Завоеванное счастье Ирина Михайловна Шевердина Новая книга Ирины Михайловны Шевердиной знакомит читателя с мужественными героями, которые в борьбе с коварными врагами завоевывают трудное счастье. Сказки. Для младшего школьного возраста. Ирина Шевердина Завоеванное счастье К югу от того места, где в долине реки Зарафшан расположен город Самарканд, простиралась некогда безводная степь. Никто здесь не жил, никто не умел рыть арыков, каналов. Лишь высоко в горах на небольшом пространстве, отвоеванном у снежных заносов, люди могли возделывать землю. В сухой степи властвовал лишь беспощадный горячий ветер, да иногда забредали сюда дикие верблюды полакомиться ни к чему больше не пригодной зеленой колючкой. Но однажды загудела степь. Откуда ни возьмись появилась тьма пеших и конных кочевников. Они были вооружены медными мечами, железными секирами, тугими луками и точно попадающими в цель стрелами. Впереди гордо выступал по пыли огромный слон, покрытый богатой разноцветной попоной с изящной золотой бахромой. На спине слона в паланкине восседал пышно разодетый хан. Преданный раб обвевал его опахалом из страусовых перьев. Солнце палило так нещадно, что можно было от него спастись только в тени опахала. Во главе своего войска хан возвращался из далекого похода в горы. Воины гнали множество пленных. Хан торжествовал победу. А пленники понуро плелись, и сердца их сжимались при мысли об оставленной родине. Там, в горах, такие недоступные скалы, такая чистая, прозрачная вода, такая густая, сочная трава, такое близкое бирюзовое небо. Как хорошо взобраться на вершину и стоять выше облаков, скользящих под ногами легко, плавно! Но пришло в горную страну несчастье: ворвались в цветущие долины ханские воины. Горцы мужественно сражались, отстаивая свои дома, поля, свои покрытые вечным снегом горы. Кочевники поубивали всех, кто не захотел сложить оружие. Одержав победу, хан приказал взятых в плен взрослых мужчин убить, а женщин, юношей и детей заковать в кандалы и угнать с собой. Вместе с другими попал в плен и юноша по имени Кафар. Был он молод и отважен и не хотел мириться со своей участью: трижды порывался бежать, да тут же мгновенно сбивали его с ног стражники. Лишь звон цепей на своих руках и ногах слышал он. Тяжелы цепи. Нет никого, кто бы помог. Вокруг только женщины и дети, оплакивающие гибель родных и близких. Да к тому же день и ночь с пленников не спускает глаз злобная стража хана с бичами, мечами, палицами. Но вот горные ущелья и снежные вершины позади. Войско безжалостных завоевателей шло степными тропами. Солдаты бряцали оружием, били в барабаны, трубили в рога и трубы, слоны, кони топали, вздымая пыль. Стоны и вопли пленников оглашали еще недавно безмолвную степь. И вдруг все замешкались: воины увидели, что ханский слон стал как вкопанный. Раб с опахалом чуть не свалился на землю — так неожиданно остановился слон. Поскакал меж рядов воинов глашатай и во всеуслышание кричал: — Слушайте! Слушайте! Слушайте! Великий господин будет говорить! Слушайте! И вот хан с высоты паланкина, где он восседал, с важностью и величием провозгласил; — Мы изъявляем нашу волю и наше решение! Приказываю остановиться. Будем строить город. Я сказал! Перед ханом остановился визирь на коне. Он почтительно прижал руку к сердцу и воскликнул: — О ваше ханское могущество, но здесь, в степи, нет воды! У хана даже бровь не дрогнула. Он только грозно заговорил: — Я сказал! Повеление мое незыблемо! Приказываю! Копайте колодцы — и да будет вода! Разве ветер, солнце, земля не такие же мои рабы, как люди-горцы?! И не так ли, как они, мне подвластны?! А земля всего-навсего пыль. Так будем же четвертовать степь. Копайте! Я сказал! Визирь униженно склонил голову. Обжигающий ветер, возникший неожиданно где-то, зашумел, и туча густой черной пыли опустилась на ханское воинство. Хан важно восседал на слоне и пустыми глазами смотрел на окружающих. Он больше ничего не говорил и ни о чем не думал. Зачем думать, зачем беспокоиться, когда ему в палящий зной всегда поднесут пиалу освежающего шербета. Зачем думать, когда руками рабов разбит шатер и тут же нарезаны ломти сочной сахарной дыни. — Я сказал! — снова воскликнул хан. Слово повелителя непререкаемо. Войско остановилось, воины разбивали большой лагерь. Солнце стояло в зените, пекло нещадно. Нигде не было даже кусочка тени — спрятаться от немилосердного светила. Но как ни трудно было ханским воинам сидеть в душных шатрах, а пленным приходилось еще хуже: их, словно баранов, держали под прямыми, как копья, жгучими лучами пылающего солнца. Воды пленным давали только по одному глотку за целый день. Многие, обессилев, падали на землю и умирали. На