смирюсь ни с его пьянством, ни с его разгулом. Я заставлю его регулярно посещать церковь. Знает он об этом или нет, но разгульные дни Джека закончились.

Во взгляде священника промелькнуло нечто вроде жалости.

– Ты не сможешь заставить человека измениться, девочка. Он должен захотеть измениться сам.

– В таком случае я заставлю его захотеть измениться.

Священник взял ее за руку.

– Почему ты затеяла все это, девочка?

– Только так можно положить конец вражде. Смерть Каллума должна стать последней, – твердо заявила она.

Глаза священника наполнились слезами.

– Я также оплакиваю твоего брата, девочка.

– Вы не можете оплакивать Каллума больше, чем я. Мои братья призывают к мести, словно его смерти недостаточно. Кто-то должен остановить это безумие.

Каллум, красавец Каллум! Ее младший брат с белозубой улыбкой, порывистый и импульсивный, лежит сейчас на глубине шести футов, и только каменный столб напоминает о его жизни. И все из-за этой идиотской вражды, которая началась сотни лет тому назад.

Маклейны и Кинкейды воюют так давно, что никто даже не помнит об истинной причине их взаимной ненависти. И вот из-за глупого отказа Каллума простить оскорбительное замечание со стороны одного из Кинкейдов разыгралась драма. Он полез в драку и заплатил за это своей жизнью. Один удар о край мраморного камина – и все было кончено. Каллум умер, а искры давней вражды превратились в пламя.

Священник сжал ее руку.

– Я слышал, Кинкейды считают, что смерть Каллума произошла не по их вине. Что, вероятно, кто-то другой…

– Пожалуйста, святой отец, не надо…

Священник посмотрел на ее лицо. Она знала, что он видит: круги под глазами, бледность, дрожание губ, поскольку она отчаянно боролась со слезами.

– Святой отец, – тихо сказала она, – мои братья в смерти Каллума обвиняют Эрика Кинкейда. И ничто не может их переубедить. Но если я выйду замуж за Джека, он и вся его родня станет частью нашей общей семьи. Мои братья будут вынуждены смириться. – Ее решительный взгляд встретился со взглядом священника. – Я не могу больше терять братьев. – Чувствовалось, что в ней нарастает гнев.

Тем временем раскаты грома усилились, ясный день превращался в пасмурный и мрачный. Хэмиш кивнул, как бы соглашаясь с невысказанной мыслью. Лицо отца Маккенни побледнело.

Молчание священника затягивалось, и Фиона могла видеть, что он был близок к тому, чтобы согласиться. Его нужно было лишь слегка подтолкнуть.

– Кроме того, святой отец, если я принесу эту жертву и выйду замуж с целью положить конец вражде, это может снять проклятие.

Отец Маккенни шумно сглотнул и выдернул из ее рук свою руку.

– Тсс, девочка! Я не хочу говорить о проклятии в этом святом месте.

Объяснялось все тем, что он в него верил. Согласно старинным преданиям, некая Белая Ведьма, которой пришлись не по душе нрав и своеволие прапрабабушки Фионы, заявила, что отныне каждый член семейства Маклейнов будет оказывать определенное влияние на нечто столь же буйное, как и они сами, – на погоду.

Похоже, кто-то из Маклейнов потерял над собой контроль, потому что молнии уже поджигали соломенные крыши домов в деревне, а земля загудела. Град стал безжалостно крушить листья деревьев и кустарников. Потоки воды побежали по низинам, губя все на своем пути.

Увидев, что над стоящим на холме замком Маклейнов собираются тучи, люди в страхе попрятались в своих жилищах.

Фиона закрыла глаза. Это были ее люди. Ее. Подобно тому, как Каллум был ее братом. Она не может подвести их. Если она не вмешается, то гнев и ярость ее братьев сокрушат все вокруг.

Снять проклятие можно было, только совершив поступок, от которого последует большая польза людям. Пока что ни одно Поколение в этом не преуспело. Возможно, зачтется жертвоприношение Фионы.

Девушка посмотрела на священника из-под опущенных ресниц:

– Проклятие время от времени дает о себе знать, отец.

Священник покачал головой:

– Я сочувствую твоей семье, девочка, но это сумасбродная затея…

Фиона в отчаянии прижала руки к животу. «Это моя последняя надежда», – подумала она и сказала:

– Святой отец, у меня нет выбора. Кинкейд должен на мне жениться.

Глаза у отца Маккенни округлились.

– Святые небеса, ты имеешь в виду… ты хочешь сказать…

– Да, у меня будет ребенок.

Священник выхватил из кармана платочек и промокнул бровь.

– О Господи! Это меняет дело. Я не потерплю, чтобы в моем приходе появился незаконнорожденный.

Фиона обняла священника за шею:

– Ах, спасибо, святой отец! Я знала, что могу положиться на вас.

Он также обнял ее и, вздохнув, сказал:

– Ты могла бы найти другого, если бы я не помог тебе.

– Я не хочу другого священника, который меня обвенчает, отец. – Конечно, Фиона всегда считала, что в один прекрасный день встретит красивого мужчину, который влюбится в нее и у них состоится торжественное бракосочетание в этой церкви в окружении многочисленных гостей и членов ее семейства. Теперь ничего подобного не будет. От этой мысли Фиона загрустила, но тут же решительно отбросила печальные мысли.

– Отец Маккенни, это справедливое дело. Оно станет добрым началом для всех нас.

Священник снова вздохнул, затем повернулся к Хэмишу:

– По крайней мере поставь этого парня на ноги. Еще ни один мужчина не женился, лежа на полу.

– Спасибо, отец, – проговорила Фиона. – Вам не придется сожалеть об этом.

– Да уж, сожалеть скорее всего придется не мне, девочка.

Фионе оставалось лишь надеяться, чтобы священник ошибался.

Хэмиш ткнул лежащего мужчину огромным ботинком.

– Может быть, окунуть его голову в воду? – Он перевел взгляд на большую чашу.

Отец Маккенни встрепенулся.

– Это святая вода!

– Не думаю, что Господь будет против. К тому же это день его свадьбы, и…

– Нет! – твердо возразил отец Маккенни и поджал губы. – Возможно, глоток спиртного расшевелит этого человека.

Хэмиш насупился.

– Хэмиш, – упрекнула его Фиона. – Мы должны жертвовать всем.

– Вы просите слишком многого, – проворчал Хэмиш. Однако сунул руку в карман и извлек оттуда фляжку. Он с явной неохотой открыл ее, приподнял голову Кинкейда и влил ему в рот немного жидкости.

Кинкейд что-то забормотал, однако фляжку не оттолкнул. Явно еще не приходя в сознание, он схватил фляжку рукой и вылил солидную дозу в рот.

– Проклятие! – Хэмиш вырвал из рук Кинкейда фляжку. – Ты выпил почти половину моего запаса! – Сцапав Кинкейда за воротник, он приподнял его, приготовившись пустить в ход кулак.

– Спасибо тебе, Хэмиш, – поспешила поблагодарить его Фиона, становясь рядом с Кинкейдом.

Кинкейд озадаченно моргал, озираясь вокруг.

– Это что… церковь? Даже в дурном сне мне не могло такое привидеться.

Фиона взяла его под руку, пытаясь удержать его в вертикальном положении. Джек привалился к ней, обдав запахом сандалового дерева и мускуса. Ей мгновенно припомнились горячие руки и вожделение другого…

Над промокшим садом снова прозвучали раскаты грома.

Отец Маккенни, похоже, с трудом сглотнул. Хэмиш сурово посмотрел на Фиону.

Фиона покраснела, затем, откашлявшись, сказала:

– Кинкейд, ты действительно в церкви. Ты собираешься жениться на мне.

– Жениться? – Он перевел на нее взгляд, и Фиону поразила яркая голубизна его глаз. Ей показалось, что она тонет в этом взгляде, погружаясь в озеро горячей воды.

Легкая улыбка коснулась его губ.

– Фиона Маклейн, – протянул он голосом завзятого соблазнителя.

К своему ужасу, Фиона ощутила исходящее от него тепло, которое нарастало с такой быстротой, что она почувствовала удушье. Раскаты грома сделались громче, и от порывов разогретого ветра заколыхались, запрыгали головки цветов, а трава словно покрылась рябью.

Фиона сжала кулаки, заставляя себя успокоиться. Она не должна потерять над собой контроль. Джек Кинкейд оказывал подобное воздействие на любую женщину.

Постепенно она успокоилась.

– Кинкейд, приготовься, – бодро произнесла она. – Мы должны закончить с этим сегодня.

Джек скользнул взглядом по ее лицу, глазам, губам. Затем наклонился к ней, и она ощутила его теплое дыхание и запах виски.

– Скажи мне, любовь, если я женюсь на тебе в этом сне, смогу ли я проторить путь в твою постель?

Фиона едва не задохнулась и шепотом ответила:

– Да, добро пожаловать ко мне в постель. Мы женимся по-настоящему, хотя и не любим друг друга.

– Говори за себя.

Она подняла глаза, встретившись с его взглядом, и сердце у нее замерло.

– Что… ты имеешь в виду?

– Я имею в виду, что ты мне отнюдь не безразлична. Я воспламеняюсь при мысли о том, что могу прикоснуться к тебе, что…

– Это не любовь. – Почему она подумала, что он может иметь в виду что-то другое? Если ее общение с Джеком чему-то ее и научило, то именно тому, что он не способен на настоящую любовь. – Мы обсудим это позже, а сейчас мы должны заключить брак.

Его взгляд снова скользнул по ее лицу, остановился на губах. Медленная обольстительная улыбка тронула его губы.

– Я женюсь на тебе, Фиона Маклейн, и затащу тебя в постель, как это и положено. Во сне все возможно.

Фиона яростно зашептала:

– Джек, это серьезно. Если мы поженимся, то сможем положить конец вражде.

– Вражде? – непонимающе уточнил он.

– Вражде, существующей между нашими семьями.

– Ах ты говоришь об этой вражде. Мне следовало бы самому из-за этого беспокоиться, если бы я не умер и не увидел этот сон. – Джек протянул руку и обнял ее за плечо. – Черт побери! Делайте что хотите, отец, – сказал он вальяжным тоном, – ведь это всего лишь сон.

Отец Маккенни поймал взгляд Фионы.

– Ты уверена, девочка? – в очередной раз спросил он. Снаружи ветер слегка ослабел, зато в воздухе появился ощутимый запах дождя и цветущей сирени.

Фиона сделала глубокий вдох. Через несколько минут она станет замужней женщиной. Выйдет замуж за мужчину, который вскоре протрезвеет и придет в ярость от того, что его заставили совершить. За мужчину, который когда-то давно предал ее. За мужчину, который предаст ее снова, если она позволит ему это сделать.

Фиона расправила плечи.

– Да, святой отец, – твердым голосом проговорила она. – Я готова.


Глава 2


Давным-давно, еще до того, как появилась Англия, а может, даже и Шотландия, в этой долине жили семь кланов. Времена были благодатные, и все старались жить мирно. Все, кроме Маклейнов. Ох и гордые это были люди и отличались очень уж буйным нравом. Это было еще до того, как короли провели границы на земле и назвали эти места странами…

    
Старая Нора из Лох-Ломонда – трем своим маленьким внучкам однажды холодной ночью


Джек медленно пробуждался, и ему казалось, что голова его покоится на пуховой подушке. Он медленно повернул голову и нахмурился. Под головой у него действительно лежала пуховая подушка, закрытая свежей льняной материей. Он осторожно расправил руки и обнаружил, что он к тому же лежит на столь же мягком пуховом матраце.

Какая странная смерть!

Джек попытался приоткрыть глаза пошире, стараясь сфокусировать взгляд в этом, до боли ярко освещенном мире. При каждом движении его голову пронизывала острая боль. Черт побери, что произошло? Он помнил, как ехал по лесу. Упал с лошади. Гром, затем ощущение студеного, хлещущего дождя…

Дождь… И запах сирени… Фиона.

Боже милостивый, этого не может быть! Дождь и сирень?

Джек нахмурился, пытаясь вспомнить что-нибудь еще. Он смутно припомнил образ Фионы и ее громадного слуги Хэмиша, стоящего над ним под дождем.

За этим последовали другие образы. Фиона, Хэмиш и… отец Маккенни? В церкви? Джек явственно ощутил обжигающий вкус виски, припомнил темно-зеленые глаза Фионы. Глаза, которые, как он полагал, он уже сумел забыть.

Очевидно, не забыл.

Джек перекатился на бок, затем сел, жмурясь от яркого солнечного света, проникавшего между шторами. Какой странный, волнующий сон… Возможно, теперь он поймет, что пить надо умеренно.

Джек спустил ноги с кровати, коснулся ногами холодного пола. Черт побери, такое впечатление, что эту таверну построили на корабле, поскольку комнату изрядно покачивало. Он осторожно встал, крепко ухватившись за столбики кровати.

Так где он, черт побери, находится? Комната обставлена мебелью двадцатилетней давности, за которой, впрочем, тщательно ухаживали. Здесь находились большой дубовый гардероб и стол с мраморной столешницей, на котором стояли чаша и графин, а также аккуратно сложенное полотенце. Рядом со столом стоял прочный, хотя и потертый зачехленный стул. Нос Джека защекотал запах лимона и воска. Пол и деревянные панели были чистыми и блестящими даже в приглушенном освещении.

Никакая таверна не отличалась подобной чистотой. Так где он в таком случае находился? Джек прислонился к столбику кровати, прижался лбом к плотной голубой бархатной драпировке, при этом его взгляд упал на колени. Брюки, в которые он был одет, ему не принадлежали. Он посмотрел на рубашку и также обнаружил, что она с чужого плеча. У него никогда не было рубашки с такими дурацкими кружевами на рукавах. Единственной знакомой вещью в этой комнате были его ботинки, вычищенные до блеска и стоявшие в углу. Но почему? Почему он находился здесь в чьей-то чужой одежде?

Послышались шаги, затем латунная ручка повернулась, и дверь открылась. Яркий свет снаружи очертил силуэт женщины невысокого роста, с аппетитными округлыми формами.

Джек мгновенно узнал ее. Узнал по запаху сирени, наполнившему комнату. По округлости щеки, на которую падал свет. По грациозности, с которой она придерживала дверь. По тому, как заныли при виде ее его чресла.

Стало быть, это не сон.

– Фиона Маклейн, – хрипло проговорил он. – Что все это означает?

Она закрыла дверь и прошла в комнату. Луч солнца, попавший в комнату через оконное стекло, играл на ее волосах.

Джек стиснул зубы. Прошло пятнадцать лет после их последней встречи. Ее зеленые глаза потемнели, ресницы отбрасывали на них таинственные тени. Солнечные лучи золотили ее каштанового цвета волосы и высвечивали тонкое лицо. Джек полагал, что забыл ее, но данный момент доказывал обратное: он помнил все.

Ее губы были полными и чувственными, маленький носик усыпан веснушками. Ее фигура округлилась по сравнению с прежним временем – теперь это была не юная девушка, а зрелая женщина.

Джек мог определить, что ее груди и бедра были соблазнительно и аппетитно полными, хотя одета она была с соблюдением всех приличий в скромное утреннее платье спокойного сероватого оттенка, а ее мантилья была застегнута на все пуговицы до самого горла.

Джек избегал таких женщин в Лондоне. С такими чопорными, строгих правил особами не стоит заговаривать, поскольку есть опасность оказаться в кандалах. Он научился их избегать.

Фиона нервно облизнула губы, тем самым снова породив ноющее ощущение в чреслах Джека.

– Кинкейд, я очень сожалею обо всем, что случилось.

Ее низкий и хрипловатый голос породил ощущение жара во всем его теле.

– Где я, черт побери, нахожусь в настоящее время?

– В охотничьем домике моего брата. Я не рискнула сразу везти тебя в замок Маклейнов.

Проклятие, у него раскалывалась голова, а она продолжает говорить загадками. Джек сделал шаг вперед, но тут же покачнулся, затем сделал второй шаг и поспешил схватиться за столбик кровати.

Фиона перевела взгляд своих зеленых глаз с его лица на дверь. Ее глаза прикрывали длинные черные ресницы. У нее всегда были очень интригующие глаза – большие и слегка раскосые, красоту и загадочность которых подчеркивал удивительный разлет бровей. Они казались экзотическими, эти дерзкие брови и обольстительные глаза, на лице, которое во всех других отношениях было бы ангельским.

– Фиона, почему я здесь нахожусь?

Легкая неуверенность отразилась на ее лице.

– Ты… разве ты не помнишь?

– Не помню что? Я возвращался верхом домой и… – Обрывки воспоминаний набегали беспорядочной толпой. Он покинул дом Лусинды, потому что вернулся ее муж.

Поехал лесом. Внезапно разразился дождь. Откуда-то долетел запах сирени. Темнота, затем церковь, отец Маккенни говорит Джеку, что… – Он еще крепче сжал столбик кровати. – Мы повенчаны?

Она слегка побледнела, но отрицать не стала.

Черт побери, стало быть, это был никакой не сон! Комната наклонилась, и Джек снова покачнулся. Фиона дернулась вперед, но он отмахнулся от нее и опустился на край кровати.

– Не прикасайся ко мне, ведьма!

Последнее слово повисло между ними. Глаза у Фионы вспыхнули, она поджала губы.

– Я не ведьма.

– У меня другие сведения, – проворчал Джек.

– Если ты имеешь в виду проклятие Маклейнов, то да, я способна кое-что сделать. – Она неопределенно махнула рукой.

– Ты можешь вызвать дождь. – Он фыркнул. – Зато не можешь остановить его.

Ее щеки слегка порозовели.

Ну и дела! Его поймали и заставили жениться на женщине, которая благодаря проклятию способна призвать облака и заставить их пролиться дождем; проклятию, которому подверглись все члены ее семьи.

– Это не имеет никакого отношения к тому, почему ты здесь. Мы женаты.

Женаты! Эта мысль не укладывалась в его раскалывавшейся от боли голове.

– Ты меня обманула, поэтому наш брак нас ни к чему не обязывает.

Видя, что им овладевает гнев, она успокаивающе подняла руку:

– Пожалуйста, Джек, пойми. Я лишь сделала то, что должна была сделать. У меня не было выбора.

Он встал и сделал шаг к ней.

– У тебя не было выбора? Разве не ты затащила меня в бессознательном состоянии к алтарю? – Она похитила его свободу. Именно она, и никто иной.

Фиона отступила на шаг, уперлась спиной в стену.

– Джек, я по-настоящему сожалею. Но я лишь сделала то, что должна была сделать.

– Должна была? Что же произошло? Из-за чего ты вдруг почувствовала такую необходимость?

– Я должна была положить конец вражде. Наши семьи могут уничтожить друг друга.

– Ты с ума сошла? Этот аргумент так же стар, как окружающие горы.

– Все изменилось. – Глаза ее вспыхнули. – Джек, ты ведь знаешь о Каллуме?

– О твоем брате? – после паузы спросил Джек.

– Да. Он был моим младшим братом. – Голос ее пресекся, губы задрожали.

Джек растерялся.

– И что? Что случилось, Фиона?

– Неделю назад в таверне произошла драка. Твой единоутробный брат Эрик набросился на Каллума. Каллум погиб. Ты, конечно, знаешь… – Она замолчала, не имея сил продолжать.

– Последний раз я видел членов своей семьи пять лет назад на похоронах дедушки. – Они тоже не испытали большого счастья от встречи с ним, узнав, что его дед оставил все свое состояние Джеку. – После я не видел ни Эрика, ни кого-либо другого.

– Эрик и Каллум столкнулись в таверне, поспорили. Они начали драться, и Каллум погиб.

Джек нахмурился, не в силах отвести взгляд от ее глаз, в которых блеснули слезы.

– Члены твоей семьи говорят, что это простая случайность. Однако мои братья не хотят в это верить.

Твердость в ее голосе подсказала ему, что не только ее братья считают Эрика виновным в смерти Каллума.

Джек был младшим в семье. К тому моменту, когда ему исполнилось пятнадцать лет, его отношения с отцом достигли своего пика, после кулачных стычек с кровью и синяками они уже не могли жить вместе под одной крышей.

Таким образом, в нежном пятнадцатилетнем возрасте Джек упаковал вещи, приторочил их на спину своей любимой лошади и покинул Англию. Он редко наведывался домой. Здесь его никто не ждал, и он привык к одиночеству. Со временем он еще больше это ценил.

– Это не имеет ко мне никакого отношения, – мрачно буркнул Джек.

Фиона побледнела, поджав губы.

– Каллум мертв. Ты понимаешь это?

– Разговаривай с Эриком, – грубо оборвал ее Джек. – Это не имеет ко мне никакого отношения.

Она схватила его за руку и крепко сжала.

– Кто-то убил моего брата!

Джек довольно долго смотрел на нее, отметив про себя напряженность ее рта, усталость в глазах. Она измучилась. Когда он это осознал, то ощутил какой-то толчок, какое-то слабое неясное чувство… беспокойства? Сожаления?

Джек освободил свою руку.

– Ты заполучила не того Кинкейда. Тебе следовало бы ловить Эрика или Ангуса.

Фиона сверкнула на него глазами.

– Как ты можешь так говорить?

– Я не отождествляю себя со своей семьей, а они меня с ними. Почему я должен начинать это делать сейчас? – Он до сих пор помнил день, когда покинул дом. Кипя гневом и испытывая чувство ущемленной гордости, он надеялся, что кто-нибудь из них – будь то мать, отец или даже один из его братьев – попросит его остаться. Однако они испытали явное облегчение. Последующие месяцы, в течение которых между ними не было никаких связей, окончательно закрепили этот факт: его семья не проявляет к нему ни малейшего интереса.

Джек решил, что ему тоже нет никакого дела до семьи. У него был приличный доход, который обеспечил ему брат матери, и он снимал комнаты в фешенебельной части города. Он легко вошел в рассеянную светскую жизнь, играл в азартные игры, волочился за женщинами, много пил и научился ценить только одно – собственную свободу.

К девятнадцати годам Джек успел приобрести репутацию закоренелого распутника и неисправимого картежника. Еще он был известен как человек, которому дьявольски везло. Судьба улыбалась ему и в сердечных делах. Так было до двадцати двух лет, когда он встретил Фиону Маклейн. Однако и здесь он снова выкрутился.

– Я не стану влезать в это дело, Маклейн. Найди себе другого.

Фиона вскинула подбородок, глаза ее сверкнули.

– Слишком поздно, Джек.

– Я отказываюсь в это верить.

– Ты считаешь меня дурочкой? Чтобы я накликала на себя все неприятности, а ты потом это так легко переиграешь? Наш брак сохранится навсегда, Кинкейд.

Джек смотрел на Фиону и чувствовал, как у него все обрывается внутри. Неужели она права? Неужели никак нельзя разорвать этот союз?

Проклятие! Как все это случилось? И почему именно с женщиной, которой он был не в состоянии сопротивляться?

В прошлом он только один раз в жизни позволил себе послушаться сердца. Он поставил на это все – и проиграл. Он был без ума от Фионы с момента их первой встречи. Через неделю Джек решил, что она именно та, которая ему нужна, и со всей юношеской страстью попросил ее бежать вместе с ним.

Хоть и неохотно, но Фиона согласилась. Он сделал необходимые приготовления, купил карету и… ждал ее в условленном месте. Спустилась ночь, однако она не пришла. Вместо нее налетела гроза, какой он никогда не видел раньше, а также появились два ее брата, Грегор и Александр, которые грубо сообщили ему, что их сестра передумала.

Джек думал, что они лгут, но они вручили ему написанное ею письмо.


«Дорогой Джек, я не могу этого сделать. Пожалуйста, уезжай и не ищи меня впредь. Мои чувства к тебе не такие, какими им следует быть. Сожалею, если ты считал иначе. Со всей искренностью, Фиона».


Он стиснул зубы при воспоминании об этом. Тогда ему ничего другого не оставалось, кроме как повернуть карету и уехать прочь, испытывая унижение и ярость.

Проклятие, он знал, что нельзя доверяться эмоциям, однако не смог противиться этому должным образом.

– Почему ты так уверена, что этот брак сохранится?

Она стиснула зубы, прищурилась.

– Я позаботилась о том, чтобы он сохранился. Если ты станешь членом семьи, мои братья положат конец кровавой вражде.

– Я знаю твоих братьев. Потребуется нечто большее, чем простой брак, для того чтобы удержать их.

Фиона опустила взор.

– Вероятно.

Джек прищурился.

– Вероятно?

Она пожала плечами и отвернулась.

Джек схватил ее за руку и снова развернул к себе.

– Объяснись.

– Нет! Тем более что ты держишь меня с такой силой.

– Проклятая ведьма! – Джек прижал ее своим телом к стене, ощутив сквозь мантилью исходящее от нее тепло. Почему-то именно это рассердило его больше всего. – То, что ты сделала, ты должна отменить! Я не желаю жениться! Ни сейчас, ни когда-либо еще! – Он опустил свое лицо таким образом, что их глаза оказались на одном уровне. – Я не отдам свою свободу, и меня не волнует, что там произошло с Каллумом, моими братьями или с кем-то еще!

Наступило тревожное молчание. Фиона могла притвориться храброй, но Джек по дрожанию ее губ и по тому, как часто вздымалась и опадала ее грудь, видел, что она напугана.

– Я ничего не стану делать, – сказала она низким прерывающимся голосом. – Мы женаты. И мы останемся таковыми. Сожалею, но ты ничего не сможешь с этим поделать.

У него вдруг появилось ощущение, что он оказался под водой и не может дышать. Его пальцы крепко сжали ее плечо.

Она не отвела взора, но губы ее побелели.

– Отпусти меня, Кинкейд.

– Нет!

Она попыталась вырваться.

– Отпусти меня, немедленно!

– Нет, не отпущу, пока ты…

Дверь с грохотом распахнулась, и на пороге показался Хэмиш. Рыжеволосый, с красными глазами, он походил на разъяренного ангела, жаждущего возмездия.

– Черт побери! – пробормотал Джек. Он отпустил Фиону и слегка отодвинулся. – Хэмиш… Какой приятный сюрприз!

Хэмиш нахмурил рыжие брови, переводя взгляд с Фионы на Джека и обратно.

– Что здесь происходит?

– Тебя это не касается, – сказал Джек.

– Я дал клятву охранять хозяйку. Если ты снова поднимешь на нее руку, я лишу тебя твоей жалкой жизни.

– Ты имеешь какое-либо отношение к этому чертову браку? – Джек ощупал голову, поморщившись, когда его пальцы дотронулись до шишки. – Я так полагаю, что ты помогал ей гораздо энергичнее, чем это требовалось.

– Я хотел бы набить тебе такую шишку, но это сделал не я. Ты свалился с лошади и расшиб себе голову. – Хэмиш сложил пальцы в кулак, размером напоминавший обломок скалы. – Если бы это был я, ты бы сегодня не проснулся.

– Хэмиш, – Фиона обошла Джека, – тебе нет необходимости вмешиваться.

– Я слышал, вы позвали.

– Я ударилась о стену.

– Чушь! – грубо возразил Джек. – Это я толкнул тебя.

Хэмиш сжал чудовищные кулаки и бросился вперед. Однако Джек был наготове. Он поднял ногу и отправил стул прямо под ноги огромному шотландцу.

Хэмиш схватил стул и отшвырнул его, в результате чего стул ударился о стену и разлетелся на несколько частей.

Джек поднял кулаки и…

Фиона толкнула его, он стукнулся тыльной стороной коленей о край кровати и приземлился на матрац. Вдали прозвучал раскат грома.

– Довольно! – воскликнула Фиона, и глаза ее заблестели от гнева. – Хэмиш, оставь нас! Нам с Кинкейдом необходимо объясниться!

– Я не могу оставить вас наедине с Черным Джеком Кинкейдом!

– Если понадобится, я позову тебя, – твердо сказала Фиона.

Однако Хэмиша это, похоже, не убедило.

– Я не могу…

– Хэмиш, – сурово произнесла Фиона. – Иди.

Джек поднял брови, мгновенно забыв про свое раздражение. Хэмиш густо покраснел и повернулся к двери.

– Я буду в коридоре. – Он остановился, чтобы скрестить взгляд с Джеком. – Я смогу примчаться сюда в мгновение ока.

Фиона кивнула.

– В этом не будет необходимости.

Шотландец недоверчиво фыркнул, однако повиновался и вышел, закрыв за собой дверь.

Однако же Фиона изменилась. У нее появились властность и решительность, которых Джек не замечал раньше. По какой-то причине он почувствовал себя более неловко, чем в присутствии Хэмиша.

Тем не менее Фиона Маклейн заварила всю эту кашу. Джек не заслуживал того, чтобы его наказывали за грехи его семьи, которую он, мягко говоря, не слишком любил. Проклятие, он никак этого не заслуживал!

– Фиона, я никогда не примирюсь с этой женитьбой!

Фиона изо всех сил пыталась сохранить самообладание. Она и раньше понимала, что Джек будет взбешен, но она не ожидала такого яростного сопротивления. У нее до сих пор болели плечи в тех местах, где он ее сжимал своими пальцами; ей было не по себе от его взгляда.

– Джек, ты должен смириться.

– Почему?

Она положила руку себе на живот.

– Потому что я всем рассказала, что забеременела от тебя.

Джек отступил на шаг.

– Что ты сделала?

– Я послала сообщение обеим нашим семьям, что беременна и поэтому мы должны пожениться.

Джек растерянно молчал.

– Только по этой причине отец Маккенни согласился нас обвенчать. Он посчитал, что я понесла твоего ребенка.

– Проклятая сука!

Фиона поморщилась. Вероятно, она заслужила это.

– Кинкейд, я не стала бы тебя втягивать в это дело, если бы могла найти другой выход. Эта вражда…

– Эта вражда представляет собой всего лишь перебранку из-за границ и домашнего скота.

– Нет, теперь все обстоит иначе. Каллум умер. Если что-то не предпринять, никто из нас не будет знать покоя до конца жизни. Мы будем заняты уходом за могилами, вместо того чтобы наслаждаться жизнью.

Лицо Джека помрачнело. Он повернулся и устремил на нее взгляд холодных голубых глаз.

– Ты в самом деле веришь, что твои братья объявят моей семье войну?

Фиона вспомнила выражение лиц братьев на похоронах Каллума, ненависть и ярость.

– Да, – чуть слышно проговорила она. – Они сумеют отомстить, а твои родственники ответят. Ты же знаешь, как это делается.

Он кивнул:

– Да, знаю. – Джек провел рукой по волосам, поморщился, когда прикоснулся к больному месту над ухом. – И тогда все начнется. – Он подошел к окну. – А мой отец знает обо всем этом? О том, что твои братья клянутся отомстить?

– Я написала ему и все рассказала.

Джек повернулся, при этом его лицо осталось в тени.

– А ты сообщила ему, что намерена взять меня в плен? И заставить жениться на тебе?

Фиона закусила губу.

– Нет, об этом не сообщила.

– Ну разумеется!

Фиона вздохнула, ощутив слабость в коленях. Неделя была такой долгой, наполненной печалью и эмоциями.

– Я сказала своим братьям то же самое: что у меня будет ребенок и что ты – его отец.

Джек сложил руки на груди и оперся плечом о столбик кровати.

– И кто же отец ребенка, Фиона? Я должен это знать, на тот случай, если ублюдок появится, чтобы заявить свои права.

Щеки у Фионы зарумянились.

– Нет никакого ребенка. То есть пока что нет. Я не спала ни с кем с того времени, как ты и я… – Она закусила губу. Проклятие, не может быть, чтобы она хотела ему это сказать!

Выражение его лица сделалось непроницаемым.

– Я не верю тебе.

– Это не имеет значения, веришь ты или нет. Гораздо большее значение имеет тот факт, что… – Фиона шагнула навстречу ему. – Джек, ты был прав, когда сказал, что женитьба сама по себе не положит конец вражде.

Джек нахмурился и в упор посмотрел на нее своими голубыми глазами.

– И что же тогда?

О Господи, он вынуждал ее произнести это!

– Чтобы положить конец вражде раз и навсегда, мы должны зачать ребенка. И поскорее.


Глава 3


Самое худшее в Маклейнах – это то, что если они думают, что они правы, то обычно так оно и есть. Это самая раздражающая особенность, и я испытываю жалость к парням и девушкам, которые вступают в брак с этими гордецами.

    
Старая Нора из Лох-Ломонда – трем своим маленьким внучкам однажды холодной ночью


На лице Джека отразилось недоверие, вызванное шоком.

– Ты с ума сошла, если думаешь, что я соглашусь на это!

Она поспешила сделать еще шаг вперед, и ее юбки коснулись его колен.

– У нас нет выбора.

Джек устремил на нее суровый взгляд своих голубых глаз, вокруг его рта обозначились глубокие складки.

– Говори за себя. У меня много вариантов.

– Нет, у тебя их нет! Наши семьи на грани катастрофы. – Внезапно Фиона почувствовала неимоверную усталость.

«Кажется, я проиграю!»

Это уж было чересчур. Смерть Каллума, ярость ее братьев и их безумные планы, похищение Джека, нежелание отца Маккенни, поспешная женитьба, ярость Джека… Все эти неприятности последней недели одна за другой валились на ее плечи.

Слезы наполнили ее глаза. Фиона сжала кулаки, подавила рыдания и вонзила ногти в нежную плоть своих ладоней, надеясь таким образом заставить слезы отступить.

Однако рыдания прорвались. Она сглотнула, пытаясь их пресечь, но лишь икнула, ей не удавалось взять себя в руки. Неделя напряжения и подавления эмоций дала о себе знать, и они вырвались наружу, сметая, словно волны, все на своем пути.

Фиона закрыла лицо руками и, будучи более не в силах сдерживаться, дала волю слезам. Она рыдала, потому что ей было очень жалко Каллума. Он был ее другом и человеком, с которым она делилась своими мыслями и горестями, и он понимал ее лучше, чем кто-либо другой в семье. И вот теперь его не стало.

Рыдания сотрясали ее тело, забирая силы, а слезы просачивались сквозь пальцы. Печаль, гнев, боль – все сосредоточилось в ней сейчас и захлестывало ее волна за волной. Теплая рука легла ей на запястья и бесцеремонно притянула к широкой груди.

– Перестань, – шепотом приказал Джек, и его щека коснулась ее волос. – Я ненавижу, когда женщины плачут.

Фиона зарыдала еще сильнее. Она не хотела делать этого у него на глазах, но не могла остановить потока слез. Она, пытаясь смягчить ярость своих братьев, удержать от необдуманных действий и тем самым не погубить всех, не позволяла себе печалиться о Каллуме. Сейчас она представила себе будущее, которое показалось ей без него тоскливым, холодным и одиноким.

Рыдания становились все надрывнее, и Фиона подумала, что у нее может не выдержать сердце.

– Фиона, – сказал Джек низким, грудным голосом. – Ты не должна… Проклятие! – Он погрузил пальцы в ее волосы и прижал ее лицо к своей груди. – Успокойся, девочка.

Она спрятала лицо у него на груди и дала волю слезам. Она не была кисейной барышней, которая прячется от реальности; она всегда переживала потери. Но на сей раз потеря была слишком тяжелой.

«Каллум, как я тоскую по тебе!»

– Перестань, девочка, – сказал Джек, и его голос отдался эхом в ее ухе. – Мы справимся с этим.

«Мы»? Сердце Фионы вздрогнуло, у нее блеснул слабенький луч надежды, что она не останется одинокой, что, возможно, Джек найдет выход из запутанной ситуации.

Рыдания ее ослабли, однако Фиона не сдвинулась с места. Она черпала силу в объятиях Джека, в тепле его тела. Ее боль стала ослабевать. Наконец рыдания утихли и на смену им пришла икота.

Джек потерся подбородком о ее волосы и хрипло сказал:

– В самом деле я страшно не люблю, когда женщины плачут.

– И я… и я тоже, – глотая слезы, прошептала Фиона. Джек вздохнул, и завитки волос на ее висках от этого шевельнулись.

– Мне очень жаль Каллума.

Нежность, прозвучавшая в голосе Джека, вызвала у Фионы новый приступ слез. Ну и вид у нее был: красные глаза, мокрые щеки, к тому же эта отвратительная икота. Внезапно осознав все это, она попыталась высвободиться из объятий Джека.

– Мне нужно достать носовой платок.

Объятия Джека стали еще крепче, он стал успокоительно поглаживать ей спину.

– Я бы дал тебе свой, но кто-то его утащил.

Фиона хмыкнула.

– Я заставила Хэмиша сменить твою одежду. Ты был насквозь мокрый, и я не хотела, чтобы ты подхватил лихорадку.

– Ты так заботлива. Не многие мужчины, которых похитили и раздели, могут похвалиться тем, что за ними так хорошо ухаживали.

Она улыбнулась, уткнувшись носом в его влажную рубашку, голова ее продолжала покоиться на мускулистой груди. Постепенно ее прерывистое дыхание приходило в норму, наступало какое-то интимное молчание.

Равномерный стук его сердца, а также запах крахмала, исходивший от его рубашки, как-то успокоили ее. Грудь его вздымалась и опадала под ее щекой, это ее согревало с головы до ног, и Фиона удовлетворенно вздохнула.

Джек нагнулся и поцеловал ее в лоб.

Фиона замерла. Поцелуй был целомудренный, почти невинный и удивительно интимный.

– Ты прошла через ад, так ведь, любовь?

Он назвал ее «любовью». Не «моей любовью», а просто «любовью». Интересно, скольких женщин он так называл и у скольких из них сердца начинали биться так, как у нее?

Хотя она рыдала, уткнувшись в его рубашку и млея в его объятиях, правда заключалась в том, что Джек Кинкейд обращался таким образом со многими женщинами, которые также плакали в его объятиях. Джек не выносил вида плачущих женщин.

Фиона отступила от Джека в холод комнаты, взяла с рукомойника полотенце.

Она промокнула глаза, затем вспыхнула от смущения.

– Я не хотела мочить тебе рубашку.

Он посмотрел на небольшое мокрое пятно на груди, легкая улыбка смягчила суровую линию у его рта.

– Я не знаю, чья это рубашка.

– Это рубашка Дугала.

– Дугала? На манжетах кружева. Твой брат никогда не носил кружева.

Фиона слегка хмыкнула.

– Теперь Дугал – денди. Ты не поверишь, какой он стал модник.

Джек с минуту смотрел на нее, глаза у него были темные и непроницаемые. Протянув руку, он намотал завиток ее волос на палец.

– Да, неприятная история.

– Я знаю, – сказала она, желая, чтобы он в это мгновение исчез. Волосы ее были растрепаны, нос покраснел от рыданий. – Вся эта неделя была сплошным кошмаром.

– Наверно. – Джек поджал губы, продолжая разглядывать Фиону. – Только отчаяние могло вынудить тебя на подобное безрассудство.

Фиона встрепенулась.

– Я ни о чем другом не думала всю эту неделю.

– Но есть ведь другой способ, – настойчиво сказал Джек. – Почему ты не рассказала кому-нибудь о планах твоих братьев? Человеку, который мог бы их остановить?

– Кому? Джек, мои братья способны любого стереть в порошок просто потому, что они потеряли самообладание. Кто осмелится посмотреть им в лицо?

– Один из моих братьев, судя по всему, не побоялся, – мрачно произнес Джек.

Фиона напряглась, в ее глазах появился опасный блеск.

Джек, увидев это, поморщился:

– Я не хотел быть грубым. Просто хотя некоторые и верят в то, что члены вашей семьи способны вызывать дождь…

– И молнию. И град. Не притворяйся, что ты не веришь в проклятие.

Джек пожал плечами, стараясь не встречаться с ней взглядом.

– Не имеет значения, что я думаю. Важно то, каким образом погасить пожар, чтобы мы могли вернуться к нормальной жизни. Когда ты обнаружила, что твои братья замышляют недоброе, ты должна была кому-то сказать об этом.

– Вот как? И кто же сможет удержать их? Может быть, твой отец? Человек, который заявил, что убьет любого Маклейна, появившегося на его территории?

Джек нахмурился:

– Он так сказал?

– Твой отец не любит сдерживаться. Кроме того, если бы я рассказала ему о планах братьев, они бы просто придумали что-нибудь другое и сделали бы все для того, чтобы я об этом больше не узнала.

Джек потер шею.

– Ты пыталась отговорить их?

– Разумеется!

– Ты сказала о возможных последствиях и…

– Кинкейд, я продумала все варианты. Нет никакого другого выхода.

Джек с минуту пристально смотрел на нее.

Фиона слегка ссутулила плечи. Возможно, он найдет выход, которого она не смогла отыскать. Возможно, он отыщет тропку, которую она прозевала…

– Проклятие! – Джек повернулся, подошел к кровати и оперся о постельный столбик. – Ну и дела! – Он провел рукой по волосам, поморщившись, когда коснулся пальцами ссадины. – Твои братья такие же горячие головы, если не хуже.

– Мои братья имеют основания для гнева, – вскинулась Фиона.

– Недостаточные для того, чтобы замышлять убийство.

– Джек, я не оправдываю их, но ты не знаешь, что мы пережили.

– Фиона, не надо…

– Это тебе не надо! – Она сжала кулаки, ярость придала ей энергию, которую она было утратила. Снаружи на солнце набежала тень, внезапный порыв ветра с грохотом рванул ставни. – Каллум умер, его кости гниют под шестью футами земли. Мы все в гневе, абсолютно все в гневе! – Она ткнула пальцем себя в грудь. – Знаешь, как мне все это не по душе? Мне тошно видеть тебя в подобной ситуации! Мне тошно лгать моей семье и отцу Маккенни! Тошно, что я вынуждена выйти замуж за самого гадкого мужчину на земле!

Эти слова буквально прозвенели в комнате. Джек устремил на нее взгляд голубых глаз, которые потемнели настолько, что сделались почти черными.

– Ты уже сожалеешь, что вышла за меня замуж?

– Так же как и ты сожалеешь о том, что женился на мне.

– Мы согласны в одном: мы не подходим друг другу.

– И никогда не подходили, – горячо добавила Фиона.

– В таком случае ты также согласишься, что нежеланный ребенок, который придет в этот мир, ничего не изменит.

– Наш ребенок не будет нежеланным! Я буду с радостью и удовольствием заботиться о нем.

Джек прищурил глаза.

– Все не так просто. Воспитание ребенка – это нелегкое дело. – Он пошевелил губами. – Даже я знаю это.

– Не могу с этим не согласиться, – сдержанно проговорила Фиона.

– Но мужчина, которого ты считаешь недостойным мужем, может оказаться плохим отцом.

У нее заполыхали щеки.

– Джек, не надо…

– Нет, мы не должны уходить от правды. Что почувствует ребенок, узнав, что он был зачат лишь для того, чтобы положить конец глупой вражде?

– Ему не нужно будет знать об этом.

– Рано или поздно обман все равно обнаружится.

Он был прав. Фиона сжимала и разжимала кулаки.

Наконец, не придумав внятного возражения, она с кислым видом сказала:

– Не могу поверить, что тебя беспокоят подобные вещи.

– Твое мнение обо мне ниже некуда. По-твоему, я всего лишь Черный Джек – человек, не имеющий сердца?

– Нет-нет, – возразила Фиона, жалея о своих словах. – Я не имела в виду…

Джек вскинул вверх руку.

– Забудь об этом, мне не следует удивляться. У тебя нет оснований считать иначе. – Повернувшись, Джек подошел к окну. Бледное послеобеденное солнце осветило его лицо, каштановые волосы. Тело его было напряженным от гнева. – Какая дьявольская ситуация!

Фиона слегка дрожала от прохлады, которая ощущалась в спальне. Она с вожделением подумала о тепле, которое ощущала, когда стояла, уткнувшись лицом в грудь Джеку, чувствуя, как аромат мужского тела щекочет ей ноздри. Тепло распространялось по всему ее телу, спускаясь все ниже, порождая некое сладкое и все более крепнущее влечение.

Милосердный Боже, да она испытывает чувственное влечение! Осознав это, Фиона почувствовала, как жар прилил к ее щекам.

– Если наши семьи будут думать, что я ожидаю ребенка, они перестанут демонстрировать враждебность, и это даст нам время для того, чтобы… – Она оборвала себя, лихорадочно соображая, как ей все-таки закончить эту фразу.

Джек прищурил глаза.

– Время для чего?

– Время для того, чтобы… чтобы… – «О Господи, помоги земле разверзнуться и поглотить меня целиком!» – Ну, ты понимаешь, что я имею в виду.

– Нет, – медленно проговорил Джек. – Объяснись.

– Ты знаешь, что я имею в виду! – огрызнулась Фиона и скрестила руки на груди. – Пока для нас не станет приятным…

– Говори за себя! – Неожиданная улыбка тронула его губы. – Сделать ребенка – это единственно приятная часть твоего плана. Если ты вообще что-либо помнишь, то должна помнить и это.

О Господи, она отлично все помнила! Помнила каждый сладостный, пьянящий, неповторимый миг. Фиона кивнула.

Взгляд Джека, жаркий и оценивающий, заскользил по ее фигуре, порождая трепет во всем ее теле.

– Я могу взять тебя прямо здесь, сию минуту, если это тебя устроит и если у нас есть время.

Фиона бросила взгляд на кровать и тут же отвернулась, ощущая волнующую дрожь, пробегающую по телу. Она представила их лежащими на кровати, с переплетенными ногами, представила, как будет стучать ее сердце, когда он…

Нет! Она должна сосредоточить все внимание на деле. Она не должна отвлекаться на подобные вещи.

– Фиона? – Его взгляд устремился на ее губы.

– Д-да? – Губы ее дрогнули, словно он коснулся их не взглядом, а своими губами.

– Ты сказала, что уведомила своих братьев о том, что мы поженились?

– Да. Я послала письма как членам моей, так и твоей семьи.

Джек вздохнул:

– Этого я и боялся. Твои братья скоро появятся.

Она пожала плечами:

– Полагаю, что да.

– Чудесно, – пробормотал Джек. Он прошел ко кну, затем вернулся и остановился перед ней. – Как мы сюда добрались?

– В моей карете.

Повернувшись, он возвратился к окну и отодвинул штору, чтобы выглянуть наружу.

– Набегают тучи и набирает силу ветер.

Фиона вздохнула:

– Боюсь, что это из-за меня. Ты слишком долго испытывал мое терпение.

– Как и ты мое. – Джек отпустил штору. – Я не намерен дожидаться, когда твои братья приблизятся настолько, что разверзнутся хляби небесные.

Фионе очень хотелось попросить Джека заверить ее, что все будет отлично, но подобная роскошь могла иметь место лишь при настоящем браке.

– Карета находится вдалеке от входной двери, что хорошо. – Джек дернул щеколду и распахнул окно. В комнату ворвался свежий ветер, взвил украшенную кисточками штору.

– Джек, – озадаченно спросила Фиона, – почему это так важно, стоит ли карета поблизости от двери или вдали от нее?

Закрепив шторы по бокам, Джек повернулся, сделал два или шага к Фионе, затем нагнулся, обхватил ее и поднял с такой легкостью, словно она весила не более перышка.

Фиона обхватила его за шею и прижалась к нему.

– Ты… что ты делаешь?

Он широко улыбнулся, и сердце у нее на мгновение остановилось.

– Кинкейд, это не смешно! Поставь меня на место!

– Нет, любовь! До этого момента развитие событий планировала ты. Теперь настала моя очередь.

– Твоя очередь?

Он покачал головой:

– Ты всегда любила командовать. Вероятно, из-за этих твоих братьев.

– С чего ты взял?! – возразила Фиона.

– Гм… Твои братья определенно привыкли так считать. – Джек повернулся к окну. – Настало время перестать управлять судьбой каждого, кого ты знаешь.

– Я не делаю ничего подобного!

Джек строго посмотрел на нее:

– Разве? Посмотри, ты сейчас выходишь замуж, чтобы вызволить своих братьев из той каши, которую они сами заварили.

– Это исключительный случай.

– Я знаю, я знаю. На кону стоят жизни, Я это понимаю. Но ты не позволяешь своим братьям самостоятельно найти решение. Ты пытаешься манипулировать ими. – Джек сел на подоконник. – Это и означает – командовать другими.

– Я называю это необходимостью.

– Как бы ты это ни называла, пришло время передать командование кому-нибудь другому.

Она попыталась вырваться, но руки Джека еще крепче обхватили ее.

– Кинкейд, поставь меня на пол немедленно! Хэмишу это определенно не понравится!

– Хорошо. – Джек перекинул через подоконник сначала одну ногу, затем другую, мгновение – и он уже стоял среди кустарника. Ухмыльнувшись, он добавил: – Хэмиш не приглашен.

Фиона на мгновение застыла, озадаченная его улыбкой и словами.

– Куда не приглашен? – пробормотала она.

– На наш медовый месяц. – Джек направился по газону к карете, и Фиона чувствовала, прижимаясь к нему, как бугрились и играли его мускулы. – Мы едем в Лондон.

– Но я думала, что мы будем жить в моем доме!

– С твоими братьями? – фыркнул Джек. – С теми самыми, которые поклялись убить любого Кинкейда, ели найдут такового? Думаю, что так не пойдет.

– Но…

– Миледи?

Это был Саймон, лакей.

– А, Саймон, – проговорила Фиона, не имея понятия, что она собирается говорить дальше.

– Саймон, добрый человек, – ровным тоном произнес Джек, – хорошие новости. Твоя хозяйка и я поженились этим утром.

– Что… вы… хозяйка… – Саймон перевел взгляд с Джека на Фиону, затем наоборот.

Джек ткнулся носом в щеку Фионы.

– Скажи ему, любовь.

Фиона с трудом выдавила улыбку.

– Это правда, мы поженились.

Джек вскинул бровь, бросив взгляд на лакея.

– Так что открывай дверцу кареты, нам нельзя терять ни минуты.

