Тайна лесного браконьера
Йенс К. Хольм


Стоит юному детективу Киму и его друзьям отправиться на каникулы в рыбацкий поселок, приютившийся на острове, — как их уже поджидают необыкновенные приключения…


Хольм Йенс

Тайна лесного браконьера


1


Мне показалось, что за мной кто-то идет. Я остановился, прислушался и неосторожно наступил на сухую ветку. Она треснула, да так громко, что слышно было наверняка во всем лесу.

Кругом была разлита густая темнота. Лишь между кронами деревьев угадывалось небо: ни одной звездочки на нем. Последние дни были очень жаркими, и сейчас собиралась гроза. Все обложено тяжелыми черными тучами, в воздухе застыло напряжение.

Я замер затаив дыхание и ничего не услышал, кроме громкого стука собственного сердца. Я решил двигаться дальше, сделал несколько шагов и наткнулся на дерево. Что со мной? Раньше я никогда не испытывал страха в ночном лесу.

«Спокойно, спокойно, не волнуйся», — увещевал я себя. Похоже, мне удалось успокоиться — ведь местность мне хорошо знакома. Повернул назад к узкой тропинке. Еще две-три минуты, и я доберусь до большого дуба, у которого назначена встреча с моими друзьями.

Я осторожно двинулся дальше, размахивая фонарем. Он не горел. Надо было бы включить его, но в темноте я оставался невидимым. Эта мысль придавала мне уверенность. Я чувствовал себя этаким человеком-невидимкой, неуязвимым для противников. Но жаль, конечно, что я не мог использовать фонарь по назначению. Это была старинная вещь с массивной дужкой, прочно охватывающей емкость, куда наливался керосин или масло, и стеклянным колпаком — цилиндром, защищавшим горелку от ветра. Таким фонарем, наверно, пользовались в давние времена пираты. Я нашел его в темном углу чердака дядиного дома и захватил с собой, так как счел, что такая вещь очень пригодится в деле, которое мы затеяли нынешней ночью.


Вдруг что-то хлестнуло меня по лицу. Я так испугался, что меня даже прошиб холодный пот. Сдавленный крик вырвался из моего горла. Но тут я понял, что это всего лишь ветка дерева, и мысленно отругал себя за идиотизм.

Я быстро поднял фонарь, который выронил, и пошел дальше, ориентируясь по вершинам деревьев. Они были заметны на фоне ночного неба. Только так я мог держаться нужного мне направления. Кругом стояла глухая тишина. Даже не слышно шелеста листьев: они бессильно повисли в томительном ожидании грозы.

«Скорей бы она грянула!» — подумал я и тут снова услышал звуки шагов. На сей раз кто-то действительно двигался позади меня и совсем рядом. В этом не было сомнения.

И тут мне стало ясно: какой же я болван! Ведь это, наверно, кто-нибудь из наших, решивший, как и я, пораньше прийти на место сбора. Скорее всего, это Эрик или Очкарик, а может, Катя. Конечно же, это кто-то из нашей компании. И он, вероятно, струсил так же, как и я. Кто бы это ни был, сейчас он тоже остановился. Я набрал полную грудь воздуха и издал протяжный крик, стараясь, чтобы он как можно больше походил на крик совы. Это был наш условный сигнал.

То, что я изобразил, честно говоря, вряд ли можно было принять за голос ночной птицы. Ни одна сова в мире не откликнулась бы на мой зов. Но лучше у меня не получилось.

Подав условный сигнал, я успокоился и подумал, что мне теперь нечего бояться: сейчас раздастся ответный крик, и все будет в порядке… Но вдруг в нескольких шагах позади меня прогремел грубый мужской хохот. Дикий страх охватил меня — такого я не испытывал еще в своей жизни. Смех этот звучал язвительно, злорадно, угрожающе — настоящий сатанинский хохот. Такой я слышал разве лишь в фильмах ужасов.

На несколько мгновений страх буквально парализовал меня. Потом я сломя голову рванул куда глаза глядят, продрался сквозь заросли кустарника, упал, быстро вскочил и понесся дальше, спотыкаясь о корни деревьев и не видя ничего вокруг. Лишь бы подальше от того страшного места! Конечно, я потерял ориентировку и не представлял, в какой части леса нахожусь. Удивительным образом фонарь все еще оставался в моей руке. Страх безостановочно гнал меня вперед, и я не решался затормозить хотя бы на минуту, чтобы прислушаться. В конце концов, окончательно обессилев, я споткнулся и упал прямо в ручей.

Только тут я сообразил, где нахожусь. Ведь ручей протекал прямо у большого дуба, и до места встречи надо было сделать буквально несколько шагов.

Тихонько полежал, напряженно прислушиваясь, но ничего не слышал. Потом опустил руку в ледяную воду, чтобы определить направление течения, и убедился: нужно брать правее.

Очутившись у дуба, я обнаружил, что никого из наших там еще не было. Пришлось усесться под огромным деревом в ожидании. Уставившись в окружающую темноту, я почувствовал себя одиноким и беззащитным и стал вслушиваться — не раздадутся ли шаги. Что за странная история? Кто этот мужчина с омерзительным хохотом? И что он делал темной глухой ночью в лесу?

Вдруг недалеко что-то зашевелилось. Страх опять обуял меня, но ненадолго. Оказалось, это шуршал еж: он медленно приблизился ко мне. Бедный зверек напугался, наверно, еще больше меня.

Я протянул руку и легонько погладил его. Он мгновенно свернулся в клубок и замер — этакое колючее ядро. Тут я окончательно пришел в себя и вдруг почувствовал, что не боюсь никого и ничего на белом свете. Почему? Может, потому, что ощутил рядом с собой живое существо, еще более беззащитное, чем я. И неважно, была ли это собака или маленький еж, — главное, рядом со мной находилась живая плоть.

Поставив на землю фонарь, я немного расслабился. Пусть теперь подходят мои друзья. Я взял себя в руки и могу посмеяться над своими недавними страхами.

Я сидел, опершись спиной о ствол дерева, и размышлял. Прошло уже пять дней после того, как Эрик, Катя и я зарыли клад в гуще леса — там, где мы построили хижину. И только сейчас, когда вся наша компания соберется вместе, мы отправимся туда, где спрятано сокровище. Я представлял, как удивится Очкарик — да что там, он будет просто потрясен, — когда увидит деньги. Ведь ему ничего не известно о нашем кладе. Мы ни словом не обмолвились о том, что собираемся потратить тысячу крон на то, чтобы воплотить в жизнь изобретение, которое он сделал вместе с Штоффером. Я воображал, как Очкарик будет счастлив, когда узнает об этом. И мы вместе с ним.

Пожалуй, самое время рассказать о моих друзьях. Я так увлекся, описывая свои приключения в темном лесу, что забыл об этом. В первую очередь представлю Эрика. Ему почти пятнадцать, зимой он блондин, а летом его волосы так выгорают, что кажутся седыми. Вот уже много лет он — мой лучший друг. Мы учимся с ним в одном классе, конечно, в Копенгагене. А здесь, в приютившемся на северном берегу острова Зеландия небольшом курортно-рыбачьем поселке, где обычно проводим летние каникулы, мы живем поблизости друг от друга. Он с родителями — у них своя дача, а я у дядюшки с тетушкой, которые обитают тут круглый год.

Теперь об Очкарике. Собственно, это прозвище: он близорук и постоянно носит очки. А зовут его Пелле и учится он тоже в нашей школе. Очкарик из бедной семьи. Его отец долго был безработным, а мать тяжело болела. В этом году они по совету врача сняли старое бунгало — летний дом с гаражом в березовой роще за поселком. Очкарик никогда об этом не говорил, но наверняка его родителям с большим трудом удалось наскрести деньжат на отпуск. Кстати, мои предки тоже не очень состоятельные люди, но мне каникулы не стоят ни гроша. А вот у отца Эрика немалый капитал.

Не знаю, что это я о деньгах-то разговорился. Собственно, мне только хотелось сказать, что Эрик и я были не очень-то обрадованы, когда узнали, что Очкарик тоже собирается провести здесь каникулы. Дело в том, что в школе мы с ним не дружили, более того, нам он казался странным парнем. Он ничем не интересовался, кроме физики и химии, и был просто без ума от этих предметов, которые мы с Эриком терпеть не могли. Вот почему с Очкариком у нас не было ничего общего. Во всяком случае, так думали мы до начала каникул.

Здесь же мы вдруг обнаружили, что совершенно неправильно судили о нашем школьном товарище. Когда узнали его поближе, он оказался на самом деле парнем что надо, В пустом гараже возле бунгало Очкарик устроил настоящую лабораторию и производил там всевозможные опыты. Вот таким умельцем был наш физик-химик.

И несколько слов о Кате. Может, я поступаю не особенно вежливо, когда говорю в последнюю очередь о единственной девочке в нашей компании. Но я просто не уверен, что хорошо ее знаю. Итак, ей четырнадцать, темноволосая, загорелая, очень красивая. Отец у нее славянского происхождения — не то из России, не то из Польши. Поэтому и имя у нее такое. Живет она здесь вместе с ним, ведет хозяйство, готовит еду. И тем не менее ухитряется целые дни проводить вместе с нами. Не знаю даже, как ей это удается. Возможно, потому что ее отец — профессор. А ученые люди, как известно, не обращают внимания на то, что пыль в доме вытирается не особенно тщательно. А потом Катя рассказывала, что он любит одиночество и ему даже приятно, если она уходит из дома.

Мне кажется, что Катя самая милая, самая веселая и самая красивая девочка из всех, кого я встречал когда-либо. Я всегда считал: все девчонки зануды и очень назойливы. Но сейчас должен признаться: это большая ошибка!

Возможно, то, что я тут написал, читатель сочтет скучноватым. Но без этого вступления обойтись нельзя. Далее история пойдет поинтересней.

Очкарик изобрел какую-то штуковину, улучшающую работу автомобильного двигателя. И сейчас вместе со Штоффером, местным автомехаником, проводил испытание своего детища.

Да, вот о чем я забыл упомянуть: у Эрика есть собака по имени Шнапп[1 - Производное от глагола «хватать». (Примеч. пер.)] Мы все считаем пса членом нашей компании.

А теперь вернемся в ночной лес, где я поджидал остальных. Примерно минут через пять я услышал быстрые, легкие шаги. Схватив фонарь, я приготовился в случае чего дать тягу. Но все обошлось. Послышался крик совы, на который я ответил так же.

— Алло, Катя! — крикнул я, узнав ее голос. — Ху-у-у-у!

— Ху-у-у-у! — услышал я в ответ. — Почему ты сидишь в такой темноте?

— Хочу сэкономить керосин, — попытался я пошутить. — Ты пришла одна?

— Да. И очень торопилась. Мне показалось, что опаздываю.

— Ты зря ночью путешествуешь в одиночку, — укоризненно заметил я.

— А кого мне бояться? — вскинулась Катя. — Почему вы думаете, что я труслива? Только потому, что я девочка? Да? Вы вот ведь не боитесь, а почему я должна дрожать от страха?

— Ладно, — миролюбиво протянул я, глубоко вздохнул и подумал: «Нет, я пока ничего не расскажу ей о том таинственном незнакомце, которого здесь встретил».

— Впрочем, я действительно немного побаивалась, — честно призналась моя подруга. — И очень обрадовалась, когда услышала твой сигнал.

Я зажег фонарь и поставил его на землю. Потом мы уселись на траву и стали ждать. Сидели почти молча, лишь изредка обмениваясь короткими фразами. В лесу было так тихо, что мы невольно понижали голос, чтобы не нарушать ночной покой. Да я к тому же был просто не в силах поддерживать разговор. Когда с нами были другие, у нас находилось немало тем для разговора. Но оставаясь наедине с Катей, я не мог найти подходящих слов и становился буквально немым. Похоже, то же происходило и с ней, Мы оба молчали. И не потому, что нам нечего было сказать друг другу. Просто так было лучше и для меня и для нее. Нам почему-то было приятно помолчать.

Вдруг раздался сильный шум, будто сквозь лесные заросли продиралось стадо кабанов. На минутку все стихло, и раздался громкий крик совы, затем топот возобновился и стал приближаться к нам.

— Это Очкарик и Эрик, — сказала Катя, улыбнувшись.

— Да, они, — подтвердил я и подал ответный сигнал.

Через минуту друзья присоединились к нам.

— Привет! Давно ждете?

— Нет, но надо уже поторапливаться!

С фонарем в руке я тронулся первым по узкой тропинке. Ребята гуськом пошли за мной — Эрик, Катя и последним Очкарик. По пути я подумал, что, пожалуй, лучше было бы выкапывать клад днем: и проще, и удобней. Но я не мог вспомнить, чтобы кто-то когда-нибудь выкапывал сокровище ясным днем. О таком случае не читал и не слыхал. Дело всегда происходило темной ночью при свете фонаря. И, конечно же, кладоискателей поджидали различные опасности.

Осторожно шагали мы друг за другом. Я чувствовал, что не только у меня, но и у всех было приподнято-радостное настроение. В конце концов, мы же не в игрушки играли: под землей лежал самый настоящий клад. Нужно было только отмерить сто шагов от входа в хижину и сорок три — от дерева с кривым стволом.

Деньги мы, конечно, могли бы тогда положить в банк. Но каждый согласится со мной, что это было бы чересчур прозаично, романтикой и не пахло.