таких стражники не обращали внимания. Страшно было Кафару смотреть, как безжалостная смерть уносит родных людей. Непрестанно юноша думал, как облегчить их страдания. Ночей ее спал из-за этих дум. Но что придумаешь, когда на руках и ногах оковы, и ты беспомощен. Но вот всех пленников, кто мог и кто не мог держать в руках кетмень или кирку, погнали чуть свет, понукая плетьми, в степь. Весь день под жгучими лучами солнца рыли они, не разгибая спин, колодцы. Копали и второй день, копали и третий… А воды все не было. Снова принимались рыть, а воды нет… Люди падали от изнеможения. Стражники кидались па них с бичами и плетьми. И вновь несчастные пленники копали, копали, копали. Работал и Кафар — молод был, мускулист, силен. Он все думал, как же облегчить людям страдания. Помнил Кафар, что когда-то отец рассказывал ему, совсем малышу, про древнего героя Фархада, который, чтобы проложить путь воде, долбил скалу и прокладывал в ней канал. Мечтал и Кафар совершить ради людей подвиг. Юноша с трудом рыл неподатливую землю, и вдруг возникла мысль. Неожиданно для себя Кафар закричал: — Придумал! Придумал! Мне не страшна жестокая степь, и я найду воду. Даже здесь, среди выжженных просторов, можно увидеть кое-где лужайки зеленой травы. Только там и надо копать колодцы! Выроем их — и зажурчит долгожданная вода. Мы смелые, сильные. Как Фархад, будем рыть до тех пор, пока не достигнем цели. Ищите же, друзья, в степи зеленую траву. Где трава — там вода, там жизнь! Бросился бегом Кафар к пленникам, но упал. Забыл он, что закован. — Как же искать?! — горестно воскликнул он. — Мы не можем даже двинуться с места. Что делать? Слова Кафара услышал начальник стражи. Быстрее пущенной стрелы побежал он в шелковый шатер к хану и закричал, упав на колени. — Великий господин, пленник знает, где найти воду! — Привести раба! — повелел хан. — Немедленно! Я сказал! Кафара привели. Толкнули в спину, заставили опуститься на колени, уткнуться головой в ступени позолоченного трона. — Ты знаешь, где можно найти воду? — грозно спросил хан. — Да! — Говори! Иначе — голову долой! Я сказал! — Клянусь водой, я сделаю людей счастливыми! Прикажи снять с меня оковы. Я пойду в степь и найду воду. — Чтобы ты сбежал?.. Эй, палача сюда! — Хи-хи-хи! У меня будет свой фонтан и свой бассейн, — прозвучал капризный голос, — Я буду играть брызгами воды, купаться в прохладных струях! Рядом с ханом, разодетая в платье из хан-атласа, вся в жемчугах и драгоценных камнях, сидела его дочь. Звали ее Гульчехра. — Ох, доченька! — заворчал хан. — Да где этот оборванец найдет воду? Я не верю. Палача сюда! Я сказал! — А я хочу воду! — топнула ногой ханская дочь. — Пусть этот грязный, оборванный юноша найдет ее! Куда интереснее смотреть на воду, чем на то, как он будет вертеться и кричать, когда по его спине загуляет плеть. Опустил в бессилии Кафар свою гордую голову. — О всемогущий, верь мне! Я найду воду! Я обойду всю степь и найду ее. Мы, пленники, выроем столько колодцев, сколько захочется тебе и твоей дочери. Каждому жаждущему хватит воды! И далее на фонтан и бассейн хватит. Хан подумал и в знак согласия махнул рукой. Палач удалился. — Хорошо, ищи! Но если не найдешь, пеняй на себя: получишь сто ударов плетьми — и голову долой. Я сказал! Стражники вытолкали Кафара из шатра, приговаривая: — Слышал? Господин сказал! Слово хана незыблемо! Попробуй его не выполнить — помрешь как бродячая собака! Но дело сделано. С Кафара сбили оковы. Но одного его в степь не пустили: три стражника с копьями и мечами отныне не оставляли его. Ходили за ним по пятам. Долго пришлось Кафару бродить по степи. Посмотрит на восток — выжженная бурая земля, глянет на север — по лицу полоснет обжигающий ветер, повернет голову на запад — горячая сушь, а к югу лучше и вовсе не ходить: конь побежит — копыта в уголь сожжет, птица пролетит — крылья спалит. Стражники устали и все твердили: — Где вода, несчастный? Надоел ты нам! Скажи честно, что солгал! И щелкали бичами. — Посмейте только страшить меня! — кричал в ответ Кафар. — Лягу на землю и не стану искать воду. Уже совсем не оставалось сил. Ныла спина, ноги были стерты, во рту пересохло. Но желание спасти пленников заставляло Кафара шагать и шагать. Вдруг далеко впереди показалось зеленое пятно. Кафар возликовал. — Там, там вода! И побежал из последних сил. В полном изнеможении он упал на траву; царапая землю ногтями, воскликнул: — Здесь вода! Вода! Стражники уставились на Кафара. — Ты что, спятил?! Где вода? — Здесь, под травой! — Значит, ты не нарушил повеления хана и твоя голова останется при тебе. Бежим скорее к хану. Вставай. Кафар поднялся и — откуда только силы взялись! — побежал. Стражники