– Н-но…

– И поторопись, пока я не уронил твою хозяйку, – заключил Джек, проходя мимо ошеломленного лакея. – Может, она не слишком большого роста, но девушка сдобная и пышная.

– Джек! – запротестовала Фиона.

Саймон бросился к карете и распахнул дверцу.

– Спасибо, – сказал Джек, втаскивая Фиону внутрь и располагаясь рядом с ней на кожаном сиденье. – В Лондон!

– В Лондон? – воскликнул Саймон. – Но это очень далеко…

– В Лондон! – повторил Джек таким тоном, который не располагал к возражениям. – Мы будем останавливаться по пути, чтобы сменить лошадей. У меня есть несколько подмен на Лондонской дороге.

– Да, милорд, но…

– Ну! – с укором произнес Джек.

Саймон покраснел, затем поклонился и закрыл дверцу.

И буквально в ту же минуту карета двинулась, покачиваясь на неровной дороге. Фиона покосилась на Джека, обратив внимание на его сурово стиснутые челюсти.

Вот так! Она вышла замуж за Джека Кинкейда и вынудила его, пусть с неохотой, согласиться на ее план. А теперь она должна платить за это согласие.

Лондон, пронеслось в ее мозгу: Далеко остались ее семья, ее друзья и слуги, которых она знала и которым доверяла. В Лондоне никого не будет. Никого, кроме них с Джеком.

«Боже милостивый! Что я натворила!»


Глава 4


Разумеется, гордость и сила не всегда плохи. Если вы сражаетесь, вы будете не против заполучить парочку Маклейнов, если хотите, чтобы дела изменились к лучшему. Если они и не знают какого-то слова, то это слово «остановиться».

    
Старая Нора из Лох-Ломонда – трем своим маленьким внучкам однажды холодной ночью


Путешествие до Лондона было долгим и мучительным. Хотя карета была хорошая (Александр не стал бы скупиться для своей сестры), ее трясло и бросало на ухабах, ибо Джек заставлял гнать лошадей что было сил.

Фиона, у которой было неспокойно на сердце, через несколько часов погрузилась в сон. Два последующих дня прошли словно в тумане. Каждый раз, когда карета останавливалась для того, чтобы поменять лошадей, Джек будил ее и сопровождал внутрь гостиницы. Там она в полусне проглатывала гостиничную еду, и карета снова возобновляла сумасшедшую гонку в сторону Лондона.

Наконец, к вечеру третьего дня, Фиона внезапно проснулась. Перед этим она спала глубоким сном без сновидений. Приподняв голову, она стала вглядываться в темноту, постепенно приходя в сознание. Постепенно она поняла, что находится в карете, сидит в углу и упирается щекой… в жилет.

Фиона резко выпрямилась.

Джек. Венчание. Лондон.

О Господи! Она сглотнула, болезненно ощутив, что ее бедро интимно соприкасается с его бедром. Она спала, прислонившись к нему. Резко отодвинувшись, Фиона прижала ладони к лицу.

– Что-то не так, любовь? – пророкотал голос Джека. – Я недостаточно мягок для тебя?

Фиона на мгновение закрыла глаза. Последовала вспышка, затем послышалось слабое шипение – это Джек зажег один из фонарей, висевший в дальнем углу.

Теплое золотистое пламя осветило внутренность кареты и бросило отсвет на каштановые волосы Джека, когда он снова садился на свое место. Его нога снова прижалась к ее бедру.

Фиона окинула взглядом его одежду. К счастью, на его жилете не было видно следов грязи. Она с облегчением провела ладонью по волосам и почувствовала, что они местами выбились из-под шпилек.

– Ты только взгляни на мои волосы! – Поймав удивленный взгляд Джека, она зарделась. – Должно быть, я выгляжу настоящей растрепой.

Он окинул ее взглядом, при этом его глаза казались почти черными при свете фонаря, и легкая улыбка коснулась его губ.

– Ты выглядишь как женщина, которая только что встала после хорошо проведенной ночи.

Фиона внезапно представила себя и Джека обнаженными, их тела переплетены – воспоминание, которое, ей казалось, давно умерло в ее душе. Она закусила губу, надеясь, что боль прогонит грешные мысли.

– Не пытайся соблазнить меня этим взглядом.

У нее обольстительный вид? Она приподняла штору и взглянула на отражение своего лица в стекле.

– Я вовсе не выгляжу соблазнительницей. Я выгляжу… О проклятие! Мои волосы! – Два больших пучка топорщились сзади, придавая ей почти дьявольский вид. – Почему ты не сказал мне, что у меня есть рога?

– Вероятно, потому что мне нравятся женщины с рогами. – Джек скрестил руки на груди. Выглядел он красивым и кровожадным.

Она попыталась поправить волосы.

– Значит, тебе нравятся рога? Так и подмывает высказаться о тебе и твоем образе жизни.

Он разразился неприятным смехом. Фиона наконец справилась с прической.

– Как теперь мои волосы?

Джек устремил взгляд на ее волосы, затем перевел его ниже. Значительно ниже.

– Я имею в виду волосы на голове!

Губы Джека дрогнули в улыбке, он пожал плечами:

– Не стану извиняться за то, что я мужчина.

– Ты должен извиниться за то, что ты грубый мужчина. – Фиона сложила руки на коленях. – Что ты имел в виду, когда сказал, что у меня… соблазнительный вид?

– Я нахожу весьма эротичным, когда женщина кусает нижнюю губу.

– Должно быть, ты шутишь! – воскликнула Фиона. Голубые глаза потемнели.

– Ты невинна, не так ли?

У нее вспыхнули щеки.

– Ты единственный из мужчин знаешь, что это не так.

– Существуют разные виды невинности, Фиона.

Она пожала плечами:

– Я не сожалею о наших прежних отношениях, за исключением того, что они не завершились так, как должны были завершиться.

– Это была не моя вина.

– Нет, твоя. Ты не был готов остепениться.

– Я предложил тебе выйти за меня замуж! Я ожидал тебя, но ты не пришла. Вместо этого ты прислала своих братьев с дурацким посланием и…

– У тебя все еще была любовница.

За этим последовало продолжительное молчание, наконец Джек проговорил:

– Я не вижу, какое это имеет значение. У многих мужчин имеются любовницы. Я хотел жениться на тебе, Фиона! Вот что имеет значение.

– У нас разные понятия о ценностях. Я никогда не смирилась бы с тем, что мой муж содержит любовницу.

Джек пожал плечами:

– Возможно, я расстался бы с ней, если бы ты попросила. Этого мы никогда не узнаем, не так ли?

– У тебя сейчас есть любовница? – Этот вопрос прозвучал раньше, чем Фиона успела подумать.

Джек поджал губы:

– Это не твое дело.

Фиона почувствовала, что ее пальцы сжимаются в кулаки, и заставила их разжаться. Это было ее дело. Она не примет брак, если будет иначе. Весьма существенный изъян в ее плане: она вышла замуж за мужчину, которого не могла упросить, проконтролировать или убедить.

Она стала рассматривать Джека из-под ресниц. Все в его фигуре демонстрировало вызов. Начиная с того, как он ставил ноги на пол кареты, и кончая тем, как держал на груди скрещенные руки. Гордый наклон головы давал ей понять без слов, что она отнюдь не выиграла эту баталию. А возможно, и проиграла.

Однако Фиона не любила проигрывать.

– Все, что ты делаешь, – это мое дело. Мы женаты.

– Это ненадолго. Добравшись до Лондона, я выясню, как можно разобраться с этой ситуацией.

Фиона бросила быстрый взгляд из-под ресниц.

– Брак нельзя отменить. Я уже сказала тебе об этом.

Джек вскинул бровь.

– Ты не всегда бываешь права.

– Я знаю, – сказала она с некоторым раздражением, – но даже ты должен признать, что я редко ошибаюсь.

Джек внезапно улыбнулся кривой улыбкой, от которой у Фионы зашлось дыхание.

– А ты нисколечко не изменилась.

Если и существовала опасность в осуществлении ее намерений, то она сводилась к тому, что она может не устоять перед чарами Джека. Затем последует глубокое разочарование, а она уже сыта этим по горло.

– Ты снова покусываешь губу. – Глаза Джека сверкнули. – Я намерен рассказать тебе, почему это так эротично, но предупреждаю, что это может показаться предосудительным.

– Все, что имеет отношение к тебе, как правило, достойно осуждения.

Губы его слегка дрогнули, однако ответ его не заставил себя ждать.

– Когда ты кусаешь губу, я невольно думаю о других вещах, которые ты можешь делать своим ртом.

– О-о… – Например, есть, целовать и… Щеки Фионы зарумянились, тем не менее она была слегка заинтригована. Джек всегда действовал на нее таким образом. Он мог смутить и заинтриговать ее одновременно.

Но возможно, это была полезная информация. Придет время, когда ей понадобится соблазнять его, в особенности если он станет упорствовать и отказываться выполнять свои «мужские обязанности» по приезде в Лондон. А это вполне может случиться, если у него есть любовница. Фиона поджала губы, чтобы не выглядеть сердитой. Она никогда не любила делиться с другими и уж тем более не станет делиться мужем.

– Ты потеряла несколько булавок. – Джек вынул две из складок ее платья и протянул ей. – У тебя очень длинные волосы. Гораздо длиннее, чем были тогда, когда я видел тебя последний раз.

– Почти до талии. – Фиона поморщилась. – Я собиралась их подрезать.

– Я люблю, когда у женщины длинные волосы.

– Ты любишь всяких женщин, с длинными волосами и с короткими. – Она фыркнула, заправляя непослушный завиток у виска.

Джек озорно подмигнул.

– В этот момент я в особенности люблю женщин с длинными каштановыми волосами и зелеными глазами.

– Ах, Боже мой, прекрати!

– А что я должен прекратить? – с невинным видом поинтересовался он.

– Прекрати флиртовать. У тебя каждая фраза звучит как предложение.

Он прислонился спиной к спинке сиденья, при этом его бедра прижались к ее.

– А у тебя что ни фраза, то вызов!

Фиона не нашлась что возразить. Если она ответит, это подтвердит его слова. Если она ничего не скажет, множество упреков в его адрес окажутся невысказанными.

Он приподнял угол кожаной шторы и бросил взгляд в темноту.

– Мы въезжаем в Лондон. Сейчас почти два часа ночи. – Затем снова угнездился в своем углу, навалившись на нее ногой. – Я люблю быструю езду.

Она посмотрела в окно с ее стороны. Довольно холодно сидеть в углу, ибо влажный ночной воздух просачивался через все щели. Пожалуй, ей придется согласиться с тем, что его нога прижата к ее бедру. По крайней мере их разделяет немало слоев одежды. На Джеке были брюки и… Она посмотрела на его ноги. И что еще? Неужели у него под брюками ничего больше нет? Брюки, казалось, прилипли к нему, обрисовывая мощные бедра и выпуклости над…

О Господи! Она закрыла глаза. Она разглядывала его… Это было не только нескромно, но еще и вызывало удивительное щекотание внутри ее, почти такое же, как если бы она до этого дотронулась.

– Фиона, еще один подобный взгляд – и я за себя не отвечаю. – Джек находился так близко, что она ощущала его дыхание на своем виске. – Ты меня понимаешь?

Фиона смогла нервно кивнуть и почувствовала облегчение, когда он снова отодвинулся.

Джек совсем близко. Джек в тесной карете, ее бедро всего лишь в одном дюйме от ее… Эти воспоминания были такими яркими, такими саднящими. Она была тогда юной и порывистой, и это счастье, что от их кратковременной связи не осталось ничего, кроме волнующих воспоминаний.

Она откашлялась.

– Я вспоминала нас.

– Я тоже думал о нас.

Фиона удивленно посмотрела на Джека:

– Я и не предполагала, что ты мог думать об этом.

Он повернул голову в ее сторону.

– Как я мог не вспомнить об этом? Ведь ты была у меня первой.

– Но это невозможно! У тебя уже была любовница! Александр сказал, что она к тому же не первая.

– Значит, я должен твоего брата благодарить за эту обмолвку? Напомни мне, чтобы я отблагодарил его как следует, когда увижу.

– Я бы это обнаружила так или иначе.

– Да, но ты для меня была особенной. Моя первая девственница.

Ею овладело смятение, и она стала смотреть на носки своих башмачков, видневшихся из-под юбок. Фиона нахмурилась. Обувь и в самом деле вела добропорядочную жизнь. Ее чистили, за ней ухаживали, и для нее самой большой неприятностью было наступить на комок грязи или редкую лужу. Фиона готова была биться об заклад, что ее туфли никогда не испытывали желания внезапно исчезнуть.

Фиона посмотрела на свои руки, на край плаша, на сиденье напротив – словом, куда угодно, только не на Джека.

– Господи, здесь определенно теплее, чем в сельской местности.

– Верно. – Он распрямил ноги, и его бедро еще крепче прижалось к ее бедру. – Гораздо теплее.

Она бросила беглый взгляд на Джека. Когда его глаза приобрели эту суровость? Хотя он и не хмурился, вся его поза говорила о том, что в нем подспудно кипит гнев. Какая-то часть ее надеялась на то, что он примет обстоятельства их женитьбы и не станет сражаться с судьбой. Но это была напрасная надежда.

Фиона вздохнула.

– Когда мы приедем?

– Скоро. Мы останавливались, чтобы поменять коней в Барнете, так что они довольно свежие.

– Барнет? Я не помню, чтобы мы там меняли коней.

– Мы останавливались, когда ты спала. Я сказал твоему человеку…

– У него есть имя, – коротко сказала Фиона. – Будет гораздо вежливей, если ты назовешь его по имени, а не «твой человек».

– Ты из числа этих женщин-реформисток?

– Я хочу реформировать лишь твои дурные манеры.

– Мои – что? – переспросил Джек.

– Твои дурные манеры. Рискну предположить, что ты не знаешь имен своих слуг, не так ли?

– У меня нет времени для такой ерунды. Их несколько дюжин.

– Несколько дюжин? Насколько велик твой городской дом?

– Довольно большой. – Поймав ее взгляд, он поднял руку. – Погоди. Пока ты не завелась еще больше, я попытаюсь вспомнить имя этого человека, будь он неладен. – Джек нахмурился. – Сет?

– Саймон.

– Стало быть, Саймон. Он подошел к окну, когда мы остановились, чтобы поменять коней. Я объяснил ему, что не хочу тебя будить, и ему пришлось приподнять карету. Твой Саймон весьма изобретательный парень.

– Я не помню ничего подобного.

– Я объяснил ему, что ты устала после наших действий, которые имеют место во время медового месяца.

Фиона ахнула:

– Ты не мог так сказать!

Глаза Джека сверкнули при свете фонаря.

– Нет, я, разумеется, этого не сказал, но подумал. – Он положил руку ей на талию и слегка привлек к себе. – Не каждый жених с таким пониманием отнесется к своей невесте в свадебную ночь. – Он обхватил ладонью ее лицо, большим пальцем коснулся щеки. – К счастью для тебя, я терпеливый мужчина.

У Фионы странно заныло под ложечкой, ее тело покрылось гусиной кожей. Он всегда обладал способностью заставить ее кости плавиться от одного простого прикосновения. Джек был так уверен в себе, в то время как она терзалась от неуверенности. Впервые в жизни Фиона не знала, что готовит ей будущее, и это ее пугало.

Джек провел пальцем по ее губам, не спуская при этом с них глаз.

– У тебя самый красивый рот, Фиона. Красивый и чувственный, словно земляника, собранная вовремя, красный и сладкий…

Джек наклонился к ней и мягко приложился к ее губам. Это не был поцелуй. Скорее это было обещание, шепот о том, что могло бы быть.

Фиона снова ощутила дрожь и жар в теле, груди ее напряглись. Она должна воспротивиться этому влечению. Воспротивиться и держать свои чувства под контролем. Но вся последняя неделя состояла из одного лишь контроля, и она устала от отсутствия чувств и прикосновений. Ей хотелось комфорта, согласия и страсти. После недели смерти она хотела вкусить жизнь. Вкусить и насладиться ею.

Фиона обвила рукой его шею и поцеловала.

Джек уловил точный момент, когда она отдалась страсти, которая витала между ними. Пока она спала в его объятиях и он ощущал аромат ее волос и тепло кожи, ему приходилось контролировать свое желание прикоснуться к ней, вкусить ее, обладать ею. Это было долгое путешествие в карете. На ухабах ее рука порой падала ему на колени, и он боялся, что взорвется.

Так всегда было между ними. С момента первой встречи их притянуло друг к другу что-то жаркое и не поддающееся объяснению. И сейчас отпущенная на волю страсть вылилась в то, что он прикоснулся к ее губам своими. Джек притянул ее к себе и ущипнул за нижнюю губу, манившую аппетитной полнотой.

Но он хотел не только поцелуя, хотел гораздо большего. Его рука подобралась к ее груди, накрыла ее, большой палец коснулся соска, который был слабо защищен топкой материей и тут же затвердел.

Фиона тихонько застонала, рот ее приоткрылся, и Джек скользнул языком между ее губ. Она еще ближе прильнула к нему, крепко обняла за шею.

О Боже, она была такая сладкая! Его поцелуй сделался крепче, его ладонь скользнула по спине к талии, ощущая женственную спелость ее тела, затем к бедрам. Она была такая сочная и аппетитная. Эта женщина была создана для любви, для него.

Внезапная остановка кареты вернула его к действительности.

– Проклятие! – проворчал он. – Мы приехали. – Джек заглянул ей в глаза. Она сидела у него па коленях, ее губы распухли от поцелуев, лицо разрумянилось.

У Джека ныло в паху, однако он проигнорировал это. Она была готова к тому, чтобы он взял ее. Он это знал. Но прежде чем совершить подобный ответственный шаг, он должен со всей определенностью выяснить, не может ли этот брак быть расторгнут.

Тем временем не принесет вреда напомнить ей, кто правит бал. Пусть она ощутит цену брака с мужчиной, который этого не желает. Стиснув зубы, он поправил мантилью Фионы и расправил ей юбки.

В дверь негромко постучали.

– Ах, пусти! – Фиона попыталась соскочить с его колен, однако он удержал ее. – Джек! – прошипела она. – Саймон увидит.

– Пусть видит. – Он еще крепче обнял ее, выражение лица у него было решительным. – Ты теперь моя жена. Это дает мне право обнимать тебе в любое время, когда я пожелаю.

Фиона действовала на него каким-то странным двойственным образом, пробуждая одновременно право собственника и раздражительность. И поэтому была еще одна причина покончить с этим фарсом, и сделать это как можно быстрее.

Дверца кареты открылась, и Саймон покраснел от смущения, увидев Фиону на коленях Джека.

– Лестницу, – приказал Джек.

Саймон кивнул, устремив взор в землю. Он спустил лестницу, сам отошел в сторону.

Джек поднял Фиону, вышел из кареты и понес ее в сторону широкой лестницы, которая вела к входным дверям его дома.

– Джек! – прошипела Фиона. – Опусти меня на землю, иначе это увидят и твои слуги.

– Пусть видят.

Фиона могла, конечно, оказать сопротивление, но побоялась, что это сделает их появление еще более смехотворным.

Пока Джек поднимался по лестнице, Фиона окинула взглядом ее новый дом. Величественный особняк поднимался на высоту пяти этажей. Тяжелая лепнина вокруг огромных окон и дверей свидетельствовала о качестве и мастерстве строителей, что можно было оценить даже при тусклом ночном освещении.

– О Господи! Какая махина!

Джек остановился на последней ступеньке лестницы.

– Я хочу, чтобы ты приберегла эти комментарии до того момента, как мы окажемся в постели, любовь. Там я оценю их еще больше.

Щеки у Фионы вспыхнули.

– Перестань!

Озорная улыбка появилась на лице Джека, когда он подошел к портику. Огромная дверь распахнулась словно по волшебству.

Едва они оказались внутри, дверь закрылась. Фиона успела заметить черные и красные мраморные плиты, богатые ковры и свет, исходящий от огромного канделябра в холле, столики с позолоченными краями и зеркала в золотых рамах.

Джек быстро проследовал мимо неподвижно стоявшего мужчины, который скорее всего был дворецким, и седовласой женщины, связка ключей в руках которой позволяла предположить, что это экономка. В глубине можно было заметить и насчитать по меньшей мере дюжину лакеев.

– Милорд, – сказал дворецкий, когда Джек поравнялся с ним. – Мы не знали о вашем возвращении. В вашей спальне не разожжен камин. Могу я…

– Нет! – ответил Джек, перешагивая сразу через ступеньку. – Этого не требуется. – Он остановился наверху, продолжая ласкать взглядом Фиону. – Пожалуйста, принесите утром большой завтрак. Очень большой завтрак.

Если раньше Фиона полагала, что она уже не может быть смущена больше, чем в тот момент, то она заблуждалась. Кажется, у нее заполыхало от смущения все ее тело. Как смел он делать подобные вещи в присутствии слуг?

«Он зол. Я знала, что он будет злиться». Но она не ожидала, что до такой степени.

Джек понес Фиону по коридору, звуки его шагов заглушались толстым красным ковром.

Фиона подавила в себе раздражение. Завтра она заставит Джека представить ее слугам должным образом, и все пойдет как положено. Сегодня же она хотела бы перестать думать, перестать чувствовать. Она мечтала о том, чтобы забыться глубоким сном на большой пуховой постели среди свежих простыней.

Джек открыл большую дверь и внес Фиону в огромную спальню, где у одной из стен возвышалась кровать. Остановившись у края матраца, Джек с непроницаемым выражением лица посмотрел на нее сверху вниз.

У Фионы перехватило дыхание. Она с отчаянием осознавала, что под ней находится постель, что она пребывает в объятиях Джека. Вот он, тот момент, когда Джек утвердит свои права мужа. Все ее тело вибрировало, она не могла дышать.

Джек приподнял ее чуть повыше, а затем без всяких церемоний бросил на кровать.

Фиона спружинила и, ахнув, попыталась найти какую-нибудь опору в этом царстве покрывал и подушек.

– Джек!

Он уже уходил от нее в сторону распахнутой двери. Фиона сумела встать на колени, волосы рассыпались у нее по плечам, юбки смялись.

– Куда ты уходишь?

– К своему поверенному.

– Это среди ночи?

– За те деньги, которые я ему плачу, он может поднять свою ленивую задницу с постели и в ночное время. – Выражение лица у Джека было суровым. – А ты тем временем поспи здесь. По крайней мере одну ночь.

У Фионы заныло в груди так, словно он ударил ее.

– Джек, вражда…

– …утихнет сама по себе, с нашей помощью или без нее. – Он взялся за ручку двери. – Хорошо выспись, жена. Это будет единственная ночь, когда ты насладишься отдыхом в моей постели.

– Но ты ведь не можешь просто…

Он хлопнул дверью, и звук отразился эхом в спальне с высоким потолком.


Глава 5


Проклятие Маклейнов восходит к древним временам, оно наложено на семью во времена Роберта Брюса пользующейся дурной славой Белой Ведьмой. Она живет в лесу недалеко от местечка Мьюир-да-Ог. Говорят, что она великолепна, как солнечный восход, и единственным своим удовольствием почитает поедание сердец мужчин, которых она оттолкнула.

    
Старая Нора из Лох-Ломонда – трем своим маленьким внучкам однажды холодной ночью


Фиона проснулась и, еще не открыв глаза, поняла, что она не одна в комнате.

Потянувшись, она повернулась и увидела Джека, сидящего перед камином, пламя которого бросало отблески на его лицо. Галстук у него был развязан, сюртук брошен на стул, рукава рубашки закатаны выше локтей. В руках у него был бокал с янтарной жидкостью. Невидящим взором он смотрел на пляшущие в камине огоньки.

Фиона оперлась на локоть и убрала волосы с глаз.

– Ну? Что сказал поверенный?

Джек даже не повернул головы в ее сторону.

– Ты прекрасно знаешь, что он сказал. Только решением парламента можно аннулировать брак, если ты согласишься сказать, что я не прикасался к тебе. – Он скривил губы. – Но ведь ты не согласишься, как я понимаю?

– Нет.

Он так и не оторвал глаз от огня. Дрова в камине потрескивали, потянуло легким теплом.

Фиона радовалась теплу. Она пылала гневом, когда Джек покинул ее, но холод в спальне вынудил ее искать убежище в громадной постели. Она сняла мантилью и попыталась расшнуровать туфли, но шнурки запутались, и застывшими пальцами ей не удалось их распутать. В конечном итоге она залезла под простыни полностью одетой, накрыла голову подушкой и почти мгновенно заснула.

Джек наконец бросил на нее холодный, суровый взгляд, продолжая держать бокал в руке.

Она приподняла край простыни.

– Должно быть, ты очень устал. Тебе надо поспать…

Он со стуком поставил бокал на стол, устремив на нее гневный взгляд.

– Я не нуждаюсь в том, чтобы кто-то проявлял обо мне заботу! Я попал в ловушку с этой женитьбой, но я не смирюсь с мяуканьем жены, которую мне навязали!

Фиона вцепилась обеими руками в простыню.

– Очень хорошо, – сказала она благоразумно спокойным тоном. – Больше я никогда не стану спрашивать о твоем самочувствии. Однако не думай, что я смирюсь с твоим дурным поведением. Мы можем оставаться приятными друг другу по крайней мере до того момента, когда у нас появится ребенок. После этого я перееду в Шотландию.

– А ребенок?

Она нахмурилась:

– Он останется со мной.

– Чудесно. И тогда ты оставишь меня в покое?

Эти слова не могли слишком ее задеть, потому что никаких иных она и не ожидала.

Джек встал, стащил галстук и отбросил его. Он довольно долго снова наполнял бокал, слегка при этом покачиваясь.

Он был пьян. Сердце у Фионы упало. Он придет сейчас к ней на кровать, чтобы выполнить свои обязанности… и что ей делать? Ее тело и мозг испытывали странную опустошенность, и предстоящая перспектива ее ужасала. Ее ужасало то, что когда-то было самым потрясающим в ее жизни.

Ее воспоминания были ярко окрашены их страстью, от которой ничего не осталось. Куда-то подевались волнение, интерес. Остались только гнев и недоверие.

Джек стащил через голову рубашку и бросил ее на пол. В течение считанных мгновений он сбросил брюки и остался перед ней обнаженным.

Огненные блики играли на его теле, очерчивая выпуклости на его груди, мышцы его рук и плеч, отражаясь на плоском животе. Он был прекрасен. Даже сейчас вид его обнаженного тела согревал Фиону и наполнял предощущением чего-то волнующего.

– Почему ты до сих пор одета? – хрипло спросил он.

– Мне было холодно.

Его губы изобразили подобие улыбки.

– Если нам суждено сделать ребенка, ты должна принести жертвы.

Фиона лишь смогла кивнуть:

– Конечно. – Встав, она развязала платье, не спуская взгляда с Джека. В нем ощущалась какая-то напряженность, словно он собирался броситься в атаку.

Что вовсе не так уж плохо, решила она, глядя в его голубые глаза и обращая внимание на длинные загнутые ресницы. Он в самом деле может броситься в атаку, и это будет чудесно. Она уже это знала. Он был из числа покорителей сердец, чрезвычайно искусный в постели и готовый получить удовольствие, доставляя его другому.

Фиона закусила губу, чтобы справиться с дрожью. Ей хотелось обнять Джека и зацеловать его, призвав его продолжить это обольщение. Ей хотелось положить ладонь ему на лицо и ощутить щетину на щеках и подбородке. Ей хотелось обвить его шею руками, притянуть его рот к своим губам и снова вкусить в полной мере страсть, некогда бурлившую между ними.

О Господи, вот оно! Они были одни в его постели, были женаты, ничто не мешало довести до завершения их брачный союз. Совершенно ничто!

Фиона нервно огляделась вокруг.

– Какая славная комната!

Он не спускал с нее взгляда.

– Славная, в самом деле.

Щеки у Фионы пылали, она изо всех сил пыталась отвлечься от непрошеных мыслей и обрести над собой контроль.

– Изысканная спальня. Это обюссонский ковер?

– Да. – Джек направился по ковру к кровати.

– А часы…

– Часы ормолу. – Он остановился рядом с кроватью. – Стулья хепплуайт. Стол пембрук, а висящая над камином картина принадлежит кисти Рубенса. Что еще ты желаешь узнать?

– Ты хорошо знаешь свой дом. – Фиона бросила на Джека любопытный взгляд. – А почему ты интересуешься такими подробностями?

– Потому что это мое.

– И тем не менее… ты не поинтересовался именем моего слуги?

– Слуги, как и все люди, приходят и уходят. А дом останется моим, пока я существую.

Она заставила себя не смотреть на Джека, который стоял такой красивый и обнаженный рядом с кроватью. Ага, картина над камином.

– Очень симпатичная картина.

На картине была изображена рыжеволосая женщина, вглядывающаяся в лицо своего возлюбленного. На ее лице читалось чувственное желание.

– Ой, она обнаженная!

– Да, все красивые женщины должны быть обнаженными. – Джек сел на край кровати, и матрац прогнулся под ним, а его бедро соприкоснулось с ее ногой.

Фиона сделала попытку отодвинуться, но ей помешали это сделать простыни.

Он положил руку ей на колени. Фиона застыла, сердце ее заколотилось так гулко, что, казалось, он мог услышать его удары.

– Джек, может быть… может быть, мы немного подождем, пока…

– Нет, ты добивалась этого брака, Маклейн. Хотела настолько сильно, что лишила меня свободы. И теперь ты его получила.

Она обожгла его взглядом, гнев отчасти погасил нервную дрожь.

– Я вовсе не хотела, чтобы меня швырнули на кровать и после этого… – Она попыталась унять дрожь в голосе. – Джек, нет причин для того, чтобы мы не могли строить наши отношения корректно…

– Корректно? Это было очень корректно – похищать меня и тащить к алтарю, словно мешок с картошкой?

Ей страшно не нравилось, что он прав.

– Послушай, Джек…

– Если я вынужден это делать, то пусть это будет на моих условиях.

Он не давал ей выбора. Она не хотела, чтобы он спорил с ней, будучи обнаженным. Это чрезвычайно отвлекало и мешало находить убедительные аргументы.

– Каковы твои условия?

Он подался вперед.

– Находясь в моем доме, ты остаешься в моей постели.

Фиона никак не могла проглотить комок в горле. Она лишь кивнула.

– Далее, – продолжил Джек, устремляя взор на ее губы, – ты делаешь это с подобающим энтузиазмом.

У нее наконец прорезался голос.

– Ты заставляешь меня притворяться, что я испытываю чувства, которых у меня нет?

Джек положил ладонь ей на грудь, и Фиона вздрогнула, кожа у нее заполыхала, дыхание сделалось прерывистым, и она почувствовала, что ею овладевает вожделение.

Джек улыбнулся, на его лице отразилось удовлетворение.

– Со мной тебе не придется притворяться, любовь.

Если бы Фиона могла уйти, убежать без оглядки как можно быстрее! Но если она вернется домой без Джека, ее братья придут в бешенство. Она никогда не сможет их убедить в том, что ушла по собственной воле. Они посчитают, что Джек бросил ее, и сочтут это оскорблением, которое нельзя простить. Она глубоко вздохнула.

– Очень хорошо. Ты прав, что мы не можем делать это кое-как. Мы должны делать это с «подобающим энтузиазмом».

В камине потрескивали дрова. Джек взял ее подбородок большой теплой рукой и повернул к себе. Она едва не ахнула, увидев, как светились его глаза; если она полыхала, то он горел ярким пламенем. Он хотел, он страстно желал ее.

Тело Фионы затрепетало от ответного желания.

Джек медленно прижал губы к ее губам, и Фиона окунулась в море жарких ощущений. Без раздумья она отдалась той страсти, которую пробудил в ней поцелуй Джека. Она ощутила, как размягчается ее тело, по мере того как его ладони скользят по всему ее телу, как его мужское достоинство прижимается к ней.

Он горел от вожделения и страсти, приправленной остатками гнева. Его принудили жениться, поэтому он должен получить взамен сполна.

Он провел ладонью по ее спине вплоть до бедра и ниже. Фиона беспокойно задвигалась, прижимаясь к нему, ища своим ртом его губы со все возрастающим отчаянием.

– Ты хочешь этого? – пробормотал он у самых ее губ. Затем положил ладонь между ее бедер и сжал ей лобок. – Или этого?

Она застонала, содрогнувшись от желания, и тело Джека напряглось в ответ. Он отчаянно хотел ее, его тело ныло от непередаваемого желания, и он боялся, что это может испортить наслаждение им обоим.

Она возилась с платьем, пытаясь его снять.

– Позволь мне, – внезапно охрипнув, сказал он. Фиона кивнула. Щеки ее полыхали, губы распухли от поцелуев. Джек быстро справился с оставшимися застежками. Он хотел видеть ее нагой, с распущенными волосами, с разведенными для него ногами – только для него, и больше ни для кого.

Эта мысль заставила его задуматься. Он не испытывал раньше собственнических чувств; его связи носили характер развлечений, получив удовольствие, он уходил и забывал о них. Свобода подобных встреч и придавала им определенную пикантность.

Но с Фионой все было иначе. Возможно, потому, что она была единственной женщиной, которую он потерял раньше, чем успел устать от нее. Может быть, потому, что она была единственной женщиной, которая отвергла его. А может, все объяснялось проще – чувством собственности. Она была его женой. От этого слова он испытывал непонятную дрожь. Грудь его вздымалась при этой мысли, тело возбуждалось.

Последняя завязка платья была развязана. Платье соскользнуло вниз, к талии – эта смесь кружев, шелка и невинеости. Освободившись от него, Фиона отбросила его в сторону.

На ней оставалась лишь тонкая рубашка, и розовые бутоны сосков дерзко выпирали сквозь материю, отчего у Джека невольно потекли слюнки.

Фиона села и наклонилась, чтобы расшнуровать ботинки. Рубашка натянулась, аппетитно обрисовывая округлые ягодицы. Джек залюбовался обольстительными формами, мысленно представив, как он приласкает эту очаровательную попку.

– Шнурки запутались, – пробормотала она, наклонясь еще ниже. Волосы ее упали на плечи, шпильки осыпались на пол. Фиона досадливо вздохнула, вынула оставшиеся шпильки и закрепила волосы за ушами. Джек наблюдал за ней, сердце у него билось все быстрее. Волосы у нее были шелковистые и густые и при свете камина казались черными. Ему хотелось провести руками по этим волосам, погрузить пальцы в это мягкое богатство. Боже, она была прекрасна!

Не подозревая того, что Джек с трудом сдерживает себя, Фиона сердито потянула за узелок.

– Проклятие! – рассердилась она. – Я не могу их развязать, они все затянулись.

Джек схватил ее за запястье:

– Оставь их в покое. Я не могу ждать.

Он притянул ее к себе и, целуя, стал стягивать рубашку с ее плеч, к талии, к ногам.

Кружева зацепились за каблук, Джек дернул рубашку еще сильнее, не обращая внимания на треск разрываемой материи. Обхватив Фиону за талию, он приподнял ее и положил на середину постели. И теперь она лежала перед ним нагая, дразня белизной кожи, обрамленная густыми глянцевыми волосами, в шелковых чулках и темно-синих кожаных башмачках.

Джек отступил назад, чтобы насладиться обольстительным зрелищем. Было нечто пикантное в том, что тело ее было обнажено и в то же время на ногах оставались строгие башмачки, а чулки закрывали ноги вплоть до середины обнаженных округлых бедер.

Ослепительная белизна ее тела контрастировала с длинными черными волосами, рассыпавшимися на подушке, и густыми завитками под животом, которые скрывали тайны между пока еще сведенными вместе бедрами.

Никогда в жизни Джек не видел ничего столь обольстительного, столь прекрасного. Фиона подняла руки и притянула его к себе, прижавшись обнаженной грудью к его груди. Джек утонул в ее объятиях, вбирая в себя исходящий от нее аромат. Он пробовал на вкус ее губы, щеки, целовал в нежную шею и плечи. Каждый дюйм ее тела был для него привлекательным и интригующим. При каждом поцелуе тихий стон вырывался из ее уст, который, в свою очередь, зажигал его. Снова и снова он возвращался к ее губам и целовал их, вдыхая ее аромат и исследуя ее.

Фиона постанывала возле его рта, и от этого чувственного звука Джек в конечном итоге потерял контроль. Он прижался к ней, она раздвинула под ним ноги, обхватив его и притянув к себе.

Она была сильно возбуждена. Джек мог это видеть, обонять и ощущать на вкус. Он подсунул руку под ее колено и приподнял ее ногу до своей талии; его мужское естество уперлось в нежное, влажное отверстие.

Фиона ахнула, запрокинула назад голову и закрыла глаза.

– Да! – сказала она в промежутке между прерывистыми вдохами. – Пожалуйста!

Однако он отступил. Хотя ему мучительно хотелось оказаться внутри ее, он хотел, чтобы она захотела его еще сильнее.

Медленно, совсем медленно он стал вводить свое естество в нее, скрипя зубами по мере того, как тугая влажность охватывала его с твердостью затянутой в перчатку руки. Губы Фионы приоткрылись, она громко застонала, открыла глаза и встретилась с его взором.

– Джек…

Она, побуждая его двигаться быстрее, вцепилась ему в плечи.

Он ускорил темп, ощущая ее всю целиком, и увидел выражение удовлетворения на ее лице.

– Да, – выдохнула Фиона.

Она распростерлась под ним, обольстительно теплая и влажная, шепчущая его имя, извивающаяся под ним, ее пятки стучали по его ягодицам. Эмоции нарастали от прикосновений жесткой кожи, от запаха сирени, от несдерживаемых звуков, выражавших удовольствие.

– Да, да, – бормотала Фиона, притягивая его к себе. Кожаный башмачок потерся о его бедро, и Джек застонал от сладостных эротических ощущений, нахлынувших на него. Фиона с готовностью выгнулась ему навстречу.

– Джек! – вскрикнула она.

За всю жизнь Джеку никогда не приходилось так бороться зато, чтобы сохранить над собой контроль. Никогда он не воспламенялся большей страстью, чем в этот момент. Словно она напустила на него чары, сила которых возрастала при каждом новом прикосновении.

Бисеринки пота выступили у него на лбу. Он запустил руки в ее волосы, зажав в кулаки их шелковистую мягкость.

Фиона стонала не переставая, ее движения сделались беспорядочными. Джек схватил ее за плечи и изо всей силы погрузился в ее лоно.

Она открыла глаза, у нее сбилось дыхание. Губы были открыты, но она не могла произнести ни звука. Внезапно она резко приподняла бедра, прижавшись каблуками к его ягодицам, и волны сладостного освобождения пробежали по ее телу и передались ему в тот момент, когда она несколько раз на вздохе произнесла его имя.

Однако она не успокоилась на этом. Фиона снова притянула его к себе, подстрекая к действию.

Джек толкнулся вперед, снова доведя Фиону до пика. Она с криком выгнулась ему навстречу, обхватив ногами его бедра, и он ощутил, как волна наслаждения нахлынула и затопила его.

Он пережил пик экстаза одновременно с ней, хриплым голосом выговаривая ее имя, затем со стоном опустился на нее. Она продолжала содрогаться под ним, закрыв глаза и приоткрыв рот, лицо ее полыхало от страсти.

Джек перекатился на бок, увлекая Фиону за собой, и они лежали некоторое время, приходя в себя, с переплетенными ногами, влажными телами, и сердца их гулко бились в унисон.

Фиона подумала, что ей никогда не удастся восстановить дыхание и успокоить сердцебиение. Но постепенно частота ударов уменьшалась, и она почувствовала, что широкая грудь Джека прижимается к ее груди, что он дышит ей в волосы и что его влажная кожа соприкасается с ее телом.

Она обвила руками его шею и так лежала, не имея сил ни двигаться, ни думать. Закрыв глаза, Фиона наслаждалась тем, что ощущает тепло его тела, чувствует запах их любовного поединка, свежесть простыней.

Чувствовал ли Джек то же самое? Или все было так, как он и ожидал? Боже милостивый, что, если у него всегда так, с любой женщиной?

Жар и эйфория понемногу начинали спадать. Джек тихо посапывал, уткнув лицо в ее волосы.

Она слегка повернулась, чтобы посмотреть на него, на его ресницы, отбрасывавшие тень ему на щеки, чтобы спросить его о том, что он думает и чувствует.

Но что, если он думает совсем иначе, чем она? Не считает, что все было так чудесно, так неповторимо? Или, что еще хуже, что ему вообще не было хорошо и приятно?

Неуверенность терзала Фиону. Она должна спросить его, должна выяснить. Она не может просто так лежать и сомневаться.

– Джек!

Он не ответил.

Нуда, он угадал, о чем она хочет его спросить, и боится ответить.

Фиона собрала остатки мужества.

– Джек! – окликнула она его чуть громче. Ответом ей стал легкий храп.


Глава 6


История о том, как Маклейны сошлись с Белой Ведьмой, несколько туманна. Достоверно известно, что они действительно встретились и что никто из них не остался таким, как прежде. Часто такой бывает любовь – безжалостной и неумолимой.

    
Старая Нора из Лох-Ломонда – трем своим маленьким внучкам однажды холодной ночью


– Уф!

Толчок в бок разбудил Джека. Он моргнул и попытался сфокусировать взгляд на возникшем перед ним лице.

Полные, мягкие губы поджались, выражая неудовольствие. Дерзкий вздернутый нос был покрыт веснушками, в особенности на переносице, едва заметными при слабом свете от камина. Окаймленные густыми ресницами зеленоватые глаза.

И вокруг всего этого – облако черных густых волос.

Фиона.

Запах, сохранившийся после их недавней любовной игры, и ощущение голых ног, переплетенных с его собственными, помогли Джеку вспомнить о том, что только что произошло.

– Ты храпел.

Он открыл рот, снова закрыл его, не вполне уверенный в том, что в голосе Фионы слышатся обвиняющие нотки. Джек раздраженно подумал, что терпеть не может, когда его так будят.

– Извини, любовь. – Он зевнул. – После хорошенькой возни я всегда сплю крепко.

Молчание.

– Хорошенькой возни?

При нормальных обстоятельствах Джек распознал бы ярость в ее тихом голосе. К сожалению, он пребывал в эйфорическом тумане после сексуальной игры. Поэтому он просто повернулся и привлек Фиону к себе. Она идеально подходила для него, ее голова уткнулась ему под подбородок, ее округлая попка прижалась к нему, ноги по-прежнему были переплетены с его ногами. Ее волосы щекотали ему нос, и он пригладил их, наслаждаясь шелковистой мягкостью кожи и легким биением ее сердца.

– Давай немного поспим, а? – Он закрыл глаза и… Фиона вырвалась из его объятий, холодный воздух коснулся его кожи в том месте, где только что находились одеяла и она. Джек, нахмурившись, открыл глаза и с недоумением посмотрел на нее.

Она повернулась к нему. Лицо ее было очень серьезным.

– Джек, нам надо обсудить некоторые вещи.

Он вздохнул.

– Какие именно?

– Например, такие, – ее губы недобро вытянулись, – как «наша хорошенькая возня».

На сей раз уже без ошибки можно было говорить о гневе. Джек провел рукой по лицу, пытаясь побороть сонливость.

Он строго придерживался правила «никаких разговоров после любовных забав». Любая женщина, нарушавшая это правило, больше не допускалась в его постель.

Вероятно, ему следовало объяснить это Фионе до того, как они легли в постель. Проблема заключалась в том, что он был слишком зол и ему было не до дискуссий. Проведя немало часов рядом с ней в карете, он настолько разбередил свою похоть, что с трудом удерживал руки, чтобы не начать раздевать ее при слугах.

Джек хотел насладиться прелестями ее тела, наступившим беззаботным состоянием и крепким сном, который неизменно приходит после приносящего удовлетворение кувыркания.

Он снова медленно закрыл глаза, его мысли растворились в воспоминаниях об этой сладкой встрече…

– Джек!

Ее настойчивый голос вынудил его снова открыть глаза. Сейчас она опиралась на одну руку, по которой рассыпались густые черные волосы, собравшиеся к тому же на простыне.

Однако, черт побери, она была красива. И обольстительна. И вообще аппетитна. Внезапно в его теле начали происходить изменения, которые он готов был приветствовать. Слегка улыбнувшись по поводу своей похотливости, Джек оперся на локоть и посмотрел на нее:

– Ну хорошо, любовь. Что мы будем обсуждать?

Джек поцеловал разгоряченную щеку Фионы, затем его губы скользнули к ее губам.

– Джек, – сказала она, слегка задыхаясь, – у нас могут быть очень разные ожидания и надежды, и я не хотела бы, чтобы это осложнило нам жизнь.

Он протянул руку к ее волосам. Они обвившись вокруг его пальцев, словно желая их удержать.

– Я согласился сделать тебе ребенка, и теперь ты можешь быть свободна и оставить меня с миром. – Джек пожал плечами. – О чем еще можно говорить?

– Возможно, для нас обоих будет легче, если мы будем одинаково думать, – Фиона сделала неопределенный жест рукой, – об этом.

Что еще ей нужно? Если она надеялась получить какие-то обещания, то ее ждет разочарование.

– Фиона, я думаю, что уже доказал свою способность выполнять то, что пообещал. Разве не так? – Джек улыбнулся, наблюдая, как зарделись ее щеки. – Ты можешь быть уверена, что я непременно выполню свою часть нашей сделки. В этом случае ты способна выполнить свою. Хотя… – добавил он, растягивая слова, – если бы я знал, что брак настолько стимулирует, я бы, пожалуй, пересмотрел свою позиции о том, что не следует жениться.

Она впилась взглядом в его лицо.

– В самом деле?

– О да! Я бы это сделал по крайней мере несколько раз. Вероятно, через каждый месяц.

– В этом нет ничего забавного, Джек.

– Я думаю, что есть.

Она поежилась, усаживаясь на кровати.

– Господи, я до сих пор не сняла обувь.

– В самом деле. – Он сел, провел рукой по ее ноге и поставил ступню на свои колени. – Позволь мне.

– Я могу сама расшнуровать.

– Ты уже пыталась и только затянула узлы. – Джек ловко и довольно быстро развязал один из узелков и стянул башмачок с ее ноги. Тепло кожи заставило его вспомнить ощущение каблучков на своих ягодицах – подобные эротические моменты он никогда не сможет забыть.

Джек перебросил башмачок через кровать и занялся другим, который очень скоро присоединился к первому.

– Ну вот. – Он откинулся на подушку и привлек к себе Фиону.

Вздохнув, она прижалась щекой к его груди.

– Нам всегда было хорошо вдвоем в постели.

– Да, было. – Спустя много лет он забыл, как хорошо они понимали друг друга. Он скользнул пальцами по ее щеке и запустил их ей в волосы.

Подняв лицо, Фиона встретилась с его взглядом.

– Мы в других областях жили с тобой не столь хорошо.

Его пальцы у нее в волосах замерли. Она была права. У него сохранились два особенно ярких воспоминания о Фионе. Вот она лежит обнаженная под лучами теплого летнего солнца, ее персикового оттенка кожа пылает от страсти, волосы разметались по ее плечам, на губах улыбка удовлетворенной женщины. Он был молод и едва не лопался от гордости из-за того, что был у нее первым и сумел осчастливить ее.

Второе воспоминание было не столь приятным. Он стоит под дождем, весь мир наполнен ароматом сирени, а он читает написанные чернилами и слегка размытые слова на клочке бумаги, в то время как вдали грохочут раскаты грома.

Джек не хотел вспоминать испытанное в тот день ощущение боли, последовавшие за этим недели и месяцы отчаяния и чувства одиночества. Однако он извлек из этого хороший урок: впредь он не позволял себе верить в любовь или нечто такое, что невозможно увидеть. С этого времени жизнь его значительно упростилась.

Он рассматривал ее, чуть прикрыв глаза, радуясь тому, что его сердце застраховано от чувств к Фионе. Хорошо, что он тогда не понял, что ее братья вмешались в их отношения, обмолвившись, что у Джека есть любовница. Конечно, любовница у него была. Сейчас он не может вспомнить даже имя той женщины, поскольку их у него было много и он имел их с семнадцати лет. Это было его право – право независимого человека, на что его родители смотрели неодобрительно, тем не менее он этим правом пользовался.

Джек приходил в бешенство при мысли о том, что его насильно женили на Фионе. В свое время он страстно желал ее. О, какова была эта страсть! Каждую минуту он думал о ней, о ее волосах, исходящем от нее аромате, о том, как она прищуривает глаза, когда смеется.

Слава Богу, он в конечном итоге преодолел это сумасшествие. Теперь он был уверен, что все те прежние эмоции, столь сильные и не поддававшиеся контролю, были всего лишь фантазиями сумасбродного юноши, каким он некогда был.

Внезапно Джек понял, что ему нельзя оставаться здесь, уютно расположившись в кровати с Фионой. Он не должен позволить, чтобы вполне естественная нежность после любовной игры размягчила его сердце. Лучше, чтобы она не питала необоснованных надежд с самого начала.

Слегка нахмурившись, он сел, слегка отодвинув Фиону.

– Который час?

Она посмотрела на часы, стоявшие на камине.

– Почти четыре.

– Ага, тогда еще рано. – Он откинул простыни и спустил ноги с кровати.

Не веря своим глазам, Фиона наблюдала за тем, как Джек собирает свои вещи.

– Ты… уходишь?

Он, не взглянув на нее, стал натягивать брюки.

– Разумеется. Игорные дома не закрываются круглые сутки, и у меня есть знакомые, которых я должен поприветствовать после моего возвращения в город.

Сердце у Фионы упало.

– Ты уходишь, – повторила она, все еще не веря до конца его словам.

Он сел на стул, чтобы надеть ботинки.