Наконец мы добрались до цели. Хижина тонула во мраке, но в этот момент сверкнула молния, и почти одновременно раздался сильный удар грома. Упали первые капли дождя.

Радостное возбуждение охватило меня. Все складывалось как нельзя лучше. Даже погода подходила для успеха нашего предприятия. Видно, и Эрик чувствовал то же самое. Во всяком случае, его лицо расплылось в радостной улыбке. Он вбежал в хижину и через минуту появился перед нами с лопатой в руке.

— Ну-ка, поплюем на руки и начнем, — весело бросил он. — Ким, отмерь нужное расстояние от кривого дерева, а я пойду от хижины. Направление на корневища рухнувшего дуба, верно? Только я его не вижу в этой темноте!

Катя схватила фонарь и побежала к упавшему лесному великану.

— Внимание! — крикнула она. — Я поставлю фонарь повыше, и вы можете идти прямо на свет, как на маяк.

Я отмерил от кривого дерева положенные сорок три шага. Снова блеснула молния. Эрик и я строго придерживались заданных направлений, но молния ослепила нас, и мы столкнулись друг с другом.

— Стоп! Вот это и есть то место! — крикнул я. — Катя, иди сюда!

Катя поспешила к нам. Поставив фонарь на землю, мы начертили круг. Эрик взял лопату и вручил ее Очкарику. Гром прокатился над нашими головами. Когда он стих, Эрик торжественно произнес:

— Итак, я хотел бы сказать тебе, Очкарик, то, о чем ты еще не знаешь. Мы пока молчали, чтобы сделать тебе сюрприз… понимаешь! И я думаю, что ты… хм… будешь очень удивлен. А теперь начинай копать, да будь внимателен: ты можешь найти нечто удивительное, что будет наградой за твое изобретение. Соображаешь? А все ведь устроил Ким. Мы только помогали ему… Ну, начинай, парень!

В тот момент, когда Эрик кончил свою речь, хлынул дождь. Буквально за секунду мы промокли до нитки. Очкарик стоял с лопатой в руке, словно аршин проглотил. Лицо его приняло чертовски озадаченное выражение: он ничего не понимал. Возможно, наш изобретатель подумал, что мы его разыгрываем. Чтобы не показаться дураком, он сделал вид, что принимает правила игры: изобразил на своей физиономии широкую улыбку и вонзил лопату в землю.

Снова сверкнула молния, но на сей раз гром прогремел где-то в лесу. Я подумал о дяде и тетушке: как бы они не проснулись. Ведь тогда обнаружится, что я исчез, да еще в такую непогоду. Вот будет переполох!

А Очкарик прилежно орудовал лопатой. И, наконец, мы услышали, как она о что-то звякнула. Жестяная банка с тысячей крон была, следовательно, на месте.

Очкарик нагнулся и вытащил банку из земли.

— Так это лишь обыкновенная жестянка, — сказал он удивленно.

— А ну-ка сними крышку, — предложил я.

Очень осторожно, словно в банке находилась гремучая змея, Очкарик приоткрыл крышку. Он с подозрением вгляделся в наши лица: все побаивался, не разыгрываем ли мы его. Затем поднес банку поближе к свету и заглянул внутрь.

— Внутри пусто, — сказал он.

— Ч-ч-что? — едва выговорил Эрик. — Ну-ка погляди хорошенько!

Очкарик протянул мне жестяную банку. Как раз сверкнула молния, и в ее ярком свете я отчетливо увидел блестящее дно. Там действительно ничего не было.

— Очкарик прав, — медленно произнес я. — Банка совершенно пуста.

Дождь продолжал лить как из ведра. Через дырки в крыше внутрь хижины падали крупные, тяжелые капли. Мы сидели на земляном полу вокруг фонаря. Рядом с ним я поставил пустую банку. Все мы промокли насквозь, замерзли и упали духом.

— Послушайте, — начал вдруг Очкарик, — вы в самом деле положили тысячу крон в эту банку, прежде чем ее закопать? Я хочу сказать, что вы действительно не пытаетесь подшутить надо мной?

— Разве мы похожи на обманщиков? — вопросом на вопрос обиженно ответил Эрик. — Конечно же, мы сунули туда эту проклятую тысячу. Десять новеньких банкнот по сотне крон, которые Ким получил. Лучше бы он их оставил на счету в банке, чем класть в эту дурацкую банку!

— Ты сам согласился, что закопать деньги в землю — блестящая идея, — проворчал я.

— А теперь я так не считаю. Наоборот, это самое глупейшее дело из всех наших проектов. Денежки-то от нас уплыли. И не верится даже, что мы поймаем того типа, который их спер…

— Не заявить ли нам в полицию? — осторожно предложила Катя.

— Глупости говоришь, дурочка! — грубо отрезал Эрик.

— Придержи-ка язык! — крикнул я на него, обидевшись за Катю, а затем продолжил более спокойным тоном: — Думаю, нам не стоит вмешивать в это дело стражей закона. Даже если мы и заявим в участок, вряд ли от этого будет толк. Да и полицейские наверняка примут нас за идиотов. Все в поселке к тому же надорвут животики от смеха над нами. Вора же не поймают…

— Ладно, Хватит распространяться, — остановила меня Катя. — Вопрос в том, кто вор? Ведь никто, кроме нас троих, не знал ничего о банке. Очкарика мы только сейчас ввели в курс дела. От кого вор мог получить информацию? Я, например, никому не обмолвилась ни словечком, даже отцу!

Я заметил, что ее глаза наполнились слезами, а голос дрожал, словно мы обвинили ее в предательстве. Конечно, девчонки не очень-то могут хранить секреты. Катя знала о моем предубеждении, поэтому и испугалась, что мы посчитаем виновной ее. Но я всегда считал, что делать обобщения глупо. Выводы надо делать из конкретных и бесспорных фактов.

— Да брось ты! — напустился на нее Эрик. — Никто тебя не обвиняет. Ведь и я не сказал никому ни слова, и Ким тоже. Или?..

— Ясно, что нет, — подтвердил я. — Конечно, я был нем как могила! Мы все молчали, а вор все-таки добрался точно до нужного места, выкопал клад, положил деньги себе в карман и снова зарыл уже пустую банку…

— И сделал это, видимо, нашей же лопатой, — бросил Эрик. — Поймать бы сейчас этого типа…

— Постойте, — вмешался в наши распри Очкарик. — Тут есть лишь одно объяснение: похоже, он подсмотрел, как вы зарывали эту банку.

— Не очень убедительно, — возразила Катя. — Кому это надо ночью красться за нами в лес и подсматривать, что мы делаем?

— Да, это странно, — поддержал я Катю. — Никто за нами не шел. Не только ночью, но и днем. А если кто-то и находился в лесу, то с нами это не связано. Просто у вора были какие-то свои дела. Да и вообще, что нужно кому-нибудь тут, в лесной глухомани. На опушке — я еще допускаю, но не здесь, в чащобе.

— Может, все же кто-то выследил нас, — подумал вслух Эрик.

— Но, ради всего святого, для чего?

— Выходит, что нам не за что зацепиться, — сделал вывод Очкарик.

— И все же один след у нас есть, — неторопливо сказал я. — Сегодня, когда я направлялся к нашему месту встречи, за мной увязался какой-то тип. Сперва я подумал, что это кто-то из вас, остановился и крикнул по-совиному. Тогда он засмеялся, да так отвратительно, что у меня мурашки по спине забегали.

— Ну, над твоим подражанием сове хочешь не хочешь, а засмеешься, — съязвил Эрик.

— Оставь свои шуточки. Это на самом деле был ужасный, сатанинский смех, презрительный, угрожающий, зловещий. Как в кинофильмах о кошмарах.

— Так?! — уточнил Эрик и разразился жутким хохотом, прямо как Мефистофель.

— Примерно так.

— Ты, наверное, испугался? — участливо спросила Катя.

— Нисколько.

— Узнаешь ли ты его? — спросил Эрик.

— Едва ли. Ведь я его не видел, только слышал. К тому же бросился бежать от него со всех ног, чтобы он потерял мой след. Нет, я его наверняка не узнаю, когда встречу. Вот если только он засмеется.

— Возможно, он и сделает это, когда вновь увидит тебя, — заметил насмешливо Эрик. — А вообще, вполне возможно, что именно он и слямзил деньги.

— Однозначно этого утверждать нельзя, — произнес я. — Да и как мы его найдем? И даже если найдем, как отберем у него наши деньги?

— Ясно, это вор, — повторил Эрик. — Главное, его найти, а там у нас будет достаточно времени, чтобы придумать, как отобрать у него деньги.

— Глядите, дождь прекратился, — обрадовался Очкарик. — А что, если мы сейчас посмотрим, не оставил ли вор каких-нибудь следов? Лучше сделать это до ухода домой. А утром придем снова и при свете обстоятельно все обследуем еще раз.

Вскоре мы уже ползали на четвереньках вокруг хижины.

— В детективных романах преступник всегда теряет что-нибудь, что помогает сыщикам напасть на его след, — резонно заметил Очкарик. — К сожалению, наш ворюга не потерял ничего, даже паршивой пуговицы.

— Ну а как с отпечатками пальцев? — спросил я.

— Это, пожалуй, идея! — воскликнул наш изобретатель. — Ведь он почти наверняка орудовал нашей же лопатой, чтобы вырыть клад. Затем преступник мог оставить отпечатки пальцев в хижине. Утром я их обязательно сниму.

Я ни на мгновение не усомнился, что Очкарик это действительно сможет. Когда дело касалось технических проблем, особенно связанных с физикой и химией, то не только сверстники, но и многие взрослые не годились нашему другу, как говорится, в подметки.

Казалось, наши поиски так и останутся безрезультатными. Мы уже хотели прекратить их и собираться домой, как Катя вдруг вскрикнула:

— Все быстро ко мне с фонарем! Кажется, здесь лежит кусок бумаги.

Мы внимательно осмотрели то, что Катя приняла за бумажный обрывок. Оказалось, что это скомканная пустая пачка из-под сигарет «Бродвей». Она лежала около зарослей кустарника, где начинался густой лес.

— Кто-нибудь из вас курит? — на всякий случай осведомилась Катя.

Мужская часть нашей команды дружно замотала головой в знак отрицания. Правда, мы немного покривили душой. Эрик, Очкарик и я иногда баловались трубкой. Но это было очень редко. А сигареты, что правда, то правда, никогда не брали в рот.

Я взял пустую пачку и внимательно оглядел ее. Конечно, она промокла, но, похоже, выбросили ее недавно. И пролежала она, наверно, дней пять, не более. Именно столько времени прошло с тех пор, как мы зарыли здесь свой клад.

— Мы можем с достаточной степенью уверенности предположить, что эту пустую пачку бросил именно вор, — раздумчиво сказал Очкарик. — Вряд ли с ним был сообщник. Нет, несомненно, преступник был один.

— У меня такое же мнение, — присоединился я. — Но, к сожалению, эта сигаретная пачка не может служить серьезной зацепкой для разгадки преступления. Сигареты такого сорта курят миллионы людей.

— Мы можем тем не менее исходить из этого, а потом посмотрим, что делать дальше, — предложил Эрик.

Я разгладил ребром ладони смятую сигаретную пачку и бережно положил ее в карман брюк, самое сухое место в моей одежде. Волей-неволей приходилось дорожить этим бумажным пакетиком, потому что он был единственной уликой против вора, которого нам еще предстояло поймать.

— Сейчас самое лучшее для нас — слинять как можно быстрее отсюда, — напомнил Очкарик. — Будем надеяться, что домашние пока не обнаружили наше отсутствие.

Мы брели по влажной траве мокрые, как мыши, унылые и подавленные случившимся. Ведь мы считали себя такими богатыми и радовались, что преподнесем Очкарику сюрприз… А что из этого вышло?

Шли молча. Нам было не до разговоров. Все размышляли, как побыстрее найти ключ к разгадке случившегося и напасть на верный след, который привел бы к поимке вора.

Лес кончился. Мы вышли на проселочную дорогу и остановились как вкопанные. На востоке небо горело ярко-красным пламенем. Низко нависшие облака отражали сполохи большого пожара. До нас донесся сильный запах гари.

— Горит большая ферма! — закричал я.

— Побежали туда! — предложил Эрик.

Мы постояли еще несколько секунд, раздумывая, что нам делать. Собственно, нужно было бежать домой: мы и так задержались сверх всякой меры.

— Да что там, быстренько рванем к ферме, поглазеем чуть-чуть и по домам. Ничего не случится, — соблазнял нас Эрик.

Если принять во внимание, что пожары в округе случаются крайне редко, то, понятно, мы не смогли преодолеть искушение побывать там. И ноги сами понесли нас по мокрому лугу. На бегу я все же раздумывал, как бы мне побыстрее высушить мокрую одежду, чтобы дядя и тетушка ничего не заметили и наши ночные похождения остались бы нераскрытыми.

— Загорание наверняка произошло от молнии! — задыхаясь, прокричал Очкарик.

Подбежав поближе, мы увидели, что горел сарай, стоявший на краю усадьбы. К счастью, ветер дул в другую сторону, поэтому дом и другие постройки не пострадали.

Сарай этот был нам хорошо знаком. В нем мы иногда играли, когда удавалось незаметно туда проскользнуть. Правда, разок нас все же накрыли, но тумаков мы не получили, а были просто выдворены с предупреждением, если поймают еще раз, то с нами разделаются как следует. А вообще хозяин был хорошим человеком, и нам было жаль, что молния угодила именно в его усадьбу.