за ним. Войдя в шатер, Кафар упал на колени, но, гордо, не склонив головы, воскликнул: — Повеление твое, властитель, выполнено! Я нашел воду. Пусть все, кто есть живой, берут кетмени и и идут копать. — И ты, презренный раб, будешь мне указывать!.. — вскричал хан. Но сидевшая рядом Гульчехра захлопала в ладони. — Вода! У меня будет фонтан! Прикажи, отец, всем копать. Сам тоже иди копай. Баловал хан дочь, и ничего ему не оставалось делать, как приказать всему лагерю сниматься с места и идти туда, куда указал Кафар. Пыль поднялась к небесам. Скрипели колеса арб, ревели грозно слоны, стучали барабаны. И ханское войско, и несчастные пленники шли в ту сторону, куда их вел Кафар. Наконец прибыли на место и по приказу хана рабов сразу же погнали копать, не дав ни больным, ни уставшим отдохнуть. Казалось, сама природа сжалилась над несчастными: не успели они сделать и нескольких взмахов кетменями, как из-под земли потекла струей вода. Забыв про все на свете, пленники принялись пить воду, чистую, прозрачную, холодную. Увидев это, воины плетями отогнали пленников и сами стали наслаждаться водой. Про пленников они и забыли, а едва вспомнили, тут же заставили снова рыть землю. Только глубокой ночью рабам удалось напиться. Худые, истерзанные, в разорванной одежде, с черными иссохшими губами, рабы пили не отрываясь, захлебываясь, с трудом утоляя жажду. А едва рассвело, снова засвистели, защелкали бичи и плети. Застонали пленники. Застучали кетмени. Вместе со всеми работал и Кафар. Он не слышал, как возле него остановились носилки. В глубине их на алой бархатной подушке в блестящем розовом платье из парчи восседала дочь хана Гульчехра. — Смотри, оборванец, чтобы не выпили всю воду! — послышался презрительный голос принцессы. — Попробуй только не оставить воды для моего фонтана! Сейчас же делай фонтан! Кафар гордо вскинул голову. — Принцесса, нужно прежде колодцы выкопать, арыки провести, людей от жажды избавить, землю влагой напоить. Придет черед — и для вашей милости фонтан построим. — Ничего знать не хочу! Сейчас же делай фонтан! — Нельзя, ваша милость. Тут подъехавший на слоне хан грозно приказал: — Эй, ты, чумазый, сейчас же строй фонтан! Принимайся за дело. Сжав зубы, сдерживая злость. Кафар покорно склонил голову. Хан с дочерью уехали. А Кафар с грустью посмотрел на далекие и недоступные родные горы. «О родина… О свобода…» — в сердце Кафара слова эти зазвучали так сильно, что даже голова закружилась. Конечно, теперь, когда ему дали некоторую свободу и по пятам за ним не ходят свирепые стражники, не трудно убежать. Но без него, Кафара, не смогут прорыть канал друзья. Вода не пойдет в степь. Разъярится хан и прикажет всех пленников предать ужасной смерти. Нет, Кафар не может покинуть всех, погубить их ценой своей свободы… Прошло ни много ни мало — тридцать дней. Были выкопаны горы земли, но оставалось ее еще больше. Узнать, как идет работа, приехал на своем слоне хан. — Обманул ты меня! — загремел он. — Почему до сих пор нет воды?! Берегись! Со мной шутки плохи! — Где фонтан?! — взвизгнула прибывшая с ним принцесса. — Хочу плавать в бассейне. — Фонтан строить сейчас нельзя. Сначала канал выкопаем, — твердил Кафар. — На плаху обманщика! — обозлился хан. — Я сказал! Поволокли Кафара на казнь. Тут бы ему и конец. Но юноша крикнул: — Ты всегда успеешь казнить меня, хан! Лучше выслушай, что я скажу. Здесь, где мы копаем, воды мало. Для фонтана и бассейна не хватит. Но вода есть — с моих родных гор течет много ручьев. Если их объединить, то воды хватит и для полива пустынной степи, и для фонтана, и для бассейна принцессы. Хан задумался. — А как ты проведешь сюда воду? Говори, только не пытайся обмануть! — Мы построим плотину, вода поднимется и потечет по каналу, который мы выроем. — Хорошо, — согласился хан, — но если обманешь, голову долой. Я сказал! Кафар добавил: — Выслушай, повелитель: я проведу воду и построю канал! Клянусь! Но есть одна тайна… Хан удивился. — Какая еще тайна? Ты опять шутишь со мной? Смотри, поплатишься головой. Палача сюда! Но Кафар не испугался и снова заговорил: — Есть тайна воды! Я один знаю ее. Обещай жизнь и свободу всем пленным, тогда я открою тайну. — Позвать визиря! Хан ничего не решал без совета главного визиря. — Я здесь, ваше ханское могущество! — Поверить, что ли, рабу? — Ваше ханское могущество, — зашептал визирь, — в вашу мудрую голову пришла мысль, что раб знает тайну воды. Если мы его казним, то вместе с ним умрет и тайна воды. — Какая мудрая мысль пришла в мою голову! — самодовольно сказал хан и повелел: — Палач, убирайся! Визирь продолжал шептать: — О величайший, пообещай им жизнь и свободу! Мы узнаем