– Возможно, мы могли бы обсудить, как ты предложила, наши ожидания. – Джек поднялся, подошел к гардеробу и достал оттуда свежую рубашку. – Обычно ко мне приходит мой камердинер, но я подумал, что ты, возможно, пожелаешь более интимной обстановки. Однако, чтобы мои приходы и уходы не были для тебя слишком обременительными, мы можем перевезти тебя в одну из комнат для гостей и…

– Нет. – Фиона собрала простыни и села. – Я не стану переезжать в комнаты для гостей.

Джек пожал плечами:

– Как пожелаешь. Просто я не хочу будить тебя, так как прихожу в разное время. Но если ты спишь крепко…

– Я сплю чутко, – возразила Фиона, – но я не могу поверить, что ты уходишь.

– Я также не могу в это поверить, – сказал он, застегивая рубашку. – Обычно мне требуется не менее часа сна после такой возни.

Стало быть, для него это было просто возней. Разумеется, это ведь не настоящая женитьба. Это брак по расчету.

И все же Фиона не могла не чувствовать себя оскорбленной. Это неправильно – то, что он сейчас уезжает в город.

– Джек, я надеюсь… Я надеюсь, что люди думают, что мы очень гармоничная пара.

Он достал из гардероба жилет.

– Какое имеет значение, что думают люди?

– Если мои братья услышат, что отношения между нами не такие, какими они должны быть, они могут приехать в город. – Для того чтобы слухи дошли до Шотландии, понадобятся недели, но она надеялась, что Джек не подумает об этом.

Он остановился и задумчиво посмотрел на нее.

– Я не хочу вообще снова видеть твоих братьев.

– И я не хочу, чтобы они приезжали в город. Но если они решат, что я несчастлива или что ты предаешься пьяному разгулу… – Фиона пожала плечами.

Лицо Джека помрачнело.

– Это звучит как угроза.

– Никакая это не угроза, – примирительно сказала Фиона, хотя ощущение вины заставило ее подтянуть простыни поближе. – Я всего лишь обрисовываю обстановку.

Джек кончил застегивать жилет, подошел и сел на край кровати. Протянув руку, он погладил ей волосы.

– Твои братья приедут так или иначе. Ты их единственная сестра, и они тебя любят.

Фиона вздохнула:

– Вероятно, приедут.

– А если приедут, то примутся наблюдать за каждым нашим шагом и будут раздражать нас до смерти. – Джек провел пальцами по ее щеке и коснулся губ.

Фиона не хотела, чтобы ее братья приезжали в Лондон, не хотела, чтобы они вмешивались в ее жизнь. А еще она хотела, чтобы Джек перестал до нее дотрагиваться. Это отвлекает ее и мешает думать.

Он намотал завиток ее волос на пальцы и поднес его к своим губам.

У Фионы перехватило дыхание. Вероятно, стечением времени она будет воспринимать это спокойнее, но сейчас каждый ее нерв требовал его внимания.

Она откинулась назад, пучок волос соскочил с его пальцев.

– Все усложняется с каждой минутой.

– Так часто бывает. – Джек захватил длинный завиток ее волос и прикоснулся им к ее губам. Ее тело продолжало трепетать от страсти, и это легкое прикосновение вызвало новую вспышку пламени во всем теле.

Он улыбнулся:

– Но я иного и не ожидал бы. У тебя все не так просто, как следовало бы быть.

Фиона не была уверена, что это можно рассматривать как комплимент. Губы ее дрожали, кожа покрылась пупырышками, в предвкушении набухли груди. Каждой своей клеточкой она ощущала находившегося рядом с ней мужчину.

По крайней мере страсть по-прежнему оставалась главной опорой их отношений – если только можно назвать отношениями три сумасшедшие недели.

Но Фиона знала, что страсть не разрешит их проблем. У нее ныло сердце, и ей так хотелось посоветоваться с Каллумом. Он бы сказал, что делать. У него была врожденная способность понимать людей. Но Каллум уже никогда не сможет дать ей совет. Он больше никогда не окажется рядом в ту минуту, когда она в нем будет нуждаться.

– Фиона! – Негромкий голос Джека нарушил ход ее мыслей.

Она посмотрела на него, с трудом сдерживая слезы.

– Ты думаешь о Каллуме.

Она провела тыльной стороной ладони по глазам.

– Прошу прощения. Мне бы так хотелось сейчас поговорить с ним. – Она тяжело вздохнула, пытаясь успокоиться. – Я не имела возможности обсудить подробности его смерти, потому что мои братья едва не сошли с ума от горя.

Теплая ладонь Джека коснулась ее подбородка. Он повернул к себе ее лицо и посмотрел ей в глаза.

– Ты можешь говорить о Каллуме всегда, когда пожелаешь.

Почему-то это предложение Джека принесло Фионе некоторое успокоение, причину которого она не могла себе объяснить. Она сжала его руки ладонями.

– Спасибо тебе. – На ее губах появилась застенчивая улыбка. – Я готова воспользоваться твоим предложением, но боюсь, что у тебя не хватит рубашек.

Джек посмотрел на то место, где она обхватила ладонями его руку, и нахмурился. Затем осторожно оторвался от Фионы, отошел на шаг от кровати и беззаботно сказал:

– Это быстро высохнет.

– Я похожа на поливальную лейку, из меня так и льются слезы.

– Произошло слишком много всяких событий.

Стараясь не поддаваться жалости, Джек пересек комнату, чтобы найти сюртук.

Он, косясь на Фиону, надел его. Она сидела задумчивая, прикрывая простынями груди, руками обняв колени, прикусив зубами нижнюю губу.

Вид белых зубов, впившихся в полную плоть нижней губы, разволновал его. Он имел право завалить Фиону в постель, единственную женщину, которую он…

Нет. Она ничем не отличалась от прочих женщин, которыми он обладал. Просто они никогда не были способны сделать удовлетворяющий обоих вывод об их отношениях. Другие женщины оставались с ним до тех пор, пока не надоедали ему. А его отношения с Фионой внезапно оборвались до того, как достигли своего естественного завершения. Именно поэтому он до сих пор испытывал это странное вожделение.

Джек нашел новый галстук и остановился перед зеркалом. При этом постарался встать так, чтобы ему не было, видно Фиону.

– Джек, куда ты уходишь?

– На аристократический прием.

Она с минуту молчала.

– А что, если я пожелаю пойти с тобой?

– Это не тот сорт развлечений, куда приглашают жен.

Ее глаза сверкнули.

Джек проигнорировал ее реакцию, продолжая разглаживать жилет.

– Я согласился на брак лишь потому, что меня к тому принудили. Я не намерен менять свой образ жизни. Принимай меня таким, какой я есть.

– Я знаю, – сурово сказала она, приподняв подбородок. – Я просто думала, что ты сможешь подождать несколько дней, прежде чем возобновишь свои похождения.

Джек, пожав плечами, повернулся к ней:

– Почему я должен ждать? Есть карты, в которые можно поиграть, виски, которое можно выпить, женщины, которых…

Снаружи сверкнула молния.

– Других женщин больше не будет.

Джек вскинул брови и сурово проговорил:

– Меня не запугать.

Фиона вспыхнула.

– Я не имела в виду…

– Мы обсудим это в следующий раз. К счастью для нас, после нашей… – он едва не произнес «возни», – наших стараний у меня нет настроения искать другую женщину. По крайней мере сегодня.

Вдали прогремел гром, Фиона резко передернула плечами, еще плотнее заворачиваясь в простыню.

Прекрасно! Она сердита. Это удержит их обоих от глупой мысли, будто этот союз – нечто большее, чем то, чем он является в действительности. В то же время у него было такое ощущение, будто он пнул беззащитного котенка. Подавив в себе неожиданное желание извиниться, Джек снова повернулся к зеркалу.

– Мы пока не знаем, будет ли успешной эта игра. Возможно, мы не смогли зачать наследника. Или, возможно, наши семьи просто проигнорируют наши благородные жертвы и набросятся друг на друга.

– Они не набросятся. Я знаю, что не набросятся.

– Посмотрим, – сказал Джек, прикалывая рубиновую булавку к галстуку. Одежда его не выглядела измятой, что было удивительно, поскольку он не прибегал к услугам камердинера.

Пора было идти. Не было причин больше задерживаться, и тем не менее он вдруг обнаружил, что смотрит на Фиону. Их взгляды встретились, на ее лице отразились разочарование и отчаяние.

Она хотела, чтобы он остался. Джек понимал это и без ее слов. Он не осуждал ее. Она была одна, в чужом доме, который был ей незнаком, и только что вспоминала о смерти своего брата.

Джек сказал себе, что не позволит себя разжалобить. Все это ничего не значило. Если он сейчас останется, то она и впредь будет добиваться желаемого любой ценой, а он не собирался ей подчиняться.

– Когда ты вернешься? – спросила Фиона. Джек задержался у камина, чтобы пошевелить угли.

– Завтра. – Он поставил кочергу на место. – Хорошего сна тебе. – Он направился к двери.

– Джек!

Взявшись за ручку двери, он остановился.

– Да?

– У тебя в самом деле нет сердца.

У него напряглись желваки на скулах, однако он ничего не сказал в оправдание.

– Кажется, ты всегда терпеть не мог это прозвище – Черный Джек, – с горечью сказала Фиона. – Но сейчас, видимо, стремишься доказать его справедливость.

– Я таков, каков я есть. Я в точности такой же, какой был до того, как ты вышла за меня замуж, и останусь таким и впредь.

Глаза ее сверкнули.

– У меня тоже есть свои соображения. Я не хочу оставаться в этом доме одна все время. Я хочу посмотреть Лондон, пока нахожусь здесь.

– Разумеется, дорогая. Я уверен, что кучер знает дорогу до «Амфитеатра Эстли». – Проигнорировав ее сердито поджатые губы, Джек поклонился: – А пока что я желаю тебе спокойной ночи. – Он выскользнул из комнаты, закрыл за собой дверь и быстрым шагом направился в сторону холла.

– Милорд! – На нижней площадки лестницы стоял Девонсгейт.

Джек посмотрел на плащ, который аккуратно свисал с руки дворецкого.

– Ты знал, что я буду выходить.

– Вы всегда так делаете, милорд.

– Да. Я всегда так делаю, не правда ли?

– Да, милорд. Если вы пробудились… – Дворецкий посмотрел наверх, затем оглянулся назад, легкий румянец выступил на его скулах. – Если вы пробудились от своего сна, вы неизбежно отправитесь в один из ваших клубов, оставив спать вашу партнершу.

– Я и не подозревал, что настолько предсказуем.

– Мы все рабы привычки, милорд. – Дворецкий помог Джеку надеть плащ.

– И моя привычка заключается в том, чтобы посещать игорные дома и покупать подарки для непотребных женщин, – сказал Джек. – Что за славный набор!

В отдалении зазвучали раскаты грома, послышались резкие порывы ветра – настолько резкие, что загрохотала тяжелая входная дверь. Джек бросил взгляд вверх на лестницу, прежде чем застегнуть плащ до самого горла.

– Мне понадобится шляпа, Девонсгейт. Похоже, надвигается гроза.

– Это невозможно, милорд. Я только что был на улице, там светло и ясно…

Яркая молния осветила холл, и тут же раздался мощный удар грома.

– Боже милостивый! Это звучит как-то зловеще.

Это было зловещим. Девонсгейт просто не знал, насколько это зловеще.

Джек втянул в себя воздух, ощутив знакомый запах сирени. Проклятая Фиона! Он водрузил шляпу на голову. Он все равно выйдет и хорошо проведет время, несмотря ни на что. В конце концов, ну что такое небольшой дождь?

– Экое невезение, что дождь разразился именно в эту минуту, – сказал Девонсгейт, вглядываясь в окно и испытывая какие-то недобрые предчувствия.

– Именно так все и складывается для меня в последнее время. Плохо. Очень плохо.

– Я много раз слышал, что вы ведете великолепный образ жизни, милорд. Многие вам завидуют.

Еще бы им не завидовать! У него богатство, недвижимость и неограниченные возможности для того, чтобы делать все, что он пожелает. Он и в самом деле счастливчик. Так почему у него такое ощущение, что он стоит на краю высокой скалы, а сильный ветер подталкивает его вперед, к самому краю?

Джек посмотрел мимо дворецкого, на лестницу, на дверь своей спальни. Он стоял так довольно долго. Затем, пробормотав ругательство, повернулся, вышел из дома и направился к поджидавшей его карете.


Глава 7


Белая Ведьма привыкла обхаживать белокурых мужчин, но не столь белокурых, как Маклейны. Ох и красивые эти парни и девицы из рода Маклейнов!

    
Старая Нора из Лох-Ломонда – трем своим маленьким внучкам однажды холодной ночью


Престон-Хаус находился на окраине Мейфэра. Построенный из белого кирпича и украшенный латунными канделябрами и архитектурными изысками, он был столь же элегантен, как и обеденные и вечерние рауты, которые давали лорд и леди Престон. Это было любимое место представителей светского общества, и нередко рауты завершались неторопливым завтраком для некоторых из наиболее безрассудных гостей.

Сегодня яркие огни дома были едва видны из кареты Джека из-за дождя, который безжалостно грохотал по крыше.

Кучер подъехал к входной двери, и Джек выпрыгнул из кареты, не дожидаясь, когда появится лакей. Дождь хищно набросился на него, пока Джек, низко пригнув голову, поднимался по ступенькам. Он не без труда добрался до портика, который был защищен от дождя большим навесом.

Черт бы побрал Фиону за такой потоп! Он знал, что это была ее работа; легкий запах сирени лишь подхлестнул его гнев. Как смела она отговаривать его от поездки и тем самым лишать привычных развлечений?! Это лишь еще больше придало ему решимости отстаивать свою свободу, и чем быстрее она это поймет, тем лучше будет для всех.

Продолжая мысленно чертыхаться, Джек снял плащ и стряхнул его.

Лакей открыл дверь мгновенно.

– А, лорд Кинкейд! Добро пожаловать… – Лакей озадаченно уставился на стену дождя.

Джек оглянулся. Это был не просто дождь, могучий поток воды низвергался вниз.

– Когда начался этот дождь? – изумленно спросил лакей. Затем спохватился и покраснел. – Простите, сэр. Минуту назад его не было и… – Он оборвал себя и остался стоять с раскрытым ртом.

Джек проследил за взглядом лакея. Его карета двигалась по дорожке, и по мере того, как лошади удалялись, дождь вблизи дома стихал. Дождь шел из единственной темно-свинцовой тучи, которая висела прямо над каретой.

Лакей не мог поверить своим глазам.

– Никогда не видел ничего подобного!

Джек взглянул на очистившееся небо. Безмятежно светила луна, ласково мерцали звезды. Джек скрипнул зубами и сунул плащ в руки лакея.

– Летние грозы непредсказуемы. – Он прошел мимо лакея в игорный зал.

В следующий раз, когда он увидит Фиону…

Он нахмурился. Что он может сделать? Она не в состоянии отвести дождь. Ему придется воочию узнать, как работает проклятие, наложенное на ее семью.

Еще один лакей поприветствовал Джека в холле и вежливо спросил, не хочет ли он, по обыкновению, выпить своего любимого виски и отобедал ли он. Это было больше по душе Джеку, и он любезно ответил, хотя с чувством легкой неловкости подумал, что он часто бывал в этом доме, слуги его узнавали с первого взгляда, а сам же он ни одного из них не знал по имени. Фиона выговорила бы ему за это.

Джек посуровел. Ожидания Фионы были совершенно нереальны. Более того, они становились на пути его развлечений. Неведение было важной составляющей комфорта. Его жизнь была гораздо счастливее, когда он не думал о Фионе и о том, что она делает или чувствует.

Из главного салона донеслись смех и шум, сопутствовавшие карточной игре. И это несмотря на поздний час! Джек направился туда и был встречен приятным звоном бокалов и знакомым запахом сигарного дыма.

Он остановился, сделал глубокий вдох и на противоположной стороне зала заметил приятной внешности блондинку. Она тут же направилась в его сторону.

Двенадцать лет назад Лусинда Федерингтон стала дебютанткой и примечательным сюрпризом сезона; ее утонченная красота выделялась на фоне плебейских родословных и сразу стала модной в свете после многолетнего засилья черноволосых красавиц.

В нежном восемнадцатилетнем возрасте Лусинда привлекла внимание, а затем и пленила сердце Пола Федерингтона, одного из богатейших людей Англии. После четырех лет замужества она была счастлива узнать, что амбиции лорда Федерингтона удовлетворены и он был назначен послом в отдаленную провинцию в Индии. Лусинда с рыданиями отказалась ехать с ним, объясняя это тем, что жара смертельно опасна для ее здоровья. Она пообещала, что будет вести себя достойно, и даже пригласила в свой дом старую глуховатую и подслеповатую кузину на роль дуэньи. Заверенный в том, что его жена будет вести себя в рамках приличия, лорд Федерингтон отправился в жаркие края.

Лусинду всегда привлекали богатые мужчины, чем и объяснялось ее лестное внимание к Джеку. У него было богатство, но он обладал также качествами, которые выделяли его из толпы почитателей. Качествами, которые он продемонстрировал Фионе в этот вечер. Джек еле заметно улыбнулся. Эти его способности заставили его жену стонать и пламенеть от удовольствия.

Эта мысль внезапно взволновала его. Никогда раньше он не испытывал подобной страсти в чистом виде. При всем его опыте он никогда не переживал такую безотчетную…

Джек заставил себя вернуться к настоящему моменту. Он пришел сюда, чтобы восстановить душевное равновесие, а не заниматься размышлениями по поводу того, почему пламя страсти вспыхнуло между ним и Фионой.

– А, Джек! Вот ты и появился, – мурлыкающим голосом проговорила Лусинда, шелестя бледно-голубым шелком и белыми кружевами и распространяя крепкий запах духов.

Излучая улыбку, она просунула ладонь под его руку и прижалась к нему грудями.

– Я не ожидала увидеть тебя так скоро.

– Моя дорогая Лусинда, я был в твоей постели всего четыре дня назад. Ты наверняка это помнишь. В ту ночь возвратился твой муж, и ты заставила меня покинуть твой дом через окно.

Ее улыбка слегка померкла, она шарила глазами по его лицу, пытаясь оценить степень его неудовольствия. Не обнаружив в лице Джека ничего такого, что могло бы ей в этом помочь, она деланно засмеялась и сказала:

– Бедный Федерингтон! Он побыл дома всего один день, после чего был вызван в Дувр для встречи с лордом Берлесоном. – Она снова наградила Джека игривой улыбкой. – Если бы я знала, что он уедет так скоро, я попросила бы тебя остановиться в гостинице, чтобы ты мог немедленно вернуться.

Джек посмотрел на пышные груди Лусинды и стал ждать появления признаков вожделения или по крайней мере какого-то волнения. Но ничего подобного не случилось.

Если бы сейчас рядом с ним стояла Фиона с едва прикрытыми тонкой шелковой материей грудями и прижималась бы к его руке, он подхватил бы ее, перебросил через плечо и понес бы к карете, чтобы утолить все возрастающую страсть. Он покачал головой, пытаясь отбросить столь неподходящие мысли.

– Джек, – неуверенно произнесла Лусинда. – Что с тобой? Ты как-то странно смотришь на меня.

Джек нахмурился:

– Прости, я думал о другом.

На лицо Лусинды набежала тень, недобрый блеск появился в ее глазах.

– О чем это ты думаешь? Точнее, о ком?

Собственнические нотки в ее голосе заставили Джека выдержать паузу. Он с минуту смотрел на нее, затем вынул ее руку из-под своей руки.

– Мои мысли принадлежат мне. Я поделюсь ими с тем, с кем пожелаю.

Глаза Лусинды сверкнули, и Джек подумал, что она нанесет ответный удар. Но в его лице было нечто такое, что она проглотила упрек.

– Прошу прощения. Я не имела в виду, что ты мне что-то должен.

Джек поклонился, ничего не сказав.

Лусинда слегка зарделась от этого молчаливого укора, устремив взгляд на его лицо, в ее голосе послышались еле заметные просительные нотки.

– Джек, я всего лишь шутила. Это все жара и поздний час. – Она изобразила очаровательную улыбку, томно посмотрела на него сквозь ресницы. – Я страшно проголодалась, а завтрак будет не раньше чем через два часа.

Он слегка улыбнулся:

– Ты избалованна.

– Вероятно. – Она снова прижалась к нему и потерлась полной грудью о рукав его сюртука. – Большинство мужчин хотят, чтобы я заметила, что они отсутствуют.

– Я не из их числа.

Лусинда провела ладонью по руке Джека, бросая на него взгляды из-под ресниц.

– Возможно, нам лучше уехать. Федерингтона не будет дома в течение нескольких ближайших дней. Мы можем воспользоваться твоей каретой и…

– Нет. Мы не можем воспользоваться моей каретой.

Лусинда заморгала, удивленная твердостью его слов. Джек пояснил:

– Она неисправна. Она… она протекает.

– Но сейчас нет дождя!

– Была гроза, когда я приехал.

– Как странно… Я приехала всего час назад, и была прекрасная погода.

Да, это было до того, как он успел разозлить Фиону. Внезапно у Джека появилась настоятельная потребность избавиться от назойливого присутствия Лусинды. Он напрасно приехал сюда. Для него не будет другой женщины до тех пор, пока он не завершит дела с Фионой. Кроме того, чары Лусинды изрядно приелись.

– Джек, что-нибудь случилось?

– Нет. Просто у меня нет сейчас настроения вести разговор. – Он снова освободился от ее хватки. – Пожалуй, найду свободный столик и поиграю.

Щеки Лусинды неприлично вспыхнули, рот вытянулся.

– Делай то, что собрался, Джек. Я же буду чувствовать себя отвергнутой, и мне это не нравится. – Ее голос дрожал от гнева.

Джек никогда не видел ее такой, и, честно говоря, ему это не понравилось.

– Дорогая моя, наши отношения не столь уж исключительны. Я полагаю, ты наносишь визиты также сэру Мелкннриджу? – Джек выразительно посмотрел на ожерелье с бриллиантами на белоснежной шее Лусинды.

Цвет ее щек не поблек. Она сумела пожать плечами.

– Лишь изредка. Ты ведь знаешь об этом.

– Ты можешь заполучить его с моего благословения. Только не притворяйся, что между нами нечто большее, нежели то, что есть на самом деле. Мы взаимно удовлетворяющие друг друга друзья, и не более того.

Лусинда едва не ахнула, пораженная холодностью Джека. Она пришла сюда, не ожидая его здесь увидеть. Он был непредсказуем, и было невозможно сказать, когда и где он может появиться. Это была одна из многих его черт, которая ее в нем привлекала. Одна из причин, почему Лусинда начинала думать, что она, возможно, влюблена.

У нее было все, к чему могла стремиться женщина: она обладала собственным богатством, ею восхищались многие мужчины, у нее был любящий, но постоянно отсутствующий муж, было несколько замечательных домов. И в то же время чего-то ей недоставало. Пока она не встретила Джека Кинкейда, она не могла понять, чего именно.

Лусинда украдкой бросила взгляд та его крепкую челюсть, на темно-каштановые волосы, на знакомый разрез губ. Она почувствовала дрожь. Никто из ее многочисленных любовников не волновал ее до такой степени, как Джек Кинкейд. В нем было нечто особенное, некая недоступность, почти равнодушие.

В течение всей своей жизни Лусинда требовала и получала постоянное внимание со стороны тех, кто ее окружал. Джек был другим, и это делало ее жизнь тревожной и возбуждающей. Странность заключалась в том, что чем больше он стрем тля от нее отойти, тем большее влечение она к нему испытывала.

Весь его интерес был направлен на карточные столики. Лусинду буквально сковывала его холодность. Уж не сделала ли она нечто такое, в результате чего может потерять его навсегда? Он показался очень расстроенным, когда она попросила его бежать через окно. Возможно, она задела его самолюбие?

– Джек, возможно, я должна рассказать Федерингтону о нас, чтобы мы могли… мы могли…

– Не будь смешной. Или ты расскажешь ему также о Мелкинридже и других?

Лусинда вспыхнула.

– Нет, разумеется, нет. Я просто подумала, что это ужасно, что тебе пришлось уходить так неожиданно. Мне больно думать об этом.

Глаза его потемнели, словно некая мысль посетила его, отразившись на лице.

– Это было немножко болезненно. – Еле заметная улыбка коснулась его губ. – Но только поначалу.

Что он имел в виду? Она пригляделась к нему. В нем что-то изменилось.

– Джек, ты…

– А, Кинкейд! – послышался голос. – Я не ожидал увидеть тебя здесь.

Лусинда сжалась, когда высокий, элегантно одетый мужчина с черными волосами и голубыми глазами взял ее ладонь и поднес для поцелуя к своим губам.

– И очаровательная леди Федерингтон. Очень приятно вас видеть.

Джек кивнул, удивляясь, почему все знакомые вызывают в нем такое раздражение в этот вечер.

– Кемпбелл.

– Черный Джек, я не видел тебя целую вечность.

Лусинда вскинула бровь.

– Ну да, Черный Джек. Интересно, откуда появилось это имя? – Ее холодный тон говорил о том, что она знает откуда.

Кемпбелл улыбнулся, не спуская взгляда с Джека:

– Его дала ему его собственная мать, когда он столкнул отца с лестницы старинного поместья Кинкейдов.

– Я не помню, – отрезал Джек.

Кемпбелл пожал плечами:

– Во всяком случае, я слышал, что дело было именно так. И это имя пристало к нему, и я нахожу его весьма эффектным.

Давным-давно Алан Кемпбелл был товарищем Джека по детским играм. Положение изменилось, когда Алан достиг совершеннолетия. Вознамерившись восстановить величие семейного рода, Кемпбелл становился все менее и менее приятным в общении. Он тратил время на приобретение земли, подобно тому, как некоторые люди коллекционируют табакерки, постоянно при этом наступая окружающим на ноги.

Кемпбелл поклонился Джеку, но продолжал смотреть на Лусинду. Джек проигнорировал этот взгляд; любой из присутствующих здесь мужчин испытывал симпатию к Лусинде. Пусть обладают ею, если хотят; сам он начинал понимать, что предпочитает женщин, более искренних по натуре.

– Вы выглядите великолепно, – сказал ей Кемпбелл.

Она высвободила свою руку из его и положила на рукав Джека.

– Как у вас обстоят дела в этот вечер? Надеюсь, вам очень везет.

Кемпбелл скривил рот:

– С каких это пор Кемпбеллам стало везти? Конечно, – он бросил хитрый взгляд на Джека, – наше везение никак не может сравниться с везением Маклейнов. Джек, ты ведь знаешь семью Маклейнов?

– Да, знаю, – коротко ответил Джек.

– Я так и думал. – Кемпбелл перевел взор на руку Лусинды, лежавшую на рукаве Джека. – Между прочим, Кинкейд, я забыл тебя поздравить.

– Поздравить с чем? – Лусинда перевела взгляд с лица Джека на лицо Кемпбелла.

– С его женитьбой, разумеется.

Рука Лусинды конвульсивно дернулась, ее ногти впились в рукав Джека.

Джек устремил холодный взгляд на Кемпбелла.

– Ты женился? – пролепетата Лусинда.

– Да, – ответил Джек, встретившись с ее недоумевающим взглядом. «Боже милостивый, она неравнодушна ко мне!» Он никогда бы в это не поверил. – Весьма сожалею.

– Я тоже, – резко ответила она, выпуская его руку.

– Я должен был бы сказать тебе раньше, но…

– Кто она? – напряженным голосом спросила Лусинда.

По какой-то причине Джек почувствовал, что имя Фионы не подходит для этого места, дня этих людей.

– Это не имеет значения.

– Что произошло, мой друг? Ты стесняешься? – Кемпбелл сверкнул улыбкой в сторону Лусинды. – Думаю, я смогу ответить на этот вопрос.

Джек наградил Кемпбелла свирепым взглядом. Эта скотина и без того уже сделала немало. Проклятие! Он должен был сказать Лусинде о своей женитьбе в ту же секунду, как только вошел в эту дверь. Но возможно, все к лучшему – теперь она рассвирепеет и их отношения быстро завершатся. И хотя Кемпбелл полагает, что он создает для Джека проблемы, на самом деле он оказывает ему услугу.

– Имя леди – Фиона Маклейн, – сказал Кемпбелл.

– Никогда не слышала о ней, – отозвалась Лусинда.

Кемпбелл пожал плечами:

– Она вела затворнический образ жизни.

Джек бесстрастным взглядом смотрел на Кемпбелла.

– Я не подозревал, что о моем браке уже всем известно.

– Я вернулся этим вечером из своих владений в Шотландии. А поскольку мой камердинер приходится братом горничной в доме Маклейна… – Кемпбелл улыбнулся. – Излишне говорить, что твое имя было на устах у всех и каждого. Я слышал, что братья леди не слишком довольны ее похищением.

Джек бросил взгляд на Лусинду, которая стояла словно громом пораженная, а глаза ее сверкали безумным блеском. Тем не менее она сумела сохранить лицо.

– Джек, ты обязательно должен нам рассказать о свадьбе. Я уверена, что это было впечатляющее зрелище.

Если бы она только знала!

– Ничего особенного.

Кемпбелл хмыкнул:

– О, не скромничай, мой друг! Я слышал, что это выглядело весьма романтично. – Нагнувшись к Лусинде и понизив голос, он добавил: – Он буквально украл очаровательную Фиону из-под носа у ее братьев! Настоящий подвиг! Разумеется, если имеешь дело с такой очаровательной женщиной, как Фиона, разве можно его ругать за это? Я способен вступить в бой с несколькими драконами ради такой женщины.

– Она красива? – ровным голосом спросила Лусинда.

Джек бросил хмурый взгляд на Кемпбелла:

– Откуда ты знаешь Фиону?

Кемпбелл пожал плечами:

– Когда-то давно я молился в этом храме. Ее братья пообещали, что снимут мне голову с плеч за то, что я осмелился заговорить с ней в их отсутствие. Впрочем, они основательно наказали меня. В течение двух недель после моего отъезда у меня в поместье лил дождь.

– Лил дождь? – недоуменно переспросила Лусинда.

– О да! Семья Маклейнов была проклята. Они могут вызывать грозу, дождь, молнии. Но они не могут ими управлять. Я навлек их гнев, то есть дождь.

– Я не верю в подобные вещи, – фыркнула Лусинда.

Кемпбелл с ухмылкой посмотрел на Джека:

– Я сейчас обратил внимание, что ты несколько промок, мой друг.

Джек стиснул зубы, но постарался встретить взгляд Кемпбелла как можно спокойнее.

– Я принял ванну перед тем, как приехать сюда.

Кемпбелл поджал губы.

– Мне приходит мысль о том, что можно сколотить состояние, если научиться управлять проклятием.

Джек вскинул бровь.

– Тогда это не будет проклятием и его сила ослабнет.

– Ты так думаешь? Разумеется, они все должны совершить великое дело.

– Какое именно? – спросила Лусинда.

– Для того чтобы разрушить проклятие, все члены семейства одного поколения должны совершить что-то очень важное. Лично я не верю, что это возможно. Братья леди не такие мягкосердечные ребята.

– Я нахожу их вполне приятными, – сказал Джек с улыбкой, хотя ему очень хотелось съездить кулаком по физиономии Кемпбелла. – Я полагаю, именно по этой причине членом этой семьи сейчас являюсь я, а не ты.

Кемпбелл насупился:

– Если бы я знал, что эта леди поддается уговору, я был бы более настойчив.

Внезапная мысль пришла в голову Джеку, хотя он и не хотел демонстрировать гнев.

– Я передам своей очаровательной жене то, что ты сказал. Уверен, это чрезвычайно позабавит ее.

Кемпбелл сделал шаг вперед, затем взял себя в руки и выдавил смешок.

– Уверен в этом. Конечно, у нее еще не было времени осознать, какой подарок она заполучила в лице мужа. Но она скоро узнает об этом. – Кемпбелл прищурил глаза. – Она не знакома с очаровательной Лусиндой? Или ты приберегаешь этот сюрприз?

– Кемпбелл! – воскликнула Лусинда, вспыхнув. – Довольно!

Джек внезапно почувствовал себя уставшим. Он привык считать сплетни и флирт главной изюминкой жизни, а сейчас это ему показалось скучным и утомительным.

Он повернулся к Лусинде:

– Я, пожалуй, сяду за стол для игры в фараон. Там есть свободное место. – Он поклонился ей, после чего кивнул Кемпбеллу: – Доброго вечера.

Он играл без перерыва в течение нескольких часов, опрокидывая один за другим бокалы с бренди. Лусинда наблюдала за ним с другого конца комнаты, но он не обращал на нее внимания. У них все было кончено.

Кемпбелл был более заметный раздражитель. Он расположился за соседним с Джеком столом и что-то рассказывал, прикрывая рот рукой, джентльменам слева и справа, нередко поглядывая на Джека.

Подробности женитьбы Джека будут известны, черт побери, всему городу, наряду с историей о «способностях» Фионы. И хотя никто в это не поверит, все будут подсознательно ожидать их проявления.

Ну и ситуация! Если он будет держать Фиону взаперти, слухи обрастут еще большими подробностями. Единственно возможный ответ – это представить ее обществу как можно быстрее. А это означает, что ему придется посещать все утомительные, чопорные вечера, которые он так старательно избегал.

Черт побери, он только сейчас начинал понимать, насколько изменилась его жизнь!


Яркий солнечный свет разбудил Фиону, и она, открыв глаза, увидела себя в незнакомой комнате. Нуда! Она в Лондоне. С Джеком.

Однако кровать была пуста. Она неуверенно села и посмотрела на часы. Девять часов, а Джека нет.

Проклятие! Она отбросила покрывало и переместилась на край кровати. От этого движения мышцы у нее заныли, напомнив о том, какой сладостной была любовная игра с ним. Фиона спустила с кровати ноги, прижала к себе подушку. Божественно!

А теперь нужно было осознать другие реалии ее замужества, конкретно – отсутствие мужа.

– Так не пойдет, – заявила она. – Я приехала в Лондон вовсе не для того, чтобы спать в одиночестве.

Она сползла с постели, ее голые ступни утонули в толстом ковре. Одежда лежала на полу и представляла собой кучу муслина и шелка с башмачками наверху. Фиона наморщила нос: если она снова наденет на себя эту одежду, то вся будет выглядеть неопрятной. Однако у нее не было выбора. Собрав одежду, Фиона направилась к стоящему в углу умывальнику. Она как смогла помылась и оделась, затем привела в порядок волосы.

Подойдя к двери, Фиона распахнула ее и прислушалась, пытаясь определить, где она могла бы отыскать завтрак.

До нее доносились шум проезжающих по улице экипажей, крики кучеров, лай собак, призывы продавцов – шла нормальная уличная жизнь большого города. Долетели до Фионы также едва различимые звуки голосов внутри дома, и она вышла на лестничную площадку, пригладив насколько могла платье.

Фиона сделала несколько шагов вниз по лестнице, когда полная дама, одетая в серое с белым платье экономки, появилась внизу в холле. Фиона вспомнила, что видела ее вчера вечером, и сказала:

– Доброе утро.

Женщина словно остолбенела, на ее лице появилось неодобрительное выражение.

Фиона остановилась. Она ничем не заслужила такой взгляд. Создавалось впечатление, что эта женщина…

Внезапно Фиону осенило. Накануне вечером Джек не представил ее слугам. Он внес ее в дом и поднял прямо наверх в свою комнату. Должно быть, они думают, что она его очередная пассия.

Черный Джек оставил ее одну! Ну что ж, ей придется самой разбираться с этим.

С высоко поднятой головой Фиона спустилась по лестнице. Она любезно кивнула экономке.

– Я ищу лорда Кинкейда.

Женщина вскинула подбородок:

– Если он не сказал вам, куда направился, значит, это не ваша забота.

Фиона выпрямилась.

– Прошу прощения, но это именно моя забота. Он мой муж.

Рот у экономки перекосило.

– Что?!

Фиона не думала, что могла бы шокировать эту женщину больше, если бы у нее даже выросла вторая голова.

– Я леди Кинкейд.

Боковая дверь холла открылась, и в помещение вошел высокий мужчина с аккуратной стопкой белья в руках.

– Миссис Тарлингтон, я полагаю, что… – Он оборвал фразу и уставился на Фиону. – Прошу прощения, я не видел, еще раз простите, мисс…

– Леди Кинкейд.

Дворецкий заморгал, затем поклонился:

– Доброе утро, миледи. Меня зовут Девонсгейт, я дворецкий его светлости.

– Приятно познакомиться, – сказала Фиона. – Я ищу его светлость. Вы знаете, где он может быть?

Миссис Тарлингтон фыркнула, но ничего не сказала. Фиона бросила суровый взгляд на экономку и снова повернулась к дворецкому:

– Его светлость вышел минувшей ночью вскоре после нашего приезда. Я думала, что он будет дома к этому времени, но его нет. Если он не завтракает в эту минуту…

Дворецкий откашлялся.

– Его светлость не завтракает. По крайней мере до обеда. И лишь в том случае, если приезжает домой вовремя. Обычно этого не бывает.

– Понимаю, – сказала Фиона.

– Да, миледи. Это не столь необычно для его светлости – уезжать из дому ночью.

Это следует изменить. Она не думает, что подобное поведение благоприятно для здоровья.

Фиона нахмурилась, увидев свое отражение в одном из зеркал холла. Ее платье было сильно измято, волосы едва держались с помощью нескольких шпилек, лицо покраснело. Она вдруг подумала, что это платье у нее единственное.

Она снова повернулась к дворецкому:

– Он отдал какие-либо распоряжения относительно меня перед своим отъездом?

– Нет, миледи. Милорд вызвал карету и уехал. – Дворецкий посмотрел на нее, как бы извиняясь. – Обычно, если у его светлости гостья, он говорит нам, чтобы мы ее не беспокоили и позаботились о том, чтобы она благополучно была доставлена домой. В отношении вас он не высказал подобной просьбы.

– Миссис Тарлингтон, пожалуйста, пришлите ванну в мою комнату и пусть кто-нибудь поможет мне с прической и платьем. Я вынуждена была уехать из дома в большой спешке и ничего не захватила с собой, так что мне нужно, чтобы платье было вычищено и поглажено.

Губы экономки вытянулись в тонкую линию, но Фиона тут же повернулась к дворецкому.

– Девонсгейт, пришлите поднос в мою комнату. Меня устроят чай и тосты.

– Да, миледи. Что-нибудь еще?

– Да. Я хотела бы послать записку его светлости. Вы знаете, где он может находиться?

Лицо дворецкого окаменело.

– Возможно, я смогу установить, – осторожно проговорил он.

– Отлично. Пожалуйста, передайте ему это послание. Скажите лорду Кинкейду, что его жена хочет, чтобы он пришел домой, а если он не приложит никаких усилий к тому, чтобы сделать это как можно быстрее, она придет и заберет его.

Девонсгейт побледнел, рот миссис Тарлингтон широко раскрылся в вынужденной улыбке. Фиона повернулась в сторону лестницы.

– Ванну и горничную я жду немедленно. Завтрак может подождать до окончания процедуры. – Ступив одной ногой на нижнюю ступеньку, Фиона задержалась на мгновение. – Пожалуй, приготовьте завтрак на двоих. Я уверена, что его светлость не станет мешкать и вскоре вернется домой.

Это создаст прецедент для поддержания порядка. Чувствуя себя значительно лучше, Фиона бодро поднялась по лестнице.

– Ну и дела! Его светлость обзавелся женой! – сказала миссис Тарлингтон.

Девонсгейт смотрел на поднимающуюся по лестнице Фиону приоткрыв рот.


Глава 8


Не думайте, что на Маклейна ничего не подействовало. Очень даже подействовало. Он бросил один взгляд на Белую Ведьму и влюбился по уши. Знаете, Маклейны все такие. Они любят один только раз, но как! Это такая любовь!

    
Старая Нора из Лох-Ломонда – трем своим маленьким внучкам однажды холодной ночью


– Милорд!

Джек посмотрел на лакея, который появился словно из ниоткуда.

– Да?

– Милорд, у меня послание для вас. – Лакей окинул взглядом стол, затем снова обратил взор на Джека. – Очень важное сообщение.

Джек затуманенным взором оглядел комнату, заметив с легким удивлением, что окружающая его компания значительно поредела.

– Который час? – спросил он.

– Почти десять, сэр.

Джек скосил на лакея глаза и узнал знакомую ливрею.

– Ты один из моих слуг?

Лакей облегченно вздохнул.

– Да, милорд.

– Ну и что за послание?

Лакей снова посмотрел на других джентльменов, затем нагнулся к уху Джека:

– Это личное послание, милорд.

– Ага! – воскликнул герцог Девоншир, подливая бренди в свой бокал и бокал Джека. – Личное послание, да? Тогда огласи его.

Лакей умоляюще посмотрел на Джека:

– Может, мы выйдем в коридор?

– Нет, черт возьми! – возразил Джек. – Я выигрываю!

Герцог кивнул:

– Он прав. Он выигрывает.

Лорд Кеннелсуорт покачал головой:

– Да. Он не может выйти со всеми нашими деньгами.

– И моей новой пряжкой с бриллиантами, – добавил герцог.

– Сэр, пожалуйста, – с выражением отчаяния на лице зашептал лакей в ухо Джека. – Нам нужно уходить.

– Я не могу, – повторил Джек. – Я промокну.

Лакей удивленно посмотрел на него.

– Но… там сияет солнце.

– Как будто это имеет значение! – рассердился Джек. – Отдай послание – и дело с концом.

Лакей прикусил губу.

– Но, милорд… это не такое послание, которое вам захотелось бы зачитать вслух.

– Ого! – Лорд Кеннелсуорт поднял глаза от карт. – Ты должен быть готов, Кинкейд, – оно надвигается!

Джек туманным взором посмотрел на Кеннелсуорта:

– Что надвигается?

– У тебя новая жена, так ведь?

Джек кивнул.

– И ты оставил ее дома, – вмешался в разговор Девоншир. – И вот пришел твой человек, который говорит, что у него личное послание для тебя.

– Да, и что это значит?

Лорд Кеннелсуорт покачал головой:

– Ты ничего не понимаешь? Несчастный бедола! Мы должны просветить тебя!

Джек знал, что он не понимает что-то очень важное, но его мозг был не в состоянии этим овладеть.

– Просвети.

– Боже милостивый, Кинкейд! – сказал герцог. – Вполне очевидно, что твоя очаровательная жена хочет видеть тебя дома. Вот она и прислала этого молодого человека забрать тебя.

Кеннелсуорт бросил на стол карты.

– С меня хватит на сегодня.

– Бедный Джек. – Девоншир печально покачал головой и тоже бросил карты.

Джек положил свои карты и выгреб весь свой выигрыш на середину стола.

– Вы ошибаетесь. Фиона ни за что не позовет меня домой.

Кеннелсуорт вынул из кармана деньги и выложил на стол.

– Я думаю, что ты ошибаешься, Кинкейд. Попроси у своего слуги послание.

Лакей тяжело вздохнул.

– Послание от женщины, которую вы оставили дома. Она утверждает, что она ваша жена.

– Ага! – широко заулыбался Кеннелсуорт.

– Я знал это, – сдавленно засмеялся Девоншир.

– И ее светлость просит, чтобы ты пришел домой как можно раньше…

– Ха! – Кеннелсуорт стукнул рукой по столу, расплескав бренди из бокала. – Мне следует побиться об заклад с тобой об этом. Давай, Девоншир. Не пойти ли нам в «Уайте» позавтракать?

Герцог кивнул, с трудом поднялся на ноги, и двое мужчин, поддерживая друг друга, направились к двери.

– Милорд, мне вызвать карету?

Джек нахмурился. Эта промокшая насквозь карета, черт бы ее побрал!

– Нет, я лучше пойду домой пешком.

Он поднялся, затолкал пачки денег в карманы.

– Ты можешь меня проводить, если желаешь.

– Да, сэр, – ответил лакей с несчастным видом.

Спустя полчаса они подошли к дому.

Джек покачнулся, зацепившись ботинком за выпавший из бордюра булыжник.

Лакей мгновенно бросился ему на помощь, но Джек досадливо отмахнулся:

– Я в состоянии идти сам, спасибо.

Лакей поклонился:

– Да, милорд. – Он отошел, хотя и не слишком далеко, чтобы можно было подхватить Джека, если тот снова споткнется.

Джек заметил этот маневр, но решил быть великодушным. Лакей не виноват в том, что не подозревает о необычайной способности Джека пить и не пьянеть.

Он сделал глубокий вдох, поправил плащ, который несколько сбился набок, и шагнул на лестницу перед главным входом. Он покачнулся только один раз, схватившись при этом за перила. Лакей, который мгновенно рванулся в его сторону, тут же отступил назад и притворился, что ничего не заметил.

– Я не упал, – проговорил Джек, внимательно гляди на лакея.

– Конечно, нет, милорд, – с готовностью подтвердил лакей.

Джек счастливо улыбнулся.

– Ты хороший парень… гм… Чарлз?

– Меня зовут Питер, милорд. Чарлз был здесь до меня.

– А, да… Невысокий парнишка с черными волосами.

– Да, милорд.

Фиона думала, что он черствый и жестокий, потому что не утруждает себя тем, чтобы познакомиться со слугами. Что ж, он ей покажет! Он выяснит, что случилось с Чарлзом, и поразит ее своей осведомленностью.

Честно говоря, Кеннелсуорт и Девоншир ошибаются: женитьба не такая уж трудная штука. Все, что он должен сделать, – это лишь немножко изменить свое поведение, но не упустить преимущества. Это умерит досадную склонность ее светлости думать о нем слишком плохо.

Джек повернулся к лакею:

– Послушай… гм… Питер, а почему Чарлз ушел от меня?

Лакей начал терпеливо объяснять:

– Потому что он хотел жениться на Джейн, милорд. Она горничная у сэра Браутона.

– Ага. И когда же наступит этот счастливый день?

– Счаст… счастливый день, милорд?

Джек набрал в легкие побольше воздуха и четко произнес каждое слово:

– День свадьбы. Когда он наступит?

– М-милорд, Чарлз ушел три года назад. У него и Джейн уже есть ребенок, которому два года.

Джек замер в недоумении.

– Стало быть… ты работаешь с того времени?

– Нет, милорд.

Джек слегка расслабился.

– И сколько же ты у меня работаешь?

– Двенадцать лет, милорд.

Джек ошеломленно уставился на лакея:

– Двенадцать лет? Но ты сказал, что только недавно стал лакеем.

– Да, милорд. Перед этим я работал под руководством вашего главного конюшего, мистера Лакни.

– Вот оно что! – воскликнул Джек, радостно ухватившись за этот факт. – Так вот почему я не узнал тебя сразу. Если ты работал в конюшнях, я тебя редко видел.

– Вообще-то, – с несчастным видом проговорил Питер, – я виделся с вами каждый день. Я был вашим верховым с двенадцати лет.

Джек уставился на парня:

– И сколько же тебе сейчас?

– Двадцать четыре, милорд.

Боже милосердный! Этот парень был его верховым в течение девяти лет и лакеем последние три года, а он не может ничего об этом припомнить. Может быть – всего лишь может быть, – Фиона отчасти права и он игнорировал своих слуг?

Боже, ему надо еще выпить! Он не может это переварить.

– Спасибо, Питер.

Лакей поклонился.

Джек посмотрел на переднюю дверь. Ее откроет еще один лакей, который работает с другими, имен которых он не знает.

– Черт побери, мне нужен список их всех, чтобы запомнить! – Джек потер лоб и подумал, что последний бокал шампанского явно был лишним. Ну что ж, поделом его нахальной жене – она получила это за то, что была слишком обольстительна и наслала на него грозу.

Ему нужно что-нибудь съесть, трудно вынести столько колдовства на пустой желудок. Джек остановился на ступеньках, держась одной рукой за перила. Придется отпустить перила и добраться до двери, хотя Джек и сомневался, что это разумная мысль.

Он обдумывал возможность выбора, когда услышал, как низкий мужской голос с шотландским акцентом произнес:

– Черт возьми, что это такое перед нами?

Другой голос, еще более низкий, ответил:

– Это не кто иной, как злобный Джек Кинкейд, пьяный прохвост, похитивший нашу сестру.

Джек вздохнул и посмотрел на небо. Бог очень сердит на него? Наверно, именно поэтому он посылает ему эти испытания?

– Да, – отозвался первый голос, – это он. Убей его. Я страшно голоден, а в гостинице есть теплые пироги с яблоками.

– Да поторопись, – сказал второй. Послышался характерный звук, похожий на тот, когда кто-то угрожающе разминает пальцы перед ударом.

Джек повернулся, продолжая держаться за перила. Пред ним стояли братья Фионы, все четверо, а он был по-свински пьян.

Он закрыл глаза и произнес короткую, но страстную молитву. Когда он открыл глаза, они все еще находились на том же месте, и все четверо было определенно страшно разгневаны.

Ему не оставалось ничего, кроме как лицезреть эти физиономии. Джек поставил ногу на ступеньку ниже и сделал шаг назад, продолжая держаться за перила и надеясь, что они не заметят, что мир медленно наклоняется влево.

Утреннее солнце позолотило силуэты братьев Фионы, и они возвышались, словно архангелы, пришедшие совершить акт возмездия.

Но если Джек что-то и знал о семье Маклейнов, то это было лишь то, что единственный ангел из их семьи сейчас находился в его постели.

От этой мысли он ухмыльнулся. Они могли сколько угодно злиться на него, но это не изменит положения вещей. Фиона была его. Они не станут делать ничего такого, что может опозорить их сестру или поставить ее в неловкое положение.

Эта мысль придала ему смелости. Джек прищурился от солнечного света, затем чертыхнулся и переместился на другую сторону лестницы, чтобы солнце не било в глаза.