На фоне пламени двигались черные силуэты. Это пожарные из Хиллерёде поливали водой крыши дома и других построек, чтобы уберечь их от летящих искр. Сам сарай они, похоже, решили не спасать, считая, что при таком огне это дело бесполезное.

Мы подошли почти вплотную к полыхавшему строению. Большое пламя в ночи казалось сказочно прекрасным и невольно притягивало к себе. Мы стояли, завороженно уставившись на буйно пляшущие рыже-красные языки.

Но вдруг вспомнили о времени. Все, больше нельзя задерживаться ни на секунду — быстрее быстрого домой. И мы бросились бежать изо всех сил по полю. Вот и проселочная дорога: на перекрестке расстались. Очкарик и Катя побежали по одной дороге, Эрик и я — по другой.

Порядком устав, мы с Эриком невольно сбавили шаг.

— Послушай, — пыхтя, произнес вдруг он, — поверить не могу в то, что произошло этой ночью.


— Точно, — отдуваясь, ответил я. — Вот если бы знать, как поймать ворюгу. Послушай-ка, не смог бы ты завтра до обеда вместе с Очкариком пойти в лес и поискать следы? А потом помочь ему снять отпечатки пальцев.

— Будет сделано! А ты что задумал?

— Я быстренько смотаюсь в Хиллерёде и постараюсь узнать номера банкнот, полученных мною. Мне это только что пришло в голову.

— Прекрасная мысль, — одобрил Эрик.

Мы бежали как раз мимо светло-розового с грязными подтеками дома, в котором жил некий Лаурсен. Летом он работал смотрителем на пляже. Мы его терпеть не могли. Физиономия этого типа напоминала морду крысы. К тому же он был всегда в дурном настроении и постоянно придирался к нам. Бросив взгляд на невзрачное строение, я заметил, что Лаурсен сидит у окна, прижав нос к стеклу и смотрит на улицу.

— Послушай, Ким, — сказал Эрик. — Мы обязательно должны вернуть нашу тысячу крон!

— Ясное дело. Только знать бы как.

— Может, до завтра нам что-нибудь придет в голову.

Оставшуюся часть дороги мы бежали без остановки, шлепая по лужам. Наши ботинки промокли насквозь.

— Видел Лаурсена? — спросил я на бегу. — Он сидел у окна и явно видел нас.

— Ну и что? Пошел он к черту!

Наконец, я добрался до дома, шепотом попрощался с Эриком и проскользнул в свою комнату. Повесил мокрую одежду на стул и юркнул в постель.

За окном начало светать. Прежде чем сон сморил меня, я продолжал думать о случившемся с нами. И что удивительно: несколько раз в моих мыслях возникала фигура Лаурсена. Настроение совсем испортилось.

«А-а, чепуха какая-то, — сказал я самому себе. — Все это не имеет ни малейшего отношения к происшедшему».

Но уже на следующий день убедился, что ошибался в этом.


2


— Ким! Завтрак на столе!

Я очнулся от сна и в первое мгновение не мог сообразить, где нахожусь. Мне показалось, что я будто бы лежу на своей кровати в копенгагенской квартире и мне надо идти в школу. Наконец, сообразил, что сейчас каникулы и что кровать, на которой я спал, стоит в комнате дяди. А внизу за столом сидит тетушка и зовет меня завтракать.

— Спасибо, тетя, я сейчас спущусь.

Но еще несколько секунд понежился в постели. Утро выдалось прекрасное. Солнце сияло. В комнате было довольно жарко: она находилась под самой крышей. И все же в воздухе чувствовалась свежесть после грозы.

Итак, я лежал и перебирал в памяти все, что пережил ночью. На какое-то мгновение мне показалось, что все это приснилось. Но вот мой взгляд упал на одежду, развешенную для сушки на спинке стула. Нет, это было не во сне, а наяву: тысячу крон украли на самом деле. Вспомнился мне и пожар, и возвращение домой, и рожа Лаурсена, наблюдающая за нами из окна. Как бы не наболтал этот негодяй чего моему дядюшке. Определенно совесть моя все же была нечиста, раз этот тип прочно завладел моими мыслями. Видимо, не надо было мне тайно исчезать из дома ночью, не испросив разрешения у дяди и тети. Они наверняка мне бы не отказали. Они всегда отпускали меня, если я говорил, куда и на сколько ухожу.

Я быстро оделся, умылся и сбежал вниз. Я был рад, что дядя и тетушка ничего не заметили, стало быть, претензий ко мне не будет. Я понял это, когда услышал голос тети, звавшей меня завтракать, голос был ровен и спокоен.

— Доброе утро, Ким, — сказал дядя, когда я вошел. — Ты слышал, что сегодня ночью на большой ферме случился пожар?

— В самом деле?

— Думаю, что от удара молнией. Говорят, ферма сгорела дотла. Бедный хозяин!

Я кивнул. Не мог же я сказать, что сгорел только сарай. А дядя углубился в чтение газеты, чему я был рад, так как почувствовал, что кровь прилила к моему лицу. Есть люди, которые спокойно врут, но я не принадлежу к их числу. Быстро расправился с завтраком, но история с пропавшим кладом не выходила у меня из головы.

Когда я уже совсем собрался ехать в Хиллерёде, чтобы получить в тамошнем банке номера исчезнувших стокроновых банкнот, мне пришло в голову, что это можно прекрасно сделать и по телефону. Я был уверен, что кассир должен вспомнить меня, так как мы с ним немного поболтали о том о сем.

В частности, я объяснил ему, что получил эти деньги от издательства за книжку «Сыщик Ким из Копенгагена». Описывая наши приключения, я вовсе не думал, что из моей писанины получится занимательная история. А вот нашлись люди, которым книжка даже понравилась.

Конечно, тысячу крон заплатили мне. Но я не мог считать эти деньги полностью своими. Даже если я все записал и рассказал, другие ребята тоже внесли свой вклад в книгу. Ведь они были творцами всех событий, которые нашли отражение в ней. Первым заводилой был Пелле, наш Очкарик. Вот почему когда я задумался над тем, как потрачу деньги, то сразу решил: отдам Очкарику, чтобы тот израсходовал их на свое изобретение. Часть суммы пойдет на испытания прибора, другую он отдаст родителями на лечение, или внесет за свое обучение, или же потратит на что-нибудь другое, в чем будет нужда. Во всяком случае, Очкарик должен получить эти деньги. И я надеялся, что он примет их и не откажется из-за ложной гордости.

Я рассказал Эрику и Кате о своем плане, и они восприняли его с энтузиазмом. Мне удалось уговорить директора издательства выписать денежный перевод на мое имя, посвятив этого достойного человека в свою задумку. Он поддержал меня, так как знал все об Очкарике из моих рассказов.

Директор обещал молчать о деньгах, пока я сам не расскажу родителям о своих намерениях, и сдержал данное слово. О моей благотворительной акции он рассказал дяде, с которым был хорошо знаком. Они сидели в беседке возле дома, а я, находясь в мансарде, слышал каждое их слово. Дядя передал разговор моему отцу. Теперь они знали все. Но самое смешное: им не было известно, что я в курсе всех событий. Поскольку каждый предупреждал другого, что все это нужно держать в тайне, никто из них не проговорился. Я тоже хранил молчание. Поэтому и отец, и дядя, и директор издательства думали, что деньги пошли на доброе дело А на самом деле их нагло стащили.

Я долго сидел, стараясь взять себя в руки. Чтобы дозвониться до банка, не требовалось, конечно, большой храбрости. Но такова моя натура: мне трудно на что-то решиться, когда дело касается лично меня, а не других. К банкам и подобным учреждениям я испытываю благоговейное почтение, если не страх. И к тому же до сих пор не имел с ними серьезных дел.

Для меня банк был чем-то чрезвычайно важным. Получить в банке тысячу крон — это не то что зайти в магазин и купить кусок мыла. Служащие финансовых учреждений — чинные господа за окошками всегда солидно одеты, даже в летнюю жару. Они суховаты, выглядят торжественно и подчеркнуто любезны. Небрежно причесанный парнишка в шортах выглядит в банке, как бродячий пес в храме. Вот почему я сидел так долго и размышлял, что мне сказать по телефону.

Ведь мы, по сути дела, вели занимательную игру. Банк же и игра — вещи несовместимые.

Наконец тетушка, как нельзя кстати, удалилась на кухню; я снял трубку и попросил соединить меня с кассиром банка.

— Как же, как же, — ответил тот, — я, конечно, помню тебя. Ты ведь тот молодой человек, который на прошлой неделе получил у нас тысячу крон. Верно?

— Да, — подтвердил я. — Не будете ли вы так любезны сообщить мне номера банкнот. Они были совсем новые.

— Почему ты сказал «были»?

— Простите, не понял, — прикинулся я, чтобы выиграть время.

— Повторяю: почему ты говоришь «были»? Что, у тебя уже нет этих банкнот?

— Нет, нет, — затараторил я, — но это долгая история. Я хотел бы узнать номера банкнот. Или это невозможно?

— Не смеши меня, — уклонился от ответа кассир. — Для чего тебе нужны номера? Послушай-ка, если деньги у тебя пропали, ты должен сейчас же…

— Да нет, деньги не пропали. Они у меня.

— Они у тебя? Зачем же ты тогда звонишь и просишь назвать номера банкнот? Ведь ты можешь сам посмотреть.

— Понимаете, деньги сейчас не у меня.

Я почувствовал, как кровь все сильнее стучит в моих висках. Дьявол меня побери, как это взбрела мне в голову сумасшедшая идея позвонить в банк!

— Гм, — заметил кассир, — это кажется мне довольно странным. Но я дам тебе номера банкнот. Подожди минутку. Если не ошибаюсь, ты был у нас в среду?

— Точно. И заранее очень вам благодарен! 

Минуты через две он сообщил мне номера. Я записал их на листке бумаги и еще раз поблагодарил его.

«Пронесло, — подумал я. — Но пришлось попотеть! Зато теперь у нас есть два следа, по которым можно Двигаться: пустая сигаретная пачка и номера банкнот. Хотя пока непонятно, что это нам дает…»

Так я сидел, погрузившись в раздумья, пока в комнату не вошла тетушка.

— Ким! — обратилась она ко мне с просьбой, прозвучавшей как приказание, — не смог бы ты быстренько сбегать к лавочнику?

— Конечно, тетя, что за вопрос! — изобразил я предельную готовность.

— Мне нужно не так уж и много: фунт сахарной пудры, шесть яиц, четыре фунта картофеля, четыре — помидоров, полфунта кофе, одна упаковка рыбных фрикаделек и пачка бумажных салфеток.

«Ничего себе», — подумал я.

— Ты все запомнил? — спросила тетя.

— Что за вопрос! — ответил я тоном, не вызывающим сомнений.

— Тогда повтори!

— Ну, салфетки, потом… гм… четыре яйца… Что еще?

— Я сказала шесть яиц!

— Точно, шесть. И… гм… упаковка рыбных фрикаделек… Верно?

— Послушай-ка, — стала сердиться тетя, — возьми себя в руки, малый. Мне нужно следующее… — И повторила необходимое. — Семь позиций. Это нетрудно запомнить.

Тетушка дала мне деньги, и я пошел. А она осталась у двери и махала мне вслед рукой, как маленькому мальчику, которого в первый раз отправили за покупками в лавку.

Тетя страшно любила меня. Только часто забывала, что мне через пару месяцев исполнится пятнадцать лет. Я обернулся и кивнул ей в ответ, благо вокруг не было ни одного свидетеля моего позора.

Стоял прекрасный летний день. Солнце палило вовсю, и асфальт стал мягким от жары.

Не случись эта история с деньгами, настроение у меня было бы превосходным. Но мысли постоянно крутились вокруг пропавшего клада. А тут еще приходилось время от времени повторять про себя: «Салфетки, упаковка фрикаделек, четыре фунта помидоров, столько же картошки, фунт сахарной пудры, полфунта кофе, полдюжины яиц. Все про все — семь позиций».

Занятый своими мыслями, я вдруг обнаружил, что стою перед калиткой забора, окружавшего небольшой сад у дома, где живет Катя. Это удивительно: чтобы попасть сюда, идя в лавку, нужно было сделать порядочный крюк. Но что сделано, то сделано. И я подумал: раз уж попал сюда случайно, то подожду немного. Вдруг наша подруга выйдет на улицу. И уселся на выбеленный известкой большой камень возле калитки.

Я проторчал там примерно четверть часа, но Катя не показывалась. Тогда встал и — что еще оставалось делать? — продолжил свой путь. Так что я должен купить? Салфетки, яйца, рыбные фрикадельки, кофе, картошку, помидоры, сахарную пудру. Точно — список из семи пунктов.

А вдруг Катя тоже отправилась в лавку за покупками? Тогда я ее встречу, и мы сможем вернуться вместе, и я предложу ей пойти на пляж.

Чтобы тетушкин заказ не вылетел из головы, я, приближаясь к лавке, бормотал: «Салфетки, фрикадельки, картошка, яйца, помидоры, сахарная пудра, кофе».

В лавке оказалось много народу. Пристроившись в конец очереди, я оглянулся. Это было старомодное заведение. По стенам висели канаты, веревки, всевозможные рыболовные снасти, все необходимое для лодок и яхт. Пахло смолой, пряностями и табаком. В этой лавке невозможно было заскучать: так много тут любопытных товаров — глаза разбегались.