тайну, а потом отрубим рабу голову. — Ха-ха-ха! — громко рассмеялся хан. Видя, что господину смешно, стала смеяться и свита. Но вдруг хан нахмурился, и все сразу замолчали. — Эй, раб, говори, в чем твоя тайна! Так и быть, подарю свободу и жизнь всем пленникам! Я сказал! — Тайна воды, — начал Кафар, — вот в чем: вода — живая и свободная! Она не терпит, чтобы ее касались руки рабов. Копать каналы и строить плотины надо руками свободных людей, Великий хан! Объяви, что все, кто копает землю, уже не рабы и, как только вода потечет в степь, смогут уйти на родину, в горы. Помни, хан, руками невольников нельзя копать каналы! Повели же! — Соглашайся, всемогущий, — шептал визирь, — скажи, что они еще пленники, но уже не рабы, А потом сделаешь все, что захочешь, — или выполнишь, или не выполнишь обещание. — Ройте, — повелел хан. — Будет канал — все смогут уйти в горы. Да не забудь, презренный, про фонтан и бассейн. Я сказал! — Ха-ха-ха! Хи-хи-хи! — залилась Гульчехра. — Ох, забавно! Эй, ты, чумазый, лучше попроси, чтобы тебе отрубили голову сейчас же. Все равно не выполнишь обещания. Где уж тебе! Белая рука задернула золотошвейный полог. Паланкин с красавицей унесли, а хан, хихикая, уехал на слоне. Кафар радовался. «Построим канал, возведем плотину — вырастут виноградники, степь покроется садами, бахчами, полями. Воды будет столько, сколько захочется. А самое главное — вода принесет освобождение от рабства», — так думал Кафар. И тут же вспомнил слова умирающего от раны отца: «Помни, сын, когда вырастешь, верни горцам свободу!» Крепко сжал Кафар в руках рукоятку кетменя и крикнул: — За мной! Добудем же воду и свободу! — Вода и свобода! — возликовали пленники и с жаром принялись за работу. Легковерные, наивные люди! Откуда могли они знать, что могущественный хан, властелин мира, полон коварства и обмана. Думали они сейчас о родных горах. Побежать бы туда, побродить среди камней или в зарослях травы. Но рядом злые надсмотрщики, следящие за каждым их движением. Ведь канал еще не построен. Лучше, как сказал Кафар, молча рыть. Хан ведь обещал свободу. И пленники, выбиваясь из сил, продолжали копать. Прошло ни много ни мало — целый год. С утра до поздней ночи пленники работали не покладая рук. Свобода манила их. — Эй, ничтожество, — услышал однажды окрик Кафар, — хан требует тебя пред свое светлое око. — Где канал? — спросил хан, когда привели Кафара. — Смотри, о всемогущий, смотри! Длинной лентой убегал канал в глубь степи. — Работаешь неплохо, — впервые соблаговолил похвалить хан Кафара и сразу распорядился — Три глотка воды каждому за работу. А на прощание добавил: — Спеши! Я сказал! Тут же захихикала принцесса Гульчехра. — Хи-хи-хи! Чтобы наконец-то был фонтан и бассейн, в котором я смогла бы плавать и плескаться. Кафар гордо поклонился и показал на уже построенный фонтан. От удивления хан раскрыл рот. Сложенный из трех искусно изваянных из камня тюльпанов, возвышался невдалеке фонтан: поникший цветок сделан был в память погибших воинов-горцев, второй; распустившийся, был посвящен вдовам, третий, полураспустившийся, — детям. Гульчехра захлопала в ладони: — Ха-ха-ха! Чумазый, оказывается, молодец. Однако воды нет — бассейн пуст. — Закончим копать канал — будет и вода. — Работай. Смотри не мешкай, — заворчал хан. День и ночь пленники долбили сухую землю. Густая пыль поднималась до самых небес. Было тяжело, но мысль о свободе, которую обещал хан, воодушевляла строителей. Изможденные, оборванные, с волдырями на ладонях от непосильной работы, падали многие из них, не выдержав, и умирали. Отчаяние охватывало Кафара. «Как отомстить за погибших? — думал он. — Но ради свободы надо терпеть!» Однажды, когда прошло уже два года, хан позвал к себе в шатер главного визиря: — Что ты скажешь? Этот презренный Кафар уговорил пленников быстрее работать. Что делать? Визирь ответил: — Ваше величество, может быть, вам лучше выполнить свое слово? Хан впал в ярость. Он кричал, буйствовал, даже приказал позвать палача, чтобы наказать визиря. Но потом успокоился. — Если ты, визирь, выручишь меня, я прикажу пригнать из моей отары семь отборных баранов и приготовить для тебя одного плов. Так хан сказал, а про себя подумал: «Визирь и так жирный. Пусть придумает какой-нибудь выход. А плов я съем сам». Визирь думал, думал, а потом и говорит: — О великий хан, у меня, кажется, есть хорошая мысль. Только позвольте мне все обдумать, а тогда уже я скажу, как поступить. — Думай скорее, а то и на тебя найдется палач. Видишь, он стоит и точит топор. Прошло еще полгода. Однажды утром в шатер к хану явился Кафар. — Великий господин! Позвольте пригласить вас на праздник воды. Работа близка к концу. Канал завтра наполнится водой. Не страшен теперь горячий ветер. — Сказал Кафар и с поклоном удалился. Лицо хана исказила злая гримаса.  — Позвать главного визиря! — Я здесь, всемогущий, — услышал хан голос визиря. — Ну, что ты придумал? Как избавиться от Кафара? А если не придумал, палач уже на пороге. — О величайший, — захныкал визирь. — Я целых полгода думал — и не даром думал! Выслушайте меня. Невольники провели канал вплотную к холму. За час они раскопают его, и вода потечет по выкопанному руслу в степь. Тогда, о великий хан, вам придется сдержать свое слово. Дать свободу невольникам. — Палача! — истошным голосом закричал хан. — Подождите, о великий хан, и дослушайте. Поставьте завтра воинов на холме. А когда останется несколько ударов кетменем по глине, пусть пленники попробуют сделать вперед хоть шаг — и их встретит туча стрел. Прикажите воинам целить прямо в грудь. Вместо свободы рабы встретят смерть. Тогда-то, о могущественнейший, вы и прикажете казнить Кафара. А мы всем объявим: не выполнил раб своего обещания — самонадеянный наглец! Обманул величайшего хана, не кончил стройки. Не за что давать свободу. — А фонтан и бассейн останутся без воды? — рассердилась принцесса. — Чумазого раба убьют, а что я буду делать без фонтана и бассейна?! Не хочу! — О великая принцесса! Успокойтесь. Когда стрелы сделают свое дело, мы дадим воинам в руки кетмени… — Да будет так! — объявил хан. — Я сказал! Хотел напомнить визирь хану про баранов, про плов, да побоялся: чего доброго хан опять позовет палачей. Пришел наконец счастливый день. Еще немного — и наступит конец непосильному труду: вода хлынет по новому руслу, неся людям свободу и счастье. Ликующие пленники вышли на работу. И тут же увидели стену вооруженных воинов в кольчугах. В руках они держали натянутые луки, а стрелы были нацелены прямо в грудь каждому пленнику. Один юноша сделал шаг вперед. Но не успел он даже взмахнуть кетменем, как упал замертво — в его груди торчала смертоносная стрела. Горцы отпрянули. С ужасом смотрели юноши, женщины, дети на убитого. Сначала всех обуял страх, но потом раздался ропот, который становился все сильнее и сильнее. Гневом загорелись глаза Кафара. «Хан обманул нас», — подумал он. Сжал Кафар в руках кетмень и гневно закричал: — Наступил наш день! Его у нас не отнять! Мы заслужили свободу трудом! Хан же захотел нашей крови, нечего нам терять. Смело пойдем на предателей и лгунов и сами завоюем свободу! За мной, друзья! И горцы бросились на воинов. Летели стрелы, люди падали, но все равно шли вперед. Небо потемнело от туч стрел. Хан с высоты своего паланкина кричал: — Что, раб, свободы захотел?! Не выполнил приказа! Нет воды! Сейчас палач отрубит тебе голову! Я сказал! А принцесса хихикала: — Ха-ха-ха! Хи-хи-хи! Так тебе и надо, грязный раб! Казалось, не осталось никакой надежды и пленники погибнут на пороге своего счастья. Но не таков был Кафар, чтобы склонить голову. Сметливый ум его искал выход и нашел. — Все за мной! Добьемся свободы! И Кафар повел горцев в укрытие под обрыв, на верхнем крае которого грозной стеной выстроились воины хана. — За мной! Мы перехитрим хана! Копайте! А за нами пойдет вода. Да, Кафар не прятался. Он не оставил надежды одержать верх над ханом, потому что верил в своих людей. И он зажег огонь в потухших было сердцах друзей. Вера Кафара воодушевила пленников. По его указанию укрывшиеся у подножия обрыва, где их не могли достать стрелы ханских воинов, горцы принялись копать подземный ход под холмом. Хан же был уверен, что пленники просто перепуганы. Он сказал визирю: — Пусть пока прячутся. Там они и останутся. Найдут под землей могилу. Между тем тысячи кетменей вгрызались в основание обрыва. С каждой минутой туннель все глубже и глубже уходил под землю. Кафар не обманул друзей. Вода из-за холма хлынула в подземный ход, и такова была ее сила, что с каждым мгновением она размывала подкоп все больше и больше. Не успел хан и пальцем пошевелить, как под ногами слона, на котором хан восседал, земля поколебалась и «великий властелин — гроза вселенной» вместе со слоном, свитой, принцессой и всем воинством провалился в громадную промоину, вырытую пленниками. Казалось, что и Кафар погиб под землей со своими друзьями. Нет! Смелые горцы успели выбраться из подземелья, когда туда устремилась вода. Юноша стоял окруженный толпой не рабов, а уже свободных и счастливых строителей. Все смотрели на дело рук своих: свободная вода стремительно мчалась по прорытому руслу. Враги погибли. Наконец пришло счастье. Не прошло и года, как вся степь, орошенная водой из прорытого пленниками канала, зазеленела, зацвела — сады, поля, бахчи покрыли ее. Народ получил воду и еду. Ветви деревьев в садах стали сгибаться под тяжестью алых яблок, золотистых персиков, сладкого инжира, сочных гранатов. Тучные лозы ломились от изобилия поспевающего винограда. На бахчах зрели арбузы и дыни. В зеленых лугах паслись табуны коней, отары овец, стада коров. Вдоль канала раскинулись хлопковые поля дехкан. Народ прославил в своих песнях Кафара. В честь него то место, в котором погибли жестокий хан и его воинство, названо было Кафар-Муры — Кафаровой пещерой. Дауд кузнец и семеро его сыновей Неподалеку от Самарканда высится скалистая вершина Аксай. Растет на ней фисташковая роща, а внизу имеется пещера, в которой, как рассказывают, издавна живет могучий старец Дауд по прозвищу Кузнец. И вот что еще рассказывают про Дауда Кузнеца. Жил он в старые времена. Борода у него была белая, до земли, а лицо все в морщинах. Дауда Кузнеца все любили, уважали: кому он кетмень починит, кому меч выправит, кому лошадь подкует. К тому же учил он всех, кто хотел, кузнечному ремеслу. Молва шла повсюду о Дауде Кузнеце. Вырастил Дауд Кузнец семерых сыновей. Каждый из них, кроме кузнечного мастерства, знал и другие ремесла. Старший, по прозвищу Пахарь, землю пахал, пшеницу сеял. Второй Арык-аксакал, воду в поля направлял. Третий, Плотник, арбы мастерил. Четвертый, Жестянщик, тайнами металла овладел. Пятый, Чабан, пас овец в степи. Шестой, Шорник, сапоги да конскую сбрую тачал. А самый младший, Стрелок, из лука с детства метко стрелял, в охотники пошел. Жили братья дружно, отцу в кузнице помогали. Только очень всем досаждали в те времена злые духи степи и гор — коварные джинны и пери. Водились они повсюду: мучили детей, отбирали у людей одежду, крали овец, коней, хлеб. И никто не мог их одолеть. А в ту пору стоял в Самарканде со своим войском Александр Македонский, которого на Востоке зовут Искандером Зулькарнайном. Пошел к нему Дауд Кузнец и сказал: — Великий Искандер Зулькарнайн! Всех врагов ты победил, а смирить джиннов не можешь. И ответил тогда полководец: — Мудро ты говоришь, Дауд Кузнец. А сумеешь ли выковать из меди ворота высотой в десять домов? — Сумею, — сказал Дауд Кузнец. — У меня семь сыновей и все умельцы. Отцу всегда помогут. — Иди делай ворота, а я займусь джиннами и прочей нечистью. Поклонился Дауд Кузнец и пошел к себе в кузницу. Взял сколько нужно меди и за одну ночь вместе с сыновьями выковал ворота двустворчатые, высотой в десять домов. Мудр и великодушен был Искандер Зулькарнайн. Поднял он свое войско, за ночь загнал джиннов в узкое ущелье Черной горы, запер их воротами, выкованными Даудом Кузнецом. Вскоре Искандер Зулькарнайн ушел с войском в Индию. А джинны и злые пери изловчились, выкопали лаз под воротами и расползлись кто куда. В один из дней работал Дауд Кузнец с сыном Жестянщиком в кузнице. Остальные сыновья были кто в поле, кто в степи. Вдруг слышит какой-то шум. Смотрит, а мимо кузницы толпой люди идут. — Куда идете? — спрашивает Дауд Кузнец. — Идем куда глаза глядят. Опять джинны появились, нет нам житья от них: все отбирают — и хлеб, и рис, и хлопок. — А откуда вы? — Жили мы в местности Мианкаль на берегу реки Зарафшан. Хорошее место: вода студеная, земля богатые урожаи дает. Но жить там ползучие, кусачие больше не дают. — Живите у нас, в кишлаке много места, — предложил Дауд Кузнец. Подумали пришельцы и остались. На другой день Дауд Кузнец, как всегда, работал в кузнице. Слышит шум, смотрит: с выпученными глазами, оскаленными клыками валят чудища — джинны и злые пери. — Идем на Дауда Кузнеца, — рычат они. — Посмел он сманить из Мианкаля людей! Кто нас теперь кормить будет? Не испугался Дауд Кузнец: схватил щипцами с наковальни раскаленный кусок железа и замахнулся. Искры так и посыпались. Шарахнулись джинны, завопили в страхе, забормотали проклятия и превратились в ядовитых пауков, скорпионов, змей. Тучей полезли в кузницу. Плохо пришлось бы Дауду Кузнецу, но тут на помощь сбежались вернувшиеся сыновья и давай в нечисть горящими углями бросать. Горели джинны, как солома. А оставшиеся в живых убежали, расползлись по горным ущельям. Порадовался Дауд Кузнец: «Видно, нам джинны больше досаждать не будут». Послушайте, что случилось позже. Однажды старший сын Дауда Кузнеца Пахарь работал на склоне горы. Слышит, кто-то смеется. Обернулся: сидит на меже девушка-красавица. — Кто ты? — спрашивает Пахарь. Она ему в ответ: — Пери лугов и цветов Ак-Альбасты. — Чего же смеешься? — Смотрю, как ты напрасно пот проливаешь. — Совсем не напрасно. Пшеницу посею, урожай соберу. Зерно перемелю. Лепешек в тандыре напеку. — Вот как! — воскликнула пери Ак-Альбасты. — Я тоже люблю лепешки. Давай помогу. Ты плуг веди, а я волов