Начать описание внешности братьев Фионы со слова «высокие» было бы неверно. Они были массивными, с бросающимися в глаза мускулами и могучими шеями. Все были черноволосыми, как Фиона, за исключением Дугала, что Джек нашел весьма забавным, потому что имя Дугал означает «черный незнакомец». Не в пример Фионе, чьи глаза отражали малейшее движение чувств, глаза братьев были настолько темными, что казались черными. И каждый из них с укором смотрел на Джека.

– Какая приятная неожиданность! – Джек прислонился к перилам и сдвинул шляпу вниз, чтобы еще лучше защитить глаза от солнца. – Потерявшиеся братья Фионы Маклейн! Ой, погодите, Фионы Кинкейд!

– Не говори лишнего, болван! – прорычал Дугал. – Мы приехали, чтобы убедиться, что с нашей сестрой все в полном порядке.

– Да, – подтвердил Хью. Будучи всего на один год старше Дугала, он выглядел гораздо старше из-за пряди белых волос, которая спускалась ему на бровь. Он пронзил холодным взглядом Джека. – А если с нашей сестрой что-то не в порядке… – Он стукнул громадным кулачищем по своей ладони.

Джек решил, что ему, в общем, наплевать на то, что говорят братья Фионы.

– Нет никакой надобности в вашем присутствии. Теперь ваша сестра под моей опекой.

Эти слова Джека вызвали волну неудовольствия среди братьев. Александр, старший брат, нахмурился, в то время как Грегор, Хью и Дугал метали в него не взгляды, а настоящие молнии.

– Она наша сестра и находится под нашей защитой, будь она замужем или нет, – заявил Дугал.

– А согласно отцу Маккенни, – возразил Джек, почувствовав, что его мозг к этому моменту прояснился, – Фиона теперь моя – и душой и телом. – Язык Джека слегка замешкался на последнем слове – тут сыграли роль и выпитое, и гнев.

Дугал шагнул вперед со сжатыми кулаками, но Александр положил свою огромную ладонь на грудь Дугала.

– Нет! – пророкотал он. – Это не выход.

Дугал схватил брата за запястье, и в этот напряженный момент Джек подумал, что Дугал сделает попытку затеять борьбу с Александром. Борьба длилась бы недолго, поскольку старший из Маклейнов был на полголовы выше своего брата. В конце концов Дугал отпустил запястье Александра. Тот хлопнул Дугала по спине:

– Полегче, парень. Есть и другие пути.

Раздался отдаленный раскат грома, и Джек с беспокойством взглянул на небо. Оно только что было чистым и ясным, а сейчас на горизонте собирались черные тучи.

– Черт побери, ни к чему снова!

Александр посмотрел на Джека из-под густой щетки бровей:

– Ты позоришь всех нас.

– Судя по тому, что я слышал о ваших планах, вы позорите себя без моей помощи.

Александр с минуту изучающе смотрел на Джека.

– Тебе Фиона сказала.

Джек ничего не ответил.

– Не наступай на нас! – прорычал Грегор. Тонкий шрам, идущий через все лицо от брови до подбородка, побелел, когда он стиснул зубы.

Джек слышал от женщин, что если бы не этот шрам, Грегор был бы красавцем, перед которым трудно устоять. Джек этого не видел, но он и не обладал живым женским воображением.

Александр сверкнул глазами на братьев.

– Мы не можем говорить все сразу, так что попридержите ваши языки.

Они кивнули, а гром прогремел ближе. Александр снова повернулся к Джеку:

– Мы хотим заручиться твоим словом, что ты не причинишь вреда нашей сестре.

Джек пожал плечами:

– Считайте, что вы заполучили мое слово.

Александр продолжал упорно смотреть на Джека.

– Мы это принимаем, пока что.

Джек скрипнул зубами, чтобы не сказать чего-нибудь предосудительного. Фиона ожидала его, а он топтался тут, теряя время с этими варварами.

– Мы закончили разговор? Мне очень хотелось бы вернуться в кровать.

Он с особой силой произнес последнее слово и с удовлетворением заметил, как каждый из братьев покраснел.

Александр сделал шаг, не спуская взора с Джека.

– Мы ничего не можем сделать с этим фиктивным браком без того, чтобы не поставить нашу сестру в неловкое положение. Но мы будем следить за тобой! Не дай Бог Фиона будет выглядеть несчастной!

– Мы с Фионой женаты, – сдержанно сказал Джек. – И это факт. Если бы я мог это изменить, то непременно сделал бы это.

– Негодяй! – взорвался Грегор. – Как ты можешь так говорить, если она беременна от тебя?!

Проклятие, он совсем забыл об этом! У Джека было поползновение сказать им правду, но свирепые взгляды братьев, устремленные на него, убедили его в том, что это было бы глупым ходом с его стороны.

– Я просто имел в виду, что я хотел бы жениться при других обстоятельствах.

– Мы все бы этого хотели. – Александр скрестил руки на своей массивной груди. – Должен сказать, что у меня есть подозрения относительно состояния Фионы. Она не была с тобой пятнадцать лет.

– Вы этого не можете знать.

– Можем. Я разговаривал с Хэмишем.

– Хэмиш знает не все, – без колебаний отрезал Джек.

– Я думаю, что все это обман, – сказал Хью.

– В таком случае почему вы не в доме, не поговорите с Фионой?

Александр и Хью обменялись смущенными взглядами. Заговорил Александр:

– Тут наша вина в том, что все это произошло и что она вынуждена была выйти замуж за мужчину, которого не любит.

Дугал мрачно кивнул:

– Мы все обезумели, переживая смерть Каллума. Фиона неоднократно пыталась поговорить с нами, но мы не хотели слушать, и потому она решилась на этот отчаянный шаг. Сейчас мы должны найти для нее способ выпутаться из этого, не причинив ущерба ее репутации.

– Ее репутация не пострадает со мной, – сказал Джек.

– Меня беспокоит не столько репутация, сколько ее нежное, ранимое сердце.

– Она очень чувствительная девушка, – добавил Хью.

– Да, – подтвердил Грегор. – Как шотландская роза.

– Ваша нежная, чувствительная, ранимая роза устроила мне засаду, стукнула меня так, что я потерял сознание, и вынудила жениться, – процедил Джек. – Эти факты вам должны быть известны, если вы разговаривали с Хэмишем.

Дугал ухмыльнулся, показав белые зубы:

– У нашей Фионы дьявольски настырный характер.

– Как бы она ни относилась ко мне, она очень сердита на всех вас, – холодно заметил Джек.

– Да, – согласился Александр. – Ничего бы не было, если бы мы пожелали ее выслушать.

Дугал нахмурился:

– Каллум должен быть отомщен.

Джек скрестил руки.

– Кинкейды теперь связаны с Маклейнами.

Александр строго заметил:

– Но нет ребенка!

– Нет ребенка? – воскликнул Джек. – Ваша сестра и я поженились вчера. Если она не была беременна раньше, она может быть беременна сейчас.

Это заявление вызвало шок и продолжительное молчание.

Набежал внезапный порыв ветра, поднял пыль, зашелестели листья деревьев. Гром загремел гораздо ближе, чем в предыдущий раз.

– Ты… ты… – Грегор шагнул вперед, но Александр остановил его окриком:

– Назад! – И мрачно добавил: – Черт побери! Кинкейд прав. Может быть ребенок.

– Но Фиона… – начал Дугал.

– Замужем, – закончил фразу Александр. – Мы окажем ей дурную услугу, если сделаем вид, что ничего не произошло. – Александр бросил суровый взгляд на Джека: – Ты поставил нас в безвыходное положение, Кинкейд.

– Да, – сказал Грегор, – так просто все не кончится.

Джек оторвался от перил, холодная ярость подстегнула алкоголь в его венах.

– Ничего подобного! Я женат на вашей сестре. И у нас будет ребенок.

– Ты негодяй! – рявкнул Александр.

– Это то, о чем мечтает ваша сестра – из-за вашего опрометчивого поведения, – напомнил братьям Джек. – А теперь простите меня…

Грегор преградил ему путь к двери.

– Может, сейчас уже поздно предотвратить брак, но мы хотим удостовериться, что наша сестра счастлива.

– Да, – подтвердил Хью из-за спины Джека. – Один из нас будет постоянно наблюдать за вами.

Александр скрестил руки на груди.

– У меня есть дела вдали от города, Хью нужно находиться дома в течение двух последующих недель, а вот Грегор и Дугал останутся здесь. Они не спустят глаз с Фионы.

– Этого не требуется, – рявкнул Джек.

– Нам требуется. – Грегор стиснул плечо Джека. Глаза его сверкнули. – Она слишком дорога нам, чтобы оставлять ее без защиты с такими типами, как Черный Джек Кинкейд.

Очевидно, эти мужчины не вполне осознавали силу и прочность Фионы, в ней не было ничего хрупкого.

Грегор еще сильнее сжал плечо Джека.

– Каждый ее мрачный взгляд будет причиной появления одного из нас. – Грегор стукнул кулаком по животу Джека.

– Уф! – Джек согнулся, искры посыпались из его глаз. Он не мог вздохнуть, не мог двинуться, он лишь старался не потерять сознания.

– Да, – сказал Дугал, поднимаясь на ступеньку и останавливаясь на одном уровне с братом. – Мы будем наблюдать. И если Фиона захандрит… – Он сжал кулак, но Джек ринулся вперед и ударил головой Дугала в живот.

Громадный шотландец отлетел назад, ударился о перила и перелетел через них. Грегор поднял кулаки и хотел было броситься вперед, но остановился.

– Черт побери! Она все увидит, если мы разрисуем его.

Хью потер подбородок, задумчиво глядя на Джека.

– Если мы разрисуем ему не лицо, она об этом не узнает.

– Они женаты, болван, – возразил Грегор. – Она увидит его и без рубашки.

Гром прогремел над самой головой, над улицей повисла огромная туча, закрывшая солнце. Александр мрачно посмотрел на Джека, который стоял, прислонившись к перилам, прижимая одну руку к тому месту, куда его ударил Грегор.

– Я полагаю, мы ясно изложили свою точку зрения. – Он вздохнул. – Кинкейд сделай все, чтобы она была счастлива. Она заслуживает этого, поскольку Каллум… – Поколебавшись несколько мгновений, он повернулся и пошел прочь. Другие последовали за ним.

Джек наблюдал, как они уходили; сильно болел живот после их внушения. Над головой раскачивались деревья, что-то зловещее ощущалось в воздухе. Схватившись за перила, Джек добрался до двери как раз в тот момент, когда разразилась гроза.


Глава 9


Это печально, что у Маклейнов такой характер. Они неистовы и в гневе, и в любви. Они представляют собой тесно связанный клан, и то, что действует на одного, действует и на другого. Они будут либо вместе петь в раю, либо вместе страдать в аду.

    
Старая Нора из Лох-Ломонда – трем своим маленьким внучкам однажды холодной ночью


– Вот и вы, милорд! – Девонсгейт поспешил навстречу Джеку, в то время как один из лакеев принял из его рук плащ, а другой стоял в ожидании, чтобы взять шляпу. – Я уже начал беспокоиться, нашли ли вас.

– Определенно нашли! – Джек знаком отпустил двух других лакеев, стоявших у дверей библиотеки. Боже милосердный, сколько их тут!

Джек повернулся, и это отдалось болью в его животе. Он поморщился. Снаружи прогремел гром, и к звукам пролившегося дождя добавился новый, более громкий звук.

Девонсгейт удивленно заморгал.

– Это что, град? В апреле?

Джек посмотрел на потемневшее окно, где небольшие шарики льда отскакивали от рам и плясали на подоконнике.

– Проклятые Маклейны, – пробормотал Джек.

– Прошу прощения, милорд?

– Да нет, ничего. Где ее светлость?

– В вашей спальне. – Дворецкий сложил на груди руки и посмотрел прямо перед собой. – Вы должны быть в курсе, что этим утром возникла не совсем приятная ситуация.

Зловещие нотки в голосе дворецкого заставили Джека остановиться.

– Что произошло?

– Вы не сообщили нам, что женились на леди, которую вы так неофициально и, я бы добавил, скандально внесли в дом вчера вечером.

Джеку понадобилось несколько мгновений, чтобы понять, что кроется за словами Девонсгейта. Когда Фиона проснулась… Неудивительно, что она прислала за ним лакея. «Я в беде».

– Я лишь надеюсь, что ее светлость простит слуг за то, что мы не отреагировали должным образом, когда она поднялась и попросила завтрак. – Девонсгейт посмотрел Джеку прямо в глаза. – Миссис Тарлингтон поначалу считала, что эту «самозванку» нужно вышвырнуть вон.

Это он оказался таким болваном. Он не удосужился подумать о том, что слуги ничего не знают о Фионе. Не подумал, что она проснется одна-одинешенька, будет голодна, попытается найти завтрак и встретит враждебность и недоверие.

– Я должен был представить ее.

– Да, милорд.

Джек потер шею.

– Она расстроена?

Девонсгейт уставился в потолок.

– Хорошо, – пробормотал Джек. Он уходил сегодня ночью, преисполненный решимости доказать, что его жизнь не изменилась из-за того, что он женился, а преуспел он лишь в том, что в конечном итоге расстроил всех и вся. Джек вздохнул: – Я должен пойти и повидаться с ней.

– Она вас ждет, милорд. – Затем, понизив голос, Девонсгейт добавил: – Она попросила завтрак на двоих. Возможно, чистосердечное раскаяние сгладит ситуацию.

Это было удивительно обнадеживающей новостью.

– Спасибо, Девонсгейт. Я непременно попытаюсь это сделать. – Джек оглядел холл, остановившись взглядом на вазе со свежими цветами. Он подошел к ней и запустил руку в букет. Вытащив цветы из вазы, он потряс ими над ковром.

– Милорд!

– Не беспокойся, Девонсгейт. Это всего лишь вода. – Джек посмотрел на букет на расстоянии вытянутой руки.

Цветы выглядели слегка помятыми после того, как он выдернул их из вазы, но в общем смотрелись вполне прилично. Конечно, надо было бы сорвать цветы в саду, но снаружи грохотал дождь с градом, и на всей улице скорее всего не осталось сейчас ни одной целой травинки.

Девонсгейт с беспокойством взглянул в окно, затем снова перевел взгляд на Джека.

– Я надеюсь, что ее светлость не слишком обидится за недоверие, проявленное с моей стороны и со стороны миссис Тарлингтон.

– Тут вина моя, а не твоя. – Джек стал подниматься по ступенькам, думая о том, что повел себя как болван этой ночью. Проклятие! А ведь все, чего он хотел, – это лишь утвердить себя в роли хозяина собственной жизни.

Джек стиснул зубы. Он не сдастся. Конечно, неправильно было оставлять Фиону одну, не позаботившись о ее комфорте, тем не менее он имеет право уходить когда хочет.

Джек подошел к двери спальни и, прежде чем войти, посмотрел на свой мятый сюртук. Надо хоть немного привести себя в порядок. Он положил цветы на пол возле двери и поправил сюртук и галстук. Краем рукава он слегка протер носки ботинок, после чего протянул руку к цветам. Едва он дотронулся до букета, как дверь распахнулась.

Лицо Джека оказалось на уровне носков башмачков Фионы. Тех самых башмачков, которые минувшей ночью так соблазнительно покоились на его ягодицах.

Реакция тела была незамедлительной. Он поспешил выпрямиться.

– Уф! – Он стукнулся головой обо что-то твердое, цветы разлетелись в разные стороны.

– Ой! – Фиона отпрянула назад, прижав ладонь ко лбу чуть повыше глаза.

Джек успел подхватить ее, почувствовав, что у нее подогнулись ноги.

– Фиона! Я очень сожалею! Я просто… о Боже…

Он сгреб ее в охапку и понес внутрь, ногой захлопнув за собой дверь. По пути он заметил латунную ванну и поднос с остатками завтрака на маленьком столике перед недавно разожженным очагом.

Джек пересек комнату и осторожно положил Фиону на диван, затем приподнял ей подбородок и осмотрел лоб. На ее чистой гладкой коже виднелось красноватое пятно. Не раздумывая, Джек прижался к этому пятну губами.

От этого прикосновения Фиона закрыла глаза. С его стороны это был простой жест, почти целомудренный, но он наполнил ее теплым ощущением блаженства. Она отдалась его объятию, отказавшись думать о чем-либо другом.

Все утро она пребывала в раздражении из-за отсутствия Джека. В результате Фиона вознамерилась высказать ему все, что она прочувствовала из-за того, что он не сообщил слугам о ее статусе. Она приготовила эмоциональную и хорошо продуманную речь, в которой будут поставлены все точки над i. Она спланировала, на каком стуле будет сидеть Джек, пока она будет подавлять его своей спокойной логикой: на красный стул падал прямой свет, так что ей будет отчетливо видно малейшее изменение выражения его лица.

Она планировала представить себя олицетворением достоинства и добродетели, воплощением логики и женской гордости. И вот тебе результат! Едва он пересек порог, как они столкнулись головами, словно в какой-нибудь комедии!

Жизнь была такой несправедливой.

Джек вздохнул, их взгляды встретились. Он выглядел уставшим, глубокие морщины пролегли от уголков его рта до подбородка. У Фионы чесались пальцы разгладить эти морщины, прикоснуться к заросшему щетиной подбородку, прижаться в поцелуе к его губам, а может, и…

Проклятие! Она рассердилась на него, и вполне справедливо! Она не могла просто все забыть. Фиона сжала пальцы и отвела взгляд. Что в нем было такое, что вызывало в ней желание прикасаться к нему, даже тогда, когда она была ужасно недовольна им?

– Сожалею, что мы столкнулись, – сказала она, пытаясь сохранить спокойствие. – Я подумала, что, возможно, ты потерял что-то, и наклонилась, чтобы увидеть, что именно.

– Я рукавом наводил глянец на свои ботинки. – Джек посмотрел на свою помятую одежду. – Хотел выглядеть более презентабельно. – Он оглянулся назад, где из-под двери выглядывал сломанный цветок. – Я даже принес тебе цветов.

Фиона, глядя на растерзанный цветок под дверью, закусила губы, сдерживая смех.

– А почему ты принес мне цветы?

– Потому что я дурак. Я очень сожалею, что не представил тебя слугам. Я должен был это сделать, но… – Его лицо приняло вдруг суровое выражение. – Я был занят тем, что доказывал, что моя жизнь не изменилась.

– У нас обоих жизнь изменилась.

– В некоторой степени, – согласился Джек.

Фиона пожала плечами. Не приходилось сомневаться, что в его взгляде был вызов.

– Понятно.

Он провел пальцами по ее лбу.

– Чуть-чуть бы пониже – и у тебя был бы огромный синяк под глазом. Сейчас тоже может появиться изрядный синяк на лбу.

– Наверно, если приложить лед, то это поможет избавиться от него.

Джек мгновенно встал, подошел к камину и два раза дернул за золоченый шнур, который находился рядом с рамой картины.

– Так вот где находится шнурок колокольчика!

Джек удивился.

– А ты не пользовалась им для вызова слуг?

– Нет, – коротко ответила Фиона. – Когда мне понадобилось позвать слуг для какой-то цели, я спустилась по лестнице и сказала им об этом.

Джек с раскаянием посмотрел на поднос с завтраком, на ванну и халат рядом с ванной.

– Фиона, я очень сожалею.

– Да, сожалеешь. – Она закусила губу. Самообладание. Любезность. Спокойствие. – Я думаю, что…

Послышался негромкий стук в дверь, после чего вошел Девонсгейт.

– Милорд?

– Нам нужен лед, – сказал Джек сдержанно. – Голова ее светлости столкнулась с моей головой, и ты понимаешь, что может в результате случиться.

– Да, милорд. – Дворецкий повернулся, чтобы уйти, но затем заколебался. – Миледи?

Фиона заставила себя отвести взгляд от Джека.

– Да?

– Я приношу извинения за мое поведение, когда я не выказал должного уважения к вам как хозяйке этого дома. Я не знал…

– Пожалуйста, – махнула Фиона рукой. – Ситуация оказалась неудобной для всех нас. Начнем сначала?

Похоже, Девонсгейт испытал облегчение.

– Да, миледи. Я сейчас принесу лед для вашего лба. – Любезно поклонившись, он удалился, бесшумно закрыв дверь.

Фиона поднялась и подошла к окну, сцепив перед собой руки. Как начать этот разговор? Может ли она потребовать, чтобы он изменил свое поведение? Она похитила его и заставила жениться на ней. Имеет ли она право требовать от него, чтобы он был… верным ей?

Но она на самом деле хотела другого. Она заслуживала по крайней мере уважения и…

Из окна донеслись странные, похожие на удары града звуки. Нахмурившись, она раздвинула толстую штору. Град стучал по стеклу, накапливался на подоконнике. Фиона удивленно посмотрела на Джека:

– Приехали мои братья?

Джек кивнул.

– И где они? В гостиной? Почему ты не сказал мне?

– Они ушли, чтобы вернуться. – Джек изобразил веселую улыбку. – Они обещали.

– Куда они отправились?

– Я не знаю, хотя двое из них планируют надолго остаться в городе.

– О Господи! И кто эти двое?

– Дугал и Хью. – Джек нахмурился. – А может, Хью и Грегор Я не помню. Ты выяснишь это довольно скоро.

– Что это означает?

– Ты сможешь спросить их, когда они явятся с визитом. Я не могу говорить за них. – Джек вскинул бровь. – А ты не знаешь, кто из них способен вызывать град?

– Грегор, у него ледяной характер. Остальные из нас способны лишь вызвать дождь.

– Или тучу, которая висит над моей каретой со вчерашнего вечера.

Опять одни неприятности от ее характера! Взгляд Фионы упал на поднос с едой, и она с видимым облегчением направилась к нему.

– Нам нужно поесть.

Джек скрестил руки на груди и откинулся на спинку стула.

– Непременно.

Фиона распределила джем на два тоста и положила их на тарелки, рядом с тонкими кусочками ветчины и вареными яйцами.

Снова послышался стук в дверь, и на пороге появился Девонсгейт с куском льда, обернутым в квадратную льняную салфетку. Он передал лед Фионе, налил ей в стакан чай и немного эля в чашку Джека, после чего удалился.

Фиона приложила лед ко лбу и стала наблюдать за Джеком. Когда он сделал хороший глоток эля, его сюртук натянулся, обрисовав мускулистую руку. Он был так красив, так привлекателен!

– Где ты был этим утром?

«Проклятие! Я не собиралась об этом спрашивать! Куда подевалась заготовленная мной речь?»

Он поставил чашку на стол, выражение лица его сделалось непроницаемым.

– Если ты хочешь это знать, я был в игорном зале. Уж коль разговор начат…

Фиона прокашлялась.

– Джек, мне совсем не понравилось оставаться одной этой ночью. В следующий раз, когда ты соберешься уходить, я хотела бы пойти с тобой.

Это не казалось неразумным. Это было сказано спокойно, было обоснованным и…

– Нет.

– Что?

– Ты слышала. Игорный зал – не слишком подходящее место для хорошо воспитанной леди.

– Как и для хорошо воспитанного мужчины, – жестко парировала Фиона.

Выражение лица у Джека сделалось суровым.

– Ты просишь меня о том, чтобы я отказался от своих развлечений?

– Нет. Я имею в виду… Проклятие, не знаю, что я имею в виду, разве лишь то, что ты не должен предаваться пьяному разгулу.

– Я не «предавался пьяному разгулу». А даже если и так, я не понимаю, какое тебе дело до этого.

Фиона сжала кулаки.

– Все, что ты делаешь, – это и мое дело. Мы женаты.

– Только номинально. – Джек снова откинулся на спинку кресла, скрестил руки на груди. – Я согласился наградить тебя ребенком, но я не отдам свою свободу. Если я хочу пойти в игорный клуб, я пойду. И ты не можешь меня остановить.

Раздражение возрастало. Ну что ж, чудесно! Если он думает, что она будет покорно сидеть дома, пока он носится по городу, с вожделением поглядывает на женщин и делает еще бог весть что, то ему скоро придется думать иначе.

– Отлично, но все то, что делаешь ты, я также могу делать.

– Фиона, это не гонки.

Она пожала плечами:

– Если ты хочешь свободы, бери ее. А я возьму себе свою.

– Проклятие, Фиона, ты не можешь…

Раздался легкий стук в дверь, и в комнату вошел Девонсгейт, сопровождаемый слугами, которые несли ведра с горячей водой. Слуги налили воду в большую ванну и удалились.

Девонсгейт положил аккуратно свернутое полотенце рядом с ванной и добавил ароматические соли в воду. Комната наполнилась запахом сандала.

Девонсгейт собрал посуду и повернулся к Фионе:

– Какие-нибудь еще распоряжения, миледи?

Фиона посмотрела на помятое платье.

– Надо будет почистить и погладить платье.

– Одежда Фионы пропала в грозу, – пояснил Джек. – Мы купим ей новые платья днем.

– Да, милорд. Я закажу карету. – Дворецкий поклонился и ушел.

Воцарилось молчание. Фиона медлила, то и дело поглядывая на ванну.

– Ты не собираешься принимать ванну? – спросил Джек.

Фиона покраснела.

– Я надеялась, что помоюсь одна.

Джек неожиданно хмыкнул.

– Фиона, я уже видел тебя обнаженной и содрогающейся от страсти. Почему ты не хочешь раздеться при мне сейчас?

Почему-то казалось, что минувшей ночи не было вовсе.

– Я просто… – «Что? Отказываюсь от близости с ним, потому что он не согласился выполнить все мои просьбы?» Им придется продолжать интимные контакты, если они собираются зачать ребенка.

Кроме того, она никогда не испытывала ничего более впечатляющего, чем их любовная игра.

Фиона бросила взгляд на Джека и едва не улыбнулась. Он покачивался в кресле, выглядел расслабленным, если не считать того, что одной рукой сжимал подлокотник с такой силой, что у него побелели костяшки.

И вдруг ее осенило. Он испытал такое же потрясение ночью, как и она!

Фиона встала и направилась к ванне, затем наклонилась, чтобы попробовать пальцем воду. Поднявшийся от воды пар защекотал нос, она ощутила запах сандала.

Тело Джека внезапно напряглось. Фиона улыбнулась. Есть много способов добиться желаемого. Фиона повернулась к нему лицом и расстегнула вверху платье. Теперь уже обе руки Джека впились в подлокотники кресла.

И в самом деле, существуют разные способы привлечь внимание этого упрямца. И какое это было внимание!

Фиона стянула платье с одного плеча, затем остановилась.

– Пожалуй, я лучше сперва сниму башмачки.

В глазах Джека появился опасный блеск.

– А ты не хочешь, чтобы это сделал я?

– Так будет быстрей, я уверена.

Он встал и подошел к ней, гордый и несгибаемый, Фиона даже порадовалась, что не одержала над ним легкой победы.

Они оба были во многих отношениях похожи друг на друга. Она также не любила проигрывать. И оба получали удовольствие от жаркой страсти.

Она задрожала, когда Джек опустился перед ней на колени. Он медленно развязал шнурок и взглянул на нее снизу вверх.

– Положи руку мне на плечо.

Она повиновалась, наслаждаясь теплом, исходившим от него.

Держа одной рукой ногу, Джек освободил Фиону от башмачка.

– Вот! – проговорил он, роняя башмачок на пол. Фиона задержала дыхание, когда его ладонь скользнула слегка вверх по ноге.

На его лице сверкнула озорная улыбка; он приподнял ей другую ногу, и через несколько секунд второй башмачок упал на пол рядом с первым.

Фиона посмотрела на ванну.

– Как ты думаешь, мы можем оба поместиться в этой ванне? Она кажется достаточно большой.

Он хмыкнул, вставая во весь рост.

– Если ты сядешь мне на колени.

Волна дрожи пробежала по ее телу.

– Так что, попробуем?

Джек нагнулся, ткнулся носом ей в шею, запечатлел ряд поцелуев от ключицы до уха.

Фиона ослабила ленточку, удерживавшую платье, и оно упало на пол. Притворившись, что она не замечает, как Джек разглядывает ее, она подняла платье и бросила его на стул, после чего развязала ленты рубашки. Освободившись от рубашки, совершенно нагая, она подняла ногу и скользнула в воду.

– А-ах! – Фиона закрыла глаза, ощутив плеск теплой воды, ласкающей ее тело.

– Подвинься вперед, дорогая.

Фиона открыла глаза. Джек стоял перед ней обнаженным, улыбка лучилась в его глазах. Фиона вытаращила глаза, не в силах совладать с собой. Он был великолепен, его тело казалось настоящим средоточием мускулов и упругой кожи, начиная от широких плеч и до плоского живота и плотных бедер.

Она подвинулась в ванне вперед, подобрала под себя колени. Джек встал ногами по бокам от нее, приподнял и усадил ее к себе на колени. Это было божественно – сидеть в ванне, где тебя окружает только Джек. Его бедра образовали идеальное сиденье. Мускулистые руки простерлись с обеих сторон от нее, а плечи находились в волнующей близости от головы.

Они сидели таким образом долго, наслаждаясь лаской воды и друг друга. Фиона прижалась к Джеку и приподняла голову, чтобы видеть его лицо.

Он поцеловал ее в лоб.

– Я прошу прощения за то, что не представил тебя слугам. Я не подумал об этом, это непростительно.

Фиона пожала плечами:

– Мне больше хотелось бы обсудить твою любовь к посещению игорных домов. Я знаю, что происходит в подобных местах. У меня, как ты знаешь, есть братья.

Джек состроил гримасу:

– Я хорошо осведомлен об этом. – Он обеими ладонями накрыл ей груди, затем потер соски; теплая вода плескалась и омывала ее чувствительную кожу.

Под собой Фиона ощутила шевеление мужской плоти, и ее тело мгновенно откликнулось. Фиона повернулась, прижалась губами к его губам, обняла его за шею, а Джек запустил руку ей между бедер.

И она полностью отдалась сладостным прикосновениям и жарким объятиям Джека.


Глава 10


Как и все женщины, Белая Ведьма была собственницей. В этом и заключалась ее ошибка. Собственнический инстинкт не срабатывает в отношениях с мужчиной, который хочет остаться свободным. Все, что вы можете получить, – это пустая кровать да душевные муки.

    
Старая Нора из Лох-Ломонда – трем маленьким внучкам однажды холодной ночью


Солнце опускалось за линию горизонта, когда последний из лакеев проследовал по ведущей к подъезду дорожке, неся не поддающиеся счету свертки, коробки, туфли, платья, вечернюю серебристого цвета накидку, три новых ридикюля, голубую ротонду, отделанную мехом горностая.

Джек шел позади Фионы.

– Ну как, миледи, ты довольна своими многочисленными покупками?

– Да, – отозвалась он. – Тебе не нужно было покупать так много.

Он пожал плечами:

– Мой дед оставил мне все свое состояние, что послужило еще одной причиной моих разногласий с от отцом.

Фиона повернула голову:

– Ты определенно преувеличиваешь.

– Нет, да это и не имеет значения. Уже давно у меня исчезла потребность иметь семью.

Фиона остановилась.

– Ты не можешь так говорить. Каждый человек нуждается в семье.

Она выглядела такой рассерженной, что Джек улыбнулся. Он коснулся кончика ее носа.

– Проведя некоторое время с твоими братьями, я пришел к выводу, что мысль о необходимости иметь семью нелепа.

– Ах, Джек! Ты просто еще их не знаешь. У Грегора сердце такое огромное, как мир, хотя он и не осознает этого. А Хью пишет изумительные стихи. Он также режет по дереву. В нашем доме много его работ. А Александр…

– Святой, я в этом уверен. – Джек положил ладони на плечи Фионы и повернул ее лицом к кустарнику. – А вот теперь расскажи мне, какие замечательные у тебя братья.

Перед ними стояло большое дерево, листья которого были побиты, кора повреждена. Земля была устлана остатками листьев, основательно пострадали кусты роз.

Фиона поморщилась:

– Град.

Джек кивнул, провел ладонями по ее плечам и предплечью.

– Твои братья могут быть замечательны для тебя, но они гораздо менее добры по отношению ко мне.

Фиона вздохнула:

– Мои братья иногда перебарщивают, но они добрые люди и…

Джек поцелован ее крепко и горячо, не думая о том, что кто-то может проходить неподалеку по улице. Он не знал, зачем это сделал, просто не мог справиться с внезапным желанием. И почему-то был уверен, что поступил правильно.

В течение последних двух дней они не делали ничего другого, кроме как совершали покупки, занимались любовью, спали и разговаривали. Он никуда не уходил за эти двое суток, что было нетипично для него, но таков был характер его свободы: он был свободен сделать выбор в пользу того, чтобы остаться дома и спать в своей собственной постели. Нежная и страстная женщина с аппетитными формами и серебристым смехом определяла этот выбор.

Джек понимал, что Фиона использует их брачную постель для того, чтобы удержать его дома, но пока что он не возражал.

Он провел пальцем по ее губам и поразился чувственной реакции, которую прочел в ее глазах. Она нуждалась в том, чтобы ее целовали. Этого желала каждая ее частица, и он был именно тем человеком, который мог исполнить эту обязанность.

Фиона проследила за меняющимся выражением лица Джека. Его объятия оставили ее бездыханной и вожделеющей. С полыхающими щеками она улыбнулась и сказала:

– Мне казалось, что ты уже насытился этим утром.

Джек озорно улыбнулся:

– Разве этим можно насытиться?

– Не знаю, – откровенно призналась Фиона, – но постараюсь это выяснить.

Он хмыкнул и сжал ей руку. Они прошли по дорожке и вошли в дом.

Внутри холла лакеи поднимались по лестнице с грузом покупок. Джек задумчиво покачал головой:

– Дорогая, боюсь, что в Лондоне не осталось ничего такого, что можно было бы купить.

– Думаю, ты прав. Нам придется подождать с неделю, пока запасы магазинов пополнятся. – Фиона повернулась к одному из зеркал холла и посмотрелась в него, чтобы удостовериться, что это действительно она, а не кто-то другой. Бронзового цвета ротонда была накинута на платье и великолепно оттеняла ее волосы и глаза. Теперь волосы не были такими непокорными, как прежде, – она подстригла их и сделала прическу под Сафо. Очаровательные рубиновые серьги поблескивали в ушах, новые башмачки украшали изящные ноги. Джек настоял на покупке изрядного количества обуви, сделанной исключительно из тончайшей кожи.

Она отдала ротонду стоявшему наготове лакею, затем принялась развязывать ленточки шляпки.

– Позволь мне, – сказал Джек, и их взоры встретились, когда он коснулся руками ее шеи.

Послышался громкий храп. Джек оглянулся через плечо.

– Что за…

На стуле возле библиотеки сидел Хэмиш, широко расставив ноги, его подбородок свесился на не слишком чистую рубаху.

Фиона доброжелательно улыбнулась.

– Когда он приехал?

Девонсгейт вздохнул.

– Сразу после вашего отъезда, миледи. Он отказался покинуть холл, хотя я сказал, что ему будет более удобно расположиться в кухне, возле камина.

– Проклятие! – проговорил Джек. – Сам громадный, а храпит и того мощнее.

– Разбудить его, милорд?

Хэмиш, побеспокоенный голосами, пошевелился и захрапел еще громче.

Джек скрипнул зубами.

– Девонсгейт, ты бы салфетку на него накинул, что ли? Я не могу смотреть на это всякий раз, проходя мимо.

– Я посмотрю, что можно сделать, милорд.

– Спасибо, – сказал Джек, удивляясь про себя, насколько братья Фионы внешне похожи на Хэмиша. Внезапно ему пришла в голову мысль: братья, вероятно, думают, что его пассивность за последние два дня была результатом их «разговора» с ним.

Джек вспыхнул: с этим нельзя было мириться. Он посмотрел на часы. День клонился к вечеру, надвигалась темнота, и им овладело легкое беспокойство.

– Джек?

Повернувшись, он увидел улыбающуюся Фиону, в глазах которой стоял молчаливый вопрос.

Она почувствовала его беспокойство. Джек заставил себя улыбнуться.

– Я устал от нашей экскурсии. А ты?

Фиона пожала плечами:

– Немножко. Я надеялась, что завтра ты сводишь меня в Британский музей.

– Я буду рад. – Он взглянул на нее из-под ресниц, его взгляд задержался на ее новых башмачках. Ему нравилось, как они облегали щиколотку, кожа была такая мягкая! Вероятно…

Джек схватил Фиону за руку и потащил за собой по лестнице.

– Куда мы идем?

– В спальню, чтобы распаковать покупки.

– Но это сделают слуги!

Он оглянулся через плечо, его глаза озорно блеснули.

У Фионы прервалось дыхание и заполыхали щеки.

– О да! Я думаю, что нам нужно распаковать по крайней мере некоторые из коробок.

– Именно так я и подумал.

Они достигли лестничной площадки.

– Нет смысла, чтобы слуги выполняли всю эту работу.

– Именно. – Они достигли коридора и почти побежали по нему. Джек распахнул дверь и ногой захлопнул ее за собой, когда оба оказались в спальне. Громко щелкнул в тишине ключ замка.

Схватив Фиону, он понес ее на кровать. Она обхватила его за шею. На сей раз, когда он уйдет на ночь, он позаботится о том, чтобы Фиона была полностью удовлетворена и крепко заснула. Именно по этой причине он находился сейчас здесь – и ни по какой иной.

Наклонившись, Джек поймал ее губы, положив конец всяким дальнейшим разговорам и даже мыслям. Сейчас его ожидали вещи более приятные.


Гораздо позже Джек тихонько натянул брюки, затем разыскал возле кровати свои ботинки. Фиона крепко спала, ее грудь равномерно вздымалась и опадала, губы ее были слегка приоткрыты, волосы спутаны после любовной игры.

Постель была теплой. Простыни еще хранили ее тепло. Родилось сильное желание снова присоединиться к ней. Джек стиснул зубы и поспешил отвернуться.

Обескураживала та легкость, с которой он вошел в ее жизнь, а она – в его. Если бы они считали, что впереди их ожидает целая жизнь, их характеры едва ли так хорошо подошли бы друг другу.

Джек закончил одевание и приблизился к кровати, чтобы подоткнуть простыни вокруг Фионы. Она улыбнулась во сне и уткнулась носом в подушку. Он преодолел искушение пригладить ей волосы, но не отказал себе в том, чтобы легонько поцеловать ее в лоб.

Фиона пробормотала его имя, отчего у него закипела кровь. Это всего лишь рефлекс, твердо сказал он себе. И ничего больше.

Джек повернулся и вышел, тихонько прикрыв за собой дверь. У подножия лестницы Хэмиш продолжал спать, на него нервно поглядывал лакей. Показав жестом, чтобы лакей молчал, Джек бесшумно прошел по толстому ковру. Он почти подошел к выходной двери, когда Хэмиш заговорил:

– Куда вы собрались? Джек вздохнул.

– Ты наконец проснулся.

Хэмиш потянулся, и стул под ним жалобно заскрипел. Он почесал под мышкой, не спуская с Джека недоброго взгляда.

– Вы не ответили мне. Куда вы идете?

– А это не твое дело.

Хэмиш скрестил руки и ухмыльнулся:

– Куда вы идете – это мое дело.

– Тебя об этом попросила хозяйка?

– Нет. Мастер Грегор считает, что вы можете причинить неприятности хозяйке.

Джек почувствовал, что закипает от гнева.

– Я ухожу, – сказал он, натягивая перчатки. – И это все, что тебе нужно знать.

Хэмиш поднялся на ноги.

– Ну что ж, идите. А я выйду после вас.

Он проинформирует братьев Фионы. Они появятся и испортят вечер.

– Будь прокляты эти Маклейны! – в сердцах воскликнул Джек. – Все до одного.

Надев шляпу, он вышел из дома.

Войдя в дом герцога Девоншира, Лусинда Федерингтон задержалась перед большим зеркалом в позолоченной раме. Хотя огромная ваза с цветами немного загораживала зеркало, она увидела достаточно, чтобы понять: выглядит она превосходно. Белокурые с янтарным отливом волосы оттеняли ее лицо и полные губы. Брови были подсурмлены – не очень сильно, но вполне достаточно, чтобы глаза казались более яркими и выразительными.

Лусинда знала, что она красива, хорошо обеспечена и нарасхват в качестве гостьи и любовницы. Однако при всем этом она чувствовала себя в положении человека, который хочет чего-то такого, что находится вне пределов его досягаемости.

Она решительно сжала губы. Еще недавно она могла похвастаться, что ни один мужчина не устоит перед ней. И она имела больше, чем было бы справедливо, больше, чем кто-либо об этом знал.

Мужчины глупы. Они все хотят верить, что отличаются от других, что они особенные, но наделе таковыми были очень немногие из них. Сказать «я люблю» слишком просто.

Только раз в жизни Лусинда поверила словам, которые она произнесла. Только раз она почувствовала некое волнение и чувства, отличные от ощущения победы.

Это буквально сводило ее с ума.

В течение месяцев ее влечение трансформировалось и возрастало, пока она в конечном итоге не обнаружила, что не в состоянии спать по ночам и не может заставить себя не думать о нем.

А затем он без малейших признаков раскаяния вычеркнул ее из своей жизни. И сделал это в присутствии Алана Кемпбелла. Уже сегодня несколько человек делали ей всевозможные хитрые намеки. Она, красавица Лусинда Федерингтон, стала посмешищем всего Лондона.

В груди ее заклокотал гнев, отраженные в зеркале глаза недобро блеснули. Она приспустила локон на одну бровь, стараясь скрыть, что у нее от ярости дрожит рука. Она никогда не сдастся. Никогда! Она видела жену Джека – эдакую пухлую мышку. Он не мог полюбить такую серость. Нет, тут что-то другое. Должна быть какая-то причина, почему он никогда не упоминал об этой женщине раньше, а затем вдруг женился на ней.

Лусинда преисполнилась решимости раскрыть секрет, в чем бы он ни заключался. А раскрыв его, она…

– Красива!

Низкий голос произнес это с шотландским акцентом. Дыхание у Лусинды участилось, однако это был не Джек. Это был все тот же ненавистный Алан Кемпбелл. Черные волосы спускались ему на бровь, под горлом был повязан замысловатый галстук. Жаль, что она не питает чувств к Кемпбеллу. Этот брюнет идеально оттенял бы красоту ее белокурых волос. К сожалению, он не представлял для нее большого интереса – не в пример Джеку Кинкейду.

– Кемпбелл, я не знала, что вы будете здесь.

Он улыбнулся, и она вынуждена была признать, что он определенно красив. Жаль, что не обладает богатством. Иначе можно было бы с ним пофлиртовать.

Он прижался бедром к узкому мраморному столику, оказавшись неприятно близко от нее.

– Удивились, увидев меня?

Лусинда пожала плечами:

– Немножко.

Его улыбка превратилась в оскал.

– Вы не считали, что я заслужил приглашение на раут знати?

Она пригладила платье, с удовлетворением заметив, что его взор упал на округлость ее белоснежных грудей над декольте.

– Герцог Девоншир не скрывает своих симпатий и антипатий. Вам он явно не симпатизирует.

– Девоншир огорчен земельной сделкой, которая принесла ему ущерб. Он обвиняет меня в том, что я получил от этого выгоду.

– А вы действительно получили?

– Во всяком случае, это невозможно доказать в суде.

– В таком случае я вдвойне удивлена тем, что вижу вас в списке приглашенных гостей. Или вас нет?

Он засмеялся, хотя в его взгляде зажглись искорки гнева и вожделения.

– Я есть в списке. Очаровательная герцогиня и я играли на прошлой неделе в карты у Мейфилдов. Она была настолько растрогана, что пригласила меня.

– Нуда, она проиграла, и вы принудили ее пригласить. Говорят, у нее изрядные карточные долги.

– Да. Я слышал, что герцог собирается что-то предпринять, чтобы избежать конфуза.

– Как это ужасно! – проговорила Лусинда. Она посмотрела на Кемпбелла из-под ресниц. Хотя его манеры были безупречны, что-то в нем все же ее раздражало.

Тем не менее она не смогла удержаться от того, что представила отражения себя и его в зеркалах, окружающих ее постель. Его смуглая кожа отлично оттеняла бы удивительную белизну ее тела, ее белокурые волосы идеально гармонировали бы с его черными волосами. Они были бы красивой парой. Жаль только, что бедной.

Лусинда достаточно времени прожила в бедности. Она хотела денег. Хотела жизни праздной и богатой. Кемпбелл мог бы стать временным развлечением, и только.

Кемпбелл сделал шаг вперед, и его взор остановился на ее губах, а грудь почти коснулась ее груди.

– Вы не должны смотреть на мужчину таким взглядом. Это порождает у него мысли, что вы имеете в виду нечто… опасное. – Он скривил губы, глаза его холодно блеснули. – А тогда… ну, вы знаете, что тогда.

Лусинда вскинула подбородок:

– Я не понимаю, о чем вы говорите.

– Разве? – Кемпбелл захватил выбившийся локон и пропустил его через пальцы, до нее долетел слабый аромат одеколона. – Мы – создания, стремящиеся к комфорту. Мы получаем удовольствие от чувственности. – Он находился настолько близко от нее, что Лусинда отчетливо видела его черные бархатистые глаза.

Ей следовало бы отодвинуться, он позволял себе вольности, которые разрешались немногим. Однако она еще не оправилась от оплеухи, которую нанес ее самолюбию Джек, и восхищение Кемпбелла проливало бальзам на ее душу.

Хотя он был плохой заменой Джеку Кинкейду. Очень плохой.

Лусинда отвернулась, освободила из его пальцев локон и заправила его в прическу.

– Мы похожи в некоторых отношениях, но между нами существует одно большое отличие.

– Какое же?

– Наше происхождение. Я не отношусь к числу простолюдинов.

Лусинда увидела, как холодный гнев блеснул в его глазах. Она вдруг почувствовала в себе силу, отчего соски ее поднялись, дыхание участилось. Ей нравилось управлять действиями и чувствами других, доводить их до болезненной страсти или до мучительного страдания.

Его улыбка была холодна.

– Позволю себе не согласиться. Я не отношусь к простолюдинам. – Он помахал рукой, прежде чем она смогла подать реплику. – Я не имею в виду затеять флирт. Я пришел совсем по другой причине.

– Вот как? – сказала она безразличным тоном. – И что же это за причина? – Она сделала шаг в сторону бального зала в надежде, что он последует за ней.

Его ладонь сомкнулась вокруг ее запястья, останавливая ее.

– То, что я должен сказать, не должно быть сказано на публике.

– В таком случае пришлите мне письмо. Пойдемте.

– Речь о Кинкейде.

Лусинда довольно долго изучающе смотрела на него.

– И что вы хотите сказать о Джеке?

– Ага, это заинтересовало вас, не так ли?

– Что вы хотите сказать? Я не могу оставаться здесь весь вечер и выслушивать вас. Я должна танцевать вальс с лордом Селуином.

– Он подождет, а это ждать не может. Если вы, конечно, хотите узнать скандальные подробности женитьбы Кинкейда.

Лусинда почувствовала, что за этим кроется что-то важное.

– И что же это за подробности?

– Кинкейд женился на Фионе Маклейн не по своей охоте.

Сердце у Лусинды гулко заколотилось.

– В самом деле?

– Фиона скрутила Кинкейда и связала, после чего привезла к алтарю, словно жертвенного ягненка.

Мозг Лусинды был не в состоянии переварить подобную информацию.

– Я не могу представить себе, чтобы с ним могло произойти нечто подобное. Он слишком гордый.

– Верно, но Фиона убедила его в том, что это делается для блага их семей, чтобы избежать войны. Ее брата убили. В этом как-то замешаны братья Джека… – Кемпбелл махнул рукой. – Ну, вы знаете шотландский характер. Если разразится война, будут новые смерти.

Какая замечательная информация! Как Джек должен ненавидеть ситуацию, в которую попал! Неудивительно, что он порвал с ней. Вероятно, ему тошно рассказывать другим о том, что произошло.

Лусинда с подозрением посмотрела на Кемпбелла:

– Почему вы мне об этом говорите?

– Потому что я видел, как вы на него смотрели. Я не хочу, чтобы вы потеряли надежду. – Он улыбнулся и повернулся к двери, ведущей в бальный зал. – Я верю, что надежда остается для нас обоих.

– Что вы имеете в виду, Кемпбелл?

– Я хочу всего. Денег Джека. Его положения. – Кемпбелл скривил рот. – И напомнить ему, что он не может загонять мою семью в угол. Я хочу также его жену.

– Эту толстушку?

Он бросил на Лусинду загадочный взгляд.

– Она далеко не так проста, как вы думаете.

– Опять это дурацкое проклятие? – Лусинда ухмыльнулась. Она не могла понять, что может привлекать людей в этой безвкусно одетой кукле. Но это уже не имело значения.

Лусинда улыбнулась своему отражению в зеркале, представив себе, как она сможет с выгодой использовать полученные сведения. Она деликатно даст Джеку понять, что знает об обстоятельствах его женитьбы. Выскажет ему сочувствие, предложит свою компанию. Джек увидит, что она гораздо интереснее, нежели его неряшливая и старомодная жена.

– Не беспокойтесь, Кемпбелл. Я не перестану напоминать Джеку о собственном присутствии. Вы ведь этого добиваетесь?

– Разумеется. – Он улыбнулся в ответ. – А я тем временем позабочусь о том, чтобы Фиона узнала о его последней связи.

– Мне нравится ход ваших мыслей, Кемпбелл.

– Если все сложится так, как я надеюсь, мы оба будем вознаграждены. – Кемпбелл поклонился и показал жестом на дверь: – После вас, дорогая. Лорд Селуин ожидает танца с вами, а после этого вы моя.


Глава 11


Я часто слышала о том, что мужчины и женщины говорят на разных языках, но это неправда. Говорят они на одном и том же языке, просто они слышат это разными ушами.