Вдруг я услышал знакомый мне смех. Именно так хохотал тот незнакомец в лесу! Видимо, кто-то из покупателей отпустил шутку, которую я не расслышан, несколько ближе стоявших человек рассмеялись, и среди них — так напугавший меня тогда человек-невидимка.

Я обернулся и взглянул на него. Одет он был плохо и выглядел как бродяга. Лицо его покрывала седоватая щетина.

— Что ты будешь брать? — Голос приказчика оторвал меня от наблюдения.

— Простите, — пробормотал я.

— Твоя очередь. Так что ты возьмешь?

— Один… один фунт помидоров, — заикался я.

— Так. Что дальше?

— Больше ничего. Ах, нет, еще два фунта сахара-песка.

Приказчик отошел взвесить сахар. Когда он вернулся, то вежливо осведомился:

— А что, твоя тетя уже начинает консервировать фрукты?

— Думаю, да, — ответил я рассеянно. И вдруг вспомнил. — Ей нужны еще салфетки.

Бродягу в этот момент обслуживал другой приказчик. Я стал беспокоиться, как бы мой лесной преследователь не рассчитался раньше меня и не исчез из лавки. Он купил коробку спичек, плитку шоколада и пачку сигарет «Кингз». Не «Бродвей», а «Кингз». Это меня немного разочаровало, хотя в общем-то еще ни о чем не говорило. Почему бродяга должен все время курить одни и те же сигареты?

— Что-нибудь еще? — спросил меня любезный приказчик.

— Упаковку рыбных фрикаделек.

Он поднялся по приставной лестнице и снял коробку с верхней полки. Мне показалось, что он двигался необычайно медленно.

И еще два фунта картофеля, — добавил я. — Всего, значит, четыре наименования.

Приказчик принес картофель и поправил меня:

— Нет, теперь уже пять.

— Все равно. Давайте пакет сюда.

Пока я отсчитывал деньги, он с любопытством рассматривал меня. А бродяга между тем уже вышел из лавки.


3


Незнакомец шел по направлению к лесу, то есть совсем не в мою сторону. Тетя, конечно, уже ждала меня с покупками. Но я посчитал, что мое дело важнее: тетушка простит меня, если узнает, сколько денег поставлено на кон. Итак, я пошел за бродягой. У него, казалось, было много времени, так как он останавливался почти у всех витрин и долго их разглядывал. Но ни разу не обернулся.

Все мое внимание было сосредоточено на незнакомце, поэтому я не заметил, как столкнулся с шедшим навстречу человеком. Им, к счастью, оказался Очкарик.

— Эге, — произнес он, — хорошо, что я увидел тебя. Мне нужны отпечатки твоих пальцев. Мы с Эриком были только что в хижине. И обнаружили много отпечатков, но не знаем, кому они принадлежат…

Я схватил его за руку и жестом показал: помолчи!

— К черту твои отпечатки, — прошептал я быстро. — Вон там видишь мужика? Это и есть, скорее всего, вор.

— Что-о-о? Кто? Там? С чего это взбрело тебе в голову?

— Я узнал его по характерному хохоту. Это тот тип, что преследовал меня ночью в лесу.

— Ты уверен?

— Абсолютно. Послушай-ка, Очкарик, не можешь ли ты отнести моей тете покупки? Она ждет их. А я пойду дальше за этим типом и не спущу с него глаз.

— Не городи чепуху, — отрезал мой приятель. — Ты сам отнесешь покупки своей тете, а я буду следить за ним. Потом пойдешь в мою лабораторию, и Эрик возьмет у тебя отпечатки пальцев. Будь паинькой и делай, как я сказал! Почему бы мне не проследить за твоим незнакомцем, — продолжил Очкарик. — Времени у меня навалом. Да и что я скажу твоей тетушке? Так что иди домой, а слежку предоставь мне. К тому же он, возможно, заметил тебя в лавке, а меня совершенно не знает.

Я сдался, и мы договорились, что через час найдем Эрика и Катю и расскажем им обо всем.

Так я и отправился домой. Когда оглянулся, бродяга был уже далеко: он подходил к опушке леса. На некотором расстоянии за ним следовал Очкарик, крадучись как настоящий индеец.

Тетушка порядком удивилась тому, что я купил, и заявила: я принес не то и не в том количестве. Так что мне пришлось снова идти в лавку, на этот раз с запиской в руке. Не успел я повернуться к ней спиной, как она крикнула мне вслед:

— Ким!

— Да.

— У тебя штаны сзади все белые.

— А-а, это я сидел на камне, выкрашенном известкой, — ответил я равнодушно.

— Да, Ким, иметь с тобой дело — безнадежный случай, — сказала она в ответ и вздохнула.

Сходив еще раз в лавку, я принес в точности все, что надо. Но Кати снова нигде не было видно. Я все думал о бродяге: что там с ним и Очкариком. И немного сердился, что мне не пришлось следить за этим типом, которого подозревал в воровстве. Я был уверен, что справился бы со слежкой лучше Очкарика, ибо считал себя настоящим специалистом в этом деле.

Когда я вернулся домой, тетушка сказала:

— За тобой заходил Эрик и просил передать, чтобы ты сразу же шел в лабораторию Очкарика. Речь идет, как он сказал, о чем-то чрезвычайно важном.

— Отлично, я сейчас пойду. Конечно, если я тебе больше не нужен. Может, еще чем-нибудь помочь? — спросил я, изображая из себя благовоспитанного мальчика.

Улыбнувшись, она покачала головой.

— Нет, большое спасибо. Послушай, Ким, надеюсь, вы там, в этой лаборатории, не занимаетесь глупостями?

— Нет, что ты! — успокоил я ее. — Как ты можешь так думать?

— Мне это не совсем нравится — всякие там химикалии и что-то там еще, над чем вы колдуете. В один совсем не прекрасный день вы можете взорвать дом.

— Мы очень осторожны, — заверил я ее, — а сегодня вообще не собираемся готовить порох.

— Не опаздывай к обеду!

— В этом отношении, тетя, ты можешь на меня положиться: мой желудок меня не подведет!

— И будь внимателен на улице. Столько автомобилей…

— Да, тетя.

Наконец мне удалось уйти, и через несколько минут я резко затормозил свой велик перед гаражом. Дверь была открыта. Эрик стоял, согнувшись над какими-то бумагами. Когда я вошел, он поднял голову.

— Салют! — поприветствовал он. — Иди-ка сюда, я сниму у тебя отпечатки пальцев.


— Давай! А как ты это делаешь?

— Сейчас увидишь. — Он ухватил мою руку за запястье и прижал кончики пальцев к штемпельной подушечке. — Так, теперь тебе нужно сильно придавить каждый палец по очереди к этой бумаге. Все правильно… Теперь мы можем определить, где тут твои отпечатки.

Он вытащил из вороха бумаг лист, на котором был изображен отпечаток пальца размером с блюдце.

— Выдумки! — ухмыльнулся я. — Таких огромных пальцев у меня никогда не было.

— Ну это же увеличение. Так вот, я и Очкарик побывали сегодня утром в лесу и посыпали порошком, который настоящие сыщики всегда носят при себе, поверхность всех гладких предметов в хижине. На них проступили все отпечатки пальцев, понимаешь! Особенно много их было на жестяной банке. Прошлой ночью мы все держали ее в руках.

— И вор, — добавил я.

— Вот именно. Но не можешь ли ты вспомнить, не вытирали ли мы ее насухо, прежде чем отнести в хижину? Если вытирали, то на ней только наши лапы. Вот эти маленькие отпечатки наверняка оставила Катя. У нее пальцы самые тонкие. А теперь я покажу тебе следы, которые, возможно, оставил вор. Я нашел пять таких четких отпечатков. Но определенно могу сказать только об одном, который не принадлежит никому из нас. Взгляни на отпечаток, который ты сделал сейчас. А теперь посмотри внимательно на эти два отпечатка вот здесь — три остальных принадлежат Очкарику, Кате и мне. Какой из них твой?

— Вот этот, — определил я почти мгновенно.

— Напиши на нем «Ким», — скомандовал Эрик. А на другом сам начертал «вор».

На меня это произвело сильное впечатление. Действительно, блестящая идея — скопировать отпечатки и увеличить их во много раз. Благодаря этому линии становятся более четкими, и даже если рисунки не очень ясные, все равно можно прекрасно рассмотреть все различия.

Я рассказал Эрику о своем телефонном разговоре с кассиром банка.

— Это классно! — вскричал он. — Вор попадает в расставленную сеть, ты не находишь? Поначалу у нас не было ни малейшей зацепки, а теперь целых три: пустая пачка сигарет, номера банкнот и отпечатки пальцев! Если дело пойдет в таком же темпе, то скоро он окажется в наручниках.

— Да, ему осталось недолго, чтобы попасть в кутузку. — согласился я с наигранным равнодушием. — Через несколько минут придет Очкарик, и мы узнаем, где обитает вор.

— Что-о-о? Что ты сказал? — стал заикаться Эрик, и его глаза округлились. — Что это за сказки?

Пришлось ввести Эрика в курс дела.

— Какого черта ты не сказал мне об этом сразу?

— Опасался, что ты помчишься за Очкариком и помешаешь ему.

— Возможно, ты прав, — успокоился мой друг. — Послушай, а не кажется тебе странным, что вор купил всего десяток сигарет[2 - В пачке «Кингз» десять сигарет. (Примеч. пер.)]? Ведь у него сейчас куча денег, и он вполне мог купить сигарет побольше. Интересно, в чем тут дело? Интрига закручивается. Вот здорово! Но сейчас я должен бежать домой: надо обедать. Знаешь что, встретимся часа через полтора на пляже. По дороге я забегу к Кате и извещу ее. Очкарик же сам найдет нас, когда вернется.

Я тоже пошел домой. Пообедав, поднялся к себе в мансарду и взял купальные принадлежности. Мне показалось странным, что Очкарик до сих пор не дал о себе знать. Может быть, он тоже сидел сейчас за обеденным столом? Я знал, что его родители очень строго соблюдают режим и точно выдерживают время завтрака, обеда и ужина. Мне ужасно хотелось поскорее узнать результаты его слежки. И тут я услышал внизу голос дяди:

— Он только что поднялся в свою комнату. Пройди к нему наверх.

Я подумал, что сейчас увижу Очкарика, но передо мной появилась Катя.

— Привет! — улыбнулась она. — Я зашла, чтобы захватить тебя с собой на пляж. — Тут она прикрыла дверь и прошептала: — Беги, Ким! Исчезай немедленно! Полиция задержала Эрика и сейчас будет у вас. Лаурсен заявил, что видел вас вчера ночью, когда вы бежали по улице, и они считают, что это вы подожгли ферму!


4


Я стоял и не знал, что делать.

— Беги Ким! Они могут быть здесь в любую минуту! Конечно, я мог бы исчезнуть, как настаивала Катя.

Но с другой стороны, мог ли я бросить в беде Эрика? А потом, чего мне бояться? В конце концов, мы не имели никакого отношения к пожару. Кроме того, если я убегу, в это дело могут втянуть Очкарика. Он по наивности брякнет, что, когда пожар начался, мы были далеко от того места, в лесу. Возникнет вопрос, что мы там делали. И пошло-поехало, пока не доберутся до истории с пропавшим кладом.

— Ким, торопись! — дергала меня Катя. Как же она боится за меня!

Но я тряхнул головой и твердо сказал:

— Нет, Катя. Это не имеет смысла. Но я очень благодарен тебе, что предупредила меня. Слушай: если Эрик не сказал, что ты была с нами в лесной хижине, я тоже буду об этом молчать. Нечего втягивать тебя в это дело. Мы просто скажем, что были в лесу вместе с Очкариком. А когда в полиции его спросят об этом, он подтвердит как свидетель, и нас отпустят. Нам бояться нечего.

— Ты уверен?

— Абсолютно. Знаешь что? Быстренько беги к Очкарику и предупреди его, чтобы он ни в коему случае не называл тебя, если к нему придут из полиции и станут расспрашивать.

Катя кивнула.

— Мне все это не доставляет никакого удовольствия, — проворчала она. — По-моему, лучше было бы, если б ты скрылся.

— Но ведь тогда у полиции будет веское основание считать, что мы на самом деле совершили это преступление. Да и куда бежать…

Я оборвал фразу, потому что внизу послышались громкие голоса.

— Не понимаю, — говорил дядя повышенным тоном. — Я уверен, что он всю ночь провел дома. Спросите у него сами. Ким!

Я открыл дверь и крикнул: — Да!

— Здесь полиция и хочет с тобою поговорить. Спускайся быстренько.

— До свидания, Ким!

Катя протянула мне руку. Я взял ее, и вдруг меня охватило странное чувство. Мне было приятно осторожно сжимать маленькую и теплую ладонь. «Как трогательно она заботится обо мне, — подумал я, — как жалеет. Словно мне придется идти на эшафот».

Но я сказал Кате совсем другие слова.

— Оставайся здесь, — прошептал я, — пока меня не уведут полицейские. А тогда беги к Очкарику и предупреди его. Он уже, наверно, вернулся домой.

Мне показалось, что она вот-вот заплачет. Я поспешил закрыть за собой дверь и побежал вниз по лестнице. Внизу увидел дядю. Лицо у него было очень серьезное. Рядом с ним стоял полицейский, очень молодой, в тщательно отутюженной форме. Он, наверное, был патрульным из Хиллерёде, разъезжавшим на полицейской автомашине.

Я вежливо поздоровался.

— Господин полицейский говорит, — начал дядя, — что тебя будто бы видели прошедшей ночью поблизости от фермы, где случился пожар. Это верно?

— Да.

— Означает ли это, что ты без моего или тетиного разрешения ушел из дома и бродил неизвестно где?

— Да… я… прошу прощения…

Голос мой был еле слышен. Но я сделал усилие и поднял голову. Дядя смотрел на меня совсем не гневно. Я даже не ожидал этого.

— Что ты делал возле фермы? — спросил полицейский.

— Мы глядели на пожар.

— Кто это — «мы»?

— Эрик, Очкарик и я.

Тут вмешался дядя:

— Послушай, Ким, если вы действительно были в сарае и курили, так будет лучше, если ты честно признаешься. Полиция все равно доберется до истины.

— Я знаю. На мы не были в сарае. Мы находились в лесу…

— В лесу? Что же вы там делали? — спросил полицейский.

— У нас там хижина, — объяснил я. — Когда мы возвращались домой, то увидели, что горит большая ферма. И тогда побежали туда и стали смотреть на пожар. Мы полагаем, что сарай подожгла молния.

— Ну ладно. Но я все равно захвачу тебя с собой, чтобы оформить твои показания, — сказал страж порядка. И, обращаясь к дяде, добавил: — Если парень не имеет отношения к этому делу, господин Нёрмарк, он скоро вернется к вам. А сейчас мы поедем в участок. Там уже беседуют с твоим приятелем. Будем надеяться, что ваши слова не разойдутся.

— Я в этом уверен, — подбодрил меня дядя. — Иди, Ким, и веди себя достойно.

— До свидания, дядя! Я очень сожалею, что не испросил твоего разрешения на ночную прогулку.

— Ладно. Иди! — Он потрепал меня по плечу и подтолкнул к двери.

Путь к участку занял всего несколько минут. Служебное помещение и квартира местного полицейского Ларсена располагались на проселочной дороге за поселком. Офис был битком набит людьми. Там находились сам Ларсен, этот отвратительный тип Лаурсен, полицейский из соседнего городка, человек в штатском, которого я не знал, и Эрик, сидевший на диване.

Когда я вошел, мы незаметно кивнули друг другу. Он даже подмигнул мне. Я попытался сообразить, что это должно было значить. Вероятно, чтобы я не упоминал о Кате. Ларсен вежливо обратился ко мне и попросил рассказать по порядку, как все произошло. Когда я закончил свой рассказ, у меня сложилось впечатление, что он поверил мне. О зарытом кладе я, понятно, промолчал и был уверен, что Эрик тоже о нем не обмолвился.

Но тут вмешался Лаурсен.

— Слушайте, — нагло заявил он. — Сорванцы, конечно, заранее договорились, как излагать эту историю. Я видел, как они перемигнулись, когда ввели второго хулигана. Я заметил, как они бежали прочь от фермы, когда там загорелось. К тому же их не один раз видели в сарае. Я уверен, что они там курили. А сейчас стараются обдурить нас и выгородить себя.

— Вы курите? — спросил человек в штатском.

— Нет, — твердо ответил я.

— Он врет! — закричал Лаурсен. — Он нагло врет! Я своими глазами видел, как он курил на пляже. У него есть пеньковая трубка. Они ее курили с приятелем.

— Это правда, Ким? — спросил Ларсен.

— Да.

— Почему же ты тогда солгал, парень? Ваши родители разрешают вам курить?

— Немножко мы можем, — схитрил я. — Так иногда — совсем чуть-чуть.

— Будь вы моими сыновьями, я бы не разрешил вовсе. Итак, вы настаиваете на том, что не были на ферме и прибежали туда лишь после того, как загорелся сарай.

— Да, все было именно так, — подтвердили мы в один голос.

— Далее, вы настаиваете на том, что были в лесу в своей хижине вместе с другим пареньком, которого зовете Очкариком? Что? Его зовут Пелле? Пусть будет Пелле. Он проживает в коричневом бунгало в нашем поселке?

— Да.

— Ну что ж, прекрасно. Нам остается только доставить Пелле сюда и на всякий случай выслушать его показания. Впрочем, не буду скрывать, у меня такое впечатление, что вы, ребята, сказали правду. Лаурсен, вы знаете, что у парней есть в лесу хижина?

Лаурсен затряс отрицательно головой.

— Никогда там не был. А вы что, на самом деле хотите отпустить этих хулиганов?

— Сначала послушаем, что скажет их друг Очкарик, — решил Ларсен. — К тому времени будут результаты экспертизы. К концу дня причина пожара выяснится окончательно.

Одного из полицейских тут же послали за Очкариком.

Все молча ждали. Громко тикали стенные часы. Я никогда не слышал, чтобы часовой механизм работал с таким шумом. Эрик сидел, понурив голову и уставившись на носки своих башмаков, Я же раздумывал, что за это время Очкарик узнал о бродяге. Наконец, мы услышали шум подъехавшего автомобиля. В комнату вошел полицейский, один.

— Мальчика нет дома, — доложил он, — Родители не знают, где их сын. Он не пришел обедать. Поэтому я не смог его доставить.

— Положение глупое, — сердито бросил Ларсен. — Что будем делать?

— Я попросил родителей немедленно прислать парнишку сюда, как только он явится домой, — добавил полицейский.

— Хорошо. Так что: закроем пока заседание и отпустим сорванцов?

— Я считаю, что так и надо сделать, — решил полицейский в штатском. — Подождем, что скажут эксперты, и тогда решим, стоит ли нам продолжать расследование, А вы, — обратился он к нам, — проваливайте!

Мы не заставили просить себя дважды. Но не успели шагнуть за порог, как Ларсен вернул нас обратно.

— Еще один небольшой вопрос. Вы сказали, что в лесу у вас хижина? Это не вы ставите там силки и капканы?

— Капканы? — переспросил я удивленно, так как не мог сразу понять, о чем шла речь.

— Да, ловушки на всяких зверюшек.

— Ах, вот вы о чем. Нет, конечно!

— Надеюсь. Мучить животных отвратительно! Пусть только эти типы попадутся мне в руки, я им покажу! Вы, значит, не имеете с ними ничего общего?

— Нет, — ответил я.

— Нет, нет, это не мы! — поддержал меня Эрик.

— Ладно. Впрочем, я и сам думаю, что это не вы. А теперь — марш отсюда!

Мы мгновенно исчезли. После темноватого служебного помещения солнце показалось нам особенно ярким, мы даже зажмурились.

— Послушай-ка, Ким, — нетерпеливо проговорил Эрик, едва мы отошли от дома Ларсена, — что с Очкариком? По-моему, с ним что-то случилось.

— Просто не знаю, — забеспокоился и я. — Ведь он должен был давным-давно вернуться.

Остановившись, мы взглянули друг на друга: что же делать? Куда идти — направо или налево? Может быть, бродяга заметил Очкарика, напал на него и избил до потери сознания? Вот и лежит наш друг где-нибудь в лесу и ждет, помощи. Или — что еще хуже — с ним случилось какое-то несчастье. И мы не знаем, где он находится. Нам известно лишь, что он преследовал вора, когда тот направлялся в лес.

— Послушай, Ким, а не лучше ли нам разбежаться сейчас по домам? — предложил Эрик. — Ведь нас там ждут. А уж потом быстренько отправимся на поиски Очкарика.

— Пожалуй, ты прав! Давай через четверть часа встретимся в лаборатории.

— О'кей, — согласился он. — Постараюсь уйти из дома как можно скорее.

Мы уже отошли друг от друга на порядочное расстояние, как вдруг мне пришла в голову одна мысль. Крикнув Эрику, чтобы он подождал, я бросился к нему.

— Думаю, — запыхавшись, вымолвил я, — что было бы неплохо захватить с собой Шнаппа.

— Отлично, босс, — сразу же согласился Эрик. — Но зачем?

— Пес нам пригодится, — пояснил я. — Ну скажем, поможет найти следы Очкарика.

— Может быть. Думаю, однако, что Шнапп обнаружит Очкарика лишь в том случае, если тот будет находиться от него недалеко, метрах в десяти, да еще поманит пса куском колбасы. Ладно, ладно, это я пошутил. Вообще-то я скептически отношусь к его поисковым способностям, но попытаться можно. Значит, через четверть часа?

— Да, через четверть часа!


5


Схватив велик, я помчался в лабораторию Очкарика. Дверь была широко распахнута. Я зашел внутрь и увидел, что Эрик, сидя на полу, пытался уговорить Шнаппа взять след Очкарика, тыча в нос собаке халат нашего исчезнувшего друга. Но Шнапп только брезгливо отворачивался.

Я саркастически ухмыльнулся. Эрик обиженно проворчал:

— Попробуй-ка сам, если считаешь, что у тебя получится лучше!

Он схватил пса за шкирку и стал с силой тыкать его мордой в халат. Шнапп вырвался и выбежал из гаража. Мы услышали, как он громко расчихался. Я тоже понюхал халат и стал чихать не хуже собаки.

— Наверное, халат чем-то пропитан, что заставляет Шнаппа чихать, — глубокомысленно заметил Эрик и сделал такую важную мину на лице, словно только что изобрел порох.

— Какой великий сыщик в тебе умирает, — съязвил я. — Ты проницательнее десяти Шерлоков Холмсов, вместе взятых. Ну-ка понюхай сам, чем пахнет.

И я бросил ему халат.

— Это все проклятые химикалии и всякие там штучки, которые он всюду примешивает, — сердито сказал Эрик. — Я понимаю, почему Шнапп воротит нос от этой вони. Но что нам делать? Я не нашел ничего другого из одежды Очкарика. Пойти к его матери и попросить ее дать нам какую-нибудь вещь нашего друга я не решился. Ведь она обязательно спросила бы, для чего это нам понадобилось.

— Конечно, этого делать нельзя ни в коем случае. Уж лучше отказаться от помощи Шнаппа. Попытаемся сами как-нибудь найти след Очкарика.

Закрыв дверь гаража, мы направились на велосипедах к лесу. Тут нас догнал Шнапп. Верный пес, видно, решил сопровождать хозяина. Мы доехали до места, где начиналась тропинка, по которой я шел прошлой ночью. Именно тут я услышал тот зловещий хохот.

Оставив свои велики, мы пешком направились в глубь леса. И хотя шли быстро, не забывали зорко поглядывать во все стороны. Шнапп путался под ногами, наверно, думая, что мы затеяли занятную игру.

По пути я перебирал в памяти события последних дней. Их было так много, что я запутался в происходящем и никак не мог найти конец той нити, потянув которую можно было бы распутать весь клубок. Может быть, удастся за что-то зацепиться, когда мы найдем Очкарика.

Правда, последнее предположение мне и самому не особенно понравилось. Оно звучало как-то неопределенно: не было ясности. К тому же фантазия моя разыгралась, и я представил себе ужасную вещь: а что, если мы не найдем Очкарика? Ведь это моя вина, это я отпустил нашего друга одного следить за бродягой! Мне вспомнились сцены из фильмов ужасов и крутых криминальных романов. Вдруг Очкарика убили! И мы найдем его бездыханное тело в лесу! Тогда я никогда себе не прощу, что согласился, чтобы он вместо меня проследил за преступником. Я должен был сам сделать это. И тогда не он, а я погиб бы и мой труп искали бы в лесу.

Эрик словно отгадал мои мысли.

— Послушай-ка, Ким, — начал он нерешительно. — Если с Очкариком что-то случилось, то нам наверняка больше не разрешат посещать хижину.

Я не ответил и непроизвольно прибавил шаг. Эрик принял предложенный мною темп. При этом мы не имели ни малейшего понятия, где искать нашего друга. Но нам казалось, что только быстрые действия — неважно, какие именно, — помогут достичь поставленной цели.

До сих пор мои мысли крутились только вокруг исчезновения Очкарика. И я обрадовался, когда Эрик прервал их, заговорив о пропавшем кладе.

Пока мы то шли, то бежали и тихонько перебрасывались на ходу словами, у меня вдруг появилось удивительное чувство, будто решение уже созрело в моей голове, оно лежит в ней, но что-то мешает мне, как говорится, протянуть руку и вытащить его на свет Божий. Но в течение дня я обязательно осуществлю это и буду точно знать, кто вор. О своем состоянии я, однако, ничего не сказал Эрику. Он может меня не понять и посчитает, что я свихнулся.

— Послушай-ка, Ким, — снова начал Эрик. — Сигаретная пачка — не очень-то верный след. Я как подумаю, сколько людей курят «Бродвей»… Среди них и полицейский в штатском, и Лаурсен, и даже сам Ларсен.

— Тогда, значит, кто-то из них, — пробормотал я сквозь зубы. — Скорее всего, стащил деньги Лаурсен. Да я, конечно, тоже заметил. Но тот, что в штатском, курит «Норс стар». Следовательно, он отпадает. А вообще-то ты прав. Пустая пачка не такое уж важное вещественное доказательство.

Тут Эрик схватил меня за руку.

— Кто-то идет! Быстро — в заросли!

Мы спрятались в кустах и замерли, едва дыша. Эрик накрыл собой Шнаппа и зажал ему морду руками, чтобы тот не издал ни звука. Пес царапался и старался вырваться, но Эрик был сильнее.