стану погонять. Целый день трудились они, а к заходу солнца пери Ак-Альбасты пошла с Пахарем в кузницу. — Зачем нам пери Ак-Альбасты? — удивился Дауд Кузнец. — А вы, отец, не смотрите, что я с виду слабая да изнеженная. Мое слово много значит. Скажу — и солнце пригреет землю. Скажу — и тучка прольет дождь на иссохшую ниву. Скажу — и тандыр вкусных лепешек испечет. — Живи у нас, — сказал Дауд Кузнец. — Будешь мне дочкой, а сыну женой. В один из дней второй сын Дауда Кузнеца копал арык в долине, около виноградника. Присел на камень отдохнуть. — Ха-ха-ха! — засмеялся кто-то за спиной. Обернулся Арык-аксакал, увидал девушку. Косы черные, румянец во всю щеку. — Ты что смеешься? — говорит Арык-аксакал. — Смешно — такой могучий джигит маленький арычек за день вырыть не может. — Ты кто? — Я пери Кара-Альбасты. Хочешь помогу? — Она встала, дунула, и вода из горной речки хлынула в арык. — О, да ты волшебница! — изумился Арык-аксакал и повел пери Кара-Альбасты к отцу. И осталась пери в доме кузнеца. Третий сын захотел смастерить сундук. Пошел он в горы, выбрал толстое ореховое дерево и давай его рубить. Рубил-рубил, устал и заснул. Вдруг чувствует: щекочет кто-то ему нос травинкой. Проснулся — девушка красивая. Схватил он ее за косу и спрашивает: — Почему отдыхать не даешь? Кто ты? — Я пери Оташин, и тебя жалею. Разве ты не знаешь, что под ореховым деревом спать вредно? — Ты мне нравишься, — сказал джигит. — Идем со мной. Увел Плотник пери Оташин к себе домой. И опять удивился Дауд Кузнец. — Вы не смотрите, отец, что я такая нежная и слабая, — сказала пери. — Дуну — и в вашем горне огонь загорится. Дуну — в очаге под котлом пламя вспыхнет. Дуну — в сандале жаркие угли появятся. — Что ж, оставайся, — решил Дауд Кузнец, — будешь Плотнику женой, а мне дочкой. Пошел в горы Жестянщик — четвертый сын. Руду в скалах долго искал. Утомился, прилег. Вдруг кто-то за усы дергает. Открыл глаза юноша, видит: сидит около него девушка. Лицо — роза, глаза — тюльпаны, а на руках железные браслеты тонкой работы — никогда таких Жестянщик не видел. — Ты кто такая? — спрашивает он. — Я пери Джез-Тырнак. Могу выкопать яму под корнями дерева, а там железной руды — сколько хочешь… Помогла она Жестянщику руды накопать и вместе с ним пришла в кузницу. Выслушал Дауд Кузнец сына и согласился: — Ладно, пусть Джез-Тырнак будет моей дочкой, а твоей женой. Смотри только — будь осторожным с ней. Не больно мягкий у нее характер. Пятый сын Дауда Кузнеца пас однажды, овец на склоне горы. В самую жару прикорнул он под деревом. Сквозь сон слышит шепот: — Не спи, джигит! Злые джинны подбираются, погубить тебя хотят. Открыл Чабан глаза. Видит красавицу — настоящий степной цветок: щечки алые, глаза синие, косы золотые до пят. — Кто ты? — удивился он. — Зовут меня пери Лола. Прошу тебя, отгони овец с того луга. Потопчут они мои тюльпаны. Выполнил юноша ее просьбу, привел пери домой. Ничего не спросил Дауд Кузнец. Сказал только: — Теперь будет пять. Пери Лола ему в ответ: — Я пери. Взмахну рукой — и безводная пустыня превратится в зеленый луг, где можно и тысячу овец прокормить. — Ладно, — согласился Дауд Кузнец. — Будешь мне дочерью, а сыну женой. Тем временем пошел в горы шестой сын Кузнеца — Шорник. Очень это трудное дело — землю копать, нужные для его ремесла корни искать. Искал, искал — ничего не нашел. Видит — высокое дерево на скале. Полез вверх Шорник, поскользнулся и упал на камни. Очнулся, смотрит: девушка нежными руками ему голову водой обмывает, какие-то травы ко лбу прикладывает. — Кто ты? — спрашивает слабым голосом Шорник. — Я пери Хаким. Вижу — лежишь ты на камнях, со скалы сорвался. И лечить тебя начала. Шорнику сразу она понравилась. — Исцелила ты меня, — говорит, — Спасибо твоему отцу, матери, что дочь у них такая умная, умелая. Привел Шорник пери домой. — Она мне жизнь спасла. Я век ей благодарен. И пери не молчит. — Я пери Хаким. Знаю лекарственные травы. Нет болезни, которая не испугалась бы моего слова. Так женил Кузнец шестерых сыновей. Укорял он только младшего сына: — Эх ты, что зеваешь? Пошел Стрелок в горы. Ходил, бродил. Со скалы на скалу, взбирался. Увидал на вершине горную серну. Схватил лук, прицелился. Зазвенела стрела. Упала со скалы серна, подбежал к ней Стрелок. Смотрит — и глазам не верит. Лежит на камне прекрасная девушка со стрелою в плече. — Не убивай меня, богатырь, — говорит она слабым голосом, — Я пери Кух. Злой джинн Даджал обратил меня в серну, и лишь твоя стрела сняла заклятье. Подхватил богатырь раненую на руки и понес скорее домой. Увидели ее другие пери — заохали, захлопотали. Пери Хаким скорее достала свои травы и принялась лечить раненую. Пришел