    
Старая Нора из Лох-Ломонда – трем своим маленьким внучкам однажды холодной ночью


Спустя несколько часов Фиона проснулась и сонно осмотрелась в полутьме. Ее окружала тишина. Ощупав пространство рядом с собой, она убедилась, что постель пуста. Джек ушел.

На нее накатило разочарование. Что ее муж делает в этот момент? Играет в карты? Или отправился куда-то с другом? А может, с подругой?

Фиона отбросила в сторону покрывала. Она не может пребывать в неизвестности. Она сама его разыщет. У нее есть две ноги; куда ушел он, сможет дойти и она. Фиона предупреждала его и теперь покажет, что она имела в виду.

Фиона подошла к гардеробу и извлекла одно из новых платьев, сшитое из зеленого шелка, с глубоким декольте, какие она никогда раньше не носила. На его покупке настоял Джек, заявив, что ему очень хочется увидеть на ней это платье. Она надеялась, что он вспомнит об этом, когда она появится в одном из дорогих игорных домов. Возможно, платье несколько однотонно по сравнению с тем, что носят другие женщины, но красиво и слегка пикантно.

Пикантной. Да, именно такой она и должна быть. Пикантной, обольстительной и опасной. Как женщины, которые часто бывают рядом с Джеком.

– Будь ты проклят! – сказала она вслух.

Фиона почувствовала облегчение, произнеся проклятие. И затем повторила его:

– Будь ты проклят! Будь ты проклят!

Надев платье, она натянула чулки и туфли, гармонирующие с платьем. Затем подошла к туалетному столику и быстро привела в порядок волосы. Она не намерена смиренно сидеть дома, пока Джек делает из их брака комедию. Ждать она больше не будет.

Но как она его найдет? Фиона на минуту задумалась. Вероятно, есть такие места, где он завсегдатай. Слуги должны знать: они знают все.

Да, это был хороший план. Фиона отошла от зеркала, после чего опустила линию декольте до рискованного уровня. Да, вот так она и пойдет, это будет очень даже здорово. Она выглядела стильной и решительной – весьма удачное сочетание.

– Джек Кинкейд, тебе следовало быть осторожнее, – произнесла она. – Ты разбудил гнев одной из Маклейнов. Горе тебе теперь!

Снаружи послышался отдаленный рокот грома. Если она не хочет промокнуть под ею же вызванным ливнем и подпортить эффект своего появления в зале, она должна сохранять спокойствие. Она не хочет выглядеть разгневанной, она хочет выглядеть сдержанной. Необходимо быть искусной и дипломатичной.

Бросив последний взгляд в зеркало, Фиона повернулась и покинула спальню, решительно захлопнув за собой дверь.

Девонсгейт смотрел на нее с удивлением.

– Я… прошу прощения, миледи?

– Я сказала, что ухожу. – Фиона взяла плащ из рук опешившего дворецкого.

– Да, миледи. Я это слышал. Я просто имею в виду, я не вполне уверен… то есть… – Дворецкий замолчал, а затем, набрав в легкие воздуха, проговорил: – Я имею в виду, что именно я должен сказать его светлости, если он спросит, куда вы ушли?

Фиона застегнула воротник плаща.

– О, его нет дома, так что это не важно!

– Но… но он… он может вернуться, и что тогда я должен ему сказать?

Фиона поджала губы.

– Я думаю, что будет лучше, если он будет знать.

Девонсгейт с несчастным видом закивал.

– Ну хорошо. В таком случае, если его светлость спросит, пожалуйста, проинформируй его, что я ушла.

– Просто ушли, миледи?

Она улыбнулась:

– В общем, скажи ему, что я ушла пображничать.

Дворецкий поперхнулся.

– Миледи, вы сказали… пображничать?

– Да. Я ухожу, как это делает и его светлость, только я поищу себе мужскую компанию.

Глаза дворецкого стали величиной с блюдца.

– Да, – продолжила Фиона, натягивая перчатки. – Я поищу самых распутных, самых развратных мужчин, какие только есть в Лондоне. Я буду также играть в карты, пить и… – Что еще делают, когда ведут разгульный образ жизни? Возможно, были еще лошадиные бега среди ночи и что-то еще, но она не одета для этого. – В общем, в таком духе.

– Мне остается только надеяться… – произнес Девонсгейт.

Фиона вскинула брови. Дворецкий покраснел.

– Миледи, прошу вас… Это может быть небезопасно. Позвольте мне послать записку его светлости…

– Ты знаешь, где он пребывает?

– Нет, миледи. Есть несколько мест, где он любит бывать, большинство из них совершенно не подходят для знатной леди.

Отлично, именно с них она и начнет.

– Кучер знает эти места?

Девонсгейт с несчастным видом кивнул.

– Миледи, вы не сделаете этого. Возможно, вам лучше выпить чашку великолепного чая или…

– Нет, спасибо. Я собираюсь посетить примечательные места ночного Лондона, будь то с его светлостью или без него. А ты можешь сообщать ему обо всем, что я делаю. – Она улыбнулась. – И скажи ему, что я надеюсь замечательно провести время.

Помахав рукой, Фиона вышла из дома и спустилась по лестнице вниз, где ее ожидала карета.


– Ты играешь, Кинкейд, или спишь?

Джек поднял глаза от карт и посмотрел на мужчину, сидящего напротив.

– Я играю, черт возьми, де Лафсли.

– В таком случае делай ставку.

Лорд Кейн заглянул в свой пустой стакан с явным разочарованием и вздохнул:

– Здесь отвратительное обслуживание. Зачем я пришел сюда, когда есть заведения получше?

– Делай ставку, Кинкейд, – вмешался в разговор лорд Карлайс. Его лоб поблескивал при свете лампы от напряжения, вызванного игрой.

Джек заметил неважное самочувствие партнера. Карлайс стабильно проигрывал в течение последних нескольких часов и, похоже, был близок к отчаянию.

Джек положил карты на стол.

– Я все еще играю. – Он встретился взглядом с Карлайсом. – А ты?

Тот сглотнул так громко, что это было слышно, однако нервно кивнул:

– Конечно.

– В таком случае играй! – сказал Кейн, держа поднятый стакан и надеясь, что лакей это заметит.

– Этот стул свободен?

Джек поднял глаза и увидел стоящего возле стула Карлайса брата Фионы.

– Что ты здесь делаешь, Грегор?

– Дугал и я пришли посмотреть, в какой беде ты можешь оказаться.

– Откуда ты узнал, где меня найти?

От толпы за спиной Грегора отделился Дугал и положил руку на спинку стула Кейна.

– Нам сказал Хэмиш.

– Ты хочешь сказать, что следуешь за мной всюду, куда бы я ни пошел?

Грегори кивнул:

– Примерно так.

Дугал поймал взгляд Кейна на пустой стакан.

– Бренди?

Кейн удивился.

– Да, а что?

– Я найду лакея, который принесет нам его. Я тоже не прочь выпить.

– Добрый человек! – Де Лафсли также выдвинул вперед свой пустой стакан.

Дугал оглядел зал в поисках лакея.

– Ага, вон он. – Он приложил ковшиком ладони ко рту и зычно рявкнул: – Эй!

В зале повисла тишина. Джек поморщился.

Дугал взял пустой стакан из рук Кейна и помахал им лакею, который стоял с раскрытым ртом, уставившись на Дугала.

– Бренди!

Лакей поклонился и бросился исполнять приказание. Разговор за столом тут же возобновился.

– Спасибо! – сказал с посветлевшим лицом Кейн при виде наполненного стакана. Вскинув брови, он посмотрел на Дугала: – А вы кто?

Дугал пододвинул свободный стул от соседнего столика и оседлал его, положив руки на спинку.

– Кинкейд, почему ты нас не познакомишь?

– Эй! – Грегор наклонился к Карлайсу и сказал вполголоса: – Думаю, ваша песня спета, мой друг.

Карлайс удивленно взглянул на Грегора:

– Нуда! Откуда вам это известно?

Грегор небрежно ткнул пальцем в карты Карлайса:

– У вас нет ни одной фигурной карты и всего одна восьмерка. Думаю, это конец.

Карлайс поперхнулся.

– Вы не должны объявлять мои карты вслух!

Грегор наклонился так, что его лицо оказалось рядом с лицом Карлайса.

– Почему?

Лорд встал так резко, что сшиб маленькую стопку монет на пол.

– Джентльмены, боюсь, что этот джентльмен может быть прав. Я проиграл. Я должен был закончить игру несколько часов назад. – Он поклонился. – Спокойной ночи! – Повернувшись, он вышел из зала.

Грегор сел на освободившийся стул Карлайса.

– Вероятно, я должен представить себя и моего брата. Я Грегор Маклейн, а это Дугал. Мы родственники со стороны его жены.

– И моя колоссальная головная боль, – добавил Джек, бросая на стол карты.

Лорд Кейн хмыкнул:

– Я понимаю, что вы имеете в виду. Братья моей жены постоянно наведываются в мой дом, просят в долг, вынуждая меня столоваться вне дома.

Де Лафсли кивнул:

– Это наихудшая сторона брака.

Джек согласился. Когда Грегор собрал карты и стал их тасовать, он сказал:

– Джентльмены, кажется, я провел слишком много времени за этим столом.

– Вот как? – прищурил глаза Грегор. – Стало быть, идешь домой?

– К своей жене? – добавил Дугал.

Кейн и де Лафсли обменялись взглядами, затем Кейн откашлялся.

– Может, нам пересесть за другой стол?

Один из лакеев подошел к ним.

– Лорд Кинкейд? Вам записка от Девонсгейта. Он говорит, что это очень срочно, милорд.

Джек взял записку.

«Милорд, леди Кинкейд заявила, что уходит на этот вечер. Когда я спросил ее куда, она сказала, что собирается «пображничать». Это ее доподлинное выражение. Жду совета. Девонсгейт».

Джек встал, отчего стул с грохотом опрокинулся на пол.

«Да как она смела?! – свирепо вопрошал он сам себя. – Боже мой, а если с ней что-то случится? Что, если…»

– Куда ты идешь? – спросил Грегор, отталкивая свой стул.

– Искать свою жену.

– Искать ее? – Дугал тоже поднялся. – Где она?

– Я не знаю, – мрачно ответил Джек. – Но, как только я найду ее, я перегну ее через колено и напомню, почему я, человек, который…

Грегор вскинул бровь.

– Ты человек, который что?

– Не твое дело. – Джек прошел мимо своего шурина и решительной походкой направился к выходу.

Он должен раз и навсегда позаботиться о том, чтобы Фиона никогда больше не ходила «бражничать».


Глава 12


Это ужасная вещь – обладать большей силой, чем ты можешь распорядиться. Таково проклятие над Маклейнами, сила которых выходит из-под контроля, когда их захлестывают эмоции и закипает в жилах кровь. Это отвратительное проклятие и в то же время умное.

    
Старая Нора из Лох-Ломонда – трем своим маленьким внучкам однажды холодной ночью


Фиона вошла в дом Харрингтонов с некоторым опасением. Странно, она думала, что игорный зал вызовет более отталкивающее впечатление. Расположенный в одном из самых лучших частей города, дом был огромным и хорошо оборудованным. Окна были большие, со средниками. Полы устланы красивыми толстыми коврами с разнообразными узорами. Все вокруг блестело и сверкало.

Люди посматривали в ее сторону, но, кажется, никто не посчитал, что она здесь не к месту. Опьяненная свободой, Фиона прошла в главный зал, где почувствовала на себе откровенные взгляды нескольких мужчин, прогуливавшихся недалеко от входа.

Джек не отвел бы взгляда от красивой женщины, так почему она должна отворачиваться от красивого мужчины? Если кто-то из них подойдет к ней, ей придется заговорить с ним, и тогда кто знает?

Она может даже подружиться с одним или двумя мужчинами. Вскоре она оказалась стоящей с бокалом отличного вина и беседующей с несколькими слегка флиртующими, но вежливыми джентльменами под аккомпанемент тихой музыки, доносящейся из глубины зала.

Фиона покрепче сжала веер. В комнатах было много людей, но в общем и целом игорные залы оказались не столь страшными, как она воображала.

Там и сям находились столики, слышались звуки игры в карты и кости, а также голоса и смех. Она должна понаблюдать за одной-двумя играми, чтобы научиться играть, прежде чем садиться за столик. Через полчаса Фиона обрела уверенность в том, что играть она умеет. К ее восторгу, скоро перед ней лежала небольшая стопка выигрышей.

Ее партнерами были самые различные джентльмены. Первым был мистер Грэнтам, человек хвастливый и претенциозный, и лишь презрительное отношение со стороны ее других партнеров помогло ей выдерживать его присутствие. Двое других игроков были определенно джентльменами – граф д'Орсей, красивейший мужчина, каких она когда-либо встречала, и лорд Чессап, младший сын графа Стенвика.

Вскоре Фиона устала от игры. Она забрала свой выигрыш и извинилась перед партнерами, которые просили ее остаться в надежде отыграть свои деньги. Однако в зале час от часу становилось все жарче, и ей захотелось постоять у окна, чтобы подышать прохладным свежим воздухом.

Где-то в другом месте дома заиграл оркестр, и Фиона машинально стала притоптывать ногой в такт танцу.

Чья-то теплая рука коснулась ее локтя, и Фиона, повернувшись, увидела перед собой незнакомца. Он был высок, с черными волосами и голубыми глазами. Они не были столь ясными или такими глубокими по цвету, как у Джека, однако весьма выразительно контрастировали с его волосами.

Фиона не сказала бы, что он был красавец, но что-то определенно привлекало в его внешности.

– Прошу прощения, – сказала она, освобождая локоть из его руки. – Мы знакомы?

Мужчина грустно улыбнулся, и эта его спокойная манера держаться расположила его к себе.

– Я собирался сказать что-либо остроумное, но вижу, что вы даже не помните меня. – Он поклонился. – Меня зовут Алан Кемпбелл. Я знаю ваших братьев и вашего мужа.

– Как мило! Я сожалею, что не узнала вас.

Он пожал плечами:

– Мы познакомились когда-то, но это было давно. Я слышал, что вы в городе и что вы вышли замуж за Кинкейда. Я должен был бы зайти, но… мне нет прощения.

– Я нахожусь в городе всего несколько дней.

– Я знаю. – Кривая улыбка мужчины сделалась еще шире. – Ваш муж держит вас взаперти.

Ей хотелось бы, чтобы это было правдой.

– Откуда вы знаете Джека?

– Кинкейд и я знаем друг друга давно. – Он огляделся по сторонам, увидел поблизости нишу с канапе. – Вы не хотите присесть?

– Да, пожалуй, – с благодарностью ответила Фиона. Они сели на канапе. Фиона из-под ресниц разглядывала мужчину, отметив про себя, что выглядит он весьма элегантно в этом голубом сюртуке и бежевых брюках. Черными как смоль волосами он слегка напоминал ей Грегора.

Кемпбелл некоторое время смотрел на толпящихся в зале людей.

– Вот такое симпатичное небольшое увеселение, не правда ли?

– Небольшое? Можно подумать, что весь Лондон собрался здесь! Я никогда не думала, что в игорных домах может быть так многолюдно.

Кемпбелл засмеялся:

– Игорный дом? Откуда вы взяли?

– Ну… Я думала… Кучер сказал, что Джек иногда приходит сюда.

– У Харрингтонов всегда есть карты, но это едва ли можно назвать игорным домом.

– О! – проговорила Фиона несколько разочарованно.

Кемпбелл хмыкнул.

– Если вам хочется, я был бы рад сопроводить вас в один из настоящих игорных домов.

– Это будет выглядеть скандально?

– В некоторых – да, но есть также весьма респектабельные игорные дома. Думаю, вы можете обнаружить немало скандальных. Другие же совершенно безупречны, отличаются только уровнем ставок. Они могут быть весьма высоки. – Он сверкнул на нее глазами. – Я так понимаю, вы любите играть в карты?

Фиона с гордостью подняла вверх ридикюль:

– Я сегодня выиграла солидную сумму!

Он засмеялся и придвинулся поближе, коснувшись ее своим плечом.

– Мне нужно быть осторожным, чтобы не проиграть вам. Очень хорошо, что мы встретились. Я могу поручиться за вас в каком-либо роскошном игорном зале.

Фиона слегка повернула голову:

– Поручиться?

– Да, кто-то должен дать вам рекомендацию. Это единственный способ оградить зал от представителей нижних классов. Я уверен, что вас допустят. – Губы Кемпбелла чуть горестно скривились. – Черного Джека принимают всюду. Если люди узнают, что вы его жена… – Он пожал плечами.

– А вас? – спросила она, наклонив голову. – Вас принимают всюду?

– Не всюду есть заботливые мамаши с дочерью на выданье.

Фиона засмеялась:

– Я вижу, вы опасный мужчина.

Что-то блеснуло во взгляде Кемпбелла. У него были удивительно голубые глаза, цвет которых особенно оттеняли черные волосы. Хотя они не были столь пронзительными, как у Джека. Глаза Джека лишали дара речи, останавливали дыхание и порождали весьма интимные мысли. Глаза у Кемпбелла были… всего лишь приятно голубыми.

Он довольно долго смотрел на нее изучающим взглядом.

– Кто-нибудь говорил вам, насколько вы красивы?

Фиона поджала губы:

– Сегодня нет.

Кемпбелл снова хмыкнул:

– Это преступление. О чем думает ваш муж? – Он подался вперед, его дыхание обожгло ей ухо. – Если бы вы были моей женой, вы слышали бы об этом ежедневно.

– Это сделалось бы утомительным. Повторение комплиментов обесценивает их.

Кемпбелл посмотрел по сторонам.

– Где Кинкейд? Я не видел его в зале для игры в карты.

– Он сегодня развлекается в другом месте, – с деланным безразличием ответила Фиона.

– Так вы пришли сюда одна? Вы и Кинкейд, должно быть, одна из тех современных пар, где не держат дверь на запоре.

– У каждого из нас своя жизнь, – холодно подтвердила Фиона.

– Если бы вы были моей женой, вы не были бы здесь одна.

– В таком случае очень хорошо, что мы не поженились с вами, мистер Кемпбелл. Я не терплю, когда мне указывают, что делать.

– Несгибаемой воли женщина. Поразительно.

– Мужчина, не умеющий правильно ухаживать. Как утомительно!

Кемпбелл звонко засмеялся.

– У Джека явно полно хлопот. Вы очаровательная, волевая женщина, леди Кинкейд. – Он взял ее за руку. – Мне очень приятно с вами.

Она освободила руку, заметив, что некоторые пары начали танцевать.

– Я люблю шотландский рил. Вы танцуете, лорд Кемпбелл?

Его улыбка сказала о том, что он заметил перемену темы разговора, однако лишь сказал:

– Да, танцую. Вы хотите присоединиться со следующей фигуры? – И, наклонившись к ней ближе, добавил негромко: – Сочту за честь оказаться партнером красивейшей женщины вечера.

Фиона раньше думала, что это так возбуждает, когда тобой восхищаются, но, честно говоря, оказалось, что это раздражает. Подобно тому, как выслушивать чью-то тетушку, которая без конца повторяет, как прелестна та или другая особа. Приятен не столько сам факт, что тобой восхищаются, приятно, когда тобой восхищается человек, которым восхищена ты.

Она посмотрела на Кемпбелла:

– Интересно, почему Джек никогда не говорил о вас?

Кемпбелл пожал плечами:

– Ваш муж не испытывает особой любви ко мне, как и я к нему.

– Почему?

– Разногласия из-за женщины.

– Вот как?

Кемпбелл перевел взгляд с Фионы в другой конец зала. Фиона проследила за его взглядом и увидела в окружении мужчин высокую белокурую эффектную женщину.

– Из-за этой женщины?

– Да. Леди Лусинда Федерингтон.

Фиона сжала ридикюль.

– У вас вышел спор с Джеком из-за этой женщины?

– Да. Мы оба хотели быть ее… друзьями.

– И?

– Она не выбрала меня.

Сердце у Фионы упало. Этого не может быть. Джек наверняка что-нибудь бы сказал. Но как? Она похитила его и женила на себе так быстро. Что, если его сердце было уже занято?

Она едва не потеряла сознание от этой мысли.

– А он… Джек все еще… – Она не смогла закончить фразу.

Должно быть, Кемпбелл почувствовал ее отчаяние, потому что мгновенно среагировал:

– Я думаю, он уже покончил с этим… – Он сделал продолжительную паузу.

Воображение Фионы разыгралось. О Господи, что она наделала?! Она не могла отвести взгляда от совершенных черт этой женщины. Женщина была прекрасна, образованна, модна, обладала всем тем, чего не было у Фионы.

Ладонь Кемпбелла легла на ее руку.

– Леди Кинкейд, Фиона. Не давайте Лусинде повода встревожить вас. Очевидно, Джек любит вас больше, чем ее в прошлом.

Надежда вернула ее к жизни.

– Вы так думаете?

– Да, уверен. Ведь он женился на вас, а не на ней.

Сердце Фионы упало до подошвы ее украшенных драгоценными камнями туфель. Ей вдруг захотелось двигаться, перестать думать и рисовать себе картины поведения Джека с этой женщиной.

– Начинается новый круг танца. Вы хотите танцевать?

– Очень! – Кемпбелл взял ее руку. – Пойдемте…

– Нет. – Низкий голос прозвучал из-за ее спины. – Я думаю, что этот танец мой.

Дрожь пробежала по телу Фионы и сконцентрировалась где-то под ложечкой.

– Кинкейд. – Кемпбелл изобразил улыбку. – Какой сюрприз!

– Думаю, что да, – сказал Джек, обнимая Фиону за талию и прижимая ее к себе. – Если ты не возражаешь, Кемпбелл, я потанцую со своей женой.

– Ну-ну, – проговорил Грегор, появляясь из-за спины. – Неужто это Алан Кемпбелл, наказание Шотландии?

Дугал оценил ситуацию одним взглядом.

– Клеишься к нашей сестре? Должно быть, ты не знал, что мы в городе.

Лицо Кемпбелла покрылось красными пятнами.

– Нет. Я не имел в виду ничего предосудительного.

– Жаль, – сказал Дугал. – Вероятно, ты избежал неприятностей.

– И синяков, – бодрым голосом добавил Грегор. Наклонившись, он конфиденциальным тоном сообщил: – Я приставлен приглядывать за сестрой, отпугивать прохвостов.

Кемпбелл мрачно посмотрел на Дугала:

– Я ухожу. – Он поклонился Фионе. – Надеюсь, мы как-нибудь снова сможем поговорить, – заявил он и торопливо удалился.

Джек уловил сочувствующий взгляд на лице Фионы.

– Проклятие, Дугал, – проворчал он. – Мне не требуется твоя помощь в защите от Кемпбелла.

– Ну, это не проблема. – Грегор махнул рукой. – Кроме того, мы рады видеть нашу сестру. – Он смачно поцеловал Фиону в щеку. – Привет, девочка. Надеюсь, ты хорошо поживаешь?

– Отлично. Благодарю, – сказала она ледяным тоном. – Я удивлена, что вы до сих пор не нанесли мне визита.

– Мы собираемся сделать это завтра, – несколько смущенно сказал Дугал.

Фиона встретилась с ним взглядом.

– В десять?

Дугал и Грегор обменялись удивленными взглядами, затем кивнули.

– В десять, – согласился Грегор.

Она повернулась к Джеку:

– Я хотела бы потанцевать сейчас, милорд.

Джек тотчас же взял ее за руку:

– Я также. – И повел ее в танце.

Фиона старалась не сравнивать довольно слабую хватку Кемпбелла с жесткой хваткой Джека. Было что-то правильное в Джеке. Это ее сильно раздражало.

– Как ты узнал, что я здесь? – спросила она.

Он посмотрел на нее горячим взглядом собственника.

– А я не знал. Я побывал в трех местах и счастлив найти тебя в этом.

Он быстро повернул ее, крепко обнимая теплой рукой. Ее юбки взвились, щекоча ей ноги, цвета в зале смягчили контрасты и сделались расплывчатыми.

Из дверей на террасу лился свежий воздух, их омывала музыка, и она больше не была одинокой, она была с Джеком. Фиона вдруг нахмурилась: и еще с Лусиндой Федерингтон.

– Фиона, мы должны поговорить, – строгим тоном сказал Джек. – Для тебя небезопасно ездить по городу одной.

– Я приехала с кучером и двумя лакеями, так что вряд ли мне угрожала какая-то опасность.

– Фиона, ты понимаешь, что я имею в виду.

– Да, понимаю. Ты думаешь, что ты можешь делать то, что тебе заблагорассудится, когда вздумается, а я должна сидеть дома.

Джек нахмурился:

– Нет, я имею в виду не это.

– В таком случае я не могу понять смысл твоих жалоб.

– С тобой очень трудно, – рассердился Джек.

– Если я предпринимаю какие-то действия, когда я чувствую себя несчастной, тебе со мной трудно, то что поделать: я такая, какая есть.

Повисло многозначительное молчание.

– Джек!

– Что?

– Кто такая леди Федерингтон?

Джек перестал танцевать, игнорируя тот факт, что другие танцующие с недоумением уставились на них.

– А почему она тебя интересует?

– Кемпбелл сказал… Он сказал, что ты и она…

Джек повел ее к выходу.

– Что сказал тебе этот негодяй?

– Что ты и он хотели одну и ту же женщину. И что ты вышел победителем.

– Ну скотина! У него нет никакого права! – Он сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться. – Ну хорошо! Лусинда и я когда-то были друзьями. Теперь это позади.

– Позади?

– Да, до женитьбы. Я даже не побеспокоился о том, чтобы сообщить ей об этом факте.

Господи, ну что за кошмарный вечер! Сначала на него насели братья Фионы, затем он битый час носился по городу в поисках жены, а теперь Кемпбелл подстраивает ему гадости. При первой же возможности этот скандалист дорого заплатит.

Фиона тихо произнесла:

– Хорошо, я тебе верю.

– Ну и славно. Так, может, мы снова потанцуем? – Джек положил руку ей на талию и притянул поближе, заставив себя улыбнуться. – Я наслаждаюсь тем, что обнимаю тебя.

Щеки Фионы зарделись, и она кивнула.

Они влились в танцующую толпу. На сей раз Джек кружил Фиону еще быстрее, ее юбки развевались, шелк щекотал ноги. Фиона смотрела на Джека и смеялась, показывая белоснежные зубы, глаза ее лучились от радости.

Ее смех погасил его раздражение. Он смотрел на нее сверху вниз, восхищаясь блеском глаз и ощущая исходящую от нее радость.

Джек держал ее так крепко и вращал с такой энергией, что ее юбки образовали вокруг нее колокол. Люди стали смотреть на них, поскольку танцевали они гораздо быстрее, чем того требовала музыка. Джека это не беспокоило. Он испытывал удовлетворение оттого, что его жена вместе с ним, именно там, где она и должна быть.

Джек не мог объяснить себе, почему его так разозлил тот факт, что Кемпбелл хотел увести танцевать Фиону. При виде того, что Кемпбелл собирается обнять ее, у него взыграли такие чувства, смысл которых он не мог толком объяснить.

Джек перешел на медленное скольжение. Фиона снова засмеялась, сверкнув глазами. Внезапно Джеку захотелось оказаться подальше от толпы: он хотел, чтобы она принадлежала только ему.

Он повел Фиону в сторону ведущей на террасу открытой двери, и их танец замер под дуновение легкого ветерка, который тихонько шевелил шторы, прикрывавшие застекленные двери.

Фиона стала энергично обмахиваться веером.

– Это было восхитительно! Мы должны танцевать чаще!

Джек представил себе, как танцует с ней перед камином в спальне, их танец становится все медленнее, тела прижимаются друг к другу, их губы сближаются… Его тело просто взбесилось от потребности ощутить ее тело, хотя бы на мгновение.

Их взгляды встретились, и в ее глазах он прочитал ответное желание. Тело Джека сработало мгновенно. Схватив ее руку, он наклонился к ней, к ее чувственному аппетитному рту…

– Джек…

Ее взволнованный голос напомнил ему, что они находятся на виду у всего зала.

Проклятие, что должен делать мужчина, чтобы поцеловать собственную жену? Он взял Фиону за руку.

– Пошли. Нам нужно вдохнуть свежего воздуха, – сказал он, выходя через застекленную дверь на выложенную плитняком террасу. По ступенькам они спустились в сад. Его ботинки постукивали по выложенной камнями дорожке, вверху что-то нашептывали деревья, где-то неподалеку журчали струи фонтана. Воздух был наполнен запахом жасмина и орхидей.

Это было настоящее сумасшествие – желание снова ощутить ее вкус. Он ранее полагал, что поскольку она принадлежала ему, он от нее устанет. Вместо этого его желание, судя по всему, возрастало с каждой новой любовной битвой. Он постоянно хотел вкушать ее и исследовать, изучать каждый дюйм ее шелковистой кожи, вдыхать аромат сирени, исходящий от ее волос, забывая обо всем на свете.

– Джек, куда мы идем?

Он повел ее за невысокую живую изгородь, куда больше не доходил свет из окон дома. До него долетало бормотание пар, но на узкой дорожке никого видно не было.

– Джек…

Он втянул ее в нишу с двумя узкими скамейками, защищенную от чьих-либо взглядов буйно разросшимися кустами.

– Что ты делаешь? – прерывистым шепотом спросила Фиона.

Он стянул перчатку с ее руки и сунул ее в карман.

– Я намерен украсть поцелуй. – Он пробежал губами по всем ее пальцам.

Она почувствовала, что у нее останавливается дыхание. Бледная луна отразилась в ее глазах.

– Это глупо, – сказала она прерывающимся шепотом, что свидетельствовало о том, что она испытывала не меньшее волнение. – Ты не можешь украсть у меня поцелуй, потому что я отдаю его тебе сама.

– Только один?

Ее губы сложились в лукавую улыбку.

– А ты хочешь больше?

Какая-то волна пробежала по его телу. Он не знал, что ему нравилось больше – эта невинная полнота ее губ или нежные очертания ее щеки и подбородка. Ему хотелось пройтись по ним губами, ощутить ее свежесть и неукротимость ее страсти.

Джек провел ладонями по ее спине сверху вплоть до округлых ягодиц, в то время как их губы сомкнулись. Его язык скользнул по ее нижней губе, коснулся зубов.

Фиона застонала, обвила руками его шею, крепко прижалась к нему всем телом. Сумасшествие, подумал он. Ну и пусть! Он смаковал ее вкус, пил исходящий от нее аромат. Она делала то же самое, прижимаясь к нему и бессознательно покачивая бедрами. Он оторвался от нее, чувствуя, как колотится в груди сердце, как вибрирует от желания все его тело.

– Мы должны уйти отсюда, моя любовь. Конечно, эта каменная скамейка предоставляет несколько интересных возможностей, но дома нас ожидает великолепная удобная кровать.

Фиону сотрясала дрожь, пока она продолжала обнимать его за шею, ее голос был хриплым и таинственным, словно висевшая над головой луна.

– Джек, я не хочу ждать.

– Эта скамейка не только жесткая, она исцарапает твою нежную кожу. Я не могу этого допустить.

Фиона неохотно оторвала от него руки и с отвращением посмотрела на скамейку.

– Кто-нибудь мог бы положить сюда подушки!

– Я согласен с тобой. К сожалению, они не разделяют нашего понимания того, как должен быть оборудован сад.

Все же в браке есть свои преимущества. Джек привык считать, что тайный характер связей – это и есть та пикантность, которая ему по душе. Сейчас он видел, что во многом острота ощущений зависела от характера натуры, а вовсе не от характера связей, которые достаточно быстро приедаются.

Всякий, кто полагал, что женитьба на одной женщине может надоесть, не имел дела с такой страстной женщиной, как Фиона. Чем больше он пил из этого сосуда, тем сильнее становилась жажда.

Джек наклонился и прижался губами к ее брови.

– Поправь прическу, и мы попрощаемся с хозяевами.

Фиона поправила платье.

– Проклятие! У меня порвалась оборка на юбке. Нужно зашпилить ее, иначе я могу споткнуться.

Джек ткнулся носом ей в щеку.

– Только побыстрее. Я не могу ждать слишком долго.

Джек проводил Фиону в дом.

– Я подожду здесь твоего возвращения. – Поцеловав ей руку, он отпустил ее.

– Спасибо, я постараюсь сделать все как можно быстрее. – Она бросила благодарный взгляд на Джека, который остался стоять со скрещенными на груди руками у стены.

Фиона вошла в помещение, где две девушки помог ли ей подшить оторванную оборку и привести в порядок волосы. И уже через несколько минут Фиона направилась в бальный зал.

За ее спиной раздался тихий голос:

– Не вы ли и есть очаровательная молодая жена? Я вас ищу.

Фиона повернулась и увидела стоящую в коридоре Лусинду Федерингтон.


Глава 13


Говорят, проклятие над Маклейнами прекратит свое действие, когда каждый представитель одного поколения исполнит большое доброе дело. Вы можете себе представить? Все семеро, включая вас и ваших братьев, отправляются на поиски драконов, чтобы победить их и спасти девушек? Какая красивая и полная приключений жизнь была бы тогда!

    
Старая Нора из Лох-Ломонда – трем своим маленьким внучкам однажды холодной ночью


У Фионы возникло желание обхватить пальцами шею Лусинды и задушить ее.

Она вскинула подбородок и сказала как можно спокойнее:

– Леди Федерингтон, здравствуйте.

– Ага, Фиона Маклейн, – промурлыкала женщина.

Фиона сквозь зубы уточнила:

– В настоящее время – леди Кинкейд.

Ей хотелось, чтобы эта женщина не была столь сногсшибательно красива. Чего стоили только глаза с невероятно густыми ресницами и безукоризненная фигура! Именно такую женщину можно представить рядом с Джеком. Наверняка все поворачивали бы голову в их сторону при виде столь яркой блондинки и Джека с его роскошными каштановыми волосами и синими глазами.

– Ну-у… – Лусинда обошла Фиону, оглядев ее с ног до головы. – Стало быть, именно вы та везучая женщина, которой удалось заарканить Черного Джека Кинкейда. Я просто не могу себе представить Джека женатым. – Она прищурила глаза. – Я думаю, он шел к алтарю брыкаясь и вопя… А может, он и вовсе был без сознания?

Проклятие, зачем Джек рассказал этой ведьме об их свадьбе? Она представила выражение изумления на лице Лусинды в тот момент. А может, было даже хуже: может, она смеялась. Смеялась над отчаянием Фионы. Над тем, что Джек оказался в силках.

– Стало быть, леди Кинкейд… – Лусинда с явной насмешкой произнесла эти слова, сопроводив их фальшивой улыбкой. – Знаете, вы как-то не похожи на леди Кинкейд. – Когда взгляд Лусинды скользнул по фигуре Фионы, Фиона внезапно почувствовала себя толстой. Толстой, грузной и непривлекательной.

Что было совершенно неверно! Возможно, она была чуть полнее, чем ей следовало быть, но отнюдь не толстой. Более того, судя по всему, Джеку нравились ее округлые формы.

Его реакция всего десять минут назад была красноречивым доказательством. Хотя она не была круглой идиоткой и могла предположить, что он мог реагировать аналогичным образом и на другую женщину.

– Бедный Джек! Он был так унижен всем этим испытанием! – Лусинда прислонилась к столу с мраморной столешницей, на котором стояла цветочная ваза. – Джек страдает оттого, что вынужден проводить так много времени с вами.

– Вот как? – медоточивым голосом произнесла Фиона. – Он определенно счастлив, когда… когда мы бываем наедине.

– Вы не знаете, насколько близки мы были с Джеком, – прошипела Лусинда. – Если бы вы не проделали этот трюк с ним, он женился бы на мне!

Фиона вежливо вскинула бровь.

– Какое это было бы потрясение для лорда Федерингтона!

Лусинда поджала губы.

– Не могу поверить, чтобы какая-то серая мышка вроде вас могла пленить такого мужчину, как Джек Кинкейд. Ему требуется гораздо больше того, что можете предложить вы. Ему требуется настоящая женщина, такая, которая понимает его желания и потребности. Например, такая как я.

Ногти Фионы впились в ладонь, откуда-то издалека долетели слабые раскаты грома. Широкие двери заскрипели от внезапно налетевшего порыва ветра.

– Вам, должно быть, трудно признать, что вы заполучили себе мужа лишь с помощью силы и обмана, – проговорила Лусинда фальшиво заботливым тоном, – что вы буквально притащили мужчину к алтарю. Я даже не представляю, как бы я держала голову, если бы была на вашем месте.

Фиона изобразила улыбку.

– Как удивительно слышать от вас об обмане! По крайней мере Джек имеет жену, которой он может верить. А вот ваш муж на это рассчитывать не может. – Кипя от гнева, Фиона повернулась, чтобы уйти.

Лусинда шагнула вперед, загораживая ей путь.

– Отойдите, – резко сказала Фиона.

– Я не закончила разговор с вами, – зло сверкнула глазами Лусинда.

– Вы немедленно отойдете, – твердо заявила Фиона.

– Никто не может мне диктовать, что я должна делать. Тем более какая-то неотесанная деревенская девка!

И в этот момент за окном сверкнула молния. Ярость пронизала все существо Фионы. Она подняла стоявшую на столе вазу и вынула из нее цветы.

Лусинда вскрикнула, когда вода из вазы окатила ей лицо. Намокшие волосы растрепались, по щекам потекла краска для век.

– Вы… вы… я не могу поверить…

Фиона шагнула вперед.

– Никогда не пытайтесь изливать на меня ваш яд. Я из рода Маклейнов, а Маклейны умеют защитить то, что им принадлежит. В следующий раз, когда я попрошу вас уйти с дороги, сделайте это как можно быстрее.

Дверь в коридор открылась, и появились два джентльмена, которые оживленно рассуждали о достоинствах различных сигар.

Они остановились как по команде, увидев Лусинду, стоявшую в луже воды. Затем удивленно перевели взгляды на Фиону. Мило улыбнувшись, она вернула вазу на мраморный стол и принялась спокойно поправлять букет.

– Боже милостивый! Леди Федерингтон! Что случилось? – Высокий мужчина шагнул к ней.

До этого он оставил дверь открытой, и теперь уже несколько человек с любопытством наблюдали за этой сценой.

Фиона сделала книксен перед Лусиндой.

– Спокойной ночи, леди Федерингтон! Если вы хотите найти комнату по приведению в порядок одежды, то она внизу налево.

– Вы… вы… – Голос Лусинды сорвался.

В коридоре собралась толпа зевак. Некоторые из мужчин выглядели расстроенными, даже рассерженными, зато почти все женщины не могли сдержать улыбок.

Приподняв юбки, Фиона переступила через лужу на полу.

– Извините, меня ждет Джек.

Лусинда наградила Фиону таким злобным взглядом, что стоящий рядом с ней джентльмен невольно отшатнулся.

– Вы еще пожалеете об этом!

– Желаю всяческих успехов, – холодно отреагировала Фиона. – Буду готова и буду ждать.

Она нашла Джека у стола с освежающими напитками. Он извинился перед джентльменом, с которым разговаривал, и повел ее в главный зал. Толпа закрывала Лусинду от Джека.

– А что это там происходит? – поинтересовался Джек, когда они забирали свои плащи.

– Кошка перевернула вазу с цветами.

Они вышли наружу: над головой сверкали молнии, налетали порывы ветра, в воздухе пахло сиренью.

Джек с подозрением посмотрел на небо:

– Фиона?

– Это, должно быть, Грегор, – сдержанно ответила она.

– Никогда не пахло сиренью во время его гроз.

– В самом деле? Странно. – Она обрадовалась, что к ним в этот момент подъехала карета.

Похоже, слова Фионы не убедили Джека. Они не доехали до конца улицы, как пошел дождь. Джек посмотрел на крышу кареты.

– Ты уверена, что все в порядке?

– Абсолютно. Я никогда в жизни не чувствовала себя настолько бодрой и энергичной.

Он нахмурился:

– Бодрой и энергичной? Какой-то странный подбор слов.

Фиона улыбнулась:

– Я рада, что мы едем домой. – Она подвинулась на сиденье и прижалась своим бедром к его.

Хотя было трудно в темноте разглядеть выражение его лица, Фиона ощутила перемену в атмосфере. Осмелев, она положила ладонь ему на колено и стала водить пальцами вверх и вниз.

Рука Джека внезапно схватила руку Фионы, и он прижал ее между своих ног. Глаза ее округлились, когда она ощутила пальцами твердую выпуклость.

– О Боже, я вижу, ты тоже рад тому, что мы едем домой!

Глаза у Джека потемнели, он заключил ее в объятия, которые не размыкал до тех пор, пока они не доехали до Кинкейд-Хауса. Фиона даже не имела возможности привести в порядок свое платье, когда лакей открыл дверцу кареты.

Выйдя из кареты, Джек понес ее внутрь дома по лестнице, не переставая при этом под плащом ласкать ей груди и живот, отчего ей казалось, что она может задохнуться.

Спустя несколько часов Фиона лежала, уютно устроившись рядом с Джеком. Он спал, его широкая грудь мощно вздымалась и опускалась, кожа еще оставалась горячей после их взаимных стараний.

Она удовлетворенно вздохнула. Пусть Лусинда Федерингтон ухмыляется. Пусть Алан Кемпбелл распространяет какие угодно слухи. Она никому не позволит разлучить ее с Джеком. Возможно, между ними не тлюбви, но у них есть доверие друг к другу и несомненная страсть, что делает их любовные игры удивительно яркими и незабываемыми.

Фиона закрыла глаза, близость теплого тела Джека располагала ко сну. И она удовлетворенно заснула.


Глава 14


Белая Ведьма думала приручить надменных Маклейнов своим проклятием и на первых порах преуспела. Они едва не погубили друг друга. Но она не учла упрямства Маклейнов. Они никогда не признавали поражения. Ни в любви, ни на войне.

    
Старая Нора из Лох-Ломонда – трем своим маленьким внучкам однажды холодной ночью


На следующее утро Фиона принесла корзинку с шитьем в гостиную. После неторопливого завтрака Джек заявил, что собирается уйти, и она испытала легкое беспокойство. Она нисколько не сомневалась, что ее столкновение с Лусиндой Федерингтон активно обсуждается в свете.

Она придвинула стул к окну, где было посветлее, вынула небольшой кусок кружева и принялась за работу.

Время шло, и, когда она посмотрела на небо, солнце было уже высоко над головой. Фиона взглянула на часы над камином. Да, уже становилось поздно! Грегор и Дугал говорили, что собирались устроить с ней прогулку на лошадях в парке, и ей хотелось провести какое-то время с братьями. Сейчас, после смерти Каллума, она жалела, что мало общалась с ними.

Вспомнив Каллума, Фиона задумчиво улыбнулась. Ему бы понравился Лондон. Он всегда хотел побывать в нем.

На Фиону накатила волна грусти, но она заставила себя сосредоточиться на кружевной шляпке, над которой трудилась, и окинула ее критическим взглядом.

– Смотрится красиво.

Вздрогнув, она обернулась и увидела Джека, прислонившегося к дверному косяку и скрестившего на груди руки. Он был одет в костюм для верховой езды: китель плотно облегал его широкие плечи, бежевые бриджи заправлены в высокие сапоги, отполированные до зеркального блеска.

По выражению его лица Фиона попыталась понять, узнал ли он что-либо о ее столкновении с Лусиндой, но лицо его было непроницаемым.

– Я не слышала, как ты вошел, – сказала она.

Он оторвался от дверного косяка и направился на середину комнаты.

– Это потому, что я прошел через заднюю дверь, со стороны конюшен.

– Понятно. – Фиона теребила рукоделие, чувствуя себя несколько смущенной.

Джек подвинул к себе стул и сел.

– Фиона, я должен задать тебе один вопрос.

Она сделала вид, что очень занята распутыванием узла на нитке.

– Да?

– Да. Я слышал одну очень интересную сплетню.

Проклятие! Она продолжала распутывать узел.

– Фиона, ты ничего не забыла рассказать мне вчера вечером?

– Забыла? Нет, я так не думаю. – Опустив голову, Фиона стала копаться в корзинке для шитья. Ей требуется голубая нитка… Ну вот. – У меня совсем закончились голубые нитки. – Она вскочила на ноги. – Я пошлю горничную за ними на рынок.

– Фиона…

Она поймала суровый взгляд Джека, вздохнула и снова села.

– Мне надо поработать над инициалами на кромке. У меня много желтых ниток…

– Фиона, – сказал Джек еще более строгим голосом, – отложи в сторону эту чертову корзину!

Вздохнув, Фиона сложила рукоделие и положила в корзинку, после чего скрестила руки на коленях.

– Я с удивлением узнал, что твое имя на устах у всех и каждого, Фиона.

Она закусила губу.

– Я полагаю, что мне следовало все рассказать тебе вчера.

– Господи, и о чем ты только думала?

– Я не думала, по крайней мере тогда.

– А ты не могла просто уйти?

Фиона ощетинилась.

– Я не собиралась устраивать сцен, но она была настроена непременно поговорить со мной.

– И что? Она не могла рассказать ничего интересного, что могло бы нас интересовать.

– Могла, и немало. Она рассказала мне… о вас двоих. Она знала также о том, что я похитила тебя и принудила жениться на себе. – Фиона устремила на Джека полный укоризны взгляд. – Было очень обидно узнать, что ты поделился этой информацией с ней.

– Я никому не рассказывал, как мы поженились. Я не знаю, откуда она об этом знает.

– Она вела себя со мной безобразно, и я нисколько не жалею, что выплеснула ей в лицо воду из вазы. – Затем Фиона мрачно добавила: – А если бы она находилась вне дома, она промокла бы гораздо сильнее.

Джек покачал головой:

– Я уже тогда подумал, что что-то случилось. Уж слишком сильным был запах сирени.

Щеки у Фионы заполыхали.

– Сейчас я сожалею, что устроила сцену. – После некоторого колебания она спросила: – Джек, а когда ты перестал с ней встречаться?

– В ту самую ночь, когда ты и я приехали в город. Это отличалось от того, что сказал Кемпбелл.

– А ты любил ее?

– О Господи, нет! – Джек нахмурился.

– Она сказала, что ты собирался на ней жениться.

– А лорд Федерингтон председательствовал бы на нашей свадьбе? – саркастически проговорил Джек.

Слава Богу!

– Я думаю, обо мне говорят много.

Джек коротко засмеялся.

– Да, хотя и не так, как ты полагаешь. Я получил не менее восьми приглашений сегодня, три из них – от самых строгих ревнителей светского этикета. Кажется, ты приобретаешь вес в свете.

– У женщин, в этом я уверена. Я полагаю, они не слишком любят Лусинду.

Джек хмыкнул.

– Тебе, должно быть, будет интересно узнать, что всю эту ночь дождь как из ведра безостановочно лил над домом Лусинды. Я слышал, что у нее протекла крыша и залит подвал с вином.

Фиона тщетно попыталась подавить улыбку.

– Ах, Джек, не говори мне об этом! Я и без того отвратительно чувствую себя из-за того, что вылила ей на голову целую вазу воды!

– Ну, она ведь не растаяла.

– Нет, не растаяла, но я не хочу, чтобы при этом фигурировало и твое имя.

– Дорогая, мы женаты. Камо грядеши и все такое прочее.

Их взгляды встретились. Фиона не могла дышать. Эти библейские слова были полны глубокого смысла, намекая на будущее, которое, как они знали, принадлежит не им.

Нахмурившись, Джек быстро встал, как бы спеша отмежеваться от этих слов и удалиться от нее.

– Фиона, я не имел в виду…

– Я знаю. – Она сдержанно улыбнулась. – Это всего лишь расхожее выражение.

Пробили часы, Фиона встала и забрала корзинку с рукоделием.

– Мне пора идти. Я обещала братьям встретиться с ними в парке для конной прогулки, но я до сих пор не оделась.

– Погоди. – Джек подошел к ней, поймал ее руку и поднес к губам. – Жаль, что ты торопишься.

– А что?

Наклонившись, он зашептал ей на ухо:

– Мы могли бы дать им возможность остудить себе пятки в течение нескольких минут, а? Совсем немного…

Фиона закрыла глаза, колени у нее ослабли, и она оперлась на него для поддержки.

Он забрал из ее рук корзинку и отставил в сторону, затем подтянул к себе Фиону и опустился на кресло, держа ее у себя на коленях.

Фиона обвила руку вокруг его шеи и страстно поцеловала в губы, а он тем временем стянул с себя бриджи. Обнажилось его мужское естество, и Фиона ощутила спазм в горле. Когда она обхватила пальцами толстый ствол и слегка его сжала, Джек откинул голову и застонал.

Воодушевленная подобной реакцией, Фиона провела ладонью вдоль ствола, мякотью большого пальца ощутила на кончике бусинку влаги.

– Фиона! – простонал Джек, крепко прижимая ее к себе. – Прошу тебя…

Сердце колотилось в ее груди, дыхание сделалось прерывистым, все тело дрожало. Она так же страстно хотела его, как и он ее. Джек обнял ее за затылок и притянул ее рот к своим губам, запечатлев обжигающий поцелуй.

Боже, как же она хотела его! Сейчас, сию минуту. Фиона повернулась, располагаясь в кресле над ним, и кресло заскрипело под их тяжестью. Оказавшись лицом к лицу с Джеком, она задрала юбки и оседлала его бедра.

Было что-то развратное в том, что она находится над ним, обнимая его своими ногами в чулках, и в этом была особая пикантность.

Груди у нее набухли, все тело звенело в предвкушении, когда его ствол прижался к ее самым интимным местам, и лишь тонкая материя ее рубашки разделяла их тела. Фиона прижалась к стволу и несколько раз потерлась о него.

Дыхание Джека сбилось, он не сводил взгляда с Фионы, словно она была единственной женщиной на свете. Продолжая тереться о него, она вынула шпильки из волос, и они тяжелыми волнами упали ей на плечи.