Шаги быстро приближались. Кто-то шел по тропинке, повторяя наш маршрут. Моя рука легла на ветку, усыпанную острыми шипами. Было больно, но я терпел, не решаясь хотя бы чуть-чуть пошевелиться: вдруг нас заметит нежданный путник.

Вдруг шаги затихли прямо перед нашим укрытием. Я осторожно поднял голову и внимательно вгляделся сквозь заросли. А затем вскочил и в два прыжка очутился возле Кати.

Да, это была наша милая подруга.

— Эй! — крикнула она. — Что это вы прячетесь в кустарнике? Что случилось?

— Мы не думали, что это ты, — постарался я объяснить ей.

— Ну и что? — не поняла она. — Разве это повод, чтобы прятаться? И вообще, что вы делаете в лесу?

Тут я, наконец, сообразил: ведь Катя не имеет понятия о том, что пропал Очкарик. Как можно короче я ввел ее в курс дела. Катя была храброй девочкой, но тут она явно испугалась.

— Теперь ты все знаешь, — вмешался Эрик. — и тебе лучше всего отправиться домой. Как только мы вернемся, то сразу же прибежим к тебе и расскажем, что нам удалось выяснить.

— А почему я не могу пойти с вами?

— Послушай же, — теряя терпение, повысил голос Эрик, — здесь не место девочкам…

— Чепуха! — резко перебила его Катя. 

Эрик пожал плечами и замолчал.

— А как ты нашла нас? — спросил я, когда мы, уже втроем, двинулись дальше. — Хорошо, ты увидела, что мы пошли к лесу, но как ты узнала, что мы выбрали именно эту тропинку?

Катя смущенно взглянула на меня.

— Вы что, считаете, что я совсем дура? Я просто шла по меткам, которые вы оставляли на пути. В конце концов, я же не слепая!

Эрик и я остановились как вкопанные.

— Какие ветки?

— Надломленные веточки, — пояснила она. — А что, вы оставляли еще и другие?

— Что за надломленные веточки? — спросил Эрик. — Мы не делали никаких меток. Значит, их делал кто-то другой.

— Может быть, Очкарик? — предположил я.

Катя презрительно посмотрела на нас. Наш авторитет явно упал в ее глазах. Она поманила нас назад. Сделав несколько шагов, мы увидели метку. Веточка была надломлена и повернута в направлении, по которому мы шли. Ни Эрик, ни я не заметили меток. Нам обоим стало стыдно.

— Если вы не знали ничего о метках, то как вам удалось выбрать правильный маршрут? — спросила Катя.

— Ну хватит! — сердито пробормотал вконец расстроенный Эрик. — Попридержи язык!

Мы зашагали дальше, ориентируясь теперь по сломанным веточкам. Они привели нас к другой тропинке, по которой мы шли довольно долго в глубь леса.

Тут Шнапп неожиданно сделал прыжок и быстро припустил вперед. Эрик попытался вернуть пса обратно, но тот не послушался, пересек поляну и скрылся на противоположной стороне в кустах. Вскоре мы услышали его лай. Непохоже было, что Шнапп на кого-то сердится, скорее его тявканье выражало радость. Мы бросились за ним в кусты и вдруг увидели Очкарика вместе с бродягой.


Шнапп крутился вокруг них и визжал от радости. Пес был безмерно рад, что нашел Очкарика. Наш друг поднялся навстречу.

— Привет! — радостно сказал он и спросил: — Как вы меня нашли? По моим меткам?

— Это Катя обнаружила их, — коротко бросил Эрик. Честное признание далось ему с трудом.

Очкарик усмехнулся. Он сделал величественный жест и представил нас своему собеседнику. Тот кивнул и сделал нам знак садиться. Мы устроились рядышком на траве. Бродяга производил впечатление усталого, даже, пожалуй, измученного человека. Вел он себя по отношению к нам вежливо и дружелюбно.

— Я расскажу вам все, — начал Очкарик. — Но хочу сразу уведомить: это не господин Свенсен выкопал клад. Здесь был другой человек, которого нам еще предстоит найти.

— Господин Свенсен! — произнес бродяга и горько улыбнулся. — Господин Свенсен! Как много лет меня никто так не называл! «Господин» — это звучит гордо. Сейчас же я просто «лесной человек».

Предоставив ему овладеть своими чувствами, Очкарик начал свой рассказ.

— Итак, я шел за господином Свенсеном. Прогулка была довольно длительная. Он сделал большой круг, заглядывая по пути на все фермы и, как это сказать, хм…

— И просил милостыню, — закончил Свенсен фразу. — Скажи прямо: «и просил милостыню». Я не стыжусь этого, и ты тоже не должен стыдиться!

— Ну да, он заходил на все фермы и просил милостыню, — продолжил Очкарик. — А я следовал за ним и думал, что, собственно, это очень странно, когда некто, только что вырывший из-под земли клад в тысячу крон, идет побираться. И чем дольше я раздумывал, тем больше убеждался, что этот человек не может быть вором. В конце концов, я дошел за ним до леса. Далее я все время надламывал веточки деревьев, чтобы вы смогли меня найти, если отправитесь на поиски. И, наконец, вы должны знать: господин Свенсен живет здесь, в лесу.

При этом Очкарик показал рукой на два мешка, стоявших под ближайшим деревом. Связанные над ними ветви образовывали крышу.

— Я увидел, что господин Свенсен пришел сюда, — продолжил Очкарик, — и затаился в кустарнике. А он сел под деревом и стал читать газету. Прошло, думаю, не менее часа. Все было спокойно.

— Я читаю не очень быстро, — криво улыбнулся «лесной человек».

— У меня вдруг пропала охота чего-то ждать, — снова взял слово Очкарик. — Я вышел из кустарника и поприветствовал господина Свенсена. Потом мы с ним разговорились, и я стал задавать ему вопросы: знал ли он о нашем кладе и не видел ли, кто его выкопал. Так вот и сидим, беседуя, и я уже кое-что узнал. Эта информация нам может здорово пригодиться.

— А кого из вас я испугал вчера ночью? — спросил «лесной человек».

— Вон его, — ответил Очкарик и показал на меня.

— Извини, я очень сожалею, — сказал Свенсен. — Но ты так смешно подражал крику совы, что я не смог удержаться. А дальше за тобой я не пошел, так как торопился в свое логово.

— Я вел себя глупо, — признался я смущенно. — Чего я испугался, сам не понимаю.

— А теперь слушайте внимательно, — сказал Очкарик. — Выходит, что тот, кто украл наши деньги, — браконьер, который ставит в лесу капканы. Есть тут такой, и, по всей вероятности, он-то и подсмотрел, как вы прятали клад.

— Подожди малость, — прервал я его. — Нас с Эриком обвинили в поджоге большой фермы. Но потом освободили. А знаешь, кто нас оклеветал? Лаурсен…

— Эта крыса! — Эрик скрипнул зубами.

— И, между прочим, Ларсен упомянул, что горит желанием расправиться с типом, который в лесу расставляет капканы на зверьков.

— Как было бы здорово, если б мы его поймали, — заметил Очкарик. — Господин Свенсен видел его.

— Да, возле вашей хижины, — добавил «лесной человек». — Должен сказать, что я несколько раз натыкался на его капканы и силки. Совсем недавно обнаружил в капкане белку. У нее была раздроблена лапка, и она умирала от голода. Мне пришлось убить бедного зверька, чтобы избавить его от мучений. Готов поклясться, если поймаю этого бандита, то изуродую его, как Бог черепаху. Как-то ночью, дней пять-шесть назад, я увидел его, но на порядочном расстоянии, да и было очень темно. У него был карманный фонарь, который он включал пару раз на короткое время. Я сумел лишь разглядеть, что он в светлой куртке и темных брюках. Думаю, что ростом поменьше меня. Какое у него лицо — трудно сказать: видел-то я его со спины. К сожалению, наступил в это время на ветку, которая треснула. Он услышал, выключил фонарь и задал стрекача в направлении вашей хижины. Мне она хорошо известна, несколько раз я был в ней. Даже стибрил немного вашего табака, но потом незаметно подложил, сколько взял.

— Значит, это было, когда мы прятали клад, — прикинул Очкарик. — И вор находился вблизи хижины. Наверное, он все видел.

— Тем не менее у нас нет убедительных зацепок, чтобы найти вора, — молвил Эрик. — Единственно, чем мы располагаем, это сигаретная пачка, отпечатки пальцев и номера банкнот. Все это ничего не дает.

— Стоп! — крикнул я.

— Что с тобой? — сердито спросил Эрик: он очень не любил, когда прерывали его рассуждения.

— Кажется, я решил нашу задачку и знаю, кто вор.


6


Все молча уставились на меня. Первым пришел в себя Очкарик.

— Ты говоришь, знаешь? — недоверчиво спросил он. — Ты в этом уверен?

— Абсолютно, — твердо ответил я.

— Ну и кто же он? — почти прошептала Катя.

— Минуточку терпения, — попросил я. — Сейчас узнаете. Хотел бы только кое о чем напомнить. Например, о моей пеньковой трубке.

— Ну и что с ней?

— Когда и где вы видели, что я из нее курил?

— В хижине, — первым отозвался Очкарик.

— Точно! А где ранее?

Вся троица молча смотрела на меня. Свенсен сидел тоже молча и глядел на нас с легкой улыбкой, высоко подняв брови. Казалось, что он о чем-то напряженно думает.

— Я не видел, чтобы ты пользовался этой трубкой где-нибудь еще, — решительно произнес Эрик. — Во всяком случае, я не помню. Но к чему весь этот разговор?

— Дело в том, что вы не могли меня видеть с этой трубкой в каком-нибудь другом месте, кроме хижины, — ответил я. — Потому что пользовался ею только здесь. И здесь же ее хранил, и никогда не уносил из леса с тех пор, как купил. На пляже я курил другую, подаренную мне дядей. Так когда я курил ее в хижине?

— В ту ночь, когда мы закапывали клад, — уточнила Катя.

— Верно, — подтвердил я. — Так вот, трубку там я курил всего два раза. Первый — в день окончания сооружения хижины, когда никто из посторонних нас не мог видеть…

— Стой-ка, Ким, я, кажется, догадываюсь! — вскричал Эрик. — Можно просто сойти с ума!

Очкарик и Катя вопросительно уставились на Эрика. Потом — на меня. И снова — на Эрика.

— Ну, выкладывай, наконец! — не вытерпел Очкарик.

— Понимаете ли, — ответил Эрик, — Ким и я сегодня разговаривали с неким лицом, которое видело эту пеньковую трубку.

— Погоди-ка! — бросил Очкарик. — Так ведь это означает, что «некое лицо» и есть вор. Или точнее: почти означает. Так кто же он?

— Лаурсен! — открыл я свои карты.

— Точно, это он, эта отвратительная, коварная крыса! — с омерзением воскликнул Эрик. — Он же и расставляет силки и капканы. А сегодня, видите ли, уверял, что никогда не бывает в лесу. Это когда Ларсен спросил его: правда ли, что у нас есть лесная хижина. Следовательно, Лаурсен нагло соврал!

— Удивительно, зачем ему столько лгать? — удивился я. — Ведь в ряде случаев не было никакой необходимости. Это просто бессовестно.

— О какой совести может идти речь! — возмутился Эрик. — Этот тип вообще не имеет понятия, что такое совесть! Давайте лучше решим, что будем теперь делать?

— Надо поймать его, — безапелляционно заявил Очкарик.

«Лесной человек» засмеялся.

— Хотелось бы мне посмотреть, как вы его поймаете, — сквозь смех проговорил он. — Не верится, чтобы это вам удалось. Лучше заявите в полицию. Так будет надежнее. Но не впутывайте меня в это дело. Здешняя полиция не любит бродяг.

На лице у Эрика появилось разочарование.

— Мне кажется, было бы лучше, если бы мы сперва его поймали, а уж потом передали в полицию, — заметил он.

— Дождемся сегодняшней ночи, — предложил я. — Думаю, мне что-нибудь придет в голову. Давайте сейчас разбежимся по домам, а вечером встретимся в гараже у Очкарика.

Поднявшись, мы распрощались с «лесным человеком». Он просил дать знать, если в нем возникнет нужда. Ему тоже очень хотелось сцапать типа, ставящего силки и капканы на зверюшек. Мы поблагодарили господина Свенсена и пошли домой.

Наступил прекрасный летний вечер, когда все отдыхающие в нашем курортном местечке высыпали на улицы, прогуливались по молу и наслаждались заходом солнца и теплом его последних лучей, которые гасило море. В воздухе не чувствовалось ни малейшего дуновения. Кругом было тихо. Лишь издалека доносился слабый гул моторов — это в гавани сновали катера и моторные лодки.

Я шел в лабораторию Очкарика. Был уже девятый час, а мне все еще ничего стоящего не пришло в голову. По дороге мне встретился поселковый полицейский Ларсен. Он подозвал меня к себе и сообщил, что комиссия закрыла дело о пожаре на большой ферме, придя к выводу, что он был вызван ударом молнии. Дружелюбно хлопнув меня по плечу, Ларсен добавил: сам он ни минуты не сомневался в том, что Эрик и я не виноваты.

Тогда я спросил его, где сейчас Лаурсен и что он говорит. Полицейский ответил, что после полудня он его не видел. По тону Ларсена я понял, что он тоже недолюбливает этого скользкого типа. И мне страшно захотелось сообщить полицейскому, что Лаурсен и есть тот браконьер, который расставляет силки в лесу. С большим трудом я все же сумел взять себя в руки и сохранить нашу тайну.