Дауд Кузнец, ничего не сказал. Через некоторое время позвал младшего. — Выздоровеет — тогда и женись. Будет и она мне дочерью. Тем временем прошел слух: зловредные джинны вздумали напасть на кишлак. Дауд Кузнец собрал народ и объявил: — Все, кто оружие может держать, должны воевать с нечистью. Начали готовиться к походу и сыновья кузнеца. Жены помогали мужьям. Пери Ак-Альбасты намолола сто мешков пшеничной муки. Пери Кара-Альбасты стачала из кожи новые мехи для воды. Пери Оташин в кузнечном горне развела пламя до потолка, а пери Джез-Тырнак в горах накопала железной руды и к кузнице на ослах привезла. Пери Лола стала хлопок с полей возить, пряжу прясть, одежду ткать. Пери Кух стрелы из дерева вырезала, колчаны ими набила, тетивы на луки натянула. А пери Хаким всем им помогала. Не нарадуется Дауд Кузнец: работящие невестки у него оказались. Наковал он с сыновьями мечей. Вышел из кузницы, клич кинул: — Э-ге-гей! Собирайся, народ, в поход! Пойдем бить злых джиннов! И двинулись люди в поход. Впереди шагал Дауд Кузнец, а за ним — семь его могучих сыновей. Подошла рать к реке. Было это в половодье. Бурлила и бушевала река, броды омутами стали. Богатыри приуныли. Обратилась тогда к Дауду Кузнецу пери Кара-Аль-басты: — Отец, я помогу войску перейти реку. Взмахнула она широкими рукавами платья. Тут же буря поднялась. Принесла она тучу песка и вмиг реку перекрыла. Воины в одночасье переправились на другой берег. Опустила пери Кара-Альбасты руки, и река сразу размыла песок и потекла, как прежде: бурная и полноводная. Шли они, шли и заблудились. Ни дорог вокруг, ни караванных троп. Говорит Дауду Кузнецу пери Лола: — Позвольте, отец, слово сказать. — Говори! — Сейчас я провожатого найду. Взмахнула пери рукавом. Смотрят все: бежит по дороге черный барашек. Блеет, зовет за собой. И вскоре вывел он людей на дорогу. Хотел Дауд Кузнец дать барашку пригоршню ячменя, а тот вдруг сгинул. Устали люди и расположились на ночлег в степи. Спал беспробудным сном и седьмой сын Дауда Кузнеца. Вдруг пери Кух будит его. — Не спи! Беда идет! Смотрят, а по степи летит ведьма Алмауз Кампыр. И не одна у нее голова, а семь. Пери Кух Стрелку лук подает. Натянул он тетиву, стрелу выпустил, угодила она старухе прямо в глаз. А ей что! У нее еще тринадцать осталось. — Страшная ты, Алмауз Кампыр, — закричал Стрелок, — но меня не испугаешь! И давай стрелы из лука выпускать. Семиглавую ведьму ослепил, выхватил меч из ножен, головы отрубил. Утром все узнали, что случилось ночью. Дауд Кузнец похвалил пери Кух и сына. Снова войско выступило в поход. Шли они, шли, вдруг видят: навстречу страшное чудище летит — выше минарета, чернее беззвездной ночи, зубастее дракона. Испугался народ, заголосил: — Это Гули-Биобони — злой дух пустыни! Пропали мы! Побежали струсившие, словно зайцы. Тогда пери Ак-Альбасты говорит Дауду Кузнецу: — Пусть сынок ваш Пахарь возьмет воловье ярмо и наденет на шею страшной Гули-Биобони. — А ну-ка, сынок, делай, как пери говорит. Подскочил Пахарь, ухватил колдунью Гули-Биобони за волосы, надел на нее ярмо. Та сразу и присмирела. — Смотрите! Ведьма здоровая, как сто верблюдов. Погрузим-ка на нее нашу поклажу. Засмеялись богатыри. На спину Гули-Биобони поклажу нагрузили и двинулись в путь. Вскоре подошли к ущелью, перегороженному медными воротами Искандера Зулькарнайна. Раздался страшный свист, подул вихрь зловещий, деревья в дугу согнулись. Злые джинны спрятались в пещеру и из-за медных ворот кричат: — Полезайте к нам! Милости просим! Тяжко вздохнул Дауд Кузнец: — Ворота прочные. Я их своими руками выковал — не сломать. Тут подошла пери Оташин. — Позвольте, отец, слово сказать? — Говори! — Видите могучее дерево? Тысяча лет ему. Надо его срубить и сделать таран. — Как же его срубить? — загрустил Дауд Кузнец. — Тут сто топоров сломаешь — и все напрасно. Тогда пери Оташин попросила: — Отец, разрешите мне дерево свалить. Удивился Дауд Кузнец, но разрешил. Дохнула пери — корни обуглились, и дерево упало. Срубили со ствола ветви, ударили тараном по медным воротам раз, ударили другой — затрещали ворота, распахнулись. Ворвались воины в ущелье. Заверещали, завопили джинны. Никому из них не удалось уползти в щели. Тут Дауд Кузнец с сыновьями выковал большущий сундук. Загнали в него всех джиннов, крышку закрыли на замок, а ключ выбросили на дно высохшего колодца. Колодец же засыпали камнями и землей. Богатыри унесли сундук на гору Аксай и там бросили его в бездонную пещеру. Народ зажил спокойно. С тех пор зорко следит Дауд Кузнец за пещерой. Когда из нее нет-нет да и слышатся вой и вопли, особенно по ночам, люди уже не пугаются. Они говорят: «Дауд Кузнец — наш защитник».