Джек впился руками в ее бедра. Внезапно она поучаствовала, что желает большего. Ей хотелось ощутить его поцелуи на своем обнаженном теле.

Фиона расстегнула платье и спустила его до талии. Еe груди, прикрытые тонкой рубашкой, оказались на одном уровне со ртом Джека. Его рот тотчас же впился поцелуем в грудь, доведя по очереди соски до твердости камешка и намочив рубашку. Фиона застонала, откинув голову назад, извиваясь от сладостных ощущений и все возрастающего желания.

Его бедра двигались под ней, затем он запустил руки ей под юбки. Он отодвинул в сторону ее рубашку, и его пальцы погрузились в жаркое и влажное лоно. Фиона ухватилась за его рубашку и застонала. Пальцы Джека задвигались внутри ее энергичнее, быстрее. При каждом его движении она ощущала, что все ближе момент ее бурного освобождения. Она покачивала бедрами, насаживаясь на его пальцы до тех пор, пока не почувствовала, что волны сладострастия нахлынули на нее, затопив всю целиком, и она, обнимая Джека за шею, в полузабытьи повторяет его имя.

Фиона ощутила настойчивое давление тугого мужского ствола, и, хотя у нее еще не затихли сладостные спазмы, ей захотелось ощутить его внутри себя.

Джек тихонько застонал, когда она вобрала в свое лоно его жезл, пульс у него резко участился. Никогда в жизни ему не доводилось видеть более впечатляющего зрелища, нежели выражение величайшего удовольствия на ее лице, и ему захотелось продлить этот момент. Она была такой страстной, такой желанной, такой родной. Он прижался ртом к ее грудям, его дыхание сделалось шумным и прерывистым.

Фиона медленно качнулась вперед, затем назад, после чего стала ритмично над ним раскачиваться. Джек испытывал сладостную муку от этих движений, его тело сосредоточилось на той точке, где они соединялись в одно целое, на чувственных ощущениях, которые создавали ее башмачки, соприкасающиеся с его бедром.

Господи, он так любил эти башмачки, хотя и не в такой степени, как ее самое, когда она, влажная и жаркая, извивалась и двигалась над ним.

Джек снова застонал, не в силах перевести дыхание. Он излился в нее, и его стоны слились с ее стонами, когда обоих затопило наслаждение.

Содрогнувшись в последний раз, Фиона упала на Джека. Сердце его гулко колотилось: никогда он еще не обладал более эротичной и чувственной женщиной.

Фиона спрятала лицо на шее Джека. Какая головокружительная, потрясающая, заставляющая обо всем забыть любовная схватка! Ее тело все еще не могло окончательно успокоиться.

Судорожно втянув в себя воздух, она выпрямилась. На лице Джека появилась улыбка удовлетворения.

Внезапно до нее дошло, что эпизод с Лусиндой доказал одну вещь: если она не примет меры, ее эмоции способны выйти из-под контроля. С этим мужчиной не нужно было вызывать гром. Он рокотал в ней всякий раз, стоило ей только посмотреть на него.

И как только у нее появится ребенок, Джек уйдет.

Она сползла с его колен.

Джек попытался удержать ее.

– Не спеши.

– Я бы осталась, если бы могла, но я должна вымыться и переодеться. Ты ведь знаешь, что мои братья не умеют терпеливо ждать. Если я не встречусь с ними в самое ближайшее время, они приедут за мной. Я не думаю, что ты жаждешь их видеть.

– Нет. Мне достаточно одного злющего шотландца Хэмиша.

Фиона улыбнулась.

– После того как я повидаюсь с братьями, я намерена навестить Бонд-стрит и поискать там ленту для шляпки, которую я шью.

Джек развел руки.

– Ты свободна, словно птица, любовь.

Она свободна, ничто их не связывало. Казалось, сам дьявол подстрекнул ее к тому, чтобы небрежно сказать:

– Да, конечно, свободна. Я еще не решила, куда я пойду развлекаться сегодня ночью. Возможно, в игорный зал. Так что не жди меня!

Джек вскочил на ноги.

– Ты не пойдешь в игорный зал.

Фиона только вскинула брови.

– Ты не понимаешь, насколько они могут быть опасными. Они переполнены негодяями, ворами и…

– Мужчинами вроде тебя. Если для тебя это достаточно хорошо, то и для меня тоже. Джек, я знаю, что ты ценишь свою свободу больше всего на свете. Когда мы только появились в Лондоне, ты дал мне понять, что будешь делать то, что ты хочешь, и не ожидаешь никаких жалоб с моей стороны.

Джек сунул руки в карманы, пытаясь скрыть от Фионы, насколько он расстроен.

– Фиона, я просто…

– Больше нечего обсуждать, Джек. Ты можешь делать что тебе нравится, и я не буду жаловаться.

Это было хорошо. Она даст ему свободу, позволит жить своей жизнью, это именно то, что он постоянно хотел. Он нахмурился:

– А ты?

– Естественно, я тоже буду ходить туда, куда пожелаю. Мне эта идея современного брака кажется удивительно привлекательной. – Фиона взялась за ручку двери. – А теперь извини меня, я должна идти, иначе будет поздно.

Долго после того, как дверь за Фионой захлопнулась, Джек оставался на одном и том же месте, и в его мозгу бушевали противоречивые мысли. Вероятно, он только что выиграл спор, однако он не чувствовал себя победителем.

Он провел рукой по волосам и невидящим взором посмотрел в окно. Фиона постоянно приводила его в смятение и ставила в тупик. Даже тогда, когда он считал, что хорошо знает ее, она удивляла его. Взять хотя бы эту ее стычку с Лусиндой, которая была отнюдь не робкого десятка. Под покровом фальшивой беспомощности Лусинда на самом деле была нервной и жесткой. Поначалу он находил ее бессердечность забавной, но со временем она ему приелась.

Фиона изменила все. Она предоставила ему свободу, но он не был уверен в том, что не потерял чего-нибудь взамен. Он понимал лишь то, что, поскольку она стала ожидать от него большего, он стал осознавать, что, возможно, его идеальная жизнь была не столь уж идеальной. Были вещи, которые ему следовало бы сделать и следовало делать. Во многих случаях до женитьбы на Фионе он позволял всему идти своим чередом. Теперь этого было уже недостаточно.

– Милорд?

Джек обернулся и увидел в дверях Девонсгейта с бутылкой бренди в руке.

– Я пришел, чтобы наполнить графин бренди. Я не помешаю вам?

– Нет-нет. Действуй.

Дворецкий поклонился и подошел к столику у окна. Джек наблюдал затем, как Девонсгейт наполнил графин, затем протер бокалы и поднос.

– Девонсгейт, как ты думаешь, я хороший хозяин?

Лицо дворецкого приобрело комическое выражение, когда он вскинул брови, что подчеркнуло округлость его головы.

– Милорд?

– Ты слышал меня. Ты считаешь меня хорошим хозяином? И не изрекай банальностей. Я требую правды.

Девонсгейт молча подошел к двери и плотно притворил ее.

– Милорд, это очень трудный вопрос. Вы хороший хозяин… и в то же время не очень хороший.

– Что ты имеешь в виду?

Дворецкий осторожно посмотрел на Джека:

– Ну, вы определенно щедры в смысле платы за работу. Я никогда не слышал, чтобы вы жаловались, будто платите больше, чем кто-то того стоит.

Это происходило потому, что Джек не имел понятия, сколько платили его слугам.

– Далее, – задумчиво проговорил Девонсгейт, – вы редко вмешиваетесь в ведение хозяйства. – Дворецкий поймал мрачный взгляд Джека и поспешил добавить: – Уверяю вас, слуги ценят это качество в хозяине.

– Я не вмешиваюсь в дела своих слуг, потому что не замечаю, что они делают. Вряд ли это хорошее качество. Девонсгейт, сколько у нас лакеев?

– Двенадцать.

– Так много?

– Да, милорд.

– А я не имел понятия! Они все носят ливреи, выглядят настолько похожими друг на друга, что я… – Джек покачал головой. – Я не жалуюсь, потому что не имею понятия, кто они такие. Однако кто об этом заботится?

– Прежде это был мистер Траутмеи, милорд.

– Мой управляющий? Он обычно приходит сюда дважды в неделю, надоедает мне разной болтовней. Я не видел его в последнее время.

– Это потому, что вы прогнали его, милорд.

Джек нахмурился:

– Когда я это сделал?

– Два месяца назад, милорд. Вы сказали, что устали от того, что он всегда хочет, чтобы вы что-то подписывали. Вы велели одному из лакеев выпроводить его.

Джек снова провел ладонью по волосам. Фиона оказалась права, позволив ему идти куда он хочет. Она никогда не останется с таким безответственным человеком.

Он подошел к окну и выглянул на улицу. Ему никогда не приходилось беспокоиться о своем состоянии, поскольку большая часть его была вложена в инвестиции, ему нужно было лишь тратить прибыль. Вплоть до последнего момента он был вполне счастлив, что ничего об этом не знает.

– Девонсгейт, я намерен все изменить. Я понимаю, что во многом был не прав.

– Вы слишком строги по отношению к себе. Большинство деталей по ведению хозяйства в доме ложится на хозяйку дома, а ее до недавнего времени не было.

Джек в задумчивости выпрямился.

– Это верно. Осмелюсь предположить, что я управляю домом вполне приемлемо для холостяка.

Девонсгейт ничего не сказал. Повернувшись, Джек посмотрел на него. Дворецкий, как бы извиняясь, улыбнулся:

– А, да! Вполне.

Джек прищурился.

– Ты работал на графа Беркшира до его женитьбы. Он знал, сколько у него лакеев в услужении?

Девонсгейт заколебался. Сердце Джека упало.

– Он, конечно, знал, не правда ли?

– Да, милорд.

– И Беркшир знал, сколько они получают?

– Да, милорд. Он сам и его управляющий очень следили за этим.

– Мне никогда не нравился этот Беркшир. Смею предположить, что этот негодяй знал имена всех своих слуг.

– Он внимательно следил за хозяйством. Он был щедрый человек, дарил подарки на день рождения. Для камердинеров, обслуживающих хозяев, он даже устраивал дополнительный праздник на Рождество.

– Черт бы побрал этого образцового хозяина! – Джек вздохнул. – Девонсгейт, настало время привести в порядок мой дом. Пожалуйста, проинформируй мистера Траутмена, что я хотел бы видеть его завтра после обеда и обещаю не выпроваживать его из дома.

– Да, милорд, – откликнулся просветлевший Девонсгейт.

– Хорошо. А когда это сделаешь, принеси мне счета к оплате и список слуг с описанием каждого из них.

– С описанием?

– Да. Рост, цвет волос, глаз и все такое прочее. Я собираюсь выучить их имена. Мне понадобится помощь в этом.

– Да, милорд. Я прослежу за этим. – Девонсгейт откашлялся. – Милорд, это очень мудрый шаг. Ее светлость будет очень довольна.

Джек нахмурился:

– Я собираюсь это сделать не ради нее. – Он делает это потому, что это необходимо сделать, и никаких других причин не существует.

Девонсгейт поклонился:

– Разумеется. Я не имел в виду предположить что…

– Когда будешь выходить, распорядись, чтобы лошадь леди Кинкейд подали к дверям.

– Она выезжает на прогулку сегодня?

– Да, со своими братьями. Они скоро приедут.

– Я сейчас же прослежу за этим. – Дворецкий повернулся, чтобы уйти, но затем остановился. – Да, вот еще что. Повар спрашивал, будете ли вы и ее светлость обедать здесь до отъезда вечером, или же вы отобедаете где-то в другом месте.

Гм… Фиона преподнесла ему свободу на блюдечке. Все, что он должен был делать, – это заказать карету и ехать в те места, где он мог пить сколько ему вздумается, сорить деньгами и флиртовать с женщинами, у которых было больше волос, чем мозгов.

Однако эта победа не вызывала ничего, кроме разочарования. После конфронтации с Лусиндой, возможно, неплохой идеей было побыть подальше от сплетен и злых языков. Оставшись дома, он, возможно, найдет убедительные аргументы для того, чтобы отговорить Фиону от шатаний по злачным местам без него.

Джек кивнул дворецкому:

– Скажи повару, что леди Кинкейд и я будем обедать сегодня здесь.

– Да, сэр. Какие-нибудь еще приказания?

– Нет, больше никаких.

Возможно, ему следует сделать этот вечер каким-нибудь особенным. Он может нарвать цветов из сада. Сделать какой-нибудь подарок. Фиона не будет женой, которую он выбрал, но она должна стать матерью его ребенка. Это определенно заслуживает некоторого признания.

Его взгляд упал на кресло, которое они только что освободили. Он улыбнулся. Может, купить ей новую рубашку, сделанную из такого тонкого батиста, что сквозь него будет все просвечивать?

Конечно, такая рубашка требует осторожного обращения и может легко порваться. При мысли о том, что он срывает рубашку с Фионы и приникает к ней, он испытал дрожь. Возможно, он сумеет уговорить Фиону надеть одну из ее новых рубашек, а также пару башмачков.

Джек взглянул на часы. Если он хочет доехать до магазинов и вернуться раньше Фионы, то должен отправляться прямо сейчас.

Ухмыльнувшись, он потянулся за шнурком звонка. Это будет ночь, которая запомнится надолго.


Глава 15


Девочки, удостоверьтесь, что вы принимаете правильные решения, и делайте это твердо и быстро. Тот, кто не знает, чего он хочет, имеет то, чего он заслуживает.

    
Старая Нора из Лох-Ломонда – трем своим маленьким внучкам однажды холодной ночью


Фиона остановилась перед зеркалом в холле и поправила шляпку с высокой тульей, надвинув ее на один глаз. С поля шляпы свешивалось большое страусовое перо.

Гармонирующий по цвету бархатный костюм плотно облегал ее невысокую фигуру; строгость стиля как нельзя чучше подчеркивала обольстительность ее округлых форм.

Грегору и Дугалу это будет не по душе, она была в этом уверена. Усмехнувшись, она натянула перчатки, улыбнулась лакею Джону, который открыл ей дверь и пожелал счастливого дня.

Грегор и Дугал стояли в конце пешеходной дорожки, держа за повод лошадей. Оба были одеты в модные костюмы для верховой езды, галстуки их были украшены драгоценными камнями, ботинки начищены до блеска. Пребывание в Лондоне пошло им на пользу, но еще удивительнее было то, насколько хорошо отнесся Лондон к ее красивым братьям. В особенности к Грегору.

Хотя Дугалом, обладателем белокурых волос и темных глаз, восхищались многие, именно по Грегору с его печальным ангельским ликом и задумчивым взором больше всего вздыхали женщины. Фиона даже слышала от одной дамы, что, если бы не шрам на лице, он мог бы соперничать со статуей Аполлона в Британском музее, и это было недалеко от истины.

Грегор стоял, прислонясь к дереву, поводья лошади были перекинуты через руку. Шляпу он надвинул низко, и ее поля отбрасывали тень на шрам, обезобразивший ему лицо. Рядом с ним стоял Дугал, белокурый гигант, и плутовские огоньки поблескивали в его глазах.

– Давно пора, – сказал Грегор, легким движением оттолкнувшись от дерева.

– Я приношу извинения за опоздание. Я разговаривала с Джеком и потеряла много времени. – Фиона приложила ладонь к глазам, чтобы разглядеть, ведет ли кучер ее лошадь.

Грегор вскинул бровь.

– Что-нибудь не в порядке?

– Нет-нет, – ответила она, пожалуй, слишком потешно.

Дугал нахмурился:

– Что этот негодяй натворил сейчас?

Он улыбался ей, заставлял трепетать ее сердце и так энергично занимался с ней любовью, что ей трудно было ходить, и еще был самым упрямым из мужчин.

– Он ничего плохого не сделал. – Фиона натянула перчатки. – Тем не менее мне требуется ваш совет.

– Какого рода? – осторожно спросил Грегор.

– Относительно Джека.

Дугал показал жестом на брата:

– Это к тебе.

– Ко мне? А что я знаю о родственных отношениях? Лично мои длятся не более чем несколько недель.

– Это потому, что ты теряешь интерес к даме с того момента, как только покрыл ее.

Грегор сердито покосился на брата:

– Этот лексикон не для нашей сестры.

Дугал вспыхнул.

– Прости, я не подумал.

В их перепалку вмешалась Фиона:

– Грегор, у тебя были раньше связи. Ты был близок с Венецией Оугилви в течение нескольких лет.

Грегор бросил на нее сердитый взгляд:

– Венеция и я знали друг друга с пяти лет от роду. Это не те отношения, которые позволяют мне давать советы по поводу твоего брака.

Дугал почесал подбородок.

– Я всегда считал, что ты и Венеция подходите друг другу.

– Она не в моем вкусе, – сказал Грегор, бросая сердитый взгляд в сторону брата.

– Я думаю, она очаровательна, – проговорила Фиона. – Она умна, легка в общении, образованна и… О да, ты прав! Она не подходит для тебя.

– Ты закончила? – спросил Грегор.

– Она полновата, – сказал Дугал. – Это единственная причина, почему он не бегает за ней. У Грегора тяга к безгрудым женщинам. – Дугал увернулся от удара Грегора. – Это так и есть! Эта девчонка Трейтам похожа на плоскую доску!

– Ты так определенно не думал, когда ухаживал за ней.

Дугал пожал плечами:

– Это потому, что я был ослеплен ее лицом. Как только я оторвал от него взгляд, мне не понадобилось много времени, чтобы заметить все остальное. Точнее, отсутствие оного.

Грегор ухмыльнулся:

– Ты просто не видел ее голой. У нее есть все, что надо для…

– Простите, – поспешила вмешаться Фиона. – Мы говорим обо мне.

Грегор хмыкнул:

– Извини, девочка. Разумеется, мы очень хотим помочь тебе чем только сможем.

– Вот и твоя лошадь, – сказал Дугал, увидев кучера. – Давайте пройдем до конца улицы, чтобы закончить этот разговор подальше от слуг.

Фиона с грустью посмотрела на свои новые ботинки для верховой езды. По всей видимости, это повредит им, если она немного пройдет пешком. Она позволила Дугалу взять поводья Офелии, и они отошли туда, где их не могли услышать слуги.

Гросвенор-стрит была широкой, тенистой улицей, застроенной красивыми домами. Везде было много цветов, и благодаря недавним дождям зелень выглядела свежей и яркой. Как только они отошли подальше от Кинкейд-Хауса, Фиона обратилась к братьям:

– Я нуждаюсь в мужском мнении. Мой брак с Кинкейдом оказался делом более сложным, чем я думала. Существуют такие вещи, по поводу которых мы не можем прийти к согласию, и…

– Ты хочешь изменить его взгляд на некоторые вещи, – закончил Грегор.

– Откуда ты знаешь?

– Я заметил, что у женщин часто возникает желание переделать мужчину, даже если они его любят.

– Я это тоже заметил. – Дугал нахмурился. – Что весьма странно, если в это вдуматься. Потому что если тебе не нравится этот мужчина, то почему ты к нему испытываешь привязанность?

Грегор перевел взгляд на Фиону:

– Может, ты знаешь ответ?

– Я? Я даже не могу найти способа удержать Джека от того, чтобы он не ходил ночью по игорным домам. Он считает, что поскольку у него не было выбора при женитьбе, то он может позволить себе жить точно так же, как он жил до этого.

Дугал пожал плечами:

– Это мне кажется резонным.

Фиона некоторое время сверлила брата глазами.

– В самом деле? Стало быть, у тебя не будет проблем с твоей женой, которая будет веселиться до утра, пьянствуя, играя в карты и занимаясь бог знает чем еще.

Дугал рассердился.

– Я никогда не позволю ей этого! Да это… – Он вдруг оборвал себя и сконфуженно посмотрел на Фиону. – Я, кажется, понимаю, что ты имеешь в виду.

– Итак, что бы ты сделал в этом случае?

Дугал бросил взгляд на Грегора, который шел, о чем-то сосредоточенно думая.

– Так что же?

Грегор кивнул:

– Я знаю, что тебе надо сделать.

Слава Богу! А то она уже начала думать, что обращение к братьям за помощью было ошибкой.

– Я думаю, ты должна удивить его, сделать то, что он меньше всего ожидает. Мужчины любят непредсказуемых женщин.

Фиона повернула голову в сторону Дугала, который, судя по всему, был настроен скептически.

– Знаешь, Грегор, – сказал он, – я не уверен… Ой! – Он запрыгал на одной ноге. – Проклятие, Грегор! Ты наступил мне на палец!

– В самом деле? – спросил Грегор. – Прошу прощения.

Дугал наклонился, чтобы рассмотреть сапог.

– Ты испортил мне весь глянец.

– Вот, возьми. – Грегор бросил брату носовой платок. – А пока ты будешь полировать обувь, мы с Фионой продолжим разговор.

Грегор взял Фиону под руку и повел дальше по улице.

– Фиона, ты должна бросить вызов Кинкейду, заставить его посмотреть на вещи твоими глазами.

– Но он сердится!

– Не обращай внимания. В свою очередь, игнорируй его. Как бы он ни сердился, делай то, что считаешь правильным. Со временем он смирится.

Фиона задумчиво посмотрела своими зелеными глазами на брата:

– Ты думаешь, это сработает?

Он погладил ее по руке.

– Попытайся. Посмотрим, прав ли я.

Фиона улыбнулась:

– Спасибо тебе, Грегор. Я знала, что могу положиться на тебя.

Когда Дугал их догнал, они сели на лошадей и поехали в парк. С голубого ясного неба весело сияло весеннее солнце.


Спустя некоторое время Дугал и Грегор сидели в одном из лучших мужских клубов – клубе «Уайте». Перед ними стояла бутылка бренди и тарелка с хлебом и сыром.

Грегор со стуком поставил на стол стакан.

– Думаю, что я придумал очень хорошо. Никакому мужчине не понравится, когда женщина командует им, а Фиона идет именно в этом направлении.

Дугал кивнул:

– Она из тех девчонок, которые любят командовать. Спокойные дни для Кинкейда сочтены. Она будет бросать ему вызов на каждом шагу.

– Что ей не следовало бы делать, будь она благоразумной.

– Женщины, – вздохнул Дугал, – не бывают благоразумны.

– Ни одна из них. Ты только посмотри на этот смехотворный план женить для начала Кинкейда. Сущий вздор!

Дугал, играя стаканом, угрюмо кивнул:

– Ей удалось приостановить вражду.

– Да, но если Фиона и Кинкейд разведутся, нам не придется встречаться с ним на семейных обедах до конца жизни.

Лицо Дугала просветлело.

– Я не подумал об этом. – Он сделал хороший глоток бренди. – Экая жалость, что Александр говорит, что мы не можем даже пальца поднять против Кинкейдов.

– Да. Он пугал тем, что поразит нас молнией, если мы хотя бы подумаем об этом, – проворчал Грегор. – Настоящий самодур.

Дугал задумчиво проговорил:

– Может быть, Фиона назовет ребенка Каллумом. Это была бы лучшая месть.

Эта идея от души обрадовала Грегора, но он тут же смешался:

– А если будет девочка?

– Каллумия.

– Напоминает какую-то желудочную болезнь.

– А если Каллия?

– Гм… Ну, возможно.

Они с минуту молчали, размышляя о пополнении семейства. Дугал налил еще бренди в стакан.

– Грегор, как ты думаешь, жертва Фионы может рассматриваться как подвиг?

Хотя они и нечасто говорили об этом, но всегда помнили о проклятии, висевшем над их семейством.

Грегор встретил полный надежды взгляд Дугала и пожал плечами:

– Возможно. Это было жертвой, сделанной от чистого сердца. Именно об этом говорится в условиях снятия проклятия.

– Это верно. В них ничего не говорится о том, чтобы она была непременно успешной.

– Да. Мы должны только попытаться. Дугал нахмурился:

– Грегор, возможно, тебе не следовало давать Фионе такой недобрый совет. Она собирается сделать нечто такое, чтобы перейти дорогу Кинкейду, и это может оказаться небезопасным.

Грегор сердито скользнул пустым стаканом по столу.

– Она не дурочка, Дугал.

– Конечно, не дурочка, но с норовом, как все Маклейны. Трудно предугадать, что она может сделать, если рассердится. Спроси об этом у Лусинды Федерингтон.

– Черт бы тебя побрал, Дугал! Ты всегда будешь исполнять погребальную песнь над любой моей идеей?

– Я по крайней мере знаю, что собой представляю. Не в пример тебе, который считает, что должен быть принцем!

– Это вовсе не так, но я не стал бы жаловаться, если бы был им. – Грегор заглянул в янтарную глубину своего стакана. – Как бы там ни было, а Фиона найдет правильный выход.

– А если не найдет?

– Тогда нам придется помочь ей сделать это.


Глава 16


Я только однажды встречала покойного лорда Маклейна. Это было очень давно, и мне тогда было не больше лет, чем вам сейчас, Конечно, я мало что запомнила, если не считать его глаз. Они были зеленые, но темные, какими бывают омуты у глубокой реки. Я часто думала, что в такие омуты можно погрузиться и никогда не выплыть.

    
Старая Нора из Лох-Ломонда – трем своим маленьким внучкам однажды холодной ночью


– Надеюсь, у вас была приятная прогулка, миледи. – Девонсгейт поспешил принять от Фионы шляпку.

– Да, замечательная прогулка, – согласилась Фиона, снимая перчатки и также отдавая их дворецкому. – Постараюсь выезжать на прогулку каждый день.

– Отличная идея, миледи, особенно когда нет дождя.

– Сегодня была великолепная погода.

– Отлично, мадам. Хотя недавно… – Дворецкий выглянул в окно, чтобы удостовериться в том, что солнце продолжает светить. После этого удовлетворенно кивнул. – У нас было необычно много неожиданных гроз. Так что вам желательно брать с собой зонт, когда вы выезжаете на прогулку. Неожиданная гроза может все испортить.

Фиона, уже поднимаясь по лестнице, ответила не раздумывая:

– Очень сожалею.

Она замедлила шаг в ответ на последовавшее молчание и посмотрела через плечо на дворецкого. Девонсгейт нахмурился:

– Мадам, я не имел в виду ничего плохого. Просто погода непредсказуема.

Фиона остановилась на лестничной площадке.

– Я знаю. Просто я имела в виду… – О Господи! Как ей выкрутиться теперь и как закончить фразу? – Я просто имела в виду, что сожалею, что вы чувствуете необходимость предупредить меня о внезапных грозах. У нас их бывает много в Шотландии, так что меня это не удивляет.

– Да, мадам, я слышал, что так оно и есть.

– О! У нас погода довольно капризная. – Фиона изобразила улыбку. – Вероятно, она последовала за мной в Лондон.

– В таком случае нам остается лишь пожелать, чтобы она вернулась к себе домой, – сказал Девонсгейт. – Вам прислать ванну, мадам?

– Нет, спасибо. Возможно, несколько позже. – Она повернулась, чтобы уйти, но затем остановилась. – Девонсгейт, у вас есть братья?

– У меня, мадам? – Дворецкий явно удивился вопросу. – Ну да, есть. Даже три.

– Они старше вас?

– Да, мадам. Немножко.

– Вы когда-нибудь спрашивали у них совета и случалось ли так, что они лишь несли околесицу в ответ?

Губы у Девонсгейта дрогнули в усмешке.

– Да, мадам. Несколько лет назад я отправился с визитом к своему старшему брату, и у меня, к несчастью, заболело ухо. Брат заявил мне, что наилучший способ избавиться от боли – это засунуть туда жареный чеснок.

– О Господи! И вы это сделали?

– Да, мадам. В тот момент я готов был попробовать любое средство.

– И что же, оно помогло?

– Нисколечко. На следующий день брат сказал мне, что это средство помогает только лошадям. Самое печальное заключалось в том, что, когда я вынул чеснок, его запах пропитал насквозь мою кожу, и прошло несколько дней, прежде чем люди перестали шарахаться от меня из-за этого запаха. Даже врач не захотел меня осматривать. К счастью, боль прошла сама по себе.

– Но ваш брат по крайней мере хотел как-то помочь вам.

– Я не вполне в этом уверен, – грустно проговорил Девонсгейт. – Я думаю, Роберт мог легко принести в жертву мою гордость, чтобы потом рассказывать эту историю другим нашим братьям.

Фиона рассмеялась.

– Мои братья никогда не совершали таких неблаговидных выходок по отношению ко мне, хотя сегодня, когда я попросила у них совета по поводу одного дела, они дали мне чрезвычайно странный совет. Они надеются, что я последую ему и окажусь в дураках.

– Я рад, что вас не обманули, мадам.

– Когда ты единственная женщина в доме, в котором сплошь одни мужчины, ты быстро учишься. – Фиона покачала головой, подумав о пострадавшем пальце бедняжки Дугала. Ему следовало быть более внимательным, когда Грегор пытался ее надуть. – Девонсгейт, где его светлость?

– Он уехал сразу же, как только вы отправились на прогулку, но я не знаю, куда он направился. – Девонсгейт вдруг просиял. – Он попросил подать счета и сказал, что не собирается уезжать в этот вечер.

– Совсем?

– Совсем, мадам.

Джек капитулировал! Фиона улыбнулась, чувствуя себя бесконечно счастливой.

– Спасибо, Девонсгейт. Пожалуй, я сейчас приму ванну.

– Да, миледи. А подать вам поднос с чаем?

– Да, после ванны.

Поблагодарив дворецкого, Фиона направилась в спальню. Она понимала, что спрашивать совета у братьев – это не лучший вариант, однако ей больше не с кем было посоветоваться. Она познакомилась с несколькими приятными леди, с которыми могла бы подружиться, но прошло пока что слишком мало времени, чтобы с кем-либо из них по-настоящему сблизиться. Подобное возможно разве что через несколько месяцев.

Но нет! Фиона приложила руку к животу. Если она пока и не забеременела, то это произойдет совсем скоро. Она разделась и сложила одежду на стуле. Она была почти уверена, что у нее будет мальчик. Мальчик с темно-каштановыми волосами и ясными голубыми глазами.

Какой будет ее жизнь после появления ребенка? По всей вероятности, она вернется в Шотландию. В настоящее время для семейных пар было не столь уж необычным жить порознь, и многие, похоже, находили это весьма удобным.

Фиона же не сомневалась, что будет скучать по Кинкейд-Хаусу с роскошными толстыми коврами и тяжелыми бархатными шторами. И что еще важнее – она будет скучать по Джеку.

Она будет скучать по его прикосновениям и страсти, которую они разделяли вдвоем. Будет скучать по его первой утренней улыбке и по тому, как он ухаживал за ней, когда просыпался первым. Все это внезапно показалось очень хрупким и дорогим.

Фиона вздохнула. Если она будет продолжать об этом думать, у нее может начаться мигрень. Тем не менее она не могла не почувствовать, что ее жизнь изменилась. Впервые она задумалась, испытает ли она удовлетворение, если вернется к прежнему времяпрепровождению. Раньше она всегда полагала, что ее дом на холмах – это все, что ей требовалось. Сейчас она не была в этом так уж уверена.

У нее будет ребенок, что уже кое-что значило. Раньше, когда Фиона думала о своем материнстве, она предполагала, что у нее будет трое, четверо, а то и пятеро детей. Ей нравилось находиться в большой семье, и она всегда мечтала о том, что когда-нибудь у нее будет собственная большая шумная семья.

Одно дело – пожертвовать будущим в момент отчаяния, и совсем другое дело – спокойно сидеть после того, когда отчаяние миновало, и наблюдать за чередой гнетущих перемен в собственном будущем.

Фиона вздохнула. Она загоняет себя в состояние тоски. О некоторых вещах лучше не думать. Кроме того, она должна испытывать радость в этот момент – хотя бы из-за признания Джека, что их отношения заслуживают уважения. Вот на этом ей следовало сейчас сосредоточиться и этому порадоваться.

Стук в дверь ознаменовал приход горничной, которая помогла ей раздеться и принесла платье, которое Фиона должна была надеть после ванны.

Спустя час ванна была наполнена водой. Фиона отправила горничную и погрузилась в ароматную воду, от которой подымался пар. Теперь их жизнь с Джеком изменится к лучшему. Вероятно, этот его новый шаг еще более сблизит их и они смогут… Но нет. Лучше не думать об этом. Тем не менее ее согревала некая надежда, и Фиона улыбнулась. Мрачное настроение понемногу улетучивалось.

Именно такой нашел ее Джек, когда ворвался в спальню с пакетами в руках. Светлый солнечный луч осветил поднимающийся над ней пар, кожа ее интригующе поблескивала.

Она что-то напевала себе под нос, намыливая ногу, округлые формы которой жаждали его прикосновений. Глаза ее поблескивали, на губах играла чуть заметная улыбка. Это заставило Джека, в свою очередь, улыбнуться. Затем он понял, что стоит в дверях и, словно подросток, пялится на голую женщину, напрочь позабыв о подарках и пакетах в руках.

Он захлопнул дверь, и эхо гулко отозвалось в наполненной тишиной комнате. Фиона вздрогнула от неожиданности и попыталась выпрямиться; вода выплеснулась на пол, мокрые руки, ухватившиеся за борта ванны, соскользнули, и она погрузилась в воду с головой, отчаянно болтая руками и ногами.

– Фиона! – В мгновение ока Джек оказался рядом, приподнял и снова посадил Фиону.

Намокшие волосы закрыли ей лицо. Отфыркиваясь, она пыталась отвести их в сторону.

– Господи, как же ты напугала меня! – сказал Джек. – Хорошо, что я оказался рядом, иначе ты могла утонуть.

Фионе наконец удалось справиться с волосами, она сверкнула на него своими зелеными очами.

– Я не поскользнулась бы, если бы ты не напугал меня.

– Я только захлопнул дверь. – Внезапно он увидел, что его аккуратно перевязанный пакет оказался в воде и стал быстро тонуть. Чертыхнувшись, Джек успел выудить его, поднял вверх и увидел, что с пакета обильными струями стекает вода. – Проклятие!

– Что это такое?

Джек развернул пакет, бумага порвалась и прилипла к его рукам.

– Подарок, – мрачно ответил он. Вот и сорвалось его намерение порадовать Фиону.

Это была необычная идея для него. О, он дарил подарки своим любовницам, потому что они этого ожидали! Сейчас впервые у него появилось внезапное желание купить подарок женщине просто для того, чтобы увидеть ее улыбку. Он надеялся, что две тончайшие рубашки не пострадали.

– Подарок? Для кого?

– Для тебя. Для кого же еще?

– Ты купил мне подарок? – Кажется, Фиона не могла в это поверить. – Но… почему?

Удивление было не той реакцией, которую он хотел бы видеть. Он хотел бы, чтобы она была обрадована, восхищена, потрясена.

Фиона слегка приподнялась, чтобы рассмотреть содержимое пакета.

– А что это?

При этом ее груди поднялись над водой, взору открылись напряженные соски. Почувствовав внезапно, что ему трудно дышать, Джек заставил себя сосредоточиться на пакете.

– Для человека, который способен вызывать дождь, ты выглядишь довольно неловкой в воде.

– Ничего. Я хочу получить свой подарок. – Фиона подвинулась к краю ванны и потянулась за подарком.

Джек сжал его покрепче, любуясь тем, как вода стекала по плечам и грудям Фионы.

– Еще рано.

Фиона вернулась на прежнее место в ванне и надулась:

– Это очень гадко с твоей стороны – купить мне подарок, а затем дразнить меня.

Джек положил пакет перед камином.

– Для начала я должен их высушить.

– Их? Значит, там две вещи?

– Да.

– Гм… это не может быть чем-то съедобным, если ты можешь это высушить. – Она посмотрела внимательнее на пакет. – Кажется, я узнаю бумагу. Это что-то такое, что можно носить?

– Я больше не скажу ни слова! Тебе придется подождать. – Джек подтянул стул к ванне и сел, вытянув перед собой ноги.

Фиона покраснела.

– Надеюсь, ты не собираешься сидеть здесь и наблюдать за тем, как я купаюсь.

– Нет. – Он скользнул взглядом по ней. – Я намерен сидеть здесь и любоваться. Это совсем разные вещи.

– Очень похоже на то, как если бы ты наблюдал.

– Позволь мне показать позу наблюдателя. – Он слегка повернулся налево. – Видишь? Это наблюдение. – Он повернулся и принял прежнюю позу. – А вот так я любуюсь.

Фиона невольно улыбнулась:

– Очень остроумно, милорд. – Она наклонилась и макнула волосы в воду, затем извлекла их и стала разглаживать; по лицу ее чувствовалось, что она испытала облегчение. – Вообще-то я почти закончила.

Хотя Джек смотрел на Фиону сотни раз, держал ее на руках и исцеловал буквально каждый дюйм ее лица, он раньше никогда по-настоящему не замечал красоты ее округлых щек и линий бровей.

– Как поживают твои братья?

Она набросила на плечи полотенце.

– Пикируются друг с другом, как всегда.

– Тебе не понравилась верховая прогулка?

– Мне всегда нравятся верховые прогулки, даже если компания неподходящая. – Выжав полотенце, она повесила его на край ванны. – Подай, пожалуйста, большое полотенце.

Джек разочарованно вздохнул, поднялся и взял со стола полотенце. Однако вместо того чтобы передать его Фионе, он развернул его и остановился в ожидании.

Фиона спрятала улыбку. Ее муж был весьма крепкий мужчина, что ей очень нравилось. Она шагнула из ванны и оказалась в его объятиях.

– Позволь мне, – пробормотал Джек, растирая толстым полотенцем ее тело.

Фионе были невыразимо приятны его прикосновения, это было божественно. Он купил ей подарок, согласился с ее жалобой на его поведение и теперь исправился, а эти его прикосновения могут сделать их обоих просто счастливыми.

– Ну вот, все. Остались только волосы.

– Я собиралась сесть у камина и расчесывать их, пока они не высохнут.

Джек завернул ее в полотенце и поправил его в некоторых местах.

– Я все вижу, ты пытаешься подобраться поближе к этому пакету.

– Я? – Фиона невинно захлопала ресницами. – Ну ты хоть какой-нибудь намек мне дашь?

– Нет. – Он устроился возле камина, дождался, пока она села в кресле напротив и стала расчесывать волосы. А пока Фиона их расчесывала, она все время думала о подарках.

– Джек, большое тебе спасибо.

Он махнул рукой:

– Это всего лишь подарок.

– Я имею в виду не его, хотя это тоже очень приятно.

Джек выглядел смущенным.

– А что ты имела в виду?

– Девонсгейт сказал мне, что мы остаемся дома.

Джек сконфузился еще больше.

– Да, сегодня вечером. Я подумал, что нам следует побыть дома сегодня.

– Только сегодня?

Он нахмурился:

– Ну, будут и другие вечера. А что?

У нее сжалось сердце.

– А ты не изменил своего решения? Все еще считаешь уместным для себя бродить от одного игорного зала к другому и оставлять меня дома одну?

Джек выглядел озадаченным.

– Какое это имеет отношение к… Фиона, я думал, что ты порадуешься подарку.

Она встала, прошла к тому месту, где лежал ее халат, уронила полотенце на пол и быстро накинула халат на себя.

– Тебе не удастся добиться моего одобрения каким-то подарком.

– Да я и не имел это в виду. Я хочу сказать, что не думал, что подарок что-то испортит, хотя ты… Проклятие, Фиона, не делай этого!

Она плотнее завернулась в халат.

– Делать больше нечего, милорд. Ты выразился достаточно ясно. – Она подошла к шнурку звонка и с силой дернула за него.

– Фиона…

Она толкнула мокрый подарок ногой в сторону Джека.

– Ты можешь оставить это себе. Я не хочу принимать подарки от мужчины, который плюет на мои интересы и считает развлечения важнее моих чувств.

Джеком овладел гнев. Он встал.

– Я ухожу в библиотеку. Когда ты будешь в состоянии говорить спокойно, ты найдешь меня там.

– С меня довольно разговоров, – сказала Фиона, пытаясь справиться с разочарованием, вызванным ее глупой ошибкой. – Ты не хочешь отдать хотя бы частичку себя нашим отношениям, и мне больше не на что надеяться.

На мгновение Джеку захотелось сказать ей, что у него есть желание посвятить себя их отношениям. Но он был одинок с шестнадцати лет и не знал, как приоткрыть свою жизнь кому-нибудь другому, не потеряв при этом самого себя.

Может быть, он просто не готов ни с кем сблизиться? Может, именно таким и должно быть положение дел?

– Я не знаю, что сказать, Фиона. Я никогда не вводил тебя в заблуждение относительно своих намерений.

– Верно, не вводил, – сказала она, и голос ее прервался; в это ужасное мгновение ему показалось, что она сейчас разрыдается. Но она распрямила плечи и твердо сказала:

– Я получила урок. Я не стану тебя больше просить. Ты можешь снова жить своей жизнью. Я не хочу ни кусочка от нее. Как только я забеременею, я уеду.

Ладони Джека сжались в кулаки, грудь его распирал гнев и что-то еще.

– Замечательно, мадам. Если ты этого хочешь…

Она вскинула подбородок, в глазах ее блеснули слезы.

– Да, хочу.

Больше нечего было сказать. Скрипнув зубами, Джек вышел, громко хлопнув дверью.


Глава 17


Некоторые говорят, что природу и человека соединяет некая волшебная сила и связывает их настолько, что невозможно отличить одно от другого. Я же думаю, что именно любовь и ничто иное привязывает природу к человеку.

    
Старая Нора из Лох-Ломонда – трем своим маленьким внучкам однажды холодной ночью


Джек взглянул на бумаги. Девонсгейт перечислил двенадцать лакеев: Джон, Марк, Лука, Томас… Черт возьми, его дворецкий нанял чуть ли не всех персонажей Нового Завета.

Он бросил листок на письменный стол и поднялся потягиваясь. Часы пробили девять. Он все время работал в библиотеке после выяснения отношений с Фионой. Если он собирается чувствовать себя несчастным, то пусть это будет на полный желудок.

Он посмотрел на стопы бумаг на столе. Мистер Траутмен настолько возбудился из-за просьбы Джека пересмотреть капиталовложения, что прислал целый портфель бумаг с просьбой к Джеку ознакомиться с их содержанием еще до запланированной встречи.

После спора с Фионой Джек был рад окунуться в какое-нибудь дело. Однако было очень нелегко постоянно концентрировать внимание на всех этих цифрах и фактах, и он нередко вставал из-за стола и начинал расхаживать по комнате.

Фиона оказалась самой упрямой женщиной из всех, кого он когда-либо встречал. Однажды что-то решив, она не желала уступать. Она хотела, чтобы Джек стал тем, кем он никогда быть не собирался, – семейным мужчиной. Мужчиной, который всецело посвящает себя жене и детям. Он не был таким мужчиной и никогда не будет, и Фионе придется это принять как должное.

Тогда почему, если правота на его стороне, он чувствует себя виноватым? Отодвинув стул от письменного стола, Джек подошел к камину, чтобы помешать угли.

Он не виноват, черт побери! Фиона принудила жениться на ней того мужчину, каким он был в тот момент. Следовательно, она должна принять как факт, что у него нет никаких обязательств перед ней. Все это беспокойство шло от неприятного осадка после перепалки. Джек мог побиться об заклад, что Фиона чувствует себя так же гадко, как и он.

При этой мысли он посмотрел на дверь. Возможно, ему следует поговорить с Фионой. Он вспомнил выражение ее лица, вздохнул и потер себе шею. А может, нужно дать ей больше времени, чтобы она успокоилась?

Но что, если она сейчас наверху рыдает? Что, если считает его самым холодным, самым бесчувственным мужчиной на земле? Что, если…

Черт побери, что с ним происходит? Джек в раздражении с грохотом поставил кочергу на место. Негромкий звон часов сообщил, что уже четверть девятого, и он подумал, завершила ли уже трапезу Фиону. Он надеялся, что настроение у нее было не настолько плохим, чтобы ей не хотелось есть.

Вероятно, сейчас она уже настолько успокоилась, что способна на разумный разговор. Она может даже извиниться за свою неожиданную вспышку.

Это была поистине благостная картина. Он представил себе, как Фиона просит у него прощение, и целую минуту смаковал эту картинку. Возможно, если он великодушно пригласит ее разделить с ним ужин, возникшая между ними неловкость сгладится. Джек сможет подарить ей рубашки, которые купил для нее. Она станет сожалеть о происшедшем, увидев эти изумительные вещи из тончайшей материи, украшенные изысканными кружевами. Она попросит у него прощения, и он простит ее. Они смогут даже заняться любовью.

От этой мысли Джек улыбнулся. Он никогда раньше не испытывал подобной страсти к женщине. Однако он не может позволить, чтобы это осложняло ему жизнь. После того как он и Фиона уладят ссору, он закажет карету и отправится, чтобы поразвлечься. В конце концов, мужчина должен отстаивать свою позицию.

Почувствовав себя значительно лучше, Джек позвонил. Почти мгновенно в дверях появился Девонсгейт.

– Милорд, я как раз шел к вам, чтобы поговорить с вами о…

– Отлично, я проголодался. Я не заметил, что уже так поздно. Сообщи повару, что леди Кинкейд и я пообедаем в столовой. После этого мне понадобится карета. – Джек вышел в холл.

– Милорд, – проговорил Девонсгейт, бросаясь вслед за Джеком. – Карета уехала.

Джек остановился, затем медленно повернулся к дворецкому.

– Не понял.

Лицо дворецкого сделалось пунцовым.

– Карету взяла ее светлость.

Джек не знал, смеяться ему или… Проклятие, он не знал, что ему делать!

– Когда она уехала?

– Не более тридцати минут назад.

– Почему ты не сообщил мне?

Девонсгейт набычился:

– Милорд, вы никогда не просили нас говорить вам о том, когда леди приезжает или уезжает.

Верно, не говорил, черт побери! Но должен был бы это сделать, если бы знал, что его жена планирует… А что она планирует? У него вдруг появилось недоброе предчувствие, что он знает, где она может быть.

– Она сказала, куда направляется?

Девонсгейт обменялся затравленным взглядом с одним из лакеев. Джек повернулся к лакею. Молодой парень с белокурыми волосами стоял с выпученными глазами по стойке «смирно», на лбу у него выступили бисеринки пота.

Как же его зовут? Ага, кажется, вспомнил.

– Томас?

– Да, милорд.

– Ты разговаривал с ее светлостью сегодня вечером?

– Да, милорд. Она спустилась вниз одетая, чтобы выехать.

– Одетая?

– Да, милорд. Она выглядела очень элегантно.

Черт возьми, она, по всей видимости, надела одно из платьев, которое купил ей он, элегантно выглядела в том платье, которое выбрал он.

– Она сказала, куда направляется?

– Да, милорд. – Томас бросил полный отчаяния взгляд на Девонсгейта. Самого Девонсгейта Джек не видел, но видел его жест. Томас шумно сглотнул, еще более выпрямил спину и сказал бесцветным голосом: – Ее светлость сказала, что собирается в настоящий игорный дом.

– В какой именно? – угрюмо спросил Джек.

– В дом леди Честер, сэр.

Леди Честер была беспутной вдовой, пребывавшей на задворках общества. Она содержала самый роскошный в городе игорный дом. Там бывал всевозможный сброд. Джек знал об этом, поскольку не раз бывал там с компанией.

– Она сказала что-нибудь еще?

Томас снова сглотнул.

– Да, милорд. Она сказала, что намерена проиграть все ваше состояние.

– Она так и сказала?!

– Да, милорд, – с несчастным видом подтвердил Томас.

– Что-нибудь еще?

– Да, милорд. Она также заявила, что будет пить до тех пор, пока не напьется, а потом… – Кажется, Томас не смел дальше продолжать.

– Закончи фразу, – сурово приказал Джек.

– И будет флиртовать с первыми попавшимися мужчинами, – быстро проговорил Томас.

Ну и наглость с ее стороны! Уехать в город, проиграть его деньги, упиться до умопомрачения и флиртовать с его друзьями! Просто немыслимо!

Чувствуя, как им овладевает приступ свирепого гнева, Джек процедил сквозь зубы:

– Она сказала что-нибудь еще, Томас?

– Да, милорд. Она что-то бормотала про себя, как бы на что-то сердилась. Она сказала, что перестала следовать добрым советам, жизнь ее становится гадкой и, наверно, настало время следовать плохим советам, если хочешь надеяться на лучшее. По крайней мере в этом случае, даже если этот способ не сработает, она не удивится.

– Что это означает?

Девонсгейт откашлялся.

– Я позволю себе дерзость вмешаться в разговор, сэр. После утренней верховой прогулки ее светлость упомянула о том, что ее братья дали ей какой-то дурной совет. Она поинтересовалась, давал ли и мой брат когда-либо дурной совет.

– Она последовала совету Грегора и Дугала? Я не могу поверить, чтобы они могли посоветовать ей посетить игорный зал. Леди без сопровождения станет объектом нежелательного внимания.

– Она поехала не одна.

Джек ошеломленно повернулся к Томасу.

– Она… она… Послала сообщение мистеру Кемпбеллу, что собирается выехать. Он ответил почти немедленно, что будет рад встретить ее там.

– Тысяча чертей! Кемпбелл – это худшее, что можно придумать!

Томас побледнел.

– Я… я этого не знал, милорд.

– О чем она только думает! – прорычал Джек. – Подай сюда фаэтон.

– Но, милорд, он без покрытия, а погода в последнее время слишком непредсказуема.

Словом «непредсказуемая» погоду не опишешь.

– Подай его сюда. Так или иначе я возвращусь домой в карете.

– Очень хорошо, милорд.

Ничего хорошего в этом не было. Все было отвратительно. Джек бросился по лестнице наверх, чтобы переодеться, в голове у него царила полная сумятица. «Проклятие, Фиона, что, по твоему мнению, ты делаешь?»

Впрочем, он уже понял. Она подражает ему.