Я не торопясь побрел дальше, время от времени останавливаясь и раздумывая. Честно говоря, я лишь делал, как говорится, умный вид, а на самом деле тянул время. Зачем спешить, если у меня не сложился хотя бы мало-мальски приемлемый план, который не стыдно было бы изложить друзьям. Но всему приходит конец, и я очутился у двери гаража. Она была закрыта. Я постучал условным сигналом. Дверь открылась, и я вошел внутрь. Все трое были уже там.

— Привет! — сказал Эрик. — Ну, что-нибудь придумал?

Я отрицательно покачал головой и ответил:

— Мне пришло в голову только то, что нам надо прекратить наблюдение за домом Лаурсена и следить за ним, когда он куда-нибудь пойдет. Конечно, это не гениальный план, а лишь скучное мероприятие.

— Нечто подобное было и у меня в голове, — признался Очкарик. — Но нам нельзя близко подходить к дому, иначе он нас обнаружит. Попробую взять у отца его полевой бинокль с сильным увеличением. Собственно, я уже обращался к своему предку, и он дал благосклонное согласие. Только предупредил, чтобы внутрь не попал песок. Так что мы можем залечь в засаду на довольно большом расстоянии.

— Если ничего лучшего не придумывается, — предложил Эрик, — то давайте прямо сейчас и начнем. И надо взять с собой все необходимое для обработки отпечатков пальцев, которые мы, возможно, обнаружим.

— Уже сделано, — гордо усмехнулся Очкарик и хлопнул себя по карману. — Я захватил и фонарик…

Мы залегли в кустарнике с биноклем наготове. А что будем делать, когда объект выйдет из дома, толком не знали.

Но объект не появлялся. Мы долго ждали. Спустились уже сумерки, и мы увидели, что в доме зажегся свет. Ничто не свидетельствовало, что Лаурсен собирается выйти на улицу.

— Вот если бы нам удалось проникнуть хотя бы в сарай возле дома, — пробормотал впавший в уныние Эрик. — Глядишь, там и нашлось бы какое-нибудь вещественное доказательство, которое указывало бы на кражу или браконьерство. Например, капкан или отпечатки пальцев.

— А чего болтать! — вдруг воскликнула Катя и бросилась вперед. Мы попытались вернуть ее назад, да где там: она нас даже не слышала. Мы потеряли ее из виду и спешно направили бинокль на дом Лаурсена. Но вот Катя на мгновение вынырнула из зарослей возле крыльца и снова исчезла.

Что нам оставалось делать? Мы выбрали, как нам показалось, самое разумное: остались на прежнем месте и стали внимательно следить в бинокль за происходившим у Дома. Правда, делать это становилось все труднее: темнота быстро сгущалась.

Катя появилась так же неожиданно, как исчезла. В руках у нее был какой-то предмет, который она бросила к нашим ногам.

— Вот что я смогла найти в сарае, — прошептала она. — Как вы считаете, это капкан? Там осталось еще три или четыре такие штуки.

Очкарик немедленно принялся искать отпечатки пальцев. А мы, сидя на корточках вокруг, напряженно следили, как он ловко действует, не забывая отгонять от себя и от него тучи комаров, невесть откуда взявшихся после захода солнца. К сожалению, Очкарику не повезло. Он не смог обнаружить ни одного достаточно четкого отпечатка.

Что делать дальше?

Мы просидели молча порядочное время, раздумывая и прихлопывая руками опостылевших комаров. Похоже, наши мозги потеряли способность продуктивно мыслить.

И вдруг меня осенило. Идея, правда, казалась довольно фантастической, но чем дольше я ее прокручивал в своей голове, тем больше она мне нравилась.

Только бы не оказаться пустым хвастуном! Должен честно признаться: эта великолепная мысль принадлежала, в сущности, не мне. Я почерпнул ее из одного фильма о Диком Западе, который видел зимой. Там, в кино, идея эта сработала великолепно. Возможно, сейчас она не оправдает себя столь блестяще, ибо, в конце концов, я не ковбой, а Лаурсен — не краснокожий, да и действительность наша выглядит совсем по-иному. Тем не менее я считал: в данной ситуации это была единственная возможность довести до конца расследование дела о краже нашего клада.

— Придумал, — решительно заявил я. — Мы проберемся вплотную к дому. Сейчас совсем стемнело. Ваша задача — не спускать глаз с окон: за каждым из вас по окну. Если будет спущена занавеска, надо найти щелочку, чтобы подсматривать через нее. Нельзя гарантировать, что все получится, как задумано, но это единственный шанс. Чтобы просматривать комнату на втором этаже, Эрику придется забраться на дерево возле дома.

Я протянул ему бинокль. Взяв его, он спросил:

— А что потом? Как ты считаешь, что мы увидим?

— Вы увидите, где он прячет тысячу крон, — ошеломил их я.

— Ничего не понимаю, — признался Очкарик. — Откуда ты знаешь, что он будет прятать деньги именно в те минуты, когда мы будем наблюдать за ним?

— Это уж моя забота! — твердо заявил я. — Тут суть всей идеи. Не будем терять времени. Начинаем действовать!

Друзья мои, конечно, все еще ничего не понимали. Ведь я не раскрыл им свой план. Но они верили мне и последовали молча за мной.

Двигаясь совершенно бесшумно, мы оказались перед домом и убедились, что Лаурсен, как и большинство сельских жителей, шторами не пользуется. В комнатах — на первом и на втором этажах — горел свет. Эрик забрался на дерево и шепнул нам оттуда:

— Лаурсен сидит и читает газету. Мне оставаться здесь?

— Да! Сейчас должно что-то произойти. По крайней мере, я надеюсь на это. Всем быть тише воды, ниже травы и смотреть в оба!

Очкарик и Катя заняли наблюдательные пункты за кустарником и деревянным забором. А я глубоко вздохнул, чтобы набраться мужества, так как, признаться откровенно, порядком нервничал. Но тут вдруг успокоился. Кругом стояла тишина. Лишь где-то вдали лаяли собаки.

Пора! Набрав горсть земли и камешков, швырнул все это в окно на втором этаже. Никакой реакции. Тогда я бросил еще пригоршню щебня с несколькими камешками побольше. И это подействовало.

Лаурсен подошел к окну, открыл раму и высунул наружу голову. Я видел, как он напряженно всматривался в темноту, пытаясь разглядеть, кто его потревожил. Меня он, конечно, не заметил, хотя я стоял прямо под ним.

— Эй, кто там? — заорал он. — Какого черта?

— Добрый вечер, господин Лаурсен, — отозвался я, пытаясь держаться спокойно (впрочем, мне полностью это не удалось). — Это я, Ким. Хочу вам сообщить: я только что узнал — вы выкопали клад и присвоили мои деньги. В банке я взял номера банкнот. А теперь хочу получить свои деньги назад.

— Ты, парень, совсем рехнулся! — крикнул Лаурсен.

— Ничуть! Украденные деньги вы все равно вернете. Или я сейчас же пойду и приведу полицию!

— Ты совсем свихнулся, парень, — издевательским тоном ответил тот. — Иди, иди и приводи полицию. Если ты, конечно, решишься на это.

— Уже решился. Пока! Иду за полицией!

Я резко повернул и пошел по дороге в поселок, сильно печатая свои шаги. И даже принялся свистеть, чтобы он слышал, как я удаляюсь, и поверил в то, что я действительно направился в полицейский участок. Я был твердо убежден, что Лаурсен стоял у открытого окна и пытался определить мой маршрут. Я дошел до края леса и даже обогнул зеленый массив, чтобы у него не осталось никаких сомнений в моих намерениях.

Я отошел достаточно далеко, прыгнул на мягкое травяное покрытие у края дороги и бесшумно побежал назад.

Навстречу мне спешил Эрик. Лицо его расплылось в радостной улыбке. Мне даже пришлось немного успокоить его, чтобы он не кричал во весь голос.

— Послушай, можно прямо обалдеть! Он действительно попал в западню!

— Где же были деньги? — спросил я.

— В ящике письменного стола. Сразу, как ты ушел, он бросился к столу и вытащил оттуда деньги. Дело происходило все в той же комнате на втором этаже. С дерева все было прекрасно видно. Потом он постоял, внимательно оглядывая комнату. Наверное, раздумывал, где же ему припрятать банкноты, да так, чтобы полиция их не нашла. Затем бросился вниз. Что происходило на первом этаже, видели Очкарик и Катя.

— И где же он спрятал деньги?

— Он поступил очень хитро. Завернул банкноты в старую газету, смял все как следует и сунул бумажный комок в кафельную печь вместе с различным хламом для растопки. Туда же опорожнил содержимое двух пепельниц. После этого снова поднялся на второй этаж и преспокойно устроился в кресле с газетой в руках. Видимо, сидит и сейчас там, ожидая, когда ты явишься вместе с Ларсеном.

Спустя минуту к нам присоединилась Катя и сообщила, что Очкарик забрался на дерево и не спускает глаз с Лаурсена.

Теперь оставался лишь один вопрос: как выманить вора из дома?

— Этим, скорее всего, придется заняться опять мне! — безапелляционно заявил я. — Думаю, что и это удастся, хотя, естественно, стопроцентной гарантии нет. Оставайтесь около его дома и не спускайте с вора глаз, пока я не вернусь. Если он куда-нибудь пойдет, осторожно последуйте за ним. Лучше всего это сделать Очкарику и Эрику. А Катя пусть останется и подождет меня. Ясно?


7


Я снова отправился по дороге в поселок и шел, пока не добрался до первых вилл и летних домиков. Тут жили знакомые моего дяди, к которым и я наведывался несколько раз. Поэтому смело постучал и попросил разрешения позвонить по телефону. У них как раз были гости, но они провели меня в комнату, где стоял аппарат, и оставили одного. Я разыскал номер Лаурсена в телефонной книге и позвонил. Он сразу же взял трубку.

— Добрый вечер! — начал я. — Это опять Ким. Сейчас Ларсена нет на месте, но если я до завтрашнего дня не получу деньги, то заявлю на вас в полицию, как и обещал. А кроме того, скажу, что вы — браконьер, который ставит в лесу силки и капканы. Полиция обязательно обнаружит на них отпечатки ваших пальцев. А пока — доброй ночи!

Положив телефонную трубку, я потихоньку рассмеялся. Если злодей поймается и на этот трюк, то выходит, что он не такой уж и хитрый, как я поначалу думал.

Поблагодарив хозяев дома, я распрощался с ними и пошел обратно. Кто-то двигался мне навстречу. На всякий случай я сошел с дороги и спрятался в кустарнике. И правильно сделал. Присмотревшись, узнал в темном силуэте Лаурсена. Да, точно, это был он. Вор свернул к лесу. Я чуть было не завопил от радости, но вовремя спохватился и взял себя в руки.

Я знал, что Очкарик и Эрик должны были незаметно следовать за Лаурсеном. Мое преждевременное появление могло бы их напугать — в темноте, вполне вероятно, им было бы трудно узнать меня, — и они из-за этой заминки потеряли бы его из виду. Поэтому я подпустил их вплотную к себе и лишь тогда вышел из укрытия.

— Это ты звонил ему по телефону? — прошептал Эрик. — А что ты ему сказал?

Я довольно ухмыльнулся.

— Расскажу вам обо всем позже. Сейчас он спешит в лес, чтобы снять все капканы. Идите за ним. Мы с Катей присоединимся к вам, если найдем.

— Подожди, — прошептал Очкарик. — У меня есть с собой блокнот. Я изорву его на мелкие кусочки и буду бросать их на нашем маршруте в лесу. Так вам будет легче обнаружить нас.

— Отлично!

Прибавив шагу, Эрик и Очкарик пошли дальше за Лаурсеном, который за несколько минут уже порядочно оторвался от них. А я поспешил к дому браконьера, где нашел Катю.

Мы с ней немедленно взялись за дело. Сначала я попытался открыть парадную дверь, затем дверь, ведущую на кухню — обе были прочно заперты. Тогда мы обошли дом и внимательно осмотрели все окна. Тут Катя заметила, что створка окна на втором этаже приоткрыта. Именно там стоял Лаурсен, когда разговаривал со мной.

Мы отыскали приставную лестницу. Но она оказалась короткой и не доставала до окна. Тогда притащили из садовой беседки стол и водрузили лестницу на него. Этого вполне хватило.

Правда, сооружение получилось очень шатким, поэтому мы решили: я буду удерживать лестницу на столе, а Катя осторожно поднимется по ней в окно.

Моя боевая подруга, с трудом сохраняя равновесие, храбро поднялась наверх и вцепилась руками в подоконник. И тут меня охватило сомнение.

— Эй, — тихонько позвал я Катю, — подожди немножко.

— Что случилось?

— Мне кажется, мы занимаемся противоправным делом.

— Каким это, Ким? — удивилась Катя.

— Ну, мы фактически вламываемся в чужой дом!

— Как это вламываемся?!

— Понимаешь, это похоже на квартирную кражу. По закону это не положено. Так нельзя.

— Но мы же возьмем свои деньги, — возразила она сердито. — Чужое нам не нужно.

— Это не имеет значения.

Мне и самому было чертовски неприятно, что я затеял этот разговор. И попытался как-то замять дело. Но Катя уже вышла из себя.