В тот момент, когда Джек отъезжал от своего дома, Фиона входила в игорный зал. Кемпбелл встретил ее на подъездной дорожке, как всегда, безупречно одетый. Он расточал улыбки и не жалел в ее адрес комплиментов, безмерно счастливый тем, что может сопровождать ее.

Посмотрев на ярко освещенный дом, возникший перед ней, Фиона не могла не порадоваться компаньону.

– Вы выглядите потрясающе, – сказал Кемпбелл, когда они поднимались по лестнице заведения.

Фиона остановилась на верхней лестничной площадке.

– Кемпбелл, еще до начала вечера, я полагаю, вы должны знать, что я здесь лишь потому, что мы с Джеком серьезно поссорились.

– Замужняя женщина не приглашает врага своего мужа иначе как для того, чтобы добиться определенной цели.

Фиона вспыхнула.

– Я не собираюсь использовать вас…

– Я и не думал, что вы на это способны. – Кемпбелл поймал ее руку и запечатлел легкий поцелуй на пальцах. – Кто я такой, чтобы сопровождать интригующую меня женщину, намеревающуюся впервые соприкоснуться с грехом?

Фиона отняла руку.

– Я рада сознавать, что не затрудняю вас.

– Нисколько. Я всегда с удовольствием причиняю неудобство Джеку Кинкейду.

– Почему? Что он вам сделал?

– Мало ли, – многозначительно заметил Кемпбелл. Испытывая неловкость, Фиона снова повернулась к двери.

– Войдем?

– Разумеется.

Игорный дом леди Честер был в точности таким, какими должны быть заведения этого рода. В холле Фиона увидела разгул ярко-красной лепнины и драпировок цвета темно-красного вина. Все это перемежалось зеркалами в позолоченных рамах и картинами с изображением оргий времен Римской империи.

Фиона оглядела толпу и увидела два-три более или менее знакомых лица. Это были представители полусвета, которые толкутся на обочине светского общества и общаются лишь с теми, кто соизволил снизойти со своих вершин.

Одна из них, леди Пендлтон, которая, ссылаясь на отдаленное родство с герцогом Родерингемом, была вхожа в большинство домов Лондона, тут же налетела на них. Эта на редкость глупая, любившая посплетничать женщина, громко хихикая, сообщила:

– Ну вот, это все же вы, леди Кинкейд! Я сразу подумала, что это вы, но не могла рассмотреть вас при этом свете!

Свет в самом деле был тусклым. Фиона посмотрела на канделябры и с удивлением обнаружила, что свет загораживали небольшие панели из навощенной бумаги.

– И Алан Кемпбелл! – воскликнула леди Пендлтон, переводя взгляд с него на Фиону и обратно. – Как странно видеть вас здесь вместе! Это означает, что никогда не знаешь всего о людях, не правда ли?

Щеки Фионы вспыхнули. Очевидно, Кемпбелл почувствовал ее смятение, поскольку поспешил попрощаться с леди Пендлтон и повел Фиону в передний зал.

– Неприятная женщина, – сказала Фиона.

– Очень, – согласился Кемпбелл улыбаясь. – Но пожалуйста, не дайте испортить нам удовольствие. Вы хотели посмотреть игорный дом, так вот этот лучший из них.

Фиона заставила себя улыбнуться в ответ, хотя чувствовала себя чрезвычайно неловко. По залу плыли клубы сигарного дыма, слышны были взрывы смеха. Столы были поставлены так тесно, что между ними едва можно было пройти, Фиона постоянно оказывалась свидетельницей нескромного поведения присутствующих.

Женщины были одеты в модные, хотя слегка видоизмененные платья. Фиона старалась не слишком их разглядывать, но в зале было так много выставленных грудей, что было трудно их не видеть.

– О Господи! – пробормотала она, когда мимо нее прошла леди с очень низким декольте. – Я не знаю, куда мне смотреть.

Кемпбелл хмыкнул и взял ее под руку.

– Вам не нужно никуда смотреть, кроме как на меня.

Фионе лучше было бы попросить Грегора или Дугала, чтобы они сопровождали ее вместо Кемпбелла, но она знала, что братья никогда не позволили бы ей сюда прийти. Окинув взглядом собравшихся, она подумала, что братья, вероятно, были бы правы.

Так или иначе Фиона сейчас оказалась здесь и имела возможность развлечься. По крайней мере до появления Джека. Если он придет. Она не хотела думать, что произойдет после этого.

– Леди Кинкейд, Фиона, – обратился к ней Кемпбелл, – давайте поищем столик и попробуем подразнить тигра.

– Подразнить тигра?

Кемпбелл улыбнулся, сверкнул глазами.

– Так говорят, когда играют в фараон. Это очень простая игра и очень короткая. Я думаю, вам она понравится.

Фиона кивнула, обрадовавшись тому, что можно чем-то занять мозг. Кемпбелл подвел ее к ближайшему столику для игры в фараон и усадил в плюшевое, отороченное золотом кресло.

– Мистер Чамбли, лорд Пеналтмид, леди Оппенгейм, позвольте мне представить вам вашего потенциального партнера. Это леди Кинкейд, она здесь новичок.

Лорд Пеналтмид мгновенно оживился.

– Новичок? Отлично! Отлично! Я сегодня банкир, дорогая. Если вам нужен кредит, только скажите слово, и я открою его для вас.

Она подняла глаза на стоявшего за ее креслом Кемпбелла. Тот поклонился и спросил шепотом:

– Вам одолжить деньги, дорогая? Может, это вам больше подойдет?

Фиона покраснела. Ей это совсем не подходило, но лучше уж она будет должником Кемпбелла, чем незнакомца.

– Вы не возражаете?

Кемпбелл нагнулся еще ниже и сунул ей в руку тяжелую монету.

– Это такое удовольствие – дать в кредит такой красивой партнерше.

– Благодарю вас, – сказала Фиона. – Разумеется, я верну вам.

Он засмеялся:

– Как хотите! Начинайте с низких ставок. Когда почувствуете, что много проигрываете, выходите из игры.

Это звучало не столь уж плохо.

– Спасибо. Боюсь, что я не знаю правил.

Леди Оппенгейм, похожая на большого мопса, одетого в шелк и страусовые перья, небрежно махнула рукой в бриллиантах:

– Ах, милочка, это так просто! Мы играем против лорда Пеналтмида, он банкир. Остальных называют понтерами. Вы покупаете чек у банкира, – она показала на круглые, вроде монеты, фишки, которые находились на столе перед ней, – и используете их для того, чтобы сделать ваши ставки.

Фиона внимательно выслушала объяснения леди Оппенгейм относительно деталей игры. Это в самом деле казалось несложным, хотя требовалось многое помнить.

Словно прочитав ее мысли, Кемпбелл наклонился и прошептал:

– Не бойтесь, дорогая. Я буду здесь и буду помогать вам.

Его дыхание коснулось ее уха, и хотя это было довольно приятно, у нее это не вызвало той реакции, как это было с Джеком.

От этой мысли ей стало тоскливо, и Фиона заставила себя переключить внимание на игру, хотя в глубине души она с тайной надеждой поглядывала на дверь.

Фиона сыграла всего два кона, когда появился Джек, и она безошибочно определила момент его появления.

Дело не только в том, что у нее пробежала некая волна по телу, словно до него кто-то дотронулся, но и в том, что в зале послышались громкие приветственные восклицания. Даже леди Оппенгейм помахала платочком.

Джек направился прямо к ней, и выглядел он ослепительно красивым в черном вечернем костюме; темно-каштановые волосы спадали ему на бровь, взгляд его голубых глаз был устремлен на Фиону.

Она сжала в руке фишки и попыталась успокоить сердце, которое резко ускорило удары.

Кемпбелл, похоже, не заметил появления Джека вплоть до того момента, когда Джек оказался возле стола.

– Фиона, – произнес Джек.

Кемпбелл вздрогнул, вцепился обеими руками в спинку ее стула, но ничего не сказал.

– Фиона, – повторил Джек. – Нам пора идти домой.

Фиона схватила пригоршню фишек и наобум поставила их на кон.

Леди Оппенгейм покачала головой:

– Милочка, поостерегитесь, это очень рискованная ставка.

Фиона вскинула вверх голову:

– Я и хочу рискнуть.

– Очень хорошо, – с сомнением проговорила леди Оппенгейм. – Но тогда не плачьте, если проиграете.

Лорд Пеналтмид сдал ей карту.

– Отлично! – сказал Кемпбелл. – Вы выиграли! Хорошо. В таком случае она сможет вернуть Кемпбеллу долг до окончания вечера. Ее шотландской натуре претила мысль о том, что она кому-то должна деньги.

Джек скрестил на груди руки.

– Ты закончила? – спросил он.

В общем, она закончила. Ей не нравились дым, которым приходилось дышать, невыносимый гвалт, окружение. Она с большим удовольствием отправилась бы домой или провела вечер с друзьями, но не намеревалась признаваться в этом Джеку.

– Я только начала развлекаться.

Он дотронулся до ее руки.

– Мы уходим.

Она отдернула руку.

– Нет, мы не уходим. Ты можешь уходить, а я остаюсь.

Партнеры Фионы по столу с любопытством наблюдали за тем, как он нагнулся до такой степени, что его глаза оказались вровень с ее глазами.

– Фиона, время идти домой, сейчас.

Она не моргнула глазом.

– Как ты сказал раньше, мы совершенно независимы друг от друга. Ты можешь поступать как тебе угодно, а я могу делать то, что хочется мне.

– Это неприемлемо.

– Это то, что ты получил, – сказала она, повышая голос.

Кемпбелл помалкивал во время этой сцены. Фиона даже не была уверена в том, что он стоит рядом.

– Очень хорошо, – сказал Джек. – Если ты хочешь остаться, оставайся. Я сделаю то же самое. Только не ожидай, что я изменю свое поведение из-за твоего присутствия здесь.

– Я не ожидаю ровным счетом ничего от тебя. – Фиона махнула рукой. – А теперь извини, ты мешаешь нашей игре.

Джек побагровел, повернулся и ушел.

Через несколько секунд он оказался в окружении стайки привлекательных женщин и группы подозрительного вида мужчин.

Рука Кемпбелла легла на плечо Фионы.

– Простите мне за мои слова, но у вашего мужа слишком горячая голова.

Кемпбелл не знал и половину того, что знала она.

– У него был плохой день сегодня.

– Вы готовы начать? – спросил лорд Пеналтмид.

– Надеюсь на это! – фыркнула леди Оппенгейм. – Я полна решимости отыграть свои фишки. Леди Кинкейд, кажется, сейчас ваша очередь.

Фиона мгновенно сделала ставку.

Весь следующий час был сущим адом. Кемпбелл оставался рядом с ней, нашептывал ей на ухо советы и отпускал комплименты. Фиона делала вид, что слушает то, что он говорит, но обостренно чувствовала присутствие Джека, игравшего в другом конце зала и выглядевшего опасно красивым.

Она просто не могла удержаться от того, чтобы не бросить взгляд на него, на его брюки, плотно обтягивавшие бедра. На его широкие плечи. На то, что практически каждая женщина в зале делала то, что делала она: наблюдала за Джеком.

Проклятие, о чем они думают? Он ее муж.

– Ага, я все задавал себе вопрос, когда же она появится, – сказал Кемпбелл, глядя на дверь.

Фиона подняла глаза и увидела Лусинду Федериштон, которая направлялась к столику Джека. Фиона подобралась.

– Я не знала, что эта женщина посещает такие заведения.

Кемпбелл пожал плечами:

– Она ходит всюду, если считает, что может найти там Джека.

Лусинда заговорила с Джеком. Фиона внимательно наблюдала, ловя малейшие проблески эмоций на лице Джека. Они появились и исчезли так быстро, что Фиона не смогла определить их смысл, но Лусинда засмеялась и, взяв стул, присела рядом с Джеком.

Фиона рассердилась. Кем считает себя эта женщина? Или ей не пошел впрок урок? Фиона поймала взгляд Джека. Глядя ей в глаза, он медленно положил руку на спинку кресла Лусинды.

Большего поощрения Лусинде не требовалось. Она наклонилась к Джеку, прижавшись грудью к его руке и заглядывая ему в глаза, открыто приглашая его.

– Леди Кинкейд, – послышался скрипучий голос леди Оппенгейм. – Сейчас ваша игра. Пожалуйста, будьте внимательны!

Покраснев, Фиона расположила фишки на различных картах, не вникая в то, что она делает.

– Осторожнее, – сказал Кемпбелл.

– Я устала быть осторожной, – сказала она, не имея сил изучить свои карты.

Кемпбелл посмотрел на ее лицо, затем оглянулся на столик Джека. Фиона проследила за взглядом Кемпбелла. Лусинда что-то шептала на ухо Джеку. Он слушал с рассеянной улыбкой, глядя в свои карты. Лусинда посмотрела через зал прямо на нее. Холодная, торжествующая улыбка промелькнула на ее губах.

Фиона поднялась со своего стула, но рука Кемпбелла заставила ее снова опуститься. Снаружи пророкотал гром.

– Спокойнее, моя милая. Ведь вы не хотите, чтобы она почувствовала удовлетворение, если вы закатите сцену. – Он посмотрел в окно и увидел, как за окном сверкнули молнии.

– Устроить сцену – это даже близко не напоминает то, что я хотела бы сделать.

– Разумеется, поступайте как хотите. Я лишь подумал, что вы предпочтете сохранение достоинства, а не месть, – сказал Кемпбелл.

Было жаль, что она не могла одновременно сохранить достоинство и отхлестать Лусинду Федерингтон.

– Врядли это будет разумно, – холодно сказал Кемпбелл. – Люди простят удар, но не откровенную атаку.

Лицо Фионы порозовело.

– Я не сообразила, что все высказала вслух.

– Вы не сказали, я угадал ваши мысли.

– Выражение моего лица позволяет прочитать мои мысли?

Он сверкнул голубыми глазами.

– У вас есть способность откровенно выражать ваши мысли. – Он выразительно посмотрел в окно, рамы которого заскрипели от внезапного порыва ветра. – Как и у ваших братьев.

Фиона не знала, что ответить. Многие люди в Шотландии знали о проклятии, но мало кто на самом деле в это верил.

– Возможно, есть способ повернуть столик в сторону вашего мужа. – Кемпбелл поймал ее затянутую в перчатку руку и поднес к губам, его теплое дыхание она ощутила сквозь материю.

Это был допустимый жест, но то, как он удержал ее руку, то, как он скользнул пальцами по руке, когда она попыталась ее освободить, и как он заглянул ей в глаза – все это смахивало на попытку обольщения.

Фиона посмотрела на Лусинду, которая наклонилась к Джеку; оба были глубоко погружены в беседу. Полные груди Лусинды прижимались к его руке и вздымались при дыхании.

Фиона глубоко вздохнула и, вместо того чтобы поставить Кемпбелла на место, подалась к нему и сказала:

– Спасибо.

Глаза у него широко раскрылись, на щеках появился необычный румянец. Он пожал ей руку явно со значением.

Уголком глаза она заметила, как лежащая на столе ладонь Джека сложилась в кулак, и Фиона поняла, что выиграла очко. Не убирая руку из руки Кемпбелла, она сделала новую ставку.

Джек помрачнел. Затем, прищурившись, он поднял руку Лусинды и поцеловал ее в точности так, как до этого Кемпбелл целовал руку Фионы. Ветер прошумел за окном, и первые капли дождя застучали по стеклу.

Джек ухмыльнулся. Фиона посмотрела вокруг. Проклятие! Она должна придумать, досадить ему.

Она увидела, как он рассеянно сделал глоток шампанского и рассеянно улыбнулся Лусинде.

Шампанское! Все лакеи находились в противоположном конце зала, поэтому она схватила Кемпбелла за руку.

– Я хочу выпить.

Он поднял брови.

– Конечно. Кто-нибудь подойдет и…

– Я хочу немедленно, – сказала она с придыханием. – Может, нам позвать одного из лакеев и попросить?

– Они принесут его сюда. Подождите минутку. – Кемпбелл поднял палец, чтобы привлечь внимание лакея, и тот бросился к их столику.

Кемпбелл взял два бокала искрящегося шампанского с подноса и передал один из них Фионе.

– Прошу вас, миледи. За что мы выпьем?

Пузырьки поднимались со дня бокала и собирались на поверхности. Свет от канделябра проникал через стекло.

– Приятно просто выпить.

Взор Кемпбелла потух.

– Тем больше оснований сделать это быстро.

Фиона посмотрела мимо него в сторону Джека. Тот замер, не донеся свой стакан до рта, и нахмурился, увидев шампанское в руке Фионы.

Глядя ему в глаза, она подняла бокал и выпила до дна. Медленное тепло поднялось от ее груди к шее. Джек нахмурился. Лусинда, поняв, что Джек утратил к ней интерес, гневно посмотрела в сторону Фионы. Кемпбелл засмеялся:

– Я вижу, вы получаете удовольствие от шампанского.

– Я люблю его. – Фиона вскинула голову. – И я хотела бы еще бокал шампанского.

Джек помрачнел еще больше, когда Кемпбелл заказал еще шампанского.

Фиона взяла второй бокал и посмотрела в упор на помрачневшего Джека. Он поднял свой бокал и опрокинул его в себя, и в каждом его движении чувствовался вызов.

Фиона выдержала паузу, затем подняла бокал в сторону Кемпбелла:

– За достижение цели.

– Какой именно?

– Любой. – Подняв бокал, Фиона стала пить, как это делала раньше, но на сей раз шампанское не пошло так, как она задумала. Она фыркнула, затем чихнула настолько энергично, что две булавки выпали из ее волос и локон упал ей на плечо.

Кемпбелл засмеялся:

– Дорогая, я надеюсь, вы не воспримете мои слова превратно, но, судя по всему, шампанское – это не ваш напиток.

– Я не собираюсь пить миндальный ликер. – Два бокала шампанского, выпитые один за другим, сделали свое дело. Фиона почувствовала себя легкой и свободной.

Каковой она и была благодаря Джеку Кинкейду. Она была раскрепощенной и дьявольски счастливой. Фиона подняла пустой бокал:

– Еще тост!

Кемпбелл засмеялся, жестом подозвал лакея и, понизив голос, что-то сказал ему.

– Ну вот, – обратился он к Фионе, когда лакей удалился, – кажется, я решил вашу проблему.

– У меня нет никаких проблем, – заявила Фиона, бросая фишки на кон и не заботясь о том, куда они лягут.

Кемпбелл взял ее руку и поднес к своим губам.

– Я никогда не спорю с красивыми женщинами.

Фиона снова посмотрела мимо него на Джека. Лицо у него было мрачнее грозовой тучи. Хорошо! Кажется он начинает злиться. Что ж, пусть туча прольется небольшим дождем. Она повернулась к Кемпбеллу и улыбнулась ему медоточивой улыбкой:

– Я ценю вашу помощь, но, пожалуйста, не думайте, что я позволю вам какие-нибудь вольности.

Он перевернул ее руку, приспустил перчатку с запястья и запечатлел поцелуй на месте пульсирующей жилки.

– Я не смею и подумать об этом, дорогая. Если вы хотите, чтобы я остановился, вы только скажите об этом.

Вернулся лакей, неся поднос с единственным бокалом на нем. Кемпбелл передал его Фионе, и та с подозрением понюхала его.

Бокал был теплым, поднимавшийся кверху парок нес ароматы клевера, корицы и дюжины других трав.

Фиона сделала глоток и радостно улыбнулась:

– Изумительный вкус!

Кемпбелл улыбнулся:

– Выпейте до дна, а затем мы пойдем танцевать.

Она сделала, как он сказал, и с шумом поставила бокал на стол.

– Я готова.

– Хорошо. Обещаю держать вас крепко и делать вид, что я нашептываю вам на ухо сладкие банальности.

– Только не нашептывайте настоящие, иначе я буду смеяться, и это все испортит. – Фиона почти хихикала в этот момент, хотя для того не было ровным счетом никакой причины. – А что это был за напиток?

– Немного того, немного другого. – Глаза Кемпбелла потемнели. – Вам понравился?

– О да! Оч-чень даже! – Фиона оттолкнула свои фишки в сторону лорда Пеналтмида. – Думаю, я уже наигралась. – Она повернулась к Кемпбеллу и попыталась встать, но тут же упала в кресло.

Кемпбелл подхватил ее под локоть и прижал к груди.

– Спокойно, дорогая! Вы не собираетесь падать.

Фиона поняла, что прижимается грудью к его груди, а его руки интимно обнимают ее. Она оттолкнула его и поправила платье, зная, что многие наблюдают за ней, хотя никто не выглядел шокированным. Здесь трудно было кого-либо удивить.

Разумеется, это никого не удержит от того, чтобы посплетничать о том, что он увидел.

Фиона оперлась ладонью о спинку ближайшего кресла и выдавила из себя улыбку.

– Потанцуем?

– Конечно.

– Хорошо. Только постарайтесь не наступать на мои новые туфли.

После этого не слишком романтического замечания Фиона позволила Кемпбеллу проводить ее в танцевальный зал.

Но им не пришлось потанцевать.

В тот момент, когда они покидали игорный зал, перед ними возник Джек, лицо которого пылало от ярости.

– Ага, – ровным голосом проговорил Кемпбелл. – Я все думал, сколько времени тебе потребуется, чтобы вспомнить о жене.

– Я сейчас же забираю ее домой.

Фиона весьма неженственно фыркнула.

– Твоя жена не собирается делать ничего подобного.

Джек грозно взглянул на нее:

– Ты не понимаешь, что ты творишь. Ты слишком много выпила.

– Вздор! Я выпила всего лишь два бокала шампанского, – она подняла три пальца, – и один бокал… Что это было?

– Пунш с ромом, – лаконично произнес Кемпбелл. Лицо Джека потемнело. Он схватил Фиону за руку и потянул к себе. Она споткнулась, упала ему на грудь, он поймал ее и крепко сжал.

– Нет, – сказала она, отталкивая Джека. – Я собираюсь танцевать с Кемпбеллом, он намерен нашептывать мне комплименты и не станет наступать мне на мои новые туфли.

– Черта с два! – сказал Джек. Развернувшись, он ударил Кемпбелла в лицо, и тот свалился на пол как подкошенный.

– Джек! – бросилась к нему Лусинда. – Что ты…

Джек проигнорировал ее. Он вскинул Фиону себе на плечо и повернулся к дверям.

– Джек! – Булавки посыпались из волос Фионы, и волосы закрыли ее, словно занавес. – Проклятие! Что ты делаешь с моими волосами?

Джек вышел из дома и под дождем направился к карете, не обращая внимания на лица, которые из окон наблюдали за ними.


Глава 18


Я часто считала несправедливым, что женщины должны оставаться дома, когда предстоит борьба, которую нужно выиграть. Если женщина имеет силы родить ребенка, она может и шпагой фехтовать так же хорошо, как и мужчина.

    
Старая Нора из Лох-Ломонда – трем своим маленьким внучкам однажды холодной ночью


– Могу я взять вашу шляпу, милорд?

Грегор бросил шляпу Девонсгейту.

– Моя сестра уже готова? Мы собирались совершить верховую прогулку утром.

Дворецкий передал шляпу ожидающему лакею.

– Я думаю, она спустится с минуты на минуту.

Где-то вверху хлопнула дверь, и кто-то зашлепал по полу.

Девонсгейт стоически смотрел прямо перед собой. На момент воцарилась тишина, затем долетели возбужденные голоса – один женский, другой мужской.

Входная дверь заскрипела под мощным напором ветра.

Девонсгейт нахмурился:

– Боже мой, как внезапно разгулялась непогода!

Грегор ощутил запах сирени – слабый, но вполне определенный. Он бросил суровый взгляд на Девонсгейта:

– Что этот мерзавец на сей раз совершил?

Дворецкий учтиво проговорил:

– Поверьте, я не понимаю, что вы имеете в виду, сэр.

Звуки голосов ссорящихся людей снова долетели вниз.

– Похоже, гроза на сей раз бушует внутри, – сказал Грегор.

Девонсгейт вздохнул и согласно кивнул, но затем спохватился.

– Я не знаю, о чем вы говорите, – сдержанно произнес он.

Вверху снова хлопнула дверь, послышались возбужденные голоса, затем топот шагов по лестнице. Джек остановился, увидев в холле Грегора.

– Похоже, утро сегодня для вас очень даже ветреное, – сказал Грегор, раскачиваясь на каблуках.

Джек довольно долго смотрел на Грегора, затем продолжил спускаться по лестнице, миновал Грегора и зашел в библиотеку, с шумом захлопнув за собой дверь.

Грегор пошел за ним, открыл дверь и заполнил дверной проем своей массивной фигурой.

– Что происходит, Кинкейд?

Джек плюхнулся в кресло позади письменного стола и подтянул к себе бумаги.

– Спроси свою сестру.

– Я собираюсь это сделать. Я думал, что, возможно, ты хотел бы, чтобы выслушали твою интерпретацию скандала.

– Я не нуждаюсь в том, чтобы кто-то выслушивал мою интерпретацию, и меньше всего – ты и твой братец. И вообще, – глаза Джека сверкнули гневом, – если ты и Дугал когда-нибудь снова дадите такой совет, как вчера, я вырву вам ваши поганые языки и скормлю их своим охотничьим собакам.

Раздражение Грегора несколько поугасло.

– Надеюсь, Фиона не совершила никаких глупостей?

– Может, ты хочешь спросить у твоей сестры, что она делала в клубе леди Честер?

Грегор опешил.

– Куда она отправилась?

– Вместе с Аланом Кемпбеллом, которому доставило огромное удовольствие поить ее шампанским и пуншем с ромом.

– Этот негодяй…

– Я позаботился о нем, – коротко сказал Джек.

– А Фиона?

– Я вынужден был взвалить ее на плечо, но сумел довезти до дома.

Боже милосердный! Грегор не знал, что сказать. Стук шагов на лестнице подсказал ему, что приближается его сестра. Он взглянул на Кинкейда, чье лицо было мрачнее тучи, на красноречивые глубокие складки, залегшие у его рта и вокруг глаз.

Грегора вдруг пронзило острое чувство вины. С начала всей этой катастрофы он постоянно испытывал чувство гнева. Он гневался на Кинкейда за смерть Каллума. Затем зато, что Фиона пожертвовала собой, словно она одна могла решить их проблемы. На Кинкейда зато, что тот обращался с Фионой не так, как следовало бы. Но больше всего Грегор был зол на себя. Он должен был быть вместе с Каллумом в ту ночь. Должен был предвидеть план Фионы и остановить ее. Должен был найти способ предотвратить брак с Кинкейдом.

А он не сделал ничего подобного. Он вел себя как последний эгоист, неспособный поставить нужды других выше собственных. И теперь из-за этого и его бездумного чувства юмора его сестра оказалась в игорном доме, где с ней могло случиться все, что угодно.

– Спасибо за то, что ты позаботился о моей сестре, Джек.

Джек встретился взглядом с Грегором.

– Она моя жена, Грегор. Может, я не слишком счастлив, но я позабочусь о ней.

– Мне не следовало предлагать ей сердить тебя. Да я и не думал, что она поступит столь безрассудно…

Джек поднял руку.

– В следующий раз не будь таким легкомысленным, когда Фиона попросит у тебя совета. Она заслуживает лучшего.

На лестнице за спиной Грегора послышались шаги Фионы, и тогда он спросил Джека:

– Ты не хотел бы покататься с нами сегодня после полудня?

Джек вскинул брови. Он никогда не думал, что получит приглашение от одного из братьев Фионы.

– Сожалею, но у меня сегодня встреча с одним из моих агентов. Может, завтра?

Грегор кивнул:

– Прекрасно. Я прослежу за девчонкой. Может, я хоть немного образумлю ее.

– Не трудись. Я уже пытался и…

Но Грегор уже ушел. Его могучий голос донесся из холла, где он приветствовал Фиону.

Джек напряг слух, чтобы услышать ее негромкий ответ, но ее голос заглушил сильный порыв ветра, ворвавшийся в открывшуюся входную дверь. Голоса и ветер пропали в тот самый момент, когда Фиона вышла, чтобы совершить верховую прогулку.

Эта ночь была очень долгой, и Джек полагал, что ему не нужно ничего, кроме мирной тишины его библиотеки. Однако эта тишина казалась какой-то обманчивой.

Джек поднялся из-за стола, чтобы помешать угли в камине, при этом взглянул в окно. Ветер выл с неистовой силой, по нему плыли тяжелые облака, деревья гнулись и раскачивались. Он остановился у окна, наблюдая за тем, как к Фионе и Грегору присоединился Дугал.

Она была одета в зеленый костюм для верховой езды, который подчеркивал все ее формы. Волосы были заколоты булавками под шляпкой, небольшими прядками поигрывал ветер. Она наклонила лицо, вслушиваясь в то, что ей говорил Грегор, не отрывая взгляда от его лица, губы ее были слегка приоткрыты.

Джек потер грудь, ощутив в сердце тупую боль. Минувшая ночь была ужасной. Фиона отказалась разговаривать с ним, после того как он вынес ее из игорного дома, отказалась с ним спать, когда они приехали домой, а утром отказалась выслушать его попытки объяснить ей ее поведение.

Она была не права, черт возьми! Ей не следовало посещать игорный дом. И точка. И совсем недавно они оба приняли участие в безумной баталии, которая закончилась хлопаньем дверей и сердитыми словами прощания.

Джек прислонился к оконной раме и стал наблюдать за тем, как Грегор помогал Фионе сесть на лошадь. Симпатичная гнедая кобыла по имени Офелия идеально ей подходила. Изредка Офелия демонстрировала норов, если долго застаивалась в конюшне, но после короткой прогулки успокаивалась и шла размеренной рысью.

Сегодня лошадь была раздражена, она пританцовывала и била копытами, и конюх вынужден был придерживать ее за повод, чтобы Фиона могла благополучно сесть.

Глядя на конюха, Джек нахмурился. Как зовут этого мужчину? Он казался незнакомым, Джеку следовало бы расспросить о нем Девонсгейта.

Фиона просунула ногу в стремя, села в седло и зацепилась коленом за луку седла. После этого Грегор повернулся к своей лошади. Конюх передал Фионе поводья и отошел, чтобы поправить подпругу.

То ли пронесшаяся мимо с грохотом повозка, то ли хлопающие от ветра юбки Фионы испугали Офелию. Так или иначе она нервно шарахнулась в сторону, энергично вскинула голову и поднялась на дыбы. Джек в ужасе смотрел на то, как Фиона прижалась к шее лошади, ее шляпка и хлыст упали на землю. Лошадь встала на дыбы, а затем жестко опустилась на землю.

Джек ухватился за оконную раму, у него перехватило дыхание при виде того, как Офелия рванулась вперед и понеслась по дороге с Фионой, которая припала к лошадиной гриве.

Джек выскочил в холл, затем наружу. Грегор пришпорил свою лошадь и помчался за Фионой. Джек схватил Дугала за ногу, стащил его с громадной черной кобылы, в мгновение ока вскочил на нее, сунул ноги в стремена и понесся галопом, прижавшись всем телом к лошади.

Он должен догнать, должен ее спасти. Жизнь без Фионы теряла всякий смысл.

Фиона ухватилась за гриву лошади, а взбесившееся животное неслось по улицам Лондона, вынуждая шарахаться в стороны кареты и других лошадей.

Фиону нещадно трясло. Внезапно что-то щелкнуло, и седло сдвинулось набок.

Затем оно с треском оторвалось, и Фиона взлетела в воздух. Этот момент замедлился, растянулся во времени, почти остановился. Она взлетала все выше и выше. В следующий момент она начнет падать и почувствует боль. Фиона закрыла глаза, выбросила вперед руки, чтобы за что-нибудь зацепиться, но зацепиться было не за что.

Каким-то чудом сильные руки схватили ее и притянули к широкой груди, поймав ее так легко, словно она была яблоком, упавшим с дерева. Судорожно хватая ртом воздух, Фиона вцепилась в спасшего ее человека.

Низкий голос негромко произнес:

– Держись!

Джек! Фиона с облегчением обняла его, а он притянул ее к себе поближе и посадил к себе на колени. Дрожа всем телом, она уткнулась лицом ему в грудь, вдыхая исходящий от него запах. Она начинала любить этот запах почти так же, как любила запах шоколада.

– Ты не ушиблась?

Его низкий голос рокотал у нее над ухом.

Фиона покачала головой, хотя у нее болело все тело, а в глазах стояли слезы.

Джек чувствовал, как она дрожит, видел ее слезы и еще крепче сжал Фиону в объятиях.

– Ты в моих руках, Фиона. Ты в безопасности.

– Теперь все худшее позади, – сказал Грегор, поравнявшись с ними.

Джек остановил лошадь, Грегор сделал то же самое у самого входа в Гайд-парк. Здесь были повозки, кареты, лошади и седоки – и взгляды всех были устремлены на них.

Джек не мог даже в мыслях возвратиться к тому, что едва не случилось. Лошадь понесла, и жизнь Фионы висела на волоске. Если бы она упала головой вниз… Он еще крепче прижал ее к себе, пытаясь отделаться от возникших в его мозгу картин. С бледным как полотно лицом подъехал Дугал на одной из лошадей Джека.

– С ней все в порядке?

– Надеюсь, – сказал Джек, чувствуя, что ее дыхание мало-помалу успокаивается.

Грегор поднялся в стременах.

– Фиона, ты слышишь меня?

– Она потрясена, но вполне здорова.

– Ты уверен? – Дугал потянулся к Фионе, как бы пытаясь забрать ее у Джека.

Джек стиснул зубы. Фиона была его, и он умрет, но не позволит отнять ее у него.

Энергичность его реакции поразила Джека. Объяснялось ли это тем, что Фиона была его женой? Или тем, что он был единственным мужчиной, который знал ее интимно? А может, им владело чувство собственника, неизменно присутствующее в крови Кинкейдов? Как бы там ни было, Джек знал сейчас лишь то, что если кто-нибудь попытается забрать у него Фиону, он не задумываясь убьет этого человека.

Дугал отступил, однако посмотрел на него с подозрением:

– Ты усадил мою сестру на негодную лошадь.

– Это не так, с Офелией никогда не было проблем. Ты только посмотри на нее сейчас!

Лошадь мирно паслась возле входа в парк, хотя седло у нее съехало набок.

– Значит, ты сделал что-то с лошадью такое, что заставило ее повести себя таким образом, – запальчиво проговорил Дугал.

– Фиона ездит на всяких лошадях с четырех лет, – добавил Грегор. – Она не какой-нибудь тепличный цветок.

– Я определенно думаю, что здесь что-то было не так, – стоял на своем Дугал.

– В таком случае у тебя будет возможность поразмыслить, пока ты будешь обихаживать лошадь и заниматься ее седлом, – отрезал Джек. – А я забираю Фиону домой.

Бросив мрачный взгляд на Джека, Дугал слез со своей лошади и бросил поводья Грегору. Он осторожно подошел к Офелии и без проблем взял поводья. Он начал приподнимать седло, затем остановился и наклонился, пытаясь что-то рассмотреть.

– Что там? – спросил Джек.

Дугал насупил брови.

– Под седлом шип.

– Проклятие! – Грегор в мгновение ока спешился, привязал лошадей к дереву и присоединился к брату.

Они тихо о чем-то говорили, поглядывая на Джека.

– Я хочу посмотреть! – резко сказал Джек.

Грегор отступил в сторону.

– Пусть посмотрит.

– Это колючка чертополоха, – сказал Дугал, поднимая причину произошедшего. – И более того – кто-то подрезал подпругу.

Джек перевел взгляд на все еще бледную Фиону.

– Я убью того, кто это сделал!

Дугал встретился с его взглядом.

– Уж не ты ли? Ведь ты много раз говорил, что не хотел жениться…

– Нет, черт возьми! Я никогда не хотел причинить вред Фионе.

Грегор сказал:

– Знаешь, Дугал, зачем Кинкейду совать колючку под сиденье, а затем спасать ее? В этом нет никакой логики.

Фиона пошевелилась.

– Пожалуйста, перестаньте. Я… я хочу домой.

Джек ехал во главе кавалькады, его мозг мучительно искал разгадку. Кто хотел убить Фиону?

Он не мог представить себе, чтобы на такое решилась Лусинда. Ей наверняка хотелось отомстить Фионе, но она сделала бы это как-нибудь публично. Может, Кемпбелл? В нем было нечто такое, что рождало у Джека недоверие к нему. Похоже, он увлечен Фионой. Но чего он добивается? Что он выиграет от смерти Фионы?

Джек прижался щекой к ее лбу, затем посмотрел на братьев.

– Если кто-то хочет навредить ей, мы должны поспешить туда, где она будет в безопасности.

– Джек, я не могу оставаться за запертыми дверями, – запротестовала Фиона. – Я уверена, что этому есть объяснение и…

– Нет, Фиона, – возразил Грегор. – Делай так, как говорит Кинкейд.

Фиона рассердилась.

– Я не собираюсь сидеть под замком, словно фарфоровая чашка.

– Мы должны найти безопасное место для тебя, пока не разберемся с тем, что же здесь происходит.

Когда они добрались до дома, Джек приказал кучеру:

– Найди миссис Тарлингтон. Скажи, чтобы она пришла к ее светлости в спальню. – Он передал Фиону кучеру, спешился сам. – Джон, проследи за тем, чтобы седло ее светлости принесли в библиотеку. Я осмотрю его при лучшем освещении.

После этого он отнес Фиону в комнату и положил на кровать. Он нахмурился, когда она застонала.

Через полчаса приехал доктор и прописал ей ежедневные горячие ванны со специальными жидкими мазями.

Фиона терпеть не могла всякие мази, которые отдавали запахом гнилой картошки, однако Джек настоял, чтобы она не противилась. Он также позволил ей после этого сидеть в библиотеке и пить кофе, что было настоящим счастьем.

Джек печальными глазами наблюдал за каждым ее движением. Дважды она спрашивала, что он думает обо всем этом, и дважды он не дал ей ответа, молча расхаживая по библиотеке.

В конце концов Фиона с грохотом поставила чашку на стол и сказала:

– Джек, да сядь же ты наконец!

Он повернул к ней удивленное лицо:

– Я не хотел тебя рассердить. Просто я немного не в себе.

– Мы оба не в себе. – Она заставила себя улыбнуться ему и приложила руку к животу. – От того, что ты ходишь как маятник, мне делается тошно.

– Прости, – задумчиво проговорил Джек. Он открыл было рот снова, затем остановился и наконец выпалил: – Фиона, мне неприятна наша перепалка вчера вечером. Я не хочу, чтобы ты думала, что я хочу причинить тебе вред. Я с радостью предпочел бы упасть сам, чем видеть, как от этого пострадала ты.

У нее подпрыгнуло сердце.

– Почему… почему ты так чувствуешь?

Он посмотрел на нее жарким взглядом собственника.

– Потому что ты моя жена.

Она отвела глаза, на щеках запылал румянец. Эта проклятая мазь слишком разгорячила ее. Фиона сунула руки в карманы платья, лишь бы не смотреть на мужа.

– Фиона, когда у тебя был доктор, я осмотрел седло. Подпруга была разрезана пополам, а затем соединена так, чтобы казаться целой. Я думаю, нам нужно уехать из Лондона.

– Что?

– Да, уехать. Мы приглашены на свадьбу в Шотландию, и мы можем отправиться туда через неделю. Это недалеко от твоего дома, так что ты сможешь также повидать своих братьев.

Она сделала гримасу:

– Я видела Дугала и Грегора достаточно.

Джек невесело засмеялся:

– Я тоже.

– Джек, надеюсь, они не обвиняют тебя?

– Они вполне могут обвинить. Дугал несколько раз упомянул, что именно я подсунул тебе эту лошадь.

– И еще ты купил мне одежду. Я полагаю, что, если меня найдут связанной моими чулками, он сочтет, что это также улика против тебя.

Джек не засмеялся. Она вздохнула.

– Фиона, я не в восторге от мысли о том, что поеду на эту свадьбу, но есть очень веская причина покинуть город.

Она потерла плечо, которое горело и ныло.

– Я не могу придумать, кто может хотеть, чтобы я уехала. Ты думаешь, это может быть Лусинда? За то, что я оконфузила ее?

– Нет; но это может быть Кемпбелл. – Джек провел руками по волосам. – В нем есть нечто такое, что заставляет ему не доверять.

– Зачем ему это?

– Пока что не знаю. – Джек остановился перед ней. – Фиона, Шотландия более безопасное место для нас.

– Право, не знаю… – Она сплела вместе пальцы, пытаясь скрыть гримасу боли. Она чувствовала себя разбитой.

В глазах Джека читалась явная озабоченность. Совсем недавно они отчаянно скандалили, сейчас же сплотились перед лицом возникшей опасности.

Фиона выдавила улыбку.

– Стало быть, мы отправляемся на свадьбу? И кто же женится?

Джек с облегчением улыбнулся:

– Джентльмен, с которым я учился в Итоне. Мы поддерживаем с ним постоянные отношения.

– Будет очень приятно выбраться из города. – Она хотела пожать плечами, но тихо застонала от боли.

Джек подошел к буфету, налил в бокал бренди и поднес его Фионе.

– Это тебе поможет. Выпей немного.

Она взяла бокал в руки и с опаской понюхала.

– Я не думаю…

Джек взорвался:

– Ради Господа Бога, ты можешь просто сделать то, о чем тебя просят?

Фиона закрыла глаза, в горле у нее образовался комок. Она так устала, так испугалась, что каждый ее мускул был напряжен, ныл и болел.

Подушки канапе провалились, когда Джек сел рядом с ней.

– Я знаю, что дело выглядит мрачным, Фиона, – шепотом проговорил он, притянув ее к себе, – но все исправится. Я обещаю тебе.

Фиона глотнула бренди, чтобы порадовать Джека. После третьего глотка она почувствовала приятное тепло во всем теле. Бренди согревал ее измученные, ноющие мышцы. Веки ее отяжелели, и она закрыла глаза, чтобы дать им отдых…

Джек в ту же секунду понял, что она заснула. Бокал едва не выпал из ее рук, но Джек успел его подхватить и поставить на стол. Затем прижался щекой к волосам Фионы, стараясь не разбудить ее.

В Лондоне они были слишком заметными целями, их привычки были хорошо известны, огромный Кинкейд-Хаус было трудно защитить. В Шотландии у них есть преимущество. Там у них будет время для того, чтобы разгадать эту тайну.

Джек посмотрел на Фиону, которая спала на его плече, на ее закрытые глаза, на ресницы, отбрасывавшие тень на щеки.

Он должен позаботиться о безопасности Фионы. Немедленно.


Глава 19


Мы, шотландцы, любим хорошую свадьбу и плохие похороны. Иногда трудно сказать, что есть что.

    
Старая Нора изЛох-Ломонда – трем своим маленьким внучкам однажды холодной ночью


– Ой, лорд Кинкейд! Лорд Кинкейд! – Женщина отчаянно махала рукой с порога деревенского дома. – Это я, мисс Хэтфилд! Скажите же, что вы помните меня.

Джек помог Фионе выйти из кареты, пробормотав ей на ухо:

– Сейчас не смотри в ее сторону, но знай, – это невеста.

Низкорослая, рыжеволосая женщина, одетая в розовое шелковое платье, которое плохо сочеталось с ее коротко остриженными волосами, бросилась к ним.

– Я сказала Полу, что вы сообщили о своем приезде сегодня, но он мне не поверил. Ой, он будет здорово досадовать, что ошибся!

Фиона улыбнулась и еле слышно пробормотала:

– Я думала, что ты знаешь только кучера.

– Я встречался с мисс Хэтфилд только один раз, и этого было достаточно, чтобы понять, что она несколько эмоциональна. Ты должна быть осторожной, чтобы не…

Мисс Хэтфилд стояла уже перед ними, едва не подпрыгивая от восторга.

– Это так чудесно, что вы приехали, тем более что в Лондоне еще не окончился сезон, а на вас такой спрос! Ах, это ваша жена? Леди Кинкейд, как приятно с вами познакомиться! – Мисс Хэтфилд схватила руку Фионы и сердечно сжала ее, затем отступила на шаг и окинула ее с ног до головы взглядом. – Вы очаровательны, как картинка! Я не сомневаюсь, что вы будете самой модной нашей гостьей. Стоит только посмотреть на вас обоих, когда вы стоите рядом! О! – Мисс Хэтфилд прижала пальцы к губам, ее глаза наполнились слезами. – Вы просто шикарны! Мы должны сделать ваши портреты!

Хэмиш, который только что вытащил чемоданы из кареты, смотрел на мисс Хэтфилд с таким выражением, как если бы он столкнулся с мертвой кошкой на дороге.

Когда женщина замолчала, чтобы перевести дыхание, Джек воспользовался возможностью произнести приветствие. Фиона сделала то же самое, но при этом допустила ошибку, спросив о свадьбе. Мисс Хэтфилд просияла и принялась рассказывать обо всех проблемах, с которыми она столкнулась, планируя свадьбу. Осмеяла поставщика, который ей сказал, что они не могут все время привозить лед из Эдинбурга, хотя она знала, что Люси Маршалл доставляли лед на ее восемнадцатилетие всего два месяца назад, и поделилась весьма интимной информацией о ее будущем муже, которую ни Джек, ни Фиона вовсе не жаждали узнать.

Джек несколько раз пытался ее прервать, но мисс Хэтфилд остановить было невозможно. Его нетерпение уже начинало переходить в раздражение, когда он услышал, как Фиона фыркнула.

Он бросил взгляд на Фиону и увидел едва сдерживаемую улыбку и блеск ее глаз.

– О да! – продолжала мисс Хэтфилд, не поняв, что она и есть причина веселья. – И мясник, и булочник умерли с разницей в две недели! Я даже не знаю, каким образом нам удастся подать приличный хлеб на наш стол, и вот тебе на, когда так много гостей!

Фиона была вынуждена прикрыть рот ладонью, чтобы не рассмеяться, что заставило улыбнуться и Джека. Ему удалось прервать монолог мисс Хэтфилд в тот момент, когда она сделала паузу, чтобы перевести дыхание, и тогда Джек на удивление спокойно сказал:

– Мисс Хэтфилд, я весьма сожалею, что мясник и булочник причинили вам столько неприятностей своим безвременным уходом из жизни, но леди Кинкейд и я несколько устали после путешествия. Как вы полагаете…

– О Боже! Я вас заболтала, а вы, вероятно, выдохлись после дороги! Я заберу ваши чемоданы и провожу вас в Розовую комнату. – Она наклонилась к Фионе и доверительно сообщила: – Это самая большая гостевая спальня. Родителя бедняжки Пола собирались забрать ее себе, но я сказала им, что, до того как они приобретут состояние или титул, я оставляю эту комнату для действительно важных персон.

– Спасибо, – сказала Фиона, бросая веселый взгляд на Джека.

Мисс Хэтфилд, ничего этого не замечая, показала жестом в сторону дома:

– Лорд Кинкейд, Пол сейчас в саду с джентльменами, если вы хотите поприветствовать его. – Она сунула руку Фионы себе под мышку и направилась к крыльцу. – Пошли, моя дорогая! Я провожу вас в вашу комнату и пришлю свою горничную с греческой водой. Я купила ее в Италии и, хотя я равнодушна к ароматам, должна сказать, что я сплю гораздо лучше, если протру ею виски.

– Я не то чтобы устала, просто немного засиделась в дороге.

Джек бросил озабоченный взгляд на Фиону. Сейчас она двигалась лучше, почти не хромала. Они ехали в легком дилижансе, часто останавливаясь, так что она имела возможность выйти и поразмяться.

Она перенесла поездку хорошо, хотя выглядела несколько бледнее обычного.

– Лорд Кинкейд! Портерфилд проводит вас в сад, чтобы вы могли понаблюдать, как Пол курит свои дурацкие сигары.

Тучный дворецкий поклонился Джеку.

– Тем временем я позабочусь о вашей леди. – Она погладила Фиону по руке. – Моя дорогая, моя старшая сестра хорошо знает ваших братьев. Она говорит, что вы в деликатном положении.

Фиона споткнулась, и мисс Хэтфилд еще плотнее прижала ее к себе.

– Вы должны рассказать мне все об этом, потому что я уверена, что не знаю элементарных вещей, а я хотела бы рассказать своему жениху. Я не сомневаюсь, что у нас будет большая семья, и знаю, что окажусь в интересном положении раньше, чем вы успеете сказать «чихни».

Джек усмехнулся, когда Фиону увела эта балаболка. Не слишком по-светски с ее стороны было упоминать о «положении» Фионы, хотя Фиона восприняла это достаточно спокойно.

Джек внезапно остановился. А что, если Фиона действительно «в интересном положении»? Он понаблюдал за тем, как она поднималась по лестнице, обратив внимание на то, что она то и дело прижимала руку к животу. Она так всегда делала?

Несколько раз ей становилось плохо во время поездки, и они вынуждены были останавливаться, давая ей возможность прийти в себя. Ее затошнило от бифштекса и пирога с почками в одной из гостиниц, что удивило Джека, поскольку у нее всегда был отменный аппетит.

Боже милосердный, она и в самом деле могла забеременеть от него! Джек потер себе лоб, в голове у него была настоящая сумятица. Черт побери, он защищал не только жену, но также и своего собственного ребенка.

Он сунул руку под плащ, чтобы ощутить тяжесть пистолета на поясе. Хэмиш стоял по стойке «смирно» у кареты с суровым выражением лица. Джек бросил предупреждающий взгляд двум своим лакеям. Добсон и Питер понимающе кивнули. Они будут тщательно наблюдать за имуществом, сменяя друг друга ночью. И будут докладывать обо всем подозрительном, что окажется в их поле зрения. Завтра, после свадьбы, приедут двое братьев Фионы, а также Девонсгейт, которые привезут остаток их багажа. Все были предельно внимательны, когда ехали по Большой северной дороге.

Кто-то в Лондоне, наверно, понял, что Кинкейдов уже нет в резиденции. У Джека было такое ощущение, словно тяжесть всего мира легла на его плечи.

Свадьба представляла собой тщательно разработанный ритуал. На невесте было великолепное голубое платье, в волосы вплетены цветы; на женихе – шотландская юбка и официальный сюртук с изображением гербового щита на кармане. Было множество цветов, родственников жениха и невесты и так много гостей, что на скамейках в красиво украшенной церкви не хватало для всех мест.

Фиона сидела рядом с Джеком. Он выглядел непривычно мрачным с момента их приезда. Мисс Хэтфилд – сейчас миссис Каргривз, в течение всего утра то и дело принималась плакать. Она прослезилась при виде жениха, ожидающего ее возле алтаря, разрыдалась, когда оба обменялись клятвами, пролила слезы в конце мессы и припала в слезах к плечу мужа, когда они выходили.

Тем не менее Фиона нашла церемонию замечательной. Чета была искренна в выражении любви друг к другу, и волнение, с которым они вступали в новую для них совместную жизнь, ясно читалось на их лицах и прослеживалось в том, как они сжимали друг другу руки, когда думали, что на них никто не смотрит.

Фиона наблюдала за этим с грустью. Ей и Джеку было не суждено оказаться в центре столь роскошной церемонии; их свадьба не была тем, чего желал бы каждый из них. Она бросила украдкой взгляд на Джека и обнаружила, что он со сведенными вместе бровями смотрит в окно. Думал ли он о том же самом? От этой мысли у нее к горлу подступил комок.

Пройдя мимо цепочки родственников и почетных гостей, они присоединились к остальным гостям, чтобы принять участие в обеде в главном доме. Пол большого зала был сделан из плитняка – видавшего виды, неровного и холодного. И вскоре у Фионы начала ныть спина и мерзнуть ноги.

Она приложила руку к пояснице, чтобы облегчить боль, и поймала на себе взгляд Джека. Он обвел взглядом ее груди, бедра.

Знакомый трепет пробежал по ее позвоночнику. Вчера вечером он удивил ее деликатностью, которую проявил, когда они занимались любовью. Казалось, он был очарован ее телом, он поглаживал его, целовал ей живот и прикасался к ней с таким благоговением, что приводило Фиону в еще больший трепет.

Возможно, сегодня она, в свою очередь, соблазнит его. Она проскользнет в его кровать без халата, прижмется ногами к его бедрам, пробежится ладонями по его плечам и груди, дотронется до…

Она ощутила волну чувственной дрожи, пробежавшей по телу, соски у нее затвердели. У нее такой красивый муж, такой страстный.

Джек взял ее за руку и наклонился к ней:

– Фиона, давай найдем место, чтобы сесть.

– Ты хотел потанцевать?

Он посмотрел на нее и заколебался.

– Нет, – сказал он наконец. – А ты?

Она не возражала бы, однако ноющая нога диктовала свои условия.

– Боюсь, что я неважно себя чувствую.

– Нуда, конечно. – Джек повел ее туда, где за длинным столом было несколько пустых стульев. – Садись. – Он положил ей руки на плечи и заставил сесть. – Я сейчас вернусь.

Джек вскоре вернулся, неся две чашки оршада и две тарелки с пирожными, горячими пирожками с яблоками и другими деликатесами.

Он улыбнулся:

– Мне удалось добыть последние пирожки с яблоками. Тот толстяк в голубом сюртуке никогда больше не станет со мной разговаривать, но это стоит того.

Фиона засмеялась:

– Твое имя станет притчей во языцех в ближайшие недели.

– Не сомневаюсь. – Он подал ей тарелку с пирожным, они стали есть и наблюдать за тем, как несколько молодых пар пошли танцевать. Жених и невеста держались за руки и вели себя очень застенчиво, хотя она что-то говорила, а он молча смотрел на нее с обожанием.

У Фионы слегка сжалось сердце. Ее не столько огорчал тот факт, что у нее на свадьбе не было фаты и цветов, сколько то, что ей не довелось ощутить волнение, связанное с началом семейной жизни. Они обошлись без этого ритуала, и впредь никогда у них не будет ничего подобного.

Джек проследил глазами за грустным взглядом Фионы, направленным на танцующих молодоженов. Ее печалит это? У нее никогда не было настоящей свадьбы.

Хотя Джеку изначально претила мысль о женитьбе и он цеплялся за свободу достаточно долго, сейчас он уже не мог представить свою жизнь без Фионы. Не мог представить себе, что он один спит, один завтракает или что он порхает по жизни, как было до Фионы, вместо того чтобы жить полноценной жизнью. С ней он жил по-настоящему. А без нее…

Ему не хотелось об этом думать. Он всегда жил данным моментом. Вероятно, это ему и следовало делать сейчас. Он не мог подарить Фионе такую свадьбу, как эта, – что сделано, то сделано. Но он мог сделать что-нибудь такое, что способно заставить ее улыбнуться.

Спустя минуту он сел на свое кресло и ухмыльнулся. Он знал, что ему надо сделать. Ему понадобится лишь небольшая помощь со стороны Девонсгейта.


Утреннее солнце заглянуло в щель между шторами. Фиона открыла глаза, оглядела незнакомую комнату. Джека не было.

Она сначала села, затем соскочила с кровати. Где он? Она хотела было позвонить и позвать горничную, но затем решила, что при таком количестве гостей быстрее будет одеться самой. Она умылась, воспользовавшись графином со свежей водой, стоявшим рядом с кроватью, затем быстро оделась.

Ботинки Джека для верховой езды отсутствовали. Может, он отправился на прогулку…

Открылась дверь, и появился Джек, держа под мышкой свернутый плащ. Он улыбнулся, увидев Фиону, и она поняла, что вплоть до этого момента она боялась дышать.

– Я рад, что ты уже поднялась.

– Мы куда-нибудь собираемся поехать?

– Да. Девонсгейт уже приехал с каретой.

– И куда же мы едем?

– Это сюрприз. – Он посмотрел на ее туфли. – Тебе понадобятся башмачки. Почва может оказаться неровной. – Он подошел к гардеробу, чтобы взять нужную обувь.

Фиона села, чтобы снять туфли, но Джек покачал головой:

– Переобуешься в карете. Я хочу выехать до того, как другие проснутся.

Фиона встала.

– Хорошо, только я должна предупредить тебя, что умираю от голода.

– Отлично. Для этой поездки мне потребуешься ты и твой хороший аппетит. – Он накинул ей на плечи плащ и застегнул петлю под подбородком.

Этот жест был приятным, простым и совершенно неожиданным. В Джеке чувствовалась какая-то особая нежность этим утром. Может, он начинает понимать, что неумолимо приближается время, когда они расстанутся? Как только она забеременеет…

Под просторным плащом Фиона положила ладонь на живот. Вполне возможно, что она уже понесла. Она нахмурилась, пытаясь вспомнить день своих последних месячных.

– Готова, моя любовь? – Джек открыл дверь и придержал ее.

Она прошла мимо, удивившись блеску в его глазах. Он выглядел возбужденным, даже игривым.

Возле кареты их поклоном и улыбкой приветствовал Девонсгейт.

– Как вы себя чувствуете этим прекрасным утром, мадам?

– Холодновато! Надеюсь, мы не замерзнем в карете.

– У меня есть теплый плащ. Я считаю, что погода довольно бодрящая, особенно после городской жары.

Хэмиш фыркнул:

– И воздух посвежее.

Фиона согласилась: легкий утренний ветерок доносил запахи свежего сена и роз.

Один из лакеев открыл дверцу кареты, И вскоре они уже были в пути. Это была приятная поездка, через холмы и густой лес. Всю дорогу Джек смешил Фиону рассказами о своих братьях и родителях.

Карета подъехала к поросшей травой полянке на берегу небольшого ручья. Фиона вышла из кареты с помощью одного из лакеев.

– Куда мы приехали?

– В Стратморский лес. Я часто приезжал сюда, когда был ребенком. Вдоль этой тропы располагается небольшая поляна. Я думаю, мы можем приготовить там еду.

Девонсгейт ушел по тропе с тяжелой корзиной; Фиона втянула всей грудью пьянящий воздух. Запахи влажной травы и чистой воды успокаивали. Трава была пышная, темно-зеленая и, кажется, приглашала походить по ней босыми ногами. Слышалось бормотание ручья, вода, омывавшая замшелые камни, была прозрачной и чистой. Над головой нависали раскидистые деревья, сквозь кроны которых просвечивало голубое небо.

Хэмиш спешился и привязал свою лошадь к задку кареты, после чего вынул из-за пояса пистолет и встал неподалеку под деревом, внимательно оглядывая чащу.

Фиона нахмурилась, осознав, что не только Хэмиш, но и лакеи вооружены.

– Джек, ты в самом деле считаешь, что это так необходимо?

– Я сомневаюсь, что человек, подстроивший твое падение, успел сообразить, что мы уехали. Но безопаснее, если мы будем начеку. – Он сжал ей локти, направляя в сторону едва заметной тропинки. – Я привык здесь прятаться, когда был мальчишкой.

– От кого?

– От домашней работы, естественно.

Фиона засмеялась.

Он улыбнулся в ответ, скользнув взглядом по ее руке, которую она приложила к животу. Фиона тут же убрала руку и вспыхнула: она как-то не осознала, что стоит в подобной позе. Джек показал на тропинку:

– После вас, миледи.

Она пошла по извилистой тропке, под ее ногами шелестела трава, пальцам ног сделалось прохладно от соприкосновения с влажной землей. Она чрезвычайно чутко реагировала на свежесть воздуха, на ветерок, который играл ее волосами и омывал щеки, на тепло руки Джека, которая сжимала ее локоть и помогала огибать всевозможные неровности на тропинке.

– Я надеюсь, что ты захватил достаточно еды, – сказала Фиона. – Мой желудок требует к себе внимания.

Они повернули налево, и Фиона остановилась. Огромная скатерть была уставлена тарелками с виноградом, сыром, пирожными, сдобными булочками, а также желе, джемом и мармеладом. Сбоку стоял Девонсгейт с салфеткой, свисающей с руки.

– Девонсгейт! Это просто замечательно!

– Благодарите за это его светлость. Это была его идея.

Фиона обернулась:

– Джек, спасибо тебе!

Легкая улыбка коснулась его губ.

– Пустяки, а теперь садись и ешь. Ты побледнела за эти несколько дней. – Он расположился на одеяле рядом с ней. – У нас было много сногсшибательных событий за это время, не так ли? Вначале – наша женитьба, которая была далеко не обычной. Затем мы должны были приспосабливаться друг к другу. Твои братья отнюдь не сделали нашу жизнь легче. Плюс к этому проблемы, связанные с Лусиндой, и этот несчастный случай с лошадью… И теперь вот мы оказались на свадьбе. – Он взял нож и стал чистить грушу. – Я не люблю свадьбы.

– В самом деле? А почему?

Он разрезал грушу на ломтики и положил их на тарелку.

– Девонсгейт, пожалуйста, подай ее светлости сок.

Девонсгейт налил сок в винный бокал и передал Фионе.

– А вы, милорд? Наверно, вам нужно налить эля или…

– Нет, я тоже буду пить сок.

Девонсгейт и Фиона с изумлением переглянулись, затем Фиона перевела взгляд на Джека:

– Сок?

Он пожал плечами:

– То, что хорошо для моего сына, вполне хорошо и для меня.

Сына? Он полагал, что она… Фиона смутилась. Она все еще продолжала размышлять об этом, хотя где-то в глубине души уже была способна в это поверить.

Фиона стала в уме складывать недели. Вполне возможно. Да, возможно. На глаза у нее навернулись слезы. Она носит ребенка Джека?

– Фиона, выпей соку, – мягко сказал Джек.

Она сделала конвульсивный глоток, ощутив терпкий вкус сока.

– Девонсгейт, – сказал Джек, не сводя глаз с Фионы, – я думаю, у нас теперь есть все, что нам нужно. Ты можешь уйти к карете.

– Спасибо, милорд. Если я вам понадоблюсь, я буду всего в нескольких шагах отсюда. – Сделав поклон и бросив последний критический взгляд на одеяло, он ушел по тропинке.

Джек глотнул сока, сделал гримасу, но, спохватившись, тут же исправился. Поставив стакан на стол, он взял маленькую тарелку и положил на него абрикосовый пирог, а также ломтик сыра.

– Попробуй это.

Фиона взяла пирог и отщипнула от него кусочек. Утром она надела белое муслиновое платье, украшенное розовыми рюшами, которые проглядывали между полами плаща. Торопясь, она воспользовалась недостаточным количеством заколок, и ее волосы сейчас грозили рассыпаться.

Она выглядела свежей и молодой, а россыпь веснушек на носу казалась настолько привлекательной, что у Джека появилось искушение расцеловать их.

Фиона надкусила пирог.

– Джек, почему ты не любишь свадьбы?

– Я нахожу все эти церемонии, цветы и прочее смешными.

– Я понимаю, – медленно проговорила Фиона, – но все-таки. – У нее слегка порозовели щеки. – Ты можешь считать меня глупой, но церемония сама по себе была красивой. Они действительно любят друг друга. Джек, а у тебя не возникает иногда желания, чтобы у нас с тобой дела обстояли иначе? Чтобы наш брак был более нормальным? – Румянец у нее на щеках сделался еще гуще. – Конечно, мы затем не будем вместе, но если бы мы… – Она вздохнула. – Я все усложняю, да? Прошу прощения.

– Нет, продолжай, пожалуйста. А что тебе понравилось в этой свадьбе?

Она удивилась, но, кажется, и обрадовалась.

– Да все было замечательно – церемония, прием. У нас ничего этого не было.

Джек усмехнулся:

– Верно. Жених был пьян до потери сознания.

Она отложила в сторону пирог, щеки у нее заполыхали.

– Мне хочется, чтобы ты не вспоминал об этом.

Джек засмеялся:

– Я сделаю все возможное, чтобы забыть, но это очень трудно.

Она вздохнула, и между ними повисло молчание. Шутливая реплика застыла на губах Джека. Фиона была серьезна. Для нее это значило очень много.

– А какой бы ты хотела видеть нашу свадьбу?

Фиона улыбнулась беглой улыбкой.

– Глупо даже думать об этом, у нас не было выбора. В особенности у тебя.

– Я не сожалею, что мы женаты. – Эти слова удивили его самого, но он знал, что говорил искренне. Теперь в его жизни появились цель, смысл и оправдание всего.

Она взглянула ему в лицо:

– Не жалеешь?

– Нисколько. Я даже теперь думаю, что у нас все хорошо.

Она поджала колени и обвила их руками.

– Я тоже думаю, что у нас все хорошо.

Он взял ее руку, обратив внимание на то, как мала была ее ладонь по сравнению с его.

– Фиона, я…

Раздался выстрел.

Джек вскочил, пистолет в его руке оказался раньше, чем замерло эхо.

Но в чаще леса ничего не было видно и слышно – ни малейшего движения, ни звука. Ничего, кроме зловещей тишины.

– Проклятие! – проговорил Джек. – Должно быть, кто-то охотится.

Фиона не отреагировала. Джек обернулся. Он увидел окаменевшее лицо, она открыла рот, словно собиралась что-то сказать, но не могла произнести ни звука.

Он опустился на колени.

– Ты не бойся. Когда я найду…

Кровь, густая, красная кровь расплывалась на белоснежном платье.

– Нет! – закричал Джек.

Губы у Фионы дрогнули, затем она стала медленно валиться ему на руки.

Джек поймал ее, бросив пистолет на одеяло.

– Девонсгейт! Хэмиш! – Им овладел страх. Он должен что-то сделать, чтобы спасти ее. Пятно крови быстро увеличивалось. – Проклятие, Девонсгейт! – отчаянно закричал он. – Фиона! О Господи, нет! – Слезы затуманили ему глаза, когда он принял ее в объятия.

Раздался шорох над его ухом, затем…

Трах!

Что-то взорвалось над его головой. Он упал на бок, привалившись к Фионе.

Он изо всех сил старался не потерять сознания, но холодная безжалостная тишина навалилась на него, и он полностью отключился.


Грегор вгляделся в чащу леса.

– Что-нибудь видишь? – спросил его Дугал.

– Да. Я вижу их обоих. Похоже, что у них пикник. – Он перевел взгляд на Дугала. – Так что попрощайся с мыслью, что Кинкейд привез ее сюда, чтобы убить.

– Ничего подобного я и не думал.

Грегор вскинул бровь.

Дугал покраснел.

– Просто я не доверяю ему, вот и все.

– Иногда я думаю, что он искренне заботится о ней. Вот сейчас он смотрит на нее так, словно она единственная женщина в мире. Интересно, он сам понимает, как он смотрит?

Дугал сердито сказал:

– Ему нужно всыпать как следует, чтобы он очнулся. Она лучшая женщина на земле, а этот дурак не может этого понять.

– Да.

– И мы должны быть здесь и защищать ее. Я не доверяю ему, и ты тоже еще недавно не доверял.

– Тебе не приходило в голову, что у него было много шансов причинить ей вред, если бы он этого захотел? Столкнуть с лестницы, подсыпать толику яда в утренний чай. Это было бы совсем нетрудно, – заметил Грегор.

Дугал почесал подбородок, посмотрел сквозь деревья.

– О Господи! Он собирается ее поцеловать. Я не люблю на это смотреть.

Братья отвернулись, продолжая сидеть на стволе упавшего дерева. Стояла тишина, если не считать бормотания ручья.

Наконец Дугал посмотрел на Грегора:

– Мне тошно в этом признаваться, но, возможно, ты прав. Нам не нужно здесь находиться.

Грегор кивнул, и они направились к своим лошадям.

Дугал повернулся, собираясь пройти под низко опущенными ветвями, но вдруг остановился и снова всмотрелся в чащу.

– Что там? – спросил Грегор.

Дугал некоторое время продолжал всматриваться в чащу, склонив набок белокурую голову, наконец пожал плечами:

– Мне показалось, будто я что-то видел, но оно исчезло. Вероятно, ничего и не было.

Они перешли маленький ручеек, и тут внезапно раздался выстрел. Дугал повернул побледневшее лицо к брату, и они оба почти одновременно крикнули:

– Фиона!

Они бросились бежать, преодолевая поваленные деревья, пни и буераки, тяжело и натужно дыша. Обогнув дубовую рощицу, они выбежали на поляну.

– Фиона! – Грегор бросился к тому месту, где она лежала на одеяле. Кровавое красное пятно расплывалось на ее платье, лицо было смертельно бледным. На одеяле рядом с ней находился пистолет Кинкейда. Грегором овладела такая ярость, что в следующее мгновение небо над головой раскроила огромная молния.

– В деревню! – мрачно приказал Дугал, приторочив пистолет к поясу. – Старая Нора разбирается в медицине получше любого доктора.

Грегор кивнул и зашагал к лошадям с Фионой на руках, которая не проявляла признаков жизни. Как позволил он этому случиться? Когда с поразительной быстротой набежали облака, он передал Фиону Дугалу, который уже сидел верхом на своей лошади.

Дугал тут же пустил лошадь галопом. Грегор последовал за ним, молча давая клятву в том, что месть неизбежна. И адресована она будет не только Джеку Киыкейду, но всей семье, которая породила этого сукина сына.

Ад проснулся.


Глава 20


Да, они принесли ее ко мне. Двое мужчин, полных такого отчаяния, которое невозможно себе представить. И, пока я занималась ею, без конца сверкали молнии и ревел ветер, вырывая из земли с корнями деревья, и даже самые смелые из людей пали на колени и стали молиться.

    
Старая Нора из Лох-Ломонда – трем своим маленьким внучкам однажды холодной ночью


Джек медленно пробуждался, как если бы слои марли медленно спадали с его мозга. Он лежал на дощатом полу, руки его были связаны за спиной, голова отчаянно болела. Над головой грохотал гром, и удары его были столь мощны, что вокруг сотрясалась земля.

Джек попытался вспомнить что-то, что-то важное… воспоминание… Фиона!

Он содрогнулся от ужаса.

– Ну ты! Уже очнулся?

Молния расколола небо, осветив лицо мужчины, который стоял в темноте. Он был широкоплеч, с мощными руками, крупными чертами лица, которое было в грязи, нос картошкой, длинные волосы падали на глаза.

Мощный удар грома заставил мужчину выглянуть в окно.

– Кошмарная гроза, никогда не видел такой.

Джек понимал: гроза означает, что где-то поблизости находились братья Фионы, и их сердца рвались на части так же, как и его сердце. Он старался не думать о кровавом пятне на платье. Фиона не могла умереть. Он это напрочь отвергал. Он рассчитывал, что они будут под надежной защитой Хэмиша, Девонсгейта, а также двух лакеев. Так в чем же ошибка? Кто это совершил и почему?

Он должен сбежать, найти Фиону и спасти ее. Сердце его сжалось при этой мысли, он огляделся вокруг, прикидывая, что ему для этого следует сделать. Он был в каком-то сарае, на стенах были развешаны инструменты, густо пахло сеном и лошадьми.

Мужчина толкнул Джека ботинком, кожаный носок впился ему меж ребер.

– Так ты проснулся?

Мужчина был основательно навеселе.

– Где я?

– Там, где мне сказали, я должен тебя подержать.

– Сколько?

Снова сверкнула молния, осветив лицо мужчины.

– Пока тебе не позволят уйти, само собой.

Это ничего не проясняло.

– Ты не собираешься меня убить?

Мужчина ухмыльнулся:

– Я мог бы. Я делал это раньше. Но сейчас я получил деньги лишь за то, чтобы подержать тебя здесь. Когда констебль станет разговаривать с тобой, ты скажешь, что тебя захватил в плен таинственный человек. А я к тому времени буду далеко. Никто тебе не поверит.

Мужчина наклонился над Джеком, дохнул ему в лицо перегаром.

– Они подумают, что ты хочешь оправдаться за убийство своей женщины.

Отчаяние охватило Джека, лишив его способности думать.

– Пожалуй, я приподниму тебя, чтобы получше рассмотреть. – Мужчина грубо схватил Джека за руку и одним рывком поднял его на ноги.

Острая боль пронзила тело Джека.

– Веревки слишком тугие.

– А мне какое дело до этого?

Джек быстро сообразил.

– Если они оставят следы на теле, то это подтвердит правдивость моей истории.

Мужчина выругался:

– Черт побери, это вполне может быть. Ладно, я ослаблю веревки, но только самую малость. – Он зашел за спину Джека и стал возиться с узлами.

Джек почувствовал, как один ослаб. Мужчина схватился за конец веревки, чтобы снова его завязать, но Джек оказался проворнее. Он локтем нанес ему удар в подбородок. Мужчина отшатнулся, и в этот момент Джек схватил фонарь и со всей силы ударил им мужчину по лицу.

– А-ах!

Джек бросился к двери и выскочил во двор гостиницы, которая показалась ему пусть смутно, но знакомой. Где, черт возьми, он оказался?

Из сарая донесся шум, и Джек спрятался за бочку. Согнувшись, он стал растирать ладонями запястья, лихорадочно соображая, что делать дальше. Видит Бог, он найдет того, кто все это сотворил, и тот за это заплатит сполна.

Сверкнула молния, и в тот же момент на глазах ошеломленного Джека сарай взорвался и деревянные части полетели вверх. Раздались мощные раскаты грома, от которых содрогнулась земля. То, что осталось от сарая, заполыхало ярким пламенем, дым повалил из окон. Из сарая выскочил во двор обидчик Джека и с криком упал на землю.

Раздались крики, люди стали выскакивать из гостиницы. Джек заметил, как в одном из номеров к окну подошел мужчина, посмотрел во двор и исчез.

Джек затрясся от желания схватить негодяя за глотку. Однако он был слишком слаб, голова его кружилась, грудь отчаянно ныла.

Он выскочил из своей засады и помчался через гостиничный двор вместе кучерами и рабочими конюшни. Затем остановился в конце двора в том месте, откуда смог снова посмотреть на то окно.

Его враг был там, но Джек не мог сделать это в одиночку, ему требовалась помощь. И было только одно место, куда он мог обратиться за помощью.

Оставалось надеяться лишь на то, что они позволят ему пожить столько, чтобы он успел им все объяснить.


– Боже милосердный! Молния попала в сарай! – Кемпбелл отвернулся от окна гостиницы, лицо его побледнело. – Это действует проклятие Маклейнов.

– Не говори глупостей! Пожары случаются очень часто во время молний. – Его компаньонка лениво вытянулась перед камином их роскошного отдельного номера. – Обычная летняя гроза.

Словно в ответ на эти слова окно затрещало от мощного порыва ветра.

– Ты не понимаешь, Лусинда. Маклейны обладают могучей силой. Большей, чем ты думаешь.

Она протянула ноги в туфлях к камину.

– Суеверие – удел низших классов.

Взглянув на нее, Кемпбелл достал из кармана носовой платок, чтобы вытереть бровь.

– Я не могу согласиться с тобой. Как можешь ты сидеть так спокойно… – Резко повернувшись, он зашагал по комнате. – Ты никогда не говорила, что убьешь ее! Ты говорила, что твои мужчины – отменные стрелки. Что они только поцарапают ей руку с такого короткого расстояния. Этого было бы вполне достаточно для нас, чтобы настроить Маклейнов против Кинкейдов!

Лусинда пожала плечами:

– Мои люди могли бы оцарапать ей руку или что-нибудь еще, если бы я попросила об этом. – Лицо у Лусинды посуровело. – Я хотела ее смерти. Она украла у меня Кинкейда и унизила меня перед всеми. Никто не смеет меня ставить в такое положение.

Кемпбелл резко повернулся к ней на каблуках.

– О Господи! Я не могу в это поверить, Лусинда! Маклейны все разузнают и придут за нами. – Он остановился перед окном, глядя на горящий сарай. На его бледном лице был написан ужас.

– Вздор! Они думают, что это Кинкейд застрелил их сестру. Ты получишь то, чего желал: их семьи перережут друг друга.

Кемпбелл опустился в кресло.

– Так много смертей… Я никогда не думал, что все придет к такому исходу, в особенности что касается этой женщины… – Закрыв глаза, он содрогнулся.

– Смертей? – спросила она, прищурив глаза. – Так их было больше, чем одна?

Он медленно открыл глаза.

– Да. Ее брат Каллум.

Лусинда выпрямилась.

– Ты возродил вражду.

– Да, это было так просто. Каллум поссорился с одним из братьев Джека – они так часто пикировались, что никто не придал этому значения. Каллума нашли на полу в гостинице без сознания. Была поздняя ночь, людей в гостинице было очень мало. Я вошел в номер, когда какой-то мужчина, плохо одетый и весьма непрезентабельного вида, закончил обшаривать Карманы Маклейна. Он ударил Маклейна головой о камин, чтобы тот не очнулся. – Кемпбелл передернул плечами. – Это было ужасно. Я увидел человека на полу, кровь и… Я убежал.

– Ты убежал? – Лусинда выпятила губы. – Ты истинный герой!

Он сурово посмотрел на нее:

– Разумеется, я вернулся. Однако к тому времени все уже свершилось: Каллум был убит. Я был потрясен. Но затем стал думать о том, какую выгоду извлечь, если вражда между Маклейиами и Кинкейдами возобновится.

– Они начнут воевать.

– Разумеется. Затем это пойдет по нарастающей, они станут набирать людей, чтобы пополнить свое войско. В конечном итоге они начнут распродавать свое состояние, драгоценности и все, чем владеют.

– И ты будешь тут как тут, готовый помочь им в этом.

– Да. – Кемпбелл провел рукой по лицу. – Я не могу поверить, что произошло такое. Я разговаривал с Фионой, танцевал с ней. Мне кажется, я потерял нечто очень дорогое.

– Не будь глупцом, – резко сказала Лусинда. – Она не стоит твоих сожалений.

Над головой снова раздались оглушительные раскаты грома. Кемпбелл посмотрел в окно.

– Конечно, не для тебя, но для других она очень дорога.

Лусинда сделала гримасу, наблюдая за ним из-под ресниц.

– Почему ты хотел разрушить этот брак?

Он скрестил руки на груди.

– Когда-то, давным-давно, моя семья владела землями всей этой долины. Мы были сильными, нас боялись. Но моя семья не смогла удержаться на высоте. Со временем хозяйство пришло в упадок. Мы потеряли все. Эти земли скупили Маклейны.

– А почему бы не предложить им снова их выкупить?

– Я предлагал, много раз. Но они не хотят с ними расставаться. Я полагал, что, если они затеют свои распри, им понадобятся деньги и они пересмотрят свои решения.

– Как все сложно! Мои желания гораздо проще. Теперь Кинкейд свободен и может жениться снова.

– А как же твой муж?

Лусинда скрестила свой взгляд со взглядом Кемпбелла.

Кемпбелл покраснел, но сказал твердым голосом:

– Кинкейд никогда не женится снова. Он любил ее.

– Он не любил! – Глаза Лусинды сверкнули. – Он не женился бы на ней, если бы его не связали и не подвели в таком виде к алтарю. После периода траура он придет ко мне.

– Ты с ума сошла. А ты не думаешь, что…

Дверь внезапно распахнулась. В проеме стоял высокий дюжий мужчина с израненным и черным от копоти лицом. Он сделал шаг вперед.

– Леди Федерингтон! Он убежал. Он… – Мужчина повалился к ногам Лусинды. По окну застучал со страшной силой град.

Кемпбелл опустился в кресло, не сводя взгляда с окна.

– Град. Пробудился Грегор Маклейн.

Шум все нарастал, крупные градины летели с неба, заглушая раскаты грома и затемняя молнии.

Лусинда брезгливо повела носом, глядя на упавшего мужчину, и, перекрывая шум, сказала:

– Позови кого-нибудь, пусть его уберут.

– Но он сказал, что Кинкейд сбежал!

– Мы сообщим констеблю, что видели его. Он не может убежать слишком далеко. Когда он окажется в тюрьме, я устрою так, чтобы его оправдали, но чтобы это не настроило слишком миролюбиво Маклейнов.

Окно трещало под напором стихии. Кемпбелл увидел, что внизу в стекле появилась трещина.

– О Господи! – еле слышно пробормотал он. – Что мы наделали!


Джек медленно открыл глаза и обнаружил, что его окружают ботинки. Четыре пары хорошо сделанных огромных ботинок.

Он застонал. По крайней мере он оказался в цитадели Маклейнов.

Последний час прошел как в тумане. Он нашел в поле лошадь и доехал до дома Маклейнов. Если гроза была суровой в гостинице, то здесь буквально все грохотало и взрывалось с особой яростью, ветер ревел и сметал все на пути, молнии сверкали беспрерывно.

Когда он въехал на лошади во двор, начался сильнейший град. Джек поднял руки над головой, чтобы защититься от ледяных обломков, подвел лошадь к портику. Ища спасения, лошадь повиновалась.

Буквально через секунду распахнулась входная дверь, и Грегор – или Александр? – сдернул его с лошади и швырнул головой вперед на каменную лестницу. Это было последнее, что он помнил.

Дугал пнул ногой его в плечо с такой силой, что голова Джека стукнулась о каменный пол.

– Это тебе за сестру, паршивая собака!

– Пусть поднимется! – прорычал Александр, упираясь кулаками в бока. – Чтобы мы могли убить его так, как он того заслуживает.

Джек с трудом поднялся на ноги.

– Вы можете убить меня, если вам так хочется, но только после того, как мы поймаем человека, который убил Фиону.

Александр обменялся взглядами со своими братьями.

– Но это ты убил нашу сестру!

– Я никогда не причинил бы ей зла. Никогда!

К его ногам полетел пистолет.

– Тогда откуда эта штука?

– Это мой пистолет, но из него не стреляли. – Джек толкнул его ногой. – Вы не почувствуете запаха пороха.

Грегор поднял пистолет и понюхал его.

– Ну и что? – спросил Александр.

– Он прав, – ответил Грегор. – Пистолет не пахнет порохом.

– Это ничего не значит, – возразил Дугал. – Прошло много часов.

– Он все еще заряжен, – устало проговорил Джек. – Посмотрите и убедитесь в этом. Эти негодяи, застрелившие Фиону, оставили его, чтобы скомпрометировать меня. Они связали меня и отвезли в конюшню стратморской гостиницы, но я оттуда сбежал.

– И приехал сюда? – недоверчиво спросил Грегор.

– Мне требуется помощь, я не в состоянии сделать это в одиночку. Но будь я проклят, если позволю этим убийцам избежать возмездия.

Александр продолжал в упор смотреть на Джека. Наконец он кивнул.

– Нельзя верить этому негодяю! – запротестовал Хью. – Он пытался убить нашу сестру!

Джек поднял голову, надежда затеплилась в его груди.

– Пытался?

– Джек?

Тихий голос послышался из-за его спины. Джек не мог пошевелиться. Не мог думать. Он мог лишь наблюдать за тем, как женщина, которую он любил больше жизни, снова вернулась в этот мир.

Грегор шагнул вперед.

– Фиона! Нора сказала, что ты не должна даже разговаривать, а не только вставать с постели.

Фиона протянула руки к Джеку, и он раскрыл ей объятия. Она спрятала лицо в его волосах, глаза Джека наполнились слезами.

– Фиона! О Боже, Фиона! – Он обнял ее крепче.

– Ой!

Он ослабил объятия.

– Прости… Рана тяжелая?

– Нет, хотя сильное кровотечение.

– А наш малыш?

– Я думаю, с ним все в порядке.

Несказанная радость овладела Джеком. Фиона приложила ладонь к его щеке, глаза ее наполнились слезами.

– Я думала, что больше никогда не увижу тебя. Я не могла…

Джек схватил ее руку и поцеловал в ладонь: его сотрясала целая буря эмоций. Он нежно обнял ее, она прижала лицо к его груди, щекой ощущая его волосы. О Господи! Он думал, что навсегда потерял ее. Думал, что никогда больше не сможет прикоснуться к ней, ощутить ее вкус или запах. Он с трудом верил, что она здесь, перед ним.

Фиона подняла лицо и прижалась ртом к его губам. Его чувства преобразовались в страсть, и он всецело отдался поцелую.

Рука легла на его плечо и оторвала от Фионы.

– Отойди! – рявкнул Хью.

– Она моя жена! – огрызнулся Джек. – Я имею право обнимать ее. – Он оттолкнул Хью и перевел взгляд на Фиону. – Я люблю тебя, Фиона, всем сердцем. И не хочу, чтобы наш брак оканчивался. Ни сейчас, ни когда-либо еще.

У Фионы слезы набежали на глаза.

Джек опустился перед ней на одно колено и прижал ее пальцы к своим губам.

– Если бы я мог прожить свою жизнь заново, я бы снова женился на тебе. Я люблю тебя, Фиона.

– Ах, Джек! – прошептала она, приложив ладони к его лицу. – Я тоже тебя люблю.

– Мне очень не хотелось бы прерывать эту сцену, – сказал Грегор, – но если ты хочешь нашей помощи, мы должны знать, что для этого требуется.

Джек запечатлел последний поцелуй в ладонь Фионы, после чего поднялся и повернулся к братьям:

– Джентльмены, настала пора дать волю всем способностям Маклейнов. От начала до конца.


Глава 21


Когда над озером сияет солнце и отражается в воде наподобие алмазных капель, ты должен знать одно: где-то поблизости находится кто-то из Маклейнов и счастливо улыбается.

    
Старая Нора из Лох-Ломонда – трем своим маленьким внучкам однажды холодной ночью


– Это возмутительно! – воскликнула Лусинда, переброшенная через плечо Грегора.

– Тише, ты! – Грегор еще крепче прижал ее к плечу. – Кинкейд, где ты, черт бы тебя побрал?

– В большой зал ее. – Джек стоял рядом с Александром и Хью возле камина. Фиона сидела на канапе неподалеку. Он пытался отговорить ее от прихода сюда, но она не согласилась.

Грегор вошел и опустил свою жертву в кресло так, словно это был мешок с картошкой.

– Негодяи! – Лусинда попыталась привести себя в порядок, бросая кинжальные взгляды на всех присутствующих.

– Где другой? – спросил Александр.

Грегор мотнул головой в сторону двери. Через несколько секунд вошел Дугал, подталкивая перед собой избитого и весьма жалкого Алана Кемпбелла.

Лицо Джека вытянулось.

– Мерзкий негодяй!

– Да, – сказала Лусинда, поправляя волосы. – Он негодяй. Я слышала, что случилось, но я не имею к этому никакого отношения.

– Лусинда! – Лицо Кемпбелла побагровело. Но она проигнорировала его реплику.

– Я проезжала мимо. Кемпбелл зарезервировал отдельный номер и пригласил меня к себе.

– Ха! – фыркнула Фиона.

Джек вынужден был подавить смешок. Она была человеком сильной воли, его славная жена. Он жестом показал на стул рядом с Лусиндой:

– Кемпбелл, садись.

– Я предпочитаю посто…

Грегор грубо толкнул Кемпбелла, и тот плюхнулся на стул.

Джек вышел вперед.

– Кто из вас заказал убийство Фионы и почему?

Лусинда развела руки и изобразила недоумевающую улыбку:

– Джек, я не понимаю, о чем ты говоришь.

Кемпбелл ничего не сказал, лишь сжал челюсти.

– Один из вас стрелял в мою жену или заказал убить ее. Я непременно узнаю, кто это был.

– Спроси Кемпбелла, – пожала Лусинда плечами. – Это он виноват, а не я.

Кемпбелл взвился:

– Да как ты смеешь так лгать?!

Фиона встала.

– Лусинда, вы точно знаете, что случилось. Хэмиш видел в лесу вашего лакея. Он нашел также вот это. – Она вытянула руку, в которой лежала золотая заколка.

Лусинда мгновенно поднесла руку к волосам, затем спохватилась и затрясла головой:

– Это ничего не доказывает! Очевидно, кто-то подбросил ее, чтобы скомпрометировать меня.

– А может, вы предпочли бы услышать объяснения из уст вашего человека? – Фиона повернулась к дверям. – Хэмиш!

Дверь распахнулась, и громадный шотландец появился в дверях. На его лице от лба и до уха зияла глубокая красная рана. Он втащил большой мешок в центр комнаты и с грохотом бросил его на пол.

– Уф!

Лусинда приподнялась со стула, когда вошел Хэмиш. Затем она попятилась назад с широко раскрытыми глазами.

– Что там?

– Крыса. – Хэмиш поднял огромную ножищу и пнул мешок. В ответ из мешка посыпались крепкие ругательства. Хэмиш побагровел. – Ты, ублюдок! Не смей употреблять таких слов в присутствии леди!

Мешок на несколько мгновений замолчал.

– Леди?

– Да. – Хэмиш повернул лохматую рыжую голову в сторону Фионы: – Что теперь делать, мадам?

– Открой мешок, но не дай ему сбежать. Мы должны поговорить с ним.

– Да, допросите его, – сказала Лусинда, изо всех сил пытаясь сохранить самообладание, в глазах которой появился странный блеск. – Спросите у него все, что вы хотите.

Джек нахмурился. Что у нее сейчас на уме?

Фиона дала знак Хэмишу, который развязал крепкий шнур мешка. Через секунду появилась голова. Мужчина попытался просунуть также руки в узкое отверстие мешка, но Хэмиш быстро затянул шнур, образовав тем самым петлю вокруг шеи мужчины. Лицо мужчины побагровело, глаза выпучились.

– Спокойнее, тварь, – с полным самообладанием сказал Хэмиш. – Будешь говорить, когда с тобой станут разговаривать, и не раньше.

Фиона слегка покачнулась, Джек поддержал ее и подвел к канапе.

– В этом нет необходимости, Джек. У меня просто слегка закружилась голова и…

– Ты уже и без того много сделала сегодня. Ты должна находиться в постели.

– Нет! Я должна все это осмыслить.

Джек увидел решимость в ее глазах и кивнул:

– Хорошо, мы все это увидим. – Он провел тыльной стороной ладони по ее щеке. – И доживем до рождения нашего ребенка.

Смех Лусинды зазвенел, словно кусочки стекла.

– Ах, перестань, Джек! Всем известно, что тебя принудили жениться. Что она похитила тебя, влила тебе в глотку виски и заставила священника принять твои клятвы, притворившись, что она беремен на.

Александр сжал кулаки.

– Следи за тем, что ты болтаешь о нашей сестре, ведьма!

Фиона взяла руку Джека и приложила к своей щеке.

– Она права. Мы притворились, что я была беременна, чтобы никто не требовал признания брака недействительным. А сейчас это правда.

– Боже милостивый! – проговорил Кемпбелл, лицо которого стало еще бледнее. – Я и не знал.

Лусинда осталась стоять. Глаза ее сверкали.

– Да, – подтвердил Джек, не спуская взгляда с этих двух людей. – Моя жена скоро будет матерью. И тот, кто имел своим намерением причинить ей вред, должен благодарить Бога зато, что Господь не позволил ее убить.

Лусинда сжалась.

– Я не способна никому причинить вреда, тем более женщине с ребенком. Спросите моего человека, кто отдал ему приказ. Я уверена, что он даст вам сведения, которых вы добиваетесь.

Джек сказал:

– Хэмиш, пусть этот мерзавец споет для нас.

Хэмиш с готовностью потянул за петлю на шее мужчины. Тот захрипел, затем произнес:

– Что вам надо от меня?

– Это ты стрелял в леди?

Мужчина перевел взгляд на Фиону, затем отвел глаза.

– Я… я…

Хэмиш резко дернул за веревку.

– О Господи! – завопил мужчина, задыхаясь. – Я вам скажу! Я скажу вам! Я делал только то, что мне было велено делать!

– Кем велено?

– Кемпбеллом!

Все братья как один свирепо уставились на Кемпбелла.

Кемпбелл встал так резко, что его стул перевернулся.

– Я никогда не приказывал ему ничего подобного! Клянусь вам! Это Лусинда отдавала ему приказы!

– Стой! – прервал его Джек, подняв руку и не спуская взгляда с кучера. – Что именно приказал тебе Кемпбелл?

– Он… сказал, чтобы я следовал за каретой и стрелял в леди из кустов, когда я смогу.

– И убить ее?

Глазки мужчины забегали, он перевел взгляд на Лусинду и отвел в сторону.

– Я делал так, как мне сказали…

– Ты гнида, а не человек! – воскликнул Грегор. – Да ты должен…

– Оставь его, – спокойно произнес Джек. Он подошел к мужчине и наклонился так, что его глаза оказались на одном уровне с глазами бандита. – Ты знаешь, что я мог бы отдать тебя под суд, чтобы тебя повесили?

– Да! – завопил мужчина. – Но мне сказали сделать это!

– Да, сказали. И посмотри, как человек, который послал тебя совершить это преступление, защищает тебя сейчас.

– Я не знаю, о чем вы говорите.

– Ты только что признался, что стрелял в мою жену. Не найдется в мире такого магистрата, который бы тебя не повесил. Тем более при таких августейших свидетелях. – Он встал. – Александр, Хью, Грегор, Дугал, вы будете свидетельствовать против этого негодяя?

– Если только мы прежде не убьем его, – отрезал Александр.

Снаружи прогремел гром.

Кучер Лусинды посмотрел на грозовое небо и побледнел.

Джек взглянул на Кемпбелла:

– А ты? Ты дашь показания против него?

– Да, хотя он лжет, что я отдавал ему приказания.

– А ты, Лусинда? – спросил, понижая голос, Джек. – Ты будешь свидетельствовать против этого подобия человека?

Она опустила глаза долу:

– Не понимаю, зачем я должна давать показания, когда есть много других свидетелей.

– Отвечай на вопрос. Ты будешь давать свидетельские показания о том, что ты только что слышала? Что этот мужчина стрелял в мою жену?

Лусинда взглянула на своего кучера, который в упор смотрел на нее. Она сглотнула.

– Итак? – снова спросил Джек, становясь между нею и бандитом. – Будешь?

Ее губы вытянулись в тонкую линию. Она тряхнула волосами, в глазах ее светился гнев.

– Да, будь ты проклят! Ты же знаешь, что буду.

– Ага! – Бандит дернулся из мешка, веревка вновь впилась ему в шею, лицо исказилось от ярости. – Это ты мне велела стрелять в нее! Ты велела ее убить!

Хэмиш с трудом удерживал мужчину.

– Полегче, баранья твоя голова! Иначе сам себе горло перережешь!

– Возможно, ты еще хочешь что-то сказать? – спросил Джек.

– Да! Приказания мне отдавала леди Федерингтон! – сказал, словно выплюнул, мужчина. – Она даже пришла понаблюдать за этим. И еще сказала, что, если нас поймают, мы должны всю вину валить на Кемпбелла. Для этого она и привезла его с собой.

Взгляды всех присутствующих сошлись на Лусинде.

– Какая же ты дрянь! – проговорил Джек с тихой яростью. – Я так понимаю, что ты и чертополох под седло Фионы сунула. Зачем ты это сделала?

Лусинда побледнела, однако ничего не сказала.

– Презренная женщина, – сказал Александр, сжав пальцами шпагу.

Лусинда обвела яростным взглядом всех присутствующих.

– Я не так уж глупа.

Заговорил Кемпбелл:

– Я не могу этого понять. У нас был спор. Мы собирались поломать этот брак, вызвать проблемы, которые с новой силой обострят вражду. Она получит отмщение за испытанное унижение. Я выиграю землю, которая по праву принадлежит моей семье.

– И это все из-за земли?

Щеки Кемпбелла заполыхали.

– Я пытался восстановить то, что потеряла моя семья. Я никогда не думал, что будет причинен вред Фионе или…

– Ой, ради Бога! – перебила бормотания Кемпбелла Лусинда. – Будь же мужчиной, ну хотя бы раз в жизни!

Кемпбелл густо покраснел.

– Ты настоящая гадюка. Я хотел бы никогда с тобой не встречаться. – Он повернулся к Джеку: – Я должен принести тебе и леди Кинкейд извинения.

– Ты должен им не только извинения, – многозначительно проговорила Лусинда.

Кемпбелл замер.

– Ты задолжал им жизнь Каллума.

Александр сжал кулаки и устремил взгляд на Кемпбелла.

– Ты… ты убил Каллума?

Кемпбелл медленно опустился в кресло.

– Нет. Но я видел…

Грегор сделал шаг вперед, но Александр поймал его за руку.

– Нет, оставим это констеблю. И без того было много кровопролития.

– Прошу тебя, Грегор, – тихо добавила Фиона. – Хотя бы ради Каллума. Он был бы против того, чтобы ты запачкал руки.

Повернувшись, Грегор отошел, глядя невидящими глазами в окно. Послышался мощный раскат грома. Хэмиш дернул за петлю на шее кучера.

– Я могу теперь оттащить этого прохиндея отсюда?

– Да, – подтвердил Джек. – И проследи, чтобы он не развязался.

Хэмиш бесцеремонно затолкал голову громилы в мешок, снова завязал веревку и пнул в мешок ногой, когда мужчина стал брыкаться.

Мешок успокоился, и Хэмиш взвалил его на плечо.

– Я подвешу его в конюшне и буду охранять его с помощью вил. Если он только чихнет, я его проткну вилами.

Александр одобрительно хмыкнул.

– Так что я отправляюсь на конюшню. Лорд Александр, присматривайте за этой. – Хэмиш бросил полный отвращения взгляд на Лусинду. – Она самая гадкая в этой своре. – С этими словами он покинул комнату.

Джек смотрел на Лусинду, и его подмывало причинить ей такую же боль, какую она причинила Фионе.

– Ну что? – презрительно скривила рот Лусинда. – Вы отправите меня в суд? Если вы это сделаете, будет большой скандал, и твоя супруга дорого заплатит.

Ладони Джека сжались сами собой в кулаки. Господи, он многое отдал бы за…

Рука Фионы прикоснулась к его руке, ее пальцы были теплыми и мягкими. Он взглянул на нее, и его гнев слегка остыл. Джек повернулся к Лусинде:

– Мы намерены передать тебя магистрату, и пусть свершится правосудие.

Ее улыбка погасла.

– Будет много сплетен.

Джек пожал плечами:

– Их всегда много, когда дело касается Маклейнов. Кроме того, меня и моей жены не будет в Лондоне и некому будет выслушивать все эти сплетни. Мы переезжаем в Шотландию, чтобы наш ребенок воспитывался в семье Фионы.

Глаза у Фионы округлились.

– Но ведь ты так любишь Лондон!

– Ты принадлежишь этим местам, моя любовь. А я принадлежу тем, что и ты. Отныне и навсегда. – Улыбнувшись, он обнял ее. – А вообще мы должны поговорить о нашем новом доме.

Она обняла его за шею.

– Новом доме?

– Ты ведь не думаешь, что мы будем жить с твоими братьями, правда же? – Джек посмотрел на братьев. – Не подразумеваю никаких оскорблений.

– Принимаю объяснение, – добродушно сказал Александр. – Для нас самих едва хватает места.

– Да, – поддержал его Грегор. – Дом мал даже для нас.

– Я бы предпочел, чтобы у меня не путались под ногами мои племянники и племянницы, – сказал Хью. – Это может помешать моим забавам с горничной.

– Да, – с улыбкой в глазах согласился Дугал. – Мне ни к чему наблюдать, как вы без конца целуетесь. Это портит мужчине аппетит.

– Ну вот видишь, любовь моя, – сказал Джек. – Мы бы отравили жизнь твоим братьям, если бы стали жить в их доме.

Фиона улыбнулась застенчивой улыбкой:

– Должно быть, ты прав, мы должны построить собственный дом.

Джек поцеловал ее в лоб и улыбнулся. Наконец-то он понял, что такое дом, – это человек, с которым ты разделяешь все жизненные горести и радости.

И он знал, что их с Фионой дом будет именно таким, какой ему нужен.