— Послушай-ка, — прошипела она, — если некто стащил наши деньги и спрятал их у себя дома, мы что же, не имеем права пойти туда и забрать их?

— Не знаю, Катя. Наверное, так делать все же нельзя.

— А что надо делать в таком случае?

— Собственно, мы должны были удовольствоваться одним — заявить в полицию. А там знают, как следует действовать по закону.

— Если мы сами решим эту проблему, то очень поможем полиции. Уже одно то, что сбережем ее время, многое значит, — нашлась она.

— Конечно, это так. Но закон есть закон.

— Кто это сказал?

— Мой отец.

— Фу-ты, — презрительно усмехнулась Катя. — Вы, мужчины, вечно думаете: в мире нет ничего важнее закона.

Мне очень понравилось, как она сказала: «Вы, мужчины». Я только было хотел ответить, но она продолжила:

— Если бы мы передали дело полиции, то она произвела бы обыск в доме, нашла по нашей подсказке деньги и вернула их нам. Верно?

— Да, я тоже так думаю.

— И тогда Лаурсена сажают в тюрьму. А хорошо ли это, сделать несчастным даже плохого человека, разбить ему жизнь? Так что, если мы проникнем в дом сами и вернем свои деньги, то это будет гораздо надежнее — банкноты сразу же окажутся в наших руках без судебной волокиты — да и быстрее. К тому же Лаурсен не попадет из-за этого в тюрьму. А если его и посадят, то не из-за наших денег. И вообще, мне кажется, что законы подчас довольно глупые.

С этими словами наша амазонка взобралась на подоконник.

Через несколько минут Катя открыла входную дверь и тихонько окликнула меня. Было темно. Она взяла мою руку и провела по коридору. Затем мы вошли в комнату. Отпустив мою ладонь, она стала копаться в печи.

— Есть! — торжествующе воскликнула она, расправила скомканную газету, вынула оттуда деньги и передала их мне. Я пересчитал банкноты. Их было десять. Новеньких, немного помятых, но совершенно целых. Какое чудесное чувство — снова держать их в руках!

Катя затолкала газету обратно в печь и закрыла дверцу. Мы вышли на улицу и захлопнули за собой дверь. Затем убрали лестницу и стол. Дело было сделано.

Оказавшись на улице, мы некоторое время молчали. А когда отошли от дома и очутились на более или менее освещенном месте, я сказал:

— Подожди чуть-чуть. Давай присядем.

Опустившись на траву, я достал деньги и протянул их своей подруге. Затем отыскал лист бумаги, на котором были записаны номера банкнот.

— Я прочту вслух номера, а ты сравни их с теми, что стоят на деньгах, — попросил я. — Итак, приступим. № 6712724?

— Да, — подтвердила она, перебрав несколько банкнот.

— № 6712725?

— Да, — вновь откликнулась Катя и добавила: — Знаешь, тебе не нужно больше называть номера. Я уже подобрала их по порядку. Следующий номер оканчивается шестеркой. Потом идут семерка, восьмерка и девятка. И в заключение — тридцать, тридцать один, тридцать два и тридцать три. Да, это наши деньги. Впрочем, мы это и так знали. Зачем тебе понадобилось проверять?

— Понимаешь ли, я чувствую себя увереннее, когда знаю, что все в полном порядке, — пояснил я.

С этими словами положил банкноты в задний карман брюк и тщательно застегнул его, чтобы они случайно не выпали. И тут же мы побежали к лесу. По пути я рассказал о метках, которые обещал оставлять Очкарик. И действительно, на опушке, там, где начиналась лесная тропинка, мы заметили несколько маленьких клочков бумаги.

Мы углублялись в лес все дальше и дальше. Вдруг послышался какой-то шорох. Я мгновенно остановился. Катя налетела на меня сзади и тоже замерла. Наступила такая тишина, что мне слышно было, как часто бьется ее сердце.

— Это я, — послышался шепот, и из темноты выступил Эрик. — Очкарик идет за ним. Лаурсен колесит по всему лесу и собирает свои силки и капканы. Нам нужно только подстеречь его, и он сам попадет в наши руки. Рядом с тем местом, где мы сидели с «лесным человеком», браконьер установил капкан. Я договорился о Очкариком, что мы подойдем прямо туда и спрячемся.

Идея показалась мне хорошей. Минут через десять мы отыскали нужное место, не потратив на это много времени и усилий. Потом осмотрели капкан. Он был снабжен ржавыми железными челюстями с ужасно острыми зубами. Горе бедному животному, которого угораздит попасть в него!

Мы прождали примерно полчаса, молча притаившись в густой траве. Мы ненавидели живодера, уничтожавшего лесных зверюшек. И эту ненависть обращали на комаров, которые не давали нам покоя. Наконец, послышались торопливые шаги. Это был Лаурсен. Прижавшись к земле, мы перестали обращать внимание на мошкару.

Браконьер включил карманный фонарик лишь тогда, когда оказался рядом с капканом, и нагнулся, чтобы снять его. Нас увидеть он не мог, но я боялся, что он услышит стук моего сердца, так сильно оно билось. Вдруг я понял, что совершенно не знаю, как нам быть дальше.

Но события развернулись сами собой. Эрик вдруг вскочил и с криком «Держи его!» набросился на Лаурсена. От неожиданности тот выронил фонарь. Я прыгнул сзади на него и сжал руками его шею. Все трое мы свалились на землю. Я ужасно боялся, чтобы кто-нибудь из нас случайно не угодил ногой или рукой в капкан. Ведь Лаурсен не успел отключить его механизм, прежде чем Эрик набросился на него. Мы бешено колотили друг друга. При этом никто не издал ни звука. Я никогда не думал, что у меня столько сил.

Тут появился Очкарик, продравшийся сквозь заросли кустарника. Услышав шум, он понял, что началась свалка, и поспешил на помощь. Катя тоже присоединилась к нам. Она схватила браконьера за ноги и не давала ему пустить их в ход.

Итак, нас стало четверо против одного. На плече у Лаурсена была свернута веревка, на которую он подвязывал собранные силки и капканы. Отпустив на мгновение вора, я попытался овладеть веревкой, чтобы связать его. Но ему удалось увернуться. Вскочив на ноги, он сбросил с себя Эрика и Очкарика.

Освободившись, Лаурсен, не теряя ни секунды, бросился прочь через подлесок. Около капкана остался невыключенный карманный фонарик. «Идиот! — ругал я себя. — Преступник сейчас скроется. И в этом моя вина!»

— Все за ним! — крикнул Эрик и начал преследовать беглеца. Мы тоже не стали медлить. За нами побежала и Катя. В ее руках были веревка и фонарь. Поэтому двигалась она гораздо медленнее нас и скоро отстала.

Потеряв Лаурсена из вида, мы ориентировались лишь на звук его быстрых шагов. Он ускорил бег, пытаясь оторваться от нас. Боюсь, что это удалось бы ему. Но вдруг браконьер издал громкий крик. Мы помчались вперед настолько быстро, насколько позволяла эта проклятая темнота, сразу поняв причину крика. Случилось то, что должно было случиться: он угодил в руки «лесного человека», господина Свенсена, как его величал Очкарик!

И вот мы у цели. Какое захватывающее зрелище! Свенсен со знанием дела колотил браконьера, который уступал ему по всем статьям. Даже наша помощь не потребовалась.

«Лесной человек» широко улыбался. Похоже, драка доставляла ему удовольствие. А вот Лаурсен держался из последних сил и имел жалкий вид.

— Минутку, ребята, — обратился к нам Свенсен. — Сейчас он будет готов, и вы его получите. Я только сведу с ним последние счеты.

«Лесной человек» опять занес кулак. Браконьер попытался увернуться, но точный удар настиг его.

— Это тебе за маленькую белку, которую я недавно обнаружил в твоем капкане. Ну как тебе это нравится, негодяй?!

Всем своим видом преступник давал понять, что такое обращение ему решительно не нравится. Упав на землю, он прикрыл голову руками. «Лесной человек» сдержался: лежачего не бьют! Постояв несколько минут спокойно, чтобы отдышаться, немного покашлял и тут заметил веревку, которую держала Катя.

Скоро Лаурсен лежал, крепко связанный. Он был так обессилен и подавлен, что не оказывал ни малейшего сопротивления Свенсену, когда тот его связывал.

— Вот и все! — сказал «лесной человек». — Теперь, ребята, вы сами управитесь и доставите его куда нужно. Доброй ночи! И не забудьте: ни слова обо мне полиции. Но, конечно, если нельзя будет избежать огласки, не придумывайте ничего, а расскажите все, как было. Полиция должна знать правду. Поймите меня правильно: я не хочу прятаться и чего-то скрывать. Просто мне хочется жить спокойно.

— Доброй ночи! — пожелала ему Катя. — И большое спасибо за вашу помощь!

Некоторое время мы прислушивались, как господин Свенсен прокладывал себе путь прямо через подлесок к своему логову. Потом Эрик спросил:

— А деньги у тебя, Ким?

Я вынул банкноты и протянул ему. А он передал их Очкарику. Связанный по рукам и ногам Лаурсен, лежавший на земле, злобно глядел на нас, но не произнес ни слова.

После этого Эрик побежал в поселок и привел полицейских. Лаурсен пытался за это время несколько раз разжалобить нас, прося отпустить его. Но он не вызвал У нас ни малейшего сочувствия. Мы ненавидели его за то, что он таким безжалостным и мучительным способом истреблял бедных лесных зверюшек. И все же я сказал ему: мы не будем заявлять в полиции, что он украл тысячу крон, если он сам промолчит об этом.

С Эриком пришли Ларсен и один из полицейских, которые днем беседовали с нами. Они развязали ноги Лаурсену, и мы все вышли из леса. Ларсен и полицейский вели браконьера, а наша четверка тащила вещественные доказательства — капканы и силки.

На проселочной дороге стояла патрульная автомашина. Полицейский затолкал Лаурсена на заднее сиденье и захлопнул дверцу. А Ларсен от души поблагодарил нас. По нему было видно: он страшно доволен, что наконец-то схвачен мерзкий тип, расставлявший в лесу капканы и силки. А в заключение сказал, что завтра мы должны явиться к нему для дачи показаний. Еще раз поблагодарив нас, он пожелал нам доброй ночи.

Мы стояли на дороге, пока задние огни патрульное машины не исчезли в темноте. Усталость, вызванная бурными событиями прошедшего дня, навалилась на нас. Стряхнув невольное оцепенение, мы медленно направились в поселок.

Ночь выдалась тихая. И мы постепенно успокоились. У меня даже возникло странное чувство, будто все, что произошло с нами, приснилось. Немногим более суток прошло с тех пор, как мы обнаружили пропажу нашего клада. И вот деньги снова у нас. Десять сотенных купюр лежат в нагрудном кармане Очкарика, и он, все еще не веря, то и дело подносит руку к левой стороне груди.

— Так много за один день я еще не переживал, — пробормотал Эрик. — Однако чем же заняться теперь?

— Тебе мало? — улыбнулся я.

— Скажите, — стал допытываться Очкарик, — вы действительно решили, что деньги эти должны быть истрачены на испытания моего изобретения?

— Ясное дело. Завтра мы все пойдем к Штофферу, и он посоветует, что нужно делать в первую очередь.

— Спасибо! — горячо воскликнул Очкарик. — Я хочу, чтобы вы знали, как обязан я вам…

И физиономия нашего друга расплылась в счастливой улыбке.

— Ладно, парень, ладно, — нарочито грубовато сказал Эрик и так подмигнул нам, что мы все громко рассмеялись.

А потом направились домой, на ходу строя планы на остающиеся каникулы. Теперь у нас появился вкус к острым ощущениям и приключениям, и нам хотелось бы вновь пережить что-нибудь, подобное сегодняшним событиям.

Взошел месяц. Мы сделали крюк и очутились на пляже. Вода сверкала, как ярко начищенное серебро. На небе светились звезды. Мы же бродили по ночному пляжу, на котором в это время не было ни одной живой души, кроме нас, и нам казалось, что весь мир принадлежит нам.

Но вот, откуда ни возьмись, показался пес. Это был наш Шнапп. Он так обрадовался нам, что стал прыгать и носиться, как сумасшедший. Мы бросали в воду палки, а он прыгал за ними, хватал и приносил, довольный, обратно.

Катя сказала:

— Очкарик, покажи-ка нам еще раз деньги!

Он вынул банкноту из кармана, и мы, сгрудившись вокруг него, молча рассматривали при свете месяца наш пропавший и вновь обретенный клад.

Но Шнапп снова засуетился, и Очкарик спрятал деньги.

В гавани мы расстались, пожелав друг другу доброй ночи.

— Встретимся завтра утром в половине девятого в лаборатории Очкарика, — предложил я. — Согласны?!

И я направился домой. Какая же была великолепная ночь!

Потихоньку открыл входную дверь и проскользнул в свою комнату. Разделся и нырнул в кровать. Но сразу заснуть не смог: мешал яркий свет месяца. Впрочем, спать-то мне не хотелось.

Снова поднявшись, взял несколько листов чистой бумаги и принялся записывать, что с нами приключилось.

С моря донесся стук мотора рыбачьей лодки. Я отложил ручку и прислушался. Звук становился все слабее и, в конце концов, растаял где-то вдали…


notes


Примечания


1


Производное от глагола «хватать». (Примеч. пер.)


2


В пачке «Кингз» десять сигарет. (Примеч. пер.)